1. Истинное благочестие открыто сознается, что оно знает о Боге только то, что дано ему знать; потому-что, сколько необходима простота сердца в исследывании открытого нам, столько неуместна пытливость, усиливающаяся разгадать тайное. В самом деле, кто знает причины и свойства раскинутого над нами неба и того, что на нем и за ним находится? Кому известно, земля ли поддерживается водою, или вода на лоне земли покоится? Кто похвалится знанием того, какую фигуру имеють ветры, от чего происходягь прилив и отлив в море? Коротко, кто может присвоить себе знание творческих планов Господа и Бога нашего? Думаю, никто, когда уже Боговдохновенный Апостол говорит: о, глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко неиспытани судове его, и неисследовани путие его. Кто бо разуме ум Господень? (Рим. 11, 33-34.). Правда, Пророк восклицает: из глубины воззвах к тебе, Господи (Пс. 129, 1); но взывал он не из глубины знания непостижимой бездны премудрости и разума Божия, а из глубины сердца и из глубины тех бедствий, которые отвсюду теснили его и заливали его, как воды. Притом взывал он не голосом, а сердцем, не членораздельными сильными звуками, а верою, для прошений которой всегда открыт слух Божий. Из такой-же глубины Апостол Петр воззвал, и испросил себе у Господа дозволение итти по неподчиненному стопе человеческой хребту морскому, пошел по нему и, когда волны морския стали поглощать его, опять поставлен был Господом на отвердевшее под стопами его лоно их (Матф. 14, 25-31). Из глубины также сердечной взывал Апостол Павел, когла терпел различные неисчислимые бедствия, именно: когда Иудеи секли его пять раз, давая ему каждый раз по сороку ударов без одного; когда они три раза били его палками; когда раздраженный до неистовства народ осыпал его камнями, как градом; когда он терпел троекратное кораблекрушение; когда он целые сутки находился в морской глубине; когда встречали его опасности на реках, от разбойников, от единоплеменников, от других народов, в городах, в пустынях, между лжебратиями (2 Кор. 11, 24-26); потому-то Господь, внимая его воззванию из глубины сердечной, хранил жизнь его для блага Церкви.

2. Тоже было и с Пророком Ионою, когда Бог повелел ему итти к Ниневитянам, для возвещения им, что над их городом, за безчисленное множество грехов их, висит гибель; Пророк же Иона, вопреки повелению Божию, пошел в Яффу и там сел на корабль, отправлявшийся в фарсис. Но лишь только вышел корабль в открытое море, как вдруг зашумели сильные ветры; мчась с противуположных сторон, они страшно столкнулись; от яростного взаимного их натиска море вздулось и седые исполинские валы его, как гряды утесистых подвижных скал, яростно ударяясь в берега и дробя их, каждую минуту грозили кораблю гибелью; но вместе с тем с каждою же минутою гигантская сила бури возрастала, свирепость ея усиливалась; ветры страшно завывали в корабельных веревках; реи стонали от надувшихся парусов; корабль не мог больше идти: отовсюду встречал он непреодолимый отпор. Среди этой грозной борьбы стихий ужас овладел корабельщиками; напрасно бросали они в море вещи, находившияся на корабле, думая тем облегчить его: Пророк своею тяжестью давил корабль сильнее всех других тяжестей. Видя в свирепой буре и страшном волнении моря наказание Божие, корабельщики решились прибегнуть к последнему средству: они бросили жеребий, чтоб узнать, за кого именно послана на них столь гибельная беда. Жребий нал на Иону; потому-что изъ-за него, за его неповиновение воле Божией, свирепствовала буря, волновалось море, разбиваем был ветрами и волнами корабль. И когда Иона, по собственному его желанию, брошен был в море, то оно отложило свою ярость. Но, потерпев кораблекрушение, Иона с обыкновенного корабля перешел в корабль одушевленный. Опущенный в глубину морскую, он нашел там приют в чреве большой рыбы, как в каюте. Беспечно спавши на корабле среди всех ужасов природы, он теперь в ките стал бдительным и бодрым. Из глубины морской бездны, из глубины внутренностей зверя морского, из глубины своего сердца возвал он к Богу, и вопль души его не остался тщетным, — Бог внял его молитве. Спустя три дня после его кораблекрушения, он вышел цел и невредим из пловучего гроба, и своею проповедию открыл внутренния очи Ниневитян, смягчил и растопил сердца их. Вера и истинное покаяние Ниневитян, — плоды живого его слова, спасли Ниневию от гибели, отвратили от ней сокрушительный удар, который уже готов был разразиться над нею (Ион. 1, 2-3). Кто не повергнется во прах перед чудодейственною десницею Всемогущего, так разительно явившею себя в судьбе Пророка Ионы? Кто после этого не скажет: неиспытани судове Его, Бога нашего, и неисследовани путие Его! О, глубина богатства и премудрости и разума Божия!

