Сочинения
Беседы
Беседа 1. О посте 1–я
Сказано:
вострубите в новомесячии трубою, во благознаменитый день праздника вашего (Пс. 80:4). Это повеление пророческое. Но всякой трубы велегласнее и всякого музыкального орудия внятнее указывает нам чтенное на предшествовавший дням сим праздник; потому что от Исаии, который отринул иудейский образ пощения, показал же нам истинный пост, узнали мы изящество
[1] постов. Не
в судех и сварех пост`итеся, но разрешай всяк соуз неправды (Ис. 58:4, 6). И Господь говорит:
не б`удите сетующе, но умый лице твое, и помажи главу твою (ср.: Мф. 6:16, 17). Поэтому будем себя вести, как научены, не сетуя в наступающие дни, но сретая их светло, как прилично святым. Унывая, никто не венчается; смущаясь духом, никто не приобретает победы. Не сетуй, когда тебя врачуют. Ни с чем несообразно — не радоваться душевному здравию, а скорбеть о перемене пищи и показывать на самом деле, что у нас более расположения к услаждению чрева, чем к попечению о душе; потому что пресыщение угождает одному чреву, а пост приносит пользу душе. Радуйся, что Врачом дано тебе врачевство, истребляющее грех. Как черви, зарождающиеся во внутренностях у детей, уничтожаются какими–нибудь самыми острыми лекарствами, так и грех, живущий во глубине души, умерщвляется в ней принятием такого поста, который подлинно достоин сего наименования.
Помажи главу свою, и умый лице. К таинствам призывает тебя слово. Кто помазует себя, тот умащается; кто моется, тот омывается. Приложи узаконение к внутренним членам. Омой душу от грехов. Помажь главу святым помазанием, чтобы стать тебе причастником Христовым, и так приступай к посту.
Не помрачай лица своего,
якоже лицемери (Мф. 6:16). Лицо помрачается, когда внутреннее расположение затеняется внешнею притворною личиною, закрываемое ложью, как завесою. Тот лицемер, кто на зрелище принимает на себя чужое лицо; будучи рабом, представляет нередко лицо господина, и будучи простолюдином — лицо царя. Подобно сему и в этом мире многие, как на позорище
[2] собственной жизни лицедействуют, иное нося в сердце, а иное выставляя напоказ людям. Поэтому не помрачай лица. Каков ты сам в себе, таким и кажись. Не притворяйся сетующим, уловляя себе наружностию славу, что ты воздержен. Нет пользы от благотворительности, о которой трубят трубою; нет выгоды и от поста, о котором всем разглашают. Что делается напоказ, то не приносит плода, который бы соблюдался до будущего века, но ограничивается людскою похвалою. Потому с светлым лицом притекай к дару поста.
Пост — дар древний, не ветшающий, не стареющийся, но непрестанно обновляемый и цветущий во всей красоте. Думаешь ли, что древность его считаю со времени происхождения закона? Пост старше и закона. Если подождешь немного, то уверишься в истине сказанного. Не думай, что день очищения, установленный для Израиля
в месяц седьмый, в десятый день месяца (Лев. 16:29), есть начало поста. Углубись в историю и ищи древность его происхождения. Пост — не новое изобретение, но драгоценность отцов. Все отличающееся древностию почтенно. Уважь седину поста. Он современен человечеству. Пост узаконен в раю. Такую первую заповедь принял Адам:
от древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте [3] (Быт. 2:17). А сие:
не снесте — есть узаконение поста и воздержания. Если бы постилась Ева и не вкусила с древа, то мы не имели бы теперь нужды в этом посте. Ибо
не требуют здравии врача, но болящии (Мф. 9:12). Мы повреждены грехом — уврачуемся покаянием; а покаяние без поста не действенно.
Проклята земля: терния и волчцы возрастит тебе (Быт. 3:17, 18). Велено сокрушаться духом, а не предаваться роскоши. Постом оправдись пред Богом.
Но и самое пребывание в раю есть образ поста, не потому только, что человек, ведя жизнь равноангельную, в уподоблении Ангелам преуспевал тем, что довольствовался малым, но и потому, что жившим в раю не приходило на мысль, что впоследствии изобретено человеческим примышлением
[4]: ни употребление вина, ни заклание животных, ни все то, что делает мутным человеческий ум.
Поелику мы не постились, то изринуты из рая. Потому будем поститься, чтобы снова взойти в рай. Не видишь ли, как Лазарь чрез пост взошел в рай?
Не подражай преслушанию Евы, не принимай опять в советники змия, который предлагает снедь, поблажая плоти. Не ссылайся на недуги и немощь тела. Не мне представляешь сии предлоги, но В`едущему. Скажи мне: поститься ты не можешь, а пресыщаться и подавлять тело бременем поедаемого можешь? И больным, сколько знаю, врачи предписывают не разнообразие снедей, но неядение и малоядение. Как же это выполнять можешь, а о том говоришь, что не можешь? Что легче для чрева: провести ли ночь после умеренного вкушения пищи или лежать обремененному обилием яств, лучше же сказать, не лежать, а часто ворочаться, потому что яства теснят и распирают? Разве скажешь, что кормчим удобнее спасать перевозное судно, когда оно нагружено товарами, нежели когда груз его мал и легок? Но и судно, когда нагружено много, заливает мало поднявшаяся волна. А если на нем соразмерный груз товаров, то оно удобно идет по волнам, и ничто не препятствует ему держаться над водою высоко. Подобно сему и тела человеческие, обременяемые всегдашним пресыщением, удобно поглощаются недугами; а если употребляется пища умеренная и легкая, то и ожидаемых от болезни худых последствий они избегают, как восстания бури, и начавшиеся уже припадки отражают от себя, как порыв вихря. Следственно, по твоему мнению, труднее не трогаться с места, чем бежать, и труднее оставаться в покое, чем бороться, если утверждаешь, что больным приличнее роскошествовать, нежели принимать умеренную пищу. Сила жизненная легко переваривает пищу умеренную и простую, и претворяет ее в плоть питаемого; а приняв дорогие и разнообразные снеди, потом будучи не в состоянии переварить их совершенно, производит разные роды болезней.
Но пусть слово обратится к истории и покажет древность поста, покажет, что все святые соблюдали пост как отеческое какое–то наследие, передаваемое от отца сыну и преемственно получаемое, так что стяжание сие, по порядку преемства, сохранилось и до нас.
В раю не было ни вина, ни заклания животных, ни мясоястий. После потопа узнали вино; после потопа сказано: ешьте все, яко зелие травное (Быт. 9:3). Когда не стало надежды на совершенство, тогда дозволено наслаждение. А доказательством, что вино не было еще изведано, служит Ной, не знающий употребления вина. Оно не вошло еще в мир и не было привычным для людей. Ной, не видав его действия на других, не испытав и на себе, неосторожно понес вред от вина. Ибо Ной насади виноград, и испи от плода, и упися (Быт. 9:20–21) не потому, что был пристрастен к вину, но потому, что не изведывал, в какой мере вкушать его. Так изобретение винопития гораздо позднее рая, и такую–то древность имеет досточестность поста!
Но знаем также, что и Моисей во время поста взошел на гору. И не осмелился бы приступить к дымящейся вершине, не дерзнул бы взойти во мрак, если б не вооружил себя постом. Во время поста принял он заповедь, перстом Божиим начертанную на скрижалях. И вверху горы пост снабдевал законом, а внизу ненасытность чрева довела свое неистовство до идолослужения. Ибо седоша людие ясти и пити и восташа играти (Исх. 32:6). Сорокадневное пребывание с Богом постящегося и молящегося служителя Его оказалось бесполезным от однократного упоения. Ибо те скрижали, начертанные перстом Божиим, которые принял пост, сокрушило пьянство; потому что, по суду пророка, упившийся народ недостоин был Божия законодательства. И этот народ, который великими чудесами научен богопознанию, ненасытностию чрева в одно мгновение низринут в египетское идолобесие. Сравни же одно с другим: как пост возводит к Богу, и как роскошь делается предательницею спасения!
Простираясь тем же путем, снизойди и до нижеследующего. Что очернило Исава и сделало рабом брату? Не одна ли снедь, за которую он отдал первенство? А Самуила даровала матери не молитва ли, соединенная с постом? Что великого ратоборца Сампсона сделало непреодолимым? Не пост ли, с каким он зачат во чреве матери? Пост чревоносил его, пост воздоил
[5] его, пост сделал его мужем; пост, который предписал матери его Ангел:
еже исходит из винограда, да не яст, и вина и сикера да не пиет (Суд. 13:14).
Пост рождает пророков, укрепляет сильных; пост умудряет законодателей. Пост — добрая стража души, надежный сожитель телу, оружие людей доблественных, училище подвижников. Он отражает искушения, умащает подвизающихся в благочестии; он сожитель трезвости, делатель целомудрия; он во бранях совершает дела доблественные, во время мира учит безмолвию; освящает назорея
[6], совершает
[7] священника, ибо без поста невозможно отваживаться на священнодействие, не только в нынешнем таинственном и истинном служении, но и в подзаконном.
Пост соделал Илию зрителем великого видения; ибо очистив душу сорокадневным постом, удостоился он в хоривской пещере видеть Господа, сколько можно видеть Его человеку. Постящийся Илия возвратил сына вдовице, чрез пост оказавшись крепче смерти. Из уст постящегося исшедший глас заключил беззаконному народу небо на три года и на шесть месяцев. Чтобы умягчить необузданное сердце жестоковыйных, Илия решился и себя осудить с ними на злострадание. Потому сказал:
жив Господь… аще будет вода на земле,
точию от уст моих [8] (3 Цар. 17:1). И наступившим голодом наложил он пост на весь народ, чтобы исправить его от порока роскоши и распутной жизни.
А какова жизнь Елисеева? Как пророк пользовался странноприимством сунамитяныни? Как сам угощал пророков? Не
зелия ли
дивия [9] и несколько
муки (4 Цар. 4:39, 41) удовлетворили страннолюбию, когда прикасавшимся к ястве угрожала опасность от прибавления
яблока дивияго [10], если бы молитва постника не уничтожила ядовитости? Одним словом, ты найдешь, что пост руководил всех святых к жизни по Богу.
Есть одно вещество, называемое амиантом и не истребляемое огнем; будучи положено в пламень, оно по видимому обугливается, но вынутое из огня, как будто вымытое в воде, делается чище. Таковы были тела трех отроков в Вавилоне, от поста получившие свойство амианта. Они в великом пламени пещном, как будто слитые из золота, оказались недоступными повреждению от огня. Подлинно, явились они крепче и самого золота, потому что огонь не растопил их, но соблюл неприкосновенными, когда ничто не могло устоять против сего пламени, который был так разжигаем
наффою и смолою… и хврастием [11], так что разливался на сорок девять локтей и, пожирая все окружающее, истребил многих халдеев (Дан. 3:46–48). И сей–то пламень попирали отроки, которые вступили в него, укрепившись постом; в таком сильном огне они вдыхали в себя тонкий и орошенный воздух. Огонь не смел прикоснуться и к волосам, которые были возращены постом.
А муж желаний Даниил, который три седмицы хлеба не ел и воды не пил, научил поститься и львов, сошедши к ним в ров. Ибо львы не могли вонзить в него зубов, как будто он был из камня, или из меди, или из другого какого твердого вещества. Как железо закаляется чрез погружение, так пост, закалив тело Даниилово, соделал его неприступным для львов; и они не отверзли уст на святого. Пост угасил силу огненную, заградил уста львов.
Пост препосылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями, при восхождении горе. Пост — приращение домов, матерь здравия, воспитатель юности, украшение старцев, добрый спутник путешественникам, надежный сожитель супругам. Муж не подозревает измены в супружеской верности, видя, что жена свыклась с постом. Жена не снедается ревностию, примечая, что муж возлюбил пост. Кто истощил дом свой во время поста? Сочти, что в нем теперь; сочти, что будет после; от поста ничто не убудет в доме. Ни одно животное не жалуется на смерть; нигде нет крови; нигде неумолимое чрево не изрекает приговора на животных; нож поваров бездействен; стол довольствуется тем, что не требует приготовлений.
Иудеям дана была суббота: да почиет, сказано, раб твой и осел твой (ср.: Втор. 5:14). Да будет пост успокоением от непрестанных трудов слугам, которые в продолжение целого года услуживают тебе. Дай отдых своему повару, дай свободу собирающему на стол, останови руку виночерпия; пусть отдохнет когда–нибудь изготовляющий разные печенья; пусть и дом успокоится от тысячей тревог, от дыма и смрада, от беготни вверх и вниз прислуживающих чреву, как неумолимому властелину. Конечно, и сборщики налогов позволяют иногда ненадолго пользоваться свободою тем, которые в их руках. Пусть даст некоторый роздых устам, пусть заключит с ними пятидневное перемирие и это чрево, которое всегда требует и ни на чем не останавливается, ныне получает и завтра забывает; когда наполнено — любомудрствует о воздержании, а как скоро отощало — не помнит тех правил.
Пост не знает, что значит взятое взаем: от трапезы постящегося не пахнет ростом
[12]. Сына постника и в сиротстве не душат отцовские долги, как обвивающиеся змеи.
Но с другой стороны, пост служит и поводом к веселию. Как жажда придает питию сладость, и предшествовавший голод делает трапезу вкусною, так и пост делает приятным вкушение яств. Когда займет он собою средину между наслаждениями, пресекши их непрерывность, тогда произведет то, что принятие пищи, как бы находившееся с тобою в разлуке, покажется тебе вожделенным. Поэтому, если хочешь сделать себе стол привлекательным, допусти чередование поста. А ты, тем самым, что слишком любишь наслаждение, неприметным образом ослабляешь для себя оное и сластолюбием уничтожаешь сладость. Сколько ни было бы что вожделенно, от непрерывности наслаждения оно делается презренным; а что имеешь у себя в редкость, наслаждение тем всего более желательно. Так и Сотворивший нас устроил, чтобы приятность даров Его не уменьшалась, потому что одно сменяется в жизни другим. Не примечаешь ли, что и солнце светлее после ночи, и бодрствование приятнее после сна, и здоровье вожделеннее по испытании противного? Поэтому и трапеза приятнее после поста как богатым, имеющим хороший стол, так и простым людям, которые довольствуются наскоро приготовленною пищею.
Убойся примера богача (Лк. 16:19–31). Его предала огню роскошная жизнь; потому что не в несправедливости, но в сластолюбии обвиненный, мучился он в пламени пещном. Поэтому, чтобы погасить нам сей огонь, нужна вода. И не для будущего только полезен пост; он драгоценен и для плоти. Самое крепкое здоровье подвержено переменам и переворотам; потому что природа изнемогает и не может переносить бремени здоровья. Смотри же, чтобы тебе, гнушаясь теперь водою, впоследствии не просить и капли ее, как просил богач. Никто не пьянел с воды; ни у кого не болела голова, обременившись водою; никто, привыкши пить воду, не имел нужды в чужих ногах; ни у кого не отнимались ноги, не переставали действовать руки от того, что напитаны водою. Ибо беспорядок в пищеварении, который необходимо сопровождает сластолюбцев, производит в телах жестокие болезни. У постящегося и цвет лица почтенный; он не переходит в бесстыдную багровость, но украшен целомудренною бледностию; взор у него кроткий, походка степенная, лицо осмысленное, не обезображиваемое неумеренным смехом; у него мерность в речи, чистота в сердце.
Приведи на память святых, бывших от начала века,
ихже не бе достоин мир, иже
приид`оша в м`илотех, в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени (Евр. 11:38, 37). Подражай их образу жизни, если домогаешься части с ними. Что упокоило Лазаря в недрах Авраамовых? Не пост ли? А жизнь Иоаннова была единый пост. У него не было ни одра, ни стола, ни возделанной земли, ни вола земледелателя, ни хлеба, ни хлебника, ни иного чего нужного для жизни. Потому
не воста в рожденных женами б`олий [13] Иоанна Крестителя (Мф. 11:11). А Павла между прочим и пост, о котором он также упоминает, хвалясь своими скорбями, возвел на третие небо (2 Кор. 12:1–5).
Но важнее всего сказанного то, что Господь наш, постом укрепив воспринятую Им за нас плоть, принял на Себя в ней приражения
[14] диавола, как нас научая постом умащать и приучать себя к подвигам в искушениях, так и противнику доставляя Своим алканием удобство приступить к Нему. По высоте Божества, Он был бы неприступен противнику, если бы чрез алкание не снизошел до человеческой немощи.
Он, восходя на небеса, вкушал пищу, чтобы удостоверить в естестве воскресшего тела; ты же не перестаешь утучнять себя и облагать плотию и нисколько не заботишься о том, что ум свой ты изнуряешь, не питая его спасительными и животворными учениями. Или не знаешь, что как в бою споборничество одному производит одоление другого, так передающийся на сторону плоти препобеждает дух, и перешедший на сторону духа порабощает плоть? Ибо они противоборствуют друг другу. Поэтому, если хочешь сделать крепким ум, обуздай плоть постом. Это и есть то самое, что сказал Апостол: в какой мере
внешний человек тлеет, в такой
внутренний обновляется; и еще:
егда немощствую, тогда с`илен есмь (2 Кор. 4:16; 12:10). Ужели не презришь снедей тленных? Ужели не возжелаешь трапезы во Царствии, которую, без сомнения, предуготовляет здешний пост? Или не знаешь, что неумеренностию в пресыщении готовишь себе упитанного мучителя — червя? Ибо кто, при обильной пище и непрестанной роскоши, принимал какое–либо общение в духовном даровании? Моисей, чтобы принять второе законоположение, имел нужду во вторичном посте. Если бы с ниневитянами не постились и бессловесные, то не избежали бы предвозвещенного разорения. Чьи
кости падоша в пустыни (Евр. 3:17)? Не тех ли, которые желали мясоястия? Пока довольствовались они манною и водою из камня — побеждали египтян, путешествовали по морю,
и не бе в коленах их бол`яй [15] (Пс. 104:37). А когда вспомнили о котлах с мясами и вожделением своим возвратились в Египет, тогда не увидели земли обетования. Ужели не боишься сего примера? Не страшишься того, что объядение может и тебя не допустить до чаемых благ? И мудрый Даниил не увидел бы видений, если бы не просветлил душу свою постом. Из тучной пищи, наподобие густого облака, выходят как бы дымные испарения и преграждают путь озарениям Святого Духа, осиявающим ум. Если же и у Ангелов есть какая пища, то разве хлеб, как говорит пророк:
хлеб ангельский яд`е человек (Пс. 77:25), а не мясо, не вино, не что–либо такое, к чему пристрастны рабы чрева. Пост есть оружие для ополчения против демонов, потому что род сей
не исходит, токмо молитвою и постом (Мф. 17:21). И столько благ от поста!
