Здесь мы собрали рассказы тех, кто пришел к Православию, принадлежа первоначально к другой религии или конфессии.
Данная книга составлена из расшифровок передачи «Мой путь к Богу» (ведущий священник Георгий Максимов), выходившей на телеканале «Спас».
Расшифровки публиковались на портале http://pravoslavie.ru
"Мой путь к Богу" (выход передачи 30.11.2014)
"Мой путь к Богу" (выход передачи 24.05.2015)
Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, пришедшими ко Христу. Сегодняшний гость отца Георгия – иеромонах Диомид (Лукьянюк), и разговор пойдет о том, что приводит к выбору монашеского пути, может ли послушание стать причиной ухода иноков в раскол, как избежать раскольничьих соблазнов, что такое монашеское отсечение воли и отличаются ли греческие обители от русских.
Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии иеромонах Диомид (Лукьянюк). В цикле наших бесед это первая встреча с монахом, и поэтому мы сегодня, надеюсь, поговорим и об иночестве.
Отец Диомид, а какими были истоки вашего духовного пути, с чего началось движение к Богу?
Иеромонах Диомид (Лукьянюк): Вырос я в Москве, в неверующей семье. Но родители проявляли некоторый интерес к духовным вещам – они были люди образованные, врачи. А бабушка интересовалась всевозможной эзотерической литературой, наверняка посещала и какие-то собрания. Духовные поиски привели ее спустя какое-то время в храм. И меня она несколько раз в церковь водила, правда, мало что рассказывала о христианстве. Да и не скажу, что сам я тогда, в детстве, очень этим интересовался. Хотя помню один случай: мне было лет семь, когда я услышал о том, что будет конец света и Страшный суд, и я всё спрашивал маму: «Как же так? Зачем же мы живем? Почему вот так всё будет?» Мама не смогла мне ответить. Так что с детства у меня был настрой на некий духовный поиск.
Отец Георгий: И в процессе этого поиска что вы, прежде всего, нашли? Ведь не секрет, что в 1990-е годы в нашей стране было особое засилье самых разных учений. Многие в то время не могли сразу найти прямой и четкий путь в Церковь. Было ли так и в вашем случае?
Отец Диомид: Да. Я перечитал очень много литературы по разным восточным религиям и до прихода в Православие познакомился с буддизмом. Прочитал в одной книге, что буддизм отрицает существование личного Бога. Начал это изучать и практиковать. И мне пришлось внутренне переступить через чувство Бога как Личности, которое, думаю, есть в каждом человеке. Его мне пришлось в себе подавить, чтобы дальше пойти в буддизме.
Потом, когда мне казалось, что я нашел истину, и уже забыл тот шаг отказа от Бога, я услышал от одного человека, которого уважал, что из буддизма – конкретно из той общины, к которой я принадлежал, – некоторые люди уходят в Православие. Это засело в моем уме, а вскоре я встретил одну верующую женщину, проводившую работу с молодежью по социальной адаптации. Встретив ее, я подумал о ней словами, которыми Понтий Пилат сказал про Христа: «Се Человек» (Ин. 19: 5) – с большой буквы. И за ней, как за Человеком, мне захотелось идти. Через нее мне открылся мир Православия, она привела меня ко Христу.
Отец Георгий: И как, расставание с буддизмом прошло безболезненно?
Отец Диомид: Многие понятия глубоко усвоились, пока я был в буддистской общине. И поэтому процесс очищения, перестройки занял годы. Уже даже будучи монахом, я иногда сталкивался с тем, что всплывали какие-то элементы учения буддизма у меня в голове, которые вступали в конфликт с православным учением, с учением святых отцов. А поначалу и вовсе было желание примирить буддизм и христианство. Потому что я был убежден, что все религии ведут нас ко благу, к Богу и неважно даже, если тот же буддизм понимает Бога как нечто несуществующее. Мне казалось, что возможно примирить христианство и буддизм, как и любую другую религию. Но, по мере моей жизни в монашестве, понятия и мысли, усвоенные из буддизма, стали разрушаться.
Отец Георгий: Некоторые внешние элементы в буддизме, особенно в тибетском, схожи с теми, что есть в Православии: монашество, идея аскетизма, самоотречения; есть четки, иконография, посты и так далее. И люди, глядя поверхностно, говорят: «Смотрите, как много общего!» Но если копнуть глубже, сразу бросается в глаза, что внутренние отличия – кардинальные. Внутреннее содержание христианства и буддизма, а также устремление человека, которое имеется в буддизме и которое имеется в христианстве, разнонаправлены.
Отец Диомид: Буддизм для меня, каким я его открыл, был стремлением к пустоте. Основной догмат: человек страдает до тех пор, пока он существует, и освобождение от страданий – это небытие. А Православие говорит о том, что Христос Бог – это Жизнь. И когда я это услышал, имея посредством медитаций некий опыт вот этой пустоты в буддизме – очень маленький, но лично мне его хватило, – то для меня как будто засиял свет. Потому что Христос говорит: «Я есмь Путь и Истина и Жизнь» (Ин. 14: 6) – Вечная Жизнь, наполненная светом и чистотой.
Отец Георгий: Есть еще одно очень существенное отличие. В буддизме именно через это учение об устремленности к пустоте и об иллюзорности мира человек все-таки, по большому счету, предоставлен сам себе. Хотя там есть буддистская община, но все-таки каждый спасается сам по себе и сам собою. А в христианстве мы общаемся с Личностью Христа. И это не только то, что у нас в голове, то, что мы сами себе придумали, но и то, что мы переживаем в опыте нашей жизни как общение с Тем, Кто вне нас и Кто при этом предельно реален. Я думаю, что и вы тоже с этим сталкивались.
Отец Диомид: Конечно. При знакомстве с православной литературой первое, на что я обратил внимание, – необходимость иметь духовного наставника. И эти поиски стали насущными для меня после того, как женщина, благодаря которой я пришел в Православие, Наталья – мы ее звали «мама Наташа», – скоропостижно скончалась от сердечного приступа и я узнал, что у нее был духовный отец. И после того, как иссяк этот родник, из которого я впервые напился живой воды Православия, я стал искать источник, откуда она питалась.
Отец Георгий: Удалось найти?
Отец Диомид: Да, я встретился с ее духовным отцом, который впоследствии постриг меня в монашество, и у него я проходил первые годы монашеского послушания.
Отец Георгий: Об этом стоит поговорить подробнее, потому что у наших невоцерковленных зрителей может возникнуть вопрос: почему человек решается на монашество? Бытуют такие стереотипы: была несчастная любовь, вот он и решил: «Назло ей пойду в монахи!»; или обычная земная жизнь у человека не удалась, и потому он решил убежать от мира, за монастырскими стенами спрятаться. Вот вы почему решились на монашество? Что вас подвело к мысли стать монахом?
Отец Диомид: Во-первых, я был движим, наверное, свойственной всякому юношеству жаждой совершенства. И также мне всегда хотелось найти свою вторую половину. Но знакомство с девушками не исчерпывало этого вопроса. Всегда чего-то не хватало, как-то душа смотрела вглубь, вдаль, в вечность, и человек не мог заполнить всего этого пространства.
Однажды мы с друзьями были в Оптиной Пустыни на праздник Рождества Христова. Это была первая ночная служба в моей жизни. И труден был день поездки из Москвы. Но, когда мы, возвращаясь, подъезжали к МКАДу, я вдруг почувствовал, что у меня в сердце появилась какая-то теплота, некое чувство, которого никогда раньше не было. И я увидел за МКАДом Второй медицинский университет, куда я собирался поступать – хотел пойти по стопам моих родителей, стать врачом, – и вдруг я увидел сердцем всю свою обыденную жизнь, занятия в университете, дальнейшие будни… И понял, что вся моя старая жизнь будет вытеснять то тепло, которое сейчас во мне родилось после стояния в храме на службе, после причащения и исповеди. И, наверное, с того момента во мне засело желание поменять полностью свою жизнь и создать те условия, при которых вот это тепло сохранится. Сейчас я скажу, что это тепло благодати, но тогда я еще этого не понимал.
Тогда из Оптиной Пустыни я привез книжку об Иисусовой молитве, начал ее читать, и мне открылся путь, как святые отцы, как Церковь учат об удержании благодати, о совершенстве дара благодати, который мы получаем в храме через исповедь, через Таинства. Вот так и начался мой путь.
Отец Георгий: Наверное, родители удивились вашему решению? Сколько я знаю монашествующих, не могу вспомнить много примеров, чтобы родители относились с пониманием к такому выбору своих детей. Как в вашем случае было? Как вы преподнесли своим родителям весть о том, что решили полностью посвятить свою жизнь Богу?
Отец Диомид: С родителями некий перелом произошел после того, как в нашу семью попала книга «От чего нас хотят спасти», где на примере разных людей описывается опыт столкновения с нечистой силой. Мною до этой книги слово «бесы» воспринималось как аллегорическое выражение некоей темной энергии, каких-то поступков человека, его мыслей. Но из этой книги я и мои родители почерпнули знания о том, что это реальные сущности. И тогда необходимость некоего духовного просвещения, укрепления и становления стала актуальна для моих родителей. Хотя, конечно, не в такой мере, как для меня.
И так сложилось, что через полгода после той памятной поездки в Оптину Пустынь мама, отец, я и мой младший брат посетили отца Михаила, моего духовника, который жил в Краснодарской епархии. До того я не высказывал родителям своего желания, хотя внутренне уже решил остаться в монастыре. При помощи Божией, при той несомненной убежденности, которую дает Господь человеку, находящемуся под духовным руководством, дает тому, кто свою жизнь устраивает правильно, и при содействии благодати Слова Божия мое слово прозвучало настолько убедительно, что родители после некоторого волнения, после разговоров с духовником, со мной предоставили мне поступать, как я считаю правильным. И впоследствии несколько раз посещали меня в монастыре, а со временем сами воцерковились и даже повенчались.
