Недостаток топографических и исторических сведений о палестинских и сирийских городах и селениях в известных нам произведениях древних греческих авторов давно уже побудил Императорское Православное Палестинское Общество обратить внимание и на те народные греческие агиологические тексты христианской эпохи, которые обычно называются синаксарями, мученичествами и житиями. Эти тексты, при всем их многословии; обыкновенно содержат в себе столь подробные сведения топографического или исторического характера, что представляют как бы верные памятники данных мест, или даже сокровищницы преданий их старинных обитателей. Впрочем, известно и внимание, повсюду обращенное в течение последнего тридцатилетия на агиологические памятники, и почерпаемый из них изобильный материал разнообразного интереса. Понятно, что и наше Общество не могло в известной мере не принять участия в их изучении, издавая по мере возможности представлявшиеся ему греческие агиологические тексты, имеющие отношение к Палестине ¹. Конечно, следовало бы предпринять по отношению к этим текстам что-нибудь цельное, напр., [II]систематическое собрание их по определенной программе и критическое издание на основании если не всех, то, по крайней мере, лучших рукописей. Но такое предприятие, понятно, требует долговременных подготовительных работ и расходов на поездки. Поэтому не бесполезна и постепенная подготовка к такому предприятию путем собирания и тщательного по возможности издания более доступных текстов; ибо подобное собирание, хотя бы и без определенной программы и без удовлетворения строгих требований критики, во всяком случае принесет пользу последующим деятелям, как пособие к составлению желательного систематического Corpus’a Палестинской и Сирийской агиологии. С этою целью издается настоящий первый выпуск, заключающий в себе бывшие у нас под руками списки различных агиологических житий и мученичеств.

Тексты этого выпуска, числом 12, написаны в разные времена. Из них девять издаются ныне впервые, а остальные три были уже изданы раньше, но дурно, неполно и в трудно доступных сборниках. Первый текст (греч. стр. 1–41, русск. 1–48) заключает в себе сказание о нападении Арабов на лавру преподобного Савы и произведенном ими избиении значительного числа монахов лавры. Нападение случилось в VIII веке, именно в 797 году. Этому событию, являющемуся историческим свидетельством мусульманского фанатизма против христианства и борьбы монахов в пустынном месте за спасение важного для христиан святого места старинной и известной лавры преподобного Савы, православная церковь справедливо определила особую память в своей [III] еортологии. Ныне эта память совершается 20–го марта ², a в старину, как свидетельствуют старинные списки греческого Пролога, совершалась 19–го марта ³. Автор нашего текста не назван по имени, но так как в § 50 он сообщает, что кроме этого сказания составил и песнопения в честь избиенных отцов святосавитов, то не остается сомнения, что автором сказания был известный песнописец Стефан Саваит. Ибо действительно его произведением является единственный известный стихотворный канон в честь отцов святосавитов, находящийся как в греческой, так в славянской служебной минее 8–го марта. Признанием Стефана Саваита за автора вашего сказания мы обязаны Болландистам, первым его издателям, смело поставившим имя Стефана и в заголовке латинского перевода ⁴. Им же принадлежит и определение года (797) нападения Арабов на лавру, так как они угадали, что в § 2 год обозначен по александрийской системе ⁵. Греческий текст издан Болландистами ex codice membraneo MS. Petri Seguierii cancellarii Franciae. Этот кодекс впоследствии перешел во владение Coislin'я, а ныне находится в Парижской Bibliotheque Nationale ⁶. Другой список из какой-нибудь другой рукописи доселе не известен. По [IV] этому и мы удовольствовались единственным парижским списком, выписав сюда, благодаря посредству Императорского Палестинского Общества, в 1891 г. рукопись Coislin. 303 для снятия из нее копий некоторых других текстов и для сличения сказания о преподобных святосавитах с изданием Болландистов, во многих местах ошибочным и неточным.

Из той же рукописи издается здесь и второй текст (греч. стр. 42–59, русск. 49–68), который повествует о мучении Арабами в Дамаске святого Илии Нового, из других источников не известного, которого память совершалась (вероятно только в Дамаске) 1–го февраля. И этот текст не встречается в других рукописях; раньше он был издан не вполне, без первых четырех параграфов (греч. стр. 42–45), Combefis'oм в редчайшей и не имеющейся в петербургских библиотеках книге под заглавием: Christi martyrum lecta trias. Parisiis 1666. При нашем издании мы имели под руками экземпляр из библиотеки Брюссельского Общества Болландистов, которым и выражаем искреннюю благодарность за его одолжение.

Третий текст (греч. стр. 60–74, русск. 69–85), — житие преподобного Симеона Столпника (память 1–го сентября), составленное учеником его Антонином и ныне впервые издаваемое, — взят из рукописи С. Петербургской Императорской Публичной Библиотеки № 213, X века. Он представляет интересные варианты и дополнения к житию св. Симеона, известному по другим редакциям.

Из той же рукописи заимствован и четвертый текст (греч. стр. 75–85, русск. 86–96), мученичество св. Вавилы архиепископа Антиохийского, которого память совершается 4–го сентября. [V]

За ним поставлены (греч. стр. 86–114, русск. 97–130) две разные редакции жития преподобного Мартиниана (память 13 февраля) из рукописей Московской синодальной библиотеки. Третью редакцию того же жития издал Paul Rabbow в Wiener Studien XVII, 1896, стр. 253–293.

Далее следуют два разные жития преподобного Герасима отшельника. Редакция первого (греч. стр. 115–123, русск. 131–140) в виде «Похвалы» основана на тексте, который мы издали в другом месте, приписав его по внутренним основаниям Кириллу Скифопольскому ⁷. Эта безыменная похвала раньше была издана весьма ошибочно Константином Дукаки по не указанной и, следовательно, неизвестной рукописи, в которой автором назван св. Софроний Иерусалимский ⁸. Наше издание основано на рукописи 145 афонского Дионисиева монастыря ⁹, написанной в 1619 г.; наш текст занимает в ней листы 156–161; к сожалению, конца текста здесь недостает. Второй текст о препод. Герасиме с именем монаха Космы ритора (греч. стр. 124–135, русск. 141–152), ныне впервые издаваемый, мы списали из codex Messanensis № MB, 1308 года ¹⁰. Другой копии его мы не знаем. В этом тексте житие препод. Герасима [VI] представляется более подробным и во многом отличным от известных доселе преданий о нем. Стоит отметить, что, между тем как память его совершается 4 марта, текст из Дионисиева монастыря ставит 5–й день того же месяца, а из codex Messanensis — 8–й день. О памятях препод. Герасима в разные дни в древнейшие времена см. свидетельства у архиепископа Сергия, Полный Месяцеслов 2, т. II, стр. 62.

В 1892 г. мы издали из cod. Coisl. 303 небольшой греческий текст, переведенный в старые времена с сирийского языка и содержащий в себе сказание о мученичестве в Иерусалиме 60 мучеников во времена Льва Исаврянина ¹¹. Этот текст имеет много общего с другим, очень пространным текстом, ныне впервые здесь издаваемым под № девятым (греч. стр. 136–163, русск. 153–183), и нет сомнения, что в обоих текстах речь идет об одном и том же событии по двум разным иерусалимским преданиям. Автором второго текста называется не известный нам из других источников Симеон Иеромонах и молчальник святой пещеры Четыредесятницы, т. е. известного в Палестине Quarantaine. Этот текст мы впервые узнали из codex Messanensis № MB и списали из него в С. Петербурге, куда рукопись была прислана по нашей просьбе при любезном посредстве Императорского С. Петербургского университета и министерства народного просвещения. Этот список переполнен ошибками и, если бы мы не имели перед глазами другого, то было бы необходимо отметить почти все его погрешности. К счастью, [VII] от этого скучного труда нас избавил узнанный нами впоследствии codex Vaticanus 2042, XII века, с которого, при дружеском посредстве достопочтенного отца Aurelio Palmieri, мы получили фотографические снимки всех страниц нашего текста. Таким образом наше настоящее издание составлено при помощи обеих названных рукописей, при чем мы отметили из cod. Messanensis лишь немногие написания, да и то не имеющие важного значения.

На десятом месте (греч. стр. 164–172, русск. 184–192) мы поставили неизвестное доселе на греческом языке мученичество святого Кириака архиепископа Иерусалимского, раньше бывшее известным по некоторым отличающимся редакциям в разных переводах ¹². Мы списали и это сказание из cod. Messanensis № MB.

Одиннадцатым (греч. стр. 173–185, русск. 193–208) поставлено похвальное слово Николая Кавacилы, писателя XIV века, святому Андрею Новому, пострадавшему в Иерусалиме, к сожалению, в неизвестное время. Этот св. Андрей ныне впервые становится известным, так как имя его не встречается ни в одном служебном Прологе. Это произведение Кавасилы ныне издается в первый раз на основании единственного известного доселе списка в cod. Bibl. Nation. Paris. 1213 (ancien fonds), XV века ¹³. Копию «похвалы», по нашей просьбе, тщательно снял [VIII]парижский профессор Henri Lebegue, которому выражаем и печатно нашу сердечную благодарность.

Двенадцатый и последний текст (греч. стр. 186–210, русск. 209–243) представляет также впервые ныне издаваемое житие преподобного Антония Нового, жившего в первой четверти IX века ¹⁴. Текст его из Венского cod. hist. graecus 31 переписал для меня тамошний ученый диакон Софроний Евстратиадис, а летом 1906 г. я сам сличил половину его копии с рукописью в Вене. Другой список доселе не известен. Следует, однако, заметить, что кроме нашего текста существовал и другой, отличный от него, из которого большой отрывок известен нам по аскетическому сборнику Павла Евергетина, жившего в XI веке ¹⁵.

В заключение этой краткой библиографической заметки о собранных в настоящем выпуске агиологических текстах считаю долгом выразить мою живейшую благодарность многоуважаемому академику В. В. Латышеву, который с величайшею готовностью принял на себя труд перевода на русский язык всех этих текстов и указал нам на некоторые недосмотры, вкравшиеся при их печатании.

А. Пападопуло–Керамевс.

15 апреля 1907 года.

(Память 20 марта)

1. Достойно есть тем, которые еще не очистили себя от тины грехов, но одержимы еще страстями в уме, непрерывно упражняться в молчании и с тайными стенаниями молить владеющего сердцами и утробами Христа (Ср. Иор. XVII, 10; XXI, 12) даровать свободу от одержащего рабства и не предавать себя необдуманно писаниям словес, долженствующим читаться во всеуслышание церкви и святого собрания, наиболее боясь божественного прещения, говорящего к таковым через пророка: «Грешнику же рече Бог, вскую ты поведаеши оправдания моя» (Псал. XLIX, 16. 1) и т. д. Если же к сему случится кто-либо совоспитанным с невежеством и непричастным учению в словесах, то сколь великий возбудит смех своим дерзновением и вместе безумием, будучи лишен всякого прощения за то и другое. Но что сделать мне, исполненному всех этих мыслей и стремящемуся скрыть и заключить себя в обители молчания, но побуждаемому велением святого пастыря, поражаемому им в сердце как бы бичом [2] духовным и боящемуся опасности ослушания, тяжкой и невыносимой? Итак, считая дело благопослушания лучшим и полезнейшим, я предаю себя отеческому велению, уповая на его молитвы, укрепляясь ими и привлекая на отверстые уста мои благодать Духа свыше. Сей всечестный пастырь Василий повелел моему краткословию изложить память и краткое сказание о набеге нечестивых варваров на нашу, т. е. святого отца нашего Савы, лавру и на содеянное ими в наши времена избиение бывших там блаженных и приснопамятных отцов, которого я был очевидцем и зрителем, будучи, хотя и недостойный, одним из населяющих сию пречистую лавру и находившихся там при гибельном их нашествии и нападении, — дабы толикая доблесть и во Христе мужество и крепость таковых мужей, подвижников истины, не омрачилась, утекшая со временем, покрытая молчанием и ниспосланная в пучины бесславного забвения, хотя она может многих умастить к доблести и побудить к соревнованию подвига и подражанию.

2. В лето от сотворения мира шесть тысяч двести восемьдесят восьмое по точнейшему церковному счислению, а от Рождества во плоти Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в семьсот восемьдесят восьмое, индикта пятого, при священноправлении Иерусалимскою церковью и епархиею блаженнейшего патриарха Илии, при игуменстве же в великой лавре преподобного отца нашего Василия воспеваемого и богомысленного, по деянию человеконенавистника, действующего в сынах ослушания, более же искони человекоубийственного, злоначального и злорадного демона возгорелась в земле Палестинской великая междоусобная война колен Сарацинских, в начале [3] имевшая ничтожные поводы. Но мало помалу в короткое время раздор и вселукавое соперничество у них, как рабов страстей и подвластных греху, увеличивалось, вооружалось, связывало дом с домом, присоединяло семью к семье, привлекало род к роду и воздвигало всегда готовых к восстанию и дышащих убийством и таким образом внесло распадение и разномыслие в главнейшие у них колена, я разумею потомков Агари и Измаила и ведущих род от древнего Иектана (Ср. Бытия X, 25, 26).

3. Итак, составивши две рати, причем в обеих одинаково начальствовал и предводительствовал виновник порока, сколько произвели они беспорядков и беззаконий, сколько совершили разорений и грабежей имуществ, сколько соделали кровопролитий и человекоубийств неправедных, сколько селений, предав огню, оставили в развалинах, ограбив и обратив в бегство жителей, разорив все бывшее в селениях или даже перебив найденных жителей, — об этом рассказать подробно не соответствует ни моей силе, ни настоящим обстоятельствам, ни находящемуся в руках предмету повествования. Они опустошили разные многолюдные города, и именно Елевферополь сделали совершенно необитаемым, весь разоривши, а Аскалон, Газу, Сарифею и другие города страшно разграбили. По дорогам же устроивши засады разбойничьих сходов и скопищ, отпускали путников нагих и непокрытых одеждой, всего лишенных, носящих побои и раны и благодарящих за то, что избежали смертной участи. Воспользовавшись предлогом, люди, исполненные зла, уже не друг [4] с другом сражались, взыскивали пени и вымещали друг на друге личные обиды или оскорбления, но каждый думал о том, чтобы похитить что-либо ему не принадлежащее, спешил и торопился собрать и составить себе богатство из чужих денег и вещей. Если же кто-либо из них случайно питал гнев на другого и в особенности из христиан, то, воспользовавшись удобным случаем, тотчас стремился насильственно лишить его жизни и присвоить себе его имущество.

4. Итак, когда такая неурядица господствовала и всем овладевала подобно потаенному пламени, многие из живших в полях и селениях, покинув все свое имущество и сочтя его ниже собственного спасения, сбежались в многолюдные города, как в убежища; а наконец и жители городов, и особенно святого града Христа Бога нашего, отложив каждый попечение о собственных делах и предприятиях, стали рыть рвы вокруг города, пытались воздвигнуть стены и прилаживали ворота, денно и нощно ставили стражей и соглядатаев, остерегаясь частых и непредвиденных нападений разбойничьих скопищ, одержимые великим страхом и ожидая страшного разорения. Ибо во всей окрестности Горной не осталось ни селения, ни места недоступного для углей пустынных (Ср. Псал. CXIX, 4) и тех диких горных зверей, разумею происходящих из колена Иектанова. Они уже грозили наступить и на святый град, разграбить его и сделать оплотом собственного скопища; они и попытались сделать это, всенародно выступив на него походом и единодушно устремившись, и исполнили бы [5] свое намерение, но некая божественная сила, пособившая стражам города, хотя весьма малочисленным, выступившим им на встречу, победила нежданно нечестивых, обратила их вспять посрамленными и обманула их надежду, весьма озаботившись о досточтимых местах и Воскресении Христовом и оказав попечение о живущих там верных мужах и женах и местах подвижничества.

5. После того варвары, устремившись на места окрест старой лавры святого отца нашего Харитона и опустошив все окружающие селения подобно саранче и богониспосланному гневу (ибо что достаточно было их всеядному стремлению, когда числом их были тысячи?), потом разорили и самую пречистую лавру, говорю старую, не только ничего не оставив жившим там отцам, но и причинив им всеужасное зло и многих из них подвергнув многообразным мукам; ибо губители пробыли в ней довольное число дней. Они с гневом грозили, как дикие вепри точили зубы и как львы рыкали против нашей лавры, стремясь и ее поглотить. Ибо ничто во всей нашей окружности не осталось у них неопустошенным, или одна сия лавра святого отца нашего Савы, как ягода в винограднике после сбора, которую Христос Бог, простерши крепкую длань, дивно хранил в доказательство своей всемогущей и непобедимой силы и заботливого о ней попечения и любви. Ибо кто, братия, не удивился и не поразился Божиим покровом и попечением, видя, что гибельное скопище этих богоненавистных пребывало невдали от нас, стремилось и грозило нам гибелью, но некою невидимою и божественною силою было отражаемо и не допускаемо к нашествию на нас. [6]

6. И удивительно, что были некие враги Христа и церкви, издавна бывшие соседями лавры, издавна жаждавшие овладеть ею и ее имуществом, грозившие, подстерегавшие такие обстоятельства, наблюдавшие и ожидавшие восстания и смятения, в котором, если бы получили от власти разрешение и безбоязненность, угрожали сделать лавру совершенно пустою и необитаемою. Итак они, будучи влиятельными и первенствующими в этом великом скопище, не переставали постоянно возбуждать и подстрекать толпу против нас, торопя вести их на нас. Но все-таки их злое намерение не вышло по их желанию, так как Бог молитвами всеблаженного отца вашего и истинного раба Его Савы ограждал его паству, разрушал план противников, как древле Ахитофель (Ср. Цар. 2, XV, 32; XVII, 14), и стражу нашу чудотворил, как хочет. Однако, в один день богопротивное скопище, вышесказанные супостаты наши, собравшись, пошли на нашу лавру, дыша гневом, — как позже рассказали некоторые из них, — и стремясь не просто разграбить ее, но и уничтожить совершенным опустошением. Но правда Божия, хотя мы были спокойны и ничего не знали, воспротивилась им, воздвигнув на них противников их: ибо воины, поставленные блюсти город, заметив их движение и стремление (ибо они имели соглядатаев, старательно издалека наблюдавших и возвещавших происходящее) и подумав, что они вознамерились напасть на город, выступили против них в местах около святого Вифлеема и, сразившись войною, многих из них истребили и бегущих но пустыне перебили; и таким образом богопротивное их намерение и совещание было ниспровергнуто.[7]

7. В другой раз рой и толпа варваров презлейшая, подвигнутая диаволом и врагами лавры, сговорилась напасть на нас утром и разграбить лавру; но защитник ее Господь рассеял их злое соглашение, как древле сговор башнестроителей при Евере (Ср. Быт. XI, 7–17). Ибо, нашедши в некоем селении довольное количество глиняных сосудов, наполненных вином и скрытых под хворостом, ненасытно и неумеренно упившись неразбавленным вином, в опьянении обратились к войне друг с другом, и таким образом их намерение и сборище рассеялось.

8. Когда это совершалось таким образом (ибо такая неурядица и смятение продолжались довольное число месяцев), господствовали страх и отчаяние и дороги к святому граду почти отовсюду были непроходимы, как думаете вы, возлюбленные, в каком страхе, трепете, беспокойстве, огорчении и ожидании ужасов и опасностей тяжких и невыносимых проводили мы столь долгое время, когда все насущные припасы с трудом приносились из святого града и очень часто в пути подвергались разграблению? Большею частью мы проводили время, собравшись на одной горной вершине, палимые дневным зноем и ночным холодом, ожидая внезапного нападения и нашествия нечестивых, слыша о нем постоянные вести (поставив вдали на выдающемся и кругозорном утесе горы нескольких соглядатаев, мы приказали им возвещать нам особым знаком прибытие варваров, если оно будет усмотрено), ежедневно и тысячи раз раньше одной телесной смерти умирая от страха и ожидания мучений, и особенно с ужасом подозревая вражду и [8] ненависть вышесказанных. Сколько раз множество их из Аравии или из других мест проходило сквозь нас к великому их окопу (ибо мы особенно часто переносили это, так как они отовсюду шайками собирались в одно место), затем их присутствие возвещалось соглядатаями, и так как предполагалось, что они приходят на нас и из-за нас, то ради этого производились удары в била для того, чтобы собрать всех отцов, рассеянных по их келлиям, и мы слышали удары в дерево, как бы возвещающие присутствие смерти. Но гораздо больше созерцание вооруженных варваров и всадников, часто выезжавших вперед и приближавшихся, приводило в смятение, поражало и заставляло обмирать от страха; а они, насыщаясь и запасаясь нашими съестными припасами, убийственно и грабительски озирались кругом, показывая взорами существующее у них против нас злое настроение. Но Бог молитвами святого отца нашего Савы отвращал их, и они уходили.

9. В таких обстоятельствах прошло много времени, и отцы пребывали в неизмеримом смятении и одержимы были страхом; молитвами и прошениями денно и нощно молили они человеколюбие Божие совершить полезное душам их и благоугодное Ему. Однако никто из них не выселился из места своего подвига и не покинул лавры, хотя им было разрешено удалиться и спастись в города, если желали. Но как изначала покинув мир и сущее в нем и всецело посвятив себя Христу, они последовали за Ним и, подняв крест и умертвив себя для мира, были приведены им в эту пустыню, так решили терпеть, выжидать и переносить всякое искушение и опасность, грядущую на них, увещевая друг друга и братски[9] поощряя тем, что «Если Христос, Которому мы обручились и ради Которого населяем сию пустыню, покинув каждый свою родину, захочет спасти нас от руки беззаконной и варварской, то может это сделать, ибо легко может делать все; если же Он повелевает предать нас в руки их на смерть, то всячески попустит это, как знающий, что это лучше и выше. Итак, примем ниспосылаемое Богом, как полезное, и не возвратимся из страха пред губительными варварами к мирским смятениям, внушая всем подозрение, что мы болеем постыднейшим страданием трусости; ибо мы получили от Господа и Спаса нашего Иисуса Христа повеление не бояться убивающих тело, души же не могущих убить (Ср. Матф. X, 28). Прекрасно видеть, как отходящие от мира и следующие Христу отправляются в пустыни, но постыдно, неприятно и позорно, если однажды отстранившиеся от мира и не малые времена обитавшие в пустынях идут и возвращаются в мир страха ради человеческого. Да не посмеется над нами общий враг, видя нас устрашенными от соратников его и бегущими в города, враг, часто нами побежденный, прогнанный и, как пес бесстыднейший, преследованный с помощью Христа Вседержителя. Мы не имеем городов, укрепленных стенами и башнями, в которых мы были бы охраняемы, но имеем несокрушимую стену Христа, Которому непрестанно воспевать научились от Давида: «Буди ми в Бога защитителя и в дом прибежища и место крепко, еже спасти мя» (Псал. XXX, 3). Мы не имеем кольчатого доспеха, шлема и кожаного щита, которыми могли бы отразить стрелы неприятелей, [10] но имеем всеоружие духа, доспех любви и надежды, щит веры и спасительный шлем, которыми можем защититься. Мы не имеем рати воинской воевать пред нами, но ополчится ангел Господень окрест боящихся его и избавит их (Псал. XXXIII, 8); ибо нам и жизнь Христос и умереть приобретение (Филипп. I, 21); ведь не ради любви к жизни поселились мы в этой пустыне. Чего ради избираем мы жить в этом необитаемом месте? Не ясно ли, что ради Христа? Итак, если мы будем в нем истреблены, ради Христа истребляемся, ради Которого избрали жить в нем: что же приятнее или блаженнее смерти ради Христа, умершего ради любви к нам?».

10. Такими словами утешив и ободрив друг друга и искренно предав Христу свои души и тела, отцы оставались в лавре. Но и другое благочестивое и богоугодное соображение убеждало их противостоять недвижимо: они знали, что для неправедно враждебных им соседей нет ничего приятнее, как опустошить и разорить лавру и видеть ее необитаемою монахами: ибо если бы они заметили, что монахи удалились хотя бы недалеко, то нисколько не медля и прежде всего сожгли бы церковь, разрушили бы до основания келлии и постарались бы сделать место совершенно необитаемым на будущее время. Дабы это не случилось, доблестные доблестно противостояли и выжидали, не как трости колеблемые всяким ветром, но как башни созданные на несокрушимой скале. Они и при наплыве потоков искушений и при нападении и напоре бури злых ветров пребыли неуклонными и непоколебимыми, подвергаясь [11] опасности не просто за камни и дерево, но за славу Христа, искони и ныне в этом месте славимого, чистосердечно и свято чтимого и получающего служение в духе и истине. Ибо кто не знает, что не столько пристани принимают и спасают терпящих опасность в море, сколько сия славная и богосозданная лавра в своем лоне избавляет от душевной смерти мысленно сокрушаемых в житейском море и затем уловляет их для жизни, чрез добродетельную жизнь и строгое поведение представляя и посылая Христу. Итак, эти доблестные мужи признали праведным и должным выносить опасности ради спасения душ ныне в ней спасающихся и тех, которые ежедневно и навсегда будут спасаться Богу, ради какового спасения душ и сам Христос вместо предлежавшей ему радости избрал смерть (Ср. Евр. XII, 2). Идя во след Ему, подражатели и рабы Христа и сами вместо предлежавшего им через бегство избавления от опасностей предпочли претерпеть и вынести всякое грядущее зло.

11. О твердое, высокое, осторожное и богомудрое решение! О размышление благочестивое, боголюбивое и христомысленное! Как достойно воспою вас, отцы всеблаженные, и избиенных Христа ради и чрез смерть перешедших к нему, и живущих еще во плоти, но пострадавших решением и рвением души. Зрящий движения сердец и исследующий намерения Господь, видя, что они приобрели такое богоугодное расположение, принял предложение и восхвалил их и увенчал самими подвигами и искусом мучений. Ибо всенаблюдатель Христос рукою тайною и [12] крепкою и мышцею высокою (Ср. Псал. CXXXXV, 12) и вопреки ожиданиям достаточно охранил их целыми и невредимыми среди опасностей, так что все были поражены столь дивною защитою и помощью Божиею, дабы и о них не сказал враг того, что дерзнул сказать о праведном Иове (Ср. Иова I, 9–11): «Разве даром Иов чтит Бога? не Ты ли оградил его внутри и извне? Но простри руку Твою и коснись всего, что он имеет, и плоти и костей его; или в лицо благословит Тебя?» Почти то же сказал и о них искуситель, когда потребовал Петра (Ср. Луки XXII, 31). Итак, Христос, дабы отнять у врага всякий предлог и делом научить, что Его борцы в ужасах непреоборимы и победоносны, дал ему власть упражнять подвижников, как он хочет.

12. Он же, радостно приняв это требование, бегом стал искать своих соратников и рабов, чрез которых и раньше, как сказано, совершил неисцелимое, я разумею варваров. Нашел он их рассеянными, ибо их разогнал страх, когда было возвещено прибытие властей. Все-таки он нашел некое наихудшее скопище, значительное числом, и чрез захваченных враждою и питавших неправедную ненависть к нашей лавре соседей, о которых мы упомянули раньше, сведя их с разных мест и собрав богоборное скопище, превосходящее числом 60 и вооруженное луками, поставил вокруг нас. Когда они подходили издали, некоторые из братии, заметив их, возвестили их прибытие криками и билами. Мы же, хотя и уповали, что избавились от ужасов (ибо слышали раньше рассеяние и распадение варварских полчищ), и ожидали покоя в святую [13]четыредесятницу, которая тогда наступила, все-таки, услышав звуки несвоевременных ударов и криков, бегом поспешили на обычный холм. Было 13–е число марта месяца, день второй (Понедельник), около восхода солнца. Увидев издали их шествие и признав, что они изготовились к войне (ибо протягивались мечи и натянутые луки), мы еще до их приближения обмерли от страха.

13. Видно было, что убийцы разделились на два отряда; когда они приблизились, некоторые из отцов дерзнули выйти к ним на встречу, пытаясь умягчить их увещательными речами. Они обратились к ним с такими словами: «Зачем вы пришли к нам в таком виде, как бы к некиим врагам, заранее нанесшим вам величайшие обиды, совершившим самые дурные поступки и весьма оскорбившим и повредившим вам? Мы, о мужи, относимся ко всем мирно; ни вас, ни других мы никогда не опечалили и не повредили. И мы настолько воздерживаемся от ссоры и битвы, что покинули и все свое, и весь мир, и живем, как видите, в этой пустыне, дабы, удалившись от всякого житейского шума, смятения, прений и волнений, иметь возможность неотвлекаемо оплакивать грехи наши и угодить Богу. Мы не только ничем вам не повредили, но не упускали случая и благодетельствовать посильно; ибо мы не переставали принимать, кормить и покоить проходивших от вас мимо нас. Итак, не воздайте нам злом за добро, ибо вы должны благодарить нас посильно за те благодеяния, которые мы вам оказали. Но и ныне мы готовы изобильно угостить вас яствами, имеющимися [14] у нас, и обычно упокоить». Но они с бранью и угрозами ответили: «Мы пришли сюда не из-за яств, а ради денег. Итак, вам предлежит одно из двух, или доставить нам деньги — они назвали количество — или быть истребленными стрелами». Наши снова отвечали им: «Поверьте, мужи, поверьте, что мы смиренны, нищи и убоги, даже хлеба не всегда имея вдоволь, чтобы насытиться; но и в одеяниях и плащах мы не имеем изобилия и роскоши. Если же вы говорите о количестве золота, то мы и во сне его никогда не видели; довольствуясь только необходимым, и то с трудом, мы проводим здесь жизнь в стеснении».

14. Они же, как бы получив величайшее оскорбление, распаленные гневом, стали изобильно пускать стрелы, подобно зимним тучам, и перестали не прежде, чем опустошили свои колчаны. Из отцов было ранено около 80, большинство смертельно, а некоторые легко. Получив некое умеренное удовлетворение своего безумия, ненасытимые злом пошли на келлии, разбивая двери большими камнями и разграбляя лежащее внутри. А мы, пока они были этим заняты, ухаживали за ранеными братиями: подняв их страждущих и стонущих, мы внесли их в ближнюю келлию и стали вынимать вонзенные стрелы, имея не менее их сердца пораженные стрелою уныния и сострадания, видя их обагренных кровью в разных местах тела, в которых они получили раны: одни имели вонзившиеся стрелы в груди, другие в затылках, иные в лицо; были и такие, которые, будучи поражены камнями в голову, имели глаза затекшие кровью; всех одержал озноб, дрожь, скрежет зубов и смертная бледность. [15]

Уложив их, превосходнейший и благочестивейший врач авва Фома, после сего поставленный во игумена старой лавры, применял к ним надлежащий уход.

15. Эти же воистину угли пустынные, оскверненные и звероподобные варвары, ничего не сделав удовлетворительного для злого их настроения, хотя и убили очень многих по своим силам и разграбили имущество, безумно затеяли сжечь келлии; находя в каждой из них сучья, так называемые manouJia (ибо отцы имели обычай собирать и складывать их), они легко поджигали ими жилища. Мы же, видя поднимающееся в высь пламя и клубящийся в воздухе дым, горели сердцами и были тяжко одержимы несказанною болью, тьмою и недоумением, как бы отчаявшись за лавру; ибо они намеревались уже и церковь предать сожжению; и только возводя очи к небу, мы молились о ниспослании оттуда помощи, призывая предстательство святого отца нашего Савы. И защитник страждущих Бог, сущий «близ всем призывающим Его во истине» (Псал. CXLIV, 18), соизволил показать издали некиих немногих, увидевши которых, варвары, заподозрив, что они идут на нашу защиту и помощь, убоялись, что придут и другие, — ибо устрашил их Бог, — и удалились с награбленной добычей. Но и по удалении их страх наш не прекратился; ибо мы боялись их возвращения. До захода солнца и исчезновения света мы пребыли недвижными, обращая взоры туда и сюда, как бы подозревая их возвращение. И на следующий день с утра до позднего вечера, собравшись в том же месте, мы целодневно совершали [16]моления и молитвы, одержимые тем же страхом; точно так же и всю ту неделю мы не переставали это делать. Мы все собирались вкупе, с одной стороны получая друг от друга достаточное утешение и одобрение (ибо мы молились или жить, или умереть вместе), с другой — уклоняясь от мук, которые они причиняли находимым по одиночке, как сделали и в старой лавре, предавши некоторых огню и придумав другие виды мучений.

16. После того как мы провели таким образом ту неделю и поздно в субботу, около второго часа ночи, совершали в церкви обычное бдение святого Воскресения, вот два богобоязненные и твердомысленные монаха поспешно прибежали бегом, обливаясь потом. Честные отцы старой лавры, соблюдая закон любви и движимые огнем братолюбивого сочувствия, послали их к нам, возвещая следующее: “Напавшие на вас за шесть дней нечестивцы и злодеи всю эту неделю собирали соучастников разбоя и соотступников и, собравшись в большом числе, стремятся в эту ночь напасть на вас и опустошить лавру; они грозят причинить вам всякие ужасы и тягости, будучи исполнены гнева и ярости; это мы могли узнать от некоторых соплеменников их, соседних с нами. Они уже начали по заходе солнца движение на вас из наших мест, и мы в страхе и ужасе прибежали бегом и рисковали собою, боясь встречи с ними по дороге. Итак, если вам можно что-нибудь сделать, сделайте скорее".

17. Мы, услышав эту скорбную весть, как бы пораженные каждый мечом в сердце, растерявшись в недоумении и обмирая от ужаса, ослабели силами и членами. Исполненные беспокойства и смятения, мы [17] оставили некоторых петь в церкви, а большинством заняли обычную вершину и там, проводя ночь до утра, почти оцепенели от мороза, так как изнутри страх сгущал кровь, а снаружи холод снова сталкивал и сгонял ее. Однако мы не небрегли молитвою, хотя и не были в церкви; даже более, собрав весь ум, все помыслы и все внимание, кружившееся вне, мы обратились к могущему спасти из опасностей Богу с чистыми молитвами и сосредоточенными прошениями, приготовляя себя к исходу из настоящей жизни. Каждый озирался в разные стороны и внимательно прислушивался, откуда увидит или услышит их наступление. При этом часто вид и движение чего-либо случайного пугало всех нас, будучи принимаемо за прибытие безбожных.

18. Пока мы пребывали в таком смятении, исполненные страха, тоски и беспокойства, вот появились два некие человека, поспешно шедшие вперед. Когда они приблизились, один оказался старцем монахом, совершенно седым, а другого он вел с собой как охранителя в пути и проводника. Утомленный бегом и одержимый печалью, он начал речь, прерываемую постоянною одышкою, бессвязную и неясную; протягивая в руке записочку, он просил узнать из нее причину его прибытия. Развернув письмо и получив возможность прочитать его при лунном свете, мы узнали, что оно написано отцами досточтимой лавры знаменоносного отца нашего святого Евфимия по уставу духовной любви к нам и содержит следующее: “Мы желаем, чтобы вы, отцы, узнали, что мы имеем от достоверно знающих сведения, что сонм лукавых из местностей к северу от святого града, собравшийся для зла, намеревается в эту ночь [18] напасть на вас и разграбить и опустошить лавру; но укрепите себя и помолитесь за нас".

19. Получив это письмо, мы поняли, что это другой отряд, отдельный от того, о котором известили Старолавриты. Ибо враги нашей лавры и своего спасения, которых мы назвали раньше, не довольствуясь одним злым скопищем, собрали и другое сонмище человекоубийц, дабы, соединившись, напасть на нас всем числом. Когда мы узнали это, наш страх и робость удвоились, печаль была невыносимая и опасность неизбежная. Не надеясь найти от людей или от земли никакой помощи, мы подняли руки и очи к небу и умоляли зрящего на нас Бога, со слезами и стенаниями возвещая нашу нужду и скорбь и говоря: “Призри, Владыко, на наше смирение и бедствие и не отврати лица Твоего от рабов Твоих. Веси, Господи, что ради святого имени Твоего каждый из нас, покинув дом свой и сродников, пришел в эту суровую, безводную и безутешную пустыню не ради какой-либо земной прибыли, но дабы не отпасть от славы Твоей и созерцания лица Твоего; и ныне приди на помощь нам, ибо скорбь близка, и нет помогающего (Псал. XXI, 12). Вот враги Твои, Господи, возшумели; вот ненавидящие Тебя подняли голову. Сказали: придите и истребим их из народа, и не помянется больше имя духовного Израиля в этой пустыне (Ср. Псал. LXXXII, 3, 5). И ныне, Владыко, мы знаем и верим, что если захочешь поразить их слепотою, как Сирийцев при Елисее, или чрез ангела в одно мгновение умертвить, как………………… (В рукописи не достает листа).

20….. и нещадно поражали каждый [19] имеющимся в руках оружием, мечем или дубиною, или палкою, или луком, а большинство, подобрав с земли большие и малые камни и поднимая их в вышину обеими руками изо всей силы своей бросали на святых.

21. Но увы, как мне перенести бесслезно воспоминание о том ужасном и жалостном часе? Как я смогу представить словом, что видели очи наши? Ибо даже если бы у меня было десять языков и столько же ныне уст (ибо воистину речь гораздо ниже и скуднее дел), все-таки воспринимаемое слухом не может быть представлено, как зримое очами. А опыт и чувство тяжелее того и другого: ибо не так пильщики и дровосеки, напав на многодревесный лес, нещадно рубят его, как эти жестокие, зверовидные и бесчеловечные варвары как бы в мясной лавке безжалостно поражали ударами тела отцов, не так, чтобы испугать или причинить умеренную боль, но чтобы уже и убить и предать смерти. Одних они рубили мечами по шее, другим разбивали головы ударами больших и тяжелых камней, иным ломали голени, иных били по лицу палками или камнями, и нельзя было видеть кого-либо не измаранного сукровицею или не обагренного и не истекающего кровью. И как волки, напав на стадо овец, собранное вместе и скученное, расхищают его, так и эти дикие, жестокие и звероподобные, наскочив на разумных и кротких овец Христовых, разрушили их сплоченность. Затем, достаточно исколотив преподобных как молотами в кузнице, они отовсюду метанием камней и грозными и дикими криками сверху чрез поток согнали их в церковь.

22. Некоторые из братии, претерпев такое насилие и нужду, пытались скрыться, прячась в пещерах, [20] расселинах гор и проломах, но лишь немногие могли укрыться. Так, напр., найдя игумениарха, т. е. приставленного для приема останавливающихся в игуменском доме приезжих, по имени Иоанна, богобоязненного и кроткого характером, юного летами, копьеносцы диавола нанесли ему тьму побоев и ударов камнями, подрезали жилы и, оставив полумертвым, не позволили гонимому сойти в церковь собственными ногами, или не бывшему в силах из-за боли от ударов, или для большого мучения; но, стаскивая его за ноги по скалам и острым камням, безжалостные и немилосердные влекли его сверху, с вершины горы, до самой церкви, как если бы кто нашел мертвую скотину или бесчувственное дерево. Содрав всю кожу со спины и с задних частей (ибо длина и расстояние пути было не мало и притом круто), они бросили его еле дышащего на церковном дворе. Замученный потом дымом, он предал душу Христу с другими преподобными, о которых с Богом будет сказано.

23. Ученики измыслителя порока, сыны мудрого на злодеяния змия и порождения ехидн заранее поставили некоторых из своих на более возвышенных местах наблюдать с тем, чтобы, если они усмотрят кого-нибудь желающего убежать, то удержали бы его, воспрепятствовали и против воли вернули в лавру и церковь. Итак некто родом Дамаскинец, по имени Сергий, увидел, что отцы после стольких побоев варварски сгоняются и сталкиваются варварами в церковь (это трикраты злосчастные и злообъятые придумали и исполняли ради мучения их); знал же он потаенное место, в котором были скрыты некоторые из священных предметов церкви, ибо он был [21] учеником преподобного игумена; итак, убоявшись, что он, как человек, не вынося силы мучений, укажет это место и за это подпадет суду, как предавший святое псам (Матф. VII 6) и принесенное Богу предоставивший слугам сатаны, блаженный подумал, что ему надлежит и лучше будет бежать и снискать бегством избавление от такого суда.

24. Итак его, удалявшегося бегом и оказавшегося уже далеко от лавры, поставленные с этою целью стражи усмотрели и, опустившись, схватили и стали принуждать уколами мечей возвратиться опять в лавру; он же с смелым сердцем и безбоязненною мыслию ответил им: «Я не возвращусь по вашему велению, ибо не для молитвы или благочестия вы повелеваете нам сегодня войти в церковь». Даже сами варвары были поражены его мужеством и твердостью. Снова жестоко и бесстыдно оскорбляя его и поражая каменьями, они приказывали возвратиться; но он все-таки не повиновался их приказанию. Растягивая его обнаженного, они уверяли, что отрежут ему голову, если он не обратится и не побежит назад; но доблестный подвижник, выказывая ту же крепость, обратившись к востоку и подняв очи вместе с сердцем и устами к живущему на небесах Христу, возразил им: «Я по вашему повелению ныне не возвращусь туда; если же вы хотите, как говорите, отрезать мне голову, то по изволению Христову вам нет никакого препятствия». Говоря это, он наклонял и шею. Это рассказал один из братии, бывший вместе с ним и возвратившийся. Тут вскочил некто из отступников, вскипев рвением и гневом и нося [22] в утробе диавола, и, извлекши меч у своего товарища, ударил по шее блаженного. Не насытив этим своего безумия, он нанес ему второй и третий удар; затем, столкнув его в некий поток, они побросали на него большие каменья, так что разбили почти все тело преподобного. Так доблестно боролся он против коварства врага, восстал против греха до крови, нисколько не отступил от высочайшей доблести, не допустил ради трусости или ради предстоящего и грозящего страха смерти никакой низкой и жалчайшей страсти, но, явившись во истину благородным, богоподобным душою и крепчайшим, первый стяжал венец мученический. После удаления варваров принеся его святые останки, совершенно обагренные и окрашенные, вернее же омытые и очищенные кровью, мы пристойно положили их в пристойных гробницах со святым сонмом убиенных в этот день преподобных отцов. Но об этом после, а теперь возвратимся к продолжению рассказа.

25. Разнообразные в пороке, страшные и вселукавые мятежники выслали некоторых из своих на ту сторону, к востоку от потока, откуда западные части видны совершенно ясно, дабы они голосом и рукою указывали и объявляли единомышленникам желавших бежать, скрыться и спрятаться в пещеру или отверстие или под кров скалы. И таким образом никто не мог бежать или уклониться от их смертоносной сети и окружения, ибо все повсюду, как сказано, были разыскиваемы и указываемы.

26. Но, дойдя до этого места рассказа, я не миную доблестного, крепкомысленного и воистину достигшего высшего предела высшей любви и совершившего [23] его на деле, ибо не годится миновать такого в речи не отмеченным, по истине достойного удивления и христоподражательного подражателя Христа. Некоторые из братии, будучи преследуемы, прибежали к некой весьма тесной пещере, в которой надеялись скрыться и спрятаться от гнусных осквернителей. Один из соглядатаев, стоявших напротив к востоку, видя их влезающими в отверстие, с громким криком показывая пальцем, указал пещеру соотступникам. Некто, с мечом став у двери и входа в это отверстие, с громким криком и страшною угрозою приказывал выйти находившимся внутри; братия же, как открытые и угрожаемые быть взятыми и преданными горьким мукам, поразились страхом. Было их числом пять, из которых один достопамятный, дивный и достохвальный, родом Адраинец, по имени же Патрикий. Увидев своих товарищей и собратьев потерявшимися от робости, исполнившись божественного рвения, любви и братолюбия, он смело поднялся и воззвал к скрывавшимся вместе с ним братьям: «Дерзайте, братия мои возлюбленные и единодушные; я принимаю на себя сегодня опасность за вас и смерть; я ради вашего избавления добровольно предаю себя в руки немилосердных варваров; а вы, сидя здесь, упражняйтесь в молчании и безгласии и пребудьте, не выходя из пещеры». Шепнув это, он выскочил, вышел к кровопийце варвару и сказал: «Пойдем куда велишь». Но тот сказал: «Выведи и остальных, которые скрылись с тобою внутри». Но доблестный Христов воин и бесстрашный витязь стал уверять и множеством речей осведомлять и убеждать палача, что он один только был скрыт внутри и [24] с ним никого другого совсем не было. Убедив этими словами нечестивца, оруженосец и защитник любви и братолюбия направил путь к церкви, сам с величайшей готовностью указывая ему дорогу.

27. О, доблестная и богоносная душа! О, твердое и стальное сердце! О, любовь боговдохновенная и чистосердечная, запечатлевшая этот высший и крайний предел совершенства, совершенный и установленный всеобщим Спасителем! «Ибо потому, говорит Он, узнают все, что вы Мои ученики, если будете любить друг друга» (Иоан. XIII, 35). Какова же мера любви, Он уяснил, прибавив: «Ибо сия есть совершенная любовь, чтобы душу свою положить за друзей своих» (Ср. Иоан. XV, 13). Сие на деле исполнившим является этот прекраснейший и достопамятный Патрикий. Воистину блажен ты, трикраты счастливый, что всецело оказался исполнителем новой заповеди Христа («ибо се, говорит Он, заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Иоан. XIII, 34), что последовал по стопам Владыке Христу, как раб добромысленный и ученик добропослушный, что, став сообразным Его страстям (Ср. Филипп. III, 21), ты естественно явился сообщником и сопричастником Его славы и царства на небесах. Итак, помяни, воспеваемый, и нас, из любви прославляющих твое мужество. Ибо я желаю и искренно стремлюсь пребывать в восхвалении тебя; ибо воистину ты явился достойным тьмы похвал, хотя и стал выше наших восхвалений и рукоплесканий и не имеешь нужды в них. Но меня ждет весь лик мучеников, показавших то же самое мученичество и твердость и сохранивших до последних издыханий в муках равное [25] решение и неоскверненное совершенство любви, как слово мое покажет вполне ясно. Но я опасаюсь, как бы не наложить тяжести повествованию. Итак, возлюбленные, Христос Бог знаний, испытующий сердца и утробы (Ср. Псал. VII, 10), узрев совершенную волю сего твердого юноши, украсил и увенчал его совершенным венцом мученичества. Е он оказался одним из скончавшихся мучением дыма, как спешит изъяснить мое повествование.

28. Итак, когда убийцы и мучители собирали отцов одних в церкви, других в доме игумена, их начальники и старейшины, схватив показавшихся при разборе первыми из монахов, сказали: «Выкупите себя и вашу церковь за 4000 номисм, или мы немедленно прикажем обезглавить вас и сожжем ваш храм». Отцы же робко упрашивали их, говоря: «Пощадите нас ради Бога и не проливайте сегодня неправедно нашей крови; а количеством золота, какое вы говорите, мы не владеем и никогда не владели. Если же вам угодно, вот на нас одежды наши, которыми мы покрыты; и мы поведем вас в наши келлии, без утайки покажем все наше имущество и охотно отдадим; только соблаговолите предоставить нам жить даже нагими». Они же рассвирепели, как бы получив величайшее оскорбление, и, выведя их в сухой сад игуменского дома, криком позвали Эфиопов (ибо с ними было множество Эфиопов), торопя их принести мечи и придти, чтобы тут же перерезать отцов. Когда же предстали вооруженные мечами черные и мрачные душою и телом, они стали потрясать обнаженными мечами с варварскими [26]завываниями; эконома поставили с крестообразно распростертыми руками у стены и намеревались расстрелять, наложив концы стрел на тетивы и натянув луки, и грозили умертвить их, если не принесут искомое ими и не вынесут спрятанные (как они говорили) золотые и серебряные церковные сосуды и ценности. Отцы же всеми силами старались уверить их, что они не имеют золота и не знают сокровищницы золотых вещей. И сказали: «Покажите нам избранных среди вас и главных казначеев, и распорядителей и стражей вещей вашей лавры и церкви, или мы сейчас лишим вас жизни». Отцы же снова ответили: «Мы уже сказали вам, что не имеем ничего из искомого вами; если же вы ищете нашего игумена, то знайте, что он здесь не присутствует; остальные же все мы равны и равночестны». Ибо и в самом деле боголюбивый игумен за несколько времени отлучился из лавры по некоторым надобностям. Итак, в течение часов достаточно устрашив их, повели их назад и отвели вне игуменского дома на широкое место, где обыкновенно развьючивают верблюдов; и там поставив и устроив их, мучители с гневом расточали те же самые угрозы; и снова отцы говорили в защиту и отвечали им подобное прежнему. Когда же увидели, что не достигают ничего из желаемого и что праведные готовы принять от них гибель, то, отведя их в церковь, тесно поставили всех отцов вместе. И было зрелище на вид жалостное, воистину достойное слез, стенаний и рыданий………. (В рукописи недостает листа).

29….. предизбравший жизнь, которого умертвили, задушив дымом, как будет сказано. [27]

30. Но недостойно предать молчанию и происшедшее с вышеупомянутым врачом, я разумею авву Фому, отличающегося доблестями во Христе и ныне преподобно управляющего старою лаврою. Ибо по внушению злого демона эти слуги демонов полагали найти деньги у отца; ибо он был известен. Не зная его в лицо, они обошли всех отцов, требуя показать им врача. Но отцы честные и воистину благородные, благочестивые и братолюбивые, хотя имея его в своей среде, не указали его ни рукою, ни словом, ни покиванием; из-за этого по природе дикие, еще более рассвирепевши, удивившись и поразившись любовью преподобных и их братолюбивым поведением и настоянием, били их палками и кололи ножами и стрелами, дабы им был показан искомый, но равно ничего не достигли. Итак, когда они утомились, как бы ища недостижимого, то всех вместе ввели в самую внутреннюю часть пещеры.

31. Не неуместно здесь описать и положение места и речью сделать его ясным для незнающих. Сия богозданная церковь представляет собою широкую пещеру, получившую от провидения такое положение, как бы имеющее образ церкви, и поэтому получившую такое наименование: ибо к востоку она имеет как бы конху. С северной же стороны есть некое внутреннее углубление, где прежние отцы, отрезав часть его, устроили диаконик; в глубине же диаконика сокровищница или сосудохранилище. Еще далее внутрь — глубокая расселина в виде темной щели и узкая тропинка, улиткообразно ведущая чрез некие ущелья к игуменскому дому, по которой блаженный отец наш Сава иногда спускался в церковь, как изложено и в житии его. После же сего бывшие с течением времени игумены [28] заделали сверху этот проход, и эта расселина осталась безвыходною, непроходимою и полною глубочайшего мрака, так что заключение в ней было мучением и без дыма.

32. Итак, безбожники, силою загнав отцов в эту дыру и ущелье, зажгли костер у самого его устья. А так как тростник был сырой, то он производил сильный и неизмеримый дым, который, клубясь в этой теснине и совсем не находя отдушины и выхода, страшно (увы!) и невыносимо мучил и удушал отцов. Итак, мучители, оставив их достаточное время задыхаться, потом закричали: «Выйдите, монахи, выйдите!» Выходящим было совершенно необходимо проходить сквозь самое пламя и очаг его; но все казалось выносимее дыма и происходившего от него утеснения и удушения. При выходе подвижников у многих были умеренно обожжены подошвы и волосы на голове, на бороде, на бровях и ресницах. Вышедши, они бросались на землю, всем пренебрегая и стремясь набраться чистого воздуха и надышаться им.

33. Затем палачи снова обратились к истязанию, думая, что подвижники уже побеждены мучениями и во всем легко признаются. Они снова спрашивали их, говоря: «Покажите нам ваших первенствующих, начальствующих и охранителей церкви, или мы хуже уничтожим вас». Но крепкие и твердые в страшных и тяжких опасностях более прилежали к молитве, нежели отвечали им; один говорил: «Господи, прими душу мою в мире», другой: «Господи, в руки Твои предаю дух мой» (Ср. Псал. XXX, 6), иной: [29] «Господи, помяни меня, когда придешь во царствии Твоем» (Лук. XXIII, 42), и вообще один приносил Богу одно, другой другое моление. Варварам же они ничего не возглашали желательного для них, а отвечали им только то, что и раньше, — что «если желаете наши одежды и имущество в келлиях наших, возьмите все обильно и невозвратно; если же хотите убить нас, то исполните это скорее; ибо чего-либо другого от нас не услышите».

34. Итак, когда псы увидели, что лают тщетно и даром, пораженные отношением достойных удивления отцов друг к другу, их любовью, твердостью и братолюбием, и вскипев неудержимым безумием и гневом, снова в горниле стали испытывать седмерицею очищенные (Псал. XI, 7) и ничего не имевшие фальшивого и поддельного золотые. Ибо они толчками и ударами вогнали в теснину пещеры отцов, просивших лучше быть убитыми вне ее, чем испытать прежнее дымное удушение. Но, несострадательные, немилосердные и воистину медноутробные спешили лишить святых жизни посредством более горьких мук. Итак, вторично введя их в прежнюю пещеру, они еще сильнее стали окуривать дымом. И оставив на долгое время, так что можно было предположить, что многие из них умерли, закричали святым выйти. Они же, пробравшись сквозь то же пламя, как и прежде, полумертвые выходя на чистый воздух, впитывая его и делая глубокие вздохи, старались отдышаться. Ибо почти все они были при последнем издыхании; а находившиеся далеко внутри, не вынесши силы дыма, предали свои святые души в руки Владыки Христа, оказавшись в числе 18–ти.[30]

35. А жестокие, иссохшие и каменносердечные варвары и при этом не изменили своего дикого намерения и не смягчились. Ибо едва спасшихся из огня и дыма, еще бездыханных они мучили и били, наступая на лежащих и подобно лягающимся мулам попирая ногами и прыгая на них, с теми же требованиями. Когда же ничего не достигли из того, на что надеялись, или лучше сказать, когда выказали все свое звероподобное бесчеловечие отчужденные от лона Божия (Ср. Псал. LVII. 4), то, рассеявшись по келлиям и разломав и разбив их двери величайшими камнями, разграбили и унесли все найденное в них, а также в игуменском доме и в церкви, и, навьючив на лаврских верблюдов, удалились.

36. Спустя много часов те из отцов, которые чувствовали себя лучше, встали и, ощупывая раненых, разбитых и ударами и изнемогших от истечения крови, возливали воду на их лица, поили их и оказывали надлежащие заботы. Около захода солнца, когда дым немного унялся, они, возжегши восковые светильники, вошли в то узкое место пещеры и нашли святых лежащими ниц, носами в насыпь, а некоторых завернувшими лицо в одежды и закрывшимися для того, чтобы хотя сколько-нибудь избежать силу и необходимость удушения, но всех лежащими ниц и мертвыми. Оле горькой и мучительной смерти! Как мог бы кто-либо описать или представить словом такую неутолимую и неутешную скорбь или скорее насильственный и всежестокий исход души из тела, или, пригоднее сказать, ее выталкивание и изгнание? Ибо всеблаженные, не могши [31] надолго удержать свое дыхание вследствие воспламенения врожденной теплоты, когда сердце возгоралось и спешило привлечь холодный и чистый воздух, как только обнажали и открывали отверстия ртов и носов, вместо освежения и прохлады втягивали удушливость, производившую потемнение в глазах и головокружение; ибо дым входил в поры и естественные отверстия и прорезы, наполнял грудную клетку, проходил сквозь ситовидные части, поднимался к мозговым оболочкам, смертельно разъедал их, сдерживал и стягивал жизненную кровь всякой вены и таким образом влек за собою кончину и удаление души из сопряженного тела более (как мне кажется) насильственное, скорое и печальное, нежели естественная смерть, так как боговязанное сродство, связь и единение насильно разрешалось и было порываемо слишком жестоко и тиранически. О, дерзновение против Бога! О, нещадность и безжалостность человекоубийц! Как они не устрашились разрезать создание Божие и, воистину богоборцы, пожелали развязать, отделить и разнять то, что Творец с несказанною мудростью связал и соединил?

37. Но направим течение речи на связь сказания. Отцы, с трудом вынесши этих блаженных (ибо дым, еще клубившийся на месте, отвращал их), со слезами и рыданиями положили их рядом во дворе церкви, присоединив к ним и девятнадцатого, — обезглавленного блаженного авву Сергия, о котором мы сказали в предыдущем. Ужасное было зрелище — видеть стольких спящих раненых и убитых, лежащих рядами и избиенных сразу и единовременно. Итак, совершив великое биение в перси и оплакивание и исполнив обычный канон, положили их в единой [32] гробнице друг на друга, не омывши или обрядивши их обычно, как совершали при умерших иначе, но похоронивши в этих же обагренных кровью одеяниях неправедно убиенных неправедными варварами, силою исторгнутых и изъятых из жизни ради царствия небесного, сказавших радоваться всему миру и ради Христа удалившихся от всех мирских удовольствий и наслаждений, истощивших свою жизнь в такой тяжкой, суровой и лишенной всякой телесной приятности и утешения пустыне, в искусе и строгом житии победивших и умертвивших страсти, иссушивших тело постами, спаньем на земле и бодрствованием устранивших изнеженность плоти воздержанием от наслаждений, вселивших и собравших в своих душах доблести изучением божественных словес и чтением и слушанием святых писаний, возлюбивших Бога и ближнего паче самих себя, ради Христа и любви к ближним предавших себя горькой смерти, ради Господа вкусивших до смертной участи многие скорби, страхи, угрозы и муки, подвизавшихся добрым подвигом благочестия, совершивших путь искуса, сохранивших веру до последних издыханий и получивших от Вседержительской десницы совершенный венец правды и вместе мученичества (Ср. Тим. 2, IV, 7–8).

38. Ибо кто еще сомневается, что они не поставлены с мучениками? Или кто медлит и отвергает назвать их мучениками равно совершенными? Не вытерпелили они разнообразные муки? Не убиты ли неправедно ради заповеди Христовой? Или только убиваемые за отказ служить идолам и отречься от Христа должны называться мучениками? Я же говорю, [33] следуя и повинуясь словам мудрых и богоглаголивых учителей, что и всякий убиваемый за малейшую из заповедей Христовых, дабы поставить ее или дабы не нарушить ее, есть совершенный мученик и нарицается им и получает совершенный венец мученичества, и если не дерзостно сказать, а скорее нужно сказать смело и свободно, — что убиваемые за соблюдение заповедей Христовых суть больше убиваемых просто за веру в Него. Ибо отречение от Бога, как действие важное, великое и влекущее за собою явную гибель, часто возбуждает к соревнованию и негодованию даже более слабые и упадшие души; пострадать же за доблесть свойственно людям очень разумным, высоким и возвышенным мыслию. И сего свидетель и учитель есть апостол, говорящий: “Ибо едва ли кто умрет за праведника, но за благого, может быть, кто-нибудь решится умереть" (Римл. V, 7). И если “нарушающий одну из заповедей Моих малейших, говорит Господь, малейшим наречется в царстве небесном" (Матф. V, 19), то ясно, что соблюдающий одну и из всех наиболее всеобъемлющую наречется величайшим в царстве небесном; ибо умирающий за заповедь Христову гораздо скорее умрет за Него самого; ибо умирающий ради заповеди Христовой, очевидно, может умереть и ради Него, а избирающий умереть ради Него не во всяком случае умрет и ради заповеди Его. Примета же и знак любви к Нему — соблюдение Его повелений. “Ибо любящий Меня, говорит Он, заповеди Мои соблюдет" (Иоан. XIV, 15). Какая же из спасительных заповедей Его или большая или более объемлющая, послушай самого Господа, говорящего [34] спрашивающему Его фарисею: “Учитель, какая заповедь первая в законе?" (Матф. XXII, 36–40), а “первая"здесь обозначает изрядность. Он же, отвечая, сказал ему: “Возлюбить Господа Бога твоего и ближнего твоего как самого себя; ибо на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки". И апостол: “исполнение закона любовь" (Римл. XIII, 10). А Господь, распространяя законную заповедь, гласящую “возлюбишь ближнего твоего как самого себя", и установляя ее совершеннейший и высший предел, говорит: “Больше сей любви никто не имеет, как если кто душу свою положит за друзей своих" (Иоан. XV, 13). Ибо умирающий за ближнего своего возлюбил его не только как самого себя, но и больше себя; это открыто и непреложно совершили сии трикраты блаженные. Ибо им говорилось убийцами: “О смиренные и жалкие, покажите нам первенствующих среди вас, и освободим вас, а иначе убьем вас". Итак, воины Христовы предпочли умереть, чем предать казни своих братьев и отцов.

