В наш последний московский осенний день 1974 года, когда мы приехали в Москву прощаться с друзьями, отец Александр Мень вошёл в комнату, где мы его ожидали, величественный, веселый, красивый. И так просто, с улыбкой, сказал, что ходил окроплять поросенка в соседнюю деревню. Народному суеверию отец Александр сообщил такое заманчивое и неземное выражение, что и я тогда рассказала про бабушкиного поросенка Борьку, окропленного поросячьего гения, знающего свое имя и ходившего за бабушкой доить корову, щипать траву, молотить лен. Борьку, как других, не окропленных, не съели, а оставили для разведения гениальных русских поросят. Отец Александр посмеялся над моим рассказом, и мы подружились на «поросячьей» теме народного суеверия.

После службы в его небольшой церкви я сказала отцу Александру, что у меня что–то шевельнулось сверхличное, хотя я слишком в стороне, живу вне религии, и мне все думается, что служба в Церкви — это театральная игра для взрослых. «И вы думаете, что я артист?» — весело спросил отец Александр. «Нет, я как раз почувствовала силу вашего духовного взора на себе, — сказала я. — Многие из моих знакомых просто воображают, завышаются над другими своей религиозностью, и часто я встречаюсь с духовным высокомерием, а не с верою». Я могла позволить себе говорить такие слова в присутствии отца Александра, чувствуя, что он не догматически сухой, педантичный священник, а живой человек, полный веселости и доброжелательности.

Он отнесся ко мне так ласково и нежно, будто давно знал и любил меня. Такое наиредчайше открытое отношение, такую живую любознательность к другому человеку у верующих и неверующих я почти никогда не встречала, а уж у знаменитых и подавно. Отец Александр подарил мне любовь и доброту высокого полета, и я ощутила себя свободней, лучше, умнее.

Я увезла эту любовь и в Америку.

Через два года после нашей «поросячьей» встречи, живя в Америке в маленьком университетском городке Блаксбурге, я почувствовала необходимость написать письмо отцу Александру. Отец Александр, несмотря на всю занятость, ответил. Так началась наша переписка.

Первые несколько писем и открыток отца Александра адресованы моему мужу Якову, а последующие мне. Переписка продолжалась до 1982 года, потом прервалась, наши письма и книги, посланные в Россию, стали возвращаться, пропадать, и нам сообщили, что у отца Александра неприятности с властями. После смерти Якова (1984) я переехала в Бостон, и два последних письма от отца Александра я получила незадолго до его смерти. Он написал и передал через моего сына Илюшу, посетившего отца Александра, что собирается писать книгу об истории религий, и попросил меня найти материалы о мормонах. Я собрала их, но они остались не отправленными… Пришло известие из Москвы, что отца Александра убили. И мы не встретились ни в Москве, ни в Бостоне.

Я превратилась из географа в писателя, как мне советовал отец Александр. Окропил меня, как деревенского поросенка. После того как я собрала свои письма к отцу Александру и составила из них свою вторую книгу «Америка, Россия и я» — оправдала «окропление», — я могу публиковать письма отца Александра.

Письма отца Александра хочу опубликовать с комментариями и отрывками из моих писем.

Пусть его любовь и нежность навсегда останется для нас святой и достойной уважения.

*************************************************

[Декабрь 1977]

Дорогая Дина!

Ваше письмо — чудо. Редко кто писал так живо, выразительно и объективно. Все уехавшие почти не замечают окружающего, будучи сбиты с ног радикальными переменами жизни. Я думаю, что у вас это так вышло /я имею ввиду все вместе/, потому что вы оба нормальные, полноценные, духовно богатые люди, и уехали, в сущности, не от обид, а «для деловой перемены места жительства».

Я ужасно был рад тому, что /и как/ Вы писали о Якове* и его работе. Он счастливый человек, раз Вы умеете его так любить. В конце концов, что такое вся земля, все краски и шум мира, если нет любви. Недаром это слово начертано на кресте. Пусть ее еще мало в жизни, но тем дороже она, как подснежник ранней весной среди сугробов. Она — ворота и в ту Глубину жизни, которая делает ее полной, которая открывает нам безграничные горизонты.

Я уверен, что лекции Якова по геологии потому произвели столь сильное впечатление, что он живо ощущает внутреннюю связь с целым. А ведь по–латински «связь» — религаре, отсюда и религия.

Вы говорите о своем маловерии **. Но на самом деле неверующих нет. Все люди шестым чувством знают, что бытие наше имеет смысл, что оно больше, чем поверхность вещей. Только мы это осознаем и ищем путей личной внутренней «связи». Она не есть только переживание какого–то мгновения или особого состояния, именуемого молитвой, а всеединый охват жизни «перед лицом».

Вы очень здорово описали дух американцев. Это действительно нечто отличающееся от нас. Но вижу, что Вы входите и привыкаете. Все доброе пронизывает быстро, а темное — где его нет?

От души желаю всей Вашей семье мира, труда и радости. Поздравляю Вас с праздником Рождества и обнимаю взаимно.

С любовью, Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Мой муж Яков Виньковецкий был ученым–геологом, философом и художником, и был знаком с отцом Александром задолго до моей «поросячьей» встречи. У них был общий опыт интересов и переплетений судьбы.

** Я относилась к религии с добродушной веселостью и практическим равнодушием к религиозным обрядам. Только Яшина высокая духовность давала мне почувствовать, что не все так просто, как внушалось нашим воспитанием, и что неверие, как мне теперь кажется, — своего рода мятеж против духа.

*************************************************

[март 1978]

Дорогая Дина!

Вы просто писатель! Мало от кого такие письма я получал. Мы устроили семейное прочтение эпической его части и насмеялись досыта. Как въяве увидели все то, что Вас окружало во время путешествия. Не географией бы Вам заниматься, а быть репортером — по меньшей мере.

От души радуюсь за Вас, за Якова и сыновей. Обычно пишут так минорно, так зациклено на себе, так растерянно. А ведь правы — Вы, и я это всегда знал и утверждал: всюду в мире люди, всюду сходные проблемы, грехи, труды, переживания. И не нужно далеко ходить, чтобы к этому прийти.

А Библию Вы зря стали читать. Успеется. К тому же читать ее надо не подряд. Для этого на английском есть ряд хороших указателей. Всю литературу /годную для Вас/ можно выписывать из «Литургического издательства» в Колледжвилле /Миннесота/. Яша поможет Вам сориентироваться в их каталоге.

Ну, а пока я всегда готов Вам помочь. Суть же Библии, конечно, в Евангелии.

