1. Решившийся любомудрствовать о Божественном и человеческом должен и учить здраво и правильно, и жить достойно и чисто, чтобы жизнь не противоречила учению грубыми делами и поступками. Тогда слово учения, свободное от оков страстности, устремилось бы прямо к цели, а дело жизни сопутствовало бы слову, всегда согласное с ним и ни в чем ему не противное.

2. Таким должно быть слово, и, как мне кажется, это недалеко от истины. Я же, желая огласить для всех свое исповедание, страшусь двойной ответственности, чтобы не упустить что–нибудь важное и в том и в другом; ведь я, лишенный по нерадению и слова, способного разорвать злосчастные оковы, и святой жизни, и не пренебрегающий видимым как достойным осмеяния, не знаю, как я приступлю к словам и к премудрым словам Божественных Писаний. Но чтобы нас не сочли хулителями Божественных даров и не уличили в том, что мы по зависти, как неразумные рабы, закапываем талант, и еще из–за вредных людей, которые чувствуют слово и охотятся в погоне за выражением, я бы сказал, излишне усердно, пугая тех, у кого слова идут от простой и открытой души, — вот и мы предпочли жизни учение, в котором мы рождены и вскормлены и достигли такой глубокой старости, и его–то и предлагаем познать тем, кто желает учиться у нас. Итак:

3. Верую во единого Бога Отца Вседержителя, безначального и вечного, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия, единородного, рожденного бесстрастно и вечно от Самого Бога и Отца — и мы не знаем другого начала, как только Отца — и исповедую Его как Свет от Света и Бога истинного от Бога истинного, и единосущного, и совечного Отцу. И в Духа Святого, исходящего вечно от Бога и Отца, постигаемого как Свет, и Бога истинного, пребывающего с Отцом и Сыном, совечного и единосущного Им и имеющего ту же природу, сущность и силу.

4. Исповедую это от юности, верую в единосущную Троицу единочестную, единосильную и единодержавную, составляющую единое Божество и Господство, хотя три Лица и Ипостаси не сливаются и не смешиваются в одно лицо. Исповедуя эту Троицу в Единице и Единицу в Троице, верую в Троицу в трех Ипостасях и в Единицу по единой сущности и по Божеству. Так я исповедую единого Бога в трех Ипостасях и единого Господа. Ибо я не отношу к единому Божеству трех господств и не ведаю иного Бога вне трех Лиц, и не знаю других трех единосущных Лиц Троицы вне единого Бога, которые суть Отец, Сын и Святой Дух, но считаю, что всесвятая Троица состоит не из сущностей и природ, или из различных божеств, или трех господств, но из Ипостасей и разумных и совершенных особенностей, существующих ипостасно каждая сама по себе. А различаю Ее по Лицам, то есть по Ипостасям, хотя Она и пребывает нераздельной и несекомой по сущности, то есть по природе и по Божеству. Но я не мыслю в Троице ни трех божеств, ни трех природ, ни трех сущностей, ни трех богов, превосходящих в чем–либо друг друга. И тех, кто думает иначе, придаю анафеме.

5. Знаю единое начало единого Божества, единое царство, единую власть, силу и действие, единый совет, единую волю, единое владычество и единое господство единой в трех Лицах и Ипостасях сущности и природы. Я совершенно не сливаю в одну ипостась или в одно лицо три Ипостаси и три Лица, но знаю совершенного Бога Отца, совершенного Бога Сына, совершенного Бога Духа Святого, ибо каждое Лицо имеет то же единое, нераздельное, полное и совершенное Божество, и, являясь Богом, каждое Лицо, узреваемое само по себе, составляет то же самое — только ум может постичь неразделимое — Отца и Сына и Святого Духа, Бога в трех [Лицах].

6. Ибо Отец не иной Бог, и Сын не иной Бог, и опять Дух Святой не иной Бог, ибо Отец не иная природа, и Сын не иная природа, и опять же Дух Святой не иная природа, но Отец — Бог, и Сын — Бог, и Дух Святой — Бог, так как три Лица неразделимо и без остатка составляют полноту единого Божества и в каждом из них есть полностью Божество. Ибо Божество неделимо, пребывая трех Лицах в полноте и совершенстве. Отец, будучи Богом, есть Отец, а не Сын и не Святой Дух. Он по сущности есть то, что то, что Дух Сын, и по природе Святой. И Сын, будучи Богом, есть Сын, а не Отец и не Святой Дух. Отец по природе возвещает Его и Дух Святой по сущности зрит Его. И Дух Святой, будучи Богом, есть [Дух] и не созерцается как Отец, и не приемлется как Сын. Отец возвещает Его по сущности. Итак, каждый узнается по своей особенности.

7. Я исповедую, что эта Святая Троица совершенна не только совершенством единого Божества, но и сверхсовершенна, сверхбожественна, неразделима, и не обособляема в славе, царстве и вечности. В этой единосущной Троице я не знаю ничего сотворенного, ничего рабского, ничего привнесенного, что прежде будто бы не существовало, а потом появилось, но Ее непревращаемую, неизменную и всегда равную Себе я исповедую с младых ногтей, и воспеваю, и почитаю, и поклоняюсь Ей.

8. Еще же я верую и во единого от той же самой Святой и единосущной Троицы Господа нашего Иисуса Христа, единородного, бесстрастно рожденного от Отца прежде всех веков и времен Сына Божия и Бога слово, по своей милости пришедшего к нам добровольно и по благоволению Отца и Святого Духа, но не отделившегося от утробы родившего Отца, Духом Святым вошедшего в девственное чрево Марии, чистой и чуждой всякой скверны в теле. Душе и помышлении, воплотившегося и принявшего наш образ, и ставшего поистине человеком, вечно постигаемого как истинный Бог, вневременного и принявшего начало во времени. Я исповедую, что Он пришел не призрачно, как мнят безрассудные манихеи и валентиниане, но в истине и духе, и верю, что Сын Слово воспринял плоть, единосущную нам, и разумную душу, соприродную нашим душам, и ум, совершенно сходный с нашим умом.

9. В Нем я признаю совершенного человека, рожденного от Святой Девы, очищающего подобное подобным, и спасающего сродное сродным через воплощение Слова, говорю одновременно и о плоти, одушевленной и разумной, и о плоти Бога Слова, одушевленной и разумной. Я убежден, что плоть не опередила Слово ни на мгновение ока, но существует с момента соединения природ Слова. Верую, что Слово воплотилось от чистых и непорочных кровей пресвятой, пречистой Приснодевы Марии, истинно усвоило человека, было носимо в девственной утробе, находилось там в течение обычного срока, уподобилось нам во всех свойствах природы, не несущих греха, и родилось совершенным Богом и цельным человеком. И родившая Его Дева и после рождества сохранила девство и чистоту. Я почитаю Ее Богородицей, провозглашенной так справедливо и истинно, ведь из Нее родился Бог [Слово], принявший ради нас после Своего первого, вечного, природного и неизреченного рождения от Отца второе рождение во времени.

10. Веруя, поклоняюсь как совершенному Богу и совершенному человеку Господу нашему Иисусу Христу, обладающему двумя природами, двумя действиями, двумя совершенными волями. Из двух природ Он составил единство Божества и человечества, причем природы в соединении не изменяются и не смешиваются, так же как не разделяются и не рассекаются после соединения образов, то есть сущностей, как пустословят безумствующий Несторий и зломыслящий Евтихий. Почитаю одного Сына Слово, воплотившегося от Девы Духом Святым, и именую единую Его ипостась сложною, исповедую Его в двух природах, действиях и волях.

11. Исповедую и два рождения Слова, как уже сказано, одно от Бога Отца, известное нам как вневременное и вечное, другое от всесвятой Девы и Богородицы Марии — недавнее и во времени. Как Богу, единосущному Отцу, я Ему поклоняюсь, а как Человеку, единосущному нам и Матери Своей, я воздаю Ему честь; видимому и невидимому, сотворенному и не сотворенному, облеченному в плоть и бесплотному, осязаемому и неприкосновенному, описуемому и неописанному, земному и всевышнему, и обладающему всем тем, чем нераздельно обладает двойная природа.

12. Я знаю Его единого и сугубого, единого по ипостаси, то есть по лицу, а сугубого по природам и их свойствам — волям и действиям, и, конечно, каждая природа в общении с другой делает то, что ей свойственно: Слово совершает приличествующее Слову в общении с телом, участвуя с ним в деяниях — то прославляется чудесами, то испытывает поругания. Во Христе исповедую я воистину две природы и сущности: Божественную и человеческую, неизменно, нераздельно, также и две природные воли и два природных действия, совершенного Бога и совершенного человека, одного и того же самого Господа Иисуса Христа, Который как Бог ходил по морю, запрещал ветрам, насыщал пятью хлебами тысячи людей, воскрешал мертвых, исцелял всяческие недуги, обращал в бегство демонов, а как человек испытывал голод и жажду, утомлялся, страдал и затем добровольно претерпел распятие; как Бог, Он воскрес через три дня в теле, подверженном тлению, явился ученикам и взошел на небеса вместе с воспринятой Им святой плотью и пребывает по правую сторону от Отца, откуда и воздает каждому по делам его, имея бесконечное царство и беспредельную власть Божественного могущества.

13. Я исповедую и единое крещение, ведь в нем я омылся от скверны первородного греха, и спогребся Христу, и освящен по плоти. А душа моя бесплотна и бессмертна, ибо Бог сотворил ее разумной и Божественной, сохраняющей свои свойства и после смерти вечно. Еще я верю в воскресение мертвых и исповедую бесконечное царство праведников во век веков и то, что наказание грешников и самих демонов будет длиться вечно и никогда не прекратится, и что грешники и демоны не вернутся снова в первозданное состояние, как заблуждается в помрачении Ориген.

14. Так я исповедую, так верю. А тех, кто так не верит и не думает, я почитаю врагами православной веры христиан и противниками кафолической апостольской Церкви, их гнушаюсь и предаю анафеме, как и всякую ересь, обличенную мной подробнее в письме Льву проэдру Аркадиополя.

15. Еще я почитаю свято и лобызаю пречистый и святой образ Господа нашего Иисуса Христа и Самой родившей Его пречистой Богоматери и Приснодевы Марии, и всех святых, являемых Духом Святым издревле и доныне, ведь образы святы от своих первообразов и освящают почитающих их. А те, кто неистовствовал когда–нибудь на святые образы, и те, кто все еще не почитает их, не поклоняется им и не лобызает их от всей души, да не будут иметь места, где преклонить главу, и упокоения, уготованного для верных в будущем веке.

16. Еще я лобызаю гробницы и мощи тех, кто скончался ради любви к Богу, тех, кто через исповедание и мученичество пострадал за Христа, тех, кто прославлен знамениями, тех, кто послужил словом и учением на благо Церкви верных, и ликую со всеми ими, чтобы их освящение запечатлелось на моей душе и теле. Принимаю, чту и люблю их богодухновенные писания и труды древних и современных святых учителей Церкви Христовой, согласные с Евангелием и с апостольским учением, поскольку они доставляют пользу душе и содействуют Евангелию Христову. А подложные писания безбожных еретиков как губительные и исполненные всякого вреда не только не принимаю, но вместе с написавшими их предаю анафеме.

17. Наконец, исповедую и то, что почитаю самую чистую и праведную жизнь, в поступках добродетельную, истинную, освященную, чуждую безобразия и плотской нечистоты, просвещенную словом и знанием Божественного и человеческого, которую мудрость Божия открыла пред людьми ради общего домостроительства и блага созерцающих ее. Я опасаюсь и совершенно отвергаю низменное и нечистое, в удовольствиях свиноподобное и бессловесное, в корыстолюбии бесчувственное и бесчеловечное, а в кичливости бесовское и гордое.

18. Вот таково мое исповедание, в котором я родился. Такова моя вера, в которой я был крещен, таково учение, в котором я был вскормлен, с которым я жил и достиг глубокой старости, за которое произнося слова, я не отказался бы пролить кровь. Вместе с ним да расстанусь я, о Христос, Царь мой, с этой жизнью и покину тело, ведомый Твоим Духом в места света, которые Ты приготовил для надеющихся только на Тебя и возлюбивших Тебя от всей души, и принесших себя целиком в жертву Тебе в пламени любви и Духа. Так что, расставаясь со своим кровом, я найду пристанище в сокровенности крыл Твоего крова — в Духе радости, неся богатство исповедания туда, где обитают празднующие в Духе, где радуются мои богоносные отцы и где Бог Отец троически воспевается бесчисленными Силами в Тебе Сыне единородном, и Духе. Да будет так. Аминь. Ныне и присно и во веки веков.

Напечатано с разрешения Александра Губанова

1) Четыре, полагаю, есть причины, побуждающие писать о душеспасительных вещах. Первая есть свобода, самое, разумею, бесстрастие души, чрез притрудное делание достигшее до естественного созерцания творения, и оттоле вступившее в мрак Богословия. Вторая, слезами и молитвою производимая, чистота ума, от коей рождается слово благодатное, и источаются струи спасительных разумений. Третья — вселение в нас Святой Троицы, от Коей исходит светолитие Духа на пользу всякому из очищаемых, для проявления тайн Царствия Небесного и откровения сокрытых в душе сокровищ Божиих. Четвертая, — лежащий на каждом, получившем талант слова разума (1 Кор. 12, 8), долг, по смыслу угрозы Божией, гласящей: рабе лукавый и ленивый подобаше тебе вдати сребро Мое торжником: и Аз пришед, истязал бых Свое с лихвою (Мф. 25, 26–27); по каковой причине, конечно, и Давид говорил: се устам моим не возбраню: Господи, Ты разумел еси. Правду Твою не скрых в сердце моем, истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа (Пс. 39, 10, 11).

2) Начало жизни по Богу — всецелое удаление от мира. Удаление же сие есть отвержение пожеланий души и земного мудрования отменение: вследствие чего, востекая к Божественному мудрованию, делаемся мы из плотских духовными, умерщвляемы бывая плоти и миру, оживотворяемы же в душе, во Христе и Духе.

3) Ведение о Боге неложное, вера глубоко–внедренная, при презрении всего видимого, и добродетельное действование, чуждое самолюбия — се треплетная вервь, которая, по Соломону, не скоро расторгнется (Еккл. 4, 12) от духов лукавствия.

4) Верою чаем получить воздаяния за труды; потому легко переносим труды доброделания. Духом же Святым будучи в сем удостоверяемы, любовью воспаряем к Богу.

5) Не тогда, как терпим приражения нечистых помыслов, бываем мы уже принадлежащими и к части тех, кои делают непотребное. Но когда, по ослаблении в душе усилий ревности о добром и ум, вследствие небрежного и беспорядочного поведения, начнет вращаться в смутительных и омрачительных воображениях, и труды по добродетели, при лености к богомыслию и молитве, престанут. Тогда, и не делая непотребного, числимся мы на стороне произвольно валяющихся в болоте нечистых сластей.

6) Когда ослабнут бразды владычественнейших (высших) чувств, тогда тотчас поднимается восстание страстей и приходит в движение действо раболепнейших (низших) чувств. Ибо обычно неразумным сим (чувствам), разрешась от уз воздержания (или удержания и обуздания), бросаться на предметы страстей, и пастись на них, как на смертоносных пажитях, и это тем ненасытнее, чем долее продолжается услаждение ими; потому что не могут, когда свободны от уз, удерживаться от вкушения того, к чему естественное имеют стремление.

7) Из чувств одни, — именно зрение и слух, — словесны суть и паче других любомудреннейши и владычественнейши; а другие, — именно вкус, обоняние и осязание, — бессловесны и животны, назначенные служить словесным. Ибо сначала видим и слышим, а потом, движимые помышлением, осязаем предлежащий предмет и по обонянии предаем вкусу. Таким образом три последние чувства более скотны и беспрекословнее раболепны, чем два первые; и преимущественно над удовлетворением их трудятся те из скотов и зверей, которые более чревонеистовы и более похотливы, день и ночь, или пищей ненасытно себя наполняли, или неудержимо ища соития.

8) Кто действие внешних чувств заменяет внутренними, — зрение — устремлением ума к зрению света животнаго, слух — вниманием душевным, вкус — разумным рассуждением, обоняние — умным постижением (ощущением, чувством), осязание — бодренным трезвением сердечным: тот Ангельскую на земле проводит жизнь; — для людей он и есть и видится человеком, для Ангелов же и есть и понимается Ангелом.

9) Умным зрением приемлем свет божественный, ведение сокровенных тайн Божиих; душевным вниманием — восхождение (возникновение) в сердце помыслов располагаем с разумом (или распоряжаемся ими, различая хорошие от худых); разумным рассуждением, как вкусом, распознаём виды разумений, и те, которые произрастают из горького корня, или преобразуем в сладкую для души пищу, или совсем отбрасываем, а которые от былий добрых и злачных отраждаются, те приемлем, пленяюще всяк разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 5); умным постижением обоняем мысленное миро благодати Духа, исполняясь веселием и радованием сердечным; бодренным трезвением сердца благоумно ощущаем, как свыше Дух орошает пламя наших добрых вожделений, или согревает наши силы, охладевшие под действием хлада страстей.

14) Кто славы человеческой, которая ничтоже есть, ищет, как бы она чего–либо стоила, сластолюбие лобызает с душевной ненасытимостью и любоименно предается сребролюбию; тот или в демона превращается чрез высокоумие и гордыню, или скотам уподобляется чрез порабощение похотям чрева и подчревных частей, или зверем для ближних делается чрез ненасытимое и бесчеловечное сребролюбие. Ибо таковой, по слову Господню, отпадает от веры в Бога, потому что славу от человеков приемлет (Ин. 5, 44), — отвращается от целомудрия и чистоты, потому что ненасытно услаждается жжением подчревных частей и подчиняется срамным их влечениям, — отторгается от любви, потому что об одном себе печется, ближним же нуждающимся ничего не уделяет из своих имений: чрез что всё является чудовищем неким, из многих противоположностей сложившимся, и враждебным и Богу, и людям, и скотам.

15) Гнев, вожделение и разумная сила ума, когда в естественном своем чине стоят и действуют, тогда делают человека всего божественным некако и боговидным, всегда здраво действующим и отнюдь не уклоняющимся от естественного ему ступания. Когда же они в противность естеству уклоняются от надлежащего образа действования и принимают движения (или направления), несвойственные их естеству, тогда являют его, как сказано, чудовищем неким, из многих противоположностей сложившимся.

16) Гнев стоит в междупределии вожделения и разумной силы души, служа для каждой из сих сил оружием, по естеству ли они действуют, или противоестественно. Когда вожделетельная и разумная сила души действует по естеству, направляясь к вещам божественным, тогда гнев для каждой из них служит оружием правды против злобного змия, нашептывающего им и предлагающего вкусить от сластей плоти и утешиться славою человеческой. Когда же они уклоняются от естественного им движения и обращаются к противоестественному, и свой труд и занятия от божественных вещей переносят на человеческие, тогда он служит для них оружием неправды, которым они борются и воюют со всеми, кто полагает им преграду в их похотениях и стремлениях: так что человек в среде Церкви верных, является или деятельным, созерцательным и богословствующим, когда действует по естеству, или скотным, зверонравным и демоноподобным, когда уклоняется к тому, что противоестественно.

17) Если кто прежде душевных своих сил болезненным покаянием и усиленными подвигами не преобразит и не сделает такими, какими в начале дал их нам Бог, когда, создав Адама, вдунул в него дыхание жизни: то ни самого себя познать не может когда–либо, ни стяжать помысел владычественный над страстями, не кичливый, не пытливый, не лукавый, простой, смиренномудрый, чуждый зависти и клеветы, — чрез пленение всякого помышления в послушание Христово. Но и души своей никогда не будет он иметь горящей и пламенеющей любовью к Богу, не преступающей пределов воздержания, довольствующеюся предлагаемым и желающей упокоения святых. Если же она этого не стяжет, то и сéрдца своего никогда не возможет иметь кротким, смирным, безгневным, благим, не задорным, полным милостивости и радушия, потому что она так наветует сама против себя, и так расстраивает свои силы, что является неспособной вмещать в себе лучи благодати Святого Духа.

18) Кто таким образом не воспримет в себе снова первоначального благолепия и не возобразит отличительных черт образа Того, Кто в начале создал его по образу Своему: тому как возможно когда–либо соединиться с Тем, от Кого он отдалился неподобием отличительных черт, и Коему, Свету сущему, погасив свой свет, привлек в себе противное (т. е. тьму)? Не соединившийся же с Тем, от Кого получил начало бытия, и из несущего стал сущим, и над сущими получил власть, куда ввержен будет, как не подобный Создавшему его, по отсечении от Него? Сие явно видящим, хотя я промолчу.

19) Пока имеем мы в себе вещества страстей и причины их самоохотно лелеем, не произволяя отрясти их, дотоле сила их превозмогает над нами, приемля власть на то от нас же самих. Когда же мы отвергнем их от себя и сердце свое очистим слезами покаяния, возненавидев и обольщение видимыми вещами, тогда делаемся причастными присещения Духа Утешителя, Бога зря и зримы бывая от Него.

20) Отрешившиеся от уз пристрастия к миру пребывают в свободе от всякого порабощения чувствам, Единому Духу живя и с Ним собеседуя, яко движимые от Него, чрез Коего они обычно сочетаются и с Отцом и Словом, единосущными Ему — един дух, по Св. Павлу, с Ними бывая. Таковые не только неуловимы бывают для демонов, но и страшны, как причастники божественного огня и сами огнем сделавшиеся.

21) Осязание есть не частное некое чувство, в одной какой части тела действо свое проявляющее, но чувство общее, по всему телу распространенное. Почему, когда оно осяжет без нужды что–либо, питая еще пристрастие к вещам нежащим, тогда колеблет ум страстными помыслами. Когда же коснется чего по необходимой естественной потребе, отрешившись уже от всяких нежностей и преодолев чувственность, тогда оно не колеблет душевных чувств.

22) Когда ум преселится к вещам сверхчувственным, тогда чувства, состоя в своем чине, бесстрастно входят в соприкосновение с предметами страстей, исследуя лишь причины их и природу, и верно определяя их действия и свойства, без пристрастия к ним и без склонения к ним желания против естества.

23) Подвиги и труды духовные рождают радование душевное, коему предшествует умирение страстей. Вследствие сего, что для людей, чувственности порабощенных, тяжко и неприятно, то для души, в духовных трудах пребывающей и священными потами любовь к Богу стяжавшей и вожделением божественного ведения уязвленной, легко и весьма сладостно. Для тех, как преданных упокоению тела и наслаждению чувственными удовольствиями, труды и подвиги добродетели неприятны и жестоки, так как они не предпринимали сланость удовольствий сих отмывать потоками слез; а для этой (т. е. для души, работающей Богу) они вожделенны и сладостны. Так как она мерзит удовольствиями, причиняющими ей зло, и отрясла всякое к ним пристрастие, и всякое самолюбивое угождение телу, то для ней прискорбно одно — покой от трудов и пресечение подвигов. Таким образом, что для тех служит к плотскому веселью, то душе, всецело расположившейся к божественному, причиняет скорбь, а что ей доставляет духовное радование, в том же для тех причина воздыханий и мучений.

24) Труды мучительными кажутся в начале для всех, вводимых в поты и подвиги духовные. Когда же они начнут охотно упражняться в них для возращения в себе добрых расположений, и достигнут до средины преуспеяния в том, тогда труды сии являются для них источником дивной некоей отрады и утешения. А когда, наконец, мертвенное сие мудрование плоти пожрется бессмертной жизнью, подаемою присещением Духа Святого, в тех, кои, пребывая в неутомимых трудах, простираются к последним пределам добродетели, тогда лица такие исполняются неизреченной радостью и веселием, потому что чрез это в них самих открывается чистый источник слез и сладкие струи свыше дождем льющегося утешения.

25) Если желаешь достигнуть последних пределов добродетели и непогрешительно обрести путь ведущий к Богу, не давай сна очам своим, ни веждям своим дремания, или, покоя скраниам (вискам, бокам) своим (Пс. 131, 4), пока многими трудами и слезами не обретешь места бесстрастия для изможденной души твоей и не внидешь в святилище ведения Божия и чрез ипостасную Премудрость Его не прозришь разумно в последние концы человеческих дел, и презрев дольняя жаждательнейше подобно еленю не востечешь на высшие горы созерцания.

26) Краткий путь к стяжанию добродетели для начинающих есть молчание уст, смежение очей и ушей до глухоты заткнутие. Ибо ум, вследствие сего пользуясь бездействием сих чувств и заключив входы к себе со вне, начинает всматриваться в себя самого и в свои движения, и тотчас исследует, какие воспоминания плавают — по мысленному морю помыслов, и какие помышления ввергаются в горнило рассуждения его, для дознания, чисты ли они и не смешаны с горькими семенами, яко от Ангела света подаемые, или суть плевелы непотребные, всеваемые свету противными, темными силами. Таким образом он, как бы некий самодержавный владыка, стоя посреди помышлений, обсуждает их и разделяет лучшие помыслы от худших, и одни из них влагает в мысленную житницу свою, как хлебы некие, на воде божественной замешанные и огнем Духа испеченные, коими питаясь, возмогает и светом наполняется, — а другие отсылает в глубину забвения, стрясая с себя горечь их. Это впрочем бывает делом одного того, кто духовно вступил на путь, незаблудно ведущий на небеса и к Богу, совлекшись плачевного рубища темных страстей.

27) Душа, решительно отвергшая лукавство и непотребное мудрование неразумнейшего кичения, вместо же того обогатевшая простым и незлобивым сердцем под действием присещения Утешителя, всегда бывает вся в себе и в Боге, и все что видит и слышит (в области веры), почитает верным и истинным несомненно, как переступившая чрез пагубные пропасти неверия и носящаяся выше адской зависти.

28) Во главе всех добродетелей шествует искренняя вера, при коей душа не колеблющеюся водится мыслью, но всецело отметает самолюбие. Ибо только что выступившему на подвиги ничто так не препятствует исполнять делом заповеди, как всезлобнейшее самолюбие (жаление плоти). Оно служит препоной к преуспеянию даже и ревностным. Оно влагает в них мысль о неисцельных болезнях и страданиях тела (если станут строго жить) и тем охлаждает жар ревности душевной и склоняет ее отказаться от злостраданий (произвольных лишений) ради добродетели, как навета против самоугодливой жизни. Есть же самолюбие неразумная любовь к телу, или саможаление, которое делает монаха самолюбивым, душелюбивым и телолюбивым, и отдаляет его от Бога и Царствия Его, по следующему преподобному слову: любяй душу свою, погубит ю (Ин. 12, 25).

29) Кто трудолюбно начал исполнять заповеди Божии и с теплым рачением взял на рамена свои легкий ярем подвижничества: тот не щадит здоровья тела, не ужасается тяжелости дел добродетели, не отступает в болезненном страхе пред трудами и не посматривает на другого кого, нерадиво и беспечно относящегося к подвигам, но с горячим желанием шествует стезею добродетелей, во всяком злострадании (при всяких лишениях), смотря на себя одного и на заповеди Бога, и каждодневно бросает в слезах семена свои на поле живых, пока породится в нем злак бесстрастия, возрастет в стебель ведения божественного и даст колос, приносящий зерно слова и порождения правды.

30) Ни от чего, думаю, преуспеяние души не бывает так скоро и поспешно, как от единой веры, но веры не той только, коей веруют в единого Бога и единородного Сына Его, но особенно той внутреннейшей веры, коей веруем, что как все обетования Христовы, какие обетовал и уготовал Он любящим Его, так и угрозы и муки адские, кои уготованы дьяволу и рабам его, несомненно истинны. Такая вера убеждает душу, в подвиге сущую, уповать, что достигнет устроения святых и блаженного их бесстрастия, востечет на высоту святости их и сделается сонаследницей с ними Царства Божия. Будучи же так удостоверяема, она ревностнее устремляется к деланию заповедей, и нимало не колеблясь, старается подражать трудам их, в чаянии подобными ихним подвигами достигнуть и совершенства их.

32) Внутреннее делание или венцы заслуживает душе, или казни и муки. Ибо если оно божественными занимается вещами и с любовью удобряет поле смиреномудрия, то, имея слезное свыше орошение, возделывает к Богу любовь и веру, а к ближнему сострадание, чрез кои душа, отображая в себе красоту образа Христова, бывает светом для людей, лучами добродетелей привлекая к себе взоры их и всех возбуждая к славословию Бога. Если же оно занимается вещами дольними и человеческими, и подземные прокапывает и взрывает мины греха, то, обдаваемо будучи снизу смрадом и мраком, возделывает ненависть и отвращение к добру, чрез кои душа, отображая в себе перстный и безобразный образ ветхого человека, мраком всецело бывает для приближающихся, непотребными делами и беседами развращая незлобивые и неутвержденные души и возбуждая хулы на Бога. В конце же всего, в каком состоянии застигнута будет душа смертью, сообразное с тем получит и воздаяние.

33) Возделыватель худых помышлений мрачным и печальным делает внешний вид лица своего, язык — неспособным к пению божественных песней и себя — для всех неприятным и нежеланным встречником и собеседником. Возделыватель же благих и бессмертных произрастений в сердце, радующееся и улыбающееся имеет лице, и сладкозвучный в молитвах язык, и для всех всегда бывает приятным собеседником. Так что отсюда для всех, видящих добре, явно есть и бывает, кто из таковых находится еще в рабстве нечистых страстей, и состоит под невольным законом земного мудрования, и кто освобожден от такого рабства законом Духа.

34) Делами укореняющиеся страсти, делами же, противоположными им, и врачуются. Ибо как невоздержание, сластолюбие и объядение, жизнь изнеженная и рассеянная образуют в душе страстное настроение и ведут ее к делам неуместным: так утеснение себя во всем и воздержание, труды и подвиги духовные снабжают ее бесстрастием и из состояния страстного переводят ее в состояние бесстрастное.

35) Когда кто чрез притрудное и усиленное подвижничество при смиренномудрии сподобится от Бога великих даров, а потом, поступившись оттуда, предан будет страстям и демонам–наказателям, да ведает таковой, что превознесся и великое нечто о себе возмечтал, с презрением смотря на других. Начало греха — гордыня (Сир. 10, 15). И ему ни в чем другом не найти врачевства и избавления от овладевших его жизнью страстей и демонов, как в возведении себя в прежнее благонастроение чрез покаяние, избрав себе в посредники при сем добрые — смирение и сознание своих мер, под действием коих всякий, добре стоящий на основании добродетелей, почитает себя низшим всякой твари.

36) Равное зло есть и пред Богом и пред людьми, во Христе живущими, как то, когда кто страстен делами, так и то, когда кто надменен в добродетелях духом самомнения. Ибо как о делах первого и о том, что у него бывает отай, срамно есть и глаголати (Еф. 5, 12), так и высокосердие второго мерзость есть пред Богом (Прит. 16, 5); и как тот отвратителен Богу, так что Он не может иметь в нем покоя, потому что он плоть, по слову Божию (Быт. 6, 3), так и этот нечист пред Господом, потому что горд.

37) Не так, что если страсть, то уж и грешное дело; но ино это, и ино то: страсть в душе движется, а деяние греховное телом видимо совершается. Так — сластолюбие, сребролюбие и славолюбие суть пагубные страсти душевные, а блуд, лихоимание и неправда суть греховные деяния; похоть, гнев и гордость суть страсти душевные, — следствия противоестественного движения сил ее, а блуд, убийство, кража, пьянство и другое что, противозаконно телом совершаемое, суть плотские деяния грешные и пагубные.

38) Есть три главнейших начальника всех страстей, и три против них ополчения, и три чина лиц, кои борются с ними и низлагают трехглавого дракона сластолюбия, сребролюбия и славолюбия: новоначальный, средний и совершенный.

40) Кто теперь только обнажился для подвигов благочестия и вводится в ополчение против страстей, тот всю брань свою устремляет против духа сластолюбия, и сильно поражает его посредством всякого злострадания, — плоть измождая неядением, спанием на голой земле, бдениями и всенощными молитвами, а душу сокрушая помышлением об адских муках и памятью смертной, и сердце — от осквернения сочетанием и сосложением, омывая слезами покаяния.

41) Кто ступание свое от начала простер до среды, и поты от борения с духом сластолюбия отер губкой бесстрастия (т. е. прогнал сего духа), и открытыми очами начал смотреть на естественные вещи, — тот теперь поднимает оружие веры против духа сребролюбия, веры не имеющего, ум возвышая к помышлению о божественных вещах, разум устремляя к уразумению значения тварей и к изъяснению свойств их, а душу возводя верою от видимого на высоту невидимого, питая убеждение, что Бог, приведший все из небытия в бытие, Он же есть и Промыслитель о Своих произведениях, и надеждою окрыляясь к достижению божественной жизни.

42) Кто с помощью созерцания и бесстрастия, прошед средину и миновав прелести мирского чувства, вступил с помощью слова разума и ипостасной Премудрости Божией во мрак Богословия, тот силою смирения поднимает теперь оружие против духа славолюбия, душу сокрушая священными откровениями и заставляя ее небезболезненно проливать слезы, мудрование же свое низлагая памятованием о человеческой немощи и возвышая его разумениями божественного разума.

43) Постами, бдениями и молитвами, спанием на голой земле, трудами телесными и отсечением своей воли в смирении душевном ставим мы духа сластолюбия безуспешным, порабощаем его себе слезами покаяния, и вводя в узилище воздержания, делаем недвижимым и бездейственным, — разумеется тогда, как сами состоим в ополчении ревностных подвижников.

44) Оружиями веры и мечем духовным, иже есть глагол Божий (Еф. 6, 17), победив духа сребролюбия, закалаем его, и вместе с тем с помощью слова премудрости востекаем к созерцанию существующего, словом разума становимся выше ничтожества видимых благ, и в царских дворах любви упокоеваемся под действием многобогатых сокровищ упования.

45) На крыльях бесстрастия и смиренномудрия плавая в воздухе таинственного богословия и входя в горнюю глубину ведения тайн Божиих действом Божественного Духа, молниями божественных догматов и разумений попаляем духа славолюбия; взирая же на конец человеческих дел, дождем слез и потоками сокрушения потопляем бесов его тристатов, воюющих против нас самомнением, тщеславием и гордынею.

46) Кто похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую, — мирские сии неправды, по причине любления коих бываем мы врагами Богу, — душевно возненавидел и отрекся от них, тот распял себе мир и сам распялся миру, разрушив во плоти своей вражду между Богом и душой, и сотворив в обоих мир. Ибо умерший сим в совлечении плотского мудрования примирил себя с Богом, убив вражду мира в умерщвлении сластей чрез распятую миру жизнь, и облобызал возлюбление Иисуса. Почему таковой бывает уже не враг Божий, как друг мира, но друг Божий, как распявшийся миру и могущий говорить: мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6, 14).

47) Всякое подвизающихся оставление благодатью бывает обыкновенно за следующие вины: за тщеславие, за осуждение ближнего и надмение добродетелями. Почему коль скоро что–либо из сего окажется вошедшим в души подвизающихся, то это причиняет им оставление от Бога; и не избежать им праведного осуждения за это при падениях, пока отвергши то, что было прежде причиной оставления, не убежат на высоту смиренномудрия.

48) Не то только есть нечистота и осквернение души, когда кто нечист бывает от скверных страстных помышлений, но и то, если кто превозносится всегдашнею исправностью поведения и надымается добродетелями, также, когда много думает о своей премудрости и своем познании Бога, и осуждает кажущихся беспечными и нерадивыми братий. Это видно из притчи о мытаре и фарисее.

49) Не думай получить ослабу от страстей и избежать осквернения происходящими от них страстными помышлениями, нося еще в себе гордостное и дмящееся о добродетелях мудрование. Не увидеть тебе двора мира в благостыне помыслов и не войти в храм любви с радостью во всякой милостивости и тихости сердца, пока надеешься на себя и на дела свои.

50) Если душа твоя страстно прилепляется к красивым телам, и подвергается потом тиранству страстных помыслов, рождающихся от сего: не предполагай, что они–то и суть причина происходящей в тебе бури помыслов и страстного движения; но знай, что причина сего сокрыта внутрь души твоей, которая, как камень некий магнит железо, привлекает к себе вред от лиц в силу предрасположения к тому, и злой страстной привычки. Творения же Божии все добры зело, по слову Самого Бога, и ничего не имеют такого, что давало бы основание к похулению создания Божия.

51) Как плывущие по морю и страдающие морской болезнью, не по естественному свойству моря страждут сие, но по причине внутреннего некоего к тому предрасположения в них самих: так и душа не по причине красивых лиц, но по причине в ней самой залегшего расположения к сему злу, подвергается крайне сильному влечению и тревоге страсти.

52) Соответственно внутреннему настроению души, инаковым и инаковым представляется ей и естество вещей. Когда умные чувства стоят в ней в своем естественном чине, и ум незаблудно шествует в понимании тварей, разумно объясняя существо и движения их, тогда в естественном чине видятся ей и вещи и лица, и всякое естество вещественных тел не имеющими сокрытой какой–либо причины заразы или вреда. Когда же силы ее действуют не по естеству своему, восставая одна против другой, тогда и это все видится ей, не как оно есть по естеству своему: оно естественной своею красотою не возводит уже ее к познанию Творца, но, по причине страстного ее состояния, низводит в глубину погибели.

53) Если, оставлен быв благодатью, пал ты падением плоти, или языка, или помысла, да не покажется тебе сие удивительным или странным: твое это падение и по твоей вине. Ибо если б ты прежде не подумал о себе что–либо особенное и важное, как не следовало, или не вознесся над кем–либо в горделивом о себе мудровании, или не осудил другого кого в естественной какой немощи человеческой, то не был бы, по праведному суду Божию, оставлен благодатью, и не испытал бы сам своей немощи. Испытал же ее ты теперь, да научишься из сего не осуждать, не мудрствовать паче, еже подобает мудрствовати (Рим. 12, 3), и ни над кем не возноситься.

54) Падши во глубину зол, отнюдь не отчаивайся в возможности воззвания оттуда, хотя бы ты низвергся на последнюю ступень адской злобы. Ибо если ты имеешь у себя основание благочестия, усердно заложенное прежде деятельными добродетелями, то, хотя бы, построенная тобою на нем из разных камней добродетели, храмина его, поколеблена быв, подверглась падению и разорению с верха до низу, до самого лица страстнейшей земли зол, и тогда Бог не забудет прежних твоих трудов и потов, коль скоро ты сокрушенное о падениях своих носишь сердце, которое, помня прежние дни, с воздыханием взывает к Нему о своих падениях. Призирая, вскоре воззрит Он на тебя, трепещущего словес Его (Ис. 66, 2), невидимо коснется очес болезнующего сердца твоего, и прежде трудами заложенное тобою основание добродетели, взяв под свой покров, даст тебе силу, бóльшую и совершеннейшую прежней силы в пламенной ревности горящего духа, на то, чтоб ты снова трудолюбно стяжал дела добродетели, сгубленные по зависти лукавого, и в духе смирения воздвигнул дом ее, светлейший прежнего, для вечного ее упокоения как написано (Пс. 131, 14).

55) Всё к бесчестью нашему с нами случающееся от людей, или от демонов, праведным судом Божиим, по Его домостроительству случается к смирению суетного надмения наших душ. Цель у Бога, правителя жизни нашей, та, чтобы мы были всегда смиренны, не мудрствовали паче, еже подобает мудрствовати, но мудрствовали в целомудрии (Рим. 12, 3) и не думали о себе много, но на Него взирали и Его блаженному смирению по возможности подражали, ибо Он кроток был и смирен сердцем (Мф. 11, 29); каковыми и нам желает быть Он, претерпевший за нас смерть неправедную и бесчестную. Почему ничто другое так Ему не любезно и не привлекательно во всякой воистину добродетели, и ничто так не сильно возвысить нас от гноища страстей, как кротость, смирение и любовь к ближнему: так что, когда мы творим добродетели без соприсутствия их, тогда всякое наше делание суетно, и всякий труд подвизания бесполезен и Богу неприятен.

56) Вводимым в жизнь добродетельную к исполнению заповедей и избежанию грехов, содействует страх мучений вечных. Тем же, которые чрез добродетель достигли до созерцания славы Божией, — иной, подобно тому, сопутствует страх, крайне страшный им из любви к Богу, страх чистый, который и содействует им к неуклонному пребыванию в любви Божией, так как они боятся страшного от нее поскользновения. Первым, когда они падают, уклоняясь от своей цели, и потом, раскаиваясь, тотчас встают, сопутствует первый страх с благими надеждами; а за вторыми, по зависти дьявола погрешившими падением с высоты созерцания славы Божией, не тотчас последует второй страх, но их приемлет мгла некая и тьма осязаемая, полная малодушия, скорбения и горести с первым страхом мук. И если бы Господь Саваоф не сокращал оных дней такого нестерпимого скорбения, то не спасся бы никто из падающих сим образом.

57) Когда душа успокоится от постоянного докучания страстных помыслов и мучительное жжение плоти увянет, тогда ведай, что внутрь совершилось наитие Святого Духа на нас, возвещающее об оставлении прежних грехов и о даровании нам бесстрастия. Пока же она воню сих помыслов чрез частое их докучание ощущает, и пока подчревие плоти ее возжигается, дотоле ведай, что далеко от ней благоухание Духа, и что она вся держится в неразрешимых узах страстей и чувств.

59) Люта и неудобно–победима страсть хуления, которая источником своим имеет гордостное мнение сатанинское. Она и на всех, по Богу живущих добродетельно, нападает, но особенно на тех, кои преуспели в молитве и созерцании божественных вещей. Сего ради надлежит всяким хранением блюсти чувства и благоговеинствовать пред всеми страшными тайнами Божиими и внимательно наблюдать за нападениями духа сего. Он приседит нам, когда молимся и поем псалмы, и отрыгает иной раз, по нашему невниманию, нашими устами клятвы на нас же и странные хуления на Бога вышнего, привводя их в стихи псалмов и в слова молитвы. Но против него, когда он что–либо такое произносит устами нашими, или всевает в мысли наши, надо обращать слово Христово, говоря к нему: иди за мною, сатано (Мф. 4, 10), всякого зловония исполненный и осужденный на вечный огнь; хула твоя да падет на главу твою. Сказав это, тотчас насильно, как пленника, обратим ум на другой какой предмет божеский или человеческий, какой вспадет на мысль, или со слезами вознесем его на небеса и к Богу. Так, с Божиим нам содействием, избавимся мы от тяготы хуления.

60) Печаль есть страсть тлетворная для души и тела, и самых мозгов касающаяся. Но такова печаль мира сего, нападающая на людей, по причине временных потерь и неприятностей, которая нередко бывает для них причиной даже смерти. Печаль же по Богу весьма полезна и душеспасительна: она подает терпение в трудах и искушениях, открывает источник умиления для подвизающегося и жаждущего правды Божией, и слезами, как хлебом, насыщает сердце его, так что на нем исполняется Давидское слово: напитаеши нас хлебом слезным, и напоиши нас слезами в меру (Пс. 79, 6), — вином умиления.

61) Части души, расстроенные деланием худых дел, успешно воссозидает печаль по Богу и снова поставляет их в естественное им состояние: она слезами так истончает зиму страстей и облак греха, и из мысленного воздуха души изгоняет их, что в помыслах ума нашего тотчас делается вёдро, в море мыслей тишина, в сердцах наших веселие и в виде лица нашего изменение, на которое взирая, имеющие очи видеть могут с Давидом взывать: сия измена десницы Вышняго (Пс. 79, 11).

62) Не принимай всеваемых в тебя помыслов на ближнего по подозрениям, потому что они лживы, гибельны и всегда прельстительны. Знай, что чрез это демоны покушаются ввергать в ров пагубы тех, кои делают уже успехи в добродетелях: ибо иначе не могут они кого–либо из подвизающихся направить в ров осуждения и деятельного греха, как внушив ему наперед принять лукавые подозрения на ближнего, по его внешнему поведению и обычаю, потому что, подводя его таким образом самого под суд (за осуждение) и доводя до падения в грех, они вплетают его в осуждение вместе с миром, по следующему святому изречению: аще бо быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были: судими же (судя же других), от Господа наказуемся, да не с миром осудимся (1 Кор. 11, 31, 32).

63) Когда по небрежности дадим демонам место влагать в уши наши подозрения на братий, — именно не наблюдая за движениями очей, тогда доводимы бываем ими до осуждения иной раз даже и совершенных в добродетели. Иной, улыбающимся лицом смотрящий и доступный для беседы со всеми, может показаться сластолюбивым и страстным, а другой, строго и мрачно смотрящий — гневным и гордым. Но по таким внешним чертам не следует составлять суждения о людях, потому что они всегда почти бывают в таком случае погрешительны. Ибо в людях замечаются большие различия в естественных свойствах, навыках и телосложениях, на которые верно смотреть и верно о них судить могут одни те, кои умное свое око душевное очистили многим сокрушением и имеют пребывающим в себе безмерный свет божественной жизни, — коим дано видеть и тайны Царствия Божия.

64) Сделавшись самоделателями срамных дел плотских, в противность естеству служим похоти и гневу, плоть оскверняя срамными токами, а душу омрачая горечью гнева, и за то отчуждаемы бывая от Сына Божия. Почему надлежит нам осквернение нечистыми токами из тела очищать потоками слез, а омрачение души горечью гневной прогонять светом сокрушения и сладостной по Богу любви, и таким образом опять соединяться с Тем, от Кого прежде были ими отчуждены.

69) Иногда горесть и болезнование причиняются сердечному чувству излиянием слез, а иногда радость и веселие. Когда очищаемся мы покаянием от яда и скверны греха, довольные к тому имея из него слезы, тогда, как молотами тяжелыми, бывая поражаемы воспоминаниями о содеянном, глубокие из сердца испускаем стенания, от полноты чувства горести и болезнования о том. Когда же, довольно быв очищены слезами, почувствуем свободу от страстей, тогда, обвеселяемы бывая Божественным Духом, как тихое и чистое стяжавшие сердце, неизреченно сладостного преисполняемся утешения от радостотворных слез умиления.

70) Ины слезы, проливаемые от покаянного сокрушения и ины, проливаемые от божественного умиления. Те, как река, потопляют и разрушают все твердыни греха, а эти бывают то же для души, что дождь для нив и роса для злаков, питая колос ведения и делая его многозеренным и многоприплодным.

71) Не то же слезы, что и умиление; но между слезами и умилением большое расстояние. Те приходят от раскаяния в прежнем образе жизни и прежних падениях души для очищения сердца, как бы огнем и кипящей водою; а это свыше находит от божественной росы Духа в утешение и прохлаждение души, тепле вступившей теперь во глубину смирения и причастившейся неприступного света созерцания, и так к Богу Давидски в радости вопиющей: проидохом сквозе огнь и воду и извел ны еси в покой (Пс. 65, 12).

72) Говорят, слышал я, будто невозможно навыкнуть добродетели, без ухода в даль и убежания в пустыню, и удивлялся, как вздумалось им неопределимое определять местом. Ибо если нáвык в добродетели есть восстановление сил души в первобытное благородство и сочетание воедино главнейших добродетелей для свойственного ей по естеству действования; а это не со вне привходит в нас, как нечто вводное, а прирождено нам от сотворения, и чрез это входим мы в Царствие Небесное, которое внутрь нас есть, — по слову Господа: то пустынь излишняя, когда мы и без ней входим в Царствие, чрез покаяние и всякое хранение заповедей, — что возможно на всяком месте владычества Божия, как поет божественный Давид: благослови душе моя Господа, на всяком месте владычества Его (Пс. 102, 22).

73) Кто в массе царского ополчения под воеводами и командирами в ряду с другими воинами, готовыми помочь ему и защитить его, выступив на брань, не мог показать воинской доблести и храбрости против супостатов и хоть одного из них поразить: тот как один станет воинствовать и бороться с толпою многих тем вражеских, или как может показать при этом воеводское какое дело, неискусен будучи в воевании? Если же в человеческих делах это невозможно, не тем ли более в Божеских? Кто, убежав в пустыню, может узнавать набеги бесов и подступы страстей, явные и неявные, или на них делать нападение, наперед добре не обучившись отсечению своей воли среди общества братий, под руководством опытного вождя в деле такой брани невидимой и мысленной? Если же это невозможно, то тем паче невозможно, чтоб такой за других успешно воевал и других научал одерживать победы над врагами.

74) Отсеки укоризненное нерадение и достойное поношения небрежение о заповедях Божиих; отбрось самоугодие и вооружись нещадно против плоти; презри славу и честь; возненавидь сластные похотения тела; бегай сытости, от коей возгорается огнь в подчревии; облобызай скудость и всякие лишения; противостой страстям; обрати чувства свои во внутрь души; направь внутреннее твое к деланию лучшего; не осуечайся человеческими делами; всю силу твою иждивай на делание заповедей; плачь, спи на земле, люби лишение и уединение; познай, наконец, не то, что окрест тебя, а что такое ты сам; будь выше ничтожности видимых вещей; устремляй мысленное око свое к созерцанию Бога; узревай красоты небесные, и сошед оттуда возвещай братиям о благах вечной жизни и о таинствах Царства Небесного. Вот это и есть делом убежание от людей чрез крайнее подвижничество и цель пребывания в пустыни.

75) Если желаешь увидеть блага, которые уготовал Бог любящим Его, вселись в пустыню отречения от своей воли и бегай мира. Какого же это мира? — Похоти очес и плоти, гордости помыслов и прелести видимых вещей. Если убежишь от такого мира, то рано воссияет тебе свет чрез узрение божественной жизни и исцеления души твоей, т. е. слезы, скоро возсияют (Пс. 58, 8), и ты изменишься изменением десницы Вышняго (Пс. 76, 11), и рана страстей после сего не приближится телеси твоему (Пс. 90, 10). Таким образом ты, среди мира и людей пребывая, будешь как живущий в пустыни и людей не видящий. Если же таким образом не убежишь ты от сего мира, то убежание из мира видимого нисколько не послужит тебе к преуспеянию в добродетелях и соединению с Богом.

76) Быть монахом не то есть, чтоб быть вне людей и мира, но то, чтоб, отрекшись от себя, быть вне пожеланий плоти и уйти в пустыню страстей (т. е. в бесстрастие). Если великому оному (Авве Арсению) и сказано: бегай людей, и спасешься, то сказано в этом именно смысле. Ибо видим, что он и после того, как убежал из мира, водворялся среди людей, проходил по населенным местам и живал с учениками. Но при этом старательно соблюдая внутреннее бегство при чувственном общении, никакому вреду не подвергался он от сопребывания с людьми. Это же и другой некто из великих воззвал, выходя из собрания: «бегайте, братия», и указал на уста, когда спросили его, от чего бегать.

77) Жизнь сбором в одном месте безопаснее уединения. О необходимости такого совместного жительства свидетельствует священное слово Господа Иисуса, Который говорит: идеже еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их (Мф. 18, 20). Об опасности же жизни уединенной говорит Соломон: горе единому, потому что егда падет, не будет втораго воздвигнути его (Еккл. 4, 10). И Давид ублажает воспевающих Бога в любви и единомыслии, говоря: блажени людие, ведущии воскликновение (Пс. 88, 16). Похваляет он и совместное сожительство, когда говорит: се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе? (Пс. 132, 1). — И об учениках Господа говорится в Деяниях, что у них была одна душа и одно сердце (Деян. 4, 32). Наконец и сошествие к нам Бога было не в пустыне, а в населенных местах, среди людей грешных. Итак, необходимо общее единомысленное житие, уединение же поскользновенно и опасно.

78) Нужда есть приити соблазном, говорит Господь, но горе человеку тому, имже соблазн приходит (Мф. 18, 7). Сие горе навлекает на себя тот, кто, потеряв благоговеинство и небрежно без страха Божия ведя себя посреди собора братий, многим из простейших подает соблазны. Он то действиями своими, образом держания тела и нехорошими привычками, то словами и беседою растленной растлевает души и нравы добрые и благие.

79) Исполняющий заповеди не бывает камнем соблазна для людей, потому что в нем нет соблазна (1 Иоан. 2, 10). Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна (Пс. 118, 165), но свет, и соль, и жизнь по слову Господа: вы есте свет мира; вы есте соль земли (Мф. 5, 14, 13). Свет есть таковой, как добродетельный по жизни, просветительный в слове, мудрый в совете; соль, — как богатый божественным ведением и сильный в премудрости Божией; жизнь, — как словесами беседы своей оживляющий умерщвленных страстями и выводящий их из ада отчаяния: и при сем светом дел своих праведных сияя пред лицом людей и освещая их, приятностью и горькостью словес своих восстягивая их от разленения и избавляя от растления страстей, а жизненностью речей своих подавая оживление душам, умерщвленным грехом.

80) Страсть тщеславия есть трехостный волчец, тщеславием, самомнением и гордостью от бесов разжигаемый и выковываемый: но теми, кои водворяются в крове Бога небесного, он легко схватываем бывает на месте преступления (в самом начале зарождения); и остны его сокрушаются, а они на крыльях смирения воспаряют горé, и упокоеваются под сенью древа жизни.

81) Когда нечистый сей и многокозненный бес приступит к тебе, и, если ты делаешь успехи в добродетели, начнет пророчить тебе высоту престолов, приводя на память в помыслах деятельность твою и превознося ее, как превышающую других, и представляя тебе, что ты довольно силен даже и для того, чтоб руководить других; тогда схватив его мысленно, не пускай убежать от тебя, если свыше получил ты силу поступать так, и, взяв его, пойди с ним мыслью в воображении к какому–нибудь, прежде сделанному тобою, худому делу, и, обнажив его пред ним, скажи ему: делающие такие дела достойны ли взойти на сию высоту предстоятельства, и кажутся ли они тебе довольно гожими к тому, чтоб руководить души и приводить их спасенными ко Христу? Ты, может быть, скажешь это, а я молчу. — И он, не имея, что ответить тебе, исчезнет как дым от стыда и не станет уже более сильно докучать тебе. Если же у тебя нет ничего худого, сделанного или сказанного тобою, — потому что жизнь твоя премирна, то поставь себя пред заповедями и страданиями Господа, и тотчас увидишь, что ты настолько мал пред полной мерою совершенства, насколько купель воды меньше моря. Ибо правда человеческая столько отстоит от правды Божией, сколько величина земли от неба, и комар от льва.

82) Глубоко уязвившийся любовью к Богу не имеет достаточных к удовлетворению сего расположения сил тела: ибо в трудах и потах подвижничества нет насыщения сему его расположению. Находясь в состоянии, подобном тому, в каком находится томимый крайнею жаждою, ничем не может он до насыщения удовлетворить внутренней жгущей его жажды; день и ночь готов он быть в трудах, но силы тела оставляют его. Полагаю, что, таким же сверхъестественным жаром любви пленены быв, и мученики Христовы не чувствовали мук и насыщения не имели, предаваясь им; но сами себя побеждали распаленным к Богу рвением, и всегда находили, что страдания их далеко отстают от меры их пламенного желания страдать за Господа.

83) Мерящий себя, в каком–либо отношении, с кем–либо из подвижников, или живущих с ним братий, сам себя прельщает в неведении, и не Божиим идет путем. Таковой или сам себя не знает, или уклонился от пути, ведущего на небо, по которому ревнители текут в самоуничиженном мудровании, коим, перелетев чрез сети врага, воспаряют в мысленный воздух на крыльях бесстрастия, и в светлых веснуют местах, украшены будучи смиренномудрием.

84) Напыщенный и в самомнении умом прельщающийся, никогда во свете смирения не улучит благодати умиления, ради коего даруется свет премудрости Божией тем, кои сокрушены сердцем, как написано: во свете Твоем узрим свет (Пс. 35, 10). Его покрывает ночь страстей, в коей расхаживают все дубравные звери человеческого естества и скимны самомнения, — бесы, говорю, тщеславия и блуда, рыкая, ищут, кого поглотить и воврещи в чрево отчаяния.

85) Для живущего по человечески и увлекаемого духом самомнения, жизнь настоящая бывает морем зол, погружая умную часть его души в море сластных утех и удовольствий, и троечастность его неистово поражая свирепыми волнами страстей, под действием духов злобы. Ему угрожает страшная опасность крайнего отчаяния, пока ладья его и кормило душевное сокрушаются сластями плотскими и кормчий — ум остается во глубине греха и в смерти духовной; если море зол не укроет, наконец, волны свои в глубине смирения, море сластей не превратит своих течений в обильные дожди слез и не преложится в сладость светоносного умиления.

86) Кто сластям и делам телесным в сытость поработал, в сытость пусть попользуется и трудами подвижническими, в потах злострадания; чтобы сытость отбить сытостью, сласть — горечью, покой — трудами телесными, и обрести сытость веселия и радования в упокоение. Сим образом ты и насладишься благоуханием целомудрия и чистоты, и вкусишь неизреченной сладости бессмертных плодов духовных. Подробно сему обыкновенно кладем мы в одежды очистительные зелья, для очищения их от смрада, когда они пропитаны им до невозможности употреблять их.

87) Болезни полезны для тех, кои только вводятся в добродетельную жизнь, тем, что содействуют им к истощанию и усмирению горячей плоти. Они силу плоти делают слабейшей, грубое перстное мудрование души истончавают, ее же собственную силу делают сильнейшей и мощнейшей, по божественному Павлу, который говорит: егда немощствую, тогда силен есмь (2 Кор. 12, 10).

88) От беспорядочной и неровной диеты у многих часто рождаются болезни, когда кто — то при усилении ревнования о трудах добродетельных безмерно и без рассуждения налегает на крайнее неядение, то, при ослаблении его, поблажает телу, естественно врагу нашему, многоядением и пресыщением. Необходимо мерное воздержание и для тех, кои вступают на путь добродетели, и для тех, кои прошли за средину подвигов и простираются к области высшего созерцания. Оно — мать здравия, друг целомудрия и сотоварищ смиренномудрия.

89) Знай, что бесстрастие двояко, и двояким образом бывает в ревностных особенно. И во–первых, по достижении конца деятельной философии (жизни) первое бывает у ревностных бесстрастие, когда, по преуспеянии в многообразных трудах подвижничества, умирают в них страсти, стремления плоти останавливаются в бездействии, и силы души начинают действовать по естеству своему, а ум возводится в первое состояние — поучаться в божественных вещах разумно. Потом, с начатками естественного созерцания — второе, совершеннейшее, явно пребывает к ним бесстрастие, в котором ум их, по убезмолвлении помыслов, возводится в мирное устроение, и делается зрительнейшим и прозрительнейшим: зрительнейшим в вещах божественных, — в узрениях лучшего и в раскрытиях тайн Божиих; прозрительнейшим в вещах человеческих, — кои úздали еще идут и имеют случиться. В обоих сих видах бесстрастия действует один и тот же дух, который, в первом, властно держит и вяжет, а во втором, разрешает в свободу вечной жизни, как говорит св. Павел (Рим. 6, 22).

90) Приблизившийся к пределам бесстрастия правые о Боге и естествах вещей творит умозрения, и от красоты тварей, соразмерно с своею чистотою, востекая к Творцу, приемлет светолития Духа. Благие о всех имея мнения, о всех всегда думает он хорошо, всех видит святыми и непорочными и правое о вещах божеских и человеческих произносит суждение. Ничего не любит он из вещей мира сего, о коих так рачительны люди, но совлекшись умом от всякого мирского чувства, к небесам и к Богу востекает он, чистый от всякой тины земной, и свободный от всякого рабства; весь предается мысленным благам Божиим в едином духе, и зря Божескую красоту, любит боголепно пребывать мысленно в божественных местах блаженной славы Божией, в неизреченном молчании и радовании, и изменившись всеми чувствами, как Ангел в вещественном теле невещественно сообращается с людьми.

91) Разум находит и аскетических пять чувств: бдение, богомыслие, молитву, воздержание и уединение. Кто сочетает с сими чувствами свои чувства, именно — зрение с бдением, слух с богомыслием, обоняние с молитвою, вкус с воздержанием, осязание с уединением, тот скорее очистит ум свой и, утончив его ими, сделает его бесстрастным и зрительным.

92) Ум, обуздавший свои страсти и ставший выше печали и радости, бесстрастен. Он и в печальных случайностях не подавляется скорбью, ни в благоприятных не разливается в радостях, но в прискорбностях радующеюся держит душу, а в благоприятностях — воздержной в радости и не выходящей из меры в ней.

93) Велика ярость бесов на тех, кои преуспевают в созерцании. Они день и ночь приседят им с наветами, и, то чрез тех, кои живут вместе с ними, возбуждают на них лютые искушения, то сами поднимают шум и топот для устрашения их, — иногда нападают на них спящих, завидуя их покойному отдыху, и всячески беспокоят их, хотя не могут причинить вреда тем, кои Богу себя посвятили. И если б не было при них Ангела Господа Вседержителя, охраняющего их, не избежать бы им их наветов и сетей смертных.

94) Состоя в подвиге по деятельному любомудрию добродетели, внимательнее наблюдай за наветами губительных бесов. Ибо сколько положишь ты восхождений преуспеяния в высших добродетелях, сколько увеличится божественный свет в молитвах твоих, и ты благодатью Духа Святого внидешь в откровения и видения неизреченные: столько они, видя тебя восходящим к небесам, скрежещут зубами и старательно простирают многоплетенные сети свои по мысленному воздуху. Не только плотолюбивые и зверские бесы похоти и гнева дхнут на тебя, но и духи богохульные в горькой зависти восстанут на тебя. Сверх того эти воздушные начала и власти, явленно (наружно) и неявленно в одном воображении начнут принимать разные странные и страшные образы, чтоб смутить тебя, или вред какой причинить тебе. Но упражняясь с бодренным оком ума в делании умной молитвы, тебе нечего бояться такой стрелы, летящия во дни, потому что они даже к обиталищу твоему не смогут приближиться (Пс. 90, 5, 10), будучи, как тьма, гонимы сущим в тебе светом и божественным огнем опаляемы.

95) Духи злобы крайне боятся благодати Божественного Духа, особенно когда она присетит богатно, или когда мы сияем чистотою под действием божественного поучения и чистой молитвы. Не смея по сей причине приблизиться к обиталищу осияваемых таким образом, они одними мечтаниями и призраками, страшными топотами и безобразными криками, покушаются устрашить и смутить их, чтоб отвлечь от бдения и молитвы. Даже и когда они лягут немного поспать на земле, не щадят их; но, завидуя этому их коротенькому отдыху от трудов, нападают на них, и некими сотрясениями вземлют сон от веждей их, замышляя сим образом сделать жизнь их более тяжкой и исполненной прискорбностей.

96) Духи тьмы кажутся облеченными в тонкие тела, как подает повод думать опыт, призрачно ли они это представляют, обманывая чувства, или осуждены на это за древнее падение. Как бы то ни было, но они устремляются схватиться с подвижнической душой, когда раб ее, тело, склоняется ко сну; что, как мне кажется, служит и к испытанию души, стоящей теперь уже выше немощей смиренного тела, — каковы ее энергия и мужество против них, грозящих ей страшным чем–либо с яростью и неистовством великим. Душа, уязвленная любовью к Богу и главнейшими добродетелями преисполненная, не только сопротивляется им в праведном гневе, но и бьет их нещадно, если есть какое чувство в них, как видится, оземленившихся вследствие отпадения от первого божественного Света.

97) Прежде схватки и победы бесы часто возмущают душевное чувство и отъемлют сон от веждей её (души). Но душа, от Духа Святого исполненная дерзновения и мужества, ни во что ставя такой их обход и горькое неистовство, одним животворящим изображением (креста) и призыванием Иисуса и Бога разрушает их призраки и самих их обращает в бегство.

