Извещение Марии
Окончательная сценическая версия Перевод Ольги Седаковой
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Поль Клодель (1862–1955) принадлежит к очень немногим художникам нашего столетия, которые последовательно и недвусмысленно строили свою творческую судьбу как род религиозного служения; при этом речь идет не о внекофесси ональной религиозности, как в случае Райнера Мария Рильке или Пауля Целана, а о «простой», традиционной церковности. Естественно, в культурном контексте fin du siиcle и первых десятилетий века «простота» такой позиции выглядела крайне непросто, а ее «традиционность» — более эксцентрич но, чем любой эпатаж. У Клоделя не было ни биографичес ких, ни идейных размолвок с Римской церковью; его позиция была определена сразу же после обращения, пережитого им на Рождественской мессе в парижском соборе Нотр–Дам 25 декабря 1886 года.
Всему, в чем я был уверен, пришел конец,
так описал он этот день 56 лет спустя. Его долгий и драматичный путь проходил внутри этого пространства, а не у входа в него, как мы привыкли видеть в судьбах многих художников нового времени.
Католическая ангажированность Клоделя не могла не восприниматься как вызов в художественной среде его молодости; она остается сомнительной для многих и в наши дни. Мало кто провоцирует столько насмешек, недоверия и публичных разоблачений, как новые апологеты традиционного благочестия, Клодель у французских собратьев, Элиот — у английских. Свободное творчество и доктринальная определенность для большинства наших современников составляют неразрешимую антиномию. Почему это не было так для Клоделя?
Хотя бы по той, очевидной для клоделевского читателя причине, что обе стихии — и церковности, и творчества — были для него делом личного вдохновения, а не столкновением личной страсти и внеличного долга. Догматика вдохновляла его, как океан (океан, открытое море и вообще стихия воды — «дохристианская» святыня Клоделя), а в искусстве (поэзии, зодчестве, музыке) он не видел кумира, за поклонение которому следует приносить покаяние (как многие художники в конце пути, среди других, Гоголь и Микельанджело).
В саму возможность такой гармонии, в глубокое родство художественного и духовного вдохновения ( «Муза, которая есть Благодать», «La Muse qui est Grвce» — так называется одна из «Больших Од» Клоделя), несомненно, трудно поверить. Трудно не только «вольному» художнику, которого догматика пугает как нечто заведомо решенное, противоречащее личному поиску истины, на собственный страх и риск. Не менее трудно это и для благочестивого прихожанина, знающего уроки аскетических учителей, которые требуют «различать духов» и с сомнением относятся к «духу» индивидуаль ного художественного творчества. Однако пример Клоделя показывает, что такое немыслимое соединение все–таки случается, и не только во времена Средневековья. В грандиозно сти его художественного дара не сомневаются и противники его «убеждений», а что до его имплицитного богословия, то его увлеченно обсуждают такие теологи современности, как Х. У. фон Бальтазар.
Огромное наследие Клоделя — поэзия, драматургия, эстетические, политические и богословски–философские трактаты — почти не переведено на русский язык
[1]. Исключение из общего идеологического запрета на Клоделя составила пьеса «L'annonce faite б Marie». Она была поставлена в большевистской Москве, о чем с изумлением и гордостью упоминал Клодель в 1948 году. 16 ноября 1920 года премьера «Благовещания» (так называлась пьеса в переводе В. Г. Шершеневича
[2]) состоялась в Камерном театре; главную героиню, Виолену, играла Алиса Коонен. К своему счастью, Клодель не знал, что в Москве было сделано из его пьесы: по словам самого постановщика, режиссера Таирова, пьеса была использована «в качестве литературного материала» для «антиклерикальной постановки»: «мистерия любви» противопоставлялась «мистике монастыря» Четвертый акт был исключен вообще, да и весь текст был не больше похож на оригинал, чем либретто «Ивана Сусанина» работы С. Городецкого — на тот текст «Жизни за царя», с которым имел дело Глинка
[3].
Тем не менее, сам факт этой постановки удивителен: «L'annonce faite б Marie» — одна из самых открыто доктриналь ных вещей Клоделя, страстная проповедь христианского подвига и всемогущества веры. В программе парижской постановки «Извещения» в 1948 году Клодель писал: «Я верю, что Искупитель мой жив!» говорил древний Иов. И они (герои пьесы — О.С.), каждый по–своему, что они говорят уже 56 лет, Анн Веркор, Пьер де Краон, Виолена, Мара? Что они говорят и сегодня? Что они такое говорят, каждый на свой лад, что делает их господами мира? Они не говорят ничего другого».
Между окончательным текстом «Извещения» и его первой версией — 56 лет!
[4] Две мировые войны, скитания автора по всей планете, от Японии до Бразилии (где Клодель исполнял дипломатические миссии), разделяют начало и конец работы над историей «нежной Виолены» и ее жестокой сестры. Первоначально сюжет (пьеса называлась «Девица Виолена», «La jeune fille Violaine») был вписан в современность; затем, неожиданно для самого Клоделя, он нашел для себя другую эпоху: позднее Средневековье, время Жанны д'Арк. Как замечает Клодель во вступительных ремарках к первой версии «Извещения», «действие разворачивается в конце Средневековья, образ которого условен, наподобие того, как средневековые поэты представляли себе античность». Жанр пьесы приблизился к мистерии, «омытой литургией и средневековой верой», по словам Клоделя. В кульминационной сцене (Действие III, Сцена Вторая), месса прямо вторгается в сценическое действие и «реализуется» (одно из любимых слов Клоделя) в нем. Героиня «рождает», воскрешает из мертвых младенца во время чтения рождественской службы. Подобным образом построена другая великая христианская драма ХХ века, «Убийство в соборе» Т.С. Элиота. Подвиг протагониста совершается во временной структуре богослужения: новое жертвоприношение и новое чудо предстают как своего рода истолкование литургии. У Элиота трагический конфликт разворачивается между великой верой протагониста и обыденной верой остальных участников действия; у Клоделя же сталкиваются две по–своему предельные веры: «злая вера» черной Мары и «кроткая вера» нежной Виолены. В обоих случаях счастливое разрешение не отменяет этой в глубочайшем смысле трагической коллизии.
Вкратце сюжет «Извещения» таков. Монолитный мир Средневековья рушится; центр существования исчезает, «отнят вес высоты, которым все держиться», словами Клоделя, поэтому все сдвинулось с мест, мечется и сталкивается между собой; каждый предпочитает жить для себя в этом жестоком мире. «Люди остались без Отца»: у Франции нет Короля; у христианского мира — Папы в Риме.
Комбернон, в котором происходит действие пьесы, — «свободная земля», ее хозяин Анн Веркор, чьи предки получили свое владение непосредственно от одного из первых святых земли франков, св.Ремигия–ленник Монсанвьержа, горного женского монастыря; «над ним только Бог, как над Королем Французским». Этот древний хутор, где еще не разрушен патриархаль ный лад в доме и в отношениях человека с землей, — как бы остров или ковчег среди исторического потопа. Но тревога проникает и сюда: старый отец объявляет домашним неожиданное решение: он оставляет дом и отправляется на поиски утраченного центра жизни — к Гробу Господню, в Святую Землю. Уходя, он вручает старшую дочь, кроткую Виолену, Жаку Ури, крестьянину, который любит ее. Но младшая сестра, «терпкая Мара», любит Жака и не хочет отступиться от своего желания выйти за него замуж. В первых версиях пьесы Виолена отрекается от Жака ради сестры, в чем и состоит ее жертва. Сестра бросает пеплом в глаза Виолене и выгоняет ее, ослепшую, из дому. Окончательная версия страшнее.
Решению отца предшествует сцена Пролога, в которой Виолена прощается с зодчим Пьером да Краоном, гостившем в их доме и пытавшимся силой овладеть ей. Пьер рассказывает, что в наказание за это он поражен проказой. Виолена прощает Пьера и, выслушав его рассказы о юной мученице Юстиции, которой будет посвящен новый храм (его строит Мастер Пьер), отдает ему кольцо, подаренное Жаком, как свою жертву на строительство. По словам Клоделя, Мастер Пьер исполняет роль «посланца Бога»: от него Виолена получает весть о собственном призвании, о жертве. Прощаясь, переполненная состраданием и счастьем, она целует Пьера. Этот поцелуй видит Мара и доносит о нем Жаку.
Виолена обнаруживает у себя признаки проказы. Брак с Жаком невозможен; но Жак видит в проказе кару за грех Виолены, измену. Виолена покидает дом и живет в глуши, как положено прокаженным, на подаяния сельской общины. Мара и Жак женятся.
В местный сюжет вмешивается большая история. Через лес, в котором живет Виолена, прокладывают дорогу: Король, ведомый Орлеанской Девой, едет в Реймс на коронование. Попутно мы узнаем судьбу Мастера Пьера: он исцелился и продолжает возводить соборы. В сочельник Рождества, когда ждут королевского въезда, в лесу появляется Мара с мертвым младенцем на руках. Она идет к Виолене, оклеветанной ей, в уверенности, что та может воскресить ее дочь.
За этим следует кульминационная сцена пьесы. Рождество Христово соединяется с чудесными «родами» Виолены, которая воскрешает ребенка и кормит его грудью (этот сюжет Клодель почерпнул в средневековых немецких легендах).
Следом за этим Мара сталкивает ослепшую Виолену в яму, где та должна погибнуть. Она скрывает от мужа случившееся. Это происходит за сценой.
В последнем акте возвращается отец. Он несет тело умирающей Виолены. Все нити повествования сходятся. Жак узнает о невинности Виолены. Все — о злодействе Мары. Святость жертвы Виолены обретает вселенскую меру: «Король на троне, Папа в Риме», Святая Пастушка из Орлеана воодушевляет народ; центр мира восстановлен, ибо он — там, где приносится добровольная жертва. Исцеленный Пьер де Краон завершает собор первомученицы Юстиции, для которого в Прологе Виолена пожертвовала кольцо, подаренное ей женихом. Но реальная ее жертва иная: она сама становится «новой Юстицией», новым воплощением христианской Справедливости. Виолена умирает под звуки «Ангелуса», колокольного звона, напоминающего о Благовещении. Последние слова пьесы — ангельское великое славословие на Рождество. «Слава в вышних Богу и на земле мир…»
Самая парадоксальная тема пьесы связана с Марой. В первоначальном замысле Клоделя Мара воплощает собой землю, алчную и равнодушную ко всему «кроме необходимости продолжать род»; ее грубость оправдана, она, говорит Клодель, «благословенна в своем проклятии, как Агарь». Виолена противостоит ей как Небо Земле. И как Жертвенность — Себялюбию, в котором Клодель видит свое промыслительное достоинство: «Эгоизм, вес (или: тяжесть, гиря, poids), необходимый для равновесия целого.» Ход действия, однако, толкает к тому, чтобы увидеть в сестрах тень другой древней пары: Авеля и Каина. Но Мара в финале прощена и оправдана, не принося при этом раскаяния. Больше того: Виолена благодарит ее за то, что это она–одна из всех — верила в нее. В конце концов, свирепая вера Мары: абсолютный отказ принять смерть своего младенца и неосуществимость чуда — и вынудила его совершиться, ее дерзость стала тем, что «позволяет причине стать причиной». Клодель считает собственный драматургический сюжет иллюстрацией к важнейшему для него евангельскому стиху: «Царство небесное силой берется». Храм, в который принесла свою жертву Виолена, посвящен Юстиции: видимо, таков в мысли Клоделя образ христианской Справедливости. Злодей здесь не несет воздаяния, как это было бы в волшебной сказке; оказывается, что он служил орудием в общей экономии спасения, был необходимой составной в событии жертвы, едва ли не движущей его силой. Переводчик должен сознаться, что эта идея Справедливости остается для него странной. Пушкинское прощение злодеек–сестер в конце «Сказки о Царе Салтане»:
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой. —
такого сопротивления не вызывает. Может быть, потому, что прощение реально там, где есть несомненная вина, которую никто не трактует как невольное содействие благу. И, следовательно, совершает его Милость, а не Справедливость, пусть и самая парадоксальная.
Нужно отметить, что «оправдание Мары», своего рода «апофеоз Мары» — тема, возникшая только в последней версии пьесы (см. прим. 4).
Тема Призвания к Жертве — главная тема пьесы; ее воплощает послушная призванию Виолена. Вдохновенный гимн Жертве как смыслу, как «правильному распоряжению» собственной жизнью произносит в финале Отец, Анн Веркор:
Разве назначение жизни — жить? разве ноги детей Божиих прибиты к этой убогой земле?
Не жить, но умереть! и не только вытесать крест, но взойти на него и отдать все, что у нас есть, — отдать улыбаясь!
В этом радость, в этом свобода, в этом благодать, в этом бессмертная юность!
Справедливость и Суд — другая ведущая тема. Участники клоделевского действия, по примеру Иова, видят себя перед Богом не только подсудимыми, но и истцами (ср. реплики Анн Веркор и Виолены: «Я хочу оставить Его моим должником » говорит Анн; «Ты требуешь, чтобы ясовершила суд над самим Богом «, говорит Виолена). Дерзость веры–не то, что пугает Клоделя. Им движет, по его словам, «то же яростное сопротивление смерти, сомнению и отчаянию». Он напоминает о «вере, которая воздвигала храмы и святых». Тема строительства храма в «Извещении» — часть постоянной мысли Клоделя: символику христианского храма он обдумывает и воспевает в стихах (L'Architecte) и в историко–богословской прозе. Его размышления о храмовом зодчестве, величайшем выражении христианской цивилизации, переданы Пьеру де Краону и его Подмастерью. Похожее переживание храма как самого универсального символа человечества можно встретить у Мандельштама, и в его ранних архитектурных стихах, и в поздних:
Узел жизни, в котором мы узнаны
И развязаны для бытия.
(«Может быть, это точка безумия»)
Но пьеса, о которой идет речь, дополняет мысль о соборе еще одной, и важнейшей темой. Это не только созерцание космической и человеческой символики в храме, но вопрос о самой возможности возвести новый храм, о необходимом условии для его рождения. Для этого недостаточно посвященности и науки и дара зодчего. Для этого мало, как показывает сюжет «Извещения», и уже принесенной жертвы, мощей первомученицы, положенных в основание собора. Необходимо явление новой святости, нового подвига. Кончина новой мученицы Виолены совпадает с завершением храма св. Юстиции. Если продолжить сопоставление с Элиотом, действие пьесы происходит не «в соборе», а «для собора». Все происходящее — все отношения между действующими лицами, странствия Отца, земледельческий труд, детские песенки — все это, собственно, и есть история строитель ства нового храма.
Письмо Клоделя, лирика и драматурга, — чрезвычайно трудная задача для русского переводчика. Читатель может с недоверием отнестись к множеству странных оборотов и как бы нарочито «неправильных» словосочетаний в русском тексте: почему бы не сказать того же проще и яснее? Но Клодель не хочет школьной простоты и правильности. Синтаксис его–в сравнении с нормативным французским — сбит; порядок фразы инвертирован, конструкции не очищены от повторений, сочетаниями слов часто управляет не грамматическое согласование, а смысловая аттракция. Своеобразное монументальное косноязычие Клоделя при этом ни в малейшей мере не имитирует разговорную речь (к чему мы привыкли, скажем, у Льва Толстого или Достоевского).Такой синтаксис и такой выбор слов, вероятно, решает прежде всего ритмическую задачу (паузы, разделяющие поток речи на ритмические волны, которые несут патетическую речь говорящих, превращая ее в гимн, торжественное славословие, которое остается основной лирической формой для Клоделя) — и смысловую задачу: таким образом наводится резкость на центральную точку фразы. Как ни странно звучат порой русские фразы в нашем переводе, они, как правило, смягчают резкие сдвиги оригинала.
«Сновидение, которым дирижируют», — так определил Клодель драму. Это определение может быть ключом и к строю его речи.
Поэтический театр Клоделя вообще непривычен для русской традиции. Это театр слова и мысли, а не реалистичес кой психологии; слова «играют» в пьесе больше, чем персонажи. При этом слово Клоделя патетически звучно; и без регулярной версификации мы чувствуем, что перед нами стихи. Русские актеры, как известно, ориентированы на смиренную прозу, на правду в правдоподобных измерениях бытового «характера». Откровенная приподнятость может показаться напыщенностью. Да и самого соединения литургического со сценическим, жития с театром, известного Западу по средневековым мистериям и мираклям, наша традиция не знала. Исключением был недолгий опыт символистского театра и близких ему поисков начала века. Именно такой, таировский театр взял в свой репертуар Клоделя. Быть может, и новая встреча нашего театра с мало знакомой ему традицией мистериальной драмы будет плодотворной.
В заключение я хочу выразить мою благодарность Мари–Ноэль Пан, без чьего щедрого участия переводчику не удалось бы справиться со своей задачей.
Ольга Седакова
Любовь как рождение человечности
Чтение «Извещения Марии» Поля Клоделя[5]
«Извещение Марии» — одно из величайших творений, созданных в нашем веке. Оно не пользуется громкой славой, потому что остается непонятным, но здесь в сжатом виде передан самый дух католического христианства.
Тему «Извещения Марии» можно определить так: любовь порождает человечность во всеобъемлющем смысле, то есть, любовь рождает человеческую личность как источник существования народа.
Главное действующее лицо драмы представлено тремя персонажами: это Пьер де Краон, Виолена, Анн Веркор.
Анн Веркор — немолодой и грубоватый строитель семьи, дома; это он руководит трудом, который делает землю полезной.
Виолена — простосердечная, красивая, послушная девушка; она собирается выйти замуж за того, кого назначил ей отец, и кто, по счастливому совпадению, как раз тот, кто ей нравится, — Жак.
Пьер де Краон — тот персонаж, который самым непосредственным образом передает смысл драмы.
Общий знаменатель этих трех персонажей — любовь, но не любовь как выражение собственной воли, не инстинктив ное чувство, не «сентименты».
Мунье в своей книге «Трудная дорога христианина» говорит, что молодое поколение уже не видит разницы между любовью и нежностью.
Один из самых известных современных итальянских философов сказал: «Когда кончается идеологическое насилие, остается нежность».
Образ жизни нынешней молодежи выявляет ее этическую несостоятельность: нежность как раз и есть инстинктивное чувство, а любовь — нет.
Любовь — это значит жизнь для, жизнь для Идеала, жизнь для всеобъемлющего замысла, где красота и справедливость в безопасности.
Тема «Извещения Марии» — любовь, созидающая вселенную: ведь у человека может быть сознание всеобъемлющей реальности, вселенной. Если это понять, то становится понятна и пьеса.
Анн Веркор — корень растения, человек, добившийся богатства праведным трудом; он охраняет семью. Своим трудом он поддерживает обитель сестер–затворниц — деяние совершенно бескорыстное, открывающее величие души.
Но он, имея все, не может больше жить во Франции, где уже неизвестно, кто ее король, в Церкви, где неизвестно, кто же теперь ее Папа, в народе христианском, который разделен, растерян, сбит с толку. И тогда он принимает великое решение: он отправится в Святую Землю, чтобы у Гроба Господня молиться о возвращении народу единства, с королем и с Папой. Заметим, что в 1200 г. такое паломничество означало почти верную смерть — возвращались очень немногие.
Всеобъемлющий характер его сознания явствует уже из той любви, с какой он отвлекается от привычных дел и семейных забот, чтобы подумать о «птичках Божиих», как он их называет, о тех голубках, чье воркование слышится все реже, потому что в монастырь никто больше не приходит и времена настали дурные. Он чувствует, что суесловие больше невозможно, и решает отправиться на смерть, покидая жену, дочерей, свои земли. Это исходный персонаж, семя, из которого развивается драма. Анн Веркор словно незаметный корень: он появляется а начале и исчезает, чтобы вновь появиться под конец, вопреки всем ожиданиям.
Из такого корня может вырасти только необыкновенный цветок: Виолена, персонаж, больше времени проводящий на сцене. Это девушка самая простосердечная, чье богатство состоит в том, что она всей душой, миг за мигом, откликается на тот призыв, который Тайна Божия посылает ей посредствам самой жизни.
Готовность исполнить просьбу, которую Бог обращает к ней через сущее, у нее богата, разумна, непосредственна. Ее счастье в том, что все, о чем ее просит Бог, соответствует тому, чего она сама желает.
Но в такой момент это простое, провиденциальное, благодатное соответствие между ее нежностью, ее женским чувством, ее человеческим желанием и тем, чего требует жизнь, это удивительное согласие внезапно рвется, разрушается, — и она от этого умирает.
Этот внезапный разлом выявляет высшую логику, присущую порыву Виолены. Ведь она всегда сталкивалась с событиями повседневными, обычными, заурядными, и проходила сквозь них с разумностью, сердечностью, готовностью к послушанию; а когда она встретилась с ситуацией чрезвычайной, захватывающей и мучительной (любовь Пьера де Краона и его проказа), логика такой готовности неприменно должна была подтолкнуть ее принять, то есть разделить это необычайное, «особенной» страдание. Та же способность к любви, с какой она выстраивала назначенный ей повседневный порядок, побуждает, заставляет ее принять это удивительное и скорбное присутствие. Но это присутствие несет с собой страшную болезнь, проказу, так что через тот акт милосердия, когда Виолена целует Пьера де Краона в губы, — из жалости, из сочувствия и сострадания к боли, — проказа переходит на нее.
Третье лицо этого «единого» и важнейшего персонажа–Пьер де Краон, главный участник всего действия.
Пьер де Краон — фигура, наиболее полно воплощающая то, что есть человек, человеческое «я». Он гений, зодчий, тот, кто творит для всех, тот, кто создает мир, где все едины, устремлены к идеалу и готовы помогать друг другу. Он — строитель соборов, величайшего символа людского единства.
Ведь гений — это тот, кто выражает свой народ и, выражая его особенным образом, созывает его, объединяет. Эта роль–соединителя людей — присуща гению по природе; в какой бы области он не творил, он слепляет, связывает людей. Гений, именно потому, что он гений и выражает всех, наделен особой чувствительностью к призыву красоты, справедливос ти, пользы, который таинственно звучит в сущем.
Из–за этой высшей чувствительности к тому знамению идеала, каким является сущее, Пьер де Краон поддается искушению при встрече с Виоленой, символом красоты; он забывает о справедливости и пользе и пытается учинить насилие над ней; это событие предшествовало действию пьесы, и пролог на него намекает.
Виолена, исполненная праведности, ускользает, противится, и Пьеру де Краону не удается овладеть ею даже физически; она смеется над ним.
Но, как мы уже сказали, Пьер де Краон — гений, который лучше чем кто–либо понимает, в чем состоит замысел и польза всех вещей; поэтому порыв, в котором он пытается овладеть частицей, забыв о ее посвященности целому, тотчас же наносит ему смертельную рану, и он становится «страдальцем». Символично, что кара Божия, согласно библейской традиции, превращает его в прокаженного. Так тот, кто дает жизнь чаяниям всех, становится всем чужим (прокаженные должны были жить вдали от людей). Тот, кто соединяет всех, должен стать изгоем для всех. Пьер де Краон принимает последствия, признается в минутном заблуждении; он становится тем, кто посвящает всю свою жизнь; и парадоксаль ным образом он девственник. Он посвящает всю свою жизнь созиданию того, что есть знак идеала, которому все стремятся: собора, обиталища единства, красоты для всех. Он посвящает всю свою жизнь тому, чтобы строить среди людей зримый образ судьбы, ибо он — тот, кто поможет всем.
И вот, наряду с необычайным решением принести себя в жертву, — осознание того, что такое любовь, наперекор собственной ошибке и собственной беде.
Пьер принимает следствие своего греха, проказу, и посвящает свою жизнь тому единственному человеческому благу, которое есть созидание надежды. Ведь собор посвящен «Юстиции», то есть Праведности, и Праведность — основание надежды, собор — место надежды. Он соглашается на то, чтобы его болезнь через его жизнь, была посвящена всем, так как окоем этого грешного гения объемлет все.
«Сколько колоколен, чья тень, ходя по кругу, указывает время всему городу! И мне никогда не придется делать чертежи для моего камина и для детской?» В прологе, Виолена его утешает.
Пьер де Краон: За это меня жалеть не стоит, мы в стороне от всех. Я живу не вровень с другими людьми». Вот удивительное определение девственности.
Они стоят на ступенях дома. Виолена указывает Пьеру кратчайшую дорогу и своими слабыми руками отворяет ворота. Чистота указывает кратчайшую дорогу.
Под конец, в порыве сострадания, она обнимает Пьера и целует его. Еще раньше был совершен многозначительный жест: Виолена отдала Пьеру то единственное, что имела, — обручальное кольцо Жака. Второй порыв еще глубже и безогляднее, она отдает ему саму себя — поцелуй. Мера, сестра Виолены, видит эту сцену.
Этот персонаж открывает вторую часть пьесы. Мара (amara? горькая) — одно из лиц другого протагониста, также тройственного: Мара, Елизавета, Жак.
Выразитель троицы — Жак. Это человек безупречный, трудолюбивый, верный, положительный. Но его любовь имеет границу, меру.
Третья сцена второго акта (на мой взгляд — прекрасней шая любовная сцена, что была когда–либо написана) развертывает перед нами драматическую притчу о человеческой любви. В день помолвки Жака и Виолены они оказываются рядом, и он замечает, что на ней нет кольца. Мара тут же спешит к нему и обвиняет сестру в измене, но Жак верит Виолене, потому что любит ее. Но в какой–то момент Виолене придется сказать жениху ужасную вещь: переодеваясь утром, она заметила у себя на груди первое пятнышко проказы. Она должна ему это сказать.
Она вся в тревоге, мучается своей тайной, так как должна выяснить до конца, насколько он ее любит. Не то что Виолена думает, что Жак не любит ее, но его поведение при известии о признаках проказы будет испытанием его любви. Она должна подвергнуть его этому испытанию. Что касается кольца–Жак ей верит. Но затем у нее появляются какие–то «странные», как говорит Жак, нотки и выражения во время их разговора. Он начинает беспокоиться и просит ее не бояться, довериться ему, помнить, что его сильные руки — ее опора в жизни. Но Виолена следует своему ходу мысли и спрашивает, действительно ли он ее любит, как Христос спрашивал Петра. Жак тревожится еще сильнее, но она настаивает на том, что если он ее любит, то должен верить ей до конца. Жак отвечает, что это так и есть, что он ей верит. Тогда она распахивает одежду и показывает пятно проказы.
Для тогдашнего сознания проказа представлялась карой за грех, и потому этот знак в глазах Жака — очевидное доказательство правоты Мары. Жак и Виолена продолжают разговор, но внезапно отворачиваются друг от друга. Отныне существует непреодолимая пропасть между Виоленой, которая все глубже погружается в муку этого разочарования, и Жаком, который все более ожесточенно утверждается в очевидности обвинения против нее, так что даже велит ей уйти. Она еще пытается вернуть его доверие, просит обнять ее, хоть она и прокаженная, — ведь если человек любит, он обнимает любимую, даже если она прокаженная. Но он велит ей уйти из города и жить вдали от людей. Он сам уже признал, что он не умеет философствовать, просил Виолену не усложнять вещи, потому что он — простой человек, он умеет работать, сажать растения, собирать урожай; для него мера жизни — долг, как он его чувствует и понимает.
Жак — не тот человек, который осознает суть своей личности как производное от целого, от чего–то более великого и таинственного. Ведь Тайна открывается ему парадоксальным образом через присутствие этой девушки, очевидно совершившей измену. Жак — образец порядочного человека; исполняющего свой долг. Но не это определяет человека; определение жизни — это ее связь с бесконечным. Для Жака, напротив, жизнь — не игра с Тайной, он жизнью не «разбрасывает ся»; у порядочного человека все должно быть расчислено, правильно и как подобает.
Эти замечания относительно Жака позволяют понять двух других персонажей пьесы.
Мара страстно влюблена в Жака и не понимает, почему Жак должен жениться на ее сестре, когда она так естествен но в него влюблена. Жак «по справедливости» человек для нее Во имя справедливости Мара убьет сестру.