А пресыщение — начало всякого вреда. Ибо вместе с роскошию, пьянством и всякого рода лакомствами, тотчас возникают все виды скотской невоздержности. От сего люди, как скоро роскошь вонзит свое жало в душу, делаются
кони женонеистовни [16] (Иер. 5:8). У упившихся и естество превращается
[17]: в естестве мужеском вожделевают они женского, и в женском мужеского. Но пост указывает меру и в делах супружеских, удерживая от неумеренности даже в том, что дозволено законом: по согласию отделяет время на то,
да пребывают в молитве (1 Кор. 7:5).
Впрочем, пользу поста не ограничивай одним воздержанием от снедей, потому что истинный пост есть устранение от злых дел. Разрешай всяк соуз неправды (Ис. 58:4). Прости ближнему оскорбление; прости ему долги. Не в судех и сварех поститеся (Ис. 58:6). Не ешь ты мяс, но поедаешь брата. Воздерживаешься от вина, но не удерживаешь себя от обид. Вкусить пищу дожидаешься вечера, но тратишь день в судебных местах.
Горе вам пиянии не от вина (Ис. 28:1). Раздражение есть упоение души; оно так же выводит ее из ума, как и вино. И скорбь также есть упоение; она потопляет разум. Страх — новое упоение, когда бывает, от чего не должно ему быть. Ибо сказано: от страха вражия изми душу мою (Пс. 63:1). И вообще, всякую страсть, которая выводит ум из себя, справедливо можно назвать упоением. Представь себе разгневанного: как он упоен страстию; он себе не господин, не узнает себя, не узнает присутствующих, как в ночной битве всех касается, на всякого нападает, говорит, что пришло на ум: он неудержим, ругает, бьет, грозит, клянется, кричит, разрывается.
Бегай сего опьянения, не пристращайся и к упоению вином. Водопития не предваряй многопитием. Не пьянство должно тайноводствовать тебя к посту. Не чрез пьянство входят в пост, как не чрез любостяжательность — в справедливость, не чрез невоздержание — в целомудрие, и кратко сказать, не чрез порок — в добродетель. Другая дверь к посту. Пьянство вводит в невоздержность, а к посту ведет трезвость. Борец предварительно упражняет тело; постник предварительно воздерживается. Этим пяти дням да не предшествует у тебя пьянство, чтобы тебе наперед вознаградить себя за них или перехитрить Законодателя. Ибо без толку трудишься; сокрушаешь тело, а голода не предотвращаешь. Это кладовая ненадежна; ты наливаешь в дырявую бочку. Вино вытекает, идя своим путем, а грех остается. Слуга бежит от господина, который бьет; а ты не оставляешь вина, которое ежедневно бьет тебя в голову. Лучшая мера в употреблении вина — телесная потребность. А если выйдешь из пределов, то будешь завтра ходить с больною головою, страдая зевотою и головокружением, издавая из себя запах перегнившего вина; тебе будет казаться, что все ходит кругом, что все колеблется. Упоение производит сон, который есть брат смерти, и пробуждение, похожее на сновидение.
Знаешь ли, Кого готовишься принять к себе? Того, Который обещал нам: Я и Отец приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14:23). Для чего же прибегаешь сперва к пьянству и заключаешь вход Владыке? Для чего наперед допускаешь врага занять твои твердыни? Пьянство не дает места Господу; пьянство отгоняет Духа Святого. Дым гонит прочь пчел, а неумеренное винопитие отгоняет духовные дарования.
Пост — благообразие города, благоустройство торжища, мир домов, спасение имуществ. Хочешь ли видеть его досточестность? Сравни нынешний вечер с завтрашним и увидишь город, из шума и волнений перешедший в глубокую тишину. Но желаю, чтоб и нынешний вечер досточестностию уподоблялся завтрашнему и завтрашний нисколько не уступал в светлости нынешнему.
Господь же, приведший нас в сей круг времени, да поможет нам, как борцам, в сих предварительных подвигах показав твердость и силу терпения, достигнуть и дня, готовящего венцы: ныне (дня) воспоминания спасительного страдания, а в будущем веке (дня) мздовоздаяния за совершенное нами на праведном суде Самого Христа, потому что Ему слава во веки веков. Аминь.
Беседа 2. О посте 2–я
Сказано: утешайте, священницы, люди, глаголите во уши Иерусалиму (ср.: Ис. 40:1–2). Таково свойство слова, что его достаточно и к усилению стремления в прилежных, и к возбуждению охоты в нерадивых и ленивых. Посему военачальники, поставив войско в строй, пред вступлением в битву говорят увещательные речи, и увещание имеет такую силу, что во многих производит часто даже презрение смерти. А искусные в телесных упражнениях и обучающие оным молодых людей, когда выводят борцов на поприще для подвигов, много убеждают их в необходимости трудиться для венцов, и многие, вняв убеждениям, не щадят тела в соревновании о победе. Потому и мне, который Христовых воинов устрояю на брань против невидимых врагов и подвижников благочестия воздержанием приготовляю к венцам правды, необходимо увещательное слово.
Что же я скажу, братия? Кто упражняется в военном деле, кто занимается телесными упражнениями, тем свойственно укреплять свою плоть обилием пищи, чтобы с большими силами приниматься за труды; но у кого несть брань к крови и плоти, но к началом, ко властем, к миродержителем тмы сея, к духовом злобы (Еф. 6:12), тем необходимо приготовляться к подвигу воздержанием и постом. Ибо елей умащает борца, а пост укрепляет подвижника благочестия. Поэтому, сколько отнимешь у плоти, столько придашь душе, чтобы сиять ей духовным здравием; потому что не телесными силами, но постоянством души и терпением в скорбях одерживается победа над невидимыми врагами.
Полезен пост во всякое время для подъемлющих его, потому что на постящегося не смеют нападать демоны, охранители же жизни нашей — Ангелы — деятельнее пребывают с теми, которые очистили душу постом. Но гораздо более полезен он ныне, когда во всей вселенной возвещается о нем проповедь. И нет ни одного острова, ни твердой земли, ни города, ни народа, ни отдаленного края, где не была бы слышна сия проповедь; напротив того, и воинские станы, и путешественники, и мореплаватели, и купцы, все равно слышат и с радостию принимают повеление. Посему никто не исключай себя из списка постящихся, в который вносятся все роды людей, все возрасты, все различия чинов. Ангелы в каждой церкви записывают постящихся. Смотри же ради кратковременного наслаждения яствами, не лишись ангельской записи, и пред тем, который набирает воинов, не окажись виновным в побеге из воинского строя. Меньше опасности, если кого обличат, что бежал с сражения без щита, нежели когда окажется, что бросил великое оружие — пост. Богат ты? Не преобидь
[18] поста, не удостоив дать ему место за своею трапезою; не отсылай его из своего дома, с бесчестием заставив потерпеть презрение от сластолюбия, чтобы пост не оговорил тебя со временем пред Законоположником постов и в виде наказания не наложил на тебя большего воздержания от пищи, по причине или телесного недуга, или другого какого печального обстоятельства. Бедный, не издевайся над постом, потому что давно он у тебя в доме и за твоим столом. А женщинам столько же свойственно и естественно поститься, как и дышать. Дети, как цветущие растения, да орошаются водою поста. Для старцев легким делает труд давнее знакомство с постом, потому что труды, дознанные долговременною привычкой, делаются менее скучными для упражняющихся в них. Путешественникам выгодный спутник — пост; ибо как роскошь заставляет обременять себя тяжестями и носить с собою нужное для наслаждения, так пост делает их легкими и свободными в действии. Притом, когда предписан дальний поход, воины запасаются необходимым, а не тем, что служит к роскоши; и нам, которые выходим против невидимых врагов и после победы над ними поспешаем к г`орнему отечеству, не гораздо ли более прилично, как живущим в воинском стане, также довольствоваться необходимым?
Злопостражди, яко добр воин (2 Тим. 2:3), и подвизайся законно, чтобы тебе быть увенчанным, зная, что
всяк подвизаяйся, от всех воздержится (1 Кор. 9:25).
Но не должно оставлять без внимания и того, что пришло мне на мысль сейчас, пока говорил я сие, а именно: мирским воинам, по мере трудов, увеличивают выдачу жизненных припасов; а духовные воины, чем у кого меньше пищи, тем больше имеют достоинства. Ибо как шлем наш — различной природы с тленным: вещество последнего — медь, а наш составлен из надежды спасения (1 Фес. 5:8); и щит у них сделан из дерева и кожи, а у нас щитом твердыня веры; мы облечены и бронею правды (Еф. 6:14), а они носят на себе какую–то кольчугу; и мечом нашим при защите служит меч духовный, а они защищаются мечом железным; так, очевидно, не одни и те же снеди придают силу тем и другим, но нас укрепляют догматы благочестия, а для них нужно насыщение чрева. Итак, поелику возвращающийся круг времени привел к нам сии многожеланные дни, все приимем их с радостию, как древних своих воспитателей, чрез которых Церковь воздоила нас для благочестия. Потому, намереваясь поститься, не будь уныл по–иудейски, но покажи себя веселым по–евангельски (Мф. 6:16), не оплакивая скудость желудка, но радуясь душою о духовных наслаждениях. Ибо знаешь, что
плоть похотствует на духа, дух же на плоть [19] (Гал. 5:17). Поелику же
сия друг другу противятся, отнимем у плоти ее дерзновение, приумножим же душевную силу, чтобы, с помощию поста одержав победу над страстями, увенчаться нам венцами воздержания.
Поэтому приготовь уже себя, чтобы стать достойным досточтимейшего поста, сегодняшним пьянством не порти завтрашнего воздержания. Худое это рассуждение, лукавая эта мысль: «Поелику предвозвещен нам пятидневный пост, то сегодня погрузимся в пьянство». Никто, намереваясь вступить в законный брак с честною женщиною, не вводит наперед к себе в дом наложниц и непотребных женщин, потому что законная жена не потерпит сожития с развратными. Поэтому и ты в ожидании поста не вводи к себе пьянства, этой всенародной блудницы, этой матери бесстыдства, смехолюбивой, исступленной, склонной к бесчиниям всякого рода; потому что в душу, оскверненную пьянством, не войдут пост и молитва. Постящегося приемлет Господь внутрь священных оград, но не допускает упивающегося как скверного и чуждого святыни. Если завтра придешь, издавая от себя запах вина, и притом перегнившего, то ужели пьянство твое вменю тебе в пост? Рассуждай не о том, что недавно не вливал ты в себя вина, но о том, что не очистился еще от вина. Куда причислю тебя? К упивающимся или к постникам? Предшествовавшее пьянствование привлекает тебя к себе, а настоящее неядение свидетельствует о посте. Пьянство оспаривает тебя как своего невольника и по праву не отступится от тебя, представляя ясные доказательства твоего рабства, именно, запах вина, оставшийся в тебе, как в бочке. Так первый день поста будет у тебя не настоящим, потому что в тебе хранятся остатки упоения. А где начатки негодны, там, очевидно, и все теряет цену.
Пияницы…
Царствия Божия не насл`едят (1 Кор. 6:10). Если пьяный приступаешь к посту, какая тебе польза? Ибо, если пьянство заключает пред тобою двери Царства, полезно ли уже будет поститься? Не видишь ли, что опытные в объезживании коней, назначенных для ристания
[20] коней, когда ожидают дня ристания, приготовляют к сему тем, что не дают им корма? А ты намеренно обременяешь себя объедением. Столько превосходишь чревоугодием и бессловесных! Обремененное чрево не только к скорости бега, но и к сну не способно, потому что стесняемое множеством принятой пищи не дает лежать спокойно, но принуждает часто ворочаться с одного бока на другой.
Пост охраняет младенцев, уцеломудривает юного, делает почтенным старца: ибо седина, украшенная постом, достойнее уважения. Пост — самое приличное убранство женщин, узда в цвете лет, охранение супружества, воспитатель детства. Таковы услуги поста каждому отдельному дому. Но как упорядочивает он жизнь нашу в обществе? Сразу целый город и целый народ приводит к благочинию, утишает крики, усмиряет раздор, заставляет умолкнуть укоризну. Какой учитель своим приходом останавливает так мгновенно шум детей, как наступивший пост утишает волнение в городе? Какой любитель невоздержания появлялся во время поста? Какое распутное сборище составлялось постом? Нежные усмешки, блуднические песни, неистовые пляски вдруг удаляются из города, изгнанные постом, как строгим каким–то судиею. Если бы все приняли его в советники касательно дел своих, ничто не препятствовало бы тогда быть глубокому миру в целой вселенной: народы не восставали бы друг на друга; воинства не вступали бы между собою в сражения. Когда владычествовал бы пост, тогда не ковали бы оружия, не собирали бы судилищ, не содержались бы иные в узах; одним словом, в пустынях не было бы грабителей, в городах — клеветников, на море — разбойников. Если бы все были учениками поста, то, по слову Иова, вовсе не было бы слышно гласа собирающаго дань (Иов. 3:18). Жизнь наша не была бы так многоплачевна и исполнена уныния, если бы пост был главным правителем нашей жизни. Ибо, как очевидно, он научал бы всех не только воздержанию от яств, но и совершенному удалению и отчуждению от сребролюбия, любостяжательности и всякого порока, по истреблении которых ничто не препятствовало бы и нам проводить жизнь в глубоком мире и душевном безмятежии. Теперь же отвергающие пост и гоняющиеся за роскошью как за блаженством жизни, ввели этот великий рой зол и, сверх того, повреждают собственные тела свои.
Заметь различие лиц, какими явятся они тебе сегодня вечером и какими — завтра. Сегодня лица опухли, красны, увлажены тонким потом, глаза так же влажны и наглы, по причине внутреннего омрачения лишены верности ощущения; а завтра лица будут спокойны, степенны, примут естественный цвет, будут исполнены ума и полной ясности сознания, потому что не будет внутри причины, помрачающей естественные действия. Пост — уподобление Ангелам, сожитель праведным, обучение целомудренной жизни. Пост Моисея сделал законодателем. Плод поста — Самуил. Постясь молилась Богу Анна:
Адона`и Господи Ело`и Сава`оф! аще призирая призриши на рабу Твою,
и даси мне
семя мужеско, то дам е пред Тобою в дар: вина и сикера
не испиет до дне смерти его (ср.: 1 Цар. 1:11). Он воздоил великого Сампсона; и пока не разлучен был с ним, враги падали тысячами, городские врата исторгались
[21], и львы не выдерживали крепости рук его. Но когда овладели им пьянство и блуд, уловлен он был неприятелями и, лишенный очей, выставлен на посмешище детям иноплеменников. Постившийся Илия заключил небо на три года и на шесть месяцев. Поелику видел, что от пресыщения рождается много наглости, то по необходимости наложил на них невольный пост — голод, которым остановил без меры уже разлившийся грех их, постом, как бы прижиганием каким или сечением, прервав дальнейшее распространение зла.
Приимите его, бедные, как сожителя вашего и сотрапезника. Приимите его, рабы, как отдохновение от непрерывных трудов служения. Приимите его, богатые: он уврачует вас от вреда, причиняемого пресыщением, и чрез перемену сделает более приятным пренебрегаемое по привычке. Приимите его, больные: это матерь здоровья. Приимите его, здоровые: это охранитель вашей телесной крепости. Спроси врачей, и они скажут тебе, что избыток здоровья всего опаснее; посему наиболее опытные постом истребляют излишнее, чтобы под бременем утучненной плоти не сокрушились силы. Ибо, воздержанием от пищи намеренно истребив, что превышало меру, дают питательной силе некоторый простор, поддержку и начало к новому приращению.
Так польза поста открыта всякому роду жизни, всякому состоянию тела: пост везде одинаково приличен — и в домах и на торжищах, и ночью и днем, в городах и в пустынях. Поэтому радостно приимем пост, который в столь многих случаях доставляет нам блага свои, приимем, по слову Господню, не сетующе, якоже лицемери (ср.: Мф. 6:16), но неухищренно показывая душевное веселие.
И думаю, не столько будет мне труда убедить вас к принятию поста, сколько к удержанию, чтобы кто сегодня не впал в гибельные следствия пьянства; потому что пост соблюдают многие и по привычке, и из стыда друг перед другом. Но боюсь пьянства, которое охотники до вина берегут как отеческое некое наследие; потому что иные безумцы, как бы собираясь в дальний путь, нагружаются сегодня вином на пять дней поста. Кто так несмыслен, чтобы, не начав еще пить, безумствовать уже подобно пьяным? Разве знаешь, что чрево не сохраняет данного ему залога? Оно — самый неверный в договорах союзник. Это — ничего не сберегающая кладовая. Если многое в него вложено, то вред в себе удерживает, а вложенного не сохраняет. Смотри, чтобы тебе, когда придешь завтра с пьянства, не было сказано читанное ныне: не таковаго поста Аз избрах, глаголет Господь (Ис. 58:6). Для чего соединяешь несоединимое? Какое общение посту с пьянством? Что общего у винопития с воздержанием? Кое сложение Церкви Божией со идолы (2 Кор. 6:16)? Ибо храм Божий — те, в которых обитает Дух Божий, и храм идольский — те, которые чрез пьянство принимают в себя нечистоты невоздержания. Нынешний день — преддверие поста. Но осквернившийся в преддверии недостоин войти в святилище. Ни один слуга, желая прийти в милость у своего господина, не употребляет в заступники и примирители его врага. Пьянство — вражда на Бога, а пост — начало покаяния. Посему, если хочешь чрез исповедь возвратиться к Богу, бегай пьянства, чтобы оно еще более не отделило тебя от Бога.
Впрочем, для похвального поста недостаточно одного воздержания от яств; но будем поститься постом приятным, благоугодным Богу. Истинный пост — удаление от зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлучение похотей, злословия, лжи, клятвопреступления; воздержание от сего есть истинный пост. В этом пост — прекрасное дело. Насладимся же Господеви (Пс. 36:4) в поучении словесам Духа, в воспринятии спасительных узаконений, и во всех учениях, служащих к исправлению душ наших.
Будем беречься от того поста втайне, об избавлении от которого молит пророк, говоря: не убиет гладом Господь души праведных (Притч. 10:3); и: не видех праведника оставлена, ниж`е семене его просяща хлебы (Пс. 36:25). Ибо сказал сие не о чувственных хлебах, зная, что дети патриарха нашего Иакова за хлебами ходили в Египет, но говорит о духовной пище, которою усовершается внутренний наш человек. Да не приидет и на нас пост, которым грозили иудеям: се бо дние грядут, глаголет Господь, и послю на землю сию глад, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня (Ам. 8:11). Сей глад послал на них праведный Судия, когда увидел, что ум их томится голодом от невкушения учений истины, а их внешний человек чрез меру тучнеет и дебелеет. Поэтому во все последующие дни будет угощать вас Дух Святой утренними и вечерними веселиями.