98) Если по деятельному любомудрию вышел ты расхитить добычи враждебных духов, смотри и внимай, отовсюду вооружив себя оружиями духовными. Ибо знаешь, чьи сосуды похитить вознамерился ты? — супостатов, конечно, но мысленных и бесплотных, тогда как ты, в теле еще сущи, воинствуешь Царю духов и Богу. Знай, что теперь они сильнее, чем прежде, станут нападать на тебя, и множайшие на тебя начнут строить козни; пока или, отвоевывая скрытно свою добычу, и тебя вместе с нею заберут в плен, и многой горести исполнят душу твою, или ввергнут тебя в злые и болезненные искушения чрез уязвление и озлобление плоти твоей.

99) Не может добрый источник испускать ручьи нечистые и вонючие, отдающиеся запахом мирским, — ни сердце, вне Царствия Небесного сущее, когда–либо источать струи божественной жизни, издающие благоухание мысленного мира. Еда ли, говорит св. Иаков, источник от единаго устия источает сладкое и горькое (Иак. 3, 11)? Может ли терновник производить маслины, и маслина желуди? Так ни единый источник сердца не может в одно и то же время порождать злое и благое помышление. Но, по слову Господа, благий человек от благаго сокровища сердца своего износит благое: и злый человек из злаго сокровища сердца своего износит злое (Лук. 6, 45).

100) Как невозможно без елея и огня гореть светильнику и светить сущим в храмине: так и душе без Божественного Духа и огня — явственно возвещать о божественных вещах и просвещать тем людей: ибо всяк дар совершен свыше есть, от Отца светов подаваемый любящей душе, у Него же несть пременение, или преложения стен (Иак. 1, 17).

Текст по изданию «Добротолюбие в русском пер. свт. Феофана, Затворника Вышенского, дополненное» (том 5–ый, новорусская редакция), изданному в типографии И. Ефимова (М., 1900).

1) Начало любви к Богу — презрение вещей видимых и человеческих; средина — очищение сердца и ума, от коего мысленное умных очей открытие и познание сокровенного в нас Небесного Царствия, а конец — неудержимое вожделение преестественных даров Божиих, и естественное желание общения с Богом и упокоения в Нём.

2) Где любовь Божия, делание мысленных дел и причастие непреступного света, там мир душевных сил, очищение ума и вселение Святой Троицы. Так говорит Господь: любяй Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23).

3) Три состояния жизни признал разум: плотское, душевное и духовное. Каждое из них имеет свой собственный строй жизни, отличный сам по себе и другим неподобный.

4) Плотское устроение жизни то, когда всецело предаются удовольствиям и наслаждениям настоящей жизни, ничего не имея из душевного или духовного устроения, и даже не желая стяжать то. Душевное стоит в средине между грехом и добродетелью, когда пекутся о довольстве и здоровье тела, и заботятся о славе человеческой, равно и труды по добродетели не отметают, и избегают дел плотских, не прилежат ни к добродетели, ни к греху: к добродетели, по причине несладости ее для них и притрудности, а греху, из за страха лишиться человеческих похвал. Духовное же устроение — то, когда не изволяют иметь ничего из первых двух и не допускают худа, отличающего каждое из них, но, будучи свободны от того и другого, на посребренных крылах любви и бесстрастия, перелетают чрез оба состояния, не позволяя себе делать ничего из запрещенного.

5) Живущие плотски и плотское мудрование всегда в себе пребывающим имеющие, будучи совершенно плотяны, Богу угодить не могут, как омраченные смыслом и никаких лучей божественного света к себе не пропускающие. Ибо приналегшие на них облака страстей, наподобие высоких стен, отгораживают их от духовных светочей и они остаются без света. Будучи расстроены и повреждены во внутренних чувствах душевных, не могут они воззреть на мысленные красоты Бога, видеть свет воистину истинной жизни и стать выше ничтожных видимых вещей. Но как бы оскотинившись и мирским переполнившись чувством, привязывают ум к видимому, и все попечение и труд обращают на преходящие блага, друг с другом из–за них воюют, а бывает, что и дýши свои за них полагают, прилепившись к богатству, славе и плотским удовольствиям и великим лишением почитая неимение их. К ним праведно как от лица Божия изречено пророческое оное слово: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть (Быт. 6, 3).

6) Душевно живущие и потому называемые душевными суть какие–то полоумные и как бы параличом разбитые. Никакого никогда не имеют они усердия потрудиться в делах добродетели и исполнения заповедей Божиих, и только славы ради человеческой избегают явных укоризненных дел. Одержимы будучи самолюбием, сею питательницей пагубных страстей, всё попечение обращают они на сохранение здоровья и услаждение плоти, от всякой же скорби, от всякого труда и всякого злострадания из–за добродетели отказываются, паче надлежащего питая и грея враждебное нам тело. Держась такого образа жизни и поведения, оземленяют они ум, отучневший от страстей, и делаются неспособными к приятию мысленных и божественных вещей, коими душа отторгается от земли, и вся устремляется к мысленным небесам. Это страждут они, потому что обладаемы еще суть вещественным духом, по коему любят свои души и исполнение своих желаний всему предпочитают. — Будучи чужды Духа Святого, они непричастны и даров Его; почему и плодов божественных не увидишь в них, — не только любви к Богу и ближнему, радости в нищете и скорбях, мира душевного, искренней веры и всестороннего воздержания, но и сокрушения, слез, смирения и сострадания: всё в них полно надмения и гордости. В глубины Духа входить не имеют они сил: ибо нет в них света, который руководил бы их к тому и отверзал их ум к уразумению писаний, а других, когда они вещают о том, слушать неохочи они. Праведно потому и о них изрек Св. Апостол: душевен человек не приемлет яже Духа Божия, юродство бо ему есть: и не может разумети; зане духовне востязуется (1 Кор. 2, 14).

7) Духом ходящие и духовную всецело восприявшие жизнь благоугодны Богу, как Ему, яко назореи, себя посвятившие, и всегда об одном заботящиеся, чтоб очищать души свои трудами подвижническими и соблюдать заповеди Господни. Готовые и кровь свою пролить за любовь к Господу, они плоть свою истощают постами и бдениями, дебелость сердца утончают слезами, уды яже на земли умерщвляют злостраданиями (произвольными лишениями), молитвою и богомыслием ум исполняют света и светлым его делают, отвержением своих пожеланий освобождают души свои от пристрастия к телу и становятся совершенно духовными; почему духовными не только признаются, но и именуются от всех праведно. Они, идя к бесстрастию и любви, окрыляются к созерцанию творения, и оттуда приемлют ведение сущего чрез сокровенную в Боге премудрость, одним тем даваемую, которые стали выше тела уничиженного. Прешедши таким образом всякое чувство мирское и мыслью просвещенной став выше чувства, они светлы бывают разумом, и посреди Церкви и многочисленного собрания верных отрыгают благие словеса из чистого сердца, и бывают для людей соль и свет, как и Господь изрек об них: вы есте свет мира; вы есте соль земли (Мф. 5, 13, 14).

8) Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11). Это глас божественного слова и хотящими деятельно познается. Почему отказавшемуся однажды от многомятежия жизни и пагубной суетности ее полезно, со многим вниманием и безмолвием, тщательно исследовать внутреннее свое, пока познает, что находит в себе Бога, так как Царствие Божие внутрь нас есть. Ибо и таким образом действуя, едва кто сможет в продолжении многих лет изгладить из души худые образы (воображения) и древнюю вполне восстановить красоту для Того, Кто даровал ее.

9) Поелику прежде заложенный в нас яд зла многообилен, то многого и огня требует для очищения своего, т. е. слез покаяния и произвольных подвижнических трудов, ибо мы очищаемся от скверн греха или произвольными трудами, или невольными скорбями. Когда то, что от воли, предупредит сделать требуемое, тогда не встречается нужды в том, что не от воли. Когда же первое не производит должного очищения внутренняго сткляницы или блюда (Мф. 23, 25), тогда второе посылается в сильнейшей степени к восстановлению в нас древнего устроения. Так бывает по домостроительству Творца нашего и Бога.

10) Посмеваются над благочестием и посмеваемы бывают делами те, которые совершили свое отречение не как следует, и с самого начала не восхотели пользоваться учителем и руководителем, своему последовав разуму и пред собою показавшись себе разумными (Ис. 5, 21).

11) Как в телесных болезнях никто не может точно узнавать причины их и врачевства против них, без большой опытности во врачебном искусстве, так и в душевных — без долгого подвижничества. Ибо как удобопогрешительным кажется и на деле очень немногим доступно бывает телесных болезней распознание, в коем упражняется искусство врачей, так тем более удобопогрешительно и более трудно, чем оно, распознание болезней душевных. Ибо чем душа превосходнее тела, тем труднее узнаваться болезни, чем тела сего, всеми чувственно видимого.

12) Главные и начальственные над другими добродетели вместе с сотворением вселены в естество человеческое, из которых, как из четырех источников, реки всех других добродетелей наполняются водою и напаяют град Божий, который есть сердце, очищаемое и утешаемое слезами. Соблюдший их нерушимыми, или, по падении, многими трудами покаяния восставивший, устроил в себе царский дом и палату, в коей обитель Себе творит Царь всяческих, и тем, кои себя так благоустроили, богатые дары Свои распределяет и дает.

14) Не хочет Бог, чтобы делание ревностных подвижников оставалось не искушенным, но чтоб подвергалось большим испытаниям. Почему напускает на них огнь искушений и на время скрывает даваемую им свыше благодать, а духам злобы иной раз попускает взволновывать тишину помыслов их, чтоб видеть склонение души, кому она больше угодить хочет, — Творцу ли и Благодетелю своему, или мирскому чувству и сласти удовольствия чувственного. — И, потом, или усугубляет им благодать, если они преуспевают в любви Его, или бичует искушениями и скорбями, если пристрастны к земным вещам, пока восприимут ненависть к видимым благам, по причине изменчивого их непостоянства, и горесть удовольствия от них потопят в слезах.

15) Как только мир помыслов бывает возмущен духами злобы, тотчас и разжженные стрелы похоти начинают быть часто пускаемы другими ловцами, бесами плотолюбивыми, на быстро востекающий на высоту ум. Когда же движение ума горé пресечено, тогда впадает он в движения нелепые и смешанные; и, таким образом, плоть начинает бесчинно восставать на дух, щекотаниями и разжжениями совлекая ум долу и желая погребсти его в рове сласти. И если бы Господь Саваоф не сокращал дней таковых, и рабам Своим не подавал силы терпения, то не бы спаслася всяка плоть (Мф. 24, 22).

16) Многоискусный и многокозненный бес блуда для одних бывает причиной падения в ров тинный, для других служит бичом и жезлом праведным, для третьих — испытанием и камнем Лидийским. Из сих первое усматривается в новоначальных еще, когда они лениво и нерадиво тянут иго подвизания; второе — в достигших средины преуспеяния в добродетели, когда они коснее простираются к ней; третье — в протянувших уже крыло ума к созерцанию, когда они только что сделали сильный порыв к совершеннейшему бесстрастию. Каждому домостроительно обращается сие свыше на пользу.

17) Причиной падения в ров тинный бывает бес блуда для тех, кои в совершенном нерадении проводят монашескую жизнь. Он разжигает члены их огнем блуда и похотью, и способы им доставляет творить волю плоти и без общения с другой плотью: о чем срамно и говорить и помышлять. Таковые плоть сквернят, как сказано (Иуд. 8), и плоды сланой сласти снедают, — в зраках мраком исполняются и праведно лишаются лучшего (настроения душевного). Врачевство для тех из них, кои пожелают, теплое раскаяние и рождающееся от сего слезное сокрушение, которое и бегать зла сего располагает, и душу очищает от скверн его, и наследницей ее делает милости Божией. О нём–то гадая, и премудрый Соломон праведно сказал: исцеление утолит грехи велики (Еккл. 10, 4).

18) Бичом и жезлом праведно бывает сей бес для тех, кои в первом бесстрастии совершенствуются чрез деятельное любомудрие и делают успехи в простирании в предняя к большему совершенству. Ибо когда они, по разленению, ослабят силу держимого ими подвижничества, и немного уклонятся к неохраняемому смотрению мирского чувства и войдут в вожделение человеческих вещей; тогда, по великой к ним благости Божией, попущается на них сей бес, яко бич, и начинает бить их, когда они помышляют таковое, помыслами похоти плотской, чтоб, не терпя сего, они поспешили востещи в свою башню усиленного делания и тщательного внимания, и еще усерднее взялись за спасительные дела свои, восприяв более трудный образ жизни. Ибо Бог, благолюбив сущи, не хочет, чтоб душа, до сего достигшая, совсем возвратилась к мирскому чувству, но всё простиралась в предняя и усердно бралась за совершеннейшие дела, чтоб бич злобы и не приближался к ее обиталищу.

19) Испытанием и камнем Лидским, по домостроительству, бывает дух сей для тех, коих первое бесстрастие довело до второго; чтоб, будучи им докучаемы, помнили о своей естественной немощи, и при умножении откровений, бывающих от созерцания, не превозносились, по слову Апостола (1 Кор. 12, 7), но видя, кто этот противовоюющий закону ума их, отрясали и самое тонкое воспоминание греховное, боясь, как бы не приять сочувствия к этой, порождаемой такими воспоминаниями, срамной нечистоте, и с высоты созерцания не низвесть долу ока ума своего.

20) Одни те возмогли сохранить ум свой не стужаемым даже тонкими воспоминаниями греховными, которые сподобились свыше чрез Духа получить животворную мертвость Господа и в членах и в помышлениях своих; и плоть мертвую греху носят они, дух же жизнью обогатили чрез правду, яже о Христе Иисусе. Которым дан ум Христов в слове премудрости, в тех оказалась и нестужаемая животворная мертвость в ведении Божием.

21) В очищаемые еще души обычно некако привходить духу похоти и гнева. Чего ради? Для того, чтоб стрясти плоды Духа Святого, висящие на них. Поелику же и радость свободы в некоей мере разливается в душах сих, то все на пользу домостроительствующая премудрость, — желая всегда своими дарами к себе привлекать их мысль и их держать в непоколебимом смиренномудрии, чтоб они не превознеслись над другими многой свободою и богатством даров, и не возомнили, что своею силою и своим разумом стяжали великую сию палату мира, — попускает сим духам нападать на них, между тем, как сама скрывает свое действо, дабы, поражаемые страхом падения, твердо стояли они в хранении блаженного смиренномудрия, и убедившись, что все еще связаны плотью и кровью, взыскали безопасной для себя крепости, в которой могли бы сохранены быть силою Духа.

22) Наслание искушений бывает соответственно обдержащей нас болести страстей, и залегшей внутри нас прели греховной, и судя по ним горькая чаша судеб Божиих растворяется для нас или лютее или милосерднее. Когда залегшая внутрь нас материя греховная, от помыслов сластолюбивых или животолюбивых произшедши, удобоизлечима и легко поддается врачевствам, тогда Врачем душ наших подается чаша искушений, растворенная милосердием, потому что в таком случае мы истязуемся за человеческие немощи, как страждующие нечто человеческое. Когда же она, как от помыслов надмения и крайней гордости происшедшая, неудобоизлечима, глубоко залегла внутри и производит смертоносное расстройство, тогда чаша сия подается нерастворенной, в лютости гнева: дабы болезнь, будучи ослаблена и истончена огнем, непрерывно одних за другими следующих искушений, отошла наконец от душ наших, под действием порожденного ими смирения, после того, как мы горькие помыслы гордыни потопим в слезах, и Врачу душ наших чистыми покажемся во свете смирения.

23) Невозможно подвизающимся избегнуть следующих одних за другими искушений, если они не сознают немощи своей и не почтут себя чуждыми всякой правды и недостойными никакого утешения, никакой чести, никакого упокоения. У Бога, Врача душ наших, цель та, чтоб мы всегда были смиренны, сокрушенны, устранялись от всякого человека и подражали Его страданиям. Будучи Сам кроток и смирен сердцем, хочет Он, чтоб и мы в кротости и смирении сердца текли путем заповедей Его.

24) Смирение состоит не в наклонении выи, или в распущении волос, или в одеянии неопрятном, грубом и бедном, в чем многие поставляют всю суть добродетели сей, но в сокрушении сердца и смирении духа, как сказал Давид: Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19).

25) Ино смиреннословие, ино смирение и ино смиренномудрие. Смиреннословие и смирение проявляются подвизающимися во всяком злострадании (в произвольных лишениях) и во внешних трудах добродетели, — так как они все обращаемы бывают на делания и занятия телесные, почему при них душа, не всегда бывая в твердом благонастроении, при встрече искушения, смущается. А смиренномудрие, дело некое сущи божественное и великое, бывает в одних тех, кои наитием Утешителя переступили уже средину, т. е. далеко прошли вперед кратчайшим путем добродетели, посредством всякого смирения.

26) Смиренномудрие, проникши во глубину души и тяжелым камнем налегши на нее, так сильно гнетет ее и стискивает, что вся крепость ее истощается в неудержимом излиянии слез, от коих ум очищается от всякой скверны помыслов, бывает в видении Божием и под действием его понуждается воззвать, подобно Исаии: о окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый, и нечисты устне имый, посреде людей нечистыя устне имущих аз живу: и Царя Господа Саваофа видех очима моима (Ис. 6, 5).

27) Когда придет к тебе глубокое смиреннословие, тогда высокоречие отойдет от тебя. Когда смирение вкоренится в глубине сердца твоего, тогда и смиреннословие всякое отпадет от тебя. Когда же свыше обогатишься смиренномудрием, тогда и внешнее смирение и смиреннословие языка упразднятся в тебе, по слову Апостола Павла: егда же приидет совершенное, тогда, еже от части, упразднится (1 Кор. 13, 10).

28) Насколько отстоит восток от запада, настолько отстоит истинное смиреннословие от истинного смирения. Насколько же небо больше земли и душа тела, настолько Духом Святым подаемое совершенным смиренномудрие и совершеннее и больше истинного смирения.

29) Ни того, кто, при смиренном виде и одеянии, говорит смиренно, не тотчас предполагай смиренным в сердце, ни того, кто говорит высоко и высокопарно, не вдруг почитай исполненным надмения и гордости, не испытавши их наперед; но от дел их познай их.

30) Плод Духа Святого есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22). Плод же противоположного духа есть ненависть, малодушие мирское, нестроение душевное, тревожность сердечная, лукавство, любопытное мудрование, беспечность, гнев, неверие, зависть, многоядение, пьянство, бранчивость, осуждение, похоть очес, надмение и гордость. От таковых плодов познавай древо, и сим способом верно будешь ты узнавать, какого духа тот, кто говорит с тобою. Имеешь признаки их и словом Господа еще яснее указанными. Благий человек, говорит Он, от благаго сокровища сердца своего износит благая: лукавый же от лукаваго сокровища сердца своего износит лукавая (Мф. 12, 35). Ибо по древу и плод его.

31) В ком есть и усматриваются плоды Духа Святого, в тех и Бог обитает. От них и немутный источник Слова с мудростью и разумом, смиреннословящими ли ты слышишь их, или высокая вещающими. В ком же не усматриваются плоды и дары Святого Духа, а видятся плоды противного духа, в тех — мрак неведения Бога, толпа страстей и жилище вражеских духов; смиренноглаголивыми ли и смиренномудрствующими видятся они тебе, или говорящими о высоких вещах, в одежде заморской и с представительной наружностью.

32) Не лицами, не внешним видом и не словами характеризуется истина, и не в них почивает Бог, но в сердцах сокрушенных, в духах смиренных и в душах просвещенных Боговедением. Бывает, что иной, как видим, наружно на словах ставит себя ниже других, и пред всяким смиренные о себе употребляет речения, для уловления похвалы человеческой, внутри будучи полон самомнения, лукавства, зависти и злопамятства против ближнего. Бывает напротив, что иной, как видим, наружно высокомудрыми словами ратует за правду, и восстает против лжи, или преступления божественных законов, на одну только при сем взирая истину, и внутри полон будучи скромности, смирения и любви к ближнему, хотя иногда хвалится о Господе, подражая Павлу, который, хвалясь о Господе, говорил: похвалюся в немощех моих (2 Кор. 12, 9).

33) Бог смотрит не на наружность того, что мы говорим или делаем, но на душевное расположение и цель, с какой или делаем что из видимых дел, или говорим о чем из вещей мысленных: как и из людей превосходящие других разумением смотрят паче на силу слов и цель дел, и по ним составляют суждения о лицах непогрешимые. Обыкновеннее же бывает, что человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1 Цар. 16, 7).

34) Богом присуждено, чтоб из рода в род не прекращалось уготовление Духом Святым пророков Его и друзей для благоустроения Церкви Его. Ибо, если змий древний не перестает изрыгать яд греха в уши людей на пагубу душ, то создавший на едине сердца наши (Пс. 3, 15) не воздвигнет ли от земли смирения нища, и от гноища страстей не возвысит ли убога (Пс. 112, 7), посылая в помощь наследию Своему меч духовный, иже есть глагол Божий (Еф. 6, 17)? Преподобно убо те, кои отвергаются себя, начиная смирением, востекают на высоту ведения, и дается им свыше силою Божией слово премудрости, яко благовествующим спасение Церкви Его (Пс. 67, 12).

35) Познай себя самого; и это есть воистину истинное смирение, научающее смиренномудрствовать и сокрушающее сердце, и сие самое делати и хранити понуждающее. Если же ты не познал еще себя, то не знаешь и того, чтó есть смирение, и делания и хранения его еще не коснулся: ибо познание есть конец делания заповедей.

38) Всякий, познавший себя, почил от всех дел, кои по Богу, и вошел в святилище Божие, в мысленное богослужение Духа, и в божественное пристанище бесстрастия и смирения. Не познавший же себя чрез смиренномудрие еще в труде и поте шествует путем жизни сей. О сем и Давид гадательствуя сказал: сие труд есть предо мною, дондеже вниду во Святило Божие (Пс. 72, 16, 17).

39) Когда кто познает себя, — а это требует многого со вне охранения, упразднения от дел мирских и строгого испытания совести, — тогда тотчас внезапно приходит в душу и божественное некое, паче слова, смирение, приносящее сердцу сокрушение и слезы теплого умиления: так что тогда испытывающий его в себе действие почитает себя землею и пеплом, червем, а не человеком, недостойным даже и животной сей жизни, за превосходство сего дара Божия, в коем пребыть сподобившийся исполняется неизреченным неким опьянением умиления, входит в глубину смирения, и, из себя исшедши, ни во что вменяет всё внешнее — яства, пития, одеяния тела, — как изменившийся добрым изменением десницы Вышняго (Пс. 76, 11).

40) Смирение есть нечто величайшее в добродетелях: ибо оно в ком вкоренится чрез искреннее покаяние и в спутницы к себе примет молитву с воздержанием, тех тотчас делает свободными от страстей, мир силам их подаёт, сердце очищает слезами и исполняет его тишины в нашествии Духа. Когда же они так настроятся, тогда для них уясняется чрез то слово ведения Божия, и они входят в созерцание тайн Царствия Божия и познания тварей. Но поскольку они углубляются в глубины Духа, постольку погружаются и в глубину смиренномудрия; а от сего возрастает в них познание своих мер и немощи человеческого естества, и увеличивается любовь к Богу и ближним, так что они убеждены бывают, что почерпают освящение от одного приветствия и близости обращающихся с ними.

41) Ничто так не окрыляет души к вожделению Бога и возлюблению Его, как смиренномудрие, умиление и чистая молитва. Смиренномудрие сокрушает дух, источает потоки слез и, представляя пред очи сознания невеликость наших человеческих мер, научает видеть свою немощность; умиление очищает ум от всего вещественного, просвещает око сердечное и делает душу всю светлоблестящей; чистая молитва всего человека сочетает с Богом, делает его сотрапезником Ангелов, дает ему вкусить сладости вечных Божиих благ, сокровищами великих тайн снабжает его, и, воспламенив любовью, располагает его дерзнуть на положение души своей за другов своих, как ставшего уже выше пределов человеческого ничтожества.

42) Сохрани ты мне добрый залог обогатительного смирения, в которое складываются на сохранение сокровенные сокровища любви, в коем хранятся маргариты умиления, — и Царь, Христос Бог, покоится как на престоле, окованном златом, разделяя дары Духа Святого питомцам Его и великих сподобляя их удостоений: слóва ведения Его, неизреченной Его премудрости, узрения божественных вещей, предузрение вещей человеческих, животворного умертвия в бесстрастии и соединения с Ним теснейшего, для соцарствования с Ним в Царствии Отца и Бога, как Сам Он Ему молится, говоря о нас: Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною (Иоан. 17, 24).

43) Когда кто, деятельно трудясь в исполнении заповедей, внезапно исполнится радостью неизглаголанной и неизреченной, так что и сам изменится дивным неким и невыразимым изменением, и, как бы совлекшись бремени телесного, забудет о пище, сне и других потребах естества: тогда да ведает, что это есть Божие ему посещение, производящее в подвизающихся животворное умертвие и вводящее чрез то в состояние бесплотных. Такой блаженной жизни виновница есть смирение; питательница и матерь — святое умиление; другиня и сестра — созерцание божественного света; престол — бесстрастие; конец — Пресвятая Троица–Бог.

44) Достигший до сего акрополя (кремля), не может быть держим узами чувства ни к чему из всего тварного, не обращает взора ни на какие утехи житейские, не различает неподобного от преподобного, но как Бог равно дождит и солнце воссиявает на праведных и неправедных, на злых и благих (Мф. 5, 45), так и он воссиявает и простирает лучи любви своей на всех, не утесняясь в утробах своих (2 Кор. 6, 12), но чреватым пребывая любовью ко всем, и если чувствует тесноту и тяготу, то только тогда, как не может благотворить, сколько хочет. Отсюда, как некогда из Едема, другой некий исходит источник, разделяющийся на четыре начала (Быт. 2, 10), — смиренномудрие, чистоту, бесстрастие и неразвлекаемую ничем (безмолвную) молитву, и напояет лице всего мысленного творения Божия.

45) Не вкусившие сладости слез умиления и не ведающие, какова благодать их и каково действо, думают, что они (слёзы) ничем не разнятся от тех, кои проливаются по умершим, придумывая при сем многие виды предположений пустых, и недоуменных умозаключений. — Но они естественно нам прирождены; и когда гордость ума склонится к смирению, а душа смежит очи свои от прелести видимых благ и устремит их к одному видению первого невещественного света, отрясет всякое к миру чувство, и свыше утешения Духа сподобится: тогда слезы, как вóды источника, исторгаются из нее, услаждают чувства ее, и исполняют мысли ее всякого радования и света божественного; и не это только, но и сокрушают сердце, и ум в видении лучшего делают смиренномудрым. Всему сему невозможно быть в тех, кои плачут и рыдают по иным причинам.

46) Невозможно разверзть источник слез без глубочайшего смиренномудрия, ни опять смиренномудрым быть без умиления, производимого наитием Духа: ибо умиление от смиренномудрия, и смиренномудрие от умиления Святым порождаются Духом. Они, как звенья цепи, держась друг за друга и единой благодатью связуясь, составляют неразрывный союз духовный.

47) Свет, от Духа Святого нисходящий в душу, обыкновенно отходит по причине уныния, нерадения и безразличия относительно слов и яств: ибо как безразличие в яствах и, вообще, сытая трапеза, так равно и не удерживание языка и очей нехранение изгоняют его (свет) из ней (души) и делают нас омраченными. Когда же мы наполнимся тьмой, тогда все звери селения сердца нашего и скимны — страстные помыслы — с рыканием расходятся по душе, ища себе пищи в страстях, и покушаясь похитить положенное в нас Духом сокровище (Пс. 163, 21). Но истинная другиня наша — воздержание, и Ангело–творная молитва не только не попущают ничему такому произойти в душе, но и сохраняют в уме неугасимым светение Духа, сердце делают тихим и чистым, источают божественное умиление, душу расширяют любовью к Богу, и всю ее, в веселии и девственности, всецело сочетавают со Христом.

48) Ничто так не свойственно разумности, как чистота и целомудрие души, коих матерь и другиня есть воздержание всестороннее, а отец — страх Божий. Страх же Божий, преложившись в вожделение Бога и сочетавшись с сердечным расположением к божественным вещам, делает душу свободной от страха, полной любви и божественного разумения родительницей.

49) Страх, наперед сочетавшись с душой, чрез покаяние делает ее чреватою помышлением о суде. Тогда окружают ее болезни адских мучений (Пс. 114, 3); воздыхания и скорбные томления с сжатием сердца терзают ее, при помышлении о будущем воздаянии за дела злые. Потом она, многими слезами и трудами во чреве помышления зачатое (намерение содевать спасение) возрастивши, рождает на земле сердца своего дух спасения (решимость), и освободившись от мучении при мысли об аде, и избавившись от стенаний под действием представления суда, воспринимает в себя вожделение и радость будущих благ, и сретается другинею — чистотою с целомудрием, кои искреннею любовью сочетают ее с Богом. — С Богом же сочетавшись, душа ощущает неизреченную сладость, и от сего с удовольствием уже и наслаждением проливает слезы умиления, чуждою делается сочувствия всему, что в мире, и как бы в исступлении сущи, течет вслед Жениха, так взывая к Нему безгласным гласом: «в след Тебе, в воню мира Твоего теку. Возвести ми, егоже возлюби душа моя, где пасеши? где почиваеши в полдень чистого созерцания?, чтоб не быть мне вынужденной блуждать по стадам другов Твоих — праведников (Пес. пес. 1, 3, 6): ибо светлосияние великих таинств у Тебя». — Жених же, введши ее в сокровище–хранительницу сокровенных Своих таин, делает ее созерцательницей существа творений с премудростью.

50) Не говори в сердце своем: невозможно мне прочее стяжать чистоту девства, после того, как я столько раз растлевал себя и подпадал неистовству тела. Ибо где приложены будут болезни и труды покаяния с злостраданием и теплотою душевной, и источатся реки слез умиления: там все твердыни греха разрушаются, всякий огнь страстей угасает, и совершается новое свыше рождение наитием Духа Утешителя; — и душа опять делается палатою чистоты и девства, в которую преестественный Бог, нисшедший во свете и радовании неизреченном, и как на престоле славы восседши на высоте ума ее, дает мир сущим в ней силам, так говоря: «мир вам от борющих вас страстей, мир Мой даю вам для естественного вам действования, мир Мой оставляю вам для достижения преестественного совершенства». Исцелив таким образом тройственностью дарования мира троечастность души и к троичному возведши ее совершенству и с Самим Собою соединивши, всю уже делает ее Бог девственной, всю доброю, всю прекрасной, намастив ее благоуханием мира чистоты, и говорит ей: «востани, прииди ближняя Моя, добрая Моя, голубице Моя, в деятельном любомудрии. Яко се зима страстей прейде, дождь сластолюбивых помыслов отъиде, отъиде себе, цвети добродетелей с благоуханием помышлений явишася на земли сердца твоего. Востани, прииди ко Мне в разумном ведении естества, прииди ты, голубице Моя сама о себе, в покров и мрак таинственного Богословия и веры, сего твердого во Мне, Боге, камня» (Пес. пес. 2, 10–14).

51) Блажен мне, из сподобившихся доброго изменения и восхода горé, тот, кто, — деятельным любомудрием превзошедши стену страстных привычек, и оттуда на посеребренных крыльях бесстрастия в ведении поднявшись в мысленный воздух созерцания всего сущего, а отсюда вошедши в мрак Богословия, — почил наконец от всех сих дел своих в Боге блаженной жизнью: ибо он, сделавшись в совершенстве земным Ангелом и небесным человеком, прославил Бога в себе, чего ради и Бог прославил его.

55) Худо неверие, лукавого сребролюбия и зависти лукавейшее порождение. Если же оно худо, не паче ли худо то, что порождает его? Ибо сие последнее любовь к злату делает в сынах человеческих предпочтительнейшей любви ко Христу, Содетеля вещества почитает меньшим сего вещества и ему служит паче, нежели Богу научает тех, кои охотнее соглашаются служить твари паче Творца и истину Божию пременяют во лжу (Рим. 1, 25). Если же недуг сей так худ, то какой степени худости не превосходит душа, произвольно им недугующая?

56) Если любишь быть другом Христовым, ненавидь злато и его ненасытное любление, так как оно к себе обращает помышление любящего его и отрывает его от сладчайшей любви к Господу Иисусу, которая является не в виде слова, а в виде действования по заповедям Его. Если вожделеваешь злата, то, увы! конечно приобретешь его, если приобретением считаешь, а не крайнею потерею любовь к нему, предпочтительно пред любовью ко Христу. Но ведай, что при сем Христа всячески потеряешь, а вместе с Ним потеряешь и Бога, без Коего нет спасения человекам.

57) Если любишь золото, то не любишь Христа. Если же Христа не любишь, а любишь золото, то смотри, кому тиран сей уподобить тебя старается? Оному, хотя ученику, но не верному, хотя другу, но оказавшемуся наветником, зле восставшим на общего Владыку, бедственно отпадшим от веры и любви к Нему и бросившимся в глубь отчаяния. — Убойся же этого примера и ты, и бегай злата и любви к нему, да Христа приобрящешь, оказывая вместе с тем и к себе самому истинную любовь: ибо видишь, какова участь падшего в этот грех?

58) Без призвания свыше, никогда не ищи получить председательство при помощи золота, или при содействии и ходатайстве людей, хотя бы ты видел, что имеешь силу пользовать дýши; ибо три следующие беды могут сретить тебя, и одна из них сбудется: или негодование Божие и гнев найдут на тебя в различных напастях и скорбных обстоятельствах, когда восстанут на тебя не только люди, но и вся почти тварь, — и жизнь твоя будет много воздыхательна; или с великим бесчестием будешь свергнут оттуда, когда преодолеют тебя другие; или умрешь не в свое время, будучи отсечен от настоящей жизни.

59) Нельзя ни во что вменять славу и бесчестие и быть выше неприятностей и приятностей, если не сподобится кто право смотреть на то, чем кончается всё такое. Когда же увидит, как всякая слава, всякое удовольствие и утеха, всякое богатство и благоденствие кончается ничем, потому что смерть все это отнимает и растлевает; тогда, познав явную суетность человеческих вещей, обращает он чувства свои к вещам божественным, и к этим, пребывающим и растлиться никогда не могущим, прилепляется, а от тех отвращается, — вследствие чего становится выше скорбей и утешений земных: скорбей, как победивший в душе сластолюбие, славолюбие и любоимание, — утешений, как отторгший от души мирское чувство (всякое сочувствие к мирскому). От того, почитают ли его, или бесчестят, скорби ли или утешения облежат его, он всегда одинаков, и за все благодарит Бога, не ниспадая помыслом долу.

60) Тщательный может и по сновидениям угадывать движения и расположения души, и соответственно тому направлять попечение об устроении своего духовного состояния. Ибо по настроению внутреннего человека и его забот бывают и телесные движения и душевные мечтания. Кто имеет душу веществолюбивую и сластолюбивую, тому мечтаются стяжания вещей и денежные прибытки, также женские лица и страстные объятия, от коих случается с ним осквернение плоти и одежды. У кого душа любостяжательна и сребролюбива, тот и во сне видит всегда золото: то взыскивает уплаты, то умножает проценты. то прячет добытое в кладовую, то будто осуждается как немилосердый. Кто гневлив и завистлив, тому представляется, будто за ним гонятся звери или ядовитые пресмыкающиеся, — и он испытывает великие ужасы и страхи. У кого тщеславием напыщена душа, тому мечтаются добрая о нем молва, шумные ему встречи народные, предложение ему или получение им какого–либо чина или начальства. У кого душа горда и самомнением наполнена, тот видит себя разъезжающим на блестящих колесницах или летающим на крыльях по воздуху, а других всех трепещущими пред великостью власти его. Равным образом и Боголюбивый человек, как ревностный о делах добродетели и неутомимый в подвигах благочестия, имея душу чистую от пристрастия к вещественному, видит во сне или сбытие будущих вещей, или откровение страшных видений, и просыпаясь, всегда находит себя молящимся в умилении и мирном устроении души и тела, со слезами на ланитах и с беседою с Богом в устах.

61) Из того, что представляется во время сна, иное есть мечтание, иное видение, иное откровение. — Мечтания суть такие сновидения, которые не стоят неизменными в воображении ума, но которых предметы перемешиваются, одни вытесняют другие, или изменяются в другие; от них никакой не бывает пользы, и самое мечтание их исчезает вместе с пробуждением; их тщаливейшие ревнители презирать должны. — Видения суть такие сновидения, которые во все время стоят неизменными, не преобразуются из одного в другое и так напечатлеваются в уме, что остаются на многие лета незабвенными: они показывают сбытие будущих вещей, доставляют душе пользу, приводя ее в умиление представлением страшных видов, и видящего их делают самоуглубленным, и притрепетным от неизменного созерцания представляющихся страшных вещей; тщатливейшие ревнители должны считать такие видения драгоценными. — Откровения суть сущие выше всякого чувства созерцания чистейшей и просвещенной души, представляющие дивные некие божественные дела и разумения, тайноводство сокровенных Божиих таин, сбытие наиважнейших для нас вещей, и общее пременение мирских и человеческих дел.

62) Из сказанных видов сновидений первые свойственны людям чувственным и плотолюбивым, для коих бог — чрево и укоризненное насыщение, коих ум объят тьмою, по причине нерадивой и страстями истертой жизни, и над коими издеваются бесы посредством мечтаний; вторые — тщаливым ревнителям, очищающим душевные чувства, и чрез видимое благодетельно возводимым к постижению божественных вещей и приумножению преуспеяния; третьи — совершенным, действенно наитствуемым Божественным Духом и с Богом соединенным богоглаголивою душой.

63) Не у всех людей сновидения бывают истинны, и не у всех печатлеются во владычественной части ума, но у одних тех, коих ум очищен и чувства душевные просветлены, кои востекли к естественному созерцанию, у коих нет попечения о житейских вещах, ни заботы о настоящей жизни, коих долгие пощения установились в общее воздержание, а поты и труды по Богу обрели покой во святилище Божием в ведении сущего и в высшей премудрости, коих жизнь Ангельская сокровенна ныне в Боге, и коих преуспеяние в священном безмолвии возвело на степень пророков Церкви Божией, о которых и в книге Моисея сказал Бог: аще будет пророк в вас, во сне явлюся ему, и в видении возглаголю к нему (Числ. 12, 6), и в книге Иоиля: и будет по сих, излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваши, и старцы ваши сония узрят, и юноты ваши видения увидят (Иоил. 2, 28).

64) Безмолвие есть состояние ума нестужаемого (помыслами), тишина свободы (от страстей) и отрады душевной, стояние сердца в Боге, нетревожимое и невлаемое, светлое созерцание, ведение Божиих таин, слово премудрости из чистого ума, бездна разумений Божиих, восторжение ума, беседа Божия, неусыпное око, молитва умная, беструдный в великих трудах покой, и наконец единение и совокупление с Богом.

65) Пока душа расстроена в себе, по причине беспорядочного действования ее сил и потому неспособна вместить в себе божественные лучи, пока не сподобилась она свободы от рабства мудрованию плоти и не вкусила еще мира, по причине недавности прекращения в ней брани неудержимых страстей; дотоле потребно ей многое молчание уст, до того, чтоб и она могла говорить с Давидом: аз же яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих (Пс. 37, 14). Всегда дóлжно ей быть печальной и в сокрушении ходить путем заповедей Христовых, пока еще оскорбляет ее враг, и она ждет пришествия Утешителя, Коим, когда она пребывает в сокрушении и омывает себя слезами, даруется ей свобода.

66) Когда в безмолвии уготовляющий мёд добродетелей станет выше смиренной плоти, вследствие подвигов любомудрия (подвижнических) и его душевные силы придут в естественное состояние, по причине низвержения долу мудрования (самомнения, гордости), когда, очистив сердце слезами, сделается он способным вмещать лучи Духа, облечется в нетленную животворную мертвость Христову и, сидя в горнице безмолвия, примет Утешителя с огненным языком; тогда долженствует он с дерзновением глаголати величия Божия, и в Церкви велицей благовестить правду Его (Пс. 144, 5, 11, 12, 21; 39, 10), яко приявший внутрь чрева закон Духа, да не подобно оному рабу лукавому, скрывшему талант своего господина, ввержен будет в огнь вечный. Так и Давид, после того, как омыл грех свой покаянием, и опять восприял пророческое дарование, не могши скрывать Божия благодеяния, такое обращал к Богу слово: се устнам моим не возбраню, Господи, Ты разумел еси: правду Твою не скрых в сердце моем, истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа (Пс. 39, 10, 11).

67) Ум, очищенный от всякой нечистоты, по блестящим и светлым разумениям бывает для души звездным небом, имея в себе Солнце правды сияющим, и светлые лучи богословия испущающим, в уяснение, чтó есть глубина и высота, и широта ведения Бога. Прияв в недра свои сии лучи, он изъясняет потóм словом глубины Духа всем, имеющим Духа Божественного в себе, обнаруживает лукавство духов, и поведает о тайнах Царствия Небесного.

68) Телесные похотения и взыграния плоти останавливают воздержание, пост и борение духовное; разжжения же душевные и волнения сердечные чтение Божественных Писаний охлаждает, непрестанная молитва смиряет, а умиление, как елей, утишает.

69) Ничто другое так, как чистая и чуждая всего вещественного молитва, не делает человека достойным собеседником Бога и не соединяет с Ним того, кто словом молится Ему нерассеянно, в духе, когда при том душа его омывается слезами, услаждается сладостью умиления и светом Духа просвещается.

70) Прекрасно и количество в молитвенных псалмопениях, когда им руководит терпение и внимание, но собственно качество оживляет душу и бывает причиной плода (от молитвы). Качество же псалмопения и молитвы (доброе) состоит в том, чтобы молится в духе умом; а умом молится, кто, когда, поя и молясь, он умом обозревает то, что содержится в Божественном Писании и приемлет восхождения разумений в сердце своем из боголепных мыслей, коими мысленно в воздух света восхищаемая душа, светло осиявается, еще паче очищается, вся восторгается к небесам и созерцает красоты уготованных святым благ, вожделением коих возгораясь, тотчас являет плод молитвы источением из очес источника слез от действия светотворного Духа, доставляющих душе вкушение столь сладостное, что сподобившийся его нередко забывает совсем о телесной пище. Это и есть плод молитвы, от качества псалмопения порождающийся в душах, добре молящихся.

71) Где видится плод Духа, там присуще качество молитвы; а где есть это качество, там прекрасно и количество псалмопения. Где же плод не проявляется, там сухо и качество; если же оно сухо, тем паче количество, которое хотя и дает труд телу, но всячески для многих бесполезно бывает.

72) Берегись козней вражеских, когда молишься и поешь псалмы Господу: ибо они всячески ухищряются отвлекать мысль и чувство от того, чтó поется и всё то изгладить из памяти. Делают же сие для того, чтоб лишить нас плодов молитвы, и чтоб не вкушая сих плодов, мы заскучали на псалмопении и пресекли его, в предположении, что уже долго молились, как подущает враг. Но ты настой мужественно и еще прилежнее внимай псалмам, неспешно читая их; да пожнешь плод молитвы при созерцании того, что представляют стихи псаломские, и обогатишься просвещением Святого Духа, воссиявающим в душах молящихся (сокращенно).

73) Когда что–либо такое случится с тобою, когда стараешься петь разумно, смотри не разленись возмалодушествовав, и покой тела не предпочти пользе душевной, подумав, что уже позден час. Но как только заметишь пленение ума, остановись, и хотя бы ты был уже на конце псалма, востеки усердно к началу его, и снова начав, читай по ряду тот же псалом, и делай так, хотя бы многократно в час случилось с тобою пленение. Если будешь так делать, то демоны, не снося твоего терпения и постоянства и силы рвения, убегут от тебя, стыдом покрытые.

74) Твердо ведай, что непрестанная молитва та есть, которая не отходит от души ни днем ни ночью, и которая состоит не в воздеянии рук, не в положении тела молитвенном и не в возглашении молитв языком, чтоб можно было ее видеть телесными очами, но состоит в умном делании с памятованием о Боге при постоянном умилении, и уразумевается только умеющими уразумевать сие.

75) Можно пребывать всегда в молитве, если помыслы свои держать собранными под владычеством ума в мире и благоговеинстве полном, в глубины Божии проникая и ища вкусить оттуда истекающую сладчайшую струю созерцания: что при отсутствии мира (помыслов) невозможно. Только в том, у кого душевные силы умиротворены ведением, может благоустроиться непрестанная молитва.

76) Если, когда поешь песнь молитвы Богу, брат придет и постучится в дверь кельи твоей, не предпочти дéла молитвы делу любви, презрев стучащегося к тебе брата: ибо это нелюбезно Богу. Он желает от тебя в сие время елея любви, а не жертвы молитвы. Почему, оставив дар молитвы, дай брату беседу любви, и удовлетвори его желание. Потом, возвратившись, принеси дар твой Отцу духов со слезами и сокрушенным сердцем, и дух правый обновится во утробе твоей.

77) Не в определенное время и не в определенном месте совершается таинство молитвы. Ибо если определишь дело молитвы часами, временами и местами, то кроме сего, пожалуй как бы по праву, станешь проводить время в занятиях суетных. Предел молитвы есть неподвижное пребывание ума в Боге; дело — вращание души в вещах божественных; конец — прилепление к Богу сердцем, чтоб быть с Ним един дух, по определению и слову Апостола (1 Кор. 6, 17).

78) Хотя ты умертвился уже в членах плоти, и душевно оживотворился Духом и преестественных дарований сподобился от Бога: но ты все же не оставляй блуждать туда и сюда мысленную силу души своей, а приучай ее всегда вращаться в памятовании о прежних твоих прегрешениях и о сущих в аде муках, и смотри на себя как на осужденника. Вращая ум свой в таких помышлениях и так смотря на себя, ты сохранишь сокрушенный дух, и будешь иметь в себе живой источник умиления, источающий струи божественной благодати, и Бога будешь зреть смотрящим на тебя и дающим тебе Духа во утверждение сердца твоего.

79) Благоразумное пощение, приявшее в спутники себе бдение с Богомыслием и молитвою, скоро делателя своего приводит к пределам бесстрастия, когда у него при сем и душа в преизбытке смирения будет обливаема слезами и воспламеняема любовью к Богу. Когда же он дойдет до сего, тогда оно вводит его в мир духовный, превосходящий всякий ум свободный, и любовью соединяет с Богом.

80) Не так царь о славе и царстве высокомудрствует и, восхищаясь державной властью, радуется, как монах о бесстрастии и слезах умиления. Но у того высокомудрствование увядает вместе с царством; а этого блаженное бесстрастие с ним переходит туда и там пребывает в радовании в бесконечные веки. Как колесо, вращается таковой в настоящей жизни между людьми, мало касаясь земли и того, что на земле по необходимым потребам естества; весь же он шаровидно несется в мысленный воздух, в себе самом сочетая начало с концом, и неся виды даров благодатных вделанными в венец смирения. Для него обильною трапезою бывает созерцание Сущего, питием — чаша премудрости, упокоением — Бог.

81) Волею предавший себя трудам добродетельным и с теплым усердием совершающий подвижнический путь, великих от Бога сподобляется даров. Подвигаясь в преуспеянии к средине, доходит он до божественных откровений и видений, — и тéм более делается световидным и мудрым, чем более напрягается его подвижнический труд. Но чем выше восходит он на высоту созерцания, тем большую против себя возбуждает зависть губительных бесов: ибо они не могут равнодушно видеть, как человек прелагается в Ангельское естество, почему не ленятся тайно пускать на него стрелу самомнения. Если он, уразумев кознь вражью, укроется в крепость смирения, зазрев себя (или в чувстве презрения к себе), то избегает бедственности гордыни и вводится в пристань спасения. Если же нет, то оставлен будучи помощью свыше, предается в руки духов злобы, требующих его, как своего по духу, на невольное обучение наказательное, за то, что произвольно не явил себя обученным и искусным. Эти обучительно–наказательные духи суть духи сластолюбия и плотолюбия, злобы и гнева, кои и смиряют его лютыми нападениями, пока познает свою немощь, и оплакав свое падение, побудит отменить обучительное наказание. Тогда и он может с Давидом воззвать: благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим (Пс. 118, 71).

82) Бог не хочет, чтоб мы всегда были смиряемы страстями (немощными являлись пред ним) и, когда бываем гонимы ими, уподоблялись зайцам, полагая камнем прибежища одного Его: ибо иначе Он не сказал бы: Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго (Пс. 81, 6). Но желает, чтоб мы и как елени, востекали на высокие горы заповедей Его, и были жаждательнейшими животворных вод Духа: чтоб, как они, по естеству, пожирая змий, в разгорячении от долгого бега, дивно превращают, как говорят, ядовитое естество змий в безвредную пищу; так и мы всякий помысел страстный, приемлемый во чрево мысленное, действием огневого бега путем заповедей Божиих и силы Духа, претворяли в благое и спасительное деяние добродетели, да явимся всякое разумение чрез деяние пленяющими в послушание Христово (2 Кор. 10, 5). Ибо горнему миру надлежит быть наполнену не перстными и несовершенными мужами, но духовными и совершенными, востекшими в мужа совершенна исполнения Христова (Еф. 4, 13).

83) Вращающийся всегда в одном и том же, и в предняя простертися не желающий подобен мулу, который ворочает мельничное колесо, сам ни мало не подвигаясь вперед. Ибо всегда борющийся с плотью и в одних телесных деланиях упражняющийся, при всем злострадании причиняет сам себе великий ущерб в вещах высших, не замечая того, как не постигший цели божественной воли. Ибо, по св. Павлу, телесное обучение вмале есть полезно (1 Тим. 4, 8), пока перстное мудрование плоти не будет поглощено потоками покаянных слез, и в тело не войдет животворная мертвость духовная, и закон духа не воцарится в мертвенной плоти нашей. Благочестие же душевное, которое под действием божественных помышлений созерцается, как древо жизни, в мысленном делании ума, везде и во всем полезно, как чистоту сердца созидающее, как мир между силами души водворяющее, как всякую доброту духовную с собою вводящее: ума просвещение, чистоту тела, целомудрие, всестороннее воздержание, смиренномудрие, умиление, любовь, освящение, небесное ведение, мудрость слóва и зрение Бога. Кто по многих подвигах востек к такому совершенству благочестия, тот, Чермное море страстей прешедши, вошел в землю обетования, из коей течет млеко и мёд Боговедения — сие неистощимое услаждение святых.

85) По порядкам и степеням любомудрой (подвижнической) жизни, надлежит нам всяко простираться в предняя и восходить к высшему, пребывая приснодвижными в тех, яже к Богу, и никогда усталости не зная в делании добра. От этого деятельного подвижничества надлежит восходить к естественному созерцанию творения; а от сего — к таинственному Богословию и упокоеваться в нем от всех трудов телесного делания, — став уже выше всего телесного и дольнего и получив благорассудное ведение истинного различения вещей. Если же мы еще не получили ведения такого различения, то не знаем и того, как простираться в предняя и восходить к совершеннейшему, и оказываемся еще худшими мирян.

86) Душа, с теплым рвением усиленно очищаемая подвижническими трудами, божественным светом озаряется и мало–помалу начинает узревать естественно данную ей вначале Богом красоту, и расширяться в возлюблении Создавшего ее. Поскольку же уясняются ей, по мере очищения ее, лучи Солнца правды, и естественная красота ее обнажается пред нею и ею познается; постольку и она умножает труды подвижнические для большего себя очищения, чтоб чисто уразуметь славу дара, какого сподобилась и древнее восприять благородство, и сохранить для Создателя своего образ Его чистым и несмешанным ни с чем вещественным. И никогда не послабляет она себе и не перестает прилагать труды к трудам, пока не очистит себя от всякой нечистоты и скверны и не сделает достойной зреть Бога и беседовать с Ним.

87) Открый очи мои и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118, 18), вопиет к Богу покрываемый еще мглою земного мудрования. Ибо неведение перстного ума, как мгла и мрак глубокий, покрывая очи душевные, отемненной и омраченной ее соделывает к уразумению божественных и человеческих вещей, не могущей устремлять взора своего к озарениям божественного света, или вкушать благ оных, которых око не видало, о которых ухо не слыхало, которые и на сердце человеку не входили (1 Кор. 2, 9). Но открывая очи свои покаянием, она все сие видит чисто, слышит внятно и разумеет разумно. И не только это, но и восхождения разумений о сем полагает в сердце своем. Вкусивши же потóм и сладости сего, просвещается она в разуме и словом премудрости поведает всем о дивных благах оных, которые уготовал Бог любящим Его и всех убеждает взыскать причастия их многими подвигами и слезами.

88) Семь есть даров Духа. Слово Божие, перечисляя их, начинает сверху — от премудрости, и нисходит до конца — до духа страха Божия, — говоря: дух премудрости, дух разума, дух совета, дух крепости, дух ведения, дух благочестия, дух страха Божия (Ис. 11, 2, 3). Нам же надлежит начинать с очистительного страха, т. е. со страха мук, чтоб, прежде посредством его отторгши себя от худа и покаянием очистившись от скверн греха, достигнуть и сего чистого страха, дара Духа, путем настоящим грядущи к нему, и в нем упокоеваясь во всяком делании добродетели.

89) Начавший страхом суда и преуспевающий в очищении сердца слезами покаяния, исполняется во–первых премудростью, так как страх начало ее есть, по реченному (Прит. 1, 7); потóм разумом вместе и с советом, помощью которого избирает себе душеспасительные преднамерения. Сего же достигший чрез исполнение заповедей, восходит он к ведению сущего и получает точнейшее ведение божеских и человеческих вещей, а от сего сделавшись весь жилищем благочестия восходит в вышний град любви, и является совершенным; и тотчас чистый страх — дар Духа приемлет его, чтоб хранить положенное внутрь его сокровище Царствия Небесного. Сей страх, будучи крайне спасителен, того, кто достиг высоты любви, делает трепещущим и на всякий подвиг готовым из боязни, как бы не ниспасть с такой высоты любви, и не быть опять ввержену в ужас мук.

90) Чтение Писаний инаково бывает для тех, кои только вводятся в жизнь благочестия, инаково для тех, кои прошли до средины преуспеяния, инаково для тех, кои востекают к совершенству. Для одних оно бывает хлебом трапезы Божией, укрепляющим сердца их на священные подвиги добродетели, который и силу крепкую подает им на борение с духами в страстях действующими, и делает их мужественными борцами против демонов, так что они говорят: уготовал еси предо мной трапезу сопротив стужающим ми (Пс. 22, 5). Для других оно — вино чаши божественной, веселящее сердца их, в исступление их приводящее силою помышлений, ум их вземлющее от писмени убивающаго и в глубины Духа испытательно вводящее, и всего его делающее породителем и находителем уразумений, — так что и им свойственно говорить: и чаша Твоя упоявающи мя, яко державна (Пс. 22, 5). А для третьих — елеем божественного Духа, умащающим их душу, укрощающим и смиряющим ее преизбытком божественных озарений и всю ее восторгающим превыше тела, так что и она хвалясь вопиет: умастил еси елеем главу мою, и милость Твоя поженет мя все дни живота моего (Пс. 22, 5, 6).

91) Доколе мы притрудно деятельным любомудрием в поте лица направляемся к Богу, умаляя страсти плотские, дотоле хлебом насущным, который возделыванием добродетелей уготовляется и сердца человеческие укрепляет, питается с нами Господь на трапезе дарований Своих. Когда же бесстрастием освятится у нас имя Его, и Он воцарится над всеми нашими душевными силами, покорив и умирив расстоящее, — худшее, говорю, лучшему, — и воля Его будет и в нас, как на небе; тогда новое и неизреченное пиво премудрости Слова, растворяемое умилением и познанием таин великих, пиет Он с нами в Царствии Своем, в нас пришедшим. Когда же сделаемся мы причастниками Духа Святого, и добрым изменимся изменением, в обновлении ума нашего, тогда Бог сый, яко с богами, будет с нами, обóжив воспринятое (человечество).

92) Когда неудержимая вода страстных помыслов ума удержана будет наитием Духа Святого, и сланая неподобных мыслей и воспоминаний бездна обуздается воздержанием и помышлением о смерти, тогда веет Божественный Дух покаяния, и нисходят волны умиления, кои Бог и Владыка наш, вливая в умывальницу покаяния, умывает смыленные ноги наши и делает их достойными ступать по двору Царствия Его.

93) Бог–Слово, быв плотью и совершенным став человеком кроме греха, естество наше в Свою приял ипостась, и, яко Бог совершенный, воссоздал его и обóжил. Слово же суще первого ума и Бога, с словесной его соединился частью и ее горé воскрылил — мудрствовать и помышлять о божественном. — Но и огнь суще, существенным и божественным огнем сим раздражительную силу его сделал способной живо противостоять пагубным страстям и враждебным нам бесам. А суще желанием (предметом желанным) всякого словесного естества и упокоением (полным удовлетворением вожделения), желательную его часть разжег внутреннейшей любовью к причастию оных благ вечной жизни. Таким образом всего обновив в Себе человека, из ветхого Он сделал его новым.

94) Бог–Слово, священно совершив в Себе Самом наше восстановление, Сам Себя потóм принес за нас в жертву чрез крест и смерть, и всегда дает жриму быти пречистому Телу Своему, и каждодневно предлагает его нам в душепитательную обильную трапезу, чтоб, вкушая его и пия пречистую Кровь Его, в чувстве души делались мы чрез сие причащение лучшими, нежели каковы есмы, срастворяясь с ними, претворяясь из худшего в лучшее, и едино соделоваясь с сугубым Словом сугубо — и телом и душой разумной, яко с воплощенным Богом, и нам по плоти единосущным: так что мы не свои, но Того есмы, Кто едино сотворил нас с Собою чрез бессмертную трапезу, и тем нас сделал по домостроительству, что есть Сам Он по естеству.

95) Если, испытаны быв в трудах добродетелей и предочищены слезами, приступая вкушаем от хлеба сего и от чаши сей пьем, то сугубое Слово, с двумя естествами нашими в кротости нашей срастворяясь, всецело претворяет нас в Себя Самого, яко воплощенное и нам, по человечеству, единосущное, и всех боготворит и Себе, яко сообразных с Ним и братий, усвояет, яко Бог и Отцу единосущный. Если же приступаем, будучи срастворены с веществом страстей и осквернены скверной греховной, то Оно, приближаясь к нам, естественным Ему грехоистребительным огнем пожигает и попаляет нас всех, и жизненность нашу подсекает, не благоволением благости Своей, а отвращением к нечувствию нашему будучи к тому понуждаемо.

96) Ко всем, по деятельному любомудрию, начавшим шествовать путем заповедей, Господь невидимо приближаясь, сшествует им; так как они несовершенное еще имеют мудрование, душа их еще много недоумевает в деле добродетели и душевные очи их праведно удерживаемы бывают в сие время, чтоб не познали своего преуспеяния, когда сшествует им Господь, содействует им избавляться от страстей, и простирает руку помощи к содеванию всякой добродетели. Когда же они продолжают делать успехи в подвигах благочестия и идти к бесстрастию чрез смирение, тогда Господь не хочет, чтоб они все еще оставались утомленными трудами добродетелей, но чтоб простирались далее и восходили к созерцанию. Почему, напитав их вдоволь хлебом слез, светом умиления благословляет, и ум их отверзает к познанию глубины божественных Писаний, — и тотчас скрывается от них, чтоб возбудить их и понудить к тщательнейшему исканию Его.

97) Праведно Господь укоряет в косности тех, кои долго медлят в трудах деятельной жизни и не хотят расстаться с ними и на высшую востещи степень созерцания, говоря им: о несмысленные и косные сердцем, еже веровати (Лук. 24, 25) Тому, Кто ходящим по духу может открыть глубины Духа! Ибо нехотение от новоначальных подвигов переходить к совершеннейшим, и от буквы божественного Писания проходить к высшему его разумению и смыслу есть признак души ленивой, не ищущей вкусить сладости духовных благ и на зло себе отвращающейся от своего преуспеяния. За это ей, как несущей светильник свой погасшим, не только сказано будет: пойди, купи у продающих, но, по затворении пред нею чертога брачного, приложится: отойди; не вем тя откуду еси (Мф. 25, 9, 12).

98) Когда Господь Иисус Христос, как некогда к граду Вифании, приблизится к падшей душе, с целью воскресить ум ее, умерший от греха и погребенный под тлением страстей: тогда мудрость и правда, погруженные в печаль об умертвии ума, в слезах сретают Его, и говорят: если бы Ты здесь у нас был, блюдомый и хранимый, то брат наш — ум не умер бы от греха (Ин. 11, 21). После сего правда спешит напитать Господа Иисуса попечением о многом и деланием добродетелей, и почтить Его предложением трапезы злострадания (произвольных лишений) полной и многовидной; а мудрость, оставив всякое другое попечение и притрудное злострадание, предпочитает приседеть умному деланию, мысленным движениям Господа и слушанию созерцательных Его разумений. Господь же первую милостиво приемлет — за то, что она добре подвизается и усердствует напитать Его трапезою многообразного деятельного любомудрия, а за то, что она печется о многом и много занимается тем, что немного полезно, укоряет: ибо едино есть на потребу и на угождение Господу — лучшему помыслу подчинить худший, перстное мудрование души преложить в духовное, в потовых трудах добродетельных; а вторую похваляет и к Себе привлекает, как избравшую благую часть ведения духовного, в коем воспарив выше человеческих вещей, входит она в дивные глубины Божии, бисер многоценный оттуда себе добре покупает, и узревает сокровенные сокровища Духа: и бывает ей радость неизреченная, которая не отымется от нее.

99) Ум, умерщвленный страстями и оживотворенный присещением Господа Иисуса, отбросив камень нечувствия, разрешается от пленниц греха и тлетворных помыслов духовными слугами Господа, т. е. — страхом мук и трудами доброделания; вкусив же потóм света будущей жизни, отпускается идти к бесстрастию, достигнув коего, восседает на престоле чувств, и чисто священнодействовав таинство видения, бывает сотрапезником Господа Иисуса, и вместе с Ним восшедши от земли на небо, соцарствует Ему в Царствии Бога и Отца, почив от всех своих исканий.

100) Тамошнее, имеющее быть по разрешении от тела, возустроение для каждого ревнителя законно подвизающегося, прошедшего до средины и усовершившегося в меру возраста исполнения Христова, явственно видно бывает чрез действенное удостоверение Духа. Там вечная радость во свете присносущем составляет блаженство того наследия; радость непрестающая объемлет сердца законно здесь подвизающихся и веселие Духа Святого лобызает их, которое, по слову Господа, не отымется от них. Сподобившийся пришествия Утешителя здесь и плодами Его насладившийся в возделывании добродетелей, и обогатившийся дарами Его, радости исполнен сущи и всякой любви, — так как всякий страх отбег от него, — в радости разрешается от уз тела, и с радостью вземлется от всего видимого, к коему еще живущи наперед забыл всякое чувство, и упокоевается в неизреченной радости света там, где есть всех веселящихся жилище; хотя тело некоторых во время разрешения и пресечения союза с душой и страждет, подобно женам при трудных родах.

Текст по изданию «Добротолюбие в русском пер. свт. Феофана, Затворника Вышенского, дополненное» (том 5–ый, новорусская редакция), изданному в типографии И. Ефимова (М., 1900).

1) Бог есть Ум бесстрастный паче всякого ума и всякого бесстрастия, — Свет и Источник света благого, — Премудрость, Слово и Ведение, и Податель премудрости, слова и ведения. Кому даны сии дары чистоты ради, и в ком они усматриваются, в тех сохранным пребывает и еже по образу, так что они являются чрез то сынами Божиими, водимыми Духом, как написано: елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии (Рим. 8, 14).