Сейчас есть очень хорошие английские переводы /Нью Американ Байбл/. Библия — как ноты. Знаешь их — зазвучит музыка. Нет — одни крючки. Путь же к вере — это путь к себе самой. Ее надо не найти где–то, а открыть внутри себя. Это просто жизнь пред Небом, рядом с Безмерным, которое открывается в личности Христа. /Попробуйте найти брошюру Джона Л.Маккенза, Мэстеринг мининг оф зэ Байбл, Уайлк–Барре, Пенсильв. 1966/.

Нужно почувствовать, что наша внутренняя жизнь — главное, что она есть, что это целый мир и богатство, которое мы еще не раскрыли. Об этом хорошо говорит митрополит Антоний Блюм /Его книги по–англ. выходят в Лондоне/. Говорю о книгах, так как не могу сам Вам сказать много в письме. Впрочем — попробуем, если захотите.

Всегда молюсь за вас всех.

Ваш о. Александр Мень.

*************************************************

14/4 [1978]

Дорогая Дина!

Спасибо за теплое и откровенное письмо.* В ответ напомню Вам одну вещь, о которой, по–моему, как–то писал.

Давным–давно жил на Востоке один богатый человек. Он имел все, что мог мечтать иметь в то время богач. Но однажды ощутил себя нищим. Ощутил, что все это настоящая труха. И написал он горькую книгу, книгу о тщетности и суетности всех человеческих желаний. Всему дал он суровую и беспристрастную оценку. Вывод: «участь сынов человеческих и участь скотов — одна». Чтобы подчеркнуть предельный уровень своих возможностей, он писал от лица царя Соломона, которого считали самым богатым и счастливым царем древности. И подписался не своим именем, а четырьмя буквами — КХЛТ. Это слово расшифровали как кохелет, «проповедник». Многие богословы, решив, что это действительно писал прославленный царь, чтили книгу, 'но втайне ужасались ее содержанию. Один даже приписал к ней смягчающий эпилог.

Прошло время. Иудейские богословы включили, после некоторых колебаний, книгу в Библию, а потом их примеру последовала и Церковь. В чем же дело? Зачем это меланхолическое и мрачное писание вводить в книгу надежд?

Ответ — в Вашем письме. Нужно, чтобы в какой–то момент человек взглянул спокойно на свою жизнь и увидел, что только в ней одной нет смысла. Что только когда мы поднимаемся за пределы эмпирического, мы находим крылья. И себя. Таков смысл опыта Экклезиаста. Его рефрен: «все суета», — есть лишь первый шаг в открытии иного измерения жизни. А оно глядит на нас через все: через облака над головой, через глаза любимого человека, через звезды на небе. Оно как бы рассеяно, рассыпано вокруг и только ждет, чтобы ты узнал Его. И тогда мир заговорит, и будет это уже не мир, а Высший.

И третий шаг: увидеть Его в лике Назарянина, который обращен к нам всегда. Вглядываясь в этот Лик, вслушиваясь в Его голос, мы, наконец, достигаем желанной встречи. Вернее, опознанной встречи. Он говорит в нас всегда, но голос Его очень тих. Мы сами его заглушаем своей суетой и трескотней. «Бог произносит свое слово в молчании» — гласит древняя мудрость.

Вот пока и Вам я пожелаю прислушаться к Молчанию. К тишине.

Чтобы узнать этот самый родной нам голос. И тогда все, что нас окружает, обретет иной, более полный и глубокий смысл.

Это мое Вам, Дина, пасхальное пожелание.

Поклон Яше.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Я написала «внеочередное» письмо отцу Александру, чтобы рассказать, что происходило и происходит внутри меня на третьем году жизни в Америке. «Всю эту зиму я жутко страдала от бессмысленности моего существования. Вдруг я оказалась голой перед лицом свободы как таковой. Там, в России, вся жизнь заполнялась суетой — работой, встречами, заботой о карьере, пропитанием и т. д. Тут я вдруг увидела всю тщетность суеты, и мне нечем стало жить. Все внешне прекрасно: дети здоровые, упитанные, довольные, Яша тоже в полном порядке, работает, пишет. Роскошный дом, машина, прекрасная еда, а я в жутком состоянии перед проблемой Времени, смысла жизни и сама перед собой. Все померкло перед лицом пустоты, в которой я оказалась. Я дышу пустотою, кажется, я не могу больше вынести этих страданий. Я молю Бога послать мне веру, послать мне любовь…»

*************************************************

Христос Воскрес!

Дорогие Дина, Яков и дети!

Поздравляю вас с праздником. Пусть будет с вами присутствие Вечно живого. Наша жизнь — постоянное умирание. Но если мы с ним — то мы и воскресаем.

Обнимаю вас, с любовью.

Ваш о. Александр Мень.

*************************************************

15/5 [1978]

Дорогая Дина!

То, что произошло с Вами, называется вторым рождением. Вы сами знаете, что шли к нему давно, и то мучительное состояние, которое ему предшествовало, — есть усилия птицы, проклевывающейся из яйца. Собственно говоря, Вы, наконец, вернулись к себе, соприкоснулись со своим глубинным «Я», которое только и может воспринимать веяние Духа.

Все живые существа стремятся лишь к тому, что свойственно их природе, а нам всем присуща возможность /и необходимость/ связи с Божественным. Без этого мы недовершенные, несостоявшиеся. Еще раз напомню Вам замечательные слова Августина: «Ты создал нас для себя, и мятется сердце наше, пока не успокоится в Тебе».

То, что в наши дни во всем мире вера снята со знамен цивилизации, — великое благо, дар Божий, освобождение. Бог — это свобода. Он чужд навязыванию. И если люди в прошлом пытались это делать за Него, они шли против Его воли. Теперь же голос Его, «голос Безмолвия», может зазвучать свободно, не заглушаемый ничем внешним. В уединении дома, в грохоте большого города, в суетной толпе — словом, где угодно. И лишь потому, что мы находим Его сами, «один на один». Встреча с ним — самое интимное из всего на свете. И только после того, как звезда вспыхнет внутри, ее свет выносится вовне. Тогда ее сила — это любовь.

В книге Моуди, которую прислал Яков, большинство реанимированных пришло к выводу, что познание и любовь — главное в жизни.