Никто да не лишает себя произвольно духовного пира. Все причастимся трезвенной чаши, которую Премудрость растворила и равно предложила нам, чтобы каждый почерпал, сколько может вместить. Ибо
раствори чашу свою, и
закла своя жертвенная [22] (Притч. 9:2), то есть пищу совершенных,
имущих чувствия обучена долгим учением в разсуждение добра же и зла (Евр. 5:14). Напитавшись сим изобильно, да обрящемся достойными и радости брачного чертога о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки, аминь.
Беседа 3. На слова: «Внемли себе» (Втор. 15:9)
Создавший нас Бог дал нам употребление слова, чтобы открывали мы друг другу сердечные совещания, и чтобы каждый из нас, по общительности природы, передавал ближнему свои мысли, как бы из некоторых сокровищниц износя их из таинниц сердца. Если б мы жили, имея душу ничем не покровенную, то могли бы тотчас понимать друг друга, по одним помышлениям. Но поелику мысли производит в нас душа, покрытая завесою, то есть плотию, то для обнаружения сокрытого в глубине нужны слова и именования. Поэтому мысль наша, как скоро получит знаменующий ее звук, перенесясь в слове, как в ладье, и переплыв чрез воздух, от говорящего переходит к слушающему. И если найдет глубокую тишину и безмолвие, то слово укрывается в слухе поучающихся, как в спокойной и безмятежной пристани. Если же в слушателях, подобно жестокой буре, восстанет смятение, — слово, рассеявшись в воздухе, претерпит кораблекрушение.
Итак, доставьте сему слову тишину своим молчанием. Может быть, окажется, что и в его грузе есть нечто полезное. Слово истины уловляется с трудом и легко может ускользать от невнимательных. По домостроительству Духа, оно так сжато и кратко, что немногим означает многое, и по сокращенности удобно для удержания в памяти. Ибо совершенство слова, по самой природе его, состоит в том, чтобы своею неясностию не скрывать ему обозначаемого, и чтобы не быть излишним и пустым, без нужды изобилуя речениями. Таково и недавно прочитанное нам из Моисеевых книг слово, которое, конечно, запомнили вы, трудолюбцы, если только по краткости не проскользнуло оно мимо вашего слуха. Изречение же сие есть следующее:
внемли себе: да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония [23] (Втор. 15:9).
Мы, человеки, удобопреклонны к грехам, совершаемым мыслию; потому
Создавый на едине сердца (Пс. 32:15) наши, зная, что большая часть греха совершается в стремлении произволения, прежде всего повелел нам иметь чистоту в владычественном души
[24]. Ибо, чем всего чаще и удобнее погрешаем, то и удостоил наибольшего охранения и попечения. Как предусмотрительнейшие врачи заранее приводят в безопасность немощные тела предохранительными предписаниями, так общий Попечитель и истинный Врач душ, что видел в нас наиболее поползновенным ко греху, то и оградил крепчайшими стражами. Ибо действия телесные требуют времени, удобного случая, трудов помощников и прочих пособий; а движения мысли происходят не в продолжение времени, совершаются без труда, составляются без усилий; всякое время для них удобно. Иногда человек важный, величающийся честностию, нося наружно личину целомудрия и нередко даже сидя среди тех, которые ублажают его за добродетель, в невидимом движении сердца уносится мыслию на место греха. Он видит в представлении предмет своих желаний, воображает какую–нибудь неблагопристойную беседу, и вообще, в сокровенной храмине сердца, начертав ясное в себе самом удовольствие, совершает внутренно грех, не имеющий свидетелей и остающийся для всех неизвестным, пока не приидет Тот, Кто открывает
тайная тмы [25] и объявляет
советы сердечныя [26] (1 Кор. 4:5). Поэтому блюдись,
да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония. Ибо воззревший на жену,
ко еже вожделети…
уже любодействова…
в сердце своем (Мф. 5:28); потому что телесные действия имеют много препятствий, а кто грешит произволением, у того грех совершается с быстротою мыслей. Посему, где падение скоро, там дано нам и скорое охранение. Ибо засвидетельствовано:
да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония. Но обратимся лучше к самому началу слова.
Сказано: внемли себе. Всякое живое существо от устроившего все Бога имеет в себе побуждения к охранению своего собственного состава. И если прилежно станешь изучать, то найдешь, что большая часть бессловесных не учась имеют отвращение от вредного, и опять, по какому–то естественному влечению, стремятся к наслаждению полезным. Потому и нам обучающий нас Бог дал сию великую заповедь, чтобы в пособии разума находили мы то, что у них есть от природы; и чтобы то, что бессловесными делается без размышления, у нас совершалось со вниманием, при непрестанном напряжении рассудка; и чтобы мы были исправными хранителями данных нам от Бога побуждений, бегая греха, как бессловесные избегают ядовитого в снедях, и гонясь за правдою, как и они отыскивают в траве питательное. Поэтому внемли себе, чтобы мог ты различать вредное от спасительного.
Но поелику внимать можешь двояко: или телесными очами всматриваться в предметы видимые, или умною силою души погружаться в созерцание бесплотного, то, если скажем, что заповедь сия ограничивается действием очей, тотчас обличим ее невозможность. Ибо как человеку всего себя обнять глазом? Глаз не может устремить своего зрения сам на себя; он не досязает до темени, не знает ни хребта, ни лица, ни расположения внутренностей в утробе. Но нечестиво утверждать, что заповеди Духа невозможны. Потому остается разуметь заповедь сию об умственном действовании. Итак,
внемли себе, то есть осмотри себя со всех сторон; для охранения себя содержи неусыпным душевное око.
Посреде сетей минуеши (Сир. 9:18); врагом во многих местах поставлены сокрытые тенета
[27]. Поэтому все осматривай,
да спасешися, аки серна от тенет и яко птица от сети (Притч. 6:5). Серна неуловима тенетами по остроте зрения, почему и имя получила от свойственной ей острозрительности
[28]. А птица, когда она внимательна, по легкости крыльев становится выше злоухищрения ловцов. Поэтому смотри, не окажись худшим бессловесных в охранении себя самого, и запутавшись в сетях, не сделайся добычею диавола, будучи жив уловлен
от него в свою его волю (2 Тим. 2:26).
Итак, внемли себе, то есть внемли не тому, что твое и что около тебя, но одному себе; ибо иное — мы сами, иное — принадлежащее нам, а иное — что около нас. Мы — это душа и ум, поколику мы сотворены по образу Создавшего; наше — это тело и приобретаемые посредством него ощущения; около же нас — имущества, искусства и прочие удобства жизни. Поэтому что значит слово сие? Не плоти внемли, не за плотскими благами гонись всеми мерами, то есть за здравием, красотою, наслаждением удовольствиями и за долголетием; уважай не деньги, не славу, не владычество; не то почитай великим, что служит тебе для временной жизни, и в попечении о сем не будь нерадив о преимущественной своей жизни. Но внемли себе, то есть душе своей. Ее украшай, о ней заботься, чтобы своею внимательностию предотвратить всякую нечистоту, сообщаемую ей пороком, очистить ее от всякого греховного срама, украсить же и просветить ее всякою красотою добродетели. Испытай себя самого, кто ты; познай, что тело твое смертно, а душа бессмертна; что жизнь наша двояка: одна, свойственная плоти, скоропреходяща, а другая, сродная душе, не допускает предела. Поэтому внемли себе, не останавливайся на смертном, как на вечном, и не презирай вечного, как преходящего. Не радей о плоти, потому что преходит; заботься о душе, существе бессмертном. Со всевозможным тщанием вникай в себя самого, чтобы уметь тому и другому дать нужное: плоти — пропитание и покровы, а душе — догматы благочестия, благопристойное поведение, упражнение в добродетели, исправление страстей, чтобы не утучнять тебе тела, не стараться о множестве плоти. Но поелику плоть похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся (Гал. 5:17), то смотри, чтобы тебе, прилепившись к плоти, не уступить большего владычества худшему. Как при взвешивании на весах, если обременишь одну чашку, то непременно сделаешь легкою другую, противоположную ей; так бывает с телом и душою: избыточество в одном делает необходимым оскудение в другом. Когда тело в добром состоянии и обременено тучностию, тогда уму необходимо быть слабым и недостаточным для свойственных ему действий. А когда душа благоустроена и размышлением о благах возвышена до свойственного ей величия, тогда следствием сего бывает увядание телесных сил.
Одна и та же сия заповедь и полезна недужным и весьма пригодна здоровым. В болезнях врачи советуют больным быть внимательными к себе самим и не пренебрегать ничем служащим к уврачеванию. Но подобным сему образом и слово, врач душ наших, сим малым пособием исцеляет страждущую грехом душу. Поэтому внемли себе, чтобы по мере прегрешения получить тебе пособие от врачевания. Грех твой велик и тяжел? Тебе нужны долгая исповедь, горькие слезы, усильное бодрствование, непрерывный пост. Грехопадение легко и сносно? Пусть уравняется с ним и покаяние. Только внемли себе, чтобы знать тебе здравие и болезнь души. Ибо многие от чрезмерного нерадения, впав в великие и неисцелимые болезни, не знают даже и того, что они больны.
Велика польза сей заповеди и укрепившимся для деятельности; так что она одна и больных врачует, и здоровых усовершает. Ибо каждый из нас, научаемых сему слову, есть служитель одного какого–нибудь дела из предписанных нам Евангелием. В велицем дому, в этой Церкви, суть не точию всякие сосуди злати и сребряни, древяни и глиняни (ср.: 2 Тим. 2:20), но и всякого рода искусства. Дом Божий, яже есть Церковь Бога жива (1 Тим. 3:15), имеет своих ловцов, путешественников, зодчих, домостроителей, земледельцев, пастырей, подвижников, воинов. Всем им пригодно сие краткое изречение, влагая в каждого точность в деле и ревность произволения. Ловец ты, посланный Господом, сказавшим: се, Аз послю… многи ловцы, и уловят их на всяцей горе (Иер. 16:16)? Внемли же прилежно, чтобы не убежала от тебя добыча, и чтобы тебе одичавших в грехе, уловив словом истины, привести к Спасителю. Путник ты, подобный молящемуся: стопы моя направи (Пс. 118:133)? Внемли себе, не совращайся с пути, не уклоняйся направо или налево; иди путем царским. Зодчий — полагай надежно основание веры, которое есть Иисус Христос. Домостроитель пусть смотрит, како назидает (1 Кор. 3:10), чтобы не было ни дров, ни сена, ни тростия, но злато, сребро, камение честное (ср.: 1 Кор. 3:12). Пастырь — внемли, чтобы не опустить какой обязанности, возлагаемой пастырским званием. Какие же это обязанности? Заблудшее обрати, сокрушенное обвяжи, больное уврачуй. Земледелатель — окопай бесплодную смоковницу и обложи тем, что помогает плодородию. Воин — спостражд`и благовествованию (2 Тим. 1:8), воинствуй доброе воинство (1 Тим. 1:18) против духов злобы, против страстей плоти, приими вся оружия Божия (Еф. 6:13), не обязуйся куплями житейскими, да воеводе угоден будешь (2 Тим. 2:4). Подвижник — внемли себе, чтобы не преступить какого–либо из подвижнических законов; ибо никто не венчается, аще не законно мучен будет (2 Тим. 2:5). Подражай Павлу и текущему, и борющемуся, и бьющемуся. И сам, как добрый боец, имей неразвлеченный взор души; те места, в которые удар смертелен, защищай, закрывая руками; не своди глаз с противника. В беге простирайся в предняя (Флп. 3:13); тако тецы, да постигнеши (ср.: 1 Кор. 9:24). В борьбе ратоборствуй с невидимыми врагами. Слово требует, чтобы таков ты был в жизни, не расслабевал, не предавался сну, но трезвенно и бодрственно стоял за себя.
Не достанет мне дня, если буду описывать и занятия споспешествующих благовествованию Христову, и силу сей заповеди, сколько она пригодна для всех. Внемли себе: будь трезвен, рассудителен, храни настоящее, промышляй о будущем. Не упускай из рук, по беспечности, того, что уже есть; чего же еще нет, может быть, и не будет, не предполагай в том наслаждения, как будто оно уже в руках. Не молодым ли людям свойствен сей недуг — легкомысленно думать, что обладают уже тем, чего только надеются? Коль скоро остаются наедине или среди ночного безмолвия, вымышляют они сами в себе не имеющие существенности представления, удобоподвижностию мысли уносясь всюду, обещая себе знаменитость в жизни, блистательное супружество, благочадие, глубокую старость, от всех почести. Потом, будучи не в состоянии остановить на чем–нибудь свои надежды, простираются к тому, что у людей признается наиважнейшим. Приобретают прекрасные и огромные домы, наполняя их всяческими драгоценностями; присвояют себе столько земли, сколько суетность помыслов отделит им от целой твари; опять, собираемые с сего доходы заключают в хранилища оной суетности; присовокупляют к ним стада, несчетное множество слуг, гражданские начальственные должности, управление народами, предводительство войском, войны, трофеи и даже царскую власть. Перебрав все это в пустых мечтаниях ума, по чрезмерному неразумию воображают, что всем тем, чего надеются, наслаждаются уже как настоящим и поверженным к их ногам. Праздной и беспечной душе свойствен этот недуг — в бодрственном состоянии тела видеть сны. Посему слово, останавливая легкомыслие сердца и надмение помыслов и как бы некоторою уздою сдерживая непостоянство мысли, дает сию великую и мудрую заповедь говоря: внемли себе, не предполагай несуществующего, но располагай настоящим к пользе своей.
Думаю же, что законодатель употребляет сие увещание и для искоренения следующей обычной нам страсти. Поелику каждому из нас легче любопытствовать о чужом, нежели рассматривать свое собственное, то, чтобы не случилось этого с нами, сказано: перестань со тщанием наблюдать пороки в другом, не давай времени помыслам испытывать чужие немощи, но себе внемли, то есть обрати душевное око на собственное исследование себя самого. Ибо многие, по слову Господню, замечают сучец, иже во оце брата, бревна же, еже есть во оце их, не видят (Мф. 7:3). И потому не переставай исследовать себя самого, точно ли ведешь ты жизнь по заповеди; но не смотри на внешнее, чтоб можно тебе было найти в ком–нибудь достойное порицания, по примеру того жестокого и высокомерного фарисея, который стоял, оправдывая себя и уничижая мытаря. Напротив того, не переставай судить себя самого: не согрешил ли ты в чем помышлением? не поползнулся ли на что язык, предваряя мысли? не совершено ли в делах рук твоих что–нибудь необдуманное? И если найдешь много прегрешений в жизни своей (а найдешь, без сомнения, потому что ты человек), то скажи словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешнику! (Лк. 18:13).
Итак, внемли себе. Если ты благоденствуешь, живешь светло, и вся жизнь твоя несется по течению, это изречение будет тебе полезно, как добрый советник, напоминающий о судьбе человеческой. И если ты угнетен обстоятельствами, оно благовременно будет услаждать сердце, чтобы тебе от кичливости не превознестись до непомерной гордыни, и с отчаяния не впасть в малодушное уныние. Гордишься ты богатством, величаешься предками, восхищаешься отечеством, красотою телесною, воздаваемыми от всех почестями? Внемли себе, что ты смертен, что земля еси, и в землю отыдеши (Быт. 3:19). Посмотри на тех, которые прежде тебя жили в подобной знатности. Где облеченные гражданским имуществом? Где непреоборимые витии? Где распоряжавшиеся празднествами, знаменитые содержатели коней, военачальники, сатрапы, властители? Не все ли прах? Не все ли баснь? Не малое ли число костей осталось памятником их жизни? Загляни в гробы: возможешь ли различить, кто слуга и кто господин, кто бедный и кто богатый? Отличи, ежели есть у тебя возможность, узника от царя, крепкого от немощного, благообразного от безобразного. Поэтому, помня свою природу, никогда не превознесешься. Будешь же помнить себя, если внемлешь себе.
Опять, ты человек низкого рода, не славный, ты бедняк из бедняков, нет у тебя ни дома, ни отечества, ты немощен, не имеешь насущного пропитания, трепещешь людей сильных, всех боишься, по причине низкого своего состояния, ибо сказано:
нищий не терп`ит прещения [29] (Притч. 13:8)? Не отчаивайся в себе и не теряй вовсе доброй надежды от того, что в настоящем нет для тебя ничего завидного, но возводи душу свою к благам, какие даны уже тебе от Бога, и какие по обетованию уготованы впоследствии. Итак, во–первых, ты человек, единственное из живых существ (земных) богосозданное. Ужели рассуждающему здравомысленно для высшей степени благодушия недостаточно и сего — быть созданным собственными руками все устроившего Бога? недостаточно и того, что сотворенный по образу Создавшего тебя, доброю жизнию можешь достигнуть равночестия с Ангелами? Ты получил разумную душу, которою уразумеваешь Бога, проникаешь рассудком в природу сущего, пожинаешь сладчайший плод мудрости. Все животные, как водящиеся на суше, и кроткие и свирепые, так живущие в водах и летающие в сем воздухе, тебе порабощены и подчинены. Не ты ли изобрел искусства, построил города, придумал все и необходимое и служащее к роскоши? Не твой ли разум сделал для тебя моря проходимыми? Земля и море не служат ли твоей жизни? Воздух, небо и сонмы звезд не показывают ли тебе своего стройного чина? Почему же малодушествуешь от того, что у тебя нет среброуздого коня? Но есть у тебя солнце, которое в самом быстром своем течении в продолжение всего дня носит пред тобою светильник. У тебя нет блещущего золота и серебра, но есть луна, которая озаряет тебя своим в тысячу раз б`ольшим светом. Не входишь ты на златокованные колесницы, но есть у тебя ноги — эта собственная и природная твоя колесница. Для чего же ублажаешь людей, которые накопили полный карман и, чтобы перейти с места на место, имеют нужду в чужих ногах? Не спишь ты на ложе из слоновой кости, но имеешь у себя землю, которая дороже множества слоновой кости, имеешь сладкое на ней упокоение, скорый и беззаботный сон. Не лежишь ты под золотою кровлею, но имеешь над собою небо, сияющее неизреченными красотами звезд. Но это еще человеческое, а есть и другое — более важное. Для тебя Бог между человеками, для тебя раздаяние даров Святого Духа, разрушение смерти, надежда воскресения, Божии повеления, усовершающие жизнь твою, восхождение к Богу, с помощию заповедей, уготованное Царство Небесное, венцы правды, готовые для неуклоняющего от подвигов добродетели!
