Отцы и братия возлюбленные и честные, чада духовные вожделенные! Так как я, смиренный монах Афанасий, исполненный всякаго греха, попущением же Божиим наставник Лавры вашей, водруженной на горе и называемой Мелана, ежедневно и ежечасно помышляю безвестный час смерти, подстерегаемый ею повсюду, преимущественно же в путешествии морем, ради бывающих частовременно по непостижимым судьбам Божиим кораблекрушений, то и счел справедливым оставить Лавре настоящее письменное припамятование, имеющее вид завещания, или лучше – тайное наставление, мною писанное и подписанное с тем, чтобы оно хранилось монахом и экклесиархом Михаилом на хорах церкви и чтобы по моей кончине его содержание обявлено было всем.

Желаю, как живым голосом, и настоящим писанием открыть всем свою мысль и свою заботу, которою печась постоянно, в скорби чрезмерной провел все дни моей жизни. Ибо в точности зная непригодность своей немощной души для настоятельства над другими (до того, что даже о собственной душе не мог надлежащим образом позаботиться), я непрестанно молил Бога указать мне человека, который бы, по Его Божественному хотению, мог достойно настоятельствовать, водить и пасти хорошо словесных овец своей паствы – еще при жизни моей, а я бы сам удалился на особь и попекся, и позаботился о своих многих грехах. Но я не достиг предположенной цели, по безумию ли моему и по свойственной мне глупости судить по собственной худости и других или уже так устроил, а лучше сказать: так попустил это Бог за множество моих многих зол.

Хочу и желаю по кончине моей оставить игуменом одного из нашего во Христе сообщества и братства, отличающагося между всеми и словом, и жизнию, и делом, как заповедует и грамота блаженнейшаго и приснопамятнаго царя господина Никифора ^[1], – т. е. чтобы игумен Лавры поставлялся не отинуды, а из живущих в ней братий, отличающихся благоразумием и добродетелию.

При сем завещаваю всем отцам и братиям и моим духовным чадам, всех прошу ради любви во Христе и всех заклинаю именем Бога и Пресвятой нашей Богородицы повиноваться и покоряться игумену, моему преемнику, как и моему смирению, и жить друг с другом в любви и единомыслии – сильным носить тяготы немощных, всеми силами и всем расположением подвизаясь каждый, кто получил Божественную благодать, и делом и словом править душами, утверждая братий и увещаниями, и просьбами, и наставлениями, – соблюдать же и в св. церкви Божией, и в трапезе, и во всех других службах уставы, как письменно изложенные, так и неписанно переданные, которые уложили святые и богоносные отцы, а мы, недостойные, из их писания и предания по частям заимствовали и передали в правило и образец нашей Лавре.

Кроме того, я оставляю после себя блюстителем (епитропом) Лавры господина Иоанна, который много лет трудился, служа мне со всяким снисхождением и смирением. Хочу, чтобы по кончине моей он, как человек духовный и поистине благоразумный, чрезвычайную любовь и веру имеющий ко мне, недостойному, и ко всему братству, здесь же на Горе обитающий, с нами проведший дни жизни своей и состарившийся, пришел в Лавру и, если возможно, окончательно водворился между братьями – с тем, чтобы внушать им и напоминать о повиновении игумену. Если же это невозможно, то чтобы хотя почаще имел обращение с братиями и направлял их. При кончине же своей чтобы оставил вместо себя блюстителем господина Евфимия, моего сына по духу, а его по плоти и духу. Сей же в свою очередь при кончине оставил бы преемником своим кого–нибудь из своей Лавры или вообще с Горы, если найдется человек словесный и духовный. Подобным же образом поступали бы и следующие за сим.

Я думал было святаго царя оставить блюстителем священной Лавры нашей, но убоялся, найдя это дерзким. Ибо он есть царь и владыка, и господин и отец, и питатель не нас одних последнейших и наших отцев, и братий, а и всех христиан. Он более всех, и мирских, и монахов, показал к нам, недостойным и бедным, и к нашей Лавре свою благосклонность. Он сделал ее многолюдною, расширив ее и увеличив своими благочестивыми грамотами, коими подтвердил грамоты других царей: господина Никифора и господина Иоанна ^[2]. Да и кроме них дал свои другия грамоты. Почему, как сказано, его–то, благаго царя, я не смел оставить в чине блюстителя. А оставил блюстителем и покровителем, и заступником нашего во Христе общества и нашей Лавры благочестивейшаго господина моего, истиннаго Христолюбца и монахолюбца, Никифора, славнейшаго патриция и приставника Каниклиа ^[3], дабы ради награды от Бога и ради своей души освященной он оказывал защиту, помогал и содействовал господину Иоанну Грузинцу, нашему в духе брату и отцу, и всему во Христе братству во всех приключающихся им в жизни скорбях. Чтобы он таким образом заботился помогать им относительно привременной и тленной стороны жизни, а господин Иоанн Грузинец и все братия подвизались бы о нетленных и вечных благах будущаго века со всякою готовностию, любовию и ревностию, молясь о нем непрестанно. Когда же придет время кончины его, да оставит он вместо себя другого блюстителя означенной св. Лавры ^[4]. Так да поступает и всякий другой потом при своей кончине. Таким образом те да будут покровителями и заступниками Лавры как в богохранимом городе, так и во всех других прилучающихся делах и службах, ради мзды от Бога и своих честных душ. А эти (блюстители–монахи), как принадлежащие к чину монашескому, живущие на Горе, соседствующие (а еще бы лучше обитающие вместе) с братиями, да тщатся всеми силами со свойственным им благоговением и добродетелию заботиться о них, как о различных членах одного и того же тела, да получат мзду от великодаровитаго Бога в день суда, – за то, что сохранили веру и любовь ко мне, смиренному и недостойному, и всякому греху повинному, не только при жизни моей, но и по смерти. – Кончаю о блюстителях.