Пусть Вас не смущает, что многое еще неясно. Все формы и методы духовной жизни есть средства к ее укреплению. Человек все «культивирует», то есть для всего употребляет усилия, «искусство», волю к взращиванию. Мало быть гением, нужно трудолюбие, мало любить близкого человека, нужно учиться общению с ним. Так и наша жизнь перед Богом после первого «открытия» и первого потока благодатной силы требует труда. В старину его делили на три аспекта: «молитву, милостыню, пост». Т.е. на общение с Богом, с людьми и работу над самим собой.

Скажу два слова о первой стороне.

Вам, наверное, кажется сейчас странным, что люди, молясь, произносят чужие слова, которые написаны давно. Но это еще не молитва, а «молитвословие», это своего рода трамплин для полета собственного духа /«взлетная полоса»/. Так и Пушкин, прежде чем стал писать свои стихи, любил и читал чужие.

И другое. Произнося те слова, которые произносят сотни других, мы мысленно, внутренне находимся с ними в одном потоке.

Из фраз молитвословия рождается беседа с Богом своими словами. Но здесь возникают первые помехи: рассеянность, отвлеченность внешним, неумение собрать дух в одном.

Для борьбы с этим есть несколько методов. В частности — медитация. Она сводится к тому, что Вы берете какую–нибудь короткую фразу /Благодарю тебя за все, Да будет воля Твоя, Ты во всем и во мне, я живу перед Тобой/ и весь день, в момент тишины сосредотачиваетесь на ней. И пять минут в день нужно погрузиться в эту фразу, изгнав все остальное. Это страшно трудно, поскольку мысли у нас бегут, как стадо баранов. Но через месяц упражнений появляются первые успехи. Перед этими пятью минутами «внутреннего покоя» вы стараетесь прислушаться к тишине, впитывать ее в себя, улавливать ее полноту и насыщенность.

Остальное я напишу Вам потом. Относительно же действа, то я писал об этом в книге «Небо на земле», которую Вы, наверное, можете достать.

Я очень рад за Вас. Я ведь чувствовал, что Ваша веселость прикрывает кризис, и верил, что он к добру. Спасибо большое за фото. Мне легче молиться за тех, чье лицо вижу перед глазами. Фото хорошее. Вы на нем действительно очень мило вышли. Не знаю — виною ли тут харчи американские, но результат «на лицо». Вы ведь новорожденная и должны молодеть. Не только духом.

Надеюсь, что Ваше окончательное устройство близко, и Вам выпадет хороший город.

Пусть Яков их расшевелит, эмпириков, пусть послушают, до чего наш человек может додуматься без всякого американского образа жизни. Да и практики, наверное, интересуются не зря. Кажется, все ищут, откуда она, нефть, берется и возобновляется ли…

Еще раз спасибо за Флоренского.

Как у Вас с английским? Если хорошо — было бы неплохо /я уж писал/ раздобыть книги Антония Блюма /их четыре или пять/. Они Вам сейчас будут как хлеб насущный.

Обнимаю Вас всех.

С любовью.

Ваш о. Александр Мень.

П.С. Относительно Вашего крещения.**

У нас существует такая практика: в подобных случаях его повторяют и в момент таинства священник только добавляет «аще не крещен» /т. е. если не крещен/. Об этом можете сказать священнику. Кого Вам порекомендовать — не знаю. Знаю, впрочем, одного очень хорошего в Нью–Йоркской св. Владимирской семинарии: о. Иоанна Мейендорфа. И много хорошего слышал об о. Кирилле Фотиеве*** /он, кажется, тоже в Н.Й. живет/. Если найдете о. И. Мейендорфа, передайте от меня привет. Он познакомит Вас с моим бывшим прихожанином дьяконом Михаилом Меерсоном**** /если Вы его не знаете/.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* После двух с половиной лет работы в Блаксбурге Яков начал поиски постоянной работы и ездил на интервью по всей Америке.

** Меня крестила бабушка в детстве, но точно я об этом не знала.

*** Отец Кирилл Фотиев встречал нас в Нью–Йорке, помогал, беседовал с Яшей о религии и философии. У нас в архиве сохранилось несколько его писем.

**** Отец Михаил Меерсон–Аксеонов, теософ, философ, издатель религиозно–философского журнала «Путь», в котором Яков сотрудничал.

*************************************************

[июль 1978]

Дорогая Дина!

Как я рад, что Яша устроился постоянно и — так неплохо. Конечно, придется работать основательно, но в конце концов останется время и для обобщений. Мне всегда хотелось, чтобы он довел до конца идеи, развитые им в той брошюре *, изданной несколько лет назад.

А перед Вами… сейчас будет все мелькать и проноситься. Уляжется, наверное, только после возвращения. Человек–путешественник похож на корову, которая набирает на поле траву, а потом в хлеву переваривает.

Хотел Вам сказать одну важную вещь. /Может быть, уже говорил, не помню/. На иврите слово вера / эмуна / происходит от корня, который тесно связан с идеей верности, твердости. Антиподом ее является не неверие, а неверность. Это очень точно. Верность Богу есть одновременно верность людям, верность себе, как говорят заумные люди, — самоидентичность, самотождество. Врагом же является утрата этой верности под влиянием вихрей, которые веют над нами и вокруг нас. Это позвоночный столб духа. Где бы Вы ни были и что бы Вы не делали — важно сохранять внутреннюю цитадель, в которой царит покой, где душа с доверием и надеждой смотрит в небо.

Все проходит, а это остается. Уносятся лица, города, мнения, теории, события — в глубине же: душа перед Вечным, перед Богом. И тогда начинаешь понимать, что от нас чего–то ждут, что мы родились зачем–то. Что призваны что–то принести в мир.

Мое письмо, наверное, застанет Вас в Тель–Авиве.

Желаю Вам хорошо провести эти дни на древней земле, с которой связано столько воспоминаний и которая теперь в стольких обуреваниях внутри и снаружи.

Может быть, и мне удастся когда–нибудь побывать там. У нас ездят иногда паломники. Но шансов мало попасть в их число. Вообще же я не испытываю потребности к путешествиям. В юности я много ездил всюду. И уже тогда пришел к выводу, к которому пришли Вы. Всюду одно и то же. Нужное можно найти рядом. Вот и живу отшельником в своей усадьбе, все отдавая работе. А то жалко времени. Чувствую ответственность за каждый потерянный день и час.

И так мысленно, молитвенно и сердечно путешествую с Вами.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Яша написал и издал в России в 1971 году в издательстве «Недра» трактат «Геология и общая эволюция Природы».

*************************************************

Янв. 26,1979.

Дорогая Дина!

Взаимно поздравляю Вас с праздником.