39. Я же утверждаю, что им надлежит надеть тройной венец подвижничества и мученичества, во–первых потому, что они убиты за Христа; ибо, если они ради Христа жили в сей пустыне, то все, что терпят в ней, очевидно, претерпевают за Него; во–вторых потому, что они предали себя за лавру, ее состояние и за спасающихся в ней, как выше показано; ибо у них было место и время для бегства, если бы они пожелали, но они вспомнили и претерпели сказанное: “ревность дому Твоего снеде мя" (Псал. LXVIII, 10). Ибо если Навуфей был побит камнями за то, что не передал унаследованную от отца землю, не [35]доставляющую никакого душевного спасения, то насколько больше сии поборовшиеся за дом Божий стали признанными и достохвальными? В–третьих потому, что они предпочли умереть за своих братьев и отцов; умирающий же за сотоварища и соучастника рабства как мог бы не умереть гораздо скорее и тысячу раз за собственного господина? Если же мучениками были бы и назывались бы одни только подвизающиеся за веру, то не будет поставлен и причтен в мучениках Иоанн Предтеча, обезглавленный за то, что не умолчал об одном беззаконии одного мужа, Ирода, ибо он был убит не за веру. А что же Маккавеи? Не предали ли они себя столь великим неисцелимым пыткам и мукам, дабы не преступить одной малейшей из заповедей закона? Ибо какое столь великое зло было вкусить свиных мяс, когда “не входящее в уста сквернит человека?" (Матф. XV. 11). И святые отцы, убиенные на святой горе Синае и в Раифе, не были ли неправедно зарезаны варварами, требовавшими денег, которых они не имели? А прославляемые нами ныне отцы никоим образом не ниже их. Иоанн же Златоуст, самый блестящий светоч Церкви и учитель всей вселенной, не за стремление ли к добродетели был осужден на изгнание и претерпел столь великие искушения и опасности до кончины? Итак, если он боролся не за веру, скажем ли мы, что за это он лишается почестей и наград мученических? О нет, это ум не здравого, рассуждение безумствующего.

40. Поистине странно и исключительно в этом деле то, что не все были совершенны созерцанием [36] и знанием, но были среди них простые разумом и неразвитые. Однако, все они были раньше воспитаны владеть страстями, подавлять стремящиеся к удовольствиям, жизнелюбивые и страстные плотские мысли и соуслаждаться по внутреннему человеку закону Божию (Ср. Римл. VII, 22), а тайное врачующая и младенцев делающая мудрыми благодать Духа, учащая человека знанию, приняв их помышления, возымела силу, усовершенствовала их и удостоила целых и совершенных наград и венцов. Но и находящиеся, еще в живых и оставленные жить не лишились славных наград и воздаяний мученичества. Ибо если, как говорит где-то богоглаголивый Василий, “ублажи искренно потерпевшего мучение, да будешь мученик помышлением и выйдешь без гонения, без огня, без бичей удостоенным равных с ними наград" (См. Migne, Patrol, gr. 31, col. 508), то не праведнее ли могли бы быть названы скорее мучениками и исповедниками те, которые воспротивились врагу посредством разнообразных подвигов и состязаний, были обагрены собственною кровью и, быть может, претерпели большую боль, нежели лишенные чувства кончиною? Ибо они получили разные тяжкие побои, у одних были разбиты и переломаны руки, у других ноги или какая-либо другая часть тела, у большинства же головы, и в течение не малого времени они были врачуемы вышеупомянутым отличнейшим врачом, благочестивейшим аввою Фомою весьма успешно и искусно, но и очень болезненно и затруднительно. Ибо он разрезывал пораженные места, обнажал головные части, буравом и долотом, ударяя плотничьим молотом, вынимал сломанные и [37] разбитые косточки, так что обнажалась даже окружающая мозг оболочка и часто брызгала сукровица и гной. Это претерпели не один или двое, но весьма многие. Один старец твердого характера, раненый мечем в руку, когда врач, отчаявшись в излечении ее, захотел пилою отрезать ее от плеча, — увидевши, какую боль терпят врачуемые отцы, и не вынесши тягости операции, совершенно отказался от врачевания. Когда же развилось гниение и у него завелись черви, спустя немного дней он переселился из многострадальной и земной плоти ко Христу в безболезненное упокоение и причтен к святым мученикам, восполнив им число двух десятков, как и у древних сорока святых мучеников страж запечатлел четвертый десяток.

41. Но дабы кто-нибудь не представил себе, что мы от себя прилагаем к этим блаженным прозвание и наименование мучеников, как бы себе угождая, — мы в защиту сказанного приводим самого учителя церкви. я разумею Иоанна Златоустого, самым ясным образом сие укрепляющего и утверждающего. Именно, в составленной им по главам речи к легко соблазняющимся, в главе 19–й он дословно излагает следующее (Migne, Patrol, gr. 52. col. 519): “Ибо не одни те, которые были привлечены в судилища и получили повеление принести жертву, но не повиновались ему и претерпели то, что претерпели, могут быть названы мучениками, но и те, которые приняли какое-либо страдание за угодное Богу; а если кто рассмотрит с точностью, то скорее эти, чем те. Ибо не равно, когда предлежит такая гибельная участь и погибель [38] души, принять какое-либо страдание и не погибнуть, и претерпеть такую же казнь за меньший подвиг. А что не только убиенные, но и уготовившиеся и ставшие к сему готовыми стяжали венец мученический, — то и это самое и то, что я оказал раньше, именно, что и убиенный за меньшее есть мученик совершенный, — я попытаюсь доказать из слов Павла. Ибо блаженный Павел, начав перечислять воссиявших при предках и положив начало от Авеля, затем перейдя к Ною, Аврааму, Исааку. Иакову, Моисею, Иисусу, Давиду, Самуилу, Илии и Елисею, прибавил слова: Итак, и мы имеем такое облегающее нас облако свидетелей (Ср. Евр. XII, 1). Однако, не все они были убиты, а точнее даже ни один, кроме двух или трех, именно Авеля, Захарии и Иоанна, а все прочие окончили жизнь естественною смертью. И сам Иоанн был убит не получивши повеления принести жертву и не исполнив его, не приведенный к алтарю и не привлеченный к идолу, но за одно лишь слово. Ибо он сказал Ироду: “Не должно тебе иметь жену Филиппа, брата твоего" (Ср. Матф. XIV, 4) и был посажен в темницу и претерпел зарезание. Если же осудивший брак противозаконный, поскольку ему подходило (ибо он не исправил совершенного дурно, но только сказал, а прекратить не имел силы), если сказавший только и ничего от себя не принесший, кроме этого, есть мученик и первый из мучеников, так как был обезглавлен, то претерпевшие столь великие мучения и боровшиеся не с Иродом, а с властителями всей вселенной, восставшие не против противозаконного брака, а на защиту попранных отеческих[39] законов и уставов Церкви, показавшие свободу и словами и делами и каждодневно умирающие мужи, жены и дети, как не могут быть тысячу раз достойными сопричтения к лику мучеников? Ибо и Авраам, не зарезавший сына, зарезал его и слышал свыше голос, говорящий, что “ты не пощадил сына своего возлюбленного ради Меня" (Быт. XXII, 12). Так повсюду и мысль, когда совершенна будет в доблести, получает целый венец. Если же тот, не пощадивший сына, был так прославляем, то подумай, сколь великую мзду получили не пощадившие себя, не один, два или три дня, но целый год стоявшие в этой битве, поражаемые бранью, обидами, поношениями и клеветами; ибо и сие не мало, почему и Павел дивится сему, говоря: “То сами среди поношений и скорбей служа зрелищем, то сделавшись общниками претерпевающих так" (Евр. X, 33). Что же можно бы сказать о тех, которые и сами умирают и подвизающихся так умащают?"

42. Вы слышали, братия и отцы, великозвучнейшую трубу церкви, ясно укрепляющую и утверждающую наше мнение. Наша простая и бессвязная речь украсилась возвышенною речью учителя, получив как диадема многоценный смарагд. Сказанное нами выше принято и утверждено достоверностью богоносимого и христогласного и даже более, чем мы желали. Ибо если Иоанн, цикада церкви, так учит, то чье мнение об этом остается еще колеблющимся?

43. Для подтверждения же и удостоверения богорадостного успения сих блаженных и славного их принятия к Спасителю Христу Бог дивных соблаговолил, чтобы в сей день подвига святых явилось [40] нежданное и сверхъестественное чудо, которому два некие человека были очевидцами и достоверными свидетелями. Ибо после второго выхода отцов из той мучительной пещеры, когда там остались усопшие блаженные мученики, и нечестивые пытали их, как сказано выше, один из братий видит одного из усопших и лежащих внутри пещеры, по имени Косму, стоящим впереди ризницы в стороне, с умащенною елеем головою, лицом светлого, весьма сияющего и розового, на вид веселого и радостного, и говорит: “Я дивился, размышляя в себе, во–первых, светлому и радостному взору в такое время и особенно в таком месте, а во–вторых, говорит, тому, как они не пытают и не наказывают его, приведя с нами, но оставили его одного стоять столь безбоязненно и безобидно". Ибо брат тогда еще не знал, что виденный есть один из лежащих внутри покойников.

44. После удаления нечестивых некий старец из отцов, молчальник и многие годы угождавший Богу в пустынях, именем Сергий, скорбя и рыдая об этих печальных событиях, а больше всего о кончине блаженных, возжегши лампаду, вошел в богосозданную церковь, желая пройти в самую глубину (и посмотреть), кто усопшие отцы и сколько их. И видит этого авву Косму, которого видел и брат, выходящим из пещеры в том же светлом образе; и когда они сотворили друг другу метанию по обычаю, авва Косма прошел вперед в ризницу, сказав такое слово: “Помолись за меня". Итак авва Сергий, вошедши со тщанием, осматривал и осязал лица святых; увидев среди них лежащим бездыханным и мертвым этого самого авву Косму, которого он [41] при входе встретил выходящим, он устрашился и быстро вышел, желая еще застать его, и ища повсюду, не мог его найти. Итак он понял, что явившееся ему было некое божественное видение, показанное во свидетельство их преподобной кончины и уготованного им бессмертия и блаженства.

45. Потом, когда в том году случилось в лавре бездождие, в самую ночь славного успения святых, их предстательством и молитвою ниспавший великий дождь наполнил и залил все ямы и приемники лавры. Вскоре же Господь сотворил и отмщение за неправедно пролитую кровь рабов Его и воздал соседям нашим седмерицею в недра их по писанию (Псал. LXXVIII, 10, 12). Ибо, когда возникла смертная болезнь, дерзнувшие на невозможное и совершившие нечестивое варвары и вооружившие их на святых и на лавру были истреблены болезнью, голодом и самою жалкою смертью так быстро друг за другом, что не успевали хоронить и предавать установленному погребению своих умерших, но лишь слегка прикрывали их насыпью или бросали в пещеры и ущелья; псы же, откапывая и растерзывая их, делали своею пищею и добычею, так что все дивились поразившей их внезапной гибели и уничтожению, исчезновению беззаконных и скорому отмщению Божию и воспели с пророком Давидом: “Како быша в запустение? внезапу исчезоша, погибоша за беззаконие свое, яко соние встающего" (Псал. LXXII, 19, 50).

46. Не скрою еще, что мне рассказал достойный веры пресвитер. Этот добродетельный муж, языком сириец, возымел большое желание изучить еллинский говор и наречие; и вот, с большим трудом [42] выучив псалтырь, он тщательно и трудолюбиво прилежал к чтению святого писания, жаждая изощрить и приучить свой язык; но с трудом и тяжестью преодолевая изучение чтения, он пал духом. Заснувшему ему явилось видение одного из сих святых отцов, Анастасия протодиакона, о котором мы и помянули; он был другом Папии и спросил (говорит) причину его уныния; он же объяснил, жалуясь на трудность учения. На это святой, улыбаясь, сказал: “Открой рот и высунь мне язык твой"и, вынув у себя некий новый лоскут, обтер язык и, очистив кругом какой-то густой зеленоватый налет, исчез. Спящий пробудился, и пресвитер утверждает, что с того дня он почувствовал такое понимание наречия и легкую подвижность своего языка при чтении и учении, что сам поражался и дивился Божию промышлению и благодати святых.

47. Но это — малые свидетельства вашей благодати, о святые и желанные Богу мученики! А вашу славу в небесах, которой вы ныне достойно причастны, кто может достаточно разъяснить? Ибо вы, богоблаженные, блаженны потому, что, будучи тиранически извергнуты из земной жизни, удостоились благожития небесных. Блаженны вы, отцы всесчастливые, потому что и до физической смерти вы добровольно распяли и умертвили себя для всего мира и в обновлении жизни поревновали на земле равноангельскому житию. Блаженны вы, отцы всепреподобные, потому что и в сей временной жизни подчинили закону жизни плотское помышление, противящееся закону разума. Блаженны вы, отцы всеотличные, потому что, объяв плотские страсти трудами и напряжениями подвижничества, соделали тело удобоправивым и подвластным душе и [43]поработили худшее лучшему, а разум благопослушно подчинили закону Христову. Блаженны вы, отцы всеславные, потому что соблюли достоинство души не порабощенным плотским вожделениям и наслаждениям, а благородство образа сберегли не униженным и чистоту и красоту очертаний его сохранили несмешанною и неизменною. Блаженны вы, отцы вседоблестные, потому что, восписав в себе добродетели из учения Писаний, как некие искусные живописцы раскраску, и отподобив их в душах ваших, показали себя миру одушевленным образом и богоподобным оттиском и снимком. Блаженны вы, отцы достоуважаемые, потому что ни одно из благ в жизни не смогло прельстить и обмануть сердце ваше и отвратить, отторгнуть и оттолкнуть от созерцания Бога и услаждения. Блаженны вы, отцы достохвальные, потому что все душевное желание напрягли к Богу и наслаждению божественному, а ум обратили, как меч некий, против одного греха и его виновника и родителя. Блаженны вы, отцы дивные, потому что разумно уклонились идти по широкому пути наслаждений, как ведущему к гибельному пределу, и неотвратимо и неуклонно избрали совершать узкий и печальный путь, ведущий путников к блаженному и трикраты счастливому концу. Блаженны вы, отцы непобедимые, потому что враг, вытребовавший и вас, как многострадального Иова, опустошив всю стрельницу своего лукавства и всячески стараясь, не смог покорить напряжение и непобедимость души вашей.

48. Блаженны вы, отцы богомудрые, потому что, причастившись страстей Христовых сперва искусом, а потом и подвигом, впоследствии естественно стали Ему причастниками славы: “если с Ним страдаем, [44] говорит, чтобы с Ним и прославиться и вечно соцарствовать" (Ср. Римл. VIII, 17; Тим. 2, II, 12). Блаженны вы, отцы воспеваемые, потому что “против начал и властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы" (Ефес. VI, 12) за небесное невидимо поборовшись и видимо победивши, вы отвратили вспять видимых врагов истины, мужественно одолевши их перенесением мук и твердостью до смерти. Блаженны вы, отцы всеславимые. потому что обеими борьбами обратив в бегство обоих супостатов и врагов, юношески подвизавшись и в разнообразных войнах оказав мужество с обеих сторон, наиправедно и прилично были увенчаны. Блаженны вы, отцы трикраты величайшие, потому что чрез дым и воню огня смертного и легкоисчезающего вполне избежали испытание и угрозу неисчезающего и неугасимого огня и к тому пожали благовонные плоды райские. Блаженны вы, отцы трикраты желанные, потому что вкратце угнетенные удушением получили освежение и упокоение в месте злачном. Блаженны вы, отцы всечестные, потому что, заключенные в месте тесном и мрачном и лишенные жизни кратковременной, перешли в луга вечноцветущие, пространные и порождающие бессмертные цветы, где сияет свет неугасимый и невечерний и откуда отбежало осенение всякой болезни, воздыхания и печали. Блаженны вы, отцы всесвятые, потому что соделались для Христа славным и приятным прибавлением и запечатлением иже от века мучеников, не во время гонения стяжавши совершенный венец мученичества. Блаженны вы, отцы боговдохновенные, потому что, очистив и освятив постом свои души [45] и тела, освятили и просветили сорокадневный пост, в нем пришедши ко Христу кровью и, пострадав ранее его спасительной страсти за мир, отпраздновали с ним живоносную пасху, совершив бегство, освобождение и переход от греха и горестного работодателя мысленного Фараона и всего египетского темного блуждания, как и славные и победоносные воины и венценосцы Христовы сорок мучеников.

49. Помяните, отцы приснопамятные, и нас, с кем, живя во плоти, имели общение и братски сожительствовали. Если даже ныне, покинув пребывание на земле, вы покоитесь с небожителями в свете и радости, то не забудьте и братства нашего и нашей лавры и сопутствия, которое ныне проводило вас от земли на небеса. Ибо и мы блаженны ради вас, трикраты блаженные, что воспослали Господу Христу такой святой начаток и всесвященную вершину, жертву Богу приемлемую в воню благоухания чистую, непорочную и благоприятную. Принесите живоначальной, божественной и единосущной Троице, Которая представила вас Себе, за наше собрание и общину предстательство усердное и крепкое, чтобы избавиться нам от хитросплетенных сетей, хитростей и вселукавых умышлений лукавого, освободиться от душевных и телесных страстей и прегрешений, искупиться и от козней и коварства видимых врагов и, мирно окончив настоящую жизнь, удостоиться причастия чистых благ, которого удостоились и вы, и жребия и устава нестареющей жизни, хотя и велико просимое. Предстательствуйте и за общую и единую православную церковь, чтобы дано было отпущение от многообразно измышляемых и восставляемых ей[46] врагами истины искушений и беспокойств, и уделено было безмятежие, благоустройство и прекращение и отдохновение от всякой неприятности и смятения.

50. Помяните и недостойного молящего вас, принесшего сей недостойный вас начаток слова и ткущего гимны, простые и далеко отстающие от вашего достоинства и все-таки составленные по мере силы и ныне усерднейше принесенные. Вымолите, отцы достопамятные и достохвальные, чтобы и моему ничтожеству было даровано прегрешений отпущение, страстей очищение, жизни желанное и мирное продолжение и исход, от геенны и наказания искупление и непостыдное предстояние пред лицом Христа и Спасителя не вдали от вашего обиталища и стояния, хотя и свыше достоинства будет даруемое.

51. Ты же, о досточтимейший отец святых отцов, умаститель подвижников, учитель монахов и наставник борцов, триблаженный Сава, именитый населитель и обитатель пустыни, прими учеников твоих, столь мужественно поборовшихся и подвизавшихся против греха и его заступника и военачальника Велиара, в поте, трудах и крови юношески сразившихся за добродетель и победивших в подвигах, и приведи ко Христу подвигоположнику совершенных и венчанных мучеников; ибо ты имел обычай умащать, и поощрять твоих учеников не только к искусу, но и к подвигу. Ибо и в нашествие Персов, когда и святый град Христов был взят и чтимые и поклоняемые места и храмы были сожжены огнем, ты привел ко Христу сорок и более мучеников из овец твоих, которых огнеразбойники и матеребезумные Персы, набежавши, вместе и заодно зарезали на одной доске, избравших лучше [47] умереть в своей лавре, нежели бежать от лица врагов, удалиться из нее и бегством сохранить себе жизнь.

52. Так же и Христофора, именитого и победоносного Христова воина и мученика, немногими годами раньше обращенного из неверия в благочестивую веру, из персидской и неплодной дикой маслины пересаженного в плодовую маслину, запечатленного божественным крещением, украшенного видом монашеским и ангельским и сопричтенного к святому твоему стаду, ты представил Господу венценосным мучеником, прекрасно подвизавшегося и во рву монашеском, мужественно и дивно отличившегося и на мученическом стадии, оклеветанного мужем, отрекшимся от Бога, приведенного к самому царю Сарацинскому и первосоветнику, исповедавшего прекрасное исповедание и усеченного мечем во главу за веру во Христа и благочестие в четырнадцатый день Апреля месяца, во святый вторник Великой седмицы, за три дня до страстей Господа, спасшего нас своими страданиями.

53. И ныне, отец божественный и старец досточтимейший, призирай на твое стадо и лавру, которую ты устроил своими трудами, и неусыпно стереги от диких и злоумышленных волков невидимых и видимых до второго страшного пришествия и явления Спасителя с неба, охраняя в ней со Христом духовное твое семя, отовсюду сводя в нее и из нее вводя “в радость Господа твоего" (Матф. XXV, 21, 23), дабы, неукоризненно представляя с собою всех поучившихся у тебя, сказать судии: “Вот я и дети, которых Ты, [48] Боже, дал мне". И да услышим тот просимый и многожеланный голос: “Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте уготованное вам царство (Матф. XXV, 34), во Христе Иисусе, Господе нашем, Ему же слава и сила и царство со безначальным Отцом и всесвятым и благим и животворящим Духом ныне и присно и во веки. Аминь.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. Возлюбленные, у меня, грешного ученика Антонина, есть желание описать странное и дивное житие, которое в наши лета совершил Симеон. Ибо сказание о нем исполнено пользы и поощрения. Итак, приклоните, прошу, уши ваши и услышьте от меня, что я видел и осязал.

2. Иже в преподобных блаженнейший Симеон, будучи в детском возрасте, пас стада отца своего, как и пророк Давид, а по воскресениям ходил в церковь Божию и слушал божественные Писания; когда же он входил в более зрелый возраст и исполнялся страха Божия, в один день случилось, что он, придя в церковь, услышал чтение Апостола и спросил некоего старца, говоря: «Скажи мне, отец, что он читает?» Сказал ему старец: «О воздержании души». Отвечал ему блаженный Симеон: «А что есть воздержание души?» Сказал старец: «Что ты спрашиваешь меня, искушая? Ибо я вижу, что ты возрастом юн, но имеешь разум совершенный». Говорит блаженный Симеон: «Не искушая тебя, отец, [70] говорю я это, но меня удивляет слово воздержание». Говорит старец: «Воздержание есть спасение души, вождь света, вводящий в царство небесное». И сказал ему блаженный Симеон: «Объясни мне, отец, что ты говоришь, ибо я человек темный».

3. Сказал старец: «Воздержание есть то, если кто постится с чистым сердцем и воссылает Господу Богу все молитвы со страхом и тщанием, молясь в час первый, а равно в третий, шестой, девятый и в сумерки, и точно так же в последующее время ночью; совершается это наилучше в монастыре. Итак, если ты знаешь, дитя, что услышал, рассуди обо всем этом в сердце твоем, ибо должно тебе взалкать и возжаждать, обнажиться и претерпеть обиды, быть заушенным, восстенать и восплакать, бодрствовать и воздремать, воскорбеть и смутиться, отречься от себя и смириться, быть искому и обретенну, многое претерпеть от людей и так быть утешену ангелами Господними. Вот, ты выслушал все это: Господь славы да даст тебе ум добрый по воле Своей».

4. Услышав это, блаженный Симеон вышел из церкви, удалился в место пустынное и лежал на лице своем семь дней, плача и молясь Господу Богу, не вставая ни для пищи, ни для питья; и чрез семь дней, вставши, бегом прибежал в монастырь и бросился к ногам архимандрита, плача и говоря: «Молю тебя, помилуй меня грешного и окаянного и спаси душу погибающую и желающую послужить Богу». Сказал ему архимандрит: «Кто ты и откуда происходишь? Как твое имя и откуда ты пришел сюда?» Сказал блаженный Симеон: «Я по рождению свободный, а имя мне Симеон; а от каких родителей происхожу я или как сюда пришел, не спрашивай [71] меня, владыко, но искупи себе одну душу погибающую». Услышав это, архимандрит поднял его с пола и говорит ему: «Если ты от Бога, то Господь тебя сохранит и соблюдет от всякого лукавства, опасности и искушения, и ты будешь совершать служение братиям, дабы быть возлюбленным всеми».

5. Родители же его два года не переставали плакать и искать его; а блаженный Симеон пребывал в монастыре, служа всем братиям и будучи любим всеми, исполняя все правило монастырское. Итак, в один из дней, выйдя из монастыря, он находит наверху колодезя, откуда черпали воду, ведро с власяною веревкою. Отвязав ее, он возвращается восвояси, обвязывает ею все свое тело, надевает власяной стихарий и, войдя в монастырь, говорит братиям: «Я вышел зачерпнуть воды и не нашел веревки на ведре». Говорят ему братия: «Молчи, чтобы не узнал игумен». И никто не знал, что он был обвязан веревкою. Он прожил год и больше, имея на себе веревку, и она проела плоть его и дошла до костей его; и вследствие гниения плоти его никто не мог стать близко к нему от смрада и никто не подозревал, какая случилась тайна; а постель его кишела червями, и никто но знал, откуда причина.

6. Он каждый день получал свое дневное пропитание и отдавал его нищим, о чем никто не знал. Итак, в один из дней выходит один из монахов и застает его отдающим нищим хлеб и приправу, которую он получал из монастыря. Все постились только до вечера и затем вкушали пищу; блаженный же Симеон не ел от воскресения до воскресения. Монах же, войдя, оклеветал его архимандриту, говоря: «Этот человек желает [72] уничтожить монастырь и правило, которое ты передал нам». Оказал архимандрит: «Каким образом хочет он уничтожить правило, которое вы получили. Говорит монах: «Мы приняли поститься до вечера, а этот человек не вкушает пищи от воскресения до воскресения и хлеб, который получает, и приправу каждый день тайно отдает нищим. Но не только это, а и от тела его исходит невообразимый смрад, так что никто не может стать близко к нему; а постель его кишит червями, и мы не можем так переносить, но имей его так, а мы уходим; если же нет, то отпусти его идти, откуда пришел».

7. Услышав это, архимандрит приходит в изумление, тотчас идет к постели его и находит ее наполненною червями, и от смрада не мог стать там. И сказал архимандрит: «Вот и новый Иов». И сказал блаженному: «Что ты это сделал, человек? Откуда у тебя этот смрад, который удушает людей, и зачем ты хочешь уничтожить монастырское правило? Не привидение ли ты? Но почему ты не ушел и не умер? Чрез тебя, может быть, я несчастный пришел в искушение? Ибо если бы ты был человек добрый или от родителей разумных, ты поведал бы нам, кто отец твой, или кто мать твоя и какой род, и откуда пришел ты сюда». Услышав это, блаженный Симеон, опустив очи в землю и плача, молчал, и от слез его наполнялось место, где он стоял. Архимандрит же, сильно разгневавшись, говорит монахам: «Разденьте его, дабы мы видели, откуда смрад сей».

8. Итак, они захотели раздеть его и не могли: ибо одежды его прилипли к сгнившей плоти. Итак, смачивая теплою водою и елеем, они едва смогли [73]чрез три дня раздеть его, причем с одеждами отнято было не мало сгнившей плоти. И находят веревку, обвязанную вокруг тела его так, что из него показывались только начала ее; червей же, ползавших в нем, не было числа. Тогда все монахи пришли в ужас, видя эту неизлечимую рану, и размышляли в себе, какое врачебное средство применить, чтобы снять с него веревку. Блаженный же Симеон кричал, говоря: «Уступите мне, господа братия! Оставьте так умереть меня, пса смердящего по делам моим; ибо так я должен был бы и называться; ибо во мне явилось всякое дело лихое, ибо я — море грехов». Архимандрит же и все монахи стояли плача, видя ту несказанную рану. Архимандрит сказал ему: «Тебе нет еще восемнадцати лет, и какие грехи имеешь ты?» Сказал блаженный Симеон: «Пророк Давид восклицал: Се, в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Псал. I, 7); и я всячески совершил подобное сему». Архимандрит был поражен понятливостью его души, — что будучи простым деревенским человеком, он так проникся страхом Божиим, и призвал врача; с великим тщанием и трудами едва оторвали от него веревку вместе с сгнившею плотью, и никто не распознал веревки от приставшей к ней плоти, и думали, что он уже умер. И устроивши за ним уход в течение пятидесяти дней, отчасти помогли ему. Архимандрит сказал ему: «Дитя, вот ты стал здоров; уйди куда хочешь».

9. Тогда блаженный Симеон вышел из монастыря и пошел в пустынное место вблизи стариннейшего колодезя, в котором воды не было, а жило множество нечистых духов, и не только они, но и [74] множество аспидов, змей, скорпионов и всяческих пресмыкающихся; почему все боялись проходить чрез это место. Блаженный же Симеон, выйдя из монастыря никем не замеченный, бросился в колодезь, совершив знамение во Христе, и скрылся в одном месте, молясь и благодаря Владыку всех Христа.

10. Через семь дней архимандрит видел во сне, что невообразимое множество мужей в белых одеждах окружило монастырь его, держа светильники и говоря: «Сейчас сожжем тебя здесь, если ты не предашь нам раба Божия Симеона. За что ты отверг его? Какое прегрешение совершил он? Он окажется больше тебя в тот страшный день». И архимандрит, пробудившись и затрепетав от страха, говорит монахам: «Как вижу, тот человек есть раб Божий; ибо я много пострадал из-за него в эту ночь. Но, прошу, выйдите и разойдитесь по всей этой окрестной стране, и поищите его по следам и попросите его придти к нам; если же не найдете его, пусть никто из вас не приходит ко мне сюда».

11. И монахи, выйдя, искали его в тех местах и не нашли. Тогда монахи возвратились со страхом, говоря архимандриту, что «Мы не оставили места в окрестностях, где бы не искали его, кроме только пустынного колодезя, а туда никто не дерзает сойти ради множества живущих там духов и пресмыкающихся». Сказал архимандрит: «Пойдите и, сотворив молитву, сойдите со светильниками и поищите его». Они же, уйдя на место колодезя и сотворив молитву, как повелел им архимандрит, до трех часов, тогда сошли в колодезь пять монахов, держа светильники; пресмыкающиеся же, увидев светильники, бежали по углам колодезя. Увидев же [75] братьев, блаженный Симеон воскликнул, говоря: «Молю вас, уступите мне мало, да предам дух мой; ибо он не мало скорбит, что я не исполнил того, что принял на себя». Монахи же силою повлекли его, как некое зло сотворившего, и отвели его к архимандриту. Он же, увидев его, упал к ногам блаженного Симеона, говоря: «Прости меня, раб Божий, за то, что я сделал с тобою, пребывая в неведении; но молю тебя, сам будь мне наставником и объясни мне, что дарует Бог в сердце твоем за крепость».

12. Блаженный же Симеон не переставал плакать и молиться и, пробыв в монастыре три года, вышел тайно от всех, ушел в неизвестное место, к которому прилежали довольно многие селения (ближе всех к нему лежало селение, называемое Фаналис), построил себе из дикого камня место малое и стоял на нем четыре года, орошаемый дождем, осыпаемый снегом и палимый зноем. И приходили к нему многие одержимые различными страданиями и, получая благословение, исцелялись; пища же его была моченая чечевица и вода. И после этого он сделал столп в четыре локтя и стоял на нем семь лет, и святая слава исцелений его распространялась повсюду. После этого народы строят ему две ограды из дикого камня и ставят во внутренней ограде столп в тридцать локтей, и он стоял на нем пятнадцать лет, совершая многие исцеления; ибо многие бесноватые приходили к нему и исцелялись.

13. Творя это, он уподоблялся наставнику своему Христу, слепым даруя зрение, призывая Господа, и хромым хождение, прокаженных очищая, [76]косноязычным даруя речь, расслабленных укрепляя. Страдающим долгими болезнями он чрез Бога нашего давал исцеления, наставляя каждого и говоря: «Если кто вам скажет: кто вас излечил? То скажите, что Господь наш Иисус Христос; но да не дерзнет кто-либо из вас сказать, что Симеон меня излечил, ибо снова впадет в те же недуги. И о том прошу вас, братия, никогда не лгать и не клясться Богом; если же необходимо вам поклясться, то клянитесь мною смиренным; ибо великий грех и суд клясться во имя Божие».

14. Выслушайте, братия, другое странное и дивное дело от меня, смиренного Антонина. Мать блаженного Симеона, через двадцать семь лет узнавши, где он пребывал, пришла в ограду посмотреть на него и, взлезая на стену ограды, упала на землю, не имея возможности увидеть его. Блаженный же Симеон показал ей, говоря: «Прости меня, госпожа мать, ныне, а если будем достойны, то увидим друг друга в том веке». Когда же услышала это мать его, еще более возгорелась тоскою о сыне своем; блаженный же Симеон снова показал ей, сказав: «Долежи мало на земле и успокойся, и немного спустя увижу тебя». Мать же его поспешно легла в преддверии ограды и тотчас отдала дух Господу Богу. Блаженный же Симеон повелел внести ее и положить впереди столпа своего и, увидев ее, прослезился и начал молиться и говорить: «Боже сил, единый бессмертный и начальник херувимов, путеводивший Иосифа, ополчивший пророка Давида на Голиафа, Лазаря четверодневного из гроба воздвигнувший, услыши меня и простри десницу Твою и приими в мире душу рабы Твоей». Когда же он молился, [77] тело ее двигалось и улыбалось лицом, и все стоявшие окрест смотрели и славили Бога; и обрядив ее, погребли пред столпом его, как он повелел, дабы при всякой молитве творить память ее.

15. Выслушайте другое странное и дивное. Некие люди шли к нему на молитву очень издалека, и встретилась им пасущаяся лань, имеющая во чреве, и говорит один из них лани: «Заклинаю тебя силою святого Симеона, остановись, чтобы мы поймали тебя». И тотчас остановилась лань и, поймав ее, зарезали и сели мясо ее, а шкура осталась у них. И тотчас испортился желудок их, и они остались судимыми и начали блеять как животные, и прибежали бегом в ограду и бросились перед столпом, моля получить исцеление, а шкуру лани наполнили мякиною в разумение многим, и она лежала в ограде довольное время. Съевшие же мясо лани, пробыв довольное время, получили исцеление чрез великое раскаяние и так ушли восвояси.

16. Другое чудо выслушайте от меня. Женщина, палимая жаждою, захотела ночью испить воды. Взяв святую воду, она незаметно для себя выпила вместе с водою маленькую змейку, и она выросла во чреве ее и стала как дракон, и был вид женщины зеленый как трава, и многие хотели излечить ее, но не могли. И после долгого времени принесли ее к блаженному Симеону и возвестили ему случившееся с нею. И сказал блаженный Симеон: «Положите в уста ее воды и персти земной». И сделали так, и когда животное почувствовало это, то бросает женщину на землю и выходит из уст ее длиною около трех локтей, и быстро приползло к столбу его и, склонив голову среди решетки, лопнуло, и все [78]видевшие прославили Бога, видя в особенности то чудо, что и животное устремилось получить благословение и так окончило жизнь.

17. Снова переменили столп блаженного и сделали в сорок локтей, и прославился он по всей вселенной. Поэтому множество Сарацинов устремились к нему, палимые верою; он же укротил их к страху Божию. Но человеконенавистник диавол, как имеет обычай искушать святых людей и быть попираемым ими, навел на бедро праведного, как и на блаженного Иова, болезнь, называемую «панукла», и загноилось бедро его, и он стоял на одной ноге двухгодичное время, так что невообразимое множество червей падало от бедра его на пол. Поэтому я не имел другого дела, как только собирать червей и относить их на место, откуда они падали, при чем блаженный говорил: «Поешьте, откуда дал вам Бог».

18. По изволению Божию случилось царю Сарацинскому придти в ограду на молитву. Вошедши, он стал перед столпом, прося благословения у святого, и, поклонившись ему, начал поучаться от него. И когда они беседовали, внезапно падает червь от бедра его, и Сарацин обращает внимание (но он не знал, что именно упало) и, побежав, схватывает его и прикладывает к глазам своим и к сердцу. Когда же он получил благословение, святой показал ему, говоря: «Отложи, что поднял; ты приносишь тягость мне грешнику; это червь смердящий из плоти смердящей и тленной. Зачем ты сквернишь свои руки, будучи столь почтенным мужем?» Услышав это от блаженного, царь вошел и говорит ему: «Сие мне есть в благословение и отпущение [79] грехов». И открыв длань свою, видит перл ценою не превосходимый и, увидев его, начал славить Господа нашего Иисуса Христа и говорит блаженному: «Вот, ты сказал, что это червь, а он сделался перлом многоценным». Блаженный же Симеон, услышав, говорит: «Как ты поверил, да будет он тебе в благословение во все дни жизни твоей». И муж, получив от него благословение, ушел восвояси с миром.

19. Другое чудо выслушайте от меня. В горе, на которой стоит столп его, к востоку гнездился дракон, почему даже трава не всходила на той горе. По изволению Божию случилось, что заноза вонзилась в глаз его, и в течение довольного времени никто не выносил его шипения. Итак, в один из дней он вышел из логовища своего и на глазах всех приполз и лег в преддверии ограды, и внезапно разверзся глаз его и из него вышла большая заноза, так что все видевшие дивились: и он не удалился, пока не стал здоров; и так он удалился в свое место на глазах всех, никому не причинив вреда, но такое чудовище в преддверии ограды было так (кротко), как бы овца.

20. Другое странное и удивительное дело хочу вам рассказать. Явился в Сирии страшный разбойник, по имени Антиох, а по прозвищу Гоната; он был славен в целом мире. Поэтому очень часто были посылаемы воины и тысяченачальники схватить его и привести в город Антиохию, но не могли овладеть им. Итак приготовились в городе начальники и войско, и весь город кричал ради его, и вышли схватить его; и пришедши в некое место, нашли его пьющим в гостинице и окружили место, а [80] разбойник, узнавши, начал петь. К этой деревне прилегала река; разбойник имел кобылицу и приказал ей, как человеку, и вставши бросает одежды свои на кобылицу и говорит ей: «Заклинаю тебя святым Симеоном, уйди к реке и там жди меня». И воздев руки к небу, стал молиться, говоря: «Сыне Божий, милостив буди мне грешнику и приими молитву мою, принявший раскаяние грешника, уверовавшего в Тебя на кресте Твоем; и приими в мире душу мою ради раба Твоего Симеона, и да не овладеют мною ищущие душу мою». И проплакав два часа, перестал, так что заставил и окружающий народ проливать слезы, и взявши все, переправился через реку, вошел в ограду блаженного и пал пред столпом. Блаженный же сотворил молитву, и разбойник тотчас предал душу, и, обрядив, погребли его вне ограды его. Итак, на следующий день жители города, узнав, что он прибежал туда, приходят от Антиохии в числе более ста схватить его и начали восклицать и кричать против праведного Симеона, как не позволяющего ему выйти из ограды, не зная, что он уже умер. Святой же Симеон, отвечая, сказал: «Братия, Пославший его сюда сильнее вас и, возымев в нем нужду, призвал его к Себе, как полезного; ибо послал к нему двух воинов мощных, вооруженных, страшных, которые могли поразить молниею весь город наш с живущими в нем, и я смиренный, увидев страшный образ, не дерзнул возразить им, дабы они не убили и меня смиренного; ибо ни я, ни кто-либо другой не могли бы противостать им». Мужи, посланные против разбойника, услышав это от него и узнав, что разбойник с большою славою [81]отдал душу, трепеща и славя Бога возвратились в город.

21. Другому подивитесь. Там в ограде не было воды, и множество приходящих с животными страдали от жажды; и сотворив молитву в течение семи дней, он ни с кем не говорил, но пребывал преклонив колена и молясь Господу Богу нашему, так что все думали, что он умер; и в седьмой день забила ключом вода в большом изобилии с восточной стороны ограды его, и, ископав, нашли место пещерное, полное водою, и построили семь устьев и все славили Бога за происшедшее чудо.

22. Итак, блаженный стоял на различных столпах 47 лет, и после сего Господь взыскал его для кончины. Был же день приготовления (Пятница); и мы ждали его и в субботу, и в воскресение, но он лежал и не подавал знака, как имел обычай, благословлять преклонивших колена на молитву. Когда же я, Антонин, увидел это, то во второй день (Понедельник) взошел к нему на столп и вижу лицо его, и было оно светло как солнце. И когда я восходил, он встречал меня и говорил со мною, а тогда не заговорил со мною; и я говорил в себе, что он умер, и снова не верил и боялся приблизиться к нему и, дерзнувши, говорю ему: «Раб Бога всевышнего, народ ждет тебя получить благословение сегодня третий день». И постоявши один час, сказал ему: «Не отвечаешь мне, владыко?» Протянув же руку мою, коснулся его бороды и увидел, что она мягка и тело его, когда осязал его, и узнал, что он умер; и возложил руки его на лицо мое и [82] плакал о нем горькими слезами и, склонившись, облобызал его, и очи, и бороду, и сердце, и ноги; и был во всем теле его запах многоценного мира, так что я поражен был тем благоуханием. И когда я опять постоял около получаса, подвигнулось тело его вместе со столпом и я услышал голос, говорящий «Аминь», и в страхе сказал: «Благослови меня, владыко, и помяни меня в преподобном упокоении твоем».

23. И сошедши, я не возвестил никому, дабы не произошло смятение, но чрез верного мужа дал знать епископу Мартирию и стратилату Ардавурию; и на следующий день прибыл епископ Антиохийский со многими епископами, пришел и Ардавурий вместе с войском в 6000 человек, дабы соседние деревни, собравшись, не похитили тела его; ибо так они и намеревались. Тогда были повешены котлы вверху вокруг решетки столпа, и взошли три епископа и сняли его, произнесши три псалма, и спустили его вниз. И тогда узнал народ, что он скончался в Господе, и произошло стечение народа, так что горы не было видно от толпы, свечей, фимиама и горящих лампад; голоса же рыданий мужчин, женщин и детей были слышны за пятьдесят миль; ибо, можно сказать, и сама гора плакала; птиц же, собранных и окружавших двор и столп, не было числа. Итак, когда спустили блаженного Симеона со столпа, положив святое тело его в мраморную раку, которую он имел перед столпом своим; и хотя он почил в Господе Боге уже четвертый день, тело его гнулось так, как бы упокоившегося в этот самый час.

24. Итак, епископы, подошедши, дали ему [83] целование, облобызав его, и лицо его на вид было как бы роза неувядающая, а волосы головы и бороды его как снег незапятнанный. Итак, епископ Антиохийский Мартирий хотел взять волосы бороды его, и тотчас рука его стала сохнуть, пока все епископы де сотворили молитвы о нем и не начали говорить святым его останкам: «Благословенный от Бога, ты цел: никто не дерзает взять одежды твои от тебя, клянемся Спасителем мира». И тогда рука его снова стала здорова, и положили его тотчас в раку.

25. Я же, Антонин, за пять дней видел мужа украшенного, благовидного образом и страшного, вышину имевшего двух мужей, приходившего и говорившего с блаженным трижды в день и дававшего ему целование, и хотел рассказать ему происшедшее с ним, но ум мой был восхищаем и я не мог говорить, пока не скончался святой. Итак, когда он приходил к нему, я видел их как бы ядущими, но не знал, что именно; оба они пели песнь, которой я не мог понять, кроме только слова «аминь», и страх одержал меня при виде того мужа: лицо же его было такое, как солнце, когда оно посылает лучи.

26. И епископы и множество (народа), с верою возложивши останки блаженного Симеона на колесницу, со стенаниями и плачем, так отправились в Антиохию с невообразимою и неисчислимою толпою. Прибыли они за пять миль до Антиохии в место, называемое «Частей», и мулы стали, и колесница перестала двигаться, ибо была там тайна чудесная и дивная.

27. Ибо справа от дороги была там гробница, прилегавшая к тому месту. Муж же некий пребывал во гробе, а тайна мужа была такова. Возжелав [84] замужнюю женщину, он более двадцати лет не мог сойтись с нею при жизни ее. Когда же она скончалась, ее положили в гробницу, и пришел муж, желавший ее, и открыл плиту и соединился с угасшим телом ее, но уже не мог уйти; и мимоидущие день за днем видели его сидящим на ступенях гробницы и приносили ему кто пищу, кто одежду. Итак, по изволению Божию, в который день согрешил он в гробнице, в тот же возшел на столп и блаженный Симеон. И был он в гробнице, не говоря и не слыша. Итак, когда колесница внезапно остановилась и весь народ стоял вокруг ее, он бегом прибежал из гробницы, крича и говоря: «Помилуй меня, святой Симеон, раб Бога небесного!» И когда он схватился за колесницу, она тотчас двинулась, и все славили Бога, говоря: «Свят Бог, сотворивший чудесное», так что наполнилось место слезами толпы; человек же тот восклицал, говоря: «Я сегодня спасен, раб Божий! Ибо я был погибшим от греха и ныне спасен».

28. И вышел весь город на встречу преподобному мужу со светильниками и песнями, говоря ему: «Пришел пастырь наш, принеся нам сокровище небесное, которому цена не представляется; отворите врата принять стража нашего города. Небеса веселятся и земля радуется, и мы грешные славу воссылаем Владыке всех Богу, говоря: свят, свят, свят Господь Бог наш». И вносят его в церковь Касиана, и через тридцать дней повелел стратилат Ардавурий, и переложили его в Великую церковь, в…. (здесь в греческом тексте испорчено одно слово) снова по откровению Божию воздвигли ему [85] придел, достойный славных и многоценных его останков и со многою славою и песнями положили там, так воспевая: «Отца и Сына и Святого Духа поем, даровавшего нам сокровище неисчерпаемое».

29. Многие старались, принося епископу золото, серебро и сокровища, чтобы кто-нибудь взял часть благословенных его останков, и он никому не дал ради клятв, которыми поклялся. Город же Антиохийцев получил сокровище неисхитимое, вечного стража, судию скорого, предстателя милостивого, избавителя крепкого, спасителя благоумолимого, нелицеприятного и вообще жителя божественного и вечного, совершающего весьма многие исцеления верным во славу Бога Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и в нескончаемые веки веков. Аминь.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. Царь Нумериан, принесши жертву нечистым демонам, пожелал войти в дом Божий; триблаженный же Вавила, бывший епископом кафолической церкви в Антиохии и умевший добре пасти своих овец, услышав, что Нумериан намеревается войти, возвысил голос свой к народу и сказал: «Тверды будьте, дети; здесь останьтесь; ибо волк намеревается войти в дом Божий, и если не предвосхитит нас Бог, мы погибнем». Они послушались и остались, а он, стоя пред дверьми, ожидал. Нумериан покусился войти, и раб Божий Вавила, стоя, удержал его, говоря: «Не входи, имея оскверненные руки». Нумериан же усиливался войти и, поражаемый свободоречием мужа и стыдясь окружающей молвы, на сей раз промолчал, повелев крепко стеречь его до завтра.

2. На следующий день, воссев в палате, повелел привести его и в присутствии всех сказал ему: [87] «Жалкий человек, что имея пред глазами дерзнул ты, встретивши, удержать меня? Ты не знаешь, что с тобою говорит царь? Клянусь своим могуществом, не избегнешь ты рук моих. Посмотрим, поможет ли тебе Бог твой». Вавила сказал: «Я человек смиренный, но Бог соблаговолил избрать меня пастырем народа Своего; посему, узрев волка, входящего в стадо Христово, я потщился не презреть, чтобы не отдать отчета Богу моему, потеряв кого-либо из стада». Нумериан сказал: «Я показался тебе волком, жизнесмертный, а не царем?» Вавила сказал: «По изволению Божию ты царь за грехи наши, дабы мы и так были воспитаны и обратились; ибо я не называю тебя воистину царем, так как ты не знаешь, Кто дал тебе царство. Ибо, если бы ты знал Его, то Ему единому поклонялся бы и Его единого чтил бы, а не создания Его; а такими делами ты прогневляешь сотворившего тебя из небытия в бытие и почтившего тебя, дабы ты прославил Его. Говорю же тебе простое дело: если кто из оруженосцев твоих, удалившись, уйдет к другому царю, то есть к иноплеменному, не гневаешься ли ты? Итак, рассуди, что и Бог, сотворивший небо и землю, так ревнует в таковых делах; ибо когда Израиль, огорчил Бога, сказал им Бог чрез Моисея: Вы раздражили Меня не богами, и Я раздражу вас не народом; народом бессмысленным огорчу вас (Второзак. XXXII, 21). Итак, и ты прогневляешь Бога, и Он скоро извлечет тебя из царства сего и даст царство твое другому, кому не хочешь, дабы ты познал, что добро есть исповедовать Бога, а не боготворить его создания и поклоняться им, [88] как написано: Господу Богу твоему поклонишься и Ему единому послужить» (Второзак. VI, 13, 14, X, 20).

3. Нумериан сказал: «Ты говоришь обидные глупости; разве они не кажутся тебе созданиями великого бога, или ты не видишь их действия и предвещания, которые они говорят? Я хотел бы узнать, какой народ писание называет неразумным; я охотно послушаю тебя об этом». Вавила сказал: «Бог сотворил человека простым. Сатана, низвергнутый свыше с небес, добровольно отвратившийся от славы, которую имел, и позавидовавший роду человеческому, увлек с собою отцов наших своими лукавыми замыслами, и мы сделались неразумными. Итак, Единородный Сын Божий, истинный Бог, восскорбев о столь великом идолослужении и увидев погибающим создание, чрез Него происшедшее, явился нам и, отвлекши, помиловал, и мы уже не неразумны, зная Бога, или лучше, будучи познаны Им; ибо нет никакого предвещателя, кроме единого Бога. Ибо все это сказки и измышления поэтов, так называемые боги, не сущие и не существовавшие; ибо если бы у людей не было искусства, то вы не имели бы богов, но были бы безбожными. Если ты хочешь, послушавши меня, сделаться разумным, то Бог принимает тебя; если же не хочешь, то останешься неразумным».

4. Нумериан сказал: «Ваши писания — сказки, а наши дела — таинства и имеют образ истины; ибо богам нашим не свойственно что-либо дурное. Посему повелеваю тебе принести им жертву, или знай, что если ты ослушаешься, то не останешься безнаказанным; ибо ты не лучше пришедших к этому раньше [89] тебя и удостоенных столь великой чести». Вавила сказал: «Совращенные совращены как люди, меня же ты не совратишь, даже если обещаешь мне царство небесное, которого ты чужд и недостоин, так как не хочешь обратиться; но тебя ждет наказание, ибо Бог потребует от тебя душ, которые ты погубил». Нумериан сказал: «Что же есть Бог? Что означает такое наименование?» Вавила сказал: «Величия Бога ты не мог бы измерить, даже летая на крыльях; и ты ищешь имя Бога, которого не найдешь; ибо все именуемое лучшим именуется, дабы одно звало, а другое слушало. Итак, кто есть наименовавший Бога? Бог не имя Бога, а слава Бога. Итак, не ищи в Боге, чего не можешь. Ибо Бог — путь мудрый, противному не приемлемый, и что сотворил Бог, то сотворил выше человеков». Нумериан сказал: «Что есть человек?» Вавила сказал: «Состояние жизни, пользование происшедшим». Нумериан сказал: «Клянусь богами, ты ответил по разуму, как мудрый учитель и как гласит окружающая тебя слава; одного тебе не достает — познания богов; ибо ты мог быть вполне добрым человеком». Вавила сказал: «Ты неразумен, нечестив, хвастун и тиран; ибо мне оскорбление произносимые тобою восхваления, и честь от тебя приносит мне бесчестие; ибо я исполнен всякого блага, познавая Бога и Христа его и не поклоняясь камням». Нумериан сказал: «Я больше не переношу тебя, но налагаю цепь на шею, дерзнувшую нанести оскорбление своему владыке». Вавила сказал: «Бога имею Владыкою, а господами — братьев, боящихся Бога. Посему и ты уверуй в Бога, и я облобызаю твои ноги; мне же честь, в чем ты думаешь причинить бесчестие. И претерпевая сие, я [90] еще не есмь достойный раб Бога, но негодный; блаженны же претерпевающие сие ради Бога, ибо великая награда отложена им на небесах»(Ср. Матф. V, 12; Лук. VI, 23).

5. Нумериан сказал дуку Викторину: «Я желаю, чтобы Вавила учитель был вразумлен тобою. Итак, повелеваю надеть цепь на шею его, а также и на ноги его, в бесчестие; ибо он не мало оскорбил меня». Викторин дук сказал: «Клянусь твоею божественностью, я давно хотел донести страху твоему о человеке сем и о нечестивейшем народе сем, что они учат противозаконным и чуждым уставам и, умножаясь, причиняют нам затруднения, не повинуясь нам». Нумериан сказал дуку: «Теперь исполни приказанное тебе об ослушнике, и понемногу я изведу народ сей». Дук же наложил Вавиле цепь на шею и также на ноги и отпустил его идти со стражею, дабы он был видим всеми пасомыми им. Вавила же сказал: «Благодарю Бога моего, приведшего меня в такую честь за исповедание Его; ибо верую во Христа моего и уповаю, что он даст мне силу и терпение противостать козням отца твоего диавола; тебя же, дука, не благодарю, ниже царя твоего».

6. Нумериан сказал: «Призовите Вавилу, учителя малых и неразумно волнующихся». И ему Вавила сказал: «Я есмь учитель малых, кое в чем младенчествующих, но кое в чем и благоразумно противящихся желающим извратить истину; неразумных же среди вас не есмь учитель». Нумериан сказал: «Клянусь богами, подобает тебе цепь и облежащее вокруг ног твоих». Вавила сказал: «Ты, неразумно [91] волнуясь, насмехаешься, но клянусь Сыном Божиим, она больше мне подобает, нежели тебе диадема, которая облегает твою голову». Нумериан сказал: «Несчастный, принеси жертву богам и освободись от ожидающих тебя мучений, и не обманывай детей, которых учишь». Вавила сказал: «Я уже сказал тебе, что есмь учитель малых; а желаешь узнать, что есть воспитание малых и учение в Боге? Я имею в своем ведении трех мальчиков, воспитываемых по Богу. Повели позвать их и увидишь твердость, и Бог есть с ними; ибо, может быть, ты не уверился моим испытанием, но внимал мне, как вздорному и болтливому».

7. Нумериан повелел ввести детей, предложенных Вавилою, и введенных спросил, имеют ли они мать. Они же сказали: «Да, но выше матери — воспитавшего нас Вавилу, нашего господина, учителя и отца». Нумериан повелел ввести и мать детей. Когда она была введена, спросил ее: «Кто говорит?» Она же сказала: «Феодула». Нумериан сказал: «Это твои дети?» Она же сказала: «Я родила их; но принесла Богу чрез пастыря моего, господина моего Вавилу, и он научил их богопочитанию». Нумериан сказал: «Заушите ее перед детьми ее, говоря ей: Не говори необдуманно». Дети смотрели, как били их мать, и зараз все трое воскликнули, говоря: «Тиран, не бей нашу мать; ибо она благороднейшая; ибо она истинно прекрасно сказала, что она родила нас, а воспитавший нас есть господин наш Вавила. И хотя бы ты снова разгневался, он наш господин, пастырь и учитель; ибо он научил нас богопочитанию». И царь, разгневавшись, повелел поднять трех отроков на плечи и первому дать 12 ударов, [92] второму 9, а третьему 7; отроки же, как бы в один голос сказали: «Благословен еси Боже, что за Христа Твоего претерпеваем мы сие». Нумериан сказал их матери: «Первый сын твой скольких лет?» Она сказала: «Двенадцати». Нумериан сказал: «Второй скольких?» Она сказала: «Девяти». Нумериан сказал: «Третий скольких?» Она сказала: «Семи». И возопив, сказала: «Благословен еси, Боже, что за Христа Твоего претерпеваем мы сие, что и каждого из сыновей моих повелел он так бить по количеству лет за Тебя, венчающего и совершенствующего их».

8. Нумериан повелел вывести вон мать их и ввести Вавилу. И сказал царь: «Учитель неразумных и воспитатель малых, то испытание, которое ты думал дать мне чрез детей, оказалось ложным; ибо призванные дети обещали мне и условились со мною принести жертву богам». Вавила сказал: «Прекрасно солгал ты против своего спасения, и ничего другого не делаешь; ибо ты сын диавола, называемого Сатаною, всегда лгущего, и никогда не можешь ни ты, ни отец твой победить кого-либо, если не солжете; ибо и первосозданного Адама он, солгавши, изгнал из рая». Нумериан сказал: «Клянусь Асклипием, я плюю на твои речи и оскорбления и, подвергнув тебя мучениям, понемногу изведу; и если ты не послушаешься, я повелю отрубить твою голову». Вавила сказал, засмеявшись: «Воистину ты достоин насмешки, говоря это; ибо я готов все претерпеть ради Христа, ради которого все презрел, дабы приобрести Христа; ибо души праведных в руке Божией и не коснется их мучение. В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас уничтожением; но они [93] пребывают в мире; ибо Бог испытал их и нашел их достойными Его» (Прем. Сол. III. 1–4). Нумериан сказал: «Болтун, в чем мы достойны насмешки?» Вавила сказал: «Если услышат остальные боги твои, что ты поклялся одним Асклипием, то разгневаются на тебя, наибольше Игия; ибо я воистину стыжусь вашего неразумия, что вы не понимаете вашей пользы, но поклоняетесь тем, кому не поклонялись даже дети». Нумериан сказал: «Если услышит Христос твой и вознегодует, что ты поклялся Богом, что ты сделаешь?» Вавила сказал: Ты недостоин услышать ведение христиан, но ради стоящей толпы говорю, дабы из-за твоего неверия и они не были лишены ведения. Когда христиане называют Христа, они исповедуют и Отца, исповедуют и Сына и Духа; ибо Отец не разделен от Сына и Духа, ниже Сын от Отца и Духа; и нет сравнения Бога с демонами, которым ты поклоняешься, как написано: «Какое общение свету с тьмою»?

9. Дети оставались висящими столько часов с Вавилою, подтверждая его слова. Мученик же сказал: «Вот я и дети, которых дал мне Бог» (Исаии VIII, 18). Нумериан же повелел мучить его, закованного в цепи, так что от тяжести оков блаженный был изранен, стоявшие же, бывшие ему знакомыми, сострадали ему и говорили: «Согласись принести жертву и избавь себя от мук». Вавила сказал: «Я не столько сожалею этого неразумного председящего, сколько вас, послушавшихся его и погубивших жизнь свою; итак, ему я не повинуюсь, а вас послушаюсь? Мне эти муки — жизнь. Ибо облегчает меня Господь, ради которого я [94] и подвизаюсь, и увенчиваюсь, и совершенствуюсь; поэтому я не чувствую, если ты даже подвигнешь против меня больше мук». Он повелел еще мучить его, а висящие дети воскликнули: «Тиран и нечестивейший, за что ты так жестоко и безвинно мучишь нашего господина и доброго пастыря? За то, что он чтит Владыку всех? Но за то он достоин чести, а не мук. Клянемся же его спасением, которое есть Христос, ты не избежишь рук Божиих, но будешь предан огню геенны». И разгневавшись, он повелел мучить и их, дети же как бы в один голос сказали: «Не стыдишься, нечестивейший, будучи побеждаем детьми при этой толпе? Ибо ты больше подвергаешься мучению, мы же, — клянемся Могущим вскоре воздать тебе, — не чувствуем мучений».