Иеромонах Диомид (Лукьянюк)
Отец Георгий: Обрели ли вы через выбор монашества то прикосновение к совершенству, которого жаждали?
Отец Диомид: Да. Я ни разу не пожалел о выбранном пути. И ничто лучше не проиллюстрирует мой взгляд на это, как рассказ из одной святоотеческой книги, где на вопрос о том, что такое монашество, старец ответил: «Если бы люди знали, как тяжело монаху на его пути и какие препятствия он встречает, то ни один человек не пошел бы в монашество. Но если бы люди знали, какое блаженство обретает монах на своем пути, какую чистоту и радость, то все люди, не раздумывая, оставили бы всё и пошли в монашество». Мне монашество открылось как путь между двух противоположностей. Между трудом, часто даже страданием внутренним, борьбой и Богом и теми благами, которые Он в Себе имеет.
Отец Георгий: Вы также приняли священный сан. У многих людей есть представление о том, что жизнь священника связана с постоянными стрессами, ведь им приходится выслушивать на исповеди тяжелые истории. И некоторыми это воспринимается иногда как тяжкая психологическая ноша. Как, по вашему опыту: является ли это невыносимым бременем, или Господь как-то помогает с ним справиться?
Отец Диомид: Если человек находится в неразрывной связи со Христом и наполнен благодатью, к чему мы призваны, то любая скорбь тонет, как в море камень. Об этом говорят святые отцы. Единственный стресс – это когда мы сами носим в себе неисповеданные грехи. Потому что если у тебя мир – ты будешь делиться миром. И человек, приходящий к тебе со скорбью, почерпнет от тебя утешение. И как елей, из твоего сердца оно прольется на сердце того, с кем ты общаешься и кого исповедуешь. Поэтому для меня, как для любого монаха, главным содержанием моей жизни является очищение сердца. Когда мы стяжеваем благодать, то Христос несет все наши скорби.
Отец Георгий: Хочу спросить вас о том периоде вашей жизни, уже после принятия монашества и рукоположения, когда так случилось, что в монастыре, где вы тогда пребывали, настоятель уклонился в раскол и вы в то время последовали за ним. Это, собственно, не единичный пример. Такое случается. Некоторые церковные люди под предлогом каких-то нарушений, которые они, как им кажется, выискивают у архиереев, отделяются от Церкви и создают свои собственные церкви. Поэтому ваш опыт преодоления этого соблазна может быть очень полезен. Собственно говоря, что привело к тому, чтобы на некоторое время вы сделали такой выбор?
Отец Диомид: Мой шаг был связан с тем, что я хотел исполнить свой монашеский долг перед настоятелем в послушании. И, собственно, после этого шага мне открылось мое падение в этом. По состоянию своего сердца я понял, что это был неправильный шаг. И спустя две недели нахождения в этом расколе я обратился к своему митрополиту с просьбой принять мое покаяние и взять меня под свое окормление.
Отец Георгий: А что было побудительной причиной для вашего настоятеля, чтобы уйти в раскол? Чем он это объяснял?
Отец Диомид: Наш настоятель, в силу своего характера, в силу одаренности своей личности, всегда стремился к некоей независимости. И это очень помогало в его духовном пути. Но, как показало время, однажды стало препятствием для здоровой жизни внутри Церкви. Уход в раскол был уходом к одному из отделившихся от Зарубежной Церкви схизматических сообществ, которое образовалось в 2000-е годы. И в этой общине царит дух осуждения, на мой взгляд. Постоянное осуждение, неприятие официальной церковной власти, выискивание недостатков и т.д.
Непосредственно уходу в раскол у нас в монастыре предшествовало увлечение борьбой с ИНН, электронными паспортами и какие-то замечания в адрес нашего священноначалия. Когда дух этого раскола стал проникать к нам в обитель, то появилось деление на разные лагеря. Наш лагерь и их лагерь. То есть вот официальная Церковь Московского Патриархата – а вот якобы находящаяся в истине Российская Православная Церковь. И я понял, что в этом нет любви. Если ты попался на эту удочку, то сам не замечаешь, как теряешь главное – Христа, потому что «где Дух Господень – там свобода» (2 Кор. 3: 17), там любовь и «единство духа в союзе мира» (Еф. 4: 3). Он, наоборот, ищет в людях хорошее, те их черты, с которыми Он может соединиться. А когда пропагандируется разделение – чистые и нечистые, правые и не правые, – это признаки духовной прелести, которые для меня стали очевидны, к сожалению, только после этого шага. Но я действовал по убеждению, по наставлению святых отцов, что даже до смерти нужно оказывать послушание.
Отец Георгий: Но, конечно, это не распространяется на те случаи, когда духовный наставник хочет увести тебя из Церкви в ересь или в раскол.
Отец Диомид: Да.
Отец Георгий: Я в свое время беседовал с некоторыми священнослужителями, которые испытывали желание уйти в раскол. Я пытался их увещевать, но, к сожалению, все они так и ушли в раскол. Их было не много. Один потом, слава Богу, с покаянием вернулся в Церковь. Другие пока нет. Но я помню, как переписывался с одним таким, он тогда еще формально был в Церкви, и он мне все эти стандартные раскольнические аргументы приводил: мол, «ересь экуменизма», отступление от веры, поэтому, якобы, надо уходить. Но эти аргументы несостоятельны, потому что 15-е правило Двукратного Собора не говорит о том, что человек должен создавать свою собственную Церковь, даже если бы его епископ и впрямь говорил ересь, – оно предполагает, что такой клирик должен пойти к другому епископу той же самой Церкви, который ересь эту не исповедует. И это же правило допускает прекратить поминовение архиерея только в том случае, если он принародно проповедует ересь, уже соборно осужденную. А наши раскольники сами выдумывают ереси, которые еще никто не осуждал соборно, чтобы под этим предлогом отделиться.
Так вот, я тому клирику показал несостоятельность раскольнических аргументов. И, что интересно, он согласился со мной. Написал: «Да, мне нечего сказать. Это самый серьезный ответ, который я встречал. Но неужели вы не чувствуете, насколько всё прогнило в Московском Патриархате, как здесь всё смердит, какие здесь все плохие? И разве можно мне среди этих людей оставаться?» То есть тут даже следа любви не оставалось, какая-то сатанинская гордыня и гнушение ближними. Человек, к сожалению, этого не замечал.
Я помню слова блаженного Августина о заповеди «Любите друг друга» (Ин. 15: 17): «Кто соблюл эти слова, тот не ушел в раскол». Когда читаешь то, что пишут раскольники, сразу бросается в глаза, как они заражены духом осуждения, и кажется, человек нуждается в том, чтобы постоянно подпитывать этот дух, находить какие-то причины, чтобы сказать: «Вот какие они плохие», чтобы оправдать свой греховный поступок.
Что помогло вам увидеть неправильность этого пути? Помимо того, что вы упомянули, было ли еще какое-то событие, которое вдохновило вас порвать с расколом?
Отец Диомид: Была совокупность признаков. Потому что, где оскудевает благодать и любовь, там вкрадываются разные страсти и пороки, искажение истины. И сердце чувствует неправду.
Когда, после того как в епархии стало известно, что наш монастырь хочет отделиться от Московского Патриархата, владыка митрополит приехал с двумя священниками в нашу обитель, и состоялась его беседа с настоятелем – я на ней присутствовал. Беседа эта прошла в очень простой, открытой обстановке. Во время этой беседы мне стало очевидно, насколько несостоятельны аргументы нашего настоятеля и насколько уже разнится его дух с тем образом, за которым я пошел изначально.
Владыка заронил какое-то сомнение в нас. Потому что сказал: «Если бы я в официальном письме, которое прислал бы вам в монастырь, предписывал вам верить в то, что не соответствует учению нашей Церкви, исповедовать какую-либо ересь, то вы были бы правы. И если когда-либо такое письмо от меня придет – я вам сейчас сам благословляю: вы можете от меня отделиться и обратиться к другому епископу. Но этого не было. И не забывайте, что, даже если мне придет, может быть, сверху подобное письмо с предписанием распространить лжеучение в моей епархии, то я, как ваш архиерей, имею власть не подчиниться и никому его не рассылать». Я увидел у владыки желание и готовность к диалогу. И тот образ митрополита, который он оставил после своего приезда, помог мне вернуться, прийти к нему с покаянием, с просьбой принять меня обратно в Церковь.
Отец Георгий: Дай Бог, чтобы и те люди, которые пока еще находятся в расколе, тоже увидели то, что увидели вы. Некоторые знакомые мне священнослужители, которые на какое-то время отпадали в раскол, тоже свидетельствуют о том, что, с одной стороны, их духовная жизнь там становилась заметно хуже, а с другой стороны, что они находились в состоянии некоей прелести, когда на них никакие бы аргументы не подействовали. И только особое благодатное воздействие по молитве других людей позже помогло им прийти в себя и осознать свое положение.
Я хотел бы задать вопрос на другую тему. Вы много лет провели в российских монастырях, сейчас подвизаетесь в греческом. Каковы ваши впечатления от сравнения того образа монашества, которое вы увидели в наших монастырях, и того образа монашества, которое нашли в Греции? Мы об этом будем говорить не для того, чтобы что-то возвеличивать, а что-то унижать. Хотелось бы просто узнать ваш опыт. Это важно, поскольку у нас в годину гонений приходская жизнь сохранилась, слава Богу, а вот монастыри все были закрыты, за исключением одного, и поэтому, конечно, монашеская жизнь у нас до сих пор находится в стадии становления. В Греции же, слава Богу, монашеская традиция не прерывалась на протяжении многих веков.