3. Только оком веры можно несколько прозревать в таинственный смысл тех вещей, явлений и действий, которые окружали Пророка Иону и происходили около него и с ним самим после того, какь решился он убежать в фарсис от лица Божия. Так, братие, корабль, по моему мнению, есть образ синагоги Иудейской. В кормчем корабля я вижу символ священнического Иудейского сословия: оно также должно было направлять народ к надежной пристани, к вере в Искупителя, указывая ему подводные камни жизни, о которые неопытность и неосмотрительность часто разбиваются. Корабельщики олицетворяют собою книжников и Фарисеев. Дорогие вещи, которые они напрасно, к собственному вреду, выбросили в море, — это Пророки и все Святые — которых отвергла синагога и предала смерти к собственному своему вреду, к собственной своей погибели и погибели народа. Свирепые ветры — это различные цари, которые оглушительным шумом труб воинских и страшным треском мечей и копий, спутниками опустошительных военных бурь, разбили Иудеев по всей земле. — В лице Iоны, который спокойно спал на корабле среди страшных смятений природы, таинственно предъизображены некоторые обстоятельства из жизни Господа нашего, именно: корабль, по материи своей, знаменует живоносный крест Спасителя, а сон Ионы на корабле — животочивую смерть Господа на кресте. Как во время сна Ионы страшно волновалась природа, по небу ходили тучи, закрывавшiя солнце, а на земле разверзались бездны морскiя: так и во время смерти Господа солнце помрачилось и земля разверзла недра свои. Море волновавшееся и сильно пенившееся — это гордый мир. Шумные морския волны — это Iудеи и Язычники, которые тщетно возставали и неистовствовали против Господа (Пс. 2) По жеребью Иона брошен был в море. По пророческим предсказаниям страдал Господь наш. Притом, как Иону, согласно с собственным его желанием, бросили в море, так и Господь наш добровольно, по бесконечной любви своей к нам, испил чашу мучений. — Кит — это символ гроба и ада. Как Иона, поглощенный китом, попрошествии трех дней и трех ночей, был выброшен им, и после того отправился в Ниневию: так и Господь наш, после смерти своей нисходивший в бездну ада и разрушивший царство сатаны, в третий день возстал из гроба и, по воскресении своем, прежде восхождения на небо к Отцу своему, явился в Иерусалиме. — Наконец, Ниневия представляет нам образ Церкви. Не даром Бог назвал ее большим городом; ибо Он видел, что настанет время, когда из людей, рассеянных по всему миру, принадлежащих к различным нациям, но уверовавших во Христа, составится одно великое гражданство — святая Его Церковь под управлением вечного Царя-Христа. Это сравнение Ниневии с Церковию подтверждается и спасительным обращением Ниневитян к Богу. Как скоро было им возвещено, что городу их грозит гибель, они тотчас поверили сказанному и в сердца их проник спасительный страх. Ясному их сознанию той истины, что в след за угрозою Божественною не замедлит придти и наказание, сердце их отвечало глубоким благочестивым чувством. Отвергши прежний образ жизни, они, для приобретения милости Божией, не пошли, по обыкновению, в капища, не стали жечь фамиама на своих нечистых жертвенниках, не делали возлияний, не убивали животных, чтобы по трепетанию их фибр заключать о воле богов, отложили в сторону наблюдение над птицами, чтобы по их полету выводить суетные догадки о своей участи; нет! они в себе самих, в сердцах своих искали спасительного средства умилостивить Бога истиннаго; они принесли в жертву Богу свой сокрушенный и смиренный дух, и таким образом истинным, сердечным покаянием переменили гнев Божий на благоволение. То же самое делали и мы, когда вступали в общество Христово, в Его святую Церковь: без сознания и живого чувства собственной греховности не возможен вход в царство Христово. Тоже самое и теперь еще должны мы делать, усвояя себе верою заслуги Господа нашего Иисуса Христа; потому что различные искушения увлекают нас к падению; а не возставая от падения, т. е. не раскаяваясь во грехах, мы не избавимся от наказания в жизни будущей.

Печатается по изданiю: Святого священномученика Зинона, епископа Веронского О пророке Ионе. // Журнал «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: В типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 378-387.

1. Надежда, вера и любовь составляютъ основаніе Христіанскаго совершенства и такъ тесно связаны между собою, что одна безъ другой быть не могутъ. Въ самомъ деле, станетъ ли подвизаться вера, если не будетъ предшествовать ей надежда? Какъ родится надежда, если не будетъ веры? А безъ любви и надежда и вера упразднятся; потому что ни вера безъ любви, ни надежда безъ веры деятельными быть не могутъ. Итакъ Христіанинъ, желающій быть совершеннымъ, долженъ положить въ основаніе строенія своего совершенства сіи три добродетели: если которой-нибуль изъ нихъ не будетъ доставать у него, подвигъ его не увенчается совершенствомъ. И прежде всего намъ необходима надежда на будущее, безъ которой не можетъ стоять и самое настоящее, временное. Уничтожьте надежду, — и все человеческое оцепенеетъ въ человечестве. Уничтожьте надежду, — и все искусства и добродетели упразднятся. Уничтожьте надежду, — и все погибнетъ. Станетъ ли дитя учиться, если не будетъ питаться надеждою на плоды ученія? Что заставитъ мореплавателя вверить свое судно морю, если не будутъ манить его выгода и надежная пристань? Станетъ ли воинъ пренебрегать непогодами зимними и летними жарами, станетъ ли онъ не дорожить самимъ собою, если не будетъ одушевляться надеждою получить за то славу? Что побудитъ земледельца сеять семена, если отнять у него надежду на жатву, какъ на награду за его труды? Станетъ ли Христіанинъ верить во Христа, если не будетъ верить, что некогда наступитъ обещанное ему Спасителемъ вечное блаженство?