Если внемлешь себе, то все сие и еще большее найдешь около себя; и как насладишься настоящим, так не будешь малодушествовать в скудости. Сия заповедь, повсюду находясь перед твоими глазами, будет подавать великую помощь. Например, гнев овладел твоим рассудком, и раздражительность влечет тебя к неприличным речам, жестоким и зверским поступкам? Если внемлешь себе, то усмиришь гнев, как упрямого и не терпящего узды молодого коня, поражая его, как бичом, ударом сего слова; удержишь и язык, не возложишь и рук на огорчившего. Опять худые пожелания, распаляя твою душу, ввергают ее в неудержимые и нечистые стремления? Если внемлешь себе, и вспомнишь, что это, в настоящем для тебя сладостное, будет иметь горький конец, это, ныне от удовольствия происходящее в нашем теле, щекотание породит ядовитого червя, который будет бесконечно мучить нас в геенне, и что это разжжение плоти будет матерью вечного огня, — то удовольствия тотчас исчезнут, обратившись в бегство, и в душе произойдет какая–то ч`удная внутренняя тишина и безмолвие, подобно тому, как в присутствии целомудренной госпожи умолкает шум резвых служанок. Поэтому внемли себе, и знай, что одно в душе разумное и духовное, другое — страстное и неразумное, и что первому по природе принадлежит господство, а прочему — повиновение и послушание разуму. Итак, не попускай, чтобы когда–нибудь порабощенный ум стал слугою страстей, и опять, не позволяй страстям восставать против разума и присвоять себе владычество над душою.
Вообще же, точное соблюдение себя самого даст тебе достаточное руководство и к познанию Бога. Ибо, если внемлешь себе — ты не будешь иметь нужды искать следов Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком–то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя. Из бесплотности находящейся в тебе души уразумевай, что и Бог бесплотен. Знай, что Он не ограничен местом, потому что и твой ум не имеет предварительного пребывания в каком–нибудь месте, но только по причине соединения с телом находит себе известное место. Веруй, что Бог невидим, познав собственную свою душу, потому что и она непостижима телесными очами. Она не имеет ни цвета, ни вида, не объемлется каким–либо телесным очертанием, но узнается только по действиям. Потому и в рассуждении Бога не домогайся наблюдения с помощию очей, но, предоставив веру уму, имей о Боге умственное понятие. Дивись Художнику, как силу души твоей привязал Он к телу, так что, простираясь до его оконечностей, наиболее отдаленные между собою члены приводит в одно согласие и общение. Рассмотри, какая сила сообщается телу душою, и какое сочувствие возвращается от тела к душе; как тело приемлет жизнь от души, и душа приемлет болезненные ощущения от тела; какие в ней сокровищницы познаний; отчего знанием прежнего не помрачается изучаемое вновь, но воспоминания сохраняются неслитными и раздельными, будучи начертаны во владычественном души, как бы на медном каком столпе; как душа, поползнувшаяся в плотские страсти, губит свойственную ей красоту, и как опять, очистившись от греховного срама, чрез добродетель восходит до уподобления Творцу.
Внемли, если угодно тебе, по рассмотрении души, и устройству тела; и подивись, какое приличное виталище устроил разумной душе наилучший Художник. Из всех животных одному человеку дал Он прямое положение тела, чтобы по самому наружному виду мог ты разуметь, что жизнь твоя ведет начало свыше. Все четвероногие смотрят в землю и потуплены к чреву, а у человека взор обращен к небу, чтобы он не предавался чреву и плотским страстям, но имел всецелое стремление к горнему шествию. Потом, поместив голову на самом верху тела, Бог водрузил в ней наиболее достойные чувства. Там зрение, слух, вкус, обоняние; все они размещены вблизи друг от друга. И при таком стеснении их в малом пространстве, ни одно не препятствует действованию соседнего с ним чувства. Глаза заняли самую высшую стражбу, чтобы ни одна часть тела не преграждала им света, и чтобы, находясь под небольшим прикрытием бровей, они могли прямо устремляться с горней высоты. Опять, слух открыт не по прямому направлению, но звуки, носящиеся в воздухе, принимает в извитый ход. И высочайшая премудрость видна в том, что и голос проводит беспрепятственно, или лучше сказать, звучит, преломляясь в изгибах, и ничто отвне привходящее не может быть препятствием ощущению. Изучи природу языка, как он мягок и гибок и по разнообразию движений достаточен для всякой потребности слова. Зубы суть вместе и орудия голоса, доставляя крепкую опору языку, и вместе служат при вкушении пищи; одни рассекают, другие измельчают ее. И таким образом, рассматривая все с надлежащим рассуждением и изучая втягивание воздуха легкими, сохранение теплоты в сердце, орудия пищеварения, проводники крови, во всем этом усмотришь неисследимую премудрость своего Творца; так что и сам ты скажешь с пророком: удивися разум Твой от мене! (Пс. 138:6).
Итак, внемли себе, чтобы внимать Богу, Которому слава и держава во веки веков, аминь!
Беседа 4. О благодарении
Слышали вы слова Апостола, с которыми обращается он к фессалоникийцам, предписывая закон для целой жизни; потому что учение преподавалось тем, которые когда–либо обращались с Апостолом, польза же учения простирается на всю человеческую жизнь. Всегда радуйтеся, говорит он, непрестанно молитеся. О всем благодарите (1 Фес. 5:16–18). Что значит радоваться? Какая от того польза? Как возможно исправлять непрестанную молитву и воздавать за все благодарение Богу? Об этом, по мере возможности, поговорим несколько после. Предварительно же нужно нам заняться тем, что возражают противники, клевеща, что предписанное законом невозможно. Они говорят: что за добродетель — проводить день и ночь в излиянии души, веселясь и радуясь? Да и как возможно успеть в этом, когда окружают нас тысячи не от нас зависящих бедствий, которые производят в душе необходимое уныние, и в которых радоваться и благодушествовать еще более невозможно, нежели сожигаемому не чувствовать боли и пронзаемому не мучиться?
А может быть, иной и из окружающих нас здесь, болезнуя сею немощию рассудка, в извинение своих грехов представляет такие же предлоги; по причине своего нерадения о соблюдении заповедей, думает обратить сие в укоризну законодателю, что предписывает невозможное. И он говорит: как можно мне всегда радоваться, когда причины радости не в моей власти? Ибо то, что производит радость, вне нас, а не в нас; например, прибытие друга, свидание с родителями после долговременной разлуки, находка денег, почести от людей, восстановление здоровья после тяжкой болезни и прочее благоденствие жизни: дом всем изобилующий, сытный стол, дружелюбные сообщники в веселии, доставляющие удовольствие слуху и зрелища, здоровье близких родных, благоуспешное течение жизни их во всем прочем, потому что прискорбны не только нас самих постигающие огорчения, но и те, которые опечаливают друзей и родных. А потому все это необходимо для составления радости и душевного самодовольствия. И сверх того, когда случается видеть падение врагов, поражение злоумышляющих, вознаграждение благодетелей, и одним словом, когда ни настоящие, ни ожидаемые затруднения нимало не возмущают жизни нашей, тогда может быть радость в душе. Итак, для чего же дана нам заповедь, исполнение которой не в нашем произволении, но бывает следствием других причин? Да как и молиться буду непрестанно, когда телесные нужды необходимо обращают на себя помышление души, и невозможно, чтобы мысль в одно и то же время делилась между двумя заботами? Но мне повелевают и благодарить за все. Ужели благодарить, когда меня мучат, издеваются надо мною, растягивают меня на колесе, выкалывают мне глаза? Ужели благодарить, когда ненавистник наносит мне бесчестные удары, когда цепенею от стужи, когда мучусь голодом, когда привязан я к дереву, когда вдруг я обесчадел или лишился и самой жены, когда от кораблекрушения внезапно потерял достаток, попался на море разбойникам или на суше грабителям, когда я в ранах, оклеветан, стал нищим, живу в темнице? Все сие и еще многое другое собирают вместе обвиняющие законодателя, думая обратить в оправдание своим грехам ту клевету, что предписанное нам невозможно.
Что же скажем на сие? То, что Апостол имеет в виду другое и пытается души наши вознести с земли на высоту и ввести в небесный образ жизни. Они, не постигая великой мысли законодателя, в телесных страстях, как черви около грязи, обвиваясь около земли и плоти, требуют возможности исполнять апостольские предписания. Апостол же приглашает всегда радоваться не всякого, но того, кто подобен ему самому, не живет уже во плоти, но имеет живущего в себе Христа; потому что общение с высочайшим из благ никак не допускает сочувствия с тем, что беспокоит плоть; но хотя бы и рассекаема была плоть, расторжение связи остается в страждущей части тела, распространение же боли не может доходить до силы в душе. Ибо, если, по апостольскому совету, умертвили мы уды, яже на земли (Кол. 3:5), и носим мертвость Иисусову в теле (2 Кор. 4:10), то необходимо, чтобы удар, нанесенный умерщвленному телу, не доходил до души, которая отрешена от общения с ним. Также бесчестия, потери и смерть ближних, не будут восходить до ума и возвышенность души низводить до сочувствия с здешним. Ибо, если подвергшиеся неприятностям рассуждают одинаково с человеком к себе внимательным, то не причинят они скорбей другому, потому что и сами беспечально переносят приключившееся с ними. Если же живут по плоти, то и в этом случае не причинят скорби, но будут признаны жалкими, не столько по тесноте своих обстоятельств, сколько потому, что избрали для себя не то, что должно. Вообще, душа, однажды объятая любовию к Создавшему и привыкшая увеселяться тамошними красотами, от разнообразного превращения плотских страданий не утратит своей радости и благодушия; но скорбное для других увеличит ее веселие. Таков был Апостол, который благоволил в немощех, в скорбех, во изгнаниих, в бедах, хвалился своею нищетою, находясь во алчбе и жажди, в зиме и наготе, во изгнаниях и теснотах (2 Кор. 6:4; 11:27); при чем другие скорбят и отрекаются от жизни, при том Апостол радуется. Поэтому непонимающие апостольской мысли и не разумеющие, что он призывает нас к жизни евангельской, дерзают обвинять Павла, будто предписывает нам невозможное.
Но пусть узнают, сколько Божией великодаровитостию дано нам поводов разумно радоваться. Мы из небытия приведены в бытие, сотворены по образу Создавшего, имеем и разум, и слово, которые составляют совершенство нашей природы, и которыми познали мы Бога. Тщательно же изучая красоты творения, по оным, как по некоторым письменам, уразумеваем великий Божий о всем Промысл и Божию премудрость. Мы имеем способность различать доброе и худое; самою природою научены избирать полезное и отвращаться вредного. Будучи отчуждены от Бога грехом, снова воззваны мы к общению (с Ним), освобожденные кровию Единородного от бесчестного рабства. А надежда воскресения, а наслаждения ангельскими благами, Царство на небесах, обетованные блага, превосходящие силу разумения и слова!
Как же всего этого не признавать достаточною причиною к непрекращающейся радости и к непрестанному веселию, а напротив того, думать, что тот, кто пресыщает чрево, забавляется звуками свирели, возлежит на мягком ложе, тот один проводит жизнь, достойную радости? А я бы сказал, что имеющим ум, прилично — о нем плакать, ублажать же должно тех, которые настоящую жизнь проводят в надежде будущего века и настоящее обменивают на вечное. Соединившиеся с Богом, хотя пребывают в пламени, как три отрока в Вавилоне, хотя заключены вместе со львами, хотя поглощены китом, должны и нами быть ублажаемы, и сами проводить жизнь в радости, не скорбя о настоящем, но увеселяясь надеждою на уготованное нам впоследствии. Ибо думаю, что добрый подвижник, однажды вступив на поприще благочестия, мужественно должен переносить удары противников, в надежде славы — быть увенчанным. И в телесных подвигах, привыкшие к трудам ратоборства не теряют духа от боли удара, но продолжают борьбу с противником, по причине желания, чтобы их провозгласили победителями, презирая настоящие труды. Так и у ревнителя добродетели, хотя встретится что–либо трудное, не омрачит сие радости; потому что скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим. 5:3–5). Посему тот же Апостол и в другом месте повелевает нам в скорби быть терпеливыми и радоваться упованием (Рим. 12:12). Итак, надежда делает, что радость обитает в душе добродетельного.
Но сей же Апостол заповедует нам, что должно
и плакати с плачущими (Рим. 12:15). И пиша к галатам, он плакал о врагах креста Христова. И нужно ли говорить, что Иеремия плакал, что Иезекииль, по повелению Божию, писал плач князей (Иез. 19:1), и что многие святые предавались плачу?
Горе мне, мати!.. вскую мя родила еси? (Иер. 15:10). И:
у люте мне…
яко погибе благочестивый от земли, и исправляющаго в человецех несть; и:
у люте мне! понеже бых аки собираяй сламу на жатве [30] (Мих. 7:2:1). И вообще, исследуй гласы праведных, и если только найдешь, что кто–нибудь из них издает плачевный глас, то убедишься, что все они оплакивают мир сей и эту бедственную в нем жизнь.
Увы мне, яко пришельствие мое продолжися (Пс. 119:5); ибо
желание имеет
разрешитися и со Христом быти (Флп. 1:23); потому огорчается продолжением сего пришельствия как препятствием к радости. Давид же и в песнях оставил нам плач о друге Ионафане, в котором оплакивал вместе и врага своего.
Болезную о тебе, брате мой Ионафане!.. и:
дщери Израилевы, плачите по Сауле! (2 Цар. 1:26, 24). Саула оплакивает как умершего во грехе, а Ионафана как человека, который во всю жизнь был с ним в тесной дружбе. И нужно ли говорить о чем другом? Сам Господь плакал о Лазаре (Ин. 11:35), плакал и о Иерусалиме (Лк. 19:41), и ублажает скорбящих (Мф. 5:4) и в другом месте — плачущих (Лк. 6:21).
Говорят: «Как согласить сие с словами: всегда радуйтеся? Ибо слезы и радость происходят не из тех же причин. Слезы, обыкновенно, рождаются от неожиданного впечатления, которое, подобно удару, поражает и приводит в уныние душу, стесняя дыхание в предсердии; а радость есть как бы скакание души, восхищающейся тем, что дела согласны с ее желанием. От сего и перемены в теле бывают различные. У скорбящих тело бледно, синевато, холодно; а у веселых состояние тела цветущее, вид румяный, душа едва не скачет и не рвется наружу от удовольствия».
На сие скажем, что плач и слезы у святых бывали от любви к Богу. Взирая всегда на Возлюбленного и возращая в себе почерпаемое там веселие, они имели попечение о судьбе подобных им рабов, оплакивая согрешающих, исправляя их слезами. Но как стоящие на берегу, сострадая об утопающих на море, попечением о бедствующих не утрачивают собственной безопасности, так оплакивающие грехи ближних не уничтожают тем своего веселия, а напротив того, еще более оное увеличивают, за слезы о брате удостаиваясь радости от Господа. Посему блаженны плачущие и блаженны скорбящие, ибо они утешатся и воссмеются (Лк. 6:21; Мф. 5:4). Смехом же называет не шум, выходящий из щек при воскипении крови, но веселость, не растворенную и не смешанную ни с чем печальным. Поэтому Апостол дозволяет плакать с плачущими; потому что эти слезы бывают как бы семенем и залогом вечной радости. Востеки мыслию и созерцай ангельское состояние. Прилично ли им другое состояние, кроме состояния радости и благодушия, потому что они удостоены предстоять Богу и наслаждаться неизреченною красотою славы Создавшего нас? К сей–то жизни побуждая нас, Апостол заповедал нам всегда радоватися.
О том же, что Господь плакал о Лазаре и о городе, можем сказать, что Он и вкушал и пил, не Сам имея в том нужду, но тебе оставляя меру и предел необходимых ощущений души. Так Он и плакал, чтобы исправить излишнюю чувствительность и малодушие склонных к сетованию и слезам. Ибо как все прочее, так и плач требует соразмерности с разумом касательно того, о ком, сколько, когда и как должно проливать слезы. А что слезы Господни пролиты не по страстному движению, а для нашего научения, сие видно из сказанного: Лазарь, друг наш, `успе; но иду, да возбужу его (Ин. 11:11). Кто из нас оплакивает спящего друга, о котором надеется, что он в скором времени пробудится от сна? Лазаре, гряди вон (Ин. 11:43), и мертвый ожил, связанный стал ходить. Чудо в чуде — иметь ноги, связанные погребальными пеленами, и не встречать в том препятствий к движению! Здесь укрепляющее было сильнее препятствующего. Почему же, намереваясь совершить это, признал настоящий случай достойным слез? Не явно ли, что, во всем поддерживая нашу немощь, в некоторую меру и пределы заключил необходимые страстные движения, предотвращая несострадательность, потому что это зверонравно, и не дозволяя предаваться скорби и проливать много слез, потому что это малодушно? Посему, пролив слезы над другом, и Сам показал общение с человеческой природой, и нас освободил от излишеств в том или другом, повелевая, чтобы мы и не расслабевали в страстных движениях, и не с бесчувственностию встречали скорби. Как Господь чувствовал голод, когда у Него испарялась твердая пища, испытывал жажду, когда истощалась влажность в теле, и утомлялся, когда от путешествия чрезмерно напрягал мышцы и жилы; между тем не Божество утомлялось трудом, но тело испытывало зависящие от природы его перемены; так допустил и слезы, дозволив произойти естественной для плоти перемене.
А это бывает, когда полости мозга, вследствие скорби наполненные испарениями, чрез глазные скважины, как бы чрез какой водопровод, извергают из себя влажное бремя. От сего–то, при неожиданном прискорбном слухе, происходят какой–то шум в ушах, головокружение и помрачение в глазах, вследствие потрясения, произведенного в голове испарениями, какие возгоняет сосредоточение теплоты во внутренности. Потом, как облака в дождевые капли, так, думаю, и густота испарений разрешается в слезы. От этого огорченные находят некоторое удовольствие в пролитии слез, потому что слезами неприметно истощается отягощавшее их. Справедливость же сего рассуждения подтверждает действительный опыт; ибо знаем, что многие в безотрадных бедствиях насильно удерживались проливать слезы, а после сего одних постигали неизлечимые болезни, удар или паралич, а другие и совсем испускали дух, потому что сила их, как слабая подпора, сокрушалась под тяжестию скорби. Можно видеть на пламени, как оно задушается собственным своим дымом, если дым не уходит, но стелется около него. То же, говорят, бывает и с жизненною силою, она истаивает и угасает от огорчений, когда нет никакого испарения наружу.
Поэтому наклонные к излишней печали не должны в оправдание собственной страсти указывать на слезы Господа. Ибо как пища, которую вкушал Господь, должна служить для нас не поводом к сластолюбию, а напротив того, самым высоким правилом воздержания и умеренности, так и слезы предложены нам не в закон, предписывающий плакать, но в самую пристойную меру и в точное правило, по которому должны мы, оставаясь в пределах естества, переносить скорбное честно и благопристойно. Посему ни женщинам, ни мужчинам не дозволяется много сетовать и плакать, но можно опечалиться несколько во время скорби и лить не много слез, впрочем, тихо, без рыданий и воплей, не раздирая на себе одежды, не посыпая себя пеплом, без всяких других подобных сим неблагопристойностей, допускаемых людьми, которые не имеют понятия о приличиях. Ибо тому, кто очищен Божественным учением, должно оградиться правым словом, как твердою стеною, мужественно и с силою отражать от себя устремления подобных страстей и не допускать, чтобы полчище страстей наводнило уступчивую и податливую душу как бы некое низменное место. Душе слабой и нимало не укрепляемой упованием на Бога свойственно чрез меру надрываться и падать под тяжестию скорби. Как черви всего чаще заводятся в деревьях менее твердых, так скорби зарождаются в людях более изнеженного нрава.