Отец Диомид: Мне было бы трудно сравнивать, потому что очень многое хотелось бы сказать хорошего о русских монастырях, о монашестве. И как каждый человек разнится от другого, так и монастыри разнятся, что в России, что в Греции.
А для монаха лучший монастырь там, где он находит Христа и своего духовного отца, который его приводит ко Христу. Я своего духовного отца обрел в Греции, и он милостиво принял меня в свою обитель. И, наверное, основное, что бы я хотел сказать именно о греческом монашестве: древнее понимание монашества и монастыря как общины, в которой бьется одно сердце и которая движима одним умом – сердцем и умом духовника, живо в Греции – как на Афоне, так и на материковой части.
А почему я вообще попал в Грецию? Меня поразила книга старца архимандрита Эмилиана (Вафидиса), где он описывает восстановление монашества в 1970-х годах в Греции, когда монастырям дана была некая автономия внутри Церкви. То есть за спиной настоятеля монастырь полностью защищен: никого туда не могут ни назначить, ни забрать оттуда решением извне – всё только при участии и содействии настоятеля, при его благословении. И настоятель выбирается братией. При таком единодушии возможно образование духовной семьи, когда нет никакого разделения.
Для меня духовник – это не тот, кто тебе говорит, как правильно поступить, а тот, кто через свое благословение освобождает тебя от страстей. При своем водительстве он дает тебе свободу от твоей собственной воли, которая поражена грехом, как учат святые отцы. И доверяясь ему, его благословению, ты освобождаешься от забот, от помыслов, которые нас часто мучают. Открывая всё духовному отцу, мы освобождаем место для Христа, для молитвы, которая, когда не встречает препятствия, естественно начинает присутствовать в человеке.
И одно из самых дорогих переживаний в монашестве для меня – это чувство семьи. Что, как духовное чадо настоятеля, в каком бы месте он ни находился, ты чувствуешь с ним единение в Духе, духовную близость. Люди воспринимаются как родные. И я с удивлением вижу, что люди, мне не знакомые, тоже становятся ближе – через такой образ жизни.
Отец Георгий: Я бы хотел уточнить для наших зрителей это понятие, свойственное не только монашеству, но и вообще духовной жизни христианина: отсечение своей воли. Для человека светского это может звучать непонятно и даже соблазнительно, как будто необходимо стать безвольным или каким-то зазомбированным. Но речь идет совсем о другом. Дело в том, что наша воля поражена грехом и нуждается в исцелении. Каждый христианин понимает, что нужно победить в себе страсти, главная из которых – гордыня. Преподобный Паисий Святогорец говорил: «Гордыня – это бастион всех страстей в душе человека. Если он сокрушится, то с остальными страстями уже будет легко справиться».
Но как справиться с гордыней? Разумеется, через смирение. А как можно смириться, если ты сам выбираешь, где, как и в чем ты будешь смиряться? И смиряешься ли ты вообще, если ты в любом случае исполняешь свою собственную волю? А воля наша как раз и поражена грехом. Если ты всегда во всем продолжаешь слушаться только самого себя и сам для себя являешься предельным авторитетом – как ты можешь избавиться от гордыни, высокоумия, тщеславия? Это просто невозможно. Даже если ты изображаешь из себя смиренного или берешься за низкие послушания, например за какую-то грязную работу, или говоришь о себе какие-то уничижительные слова – всё равно здесь нет подлинного смирения, потому что ты это сам решил и делаешь ради себя. Здесь нет исцеления воли от гордыни. Вот почему так важно иметь духовника. Потому что через наше послушание духовнику, через наше доверие ему ради Христа мы как раз очищаем, исцеляем нашу волю, на деле отучая себя от мысли: «Я всегда знаю, как лучше всего». И это важно не только для монашествующих, но и для мирян.
Спасибо большое, отец Диомид, за ваш рассказ. И дай Бог, чтобы многие наши современники, которые сейчас находятся на распутьях, в дальней стороне от Церкви, нашли бы свой путь к Богу.
С иеромонахом Диомидом (Лукьянюком) беседовал Священник Георгий Максимов
"Мой путь к Богу" (выход передачи 14.12.2014)
Андрей Гуков
Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие из разных неправославных конфессий. Андрей Гуков, сегодняшний гость отца Георгия, почти 20 лет провел в общине последователей учения Николая и Елены Рерихов. Как попадают в общину? Индия – это страна махатм и гуру или ужасающей нищеты и равнодушия к несчастью ближнего, которое обескураживает русского человека? Почему учение Рерихов не может утолить духовной жажды? Что вернуло ко Христу? Где – реальное чудо, а где – «духовный театр»? Предлагаем расширенный и дополненный по сравнению с телеинтервью текст беседы.
Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Она посвящена тем людям, для которых приход ко Христу стал событием, которое делит жизнь на «до» и «после», которое многое заставило переосмыслить. Что движет этими людьми, что дает им силы измениться и жить по-христиански – об этом мы беседуем с нашими гостями. Сегодня в студии у нас гость, который почти 20 лет своей жизни посвятил учениям, связанным с религиями индийского происхождения в преломлении теософских движений. Конкретно речь идет об учении Николая и Елены Рерихов. Пожалуйста, расскажите о том, как начались ваши духовные поиски.
Андрей Гуков: Прежде всего я хотел бы сказать, что крещен был еще во младенчестве и мои мама и бабушка с детства мне рассказывали про нашу веру, про Православие. Я помню, когда приезжал к бабушке, всегда любил ходить в храм. И эти детские впечатления до сих пор живы в моем сердце: как я был на службе, как меня всё это впечатляло. Торжественность богослужения, украшение храма – это всё мне очень нравилось. Но когда я вырос, то постепенно утратил связь с Церковью. Ведь тогда были времена коммунистического давления, с атеистической пропагандой. Было невозможно ходить свободно в храм; кроме того, у меня не было возможности хорошо узнать свою веру. И когда Советский Союз распался, в нашу страну хлынуло большое количество разных сект. А так как во времена атеистической власти народ (и я в том числе) изголодался по вере в Бога, а также от своего полного невежества, то и готов был приобщиться к любому учению, которое так или иначе поднимало вопрос о вере в Бога и рассматривало духовный аспект бытия. Один знакомый дал мне почитать рериховскую книжку. Это была книга «Община» Елены Рерих, еще самиздатовская. Читать ее было трудно из-за специфического языка, и я не могу сказать, что особо проникся, но мне было интересно общаться с группой людей, которая увлекалась всем этим. И так, в значительной степени из-за духовного вакуума и незнания о Православии, я попал в эту секту рериховскую.
Отец Георгий: Многие знают лишь, что Николай Рерих был художник. Не всем известно, что у него и его жены была своя религиозная доктрина. Может быть, вы немного расскажете, в чем ее суть?
Николай Рерих
Андрей Гуков: В основе лежит учение Елены Рерих «Живая этика». Она считала себя контактером с потусторонними силами и ссылалась на полученные от них «мистические откровения». В этом учении намешаны понятия из разных религий. Там можно найти представления из буддизма, индуизма, ислама, христианства – и всё это перемешано, как в винегрете. И вот эта смесь выдается за истину. Также это учение пропагандирует превосходство женщин над мужчинами, что выражается в концепции «Эпохи матери мира», или «Эпохи женщин», где им отводится первостепенная роль. В силу этого рериховские сообщества изобилуют женщинами-феминистками. И при этом одним из характерных моментов учения является негативное отношение к Церкви.
Отец Георгий: В чем это выражалось?
Андрей Гуков: Например, они очень сильно осуждали священство. Говорили, что оно исказило учение Христа. Они старались человека настроить против Православной Церкви и вообще против христианства. Постоянно была критика, высмеивание. В своих книгах Елена Рерих уверяет, что христианство – «ложная вера», Церковь – «источник тления», а священники скрывают от народа истину.
Отец Георгий: По-вашему, что привлекает людей в этой доктрине?
Андрей Гуков: Я думаю, восточный антураж, ведь Восток всегда считался у нас чем-то таким загадочным. И это, наверное, многих подкупало.
Отец Георгий: Да, есть такое очарование Востоком, причем идеализированным и даже отчасти фантастическим. Потому что, например, эти идеи с поиском Шамбалы, которым занимался Рерих, – это во многом продукт его собственных фантазий и интерпретаций того, что он услышал, живя на Востоке.
Я позволю себе поделиться таким наблюдением: с людьми, которые увлекаются подобными теософскими, эзотерическими учениями, очень трудно говорить христианину. Во-первых, нет единой точки, от которой мы можем отталкиваться в разговоре. Во-вторых, разговаривая с эзотериком, ты будто упираешься в какую-то ватную стену: человек, как правило, не ведет себя агрессивно, но ему абсолютно всё равно, что он слышит. Он как бы свысока на тебя смотрит, вежливо кивает головой и думает: «Ну да, для твоего низкого уровня, может быть, то, что ты говоришь, – это и важно, а вот нам-то открылось что-то такое, что вам вообще не понять, поэтому я об этом с тобой даже говорить всерьез не буду». Верно ли это наблюдение?