10. И повелел он отвести и скрыть Вавилу в келлии, дабы отдельно испытать детей, и начал говорить детям: «Дети, послушайтесь меня, и я дарую вам многие блага, которых не может учитель ваш даровать вам». Они же как бы в один голос сказали: «Злодей и коварный, не замышляй нам смерть; ибо все дары твои полны геенны. Ибо с тех пор, как учитель наш дал нам печать, мы стали совершенными и отвергли помышления юного возраста и, причастившись суровой пищи, готовы умереть за Бога, чем прогневать раба Божия Вавилу, господина нашего. Ты полагал победить нас удалением нашего пастыря. Клянемся Сыном Божиим, могущим помочь нашему пастырю, где бы он ни был, и нас избавить от нечистых рук твоих и вскоре изменить время сие, мы не отречемся от Бога и не посрамим нашего пастыря, господина нашего Вавилы, [95] молящегося за стадо свое, да не погибнет кто-либо». Все это услышал триблаженный Вавила в келлии.

11. Нумериан сказал: «Да будет введен Вавила». И введен был Вавила, и он сказал ему: «Это твои дети?» Он же сказал: «Воистину они мои дети по Богу, ибо жены ради Бога моего не знаю с тех пор как родился». Нумериан сказал: «Как же они подобны тебе во всем?» Вавила сказал: Я молюсь, дабы они были подобны мне во всем, исключая грехов моих». Нумериан сказал: «Я сказал тебе освободиться и от мук, и от наказания, которое ты примешь, и ты не послушался. Одобряю тебя и извиняюсь за первые муки, только избавь себя от нынешних мучений; убеди и отроков, чтобы они, будучи неразумными, не получили вскоре конца жизни». Вавила, разгневавшись, сказал: «Безрассуднейший из всех людей и нечестивейший тиран, ты занялся нами, покинув заботы о войнах или о том, как должно идти против иноплеменников. Я же верю Отцу Господа нашего, что как ты побежден нами, так будешь побежден и неприятелями; обещания же твои давай подобным тебе, повинующимся тебе, и держись твоего намерения; ибо ты не столько можешь даровать, сколько постарался отнять у нас».

12. Итак, царь, разгневавшись, отдал ему и трем отрокам приговор, чтобы были отрублены их головы. Вавила же, взявши приговор с тремя отроками, обязал клятвою стоявших, говоря: «(Заклинаю) вас Богом созерцателем всех, положите меня с цепями на ногах моих и на шее моей в свидетельство тирана сего, имеющего вечно казниться и пребывать в огне нескончаемом, вечно наказующем ослушавшихся Христа Сына Божия и прилепившихся к демонам [96] нечистым, то есть идолам, изготовленным людьми, которые сами больше богов своих; ибо сами они жили, а создания их — никогда; ибо начало гордости измышление идолов, а изобретение их — погибель жизни; ибо они не были изначала и не будут вовек». И выходя из города, святой Вавила пел так: «Ты спас нас от печалящих нас и ненавидящих нас посрамил (Псал. XLIII. 8); посему Тебя Бога восхвалим все дни и во веки веков». И подпевали ему отроки, а вместе и говорили: «Помолись за нас, отче, что не оставили тебя; ибо ты умудрил нас познать Христа, сотворившего все, или лучше быть познанными Им». И святой мученик Вавила попросил вышедшего обезглавить их перед ним порубить святых отроков и затем уже его самого и, держа их справа и слева, сказал: «Вот я и дети, которых дал мне Бог». Отроки же сказали Вавиле: «Господин отец наш и учитель, с тобою мы скончаемся; ибо изначала мы были воспитаны тобою и конец будем иметь с тобою с исповеданием, которое ты исповедал пред лицом царей, начальников и властей». И когда они скончались, мученик, увидев веру отроков и свободоречие от Бога, а не от людей, возрадовался столь великой твердости их и совершенству и сказал: «Благословен еси, Боже истинных христиан, усовершенствовавший сих отроков чрез меня, раба Твоего, больше же чрез святое имя Твое; ибо воистину из уст младенцев и ссущих Ты совершил хвалу» (Псал. VIII, 3). Итак и у него была усечена голова и положена с ножными и шейною цепями во славу Отца и Сына и Святого Духа, Ему же слава и сила во веки веков. Аминь.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. Весьма близко от города Кесарии Палестинской есть гора, именуемая Место Ковчега. К этой горе прилежит пустыня, в которой живут многие мужи, ведущие подвижническую жизнь. В числе их я узнал и блаженного и добродетельного Мартиниана, жившего на этой горе. Сей блаженный, с юного возраста и с младенчества, возлюбив Бога, показал многие подвиги против врага. Посему, отличаясь телесною красотою и имея юношеский возраст, около 18 лет, он, покинув город и живущих в нем, и смятения их, предав себя спокойной и одинокой жизни, поселился в сей пустыне и жил в ней 25 лет, показывая евангельскую жизнь на земле. Посему он и удостоился получить от Бога дары исцелений, и многих исцелил Господь преподобными молитвами его. Ибо многие бесноватые, придя к ному на гору, стали свободны от злобы демонов; также многие, будучи одержимы горячками и получив благословение от сего мужа, получили исцеление; и многие другие страдания исцелил Господь ого молитвами. Со дня на день [98] сей блаженный Мартиниан преуспевал в своем всеотличнейшем подвижничестве, и повсюду распространялась добрая и прекраснейшая слава сего преподобного мужа, и все слышащие приходили к нему на гору получить от него помощь. Но ненавидящий добро враг рода человеческого и человеконенавистник диавол не вынес, видя обнаруживаемую в молодом теле престарелую душу, и сперва начал воздвигать ему разные искушения и хотел устрашить мужа многосплетенными замыслами; после же старинным своим оружием, которым соделал Адама изгнанником из Рая, замыслил и сего извергнуть из благого его решения.

2. Итак, в один из дней, когда блаженный Мартиниан пел псалмы, враг, преизратившись в величайшего дракона и подползши внизу келлии его, начал поспешно подрывать некую часть основания, как бы желая ниспровергнуть келлию его. Блаженный же Мартиниан, несмятенно исполнив псалом и выглянув чрез окно, говорит: «Истинно подобает тебе так ползать по земле. Что ты суетно трудишься, бессильный и окаянный; ибо меня не страшат твои замыслы, так как я имею Иисуса Христа помогающего мне, побеждающего замыслы твои и попирающего силы твои». Диавол же, услышав это, превратившись в мальчика и убегая, сказал: «Подожди меня, Мартиниан, подожди меня, и я скоро поражу тебя в этих мыслях; ибо я нашел средство, чрез которое сделаю тебя пленником сей надежды твоей. Ибо если я не смирю тебя, не отступлю от тебя; ибо в эти дни принесу тебе гнев, которого ты не сможешь снести, и выведу тебя из келлии твоей, как лист от ветра». И сказав сие, диавол стал невидим ему; [99] блаженный же пребывал так, как бы и не видел сего видения, но услаждался изучением Писаний.

3. В один из дней, когда некие прогуливались в городе Кесарии, беседовали о жизни великого и весьма дивились его твердости, некая женщина, проходя мимо, услышала их слова и по внушению сатаны говорит им: «Кто сей, которому вы дивитесь? В чем его подвиги? Или какую он ведет жизнь? Если я захочу, то унесу его как лист с дерева. Ибо в чем состоит его занятие? Он заключил себя как дикий зверь в пустыне, не могши переносить плотские похоти и соблазны, и, не видя женщины, не имеет и похоти. Когда вы знаете, что трава горит без огня? Но если трава останется несгораемою, когда предлежит огонь, — это дивно. Так и о нем: если я пойду к нему и он, увидевши меня, не поколеблется в решении и не соблазнится обо мне, и не двинется помышление его к красоте моего благообразия, тогда будет дивен сей не только у людей, но и у Бога и ангелов». И сказав это и сделав условие с мужами о твердости блаженного, пошла в дом свой и, сняв красоту одеяния своего, одевается в рубище; и обвязала тряпицу на голову свою, опоясалась веревкою и, взяв расшитую золотом суму, золотые запястья, перстни и прочее, что есть у женщин для обмана юношей, в поздний час, при сильном ветре и дожде, взошла на гору, где пребывал сей блаженный Мартиниан, и, став вблизи келлии его, начала жалобным голосом призывать преподобного мужа, говоря: «Помилуй меня, раб Божий, и не оставь меня на съедение зверям, ибо я сбилась с пути, попала в эту пустыню и не знаю куда идти. Не презри пребывающую в такой нужде и не [100] погнушайся мною грешною, ибо и я создание Божие. Воззри на меня и помилуй меня смиренную, молю тебя, не оставь меня погибнуть, прошу святость твою, и не отринь меня заблудившуюся, молю тебя, господин мой».

4. Когда она говорила это и причитала еще больше этого, блаженный, отворив окно, выглянув и увидев ее в таком виде, говорит в себе: «Увы мне грешному; ибо предстоит мне испытание сердца, и я должен отпасть или от заповеди, или от решения. Женщина пребывает в нужде. Итак, если я презрю ее и не введу в келлию, она будет съедена зверями и осквернит душу мою; если же это искушение и войдет сюда, то не извергнет ли меня из заповеди? И что делать, не знаю». И воздев руки свои к небу, сказал: «На Тебя, Господи, уповал я, да не постыжусь во век, и да не посмеются мне враги мои (Псал. XXX, 1; XXIV, 2). Не попусти одолеть меня лукавому, но по воле Твоей спаси меня в час сей и укрой меня под крепкую руку Твою, ибо благословен еси во веки. Аминь». И сказав это, отворил дверь и ввел ее и, возжегши огонь, говорит ей: «Женщина, грейся и позаботься о себе; ибо здесь нет прислуживающего». И принесши финики, от которых он имел утешение (ибо стояли две финиковые пальмы вне келлии), предложил ей и сказал: «Поешь и останься здесь». И оставив ее, вошел во внутреннюю келлию и запер дверь и, отпевши первый час ночи и помолившись, лег на полу, как было у него в обычае.

5. В ту ночь сатана, вошедши, смутил его к воспламенению плоти, и он, вставши утром, вышел [101] из келлии, чтобы изгнать и проводить женщину. Она же, встав около полуночи, украсила себя и приготовилась к прельщению мужа. Он же, увидев ее и потеряв рассудок, говорит ей: «Кто ты и откуда, и что значит этот дьявольский вид, зачем ты явилась и чего ради я вижу измененною твою внешность, поведай мне». Она же, отвечая, говорит ему: «Я, господин мой, из Кесарии Палестинской и, услышавши о твоей юности, что ты обладаешь такой красотой и пребываешь владыкою такого благообразия, весьма распалилось сердце мое по твоей красоте и я пришла ради того, чтобы посмотреть на тебя и насытиться твоей красотой. К чему же, господин мой, этот безвременный пост и чего ради ты иссушаешь такой возраст свой в безвременном воздержании? Какое писание говорит не есть и не пить, или не соединяться законным браком? Не сказал ли апостол Павел, что брак честен и ложе нескверно? (Евр. XIII, 4) Кто из пророков и патриархов не вступил в супружество с женою и показан наследником царства небесного? Разве Енох великий и дивный, вступивши в брак, не был вознесен на небеса? И Авраам святой разве не имел трех жен и назван другом Божиим, и самого Бога узрел и принял в палатке? Иаков же разве не имел двух жен и одолел в борьбе с ангелами и узрел Бога лицом к лицу и удостоен царства небесного? Моисей же великий и верховный из пророков, раб Божий, не имел ли двух жен и говорил с Богом и вызвал народ Еврейский из горького рабства и достиг царства небесного? Подобным же образом и Давид; о[102] Соломоне же не следует и говорить, а также и об остальных святых мужах, пребывавших в браке, родивших детей и обитающих в царстве небесном». Женщина, говоря это, возбуждая мужа и хватая его за руки, отклонила его от его благого размышления и начала увлекать его в бездну погибели.

6. И отвечая, говорит ей: «Потом, если я возьму тебя в жены, куда мы отправимся? Или откуда я буду содержать тебя, ничего не имея? Ибо я прожил нестяжательною жизнью доныне все дни жизни моей». Она же, отвечая, говорит ему: «Ты только пребудь со мною, господин мой, и я наслажусь красотой твоей и юностью твоей, и нисколько не заботься об этом; ибо я имею и дом, и имения, и золото, и серебро, и отроков, и над всем этим поставлю тебя владыкою и господином. Только согласись на мою просьбу и пребудь со мною, ибо великий огонь любви в сердце моем сожигает меня». Когда она говорила это, муж воспламенялся плотскою похотью и начал колебаться в решении своем и уже говорить с нею о грехе, как соделать его с нею. Затем говорит ей: «Женщина, подожди меня немного, ибо некоторые имеют обычай приходить сюда и получать от меня благословение. Я осмотрю дороги, чтобы кто-нибудь не пришел и не застал нас в деле нашем, и если мы и не можем скрыть прегрешение от Бога, то по крайней мере не совершим непристойного в людях».

7. И сказав это, вышел из келии своей и, ставши наверху высокой скалы, осматривал дороги. Когда же он осматривал, человеколюбивый и милосердный Бог, не презиравший труда его от юности и не уничтоживший молитвы его, изменил сердце его отклониться от лукавого помышления его и изменил на [103]благую мысль. И сходя со скалы, нашел он сухой хворост и, взяв его, вошел в келлию; и бросив его посреди келлии, взял и возжег огонь и, когда стало подниматься великое пламя, отвязав сандалии свои и вскочив в средину огня, начал обжигаться. И сильно обожженный, почувствовав боль в ногах, вышел из огня и, как бы борясь с самим собою, говорил: «Что это, Мартиниан? Хорошо взял тебя этот огонь? Вытерпи этот огонь временный и вынесешь наказание за сию пылкость. Если можешь вытерпеть это, подойди и к женщине; ибо она, или лучше чрез нее диавол, уготовляет тебе огонь вечный; ибо не она виновна, а подвигнувший ее на помеху благого решения твоего. Итак, вообрази то наказание, Мартиниан, возьми в ум твой и тот огонь вечный, червя неусыпимого, скрежет зубов. Ибо сей огонь и водою угашается и жгущий свет имеет, а тот огонь не имеет света и никогда не угашается. Те черви не усыпляются, ангелы при наказаниях неумолимы в мучениях. Сообрази все это, Мартиниан, и если можешь это претерпеть, подойди и к женщине». Сие говорил он, напоминая ей о вечном наказании и, когда боль немного утихла и он успокоился, он снова вошел в костер, стал среди огня и начал обжигаться. Итак, выйдя из огня, он упал на пол, повсюду обжегши себя и, воздохнув от всего сердца своего, сказал: «Прости мне стремление мое ко греху, Господи, испытующий сердца и утробы (Псал. VII, 10); ибо ты знаешь сердце мое, Владыко, ибо я Тебя возлюбил и Тебя возжаждал от юности моей и ради Тебя предал тело мое сему огню. Прости мне, ибо [104] благословен еси во веки». Сказав это, лежа на полу (ибо встать он не мог от ран обжога), начал петь: «Коль благ Бог Израилев правым сердцем! Мои же ноги вмале не подвиглись, вмале не пролились стопы мои» (Псал. LXXII, 1–3).

8. И когда он исполнил псалом и помолился, женщина, пришедши в себя и понявши мужа, как он ради спасения души своей предал на смерть тело свое, и вспомнив множество собственных дурных дел, вставши и снявши украшение одеяния своего, бросила все свои украшения в огонь и, припав к ногам блаженного, поклонилась ему, говоря: «Молю тебя, прости меня грешницу; ибо ты знаешь, владыко, что лукав диавол; но сам помолись обо мне, прошу святость твою, дабы молитвою твоею спасена была душа моя. Ибо знай, владыко, что как диавол замыслил ополчить меня против тебя, так я ополчусь против него во имя Господа нашего Иисуса Христа, очистившего блудницу, и посрамлю его; ибо он думал понести меня против тебя, но вознес против себя и, ожидая одолеть тебя, мною осмеян». И пока она говорила это, слезы непрерывно текли из очей ее. Блаженный же, отвечая, говорит ей: «Господь Бог простит тебе прегрешение; иди с миром и, как ты сказала, подвизайся за спасение свое; ополчись против удовольствия раскаянием и так сможешь посрамить лукавого». Она же, отвечая, говорит ему: «Куда ты советуешь мне идти? Молю тебя». Он же говорит: «Иди в Иерусалим, сойди в святой Вифлеем и отыщи там святую деву, именем Павлину, которая воздвигла и храм Владыки Христа; и войди к ней, и возвести [105] ей происшедшее и получишь великую пользу». Она же, вставши, поклонилась ему и попросила его молиться за нее.

9. Итак, блаженный, вставши с болью от ран обжога, дал ей немного фиников для пропитания в дороге и, выведя из келлии и показав ей дорогу, ведущую к Иерусалиму, говорит ей: «Иди, женщина, и спасая спаси душу свою и подвизайся за спасение свое. Смотри, не обратись назад; ибо никто, возложивший руку свою на плуг и обратившийся назад, не благонадежен для царства небесного (Лук. IX, 62). Итак, не обратись назад, то есть к удовольствиям жизни, но следи за собою, чтобы не быть осмеянной, и пребудь в раскаянии; ибо раскаивающихся есть Бог». Она же, услышавши это, еще более усилила плач свой, говоря ему: «Уповаю на Христа, на которого уповали народы и не постыдились (Ср. Псал. XXI. 6), что не найдет более части во мне диавол». И так, помолившись и поклонившись рабу Божию, удалилась. Блаженный же, назнаменовав ее знамением креста, сказал: «Господь Бог мой сохранит душу твою и спасет тебя до конца». И сказав это, вошел в келлию и пал, и пребывал стеная и молясь.

10. Женщина же пошла, плача и молясь, чтобы Господь был ее путеводителем к спасению. И ту ночь, не имея силы перейти море пустыни, пребыла в том месте, где застигла; вставши же утром, пошла дальше, плача и молясь. Итак, пройдя тридцать миль, глубоким вечером достигла Вифлеема, и придя в монастырь блаженнейшей Павлины девы и войдя, возвестила ей все последовавшее; она же, услышавши, [106] прославила Бога милосердного и человеколюбивого и приняла ее в монастырь, каждый день поучая ее о спасении. Она же так сильно предавалась подвижничеству, что очень часто блаженная Павлина увещевала ее и говорила: «Пощади, дитя, плоть свою, чтобы могла довлеть до конца». Она же еще больше напрягала, не ослабляя напряжения подвижничества. Около же кончины своей испросила благодать у Бога, чтобы ей было показано, принято ли ее раскаяние. И человеколюбивый Бог совершал исцеления ее молитвами. Ибо в один из дней некая женщина, жестоко страдавшая глазами, прибыла в монастырь для исцеления. Итак, желая испытать ее раскаяние, блаженнейшая Павлина говорит ей: «Приди, дитя, ко Христу и помолись за нее, чтобы по предстательству твоему Господь даровал ей исцеление». Итак, после того как она помолилась, в немногие дни исцелилась женщина, которая, удалившись от мира, поселилась в том же монастыре. Она же, проживши в монастыре двенадцать лет, скончалась, во Христе совершив путь. Ибо во все время подвига своего вина не пила, елея не вкушала, а также ни овощей, ни чего-либо другого, кроме только хлеба и воды, но и то не до пресыщения, а вкушая вечером, иногда же и через два дня; упокоение же ее было на полу. Таков конец блаженной жизни и таковы подвиги.

11. Но необходимо нам, опять возвратившись к блаженному Мартиниану, рассказать его доблестные подвиги на пользу многих. Через семь месяцев он излечился от ран обжога и начал размышлять в себе, говоря: «Воистину, если я не удалюсь из этого места, то не оставит меня лукавый успокоиться. Итак, я должен поселиться в таком месте, куда [107] невозможно придти женщине». И размыслив так, встав и, помолившись, сказал: «Владыко неба и земли, не желающий кому-либо погибнуть, но всякому человеку спастись и в познание истины войти (Ср. Тим. I, II, 4) и к полезному устроиться, милостив будь к моему смирению и не оставь душу мою погибнуть до конца, но помоги мне, Господи Боже сил, и будь мне врач, и путь, и жизнь, и трость, и пира, и хлеб». И сие сказав и назнаменав все тело свое, вышел из келлии и устремился к морю. Демон же воскликнул позади его, говоря: «Да возмужают силы мои и да будет имя мое славно, ибо я осилил его: доселе я изгнал его из келлии, сожег тело его в огне и сделал его беглецом и пленником». И снова говорит демон: «Ты бежишь, Мартиниан? Но куда бы ты ни пошел, я приду туда и, как отсюда изгнал тебя, так изгоню тебя, где бы ты ни пожелал поселится, и не отступлю от тебя, пока не усмирю тебя в конец». Блаженный же, отвечавши, сказал: «Бессильный и окаянный, ты подумал, что ты изгнал меня из келлии моей, или ты даже вообразил, что я ухожу, оставив заботу? Нет, для того, чтобы еще более попрать тебя». И опять говорит: «Не довлело тебе первое и второе нападение с искушением, попытайся и еще раз. Теперь ту мастерскую, которую ты построил против меня, я разрушил и принес Богу; посему и она сама признала тебя прахом и попрала силы твои, и ты не дерзаешь более приблизиться даже к тени ее». И когда он говорил сие, диавол исчез от него.

12. Блаженный же начал петь псалом сей и говорить: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, [108] и да бежат от лица Его ненавидящие Его» (Псал. LXVII, 1, 2). И воспевая, шел по дороге к морю. И вот, пришедши в гавань, нашел некоего корабельщика, боящегося Бога, и, подошедши, говорит ему: «Брат, знаешь ты в средине моря остров малый, на котором никто не живет?» Он же, отвечая, сказал ему: «Чего ради вопрошаешь меня и чего хочешь?» Говорит ему блаженный: «Я хочу успокоиться от мира и сей суетной жизни и не нашел места, в котором мог бы пристать и избежать соблазнов лукавого». Говорит ему корабельщик: «Есть скала узкая, весьма высокая и страшная, (далеко) отстоящая от земли; ибо если кто будет близко к той скале, то не видит уже земли». Блаженный же говорит: «Я весьма радуюсь такому месту, особенно куда невозможно придти женщине». Говорит ему корабельщик:….. (Пропуск в копии или в рукописи. См. примечание к греческому тексту) «Положу завет между нами, и ты будешь доставлять мне пищу, а я буду молиться за тебя Богу, а кроме того буду работать, сидя на скале; только ты привози мне ваий финиковые, и я буду работать в плетениях рук моих, а ты будешь вывозить их от меня, продавать и привозить мне пищу. Возьми мне и сосуды скудельные, куда мы наливаем воду, и мы, охладив и преломив хлеб, положим его в сосуды; а ты будешь приезжать ежегодно дважды или трижды, привозя мне хлеб и воду».

13. Корабельщик услышав это и поняв, что муж — духовный, охотно условился все делать; и взяв малый кораблик и приняв на него блаженного, направились прямо к скале при попутном ветре и к вечеру достигли места. Блаженный же, увидев, что [109] место весьма удобно, возрадовался душою и, возблагодарив Бога и благословив корабельщика, взошел на скалу и, взошедши, запел псалом, говоря: «Терпя потерпел Господа, и внял мне, и услышал молитву мою, и возвел меня из рва страстей и от брения тины, и поставил на камне ноги мои и направил стопы мои» (Псал. XXXIX, 1–3). И исполнив псалом и помолившись, говорит корабельщику: «Отойди, брат, в море и привези мне сосуды, хлеб и воду». Говорит ему корабельщик: «Хочешь, привезу тебе и дерева, дабы сделать тебе сень». Он же не допустил, но пребывал под открытым небом, сидя на воздухе и будучи жаром палим, а от холода и мороза коченея. Корабельщик же, удалившись, привез ему все, как поручил ему блаженный, и ежегодно трижды привозил ему хлеб и воду. Итак, блаженный Мартиниан как бы упокоился, вышедши из мира, и пребывал радуясь и славя Господа в добром житии.

14. Но лукавый и сквернейший диавол все-таки не прекратил войны с праведным, но начал снова там наводить на него искушения. Ибо в одну ночь, взволновав море и возбудив великие волны, показывал ему, что волны поднимались над его головою на пятнадцать локтей. Демон же кричал, говоря: «Ныне потоплю тебя, Мартиниан, в водах». Блаженный же, отвечав несмятенно, говорит: «Слабый и окаянный, зачем ты трудишься вcye? Меня не смущают твои замыслы, и угрозы твои не устрашают меня. Ибо я уповаю во имя Господа моего Иисуса Христа, что до конца посрамлю тебя». И сказав сие, начал петь псалом:"«Спаси меня, Боже, ибо вошли воды до души [110] моей. Я погрузился в бездну глубины, и нет постояния; пришел в глубины морские и буря потопила меня»(Псал. LXVIII, 1–3). И исполнив псалом, помолился, говоря: «Иисусе Христе единородный, ради грехов наших сошедший на землю, услыши меня; запретивший морю и удержавший неудержимое в стремлении его, запретивший ветрам и победивший непобедимое, ибо все повинуется Тебе в трепете, услышь меня в час сей и прекрати возбужденное на меня искушение, и посрами восстающего на меня диавола, ибо Ты все можешь, Господи». И когда он говорил сие, диавол исчез от него, а блаженный остался невредим.

15. Шесть лет пробыл так блаженный на скале, перенося всякий труд и утомление за спасение души своей; но и так не мог успокоиться лукавый, но навел на него и другое искушение, страшнейшее первого. Ибо демон, заметивши в один день мимошедший корабль, везший мужчин и женщин, поразил корабль ветром и, сокрушив его, потопил всех бывших там. Но одна весьма красивая девица смогла ухватиться за доску и, приблизившись к скале, повисла и начала кричать: «Помилуй меня, раб Бога Всевышнего, подай мне руку помощи, спаси меня из этой воды и не допусти меня погибнуть». Блаженный же, увидев, что ни откуда иначе нет спасения души ее, как помощь, улыбнувшись сказал: «И сие есть умышление лукавого; но ты не победишь моего решения, диавол». И говорит в себе: «Увы мне грешному, что снова предстоит мне испытание сердца. Что же сделать? Если я оставлю ее, она потонет в водах и запятнает душу мою в день судный; ибо она [111] находится в страшнейшей нужде, нежели первая, так как та, находясь на земле, могла спастись, а сия ни откуда иначе не может спастись». И возведя очи свои к небу, сказал: «Господи Боже мой, на Которого я уповал от юности моей, не допусти меня погибнуть, но устрой полезное душе моей». И сказав сие, подал ей руку и вывел ее из воды и, посмотрев на нее прямо, говорит ей: «Воистину не согласится огонь с травою; не могу я и ты быть здесь вместе, ибо лукавый соделает в нас тление. Но ты будь здесь и ничего не бойся; имеешь и хлеб, и воду, и как ел я, так ешь и ты, дабы довлело тебе, пока прибудет корабельщик, привозящий мне хлеб; ибо остается еще два месяца, и он прибудет сюда, и когда прибудет, расскажи ему происшедшее, и он вывезет тебя отсюда, и ты уйдешь в свой город».

16. И сказав сие, назнаменовал море и сказал; «Господи Боже мой, запретивший ветрам и морю, и повиновались тебе с трепетом, призри на меня и не допусти меня погибнуть; ибо вот во имя Твое я бросаюсь в море; ибо я предпочитаю неразумно умереть, чем приобщиться к похоти телесной». И обратившись к девице, сказал: «Господь сохранит тебя, дитя, от всякой злобы диавола и спасет душу твою до конца». И сказав сие, бросился в море; и тотчас приняли его два дельфина и, подняв его на спины, вынесли из моря и поставили на земле. Девица же, пока он не скрылся из глаз ее, видела его несущимся по водам и не могла понять, что случилось. Блаженный же, вышедши на землю, помолился, говоря: «Благодарю Тебя, Господи Боже мой, что сотворил милость к моему смирению; но и до конца не оставь [112] меня». И сказав сие, говорит в себе: «Что мне делать? В горах не оставил меня сатана, и в море также, и не знаю, что делать. Добро мне изучать слово евангельское и исполнять его; ибо Господь учит, говоря: Если будут гнать вас в городе сем, бегите в другой; ибо не окончите городов израилевых» (Матф. X. 23). И сказав это, начал бегать и говорить: «Бегай, Мартиниан, дабы не взяло тебя искушение; бегай, монах». И так бегая и гоня себя, окончил дни жизни своей, не нося ни сумы, ни трости, ни двух хитонов, ни меди в поясе, ни другое что-либо нося с собою для телесной нужды, что должно служить человеку; но куда входил, в город или в деревню, разыскивал, кто в ней муж богобоязненный, входил туда и, получая съестное, уходил. И так бегая и гоняя, проводил дни свои; и где застигал вечер, на горе ли, или в пустыне, или на скале, там и оставался. Итак, в течение двух лет бегая и гоня себя, исполнил бег добрый, обошедши 164 города.

17. Когда же ему предстояло переселиться к Господу, он пришел в Афины; епископу же, бывшему там, было откровение о кончине блаженного. Блаженный же Мартиниан, вошедши в церковь и заранее зная день смерти своей, упав на скамью, говорит бывшим там: «Призовите мне поскорее епископа». Они же приняли его за безумного. Когда же он еще более просил их, послушались и ушли, говоря: «Человек некий возлежит в церкви на скамье и не знаем, безумен ли он, или кто он. Он сказал нам: призовите мне поскорее епископа». Он же говорит им: «Безумны вы: ибо тот выше и [113] меня и вас». И тотчас поспешно вставши, ушел в церковь; блаженный же, увидев его, встать не мог, но простер руки свои к полу и так воздал ему подобающую честь. Епископ еще большую честь представил ему, говоря: «Давно обещал мне Бог показать раба Своего, и неложно исполнил сказанное Ты же, когда вселишься в царстве небесном, помяни и мою душу, молю тебя». Он же, отвечав, говорит ему: «Благослови меня, отче, и молись обо мне, дабы я нашел дерзновенно в предстоянии страшному престолу Христову». И сказав сие, возвел очи свои к небу и сказал: «В руки Твои предаю дух мой, Господи». И назнаменовав все тело свое с обеих сторон, говорит епископу: «Представь меня Богу, отче». И сказав сие, с улыбающимся лицом предал дух свой Господу, совершив бег, сохранив веру, получив обетование предлежащего венца и будучи удостоен царства небесного. Ибо кто не удивится сему святому и крепкому подвижнику? Кто не ублажит его непреоборимый бег и благосвободную его жизнь? Кто не расскажет и не поразится его добродетельною жизнью, как он до смерти и огня подвизался за спасение души своей? Но он сам себе устроил и мученичество подвига: ибо без гонения, без царя гонителя или начальника он сам себе самолично устроил мученичество, повоевав с диаволом и поправ гордыню его; сам он, говорим, был себе и гонителем, и царем, и палачом, мучившим себя, и мучеником подвизавшимся, и борцом увенчиваемым, и праведником возвещаемым. Ибо он, как крепкий мученик, презрел огонь; и опять, о диво, сам себе возжег печь и огнем чувственным победил огнь вечный; и ту женщину, которую воздвиг [114] на него диавол, молитвою показал рабою Божиею и привел к Богу чистую душу.

18. Но должно нам рассказать и о той девице, оставленной на скале в море, какой конец она получила и как неукоризненно совершила предел жизни. Ибо и ради ее молитва блаженного не оставалась неисполненною, но сохранила ее до конца. Ибо она, будучи оставлена на скале, ела так, как заповедал ей блаженный. Корабельщик же, привозивший хлеб и воду, прибыв и приблизившись к скале и увидев стоящую девицу, принял ее за видение и, убоявшись, начал удаляться на веслах от скалы. Она же, говорила, крича корабельщику: «Не бойся, брат, ибо я воистину женщина и христианка. Приблизься ко мне, и я расскажу тебе происшедшее». Когда же он еще более не верил и боялся, она поклялась, говоря: «Клянусь Царем Христом, я христианка. Приди ближе ко мне, и я расскажу тебе дела». Тогда корабельщик привел свой кораблик и говорит ей: «Где здешний монах, или что случилось с ним, что он удалился? Тебя же кто ввел сюда?» Девица же, назнаменовав себя, рассказала ему случившееся с ними; он же, услышав, говорит ей: «Итак иди, я вывезу тебя отсюда, и иди в город свой». Она же, отвечав, говорит ему: «Нет, прошу тебя, господин мой, не выбрасывай меня с этой скалы, но сотвори мне милость и человеколюбие и, удалившись в твой город, привези мне вирий и стихарь власяной, а также хлеба и воды, как ты привозил блаженному, и получишь ту же награду от Господа Христа, ибо нет у Бога различия мужского пола от женского, как сказал апостол Павел, что все вы едино есте во Христе Иисусе (Гал. IV, 23). [115] Итак не погнушайся мною грешною, хотящею спастись; ибо если бы Бог не захотел спасти меня, то я погибла бы со всеми в море. Итак, когда Бог хочет спасти меня, ты не погуби меня за то, что я женщина. Вспомни, что создавший Адама создал и Еву, сам сотворил обоих и в конце дней явился чрез святую Деву. Итак прошу тебя, пойди, отправься в твой город и, как я раньше сказала тебе, привези мне стихарь и вирий, хлеб, воду и шерсть; привези сюда и жену свою, чтобы мне с нею условиться о шерсти и чтобы она переодела меня в мужской образ, и Господь Бог мой будет с тобою во все дни жизни твоей и да подаст тебе в сей жизни милость и отпущение грехов и в той дерзновение пред престолом Христовым».

19. Корабельщик, услышав это и увидев ее любовь к Богу, говорит ей: «Вот я сделаю все, как ты заповедала мне; только ты мужайся и будь здорова, и Господь исполнит желание твое». И сказав сие и приведя в движение кораблик свой, отправился в свой город и на другой день, взяв жену свою и что она заповедала ему, прибыл к деве; и жена, взойдя, поклонилась деве до земли и принесла все из корабля. Дева же попросила мужа удалиться на кораблик, чтобы ей переодеться в мужской образ. Когда же он удалился, она, сняв с себя женские платья, а вместе и женскую слабость, опоясалась мужским разумом и оделась в мужские платья, вирий и власяной стихарь, и, став, молилась Господу, говоря: «Услышавший всех святых Твоих, Господи, услышь и меня грешную и соверши меня в теле сем непостыдною, соблюди душу мою и утверди сердце мое, укрепи тело мое и поведи ум мой к угождению [116] заповедям Твоим, и оказавшим мне послушание воздай, Владыко, достойную мзду; ибо благословен еси во веки». И говорит женщине: «Прошу тебя, госпожа, при привозе мне хлеба и воды ты будешь привозить мне и шерсть и я, связав, буду отдавать тебе, дабы не есть хлеб даром, платья же мои возьми на память, обо мне». И сказав сие, отпустила их с миром.

20. Через три месяца прибыли к ней корабельщик и жена его, привозя ей нужное для пропитания; блаженная же пребывала ликуя в добром житии; она творила в день двенадцать молить, а в ночь — двадцать четыре. Пища же ее была в два две литр хлеба и одна кружка воды. И так совершила она бег свой в добром житии; когда она взошла на скалу, ей было 25 лет, жила же она на скале шесть лет. За два месяца до прибытия корабельщика и жены его блаженная Фотина предала дух свой Христу, совершив бег подвизания своего в добром житии, как и самому корабельщику было откровение о ней. По исполнении времени двух месяцев прибыл корабельщик с женою своею, и нашли ее скончавшеюся и благолепно лежащею с крестообразно сложенными руками, так что они подумали, что она спит. Подошедши же, нашли ее умершею (было же лицо ее, как цвет весенний) и, поклонившись честным и святым останкам ее, взяв их на кораблик и принеся в город Кесарию, возвестили его епископу добродетельную жизнь ее. Итак епископ повелел похоронить ее в видном месте со светильниками и песнями во славу Бога Вседержителя и Господа нашего Иисуса Христа, ему, же слава и сила во веки веков. Аминь.

VI.

Того же месяца (февраля) в 13–й день.

ЖИТИЕ И ДЕЯНИЯ преподобного отца нашего

МАРТИНИАНА.

1. Весьма близко к Кесарии Палестинской есть гора, именуемая Место Ковчега. К этой горе прилежит пустыня, цветущая многими прекрасными мужами, из коих один есть и божественный Мартиниан. Сей измлада, возлюбив Бога, входит в эту пустыню, достигнув 18–ти лет; прожив в ней 26 лет; он исправил всякий вид доблести и излечивал всякую человеческую болезнь, сделавшись отличным врачом не только тел, во и душ. Посему лукавый не переставал воздвигать на него множество искушений, из коих одно я расскажу вкратце.

2. Когда однажды преподобный пел псалмы, прелестник, сделавшись как бы драконом и подползши к дому, в котором пел святой, начал подрывать часть основания, чтобы внушить ему страх и вложить робкие мысли. Но преподобный, оставшись неустрашимым, по окончании псалма выглянул из оконца и сказал ему: «Что ты трудишься всуе, ползая по земле, как тебе и подобает? Ибо мне бояться твоих замыслов все равно, что ужасаться сновидений». Враг услышал это и тотчас, убежав как вихрь, [118] делается невидимым, говоря: «Подожди меня, подожди, и я наведу на тебя страсть, которой ты не сможешь противостоять; но я заставлю тебя скоро выбежать и из этого домика». Итак, он, убегая, говорил это, а блаженный, не услышав ничего из сказанного, обернувшись, пребывал в покое, услаждаясь божественным чтением писаний.

3. Но лукавый был лукав как всегда, так и ныне, и что он делает? Когда некие люди шли по дороге и вспоминали о подвигах преподобного, некая женщина прислушивалась к словам их; сделавшись языком и устами лукавому, она говорит им: «Кто сей, возбуждающий ваше удивление? Если я захочу, он легко будет извергнут. Ибо что он творит великое? Он заперся и величается целомудрием. Так будет гордиться и сено, сохраняясь несгораемым вдали от огня. Если он останется бесстрастен, когда я подойду к нему, тогда я поверю, что вы говорите правильно, и увенчаю мужа многими хвалами». Так сказавши и заключив условие с этими людьми, она тотчас устраивает коварство, как изощренную бритву (Псал. LI, 4). Именно, надев худое платье, положив свои украшения в кошель и взяв его с собою, взошла на гору, где был и святой, когда наступила ночь, шел сильный дождь и дули тяжкие ветры. Уже подойдя близко к нему, она испускала жалобные слова, говоря: «Помилуй меня, раб Божий, помилуй заблудившуюся и уже предлежащую на пищу зверям; ибо я, несчастная, сбилась с дороги и не знаю, куда идти. Итак, не отринь меня жалкую, не погнушайся грешницы, ибо и я создание [119] Божие. Ибо если ты презришь меня, то предашь душу зверям, и суд будет сожигать твою душу».

4. Когда она говорила это со слезами, преподобный, выглянув через оконце и увидев ее в таком жалком состоянии, поражается в душе, говоря в себе: «Увы, что мне делать? Если я не введу ее, она будет съедена зверями; введя же, я боюсь, чтобы враг не ископал мне ямы чрез нее». Затем он сказал и к Богу: «На Тебя, Господи, уповал я, да не постыжусь во век, но спаси меня по воле Твоей и покрой, благословенный во веки. Аминь». Так сказавши, приотворяет дверь и, введя ее и возжегши огонь, говорит: «Женщина, грейся». Принеся и финики и предложив ей (ибо вне его келии стояли две финиковые пальмы), говорит: «Поешь и останься здесь и позаботься о себе». Так сказавши и оставив ее, он вошел во внутреннюю келлию и, помолившись, предался сну, имея вместо постели голую землю, как было у него в обычае.

5. Женщина же, проснувшись в эту ночь, одевается и украшает себя, чтобы прельстить святого. А он, возбужденный плотскими помыслами, встал, чтобы изгнать женщину и отправить домой, и, увидев ее столь разукрашенную, говорит: «Что это, женщина? Что значит эта неожиданная перемена?» Она же, тотчас перешедши к вольному и соблазнительному обращению, говорит: «Я из города Кесарии Палестинской; услышав о твоей юности и красоте, я оставила все прочее и обратилась к одному тому, чтобы ты увидел мою истинную душу и дыхание, и чтобы я насладилась твоей красотой и приятнейшей юностью. Что значит это великое твое воздержание для удручения твоей красоты и прелести? И какое [120] писание говорит не есть, не пить, не соединяться с женою? Кто из пророков или патриархов не сопрягся с женою? Кто же, сопрягшись, стал изверженным из царства небесного? Не Енох ли, не Авраам, не Иаков, не великий Моисей, жившие с женами, стали великими и любезными Богу? Что же божественный Давид? Что же остальной лик святых, чтобы не назвать и Петра верховного? Разве и они, причастившиеся к браку и бывшие отцами детей, не были потом славно удостоены царства небесного?» Так говоря (ибо она имела лукавого подсказчиком) и гладя его руки и льстя словами, она начала колебать твердыню души его.

6. Итак, вняв ей, Мартиниан говорит: «Если я возьму тебя в жены, куда мы отправимся и как я прокормлю тебя?» Она же сказала ему: «Какая тебе забота об этом? Ты удовлетвори мне одно желание, ради которого я пришла, а я сделаю тебя беззаботным об этом; ибо у меня есть и дома, и имения, и золото, рабы и рабыни, над которыми всеми я поставлю тебя господином и владыкою, если только я наслажусь такою красотою и сладостью очей». Когда она говорила это, тяжкое воспламенение овладело мужем, и он всецело был ведом пленником ко греху. Но не убойся, возлюбленный! Ибо благий поспешает и простирает руку, и способ как удивителен! Ибо доблестный, находясь в таком состоянии, говорит: «Подожди, женщина, ибо некоторые имеют обычай приходить к нам пользы ради. Итак я, вышедши, осмотрю дороги, дабы кто-нибудь не застал нас и мы не были осмеяны; ибо если невозможно скрыть греха от Бога, то постараемся скрыться хоть от людей». [121]

7. Итак он, вышедши, осматривал дороги, и смотрящего его видит Бог и изменяет его сердце и вводит раскаяние в задуманном. Итак, сойдя со скалы и набрав хвороста, подложив в него огонь и развязав сандалии, он вошел в средину зажженного пламени, как бы сожигая лукавые помыслы. Будучи сильно обожжен и почувствовав боль в ногах, он выходит из огня и, как бы упрекая себя и борясь, говорит: «Что тебе кажется, Мартиниан? Хорошо тебе обожжение? Выносишь ты наказание этого огня? Если тебе возможно вынести, то подойди и к женщине, чрез которую лукавый готовит тебе огонь неугасимый и червя неусыпимого и те прочие страдания». То же сказал он и в уши женщины. Когда же боль немного стихла, он снова входит в огонь, страшно обжигается и, не вынесши страдания, выходит и, бросившись на землю, стонет из самой глубины сердца, говоря: «Прости меня, Христе, прости и отпусти стремление души к греху; ибо знаешь Ты, знаешь, что единого Тебя возлюбил я, Царь, и ради Тебя предал себя огню». Так помолился он, лежа на голой земле, ибо встать не мог от обжога; пел он также и приличествующий псалом, говоря: «Коль благ Бог Израилю; мои же вмале не подвиглись ноги, вмале не пролились стопы мои» (Псал. LXXII, 1–3).

8. Услышав это и обратив ум к содеянному, женщина, быстро вставши и отбросивши те украшения, испустила поток слез, говоря: «Не посетуй на меня, отче! Ты знаешь хитрость лукавого, помолись обо мне несчастной. И то знай, что отселе не увидит меня ни город мой, ни дом, во я уже предоставляю тебе и тело и душу; ибо я поспешу, при помощи твоей [122] молитвы, показать лукавого игралищем и всем попечением спасти душу мою». При этих словах слезы капали из очей ее, всячески удостоверяя раскаяние. Преподобный же сказал: «Господь Бог мой простит тебе прегрешение, о женщина! Итак, иди с миром, не забывая уговора». И она сказала: «Каким же путем пойду я?» И он сказал: «Тебе полезно сойти в Иерусалим и к святому Вифлеему, где должно отыскать святую деву, именем Павлу. Ей расскажи случившееся и получишь большую пользу».

9. Женщина, когда услышала это, творит ему поклонение и просит молиться за нее; он же, с трудом привставши (ибо тяжело ему было от ран) и дав ей немного фиников, скромное утешение на пути, показывает ей дорогу и говорит: «Иди, иди, женщина, и спасая спаси свою душу, ибо раскаивающихся есть Бог». При этих словах она с рыданиями сказала: «Уповаю на Христа, на Которого уповали и народы и не постыдились (Псал. XXI, 6), ибо после не будет во мне части противнику». Так сказавши и поклонившись божественному Мартиниану, она пустилась в путь; он же, запечатлев ее знамением креста и помолившись о спасении ее, вошел в келлию и, бросившись на землю, издавал тяжкие стенания и горячо молился.

10. Женщина же идущая, как говорит божественное писание, шла плача и бросала семена слез для последней благодатной жатвы, затем приходит в Вифлеем и подходит к монастырю Павлы девы, которой подробно рассказав все случившееся (согласно заповеди преподобного), принимается ею хорошо и удостаивается попечения душевного и телесного. Она так напрягала себя к аскетическим подвигам, что, [123] коротко говоря, ей не только явилось отпущение грехов, но и дана была благодать исцелений. Ибо некая женщина, страдавшая глазами, и очень болезненно, пришла в монастырь, и блаженная Павла поручает ей принести Богу молитву за страждущую; когда она это сделала, больные глаза стали здоровы, и получившая исцеление, отказавшись от мирской жизни, тотчас постригает свои волосы и сопричисляется к прочим женам монастыря. А та дивная женщина, прежде худая и окаянная (ибо я радуюсь, познавая силу покаяния, так как и сам неумеренно одержим грехами), прожив в монастыре 12 лет, оканчивает жизнь, не вкусив ни вина, ни елея, ни винограда, ни других плодов, но питаясь только хлебом и водою, и то лишь по требованию природы. Так доблестная рассеяла обуявшую ее прежде тьму, так явно победила обманщика.

11. Но надо обратиться снова к блаженному Мартиниану и рассказать, какою кончиною и он прекратил жизнь. Он до седьмого месяца не мог свободно ходить вследствие боли от ран; когда же они немного залечились, он стал размышлять, как и в какое переселиться место, совершенно недоступное для женщин. «Ибо, говорил он, если это не совершится, я никак не буду свободен от стрел противника». Поэтому он стал молить Бога указать ему путь, ведущий в жизнь. Так сказав и оградив себя знамением креста, он вышел из келлии и устремился к морю; когда же он выходил, демон испустил голос, говоря: «Да мужаются силы мои и да будет имя мое светло, так как я одолел его; ибо вот я и огнем сжег его, и изгнал из кельи, и сделал беглецом». И прибавив, говорит: «Куда [124] бежишь, Мартиниан? Куда бы ты ни ушел, я и сам приду и скоро выгоню тебя оттуда и не отстану от тебя, пока не смирю тебя до конца». На это преподобный: «Но ты думаешь, немощнейший, что ты изгнал меня из келлии? Да не будет это тебе в гордыню, окаянный: ибо я добровольно отступаю, дабы уничтожить твое высокомерие. Смотри, как я принес Богу и орудие, которое ты приготовил против меня, и ныне она ставит тебя наравне с грязью, а ты не дерзаешь коснуться даже и тени ее». Когда преподобный говорил это, диавол обратился в бегство и удалился.

12. Блаженный же пел против него: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его»(Псал. LXVII, 1) и прочую часть псалма. Когда же он был уже в гавани, то встретил корабельщика, боящегося Господа, и обратился к нему: «Есть ли у тебя, брат, на примете какой-нибудь остров, лежащий где-либо среди моря и не имеющий ни одного обитателя?» Он же сказал: «Чего ради ты спрашиваешь об этом?» И праведный говорит: «Меня объяла любовь к покою и желание бежать из этого мира». И корабельщик: «Есть некая скала узкая и высокая, отстоящая от земли на большом расстоянии; ибо находящемуся очень близко от нее земля совершенно не видна». И святой: «Очень сильно объяла меня любовь к такому месту, и в особенности потому, что она может быть совершенно недоступна женщине». — «Откуда же, сказал корабельщик, будет у тебя потребное для пищи?» И преподобный: «Ты будешь доставлять мне нужное для жизни, а я буду предстательствовать за тебя Богу; а кроме того, если ты будешь привозить мне финиковые [125] ваии, то чрез изделия из них я буду иметь жизненные потребности; ты привезешь мне и глиняные сосуды, в которых у меня будет храниться вода. Ты будешь приезжать дважды или трижды в году, привозя нам воду и хлеб».

13. Когда корабельщик услышал это, то, поняв, что этот муж духовный, согласился с готовностью делать все. Итак, посадив его на судно, они к вечеру прибыли к скале, на которую великий взошел с радостью и воспел: «Терпя потерпел я Господа, и внял мне и поставил на камне ноги мои, и исправил стопы мои» (Псал. XXXIX. 1–3). И говорит корабельщику: «Удались с миром и привези мне, брат, глиняные сосуды, хлеб и воду». Он же сказал: «Если хочешь и дерева, из которого сделаю тебе кущу». Но он не согласился и остался так, преданный ветрам, солнцу и дождю. Итак, корабельщик, удалившись, привозит ему все и продолжает это делать трижды в год. Преподобный же вел жизнь полную покоя и исполняемую отрадою в Боге.

14. Но у лукавого демона снова составляются против него замыслы, и однажды ночью злодей, возмутив море, воздвиг волны, переносившиеся выше головы преподобного на 15 локтей, и громко кричал: «Ныне я тебя, Мартиниан, утоплю в водах». И святой возразил ему: «Напрасны твои измышления; ибо имею укрепляющего меня Христа, чрез Которого и в конец посрамлю тебя». И тотчас псалом на устах: «Спаси меня, Боже, ибо вошли воды до души моей», и прочая часть псалма. Затем и помолился, говоря: «Христе единородный, сошедший на землю ради грехов наших, услышь меня и разреши [126] грядущее на меня искушение». Когда он так помолился, враг стал невидим, а преподобный остался невредимым.

15. Прошло шесть лет, и враг снова воздвиг на него другое искушение, тягчайшее первого. Ибо враг сильным ветром натолкнул на скалу целое судно, проходившее мимо этого места, полное мужчин и женщин, и само судно разбил, а бывших на нем потопил в водах. Но одна девица необычайной красоты (о, злостные хитрости твои, лукавый!), ухватившись за доску, приблизилась к скале и начала кричать: «Помилуй меня, раб Божий! Простри руку, поспеши! Ибо бездна уже берет меня». И так блаженный, увидев, что гибель неминуема, с улыбкою сказал: «И это твоя хитрость, лукавый! Но ты не победишь силы Христовой». Затем, сойдя и воззрев на небо, сказал: «Господи мой, Господи, не допусти меня, желающего спасти себя, погибнуть; но устрой мне полезное по душе». Так сказав, он подает женщине руку и выводит из воды. Когда же увидел, что она очень красива, то сказал: «Воистину не согласится сено и огонь, ибо обоим гибель будет чрез лукавого. Итак, ты останься здесь и ничего не бойся, ибо есть у тебя и хлеб и вода». Затем говорит и о корабельщике и прибавляет: «Когда он приедет, объясни ему происшедшее, и он отвезет тебя в твой город».

16. Так сказав, он полагает на воды знамение креста и говорит: «Боже, призри на меня и не допусти меня погибнуть; ибо се во имя Твое я вверяю себя водам». Затем, помолившись и о спасении души девицы, он бросился в море, где тотчас два дельфина, подставив себя и безопасно перенесши на [127] хребтах мужа, выносят его из вод. Девица же с высоты, пока хватало ее зрения, видела его уносящимся по верху вод. Когда же преподобный вступил на землю, возблагодарил Бога за спасение и смотрел, что ему делать, то, взявши на ум евангельское повеление гонимым из сего города бежать в другой (Ср. Матф. X, 23), говорит к себе: «Бегай, Мартиниан, да не постигнет тебя искушение; бегай, смиренный монах». Итак, он пребывал в бегстве, свободный от всего необходимого и от всякого жилища; ибо где заставал его вечер, или на горе, или в пустыне, или на скале, там он и проводил ночь. И пока он так бегал или, скорее, преследовал царство Христово, прошли два года и он пробежал 164 города; самым последним из них были славные Афины, где и застиг его блаженный конец.

17. Итак, когда он уже прибыл в Афины, то епископу этого города было откровение об его кончине. Но и сам божественный Мартиниан, предузнав день кончины и вошедши в храм, склонился на одну скамью и сказал присутствующим: «Призовите мне поскорее епископа». Они же, предположив, что он безумствует, пренебрегли, но все же, пришедши к епископу, говорят: «Человек некий, вошедший в храм и склонившийся на скамью, подобный безумному, говорит: Позовите мне епископа». Он же говорит: «Вы безумны; ибо сего велика честь среди нас». И быстро вставши, пришел в храм; когда Мартиниан увидел его, то, не могши встать, почтил, простирая руки к полу. И епископ, почтив его подобающим образом, сказал: «Когда ты будешь [128] наслаждаться блаженством, не преминь поминать и нашу душу». И святой говорит: «Благослови меня, отче, и молись за меня, чтобы я, имея предстать страшному престолу Христову, обрел дерзновение пред ним». Так сказал он и, назнаменовав себя крестом и сказав епископу: «Предай меня Богу», с улыбающимся лицом предает душу Христу, муж по истине всего достойный.

18. Надо, однако, рассказать и о девице, которую он покинул на скале, — какое она имели житие и какой конец. Оставшись на скале, она имела пропитание, как и заповедал ей Мартиниан, пока не прибыл корабельщик. Когда же прошли два месяца и он приехал с хлебом и водою, то сначала, увидев девицу, принял ее за привидение, испугался и целыми веслами стал поворачивать назад; когда же она стала кричать, что «Я воистину женщина и христианка», то он, наконец, поверил и, подходя, сказал: «Где монах, который был здесь, куда он удалился и как ты сама взошла на скалу?» Она же прежде всего знаменует себя знамением Христовым, а затем объясняет все, — бурю, кораблекрушение, спасение ее одной, восшествие на скалу, низвержение преподобного в воды ради целомудрия и чудесное спасение его дельфинами. Корабельщик, услышав это, сказал ей: «Итак, иди сюда, и я увезу тебя отсюда, и ты отправишься в свой город». Ею же, когда она услышала это, овладела сильная печаль, и она горячо просила не презреть ее, но так же привозить ей хлеб и воду, а кроме того привезти ей так называемый вирий, власяной стихарь и шерсть. «Когда ты привезешь мне это, пусть тогда прибудет и жена твоя, чтобы мне в ее присутствии одеться в мужское одеяние; а[129] Господь да подаст вам и ныне милость и в будущем дерзновение».

19. Услышав это, корабельщик, тотчас прибыв в город и взяв все, а также и жену свою, еще до окончания второго дня возвратился к ней. Затем, когда он отошел и женщины остались вместе, то достопочтенная женщина снимает женские одеяния, а вместе с ними женскую слабость, и надевает мужские и с ними благодать Духа. Затем, став к востоку, просит себе усовершенствования, а послужившим воздаяния. Потом говорит жене корабельщика: «Когда вы будете привозить мне хлеб и воду, пусть будет с ними и шерсть, чтобы мне не есть хлеб в лености; а эти одежды (говоря о тех, которые сняла) пусть будут тебе на память обо мне».

20. Когда все это так произошло, корабельщик с женою возвратились домой и по прошествии трех месяцев прибыли снова, привозя все, и продолжали до конца поступать подобным образом. Она же на скале пребывала в великом благодушии; днем у нее было двенадцать молитв, а ночью вдвое больше; а пища — один хлеб весом в литру, в течение всей жизни принимавшийся в два дня. На скалу взошла она, имея 25–й год от роду, а на скале прожила 6 лет и скончалась за два месяца до прибытия корабельщика, жена воистину достойная удивления. Когда же корабельщик прибыл вместе с женою, то узрели ее благолепно лежащею и мертвою, с таким свежим видом, как будто бы она не задолго испустила дух. Итак, павши на землю, они поклонились ей, а затем, обрядивши ее, как следовало, и положив на корабль, привезли в город дар общеполезный, мертвое тело, великое благодеяние живущим. [130]

21. Таковы у тебя, Мартиниан, трофеи победы над диаволом: ибо он вооружил против тебя женщин, а ты выступил против него и показал, как должно женщинам мужествовать, не оскверняя своего тела наслаждением, но чисто посвящая его Христу, Творцу и Владыке всех. И ныне соуслаждаясь с ними в небесных обителях, помолись, чтобы и нашему верному, святолюбивому и во всем доброму царю дана была от Бога долгота жизни и мирное состояние жития, сила на врагов невидимых и видимых, воспитание в Боге и познание Его, обитание святого двора, причастие славы солнца, наследование лугов божественных, пользование всеми благами и достижение царства небесного. Ибо Христу Богу нашему подобает слава и сила ныне и присно и во веки веков. Аминь.

.

Пер. В. В. Латышева.

Святые и божественные Писания всегда излагают доброе и восхваляют благие дела, путеводя нас и воздвигая к добродетели; но мы, малодушные, падшие и слабые, склоняемся пред нею и отступаем, считая работу ее трудною или и совершенно невозможною вследствие склонности нашей к наслаждению и легкой увлекаемости страстями. Жития же почтенных мужей, предлагаемые к истолкованию и излагающие, как они упражнялись в ней и одержали победу, какой достигли светлости и на какую высоту были возведены, подтверждают достоверность Писаний и показывают, что они ничему вполне невозможному не учат; и малодушествующих и склоняющихся пред работою добродетели они некоторым образом согревают примерами, возбуждают к соревнованию и часто убеждают предпринимать равное и браться за одинаковое с ними. Таково и житие великого отца Герасима, которое ныне и предлежит нам к истолкованию и которое мы решили предложить на общую пользу вам, слушателям, достаточное для того, чтобы показать возможность добродетели теми [132] подвигами, которые он совершил, и возбудить к ней тем, в чем оно представляет полученную им здесь светлость и славу. Итак, да будет рассказано житие мужа и да будет предложено посреде, но в общих и кратких чертах, с одной стороны вследствие скромности и слабости языка нашего, с другой — чтобы ясно было, что не слово многоглаголанием и искусственным сложением возвеличивает прославляемого, а скорее он украшает и возвышает слово самым величием дел.

2. Божественный Герасим, по истине честь монахов, родился в епархии Ликийской и происходил от родителей, владевших достаточным состоянием и усердствовавших к добру. Когда он приходил уже в возраст и начал богатеть разумом, то возлюбил жить не по примеру большинства юношей, которые полагают в части блага только то, что услаждает чувство, а красоты душевные вменяют ни во что, но тотчас добре воззрел к Богу и добродетели. И осудив великую суетность настоящего и признав жизненные блага ничем иным, как одним обманом, смешением и затмением разума, удаляется от мирских смятений и переходит к жизни бездеятельной и тихой. Итак, обрезав себе волосы, а с ними, так сказать, всякое мирское и земное помышление, он весь предается добродетели и, увлеченный горячим и кипящим стремлением к ней, стремился и напряженно подвизался, чтобы душа его сделалась чистою от всякой страсти и всяческого пятна, а ум явился восприимчивым к дарам Духа и (истекающему) оттуда просвещению. Вследствие сего он был настолько воздержен в пище, что с радостью отклонял всякое услаждение вкуса и отвращал от [133] себя все отягощающее желудок, как тяжесть и досаждение природе. Отсюда у него успокаивались и страстные движения плоти и трезвость ума сохранялась негрязнимою. Так он был воздержен в пище и так боролся с наслаждениями яств; за то он казался побеждаемым сном, но, живя в постоянных постах, все-таки и в этом не легко поддавался, но, настолько уступая природе, чтобы она сдерживалась и не отказывалась от трудов, напряженно пребывал в бодрствовании, молитвах и изучении духовных сказаний.