2. Но хотя все чаянія надежды относятся къ будущему; не смотря на то, она подчинена вере: надежда отъ веры. Где нетъ веры, тамъ нетъ и надежды; вера есть основаніе, корень надежды, а надежда — слава, венецъ веры; потому что награда, которой ожидаетъ надежда, заслуживается верою, и вера хотя за надежду сражается, впрочемъ плодами победы сама пользуется. Итакъ, братiе, мы должны твердо держаться веры, должны охранять ее всеми силами, должны на нее опираться; потому что она есть непоколебимое основаніе нашей жизни, непобедимая крепость и несокрушимое оружіе противъ нападеній діавола, непроницаемая броня нашей души, плодотворное и истинное веденіе закона, страхъ демоновъ, сила мучениковъ, красота и огражденiе Церкви, служительница Божія, собеседница Духа Сватаго. Ей подчинено и настоящее и будущее: первое потому, что она пренебрегаетъ имъ; а последнее потому, что она предполагаетъ его своимъ. А такимъ образомъ при вере и надежда не боится быть обманутою въ своихъ ожиданіяхъ будущихъ благъ; потому что уже имеетъ залогъ будущаго въ добродетеляхъ. Въ такомъ-то смысле сказано объ Аврааме, что онъ паче упованія во упованiе верова, во еже быти ему отцу многимь языкомъ (Рим. 4, 18), т. е. верова въ невозможное по обыкновенному суду, но возможное по силе упованія, основывающагося на несомненной и мужественной вере въ обетованіе Божіе; потому что, по слову Господа, вся возможна верующему (Марк. 9, 23). А потому вера и надежда неразделимы: если одной которой-либо изъ нихъ не будетъ въ человеке, то не будетъ и другой.

3. Кроме того, вера есть преимущественно наша добродетель, какбы наша собственность, по слову Господа: вера твоя спасе тя (Марк. 10, 52). Итакъ будемъ блюсти ее, какъ нашу собственность. Сохраняя ее, какъ собственность, мы будемъ иметь въ себе надежду, что получимъ и чужое, намъ еще не принадлежащее. Это потому, что никто не вверяетъ своего именія моту, и изменниковъ не награждаютъ. Посему-то и написано : иже имать, дастся ему, и преизбудетъ ему, а иже не имать, и еже имать, возмется отъ него (Матф. 13, 12). Опытъ вполне оправдалъ эту истину. Такъ, верою, братіе, Енохъ заслужилъ то, что, вопреки законамъ природы, переселенъ вместе съ теломъ на небо. Верою Ной спасся отъ потопа, после котораго, вышедъ изъ ковчега, онъ никого, кроме своихъ домашнихъ, не нашелъ, кому бы могъ сказать, что былъ потопъ. Верою Авраамъ сталъ другомъ Божіимъ. Верою Исаакъ прославился (Евр. 11). Вера укрепляла Іакова въ борьбе съ Богомъ (Быт. 32). Верою Іосифъ сталъ господиномъ Египта (Быт. 41). Вера сделала Моисею изъ водъ Чермнаго моря две как бы стеклянныя стены (Исх. 14). Вера, по желанію Іисуса Навина, остановила обычный бегъ солнца и луны (Нав. 10). Вера безоружному Давиду дала победу надъ вооруженнымъ Голіафомъ (1 Цар. 17). Вера не допустила Іова впасть въ отчаяніе среди многократныхъ и тяжкихъ бедствій. Вера исцелила слепаго Товита (Тов. 11). Вера въ лице Даніила заградила уста львовъ (Дан. 6). Вера обратила кита въ корабль для Іоны (Іон. 2). Вера дала мужество и победу сонму братьевъ Маккавеевъ (2 Макк. 7). Вера остудила огонь для трехъ отроковъ (Дан. 3). Вера въ Петре показала, что по морю можно ходить какъ по суше (Матф. 14, 29). Верою Апостолы исцеляли многихъ прокаженныхъ, покрытыхъ заразительными струпами и смрадными ранами, такъ что кожа ихъ опять делалась гладкою и светлою. Верою те же Апостолы повелевали слепымъ видеть, глухимъ слышать, немымъ говорить, хромымъ ходить, разслабленнымъ быть крепкими, демонамъ выходить изъ бесноватыхъ, и мертвымъ возвращаться съ кладбищъ вместе съ провожавшими ихъ туда, такъ что, къ изумленію всехъ, слезы горести обращались въ слезы радости.