В горах Индии. Фото, сделанное Андреем
Андрей Гуков: Да, полностью с вами соглашусь. Вы всё точно подметили. Действительно, в этой рериховской организации они часто свысока смотрели на представителей Церкви: и на священство, и на мирян. Они, мол, не знают ничего, а нам открылось. И я помню, как и в других, и во мне в тот период рериховское учение взращивало чувство превосходства, что я какой-то уникум, что я что-то узнал «сокровенное», хотя ничего не знал совершенно. Всё это было лишь личное представление Николая Константиновича и Елены Ивановны Рерихов – то, что они сочинили и написали.
Отец Георгий: Мне вспоминается, как один атеистический писатель отзывался про эзотерические движения такого типа: когда предлагают вступить на эту стезю, ты оказываешься в такой ситуации, что тебе, условно говоря, сообщают: «Пойдем, поднимемся на гору, и вот там тебе откроется нечто невероятное, что тебе не открылось бы нигде в другом месте». Хорошо, идем на гору, поднимаемся, и, когда ты достигаешь вершины, пригласивший тебя просто садится и молчит. И всё. И возникает вопрос: «А зачем мы на гору-то шли?» То есть сам этот «путь», который всё время обставляется какими-то загадками, какой-то мистикой, какими-то намеками на тайные смыслы и обещанием, что в будущем откроется что-то замечательное, – он, собственно говоря, подменяет собой содержательное учение. Получается, что человек находится в состоянии какой-то игры. Можно ли согласиться с этим, как вы думаете?
Андрей Гуков: Да, это справедливо. Потому что люди там на самом деле не ощущают в себе всего того, что им обещается, и больше играют на публику, которая собирается в таких группах. Они стараются показать себя какими-то знающими, просвещенными… И при этом много конфликтов внутри движения. Вот сколько я там был, постоянно видел, как одна группа про другую, мягко говоря, нехорошие вещи высказывает. То есть нет единства и взаимопонимания между ними. И, наверное, как раз из-за того, что каждый считает себя каким-то уникумом, что он будто познал нечто и знает больше, чем кто-либо еще. И это мешает единству. Там нет единства, одни против других. Хотел бы добавить также, что рериховское движение использует чисто сектантский метод пропаганды: публично заявляется одно (скажем, веротерпимость и верность Евангелию), а на деле – истинная суть доктрины до времени утаивается от широкого круга последователей и посторонних людей. Так, Елена Рерих в своем письме от 8 марта 1938 года советует даже лгать в целях пропаганды.
Елена Рерих
Отец Георгий: Вы упомянули, что в учении Рерихов большую роль играют принципы, заимствованные из религий индийского происхождения, хотя и во многом переосмысленные. Я знаю, что вам довелось прожить несколько лет в Индии, где вы работали переводчиком. Интересно, насколько то, что вы слышали об этой стране и об этой культуре из рериховских кругов, совпало или не совпало с тем, что вы увидели, оказавшись там?
Андрей Гуков: Впечатления были разные. Мне часто встречались доброжелательные и отзывчивые местные жители, которые очень религиозны, но при этом очень суеверны. Когда они узнают, что ты русский, сразу улыбаются, обнимаются и начинают задавать массу вопросов о России. Такое добродушие индийского народа, несомненно, располагает. Но вместе с тем в той действительности я видел такие вещи, которые меня, прямо скажу, шокировали.
Отец Георгий: Какие, например?
Андрей Гуков: Например, огромное количество нищих людей. И у этих людей ситуация настолько плачевная, они живут в столь нечеловеческих условиях, что вынуждены некоторых своих детей специально калечить, чтобы, попрошайничая, вызвать чувство жалости у прохожих и получить за это какую-то денежку. И меня неприятно впечатлило, что местные жители с равнодушием относятся к тем инвалидам, которые стоят или лежат на улице и просят милостыню.
Отец Георгий: У них ведь карма такая.
Андрей Гуков: Это я уже потом понял. Индийцы этим оправдывают всё – что у них карма такая.
Отец Георгий: С их точки зрения, это значит, что данный человек заслужил свое уродство, свою нужду и свою беду в прошлой жизни и сейчас получает по заслугам. Что его жалеть? Я слышал, что когда англичане только вводили больницы в Индии, то это не у всех там встречало понимание. Ведь с точки зрения учения о карме, если человек больной, то и пусть дальше болеет и умрет от этой болезни. Так он очистит свою карму и тогда в следующей жизни будет жить нормально. А если его здесь вылечат, значит, он здесь недострадает и в следующей жизни должен будет страдать. Эта логика, вероятно, влияет и на отношение к людям нищим и увечным. Помню, когда я оказался в Калькутте и увидел людей, которые живут семьями на тротуарах, то это меня очень поразило. Такой нищеты, которую можно увидеть в Индии, – ее, наверное, нигде больше нельзя увидеть. Я слышал даже, что жители Африки, побывав в Индии, говорили: «Мы думали, что мы бедно живем, а теперь мы увидели, как можно действительно бедно жить». Искренне надеюсь, что Индия по мере своего развития будет оказывать какую-то заботу и об этой части своих граждан. Но возвращаясь к учению Рерихов – популярно ли оно в Индии?
Андрей Гуков: В самой Индии это движение не получило популярности и не нашло большого количества сторонников. В горной гималайской деревне Наггар (штат Химачал-Прадеш) имеется музей Рерихов (их бывший дом-усадьба, а также учрежденный ими Институт гималайских исследований «Урусвати»). Но, несмотря на то, что некоторые книги «Живой этики» переведены на английский и на хинди, это учение не получило распространение в Индии. Даже местные жители Наггара и окрестных деревень не становятся последователями «Живой этики». Они знают, что в их местности проживал русский художник со своей семьей, но само учение Рерихов им неинтересно.
Отец Георгий: А как насчет индийской духовности? Знаю, что некоторые иностранцы, в том числе и наши соотечественники, становятся фанатами тех или иных гуру и индуизма в целом. И мне там встречались люди, которые говорили, что, приходя в индуистские капища, что-то там чувствовали, переживали. Я даже беседовал с человеком, который демонстрировал все признаки беснования и сознавал это, но был доволен, считая, что в него вселился один из индуистских богов. И хотя он им управляет и не дает что-то сделать, что этому человеку хотелось бы сделать, всё равно он считал, что это положительный опыт. Предположу, что вы тоже в то время посещали ашрамы[1], желая познакомиться с местной духовной традицией. И здесь не случилось ли у вас неожиданных открытий для себя?
Андрей Гуков: В общем-то, случилось. Я попал в один ашрам, просто ради интереса. Мне его рекомендовали: мол, посмотри, какие там «высокие» гуру живут. Я жил там где-то полмесяца. Основатель этого ашрама, этот гуру, был сам родом из Пенджаба, из сикхской традиции. Но он тоже всё смешивал, как и Рерихи. Они говорили, что любой путь, каким бы ты ни пошел, приведет к Богу. И когда я попал к этому гуру и посмотрел, какая у него жизнь, то очень сильно разочаровался. Даже тогда, еще будучи рериховцем, разочаровался. Я увидел, что это всё некий театр. Внешне гуру был похож на Карабаса-Барабаса: бородатый и с большой чалмой. Люди, приходя к нему, все сразу падали на колени, о чем-то его просили. Его «правой рукой» была одна американка, Мэри. Она пишет о нем книги и очень фанатично верит во всё это. А я увидел там лживость и лицемерие и был шокирован. Приведу один простой пример: чтобы к нему прийти на прием, нужно было пройти через его охрану. Стояли сикхи в чалмах и с автоматами Калашникова, следили, чтобы кто лишний не прошел. Когда я спросил у Мэри, зачем это, она сказала, что были уже нападения на гуру и мы его бережем, чтобы никто не напал. А меня это смутило. Как так? Вроде, если он святой человек – а они его все святым называли, – то почему же он не знает, кто придет? Вот наш батюшка Серафим Саровский всех принимал с какой любовью, кто бы к нему ни шел.
Андрей с индийскими друзьями
Отец Георгий: Да, вооруженную охрану у его кельи не ставили. Даже несмотря на то, что на него раньше нападали.
Андрей Гуков: Потом, когда я уже говорил с местными жителями, которые там работали, как рабы, я у них спросил: а вам нравится здесь? вы верите в этого гуру? Они вздыхали: «Ну, мы даже подойти к нему не можем. Нас просто не пускают».
Отец Георгий: А как после стольких лет в рамках рериховского движения вы решили выйти из него и прийти в Православие?
Андрей Гуков: Помогло то, что моя бабушка, Царствие ей Небесное, и моя мама в детстве познакомили меня с миром Православия. И, думаю, помогло то, что за меня молились близкие мои друзья и родные. По их молитвам Господь пожалел меня. После того, как я побывал в Индии и вернулся в Россию, то светлое христианское воспоминание из детства снова всплыло в памяти. И я начал ходить в храм. Вот иду мимо храма – и захожу. Конечно, я не полностью выстаивал службы в первое время, просто стоял, находился в этой атмосфере, видел людей, которые с такой душевностью молились Богу. И еще сильнее вспоминал бабушку и то, что она мне говорила.