3. Так подвизаясь в отечестве, показывая житие, подобающее монахам и многие поты проливая против духов злобы (Ср. Ефес. VI, 12) он решил, что должен перейти в пустыню у Иордана, желая предпринять большие подвиги и найти в пустынности места помощницу и сотрудницу в более высоком любомудрии. Это он и делает. Итак, прибыв туда, он делает пустыню, как и искал, началом лучшего образа жизни и большого стремления к добродетели. Ибо он уже не довольствовался пребыванием в прежних подвигах, но ежедневно стремился по истине превзойти самого себя трудами за благо. Поэтому, забывая заднее, как говорит Павел (Фил. III, 13), и простираясь к переднему, как некий проворный и легкий бегун, постоянно бежал невозвратно и быстро по пути добродетели, поспешая к награде вышнего призвания. И он был добр не только как бегун, но и как доблестный воин, дерзновенно наступая на врагов, смертельно поражая нападающих на него, подвизаясь не против крови и плоти, но против начал и властей тьмы (Ср. Ефес. VI, 12), которых искусство, способ и [134] напряжение в войне с добрыми мужами очень неотступны и сильны, а битва могуча и непрестанна; «ибо они не уснут, говорит мудрый (Притчи Сол. IV, 16), если не причинят зла». С таковыми была борьба у мужа, столь горькими супротивниками, столь страшными врагами.

4. Но невозможно было добре защищенному доспехами добродетели, укрепляемому благодатью свыше и борющемуся неустанно не обратить в бегство врагов и не заставить их отступить, показав тыл. Итак, они бегут, явно побеждаемые, и у подвижника умерщвляется всякий страстный помысел и душа его наконец удостаивается безмятежия в Духе. Что же отсюда? Молва возвещает, что сей муж велик по добродетели и истинный служитель Божий, привлекает к нему многих из многих стран и убеждает пользоваться им, как путеводителем к Богу и руководителем к спасению их душ. Некоторые из них достигли и совершенства монашеского и были из числа так называемых отшельников. Настолько он был узрен славнейшим и отличнейшим из монахов того времени.

5. Но божественный Герасим, видя, что эти приходящие к нему избирают сожительство с ним и стремятся оставаться при нем, строит величайшую лавру, отстоящую от реки Иордана не более одной мили, и, кроме того, среди ее воздвигает общежитие. Совершив это, он устанавливает законы, прекрасно выработанные, повелевающие одним из монахов оставаться в общежитии и в нем подвизаться в монашеском образе жизни; а которые уже испытали себя беспрестанными и долгими трудами и достигли меры совершенства, тем селиться в так [135] называемых келлиях, числом не меньшим семидесяти. Им он повелел жить по такому правилу, чтобы пять дней недели каждый безмолвствовал в своей келлии, не вкушая ничего другого из съестного, кроме хлеба, воды и фиников; по субботам же и воскресеньям, пришедши в церковь и приобщившись святых таин, вкушал в общежитии варево и получал немного вина; в келлии же никому не позволялось или возжечь огонь, или вкусить варева; им предписывалось нестяжание считать достойным соревнования, как ничто другое, наиболее быть украшенными смиренномыслием, и каждому труд рук своих, который будет исполнен в течение недели, в субботу относить в общежитие и под вечер в воскресенье, снова получая продовольствие на неделю, я разумею хлебы, финики, воду в сосуде и ваии, возвращаться назад в келлию

6. По такому правилу и обряду великий Герасим повелевал проживать подначальным ему отшельникам. Посему, воспитанные в этих (правилах), они были так беззаботны и так мало преданы делам человеческим, что у них не было ничего, кроме одежды, не было даже и второй перемены ее. Постелью же было что другое, как не циновка и то, что они обычно называют kentwnion(лоскутник) и embrikion; для воды был глиняный сосуд, который вместе служил для питья и для вымачивания ваий. Был у них и такой закон, данный Герасимом, чтобы при выходе оставлять келлии открытыми, так что всякому желающему можно было, вошедши, брать что хотел из скромных и необходимых предметов потребления без всякой помехи; но можно было видеть их живущими по апостольски, и у живущих в пустыне было, подобно им, одно сердце и одна [136]душа, ибо никто не считал чего-либо из бывшего у него собственностью, но все одинаково было у них общее

7. Повествуется об отшельниках и то, что пришли к нему некоторые и просили дозволить им греть воду, вкушать варево и читать при светильнике; но великий Герасим, прервав их, сказал: «Если вы хотите так жить, то велика польза пребывать вам в общежитии; но я никоим образом не дозволю во все время моей жизни, чтобы это было у отшельников». Так что Иерихонцы, слыша, что житие пребывающих при божественном отце Герасиме такое стесненное и что жизнь их не имеет утешения и очень неуютна, положили себе такой закон, чтобы по субботам и воскресеньям уходить к ним и приносить им не малое утешение; но это — хвала Иерихонцев и свидетельство любодобродетельных душ. Однако, многие из подначальных сему великому Герасиму подвижников, видя, что миряне приходят с такою целью, так далеки были от того, чтобы считать их прибытие благодушным и приятным, что не любили и не выносили даже видеть их в своей местности, но скорее бежали и отступали от них, как приносящих им большой вред. Ибо они хорошо знали, что мать строгого целомудрия есть воздержание, могущее отгонять грязные помыслы и облегчать тягость сна. Этому они прекрасно научились от отца не только словами, но и делами; ибо сам он так высоко ставил воздержание, что пребывал без пищи сорок дней поста, довольствуясь одним принятием таин.

8. Так прожившему Герасиму, сделавшемуся для подначальных ему образцом добродетели и [137] основанием спасения и явившемуся гражданином и градовладетелем пустыни Иорданской, наступает общий конец в 24–й день Марта месяца, во второе консульство Зинона Августа. Но нам уже пора напомнить и о чуде его со львом, и при жизни великого отца дивно послужившим ему, и по преставлении отсюда необычайно умершим на его могиле. Ибо это чудо присоединено последним к сказанию именно потому, что за концом жизни отца следует и конец предмета изложения. Дело было так.

9. Один лев из живущих в пустыне Иорданской встретился однажды святому, проходившему по берегу реки, громко крича и болезненно рыкая, так как заноза из тростника вонзилась в ногу его и причиняла невыносимую боль. Преподобный, увидев его и пожалев, умилосердился над его страданием и был тронут в душе знаками, которые делал ему зверь, выказывая мольбу и прося врачевания; он берет ногу его, уже распухшую и загноившуюся, осторожно вынимает занозу и облегчает ему боль. Что же лев? Он тотчас делается агнцем, изменив не природу, а дикость, и пребывает с великим в келлии и сопровождает его, куда бы он ни уходил. Велико уже и это и полно изумления; но каково же следующее. Как дивен во истину Бог во святых Его! (Ср. Псал. LXVII, 36) Так как лавра, как мы сказали, стояла недалеко от реки, то осел приносил из нее воду на потребу живущим там. Охрану его старец поручает льву и вверяет зверю ослика, чтобы он стерег его пасущегося. Итак, он исполнял эту службу довольно долгое время, и прежде ставший агнцем лев снова сделался псом, следовал за ослом, обходил [138] вокруг него, лежал при нем и осматривал дороги, пока тот продолжал пастись. Но что случилось после этого?

10. Однажды сон объял льва; пасущийся осел уходит далеко от него. Проходили некие люди из Аравии с верблюдами и увели его; встает от сна лев, ищет осла и не находит; он возвращается в лавру и приходит к старцу смущенный, опечаленный, унылый, склонив голову к земле. Когда блаженный увидел его в таком состоянии и заметил, что осел не пришел с ним, он заподозрил, что зверь поступил с ним коварно, и говорит льву кротко, ласково и, вообще говоря, как приличествует святому: «Что это значит, лев? Ты съел осла и по истине возвратился к прежнему; ты доказал, что изменился характером в агнца; ты старался исполнять обязанности пса, но природа победила: ты вспомнил, верно, прежнюю лютость и царственную гордость пред другими животными и возжелал снова властвовать; но я смирю тебя, унижу твои гордые мысли и заставлю смиреннейшим поведением не искать прежнего. Итак, будь ты впредь не лев, как возжелал, а вьючный осел, как тот, на которого ты напал». Так сказавши попросту, старец повелевает возложить на льва службу осла, чтобы он, нося на себе сосуды, приносил воду братии. Так и было сделано, и можно было видеть льва, прежде по характеру агнца, потом пса, ныне опять носящим тяжести ослом. Воистину небывалое чудо!

11. Между тем прошло некоторое время, и лев так неленостно исполнял эту службу. Но похитившие осла проходили снова по окрестностям реки Иордана, имея с собою животное, и направлялись к [139] святому граду по какой-то своей надобности. Случилось, что и зверь был тогда у реки, чтобы принести воды братии. И что происходит? Он видит издали осла, узнает его и тотчас, перестав быть ослом или, лучше, исполнять должность такого животного, снова показывает себя львом и с царственным рыканьем бросается на ведущих осла. Они, увидев его, немедленно обращаются в бегство с большою скоростью и страхом. И он, схватившись за недоуздок, надетый на осла, возвращается с ним к лавре в великом благодушии, прыжками и другими способами выказывая свою радость и представляясь смотрящим на него как бы некиим доблестным воином, возвращающимся с войны с трофеями. Увидел его великий и, благословив, освободил от службы, поручив ослу снова исполнять ее. Кроме того он нарицает этого льва Иорданом, вероятно, я думаю, за то, что это случилось с зверем у реки Иордана. С того времени лев пребывал на свободе, оставаясь в лавре и иногда уходя куда-нибудь вне ее.

12. Прошло три года, и божественный Герасим переселяется к Богу, Которого возжаждал. И Иордан, находясь или у Иордана, или в другом месте, по устроению Божию не оказался там, когда он был погребен отцами. Спустя немного, он, пришедши, искал старца; и авва Савватий Киликиец, ученик аввы Герасима, увидев его, говорил ему: «Старец наш покинул нас сирыми и переселился к Господу; но возьми, поешь». Лев не захотел есть, но непрестанно обращал свои взоры туда и сюда, желая увидеть старца, громко рыкая и не вынося его отсутствия. Авва Савватий и прочие отцы, гладя его спину, говорили ему поесть и успокоиться; но лев не [140] переставал реветь и рыкать. И чем больше старались успокоить его словами, тем больше он рыкал, издавал более громкий рев и усиливал свою тоску, показывая, какую печаль он имел, не увидев старца. Тогда говорит ему авва Савватий: «Пойдем со мною, так как ты не веришь нам, и я покажу тебе, где погребен старец». И взявши, привел его туда, где они погребли старца; отстояло же (это место) от церкви приблизительно на полмили. Итак, авва Савватий, став на могиле старца, говорит льву: «Вот здесь погребен наш старец». И преклонил колена, творя поклонение на могиле старца. Когда лев увидел его творящим поклонение, и сам сотворил поклонение и, довольное время склоняя свою голову к земле, умер на могиле. Произошло же все это не потому, что лев имел разумную душу, но потому, что Бог восхотел прославить славящих Его не только в сей жизни, но и по смерти, и показать людям, какое имели звери подчинение Адаму до его преступления. Итак, будем подражать и мы, братия, хотя бы благомыслию зверей, которое они показывали к служащим Господу; их же предстательством да будем удостоены части их в день суда. Аминь.

VIII.

Месяца Марта 8–го.

ЖИТИЕ И ДЕЯНИЯ

и частное изложение чудес.

преподобного отца нашего Герасима подвижника,

написанное монахом Космою ритором.

1. Племя Каппадокийцев производит много людей, охотно упражняющихся в добродетели, и как бы из некоего источника по круговым периодам черпаются прозрачнейшие души и делаются изобильным питьем для последующих: они скрывают все мрачное и темное и отвергают всю горечь и гниль неверия; у них сияет кругозор и свет истины, так что благочестивое слово расширяется, а нечестие уничтожается. Такими блестящими светилами воссияли в предшествующей нам жизни, очистив всю вселенную, и разнообразием преемства различными способами привлекли всех к добродетели яркими светочами божественный Василий и умободрствующий Григорий. Других же мы опустим, как находящихся вне предмета повествования.

2. Одним из таких был и предлежащий ныне к (духовному) наслаждению и весьма приятный любодобродетельный божественный Герасим; он родился, как некий высоковершенный добродетелями кипарис, от знатных родом Каппадокийцев (очень почтенны [142] среди других стран Каппадокийцы и чрезвычайно великодушны). Селение, в котором он родился (до его выступления совершенно неизвестное, а после выхода в свет сего мужа даже очень прославленное чрез него), называемое по–местному Дрос (=Роса), породило воистину оросившего души многих, истощенные жаждою бесплодия добродетельной жизни, и вырастило его как некое вечно цветущее древо. Воскормившая его и пострадавшая ради него в родильных муках, именем Мария, после этого сына не вскормила и не повила ни одного другого, но ее утроба как бы отказалась произвести другую подобную отрасль; ибо с того времени она остается невспаханною или (по истине сказать) бесплодною. А отцом его был Иоанн, воздавший Богу много благодарений за то, что удостоился такого сына; ибо с тех пор, как он видел сына преуспевающим и совершенствующимся, он не сдерживал своего удовольствия, но благодарил. Он размышлял о Давиде, Иове и Самуиле и говорил: «Возвеселил мя еси, Господи, в творении Твоем» (Псал. XCI, 5) и «но не сладок ли мне сын паче лучей солнца»? Старцу же нет ничего приятнее этого.

3. Но еще не прошел девятый год, и этот чадолюбивый отец исполняет неизбежное, а мать волновалась надеждами на сына; а сладчайший сын только что расцветал первым пухом бороды, когда матерям бывает несказанное удовольствие и перемена мыслей: ибо они меняются к лучшему. Божественная благодать, посетившая его, всецело отклоняет душу его к назорейству; он воспламеняется душою, стремится к монастырю и замышляет бегство. Не могши видеть горячо капающие слезы матери, но став выше любви [143] к матери, сродникам, друзьям, родине и сверстникам, он позднею ночью бежал в одну из соседних обителей. Благородная мать, узнав об его поступке и хорошо зная, какую страсть прекрасно питал в себе сын и куда он перенес свою любовь, естественно печалилась о потере сына (и как же иначе, если она была не камнем, не железом?), но в то же время благодарила Бога, что сын не отпрянул вне божественной благодати и далеко от Сотворшего, но погрузился в отеческие объятия и согревается в них.

4. Прошло немного времени, и эта чадолюбивая и почтенная мать переселяется в горние обители. Узнав об этом, прекрасный сын воздал Богу великое благодарение за то, что освободился от материнских забот и что отселе ему, оставшемуся в одиночестве, можно будет служить единому Богу. И что же происходит? Он предает всего себя, душу и тело вместе, настоятелю монастыря и падает к ногам его, чего не делая: умоляя пастыря, прося, проливая горячие слезы, чтобы он приобщил его к подвигу монашескому. Сей же вдохновенный муж, провидя бывшею в нем благодатью, каков он будет после сего дара и что он не только себя управит и усовершенствует добродетелью, но и многих подобным образом поощрит к ней и уготовит быть ему соревнователями, повинуется и, прочитав обычные молитвы, постригает в монашеский чин досточтимого и самим ангелам. И он, как было принято в монастыре, по повелению пастыря стал учиться грамоте и был к учению, говоря по пословице, как головня к огню, бритва к точилу, поток по крутому склону. В короткое время, выучив наизусть всю псалтырь Давида и со старанием [144] пройдя все церковные книги, он возбудил всеобщее удивление.

5. Радовался игумен монастыря и все монахи, видя в простом и столь юном теле всенощное бодрствование, постоянное прилежание, глубокий ум, разумные ответы на всякий вопрос. Видя это, тот прозорливый муж монастыря возымел мысль, что такой свет не должен быть оставлен бездеятельным и бесполезным; он стал желать, чтобы разумный не по–юношески, а превыше старцев, принял на себя священнослужение. Он побуждает медлящего и колеблющегося, и сей сын послушания с трудом уступает из уважения к нему и рукополагается во диакона, а затем в иерея; но повышение в достоинстве требовало и большего усовершенствования в добродетели.

6. Прошло около семи лет, и мужем овладела любовь к покою и желание увидеть святые места, где пресвятые и божественные ноги Божии стояли для устроения вселенной; он возвещает авве монастыря свои мысли, открывает свое душевное состояние. Настоятель же, вняв его словам и удалившись как бы обдумать их, сначала был опечален внезапной переменой и нежданными словами; затем, рассудив с самим собою, что это дело запало в душу мужа не без воли Божией, предоставляет решение откровению Божию. Так и случилось: прошли три дня и слетевшее божественное сновидение открывает великому отпустить божественного Герасима и совершить желаемое им: ибо так был он переименован при монашеском пострижении, а от рождения назывался Григорием.

7. Итак он, услышав слова об удалении и обрадовавшись неожиданному отпущению, воздал благодарение Богу, что замысел пришел к нему не [145]враждебным; ибо он намеревался тайно освободиться от этого общества. Припадает к священным стопам святого пастыря священник и жертвоприноситель и чистосердечно просит прощения у всех; к объятиям он присоединял слезы, пока, облобызавши всех, не вышел из монастыря. Часто обращал он взоры назад к этой сладчайшей и святой пастве, а затем, отойдя далеко от монастыря и пустившись в путь, начал петь псалмы: «Скажи мне, Господи, путь, вонь же пойду» (Псал. CXLII, 8) и «Блажени непорочнии в путь, ходящии» (Псал. CXVIII, 1) и т. д. И так совершив путь во много дней, он достигает Палестины, где, пришедши, с великою радостью обозревает досточтимые места, где пострадал за нас Спаситель; и с верою и душевным наслаждением исполнив свое желание, познакомившись с весьма многими божественными мужами и почерпнув оттуда не малую пользу, он выходит к Иордану, где, говорят, пребывают мужи, ведущие ангельскую жизнь: его стремление было усвоить их добродетель.

8. И тогда он приходит в лавру божественного Савы. Там, будучи принят и обласкан дивным Савою, получив от него благословение и еще более распалившись к добродетели (ибо любят окрыляться к подобному соревнованию, когда видят соплеменника, стремящегося к тому же), — итак, как я сказал, пришедши в лавру, изучив множество подвигов добродетели, будучи научен, как должно бороться против духов злобы (Ефес. VI, 12. 10), вообще будучи закален как железо холодною водою добродетели и пробыв в лавре долгое время в этом подвиге, выходит из лавры (некое божественнейшее просвещение [146] перевело его к себе) и поселяется в окрестностях Иордана. Здесь он умело сохранил себе четверицу добродетелей, — мужество, воздержание и справедливость, применив мужество против сильно борющихся и всецело стремящихся растерзать нас видимых врагов (Следующие далее в гл. 9–12 восхваления и рассуждения в некоторых местах темны по смыслу и потому затруднительны для точного перевода).

9. Сколько ни старались умственные враги совлечь его или ослабить его напряжение, но сей божественный Герасим стремился возвысить себя постом и напрячь верою в Спасителя, и дивно было видеть невещественную природу борющеюся, напряженною и поднимающеюся в высоту с вещественною, страдательною, пресмыкающеюся и земною тучностью. Насколько победитель сильнее поддавшегося, когда можно бороться равному с равным, а не различным и разнохарактерным; если же и так победить слабейшее, то и низшее по сравнению природы с удивлением достойно хвалы. И сей божественный муж, конечно, явно победил похвалявшегося все уничтожить. Такова была мужественнейшая крепость мужа, с которою он от твердого начала проехал до твердейшего конца.

10. Воздержанием же он отличался таким, что были забыты природные стремления и напряженно суровым образом жизни заморожено все водянистое и влажное, а осталась в нем одна как бы воздушная и не растекающаяся сущность, так что он возвысился над природными потребностями и в светлости ума не проявлялся даже след низменных стремлений, но он всегда взирал к божественному и имел как бы природным единственное движение к прекрасному. Ибо, возлюбив вышеначальную и таинственную [147]животворящую Троицу, он к Ней возносил меру своей жизни и непрестанно обращался умом, стараясь не лишиться прекрасной победы, сияющей в красотах. Таковы были у него подвиги воздержания, которым он соревновал с ангелами, с которыми дивно ликовал на земле. А что дивно и истинно, — он имел саму святую Троицу живущею в его чистейшей душе, так что не сокрылось слово нелживых уст, что «Я и Отец вселимся», т. е. в чистых, «и обитель приятную сотворим» (Ср. Иоанна XIV, 23). Так Герасим питался воздержанием как бы некиим божественным нектаром.

11. Теперь посмотрим и на присущие сему святому точные (правила?) справедливости. Ибо он измерял подобающее каждому, душе уделяя приличествующее невещественному и чистому и равноценное распределение, а телу подобным образом — (приличествующее) земной и плотской природе; и уже не допускал, чтобы одно восставало против другого, как неразделенное и неуправляемое, но, исследуя склонности каждого, издалека различал общения, возмущения и волнения. В этом он выказывал в себе правдолюбие, мысленному уделяя невещественную и невидимую душу, а с прахом смешивая сию персть. Он так хранил в себе правдолюбие, что никогда не видал в сердце своем неправды пред Богом. Главизна всех благ и вершина прочего присущего нам в сей жизни — разум, которым был украшен во истину божественный и дивный Герасим, и который является как бы некиим правилом и неизменным отвесом, прямо служащим искусству к уподоблению, подобно тому, как вещественная соль, как верят, [148] разнообразит нам яства, услаждает аппетит и возбуждает к пище…

12. Сими вооружившись и как бы надев наглавие, шлем и доспех, великий Герасим стал на ристалище пустыни и враждебных демонов одних ранил своими молитвами, а других и совершенно сражал неядением; иногда же и уничтожал их как дым. Ибо сей божественный Герасим, бодрствуя и ослабляя себя постом, не явился ли тотчас орудием божественной благодати? Или кто измеряемый и испытуемый смирением поднят на высоту божественного знания, как сей превеликий? Ибо став в обладания блага, теми трудами, которыми он побеждал и которые полагал в добродетелях, он победил своих предшественников и позднейших и… давая больше трудов, одерживал блестящие победы. Что же возделыватель сих благ и такой победитель? Думал ли он напряжением трудных подвигов, соревнуя, пролететь по воздуху? Нет. Но не причастился ли он просвещения божественного или даже весь сделался полным благодатей? Да, и благодать преизбыточествовала и воссияла и обильно излила на него дары благого духа, откуда и произошло начало благодатей и чудес. Ибо исполнившись, как я сказал, Духа Святого, приняв сердцем божественное внушение и усовершенствовавшись или (воистину сказать) будучи помазан рукою Божиею, он строит святую лавру весьма близко к реке Иордану, веря, что она будет надежным убежищем душ, местом искупления и оставления пороков. Своею добродетелью собрав в лавре многих трудников, он сделался весьма известным, и сбегались к нему с разных сторон, ибо миро благодатей издалека созывало [149]достойных дара; и можно было видеть там согласный лик поющих сладостную песнь непрестанным гласом.

13. Таковы подвиги этого прекрасного сообщества, таковы воинские деяния дивного Герасима против врагов; прочие же чудеса и победы кто расскажет? Я предложу одно из многих, а множество прочих оставлю, избегая пресыщения неумеренностью. У сего блаженного отца был обычай прогуливаться по окрестностям Иордана. Однажды, когда старец проходил со своим учеником и творил по обычаю молитвы около третьего часа, лев, внезапно появившийся откуда-то из глубины пустыни, страшный видом, страшнейший ужасом, как бы чрезмерно разъяренный и прыгавший от боли, выходит вблизи старца и голосом вызывает его сожаление. Он рыкал и рыканием показывал свое сердечное страдание, указывая с ревом на свою ногу и стараясь склонить святого к состраданию. Ученик его Игнатий (так назывался этот муж), увидев зверя и будучи поражен ужасом при неожиданном зрелище, полумертвым падает пред ногами святого. Старец, взяв его рукою, поднял и укорил за трусость, сказав, что виною ее является только малодушие и душевная слабость, «ибо не напал бы так испуг и несвоевременный страх на тебя, почтенного образом Божиим и удостоенного властвовать над зверями». Это к ученику; а что же ко льву? Старец, видя, что нога зверя очень болит, вся изранена и распухла от вонзившейся занозы, взяв его за ногу, отрезывает сгнившие и опухшие части, вынимает бывшее там острие тростника и очищает ногу. Затем налагает повязку и вместо лекарства прилагает свою молитву; лев мгновенно получает [150] исцеление и становится разумным, как прежде был диким; он постоянно пребывал со святым, дивно следовал за ним, питаясь тем же, чем отшельнически жил старец, т. е. хлебом и немногими овощами, и так пребывал в лавре долгое время, так что забыл свою дикость и сделался сожителем монахов.

14. Засим что происходит? Был осел, служивший для перевозки воды монастырю; он возил ее издалека, из потока Иорданского. Что же настоятель монастыря, божественная душа, истинно божественный Герасим? Он повелевает льву выводить и вводить осла на пастбище и быть надежным его стражем; это он и делал много дней. В один день, отведя осла на обычное пастбище, он отлучился далеко от пасомого осла; так как расстояние было не малое, то один купец из Аравии, следовавший за верблюдами, увидев осла не охраняемым, увел его с собою домой. Затем лев, возвратившись и не увидев осла на обычном его пастбище, печалился, горевал и чуть что не испускал слезы из глаз. Он бежит к великому Герасиму, выказывая унылый вид; великий же, заподозрив, что зверь сел осла, укоряет его, говоря так простыми словами: «Ты, лев, сел осла; ты будешь служить для перевозки воды братии». Так сказал он, и с тех пор лев, нося на себе сосуд для перевозки воды, с трудом приносил воду в лавру. Поэтому однажды некто, случайно посетив досточтимую лавру и увидев зверя переносящим так амфоры — дело достойное удивления, — изумился и тщательно расспросил о причине. Затем, узнав о случившемся и с удивлением пожалев льва, вынул из-за пазухи три золотых и [151] дал отцам, чтобы купить осла, говоря: «Пожалейте несчастного льва в его беде». Что же Бог дивных? Прошло немного времени, и укравший осла Араб проходил той же дорогой, на которой и совершил кражу; лев, случайно встретив его при проходе и узнав осла, прыгнул на него; когда купец обратился в бегство, испугавшись зверя, лев, подбежавши и ухватившись за узду осла, приводит его в монастырь. Дивный Герасим, увидев его и поняв, что подозрение на льва было ложно, с удовольствием назвал его Иорданом; с ним — о чудо! — лев провел в монастыре очень долгое время.

15. Когда иже во святых Герасим переселился к Желанному, зверь не присутствовал; и это было делом лучшего домостроительства, украшающего дела наши. Ибо когда лев возвратился из отсутствия, он обращал взоры туда и сюда, желая по привычке увидеть святого; когда же не увидел, то предался глубокой печали и рыканьем выказывал свою внутреннюю тоску. Не вынося лишения, он горевал о своем одиночестве и печалился о разлуке. Когда же монахи увидели льва непрерывно страдающим и неудержимым в своих стремлениях, некий монах Савватий, дерзнув больше всех прочих, погладил его голову, говоря: «Удалился старец; он упокоился, о лев, покинув нас, объятых сиротством». Так припевали монахи льву, но у него от этих слов не было никакого успокоения и прекращения рыканий, а напротив, он еще более огорчался и прыжками показывал чрезмерность своего горя, пока вышесказанный Савватий не сказал ему: «Пойдем со мною, и я покажу тебе могилу святого». Лев следовал за ним, пока монах не стал с ним на могиле святого; [152] затем монах, показав ему место упокоения старца, говорит ему: «Вот здесь погребена честная глава досточтимого отца нашего». И вместе со словами монах, преклонив колена, поклонился гробу. Что же лев? Еще не увидев гроба, он тотчас стал непрестанно биться головою об утвержденный на гробе камень, пока не разбил ее и не уничтожил совершенно, и так (увы!) умер от разбития.

16. Так невыразимая любовь привязывала душу зверя к инородному, и во всяком случае удивительно было совершившееся и разнообразно устроение Божие. Если же ты захотел бы правды, кто может высказаться ясно о нетленной жизни в раю и бессмертном рабстве неразумных животных? Итак, одно величайшее чудо, совершенное святым, — вот это; разве несовершивший это столь великое чудо не мог совершить и множества их? Ибо благодать, обильно вселившаяся в душу мужа, соделала бы его творцом не одного или двух чудесных деяний, но бесчисленного множества, если бы не имела противодействия в его чрезвычайном смирении. Так прожив и совершив житие, многим достойное соревнования, но немногим доступное, божественный Герасим в глубокой старости и совершенстве дней переселяется к Желанному. Но, божественный Герасим, не оставь нас, твоих восхвалителей и учеников в подобии образа жизни, но спаси своими благоприемлемыми молитвами и твоего соименника и по желанию повелевшего предать писанию твое житие; подай в день искупления увидеть благостным и приятным вечный свет, живя в Троице, ей же подобает всякая честь и поклонение во веки. Аминь.

во святом граде Иерусалиме схваченных Агарянами и пострадавших во времена царя Льва Исаврянина, написанное Симеоном монахом пресвитером и молчальником святой пещеры Четыредесятницы.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. Жития блаженных мужей, аскетические труды и мученические подвиги, предлагаемые к слушанию боголюбивым ушам, согревают соревнованием к подобному при подобных обстоятельствах и делаются как бы путеводною рукою имеющим душу благородную, мужественную и не устрашаемую трудностями пути. Ибо ничто не может так окрылить душу, убедить ее пойти посреди затруднений и выказать непоколебимую твердость в опасностях, как существование многих предшественников и подражание примерам, чтобы не оказаться в чем-нибудь ниже их твердости и устойчивости. Это могут испытывать и настоящие иконописцы пред подлинными картинами; ибо соревнование в прекрасном есть признак честного характера, благородного ума и свободной и высокой мысли. От сего прославился как весь прочий лик святых, так и предлежащие нам ныне к прославлению мужи, благочестивою жизнью и чистым житием уподобившиеся Богу, неустанными трудами и подвигами усилившиеся взбежать на твердыню благ и [154] запечатлевшие свой бег прекрасною мученическою кончиною; что в суровой жизни самое трудное, малодоступное и для изнеженных никоим образом не достижимое. Но надо рассказать посильно, кто они были, из какого отечества происходили, какую цель жизни себе поставили и как ее достигали, в какие времена воссияли и совершили мученический подвиг. Мы не будем украшать сказания художественными и изящными речениями (ибо мученикам вместо всякой раскраски и украшения достаточны их страдания и подвиги), но представим изложение простое и краткое.

2. Во времена Льва Исаврянина, царствовавшего нечестиво и с чрезмерным нечестием боровшегося против божественных икон, породившего Копронима Константина, жили знатные воины, число которых вообще доходило до семи десятков, но в каждом десятке был один отступник, последовавший мыслям и решению Иуды, так что выяснилось семь отступивших, которые были ранены в душе еще до мучений и почувствовали телесную боль от одних только звуков угроз, как потом будет показано в подлежащих местах. Остальные же 63 сохранили непоколебимость исповедания неуязвимою и чистою до креста и смерти. Сии, ведшие свой род из восточного города Икония, происходившие от славных родителей, бывшие на верху почестей, весьма обремененные изобилием богатства и бывшие в юном возрасте, по мере возможности пеклись о добродетелях Христовых. И избрав жизнь по Богу — так как они происходили от родителей, почитавших Христа, — удостоившись многих и величайших государственных почестей, они всегда имели в мыслях пламенную любовь ко Христу: возвышенное пламя Его жгло огнем их сердце, [155] окрыляло их ум, ослабляло побуждения любви к себе, земную и укоризненную славу и наслаждение текущим показывало им ненавистными и смертоносными и побуждало считать ее как бы презренным прахом. Было же у них желание воочию узреть и облобызать святые и досточтимые места Иерусалима, в которых волею претерпел честные и спасительные страсти обнищавший ради нас Бог, дабы мы обогатились божественностью (Ср. Кор. 2, VIII, 9) Того, Который ежедневно ищет обращения грешников. Но их намерение не переходило в дело вследствие величайшей любви к родителям и боязни, чтобы с их стороны не было препятствия; кроме того, они думали, что у властей и народа вследствие зависти может возникнуть клевета и подозрение, что они отправились туда не ради облобызания божественной земли гроба Господня, а для того, чтобы помочь племени Измаильскому пройти эти страны против Римлян, и наконец опасались, в случае возникновения такого нового слуха, царского гнева, недовольства и негодования на них.

3. Сей вышереченный нечестивейший царь восточных стран, двинув немалое войско и собрав всех своих подданных, поднимает войну против христолюбивого царя Феодосия. Последний, не пожелав завязывать войны и еще более — сражаться с единоплеменниками, спокойно сложил бремя власти, предоставил нечестивому удовлетворить свое желание и передал ему царскую власть. И что сказать мне больше? Тотчас тиран вторгся в царский дворец, звероименный пес на святыни и вепрь на жемчуги (Ср. Матф. VII, 6). Приняв на себя вид лисицы и надев личину лицедеев, он из стыда пред досточтимым отцом нашим [156] Германом притворился благочестивым, но не преобразил зверя. По прошествии десяти лет властвования, сей новый Валтазар, которого можно назвать и Моамефом, посягнул быть ересеначальником и, безумно вторгнувшись, повоевал Церковь; собрав единомышленный с ним народ, бесстыдно вскочив в средину всех и зверски заскрежетав зубами, он возвысил свой жалкий голос и сказал: «Поелику изображение икон есть искусство идольское, не должно вовсе поклоняться им и чтить их». Весьма много наставляемый на ум увещаниями воспеваемого отца нашего Германа, звероименный Лев не изменил своего неправильного мнения и не склонил неукротимого и жестокого сердца к богопознанию; но, еще более распалившись гневом, показав глаза налитые кровью, заскрежетав зубами как лев и послав вооруженных мечами сатрапов, свёл с патриаршего престола блестящее светило веры и осудил (о, беззаконное деяние!) невинного на изгнание, а нечестивого и равномыслящего Анастасия поставил начальствовать, неприлично и недостойно сей священной степени.

4. Мужественные и благородные душою, воспользовавшись удобным временем, отправились в путь к Иерусалиму, путешествуя богато и в сопровождении немалого числа копьеносцев; восседая на конях, они вели и вьючных животных, нагруженных богатствами в золоте, серебре и разнообразных вещах, частью предназначенных для украшения божественных храмов, а частью для необходимого употребления наших братьев во Христе и подвизавшихся там монахов. Итак, блаженные и воспеваемые мужи, прибыв к тем желанным и многолюбимым местам и узрев животворящий и всечестный гроб [157]Господень, падают на землю и омывают ее слезами; души их преисполнились великою сладостью и духовною радостью; по любви их казалось им, что они видят самого Христа лежащего, и Ему исповедывали они добровольную за нас бедность, дивясь и кресту, и смерти, и погребению. Едва насытившись сим ненасытимым зрелищем и духовною, как сказано, благодатью, они поклоняются и всепресветлому Краниеву месту, на котором Господь наш распростер на кресте пречистые Свои руки и животочивый и божественный бок Его излиял кровь и воду. Тотчас приходят они и на Сион, матерь всех Церквей, обиталище Божие, и видят святое и досточтимое место, где Пресвятая Дева, Матерь Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, переселилась из настоящей жизни и блаженную и всесвятую душу Ее принял Сын Ее и Творец всех. Восходят они и в горницу устланную, где Господь омыл ноги учеников и совершил с ними Тайную вечерю.

5. Оттуда уходят они и в Вифлеем и, открыв святую и небопространную пещеру, поклоняются месту, в котором Царь царствующих и Господь господствующих(Тим. I. VI, 15), желая освободить природу человеческую от власти врага, как Младенец возлег в ясли, был повит, держал в устах грудь содержащий во длани всякое дыхание и всякую тварь, и радуясь созерцанию и наслаждаясь зрелищем, не могли насытить своего благомыслия. Затем они отправляются и к достолюбимому, достосозерцаемому и всякого царского чертога славнейшему мирожеланному гробу Богоматери и, как по вышесказанному на животворящем и богоначальном гробе Сына Ее воздали благоговение, [158] поклонение, приличествующее благодарение и молитвы со слезами, так и на гробе Матери, ибо ничего нет среднего между Материю и Сыном. Равным образом идут они и к купели Силоамской с Овчею, где есть и святое и досточтимое место, в котором родилась Матерь Господа нашего. Затем восходят и на святую гору Елеонскую и осматривают Вифанию с гробом Лазаря. Потом сходят и в остальные Иерусалимские монастыри до реки Иордана и, став у священных струй его и зачерпнув своими руками воды из него, с верою освящают ею всякий член и всякую часть. Переходят они, облетая, и к разумным цветам Богонасажденного рая, к монахам, подвизающимся в пустыне и возделывающим прекрасный мед добродетели, и причащаются их благоухания; и у кого жизнь была нестяжательна и нуждалась в ежедневной пище, тем они творили достаточное утешение, уделяя щедрую милостыню своей руки и своею ревностною помощью устраивая им неотвлекаемое занятие божественным и духовным.

6. Так боголюбиво расточив свое богатство, со всеми простившись и будучи напутствованы их восходящими к небу молитвами, боголюбивые обратили свои взоры и ноги к странам греческим, сиречь Нового Рима, и условились между собою, что, если перестало действовать гнусное повеление богоненавистного и беззаконного царя и православная церковь получила право поклоняться и чтить лики святых икон, они также возвратятся на родину, а в противном случае уйдут к старейшему Риму. Но они не знали, что идут другим путем, гораздо полезнейшим приведшего их сюда и ведущим к разнообразным и победоносным подвигам; ибо славные подвиги соделали сих [159] крепких воинов мучениками и венценосцами и увенчали великолепными венцами и диадемами.

7. Когда они, направившись, как сказано, к странам греческим и прибыв в некое место, расположились на отдых, Арабы, бывшие во Святом Граде и сторожившие дороги, люди жестокие и звероподобные, неразумнейшие душою и безумнейшие в своих стремлениях, подстерегши их по внушению диавола, всею толпою пустились вслед за святыми и, застигнув их в вышереченном убежище, захватили их и стали допрашивать, откуда они, из какой страны и по какой причине пришли в Иерусалим. Боговидные же, благородные душей, языком и мыслями и воспитанники нелживой добродетели, не сумели солгать, но со всею истиною назвали свою родину и не скрывали, по каким причинам путешествовали. Арабы, услышавши это, отвели их в узах к начальнику Кесарии Палестинской, рассказав ему все, что от них услышали. Он представляет мучеников к следствию и, узнав от них, что они уроженцы Римской земли и прибыли во святые и досточтимые места ради поклонения, имея с собою и не малое имущество, отнял у них золото, деньги, коней и мулов со слугами, а святых, жестоко истязав, заключил в Кесарийскую общественную темницу; затем написал и послал к правителю Египтян следующее письмо: «Арабское войско в Кесарии Палестинской захватило мужей христиан, уроженцев Римской земли, числом семьдесят, и привело их ко мне. И, со всею точностью собрав о них сведения, я узнал, как они говорят, что прибыли в Иерусалим на поклонение и возвращаются на родину. Однако, как я думаю, они, попав в наши руки, изобличены в том, что шли [160] в другое место и притворялись иными, хотя и кажутся разумнейшими из числа Римлян: явившись соглядатаями нашей земли, они из осторожности, как сказано выше, притворились, что ходили в Иерусалим. Они имели с собою коней, мулов, не малый кошель золота и много другого имущества. Золото со всем другим я отобрал и храню у себя, а людей, образумив телесным наказанием, заключил в Кесарийскую общественную темницу, пока не будет прислано распоряжение твоей вельможной и самодержавной власти, повелевающее мне, что следует сделать со всем захваченным».

8. Когда это письмо дошло до Египетского правителя, его больше приводят в неистовство деньги, чем содержание письма (ибо всякий варварский глаз корыстолюбив и скорее расстанется с своею собственною душою, чем упустит явившееся богатство), и он тотчас со скорыми посланцами отправляет начальнику Арабов следующее извещение: «Вернейший и преданнейший из мужей, мы с удовольствием выслушали о твоей добыче и оценили остроту и проницательность твоего ума и быстроту и деятельность твоей руки, что не укрылись от вас эти негодяи для того, чтобы, возвратившись к пославшему их исследовать наши земли, посмеяться над нами и чтобы Египтяне сделались предметом презрения для Римлян. А другая твоя похвала и блестящий почет, — что ты захватил и все их богатство и хранишь его, как сообщил, пока не будет прислано от нашей державы повеление, как мы распорядимся насчет его. Далее и за то, что ты показал их чуждыми родной стране и никогда не видавшими ее, будет тебе лежать [161] бессмертная благодарность, никогда не вытекающая из нашей памяти. А если ты достигнешь и того, чтобы увещаниями и опытом дел и слов убедить сказанных мужей отступить от их отеческого умовредительного служения и, отрекшись от суровой и тяжелой веры, пристать к нашей приятной и человеколюбивой жизни и служить, молиться и поклоняться одинаково с нами, то одержишь победу из числа наиболее блестящих от века и стяжаешь общую славу в нашей святой вере. Если же они будут бороться до тягчайших побоев и не отрекутся от веры в Назорея, то примени к ним суровые наказания и предай горчайшей смерти».

9. Прошло немного времени, и письмо было доставлено тирану Кесарийскому, именем Соломону, а прозванием Милхину. Он был по характеру дерзок и хвастлив, умом коварен и на руку жесток. Присланные приказы Египтянина он принял как бы некий рожон, подстрекающий к злодейству, как огонь на сено, пес на кровь и волк на снедь. Ибо, получив похвалу и от Египтянина, безумный честолюбец, чрезмерно возгордившись, на следующий день устроил себе высокое седалище, и вокруг его стали вооруженные мечами люди. Араб воссел на возвышенном седалище, а подвижники были приведены палачами в узах из темницы, где они были подвергнуты многим страданиям и продолжительному голоду; ноги их под дрожащими коленами двигались медленно, скользя и шатаясь; ибо мудрый и человеколюбивый Подвигоположник оставил их на испытание меньшими скорбями, упражняя их твердость и напряжение для предстоящих больших подвигов. Когда мученики предстали, как сказано, тиран[162] притворился занятым другими заботами; сей многообразный змей, более пестрый, чем хамелеон, и более изворотливый, чем Египтянин, заранее готовил святым разные меры для устрашения и был горек гневом и голосом и страшен взорами.

10. Когда же мученики простояли многие часы, тиран, с притворною улыбкою обратившись к ним, сказал с ирониею: «Каких мужей воспитывает греческая земля, благородных и весьма разумных; и затем придя и в нашу страну, как ловкие соглядатаи, вы счастливо совершили ваше дело и возвратились на родину с величайшею выгодою. Несчастнейшие, на что уповая дерзнули вы на такую службу? Или какую вы надеялись получить выгоду? Выгоды я не знаю, но знаю, что эта служба приготовила вам в наказание смерть. Ибо, если вы не позаботитесь о себе, не уступите во всем властителю и не будете служить, жить и чтить то же, чему и мы с ним служим, почитаем и поклоняемся, то погибнете горькою смертью. Не надейтесь, что вам поможет в чем-нибудь греческий начальник, или освободит из наших рук тот, кто хитрейшими обещаниями убедил вас принять на себя это соглядатайство чужого, некрасивое и несчастливое для вас. Но ваши планы и обещания распались, и ожидаемые вами от него многоценные и щедрые награды навлекли на вас смертную опасность; ибо мы не столь трусливы и слабодушны, как род греческий, чтобы бояться движения листьев и теней призраков; но вашу дерзость и бесстыдство мы оставляем в стороне, так как и в донесении великому царю Египетскому о ваших дерзновениях мы решили описать их, как ничтожные и недостойные его слуха. И когда, говорит, боялись Египтяне [163] мужей из земли греческой, или соглядатаев, или неприятелей, или иначе как-нибудь, или войск их, каковы бы они ни были? Напротив, мы совершаем набеги на пределы, когда захотим, и режем их или уводим пленниками в Египет с женами и детьми и всякое достойное внимания имущество и прочее уносим и уводим в полной безопасности, без всякого решительно препятствия. Ибо где и ныне вынесет римское око египетского оплита? И часто, если увидит, подражает трусливым прыжкам робких оленей и зайцев. Но, как сказано, нашему величайшему царю показалось вздором написанное нами о вашем соглядатайстве, низком деле и упоминание о злоумышлении; ибо у него не только есть великая и непреоборимая сила и рука, захватившая державу земли и моря, но и нрав добролюбивый, человеколюбивый и источающий подданным сладость меда. Любя единомысленных и единодушных в богопочитании и отечески наставляя их, он затем награждает их и дарами, и величайшими почестями. И если вы желаете отречься от вашего отцами переданного заблуждения и веры в Назорея, то не будете раскаиваться в душе; ибо я всячески советую вам это, как, думаю, даже отцы не могут советовать детям. Ибо быть при таком высоком царе, наслаждаться благами жизни в непоколебимом счастии, роскошествовать во всяких наслаждениях, жить счастливою и блаженною жизнью и иметь беспрепятственное пользование, — что лучше этого? Ибо ваша жизнь христиан есть смерть, а не жизнь. Как же не смерть? Вы мучитесь голодом, имея желудок узкий, тощий и облегаемый тончайшею плотью, от наличных благ воздерживаетесь как от смертоносных, не считая приятным ничего [164]приятного и сладким ничего услаждающего, не собираете и не пользуетесь ничем из того, в чем природа дала общее и изобильное наслаждение благоразумным. Вы поставили себя недостойными приходящегося на вашу долю участия в благах, считая голод роскошью, боль — наслаждением, бедствие — счастьем, несчастье — блаженством и жизнь — смертью. Но учение Назорея так обманывает всех жалких и неразумных христиан, осуждая блага и возвещая другой мир, гораздо лучше сего дивного и зримого. Но как может кто-нибудь дивиться ему, не видевши? Ибо дивное может быть понятно только зрящим, которые часто объяснениями верных даровали достоверность слуху. Ибо это свойственно завидующему, просто присвояющему себе божественность и учащему, что его учение гораздо лучше сих дивных, неба, земли и того, что посреди их; мы же научились от великого пророка ничего не считать предпочтительнее всего этого. Но оставьте чудотворные выдумки и эти глупые и невежественные надежды, ради которых вы напрасно себя мучите, безумнейшие, и изберите жизнь веселую, приятную и обильную наслаждениями. Если же не захотите послушаться меня, то после многих мучений я погублю вас насильственною, горькою и многострадальною смертью».

11. Святые поручили выдающимся над другими словом и делом, именно Феодулу, Евсевию и Давиду, дать ответы Арабу. Они, укрепив себя знамением Христа, призвав Его помощником и получив время говорить свободно, возразили арабскому волку: «Мы, дерзновеннейший обвинитель наших, не ожидали, что приведены сюда говорить речь в защиту нашей веры, которую слово истины показывает единою чистою и [165] искреннею. Ваша же вера — великое заблуждение, глубокая тьма, неприкрываемый стыд чтущим ее и страждущим, и недостойна даже того, чтобы оглашать ею уши здравомыслящих. Ибо ваш величайший пророк, богоненавистный и скверный, дающий противные законы, восстающий против Бога, сотворившего все, вводящий странное пустословие, вздорные басни безумия и величайшие оскорбления, оскорбил и Бога и природу открытием всех входов для наслаждений. Его дерзости и детские измышления заключают в себе многие книги на позор и посрамление ему, так как он притворялся, что говорит многие пророчества и видит откровения. Ибо и свою эпилепсию сей богоповрежденный эпилептик назвал лучшим и величайшим видением. И в уставе о женщинах узаконивши, что всякому желающему можно четырех женщин соединять с собою законным браком, а наложниц, если может, брать даже больше тысячи и двух тысяч, как он не постыдился ввести в жизнь человеческую такую скверну и нечистоту и войну жестокую и непримиримую не только с иноплеменниками и инородными, но и с соплеменниками и сородичами? А главизна всего в его прекраснейшем учении — что Бог чтится не в чем ином, как только в разврате и мужерастлении. Ведь такие узаконения, можно сказать, не приличествуют даже лошадям, козлам, баранам и другим похотливейшим животным. Людям же, имеющим ум, управляемым разумом и знающим скромность и стыд, как не стыдно и не позорно выслушивать такие слова, всецело предаваться сладострастию и уподобляться низшим из неразумных животных? Но зачем говорить много и еще более осквернять язык постыдными [166] и сладострастными рассказами? Итак знай, что мы исповедуем Бога Творца неба и земли и всех видимых и невидимых тварей и не отрекаемся от Него. Ибо ради нас Он стал человеком, воплотился ради нашего спасения, родился от Святой и Чистой Приснодевы Богородицы Марии, был распят и погребен, воскрес, как восхотел, прославился, снизшел до темниц Ада, поразил и связал неразрешимыми узами тирана диавола, воскресил спящих там от века, раздрал рукописание Адама и снова восстановил человека господином и царем рая; затем, вознесшись во славе к безначальному Своему Отцу, ниспослал Всесвятого Духа на святых Своих учеников и апостолов, дабы они возвестили во всем мире Его божественное вочеловечение, погребение, воскресение, восшествие на небеса, сошествие Святого Духа и будущее грозное и страшное второе Его пришествие, когда мы все нагие и дрожащие предстанем пред престолом Его, и крестили всех во имя Живоначальной Троицы и (учили) веровать в единого Бога в трех ипостасях, как вот и мы, уверовавшие и крестившиеся во Единосущную Троицу, презираем твое гнилое баснословие. Мы — христиане, и ничто не отлучит нас от любви Христовой (Ср. Римл. VIII, 35), ни жестокость палачей, ни острота меча, ни истязания бичей, ни какое-либо другое из орудий казни, ибо ничто из настоящего для нас не равноценно будущей жизни».

12. После этих слов святых тиран долгое время пребывал немым и безгласным, волнуемый множеством страстей: он стыдился изобличений и гневался, лая внутренне и бесясь, и глаза его смотрели горько, налитые кровью, чело казалось омраченным, [167] ноздри испускали частое дыхание и по лицу пробегал сильный гнев. Долго спустя, придав суровость своему голосу, он заговорил гневными словами и сказал мученикам: «Обманщики и неразумные, на что вы уповаете при ваших дерзких речах?» Мученики сказали: «На истину и нашего Христа, Который, как мы знаем, всегда предстоит и дает слово рабам Своим, питает в нас бесстрашие и возбуждает рвение». И тиран: «Но если вы, образумившись, не подчинитесь нашим повелениям и не последуете желаниям царя, то познаете на опыте, какую помощь может оказать Назорей всуе надеющимся на Него. Ибо пришло повеление властителя, в случае вашего неповиновения, сначала подвергнуть вас тьме мучений и затем предать горькой и многострадальной смерти. Я готов все это выказать на вас, истерзаю вашу плоть до самых внутренностей и переломаю кости, если вы будете упорствовать в том же безумии».

13. На эти угрозы, высказанные тираном мученикам, семь мужей из них, потрясенные душами и сломленные в мыслях надменностью врага, отделяются от мученического строя и, унаследовав помыслы Иуды, стали предателями веры и присоединились к гнусному и беззаконному служению Агарян. Мученики предались невыносимой печали вследствие трусости и отречения этих несчастных и настолько пришли в уныние, смятение и явные слезы, насколько сердце гонителя получило радости и лицо преисполнилось смеха. Он не отчаивался и в остальных и думал, что и они готовы принять служение Агарян. Ибо он говорил, что «если одна притворная суровость лица и словесные угрозы устрашили пойманных и привели к исполнению нашего желания, то как же остальных, [168] еще упорствующих и борющихся, не переубедит испытание мучений и не сделает нам более мягкими; спустя немного мы и увидим их».

14. Но обманула его надежда и, как говорит пословица, он нашел вместо клада уголья. Мученики, узнав его размышления, умертвили его ожидания, сказав ему: «Не надейся ни на что подобное, о тиран, — что ты или устрашишь нас угрозами, или смягчишь ударами, или похитишь лестью, или украдешь дарами; ибо мы давно уже единодушно и единомысленно вооружены против сих разнообразных твоих ухищрений. Какую имеют твои угрозы столь великую силу, чтобы увлечь наши души и отклонить от любви к Богу нашему, сказавшему: Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; но более бойтесь могущего и душу и тело погубить в геенне (Ср. Матф. X, 28). Да претерпит плоть наша все, что угодно твоему тираническому гневу: мы облечены ею не нетленною, дабы щадить ее. Ибо, если она не будет совлечена бичами и наказаниями, не будет уничтожена сими великими подвигами, то во всяком случае она исполнит долг природы и возвратится к родной персти. И всячески она окажется тогда бесчестною и бесславною; если же ныне будет украшена страстями Христовыми, она будет многоценна как царская порфира, вся прекрасная, вся блестящая, вся благовидная, украшенная ранами как звездами, выставляющая опухоли как перлы, остающаяся благоцветною во век и течению времени не подвластная. Дары, которые ты обещаешь нам, предоставь тем, кто к ним стремится и любит их; мы же единое почитаем богатство, которое непоколебимым и неисхитимым сохраняют вышние [169] сени, и к единым стремимся дарам, которые простирает бессмертная десница, которые светлее и изобильнее прольются нам пред лицом Отца светов. Мы имеем единую душу во многих телах и единым укреплены решением; делай с нами, что хочешь, по твоему решению и по приказам твоего господина».

15. После этих смелых слов святых тиран, совлекши с себя зверовидную жестокость и дерзость, облекается нравом лисицы и испытывает непобедимых мягкими речами, говоря: «К чему это суровое упрямство ваше, честнейшие и разумнейшие мужи, и зачем вы спешите к бесчестнейшей смерти? Зачем вы хотите испортить и иссушить прекрасный цвет юности? Послушайтесь меня и пощадите приятнейшую жизнь! Ибо я, враг, чужой, иноплеменник, страдаю душою, взирая на вашу юность, а вы (о Земля и Солнце!), имея возможность спастись, вызываете себе смерть». И мученики сказали: «То, что ты называешь спасением, есть душегубительная смерть; а что ты называешь смертью, есть жизнь бесконечная и пребывание со святыми ангелами в царстве небесном. Итак, исполняй приказы властителя и к ним придумывай и изыскивай что тебе угодно: возжигай огонь, раздражай зверей, готовь меч; все делай и изобретай, так как не отнимешь нашей лучшей пищи, благочестия, не убедишь пристать к твоему нечестию и переменить свет на тьму, истину на ложь и жизнь на смерть».

16. Еще во время этой речи семь предателей веры, отрекшиеся от Христа, присоединившиеся к гнусному служению Арабов и ставшие вне борьбы и состязания, представили зрелище жалкое и достойное плача пророка: ибо с растерзанными божественным ударом [170] внутренностями (о, праведный суд Твой, Христе!) мертвыми, — увы, сколь жалка их участь, — мертвыми лежали на глазах всех отрекшиеся от жизни ради любви к жизни, служа и тем очевиднейшими примерами ниспосланного Богом бича, и сильно потрясают слишком слабую душу. Не укрылось это дивное дело и от святых, будучи столь велико и выше всякого забвения, имея свидетелями столько глаз, хотя и варварских, и находясь на стольких устах, хотя тиран принимал всевозможные меры, чтобы скрыть сверхъестественную неожиданность этого факта, дабы она не дошла до ушей святых. Но Божественный Промысл свыше не допустил этому скрыться от божественных мучеников за истину, а напротив, соделал их еще более твердыми в христианской православной вере, удалив из них всякую робость.

17. Но нечестивый тиран остался невразумленным в своем злодейском намерении, эфиоп злобою более чем чернотою, эфиоп телом, эфиоп душою, эфиоп мыслию, ничем не убеляемый, ни словом, ни разумом, ни помышлением, ни тем, в чем он познал, в чем уверился, в чем был поражен всемогуществом Спасителя и Бога нашего. Он снова пытался переубедить мучеников, скрывая, как сказано, совершившееся над отступниками чудо и скоро постигшее их ниспосланное Богом наказание. Снова предлагая то же и тем же, он напомнил о дарах повинующимся и наказаниях не повинующимся; когда же он не был удостоен даже ответа со стороны святых, тотчас приказывает прочитать во всеуслышание письмо Египтянина. Когда же это гнусное письмо было прочитано и святые сочли вздором написанные в нем слова, варвар, вскипев обычным и[170] варварским гневом и разъярившись за то, что оказался презренным, снимает овечью шкуру притворства и кротости, обнаруживает внутреннего волка и повелевает предстоявшим палачам бросать каменьями в святых; и они тотчас, согласно приказу, стали бить их камнями, пока не разбили даже связи мозгов и не сокрушили кости.

18. Претерпевавшие сию страшную казнь пели про себя следующий псалом: «Терпя потерпех Господа, и услыша молитву мою, и возведе мя от рова страстей и от брения тины, и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя» (Псал. XXXIX, 1–2). И исполнив псалом, творили молитву, говоря: «Господи, Господи Вседержителю, Творец всякой твари, удостоивший нас недостойных лицезреть и поклониться честным и славным местам, в которых Ты волею претерпел чистые и божественные страсти ради нашего спасения, затем благоволивший причастить нас столь славным и великим дарам, укрепи нас, рабов Твоих, совершить добрый подвиг (Ср. Тим. 1, VI, 12. Тим. 2, IV, 7), и не отступи от нас, ибо скорбь близка, и нет помогающего (Псал. XXI, 12) без Твоего могущества и благости. Сотри рожны лукавого, да не посмеется над нами, и соделай суетными надежды его. Ибо ради имени Твоего мы оставили все и последовали за Тобою и, возненавидевши тленную и текущую славу, избрали жизнь вечную и наслаждение на небесах. И ныне, Владыко, хотящий всем человекам спастись а к познанию истины придти (Ср. Тим. I, II, 4), удиви и на нас милости Твои (Ср. Псал. XVI, 7), да познают враги истины, что Ты еси Бог и нет иного кроме Тебя(Ср. Сир. XXXIII, 5). И тебе [172] славу и благодарение воссылаем со безначальным Твоим Отцом и со всесвятым и благим и животворящим Духом во веки веков. Аминь».

19. По окончании молитвы се ангел, сошедши с неба, укрепил их и сделал здравыми, как прежде. Араб же, узрев дивное чудо, назвал мучеников обманщиками и кудесниками и повелел отвести их в узилище и содержать под крепчайшей стражей, пока он снова не представит их к своему седалищу для иных испытаний. Святые же, вошедши в темницу, непрестанно молили Бога, чтобы враг не получил над ними перевеса, но чтобы они поразили его божескою крепостью и умертвили все его замыслы и силы. Через пять дней ненавистнейший Араб повелел выбросить их из темницы и привести в узах к своему седалищу; будучи приведены, они предстали нечестивому неустрашимыми, имея здравыми и тела, и дух. Безумнейший, увидев их и сочтя волшебством непреоборимую силу Божию, продолжал употреблять всяческую лесть и разнообразные коварства, еще большие прежних.