2) Которые трудами подвижническими сделали себя чистыми от всякой скверны плоти и духа, те стали приятелищами бессмертного естества чрез дарования Духа. До сего же достигшие полны суть света благого, от коего исполнены будучи в сердце тихим миром, отрыгают благие словеса и премудрость Божия течет из уст их в ведении божеских и человеческих вещей, и слово их чистое вещает о глубинах Духа. На таковых несть закона (Гал. 5, 23), так как они однажды навсегда соединились с Богом и благим изменились изменением.

3) С усердным тщанием притрудно простирающийся к божественному бывает отображением образа Божия добродетелями душевными и телесными, поелику тогда он в Боге и Бог в нём упокоевается, по срастворению, так что он от сего есть и видится образом божественного блаженства по богатству даров Духа, и по внутреннему устроению богом, Бог же — совершителем его совершенства.

4) Не по органическому устроению тела человек есть образ Божий, но по мысленному естеству ума, не описуемого телом, долу тяготеющим. Ибо как Божеское естество, вне всякой твари суще, не описуется, как неопределимое и нетелесное, некачественное, неосязаемое, неколичественное, невидимое, бессмертное, необъемлемое и отнюдь нами не разумеемое: так и данное от Него нам мысленное естество, как неописуемое, не телесно есть, невидимо, неосязаемо, необъемлемо, и есть образ бессмертной и присносущной Его славы.

5) Первый Ум сый, Бог единосущное в Себе имеет Слово с Духом соприсносущным, ни без Слова и Духа никогда не бывая, по причине нераздельности естества, не сливаясь с Ними, по причине неслиянности сущих в Нём ипостасей. Почему и естественно рождая из существа Своего Слово, Сам не отделяется от Него, несеком будучи в Себе. Имеет же соприсносущное Слово соестественным Себе собезначального Духа, предвечно от Отца исходящего, — и от Родителя Своего не отсекается. Ибо у Них едино есть и нераздельное естество, хотя по различию ипостасей разделяется на Лица, и троично воспевается — Отец, Сын и Дух Святой. Лица сии, как единое естество и Бог един, никогда не отделяются от соприсносущего существа и естества. Сего–то триипостасного и единичного естества образ виждь в созданном Им человеке, но по части его мысленной, а не по видимой, по бессмертной, а не по смертной и разлагающейся.

6) Бог, несравненно выше сущи всех созданных Им тварей, рождая Слово без разделения с Ним, и Духа Святого испущая, в сохранение бытия и силы тварей, есть вне всего и внутрь всего. Таким же образом и причастный божеского Его естества, человек, будучи образом Его, по мысленной, не телесной и не смертной душе, и ум имея естественно рождающий слово из существа своего, вне и внутрь есть вещества и видимых сих членов тела. И как Создавший его не разделен от Своих ипостасей, — Слова и Духа: так и он, по душе, несеком есть и неразделен от ума и слова, единого естества и существа, неописуемого телом.

7) Триипостасно Божество, в Отце, Сыне и Духе Святом поклоняемое. Тречастным зрится и созданный Им образ — человек, душой, умом и словом поклоняющийся Самому, создавшему всё из не сущих, Богу. Что Богу по естеству совечно и единосущно, сие и образу Его по естеству соестественно и единосущно. По сим чертам усматривается, что есть в нас по образу, и по ним я есмь образ Божий, хотя срастворен с брением и прахом.

8) Ино — образ Божий, и ино то, что усматривается в образе. Образ Божий — душа мысленная, ум и слово, — единое и нераздельное естество, а усматриваемое в сем образе есть начальственность (самостоятельность), владычественность (независимость) и самовластность (свобода). Также — ино слава ума, ино достоинство его, — ино то, что по образу, и ино то, что по подобию. Слава ума есть возношение горé, приснодвижность к высшему, острозоркость, чистота, разумность, мудрость, бессмертие. Достоинство ума есть словесность, самостоятельность, владычественность, самовластие. То, что по образу, есть — иметь душу с умом и словом, личную, единосущную и нераздельную. Ум и слово принадлежат душе, нетелесной, бессмертной, божественной, мысленной, — и все они единосущны, совечны, нераздельны между собою и разделены быть не могут. То, что по подобию, есть праведность, истинность, благоутробие, сострадание и человеколюбие. В ком сии качества в действии суть и постоянно пребывают, в тех ясно зрится и что по образу и по подобию.

9) Троечастная разумная душа видится опять в двух видах действования, из коих одно разумное, а другое — страстное. Разумное, по образу Создавшего ее сущи, неудержимо и неопределимо чувствами, яко вне и внутрь их бывающее. Сим действованием она, сприобщаясь к умным божественным силам, по естеству востекает к Богу, яко к первообразу своему, и божественным Его услаждаема бывает естеством. Страстное же ее действование чувствами раздробляется на многие части, подлежа страданиям и отрадам. Сим действованием она, сприобщаясь к естеству чувствительному, питательному и растительному, подлежит влияниям воздуха, холода и теплоты, и в пище имеет нужду для поддержания жизни, для возрастания и здоровья. Изменяясь под действием всего сего, она иногда похотствует, и бессловесные восприемлет похотения, уклоняясь от движения по естеству, иногда преогорчается и неразумным гневом волнуется, а иногда испытывает алчбу, жажду, печали, болезни, и опять успокаивается: так что здесь она то отрадами услаждается, то скорби терпит; почему эта сторона ее и называется справедливо страдательной или страстной, как в страстях и страданиях проявляющаяся. Когда же мертвенное сие пожерто бывает умной жизнью, в силу победы лучшего над худшим, тогда и живот Иисусов является в мертвенней плоти нашей (2 Кор. 4, 11), животворную производя в нас мертвость бесстрастия и нетленное бессмертие подавая наитием Духа Святого.

10) Как Творец всего, прежде создания всех вещей из ничего имел в Себе ведение о природе и сущности их, как Царь веков и предведатель всего; так и созданному Им по образу Своему человеку в царя творения, дал иметь в себе не силу только всё познавать, но и то, из чего всё созданное составлено. Так сухое и холодное имеет он в персти, из коей сотворен, теплоту крови от воздуха и огня, влажные мокроты от воды, от растений — растимость, от животно растений — питаемость, от неразумных животных — страстность, от Ангелов — мысленность и разумность, от Бога — вдохнутие оное невещественное, нетелесную и бессмертную душу, видимую в уме и слове, и в силе Духа Святого, — чтоб быть и жить.

11) Богу, создавшему нас по образу и подобию Своему, бываем мы подобны добродетелью и разумением. Добродетель же Божия есть правда, преподобие и истина, как говорит Давид: праведен еси, Господи, и истина Твоя окрест Тебе (Пс. 118, 137, 88, 9), и еще: праведен… и преподобен… Господь (Пс. 144, 17). Бываем мы Ему подобны также правотою и благостью, ибо благ и прав Господь (Пс. 24, 8); словом премудрости и словом разума, ибо сии в Нём суть, и Он именуется Премудростью и Разумом (Кол. 2, 3); святостью и совершенством, как Сам говорит: будите совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф. 5, 48), и: святи будите, якоже Аз свят есмь (Мф. 19, 12); смирением и кротостью, ибо говорит: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29).

12) Ум наш, будучи образом Божиим, имеет свойственное Ему в себе, когда пребывает в сродной ему деятельности и не допускает в себе движений, далеких от его достоинства и природы. Почему охотно любит вращаться в том, что к Богу относится и с Тем ищет соединиться, от Коего получил начало, Коим движется и к Коему устремляется по естественным своим свойствам, и Ему подражать желает человеколюбием и простотою. Чего ради рождая слово, ум, как другие небеса, возустрояет души единоплеменных людей, и твердыми их, терпением деятельных добродетелей, соделовает, и животворит их духом уст своих, подавая им силу против пагубных страстей. Таким образом и он является устроителем мысленной твари, подражая Создателю великого мира, Богу, и ясно слышит такое к себе свыше слово: аще изведеши честное от недостойнаго, яко уста Моя будеши (Иерем. 15, 19).

13) Кто пребывает в естественной уму деятельности и в достойном употреблении слова, тот чистым соблюдается от вещества и украшается кротостью, смирением, любовью и милосердием, и осияниями Святого Духа просвещается. К высшим созерцаниям устремляя очи ума, он достигает познания сокровенных таин Божиих, и благолюбиво сообщает их словом премудрости тем, кои могут слушать сие, не только для себя размножая талант свой, но и ближним своим давая насладиться плодами его.

14) Кто лучшее из наших двух естеств превозвысил над худшим и сделал его свободным от влияния сего последнего, тот обрел невещественное между невещественными духами жительство, став и сам мысленным духом, хотя телесно видится вращающимся среди других людей.

16) Пока естественные наши силы бесчинно держат себя между собою и распадаются на многие скопы, до тех пор мы не можем быть причастными и сверхъестественных даров Божиих. Оставаясь же непричастными их, мы далеко негде стоим и от таинственного священнодействия, совершаемого мысленным деланием ума на небесном жертвеннике. Когда же мы, ревностно проходя священные подвиги, очистимся от чувственных влечений и силою Духа соберем в едино образовавшиеся в нас скопы, тогда и неизреченных Божиих благ бываем причастны, и божественные таинства таинственного священнодействия ума достойно возносим Богу–Слову на пренебесный мысленный жертвенник Божий, как зрители и священнослужители бессмертных таин Его.

17) Плоть похотствует на духа, дух же на плоть (Гал. 5, 17), и брань некая стоит между обоими ими скрытная, чтоб одному из врагов сих одержать победу над другим и перетянуть властительство на свою сторону. Это и есть то, что называется в нас крамолою, скопом, бунтом, восстанием, междоусобной бранью, коей раздирается душа.

20) Божественный свет с собою соединяет причастившиеся его души, и своим единством объединяет их в себе, и своими совершенствами совершенствует их, в глубины Божии вводит умное око их, и зрителями великих таин делает их. Восхоти только крайнюю стяжать чистоту трудами духовными, и самым делом узришь в себе Богу любезное действо сказанного.

24) Для сохранения сокровенных сокровищ Духа, надо упраздниться от дел человеческих, избрав безмолвие, которое, чистотою сердца и сладостью умиления сильнее распаляя любовь к Богу, разрешает душу от уз чувств, силы ее возводит в естественное им состояние и им возвращает первобытное устроение.

34) Богоподобия, сколько оно для нас доступно, невозможно улучить ревнителю, если он наперед теплыми слезами не смоет приразившейся к нему тины греховной и не прилепится к исполнению святых заповедей Христовых. Иначе невозможно ему сделаться причастником неизреченных Божиих благ. Ибо желающий умно вкусить божественной сладости, всецело отстает от всякого мирского чувства, и душу свою всю занимает созерцанием отложенных Святым благ.

35) Сохранить неизменным Богоподобие, стяжеваемое крайнею чистотою и полной любовью к Богу, возможно только при непрестанном простирании ока ума к Богу, в котором душа обыкновенно установляется чрез постоянное пребывание в доброделании, чрез непрестанную, чистую и непарительную молитву, чрез всестороннее воздержание и усердное чтение Писаний.

38) Когда кто сделается причастником Духа Святого и наитие Его познáет из неизреченного некоего Его в себе действа и благоухания, которое ощутимо обнаружится даже и в теле: тогда в пределах естества пребывать таковой уже не может, но, добрым изменением десницы Вышнего изменившись, забывает о пище и сне, презирает всё телесное, небрежет о покое плоти, и весь день пребывая в трудах и потах подвижнических, утомления какого–либо, или какой–либо потребы естественной не чувствует, ни голода или жажды, ни сна, или других нужд естества. Ибо любовь Божия с радостью неизреченной излилась в сердце его (Рим. 5, 5), и он, всю ночь в бодренном бдении проводя, в телесном упражнении умное совершает делание, бессмертной услаждается трапезою из бессмертных произрастений мысленного рая, в который будучи восхищен Павел, слышал неизреченные глаголы, которые не леть есть слышать человеку, имеющему пристрастие к чувственному.

40) Что из сущего в нас выше — для нас рачителей, видимое или мысленное? Если видимое, то ничего уже не будет для нас предпочтительнее и желательнее вещей тленных. А если мысленное: то Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися (Ин. 4, 24). Таким образом телесное упражнение излишне бывает, когда в силе умное делание, от которого тяготеющее долу легким делается и всё превращается в духовное, в единении его с лучшим.

41) Три есть степени в преуспевающих в восхождении к совершенству: очистительная, просветительная и таинственная или совершительная. Первая свойственна новоначальным, вторая — средним и третья — совершенным. По трем сим степеням восходя по порядку, рачительный подвижник возрастает до возраста Христова, и приходит в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13).

42) На очистительной степени стоят вводимые в священные подвиги. Свойственны ей — отложение образа перстного человека, освобождение от всякой чувственной страсти, облечение в нового человека, обновляемого Духом Святым. Дела ее — ненависть к чувственному, измождение плоти, удаление от всего, что может возбуждать страстные помыслы, раскаяние в содеянном; при сем — омытие слезами сланости греха, благоустроение нрава благодатью Духа, умиленным сокрушением очищение внутренняго сткляницы, т. е. ума, от всякой скверны плоти и духа, и влияние в него вина слова, веселящего сердце человека очищаемого и принесение его Царю духов для вкушения. Конец же — действенное разжжение себя огнем подвижничества, трудами подвижническими извержение из себя всякого яда греховного, закаление себя чрез погружение в воду сокрушения и соделание себя мечем сильно посекающим страсти и бесов. Достигший сего угасил силу естественного огня, заградил уста львов, — свирепых страстей, стал силен духом, из немощного сделался крепким и, как другой Авситидианин (Иов), воздвиг себе трофей терпения, победив искусителя.

43) На просветительной степени стоят действием священных подвигов преуспевшие в первом бесстрастии. Свойственны ей — водворение в уме образа здравых словес, или здравых на всё воззрений и причастие Духа Святого. Дело ее — очищение ума действием божественного огня, мысленное сердечных очей отверстие, и рождение слова с высокими помышлениями разума. А конец — Слово премудрости, уясняющее всё сущее и бывающее, ведение божеских и человеческих вещей, и откровение таин Царствия Небесного. Достигший сего мысленным деланием ума на колеснице огненной носим бывает четверицей добродетелей, и, как другой Фесвитянин (Илия), еще живой вземлется в мысленный воздух и обходит небесные области, став выше всего земного.

44) На таинственной или совершительной степени стоят пришедшие уже в меру возраста Христова. Свойственно им — пресекать воздух, возноситься выше всего, вращаться в кругу горних чинов небесных, приближаться к первому Свету, и глубины Божии исследовать духом. Дело сей степени — исполнять зрителя таких предметов — ум ведением путей Промысла, законов правды и истины, и разрешения гаданий, притч и темных словес Божественного Писания. Конец же — тайноводствовать того, кто столь усовершен, к сокровенным тайнам Божиим, исполнять его неизреченной премудростью чрез сочетание с ним Духа, и в великой Церкви Божией являть его мудрым богословом, просвещающим людей богословскими поучениями. Достигший сей меры действом глубочайшего смиренномудрия и сокрушения восхищаем бывает до третьего неба богословия, как другой некий Павел, и слышит неизреченные глаголы, которые не леть есть слышать и человеку, под влиянием чувств состоящему, вкушает неизреченные блага, коих око не видало, и о коих ухо не слыхало, и делается служителем таин Божиих, став устами Его, и совершает их для людей Словом, почивая при сем блаженным покоем в Боге, совершенный в Совершенном, и с богословами в общении пребывая с высочайшими силами Херувимов и Серафимов, коим принадлежит слово премудрости и вместе слово разума.

50) Духовное возрастание ревнителей о спасении соответствует возрастанию Господа нашего Иисуса Христа человечеством. Когда они младенчествуют в новоначалии, тогда, подобно Господу Иисусу, млеком питавшемуся, питаются млеком телесных добродетелей, или телесного обучения, которое вмале (ненадолго) есть полезно возрастающим в добродетели и мало–помалу отлагающим младенчество (1 Тим. 4, 8). Когда возрастут они до возраста юношей и твердою начнут питаться пищей видения истины Божией, как имеющие чувства душевные уже обученными (Евр. 5, 14), тогда уподобляются Господу, преуспевшему возрастом и благодатью, посреди старцев сидящему и открывающему им глубокие тайны (Лк. 2, 46). Когда же приидут в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), тогда бывают подобны Господу, возвещавшему всем слово покаяния, научавшему народ тайнам Царствия Небесного, и между тем к страданию Своему спешно приближавшемуся. Таков конец и всякого, совершившегося в добродетелях, чтоб, прошедши все возрасты Христовы, вступить в прискорбные искушения в соответствие кресту Его.

51) Пока мы состоим под стихиями телесного обучения, дотоле под приставниками и повелителями бываем, как младенцы, стрегомы, чтоб не касались брашен не должных, не давали воли осязанию, не засматривались на красоту, не слушали песней сладких, не услаждали обоняния ароматами, хотя мы наследники и господá всего отцовского достояния. Когда же кончится это время обучения и завершится бесстрастием, тогда, освободясь от закона мудрования плотского, пребываем мы под законом Духа и всыновление восприемлем. Когда же и сие совершится, тогда Дух вопиет в сердцах наших: Авва Отче!, показуя и давая уразуметь нам сыновство наше и наше к Отцу и Богу дерзновение, — и сопребывает и беседует с нами, как с сынами и наследниками, не держимыми уже под игом рабства чувствам (Гал. 4, 3, 7).

52) Пред теми, кои, подобно Петру, преуспели в вере, подобно Иакову, востекли к надежде и, подобно Иоанну, совершились в любви, Господь, возведши их на высокую гору Богословия, преобразуется: зрак лица Его в чистом слове просвещается, как солнце; одежды Его в уразумениях неизреченной премудрости бывают светлы, как свет, и Он — Бог Слово — узревается ими стоящими посреди закона и пророков, то как законоположитель и учитель, то как открыватель глубоких и сокровенных сокровищ премудрости, то как предзритель и предсказатель грядущего. Тогда, как облак светлый, осеняет их Дух, и глас таинственного Богословия приходит к ним оттуда, учащий их таинству триипостасного Божества, и так вещающий им: се возлюбленный мой предел совершенства, о нем же благоволих, — чтоб вы были мне сынами совершенными в совершенном Духе.

69) Как не иже яве иудей есть, ни еже во плоти обрезание: но иже в тайне иудей, и обрезание сердца духом, а не писанием (Рим. 2, 28, 29): так и муж совершен в ведении и премудрости не тот, кто мног только в явном краснословии, и истинный ревнитель благочестия не тот, кто старателен о явных телесных подвижнических трудах, но кто тщателен в сокровенном умном делании, ему же похвала не от человек, но от Бога (Рим. 2, 29), как непознаваемому людьми, но ведаемому и любимому Богом, и теми, кои Духом водятся.

70) Если от дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом (Рим. 3, 20), то кто одними подвижническими трудами и потами совершенным явится пред Богом? Ибо деянием (деятельной жизнью) мы приходим только в навыкновение добродетели и пресекаем действо страстей, но этим одним не делаемся совершенными в меру исполнения Христова. Что же возводит нас в полное совершенство? Искренняя вера, которая есть уповаемых извещение (Евр. 11, 1), которою Авель множайшую паче Каина принес Богу жертву и свидетельствован бысть быти праведник (Евр. 11, 4), и Авраам зовом послуша изыти и переселиться в землю обетования (там же, ст. 8, 9). Она возводит истинных ревнителей к крепкому упованию приятия великих даров Божиих, и дает им в сердце неистощимые сокровища духовные, чтоб износить оттоле ветхие и новые тайны Божии и давать требующим. Сподобившийся быть причастником ее восходит в любовь к Богу и ею делается совершенным в ведении Бога, и входит в покой Его, почив и сам от всех дел своих, якоже и от Своих Бог (Евр. 4, 10).

71) Древле Бог противившимся в неверии клялся, что не внидут в покой Его; почему они и не могли внити за неверствие (1 Петр. 3, 20; Евр. 3, 11; 4, 6). Как же ныне некоторые без веры одним телесным деланием чают внити в покой бесстрастия, когда видим, что многие не возмогли внити сим образом и почить от всех трудов своих? Всякому потому смотреть надлежит, не лукаво ли сердце его, исполнено быв неверием, чтоб не лишиться за то, не смотря на пребывание во многих трудах, упокоения и совершенства своего, ибо ради того и подъемлются труды деятельной жизни, чтоб, так как ему оставлено еще субботство, внити в покой бесстрастия, а не впасть в древнюю притчу противления (Евр. 4, 11) и не пострадать того, что пострадали противившиеся тогда по неверию.

72) Будучи чувственны, словесны и разумны, десятину некую должны приносить Богу и мы от себя: как чувственные, должны мы добре воспринимать чувствами впечатления от чувственных вещей, и чрез красоту их востекать к созерцанию Создателя их; как словесные, добре говорить должны о божеских и человеческих вещах; как разумные, непогрешительные разумения должны иметь о Боге, о вечной жизни, о Царствии Небесном и сокрытых в нём таинствах духовных, чтоб, и по строгом исследовании, оказаться нам и чувствующими, и говорящими, и мудрствующими здраво и безукоризненно, по Богу: в чем и состоит истинная мера совершенства нашего и священное Богу приношение.

73) Истинная десятина наша Богу есть душевная пасха, т. е. прехождение всякого страстного нрава и всей неразумной чувственности. Сей, вкусивший пасхи, причащается Агнца непорочна, взявшего грех мира, и не умрет к тому, но, по слову Господа, жить будет вовеки (Иоан. 6, 50, 51).

74) Возбудившийся от мертвых дел — со Христом воскрес. Если он воскрес со Христом в ведении, Христос же ктому не умирает (Рим. 6, 9), то и им не будет более обладать смерть неведения. Ибо кто древле умер грехом, сдвинувшись с естественного движения, умер единожды; а кто ныне живет, живет Богу свободою Духа Святого, возбудившего его от мертвых дел греха: так что он не живет уже плоти и миру, умерши для членов тела и для дел житейских, но живет в нём Христос, как сущем под благодатью Духа Святого, и не состоящем под законом греха, поскольку члены свои представляет в орудие правды Богу и Отцу.

75) Освободивший члены свои от рабства страстям и предавший их в рабство правде, приблизился к освящению Духа Святого, став выше закона плоти; и грех не будет уже обладать им, пребывающим в свободе и под законом Духа. Ибо не таков конец рабства страстям, каков конец работы правде: тот обыкновенно кончается мысленной пагубою души, а этот вводит в жизнь вечную во Христе Иисусе Господе нашем (Рим. 6, 12–23).

76) Закон плоти обладает человеком, пока он живет плотски; когда же он умрет и умертвится миру, тогда разрешается от закона ее. Иначе же умертвиться миру нельзя, как умертвившись для членов плоти; а для них умерщвляемся, когда делаемся причастниками Духа Святого. Духа же Святого причастниками признаёмся мы, когда приносим Богу достойные плоды Духа: любовь к Богу от всей души, и к ближнему от сердца, сердечную радость от чистой совести, мир душевный от бесстрастия и смирения, благостыню помыслов ума, долготерпение в скорбях и искушениях, благость в благоустроении нрава, внутреннейшую веру в Бога, ни в чем не колеблющуюся, кротость от смиренномудрия и умиления и всяческое воздержание чувств. Когда станем мы приносить такие плоды Богу, тогда будем вне закона плоти. И закон не будет уже для нас наказателем за плоды, какие, живя для плоти, принесли мы смерти. Ибо мы свободны стали от закона ее, как воскресшие со Христом от мертвых дел свободою Духа.

77) Начаток Духа в бане пакибытия приявшие и сохранившие его неугасимым, будучи тяготою плоти бременимы, воздыхают сами в себе, всыновления чающе от исполнения Утешителева, чтоб увидеть избавление своего тела от работы тлению (Рим. 8, 23). Ибо Дух вспомоществует им в естественных их немощах и ходатайствует о них воздыханиями неизглаголанными (Рим. 8, 26); так как по Богу есть мудрование их и упование их чает увидеть откровение сынов Божиих в мертвенной плоти их, что есть животворная мертвость Иисусова, чтоб и им пребыть сынами Божиими, от Духа Святого водимыми, и, освободясь от рабства плоти, внити в свободу славы чад Божиих, коим, яко любящим Бога, вся поспешествуют во благое (Рим. 8, 28).

78) Божественное Писание постигается духовно, и сокрытые в нём сокровища только духовным открываются Духом Святым. Душевный же человек откровения их приять не может (1 Кор. 2, 13, 14), — так как он, кроме чередования помыслов своих о другом чем думать, или внимать тому, что говорит другой, неспособен. К тому же он не имеет в себе и Духа Божия, испытующаго глубины Божии и единаго ведающаго Божие (1 Кор. 2, 10, 11), но имеет дух мира чувственный, ревности и зависти полный, спорливостью и раздором переполненный, по причине коего ему юродство есть углубляться в смысл Писания и мысли его исследовать. Не имея силы разуметь его, — так как всё, содержащееся в Божественном Писании, духовне востязуется (1 Кор. 2, 14), — божеских ли или человеческих дел то касается, — он насмехается над теми, кои духовне то сразсуждают (1 Кор. 2, 13), и таковых не духовными и не Духом Божиим водимыми именует, а возводительными (анагогиками, по произвольному наведению открывающими духовный смысл в Писании), и их слова и духовные разумения извращает и перетолковывает по своему смышлению. Но духовный не таков, но востязует убо вся под воздействием Божественного Духа, сам же он ни от кого востязуем быть не может, так как у него ум Христов, которого никто изъяснить не может (1 Кор. 2, 15, 16).

79) Огнем откроется последний день, и огнем будут испытуемы дела каждого (1 Кор. 3, 13), говорит св. Павел, прилагая при сем, что, чьи дела по существу нетленны, каковые он внутрь себя отложил в созидание свое, те пребудут посреди огня нетленными, и не только не сгорят, но еще сделаются блестящими, очистившись совершенно от малых каких–либо пятен. А чьи дела тленны по веществу, каковые он, как бремя, на себя возложил, те возгоревшись сгорят и оставят его в огне ни с чем. Дела нетленные и пребывающие суть — слезы покаяния, милостыня, сострадание, молитва, смирение, вера, надежда и всякое дело, в видах истинного благочестия содеваемое, — кои, и когда живет человек, созидаются в нём во святой храм Богу, и когда умирает, отходят с ним и сопребывают с ним нетленными вовеки. А дела, в огне истлевающие, как для всех явно, суть — сластолюбие, славолюбие, сребролюбие, ненависть, зависть, воровство, пьянство, досаждение, осуждение и всякое дело, телом совершаемое, по похоти или гневу. Все такие дела, и когда живет человек, разжигаясь похотью, тлеют вместе с ним, и когда отторгается он от тела, отходят вместе с ним, но не сопребывают с ним, а быв истреблены огнем, делателя своего оставляют в огне на нескончаемую во веки веков муку.

80) Познание Бога означает, что, наздавшийся в нём чрез смиренномудрие и молитву, познан Богом и обогащен от Бога неложным познанием сверхъестественных таин Его. А в ком видится надмение, тот не чрез них (не чрез смирение и молитву) наздался в нём (в познании Бога), но водится духом мира сего чувственного. Почему таковой, хотя и кажется знающим нечто, ничего из божественных вещей не знает, как должно. Любящий Бога и ничего не почитающий достойным предпочтения любви к Богу и ближнему познал и глубины Божии и тайны Царствия Его, как знать надлежит тому, кто Духом Божиим движется, и познан от Бога истинным делателем рая Церкви Его, который любовью и совершит волю Божию, обращая души и достойными делая недостойных словом, данным ему от Духа Святого, и дело свое чрез смиренномудрие и сокрушение соблюдет некрадомым.

81) Все мы крещены водою и Духом Святым, и все то же брашно духовное вкушаем, и все то же питие духовное пьем: каковое брашно и питие Христос есть. Но не во множайших из нас благоволит Бог (1 Кор. 10, 2–5). Ибо многие из верных и ревностных христиан тела свои многими подвижническими трудами и телесными деланиями измождили и утончили; но, как они при сем не имеют умиления от сокрушенного и благолюбивого сердца, и милосердия от любви к ближним и к самим себе, то оставлены пустыми, лишенными исполнения Духа Святого и удаленными от истинного познания Бога, имея мысленные ложесна свои неплодными и слово бессольное и бессветное.

82) Чего ищут назореи от Господа, не есть только взойти на гору Синай деянием, или только пред взытием туда очиститься, убелить ризы свои и не иметь соития с женой, но и то, чтоб узреть не задняя Божия (Исх. 33, 23), а Самого Бога, изъявляющего им Свое благоволение, дающего им скрижали ведения, и посылающего их на созидание людей Своих.

83) Не всех слуг Своих и учеников Господь вводит с Собою в откровение сокровенных и высших таин Своих, но только таких неких, коим дано ухо для слышания, коих око открыто для видения и язык новый ясен. Таких взяв и отлучив от прочих, кои тоже ученики Его суть, восходит на Фаворскую гору созерцания и преображается пред ними; не тайно открывая им потребное о Царствии Небесном, но явно показуя славу и светлость Божества.

84) Многие с полным усердием возделали нивы свои и семя чистое посеяли на них, посекши наперед терния и волчцы, сожегши огнем покаяния. Но, как Бог не одождил на них дождя Духа Святого от сокрушения, то они ничего с них не пожали; ибо они высохли от бездождия и не принесли в себе многоплодного колоса Боговедения. Почему такие, если не с гладом слова Божия, но со скудостью Боговедения и с пустыми руками вышли из тела, малым нечим от воздаяния запасшись на путевое содержание.

85) Всякий, износящий из уст своих полезные к созиданию ближнего слова, из благого сокровища сердца своего износит их, по слову Господа (Мф. 12, 35). Но никто не может войти в Богословие и сказать подобающее о Боге, как только Духом Святым; и никто, Духом Божиим говорящий, не говорит того, что противно вере во Христа, но одно то, что назидает, что к Богу возводит и в Царствие Его вводит, древнее благородство восстановляет и с Богом соединяет. Если теперь явление Духа каждому дается на пользу (1 Кор. 12, 7), то обогатившийся словом премудрости Божией и благую часть слова разума приявший, состоит под действием Божественного Духа и храм есть неистощимых сокровищ Божиих.

86) Не оставляется непричастным благодати Духа никто из уверовавших во Христа и крестившихся, если только он не предал себя совсем в плен всякому действию противного духа и не осквернил веры делами, или с нерадением и беспечностью не сжился. Кто же сохранил неугасимым начаток Духа, приятый им в крещении, или, угашенный, опять возжег делами правды, тому невозможно не приять и исполнения Его.

87) Имеющий любовь не умеет по рвению завидовать, не превознóсится, как высокоумный и продерзый, не надмевается ни перед кем, не бесчинствует, творя неподобное в отношении к ближнему, не себе только полезного ищет, но и что полезно ближнему, не раздражается на того, кто опечаливает его, не вменяет во что–либо, если иногда придется пострадать что злое, не радуется о неправде друзей, но срадуется об истинной правде их, всё находящее на него печальное покрывает, всему в простоте и незлобии верует, всё обетованное нам Богом получить надеется, всякие искушения претерпевает, не воздавая злом за зло; и никогда от любви к ближнему не отпадает делатель любви (1 Кор. 13, 4–8).

95) Когда пятерица чувств подчинена четырем главнейшим добродетелям и хранит всегдашнюю им благопокорность, тогда естество тела, из четырех стихий составленное, не мешает колесу жизни двигаться безмятежно. Когда же оно так движется, тогда силы наши не восстают одна против другой, но страстная часть похотения и гнева согласуется с мысленной, и ум, восприяв естественную свою державную власть, из четырех главных добродетелей устрояет себе колесницу, а трон из служебной пятерицы, и, победив тиранствующую плоть, вземлется четвероконно восхищаемый на небеса и, представ Царю веков, венчается венцом победы, и в Нём упокоевается от течения своего.

Текст по изданию «Добротолюбие в русском пер. свт. Феофана, Затворника Вышенского, дополненное» (том 5–ый, новорусская редакция), изданному в типографии И. Ефимова (М., 1900).

1. Добродетель теплоты преисполнена и не только угли желания раздуть, но и самую душу в огонь превратить способна; может она и ум окрылить, отторгнув его от земли, вознести к небесам в духе и сделать всего человека богом.

Вот и великий Симеон, о котором нам предстоит рассказать, став теплейшим ревнителем ее, вознесся к сияющей вершине славы ее; потому–то и следует поведать всем, кто нам близок, о его прекрасных качествах — сколь многие из них были для него достоянием от рода его и отечества, и сколь великую праведность стяжал он в поте лица, трудами подвижническими, борьбой и бранями, чтобы обрести добродетель.

2. Славный добродетелью Симеон вырос из земель Пафлагонских, словно цветущее и плодоносное древ,о, от младых ногтей изобилующее плодами Духа. Родиной же его было селение, называемое в тех местах Галати, а родители его, Василий и Феофано, из богатых и знатных, носили прозвище «Галатяне».

Еще в нежном возрасте он был послан родными, словно некая драгоценность, во град Константина. Там принимают его близкие к царскому двору родственники, отдают учителю словесности, и он постигает начала. Будучи с детства восприимчивым и преисполненным разума, он старательно проходил учение, а благодаря врожденной живости и способности мыслить извлекал из него пользу. Если же Симеон видел какие–либо детские шалости и вольности, то, ощущая себя как бы уже сединами умудренным и весь ум обращая к занятиям, удалялся от неразумных. А достигнув более совершенного возраста, он предался учению более сложному и, занимаясь им еще прилежней, вскоре научился очень красиво писать и овладел даже наипрекраснейшим искусством скорописи, чему верное свидетельство писанные его рукой книги.

В прохождении светских наук ему оставалось лишь по–эллински изощрить язык и успешно приобщиться к риторике. Но, будучи с детства мужем, исполненным рассудительности, избегая упреков, он не то чтобы вовсе пренебрег ею, но лишь концами пальцев едва коснувшись проистекающей от нее пользы и выучив только так называемую грамматику, все остальное, что разумеют под светской наукой, отверг и избежал неприязни сверстников.

3. Так вот, дядя его по его отцовской линии, увидев, что он отличается от многих красотой и цветущей наружностью — дядя ведь был начальником китонитов и пользовался очень свободным доступом к тогдашним скиптродержцам (а это были единокровные и порфирородные братья Василий и Константин) — вознамерился представить его императору и приблизить ко двору. Но Симеон со слезами отверг намерение дяди: не пожелал он знакомиться с тогдашними правителями, чтобы не потерять Бога, стяжав то, что не стоит ни гроша. Еле убедил его дядя принять достоинство спафарокувикулария ( служитель при опочивальне императора в ранге спафария) и стать одним из членов синклита. Но вот истинное благородство! Над ним не властны узы и порабощение вещам житейским, не подчиняется оно суетному блеску этой жизни. Ведь в то время как один спешил показать свету мужа в сиянии преходящей славы, другой кое–что мудро отвергал, а кое–что по снисхождению принимал на время, ожидая будущего.

Внезапно тот знаменитый муж похищается из жизни неминуемой смертью. Тогда Симеон, пользуясь случаем, тотчас же, оставив все, бежит от мира и от того, что в мире, и устремляется к Богу. Так вся его душа, уязвленная небесными красотами, исполненная жаждой нездешней славы, легко презирает обманчивый блеск видимых вещей и всецело предается вкушению надежд и наслаждений от мира нездешнего, каждый день питая свои умственные чувства сладостью мыслей [о Боге] и стремясь более совершенным образом достичь желанного.

4. Итак, Симеон оказывается в славной Студийской обители. Он искал того, кто бы от юности его стал отцом его духовным и учителем. А был это Симеон, великий добродетелью, как никто другой достигший крайнего бесстрастия, в ком благоговение перед Богом, соединившись с благочестием и скромностью характера, дало повод для его прозвания.

Находит его Симеон, сообщает о своей цели, просит принять к себе, чтобы изменить ему полностью свою жизнь и быть причисленным к монахам. А тот, будучи опытным в монашеской жизни и зная нападки лукавого, не потворствует немедленному исполнению [просьбы], но едва достигшего четырнадцати лет юношу отклоняет от этого порыва и предлагает ему срок по достижении более совершенного возраста. Но Симеон с детства еще, живя в доме дяди, хранил готовое разгореться пламя божественного желания, поэтому сверх всего прочего он стал усердно заниматься молитвой и чтением. Когда однажды он получил из рук учителя книгу сочинений святых мужей Марка и Диадоха, раскрыв ее, он нашел среди написанного обращенные к нему слова: «В поисках пользы позаботься о своей совести; делай все, что она говорит, и обретешь пользу».

И словно из уст Божиих слыша это, начинает он заботиться о своей совести. А это божественное качество, присущее людям, каждый день укрепляло в нем пыл духовный и способствовало возрастанию добра. Оттого увеличилось у него время молитвы и бодрствования вплоть до пения петухов. Ведь образ жизни, который он вел, ограничивался лишь тем, что необходимо для длительной молитвы и чтения, и, прежде чем отказаться от мира, он возлюбил жизнь бестелесного в теле, — надо сказать, молодом и нежном. Поэтому не было нужды в многолетних периодах, чтобы полностью удалиться от видимого и погрузиться в созерцание незримых божественных видений: ведь по прошествии недолгого времени благодать Духа, обретя его душу свободной от материи и воспламененной любовью к Создателю окрылила его вожделением мысленного и, отторгнув от земли, вознесла к видениям и откровениям Господним.

5. И вот, когда однажды ночью он стоял на молитве и очищенным умом соприкасался с Умом Первичным, он увидел вдруг свет, воссиявший на него с небес, прозрачный и безмерный, все озаривший и чистый, словно превративший ночь в день, которым и сам он был освещен, — и ему показалось, что весь дом с келлией, где он стоял, стал сразу невидимым и ушел в небытие, сам же он, восхищенный в воздух, совсем позабыл о теле. Такую радость испытывал он, как он [впоследствии] писал и рассказывал тем, кому доверял, что тотчас преисполнился тогда умилением и теплыми слезами; и, потрясенный необычностью чуда, ибо был еще не посвящен в такие откровения, стал он громким голосом бессчетно взывать: «Господи, помилуй!» — как осознал он позже, придя в себя. Тогда ведь он вовсе не знал, звучит ли его голос и слышна ли его речь извне. Будучи под действием этого света, увидел он — и вот, словно сияющее облако, без формы и очертаний, полное неизреченной славы Божи–ей, в небесной вышине, а справа от этого облака увидел своего духовного отца, Симеона Благоговейного (о, страшное видение!) стоящим в обычной одежде, какую он носил в жизни, неотрывно взирающим на тот божественный свет и беспрестанно ему молящимся. Итак, долго пробыв в таком экстазе и видя отца своего стоящим одесную Славы Божией, он не чувствовал, находится ли он в теле или вне тела (2 Кор. 12:2—3), как впоследствии он объяснял и рассказывал. А несколько позже, когда свет этот постепенно скрылся, он осознал себя снова в теле и внутри келлии и тогда сердце свое обрел исполненным несказанной радости, а уста его возглашали, как уже сказано, «Господи, помилуй!», и весь он орошался слезами, более сладкими, чем мед и соты медовые. С этих–то пор он почувствовал, что тело его стало тонким и легким, как бы духовным, и так продолжалось долгое время. Таково воздействие чистоты и столь велико действие божественной любви на людей усердных.

6. Узрев такое видение, дивный Симеон еще более возгорелся внутри огнем божественным и стал настойчиво просить духовного отца постричь его. А тот, прозорливым взором предузрев нужное для этого время, а также полагая нежный юношеский возраст для трудного подвига ненадежным, рассудил, что делать это рано.

Когда же прошло шесть лет после того вызывающего трепет видения и Симеон по какой–то причине поспешно собрался к себе на родину, приходит он побеседовать с тем божественным отцом в славную Студийскую обитель. А тот удивительный муж, как только увидел его, сказал: «Вот, чадо, подходящий момент, когда, если хочешь, следует тебе изменить внешний вид и образ жизни». Эти слова стали для сердца юноши раскаленным углем, и он промолвил: «Почему же, отец, ты мне, твоему чаду, не сказал этого раньше? Но теперь–то я распрощаюсь с миром и с тем, что в нем. И так как из–за вверенной мне царской службы я спешно еду к себе на родину, там возьму я все принадлежащее мне и, возвратившись, все мое имущество, да и себя самого всецело предам в руки твоей святости». Окончил он речь, отправился в путь и быстро оказался в родных краях. А так как наступило время поста, он полностью предался брани, чтобы стяжать добродетель. Тогда–то, осмотрев библиотеку родителей, берет он оттуда «Лествицу» божественного Иоанна; с нею собеседуя, словно некая благодатная почва, вбирал он сердцем слова и мысли, готовясь ежедневно их взращивать и плоды приносить.

А так как келлия его у входа в молельню была очень маленькой, то, войдя туда, он только один там и пребывал; затем, заперев ночью дверь молельни, он молился до третьего часа, а днем то втайне молился Отцу Небесному (Мф. 6:6), то собеседовал с божественным Писанием. И, слыша о сверхъестественных добродетелях святых, в послушании пребывающих, и об успехах, ими стяжаемых, сам он горячо возжелал такого же и приступил к брани, равной их брагеш. Поэтому обратясь и к названной книге, он нашел в ней такие слова: «Бесчувствие есть омертвение души и смерть ума прежде смерти тела».

Как только Симеон прочел эти слова, — так как он искал и нашел в такой книге исцеление, — он стал бодрствовать и молиться на могилах, живописуя в сердце своем образы мертвых, и тем возбудил против него целую войну: усиливал пост и бдение, пребывая в памяти о смерти и Страшном Суде.

7. И вот, когда он этому предавался, молился он однажды ночью в церкви, где стоял ковчег, полный останков, а двери он по привычке запер. Тоща сбежалось множество бесов, и с угрозами бросились они на церковь, налегли все разом на двери, открыли их, чтобы похитить его, и так загрохотали, что он подумал, будто двери разлетелись во все стороны. Охваченный великим страхом, воздел он руки к небу и стал призывать свыше помощь Божию. Когда увидели духи злобы, что он недвижно стоит уже много часов, побежденные, они удалились. От великого же напряжения руки Симеона онемели и не гнулись, но он соединил их, несмотря на сильную боль, а затем с изумлением увидел, что двери заперты. С тех–то пор прибавилось у него мужества против бесов, ни во что уже он не ставил их нападение, потому что обрел он полную уверенность, что нет у них против нас никакой силы, если только мы не отвергнуты Богом.

Пребывая в таком состоянии и так поступая, Симеон отрешался от всякой житейской заботы, а усердствовал лишь в молитве и чтении. Если же внезапно смущало его уныние, удалялся он в места, где находились могилы, и сидел на них, то мысленно беседуя с мертвыми, находящимися под землей, то безмолвно предаваясь плачу, то испуская со слезами скорбные вопли, стараясь всем этим оградить себя и снять покров бесчувствия со своего сердца. Такова с самого начала была брань дивного Симеона и столь великим было его рвение, когда он был еще мирянином. Несомненно, благодать Божия подействовала на него, ибо зрелище мертвых тел запечатлелось в его уме, словно писанное на стене изображение. Более того, все чувства его изменились, — так что с этих пор лицо каждого человека, всякую цветущую красоту, каждое животное движущееся видел он поистине мертвым.

8. Когда же наступило время его отъезда в великий город и родитель увидел, что он спешит и собирается в путь, тогда, испробовав все средства, но не имея сил отклонить его от божественной цели, он остается с ним наедине и начинает со слезами умолять его: «Молю тебя, чадо, не оставь меня в старости! Ведь, как видишь, конец дней моих близок и время моего отшествия недалеко (2 Тим. 4:6). Вот когда сокроешь ты тело мое в могиле, тогда ступай, куда хочешь, и иди путем, каким пожелаешь. Теперь же не желай огорчить меня своим уходом. Ты ведь знаешь, что только в тебе нахожу я опору старости моей и утешение души моей. Поэтому и разлуку с тобой я считаю равносильной смерти». Это и еще многое говорил отец, проливая потоки слез. Но сын, как преступивший уже узы естества и предпочитающий Отца Небесного отцу земному, отвечал: «Невозможно мне, отец, более задерживаться в миру, даже и на: краткое время: ведь мы не знаем, что родит грядущий день (Притч. 3:28; 27:1), и предпочесть что–либо служению Господу для меня рискованно и опасно».

9. Произнесши это, он тотчас же письменно отказался от всего отцовского наследства. Затем, взяв только свои собственные вещи, слуг и то, что досталось ему иными путями, вскочил на коня и, погоняя его, как Лот (Быт. 19:17—26), поскакал изо всех сил. Он не оглядывался на стенания родных и не помышлял о вверенном ему мирском служении. Настолько острее всякой иной вещи и даже естественной любви к родителям всесожигающая любовь к Отцу Небесному! Он знал, что, никакие природные узы не могут удержать его и никакие угрозы людей, раз уж лучшее одержало верх над худшим и отторгло самовластный помысел от всякого мирского чувства. Поэтому–то дивный Симеон, охваченный такими чувствами, приказал слугам идти вперед, а сам в глубокой печали то неторопливо следовал за ними, то отставал от них настолько, чтобы они не слышали его рыданий. Плач его оглашал горы, и жалобные вопли наполняли долины, утешала же его любовь к Богу. Так однажды, когда он устремился вперед и достиг вершины горы, его внезапно озарила свыше, словно огонь, благодать Духа Святого, как некогда Павла (Деян. 9:3; 22:6), и он весь исполнился несказанной радости и сладости, — что увеличило в нем любовь к. Богу и доверие к духовному отцу.

10. И вот, за восемь дней достигнув города, — главы городов прочих, — словно жаждущий олень, бежит он к источникам хладным (Пс. 41:2), достигает славного Божиего старца и припадает к нему, словно к Самому Господу Иисусу Христу, сложив к его ногам все свое достояние. А тот, поистине любвеобильнейший отец, видя глубину его смирения и веры, сначала раздал все бедным (Мф. 19:21), освободив ученика от попечения об имуществе, а затем взял его с собой в монастырь и приготовил к грядущим испытаниям; провидел ведь он прозорливым оком беды, которые постигнут юношу.

11. На следующий день, взяв благородного юношу, старец представляет его игумену (большую паству студитов окормлял тогда Петр) и, отложив две литры золота на монастырь, облекает его в одежду подвижническую. Но так как не оказалось в то время свободной келлии, где приютился бы юноша, то игумен поместил его к тому великому отцу — так оба они решили из–за молодого возраста Симеона. А старец, приняв того, кого от младых ногтей воспитал в изучении словесных наук, повелел ему оставаться под лестницей своей келлии и размышлять там об узком пути (Мф. 7:14); ибо в келлии был уголок наподобие гроба, — в нем юноша спал, с большим трудом туда протиснувшись, Итак, один приступает к более совершенным трудам, чтобы стяжать добродетель, а другой — к искусному его обучению.

И говорит юноше отец: «Смотри, чадо, если хочешь спастись и избежать козней лукавого, внимай только самому себе; не общайся впустую ни с кем из тех, кто пребывает здесь в священных собраниях, не ходи из келлии в келлию, но держись как странник, неуязвимый для всякого человека; думай о своих грехах и помышляй о вечном воздаянии; сохраняй разум не развлекаемым внешними вещами. Соблюдая это, обретешь ты великую пользу».

12. Слыша эти слова, словно из уст Божиих исходящие, Симеон неукоснительно все их исполнял. Но отец–наставник, желая увенчать труды юноши еще больше, приказал ему выполнять самые низменные работы в своей келлии. Юноша же, раз и навсегда поработив себя старцу все охотно исполнял, считая себя рабом и странником, — ибо он был готов с радостью и охотой ввергнуться даже в печь огненную и в пучину морскую, если бы только приказал ему старец. Занимаясь самым презренным трудом и сильно в нем изнуряясь, он не забывал о постах и бдениях, но, зная, сколь велика от них польза, постоянно в них пребывал. Старец же, желая отсечь волю юноши, часто приказывал ему исполнять противное этому — и за трапезой сидеть, и сну предаваться: хотя это сильно огорчало Симеона, он все это переносил, многому научаясь; ибо мудр был тот божественный старец: то заставлял он Симеона переносить унижения и труды, то удостаивал его чести и давал ему отдых, тем и другим способом противоборствуя его воле и доставляя ему награду. Итак, научаемый отцом, юноша таким образом изменился к лучшему, доверие же его к старцу и благоговение перед ним настолько возросли, что он даже благоговейно остерегался ступать по земле, где ступали ноги его отца. Поэтому каждое место, где видел он отца стоящим или молящимся, он почитал словно святая святых, припадал к нему, простирался и, лобызал его, а руками собирал с него слезы учителя и, словно лекарство от страстей, прикладывал их к голове и к сердцу; прикоснуться же к чему–либо из одежд его считал себя недостойным.

13. И вот враг, видя, что Симеон стремительно взлетает, да такую духовную высоту, стал острить на него свои зубы и пытаться разными способами его уловить. Однако огненный столп (Исх. 13:21) молитвы старца был для Симеона прочной защитой. Но чтобы показать, что сила злобы врага ничтожна, учитель попускает ему немного нападать на Симеона в минуты слабости. Поэтому враг приступает к нему сначала во сне и вызывает расслабление и помрачение головы и отяжеление всего тела, так что Симеону показалось, что одет он с головы до ног в тяжелое вретищф и невмочь ему ни стоять, ни преклоняться, ни уста раскрыть, ни слушать то, что поется в церкви. Но доблестный юноша, предузнав нападки врага, отражает их крепостью и оружием Духа, нисколько не уступив и не сдвинувшись с места, где он стоял. Поэтому, будучи не в силах вынести крепости и великого упорства Симеона, враг, потерпев поражение, бежит от борьбы вот как. Однажды, когда Симеон стоял при начале утреннего псалмопения, ему показалось, что тяжесть одежды как бы освобождает концы его ног и постепенно ускользает вверх. Поэтому удаленные от нее части тела оказались свободными, а те, с которыми она соприкасалась, она подвергла ощущению еще большей тяжести. Затем словно густое облако с мощным дыханием остановилось поодаль в воздухе, — и с этого времени доблестный муж ощутил себя легким и тончайшим и словно бы всецело духовным. Тогда, исполнившись несказанной радости, сам он возопил вместе с Давидом: Растерзал еси вретище мое, и препоясал мя еси веселием (Пс. 29:12). Итак, получив силу свыше, на всех службах он совсем уже не сидел, но, подражая своему учителю, все их проводил стоя.

14. Когда был побежден окончательно лукавый дух уныния, восстали на него ночью демоны страха и, когда он молился, стали сотрясать келлию, поднимая шум и представляя страшные видения; когда же отходил он ко сну, они являлись к нему, как эфиопы, испуская из своих глаз и ртов пламя, дыша в лицо ему удушливым дымом и вместе с тем наполняя им всю келлию; а иногда казалось, что они вопят, потрясая огненным оружием; и где лежал он, там они поджигали пол и стены. Так совершали бесы привычное свое дело, а он при каждом нападении вставал на молитву, и они вскоре обратились в бегство.

15. Так что же? Сильнейшие прежних, не знающие отдыха демоны блуда выходят на другую брань и подступают к нему. Тогда каждую ночь дважды или даже трижды стали они нападать на него в видениях, чтобы уязвить сердце его усладой плотского смешения. Он же получил против демонов столь великую благодать от Бога, что и во сне пребывал, словно бодрствуя, и противостоял им даже больше, чем когда не спал.»

16. Так как они снова потерпели поражение и уже не осмеливались нападать на него подобным же образом, то в своем разнузданном бесновании они вооружают оружием зависти и подстрекают против него наиболее беспечных из братии и даже (чему не случиться бы!) самого кафигумена Петра. Но доблестный воитель Христов, будучи облечен в панцирь и шлем Духа, не позволял себе ни смотреть на кого–либо из искусителей, ни беседовать с ними, но и всех прочих людей избегал без ненависти; и, словно дитя Христово, безыскусное по разумению, отдыхал он только в духовных объятиях божественного отца, коему открывал он все, что было на душе, и во всеоружии выходил на битву с бесами. Поэтому на божественных службах стоял он подобно некоей колонне или безжизненной статуе, совершенно не поднимая глаз, из которых каждодневно испускал он потоки слез, ни с кем из окружающих не говоря ни слова. Так что среди монахов равные ему благочестием, видя его в таком состоянии, радовались и славили Бога, иные же не выносили видеть его: ибо все, кто погряз в нечестии, полагали, что его образ жизни обличает их нерадение. Вот от них–то на доблестного мужа и надвигается великая война. И сами они, кому невыносимо было видеть подвиги Симеона, превышающие человеческую природу, и предстоятель их начинает борьбу с ним — настойчиво стремятся отклонить его от избранного пути, «лишить его доверия к духовному отцу и следовать их образу мыслей, или совсем удалить его из монастыря, если не поддастся их увещаниям.

17. Но только ли их, словно единокровных братьев на Иосифа, выслали враги на брань с Симеоном? Совсем нет: но и кое–кого из мирян, и даже самого родного отца его. И можно было видеть странное сражение и борьбу с обеих сторон: миряне старались вернуть Симеона к семье и миру, от которого он убежал, а монахи стремились отдалить его от духовного устроения и пользы и или сделать его своим единомышленником, или, если не поддастся, полностью лишить его даже и своего общества. Но что это за мудрость мудрецов и козни против него? Льстивые речи и угрозы, поношения и хвалы, клевета и обещания, чтобы хоть в чем–то одном из этого сокрушить того, кто сопротивлялся бесам. Одни увлекали его на пиры, попойки и беседы, обещая то, что у них считается делом почетным. Что же именно? Служения, роскошные келлии, рукоположения. Другие же отторгали его от себя и угрожали изгнанием. Чего ради? Чтобы он Бога презрел и отрекся от добродетели и от духовного отца.

18. Так что же сей доблестный юноша, даже пресвитеров разумением превосходящий и прекрасно умеющий отличать лучшее от худшего? Расслабился ли от лести? Поступился ли хоть немного строгостью подвига? Сменил ли узкий путь на широкий? Нисколько! Но, словно некий непобедимый борец в прекрасном нечувствии, хватает он то, что содействует его славным подвигам — наветы, преследования, скорби, доносы, — и проходит мимо того, что услаждает многих. Что это? Похвалы, славословия, почести, председательства, служения и прочее, что радует стремящихся к этому. Но что же дальше? Умастил старец борца увещаниями, да обретет он в испытаниях мужество и крепость, и обратился к нему с такими словами: «Доблестно переноси, чадо мое, искушения, бесами на тебя воздвигаемые, ибо они суть пробный камень для нас. Хорошо усвой, что все вещи, к которым мы ревностно стремимся, чтобы стяжать их трудом в брани, как то постничество, бодрствование или преуспеяние в каком–либо ином виде подвижничества, бывают для нас впустую, если мы не боремся, чтобы стяжать душу беззлобной, простой, несуетной, смиренной и кроткой. Ибо в такой душе поселяется и дышит, словно в наиприятнейшем жилище, благодать божественного Духа, а иным образом никто не может ни увидеть ее, ни получить».

19. Мудрейший Симеон, как только это услышал, возжелав получить благодать Святого Духа, тотчас же падает ниц и касается святых ног старца, горячо умоляя, чтобы скорее обрести ему благодать по его молитвам, чем сподобиться получить ее собственными деяниями и трудами. Сострадательный старец умягчается сердцем и говорит простертому ученику: «Встань, чадо! Я и сам человек. Однако, надеясь на человеколюбие Бога, говорю, что тебе будет дарована благодать вдвое больше, чем мне». Крайне изумившись этим словам и с непоколебимой верой приняв их, Симеон встал с глазами, полными слез, а старец, поцеловав, отпустил его с миром. Было около трех часов ночи. Когда же вошел Симеон в свою келлию, — о, скорое заступление Божие! — воссиял утренний свет, а затем внезапно свет свыше, подобный молнии, осиял его, полностью объял его ум и, всего его захватив, исполнил его неизреченной радости. А она окрыляет душу его еще большей любовью к Богу С теплотой духа в сокрушенном сердце он припадает к Богу и, исповедуясь, воздает Ему благодарение. И вот ему, поверженному и плачущему, является страшное чудо. Как только припал он к Богу, сразу увидел умом ниспадающее на него световидное облако, сообщившее его душе всю сладость и наслаждение, исполнившее ее божественной благодати, вконец истончившее земную толщу его плотского разумения.

20. Итак, с этого времени стало возрастать доверие Симеона к духовному отцу и он стал простираться вперед (Флп. 3:13—14). Ведь тоска по явленному видению целиком охватила его, и он обрел непреходящее умиление. Даровано ему было слово премудрости и знания, так что все удивлялись его разуму и речам и, изумленные, говорили так: «Откуда у него, не научившегося внешним наукам, такая премудрость и знание?» Сокрыто было от них, что Бог — сама премудрость и совершенное знание тех, в коих Он поселяется и творит жилище Себе и наполняет причастных Ему неизреченной мудростью и знанием и делает их более мудрыми, чем все мудрецы и риторы, как своих учеников и апостолов. И не только этому все поражались, но также его смирению и непрестанному умилению; ибо упорное подвижничество помогло ему за короткое время взлететь на такую высоту, что он обогнал даже тех, кто длительное время пребывал в борениях за добродетель, и стал их учителем, подобно великому пророку Даниилу (Дан. 1:17—21). Это узнает всякий желающий из того, что он писал в ответ на их вопросы, чрезвычайно поражая их своими посланиями.

21. Но прошло немного времени, и завистники, видя его преуспеяние в добродетели и доверие к духовному отцу, придя к игумену, сильно раздувают угли его гнева на Симеона. Игумен, призвав доблестного мужа, начал беседовать с ним и то обещаниями, то угрозами старался отвратить его от учителя и привлечь к себе: ведь питал предстоятель неподобающую зависть к тому великому старцу. Но когда он увидел непреклонный дух Симеона и непоколебимое доверие его к старцу, то, побежденный убедительностью и мудростью слов блаженного мужа, тотчас приказал изгнать его из обители.

22. Увидев зависть игумена и остальных братьев, великий отец, взяв своего ученика, направляется к тому самому Антонию, который был известен тогда добродетелью, игумену расположенного неподалеку монастыря святого Маманта. Ему–то старец и вручает Симеона, словно сокровище благих. И что же? Отступил ли сколько–нибудь при этом лукавый, оставил ли зависть и козни против Симеона? Нисколько. Но воздвигает он снова отца по плоти и некоторых людей из синклита, и они стараются помешать Симеону отторгнуться от мира и от того, что в мире. Но доблестный воин Христов, воспламененный божественной любовью, оставался неколебим и непреклонен.

23. Поэтому Симеон посылает отцу по плоти письмо, с каким подобало бы тому обратиться к сыну, чтобы увещевать его ничего не предпочитать любви ко Христу. Но тогда–то, когда он писал, является ему другое божественное знамение. Когда он написал отцу наставление, желая научить его, как следует обращаться в письмах к святым мужам, он прибавил следующее: «А письмо к моему святому отцу ты напишешь так…» И при этих словах — о, необычайные тайны Твои, Царю Христе! — внезапно с неба воссиял ему беспредельный свет, как бы разделивший кровлю дома и снова наполнивший душу его несказанной радостью и сладостью, и от безмерности этого света как он сам, так и горящий светильник совершенно затмились (ведь была ночь!). И вот из этого божественного света исходит голос: «Апостолу, Ученику Христову, ходатаю и предстателю нашему перед Богом». Как только Симеон услышал эти столь неожиданные слова, разум его пришел в исступление, и чувства его охватил трепет. Ибо он клялся явившимся ему Богом, что был весь осиян божественным светом. «Проливая потоки слез, — говорит он, — я почувствовал, как кто–то сделал легкой мою руку, толкнул ее к писанию и стал ею водить. Ведь я не мог видеть чувственным зрением, когда записывал реченное свыше».

24. Когда же пастырь добрый (Ин. 10:11) стал посещать ученика чаще и понял, что тот весь воспламенен божественной любовью и сжигаем желанием святого образа, он постригает ученика и облекает в ризу радости (Ис. 61:10). Отныне Симеон с горячим усердием к стяжанию добродетели приступает к еще большим подвигам и с пониманием дела препоясывается по чреслам поясом ( Пет. 1:13; Пс. 29:11) радости и мужества, в чем он возрос и с чем сжился от младых ногтей. Прикасается он и к более совершенным деяниям праведности и, оставив все прочее, предается только молитве, безмолвию и размышлению над Священным Писанием и в свете созерцания соприкасается более совершенным образом с Богом, для Которого он жил до пострига и Который щедро озарял его с колыбели.

25. Ежедневной пищей его, до крайности очистившегося, был животворный хлеб и честная кровь Христа, съедобные растения и злаки. Этим поддерживал он жизнь своего тела, ничего иного не принимая в течение шести дней недели, кроме воскресных, а в дни праздников он участвовал в общей трапезе с братьями, ни на кого не глядя и в неиссякаемом умилении, затем вставал, благодаря, поспешно удалялся в келдию, запирал за собою дверь и вставал на молитву Затем, недолго почитав, он предавался кратковременному отдыху, склонившись к земле: ибо у него не было ни ложа, ни постели, ни какого–либо иного удобства для тела, но в качестве постели предпочитал он пол с постланной овечьей шкурой и циновкой, да и то проводил он на нем не каждую ночь. По воскресеньям и по большим праздникам келлия видела, как пребывал он без сна с вечера до утра и таким образом, подобно Арсению Великому, не предавался сну, но вставал на молитву с первыми лучами солнца, обливаясь теплейшими слезами. Ибо он считал, что нет ничего более ценного, чем беседа с Богом. И очень старался не проронить ни единого праздного слова (Мф. 12:36), ибо точно знал, что нарушение любой Христовой заповеди, даже если она кажется самой малой, в будущей жизни принесет душе немалый вред.

26. Поэтому можно было видеть его ежедневно словно на стадионе бегущим с воодушевлением и в кипении духа по пути заповедей Христовых, ни на кого из людей не оглядывающимся, всецело исполненным внимания, жара духовного, божественных откровений и озарений. С этого–то времени сей крепчайший муж целые дни пребывал в запертой келлии и вообще не выходил из нее. Пребывая же внутри келлии, он производил мед добродетели и, подобно трудолюбивой пчеле (Притч. 6:8), каждую добродетель прекрасно складывал в соты, чтобы иметь неиссякаемый запас пищи на будущее и чтобы плод собственного делания, достойный небесной трапезы, подобающим образом отдать своему Царю и Богу. Поэтому, сначала всецело сосредоточившись и отрешившись от внешнего, он вставал на молитву, как сказано, с рассветом, восхищая ум горе и нематериально пребывая с нематериальным Богом; разум его не облекался никакими заботами и не рассеивался чувственными впечатлениями, но Само Божество тотчас же принимало его моления и охватывало своим светом разумную часть его души, переплавляя то, что оставалось в нем земного, и наполняя сердце его духовной теплотой и всякой радостью. Тогда, омывшись слезами, словно в бане, и весь сделавшись от молитвы словно пламя, он выходил из келлии на кафизму (скамейку), а затем обращался к Священному Писанию и, читая жития ранее бывших аскетов, усваивал для себя их подвиги.