Но полный мой выход из рериховской секты произошел после того, как я увидел чудо Божие. Несколько лет назад по телевидению стали транслировать в прямом эфире схождение Благодатного огня в храме Гроба Господня в Иерусалиме. Когда я впервые увидел это чудо своими глазами, я вдруг осознал, что вот она, истинная вера в Живого Бога, Который не где-то там, в непонятной и никем не виденной Шамбале, а рядом с каждым из нас, верующих в Него. Я понял: вот где Христос. Он до сих пор каждый год показывает, что Он со Своими людьми, что Он действительно Истинный Бог. Это необъяснимое чудо происходит у православных каждый год. А у Рерихов нет ничего такого. Я им даже задавал потом вопрос: «Вот у вас учение называется “агни-йога”, вы говорите, что на Елену Ивановну снизошел какой-то огонь. А вот реальный огонь – вы можете посмотреть». Это реальное чудо. Оно очень сильно меня впечатлило. Я увидел лица людей в том храме, которые умывались этим огнем и получали такую духовную радость и укрепление в их вере в Господа Иисуса. Это всё ясно отображалось на их лицах. И я тоже, глядя на них, испытал великую радость и покой в душе, осознав, насколько я заблуждался до этого, поверив лжеучению Рерихов. После этого я выбросил всю рериховскую и теософскую литературу на помойку, пошел в церковь и принес покаяние в том, что ступил на ложный и бесовской путь.
Отец Георгий: А как отнеслись ваши друзья и знакомые по рериховскому движению, когда узнали, что вы возвращаетесь в христианство? Говорили ли вы об этом или просто перестали посещать их собрания?
Махатма Мория. Таким его вообразил Г. Шмичен в 1884 г.
Андрей Гуков: Я перестал ходить в общество. Но мне звонили, и со мной была проведена «вразумительная» беседа. Меня пытались убедить, что я заблуждаюсь и скатился на неправильную дорогу. Но когда я категорично высказал своюпозицию в отношении рериховского учения и назвал его бесовским, было заявлено, что владыка Шамбалы махатма[2] Мориа обязательно мне воздаст по заслугам за мое предательство.
На что я спросил: «А вы уверены, что этот Мориа действительно существует где-то там, в выдуманной людьми Шамбале?» Меня уверили, что я сам скоро об этом узнаю и пожалею.
Отец Георгий: Учитывая то, что за прошедшие годы вы этого так и не узнали и не пожалели, Христос оказался сильнее махатм.
Андрей Гуков: Да кто их видел?! Как и Шамбала… Кто ее видел? Никто не видел. После этой беседы активисты рериховского движения меня уже не беспокоили, но иногда звонили рядовые члены, приглашая на разные свои мероприятия, от чего я отказывался.
Отец Георгий: Что изменилось в вашей жизни после принятия Православия?
Андрей Гуков: Православие отрезвило меня духовно и помогло посмотреть на себя со стороны. Привело меня к покаянию и осознанию своей греховности, чего я был полностью лишен, находясь в рериховской секте. Ибо учение Рерихов не обращает никакого внимания на греховность человеческой природы. Более того, учит тому, что каяться бесполезно, да и не перед кем. «Живая этика» налагает запрет на покаяние, наряду с этим рериховское учение взращивает в человеке гордыню. Православие помогло мне понять, что я болен своими грехами и только Господь Иисус Христос может исцелить меня по милости Своей. Став православным, я реально ощутил поддержку Господа. Стоит лишь искренне попросить в молитве Господа Иисуса Христа, и вскоре видишь, как на твоих глазах проблемы разрешаются и обстоятельства складываются так, что сам человеческим умом я бы никогда до этого не дошел.
Отец Георгий: А что вы могли бы сказать тем людям, которые продолжают пребывать очарованными этим учением и которые считают, что там невероятно глубокая мудрость, а христианство по сравнению с ним – это как будто что-то скучное, унылое?
Андрей Гуков: В христианстве уникальный путь, который может привести человека к реальному спасению. И сколько в нашей Церкви примеров тому – святых отцов, которые шли за Христом и достигали вершин духовного совершенства. Например, святой Иоанн Кронштадтский, который жил сравнительно близко к нашему времени. Из описания очевидцев и из его собственных текстов мы можем увидеть, какой жизнью он жил и к чему его привела эта жизнь. У рериховцев я не видел такого примера. И я не слышал, чтобы там говорилось, что в первую очередь нужно бороться со своими страстями, видеть их в себе, исповедовать и от них с Божией помощью освобождаться. Потому что если мы будем себя мнить какими-то «забравшимися на гору», как вы правильно сказали, то что будет? Мы все передеремся друг с другом каждый за свою гору, и превратится это в ад на земле. Только христианство дает человеку путь осмысления себя, анализа своих поступков, своих помыслов, дел. Я так благодарен Господу нашему Иисусу Христу, что Он дает этот путь!
Отец Георгий: Дай Бог, чтобы и другие люди, которые увлечены этим учением, нашли в себе смелость посмотреть непредвзято на христианство – и не как на «идеологию», а как на жизнь в соответствии с откровением Божиим. И, думаю, вы согласитесь, если я скажу, что опыт преображения своей жизни благодаря встрече со Христом – это то, чего не хватает людям, которые еще находятся в плену такого рода эзотерических идеологий. Вот что важно было бы им узнать, прежде чем делать выводы о христианстве на основании каких-то отражений кривых зеркал, в которых оно показано в книгах Рерихов в том числе.
Андрей Гуков: Вы справедливо заметили, отец Георгий, что в книгах Рерихов очень много искажения и лжи. Потому что Рерихи учили такому, что все религии могут привести ко спасению. С трудом можно представить себе, как противоположные по своему учению религии могут привести к одной и той же цели.
Схождение Благодатного огня
Отец Георгий: Это всё равно что, допустим, милиция арестовывает вора и потерпевшего. Потерпевший говорит: «Он у меня отнял кошелек под угрозой оружия», а грабитель говорит: «Ничего подобного, он мне сам его отдал». И если следователь скажет: «И ты прав, и ты прав. И у вас есть общая истина, которая вас объединяет. Не надо ссориться, вы все одинаково правы», – это же, конечно, будет абсурдом. И это то, чего не понимают люди, которые увлекаются синкретическим учением. Потому что смешать религии, которые говорят прямо противоположные вещи, и объявить, что и те, и те – единые части одной истины – это, скажем так, и упрощение, и заблуждение. Тем более что и сами последователи этих религий с таким выводом не согласились бы.
Андрей, благодарю вас за рассказ. Дай Бог, чтобы все те, кто еще ходит на распутьях эзотерических учений, могли бы узнать правду о христианстве и сделать осознанный выбор в пользу Христа. Спасибо вам. Помощи Божией!
С Андреем Гуковым беседовал священник Георгий Максимов
"Мой путь к Богу"
(выход передачи часть 1 - 28.02.2016)
(выход передачи часть 2 - 06.03.2016)
Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Гость сегодняшней программы – протоиерей Лев Семенов. Он крестился уже в зрелом возрасте, однако все прежние годы считал себя христианином. Заинтересовавшись мунитской интерпретацией Библии, оказался в «Церкви объединения»… Как мунитский проповедник и один из лидеров российского отделения этой секты разобрался в том, где истина и где ложь? Трудно ли оставить секту и почему? Что делать, если ваш близкий оказался в секте? И чего в такой ситуации ни в коем случае делать нельзя? Об этом беседа с отцом Львом.
Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии протоиерей Лев Семенов, доцент, кандидат исторических наук, руководитель Духовно-просветительского центра Свято-Тихоновского православного гуманитарного университета. Раскрою сразу секрет: отец Лев несколько лет своей жизни провел в такой религиозной организации, как «Церковь объединения» Муна. Более того, занимал в ней весьма высокий пост – был заместителем председателя совета российского отделения. И мы сегодня поговорим об этом. Но, пожалуй, начнем с истоков.
Протоиерей Лев Семенов: Спасибо, отец Георгий, что облегчили мне задачу. Потому что истоки моих религиозных исканий уходят корнями в детство, в юность. И без них трудно было бы понять, как могла произойти та роковая ошибка, которая отняла у меня шесть с половиной лет жизни уже во вполне зрелом возрасте.
Следуя вашему предложению, я на короткое время вернусь к своему далекому детству. Я родился в семье учителей и врачей – в те времена, когда говорить о религии было не принято, более того, может быть, даже опасно. Я единственный сын в семье. Со мной в каком-то смысле «носились». Но, увы, никакого религиозного воспитания, образования в детстве я не получил. Хотя некая внутренняя тяга к познанию чего-то надмирного обнаружилась во мне с ранних лет. Но меру моей религиозной безграмотности показывало, например, то, что, когда я в возрасте лет пяти-шести проходил мимо храма и видел просящего подаяние человека, который осенял себя крестным знамением, я не мог понять смысла этого жеста. Он меня страшно интересовал. Но поскольку все связанное с Церковью было фигурой умолчания со стороны взрослых, я по какой-то внутренней интуиции не рисковал затрагивать эту тему и спросить их: «А что это такое?» Вместо этого я нашел для себя такое объяснение: поскольку человек просит милостыню и, наверное, хочет расположить к себе и показать, что очень нуждается в помощи, то поэтому указывает жестом, что вот у него тут болит, и тут болит, и тут болит, и тут болит. Этот пример, с одной стороны, забавный, а с другой – горький, показывающий мою полную неосведомленность в вопросах веры.
Протоиерей Лев Семенов
И сразу с пятилетнего возраста перескакиваю на 17-летний. Весна 1963 года. Я рылся в старинном, еще с дореволюционных времен сохранившемся книжном шкафу, дубовом, огромном, в котором в три ряда устанавливались на полке книги. Это очень удобно в смысле вместимости, но страшно неудобно, если пытаешься достать книгу из второго и тем более третьего ряда. Но это имело и свое преимущество, потому что в третьем ряду можно было что-то надежно утаить, что по тем или иным соображениям не хотелось взрослым держать на виду. И вот однажды, забравшись за какой-то книгой на самую верхнюю и далекую полку в последний, третий ряд, я обнаружил томик, которого никогда не видел в руках взрослых. Это была очень приятно оформленная книга в красном сафьяновом переплете с тисненым золотым крестом на лицевой стороне обложки и с золотым обрезом. Когда я развернул ее, то увидел, что это Евангелие, изданное двумя столбцами – параллельным текстом: по-церковнославянски и по-русски. До своей семнадцатой весны я не держал в руках текста Священного Писания. Стоя на табуретке, на которую я забрался, чтобы достать до верхней полки, я принялся читать – причем с самого начала. Как человека, совершенно далекого в ту пору от вопросов веры, меня не слишком привлекла родословная Иисуса Христа, которая открывает Евангелие, но когда я углубился немножечко, то понял, что это надо читать не стоя на табуретке – это надо читать внимательно. Я спустился и не оторвался – благо, я был один дома в тот день, – пока не прочитал от корки до корки все четыре Евангелия.