Не адамантовое
[31] ли сердце было у Иова? Не из камня ли сделана была внутренность его? в короткое мгновение времени умирают у него четверо детей, сокрушенные одним ударом в дому веселия, во время наслаждения, потому что диавол обрушил на них дом. Видит он трапезу, смешанную с кровию, видит детей, рожденных в разные времена, но постигнутых общим концом жизни. Он не плачет, не рвет на себе волос, не издает какого–нибудь немужественного гласа, но произносит это славное и всеми воспеваемое благодарение:
Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно (Иов. 1:21). Не бесчувственный ли он человек? но возможно ли это? Он же сам о себе говорит:
аз о всяком угнетаемом
восплакахся (Иов. 30:25). Но не лгал ли он, говоря сие? Впрочем нет, истина свидетельствует о нем, что при других добродетелях он был и
истинен; сказано:
человек непорочен, праведен, богочестив, истинен (Иов. 1:1).
А ты плачешь, напевая какие–то песни, сложенные для грусти, и унылыми напевами стараешься томить свою душу. Как лицедеям, когда представляют что–нибудь печальное, свойственно переодеванье и наряд, в котором являются на зрелище, так думаешь, что и у плачущего должны быть соответственный вид, черная одежда, всклокоченные волосы, в доме темнота, нечистота, пепел и унылый напев, которым бы рана скорби постоянно сохранялась в душе незаживленною. Предоставь поступать так неимеющим упования. А ты о почивших во Христе научен, что сеется в тление, востает в нетлении… сеется в немощи, востает в силе; сеется тело душевное, востает тело духовное (1 Кор. 15:42–44). Для чего же плачешь о том, кто пошел переменить одежду? Не плачь и о себе, как лишающийся какого–нибудь помощника в жизни; ибо сказано: благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека (Пс. 117:8). Не сетуй и о нем, как о потерпевшем бедствие, ибо в скором времени пробудит его небесная труба, и увидишь его предстоящим судилищу Христову. Итак, оставь сии малодушные и невежественные возгласы: «Увы! какое неожиданное несчастие!»; и: «Кто бы думал, что это случится?»; и еще: «Когда ожидал я, что покрою землею любезнейшую для меня главу!». При таких словах, если мы слышим их и от другого, нам следует краснеть, потому что и памятованием прошедшего, и опытами в настоящем научены мы необходимости сих страданий естества.
Поэтому ни безвременная смерть, ни другие неожиданно встречающиеся злополучия не поразят нас, наставленных словом благочестия. Например, был у меня сын юноша, единственный преемник имения, утешение старости, украшение рода, цвет сверстников, подпора дома, — и он–то в самом прелестном возрасте внезапно похищен смертию; землею и прахом стал тот, кого недавно так сладко было слушать, кто составлял приятнейшее зрелище для очей родителя! Что же мне делать? Раздеру на себе одежду, стану валяться по земле, вопить и жаловаться, покажу себя окружающим вроде ребенка, который кричит и бьется под ударами? Или, обратив внимание на необходимость приключившегося, на то, что закон смерти неумолим, одинаково простирается на все возрасты, разрушает по порядку все сложное, не буду дивиться случившемуся, как чему–то небывалому, не стану сходить с ума как пораженный неожиданным ударом, издавна будучи предуведомлен, что сам я смертен и смертного имел сына, что все человеческое непрочно и не остается навсегда у обладающих; напротив того, даже великие города, знаменитые блистательностию зданий, могуществом обитателей и отличающиеся цветущим состоянием страны и торговли во всем прочем, теперь в одних развалинах сохраняют признаки древнего величия. И корабль, неоднократно спасавшийся на море, после тысячи быстрых плаваний принеся купцам тысячи грузов, погибает от одного приражения ветра. И воинства, много раз одолевавшие врагов в битвах, с переменою счастия становятся жалким зрелищем и притчею. Даже целые народы и острова, достигшие великого могущества, и на суше и на море воздвигнувшие себе множество победных памятников, собравшие великие богатства из военной добычи, или поглощены временем, или, подпав плену, обменили свободу на рабство. И вообще, какое ни наименуешь из самых великих и нестерпимых бедствий, в прошедшей жизни есть уже одинаковые с ним примеры.
Поэтому, как тяжести различаем по наклонению весов и различие золота пробуем трением о камень, так, приводя себе на память указанную нам Господом меру, никогда не выйдем из пределов благоразумия. Итак, если когда случится с тобою что–либо неприятное, прежде всего, упорядочив свои мысли, не подвергайся смущению, а потом упованием на будущее облегчай для себя настоящее. Как больные глазами, отвращая взоры от предметов слишком блестящих, успокаивают их, останавливая на цветах и зелени; так и душе надобно не смотреть непрерывно на скорбное и не заниматься настоящими горестями, но возводить взор свой к созерцанию истинных благ. Так в состоянии будешь всегда радоваться, если жизнь твоя всегда обращена будет к Богу, и надежда на воздаяние будет облегчать житейские скорби. Обесчещен ты? Но взирай на славу, какая уготована за терпение на небесах. Нанесен тебе убыток? Но простирай взор к небесному богатству и сокровищу, которое собираешь себе добрыми делами. Изгнан ты из отечества? Но имеешь отечеством Небесный Иерусалим. Лишился ты чад? Но имеешь Ангелов, с которыми будешь ликовать пред престолом Божиим и веселиться вечным веселием. Так настоящим горестям противополагая ожидаемые блага, соблюдешь душу свою беспечальною и невозмущенною, к чему и призывает нас закон апостольский. И счастливое течение дел человеческих да не производит в душе твоей неумеренной радости, и скорби да не унижают ее бодрости и возвышенности унынием и стеснением. Ибо кто не приобучен предварительно смотреть так на дела житейские, тот никогда не будет жить без треволнений и смущений. Но в сем легко успеешь, ежели будешь иметь при себе заповедь, которая советует тебе всегда радоваться, станешь устранять от себя беспокойства плоти, собирать же душевные веселия, восходить выше ощущения настоящего, устремлять мысль к упованию вечных благ, о которых и одного представления достаточно, чтобы наполнить душу веселием и вселить в сердца наши ангельское радование о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки. Аминь.
Беседа 5. На память мученицы Иулиты [32] и продолжение сказанного в предыдущей беседе: о благодарении
Поводом к сему собранию служит сделанное провозглашение о блаженной мученице. Ибо наперед объявили мы вам о сем дне, что в оный совершается память великого подвига, подвига в женском теле самого мужественного, тогда приводившего в изумление всех присутствовавших на зрелище, а впоследствии слышащих сказание о претерпенных мучениях, — подвига, каким подвизалась Иулита, блаженнейшая из жен, если только прилично наименовать женою ту, которая величием своей души скрыла немощь женского естества, и которою, как думаю, наипаче низложен общий наш противник, не терпящий победы от жен. Он хвалился делами великими, что сотрясет вселенную всю, обымет яко гнездо, и возьмет яко оставленная яйца, и опустошит грады (Ис. 10:14); но оказалось, что побежден доблестию жены. Он намеревался обличить сию жену во время искушения, что по естественной немощи не может она до конца сохранить веры в Бога; но на опыте изведал, что она мужественнее своей природы и столько же посмеялась его страхованиям, сколько надеялся он привести ее ими в ужас.
У нее началась тяжба с одним из сильных в городе, с человеком корыстолюбивым и наглым, собравшим себе богатство хищением и грабежом, который, отрезав множество земли у этой женщины и ее поля, деревни, стада, рабов и всякую утварь, нужную в жизни, присвоив себе, склонил суд на свою сторону, подкрепляемый тайными доносчиками, лжесвидетелями и продажностию судей. Когда же наступил срочный
[33] день, глашатай вызвал, ходатаи по делам были готовы, и она начала обнаруживать самоуправство этого человека, стала рассказывать, как имение приобретено вначале, и как давность времени утвердила владение им, и потом жаловаться на насилия и корыстолюбие сего человека; тогда он вышел и сказал, что это дело не подлежит судебному разбирательству, потому что не позволительно пользоваться общими правами тем, которые не служат богам царей и не отреклись от веры во Христа. Председатель рассудил, что он говорит справедливо и требует необходимого. Тотчас поданы ладан и жаровни, сделано предложение тяжущимся, что если она отречется от Христа, то может пользоваться законами и выгодами от них, а если будет упорно держаться веры, то нет ей участия ни в судилищах, ни в законах, ни в прочих гражданских правах наравне с лишенными чести по закону
[34] державствоваших тогда.
Что же после сего? Уловлена ли она приманкою богатства? Презрела ли полезное для себя в состязании с обидчиком? Устрашилась ли опасности, какою угрожали судии? Нимало. А напротив того она говорит: «Гибни жизнь! Пропадай имение! Пусть не останется у меня тела, прежде нежели выговорю какое–нибудь нечестивое слово на создавшего меня Бога!» И чем более в глазах ее председатель раздражался сими словами и до крайности воспламенялся на нее гневом, тем более благодарила она Бога, потому что, ведя тяжбу о тленном богатстве, видимо утверждала за собою обладание небесными благами, лишалась земли, чтобы приобрести рай, осуждаема была на бесчестие, чтобы удостоиться венца славы, терпела телесные удары и лишалась временной жизни, чтобы получить блаженные надежды быть со всеми святыми в радости Царствия. Поелику же много раз вопрошаемая многократно давала она один и тот же ответ, именуя себя рабою Христовою, и проклинала приглашавших ее к отречению, то судия неправедный не только лишил ее имения, которое было отнято у нее несправедливо и вопреки законам, но думал нанести вред и самой жизни, предав ее огню. А она не текла так поспешно ни к одному удовольствию в жизни, как шла к этому пламени, обнаруживая душевную радость в лице, во всей наружности, в словах и в веселом расположении духа. Увещевая стоявших около женщин не ослабевать в подвигах веры и не отговариваться немощию природы, говорила: «И мы из одного с мужчинами состава; так же сотворены по Божию образу, как и они; жену, равночестно с мужем, Творец создал способною к добродетели. Да и не по всему ли однородны мы с мужами? Не одна только плоть взята для устроения жены, но и кость от костей. А поэтому наравне с мужами обязаны мы Владыке твердостию, бодростию, терпением». Сказав сие, прянула
[35] она на костер; и он, как светлый какой чертог, заключив в себя тело святой, препослал душу в небесную страну, в подобающее ей упокоение, честн`ое же тело сохранил неповрежденным для ближних; и оно, почивая в прекраснейшем предместье города, освящает место, освящает и сходящихся на оное. Земля же, благословенная пришествием блаженной, из недр своих источает самого приятного вкуса воду, так что мученица заступила место матери живущих в городе, напоевая как бы общим каким млеком. Вода сия служит предохранительным средством для здоровых, доставляет удовольствие наслаждающимся целомудренно, подает облегчение больным; потому что какую благодать явил Елисей иерихонянам (4 Цар. 2:19–22), такую же и нам явила мученица, — соленость, вообще свойственную водам сего места, переменив благословением в ощущение сладкое, и мягкое, и всем приятное.
Не попустите, мужи, чтобы вам оказаться в благочестии худшими жен! Не оставляйте, жены, в пренебрежении сего примера, но неуклонно держитесь благочестия, испытав самым делом, что немощь природы нимало не препятствует вам к приобретению благ!
Многое желал бы сказать я о мученице, но слово, начатое нами вчера и оставшееся неконченным, не позволяет долее на сем останавливаться. А я по природе не люблю ничего недоконченного. Неприятно видеть и изображение, вполовину доведенное до сходства; бесполезен и труд путешествия, когда путник не достигает предположенного конца и определенных мест отдохновения; добыть немного на лове значит то же, что и ничего не добыть; и бегущие на поприще нередко, отстав на один шаг, лишаются наград. Так и мы, напомнив себе вчера апостольские слова и надеясь кратко обозреть смысл их, как оказывается, более пропустили, нежели сколько сказали. Почему и почитаем необходимою уплату вам недостающего.
Итак, у Апостола сказано: всегда радуйтеся, непрестанно молитеся, о всем благодарите (1 Фес. 5:16–18). О том, что надобно всегда радоваться, говорили мы в прошедший день, хотя и неудовлетворительно в отношении к предмету, однако же достаточно для нас самих. Но должно ли непрестанно молиться, и возможна ли такая заповедь? Это и вы готовы спросить, и я, по мере сил, постараюсь защитить.
Молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Прошения же, без сомнения, не ограничиваем словами; ибо не думаем, что Бог имеет нужду в словесном напоминании, но знает полезное, когда мы и не просим. Поэтому что же говорим мы? То, что надобно не в словах заключать молитву, а, напротив того, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых чрез целую жизнь. Ибо сказано: аще ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся в славу Божию творите (1 Кор. 10:31). Сидишь за столом — молись; вкушаешь хлеб — воздавай благодарение Давшему; подкрепляешь вином немощь тела — помни Подавшего тебе дар сей на веселие сердцу и в облегчение недугов. Миновалась ли потребность в снедях? Да не прекращается памятование о Благодетеле. Надеваешь хитон — благодари Давшего; облекаешься в плащ — усугубь любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета, сохраняющие жизнь нашу и закрывающие наше безобразие. Прошел ли день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огнь освещать нощь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве. Когда воззришь на небо и устремишь взор на красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику всяческих, Богу, Который вся премудростию сотворил (Пс. 103:24). Когда увидишь, что вся животная природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто и против воли нашей посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов и чрез малое успокоение опять приводит в бодрость сил. Поэтому ночь да не вся будет у тебя собственным и исключительным уделом сна; не попускай, чтобы от сонного бесчувствия сделалась бесполезною половина жизни, напротив того, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Даже и самые сны да будут упражнением в благочестии; ибо и сонные представления часто бывают как бы отголосками дневных забот: каковы житейские наши занятия, таковы по необходимости и сновидения. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но чрез все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывною и непрестанною молитвою.
Но сказано также: о всем благодарите. Говорят: «Как можно быть тому, чтобы душа, мучимая бедствиями и как бы уязвляемая чувством скорбей, не плачу и слезам предавалась, но что в действительности ненавистно, за то благодарила, как за благо? Ибо как мне будет благодарить, претерпевая то, чего мог бы пожелать мне враг? Безвременно похищено детище, и болезнующую о возлюбленном матерь мучат болезни, тягчайшие прежних мук рождения; как же ей, оставив плач, обратиться к словам благодарения?»
Возможно ли это? Возможно, если рассудишь, что рожденному ею детищу ближайший Отец, разумнейший Попечитель и Домостроитель жизни — Бог. Почему же разумному Владыке не дозволяем распоряжаться Своим достоянием, как Ему угодно, но досадуем, как лишаемые собственности, и сожалеем об умирающих, как будто им делается обида? А ты рассуждай, что детище не умерло, но отдано назад, что друг не скончался, но отправился в путь и ушел от тебя несколько вперед по той же дороге, по которой и нам идти необходимо будет надобно.
Пусть заповедь Божия живет с тобою неразлучно, непрестанно сообщая тебе как бы некоторый свет и озарение для суждения о делах. Она, заранее приняв на себя надзор над твоею душою и предуготовив в ней верные мнения о каждой вещи, не попустит, чтобы ты изменялся от чего–либо с тобою случающегося, но сделает, что с предуготовленною мыслию, подобно утесу, находящемуся близ моря, безопасно и непоколебимо выдержишь удары сильных ветров и волн. Почему не приобык ты о смертном думать смертно, но принял смерть детища, как нечто неожиданное? Когда в первый раз известили тебя о рождении сына, тогда, если бы кто спросил у тебя: что такое родилось? — что отвечал бы ты? Сказал ли бы что иное, или что родился человек? А если человек, то, конечно, и смертный? Что же тут необыкновенного, если смертный умер? Не видишь ли, что солнце восходит и заходит? Не видишь ли, что луна возрастает, потом убывает, что земля покрывается зеленью, потом увядает? Что из окружающего нас постоянно? Что по природе своей неподвижно и неизменно? Возведи взор на небо, посмотри на землю: и они не вечны. Ибо сказано: небо и земля мимоидет: звезды спадут с небесе, солнце померкнет, и луна не даст света своего (Мф. 24:35, 29). Что ж удивительного, если и мы, составляя часть мира, испытываем свойственное миру?
Смотря на сие, когда и на тебя приидет общая участь, переноси это, смежив очи, не бесстрастно и не бесчувственно (ибо какая награда за нечувствительность?), но с великим трудом и с тысячами болезней. По крайней мере, переноси как подвижник храбрый, показывающий крепость и мужество не в том одном, что поражает противников, но и в том, что с твердостью терпит их удары; и как кормчий мудрый, по великой опытности в мореплавании ничем не смущаемый, сохраняющий душу свою в положении прямом, непогружаемой и превозмогающей всякую непогоду.
Потеря возлюбленного сына или дорогой жены, или кого–нибудь из любезнейших сердцу, соединенных всеми узами благорасположения, не страшна тому, кто предусмотрителен, имеет вождем жизни здравый разум и ходит не по какому–то навыку. Ибо и для бессловесных несносно уклонение от навыка. Видал я иногда, что вол плачет над яслями по смерти другого вола, с которым он пасся и ходил в одном ярме. Можно видеть, что и другие животные сильно держатся навыка. Но ты не так учился и не тому обучен. Напротив того, хотя ничего нет несообразного в том, чтобы полагалось начало дружеству долгим обращением и давнею привычкою, но совершенно неразумно плакать о разлуке по той причине, что много времени жили мы вместе.
Например, разделяла с тобой жребий общежития супруга, доставлявшая тебе все удовольствия в жизни. Она была виновницей твоего душевного спокойствия, предуготовляла для тебя радости, приумножала твое имущество, в скорбях отвращала от тебя большую часть горестного; и она оставляет тебя, внезапно похищенная смертию. Не ожесточайся в страдании, не говори, что есть какое–то случайное стечение происшествий и нет попечителя, управляющего миром. Не предполагай какого–то злого творца, от неумеренной скорби сам себе вымышляя лукавые учения, и не выступай из пределов благочестия. Поелику совершенно стали вы — два в плоть едину (Быт. 2:24), то весьма извинительно тебе с болезнию принять рассечение и расторжение сего союза; но нет для тебя пользы по этой самой причине выдумывать или говорить что–нибудь несообразное.