Великий германский мистик Мейстер Экхарт писал, что каждое Рождество Христос как бы рождается в нашем сердце. Событие прошлого становится вечным актом встречи и света: «светящего во тьме» /как младенец в яслях Вифлеема/.

Письмо я Вам послал, но оно, вероятно, застряло или потерялось из–за дальности расстояния. Ваше последнее было — предварительный итог поездки «вокруг света».

Напишите, как Вы? Отошли от впечатлений? Как Ваши дела и обстоятельства?

Сопереживаю с Вами и радуюсь тайне, которая в Вас совершается. Маленький храм среди небоскребов — это символично*. Так незаметно входит Царство Божие в мир и так «инкогнито» в нем присутствует.

Желаю Вам всего светлого в новом году.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* В Хьюстоне, куда мы переехали, русская православная церковь помещалась в маленькой старенькой часовенке среди гигантских кубических небоскребов. Священником был бывший доминиканский монах отец Джордж, который, как я думаю, перешел в православие, потому что влюбился, у него было шестеро детей и обожаемая им матушка Анна.

*************************************************

[1979]

Дорогая Дина!

Простите, что долго не писал. Был очень загружен по службе и похоронил маму. Ее очень трогательно провожали мои прихожане, которые все ее любили.

А Вы, наконец–то, включились в буржуазно–трудовую деятельность, да еще на «родственных» основаниях.* Поистине чудеса! Как и судьба Яшиных картин…

Как я понял из Вашего письма, в Ваших ребятах поляризовались русское и американское начала. Но на самом деле все впереди. Многие странные перемены происходят с потомками. По опыту сужу.

В день маминых похорон моя внучка стала бегать своими ногами, а сын уже стал бородатым лбом двухметровой протяженности. Учится на Яшину профессию, по нефти. Первый сессионный барьер взял, а потом?

Вот Вы пишите: за что? За что все хорошее? Но ведь это так понятно! Это из притчи о талантах. Это призыв — превратить их в двойную порцию. «Кому много дано» — это относится не только к способностям, но и ко всему в жизни. Это прекрасно, как ответственность, а не как бездумное ликование.

Вы конечно, спросите, чем я отдам? Всем. Побродив по миру, Вы теперь лишний раз убедились, чего в нем мало. Каждый духовно мыслящий и чувствующий из нас — есть посланник, свидетель, так сказать, десантник Добра, самого редкого товара, самой далекой инстанции, самого насущного.

А наши скитальцы поняли это по–своему. Клянут и гордятся, выкаблучиваются. Причина чисто психологическая: стремление компенсировать свою недостаточность, несостоятельность /творческую и человеческую/ и, кроме того, подсознательная месть за разрушенные мифы. Об этом мне едва ли придется писать своим корреспондентам. Дай–то Бог выслушать их плач на реках Вавилонских. Это их мучает больше всего. А уж на поверхности — самоутверждение: «а жаль, что не знаком ты с нашим петухом…» Словом, вечные человеческие проблемы одинаковы везде. Грехи — категория интернациональная, как и глупость.

Зима у нас проходит. Стало тепло, но Наташа моя, конечно, не прочь бы пощеголять, но боюсь, что это хлопотно и накладно. Что Вы делаете, кроме работы и детей, что читаете, о чем думаете?

Жду.

Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень.

Получено 14.03.1979

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* «…Меня взяли на работу в «Эксон», в «империалистическое логово» в тот же отдел, где работал Яша. Такого не было со дня основания этой «Акулы», чтобы жена была вместе с мужем. Очень умный Яша составил моё резюме так, что в мире нет специалиста, равного Диночке. Ведь «я видела компьютер»(!), имею представление о географии /оказалось, что такой предмет тут отсутствует, и мало кто знает, где Ленинград, не говоря уже о такой провинции, как Москва/, и кое–какие представления о геологии….»

О первом моём дне и работе в «империалистическом логове» я рассказала в главе «Республика Эксон».

*************************************************

27.4 [1979]

Дорогая Дина!

Так интересно было читать все, что Вы пишете, и так ясно представляешь себе тот непривычный нам мир, где Вы живете. Какой, однако, был большой смысл для Вас попасть в него. Многое оказалось рельефней и переоценилось.

А о «времени» я еще раз напомню Вам слова из Библии, что «времени уже не будет». Значит, эта страшная необратимая сила действует лишь в падшем мире, как одна из его характеристик. Любой же прорыв в любви, в творчестве, в красоте и мистике есть победа над временем. Если не иметь этого прорыва, то роковым образом оказываешься во власти умирания и распада. Это и произошло с Вами. Время — поток, уносящий нас, как водопад. Но если взять другое направление, то жизнь станет путешествием вверх, восхождением, а не спуском. Я много видел людей, которые, идя вниз /годами/, набирали сил, мудрости и света. Богатели, не нищали. В этом вся суть…

Вы спрашиваете, всем ли людям надо прийти к кризису, чтобы понять такое? Наверное, если не всем, то многим. Кьеркегор даже строил на этом свое учение о пути к Богу только через отчаяние и «пограничные ситуации». Впрочем, иногда этого можно миновать. Если рано узнать, что почем. Тогда можно спускаться в пропасть на веревке, зная, что ты прочно закреплен наверху. Спускаться, чтобы поднять других и испытать все…

Вот Вы пишете об ощущении себя «хорошей». А настоящая жизнь начинается с того момента, когда узнаешь о себе правду. Об этом, если Вы уже читаете по–английски, посмотрите в К. Барта «Послание к Римлянам» /впрочем, трудновато, наверное, и книга немного экстремистская/.

Относительно метаморфоз в отношениях, то это мне напоминает эпизод из Маугли, когда во время засухи все звери, хищные и травоядные, мирно пили вместе, а потом, с начала сезона дождей, снова начали охотиться и убегать. /Или другой пример; площадка молодняка — и потом/. А велосипедов открывать не бойтесь. Это ведь Ваш велосипед.

Гоголь — это особая статья. Его часто не понимают. А на Востоке у него, бедняги, была депрессия /он был циклотимик/, и он ничего не увидел и не почувствовал. Пушкин понят еще меньше. Это — свет. Даже печаль у него светла. И недаром он прошел путь от вольтерьянства к «Отцам пустынникам» и «Страннику».

Что касается Николая Александровича* — то я очень рад, что он Вам пришелся по душе. Это мыслитель 21 века, случайно забредший в наш. Правда, он очень изолирован от всех. Это портит дело. Но такая изоляция — беда, связанная с его «преждевременностью». Многие западные открывают сейчас то, что он давно открыл.