Отец Георгий: И каковы были впечатления?
Отец Лев: Это был поворотный пункт в моей жизни. Меня так это потрясло, поразило и наполнило ощущением, что вот она, совершенно иная, новая, другая жизнь! Другая реальность, другой смысл нашего бытия. И по такой юношеской наивности и прыти, дождавшись возвращения с работы взрослых, я волевым усилием усадил их на диван и начал читать им Евангелие вслух: «Вы послушайте!..» И такие чтения вслух всех четырех Евангелий продолжались всю неделю. Пока, следуя моему натиску, мои родители не выслушали все это.
Но дальше они от меня услышали то, что их потрясло. Я напомню, что это была весна 1963 года, хрущевский период, пик гонений на Церковь. И вот на фоне всего этого 17-летний отпрыск объявляет своим родителям, закончив чтение Евангелия от Иоанна: «Я решил стать священником, хочу поступать этим летом в духовную семинарию, чтобы получить соответствующее образование…» Здесь началась, так сказать, контрпропаганда. Мне объясняли, почему этого ни в коем случае нельзя делать. Ну, сейчас, с высоты минувшего полувека, я как-то могу психологически понять своих старших. Я был единственным сыном, они иначе видели в тех условиях мое будущее. Думали, может быть, о какой-то научной деятельности. Священство им казалось очень опасным путем, и они всячески пытались меня отговорить.
Когда они исчерпали весь запас своих аргументов и увидели, что я не сдаюсь, то привели последний, который в моем восприятии – сейчас вы поймете почему – оказался непобиваемым. Они сказали: «Ну ладно, Лева. Ты нас не слушаешь, тебе наплевать на то, как сложится твоя судьба. А о нас ты подумал? Ты единственный сын. И если ты станешь священником, то нам, завучу школы и врачу в больнице, скажут: “Как же вы воспитывали своего единственного сына, что он ушел в попы?” Мы до пенсии не доработаем. Мы-то рассчитывали, что ты нам, встав на ноги, поможешь, на старости лет у нас кусок хлеба будет… А так мы получим “волчий билет”…» В тех условиях это было достаточно реально. Легче было быть ночным сторожем в детском садике, чем завучем школы и прослыть воспитавшей сына так, что он ушел учиться в семинарию. Увы, эпоха была моему поколению известно какая. Надеюсь, нынешняя молодежь тоже не забудет этого, потому что это очень поучительно, очень опасно и никогда не должно повториться.
Перед этим аргументом я уже не смог устоять, потому что своей судьбой я мог распорядиться, а подвести – как они считали – взрослых я не мог. В результате я принял решение, которое мне казалось компромиссным: поступить на исторический факультет и заниматься историей Церкви, историей христианства. Что я и осуществил.
Лев Семенов читает лекцию
Поскольку уже очень долго я рассказываю о своем пути, то сразу перескочу через десятки лет – от того 17-летнего периода к своему 44-летнему возрасту. Шел 1990 год. Ваш покорный слуга уже к тому времени кандидат исторических наук, доцент. Читает в университете историю древнего мира, историю мировой культуры и религиоведение. И вдруг вызывают меня в ректорат, и первый проректор университета предлагает поехать в командировку на какую-то конференцию. Как он сказал: «Судя по тематике докладов, это по вашему профилю, что-то связанное с религией». Конференция, причем, международная, в Софии.
Отец Георгий: Отец Лев, а в то время как вы себя осознавали? Считали ли вы себя христианином, верующим человеком?
Отец Лев: Огромное спасибо за вопрос. Я упустил в своем рассказе очень важный штрих. Когда я понял, что мне, в силу указанных обстоятельств, не удастся поступить в духовную семинарию, и избрал светский путь историка и исследователя, я с момента той первой встречи с Евангелием осознавал себя христианином, православным человеком. Но поскольку у меня в семье не было традиции религиозного воспитания, я был абсолютно не воцерковлен. Я тогда исповедовал очень наивное и опасное заблуждение, что можно, прочитав Библию, приняв в сердце Христа, считать, что всё, дело сделано. Не понимая при этом насущной необходимости не только принять Христа своим разумом, сердцем и душою, но и находиться в церковной ограде: исповедоваться, причащаться, жить жизнью прихода – осуществлять то, что мы называем «жизнью в вере». Такое мое состояние как раз и привело к тому, что командировка на конференцию в Софию в 1990 году обернулась для меня страшной ошибкой.
Это мероприятие оказалось, собственно, не научной конференцией, а так называемым вводным семинаром «Движения объединения». Это маскировочное название, более нейтральное, а на самом деле это так называемая «церковь» Муна. Церковь в кавычках, конечно, потому что это никакая не церковь, а опасная тоталитарная секта. Но она имела очень много вариантов прикрытия, предлагая, в зависимости от ситуации, самые разные приманки: проекты миротворческие, молодежные, в сфере искусства, культуры…
Так вот, почему я назвал ошибкой мою невоцерковленность, которая очень сильно меня подвела в Софии. Я считал себя православным, но не переступал порог храма; к тому времени был уже практикующим историком, даже защитил диссертацию по первым векам христианства (правда, по социальным аспектам), но совершенно не был знаком ни со святоотеческим наследием, ни с христианским богословием. Я жил самоучкой, опираясь на то, что мог вынести сам из библейского текста, и этим довольствовался, считая внутренне себя православным человеком – хотя надо мной даже не было совершено таинство Крещения. Но у меня было наивное представление, что даже Таинства не так уж обязательны, достаточно того, что я верующий, следую за Христом… Страшнейшее заблуждение. Роковое, я бы сказал. И когда я оказался на лекциях этого вводного семинара, которые в том числе внедряли и сектантскую интерпретацию библейского текста, мне она показалась в чисто интеллектуальном плане интересной, занимательной. Я сознательно употребил это слово, которое звучит кощунственно по отношению к тексту Священного Писания.
Историк Лев Семенов
Тогда я не делал разницы между текстами Нового Завета и любыми другими текстами древних авторов. Мне работа с источником казалась одинаковой, идет ли речь о евангельском тексте или о каком-то манускрипте, надписи на камне и прочем. И мне показалась интересной такая необычная трактовка Библии, я решил, что это может быть каким-то вкладом в историю изучения раннего христианства – как еще один взгляд. Я показал заинтересованность этим, а организаторы семинара тут же проявили чрезвычайную заинтересованность во мне. Увидев, видимо, подходящего для них человека, который мог бы стать своего рода полпредом их организации, стремящейся проникнуть в Россию.
Отец Георгий: Как вы думаете, с чем связана популярность идей мунитов в ту пору?
Отец Лев: Укажу два момента. Во-первых – это то, что можно назвать эзотерическим разрывом. Попросту говоря, обманом при вербовке. Если бы они прислали приглашение в университет: «Секта Муна проводит семинар», я бы туда не поехал, а если бы даже вдруг мне пришла такая сомнительная фантазия съездить посмотреть на эту экзотику, то меня бы никто туда не пустил. А так это была командировка на средства университета, меня ведь отправили на научную конференцию. То есть это элементарный обман, сокрытие истинной цели деятельности.
А второе – то, что, к сожалению, на некоторых слабостях человеческой натуры они очень умело играли. Скажем, многие студенты того времени с удовольствием ездили на семинары, но не потому, что их привлекло учение Муна. Вели-то эти семинары англичане, американцы – носители языка. И для молодежи участие в них было возможностью усовершенствовать свой английский, посмотреть мир, съездить за границу, поговорить с иностранцами. Мне известны прямые свидетельства об этом. Если удавалось вызвать на откровенность, юноши и девушки сами потом об этом рассказывали. Вот такие вещи. Слава Богу, что всему этому пришел конец.
Мун Сон Мён, основатель секты мунитов
Отец Георгий: А как происходило ваше продвижение в секте?
Отец Лев: Они проявили явную заинтересованность во мне и даже со временем перестали скрывать, что их очень устраивает, что я доцент университета, кандидат наук, что я не мальчишка, а мне хорошо за сорок и у меня седина на висках… Им казалось, что, если я буду представлять секту, это солидно и может привести к ним многих сторонников. Они очень охотно стали меня продвигать. И в результате я провел несколько лет в центральных офисах мунитской секты.
Но во всем есть иногда и какой-то позитивный момент. Что в данном случае было позитивно для меня? Если бы я оставался рядовым сектантом, может быть, им удалось бы зомбировать меня окончательно и сейчас бы вы со мной не сидели, а я где-нибудь в захудалом центре продолжал бы раздавать литературу или проводить беседы по мунитскому учению, не дай Бог.
Отец Георгий: Почему же этого не случилось?