Размысли, что устроивший и одушевивший нас Бог каждой душе дал особенный путь в этой жизни и для каждого положил свои пределы исшествия. По неизреченным законам Своей премудрости и правды, одному предуставил долее пребывать в сотовариществе плоти, а другому повелел скорее разрешиться от телесных уз. Как из ввергаемых в темницы одни большее время бывают заключены в обременительные узы, а другие находят для себя скорейшее освобождение от злострадания, так и души, одни надолго, а другие не надолго удерживая в настоящей жизни, по мере достоинства каждого, как о каждом из нас премудро, глубоко и неисследимо для ума человеческого предусмотрел Сотворивший нас. Не слышишь ли, что говорит Давид? Изведи из темницы (говорит о бедствиях) душу мою (Пс. 141:8). Не слышал ли о святом, что душа его отпущена? Ибо что говорил Симеон, когда держал в объятиях нашего Господа? Какое произнес слово? Не это ли: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко (Лк. 2:29)? Для поспешающего к г`орней жизни, всякого наказания и всякой темницы тяжелее пребывание с телом.
Поэтому не требуй, чтобы распоряжения Божии о душах клонились к твоему удовольствию. Напротив того, о вступивших между собою в союз во время жизни и потом разлученных смертию, рассуждай, что они подобны путникам, которые идут одною дорогою и от непрерывного пребывания друг с другом стали соединены привычкою. Такие путники, прошедши общий путь, когда видят, что далее дорога делится, поелику каждому необходимо уже нужно разлучиться с товарищем, не оставляют в пренебрежении предлежащего пути, удерживаясь привычкою друг к другу, но вспомнив о причине, которая первоначально возбудила их к путешествию, отправляются каждый к собственной своей цели. Как у них цель пути была различна, и сближение между ними произошло от привычки друг к другу во время путешествия, так и соединенным между собою супружеством или другим каким общежитием, без сомнения, каждому предлежал свой предел жизни, и предназначенный конец жизни по необходимости разделил и разлучил вступивших в союз друг с другом.
Поэтому рассудительной душе свойственно не из терпения выходить при разлуке, но благодарить Сочетавшего жребии за прежний союз. А ты, когда и живы были у тебя жена или друг, или детище, или другое что, о чем ныне сетуешь, — не благодарил Даровавшего за настоящие блага, но роптал, что недостает еще других. Если жил с одною только женою, ты жаловался, что нет детей, которых желал; а если были и дети, — что не богател или видел некоторых из врагов благоденствующими.
Смотри же, чтобы самим нам не сделать для себя необходимою утрату того, что наиболее нам любезно, оставаясь нечувствительными, когда оно при нас, и чрез меру сокрушаясь по нем, когда оно от нас уйдет. Поелику, если не благодарим за блага, подаваемые Богом, то необходимым делается отъятие их для приведения нас в чувство. Как глаза не видят слишком близкого яркого цвета, но требуют соразмерного некоторого расстояния, так и неблагодарные души, обыкновенно по удалении благ, начинают чувствовать минувшее счастье. Ибо, не знав никакой благодарности к Давшему пока пользовались дарами, по утрате ублажают прошедшее.
Напротив того, никто из нас никаким обстоятельством жизни не освобождается от обязанности благодарить, если захочет добросовестно рассмотреть каждое из сих обстоятельств. Ибо жизнь каждого из нас заключает в себе много и не совсем неприятных предметов для размышления, если только приимем на себя труд посмотреть на состояния низшие и таким образом, чрез сличение с худшим, измерить, чего стоит благо, находящееся у нас в руках. Ты раб? Есть и ниже тебя. Благодари, что имеешь преимущество, хотя перед одним, что не осужден вертеть жернова, что не принимаешь побоев. Но и у такого нет недостатка в побуждениях к благодарности, потому что на нем нет еще оков, он не носит на себе колодки. Узнику самая жизнь — достаточное побуждение к благодарению; он видит солнце, дышит воздухом, благодарит и за то. Наказывают тебя несправедливо? Увеселяйся надеждою будущего. Осужден ты справедливо? И в этом случае благодари за то, что здесь несешь казнь за преступления, а не блюдешься для вечных мук за грехи, не наказанные в жизни. Таким же точно образом благоразумный, во всяком роде жизни и при всяком занятии, может воздавать Благодетелю великие благодарения за настоящее.
Но ныне многие впадают в порок людей злонравных, не уважая того, что у них есть, и желая, чего нет. Ибо, не считая всех, которые их ниже, не изъявляют благодарности Благодетелю за то, что имеют, а, напротив того, при сравнении с тем, что выше их, высчитывая, чего у них недостает, и лишаемые принадлежащего другим, печалятся и ропщут, как бы лишились своей собственности. Раб негодует на то, что он несвободен; воспитанный на свободе, — что не высокого происхождения, не из знатных по роду, не может в восходящем порядке насчитать семи предков, которые расточали богатство на блестящих наездников или на единоборцев. Знатный родом жалуется, что не слишком богат; богатый скорбит и сетует, что не правитель городов и народов; военачальник, что не царствует; царь, что не обладает всей подсолнечною, но что есть еще народы, не подклонившиеся под его скипетр. Из всего же этого выходит то, что Благодетель ни за что не получает благодарности.
Но мы, отложив скорбь о том, чего у нас нет, научимся воздавать благодарность за то, что есть. В трудных обстоятельствах жизни скажем мудрому Врачу: в скорби мале наказание Твое нам (Ис. 26:16); скажем: благо мне, яко смирил мя еси (Пс. 118:71); скажем: недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18); скажем: мало, о нихже согрешихом, уязвлени есмы (Иов. 15:11); воззовем ко Господу: накажи нас, Господи, обаче в суде, а не в ярости (Иер. 10:24); ибо судими от Господа наказуемся, да не с миром осудимся (1 Кор. 11:32).
А при благополучном течении жизни будем говорить словами Давида: что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? (Пс. 115:3). Он привел (нас) из небытия в бытие; почтил разумом, споспешниками жизни даровал нам художества; из земли производит пищу; на служение нам дал скотов; для нас дожди, для нас солнце; ради нас украшены нагорья и равнины, уготовляющие нам убежище на горных высотах; для нас текут реки, для нас бьют ключи, нам открыто море для торговли. А изобилие металлов, повсюду готовые наслаждения, — потому что вся тварь приносит нам дары по богатой и неоскудевающей к нам милости Благодетеля!
И нужно ли говорить о маловажном? Для нас Бог — с человеками! Для растленной плоти, Слово плоть бысть и вселися в ны (Ин. 1:14). С неблагодарными вселился Благодетель; к пленникам пришел Освободитель; к сидящим во тьме — Солнце правды; на кресте — Бесстрастный, до смерти доводится — Жизнь, до ада — Свет; для падших воскресение, дух сыноположения, разделения дарований, обетования венцов и прочее, что трудно даже исчислить, и чему вообще приличествует пророческое слово: что воздадим Господеви о всех, яже воздаде нам? Опять и здесь не сказано, что Великодаровитый дал, но воздаде, как будто не Он первый оказывает милость, но вознаграждает оказавших милость; потому что благодарность приемлющих вменяет в благодеяние Себе. Он дает тебе имущество, и Сам просит у тебя милостыни руками бедных; хотя и Свое берет, однако же приносит тебе полную благодарность, как бы за твою собственность. Поэтому что воздадим Господеви о всех, яже воздаде нам?
Не могу расстаться с сими словами пророка, который прекрасно недоумевает и взвешивает свою нищету; потому что нет ничего достойного для воздаяния Тому, Кто кроме столь великих и славных благодеяний, несравненных по своему превосходству, обещает нам впоследствии еще б`ольшие: райское наслаждение, славу в Царствии, равноангельные почести, познание Бога, что для удостоившихся составляет высочайшее благо, какого желает всякая разумная природа, какого — о если бы и нам сподобиться, — очистив себя от плотских страстей!
«Как же, — скажут, — окажем свою общительность и любовь к ближним, это первое и совершеннейшее из благ, потому что исполнение закона любы (Рим. 13:10), когда, приходя к кому–нибудь постигнутому великими бедствиями, станем не плакать с ним, не слезы проливать, но благодарить за случившееся? Собственное страдание переносить с благодарностию служит доказательством терпения и твердости; но за чужие бедствия благодарить Бога значит радоваться о зле и огорчать скорбящих; между тем как и Апостол повелевает нам плакати с плачущими (Рим. 12:15).
Что же скажем на сие? Не следует ли нам опять напомнить себе слова Господни, о чем заповедано нам радоваться и о чем плакать? Сказано: радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех (Мф. 5:12). И еще: дщери иерусалимски, не плачитеся о Мне, но плачьте о чадах ваших (Лк. 23:28). Следовательно, Божие слово повелевает нам скакать и веселиться с праведными, а плакать и сетовать с теми, которые проливают слезы покаяния или оплакивают тех, которые живут беспечально, потому что не знают и о своей погибели.
Но не должно еще почитать исполнителем заповеди того, кто оплакивает смерть людей и вопиет с плачущими. Не хвалю того врача, который не помогает страждущим, но сам заражается болезнями; не хвалю того кормчего, который не плывущими с ним управляет, не с ветрами борется, не волн избегает, не робких ободряет, но сам страждет морскою болезнию и теряет бодрость вместе с неизведавшими моря. Таков и тот, кто, приходя к плачущим, не пользу им подает словом своим, но принимает на себя безобразие чужих страстей. Печалиться о бедствиях людей плачущих — следует; ибо таким образом сблизишься с страждущими, не показывая ни веселия по причине бедствий, ни равнодушия к чужим горестям. Но неприлично вместе с скорбящими вдаваться в излишества, как то: вопить или плакать вместе с страждущим, или в чем другом подражать и соревновать омраченному страстию, например, вместе с ним затворяться, носить черное платье, падать наземь, не причесывать волос; ибо сими средствами можно более увеличить, нежели облегчить бедствие. Не видишь ли, что если при ранах появляются еще нарывы, а при воспалениях опухоли, то они усиливают боль, а руки легким своим прикосновением уменьшают ощущение боли? Потому и сам ты не ожесточай страданий своим присутствием и не падай вместе с падшим. Кто поднимает лежащего, тому непременно должно находиться выше упавшего; а кто одинаковым образом пал, тот сам имеет нужду, чтобы другой его поднял.
Но как надобно соболезновать о случившемся и молча печалиться о скорбных событиях, выражая душевное страдание видом внимательности и заботливой сосредоточенности на лице, так, начиная беседу, не должно вдруг приступать к выговорам, как бы кидаясь и нападая на лежащих; потому что несносны выговоры людям, у которых душа мучится скорбию, да и слова находящихся совершенно в бесстрастном состоянии худо принимаются страждущими и не столько убедительны, чтобы могли утешить. Но дозволив скорбящему излить свои пустые и бесполезные вопли и жалобы, когда зло уже ослабеет и утихнет несколько, тогда можешь осторожно и кротко коснуться и увещания. Объезжающие молодых коней, когда конь упрям, не вдруг натягивают повода и осаживают, — ибо в таком случае привыкает он становиться на дыбы и сбрасывать с себя всадника, — но сперва уступают ему и сами предаются его стремительности; когда же увидят, что конь истощил свою рьяность в собственной своей стремительности и в усилиях, тогда уже, укротившегося, взяв в свои руки, с помощию искусства делают еще более послушным. Так да будет, по слову Соломонову, благо ходити в дом плача, нежели… в дом пира (Еккл. 7:3), если кто, искусно и кротко пользуясь даром слова, намерен страждущему сообщить собственное свое здоровье, а не заразиться чужою скорбию, как воспалением в глазах.
Итак, плачь с плачущими. Когда видишь брата, сетующего в покаянии о грехах, плачь с таковым и состражди ему. Таким образом при чужих страстях можно будет тебе исправить свою собственную, ибо кто о грехе ближнего источил горячие слезы, тот исцелил себя самого тем, что оплакивал брата. Таков был сказавший:
печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой (Пс. 118:53). Проливай слезы о грехе: это — душевный недуг, это — смерть души бессмертной; грех достоин плача и немолчных рыданий. О нем да проливаются все слезы, и да не прекращаются стенания, воссылаемые из глубины сердца. Плакал Павел о врагах креста Христова (Флп. 3:18), плакал Иеремия о погибших людях. Поелику недоставало ему естественных слез, то просил он
источника слез и
виталища последняго [36] (Иер. 9:1, 2). Сяду, говорит он,
и плачуся людей моих погибших дни многи. Такие слезы и такой плач ублажает слово, а не расположение предаваться всякой печали и быть готову плакать по всякому поводу.
Видал я еще иных сластолюбцев, которые, по чрезмерному любосластию, под предлогом печали обращались к вину и пьянству и покушались извинить свою невоздержность словами Соломона, который говорит: дадите вина сущим в печалех (Притч. 31:6). Но это пр`иточное слово, которым не позволение упиваться дано, но поддерживается жизнь человеческая. Не говорю уже о загадочном смысле сего изречения, по которому под вином разумеется умственное веселие; и по первому представляющемуся в речении смыслу не малое выражается в нем попечение о том, чтобы безутешные и горько плачущие, предавшись слишком плачу, не вознерадели о пище, но чтобы, как хлебом укреплялось сердце любителя грусти, так вином поддерживались упадшие силы. А винолюбцы и пьяницы не печаль утоляют, но обменивают одно зло на другое, и став какими–то неблагонамеренными посредниками, одни душевные болезни меняют на другие. Подражая тем, которые уравнивают тяжести на весах, они столько же убавляют печали, сколько прибавляют сластолюбия. Впрочем, думаю, что вино должно подавать помощь природе, но не позволительно до того напиваться неразбавленным вином, чтобы оно производило помрачение рассудка; потому что скорбь не вытекает вместе с вином, а между тем в душе является новое зло — пьянство. Если же рассудок есть врач печали, то крайним злом будет пьянство, препятствующее врачеванию души.
Но совокупи в уме все по порядку мною сказанное и найдешь возможность и пользу апостольского узаконения; поймешь, как тебе всегда радоваться, следуя здравому разуму, как непрестанно молиться, как о всем благодарить, каким образом утешать скорбящих, чтобы во всем быть тебе совершенным и уготованным при помощи Святого Духа и при обитающей в тебе благодати Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 6. На слова из Евангелия от Луки: «Разорю житницы моя и большия созижду» (Лк. 12:18); и о любостяжательности
Два рода искушений: потому что или скорби испытывают сердца, как золото в горниле, в терпении открывая их доброту, или нередко самое благоденствие жизни служит для многих вместо испытания. Ибо одинаково трудно — сохранить душу не униженною в затруднительных обстоятельствах жизни и не превознестись гордостью в положении блистательном. Примером же искушений первого рода служит великий Иов, этот непреоборимый подвижник, который все насилия диавола, как стремление потока, выдержав с непоколебимым сердцем и неизменным рассудком, показал, что он тем выше искушений, чем по видимому значительнее и труднее борьбы, на которые вызывал его враг. Искушений же благоденствием жизни есть и другие некоторые примеры, а также примером сего служит и этот богач, о котором читано нам ныне. Он одним богатством уже обладал, а другого надеялся. Между тем человеколюбивый Бог не осудил его вначале за неблагодарность нрава, но к прежнему его богатству непрестанно прилагал новое богатство, в ожидании, что, насытив его когда–нибудь, обратит душу его к общительности и кротости. Ибо сказано:
человеку…
богату угобзися нива [37];
и мысляше в себе, глаголя: что сотворю!.. Разорю житницы моя и большия созижду (Лк. 12:16–18). Для чего ж
угобзися нива у человека, который не хотел сделать ничего доброго из сего урожая? Чтобы тем в большей мере открылось Божие долготерпение, когда даже до такой степени простерлась благодать Божия; потому что Бог
дождит на праведныя и на неправедныя, и солнце Свое сияет на злыя и благия (ср.: Мф. 5:45). Но таковая благость Божия навлекает большее наказание на лукавнующих. Бог послал дожди на землю, возделанную руками любостяжательными; Бог дал солнце, чтобы согреть семена и умножить плоды посредством урожая. Вот что было от Бога: пригодность земли, благорастворенное состояние воздуха, обилие семян, содействие волов и все прочие условия, при которых обыкновенно процветает земледелие. Что ж от человека? Злой нрав, человеконенавидение, скупость. Сим воздал он Благодетелю. Не помнил он общей природы, не думал, что избытки д`олжно разделять неимущим, не обратил внимания на заповедь:
не отрецыся благотворити требующему; и:
милостыни и вера да не оскудевают тебе (Притч. 3:27, 3); и:
раздробляй алчущему
хлеб твой (Ис. 58:7). Не услышаны им все пророки, все вопиющие учители; ломились у него житницы, стесненные множеством положенного в них, а скупое сердце было не полно. Непрестанно прикладывая к старому новое и ежегодными прибавлениями увеличивая обилие, впал он в это неразрешимое затруднение, по любостяжательности не соглашаясь расстаться с старым и по множеству не находя места, где положить новое. Оттого у него бесчисленные предприятия, мучительные заботы.
Что сотворю? Кто не пожалеет о человеке, который в таком стеснительном положении? Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не доходы, но произращает воздыхания; не урожай плодов доставляет она, но заботы и скорби и страшное затруднение. Он сетует подобно беднякам, и не то ли же самое слышим от него, что и от человека, стесненного нищетою? Что сотворю? Откуда возьму пропитание? Откуда возьму одежду? То же говорит и богатый, мучится в сердце, снедаемый заботою. Что веселит других, от того сохнет любостяжательный: не радует его, что все у него в доме наполнено; но текущее к нему и льющееся чрез края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтобы не перепало чего–нибудь посторонним и чтобы это не обратилось в источник какого–либо добра для нуждающихся. И мне кажется, что болезнь души его подобна болезни людей прожорливых, которые скорее согласятся надорвать себя многоядением, нежели поделиться остатками с нуждающимися.
Познай, человек, Даровавшего. Вспомни себя самого, кто ты, к чему приставлен, от Кого получил это, за что предпочтен многим. Ты служитель благого Бога; приставник подобных тебе рабов: не думай, что все приготовлено для твоего чрева; о том, что у тебя в руках, рассуждай, как о чужом. Оно не долго повеселит тебя, потом утечет и исчезнет; но у тебя потребуют строгого в этом отчета. А ты все держишь взаперти, за дверьми и запорами, и, приложив печати, не спишь от забот, и раздумываешь сам с собою, слушаясь безумного советника — себя самого. Что сотворю? Следовало бы сказать: «Наполню души алчущих, отворю свои житницы, созову всех нуждающихся. Буду подражать Иосифу, являя человеколюбие, произнесу великодушное слово: все, у кого нет хлеба, приходите ко мне; как из общих источников, приобщись дарованной Богом благодати каждый, сколько кому нужно!» Но ты не таков! Отчего же? Оттого, что завидуешь людям в наслаждении, и, сложив в душе лукавый совет, заботишься не о том, чтобы дать каждому что нужно, но чтобы, все захватив, всех лишить возможной от того пользы.