Елизавета — их мать, но обездоленная Мара ей все–таки дороже. Такова борьба между той любовью, что позволяет осознать собственную сущность как производное от чего–то безмерного, и жизненным идеалом, который, напротив, совпадает с собственной мерой, с собственным понятием о справедливости.
Итак, Виолена уходит, живет одна вдали от города, ей приносят еду, за которой она ходит, щелкая деревянными погремушками, чтобы другие, заслышав этот звук, успели удалиться. От проказы она слепнет.
В то время как она далеко, Мара выходит замуж за Жака; у них рождается дочь, которая, однако, вскоре умирает. Мара думает, что это ее сестра так мстит за себя. Утром она бежит с телом ребенка к прокаженной; она бросает его сестре, крича, что та убивает маленьких детей.
Виолена берет на руки детское тельце, струйка молока брызгает из ее груди, попадает в рот девочке, и та оживает. Совершается чудо. Вне себя от радости, Мара несет ребенка домой. Ее муж с первого же мгновения не может оторвать взгляда от глаз воскресшей девочки, потому что глаза того же цвета, что у Виолены. Девочка переняла цвет глаз Виолены.
Это символ ностальгии по Абсолюту, по Идеалу, который не может прийти иначе, как через жертву: ужасная боль Пьера де Краона, Разбитая жизнь Виолены, риск погибнуть для Анн Веркор.
«Извещение Марии» — это призыв Бога оставаться на своем месте в мире, а это не может случиться иначе, как через крест, но от креста путь лежит к воскресению, не за гробом, а здесь.
Анн Веркор, отец, при возвращении домой, рядом с умершей дочерью, в своем заключительном монологе излагает смысл всей этой истории.
«Мир — для того, кто его знает — радость и страдание составляют в нем равные доли. Жена моя умерла. Виолена умерла. Это хорошо.»
«Но моя маленькая Виолена была мудрее! Разве назначение жизни — жить?.. Не жить, но умереть!..
«И зачем мучиться, когда так просто быть послушным…»
Дорога Виолены — самая простая сравнительно со скорбной дорогой Пьера де Краона и исключительной — Анн Веркор.
Эти страницы заключают в себе всеобъемлющий идеал. Их тема — любовь, то есть понимание собственного бытия как производного от всеобъемлющего замысла. У замысла есть имя: это человек, Христос, из бытия Которого рождается, через жгучее страдание, удивительный порыв великодушия, обыденность повседневного послушания. Альтернатива этому — убогость.
Мы всякий день должны выбирать между двумя корнями: корнем Анн Веркор и корнем Елизаветы.
Луиджи Джуссани
Извещение Марии
Посвящается Жаку Эберто
Перевод выполнен по изданию: L'annonce faite а Marie (Version dйfinitive pour la scиne) - Paul Claudel Thйвtre.II. Bibliothиque de la Plйiade. Gallimard, 1965 Впервые эта окончательная редакция пьесы была поставлена в Париже, в пятницу 12 марта 1948 года на сцене Театра Эберто (Thйвtre Hйbertot)
Действующие лица:
Анн Веркор
Жак Ури
Пьер де Краон
Мать
Виолена
Мара
Эпизодические лица
ПРОЛОГ
Декорации в Прологе и двух первых актах остаются без изменений: образцом для них послужила зала английской усадьбы, Stocksey Hall, которая датируется 1240 годом и с тех пор не перестраива лась. На внутренней стене залы Распятие. — Особые указания будут даны для Третьего акта.
Пьер де Краон, с фонарем в руке, идет через сцену к двери, выходящей во двор.
ВИОЛЕНА, спускаясь по лестнице
Постойте, мастер Пьер! Кто же так покидает дом: как вор, не поклонившись дамам честь по чести?
Виолена ищет огня в камине и от него зажигает свечу перед Распятием.
ПЬЕР ДЕ КРАОН:
Виолена, уходите. Еще совсем ночь, и мы с вами здесь одни.
И вы знаете, что на меня лучше не полагаться.
ВИОЛЕНА
Я не боюсь вас, строитель! Тот еще не злодей, кто этого хочет!
Со мной не справишься, как захочешь!
Бедный Пьер! Вам не удалось даже убить меня!
Вашим гадким ножом! Маленький шрам на руке, и все. Никто его не заметил.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Виолена, меня нужно простить.
ВИОЛЕНА
Для этого я здесь.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вы первая женщина, к которой я прикоснулся. Дьявол налетел на меня врасплох, он–то знает, как воспользоваться случаем.
ВИОЛЕНА
Но вы убедились, что я сильней его!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Виолена, я сейчас опаснее, чем прежде.
ВИОЛЕНА
Значит, еще раз поборемся?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Само мое присутствие смертельно.
ВИОЛЕНА
Я вас не понимаю.
Молчание .
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Разве мне не хватало камня для кладки и леса для обшивки, и металла для скреп?
Моего труда, моего создания? почему же вдруг
Я поднимаю руку на создание другого, и вожделею к живой душе, как осквернитель?
ВИОЛЕНА
В доме моего отца и вашего гостеприимца! Господи! что бы сказали, если бы узнали об этом? Но я вас не выдала.
И все, как прежде, почитают вас человеком честным и безупречным.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Бог судит сердце под тем, что видно снаружи.
ВИОЛЕНА
Что ж, это останется между нами троими.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Виолена!
ВИОЛЕНА
Мастер Пьер?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Станьте там, у свечи, чтобы я мог вас разглядеть.
Она, улыбаясь, встает под Распятием.
Он долго смотрит на нее.
ВИОЛЕНА
Разглядели?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Кто вы, юная девица, и что за часть Господь приберегает в вас для Себя,
Если на руку, прикоснувшуюся к вам с вожделением, и на самую плоть
Тотчас легло клеймо, как будто они приблизились к тайне Его пребывания?
ВИОЛЕНА
Что случилось с вами за год?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Наутро же после известного вам дня…
ВИОЛЕНА
Ну?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
…Я обнаружил у себя на боку страшную болезнь.
ВИОЛЕНА
Болезнь, вы говорите? Какую болезнь?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Ту самую проказу, о которой сказано в книге Моисея.
ВИОЛЕНА
Что такое проказа?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вам не рассказывали о той женщине, которая когда–то жила одна в генских скалах,
Укутанная покрывалом с головы до пят, с трещоткой в руке?
ВИОЛЕНА
Это та самая болезнь, мастер Пьер?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Природа ее такова,
Что тот, кто ее познал во всей ее скверне,
Должен быть изгнан тотчас же,
Ибо нет живого человека, настолько мало испорченного, чтобы проказа к нему не пристала.
ВИОЛЕНА
Как же вы остаетесь среди нас, на свободе?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Епископ дозволил мне, и как видите, я появляюсь редко и на коротко,
Только к моим рабочим, чтобы отдать распоряжения, и болезнь моя пока не вышла наружу и незаметна.
И кто без меня повел бы к венцу эти новорожден ные церкви, которые Господь поручил моей заботе?
ВИОЛЕНА
Поэтому вас и не видели этот раз в Комберноне?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я не мог уклониться от приезда сюда,
Потому что моя обязанность — открывать боковой предел Монсанвьержа
И прорубать стену каждый раз, когда вновь к нам слетают голубки из высокого Ковчега, окна которого растворяются только вверх, в небо!
И в этот раз мы принесли к алтарю великолеп ную просфору, славное воскурение,
Саму Королеву, мать Короля: она взошла собственной персоной,
Чтобы отречься от королевства в пользу сына.
И теперь я возвращаюсь в Реймс.
ВИОЛЕНА
Создатель дверей, позвольте, я открою вам эту.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Неужели здесь, на хуторе, нет никого другого, чтобы оказать мне эту услугу?
ВИОЛЕНА
Служанка любит поспать и охотно отдала мне ключи.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вы не гнушаетесь прокаженным, вам не жутко с ним?
ВИОЛЕНА
Бог здесь, Он обо мне попечется.
Виолена открывает дверь: оба долго глядят на окрестности.
ВИОЛЕНА
Этот дождик был как подарок для всей земли.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Пыль на дороге уляжется.
ВИОЛЕНА, тихо, сердечно.
Мир вам, Пьер!
В Монсанвьерже звонят: хор поет:
Царица Небесная, радуйся, радуйся.
Виолена медленно осеняет себя крестным знамением, и Пьер торопливо крестит грудь.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Пора уходить.
ВИОЛЕНА
Вы хорошо знаете дорогу? Вот эта изгородь сначала.
Потом вон тот низенький дом в бузинной роще, под бузиной вы увидете пять или шесть ульев.
Потом сотня шагов, и вы выходите на Королевскую дорогу.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Мир тебе.
Как все творение приобщено Богу в глубочайшем таинстве!
То, что скрывалось, с Ним снова становится видимым, и я чувствую на моем лице дыхание свежей розы.
Хвали Бога твоего, благословенная земля, в слезах и в безвестности!
Плод — человеку, но цветок принадлежит Богу, и благоухание всего, что рождается.
Так потаенный, словно у листьев мяты, аромат святой души обнаружил свою силу.
Виолена, открывшая мне дверь, прощайте! я больше не вернусь к вам.
О юное дерево познания Добра и Зла, вот, я начинаю разделяться в себе, потому что я поднял на вас руку.
И уже душа моя и плоть разделяются, как вино в чане, смешанное с отжатыми гроздьями!
Что же? Я не нуждаюсь в женщине. Я никогда не обладал тленной женщиной.
Человек, который в сердце своем предпочел Бога, он, когда умирает, он видит Ангела, который хранил его.
Подходит время, когда и другая дверь откроется.
Когда тот, кто мало кому нравился в этой жизни, заснет, завершив труды, под крылом вечной Птицы:
Когда сквозь прозрачные стены со всех сторон уже показывается темный Рай,
И воскурения ночи мешаются с запахом смрадного фитиля, который гаснет!
ВИОЛЕНА
Пьер де Краон, я знаю, что вы не ждете от меня: «Ах, бедный!» и притворных вздохов, и «Бедный Пьер!»
Ибо для того, кто страдает, утешения счастливо го утешителя стоят не дорого, и его боль для нас — не то, что она для него.
Страдайте с Господом нашим.
Но знайте, что ваше дурное дело уничтожено,
Насколько это касается меня, и я в мире с вами,
И что я не презираю вас и не гнушаюсь вами оттого, что вы поражены и больны,
Но вижу в вас здорового человека и Пьера де Краона, нашего старого друга, которого я почитаю, люблю и страшусь.
Это я говорю вам. Это правда.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Благодарю, Виолена.
ВИОЛЕНА
А теперь мне нужно спросить вас кое о чем.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Говорите.
ВИОЛЕНА
Что это за чудесная история, которую нам рассказывал отец? Что такое эта «Юстиция», которую вы собираетесь строить в Реймсе и которая должна быть прекраснее, чем Сен–Реми и Нотр–Дам?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Это храм, который цеха Реймса поручили мне строить на месте старого Овечьего Загона,
Там, где когда–то сгорел старый Марк–у–Епископа.
ВИОЛЕНА
А откуда это имя, которое дано новому приходу?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вам не приходилось слышать рассказов о Святой Юстиции, которую замучили во времена императора Юлиана в анисовом поле?
(Эти семена кладут у нас в пряники на пасхальной ярмарке).
Пытаясь отвести подземные воды для нашего строительства,
Мы нашли ее могилу с надписью на плите, расколотой надвое: JUSTITIA ANCILLA DOMINI IN PACE (Юстиция раба Господня в мире).
Хрупкий маленький череп был расколот, как орех, это было дитя восьми лет,
И несколько молочных зубов еще уцелели в челюсти.
Весь Реймс в восхищении и множество чудес и знамений совершается у останков,
Которые мы пока поместили в часовне до окончания работ.
Но зубы мы оставили, как семена, под большой плитой основания.
ВИОЛЕНА
Прекрасная история! А еще отец нам говорил, что все женщины Реймса жертвуют свои драгоценности на храм Юстиции?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
У нас их уже огромная груда, и евреи вьются над ней, как мухи.
Виолена опускает глаза и в нерешитель ности вращает широкое золотое кольцо на безымянном пальце.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Что это за кольцо, Виолена?
ВИОЛЕНА
Кольцо, которое мне подарил Жак.
Молчание.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Поздравляю вас.
Она протягивает ему кольцо.
ВИОЛЕНА
Это еще не решено. Отец ничего не сказал.
Так вот! вот что я хочу вам сказать.
Возьмите мое прекрасное кольцо, это все, что у меня есть, и Жак дал мне его по секрету.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Но я не хочу его брать!
ВИОЛЕНА
Берите скорее, не то у меня уже не хватит сил отказаться от него.
Он берет кольцо.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Что скажет ваш жених?
ВИОЛЕНА
Он еще не мой жених.
С кольцом, без кольца, это сердца не меняет. Он знает меня. Он подарит мне другое, серебряное.
Это слишком хорошо для меня.
ПЬЕР ДЕ КРАОН, изучая кольцо.
Растительное золото. Когда–то умели такое делать, добавляя меду при плавке.
Легкое, как воск, и ничто его не сломает.
ВИОЛЕНА
Жак нашел его, когда пахал землю, на том месте, где временами находят древние мечи, совсем позеленевшие, и прелестные осколки стекла.
Я боялась носить эту языческую вещь, она принадлежит умершим.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я принимаю это чистое золото.
ВИОЛЕНА
И целуйте от меня сестру мою Юстицию.
ПЬЕР ДЕ КРАОН , глядя на нее, как будто пораженный внезапной мыслью.
И это все, что вы передадите мне для нее? немного золота с вашего пальца?
ВИОЛЕНА
Разве этого не хватит, чтобы заплатить за небольшой камень?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Но сама Юстиция — огромный камень.
ВИОЛЕНА, улыбаясь.
Я не из этой каменоломни.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Для основания берут один камень, для кровли — другой.
ВИОЛЕНА
Камень — если я вообще из камней — пусть это будет рабочий камень, тот, что мелет зерно в мельничных жерновах.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
И Юстиция была всего лишь неприметной маленькой девочкой возле своей матери
До того мига, как Бог призвал ее к свидетель ству.
ВИОЛЕНА
Но мне никто не желает зла! Или я должна отправиться проповедовать Евангелие сарацинам?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Не камень выбирает себе место, но Мастер работ, который избрал его.
ВИОЛЕНА
Так благодарение Господу, указавшему мне мое с самого начала, так что мне больше нечего искать. И я не прошу Его ни о чем другом.
Я Виолена, мне восемнадцать лет, моего отца зовут Анн Веркор, мою мать зовут Елизавета.
Мою сестру зовут Мара, моего жениха зовут Жак. Вот и все, и больше нечего знать.
Все совершенно ясно, все установлено с самого начала, и я очень довольна.
Я свободна, мне не о чем беспокоиться, это другой ведет меня, бедняга, это он знает все, что следует делать!
Сеятель колоколен, приходите в Комбернон! Мы дадим вам камня и лесу, но хозяйской дочери вам не видать!
К тому же, разве и здесь не Божий дом, не Божья земля, не служба Господня?
Разве не наша забота — Монсанвьерж, который мы обязаны кормить и блюсти, снабжая его хлебом, вином и воском,
Поскольку мы в подчинении только у этого гнезда ангелов с полураскрытыми крыльями?
И как у знатных господ бывает своя голубятня, есть и у нас своя, которую различишь издалека.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Однажды, бредя по лесу, я услышал, как два прекрасных дуба беседовали между собой,
Благодаря Бога, что Он создал их такими несокрушимыми на том месте, где они родились.
Теперь один из них на передней корме ведет битвы с турками на море Океане,
Другой, срубленный моими стараниями, на Лаонской башне
Подпирает Жанну, славный колокол, чей голос слышен за десять верст.
Юная девица, люди моего ремесла ворон не считают. Я различу стуящий камень под можжевельни ком, и крепкое дерево — не хуже дятла.
То же с мужчинами и женщинами.
ВИОЛЕНА
Но не с юными девицами, мастер Пьер! Это для вас дело слишком тонкое.
Да впрочем, и узнавать–то здесь нечего.
ПЬЕР ДЕ КРАОН, вполголоса.
Вы его любите, Виолена?
ВИОЛЕНА, опустив глаза.
Это наша великая тайна, его и моя.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Благословенна ты в чистоте твоего сердца!
Святость не в том, чтобы пойти и быть побитым камнями у сарацин или поцеловать прокаженного в губы,
Но чтобы исполнить Божью волю тотчас же,
Велит ли Он
Оставаться там, где мы есть, или же подниматься выше.
ВИОЛЕНА
Ах, как прекрасен мир и как я счастлива!
ПЬЕР ДЕ КРАОН, вполголоса.
Ах, как прекрасен мир и как я несчастен!
ВИОЛЕНА, поднимая палец к небу.
Горожанин, слушайте!
Пауза.
Вы слышите там, вверху, эту маленькую живую душу, она поет!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Жаворонок!
ВИОЛЕНА
Жаворонок, аллилуйя! Жаворонок христианской земли, аллилуйя, аллилуйя!
Слышите его, как он кричит четыре раза подряд: фьи! фьи! фьи! фьи! выше, выше!
Видите, какой, крылья раскинуты, крохотный неистовый крест, словно серафимы, которые все сплошь — из крыльев, ног у них нет, только крылья и пронзающий голос пред престолом Божиим?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Слышу.
Так же однажды я слышал его на заре, в тот день, когда мы освящали мою дочь, Нотр–Дам …
И как она сверкала, малая толика золота на самой вершине этой огромной вещи, моего создания, будто новая звезда!
ВИОЛЕНА
Пьер де Краон, если бы вы поступили со мной по вашей воле,
Вы были бы счастливее, теперь, или я — была бы я лучше?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Нет, Виолена.
ВИОЛЕНА
А была бы я той же Виоленой, которую вы любили?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Нет, не ей, но другой.
ВИОЛЕНА
И что разумнее, Пьер? чтобы вы разделили мою радость или чтобы я разделила вашу скорбь?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Пой в высоте небесной, жаворонок Франции!
ВИОЛЕНА
Простите меня, потому что я слишком счастлива! потому что тот, кого я люблю,
Любит меня, и игра между нами равная!
И потому что Бог создал меня для счастья, а не для боли и не для мучений.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Одним шагом — и в небе!
А я, чтобы подняться хоть чуть–чуть, мне приходится возводить целый собор и рыть его глубокие основания.
ВИОЛЕНА
И скажите, что вы прощаете Жака за то, что он женится на мне.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Нет, его я не прощаю.
ВИОЛЕНА
Ненависть не принесет вам добра, Пьер, и меня она мучит.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Это вы заставили меня говорить. Зачем вы вынуждаете меня открывать отвратительную язву, которой никто не видит?
Позвольте мне уйти и не спрашивайте больше об этом. Мы больше не увидимся.
Во всяком случае, я уношу его кольцо!
ВИОЛЕНА
Оставьте в обмен вашу ненависть, я вам верну ее, как только она вам потребуется.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
И все же, Виолена, мне вправду плохо.
Быть прокаженным и носить в себе позорную язву, и знать, что никто ее не исцелит и ничего с этим не сделаешь,
Но каждый день она расходится вширь и въедается вглубь, и быть наедине с собой и глотать собственный яд и ощущать, как ты заживо распадаешься!
И смерть, о, не момент, который вкушают один раз и десять раз, нет: пить, не пропуская ни капли, до самого дна эту ужасающую алхимию могилы!
Вы принесли мне это мучение, Виолена, ваша красота, ибо до того как я увидел вас, я был чист и радостен,
Сердце мое было только в моем труде и мысли мои — в подчинении воле другого.
И вот теперь, когда приходит мой черед распоряжаться и другим — исполнять мой замысел,
Тут вы и оборачиваетесь ко мне с этой улыбкой, полной яда!
ВИОЛЕНА
Яд был не во мне, Пьер!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я знаю, он был во мне, он во мне всегда, и болящая плоть не исцелила уязвленную душу!
О, милая моя душа, могло ли случиться, чтобы я увидел вас и не полюбил?
ВИОЛЕНА
Да, вы уже показали, как вы меня любите!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Моя ли вина, что плод держится на ветке?
И какой же любящий любит и не хочет обладать всем, что он любит?
ВИОЛЕНА
Потому вы и попытались уничтожить меня?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
У мужчины, когда он оскорблен, есть свой мрак, как у женщины.
ВИОЛЕНА
Чем я обидела вас?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Образ бессмертной Красоты, ты не мне принадлежишь!
ВИОЛЕНА
Я не образ! Так не говорят!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Другой возьмет в вас то, что могло быть моим!
ВИОЛЕНА
Образ останется.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Другой забирает у меня Виолену, а мне оставляет эту разоренную плоть и истребленную огнем душу!
ВИОЛЕНА
Будьте мужчиной, Пьер! Будьте достойным огня, который вас пожирает!
И если нужно быть истребленным дотла, пусть это будет на золотом подсвечнике, как пасхальная свеча, при полном хоре, во славу всей Церкви!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Сколько высоких кровель! И я никогда не увижу крыши моего собственного маленького дома среди деревьев?
Сколько колоколен, чья тень, ходя по кругу, указывает время всему городу! И мне никогда не придется делать чертежи для моего камина и для детской?
ВИОЛЕНА
Было бы нехорошо, если бы я взяла себе одной то, что принадлежит всем.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Когда будет свадьба, Виолена?
ВИОЛЕНА
На Святого Михаила, я думаю, после окончания жатвы.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
В этот день, когда замрут колокола Монсанвьер жа, прислушайтесь, и вы услышите, как издалека, из Реймса я отвечаю вам.
ВИОЛЕНА
Кто там о вас заботится?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я всегда жил, как рабочий; мне довольно охапки соломы между двух камней, кожаной одежды, ломтя сала на хлеб.
ВИОЛЕНА
Бедный Пьер!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
За это меня жалеть не стоит, мы в стороне от всех.
Я живу не вровень с другими людьми, всегда или под землей, когда мы закладываем основание, или в небе, на колокольне.
ВИОЛЕНА
Вот видите! Как же нам было бы жить вместе ! Я и на чердак не могу забраться, чтобы голова не закружилась.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Эта церковь, она одна и будет мне женой, извлеченная из ребра моего, как каменная Ева, во сне страдания.
Пусть мне будет дано увидеть в близкое время, как надо мной поднимается мое обширное создание, и возложить руку на эту нерушимую вещь, которую я создал и которая согласована во всех своих частях; это надежно укрепленное изделие, возведенное мною из прочного камня, чтобы в нем начиналось само начало, мое творение, в котором обитает Бог!
Я больше не спущусь вниз!
ВИОЛЕНА
Нужно спуститься. Кто знает, не понадобитесь ли вы мне еще однажды?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Прощайте, Виолена, душа моя, я больше не увижу вас.
ВИОЛЕНА
Кто знает, в самом ли деле не увидите?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Прощайте, Виолена!
Сколько их я уже сделал! Какие мне еще остается сделать!
Эти сени с Богом,
Подобные другой сени, душе человеческой, чтобы внутри нее совершалось приношение.
Я уношу ваше кольцо. Кто знает, не уношу ли я с ним душу Виолены?
Душу Виолены, подруги моей, в которой утешилось мое сердце,
Душу Виолены, дитя моего, чтобы я выстроил из нее храм.
Мара Веркор входит и, незамеченная ими, наблюдает за происходящим с верхних ступеней.
ВИОЛЕНА
Прощайте, Пьер!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Прощай! Виолена!
ВИОЛЕНА
Бедный Пьер!
Поцелуй, который должен быть исполнен с особой торжественностью. Виолена снизу вверх обеими руками берет голову Пьера и вдыхает в него душу.
Мара делает удивленный жест и уходит.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
В середине сцены большой стол, на котором мать гладит кусок полотна. Анн Веркор сидит спиной к столу с расходной книгой на коленях.
АНН ВЕРКОР
Что, матушка, думаешь, легко тут разобраться, с этими твоими крестиками и кружочками!
МАТЬ
Смейся, смейся надо мной, старый насмешник, будто сам больно ловок вести счеты! Лопата, как говорят… Как это говорят–то?
АНН ВЕРКОР
Смеялась лопата над кочергой.
МАТЬ
Ну да… Смеялась лопата…
Смачивает полотно концами пальцев, окуная их в блюдо с водой, которое стоит у нее на столе.
Смеялась лопата над кочергой.
АНН ВЕРКОР
А сейчас что ты разгребаешь?
МАТЬ
Все тебе нужно знать, хитрец?
Это мой секрет.
АНН ВЕРКОР
Вот и у меня, может быть, есть секрет.
Встает и смотрит на нее.
МАТЬ, не глядя на него.
Что ты так на меня смотришь?
АНН ВЕРКОР
Жена! Вот, женились мы с тобой,
Обручились кольцом, которое как буква О в словах О, ДА! и потом месяц,
Месяц, каждый день которого был как год,
И ты еще долго никого мне не приносила,
Как дерево, которое ничего кроме тени не дает.
И однажды мы сидели с тобой, как сегодня,
В середине нашей жизни, глядя друг на друга,
Елизавета! и я увидел первые морщины у тебя на лбу и возле глаз.
И, как в день нашей свадьбы,
Мы прижались друг к другу и обнялись, уже не с ликованием,
Но с нежностью и состраданием и с почтением к нашей взаимной вере.
И вот нам дается дитя, и чистота
Нашего нежного нарцисса, Виолены.
Потом и вторая родилась,
Черная Мара. Вторая дочь, а мальчика так и не было.
Пауза.
Ну, говори теперь, что ты хочешь сказать, я ведь знаю,
Когда ты начинаешь говорить, не глядя на нас,
И говоря, и ничего не говоря при этом. Ну давай!
МАТЬ
Ты же знаешь, тебе ничего нельзя сказать.
Но тебя никогда тут нет, тебя приходится ловить, чтобы пришить пуговицу.
Но ты нас не слушаешь. Но ты все время, как пес, прислушиваешься и вынюхиваешь, прислушиваешься и вынюхиваешь уж не знаю что, то, что вот–вот случится.
Мужчины ничего не понимают!
АНН ВЕРКОР
Девочки–то совсем выросли!
МАТЬ
Ну, не так уж совсем.
АНН ВЕРКОР
За кого будем отдавать?
МАТЬ
Есть еще время подумать.
АНН ВЕРКОР
Вот женское лукавство!
Признайся, когда ты что–нибудь задумаешь,
То для начала ты нам скажешь все наоборот, плутовка. Я тебя знаю.
МАТЬ
Ничего я больше не скажу.
АНН ВЕРКОР
Жак Ури.
МАТЬ
И что?
АНН ВЕРКОР
Вот что. Я отдам за него Виолену.
Он мне будет за сына, которого у меня нет. Он человек прямой и дельный.
Я знаю его с малых лет, с тех пор, как его мать нам отдала. Я его всему и выучил,
Пшенице, скоту, людям, оружию, утвари, соседям, властям, обычаям, — Богу , —
И когда чему срок и как обходиться с этой древней землей,
И как подумать, прежде чем сказать.
Я видел, как он становился мужчиной, глядя на меня,
И он был не из тех, кто перечит, но из тех, кто обдумывает, как земля, которая принимает всякое семя.
И худое не пускает в ней корней, и гибнет;
А уж то, что правильно, даже не скажешь, что он этому следует, это оно само в нем прорастает, найдя для себя пропитание.
МАТЬ
Нужно бы узнать, по душе ли они друг другу.
АНН ВЕРКОР
Виолена
Сделает все, что я ей велю,
А уж про него, так я знаю, что он ее любит, да и ты отлично знаешь.
Хотя он, глупец, не смеет мне сказать. Но я отдам ее за него, коли он хочет. Так тому и быть. Так тому и быть.
МАТЬ
Да, да, вот, вот.
Конечно, вот и славно, пусть так и будет. Конечно, пускай так оно и будет.
АНН ВЕРКОР
Это все? Больше ты ничего не хочешь сказать?
МАТЬ
Что же еще?
АНН ВЕРКОР
Ладно! иду за ним.
МАТЬ
Как за ним? Как за ним? Анн!