Вы же, отцы и братия, и чада духовныя! Если потщитесь со всяким усердием и благим расположением хранить друг с другом мир и единомыслие неразрывное, если не будет между вами ни расколов, ни раздвоений, ни ссор, ни дружб, ни обществ, но будут вера и любовь, и родственное расположение одного к другому и всех к игумену, и тщательное хранение моих заповедей, уставов и правил, переданных вам, верю Богу, что Его благость отверзет сердце не только блюстителей, но и всякаго другаго сильнаго лица к сочувствию с вами, к содействию и к вспомоществованию воле на пользу душ ваших.

И внимайте тщательно, братия, если найдется между вами (чего не желаю), кто–нибудь, пытающийся разсечь тело братства ухищрением, коварством и лукавством, чтобы не мешался с ним никто из вас, но поскорее отдалите его и отгоните его от общества своего, как заразу, как старую закваску, – его самого отселите от части спасаемых. Ибо покушающемуся на такия вещи уместно пожелать, да истребится память его с земли и да изгладится имя его из книги живых, и с праведными да не пишется. Если бы нашелся кто–нибудь, заступающийся за таковаго, то и он да будет его же части и наследия. Заповедую господину Иоанну, моему блюстителю, и всему братству выгонять таковых немедленно из Лавры.

К Лавре же господина Иоанна ^[5] и к его братиям заповедую иметь то же самое расположение и ту же самую любовь духовную, какия, видите, имею и храню я, смиренный и грешный, и какия и вам внушал часто и в общих наставлениях, и каждому порознь, – и не к одному только господину Иоанну и его братству, но и ко всякому другому, – не только любящему и почитающему вас, но и враждующему против вас и оскорбляющему иногда вас, – причиняющему вам искушения и озлобления. По повелению Божию любить и миловать следует того, кто нападает на вас и делает вам зло, потому что он более самого себя обижает тем, вам же доставляет величайшую пользу. Я знаю, что из многих бывших с нами случаев вы опытно познали и убедились, что желавшие озлобить нас помогли нам весьма и душевно, и телесно. Но и к Проту, и к игуменам, и к братиям Святой горы нашей сохраните любовь, мир, смирение и подобающую честь, как, видите, хранит их мое смирение.

Кто служит хорошо, благочестиво и духовно, на пользу души своей, как в самой Лавре, так и в метохах ея, внешних и внутренних, и на островах, пусть остается на должности своей до глубокой старости, особенно же кто с ревностию к Богу старается хранить безпрекословное повиновение к игумену, преемнику моего смирения, – имеет всю охоту и желание с любовию доставлять Лавре все потребное для своих духовных братий, считая делом спасения души своей такую службу. Пусть таковой служит всю жизнь, действуя всегда с воли игумена и блюстителя, а не по самовластию.