20. Когда же он ничем не достиг своей цели и был изобличен в бесполезности своих измышлений, снова мучитель стряхивает с себя лисью хитрость и, еще более ожесточившись, говорит мученикам: «Служители Распятого, оставьте свои глупые и невежественные надежды, повинуйтесь повелениям властителя и моим словам и увещаниям и приложитесь к нашей человеколюбивой жизни; иначе, о несчастнейшие, я предам вас скорой и горькой смерти». Святые же ответили судье: «О тиран, делай с нами что хочешь. Ибо мы не боимся всех твоих истязаний и видов мучений, внушенных тебе помыслами отца твоего [173]сатаны. Мы более стремимся к тому, чтобы ты скорее представил нас нашему Владыке Христу, которому одному служим мы, как Богу живому и Творцу ангелов и всего этого (мира). Твои же нечестивые сии глаголы, жестокие угрозы и казни считаем за стрелы младенцев» (Ср. Псал. LXIII, 8). На это нечестивейший тиран, исполнившись гнева и ярости, повелевает предстоящим палачам распять их нагими стоймя на столпах, связать руки и ноги и расстрелять стрелами из луков.

21. Копьеносцы, схвативши святых, исполнили приказание. Святые же единым голосом пели так: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моя, оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша» (Псал. XXVI, 1–2). И окончив слова псалма, призывая помощь свыше, в виде молитвы говорили: «Свете истинный, Христе Боже наш, источник врачеваний, сокровище благих, податель милости, отец всех, призри на смирение нас недостойных и искупи нас от врагов наших; ибо Ты еси Бог наш и мы творение рук Твоих. Ибо се враги истины напрягли луки свои и изготовили стрелы в тулах, стреляя нас во мраке, верующих в Тебя; и что Ты совершил, они разрушили (Ср. Псал. X, 2–3). Итак да не постыдимся молитвенники Твои от врагов неправедных. Сотри козни и соблазны их, и да снизойдет на главу их неправда их, и да падут в ров, который ископали, и который изготовили против нас, да изведают сами» (Ср. Псал. VII, 16–17).

22. Еще не были окончены таковые слова, как палачи стали поражать стрелами друг друга, страшное [174] заступничество ангелов явилось мученикам, вокруг их стало огненное облако, и тотчас, освободившись от уз, они сделались здравы, не имея ни одной опухоли. Тиран, посмотрев на них и изменившись в лице, стал как бы мертвым. Предстоявшие же, пораженные ужасом, молили о милосердии рабов Божиих, которые, сотворив молитву, восстановили его здравым. И придя в себя, мучитель не переставал снова изрыгать хулы на Бога и Господа нашего и на рабов Его и славных мучеников. И тотчас повелел палачам, когда святые предстояли нагими пред седалищем его, связать им руки и ноги и вместо бичей мечами резать и терзать их плоть. И повеление тотчас стало делом, и было чудо видеть человеческую плоть одушевленного тела, увы, раздробляемую, как в мясных лавках, и рассеиваемую по земле разрезыванием на мелкие части и терзанием. Они же, подвергаемые столь горьким мучениям, имели тела терзаемые руками палачей, а души возносимые к подвигоположнику Христу и любовью Его возвышаемые над страстями. При этом они припевали, один: «Изми мя, Господи от человека лукава, от мужа неправедна и льстива избави мя». Другой: «От человек неправедных изми мя, иже измыслиша запяти стопы моя». Иной: «Помыслиша на мя злая, не остави меня, да не когда вознесутся». Иной: «Внуши, Господи, глас моления моего, Господи. Господи, сила спасения моего». Тот: «Познах, яко сотворит Господь суд нищим и месть убогим» (Псал. CXXXIX. 1–13). И так они разделили между собою весь псалом, и после псалма начали молитву: «Ради нашей нищеты, многомилостивый Господи, сошедши с неба и принявши плоть от Приснодевы Богородицы, Ты [175] родился как человек, дабы освободить природу человеческую от власти врага; засим, освободивши жизнь, Ты даровал ей нетление и возвел к первоначальному достоинству, И ныне, Владыко, утверди нас во святом имени Твоем и укрепи смиренных рабов Твоих мужественно терпеть мучения тирана, дабы чрез них мы были узрены чистыми пред неподкупным престолом Твоим, восхваляя и благословляя страшное и многохвальное и святое имя Твое ныне и присно и во веки веков. Аминь».

23. По окончании молитвы жалчайший тиран, как бы насытившись своим кровожадным безумием, повелевает отвязать мучеников и, отведя их в узилище, держать под крепчайшей стражей, пока не захочет снова представить их для иных истязаний; и, громко засмеявшись, сказал предстоявшим единомышленникам своим: «Я нашел их волшебства; скоро узнаю, подаст ли им помощь Назорей и уврачует ли их от предстоящих неизлечимых мук». И сказав это, встал с седалища; воины же Христовы были отведены в темницу, поддерживаемые и переносимые руками палачей, с истерзанными членами, с изрубленною плотью, с кожею покрытою кровью, и согласно повелению были преданы в тюрьму с тем, чтобы снова по приказу подвергнуться мукам. Лежа на земле почти как мертвые тела, мученики пели про себя так: «Блажени непорочнии в пути, ходящии в законе Господни; блажени испытающии свидения Его, всем сердцем взыщут Его; не делающии бо беззакония в путех Его ходиша»(Псал. CXVIII, 1–3). И исполнив псалом, заснули немного и волею Божиею стали видом светлы, не нося на телах никакого следа истязаний; и пробудившись, [176]веселились и начали беседовать, и говорили друг другу: «Предстоит скорый на защиту Владыка, подающий руку и не допускающий упасть страждущих Его ради; видите, как Он нежданно соделал здравыми члены, изрубленные и раздробленные мечами, так что не оказывается даже малого излома или царапины». И снова начавши, пели: «Ко Господу, внегда скорбети ми, воззвах, и услыша мя: Господи, избави душу мою от устен неправедных и от языка льстива»(Псал. CXIX, 1–2) и так далее. Один же из стерегущих, услышав, что они с дерзновением и многим веселием воссылают песнь Царю всех Богу, скоро уйдя, все возвестил тирану.

24. И тотчас мученики по его повелению были взяты для других истязаний, не поддерживаемые и подпираемые руками других, как надеялся варвар, но бодро шедшие на своих ногах и отправлявшиеся пред лицо богомерзкого Араба с веселыми телами. Ненавистнейший, увидев их и исполнившись гнева, сказал: «Я узнал, обманщики, что ваши волшебства снова воздействовали; но я не прекращу, пока не сотру с земли вашу боговенавистную и проклятую память». И немедля повелевает густо усыпать землю железными трезубцами и безжалостно влечь по нам святых, связанных за ноги, причем и руки их не были оставлены свободными, а вместе с тем ударять их дубинами сверху, дабы под ударами дерева эти гвозди глубже вонзались в их тела. Придумав в то же время еще третье мучение святым, превзошедший жестокостью даже зверей приказывает лить уксус в открытые раны, дабы чрез это они получили еще большую казнь; они же, претерпев и сию казнь, пели: «Что хвалишися во злобе, сильне? беззаконие весь[177] день. Неправду умысли язык твой; яко бритву изощрену сотворил еси лесть. Возлюбил еси злобу паче блогостыни» (Псал. LI, 3–5) и прочую часть псалма.

25. Затем, молясь Богу, говорили: «Человеколюбче Господи, Царь веков, на высоких живущий и на наше смирение призирающий (Псал. CXII, 5), ради нас уподобившийся нам и облекшийся в нашу ничтожную плоть, дабы показать в нас величество славы Твоей, что Ты еси Бог и кроме Тебя нет иного, — покори под ноги наши гордого и хвастливого диавола и унизь чело его, как имеющий державу непобедимую и силу неизмеримую и творящий гнилое могущественным, слабое сильным, непроходимое проходимым и неисполнимое благоисполнимым; и укрепи нас, рабов Твоих, чистосердечно Тебе служащих, показать крепость адамантовую, совершить подвиг ради славы Твоей, до крови и убиения противостать греху, увенчаться неувядаемыми венцами нетления Твоего и предстать победоносными к престолу Твоему. Укрепи нас в силе Твоей, Крепкий! Закали мысли, утверди намерения, укрепи помышления, всели все помыслы наши в любовь Твою, ибо отверзлись на нас уста грешника и уста льстивого (Псал. CVIII, 2), и злоначальник поставил злорадного тирана тяжким мучителем нашим. Сказали ненавидящие Тебя, Господи, Господи: Придите, и поглотим их и сотрем с земли память их, и да не будут более. Ибо где Бог их? Да защитит их, если хочет их, возгордился злобою сильный. Но Ты, всевышний, долготерпеливый и многомилостивый, не отступи от нас. К Тебе устремились мы от утробы матери и кроме Тебя иного Бога не знаем, ибо единое Твое благословенно имя ныне и присно и во веки веков. Аминь». [178]

26. Когда уже оканчивалась молитва святых, послышался гром и за ним последовало страшное землетрясение, которое потрясло все то место и заставило боговредного тирана вскочить с седалища и устрашиться шума. И пронесся глас с неба, утверждавший мучеников в бесстрастии и говоривший: «Не бойтесь, ибо с вами есмь». Когда же прекратился голос, тотчас святые, освободившись от уз и сохранившись нетронутыми от жесточайших мучений, стояли пред лицом тирана здравыми и невредимыми, как прежде. Увидев их, гнусный и проклятый тиран обратил свой страх не в робость, а в ярость, будучи ослеплен и не будучи в состоянии смотреть правильно, и, полный всякого волшебства и злодейства, называл мучеников волшебниками и кудесниками. Узнавши же, что и многие из случайных свидетелей совершившегося тогда изумлялись дивным чудесам и воздавали благодарность всецарю и человеколюбцу Богу нашему и его многострадальным и непобедимым мученикам, исполнившись гнева на это и разодрав одежду свою, он повелел подвергнуть непобедимых мучеников последнему и тягчайшему мучению крестному. И арабские волки, прибежав, стали терзать богоизбранных овец Христовых, и тотчас блаженные были распяты на столпах. Они изображали страсть Создателя, радовались страстям Его, молились умереть смертью Христовою; гвозди Его считали приятными, хотя они причиняют жесточайшую боль; бесславие они считали славою, бесчестие честью, труды наслаждением; ублажали себя за страдание, что временными трудами приобретут вечное наслаждение и, как бы страдая в чужих телах, пели: «Блажени, ихже оставишася беззакония, и ихже прикрышася греси. [179] Блажен муж, ему же не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть» (Псал. XXXI, 1–2).

27. Затем, исполнив псалом, вознесли Богу чистую и последнюю молитву, говоря: «Благодарим Тебя, Господи Боже наш, благодарим Тебя, что Ты удостоил нас недостойных столь великих благ, столь великой славы, столь великого сияния; ибо причастием святых Твоих страстей и подобием присужденного распятия мы, рабы, почтены честью превыше всякой чести, сострадая Владыке и земное терпя одинаковое поношение с небесным, временные с вечным, смертные с бессмертным, твари с Творцом, создания с Зиждителем. Мы не смотрим, что бесчестно распинаемся, но что сопрославляемся Тебе, нашему Создателю и Творцу. Посему утверди, Владыко, помышления наши, укрепи мысли, дай нам силы до последнего издыхания; уврачуй раны прегрешений, сотворенных нами в ведении и неведении, язвы очисти, следы ран сотри, благий Господи. Да не возгордится над нами змий лукавый, всегда стерегущий конец жизни, падающим разверзающий пасть, падениям радующийся и выставляющий их на стыд и позор некогда содеявших. Да постыдится тот дерзкий, бесстыдный и позорный язык; да не возьмет над нами силу слов, силу поношений. Будь милостив умоляющим Тебя и даруй нам преодолеть сей горький и страшный грешникам эфир в беспечальном пути и избежать горьких судей и тяжких исследователей человеческих прегрешений, расследующих и собирающих даже мелкие деяния, дабы воспрепятствовать и повредить нашему восшествию. Да не будет узрен, Владыко, при нашем восхождении к Тебе [180] предводитель вражеской рати, жестокий обвинитель душ, разлучающихся от тела и по велению Твоему призываемых к начальным обителям. Но порази его божественною Твоею силою, отрази стремление на нас и милостью Твоею и сею пролитою за Тебя кровью очисти в нас всякую скверну души и тела, дабы постыдился враг, не найдя в нас ничего мрачного и темного и никакого знака своей тьмы и злобы. Даруй и всякой душе, исходящей из тела и призывающей нас и выставляющей предстателями и посредниками пред Тобою, беспрепятственно пройти восхождение и иметь в помощь благих ангелов, дабы поразить и прогнать скорбных и душегубительных мытарей, стремящихся препятствовать и изобличать. Подобным образом даруй и всем призывающим и совершающим память нашу, чтобы ничто скверное и нечистое не вошло в дом их; но благослови и исполни на них милости Твои и неизреченное богатство славы Твоей; и не оставь их без предстательства, Господи, Господи, но да защитит их рука Твоя и да облегчит от обстоящих скорбей, дабы подвизались они подвигом добрым (Ср. Тим. 1, VI, 12) и жили достойно заповедей Твоих и. наступив на главу мысленного змия и раздавив ее, предстали престолу Твоему в неосужденном сознании и были сопричтены к лику от века угодивших Тебе, с ними воспевая ту трисвятую песнь; которую поют ангельские лики и весь сонм праведных ныне и присно и во веки веков. Аминь».

28. Когда мученики уже оканчивали молитву, Господь со святыми Своими ангелами явился им в облаках, говоря: «Радуйтесь, истинные слуги и други Мои! Се уготовано вам царство небесное; сонмы ангелов [181] Моих веселятся ради вас; лик апостолов и пророков приемлет вас; мученики со святителями, преподобными и всеми от века угодившими Мне праведными радуются радостью несказанною, также ожидая вашего восшествия. И все, чего вы просили у Меня, дам вам; но не только сие, но и больше сего, ибо славящих Меня прославлю и уничижающие Меня посрамятся» (Ср. Цар. 1, II, 30). И сказав сие, Господь восшел со святыми своими ангелами на небеса. Когда же святые склонили головы пред Господом, ослепленный тиран спросил предстоящих: «Зачем все эти несчастнейшие и трикраты жалкие склонили свои головы? Не делают ли они снова против нас волшебства, большие прежних»? И вскипев гневом, повелел варварскими копьями пронзить бока их, и тотчас множество рук диких служителей Арабов стали пронзать святых, и немедля все природное и сдерживающее расположение тела истекло, уничтожилось и распалось. Затем святые, сказавши «Господи, Господи, приими дух наш в мире» и прибавив «Аминь», предали освященные и блаженные души всецарю Богу нашему, показавши и в этом силу над смертью и то, что они скорее волею переселились из здешнего мира.

29. После таких подвигов, после таких состязаний оканчивают жизнь трижды величайшие мученики в двадцать первый день Октября. Имена их суть следующие: Евсевий, Феодул, Давид, Пигасий, Неофит, Акакий, Дорофей, Стефан, Дометий, Герман, Дионисий, Епифаний, Стратоник, Леонтий, Мануил, Феофил, Илия, Иоанн, Самуил, Евлампий, Алексий, Фотий, Евтропий, Мефодий, Харитон, Феофилакт, Анастасий, Андроник, Симеон, Феоктист, Ролан, Павел,[182] Агафоник, Мина, Афанасий, Иаков, Никифор, Порфирий, Тимофей, Иринарх, Авксентий, Иосиф, Григорий, Каллиник, Аарон, Кириак, Феодосий, Евстафий, Исаакий, Александр, Елевферий, Адриан, Христофор, Антиох, Исидор, Парфений, Сергий, Евпл, Игнатий, Феофан, Кирилл, Захария и Анфим.

30. Жестокие Арабы, даже после смерти не сжалившись над солнцевидными, подвижническими и богочтимыми телами непобедимых божественных мучеников, но все еще побуждаемые гневом, яростно сбросили с дерев святые и честнейшие тела, как проклятые, на бесчестную и полную грязи землю. И вот они сохранились на месте довольное время невредимыми и непричастными телесной природе. Все видящее и все сохраняющее неусыпное око Божие спасало и охраняло их от уст плотоядных зверей и птиц неприкосновенными и нетронутыми; они не были также увлечены временем к тлению и разложению, которые служат признаками человеческой слабости и бренности, но издавали мимоидущим некое величайшее и сверхъестественное благоухание и благодать. Спустя немного времени они являются во сне предстоятелю святой церкви Божией в Кесарии Палестинской Иоанну, мужу боголюбивому по благочестию, сохранившему чрез скорописцев и памяти об их подвижничестве; ему повелевают они взять оттуда божественные тела их и положить в том указанном месте, на котором воздвигнут храм во имя божественного первомученика Стефана, вне славного града Иерусалима.

31. Иоанн, пробудившись, исполнил согласно явлению во сне, и святые погребаются этим святейшим архиепископом в том месте, которое они возжелали. Они лежат ныне в том досточтимом месте, в [183] котором соблаговолили, святые свято, славные славно, образуя божественное сокровище и неисхитимое богатство христианам, прогоняя бесов, просвещая очи слепых, отверзая слух глухих, укрепляя стопы ног хромых, скорым посещением и благодатью уничтожая многообразные болезни, сильно нападающие на тела, и легко разрешая всякий род страстей и болезней во славу Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, Ему же подобает всякая слава, сила, честь, поклонение и великолепие со безначальным Его Отцом и всесвятым и благим и животворящим Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. После кончины боголюбивейшего царя Константина и сына его Константа унаследовал царство его Юлиан. Он, направляясь на войну с Персами, услышал об епископе Кириаке. Поэтому он прибыл в Иерусалим и, призвав епископа Кириака, говорит ему: «Как твое имя?» Епископ говорит: «От родителей моих назывался я Иудою, когда же умилосердился Владыка мой Иисус Христос и даровал мне недостойному имя епископское, праведная Елена чрез преподобного епископа римского повелела мне именоваться Кириаком». Юлиан сказал: «Родители твои живы?» Епископ Кириак сказал: «Одна только мать моя». Юлиан сказал: «Да будет призвана».

2. Когда она пришла, Юлиан сказал: «Как твое имя?» Она говорит: «Анна». Юлиан сказал: «Какую чтишь веру?» Анна сказала: «Я служу небесному царю моему Христу, Который явился мне чрез честного сына моего». Юлиан сказал: «За предлежащие богатства и жизнь величайшую пожри великому богу Зевсу». Кириак сказал: «Я воссылаю жертву чистую и бескровную великому царю, который будет [185] царствовать во веки». Юлиан сказал: «И я изучил эти глупости, и мне не принесли они никакой пользы». Кириак сказал: «Хорошо сказал ты, пес нечестивый, что не принесли мне никакой пользы; ибо, оставив боговдохновенные Писания, ты не вспомнил о божественных тайнах Христовых; Он даровал тебе недостойному царство временное, а ты облекся в диавола и гонишь возлюбивших благочестие; посему вскоре будет отнято у тебя царство и дерзость обезумевшей души твоей». Юлиан сказал: «Многие уверовавшие во Христа в страшных казнях окончили жизнь сию. Посему, если вы не поверите и не пожрете, то увидите казнь в различных муках». Епископ Кириак сказал: «Ты не можешь устроить такие казни, какие уготовал Христос душам, отрекшимся от Него. Ибо тело мучится короткое время и, как вспахиваемая земля приносит двойной плод, так и по избавлении тела от мук душа прямо идет в небесные врата и с дерзновением приходит к Владыке, за Которого предала тело свое на смерть».

3. Юлиан сказал: «Что ты говоришь, Кириак? Итак, и ты избрал умереть за Распятого, а не принести жертву?» Епископ Кириак сказал: «Ты не знаешь, что говорит божественное Писание? Боги, которые не сотворили небо и землю, да погибнут с земли (Иерем. X, 11). И паки говорит: Идолы народов серебро и золото, дела рук человеческих. Подобны им да будут творящие их и все надеющиеся на них (Псал. CXIII, 12, 16; CXXXIV, 15, 18). Итак, посмотри, — и ты подобен им, поклоняясь суетным идолам, с которыми будешь осужден в геенну».

4. Юлиан, услышав это, повелел отрубить ему [186] правую руку, сказав, что «этою рукою твоею ты написал много посланий и многих отвратил от богов». Епископ Кириак сказал: «Хорошо сделал ты, пес нечестивый; ибо ты не знаешь, что уготовал мне жизнь вечную; ибо прежде чем я познал Господа моего Иисуса Христа, я писал синагогам Иудейским, чтобы не верили в Распятого. Итак, посмотри, ты отрубил соблазн тела моего; ибо мне полезно, чтобы погиб один из членов моих, а не все тело мое ввергнуто было в геенну». Юлиан сказал: «Итак, посмотри, я уничтожу все твое тело и посмотрю, кто избавит тебя от рук моих». Епископ Кириак сказал: «Владыка мой Христос, которого ты безумно оскорбляешь, увещевает в Евангелии: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Матф. X, 28). Посему и я презираю сии временные муки, дабы избегнуть предстоящего гнева огня». Юлиан сказал: «Итак, посмотри, гнев огня идет на тебя, и я посмотрю, спасет ли тебя тот обманщик». Епископ Кириак сказал: «Беспамятный и всех нечестивейший пес, как ты не вспомнил о чистом жертвеннике, на котором укрылся от временной смерти, когда предпринял супротивное насилие? Как ты дерзнул открыть твои гнусные уста и сказать хулу на Владыку нашего Иисуса Христа?» Юлиан сказал: «Если ты воистину презираешь огонь, то я приговорю тебя к неизлечимейшему наказанию, чтобы было казнено не только тело твое, но и душа твоя».

5. Тогда повелел он растопить свинец, открыть клещами уста его и влить ему свинец в уста. Когда они исполнили приказанное им и вылили свинец в уста его, Кириак претерпел и сие мучение и, храня [187] молчание, взирал на небо. По прошествии двух часов думали, что Иуда умер. Но он, возвысив голос, начал говорить: «Светоч негасимый, Христе, свет вечный, жизнь умерщвленных, отпущение грехов, искупитель погибающих, благословляю Тебя, Владыко, что Ты удостоил меня достигнуть части святых Твоих, о разбивший золотой образ и изгнавший зломысленного царя от людей и положивший жилище его с дикими зверями, пока не переменились на нем семь времен, пока он не познал Бога истины; чрез пророка Даниила уничтоживший кумиры Вавилонян, сохранивший образ троицы мучеников в пламени пещном, иссушивший волнующееся Красное море и переведший чрез него народ Твой, покрывший в бездне его противников народа Твоего, прекративший шипение змеев в пустыне чрез образ креста и уврачевавший укушенных змеями, столпом огненным осветивший Израиля, бывшего во тьме, и сожигаемых лучом солнечным прикрывший их прохладою, умертвивший врагов друзей Твоих, тихое пристанище обуреваемых, Христе, открывающий источники в ущельях на пользу зверей пустыни, —ибо обо всех печешься Ты, Владыко Господи, и все мы творение Твое. Молюсь Тебе, Господи Иисусе Христе, ниспошли ангела Твоего Михаила, сущего при свете, и спаси меня от зломысленного сего, дабы не победила меня гордыня его, но терпением подкрепи меня; ибо Ты прославлен во веки. Аминь».

6. И когда он окончил молитву, говорит Юлиан: «Посмотри, посмотри, Кириак, сколько я позволил тебе болтать. Я часто слышал это, и никто не мог живым выйти из рук моих, если не принес жертвы. И я некогда поклонялся Распятому, и Он нисколько не [188] помог мне; затем, раскаявшись, я познал богов которые доставляют спасение». Епископ Кириак сказал: «Знаю я, что ты узнал отца твоего сатану и слуг его, которые ведут в геенну верующих в них». Юлиан сказал: «Пожри, Кириак, прежде чем будешь казнен». Епископ Кириак сказал: «Я демонам жертвы не приношу, ниже камням суетным». Юлиан сказал: «Ради безумия вашего они даже не поставили истукана; но пожри невидимым и скажи: Велик бог Зевс». Епископ Кириак сказал: «Я верую в великого и невидимого Бога, Который уничтожит тебя из этой гордыни твоей».

7. Тогда всегнуснейший повелел устроить одр медный и на нем распростереть его, подложить угли огненные и возливать соленую воду и тук, а сверху повелел бить его жезлами: утроба и передние части блаженного были обжигаемы огнем и избиваемы жезлами: но мученик претерпевает ради Христа. Он возвысил голос свой, молясь на еврейском наречии и говоря: «Кароха халали мамуфа; иарихо сгиар, ламегдона, элоеф, нау, иавиль корам, вевиладона, элоимуфа». Это значит в переводе: «Боже неизмеримый и нас ради узренный, дающий жизнь всякому верующему в Тебя, показавший нам чрез пророка Иону образ воскресения Твоего, избранного Твоего Илию вознесший на небеса на колеснице огненной, взором Твоим все просевающий, призри, Господи, на суд сей и облегчи меня от этих страданий. Ибо се во имя Твое претерпеваю я сие». И когда он это сказал, тиран поразился его терпением и повелел развязать его и держать под стражею в темнице, пока он рассудит, какою смертью погубить его.

8. По прошествии двух дней блаженная Анна, мать [189] праведного, приходит к нему и говорит: «Добре подвизался ты, сын мой, за Владыку нашего Христа. Помяни отца твоего и мать твою и искупи, сын, грехи отцов твоих, будучи со Стефаном первомучеником. Помяни меня истинно, ибо я в болезнях родила тебя и молоком вскормила тебя; ибо завтра ты скончаешься, сын мой». Слуги диавола донесли о ней тирану, и он повелел тотчас представить ее. Когда же она пришла, тиран сказал ей: «Что ты говоришь, Анна? Убедилась ли хотя ты пожрать и жить? Ибо безумный сын твой избрал скорее умереть, чем жить». Анна сказала: «Он не приносит жертвы, более стремясь к жизни; ибо сия жизнь временна». Юлиан сказал: «Итак, что ты говоришь? и ты не приносишь жертвы?» Анна сказала: «Безбожный, жестокий и начальник всякого беззакония, не страшат меня слова твои. Владыка наш Иисус Христос излил за нас кровь, дабы искупить нас от всякого беззакония; на сколько больше мы, грешники, потщимся умереть за Него?»

9. Тиран, разъярившись, повелел повесить ее за волосы и строгать. Когда она была строгаема три часа и совсем не испустила стона, тиран говорит: «Что, Анна, хорошо взяли тебя муки?» Анна сказала: «Неистовый пес и начальник всякого беззакония, я вовсе их не почувствовала. Итак, если ты имеешь другие муки, принеси мне; ибо я готова презреть и бороться с спасителем твоим диаволом, имея защитником моим Христа». Тогда повелел Юлиан приблизить к ней светильники. Она же говорит: «Чистый и непорочный Боже, предавший огню неугасимому пятиградие нечестивых, а праведного Лота спасший, гласом ангелов разрушивший стены Иерихонские, крепкою рукою повоевавший Амалика, чрез блаженную Юдифь [190] сломивший Олоферна, а народ Израильский спасший, услыши, Господи, и меня смиренную и сотвори пробежать полный бег, дабы и я вошла к жениху моему Христу, веселясь вместе с сыном моим». И сказавши это, блаженная Анна испустила дух, и обрядили ее и погребли.

10. Тогда всегнуснейший Юлиан повелел привести праведника. Когда он был приведен, тиран удивился, что, претерпев столь великие муки, он предстал с светлым лицом. И говорит Юлиан: «Кириак, скажи мне, какими волшебствами ты всех омрачил?» Кириак сказал: «Поелику ты отпал от истины Христовой, ты хочешь, чтобы и светила, блистающие им, сделались твоими последователями; но не будет тебе места; ибо я убежден, что не по многих днях ты будешь поражен мечем небесным. Ты уйдешь в путь твой и не возвратишься, так как прогневал Бога живого». Снова повелевает тиран сделать большой ров и бросить в ров ехидн, рогоносцев, жалоносцев, василисков, буйволов (роды змей) и множество разных других ядовитых животных, и туда приказать ввергнуть праведника. Преподобный же епископ Кириак, преклонив колена, говорил так: «Господи Иисусе Христе, прииди и посмотри подвиг стадия и сей нужды, спасший праведного Иосифа из рва, силою Твоею заставляющий великих змеев покоиться в логовищах их, стерший головы их, повелевший дракону сразиться с гигантом, и, кусая друг друга, они погибли друг от друга. И ныне, Господи, защити меня от сих ядовитых животных, дабы не сказал тиран: Укрепихся на него» (Псал. XII, 5). Животные ангельскою силою была объяты сном, так что праведник, веселясь, говорил: «Ныне познал я, Господи, что Ты не далек от верующих в Тебя. [191]Благодарю Тебя, Господи, что Ты не только о Себе сотворил пророчество блаженного Давида, но и обо мне грешном: На аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия» (Псал. ХС, 13).

11. Когда сказал это блаженный Кириак, Юлиан повелел бросить огонь в яму и сжечь животных, а праведника, извлекши, снова пытался допрашивать. Начальник же песнопений, по имени Едалом, сказал: «О царь, ты исполнился великого безумия, желая убить сего мужа. Тебе должно было, как человеку, подумать, что даже из богов никто не мог сотворить таких чудес. Посмотри, скольким подвергся он мучениям, и ты не смог изменить мужества терпения его. Воистину велик Бог христианский». Тогда тиран, узнав, что и он уверовал от души, повелел обезглавить его; и Едалом радостно ушел на место, говоря: «Боже Кириаков, приими в мире душу мою». И сказав сие, протянул шею и так скончался от меча.

12. И снова говорит Юлиан Кириаку епископу: «Отрекись от Христа твоего, и отпущу тебя». Кириак сказал: «О сердце кривое и ум угасший, как могу я отречься от даровавшего мне такие милости?» После сих слов его тиран повелел разжечь котел елея. Когда же котел был разжен так, что окружающие не могли выносить кипения, он повелевает ввергнуть его. Праведник, войдя в котел, говорит предстоящим: «Отступите отсюда, дети мои, чтобы кто-нибудь из вас не был облит». Тогда праведник, простерши руки к небу, говорил: «Господи Иисусе Христе, очистивший Иордан и умудривший духом силы предтечу Твоего Иоанна, даровавший мне баню нетления в воде живой; ныне же, Господи мой Иисусе Христе, [192] я окрещен в елее. Мне остается третье, — мученическая кончина кровью от меча, чего и ожидаю долгое время». Тогда разгневанный тиран повелел поразить его в грудь длинным копьем; он же, пронзенный, испустил глас, призвав благодетеля своего Христа и прося скорее освободиться из сей неправедной жизни и от злобы тирана. И так, подвизавшись подвигом добрым, был вознесен во славе в день субботний, в час восьмой, месяца Октября 22–го, в царствование Господа нашего Иисуса Христа. Честные тела их по достоинству мученичества погребли братья, уверовавшие в Господа. Совершая память их, да будем мы удостоены той же части во Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава во веки. Аминь.

.

Пер. В. В. Латышева.

Я, любя тебя (как ты сказал бы?), мученик Христов Андрей, и наипаче и любя всегда и почитая твои подвиги (как ты думаешь?), решил заняться и твоими похвалами и обратиться к речам о тебе, с одной стороны воздавая, чем могу, сию любовь мою к тебе, с другой желая и угодить принадлежащим к твоему лику и стремящимся к твоим похвалам и твоим чудесам. Далее и потому, что очень странно, если ты, имея такую славу среди нас, во всякой нужде нашей являясь нам вовремя и простирая спасающую руку, не получишь от нас, взамен сих величайших благодеяний, того, что нам посильно. Такова наша речь и таковы ее причины; ты же, божественная и святая глава, подай нам и в прочем счастье и благодать и помоги в настоящей речи; ибо невозможно, невозможно, даже если бы, по словам поэта (Ом. Ил. II, 489), «десять имел языков я и десять гортаней», с[194] легкостью произнести речи о тебе, если ты, величайший из людей, не поможешь в этих речах. Ибо дело не в том, что одно из твоих деяний служит для похвалы, а другое нет, или одно более, а другое менее, так что вследствие этого восхваление менее затруднительно; но ты как бы стал в некую необходимость иметь блаженство, идущее чрез все деяния и как бы уделенное всем твоим, так что все твои подвиги превосходят всякое вероятие, тебе исключительно приличествуют и превосходят всякую меру похвал.

2. Так он во всем побеждает. Ибо разве он не таков, каким мы все его знаем, и тем, что он себя прекрасно пред всеми… явился с превосходством? Но, может быть, он стоял ниже других в отношении предков? Или в отношении их он имел благополучие, как, пожалуй, никто из всех других, но за то отечество у него было незначительное и не подобающее таковым мужам? Или и это было хорошо и как ему приличествовало, но прочее у него уступает и не заслуживает одинаковой славы? Нет, все вообще, относящееся к нему, подобало ему и друг другу, как, говорят, бывает все у равных и из одного и того же гимнасия. И, чтобы опустить все прочее, что относится к отечеству, предкам и народам (ибо если бы можно было вкратце помянуть о том, что находится некоторым образом и пред глазами и относится к настоящей речи, я возлюбил бы помянуть и виновников появления его в жизнь), кто не изумился бы богатству, славе и благородству происхождения, возбуждающим соревнование не меньше, если не больше соревнования в этом? И (стремление) к добродетели и честным нравам о [195] Господе… ибо для них и слава, и богатство, и счастливая судьба казались достойными некоторого внимания не для того, чтобы возвышаться над низшими и над уступающею им частью, а для того, чтобы простирать руку несчастным и по мере возможности облегчать и утешать их в затруднениях, преломлять хлеб алчущим, жалеть нищего по псалмопевцу (Притчей XXII, 9) и отсюда делать себе должником Бога всяческих. Обладая таким образом добродетелью и честными нравами, он по необходимости встречал и то, что Бог был всегда милостив к нему, что он испытывал все лучшее в жизни и во всем причислялся к блаженствующим. Итак, им довелось настолько быть счастливыми в своих потомках и иметь их соответствующими всем благам, которые они имели. О них можно было бы сказать, что они стали родителями такого дитяти, какого я никогда еще не видал, так что они во всех возбуждали удивление за удачу во всех благах и не меньшее удивление из-за дитяти.

3. Однако, что я говорю? На их долю выпало ради дитяти столько похвал, что, будучи искони удивительными и как представляясь всем, так и будучи на деле самыми лучшими, они явились отсюда гораздо более удивительными и получили большую похвалу. Ибо Андрей не знал пустой славы, подобно другим, не возлюбил неверного и беглого богатства и не обращал никакого внимания на другое, что, как он знал, удаляет от Бога прилепившихся; он в течение всей жизни обращал свой ум только к тому, что, как он знал, делает успевающих общниками дел Олимпийских и побуждает [196] предстоять пред Богом и соревновать невещественному и небесному. Но это еще не все: то, в чем он преуспевал тотчас от первого, так сказать, волоса и от самых начал, какому должно приписать чуду? Он тотчас уступил другим все остальное, чем приличествует утешаться в детстве; достойным внимания он считал только то, что особенно свойственно характеру человека и угодно Богу и что одно ведет к добродетели и благоприличию нрава; он, по словам поэта (Ом. Ил. XIII, 431), всем являлся превыше всех сверстников и даже превыше самого себя; одних он сразу превосходил во всем, а с бывшими уже при конце жизни и много потрудившимися в добродетели соревновал о равенстве, коротко говоря, предлежал примером и образом всего прекрасного, убеждал взиравших на него, как на первообраз добродетели, хорошо устраивать свои дела, гармониею характера всех приводил в изумление и удивление и убеждал считать добродетель драгоценною и, по словам Платона (Ср. Плат. Зак. 5, р. 728 А), ставить ее выше золота, находящегося на земле и под землею.

4. Итак, избрав добродетель как бы сожительницею себе и ничего из всего не считая ни приятнее, ни достойнее внимания, чем жизнь по ней, он предпочитал скорее и делать и претерпевать все, чем хотя бы немного отступить от нее. Поэтому, когда его родители преставились от людей, тотчас он, нисколько не подумавши ни о чем, — ни о величии славы и могущества, ни об имуществе родителей, ни о чем-либо другом подобном, но все поставив ниже любви к принесенному в жертву ради нас Христу и избрав Его пред всеми и вместо всех и к Его промыслу [197] привязав канаты спасения, тотчас, как был, удалился из отечества и прибыл в Византию с тем, чтобы, ставши вне всего подобного, иметь возможность философствовать о происходящем. Здесь он постригает волосы, переходит к отшельникам и всецело приобщается их жизни. И прежде всего совершенно отступив от всего земного, отказавшись от отечества, сродников и друзей, он затем отрекается и от самого себя, берет на рамена крест и следует за Господом по божественным и досточтимым заповедям (Ср. Матф. XVI, 24), тело усмиряя и порабощая, по словам Павла (Кор. 1, IX, 27), а душу очищая, утончая и приуготовляя к созерцаниям и божественным делам. Отсюда он дошел до такой степени поста, бодрствования и прочих связанных с ними подвигов и так всех превзошел в них, что почти не имел на земле соперника и равнялся в этом с одними только ангелами. Дело не в том, что у него было величайшее рвение и желание, а природная необходимость препятствовала этому дивному стремлению великого; но он действовал в этом и управлял этими потребностями так, как будто бы у него или совсем не было тела, или оно было, но стало в необходимость идти не по природе, но, раз оказавшись вне физических потребностей, держаться только потребностей духа.

5. Посему он большую часть времени ходил нагим и необутым, не имея дома и не почивая под кровлею, дабы и здесь подражать возлюбленному Христу; воздушному холоду, солнечному огню и тучам небесным в зимнюю пору он противостоял, как бы обладая более крепкою природою, или имея [198] забвение природы. Прежде всего он ставит целомудрие, качество драгоценное и полагающее людей вместе с ангелами, как бы некиим путеводителем для себя и управляет умом и страстями, но уму отдает предпочтение; своим чувствам он не позволяет удаляться от разума и безопасности, но подчиняет их здравому рассудку. Уму он передает власть и хождение по природе, так чтобы он, сначала уничтожив силу всех страстей, так относился к делам. Отсюда целомудрствует зрение; целомудрствует слух, воспитываются все органы чувств. Всем полагается закон и мера — не набрасываться на все, не чувствовать всего, дабы не приходилось чувствовать и худшего и того, от чего бывает и гибель; и отсюда он духовную мысль возвышает, а плотскую мысль заставляет, как рабу, подчиняться духу и, выступив из произведшего ее, следовать слову, ведущему на высоту.

6. При таком его прохождении всех подвигов у него было такое внимание к смиренномудрию, и оно было столь присуще этому мужу, что во всем остальном он превосходил всех других, а в этой части — и себя самого. Он как бы ничего не делал из того, что подобало делать., но настолько отстоял от могущего возвышать, насколько был причастен. Так всегда пребывал он, имея сердце сокрушенно и смиренно (по псалмопевцу) (Ср. Псал. L, 19), и ходил печалясь и скорбя, как виновные в величайших преступлениях, хотя свой долг и знал, и исполнял больше всех, так что мог стать стражем спасения тьмам других людей. Затем он считал себя недостойным предстательствовать даже за родных, но решил [199] подчиняться другому и ему одному вверять дело спасения. Такова была у него забота об умеренности, и так и в этом уступал он всем; ему казалось, что он всегда нуждается в руководителях к добродетели, как бы будучи совершенно непонятлив в том, что происходит, и в трудах добродетели уступая или во всем, или в большей части, и поэтому он уходил то в Македонию, то в Палестину, то обходил Иерусалим и пустыни. Все это не было ли ясным доказательством его великого смиренномудрия?

7. Так не было ни одной доблести, которая не была бы присуща мужу. И еще мы знаем, что любовь есть величайшая из добродетелей и главизна закона и пророков (Ср. Матф. XXII, 37–40) и настолько лучше прочих и превыше всего чтится у Бога, что все прочее, даруемое людям Богом, при ее отсутствии есть ничто, скажешь ли ты о каких-нибудь языках или о дарованиях исцелений по божественному апостолу (Ср. Кор. 1, XII, 9–10). Поелику же она разделяется на две, — на любовь к Богу и к людям, то ты не мог бы сказать, в которой из этих сторон Андрей превосходит других и в которой больше сияет. Ибо к людям он относился так и чужие дела настолько ставил выше своих и всему предпочитал, что не только в течение всей жизни никогда ни с кем не вступал во вражду, но и казался чуть что не поднимающим всех выше головы; поэтому все так его любили, так заботились об его делах и все ставили ниже попечения о нем; что охотно отдали бы за это и самую душу.

8. Если же он таков был к людям и такое имел обращение с ними, то сколь великим нужно считать его в отношениях к Богу? Кто настолько [200] возлюбил Бога, чтобы ради Его пренебречь родиною, родными, друзьями, кровными и всем прочим, всегда направлять свою любовь не к чему-либо другому, а только к Нему одному, Им одним и жить и двигаться и быть, оставив все прочее? А принимать за Него всякий труд, считать подвиги приятнейшими всякого праздника и ко всему прилежать превыше всякой возможности и затем считать, что он ничего не делает, или делает, но меньше готовности, или достойно готовности, но недостойно деяний, — все это разве не свидетельство величайшей любви к Богу, как я по крайней мере признаку? Но если очевидное доказательство любви совершеннейшей и превыше которой ничего не возможно найти (по божественному речению) (Ср. Иоанна XV, 13) состоит в том, чтобы нисколько не заботиться о душе, где должно подвергаться опасности за друзей, но быть готовым положить и ее за то, что им полезно, то конечно дошел до самой вершины любви муж, так в течение всей жизни ради любви ко Христу умерщвлявший земные члены (Ср. Колосс. III, 5), так скончавшийся и положивший за Него душу после многих мучений и многих аскетических подвигов. Так относился он к Богу и к людям и с обеих сторон воистину утверждает предел совершенной любви. Однако, если кто упражняется в ней одной и не может украсится ничем другим, все-таки очень многого стоит дойти до предела как этой, так и всякой другой добродетели, то как он не будет естественно удостоен величайших похвал и не будет иметь отовсюду признаний в смысле красоты и праведности? Так, о божественная и святая глава, ты чрез все дела самые лучшие и [201] считаемые великими у Бога и людей прошел с великим превосходством и получил в них державу над всеми.

9. Но уже пора изложить величайшие и сверхъестественные подвиги мужа за благочестие и кончину его чрез мучение и кровь и показать его и здесь подвизающимся с большим успехом не только против крови и плоти, но и против начал и властей (Ср. Ефес. VI, 12) побеждающим и венчаемым. Ибо, вполне отступив от всякой земной и вещественной страсти и приготовив душу освобожденную и чистую от здешнего мрака тем, что он ничего из ведущего к этому не оставлял вне себя и своих пожеланий, он жаждал и разрешения (от здешней жизни) и того, чтобы чисто предстать чистому Христу, дабы сделаться общником как страсти Его, так и воскресения и славы. Жаждущему же ему казалось невместным взирать на следующую природе участь так, чтобы испытать кончину как некую случайность, но как в течение всего времени он все прочее делал по Христу и ради Христа, и все управлял по Его мнению, и ум, и жизнь, и деяния, и язык, и чувство даже до осанки и походки, так он полагал должным привести и кончину и ради Его претерпеть и сие, дабы и во всем быть самым лучшим, спасая присущее от головы до ног.

10. Слово покажет, что варвары в Палестине дошли до такого безумия, что оставили Бога сотворившего и (перестали) мыслить, что подобает о Нем мыслить и говорить, а прилепились к какому-то жалкому мужу, как к величайшему законодателю, и после славного Моисея стали пользоваться «достойным [202]злейшей гибели» (Аристоф. Мир, ст. 2) как бы вторым лицедеем законов, причем он совершенно отвергал божественное и сверхъестественное строительство человеческого спасения и вместо законов божественных полагал некие законы, бывшие советниками и покровителями постыднейших страстей. При таких воззрениях их великий, вознегодовав на них, предстал однажды, когда они составили вече и приносили жертвы, и, видя, что они «любят свое зло» (Исиода Дела и Дни, ст. 58) и с наслаждением стремятся к своей гибели, с одной стороны пожалел их, а с другой возымел (как ты думаешь?) пламенное желание пролить кровь ради Христа и посему открывает им Христа, как сущего Сына Божия, поносит служение варваров и называет их обманутыми, так как они оставили прямой путь Божий, избрали ведущий к гибели и не признают Христа, распятого Бога, Которого должно было признавать Богом и Создателем всего этого мира. Итак он, не имея возможности сдержать огонь любви к Христу, говорил и действовал, с одной стороны убивая за Него, а с другой негодуя с ним на обиду нечестивцев; ибо для него, по Павлу (Ср. Гал. II, 20), жить во Христе и по Нему и ради Его, а также умереть за Него было прибылью, ценимою превыше всего.

11. Варвары должны были поразиться этими словами и дивным дерзновением мужа, дивиться ему и повиноваться советующему им должное; но они разгневались (ибо были аспиды, ученики злодейского змея, затыкающие уши и ненавидящие изобличение во вратах, по псалмопевцу) (Ср. Псал. LVII, 5. Ам. V, 10) и стали думать о муках [203] и о том, как наказать оскорбителя. Итак, тотчас узы и орудия казни овладели мучеником, воздававшим благодарение Богу, и плоть его распадалась и рассеиваемая наполняла воздух, внушая большой страх властителям воздуха, и текла из источника кровь, окрашивая сие божественное тело и за недостатком плоти делаясь вместо плоти; палачи же утомлялись и явно побеждаемы были мужеством мученика и сверхъестественною его твердостью. Он же имел такой вид, как будто не претерпевал ничего тяжкого, показывая этим, что нисколько не отступит от любви ко Христу, но даже если бы грозили ему тягчайшие всех муки, даже бык Фаларида, даже все, что мог бы сказать кто-нибудь, нисколько не убедит его ослабить это напряжение и величайшую настойчивость за благочестие. И видел он плоть свою растекшуюся, члены разнимаемые, кровь стекающую, ногти вытягиваемые и, видя это, человек воистину мужественный и всякого железа крепчайший, нисколько не ропща на эти страшные муки, даже выражал благодарность причинившим их. И явственно видно было, как он воздевал руки за них и вымаливал им самое лучшее, по примеру желанного Иисуса, Которого он знал миролюбивым и кротким; считая своих злодеев за благодетелей или, лучше сказать, зная их даже не за злодеев, но за доставляющих ему самое приятное, он воздавал им за любезность и отдавал по мере нужды подобающее переселяющим его таким образом от дольных и от тех, от которых освободиться (как ты думаешь?) он всего больше желал, и пересылающим к желанному Иисусу, за Которого он все делал и все претерпевал.

12. И таким образом мученик считал муки за [204] Христа приятнейшими и желаннейшими всякого праздника и так относился к страстям за Него, более всякого цареначальника любомудрствуя в тягостях и в страстях сохраняя и ясно укрепляя присущее, как единому Христу он был, жил и двигался; нечестивые же, отчаявшись совершенно, так как они никакими словами и делами ничего не могли достигнуть (ибо для него, крепко державшегося благочестия, все было ни почем, — и обещания благ, и муки), приговаривают мужа к смерти.

13. Мученик пребывал в темнице, радуясь и приветствуя себя за то, что пострадал и вскоре умрет за Христа, и воздавая многие благодарения Богу за сию прекрасную и во всем ему приятную участь. А тем убийцам, дабы никто более не дошел до такого дерзновения и никому не было возможно оскорблять их веру, казалось подходящим и весьма соответствующим их делам, чтобы прежде всего муж был предан смерти, когда все городские жители будут собраны вкупе и будут смотреть и слушать, что он совершил и какому наказанию подвергается за свое дерзновение. Когда же они возвестили и все уже присутствовали, как наши, так и приезжие, театр был полон, «волновалось собрание и под ним стонала земля»(Ом. Ил. II, 95) и были готовы уже и мечи и руки палачей, — тогда был выведен из темницы мученик, основание Церкви, как жених, выходящий из чертога своего, сказал бы божественный Давид (Псал. XVIII, 6), воспевая гласом радования: «Тебе подобает песнь, Боже, в Сионе и Тебе воздастся молитва во Иерусалиме» (Псал. LXIV. 2). Он не показывал никакого признака страха, как бы идя на праздник, а не на смерть; ибо он [205] весь приобщился к небесным и Христа одного видел, со Христом сорадовался, Им одним и делами Его услаждался пред отшествием. Так любовь ко Христу ставила его выше природы и побудила представлять себе только Его одного.

14. И вот он становится посреди театра, воздевает преподобные руки к небу, призывает Бога на помощь и молит Его присутствовать и устроить его подвиг легчайшим к совершению. И Он предстает (ибо как бы Он не сделал этого?), исполняет подвижника благодати и умащает к подвигу. Мученик же, получив просимое в молитвах, воздает Богу благодарение за сию скорейшую помощь. И сначала он получает удар по пояснице, затем по животу, так что внутренности его тотчас вытекли. Но сей мужественный страдалец настолько далек был от того, чтобы хотя сколько-нибудь склонить этим свой ум, что даже подставляет складку одежды под вытекшие внутренности и возливает все на голову, дабы (я думаю) освятился подвижник и сверху и было показано его презрение ко всему плотскому и то, что ему, получившему обиталище на небесах, было безразлично то, о чем заботятся все, у кого желудок — бог. Это зрелище тотчас всех зрителей, которые принадлежали к нашему братству, привело в ужас и изумление, они радовались и приветствовали его с этим подвигом, а он воспевал как подобало Бога дивных, так что по Давиду (Псал. CII, 1) благословляли и все внутренности его святое имя Божие.

15. Так в нем явилась в жизни совершенная новость в отношении твердости. Затем следует второй удар и тело падает, уступив природной [206]необходимости, хотя оно всем явилось больше природы, во всем ставши превыше ее. Затем начинается и дело огня, и приносится Богу жертва живая, святая, благоугодная (Ср. Римл. XII, 1), всякого законного священнослужения святейшая. Душу же его приняли возлюбленные руки Иисуса, много пострадавшую за Него и за Его славу и любовь. И ныне пребывая с Ним, непосредственно наслаждаясь Его благодатями и будучи вся озарена тамошними лучами, она прекратила и труды, и стремления, призирая свыше на дела наши и молясь о лучших.

16. Но, о божественная и трикраты желанная глава, больше всех угодивший величайшей и возлюбленной Троице, и чтивший Ее больше всех других; о понесший труды большие, чем свойственно природе, и получивший от Бога дары большие трудов; о явившийся для всех пределом и образом потов подвижнических, о прославивший Бога твоими страданиями, проливший за Него кровь и ныне славимый Им еще больше; о ты, самый лучший во всем и паче вероятия боголюбивый, как принесший Богу не что-либо другое из всего и не жертву из туков, а самого себя; тот, кто возьмется восхвалить твои подвиги не близко к достоинству, но так, чтобы не отпасть совершенно от подобающего, изберет ли твой величайший, сверхъестественный и дивный превыше природы подвиг любомудрия, который ты избрал с самого детства и совершил в течение всей жизни, или большую и дивнейшую стойкость за благочестие и те сверхъестественные подвиги, кончину чрез мученичество и кровь и то, что, так прошедши чрез все, ты унес прекрасное и весьма подобающее заключение или, лучше сказать, гораздо большее, хотя второе, говорят, лучше (Ср. Плат. Зак. 4, р. 723 Д). [207]

17. Но в этом ты мог бы иметь, хотя и немногих, но некоторых подобных и стремящихся к равному. Но пойти таким образом, без всякого внешнего насилия, на смерть за благочестие и отнестись к применяемым мукам столь мужественно, чтобы казаться скорее видящим их, чем претерпевающим, и так победить нечестивых, а также и природные нужды и показаться во всем лучшим, — кем из всех совершено это таким образом и так сверхъестественно, чтобы ради этого сравниться с тобою хотя в чем-нибудь? Тех юношей, которые были ввергнуты в печь и столь мужественно восстали против овладевших ими, я мог бы похвалить, и весьма справедливо, но все-таки ее наравне с тобою, о мученик Христов! О, далеко им до этого! Хотя они из любви к Божеству готовы были все претерпеть, но все-таки пришли к этому мужеству по необходимости; ибо им невозможно было иначе соблюдать благочестие, не испытавши страданий. Ты же волею идешь на подвиг и, хотя тебе возможно было, сохраняя благочестие, стать всецело вне страстей, любовью ко Христу и высоким мужеством изобличаешь огонь мучений, а если хочешь и искушений (который больше того огня и гораздо труднее для перенесения), и, отделив вещественную природу, чисто зришь Бога, не на образе, как те. Таково различие между тобою и ими, и так ты, как я сказал, своими подвигами за благочестие явился больше самых лучших и всем известных по благочестию мужей.

18. Таким образом прошедши все и совершив течение (Ср. Тим. 2, IV, 7) как никто другой, о великое чудо вселенной, ты ныне чисто живешь с подвигоположником Богом [208] и, наслаждаясь небесным сиянием, получаешь гораздо большие воздаяния за твои труды. Такова тебе и от нас сия речь вместо какого-либо иного дара или венца из имеющихся у нас, речь, — я хорошо знаю — далеко меньшая твоих дел и рвения, но не меньшая нашей силы. А твое дело и дело твоего к нам расположения и милости — даровать нам и в настоящей жизни наслаждаться, по поэту, всем чего желает душа, и тем, что боголюбиво и тебе приятно, а в будущем — царством небесным и теми величайшими, сверхъестественными и всякое чувство превосходящими новыми благами, которыми ты сам наслаждаешься ныне, дабы я, сделавшись зрителем славы, которой ты удостоился от Бога, не ограничил своих песней только настоящею жизнью, но имел возможность и здесь приумножить твои хвалы с гораздо большим приготовлением во Христе Иисусе Господе нашем, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

.

.

Пер. В. В. Латышева.

1. Антоний великий, волею Божиею явившийся гражданином пустыни и послуживший поощрением и божественным учителем изначала удаляющихся от мира, в те времена воссиявший нам как некое светило, озарил всю вселенную сиянием своих добродетелей и изгнал из людей тьму страстей. Многие из подвижников сделались соревнователями его святой жизни и благих стремлений, избрав жить разумно и во плоти соблюсти непричастность к греховной тине. Известен и в наши времена, по истине сказать, прекрасно тезоименитый с ним и достойно подражавший его трудам в добродетелях, блаженный воистину другой Антоний, явно уподобившийся тезоименитому отличным умом и жизненною деятельностью, мужеством и твердостью в опасностях, а также и благодатью чудес и светом пророчеств. Посему и некоторые из наших отцов, чрезмерно удивленные его ангельскою жизнью и пораженные подвигами доблестных деяний, увенчали всеславную главу его цветами песнопений, отечески сохранив ныне живущим и последующим вечно тлеющий огонь его памяти. Но поелику любовь вашего преподобия к [210]праведному признала, что доныне недостаточно сделано для прославления его подвигов, но требуется и описание в связной речи, дабы столь великое благо, оставшись неописанным, не послужило причиною немалой беды внимательно приступающим к прекрасным сказаниям, я, будучи побужден вашим боголюбием, лучший из отцов и одушевленный образ любви во Христе Климент, счел достойным, не взирая на свою слабость, недостаток добродетели сравнительно с людьми выдающимися в подобных писаниях и неполноту моего знания, дерзнуть взяться за эту тему, уповая на ваши молитвы за него. Ибо сказание о богоносном отце нашем послужит, я хорошо знаю, для горячих в рвении усилением добродетели и, как и следует, восхождением к лучшему и совершеннейшему для стремящихся к доброму делу, а для слабых подобно мне и избравших жизнь не во всем внимательную — как бы отрезвлением, пробуждением имеющегося в нас разума и предпочтением (если я не ошибаюсь) подобающего призванию. Ибо по большой части и простая память добродетельного мужа умеет побуждать к любомудрию слушающего доброчувственно, и воспоминание о добродетелях — возбуждать подражание в достопримечательных душах избирающих благо. Но, дабы не надоесть боголюбивым ушам слушателей, продолжая заниматься посторонними речами, мы приступим уже к самому началу его боговдохновенного жития, вкратце рассказывая от начала и до конца деяния божественного.

2. Блаженный в наше время Антоний был родом Палестинец, сын благородных родителей, носивших имена Фотина и Ирины, из города Фосата, [211]находящегося в 18 знаках от святого Иерусалимского Сиона. Но поелику он лежит как крепчайшее основание ныне возделываемого нами словесного рая, то было бы хорошо и полезно для слушателей вкратце описать и его, так как и сочинению о пророке Елисее предпослано житие Илии, и он назван в боговдохновенном Писании его умастителем, утвердителем и учителем. Так и здесь ты найдешь его руководимым божественным Промыслом, с радостью слушая усладительное повествование.

3. Был некий разбойник в горах Востока, муж могучий силою и крепкий костьми, христианин по вере, хотя он в то время не думал о Христе и не работал Ему. Он имел обычай ежегодно менять разбойнический и зверский нрав и вид и ходить на поклонение святым и досточтимым местам Спасителя нашего Христа, в которых Он, приняв ради нас рождение во плоти и прочее, что повествуют о нем страницы святых Евангелий, божественно искупил род человеческий от владычества диавола. Итак, когда разбойник пребывал во Святом Граде, дошел слух до ушей его, что Сирийский первосоветник приобрел некоего Эфиопа безобразнее хохлатого жаворонка, но высокого ростом и могучего физическою силою, которого дотоле не мог повергнуть на землю никто из сразившихся с ним; первосоветник, ради собственного удовольствия, допуская его к борьбе с желающими, обещает отблагодарить дарами того, кто его одолеет. Разбойник, желая всем показать, что он сильнее этого Эфиопа, нисколько не медля, уходит к советнику Сарацинскому и, объявив ему причину своего прибытия, просит себе шестидневного срока и только возможности [212] отдохнуть, как он хочет. Сироначальник охотно дает ему большой и прекрасный дом, разнообразие яств по его желанию и, коротко говоря, всякий телесный уход. И на седьмой день происходит борьба их обоих в общественном театре, причем они выступили друг против друга в гимническом панкратии. Итак, наложив руки для схватки и в течение часа потрудившись, причем разбойник не мог обхватить Эфиопа вследствие того, что тело его сделалось скользким от пота, которым он облился вследствие напряженной борьбы, ударив его собственною грудью по средине туловища, далеко оттолкнул, затем, нагнувшись к земле и захватив руками пыли, схватывается с хвастуном и, поставив его на колена, держит очень крепко. Когда же из народа послышались крики, что победа разбойника над Эфиопом неполна, он, схватив его еще крепче, поверг навзничь. Тогда, прыжком отскочив от поверженного, он предстал пред лицо Сироначальника; а потерпевший поражение от стыда остался на месте в том же положении, как упал, и, побуждаемый встать, не обращал никакого внимания. Итак, говорит победитель первосоветнику: «Что прикажешь сделать с ним?» А тот говорит: «Если можешь, убей его без помощи оружия». Итак, он тотчас, схватив левою рукою его бороду, а другим кулаком с большою силою ударив по темени, сломал ему голову; и он тотчас испустил дух. Итак, разбойник с наградами и величайшими дарами возвратился в свой город и все роздал нуждающимся.