В связи с Вашим интересным рассказом о школах **, я вспомнил некоего Ильича. Он в Лат. Америке сейчас. Очень шумел. Снял сан «в знак протеста». Говорит, что учат чепухе, нужны не образованные школьники, а практичные люди. /Это опыт в Латинской Америке/. Вопрос это трудный. Найти меру не так просто. Видимо, в Америке увлечены сейчас идеями его и ему подобных. Загиб пройдет, но не без пользы. Ведь, действительно, иногда лишнему учат.

У нас прошли пасхальные дни. Много народа. Еще лежит снег, но уже вовсю поют скворцы. Ну, у Вас, кажется, климат примерно тот же. Внучка наша веселится. А я пока еще не чувствую себя стариком. Быть дедом вполне забавно и уместно.

Всех вас поздравляю с праздником.

Жду писем.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Бердяев Николай Александрович, русский экзистенциальный философ. Я увлеклась его книгами.

** Я писала о школьном американском обучении, смысл которого — никого в школе не травмировать, а обучаться дома. «В школе три предмета: наука — как чистить зубы, как ухаживать за волосами, что лучше есть; математика — как лучше составить налоговый отчет и что будет, если от четырех отнять два; и язык — как написать деловое письмо.»

*************************************************

26.3.79

Дорогая Дина!

Вижу, что жизнь Ваша, если выразиться высокопарным слогом, «распускается, как цветок». Так сказать, вознаграждение за полосы трудностей и неизбывную трудность жизни в чужих краях. Единственное, чему я по–хорошему завидую, это, как ни странно, кино.

Конечно, и в Москве при желании можно посмотреть новые и старые занятные ленты. Есть даже специальный кинотеатр зарубежных фильмов. Но так получается, что мой образ жизни отдаляет меня от города на тысячу верст. Кстати, Вы пишите об Андрее Рублеве. — Это действительно хороший мастер делал /я с ним в школе учился, он был у нас председателем драмкружка */. Мне казалось удивительно, что он так верно понял место Рублева на фоне его эпохи /хотя многие ругали его за натурализм/. Но все же с куда большим восхищением смотрел его «Солярис». Поразительная, философская штука, как и его «Зеркало».

Трудно представить себе благодушное благополучие психики американцев, которую Вы и другие описываете. Трудно потому, что у нас люди, пережившие несколько войн, не могут быть такими. Но интересно другое: как их облик складывался. Ведь их предки люди особого склада: протестанты, сектанты. Об этих их корнях, впрочем, многие пишут, хотя и разноречиво. Многие русские сектанты тоже переселились туда: духоборы, староверы, но они как будто законсервировались, признаков развития не подают. Значит, модель вероучения играет немаловажную роль.

Рад за Якова, за его живопись** и за Вашу перспективу стать новым Чуковским.*** По–английски будете писать? Как Ваш язык? Моя внучка пока текстов не выдает и веселит нас в основном своими ужимками. В год и три месяца называет всех мужчин папой, хотя отца явно отличает.

Картин Шварцмана**** я не видел. То, что Вы пишите о Родко*****, очень интересно. Иные критики говорят, что у христианства нет своего искусства, что оно просто отражает веяние века, как бы исчерпав себя в Средние века. Не знаю, правы ли они? Знаю только, что христианство, в принципе, не может создать своей однозначной культуры, вроде буддийской или исламской. Оно шире и глубже культуры вообще. Поэтому может говорить на любых языках.

У нас медленная весна. Кричат птицы, и снег.

Через три недели Пасха. У Вас она на неделю раньше. С чем и поздравляю.

Обнимаю и шлю московские приветы.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Андрей Тарковский, режиссер, автор фильмов «Андрей Рублев», «Зеркало», «Ностальгия», «Солярис» и др.

** О живописи Яши известный исследователь русского авангарда Джон Боулт написал статью в журнале «Art News» (ноябрь 1979).

*** В течение многих лет мы .записывали и хранили интересные высказывания нашего сына Илюши. Я решила привести эти записи в порядок, подумав, что благодаря уникальному материалу мне удастся приоткрыть щёлочку и взглянуть на тайну личности. Я опубликовала книжечку «Илюшины разговоры» в 1982 году в издательстве «Эрмитаж». К сожалению, отец Александр ее не получил.

**** Михаил Шварцман, московский художник. Его картины «праиконы» оказали на меня невероятно сильное воздействие. Я написала, что «сродни им только пейзажи Израиля и его тайна».

***** Марк Родко, американский художник русского происхождения. В Хьюстоне есть Капелла Родко, оформленная его картинами. Восемь громадных глухих монохромных полотен, развешанных на стенах октаэдра, освещенного сверху: при молчаливом контакте с картинами, они начинают шевелиться, разговаривать, из них возникают миры, города, пространства. Я написала отцу Александру, что «Марк Родко, не только понимал в красках, но знал что–то Неведомое, Вечное.»

*************************************************

21.12.79.

Дорогие Дина, Яков и дети!

Поздравляю вас с праздником Рождества, который вы теперь встречаете «по–американски».* В такие дни невольно переносишься мыслью ко всем, кого бы хотел видеть и, увы, знаешь, что жизнь нас прочно разлучила. Но, тем не менее, есть главные вещи, которые не подвластны пространству.

Вы очень хорошо, Дина, описали внутреннее состояние людей, пребывающих в рассеянии. Трудно это, но все имеет и позитивный смысл. Обнажается правда о нас самих, о жизни и прочем. Не всем по силам ее переварить, особенно, если они не ощущают главного смысла всего. Все идолы, иллюзии, привычки, рутина рушатся, и надо встать перед лицом бытия «без дураков». Открыть наши корни в вечности, от которых мы так часто отрывались.

Вот и сейчас Рождество. Но оно не просто семейный праздник и не «воспоминание».

Был один удивительный человек, который впервые открыл это: Павел. Он не был свидетелем евангельских событий, но постиг куда больше, чем те, кто были очевидцами и ничего не поняли. Он открыл для себя и для нас, что Христос жив сегодня, в любой день и час, что мы можем встретить Его на пути, как встретил Павел Его на дороге в Дамаск. С момента Рождества Вечный образ открыл нам, ограниченным существам, Свое лицо, человеческое, соразмерное нам.

В связи с печальным известием о Вашем отце я вспомнил, как 10 лет назад — ушел мой. Как бы ни была тяжела эта разлука, я тогда же ощутил, что он взят своевременно. Наступали периоды, когда перед ним встали бы неразрешимые проблемы. Во всем есть скрытый смысл, который мы лишь иногда узнаем ретроспективно.