4. Но долго было бы, братіе, перечислять порознь все дела веры. Обратимся къ любви, которая уже влечетъ насъ къ себе своею силою. Любовью все такъ проникнуто, что она, по всей справедливости, можетъ быть названа царицею всего. Хотя вера выше многихъ добродетелей, и надежда даетъ намъ много, и дары ея велики; но безъ любви ни надежда, ни вера не могутъ иметь твердости, и притомъ вера, если она не будетъ любить себя, а надежда, если ее не полюбятъ. Присовокупите еще, что вера полезна только себе одной; а любовь — всемъ. Присовокупите, что вера не туне воинствуетъ; а любовь помогаетъ даже неблагодарнымъ туне. Присовокупите, что вера одного невменяется другому; а любовь простирается, мало сказать, на другое лицо, — она распростирается на целый народъ. Присовокупите, что вера свойственна немногимъ; а любовь — всемъ. Присовокупите, что надежда и вера временны; а любовь вечна, безпрерывно возрастаетъ, и чемъ больше вверяются ей любящіе ее, темъ обильнее она наполняетъ ихъ собою. Любовь любитъ не за лицо, потому что она не знаетъ лицепріятія; не за отличія почетныя, потому что она не честолюбива; не за полъ, потому что оба пола, и мужескій и женскій, для нея одинъ полъ; не по временамъ только, потому что она неизменяема. Любовь не завидуетъ, потому что не знаетъ, что такое зависть; не гордится, потому что любитъ смиреніе; не мыслитъ зла, потому что простосердечна; не раздражается, потому что охотно, как бы съ любовію принимаетъ обиды; не обманываетъ, потому что она стражъ веры; ни въ чемъ не нуждается, потому что довольствуется темъ, что есть у ней. Она держитъ въ согласіи и мире села, города и народы. Она делаетъ, что мечи покойно висятъ при бедрахъ царей, не обнажаются на пролитіе крови. Она преследуетъ и теснитъ войны, уничтожаетъ ссоры, разрушаетъ права, разделяющія людей и поддерживающія самолюбіе и гордость, смягчаетъ строгость правосудія, искореняетъ ненависть и погашаетъ гневъ. Она переплываетъ моря, обходитъ вкругъ света, доставляетъ народамъ все необходимое посредствомъ торговли. Могущество ея коротко выражу, братіе, такимъ образомъ: въ чемъ природа отказала известнымъ странамъ, то восполняется для нихъ любовію. Какъ супружеское расположеніе, она, посредствомъ таинства брака, совокупляетъ двухъ человекъ въ одну плоть. Она обогащаетъ родъ человеческій новыми членами. Ея даръ, если есть на свете добрыя и верныя жены, добрыя, почтительныя дети и истинные, попечительные отцы. Ея даръ, что другіе — близки или друзья намъ, такіе же, или даже гораздо больше, чемъ мы себе самимъ. Ея даръ, что мы любимъ слугъ какъ детей, а слуги охотно чтутъ насъ какъ господъ. Ея даръ, что мы любимъ не только известныхъ намъ людей или друзей своихъ, а даже и техъ, кого никогда не видали. Ея даръ, что мы изучаемъ добродетели предковъ изъ книгь, а книги изъ-за добродетелей предковъ.

5. Но что я слишкомъ много распространяюсь о томъ, что касается людей, какъ будто только одни люди одарены живымъ и сильнымъ чувствомъ любви? Животныя однородныя своего общительностію, своимъ согласіемъ разве не свидетельствуютъ о взаимной любви, и единодушными действіями, которыя только по внушенію любви могутъ совершаться, разве не даютъ всякому разуметь, что сама природа научила ихъ дружбе? Самыя стихіи, столь различныя, столь враждебныя одна другой, давно бы разрушили другъ друга, если бы благотворная любовь не соединяла ихъ, при данной имъ способности — взаимно себя ограничивать узами вечнаго брака въ произведеніяхъ природы. — Такъ, радость, миръ, верность, безопасность, слава, преданность Богу, совершенство — решительно невозможны безъ любви. Наконецъ припомните, что сказалъ Господь въ ответъ на вопросъ Фарисея-законоискусника: какая главная заповедь священнаго закона? Онъ вотъ что сказалъ: возлюбиши Господа Бога твоего всемъ сердцемъ твоимъ, и всею душею твоею, и всею мыслію твоею. Сія есть первая и большая заповедъ. Вторая же подобна ей: возлюбиши искренняго твоего яко самъ себе. Въ сію обою заповедію весь законъ и пророцы висятъ (Матф. 22, 37-40). А это показываетъ намъ, что любовь есть основаніе и наставница всехъ высокихъ добродетелей. И такъ какъ она раждается и живетъ въ сердце, а въ законе только изображается и преподается для нашего наученія: то ясно, что законъ отъ нея зависитъ, а не она отъ закона. Томуже учитъ насъ и Священное Писаніе, когда говоритъ: праведнику законъ не лежитъ, но беззаконнымъ (1 Тим. 1, 9), т. е. темъ, которые не имеютъ любви Божіей, и потому справедливо подлежатъ закону, гневъ соделовающему (Рим. 4, 5). После этого, быть можетъ, кто-нибудь скажетъ: законъ долженъ быть отвергнутъ, потому-что праведнику онъ ненуженъ, а грешнику непріятенъ. Да не будетъ, братіе! Темъ более должны мы дорожить закономъ, что онъ есть зерцало истины и та же самая любовь, только съ печатію отеческой строгости. Неправеднаго онъ побуждаетъ делать то, что составляетъ славу праведника; а такимъ образомъ, одного исправляя, а другаго прославляя, онъ носитъ на себе венецъ двойной славы.