4. Пришедши в себя по божественному Промыслу Христа Бога нашего, хотящего всем человекам спастись и в познание истины придти (Ср. Тим. 1, II, 4), он говорил [213] в себе: «Доколе, смиренный Иоанн, будешь ты наслаждаться убийствами тебе подобных? До коих пор будешь без разбора обагрять свои руки кровью разумных? Во всяком случае и тебя некогда застигнет неотразимый час смерти и унесет на суд страшный и нелицеприятный, и тогда ты заплатишь последний кодрант за то, что совершил нечестиво против Бога и законов Его». Так размыслив с собою в сокрушении сердца, мало или нисколько не позаботившись о бывших у него деньгах и имуществе и все бросив, он приходит в лавру иже во святых отца нашего и знаменосца Савы и поселяется там. Приняв монашескую схиму и получив настоятелем некоего великого и прозорливейшего старца, чтобы под его руководством изучить подвиги аскетического училища, он настолько предался послушанию своего руководителя и упражнению тела, что его духовное подвижничество души в добродетелях превзошло мирскую телесную крепость.

5. В одно воскресение, когда все отцы по обычаю поздно в субботу пришли в церковь и воссылали песнопение Богу до утра, в эту ночь вошли в лавру Арабы, числом шесть, и, подойдя к келлии его настоятеля, взяли все в ней бывшее и ушли. Авва Иоанн, пришедши первым в келлию по какой-то надобности и узнав о случившемся, побежал за ними, думая, что делает хорошо, и догнав их, кричит «Стойте» громким голосом и с страшным взором. Они, задрожав от этого слова, молча остановились, и он, связав пятерых рукодельными узами, пытался сделать это и с шестым. Но тот, подумавши, что одолеет его, отважно стал лицом к лицу. Тогда Иоанн, двинувшись и схватив его за шею, распростер [214] навзничь на землю, поднял большой и трудно поднимаемый камень, положил на грудь его и, так оставив его на месте, стащил остальных нагруженных и привел в лавру. Увидев разбойников, авва Иоанна говорит ему: «Ты снова взялся за старое разбойничество? Возвратись скорее и сними камень с остального из них, пока он не умер, дабы не впасть тебе в преступление убийцы. Оставь их идти с тем, что они взяли». Иоанн, услышав это и будучи поражен предведением святого, сказал ему: «Я не знал доселе, что удостоился служить Богу, так как не решился бы сделать это. Но все-таки, имея твои святые молитвы, не замедлю положить начало исправления».

6. Так и поступил подвижник добродетели: он стал так воздержен в пище, что в два и четыре дня принимал один хлеб и немного воды, а иногда и целую неделю пребывал без пищи. А дни святой четыредесятницы разделяя пополам, однажды принимал в них пищу и таким образом провел все время своего пребывания в лавре, так что столь великою своею склонностью к добродетели превзошел всех живших там, числом шестьсот. Ибо он имел великую способность к увеличению добродетели, будучи мужем двучастным, великим толщиною и могучим силою, нося всегда саккомахий и довольствуясь им только для прикрытия плоти. Говорят, что у него мышцы в предплечьях так иссохли от воздержания, что кожа их повисла на подобие бычачьих подгрудков, так что исполнилось и на нем слово, гласящее: «Где умножился грех, стала преизобиловать благодать» (См. Рим. V, 20). [215]

7. Так борец Христов Иоанн совершил десятилетие в лавре богоносного Савы, пришел в меру духовного возраста исполнения Христова и занял первый ряд восхваляемых, т. е. мог сам собою узревать должное, так что уже не нуждался во втором, как вводном, так как и он установлен ради первого, и посему всеми был достодолжно почитаем; во, вследствие чрезмерного смирения, избегая восхваления со стороны многих таковых, он с молитвою просит отпустить его и разрешить пребывание в горах, дабы в тех местах, где он был изобличен в поражении и пойман в убийствах, — в них же поразить во Христе явно наступившего на него пятою диавола и поставить в пустыне памятник победы над ним. И вот, получив разрешение своей просьбы, он приходит, путеводимый Богом, в пределы города, именуемого Фосатом, и, взойдя на близкую гору, покоился на ней в полном одиночестве. Когда же повсюду разнеслась молва о нем, многие из первых стали восходить к нему, принося больных и мучимых нечистыми духами, и он всех исцелял живущею в нем благодатью всесвятого Духа и непрестанными своими молитвами

8. Был и прозорлив старец, в совершенстве обладавший простотою нрава и чистотою сердца. С ним встретился однажды некий слепой еврей, ученый и знающий законные догматы, и пытался словами поразить простоту и чистоту его ума. Святой же, провидя духом, что он уверует во Христа, говорит ему: «Я разбойник и великий грешник, кроме того, что никогда не убил христианина; я не посвящен и в божественные писания и не могу ответить тебе на то, чего ты ищешь; во что говорю тебе, то делаю во истину: [216] если ты не прозришь в течение сорока дней, я делаюсь евреем; если же прозришь, да уверуешь во Христа». Когда же тот с радостью согласился, отец наш Иоанн обратился с усердною молитвою к Богу и за него наложил на себя в эти дни строжайший пост свыше своего прежнего образа жизни; и в сороковой день еврей, сидя в собственном доме, внезапно прозрел и начал благословлять и славить Бога. Итак, в тот же час вставши, он берет с собою свою жену и всех бывших с ним и восходит к великому Иоанну, исповедуя и славя Бога и прося крещения. Старец же, возблагодарив Господа, все устрояющего ко спасению рода человеческого, и призвав одного из своих близких пресвитеров, повелел крестить их всех во имя Отца и Сына и Святого Духа.

9. К сему то божественному Иоанну весьма часто приходили и родители блаженного отца нашего Антония и, верно нося святые его молитвы, попросили его, чтобы сын их Иоанн служил ему. Во время пребывания отрока Иоанна со святым отцом, в один день говорит ему раб Божий: «Знаешь, дитя, я говорю не в угоду тебе: ты выйдешь из пределов Сирии, будешь жить в Римской земле, послужишь миру достаточное время, будешь править народом и владеть городами, поставишь трофеи над супротивными и после сего откажешься от дел жизни, послужишь Христу в монашеском житии сорок лет и достигнешь меры совершенства превыше меня». Услышав это, отрок, сошедши, возвестил своим родителям. Они же сказали ему: «Если бы ему не было открыто от Бога относящееся к тебе, то он не сказал бы этого тебе, дитя». Спустя немного дней[217] Иоанн ушиб ногу при падении и весьма опасно заболел. И вот в одну ночь он видит во сне себя самого как бы поднятого на воздух, беспредельный свет окрест места созерцания, двух мужей в белых одеждах, держащих в руках золотой сосуд, полный воды, и преславную жену, одетую в багряные одеяния, которая, подняв руку, трижды возлила воду на голову его, а затем они отступили от него. Пробудившись от сна, отрок почувствовал, что ему гораздо лучше и что боль головы и боли совершенно прекратилась. Сей воспеваемый отец наш Антоний в последнее время своей жизни подтвердил ученику своему Иакову, что «с тех пор и по настоящее время я не страдал головою, хотя подвергался многим и различным жарам; и страдание головною болью не приходило ко мне».

10. Когда мать его скончалась и отец вступил во второй брак, Иоанн, получив наследство после матери и взяв своего брата и жену его Феодулу, со многими другими христианами тайно бежали из тех мест и, пришедши в область Кивиреотскую, поселились в городе Атталии при море. Иоанн был юношею, когда прибыл на Римскую землю, уже за год достигнув возмужалости; он был высок ростом, весьма мужествен на вид, обладал развитым умом и мог весьма правильно рассуждать в практических вопросах жизни и легко находить полезное. Когда юноша пробыл там уже год, пристал флот с местным патрицием. Когда именитые люди города по обычному уставу вышли на встречу начальнику, был с ними и Иоанн, превосходивший многих ростом и выдававшийся мужественным видом. Начальник, взглянув на них и увидев Иоанна, с [218]первого взгляда обратил на него внимание (ибо души людей разумных легко умеют по свидетельству внешности предузнавать будущее) и, подозвав к себе, говорит ему: «Откуда ты и каковы твои обстоятельства?» И узнав от него происхождение и родину, приказал ему быть в числе его приближенных и невозбранно представляться пред лицо его.

11. Итак, триирарх, испытав его довольное время и узнав по большим его дарованиям, что он способен управлять народом и городами (как написано: «Приятен царю слуга разумный, своим же благообращением отъемлет бесчестие») (Притч. XIV, 35), доносит о нем царю Михаилу, и он поставляется наместником в область Кивиреотскую. Итак, получив в руки кормило сей власти, он тотчас берет на ум речение пословицы, говорящее: «Праведность возвышает народ, умаляют же племена грехи» (Притч. XIV, 34), и делается сам первым творцом и учителем блага, не принимая вида властителя, не сожалея бедного в суде. Издается и постановление, что если найдется какой-нибудь блудник или женщина блудодействующая, то такого схватывать и имущество его представлять в преторий; попадавшимся он остригал волосы на голове и отпускал на посмеяние. Он оказался и любителем монахов настолько, что за его трапезою никогда не отсутствовал монах. Выше всего ставя чистоту, он в течение всей жизни никогда не допускал объятия женщин. Желая внушить как можно больше страха людям беспорядочным и злоумышленным, дабы попадавшиеся не легко впадали в те же преступления, он, применяя другие способы воздействия для искоренения греха, по человеколюбию воздерживался от [219] бичевания, но ежегодно одного наиболее виновного, жестоко наказывая воловьими жилами, почти лишал жизни для устрашения, как сказано, остальных.

12. Он действовал так же, как весьма мужественный воитель и дивный советник. Прилепившихся в то время к отступнику и бродяге Фоме и возмутивших (можно сказать) всю вселенную он не только не принял в дружественное общение, но и преследовал военною силою и нападающих уничтожил и заставил исчезнуть, так как Бог помогал ему во всем и покорял врагов под ноги его на его добрую деятельность и великое благочестие ко Христу. Ибо сверх сказанных подвигов добродетели он делал и следующее: в течение всей святой и великой четыредесятницы не вкушал ни хлеба, ни вина, ни чего-либо другого из съестного, кроме так называемого руфия, который составлял и принимал по одной чаше каждый день. Сей благочестивый градоправитель имел нательный крест. Передав его на хранение своей сестре, возлюбившей иноческую жизнь, он говорит ей: «Сие да будет тебе знамением; а в который день возьму его, я откажусь от сей суетной жизни и сделаюсь также монахом».

13. Когда же по наказании гибельного Фомы за его злодеяния усмирилась наша вселенная, наместнику Иоанну понадобилось поехать в Константинополь к императору Михаилу. Отправляясь в путь, он приказал окружающим, чтобы на вопросы принимающих их о том, кто он, говорили, что он врач из числа самых известных. Итак, однажды, остановившись в доме одного весьма зажиточного человека, служители наместника ответили на вопрос, что он врач, полезный в каком угодно из благ жизни. Домохозяин [220] говорит им: «И может сделать, чтобы кто-нибудь произвел детей?» Они сказали: «Да, и для сего есть у него способ, и он делает это своим лучшим друзьям». Итак, муж, чрезвычайно возрадовавшись и приготовив изобилие яств, принял их весьма радушно. Когда они сидели за трапезою, гость говорит принявшему его: «Вот стол ваш изобилует, благодаря Бога, благами мира, и дома прекрасны и велики; но все-таки я не вижу у вас присутствия изрядного для многих блага». Когда тот спросил, что это может быть, начальник Иоанн ответил: «У вас нет дитяти?» Домохозяин говорит ему: «Нет, господин! Вот я 25 лет живу с этою женою моею, и Бог не дал нам плода чрева за грехи наши». Он снова любезно сказал им: «И если что-либо случится и вы получите дитя, то что мне дадите?» Отвечал муж: «Треть состояния моего». Сказал начальник Иоанн: «Нет, но выкорми мне заботливо десяток военных коней». При таком уговоре он говорит домохозяину: «Пусть принесут пергамен». Когда же поискали и не нашли его, он приказал принести святое Евангелие и, взяв от последних листов, разрезал и сшил полосу, которая могла бы опоясать имеющего носить ее. Затем он написал на ней молитву, заключающую воспоминательно имена угодивших Богу праведников Ветхого и Нового Завета и в конце поименное призвание самой Пречистой Госпожи нашей святой Богородицы, и вручил им, говоря: «Вымойте ложа ваши, омойтесь и сами, тщательно оботритесь, и затем госпожа, опоясавшись по телу сим благословением, так будет почивать с тобою на твоем ложе, и я верую Богу, благословившему отцов и даровавшему им благодать чадорождения, [221] что будет и вам по желанию вашему». Когда это было сделано, жена зачала и по исполнении времени беременности родила сына, и была в доме сей христолюбивой четы великая радость, каковой никогда еще не бывало.

14. Когда наместник Иоанн пробыл в Константинополе десять месяцев, получившие сына Промыслом Божиим по молитве его, заняв дороги стражами, ожидали возвращения друга. Он же, будучи отпущен императором и по приближении к тем местам узнав о засаде, свернул с прямой дороги и поехал по другой. Домохозяин, узнав об этом, послал вслед за ним всадников, заклиная не миновать его, но «чтобы ты посмотрел, говорит, и на сына твоего и получил обещанные тебе дары». Господин же Иоанн возразил ему, говоря: «Господь по вере вашей дал вам семя благословения для получения отеческого наследства и восстановления рода. Меня же спешащего не задерживай, но, напутствовав молитвами Господа ради, оставь продолжать путь. Цену десяти коней раздай бедным; ибо, если не сделаете этого, то знайте, что окончите жизнь бездетными».

15. Сказав это, он продолжал свой путь. Случилось же, что когда он со страхом Божиим занимался общественными делами, бывшими в его власти, три слепца, совершая путь вне города, услышали глас свыше, говорящий к ним: «Отправившись к начальнику Ехиму, скажите ему то и то». Они сказали: «Кто же ты, повелевающий нам сказать сие наместнику? Не будем ли мы преданы от него наказаниям за эту скорбную весть»? Голос сказал им: «Посмотрите на меня». И посмотревши, они увидели мужа в белых одеждах, [222] поручающего им сделать то же самое немедля и без всякой отсрочки. Они, снова получив прежнюю слепоту, так ушли к начальнику Иоанну. Он, узнав, что его спрашивают слепые, подумал, что слуги сделали это из сострадания. Поэтому приказал дать им десять мер хлеба. Они же объяснили ему: «Мы не за этим пришли к тебе, но чтобы возвестить лично тебе сказанное нам». Иоанн, предположил, что они настаивают, чтобы получить еще больше, приказал им уйти, получив 40 мер. Но они снова объяснили ему, говоря: «Мы сказали, что ничего не ищем от тебя, но пришли сказать тебе то, что открыл нам Господь». Тогда он, устрашившись, принял их и они с дерзновением говорят ему: «Ты ли так называемый Ехим»? Когда он кивнул утвердительно, слепые говорят: «Нам явился в пути муж в белой одежде, пребывающий в великой славе, и послал нас к тебе, говоря: Пойдите к начальнику Ехиму и скажите ему, что гнев придет на вас через сорок дней. И так прикажи всем находящимся под твоею властью епископам, пресвитерам, инокам и инокиням и всему народу по средам и пятницам поститься до вечера и творить молитвы к Богу. И сам ты потрудись с ними, не отведет ли Господь, умилосердившись, идущую на вас грозу». Сказавши это, слепые пошли своею дорогою, не пожелав ничего взять от него.

16. Благочестивый народоправитель принимает эту весть, как бы из уст ангелов Божиих, хотя некоторые говорили, что слова слепых похожи на старушечью болтовню. Им он возразил, говоря: «Братия, мы сделаем наше дело, и если придется нам получить угрожающее нам наказание, то мы окажемся как верные предупредившими лице Бога нашего в [223] исповедании и покаянии, хотя бы отчасти, и быть может Он умилосердится над делом рук Своих и помилует нас, ибо и написано: «Во благих праведных исправится град и в погибели нечестивых радование». И опять: «В благословении праведных возвысится град, усты же нечестивых раскопается» (Притч. XI, 10–11). Если же и не случится ничего неприятного, то все-таки прибыль от покаяния будет на пользу нашим душам. Итак восплачем благому Господу в посте и молитве, как заповедано нам, и отвратим язык наш от зла и уста наши, и сотворит милость Свою на народ Свой и преподобных Своих и обращающих к Нему сердце».3аповедав сие епископам и народу, сам же надев вретище и приняв образ жизни четыредесятницы, он молился Божеству за вверенный ему город.

17. Когда они прожили таким образом, в сороковой день показался на море, как бы идущая по морю густая туча, флот Сарацинов. Увидев его, страж возвестил начальнику; он же, немедленно вставши, говорит: «Вот, братия, возвещенный вам от Бога гнев». Итак он приказал всем взойти со щитами на стену, не только мужчинам, но и молодым женщинам, переодетым в мужское платье, чтобы врагам показалось многолюдство. Пришедши и сам во вретище, в которое был одет, он в сокрушении сердца и духе смирения стал на той части стены, которая была обращена прямо к агарянам. Враги, приплыв на триерах ближе к земле, высадились из них, имея 60 тяжеловооруженных всадников и не легко исчислимое количество пеших воинов. Начальник их, подъехав на коне с своими оруженосцами к тому месту, где стоял [224] наместник в вретище, и не зная, что это он сам, говорит ему: «Где ваш начальник Ехим»? Он отвечал ему: «Какую нужду ты имеешь к нему»? Тот снова говорит ему: «Я хочу прежде всего переговорить с ним». Тот говорит ему: «Я пойду, возвещу ему».

18. Итак, ушедши, сняв печальное платье и надев начальническое убранство, имея на голове драгоценную тиару, а в руке трость, на которую он опирался, и выступая по деревянному помосту, он всходит на стену и первый обращается к неприятелю на сирийском языке: «Кто это совратил с пути твою власть и рассудок, чтобы ты пришел на людей иноземных, обитателей здешних мест? Я знаю, что ныне вся Сирия не имеет другой такой головы, превосходящей толпу могуществом и разумом; как же ты пожелал принять на себя столько хлопот из-за маленького городка и бедного народа, победить который — не великий трофей, а потерпеть от него поражение — принесет величайший позор?» Тот сказал ему: «Вы сами вынуждаете нас делать это, высылая разбойников и грабя все Сирийское побережье». Наместник снова ответил ему: «Царь Римский повелевает своим начальствующим лицам, если чего хочет, и это исполняется; он высылает флоты и вооружает войско на войну с противниками его власти, хотим ли мы, или не хотим. А я тебе говорю то, что, если ты пожелаешь обидеть этот бедный город и нам, гостящим в нем, повредить в чем-нибудь, то вот Бог наш, все видящий и могущий, который не позволит тебе больше увидеть Сирию. Итак, если ты слышишь мой голос, я дам тебе дары и благодарности, насколько имеет рука наша, за те труды, которые ты предпринял из-за [225] нас, и уходи в мире и здравии. Если же ты не хочешь этого, то мы выступим против вас во имя Господа Бога нашего, и воля Его совершится на нас». Услышав это, варвар остановил свое войско в устроении вала вокруг города, и так, обменявшись заложниками, враги удалились оттуда.

19. Среди всех этих событий воевода Иоанн, плывший в удачах и неудачах жизни, забыл о бывшем ему от Бога пророчестве чрез великого пустынника, т. е. я разумею богоносного Иоанна. Вследствие сего, так как он желал еще пребывать в мирских успехах, восстает на него плотское искушение, стремясь растерзать его душу наподобие зверя, и тот, кто прежде составил подвластным уставы и законы целомудрия и чистоты, сам стал жестоко вынуждаться общим врагом всех сделаться их нарушителем. Итак, одержимый безумными влечениями плотской похоти, он решил лучше законно взять себе жену по заповеди, повелевающей законно вступать в брак и не воспламеняться, чем неразумно запутаться в сети блуда и сделаться посмешищем после согрешения Богу. Он созывает пасомых под его властью, родителей и сродников девицы, людей благородных и знатных, с тем, чтобы совершить вскоре торжество бракосочетания; сам же с домочадцами и друзьями совершая заготовление всего нужного, спешил к брачному празднеству. Пришедши к сестре, он взял у нее порученный ей тельник, который назвал знамением отказа своего от мирских дел.

20. Но Господь предведений, предопределивший все от нас не зависящее прежде рождения людей, пока он был занят этими хлопотами и много волновался, [226]открывает свыше преподобному Иоанну, сидевшему на Палестинской горе, что должно было случиться с ним впоследствии. Он, подвигнувшись духом, говорившим в нем, пишет к нему письмо и, вручив его монаху, посылает его переехать к начальнику Атталии. Когда письмоносец прибыл в эти дни, наместнику возвещается его прибытие. Тот, по своему обычаю приняв его с большим уважением, спрашивает, откуда и зачем он прибыл к нему. Монах сказал: «Авва Иоанн из разбойников послал меня к тебе». И вместе с этими словами вынимает и подает ему письмо. Получив писание и развернув, он находит его написанным так: «Ты, дитя, забыл мои слова, которые слышал, находясь в местах своей отчизны. Ты пришел к забвению сказанного тебе моим смирением; ты не знаешь, что ты смертен и немного спустя оставишь сию жизнь. Зачем ты всуе спешишь и торопишься в делах суетных, овладевших тобою? Тебе не предопределено иметь жену. Время мирской власти, которое я сказал тебе, уже исполнилось. Итак, тебе должно, всячески должно вступить отсюда на путь монашеский».

21. Прочитав это, ясно написанное таким образом, Иоанн отсылает всех от лица своего и предается слезам в течение многих часов. Но у него не было сопротивления пришедшему к нему указанию Божию в пророческих словах старца; ибо ум его тотчас, как он говорил, совершенно изменился и пришел в благое исступление, претерпев изменение к лучшему и именно духовному; сердце же его освободилось от той неразумной и плотской похоти, и окрест его был осеняющий свет целомудрия. Итак, упокоив брата три дня и принесши золото, он [227] предлагал ему для раздачи нищенствующим христианам на Востоке. Но тот сказал ему: «Я имею заповедь от старца ничего не брать от тебя, кроме хлеба в одну меру и одного сосуда вина». Получив это, он был посажен им на корабль и отправлен в обратный путь.

22. Наместник Иоанн после отъезда монаха, тайно призвав своего вернейшего слугу, заведовавшего столом его, именем Феодора, говорит ему: «Я хочу сообщить тебе тайну, и смотри, не выдай ее». Тот сказал ему: «Вот я, раб твой, до смерти не отложу служения и любви к господину моему». Снова говорит ему начальник: «Я хочу неотложно сделаться монахом по воле Божией; ибо сие открылось мне ныне явно; посему говорю тебе: сделай в один день пиршество из самых лучших яств; устроив и все остальное, предложи друзьям, гостям и городским бедным; сообщи также и святому отцу Евстратию столпнику, чтобы он принял нас ночью». Поручив это Феодору, он обращается к веселью с собравшимися друзьями и сродниками, которые все были люди заслуженные и занимавшие первые места в его воеводстве, и, любочестно увеселив их, поздно вечером предлагает им сиракузскую трапезу, причем поручает Феодору, чтобы они все упивались первосортным вином, а его напиток состоял бы из хорошо разбавленного вареного лука и подавался ему в стеклянном багряном кубке, чтобы никто из сотрапезников не узнал такой хитрости. Так протянув обед до второй стражи ночи и всех крепко упоив вином, так что они уже не нуждались в ложах для упокоения, но заснули тут же на месте, он сам, тихо вставши, идет с Феодором в ночной час к [228] боговдохновенному столпнику и, взойдя к нему и выслушав слова оглашения (ибо воспеваемый отец Евстратий имел рукоположение пресвитерское из самого Святого Града), постригается преподобными руками его и нарицается Антонием. Итак, надев власяницу и приняв полную монашескую схиму, он сходит оттуда и входит в находившуюся под столпом келлию. Постригся и бывший с ним Феодор и был наречен Савою.

23. Когда же утро открыло день и любезные сотрапезники, протрезвившись, пришли в себя и внезапно потеряли начальника и друга, то ими овладело недоумение и затмение мыслей; наконец, с трудом узнавши о случившемся, они быстро приходят к столпу, чего только не говоря оскорбительного святому и какими только не угрожая наказаниями: одни называли его злоумышленником царства, другие обзывали преподобного разрушителем и изменником страны. Брат прославляемого, больше всех гневаясь на старца, приказывал толпе лопатами низвергнуть на землю столп и таким образом ниспослать в ад стоявшего на нем. Антоний же, стоя на молитве и имея руки простертыми к лику святой иконы всепетой святой Матери Спасителя нашего Христа, увидел насилие и крепкий напор собравшихся и, выйдя неожиданно из келлии, говорит своему брату следующее: «Что ты делаешь, человек? ты не хочешь видеть лица Божия? Ты не знаешь, какую имеет силу действие молитвы праведного мужа? Зачем ты навлекаешь на себя грозящие богоборствующим бедствия? Прекрати такие дерзновенные действия против святого старца. Если бы я умер, разве вы не могли бы управиться и без меня?» Увидев его одетым во [229] вретище и необутым, они закричали с плачем, не могли удержать потоком лившихся из-за него слез и горько оплакивали его печальную судьбу. Антоний, упросив их укоризненными речами, с трудом убедил уйти домой.

24. Чрез месяц император, узнав об этом, высылает патриция с флотом повесить навлекшего на себя вину дезертирства и убить его, задушив дымом мякины. Итак, получивший на него власть, придя в город Силеотский и рассматривая дела его управления, видит во сне двух мужей в белых одеждах, в великой славе, говорящих ему: «Ничто тебе и рабу Христову; смотри, не наложи рук на него, ибо ни ты, ни подвластное тебе войско не увидите царствующего града». Увидев это сновидение трижды, начальник говорит городским вельможам: «Братия, как я вижу, наместник Иоанн удалился по хотению Божию, и дело его сочтено жертвою, угодною Христу; ибо вот я трижды непрерывно видел во сне то и то. Итак, узнайте, что я не сделаю с ним того, что повелено мне царем, и не навлеку на себя и на сущих со мною гибели от гнева Божия». Оказав сие начальникам, он отправился в путь к Антонию; сей, узнав об его приближении, вышел ему на встречу; патриций, увидев его издали, сойдя с колесницы своей, поклонился до земли и, вставши и приблизившись к нему, пал к ногам его, прося у него молитвы и благословения. Антоний, пораженный великою переменою дел, тайными песнями прославил благого Господа, а его обнявши, весьма учтиво дал объяснения; и вот они сговорились друг с другом, получили взаимно молитвы, и тот, который только ради этого и прибыл к ним, радостно отправился в путь свой. [230]

25. Так как брат Сава, бывший прежде рабом, совершенно не был обучен грамоте, Антоний повергает его пред столпом и говорит отцу: «Помолись, авва, за брата, да снидет на него благодать к изучению грамоты». Сказал ему преподобный: «Помолись и ты, дитя, дабы молитва моя имела силу умилостивить благого Господа в этом деле». И так они оба молились целую ночь за Саву, и брат тотчас получил от Господа такую остроту, что в три дня изучил псалтирь по первому и единственному чтению, совершенно не писав из нее на дщице. Пробыв довольное время с богоносным столпником и раздав все свое имение нуждающимся и бедным, Антоний попросил старца отпустить его постранствовать и быть не тревожимым от сродников и пребывающих начальников. Итак, получив молитвы духовного отца своего в напутствие жизни вечной, Антоний удалился с Савою из тех мест, ничего не взяв с собою, кроме власяницы, которую носил, и четырех монет.

26. Он шел необутым и так совершал длину пути; они прибыли в Аморий и, проведя в нем некоторое время, бедствовали, ослабляя плоть постами и бедственным житием, не устраивая себе места пристанища, ибо Антоний это больше всего одобрял всею силою и предпочитал для доказательства любви к Богу и отречения от прежней телесной изнеженности. Когда же были издержаны деньги и они очень нуждались в продовольствии тела, Сава, отчаявшись в трудах, сказал Антонию: «Уйдем в другое место, где бы мы могли как-нибудь прожить». Антоний говорит ему: «Пойди и найми ослика, так как я уже совершенно не имею силы идти пешком много дней». [231] Сказал Сава: «Что же мы имеем дать человеку, не имея даже хлеба для пищи?» Отец сказал ему: «Ты исполни послушание, и Бог может промыслить о нашем смирении». Сава, приведя человека с животным его, условился с ним за две монеты свезти их до Пил. Итак, когда они выходили из городских ворот, встречается им муж благородный, который, увидев Антония истомленным и нагим, вынул две монеты и дал ему, говоря: «Прими это, отче, и молись за нас». Антоний же сказал ему: «Бог по вере твоей, брат, да подаст тебе». И обратившись, говорит ученику: «Вот послал Бог плату для человека. Возьми их и имей на Христа упования твои, и будешь всегда под промыслом Его».

27. Когда они дошли до города Никеи, Антоний повелел человеку возвратиться, а сам, заключив себя в затвор, стал подвизаться в нем недоступно, пять дней в неделю не принимая пищи и никого не видя. В субботу и воскресение он вкушал хлеба и воды и благодушно принимал всякого приходящего для беседы с ним. Проведя в таком подвиге девять месяцев и будучи весьма сильно удручен бесом небрежения, он вышел из келлии и, отпустив Саву возвратиться в какие он хочет места, сам взошел на Агавр, желая упокоиться на горе Олимпе. Узнавши же, что там разъезжают вожди лжеверной ереси иконоборцев, разыскивая православных, и выйдя оттуда, он встречается с монахом, который, узнав цель его, сказал ему: «Если ты хочешь спастись от волнения и от пиратов еретического моря, уйди в монастырь Евнухов». Когда же Антоний сказал: «Кто же покажет мне дорогу?» — некто из мирян сказал ему: «Я пойду с тобою, если ты дашь мне плату за труд». Итак, [232] когда они шли по горной и трудно проходимой тропе и дошли до распутья, проводник затруднялся найти дорогу, ведущую к монастырю; Антоний же, мучимый голодом и жаждою, уже не имел намерения идти вперед. Долгое время смотря на затруднение мужа, он сказал ему: «Возьми условленную плату, дитя, и возвратись восвояси; меня же Господь проведет, как хочет». И обратясь к востоку, помолился Господу, говоря: «Ты знаешь, Владыко, что ради имени Твоего я оставил все и последовал за Тобою, человеколюбцем и милосердным Богом; не оставь меня в сей нужде моей предстательством Твоего славного и добропобедного мученика Георгия».

28. Так помолившись со слезами и взглянувши, он видит некоего мужа, несущего обеими руками кувшин воды, который весь был покрыт росою от просачивавшейся воды, и предложившего ему выпить из него; он, взявши в свои руки кувшин, выпил его весь. И говорит ему явившийся, указывая пальцем: «Иди по этой дороге и придешь прямо на то место, в которое идешь». Антоний, услышав это и еще более укрепившись силою, как удостоенный столь великого призрения Христова, воспрянул духом к последующему и, пройдя оттуда вперед, встретил молитвенный дом и, найдя там некоего земледельца, сказал ему: «Чья благодать над молитвенным домом сим, брат?» Он же сказал: «Святого мученика Георгия». Итак, весьма обрадовавшись вследствие поименования мученика, он вошел и помолился, а затем, получив от человека указание тропы, ведущей к Пандиму, пришел в монастырь Евнухов. Радушно принятый ими, он был обласкан достойно своего жития: ибо до них раньше дошла молва о [233]добродетели преподобного во Христе. Они сделали ему келлию стадиях в пяти от монастыря, и он покоился в ней долгое время, не вкушая ничего другого, кроме вареных бобов (которые приготовляли ему в горшке и приносили каждую субботу), которыми он и питался целую неделю. Питьем же его была одна вода, и притом приносимая им издалека, чем он и утомлялся довольно сильно, особенно в зимнюю пору. Нашедши там жившего отшельником иже во святых Иакова, бывшего епископом в Анхиале во дни святейшего патриарха Константинопольского Тарасия, он был им научен правилу полнейшего покоя и отшельничества, получив в сем святом величайшее утешение и опытнейшего врача душевных страданий.

29. В один день Антоний, выйдя из келлии, снял свою власяницу вследствие того, что в ней размножились вши, и сидел нагим на солнце, ибо не имел другой одежды. По прошествии часа, взглянувши, он видит женщину с распущенными волосами, очень красивую, идущую бесстыдно выше его, и, смутившись при виде ее, встал и вошел в келлию. Сотворив молитву к Богу, он идет к великому Иакову возвестить случившееся. Святой же, услышав, говорит ему: «Это не была воистину женщина, но наваждение бесовское; итак ты мужайся и не бойся, но сиди в келлии твоей, следи за собою и не приходи сюда часто, если не найдет на тебя такая нужда; ибо это является и исчезает быстро». В другой раз опять ночью кто-то постучал в дверь его келлии, Антоний же, находясь в ней, говорит: «Кто ты и откуда сейчас пришел?» Тот сказал голосом: «Зажги светильник и дай мне его». Антоний [234] подумал, что это один из монастырской братии, и протянул руку взять светильник, но десница его оказалась держащею помет вместо воска. Итак, поняв коварство врага, он сказал ему: «Воистину, всегнусный, ты больше ее посмеешься надо мною, так как Спаситель дает мне ум здравый и понятливый против твоих измышлений».

30. Антоний имел обычай по воскресеньям и праздникам с вечера начинать славословие к Богу и до восхода солнца пребывать в песнопении, молитве и изучении божественных писаний. Итак, в одну ночь, около зимнего поворота года, когда он совершал такое служение Христу, ум его был восхищен к созерцанию, и когда он в течение многих часов пребывал в нем недвижимо, ноги его от холода примерзли к земле. Придя в себя на заре и силою сдвинувшись с места, он потерял подошвы ног своих. В течении многих дней страдая от боли, он приходит к великому Иакову и говорит ему: «Я ухожу отсюда, владыко, из-за воды, так как уже не имею силы добывать себе воду в этом месте». Святой сказал ему: «Нет, но помолись Богу, и Он доставит тебе воду для надобностей жития твоего». Итак он, послушавшись слова преподобного, целую ночь просил Бога и утром, взяв кирку, сделал один удар по скале, и она, тотчас расколовшись, вывела прозрачнейшую и весьма хорошую воду. Таким образом обогатившись чрез Бога и самородным питьем, он возблагодарил Христа, утешившего его в его слабости и уединении, и возвестил великому Иакову происшедшее, говоря, что «твоими молитвами, владыко, случилось мне как ты сказал». [235]

31. Когда царь Феофил вступил на престол после смерти Михаила, к нему пришли восставшие вместе с обезумевшим Фомою против бывшего наместника Кивиреотской области Иоанна, как обиженные им и лишенные своих денег и имений. Царь, расспросив и узнав о деятельности Иоанна, повелел его сродникам отдать якобы обиженным их имущество. Вследствие этого распоряжения брат его Давид был вынужден приехать в Константинополь и, припав к царю, попросил отсрочки, чтобы поискать и найти сделавшего это брата своего и представить его, чтобы он дал в этом отчет. Получив от самодержца просимую отсрочку, он приезжает в Пандим и возвещает о своем прибытии авве Антонию. Он же возразил ему, говоря: «Если ты по долгу плотского родства предпринял такой труд, чтобы повидаться со мною, то не увидишь лица Антония; если же вас принудила сделать это какая-либо спешная нужда, то я приму тебя для беседы». Итак брат его, пришедши, возвестил ему дело; он же, пожалев его вследствие того, что он был приговорен неправедно, приходит с ним к царю и на вопрос о причине жалобы отвечает так: «Я, владыко, в тот день отдал их под суд и взял имущество, как врагов царства твоего отца и противников христиан, и имения их, взявши, отдал оруженосцам вашего владычества. Итак, если оказывается, что я в этом распорядился худо, то мудрость вашей державы рассудит об этом».

32. Услышав это, Феофил передает его заведывающему прошениями, именем Стефану, который, получив Антония, заключает его под стражу и через несколько дней посылает к нему, надеясь получить [236] взятку от того, кто от всего отрекся, даже от самой души. Он же, изумившись бесчувственности и корыстолюбию Стефана, просит в субботу и воскресенье быть свободным для того, чтобы обходить друзей ради искомых денег. Когда тот позволил это после того, как Антоний дал поручителя, преподобный не предпринимал никаких хлопот о таковых поисках, но, отправляясь в дома церковные, просил милосердного Господа поспешить на помощь ему. Когда прошло пятимесячное время и Стефан не получил ничего из того, на что понадеялся, он повелевает слугам своим посадить раба Божия на самого скверного осла, якобы в посмеяние ему, и позорно тащить его от претория до дома его. Затем, возведя его в триклин и принеся три воловьи жилы, мочимые уксусом в корыте, говорит: «Я сейчас выбью ими твою душу из тела, если ты не отдашь золота, сколько определил царь». Антоний бесстрашно говорит ему: «Я весьма дивлюсь твоему решению, что ты желаешь получить золото от нагого человека; ты видишь не имеющего ничего другого, кроме сей власяницы, и требуешь от меня даней». Тогда начальник, разгневавшись, приказал раздеть его и поставить под бичи; но раб, получивший приказ бичевать преподобного, упав на землю, закричал, что он не дерзает ни на что подобное против раба Божия, даже если подвергнется насилию до смерти. Дикий зверь Стефан собственными руками нанесши святому пятьдесят тягчайших ударов жилами, так что и хитон его обагрился кровью праведного, приказывает забить его ноги в железа и так оставить в одной из маленьких комнат до следующего дня.

38. Услышав это, жена его прибегает бегом на [237] место, крича против жестокости своего мужа и говоря следующее: «Увы дому сему от неправедно пролитой на него крови; не будет с этого часа призрения Божия, дарующего мир и согласие, совершившим в нем неправду». Антоний с наступлением ночи был одержим страданиями и слезами, предавшись молитве. Пока он был занят молитвою к Богу, внезапно запор желез, открывшись, позволил узам упасть с ног его; пораженный этим, он по великому своему смиренномыслию подумал, что это последовало по действию бесовскому на соблазн ему. Посему, осязав и найдя их, он снова заключил в них свои ноги; когда же сие чудо повторилось с ним трижды, он, признав неблагочестивым еще искушать Господа Бога своего, остался до утра, молитвенно преклонив колена и славя Бога, так что забыл об язвах тела и продлил молитву до света. Когда в этом застиг его день, он снова возложил железа на свои ноги, а тот жестокий, пришедши к нему, приказал снять с него узы. Много потрудившись, они не могли открыть их. Тогда говорит ему Антоний: «Я хотел пройти молчанием оказанную мне в эту ночь милость Господню и вместе чудо; но поелику я вижу, что злоба твоя изобличается даже самым неодушевленным веществом, не скрою благости Божией. Знай, что я всю ночь провел без обложения этими железами, спавшими с меня по неизреченной силе Христовой; и ныне говорю тебе, что они не откроются и не снимутся с ног моих, если не будут разломаны». Тогда предстоявшие разбили их и заведывающий прошениями представил Антония царю; он же, увидев его, совсем не спросил и не разобрал, за что он был задержан, но освободил его, говоря: «Уйди, [238] авва, на место твое, ничего не боясь, и молись за нас». Еще не прошли и две седмицы дней со времени отпущения преподобного, и множество зол постигло жестокого Стефана, ибо правильно сказано, что никто творящий лукавое не скрывается от наказания. Ибо царь Феофил, разгневавшись на него, истязал его, остриг и со всем домом выслал из города, а имущество его передал в казну.

34. Молва о святости блаженного Антония распространилась между всеми живущими в городе, он был известен вельможам и уважаем властями. Пока он еще пребывал там, случилось, что маленькая дочь одного из вельмож и друзей его ослабела до смерти. Когда девочка испустила дух и по обычаю были призваны из сиротского дома певцы и подвижницы на погребение ее, преподобный, призванный друзьями, также пришел в дом. Его по прибытии ввели в горницу, и родители девочки предстали, плача и говоря ему следующее: «Мы веруем, что даровавший святому Петру благодать воскресить верную Тавифу услышит и твою молитву и воскресит дочь нашу». Итак Антоний, удалив всех, трижды назнаменовал девочку на груди знамением животворящего креста; она же, тотчас придя в себя и увидев Антония, села. Дав ей собственноручно пищу, он возвратил ее в состояние здоровья. Давши родителям девочки заповедь, чтобы они до смерти его ни кому не рассказывали о чуде, он, избегая славы от людей, снова взошел в Пандим и пребывал там, ежедневно подвизаясь и борясь против духов злобы с равноангельским отцом и епископом Иаковом и совершая течение своего ангельского жития.

35. Господь Бог дал ему благодать в утешение [239] его, и пришла лисица и села у ног его, кротко и ласково получая от него пищу; точно так же и воробей, летая, садился на руки его и он, покормив его орехом, прогонял от себя. Однако, спросив об этом отца Иакова, он услышал, что «По малодушию твоему сотворил Бог такое устроение, дабы ты имел некое утешение и более благодушествовал к познанию Бога чрез неослабное стремление к Нему. Посему корми их и не гони от себя, воздавая славу Богу, покоряющему нам, как созданным по образу Его, природу бессловесных животных, дабы мы не боялись чрез работу добродетелей приобрести по уподоблению».

36. Когда иже во святых Иаков, достигнув уже 120 лет, предузнал день призвания живущим в нем святым и светотворным духом, то, не желая претерпеть от братьев какого-либо беспокойства, говорит авве Антонию, пришедшему посетить его: «Уйди в келлию твою и завтра наскоро сделай мне похлебку и принеси, дабы я принял ее». Антоний, исполнив поручение старца, пришел к нему и, узнав от учеников его, что он спит на седалище своем, немного успокоился; когда же с течением времени кушанье портилось, он самовольно вошел посмотреть, что делает святой; и, думая, что он спит, подошел к нему ближе и узнал, что он сидя преставился к Господу; и, залившись слезами, он вышел и возвестил братии.

37. Когда слух об этом распространился повсюду, куратор царицы Прокопии, взяв военный отряд, взошел на гору взять святые останки и отнести их своей повелительнице для достойнейшего погребения; ибо блаженная Прокопия издавна служила святому [240] старцу и пользовалась его боговдохновенным предстательством. Но блаженный Антоний, желая положить благодать монахам монастыря, как принявшим святого и много послужившим ему, говорит куратору: «Дитя, Господь принял и предложение и дело веры твоей госпожи и повелительницы, что сделала она рабу Его, и остается ей воздаяние за сие в будущем веке; но если ты послушаешь меня, то и сам будешь иметь не меньшее воздаяние за послушание и кротость. Блаженный отец наш обязал нас, чтобы мы погребли его в монастыре на этой горе, и нам не подобает не исполнить заповеди его. Посему оставь совершить сие беспрепятственно, ибо вы унаследуете гнев вместо благословения». Услышав сие, тот отказался от своего намерения, и таким образом вышло, что великий Иаков был положен во святом монастыре Евнухов.

38. Отец наш Антоний говорил о сем воспеваемом Иакове, что он достиг такой меры бесстрастия и благодати, что если не хотел, не был видим бывшими с ним. «Я и сам, говорил он, узнал это о нем. Ибо, когда я однажды шел по пустыне, он, увидев меня идущим к нему, сел на землю; я, приблизившись туда, где, как мне казалось, видел его, смотрел кругом и ничего не видел; в то время как я ходил туда и сюда, я почувствовал, что нога моя коснулась его иматия, но увидеть его не мог, пока он не обратился ко мне, говоря: «Чего ты ищешь, авва Антоний?» Я же сказал ему: «Воистину, владыко, если ты хочешь, тебя кто-нибудь видит; если же не захочешь, то не видим никем» Итак он, улыбнувшись, говорит мне: «А ты не можешь сделать сего? Истинно, если ты еще не достиг сего, то не сделался совершенным монахом». [241]

39. Лишившись общества сего великого Иакова, Антоний, покинув Пандим, переселяется в Крилу; и, остановившись в молитвенном доме славного мученика Пантелеимона, подвизался там неведомо, внушая о себе представление большинству, как о нищем, вследствие освобождения от потребностей. Ибо он, понимая, что добродетель питается ее хлебом и сила души укрепляется и утучняется не яствами, но зная, что для благого целомудрие служит пищею, хлебом — мудрость, яствами — праведность, питьем — бесстрастие, наслаждением не какое-либо отношение тела к вожделенному, а память о Боге и непрестанное восхождение к нему ума, по изречению «помянул Бога и возвеселился» (Псал. LXXVI, 4), не обращал большого внимания на попечение о теле, возлагая свое упование на Бога и будучи всегда соразмерно питаем Им.

40. Ученик его Сава, возвратившись и нашедши его после долгого времени, снова остался с ним. Во время упокоения их там, так как они были не известны местным жителям, они устроили себе малую печь и сами пекли себе хлеб. В один день, когда они посадили в печь хлебы, внезапно пошел дождь и прежде, чем они хорошо выпеклись, постройка развалилась и бывшее в ней смешалось с грязью. Посему они, по возможности отделив их от наплыва, тщательно высушили на солнце и, истолокши их, сделали так называемый руфий, которым и питался один Антоний.

41. Воспеваемый Павел, бывший епископ Плусиадский, услышав, что в убежище славного мученика Пантелеимона пребывает некий великий отшельник, пожелал свидеться с ним; ибо и сам он [242] был сподвижник и соизгнанник славных и ради Господа изгнанных безбожными иконоборцами; посему и покинув свою епископию, он в то время сам по себе жил в уединении в тех местах. Итак он, увидев Антония в таком рубище и совершенной нищете, подумал, что он — один из нищих, и, склонившись к состраданию, велел им ежедневно приходить и участвовать в его трапезе. Итак Антоний говорит своему ученику: «Вот, маловерный, снова Господь совершил устроение, чтобы мы имели хлеб наш беззаботно и без труда». Ибо Сава уже пришел в отчаяние от трудностей их несравненного образа жизни и помышлял о бегстве.

42. Однажды, когда наступил день памяти верховных апостолов Петра и Павла, епископ пригласил вместе с остальными друзьями и молчальника Антония; ибо он имел обычай совершать эту память апостолов. Антоний же, избегая вреда от пресыщения, не пожелал пойти на завтрак и удалился в пустыню около Потамии. В то время, как он тихо шел, он услышал тягчайший шум как бы от величайших камней, катящихся от сильнейшего толчка, и много спустя видит страшнейшего дракона, передвигающегося на другую сторону; и пораженный страхом, он пал ниц на землю. Вставши же после удаления пресмыкающегося, он приходит к блаженному Павлу епископу и рассказывает ему видение, говоря, что «как я думаю, владыко, я был выдан на смерть вследствие ослушания твоей святости, и если бы не предупредили твои молитвы, то душа моя переселилась бы в ад».

43. В другой раз опять Антоний, пришедши к епископу, сел с ним за трапезу, причем [243] присутствовали и другие друзья монахи и миряне. Павел же, презирая Антония как нищего, всегда указывал ему последнее место. Итак, сидевший вблизи его мирянин, родом Силеот, узнал его по голосу и некоторым телесным приметам; после того как все встали и Антоний ушел, этот муж сказал епископу Павлу: «Воистину, владыко, я думаю, что тот нищий — наш прежний воевода; но если повелишь, я пойду к нему и узнаю правду; ибо я столько времени очень желал встретиться с ним, поелику благочестив был муж и наслаждался многими благами во дни лицезрения и сожительства с сим преподобным, и получить его молитвы с моим духовным отцом, в начале моего отречения придя к нему в обитель всех святых».

44. Так угодив Богу, сей воспеваемый и новый Антоний переселился с духовным сыном своим Петроною в вечные обители в третий день до ноябрьских ид (11 ноября), сорок лет пробыв монахом и столько лет в схиме прославив Господа, 23 года пробыв вне царствующего града вышесказанным образом, а 17 лет проживши в граде. Ему и мы будем по возможности подражать, украшая душу и тело чистотою и смирением и возделывая восходящий к небу ум молитвами, постами и изучением Писаний, дабы, причастившись той же благодати, достигнуть вечных благ во Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава со безначальным Отцом и животворящим и равнодействующим Его Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

В 1907 г. покойный ныне А. И. Пападопуло–Керамевс начал в 57 выпуске “Православного Палестинского Сборника” издание “Сборника Палестинской и Сирийской агиологии”. В виде 1–го выпуска этого “Сборника” он издал 12 греческих текстов житий разных Палестинских святых, а мы присоединили к ним, по просьбе издателя, русские переводы во исполнение принятого в Палестинском Обществе обычая снабжать такими переводами издаваемые иноязычные тексты. В предисловии к этому выпуску покойный издатель высказал несколько мыслей о значении агиографических текстов для изучения истории и географии Палестины и о желательности постепенного собирания и издания этих текстов в виде подготовительной работы к будущему систематическому и критическому “корпусу” Палестинской агиологии. Вполне разделяя эти мысли, мы признали желательным продолжить добрый почин покойного присоединением к изданному им первому выпуску “Сборника” второго, предлагаемого ныне вниманию читателей и содержащего четыре неизданных греческих текста, с которыми нам встретилась надобность познакомиться при работах по исследованию недавно изданной нами Византийской минеи, составленной, быть может, Иоанном Ксифилином ¹. Для ускорения подготовки [II] к печати этого 2–го выпуска профессор Н. Н. Томасов изъявил любезную готовность перевести на русский язык два из издаваемых текстов, именно пространное житие св. Фотины и страдание свв. Павла и Иулиании. Что касается более краткого жития св. Фотины, издаваемого под № 2, то мы вместо русского перевода его предпочли дать славянский перевод из “Великих Четьих–миней” митрополита Макария, имея в виду, что, хотя издание этих миней за март месяц давно уже поставлено на очередь Имп. Археографической Коммиссией, но, вероятно, еще не скоро увидит свет, а между тем очень подробный пересказ содержания жития на русском языке уже дан покойным проф. К. О. Радченком в статье, указываемой ниже. Помещаемую нами под № 3 неизданную редакцию жития преп. Мартиниана мы оставляем совсем без перевода, так как в упомянутом 1–м выпуске “Сборника Пал. и Сир. агиологии” уже напечатаны наши переводы двух других редакций этого жития, изданных там покойным П. — Керамевсом. Все эти три редакций настолько близки между собою, что для лиц, желающих познакомиться только с содержанием жития и не знающих греческого языка, вполне достаточно двух указанных переводов, а для исследователей, которые пожелали бы изучить эти редакции в греческих подлинниках со стороны языка, стиля, взаимоотношения и пр., лишний русский перевод вовсе не понадобится. Изданию текстов мы предпосылаем на нижеследующих страницах краткие историко–литературные очерки каждого жития, в которых имеем в виду только выяснить, по мере возможности, постепенную эволюцию текстов, оставляя в стороне исследование их с богословской точки зрения, как лежащее вне нашей компетенции.

Н. Н. Томасову, кроме упомянутого выше перевода двух больших текстов, мы обязаны любезною помощью при списывании и сличении рукописей, а также и составлением указателя. [III]

В Евангелии от Иоанна (IV, 5–42) подробно изложена беседа Иисуса Христа с женою Самарянкою близ г. Сихаря у колодезя Иаковлева. Имя этой Самарянки евангелистом не названо, и о дальнейшей судьбе ее ни в Евангелии, ни в Деяниях или Посланиях апостольских, ни у отцов церкви, насколько нам известно, нет никаких упоминаний. Тем не менее, возникло предание, что эта Самарянка, носившая имя Фотины, уверовала во Христа вместе со своими сыновьями Виктором и Иосией, пятью сестрами (имена их: Анатолия, Фото, Фотида, Параскева и Кириака) и многими другими Самарянами, и после Вознесения Христова сначала была в числе последователей апостола Петра, а потом самостоятельно проповедовала св. Евангелие в разных странах, между прочим в Карфагене. При Нероне все они были вызваны в Рим и подвергнуты самым жестоким и утонченным мукам, от которых и скончались в разное время.

О времени и месте возникновения этого предания трудно сказать что-либо определенное, так как известные нам агиографические тексты не дают на этот счет никаких указаний или даже намеков. Автор печатаемого ниже пространного Венского жития как бы предвидит возможность сомнения в тожестве св. Фотины с собеседницей Христа у колодезя Иаковлева и дает свое объяснение (см. гл. 4, греч. текст на стр. 2, русский пер. на стр. 75). Далее (в конце гл. 5) автор ссылается на “ta palaia kai jilalhqh suggrammata”, подтверждающая это предание, но какие произведения он имел в виду, остается неизвестным. Так как имена великомученицы и сестер ее — чисто греческие, имя старшего сына — латинское и только младшему сыну усвояется еврейское имя, то отсюда, как нам кажется, следует заключить, что предание об этих мучениках и мученицах возникло уже на греческой почве. Имена младших сестер Фотины —Paraskeuh и Kuriakh свидетельствуют, что предание явилось уже в такое время, когда эти греческие слова вошли во всеобщее [IV] употребление для обозначения дней недели (пятница и воскресение). К сожалению, однако, это свидетельство не может оказать помощи к определению термина post quem, так как обозначение дней недели этими словами началось уже очень рано. Напр., выражение kuriakh hmera встречается уже в Апокалипсисе (I, 10) ².

До последнего времени были известны в агиографической литературе только краткие синаксарные (проложные) жития св. Фотины и дружины ее ³, из которых два изданы недавно (в 1902 г.) в исправном виде отцом Ипполитом Delehaye в капитальном труде его “Synaxarium ecclesiae Constantinopolitanae”, составляющем, как известно, “преддверие” (Propylaeum) к Acta Sanctorum за ноябрь месяц (р. 550). Сведения об этих святых, собранные из старинных календарей и синаксарей, с указанием разногласий между ними, изложены Годфридом Геншеном в Acta Sanctorum, Martii t. III, pp. 80–82. Геншен сильно сомневается в достоверности предания.

В 1899 г. покойный ныне профессор К. О. Радченко нашел в рукописных прологах Белградской Народной библиотеки славянский перевод более пространного жития св. Фотины, опубликованием которого ⁴ оказал большую услугу агиографии, хотя сам он вполне убежденно (без всяких, впрочем, доказательств) считал открытый им [V] текст “апокрифическим” и очень не высоко ставил его содержание. К этому тексту мы вернемся ниже.

Другая редакция жития, хотя и краткая, но все же более подробная, чем проложные жития, оказалась в той минее за февраль и март месяцы, которую мы издали в 1911 г. по Московской рукописи № 376 Влад. ⁵ Желание определить по возможности источники, бывшие в распоряжении автора этой минеи, которую мы далее ради краткости будем называть “Царскою” согласно предложения Эргарда ⁶, побудило нас ознакомиться с пространным житием, давно уже известным, но до сих пор остававшимся в рукописи. Мы разумеем житие в Венской рукописи cod. theolog. gr. CXI (ныне 279), описанное Лямбеком в его известных “Комментариях о Венской библиотеке” ⁷ с несколькими выдержками из начальных и конечных глав текста. При любезном содействии и материальной помощи историко–филолог. отделения Имп. Академии Наук мы получили фотографические снимки (белым по черному) полного текста жития, по которым и изготовили копию, издаваемую ниже под № 1. Все житие в этой рукописи (ff. 18v-41v), написанное в один столбец разборчивым почерком X-XI в., прекрасно сохранилось. Письмо в общем исправно, хотя и встречаются орфографические ошибки под влиянием итацизма, опущение приращений, пропуски слов и испорченные места, свидетельствующие о непонимании переписчиком оригинала; ivta mutum всюду опускается; n ejelkustikon ставится вполне правильно; постановка ударений не везде согласна с принятыми ныне правилами (отметим двойные ударения на an и иногда на men-de); сокращения встречаются лишь обычные, но не только в конце, а и в середине строк. Все эти особенности, кроме двойных ударений и сокращений, отмечены при издании в подстрочном критическом аппарате. [VI]

В Великих Четиих минеях митроп. Макария под 20–м марта имеются два проложные жития св. Фотины и одно более пространное ⁸, по начальным словам не сходное ни с Венским, ни с находящимся в Царской минее. Получив, благодаря любезности В. Г. Дружинина, полную копию этого жития, мы констатировали, что текст его по содержанию тождествен с изданным К. Ф. Радченком (см. выше) и отличается лишь не существенными вариантами, обычными в текстах, переведенных или списанных с разных оригиналов, но по языку южно–славянский перевод, естественно, значительно разнится от макарьевского. Греческий текст одной редакции с подлинником этих славянских переводов оказался в рукописи Московской Синодальной библиотеки № 395 Влад., лл. 103v—112. Так как ни этот греческий текст, ни славянский перевод, помещенный в Макарьевских минеях, доселе не изданы, то мы даем тот и другой в настоящем сборнике.

Рукопись № 395, содержащая в себе “сборник житий святых и других статей” ⁹, относится к XVI и XVII вв. и, по свидетельству архим. Владимира, “писана разными почерками и большею частью нерадиво”. Помещенное в ней житие св. Фотины, как видно из приписки под текстом его на л. 112, переписано в 1535 г. Оно прекрасно сохранилось в рукописи и написано вообще довольно исправно, хотя ошибки в орфографии, объясняемые итацизмом, и в ударениях встречаются довольно часто (они отмечены нами в подстрочном аппарате); обычные сокращения применяются нередко. В двух местах (в глл; 1 и 3) имеются небольшиe пропуски, из коих первый восполняется из славянских текстов, а второе место испорчено и в них (см. стр. 28 и 29). [VII]

Что касается до славянского перевода из Макарьевских миней, издаваемого по Успенскому списку (Моск. Синод. библ. № 992), то мы, имея в виду при издании его только познакомить читателей с его содержанием, но не преследуя строго палеографических целей, для облегчения его чтения допускаем следующие отступления от рукописи: 1) ставим прописные буквы (кроме тех случаев, где они поставлены в рукописи) в начале абзацев, в начале собственных слов и личных имен, а также знаки препинания соответственно смыслу речи; 2) ударения, поставленные в рукописи крайне не аккуратно и подчас неправильно, удерживаем только там, где они стоят правильно, в остальных же случаях опускаем, не прибавляя их от себя; 3) опускаем также другие надстрочные знаки, где они поставлены неправильно; 4) для звука з употребляем одну букву земля и 5) исправляем переписчика в тех случаях, где он, списывая текст механически и без внимания к смыслу, или сливал в одно целое отдельные слова, или разделял одно слово на две части.

Греческий текст в рукописи № 395, как мы уже упомянули, — одной редакции с подлинником указанных славянских переводов. Однако, их никак нельзя считать копиями одного и того же оригинала, а следует признать двумя разными изводами одного архетипа, притом подлинник славянских переводов — более древним. Дело в том, что при тождестве всего содержания в них встречается несколько существенных отличай. Так, по греческому тексту (см. гл. 5, стр. 31,20) волхв Лампадий был переименован в Феоклита, а по славянским переводам— в Христодула (см. стр. 103). Далее в гл. 8–й (стр. 33) греческого текста опущена подробность, что св. Фотида бросила свою содранную кожу в лицо Нерона (см. стр. 105), и, наконец заключительная часть сказания в греческом тексте изложена короче, с опущением последнего разговора св. Фотины с Нероном. Из этого последнего факта мы и заключаем, что подлинник славянских переводов, как более полный, был древнее извода, сохранившегося в Московской [VIII]рукописи и нами ныне издаваемого. Заметим еще, что в обоих славянских переводах есть одни и те же места, переведенные явно ошибочно. Так как трудно предположить, чтобы два переводчика, работавшие совершенно независимо один от другого, сделали ошибки в одних и тех же местах, то следует думать, что ошибочные написания были уже в том греческом тексте, с которого они переводили. Так, напр., слова “kata de tvn wtwn tvn loipvn agiwnegceqhnai touton” (31,28–29) у Макария переведены “стым по плешем вzлiати”, у Радченка почти так же. Очевидно, переводчики имели в своем тексте не wtwn, a wmwn. Немного далее слова “tou toioutou kramatoV toiV agioiVprosacqentoV”. (32,6–7) переведены у Макария: таково ж дело стым сбывшеса (107,7), у Радченка сходно. Здесь переводчики имели перед глазами, без сомнения, не kramatoV, а dramatoV. В третьем месте (33,18) словам “tapaidogona moria” в обоих переводах соответствуют слова “поколеиы жилы”; быть может, в тексте, которым пользовались переводчики, вместо paidogonaстояло katw gonatwn, или переводчики не знали значения греческого слова и вторую часть его производили от слова gonu.