27. После чтения он принимался за рукоделье, изготовляя списки богодухновенных книг, ибо был он очень одаренным писцом, так что каждый, кто видел его письмо, преисполнялся радости. По удару била он быстро вставал на божественную службу и, пока совершалась божественная анафора, он, затворившись в одной из молебен храма, после чтения Евангелия, становился на молитву и со слезами беседовал с Богом, пока священник не возносил хлеб. Тогда, будучи весь охвачен божественным огнем, он причащался Пречистых Тайн и тотчас же молча поспешал в свою келлию, принимал умеренную и незатейливую трапезу и приступал, как сказано, к своим обычным деланиям. Но когда наступал вечер и начиналась ночь, можно было видеть его, словно некую неусыпающую звезду, светящую в ночной тьме: до полуночи он стоял на молитве, читал Священное Писание и в экстазе священных созерцаний таинственно соединялся с Богом.

28. В седьмом часу пополуночи, с ударом била, он поднимался с земли, лежа на которой отдыхал весьма недолго, и вмерте с братьями воспевал Богу утренние гимны. В течение всей утрени до самого отпуста стоял он прямо и не присаживался во время чтения Священного Писания, но удалялся в одну из молелен храма и стоял недвижно, слушая чтение и орошая слезами пол. Когда же оканчивалось обычное после–дование, он один после всех молча выходил из храма, поспешно удалялся в свою келлию и предавался своим святым подвигам. Таков был путь аскетических подвигов дивного Симеона в течение всего дня и ночи. А дни святой Четыредесятницы он проводил почти без пищи, все дни каждой недели, кроме субботы и воскресенья: в эти два дня он вкушал бобы и вареные овощи на общей трапезе. Он никогда не ложился на бок, но, если когда–либо чувствовал, что естество его ослабело, он, как сидел, склонял свою голову на затекшую и ноющую от боли руку и, как будто предаваясь сну, давал себе отдых не более одного часа. Таково было его делание в трудах начальных и срединных этого законного подвижничества (2 Тим. 2:5).

29. Когда же за два года он хорошо усвоил срединную часть подвига и с помощью мудрости стал быстро двигаться к совершенству, — то, пристально рассмотрев оком созерцания природу вещей и познав причины, благодаря которым они получили свыше движение, он обретает от Духа ясность речи и, составив прекрасные проповеди, произносит их посреди церкви Христовой (Пс. 44:1). А когда пастырь и учитель узнал, что ученик таким образом быстро при горячем рвении духа возрос в мужа совершенного, в меру возраста Христова (Еф. 4:13), он возымел прекрасное намерение этот уже зажженный светильник поместить на подсвечнике (Мф. 5:15) церкви верных, чтобы он всем в ней находящимся явил то, в чем самого его просветил свет познания.

30. Вот что думал тот святой муж о Симеоне, а между тем прошло немного времени, — и настоятель того монастыря, оставив земное, отошел ко Господу. И тогда решением Патриарха Николая Хрисоверга и монахов обители святого Маманта Симеон возводится на учительский престол и рукополагается во священника, как сослужитель вышних сил, не без борьбы и похвального сопротивления, которое он прочно стяжал во смирении сердца, благоговея перед достоинством священства и откладывая бремя власти по причине достохвальной и прекрасной робости. Итак, он помазуется елеем радости (Пс. 44:8) и возвещает мир людям, будучи громогласно засвидетельствован всеми как достойный иерей, блюститель божественных таинств и созерцатель страшных зрелищ, которые он видел очами херувимскими. Ведь когда премудрый Симеон рукополагался архипастырем во иерея и тот творил над ним молитву, а он приклонил колено и голову перед таинством, он увидел, как Дух Святой, словно беспредельный свет, простой и лишенный формы, снизошел и покрыл его всесвятую голову. Духа Святого видел он сходящим на предложенную им жертву, когда совершал Литургию, в течение сорока восьми лет своего священства, как сам он кому–то рассказывал, будто о ком–то ином, сокровенно подразумевая самого себя, и как написано в его апофтегмах.

31. Так кто же в этом поколении поднялся до такой степени созерцания, чтобы всегда ясно видеть Духа Святого, слышать, как Он говорит, и чувствовать Его действие и движение?

Затем, погрузившись в глубины смиренномудрия, отвращаясь от людской славы, он стремился быть незаметным и избегать, насколько возможно, даже своих сослужителей. Вот поэтому–то часто, когда его спрашивали, каков должен быть священник, он, превозмогая себя, с умилением и со слезами отвечал: «Ах, братья, зачем вопрошаете меня о таких вещах? Ведь одно помышление об этом наводит трепет: я вовсе не достоин быть священником, потому что о священном достоинстве помышляю страшное; и все же я, ничтожный, твердо знаю, каким должен быть священник. Во–первых, священник должен быть чист, и не только телом, но, что гораздо важнее, самой душою; и не только это, но и быть непричастным всякому греху, по внешнему поведению смиренным, а по внутреннему устроению сокрушенным. Когда же он предстоит святому престолу, он должен мысленно видеть Божество, а чувственно дары предлежащие, обрести знанием в своем сердце Того, Кто в дарах невидимо присутствует, чтобы он мог с дерзновением приносить молитвы и беседовать с Богом и Отцом, как друг беседует с другом, и неосужденно произносить «Отче наш, Иже еси на небесех» как имеющий в себе истинного Бога и по природе сущего Сына Божия, в нем пребывающего помощью вселившегося в него Духа Святого».

32. Так говоря, проливал он потоки слез и каждого из присутствовавших умолял не добиваться этого недостойно, прежде чем многими трудами не достигнет такого состояния для совершения столь высокого и даже для ангелов страшного таинства, но день за днем усердно трудиться в исполнении Христовых заповедей и, так сказать, ежечасно каяться в том, в чем мы, люди, согрешаем не только по плоти, но и глубинами ума и тайными помыслами души; и особенно сокрушенным духом следует ежедневно со слезами возносить жертву Богу за себя и за ближних — молитвы и прошения нашего таинственного священнодействия, которому Бог радуется и принимая которое во святой, пренебесный и мысленный Свей жертвенник, подает нам дар Все–святого Духа.

33. Так отвечая спрашивающим и в таком состоянии восседая на пресвитерском престоле, сослужитель вышних чинов постоянно приносил бескровную жертву в созерцании Духа, и лицо его принимало ангелоподобный образ. Даже и черствый душою, если смотрел на Симеона во время Литургии, когда он преподавал мир народу, не мог долго выносить сияние его лица, но бывал ослеплен исходившими из него лучами, находясь в смятении, подобно тому, кто внезапно взглянул на солнце и был ослеплен присущим солнцу светом. Ведь благодать Духа, полной мерой разлитая во всем теле Симеона, всего его сделала словно огонь, и он стал почти недоступен очам человеческим во время своего служения. Говорил и Симеон Эфесский, который сам стал учеником этого мужа и который поведал некоторым людям о нем: «Когда я сослужил, — говорит, — святому, у меня открылись умные очи, и я увидел его во время служения его в алтаре с омофором, облаченным в патриаршую столу и погруженным в божественные таинства». Уверял меня и Мелетий, собственноручно постриженный святым, что, говорит он, «часто видели мы, как светящееся облако окутывало его всего, когда он стоял в алтаре во время святой анафоры». Так и должно быть: достигающие высоты добродетелей удостоены бывают славы Божией.

34. К тому времени, когда Симеон принял попечение о пастве словесных овец Христовых, монастырь давно уже находился в полном запустении и не был ни прибежищем, ни обителью для монашествующих, но служил местом, где проживали миряне, и усыпальницей, где лежало множество мертвых тел. Из монахов остались немногие, но и те по причине духовного бесплодия одичали и томились голодом по слову Божию. Так вот эти–то малочисленные и вверенные ему души Симеон сначала вскармливает бессмертной пищей слова, утоляет голод и дает вкусить лучшей жизни. Затем собирает он с Иисусом (Мф. 12:30) и умножает овец, доводит их до большого числа и составляет из учеников войско. От единственной виноградной ягоды или от молодой и незрелой грозди слагает он в хозяйское точило созревшие грозди, то есть мужей желаний духовных (Дан. 9:23; 10:11, 19). Но так как монастырь требовал большого труда для восстановления, то он выносит за ограду все сваленное в груды и лежащее на земле как бесполезное и благолепно обновляет весь монастырь от основания, кроме храма. А храм, который, как говорят, построил император Маврикий и который давно стал усыпальницей, очищает он от мертвых тел, устилает пол мрамором и светло украшает храм пожертвованной утварью и святыми иконами. Кроме того, он устраивает хранилище книг, священных облачений и всего прочего, а еще светильников, выточенных из прозрачного камня, и удивительных по красоте паникадил.

35. Так восстановив всю обитель, Симеон обращается затем также и к духовному устроению учеников, назидая и уча их искусству искусств и науке наук, то есть монашескому образу жизни — немного словами, но больше делом побуждая их к исполнению заповедей, показывая свой пример и говоря; Смотрите на меня и делайте то же (Суд. 7:17). Тогда же он установил трапезу, общую для себя и учеников — вареные овощи и крупу, которых достаточно вкусивши, ученики с благодарением вставали, а он зачастую, отойдя .от них, довольствовался сырыми овощами и умеренным количеством воды, тем самым обуздывая себя и сдерживая, являя ученикам образец теснейшего и полного трудов пути (Мф. 7:14). Так поступал он и так учил, и благодаря переизбытку смиренномудрия стал у него возрастать дар умиления, свыше ниспосланный, который стал для него хлебом и питьем в течение всей жизни, так что он мог сказать вместе, с Давидом: «Ты напитал нас хлебом слезным и напоил нас вином умиления» (Пс. 79:6). Для этого делания он установил себе три времени дня, как было сказано: раннее утро — после утреннего псалмопения, время священной анафоры, когда закалается Сын Божий, и время вечернее, после прочего псалмопения. В эти три времени, стоя уединенно, он со слезами один на один общался с Богом.

36. Каждый день сокровенно исполнял сей праведник такое делание. Однажды ночью он стоял и возносил молитвы свои Господу — и вдруг видит, что поднялась крыша дома и облако света, нисшедши с неба, опустилось на его честную голову: оно покрывало всего его довольно долго и преисполнило его величайшей теплоты и какой–то неизреченной сладости, неописуемой радости и душевного наслаждения, ибо он слышал и голос таинственный, оттуда исходивший, который поучал его неким неизведанным и сокровенным тайнам. Поэтому, когда облако удалилось, он обрел свое сердце источающим в премудрости Божией потоки божественной благодати, и отныне он уже не принадлежал себе, но божественная благодать, целиком его захватившая, сделала язык его «тростью книжника–скорописца» (Пс. 44:2), а разум — источником божественной мудрости (Вар. 3:12). Поэтому, хотя он был совершенно несведущ в светских науках, он стал богословствовать, словно «любимый ученик», и предавался богословию целыми ночами.

37. Мы слышали, что всякую природу, к сей жизни причастную, сон укрощает, но душа этого человека, чуждая телесных нужд, не желала сна и не дозволяла ни телу клониться, ни усталость чувствовать при всенощном бдении или стоянии, ни уступать и поддаваться нуждам голода и жажды. Как те, кто в благополучии ведет жизнь изнеженную и выглядит цветущим и румяным, так Симеон при всяком злострадании выглядел сияющим и ангелоподобным. Но будучи так усовершенствован благодатью свыше и удостоенный апостольского дара, то есть слова учительного, он сделался и видим был, повторяю, органом Духа, таинственно звучавшим свыше: то он слагал свободным размером «Гимны божественной любви», то от обилия мыслей писал толкования Священного Писания, иногда же составлял огласительные слова, а временами, обращаясь с посланиями к немногим, бывал всеми услышан.

38. Но что же дальше? Орошал он, как я сказал, непрерывно паству словами, и она ежедневно возрастала, но не безболезненно, не без различных препятствий, а с великими трудностями и вражескими искушениями. И чтобы через одно искушение показать и прочие, с ним случившиеся, я расскажу о том, что причинили ему монахи этого монастыря во время богослужения. Однажды утром, когда кончилось утреннее славословие и блаженный муж, как было у него в обычае, начал поучать учеников, то обличая, то запрещая, то увещевая (2 Тим. 4:2), согласно совету апостольскому — внезапно человек тридцать монахов, разодрав на себе одежды, подобно тем, которые когда–то были вместе с Анной и Каиа–фой (Мф. 26:65), с бессвязными криками, порываясь совершить убийство и смутив всю церковь, дерзко подняли нечестивые руки на отца своего, чтобы схватить и растерзать его, словно дикие звери. А он, когда заметил внезапное изменение их и то, как они изменились к родному отцу и учителю, прижал руки к груди и мысль устремил к небу: стоя неподвижно, с ясной улыбкой взирал он на нечестивцев.

39. Они же продолжали наступать на него с бессмысленными воплями и бранью, ярость лающих псов и 'бесстыдство свое обнажая, но сила свыше не позволяла им наложить на него нечестивые руки, ибо благодать, в Симеоне поселившаяся, удерживала их на расстоянии и отталкивала от него. Не зная, что делать, они выбегают из церкви и, сокрушив запоры монастырских ворот, одержимые и безумные, бегут в патриархию, оставив блаженного мужа только с благочестивыми. Когда же они, безоружные, прошли первые ворота великой церкви Божией и криками снизу стали донимать архипастыря, — а это был Сисинний, — патриарх вызывает их, осведомившись о причине смуты и о кознях против святого мужа. Распознав страшное их безумие, на следующий день вызывает он блаженного мужа. И когда блаженный вошел к нему с достоинством и в ясном спокойствии, он стал расспрашивать его о причине безумного поведения монахов. Когда же тот изысканным и красочным слогом рассказал о том, что случилось во время обычной проповеди и поучения, затем об их бесстыдстве и об их порыве совершить убийство, и как они бежали, сокрушив засовы и замки ворот, патриарх, потрясенный этим и узнав о зависти и неистовстве этих безумцев, преисполнился справедливого гнева и всех их осудил на изгнание.

40. Если бы кто–нибудь иной претерпел от них таковое, неужели не обрадовался бы этому решению? Не возвеселился бы, по слову Писания (Пс. 57:11), если бы увидел отмщение? Не так пастырь добрый и точнейший подражатель Первого Пастыря. Когда он увидел стражей, приготовившихся схватить мятежников и увести их, он, преисполненный сострадания и полагающий душу за овец (Ин. 10:11), падает ниц, касается ног патриарха и в слезах испрашивает для них прощение. С трудом склоняется патриарх и в ответ на просьбы отменяет изгнание, однако не позволяет уже этим людям вернуться в обитель. Немедленно все они были отлучены от Церкви и, дреис–полненные безумства, разбежались, каждый следуя собственной воле. Из них одни стали оглашенными при церквах, других разбросало по разным монастырям, а все наихудшие и ничтожнейшие рассеялись, кому куда случилось.

41. А что же пастырь добрый? Один возвращается он в монастырь, внутренне терзаясь от потери овец Христовых и обливаясь слезами. И смотри на непреклонность святой души и незлобие праведника (Прем.2:19)! Так как ему невыносимо было видеть двор опустевшим от овец, что предпринимает муж всемудрый и благородный, чтобы примирить паству с собою и с Богом и чтобы возвратить к себе? Он разведывает о тех местах города, в которых каждый из этих людей пребывает по собственной воле, и, разузнав это, посылает каждому, в чем тот нуждается, смягчая утешительными словами жестокость их сердца. Поступал он так в течение многих дней и, будучи поистине добрым пастырем, смиренно с каждым в отдельности общался, с любовью беседовал, просил вернуться и простить его, как если бы скорее он их обидел, а не был обижен ими. Назидательными словами умягчил он их упорство и сердечную жестокость, и за короткое время пастырь добрый собрал всех, войдя во двор овчий дверью Иисусовой, а не иным образом, словно забравшийся туда разбойник (Ин. 10:1—2), и снова наполнил свой двор прирученными овцами, которые незадолго до того одичали.

42. Да услышат пастыри нынешнего века о его добродетели и да подражают ей, дабы стать, если захотят, сопричастниками и соучастниками той благодати свыше, какую вкусил он. Ведь тому блаженному мужу, в отличие от теперешних пастырей и учителей, помогало не стремление удовлетворить всякую телесную потребность в сей жизни, но забота о том, чтобы скорее устранять пламя вожделения и не давать перевеса худшему началу души, идти только за лучшим и следовать воле Божией. Поэтому избегал он людской славы как подательницы вечного наказания. Он не страдал тем, что свойственно многим — кто, не будучи в силах явиться перед другими досточестным благодаря крайней добродетели, наводит страх на людей подвластных гордо поднятой головой и насупленными бровями, — но подражал своему Богу и Господу, соразмеряясь во всем со своими учениками; поэтому блаженную бедность и нестяжательность принимал он с радостью, как надежное богатство, ибо через них ему прекрасно удавалось и мыслями пребывать в смирении, и постоянно находиться в сокрушении духа.

43. Поэтому струились у него потоки слез, цвела в нем кротость, а влечения к божественной любви и праведности, сострадания к ближнему, чистоты сердца, мира по отношению к себе и ко всем, терпения в искушениях и стойкости в гонении за правду (Мф. 5:5—10) — всего этого, словно великой награды, всегда стремился он достичь. Поэтому не ошибался он в своих желаниях, задуманное исполнялось на деле до конца, и обнаружил он терпение в делах, как покажет дальнейшее повествование. И лицо у него всегда было словно сияющим, он возвеселялся изнутри благодатью Духа, как сказал мудрец: Когда радуется сердце, цветет лицо (Притч. 15:13).

44. Таков был Симеон, и таковую вел он жизнь, и таковая сопутствовала ему деятельность. Во–первых, он полностью отрешился от мира и того, что в мире, обнажившись от всякого пристрастия к вещам видимым; затем, устранив собственные желания и вступив на стезю подвига, доблестно отогнал противника. Преуспев в этом, от безмолвия обратился он к служению слова и, воссев на пресвитерской кафедре, поучениями просветил вверенный ему народ, многих, из недостойных сделав достойными, привел к Богу и, наконец, сражаясь правды ради со многими искушениями, до конца сохранил непобежденным свидетельство своей совести. Такова была, как сказано, жизнь этого человека; если выразить кратким словом, жизнь деятельная и вместе с тем в высшей степени созерцательная и возвышенная, совершенная в богословствовании и в великой премудрости Божией. Такова же была и паства его, как бы вторая церковь священных студитов, по облику ее и делам, по самому одеянию и нравам, или, лучше сказать, хор бесплотных ангелов, разумно воспевающих (Пс. 46:7—8) хвалу Богу и с горячим усердием ему служащих. Так проводя жизнь и таким образом превзойдя низменные потребности тела, блаженный муж ежедневно возрастал в стремлении к лучшему (Флп. 3:14), и возрастала у него паства Христова через постригаемых его учеников.

45. Стоит упомянуть о добродетелях одного или двух его учеников и попутно рассказать о них, чтобы через это еще явственнее для всех стала добродетель их учителя. Некий муж, происходивший также из Пафлагонии, евнух, по образованию скорописец, презрел суетность этой жизни и, когда дошел до него слух о блаженном отце, направился к нему, полностью отрекшись от мира. И вот, когда блаженный Симеон увидел и испытал его и нашел, что человек этот всячески возненавидел мир и горячо устремился к Богу, он принял его в свою паству, совлек с него мирское платье и облек сначала в ризу послушничества, не обещая пострига; если же он хорошо исполнит назначенные ему работы, с готовностью претерпит труд всякого злострадания, тогда во благовременье дано будет ему и во святую схиму облечься, и разделять с прочей братией порядок и устав обители. За короткое время наилучшим образом засвидетельствовав свою покорность, показав на деле, какая у него любовь к подвигам за добродетель, и пройдя через все низменные послушания, человек этот постригается у Симеона и по внешности и внутренне, и получает имя Арсений. Итак, вступает он на поприще подвижничества и, будучи свободным от душевных желаний, начинает схватку с противником.

46. И посмотри на происки врага и на крепость и разумность Арсения. Поскольку любовь к родителям есть некие трудно расторжимые узы, самим естеством сплетенные, и немногие при помощи философии стяжали убежище от них, то через это пытается враг погубить и Арсения. Но он, имея большое доверие к блаженному Симеону, с самого начала разорвал эту связь, словно паутину, как покажет дальнейшее описание его деяний. Мать Арсения была еще жива и проживала на Понте Эвксинском. Кознодей побудил ее и подвигнул, чтобы ради горячей любви к сыну дошла она до царицы городов. Придя в город, разузнает она, где находится прибежище и местопребывание сына, стремительно туда поспешает и, простершись перед воротами, со слезами просит позволения увидеть сына.

Привратник, не стерпев настойчивости женщины, рассказывает Арсению о ней, и о том, как она говорит: «Не встану с этого места, если не увижу сына моего возлюбленного». И что же истинный ученик истинного пастыря и учителя? «Я, — говорит он, — уже умер для мира; как же, брат, обращусь я назад и увижу, как ты говоришь, родившую меня во плоти? У меня есть родивший меня по духу, от которого ежедневно я вкушаю чистейшее млеко (1 Пет. 2:2) благодати Божией, — я говорю о моем отце по Богу, который, родив меня в Духе, стал для меня и матерью, как говорится, и который в лоне и утробе своей лелеет меня, словно новорожденного младенца. Я никогда не смогу его покинуть и устремиться за ней, даже если услышу, что она у ворот испустила дух». Выслушал это привратник и передал матери сказанное Арсением. Три дня, проливая слезы, пробыла она у ворот и отправилась в обратный путь, так больше и не увидев своего сына, не побежденного природной любовью.

47. Если таков был рожденный в начале ристалища, каков же был по высоте добродетели и знания родивший его? Ведь говорит мудрец, что по сыновьям познается родитель (Сир. 11:28). Едва начав готовить Арсения к подвигам за добродетель, Симеон увидел, что ученик прилежен в любом послушании, и не замедлил предоставить жаждущему способы приобрести пользу: он повелевал Арсению то ухаживать за мулами, то помогать на поварне, а иной раз носить воду и выполнять всякую более низменную работу. Арсений же не только охотно нес эти труды, но превосходил всех своих сподвижников–монахов в перенесении прочих трудностей, как–то в посте, бдении и молитве. Поэтому, когда в начале его пребывания в монастыре настал пост святой Четыредесятницы, он, будучи еще неопытен в подвижничестве, обращается к Симеону с просьбой провести первую неделю совсем без пищи. А святой, видя его горячее усердие, как и подобает, радовался и побуждал его к аскетическим подвигам, однако не хотел, чтобы тот следовал собственной воле, но предпочитал, чтобы он извлекал пользу большую и совершеннейшую через отсечение своей воли. Поэтому Симеон не потакал его воле. А тот возгорелся и, стараясь избежать препятствий в начатом деле, добивался исполнения своей просьбы.

48. Но так как блаженный муж часто пресекал его порыв, а тот часто настаивал на исполнении своего желания, то говорит ему Симеон: «Арсений! Было бы прекрасно и очень полезно для тебя не собственной воле следовать, но больше слушаться моих повелений; если же тебе кажется, что полезно исполнить собственное желание, как ты рассудил, то я, хоть и с неохотой, все же позволяю тебе сделать то, что ты хочешь. Смотри же, что предстоит тебе претерпеть и какой плод неповиновения ты получишь». Сказал, — и когда наступила первая неделя, Арсений со всем присущим ему пылом и с горячим усердием безрассудно приступает к более совершенным подвигам, будучи еще новоначальным. Когда же все прочие в десятом часу уходили на ужин, он один оставался без пищи, взирая на святого Симеона и желая ему подражать. Но во время ночного бдения четвертого дня, стоя среди воспевающих псалмы, он внезапно лишается чувств и падает навзничь, — бедствие от преслушания, очень грозный и страшный пример присутствующим. А святой, предвидя случившееся и поручив одному из учеников держать наготове сосуд с разведенным вином и немного хлеба, дает знак нести это прямо на утреннюю службу и приказывает, как только это будет принесено, поднять Арсения и накормить его этим. Приняв пищу, тот поднялся с превеликим, сколь можно выразить, стыдом и слышит от блаженного: «Если бы ты был во всем подобен братьям, то, находясь среди них на бдении, не претерпел бы ничего неподобного. Но поскольку ты раньше времени йо гордыне и непокорности души поспешил достичь большего и стяжать первенство среди прочих, то яо справедливости ты и меньшего не удержал».

49. С этого времени охватило Арсения непритворное раскаяние; от сознания позора ввергло оно его в глубину смирения. И дабы повествование наше показало его преуспеяние в смирении, мы вспомним во украшение рассказа один или два случая из того, как поступал с ним блаженный ради смирения его. Исполняя служение келаря, Арсений однажды промыл пшеницу водою и поставил ее в притворе храма. Одну дверь он оставил открытой, чтобы зерно просушивалось. Но откуда–то налетели вороны, забрались внутрь храма, наелись зерна, сколько могли, прыгали и кричали. Услышав их голоса, Арсений бросился туда и нашел их жадно глотающими зерно, а зерно повсюду раскиданным. И вот, увидев это и преисполнившись гневом на птиц, он затворил дверь, палкой перебил их всех и побросал на землю.

И словно содеявший нечто праведное, сообщает он об этом блаженному. А тот, будто бы благосклонно приняв слова его, говорит: «Ну–ка, пойдем, посмотрю я, хорошо ли ты сделал, что убил их». Придя на место и увидев, что убитые птицы распростерты на полу, святой опечалился и вознегодовал на безрассудный порыв Арсения. Позвав одного из чад своих, он приказал принести веревку, связать ею всех птиц и повесить на шею Арсению. Исполнение приказанного опередило слова, и тогда блаженный повелел вести виновного через весь монастырь и поставить на виду у собратий–монахов. Это позорное действо Арсений переносил с таким сокрушенным настроением, что реки слез струились у него, и он громко называл себя убийцей. Итак, довольно рассказанного, чтобы показать добродетель обоих и любомудренное делание их благочестия.

50. Но надо еще прибавить к рассказанному то, что едва не ускользнуло от нас. Однажды к блаженному пришли друзья. И так как одному из них по причине какого–то телесного недуга требовалось вкусить мяса, — и притом мяса только что оперившихся голубиных птенцов, — то сострадательный и блаженный Симеон приказывает зажарить птиц и предложить нуждающемуся. Когда же недужный ел, сидевший тут же за столом Арсений смотрел на него с негодованием. Так вот, блаженный Симеон заметил его состояние и, желая научить его внимать только себе и не считать возможным оскверниться от принятия чего–либо, — ведь сказано, что для чистых все чисто (Тит. 1:15), ничто из входящего извне не может осквернить душу (Мк. 7:15), — а вместе с тем, желая показать высоту смирения ученика сотрапезникам, чтобы узнали они, что есть истинные чада послушания Богу и добродетели, говорит ему; «Почему, Арсений, ты не внимаешь одному себе и не вкушаешь хлеб свой со смирением, долу потупив очи, но, устремив взор на вкушающего по немощи мясо, страдаешь от помыслов, думаешь, что ты более благочестив, чем этот человек, если ты вкушаешь овощи и земные семена, не так, как орлы поедают голубей и куропаток? Или ты не слышал, как говорит Христос: Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст (Мф. 15:11), как–то: убийства, прелюбодеяния, любодеяния, зависть, корыстолюбие и прочее (Мф. 15:19)? Почему ты, непонятливый, не смотришь и не помышляешь со знанием, но столь неразумно внутри себя осудил вкушающего, конечно уж пожалев об убийстве птиц, и забыл о том, кто сказал; Не вкушающий да не осудит вкушающего(Рим. 14:3)? Теперь ешь и сам от них и знай, что ты больше оскверняешься помыслом, чем вкушением этих птиц».

51. И, схватив одну из птиц, святой бросил ее Арсению, приказывая ему есть ее. А тот, как только услышал это, содрогнулся от жестокости приказания, но зная, что непослушание тяжелее вкушения мяса, положив поклон и испросив благословения, взял птицу и начал пережевывать ее и есть со слезами. Когда же святой увидел, что он уже достаточно измельчил пищу зубами и готовился пропустить ее в желудок, он говорит: «Довольно с тебя, выплюни остальное, ибо если ты, обжора, начал есть, даже целый голубятник не сможет насытить тебя и остановить твою похоть». Так без рассуждения славный ученик великого этого отца исполнил послушание, которое пред лицом Бога обещал хранить до смерти. Не напрасно и не без умысла рассказываю я об этом, но чтобы показать знание учителем науки добродетели, преуспеяние учеников его в смирении и то, как велико было и у учителя и у учеников дело благочестия — в роде сем, который пренебрег божественным и тщательным деланием добродетели, свойственным отцам.

52. Но, если угодно, обратим повествование и к другому его ученику. Ведь рассказ этот не только не без приятности, но и пользу доставит вам вместе с удовольствием.

Был некий епископ, из западных, весьма боголюбивый по характеру и образу жизни, разумный, чистый и добродетельный. По причине дьявольской зависти впал он в тяжкий грех убийства. Но я расскажу по порядку, как это произошло. Епископ однажды сидел у входа в свою келлию, держа книгу 6 руках, и почувствовал легкую жажду. Был вечер. И так как прислуживал ему горячо любимый племянник, то и зовет он отрока, чтобы тот приготовил ему чашу разбавленного вина. Тотчас же выполнив просьбу, мальчик приносит чашу епископу, то есть своему дяде. Приняв ее и отведав, епископ преисполнился неудовольствия, потому что смесь была тепловатой. Тогда он поднял посох, Который держал в руках, и, схватив его пальцами посредине, замахнулся на мальчика, как бы желая его напугать. А посох — о, непостижимый Твой суд, Христе! — по действию диавола выскользнув из рук епископа и, ударив мальчика по темени, мгновенно исхищает его из здешней жизни: поверженный отрок падает на землю мертвым. Епископ же, увидев, что племянник, вопреки всем его намерениям–и по его же вине лежит на земле, бездыханный и мертвый, бросается на него с воплями сожаления и со слезами просит, чтобы и ему самому отдать душу.

53. Когда же плач его возвестил всем о несчастии, собирается клир его епископии, сокрушается и оплакивает не столько ребенка, сколько своего пастыря. Ведь был он для всего клира человеком добрым, кротким, спокойным, справедливым, сострадательным, милостивым, делателем всякой добродетели и правды; поэтому желая вывести его из состояния глубокого отчаяния, люди умоляли, припадали, кричали, что они претерпят за него все — даже наказания рабства и злострадания. А он, как пораженный до самой глубины, не мог даже слышать то, что они говорили. Утром встал он, предал погребению останки умершего, обвязал себе шею цепью и, отдав ее конец одному из слуг, приказал силой влечь себя в Рим. И вот, когда люди епископии увидели, что ничего не добились и что уже не могут удержать уязвленного до глубины души епископа, с громкими рыданиями соглашаются они на его отбытие. Быстро пройдя пешком столь великое расстояние по длинному тому пути в слезах и рыданиях, епископ входит в Рим с цепью на шее, влекомый слугой. Он исповедует свой грех папе и находившимся в Риме архиереям голосом, прерывающимся от плача и воплей. Видя его безграничное сокрушение и слезное покаяние, они не только быстро дали ему разрешение в его горе, но бесчисленными словами утешения умягчили боль страждущей его души. Но побеждаемый сердечной тоской епископ оставался безутешен.

54. Оттуда направляет он влекущего его слугу к великому граду Константинову. Еще и этот путь проделав пешком, он достигает царственного града и, войдя в великую церковь Бога, со слезами исповедует свой грех патриарху и архиереям и, окончив речь, вместе с цепью слагает с себя епископское достоинство. Душевно был любим епископ патрикием Генесием, и сам он того любил в равной мере. Когда патрикий узнал о случившемся, он пригласил епископа в свой дом, обласкал его и словами утешения ободрял его душу, беседовал с ним, как изменить ему жизнь и прямо спросил об этом, то есть каковы его намерения и какой образ жизни выберет он для остатка своих дней. А тот ответил: «Уединение, и притом в горах, пещерах и в недрах земных». Охваченный глубочайшим, сочувствием, патрикий сказал: «Я не думаю, отец, что это будет хорошо для тебя: но если ты послушаешься моего доброго совета, то возлюби проводить монашескую жизнь в киновии и получишь немалую пользу через отсечение своей воли». Епископ ответил: «Где же, господин мой, я мог бы найти киновию, окормляемую сведущим пастырем, чтобы мне, отягощенному невольным преступлением, всецело предать себя на добровольную смерть?»

55. Генесий, имея духовным отцом блаженного Симеона и зная, сколь велик он в «пастырстве и врачевании душ, рассказывает о нем епископу и говорит: «Если ты стремишься к истинной пользе и хочешь увидеть второго Арсения Великого и со всей тщательностью устроенную киновию — прииди и виждь (Ин. 11:34), и, увидев, уверуй». Патрикий пошел впереди, а епископ тотчас же последовал за ним, и так достигли они вместе киновии блаженного, дали ему о себе знать, и были ласково встречены. Когда же святой муж узнал, что приключилось с епископом, он восскорбел душой и, только слушая, проливал потоки слез. Когда же епископ увидел сочувствие святого мужа и услышал из уст его слова участия, он повергся к его ногам и просил позволения быть лри–нятым в обитель, изменить внешний вид и поселиться вместе с его учениками. А блаженный муж, тотчас уразумев горячий порыв этого человека и познав духом, каким богоизбранным сосудом тот станет, принял его и, сотворив над ним все, что полагалось для пострижения его в схиму, наименовал иерея Божия Иерофеем.

Достигнув того, чего так горячо желал, Иерофей немедленно вступил, по доброй воле, во всеборье с уязвившим его врагом. Он изнурял свою плоть постами и длительными страданиями, укрощал себя бдениями и всенощными стояниями на молитвах, сокрушал дух свой в услужении братьям. В жажде страданий он притворялся, будто бы нечаянно, а на самом деле намеренно, разбивал горшки с нечистотами, которые он выносил, чтобы услышать ругательства или даже получить пощечины. Принимая оскорбления, он радовался, словно получал нечто желанное, и жаждал испробовать бичевания, чтобы, подставив ударам внешнюю оболочку, освободить внутреннего человека от будущих скорбей. Столь великое умиление было ему дано тогда месте с изобилием слез, что он не мог их сдержать ни днем, ни ночью.

56. Чтобы на одном примере показать всем, как от его усердия через скорби и искушения возникала жизнь добродетельная, расскажу только нижеследующее и сейчас же обращусь к блаженному Симеону.

Когда однажды Иерофей исполнял службу на складе, святой муж поручил ему наполнить из бочки один из пустых сосудов. Иерофей тотчас же повиновался и пошел к бочке. Был же у него обычай всегда петь псалмы и плакать, даже когда он шел исполнять службу, и прикладываться к образам святых и к начертаниям креста, хотя бы их были десятки тысяч. Случилось так, что крест был и на обеих сторонах крышки бочки. Иерофей открыл бочку, приложился к кресту и, закрыв крышку, снова припал, Приложившись и опять открыв бочку, он наполнил пустой сосуд, поставил его на бочку и так оставил.

Затем, снова подняв крышку, он начал целовать крест, а сосуд тотчас же опрокинулся, и вода стала выливаться на землю. Увидев же, как опустошается сосуд, он с улыбкой сказал: «Клянусь юродивым Иерофеем, о злой бес, я не подниму его, пока не приложусь к моему кресту — ведь я знаю, что ради этого ты и устроил такое зрелище!» Когда же сосуд совсем опустел, Иерофей поднял его, поспешил к блаженному отцу и рассказал обо всем происшедшем. А святой, зная усердие Иерофея и зная, что он все делал для того, чтобы навлечь на себя бесчестие, и желая жаждущему венцов предоставить таковые, приказал поступить с ним следующим образом.

Так как в этот день случилось насельникам грузить на монастырских мулов множество пустых сосудов, то Симеон приказал поместить на них Иерофея и так везти до Ксиролофа, а влекущему его говорить: «Если кто–либо повредится умом, то вот какой триумф его ожидает!» Так и сделали: посадили Иерофея поверх груза, погонщик мулов стал громко возглашать то, что было ему приказано, а дивный Иерофей вторил ему, проливая вместе со словами потоки слез.

57. Чтобы кто–нибудь не подумал, что этот человек по причине плохого обхождения с ним навлек на себя ненависть некоторых учеников Симеона, я коротко расскажу другой случай с Иерофеем, который свидетельствует о его доверии к блаженному мужу.

Однажды блаженный послал Иерофея навестить упомянутого патрикия. Увидев друга, патрикий весьма обрадовался и, угостив его, дал ему кошелек с золотом. Тот сначала не хотел брать кошелек, ибо не имел в нем нужды тот, кто никогда ничего не имел, кроме власяницы. Но так как патрикий стал заклинать и принуждать его, он все же взял кошелек и, сняв покров с головы, положил туда деньги. Держа деньги в протянутой руке, он в таком положении побежал прочь; достигнув монастыря, он увидел блаженного и вывалил кошелек с золотом ему в руки. Такое доверие и несокрушимую любовь к святому имели и этот славный ученик его и прочие — все, для которых бегство из мира было неложным, даже если подвергал их учитель многоразличным испытаниям через то, что казалось тягостным и искусительным, дабы никто не оказался порочным и упрямым, сбившимся с пути ребенком и из–за своей порочности не стал ненавистным отцу В таковой любви к Богу преуспел, среди прочих учеников Симеона, и Иерофей, что, если ему случалось когда–либо читать книгу, то, сколько бы раз ни было написано «Бог», или «Христос», или «Иисус», он прикладывал к этому божественному наименованию свой правый глаз, затем другой, и плакал до тех пор, пока книга и грудь его не увлажнялись слезами.

58. Такие нивы обрабатывал триблаженный и великий отец наш Симеон и таковых учеников приобрел. Ведь если я попытаюсь упомянуть одного за другим избранных учеников его — мудрейшего Льва, по прозванию Ксилокодон, то есть «Деревянный колокол», Антония, Иоанникия, Сотириха, Василия и Симеона, и некоторых других мужей, взыскующих Духа Святого, то мне, повествующему, останется сказать вместе с апостолом: Недостает мне времени и бумаги, чтобы повествовать о них (Евр. 11:32). Но довольно об этом.

59. У дивного Симеона все шло хорошо: собрал он прекрасную паству Христову, подготовил достойных, горящих духом учеников и научил их всей душой служить 1осподу. Но сильно огорчали его повседневные дела и забота о них, потому что они отвлекали его от наипрекраснейшего и желанного безмолвия. Движимый Святым Духом, он замышляет устроить управление киновией и учениками согласно древнему обычаю и самому впредь освободиться от забот и снова, как раньше, предаться деланному безмолвию. Ведь любовь к безмолвию захватила его душу и даже среди суеты держала его отчужденным, чаявшим перемены к лучшему И вот, по решению патриарха Сергия, добровольно оставляет он игуменство, а игуменом ставит вместо себя ученика своего Арсения, только что достигшего Христова возраста, а духом стремительно поднявшегося до мужа совершенного, могущего пасти Христово стадо. Сам же он отделяет для себя один угол, наравне с прочими монахами возводя очи (Пс. 122:1) к рукам ученика в христоподражательном смирении. С этого времени ученик Арсений приступает к попечительству над киновией, а пастырь и учитель всех монастырских насельников — к занятиям в уединении и к созерцанию логосов творения. Так что один ведет паству, а другой молитвой укрепляет ведущего и, наблюдая за сокровенными побуждениями прочих, направляет их к лучшему и более совершенному.

60. Но сначала собирает он учеников и при них обращается к дивному Арсению и ободряет его следующим поучением: «Ты знаешь доподлинно, — говорит он, — мою глубочайшую любовь к тебе и ко всем остальным — моим чадам и братьям, отче и брат, и да не забудешь ты никогда моей любви, моего сострадания, моих слез, которые проливал я за вас денно и нощно пред лицом Бога в течение двадцати пяти лет игуменства, но да будешь помнить об этом и будешь подражателем моего доверия к отцу моему духовному и отцу вашему, — я говорю о блаженном Симеон. Зная мою к нему приверженность, да поведешь ты с верой отцов и братьев своих, да будешь заботиться о них, как о собственных членах (1 Кор. 12:26–27), и, если нужно, душу свою за них положишь (Ин. 15:13) и не предпочтешь ничто из мирских вещей любви к ним. И раз уж из всех прочих тебя избрал Святой Дух на игуменство и присудил к этому через мое смирение, то следует тебе, согласно со словом Господа и Бога нашего, быть последним по образу мыслей и божескому смирению (Мк. 9:35), дабы как сильный носил бы ты немощи слабых, как врач лечил бы недуги братьев, как пастырь возвращал бы заблудших, и Дабы добрым помогал рождать в изобилии добродетель, а исполненных пороком и нерадением удалял бы от своего словесного стада, чтобы не передать болезнь и здоровым. А я уже состарился, много перенес и отдохну немного от трудов и буду пребывать вместе с тобой близ Бога душой успокоенной и несмущаемой.

61. Так постарайся, чадо мое о Господе, увеличить паству Господню заботой о ее словесных овцах, да не уклонишься ты к телесной слабости или изнеженности; не накапливай монастырское добро больше для себя, чем для братьев ради наслаждения. Не стремись часто отлучаться; хватит с тебя выйти раз в месяц, чтобы сделать наиболее необходимое для твоей обители, остальное выполнят за тебя прислужники, которые будут хранить тебя пребывающим в неотступном служении слову и в заботе о братьях. Не готовь для себя дорогие кушания, но такие, какие установлены для подчиненных тебе братьев, скромные; давай им для питья кислое вино, но да будет общая трапеза у тебя и чад твоих, одинаково с тобой жизнь проводящих и тебе единомысленных, кроме случаев немощи или посещения друзей. Еду на всех пусть готовит келарь: вареные овощи и злаки, или рыбу раз в неделю, в воскресенье или в Господский праздник. Что же касается дел монастырских, то все их один выполнить не пытайся: довольно с тебя главного и необходимого дела — я имею в виду заботу о душах братьев. Но каждому из живущих благочестиво и богобоязненно назначь обязанности по твоей киновии, сам испытывая их помыслы, согласно преданию свидетеля и исповедника Христова отца нашего Феодора Студита, которое мы приняли по отеческому завещанию как богатое наследство.

62. Не впадай в гнев и раздражение против чад твоих и братьев, если только нет повода, чреватого опасностью для их душ, но, напротив, поучай их кроткой речью, наставляя, как каждому подобает жить и вести себя среди братии. Пусть молодые и неукрепленные щадят себя и остальных братьев, чтобы видящим их не причинить вреда дерзостью и недисциплинированностью, свойственным юности; тех, кто долго пребывал в подвижничестве, ты будешь разумным словом учить терпению в искушениях, смирению, плачу, заботе о молитве и исполнению заповедей Божиих на пользу остальным; священнослужителей–благочестию» безмолвию, изучению Священного Писания, знанию апостольских правил и преданий, точному следованию догматам, чистоте сердечной, непрестанной молитве и умилению» стоянию со страхом у престола Божия, чтобы через слово и дело они стали бы для всей братии и для мирян божественной солью и светом (Мф. 5:13–14), имея в себе слово жизни (Флш 2:16). А если тебе придется когда–нибудь выступить против нарушителей порядка с благорассудительным гневом и с исправительной розгой (Притч. 22:15), чтобы как–то устранить порок и отсечь дурную привычку, — это также не чуждо церкви верных. Ведь всякое деяние наше, устраняющее зло и помогающее праведности и добродетели, похвально и богоугодно. Не скапливай добра в своей обители ни для родителей, ни для родственников — ведь ты раз навсегда отторгнул их от себя и презрел привязанность к ним, — но обращайся с ним как с господним достоянием, и так охраняй его, как тот, кто должен дать отчет Богу даже за ничтожную вещь. А родным, если они в нужде, дай только необходимое как нуждающимся, чтобы под личиной кротости ради похвалы от людей из–за какого–нибудь пустяка ты не преисполнился гордыни и не презрел евангельскую жизнь и монашеское устроение, но, подражая твоему Христу и Богу, скорбя и бесстрастно возмущаясь (Ин. 11:33), защищай заповеди Божий.

63. И да будет у тебя точность суждения со всеми и при исповедании помыслов каждого, чтобы ты знал, кому из них нужно стоять с молящимися, кому с причащающимися, кому отдельно и с кающимися, чтобы сознательно или бессознательно не сделать церковь Божию вместо святого храма вертепом разбойников или блудилищем: за это ты не избежишь страшного суда Божия гнева. Соделай же твоих духовных чад благоговейными, согласно написанному (Тов. 12:6), и учи их благоговейно относится к местам, посвященным Богу, и к предметам служения Ему. Знай, что прикасаться к этому апостолы благословили только самых благоговейных монахов в священном сане, участвующих в таинствах. Поэтому не позволяй всем желающим входить в алтарь Божий, но, как сказано, только тем из братии, кто посвящен и освящен. Что же касается остального, полезного твоей обители, то имеешь наставление и от отцов переданный устав в боговдохновенном «Завещании» великомученика и исповедника Христова Феодора — общего наставника для нас, рабов его, и святого отца нашего Студита. Если ты соблюдешь это и станешь так поступать, полагая душу за любовь к братьям твоим, то верен Бог отцов твоих (1 Кор. 1:9; 10:13), что велика будет твоя награда на небесах и наследие твое вместе с Иисусом Христом, Пастыреначальником нашей церкви верных (1 Пет. 5:4). А в будущем твое отдохновение вместе с Антонием, Евфимием, Симеоном и Феодором, блаженными отцами нашими. Таково, отец, брат и игумен, мое к тебе поучение и завещание.

64. Подойдите также и вы, чада, братья и отцы мои, коих собрал я вместе с Иисусом Христом, Богом моим (Лк. 11:23), и коих родил я через Дух Святой в преподаянии слова, и выслушайте меня, недостойного отца и учителя вашего, и мне как уставшему дайте место для отдыха и для малого перерыва в трудах, чтобы я немного вздохнул и посмотрел на себя самого. А перед тем, кто благодатью свыше и моим смирением назначен игуменом вашим, преклоните колена и сердца ваши — умоляю вас во имя Иисуса Христа — и примите его, как и меня, и его и вас родившего через благодать свыше, и смиритесь под крепкую руку Божию (1 Пет. 5:6) и перед ним, ставшим уже пастырем вашим по святому избранию вашему Итак, никто из вас да не презрит ни его юность (1 Тим. 4:12), ни лишенный прикрас слог его поучений: ведь если он невежда в искусстве речи, то в познании благодати совсем не невежда. А ведь деятельное слово, соединенное со знанием свыше, мудрее безумного людского мудрования, подобно тому, как солнце светлее и лучше звезд.

65. Поэтому–то приклоните ухо ваше к словам уст его, и он передаст вам изначальные наставления, которые он услышал и узнал и которые поведали ему отцы его. Ибо истинное смирение у людей способных распознается по изучаемому и всему прочему а именно, по умению предоставить уши для слушания того, что будет им рассказано и что узнают они из уст учителей (Пс. 77:2–3). Вот таким образом всякий человек принимает семена слова, смиряясь пред братом, и знает, как получить тридцатикратный, шестидесятикратный и стократный совершенный плод (Мк. 4:8, 20) Духа Святого. Да не явится никто противоречащим или не подчиняющимся игумену; да не будет никто непослушным или дерзким; но все вы будьте покорны, все кротки, все подчиняйтесь вашему духовному отцу, поскольку, согласно божественному апостолу, он должен бодрствовать и молиться за души ваши (Евр. 13:17); да совершает он это с радостью и без ропота — иначе это не принесет вам пользы в здешней жизни. Спешите с верою исповедовать ему помыслы, которые сеют в вас бесы, так как, согласно пословице, выявленные раны не загнивают Подобно тому, как змеи, пока прячутся в своих норах, живут и рождают многих змей, но когда выходят из нор и выползают наружу, сами становятся видимыми для людей и уничтожаются ими, таким же образом и лукавые помыслы, будучи нами как бы на столбах записаны и обнаружены пред отцами нашими, устраняются мечом Бо–жия слова (Еф. 6:17) и не порождают в нас согласия с ними, направляющего делание наше ко злу.

66. Если же, по причине нерадения, что–нибудь из дурных помыслов осуществится и мы совершим что–нибудь по человеческой слабости, тогда — умоляю–да не закоснеем в происшедшем, но поспешно бежим и припадем к ногам преподобного отца нашего и без стыда со слезами обличим порок, в горячем покаянии примем от него заживляющие лекарства или даже прижигания, и скоро получим исцеление. Не принимайте враждебно то, что он говорит и делает, даже если это противоречит мнению святых отцов, но в настоящий момент склоните пред ним головы. Потом же, если есть среди вас такие, которые отличаются от остальных возрастом, образом жизни или образом мыслей, пусть сообщат ему мнение того, кто с ним не согласен, как предписал и Василий Великий: «Претерпите его в день искушения и горечи Господа ради, никак ему не противясь и не восставая на него». Ибо противящийся ему и восстающий на него противится власти Божией, как говорит Павел (Рим. 13:2), а во всем том, что не противоречит заповеди Божией, апостольским установлениям и правилам, надлежит вам всячески повиноваться ему и слушаться его, как Господа. Но во всем, что грозит опасностью Евангелию и законам Церкви, не следует слушаться ни ега наставлений и повелений, ни даже и ангела, если бы внезапно сошел он с неба, благовествуя вам не то, что благовествовали самовидцы Слова (Гал. 1:8).

67. Так соблюдайте же, чада мои и братья, то, что проповедал я каждому наедине и отдельно для того, чтобы стяжать добродетель (1 Тим. 6:20), как Богом данное для сокровищниц сердец ваших. Более того, трудитесь над этим и умножайте его как добрые рабы Христовы, дабы, сохраняя эти малейшие таланты и их пуская в дело, вы были допущены благодатью Христовой к вкушению множества благ Царства Божия и дабы соцарствовали с Ним и наследовали Царство Божие, уготованное праведникам от создания мира (Мф. 25:34). Итак, приветствуйте меня и отца вашего, господина игумена, святым целованием (Рим. 16:16). И Бог, Который есть мир (Рим. 15:33), превосходящий всякий ум (Флп. 4:7), да восстановит среди вас мир свой (Кол. 3:15) и да поведет вас по пути заповедей Своих (Пс. 118:35) и да возрастит паству свою — вас, хранящих доверие к отцам вашим по Богу, — в святое собрание, народ избранный, царственное священство Его во Христе Иисусе (1 Пет. 2:9)».

68. Преподав эти и другие увещания дивному игумену Арсению и остальной братии, святой отец наш Симеон водворяется в мастерскую безмолвия и с тем большим рвением отдается желанному любомудрию. Поскольку долгий пробег по ристалищу подвижничества был для него завершен, преуспеяние же способствовало стяжанию лучшего, душа его возносилась все выше к горнему и божественному. Труды в священных битвах превращались в нечто, не требующее усилий, или, странно сказать, в богоподобные упокоения бесплотных сил. Телесная природа превратилась в нетление, ибо выведена была из своего низменного состояния силою свыше. Тогда он снова был восхищен в видения и откровения Господни (2 Кор. 12:1) и стал прозревать будущие события.

69. Однажды, когда он стоял, вознося чистую молитву и беседуя с Богом, внезапно увидел он умом, как начал сверкать воздух, и, хотя он находился в келье, ему казалось, что он вне ее; а была ночь, время около первой стражи. Вверху же, казалось, занимается утренняя заря. О, страшные видения этого мужа} Дом и все остальное исчезло, и он подумал, что вообще не пребывает в доме. Когда же он совсем исступил из себя, всем умом своим постигая этот явленный свет, который понемногу увеличивался и наполнял сиянием воздух, он стал ощущать, что вместе со всем телом отторгнут от земного. Но когда свет тот заблистал еще ярче и ему представилось, что сверху светит полуденное солнце, тогда он понял, что находится внутри явившегося ему света. Сладость пребывала во всем теле его, и он исполнился радости и слез. Более того, он увидел, что самый свет чудесным образом коснулся его плоти и понемногу проник в его члены. Потрясающее видение отдалило его от предшествующего созерцания и направило на постижение только того, что дивно в нем совершалось. И он увидел, что свет постепенно охватил все тело его, сердце и внутренности, сделав его самого всецело огнем и светом. Как прежде забыл он о доме, так и теперь свет заставил его забыть форму и положение, плотскую природу и внешний вид тела, и он перестал плакать. А из света дошел до него голос: «Так надлежит измениться живым и оставшимся святым, при последнем звуке трубы, и, став таковыми, будут они восхищены», как говорит и Павел (1 Фес. 4:16–17).

70. Стоя в таком положении и проведя так много часов, непрестанно славя Бога некими таинственными песнопениями, постигая умом осеняющую его славу и то блаженство, которое будет навечно даровано святым, блаженный муж начал рассуждать и говорить сам себе: «Что же, вернусь ли я в прежний телесный облик или останусь в таком состоянии?» Помыслив это, он почувствовал, как телесная форма, словно тень или дыхание, облекает его. Ведь, как было сказано, он понимал, что весь вместе с телом сделался светом — безвидным, бесформенным, нематериальным. И он чувствовал, что тело присуще ему, но какое–то бестелесное и как бы духовное, ибо он не ощущал, что оно обладает весом или плотностью, и был изумлен, видя себя во плоти словно бесплотного. А свет прежним голосом, как и ранее, говорил: «Таковыми по воскресении, в будущем веке, станут все святые, бестелесно облеченные духовными телами — более легкими, более тонкими и более способными летать, или, наоборот, более плотными, более тяжелыми и более тяготеющими к земле — чем будет определено для каждого его место, чин и степень приближенности к Богу».

71. Слыша это и видя исходящий от Бога неизреченный свет, богосозерцательнейший и боговдохновенный Симеон воздал благодарение Богу, прославившему род наш и соделавшему нас причастниками Своего Божества (2 Пет. 1:4) и Царства, опять полностью вошел в свое тело и снова оказался внутри келлии, в прежнем виде и облике, будучи всецело человеком. Впоследствии он клятвенно уверял тех, кому доверял и кому открывал свои тайны, что в течение многих дней он ощущал эту легкость тела, не испытывая вовсе ни усталости, ни страдания, ни голода, ни жажды. Но так как благодаря таким чудесам он сделался всецело достоянием Духа и преисполнился Его божественных дарований, то понятно, что, предельно очистив свой ум, словно древние пророки, видел он страшные видения и откровения Господни. Имея образ мыслей апостольский, как вдохновляемый и движимый божественным Духом, он обладал благодатью, исходящей из уст его и, подобно апостолам, будучи неискушен в словесности, стал богословствовать и своими богодухновенными писаниями учил верных точному соблюдению благочестия. Проводя такую жизнь и будучи столь велик духом, рн пишет в форме глав аскетические слова о добродетелях и противостоящих им пороках — то, что узнал он из опытного любомудрия и от божественного знания. Также и тем, кто подвизается в жизни любомудренной, преподает он точное учение и становится для израильского народа монашествующихрекой Божией, переполненной водами Духа.

72. Безмолвствуя, Симеон занимался деланием, свойственным безмолвникам, и, по благодати Духа, достиг такой высоты, что житием, словом и знанием уподобился древним отцам и богословам. Поскольку же надлежало и ему, как тем людям, пройти через огонь искушений (Лк. 22:32) и подвергнуться испытанию в своем терпении, подобно Иову (Иов 2:6), испрашивает его искуситель, и он предается в руки его. Но я расскажу по порядку, как было дело.

Упомянутый ранее божественный муж Симеон, справедливо прозванный «Благоговейным», духовный отец и учитель этого дивного Симеона, достигнув старости после сорока пяти лет строгого подвижничества (2 Тим. 2:5), стяжал прекрасное свидетельство совести, удостоился апостольской благодати, исцелял и творил чудеса; будучи неученым, но вдохновляемый божественным Духом, он написал целую книгу, полную всяческой духовной пользы. Но подобало ему упокоиться от великих подвижнических трудов, о которых, всякий желающий точно узнает из подробного их описания; он заболел неизлечимой болезнью и Переселился ко Господу (2 Кор. 5:8), покинув свое многострадальное и терпеливое тело. Его блаженный ученик, зная его блестящие подвиги и подробно изучив его апостольскую жизнь, не умея скрывать дела Божий и божественные дарования, но умея возвещать о них и воспевать их, по божественному откровению написал в честь него гимны, похвальные слова и все его житие. И чтобы возбудить в людях ревность подражать тому, кого воспевали, и стать делателями добродетели, память его Симеон стал каждый год торжественно праздновать, по апостольскому преданию, наравне со всеми святыми, написав и икону его как памятник, на котором запечатлена история его добродетельной жизни.

73. Услышал об этом и патриарх Сергий. Он вызывает святого мужа и расспрашивает его об услышанном. Когда же блаженный объяснил ему все, а также и то, как, вдохновленный божественным откровением свыше, сложил он гимны духовному отцу и написал его житие, патриарх пожелал просмотреть это и вникнуть в написанное. Итак, взяв в руки книги, патриарх внимательно прочел весь труд, был обрадован его содержанием и, произнеся много хвалебных слов и весьма восхвалив твердую веру святого мужа, отпустил его, призвав напоминать ему, когда будет совершаться память отца, чтобы и сам он мог прислать воск и миро и молитвенно воздать почесть святому. Так продолжалось в течение шестнадцати лет: и Бог прославлялся памятью слуги Своего, и люди радовались прославлению праведника (Притч. 29:2), насыщались нищие, освещались храмы, провозглашалась добродетель, и многие начинали подражать святому.

74. А что же лукавый? Предавался ли он до конца покою, видя это, или забыл о врожденной своей злобе? Совсем нет. Он восстает и, вооружившись древним оружием — завистью, воздвигает против Симеона гору искушений и поток различных скорбей. Напрягите слух ваш и выслушайте.

Некий Стефан возглавлял митрополию Никомидийскую — Стефан Алексинский — муж, в речах и в знании отличавшийся от многих, не только влиятельный у патриарха и императора, но способный всякому спрашивающему дать ответ на неожиданные вопросы благодаря широте образования и благоподвижности языка. Он отказался от епископской кафедры по причинам неясным, только ему и Богу ведомым, постоянно был при патриархе и у всех пользовался большой известностью из–за своих знаний. Но и блаженный Симеон, обладая истинным духовным знанием, пользовался в то время всеобщей любовью; его знание вызывало благоговение и восторг, и все его почитали не только как духовно мудрого, но и как святого. А так как невозможно было укрыться городу, стоящему на столь высокой горе (Мф. 5:14) премудрости Божией, то это дошло до слуха упомянутого мужа. Он же, будучи о себе высокого мнения и всех прочих презирая, стал как бы насмехаться над известностью святого и порицать тех, кто говорил о его знаниях, называл святого неучем или вовсе деревенщиной, лишенным дара речи, который» перед мудрыми и умеющими тонко ценить слово людьми ничего вымолвить не может. Вот что говорил премудрый синкелл из презрения к святому мужу; однако те, кто лично знал Симеона, распространяли по всему городу более верную молву, во всеуслышание возглашая, что «в роде сем нет равного Симеону в знании, мудрости и добродетели»; слыша это, синкелл уязвлялся жалом зависти. Ведь для него, питающего и разжигающего в себе зависть, невыносимой пыткой стала бы распространившаяся тогда по граду Константина молва, что знаниями и премудрыми речами Симеон превосходит Стефана, тем более, что тот, как он слышал, пишет о вещах божественных и человеческих, и даже касается богословия, а сам он одними словами и пустыми звуками сотрясает воздух и только тешит слух. 75. Так обстояло дело: зависть разгоралась все больше и едва не угрожала пожаром. Немного спустя святой встречает синкелла (синкелл — высокий титул, который мог иметь представитель высшей духовной знати. Синкелл обычно был членом синклита. — ред.)

в патриарших покоях, и тот, приняв личину друга, обращается к нему: «Здравствуй, благочестивейший господин Симеон, славный знанием, благочестием и витийством!» А святой отвечает: «Бог, Которому я служу, благословенный господин мой, да подаст тебе в награду за любовь к нам мир в Духе, соответственно твоему приветствию». И синкелл говорит: «Давно я стремился насладиться беседой с тобой и посидеть вместе с тобой, чтобы обсудить кое–какие неотложные вещи как с другом и как с человеком, всегда озаренным и предающимся истинному созерцанию. Но так как дела не оставляют нам времени для полноценного досуга, то желание это я отсек. И вот теперь, как видишь, приезд твой сюда и встреча с тобой сверх ожидания оказались для меня хорошим поводом. Но, мудрейший, сосредочь мысли на том, о чем я намерен тебя спросить, а именно, о твоем понимании Самой Троицы, и разреши вопрос: как, скажи, отделяешь ты Сына от Отца, — мыслью или делом?» Этот лукавый и обоюдоскользкий вопрос синкелл приготовил заранее, рассчитывая, что, если Симеон скажет что–нибудь, выбрав одно из двух, то он поскользнется как якобы невежда и, изобличенный при первом же нападении, вызовет по отношению к себе много осуждения и смеха, а для восхваляющих его станет явным его невежество.

76. Святой же, будучи потрясен вопросом и суетностью этого человека, сказал в ответ: «Вам, архиереям, дано знать тайны Божий (Мф. 13:11), о, наимудрейший владыка, и излагать их вопрошающим, потому что это ваш самонужнейший долг. А нам, смиренным, на долю которых за всю жизнь не досталось никакой иной философии, как только познавать самих себя, должно предоставить уши учителям и с радостью предаваться молчанию пред теми, кто умнее нас. Поэтому тебе скорее надлежало бы посвятить нас в тайну познания таких предметов, а еще и научить смиренномудрствовать и только оплакивать собственные грехи, не любопытствуя о том, что глубже и выше нас. Но если ты, премудрый, стремишься испытать мой дух и желаешь узнать, какой дар от Бога дается нищим духом, то я, как видишь, ученик рыбарей, не владею изысканной речью. Но дающий молитву молящемуся (Еф. 6:18) и слово отверзающему уста может приклонить ко мне ухо (Ис. 50:4–5), открыть уши души моей и дать благодатью Святого Духа то, что следует мне сказать в ответ о сем предмете, чтобы я, удалившись в келлию, письменно изложил это и отослал тебе». Синкелл, услышав слово «письменно», усмехнулся и ответил святому с насмешкой: «И я тоже с нетерпением желаю получить от тебя подробное изложение этого вопроса».

77. Итак, один удалился в глубину внутренних покоев, а другой, возвратившись к своей пастве, вооружается чистой и нерассеянной молитвой и, разжегши сердце божественным огнем, приступает к изложению, описывая вначале прозой и простым языком происшедшее с ним озарение. Затем, уточнив смысл излагаемого и доведя слог до полной чистоты и ясности, составляет труд свой по способу поэтов, в свободных стихах. Силой слова и духа, а также изобилием мыслей он разрешил и рассеял трудноразрешимые сплетения того мудреца, подобно льву, который нападает на охотников, распугивает их одним своим рычанием и превращает преследователей в беглецов. Но как бы мимоходом задел он мудреца намеками; переписав сочинение, он отослал его изощрившему язык (Пс. 139:4) синкеллу. А сам отныне приготовился к испытаниям. Ведь он уже предузнал духом, что побежденный такой красивой победой не успокоится и не уступит, пока изрядно не напакостит, будучи одержим завистью, раз уж, как написано, всякий обороняется от противника.