6. Итакъ и внутренняя и наружная сторона Христіанства, короче [сказать] все Христіанство состоитъ больше изъ любви, чемъ въ надежде и вере. Вотъ примеръ ясно это подтверждающій: Іуда Искаріотскій, предатель Господа, погубилъ и надежду и веру, потому что не имелъ любви. Точно также ереси и расколы посеяваются тогда, когда вера и надежда, загордившись, отлагаются отъ любви. Но лучше послушаемъ Ап. Павла. Онъ показываеть намъ, какое значеніе имеютъ безъ любви не только надежда и вера, но и другія добродетели, когда говоритъ: Аще имамъ всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имамъ, ничтоже есмь. И аще раздамъ вся именiя моя, и аще предамъ тело мое, во еже сжещи е, любве же не имамъ, никая польза ми есть; пототу что любовь только сосредоточиваетъ въ ней все добродетели, — она вся любитъ, всему веру емлетъ, вся уповаетъ, вся терпитъ, николиже отпадаетъ (1 Кор. 13, 2. 3. 7. 8.). И вотъ причина, почему Господь преимущественно требуетъ отъ насъ любви! Онъ знаетъ, что она только одна можетъ выполнить то, что Онъ заповедалъ.

7. Любовь поставляетъ первымъ своимъ долгомъ благодарить Бога за жизнь, и очистить сокровенную храмину сердца отъ всего, что не по праву тамъ занимаетъ место. Достойно же возлюбить Господа мы тогда только можемъ, когда Онъ, призирая на нашу готовность принадлежать Ему, вселится въ насъ, или когда мы въ Немъ начнемъ жить, по слову Ап. Іоанна: Богъ любы есть, и пребываяй въ любви, въ Бозе пребываетъ, и Богъ въ немъ пребываетъ (1 Іоан. 4, 16.); потому что возлюбить Господа любовію Его достойною мы можемъ не иначе, какъ чрезъ Него же самаго, получивъ отъ Него, при вселеніи Его въ насъ, то, что Ему собственно принадлежитъ, въ заменъ отданнаго Ему нами. Любя Бога, мы не можемъ не любить и ближнихъ нашихъ какъ себя самихъ; потому что ближніе — наши братья, дети того же всеблагаго Отца, по слову Пророка: не Отецъ ли единъ всемъ вамъ? не Богъ ли единъ созда васъ? (Мал. 2, 10). И такъ кто живо сознаетъ знатность общаго нашего происхожденія, общее наше родство, тотъ любитъ своего брата, тотъ не дожидается увещаній закона къ деламъ человеколюбія, чтобы чрезь то любовь его не потеряла своей цены, и любитъ себя только въ своемъ ближнемъ, такъ, что безъ ближняго онъ возненавиделъ бы себя. Присовокупите къ этому, что Богъ для того сотворилъ человека по образу и по подобію своему, чтобы мы, созерцая образъ, воздавали должное почтеніе истине, первообразу. На этомъ-то основаніи, делая добро или зло нашему ближнему, мы делаемъ то самому Богу. По этой-то причине тайноведецъ Божій Іоаннъ такъ решительно говоритъ: аще кто речетъ яко люблю Бога, а брата своего ненавидитъ, ложь есть: ибо не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како можетъ любити? (1 Іоан. 4, 20) Итакъ, братіе, будемъ стараться превзойти другъ друга достославнымъ соревнованіемъ во взаимной любви, и, достойно уважая образъ Божій, покажемъ, каковы мы въ отношеніи къ первообразу, зная, что неуважающій образа приметъ погибель отъ Первообраза. И вотъ этому доказательство. Если бы кто-нибудь какимъ бы то ни было образомъ наругался надъ портретомъ какого-нибудь славнаго Царя (человека, впрочемъ): то разве бы этотъ дерзкій не понесъ за свою дерзость наказанія, полагаемаго святотатцамъ? Такъ не гораздо ли более долженъ ожидать того же оскорбитель величія Господа, предъ которымъ трепещетъ то, чего сами цари страшатся въ силахъ природы?