Очень радуюсь успехам Яши на поприще живописи **, надеюсь, что и работа идет своим ходом. Раз Вы научились теперь разбираться в слоях общества, наверное, будет легче жить, то есть находить «подобное для подобного».

Дина, Вы пишете о мормонах.*** Я в свое время много думал о них и читал. На их примере яснее становится необходимость Церкви, которая худо бедно может сбалансировать человеческие загибы и сохранить связь с источником. Трагедия их в том, что они изобрели себе веру «независимо» от вселенского христианства и тем самым открыли простор для функционирования негативных механизмов /социальных и психологических/. В результате — «закрытая система» с жестким, почти нечеловеческим режимом. Это как в биологии: вид, изолированный от всех воздействий, обречен на деградацию. А их главный импульс — отделиться, все строить по–своему, не считаясь с опытом вселенского христианства. Теперь их трудно назвать даже христианами /как и свидетелей Иеговы, которых в Америке немало/.

Всегда рад услышать Вас и знать о Вашей жизни.

Обнимаю. Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* В моей книге «Америка, Россия и я» (издательство «Академический проект», С. — Пб., 1996) есть глава, которая называется «Рождество в Америке».

** «Миллюид» — галерея в Хьюстоне — приняла для выставки и продажи Яшины картины.

*** Мы с друзьями ездили путешествовать по Америке и заезжали в Солт Лэйк Сити, столицу мормонского штата Юта. Я написала отцу Александру, что я увидела «идеальную несвободу». Я почувствовала страх перед такой религией, невероятное отталкивание, и я спросила, правильны ли мои чувства?

*************************************************

24.04.1980

Дорогая Дина,

Получил Вашу открытку и взаимно поздравляю всех вас с Праздником. Долго же не писал из–за того, что все это время был перенасыщен приходскими делами и службами, дома бывал редко. Так всегда бывает перед Пасхой и после нее. У меня за домом еще лежит снег /24.04!/, весна холодная и суровая. Но, несмотря на трудности нашего климата, Бог дает мне пока сил делать все, что нужно, то, что делаю всегда. Будем надеяться, что и дальше так будет. Очень рад Вашим /обоим/ успехам, но не совсем понял: Вы пишите по–английски? Это о сыне и его изречениях? Это ведь будет для взрослых? Я всегда думаю о детях: им так не хватает хороших книг! На тысячу «взрослых» — одна хорошая детская. Это, наверно, касается любой страны. Уж очень это большое искусство — писать детям. Есть ли у Вас фото хотя бы каких–нибудь Яшиных картин? Хотелось бы взглянуть, что он теперь делает. Его Амос* так со мной и неразлучен. Вспоминаю наши с ним разговоры о мировых проблемах. Он редкий человек, который понимает многое. Сейчас, как мне кажется, полоса упадка и усталости мысли. Многое примитивизируется. Но это не в первый и не в последний раз. Истина от этого не пострадает, ее свойство облекается во все формы, начиная с самых сложных — до самых простых. Это хорошо видно из самой Библии…

Жду Ваших писем, которые, как никакие другие, полны жизни и искр и приоткрывают завесу над Вашим бытиём. Всех вас обнимаю и шлю Божие благословение.

С любовью

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Яша перед отъездом из России подарил отцу Александру свою картину «Амос».

*************************************************

[1980]

Дорогая Дина!

Получил Ваше письмо, вернувшись из родного Коктебеля. Не знаю уж, что Вы в моих письмах нашли, но полагаю, что это реакция от беспросветной глупости, которую Вы так красочно описали.

А с Яшиными картинами дело, наверное, сложнее. Ведь сколько уже веков, как обыватель явно предпочитает «натуру». Всех модернистов брали (и берут) из моды, созданной прессой. Почему люди мидлмены любят натуру, понять трудно, но это факт. Были же века, когда положение было иным. Впрочем, очень давно. Ведь до Ренессанса картины в доме не вешали. Значит, тысячи лет все — натура. Что же ждать от бедных американцев? Попритворяются — попритворяются, а потом и хвать — берут европейцев «как живых». Это уже искренно. В искусстве–то понимают не многие, и это везде и всегда. Куда деться? Конечно, мода — сильная вещь, — приходится себя мучить тем, что втайне не по душе…

А как с Вашей книгой? Вы давно об этом не писали /и вообще/.

Описанием клуба* вы меня восхитили. Вот уж поистине бессмертна тупость и универсальна. Чудные мы люди: жарко — нам плохо, холодно — тоже. Есть сауны, бассейны — дуреем, нет — дичаем. Комфорт — плохо, дискомфорт — тоже. Впрочем, во всем этом видно главное.

Не здесь решается основная загадка человеческой судьбы. Прямо–таки наглядное пособие! Как без духа можно мило оскотиниться, даже имея бассейны. Вавилон… Вавилон в библейском смысле слова. Только некому эту Атлантиду обличить /а если и есть, то не слушают, как всех Кассандр и пророков/, так всегда бывало. Один Бог вправляет нам мозги время от времени, но Он долготерпелив, как эволюция, как долгие геологические периоды. Он лепит нас, кувыркающихся, и Свое дело до конца доведет. Он и нас–то сделал очень живучими, как лягушек. Все перенесем, даже глупость и комфорт. Это животные вымирают от неблагоприятных условий, а Адам — орешек попрочнее. Весь измусорится, а потом мусор слетит, и видно: было в глубине что–то Божье. Не совсем одичал и выродился. Искра никогда не погаснет. Как сказано в писании:

«Свет во тьме светит».

Шлю Вам всем московские приветы и добрые пожелания.

Храни…

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Наши эмигранты создали клуб при еврейском Центре Хьюстона, и я описывала, как смешно и грустно придавливают нас «утюги на головах», привезённые из России.

*************************************************

Февраль 1981

Доpогая Дина,

Давно не получал от Вас вестей и был рад /письму/. Вообразил в красках, как Вы отводили душу с Юзом*, выплескивали все, что накопилось, а накапливаться есть чему — это видно и из Вашего письма, и из предыдущих. Не соскучишься. Про роман Лимонова** слышал, но, к счастью, не читал, и вообще вести об этой лит. кутерьме доходят скудные. Но об этом тоже не слишком убиваюсь. Все пройдет, все минует, вода времен все унесет… а что останется — покажет время. Недавно тут читал приятную повесть об Огареве. Как много сходного в ситуациях, и также многое унесла вода. Но все же люди были чуть–чуть поблагородней /повторяю: «чуть–чуть», чтобы объективно было/.