АНН ВЕРКОР
Нужно все уладить не откладывая. У меня еще есть что тебе сказать.
МАТЬ
Мне сказать? Как, мне сказать? — Анн, минуту, послушай меня… — Я боюсь…
АНН ВЕРКОР
Ну?
МАТЬ
Мара
Эту зиму она спала в моей комнате, когда ты хворал, и мы каждый вечер шушукались в постели.
Конечно, он славный мальчик и я люблю его как сына, почти.
У него ничего нет, правда, но он работяга и он из хорошей семьи.
Можно им выделить
Наш надел в Деми–Мюид и нижние земли, для нас это далековато. — Я тоже хотела с тобой о нем поговорить.
АНН ВЕРКОР
Ну!
МАТЬ
Ну! и ничего.
Конечно, Виолена старшая.
АНН ВЕРКОР
Ну же, дальше?
МАТЬ
Дальше? Откуда ты знаешь, что он ее любит? —
Вот наш кум, мастер Пьер,
(Почему он этот раз всех сторонился, ни с кем не повидался?)
Ты видал, год назад, когда он приезжал,
Как он глядел на нее, когда она нам прислужива ла за столом! — Конечно, земли у него нет, но он хорошо зарабатывает.
А она, когда он говорил,
Как она его слушала, во все глаза глядела, как блаженная,
Даже забывала подливать вина, так что мне пришлось осерчать!
— А Мара, ты ее знаешь! Знаешь, какая она упрямица!
Если у нее мысль, ну скажем,
Что она выйдет за Жака — ого! огого! ее не перешибешь. Железо.
Ах, не знаю я, не знаю! Может, все–таки лучше…
АНН ВЕРКОР
Что еще за глупости?
МАТЬ
Ладно! ладно! Поболтали и ладно, можно и поболтать. Не сердись.
АНН ВЕРКОР
Я так хочу. Так тому и быть.
Жак женится на Виолене.
МАТЬ
И ладно! Пускай, люди добрые, пускай: он на ней и женится.
АНН ВЕРКОР
А теперь, бедная мамочка, я скажу тебе еще кое–что, старушка! Я ухожу.
МАТЬ
Я ухожу? … Ты уходишь?
Как ты такое говоришь? ты уходишь, ты уходишь, старик?
АНН ВЕРКОР
Потому–то и нужно женить Жака на Виолене немедля, чтобы на моем месте остался хозяин. Это будет он.
МАТЬ
Господи! уходишь? в самом деле? и куда же ты пойдешь?
АНН ВЕРКОР, неопределенно показывая на юг.
Туда.
МАТЬ
В Шато?
АНН ВЕРКОР
Подальше, чем Шато.
МАТЬ, понижая голос.
В Бурж, к другому Королю?
АНН ВЕРКОР
К Царю Царей, в Иерусалим.
МАТЬ
Пресвятая Дева, Иисусе сладчайший!
Она садится.
Что же, Франция тебе больше не хороша?
АНН ВЕРКОР
Слишком много горя во Франции.
МАТЬ
Но у нас–то, здесь, все в порядке и никто не зарится на Реймс.
АНН ВЕРКОР
Вот именно.
МАТЬ
Вот именно — и что?
АНН ВЕРКОР
Вот именно, мы слишком счастливы.
А другие не совсем.
МАТЬ
Анн, мы в этом не виноваты.
АНН ВЕРКОР
Они тоже.
МАТЬ
Не знаю. Я знаю, что ты здесь и что у меня двое детей.
АНН ВЕРКОР
Но ты видишь, по меньшей мере, что все сдвинулось, все тронулось со своих мест и каждый, как безумный, ищет, где оно, его место.
И эти столбы дыма, которые порой встают вдали, это ведь не солому жгут,
И эти огромные шайки нищих, которые стекаются сюда со всех сторон.
Нет больше Короля над Францией, как предсказывал Пророк
[6].
МАТЬ
Это что ты нам читал на днях?
АНН ВЕРКОР
На месте Короля у нас теперь два ребенка.
Один, англичанин, у себя на острове,
А другой, такой кроха, что его не разглядишь, — в камышах Луары.
На месте Папы у нас их теперь три, а на месте Рима — какой–то совет в Швейцарии.
Все сталкивается между собой, все разбегается,
Ибо отнят вес высоты, которым держится все.
МАТЬ
Вот и ты туда же, собрался уходить.
АНН ВЕРКОР
Я не могу больше здесь оставаться.
МАТЬ
Анн, я в чем–то провинилась перед тобой?
АНН ВЕРКОР
Нет, моя Елизавета.
МАТЬ
Что ты бросаешь меня в старости.
АНН ВЕРКОР
Лучше ты сама отпусти меня.
МАТЬ
Ты меня больше не любишь, ты больше не счастлив со мной.
АНН ВЕРКОР
Я устал от счастья.
МАТЬ
Не оскорбляй дара, который Господь Бог тебе посылает.
АНН ВЕРКОР
Благодаренье Богу, одаряющему меня полной мерой!
Вот уже тридцать лет, как я владею этим священным отцовским леном, и Господь благоволит к моим нивам.
И уже десять лет не было часа, чтобы за мой труд
Он не воздал четверицею и пятерицею,
Будто Он пожелал расплатиться со мной до конца и не оставить ни одного счета открытым.
Все гибнет, а я пощажен.
Выходит, я явлюсь перед Ним с пустыми руками и без долгового иска, среди тех, кто уже получил свою мзду.
МАТЬ
Довольно и благодарного сердца.
АНН ВЕРКОР
Но я–то не насытился Его дарами,
И если я получил эти, почему я оставлю другим самые великие?
МАТЬ
Я тебя не понимаю.
АНН ВЕРКОР
Кто больше вместит, пустой кувшин или полный?
И у кого больше нужды в воде, у пруда или у родника?
МАТЬ
Наш–то почти пересох этим летом.
АНН ВЕРКОР
Так зол сделался мир, что каждый теперь решил наслаждаться собственными благами, как будто их для него сотворили.
МАТЬ
Но у тебя есть долг перед нами.
АНН ВЕРКОР
Нет, если ты мне его отпускаешь.
МАТЬ
Я его тебе не отпущу.
АНН ВЕРКОР
Ты видишь, то, что мне было положено, я сделал.
Две дочери выросли, Жак здесь, он заменит меня.
МАТЬ
Кто тебя зовет от нас?
АНН ВЕРКОР, улыбаясь.
Ангел, трубящий в трубу.
МАТЬ
В какую трубу?
АНН ВЕРКОР
В ту беззвучную трубу, которую каждый слышит.
МАТЬ
Иерусалим так далеко!
АНН ВЕРКОР
Рай того дальше.
МАТЬ
Господь в ковчеге Своем и здесь с нами.
АНН ВЕРКОР
Да, но не эта великая брешь в земле!
МАТЬ
Какая брешь?
АНН ВЕРКОР
Та, которую пробил Крест, когда его вбили в землю.
Там она, влекущая к себе все.
Там эта точка, которую ничто не сокрушит, там этот неразрешимый узел.
МАТЬ
Что может один паломник?
АНН ВЕРКОР
Я не один!
Вот, все они двинулись со мной, все эти души, и те, что меня подгоняют, и те, что увлекают за собой, и те, что держат за руку.
МАТЬ
А вдруг мы не справимся без тебя?
АНН ВЕРКОР
А вдруг без меня не справятся еще где–то?
Все тронулось, как знать, не нарушаю ли я Божию волю, оставаясь на этом месте,
Где нужды во мне больше нет.
МАТЬ
Я знаю, ты человек непреклонный.
АНН ВЕРКОР, ласково, переменив голос
А ты для меня всегда юная и прекрасная, и любовь моя к милой черноволосой Елизавете велика.
МАТЬ
Я давно седая!
АНН ВЕРКОР
Елизавета, скажи: о, да…
МАТЬ
Анн, ты не покидал меня все эти тридцать лет. Что же я буду делать без моего хозяина, без моего спутника?
АНН ВЕРКОР
…О, да! которое разлучит нас, в этот час, шепотом
Скажи: о, да! такое же глубокое, как то, что некогда нас соединило.
Молчание.
МАТЬ, совсем тихо
…о, да, Анн.
АНН ВЕРКОР
Ничего, Лизетта! Я скоро вернусь.
Разве ты не можешь верить в меня, совсем недолго, пока меня здесь нет?
Скоро придет другая разлука.
Итак, собери мне припасов на пару дней в дорожную котомку. Пора идти.
МАТЬ
Как? сегодня, сегодня же?
АНН ВЕРКОР
Сегодня же. Прощай, Елизавета!
Он кладет ей руку на голову, Мать берет его руку и целует.
у вот, пойду созывать народ. Мужчин, женщин, детей, пойду ударю в колокол. Нужно, чтобы все до единого сошлись, я собираюсь им кое–что сказать.
Уходит.
СЦЕНА ВТОРАЯ
В продолжении этой сцены слышен звон колокола, созывающий людей на хутор.
Входит Мара.
МАРА, матери.
Иди и скажи ей, чтобы она за него не выходила.
МАТЬ
Мара! ты здесь?
МАРА
Ступай, говорю тебе, скажи , чтобы она за него не выходила!
МАТЬ
Кому ей? за кого — него? откуда ты знаешь, что она за него выходит?
МАРА
Я была здесь. Я все слышала.
МАТЬ
Что же, доченька! это воля твоего отца.
Ты видела, я сделала все, что могла, но ведь его не собьешь с мысли.
МАРА
Ступай скажи ей, чтобы она за него не выходила, или я покончу с собой!
МАТЬ
Мара!
МАРА
Повешусь в дровяном сарае,
Где нашли повешенную кошку.
МАТЬ
Мара! злюка!
МАРА
Вот еще: она его у меня отнимет!
Ишь ты, так сейчас его и отнимет! Это я,
Я всегда должна была быть его женой, а не она.
Она прекрасно знает, что это я.
МАТЬ
Она старшая.
МАРА
И что с того?
МАТЬ
Это воля твоего отца.
МАРА
Мне–то что.
МАТЬ
Жак Ури
Ее любит.
МАРА
Это неправда! Я прекрасно знаю, что вы меня не любите!
Вы всегда ее предпочитали! Ах, когда вы говорите о вашей Виолене, просто сахар во рту.
Просто как вишенка, когда ее обсасывают перед тем, как выплюнуть косточку.
А Мара с оскоминой! Она крепкая, как железо, она терпкая, как терн!
И уж так она хороша, ваша Виолена!
И вот ей и достанется Комбернон!
А что она умеет делать, неженка? кто из нас двоих правит повозкой?
Строит из себя невесть что, святую затворницу. Но я, я Мара Веркор, которая ненавидит несправед ливость и всех притворщиков,
Мара, которая говорит правду, и поэтому–то все на нее злятся!
Пускай себе злятся. Мне плевать. Ни одной женщины здесь нет, чтоб передо мной покрутилась. Все, голубки, идут, как часы.
И пожалуйста: ей все, а мне ничего.
МАТЬ
Ты получишь свою долю.
МАРА
Посмотрим! Пески наверху! болота, которые пятью быками не вспашешь! плохие земли в Шенши.
МАТЬ
Но они что–то приносят.
МАРА
Это точно.
Пырей и лисий хвост, кассию и медвежье ухо!
Мне будет из чего варить травяные настои.
МАТЬ
Негодница, ты ведь знаешь, что это не так!
Ты знаешь, что никто ничем тебя не обидел!
Это ты всегда вредничала! Еще крошкой
Ты не плакала, когда тебя били,
Признайся, чернушка, гадкая!
Разве она не старшая? Чем ты ее можешь попрекнуть,
Ревнивица! Она всегда делает то, что ты хочешь.
Что же! она выйдет замуж первой, и ты выйдешь, и ты, но потом!
В конце концов, уже поздно, отец собрался уходить, ох, как мне горько!
Он хотел поговорить с Виоленой и пошел искать Жака.
МАРА
Вот именно! Иди сейчас же! Ступай сейчас же, сейчас же!
МАТЬ
Куда?
МАРА
Мать, смотри! Ты меня знаешь! Скажи ей, чтобы она за него не выходила.
МАТЬ
Ни за что я этого не сделаю.
МАРА
Ты только повтори ей то, что я сказала. Скажи ей, что я покончу с собой. Ты меня поняла?
Пристально смотрит на нее.
МАТЬ
У!
МАРА
Ты не веришь, что я так и сделаю?
МАТЬ
Ладно! Боже мой!
МАРА
Ступай!
МАТЬ
Ну
Нрав!
МАРА
Ты тут не при чем.
Только повтори ей, что я сказала.
МАТЬ
А он, почем ты знаешь, что он захочет на тебе жениться?
МАРА
Наверняка не захочет.
МАТЬ
И что…
МАРА
Что?
МАТЬ
Не думай, будто я ей посоветую делать по–твоему! наоборот!
Я просто повторю, что ты сказала. Наверняка,
Она не будет такой дурочкой, чтоб тебе уступить, если меня послушает.
Уходит.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Входят Анн Веркор и Жак Ури. Жак толкает перед собой человека неприятного вида с руками, связанными за спиной. За ним следуют двое слуг, один из которых несет свежесрубленную вязанку дров, другой тащит за собой собаку на поводке.
АНН ВЕРКОР, останавливаясь .
Эй, что ты мне расскажешь?
ЖАК УРИ
Как я вам и говорил! На этот раз я взял его с поличным, с топором в руке!
Тихонько, тихонько подхожу к нему сзади и в момент
Хлоп! кидаюсь на него всем телом,
На тепленького, как ловят залегшего зайца в пору жатвы.
И вязанка рядом, двадцать срубленных топольков, из тех, что вы так берегли!
АНН ВЕРКОР
Что же он не пришел ко мне? Я бы дал ему лесу, какого нужно.
ЖАК УРИ
Мое кнутовище — вот какого лесу ему нужно!
Это не нужда, это паскудство, это охота побезобразничать!
Есть такие поганые людишки в Шевоше, выкинут что угодно,
Лишь бы пыль всем в глаза пустить!
А с этим я вот что сделаю: отсеку ему уши моим ножом!
АНН ВЕРКОР
Нет.
ЖАК УРИ
Тогда позвольте, я привяжу его за руки к бороне у Больших Ворот,
Лицом к зубьям, а пес Фаро будет стеречь его.
АНН ВЕРКОР
И так не пойдет.
ЖАК УРИ
Так что же с ним сделать?
АНН ВЕРКОР
Отпустить восвояси.
ЖАК УРИ
С этой вязанкой?
АНН ВЕРКОР
И еще с одной, которую ты ему дашь впридачу. Ну–ка, живо неси!
ЖАК УРИ
Отец наш, так не годится.
АНН ВЕРКОР, подмигивая.
А его привяжи посередке между ними, а то еще потеряет.
Они ему будут очень кстати при переходе брода у Сапонэ.
ЖАК УРИ, разражаясь хохотом
Ох! хозяин! Только вам такое в голову придет!
Вязанки прикрепляют на спину и на грудь бедолаги. Судебный кортеж. Один из слуг идет первым, изображая будто трубит в трубу. Остальные сзади. Собака прыгает и лает. Уходят.
АНН ВЕРКОР
Вот я и рассудил дело.
ЖАК УРИ
И отлично рассудили, хозяин.
АНН ВЕРКОР
Теперь тебе, Жак, придется судить на моем месте.
ЖАК УРИ
Что это вы говорите?
АНН ВЕРКОР
Да, Жак, теперь ты будешь разбирать дела на моем месте. Я избрал тебя. Я ставлю тебя над Комберноном на мое место.
ЖАК УРИ
Что он такое говорит, мать, вы слышите?
МАТЬ, плача в голос.
Он уходит от нас в Палестину, в Иерусалим.
ЖАК УРИ
Иерусалим?
АНН ВЕРКОР
Верно. Сейчас и ухожу.
ЖАК УРИ
Ухожу? Иерусалим? что это все значит?
АНН ВЕРКОР
Ты прекрасно все слышал.
ЖАК УРИ
Как, теперь, в самую страду вы нас покинете?
АНН ВЕРКОР
В Комберноне двух хозяев не нужно.
ЖАК УРИ
Отец мой, но я всего лишь ваш сын.
АНН ВЕРКОР
Ты здесь будешь отцом вместо меня.
ЖАК УРИ
Я вас не понимаю.
АНН ВЕРКОР
Я ухожу. Прими от меня Комбернон.
Как сам я принял его от моего отца, а он — от своего,
И Радульф Франк, первый в нашем роду, от — Святого Ремигия Реймского,
Он же от Женевьевы Парижской
Принял эту землю, еще языческую, обезображен ную дурными деревьями и ядовитыми терниями.
Итак, земля наша свободна, мы данники только святому Ремигию на небесах, и наша десятина идет вверх, этому высокому насесту, на угощение недолгих земных гостей, воркующих на лету голубок.
Скот здесь никогда не хворает, сосцы и колодцы не пересыхают, зерно твердое, как литое золото, солома тугая, как железо.
И против разбоя у нас есть оружие, и стены Комбернона, и король, наш сосед.
Собирай же урожай, который я сеял, как и сам я когда–то разбивал бороной землю в борозде, проведенной моим отцом.
О, славный труд земледельца: солнце у нас как лоснящийся бык, и дождь — наш банкир, и Господь, ежедневный делатель, — наш соработник, из всего творящий лучшее.
Другие ждут себе добра от людей, мы же получаем его напрямую с неба,
Сам–сто, колос за одно зерно и дерево за одно семечко.
Ибо такова справедливость Божия к нам и такова мера, по которой он с нами расплачивается.
Вместо меня возложи руки на рукоять плуга, облегчи землю от хлеба, которого Сам Господь возжелал.
Напитай всякую тварь, людей и скотину и духов, и плоть и бессмертные души.
А вы, женщины, слуги, смотрите! Вот сын мой по избранию, Жак Ури.
Я ухожу и он остается на моем месте. Слушайтесь его.
ЖАК УРИ
Да будет по вашей воле.
АНН ВЕРКОР
Виолена!
Дитя мое, первенец, рожденная на месте сына, которого у меня не было!
Наследница моего имени, ты, в которой я буду отдан другому!
Виолена, когда у тебя будет муж, не пренебрегай любовью твоего отца.
Ибо ты не сможешь расплатиться с отцом за то, что он тебе дал, если бы и захотела.
Все общее у супругов; и то, о чем они не знают, они принимают друг от друга в вере.
Вот взаимный обет, вот рабское служение, от которого женские сосцы набухают молоком!
Но отец видит детей своих снаружи и знает, что в них вложено. Знай, дочь моя, твоего отца!
Любовь Отца
Ничего не требует в ответ, и ребенку не нужно ни заслуживать ее, ни быть ее достойным;
Как он был с Отцом еще прежде, чем явился на свет, так и остается
Его благом и его частью, его прибежищем, его честью, его званием, его оправданием!
Душа моя не разлучается с этой душой, которую я отдал другому.
— Но вот уже час, час, час пришел нам расставаться.
ВИОЛЕНА
Отец, не говорите этих жестоких слов!
АНН ВЕРКОР
Жак, ты человек, которого я люблю. Возьми ее. Отдаю тебе дочь мою Виолену. Отними у нее мое имя.
Люби ее, ибо она чиста, как золото.
Во все дни жизни твоей, как хлеб, которым нельзя насытиться.
Она простая и послушная, она чуткая и потаенная.
Не обижай ее и будь с ней ласков.
Теперь все здесь твое, кроме той части, которую я отделяю Маре.
ЖАК УРИ
Как, отец мой, ваша дочь, ваши владенья…
АНН ВЕРКОР
Я отдаю все вместе, поскольку все это мое.
ЖАК УРИ
Но кто знает, любит ли она меня?
АНН ВЕРКОР
Кто это знает?
Она смотрит на Жака и губами, не произнося ни звука, изображает: да.
ЖАК УРИ
Вам угодно быть моей, Виолена?
ВИОЛЕНА
Так хочет отец.
ЖАК УРИ
А вы этого хотите?
ВИОЛЕНА
И я хочу.
ЖАК УРИ
Виолена!
Как же я буду жить с вами?
ВИОЛЕНА
Обдумайте, пока у вас еще есть время.
ЖАК УРИ
Итак, я беру вас по воле Бога, и больше я вас не выпущу!
Берет ее двумя руками.
Я в самом держу вашу руку и плечо, и все, что с плечом.
Мать и отец, ваша дочь уже не ваша! Она моя, и только моя!
АНН ВЕРКОР
Что же, свадьба слажена! Что скажешь, мать?
МАТЬ
Я очень довольна!
Плачет.
АНН ВЕРКОР
Она плачет, женщина!
Что же. Вот у нас уводят наших детей, и мы остаемся одни.
Старуха, которой довольно на день глотка молока и ломтика ковриги
Да старик, у которого уши поросли седым волосом, как артишок.
— Пусть готовят подвенечное платье!
— Дети, меня не будет на вашей свадьбе.
ВИОЛЕНА
Как, отец!
МАТЬ
Анн!
АНН ВЕРКОР
Я ухожу. Теперь же.
ВИОЛЕНА
Отец, почему? не дождавшись нашей свадьбы?
АНН ВЕРКОР
Так нужно. Мать тебе все объяснит.
Входит Мара.
МАТЬ
Сколько времени ты собираешься там пробыть?
АНН ВЕРКОР
Я не знаю.Недолго, быть может.
Скоро я вернусь.
Молчание.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ВДАЛИ
Иволга–кумушка!
Ягодку клюет
Зернышко плюет!
АНН ВЕРКОР
Иволга свищет в кроне, розовой и золоченой!
Что она говорит? что дождь этой ночью был для земли как золото
После этой долгой жары. Что она говорит? говорит, что нужно хорошенько пахать.
Что еще она говорит? что все славно, что Господь наш велик, что у нас еще два часа до полудня.
Что еще говорит она, малая пташка?
Что пора старику убираться
Подальше и что он оставляет мир его заботам.
— Жак, я оставляю тебе мое добро, защищай женщин.
ЖАК УРИ
Как, вы уходите?
АНН ВЕРКОР
Как будто он ничего не слышал.
ЖАК УРИ
Вот так, сразу же?
АНН ВЕРКОР
Пора.
МАТЬ
Но ты не уйдешь, не поев?
Тем временем слуги устанавливают большой стол для общей трапезы.
АНН ВЕРКОР, служанке .
Эй, мою котомку, дорожную шляпу!
Несите башмаки! несите плащ.
Мне некогда трапезничать с вами.
МАТЬ
Анн! Сколько ты там пробудешь? Год, два года? Больше двух лет?
АНН ВЕРКОР
Год. Два. Да, так.
В первый раз я тебя покидаю, дом!
Комбернон, высокая обитель!
Присмотри за всем! Жак здесь будет за меня. Вот камин, в котором всегда теплится огонь, вот широкий стол, за которым я угощаю моих людей.
Садитесь все! Последний раз я разделю вам хлеб.
Он садится во главе длинного стола. Мать по правую руку. Слуги и служанки стоят каждый у своего места.
Он берет хлеб, ножом чертит на нем крест и раздает ломти, передавая их Виолене и Маре. Себе он оставляет последний.
Затем он торжественно поворачивается к Матери и заключает ее в объятия.
Прощай, Елизавета !
МАТЬ, плача у него на груди.
Ты больше не увидишь меня.
АНН ВЕРКОР тихо
Прощай, Елизавета.
Он поворачивается к Маре и долгим пристальным взглядом смотрит на нее, потом протягивает ей руку.
Прощай, Мара! Будь доброй.
МАРА, целуя ему руку.
Прощайте, отец!
Молчание. Анн Веркор стоит, глядя перед собой и как будто не видя Виолены, которая в тревоге стоит рядом с ним. Наконец, он слегка поворачивается к ней и она обвивает ему руками шею и рыдает, прижавшись лицом к его груди.
АНН ВЕРКОР,
как будто не замечая этого, слугам.
И вы все, прощайте!
Я всегда был справедлив к вам. Если кто–то говорит иначе, он лжет.
Я не как другие хозяева. Я одобрял вас, когда было за что, и корил, когда было за что.
Теперь, когда я уйду, делайте все так, как если бы я был здесь.
Потому что я вернусь. Я вернусь, когда вы меня не ждете.
Подает всем руку.
Ведите коня!
Молчание.
Он наклоняется к Виолене, которая так и не разнимает рук.
Что такое, деточка?
Ты обменяла мужа на отца.
ВИОЛЕНА
Беда! Отец! Беда!
Он нежно разнимает ее руки.
МАТЬ
Скажи, когда ты вернешься.
АНН ВЕРКОР
Я не могу этого сказать.
Быть может, это случится утром, быть может, в полдень, когда садятся за стол.
А может быть, ночью, вы проснетесь, вы услышите мой шаг на дороге.
Прощайте!
Он уходит.
Все присутствующие застывают, как окаменевшие.Жак Ури берет руку Виолены. Вдали слышится кукушка, она говорит:
пол–день!
пол–день!
ту–да!
ту–да!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Та же зала.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В НЕБЕ,
с самой высокой башни Монсавьержа читает:
Радуйся, Царица, Мати милосердия
Жизнь, веселие и упование наше , радуйся
Тебя призываем, изгнанники, Евины чада
К тебе припадаем, скорбя и рыдая в сей слезной юдоли.
Буди нам заступница, милости твоея очи к нам обрати
И Христа благословенного, плод чрева твоего, после сего изгнания
нам покажи
О всемилостивая
О пречистая
О сладчайшая Дева Мария
Долгая пауза, в течение которой сцена остается пустой.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Входят Мать и Мара.
МАРА
И что она тебе сказала?
МАТЬ
Я передала ей это между делом. Видишь, какая она теперь невеселая, все последние дни.
МАРА
Она никогда так много не говорила.
МАТЬ
Но она больше не смеется. Это убивает меня.
Может, все из–за того, что Жакена нет, но ведь он сегодня вернется.
Да еще отец уехал.
МАРА
Это все, что ты ей сказала?
МАТЬ
Да, я сказала это, и дальше, все, что ты велела повторить, слово в слово:
Про Жакена и про тебя: что ты его любишь и все прочее,
И что на этот раз не нужно быть дурочкой и поддаваться тебе (это я от себя добавила и повторила, и второй раз, и третий)
И разбивать брак, который уже слажен, нарушая волю отца,
Что люди подумают?
МАРА
И что она ответила?
МАТЬ
Она как рассмеется, а я, я в слезы.
МАРА
Я ей покажу смеяться!
МАТЬ
Это был не тот смех, который я так люблю у моей девочки, вот и я тоже, я давай плакать.
И я говорю: «Нет, нет, Виолена, дитя мое!»
Но она, рукой, молча, показала мне, что хочет остаться одна.
Ах, с этими детьми горя не оберешься!
МАРА
Тш!
МАТЬ
Что такое?
Я жалею, что это сделала.
МАРА
Ну! Видишь там, в глубине сада?
Вон она идет, там, за деревьями. Уже не видно.
Молчание.
За сценой слышен звук рожка.
МАТЬ
Вот и Жакен возвращается. Узнаю звук его рожка.
МАРА
Уйдем.
Уходят .
СЦЕНА ВТОРАЯ
Входит Жак Ури.
ЖАК УРИ, оглядываясь .
Не вижу ее.
Но она передала мне,
Что хочет видеть меня сегодня же утром
Здесь.
Входит Мара. Идет к нему и, остановив шись за шесть шагов, делает церемонный реверанс.
ЖАК УРИ
Добрый день, Мара!
МАРА
К вашим услугам, государь мой!
ЖАК УРИ
Что за ужимки?
МАРА
Разве я не обязана воздавать вам почести? разве не вы здесь хозяин, и над вами теперь только Бог, как над Королем Французским и над Карлом Великим?
ЖАК УРИ
Смейтесь смейтесь, а тем не менее, это правда!
Да, Мара, это прекрасно! Сестрица, я так счастлив!
МАРА
Я вам не сестрица! Я служанка вашей милости, как мне положено.
Мужик из Брена! Сын холопской земли! Я вам не сестра, вы не нашей крови!