Отец Лев: По одной простой причине. Поскольку у меня внутри этой сомнительной структуры был очень быстрый карьерный рост, мне стало открыто гораздо больше, чем рядовому сектанту. Я убедился, что они нарушают законы по целому ряду направлений. Обо всем этом я потом рассказал, подтвердив свои публикации документально. И если бы кто-то с их стороны захотел меня опровергнуть, то, наверное, попытался бы. Но вот уже скоро будет 20 лет, как я рассказываю о неприглядных делах секты Муна, и никто не смог возразить – по одной простой причине. Когда я осознал, что совершил страшную ошибку, что эта секта не имеет никакого отношения к христианству вообще, что это антихристианское по своей сути учение, я понял, что не могу уйти просто так. Потому что чувствовал себя ответственным за других людей – тех, кто мог и при моем содействии оказаться в этой секте и поломать свою жизнь. Это меня крайне тревожило. И я понимал, что, уйдя из секты, должен буду о ней рассказывать, и рассказывать критически. Но это должно было быть не просто мое мнение, а документально подтвержденные факты. И тогда я – воспользуюсь этим шутливым образом – почти на полтора года превратился в такого доморощенного «Штирлица». Пользуясь тем, что имею доступ во все офисы, ко всем компьютерам, я, задерживаясь попозже, когда уже все уходили и я оставался один, копировал, ксерил, сканировал, распечатывал документы, которые подтверждали противоправный характер действий секты в самых разных направлениях.
Отец Георгий: Каких, например?
Отец Лев: Нарушения миграционного режима – паспортного, визового режимов. Нарушения экономические: семинары проводились в лучших санаториях Прибалтики или Крыма, и это оплачивалось «черным налом» – а это были миллионные операции, которые иногда проходили совершенно «левым» путем в карманы нечестных администраторов. Это устраивало и секту. Нарушался «кадастровый режим», то есть помещения использовались не по назначению: арендованные жилища становились офисами, центрами, где содержались по 20–30 человек сектантов. Есть частные расписки лиц, которых привлекали из достаточно авторитетных кругов для оказания содействия секте. Я собрал огромное количество таких документов, и сейчас в Центре святителя Иринея Лионского целая полка заполнена материалами по секте Муна. И в Твери, в Центре святого Марка Эфесского, целый шкаф остался с такими материалами. Многие я использовал, когда публиковал свои открытые письма о мунизме1.
1 См.: Три открытых письма мунитам Льва Семенова http://www.k-istine.ru/sects/moon/moon_semenov-03.htm
Отец Георгий: Было ли открытие изнанки мунитского движения главным мотивом к тому, чтобы покинуть эту организацию, или имелись и другие причины?
Святители Афанасий и Кирилл Александрийские
Отец Лев: Был еще второй важнейший момент. У секты появился проект, совершенно вздорный по сути: хотели написать коллективом авторов книгу, которая должна была доказать, что якобы учение Муна очень близко идеям христианства, Православия и вообще российской духовной традиции. Собрали коллектив авторов, и я, поскольку занимался античностью, взял на себя древний раздел. И вот тогда впервые – очень жаль, что так поздно, – я обратился к святоотеческому наследию. Открытые мною тогда имена были для меня опорными пунктами встречи с учением Церкви: это святитель Афанасий Александрийский, трое Каппадокийских отцов и святитель Иоанн Златоуст. Потом уже были и апологеты, и ранние, и поздние отцы Церкви. Но вот эти пять имен – они для меня как путеводные звезды, открывшие мне истину. И когда я углубился в это в тщетной надежде найти что-то, что можно привязать к мунитским взглядам, я вдруг понял: вот что такое настоящее богословие, вот что такое настоящая истина! А не те жалкие поделки в духе электротехнического мунитского образования с формулами «плюс/минус», как Мун пытался графически объяснить устройство мироздания и весь ход его развития.
Итак, вот два момента, которые помогли мне уйти: откровеннейший ужасающий негатив в тайной деятельности секты и как противовес – настоящее святоотеческое христианство. А ведь я же считал себя христианином! Тешился иллюзией, что я проповедую христианство! Я ведь выступал с воскресными проповедями в секте, вел беседы, лекции… Мне казалось, что я говорю о Боге, осуществляю некую религиозную деятельность. Меня к этой сфере невероятно тянуло. Это радовало, это волновало, это как-то вдохновляло. Но у меня не было образца. Не было эталона. И когда я, еще в юности прочитавший Евангелие, столкнулся со святоотеческим наследием, я окончательно понял, насколько фальшивыми и лживыми являются «богословские» потуги мунитов и где свет истины. Так что меня спасли святые отцы. Вытащили из секты.
Отец Георгий: Между тем, как вы порвали с «Церковью объединения», и тем, как начали выступать против нее, прошло какое-то время. С чем это было связано?
Отец Лев: Когда изобличающих материалов у меня собралось в достаточном количестве, я расстался с сектой, но, действительно, не сразу решился выступить публично. Понимаете, хотя я и собирал все эти материалы для того, чтобы обрушить свою критику против сектантов… Но я ведь несколько лет был с этими людьми. Мы ездили вместе в командировки, ночевали в одном номере в гостинице, чаи пили. Чисто человеческие отношения были хорошие и порой дружеские. Ходили в гости друг к другу, я знал их детишек. Дочка одного из лидеров этой секты в Крыму со мной первые шаги делала, когда я малышку выводил на прогулки. Так что на чисто человеческом уровне было нечто, что затрудняло начать разоблачение… Вот я вчера ушел официально, написал заявление, что слагаю с себя полномочия, а на другой день начать выступать против, так что ли?.. Психологически необходимо было какое-то время, чтобы все переосмыслить, отойти. И поэтому лишь год спустя начались мои первые открытые публичные заявления о секте. Потом мои выступления в печати, на телевидении…
И в ходе этой активной работы я спохватился: «Я-то считаю себя православным, а какой я православный человек, когда я в храм не хожу?» И тогда я, представьте себе, за три дня до того, как мне исполнилось 53 года, принял Таинство Святого Крещения. И дальше… Если я тот сектантский период – шесть с половиной лет – охарактеризовал как кошмар, то время после Крещения по ощущениям – райская жизнь. Что я имею в виду? Когда я принял Таинство Святого Крещения, мне объяснили, что нужно прийти на ближайшую Литургию, чтобы причаститься. И я думал так: «Считаю себя православным, а сам даже некрещеный. Неправильно. Вот крестился. Мне сказали: “Надо тебе причаститься”. Ну, хорошо, я причащусь…» Но я даже не думал, что это будет иметь для меня какие-то последствия. Я думал, что просто буду знать, что я крещеный, вот крестик у меня появился на шнурочке – все как положено. Принял Святые Дары на первом в своей жизни Причастии. Подходит воскресный день, я думаю: как-то рано утром в воскресенье не очень привычно вставать, а вот тянет, нужно. В результате я не стал пропускать ни одной воскресной Литургии.
Протоиерей Лев Семенов
В храме, где меня крестили, знали, что я доцент университета, защитившийся по истории древней Церкви. И спросили: «А не хотите ли вы в воскресной школе для взрослых прочитать историю древней Церкви?» Я через неделю после крещения стал преподавателем воскресной школы при храме. Еще через месяц я стал алтарником в этом храме. И в результате год прошел после моего крещения, как я был рукоположен в сан диакона и начал свое служение.
Я думал, что до конца дней своих буду преподавать в университете и служить по субботним и воскресным дням, по праздникам как диакон, и ни о чем другом не помышлял. А дальше, уже вне всякой моей воли, получилось так, что, когда создавался епархиальный миссионерский отдел, владыка решил назначить меня его председателем и рукоположить в священники. Я это воспринял как волю Божию. Был, конечно, потрясен. Это для меня было приятное, разумеется, потрясение, но я совершенно не считал себя достойным, готовым. Место скромного диакона меня вполне устраивало. Но вот получилось так, что уже более полутора десятков лет я в сане священника.
Отец Георгий: Так Господь исполнил вашу юношескую мечту.
Отец Лев: Спустя, без малого, 40 лет, когда мне было за 50…
Отец Георгий: А расставание с вашим прошлым как происходило? Не пытались ли муниты вас удержать, провести какую-то разъяснительную беседу?
Отец Лев: Когда я ушел из секты, была, конечно, целая полоса, которая длилась пару месяцев, когда руководители секты всячески пытались меня вернуть. Это были телефонные звонки мне, разговоры с моими домашними с целью убедить их, что, может быть, Лева передумает и вернется. Но, в отличие от некоторых сект, которые более агрессивны при удержании своих адептов, муниты, по моему опыту, более трусливы. Все время их пребывания в России их больше всего беспокоил их имидж. Я, может быть, чуть-чуть слукавил в ту пору: когда эти звонки уже стали надоедать, я как-то поднял трубку и сказал: «Если еще раз раздастся звонок ко мне домой, я приеду к вам в офис и устрою такое, что вам не поздоровится». И бросил трубку. После этого звонков не было. Спросите меня сейчас, что бы я там сделал, а я и не знаю, что бы я мог устроить. Поскольку я не вооружен, не опасен и никакими единоборствами никогда не занимался. Это был некоторый обман. Но они отстали.
Но что было очень неприятно для меня: еще года два я сталкивался с тем, что факт моего ухода и моей открытой критики секты они скрывали от своих последователей. Дело в том, что те, кто пребывает в секте, находятся в жесткой информационной блокаде. Они не читают газет и не смотрят телевизор. Они смотрят только те фильмы и читают те издания, которые им рекомендовали лидеры секты. И поэтому получить критическую по отношению к секте информацию сектант ниоткуда не мог. И вот ко мне обращаются родители девочки, попавшей в секту, и выясняется, что она смотрит там видео, записанное со мной несколько лет назад, когда я еще был в секте, – им продолжают это показывать. Конечно, мое отсутствие многим бросалось в глаза, ведь я прежде все время в Москве был, выступал на различных сектантских мероприятиях… Но когда руководителей спрашивали: «А где Лев?», они отвечали: «Он сейчас очень занят на своей преподавательской работе в Тверском университете, поэтому он в Твери в нашем отделении». Московским сектантам говорили, что якобы я руковожу или в каком-то ином качестве пребываю в тверском отделении секты, чтобы скрыть мой уход. Но потом это уже невозможно было утаить, и я годы спустя обнаружил на мунитском сайте целую дискуссию о том, почему Лев Семенов ушел от мунитов. К счастью, это все в прошлом.
