Творения
О пророке Ионе
1. Истинное благочестие открыто сознается, что оно знает о Боге только то, что дано ему знать; потому-что, сколько необходима простота сердца в исследывании открытого нам, столько неуместна пытливость, усиливающаяся разгадать тайное. В самом деле, кто знает причины и свойства раскинутого над нами неба и того, что на нем и за ним находится? Кому известно, земля ли поддерживается водою, или вода на лоне земли покоится? Кто похвалится знанием того, какую фигуру имеють ветры, от чего происходягь прилив и отлив в море? Коротко, кто может присвоить себе знание творческих планов Господа и Бога нашего? Думаю, никто, когда уже Боговдохновенный Апостол говорит:
2. Тоже было и с Пророком Ионою, когда Бог повелел ему итти к Ниневитянам, для возвещения им, что над их городом, за безчисленное множество грехов их, висит гибель; Пророк же Иона, вопреки повелению Божию, пошел в Яффу и там сел на корабль, отправлявшийся в фарсис. Но лишь только вышел корабль в открытое море, как вдруг зашумели сильные ветры; мчась с противуположных сторон, они страшно столкнулись; от яростного взаимного их натиска море вздулось и седые исполинские валы его, как гряды утесистых подвижных скал, яростно ударяясь в берега и дробя их, каждую минуту грозили кораблю гибелью; но вместе с тем с каждою же минутою гигантская сила бури возрастала, свирепость ея усиливалась; ветры страшно завывали в корабельных веревках; реи стонали от надувшихся парусов; корабль не мог больше идти: отовсюду встречал он непреодолимый отпор. Среди этой грозной борьбы стихий ужас овладел корабельщиками; напрасно бросали они в море вещи, находившияся на корабле, думая тем облегчить его: Пророк своею тяжестью давил корабль сильнее всех других тяжестей. Видя в свирепой буре и страшном волнении моря наказание Божие, корабельщики решились прибегнуть к последнему средству: они бросили жеребий, чтоб узнать, за кого именно послана на них столь гибельная беда. Жребий нал на Иону; потому-что изъ-за него, за его неповиновение воле Божией, свирепствовала буря, волновалось море, разбиваем был ветрами и волнами корабль. И когда Иона, по собственному его желанию, брошен был в море, то оно отложило свою ярость. Но, потерпев кораблекрушение, Иона с обыкновенного корабля перешел в корабль одушевленный. Опущенный в глубину морскую, он нашел там приют в чреве большой рыбы, как в каюте. Беспечно спавши на корабле среди всех ужасов природы, он теперь в ките стал бдительным и бодрым. Из глубины морской бездны, из глубины внутренностей зверя морского, из глубины своего сердца возвал он к Богу, и вопль души его не остался тщетным, — Бог внял его молитве. Спустя три дня после его кораблекрушения, он вышел цел и невредим из пловучего гроба, и своею проповедию открыл внутренния очи Ниневитян, смягчил и растопил сердца их. Вера и истинное покаяние Ниневитян, — плоды живого его слова, спасли Ниневию от гибели, отвратили от ней сокрушительный удар, который уже готов был разразиться над нею (Ион. 1, 2-3). Кто не повергнется во прах перед чудодейственною десницею Всемогущего, так разительно явившею себя в судьбе Пророка Ионы? Кто после этого не скажет:
3. Только оком веры можно несколько прозревать в таинственный смысл тех вещей, явлений и действий, которые окружали Пророка Иону и происходили около него и с ним самим после того, какь решился он убежать в фарсис от лица Божия. Так, братие, корабль, по моему мнению, есть образ синагоги Иудейской. В кормчем корабля я вижу символ священнического Иудейского сословия: оно также должно было направлять народ к надежной пристани, к вере в Искупителя, указывая ему подводные камни жизни, о которые неопытность и неосмотрительность часто разбиваются. Корабельщики олицетворяют собою книжников и Фарисеев. Дорогие вещи, которые они напрасно, к собственному вреду, выбросили в море, — это Пророки и все Святые — которых отвергла синагога и предала смерти к собственному своему вреду, к собственной своей погибели и погибели народа. Свирепые ветры — это различные цари, которые оглушительным шумом труб воинских и страшным треском мечей и копий, спутниками опустошительных военных бурь, разбили Иудеев по всей земле. — В лице Iоны, который спокойно спал на корабле среди страшных смятений природы, таинственно предъизображены некоторые обстоятельства из жизни Господа нашего, именно: корабль, по материи своей, знаменует живоносный крест Спасителя, а сон Ионы на корабле — животочивую смерть Господа на кресте. Как во