Как мы уже заметили выше, проф. Радченко голословно назвал изданное им по Белградским рукописям житие “апокрифическим” как в заглавии своей статьи, так и в тексте ее, и дал очень нелестную характеристику его с литературной стороны (стр. 96–97). Признавая возможным в общем согласиться с этой характеристикой, мы, однако, не можем назвать житие апокрифом, раз оно употреблялось в церковном обиходе, как видно из того, что греческий текст его находится в рукописи, предназначенной для церковного употребления в одном из афонских монастырей, и что перевод его принят митроп. Макарием в его Великие Четьи–минеи.

Обращаясь к содержанию издаваемых нами здесь двух житий св. Фотины, а также изданного раньше в “Царской минее”, мы можем констатировать, что все три, говоря вообще, близко сходны между собою в фактическом отношении, но заключают в себе столько мелких различий в фактах [IХ] и настолько несходны по языку и изложению, что исключается всякая возможность считать какое-нибудь из них основанным непосредственно на другом. Кроме того, можно сказать с уверенностью, что ни одно из рассматриваемых сказаний нельзя считать первоначальным, оригинальным.

Венское житие, самое подробное из рассматриваемых, представляет собою старательно обработанное литературное произведение в духе и стиле Метафраста, что уже само по себе свидетельствует о его позднем происхождении. Автор пользуется всеми шаблонными приемами образованного агиографа, дает тщательно изложенное введение, вводит пространные и красивые диалоги, обращения к слушателям (напр., гл. 22 и 40) и цитаты из св. писания, старается писать возможно изысканным слогом, иногда затруднительным для понимания, уснащает свою речь почтительными эпитетами, прилагаемыми к мученикам, патетическими восклицаниями и обращениями к Богу и пр. Что это произведение не есть первоначальная запись, которую можно было бы причислить к так называемым “acta sincera”, а основано на известных автору письменных материалах и составлено довольно поздно, это доказывается уже отмеченной выше ссылкой (в гл. 5) на “palaia kai jilalhqh suggrammata” и затем в гл. 42 указанием на разногласие свидетельств о кончине св. Фотины и на то, что мощи ее открыты “много лет спустя” (cronoiV polloiV usteron).

Житие, имеющееся в Московской рукописи № 395 Влад. и в двух указанных славянских переводах, принадлежит к типу bioi en suntomw. Оно не имеет никакого введения, ничего не говорит о тождестве св. Фотины с Самарянкою, с которой беседовал Христос, и прямо вводит читателя в описание мучений св. Фотины и дружины ее при Нероне. Изложено оно довольно нескладным и мало обработанным языком.

Наконец житие, помещенное в Царской минее, отличается всеми чертами, характеризующими вообще этот литературный памятник: автор его имел своей задачей самостоятельную литературную обработку в сокращенном виде избранных [Х] житий, по одному на каждый день месяца, пользуясь бывшими у него под руками более древними текстами, которым он следовал иногда очень близко, иногда более свободно, весьма умело сокращая длинноты. Ни одно из составленных им житий, насколько мы успели изучить их по настоящее время, не было вполне самостоятельным и не может считаться первоисточником.

Как мы уже заметили выше (стр. VII), все три рассматриваемые жития в общем весьма сходны между собою в фактическом отношении, но в частностях представляют более или менее значительные различия. Не входя в подробное рассмотрение этих частных различий в описании мучений, так как внимательный читатель сам легко заметит их при сопоставлении, мы ограничимся двумя наиболее яркими примерами, именно различием в именах святых, входящих в состав “дружины”, и местности, где Виктор служил стратилатом.

В Венском житии действующими лицами являются: Фотина, пять сестер ее: Анатолия (Anatolh), Фото, Фотида, Параскева и Кириака, два сына: Виктор, впоследствии переименованный самим Господом в Фотина (см. гл. 18), и Иосия, переименованный в Христодула (гл. 35), далее дукс Севастиан и волхв Лампадий, переименованный в Феокалеста (гл. 28—30). В Московском житии волхву Лампадию усвояется имя Феоклита, а о переименовании Иосии в Христодула не упоминается ¹⁰. В житии Царской минеи вместо Анатолии, старшей сестры Фотины, является некий Анатолий, crhstoV anhr kai ta qeiasojoV (гл. З). Волхв по имени вовсе не назван. О переименовании Виктора в Фотина и Иосии в Христодула не упомянуто, так что появление этих имен в гл. 8 (Fwteinon de kai Cristodoulou kai Sebastianon omoiwV akdarhnaiprostaxaV) оказывается совершенно неожиданным, и на тождество [ХI]Фотина с Виктором и Иосии с Христодулом нет даже никакого намека ¹¹.

Что касается имени местности, в которую Виктор будто бы был назначен стратилатом, то в Венском и Московском житиях она называется 'Italia (в первом встречается и название жителей — 'Italoi), а в Царской минее —Gallia. Какое из этих имен было первоначальным, сказать нельзя. Очень может быть, что первоначальным был третий вариант этого имени — Galilaia, читающийся в синаксаре имп. Василия и в некоторых рукописях прологов ¹².

Указанных разноречий, конечно, не могло бы быть, если бы одно из рассматриваемых житий послужило непосредственным источником для других или если бы все три были основаны на одном общем источнике. Объяснить эти разноречия, мне кажется, возможно только следующим предположением. Когда было записано возникшее и распространившееся на греческой почве предание о мученической кончине св. Фотины и дружины ее в Риме при Нероне ¹³, и память их стала совершаться в определенный день (20 марта), экземпляры этой первоначальной записи стали размножаться посредством переписки для употребления при церковном богослужении в день памяти святых; при многократной переписке вкрались в текст разные перемены в частностях [XII]описания мучений и различные искажения личных имен, так что постепенно образовались разные “изводы” одного и того же первоначального сказания, и каждое из трех рассматриваемых житий имело своим источником особый извод, вследствие чего в них и оказываются, при близком сходстве общего содержания, более или менее существенные отличия в деталях ¹⁴.

Изданная нами Царская минея, если она принадлежит Иоанну Ксифилину, относится к 80–м годам XI века. Время возникновения двух других житий, издаваемых в настоящем выпуске, пока не может быть определено; для них имеется только terminus ante quem во времени написания тех рукописей, в которых они сохранились, и terminus post quem в анахронистическом упоминании об Аварах, появившихся вблизи пределов Византийской империи лишь в средине VI в. ¹⁵.

Содержание жития преп. Мартиниана, по сохранившимся текстам, в самых кратких чертах следующее. С детства возлюбив Бога, Мартиниан в 18–летнем возрасте удалился в пустынную местность, носившую название “Место ковчега”, близ г. Кесарии Палестинской, и здесь 25 лет подвизался в одиночестве, богоугодною жизнью снискав дар исцелений душевных и телесных недугов. За это дьявол подвергал его разным искушениям и, между прочим, послал соблазнять его одну самонадеянную блудницу из Кесарии. Мартиниан избавился от искушения тем, что [XIII] стал в зажженный костер и сильно обжег себе ноги. Этим он обратил ко Христу соблазнительницу и отправил ее в Вифлеемский женский монастырь блаженной девы Павлы. Избегая подобных искушений, Мартиниан переселился на необитаемый островок и здесь провел 6 лет в полном уединении, причем один корабельщик три раза в год привозил ему хлеб и воду. Однажды по воле дьявола близ островка потерпел крушение корабль, причем погибли все пассажиры, кроме одной красивой девицы, которая, ухватившись за доску, была прибита волнами к островку и, увидев Мартиниана, стала умолять его о спасении. Мартиниан извлек ее из воды и во избежание нового искушения, оставив ее на островке и сообщив, что корабельщик будет привозить ей пищу, сам бросился в море; два дельфина подхватили его и вынесли на землю. Следуя слову Господню “Если будут гнать вас в городе сем, бегите в другой” (Матф. X, 23), он решил непрерывно странствовать, “не нося ни сумы, ни трости, ни двух хитонов, ни меди в поясе, ни чего-либо другого ради телесных потребностей, но куда бы ни входил, в город или в деревню, — разыскивал, кто в ней муж богобоязненный, входил туда и, получая съестное, уходил. Так, бегая, проводил он дни свои; и где застигал его вечер, на горе ли, или в пустыне, или на скале, там он и оставался”. В течение двух лет он обошел таким образом 164 городов, и, пришедши в Афины, мирно скончался, получив благословение от местногоепископа, провидевшего его святость. Время жизни преподобного определяется упоминанием о блаженном Павле устроительнице женского монастыря в Вифлееме принадлежала, как известно ¹⁶, к кругу близких друзей блаженного Иеронима (изложившего биографию ее в своем в 103–м письме). Следовательно, преп. Мартиниан жил во второй половине IV–го века. Это упоминание придает житию характер историчности, которого не умалить внесенный автором сказания[XIV] элемент чудесного (явление дьявола в виде змея и в буре, спасение Мартиниана двумя дельфинами и т. п.).

Сказание о св. Мартиниане дошло до нас в разных изводах, восходящих к одному и тому же архетипу. Уже Болландистам были известны два извода этого сказания, из коих один с именем Метафраста был издан уже раньше Липоманом и Сурием под 13–м числом февраля в латинском переводе Гентиана Гервета и переведен другими на разные языки, а другой извод издан автором исследования о преподобном в Acta Ss. ¹⁷ Годфридом Геншеном “ex antiquo codice MS. Medicaeo Regis Franciae” ¹⁸ также в латинском переводе, в котором переводчик во многих местах придерживался перевода Гервета (servata pluribus locis Herveti versione), приводя в примечаниях варианты и дополнения из упомянутого латинского перевода метафрастовского текста.

В наше время ученик известного филолога и византиниста Узенера Paul Rabbow посвятил сказанию о преп. Мартиниане специальное исследование под заглавием “Die Legende des Martinian” в журнале Wiener Studien, т. 17 (1895), стр. 253–293 ¹⁹. Со своей лютеранской точки зрения он видит в сказании только “eine anmuthige Novelle”, “eine Blute in dem farbenreichen Kranz kirchlicher Dichtung, welchen lebendige und lebensfrische Phantasie um die dem Leben Abgestorbenen schlang” и т. п., и рассматривает его, как фольклористическое произведение, сопоставляя с разными параллелями. Не входя в рассмотрение этой стороны работы Раббова, мы обратим внимание только на те результаты, к [XV] которым он пришел в изучении редакций сказания. Древнейшей редакцией, по его мнению, является житие (bioV kai politeia), впервые изданное им в греческом тексте (стр. 277–293) по рукописям Парижской национальной библиотеки №№ 1451 (XI в.) и 1452 (X в.) и принадлежащее перу современника, как видно из фразы в начале жития: “en oiV egnwn kai ton aoidimon kai mnhmhV axion kai areth qeiakekosmhmenon ton makariwtaton Martinianon”. Этот текст, как мы только что видели, тождествен с изданным в латинском переводе Геншеном.

“Dieser sincere Text — говорит Раббов на стр. 269–gerieth in die Hande eines ebenso unverstandigen wie unselbstandigen Bearbeiters, welcher die zuweilen missverstandene Vorlage hie und da durch eigene Einfalle bereicherte, ofter aber ihre Andeutungen weiter ausfuhrte, die Gedanken wiederholte, sie umstellte”. Образцом этой рецензии Раббов считает Венскую рукопись hist. gr. 3 (XI в.). К этому же изводу справедливо относит он и Московскую рукопись № 162 (379 Влад.), по которой житие издано впоследствии А. И. Пападопуло–Керамевсом ²⁰, и одну Иерусалимскую, а также ту рукопись, по которой составлен латинский перевод, напечатанный в Acta Ss. Pebr. II, стр. 667–671; но последнее неверно, [XVI] так как текст Парижской рукосписи № 1452, переведенный в Acta Ss., относится, как мы только-что видели, к первому изводу. Раббов по странному недосмотру отождествил перевод, данный у Сурия (под 13–м февраля) с переводом в Acta Ss., тогда как между ними есть большая разница, и перевод Гервета, помещенный у Сурия, действительно сделан по одной из рукописей второго извода, причем этот текст неверно приписан Метафрасту.

“Die Wiener Recension, — читаемъ мы далее у Раббова на стр. 271, — wurde die Grundlage fur eine in Symeons Manier gefertigte Metaphrase, welche mit den Worten ontropon ai tvn prolabontwn nosoi swmatikai angeht. Eine allgemeine Einleitung geht voraus: im ubrigen ist die Benutzung der Wiener Redaction uberall ersichtlich”.

Эта редакция, не вошедшая в Миневский сборник метафрастовских житий (Patr. Gr. 114–116), но принятая в число их новейшими исследователями, доселе оставалась неизданной, хотя и встречается во многих рукописях, указанных, напр., у Delehaye в составленной им “Synopsis Metaphrastica”, приложенной къ “Bibliotheca hagiographica Graeca”, изд. 2 (Bruxellis 1909), стр. 289 ²¹. Delehaye в своем списке февральских метафрастовских житий l. с. ссылается на №№ 1178 и 1179 названного сборника; под первым из этих номеров на стр. 165 мы видим метафрастовское вступление: “On tropon ai tvn rpolabontwn nosoi”, а под вторым — житие, изданное Пападопуло–Керамевсом в Прав. Пал. Сборнике, вып. 57, стр. 103–114 (с нашим русским переводом), т. е. не что иное, как текст минеи в Московской рукописи № 376 Влад., позднее изданной нами. Стало быть, иначе говоря, о. Delehaye отождествляет этот текст с метафрастовским, но это совершенно неверно ²². Обращая внимание на отрывки метафрастовского текста, извлеченные Раббовым [XVII] из парижской рукописи № 1500 и сопоставленные с Венской рецензией и сказанием о Варлааме на стр. 271–5, и сличая их с текстом изданной нами Царской минеи, мы убеждаемся, что последний представляет собой эпитому метафрастовского текста, очень близкую к подлиннику, но с пропуском введения, сокращениями и переменами. Автор Царской минеи отнесся к метафрастовскому тексту совершенно так же, как и при обработке других житий, заимствованных им из метафрастовского сборника, например, свв. Парфения, Никифора, Власия и др. ²³.

Таким образом, эволюция текстов сказания о препод. Мартиниане представляется в следующем виде:

I. Древнейшая редакция, изданная в греческом подлиннике Раббовым, а в латинском переводе — Геншеном.

II. Слегка измененный извод ее, изданный Пападопуло–Керамевсом в Прав. Пал. Сборн., в. 57, стр. 85–102.

III. Метафрастовский текст, составленный по № II с прибавлением введения и издаваемый здесь нами.

IV. Текст Царской минеи, изданный Пападопуло–Керамевсом в уп. сб. стр. 103–114 и нами в Men. Byz. I, стр. 58–67, составленный по № III.

Наше решение издать здесь метафрастовский текст жития св. Мартиниана вызвано желанием: 1) восполнить число изданных статей метафрастовского сборника, 2) уничтожить пробел, остающийся еще в своде разных редакций жития преп. Мартиниана, и 3) дать возможность сравнительного изучения этого текста и эпитомы его, помещенной в изданной нами Царской минее. В основу издания положена копия, снятая нами лично с рукописи Московской синод, библиотеки № 377 Влад. (XI в.) и сличенная с рукописью той же библиотеки № 389 Влад. (XI в., лл. 40 ^r - 47 ^v), в которой, к сожалению, [XVIII] значительная часть текста (от гл. 11 до 25–й) пропала вследствие потери нескольких листов между листами 45 и 46 по нынешней пагинации ²⁴. He даем здесь описания рукописей, так как о содержании их легко справиться, в случае надобности, в “Систем. описании” архим. Владимира, а характерные особенности их указаны в имеющихся кратких описаниях ²⁵. Заглавия и прописные буквы, обозначающие начало глав или параграфов, в обеих рукописях написаны киноварью. Ivta mutum в № 377 обыкновенно приписывается не только в формах имен существ., прилаг. и местоимений, но и в глагольных, тогда как в № 389 обыкновенно опускается, хотя иногда и приписывается (напр., в форме члена tvi). Варианты и особенности написания обеих рукописей отмечены нами, по обыкновению, в подстрочных примечаниях.

В заключение скажем несколько слов об именах тех двух женщин, которые играли столь видную роль в жизни св. Мартиниана, именно его соблазнительницы и спасенной им девицы. Св. Димитрий Ростовский в своем пересказе жития называет первую Зоей, а вторую Фотинией. Однако, ни в одном из известных нам греческих текстов, как пространных, так и синаксарных, ни та, ни другая по именам не называются. Геншен в своих кратких примечаниях к латинскому переводу жития говорит, что эти имена прибавлены у Метафраста ²⁶, т. е. в той рукописи, по которой Гентиан Гервет составил свой перевод, [XIX]изданный у Липомана и Сурия ²⁷; но на основании каких данных они там вставлены, остается неизвестным, а стало быть и весь вопрос о достоверности этих имен — неразрешимым.

Св. мученик Павел и сестра его Иулиания пострадали в г. Птолемаиде при императоре Аврелиане (270–275), по повелению которого после жестоких мучений были усечены мечем.

О страдании этих свв. мучеников до последнего времени было известно, кроме проложных житий, одно весьма пространное сказание, имеющееся в латинском и двух славянских переводах, но еще не изданное в греческом подлиннике. Теперь к нему прибавилось сокращенное сказание, изданное нами в Царской минее (fasc. I, р. 179–184) под 4–м марта. По пространному сказанию г. Птолемаида, в котором пострадали мученики, находился в Исаврии. Это неверное географическое указание было подробно рассмотрено, но без всяких результатов, Болландистом I. Р[inius]'ом, давшим исследование об этих мучениках в Acta Sanctorum Augusti т. III, стр. 447 слл. Apxien. Сергий в своем “Полном месяцослове Востока” ²⁸ говорит об этом: “Бол… [пропуск] не решают: какая Птолемаида была местом страданий святых: финикийская или египетская или исаврийская; [пропуск] означена в Актах у Сурия: когда он (император) [пропуск] Исаврию, отправился в Птолемаиду; в славян… [пропуск] Ассирию вместо Исаврии; вероятно, в по…[пропуск] Сирию; ибо нет Птолемаиды в Исаврии” [пропуск] вполне подтверждается изданным нами [пропуск], где вместо названий 'Isauria или[XX] 'Assuria, вероятно, обязанных своим происхождением простым опискам, читается Suria. Финикия, в которой в действительности находилась Птолемаида (Акка), конечно, могла разуметься как часть в составе большого целого — Сирии, и таким образом получается бесспорное право сопричислить свв. Павла и Иулианию к сонму мучеников финикийских ²⁹.

Латинский перевод пространного сказания о свв. Павле и Иулиании имеется у Липомана (т. VII, 222 ^v - 227), у Сурия под 17–м августа, в Acta Ss. Aug. III, стр. 448–454, и у Migne, Patrol. Graeca, т. 115, ст. 575–588 (в числе метафрастовских, несмотря на отрицательное мнение Алляция, De Symeonum scriptis p. 124 ³⁰. В нашей знаменитой Супрасльской минее XI века имеется славянский перевод того же сказания ³¹, к сожалению, неполный, так как начало его пропало с утратою первого листа рукописи. Перевод того же греческого текста помещен и в Великих Четьих–минеях митроп. Макария под 4–м марта ³². Весьма интересно отметить, что в издаваемом нами греческом тексте (гл. 26, см. стр. 72) и в латинском переводе (гл. XXV) днем кончины святых показано 17–е число августа, тогда как в обоих славянских переводах — 4–е марта. Эта разница дат в переводах одного и того же текста представляется [XXI] очень странною и может быть объяснена, конечно, только тем, что в какой-либо рукописи первоначальная дата была заменена почему-либо другою, но следует ли считать первоначальной датой 4–е марта, согласно славянским переводам, или дату греческого текста и латинского перевода, наверное решить нельзя. Обе даты встречаются и в календарях и синаксарях. Болландист Пиний, обративший внимание на эту разницу, отдает предпочтение дате 17–го августа, как встречающейся в большем числе текстов ³³. Однако, изданная нами Царская минея, в которой память свв. Павла и Иулиании показана 4–го марта, дает новое свидетельство в пользу этой даты.

Что касается греческого оригинального текста, с которого сделаны латинский и славянские переводы, то Пиний имел его в руках ³⁴, но не пожелал издать, предпочтя латинский перевод, а Минь ограничился замечанием: “Graece non exstat in mss. Paris.” Но это замечание не верно, так как этот греческий текст имеется в парижской рукописи X века Suppl. № 241 ³⁵. Другой экземпляр текста дает Ватиканская рукопись № 1671, также X века (лл. 234–249 ^v).

Признав необходимым ознакомиться с этим текстом для того, чтобы иметь возможность судить, насколько от него зависит сокращенное сказание в изданной нами Царской минее, мы при любезном посредстве и материальной помощи историко–филолог. отделения Имп. Академии Наук [пропуск] обеих указанных рукописей фотографические копии (белым по черному), которыми и воспользовались для [пропуск] настоящем выпуске. Текст отлично сохранился[XXII] в обеих рукописях и оказался чрезвычайно сходным; количество вариантов можно назвать ничтожным сравнительно с объемом текста. Ватиканская рукопись, написанная без разделения на столбцы, весьма исправна в орфографии, ударениях и придыханиях. Парижская рукопись отличается очень изящным и убористым почерком (в 2 столбца), написана почти без сокращений, но менее исправна в орфографии и особенно в акцентуации: переписчик не стеснялся, напр., ставить облеченное ударение на 3–м от конца слоге, очень часто ставил острое ударение вместо облеченного и наоборот (напр. в part. aor. pass. постоянно - qeis) и т. п.; n ejelkustikon в обеих рукописях поставлено не по принятым ныне правилам, а почти всюду, где его постановка возможна.

Что касается характера нашего текста, то его никак нельзя признать первоначальной записью актов следствия: он скорее представляется позднейшей литературной обработкой первоначального сказания, хотя и с заметным стремлением сохранить стиль оригинальной записи (напр., во введении собеседников в диалогах посредством простого eipen). Пиний находит, что это произведение — невысокого достоинства (“exigui sunt valoris”, p. 447), и далее (р. 448) дает следующую характеристику его: “At sive ab ipso [soil. Metaphrasta] fuerit compositum, sive ei suppositum ab alio, non habemus enimvero unde ejusdem auctorem, quisquis sit, merito laudemus, cum propositum ipsi fuerit non tam vera et sincera narrare, quam mira et quaesita coacervare”. Пиний указывает также на противоречие нашего сказания со свидетельствами писателей: Лактанция (De mort. persecut.), Евсевия (Hist. eccles. VII, 30) и Сульпиция Севера (Hist. sacr. II, 28), по которым эдикт о преследовании христиан был издан в самом конце царствования Аврелиана, и сам он не успел привести его в исполнение ³⁶. Нам кажется, однако, что это соображение Пиния вряд ли имеет большую цену, так как [XXIII] частный случай преследования лиц, демонстративно заявивших себя христианами перед лицом самого императора в торжественный момент въезда его в город, мог произойти и раньше издания общего эдикта и даже мог послужить поводом к обнародованию его.

Сказание, помещенное в Царской минее, несомненно представляет собой эпитому издаваемого ныне пространного повествования, очень близкую к подлиннику по содержанию и последовательности рассказа, но со значительными сокращениями, особенно в диалогах, и с пропуском довольно многих мелких подробностей. При такой обработке эпитома получилась почти втрое короче подлинника.

Комментарии

1 Menologii anonymi Byzantini saeculi X quae supersunt… edidit B. Latysev. Fasc. 1 Petropoli 1911, fasc. 2 Petrop. 1912. Ср. наше предварительное сообщение под заглавием"Четьи–минеи Иоанна Ксифилина"в Известиях И. Академии Наук от 1 марта 1913 г.

2 См. многочисленные свидетельства, собранные Е. Schurer'ом в статье его “Die siebentagige Woche im Gebrauche der christlichen Kirche der ersten Jahrhunderte” вZeitschrift fuer die neutestam. Wissenschaft, VI (1905), стр. 1–66 (о kuriakh стр. 2, оparaskeuh стр. 12). См. особенно заключение 1–й главы исследования: “Nach dem beigebrachten Material kann es keinem Zweifel unterliegen, dass die christliche Kirche die siebentagige Woche vom Judentum empfangen hat. Die ganze Terminologie ist (mit Ausnahme des ersten Tages) beibehalten worden. Selbst fur paraskeuh und Sabbat, die doch in der christlichen Kirche ihre Bedeutung verloren hatten, haben, die Namen sich fortgeerbt”.

3 У св. Димитрия Ростовского в “Житиях святых” под 20–м марта имеется только упоминание о св. Фотине с ссылкой на пролог.

4 Известия Отд. Русского яз. и слов. Имп. Академии Наук, т. ХI (1906 г.), кн. 4, стр. 91–108.

5 См. выше стр. I с примеч. Житие св. Фотины (под 20 марта) помещено в вып. I на стр. 262–6.

6 Byzant. Zeitschrift, т. 20 (1911), стр. 259, и т. 21, стр. 239.

7 Petri Lаmbeсii Commentariorum de augustissima bibliotheca Caesarea Vindobonensi liber quartus (Vindob. 1671), p. 59 (= editio altera studio et opera Adami Fr. Kollarii, Vindob. 1778, col. 129–131).

8 Ср. [архим. Иосифа] Подробное оглавление Великих Четиих миней всеросс. митроп. Макария (Москва, 1892), II, ст. 36.

9 Подробный перечень содержания рукописи см. в “Систем. описании” архим. Владимира, стр. 595—7.

10 В стихах, записанных в Московской рукописи непосредственно за житием (см. стр. 34), не упоминается Анатолия, сыновья Фотины называются Фотин и Иосия, а Виктор и Христодул представляются отличными от них лицами дружины святых.

11 Интересно отметить, что в этом отношении вполне согласен с Царской минеей синаксарь, изданный Dе1еhауе (Synax. eccl. Const. col. 549–550, прим.) по рукописи D, т. е. cod. Paris. 1587, saec. XII, тогда как в более кратком синаксаре из Сирмондовской р–си (ibid.) о переименованиях ничего не говорится. В Menologium Sirleti и Martyrologium Romanum, цитируемых в Acta Ss. I. с, вместо Photo читается Photius и во всех этих синаксарях 'AnatolioV вместо 'Anatolh.

12 См. варианты, приведенные у Dе1еhауе l. с. к Сирмондовскому синаксарю (в котором читается Gallia, как и в Царской минее и в синаксаре Парижской р–си № 1587), а также указанный Радченком (ук. ст. стр. 97) Белградский пролог сербской редакции № 19. Четвертым вариантом является “urbs Italica”, цитируемый Геншеном (Acta Ss I. с.)..

13 О Нероновом гонении на христиан см. специальные статьи А. Л. Павловича вХрист. Чтении 1894, вып. 2, стр. 209–239, и В. В. Болотова там же, 1903, январь, стр. 56–75. О мучении св. Фотины с дружиною в этих статьях вовсе не упоминается.

14 Можно считать несомненным только тот факт, что текст Царской минеи и текст изданного отцом Delehaye синаксаря Парижской р–си D (№ 1587) восходят к одному и тому же источнику. Это может быть доказано тождеством содержания и последовательности рассказа (конечно, более краткого в синаксаре), уже отмеченным выше тождеством имен и, наконец, близким или даже дословным сходством многих отдельных выражений.

15 Ср. Tomaschek в Pauly-Wissowa R. — E. s. v. Avares.

16 Ср. напр., O. Bardenwerder, Patrologie (Freib. 1910), стр. 397.

17 Здесь разумеется, без сомнения, рукопись, ныне находящаяся в Парижской нац. библиотеке под № 1452 (“olim cardinalis Nicolai Ridolfi, postea Catharinae de Medicis, deinde Regius”, см. Catal. codd. hagiograph. Gr. bibl. Paris., стр. 118–121), т. е. одна из тех, по которым издан греческий текст древнейшего извода сказания Раббовым (см. ниже). В названном каталоге при житии св. Мартиниана в р–си № 1452 прямо отмечено: “Latine in Act. SS. ad d. 13 februarii, II, 667–671”.

18 Acta Ss. Februarii t. II (1658), pp. 667–671.

19 Ср. статью Узенера “Die Flucht vor dem Weibe, eine altchristliche Novelle erneuert von E. Schaffner” в его Vortrdge und Aufsdtze. Leipzig 1907.

20 Православный Палестинский Сборник, вып. 57 (1907), стр. 85–102. Наш русский перевод см. там же, 2–я пол., стр. 97–116. Раббов, не зная этого текста, основывал свое предположение только на начальных словах (см. стр. 270, прим. 62). Произведенное нами сличение отрывков из Венской рукописи, приведенных им на стр. 271 слл., с текстом Московской, подтвердило его предположение, хотя в то же время показало наличность довольно значительных вариантов и пропусков в Московской рукописи. Кстати заметим, что архим. Владимир в своем “Систем. описании рукописей Моск. синод. библ.” (стр. 571) неверно отождествляет житие в рукописи № 379 с текстом рукописи № 376, изданным Пападопуло–Керамевсом там же, стр. 103–114, с нашим русским переводом на стр. 117–130, и нами в Menologium anon. Ryzant., в. I, стр. 58–67. У Пападопуло–Керамевса в прим. на стр. 85 следует исправить опечатку в указании листов, на которых в рукописи № 379 помещено житие Мартиниана: вместо “248–307” должно читать “298–307”. По этому же изводу дан, по–видимому, перевод в минеях митроп. Макария (см. Подр. огл. I, ст. 477) и пересказ у св. Димитрия Ростовского (помеченный “из Метафраста”).

21 К ним следует прибавить Московские рукописи №№ 377 и 389 Влад., по которым этот извод издается здесь нами.

22 Уже Раббов на стр. 277 справедливо заметил, что текст в № 376 Вл. представляет собой эпитому метафрастовского, но это замечание, очевидно, ускользнуло от внимания о. Delehaye.

23 К сожалению, мы разобрались во взаимных отношениях разных изводов жития св. Мартиниана (отчасти благодаря неточностям, допущенным Раббовым и Delehaye) уже после окончания печатания 1–го выпуска изданной нами минеи и потому не включили метафрастовский текст в число приложенных к этому выпуску в appendix'е, подобно названным сейчас житиям.

24 Этот пробел не отмечен архим. Владимиром в его описании рукописи (стр. 584).

25 См. о них наше издание Menol. Byz., f. I, praef. p. VIII, n. 2.

26 Acta Ss. Febr, II, G69, n. c: “Additur apud Metaphrasten, Beata Zoe (hoc enim erat eius nomen) quod aliunde potuit scire”. Там же p. 671, n. с: “Apponitur apud Metaphrasten, Photina, quod nomen auetor antiquus поп expressit. De еa interPraetermissos ad hunc diem egimus”. В числе “praetermissi” (там же, стр. 643) поставлены оба имени со следующими, между прочим, примечаниями. К имени Фотины: “Nobis neque an in Sanctorum tabulas relata sit, neс quo die, liquet”. К имени Зои: “Auсtor antiquus neque Zoes neque Photine nomen expressit”.

27 На самом деле текст, переведенный Герветом, как мы выше видели, неметафрастовский, а относится ко 2–му изводу.

28 ПМВ.², т. II, 2, стр. 93. Эту же ошибку отмечает, без попытки объяснения, Ст. О–в в статье “К истории гонений на христиан”. Чтения в Общ. люб. просв. 1888, сентябрь, стр. 244.

29 Весьма важное подтверждение дает также заглавие мученичества в “Великих Четиих–минеях” митроп. Макария (см. ниже), где город называется “Итолемаидою [sic] финикийскою”. Едва ли можно сомневаться, что это прилагательное не прибавлено переводчиком, а взято из греческого текста.

30 Литературу указывает R. Abicht в Archiv fuеr slawische Philologie, т. XV, стр. 325, XVI, стр. 142, и XVIII, стр. 141 (в своих статьях по исследованию источников Супрасльской минеи). Новые исследователи первоначального состава метафрастовского сборника житий, Ehrhard и Delehaye, подобно Алляцию, не включают этот текст в число метафрастовских.

31 Супрасльская минея. Издание С. Н. Северьянова (СПб. 1904), стр. 1–15.

32 Листы 33 об. — 38 об. См. [архим. Иосифа] Подробное оглавление, II, стр. 5.

33 [пропуск] b: “At quidquid sit, major pro hodi — [пропуск] auctoritas ex iiumero majore Fasto — [пропуск] die eos sua referant, seu qua martyrio

34–35 [пропуск] Aug. III, p. 448, n. 20. 2 [пропуск] и Сионом Catalogus codd. hagiograph. [пропуск] Житие завинает в рукописи листы

36 Ср. об этом Groag в Pauly-Wissowa, R. — E., 9–й полут. ст. 1413 сл.

1. Как только солнце мысленное направило лучи свои на пределы [земли] и озарило не только мир видимый, земной и вещественный, но также и разумные и невещественные ипостаси душ и воспламенило огнем своим, для ниспослания коего на землю пришло само, как мы слышали в Евангелиях, тогда уловляется честный и божественный апостольский лик и добру посвящается и научается уловлять человеков вместо рыб, привлекается также и женский пол и не оставляется вне мреж (сетей рыболовных) Бога и Владыки моего за преступление, думаю, и ослушание Евы, ибо ради нее Он изошел из девической утробы, дабы уничтожить скорбь, которая, подобно снедающему тело страданию, мучительно терзала все последующие поколения, через которое, увы, и я осужден был на страдание как бы в наказание за обман.

2. Итак, когда, как сказано, познали открывшуюся истину и жены, которые, пока Христос пребывал в человеческом образе, следовали за Ним и поучались, когда же Он приял вольное погребение, принесли благовония и миро, то одною из всех была и та, о коей надлежит нам теперь вести повествование, именно воспетая великомученица Фотина. Она происходила из Самарийского города Сихаря, как говорит наперсный друг Христа, великий боговидец Иоанн, исследовавший глубины духа и открывший нам тайны слова Божия. Удалившись оттуда со всем родом и всеми близкими, она последовала за богочеловеческим Словом, оставив все, что способно осквернять душу и побуждать ее окаляться житейскими делами. [75]

3. Но уместно нам обратиться к самому началу повествования, воспользовавшись подлинными словами сына грома. Он говорит ¹: “Во дни оны приходит Иисус в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи. Женщина Самарянская говорит Ему: Как Ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: Если бы ты знала дар Божий, и кто говорит тебе: дай Мне пить; то ты сама попросила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую”.

Евангелист (опускаю дальнейшее) изображает женщину столь глубоко увлеченною назиданиями Спасителя, что она, прибежав в свой город, громко взывала: “Пойдите, посмотрите человека, который сказал мне все, что я сделала”². Они пришли и, увидев, что Он делал, и услышав Его слова, сказали: “Не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что он истинно Спаситель мира, Христос” ³.

4. Что упомянутая у сего божественного благовестителя Самарянка есть великомученица Фотина, в этом пусть никто не сомневается вследствие того, что имя ее в Евангелии не означено. Ибо я полагаю, что блаженная получила это имя впоследствии, подобно возлюбленным чадам ее, как покажет дальнейшее изложение. Ибо с того времени, как она признала Христа Богом и Сыном Божиим, она вспять не обращалась; да и как обратилась бы убедившая прочих оставить их суеверие и притечь ко Христу? Если же не надлежало ей обратиться вспять, что действительно и не произошло, то совершенно ясно, что она и пострадала за Него. Это видно и по самому времени.

5. Ибо она вместе со своими родными стяжала мученический венец во времена нечестивейшего Нерона, который [76] предал смерти и первоверховных апостолов Петра и Павла. Есть и другое дошедшее до нас согласное с истиною известие, основанное на предании святых отцов, что при водосвятиях, которые род христианский измыслил для омовения от грехов, сего ради показывается обыкновенно и честный образ великомученицы Фотины во свидетельство и подтверждение настоящего повествования, и что мы, желая быть, подобно сей Самарянке, причастными водосвятию, сего ради созерцаем при них образ ее. Посему никто да не усомнится, что сия есть та Самарянка, с которою Господь беседовал при Иаковлевом колодце, ибо сие сказание подтверждают древние и правдолюбивые писания, и в большей мере доискиваться истины не следует. Но пора уже изложить, насколько возможно, в повествовании и последующие [деяния ее], собрав их из божественных писаний.

6. Итак, эта Самарянка после устроения и посвящения Спасителем у колодца тотчас подняла крест на рамена (плечи) и, последовав за Ним, сопричислилась к лику апостолов. И пока Спаситель мой, приняв на себя нашу плоть, искал погибшую овцу и жил среди людей, она находилась при Нем и с веселием и радостью услаждалась Его словами и чудесами. Когда же Он принял вольную смерть на кресте и погребение, чтобы доказать вожделенное воплощение и то, что он всецело взял меня на Себя, дабы я всецело был спасен, то она с прочими мироносицами принесла на гроб ароматы и миро и удостоилась чудесного лицезрения Ангела. Она видела также и самого Господа после воскресения из мертвых, вследствие чего усердно служила Евангелию. Ибо когда после этого ученики рассеялись по разным странам вселенной сообразно с тем, какой удел указала каждому сошедшая на него благодать всесвятого Духа, тогда и следовавший за ними народ разделился и двинулся за разными апостолами. К верховному [из них] Петру склонилась с более известными и Самарянка, сопровождала его, радостно внимая глаголам его божественного учения, и даже сама исполняла апостольское служение и многих призывала к познанию истины, как и раньше, [77] когда она привела к колодцу к Богу–Слову толпы Самарян и показала Его им.

7. Посему многие через нее уверовали в Господа нашего Иисуса Христа и возродились, знаменованные святым крещением. С нею вместе были ее сродники, кроме одного из сыновей. У нее было два сына, из которых один, второй по возрасту (сей был Иосия), везде находился при матери; кроме него, с нею были ее родные сестры: Анатолия, Фото, Фотида, Параскева и Кириака, воистину происшедшие и получившие имена от света. Другой сын великомученицы, первый по возрасту, отсутствовал в этом славном содружестве. Это был славный Виктор. Не по изнеженности или недостатку мужества и благородства отсутствовал он в сей сладкой Христовой рати своих сродников, но потому, что в те дни, стяжав у Римлян великий трофей в Аварской войне, он получил от правителя и великую честь, будучи назначен, как говорят, стратилатом и получив в полное распоряжение всю Италию. Отчасти для того, чтобы с большей свободой проповедовать слово истины, отчасти для смягчения участи угнетаемых за это он, охотно приняв сию честь, прибыл в Италию и до некоторого времени пребывал в ней.

8. Итак, в эти дни князь тьмы, не стерпев изобличения тьмы светом, воздвигает гонение на апостолов и, овладев всецело Нероном, начинает с самого главы боговестников, рассудив, что если он устранит главных руководителей нашей веры, то увидит и всю послушную им [паству] погибающей вместе с ними, подобно тому, как при усекновении головы и остальное тело вместе с нею усекается, распадается и погибает. Итак, приняв сие злое решение, он устраняет первоверховных апостолов, учителей и путеводителей всей вселенной, подвергнув Петра страсти Господней, как сам Спаситель предсказал ему после Своего божественного воскресения, но в обратном положении, а Павла обезглавив и таким образом освободив их от [земных] уз и переселив к вожделенному им Христу. [78]

9. Когда они таким мученическим образом покинули сей мир, паства их рассеялась и как бы от одного источника разделилась и растеклась в разные части вселенной, не малодушным страхом гонимая, но дабы исполнено было ею то. чего не успели завершить учителя, дабы обратились против врага ковы его, дабы преткнулся он сам о то, чем надеялся создать преткновение [другим], и дабы воссияла ярче сила Христова, часто поправляющая дела, по–видимому, пошатнувшиеся и ведущая нас ко благу твердым кормилом, — таковы суды Бога моего. Итак, другие страны и города имели других проповедников, великомученица же Фотина со сродниками тогда бестрепетно проповедовала явление Христа в африканском городе Карфагене. Итак, когда общий враг и супостат, как сказано, увидел, что благочестие и после сего ширится и возрастает, а его собственная сила слабеет, то он опять подстрекнул Нерона на розыск уцелевших и, воспламенив в нем сильный огонь гнева, побудил разослать по всей подвластной Римлянам [земле] неумолимых правителей, дабы они разными казнями и мучениями принуждали к отречению от Христа исповедующих Его Богом.

10. Посему и в Италию был послан дукс, именем Севастиан, по религии Эллин и ревностный идолопоклонник, но не жестокий по убеждениям и не беспощадный гонитель; он быстро прозревал ожидаемую пользу, в высокой степени обладал мудростью и быстротою ума и умел легче отделять хорошее от дурного, чем упорно и неумолимо проводить свои взгляды, чем и ныне грешат многие, которые не любят обличителя у ворот и учиться у других полезному не выносят и не желают. Намереваясь послать [Севастиана] в Италию, властитель призвал его к себе и сказал так: “Преславный дукс, поелику ты стяжал наше высокое благоволение, то надлежит тебе воздать нам щедрую мзду. Но какое может быть для нас иное воздаяние, как не готовность с твоей стороны исполнить вместе со стратилатом то дело, которое мною избрано и должно быть предпочтено другим. Весьма угодное мне дело [79] [состоит в том, чтобы] погибли без всякой пощады и сострадания все, которые почитают Христа Богом. Поэтому ничто прочее, ни войны и битвы, ни мечи и тулы (колчаны для стрел), ни всякое оружие, подъемлемое на супостатов, не должны казаться вам предпочтительными пред борьбою и бранью с врагами богов. К чему нам сопротивляться внешним врагам и двигать против них, как говорится, всякий камень и [в то же время], не давая полной воли своему гневу, дозволять этим без страха жить в нашей стране или, вернее, в стране богов, от которых и нам [дарована] власть над нею; ибо мы веруем, что не кем иным, как богами, даровано нам и одоление супостатов. Итак, если вы, исполняя дело приятное богам и нам угодное, постараетесь в скорости истребить весь род так называемых христиан, то удостоитесь еще больших даров и от нас самих, и от богов”.

11. Поощрив его этими словами, тиран отправил его в Италию. Когда он прибыл туда, то стратилат, вместе с войском встретив его с большим почтением, относился к нему дружественно, и они обменивались взаимными любезностями. В один из дней, когда они встретились друг с другом, игемон, взяв за руку Виктора, удалился с ним в уединенное место и обратился к нему с такими словами: “Любезный Виктор, мы знаем, что ты переменил свои убеждения и отрекся от нашей веры, будучи научен своей матерью чтить Христа и поклоняться Ему. Говорят, что и сама она, последовав за Петром вместе с Иосией, своим сыном и твоим братом, проповедует имя Христово во всяком граде и стране. Но если ты хочешь послушаться меня, то, оставив этого нового Бога, вернись к твоей отцовской вере, дабы не подвернуться смертельной опасности. Знай, что недолго тебе возможно будет укрываться от властителя; твое заблуждение не настолько маловажно, чтобы, в качестве такового, не привлечь к себе внимания и остаться не замеченным. Ибо неисполнение повелений царя, которому ты, бесспорно, [обязан] и жизнью и тем, что вознесен до такой славы и известности, есть открытый мятеж, тем более, что ты заботишься о тех, [80] кого нам предписано карать, и не только заботишься, но и [сам] подпал под влияние их иноземных бредней и чтишь почитаемого ими Бога, с презрением отрекшись от тех богов, которых благоговейно чтит царь. Как же властитель, узнав об этом, сохранит свою кротость, как? Нет, любезный Виктор, не оставайся в этом [заблуждении] и, пригласив к себе мать и брата через какого-нибудь верного человека из твоих подчиненных, заставь их хранить молчание и таить в себе свою веру в нового Бога, если они не согласятся вполне отступить от своего служения. А ты, восседая среди [площади] и помня, что на тебя устремлены взгляды народа, выступай против так называемых христиан и, если не хочешь их казнить, то, по крайней мере, изгоняй из твоих городов, и ты получишь со многих сторон величайшие выгоды. Царь за верную службу возведет тебя в высший сан, а присваивая себе имущество преследуемых, ты увеличишь свое состояние. Непременно простит тебя за это и Бог твой, если только ты не пожелаешь окончательно отказаться от Него по моему совету. В самом деле, коль скоро Он Бог, то, зная причины деяний, Он во всяком случае признает достойным одобрения того, кто может подвергнуть их большим бедствиям, но не принуждает силой к отречению”.

12. Этими словами правитель старался повлиять на Виктора, но был уловлен сам, познав вскоре благочестие и изменив свои взгляды под влиянием того, что услышал в ответ от Виктора, а вернее — того, что и тут содеяла благодать Духа, призвавшая его, как “сосуд избранный”, по выражению святого апостола Павла ⁴, и поражением зрения просветившая душевные очи, как будет сейчас рассказано. Подобает внимательно отнестись к рассказу. Когда правитель уже привел все заманчивые доводы и воображал, что своими увещаниями пленил собеседника, Виктор, мало помедлив и собравшись с духом, дал такой ответ: “Игемон, ты предлагаешь мне, говоришь и советуешь выбрать то, что считаешь хорошим, и я признателен тебе за дружбу [81] и расположение. Но так как твоя любезность дошла до того, что ты дал мне полезный по твоему мнению совет и, стараясь отклонить меня от моей цели, увещевал меня действовать в угоду тленному царю, то и я не откажусь уделить тебе часть общей благодати, указать путь к свету, приблизить к бессмертному царю и сделать наследником многих благ”.

13. Дукс ответил: “Дорогой друг Виктор, если ты скажешь нечто достойное внимания, то мы согласимся с тобою и подвергнем твое предложение суждению разума, и если оно даже не окажется сопряженным с какой-либо пользой и выгодой, не отвергнем его. Если же оно ведет ко вреду и гибели, то ни в каком случае не примем его”.

— “Так выслушай, любезнейший игемон, — сказал стратилат, — мои слова. Мы знаем, что Христос, которого ты называешь новым Богом, есть Творец веков и Создатель всего видимого и мыслимого; не вчера Он начал быть, как тебе кажется, но прежде веков сосуществовал с Отцом, который, неизреченной премудростью создав человека по образу и подобию Своему, даровал ему наслаждение раем, повелев [соблюдать] только одну заповедь, приучавшую к повиновению. Сей человек, обманутый советом змия и соблазном жены и преступивши сию заповедь, был изгнан из рая. Когда лукавый, за гордыню низвергнутый с небес, — я разумею чтимого вами беса, — увидел, что человек лишился благодати Божией, то, растянув все свои сети, захватывает в них несчастного и постыднейшими страстями отдаляет от Бога, а затем убеждает перенести на идолов честь, подобающую Творцу, уча признавать богами то, что создали руки человеческие. Так держал нас враг в своих сетях, и не было никакого средства изъять нас из его петель; мало того, мы, отвергнув и пророков, и закон учительный, и все, что для нашего обращения ниспосылал Бог, впадали в заблуждения прародителей. Тогда Творец наш, видя, что мы находимся в такой опасности и что враг радуется нашей гибели, пожелал по милосердию своему Сам воспринять на себя наше естество, изойти из девической [82] непорочной утробы и стать подобным нам человеком, не изменяясь в божестве Своем, и указать нам путь, которым мы сможем одолеть незримо наступающих на нас бесов. Итак, любезнейший игемон, Сей во время Своего богочеловеческого пришествия беседовал и с моей матерью у колодца Иаковлева и, открыв ей познание тайн, просветил очи ума ее; она, услышав и увидев столько, сколько не может рассказать человеческий язык, поняла, что зримый ею есть Бог и подобный нам совершенный человек. Поэтому она сама прилепилась к Нему, находилась при Нем, когда он принял на себя вольную страсть ради нас, и видела Его воскресшим из мертвых и восшедшим на небеса, откуда Он и сошел. Посему она и нам передала то, что получила и, исхитив нас, как любезных чад своих, из ваших суетных мерзостей, научила познать воистину сущего Бога. Его мы познали, Его чтим и проповедуем со всяким дерзновением и никогда от Него не отречемся; не бывать сему, хотя бы царь грозил, карал и вздумал делать что угодно, так как даже смерть за Него мы считаем благом. Как мне забыть о тех чудесах, которые недавно через меня Бог мой явил в битве с Аварами? Разве и сам ты не знаешь, сколько тысяч врагов было истреблено? Предо мною шествовал ангел Господень и истребил столь великое множество Аваров, какого и исчислить невозможно. С этого времени я получил и благодать не надеяться на человека. Посему познай и ты, познай истиннейший и спасительный путь и приди ко Христу, ибо он человеколюбив и принимает тебя, и ты во веки будешь соцарствовать Ему”.

14. После того, как дивный Виктор связал в рассказе это и многое другое, какое-то божественное просветление незримо коснулось души Севастиана: он, как бы придя в исступление, закрыл очи руками, затем пал ниц на землю, как труп, и лежал безгласный с раскрытым ртом. Тотчас он был поднят предстоявшими и уложен на одр. Плач, стенания и смутные толки начались среди всех его подчиненных, думавших, что он вскоре испустит [83] дух. Одни думали, что он впал в обморок под влиянием какой-нибудь человеческой болезни, например, потому, что излишек чего-либо в естестве передался в голову, расстроил ее направляющую деятельность, погасил свет очей, вызвал бесчувствие и поверг его как бы бездыханным на землю. Другие подозревали иное, — что стратилат по естественной зависти к его славе хотел губительным зельем лишить его жизни, чтобы себе одному присвоить всю полноту власти.

15. Три дня провели они в печали, но когда на востоке забрезжил свет четвертого, они увидели поразительное зрелище: Севастиан как бы в исступлении вскочил с одра, громким голосом восклицая: “Един Бог христианский, проповедуемый Виктором. Ему я служу, в Него верую и Его исповедую Богом истинным и живым во веки”. Пораженные такой внезапной переменой, все присутствовавшие вместе с Виктором стали спрашивать игемона, что с ним случилось, и как он столь долгое время пробыл в исступлении, не произнося сам ни единого слова. На это он ответил: “Дивный Виктор, когда я с напряженным вниманием слушал твои слова и воспринимал их своим сердцем, огонь зажегся в нем от необычайной речи, и к концу ее все оно загорелось и стало пламенем, сожигавшим мою внутренность; невыразимая словами божественная молния озарила очи мои и дала возможность лицезреть Христа, радостным голосом призывавшего меня к Себе. От этого я впал в какое-то оцепенение и стал нем и безгласен, пораженный страшным видением. Итак, не медли, но скорее присоедини меня к Нему и просвети очи мои душевные и телесные, ибо, как видишь, очи мои, пораженные тем божеским светом, утратили собственный свет”. 16. Не успел Севастиан закончить своих слов, как Виктор, совершив над ним все установленное, привел его к святому крещению, после чего тотчас отверзлись у него вместе с очами внутренними и очи телесные. С глубокой душевной радостью возвеличил он силу Христову и своим примером обратил великое множество Еллинов [84] к познанию истины. Поэтому во всей Италии была великая радость, так как число христиан с каждым днем увеличивалось, а идольский обман ослабевал. Весть об этом дошла и до воистину блаженной и соименной свету Фотины, которая, воздев к небу руки и возведя очи, сказала: “Слава Тебе, живущий в вышних и призирающий на смиренных ⁵, так как Ты исполнил меня столь великих благ через плоды чрева моего, собирая ежедневно плоды духовной нивы в божественные Твои житницы ⁶, дабы наполнить мир вышний и все обители его, которые Ты уготовал возлюбившим Тебя”.

17. Так обстояло дело; вера наша процветала и распространялась, но не могла с этим примириться зависть, и не мог лукавый отрешиться от своих злых умыслов. Снова ползет змий, изливает яд и чьими-то устами нашептывает обо всем этом царю: “Попрана, государь, твоя сила, попрана твоя царская власть, еще немного, — и ты лишишься и жизни, если осторожно и мудро не возьмешь дела в свои руки. Знай, что тот дукс и стратилат, которых ты поставил править всей Италией, замыслили отпадение от твоей высокой власти и, отринув благоволение богов, перешли к Галилеянину, сдружились с теми, поголовное истребление которых было поручено им твоим величеством, подчинились нелепой вере их и вот поколебали всю страну и убедили мыслить согласно с ними. Через короткое время они устремятся и на твою царскую власть, — да не оправдаются эти слова на деле. У стратилата, говорят, жива мать, бывшая ученицей известного Назорея, которая вместе с несколькими другими сродниками находится в Карфагене, морочит людей волшебствами и привлекает их к Распятому; мало того, она сама содействует ковами совратительной деятельности сына и изыскивает способы, которыми сделает послушным ему великое множество народа”.

18. Распаленный до бешенства этими словами, тиран гневался, печалился, недоумевал, перебирал в мыслях, [85] что именно следует делать, и, наконец, рассудил, что в настоящем случае для него выгодно соединить гнев со сдержанностью, пока он не поставит мучеников перед своим судилищем. Посему он послал позвать их к себе под предлогом желания сообщить им о необходимых делах. На случай, если они не захотят исполнить царское повеление, он тайно отправил лиц, которые должны были привести их насильно, приказав, чтобы из рук их не ускользнул никто из окружавших Виктора и Севасиана и в Карфагене — великомученицу Фотину. Что же далее? Быть может, Бог отнесся с небрежением к такой участи их и оставил воспетых без утешения? Или утешал, но не всех без исключения, так как они находились в разных местах? Или, утешая, делал это сдержанно и слабо? Далеко нет. Он каждого посетил одновременно после распоряжения Нерона, причем не ангел послужил для сего и не кто-либо [другой] из исполняющих такое служение, но к ним пришел самолично Тот, который по неизреченному состраданию явился на земле и прежде в человеческом виде и образе. Он звал их, как венценосцев уже, Своими известными словами: “Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас” ⁷.

На это Виктор сказал Явившемуся: “Ты снова, Спаситель мой, пришел к нам”? Он ответил: “Не разлучусь с вами до скончания века ⁸. Но надлежит тебе предстать Нерону с матерью твоей Фотиною и спутниками ее. Итак, не бойтесь: побежден будет Нерон с князьями его. А тебе говорю: отныне ты не будешь зваться Виктором, но Фотин будет имя твое, ибо многие просвещенные тобою пришли ко Мне. Севастиана же ободрит твое слово, и он вместе с вами примет мученическую кончину. И блажен претерпевший до конца” ⁹.

19. Такое откровение дано было и всечтимой мученице Фотине с указанием всего, что должно было постигнуть их. Посему еще до прибытия посланных царем она с [86] спутниками своими отправилась в Рим и, вступив в город, велегласно проповедовала, говоря: “Римляне, благовествую вам пришествие Бога и спасение всем притекающим к Нему. Уверовавший и крестившийся спасен будет, а неверующий осужден будет” ¹⁰. Сими словами ее всколебался весь город, и многие, с унынием выслушав этот призыв и подвергнув его точному рассмотрению и исследованию, пришли к [истинному] богопочитанию. Тем временем из Италии прибыла и славная чета, досточтимейший Фотин со сладчайшим Севастианом. Итак, по докладу стражи, Нерон тотчас воссел на высоком судилище и, облекшись в лисью шкуру (ибо львиная была пока еще не уместна), с притворной кротостью потребовал к себе святых и, прежде всего приветливо взглянув на мучеников, говорит: “Откуда прибыли вы, госпожи мои сенаторши, и чего ради избрали… ¹¹ к нам, как видно, привело провидение и порадоваться вместе со стратилатом и сим почтенным дуксом, которых попечение об общем благе потревожило оттуда на совместное с нами рассмотрение дел государственных в качестве первенствующих в синклите. Я уже узнал, почтенная старица и лучшая из жен, что прекрасный во всем Виктор — твой сын. Посему, я думаю, и боги привели тебя сюда, дабы вы порадовались вместе и вместе с нами воздали им достойные почести”.

20. На это мученица, оградив себя крестным знамением и всецело защитив себя им, ответила ему так: “Нас, государь, Господь наш Иисус Христос поставил сегодня перед твои очи, чтобы мы показали тебе Его, как истинного и вечного царя и Бога, и убедили признавать Его единого Богом и промыслителем о всем, а почитаемых вами (богов) считать немыми идолами и истуканами, созданиями рук человеческих, лишенными чувств. А что сих привело сюда, как ты сказал, рассмотрение общих дел, то ты сказал правильно, ибо ничто другое не требует более тщательного рассмотрения, чем настоящее дело: ведь рассмотрению подлежит [87] вопрос о бессмертной и бесконечной радости или каре. Итак, знай, что если ты придешь ко Христу, то будешь вечно соцарствовать ему, если же нет, то подвергнешься вечным мукам, ибо Он сам сказал нам: уверовавший и крестившийся спасется” ¹².

21. Оцепенел тиран от этих слов и долгое время оставался безгласным. Наконец, едва овладев собой, он сказал: “Не жрица ли ты христианская, что первая вступила со мной в пререкания”? Мученица говорит: “Недостойна я такого блага, но как хорошая земля, будучи возделана, приносит тучный плод, так и моя душа, [как бы] вспаханная божественными учениями Спасителя и орошенная таинствами Святого Духа, во благовремении произрастила колос, и плод его, как видишь, я приношу Самому вспахавшему и посеявшему и со тщанием исполняю полученную мною заповедь. От вас зависит принять проповедь или нет”. Выслушав это, Нерон обратился к святым со словами: “Должно быть, эта женщина глубоко прониклась безумными мыслями, если дошла до такой дерзости к нам, что захотела [отвратить нас] от величайших богов и привести в свою веру. Я поэтому опасаюсь, не обманула ли она вас подобными речами. И что же, если она понадеялась даже нас уловить своими убеждениями? Она, как я вижу, любознательна, болтлива и легко могла бы восторжествовать, встретив неразвитой ум. Поэтому, если не ты, славнейший дукс, то по крайней мере стратилат Виктор, я думаю, не избежал вредного влияния матери, быть может, по долгу сыновнего повиновения родительнице. Но она не должна казаться тебе заслуживающей предпочтения перед богами, ибо по их желанию и изволению ты явился на свет, а она послужила лишь орудием для рождения”

22. Перебив его, все святые в один голос воскликнули: “Мы христиане, и Христос Бог наш поставил нас сегодня перед твои очи, царь. Благоволи скорее делать, что хочешь, ибо для нас и жизнь — Христос, и смерть за Него немалая награда”. На это гнусный и неразумный язык [88] говорит: “Вы оба воистину приняли сие учение и решили не уступать ни угрозам, ни мукам, ни смерти? или это некоторая проба для меня и открытая проверка моей любви и расположения к вам? Но хотя я вообще сдержан и снисходителен, однако, где я замечаю оскорбление богов, неисполнение моих повелений и пренебрежение к моей власти, там никто не превзойдет меня в силе и решительности отпора”. Тогда все снова, как бы едиными устами, воскликнули: “Пытки твои, тиран, которым мы мужественно будем противостоять до конца, обеспечат нам жизнь вечную”. Хвастливая и тщеславная душа не вынесла этих дерзновенных слов. Сняв с себя личину и откинув напускную и обманную ласковость, Нерон дал полную волю своему гневу и тотчас повелел глашатаям скликать народ и собрать весь город на зрелище, а палачам велел внести и поставить посередине кузнечную наковальню, затем, протянув над нею руки святых, изо всей силы бить молотом и нещадно дробить их пальцы, пока жилы и кости со связками разъединятся и, раздробленные в коже, будут выбиты, причиняя им ощущение горького и мучительного страдания. Я уверен, что от одного упоминания об этом у вас закружилась голова, так как и сами вы облечены слоем мяса, объединенного кровью и душой и служащего естественным потребностям. Оно и в других случаях, если его резнет острое железо, посылает в сердце мучительную боль, как можно наблюдать при казнях преступников, когда закон и царь велят это делать, а также при производимых врачами [сечениях], когда болезнь заставляет применять это средство. Как же могла бы довлеть естественная сила человека против такого раздробления?