Близко были пришедшие за его душою, а он рассуждал в душе о яствах. В эту ночь похищен он, а еще мечтал о наслаждении многие годы. Дано только ему время обо всем передумать и сделать явным свое расположение, чтобы потом услышать приговор, какого заслуживало его произволение. Да не будет сего с тобою! Для того и написано сие, чтобы мы избегали подобных поступков.
Подражай земле, человек: приноси плоды, как она, чтобы не оказаться тебе хуже неодушевленной (земли). Она возрастила плоды не для своего наслаждения, но на служение тебе. А ты, если и явишь плод благотворения, то соберешь его сам для себя; потому что благотворность добрых дел возвращается к дающим. Подал ты алчущему? И поданное тобою возвращается к тебе с приращением. Как хлебное зерно, упав в землю, обращается в прибыль бросившего, так хлеб, поверженный алчущему, впоследствии приносит стократную пользу. Поэтому конец земледелия да будет для тебя началом небесного сеяния; ибо сказано: сейте себе в правду (Ос. 10:12).
Для чего же ты беспокоишься? Для чего мучишь себя, усиливаясь заключить богатство свое в глину и кирпич? Лучше имя доброе, нежели богатство много (Притч. 22:1). А если уважаешь деньги за честь, получаемую ради них, то смотри насколько выгоднее в рассуждении славы именоваться отцом тысяч детей, чем иметь в кошельке тысячи монет? Деньги, и не хотя, оставишь здесь, а славу добрых дел принесешь с собою ко Господу, когда пред общим Судиею окружит тебя целый народ, и будут именовать своим кормителем, благодетелем, и станут приписывать тебе все имена человеколюбия. Не видишь ли, что на зрелищах ради кратковременного почета, ради народных криков и рукоплесканий тратят богатство на борцов, на шутов и на людей, сражающихся со зверями, на которых иной погнушался бы и взглянуть? А ты скуп на издержки, когда можешь достигнуть такой славы! Хвалить будет Бог, ликовать будут Ангелы, ублажать станут все люди, сколько их ни было от создания мира. Вечная слава, венец правды, Царство Небесное будут тебе наградою за доброе распоряжение сим тленным имуществом. Но ты ни о чем этом не заботишься; стараясь о настоящем, презираешь чаемое. Итак, назначь богатство на разные употребления, поставляя великолепие и славу в издержках на нуждающихся. Пусть и о тебе будет сказано: расточи, даде убогим, правда его пребывает во век (Пс. 111:9). Не дорожись, повышая цену во время нужды; не выжидай скудости в хлебе, чтобы отворить свои житницы, ибо продаяй пшеницу скупо, от народа проклят (Притч. 11:26). Не жди голода для золота, ни общей скудости для собственного своего обилия. Не корчемствуй людскими бедствиями; гнева Божия не обращай в случай к умножению у себя денег. Не раздирай ран у тех, которые биты бичами.
Но у тебя в виду золото, а на брата не обращаешь внимания. Знаешь чекан монеты и различаешь настоящую монету от поддельной, но вовсе не узнаешь брата в нужде. Тебя крайне веселит доброцветность золота, но не рассчитываешь, сколько стонов бедного сопровождает тебя.
Как представлю взорам твоим страдания бедного? Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят не многих оволов
[38]. Что ж еще? Обращает, наконец, взор на детей, чтобы, отведя их на торг, в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертию, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец препобежден, вынужденный необходимостию и неумолимою нуждою. И над чем еще задумывается этот отец? «Которого прежде продать мне? На которого приятнее взглянет хлебопродавец? Не взять ли старшего? Но уважаю его старшинство. Или младшего? Но жаль его возраста, который не чувствует еще несчастий. Этот сохраняет в себе ясные черты родителей; а этот способен к учению. Увы, какое затруднение! Что со мною будет? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу? Как забыть природу? Если всех удержу при себе, то увижу, как все будут истаевать от голода. Если продам одного, то какими глазами буду смотреть на остальных, сделавшись уже для них подозрительным, так что перестанут мне верить? Как буду жить в доме, сам доведя себя до бесчадия? Как пойду за стол, на котором обилие произведено такими средствами?» И он после бесчисленного множества слез идет продавать любезнейшего сына!
А тебя не трогает страдание; ты не хочешь взойти в чувствование природы! Этого несчастного угнетает голод, а ты медлишь и смеешься, способствуя к тому, чтоб продлилось его бедствие! Он утробу свою предлагает тебе ценою за пищу, а у тебя не только не цепенеет рука, собирающая подать с таких несчастий, но даже ты еще домогаешься большего и стараешься, как бы, взяв больше, дать меньше, чтобы для этого бедняка несчастие его сделать во всех отношениях более тягостным! Ни слезы не возбуждают в тебе жалости, ни воздыхания не смягчают сердца; ты непреклонен и неприступен! В всем видишь золото, везде представляешь золото; о нем грезишь и во сне, о нем думаешь и во время бодрствования. Как сумасшедшие в припадке бешенства не действительные видят вещи, но представляют то, что производит в них болезнь; так и у тебя душа, одержимая сребролюбием, во всем видит золото, во всем видит серебро. Приятнее тебе смотреть на золото, нежели на солнце. Ты желал бы, чтобы все превратилось в золотой состав, и, как только можно, придумываешь к тому способы. Чего не приводишь в движение ради золота? Хлеб у тебя делается золотом, вино сседается в золото, и шерсть обращается у тебя в золото; всякий торговый оборот, всякая выдумка приносят тебе золото. Золото само себя рождает, размножаясь чрез рост; в тебе нет сытости, не видно конца пожеланию. Детям, когда они жадны, нередко позволяем без меры есть что они особенно любят, чтобы излишним пресыщением произвести отвращение; но не таков корыстолюбец: чем более он получает, тем большего желает.
Богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс. 61:11); а ты удерживаешь текущее и преграждаешь ему все пути. Но когда оно удержано и запружено, что тогда делает с тобою? Расторгает преграды. Так, конечно, и теперь, насильно будучи задержано и непрестанно прибывая, разоряет житницы богатого, сравнивает с землею его сокровищницы, подобно вторгшемуся неприятелю.
Но он построит б`ольшие? Неизвестно, не оставит ли их наследнику разоренными; ибо скорее сам отойдет, похищенный смертию, нежели они воздвигнутся по любостяжательному его замыслу. Но его конец согласен с злыми его преднамерениями; а вы послушайтесь меня и, растворив все двери своих сокровищниц, дайте богатству беспрепятственный выход; как будто великой реке, которая чрез тысячи протоков орошает многоплодную землю, дайте и вы богатству различными путями вливаться в домы бедных! В колодцах, чрез вычерпывание, вода делается лучшею; а если колодцы запущены, то вода в них загнивает, — и застой богатства бесполезен; а движение его и перехождение из рук в руки общеполезно и плодоносно. Сколько похвал от облагодетельствованных! И ты не презирай их. Какая награда от праведного Судии! И ты не сомневайся в ней.
Всюду да будет перед тобою пример осуждаемого богача, который, охраняя настоящее, беспокоясь об ожидаемом, и не зная наверно проживет ли завтра, сегодня уже грешит и на завтрашний день. Не приходил еще проситель, а он предварительно выказал уже свою жестокость; не собрал еще плодов, а заслужил уже осуждение за любостяжательность. Земля готовила ему богатый пир, заранее показывая на нивах обильную жатву, открывая на виноградных лозах множество гроздов, предлагая маслину, обремененную плодами, обещая всякое наслаждение в древесных плодах; а он был негостеприимен и бесплоден. Еще не собрал, и завидует уже нуждающимся. А сколько опасностей до собрания плодов? И град иногда побивает, и зной похищает из рук, и вода, неблаговременно излившаяся из облаков, портит плоды. Почему ж не молишься Господу, чтобы довершил милость, но предварительно делаешь себя недостойным принять, что имеешь уже в виду?
Ты втайне говоришь сам с собою; но слова твои оцениваются на небе. Потому оттуда приходят к тебе ответы. Что же говорит богатый? Душе, `имаши многа блага лежаща: яждь, пий, веселися ежедневно (Лк. 12:19). Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи: чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Столько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу, то имеет многа блага, и пусть веселится прекрасным душевным веселием. Но поелику мыслишь ты земное, — чрево у тебя богом (Флп. 3:19), весь ты стал плотским, поработился страстям, то выслушай приличное тебе наименование, которое дал тебе не кто–либо из людей, а Сам Господь: безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут? (Лк. 12:20). Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания!
Тот, кто в скором времени будет похищен, что предпринимает? Разорю житницы моя, и б`ольшия созижду (Лк. 12:18). Прекрасно делаешь, сказал бы я ему, потому что сокровищницы неправды того и стоят, чтобы их разорить. Разрушь своими собственными руками, что худо тобою построено; разломай хлебные закрома, от которых никто никогда не отходил с утешением. Уничтожь все здание, которое охраняет любостяжательность; сломай кровли, разбери стены, открой солнцу покрытую плесенью пшеницу, освободи из–под стражи заключенное в узы богатство, отвори всем напоказ темные убежища мамоны.
Разорю житницы моя, и б`ольшия созижду. А если и их наполнишь, что тогда придумаешь? Ужели будешь опять разорять и опять строить? Но что безумнее этого — бесконечно трудиться, тщательно созидать и прилежно разорять? Ежели хочешь, есть у тебя житницы — это дома бедных. Скрывай себе сокровище на небеси (Мф. 6:20). Что там положено, того ни червь не поедает, ни тля не изводит, ни разбойники не расхищают.
«Но тогда буду уделять нуждающимся, когда наполню вторые житницы». Долгие лета жизни ты назначил себе. Смотри, чтобы не предварил тебя поспешающий срок. Это обещание показывает не доброту, а лукавство; потому что обещаешь не с тем, чтобы давать впоследствии, но чтобы отказать на сей раз. Что ныне препятствует подаянию? Бедного ли нет? Житницы ли не полны? Награда ли не готова? Заповедь ли не ясна? Но голодный чахнет; нагой цепенеет; должник притеснен, — а ты откладываешь милостыню до завтра! Послушай Соломона: не рцы: отшед возвратися, и заутра дам… не веси бо, что породит находящий день (Притч. 3:28).
Какие заповеди презираешь, заградив себе слух сребролюбием! Сколько благодарности должно тебе иметь к Благодетелю, как веселиться и отличаться честию, что не сам ты неотступно стоишь у чужих дверей, но другие приступают к твоим дверям! А теперь ты пасмурен и недоступен, уклоняешься от встреч, чтобы не принудили тебя выпустить из рук какой малости. У тебя одно натвержено слово: «Нет у меня, не дам; потому что сам беден». Действительно, ты беден и скуден всяким добром; беден ты любовию, беден человеколюбием, беден верою в Бога, беден вечным упованием. Сделай, чтобы братья имели долю в твоей пшенице; что завтра сгниет, то ныне удели нуждающемуся. Самый худший род любостяжательности — не уделять нуждающимся и того, что может повредиться.
Скажешь: кому делаю обиду, удерживая свою собственность? — Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизни? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностию представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других. Если бы каждый, взяв потребное к удовлетворению своей нужды, излишнее предоставлял нуждающемуся, никто бы не был богат, никто бы не был и скуден. Не наг ли ты вышел из матерняго чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога, то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, равно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтобы и ты получил свою мзду за доброту и верное домостроительство, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжателен? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному — одежда, которую хранишь в своих кладовых; необутому — обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся — серебро, которое закрыто у тебя. Поэтому всем тем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить.
Скажешь: хороши слова, но золото лучше. То же говорят и тем, которые пред невоздержными рассуждают о целомудрии. И они, когда осуждается предмет их вожделения, самым напоминанием разжигаются в похоти. Как представлю твоему взору страдания бедного, чтобы узнать тебе, из скольких воздыханий составляешь свое сокровище? О, как драгоценно в день суда покажется тебе сие слово: приидите, благословеннии Отца Моего наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадахся, и напоисте Мя… наг, и одеясте Мя (Мф. 25:34–36)! Какой же трепет, какое изнеможение, какая тьма обнимут тебя, когда услышишь осуждение: идите от Мене, проклятии, во тьму кромешную, уготованную диаволу и аггелом его: взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжадахся бо, и не напоисте Мене… наг бех, и не одеясте Мене (Мф. 25:41–43). Ибо не хищник там обвиняется, но осуждается не делившийся с другими.
Я сказал, что почитал полезным. Если послушаешься, известны блага, уготованные по обетованиям; а если преслушаешь, написана и угроза, — но желаю, чтобы ты избежал и не дознал ее опытом, приняв лучшее намерение, и чтобы собственное твое богатство сделалось для тебя искупительной ценою, и ты достиг уготованных небесных благ, по благодати Призвавшего всех нас в Царство Свое. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 7. К обогащающимся
И сегодня утром говорили мы о сем юноше (Мф. 19:16–22); трудолюбивый слушатель, конечно, помнит тогдашние наши исследования. И во–первых, о том, что юноша сей не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки (Лк. 10:25–28). Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку; а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно, ибо не пошел бы от Господа, скорбя о таких Его ответах, если бы вопросы делал Ему презрительно. Почему и нрав его представился нам какою–то смесью: по указанию Писания частию стоит он похвалы, а частию весьма жалок и не подает никакой надежды. В нем заслуживает похвалу то, что познал истинного Учителя, и, не остановив внимания на гордости фарисеев, на самомнении законников, на толпе книжников, приписал это имя единому истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что, по–видимому, был озабочен тем, как наследовать живот вечный. Но прочее — именно то, что, выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем, и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстию богатолюбия, — изобличает в юноше, что воля его не всецело обращена была к истинному благу, но имела в виду нравящееся большему числу людей. Сим же доказываются неровность и взаимное между собою несогласие его нравов.
Ты называешь Господа Учителем, а не делаешь, что должно ученику! Исповедуешь Его благим, а пренебрегаешь даруемым от Него! Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты привязан к наслаждению жизни настоящей. Какое же трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? Продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19:21). Если бы возложил на тебя труды земледельческие, или опасные предприятия по торговле, или что еще есть трудного для ищущих прибытка, то надлежало бы тебе опечалиться, огорчившись сим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает сделать тебя наследником вечной жизни, — почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо, если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного, то тщание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным, — не присовокупил остального, чрез что одно мог бы ты войти в Царство Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы или от болезни, — не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого недостает существеннейшего, — не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым.
Видно, что далек ты от этой заповеди и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если бы справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви и столько же воздавал каждому, сколько и себе, то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет немного, однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа (Мф. 12:22). Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви.
Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. А теперь имение теснее с тобою связано, нежели телесные члены; разлучение с ним для тебя столько же прискорбно, как и отсечение самых необходимых членов. Если бы одевал ты нагого, если б отдавал хлеб свой алчущему, если б дверь твоя отверста была всякому страннику, если б ты был отцом сирот, если б отдавал ты всякому немощному, то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? Отчего бы огорчаться тебе, отдавая остальное, если бы издавна заботился ты разделять это нуждающимся?
Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище и взамен приобретает, что для него нужно; напротив того, чем за меньшую цену покупает дорогие вещи, тем более радуется, что удался ему такой славный промен. А ты скорбишь, раздавая золото, серебро и стяжания, то есть уступая камни и прах, чтобы приобрести на них блаженную жизнь.
Но на что же употребишь богатство? Облечешь ли себя в многоценную одежду? Для тебя достаточно будет хитона в два локтя; прикрытие себя одной одеждой удовлетворит всем нуждам в одеянии. Но ты станешь употреблять богатство на роскошный стол? Одного хлеба довольно, чтобы наполнить чрево. Отчего же скорбишь? Чего лишаешься? Славы ли, доставляемой богатством? Но если станешь искать славы не на земле, то обретешь ту истинную и светлую славу, которая вводит тебя в Небесное Царство.
«Но самое обладание богатством вожделенно, хотя бы от него и никакой не было пользы». Всякому известно, что попечение о бесполезном неразумно. Но, может быть, покажется тебе странным, что намерен я сказать; однако ж это всего справедливее. Богатство, если расточать его так, как повелевает это Господь, остается во владении; а если удерживать его у себя, отходит от владетеля. Если станешь беречь его, оно не будет твоим; если станешь расточать, не потеряешь. Ибо расточи, даде убогим: правда его пребывает во век (Пс. 111:9).
Но не ради одежды и не ради пищи многим вожделенно богатство; напротив того, диавол придумал какой–то хитрый способ доставлять богатым тысячи случаев к издержкам; поэтому они домогаются излишнего и бесполезного, как чего–то необходимого — и всего им мало на придумываемые ими траты. Разделяют богатство на нужду настоящую и на нужду будущую: часть отлагают себе и часть детям; потом и это делят на покрытие разных трат. Послушай, какие у них распоряжения: эта часть, говорят, пойдет в употребление, а эта отложится в запас; и часть, назначенная на покрытие нужд, пусть превысит пределы необходимости; вот это послужит на домашние расходы, а это отделится на то, чтобы показать себя людям; этого станет на пышность в дороге, а это сделает, чтобы, и сидя дома, жить светло и знатно. А мне остается только дивиться такой выдумке излишеств. У них тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, на других, покрытых золотом и серебром, ездят сами. У них множество коней, и они, как люди, ведут родословные по родовитости отцов: одни возят их во время прогулки по городу, другие участвуют с ними на охоте, иные объезжены для дороги. Узды, подпруги, хомуты — все серебряные, все осыпаны золотом; попоны из багряницы украшают коней, как женихов. У них множество мулов, разделенных по цвету; возничие их сменяют друг друга, одни впереди, другие сзади. У них несчетное множество других домашних слуг, чтобы стало для пышности всякого рода: управители, ключницы, землепашцы, обученные всякому ремеслу, и необходимому, и изобретенному для наслаждения и роскоши; повара, хлебники, виночерпии, охотники, ваятели, живописцы, учредители удовольствий всякого рода. У них стада верблюдов, то перевозящих тяжести, то пасущихся, табуны лошадей, гурты быков, овец и свиней; при них свои пастухи; у них своя земля, достаточная для прокормления всего этого (скота) и еще приумножающая богатство получаемыми с нее доходами. У них бани в городе, бани на дачах. Дома сияют мраморами всякого рода — один из фригийского камня, другой из лакедемонской или фессалийской плиты; и одни дома согревают зимой, другие прохлаждают летом; полы испещрены разноцветными камнями, потолки вызолочены; где нет по стенам мрамора, там украшено живописными цветами. А когда, по разделе на бесчисленные траты, богатство остается еще в избытке, — его кладут в землю, берегут в тайных местах, потому что будущее неизвестно, как бы не постигли нас какие–нибудь неожиданные нужды.