Отец Георгий: После выхода из секты вам приходилось общаться с кем-то, кого вы знали в секте и кто тоже ее покинул?
Массовая свадьба мунитов
Отец Лев: Отец Георгий, я был бы бесконечно счастлив, если бы таких людей встретил. Потому что, несмотря на то, что в секте я был шесть с половиной лет и вот уже двадцать лет без малого рассказываю правду о ней, чтобы люди туда не попадали, у меня, тем не менее, в душе сожаление не только о моем собственном пребывании там, но и о том, что я прямо или косвенно мог способствовать тому, что кто-то туда угодил. Очень хочется верить, что многие уже ушли. Жалко было судьбы. Иногда яркие, творческие судьбы. Люди бросали аспирантуру Московского университета для того, чтобы становиться рабами секты, и секта распоряжалась их судьбой. Молодежь, которая в нее вступает, не имеет права выбирать себе спутника жизни. Жениха или невесту молодым людям находит секта, и иногда они встречаются уже только на церемонии мунитского сектантского бракосочетания – так называемом «блессинге» (муниты для этой церемонии используют английское слово blessing, то есть, «благословение»), там видят того, с кем им по воле лидера секты нужно жизнь свою провести до глубокой старости. Это насилие над личностью, наверное, в самом крайнем выражении. Потому что более значимого вторжения в личную сферу человека, чем выбор ему жениха или невесты, пожалуй, трудно себе вообразить.
Выход из секты – очень сложный процесс. Поэтому, как в медицине, профилактика эффективнее, чем лечение самой болезни. Невероятно трудно выводить человека из секты. Он до такой степени индоктринируется, зомбируется, что не сознает пагубности своего положения, а родственники, близкие уже не в силах ему помочь. Потому что он уже не пойдет в центр встречаться с православным священником, чтобы узнать о секте. Шоры у него на глазах. У него только его гуру. Это не только мунитов касается, это касается любой тоталитарной секты.
Отец Георгий: Дай Бог, чтобы все-таки люди постепенно находили в себе силы уйти. Тем более что, по моим впечатлениям, в последние годы – и, может быть, это связано со смертью Муна в 2012 году – активность мунитов пошла на спад. Раньше я встречал на улицах этих, как правило, молодых людей, которые предлагали какие-то материалы. Помню, как еще в конце 1990-х ко мне на улице подошла пара женщин: «Мы из “Церкви объединения”. Не хотите ли подписаться под воззванием за мир и купить что-нибудь, чтобы поддержать движение за мир во всем мире?» А я тогда как раз только прочитал про Муна. И говорю: «Как-то немножко странно, что я должен подписаться под его петициями за мир во всем мире, когда у него один или два оружейных завода. Что-то здесь не сходится». А они мне: «А вы что, сами без греха?» (Смеется.) Вот такие были занятные встречи. Я уже давно не встречал мунитов и даже не слышал об их активности.
Отец Лев: Можно, думается, с радостью констатировать, что с уходом Муна начались кризисные явления даже в головных отделениях секты: американском, корейском, японском, западноевропейском. Эти кризисные явления, конечно, коснулись и России. К сожалению, из этого не следует, что вообще муниты прекратили свою деятельность. Совсем недавно ко мне в храм приходили родные молодых людей, которые оказались в секте. Хочется надеяться, что это какие-то остаточные явления, угасающие. Но успокоенности не должно быть. И главное – опять возвращаюсь к мысли о профилактическом принципе – надо все сделать для информирования широких слоев населения, чтобы обеспечить свободный выбор.
Протоиерей Лев Семенов
Отец Георгий: Отец Лев, хотелось бы поговорить и о вашей церковной жизни, которая началась довольно поздно. Вам, как уже сформировавшемуся человеку, не тяжело ли было входить в строй церковной жизни, изменять себя, свои привычки?
Отец Лев: Привычку только одну мне пришлось поменять: я всю жизнь был типичной совой – ложился в два и вставал по возможности позже. Естественно, когда начал посещать службы, с этой привычкой пришлось расстаться. Но я легко справился. Это все такие пустяки, отец Георгий. Ведь та радость духовная, которую обретаешь, стоя у Престола, служа Господу, – ни с чем не сравнима. Не мне вам рассказывать, вы сами это знаете… Более пятнадцати лет я в сане, и до сих пор не верю своему счастью. Я каждый раз, приближаясь к Престолу, радостно удивляюсь. Я не могу за эти полтора десятка лет избавиться от радостного удивления – по-другому не назовешь. «Неужели это произошло? Неужели есть это счастье?» И поэтому какие-то бытовые нюансы – что-то более удобно, что-то менее удобно – ничего не значат. Это не на втором плане даже, а на каком-то десятом-двадцатом.
Есть понятие неофитства – особого горения новообращенного. И принято считать, что человек, только что вошедший в церковную ограду, предельный энтузиаст, видит все в розовых тонах. Но также принято считать, что потом что-то в нем тускнеет. Я должен признаться, что с 1998 года, когда я принял Святое Крещение, я ни одной черточки вот этого неофитства не утратил в себе. Не знаю, может быть, это ненормально. Но для меня это все так же свежо, так же волнующе, так же увлекательно. Это то, что наполняет жизнь. То, чем живешь, чем дышишь и что придает силы и энергию. Особенно если учитывать, что я в последний день минувшего года встретил свое 70-летие, так что далеко не юноша. Но, как видите, что-то еще стараюсь делать.
Отец Георгий: На самом деле в неофитстве очень правильные и нужные интуиции. Во-первых, желание поделиться верой с другими. Во-вторых, желание себя изменить в соответствии с этой верой, то есть не просто называться христианином, а быть им – насколько это по силам. Ошибки, конечно, могут быть, например излишняя самоуверенность, переоценка своих способностей, жесткость к другим. Такие вещи могут быть, и они негативны. Но основной нерв этого состояния – та «первая любовь», о которой в Откровении Господь говорит: «Но то имею против тебя, что ты оставил первую любовь свою» (Откр. 2: 4). А когда человек не оставляет первую любовь свою, которую он ощутил, войдя в церковную ограду, это на самом деле очень даже хорошо и правильно.
Отец Лев: Совершенно с вами согласен, отец Георгий.
Отец Георгий: Вы говорили о профилактике. А что делать, если она не помогла и близкий оказался в секте?
Поклонение покойному Муну
Отец Лев: Очень важно здесь соблюсти два момента. Во-первых, как можно раньше обратиться к специалистам по выходу из сект. Причем раньше – это не через месяц, а буквально в первые же дни. Если на какие-то сомнительные собрания стали сын или дочь ходить, если какие-то брошюры подозрительные околорелигиозные появились. Буквально в первые дни нужно начать за своего близкого бороться, пока его еще все это не зацепило, пока его не погрузили. Это первый принцип: как можно раньше обратиться к специалистам.
И одновременно – это второй момент – внутри семьи ни в коем случае не критиковать самостоятельно секту, ее лидера. Потому что это только оттолкнет от вас человека, который заинтересовался учением секты, которому там понравилось. Тем более что не секрет, увы, что иногда в секту попадают, чувствуя неудовлетворение отношениями в семье, непонимание родителей, близких, отсутствие внимания. Это все компенсирует принцип «бомбардировки любовью», теми же мунитами утверждаемый и в ряде других сект используемый, когда неискреннее, лицемерное, фальшивое, но предельное внимание оказывается человеку, пришедшему в секту. Его встречают как родного. Его усадят, окружат все, кто есть, начнут деланно восхищаться любыми его дарованиями, не стыдясь, преувеличивать их. Если он вчера по самоучителю два аккорда на гитаре освоил – ему приносят гитару, говорят: «Ты попробуй, сыграй. Слушай, да ты будущий Элвис Пресли! Давай, развивай свой талант». Если стишки крапает для себя человек – ему скажут: «Почитай-почитай. Ты посмотри! Ну, это же гениально! Тебе надо развивать это в себе». А дома, может быть, никому дела нет ни до его бренчания на гитаре, ни до его стихов. Вот даже такую мнимую, искусственную заинтересованность увлечениями используют для того, чтобы вовлечь человека в секту.
Так что нельзя ни в коем случае разрушать пусть даже минимальную родственную близость. И о секте не говорить – это пусть специалисты будут делать умело, со знанием дела, – не критиковать секту, а пытаться найти какие-то общие точки соприкосновения. Например, если человек увлекается живописью, ненавязчиво предложить: «Мы давно не были в Художественном музее. Давай сходим, посмотрим картины». То есть находить объединяющие, а не разъединяющие моменты. Потому что домашняя самодеятельность в плане критики секты, куда попал ребенок или близкий человек, приводит к самым губительным обратным результатам. Вот это основное.
Отец Георгий: Дорогой отец Лев, большое спасибо за ваш рассказ. Верю, что он будет значим для тех, кто еще колеблется, поможет им не сделать каких-то неверных шагов, о которых потом придется сожалеть.
С протоиереем Львом Семеновым беседовал священник Георгий Максимов