С книгой Вас поздравляю, хоть и не знаю, когда придется ее прочесть. Надеюсь, она выйдет красивая. И устами младенца в ней будет говорить истина. А другую***, наверно, будет трудно писать. Я имею ввиду — рядом с многими аналогичными по теме. Главное — найти ключ. То есть, одну–две главные мысли, которые хочется выразить, а уж на нее, как на ствол, все нанижется. Трудно еще потому, что основы страны возникли на двух китах, от нас далеких: евангелическом христианстве и пионерстве /не иммиграции/. Евангелизм, растеряв многие важные вещи, возродил и сохранил некоторые фундаментальные христианские векторы. Но об этом так много сказано… Когда–то Вл. Соловьев говорил, что всемирно–историческая ценность /или миссия провиденциальная/ каждой культуры измеряется тем, что она дала другим. Велики, говорил он, те писатели, которых ценят не только на родине. А историк, недавно умерший, А. Тойнби считал, что «успех цивилизации связан с тем, насколько верен её «ответ» на «вызов» Божий. Впрочем, это так, к слову.

Из своей лесной заснеженной пустыни шлю Вам приветы друзей и Божие благословение.

С любовью.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Юз Алешковский, писатель, автор ставшего знаменитым, романа «Николай Николаевич». Живёт в Америке.

** Эдуард Лимонов, писатель, автор нашумевшего романа «Это я — Эдичка!»

*** Мне захотелось написать книгу про Америку, и я стала собирать копии своих писем.

*************************************************

[1981]

Дорогая Дина!

Поздравляю Вас, Яшу и детей с праздником Пасхи.

Мы, конечно, от души посмеялись и повеселились над Вашим письмом. У нас нет таких забавников и нет материала, чтобы так всё описать, но есть и свои юмористические стороны жизни. Особенно хорошо Вы описали бобруйских*. Наташа моя не налюбуется на календарь. Вопреки Вашим ожиданиям он дошёл по почте невредимый. Я, кажется, уже об этом писал, но, может быть, хотел, любуюсь и я. Приятно иметь перед глазами хорошие пейзажи, так снятые ловко.

Относительно умственных способностей буржуазных людей, то я давно имел подозрения, что, в общем, всюду похоже.

Надеюсь скоро поздравить Вас с книгой. Но так и не понял: она по–русски? Якову также желаю преуспевать в меланхолическом и поучительном занятии — отождествлении человека с нефтью. Только её мало, а нас многовато. И если б она так легко воспроизводилась!

У вас тепло, а у меня ещё много снега. Земля открывает свою плоть, ожидая, что я начну трудиться над ней в поте лица.

Жизнь течёт быстро и бурно. Но жаловаться не приходится. Время у меня сейчас напряжённое, как всегда перед Пасхой, когда много народа. Дома почти не бываю. Но это искупается красотой этих дней. Они как бы символизируют всё наше духовное бытиё. Как Он умирает и воскресает, так и Церковь время от времени идёт к упадку, а потом снова возвращается к жизни. Не забывайте. Ваши письма для нас всегда радостны.

Обнимаю.

Ваш о. Александр Мень

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Я писала отцу Александру о всяческих проделках «наших». Как быстро некоторые выходцы из Бобруйска наладили «бизнес»: колотить машины друг у друга и получать денежки от страховок.

*************************************************

[1981]

Дорогая Дина!

В который раз Ваше письмо заставляло нас грустить и смеяться.

Из Вас бы вышел весьма ядовитый репортер /не все еще потеряно/ или эссеист. Так и представил я себе все те многообразные, но однообразные в своей глупости круги, которые Вам пришлось обойти. Даже та основательность, которая обычно характеризует «конец века», исчезла. Один прах и пыль… Жалкие перерождения и порождения.

Но за Вас все равно рад, что вы оба и все вместе благополучны /это я вычитал между строк и, надеюсь, не ошибся/. Кроме того, что выбитость из седла и среды болезненны, многие просто прятали свое убожество, и вот оно явилось во всей красе.

Анри* я очень люблю, но признаюсь /тайно/.что сам ничего не понимаю в его произведениях. Он недавно прислал мне на отзыв один свой очерк на интересующую меня библейскую тему, и я до сих пор не ответил. Просто в тупике. Впрочем, это его стиль: он и раньше так писал. Относительно же моих писаний, то, наверное, в Вас говорит больше дружеское расположение /и некая общность духа/.

Наша жизнь, несмотря на все обстоятельства, идет по–прежнему руслу.

Закончил последний том истории религии, написал комментарии к Новому завету и т. д. К злобе дня это, кажется, не имеет отношения, но злоба дня пролетает, как сенсация на Западе. Неинтересно как–то. И главное — все одно и то же. Та же глупость и нелепости и нежелание понять, учесть, осмыслить то, что было испытано. Видимо, во всех крестах, под всеми звездами мудрость столь же редка, как золотые крупинки, как подснежники ранней весной. Но все–таки дух делает свою работу, незаметно, чтобы медленно осуществлялся Замысел. Он есть и зреет — вопреки тупости людской.

Всегда рад буду Вашим письмам.

Привет Якову. И детям, которые, наверно, уже огромные /прислали бы Вашу семейную группу/.

Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Анри Волохонский, биолог, философ, поэт, писатель. Автор нескольких популярных песен «Над небом голубым…», «Осязала ризы твои…» и др. Друг Яши. В эти времена жил в Израиле на Тивериадском озере. Во время нашего визита в сердцах сказал: «Я никогда не думал, что евреи такие глупые!» На что я ему ответила: «Что же тогда про русских думать, если на их фоне евреи умными казались?»

*************************************************

Февраль 1982

Дорогая Дина!

Долго не писал Вам. Сначала был в больнице, но когда благополучно оттуда вышел, немного простыл, а потом умер отец Наташи /моей жены/. И так одно за другим. Суета и пр.

Нравится мне, что Вы с таким восторгом говорите о климате и прочем. В сущности, мы чаще брюзжим, а потом, вспоминая, вздыхаем: как было хорошо! По банальной пословице: «Что имеем — не храним…» А жить–то надо сегодня.