ЖАК УРИ
Я муж Виолены.
МАРА
Пока нет.
ЖАК УРИ
Буду завтра.
МАРА
Как знать?
ЖАК УРИ
Мара, я все хорошенько обдумал
И я решил, что эта история, которую вы мне рассказали на днях, вам приснилась.
МАРА
Какая история?
ЖАК УРИ
Не изображайте удивления.
История со строителем, тайный поцелуй на заре.
МАРА
Возможно. Я плохо разглядела. Хотя вообще–то зрение у меня отличное.
ЖАК УРИ
И еще мне сказали по секрету, что этот человек прокаженный!
МАРА
Я не люблю вас, Жак.
Но вы вправе знать все. В Монсанвьерже все должно быть ясно и чисто, как стеклышко, ведь он выставлен вверху, надо всем Королевством, как дароносица.
ЖАК УРИ
Все это выяснится теперь же.
МАРА
Вы, конечно, проницательны и от вас ничто не ускользнет.
ЖАК УРИ
Во всяком случае, я вижу, что вы меня не любите.
МАРА
Так–так! Что я говорила? что я говорила?
ЖАК УРИ
Не все здесь разделяют ваше мнение.
МАРА
Вы говорите о Виолене? Мне стыдно за эту девицу.
Это позор, так отдавать себя:
Душу, плоть, сердце, кожу, и все, что снаружи, и все, что внутри, и самый корень.
ЖАК УРИ
Я знаю, что она целиком принадлежит мне.
МАРА
О да.
Как он это говорит! Как он уверен в том, что ему вообще что–то принадлежит! Бренар из Брена!
Человеку принадлежит только то, что он сам изготовил, или же взял, или заработал.
ЖАК УРИ
Но что до меня, Мара, вы мне нравитесь и я ничего против вас не имею.
МАРА
Как и все прочее здесь, надеюсь?
ЖАК УРИ
Не моя вина, что вы не мужчина и что мне перепали ваши владения!
МАРА
Какой гордый! какой довольный! Посмотрите на него, он едва удерживается от смеха!
Ну же! Не мучьте себя! смейтесь!
Он смеется.
Я неплохо знаю вашу физиономию, Жак.
ЖАК УРИ
Вы злитесь, потому что не можете меня обидеть.
МАРА
Как на днях, когда отец говорил,
Одним глазом улыбаясь, а другим плача без слез.
ЖАК УРИ
Не хозяин ли я прекрасных владений?
МАРА
А отец был стар, не так ли? Вам известно хоть что–нибудь, хоть пара вещей, которых бы он не знал?
ЖАК УРИ
Каждому человеку свое время.
МАРА
Правильно, Жак, вы превосходный молодой человек.
Вот, совсем залился краской.
ЖАК УРИ
Не мучьте меня.
МАРА
И все–таки жаль.
ЖАК УРИ
Чего жаль?
МАРА
Прощайте, супруг Виолены! Прощайте, хозяин Монсанвьержа, хо, хо!
ЖАК УРИ
Я докажу вам, что так оно и есть.
МАРА
Сначала усвойте дух здешних мест, Бренар из Брена!
Он думает, как мужичье, что вот–де он всему хозяин; вам придется узнать кое–что другое!
Как мужлан, для которого ничего нет выше, чем он сам, посреди своего крохотного надела, плоского, как тарелка!
Но Монсанвьерж — это доля Бога и хозяин Монсанвьержа — Божий человек, который ничем не обладает
Для себя самого; все, что он получил, — для другого.
Это урок, который отец преподал нам еще в младенчестве. Нет на свете места возвышеннее, чем наше.
Усвойте дух ваших господ, холоп, холоп!
Как будто уходит.
Ах, да!
Виолена — я встретила ее -
Просила передать вам кое–что.
ЖАК УРИ
Что же вы раньше не сказали?
МАРА
Она ждет вас у фонтана.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
ЖАК УРИ
О невеста моя в цветущих ветвях, здравствуй!
Виолена остается снаружи, ее не видно.
Виолена, как вы прекрасны!
ВИОЛЕНА
Жак! Добрый день, Жак!
Ах, как вы долго не возвращались!
ЖАК УРИ
Мне нужно было все пересмотреть, распродать, окончательно освободиться,
Чтобы уже целиком принадлежать Монсанвьержу
И вам.
— Что за чудесный наряд?
ВИОЛЕНА
Я надела его для вас. Я вам о нем говорила. Не узнаете?
Это облачение затворниц Монсанвьержа, почти в точности, только без ораря; облачение, которое они надевают на храмовые службы,
Стихарь диакона — им позволено носить его в знак особой милости — кое–что из священнического облачения, и сами они — просфоры.
И женщинам Комбернона дано право надевать его дважды:
Первый раз — в день помолвки.
Она входит.
Второй раз — в день смерти.
ЖАК УРИ
Так значит, это правда, сегодня день нашей помолвки?
ВИОЛЕНА
Жак, еще есть время, мы еще не поженились!
Если вы хотели доставить удовольствие моему отцу, есть еще есть время поправить дело, ведь речь идет о нас с вами. Скажите только слово; я не обижусь на вас, Жак.
Ведь мы еще не давали взаимных обетов и я не знаю, не разонравилась ли я вам.
ЖАК УРИ
Как вы прекрасны, Виолена! И как прекрасен мир там, где Вы.
Часть, которую приберегли для меня!
ВИОЛЕНА
Это вы, Жак, — лучшее, что есть в этом мире.
ЖАК УРИ
Это правда, что вы согласны быть моей?
ВИОЛЕНА
Да, это правда, добрый день, возлюбленный мой, я ваша!
ЖАК УРИ
Добрый день, жена моя! Добрый день, нежная Виолена!
ВИОЛЕНА
Как отрадно слушать это!
ЖАК УРИ
Не правда ли, вы всегда будете со мной, как здесь! Скажите, что вы никогда не перестанете быть такой, как сейчас, и ангелом, которого мне послали!
ВИОЛЕНА
То, что во мне мое, никогда не перестанет быть вашим.
ЖАК УРИ
И я, Виолена…
ВИОЛЕНА
Ничего не говорите. Я ни о чем вас не спрашиваю. Вы здесь, и мне довольно.
Добрый день, Жак!
Ах, этот час прекрасен и я не прошу другого.
ЖАК УРИ
Завтра будет еще прекраснее!
ВИОЛЕНА
Завтра я сниму это великолепное одеяние.
ЖАК УРИ
Но вы будете так близко, что я вас больше не увижу!
ВИОЛЕНА
Да, в самом деле близко!
ЖАК УРИ
Но завтра на глазах у всех я заключу в объятия эту Королеву!
ВИОЛЕНА
Берите же ее и не отпускайте.
Держите крепче, чтобы никто уже не нашел вашу малютку и не причинил ей зла!
ЖАК УРИ
А вы не пожалеете в этот миг о льне и золоте?
ВИОЛЕНА
Может быть, не нужно было мне так украшаться для одного бедного часа?
ЖАК УРИ
Нет, чистая моя лилия, я не могу налюбоваться тобой в твоей славе!
ВИОЛЕНА
О Жак! скажите еще, что я прекрасна в ваших глазах!
ЖАК УРИ
Да, Виолена!
ВИОЛЕНА
Что я прекраснее всех женщин, и все другие для вас ничто?
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
И что вы любите меня так, как нежнейший муж любит бедное существо, которое отдано ему?
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Которое отдает ему себя всем сердцем, Жак, поверьте, и ничего не приберегает.
ЖАК УРИ
Но вы, Виолена, все–таки вы мне не верите?
ВИОЛЕНА
Я вам верю, я верю вам, Жак! Я верю в вас! Я уверена в вас, мой возлюбленный!
ЖАК УРИ
Почему же такое смятение и испуг у вас на лице? Покажите мне вашу левую руку.
Она показывает ему руку
Моего кольца нет.
ВИОЛЕНА
Сейчас я все объясню, вы будете удовлетворены.
ЖАК УРИ
Я удовлетворен, Виолена. Я верю вам.
ВИОЛЕНА
Я больше, чем кольцо, Жак. Я великое сокровище.
ЖАК УРИ
Вот, вы все еще во мне сомневаетесь.
ВИОЛЕНА
Жак! В конце концов, я не делаю ничего дурного, любя вас. Это воля Бога и воля моего отца.
Вы теперь отвечаете за меня ! И кто знает, сумеете ли вы защитить меня и уберечь?
Довольно того, что я отдаю вам себя полностью. Остальное — ваше дело, и уже не мое.
ЖАК УРИ
Итак, вы отдаете мне себя, мой сияющий цветок?
ВИОЛЕНА
Да, Жак.
ЖАК УРИ
Кто же похитит вас из моих рук?
ВИОЛЕНА
Ах, мир так велик и мы так одиноки!
ЖАК УРИ
Бедное дитя! я знаю, что отец ваш уехал.
И у меня тоже нет теперь человека, который подсказал бы мне, что делать, что хорошо и что плохо.
Если бы вы любили меня, Виолена, как я вас люблю!
ВИОЛЕНА
Отец меня покинул.
ЖАК УРИ
Но я, Виолена, у вас остался я.
ВИОЛЕНА
Ни мать, ни сестра меня не любят, хотя я им ничего дурного не сделала.
И у меня остался только этот огромный человек, страшный, которого я совершенно не знаю.
Он пытается обнять ее. Она быстро выскальзывает.
Не прикасайтесь ко мне, Жак!
ЖАК УРИ
Что я, прокаженный?
ВИОЛЕНА
Жак, я хочу сказать вам, ах, как трудно!
Не бросайте меня, у меня никого кроме вас нет!
ЖАК УРИ
Кто собирается вас обидеть?
ВИОЛЕНА
Знайте же, что вы делаете, когда берете меня в жены!
Позвольте сказать вам со всем смирением, господин мой Жак,
Принимающий душу мою и плоть из руки Господа и из рук моего отца, создавшего их.
И знайте, какое приданое я вам приношу: оно не как у других женщин,
Оно — эта святая гора, в ежеденной и еженощной
молитве пред лицом Бога, как вечно кадящий алтарь,
И эта неугасающая лампада, которую нам поручено питать маслом.
И свидетель нашего брака — не человек, но Господь, единый владелец нашего лена,
Господь Всемогущий, Бог Сил.
И не солнце июня освещает нас, но самый свет лица Его.
ЖАК УРИ
Виолена, нет, я не ученый человек, не монах, не блаженный.
Я не привратник и не послушник Монсанвьержа.
У меня есть обязанность, и я исполню ее -
Кормить этих воркующих птиц
И наполнять корзину, которую каждое утро спускают с небес.
Так записано. Хорошо.
Это я понял, и это укладывается у меня в голове, и не нужно требовать от меня большего.
Не нужно от меня требовать, чтобы я понимал то, что выше меня, и почему эти святые женщины затворились вверху, в своей голубятне.
Небо небесным и земля земным.
Ибо пшеница не родится сама и ей нужен хороший пахарь.
И я могу сказать не хвалясь, что я и есть такой пахарь и никто в этом меня ничему не научит, даже ваш отец, может статься.
Потому что он уже стар и привязан к собственным идеям.
Каждому свое место, в этом и есть справедливость.
И ваш отец, отдавая мне вас
Вместе с Монсанвьержем, знал, что делал, и это справедливо.
ВИОЛЕНА
Но я, Жак, люблю вас не потому, что это справедливо.
И даже если бы это не было справедливо, я все–таки любила бы вас, и еще сильнее.
ЖАК УРИ
Я вас не понимаю, Виолена.
ВИОЛЕНА
Жак, не вынуждайте меня говорить! Вы так любите меня, а я ничего кроме горя вам не принесу.
Оставьте меня! Между нами двоими не может быть справедливости! только вера и милость. Удалитесь от меня, пока еще есть время.
ЖАК УРИ
Я не понимаю, Виолена.
ВИОЛЕНА
Мой возлюбленный, не вынуждайте меня открыть перед вами мою великую тайну.
ЖАК УРИ
Великую тайну, Виолена?
ВИОЛЕНА
Такую великую, что все уже совершилось, и вы больше не подумаете жениться на мне.
ЖАК УРИ
Я вас не понимаю.
ВИОЛЕНА
Разве я не прекрасна сейчас, в эту минуту, Жак? Чего еще требовать от меня?
Что спрашивать с цветка
Кроме того, что он прекрасен и благоухает одну–единственную минуту, бедный цветок, и за этим — конец.
Цветок мгновенен, но радость, которую он дарил единый миг, —
Она не из тех вещей, у которых есть начало и конец.
Вполне ли я прекрасна сейчас? Или чего–то недостает? Ах, я вижу твои глаза, мой возлюбленный! Нет ли в тебе сейчас того, что не любит меня и сомневается во мне?
Душа моя — не довольно ли тебе ее? Возьми ее, и я еще здесь, и вдыхай ее до самых корней, она твоя.
Достаточно одного момента, чтобы умереть, и сама наша смерть
Не уничтожит одного в другом больше, чем любовь, и зачем жить, если ты уже умер?
Что еще будешь ты делать со мной? беги, удаляйся! Зачем ты хочешь жениться на мне? зачем ты хочешь
Взять себе то, что принадлежит единому Богу?
Рука Господня на мне и ты не можешь меня защитить!
О Жак, нам не быть женой и мужем в этом мире!
ЖАК УРИ
Виолена, что за странные слова, такие нежные, такие горькие? какими извилистыми и гибельными тропами вы ведете меня?
Мне кажется, вы хотите испытать меня, вы играете мной, ведь я человек простой и грубый.
Ах, Виолена, как вы прекрасны! и все же мне страшно, и я вижу вас в облачении, которое меня страшит!
Ибо это совсем не женский наряд, это облачение Жреца у алтаря,
Того, кто помогает священнику; оно не сшито на боках и оставляет руки свободными!
Ах, я вижу, это дух Монсанвьержа живет в вас, и лучший цветок за оградой этого запечатанного сада!
Ах, не обращайте ко мне этого лица, оно уже не от мира сего! это уже не моя милая Виолена.
Хватает ангелов, чтобы служить обедню на небесах!
Сжальтесь надо мной, я человек бескрылый, и я так радовался, что Бог посылает мне попутчика и что я услышу его вздох, когда он положит голову мне на плечо!
Нежная птица! небо прекрасно, но есть еще чудесная вещь — попасться в силки!
И небо прекрасно! Но есть еще прекрасная вещь, и достойная самого Бога, это сердце человеческое, которое можно наполнить до самых краев.
Не проклинайте меня, лишая вашего лица!
И правда, я человек, в котором нет ни света, ни красоты,
Но я люблю вас, мой ангел, моя королева, моя милая!
ВИОЛЕНА
Итак, я напрасно предостерегала вас и вы хотите взять меня в жены и не отказываетесь от своего намерения?
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Если кто–то берет себе жену, они двое — уже одна душа и одна плоть, и ничто их больше не разлучит.
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Вы этого хотите!
Не следует, стало быть, чтобы я хоть что–нибудь удержала за собой и дальше хранила в себе
Эту великую, эту невыразимую тайну.
ЖАК УРИ
Опять эта тайна, Виолена?
ВИОЛЕНА
Такая великая, Жак, воистину,
Что ваше сердце насытится ей досыта
И вы не спросите меня больше ни о чем.
И мы никогда уже не оторвемся друг от друга.
Такое глубокое общение,
Что ни жизнь, Жак, ни ад, ни само небо
Не прервут его , и не прервут эту
Минуту, вот эту, когда я вам открываю ее, на
Жаровне страшного солнца, нашего свидетеля, которое почти не позволяет нам видеть лица друг друга.
ЖАК УРИ
Говори же!
ВИОЛЕНА
Но прежде скажите мне еще раз, что любите меня.
ЖАК УРИ
Я люблю вас.
ВИОЛЕНА
И что я ваша госпожа и ваша единственная любовь?
ЖАК УРИ
Моя госпожа, моя единственная любовь.
ВИОЛЕНА
Так узнай огонь, который меня пожирает!
Узнай ее, эту плоть, которую ты так любил!
Подойдите ко мне ближе.
Движение.
Ближе! Еще ближе! Совсем, вот здесь. Сбоку. Садитесь на скамью.
Молчание.
И дайте мне ваш нож.
Он подает нож. Она прорезает льняную ткань на боку, над сердцем, под левой грудью и, нагнувшись к нему, раскрывает двумя руками надрез, показывая кожу, на которой появилось первое пятно проказы.
ЖАК УРИ, отвернув немного лицо.
Дайте мне нож.
Виолена, я не ошибся? Что это за серебряный цветок, которым отмечена ваша плоть?
ВИОЛЕНА
Вы не ошиблись.
ЖАК УРИ
Это болезнь? это болезнь, Виолена?
ВИОЛЕНА
Да, Жак.
ЖАК УРИ
Проказа!
ВИОЛЕНА
В самом деле, вас не просто убедить.
Вы, пока не увидите, не поверите.
ЖАК УРИ
А какая проказа гнуснее,
Та, что на теле, или та, что на душе?
ВИОЛЕНА
О другой я ничего не могу сказать. Я знаю только эту, на теле, и она весьма ужасна.
ЖАК УРИ
Ах, ты не знаешь другой, проклятая!
ВИОЛЕНА
Я не проклятая.
ЖАК УРИ
Бесчестная, проклятая,
Проклятая в душе твоей и в теле!
ВИОЛЕНА
Итак, вы больше не просите моей руки, Жак?
ЖАК УРИ
Не смейся надо мной, дочь дьявола!
ВИОЛЕНА
Вот она, великая любовь, которой вы меня любили.
ЖАК УРИ
Вот лилия, которую я избрал.
ВИОЛЕНА
Вот мужчина, заменивший мне отца.
ЖАК УРИ
Вот ангел, посланный мне Богом.
ВИОЛЕНА
«Ах, кто разлучит нас друг с другом? Я люблю тебя, Жак, и ты защитишь меня, и я знаю, мне нечего бояться в твоих руках»
ЖАК УРИ
Не издевайся, повторяя эти жуткие слова!
ВИОЛЕНА
Скажи,
Разве я не сдержала слова? Души моей для тебя не было довольно? Довольно ли тебе моего тела?
Теперь ты забудешь твою Виолену и сердце, которое она тебе открыла?
ЖАК УРИ
Удались от меня!
ВИОЛЕНА
Ах, я достаточно далеко, Жак, тебе нечего бояться.
ЖАК УРИ
Да, да,
Дальше, чем ты была от твоего поганого прокаженого!
Мастер тухлого мяса на костях.
ВИОЛЕНА
Вы говорите о Пьере де Краоне?
ЖАК УРИ
О нем я говорю, о том, кого вы поцеловали в губы.
ВИОЛЕНА
И кто вам об этом рассказал?
ЖАК УРИ
Мара видела вас собственными глазами.
И она мне все сказала, потому что это был ее долг,
А я, несчастный, я ей не верил!
Ну скажи! скажи наконец! это правда? Скажи, что это правда!
ВИОЛЕНА
Правда, Жак.
Мара всегда говорит правду.
ЖАК УРИ
И вы в самом деле обняли его голову?
ВИОЛЕНА
Правда.
ЖАК УРИ
О, проклятая! видно, так лакомо адское пламя, что вам захотелось отведать его еще при жизни?
ВИОЛЕНА , очень тихо.
Нет, не проклятая.
Но нежная, нежная Виолена! нежная, нежная Виолена!
ЖАК УРИ
И вы не отрицаете, что этот человек овладел вами и вы были близки?
ВИОЛЕНА
Я ничего не отрицаю, Жак.
ЖАК УРИ
Но я еще люблю тебя, Виолена! Ах, это слишком жестоко! Скажи хоть что–нибудь, скажи что угодно, я поверю! Скажи, умоляю тебя! скажи, что это не правда!
ВИОЛЕНА
Я не могу почернеть вся и вдруг, Жак, но уже через несколько месяцев, да, еще несколько месяцев,
И вы меня не узнаете.
ЖАК УРИ
Скажите мне, что все это неправда.
ВИОЛЕНА
Мара всегда говорит правду, и этот цветок на моей коже, вы видели его.
ЖАК УРИ
Прощай, Виолена!
ВИОЛЕНА
Прощай, Жак.
ЖАК УРИ
Скажите, что вы собираетесь теперь делать, злосчастная?
ВИОЛЕНА
Сниму эти одежды. Покину дом. Исполню закон. Покажусь священнику. Доберусь…
ЖАК УРИ
Ну?
ВИОЛЕНА
До места, которое отведено таким, как я.
Лепрозория за Геном.
ЖАК УРИ
И когда?
ВИОЛЕНА
Сегодня. Сегодня же вечером.
Долгое молчание .
Больше нечего делать.
ЖАК УРИ
Нужно избежать скандала.
Переоденьтесь, наденьте дорожное платье, и я вам скажу, что делать дальше.
Уходят.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Вся эта сцена может быть сыграна таким образом, что публика видит только жесты и не слышит слов.
МАРА, быстро входя
Они идут сюда. Я думаю, свадьба лопнула. Ты слышишь?
Молчи.
И не вздумай что–нибудь говорить.
МАТЬ
Что?
Чудище! негодная! добилась чего хотела.
МАРА
Пускай себе. Один момент, и все. Так или иначе
Это не состоялось бы. Поэтому что это я
Должна была выйти за него, а не она. Ей же самой
Будет лучше. Так и должно было быть. Слышишь?
Молчи!
МАТЬ
Кто тебе рассказал?
МАРА
Как будто мне кто–то что–то должен рассказывать! Я все увидела по их лицам. Я их накрыла тепленьких. Я все раскусила вмиг.
А Жак, бедняга, мне его жалко.
МАТЬ
Я так жалею о том, что сказала!
МАРА
Ничего ты не говорила и ничего не знаешь, помалкивай!
И если они тебе будут что–нибудь говорить, пусть плетут что угодно,
Подпевай им, делай, что они хотят. Больше делать нечего.
МАТЬ
Я надеюсь, все будет к лучшему.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Входят Жак Ури, за ним Виолена, вся в черном, одетая как в дорогу.
МАТЬ
Что такое, Жак? Что такое, Виолена?
Почему ты одета, как будто собралась уезжать?
ВИОЛЕНА
Да, я уезжаю.
МАТЬ
Уезжаешь? И ты тоже уезжаешь?
Жак! что у вас произошло?
ЖАК УРИ
Ничего не произошло.
Но вы знаете, что я ездил навещать мать в Брен и тут же вернулся.
МАТЬ
И что же?
ЖАК УРИ
Вы знаете, она ведь у меня стара, она говорит, что хочет повидать и благословить
Свою невестку, пока жива.
МАТЬ
И не может подождать до свадьбы?
ЖАК УРИ
Она хворает и не может ждать.
Да и время теперь такое, жатва, столько забот. Не время для свадеб.
Мы обсудили все это с Виоленой только что, по–доброму,
И решили, что предпочтительнее дождаться
Осени.
А до того времени она побудет в Брене у моей матери.
МАТЬ
И ты так хочешь, Виолена?
ВИОЛЕНА
Да, матушка.
МАТЬ
Но как же так! Ты сегодня же хочешь ехать?
ВИОЛЕНА
Сегодня вечером.
ЖАК УРИ
Я ее провожу.
Время подгоняет и работа, в этом месяце и сенокос, и жатва. Я не надолго отлучусь.
МАТЬ
Оставайся, Виолена! Не покидай нас, теперь еще и ты !
ВИОЛЕНА
Это совсем ненадолго, мать!
МАТЬ
Ненадолго, ты обещаешь?
ЖАК УРИ
Совсем ненадолго, а там, глядишь, осень.
Вот она и снова здесь, и больше нас не покинет.
МАТЬ
Ах, Жак! почему вы отпускаете ее?
ЖАК УРИ
Вы думаете, мне самому это не тяжело?
МАРА
Мать, все это, что оба они говорят, звучит разумно.
МАТЬ
Горько смотреть, как дитя мое от меня уходит.
ВИОЛЕНА
Не печалься, мать!
Что с того, что нам придется переждать несколько дней? Время быстро пролетит.
Разве я не уверена в вашей любви? и в любви Мары? и Жака, моего жениха?
Жак, не так ли? Он принадлежит мне, как я ему, и ничто не может нас разлучить. Посмотри на меня, милый Жак. Видите, он плачет, глядя, как я уезжаю!
Совсем не время плакать, мать! разве я не молода, не хороша собой, не любима всеми?
Отец уехал, это так, но он оставил мне нежного супруга, друга, который никогда меня не бросит.
Так что не плакать нужно, а радоваться. Ах, матушка, как жизнь прекрасна и как я счастлива!
МАТЬ
А вы, Жак, что вы скажете? Вид у вас невеселый.
ЖАК УРИ
Разве странно, что я огорчен?
МАРА
Да что вы! разлука–то всего на пару месяцев.
ЖАК УРИ
Для моего сердца это слишком долго.
МАРА
Слышишь, Виолена, как прекрасно он говорит!
Что такое, сестра моя, и вы тоже печальны? Улыбнитесь же мне вашими прелестными губами! Поднимите эти голубые глаза, которые так любил наш отец. Смотрите, Жак! Поглядите на вашу жену, как она хороша, когда улыбается!
Никто у вас ее не отнимет! кто же грустит, когда такое солнышко приводит к себе в дом?
Смотрите же у нас, любите ее крепко, негодник! Велите ей ободриться.
ЖАК УРИ
Виолена, ободритесь!
Вы не потеряли меня, мы не потеряли друг друга!
Видите, я не сомневаюсь в вашей любви, и вы в моей уже не сомневаетесь, не правда ли?
Разве я сомневаюсь в вас, Виолена? Разве я не люблю вас, Виолена? разве я в вас не уверен,
Виолена?
Я говорил о вас моей матери, вообразите, как она будет счастлива вас увидать.
Тяжело покидать родительский дом. Но там, где вы будете, вы найдете надежный приют , которого ничто не нарушит.
Ни любви вашей, ни вашей невинности, милая Виолена, ничто не грозит.
МАТЬ
Какие приятные слова.
И все же что–то в них, и в тех, что ты мне сказала, дитя мое,
Что–то странное, что–то мне не по сердцу.
МАРА
Не вижу ничего странного, мать.
МАТЬ
Виолена, если я тебя чем–то недавно обидела, дитя мое,
Забудь, что я тебе говорила.
ВИОЛЕНА
Вы ничем меня не обидели.
МАТЬ
Позволь тебя обнять.
Раскрывает объятия.
ВИОЛЕНА
Нет, мать.
МАТЬ
Но почему?
ВИОЛЕНА
Нет.
МАРА
Виолена, это нехорошо! Ты что, боишься, что мы к тебе прикоснемся? Что ты нас чураешься, как прокаженных?
ВИОЛЕНА
Я дала обет.
МАТЬ
Какой обет?
ВИОЛЕНА
Что никто ко мне не прикоснется.
МАРА
До твоего возвращения?
Молчание. Она опускает голову.
ЖАК УРИ
Оставьте ее. Видите, ей тяжело.
МАТЬ
Отойдите на минуту.
Они отходят.
МАТЬ
Прощай, Виолена!
Ты не обманешь меня, дитя мое, ты не обманешь мать, которая тебя родила.
То, что я сказала тебе, было жестоко, но посмотри, как мне тяжело, как я стара.
Ты молода и забудешь.
Муж уехал, а теперь и дитя мое отвернулось от меня.
Горе, которое случается с нами, это ничего, но горе, которое мы принесли другим,
Вот от чего кусок встает в горле.
Думай об этом, жертвенная моя овечка, и говори себе: Вот, я никому не причинила зла.
Я посоветовала тебе то, что мне казалось лучшим!
Не сердись на меня, спаси сестру, можно ли ей дать погибнуть?
И теперь Господь Бог с тобой, Он твое воздаяние.
Ну все. Больше ты не увидишь моего старого лица. Господь с тобой!
И ты не хочешь обнять меня, но разреши мне хотя бы благословить тебя, нежная, нежная Виолена!
ВИОЛЕНА
Да, матушка! да, матушка!