время сна Ионы страшно волновалась природа, по небу ходили тучи, закрывавшiя солнце, а на земле разверзались бездны морскiя: так и во время смерти Господа солнце помрачилось и земля разверзла недра свои. Море волновавшееся и сильно пенившееся — это гордый мир. Шумные морския волны — это Iудеи и Язычники, которые тщетно возставали и неистовствовали против Господа (Пс. 2) По жеребью Иона брошен был в море. По пророческим предсказаниям страдал Господь наш. Притом, как Иону, согласно с собственным его желанием, бросили в море, так и Господь наш добровольно, по бесконечной любви своей к нам, испил чашу мучений. — Кит — это символ гроба и ада. Как Иона, поглощенный китом, попрошествии трех дней и трех ночей, был выброшен им, и после того отправился в Ниневию: так и Господь наш, после смерти своей нисходивший в бездну ада и разрушивший царство сатаны, в третий день возстал из гроба и, по воскресении своем, прежде восхождения на небо к Отцу своему, явился в Иерусалиме. — Наконец, Ниневия представляет нам образ Церкви. Не даром Бог назвал ее большим городом; ибо Он видел, что настанет время, когда из людей, рассеянных по всему миру, принадлежащих к различным нациям, но уверовавших во Христа, составится одно великое гражданство — святая Его Церковь под управлением вечного Царя-Христа. Это сравнение Ниневии с Церковию подтверждается и спасительным обращением Ниневитян к Богу. Как скоро было им возвещено, что городу их грозит гибель, они тотчас поверили сказанному и в сердца их проник спасительный страх. Ясному их сознанию той истины, что в след за угрозою Божественною не замедлит придти и наказание, сердце их отвечало глубоким благочестивым чувством. Отвергши прежний образ жизни, они, для приобретения милости Божией, не пошли, по обыкновению, в капища, не стали жечь фамиама на своих нечистых жертвенниках, не делали возлияний, не убивали животных, чтобы по трепетанию их фибр заключать о воле богов, отложили в сторону наблюдение над птицами, чтобы по их полету выводить суетные догадки о своей участи; нет! они в себе самих, в сердцах своих искали спасительного средства умилостивить Бога истиннаго; они принесли в жертву Богу свой сокрушенный и смиренный дух, и таким образом истинным, сердечным покаянием переменили гнев Божий на благоволение. То же самое делали и мы, когда вступали в общество Христово, в Его святую Церковь: без сознания и живого чувства собственной греховности не возможен вход в царство Христово. Тоже самое и теперь еще должны мы делать, усвояя себе верою заслуги Господа нашего Иисуса Христа; потому что различные искушения увлекают нас к падению; а не возставая от падения, т. е. не раскаяваясь во грехах, мы не избавимся от наказания в жизни будущей.
Печатается по изданiю: Святого священномученика Зинона, епископа Веронского О пророке Ионе. // Журнал «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: В типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 378-387.
О надежде, вере и любви
1. Надежда, вера и любовь составляютъ основаніе Христіанскаго совершенства и такъ тесно связаны между собою, что одна безъ другой быть не могутъ. Въ самомъ деле, станетъ ли подвизаться вера, если не будетъ предшествовать ей надежда? Какъ родится надежда, если не будетъ веры? А безъ любви и надежда и вера упразднятся; потому что ни вера безъ любви, ни надежда безъ веры деятельными быть не могутъ. Итакъ Христіанинъ, желающій быть совершеннымъ, долженъ положить въ основаніе строенія своего совершенства сіи три добродетели: если которой-нибуль изъ нихъ не будетъ доставать у него, подвигъ его не увенчается совершенствомъ. И прежде всего намъ необходима надежда на будущее, безъ которой не можетъ стоять и самое настоящее, временное. Уничтожьте надежду, — и все человеческое оцепенеетъ въ человечестве. Уничтожьте надежду, — и все искусства и добродетели упразднятся. Уничтожьте надежду, — и все погибнетъ. Станетъ ли дитя учиться, если не будетъ питаться надеждою на плоды ученія? Что заставитъ мореплавателя вверить свое судно морю, если не будутъ манить его выгода и надежная пристань? Станетъ ли воинъ пренебрегать непогодами зимними и летними жарами, станетъ ли онъ не дорожить самимъ собою, если не будетъ одушевляться надеждою получить за то славу? Что побудитъ земледельца сеять семена, если отнять у него надежду на жатву, какъ на награду за его труды? Станетъ ли Христіанинъ верить во Христа, если не будетъ верить, что некогда наступитъ обещанное ему Спасителемъ вечное блаженство?