78. И вот краснобай получает разрешение вопроса. Соприкасается он с глубочайшими мыслями святого, видит величие смысла в словах простых и непритязательных, видит ясность и чистоту слога, несокрушимую силу мысли, деликатность и приятность в обращении, стройность изложения, серьезность образа мыслей, творческую силу, присущую человеку неученому и не вкусившему светской науки. Изумляется он мыслью, лишается дара речи, и даже голос у него пропадает. Но что же дальше? Уязвляется сердце синкелла стрекалами премудрого слова, ибо, по Соломону, слова мудрых подобны иглам (Еккл. 12:11). Распаляется он гневом и восстает, чтобы дать отпор святому поношениями против него. Прежде всего синкелл принимается исследовать жизнь святого, не найдет ли чего–либо достойного порицания в помощь приуготовляемой против него клевете. И затем, не найдя ничего в том, что безупречно, синкелл подстрекает некоторых церковных людей, а они — других из паствы Симеона, и принуждает их поднять крик против него за почитание его духовного отца и за торжественные службы. И вот они кричали и говорили неправду против праведника (Пс. 30:19), а синкелл положил на небеса уста свои (Пс. 72:9), речи его достигли слуха архиерея, и он говорил неправду пред высочайшим Священным Синодом.

79. Но поскольку, как было сказано выше, архиерей, да и остальные епископы не были в неведении происходящего, они сначала отклоняли клевету, зная, что синкелл поражен завистью. «Разве, — говорили они, — есть какое–либо несогласие со Вселенской Церковью и ее установлениями в том, что доставляет душам не какой–то вред, а, наоборот, пользу, когда явно прославляется добродетель?» А тот муж, будучи по природе в высшей степени склонным возбуждать раздоры, не переставал ежедневно долбить архиерейские уши. Патриарх и архиереи Священного Синода в течение двух лет затыкали уши, не давая завистливому голосу места для входа. Им было стыдно подвергать порицанию самих себя, потому что патриарх благоуханиями и свечами ежегодно воздавал почести святому, а многие архиереи до своей воле приходили на праздник отца. Они стыдились выдать свет за мрак, а мрак за свет, и назвать желчный язык синкелла сладостью, а сладость истины Симеона желчью (Ис. 5:20). На самом же деле происходило своего рода сражение между истиной и ложью: первая, соединяясь со справедливостью, мощно отталкивала безумие лжи, а вторая действовала заодно с несправедливостью и от избытка безумия нападала на доброе.

80. Чем же кончается битва между ними? Побеждает зло — иногда ведь оно пользуется удобным моментом и превосходит добро. Смотри, как праведность Иоанна была побеждена пороком Иродиады (Мф. 14:6—11): в танце вторая глумится над первой и тут же кичится победными трофеями. Подобным образом и в этом случае зависть, оболгав истину, побеждает праведность, насмеявшись над ней и презрев ее. Непрерывной клеветой синкелл надоел патриарху и архиереям и, — о, несправедливость! о, козни сатаны! — поколебал их души; ведь и они всецело являются людьми. И они настаивают, чтобы он выставил какой–нибудь предлог для обвинения святого, чтобы приговор против святого, которого он так добивался, не был лишен основания. Так, я знаю, твердость и крепость камня долбит непрерывно падающая капля, а в душе устойчивость и постоянство повреждаются упорно прокрадывающимся в нее пороком.

81. Из года в год наш Симеон торжественно праздновал память своего духовного отца, как и надлежало ученику. А отец, еще при жизни предварительно крайним бесстрастием умертвив плоть и совершенно угасив ее природные движения, к приближающимся к нему телам имел чувство как мертвец к мертвецу, однако надевал личину чувственности, желая, во–первых, скрыть свое сокровище бесстрастия, — ибо избегал славы и людских восхвалений, словно жалящего в пяту змия (Быт. 3:15), — а во–вторых, незаметно этой приманкой извлечь из глубины погибели и освободить от смерти некоторых долу лежащих, а если возможно, то и всех. Этот его чудесный способ ловли (Мф. 11:19) синкелл использует как благовидный предлог для обвинения и выдвигает его перед Синодом, говоря: «Своего духовного отца, который был грешником, он воспевает как святого вместе со святыми». Таковым было выдуманное мудрым синкеллом обвинение против ничем никогда не обидевшего его Симеона. Таковым был повод осудить этого блаженного мужа, подобный обвинительному приговору Христу. Ибо Тот тогдашними богоубийцами подвергался осуждению как чревоугодник и винопийца, друг мытарей и грешников, Его поносили как бесноватого за то, что Он называл Бога Своим Отцом и почитал Его, как Он и отвечал обвинителям: Во Мне беса нет; но Я чту Отца Моего, а вы бесчестите Меня (Ин. 8:49).

82. И вот вызывают блаженного Симеона, чтобы он пред Священным Синодом дал отчет в том, что отчету не подлежит, и вводят того, кто никогда никого не обидел, как осужденного, и патриарх говорит: «Что это у тебя, господин Симеон, столь великая ревность в почитании твоего отца, так что весь город сбегается на празднование его памяти и изумляется чрезмерности воздаваемой почести, хотя, как ты видишь, его желчно осуждает боголюбивейший синкелл, имеющий о нем недоброе мнение. Хотя сам я хвалю и приемлю это, но синкелл слишком часто докучает нам и Синоду, произнося против покойного громогласные речи. Поэтому я хочу, чтобы ты освободил город от излишнего почитания его и совершал его память в присутствии только подчиненных тебе монахов. Так, конечно, и обвинитель твой когда–нибудь откажется от своих неуемных нападок на тебя, и мы будем избавлены от его докучливости». А блаженный муж отвечая, сказал: «То, что можно сказать о вере в моего духовного отца и о его прославлении, как я понимаю, всесвятой владыка, ты знаешь лучше меня, слуги твоего. Что же касается обвинений против него, исходящих от боголюбивейшего синкелла, то я сочту достойным отвечать на них, когда обвинитель представит доказательства». Тогда патриарх говорит: «Ты дал ответ четко и обоснованно. Но можешь ли ты сейчас доказать, что, совершая память твоего духовного отца наравне с древними святыми, ты поступаешь по установлениям отцов и апостолов, дабы ты оказался точно следующим священным законам?» А святой отвечает: «Если я не смогу представить доказательств от всего Священного Писания, как ты сказан, мой господин, — а ты к этому меня побудил, — то да будет прав мой обвинитель в своих обвинениях и верен пред слушателями, а я заслуживаю любого наказания». Патриарх говорит: «Как можешь, так и скажи сейчас, в чем из божественных установлений нашел ты себе поддержку, и мы выслушаем тебя с полным вниманием».

83. И вот умудренный в божественных вещах Симеон начал говорить и с дерзновением сказал примерно так: «Священное собрание! Кто не знает записанных в Евангелии слов Христа, точный смысл коих: Кто принимает вас, принимает Меня, а кто не принимает вас, не принимает Меня, а не принимающий Меня не принимает Пославшего Меня (Мф. 10:40)? И еще: Кто принимает праведника во имя праведника, получит награду праведника; и кто принимает пророка во имя пророка, Получит награду пророка (Мф. 10:41). А что в своих установлениях говорят те, кто воочию видел Слово? «Прославляй того, кто проповедует тебе слово Божие; вспоминай о нем днем и ночью; чти его как приносящего тебе добро. Ибо где учение Божие, там и Бог присутствует». И далее:

«Если о родителях по плоти сказано в Священном Писании: Чти отца и матерь твою и да будет тебе благо, и кто поносит отца или мать, да умрет, то насколько больше Слово будет побуждать нас чтить и любить духовных родителей как благодетелей и ходатаев пред Богом! Родивших нас заново через воду исполнивших нас Святым Духом, напитавших нас млеком Слова, взрастивших нас в учении, утвердивших нас увещаниями, удостоивших нас спасительного Тела и драгоценной Крови, отпустивших нам грехи и сделавших нас причастниками и сонаследниками провозвестия Божия, — их благоговейно почитайте различными почестями, ибо получили они от Бога власть жизни и смерти».

84. А что говорит златоязычный Иоанн в похвалу Филогону? Если, говорит, злословящий отца или мать будет предан смерти (Исх. 21:17), то очевидно, что благословляющий их вкусит жизни. Если же следует, чтобы родители по плоти получали от нас столь великое благорасположение, то тем более родители духовные, и особенно когда похвала не прибавляет прославляемым славы, а нас, внимающих, говорящих, слушающих, делает лучше. Ведь взошедшему на небо совсем не нужны человеческие славословия, потому что он отошел к уделу лучшему и более блаженному, а нам, пока еще пребывающим здесь и нуждающимся в многообразном утешении, подобает возносить хвалы святому, дабы самим снискать такую же ревность. Поэтому и некий мудрец увещевает, говоря: Память праведника пребудет благословенна (Притч. 10:7). Не для отошедших, но для восхваляющих бывает от этого величайшая польза. А что так совершаемое нами благоугодно Богу и что установила это свыше благодать Духа Святого, подтверждает слово мое и Моисей–боговидец, описавший не только жизнь первых людей, но и собственную жизнь, и Ездра, и премудрый Соломон, описавший жизнь Иова, и сам восхваляющий святых Златоуст. Он говорит: «Описание жизни и подвигов святых божественная благодать оставила нам для того, чтобы, изучив, как они, будучи одной с нами природы, исполнили всякую доброделель, мы стремились к подобному деланию и воспламенялись любовным влечением к ним. Как же происходит это? Если мы будем постоянно помнить тех мужей и, нося образ их в мыслях, будем вести их образ жизни, ибо этим больше, чем всем остальным вмеете взятым, будет прославлен Бог? Ведь если небеса проповедуют славу Божию (ГТс. 18:2), не издавая ни звука, но других подвигая на это благодаря видению, то тем более давшие пример удивительной жизни прославят Бога, даже если молчат, потому что через них славят Бога другие».

85. Смотрите же, господа, как прославлен Бог через почитание моего отца, которое мы устраиваем ему ежегодно. Усвойте крепко, что не только совершается это во славу Божию, но и для народа это очень полезно. И ясно это из слов мудреца: Когда прославляется праведник, веселится народ (Притч. 29:2). Толкуя эти слова, Василий Великий в похвале мученику Гордию говорит: «Люди радуются духовной радостью при одном только упоминании подвигов, совершенных праведниками, будучи ведомы к ревности и подражанию добродетелям, о которых они слышат. Ведь история жизни тех, кто был под хорошим руководством, словно некий свет, освещает жизненный путь спасающимся. Если похвальные слова иным людям требуют пространных речей, то праведникам достаточно истины о совершенном ими, чтобы показать выдающуюся их добродетель. Поэтому, когда мы повествуем о жизни отличившихся в благочестии, мы прежде всего прославляем господина через рабов, восхваляем праведников благодаря свидетельству которое признаем, потому что о них знаем, радуем людей, потому что они об этом слышат. Ибо как за огнем обязательно следует свет, а за миром — благовоние, так и за добрыми делами следует польза».

86. Но чтобы еще более убедительно доказать вам, что неполезно для жизни не почитать проведших свою жизнь во многих подвигах, что и сам я сегодня совершаю, приведу во свидетельство самого прославленного в богословии Григория и закончу речь. Что говорит он в похвальных словах Афанасию? «Не благочестиво и не безопасно чтить память нечестивых, а проведших жизнь в благочестии обходить молчанием». О, Священный Синод! Если, как вы слышали от меня сегодня, поступать так, как я, и святое Евангелие повелевает, и видевшие воочию Слово учат, и святые отцы предписывали, побуждая к этому верных, — так кого же из всех прочих людей, учащего во отклонение от сказанного, будем мы слушать? Если же мой обвинитель знает нечто более глубокое, чем это, что осталось скрытым от меня, а равным образом и от святых отцов и апостолов, пусть он подробно изложит это перед вами, святыми мужами, и я не только молча выслушаю это, но и буду убежден и с душевной готовностью приму установленное священными законами, если, предписанное основано на Священном Писании».

87. Желчный обвинитель синкелл был единственным обвинителем праведника и, хотя он не мог привести ни выдержки из Священного Писания, ни благовидного довода, посредством чего опроверг бы сказанное святым мужем, он получил полное согласие заседающих, открыто ему выраженное. Симеон, казалось,! поет для глухих и ведет речи на воздух. Поэтому проходившее в беспорядочном словесном сражении расследование окончилось. Но так как зависть — порок, связанный со спорами, когда и побежденный не любит поражения, и победитель не успокаивается, то возбужденный ею синкелл упорно продолжал битву. Целых шесть лет таскал праведника по судам, очень желая, чтобы того осудили на смерть, — о, терпение Твое, Христе Царю! — этот мудрец, архиерей, монах, думавший, что является он для прочих светом знания, мнивший, что содержит он в себе соль Духа. Но поскольку он восстановил против праведника почти всех архиереев, он сделал его врагом и самого патриарха (чему быть не следовало бы). Нашлись же какие–то клеветники из обители Симеона, пораженные безумием Иуды, недугующие [ненавистью} к учителю; пользуясь поддержкой синкелла и самого патриарха, крадут они в одну из ночей икону святого отца его Симеона [Благоговейного], против которого синкелл вел великую войну, и приносят ее в патриархию. Видя, что на ней изображено множество святых и Сам Христос, одни, — все, кто был на стороне обвинителя, — хулили святого мужа, ложно обвиняя его, а другие, — все, кто имел хоть каплю истинного знания, — сокрушались о виновниках происшедшего и содрогались от поношения Христа, сказавшего: Принимающий вас принимает и Меня (Мф. 10:40), и еще: Все, что вы сделали одному из братьев Моих, Мне сделали (Мф. 25:40). Ведь они знали, что облеклись во Христа святые Его (Гал. 3:27).

88. Таким образом, при порицании одних и при одобрении других, икону святого от обвинителя приносят в Синод. Когда же образ был явлен всем, даже самому патриарху, снова вызывают праведного мужа, и он произносит речь по этому поводу, говоря такими словами: «Что касается меня, то, проверяя себя мысленно, скажу, что я не сделал ничего необычного или чуждого преданию отцов и апостолов. Но отцы наши, изначально воспринявшие в наследие обычаи и установления церкви верных, заповедали нам, чтобы мы рассказывали об изображениях святых наших отцов и чтили их и к ним прикладывались, ибо почитание переходит на первообраз Самого Христа, Чей образ мы в себе носим (Рим. 8:29), если Сам Он не посчитал недостойным принять наш образ. Поэтому и написал я эту икону раба Христова, как члена от Его членов, соделавшегося сообразным Его образу. К ней благоговейно прикладываюсь, поклоняясь в этом святом Самому Христу, а ему самому во Христе и Боге, поскольку сам он во Христе через Духа и Христос в Боге и Отце, и Отец во Христе и Боге, по Священному Писанию. В тот день, — говорит Он, — узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне (Ин. 14:20). 89. Но ведь и отец наш Иоанн Дамаскин, увещевая верных так поступать, говорит вот что: «Предстателей всего рода нашего, тех, кто за нас пред Богом совершает молитвы, следует почитать, воздвигая во имя их храмы, принося плоды, празднуя их память и веселясь о них духом, чтобы радость созывающих [нас] стала нашей». Немного далее: «В псалмах и гимнах и духовных песнопениях (Еф. 5:19) с умилением и состраданием к нуждающимся будем мы, верные, почитать святых, чем лучше всего выразим почтение к Богу, воздвигнем им видимые памятники и изображения и сами станем через подражание их добродетелям живыми их изображениями и памятниками».

Если, говоря это, я искажаю проповедь спасения, то я искажаю также истину и веру, и содеял дело неслыханное, какого никто до сих пор не совершал в церкви верных — написал икону святого мужа или даже обыкновенного человека; если же это повсеместно совершается во всей церкви каждым верным, а от меня одного сегодня, словно преступившего закон, мудрый синкелл требует в этом объяснения, и судят меня как подлежащего ответственности, и, возможно, я подвергнусь наказанию и штрафу, — где справедливость, скажите? Я ведь, как видите, не только написал [эту икону], но с верой и любовью написал [этот образ] на каждой стене мною обновленного монастыря, написал [его] рядом с изображением Христа, воздвигнув памятник добродетели и другим преподав образец доброделания».

90. Сказав это, на глазах у всех припал он к чтимой иконе отца своего и приветствовал ее такими словами: «О, святой Симеон, через приобщение Духу Святому ставший подобным образу Господа моего Иисуса Христа, прославивший Его в членах твоих умерщвлением наслаждений, через длительное подвижничество облекшийся в блистающие одежды бесстрастия, омывшийся собственными слезами, равными изобилием крещальному источнику, носящий в себе Христа, Которого ты горячо возжелал и Которым ты много любим и Которым ты прославлен в чудесах, стяжавший от свыше снисшедшего ко мне голоса свидетельство [твоей] равноапостольной святости, защити меня, смиренного и ради тебя, как видишь, судимого. Моли обрести мне силу достойно переносить оскорбления и осмеяния, подвергаться обидам ради тебя и твоей иконы, а лучше сказать–ради Христа, потому что Он принял на Себя все наше, кроме греха, и, будучи Богом, приобщился нашим свойствам, дабы я стал причастником той славы, которой ты вкусил, находясь еще во плоти, как ты был мне показан одесную Бога стоящим, и теперь еще явственнее вкушаешь со всеми святыми».

91. Так, помолясь, он обернулся, как–то радостно посмотрел на обвинителя и сказал: «Прекрасный господин мой и синкелл! Замечательна борьба твоя и стояние за справедливость. Да оставишь ты все иное и, заботясь о своей совести, непреложно обратишься к апостольским правилам и установлениям, не нарушая ни одной, даже малейшей заповеди Христа. Но что же мы медлим? И почему ты все, еще откладываешь [окончательное] решение против нас? Все твое: и престолы, и власти, и служители, и слухи. То, чего пожелаешь. Воспользуйся же принадлежащим тебе. Мы готовы претерпеть все, что уготовала [нам] твоя зависть». Так говорил святой, а тот терзался завистью и не знал, что бы [еще] сделать, видя, как Синод медлит, страшась Евангелия и праведника, сознательно и чисто исполняющего его. Насколько хватило сил, восстает он против иконы, убеждая патриарха и архиереев Святого Синода по крайней мере выскоблить на иконе надпись «святой». Совершившие это немного приостанавливают его ярость. И таким образом, после того, как икона была возвращена Симеону, судилище расходится.

92. Так что же? Умолк ли впредь однажды допустивший клевету? Никоим образом. Ведь жала истинной мудрости Симеона, пронзая его сердце, совершенно не давали ему успокоиться. Словами какой трагедии описать мне нелепость, происшедшую в городе? Смутив патриарха клеветническими наговорами против этих святых, синкелл убеждает его, — чему не должно бы случиться — о, злоба, на столь многие и великие [вещи] восстающая! — послать [людей], дабы уничтожить все Святые иконы того великого отца, где бы и когда бы они ни были написаны. Поистине и лучшие [люди] подвергаются позору. Как же не вспомнил этот славный мудростью муж о божественном отце нашем, Иоанне Дамаскине, который так объясняет и говорит о святых иконах: «Пусть знает каждый человек, что тот, кто пытается уничтожить изображение, появившееся вследствие божественной любви и ревности для славы и воспоминания о Христе и Матери Его — Богородице, или о ком–либо из святых, для посрамления диавола и для поражения его и демонов его, и не поклоняющийся ему, не почитающий, не приветствующий его как изображение драгоценное и не как Бога, — тот враг Христа и святой Богородицы и святых, защитник диавола и демонов его; на деле выказывает он свою печаль о том, что Бог и святые его чествуются и прославляются. Ибо изображение есть [как бы] изъяснение и триумф, и надпись на столбе в память о победе тех, кто, будучи не устрашен, отличился, и в посрамление побежденных и низложенных лукавым».

93. Итак, что же происходит? Тотчас же посылаются люди, дерзнувшие на это ужасное дело. О, как мне рассказать слушателям без слез о том, на что они осмелились?! Одни из изображений преподобного мужа они уничтожили преступной рукой, в неудержимой ярости топором нанося удары изображениям то по голове, то по груди, иной раз по животу, а иногда по бедрам, и не прекращали бить их до тех пор, пока не обращали их в порошок. Другие же иконы спрятали, вымазав их известью и сажей, в то время как монахи и миряне горько рыдали, видя совершаемое христианами в церкви верных (что некогда уже устраивал Копроним для разрушения Божиих храмов), и не смогли защищаться от содеявших таковое, потому что и те и другие назывались христианами. Преступники почитали для себя красотой и наслаждением росписи, подобные театральным, как ради украшения расписываются и священные завесы в некоторых церквах, — я имею в виду палестры, орхестры, охотничьи домики, с различными видами собак, обезьянами, пресмыкающимися, также со стаями птиц и [табунами] коней. А иконы и образы человека, чей образ принял на себя по любви Творец, в соответствии с которым изображается совершенный человек и совершенный Бог, познаваемый в одной ипостаси, изъяты из среды церкви, словно идол, — и ни слова об их соблазне или о соблазненных людях. Так да погибнет порок и виновница его зависть, через которую десятки тысяч святых стали жертвой насильственной смерти. Так египтянин Феофил позавидовал Иоанну Златоусту, и небесный человек стал жертвой его зависти. Так и мой Симеон, избранный сосуд и многогласный орган Духа, став предметом зависти для премудрого Стефана Алексинского, стал ожидать от него страшных деяний, подобно упомянутому святому.

94. Когда опытный в божественном Симеон увидел, что пламя зависти разгорается все больше и не утихнет, пока противник его и истины, сильный в словах, не навредит [ему], он решил, что следует письменно оправдаться в предъявленных обвинениях. Поэтому он набросал первую свою апологию и разумно отложил ее до времени повторного суда, себя полностью приготовив на смерть за доброе дело. Прошло немного времени, и моего Симеона снова ведут от места подвигов на судилище. Вновь завязывается словесная битва, очень сходная [с прежней]. Борьба обеих сторон была все той же: или совершенно прекратить блестящие празднества в честь святого отца и его прославления, или вовсе удалить Симеона, не только из построенного им монастыря, но и за пределы всего этого большого и славного города. Таково было содержание речей, и святой муж вручил апологию патриарху. Она читалась перед Священным Синодом в течение достаточно долгого времени. Словно гром, поразила она разум слушающих мощностью мысли, величием слога, достоинством стиля, искусным применением [священных] изречений в сочетании с остротой и неопровержимостью истины. Будучи не в состоянии ослабить силу его слова, они поднялись со своих мест, языки их были связаны немотой, и они, осудив праведника, приговаривают его к изгнанию.

95. Таков, друзья, был мудрый исход того, что затеяно было синкеллом, мужем премудрым, монахом и священнослужителем, и на таковую лучезарную высоту вознеслась прославленная ученость его вкупе с любовью к ближнему. Увы! Мы, [ратники] священного воинства, уподобились народу, не имеющему ведения, по слову [пророка] (Ос. 4:6), и дана нам утроба нерождающая и сосцы сухие (Ос. 9:14). Переплывши Пропонтиду близ нашего Хрисополя, те, кто увозил блаженного, поставили свое суденышко на причал у небольшого селения, называемого Палукитон. Они покинули святого, совсем не имевшего вещей, в зимнее время, оставили среди пустынного места в полном одиночестве, где водружена колонна осужденного дельфина, и, будучи людьми бессердечными, не удостоили его пропитания даже на один день. Итак, когда блаженнейший Симеон понял, что безумие синкелла победило и сбылось то, чего желала зависть его, он без горечи воздает благодарность Богу, Который попустил для него таковому случиться. Прохаживаясь по этому необычайно крутому холму, он запел в какой–то душевной радости слова псалма: Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился, изолью пред Ним моление мое; печаль мою открою Ему… На пути, которым я ходил, они скрытно поставили сети для меня. Посмотрел я на правую сторону и увидел, что никто не признает меня (Пс. 141:1—5). И еще: Вот Бог мой, Спаситель и Господь, и буду на Него уповать, и спасен буду Им, и не убоюсь, ибо слава моя и пение мое — Господь; и Он был мне во спасение (Ис. 12:2). 96. Итак, спустившись к подножию холма и найдя там развалины часовни святой Марины, он вошел туда и воздал Богу молитвы девятого часа. Затем, отдавшись краткому отдыху, как истинный ученик Христов, он приветствует друга синкелла следующим письмом. «Всесвященному и святому владыке моему, преславному синкеллу из–за тебя изгнанный и преследуемый твой Симеон. Смотри, всесвященный владыко, какую жатву принесли мне семена твоих подвигов по Богу и рассуждений, какую славу и радость принесли мне, скольких венцов стали они для меня причиной, сколь великим веселием наполнили меня, возвели на вершину духовного знания и стопы ума моего прекрасно утвердили на камне (Пс. 39:3); и уготовали мне в ту самую скалу облечься, из которой получаю я воду живую. Она ипостасно орошает меня, движет [мною], говорит со [мною] и побуждает писать тебе, преисполняя всякой радости; она вовсе не позволяет мне чувствовать смертоносные искушения, но, как трех отроков в печи сохранила она нетронутыми огнем, так и меня, как бы спрятав в своей скинии (Пс. 26:5), хранит беспечальным и не ведающим страданий, — за это я благодарен тебе и никогда не перестану благодарить и молиться за тебя. Так что если у тебя есть еще что–нибудь добавить к радованию и славе любящих тебя, не медли сделать это, чтобы мзда тебе увеличилась и воздаяние от Бога, еще законоположившего, было дано тебе преизобильно. Будь здоров».

97. Получив это послание, надмеваемый знанием синкелл прочитал высокие мысли и, не поняв их большую часть, был сражен словесными жалами сильнее, чем, как казалось, сам он сразил святого мужа злыми нападками. И он отвечает, но не словами, — на это он не был способен, — а делами. Тотчас же принимается он разить непобежденного, находящегося в отдалении, но не как мудрец, какими–либо доводами разума, — ибо не обладал свободным разумом, движимым любовью, — а как способный на все, изобилующий злобой, коварной болтовней, наветами и недостойными кознями. И вот, без промедления придя к самому патриарху и нашептав ему в уши то, что имел он против Симеона, он раздувает клеветой угли гнева, снова поджигает их и возбуждает сильнейшее пламя испытаний для Симеона. Так как он точно знал, что блаженный муж любит чтить в празднествах [своего духовного] отца и очень щедро раздает деньги бедным, он вообразил, подобно тому Мидасу, который все видел золотым, что святой муж владеет золотыми сокровищами, скрытыми в келлии — где сложены были груды аскетических подвигов. Тотчас же убеждает синкелл патриарха послать [людей] на поиски пресловутых богатств святого. И не только их, но с ними вместе изъять все находящееся в келлии имущество — я имею в виду книги, одежду для тела и другие необходимые вещи.

98. Видите, что делает зависть и ненависть к ближнему? Поистине ослепляет и воображает несуществующее существующим и то, чего нет, использует, как если бы оно имело место, и с ним сражается. Итак, обыскивают келлию блаженного мужа, которая некогда приобрела сокровище благодати Духа и стала его вместилищем. Ищут зарытые золотые сокровища у того, кто все презирал и отбрасывал и ничего не приобрел, кроме власяницы и плаща для защиты его иссушенного чрезмерными подвигами тела, которое тяготило даже тряпье. Обыскивают [келлию] при помощи каких–то лопат и приспособлений, раскапывают пол, проламывают стены, снимают кровлю и даже весь скарб разбрасывают на открытом воздухе. Но бездушная келлия, тщательно обыскиваемая в течение целого дня, со своей стороны, стала мстить за своего обитателя; сплошь продырявленная, она ничего не отдала из того, чего искали и чего жаждали погромщики. Тогда были изъяты сложенные в ней книги и малое утешение для тела того человека — все оно состояло из плаща и покрывала, по причине присущей ему немощи. Так вот, узнав о похищении имущества, Симеон апостольским разумом принимает это с радостью, совершенно презрев глумящихся и посмеявшись их наивности, ибо они думали найти золотые сокровища у того, для кого всю жизнь была богатством бедность во Христе и нужда служила трапезой роскошной и более изобильной, чем стол изощренных яств.

99. Итак, один, умудрившийся в злобе, делал все возможное, чтобы, как ему казалось, тем более уязвить святого. А другой снова отправил ему письмо, и первый больше, чем второй, получил ударов в сердце. И говорит пославший письмо так: «Добрый Стефан, господин мой, снова прибавил прекрасные венцы к моим венцам. Но чем же мы воздадим тебе за то, что ты сделал нашему ничтожеству, движимый благим расположением, и делаешь, и я знаю, что и впредь будешь делать, благодетельствуя нам ежедневно уже семь лет? Как защитимся мы пред тобой, усердным в таком деле и знающим, как почтить твоих друзей и угодить им сладкими твоими лекарствами?

Но умоляем тебя, да не остановишься в твоих замыслах и не прекратишь деяний твоих; прибавь к ним, если нужно, еще такие, которые сделают труды мои более сладкими. Ты увеличил во мне свет, радость, наслаждение, которые странным образом кипят во мне, наполняя душу неизъяснимой радостью духа в умиротворенных помыслах. Все это ты, пожалуй, полностью приумножишь, творя свои обычные дела, и соединишь нас вскоре с возлюбленным Богом, ради Которого я все с готовностью переношу и ради Которого, как видишь, на меня возложены тобою эти узы изгнания. Будь здоров. Всесвященному и святому владыке моему тобою изгнанный и лишенный имущества твой Симеон».

100. Упомянутая часовня и место, на котором она стояла, принадлежали одному из сановников, Христофору, по прозванию Фагура. Узнав, что святой изгнан и расположился возле часовни, этот ученик святого не медля переправился через Пропонтиду и оказался точно в [означенном] месте. Когда он увидел, что блаженный муж сидит там с одним учеником и нет у него ничего, чтобы согреть свое тело, со слезами стремительно повергается он к прекрасным ногам учителя и горячо оплакивает его несчастье. Когда же он узнал еще и причину изгнания, он сурово осудил поступки гонителя, однако почел счастливым самого преследуемого и слышавшего всяк зол глагол (Мф. 5:11) по заповеди Божией. Осторожно попросил он святого [позволить) доставить нужные для тела вещи, чтобы тот не испытывал нужды в необходимом. А святой отвечал: «Что, чадо, нужно нам, кроме ежедневного пропитания, которое хлеб и соль с водой доставляют нам в большем изобилии, чем остальные яства? Но если ты, которого мы родили в Духе, больше заботишься о том, чтобы нас ублажать, то ты прежде всего отдашь в дар нам, лишенным крова, вот эту часовню. И если воззрит как–нибудь Бог на нашу скорбь и, взирая, призрит и удостоит нас, гонимых ради Его заповеди, некоего утешения, то мы восстановим обитель монашествующих, и для спасающихся и для тебя деяние это будет в защиту перед Богом и в награду, а нам даст место совершения молитв и исполнения заповедей Христовых». Услышав это и очень обрадовавшись сказанному, сей муж тотчас же приносит в дар святому часовню, посвящает ее Богу.

101. Но отложим рассказ о постройке монастыря, пусть изложение еще раз коснется страданий отца [нашего], и да будет поведано, как все произошло. Итак, молва о сем муже, подобно удару молнии, поразила всех, кого она достигла, и подвигла многих посетить его. Об изгнании же его одними владело одно мнение, другими иное. Он же, обладая апостольским умом, счел нужным позаботиться и о соблазнившихся. Поэтому, когда он рассказывал приходящим, что причинили ему обвинители, оных он повергал в слезы сострадания, потому что они видели его старость и беззащитность, а все, кто обладал божественным знанием и свободно владел словом, ублажали его, говоря: «Блажен ты, отче, что перенес гонение и поношения правды ради, о чем ясно сказал апостол. Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы и силы, [Дух] Божий почивает на вас. Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или вор, или злодей. А если как христианин, то да не стыдится, но да прославляет Бога во имени Его. Ибо время начаться суду с дома Божия (1 Пет. 4:14–17). С этими словами они возвращались, преисполненные [уверенности] в безупречности жизни и слов его.

102. Но чтобы показать себя непричастным ко всякому обвинению и открыть всё до одной причины своего изгнания людям, не только теперь приходящим к нему, но, более того, далеко находящимся и тем, которые придут впоследствии, он изготавливает небольшую книжку о себе, пишет и [послание] патриарху Сергию, где словами простыми и_; понятными откровенно рассказывает о своей вере и о своем дерзновении. Написанное отсылает он патрикию Тенесию и остальным правителям, для которых он был учителем благочестия, чтобы они доставили это патриарху и архиереям Церкви. И вот известные [люди] из начальствующих прежде всего устраивают встречу с патриархом, связно излагают то, что касается изгнания святого и, обличая беззаконие, наполняют страхом душу его; затем вручают ему книжку и письмо. А он, видя, как много знаменитых людей пришло к нему, уважая их известность, [а также] опасаясь, как бы обстоятельства происшедшего не дошли до императора и не закончились для него сильным порицанием, повелевает прочитать это в Синоде. Митрополиты внимательно слушали читаемое и многие из них тяжко вздыхали по поводу синкелла, соделавшего таковое, а многие громко хвалили разумность и чистый образ жизни святого.

103. По окончании же чтения написанного патриарх обращается к властителям и ученикам святого: «Что касается меня, преславные, то против господина Симеона у меня никогда не было скверного подозрения. Более того, я прочитал с самого начала написанное им о своем [духовном] отце и возрадовался, узнав жизнь того человека. И я приказал воспевать написанное в церквах, восхваляя веру его. Но я не знаю, почему и какое расхождение возникло между ним и синкеллом и возбудило против него и его [духовного] отца несчетное множество обвинений, кроме клеветы ничего не содержащих. А то, что он пострадал от нас, он пострадал не как ошибавшийся в церковных догматах, коими укрепляется правая и непорочная вера, но потому, что неизменно держался своей цели и, почитая отца, не переставал праздновать с блеском [его память]. Обвинители же его волновались и ежедневно толпой являлись к нам, поэтому я удалил его из монастыря и из города. Но теперь, если он пожелает и если послушается моих слов, он вновь станет господином своего монастыря, и я рукоположу его, с соизволения всего Священного Синода, архиереем в одной из высоких митрополий. Тогда происшедшие несправедливости будут исправлены, и ваше к нему неугасимое доверие будет сохранено.

104. Так сказал он и, послав за святым мужем, возвращает его из изгнания. Когда же молва о его приезде распространилась повсюду, словно на большой праздник сходятся все — миряне и монахи, священники и левиты, также все известные члены синклита, которые знали блаженного по его добродетели, для которых он был учителем и отцом: они вместе с ним направляются к патриарху Когда сообщили о прибытии отца, выходит патриарх в малую приемную, а там его встречает святой в сопровождении высоких особ. Патриарх говорит: «Что это вздумалось тебе, благочестивый господин Симеон, себя ввергнуть в смуту и этих любящих тебя учеников огорчить, и претерпеть то, чему следовало выпасть на долю осужденного [преступника], а не такого знающего и добродетельного мужа, как ты? Ведь я — да свидетельствует сама справедливость! — имел о тебе высокое и доброе мнение, и имел на твой счет кое–какие другие идеи, которые могу довести до конца, если только ты отнесешься к моим словам с доверием и большим усердием. Но послушайся нас хотя бы вот в чем: возвратись снова в свою обитель, где ты положил много трудов, а мы не будем препятствовать празднованию памяти твоего [духовного] отца; просим тебя только немного умерить блеск многодневных твоих торжеств и праздновать только с подчиненными тебе монахами и с приходящими со стороны друзьями вплоть до того времени, когда движимые против тебя завистью или успокоятся, или покинут этот мир и преходящую жизнь. Тогда ты будешь поступать, как тебе нравится, и как угодно Богу».

105. А святой отвечал: «В смущении и соблазне, о которых ты сказал, господин мой, виновен не я, а разумный синкелл, который в собственных глазах является человеком ученым, для которого я стал предметом беспричинной ненависти не через что–нибудь иное, как через пустые и ненужные изыскания. В них ему любо попусту расточать время, и при помощи их думает уловлять и испытывать знание и разумение прочих людей, чтобы никто в этом не казался больше него, но чтобы все были побеждены его мудростью и знанием. По справедливости его следует осудить за эту смуту, как говорит апостол: Смущающий вас, кто бы он ни был, понесет на себе осуждение (Гал. 5:10). А за то, что я пострадал и перенес, а может быть, и еще перенесу, я воздаю благодарность Богу моему и тебе, господину, потому что потерпел не как развратник или злодей, но как раб Христов, соблюдающий апостольские установления и каноны, как учит меня Петр, глава апостолов, такими словами: Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, а если как христианин, то не стыдись (1 Пет. 4:15). Поэтому я не только не стыжусь того, что перенес ради заповеди Божией, предписывающей не презирать отцов наших, но радуюсь и почитаю себя блаженным, потому что и сам я, ничтожный, был удостоен дать ответ за одну заповедь Бога моего, понести осуждение за правду и подвергнуться изгнанию по примеру древних отцов наших.

106. Что же касается твоего прежнего расположения ко мне, то я сам ему свидетель, и не только я, но и сама истина, между нами обитающая. Ты почитал нас часто не по заслугам и от нас всегда получал почести. Ты превозносишь веру в нашего [духовного] отца, объявляя ее божественной и восхищаясь тем, что мы совершаем. Я признаю, господин мой, твое расположение к нам. Но зависть сатаны — я не знаю, как выразиться, — не должным образом изменила твое внутреннее устроение, сделав сладкое горьким (Ис. 5:20) и свет превратив во мрак, и не только для нас, но и для всей земли, по которой прошел слух о содеянном против нас. Что же касается каких–то иных идей, которые ты имеешь по поводу нас, которые обдумывал, продолжаешь обдумывать и намереваешься исполнить, если мы будем послушны твоим словам, то это касается временных благ — преходящей славы людской и почестей. О них я, твой раб, не стану говорить, ибо давно уже пришел к выводу, что следует почитать бесчестье от людей залогом небесной славы, а прославление от них переносить как обиду и поношение. Если же [речь идет] о деле богоугодном и душеполезном, я буду всегда с готовностью подчиняться твоим предписаниям. И кто не похвалит тебя, господин мой, за то, что ты учишь соблюдать то, что говорили и заповедали Христос и Его ученики, по слову Сына Божия: уча их соблюдать все, что Я повелел вам (Мф. 28:20). Так соблаговоли учить согласно Священному Писанию, следуя ранее учившим святым отцам, — и мы примем тебя как апостольского единомышленника, и станем землей и прахом под твоими святыми ногами, и быть попираемыми тобой сочтем делом святым, как уже писал я ранее. И не только это, но и заповеди твои до смерти сохраним, и ты возлюбишь нас, как рабов и благоразумных учеников Христа, и восхвалишь нас как говорящих хорошо.

107. Если же ты не хочешь учить так, чтобы мы, как было сказано, подчинялись твоим повелениям, но, заручившись некоторыми обещаниями, которые прославят меня среди обычных людей и сделают союзником тебе и всем архиереям церкви, принуждаешь нас отречься от нашего отца, просветившего нас, а теперь за нас молящегося и всегда за нас предстательствующего в жизненных обстоятельствах, как любвеобильнейший отец, ты таким образом стараешься, чтобы мы оскорбили Христа, говорящего: Отвергающийся вас Меня отвергается (Лк. 10:16). И мы ничего другого не скажем, кроме того, что и ученики Христовы: Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам (Деян. 5:29). Ибо если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым (Тал. 1:10). Знай, что отныне я не предпочитаю для себя случившемуся по справедливости Божией изгнанию ни монастыря, ни богатства, ни славы, ни чего–либо иного из того, к чему стремятся люди в жизни. Ведь ничто из этого, ни смерть, ни жизнь не отлучит меня от любви ко Христу (Рим. 8:38, 39) и к самому моему духовному отцу Потому что с тех пор, как я доверил всю заботу игуменства моему ученику Арсению и рассудил, чтобы он вместо меня стоял во главе братии, я всецело, даже находясь там, стал вне дел моих и трудов и, находясь в уединении, как будто и не был среди них. И так как я оттуда был изгнан из–за правды и из–за соблюдения заповеди Бога Живого, я в другой раз уже не вернусь туда, пока нахожусь в живых, но умру вместе с заповедью Христа, не отвергнув Его (2 Тим. 2:11). Я уверен, что не от отпаду Его богодухновенных заповедей блаженства. Ведь Он говорит: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Мф. 5:11)». 108. И вот, когда патриарх, вопреки всем ожиданиям, услышал это, он сказал: «Ты и в самом деле отцелюбивый студит, господин Симеон, и обладаешь их упорством, может быть, заслуживающим похвалы, если оно законно». Затем он кратко выразил свое мнение в следующих словах: «Я говорил, что несколько обрежу твое большое упорство в этом деле, но так как ты все тот же и нисколько не изменился, но остаешься в неколебимом почитании твоего духовного отца и в верности ему (что кажется мне и всем похвальным и законным), то во всяком случае ты выказал свое неповиновение нашим словам. Так находись отныне, где тебе угодно, общаясь, конечно, со своими учениками и поступая, как ты желаешь, не встречая препятствий с нашей стороны, вне ли этого города, или в нем, торжественно празднуя и радуясь вместе с друзьями». Сказав так, он отпустил их с миром.

109. Итак, блаженный Симеон, даже не подвергшись гонению, явил себя добровольным мучеником, и по свидетельству совести, и по терпеливому перенесению искушений, нашедших на него ради [исполнения} заповеди Господней. С возлюбленными своими чадами — высокопоставленными лицами, о которых сказано выше, радостно выходит он из патриарших покоев, и вместе со всеми ими ему оказывают гостеприимство в доме дивного Христофора, по прозвищу Фагура. Там провел он немало дней. Прежде всего он преизобильно оказал духовную пользу самому хозяину и его двум братьям, а затем и многих других беспрепятственно допустил [слушать] поучения, содержащиеся в его медоносных речах, — а это были священники, левиты, вельможи, простолюдины, мужи и жены, дети и старики, все, кто узнал о нем и кем он был любим. Затем отправляется он к возлюбленному своему [месту] уединения, желая устроить там келлию для [подвига] молчания. Но Бог, дающий гнездо орлятам и хлеб в пищу людям, наподобие ливня изливает этому блаженному мужу деньги и отверзает для него сокровища власть имущих, и сразу все — и родственники их, и друзья, и дети — доставляют ему достаточное количество золота. Приняв его, блаженный дерзновенно обращается к Богу, Которому он и молился об этом, то есть о постройке монастыря.

110. Но кто в состоянии рассказать снова о возникших против него искушениях от демонов и от соседей? Первые не явно, а вторые явно ежечасно скрежетали на него зубами, кидали [в него] камнями, оскорбляли, угрожали, запугивали. Чего только не делали они, чтобы отвести его от мысли воздвигнуть [монастырь]. Симеон же, облекшись в скалу (Гал. 3:27; 1 Кор. 10:4), на ней утвердив навсегда (Пс. 39:3) основания разума своего, оставался твердым и непоколебимым для натиска искушений и для встречных ветров. Движимые завистью соседи препятствовали ему, открыто угрожали ему и преследовали его, осыпая его камнями. А давно воздвигнувшие на него брань бесы, будучи невидимыми, сотрясали постройки и заставляли его трудиться заново. Да зачем много говорить? Горе бедствий и свирепые волны ежедневно восставали на него сразу и от бесов и от людей. Но все же, как теперь видно, с большими усилиями завершается у него построение этой малой обители, где насадил он сад и виноградник во утешение монахам, которым предстояло здесь предаться подвигам. И так собрал снова Симеон другую паству и стал праздновать память отца [своего] с большими почестями, чем прежде. Ведь [в землях] Евгения, где он приобрел также подворье, в храме Богородицы собиралось почти все духовенство великой Церкви Христовой, следуя народному обычаю собираться, при большом стечении монахов и мирян, и в течение целых восьми дней совершался праздник, и никто не возбранял и не осуждал это, как прежде.

111. Но когда он почил от всех своих дел, он снова предается любимому безмолвию, которого он никогда не покидал, даже когда был вовлечен в беспокойство о многих делах. Целиком погружается он в [свои] обычные откровения и созерцания в Духе. Затем, превозмогши материю и плотность тела, умом и духом всесовершенно соединяется с Богом, от которого он никогда не отдалялся. Его язык становится языком огненным, богословствует он «Гимны божественной любви» и против [собственной воли], властным дуновением Духа, обнародует то, что узнал в божественном откровении и что созерцал в видениях, когда пребывал превыше естества. Под воздействием божественного огня становясь изо дня в день весь огнем и светом, он стал богом по усыновлению и отныне как сын Божий, с непокровенным лицом, таинственно беседовал с Богом и Отцом, подобно Моисею, и при помощи указующего перста Божия (Исх. 31:18), как на скрижалях, запечатлевал действия божественного огня. Кроме того, силой мудрости сочиняет он тогда свои столь сильные апологетические и полемические Слова, выдвигая их против своих противников.

112. Но не успокаивается демон, видящий это и искушающий его, как Иова; возбуждает он против него злобу живущих по соседству с монастырем. Они то высокомерно обходились с ним и жестоко его поносили, а то, бывало, поднимали на него руки, — на него, старого и бессильного, — преступными руками толкали его на землю (о, терпение Твое, Христе мой, и неизреченное великодушие!), иногда даже бросали в праведника камнями. Так вот, один из этих [людей] однажды схватил камень, какой только могла вместить рука, и бросил его в то место, где святой обыкновенно сидел и писал слова божественной благодати. Камень пробил стекло, пролетел над теменем святого и упал прямо на виду у него. От одной только силы падения честную голову его наполнил крутящийся вихрь. Если бы [камень] на лету ударил ее, ничто не помешало бы мгновенной смерти святого. Что же делает подражатель того, кто сказал: Не воздавайте злом за зло (Рим. 12:17)? Добрыми делами отвечал он и самому элодею и прочим обидчикам. Кротким голосом зовет он своего ученика Симеона и говорит, показав ему камень: «Видишь, брат, что нам угрожало? Так иди и елеем доброделания утихомирь ярость того человека и подай ему от нашей скудости в изобилии то, что нужно ему для [его] исцеления». 113. Таков был этот великий ученик Христов: он терпел то, что причиняли ему кознодеи, а делавшим ему злое воздавал добром. Будучи истинным последователем апостолов и подражателем Христа, он не отвечал поношениями, когда его поносили, страдая, не роптал, будучи гоним, терпел, будучи оскорбляем, увещевал. Радуясь в скорбях неизреченной радостью, он считал себя причастным блаженствам Христовым. Пребывая в таком состоянии и живя, согласно Евангелию, по–апостольски, блаженный ученик Христов уходит от обмана чувственного мира и, телесно находясь с людьми на земле, душой умственно пребывает с Богом, в божественном свете, и собеседует с небесными ангелами. Кто умеет точно судить о вещах божественных, назовет его земным ангелом и небесным человеком. Ибо как небесный человек он освещал добрые дела земных людей, а через знание вещей небесных и премудрости Божией просвещал души приступавших к нему с верой. Как земной ангел он, бывало, предвидел и предузнавал будущее, пророчески предсказывал его, и каждое [событие] совершалось точно в назначенное время. Свидетельствует о сказанном пророческое предсказание, с которым святой обратился к знаменитому вельможе Иоанну, бывшему при самодержце Василии протонотарием дома. Ему святой дерзновенно предсказал великое испытание, и по прошествии десяти лет этого человека царь обвинил в страшном [преступлении], и его постигло жесточайшее наказание. Одновременно [подобное приключилось] и с начальником прошений, Иоанном, который приходился святому родственником. Оба случая мы в подробном жизнеописании изложили полнее, чем в сокращенном. Такова была жизнь этого человека и такова была прозорливость этой чистейшей души, так что он видел за много лет события, имевшие произойти впоследствии, и предузнавал их, словно держа в руках книгу и благодаря непрерывному изучению ее получая ясное знание о предстоящих событиях.

114. Но после того, как вспомнили мы о некоторых чудесах того, чья жизнь сплошь была великим чудом, и особенно [чудом было] слово премудрости Божией и знания, которое он, подобно апостолам, обогатил по внушению Духа, направим повествование к его блаженную кончине.

Не было воды в построенной им обители, и ученики испытывали большие тяготы, так как переносили ее снизу на собственных спинах. Это огорчало святого больше, чем его учеников. Но так как найти воду в том месте было невозможно, потому что кругом был почти один только камень, то, исполнив шись жалости к труду доставляющих воду, поверяет он свою боль с душевным стенанием в молитве всеведущему Богу. Он просит таинственным образом открыть ему место, где бы трещина в скале излила воду для нужд жаждущих. Бог открыл ему место, и он, постоянно избегающий мирской славы, не мог [долее] скрываться. Но поскольку его природа, достигнув глубокой старости, стремилась к освобождению и, словно не перенеся столь многих искушений, намеревалась заплатить и общий долг, и поскольку блаженный муж предчувствовал, что уже случилась с ним его последняя болезнь, то однажды, когда несли его на носилках, он приказывает несущим отнести его во двор своей небольшой обители и [там] остановиться. После этого просит он принести ему мотыгу, которую обычно называют «цапион». Взяв ее и сказав: «Благословен Бог!», — он ударил ею трижды посреди двора там, где находился, приказал монахам привести копающих и быстро раскопать это место. Они горячо принялись за дело, но когда достигли глубины, никакой воды не оказалось, ибо скала, на которую они наткнулись, была чрезвычайно острой и неподатливой. Очень утомленные, будучи не в силах ее расколоть, они приостановили работу Святой услышал об этом, когда он уже диктовал писцу то, что касалось его отшествия [из жизни] и завещание. «Скажите копающим колодец, — говорит он, — чтобы они ударили по краю скалы и больше себя не утруждали: ибо тотчас же будут поданы нам от нее источники». И вот те, которые ударяли по скале многократно и с усилиями и ничего не добились, сразу же раскололи ее одним единственным ударом, и расселина излила из недр чистейшую и пригодную для питья воду. С тех пор эта впадина, обратившаяся в колодец, сохраняется во свидетельство того, чего достигло дерзновение перед Богом. Так внемлет Бог преподобным его и молчащим гласам безгласных и открывает их помимо их воли через дела благодати. 115. Но необходимо сказать и о том, что, явившись сначала в видении Анне, игумений [монастыря] Вардены, он сотворил с ней чудо. Она сама рассказала нам [об этом] в таких словах. «Однажды со мной приключилась горячка, внутри горела я страшным огнем, плоть моя расплавилась, словно воск, кости стали как сухой хворост и во всем теле наступило полное расстройство. Много дней мучилась я от снедающей меня горячки и совсем не могла вкушать даже легкой пищи. Когда врачи увидели, что от лекарств болезнь усиливается, сила уходит из тела и плоть ужасающе измождена, голос иссяк и потерял силу они отчаялись в моем выздоровлении и ушли, оставив меня, словно дышащий труп, наедине с одной только матерью. И вот мать — что бы я без нее делала?! — когда услыхала, что врачи потеряли надежду на мою жизнь, и увидела, что взор мой угасает, что я непрестанно задыхаюсь и уже при последнем издыхании, прижала меня к своей груди и стала горько рыдать. Обливаясь слезами, ожидала она минуты, чтобы мне, умирающей, закрыть глаза. Находясь в таком состоянии и уже не воспринимая, что вокруг меня происходит, я вижу в видении, что блаженный Симеон протягивает десницу святому своему отцу, Симеону Благоговейному, и со славой великой ко мне подходит. Приблизившись ко мне, он произнес кротким голосом: «Здравствуй, госпожа моя Анна! Что за ужасный недуг напал на тебя? Почему ты, находясь в таком состоянии, неподвижно лежишь на ложе и не беседуешь ни с матерью, ни с нами, твоими друзьями, и совсем не вкушаешь пищи?» И вот от голоса святого мужа, как бы придя в себя, я открыла глаза и вместе с тем уста и, с трудом узнав его, слабым голосом произнесла: «Умираю, отец мой всечестной!» Тогда святой Симеон Студит, обернувшись, говорит блаженному ученику своему, то есть святому Симеону: «Воздвигни ее, господин Симеон, поддержав рукой [твоей], и дай ей поесть». Он же, выполнив это, как показалось мне, стал меня кормить пищей, взятой у моей матери. Вкусив из тех святых рук, тотчас обрела я здоровье и силу, встала с ложа, позвала мать и рассказала ей о видении. Недавно еще безгласная и мертвая, попросила я у нее пищи, с большим удовольствием поела и встала совершенно здоровая. Так и теперь действует святое Евангелие на тех, кто живет по Богу и точно по Евангелию и неотступно соблюдает его заповеди».

116. Таков этот рассказ. Но теперь обратим повествование к другим чудесам отца нашего. Воспитывался у этого блаженного отца один мальчик, Ни–кифор. После кончины святого он принял постриг в монастыре святой Марины и получил имя также Симеон. Он стал очевидцем некоторых чудес [своего духовного] отца и, будучи иереем, рассказал мне, призывая Бога во свидетели, следующее. «Когда я был мальчиком, ~ говорил он, — и только что достиг четырнадцатилетнего возраста, я был приведен моими родственниками к святому и вошел в число ему прислуживавших. Не знаю, как сказать, но естество мое с самого раннего детства противилось вкушению рыбы, а если кто–нибудь принуждал меня принять ее на трапезе, особенно свежую и не соленую, то я немедленно ее извергал, отторгала ее моя природа, и я преисполнялся всяческого отвращения. Однажды на трапезе, когда я находился в таком состоянии и сильно страдал от неприятия [рыбы], протягивает святой ко мне руку и дает кусок жареной рыбы. Я замедлил и стал отказываться. Когда же святой спросил меня и узнал о причине отказа, он отвел руку и ненадолго углубился в себя, чтобы немедленно узнать об этом через молитву у всеведущего Бога. После того, как он таинственно побеседовал с Богом, он приказал мне приблизиться и, когда я подошел, простер руку, благословил .этот кусок рыбы и дал мне съесть его, со словами: «Приняв во Христе, Боге моем, съешь и обретешь отныне естественное желание ко всему, что Бог дал нам для вкушения, сказав: Как зелень травную даю вам все (Быт. 9:3)». Когда святой это произнес и я с верою потребил эту пищу, я тотчас же, по благодати Божией и по молитвам отца, ощутил в себе желание вкушать рыбу. С тех пор я ел рыбу охотнее, чем мясо раньше, когда находился в миру. Это первое знамение своей святости блаженный муж сотворил со мной, подобно знамению Иисуса, Бога моего, на браке в Кане Галилейской.

117. Но когда я стал к святому близок во всех отношениях и принял от него много любви и заботы, он вовсе не стал позволять длительно сопребывать с ним или оставаться с ним в одной келлии никому из живших с ним монахов, кроме меня, возможно, потому, что, находясь еще в детском возрасте, я был незапятнан и непорочен, — он ведь постоянно заботился и со вниманием следил, чтобы никто не узнал о его подвиге, — а может быть, ради какого–либо услужения старости его, или, может быть, по домостроительству Божию, чтобы явлено было, каков был подвиг его в [сей] жизни, среди мира и города, при нынешнем поколении, ибо надлежало ему до тех пор не отходить к Богу, — сколько [времени], я не могу сказать, — пока, наконец, решительно никого не останется с ним в келлии. И вот, когда однажды лежал я в углу под кровлей его келлии, около полуночи, словно кем–то разбуженный, я открыл глаза и увидел повергающее в дрожь зрелище: ибо то, что совершилось с ним, было страшно для зрения и для слуха. Вверху, под самым потолком келлии, был подвешен большой образ — деисис и около него был зажженный светильник. И вот я увидел, что как раз на уровне иконы, на уровне около четырех локтей — свидетель мне Христос–Истина — святой муж находился в воздухе, воздев руки и молясь, весь став светом и весь сияя. Как только я, ребенок, в таких вещах неопытный, увидел это сверхъестественное и страшное чудо, в страхе забрался я с головой под одеяло, спрятав лицо. Когда же наступило утро, одержимый страхом, рассказал я святому наедине о видении. Он же строго–настрого приказал мне об этом вообще никому не рассказывать.

118. Но так как не было для него воли Божией скрываться до конца [своих дней], но нужно было, чтобы, наконец, благодать, которую он обильно стяжал свыше, явила себя, даже если это было для него нежелательно, всепроникающий и всем руководствующий [Божий] Промысел побудил оставить [домашний] очаг и привел к святому мужу в монастырь некую бедную женщину. Она носила на руках ребенка лет четырех, расслабленного и недвижимого, страшно изнуренного болезнью, почти не оставлявшего надежды на то, чтобы остаться ему в живых. Терзаемая сразу двумя несчастьями, — бедностью и тяжелой болезнью родного ребенка, — она жестоко страдала и проливала потоки слез. Поэтому, взойдя на лестницу, ведущую в церковь святой Марины, потихоньку положила она ребенка на помосте и поспешно удалилась, дабы из двух несчастий, ее угнетавших, избрав одно, получить короткую и малую передышку. Когда же пришли жившие возле монастыря и святого мужа монахи и увидели, что лежит ребенок, совсем иссохший, совсем недвижный, безгласный, с дико вытаращенными глазами, испуская непрерывно тяжкие вздохи, по которым только и можно было узнать, что он жив, они сообщают святому об этом ужасном и невыносимом зрелище. А он, вынув из ящика посох, на который опирался и помогал себе в старости и телесной немощи, вышел, чтобы самому взглянуть на душераздирающее зрелище, которое уже и не было ребенком. Когда же он взглянул своими полными сострадания глазами и увидел то, на что только и были устремлены взоры смотрящих, — зрелище потрясающее и приводящее в трепет, — он заплакал над ним и восстенал из глубины сердца, пораженный как самим увиденным, так и тем, до какой степени простирается действие лукавого против творения Божиего. Затем, обратившись к нам, обступившим его, блаженный говорит: «А вы–то что думаете об этом ребенке и чего хотите?» Мы же все единодушно ответили: «Надо уже похоронить его и предать земле, он, конечно, мертв и вот–вот испустит последний вздох». «Нет, это не так, — сказал [святой], — вы дали мне ответ, не подумав». И, отложив посох, святой старец нагнулся, взял на руки дитя и положил его на кресло, сидя в котором он отдыхал в священных собраниях. А нам он приказал принести лампаду, висевшую перед [иконой] святой Марины, взял оттуда масло, помазал этого страшно иссохшего ребенка, потом помолился и осенил его крестным знамением. Как возвеличил ты, Царю Христе, святых твоих! Тотчас же ребенок, чудом в себя пришедший, возгоревшись жизнью и обретя силу и здоровье от одного только наложения этих святых рук, встал на ноги — ребенок, который всю свою жизнь лежал неподвижно, — схватился за кресло святого, затем стал ходить и прыгать по церкви, хватаясь за скамьи, и, как водится, искал еду. Когда же ребенок насытился, то [этого] виновника несчастья и бедности матери отдали ей. Это из его явных чудес.

119. Некая иная женщина имела сына — юношу цветущего возраста и прекрасной наружности. Лукавый преследовал ее завистью, и сын, которого она носила, был сокрушаем нечистым духом, бесновался и испускал, пену. И вот, движимая Промыслом свыше и благодатью, приносит она сына в обитель к святому. Поднявшись по лестнице, она остановилась у входа в церковь и стала молиться Богу за сына. Затем женщина попросила о том, чтобы святой принял ее и она повидалась с ним; ему передали ее просьбу. Христоподражательно доступный всем — мужам, женам, детям, старикам, юношам, странникам, знакомым, всякому человеку — он подходит к ней спокойной и тихой походкой, по обыкновению держа в руках свой посох и опираясь на него. Когда она со слезами и верой коленопреклоненно почтила святого, а юноша собственными своими глазами узрел ангелоподобный облик его, нечистый дух поверг его на землю и крутил его, лежащего, скрежещущего зубами, испускающего пену и блеющего, словно козел. Увидев, как юноша мучим демоном и катается по земле, святой пожалел его, вздохнул о нем из глубины души и заплакал перед образом Иисуса Христа–Бога, написанным над вратами. Вознегодовав и запретив [нечистому] духу, говорит (а мы слышали): «Бес лукавый и нечистый! Да запретит тебе Господь Бог мой! Изыди из творения Божия!» Сказал [так] и, взяв масла от лампады пред иконой, помазал страждущего, дал ему руку, поднял его и отпустил здоровым домой вместе с матерью. Тот уже никогда не страдал больше от бесовского нападения.

120. Однажды святой отъехал на родину, в отчий дом. И когда он оказался возле очень большой реки Галлос, протекающей по Вифинии, он заметил, что стоящий на берегу рыбак ловит рыбу удочкой и сетью. Увидев его, святой спросил, нет ли у него на продажу рыбы. А тот [ответил]: «Много я потрудился, досточтимый отче, от самого рассвета до нынешнего, как видишь, девятого часа дня и совсем ничего не поймал ни для собственного пропитания, ни на продажу». Тогда святой сказал: «Закинь удочку от моего имени и, если с Божией помощью ты поймаешь что–нибудь, прими от меня деньги как цену за пойманную рыбу, а я возьму то, что ты поймал». И рыбак быстро, как только смог, закидывает удочку на середину реки и, — о, Христе, чудеса и силы святых твоих! — не прождав и малого времени, он вытаскивает удочку и рукой снимает с нее огромную рыбу. Когда же, вопреки всякому ожиданию, рыбак увидел пойманную им великую рыбу, он хватает ее и прячет под свою одежду. И говорит святой: «Получи то, о чем мы условились, и дай мне рыбу, пойманную во имя мое». Рыбак же отвечает: «Мне нужна она для одного патрикия, я ее не продам». А святой, уразумев порочность его и неправоту души его, оставил его и, отошедши немного, проклял неправедного. И тотчас же рыба, выскочив из его одежды, высоко подпрыгнула и бросилась на середину реки, оставив неразумного, как и раньше, ни с чем.

121. Был у этого блаженного мужа друг по имени Орест, [проживавший] возле гавани Хрисополя. Человек этот ни в чем не нуждался, имея изобилие и достаток средств. Многим владея, жил он счастливо в своем доме с женою и детьми. Но позавидовал ему из–за его процветания завистник–демон и, потихоньку подкравшись, напал на него, свернул ему весь рот до уха, и он лишился речи. На носилках отнесли его домой, к жене и детям. Когда жена увидела мужа, а дети отца, внезапно пораженного таким страшным недугом, не подающего надежды на выздоровление, они вместе со всеми присутствующими и друзьями стали бить себя в грудь, громко стенали и безутешно плакали. Тогда сообщают [святому] отцу о несчастье этого человека — о том, что друг его Орест вот–вот расстанется с преходящей жизнью. А он, провидя духом будущее, сказал сообщившему: «Пойдем, я посмотрю на друга как друг пришедший, и он на меня посмотрит». Итак, взяв свой посох, пустился он в путь, ведущий к тому [человеку], и я, как говорит рассказчик [Никифор], шел впереди святого. Как только святой вошел в дом друга, увидела его, скорбного и объятого горем, жена и начала причитать: «Видишь, отче, друг [твой], которого мы любим и кем ты был горячо любим, умирает, и меня все скоро узрят вдовою, и дети мои станут сиротами и, лишатся отца. Но молю, помоги мне, рабе твоей, и помолись Богу, чтобы либо мне испустить дух вместе с ним и ни единого часа не оставаться без мужа, либо увидеть его исцеленным по естеству и обратившимся к дому и делам».