8. Но чтобы любовь не обратили въ правило действованія, въ основаніе жизни, по одному только звуку, происходящему при названiи ея, для этого намъ необходимо знать свойство истинной любви. Есть еще любовь, которая ведетъ своихъ поклонниковъ не къ спасенію, а къ погибели, и которую изображаютъ въ образе человека, потому что она временна и тленна. Такъ ее изображаютъ въ виде красиваго мальчика, потому что сладострастная ея резвость никогда не стареетъ, — она и въ старикахъ также игрива, какъ въ юношахъ; — изображаютъ ее нагою, потому что ея похотливая воля гнусна, отвратительна; — изображаютъ съ крыльями, потому что она стремглавъ бросается на предметы своего вожделенія; — изображаютъ съ колчаномъ, набитымъ стрелами, и съ факеломъ, потому что огнь преступной страсти, зная, что ему всегда грозитъ опасность, любитъ обезопашивать себя оружіемъ; наконецъ, изображаютъ ее слепою, или съ повязкою на глазахъ, потому что она, горя необузданнымъ огнемъ похоти, не разбираетъ ни возраста, ни внешняго вида, ни пола, не обращаетъ вниманія ни на препятствія, полагаемыя званіемъ, ни даже на священнейшее чувство истиннаго благочестія, стараясь помрачить и это чувство своимъ заразительнымъ, ядовитымъ дыханіемъ. Она-то зажгла въ сердце Евы нечистое пожеланіе. Она своими стрелами убила Адама. Она покушалась сделать Сусанну жертвою неистовой похоти двухъ стариковъ, или смерти. Она внушила жене Пентефріевой мысль обвинить въ насилованiи целомудреннаго, противъ всехъ ея соблазновъ устоявшаго Іосифа. Она везде носится какъ мятежница, какъ сумазбродная. Она обещаетъ и изменяетъ свои обещанія, даетъ и отнимаетъ; она то печальна, то весела; то униженна, то горда; то предается невоздержанію, то соблюдаетъ строгой постъ; является то обвинительницей, то ответчицей. Она шутитъ, смеется, бледнеетъ, чахнетъ, вздыхаетъ, скрытничаетъ, покорствуетъ; или искушаетъ, раскидываетъ сети обмана, расточаетъ ласки; или неистовствуетъ. Коротко, она употребляетъ все средства и не пропускаетъ случаевъ къ причиненію вреда своимъ жертвамъ. Хотите ли знать, какое ужасное она зло? — для этого довольно сказать, что она ненавидитъ себя въ плоде своемъ. При всемъ томъ, къ несчастію, она слишкомъ деятельна и могуча. Она обольстительными своими чарами каждодневно волнуетъ весь міръ: все въ немъ отравлено заразительными ея удовольствіями. Поэтому слово Божіе запрещаетъ намъ любить то, что делается въ міре, и поэтому-то истинные мудрецы считаютъ міръ отвратительно-гнуснымъ. Не любите міра, говоритъ Ап. Іоаннъ, ни яже въ мiре. Аще кто любитъ міръ, несть любве Отчи въ немъ: яко все, еже въ міре, похоть плотская, и похоть очесъ, и гордость житейская, нестъ отъ Отца, но отъ міра сего естъ (1 Іоан. 2, 15-16). И, такъ какъ діяволъ различнымъ образомъ, посредствомъ похоти, уловляетъ и обманываетъ души людей, то, въ следствіе сего, изнеженные, похотливые поклонники его стали называть его купидономъ (cupido — похоть).

9. Теперь посмотримъ, откуда происходитъ, въ чемъ состоитъ и кому наиболее свойственна истиниая любовь. Истинною любовію мы, безспорно, одолжены тому, кто сотворилъ человека, кто далъ ему свое подобіе въ знакъ вечной любви къ нему, кто украсилъ для него землю всеми благами, кто подчинилъ его власти и стихіи и животныя, кто повелелъ годамъ, временамъ года, месяцамъ, ночамъ, днямъ и двумъ блистательнымъ светиламъ, постоянно чередующимся на тверди небесной, служить ему, кто искупилъ его, облекши тайною свое величіе, и сделалъ его наследникомъ царства небеснаго , — его, убитаго гибельно-сладкимъ ядомъ чувственной любви и поверженнаго въ ровъ преисподній. О любовь! какъ ты кротка и благоснисходительна, какъ ты богата и щедра, какъ ты всемогуща! Кто тебя не имеетъ, тотъ ничего не имеетъ. Ты Бога сделала человекомъ. Ты побудила Его сократить, ввесть въ границы неизмеримость Его величія, стать словомъ сокращеннымъ (Рим. 9, 28). Ты заключила Его на девять месяцевъ въ девическую утробу. Ты возставила Еву въ Маріи. Ты обновила Адама во Христе. Ты сделала священный крестъ орудіемъ спасенія падшаго міра. Ты смертію Бога упразднила смерть. Тебе мы одолжены темъ, что за смерть Бога, Сына Бога всемогущаго, не прогневался на насъ ни Богь Отецъ, ни Богъ Сынъ. Ты владычица Христіанъ, — этого небеснаго народа, потому что ты украшаешь миръ, охраняешь веру, лобызаешь невинность, уважаешь истину, любишь терпеніе, укрепляешь надежду. Ты людямъ, различнымъ по нраву, возрасту и месту происхожденія, даешь, по причине единства природы ихъ, одинъ духъ и одинаковое тело. Ты укрепляешь славныхъ мучениковъ, такъ что никакія мученія, никакіе новые роды смерти, никакія обещанія наградъ, никакія предложенія дружбы, никакія болезненныя чувствованія, опасныя больше всякаго мучителя по своей едкой остроте, не могутъ отклонить ихъ отъ исповеданія имени Христова. Ты сама готова быть нагою, чтобы прикрыть нагаго. Для тебя самая роскошная трапеза — голодъ: когда голодный беднякъ съестъ твой хлебъ, ты рада, что употребила на дело милосердія все, что имеешь. Ты только одна не знаешь просьбъ, предваряя ихъ. Ты, не принимая въ расчетъ никакихъ издержекъ, неукоснительно вырываешь угнетаемыхъ бедствіями изъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Ты око слепымъ; ты нога хромымъ. Ты надежная защита вдовъ. Ты заменяешь сиротамъ родителей ихъ, и даже лучше для нихъ самыхъ ихъ родителей. Твои глаза никогда не осыхаютъ отъ слезъ то состраданія, то радости. Ты такъ любишь враговъ, что никто не можетъ показать, чемъ отличаешь ты ихъ отъ своихъ друзей. Ты, говорю, соединяешь небесное съ земнымъ, а земное съ небеснымъ. Ты стражъ Божественнаго. Ты владычествуешь въ Отце. Ты повинуешься въ Сыне. Ты блаженствуешь въ Духе Святомъ. Ты, будучи одною и тою же въ трехъ лицахъ, никакимъ образомъ разделиться не можешь, и стоишь выше всехъ оскорбленій человеческихъ. Ты вся отъ Отца, какъ источника, переливаешься въ Сына, и впрочемъ вся, перелившись въ Сына, остаешься полною, неумаленною въ Отце. Справедливо Богъ называется твоимъ именемъ; потому что ты Троицу делаешь Единицею.