Она встает на колени, Мать осеняет ее крестным знамением.
ЖАК УРИ, входя.
Идемте, Виолена, пора.
МАРА
Иди и молись о нас.
ВИОЛЕНА, плача
Возьми мои платья, Мара, и все мои вещи!
Не бойся, ты знаешь, я их не трогала.
Больше я не войду в эту комнату.
— А! а! бедное мое подвенечное платье, какое оно было чудесное!
Протягивает руки, как будто ища опоры. Все остаются в отдалении от нее. Она, пошатываясь, выходит, за ней Жак.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Окрестности Шевоша. Канун Рождества. Крестьяне, женщины, мужчины, дети, за работой в лесу. В середине сцены — огонь, над которым подвешен котел.
По двум бокам сцены — два огромных чучела из хвороста, в воротниках и белых рубищах с красными крестами на груди; головы их сделаны из бочек, верх которых выпилен зубцами, наподобие короны, на них грубо намалевано красной краской что–то вроде лиц. К затычке приделана длинная труба, которую поддерживает деревянная планка, изображающая руку.
Закат. Земля в снегу, снежное небо.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Ну вот. Король может ехать.
РАБОТНИК
Д' хуч щас пущай едить
[7]. Мы свое дело сделали.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША, оглядывая все с удовлетворением .
Хоть куда! И то: всем миром навалились, и мужики и бабы и малые ребята,
А ведь самая поганая часть, со всеми этими кочками и колючками, да еще болото.
Проныры из Брюера нас–таки за пояс не заткнули.
РАБОТНИК
На эфтом бы куске дороги они не то что пояса, зубы свои все да с корнями бы растеряли!
Смеются.
ПОДМАСТЕРЬЕ, педантично, страшно резким и визгливым голосом.
Глас вопиющего в пустыне: Уготовайте путь Господень, и будут вся стопотная в право, и острая в пути гладки.
В самом деле, вы славно поработали. Поздравляю, люди добрые. Словно дорога на Праздник Тела Господня.
(Указывая на чучела) А кто, господа, эти приятные и почтенные особы?
РАБОТНИК
Ничего, хороши? Папаша Винсен, старый пьянчуга, его работа.
Ето, говорит, славный Король Абиссинский и супруга евойная Беллота.
Посылает им поцелуй.
ПОДМАСТЕРЬ Е
А я бы подумал, что это Гог и Магог.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Это два Ангела Шевоша, они будут приветство вать Короля, своего господина.
Их подпалят факелом, когда он поедет.
— Слушайте!
Все прислушиваются .
РАБОТНИК
Ох нет, еще не он. Тады в Брюере зазвонят.
ДРУГОЙ
До полуночи не явится. Он в Физме отужинал.
ЕЩЕ ОДИН
Отсюда видать что надо. Я с места не двинусь.
ЕЩЕ ОДИН
Эй, у тебя найдется чего пожевать, Перро? У меня одна краюха и та вся обмерзла.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Не бойтесь. В котле четвертушка поросенка; а еще сосиски, и подстреленная косуля;
И три локтя колбасы, и яблоки, и добрый бочоночек марнского.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Остаюсь с вами.
ЖЕНЩИНА
Вот и Рождество, Сочельничек.
ПОДМАСТЕРЬЕ
В Рождество король Хлодвиг принял крещение в Реймсе.
ДРУГАЯ ЖЕНЩИНА
И в Рождество наш король Карл воротится короноваться.
ЕЩЕ ОДНА
Это, говорят, одна девушка простая, ее Сам Бог послал,
Она его и ведет в отчие края.
ЕЩЕ ОДНА
Жанна ее зовут.
ЕЩЕ ОДНА
Девица!
ЕЩЕ ОДНА
Она родилась в ночь на Богоявление!
ДРУГАЯ
Она вышибла англичан из Орлеана, который они осаждали!
ЕЩЕ ОДНА
Изо всей Франции она их, голубчиков, выметет. Быть по сему.
ДРУГАЯ, припевая
Рождество! Кх Кх Кх Кх Кх Рождество! Сочельник–сочельничек! Брр! вот студено!
Запахивается в шубу.
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА
Глядите, не проморгать бы: маленький человечек, весь в красном, возле Короля. Это она.
ДРУГАЯ
На большом вороном.
ПЕРВАЯ
Полгода тому она еще пасла коров у себя на селе.
ДРУГАЯ
А теперь она держит знамя, на котором написано Иисус.
РАБОТНИК
И англичане от нее дерут, как мыши.
ДРУГОЙ
Держи ухо востро с хитрыми бургундцами из Сапоне!
ЕЩЕ ОДИН
Они прибудут в Реймс на заре.
ЕЩЕ ОДИН
А чего там будут делать?
ПОДМАСТЕРЬЕ
Два кафедральных колокола, Бод и Бодон,
Начнут звонить Славу в полночь и вплоть до прибытия французов перезвон не кончится.
Каждый у себя дома будет жечь свечу до утра.
Ждут, что Король прибудет к заутрене, когда читают «Свет воссиял».
Весь клир выйдет ему навстречу, триста священников с Архиепископом в золотом облачении, и монахи, и городской голова, и община.
Вот красота будет — на снегу, под ясным солнцем, и весь народ распевает рождественские песни!
И говорят, будто Король сойдет со своей лошади и въедет в славный город на осле, как Спаситель.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
И как же это вы там не остались?
ПОДМАСТЕРЬЕ
Мастер Пьер де Краон отправил меня раздобыть песку.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
В такое время заниматься таким делом?
ПОДМАСТЕРЬЕ
Он говорит, что время не ждет.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
И не лучше ли его употребить на дорожные работы, как мы?
ПОДМАСТЕРЬЕ
Он говорит, что его ремесло — не дороги строить для Короля, а обитель для Бога.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
А на что нужен Реймс, если туда не войдет Король?
ПОДМАСТЕРЬЕ
А на что дорога, если в конце ее нет собора?
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Нет, он не настоящий француз…
ПОДМАСТЕРЬЕ
Он говорит, что его не касается ничего кроме его ремесла. Если кто–нибудь среди нас заговорит о политике, ему мажут нос дном сковородки.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
А сам не может достроить свою Юстицию уже десять лет.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Как бы не так! Каменные работы кончены и с плотницкими порядок; остался только шпиль, который еще не кончили ставить.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Говорят, он прокаженный.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Это неправда! Я видел его нагишом этим летом, когда мы купались в Эне у Суассона. Я свидетель!
Тело у него чистое, как у младенца.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Все же что–то тут не то. К чему бы ему тогда так долго прятаться от людей?
ПОДМАСТЕРЬЕ
Клевета!
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Я–то знаю, я постарше вас. Не серчай, малыш. И невелика беда, если у него и хворое тело.
Он же не телом работает.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Послушал бы он эти ваши слова! Помню, как он наказал у нас одного, который целые дни сидел в своем углу за чертежами:
Он послал его на день к рабочим, подсобным на леса, подавать творила и камни,
И сказал, что к концу этого дня он кое–что усвоит получше, чем за линейкой и чертежами. Две вещи: вес, который человек может нести, и рост человечес кий.
И как благодать Божия умножает всякое наше благое дело,
Так и он обучил нас тому, что он называет «Сикелем Храма», этой обители Божией, для которой каждый человек, который делает, что может
С собственным телом, есть как бы некое тайное основание;
Что такое большой палец и пясть и локоть и размах рук, и
вытянутая рука и круг, который она описывает,
И стопа и шаг;
И что ничто из этого никогда не бывает равно себе.
Вы полагаете, что праотцу Ною, когда он строил ковчег, тело было безразлично? Или безразлично
Число шагов от входной двери до алтаря и высота, которую берет глаз, и число душ, которые Церковь хранит в двух своих приделах?
Ибо языческий художник создавал все снаружи, мы же строим изнутри, как пчелы,
И как душа трудится для своего тела: ничего косного, все живет,
Все есть действие благодати.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
А складно говорит малыш.
РАБОТНИК
Да, послушаешь его, будто сорока, набрался слов–то от своего учителя.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Почтительно говорите о Пьере де Краоне!
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Конечно, он гражданин Реймса и его зовут Мастером Циркуля, как в старое время Мессира Луа называли Мастером Линейки.
ДРУГОЙ (РАБОтник)
Подбрось дровец в огонь, Перро, гляди, снег повалил.
В самом деле. Окончательно стемнело.
Входит Мара в черном, с каким–то свертком под шубой.
МАРА
Здесь люди из Шевоша?
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Это мы.
МАРА
Слава Иисусу Христу.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Во веки веков!
МАРА
Это у вас здесь генская хижина?
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Где живет прокаженная?
МАРА
Да.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Не совсем тут, но поблизости.
ДРУГОЙ
Вы хотите увидеть прокаженную?
МАРА
Да.
ЧЕЛОВЕК
Ее не увидишь; она всегда с покрывалом на лице, как им положено.
ДРУГОЙ
И правильно положено! я так не мечтаю ее увидеть.
МАРА
И давно она у вас?
ЧЕЛОВЕК
Восемь лет, считай, а лучше б ее тут не было.
МАРА
Что, она кому–нибудь сделала что–то дурное?
ЧЕЛОВЕК
Да нет, а все же гадко, когда такое рядом, нечисть такая.
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
К тому же община ее кормит.
МАРА
И она живет совсем одна в лесу, как зверь?
ЧЕЛОВЕК А
Смотрите–ка, ишь, какая добрая! Неровен час, и к вам болезнь пристанет!
ЧЕЛОВЕК Б
Есть тут священник, который временами ходит к ней, читает службу.
ЧЕЛОВЕК В
Но упаси Боже, не входит к ней, не подумайте!
Он ей устроил снаружи такую штуку… Как это?… вроде пипитра.
ПОДМАСТЕРЬЕ
Помост.
ЧЕЛОВЕК В
Ну да, помост. Она с него читает службу лесным зверям.
МАРА
Так рассказывают?
ЖЕНЩИНА
Чудное дело, но говорят, будто это чистая правда, что она читает молитвы косулям и зайцам при луне.
Наш Тибо убогий, однажды ночью он это видал, когда шел с праздника из Квинси.
ДРУГАЯ
Все зайцы, говорит, сидят кружком чин по чину и весь их выводок при них, сидят и слушают.
ЕЩЕ ОДНА
Лиса у нее будто за привратника, а матерый белый волк за церковного старосту.
ЧЕЛОВЕК Б
Приятно иметь такое в общине!
ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА ШЕВОША
Которая еще и кормить ее обязана.
ЧЕЛОВЕК А
Слушайте! Да ведь мы забыли, мы уже три дня ничего ей не носили, с этой дорогой да с этими хлопотами.
ЖЕНЩИНА
А вам–то что нужно от этой женщины?
Мара не отвечает и остается стоять, глядя в огонь.
ЖЕНЩИНА
Уж не ребенок ли, глянь, у вас на руках?
ДРУГАЯ
Холодновато в такую пору ребятенка прогуливать.
МАРА
Она не зябнет.
Молчание. В ночной темноте за деревьями слышен звук деревянной трещотки.
СТАРУХА
Вот вам! Вот и сама. Вот и трещотка. Пресвятая Дева! Какая жалость, что ее Бог не прибрал.
ЖЕНЩИНА
За едой пришла. Небось, не забудет.
ЧЕЛОВЕК
Вот несчастье–то кормить эту нечисть.
ДРУГОЙ
Киньте ей чего–нибудь. Нельзя, чтоб она близко подходила. Еще заразу подбросит.
ЕЩЕ ОДИН
Только не мяса, Перро! Постный день нынче как–никак, сочельник!
Смеются.
Кинь ту краюху хлеба, замерзшую. Сойдет для нее.
ЧЕЛОВЕК, громко.
Эй ты, Без–Лица! Эй, Жанна, что ли, тебе говорю! Эй, обглоданная!
Появляется черная фигура прокаженной на снегу. Мара смотрит на нее.
Хватай!
Со всего размаху кидает краюху хлеба. Она нагибается, подбирает ее и удаляется. Мара идет за ней.
ЧЕЛОВЕК
Куда она пошла?
ДРУГОЙ
Эгей, женщина! Эй! куда вы идете. что вы такое делаете?
Они обе удаляются.
Занавес в этот момент опускается. Виолена в покрывале с трещоткой проходит перед занавесом, за ней Мара.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Здесь можно использовать декорации предыдущих актов, убрав лестницу. На верхней площадке помещен колокол, на нижней — что–то вроде разрушенной статуи.
На переднем плане — довольно широкий помост, к которому ведут две или три ступени; над помостом возвышается большой деревянный крест; к нему приставлено сидение.
И перед ним — пюпитр с укрепленным на подставке светильником.
ВИОЛЕНА
Кто здесь,
Кто не побоялся идти за прокаженной?
Знайте: ее близость опасна и в ее дыхании — смерть.
МАРА
Это я, Виолена.
ВИОЛЕНА
О, голос, давным–давно не ожидаемый! Это вы, матушка?
МАРА
Это я, Виолена.
ВИОЛЕНА
И ваш голос, и не ваш. Позвольте, я разведу огонь, потому что очень холодно. И засвечу факел.
От углей, хранящихся в горшке, она разводит огонь из торфа и вереска;зажигает факел.
МАРА
Это я, Виолена, Мара, твоя сестра.
ВИОЛЕНА
Сестрица, здравствуй! Как хорошо, что ты пришла! Неужели ты не боишься меня?
МАРА
Я не боюсь ничего на свете.
ВИОЛЕНА
Как твой голос стал похож на матушкин!
МАРА
Виолена, нашей дорогой матери больше нет.
Молчание.
ВИОЛЕНА
А полотно, которое она ткала себе на саван…
МАРА
Не беспокойся, мы все исполнили.
ВИОЛЕНА
Бедная матушка! Прими, Господи, ее душу.
МАРА
И отец еще не вернулся.
ВИОЛЕНА
А вы двое?
МАРА
Все в порядке.
ВИОЛЕНА
Все идет, как вы хотели?
МАРА
Все в порядке.
ВИОЛЕНА
Я знаю, иначе и быть не может
У Жака и у тебя.
МАРА
Видела бы ты, что мы там сделали! У нас теперь еще три плуга. Ты не узнаешь Комбернона.
И мы собираемся снести старые стены
Теперь, когда Король возвратился.
ВИОЛЕНА
И вы счастливы вместе, Мара?
МАРА
Да, мы счастливы. Он меня любит,
Как я его.
ВИОЛЕНА
Слава Богу.
МАРА
Виолена!
Ты не видишь, что у меня в руках?
ВИОЛЕНА
Не вижу.
МАРА
Так подними покрывало.
ВИОЛЕНА
У меня под ним еще одно.
МАРА
Ты больше не видишь?
ВИОЛЕНА
У меня больше нет глаз.
Одна душа еще держится в погибшем теле.
МАРА
Слепая!
Как же ты ходишь так прямо?
ВИОЛЕНА
Я слушаю.
МАРА
Что ты слушаешь?
ВИОЛЕНА
Вещи. Как они живут со мной.
МАРА, из глубины
А меня, Виолена, меня ты слышишь?
ВИОЛЕНА
Господь мне дал разумение,
Тот, Кто со всеми нами одновременно.
МАРА
Ты слышишь меня, Виолена?
ВИОЛЕНА
Ах, бедная Мара!
МАРА
Ты слышишь меня, Виолена?
ВИОЛЕНА
Чего ты хочешь от меня, сестрица?
МАРА
Вместе с тобой славить Бога, Который тебя зачумил.
ВИОЛЕНА
Что же, давай славить Его, нынче, в канун Его Рождества.
МАРА
Легко быть святой, когда проказа помогает.
ВИОЛЕНА
Не знаю, я–то не святая.
МАРА
Легко обращаться к Богу, когда ничего другого не осталось.
ВИОЛЕНА
Он–то уже не оставит.
МАРА, ласково
Быть может… но кто знает наверняка, Виолена, а?
ВИОЛЕНА
Жизнь покидает, но не смерть, та, в которой я теперь.
МАРА
Еретичка! ты так уверена в собственном спасении?
ВИОЛЕНА
Я уверена в Его милости, которая так обо мне попеклась.
МАРА
Да, залоги этой милости налицо.
ВИОЛЕНА
Я верю в Бога, Который судил мне эту участь.
МАРА
Что ты знаешь о Том, Который невидим, Который ни в чем не явлен?
ВИОЛЕНА
Он не более невидим и неявлен для меня теперь, чем все остальное.
МАРА, иронически
Он с тобой, милая голубка, и Он тебя любит?
ВИОЛЕНА
Как со всеми убогими, Он Сам.
МАРА
Да, любовь Его велика!
ВИОЛЕНА
Как у огня к дереву, когда он его охватывает.
МАРА
Он тебя сурово наказал.
ВИОЛЕНА
Не больше, чем я заслужила.
МАРА
А тот, кому ты отдалась телом, забыл тебя.
ВИОЛЕНА
Я никому не отдавалась телом.
МАРА
Нежная Виолена! обманщица Виолена! разве я не видела, как нежно ты обнимала Пьера де Краона в то утро, прекрасным июньским днем?
ВИОЛЕНА
Ты видела все, и больше ничего не было.
МАРА
Почему же ты целовала его так сердечно?
ВИОЛЕНА
Бедняга был прокажен, а я, я была так счастлива в тот день!
МАРА
Совершенно невинно, не так ли?
ВИОЛЕНА
Как девочка, которая обнимает бедного маленького мальчугана.
МАРА
И я должна этому поверить, Виолена?
ВИОЛЕНА
Это правда.
МАРА
Но не говори, что ты по собственной воле уступила мне Жака.
ВИОЛЕНА
Нет, не по собственной воле. Я любила его! Я не настолько добра.
МАРА
Может, ему следовало любить тебя и дальше, прокаженную?
ВИОЛЕНА
Этого я не ждала.
МАРА
Кто же полюбит прокаженную?
ВИОЛЕНА
Мое сердце чисто.
МАРА
Но что знал об этом Жак? Он считает тебя преступницей.
ВИОЛЕНА
Матушка сказала, что ты любишь его.
МАРА
Но не говори, что это она тебя наградила проказой.
ВИОЛЕНА
Господь предупредил меня Своей милостью.
МАРА
Стало быть, когда мать говорила с тобой…
ВИОЛЕНА
… То, что я слышала, был еще Он Сам.
МАРА
Но почему ты позволила, чтобы он поверил клевете?
ВИОЛЕНА
Но что мне было делать?
Бедный маленький Жак! Можно ли было оставить его с печалью обо мне?
МАРА
Скажи, что ты его не любила.
ВИОЛЕНА
Я не любила его, Мара?
МАРА
Но я, я бы его так не бросила!
ВИОЛЕНА
Разве это я его бросила?
МАРА
Но я, я бы умерла!
ВИОЛЕНА
А разве я жива?
МАРА
Теперь я счастлива с ним.
ВИОЛЕНА
Мир вам!
МАРА
И я родила ему ребенка, Виолена! милую малютку. Чудную крохотную девочку.
ВИОЛЕНА
Мир вам!
МАРА
Наша радость велика. Но твоя, с Богом, больше.
ВИОЛЕНА
И я тоже, вот уже восемь лет, как я узнала радость и сердце мое похищено ею,
Так, что в безумии я попросила Бога, ах! чтобы она длиласьь и никогда не кончилась!
И Господь странным образом услышал меня! Исцелится ли моя проказа? Нет, пока остается последняя частица этой бренной плоти, которую она должна пожрать до конца!
Исцелится ли в сердце моем любовь? Никогда, ибо бессмертная душа составляет ее пищу, и этому не будет конца.
Твой муж знает тебя, Мара?
МАРА
Какой же мужчина знает женщину?
ВИОЛЕНА
Счастлива та, которая может быть познана до дна и отдает себя до конца.
Жак! все, что я могла дать, — что с этим было бы делать?
МАРА
Ты передала свою верность Другому?
ВИОЛЕНА
Любовь родила боль, и боль родила любовь.
Дерево, если его бросили в огонь, дает не одну только золу, но и пламя.
МАРА
На что годен этот слепец, который не дает другим
Ни света, ни тепла?
ВИОЛЕНА
Разве мало того, что он годится для меня?
Не укоряй этого света в испепеленном творении,
Посещенном до самых своих оснований, так, что оно больше не может не смотреть в себя!
И если бы ты провела одну ночь в моей коже, ты не сказала бы, что в этом огне нет тепла.
Мужчина — священник, но женщине не запрещается быть жертвой.
Бог скуп и не попустит, чтобы какое–либо творение пожрал огонь
Без того, чтобы этим истребить хоть немного нечистоты,
Его ли собственной или той, что вокруг него, как угли в разожженном кадиле!
И воистину, горе этих лет огромно.
У людей нет отца. Они смотрят и не знают больше, где Король и где Папа.
Потому и трудится моя плоть на месте христианского рода, который весь в расточении.
Могущественно страдание, когда оно так же добровольно, как грех!
Ты видела, как я целовала прокаженного, Мара? Ах, чаша скорби глубока,
И тот, кто однажды ее пригубил, уже не оторвется по собственной воле!
МАРА
Возьми же и мою к себе!
ВИОЛЕНА
Я уже взяла ее.
ВИОЛЕНА
Виолена! Если еще что–нибудь живое осталось и под этим покрывалом, в этом уничтоженном образе есть еще моя сестра,
Вспомни, как мы росли вместе! смилуйся надо мной!
ВИОЛЕНА
Говори, милая сестра. Не смущайся! Говори все!
МАРА
Виолена, я несчастна, и мое горе тяжелее твоего!
ВИОЛЕНА
Тяжелее, сестра?
МАРА с воплем распахивает шубу
и высоко поднимает на руках
труп маленького ребенка.
Вот! бери его!
ВИОЛЕНА
Что это?
МАРА
Вот, говорю тебе! бери его! бери, я тебе его отдаю!
Кладет трупик ей на руки.
ВИОЛЕНА
Ах, я чувствую маленькое окостеневшее тельце! Бедное окоченевшее личико!
МАРА
У! у! Виолена! Мое дитя! доченька! Это ее личико, такое милое! это ее бедное маленькое тельце!
ВИОЛЕНА, тихо
Она умерла, Мара?
МАРА
Возьми, я отдаю ее тебе.
ВИОЛЕНА
Мир, Мара!
МАРА
Они хотели вырвать ее у меня, но я, я им не дала ее отнять! и я с ней сбежала.
Но ты возьми ее, Виолена! Ну, возьми, видишь, я тебе ее отдаю!
ВИОЛЕНА
Чего ты хочешь от меня, Мара?
МАРА
Чего я хочу от тебя? не понимаешь?
Говорю же тебе: она умерла! Я же тебе говорю: она умерла!
ВИОЛЕНА
Душа ее жива в Боге. Она идет за Агнцем. Она с блаженными младенцами.
МАРА
Но для меня–то она умерла!
ВИОЛЕНА
Ты мне отдала ее тело; отдай же остальное Богу.
МАРА
Нет! нет! нет! Ты меня с толку не собьешь своими благочестивыми словесами. Нет, я не позволю, чтобы меня успокоили!
Это молоко, струящееся из моей груди, оно вопиет к Богу, как кровь Авеля!
Разве у меня пятьдесят детей, чтобы отрывать их от тела? разве у меня пятьдесят душ, чтобы отнимать эту у моей?
Знаешь ли ты, что это такое: разрываться надвое и и стоять над этим крохотным созданием, когда оно кричит?
И знахарка сказала, что больше мне не рожать.
Но будь у меня еще хоть сотня детей, все равно это не моя маленькая Обена.
ВИОЛЕНА
Прими это, покорись.
МАРА
Виолена, ты знаешь, у меня упорное сердце. Я никогда не уступлю и ни с чем не смирюсь.
ВИОЛЕНА
Бедная сестра!
МАРА
Виолена, какие они милые, эти малютки, и он так больно делает, этот сердитый ротик, когда кусает!
ВИОЛЕНА, гладя ребенка по лицу.
Какое холодное у нее личико!
МАРА, шепотом.
Он еще ничего не знает.
ВИОЛЕНА, так же.
Его не было дома?
МАРА
Он в Реймсе, продает пшеницу. Она умерла внезапно, за два часа.
ВИОЛЕНА
А на кого она похожа?
МАРА
На него, Виолена. Она ведь не только моя, она и его. Мои у нее только глаза.
ВИОЛЕНА
Бедный Жакен!
МАРА
Бедный Жакен! Не для того я сюда явилась, чтобы слушать, как ты ахаешь: Бедный Жакен!
ВИОЛЕНА
Чего же ты хочешь от меня?
МАРА
Виолена, ну погляди же! Скажи: ты знаешь, что такое душа, которая себя проклинает?
По собственной воле на веки вечные?
Ты знаешь, что в сердце человека, когда он богохульствует по–настоящему?
Во мне был какой–то дьявол, пока я бежала, он все пел мне одну песенку.
Хочешь, скажу, чему он меня учил?
ВИОЛЕНА
Не говори этой мерзости!
МАРА
Верни же мне дитя, которое я тебе дала!
ВИОЛЕНА
Ты дала мне только труп.
МАРА
А ты верни мне живое!
ВИОЛЕНА
Мара! как ты смеешь такое говорить?
МАРА
Я не приму того, что мое дитя умерло.
ВИОЛЕНА
Разве в моих силах воскрешать мертвых?
МАРА
Я не знаю, но кроме тебя мне некого просить.
ВИОЛЕНА
Разве в моих силах воскрешать мертвых, как Бог?
МАРА
На что же ты тогда годишься?
ВИОЛЕНА
Страдать и молиться!
МАРА
Но что за толк страдать и молиться, если ты не вернешь мне мое дитя?
ВИОЛЕНА
Об этом Богу известно; Ему довольно, чтобы я так Ему служила.
МАРА
Но я, я глуха, я ничего не слышу! Я кричу тебе из моей пропасти: Виолена! Виолена!
Верни мне дитя, которое я дала тебе! Ну! я падаю на колени, я унижаюсь! смилуйся надо мной!
Смилуйся надо мной, Виолена! верни мне это дитя, которое ты взяла у меня!
ВИОЛЕНА
Только Тот, кто забрал его, может и вернуть!
МАРА
Верни же его мне. Ах, я знаю, это ты во всем виновата.
ВИОЛЕНА
Я виновата?
МАРА
Ну пускай, нет,
Я, я виновата, прости меня! Но верни мне его, сестра!
ВИОЛЕНА
Но ты видишь, она мертвая.
МАРА
Ты лжешь! она не мертвая! Ах ты, тряпка, ах ты, заячье сердце! если б я, как ты, имела доступ к твоему Богу,
Уж у меня бы так легко не отнимали моих малюток!
ВИОЛЕНА
Ты еще попроси, чтобы я заново сотворила небо и землю!
МАРА
Но ведь написано,что ты можешь дохнэть на гору и ввергнуть ее в море.
ВИОЛЕНА
Могла бы, если бы я была святой.
МАРА
Нужно быть святой, когда тебя умоляет несчастный!
ВИОЛЕНА
А! последнее искушение!
Я клянусь, и объявляю, и зарекаюсь перед Богом: я не святая!
МАРА
Верни же мне мое дитя!
ВИОЛЕНА
Боже мой, Ты видишь мое сердце!
Клянусь и говорю перед Богом: я не святая.
МАРА
Виолена, верни мне мое дитя!
ВИОЛЕНА
Почему ты не оставишь меня в покое? Зачем ты пришла мучить меня в моей могиле?
Или я чего–нибудь стою? или Бог у меня в руках? или я как Бог?
Ты требуешь, чтобы я судила не меньше, чем Самого Бога.
МАРА
Я требую у тебя только моего младенца.
Пауза.
ВИОЛЕНА, подняв палец
Слушай.
Тишина. Вдали почти неразличимые колокола.
МАРА
Я ничего не слышу.
ВИОЛЕНА
Это звоны Рождества, колокола, извещающие нас о полночной службе!
О Мара, младенец родился нам!
МАРА
Верни же мне моего.
Трубы вдалеке.
ВИОЛЕНА
Что это?