2. Но хотя все чаянія надежды относятся къ будущему; не смотря на то, она подчинена вере: надежда отъ веры. Где нетъ веры, тамъ нетъ и надежды; вера есть основаніе, корень надежды, а надежда — слава, венецъ веры; потому что награда, которой ожидаетъ надежда, заслуживается верою, и вера хотя за надежду сражается, впрочемъ плодами победы сама пользуется. Итакъ, братiе, мы должны твердо держаться веры, должны охранять ее всеми силами, должны на нее опираться; потому что она есть непоколебимое основаніе нашей жизни, непобедимая крепость и несокрушимое оружіе противъ нападеній діавола, непроницаемая броня нашей души, плодотворное и истинное веденіе закона, страхъ демоновъ, сила мучениковъ, красота и огражденiе Церкви, служительница Божія, собеседница Духа Сватаго. Ей подчинено и настоящее и будущее: первое потому, что она пренебрегаетъ имъ; а последнее потому, что она предполагаетъ его своимъ. А такимъ образомъ при вере и надежда не боится быть обманутою въ своихъ ожиданіяхъ будущихъ благъ; потому что уже имеетъ залогъ будущаго въ добродетеляхъ. Въ такомъ-то смысле сказано объ Аврааме, что онъ
3. Кроме того, вера есть преимущественно наша добродетель, какбы наша собственность, по слову Господа:
4. Но долго было бы, братіе, перечислять порознь все дела веры. Обратимся къ любви, которая уже влечетъ насъ къ себе своею силою. Любовью все такъ проникнуто, что она, по всей справедливости, можетъ быть названа царицею всего. Хотя вера выше многихъ добродетелей, и надежда даетъ намъ много, и дары ея велики; но безъ любви ни надежда, ни вера не могутъ иметь твердости, и притомъ вера, если она не будетъ любить себя, а надежда, если ее не полюбятъ. Присовокупите еще, что вера полезна только себе одной; а любовь — всемъ. Присовокупите, что вера не туне воинствуетъ; а любовь помогаетъ даже неблагодарнымъ туне. Присовокупите, что вера одного невменяется другому; а любовь простирается, мало сказать, на другое лицо, — она распростирается на целый народъ. Присовокупите, что вера свойственна немногимъ; а любовь — всемъ. Присовокупите, что надежда и вера временны; а любовь вечна, безпрерывно возрастаетъ, и чемъ больше вверяются ей любящіе ее, темъ обильнее она наполняетъ ихъ собою. Любовь любитъ не за лицо, потому что она не знаетъ лицепріятія; не за отличія почетныя, потому что она не честолюбива; не за полъ, потому что оба пола, и мужескій и женскій, для нея одинъ полъ; не по временамъ только, потому что она неизменяема. Любовь не завидуетъ, потому что не знаетъ, что такое зависть; не гордится, потому что любитъ смиреніе; не мыслитъ зла, потому что простосердечна; не раздражается, потому что охотно, как бы съ любовію принимаетъ обиды; не обманываетъ, потому что она стражъ веры; ни въ чемъ не нуждается, потому что довольствуется темъ, что есть у ней. Она держитъ въ согласіи и мире села, города и народы. Она делаетъ, что мечи покойно висятъ при бедрахъ царей, не обнажаются на пролитіе крови. Она преследуетъ и теснитъ войны, уничтожаетъ ссоры, разрушаетъ права, разделяющія людей и поддерживающія самолюбіе и гордость, смягчаетъ строгость правосудія, искореняетъ ненависть и погашаетъ гневъ. Она переплываетъ моря, обходитъ вкругъ света, доставляетъ народамъ все необходимое посредствомъ торговли. Могущество ея коротко выражу, братіе, такимъ образомъ: въ чемъ природа отказала известнымъ странамъ, то восполняется для нихъ любовію. Какъ супружеское расположеніе, она, посредствомъ таинства брака, совокупляетъ двухъ человекъ въ одну плоть. Она обогащаетъ родъ человеческій новыми членами. Ея даръ, если есть на свете добрыя и верныя жены, добрыя, почтительныя дети и истинные, попечительные отцы. Ея даръ, что другіе — близки или друзья намъ, такіе же, или даже гораздо больше, чемъ мы себе самимъ. Ея даръ, что мы любимъ слугъ какъ детей, а слуги охотно чтутъ насъ какъ господъ. Ея даръ, что мы любимъ не только известныхъ намъ людей или друзей своихъ, а даже и техъ, кого никогда не видали. Ея даръ, что мы изучаемъ добродетели предковъ изъ книгь, а книги изъ-за добродетелей предковъ.