23. Однако это не заставило мученицу и ее сподвижников смутиться или пасть духом. Напротив, когда царь через одного из своих копьеносцев, именем Секунда, сказал ей: “Я не принуждаю тебя, жена, пожрать богам и отречься от Христа, которому ты служишь, но только отказаться от проповеди и провозглашения его Богом. За это ты будешь освобождена от мук и получишь от нас [89] величайшие почести и награды”, то она даже внимания не обратила на эти слова и Секунда не удостоила ответа, но, взявши обеими руками руки своих детей, в сопровождении сестер, Севастиана и густой толпы народа, сбежавшегося на зрелище, двинулась к воздвигнутой наковальне. Когда некоторые, были охвачены жалостью к страданиям их и протягивали им хлеб и вино, предлагая подкрепиться, чтобы легче вынести раздробление рук, мученица сказала: “Мы духовной пищей вскормлены и не взалкаем во век”. Вместе с этим она, воздев руки к небу, произнесла: “Благодарим Тебя, Господи Боже, за то, что воссияла в нас благодать всесвятого Твоего Духа”. Затем, приблизившись к наковальне и осенив ее крестным знамением, она положила на нее свои руки и велела сыновьям положить туда же и их руки. Те с готовностью исполнили это, и палачи, став кругом, начали нещадно бить молотами, учащая удары. Когда они утомились от битья, мучение продолжали другие люди с крепкими руками, неутомимые и сильные, которые стали наносить подобные же удары по рукам мучеников. Когда и эти выбились из сил, и явилась третья смена мучителей, святые проявлением Твоей силы, Христе мой, на глазах у всех оставались невредимыми, имея руки и пальцы целыми, как будто не испытавшими ни единого удара.

24. Об этом было доложено Нерону; он, приписав происшедшее волшебству, приказал отрубить топором святые руки их. Топор принесли, и первый удар нанес [палач] по рукам мученицы. Тогда узрели небывалое чудо: железо совсем не вредило ее рук, как бы скованных из стали, так что хотя трое палачей наносили с размаха по семи ударов топором, однако на руках не видно было никаких повреждений. Выбившись из сил, палачи падали на землю, как мертвые, а мученица оставалась невредимою и молилась, говоря: “Господь — помощник мне, и не убоюсь. Что сделает мне человек?”

25. Когда о сем донесено было Нерону, он пришел в полное недоумение и до времени отослал их под крепчайшую [90] стражу. Придя в себя, он сообразил, что если одолеет великомученицу Фотину, то легко подчинит себе и остальных, и потому решил пока совершенно отказаться от наказания ее, так как он уже получил доказательство ее неприкосновенности. Равным образом не было у него надежды на то, что она уступит льстивым речам, судя по сделанной попытке подействовать на нее заманчивыми обещаниями. Поэтому он думал, что она, быть может, не устоит перед красотою самоцветных камней, блеском золота, роскошью царских чертогов и нежными женскими речами и откажется от принятых ею намерений. Итак, отделив ее от остальных, он ввел ее во дворец и познакомил со своей дочерью, которую звали Домниной, сказав: “Теперь тебе, жена, следует быть в обществе моей девочки и разделять ее радости, как дочери, и удостоить таким же вниманием и меня. Я в свою очередь займу место брата твоих сыновей и оба они будут царствовать вместе со мной и станут сонаследниками багряницы. Видишь, какие блага нас окружают. Пребывай в них с радостью, и через короткое время смягчится душа твоя и познает полезное”.

26. Поступая так, он не подозревал, что готовит самому себе жестокий удар, ибо ему суждено было потерять вместе с нею и достойнейшую Домнину, ради чего, полагаю, Бог и призвал к сему мученицу. Когда она, по уходу царя, приблизилась к Домнине, несказанный свет излился из очей ее, и заблистали лучи, заставившие померкнуть солнечный свет. Они озарили очи девы и заставили ее пасть на землю, так как она не могла воззреть прямо на лицо мученицы. Затем просветились и душевные ее очи, и она, припадая к ногам подвижницы с горячими мольбами о спасении, очень трогательно просила сделать ее невестой Христа и присоединить к Нему. “Я видела”, говорила она, “какой славы и благодати удостаиваетесь вы, служащие Спасителю всех. Посему прошу тебя, сделай меня причастницей такой благодати, не откладывай, не отвергай и не уклоняйся от сей милости”. Эти слова отроковицы великая сразу приняла благосклонно, тотчас, не теряя времени, огласила ее [91] и, нашедши по близости купель, полную воды, просветила ее святым крещением и переименовала в Анфусу, дав имя соответственное деянию, ибо из терна произросла пышная роза и настолько расцвела после крещения во дворах Господних, что тотчас собрала имевшееся у нее золото и другие украшения и через свою вернейшую прислужницу Стефаниду передала их в руки бедных.

27. Узнал и это Нерон и совершенно вышел из себя. Распаленный гневом, он огнем дышал, огонь испускал из глаз и решил огнем истребить святых, к чему подстрекал его и Агриппа, разжигавший его гнев. Итак, нанесли дров и всего, что служит для разведения и поддержания огня, целых семь дней, согласно распоряжению тирана, топили печь, и затем внутрь ее были введены святые, имевшие на устах песнь известных отроков Вавилонских. Ввергнувшие их слуги царя накрепко закрыли вход и три дня стерегли снаружи, ибо гонитель приказал открыть печь по прошествии трех дней, собрать кости и бросить в реку. Открыв печь, они увидели чудное и страшное зрелище: святые стояли совершенно невредимые, и ни один волос их не пострадал в пламени. Окружавшая толпа тотчас воскликнула: “Велик Бог христианский, сохранивший рабов своих невредимыми от огня”.

28. Услышав тотчас и об этом, Нерон пришел в полное недоумение. “Это прямое волшебство и явный обман”, говорил гнусный обманщик, не зная, кто обуздал силу огня и не оставил святых Своих, и что прав был сказавший: “Если сквозь огонь пройдешь ради имени Моего, пламя не опалит тебя” ¹³. Посему, дабы произвести более точный опыт и привлечь на свою голову те средства, которые он хотел противопоставить предполагаемому им [чародейству], он сказал: “Позовите мне волхва Лампадия: он сумеет разрушить козни этих не поддающихся смерти обманщиков. Никак не сможет устоять волхв против волхва: Лампадий великий знаток своего искусства и живо предаст злой смерти этих злодеев”. В тот же [92] час явился призванный волхв, который с надменным видом грозил, что если он не изведет их ядовитыми напитками, то никакое другое средство не должно быть применяемо к ним, ибо естественно будет предположить, что они сильнее самой смерти и совершенно бескровны и бессмертны. С такими словами он наполнил сосуд гибельным зельем и предложил мученице выпить. Она, взяв его в руки и, возведя очи горе, сказала: “Ты еси, Господи, Бог, изрекший во святых Твоих Евангелиях, что если и что смертное испием мы, верующие в Тебя, то оно не повредит нам ¹⁴. Итак, не отринь слов уст Твоих, но услышь меня в час сей, и сказанное Тобою да проявится сегодня на нас, рабах Твоих”. Сказав так, она сама вкусила питья и дала выпить бывшим вместе с нею, и оба они, взяв, выпили и милостью Христовой остались невредимыми. Пристыженный этим Лампадий приступил к изготовлению сильнейших зелий и, снова наполнив сосуд другим, более едким ядом, подал его мученице, сказав: “Если ты и это одолеешь, то убедишь и меня признать Христа”.

29. Когда она со своими сподвижниками быстро выпила и такой яд, и видно было опять, что она нисколько не пострадала, Лампадий, внезапно переменившись, воскликнул: “Ты победила, ученица Христова, победила козни бесов, спасла меня из глубины ада и возвела от тли жизнь мою; ибо я верую в проповедываемого тобою Бога и, как очищенный истукан, обновляюсь и совлекаю с себя ветхого человека; посему все свои книги предаю огню и от всякого своего колдовского искусства отрекаюсь”. Принесши с этими словами все книги, служившие ему пособиями для волхвований, он, на глазах толпы, сделал их добычей огня и стал побуждать святых крестить его немедленно. С великою поспешностью это было совершено, причем восприемниками своими он сделал Иосию со святой Фотидой и был переименован в Феокалеста, ибо повсюду они имели соответственное имя и прозвание. Одновременно и Бог призвал его к Себе, и после этого он своими делами еще более утвердил за собой такое прозвание. [93]

30. Нерон, узнав об его поступке, велел немедленно изъять Феокалеста из среды их, отвести за стены Рима и там предать смерти мечом. Радостно приняв этот приговор и обратившись к святым, он воскликнул: “Помолитесь за меня, святые Божии, помолитесь, чтобы мне в мире завершить течение моей жизни и сподобиться непостыдно предстать в день страшный пред судилищем Христовым”. Провожаемый молитвами всех, он с радостью ушел и, достигнув места, в мире был обезглавлен в пятый день июля месяца.

31. Итак тиран, видя свое полное поражение в сем деле, решил впредь относиться к великой не как к человеку, но как к существу бессмертному и вовсе не подверженному телесному страданию. Поэтому он говорит ей: “Прекрати, жена, эти глупости, и мы, относясь к тебе, как к богине, станем воздвигать тебе столпы и храмы, почитать тебя вместе с Ирою, Афиною и Артемидою, и все тебе будут поклоняться”. Мученица ответила: “Я — раба Божия и ученица Христа, который дает нам силы для сих необычайных деяний. Однако во мне не обитает какое-то божественное естество, как тебе кажется, и нет другого Бога, кроме единого триипостасного, сотворившего небо и землю и все, что на них. А что касается обвинения в глупости, которое ты нам бросаешь за эту веру, то апостол Павел в своих писаниях говорит так: “Глупых мира избрал себе Бог, дабы посрамить сильных” ¹⁵. Тиран прервал ее вопросом: “Кто этот Павел? не из небесных ли богов кто”? Мученица ответила ему: “Он тоже раб Божий и учитель вселенной. Он вовсе не Бог по естеству, но является и таковым по положению, богом ваших богов, — можно сказать, — их уничтожителем и сокрушителем. Несколько дней тому назад он стяжал себе и мученический венец по усекновении тобою святой главы его”.

32, Тогда смертельно уязвленный свирепый зверь измышляет крайне тяжелую и мучительную казнь и велит тотчас отделить у них снизу особыми инструментами жилы от лодыжек, извлечь их наружу и крепко тянуть до тех [94] пор, пока они или совсем лопнут от сильного натяжения, или выдернутся сверху до низу, и мученики окончат жизнь такою насильственною смертью. Это приказание тотчас начали приводить в исполнение, и можно было видеть, как свертывались тела святых и принимали шаровидную форму от сгибания, которое производили жилы, тянувшие массу тела от шейных позвонков к ногам. Но твердые, как сталь, [святые] доблестно выносили и эту пытку и разили кровожадного пса горькими словами: “Не воображай, нечестивец, что мы обращаем внимание на эти муки: как человек, извлекши терние из ноги, вместе с ним устраняет и боль, так и мы относимся к вытягиванию из нас жил, ибо Бог наш, из праха создавши их прежде, может, вместо отнимаемых, дать нам новые жилы, крепкие и не могущие разорваться или быть вырванными”.

33. Этими словами еще более воспламененный ко гневу царь повелел растопить свинец, смешать его с серой и в кипящем виде влить мученице в горло, “Чтобы”, говорил он, “сожженный и вспенившийся язык ее прекратил свои глупые речи”. Но доблестная, терпя такое страдание, говорила: “Благодарю Тебя, Господи Боже мой, что Ты оросилъ сердце мое, как водою жаждущего в зной”. Пораженный такой стойкостью и твердостью подвижницы, Нерон сказал предстоявшим: “Никогда не видел я столь мужественной женщины; вы видите, какое упорное сопротивление оказала она всем примененным к ней мукам, [вынося их] как бесчувственный истукан. Однако этим она нас не возьмет, но чем более противится она нашей воле, полагаясь на свои злые чары, тем ревностнее будем мы изыскивать подходящие для нее [муки]”.

34. С этими словами он повелел врыть в землю очень толстые и высокие столбы, подвесить к ним обнаженных мучеников одного против другого так, чтобы они видели друг друга, строгать их железными когтями и нещадно жечь светильниками. Можно было сказать при виде мучеников, что они висели, как овцы на бойне, не только рассекаемые на куски, но и палимые светильниками. Увы, Христе [95] мой, как велико было тогда Твое долготерпение! Затем глашатай велегласно стал кричать: “Перестаньте возвещать Христа, исполните волю царя, и будете освобождены от мучений”. Но добропобедные не приклонили вовсе ушей, а запели псалом: “Господи, прибежищем был Ты нам” ¹⁶и т. д., затем дали такой ответ: “Мы исполнили и исполним волю Владыки нашего Иисуса Христа Бога, а на волю твоего царя плюем, ибо взираем не на настоящее, а на будущее; ибо насколько в нас истребляется внешний человек, настолько обновляется внутренний”.

35. Еще более раздраженный этим Нерон повелел влить им в ноздри прах с уксусом. Затем, не удовольствовавшись этим, изверг повелевает выколоть всем глаза и, сняв со столбов, бросить в самую мрачную темницу, где было множество пресмыкающихся и великое зловоние, и оставить их там обнаженными без призора и какого-либо ухода. Тела их представляли собой сплошную рану. Их сняли, унесли и бросили в темницу, точно бездушный груз. Вернее сказать, они были брошены безбожниками в это темное подземелье, как в могилу: не предполагали жестокие, чтобы в них оставалось дыхание или искра жизни. Итак, они заперли двери и ушли, порешив, что остатки их тел тотчас будут истреблены ядовитыми гадами. Но Ты, Господи, спасаешь надеющихся на Тебя и избавляешь их от всякой скорби. Как только они брошены были в темное узилище, не имея ни одного здорового места в теле и с бесчеловечно выколотыми глазами, вдруг озарил их яркий свет, вся темница осветилась, все место наполнилось ароматом разлившегося благовония, а пресмыкающиеся бросились в свои норы и погибли. Ты же, Боже наш, воззрел на них со святой высоты Твоей и в видимом образе стал среди них, как и раньше при запертых дверях среди учеников ¹⁷. Вместе с Тобою были и верховные апостолы Петр и Павел. Лежавшая на земле великомученица, духом почувствовав сие, с горячим чувством воскликнула [96]словами Фомы ¹⁸: “Господь мой и Бог мой”! Он же, взяв ее за руку, поднял и сказал: “Блаженна ты в женах и блаженны сыны твои Фотин и Иосия, который наречется Христодулом; блаженны и все вместе с вами перенесшие муки ради имени Моего. Итак, радуйся, ибо Я был и есмь и буду с вами, и вот пострадавшие за Меня тела ваши восстановляю вам здоровыми, как прежде”.

36. Вместе с этими словами отверзлись очи их, возвратилась на них плоть их, они стали здоровы, не являя на теле даже следа рубца, и как будто претворились в существа невещественные. Посему они воспели устами своими ангельскую песнь: “Свят, свят, свят Господь Саваоф, полно небо и земля славы Твоей”. Затем снова говорит Господь мученице: “Вот Я даю тебе благодать исцелений, во имя Мое ты будешь излечивать всякую болезнь и немощь, многие изувеченные очи исцелятся чрез тебя, и просветятся помраченные, ибо Я дам тебе и деяние, соответственное твоему имени. И кто призовет Меня во имя твое, Я не вспомню беззаконий его”. Сказав это и простившись со святыми, Господь отступил от них с верховными апостолами и вознесся на небо; а они остались в темнице, веселясь и славя Бога за все случившееся с ними. Почти целых три года провели они в этом заключении, питаясь хлебом небесным, укрепляясь духом и готовясь к предстоявшему им подвигу. Там открылись и источники воды, и была у них великая радость.

37. В это время случилось, что один из слуг Нерона, уличенный в проступках, был присужден к заключению в эту темницу. Пробыв в ней несколько дней, он снова снискал себе милость и был восстановлен к прежней должности. От него тиран узнал, что святые живы (он думал, что вследствие причиненных им невыносимых мучений они умерли и не сохранилось даже останков их), и, услышав, что темница превращена в дом Божий, что там изобилие воды и великое благодушие, он совершенно вышел из себя и, как бы забыв, — безумец, — что с ними было сделано вчера и раньше, весь превратился в бесчувственный камень. Тогда как следовало бы узнать, кто с ними это сделал, [97] и позаботиться через обращение, если не о чем-либо другом, то о собственном спасении, он, напротив, опять потребовал их к себе и сказал: “Не говорил ли я вам, чтобы вы не проповедовали Христа и не считали его Богом? Но так как вы и теперь еще остаетесь при прежнем мнении и решении и даже долговременная безнаказанность не научила вас сделать полезный выбор, то вы испытаете такие мучения, каких никогда еще не испытывали”.

38. Итак, он велел привязать их обнаженными вниз головами к столбу и бить нещадно воловьими жилами до тех пор, пока они, совершенно истерзанные плетьми, насильственно окончат жизнь свою. Он распорядился также, чтобы мучители не ослабляли жестокого наказания, если это мучение продлится даже три дня и казнимые не умрут, вследствие своей живучести или даже бессмертия. Так было сделано, и мученики долго были биты плетьми при очередной смене палачей. Когда они лишились голоса и приобрели вид трупов, мучители ушли, оставив их, согласно распоряжению тирана, привязанными в таком виде к столбу, для того, чтобы они сделались пищею птиц небесных. Но ангел Господень, сошедши с неба, освободил святых от уз и, сделав их опять совершенно здоровыми, как прежде, наполнил души их радостью и великим веселием. Поэтому они воспели следующую песнь: “Милости Твои, Господи, во век воспоем, в род и в род возвестим, истину Твою” ^18a и продолжение псалма. На четвертый день пришли для осмотра палачи, посланные тираном, чтобы узнать, что сделалось с их телами. Увидев, что они стоят невредимыми, издают глас и величают Бога, палачи ослепли или потому, что ангел все еще незримо присутствовал и обрек их на слепоту для просветления души и обращения, как некогда Захарию на немоту за неверие, или потому что святые источали из себя лучи благодати, которых не могли выносить очи неверных, объятые тьмою язычества.

39. Когда эти жалкие ослепшие люди явились человеколюбивым очам святых, мученики нашли, что не следует [98] презреть их, но благостно рассудили сами проявить на нуждающихся тот дар исцеления, который получили от Спасителя. Посему мученица подошла к ним и сказала: “Во имя Господа нашего Иисуса Христа, слепые, прозрите”. Тотчас за словами последовало и просветление: они прозрели, уверовали в Господа и немедленно крестились. Это не могло укрыться от Нерона, он скоро узнал о пребывании мучеников в живых, об обращении мучителей и всем прочем, что случилось. Охваченный вследствие сего еще большей яростью, он лаял, как бесстыжий и одержимый бешенством пес, и как кровожадный зверь, еще не насытившись человеческим мясом, поспешил сделать то, чего не вынесло бы человеческое естество, хотя бы самое дикое и неукротимое, даже [если бы это было сделано] над телами бессловесных животных.

40. Именно, он повелевает содрать со святых. точно с овец, кожу на всем теле с ног до головы и кожи их бросить в реку, у добропобедных жен беспощадно отрезать сосцы, далее, у трех святых мучеников: Фотина, Христодула и Севастиана (увы, что делаешь над Христовыми рабами ты, князь тьмы и общий враг нашего естества и злоумыслитель!) отрезать уды и бросить их псам на съедение, а тела их, если они будут еще не бездыханны, ввергнуть в темную и мрачную старую баню, полную всякой грязи и смрада. Но подвижники, как некие несокрушимые столпы, доблестно выдержали и такие невыносимые муки и казни и, как овцы, стояли с обнаженными от кожи телами и отрезанными частями тела, являя собой зрелище воистину небывалое и исключительное. При этом доблестная Фотида проявила высшее мужество, а именно — она никого не допустила держать ее при сдирании кожи и отрезании сосцов, но без посторонней помощи неподвижно стояла, претерпевая эти муки. Гнусноубийственный зверь не стерпел такой доблести мученицы, но, усмотрев в этом издевательство, велел в своем саду привязать ее за обе ноги к двум деревьям, наклоненным силою одно к другому, затем сразу отпустить деревья и таким образом растянуть и разорвать [99] все тело ее на две половины, чтобы она в насильственной смерти предала дух. О бесчеловечие, о безжалостность, о жестокость! Поверьте мне, я почувствовал дрожь и головокружение при рассказе; что, думаю, испытали и вы все, приклонившие внимательное ухо к повествуемому. Но более твердые, чем сталь, мученики, терпя эти муки за Христа, не ослабевали и пели псалом: “Господи, Ты испытал и познал нас, Ты переплавил нас, как переплавляют серебро, Ты возложил скорби на хребты наши; мы прошли чрез мучения всех видов. И Ты, Господи, выведи нас на отдых и всели в вечные дворы Твои” ¹⁹.

41. Итак, когда дивная Фотида уже вознеслась ко Господу и подъемом деревьем была как бы поднята к вожделенному Жениху ее, тогда гнусноубийственная и безжалостная душа [Нерона] насытилась казнью, и он вынес приговор остальным святым, приказав обезглавить их за стенами города, у так называемых Номентанских ворот. Затем он, переломив трость, встал со своего судилища, а святые радостно пошли на смерть или, вернее, на стезю, ведущую к бессмертной жизни. Посему они пели на пути: “Блаженни непорочнии в пути” и продолжение псалма ²⁰. Они еще не достигли места казни, как за ними появился бегом прибежавший царский гонец, кричавший, чтобы не уводили на смерть вместе с прочими великомученицу Фотину, но приберегли для более жестоких мучений, ибо так решил царь по советам Агриппы. Не могу выразить, какую печаль причинило святым это [распоряжение], сколько оно вызвало слез и стенаний. Они скорбели о разлуке с матерью, которая должна была бы представить их Отцу небесному и сказать: “Вот я и дети мои, которых дал мне Бог” ²¹. Получая сами венцы и победные награды, они плакали, видя, что награда для первой между ними и предводительницы еще не определяется и отсрочивается, и печалились о препятствии, которое из зависти к блаженной устроил сатана. Однако, простившись с нею святым целованием они пошли на казнь и скончались во Христе на назначенном [100] для; подвига месте; получив богосплетенные венцы от подвигоположника Бога.

42. Воистину светоносная и светоименная Фотина, пообещав вскоре прийти к ним, возвратилась под стражу и, войдя в темницу, предсказала о скончании дней своих. Почувствовав тотчас божественное просветление, она увидела Господа нашего Иисуса Христа, который, как и прежде, укрепил ее и возвратил на нее плоть как на малого ребенка. Так она немало дней провела в темнице, хваля и славя Бога. Одни говорят, что в этой самой темнице она скончалась естественной смертью и перешла в вечную жизнь; другие, — что она много времени спустя была изгнана оттуда за творение чудес. Этому я более доверяю, так как она посредством чудес привлекала многих к благочестивой вере и склоняла воздерживаться от идольских мерзостей. Отсюда она прибыла в Византию и, пробыв в ней довольно много времени и уловив для Христа многие души, так в глубочайшей старости преставилась ко Господу месяца Марта в двадцатый день, а честное тело ее из страха перед еллинским безумием было положено благоговейными людьми в подземном тайнике. Много лет спустя оно объявилось на общую нашу пользу и спасение и на просвещение душ и телес наших благодатию Христа, истинного Бога нашего, Ему же подобает всякая слава. честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Комментарии

1 Иоан. 4, 5–10.

2 Иоан. 4, 28.

3 Иоан. 4. 42.

4 Деян. 9, 15.

5 Псал. 112, 5–6.

6 Ср. Второзак. 16, 13.

7 Матф. 11, 28.

8 Ср. Матф. 28, 20.

9 Ср. Матф. 10, 22; 24,13; Марк. 13,13.

10 Марк. 16,16

11 Пропуск в греч. тексте.

12 Марк. 16, 16.

13 Ср. Ис. 43, 2.

14 Ср. Марк. 16, 18.

15 Ср. 1 Кор. 1, 27.

16 Псал. 89, 1.

17 Ср. Иоан. 20, 19.

18 Ср. Иоан. 20, 23.

18a Псал. 88, 1.

19 Ср. Псал. 65, 10–12.

20 Псал. 118, 1.

1. Царь Аврелиан объявил по всей вселенной указ против христиан, чтобы они приносили жертвы идолам, а ослушники подвергались жестокому лишению жизни. Прибыв в Исаврию, Аврелиан явился в Птолемаиду и принуждал всех христиан приносить жертвы идолам. В это время блаженнейший Павел, узрев с сестрой своей Иулианией въезд царя в город, положил на чело свое Христово знамение, сказав сестре: “Дерзай и не страшись, ибо говорю тебе, что великое искушение пришло на христиан”.

2. Увидев, что Павел перекрестился, Аврелиан послал схватить его и, поставив его среди толпы, сказал: “Что у тебя перед глазами было, троекратно несчастный человек, что ты при моем въезде дерзнул перекреститься? или ты не знал об изданном против христиан указе?” Павел сказал: “Распоряжение твое я слышал, но никто не может заставить нас из страха перед тобой отречься от Христа, истинного Бога, ибо причиняемые тобою муки временны и не могут повредить боящимся Бога, а Богом определенные муки вечны, точно так же вечны и услада и слава, Богом даруемая роду христианскому. Итак, кто согласится оставить Бога живого и поклониться глухим идолам, коль скоро сам Спаситель наш Иисус Христос изрек: Кто отречется от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я перед Отцом Моим небесным” ¹. [107]

3. Аврелиан сказал: “Посмотри, сколько пустых слов твоих стерпел я; подойди же и пожри, дабы я не предал тебя жесточайшей казни”. Павел сказал: “Не ведаю я иного Бога, кроме Господа Иисуса Христа, Которому служу от предков чистым сердцем”. — “Свяжите его, сказал Аврелиан, и повесьте, пока Господь его придет и избавит его”. Палачи, повесив его, начали мучить. Терпя муки, подвижник взывал к Богу, говоря громким голосом: “Господи Иисусе Христе, истинный Сын истинного Отца, рождества Которого никто не может постигнуть, ни ангелы, ни архангелы, ни престолы, ни господства, ни начала, ни власти, ни силы, ни Херувимы, ни Серафимы, а только один Отец, помоги мне смиренному и избавь меня из рук Аврелиана”. И Господь облегчал его, и он не чувствовал мучений.

4. Блаженная агница Христова Иулиания, видя такие мучения своего брата, подбежала к судилищу и воскликнула: “Тиран Аврелиан, за что ты так жестоко и безвинно мучишь моего брата?” Аврелиан сказал: “Откройте ей голову и побейте посильнее, чтобы она так не говорила, а сего нечестивца крепче мучьте за предстательство и помощь Христа, о Котором он говорит”. Иулиания, засмеявшись, говорит: “Удивляюсь, как ты, будучи царем, безумствуешь, не зная силы Христовой, как она облегчает муки призывающих Его”. Аврелиан сказал окружавшим его: “Эта женщина, приметив, что я благосклонно ответил ей, стала более заносчивой”. И ей сказал: “Подойди и пожри богам; не воображай, что избегнешь моих рук”. Иулиания сказала: “И мучений твоих не боюсь, и на угрозы твои не обращаю внимания, ибо есть Бог на небесах, Который возможет избавить нас из беззаконных твоих рук. Итак, вели принести все орудия мук, какие у тебя есть, чтобы через них узнать явление на помощь Бога моего и Спасителя Иисуса Христа”.

5. Аврелиан сказал: “Видя такую красоту твою, я щажу тебя, не желая погубить: поэтому подчинись моей державе, подойди и пожри богам, дабы я сделал тебя своей законной [108] супругой, и ты отдохнула, царствуя со мною и всю жизнь услаждаясь моей царской властью. И брата твоего я прощу за его дерзость и дам ему более высокий сан”. Иулиания, возведя очи к небу и перекрестившись, засмеялась. Аврелиан сказал ей: “Иулиания, ты, презрев мою великую милость, смеешься?” Иулиания сказала: “Не презрела я твоей милости, но смеюсь и радуюсь потому, что мой небесный Жених, хотяший всякому человеку спастись ², восседает на Святом престоле своем, и я созерцаю красоту божества Его, которою Он побуждает меня к подвигам. А к тебе я отношусь, как к болтливому пустослову, потому что ты, будучи, по–видимому, царем, поклоняешься камням и деревьям”. Аврелиан в ярости сказал: “Повесьте ее и мучьте жестоко, дабы она поняла, что стоит перед царским судилищем”. Когда палачи начали мучить ее, Павел сказал ей: “Сестра моя, не бойся мучений тирана и не трепещи его угроз; потерпим немного, чтобы упокоиться в вечности”. Аврелиан сказал: “Жестоко мучьте ее, приговаривая ей: Не говори дерзостей и глупостей”. Услышав это, Иулиания рассмеялась и сказала ему: “Аврелиан, тиран и беззаконник, Господь Иисус Христос облегчает мои страдания, и я не чувствую мук”. Аврелиан сказал: “Хотя ты и много пустословишь, как будто выдерживая муки, но при дальнейших мучениях не устоишь”. Иулиания сказала: “Христос не допускает меня быть побежденною тобой, ибо Он Сам мне помогает и теперь, и всегда, и до конца, чтобы ты узнал силу Бога моего и терпение нас, христиан. А тебя Бог мой накажет вечным огнем, ибо Он востребует у тебя загубленных тобою душ”.

6. В ярости Аврелиан приказал принести котел, бросить в него смолу и развести снизу [столь сильный] огонь, что никто не мог приблизиться, затем велел ввергнуть в котел Павла и Иулианию. По ввержении святые возвели очи к небу и как бы едиными устами молились, говоря: “Господи Боже отцов наших, Авраама, Исаака и Иакова. сошедший в [109] пещь огненную к Седраху, Мисаху и Авденаго в земле Вавилонской и не допустивший их быть поврежденными огнем, Ты, владыко Иисусе Христе, свет непостижимый, отчее таинство, слава непостижимая, десница Бога вышнего, воплотившийся грехов наших ради и явившийся среди человеков в образе человека, спаси души, совращенные дьаволом, которые он погубил и низвел в преисподнюю ада, как поступает и Аврелиан, ученик его”. В то время, как они так молились, клокотавшая смола превратилась в холодную воду, так что все предстоявшие дивились силе Божией.

7. Аврелиан же, увлеченный свойственным ему безумием, не прославил Бога, но, думая, что это произошло под влиянием искусства волхвования, приказал извлечь их из котла. От них не было запаха смолы, и в котле оказалась не смола, а холодная вода. Аврелиан сказал им: “Вы воображаете, что вы сейчас заставили предстоящих поверить, что вам дана была помощь от Бога вашего и что не вы это сделали волшебством. Клянусь богами, я добьюсь того, что вы, истерзанные, будете истреблены огнем, если не подойдете [к алтарям] и не пожрете богам”. В ответ Павел сказал: “Мы не можем оставить Бога живого, сотворившего небо и землю, спасшего нас из тьмы, Который избавит нас и из твоих рук, тиран Аврелиан. Ты не убедишь нас поклониться поддельным камням и глухому и бездушному дереву. Итак, измышляй муки, какие хочешь, чтобы узнать силу Бога нашего”.

8. Аврелиан приказал принести два железных ложа и углей из общественной бани, сильно раскалить ложа и, намазав мучеников свиным салом, возложить на эти ложа. Когда они были брошены поверх огня, Аврелиан сказал: “Теперь я хочу вкусить мяса, ибо я превзошел все ваше искусство, дабы вы познали, кто такой Аврелиан, а Христос ваш не возможет прийти и теперь и помочь вам”. Иулиания сказала: “Вот Христос с нами и помогает нам и не допустит огню коснуться нас. Ты не видишь Его, ибо недостоин лицезрения Его. Но советую тебе, Аврелиан, отрешись от своего безумия и приди ко Христу, [110] ибо, если ты захочешь уверовать в Него, Он примет твое покаяние, ибо Он человеколюбив. благоутробен и прощает грехи человеческие; если же не уверуешь, то наказан будешь огнем вечным”.

9. Аврелиан в ярости приказал обезглавить палачей, предполагая, что они приняли деньги от христиан, чтобы пощадить их. Когда их уводили на казнь, Павел наставлял их, говоря: “Не бойтесь, ибо вы не умрете во век, но соделаетесь сопричастниками святых и наследниками царства небесного”. Услышав это, палачи, стоя, помолились, говоря: “Господи Иисусе Христе, Которого возвещают Павел и Иулиания, буди с нами и усоверши нас во исповедании Твоем, ибо мы умираем, не сотворив никакого зла”. После этих слов они были усечены мечем. Назывались они Кодрат и Акакий.

10. Когда сии таким образом скончались, и другие палачи получили приказание жестоко палить мучеников огнем, Аврелиан велел посыпать соль на уголья, чтобы огонь сильнее разгорался. Иулиания сказала: “Аврелиан, мучитель и нечестивец, что ты себя мучишь? ибо я вижу, что ты мучишься и всячески наказуешься безумием, шипишь как змей и изливаешь яд на нас. Но ты ничего больше не достигнешь, ибо Бог укрепляет нас переносить твои злые измышления; ты будешь посрамлен, доведенный до отчаяния, и отступишь от нас”. Аврелиан приказал отвязать их, посадить в темницу, на шеи их надеть 25–литровые колодки, на ноги оковы, на руки — цепи, насыпать под ними железных колючек, чтобы на них терзались мученики, и не дозволять входить к ним никому из христиан, чтобы они не доставили им пищи. Палачи, взяв их, заключили в темницу согласно приказанию Аврелиана. Около полуночи, когда они молились, яркий свет воссиял в темнице, и ангел Господень, став перед лицом их, сказал им: “Павел и Иулиания, рабы Бога вышнего, встаньте и помолитесь”. И, приблизившись, ангел коснулся колодок, наложенных на шеи их, и разломанные железа спали со всего тела праведных. И вот [явились] перед ними два убранных[111] ложа и стол, полный всяких благ. И сказал им ангел: “Придите, упокойтесь и примите пищу, которую послал вам Иисус Христос”. Павел и Иулиания, возблагодарив Бога и помолившись, возлегли, взяли в руки хлеб, возвели очи к небу и, благословив Бога, стали вкушать пищу. Узники, увидев свет, вскочили и узнали, что произошло. Вошедши, они увидели святых ядущими и веселящимися и, сев с ними, тоже поели и благословили Бога, давшего такую милость сынам человеческим. Многие из них уверовали в Бога и сделались христианами.

11. На третий день Аврелиан, воссев на судилище, повелел привести перед судилище святых Павла и Иулианию. Когда их привели, он сказал: “Не научили вас еще мучения отказаться от своего безумия и, пришедши, пожрать богам?” Павел ответил: “Это безумие да будет у меня и у всех любящих Бога, ибо немудрое Божие премудрее людей; ибо премудрость людей есть немудрость у Бога ³. И я буду безумным и бесноватым, если, оставив Бога, поклонюсь демонам”. Аврелиан в ярости приказал повесить их на дереве и мучить. Они же, терпя мучения, молились, говоря: “Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живого, свет христиан, вера незыблемая и для супротивных непреоборимая и несокрушимая, явись и помоги нам и не посрами нас ради имени Твоего святого”. Долго мучили их палачи, но Христос облегчал их, и они вовсе не чувствовали мучений.

12. Один из палачей, именем Стратоник, стоявший у левого бока Иулиании и причинявший ей мучения, восхитился красотой ее и старался пощадить ее. Но блаженная и святая Иулиания, поняв его мысль, вытянула свою левую ногу и толкнула его, говоря: “Стратоник, исполняй повеленное тебе тираном Аврелианом и не щади меня, чтобы [самому] не подвергнуться опасности; ибо я имею Царя моего Господа Иисуса Христа, вечного и невидимого Бога, пекущегося о душе моей и облегчающего мне телесные страдания, вследствие[112] чего я не чувствую этих болей”. Услышав это, Стратоник тотчас бросил меч, который держал в руке, подбежал к судилищу Аврелиана и воскликнул: “Аврелиан, тиран и хвастун, как ты смеешь так [поступать] с христианами? что сделали рабы Божии, которых ты так жестоко и беспощадно мучишь за то лишь, что они чтут Христа, владыку всех?” Услышав это, Аврелиан онемел на один час и затем ответил ему: “И ты, Стратоник, стал участником их глупости и безумства! или красота ее прельстила тебя, и ты обманут ее речами?” Стратоник воззрел на небо, оглянул Павла и Иулианию, висевших на древе, и, перекрестившись, увидел, что лики их подобны ликам ангелов Божиих. Он подошел, ударил ногою алтарь и опрокинул его, говоря: “И я христианин, делай [со мною], что хочешь”. Аврелиан в гневе приказал отсечь ему голову. Получив приговор, [Стратоник] ушел и, придя на место, где ему предстояло скончаться, преклонил колена и помолился, говоря: “Господи Иисусе Христе, Которого исповедающие Павел и Иулиания остаются непобедимыми, охраняемые Твоим божеством и посрамляющие тиранию Аврелиана, прими и мою душу в царство небесное, хотя я и весьма короткое время исповедал имя Твое пред тираном Аврелианом”. Сказав это, он подставил голову и был усечен спекулятором. Христиане пришли и обрядили его. 13. Павел и Иулиания оставались на мучениях. И сказал Аврелиан Иулиании: “Гнусная и нечестивейшая женщина, как смогла ты во время мучений прельстить палача и лишить его жизни?” Иулиания сказала: “Не я прельстила его или лишила жизни, но принявший меня Христос. Сей и его призвал, как достойного, ибо если бы он не был достоин, то не пришел бы к сему. Ты увидишь его покоящимся в царстве небесном, а себя самого наказуемым в пламени геенны. Тогда будешь ты поражать грудь свою, когда увидишь, что низший становится выше тебя у Христа, и возопиешь с горестью, ища милости у Бога, и не обрящешь ее”. И приказал Аврелиан снять их с древа и снова заключить в темницу и повелел созвать всех заклинателей [113] гадов, чтобы они доставили всех опасных и страшных животных, какие у них были, как-то: ехидн аспидов, рогоносцев и драконов, и заперли их вместе с Павлом и Иулианией. Согласно повелению тирана заклинатели привели гадов и заперли их вместе с узниками, и гады ползали и ложились у ног блаженного Павла и святой Иулиании, не сводили глаз с их лиц и не причинили им вреда. Павел же и Иулиания сидели, воспевая псалмы и хваля Бога.

14. Три дня и три ночи провели гады в заключении с ними. Через три дня к ночи Аврелиан послал узнать, уничтожены ли они гадами. Посланные пришли на место и, приблизившись к двери, чтобы послушать и посмотреть, услышали, что они поют псалмы и воспевают Бога. Желая узнать точнее, они поднялись на здание бани, и, заглянув через окно вниз, увидели, что Павел сидит вместе с сестрой своей Иулианией, и ангел Божий стоит перед животными и не позволяет им приблизиться. Они побежали и сообщили Аврелиану все, что видели. Аврелиан, встав утром, воссел на судилище и приказал заклинателям пойти и собрать животных, а святых мучеников привести перед судилище. Заклинатели ушли и, приблизившись к двери, начали на своем языке призывать гадов. Но так как те их не слушались, то они отворили дверь, и тотчас все гады сразу выползли и умертвили всех неверных, которых застали стоявшими у двери, и затем удалились в пустынные места.

15. Пришли темничные стражи и, взяв Павла и Иулианию, привели их к судилищу Аврелиана. Пристально взглянув на них, тиран со смехом сказал: “Сегодня я считаю себя счастливым при встрече с вами, ибо мне предстоит приобрести от вас нечто великое. И клянусь богами, если вы скажете мне правду, то получите от меня много великих даров и будете господами моего царства, ибо, как я слышал от некоторых, наблюдавших за вами, к вам явился владыка Аполлон”. Павел сказал в ответ: “Мы не знаем Аполлона, ибо принадлежим к спасаемым Богом. [114] А твоею душою овладела погибель, чтобы ты до смерти не обратился к благоразумию, ибо великое и безумное упоение властью обратило тебя к хуле, так как ты в своей гордыне превратил в Аполлона того ангела, которого послал Господь Иисус Христос заградить уста гадов”. В ярости Аврелиан приказал бить его по челюстям свинцовыми шарами, говоря ему: “Не говори безрассудно и высокомерно, зная, что предстоишь царю”.

16. Удалив Павла от судилища, он позвал Иулианию и сказал ей: “Владычица души моей, Иулиания! прошу тебя, не увлекайся глупостью брата твоего Павла. Я вижу, что ты — дева весьма рассудительная и обладаешь большою мудростью; посему, будучи приглашена мной, послушайся меня, и я поставлю твои золотые статуи по всем городам вселенной”. Иулиания сказала: “Не обманешь меня, Аврелиан, тиран и нечестивец, не обманешь рабу Господа вышнего. Не замышляй мне вечной смерти, желая лишить меня славы Божией и царства небесного, которого ты чужд и недостоин”. Удалив ее, Аврелиан велел привести Павла и говорит ему “Павел, вот сестра твоя обещала мне пожрать богам и сделаться моей женой и владычицей моего царства. Итак, согласись и ты послушаться меня и пожрать богам”. Павел сказал: “Подлинно солгал ты на свою голову и не совершил ничего чуждого учению отца твоего дьявола, творя его дела, ибо не можете вы никого прельстить иначе, как ложью. Однако, нас ты не прельстишь, даже если обещаешь нам царство небесное, которому ты чужд и не причастен”.

17. Аврелиан сказал: “Доколе будешь ты бесстыдно дерзить, безрассудный болтун? Но, клянусь богами, я вас измучу, чтобы никто не возмог изъять вас из рук моих”. И повелел тиран принести огонь и четырнадцать железных прутьев, бросить их в огонь, сильно раскалить, Павлу связать руки и ноги, между рук и ног пропустить железную палку, вонзить ее [другим концом] в землю и в таком положении бить его раскаленными прутьями двум воинам попеременно, a Иулианию повелел выставить в [115] блудилище. Многие из окружавшей толпы, скверные и гнусные, побежали, споря между собою о том, кому удастся первому войти к ней; ибо они ржали, как кони, на красоту ее. Когда она была выставлена в указанном Аврелианом месте, тотчас ангел Господень, сошедши с неба предстал ей и сказал: “Не бойся, Иулиания, ибо Господь Иисус Христос, Которому ты служишь, послал меня оградить тебя и дать познать святое имя Его всем боящимся Его”. Когда же стали приходить к ней люди толпы, желая насладиться красотой ее, ангел отряс на них прах от ног своих и ослепил их, и они не знали, куда идут, и не могли приблизиться к ней. Народ, видя происходившее чудо, единодушно восклицал: “Велик Бог Павла и Иулиании, Который всюду является спасителем и покровителем боящихся Его!” Ослепленные же преклоняли перед ней колена, взывая: “Иулиания, раба Бога вышнего, согрешили мы перед тобой, обезумев, но смилуйся над нами, как служительница благого Бога, и помолись Христу твоему, чтобы Он даровал нам прозрение”. Иулиания, милосердовав о них, взяла немного воды и, возведя очи свои к небу, призвала Бога, говоря: “Господи Иисусе Христе, Спаситель всех, услышь меня и яви и ныне чудеса Твои и знамения, которые Ты творишь ради нас, сынов человеческих, и даруй сим прозрение, дабы прославилось святое и славное имя Твое”. Затем она разбрызгала воду над людьми, и все ослепленные прозрели и, пав на землю, благодарили Бога, каясь и исповедуя грехи свои, и сделались христианами.

18. Павел, все сильнее мучимый от палачей железными прутьями, воскликнул: “Аврелиан, тиран и нечестивец, какое зло совершил я, что ты так жестоко и нечестиво мучишь меня? Мне в муках подает облегчение владыка мой Иисус Христос, а тебя унаследует огонь вечный, уготованный тебе и дьяволу, внушающему тебе так обращаться с нами”. Аврелиан сказал: “Где, Павел, Иулиания сестра твоя, которую ты называешь целомудренной девой? Вот она уведена в блудилище; еще ли она дева?” [116]

Павел сказал: “Я верую, что Бог, всегда облегчающий меня от твоих лукавых злоумышлений, оградил и ее и соблюл не оскверненною; ибо Он послал ангела Своего с высоты небес, чтобы сохранит ее. И вот она, непорочная и в чистоте сохранившая свое девство, возвращается видеть узы мои”. И послал Аврелиан привести Иулианию. Когда она пришла к судилищу, Павел, увидев ее и исполнившись великой радости, засмеялся. Аврелиан сказал Иулиании: “Насытились любовники твои красотой твоей?” Иулиания сказала: “Моя красота, и украшение, и благолепие — Христос, Который послал ангела Своего и оградил меня, смиренную, за то, что я уповаю на Него. Посему благодарю и славлю святое имя Его, поелику один Он творит чудеса ⁴, и нет иного бога, кроме Него”.

19. И повелел Аврелиан отвязать Павла, приказав выкопать в земле яму втрое глубже человеческого роста, принести дров и огня и разжечь яму. Палачи усердно исполнили приказанное им, выкопали яму и сильно разожгли ее. Тогда Аврелиан приказал бросить Павла и Иулианию в огонь. Святые пошли на место, хваля Бога и призывая Спасителя и Господа Иисуса Христа помочь им. в огненной яме; и пришедши на место и осенив тела свои знамением креста Христова, бросились в огонь и в огне хвалили и славили Бога. И се ангел Господень, сошедши с неба, отбил вон дым с пламенем и не допустил огонь сколько-нибудь повредить им. И они стояли в яме благословляя Бога и говоря так: “Благословен еси, Господи Боже, Царь веков, что помянул смирение наше и, явившись нам, угасил пещь огненную по незлопамятной благости Твоей и нас недостойных спас от лукавых злоумышлений мучителя Аврелиана, ибо он себя считает бессмертным”. После этой молитвы их многие Еллины, видя силу Божию и покаявшись, отступили от идолослужения и уверовали во Христа; также и многие из палачей, мучивших их, видя изливаемые на них Богом милости, изменили свои мысли и уверовали во Христа. [117]

20. Все происшедшее было доложено Аврелиану, и он повелел побить их в яме камнями. И вот внезапно с небес раздался грохот грома, со множеством молний, узрены были двигавшиеся тучи, полные огня, которые надвинулись против Аврелиана и излили огонь на землю. И был к нему голос с небес: “Аврелиан, войди в бездну геенны огненной, уготованную тебе и отцу твоему дьяволу”. После этого Аврелиан приказал извлечь подвижников и мучеников Христовых из ямы и ввергнуть в темницу. И святые славили Бога за все чудеса, которые Он сотворил с ними. Спустя семь дней, Аврелиан, встав утром, воссел на судилище и приказал жрецам принести все имевшиеся у них серебряные и золотые идолы, украшенные драгоценными камнями. И поставили их перед Аврелианом, который под ноги их постлал царскую порфиру. И сказал Аврелиан: “Позовите Павла и Иулианию”. Когда те пришли, он поставил их перед судилищем и, угрожая им, сказал с гневом: “Подойдите и пожрите богам; не надейтесь избегнуть моих рук”. Но Павел с улыбкой сказал: “Мы, мучитель, не оставляем Бога, сотворившего небо и землю, и идолам не поклоняемся”. Аврелиан сказал: “Достойный казни, они кажутся тебе идолами, а не богами? разве не видишь ты, как они действуют?

21. Павел в ответ сказал: “Этот Дий, которого ты называешь богом, был человек, сын отступников, в совершенствев изучивший искусство волхвования; был он блудлив чрезмерно, больше всех людей, когда-либо живших; взирая на красивых жен людей и видя дочерей их, он вступал воочию в общение с ними, причем иногда, изменяя вид, превращался в быка, а иной раз уподоблялся птице — орлу или лебедю, приводил их в исступление и заставлял чтить себя, как бога; и не только этих прельстил он, но и некоторых других из Лаконских женщин, посредством изменения вида и волхвования превращаясь в золото и серебро. Не буду говорить об его распутствах, ибо знаю, что ты гневаешься, — хотя, впрочем, если ты и гневаешься, до этого мне нет дела, — но вот [118] этот, стоящий близ Дия, Аполлон, не от прелюбодеяния ли родился от женщины, называвшейся Лито, которая родила его в Азиатской пустыне между двух деревьев? Он также совершил дела непотребные, подражая своему отцу. Точно так же и более известный бог ваш Дионис разве не рожден тоже от прелюбодеяния Семелою, дочерью Кадма?” Аврелиан сказал: “Нечестивый болтун, — он родился от Иры, матери богов”. Павел с улыбкой сказал: “Ест ли бог, рожденный женою или имеющий жену?” Аврелиан сказал: “Доколе, нечестивец, будешь ты хулить богов, высказывая много вздора? разве и ваш Христос, которого вы, христиане, называете Богом небесным, не от женщины родился?”

22. Павел сказал: “Недостоин ты услышать тайну Божию. Но, чтобы ты не прельстил многих из предстоящих этой правдоподобной речью и не погубил их, необходимо сказать. Сотворив в начале небо и землю и море и все, что в них, Бог после всего создал и человека по образу Своему и по подобию, т. е. по добродетели, незлобивого, непорочного, праведного и благочестивого, и поселил его в раю изобилия. Отец ваш дьявол был в то время архангелом и имя ему [было] Сатанаил, что в переводе значит “вестник Бога вышнего”. Ему было вверено Богом все, что находится на тверди небесной, и под властью его был чин ангелов. Сей Сатанаил, узрев, что Вышний весьма возлюбил человека, которого создали пречистые руки Его, возревновал, восседая на тверди; воззрев на высоты небесные, он увидел Бога, владыку всяческих, сидящим на престоле славы Своей, и сонм ангелов и архангелов, стоящий вокруг него, и с ними Херувимов и Серафимов. И замыслил Сатанаил в сердце своем мысль лукавую против Вышнего, говоря: “Воздвигну престол мой на небе и буду подобен Вышнему”, — как свидетельствует о нем пророк Исайя ⁵. Но Бог всяческих, провидев лукавую мысль его, низверг его с тверди вниз, отняв половину имени его, ибо он [119] зовется уже не Сатанаилом, а Сатаной. Сброшенный на землю, он ходил от востока до запада и обходил рай изобилия. И он подстерегал Адама, ища устроить ему кознь и погубить его; ибо он видел, что Бог нисходит с небес в столпе облачном и беседует с Адамом. И гневался дьявол, видя себя отверженным от лица Господня, и ничего не мог сделать Адаму. По прошествии времени сказал Бог: “Не добро быть человеку одному; сотворим ему помощника”⁶, — говоря о Себе во множественном числе “сотворим” в общем смысле, то есть Отец, Сын и Святой Дух; ибо ни Отец не творит без Сына, ни Сын без Отца. И говорит: “Навел Бог исступление на Адама и усыпил его и, взяв одно из ребер его, сотворил ему жену из собственных его членов. И была с Адамом Ева в раю”⁷. Дьявол, увидев ее, когда она на короткое время отошла от Адама в другую часть рая, соблазнил ее, приняв вид змея, a сия жена соблазнила мужа. Оба они за ослушание Богу были изгнаны из рая изобилия обрабатывать землю руками своими и, начав трудовую жизнь, прожили девятьсот тридцать лет, родив сыновей и дочерей, от которых наполнился мир. Когда же Адам за ослушание принял конец жизни после 930 лет, дьявол, овладев им, как повинным греху, предал его аду. И таким образом последовательно дьявол низвел всех отцов наших обитать в аду вместе со смертью. И не было различия между праведником и между грешником, но был праведник яко грешник, как и блаженный Павел, светоч церкви, засвидетельствовал, говоря: “Царствовала смерть от Адама до Моисея и над не согрешившими подобно преступлению Адама” ⁸.

23. Итак, Бог небесный, спустя много поколений, внял стенанию и мольбе одержимых Адом, послал собственное Свое Слово понести плоть человеческую, отпустить одержимых неправедным и освободит Адама из уз. Итак, Сам Бог и Слово и Сын Бога и Отца, [который] [120] есть предвечная премудрость Его и сила и десница Его, был благовествован через архангела Гавриила Пресвятой Деве, чистой и благочестивейшей, происходившей из пророческого рода, вселившись в которую, Бог и небесное незримое Слово воспринял плоть из девственной утробы, когда Гавриил сказал Деве Марии: “Радуйся, Благодатная, Господь с тобою”, и далее: “Дух Святой найдет на тебя и сила Вышнего осенит тебя, почему и рождаемое от тебя святое наречется Сын Божий” ⁹. Итак, рождается Бог и небесное Слово от непорочной и чистой Девы, облекшись телом, как бы ризою, для устроения и спасения мира, ибо никто не мог воочию увидеть Бога, ибо Бог есть огнь поядаюший ¹⁰, и никто из людей, узрев лицо Божие, не будет жив ¹¹. Итак, ради сего устроения рождается Христос во плоти, как младенец питается молоком, будучи совершенным по божеству, становится отроком и юношей, более тридцати лет живет с людьми как человек, обходя города, страны и деревни вселенной, благодетельствуя всем обладаемым дьяволом ¹². Затем Он пригвождается на крестном древе ради спасения мира, погибшего вследствие захвата и обмана дьявола, умирает плотью и, сойдя со святою душою Своею в ад, сокрушил медные врата, сломил железные вереи ¹³ и, войдя в мрачные хранилища ада, по человеколюбию Своему избавил всех узников и возвел их из твердыни и заточения дьявольских ¹⁴. Так и воскреснув тридневным из мертвых, Он является воочию ученикам Своим и апостолам и многим другим, воистину уверовавшим в Него. В течение сорока дней Он ел и пил с апостолами, затем вознесся на небеса и воссел одесную Отца с плотию, с которой соединился Бог–Слово. Видя Его, скорбит дьявол, ибо Христос стер его под ноги христиан, через имя Его святое входящих в царство небесное, которому ты чужд, ибо ты имеешь наследием и уделом вечную геенну огненную, будучи сонаследником отца твоего дьявола”. [121]

24. Выслушав сие, Аврелиан изменился в лице от гнева, заскрежетал зубами на Павла и сказал ему в ответ: “Много пустословия твоего я стерпел, желая быть великодушным к тебе, нечестивый болтун! Доколе же будешь ты продолжать оскорблять меня и хулить богов? Итак, если вы теперь не приблизитесь и не пожрете им, то я лютейшей смертью погублю вас, дабы никто не возмог избавить вас из рук моих”. Но Павел и Иулиания единодушно громким голосом воскликнули: “Мы христиане и на Христа возлагаем надежды, бесам же не поклоняемся, идолам твоим не служим и мучений твоих не боимся. Итак придумывай истязания, какие хочешь, ибо мы веруем в Бога [и надеемся], что ты будешь побежден нами, как отец твой дьявол был побежден Христом, подающим нам силы и побеждающим твои лукавые ухищрения”. Услышав сие, Аврелиан приказал принести большой столб. и он был принесен. И приказал привязать к нему Павла. Палачи, подойдя, связали ему руки. И приказал принести горящие светильники и подносить их к лицу его, при чем глашатай кричал: “Не будь оскорбителем владык вселенной и хулителем богов”.

25. Иулиания, видя брата, палимого огнем, воскликнула: “Аврелиан, мучитель и нечестивец, какое зло сделал брат мой, что ты так жестоко и безвинно мучаешь его?” И повелел Аврелиан привязать и ее к столбу и поднести горящие светильники к лицу ее, а затем ко всем частям тела. И сказал ей Аврелиан: “О бесстыднейшая женщина, стыдись, как подобает женщинам”. Иулиания, улыбнувшись, сказала: “Воистину, Аврелиан, я принимаю твое наставление, выраженное в словах твоих ко мне: Будучи женщиной, стыдись. Я действительно стыжусь Христа, Сына Бога живого, сущего перед лицом моим, и не могу оставить Его и поклониться демонам”. Аврелиан гневался, будучи осмеиваем ими, и приказал палачам подносить огонь ко всем частям тел их. Когда палачи, по приказу тирана, стали подносить огонь, вся толпа граждан, стоявших кругом и взиравших на святых мучеников, закричала: [122] “Самодержец Аврелиан, неправедно судишь, неправедно мучишь. Они не хотят приносить жертвы, — изреки им приговор”. Аврелиан, устыдившись народа и вместе с тем убоявшись, чтобы против него не подняли восстания, изрек им приговор, повелев отсечь им головы, а тела бросить псам, зверям и птицам небесным.

26. Получив приговор в семнадцатый день месяца Августа, они вышли, радуясь и воспевая псалом: “Ты спас нас. Господи, от стужающих нам и ненавидящих нас посрамил” ¹⁵. Когда они пришли на место вне города, Павел попросил спекулятора усекнуть Иулианию ранее себя. Иулиания, перекрестив лицо свое, с радостью протянула шею, и спекулятор усекнул ее мечом. Павел, увидев, что сестра его скончалась во Христе, возвел очи свои к небу, возблагодарил Бога и, перекрестившись, протянул шею свою, и спекулятор усекнул мечом и его.

27. Тела их лежали вне города, и христианам не дозволялось подобрать их; они охранялись воинами по приказу Аврелиана. И приходили волки, псы и птицы небесные и садились вокруг тел святых мучеников Христовых и стерегли их. Видя какие-либо другие [существа], напр., мух, поверх святых тел, они отгоняли их, отмахивали крыльями и не позволяли приблизиться к святым телам. И сидели звери и птицы небесные вокруг тел семь дней и семь ночей. Все происшедшее доложено было воинами Аврелиану, и он, выслушав, сказал: “О нечестивтейшее безумие рода христианского! я не мог победить их даже после смерти”. Он отправил приказание снять воинский караул ночью, ибо не хотел снять его днем, чтобы не быть осмеянным христианами. С наступлением дня христиане вышли, снесли тела мучеников и погребли их велелепно в мире, в царствование Господа нашего Иисуса Христа, с Ним же Отцу и Святому Духу честь, слава и держава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Комментарии

1 Матф. 10, 33.

2 I Тим. 2, 4.

3 I Кор. 1, 20, 25.

4 Ср. Псал. 71, 18.

5 Ср. Пс. 14. 12–14

6 Быт. 2, 18.

7 Ср. Быт. 2, 21—23.

8 Римл. 5, 14.

9 Ср. Лук. 1, 26–38.

10 Второзак. 4, 24; Евр. 12, 29.

11 Исх. 33, 20.

12 Деян. 10, 38.

13 Псал. 106, 16.

14 Ср. 1 Петр. 3, 19.

15 Пс. 43, 7