МАРА
Это Король въезжает в Реймс. Ты не слыхала об этой дороге, которую крестьяне прорубали через весь лес?
(А деревья брали себе на дрова)
Его ведет одна маленькая пастушка, через всю Францию
В Реймс, чтобы его там короновали.
ВИОЛЕНА
Хвала Господу, творящему эти великие дела!
Вновь колокола, очень отчетливо .
МАРА
Как колокола звонят СЛАВА! Ветер к нам доносит. Звонят разом в трех селах.
ВИОЛЕНА
Давай молиться вместе со всей вселенной! Ты не озябла, Мара?
МАРА
Холод у меня только в сердце.
ВИОЛЕНА
Давай молиться. Мы уже так давно мы не встречали вместе Рождества.
Не бойся. Я взяла твою боль к себе. Смотри! и то, что ты передала мне, скрыто у меня на сердце.
Не плачь! не время плакать, когда спасение рода человеческого уже народилось.
Колокола вдали, слабее.
МАРА
Вот и снег перестал, и звезды сверкают.
ВИОЛЕНА
Смотри! видишь эту книгу?
МАРА
Вижу.
ВИОЛЕНА
Возьми ее, сделай милость, и прочитай мне рождественскую службу, первое чтение каждой из трех полунощных служб.
МАРА
Кому я буду их читать?
ВИОЛЕНА
Читай их Богу. Читай Ангелам. Читай всей земле. А я возвращаюсь в ночь, которая глубже моей ночи, чтобы там слушать тебя.
Виолена сходит с помоста, унося младенца. Уходит в глубину кельи, устроенной в развалинах здания, которая служит ей приютом.
Мара поднимается на помост, встает перед
пюпитром, начинает чтение.
Она читает recto tono первые стихи пророчества. Мало–помалу голос ее становится тише, а лес тем временем наполняется чудесным пением.
МАРА, читает
ПРОРОЧЕСТВО ИСАЙИНО
Прежнее время умалило землю Завулонову и землю Нефталимову; но последующее возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; живущие в стране сени смертной, свет воссияет им.
Тишина. Пение.
МАРА, продолжает чтение
СЛОВО СВЯТОГО ЛЬВА ПАПЫ РИМСКОГО
Спаситель наш, возлюбленные мои, родился нам в сей день: возрадуемся. И воистину, ныне не время печалиться, ибо день сей — день, когда жизнь рождается: ибо, истребив страх смерти, он вложил в нас радость обетованной вечности. И никто не лишен сего веселия.
Перезвон, долгий и подхваченный трубами, совсем близко. — Громкие крики в лесу.
МАРА
Король! Король Французский!
Вновь звук труб, невыразимо волнующий, торжественный и победный.
МАРА, тихим голосом
Король Франции, он идет в Реймс!
Молчание.
Виолена!
Кричит изо всей силы
Ты слышишь меня, Виолена?
Молчание. Она возвращается к чтению.
… Да возрадуется грешник, ибо он приглашается к прощению! Да имеет надежду язычник, ибо он приглашается к жизни! Ибо Сын Божий во исполнение времен, из неизреченных глубин божественного совета изволил…
Тишина. Ангельское пение.
МАРА
Виолена, я недостойна читать эту книгу!
Виолена, я знаю, что я слишком жестока и я сожалею об этом: я хотела бы быть другой.
Молчание.
МАРА, с усилием, вновь взяв книгу,
дрожащим голосом
СВЯТОГО ЕВАНГЕЛИЯ ЧТЕНИЕ.
ОТ ЛУКИ
Она поднимается .
В то время вышло повеление от кесаря Августа сделать перепись во всему миру. И прочее.
ГОМИЛИЯ СВЯТОГО ГРИГОРИЯ ПАПЫ РИМСКОГО
И посему, Божией благодатию, подобает нам трижды праздновать торжественную мессу.
Снова то же.
Книга дрожит в руках Мары. Наконец, она не удерживает ее, книга падает; Мара остается стоять в лунном свете, охваченная ужасом. Занимается день.
ВИОЛЕНА, вдруг издавая вопль
А!
Мара направляется к келье. Входит внутрь и возвращается, пятясь, ведя с собой Виолену. Подводит ее к краю сцены и тут, внезапно увидев, что ребенок шевелится, отшатывается и отступает назад.
МАРА
Виолена, что это у тебя шевелится? Что это шевелится? Я тебя спрашиваю, что это так шевелится?
ВИОЛЕНА
Мир, Мара. Вот он, день Рождества, когда вся радость родилась.
МАРА
Какая мне может быть радость, кроме моего живого ребенка?
ВИОЛЕНА
И у нас тоже, и нам родилось малое чадо!
МАРА
Шевелится, шевелится, шевелится!
О Боже мой, я вижу, оно снова пошевелилось.
Именем Бога Живого, что ты говоришь?
ВИОЛЕНА
«Се возвещаю вам велию радость…»
Бедная сестра! она плачет. Она слишком настрадалась.
Возьми, Мара! Или ты хочешь оставить мне этого младенца навсегда?
Протягивает ей младенца.
МАРА
Он жив!
Мара наклоняется над младенцем и силой вырывает его у сестры.
ВИОЛЕНА, поднимается на помост, сложив руки и кричит
Слава Богу!
МАРА
Он жив!
ВИОЛЕНА
Мир людям на земле!
МАРА
Жив! жив!
ВИОЛЕНА
Он жив и мы живем. И лицо Отца явилось на земле возрожденной и утешенной.
МАРА
Мой младенец жив!
ВИОЛЕНА, поднимая палец
Слушай!
Тишина.
Я слышу, вечерний звон
[8] в Монсанвьерже.
Осеняет себя крестом и молится.
Ребенок просыпается.
МАРА, совсем тихим голосом
Это я, Обена, узнаешь меня?
Ребенок ворочается и плачет.
Почему слезки, радость моя, почему слезки, золотце мое?
Ребенок открывает глаза, смотрит на мать и принимается плакать. Мара внимательно смотрит на него.
Виолена!
Что это значит? У нее были черные глаза,
А теперь они голубые, как у тебя.
Молчание.
Ах!
И что это за капля молока у нее на губах?
Слышатся колокола Монсанвьержа, звучащие вдалеке.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Заполночь. Зала из Первого Действия. В камине слабо светятся угли. В середине сцены длинный стол, покрытый узкой скатертью, края которой симметрично свисают с двух концов. Двустворчатая дверь распахнута, открывая взгляду звездную ночь. Зажженный факел помещен в середине стола.
Входит Жак Ури, как будто ища кого–то. Выходит и ведет за руку Мару.
ЖАК УРИ
Что ты здесь делаешь?
МАРА
Мне послышалось, будто повозка стучит, там внизу, в долине.
ЖАК УРИ, прислушиваясь .
Я ничего не слышу.
МАРА
Конечно, ты ничего не слышишь. Но у меня–то слух острый и глаза на месте.
ЖАК УРИ
Шла бы ты лучше спать.
МАРА
Скажи, а ты сам? ты тоже что–то не слишком крепко спишь.
ЖАК УРИ
Я все думаю, пытаюсь понять.
МАРА
Что понять?
ЖАК УРИ
Обена. Больная девочка. Она уже была при смерти. И вот, в один прекрасный день я возвращаюсь и мне говорят, что ты куда–то с нею сбежала, как полоумная.
Это было под Рождество. А на Вифлеемских младенцев — пожалуйте! возвращаешься с ребенком. Исцеленным!
Исцеленным. Ее исцелили.
МАРА
Это чудо.
ЖАК УРИ
Да. То будто Сама Пресвятая Дева, если тебе верить, а то некая святая душа невесть где совершила это чудо.
МАРА
Ни то, ни другое. Чудо совершила я.
Вскакивает.
Слушай!
Оба прислушиваются
ЖАК УРИ
Я ничего не слышу.
МАРА, дрожа
Закрой дверь. Мешает!
Он затворяет дверь.
ЖАК УРИ
Но вот что точно: теперь это существо само на себя не похоже.
Она та же, конечно, — и не та. Глаза, например, глаза теперь другие.
МАРА
Скажи, неужели ты сам это сам заметил?
Вот так и бывает, когда Господь Бог всеблагой займется нашими делами.
А ты займись–ка своими.
Страстно.
И зачем без конца смотреть на эту дверь?
ЖАК УРИ
Это ты без конца прислушиваешься.
МАРА
Я жду.
ЖАК УРИ
Я жду — кого? я жду — чего?
МАРА
Я жду моего отца!
Отца моего, Анн Веркор, который ушел, семь лет тому назад!
Клянусь, он как будто уже забыл про него!
Старик такой, помнишь? Анн Веркор его звали?
Все–таки, не всегда хозяином Комбернона был Жак Ури.
ЖАК УРИ
Что ж! Если он вернется, он убедится, что земли в порядке.
МАРА
И дом тоже. Семь лет уже, как он ушел.
Шепотом.
Я слышу — он идет.
ЖАК УРИ
Со святой Земли нечасто возвращаются.
МАРА
И если б он был жив, за семь лет он придумал бы, как подать нам весточку.
ЖАК УРИ
Святая Земля далеко, нужно море переплыть.
МАРА
Там пираты, там Турки, там кораблекрушения, болезни, лихие люди.
ЖАК УРИ
Даже здесь только и говорят о злодействах.
МАРА
Эта женщина, например, про которую мне рассказали, ее нашли, говорят, на дне песочной яме.
ЖАК УРИ
Какая женщина?
МАРА
Прокаженная, говорят.
Может, а почему бы нет? она сама туда и свалилась.
Зачем вздумала прогуливаться? Самой же хуже.
А может, все–таки ее столкнули. Кто–нибудь.
ЖАК УРИ
Прокаженная?
МАРА
Ха, ха! ушки на макушке? Ничего особенного, миленькая такая проказа, глазам она, говорят, не на пользу. А если плохо видишь, нечего ходить на прогулки.
И потом, кому по душе такое соседство, в самом деле! Всегда до беды недалеко.
ЖАК УРИ
И все–таки, если отец вернется, непохоже, чтобы ему здесь очень понравилось.
МАРА
Мара! так он скажет для начала. Ведь это Мару он больше всех любил.
Как приятно узнать, что это она наконец сцапала Господина Жака!
И спит каждую ночь у его бока, как сабля наголо.
ЖАК УРИ
А дочь ее, малютка, разве не рад он будет обнять ее?
МАРА
«Какое милое дитя! скажет он. И какие славные голубые глазки! Что–то они мне напоминают!»
ЖАК УРИ, говорит, изображая отца.
«А мать, где она?»
МАРА, с поклоном.
В настоящий момент не здесь, сударь! Черт возьми, когда отправляешься в Иерусалим, не стоит рассчитывать, что всех найдешь на месте! Cемь лет не шутка!
Теперь Мара занимает ее место у очага.
ЖАК УРИ, продолжая
«Здравствуй, Мара!»
МАРА
Здравствуй, отец!
Анн Веркор между тем вошел сбоку сцены и стоит за ними. Он держит на руках тело Виолены.
АНН ВЕРКОР
Здравствуй, Жак!
СЦЕНА ВТОРАЯ
Анн Веркор обходит стол и усаживается на свое место, там, где его кресло. Смотрит поочередно на Жака и Мару.
АНН ВЕРКОР
Здравствуй, Мара!
Она не отвечает.
ЖАК УРИ
Отец, что это у вас в плаще, что вы нам принесли?
И что за мертвое тело у вас на руках?
АНН ВЕРКОР
Помоги мне положить его на стол.
Осторожнее! осторожнее, дружок!
Они раскладывают тело на столе и Анн покрывает его своим плащом.
Ну вот! вот она! вот стол, за которым я разделял вам хлеб в день моего ухода.
Здравствуй, Жак! Здравствуй, Мара! Двое на моем месте и в их лице продолжается мое царство,
Земля, над которой из конца в конец, как огромный тополь,
То вытягиваясь в длину, то сокращаясь,
Простирается тень Анн Веркор.
Что до матери, я все слышал.
И я знаю, что она ждет меня там, куда я вскорости отправлюсь, чтобы снова быть с ней.
ЖАК УРИ
Отец, я вас спрашиваю, что это вы принесли нам на руках
И что за мертвое тело вы разложили на нашем столе?
АНН ВЕРКОР
Не мертвое, Жак, еще не мертвое. Ты не видишь, она дышит?
ЖАК УРИ
Отец, кто это?
АНН ВЕРКОР
Это то, что я нашел на пути, вчера, в глубокой песочной яме.
Я услышал голос, который слабо, слабо звал меня.
ЖАК УРИ
Прокаженная, да?
АНН ВЕРКОР
Прокаженная. Кто тебе рассказал? Ты уже знал? Наверняка это Мара тебе рассказала.
ЖАК УРИ
И могу ли я спросить, зачем вы мне принесли, в этот порядочный дом, в мой дом, какую–то прокаженную?
АНН ВЕРКОР
Не хочешь ли ты нас обоих выставить за дверь?
Это она меня попросила, шепотом, на ухо,
Принести ее сюда. Вернуть ее сюда.
Она еще может говорить. Но горе! что с ними сделалось, с прекрасными глазами Виолены, доченьки моей? Их больше нет.
ЖАК УРИ
И она слышит, что мы говорим?
АНН ВЕРКОР
Не знаю. Она просит о мире. Она просит, чтобы ты больше не сердился на нее. И Мара тоже, если она сердится.
Смотрит на лежащую Виолену.
Я прошу прощения.
ЖАК УРИ
Я не сержусь.
АНН ВЕРКОР
Ее глаза, бедное дитя! у нее больше нет глаз! Но сердце еще бьется.
Слабо, слабо!
Всю ночь я слышал сердце моей девочки, как оно билось возле моего и она пыталась покрепче прижаться ко мне,
Слабо, слабо!
И сердце время от времени остановливалось и вновь пускалось в свой тихий израненный бег.
Пам пам пам! пам пам пам! папа! папа!
ЖАК УРИ
Она обо мне тоже вам говорила?
АНН ВЕРКОР
Да, Жак.
ЖАК УРИ
И об этом, другом … Она была моей невестой!… я говорю, об этом, другом, майским утром…
АНН ВЕРКОР
О ком ты говоришь?
ЖАК УРИ
Пьер де Краон! Этот подлец, этот олух! этот ворюга! Тот строитель, семь лет назад, который приезжал открывать боковой придел Монсанвьержа!
Молчание .
АНН ВЕРКОР
Между Пьером и Виоленой не было греха.
ЖАК УРИ
А что вы скажете о том невинном поцелуе, которым она ему подарила майским утром?
Молчание.
Анн Веркор молча отрицательно кивает головой.
Жак Ури ищет Мару, тащит ее за руку и поднимает ее левую руку вверх.
Майским утром! Мара клянется, что однажды майским утром, проснувшись рано,
Она видела, как упомянутая Виолена, ныне здесь присутствующая, нежно поцеловала в губы названного Пьера де Краона.
Молчание.
АНН ВЕРКОР
Я говорю: нет.
ЖАК УРИ
И что же, ваша Мара солгала?
АНН ВЕРКОР
Она не лгала.
ЖАК УРИ
Мне, мне, мне, своему жениху! Она никогда не позволяла, чтобы я к ней прикоснулся.
АНН ВЕРКОР
Я видел Пьера де Краона в Иерусалиме. Он исцелился.
ЖАК УРИ
Исцелился?
АНН ВЕРКОР
Исцелился. Потому он и пришел туда, исполняя свой обет.
ЖАК УРИ
Он исцелился, а я проклят!
АНН ВЕРКОР
И для того, чтобы и ты исцелился, Жак, сын мой, я пришел и принес тебе эти живые мощи.
ЖАК УРИ
Отец! отец! у меня тоже была дочь и она уже была при смерти,
Обена, ее зовут,
И что же, вдруг она исцелилась!
АНН ВЕРКОР, крестясь.
Благодарение Богу!
ЖАК УРИ
Благодарение Богу!
Но эти губы, губы вашей дочери, губы, которые вы отдали мне, дочь, которую вы отдали мне! эти губы, они не ей принадлежали, они были мои! Губы, говорю, эти губы и дыхание жизни на губах!
АНН ВЕРКОР
Губы женщины прежде, чем мужу, принадлежат Богу, Который в день крещения осолил их солью. И Богу единому они говорят: «Да лобзает Он меня лобзанием уст Своих!»
ЖАК УРИ
Она уже не принадлежала себе! Я дал ей мое кольцо!
АНН ВЕРКОР
Посмотри, оно блестит на ее пальце.
ЖАК УРИ, пораженный.
Правда!
АНН ВЕРКОР
Пьер де Краон отдал мне его там, в Иерусалиме, чтобы я вернул его на палец дарительницы.
ЖАК УРИ
А мое, не правда ли, вы так думаете? мое составляет пару с кольцом Мары!
АНН ВЕРКОР
Чти его больше.
ЖАК УРИ
Майским утром! Отец, отец! все смеялось вокруг нее. Она любила меня, я любил ее. Все было для нее и я все ей отдал!
АНН ВЕРКОР
Жак, дитя мое! послушай, пойми! Это было слишком хорошо! этого невозможно было принять.
ЖАК УРИ
Что вы хотите сказать?
АНН ВЕРКОР
Жак, дитя мое! тот же призыв, который услышал отец, и дочь приклонила к нему ухо!
ЖАК УРИ
Какой призыв?
АНН ВЕРКОР, как бы читая по книге.
Ангел Господень предстал Марии и восприняла она от Духа Святаго.
ЖАК УРИ
Что она восприняла?
АНН ВЕРКОР
Всю великую скорбь мира вокруг нее, и Церковь, рассеченную надвое, и Францию, за которую Жанна горела живой на костре, все это она увидела! Потому–то она и поцеловала прокаженного в губы, зная, что делает.
ЖАК УРИ
Секунда! в одну секунду она все это решила?
АНН ВЕРКОР
Вот раба Господня.
ЖАК УРИ
Она спасла мир, а я погиб!
АНН ВЕРКОР
Нет, Жак не погиб, и Мара не погибла, если она того хочет, и Обена жива!
И ничто не погибло, и Франция не погибла, и уже от земли к самому небу, вольно или невольно,
Надежды и благословения идет неудержимый порыв!
Папа в Риме и Король на престоле.
А я, я впал в соблазн, как Евреи, ибо лицо Церкви помрачилось и она брела, шатясь, своим путем, оставленная всеми.
И я захотел вновь затвориться наедине с пустым гробом, вложить руку мою в брешь от креста, как тот апостол — в язвы рук и ног и в реберную рану.
Но моя маленькая Виолена была мудрее!
Разве назначение жизни — жить? разве ноги детей Божиих прибиты к этой убогой земле?
Не жить, но умереть! и не только вытесать крест, но взойти на него и отдать все, что у нас есть, — отдать улыбаясь!
В этом радость, в этом свобода, в этом благодать, в этом бессмертная юность! и жив Бог, если кровь старика на жертвенном полотне рядом с кровью юноши
Не оставит следа столь же алого, столь же свежего, как кровь годовалого ягненка!
О Виолена! дитя благодати! плоть от плоти моей! Из такой дали, как эта, от дымного огня хутора до утренней звезды,
Когда прекрасная дева склонит на грудь солнца свою озаренную голову,
Пусть позволено будет отцу твоему в высоте видеть тебя на том месте, которое было тебе уготовано!
Жив Бог, если туда, куда входит малое дитя, не войдет и отец!
Чего стоит мир в сравнении с жизнью? И чего стоит жизнь, если ее не употребить и не отдать?
И зачем мучиться, когда так просто быть послушным, а приказ — здесь?
Потому–то Виолена не споря поспешила за рукой, взявшей ее руку.
ЖАК УРИ
О Виолена! о жестокая Виолена! желание души моей, ты меня предала!
О ненавистный сад! о любовь, пренебрегнутая и напрасная, сад, насаженный в недобрый час!
Нежная Виолена! коварная Виолена! о молчание и глубина женщины!
Ты ничего не скажешь мне? ты не ответишь мне? ты и дальше будешь молчать?
Обманув меня коварными словами,
Обманув меня этой улыбкой, горькой и чудной,
Она уходит туда, куда мне за ней не пойти.
И мне, с отравленной метой на боку,
Мне суждено оставаться в живых и продолжать.
Шум на просыпающемся хуторе.
Жаворонок в высоте
Молит Бога в простоте
О своем батюшке
О своей матушке
О малюточках в гнезде.
АНН ВЕРКОР
День встает! Я слышу, как просыпается хутор и вся конница моей земли, в своей тяжелой сбруе, четверня за четверней,
Эти тяжелые квадриги, о которых сказано в Писании, готовятся к благовестию лемеха и снопа.
Открывает настежь большие двери. Свет хлещет в залу.
ЖАК УРИ
Отец, смотрите! смотрите на эту землю: она ваша, она ждала вас с улыбкой на губах!
Ваше владение, океан нив, до самых пределов Франции! Она не знала обиды в моих руках.
Земля, хотя бы она меня не обманула, и я тоже, я не обманул ее, верную, могучую землю! Есть мужчина в Комберноне. Клянусь честью, я чтил брак, заключенный между нами.
АНН ВЕРКОР
Нынче уже не время жать, время сеять. Земля долго кормила нас, и теперь мой черед, теперь я угощу ее…
Обернувшись к Виолене.
Этим бесценным зерном.
ЖАК УРИ, ломая руки
Виолена, Виолена! ты слышишь меня, Виолена?
МАРА, резко выходя вперед
Не слышит! Ваш голос ее не достигает! Но я–то, я ее заставлю меня услышать.
Тихим напряженным голосом.
Виолена! Виолена! я твоя сестра! ты слышишь меня, Виолена?
ЖАК УРИ
Рука! Я видел, рука шевельнулась!
МАРА
Ага–га! вы видите? она слышит! она услышала!
Этот голос, тот самый голос ее сестры, который однажды под Рождество всей силой вошел в глубину ее утробы!
ЖАК УРИ
Отец, отец! она бредит! вы слышите, что она говорит?
Это чудо… ребенок… я глупец… она бредит!
АНН ВЕРКОР
Она сказала правду. Я все знаю.
МАРА
Нет, нет, нет! я не безумна! и она, смотрите! она слышит, она знает, она поняла!
Пам пам пам!…
Что он говорил, отец, вот сейчас, что он говорит, первый удар колокола?
АНН ВЕРКОР
Ангел Господень предстал Марии, и приняла Она от Духа Святого.
МАРА
А второй удар, он что говорит?
АНН ВЕРКОР
Вот раба Господня, да будет мне по воле вашей.
МАРА
И третий удар, что говорит?
АНН ВЕРКОР
И слово стало плотью и обитало среди нас.
МАРА
И Слово стало плотью и обитало среди нас!
И вопль Мары, и призыв Мары, и вой Мары, и он тоже, он стал плотью во чреве этого ужаса, во чреве врага, во чреве этого рухнувшего существа, во чреве омерзительной прокаженной!
И младенец, которого она взяла у меня,
Из глубины утробы мой я возопила так, что в конце концов я его вырвала из нее, я его вырвала из этой живой могилы,
Это мое дитя, которое я родила на свет, и которому она дала жизнь.
ЖАК УРИ
Так это она все совершила?
МАРА
Ты все знаешь! да, в ту ночь, в ночь под Рождество!
Обена, я тебе сказала, будто она хворала, но это была ложь, она умерла! крохотное окоченевшее тельце!
И ты говоришь, что она это совершила? Это Господь, Господь совершил! И все же сильней всех была я! Мара, Мара совершила это!
Жак Ури испускает вопль и, оттолкнув Мару, бросается к ногам Виолены.
МАРА
Он упал на колени! Виолена, которая изменила ему с прокаженным!
(И земля, всем на свете хватает этой земли, а для нее она была нехороша!)
И слово, которым она клялась этими губами, которые прижала к губам прокаженного…
ЖАК УРИ
Молчи!
МАРА
Виолена! Ее одну он любит! Ее одну все они любили!
Ее одну все они любили! и вот ее отец, который ее бросил, вот мать, которая так нежно дала ей добрый совет, вот ее жених, как он ей верил!
Вот и вся их любовь. Моя любовь другая!
ЖАК УРИ
Да! И я знаю, что это ты подвела Виолену к песочной яме,
Одной рукой подвела, а другой столкнула.
МАРА
Он знает! ничего от него не укроется.
ЖАК УРИ
Правду я сказал или нет?
МАРА
А нужно было, чтобы муж, который принадлежит мне, мой муж был рассечен надвое? половина здесь, а другая в лесу Шевоша?
И нужно было, чтобы мое дитя было рассечено надвое и чтобы у него было две матери? Одна родила плоть, а другая душу?
Глухо и в изнеможении, глядя на свои руки.
Это я, это я все сделала!
АНН ВЕРКОР
Нет, Мара, это не ты, это был другой, тот, кто овладел тобой. Мара, дитя мое! ты страдаешь, и я хотел бы утешить тебя!
Все наконец вернулось, и твой отец, которого ты когда–то любила, теперь навсегда с тобой!
Мара, Виолена! Две мои девочки! Два малых дитятка у меня на руках! Обеих вас я любил, и ваши сердца всегда были одно с моим.
МАРА, с раздирающим криком.
Отец, отец! мой младенец был мертв и она его воскресила!
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ
Маргарита, на часок
Одолжи мне башмачок
Одолжи не отбирай
Я иду в небесный рай!
Солнце греет
Ветер веет
Пташка свищет чок чок чок!
Во время этой песенки Виолена медленно поднимает руку и роняет ее в сторону Жака.
ВИОЛЕНА
Отец, какая она милая, эта песенка, я помню ее! Когда–то мы ее пели, когда ходили собирать ежевику у изгороди
Вдвоем с Марой!
АНН ВЕРКОР
Виолена, это Жак, вот он, возле тебя.
ВИОЛЕНА
Он еше сердится?
АНН ВЕРКОР
Он больше не сердится.
ВИОЛЕНА, кладет ему руку на голову.
Добрый день, Жак!
ЖАК УРИ, глухо
Невеста моя в цветущих ветвях, здравствуй!
ВИОЛЕНА
Отец, скажите ему, что я его люблю.
АНН ВЕРКОР
И он тоже, он никогда не переставал любить тебя.
ВИОЛЕНА
Отец, скажите ему, что я его люблю!
АНН ВЕРКОР
Слушай, как он молчит.
ВИОЛЕНА
Пьер де Краон…
АНН ВЕРКОР
Пьер де Краон?
ВИОЛЕНА
Пьер де Краон, скажите ему, что я его люблю. Этот поцелуй, которым я его поцеловала, пусть он выстроит из него храм.
АНН ВЕРКОР
Он уже строит.
ВИОЛЕНА
И Мара, она любит меня! Она одна, только она верила в меня!
АНН ВЕРКОР
Жак, слушай!
ВИОЛЕНА
Дитя, которое она мне отдала, дитя, которое родилось у меня на руках;
О Боже всемогущий, как это было хорошо! ах, как было сладостно! Мара! Ах, как она была послушна, как она правильно делала все, что должна была!
Отец! отец! как сладко, как страшно родить в мир душу!
АНН ВЕРКОР
В мир, ты говоришь, в этот мир или есть еще другой?
ВИОЛЕНА
Их два, и я говорю, что они оба — один, и что этого довольно и что милосердие Божие непомерно!
ЖАК УРИ
Для меня счастье кончилось.
ВИОЛЕНА
Кончилось, и что же?
Тебе не обещали счастья, труд, вот и все, что от тебя требуется.
Спрашивай древнюю землю и она всегда ответит тебе хлебом и вином.
Что до меня, для меня с этим кончено и я ухожу отсюда.
Скажи, что такое один день вдали от меня? он быстро пролетит.
И когда настанет твой черед и ты увидишь, как скрипит и отворяется огромная дверь,
Это я за ней с той стороны.
ЖАК УРИ
Невеста моя в цветущих ветвях, здравствуй!
ВИОЛЕНА
Ты помнишь?
Жак, добрый день, Жак.
Входят все работники хутора со свечами, которые они зажигают.