5. Но что я слишкомъ много распространяюсь о томъ, что касается людей, какъ будто только одни люди одарены живымъ и сильнымъ чувствомъ любви? Животныя однородныя своего общительностію, своимъ согласіемъ разве не свидетельствуютъ о взаимной любви, и единодушными действіями, которыя только по внушенію любви могутъ совершаться, разве не даютъ всякому разуметь, что сама природа научила ихъ дружбе? Самыя стихіи, столь различныя, столь враждебныя одна другой, давно бы разрушили другъ друга, если бы благотворная любовь не соединяла ихъ, при данной имъ способности — взаимно себя ограничивать узами вечнаго брака въ произведеніяхъ природы. — Такъ, радость, миръ, верность, безопасность, слава, преданность Богу, совершенство — решительно невозможны безъ любви. Наконецъ припомните, что сказалъ Господь въ ответъ на вопросъ Фарисея-законоискусника: какая главная заповедь священнаго закона? Онъ вотъ что сказалъ:
6. Итакъ и внутренняя и наружная сторона Христіанства, короче [сказать] все Христіанство состоитъ больше изъ любви, чемъ въ надежде и вере. Вотъ примеръ ясно это подтверждающій: Іуда Искаріотскій, предатель Господа, погубилъ и надежду и веру, потому что не имелъ любви. Точно также ереси и расколы посеяваются тогда, когда вера и надежда, загордившись, отлагаются отъ любви. Но лучше послушаемъ Ап. Павла. Онъ показываеть намъ, какое значеніе имеютъ безъ любви не только надежда и вера, но и другія добродетели, когда говоритъ:
7. Любовь поставляетъ первымъ своимъ долгомъ благодарить Бога за жизнь, и очистить сокровенную храмину сердца отъ всего, что не по праву тамъ занимаетъ место. Достойно же возлюбить Господа мы тогда только можемъ, когда Онъ, призирая на нашу готовность принадлежать Ему, вселится въ насъ, или когда мы въ Немъ начнемъ жить, по слову Ап. Іоанна:
8. Но чтобы любовь не обратили въ правило действованія, въ основаніе жизни, по одному только звуку, происходящему при названiи ея, для этого намъ необходимо знать свойство истинной любви. Есть еще любовь, которая ведетъ своихъ поклонниковъ не къ спасенію, а къ погибели, и которую изображаютъ въ образе человека, потому что она временна и тленна. Такъ ее изображаютъ въ виде красиваго мальчика, потому что сладострастная ея резвость никогда не стареетъ, — она и въ старикахъ также игрива, какъ въ юношахъ; — изображаютъ ее нагою, потому что ея похотливая воля гнусна, отвратительна; — изображаютъ съ крыльями, потому что она стремглавъ бросается на предметы своего вожделенія; — изображаютъ съ колчаномъ, набитымъ стрелами, и съ факеломъ, потому что огнь преступной страсти, зная, что ему всегда грозитъ опасность, любитъ обезопашивать себя оружіемъ; наконецъ, изображаютъ ее слепою, или съ повязкою на глазахъ, потому что она, горя необузданнымъ огнемъ похоти, не разбираетъ ни возраста, ни внешняго вида, ни пола, не обращаетъ вниманія ни на препятствія, полагаемыя званіемъ, ни даже на священнейшее чувство истиннаго благочестія, стараясь помрачить и это чувство своимъ заразительнымъ, ядовитымъ дыханіемъ. Она-то зажгла въ сердце Евы нечистое пожеланіе. Она своими стрелами убила Адама. Она покушалась сделать Сусанну жертвою неистовой похоти двухъ стариковъ, или смерти. Она внушила жене Пентефріевой мысль обвинить въ насилованiи целомудреннаго, противъ всехъ ея соблазновъ устоявшаго Іосифа. Она везде носится какъ мятежница, какъ сумазбродная. Она обещаетъ и изменяетъ свои обещанія, даетъ и отнимаетъ; она то печальна, то весела; то униженна, то горда; то предается невоздержанію, то соблюдаетъ строгой постъ; является то обвинительницей, то ответчицей. Она шутитъ, смеется, бледнеетъ