Печатается по изданiю: Святаго священномученика Зинона, епископа Веронскаго О надежде, вере и любви. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: Въ типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 349-368.

1. Священную историю, возлюбленные братие, для того передали нам Боговдохновенные писатели, чтобы мы, читая ее, научились, по мере возможности, подражать по-крайней-мере нравам предков, если уже не можем подражать их добродетелям; потому-что они столь благочестиво и свято жили, что уже одно знание дел их должно считать немаловажным счастием. Так, на пример, Иов был праведен, чист от суетных мирских желаний, непорочен во внешнем образе жизни, еще непорочнее в душе, и столько осмотрителен и безукоризнен во всех своих делах и мыслях, что заслужил похвалу даже от Бога. Поэтому он, блаженный, достойно наслаждался блаженною жизнию: дом у него был как полная чаша, имения у него было много; значительно было и число детей его, притом обоего пола, — что родителям особенно приятно; дети его любили друг друга, и за них, по числу их, он часто, в определенные времена, приносил жертвы Богу. Он оградил себя столь крепкою стеною чистоты и веры, что диавол сам по себе не дерзал нападать на него, а испросил на то дозволение у Бога. И вот, братие, началась изумительная война. С одной стороны, диавол, страншо потрясая своим оружием, звуком грозной воинской трубы созывает на помощь к себе слуг своих, воспламеняет жаждою грабительства сердца хищников, и вдруг громовым ударом падает на все, чем украшалась жизнь человека Божия: грабительство, огонь и меч все отняли у него в одно мгновение. С другой стороны, мы видим Иова, поражаемого печальными известиями, которые одно за другим ударяют в него как шумные, сокрушительные волны. Не успееть рассказать ему о несчастии его постигшем один вестник, как является уже другой с вестью о новом несчастии. Притом как жестоко расчитаны бедствия, разразившияся над его головою: страшная, оглушительная и раздробляющая сердце сила их растет постепенно. Первый вестник доносит ему о хищническом отнятии у него волов и ослиц и избиении мечем рабов, при них находившихся; второй — об истреблении небесным огнем стада овец вместе с пастухами их; третий — о разбойническом угоне табуна верблюдов и гибели пасших табун; наконец четвертый возвещает ему: сыном твоим и дщерем твоим, ядущим и пиющим у брата своего старейшего, внезапу ветр велик найде от пустыни, и коснеся четырем углом храмины, и паде храмина на дети твоя, и скончашася. Сим одномгновенным умерщвлением всех детей Иова, сатана отнял у нежного, чадолюбивого его сердца возможность постепенно, мало-по-малу, изливать и облегчать горесть свого; потому-что, получив роковое известие о гибели всех детей своих под развалинами дома, Иов не знал, кого первого из них оплакивать, кто первый попадется ему при отрытии развалин, кому первому отдать плачевный долг погребения: все боли и муки безвыходно, так сказать, были заперты в его сердце, чтобы он, чувствуя всю невыносимую их жгучесть, не мог удержаться в границах благоразумия, возроптал на Бога. Но он, как дерево, глубоко пустившее свои корни в тучной долине, крепкий и сильный верою, которая глубоко укоренилась в нем и своими живительными корнями переплела и опутала все вены и артерии его сердца, при всех несчастиях, подобно урагану разразившихся над ним, стоя в долине глубокой преданности воле Божией, остался непоколебимым, не осквернил себя ропотом на Бога. Выслушав всех вестников, Иов, востав, растерза ризы своя, и остриже власы главы своея, и посыпа перстiю главу свою, и пад на землю поклонися Господеви, и рече: сам наг изыдохь от чрева матере моея, наг и отъиду тамо: Господь даде, Господь отъят; яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки! (Иов. 1, 1-21). Раздрал он свою одежду не для того, чтобы сим знаком печали выразить свою безнадежность на Бога, но чтобы беспрепятственнее и свободнее сражаться со врагом. Потеряв имение, он пренебрег в себе богача; лишившись детей, он забыл в себе отца; высоким праведником показал он себя в болезнях, которыми поразил его сатана; потому-что от темени головы до самой подошвы ног поражен он был проказою, так что на теле его не было целого места, — все оно слилось в один непрерывный струп; но, не смотря на то, из уст его не вырвалось ни одного грешного слова. Отверг он безумный совет жены своей; опроверг друзей своих, нападавших на него, и, как победитель жестокого врага и нечестия, спокойно сидел на пепле вне города, всецело предав себя воле Божией. Какими похвалами, каким венцем славы мы можем увенчать его! Изумительно непобедимое его терпение! Несокрушимым своим терпением, из веры проистекавшим, он победил диавола, заслужил неизреченное наслаждение — наслаждение беседовать с Богом, и Бог возвратил ему здоровье, снова осыпал его богатством, вдвое большим против прежняго, и дал ему столько же детей, сколько прежде у него было, так что он, можно сказать, не потерял своих детей, а только переменил их (Иов. 2-12). Вот, братие, достойный подражания пример благочестия и праведности в счастии, непоколебимого терпения и геройского мужества в несчастии!