122. Вот что говорила жена святому. Он же, когда увидел друга под бременем тяжких страданий, безгласного и слепого, лежащего на постели и не воспринимающего ничего из того, что происходит и говорится, пролил над ним слезы сострадания и сказал: «Милый Орест, как же ты страждешь! Что сделал с тобой завистник–демон!» Так сказав, воздел он молитвенно руки и, обратив умные очи души ко внемлющему его прошению Господу, касается головы мужа и, сотворив над ним молитву за болящих, сразу же запечатлевает [знак креста] на устах его и всей голове его. И немедленно — о, неизреченная доброта Твоя, Господи! — человек этот восстанавливается в естественное состояние и, вновь получив свободу уст своих от натиска и бича лукавого, обращается со словом к жене и приветствует святого. С тех пор, пока блаженный муж находился в живых, облагодетельствованный [им] друг постоянно приносил ему плоды в знак благодарности. А тот, по любви принимая приношения, говорил: «За все, брат, надо благодарить одного Бога, Который может сотворить Свои чудеса над всеми, на него уповающими. Мы ведь Его творения и Им приведены из небытия в бытие, будучи сотворены для добрых дел во славу Его благости, хотя мы, как видишь, люди грешные и наравне с вами облечены всяческой немощью. Более того, следует старательно заботиться и о собственной жизни, дабы невольно или вольно не совершили мы чего–нибудь противного благопочитанию или недостойного воли Божией и чрез это, дав место лукавому демону, не впали в такие .вот искушения. Смотри, брат, чтобы, став здоровым по благодати Божией, ты никогда больше не впадал в зломыслие и грех, дабы не случилось с тобой нечто худшее, чем то, что произошло, как милостиво говорит Бог Слово не только расслабленному, но и всем нам» (Ин. 5:14).

123. Но как же пропущу я приводящее в трепет чудо, которое совершил он над одним из братьев, которые восставали против него? Ибо [каждое] из встречающихся мне его удивительных чудес кажется значительнее предыдущего и нарушает ход повествования, мешая ему достичь конца, несмотря на мои усилия, и понуждает [меня] открыть и изложить то, что было сокрыто, но что Бог теперь явил нам. Повествование об этом страшном чуде таково. Однажды два человека из соседнего селения, братья, рожденные одной матерью, стали, как только могли, поносить святого мужа из–за основанной [им] обители. Они хулили и оскорбляли его и дерзко угрожали ему. А он отвечал им ласково, увещевая, умоляя, говоря и делая все, что умиротворило бы их души. Они же все больше и больше возгорались яростью против святого и осыпали его ругательствами. Тогда он начал напоминать им о Страшном суде Бо–жием, как он совершается над оскорбляющими и поносящими рабов Божиих. И один из них, по имени Дамиан, движимый порывом необузданного гнева, толкает святого своей преступной и нечестивой рукой и повергает его на землю. Затем, убоявшись, что когда–нибудь настигнет его дыхание гнева Божия, с раскаянием быстро наклоняется и поднимает с земли святого иерея Божия, и слышит от него: «Бог да простит тебя, брат, и не вменит тебе сего во грех».

124. А другой [брат], несчастный, имя которому было Анфис, направив бесстыдство души своей на великий вздор оскорблений и поношений, нисколько не пощадив самого себя и вообще даже не воздержавшись от издевательства, словно пьяный, наскакивал на святого мужа, называя его лицемером, притворщиком, обманщиком тех, кто ищет встреч с ним и беседует. Итак, блаженный увидел безмерную наглость того [человека], на многое простирающуюся, и что наглец изострил язык даже на храм Божий и на Духа [Святого], что есть одно и то же, да и не только это, но что он оскорбляет животворную мерт–вость, приобретенную в священных борениях за добродетель, энергию божественной благодати, сокровенно в нем действующую, кроткий нрав его и аскетическую внешность — одним словом, [все] прекрасное, что получил он по вдохновению от Духа [Святого]. Тогда [блаженный] подражает гневу [пророка]

Елисея, когда тот, движимый ревностью Божией, предал нечестивых детей через проклятия хищным зверям (4 Цар. 2:24). Преисполнившись гнева и возгоревшись от Духа Свыше, говорит он этому [человеку] так: «Если, как ты сам утверждаешь, я лицемер и притворщик, а облик мой поэтому служит для обмана приходящих ко мне и беседующих со мной людей, воистину говорю тебе, эту личину примешь ты, раздувшись животом, и будешь, так же, как и я, обманывать людей». Сказал и — о, Боже всяческих, неизбежен суд Твой! — по [сказанному] слову, вечером того же дня несчастный, опустившись на свое ложе, больше уже не имел сил с него подняться, но, будучи охвачен тяжким недугом, непомерно вздувшись, сделавшись по цвету на вид подобным лимону, в означенные дни испустил дух от этой болезни и от страшного гнева Божиего. А случилось это во устрашение невежественных и несмысленных людей, чтобы они не пренебрегали святыми и обитающей в них благодатью, [а также] во исполнение сказанного апостолами в их постановлениях, где они открыто говорят о необходимости почитать наших духовных отцов, в тридцатой главе второй книги, что дословно [выглядит так]: «Эти [люди] восприняли от Бога власть над жизнью и смертью, чтобы судить согрешивших и осуждать на вечную смерть, кающихся же разрешать от грехов и оживлять».

125. Когда же и для святого исполнилось время преходящей жизни и он предузнал конец числу дней своих, он приуготовляется [к этому] последней болезнью, и ложе его приемлет болящего. А болезнью его было расстройство кишечника: оно истощало его тело и полностью разрушало связь составляющих его элементов. Итак, блаженный лежал довольно дней, охваченный болезнью, постепенно терял силы, истлевал плотью и освобождался от [телесных] оков. От болезни плоть его так иссохла, что он сам не мог и пошевельнуться, если бы заранее не давали ему руку помощи и не переворачивали его с боку на бок при помощи некоего приспособления. Когда он пребывал в таком состоянии, а мы вопрошали его, нуждается ли он в чем–либо по естеству, он настоятельно просил, чтобы я один присутствовал и оставался при нем. Но я был еще молод, и мною быстро овладевал глубокий сон, — это я высказал святому [и прибавил], что нет у меня достаточных сил, чтобы ухаживать за ним в одиночку, ибо страсти этой порабощен, как раб. Он же ответил мне: «Вот на этой скамейке (мы обычно называем ее «аркла») приляг и отдохни возле меня и найдешь облегчение [своей] страсти». Когда я так поступил по его приказанию, — рассказывает он, — в тот вечер, в который он повелел, и уснул на скамейке, благодатью Божией я уже не погружался, как раньше, в глубокий сон, будучи некогда всецело захвачен им по присущей мне необходимости. Но, стряхнув его, словно какое–то тяжкое бремя, я с тех пор не испытывал желания спать не только, когда бодрствовал, но и когда спал, молитвами святого, по слову Писания: Я сплю, а сердце мое бодрствует (Песн. 5:2). 126. Но, прибавив ко всему этому, продолжает [рассказчик], знамение, которое узрел я в то время, когда он [уже] лежал, я быстро закончу повествование. Поскольку, как я сказал раньше, никому другому, кроме меня, он не позволял пребывать в одной с ним келлии, я лежал во время его сна на ложе, о котором уже говорилось, в течение всей ночи, то засыпая, то прислуживая ему в том, в чем была необходимость. Время немощи его продолжалось, и болезнь сразила его окончательно, и немного оставалось до освобождения его от оков упорствующей плоти. В одну из ночей, когда я, по своему обыкновению, лежал на том самом ложе, слегка погрузившись в тонкий и слабый сон, меня внезапно, как я уже и раньше рассказывал, словно кто–то разбудил. И о, страшное чудо! Я вижу, что этот блаженный и равноангельный муж, сраженный болезнью, кого мы с трудом на ложе переворачивали с боку на бок при помощи некоего приспособления, висит в воздухе под потолком келлии на высоте четырех или более локтей и молится Богу своему в неизреченном свете. Когда я так увидел его (ведь из прежнего видения я помнил о его великой святости и ангельском устроении), я, преисполнившись восторга и трепета, продолжал беззвучно лежать. Рассуждал я сам с собой и говорил: «Как это тот, кто вчера и сегодня утром не мог сам перевернуться на ложе и вообще двинуться и встать без посторонней помощи, теперь сам поднялся с ложа и, взойдя на воздух, так молится — подобный нам человек, носящий плоть, которая влечет долу?»

127. Так размышляя об этом про себя и изумляясь, я против своего желания погрузился в сон, когда святой еще висел в воздухе. Поэтому через некоторое время, пробудившись от сна (ведь сердце мое трепетало от этого невероятного и странного зрелища), я увидел святого уже лежащим на ложе; он взял одеяло и накрыл им свое тело. Это больше, чем остальное, потрясло меня и лишило рассудка. Поэтому я так говорил себе, дивясь происшедшему: «Как это того, кого болезнь расслабила и сделала недвижимым, божественная благодать, в Отце и Сыне через Духа Святого преизобильно в него вселившаяся, полностью восстановила, полностью укрепила и вознесла от земли на воздух, для общения с нею, а гибельная сила болезни и немощи оказалась слабее обитавшей в нем от юности божественной силы? Но такова сила, сходящая свыше на святых и равноапостольных через посещение Духа. Она, оказывается, выше и сильнее не только болезни, увядания и немощи, из–за которых плоть распадается, погибает и превращается в прах, но [сильнее] мучений, смерти и адских недр».

Когда же наступил день и началось мое попечение о святом, я дерзнул, оставшись наедине с ним, открыть ему тайну. А он [ответил]: «На тебе запрет от Бога и от моего ничтожества. Никому не говори об этом видении, прежде чем узришь меня покинувшим плоть». Это хранил я до настоящего времени и никому не рассказывал об этом». Здесь кончается то, что поведал нам Никифор, он же Симеон.

128. После того, как благородный муж провел тринадцать лет в изгнании и за это время со смирением перенес много испытаний, трудов и скорбей, а естество [его], достигнув уже тягостной старости, стало стремиться к освобождению, его охватили немощь и болезнь. Истонченное, изможденное вконец естество претерпевало свойственные ему страдания, какие и должно [претерпевать], а душа его всецело прилепилась к Бог для Которого он жил до [самой] смерти, для Которого богословствовал и с Которым сопребывал. Поэтому он просил о скорейшем освобождении от тела, чтобы на колеснице добродетелей быть вознесенным к небесам и водвориться в не–гленных обителях (Флп. 1:23). Укрепляя себя самого и своих учеников, он ободрял их словами утешения, а вместе с тем предсказывал им день и час [своего] исхода из тела и просил, чтобы ни до времени [его смерти], ни после безрассудно не били бы они себя [в грудь] и не рыдали подобно тем, кто не имеет надежды. А еще пророчеством, наводящим трепет, запечатлел он конец своей жизни. Взглянув на плачущих и увидев [их] сиротство, он сказал: «Зачем вы оплакиваете меня, покидающего вас? В пятый индикт покроете гробом меня, умершего, и в пятый же индикт снова увидите выходящим из гроба и пребывающим с вами, любящими меня». Сказав это, когда наступил означенный день, 12 марта, приснопамятный муж причастился Пречистых Христовых Тайн, что было у него в обычае на каждый день, сказал «аминь» и повелел ученикам петь отходные молитвы.

129. Так они пели при возжженных светильниках и с заплаканными глазами. А он, пока они пели, воздел святые свои руки и по мере сил еще немного помолился, а затем скрестил их и всего себя почтительно собрал. Сказав тихо и спокойно: «В руки Твои, Христе Царю, передаю дух мой», — прославленный и многострадальный подвижник Христов, радуясь, покинул терпеливое и многострадальное свое тело. Завершив блестящие битвы, он отошел ко Господу, в момент смерти став всесожигаемой жертвой от всепоедающего огня, [жертвой] непорочной и благоприятной Богу (Лев. 22:18—21). Так мы написали в его эпитафии. Таким образом в подвигах исповедания и воздержания присоединяется к праведникам праведнику к преподобным преподобный, к богословам богослов, священномученик, исповедник и великий учитель Церкви Христовой к исповедникам и учителям и священномученикам. Но когда прошли тридцать лет после кончины этого приснопамятного отца, предвозвещается по его пророчеству перенесение его святых останков знаком: неизреченным образом появляется цифра «пять», как бы написанная на мраморе в келлии ученика его Никиты Стифата, и многие видели это. Таким образом, когда окончился пятый индикт, то есть в 6560 году, переносятся его исполненные всяческой благодати и благоухания и над землей светящиеся мощи, многих созывающие и освещающие его друзей и учеников, прикасавшихся к ним и лобызавших их.

130. Таков был, братья, преблаженный и присновосхваляемый отец наш Симеон, великий в [познании] тайн Божиих, но не известный людям, деяниями и мыслью равный апостолам, истинно живущий, как сказано, по Евангелию Христа и Бога. Поэтому он прославил в себе Бога и при жизни, и после смерти, воссияв перед лицом людей благими деяниями. А потому и сам он по справедливости был Им прославлен. А то, что он был соратником Христовых апостолов, что и он усвоил ту же благодать, это ясно не только из совершенных им чудес и из мудрых слов его, ибо он богословствовал, не будучи ученым, и, подобно Павлу, сподобился видений и откровений (2 Кор. 12:1), но также из чудес, совершавшихся от каймы его одежд, как слышим мы и о тех [мужах]. Ибо как тени апостолов Христовых непостижимо творили чудеса (Деян. 5:15), так и благоухание одежд этого мужа вызывало радость и душевный восторг у тех, кто их касался, потому что они источали сладостный запах некоего странного и необыкновенного мира. Это и естественно, ибо поскольку по одеждам святого мужа распространялась благодать Духа, в нем пребывающая, то через проистекающее от них благоухание она наполняла радостью и восторгом сердца тех, кто к нему приближался с верой. Этой благодати обильно отведал не только я, его ученик и автор этих строк, но и другой ученик его, Феодул, который рассказывал мне вот что. «Однажды, — говорил он, — святой подарил мне свой короткий хитон, а я, приняв его, тотчас же скинул с себя одежды, отложил собственный хитон и надел его на голое тело. И когда я пришел к своему ложу, чтобы лечь и предаться сну, я ощутил столь сильное благоухание, словно от многоценного мира, что спрятал свою голову внутрь хитона, вдыхал благовоние и не мог насытиться исходящей от него радостью. Хотя я многократно стирал и чистил, он сохранял то же благоухание, пока не износился от старости и не превратился в лохмотья». Вот что об этих вещах и обитавшей в нем благодати Духа.

131. Но пора сказать и письменно изложить то, что поручил он и мне относительно своих сочинений, не только [явившись] в сонном видении, но что еще и пророчески написал он мне о них, далеко прозревая грядущее, чтобы через меня стали они известны и всем другим к пользе читающих. Когда блаженный пребывал еще в этой жизни, он денно и нощно, помимо своей воли, записывал тайны, подаваемые его уму божественным Духом. Ведь Святой Дух вызывал в нем радость и ликование, не давая ему передышки до тех пор, пока слова и действия Его не бывали преданы писанию. Давал блаженный и мне написанное им, и я переписывал это на пергамены и иные свитки. Переписав же, я ему их возвращал. Но однажды вздумалось мне один из них оставить у себя. Блаженный спросил о недостающем свитке у принесшего [переписанное], а так как тот по незнанию не мог вразумительно ответить, то святой муж, как бы рассердившись, его прогнал. Услышав об этом, я подумал, что блаженный заподозрил меня в некоей хитрости из–за оставленного свитка и, опечалившись, опроверг обвинение в письменном виде. А он, непрестанно движимый божественным Духом и желая поведать о событиях последних времен в письменном виде и в устных преданиях, а также явить и подтвердить пророческое свойство души своей, поскольку [наступают] последние времена, — посылает мне ответ в простых и безыскусных словах.

132. «Писаньице мы твое получили, духовное наше чадо, но не одобрили, ибо усмотрели в нем изрядную твою глупость, потому что ты вообще подумал о нас таковое, будто я вообразил или помыслил, что ты по некоему коварству или из любопытства, чтобы огорчить меня, утаил свиток. Какое же коварство или какая скорбь от этого коснется меня в будущем, если даже кажется, что для меня [сейчас] это вернее всего? Но так как я вовсе не знал, что ты оставил этот [свиток] у себя, и предположил, что он, возможно, погиб из–за небрежности слуги или иным каким–либо образом, это огорчило меня, поскольку я признал в тебе раз и навсегда как бы себя самого и все мое доверил тебе, надеясь через тебя открыть [это] и всем другим, как и Христос говорил Своим ученикам: Что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. 10:27). Так какое же скверное подозрение имел я на тебя? Поэтому я и прошу тебя переписать это в тетради, чтобы оставить тебе в наследство все мои сочинения. И как это ты заподозрил, будто таковое помыслил я о тебе? Все же Бог простит тебе этот грех, — что ты осудил нас как отпавших от любви, которая все переносит и никогда не перестает (1 Кор. 13:7—8 К если только кто–либо не отдалится от нее добровольно. Но она пребывает целостной, нераздельной, кротко приемлющей всех желающих обратиться и снова прилепиться к ней, по–родственному связующей, а часто и нежелающих влекущей и призывающей к себе. Я молюсь, чтобы ты, дитя, к ней прилепился и соединился [с ней], чтобы мог ты не рассуждать о том, что плохо» что существует и что вообще не существует, но постоянно хранить себя от соблазна во всем по отношению и к нам и ко всем [прочим]. Аминь».

133. Написал он это мне, когда я был еще юным и неискушенным, когда лицо мое только покрылось первым пушком. Будучи не в состоянии постичь силу его слов, письмо это вместе с другими письмами, которые он мне посылал по разным случаям, я переписал, как думаю, по вдохновению свыше. Но когда прошло шестнадцать лет в борьбе и сражениях со многими [противниками], как сказано выше, среди искушений, я забыл не только об этом письме, но и обо всех других его боговдохновенных писаниях. Но однажды божественная благость по его молитвам посетила нас и увидела наши скорби и нужды, которым подвержены мы в этой жизни для искупления наших прегрешений, и открыла нам беспрепятственное возвращение в богоспасаемую нашу студийскую паству, конечно же, отогнав и лишив силы всех противников наших. Посетила же она меня тогда благодаря любимому мною покаянию, безмолвию и слезам, и вкусил я дара Божия, — так я называю утешение от Духа Святого, возникающее в сердце через сладчайшее умиление. Прекрасно ведь благоговейно склоняться перед Богом и возвещать всем милость Его. На второй неделе Великого поста внезапно охватывает меня некое исступление и изменение от изменения десницы Всевышнего (Пс. 76:11), ибо еще до того, в четверг первой недели, был я охвачен страшным видением. Изменились мои чувства и вообще естество, мысли и все движения моего тела, так что я даже забыл съесть хлеб свой, как говорит божественный Давид (Пс. 101:5). Весь я стал свидетелем мне Христос–Истина — как бы не облеченный телом (2 Кор. 12:2—3), ибо мне казалось, что я несу его как нечто легкое и духовное. Я не испытывал ни голода, ни жажды, ни усталости, ни бессонницы благодаря родившейся во мне свободе и легкости, благодаря сокрытому безмолвию душевных сил и помыслов разума и невыразимой тишине моего сердца. Ибо любовь Божия, на него излившаяся, вознесла к небесам сразу все мои чувства, и я пребывал в тихом свете, словно лишенный тела. В течение целых семи дней душа моя, не смущаемая никакой страстью или помыслом или, можно сказать, потребностями естества, находилась в состоянии великого наслаждения и в неизреченной радости. Вместе с тем от меня отдалялось всякое пристрастие к миру, либо становясь для меня чуждым, либо вовсе исчезая.

134. Когда таким образом был я объят этим блаженным переживанием, находясь все еще в уединении, в верхнем этаже большого храма Предтечи, воскипает в душе моей вместе со сладостью и умилением любовь к блаженному и святому отцу моему Симеону, просветившему меня и наставившему на путь [праведной] жизни. Ибо я почувствовал, как кто–то тайно подвигал и подводил мой ум к воспоминанию о вещах, совершенно мною забытых, таких как благочестие блаженного сего отца, несравненное его доброделание, непрестанное умиление, каждодневные слезы, смирение, кротость, непритворная любовь (Рим. 12:9), чистая и беспрестанная молитва, воздержность, пост, всенощное бдение, стойкость в искушениях, при всех скорбях каждодневное благодарение, раздаяние милостыни нуждающимся, сострадательность, великодушие, доброта нрава, добропорядочность и прямота души, непреклонность в мыслях, твердое стояние за истину и справедливость, непреодолимость, трезвение, целомудрие, доброта, справедливость, православие, братолюбие, спокойствие, чистота сердца, с которой он каждый день причащался божественных Христовых Тайн, полная света речь, сладость в общении, величайший блеск и величайшая чистота души, отчего лицо его приобретало сияние, подобное солнцу, уступчивость, спокойствие, твердость в напастях, нестяжательность, скромность, отсутствие тщеславия и лукавства, смирение, простота, умеренность, милосердие, благость, нищелюбие, любовь к своим чадам, отсутствие злопамятности по отношению к своим обидчикам, духовная радость, любовь к прекрасному и добродетели. К этому [можно добавить качества] более совершенные и возвышенные, [как то] мудрость в речах, знание неизреченных таинств Божиих, высоту его богословия, глубину его смиренномудрия, страшные видения, по блаженному Павлу, таинственные откровения, созерцание беспредельного и божественного света; его херувимское благоговение в предстоянии Богу на Литургии страшных Христовых Тайн, когда он ясно видел Духа Святого, сходящего и освящающего его и Дары, его пророчества, предсказания, предвидения. А еще, его назидания, оглашения, практические советы и поучения, его сочинения, толкования божественного Писания, знаменитые нравственные и огласительные слова, послания, его апологетические и полемические слова, гимны божественной любви.

135. И вот я вспомнил о величии всего этого, как появилась сокровищница столь многих благ, как появился избранный сосуд Божий (Деян. 9:15) и обогатился всяческой, добродетелью, всем богатством дарований Духа [Святого], потому что возлюбил он мудрость и сочетался с нею (Прем. 8:2) через переизбыток чистоты. [Но] будучи еще неопытным в этом удивительном действии [Святого Духа], я не мог точно определить, откуда и кем таинственно внушается мне таковое, кто говорит это в моем сердце, кто подвигает мою душу на любовь к нему, пока божественная благодать не узрела меня, мятущегося и взыскующего причину сверхъестественно реченного мне, и не приблизилась, чтобы прошептать мне на ухо: «Это от пришествия и утешения Духа [Святого], как говорит Христос Бог своим апостолам и через них всем верным: этот Утешитель, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14:26). Все это, как сказано, вспомнив и преисполняясь любовью к преблаженному этому отцу, я был вынужден, — Бог мне свидетель! — словно меня кто–то понуждал и подталкивал, прославить добродетельное его житие и для прославления составить некоторые гимны, подобающие высоте его святости. Но я откладывал [это] в течение многих дней, потому что не было у меня опыта в искусстве писания такого рода сочинений: я ведь не успел в достаточной мере напитаться и (так сказать] набить рот внешними знаниями и отточить [свой] стиль. Ибо еще юношей в четырнадцатилетнем возрасте оставил я [мирскую] жизнь и суету, а также занятие науками. И не было мне отдыха ни днем, ни ночью от сжигающего меня изнутри Духа, силою побуждающего и толкающего меня на это.

136. Поэтому–то, будучи не в силах долго терпеть [этот] натиск, сначала я сложил гимны канонов иже во святых отцу нашему и исповеднику Феодору Студиту в знак любви к нему и ради упражнения в словесном искусстве. Затем, словно, от неизреченного наслаждения, исполнился ум мой сладости слов, и я сочинил блаженному и великому отцу нашему Симеону надгробное слово, гимны, чтобы воспевать [их], и слова похвальные. Ум мой, словно из чистого источника, начал изливать изобильно и беспрепятственно потоки мыслей, и рука моя не успевала за быстротою диктуемых мне изнутри слов. Наконец, сочинив, исправив и перенеся [все это] на бумагу, я показал это одному из весьма искушенных [людей] во внешнем и в сокровенном знании. От него я услышал, что [мои сочинения] не хуже [произведений] древних гимнографов и не уступают им по церковному стилю. Тогда я вышел, пошел на могилу того блаженного отца и вместе с другими благочестивыми мужами воспел высоту его святости, а также прочитал надгробное слово во исполнение священного долга, посильно воздав ему прославление. Когда же я сделал это

в его [честь] с великой любовью и великой верой, в одну из ночей объяло меня следующее видение.

137. Мне казалось, что меня кто–то зовет и говорит мне: «Брат, зовет тебя отец твой духовный — пойди, следуй за мной». Последовал я за ним с великой радостью и душевным усердием, ибо со времени переселения его к Богу не был я удостоен видеть его. Но когда я очутился близ некоего царского и блистательного чертога, который обыкновенно называется кувуклием, тот, кто звал меня, распахнул двери и пригласил войти. И вот я вижу, что на возвышенном и богато убранном ложе лежит святой [муж], отдыхая, словно некий преславный царь; лик его светится, и он, как бы улыбаясь, смотрит на меня. И когда я увидел его, он делает мне знак рукою, чтобы я подошел ближе. Тотчас же с великой радостью сердца я подбежал и, преклонив колено, как мог, воздал ему подобающее поклонение со всяким благоговением и почтением. А когда я поднялся и приблизился, он обнял меня, поцеловал в уста и сказал кротко и сладостно вот что: «Успокоил ты меня, чадо мое любимое и желанное!» Затем, взяв мою. правую руку и подложив ее под свое правое бедро, а другой рукой показывая мне развернутый и исписанный лист бумаги, который держал в ней, он произнес: «Как же забыл ты говорящего: Это передай верным людям, которые… способны и других научить (2 Тим. 2:2)?» Как только он сказал это, я сразу же при этих словах пробудился, словно видел это наяву, а не во сне, и обрел в себе столь великую радость и веселье душевное, и уста [мои] преисполнились такой сладостью, и так радостно вострепетало сердце мое, что от великого наслаждения и духовного восторга я стремился сбросить с себя тело и с обнаженной душой пребывать там, где в нематериальном блаженстве было дано жилище тому мужу вместе со всеми от века святыми.

138. А в том, что это было действительно видение, а не сон, меня убеждает возникшая во мне радость вместе с невыразимым ликованием сердца, а также запечатлевшееся в уме моем неизгладимое воспоминание об этом. Ведь предметы воображаемые появляются в душе соответственно воображению и совершенно исчезают из ума того, кто вообразил их, не удержавшись ни в памяти, ни в зрении. Но не так обстоит дело с видениями истинными, которые сохраняются в уме на долгие годы, даже до конца [жизни] в таком виде, как были они показаны. Убеждает меня и Григорий Богослов, так описывая в [надгробном слове] Кесарию явление ему брата, словно происшедшее наяву, и удостоверяя тех, кому он пишет: «Тогда, — говорит он, — увижу и самого Кесария, уже не отходящим, не износимым, не сожалениями сопровождаемым, [но] сияющим, прославленным, превознесенным, каким ты неоднократно являлся мне во сне, возлюбленнейший из братьев и братолюбивейший». И не только это, но когда он видел нечто подобное и относительно болящей матери, то видение оказалось истиной. И уверяет, и убеждает он меня своими писаниями, что видение это было истинным, а не какой–то сонной грезой. Ведь говорит он вот что: «Как же Бог питает ее? Не манну ли одождив, как некогда Израилю?» И немного после этого: «Ей представилось, будто бы я, особенно ею любимый (она и во сне не предпочитала мне никого другого), являюсь к ней вдруг ночью с корзиной и самыми светлыми хлебами, [потом] произношу над ними молитву и запечатлеваю их [крестным знамением], как у нас принято, чтобы накормить [ее], укрепить и восстановить ее силы. И сие ночное видение было событием истинным, ибо с этого времени она пришла в себя и возросла надежда на лучший исход. Обнаружилось это ясным и очевидным образом». И что это было истинное видение, а не какая–то бессмысленная греза, ясно и для меня, как я достаточно показал во всем предыдущем повествовании.

139. Итак, сам с собою я исследовал видение и рассуждал о нем, словно под чьим–то таинственным водительством. Кроме того, я узнал, что все же следует поведать о нем старцу, очень умудренному в делах божественных и человеческих. А он, как только внял моим словам, точно уразумел смысл этого таинственного руководства и сказал: «Сказав тебе: «Успокоил ты меня, чадо мое желанное и любимое», святой выражал свое одобрение гимнам и похвальным словам в его честь. Он показал, что живущие в Боге святые даже после смерти с радостью и со всяческим одобрением принимают гимны и хвалы. Это показывает и Дионисий Ареопагит в мистическом толковании [чина погребения] усопших, [утверждая], что когда слава восходит к Богу, от этого бывает польза и для слушающих, так как они от слушания становятся лучше и подражают жизни и деяниям святых. Целованием же он показал происходящую от этого близость к святым и благодать, подаваемую ими пишущим это. А положить твою правую руку на его правое бедро [означало] клятву, которую некогда потребовал Авраам от своего домочадца и управляющего, сказав: «Положи руку твою под мое бедро и поклянись мне Богом неба и земли». Он намекал, что берет клятву с тебя о порождениях Духа, которых он зачал во чреве своего разума, в страхе Божием, и родил на земле, среди теперешнего рода человеческого, — я говорю о его писаниях, свыше ему внушенных Духом, — чтобы ты списал их и преподал людям верным, к пользе читающих. Об этом он напомнил тебе через апостольское слово: «Это, — говорит, — преподай верным людям, которые будут способны и других научить»; и показал развернутую и исписанную хартию».

140. И вот, будучи таинственно научен истолкованию видения отверзшим наш ум к уразумению Писания и «ветхим деньми» мудрейшим старцем, вспомнил я внезапно о некогда мне присланном письме святого мужа и о богодухновенных его сочинениях. И как он тогда, обращаясь ко мне, точно пророчествовал, так все и произошло в свое время, и верю, что еще и дальше будет происходить! Ибо все его сочинения попали в мои руки после того, как обладал ими и хранил их, словно царское сокровище, некий упрямец в течение тринадцати лет, даже и одна небольшая книга из его сочинений, которую [тот человек] продал, была принесена ко мне и обрела место рядом с другими [книгами]. С тех пор, по его пророчеству и по его священному письмецу став наследником богатства его дарований, которым одарил его Бог, как самовидцев Слова через дар Духа, я везде его проповедую и щедро предлагаю всем, предоставляя его богословствование к благу и пользе души, даже если [этого] по своей немощи не желают те, кто завидует добродетельным. За это я надеюсь от руки Господней получить воздаяние здесь и там, по молитвам этого блаженного и святого [мужа], ибо Сам Христос истинно сказал: Приемлющий праведника во имя праведника получит награду праведного (Мф. 10:41). И еще: Приемлющий святого во имя святого получит награду святого, и приемлющий пророка

во имя пророка, получит награду пророка. И еще: Кто принимает вас, принимает Меня, а приемяющий Меня, приемлет Пославшего Меня (Мф. 10:40). Но об этом достаточно.

141. Так что же? Оставить ли без упоминания и другие чудеса, которые после успения своего творил и творит из года в год богослов и великий отец наш Симеон? Как бы не понести нам праведного наказания от Бога за то, что презрели мы божественные деяния. Но давайте, не упоминая ни словом иудействующих и завистливых, я расскажу вам, верным, сколь много чудес сотворил Бог с отцами нашими (Пс. 65:16) и сколь много чудес святейший отец наш силою Духа сотворил во славу Бога, прославившего его посреди Церкви Своей.

Некий священник монашествующий, только что пришедший с горы Латра и посвятивший себя странничеству, прошедши и познав многие места, останавливается, чтобы отдохнуть от странствий, в небольшой обители святой Марины, против Хрисополя, основанной святым [мужем]. Будучи принят как гость тамошними монахами, упомянутый священник прилепился к малому стаду обители и почел для себя уделом жить и проводить время вместе с монахами, а также понести вместе с ними их аскетические труды. Как сказано, эти монахи его приняли и водворили в своем братстве, и он становится членом их общины. Когда этот муж стал вместе со всеми участвовать во всех славословиях, совершающихся в храме и сослужить на божественной Литургии, тогда он увидел в углу алтаря, против жертвенника, образ святого отца [нашего] Симеона, и пораженный помыслами неверия, начал сомневаться и говорил про себя: «Чем, какими знамениями и чудесами удостоверил он, подобно древним отцам, свою святость? Узнав о них и уверовав в таковые, я и сам признал бы его святым, подобно тому, как Церковь верных на тех же основаниях с древнейших времен признает святыми древних [мужей]».

142. И словно под воздействием духа неверия был он колеблем таковыми помыслами. Однажды, когда все закончили утреннее славословие и когда монахи, выйдя из церкви, разошлись по своим келлиям, этот [человек] самовольно остался в церкви совершенно один и стал, на свою беду, осыпать святого насмешками. И вот, будучи ослеплен диаволом, несчастный подходит к иконе святого и, оказавшись близ нее, бесстыдный человек бесстыдно протягивает к ней руку и говорит с надменностью и презрением: «Никогда я не признаю, не прославлю и никоим образом не стану безрассудно поклоняться ему как святому». И когда он еще произносил вслух эти слова, на него снизошел гнев Божий (Пс. 77: 30–31), ибо та самая рука, которую он протягивал к святой иконе, тотчас же у него, пустослова, отсохла, и он остановился с протянутой рукой, так как она не могла согнуться в локте. Будучи схвачен тогда жестокими страданиями, вопреки своим желаниям и воле, безумец вообще не мог сдвинуться с места, и его пронзительные стоны привлекли внимание всех. Испуганные его криками монахи прибежали в церковь и нашли его пораженным справедливым Божиим судом. Словно привязанный за правую руку и подвешенный в воздухе перед святой иконой, жалобными воплями он тронул взирающих на него монахов. Сбежавшиеся монахи, узнав от него причину столь великого коснувшегося его Божиего гнева, горько оплакали его дерзостный поступок, но вместе с тем и пожалели его и стали молить Бога и божественного отца Симеона избавить несчастного от этого страшного наказания. Поэтому–то, взяв масло от светильника перед его иконой, всю его иссохшую руку, за которую он был подвешен в воздухе, намазав от плеча до пальцев, только {промолившись] с утра до самого захода солнца смогли склонить Бога и святого к милости и избавить дерзкую его руку от неотвратимых и невидимых уз гнева Божия. Вот какое было страшное и странное чудо. 143. Подобное этому случилось и с другим [человеком], пораженным помыслами неверия, как раз в день праздника святого. Случилось то, чему лучше бы не случиться, и произошло это вот как. Во время совершения в этом монастыре службы святому отцу нашему, когда сошлось великое множество народа и были даже монахи из царской обители Космидия, один из них, Игнатий, [известный своим] прекрасным голосом, сладкогласно пел на утреннем бдении написанный святому кондак и звонко исполнял содержавшиеся в нем икосы. Он–то под действием и по зависти сатаны был уязвлен помыслами неверия против триблаженного отца нашего, пристально смотря на божественную икону святого, висевшую, как сказано, в углу алтаря. И так как этого человека тайно волновали таковые помыслы, святой возжелал уврачевать его душу, поврежденную диавольской завистью, а также всем поющим с ним подать благодать и помощь. Когда Игнатий еще пел сладким голосом, перед его взором и перед взором вторившего ему Мефодия, который поспешно прибыл из Студийского монастыря, лик на иконе святого словно воспламенился, [она] сделалась огневидной, начала раскачиваться и носиться из стороны в сторону по углу алтаря, где висела. И как только Игнатий узрел это невероятное чудо, голос его угас, и он остановился, лишившись дара речи, не в состоянии произнести ни звука, немой и безгласный. Когда же и певцы, и служители увидели его внезапно онемевшим, а икону святого самою собой качающейся и сотрясаемой, они стали расспрашивать, что случилось со сладкозвучным певцом, какова причина его немоты и за какие помыслы он страдает. А он, будучи правдивым и разумным, смиренно исповедал помысел неверия в своей душе и, пристально смотря на икону святого, увидал ее лик, подобный пламени, как бы ему угрожающий и движением ясно показывающий обитающую в ней благодать Святого Духа, подобно тому, как некогда показал ее Бог народу через огненные языки, [сошедшие] на апостолов и таким образом уязвленных помыслами неверия сделал верующими.

144. Но, если угодно, перейдем к иному чуду отца нашего богослова. Среди прислуживающих ученику святого (я разумею, конечно, Никиту Стифата) был также и некто известный Маиассия. Заболев расстройством кишечника — болезнью, называемой также «илеос», он в течение пятнадцати дней употреблял столько пищи, сколько надо обычно для поддержания тела, но излишки ее никак не выходили. Жизнь его была в опасности, каждый день он, можно сказать, ожидал смерти, ибо все, что накапливалось у него в желудке, выходило противоестественным образом через рот.

Когда же эта болезнь показала, что против нее бессильны и всякий способ лечения и всякое лекарство и врачи потеряли надежду на то, что он [еще] пребудет в здешней жизни, сам он, отчаявшись во всех прочих средствах, которые приносят облегчение пораженному болезнью телу, с покаянием и молитвой прибегает к Богу. От глубокого отчаяния пролив потоки слез и впав затем в сон, видит он в ночном видении, как упомянутый ученик святого, которому, как сказано, он прислуживал, предстоит перед иконой святого, зовет его, называя по имени и обращается с такими словами: «Манассия, возьми светильник от иконы святого отца и просто выпей из него, и получишь облегчение в. болезни». А тот, как только услышал это, схватил светильник и весь выпил его во сне. Еще не проснувшись, он почувствовал нужду, пробудился спрыгнул с ложа, как был, и сразу выпустив из себя накопившееся за пятнадцать дней содержимое желудка, полностью выздоровел. Таким чудесным образом, получив исцеление, которого ранее, прибегнув к лекарям, он не мог получить от врачебных средств, он горячо благодарит святого, припав со слезами к его божественной иконе. С радостью рассказывая о случившемся с ним при помощи святого, он открыто возвестил всем о святости и дерзновении этого [мужа] перед Богом. Вот каково было это [событие].

145. Неких два благочестивых человека, один по имени Иоанн, другой — Филофей, будучи еще в миру, по божественной заповеди и наставлению Господа (Мф. 18:19) сознательно согласились отречься от мира, облеклись во святую монашескую схиму и по собственной воле приступили к аскетическим подвигам.

Через этих людей Провидение замышляло воздвигнуть убежище для аскетических подвигов тем, кто желал упражняться в добродетели, уйдя от мира, и через труды монашеского благочестия стяжать евангельскую жизнь. Оно направляет их свыше, хотя живут они в бедности и нужде, не имея достаточного дневного пропитания. Содействием и силой Божией воздвигают они святую обитель близ гавани Пропонтиды Византийской, столь величественную и прекрасную, столь благоукрашенную и полную благолепия, что внешней роскошью и драгоценной отделкой она потрясала знающих об их бедности и бережливости. После того как обитель была закончена, один из них, боголюбивый и горевший [желанием] духовных подвигов, справедливо прозванный Филофеем, устроив себе келлию молчальника для затвора, водворяется в ней и закрывает всякий доступ в нее, избирая по горячему желанию путь более совершенных подвигов молчания. А другой, Иоанн, будучи немощен и слаб телом, — он ведь был евнухом, — принял на себя управление хозяйством обители и приступил к нему как мудрый эконом.

146. Но когда Филофей замыслил войти в святое место молчальнического делания, он решил сначала отправиться в царственный град и вознести молитвы в тамошних всечестных храмах, увидеть духовных мужей, побеседовать с ними, посоветоваться о [своем] намерении и затем, получив от всех них согласие, с помощью Божией приступить к подвигу молчания в упомянутой келлии. Итак, прибыв в Константинополь и поклонившись во всечестных его храмах и вознесши в них молитвы Богу, он отправляется в знаменитый Студийский монастырь, чтобы приветствовать известного Никиту, по прозванию Стифат, и посоветоваться с ним [о своем] намерении. Так как упомянутый муж был пламенно преданным учеником отца–богослова, то, беседуя с Филофеем, возбудил в душе его горячую любовь к святому. Он рассказал ему, какие испытания и сколь многие скорби терпел святой ради любви ко Христу и к [своему духовному] отцу, и каких благодатных даров свыше он был удостоен подобно апостолам, как богословствовал он с помощью божественного Духа, не будучи научен светским наукам, и написал поучения для созидания Церкви Христовой. И когда [Филофей] попросил эту книгу, Никита, вручив ему одно из богодухновенных сочинений и поучительных слов [святого], отпустил его, а тот радовался, что войдет в затвор и там изойдет потом в добродетельных подвигах. Итак, этого боголюбивого Филофея, прежде чем ему войти в убежище [предназначенное для] молчания, чтобы усердно предаться святой брани, охватили, как обычно бывает, помыслы, смущающие [его из–за] суровости аскетических подвигов, трудов и борьбы в затворе. Такова поистине подвижническая душа: она всегда ищет приложить труды к трудам, чтобы на ней исполнилось мудрое речение: Умножающий знание умножает скорбь (Еккл. 1:18).

147. Находясь в таковом положении, этот человек горячо молил Бога укрепить его терпение, силу и разумение, чтобы смиренно выдержать сопутствующие затвору скорби и лишения. Однажды ночью случилось, что, когда он бодрствовал, он услышал, что кто–то стучит в ворота. Когда же он поспешил увидеть, кто же этот стучащий, он открыл ворота и увидел седого человека, благообразного евнуха, благоговейного, внешностью очень похожего на ангела, с ликом, исполненным божественной благодати. И говорит ему [Филофей]: «Кто ты, честной отче? И кого ищешь, прибыв к нашему смирению?» А тот [отвечает] кротко: «Я — Симеон, живущий близ Хрисополя, в тамошнем монастыре святой Марины, и пришел сюда, чтобы находиться и жить вместе с вами». А Филофей [говорит]: «И кто же, отче, разорвал твою одежду?» А святой [отвечает]: «Какие–то негодные люди сделали мне это неправедно (Пс. 34:19). Но ты, милый Филофей, о чем помышляешь про себя? О чем следует заботиться и помышлять в первую очередь, ты, конечно, должен знать, [а именно] что намеревающийся приобщиться Страшным Таинствам должен с величайшим усердием воздерживаться от многопития и [обильных] трапез и довольствоваться вечером для питья и утешения тела всего лишь тремя чашами. А после причащения точно так же ему следует удовольствоваться простой трапезой и простым образом жизни». Что этими [словами] показывает он и о чем предупреждает? «Надо тебе знать, — говорит он, — так как ты вступаешь на путь столь великих подвигов аскезы и безмолвия, что следует так очищать себя воздержанием, слезами и молитвой, чтобы каждый день быть готовым к принятию Христовых Тайн. Через это [таинство] ты, непоколебимо пребывая в молчании и молитве, из–за обильного причащения Святому Духу в созерцании сокровенных тайн Божиих, приобретешь просвещенный ум, как написано: Дух все проницает, и глубины Божий (1 Кор. 2:10)».

148. И беседуя так с Филофеем, святой просовывает свою руку под его одежду и касается обнаженного живота того, кто лежал на ложе, и надавливает на него с силой, двигает руку, как бы измеряя его, сдавливает его пальцами и ладонью, как бы делая его способным вместить [лишь] немного пищи. Затем, ласково обратившись к Филофею, сказал ему: «Если хочешь, выйди [отсюда] и приди к нам в гости, мы снова увидим и будем приветствовать тебя, милого Филофея». Когда один сказал это, а другой услышал, святой исчез из поля зрения Филофея. А Филофей, придя в себя, обрел душу свою исполненной всяческой радости. С тех пор появилась у него природная воздержанность: с малыми потребностями и с простой трапезой проходил он затворническую жизнь, С радостью рассказывал он сопребывающим о [своем] видении, о посещении и явлении ему святого. Но когда досточтимый Филофей почувствовал некую поддержку от происшедшего, он рассудил, что видение было от Бога и не было обманом, решил на деле подтвердить [свое] благомыслие. Итак, вместе с братьями, с которыми он жил, он отправляется на поиски святого и, по его указанию достигнув знакомого нам Хрисополя, ищет упомянутый святым мужем монастырь. Когда тамошние монахи показали ему холм с останками святого, он к нему припадает и молитвенно воздает отцу–богослову Симеону вместе с благодарением честь и поклонение, как подобало. Получив от упомянутого ученика святого его икону, написанные в его честь похвальные слова и его собственные богодухновенные поучения, он для себя самого полностью обретает святого, и святой пребывает со всеми тамошними монахами. Поэтому Филофей каждый год радостно празднует в своей обители память отца и преуспевает и, говоря языком псалмов, восхождения в сердце своем положи (Пс. 83:6). Вот что можно рассказать о помощи святого посторонним [людям].

149. Но, если угодно, послушаем, как помог он после смерти своему близкому ученику. Во время особо чтимого поста святой Четыредесятницы упомянутый близкий ученик святого, Никита, он же Стифат, по обычаю предаваясь святым подвигам, был поражен духом блуда, ибо попущением Божиим благодать отступила. Человек очень разумный, проводивший жизнь в брани, в посте и всяческих злостраданиях, был выведен из себя и дошел до отчаяния. Исследуя, откуда и почему проникли в него гнусные и нечистые помыслы в то время, когда он выносил из постнической брани тело иссохшее и почти что, так сказать, умерщвленное жестоким воздержанием в пище и бдением, не находя» [причины], он впадал в глубокую печаль и уныние, ибо не знал, что делать для излечения болезни. Будучи охвачен печалью, творит он горячую молитву Богу и святому. И так, взывая и прося Бога и святого, однажды после незатейливой трапезы и умеренного количества пищи он ложится со скорбью в своей аскетической каморке, так как у него было еще подземное жилище иод сводами. Когда ему показалось, что он засыпает, но он еще не закрыл глаза, он ясно видит наяву, ибо лежал бодрствующим, что вошел к нему святой, сел на его ложе, коснулся его одежд и назвал по имени. И говорит: «Разве ты не знаешь, чадо мое, откуда и по какой причине обступили тебя страстные помыслы?» Он же, когда внезапно увидел и услышал святого, собравшись в себя, со страхом отвечает ему: «Я, о муж Божий, святый, всячески исследовал это, — говорит он, — и еще не смог найти причину таковой напасти». А святой [в ответ]: «Но я пришел к тебе указать ее, внемли моим словам. Знай, чадо, что она заключается несомненно в гордости и превозношении разумной части твоей души. Смири свой разум, соразмеряя самого себя и свои [помыслы] с заповедями Христовыми, и вскоре отступит от тебя [эта напасть]». Сказав это, святой немедленно скрылся от его взора. А Никита, поспешно покинув каморку, отправился вослед святому и спросил прислужника: «Видел ли ты, как святой Симеон вышел [отсюда]?» О этого времени тщательно исследовав свои помыслы, он легко нашел причину, по которой, как говорил ему святой, страсть поразила его душу вопреки ожиданию в такое время. Поэтому, смирив свой разум и соразмерив свои мнимые заслуги с одним только страданием Христовым, [а именно] с оплеванием, он тотчас же был освобожден от бремени помыслов и страсти, и последовало утешение от Святого Духа через слезы и умиление. Он возносил великую благодарность отцу–богослову, соединив любовь к нему с верой. Вот каково было [это событие].

150. Бог, желая показать, что было бы благоугодно Ему и слуге Его Симеону, и на пользу Церкви верных, если бы появился список с его богодухновенных слов, показывает видение Иоанну, ученику Стифата, как некогда [показал он] Проклу, ученику Златоуста, Упомянутый Никита, он же Стифат, был некогда по откровению побужден святым, как подробно написано в житии святого, переписать его богодухновенные учения и душеполезные сочинения. Когда он старательно переписывал их на пергамен, видит его ученик во сне такое видение: показалось Иоанну, что, как обычно, пошел он к келлии преподобного мужа послушать и взыскать что–нибудь полезное для души. Но только он приблизился к двери комнаты, где Стифат предавался молчанию, он стремительно вошел в нее и видит, что Стифат сидит и двигает стилом, прилежно трудясь над перепиской богодухновенных слов святого, а божественный отец Симеон–богослов сидит прямо против него. Одной рукой он опирался на посох, а правую держал протянутой к Стифату, как бы сообщая ему что–то из собственных мыслей, и близко, уста к устам, беседуя об этом, тайно наставлял его в глубинах высокого своего созерцания логосов вещей и в догматах таинственного богословия, которые он оставил Церкви Христовой как источник живоносной воды во исцеление душ. Как только Иоанн увидел это, он узнал святого, хотя не видел его при жизни и, будучи не в силах воззреть на ангелоподобный лик отца, внутренне замер, охваченный страхом, и не решился войти. Затем, немного спустя, когда святой вышел оттуда и тихо стал удаляться возводящим горе путем, Иоанну показалось, что святой зовет его по имени и говорит: «Иоанн, скажи моему Никите: «Поспеши, чадо, завершить переписку моих трудов, и то, что ты взыскуешь, исполнится и пребудет для тебя с избытком»”. Вот что после своей смерти сотворил святой со своим учеником Никитой Стифатом.

151. А как же мне пропустить и то, что, когда об этом [только] слышат, потрясает слушателей? Все же и это свяжу я с ранее происшедшим во славу Божию, в радость и на пользу Его Церкви. Однажды справляли праздник святого третьего числа января месяца, когда мы вспоминаем его изгнание. И случилось праздновать вместе с нами Косме, благочестивейшему монаху и игумену монастыря святого Стефана, что на горе святого Авксентия. Итак, когда совершались праздничные похвалы святому и всех празднующих охватили радость и ликование во [время] прославления Бога, Который и бедных кормит, и храм освещает, вошла ревность по Богу и в упомянутого мужа, и стал он бранить мысленно себя самого, что он, не имея богодухновенных поучений и сочинений святого, все же празднует праздник богослова–отца. Тогда обратился он к часто упоминаемому ученику святого с просьбой получить от него икону богослова–отца, а еще и написанные в честь него гимны и похвальные слова, чтобы и ему самому праздновать память святого в собственном монастыре и принести [в него] благословение свыше соответственно написанному: Благословящие тебя будут благословенны, и проклинающие тебя будут прокляты (Быт 12:3).

Затем человек этот, с верою и со смущением, как сказано, получив икону великого отца нашего Симеона, вручает ее одному из монахов своего монастыря, чтобы тот поместил ее в упомянутый монастырь святого Стефана, приказывает ему предварять путь и следовать дорогой, ведущей к горе [святого Авксентия]. А этот монах взял икону святого и, пренебрегши наказами, данными ему игуменом относительно иконы, отдал ее некоему скифу, бывшему некогда прислужником упомянутого игумена, чтобы тот взошел и осторожно поднял туда икону, а монах бы сдедовал за ним.

152. Варвар же тот был беглым рабом и отъявленным вором. Взяв икону, он вернулся, сел на судно [плывущее] из Халкидона, пересек Пропонтиду и, прибыв в царствующий град, продал икону венецианцу. Когда же игумен прибыл в свой монастырь раньше него, он стал искать монаха, которому он вручил икону, и нигде не было ни иконы, ни того варвара, которому монах отдал по неразумию святой образ. Прошло немного дней, и когда печаль и уныние по причине случившегося охватили игумена, раба с помощью Божией предают для расследования. А он на допросе признался, что продал икону венецианцам. Деньги, которые беглый раб получил за нее и [уже] истратил, были возвращены покупателю. Получившие икону богослова–отца водворяют ее в монастырь святого Стефана, одновременно и того беглого раба [предают] бичеванию. Когда же святая икона была спасена — о, неизбежное наказание Божие! — когда отнесли ее в церковь и повесили в углу алтаря, гнев Божий снизошел (Пс. 77:31) на вора за таковую дерзость: демон немой и страшный сокрушил его по суду правому, и несчастный тотчас же повергся перед всеми, скрежеща зубами и испуская пену, издавая бессмысленные крики. В таковом состоянии несчастный провел достаточное число дней и едва освободился от демонского бича, получив исцеление милосердием святого Симеона.

Вот так славит Бог славящих Его и является им для всеобщего почитания в Своей Церкви. Ему слава во веки веков. Аминь.

1. Никите Коронидскому, хартофилаксу [ ^[3]] и синкеллу [ ^[4]], Никита Стифат, простой монах и пресвитер Студийского монастыря

Некто из мудрых был недоволен моим трактатом о душе и рае, послав против него свои предположения и вопросы. Однако первые, являющиеся крайним незнанием и неуместностью, я отверг, что справедливо; вторые же, происходящие от двусмысленности размышлений, я разрешил и убедил (его) не забывать собственной меры, но быть рассудительным, чтобы от забвения таковой он бы не переступил границу. Итак, я понял необходимость послать тe6e письма против оного, после того как вес было высказано, прочитай, чтобы ты знал без околичностей рассудительность и точность доводов, и что они являются здравыми по мудрости Слова, и что, как я думаю, ни в чем не лишены знания Слова, и чтобы ты написал нам, (подданным) твоим, с высоты своего положения [ ^[5]], свое решение о них. таким образом мы, любящие тебя, имели бы более авторитетное мнение для бесед.

Мир тебе, благословенный господин мой.

Благословен Бог, святой отец, Который утверждает сообразно времени, словно светила. вас, отцов наших, на земле, никогда не оставляя мир свои непросвещенным светом сияния Пресвятого Духа. Следовательно, тщетно мы оплакиваем, что божественная мудрость не живет в мире. Ибо вот, согласно с тем, что сказано Фесвитянину [ ^[6]], есть многие отцы, во всяком случае, познанные и сохраненные Богом, которые в том, что не согнули колен пристрастием к земному, отличаются духовным взором и исследуют сокрытые глубины Духа.

Я прочитал письмо, содержащее трактат «О душе», полное божественного Духа, все насыщенное догматами, целиком исполненное благодатью божественной и человеческой мудрости, наполненное созерцательными и нравственными и естественными и божественными насаждениями, подобное, поистине, другому раю, и ты, во всем самый опытный садовник и возделыватель ею, постарался из любви навечно напитать природу людей вечно живым из плодов его, чтобы и сам ты имел вечно живые вознаграждения. Действительно, нелжив сказавший, то знание мудрого увеличивается подобно наводнению [ ^[7]].

Итак, почтеннейший, я прочитал :по письмо против таковых речей и, выписав (из них) все то, с чем я был не согласен–из–за неотесанности, разумеется, ибо кто я такой, чтобы судить таковые речи, даже не могущий нимало не моргая смотреть на божественный светоч? — отправил (тебе). Итак, рассмотрев все это, если оно имеет какой–либо смысл, прими изученное как из дружеского устремления ибо этим я стараюсь извлечь из таковых слов сказанное с уловкой и завистливое в целом и даже в мелочах. Если же выписанное (является) безрассудным, пусть (им) пренебрегут. Только не оставляй воссылать за меня твои святые молитвы.

Я прочитал, почтеннейший отец, и твои возражающие письма к софисту, о рае и о пребывании ныне душ в раю со Христом, как будто восстановлением [ ^[8]] предстоит, что и Христос и сами души удостоятся большего. Не следовало, чтобы ты вообще отвечал говорящему вздор. Ведь таковы взгляды не благой души [ ^[9]], но порождение лукавого, и пусть они будут сокрыты в разверзшемся аду.

Достоин же осмеяния говорящий, что возглас диакона Двери! Двери! побуждает стоящих вне жертвенника внимать божественным таинствам. Ибо если таинства, (то) всячески и сокрыты, скрытое же кто, пожалуй, владеющий рассудком, побуждал бы постигнуть того, кто вне этих (таинств)? Ибо таинства ныне подаваемы от иереев и совершаются они в молчании. В других же местах я сам видел, что висящая у божественного алтаря завеса во время (совершения) таинств подплывает и покрывает так, чтобы даже сами иереи не были видны со стороны стоящих вне (алтаря). Это же ввел блаженнейший среди патриархов господин (наш) Евстафий [ ^[10]]. Если же мысль желает подняться ввысь способами восхождения, то она не будет иметь недостатка в Духе.

Относительно же толкования апостольского изречения, которое гласит: Всякий грех, который делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела [ ^[11]], (его) многие святые отцы толковали, и написанное об этом тобой, почтеннейший, выстроено в дополнении к высказанному ранее, святой отец и господин

И всякий раз все твое — мне искренне мило и радостно, дорогой господин, ибо (происходит) из дружественной и потому наиболее независтливой души, приносящей незапятнанную любовь нам, искренне любящим тебя Поэтому и одобрив все (твои) вопросы, поставленные к тракта гам со смыслом, и наблюдения, сделанные удачно, я понял, что нужно написав апологию того, что ты пожелал изучить, мои друг и господин мой.

1. Ты просишь объяснить, почему мы сказали, что ангелы участвуют в свете и благодати соразмерно чину, хотя отец Григорий Богослов сомневался относительно них [ ^[12]]? Потому что мы точно научены наблюдавшими чины и силы и озарения их (ангелов); к ним, которые являются более древними служителями Христу, и надо нам полностью присоединиться нежели к божественному отцу Григорию. Кто же они? Павел, который взошел на третье небо и наблюдал там все зрелища и слышал неизреченные слова [ ^[13]], и Дионисий Ареопагит, ученик его, которому Павел и повелел записать то, что он видел, и то неизреченное, что он слышал от посвящающих в тайны Откровения, что тот и выражает, когда пишет к Тимофею. Что же говорит Дионисий об ангелах и их чинах и свете? Далее внемли разумно.

Ведь в 4 главе, которую он озаглавил «Что означает название ангелов», он говорит так: «Однако и для равночинных от всеобщего пресущественного Чиноначалия определено такое установление, чтобы в каждой иерархии были первые, средние и последние чины и силы, и чтобы более божественные были посвятителями и руководителями меньших при божественном возведении, озарении и приобщении» [ ^[14]]. В 10 же главе, в которой он представляет «Повторение ангельского благочиния»: «Ибо, — говорит — всеобщая пресущественная Гармония до такой степени предусмотрела священное благоустроение и чинное поведение [ ^[15]] каждого из словесных и разумных (существ), что и для каждой из иерархий отдельно установила святопристойные чины, и мы видим, что всякая иерархия разделяется на первые, средние и последние силы. Однако и каждое отдельно устроение, собственно говоря, Она разделила на те же самые боговдохновенные гармонии. Потому и говорят богословы, что сами божественнейшие Серафимы взывают друг к другу [ ^[16]], этим ясно, как я полагаю, показывая, что первые передают вторым богословские знания.

Я могу, пожалуй, не без основании добавить то, что и каждый сам по себе и небесный, и человеческий ум имеет свои и первые, и средние, и последние чины и силы, проявляющиеся соответственно священноначальным озарениям по мере каждого для упомянутых [ ^[17]] собственных восхождений [ ^[18]], согласно которым каждый, насколько ему дозволено и доступно, причащается пречистейшему очищению, преисполненному свету и предсовершенному совершенству. Ибо нет ничего самодовлеющего или вообще не нуждающегося в совершенстве, кроме истинно Самосовершенного и Предсовершенного» [ ^[19]].

Так как в самом деле, как ты видишь, служащие Слову ничуть не сомневаются относительно них (ангелов), будем присоединяться (к ним), не потому, что мы пренебрегаем божественным отцом Григорием–отклони, такое даже помыслить нам невозможно! — по потому, что те имеют старшинство богословия [ ^[20]], ибо они научены Словом Божиим и от Него введены более определенно в тайны и божественною, и человеческого.

2. О том же, что под небом существуют умные силы, и они не являются неограниченными, говорит и божественный Иоанн Дамаскин, пишущий о небе в 40 главе [ ^[21]], почитая которого верным и боговдохновенным мужем, и знающим отчетливо божественное лучше нас, это мнение мы взяли у него и присоединили к трактату, не пожелавшие быть ведомыми нашим естественным помышлением и, конечно, не считающие самих себя более мудрыми или более понятливыми для его (неба) созерцания.

3. Эфир, как и Дамаскин утверждает [ ^[22]], установлен Богом после создания неба, ибо огонь это стихия более легкая, чем другие, и более устремленная ввысь Ибо не иное огонь и иное эфир, не другое огонь и другое снег, но свет огня. Ведь огонь является жгучим и световидным, что и называется эфиром. Он же создан в первый день Творцом, как говорит Божественное Писание: И сказал Бог: да будет свет. И стал свет [ ^[23]], который есть не иное, чем огонь, как назван сам эфир.

4. Сначала выросла трава и растения, а затем были воздвигнуты живые (существа) [ ^[24]], как второе после первого, (так и) расположено в трактате по причине соразмерности этого и из–за его композиции, и в этом не будет никакого препятствия слушающим.

5. До грехопадения же, хотя тело Адама и было вольноменяющимся, однако (оно) не мыслило противного духу [ ^[25]], и не телесный глаз уклонился сначала, как ты написал, а затем душа, но сама душа уклонилась посредством глаз тела. Ведь телесный глаз не имеет света сам по себе, подобно и луна не имеет собственного (света), но свет его (глаза) от души, двигающей тело, как и для луны (свет) от солнца. В самом деле, сначала душа, заглядывая словно через оконца чувств, увлекается чувственным и видимым и таким образом возбуждает движение тела по устремлению [ ^[26]] к овладению им (чувственным и видимым), так как вне ее (тело) мертво для всякого движения и неподвижно; так что заблуждение [ ^[27]] никак не тела, но души, посредством которой оно движется к заблуждению. Ведь Адам был как ангел, находящийся в раю, и он наслаждался созерцанием истинно Сущего, как представляется и мудрому Иоанну Дамаскину в главе «О Рае» [ ^[28]].

6. Ты просил объяснить, как я определил, что жадность [ ^[29]] от раздражительной части души [ ^[30]]. Внемли, я прошу тебя. Сребролюбие является порождением ненависти и жестокости и бесчеловечности, каковые очевидно свойственны раздражительной (части) души. Ведь через такое (душевное) состояние [ ^[31]] сребролюбец, видя погибающего от голода ближнего, никак не склонится ради милости к нему.

7. То же, что тройственными являются свойства тела, я говорю о рассечении, истечении и изменчивости [ ^[32]]; истечение [ ^[33]] и изменчивость [ ^[34]] уже истолковал [ ^[35]], рассечение [ ^[36]] же оставил без внимания, оно ускользнуло, когда речь зашла о мыслях. Знай, что рассечение тела действительно есть такое (рассечение) от жизни к смерти, которое разделяет его (тела) единение из стихий, посредством которых оно было соединено, и в тление отсылает после удаления духа.

8. О том же, что трактат «О Рае», в котором говорится, что «облик создавался не прибавлениями понемногу, но был исполнен в один момент» [ ^[37]], не противоречит божественному Иоанну Дамаскину, а скорее весьма созвучен ему, засвидетельствовала его книга основ в 65 главе, в которой он написал о способе зачатия Бога Слова [ ^[38]].

9. А что тело же Адама возникло в творении одновременно вместе с душой, об этом свидетельствует и Дамаскин в 25 главе [ ^[39]], и Григории Нисский в книге [ ^[40]] о «Шестодневе» Василия Великого, в которой он изложил размышления о человеке Ибо он сошелся в творении, не сначала одно, другое же позднее, как пустословит Ориген, утверждая предсуществование и переселение (душ), но Адам создан — одновременно тело и одновременно душа

10. Итак, теперь мы разрешили все вопросы к нам от твоей самой мудрой и священной души, которая поставлена в подсвечник, чтоб освещать всемирное жилище Церкви Христовой, и для нас смиренных быть в утешение и по мощь Ты же, если ответы держатся истины, воздай славу Богу, дающему и косноязычным слово для отверзания уст [ ^[41]], если же не так [ ^[42]], однако, все же моли для меня о Свете том неприступном, который просвещает всякого человека, приходящего в небесный мир [ ^[43]].

Мир тебе, благословенный господин мой.

1. Занимаясь другими духовными делами, которыми необходимо было нам заняться, мы до настоящего момента не имели времени, чтобы дать тебе ответы, которые ты искал в составленном мною трактате «О Душе», а также в трактате «О Рае». Ныне же удобный случай ответить тебе и излечить сомневающуюся твою душу.