9. Теперь посмотримъ, откуда происходитъ, въ чемъ состоитъ и кому наиболее свойственна истиниая любовь. Истинною любовію мы, безспорно, одолжены тому, кто сотворилъ человека, кто далъ ему свое подобіе въ знакъ вечной любви къ нему, кто украсилъ для него землю всеми благами, кто подчинилъ его власти и стихіи и животныя, кто повелелъ годамъ, временамъ года, месяцамъ, ночамъ, днямъ и двумъ блистательнымъ светиламъ, постоянно чередующимся на тверди небесной, служить ему, кто искупилъ его, облекши тайною свое величіе, и сделалъ его наследникомъ царства небеснаго , — его, убитаго гибельно-сладкимъ ядомъ чувственной любви и поверженнаго въ ровъ преисподній. О любовь! какъ ты кротка и благоснисходительна, какъ ты богата и щедра, какъ ты всемогуща! Кто тебя не имеетъ, тотъ ничего не имеетъ. Ты Бога сделала человекомъ. Ты побудила Его сократить, ввесть въ границы неизмеримость Его величія, стать
Печатается по изданiю: Святаго священномученика Зинона, епископа Веронскаго О надежде, вере и любви. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: Въ типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 349-368.
Об Иове
1. Священную историю, возлюбленные братие, для того передали нам Боговдохновенные писатели, чтобы мы, читая ее, научились, по мере возможности, подражать по-крайней-мере нравам предков, если уже не можем подражать их добродетелям; потому-что они столь благочестиво и свято жили, что уже одно знание дел их должно считать немаловажным счастием. Так, на пример, Иов был праведен, чист от суетных мирских желаний, непорочен во внешнем образе жизни, еще непорочнее в душе, и столько осмотрителен и безукоризнен во всех своих делах и мыслях, что заслужил похвалу даже от Бога. Поэтому он, блаженный, достойно наслаждался блаженною жизнию: дом у него был как полная чаша, имения у него было много; значительно было и число детей его, притом обоего пола, — что родителям особенно приятно; дети его любили друг друга, и за них, по числу их, он часто, в определенные времена, приносил жертвы Богу. Он оградил себя столь крепкою стеною чистоты и веры, что диавол сам по себе не дерзал нападать на него, а испросил на то дозволение у Бога. И вот, братие, началась изумительная война. С одной стороны, диавол, страншо потрясая своим оружием, звуком грозной воинской трубы созывает на помощь к себе слуг своих, воспламеняет жаждою грабительства сердца хищников, и вдруг громовым ударом падает на все, чем украшалась жизнь человека Божия: грабительство, огонь и меч все отняли у него в одно мгновение. С другой стороны, мы видим Иова, поражаемого печальными известиями, которые одно за другим ударяют в него как шумные, сокрушительные волны. Не успееть рассказать ему о несчастии его постигшем один вестник, как является уже другой с вестью о новом несчастии. Притом как жестоко расчитаны бедствия, разразившияся над его головою: страшная, оглушительная и раздробляющая сердце сила их растет постепенно. Первый вестник доносит ему о хищническом отнятии у него волов и ослиц и избиении мечем рабов, при них находившихся; второй — об истреблении небесным огнем стада овец вместе с пастухами их; третий — о разбойническом угоне табуна верблюдов и гибели пасших табун; наконец четвертый возвещает ему:
2. Но вместе с тем, возлюбленные братие, Иов, по моему мнению, был образом Спасителя нашего Iисуса Христа. Сравнение объяснит нам эту истину. Иов был праведен. Спаситель наш есть сама правда, источник нашей праведности; потому-что о Нем предречено было:
Печатается по изданiю: Святого священномученика Зинона, епископа Веронского Об Иове. // Журнал «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». СПб.: В типографiи К. Жернакова — 1843 г. — Часть II. — с. 369-377.
Примечания
1
Тройственность искушения заключается в трояком род бедствий: в лишении имения, в погибели детей и в болезни. (Прим. пер.)