2. Но вместе с тем, возлюбленные братие, Иов, по моему мнению, был образом Спасителя нашего Iисуса Христа. Сравнение объяснит нам эту истину. Иов был праведен. Спаситель наш есть сама правда, источник нашей праведности; потому-что о Нем предречено было: се день грядет горящ яко пещ, и возсияет Солнце правды (Мал. 4, 12). Иов был истинен. Господь наш есть подлинная, совершенная истина. Аз есмь, говорит Он, путь и истина и живот (Иоан. 15, 6). Иов был богать. Но чье богатство может сравниться с богатством Господа нашего, которому принадлежит вся вселенная, по свидетельству блаженнейшего Давида: Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней (Пс. 20, 1)? Притом все богачи не больше, как слуги и управители Его, Господа нашего. — Иов три раза был искушаем диаволом^[1]. Подобным образом, по свидетельству Евангелиста, трижды же искушал диавол и Господа нашего (Матф. 4, 1-11). — Иов, лишенный всего своего имения, обнищал. Господь наш, по любви к нам снисшедши на землю и оставив небо со всеми его благами, также обнищал, чтобы нас обогатить. — Дети Иова были умерщвлены рассвирепевшим диаволом. Дети Господа нашего, — Пророки были побиты безумным Фарисейским народом (Лук. 12, 34; Деян. 2, 52). — Иов поражен был язвами. Господь наш, приняв на себя плоть нашу и грехи всего человвческого рода, вместе с тем принял все нечистоты и язвы греховные. — Иова увещавала жена его впасть в тяжкий грех. Господа нашего убеждала синагога следовать испорченным древним преданиям Иудейским (Матф. 10, 2; Марк. 2, 5). — На Иова нападали друзья его. На Господа нашего преимущественно пред всеми возставали первосвященники и книжники, которые должны бы были особенно чтить Его и быть Его друзьями. Иов, пораженный проказою, точимый червями, сидел на пепле вне города. Господь наш, принявший на себя все греховные язвы всего рода человеческого, обращался в этом нечистом мире среди людей, исполненных пороков и кипевших похотями, которые, как черви, точили Его и наконец предали Его позорной смерти вне города. — Иов непобедимый своим терпением опять приобрел и здоровье и богатство. Господь наш, победив смерть своим воскресением, даровал верующим в Него не здоровье только, но и бессмертие, и получил от Бога Отца власть и господство над всем, как сам Он засвидетельствовал, говоря; все предано Мне Отцем Моим (Лук. 10, 22). — Иов родил других детей на место погубленных диаволом. Господь наш, вместо Пророков, умерщвленных беззаконным народом, также создал себе новых детей, — святых Апостолов. — Блаженный Иов скончался в мире. Господь наш, оставив нам мир, купленный ценою Его крови, в кроткой и мирной славе вознесся к Отцу своему, с которым Он благословен от ввчности и во все веки веков.

Печатается по изданiю: Святого священномученика Зинона, епископа Веронского Об Иове. // Журнал «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: В типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 369-377.

Тройственность искушения заключается в трояком род бедствий: в лишении имения, в погибели детей и в болезни. (Прим. пер.)