ВИОЛЕНА
Жак, ты еще здесь?
ЖАК УРИ
Я здесь.
ВИОЛЕНА
Хороший ли выдался год, уродилась ли пшеница?
ЖАК УРИ
Так, что уже не знаем, куда убирать.
ВИОЛЕНА
Ах!
Как это славно, урожайный год!
Да, даже теперь я помню и чувствую, как это славно!
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Как славно жить! (с глубоким жаром) и как безмерна слава Божия!
ЖАК УРИ
Живи еще, оставайся с нами.
ВИОЛЕНА, откидываясь на подушку
Но вот что еще славно:
Умереть, поскольку все по–настоящему кончилось и над нами мало–помалу простирается
Безвестная тьма, будто темная темная древесная сень.
Молчание.
ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН , голос
1. Мир мир мир
2. Мир мир мир
3. Отче отче отче
ПЕРЕЗВОН КОЛОКОЛОВ
Слава в вышних Богу и на земле, мир людям доброй воли
Радуйся
Ра дуй ся
Ра дуй ся
Анн Веркор ищет Мару и за руку подводит ее к Виолене, лицом к Жаку Ури. Левой рукой он берет руку Жака Ури и приподнима ет ее. В этот момент Мара высвобождает свою руку и берет руку Жака Ури, который стоит, опустив голову и глядя на Виолену. Отец соединяет их руки и торжественно поднимает их.
Только в этот момент Жак Ури поднимает голову и смотрит на Мару, которая не сводит с него глаз. Бьют колокола.
EXPLICIT
Перевод выполнен по изданию:
«L'annonce faite а Marie»,
Paul Claudel
Paris, Gallimard, 1912
ДЕЙСТВИЕ IV
(ПЕРВЫЙ ВАРИАНТ ПЬЕСЫ. 1912 ГОД)
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Ночь. Зала из Первого Действия, пустая. На столе лампа. Дверь наружу полуоткрыта.
Мара входит снаружи и осторожно закрывает за собой дверь. На некоторое время она замирает, стоя посреди сцены; повернувшись к двери, прислушивается.
Затем берет лампу и бесшумно выходит в другую дверь.
Сцена остается в темноте. Видны только угли, горящие в очаге.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Звук рожка вдали, раз и другой. Крики. Шум на ферме. Затем звук отворяющихся ворот и грохот приближающейся телеги. Стучат сильными ударами.
ГОЛОС СНАРУЖИ, кричит.
Эй!
Шум отворяющегося окна на верхнем этаже.
ГОЛОС ЖАКА УРИ
Кто там?
ГОЛОС СНАРУЖИ
Откройте!
ГОЛОС ЖАКА УРИ
Что вам нужно?
ГОЛОС СНАРУЖИ
Откройте!
ГОЛОС ЖАКА УРИ
Кто вы?
ГОЛОС СНАРУЖИ
Откройте, вам говорят!
Пауза.
Жак Ури с факелом в руке входит в комнату; открывает дверь.
Почти сразу же входит Пьер де Краон, на рукахего–обернутое тканью женское тело. Он бережно кладет его на стол. Выпрямляется.
Два мужчины смотрят друг другу в лицо при свете свечи.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Жак Ури, вы не узнаете меня?
ЖАК УРИ
Пьер де Краон?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Это я.
Смотрят друг на друга.
ЖАК УРИ
И что вы мне принесли сюда?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я нашел ее, наполовину засыпанную, в песочном карьере, где я искал
Того, что мне нужно для литья стекла, и еще извести,
Наполовину погребенную под огромной телегой песка, под перевернутой тачкой, которую отцепили от воза.
Она еще жива.
Я взялся доставить ее вам
Сюда.
ЖАК УРИ
Почему сюда?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Чтобы она хотя бы умерла под отцовской крышей.
ЖАК УРИ
Здесь нет ничьей крыши кроме моей.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Жак, это Виолена.
ЖАК УРИ
Я не знаю никакой Виолены.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вы ничего не слыхали о Прокаженной из Шевоша?
ЖАК УРИ
Мне–то что?
Это вы, прокаженные, вы и скребите друг другу ваши язвы.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я не прокаженный, я давно исцелился.
ЖАК УРИ
Исцелился?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Недуг из года в год сходил на нет и теперь я снова здоров.
ЖАК УРИ
И эта тоже, сейчас в миг исцелится.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Вы больше прокаженный, чем она и я.
ЖАК УРИ
Но я не прошу, чтобы меня выкапывали из моей песочной ямы.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
И даже если бы она причинила вам зло, вы не должны были забыть.
ЖАК УРИ
Это правда, что она поцеловала вас в губы?
ПЬЕР ДЕ КРАОН, глядя на нее.
Правда, бедное дитя!
ЖАК УРИ
Она шевелится, я вижу, она оживает.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Я оставлю вас с ней.
Выходит.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Жак Ури сидит у стола и молча смотрит на Виолену.
ВИОЛЕНА, шевелится и протягивает руку
Где я, и кто здесь?
ЖАК УРИ
В Монсанвьерже, и это я рядом с вами.
ВИОЛЕНА, с давней интонацией .
Добрый день, Жак!
Молчание .
ВИОЛЕНА
Жак, вы все еще сердитесь на меня?
ЖАК УРИ
Рана не затянулась.
ВИОЛЕНА
Бедное дитя!
А разве мне не пришлось немножко пострадать?
ЖАК УРИ
Кто вас просил целовать этого прокаженного в губы?
ВИОЛЕНА
Жак! Поскорее выскажите все укоры, какие у вас на сердце, и кончим с этим.
Потому что у нас есть еще о чем поговорить,
И я хочу снова услышать от вас слова, которые я так любила: «Милая Виолена! Нежная Виолена!»
Ибо я недолго еще буду с вами.
ЖАК УРИ
Мне нечего больше вам сказать.
ВИОЛЕНА
Подойдите сюда, негодник!
Он приближается к ней.
ВИОЛЕНА
Еще ближе.
Она берет его руку и привлекает к себе. Он неловко опускается на колени возле нее.
ВИОЛЕНА
Жак, вы должны мне поверить. Клянусь в этом перед Богом, видящим нас!
Я не совершила греха с Пьером де Краоном.
ЖАК УРИ
Почему же вы его обняли?
ВИОЛЕНА
Ах, он был так печален, а я была так счастлива!
ЖАК УРИ
Я вам не верю.
Она на миг кладет ему руку на голову.
ВИОЛЕНА
А теперь вы мне верите?
Он прячет лицо в ее одежде и глухо рыдает.
ЖАК УРИ
Ах, Виолена! Коварная Виолена!
ВИОЛЕНА
Нет, не коварная, — нежная, нежная Виолена!
ЖАК УРИ
Так это правда? да, это меня одного вы всегда любили?
Молчание. Она подает ему другую руку.
ВИОЛЕНА
Жак, несомненно, все было слишком хорошо и мы были бы слишком счастливы.
ЖАК УРИ
Как жестоко вы обманули меня!
ВИОЛЕНА
Обманула? Нет, этот серебряный цветок у меня на боку не лгал.
ЖАК УРИ
Как же я мог поверить, Виолена?
ВИОЛЕНА
Если бы вы верили в меня,
Как знать, вы, быть может, исцелили бы меня?
ЖАК УРИ
Как же я мог не верить собственным глазам?
ВИОЛЕНА
Правильно. Вы должны были верить собственным глазам, это справедливо.
На прокаженных не женятся. На изменницах не женятся.
Не горюйте, Жак. Так оно и лучше, как вышло.
ЖАК УРИ
Вы знали, что Мара меня любит?
ВИОЛЕНА
Знала. Мать сказала мне.
ЖАК УРИ
Итак, все в сговоре с ней против меня!
ВИОЛЕНА
Жак, в мире уже довольно горя.
Лучше не становиться причиной чужого горя, пожелав этого.
ЖАК УРИ
А что вы сделаете с моим?
ВИОЛЕНА
Это другое дело, Жак. Разве тебе не хорошо со мной?
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Там, где я, там терпение, а не горе.
Молчание.
Но горе мира огромно.
Слишком тяжело это, страдать и не знать, зачем.
Но то, чего другие не знают, я приняла на себя и я хочу, чтобы и ты знал это вместе со мной.
Жак, не были ли мы в разлуке уже долгое время? потерпим теперь и это препятствие между нами? Разве смерть разлучит нас?
Все, чему предстоит погибнуть, это только то, что болит, а все, что не погибнет, это то, что страдает.
Счастлив тот, кто страдает и знает, зачем! Теперь мое задание исполнено.
ЖАК УРИ
Мое начинается.
ВИОЛЕНА
И что же! так горька для тебя эта чаша, из которой я пила?
ЖАК УРИ
Вот я и потерял тебя навеки!
ВИОЛЕНА
Но скажи, почему потерял?
ЖАК УРИ
Ты умираешь!
ВИОЛЕНА
Жак, пойми меня!
Какая польза в самом чудном благоухании, если его хранят в закрытом сосуде? В нем нет пользы.
ЖАК УРИ
Нет, Виолена.
ВИОЛЕНА
Какой толк в этом теле,
Если оно скрывает от тебя мое сердце, так что ты ничего не увидел, одну эту отметину на жалкой обертке?
ЖАК УРИ
Я был черств и слеп!
ВИОЛЕНА
И теперь я окончательно разбита, и благоухание расточается.
И вот, ты теперь всему веришь — просто потому, что я положила тебе руку на голову.
ЖАК УРИ
Я верю. Я больше не сомневаюсь.
ВИОЛЕНА
И скажи, какая во всем этом Справедливость? справедливость, о которой ты так гордо говорил?
ЖАК УРИ
Я уже не гордый.
ВИОЛЕНА
Да! оставь Справедливость в покое. Не наше дело взывать к ней и зазывать ее к нам.
ЖАК УРИ
Виолена, как ты страдала эти годы!
ВИОЛЕНА
Но не напрасно.
Множество вещей истребляется на огне сердца, которое пылает!
ЖАК УРИ
Избавление близко.
ВИОЛЕНА
Благословенна рука, которая день назад вела меня!
ЖАК УРИ
Какая рука?
ВИОЛЕНА
Когда я брела в поисках пропитания,
Эта рука молча взяла мою и повела меня.
ЖАК УРИ
Куда?
ВИОЛЕНА
Туда, где нашел меня Пьер де Краон.
Под грудой песка; на меня опрокинули целую тележку. Могла ли бы я сама там оказаться?
ЖАК УРИ, встает
Кто это сделал? Бог свидетель! Кто это делал?
ВИОЛЕНА
Не знаю. Не важно. Не клянись.
ЖАК УРИ
Я все это выведу на свет.
ВИОЛЕНА
Ну нет, ничего ты не выведешь на свет.
ЖАК УРИ
Рассказывай все!
ВИОЛЕНА
Я все тебе рассказала. Что ты хочешь узнать от слепой?
ЖАК УРИ
Ты меня не проведешь!
ВИОЛЕНА
Не трать слов. Мне осталось так мало быть с тобой.
ЖАК УРИ
А Мара остается со мной навсегда.
ВИОЛЕНА
Она твоя жена и моя сестра, рожденная от того же отца и той же матери, созданная из той же плоти.
Нас двое на этом склоне Монсанвьержа.
Молчание. — Жак остается неподвижным, как будто пытаясь совладать с собой. Затем садится.
ЖАК УРИ
В Монсанвьерже больше нет затворниц.
ВИОЛЕНА
Что ты сказал?
ЖАК УРИ
Последняя умерла в прошлый сочельник. Больше ни одного рта не появляется у окошка кормилицы–церкви святого монастыря.
Нам рассказал это священник, который причащал их.
ВИОЛЕНА
Божья гора
Умерла, и вот мы делим наследство, Мара и я.
ЖАК УРИ
И Виолена была тайным побегом святого Дерева, проросшим из подземного корня.
Господь не отнял бы ее у меня, если бы она наполнилась мной до краев, не оставив пустого места,
«Господня доля», как скажут в народе.
ВИОЛЕНА
Что тут поделаешь? тем хуже!
ЖАК УРИ
Оставайся! Не уходи!
ВИОЛЕНА
Я остаюсь, я не ухожу.
Скажи, Жак, ты помнишь тот полуденный час и то огромное палящее солнце и тот знак на моем теле, который я показала тебе, под грудью?
ЖАК УРИ
Ах!
ВИОЛЕНА
Помнишь? Как я говорила тебе, что отныне ты уже не оторвешь меня от своей души?
Эта моя часть навеки в тебе. Я больше не хочу, чтобы ты был весел, не пристало тебе улыбаться
Пока ты остаешься вдали от меня.
ЖАК УРИ
Ах! Ах! Виолена!
ВИОЛЕНА
Прими это от меня, любимый мой!
Приобщение на Кресте, горечь, подобную горечи мирра,
Как у больного, следящего за тенью на солнечных часах и как у души, которая принимает свое призвание.
И ты ведь уже не так молод. Но юному сердцу, как ему тяжело отрекаться!
ЖАК УРИ
А ты ничего моего не захотела принять!
ВИОЛЕНА
Ты думаешь, я ничего твоего не узнала, ничего от тебя?
ЖАК УРИ
Моя мать знала меня.
ВИОЛЕНА
И мне, Жак, ты и мне причинил немало боли!
ЖАК УРИ
Ты девица, и я тебя совсем не знал.
ВИОЛЕНА
Ну да! Рассказать тебе все?
ЖАК УРИ
Что же еще ты скрываешь?
ВИОЛЕНА
Рассказажу. Больше нет времени откладывать.
ЖАК УРИ
Говори громче.
ВИОЛЕНА
Тебе не говорили, что твой ребенок умер?
В прошлом году, когда ты уезжал в Реймс?
ЖАК УРИ
Мне не раз говорили. Но Мара клянется, что он просто уснул.
Я никогда не мог вытянуть из нее эту историю.
Говорят, будто она пошла тебя разыскивать.
Я должен был бы наконец узнать все. Я хотел полной ясности во всем этом.
ВИОЛЕНА
Правильно. Ты имеешь право знать все.
ЖАК УРИ
Она пришла просить тебя?
ВИОЛЕНА
А ты не видел, что у девочки глаза изменились?
ЖАК УРИ
Они теперь голубые, как твои.
ВИОЛЕНА
Это было в ночь сочельника. — Да, Жак, это правда, она умерла. Ее тельце было окостеневшим и ледяным.
Я–то знаю; всю ночь я держала ее на руках.
ЖАК УРИ
И кто же вернул ей жизнь?
ВИОЛЕНА
Бог единый, и с Богом заодно
Вера и отчаяние ее матери.
ЖАК УРИ
А ты, ты здесь не при чем?
ВИОЛЕНА
О Жак, тебе одному я расскажу великую тайну.
Это правда, когда я почувствовала рядом это мертвое тельце, дитя твоей плоти, Жак…
ЖАК УРИ
Ах! моя малютка Обена!
ВИОЛЕНА
Ты ее очень любишь?
ЖАК УРИ
Продолжай.
ВИОЛЕНА
… Сердце мое сжалось и железо пронзило меня.
Вот что я держала на руках в рождественскую ночь, вот все, что оставалось от нашего рода, мертвое дитя!
Все, чего я никогда не узнаю от тебя в этой жизни.
И я слушала Мару, которая читала мне службу Святой Ночи: младенец даровался нам, благовестие Радости.
Ах, не говори, что я совсем тебя не знаю! Не говори, что я не знаю боли, которую ты причиняешь!
Что я не знаю мук и трудов роженицы, дающей жизнь человеку!
ЖАК УРИ
Ты не говоришь, что этот ребенок воскрес?
ВИОЛЕНА
Все, что я знаю, это то, что он был мертв и что вдруг я почуяла, как эта головка шевелится!
И что жизнь вдруг вырвалась из меня одним толчком и моя умерщвленная плоть процвела!
Ах, я знаю, что такое этот ротик, который ищет вслепую сосцы , и эти безжалостные зубки!
ЖАК УРИ
О Виолена!
Молчание. — Он хочет встать. Виолена тихо велит ему оставаться на месте.
ВИОЛЕНА
Теперь ты простишь меня?
ЖАК УРИ
О лукавство женщины! Ах, ты настоящая дочь твоей матери.
Скажи! Ведь ты хочешь, чтобы не тебя я простил?
ВИОЛЕНА
Кого же?
ЖАК УРИ
Что это за рука, которая два дня назад взяла твою и так милосердно вела тебя?
ВИОЛЕНА
Я не знаю.
ЖАК УРИ
А я так думаю, что знаю.
ВИОЛЕНА
Ты не знаешь. Оставь это между нами, это женские дела.
ЖАК УРИ
Но мое дело — навести справедливость.
ВИОЛЕНА
Ах, оставь свою Справедливость.
ЖАК УРИ
Я знаю, что мне остается сделать.
ВИОЛЕНА
Ты ничего не знаешь, бедняга, ты ничего не понимаешь в женщинах.
Дочего они бедные и глупые и жестокие, и как у них одно в голове.
Не запутайся с ней, как со мной.
В самом ли деле это была только ее рука? Я не знаю. И ты тем более. И зачем это знать?
Береги то, что у тебя есть. Прости.
Ты сам, разве ты хотя бы иногда не нуждаешься том, чтобы тебя простили?
ЖАК УРИ
Я остаюсь один.
ВИОЛЕНА
Вовсе не один, с чудесным младенцем, которого тебе вернули,
И с Марой, моей сестрой, женой твоей, той же плоти и крови, что я.
Со мной, а кто знает тебя лучше?
Тебе нужна сила и нужно дело, тебе нужен ясный долг и совершенное дело.
Поэтому у меня песок в волосах.
ЖАК УРИ
Для меня счастье кончилось
ВИОЛЕНА
Кончилось, и что же?
Тебе не обещали счастья, труд, вот и все, что от тебя требуется. (И Монсанвьерж теперь остается на тебя одного).
Спрашивай древнюю землю и она всегда ответит тебе хлебом и вином.
Что до меня, для меня с этим кончено и я ухожу отсюда.
Скажи, что такое один день вдали от меня? он быстро пролетит.
И когда настанет твой черед и ты увидишь, как скрипит и отворяется огромная дверь,
Это я за ней с той стороны.
Молчание.
ЖАК УРИ
«О невеста моя в цветущих ветвях, здравствуй!»
ВИОЛЕНА
Ты помнишь?
«Жак! Добрый день, Жак!»
Первые лучи дневного света.
А теперь пора перенести меня отсюда.
ЖАК УРИ
Перенести тебя?
ВИОЛЕНА
Это не место для смерти прокаженных.
Велите отнести меня в тот приют, который отец построил для нищих у ворот Монсанвьержа.
Он собирается поднять ее. Она делает рукой жест отрицания.
Нет, Жак, нет, не вы.
ЖАК УРИ
Как, не выполнить даже последнего долга перед вами?
ВИОЛЕНА
Нет. Не пристало вам меня касаться.
Позовите Пьера де Краона.
Он болел проказой, хотя Господь исцелил его. У него нет ужаса передо мной.
И я знаю, что я для него как брат и женщина больше не имеет власти над его душой.
Жак Ури уходит и вскоре возвращается с Пьером де Краоном. Она больше не говорит ничего. Оба молча смотрят на нее.
ВИОЛЕНА
Жак!
ЖАК УРИ
Виолена!
ВИОЛЕНА
Хороший ли выдался год, уродилась ли пшеница?
ЖАК УРИ
Так, что уже не знаем, куда убирать.
ВИОЛЕНА
Ах!
Как это хорошо, урожайный год!
Да, даже теперь я помню и чувствую, как это хорошо!
ЖАК УРИ
Да, Виолена.
ВИОЛЕНА
Как хорошо жить! (совсем тихо, с глубоким жаром) и как безмерна слава Божия!
ЖАК УРИ
Живи же и оставайся с нами.
ВИОЛЕНА, откидываясь на подушку
Но как хорошо и умереть!
Когда все по–настоящему кончилось и над нами мало–помалу простирается
Безвестная тьма, будто темная темная древесная сень.
Молчание.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Она больше не говорит ни слова.
ЖАК УРИ
Возьмите же ее. Несите ее, куда я вам сказал.
Потому что она не хочет, чтобы я прикасался к ней.
Осторожно! Осторожно, осторожно, говорю вам. Не причините ей боли.
Они выходят. Пьер де Краон несет тело. Дверь остается открытой. — Долгая пауза.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
На пороге появляется Анн Веркор в одежде странника, с посохом в руке и котомкой за спиной.
АНН ВЕРКОР
Открыто?
Этот дом опустел, если все двери нараспашку?
Кто так рано вошел сюда до меня? или кто ушел отсюда?
Долго осматривает все вокруг.
Узнаю старую залу, здесь все по–прежнему.
Вот камин, вот стол.
Вот потолок с надежными балками.
Я как зверь, который обнюхивает все кругом и узнает свою нору и родное гнездо.
Привет тебе, дом! Это я. Вот и вернулся хозяин.
Привет тебе, Монсанвьерж, высокая обитель!
Еще издали, вчера утром и за день до того я различал на гребне холма этот пятибашенный Ковчег.
Но отчего колокола не звонят больше? ни вчера, ни сегодня утром
Я не слыхал в небе, как вместе с Ангелом девятью ударами колокол возвещает
О том, что Иисус в сердце Марии, трижды по три звона.
Монсанвьерж! Как часто я думал о твоих стенах,
Пленником, когда доставлял воду в сад старика из Дамаска. (О бесжалостные утра и полдни! Вечные ковши водоноса и взгляд, который поднимают к Ливану!)
И все ароматы изгнания ничего не стоят для меня
После этого листка орешника, который я растираю в моих пальцах.
Привет тебе, могучая укрощенная земля! Здесь не пески, которые приходится возделывать, и не наносный грунт.
Здесь плодносная почва, ее возделывают силой собственного тела и шестью быками, которые тянут борону и она выходит из–под лемеха медленно, глубокая борозда!
И все, насколько глаз моих хватает, ответило на усилие человека, вложенное в землю.
Я осмотрел уже все мои поля и убедился, что все ухожено, как полагается. Слава Богу! Жак хорошо делает свое дело.
Он кладет котомку на стол.
Земля, я отправился отыскать для тебя малую толику другой земли,
Пригоршню для моей могилы, из той земли, которую сам Господь избрал себе для могилы в Иерусалиме.
Пауза.
Мне не хотелось возвращаться сюда вчера вечером. Я ждал рассвета.
И я провел ночь под стогом свежей соломы, в размышлениях, в дреме, в молитве, в воспоминаниях, в благодарениях,
Прислушиваясь, не донесется ли до меня голос моей жены, голос моей дочери Виолены или детский плач.
Проснувшись, я увидел, что уже светает
И вверху, поднимаясь над темным склоном Монсанвьержа, лучась и сверкая, из дальней Аравии
Утренняя звезда является над Францией, как вестник, встающий в одиночестве!
И я отправился к дому.
Эгей! Есть тут кто?
Он стучит посохом по столу. Занавес некоторое время остается закрытым.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Глубина сада. Вечер того же дня. Конец лета.
Деревья отягчены плодами. К некоторым, чьи ветки пригибаются до самой земли, приставлены подпорки.Листва, как бы потертая и выцветшая, смешанная с красными и желтыми яблоками, напоминает шпалеру.
В глубине, затопленная светом, как это бывает после уборки урожая, огромная долина; жнивы и уже вспаханные земли. Видны белые дороги и села. Ряды скирд, которые кажутся совсем маленькими, там и сям тополя. Совсем вдали разбросанные овечьи стада. Тени больших облаков проходят над долиной.
В середине сцены, там, где она уходит в глубину, где можно различить верхушки рощицы, полукруглая каменная скамья, к которой ведут три ступени. Спинка скамьи завершается львиными головами. На скамье сидит Анн Веркор, по правую руку от него Жак Ури.
АНН ВЕРКОР
Завершение времен года, все в золоте,
Вот–вот
Оберет оно плодовые деревья и лозы.
И утром белое солнце -
Алмазное сияние без всякой примеси огня — сойдется с белым одеянием земли;
И близок вечер, когда тот, кто проходит под тополями,
Заметит последний листок на самой верхушке!
Вот уравнялись дни и ночи, и противовес
К чаше долгих трудов, переполняющих края, у небесных Врат
Устанавливает царственное Равновесие.
ЖАК УРИ
Отец, после того, как ты ушел,
Все это, всю эту скорбную историю, и заговор женщин, а западню, устроенную про нашу честь,
Ты знаешь, и я тебе рассказал
Еще кое–что, на ухо.
Где твоя жена? где твоя дочь Виолена?
А ты говоришь о том, как скручивают веревки, как тяжелая черная гроздь,
Целиком наполняет руку виноградаря, руку, которая забирается под ветви!
Вот уже наклонный Скорпион и пятящийся Стрелец
Показались на ночных часах.
АНН ВЕРКОР
Дай старику порадоваться теплому времени! О места, воистинну благословенные! Лоно Отечества! земля, благодарная и плодоносная!
Повозки, идущие по дороге,
Роняют клоки соломы у ветвей, отягченных плодами!
ЖАК УРИ
О Виолена! о жестокая Виолена! желание души моей, ты меня предала!
О ненавистный сад! о любовь, пренебрегнутая и напрасная, сад, насаженный в недобрый час!
Нежная Виолена! коварная Виолена! о молчание и глубина женщины!
Вы в самом деле ушли, душа моя?
Обманув меня, она уходит; и обманув меня речами смертельными и нежными,
Она уходит ,а мне, с этой отравленной метой на боку, мне придетсяЖить и продолжать! как скотина, которую берут за рога, чтобы вытащить ее голову из хлева,
Как лошадь, с которой под вечер снимают узду, похлопывая по крупу!
О бык, ты всегда идешь первым, но мы с тобой двое составляем одну упряжь. Провести борозду, вот и все, что от нас требуется.
Потому–то все, что сверх моего задания, все это у меня отнято.
АНН ВЕРКОР
Монсанвьерж угас и теперь плод твоих трудов — целиком твой.
ЖАК УРИ
Это правда.
Молчание.
АНН ВЕРКОР
Хорошо ли приготовили часовню к затрашнему дню?
Довольно ли еды и питья для тех, кого мы позвали?
ЖАК УРИ
Старик! Это ведь твою дочь завтра хоронят, а тебе больше не о чем поговорить!
Видно, ты совсем не любил ее! Старики как скупцы, которые греют руки на горшке с углями у себя на груди,
Им по горло хватает себя самих.
АНН ВЕРКОР
Нужно, чтобы все было сделано. Нужно, чтобы все было честь по чести.
— Елизавета, жена моя, скрытное сердце!
Входит Пьер де Краон.
Все готово?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Делают гроб.
Выкопали могилу, где вы велели,
Возле верхней церкви, рядом с могилой последнего капелана, вашего брата.
Туда положили землю, которую вы принесли.
Большой черный плющ
Вырос из могилы священника и сквозь стену
Пророс даже в запечатанную раку.
— Завтра на рассвете. Все готово.
Жак Ури плачет, пряча лицо в плаще. — В аллее появляется монахиня, которая как будто ищет цветы.
АНН ВЕРКОР
Что вы ищете, сестра моя?
ГОЛОС МОНАХИНИ, глухой и глубокий.
Цветы, положить ей на сердце, в руки.
АНН ВЕРКОР
Цветов уже нет, теперь время плодов.
ЖАК УРИ, плача.
Разгребите листву, и вы найдете последнюю фиалку!
Бессмертник еще не расцвел, и все, что нам осталось, это георгины да головки мака.
Монахиня исчезает .
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Две сестры, которые ухаживают за больными, одна совсем юная и другая глубокая старуха,
Обрядили ее и Мара послала для нее свое подвенечное платье,
Конечно, она всего лишь прокаженная, но она славна перед Богом.
Она покоится в глубоком сне,
Как тот, кто знает, кому он вверил себя.
Я видел ее перед тем, как ее положили в гроб.
Тело ее не остыло.
Да! когда сестра пыталась одевать ее, обхватив за пояс,
И придерживая, чтобы она как бы сидела, а голова ее падала назад,
Еще теплая, будто подбитая куропатка, когда ее сжимает в руке охотник!