2. Но я хочу, чтобы ты, самый способный к исследованию всего божественного, сначала выкинул приземленное из ума и, таким образом, приготовил слух для принятия слова и услышал Спасителя, творящего нам: Встаньте, пойдем отсюда [ ^[44]], от более телесных и чувственных к умопостигаемым красотам и зрелищам слова. Поэтому и мудрейший Соломон увещевает, говоря: Когда сядешь вкушать пищу с властелином, то тщательно наблюдай, что перед тобою, И поставь преграду в гортани твоей, если ты алчен [ ^[45]]. Ведь Божественное Писание, имея глубины в себе самом от Бога, не для всякого и желающего просто открывает понимание чудес закона Бога, по кому дано, согласно святому изречению, знать тайны Царствия Небесного [ ^[46]], и божественный Давид молил Его о благодати, так говоря Богу: Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего [ ^[47]]. Однако и ученики Слова не прежде точно познали законы Божий, пока не получили существенно [ ^[48]] от Слова ум Его, отверзающий к уразумению Писаний [ ^[49]]. Итак, для нас велика потребность во Святом Духе, проницающем глубины Божии: Ибо Дух, — говорит божественный апостол — все проницает, и глубины Божии [ ^[50]].

3 Потому, добрейший, для нас велика потребность в Нем (Святом Духе), как уже сказано, чтобы уразуметь Писания, ведь без Него нельзя ни понять ничего того, что от Духа, ни излагать его для пользы слушающим, даже если бы говорящий и мог быть весьма усилен другими внешними науками. Ибо все поскользновенное в Божественном Писании только от записи, как и некто из мудрых говорит так [ ^[51]]: подобно тому как шагающие по скользкому пути и спотыкаются, и падают, так те, которые (шагают) по сухому и главному (пути), пользуются безошибочной дорогой. Таким образом, одни, ведущие душу через телесное и то, что от явно сказанного, приучают ее не к чему иному, как падать, ибо эта скользкость непрочна во всем; другие же, через правила добродетели поспешая к Богу, направляются надежным и несокрушимым путем.

4. И поэтому–то, я бы повторил снова, необходимо нам сначала очистить от земного ум елеем Духа и иметь его неприземленным, затем приобрести матерью ипостасную мудрость Божию, сходящую с небес в сокрушенные и смиренные души, каковая (мудрость), во–первых, чиста, — согласно божественному Иакову, — потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов [ ^[52]]. Чувство же — именно рабское, таковым оно образовано природой, для служения науке, чтобы мы пленяли бы всякую букву и всякое помышление в послушание Христу и для Духа. Так как речь при высказывании, будучи приземленной, показывает тела через тени и дела через речения в обманах ума, и нужно уходить от нее — ибо течет в изобилии для ошибающихся и описывает общностью имен своеобразие предметов обсуждения [ ^[53]], неспособная представить ясным определением, — поэтому, наверно, таковые (ошибающиеся) и не знают, что словесные образы соответствуют душе, а не телам, они же исследуют изменяющиеся движения в них (телах) и только, не в состоянии перейти к духу и обдумыванию явно сказанного.

5. Не такой удостоенный свободно говорить ко Господу, Повелителю Себя Самого и всего, он жив скорее душой, чем телом. Но воспринимая умопостигаемое взамен чувственного, через которое пишет, он отыскивает природу буквы, неизвестную большинству, и показывает ее любящим и принимающим все то, что от Духа. И сами обученные отыскивать ее–то (природу буквы), мы пишем это и посылаем тебе ради исследования слов, и в то же время, порядка и сочетания речи [ ^[54]], на самом деле, я утверждаю, этих более несовершенных (частей) знания. А это и привыкли выискивать ревнующие обо всем подобном, для них же нет никакой заботы о том, что от духа или от мыслей, так как, действительно, не могут погрузиться в глубины Духа. Мы хотим, чтобы и ты искал ее–то (природу буквы), испросив жизнь, следующую за Духом, и не останавливался на очевидном содержании речи, так как часто загадочно предположение в ней, а смысл заложен в глубине. Ибо таким образом ты будешь непреткновенно понимать все, что от Духа, и избегать скользкого.

6. Однако ведь ты нашел в составленном мною трактате «О Душе»: «Если внутри тверди [ ^[55]], — он утверждает, — ангелы описуемы [ ^[56]], каким образом Херувимы будут стоять кругом у престола Господня, как говорит Божественное Писание?» [ ^[57]] Вот что найдено тобою в трактате.

7. Итак, мы утверждаем, что неописуемое принадлежит одной божественной природе, но не всему творению. Ведь Бог невещественен и бестелесен, а значит, и неописуем; ибо не находится в (каком–либо) месте, но Сам для Себя является местом, Он все наполняет и сверх всего находится и Сам все заключает и обнимает, целиком же окружающее не находится в окружаемом, однако, с одной стороны, Сам без смешения [ ^[58]] через все проникает, с другой же стороны, всему уделяет от Своего действия [ ^[59]], соответственно способности каждого и возможности воспринять, я утверждаю, действительно соответственно и естественной и предпочитаемой чистоте [ ^[60]].

8. Ангелы же, так как являются творениями и разумными и божественными, подобно тому, как огонь невещественен и бестелесен, не могут быть неописуемыми, но ты слышишь, что небо является престолом Божиим, а земля же подножием [ ^[61]], и сами они в Нем описуемы, как исполняющие Его волю и присно Ею славящие. Ибо если бы мы допустили это (неописуемость ангелов), окажется, что они вовсе и не покидают божественную несмешанную природу, и таким образом, сами и явятся наполняющими все природой славы своей, находясь внутри всего и снаружи, однако отклони (это). Ибо если они и не заключаются телесно в (определенном) месте так, чтобы быть оформленными и изображенными, но тем не менее они собраны в (определенном) месте, чтобы присутствовать духовно и действовав соответственно природе самих себя и не быть в другом месте, но там, где духовно они ограничиваются, там они и действуют. Не могут ведь они одновременно действовать в разных местах, ибо это одному Богу принадлежит, повсюду одновременно денег вовать [ ^[62]]. Поэтому и Гавриил, благовествуя на земле Деве предопределенный Богом замысел [ ^[63]], не находился на небесах [ ^[64]], и Серафим, когда касался уст Исайи углем и клещами жертвенника, был спущен на землю, а не стоял в это время на небесах возле престола Божия [ ^[65]].

9. Ибо так как ничто из сущих не может быть неописуемым, кроме Одного, который существует существенно, как и продумано более расширенно в моем трактате «О пределах жизни» [ ^[66]], ибо Один только неописуем, который (и есть) присносущий Бог и все ограничивающий в Себе Самом и превосходящий всякое понимание, необходимо, чтобы все, происшедшие от Него, как принявшие бытие из ничего, подчинялись пределу, окончанию и числу. Во–первых, пределу, как в нем присно пребывающие и движущиеся и никогда не выходящие за собственные пределы, во–вторых, числу, как делающему (их) и попятными, и удобоисчисляемыми, в–третьих, окончанию, как подлежащие пагубе и расторжению составляющих частей. Ибо если так полагает о них всякий учитель Церкви Христовой, и это правда, ангелы, стало быть, описуемы и имеют описание в качество творения.

10. А свидетель этому мнению мудрейший отец Иоанн Дамаскин в 14 главе его книги «О месте Божием» [ ^[67]], в которой он утверждает, что Божество неописуемо, и в 40 главе [ ^[68]], в которой он рассуждает богодухновенно и небе и о силах в нем, если бы ты пожелал обратиться к нему, сам бы избавился от всякого сомнения Ибо мы дернем говорить что–либо не сами по себе, но во всех божественных и человеческих делах мы созвучны с отцами и учителями прежде нас уча всему подобно с ними, соблюдая в этом деле распоряжение Господа апостолам, так говорящего: уча их соблюдать все, что Я повелел вам [ ^[69]], и кроме того зная, что страшно или от самих себя другое что–либо присоединить к евангельскому учению и сказать то, чего не говорили очевидцы Слова, учащие Церковь Христову или убавить от учения Евангелия и апостолов и опустить (хотя бы) одну полученную заповедь Христа, или научить иначе, чем те научили верных, как Христос и Бог наш говорит: Нарушивший одну из Моих заповедей сих малейших… малейшим наречется в Царстве Небесном [ ^[70]], и в другой раз возлюбленному своему ученику: И Я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей: и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог меру от древа жизни и (участие) в (святом) граде и в том, что написано в книге сей [ ^[71]].

11. Ведь тем, что ангелы описуемы, мы не утверждаем, что они находятся вне или далеко от предстояния престолу Господню, однако Бог утвердил, что престол Его — небо, земля же — подножие, ибо Он говорит: небо — престол, а земля — подножие [ ^[72]], престол же Богу — и Божественные силы вокруг Него, на которых Он покоится, как утверждает божественное Писание [ ^[73]], и таким образом, они называются Престолы, Херувимы, Серафимы, а Сам Бог, как сказано, вне и внутри всего, присно предстоят Ему со страхом и трепетом ангелы, соответственно своим началам, так как небесная иерархия имеет свое устроение и чины предстояния их при наднебесном и разумном жертвеннике Бога, как это описывает великий в божественном Дионисий, не отклоняясь от Литургии Его [ ^[74]].

12. Стало быть, помысли, слушая меня, этот престол Божий богоприлично, удалив из речи то, что сообразно чувству. Ибо если ты мыслишь божественное духовно и богоприлично, никогда не будет отклоняться от безошибочного понимания твой самый способный к исследованию ум. Таким же образом размышляя, ты поймешь, что престол Божий не только божественные силы вокруг Него, но и все служители и святые Его, обращение среди которых со Словом, говорят, и есть достижение пребывания там и упокоения.

13. Поэтому, в самом деле, нужно уходить от речи, сообразной чувству, как мы установили, сказав выше, когда мы замечаем большую нерассудительность ее, превозносящейся и гордящейся собой; ибо она дерзает немалой дерзостью, будучи земной, разъяснять обманами ума посредством изречений — дела, которые невозможно представить ясным описанием.

14. Впрочем, по первому вопросу об ангелах мы нашли для тебя между тем такое решение. Относительно же других твоих вопросов, когда придет время, предварительно обдумав, мы найдем тебе решения, чтобы даже не сомневалась в них душа твоя.

Мир тебе

1. И как тебе, являющемуся самым мудрым и способным к исследованию, пришло на ум, будто трактат «О Рае» может предположить противоположное себе и назвать рай видимой тварью? В собственном смысле, тем чувственным по природе раем мы и называем насажденный в Эдеме Богом, в котором и поместил Бог Адама, словно на некоем божественном месте, имеющем наслаждение, дарованное и неизменное, в нем и произошло преступление, и из него был изгнан Адам вместе с Евой, отпавший от божественной славы. Однако само название рая, который многозначен, будучи обозначением не только для того одного, по и на многих других может переходить и устанавливаться.

И чтобы тебе таковое, в самом деле, название разделять (с нами), я покажу (ею) и в других предметах речи, само собою внемли мне разумно.

2. Сначала раем называется и именуется сам Бог, к Которому Павел, восхищенный, был поднят и от Которого слышал слова неизреченные, как он утверждает, которые невозможно человеку слышать [ ^[75]]. Затем — Церковь верных, имеющую, как насаждения Жизни, святых, питающих делом и словом алчущих и жаждущих правды Божией [ ^[76]]. После этого все творение, являющее величие Бога и славу Его для нас людей, потому что от красоты его (творения) мы поднимаемся к Создателю, как считает и Соломон [ ^[77]]. Кроме них — и Божественное Писание, и сам цельный человек, и мудрая жизнь по Богу [ ^[78]].

3. Итак, что будет противного для благочестиво размышляющих из тех, которые, созерцая согласно высшей мудрости, философствуют и развивают это все в речь о рае? Я полагаю, никоим образом ничего, как именно и считают истинно святые отцы, так как принято подобное тому, что о рае и мы сказали, и божественным отцом Иоанном Дамаскиным, согласно 45 главе его толкований [ ^[79]], в которой он размышляет о рае.

4. О том, что нет нужды нам, верующим, теперь именно в том рае, в котором была дана заповедь Адаму возделывать и хранить [ ^[80]], свидетельствует Слово Божие, принявшее наше естество в начаток смешения [ ^[81]] и ставшее ипостасью для самой плоти пашей, которую Он принял от чистых кровей Богородицы и воссел одесную величия Отца Своего на высотах, так сказав: Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их: да будут нее едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино [ ^[82]], и опять: И когда Я пойду приготовить вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я [ ^[83]]. Итак, если в том раю на земле, в котором случилось грехопадение, как ты написал в письме, еще находится Христос с разбойником, потому что сказал ему в то время: ныне же будешь со Мною в раю [ ^[84]], какая Ему нужда говорить нам, верующим в Него: И когда Я пойду приготовить вам место [ ^[85]], если рай является приготовленным от сотворения мира?

5. Или же ошибается, по–твоему, и Божественное Писание, говорящее, что Он вознесся на небеса, ибо утверждает: Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо [ ^[86]]. В самом деле и первоверховный Петр так говорит: Который, восшед на небо, пребывает одесную Бога и Которому покорились Ангелы и власти и силы [ ^[87]]. Ибо так откроется вам свободный вход в вечное царство Господа (нашего) и Спасителя Иисуса Христа [ ^[88]].

6. Однако и божественный Павел так учит Церковь Христову: Чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его [ ^[89]], и спустя немного: по действию державной силы Его, которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени именуемого [ ^[90]], и снова: Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге [ ^[91]], и в другой раз: Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его и держа все словом силы Своей, совершав Собою очищение грехов наших, воссел одесную престола величия на высоте [ ^[92]], и снова: Итак, имея Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия, будем твердо держаться исповедания [ ^[93]], и спустя немного которое [ ^[94]] для души есть как бы якорь безопасный и крепкий, и вводит во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за нас вошел Иисус, сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека [ ^[95]], и снова: мы имеем такого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах [ ^[96]], и в другой раз: ибо Христос вошел не в рукотворное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лицо Божие [ ^[97]] и снова: Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога, ожидая затем, доколе враги Его будут положены в подножие ног Его [ ^[98]].

7. Если же они говорят истинно, как и несомненно, что они говорят истинно, свидетельствуя, что Христос взошел на небеса и Он воссел одесную Бога Отца, то неизбежно, что ты и другие говорящие, что Христос еще находится в раю с разбойником, ошибаются. Ибо нигде, как ты видишь, Божественное Писание не упомянуло, что Христос вошел в чувственный рай. И почему ты приводишь, для защиты своего мнения, то, что Дамаскин говорит Во гробе плотски, во аде же с душею яко бог, в рай же с разбойником [ ^[99]]?

Ибо если он и говорит, что Христос находился во всех этих (местах), однако одним только божеством, как все наполняющий, нашим же смешением от плоти, Сам ипостасью целиком став, взошел на небеса и нам путь открыл [ ^[100]] на них, чтобы, согласно божественному обетованию Его, и мы были бы, где Он Сам. Сказал ведь: Куда Я иду, вы знаете, и путь знаете [ ^[101]], чтобы и вы были, где Я [ ^[102]].

8. То, что божественный Григорий, прославленный в богословии, как ты написал в письме, сказал об отце нашем Василии Великом: «И пройдя мимо пламенного меча (совершенно знаю) достиг рая» [ ^[103]], указывает на тот рай, в который вошел, будучи восхищен, Павел и (в нем) услышал неизреченные слова, по которого ты не постиг, воспринимая Божественное Писание согласно букве. Но пойми меня, что и Павел рассказывает о нем Коринфянам так: Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, — только не знаю — в теле., или вне тела: Бог знает, — что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать [ ^[104]]. Знай, что Василий Великий попал в тот рай, в котором восхищенный Павел услышал то именно, что услышал. Этот (рай) же есть превыше неба небес, где одесную Отца пребывает Сын, ипостазировавший в ипостаси Себя Самого наше естество.

9. То, что речь у Павла об этом (рае), а не о земном, он сам утверждает тем, что прибавляет к речи своей. Ибо после сказанного: знаю человека… который был восхищен до третьего неба [ ^[105]], добавил, так говоря: и знаю о таком человеке… что он был восхищен в рай [ ^[106]]. Ибо если речь его о том рае, который был на земле, он сказал бы: «И знаю о таком (человеке), что спустился оттуда в рай», и никогда бы не сделал последующее добавление Так как после восхищения его на третье небо добавляет, говоря: и знаю о таком человеке… что он был восхищен в рай [ ^[107]], указал, что, и само третье небо пройдя, был восхищен на еще большую высоту, где находится Сам Бог, восседающий на престоле величия на высоте [ ^[108]], и, можно сказать, что степенью добродетели достигнув достоинства и самих Херувимов, предстал престолу Святой и Непостижимой Троицы, куда Предтечею за нас [ ^[109]] взошел Христос, вознесший в жертву Самого Себя, где находится мысленный, божественный и пренебесный жертвенник [ ^[110]] Бога.

10. Таков рай, о Григорий, в который Павел был восхищен и Василий Великий вошел вместе с остальными святыми, и вход в который открыл Христос всем святым Его, как божественный Павел учит Церковь Его, так говоря: Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, то есть Плоть Свою, и имея великого Священника над домом Божиим, да приступаем с искренним сердцем, с полною верою [ ^[111]], и немного спустя: Вы приступили не к горе, осязаемой и пылающей огнем, не ко тьме и мраку и буре, не к трубному звуку и гласу глаголов, который слышавшие просили, чтобы к ним более не было продолжаемо слово [ ^[112]], и после другого: Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога Живаго, к. небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к ходатаю Нового Завета Иисусу, и к, Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева [ ^[113]].

11. Таков рай, Новый Иерусалим на небесах [ ^[114]], для которого, я знаю, и ставится огненный меч, обращающийся и позволяющий вход в него для святых, для недостойных же страшно запирающий. И это мнение всех святых о божественном рае, в котором ныне мы, верующие, имеем большую потребность, — крепкая надежда, ради которой апостолы предали самих себя на невзгоды и опасности, мученики, на горькие наказания и несправедливые смерти, все святые и праведники в трудах добродетелей проливали пот и кровь, претерпев тягость ночи и зной дня. И сам ты тогда поверишь, каков он есть, когда, отрекшись суетного и земного помышления, облечешься ризой Святого Духа в божественный образ мыслей.

Мир тебе.

1. Третья твоя проблема намного более трудная, чем две (предыдущие). Ведь ты говорил: «Я полагаю, что ныне святые души собираются и пребывают в раю, наслаждаясь от славы Бога и находясь более неприкрыто и чисто со Христом, подобно тому, как и Оный разбойнику сказал: Ныне же будешь со Мною в раю [ ^[115]], исполнение же царства с Ним на небесах даруется им (душам) в будущем веке». Это то содержится в твоем письме, мудрейший.

2. Я же предпочел глубинами забвения покрыть все это; но не подумай, что ты верно имеешь мнение об этом, хотя я умолчал и словно молчанием мне угодно было согласиться. Относительно этого ты послал недавно письмо, ради чего я беру перо по поводу одною предположения твоего письма, желая объяснить тебе неуместность всего этого. Однако пойми отсюда, если ты хочешь.

3. Если Христос и души праведников с Ним, по–твоему, еще находятся в раю, чтобы наслаждаться более чисто славой Божией, а Божественное Писание свидетельствует, как мы приняли в предыдущем письме, что одесную Бога Отца пребывает Сын и Слово Его, принявший на себя наше естество, то другой ли Христос в раю, находящийся вместе с душами святых, и иной ли Сын Бога Отца, пребывающий на небесах одесную Отца.. И, таким образом, возникнет устойчивое мнение нечестивого Нестория, так как и тот нечестиво утверждал, что один есть Сын и Слово Бога и другой Христос, рожденный от Девы Марии, по этой причине и назвал се, несчастий, Христородицей, а не Богородицей. Посмотри, в каковые и сколь великие богохульства приводит все это из твоего письма.

4. Если же еще и не царствовал Христос, как ты утверждаешь, еще находящийся в раю, а будет царствовать в будущем веке, когда, как ты написал в письме, Ему и будут соцарствовать души праведников, то лжет Давид, говорящий: Бог воцарился над народами [ ^[116]], и снова: Господь царствует: да радуется земля [ ^[117]], не один же только Давид, но и все Божественное Писание. Ты же будешь ныне как другой учитель нам, ученикам твоим, разъясняющий таинства Царства Небесного более явно, нежели прежние учителя Церкви, гораздо их превосходящий божественной мудростью и знанием сущих.

5. Не часто ли я говорил тебе? Избегай самого себя, не люби учить, будучи лаиком [ ^[118]], так как апостол говорит: «Лаику же мы не позволяем учить в церкви» [ ^[119]], — ибо ты еще не принял достоинства учения. Однако и Собор установил в правилах таким образом, что не подобает мирянину пред народом [ ^[120]] произнести слово, или учити, и тако брати на себя учительское достоинство [ ^[121]], но повиноваться преданному от Господа чину, отверзати ухо принявшим благодать учительского слова, и от них поучатися Божественному» [ ^[122]]. Почему же ты, будучи лаиком, не хранишь молчание, как сказано? Почему не знаешь ты собственной меры и не соблюдаешь собственные границы, поставленный внутри них, но через ров, как говорится, ты дерзаешь переступить, уступая в этом и бессловесным животным, и бездушным тварям?

6. Или ты не видишь благоустройства, какое в этих бездушных и видимых (тварях), так что каждая из них знает свое время и свои границы и никогда не переступает (их)? Ибо и солнце никогда не отдыхает от своего пути, и не переступает собственную границу, подобно как и не появляется отдельно от луны ночью; ночь же, когда свет уменьшается, не перешагивает собственную границу, но когда возвращается день, она постепенно к себе самой снова необычайно стягивается. Так же и море никогда не перейдет своих границ, чтобы опустошить и покрыть всю землю [ ^[123]]; и зима и весна, и лето и осень знают свое время, и ни одно из них никогда не переступает собственные границы. Так же и стада всех животных, пернатых и живущих на суше и на море, знают собственное время для своей пищи и спаривания и не переступают собственные границы. Так же и рой пчел строится царем; и клин журавлей и гусей и лебедей сохраняет построение вслед за возглавляющим. И всякий, вкратце сказать, знает собственное время и границы. Если же, таким образом, эти бессловесные и бездушные (твари) как созданные свыше подчиненными границе, умеют хранить собственный чин и соблюдают подобающее благоустройство, отчего же, превосходнейший, хотя тебе и случилось быть разумным и мудрым, нет стыда у тебя всякий раз, когда ты переступаешь co6ci венные границы и не умеешь сохранить благоустройство Церкви Божией?

7. Но если же ты послушаешься и меня и Павла, так говорящему к свадебной процессии Церкви верных: В каком звании кто призван, братия, в том каждый и оставайся [ ^[124]], ты пощадишь самою себя и сохранишь собственные границы, ничуть не забывая собственной меры, и будешь более любить внимать учителям Христовым, которым и дано знать таинства Царства Небесного. Как послушный ученик, избегай налагать на самого себя достоинство, которое ты не принял посредством Святого Духа с возложением рук священства, чтобы ты не подвергся от (своего) мнения, сверх заслуженного осмеяния всеми, и страшной опасности, я молю, чтоб этого не случилось.

Мир тебе.

1. Если ты думаешь, что (возглас) двери, двери, вонмем [ ^[125]] относится только к таинству божественной и бескровной жертвы, и, как ты написал в письме, всем предстоящим позволено внимать туда, где совершаются божественные (таинства), для наблюдения их и на все, вообще, самим устремлять (свои) взор, это тоже совсем чуждо твоей добродетели и знанию, так как от Бога и апостолов Его было освящено понимание и видение его (таинства) только приносящим иереям, как записано.

2. Ибо утверждает: «Таинство Мое для Меня и Моих» [ ^[126]], и снова: вам дано знать тайны Царствия Небесного, а прочим н притчах [ ^[127]]. Вследствие чего и это таинство Нового Завета Господь передал (только) одним ученикам Своим, когда предстояло быть распиши на кресте [ ^[128]], хотя в то время были и многие другие верующие, но и славу Своего Божества на горе Фавор Он показал только трем ученикам, Петру и Иакову, и Иоанну [ ^[129]], никак не остальным из учеников [ ^[130]] Почему? Давая нам и в божественных делах и также во всех человеческих, которые Он соделал, образец благоустройства и чина, того, чтобы оставаться и идти каждому в том чине, в каком он был призван, и не переступать собственных ступеней [ ^[131]] и не восходить дерзко к еще не данным (ступеням). Если же такое некое благоустройство было дано Церкви верных от Бога, то те, которые не сохраняют его, но переступают собственную меру, во всем безумцы. Вообще же человеку–лаику даже не позволено говорить или учить в церкви, а не то чтобы понимать страшные таинства священной жертвы, как апостол говорит: «Лаику же мы не позволяем в церкви учить» [ ^[132]], и затем 6–й Собор [ ^[133]] таким же самым образом, вторя апостолам, запрещает учить в церкви лайкам как мы написали тебе в письме прежде этого [ ^[134]].

3. Ибо если божественные отцы закрыли вход к жертвеннику для всех лаиков — ведь одним только царям, приносящим дары, был позволен от них (отцов) вход туда [ ^[135]], — как возможно вообще им (лаикам) даже и приближаться к жертвеннику, когда совершаются божественные (таинства), а не то чтобы на них бросать нечистый взор и совсем безнаказанно обдумывать совершаемое в них страшное н божественное? Одним только иереям Божиим дано видеть и совершать их, которым и даровано учительское достоинство, согласно так сказанному к Тимофею: Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с во сложением рук священства [ ^[136]]. Знай, что место лаиков в церкви верных, когда совершается святая анафора, находится далеко от божественного жертвенника. Ибо, во–первых, все, кто находятся внутри святого алтаря, — одни только иереи и диаконы и иподиаконы, во–вторых, все, кто снаружи и вблизи алтаря, — (это) остальные чины монахов [ ^[137]] coгласно нашей иерархии, в–третьих, все, кто позади них и солеи, — (это) лаики согласно порядку для кафолической Церкви верных, переданному от апостолов Христа и записанному Дионисием [ ^[138]] и Климентом [ ^[139]], из учеников Петра и Павла. Итак, как может понять с такого дальнего расстояния лаик, которому не позволено, таинства Божии, совершаемые со трепетом иереями Его?

4. Если же ты говоришь, что в твоей домашней церкви разрешено стоящим лаикам приближаться к жертвеннику, когда совершается бескровная жертва, то это к великому осуждению тебе, хозяину дома, потому что ты в ведении и в неведении оскорбляешь учение апостолов и отцов. Ибо они не разрешили тебе собираться в твоем общем доме и устанавливать другой жертвенник попреки близлежащей кафолической Церкви и возносить в нем святую жертву Богу. Ибо это отвергли ученики Христа и с ними божественные отцы, но они заповедали приносить и собираться со всеми в кафолической и освященной и посвященной Богу церкви, в которой все устройство является цельным, и диаконы с иподиаконами предстоят близ святого алтаря, непосвященные и недостойные удерживаются от священных врат храма [ ^[140]] и не имеют возможности для вступления далее. Однако же довольно об этом.

5. То, что собственно во время бескровной жертвы слово побуждает иподиаконов к тому, чтобы приступить к вратам храма и запереть, как сказано, вход неверным и оглашенным, говоря: двери, двери, вонмем, знаю и я, но не только это, однако, и всем верным запереть врата чувств от блуждания вне и не вникать без страха в совершаемое со трепетом иереями в алтаре. Но не для них только одних установлено это изречение, словно вовсе не мы благодарим Господа [ ^[141]], ибо не за одну только приносимую за нас жертву мы должны благодарить Господа, но и за всякое невыразимое милосердие и доброту Божию на нас, и в особенности за благодеяния и испытания в нашей жизни по домостроительству Промысла, и за сказанное ли, и за совершенное ли нами, мы имеем поручение от апостола благодарить всей нашей жизнью, так говорящего: И все, что вы делаете словом или делом, все (делайте) во имя Господа Иисуса Христа, благодаря чрез Него Бога и Отца [ ^[142]], и опять: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе (Иисусе) [ ^[143]].

6. Ибо если там, где совершается святая анафора, мы запираем наши чувства, словно двери, от обдумывания страшных и святых (таинств) и от всякого вовне блуждания ума, так что не даем через таковые дверцы вход, дабы что–нибудь чуждое благочестию и чистоте не проникло в наши сердца, а после же этого мы позволяем им (быть) открытыми и разверстыми, так, что они всякому зверю, пресмыкающемуся и нечистому и ядовитому, и домашним скотам и пернатым из страстей дают вход в святилище Божие разумного делания внутри нас. то чем мы отличаемся от лошадей и мулов, привязанных к яслям, в понимании ими яслей и корма в них (яслях)? Ибо те, насыщаясь только собственным кормом, пока связаны под ясли, кажутся молчащими, если же они отвязаны от них, то топчут тиранящие оковы, и на равнине утучняются травами и водами и необузданно устремляются в случку, так как не могут сохранить молчание (бывшее) в яслях.

7. Однако научись от меня разыскивать образы душ, а не наружность тел, держаться всегда Божественного Писания и разума, а не явного в речах, как и сами апостолы и отцы считают, и даже посторонние, потому что, как мы установили, сказав выше, ты приучил себя самого падать и всегда погрешать против истины. Если же ты сам, согласно с иудеями, желаешь непрерывно находиться во власти буквы, как, скажи мне, в самом деле согласно явному ты понял бы эти выражения Господа? Ибо сказано: И если правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его: ибо подобает тебе с одним глазом войти в Царствие Небесное, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную [ ^[144]]. И если соблазняет тебя правая рука твоя, отсеки ее [ ^[145]] и так далее. Не все ли мы, будучи людьми, принимаем соблазны в душу именно через них, неосторожно глядя и, следовательно, к ним небезопасно прикасаясь? Так что же (следует) согласно явно сказанному? Булем ли мы отрезать и отсекать от себя их? И кто из святых когда–либо поступил или научил так сделать? Итак, следовательно, прекрасно, когда отыскивающие все в Божественном Писании не согласно явному, но согласно вложенному в него смыслу, размышляют богоприлично и благочестиво, а не спотыкаются без проверки и без привычки, как о камень преткновения, и о сами слова Божественного Писания и о слова тех, которые приняли (дар) изречения великой силой Святого Духа для того, чтобы благовествовать оправдание и осуждение Божие людям. Мир тебе.

© Священник Николай Ким. Рай и человек: Наследие преподобного Никиты Стифата. — СПб.: Алетейя, 2003. — (Серия «Византийская библиотека. Исследования»). С.177–248.

1. Итак, давайте поразмышляем о рае! Ибо это цель нашего трактата [ ^[146]], ради которой я и погрузился в труды [ ^[147]] над ним после трактата, написанного мною о душе.

Однако, если угодно, давайте так (и) рассмотрим все, сообразно цели, согласно исходному значению [ ^[148]], ибо сначала нам необходимо исследовать:

— каким образом божественный рай создан осязаемым для нас и одновременно умопостигаемым;

— каковы плоды обоих божественных насаждений умопостигаемого рая;

— что такое возделывание и хранение умопостигаемого рая;

— и ходатаем [ ^[149]] чего становится причастие его плода для различно [ ^[150]] возделывающих в нем;

— каким образом Слово установило (только) двое, а не много, врат в этом раю, обращающихся так же, как и Херувимы [ ^[151]],

— и что за различие действия каждых из этих (врат);

— затем (нам необходимо) также поразмышлять о Древе Жизни и точно так же о Древе знания, которое называется Познанием добра и зла [ ^[152]].

Ибо, таким образом, насколько нам доступно, мы сами узнаем, согласно божественному апостолу, каково богатство благости [ ^[153]] Божией на нас [ ^[154]], и каковы благодеяния нам свыше от Него [ ^[155]], и почему мы отпали и отпадаем [ ^[156]] от божественных даров [ ^[157]] дурным расположением воли [ ^[158]].

2. Итак, я прошу, предоставьте мне отверстым ваш слух, во вместилище слова, и обратите к сказанному внимающий ум, чтобы и вам самим стать очевидцами истины, и нам принесло бы наибольшую прибыль служение слова, получающее, подобно некой плате [ ^[159]], благословение и благодать Духа, благодаря подаянию помощи слушающим Воистину так.

3. Создав сначала человека двойным [ ^[160]], я имею в виду из видимой и невидимой природы, видимым и невидимым, чувственно воспринимаемым и постигаемым умом, Бог, очевидно, создал точно такой, соответствующий его природам, и образ жизни его — рай, чувственно воспринимаемым и постигаемым умом, видимым и невидимым [ ^[161]], посадив посреди него Древо Жизни и Древо знания, которое называется Познанием добра и зла. Один из них (рай) Он насадил в Эдеме сообразно этому видимому миру, расположенным на востоке [ ^[162]], возвышающимся над всей землей для наслаждения Адама — ибо «Эдем» переводится «наслаждение» [ ^[163]], — окруженным воздухом тонким, благорастворенным и самым чистым, украшенным вечноцветущими растениями, полным света и неизреченного благоухания, превосходящим мысль [ ^[164]] о всем чувственном великолепии и о всякой красоте. И, следовательно, только одно нужно было сотворенному по образу Божию — пребывать в (этом) образе жизни [ ^[165]]. Другой же (рай Он насадил) сообразно умопостигаемому и невидимому (миру), существующим и расположенным внутри человека, так как человек был сотворен, чтобы (быть) великим миром в малом мире [ ^[166]], видимом, и помещен Богом на землю.

4. Итак, давайте поведем речь об этом умопостигаемом (другом рае), о котором мы и хотим сейчас узнать. Так же как он (первый рай) был затворен для Адама именно после грехопадения, так и огненный меч [ ^[167]] отступает от меня [ ^[168]] уже с тех пор, как Христос был распят и воскрес, и нам верующим именно в силу этого нет нужды в нем (первом рае), ибо всем открыт вход на Небеса и присно [ ^[169]] возвещается Царство со Христом от Него, чтобы и мы были бы там, где Он есть, как Он говорит в своих Евангелиях: чтобы там, где Я, и вы были [ ^[170]]. В нас же существует некая сильная потребность умопостигаемого и невидимого (рая), как сказано, (потребность) точно знать его природу и место и божественные растения, насажденные в нем Богом, от которых во благовремении мы призваны получать помощь, и в нем мы поставлены возделывать и хранить [ ^[171]].

Однако началом истолкования его (рая) является, конечно, весьма полезное размышление — ходатай помощи для уже преуспевающих в созерцании и добавка более совершенного ведения для испытывающих глубины Духа. Давайте, таким образом, начнем с самого начала.

5. Именно после того, как завистью диавола и обольщением женщины отпали от того бессмертного образа жизни, мы и были изгнаны из рая наслаждения из–за прегрешения прародителей и отброшены в эту землю, чтобы возделывать ее, и осуждены в поте и трудах есть свои хлеб от нее, приносящей по большей части нам терние и волчцы [ ^[172]], нежели семена. И вот, словно во второй иной рай вступившие, на самом деле в этот видимый мир, давайте рассмотрим, насколько возможно, все, сообразно с его творениями, чтобы ведение божественных и человеческих дел [ ^[173]] было возможно нам, освещаемым Духом, ибо даже и от красоты сущего мы возводимся, по Божественному Писанию [ ^[174]], ко Творцу. Давайте, таким образом, конечно, разумом и мудростью по Божией благодати мы не только вступим в умопостигаемый рай и будем тщательно исследовать природы, движения и логосы всего (находящегося) в нем, но и полностью насладимся от его цветов и благочестиво [ ^[175]] обработаем пашню бессмертных [ ^[176]].

6. Двойным же является и сам (рай), опять же установленный соответственно с нами, составлеными из двух природ; каков же он? Все видимое творение и, я утверждаю, то в нас, что сокрыто; об этих именно (видимом и сокрытом) и божественный Павел говорит вместе с пророком Давидом: Ибо невидимое Его… от создания мира через рассматривание творений видимы [ ^[177]], и Давид: Дивно для меня (из меня) ведение Твое,… — не могу постигнуть его [ ^[178]], то есть из моего устройства и строения; это самое (ведение) и стало в то время опасным недавно сотворенному Адаму, который (был) еще не в состоянии прийти к созерцанию и пониманию его.

7. Однако, если угодно, давайте сначала скажем об этом видимом и чувственно воспринимаемом рае, в который после изгнания Адама из рая мы, род его, Богом помещены обитать, как сказано. Затем давайте также рассмотрим по силам и умопостигаемый (рай) — ничто ведь нам, таким образом благочестиво рассуждающим о рае, не станет препятствием, ибо мы должны всякую мысль пленять в послушание Христу, по божественному апостолу [ ^[179]], и духовно, получать все от Божественного Писания, согласно Соломону, так говорящему: Когда сядешь вкушать пищу с властелином, то тщательно наблюдай, что перед тобою; И поставь преграду в гортани твоей, если ты алчен [ ^[180]].

8. Действительно, все творение этого видимого и осязаемого, небо, я утверждаю, и земля и все в них, становится словно большим раем для всех людей, взамен приготовленного и насажденного в Эдеме для Адама. Ибо после того, как была сотворена вся тварь из не–сущего [ ^[181]], Бог создал на востоке рай [ ^[182]]. Видя же, как Провидец, преступление того (Адама), и что божественный рай будет затворен для изгнанного оттуда, а так как и нам суждено родиться от него для дарованного пира, (Он) предуготовил видимый этот мир, словно иной второй рай, один не больший другого великолепием благодати, но равный всем видом, да и действительно наполненный наслаждением А потому как мы являемся двойными, то и как бы двойным становится для нас от него и полный пир [ ^[183]], осязаемо и вместе с тем духовно осязаемо, от семян и плодов его и от четвероногих и от пернатых; духовно же, от всех его видимых созданий, согласно мудрому Соломону: Ибо от (величия) красоты созданий, он говорит, сравнительно возводимся мы ко Творцу [ ^[184]].

9. Итак, посредине его посажено Древо Жизни и другое насаждение, называемое Древом познания добра и зла [ ^[185]]. Какие же они? Внемли разумно [ ^[186]]. Древо Жизни это сам Бог, Создатель всего, как написано: Бог посреди его — он не поколеблется [ ^[187]]. Древо же знания, конечно, Познание и добра и зла, это наша природа и устройство людей. Ибо человек есть вместилище ведения и добра и зла Ибо он действительно является вечноцветущим Древом знания, посаженным после переведения [ ^[188]] сущих из не–сущих в этом раю творений, как и Давид начертал в Псалмах: И будет он как дерево, посаженное при потоках вод [ ^[189]]. А использовав другие разумные основания, при размышлении о Новых Небесах и Новой Земле [ ^[190]], я получил иначе это представление, потому что человек является многовидным созданием и имеет различные представления, точно как и имена — ведь он называется светом, жизнью, древом, отраслью и драгоценным камнем, подсвечником и еще иначе, и этим несет многоименность [ ^[191]] божественной природы, существуя как ее образ.

10. Так вот, после того, как рай был наполнен тварью и в нем насажены эти божественные растения, Бог также дал человеку заповедь, так сказав: От всякого дерева в раю ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него; ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[192]]. Ведь сначала, словно к одному обращая речь, сказал: От всякого дерева в раю ты будешь есть. Потом более расширенно, словно для многих: От дерева познания добра и зла, не ешьте от него. Что это значит? Он указывает, что таинство [ ^[193]] этой заповеди (предназначено) не только для одного Адама, но целиком переходит и для нас [ ^[194]], которые будут после. И справедливо, ибо то, что тогда претерпел Адам, обольщенный Евой, и Ева змеем, это действительно случается постоянно и в нас, которые после них и от них.

11. И узри могущество таинства. Человек поставлен в этом осязаемом рае творений возделывать и хранить [ ^[195]], деланием и хранением же человека в нем является данная ему заповедь: От всякого дерева в раю ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него [ ^[196]]. Так как в самом деле Бог есть всякое дерево и (Древо) Жизни — Сам ведь есть все, Который и все из не–сущих перевел, Который и снаружи и внутри, будучи всем, — Древо же знания это устроение человека, в котором познание и добра и зла [ ^[197]]. Всякий, кто совершает в нем (раю) такого рода делание и хранение, как повелевает заповедь, неизменно пребывает в наслаждении наслаждений и непоколебимый остается при хранении его.

12. Так как наша природа изменчива [ ^[198]] и мы расслаблены, чтобы присно пребывать в таком образе жизни, поэтому и разделяем мы участь Адама. Ибо мысль человека от юности склоняет (его) к худым делам, словно Ева, принимающая предложение злого змея как выгодное, возводит оное к уму человека и уговаривает его вкусить как от запрещенного блага и тотчас становится ходатаем [ ^[199]] падения для него [ ^[200]].

13. Однако давайте рассмотрим и образ делания и как человек питается от всех насаждений в этом раю. Исследующий логосы и движения всего творения незамутненным умом и независимым от пристрастия к видимому разумом, и питающийся образом мыслей более божественным, который возможен от всякого осязаемого, совершенно отвергнувший заботы и попечения о средствах к жизни и ставший выше всякого вожделения удовольствий мира, он возводится ко Творцу и Виновнику всяческих через них (самих), по божественному Павлу [ ^[201]]. Ибо Он (Творец) есть преисполненное и неделимое Древо приносящее только одну отрасль добра и благодатно дарующее участие достойным Такими именно пожелал Бог быть нам бесстрастными безмятежными и иметь только одно дело ангелов, это непрерывно и непрестанно прославлять Сотворшего и наслаждаться созерцанием Его из одного исследования творений Его [ ^[202]], как это изречено для нас и через пророка Давида: Возложи на Господа заботы твои, и он поддержит тебя [ ^[203]], — и опять через его Евангелия: не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела вашего, во что одеться [ ^[204]], — и в другой раз: Просите (же прежде) царства Божия и правду его, и это все приложится вам [ ^[205]], — и для Марфы: Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее [ ^[206]].

14. Итак, это Древо Жизни, Бог, имея энергию, жизнь дающую, и принося съедобный плод только тем, которые достойны жизни, как не подлежащие смерти, внушает неизреченную сладость имеющим часть в божественном причастии [ ^[207]] Его и уделяет им от бессмертной жизни Конечно, то самое Древо Жизни достойно именоваться и всяким древом, ибо Сам есть все, в Нем и через Него все [ ^[208]].

15. Древо же знания добра и зла — это распознавание раздробленного созерцания, как и другие [ ^[209]] до нас рассуждали и, кажется, наилучшим образом Это познание своего собственного устройства и природы, оно именно хорошо возросшим через полное бесстрастие и мудрость Духа в мужа совершенного и в меру возраста Христова [ ^[210]], восходящим от самого созерцания красоты к величию Творца [ ^[211]], для которых, благодаря переведению навыка [ ^[212]] добродетели из временного в постоянный [ ^[213]], не бывает, однако, и не случается отклонений от добра, так как они в самом деле безопасно упрочены в божественном созерцании Юным же и еще неумеренным в желаниях не хорошо из–за непрочного, пока еще, утверждения на основании добродетели в постоянстве и попечении благих дел, им из–за непрочности постоянства в лучшем [ ^[214]] не подобает созерцание и наблюдение собственного тела, могущее тянуть назад к самому себе и увлекать непрочного и ввергать его в непристойные помышления и волнения и представления [ ^[215]].

16. Поэтому ведь и запрещено Богом, сказавшим: А от дерева познания добра и зла, не ешьте от него; ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[216]]. Ибо естественным образом наблюдение нашего тела и созерцание его устройства увлекает несовершенного, даже и не желающего, в ведение гладкости удовольствия [ ^[217]], и не только, но и, как сказано, в непристойные волнения и представления; справедливо ради него (несовершенного) изрекается присно для нас божественный возглас: Двери! Двери! вонмем! [ ^[218]]. Посредством удвоения осязаемых дверей учреждена охрана от недостойных помыслов и самих, я утверждаю, чувств, через которые смерть имеет обыкновение входить в душу человека.

17. И справедливо: ибо принимающийся без опыта [ ^[219]] и без предосторожности за созерцание устройства нашей природы, имея образ мыслей от Евы, обманутой древним змием, припоминая гладкость удовольствия и принятие (его) как хорошую участь, скоро претерпит то же, что и Адам и, подобно ему, увидит себя самого нагим от благодати Божией и найдет себя изгнанным от бессмертного наслаждения Божия, и пребывающим [ ^[220]] вне этого рая, и плачущим, и, как листьями смоковницы [ ^[221]], облеченным только стыдом. А это немедленно (становится) нашим видением этого осязаемого рая творений, как и другими отцами рассмотрено [ ^[222]] прежде нас.

18. Итак, давайте скажем и о божественном умопостигаемом рае, насажденном в сокрытом творении наших душ. Что это за божественные растения, насажденные в нем? И каково наше делание в этом (раю)? Об этих вопросах мы ничего не встретили с давнего времени ни у одного рассуждавшего из божественных отцов или мудрецов. Является же созерцание его (умопостигаемого рая) весьма приятным и радостным для тех, которые возделали в нем и сохранили заповедь или даже после падения вернули себя к возделыванию и хранению в нем, так как в самом деле они обучили чувства души [ ^[223]] и полностью насладились от Древа Жизни и не были повреждены [ ^[224]] от вкушения второго, того самого Древа знания. Остальным же, нисколько не думающим о божественных делах, для которых труд или усердие не соделались в разумное делание от Духа, им не может быть явлена полнота видимого, так как это будет признаваться глупостью теми, кто является душевными по божественному Апостолу: Душевный человек не принимает того, что от Духа; потому что почитает это безумием [ ^[225]]; и не может уразуметь, потому что закон есть духовный [ ^[226]], и мы объясняем духовное духовным [ ^[227]]. (Душевные) же будут называть это восхождением, а не созерцанием истины [ ^[228]], но мы, осудив особое (мнение их) за высокомерие, давайте приступим к созерцанию духовного рая. Воистину так.

19. Вначале после переведения сущих из не–сущих создав великий мир, человека Бог поместил на этот видимый (мир), как на малый [ ^[229]], по своему образу сотворив его и провозгласив царем надо всем, что на земле. И поэтому, как в великом мире, насаждает духовно в нем (человеке) и другой божественный рай, лежащий далеко над видимым, так как в самом деле украшен бессмертными и вечноцветущими насаждениями и освещен Солнцем Правды [ ^[230]]. Это же есть место Царства Небесного, которое расположено на восходе Солнца Правды, в земле кротких [ ^[231]], как говорит Сам Бог: Царствие Небесное внутри вас [ ^[232]]. Далее, в этом раю насаждено Богом само Древо Жизни и Древо познания добра и зла. Итак, какие же они?

20. Древо Жизни это Святой Дух, живущий в верующем [ ^[233]] человеке, как говорит Павел: Не знаете ли, что тела ваши суть храм Святого Духа [ ^[234]], живущего в вас [ ^[235]]? Древо же познания добра и зла — это чувство, приносящее два противоположных друг другу плода, оно двояко по природе.

21. Каковы же они? — Удовольствие и страдание [ ^[236]], каждое из которых разделяется еще раз на два: первое — на естественную и необходимую потребность [ ^[237]], и на сладострастие и пресыщение; второе же — на страх и печаль, и на духовные труды и подвиги.

Из них первое хорошо, будучи получено во благовремении [ ^[238]] для естественного и необходимого принятия. Ведь ни плохо же было насаждено в нас Богом чувство, и ни завистливо запрещено, когда Он сказал: От всякого дерева в раю ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него [ ^[239]] Но это чувство, воспринятое во благовремении, как сказано, по естественной и необходимой потребности, согласно которому в нас и создается ведение добра, является прекрасным божественным древом. Ибо оно насаждено для некоего опыта и испытания и обучения наклонности послушания или непослушания человека. Поэтому ведь оно (чувство) и названо Древом познания и доброго и злого, ибо дает принимающим от него способность к познанию собственной природы, что именно хорошо для совершенных, плохо же для еще несовершенных и более неумеренных в чувствах, подобно тому, как твердая пища (вредна) требующим еще молока [ ^[240]], потому что принятие его (чувства) приводит к сладострастию и пресыщению [ ^[241]], по которым и создается посредством принятия ведение зла, что и является страданием, ходатаем для души страха и печали. Ибо удовольствие, полученное по естественной и необходимой потребности, создает в душе ведение добра, страдание же, напротив, — ведение зла; если же восприятие удовольствия случится не по естественной потребности, то и страдание [ ^[242]] сменяет любое удовольствие.

22. Итак, поэтому Древо чувства названо Познанием добра и зла, и Богом справедливо запрещено злоупотребление [ ^[243]] его. Ибо Он сказал: От всякого дерева в раю ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него, ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[244]].

От всякого дерева в раю ты будешь есть, то есть от всякой природы видимых творений, от всякого движения их, от логосов, — утверждает (Бог) — для причастия Моему истинному знанию, Моему величию и царству и творческому основанию, и, расстелив их (видимые творения) перед собой, словно трапезу бессмертного пира, посредством созерцания, и через них вступишь в ведение невидимых Моих, как в царство, и с благодарением воздашь Мне поклонение.

От дерева познания добра и зла, не ешьте от него. Что же есть в нас такое другое, как не чувство [ ^[245]], подобное насаждению и доставляющее через принятие (его) знание добра и зла? Ибо посредством него возникает во мне ведение всего и доброго и недоброго для меня; ибо оно словно учит меня ведению жара и холода, нежности и суровости, благовония и зловония, горького и сладкого, и светлого и темного, тяжелого и легкого, таким образом — и удовольствия и страдания. Конечно, разум справедливо делает безопасным употребление [ ^[246]] его не потому, что оно враждебной природы — плохого ведь Бог не сотворил, — но потому, что (чувство) доставляет ведение зла в кажущемся добром.

23. И чтобы нам сделать более ясное описание его (чувства) для точного распознавания обманчивого и смертоносного плода его, каким образом он сокрыт в употреблении добра, мы будем брать предметы для рассуждения из нашей реальной жизни, согласно с божественными отцами, бывшими прежде нас [ ^[247]], следующим образом представивших его описание.

Из удовольствии одни душевные, другие же телесные [ ^[248]]. Душевные — от созерцания и наук, телесные же возникают при соучастии души и тела, таковые от питания и совокуплений и тому подобного. Из них же опять одни истинные, другие мнимые: первые только от одной мыслительной способности согласно созерцанию и знанию, вторые же (удовольствия) с телом, согласно чувству. А из удовольствий с телом, одни естественные и необходимые, без которых человек не способен жить, как питание и одежда, другие же, хотя и естественные, но не необходимые, как смешения, согласные с законом и сообразные с природой, и без которых желающий может жить в девстве; те же, которые ни естественные, ни необходимые, как сладострастие и пьянство и пресыщение, превышают потребность.

24. Часто человек, избирающий жить по Богу, желая следовать по крайней мере за необходимыми и естественными (удовольствиями), которые являются благоприятными и дружественными и весьма хорошими для постоянства и прочности человеческого естества и не соединены со страданием и скорбью, незаметно впадает вопреки всем ожиданиям в ведение зла, находя страдание, сокрывшее себя в восприятии добра. Например, скажем, была потребность питания и одежды тела. Для покупки их нужны деньги; употребление таковых необходимо, ведь естественно. На самом же деле, когда у нас оказалось изобилие средств вследствие этого необходимого и естественного употребления, иногда переступая необходимое, мы впадаем в корыстолюбие и ненасытность. Ведь мы можем довольствоваться немногим и простым, однако не останавливаем употребление на этом, но стремясь к роскоши и пресыщению, впадаем из употребления добра в ведение зла. Ибо закон нашей совести [ ^[249]], порицая и указывая нам злоупотребление, в это время делает внимающему понятным и добро и зло чувства, и тотчас от раскаяния во зле к нему подступает печаль [ ^[250]].

г. Иначе: божественный поворот из созерцания в созерцание [ ^[251]]

25. И иначе. Всякое движение души возбуждается природой сообразно желанию полезного и необходимого дела ради благородного и необходимого удовольствия, ищущего, может быть, пищу или одежду для тела или естественного и законного смешения. Таково ведение добра. Конечно, в пище присутствует пресыщение и ненасытность, в одеяниях, излишество и злоупотребление, в законных и естественных сожительствах такие, которые против природы, и извращение. Таково ведение зла. Ведение этой же двойственности происходит нам от чувства.

Почему? Сам посуди. Если человек совершенно обманут удовольствием и низвергнут в пресыщение и ненасытность или в злоупотребление и в извращение ^[252] и чревоугодие и противные природе удовольствия, он умирает, увы! — тотчас вечной смертью — отпадая от соединения с Богом и от причастия Святого Духа. Поэтому (Бог) говорит: Ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[253]]. Ибо ведение зла, происходящее в человеке от чувственного и приносящего удовольствие участия, ведет его, словно раба, впасть в основания первородных зол. Основания же первородных зол — это слава, желание, безразличие, все то, что, возрастая посредством всех чувств человека, становится ему ходатаем вечной смерти. В них, конечно, посредством чувства есть для нас ведение и добра и вместе с тем зла, через восприятие их умирает человек, приходя или в гордость житейскую из–за любви славы, или в похоть очей из за нрава сребролюбия или в похоть плоти из за любви к удовольствиям и вкушения душевных удовольствий [ ^[254]] Итак, справедливо удерживает слово от причастия насаждению чувства, говорящее: От всякого дерева в раю ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него [ ^[255]].

26. Но между тем аллегорический смысл слов (этой заповеди) предлагает мне и некое иное рассмотрение, которое необходимо надлежащим образом целиком присоединить к трактату как имеющее отношение к нему и его цели. Стало быть, в том, что Бог сначала говорит словно для одного: От всякого дерева в раю ты будешь есть [ ^[256]], затем словно для двух или многих: от дерева познания добра и зла, не ешьте от него [ ^[257]], — эти слова, мне кажется, показывают двойственность устройства и природы человека, кроме того, также и способности его души.

27. Поэтому, обращаясь к разумной части его души [ ^[258]] как единственной существующей от лучшей доли [ ^[259]], Бог воздает (ей) страну созерцания божественных дел и предлагает трапезу, наполненную божественной нищей размышлении, так сказав: От всякого дерева в раю ты будешь есть [ ^[260]], на самом деле от всякой природы сущих, ты воспринял бы часть Моего знания и наслаждении посредством цельного созерцания, исследуя их логосы и движения. Для более же неразумной (части души), как существующей от плотской двоицы [ ^[261]], раздражения и вожделения [ ^[262]] и легко допускающей намерение ко злу (Бог) увещевает, так говоря: от дерева познания добра и зла, не ешьте от него [ ^[263]], и как бы определяет бежать искушения чувством и ведения двух этих плодов насаждения чувства — каких же, я спрашиваю? — удовольствия и страдания, как и прежде мною было сказано. И справедливо, ибо первое (удовольствие), получаемое против потребности, вселяет ведение самого себя вожделеющему, второе же (страдание) — раздражительному, и таким образом, причастность к ним (удовольствию и страданию) посылает две эти силы (вожделение и раздражение), к которым речь, в вечную смерть, ведь (Бог) говорит: ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[264]].

28. Так как человек является двойным и душа составлена [ ^[265]] из разумной и неразумной природ, Бог сотворил для него и двойное поручение. С одной стороны Он увещевает его получать часть от лучшей и бессмертной пищи и не обращать никакого внимания на нужды тела, как и вочеловечившееся Слово побуждает: Ищите же, говорит, прежде царства Божия и правды его, и это все приложится вам [ ^[266]], запечатлевая как бы первую заповедь Свою. С другой же стороны, Он охраняет его от описанного насаждения чувства, для того чтобы не был умножен в страдании тот, кто, отведав через него (чувство) удовольствий нынешней жизни, отпал через такого рода восприятие от божественного пира и вкушения.

29. Можно и иначе, более совершенным способом обдумать и сказать о рае и исследовании его, предпринимаемом многими, однако если бы ты только пожелал возвыситься через размышления над сказанным к умопостигаемым явлениям слова, повинуясь сказавшему: встаньте, пойдем отсюда [ ^[267]], удалив из речи то, что сообразно чувству, так как она забалтывает обманывающихся сходностью мыслей Перейди куму и духу слона, отверзая для него слух и желая изучить о i гуда и Божественное, и человеческое [ ^[268]]. Воистину так.

30. По–другому, рай — это большая равнина практической философии [ ^[269]], плотно покрытая бессмертными разнообразными насаждениями и образами добродетелей. На ней посажены световидный и благоуханный рай Церкви Его, насажденный Богом на востоке, красуется разнообразными цветущими насаждениями божественных добродетелей и щедро питает неизреченной ч бессмертной пищей возделывающих в нем заповеди Бога и хранящих их.

31. Однако для охраны этою божественною рая были установлены двое врат с двух сторон, подобно Херувимам. Первые беспрепятственно вводят вожделеюших и стучащих с душевным томлением [ ^[270]] в наслаждение и вкушение от бессмертных его насаждений. Вторые же (врата) после наполнения в нем (в раю) благами выводят в другие бессмертные уделы, о которых и будет сказано немного спустя. Они же (врата) есть божественное смирение [ ^[271]], которое приходящих через него вводит в наслаждение и покой [ ^[272]] Царства Небесного (первые врата), и совершенная любовь [ ^[273]], которая выходящих оттуда выводит в уделы Царствия Божия (вторые врата), без них (смирения и любви) невозможно ни войти в рай, ни к Царствию Божию выйти, хотя и существует великое множество дорог, которые приводят к Царству Небесному [ ^[274]]. Ведь всякая благочестивая дорога ведет идущего по ней во врата смирения на западе [ ^[275]] и таким образом через них вводит его в рай.

32. Почему же двое только врат были соделаны Им, а не многие, подобно тому как много обителей есть у Бога Отца [ ^[276]], чтобы и всякий из входящих через какие пожелал бы совершил вход в него? Потому что человек состоит всецело из двух природ, из души, я говорю, и тела. Одно ведь низкое у него, другое же и возвышенное, и божественное. И по–другому: ради плотской двоицы более неразумной части души его, из которой первое — раздражение, входит через смирение в жилище кротости, второе же — вожделение через любовь уходит от пристрастия к мирскому и видимому и находит удел в Боге через причастие Духа [ ^[277]]. Ибо соответственно со строением человека был справедливо сотворен от Бога и чувственно воспринимаемый и умопостигаемый рай, и не существуют в нем других вводящих или выводящих врат, кроме названных.

33. Итак, в середине этого божественною рая посажены Богом два необычные насаждения по указанной, я полагаю, причине. Древо, я утверждаю. Жизни и Древо знания, которое и названо Познанием и добра и зла. Итак, какие они? Естественное созерцание, как ползает и божественный Григорий [ ^[278]], и мистическое богословие Ибо созерцание является насаждением познания добра и зла, так как оно имеет, в самом деле словно плоды, суждение и ведение божественных и человеческих дел, ибо оно познает через ведение сущих логосы Промысла [ ^[279]], а через суждение создает точное разделение [ ^[280]] сущих, безошибочно различающее, что лучшее и что худшее, что творящая причина и что созданное. Мистическое же богословие — это Древо Жизни; ибо имеет плоды, дарованные о г жизни и бессмертия, я говорю, именно веру во Святую Троицу, находящуюся в нем (богословии) вне всякого разума и чувства — ведь ни чувством, ни разумом познается Святая Троица, но только одной прочной и внутренней верой [ ^[281]], и православное представление о вочеловечении Единородного.

34. Относительно этих бессмертных божественных насаждении Богом установлена заповедь для всякого ревностно возделывающего и умственное и осязаемое делание на равнине рай практической философии: вкушать пищу от всякого Древа рая, от Древа же познания добра и зла не вкушать, потому что первое является подающим жизнь и бессмертие, а второе — навык блага и добра более совершенным, по склонность к неустойчивости еще юным и сластолюбивым. Ибо созерцание является насажденным посредине рая практической философии, словно некое бессмертное и вечноцветущее насаждение. — Ибо созерцание было, — он говорит [ ^[282]], — насаждением, так как и мое созерцание имеет плод, дающий способность познания собственной природы самим получающим его. — Получаемое же во благовремении, как, например, после прохождения долгого времени упражнений добродетелей и аскезы и после полного очищения от всякого гноя очей души [ ^[283]], (созерцание) становится весьма хорошо и спасительно для тех, кому не грозят перемены [ ^[284]], так как они из кратковременного (состояния) перевели в некий навык такого рода созерцание, прославляющее собой величие Творца.

35. Юным же и еще не твердо шествующим, пусть и долгое время, в делании добродетелей, или не от всего гноя очистившим зрение своей души [ ^[285]], из–за непрочности еще добродетельного пребывания (созерцание) становится ходатаем крайнего высокомерия и злословия, вечной смерти и погибели, как в самом деле некогда случилась Оригену, Дидиму и Евагрию и равно остальным ересиархам [ ^[286]]. Поэтому, предостерегая таковых, Слово удерживает от участия в этом древе и утверждает: От всякого дерева в раю ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешьте от него; ибо в день, в который вы вкусите от него, смертию умрете [ ^[287]].

36. Говорят, что участие в этом древе созерцания — это ведение и добра и зла, почему и предоставляет совершенным способность ведения всего, и видимых и невидимых, и человеческих и Божественных дел, которая, пленяя всякое помышление в послушание Христу [ ^[288]], может собрать благочестием благой плод не только от созерцания добрых, но и от созерцания противоположных [ ^[289]] и для принимающего (может) стать ходатаем плена законом жизни, хотя (сам этот) плод несет двойную возможность вкушения принимающими, я утверждаю, пользы и вреда, согласно с господствующим в каждом навыке расположения. Подобно тому как, например, некто увидел цветущего вида красоту в распущенной и изнеженной нравом девице, и увидев, тотчас вошел и час и возвеличил Творца, воздав ему славу, когда распознал в порочной материи образованную Им красоту. Поэтому от созерцания ее он не только сокрушился и более преуспел в любви Бога, сотворившего ее, но и, вступив в разговор с нею, вместе с тем изменил все ее дурные привычки в навык добродетели и через покаяние привел ее ко Христу, чистую из нечистых, переделав ее научением слова, и, распущенную, обручил Ему целомудренной невестой [ ^[290]]. Так однажды соделал один из отцов, божественный Нонн, посвятив Христу блаженную, святую и непорочную Пелaгeю из блудниц [ ^[291]].

37. Однако лишь для совершенных причастие этому божественному насаждению созерцания, если оно получено во благовремении, предоставляет такую способность ведения и от божественных, и от человеческих дел, и от противоположных им, как сказано. Для более же несовершенных, и для неподвизающихся относительно божественного, и для неопытных в восприятии этого противоположного (ведения) — оно становится ходатаем ведения зла даже из самих божественных и благих оснований, как действительно когда–то давно созерцание благоразумной Сусанны [ ^[292]] стало таковым для тех старцев и судей, которые были еще неопытными в такого рода созерцании Таким образом, то, что для божественного отца Нонна стало ходатаем жизни в благодати, это же тем древним жрецам стало тогда ходатаем смерти [ ^[293]].

38. И не только тогда это случилось для каждого (из них) из–за созерцания этого соответствующего насаждения, но и теперь поодиночке случается со всяким из стремящихся, или искушенно или неискушено, к созерцанию такого насаждения Не потому, что насаждение таково от природы, — отклони, ибо не насаждено плохо, как плохое; ибо ничего плохого не создал Бог, и ничто не было запрещено завистливо, — но потому что должны быть очищены чувства для понимания и видения его (насаждения), как и о Теле Господнем и Крови Господа нашего Иисуса Христа говорит апостол: Да испытывает же себя сначала всякий (человек), и таким образом пусть ест от хлеба сего и, пьет из чаши сей; ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает [ ^[294]]. Однако таким способом богословствующим отцам, чистым, и действующим Святым Духом, созерцание человеческих дел и особенностей божественной природы стало и хорошо и безошибочно, несокрушимо и спасительно, так как они укрепили чувства души для божественного созерцания.