Блюстителю моему, монаху Иоанну Грузинцу, заповедую и внушаю от имени Господа Бога и Пресвятой нашей Богородицы, чтобы по кончине моей во всем, что касается братства во Христе, и Лавры, и ея принадлежностей, как внутри горы, так и вне, он распорядился так, как требует того заповедь Божия и учение Божественных отцев. Пусть он пробудет с братиями в Лавре довольно дней, обращаясь с ними со всеми вместе и с каждым порознь, совершая молитвы и эктении и нелицеприятно, и безстрастно, со всякою свободою как бы пред лицем Самого Бога, назирающаго и ведущаго сердечныя тайны каждаго; советуясь со старейшинами, умнейшими и духовнейшими из братий, по долговременном испытании мнений и суждений как их, так и всех прочих, пусть поставит им игумена, кого укажет Бог и выберет он – вместе со старейшими из братий. Участвующих в совете блюстителя, для выбора игумена, братий должно быть не более 15 человек. А лучше и менее того. Не потому мы удаляем от совета других, что они недуховны или неумны (благодатию Божией все суть и духовны, и полезны, и благоразумны). Но так как в большом количестве, по различию свойств и мнений каждаго, одни стали бы выбирать одного, другие другаго, то я и счел справедливым, как выше сказано, чтобы немного было избирателей. Поставление же да бывает следующим образом. Пусть будет отправлено всенощное бдение с вечера в соборном храме Пресвятыя Богородицы. После заутрени, когда окончена будет Божественная литургия, преподано Божественное освящение и прочтена заамвонная молитва, да будет возглашена ектения, на коей сказано: Господи, помилуй 50 раз. Потом поставляемый пусть положит пред алтарем поклон предстоятелю и обратится к собранию монахов. Тогда пусть первый поклонится ему блюститель, а за ним и прочие все. И, как сказано выше, пусть блюститель помогает и пособляет ему всеми силами, братия же да оказывают чистое и неложное повиновение. С течением же времени господин Иоанн Грузинец, посещая и видя чин и поведение игумена и братий, конечно, заметит либо тщание, прилежание, любовь, расположение и дружество души его к братиям, братий же послушание и веру, и любовь душевную к игумену, либо все противное тому. Вследствие чего то, что прилично духовному состоянию, он утвердит, а неприличное исправит и наставит на истинный путь, да получит за то мзду от человеколюбца Бога в Царствии небесном. По избрании же и утверждении игумена хочу и желаю, чтобы он имел всякую власть и господство во всех делах духовных и телесных, не останавливаемый и не препятствуемый никем, хорошо и боголюбезно пас Духом Божиим свое во Христе сотоварищество. Если же, по грехам моим, время покажет его потом действующим в развращение, заразу и погибель душ братства (чего даже и во сне не желаю увидеть игумену), и обличенный в том, он останется неисправимым, тогда блюститель, с совета старейших братий и по собственному усмотрению и благоразумию, пусть возьмет попечение о братстве и изберет другаго, способнаго управлять Лаврою и всеми братиями, который бы оставался уже в своем звании до конца жизни.

Хочу и заповедую игумену и блюстителю, и всем моим духовным братиям, чтобы господина Антония ^[6] моего покоили до конца жизни его и воздавали ему приличную честь, и братий его призирали, как собственные члены. Тоже и относительно монаха Иоанна доброписца, какой устав, чин и обычай наблюдали при моем смирении служащие ему, такой же да сохранят и по смерти моей игумен и служащие, и все братия, а лучше, если и более того – самым делом пусть покажут ему должную почесть и любовь. То же и относительно монаха Георгия Грузинца, и монаха Григория мастера, и монаха Дорофея, и монаха Антония Киминийца, и аввы Сергия. Господину же Феофану, пресвитеру ^[7] послужите и воздайте честь, услугу и покой большия, чем каких был удостоен при моем смирении, поелику уже к старости и немощи склоняется тело его. Тоже и прочим старцам, как–то: господину Софронию и вообще всем. Потщитеся в изобилии доставлять им все обычныя потребности, безропотно и усердно, с духовным расположением, да получите ради их мзду богатую от Бога в день суда.

Более всего прилежите о странноприимстве и не нарушайте устава, который я предал вам, относительно странников, приходящих к вам сушею и морем. Все же вместе, и молодые, и старые, и первые, и последние, старайтесь сохранять неложное повиновение игумену ^[8], покоряясь слову его во всяком деле. Кто противится его повелению, противится повелению Бога и меня, смиреннаго и грешнаго.

Во всех ваших молитвах поминайте меня, да обрящу милость и оставление многих грехов в день судный.

Никифор II Фока, славный в византийской истории полководец, родившийся в 912 году, возведенный на престол в 963 г. и убитый 10/11 декабря 969 г.

Т. е. Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия. Из сего видно, что св. Афанасий «святым и благим» царем называет имп. Василия Багрянороднаго, прозваннаго «болгаробойцем». Видно также, что завещание писано после 975 года, в котором умер Цимисхий. Императоров тогда было двое: Василий и Константин – братья. Образ выражения св. Афанасия подтверждает слова историков о том, что Константин, хотя носил титул императора, но не царствовал, пока жив был брат его. Факт замечательный: все три императора, столько непохожие друг на друга и столько причин имевшие действовать вопреки один другому, равномерно покровительствовали св. Афанасию.

Ὀ ἑπί Κανικλείου придворная должность значения, не совсем теперь яснаго. Дю–Канж не различает ея с должности Логофета.

Кто таков был сей патриций Никифор? С вероятностию полагать можно, что это был кто–нибудь из той же фамилии Фока, и именно братний внук императора Никифора (сын Варды († 989), сына Льва, младшаго брата Никифорова, убитый в походе против абхазцев в 1019 или 1020 г.) – От чего сын, а не отец избирается св. Афанасием в блюстительство Лавре, причиною этому могло быть то, что в 987 г. Варда возмутился против Василия и обявил себя императором.

Лавра сия есть нынешний Иверский монастырь афонский. Многократно упоминаемый св. Афанасием, Иоанн есть, чествуемый обителию, один из трех ктиторов ея.

Антоний сей упоминается нередко в житии преподобнаго. Он был наиболее приближенным учеником его. Св. Афанасий называет его своим.

Под актом подписались оба Феофана, – оба пресвитера.

Игуменом после св. Афанасия избран некто Евстратий, как свидетельствует о том греческое жизнеописание преподобнаго.