Непонимание этого — форма неблагодарности. Ни прошлое, ни будущее нам не принадлежит так, как настоящее. Как писал Пастернак: «Себя и свой жребий подарком бесценным твоим сознавать». Как бы причудливо ни складывались судьбы — во всем есть смысл, если только мы захотим его понять и найти. Жаль мне, что наши странники* обнаруживают такую мелочность. Одно из главных правил жизни: не смотреть в микроскоп. Знаете: в микроскопе можно увидеть самых страшных бацилл, которые живут рядом с нами, и до поры до времени — мирно. Жить крупно — единственное, что достойно человека. А тут такая вермишель… От этого и инфантильность мужчин, о которой Вы пишете. Зарылись в собственных мелочах, в собственном микроскопическом /по сути дела/ самолюбии и пр. И самообмана — гора. Если бы… если бы… я бы… Близость к смерти должна отрезвлять. Я это не о том, что недавно хоронил. Я часто вижу покойников. Но и без этого ясно. Нужно только целительное «мементо мори», которого западные, кажется, немного боятся.

Как Ваша книга? Как Яков и надменные потомки? Жду хоть краткого описания. Ваши «отчеты», как у Джерома.

Обнимаю Вас всех.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* «Наши странники» — это наша писательско–художественная элита в эмиграция.

*************************************************

[1982]

Дорогая Дина!

Наконец–то, снова мы получили удовольствие, читая Ваше письмо.

Впрочем, интуиция подсказывала, что молчите не потому, что что–то не в порядке. То, что Вы описали о премии *, меня поразило. Действительно, какая это сейчас /да и всегда/ редкость! И как хорошо, что такие оазисы существуют и что «свет во тьме светит».

Один современный теолог ввел термин «анонимные христиане» для обозначения всех людей, которые практически, в жизни осуществляют Евангелие, подчас не зная о нем. Идеологический ярлык мало что значит. Моим молодым друзьям это не всегда понятно. Всем так хочется разделять на «свой» и «не свой» по ярлыкам. Но, как видите, в натуре все сложнее…

По–прежнему Ваши письма самые насыщенные и живые. Прочие — большей частью стонут. Плохо люди прививаются на чужих местах. Хочется верить, что наш век принесет в будущем плоды, хотя, как поглядишь — то мы еще пещерные люди, питекантропы какие–то.

«Волна» о себе мнила много *, а оказалась мутной волной. Да и ждать иного было трудно. Главное осталось не изжитым, сменили только этикетку.

А Мексику Вы здорово описали — два слова — и все ясно. Смешно: вот когда и при каких обстоятельствах открыли в себе писательницу.

Впрочем, читая письма, об этом можно догадаться. А вот — другой вопрос: почему у мексиканцев так? Ведь рядом — другая жизнь. Порядки? Но ведь их создают люди. Раса? И ведь мексиканцы — наполовину тоже выходцы из Европы. Да и что такое Европа, чтобы все у нее было лучше? Быть может, дело в устоявшейся вере, вере в широком смысле, как бессознательном жизнепонимании, которое проецируется на все — культуру, цивилизацию. А уж сама вера коренится в чем–то внутреннем. И здесь тысячи вопросов. Почему у древних мексиканцев были такие жуткие культы? Ведь они не хуже других.

О себе мне трудно писать — мало внешних событий, достойных описания. Я живу, или стараюсь жить так, как кончил герой «Кандида». Но это лишь внешняя сторона. Копаюсь, собираю картошку на зиму, тружусь с народом, пишу.

Сейчас внучка уехала, а то весь дом стоял на голове /она «вождь краснокожих»/, и дома опять относительная тишина. Я ее принимаю как драгоценный дар, потому что дни свободные редки, а дела берут все силы.

Часто о Вас думаю и желаю, чтобы солнце Вам светило.

Большой привет Якову, рад его успехам, а также юным американцам.

Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Я написала о премии Родко, учрежденной американской миллионеркой Доминикой Де Миниль для людей, борющихся за справедливость и добро в своих странах. Вручение премий происходило в капелле Родко. Я описала атмосферу доброты, которая была во время церемонии, как в раю, а не в царстве «акул.»

Мы были приглашены Павлом Литвиновым, гостем Д. Де Миниль, получавшим премию за Елену Великанову. Каких только людей там не было: индейский вождь, отстаивающий права индейцев, африканский царь, давший свободу рабскому племени…

** В письмах я много писала о том, как после пересечения границы наша мания преследования в России сменилась манией величия в Америке, и приводила разные смешные истории из нашей жизни.

*************************************************

24.4.90

Дорогая Дина!

Наконец–то получил от Вас хоть несколько слов. Казалось, что Вы канули в неведомое. О всех превратностях и бедах узнал косвенными путями*, и понимал, что бессмысленно писать по старому адресу**. Безумно быстро бежит время. Но я рад, что Вы не пали духом, вопреки всему и не утратили, кажется, своего яркого и светлого. Теперь жду от Вас рассказа более подробного о детях и о своем житье–бытье.

Что касается меня, то в целом у меня жизнь идет в том же направлении и в том же духе. Правда, новые ветры перемен меня немного коснулись в том смысле, что сейчас берут в прессу некоторые мои работы и появилась возможность общаться с большими, в несколько сот человек, аудиториями /школы, вузы, институты, Дворцы и пр./. Но изменение это не качественное, а количественное. Борода стала белее, внучка, старшая, переходит в 6–ой. Жена еще работает. Такие контуры…

Словом, жду. Привет мальчикам и мужу*** /хоть его не знаю/.

Может быть, Вы когда–нибудь соберетесь побывать здесь?

Будьте благополучны и Богом хранимы.

Ваш о. Александр Мень.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Это письмо получено после огромного перерыва. За это время трагически погиб мой муж Яков (1984). Я несколько лет находилась в тяжёлой депрессии.

** В 1985 году я переехала в Бостон.

*** Мой второй муж Леонид Перловский, физик–теоретик, друг Яши, работал вместе с нами в «Эксоне». Я вышла за него замуж, и его любовь помогла мне пережить годы после Яшиной смерти. К двум моим мальчикам, Илье и Даничке, присоединились Ленины сыновья Боря и Илюша. В новой книге " По ту сторону воспитания» я рассказываю как я выживала, оказавшись «мать–мачехой». К сожалению, отцу Александру об этом периоде моей жизни я мало успела написать.

*************************************************

Август 1990

Дорогая Дина!

Очень был рад Вашему письму. Пока пишу краткую открытку. Жду от Вас, — о Вашей жизни и обо всём. Как хорошо, что Вы вышли из всех испытаний, не потеряв своего духа, такого живого и искрящегося. Да, давно Вы уже погрузились в «инобытие», но всё же Главное остаётся вечным под любым небом.

Обнимаю.

Шлю Божие благословение.

Ваш о. Александр Мень.

Жду!