39. Откуда «несозданное, безначальное, бессмертное, беспредельное, вечное, невещественное, благое, творческое, праведное, освещающее, неизменное, бесстрастное, неописуемое, необъемлемое, неограниченное, неопределяемое, бестелесное, невидимое, недоступное для ума, ненуждающееся, самодержавное и независимое, вседержительное, жизнеподательное, всесильное, бесконечно могущественное, освящающее и подающее, обнимающее и содержащее все вместе и обо всем промышляющее? Они узнали, что все это, и подобное, божественная природа (имеет) по естеству, не получив из другого (места), но Сама есть и пребывание и основание ипостасей Друг в Друге, раздающая всякое благо своим собственным творениям соответственно способности восприятия каждого. Ибо они богословствовали Их неразделенными и неудалимымиДруг от Друга, имея неслиянное проникновение Друг в Друга, не так, чтобы Они смешивались или сливались, но так, что находились Друг в Друге. Ибо Сын — во Отце и Духе; и Дух — во Огне и Сыне; и Отец — в Сыне и Духе; хотя не происходит никакого уничтожения или смешения или слияния. И единство и тождество движения: ибо они догматизировали одно устремление и одно движение трех ипостасей, чего именно невозможно усмотреть в сотворенной природе.

40. (Они узнали), что божественное блистание и энергия, будучи единой и простой и неделимой, и благовидно приумножаясь в делимых и всем им раздавая составляющее их собственной природы, пребывает простою, увеличиваясь, конечно, в делимых (вещах) неделимо и делимое сводя и обращая к простоте себя самой. Ибо все устремляется к ней и в ней имеет существование, и она сама уделяет бытие всем, так как имеет (его) по природе, и сама есть бытие сущих и жизнь живущих, и разум существующих разумно, и мышление существующих мысленно. И божественные отцы чистым умом познали, что она есть и выше ума, и выше разума, и выше жизни, и выше сущности.

41. (Они узнали ) еще и то, что (божественная природа) проникает через все без смешения, через нее же ничто. Еще и то, что познает простым ведением все и все божественным и всесозерцающим и невещественным своим взором просто обозревает, и все настоящее, и все прошедшее и все будущее прежде бытия его [ ^[295]], непогрешимая, и грехи отпускает и спасает, и все, конечно, может, сколько хочет, однако не желает, сколько может. Ибо может погубить мир, однако не хочет» [ ^[296]].

42. И это все богословствовали (божественные отцы) безошибочно и безопасно чистым созерцанием об особенностях божественной природы Таким же образом они богословствовали и о домостроительстве Воплотившеюся и созерцая снова чистым созерцанием, так сказали:

«На святую Деву по слову Господню, которое сказал ей ангел, сошел Святой Дух, очищающий се и дарующий способность восприятия божества Слова, а вместе с тем и рождения И тогда осенила се ипостасная мудрость и сила всевышнего Бога, Сын Божий, единосущный Отцу, как бы божественное семя, и образовал из непорочных и чистых кровей ее Сам Себе плоть, одушевленную словесной и умной душою, начаток [ ^[297]] нашего смешения, бессеменно и творчески, через Святого Духа, так как облик создавался не прибавлениями понемногу, но был исполнен в один момент, Само Слово Божие для плоти наименовало ипостась Ибо Бог Слово был соединен не с предыпостасной самой по себе плотью, но, вселившись в утробу святой Девы неописуемо в ипостаси Самого Себя, воспринял от непорочных кровей Девы плоть, одушевленную душой и словесной и умной, приобретя Себе начаток нашего смешения, Само Слово сделалось для плоти ипостасью, так, что вместе плоть, вместе плоть Бога Слова, вместе с тем плоть одушевленная, и словесная и умная.

43. Поэтому и назвали Его не обоготворенный человек, а вочеловечившиися Бог, ибо будучи по природе совершенным Богом, тот же самый соделался совершенным человеком, не изменившись природой, не призрачно воплотившись, но плотью, взятой от святой Девы, одушевленной н словесно и умно и в Нем получившей бытие, соединившись по ипостаси, неслитно и неизменно и нераздельно, не переменив ни природы своего божества в сущность плоти, и, конечно, ни сущность своей плоти в природу божества, не соделав одной составной природы из своей божественной природы и человеческой природы, которую он воспринял» [ ^[298]].

44. «Ибо естества соединились друг с другом непреложно и неизменно, однако ни божественное естество не ли шилось своей собственной простоты, ни человеческое (естество), конечно, и не изменилось в божественное естество, и не отправилось в небытие, и не образовалось из двух одно составное естество; ибо не другое (повое) из других (прежних), подобно как человек из души и т ела или как из четырех стихий тело, но из различных те же самые. Ибо из божества и человечества, Он является и называется совершенным Богом и совершенным человеком, «и из двух и в двух [ ^[299]] естествах они исповедали и мы исповедуем» [ ^[300]].

45. «Исповедуя же Его и совершенным Богом, и совершенным человеком, они утверждали и мы утверждаем, что Он имеет все то же, что и Отец, кроме нерожденности, и имеет, за исключением одного только греха, все то, что первый Адам, а это тело и душа и словесная и умная, и что Он имеет, соответственно двум природам, двойные естественные свойства двух природ, две естественные воли — и божественную, и человеческую, и две естественные деятельности — и божественную, и человеческую, две естественные свободные воли — и божественную, и человеческую, и мудрость и ведение и божественную, и человеческую. Ибо, будучи единосущен Богу Отцу, свободно желает и действует, как Бог; но, будучи единосущным и нам, Он свободно желает и действует, как человек, ведь Его чудеса, Его и страдания» [ ^[301]].

46. И таким образом, с одной стороны, божественные отцы, последовавшие к созерцанию Древа Жизни чистым и незамутненным взором, безошибочно сорвали от него плод богословия и, получил его, имели часть от него в боговдохновенной жизни, и, как верные слуги, уделили и нам часть, чтоб питаться от него в жизнь вечную. Таким же образом последовавшие к созерцанию Древа познания божественным и просвещенным взором получили от него безукоризненное и непорочное знание, и от плода его не были повреждены, как сказано выше. Не так, с другой стороны, держались последовавшие нечисто и несовершенно к созерцаниям их (этих древ), но пали некоторые прегрешением от самих удовольствий и своеволия, некоторые же от богохульства и сатанинского высокомерия.

47. Ибо как это возможно, скажите мне, что Арий, названный по мании [ ^[302]], и нечестивый Манес и сумасшедший Несторий, и остальные запевалы еретиков пали в богохульство против Бога и православных догматов Церкви Христа? Не потому ли, что, являясь нечистыми в чувствах души и ожесточившись ужасно сердцем из–за жуткого недуга высокомерия, бросились недостойно в созерцание Божественного Писания, имея помраченный страстями и самомнением разум? Ибо один услышал Божественное Писание, сказавшее: Господь имел меня началом пути своего, прежде созданий своих,… я родилась… прежде холмов [ ^[303]], другой же: идет князь мира сего и во мне не найдет ничего [ ^[304]]; третий же, что Господь наш Иисус Христос это совершенный Бог и совершенный человек [ ^[305]]. Они не смогли последовать ни уму или смыслу сказанного, ни чисто устремиться в глубины Духа, во всем лишенные причастия Духа Святого: один отсекал от единосущия Бога.

Отца единосущною Сына и Бога Слово, признав его тварью; другой сфантазировал два начала, одно благое вверху, а второе внизу совершенно злое, потому что правит тьма, и таким образом признав, сопроводил в погибель принимающих ею учение; третий (разделил) двух сынов, одного Сына и Слово от Бога Отца и второго от Девы Марии, он, темный и несчастны и, назвал непорочную Мат ерь Сына и Слова Божия Христородицей, а не Богородицей.

48. Итак, поэтому совершенным в ведении, и в слове, и в добродетели, я утверждаю, вошедшим в меру полного возраста Xpucтa [ ^[306]] и приобретшим ум Его благодари крайней чистоте, нисколько не может повредить запрещенное вкушение от того самого насаждения, хотя оно и называется Познанием и добра и зла В самом деле, это более необычно, словно собирают даже из терновника виноград, и более цветущее, чем розы из терний. Для юных же, по крайней мере, для еще неопытных и непросвещенных, и само причастие добра часто становится ходатаем смерти, словно питание хлебом для младенцев [ ^[307]], еще не удаленных от кормления молоком, и лучи солнца для гноящихся глазами, как выше было рассмотрено с разных сторон в нашей беседе.

49. Однако достаточно мы исследовали относительно рая [ ^[308]] и насаждений, посаженных в нем от Бога. Остается нам только сказать, каким образом Слово установило толь ко двое врат для этого рая, обращающихся как Херувимы, хотя, как утверждает Христос Бог [ ^[309]] много нетронутых обителей у Бога Отца Его, точно как и путей, ведущих в Царствие Божие.

50. Смирение [ ^[310]] и любовь [ ^[311]] являются краями, первым и последним, двумя концами божественной цепи всех добродетелей, ибо смирение — это самое крайнее начало ее внизу, любовь же — это самый крайний конец ее наверху, или иначе, противолежащие крайние первая и последняя ступени священной лестницы божественных добродетелей. Ибо смирение соделывает начало лестницы восхождения, любовь же, будучи завершением ступеней добродетели и лестницы восхождения на вершину, выводит вступившего на нее в вечно живые и нетронутые уделы божественного блаженства.

51. Так как в самом деле началом и концом восхождения к Богу и Царствию Его являются смирение и любовь, то справедливо истолкованы они как врата для рая, лежащие напротив (друг друга) на расстоянии практической философии, потому что одна впускает стучащего и желающего войти в Эдем, который есть само наслаждение от разумного делания и хранения бессмертных насаждений, другая же выводит оттуда в Царство Небесное и единение с Богом в уделы постоянные и нетронутые, уделы ангелов Ибо так и Господь Иисус всем нам явно обещает, говоря: Я есмь дверь кто войдет мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет [ ^[312]]. Ибо Сам воистину дверь рая Царства Небесного, привратник же — Дух Святой

52. Действительно, приблизившемуся к пропилеям [ ^[313]] благочестия, совершенно отрекшемуся без сомнения от мира и стучащему в дверь заповедей Христа через смирение привратник, я утверждаю, сам Святой Дух, отворяет вход, раскрывающий ум для понимания, что есть воля Божия и благая и совершенная и угодная [ ^[314]], а когда он войдет и полностью насладится от тех вечных благ через практику и многие дела добродетели, снова выводит его оттуда в уделы естественного созерцания творений Бога. В самом деле привратник и соделывает так, чтоб почить от всех дел своих [ ^[315]] и быть соединенным с Богом сообразно с высотами богословия неразделенной и единосущной Троицы в покое божественной любви согласно Христу и Богу нашему, сказавшему: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим [ ^[316]].

53. Ведь не может никто иначе войти в Царский дворец Христа и в сами божественные и травоносные земли умопостигаемого рая, где находятся места светлые, места прохлады, шатры праведных, воды покоя, радость, веселье и ликование, и получить там покой душе, если не через западную и первую створку, сокрытую в самом Христе, что и есть святое смирение. И справедливо, ведь отделив самого себя от мира и всякой привязанности и пристрастия к своим друзьям и родным, и распяв мир в самом себе через отсечение собственной воли, пренебрегши всяким телесным покоем, и через скорби покаяния и труды добродетели стучащий с великим терпением в дверь заповедей Христа, входит через смирение, как сказано, в пропилеи рая практической философии, что есть подчинение, служение для всякого более презренного труда, терпение обид и искушений, злострадание, ложе на земле, всенощное стояние, бдение, непрерывное псалмопение, молитва и пост, чтение Божественного Писания и готовность ко всему и послушание.

54. Войдя же в них через христоподобное смирение, спасается от всякого рабства греху через практику деятельной и добродетельной философии заповедей Христа, спокойно перейдя море страстей, как благополучно возвращенный Богом груз в гавань бесстрастия [ ^[317]], оттуда входит в святилище Бога, так как снова ему открываются Духом двери созерцания, которое есть ведение сущих и познание божественных и человеческих дел, через которое, погрузившись в глубины Духа, исследует логосы Провидения и тотчас выходит из телесных и тяжелых дел практики, то есть служения и подчинения, по божественному Давиду, сказавшему: но это трудно было в глазах моих, доколе не вошел я во святилище Божие и не уразумел конца их [ ^[318]].

55. Рассмотрев же определенно логосы и природы и движения всех творений, выходит от всего видимого и невидимого творения, через совершенную любовь к Богу восхищенный [ ^[319]] оттуда Духом на третье небо богословия, как родившийся свыше от смирения тела; и войдя в другие духовные труды и тяготы, согласно сказанному: кто умножает познания, умножает скорбь [ ^[320]], находит удел божественных мыслей, проникнув во мрак богословия как в другой рай, к которому и божественный Павел был восхищен. И чисто богословствует Троицу, но сверх того и воплощение Слова, и язык его становится, по божественному Давиду, тростью скорописца [ ^[321]], вследствие чего и он один, не скрывая, что все наслаждается при Боге, изливает благие речи от сердца в Церковь Христа, новое и древнее извлекая из уст, даже если бы и пожелал, он не может никак удержать уста свои с того времени от проповедования милосердия и истины Божией в великом собрании верных, и не скрыть правды Господа в сердце своем [ ^[322]], так как он совершенно созвучен с Духом, подталкивающим его и побуждающим говорить.

56. Ибо этот Святи Дух является говорящим, и действующим, и двигающим, и если в ком появляется через покаяние и очищение, делает ясными их уста, чтобы говорить все предоставленное от Его, и двигает их рассудок к исследованию божественных и человеческих дел и к тому, чтобы проницать глубины Божии [ ^[323]], и вообще, действует в них энергиями даров Своих [ ^[324]]. Как, например, учит неграмотных сходящей свыше премудрости, я утверждаю, щедрой, независимой, миролюбивой и снисходительной, наполненной милосердия и благих плодов. Дает им разум для понимания неких глубин Божиих, что такое богатство его благодати [ ^[325]], что такое высота смирения Его, Снисходящего к нам. Предоставляет им ведение сущих для того, чтобы знать существующее, каким образом оно существует Дарует им благой совет, полный всякой помощи и спасения, обращаться к Нему Самому и к ближним, чтобы полагать в основание исполнение заповедей Его, и подаст им крепость как Сильный против бесов и пагубных страстей. Учит их безошибочному и правому благочестию и, наконец, дает для охраны им также священный страх, приходящий от великой любви Бога.

57. Итак, рожденный при обильном участии их (даров Духа) становится, как написано [ ^[326]], полным милосердия и добрых плодов, тех плодов, которые от самого Святого Духа [ ^[327]]. Ибо таковой, исполненный названных даров Духа, имеет совершенную любовь к Богу и к ближнему своему, не предпочитая что–либо из видимых — любви Бога, или покою ближнего — свой (покой). (Он имеет) радость в душе из–за независимости от страстей и пренебрежения видимым; мир со всяким человеком, Богом и силами Его; долготерпение в трудах и устроениях ради добродетели; милосердие размышлений рассудка его и движений ума; благость нрава и обычаев вне и вместе с тем внутри души его; веру не только в Троицу, но и веру о будущих благах, и особенно если (она) внутренняя, с нею он надеется и верит получить все, что Бог нам обещал, и в нынешнем веке и в будущем. (Он имеет) кротость, переносящую всякое искушение в терпении, защищающую все от приходящих скорбен, терпящую все и не замышляющую зло ближнему. А кроме этого он имеет вместе с силой Духа и всеобъемлющее воздержание равно во всех чувствах.

58. Тот, кто действительно обогащен этими плодами и дарами Святого и поклоняемого Духа, уже вошел отсюда в тот рай, в который вошел божественный апостол Павел, восхищенный из третьего в то небо [ ^[328]], он полностью насладился от Древа Жизни, услышал оттуда изречения, которые невозможно услышать человеку [ ^[329]] страстному и порабощенному грехом, и не был поврежден от Древа знания, которое является Познанием и добра и зла. Или луч те сказать, он сам целиком стал божественным раем и жилищем нераздельной Троицы, имея в центре сердца своего насажденное Древо Жизни, Самого Бога, одаренный бессмертными плодами Бога и Святого Духа Его, он не поврежден от Древа познания добра и зла, я говорю, от этих своих собственных чувств, хорошо разделив лучшее от худшего, рожденный от одного цельного действия Святого и Божественного Духа.

59. Это и является Царством, мы знаем, Небесным и Божиим Царством, мы верим, поучаемые так Господом и Богом нашим, когда Он говорит; Царство Небесное внутри вас есть [ ^[330]], в другой же раз побуждает таким образом молиться Отцу: Да приидет царствие твое; да будет воля твоя и на земле, как на небе [ ^[331]], поэтому уже и отсюда оно стало для нас достижимо, как было доказано в ходе беседы, благодатью и человеколюбием Господа Нашего Иисуса Христа, с Которым слава Отцу, сила со Святым и Животворящим Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Которых глав по нумерации недостаёт, те опущены, по крайней темноте их.

Которых глав по нумерации недостаёт, те опущены, по крайней темноте их.

χαρτοφύλαξ — хартофилакс — должность Константинопольской церкви, он «ведал патриаршей канцелярией. Вел протоколы заседания Синода. В отсутствие патриарха председательствовал в патриаршем суде» (Лебедев А.П. Очерки внутренней истории Византийско–восточной церкви. СПб., 1998. С.294).

συγκέλλος — синкелл — «особое должностное лицо в Константинопольской церкви для связи с императором» (Лебедев А.П. Очерки внутренней истории… С.294).

См. «О чести хартофилакса» у Властаря: «Ибо одному только хартофилаксу великой церкви на основании и долгого обычая и письменного установления приснопамятного царя Мануила (чит. Алексия Комнина) дано право во внешних собраниях садиться выше и архиреев» (Алфавитная синтагма М. Властаря. М., 1996. С.179–180).

Цар.19:18, Рим.11:4.

Сир.21:16.

η αποκατάστασις — восстановление, возвращение в прежнее состояние. После осуждения известного учения Оригена этот термин стал носить негативный оттенок.

η φρήν — собст. грудобрюшная перегородка, отделяющая сердце и легкие от прочих внутренностей; в перен. смысле дух, душа, сердце, ум, так как древние считали эту часть тела седалищем душевных аффектов (словарь Вейсмана).

Патриарх Константинопольский Евстафий (1019–1025). Здесь дано прямое свидетельство того, когда именно был введен обычай закрывать завесу во время анафоры. В исследовании Хью Уайбру говорится, что по крайней мере до XI века в Константинополе алтарь не был заслонен от людских взоров, а престол не был спрятан за завесой, что и показывают фрески и миниатюры того времени. Первое упоминание о закрытии врат алтарной преграды после Великого входа и задергивании завесы содержится в комментарии на Литургию середины XI века Николая Ан–дидского Протеория. Автор называет этот обычай монашеским (Уайбру Хью. Православная Литургия. Развитие евхаристического богослужения византийского обряда. М., 2000. С.152–154).

1Кор.6:18.

«Так произошли вторые светлости, служители первой Светлости, разуметь ли под ними разумных духов, или как бы невещественный и бесплотный огонь, или другое какое естество, наиболее близкое к сказанным» (Св. Григорий Богослов. Собрание творений… Т.1. С.526; PG 36. 364Е).

2 Кор.12:4.

Дионисий Ареопагит. О Небесной Иерархии. 4:3. М., 1997. С.46–47 (PG3. 181А).

У преп. Никиты стоит αγωγης вместо αναγωγης у Дионосия.

Ис.6:3.

У Дионисия Ареопагита в предыдущей главе 10.1 говорится о возведении к преначальному началу и завершению всякого порядка.

Ср.: перевод М.Г. Ермаковой (Дионисий Ареопагит. О Небесной Иерархии. М., 1997. С.100–104): «Я могу, пожалуй, с полным основанием добавить, что и сам по себе каждый небесный и человеческий ум имеет собственные и первые, и средние, и последние чины и силы, соответственно проявляющиеся для своих уже упомянутых восхождений к священноначальным озарениям по мере каждого»; ее же перевод под ред. Г.М. Прохорова (Корпус Ареопагитикум. О Небесной Иерархии // Восточные отцы и учителя Церкви V века. М., 2000. С.342). «Можно было бы не без оснований добавить, что каждый из небесных и человеческих умов сам по себе имеет собственные первые, средние и последние чины и силы для толкования явленных каждому соответственно его возведению воссияний». Предлагаемый вариант перевода этого сложного места ближе буквальному смыслу текста Дионисия, который не задает явно выраженного порядка озарений и восхождений.

Дионисий Ареопагит. О Небесной Иерархии. 10:2–3. М., 1997. С.100–105 (PG3. 273А–С).

Ясный и недвусмысленный критерий для богословских споров при несовпадении взглядов святых отцов — старшинство богословия.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.6(20). С.123–128 (PG94. 880).

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.7(21). С.128(PG94. 881A).

Быт.1:3.

Преп. Никита Стифат. О Душе. 11.

Гал.5:17.

καθ ορμην κίνησις — движение по устремлению — св. Иоанн Дамаскин в «Точном изложении» дает следующее описание: «Движению же соответственно побуждению принадлежит способность переходить с места на место, также способность к приведению в движение всего тела, способность к издаванию звука и способность дышать; ибо от нас зависит делать это или не делать» (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.12(26). С.155), такая способность произвольно перемещать свое тело в пространстве, согласно представлениям древних, один из признаков, по которым животные отличаются от растений, в другой работе «О свойствах двух природ во едином Христе» он уточняет: «а движение по устремлению есть движение всего тела… и это устремление самовластно — ибо он мыслит, расчитывает и судит, стремясь свободною волею» (Творения преподобного Иоанна Дамаскина… С.96).

η πλάνη — блуждание, уклонение, заблуждение; это и общеупотребительный термин для «прелести».

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11 (25). С. 148(PG94.921A).

η πλεονεξία — «жадность, корыстолюбие» и «обман, надувательство». В русском переводе Нового Завета передается как лихоимство (Мк.7:22), любостяжание (Лк.12:15), корыстолюбие (Рим.1:29), ненасытимость (Ефес.4:19), корысть (1 Фес.2:5) и т. д. Данный термин имеет также смысл насильственных, несправедливых действий по отношению к ближнему, угнетению его.

Преп. Никита Стифат. О Душе. 31.

η διάθεσις — слово διάθεσις («расположение, состояние, положение, устройство») в античной литературе употреблялось сравнительно редко, будучи преимущественно медицинским термином, обозначавшим некое устойчивое состояние тела или души человека (состояние как здоровья, так и болезни). Это употребление слова в античной медицине оказало определенное влияние и на терминологию древнехристианских писателей. Так, Ориген говорит, что Создатель Бог знает состояние каждого человека, а поэтому Он может со знанием дела назначать способы лечения: какие из лекарств и когда давать каждому. Однако уже в данном случае наблюдается у Оригена «религиозная трансформация» указанного понятия, которая в других сочинениях александрийского учителя приобретает сугубо религиозный смысл (Творения древних отцов–подвижников… С.250).

Эти же свойства тела перечислены у св. Иоанна Дамаскина в «Точном изложении» (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.12(26). С.155). Указанное деление восходит к Немесию, исходящему из того, что тело, составленное из стихий, обладает «теми же свойствами, что и стихии, то есть делимостью, изменчивостью и текучестью» (Немесий Эмесский. О природе человека… С.25).

η ρεύσιν — истечение; свойственно живым существам, вещественный состав которых не постоянен, но текуч, в современной биологии это называется «обменом веществ».

η μεταβολή — изменчивость; в современном языке метаболизм это именно обмен веществ, но св.Иоанн Дамаскин, как и Немесий Эмесский, понимает это изменение только «относительно качества, то есть согревания, охлаждения, и подобного» (Се. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.12(26). С.155).

Преп. Никита Стифат. О Душе. 64.

η τομή — рассечение; разделение на части присуще любому материальному предмету, и это одна из главных особенностей тела, потому что душа, в отличие от тела, неделима. Св. Иоанн Дамаскин определяет рассечение как «разобщение влаг и разделение на форму и материю» (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.12(26). С.155).

Преп. Никита Стифат. О Рае. 42.

Указанная цитата по переводу А. Бронзова: «Не так, что внешний вид создавался понемногу чрез прибавления, но так, что он был окончен в один момент» (Св. Иоанн Да–маскин. Точное изложение… Кн.3. Гл.2(46). С.194; PG94. 985В).

Ср.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.12(26). С.151 (PG94. 921А).

Св. Григорий Нисский. Об устроении человека… С.93 (PG 44. 229).

Еф.6:19.

Разночтение в рукописях, есть вариант ει δ' ου вместо ει δ' ει δ' ουν.

Ин.1:9. Добавлено определение «небесный» мир.

Ин.14:31.

Прит.23:1–2. См. примеч. 35 к трактату «О Рае».

Мф.13:11.

Пс.118:18.

ουσιωδως — существенно. О существенном принятии Духа апостолами говорил и св. Григорий Богослов в Слове на Пятидесятницу: «ибо не действием уже, как прежде, но существенно присутствует, и как сказал бы иной, сопребывает и сожительствует Дух» (Се. Григорий Богослов. Собрание творений… Т.1. С.582).

Лк.24:45.

1Кор.2:10.

Ср.: Иер.23:12: За то путь их будет для них, как скользкие места в темноте; их толкнут, и они упадут там.

Иак.3:17.

τό υποκείμενον — подлежащее, субъект; основа, субстрат; подчиненный вид; предмет обсуждения.

Иначе: «ради исследования лексики, синтакиса, композиции».

«Твердь» (τό στερέωμα) в библейском смысле — Быт.1:7–8.

περιγράφονται — описуемы, определены, ограничены; специфический термин эпохи иконоборчества.

Преп. Никита Стифат. О Душе (SC 81 56–154).

αμιγως — неслиянно, без смешения.

η ενέργεια — деятельность, энергия.

Ср.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.1. Гл.13. О месте Божием и о том, что одно только Божество — неописуемо. С.109.

Ис.66:1; Мф.5:34–35.

Ср.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.1. Гл.13. О месте Божием и о том, что одно только Божество неописуемо. С.109–110.

η οικονομίας — икономия, домостроительство.

Лк.1:26.

Ис.6:6–7.

Преп. Никита Стифат. О пределах жизни (SC 81. 366–412).

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.1. Гл.13. С.108–113 (PG 94. 560).

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.6(20). С.123–128 (PG 94. 880).

Мф.28:20.

Мф.5:19.

Откр.22:18–19. Синодальный перевод (также Textus Receptus) дает в книге жизни вместо «от Древа Жизни», что основано на неправильном прочтении libro вместо iingo в Clementina, Biblia Sacra Vulgatae Editionis Sixti Quinti iussu recognita, Romae, 1592 et 1593 et 1598. (Beale G.K. The Book of Revelation. 1999. P.1154).

Ис.66:1.

Ис.6:1–3; Иез.10:1; Цар.4:4.

Дионисий Ареопагит. О Небесной Иерархии. М., 1997.

2 Кор.12:4. В тексте стоит «слышать» вместо пересказать (λαλησαι).

Мф.5:6.

Прем.13:5.

Преп. Никита Стифат. Трактат о Рае. 30.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн. 2. Гл. 11 (25). С. 146–150 (PG 94. 909).

Быт.2:15.

Рим.11:16: ει δε η απαρχη αγία, και τι φύραμα. — Если начаток свят, то и целое.

Ин.17:20–21.

Ин.14:3.

Лк.23:43.

Ин.14:3.

Деян1:11.

1Пет.3:22.

2Пет.1:11.

Еф.1:17.

Еф.1:19–21.

Кол.3:1–3.

Евр.1:3.

. Евр.4:14.

Слово «исповедание» (η ομολγια) из предыдущей цитаты является в греческом языке словом женского рода, и к нему можно отнести местоимение (ην, которое в Евр.6:19 относится к слову также женского рода «надежда» (η ελπίς) из Евр.6:18: Дабы в двух непреложных вещах, в которых невозможно Богу солгать, твердое утешение имели мы, прибегшие взяться за предлежащую надежду.

Евр.6:19.

Евр.8:1.

Евр.9:24.

Евр.10:12–13.

Пасхальное песнопение, вошедшее в чин божественной литургии восточного обряда (окончание проскомидии).

Евр.10:20.

Ин.14:4.

Ин.14:3.

Св. Григорий Богослов. Собрание творений… Т.1. С.648 (PG 36. 592А)

2 Кор. 12:2–4.

2Кор.12:2.

2Кор.12:3–4.

2Кор.12:3–4.

Евр.1:3.

Евр.6:20.

Последование Литургии, ектения «Вся святыя помянувше» после Евхаристического канона: Яко да Человеколюбец Бог наш, приемь я во святый, и пренебесный, и мысленный Свой Жертвенник, в воню благоухания духовнаго, возниспослет нам Божественною благодать и дар Святаго Духа, помолимся.

Евр.10:19–22.

Евр.12:18–19.

Евр.12:22–24.

Откр.3:12.

Лк.23:43.

Пс.46:9.

Пс.96:1.

ο λαικός — лаик, мирянин.

Ср.: 1 Тим.2:12: а учить жене не позволяю.

δημοσία — перед народом, публично. В Синтагме Матфея Властаря есть Закон Δ,7: «Ни один клирик, ни монах, ни воинствующий, ни другой кто не должен собирать толпы народа и публично рассуждать о вере; ибо он наносит оскорбление Халкидонскому собору, который все установил должным образом; посему, если клирик сделает это, он должен быть исключен из собрания клириков, если воинствующий, должен быть исключен из войска, а прочие должны быть наказаны, каждый по своему состоянию» (Алфавитная синтагма Матфея Властаря. М., 1996. С.182).

αξίωμα διδασκαλικόν — учительское достоинство есть власть «учить народ Господень и истолковывать божественные догматы, власть, данная благодатию Всесвятого Духа одним (μόνοις) архиереям и тем, кому они поручают» (Толкование Зонары и Вальсамона на 64 Правило VI Вселенского собора). Здесь, следовательно, говорится в строгом смысле слова о публичной проповеди догматического содержания (Правила православной церкви. С толкованиями Никодима, епископа Далматинско–Истрийского. М., 1994. Т.1. С.553).

64 Правило VI Вселенского собора (Правила православной церкви. С толкованиями Никодима, епископа… Т.1. С.552; PG 137.736).

Пс.103:9.

1Кор.7:24.

Последование Божественной Литургии. Возглас диакона перед Символом веры: Двери, двери, премудростию вонмем!

Resch A. Agrapha. Aussercanonische Schriftfragmente. Leipzig, 1906. S.108.

Лк.8:10.

Мф.26:26–29.

Мф.17:1–7.

Преп. Никита Стифат. Сотницы. 3:83… Добротолюбие. Т.5. С.160 (PG 120. 1000А).

ο βαθμός — ступень. В аскетической литературе употребляется для обозначения степени подвижнической жизни и церковного или монашеского сана.

1Тим.2:12.

64 Правило VI Вселенского собора: «Не подобает мирянину пред народом произнести слово, или учити, и тако брати на себя учительское достоинство, но повиноваться преданному от Господа чину, отверзати ухо принявшим благодать учительского слова, и от них поучатися Божественному» (Правила православной церкви. С толкованиями Никодима, епископа Далматинско–Истрийского. М. 1994. Т.1. С.552; PG 137. 736).

Преп. Никита Стифат. Письма с возражениями софисту Григорию. 7:5.

69 Правило VI Вселенского собора: «Никому из всех, принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входити внутрь священного алтаря. Но, по некоему древнейшему преданию, отнюдь не возбраняется сие власти и достоинству царскому, когда восхощет принести дары Творцу» (Правила православной церкви. С толкованиями Никодима, епископа… Т.1. С.557–558.) «Что этот обычай существовал гораздо раньше этого Собора и что, следовательно, был действительно древний, — свидетельствуют следующие слова императора Феодосия Младшего, содержащиеся в актах III Вселенского собора: «Мы, которые всегда нужным числом государственных оруженосцев окружены и которым не приличествует быть без оруженосцев, когда, однако, входим в храм Божий, оставляем вне храма оружие и даже снимаем с головы диадему императорского величества; когда же приносим дары, вступаем в св. алтарь, причем — по принесении — оставляем его и занимаем принадлежащее нам место». То же самое повествует Феодорит о Феодосии Великом, который, по выдержании публичного покаяния, наложенного на него св. Амвросием, вошел в храм и затем, когда наступил час приношения, вошел в св. алтарь, чтобы и ему, по обычаю, принести Богу дары (Церк. ист. V:17), подобное свидетельство находим и у Созомена (Церк. ист. VII:25) (Там же. Т.1. С.558–559). 19 Правило Лаодикийского собора (343 г.): «…И единым токмо освященным позволено входити в алтарь, и тамо приобщаться» (Там же. Т.2. С.94). «Царям всегда дозволено было входить в алтарь и в алтаре — как Божиим помазанникам — причащаться, наравне со священнослужителями» (Там же. Т.1. С.559).

1 Тим. 4:14.

των μοναχων–из монахов. «В XII веке поднят был вопрос о том, может ли монах (конечно, не принадлежащий еще к клиру) войти в алтарь, причем патриарх Константинопольский Николай, в Первом своем каноническом ответе, высказывает мнение, что монаху не следует возбранять вход в алтарь ввиду чести монашеского чина, однако только тогда, когда надлежит зажигать свечи и лампады» (Правила православной церкви. С толкованиями Никодима, епископа… Т.1. С.558).

Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии. 3 // Восточные отцы и учителя Церкви V века. М., 2000. С. 363–374 (PG3. 424–425).

Апостольские постановления. 2:57. СПб., 2002. С.70–73 (PG 1.724–725).

Наверное, имеются ввиду царские врата алтаря.

Литургический возглас в начале Евхаристического канона.

Кол.3:17.

1Фес.5:16–18.

Мк.9:47. В цитате замена Царствие Божие на Царствие Небесное.

Мк.9:43.

ο λόγος — может означать: 1) разум, 2) помысел, 3) слово человеческое, 4) идею, закон, 5) Слово Божие, 6) Священное Писание, 7) речь писателя вообще.

ο αγών — 1) борьба, состязание, соревнование, бой; 2) забег, дистанция, поприще (Евр.12:1); 3) забота, тревога. Вообще, труд, исполненный борьбы и опасностей. В 21 главе трактата преп. Никита называет его «необходимым и полезным духовным подвигом».

κατα πρώτην θεωρίαν — «согласно исходному значению» или «согласно первому созерцанию», т. е. буквальному, возможно также, «с первого взгляда».

ο προζενος — «состоящий на правах взаимного гостеприимства с каким–либо городом или народом; гостеприимен, друг (защитник, заступник) какого–либо города, государства или народа, проксен. Так назывался тот, который по предложению какого–либо иностранного государства добровольно принимал на себя обязанность защищать интересы его в своем отечестве, а именно: оказывать гостеприимство и всякое содействие гражданам его и в особенности его послам, и вообще быть посредником между ним и собственным своим государством. За эти услуги проксен пользовался разными правами и преимуществами в том государстве, интересы которого он представлял» (словарь Вейсмана).

В христианском словоупотреблении это понятие обладает широким диапазоном смысловых оттенков (Христос как «Проксен», т. е. Заступник и Податель правды; Крест — «проксен» вечной жизни и т. д.), оно применяется и в отношении добродетелей, например, у преп. Максима Исповедника в «Главах о любви, Вторая сотница, 34» это бесстрастие и ведение (Творения преп. Максима Исповедника. Т.1. С.112).

διαφόροσ — «различно». Скорее всего, следует относить к состоянию человека, как он действует — с опытом или без тренировки, насколько очищен от страстей. Но можно понять «различно» как согласно с заповедями или противно им.

Быт.3:24.

Быт.2:9.

Курсивом дается синодальный перевод.

Рим.2:4

Кор.2:12, Иак.1:17.

εκπίπτω — отпадать. Глагол εκπίπτω в святоотеческой лексике использовался для обозначения изначального грехопадения как людей, так и ангелов; отпадения от Православия; морального падения и т. д. (Lampe 436).

αι δωρεαί — под дарами понимаются, скорее всего, духовные дарования.

η γνώμη — это воля, произволение; точнее, склонение или расположение воли к определенному решению после предшествующей борьбы мотивов, акт самоопределения.

ο μισθός — плата, жалование; слав, «мзда», разумеется уплата кому–нибудь должного за известное время (борьбы), в частности, солдатское жалованье, а также вознаграждение софистов за образование юношей (Зарин С.М. Аскетизм… С.162).

Быт.2:7.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.149(PG94. 909D).

Быт.2:8.

η τρυφή — «нега, роскошь; изнеженность, избалованность; своеволие». Выражение «рай сладости» (или: радости, духовной неги — ο παράδεισος της τρυφης) в церковной письменности обычно обозначает тот рай, откуда были изгнаны первые люди, нарушившие заповедь Божию.

η επίνοια — «примышление», термин, введенный каппадокийскими Отцами для таких богословских определений, которые имеют дело с вещами, существующими лишь теоретически и не проявляющимися в реальности. (Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Христологические и полемические трактаты. Слова на Богородичные праздники / Пер., коммент. свящ. Максима Козлова. Д.Е. Афиногенова. М., 1997. С.308).

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.147 (PG94. 912А–913В).

Сравни, у св. Иоанна Дамаскина в «Точном изложении православной веры»: εν μεγάλω μικρόν (PG94. 921А); а у св. Григория Богослова в «Слове 38:11 читается: εν μικρω μέγαν (PG36 324А).

Быт.3:23–24.

Рождественская Вечерня, стихира Праздника на Господи воззвах: пламенное оружие плецiы даетъ. — «Огненный меч убегает». Стихира надписана именем Германа. (Скабалланович М. Рождество Христово. С.75). Этот древнейший песнописец св. Герман, патриарх Константинопольский, святитель исповедник скончался в 740г. (Архиеп. Филарет (Гумилевский). Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой церкви. С.200).

αεί — присно — постоянно, всегда. Устойчивый богословский термин из молитвенной практики: ныне и присно н во веки веков (νυν και αεί και εις τους αιώνας των αιώνων;)

Ин.17:24 (изменено лицо, вместо «они» стоит «вы»): чтобы там, где Я, и они были.

Быт.2:15.

Быт.3:18.

η γνωσις των θείων και ανθρωπίνων πραγμάτων — ведение божественных и человеческих дел; это определение философии по стоикам и Филону.

Рим.1:20; Прем.13:5.

ευρεβως — «благочестиво»; слово ευρέββεια «благочестие» у отцов Церкви часто служило синонимом «православия, ортодоксии». Такое отождествление «благочестия» с «ортодоксией» (и «нечестия» с «ересью») одним из первых осуществил св. Афанасий Александрийский (Творения преп. Максима Исповедника. Т.1. С.309).

Образ «возделывания земли» довольно часто встречается в христианской литературе в различных аспектах, чаше всего для выражения духовного делания.

Рим.1:20. Букв, перевод сокращенной цитаты Послания в трактате: «Ибо невидимое его после сотворения мира через творения умопостигаемым видится».

В новом переводе В.Н. Кузнецовой указанное место звучит: «Ибо после сотворения мира Его невидимые свойства — (вечная сила и Божественная природа) — видимы разуму через созерцание вещей» {Послание к Римлянам апостола Павла / Новый перевод В. Н. Кузнецовой. М., 1993. С.10).

Пс.138:6. В цитате опущено εκραταιώθη после εμου. Букв, перевод: «Почитается чудом ведение Твое из меня…». Преп. Никита делает акцент, что это ведение Бога особенно дивно, если оно происходит из нашего устройства. Св. Иоанн Дамаскин так толкует Рим.1:20, соотнося с Пс.138:6. «Но из всех размышлений и созерцаний этих более возвышенное — то, которое есть о нас; и я говорю о том, которое касается нашего устройства, подобно тому как говорит божественный Давид: удивися разум твой от меня, то есть от моего устройства». (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.149–150).

2Кор.10:5.

Прит.23:1–2. Букв. перевод: «Когда сядешь вкушать пищу с властелином, то духовно наблюдай подаваемое тебе и наложи руку свою, зная, что ты должен приготовить такое же».

По мнению преп. Никиты Стифата, рай был насажден после окончания всего творения, в этом он следует св. Симеону Новому Богослову, говорящему, например, в 45 Слове, что Бог «рай насадил после тех семи дней, да будет во образ будущего века» (Преп. Симеон Новый Богослов. Творения. Т.1.С.370).

Быт. 2:8.

η πανδαισία — «полный пир», эсхатологический.

Прем.13:5.

Быт.2:9.

συνετως — «с разумением», наречие, означающее духовную мудрость и способность чистого (целомудренного) мышления человека.

Пс.45:6.

η παραγωγή — переведение, отведение. Дионисий Ареопагит и преп. Максим Исповедник обозначают акт творения мира глаголом

Пс.1:3.

2Пет.3:13.

Дионисий Ареопагит. О Божественных именах // Восточные отцы и учители Церкви V века. Антология. М., 2000. С.265.

Быт.2:16–17.

το μυστήριον — «таинство, тайна»

В синодальном переводе утеряно это различие лиц в греческом тексте стихов Быт.2:16 и Быт.2:17.

Быт.2:15

Быт.2:16–17

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение.. Кн.2. Гл.11(25). С.149(PG94. 916С, 917B).

τρεπτός — «изменчивый»; в христианско письменности прилагательное τρεπτός служило одной из устойчивых характеристик тварного мира.

ο προζενος — ходатай — виновник, причина Часто употребляемый богословский термин. В положительном смысле см примеч. 4.

Быт.3:6.

Рим.1:20.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.148(PG94. 916C).

Пс.54:23.

Мф.6:25.

Мф.6:33. В тексте заменено ищите (ζητειτε) на «просите» (αιτειτε) и после этого опущено δε πρωτον.

Лк.10:41–42

η μέθεξις — причастие, у преп. Никиты встречаются три термина — η μετουσία, η μετάληψις и η μέθεξις, которые используются как синонимы.

Кол.1:17. Ср.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2 Гл.11(25). С.148(PG94. 916C).

Цитата из св. Иоанна Дамаскина: «Древо же познание и добра, и зла есть рассмотрение многоразличного зрелища, то есть познание собственной природы» (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.149).

Еф.4:13

Прем.13:5.

η έξις — навык; приобретаемое упражнением, привычкою изменение природных свойств человека. Навык к добру, приобретаемый аскетом, называется добродетелью, а навык ко злу — страстью, пороком. (Зарин С.М. Аскетизм… С.684). Преп. Никита (Сотницы 1:72) определяет навык в добродетели как «восстановление сил души в первородное их благородство» (Добротолюбие. Т.5. С.101).

О постоянном навыке добродетели, например, у св. Григория Богослова в 36–м слове (Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.507–508).

κρείττων — сравн. ст. к κρατύς и αγαθός — более сильный; лучший; превосходящий; господствующий. Преп. Никита говорит, во–первых, о лучшем из двух наших естеств, а именно мыслимое выше видимого, например, в Сотницах 3:14; 3:40 (Добротолюбие. Т.5. С.149,151).

Во–вторых, о лучшей части души (разумной) в гл.27 трактата.

В–третьих, о лучших из помыслов, например, в Сотницах 1:26 (Там же. С.89).

Наконец, претворение в лучшее связывается с причастием лучшему. Сотницы 2:94 (Там же. С.141).

О разделении лучшего от худшего идет речь в гл.58, причем ранее в гл.33 уточняется, что это различение творящей причины и созданного.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.149 (PG 94. 917В).

Быт. 2:17.

το λειον των ηδονων — своеобразное выражение, которое встречается у бл. Диадоха Фотикийского (SC5.137), им пользуется и преп. Максим Исповедник в «Вопросоответах к Фалласию». например, Вопрос 50 (Творения преп. Максима Исповедника. Т.2. С.165).

Последование Божественной Литургии. Возглас диакона перед Символом веры: Двери, двери, премудростию вонмем!

απείρως — без опыта от η πειρα — «проба, опыт, испытание, искушение, попытка».

Быт.3:24.

Быт.3:7.

Например, св. Иоанн Дамаскин в Точном изложении гл. О Рае (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… С.147); преп. Симеон Новый Богослов в Слове 25 (Преп. Симеон Новый Богослов. Творения. Т.1. С.226).

В основе лежит учение преп. Симеона Нового Богослова о духовных чувствах, то есть внутренних, которые заменяют внешние чувства, и именно они являются органами созерцания. Предшественниками этого учения были Ориген, св. Григорий Нисский, преп. Макарий, преп. Максим Исповедник.

См.: преп. Никиты Стифата Сотницы 1:8–9 (Добротолюбие. Т.5. С.84).

Ср.: гл.38 данного трактата.

βλάπτω — «наносить ущерб, вредить», используется для обозначения духовного вреда.

1Kop.2:14.

Рим.7:4.

1Kop.2:13.

Ср., преп. Никита Стифат. «Третья умозрительных глав сотница. 78»: «Не имея силы разуметь его, — так как все, содержащееся в Божественном Писании, духовне востязается (1Kop.2:14), — Божеских ли или человеческих дел то касается, — он насмехается над теми, кои духовне то рассуждают (1Kop.2:13), и таковых не духовными и не Духом Божиим водимыми именует, а возводительными, (по произвольному наведению открывающими духовный смысл в Писании), и их слова и духовные разумения извращает и перетолковывает по своему смышлению» (Добротолюбие. Т.5. С.157–158).

Преп. Никита Стифат. О Душе. 27, 30.

85.

86.

87.

88.

90.

91.

92.

93.

94.

Ср., преп. Симеон Новый Богослов. Главы богословские, умозрительные и практические 2:22. (Игумен Иларион (Алфеев). Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание. СПб., 2001. С.542).

Мф.5:5.

Лк.17:21; (в тексте трактата замена Царство Божие на «Царство Небесное»)

πιστός — верный, верующий. По определению преп. Симеона Нового Богослова, верность заповедям служит чертой разделения верных от неверных (Преп. Симеон Новый Богослов. Творения. Т.2. С.222–223). 1Kop.6:19.

1Kop.6:19.

Рим.8:11.

η ηδονή και ο οδύνη — удовольствие и страдание, данная оппозиция перенята от преп. Максима Исповедника, например. Вопросоответы к Фалласию. введение (Творения преп. Максима Исповедника. Т.2. С.29).

Деление удовольствий на естественные и необходимые принадлежит эпикурейцам.

ευκαίρως — вовремя, кстати, в благоприятное время.

Быт.2:16–17.

Евр.5:13–14.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11 (25). С.148(PG94. 913B, 917А).

Согласно преп. Максиму Исповеднику «О различных затруднительных местах Священного Писания», «за всяким наслаждением следует страдание». (Творения преп. Максима Исповедника. Т.2. С.27).

η παράχρησις — от παράχράομαι (пренебрежительно относиться; плохо обращаться; злоупотреблять) — злоупотребление.

Быт.2:16–17.

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.150 (PG 94. 917В).

η χρησις — «употребление, пользование». Понятие χρησις играло значительную роль уже в античной философии (например, у Платона), где была развита теория, что все человеческие действия в отношении как материальных, так и духовных вещей должны быть подчинены высшей цели. Само такое «употребление» есть факт, свидетельствующий о владычественном положении человека в мире, и это положение предполагает его выбор между правильным и неправильным использованием вещей. У аввы Фалласия: «Порок мысленный есть неправильное пользование мыслями, а действительный грех — неправильное пользование вещами» (PG91. 1452 цит. по: Творения преп. Максима Исповедника. Т.1. С.273). В тексте трактата для обозначения неправильного пользования применяются термины: η παράχρησις — злоупотребление (примеч. 98) и η καταχρησις — извращения (примеч. 107).

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.13(27). С.157–158 (PG94. 917В–С), ниже гл.23 это выписка из Дамаскина.

αι σωματικαί ηδοναί — телесные удовольствия; но учению Немесия, удовольствия называются «телесными» собственно потому, что они обращены к пище и половому общению, а не потому, что они — проявления телесной жизни; телу принадлежат собственно только органы потребностей; что же касается удовольствии, то они — проявления именно душевной, а не телесной жизни. (Зарин С.М. Аскетизм… С.260).

η συνείδησις — совесть поставляется свв. Отцами в числе сил и способностей человека наиболее важных, возвышенных, царственных. (Зарин С.М. Аскетизм… С.591). Совесть является как бы главным «регулятором» душевной и духовной жизни человека. Вероятно поэтому преп. Никита Стифат называет ее «законом ума души», который «сорадуется συνήδεται) закону Божиему», т. е. заповеди (SC81. 106).

Преп. Никита Стифат в Сотницах 1:61 также связывает печаль с покаянием, причем саму печаль он считает двойственной, и именно печаль по Богу, а не печаль мира сего душеспасительна (1:60): «…печаль же по Богу весьма полезна и душеспасительна, она подает терпение в трудах и искушениях» — (Добротолюбие. Т.5. С.98). Различение двух видов печали .характерно для прел. Иоанна Кассиана, Евагрия, св. Иоанна Дамаскина. (Творения аввы Евагрия.С.214).

Обычная для христианской аскетики градация созерцаний по степени приближения к Богу. Например, у преп. Исаака Сирина: «одно созерцание передает подвижника другому созерцанию (η θεωρία τη θεωρια μεταδίδωσι)». (Цит. по: Зарин С.М., Аскетизм… С.417).

η κατάχράομαι — от η καταχράομαι (применять; утверждать; распоряжаться; растрачивать; злоупотреблять; убивать; брать в долг) — извращение (совр. катахреза — необычное или ошибочное сочетание слов вопреки несовместимости их буквальных значений; использование слова в несобственном смысле).

Быт.2:17.

1Ин.2:16.

Быт.2:16–17.

Быт.2:16.

Быт.2:17.

Силы души разделяются на разумную и неразумную также, как у преп. Иоанна Дамаскина в «Точном изложении…» (Кн.2. Гл.12(26). О человеке). (Св.Иоанн Дамаскин. Точное изложение… С.155).

η μοιρα — «часть; доля, удел; доля в наследстве; часть земли, область, владение; следующая кому часть, должное; судьба, рок, определение судьбы» (словарь Вейсмана). Здесь, возможно, имеется в виду «часть Бога», как у св. Григория Богослова (μοιρα Θεου) в 14 Слове (PG35. 865С ): «мы, будучи частию Божества и простекши свыше» (Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.208), также и преп. Максим Исповедник в Амбигве (PG 91. 1080ВС) при толковании на указанное место св. Григория Богослова Об этом смотри в исследовании С.Л. Епифановича (Епифанович С.Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие М.,1996. С.62, 36–37. Главы «Тайна творения, промысла и суда» и «Ареопагитики»), где данное воззрение увязывается с учением Ареопагита о причастности Богу всего тварного мира бытием, жизнью и движением, но более всего причастны Его разумом существа разумные (Дионисий Ареопагит. О Божественных именах 1:5 // Восточные отцы и учителя Церкви V века. М.,2000. С.264; PG3. 593ВС) В 47 гл. трактата преп. Никита употребляет αμοιροι πάντη Πνεύματος αγίου υπάρχοντες — «во всем лишенные причастия Святого Духа» в отношении еретиков.

Быт.2:16.

της υλικης δυάδος–o философский термин «плотская двоица» или «материальная дуада», обозначающий деление на материю и вид, но в данном случае преп. Никита его трактует иначе, в аскетическом плане, как «раздражение и вожделение».

ο θυμός και η επιθυμία — раздражение и вожделение, понятие θυμός обычно использовалось для обозначения естественной силы (способности) человека, которая «служит возбудителем душевной энергии, вдохновителем разума и воли» и является, по выражению св Василия Великого, «нервом души». Но таковым θυμός (яростное начало души) является лишь тогда, «когда он руководится принципом богоподобия» и любовью, подчиняясь раз умному и высшему началу в человеке. В противном случае, подчиняясь эгоистическим наклонностям отдельной личности, он делается противоестественным, превращаясь в порочную страсть (Зарин С.М. Аскетизм. С.280), επιθυμία — «желание, влечение, вожделение», также естественная сила души, которая при противоестественном употреблении превращается в греховную страсть.

Быт.2–17.

Быт.2:17.

σύνθετος — «сложный, сложенный, составленный»; в святоотеческой лексике часто обозначало область тварного бытия в противоположность «простоте» Бога (Lampe 1329).

Мф.6.33.

Ин. 14:31.

Сравни, преп. Никиты Стифата Сотницы 2:97: «От буквы Божественного Писания проходить к высшему разумению и смыслу» (Добротолюбие. Т.5. С.142).

Практическая философия — в терминологии Никиты — не философия как наука, нам знакомая, а аскетическая практика, т.н. «духовное делание».

ο πόθος — «томление, тоска, влечение, болезнование»; «термин πόθος в аскетической письменности часто приобретал положительное значение. Особенно такое положительное значение данного термина характерно для преп. Макария Египетского, который неоднократно говорил о «любовном томлении к Богу», «небесной тоске по Христу» и т. д. Впоследствии и преп. Симеон Новый Богослов не раз высказывался о «любовном стремлении» к единению с Богом» (Архиеп. Василий (Кривошеин), Преп. Симеон Новый Богослов. С.398).

η θεία ταπείνωσις — божественное смирение; по учению преп. Исаака Сирина, «смиренномудрие есть одеяние Божества». В него облеклось вочеловечившееся Слово, и чрез него беседовало с людьми в их теле. И всякий, облеченный в смирение, истинно уподобился Нисшедшему с высоты Своей, сокрывшему доблесть величия Своего и славу Свою прикрывшему смиренномудрием» (Зарин С.М. Аскетизм… С.474).

Преп. Иоанн Лествичник в «Слове 25. Об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве» называет смиренномудрие вратами Царствия Небесного. (Лествица… С.174).

η ανάπυσις — покой, отдохновение, евр. Шаббат — покой седьмого дня, царства Мессии; понятие ανάπυσις в аскетической письменности имело значение результата подвижнического труда (практического осуществления добродетелей) и заключалось в духовном совершенстве. (Lampe 1 15).

η τελεία αγάπη — совершенная любовь; преп. Иоанн Лествичник говорит, что совершенная любовь есть «совершенное вселение Бога в тех, которые через бесстрастие сделались чистыми сердцем, яко тии Бога узрят (Мф.5:8)» (Лествица… С.219).

в этом месте наиболее рельефно выражено различие в понимании преп. Никитой Царства Небесного и Царства Божиего, обычно воспринимаемых как синонимы в богословской традиции. Важно, что разница между ними начинает ощущаться подвижником лишь на высших ступенях аскетического делания, но и тогда она воспринимается не как разница по существу, а мысленно, что обсуждается, например, у преп. Максима Исповедника в «Главах о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия, гл.90» (Творения преп. Максима Исповедника. Т.1.С.252).

κατά δύσιν — на западе — очевидна схема преп. Никиты, непонятая Фельтером: «странным образом в раю имеются двое врат» (Völter W. Praxis und Theoria bei Symeon dem Neuen Theologen. Wiesbaden, 1974. S.471). что в раю двое врат, одни вводящие, другие выводящие, тем самым рай явно видится как промежуточный этап, именно это совершенно неприемлемо для современного западного ученого. В такой схеме рая одни врата — вводящие будут на западе, т. к. на востоке должны находиться выводящие из рая в Царство Божие вторые врата. Следует отметить, что именно в этом месте преп. Никита совершенно оригинален.

Ин.14:2.

Преп. Максим Исповедник говорит в «Главах о любви. Вторая сотница, 48» о преображении страстей: «У кого ум всегда с Богом, у того и желание (η επιθυμία) перерастает в божественную страсть (τον θειον ερωτα), а ярость (ο θυμός) вся целиком превращается в божественную любовь (τον θείον αγάπην)» (Творения преп. Максима Исповедника. Т.1. С.114).

Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.523 (PG 36. 324 С).

Это место согласуется с учением преп. Максима Исповедника о логосах. «Соответственно троякой деятельности Логоса — творческой, промыслительной и судящей, и Его λόγοι, или идеи, проявляются трояко: как основные начала или законы естества (λόγοι φύσεως). и как цели и пути промысла и суда (λόγοι προνοίας προν κρίσεως). Эти λόγοι охватывают собой все бытие на всем протяжении его существования» (Епифанович С.Л. Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие. М., 1996. С.66. Гл. «Божественный Логос»). См., например, Вопросоответы к Фалласию 35 (Творения преп. Максима Исповедника, Т.2, С.11З).

η διάκρισις — разделение, различение; разбор, рассуждение; в Новом Завете понятие διάκρισις употребляется дважды: для обозначения различения духов (1 Кор.12:10) и различения добра и зла: Твердая пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла (Евр.5:14). В аскетической письменности понятие διάκρισις часто обозначало способность высшего суждения, ясную чистоту умственного ведения, «благоразумие». Св. Нил Синайский называл ее «источником, корнем, главой и связью всякой добродетели», а св. Софроний Иерусалимский — «царицей всех добродетелей» (Lampe 354). Преп. Иоанн Лествичник в «Слове 26. О рассуждении помыслов и страстей, и добродетелей» говорит: «Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего устроения душевного; в средних оно есть умное чувство, которое непогрешительно различает истинно доброе от естественного, и от того, что противно доброму; в совершенных же рассуждение есть находящийся в них душевный разум, дарованный Божественным просвещением, который светильником своим может просвещать и то, что есть темного в душах других» (Лествица… С.180).

η ενδιάτος πίστις — внутренняя вера, см. гл.57 данного трактата. Определение внутренней веры также у преп. Никиты в Сотницах 1:30: «Веры не той только, коею веруют в единого Бога и Единородного Сына Его, но особенно той внутреннейшей веры, коею веруем, что как все обетования Христовы, какие обетовал и уготовал Он любящим Его, так и угрозы и муки адские, кои уготованы диаволу и рабам его, несомненно истинны» (Добротолюбие. Т.5 С.90).

Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.528 (PG 36. 324С).

Образ «очей сердца», «очей души» или «очей ума» постоянно встречается в святоотеческой письменности, символизируя духовное зрение.

Св. Иоанн. Дамаскин. Точное изложение… Кн.2. Гл.11(25). С.149.

См., например, Сотницы 1:74 преп. Никиты Стифата: «Устремляй мысленное око свое к созерцанию Бога». (Добротолюбие. Т.5. С.302).

Луг Духовный. Творения блаженного Иоанна Мосха. Сергиев Посад, 1915. С.33

Быт.2:16–17.

2Кор.10:5.

Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.609 (PG36. 508С).

2Кор.11:2.

«Житие преподобной матери нашей Пелагии» (Жития святых святителя Дмитрия Ростовского. Введенская Оптина Пустынь, 1993. Кн.2. С.182–194; PL 73. 663–672).

Дан.13:1–64.

Ср., преп. Никиты Стифата Сотницы 1:52: «Когда же силы ее (души) действуют не по естеству своему, восставая одна против другой, тогда и это все видится ей, не как оно есть по естеству своему; оно естественною своею красотою не возводит уже ее к познанию Творца, но, по причине страстного ее состояния, низводит в глубину погибели» (Добротолюбие. Т.5. С.95).

1Kop.11:28–30.

Дан.13:42.

Гл.39–41 ср.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.1. Гл.14. Свойства божественной природы. С.113–114(PG94. 860A–861A).

η απαρχή — «начаток»; слово απαρχή (напр. 1Kop.15:23: Каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его) — имеет в православной христологии и онтологическое, и сотериологическое значение, причем последнее вытекает из первого. Христос и Сам стал начатком нашей обновленной природы. Восприняв от Пресвятой Богородицы подлинную человеческую природу, т. е. начаток нашего смешения, Христос является поэтому подлинным человеком и Спасителем людей.

Преп. Никита Стифат в гл. 42–43 приводит сокращенную цитату: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.3. Гл.2(46). Об образе зачатия Слова и о божественном Его воплощении. С.193–195 (PG 94. 985В, 988В).

εκ δύο τε και εν δυσίν — «и из двух и в двух» естествах. Указание на Деяния 5 Вселенского собора (Деяния Вселенских соборов. Т.3. СПб., 1996. С.472).

Гл.44 это цитата: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.3. Гл.3(47). О двух еетествах, против монофизитов. С.195–196 (PG94. 998В).

Преп. Никита Стифат цитирует: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение… Кн.3. гл.13(57). О свойствах двух естеств. С.224 (PG94. 1033А).

См. св. Григорий Богослов. Слово 21. похвальное Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому: «Начало сему бешенству положил Арий, соименный умоисступлению» (примеч. 1: "'Αρειος, Арий может означать неистового, исступленного)» (Св. Григорий Богослов. Собрание творений. Т.1. С.311).

В словаре Вейсмана: "'Αρειος, собств., в пер. воинственный, храбрый; αρει–μανης, поэт., ('Αρης, μαίνομαι) беснующийся от Арея, храбрый, воинственный».

Прит.8:22,25.

Ин.14:30.

Символ, известный под названием Quicunque. приписывавшийся (неверно) Отцу нашему Афанасию, патриарху Александрийскому (Св. Афанасий Великий. Творения. М., 1994. Т.4. С.479; PG 28. 1588А).

Еф.4:13.

Евр.5:13–14.

В греческом тексте стоит множественное число слова «рай».

Ин.14:2.

Преп. Иоанн Лествичник в Слове 25:31 называет смиренномудрие дверью Царства Небесного: «Смиренномудрие есть дверь Царствия небесного, она вводит туда приближающихся к ней. Думаю, что о входящих сею дверью и Сам Спаситель говорит сими словами: и внидет и изыдет (Ин.10:9) без страха из сей жизни, и пажить обрящет и злак в райских селениях. Все же, которые пришли в монашество иною дверью, татие суть своей жизни и разбойницы» (Лествица… С.174).

Преп. Иоанн Лествичник в заключение «Лестницы» говорит: «Лествица же, виденная Иаковом, пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, наверху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник говорит: ныне же пребывают три сия: вера, надежда, любовь; больше же всех любовь (1Kop.13:13)» (Лествица… С.251–252)

Ин.10:9.

το προαύλιον — преддверие, притвор, передний двор (НЗ). См. у преп. Максима Исповедника в Вопросоответах к Фалласию 10: «Пребывающих еще в преддверии божественного храма добродетелей» (Творения преп. Максима Исповедника. Т.2. С.49).

Рим.12:2.

Быт.2:3.

Мф.11:29.

Образ «гавани, пристани» (λιμήν) в аскетической литературе стоит в ряду синонимов для понятия «покой» в библейском смысле, т. е. цель устремлений подвижника, конечный итог истории. Из того же ряда, «святой Град», «небесный Иерусалим», «Церковь первородных» и т. д.

Пс.72.16–17.

2Кор.12:1–3

Еккл.1:18

Пс.44–2.

Пс.39:10–11.

1Кор.2:10–11.

Ис.11::2–3: и почиет на Нем Дух Господень, Дух Премудрости и Разума, Дух. Совета и Крепости, Дух Ведения и Благочестия, и Страхом Господним исполнится. Далее в гл.56 перечисляются эти семь энергии Духа.

Рим 2:4

Иак.3:17

Гал.5:22–23: Плод же духа любовь, радость, мир. долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Дальше в трактате обсуждаются эти девять плодов.

2 Кор.12:1–4. Толкуя указанный отрывок, преп. Никита различает два состояния — «третье небо» и «рай», считая, что они последовательно описаны как разные состояния, тогда как традиционно считается, что это описание одно и того же состояния. Более подробно толкование 2 Кор.2:1–4 см. в Письме 6.9.

2Кор.12–4.

Лк..17.21

Мф.6:10; Лк.11:2.