АНН ВЕРКОР
Дитя мое! моя дочурка, которую я носил на руках, когда она еще не умела ходить!
Девочка–толстушка, которая просыпалась, захлебываясь от смеха в своем башмачке–колыбельке.
Всему этому теперь конец. О Господи, Господи! горе!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Не хотите ли вы поглядеть на нее, прежде чем заколотят крышку?
АНН ВЕРКОР
Нет. Отвергнутое дитя
Уходит украдкой.
ЖАК УРИ
Я не увижу больше ее лица в этой жизни.
Пьер де Краон садится слева от Анн Веркор. Долгая пауза. Стук молотка по доскам. Они продолжают молчать, слушая.
По краю сцены, сбоку проходит Мара, держа на руках ребенка, завернутого в черный плат. Затем она медленно идет в глубину сцены и останавливается перед скамьей, на которой сидят трое мужчин.
Они поднимают на нее глаза, кроме Жака, который смотрит в землю.
МАРА, опустив голову.
Здравствуйте, отец мой! Здравствуйте, все!
Вот вы смотрите на меня и я знаю, что вы думаете: «Виолена умерла.
Прекрасный зрелый плод, сладостный золотой плод
Сорвался с ветки, и вот, что нам осталось теперь, этот горький изнутри, жесткий, как камень, снаружи,
Залог зимы, и все.» Кто меня любит? Кто меня когда–нибудь любил?
Она поднимает голову с выражением ярости.
Так что же! Вот я! Что вы можете мне сказать? Говорите все! Чем вы меня попрекнете?
Что вы смотрите на меня такими глазами, говорящими: это ты! — Все верно, это я!
Все верно, это я убийца.
Это я взяла ее за руку, прошлой ночью, выйдя, чтоб найти ее,
Пока Жака здесь не было,
Это я столкнула ее в песчаный карьер и вывалила на нее
Полную телегу песку. Все было готово, оставалось только выдернуть штырь.
Я это сделала,
Жак! И это я сказала Матери,
Виолена, ты поговори с ней, в тот день, когда ты вернулся из Брена.
Потому что я сгорала от желания выйти за тебя, иначе я повесилась бы в день вашей свадьбы.
И тут Бог, видящий сердца, попустил, чтобы она подхватила эту проказу.
Но Жак не переставал думать о ней. Поэтому я ее убила.
А что? Что мне еще оставалось делать? Что еще нужно было сделать,
Чтобы тот, кого я люблю, и кто со мной рядом
Принадлежал мне, как я ему, весь, целиком,
А Виолены при этом не было, совсем не было?
Я сделала то, что могла.
А вы–то, вы отвечайте! Ваша Виолена, которую вы любили,
Как вы ее любили? и что больше стоит,
Ваша любовь, вы полагаете, или моя ненависть?
Вы все ее любили! и вот отец, который ее бросил, и мать, которая дала ей добрый совет,
И вот ее жених, как он ей поверил!
Так говорят, что любят домашнего зверька или цветок, вот и вся сила ваше любви.
Моя любовь была другой породы!
Слепая, и такая, что в руки не дастся, как глухая и ничего не смыслящая вещь!
Чтобы тот, кто обладает мной целиком, и я обладала бы им целиком!
И что я такого в конце концов сделала, чтобы мне оправдываться? Кто был вернее ему, я или Виолена?
Виолена, предавшая его с каким–то прокаженным, следуя, по ее словам, Божьему наущению поцеловать его?
Я почитаю Бога. Пусть Он остается где есть! Наша бедная жизнь так коротка! Пусть Он оставит нас в покое!
Разве это моя вина, что я любила Жака? На радость себе или на погибель моей души?
Что могла я сделать, чтобы защитить себя, я, некрасивая, нежеланная никому, бедная женщина, способная принести только страдание?
Потому я и убила ее в моем отчаянии!
О несчастное, неуклюжее преступление! О злополучие той, которую никто не любит и которой ничего не удается! Что же нужно было сделать, если я люблю его и он меня не любит?
Она поворачивается к Жаку
А ты, Жак, что же ты молчишь?
Что ты уставился в землю и не говоришь ни слова,
Как Виолена, в тот день, когда ты ее несправед ливо обвинил?
Не узнаешь меня? Я твоя жена.
Конечно, я не была для тебя ни желанной, ни милой, но смотри, как я постаралась для тебя, я добавила еще кое–чего к тому страданию, которое я могла принести тебе! Страдание, которого никто, кроме меня, не мог бы тебе принести. И я сестра Виолены.
Она рождается из страдания! Эта любовь рождается не из радости, она рождается из боли! И этой боли довольно для тех, у кого нет радости!
Никто не изволил поглядеть на нее, в это время цветы не цветут,
Но то, что остается под увядшими цветами, это сама земля, жадная земля под травами, земля, которая всегда тут!
Признай же меня!
Я твоя жена и ты ничего не сделаешь, чтобы я ей перестала быть!
Единая неделимая плоть, соприкосновение всей сердцевиной и душой, и подтверждение, это тайное сродство между нами,
И по всему этому у меня дитя от тебя.
Я совершила великое преступление, я убила сестру; но я не согрешила против тебя. И я говорю, что тебе нечем меня укорить. А другие, что они мне?
Вот что я хотела сказать, и теперь делай все, что пожелаешь.
Молчание.
АНН ВЕРКОР
Это правда, все, что она сказала. Жак, прости ее!
ЖАК УРИ
Подойди же, Мара.
Он подходит и выпрямившись стоит перед ними, составляя единую фигуру со своим ребенком. Двое мужчин одновременно протягивают правую руку к ней . Их руки перекрещиваются: Жак кладет свою на голову ребенка, Анн Веркор — на голову Мары.
Это Виолена тебя прощает. Это в ней, Мара, я прощаю тебя. Это она, преступная женщина, охраняет наше единство.
МАРА
Увы! Увы! Мертвые, бесхребетные слова!
Жак, я уже не та. Что–то во мне кончилось. Не бойся. Мне все равно.
Что–то рухнуло во мне, и я остаюсь без силы, как вдова и как бездетная женщина.
Ребенок слегка улыбается, смотрит вокруг.
Потом весело смеется.
АНН ВЕРКОР, лаская его.
Бедная Виолена!
А вот и ты, малышка! Какие голубые глазки!
МАРА, разражаясь слезами.
Отец, отец, ах!
Ребенок был мертв, и это она воскресила его!
Она отходит и усаживается в стороне.Сол нце садится. Видно, как кое–где над долиной идет дождь, лучи солнца пробиваются сквозь струи. Показывается огромная радуга.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС
Эй, эй, смотрите, какая красивая радуга!
Другие голоса вдали. Видно, как летают огромные стаи голубей, кружат, разлетают ся, то тут, то там припадают к жнивью.
АНН ВЕРКОР
Земля свободна. Пространство опустело.
Весь урожай собран и птицы небесные
Подбирают оброненные зерна.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Лето кончилось, эта пора не торопится принимать решения, и вселенская листва
Трепещет под дыханием Сентября.
Небо снова стало голубым, и пока перепела перекликаются в жите,
Сарыч парит в ясном воздухе.
ЖАК УРИ
Все это ваше, отец! Примите назад ваше добро, отданное мне на время.
АНН ВЕРКОР
Нет, Жак. Здесь больше нет ничего моего. То, что ушло, уже не вернется и то, что отдано однажды, не может быть
Взято назад. Вот Комбернон, новый Монсанвьерж.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Прежний Монсанвьерж умер. Девственная гора умерла, и рана на ее боку уже не заживится.
АНН ВЕРКОР
Она умерла. И жена моя
Умерла, умерла моя дочь, святая Девственница
Сожжена и развеяна по ветру, так что и костей ее не осталось на земле.
Но Король и Первосвященник возвращены Франции и Вселенной.
Конец расколу, и вновь надо всеми людьми возвышается единый Престол.
На обратном пути я шел через Рим, я целовал ноги Святого Петра, я вкушал, стоя, благословен ный хлеб с людьми из Четырех Концов Земли,
Когда колокола Квиринала и Латерана и голос Санта Мария Маджоре
Приветствовали посланников новых народов, с Востока и Запада, одновременно входящих в Город;
Вновь обретенная Азия и Атлантический мир из–за Геркулесовых Столпов!
И нынче вечером, когда зазвонит Благовест, в час, когда звезда Аль–Зогар засверкает в прояснившемся небе,
Начинается юбилейный год, утвержденный новым Папой.
Отпущение долгов, освобождение пленных, перемирие в войнах, приостановка судебных дел, возвращение имущества.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Перемирие на год и мир всего лишь на один день.
АНН ВЕРКОР
Неважно! Мир прекрасен, но война застанет нас в боевом снаряжении.
Отче! Вот времена, когда женщины и новорожденные младенцы учат мудрости стариков!
Ведь и я впал в соблазн, как Еврей, оттого что лицо Церкви помрачилось и она брела, шатясь, своим путем, оставленная всеми.
И я захотел вновь затвориться наедине с пустым гробом, вложить руку мою в брешь от креста.
Но моя маленькая Виолена была мудрее!
Разве назначение жизни — жить? разве ноги детей Божиих прибиты к этой убогой земле?
Не жить, но умереть! и не только вытесать крест, но взойти на него и отдать все, что у нас есть, — отдать улыбаясь!
В этом радость, в этом свобода, в этом благодать, в этом бессмертная юность! и жив Бог, если кровь старика на жертвенном полотне рядом с кровью юноши
Не оставит следа столь же алого, столь же свежего, как кровь годовалого ягненка!
О Виолена! дитя благодати! плоть от плоти моей! Из такой дали, как эта, от дымного огня моего хутора до утренней звезды,
Когда прекрасная дева склонит на грудь солнца свою озаренную голову,
Пусть позволено будет отцу твоему в высоте видеть тебя на том месте, которое было тебе уготовано!
Жив Бог, если туда, куда входит малое дитя, не войдет и отец!
Чего стоит весь мир в сравнении с жизнью? И чего стоит жизнь, если ее не отдать?
И к чему терзать себя, когда так просто послушаться?
Потому–то Виолена с такой готовностью поспешила за рукой, взявшей ее руку.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Отец, я был последним, кто держал ее на руках, потому что она доверилась Пьеру де Краону, зная, что в сердце его уже нет плотской похоти.
И ее юное тело, тело божественного брата, было на руках моих, как подрубленное дерево, которое клонится долу!
И уже, как огненный цвет гранатовых лепестков можно различить в еще нераскрытых бутонах,
Так ангельское сияние, не ведающее смерти, уже охватило нашу маленькую сестру.
И райское благоухание на моих руках уже источалось из этой разбитой дарохранильницы.
— Не плачь, Жак, друг мой.
АНН ВЕРКОР
Не плачь, сын мой!
ЖАК УРИ
Пьер, верни мне кольцо, которое она отдала тебе.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Это уже невозможно! Я больше не могу его вернуть, как полный колос не может
Вернуть то зерно, из которого вышел его стебель.
Из этой крупицы золота я сделал драгоценность в оправе.
И сосуд того незаходящего дня, где хранится бессмертная пшеница.
Моя Юстиция закончена и не достает только женской фигуры,
Которую я помещу на вершине моей лучшей лилии.
АНН ВЕРКОР
Ты могуществен в своих созданиях, Пьер, и на моем пути я видел храмы, которым ты отец.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Благословен Бог, сделавший меня отцом храмов,
И вложивший мне в сердце разумение и чувство трех измерений!
И наложивний на меня запрет, как на прокаженно го и избавившего от всякого житейского попечения,
Чтобы с французской земли я созвал Десять Мудрых Дев, у которых лампадное масло не иссякнет, и выстроил сосуд для молитв!
Что такое душа или деревянная чека, которую изготовитель лютни помещает между лицом и декой своего инструмента,
Рядом с той огромной скрытой лирой и с этими колоннадами Могуществ небесных, число и расстановка которых расчислена мной?
Я не высекаю вещь снаружи, какую–то видимость.
Как отец наш Ной, в моем огромном Ковчеге
Я тружусь изнутри и вижу, как со всех сторон все поднимается разом!
И что такое изваять тело, в сравнении с тем, чтобы вложить в него душу?
И в сравнении со священной пустотой, которая даст благочестивой прибежище преред лицом ее Бога?
Ничто для меня не слишком глубоко: мои колодцы достигают вод Материнских истоков!
Ничто не слишком высоко для шпиля, который идет в небо и похищает молнию у Бога!
Пьер де Краон умрет, но Десять Дев, его дочери,
Они останутся как тот сосуд сарептской Вдовы,
В котором без конца возобновлялась мука и священная мера вина и масла.
АНН ВЕРКОР
Да, Пьер. Тот, кто доверился камню, не будет обманут.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Как прекрасен камень и как он отзывается рукам зодчего! И вес целого, вес всего создания — какая это справедливая и прекрасная вещь!
Как он верен и как он хранит замысел и какие тени он дает!
И когда виноградная лоза пропущена по стене и цветущий розовый куст вверху,
Как он прекрасен, и как все вместе — действительно!
Вы видели мой маленький храм Тернового Венца? он как разожженный уголь и как розовый куст в цвету?
А Святого Иоанна в Виртусе, который как прекрасный юноша среди меловых пород Шампани? А Святого Мартина В Горах, который будет готов через пятьдесят лет?
А Святого Фому в Арденнах, который каждый вечер издает клич, как бык среди своих трясин?
Но Юстиция, последнее мое создание, Юстиция, дочь моя, прекраснее всех!
АНН ВЕРКОР
Я хочу принести туда, как обетный дар, мой посох.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Она сама — обетный дар моего сердца, и все уже готово, не достает всего одной частицы.
И для крыши,
Я нашел камень, который искал, камень, не высеченный железом,
Мягче, чем алебастр, и плотнее точильного камня.
Как хрупкие кости маленькой Юстиции легли в основание моего огромного строения,
Так на вершине его, в небе, я помещу другую Юстицию,
Виолену, прокаженную во славе, слепую Виолену на виду у всех.
И я представлю ее с руками скрещенными на груди, словно колос, еще только наполовину освободившийся от своего покрова.
И с повязкой на глазах.
АНН ВЕРКОР
Почему с повязкой на глазах?
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Чтобы, не видя, она лучше слышала.
Шум города и шум полей и человеческий голос с Божьим голосом в одно время.
Ибо она — сама Справедливость, которая выслушивает и принимает в сердце своем верное решение.
Вот где будет приют в ненастье и сень в палящий зной.
ЖАК УРИ
Но для меня Виолена не камень и камень мне ни к чему!
И я не хочу, чтобы свет глаз ее, прекрасных глаз, был скрыт.
АНН ВЕРКОР
Свет души ее с нами. Я не потерял тебя, Виолена! Как ты прекрасна, дитя мое!
Как прекрасна невеста в день своей свадьбы, она является перед отцом в своем великолепном одеянии, чудесно украшенная.
Иди первой, Виолена, дитя мое, и я последую за тобой. Но иногда обращай ко мне лицо твое, чтобы я видел твои глаза!
Виолена! Елизавета! скоро я снова буду с вами!
А ты, Жак, выполняй свое задание, как я выполнил мое, теперь твой черед! Конец близко,
Вот что дано мне, эта часть дня, часть года, и часть жизни!
Шесть часов. Тень Известняка–идущего–пить коснулась ручья.
Подходит зима, подходит ночь. Еще немного ночи теперь,
Еще недолго бодрствовать!
Всю жизнь я трудился с Солнцем, помогая ему в его труде.
Но теперь в одиночестве мне предстоит коротать ночь,
При огне очага, при свете лампы.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Земледелец, твой труд исполнен. Луга опустели, урожай земли собран и вот уже плуг взрезает жнивье!
И теперь то, что ты начал, предстоит завершать мне.
И как ты проводил борозду, я теперь рою хранилище для зерна, я готовлю дарохранительницу.
И как не твоей силой созревало зерно, так и с благодатью.
И все, что не вышло из зерна, не выйдет и из колоса.
Несомненно, Юстиция прекрасна. Но насколько прекраснее
Плодоносное дерево всего человечества, которому евхаристическое семя сообщает рост и силу.
В этом единый образ, который держится на одной и той же точке.
Ах, если бы все люди понимали зодчество, как я,
Кто захотел бы
Пренебречь тем, в чем его необходимость, и тем освященным местом, которое Храм предписывает ему?
АНН ВЕРКОР
Пьер де Краон, у тебя много мыслей, но мне довольно и этого солнца, которое заходит.
Всю жизнь я делал то же, что оно, возделывал землю, поднимаясь и ложась с ним.
И вот я ухожу в ночь, и она не страшит меня, и я знаю, что и там все ясно и упорядочено, в этой великой небесной зиме, которая все приводит в движение.
Ночное небо, которое все — труд и которое как огромная нива и надел одного владельца,
И вечный Поселенец правит своей Семеркой Быков, которые не сводят глаз с неподвижной звезды,
Как у нас — с зеленой ветки, которой отмечен край борозды.
Солнце и я, мы работали бок–о–бок, и то, что выйдет из наших трудов, нас не касалось. Мой теперь кончен.
Я был заодно с моей необходимостью, и теперь я хотел бы отставки.
Мир — для того, кто его знает — радость
И страдание составляют в нем равные доли.
Жена моя умерла. Виолена умерла. Это хорошо.
Я не хочу больше держать эту хрупкую морщинистую руку.
Что до Виолены, в восемь лет, когда она прыгала мне на колени,
Как я любил это крепкое маленькое тело! И мало–помалу озорное ребячество моей хохотуньи
Таяло в нежности девичества, в боли и тяжести любви, и уже когда я уходил,
Я увидел в ее глазах, как среди этих вешних цветов поднимается нечто неведомое.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Призвание к смерти, как торжественная лилия.
АНН ВЕРКОР
Благословенна смерть, в которой все предвосхи щение Молитвы Господней , весь Отче наш исполняется.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Для меня это так уже здесь, в этой жизни, с тех пор как от нее,от ее невинных уст
Я получил мое освобождение и отпущение.
Солнце стоит в левой части неба, на высоте большого дерева.
АНН ВЕРКОР
Вот и солнце в небе,
Как на картинах, где Хозяин будит работника одиннадцатого часа.
Слышно, как скрипит дверь амбара.
ЖАК УРИ
Что это?
АНН ВЕРКОР
Это солому пошли брать в амбаре,
Чтобы постелить на дно могилы.
Молчание. — Шум валька вдалеке.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ:
Маргарита, на часок
Одолжи мне башмачок!
Одолжи не отбирай !
Я иду в небесный рай!!
Солнце греет!
Ветер веет!
Пташка свищет ч о к ч о к ч о к!
ЖАК УРИ
Это не дверь амбара! Это открытая могила издает крик!
И посмотрев на меня слепыми глазами, та, кого я любил, уходит с другой стороны.
И я сам , я смотрел на нее, как слепой, и ничего не проверив, я не усомнился,
Я не усомнился в той, которая обвинила ее.
Я сделал свой выбор, и та, кого я выбрал,
Осталась со мной. Что сказать? И это благо.
Это тоже благо.
Счастье не для меня, но для меня желание! его у меня не вырвешь.
И не Виолена сияющая и нетронутая,
Но эта прокаженная, наклонившаяся ко мне с горькой улыбкой и раздирающей раной на боку!
Молчание.
Солнце заходит за деревьями. Оно светит сквозь ветки. Узоры листвы покрывают землю и сидящих людей. Там и сям золотые пчелы сверкают в прорехах света.
АНН ВЕРКОР
Вот я сижу и вся окрестность со склона этой горы у меня под ногами.
Я узнаю дороги, я пересчитываю фермы и села, я знаю все их по именам и всех, кто в них живет.
Отсюда видно, как равнина раскинулась к Северу, теряясь из глаз.
А там, поднимаясь вокруг селения, склон образует как будто театр.
И повсюду, в любое время,
Зеленую и розовую весной, голубую и белокурую летом, бурую зимой или всю белую под снегом,
Передо мной, бок–о–бок со мной, вокруг меня
Я не перестаю видеть ее, Землю, как неподвижное небо, исполненное изменчивыми цветами.
Она, принимающая такой отчетливый образ, как будто некое существо, которое всегда со мной, всегда здесь.
Теперь все кончилось.
Сколько же раз я покидал постель, отправляясь к моим трудам!
И вот вечер, и солнце гонит домой и людей и скотину, как будто подталкивая рукой.
Он медленно и с трудом поднимается, медленно и во всю длину раскидывает руки, между тем как пожелтевший солнечный свет заливает его.
Ах! ах!
Вот я раскидываю руки в солнечных лучах, как портной, который мерит ткань.
Вот и вечер! Помилуй, Господи, всякого человека, в час, когда он завершил свое задание и стоит перед Тобой, как ребенок, у которого собираются проверять руки.
Мои руки свободны. Я закончил мой день! Я сеял пшеницу и убирал ее, и хлебу, который я добывал, причащались все мои дети.
Теперь я кончил.
Только что кто–то был здесь со мной.
И теперь жена и дитя удалились.
Я остаюсь один, чтобы воздать благодарение за убранным столом.
Обе они умерли, но я,
Я жив, на смертном пороге, и необъяснимая радость во мне!
Благовест доносится из нижней церкви. Первый удар из трех звонов.
ЖАК УРИ, глухо.
Ангел Божий возвещает нам мир и дитя взыграло в утробе матери.
Второй удар.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
«Людие маловерные, почто вы плачете?»
Третий удар.
АНН ВЕРКОР
«Ибо я иду к отцу моему и отцу вашему.»
Глубокое молчание. Затем перезвон.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
То же говорил Благовест на три голоса тогда, в мае,
Когда неженатый человек возвращался, похоронив свою мать,
«Голос–Розы» вел свою беседу в серебре вечера.
О Виолена! Женщина, через которую вошло искушение!
— Ибо, еще не зная, что буду делать, я заглянул туда, куда были обращены зрачки твоих глаз
Конечно, я всегда думал, что радость — великая вещь,
Но теперь у меня есть все!
Все принадлежит мне, все у меня под рукой, и я как тот, кто увидев дерево, отягченное плодами,
Забравшись по приставной лестнице, чувствует, как гнутся под его телом глубокие ветви.
Нужно, чтобы я заговорил под деревом, как флейта, не слишком глухая, не слишком пронзительная! Будто вода
Несет меня вверх! действие благодати снимает камень с моего сердца!
Чтобы я был жив! чтобы я рос, сплетаясь с Богом моим, как лоза с оливой.
Солнце садится. — Мара оборачивается к своему мужу и смотрит на него.
ЖАК УРИ
Вот она, вот кто смотрит на меня. Вот она возвращается ко мне вместе с ночью!
Звук надтреснутого колокола совсем вблизи. — Первый удар.
АНН ВЕРКОР
Это малый колокол у сестер, он звонит благовест в свой черед.
Молчание. Вдруг раздается другой колокол, высоко, в Монсанвьерже, который в свой черед бьет свой трехзвучный удар, на изумление звучный и торжественный.
ЖАК УРИ
Слушайте!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Чудо!
АНН ВЕРКОР
Это Монсанвьерж воскресает! Еще раз Ангел звонит
В небесах и подает внимательной земле вошедшее в обычай извещение.
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Да, Голос–Розы, Господь наш родился!
Второй раз звонят у сестер. С третьей нотой их колокола совпадает первая нота звона в Монсанвьерже.
АНН ВЕРКОР
Бог вочеловечился!
ЖАК УРИ
Он умер!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Он воскрес!
Третий удар колокола у сестер. Затем перезвон.
Пауза. Затем слышится, отдаленное и едва различимое, трезвучие третьего удара в горах.
АНН ВЕРКОР
Это не удары благовеста, это причастный звон!
ПЬЕР ДЕ КРАОН
Три звука, как невыразимая жертва, приняты в лоно Непорочной Девы.
Все смотрят, обратив лица вверх, прислушиваясь, как будто в ожидании перезвона, который так и не доносится.
EXPLICIT
notes
Примечания
1
Первая и пока единственная книга лирики Клоделя, крохотная выборка из его многочисленных стихотворных книг, вышла в Москве в 1992 году : Поль Клодель, Избранные стихотворения (Пер. О.Седаковой и М.Гринберга, СПб. — М., Сarte Blanche, 1992).
2
Клоделевское название пьесы требует комментария. Клодель не прибегает к традиционному термину Благовеще ние (Annonciation); он использует деловой, почти казенный оборот, вероятно, с тем, чтобы обострить актуальный смысл вести о Спасении.
3
Я приношу глубокую благодарность Наталии Львовне Суслович, познакомившей меня с обстоятельствами постановки «Благовещения » в Камерном театре.
4
Первый вариант пьесы под таким названием (L'Annonce faite б Marie) был закончен в 1911 году, вскоре опубликован в четырех выпусках Nouvelle Revue Francaise и в 1912 году впервые поставлен на сцене. Ему предшествовали две ранних версии того же драматургического замысла, носившего первоначально другое название, «Девица Виолена» (La jeune fille Violaine), соответственно 1898 и 1909 года. С самого начала характер главной героини, Виолены, был определен. В целом решены были и образы ее сестры Мары (Мара — горькая, евр.), Отца, Матери, Жениха (Жака Ури) и общая коллизия пьесы. Роль «посланца Бога», которую исполняет в позднейших редакциях зодчий Пьер де Краон, еще не прояснилась. Обстоятельства действия и конкретный сюжет были решительно изменены уже в первой версии «Извещения Марии».
Различия этой первой версии с окончательной в основном касаются Четвертого, финального акта, который впоследствие был целиком переписан Клоделем. Общая структура предыдущих актов остается в сущности той же, расхождения ограничиваются отдельными репликами и ремарками.
Между первой и окончательной версиями «Извещения » располагается промежуточная редакция 1938 года, которая отличается от начальной последним актом, который Клодель перерабатывает под воздействие режиссера Дюллена, осуществлявшего постановку пьесы на сцене Комеди Франсез.
Это принципиально новое решение финала, да и всего сюжета (Четвертый акт становится «Актом Мары», «Оправданием Мары»; кроме того, Пьер де Краон остается в финале за сценой) переносится в окончательную сценическую редакцию 1948 года, перевод которой мы публикуем в настоящем издании. Эта окончательная версия только развивает и усиливает то триумфальное, величественное разрешение, которое было намечено уже в промежуточной версии.
Как увидит читатель, в изначальном замысле Клоделя акценты были раставлены иначе. Мара уходила в тень, протагонистом акта был не столько Анн Веркор (который в окончательном акте приобретает черты Отца евангельских притч, а здесь он скорее — слабый и уходящий из жизни старик, не заставший свою дочь в живых и не захотевший на прощание взглянуть на ее лицо), а исцеленный и достигший высот своего мастерства Пьер де Краон. Тема любви Виолены к Жаку, яркая в первой версии, также уходит в тень. Окончательный вариант несомненно компактнее и сценичнее. Однако его неприкрыто мистериальный характер, его литургический триумфализм может вызывать недоверие у читателей, требующих «реалистичности» изложения этого — чрезвычайно далекого от натуралистического «реализма» — сюжета.
Подробные справки об истории текстов, публикаций, постановок и критики «Извещения Марии» см.: Paul Claudel. Theatre. II. Edition revue et augmentee. Textes et notice йtablis par Jacques Madaule et Jacque Petit. NRF. Gallimard, 1965. Pp. 1381 — 1404.
5
Чтение перед университетской аудиторией в августе 1982. Автор ссылается на вариант текста, опубликованный в 1912 г.
6
Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды посох и трость, всякое подкрепление хлебом и всякое подкрепление водою, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливца и старца, пятидесятника и вельможу и советника, и мудрого художника и искусного в слове. И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними. Ис.3,1–3.
7
В дальнейшем мы не будем воспроизводить графику Клоделя: в этой сцене она фиксирует простонародное произношение. Оставляем изображение просторечия актерам (прим. перев.).
8
Angelus, звон к вечерней молитве Богородице. Он звучит и в конце последней сцены пьесы (см.)