Точно неизвестно, будешь ли иметь нужду в зарытом золоте, но не неизвестно наказание за бесчеловечные нравы. Когда при бесчисленных выдумках не мог ты расточить богатства, тогда скрыл его в землю. Страшное же безумие — копаться в земле, пока золото еще в рудокопне; а когда оттуда вынуто, опять прятать в земле!
А потом, думаю, бывает и то, что, зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце. Ибо сказано: идеже… сокровище твое ту… и сердце (Мф. 6:21). Потому–то заповеди и тяжелы (для подобных людей); ибо они делают себе и жизнь не в жизнь уже тем, что заняты бесполезными издержками.
И мне кажется, что страсть сего юноши и подобных ему походит на то, как если бы какой путник при сильном желании увидеть город, неутомимо дошедши до самого сего города, потом остановился бы в какой–нибудь гостинице под городскими стенами, по лености сделать небольшой переход, обращая в ничто предшествовавший труд и лишая себя возможности видеть красоты города. Таковы и те, которые предпринимают, правда, сделать иное, но не соглашаются отказаться от своего имения. Знаю многих, которые постятся, молятся, воздыхают, оказывают всякое неубыточное благоговение, но не дают ни одного овола теснимым нуждою. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет Царство Божие. Потому сказано: удобее… вельбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в Царствие Небесное (Лк. 18:25).
Но хотя приговор так ясен и Изрекший не лжив, однако же убежденных немного. Говорят: «Как же будем жить, оставив все? Какой вид приимет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от имения?» Не спрашивай у меня разумения Владычних заповедей; Законодатель знает, как с законом поставить в соответствие и возможность (его исполнения). А у тебя испытывается сердце, как бы на весах, куда оно наклонно, к истинной ли жизни или к настоящим наслаждениям. Рассуждающие здраво должны держаться той мысли, что богатство можем употреблять, как приставники, а не как имеющие право им наслаждаться. И отказывающиеся от него должны радоваться, как уступающие чужое, а не огорчаться, как лишающиеся собственности. Для чего же скорбишь? Для чего сетуешь в душе, слыша: продаждь имение твое? Если бы оно последовало за тобою даже в будущую жизнь, и тогда не надлежало бы столько к нему пристращаться, потому что оно затмевается тамошними почестями. А если необходимо ему остаться здесь, то почему ж не продать его и не взять туда с собою вырученной от него прибыли? Но ты, отдавая золото и приобретая коня, не унываешь; а уступая тленное и получая взамен Небесное Царство, проливаешь слезы, отказываешь просящему, отрекаешься от подаяния, придумывая тысячи предлогов к издержкам. Что будешь отвечать Судии — ты, который одеваешь тканями стены, а не оденешь человека; убираешь коней, а равнодушно смотришь на брата, одетого гнусно; даешь гнить пшенице, а не питаешь алчущих; зарываешь в землю золото, а утесненного оставляешь без внимания?
А если и сожительница твоя — женщина богатолюбивая, то двойная болезнь. И прихоти она воспламеняет, и сластолюбие увеличивает, и раздражает суетные пожелания, придумывая какие–то камни — жемчуги, изумруды, яхонты, употребляя золото, то кованое, то тканое, и усиливая болезнь глупостями всякого рода, потому что не между делом занимаются этим женщины, но дни и ночи проводят в заботах о сем. И тысячи каких–то ласкателей, угождая их пожеланиям, приводят красильщиков, серебряников, мироваров, ткачей, набойщиков. Ни на минуту не дает вздохнуть мужу, муча его непрестанными своими приказами. На удовлетворение женских пожеланий не станет никакого богатства, хотя бы оно текло реками; когда им захочется иметь у себя привозимое от варваров миро, как масло с рынка, морские цветы, раковины, морское перо, и в большем еще количестве, нежели овечью шерсть. А золото, служа оправой драгоценным камням, составляет у них убор то на челе, то на шее, то в поясах или оковывает собою руки и ноги. Ибо златолюбивым женщинам приятно носить на руках оковы, только бы оковывало их золото. Поэтому когда позаботиться о душе человеку, который услуживает женским пожеланиям? Как от бурь и непогод тонут непрочные корабли, так от худых наклонностей жен гибнут немощные души их сожителей. А богатство, расточаемое на столько предметов и мужем и женою, которые превосходят друг друга в изобретении суетных трат, естественным образом не имеет уже никакого случая перейти к посторонним. Если слышишь: продаждь имение твое и даждь нищим, чтобы иметь напутие к вечному блаженству, — отходишь скорбя. Если же скажут: отдай деньги роскошествующим женщинам, отдай каменотесам, столярам, мозаикам, живописцам, — ты радуешься, как приобретающий нечто драгоценнейшее денег.
Не видишь ли этих стен, разрушенных временем, и которых остатки, подобно каким–то курганам, возвышаются по всему городу? Когда воздвигали их, сколько было в городе бедных, которых тогдашние богачи презрели, заботясь об этих зданиях? Где же сии пышные постройки? Где возбуждавший соревнование таким великолепием? Не обращено ли все в кучу и не истреблено ли, подобно тому, что дети для забавы вылепливают из песка; а строитель не в аду ли раскаивается, что заботился о суетном? Старайся иметь великую душу; а стены, малы ли или велики, исполняют одну и ту же службу. Когда вхожу случайно в дом человека глупого и некстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами, тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради них богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?
Но ты отказываешь в подаянии, говоря, что невозможно удовлетворить просящих. Твой язык подтверждает это клятвою, но рука обличает в противном; она безмолвно разглашает твою ложь, сияя дорогим камнем в перстне. Один твой перстень сколько человек может освободить от долгов? сколько поправить падающих домов? Один сундук твой с одеждами может одеть целый народ, цепенеющий от холода. Но ты с ожесточением отсылаешь бедного ни с чем, не страшась праведного воздаяния от Судии: ты не миловал, и не будешь допущен в Царствие; не дал хлеба, и не получишь жизни вечной.
Но ты называешь себя бедным, и я соглашаюсь. Точно тот беден, кто нуждается во многом. А нуждающимися во многом делает нас ненасытность пожеланий. К десяти талантам стараешься приложить другие десять; а когда стало двадцать, домогаешься еще двадцати; и непрестанно прилагаемое не останавливает стремления, а только разжигает желание. Как для упивающихся прибавление вина служит побуждением к тому, чтобы пить, так вновь разбогатевшие, приобретя много, желают еще большего, постоянным приращением богатства питая свою болезнь. И эта ревность приводит их к противному, потому что не столько веселит то, что в руках, как оно ни велико, сколько печалит то, что еще не у них, и чего, по их мнению, недостает им; оттого душа их всегда снедается заботами, домогаясь большего и большего. Им надлежало бы радоваться и благодарить, что они достаточнее очень многих, а они недовольны и мучатся, потому что не сравнились с тем или другим, которые их богаче. Когда станут в ряд с этим богачом, тотчас усиливаются сравниться с более богатым; а если и того достигнут, то предметом своего соревнования делают еще иного богача. Как входящие по лестнице непрестанно заносят ногу на высшую ступень и не прежде останавливаются, как достигнув верха, так и эти люди не успокаиваются в стремлении к обладанию, пока, взошедши высоко, не разобьются от падения сверху. Творец вселенной на благодеяние людям устроил, что птица селевкид
[39] ненасытна; а ты, во вред многим, сделал ненасытною свою душу. Что только видит глаз, всего того желает любостяжательный;
не насытится око зрети (Еккл. 1:8), и сребролюбец не удовольствуется тем, что получает. Ад не скажет:
довлеет (Притч. 30:16), и любостяжательный никогда не говорит: «Довольно».
Когда сделаешь употребление из того, что у тебя есть? Когда станешь наслаждаться этим ты, непрестанно предающийся трудам приобретения? Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отъимут что (Ис. 5:8). А ты что делаешь? Не изобретаешь ли тысячи предлогов, чтобы захватить принадлежащее ближнему? Говорит: дом соседа загораживает мне свет, беспокоит шумом, принимает в себя бродяг; или жалуясь на все, к чему только есть случай, гонит, теснит, непрестанно таскает, терзает, и не прежде успокаивается, как доведя до необходимости переселиться. Что довело до смерти израильтянина Навуфея (3 Цар. 21:1–16)? Не Ахаавово ли пожелание иметь его виноградник? Любостяжательный — худой сосед в городе, худой сосед в поле. Море знает свои пределы; ночь не преступает издревле положенных ей границ; но любостяжательный не уважает времени: не знает предела, не уступает порядку преемства, но подражает стремительности огня; все захватывает, все пожирает. И как реки, сперва выходя небольшими истоками, потом от постепенных приращений увеличившись до неопредолимой силы, своим стремлением уносят все преграждающее путь, так и достигшие великого могущества в том самом, что притеснили уже некоторых, приобретая силы делать еще б`ольшие обиды подобно прежде притесненным, порабощают и остальных; и с возрастающим могуществом возрастает и лукавство. Ибо те, которые прежде потерпели от них зло, оказывают им невольную помощь, содействуют в том, чтобы делать другим вред и обиды. Кто из соседей, из живущих вместе и из имеющих с ними дело не увлекается? Ничто не противится силе богатства — все преклоняется пред его самовластием, все трепещет его владычества, потому что всякий из обиженных более думает о том, как бы еще не потерпеть какого зла, нежели о том, как бы отмстить за претерпенное. Богатый приводит пары волов, пашет, сеет, жнет на земле, ему не принадлежащей. Если станешь противоречить — тебе удары. Если станешь жаловаться — обвиняют тебя в оскорблении; если подашь в суд — будешь сидеть в тюрьме; готовы клеветники, которые доведут тебя до опасности лишиться жизни. Рад будешь и еще что–нибудь отдать, только бы освободиться от тяжбы.
Желал бы я, чтобы отдохнул ты немного от дел неправды, дал время своему рассудку размыслить, к какому концу стремится попечение об этом. Есть у тебя такое–то число десятин пахотной земли под садами, столько же какой–нибудь другой, горы, поля, леса, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя? Не достаточно ли будет тяжести немногих камней, чтобы охранять жалкое тело? Для чего трудишься? Для чего поступаешь беззаконно? Для чего собираешь своими руками бесплодное и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда–нибудь от сего упоения? Будешь ли иметь здравый рассудок? Придешь ли в себя? Представишь ли пред своими очами Христово судилище? Чем оправдишься, когда обиженные станут вокруг тебя и возопиют на тебя праведному Судии? Что тогда будешь делать? Каких наймешь себе ходатаев? Каких представишь свидетелей? Как уверишь Судию, не поддающегося никакому обману? Там нет витий, нет убедительного красноречия, которое бы могло скрыть истину пред Судиею. Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Останешься один без друзей, без помощников, беззащитный, безответный, постыженный, печальный, унылый, покинутый, не смеющий отверсть уст. Куда ни обратишь взор, везде увидишь ясные изображения злых дел: здесь слезы сироты, там стенания вдовицы, там бедные, тобою избитые, слуги, которых ты мучил, соседи, которых раздражал. Все восстанет против тебя; лукавый сонм злых твоих деяний окружит тебя. Ибо как за телом тень, так за душою следуют грехи, явственно изображающие ее дела. Потому там нет места запирательству, но заграждаются уста даже самые бесстыдные; потому что сами о себе свидетельствуют дела каждого, не голос издавая, но являясь такими, как были нами содеяны. Как изображу пред твоими взорами сей ужас? Если только слушаешь меня, если только принимаешь сие к сердцу, то помни тот день, в который открывается гнев Божий с небесе (Рим. 1:18); помни тот день, в который открывается славное пришествие Христово, когда восстанут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин. 5:29). Тогда вечный стыд грешникам и огня ревность поясти хотящаго сопротивныя (Евр. 10:27). Пусть это огорчает тебя, но да не огорчает заповедь. Как мне подействовать на тебя? Что сказать тебе? Царствия ты не желаешь, геенны не боишься. Где сыщется врачевание для души твоей? Если ужасное не устрашает, радостное не привлекает, то каменному говорю я сердцу.
Всмотрись, человек, в природу богатства. Что тебя удивляет так в золоте? Золото — камень, серебро — камень, жемчуг — камень, камень и всякий из камней: хризолит, берилл, агат, яхонт, аметист, яшма. Это цветы богатства, часть их кладешь ты в скрытность, самые прозрачные камни покрывая тьмою, а часть носишь на себе, тщеславясь блеском сих драгоценностей. Скажи: какая тебе польза вертеть руку, блестящую камнями? Не стыдно ли тебе, подобно женщинам во время беременности, прихотливо желать камней? Как они гложут камни, так и ты жаден до этих цветных камней, разыскивая сардоников, яшмы, аметистов. Какой любитель нарядов мог прибавить хотя один день своей жизни? Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег? Долго ли золоту быть силками для душ, удою смерти, приманкою греха? Долго ли богатству служить предлогом к войнам, из–за которого куют оружие, изощряют мечи? Ради него родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море — разбойников, города — ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди? Кто вашу собственность обратил в средство уловлять вас? Имение дано вам в пособие жизни, а не в напутие к злу, на искупление души, а не в повод к гибели.
«Но богатство необходимо для детей». Это благовидный предлог любостяжательности; ссылаетесь на детей, а удовлетворяете собственному сердцу. Не вини невинного; у него свой есть Владыка, свой Домостроитель; от другого получил он жизнь, от Него ожидает средств к жизни. Разве не для вступивших в браки написаны Евангелия? Аще хощеши совершен быти… продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19:21). Ужели когда у Господа просил ты благочадия, когда молился, чтобы быть тебе отцом детей, присовокуплял в молитвах это: дай мне детей, чтобы преслушать заповеди Твои; дай мне детей, чтобы не достигнуть Небесного Царства? Кто же будет поручителем за произволение сына, что он употребит данное как должно? Богатство многим послужило к распутству. Не слышишь ли, что говорит Екклезиаст: видел я недуг великий и страшный, богатство хранимо от стяжателя во зло ему (Еккл. 5:12); еще: оставляю его человеку будущему по мне; и кто весть, мудр ли будет или безумен (Еккл. 2:18–19)? Итак, смотри, чтобы тебе со многими трудами собрав богатство не приготовить для других средства для грехов и потом не понести двойного наказания: и за то, что сам делал неправду, и за то, что другого снабдил к тому средствами. Душа не ближе ли тебе всех детей? Не в ближайшем ли она с тобою свойстве, нежели все прочее? Ей первой дай лучшую часть наследия, ей доставь богатые средства к жизни, и тогда уже дели имение детям. Дети, и ничего не наследовав от родителей, нередко наживали себе дома; но кто сжалится над душою, если она тобой оставлена?
Доселе сказанное говорено было отцам. Бездетные же какую представляют нам благовидную причину бережливости? «Не продаю имения, не даю нищим по причине необходимых нужд в жизни!» Следственно, не Господь — твой Учитель; не Евангелие служит правилом для твоей жизни. Но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам сие как необходимое, а ты отвергаешь как невозможное, то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя.
«Но насладившись богатством в продолжение всей жизни, по смерти сделаю бедных наследниками своего имения, письменно и в завещаниях объявив их владетелями всего моего». Когда не будешь уже в кругу людей, тогда сделаешься человеколюбивым. Когда увижу тебя мертвецом, тогда назову братолюбцем. Великая тебе благодарность за щедролюбие, что, лежа в гробнице и разрешившись в землю, стал ты щедр на расходы и великодушен! Скажи мне, за какое время потребуешь награды? За время ли жизни или за время после смерти? Но пока был ты жив, тратил жизнь на удовольствия, погружался в роскошь, тебе несносно было и взглянуть на бедных; а у умершего какая деятельность? На какую награду имеют право поступки его? Покажи дела и требуй воздаяния. Никто не торгует, когда торг кончился; никто не увенчивается, если пришел по окончании борьбы; никто не показывает своего мужества после брани. Поэтому, как очевидно, и после жизни невозможно стать благочестивым. Обещаешься делать благотворения чернилами и на письме. А кто скажет тебе время отшествия? Кто поручится, какой будет род смерти? Сколько людей были похищены из жизни в сильных припадках, так что от страдания не могли произнести и одного слова? Как многих горячка делала не владеющими умом? Для чего же ждешь времени, в которое, как часто случается, не будешь господином своих помыслов? Глубокая ночь, тяжкая болезнь, а помощника нет; простирающий замыслы на наследство готов, все устроил в свою пользу, и твои намерения делает неисполнимыми. Тогда–то, озревшись туда и сюда, и увидя окружающую тебя пустоту, почувствуешь, наконец, свое безрассудство, тогда–то воздохнешь о своем неразумии, что до такого времени отлагал ты исполнение заповеди, когда и язык ослабевает, и дрожащая рука трясется уже от предсмертных содроганий, и ты ни на словах, ни на письме не можешь объявить своей воли. Да если и все явственно написано и всякое слово раздельно произнесено, одной вставленной буквы достаточно, чтобы переменить твое распоряжение; одна поддельная печать, два или три неправедные свидетеля могут передать все наследство другим.
Для чего же обманываешь сам себя? Теперь худо распоряжаешься богатством на плотские наслаждения, а впоследствии обещаешь то, над чем не будешь уже господином. Худо, как показало слово, твое намерение. Пока жив, буду наслаждаться удовольствиями, а умирая исполню заповеданное. И тебе скажет Авраам: восприял еси благая твоя в животе твоем (Лк. 16:25). Путь узкий и тесный не приемлет тебя, который не сложил с себя бремени богатства; ты пошел, неся его на себе, а не сбросив, как было тебе повелено. Во время жизни, себя самого ты предпочитал заповеди, а по смерти и разрушении предпочел заповедь врагам; говоришь, чтобы не досталось такому–то, пусть возьмет Господь. Чем же назвать это: мщением ли врагам или любовию к ближнему? Прочитай свое завещание. «Хотелось бы мне еще пожить и насладиться своим имуществом». Благодарность — смерти, а не тебе: если б ты был бессмертен, то не вспомнил бы о заповедях. Не льститеся: Бог поругаем не бывает (Гал. 6:7). Мертвое не приводится к алтарю: принеси жертву живую. Кто приносит избытки, тот не приемлется; а ты, что осталось в избытке после целой жизни, то приносишь Благодетелю. Если остатками трапезы не смеешь угощать знаменитых людей, то как же осмеливаешься остатками умилостивлять Бога?
Видите, богатые, конец богатолюбия и перестаньте пристращаться к имению. Чем более ты любишь богатство, тем паче ничего не оставляй из своего имения. Все обрати в свою собственность; все бери с собою, не оставляй богатства чужим. Может быть, что и домашние твои не облекут тебя в последнее украшение, но откажут в погребении, оказывая свое расположение уже наследникам. Или еще станут тогда умствовать к твоей невыгоде и скажут: глупо наряжать мертвого и с большими издержками хоронить ничего уже не чувствующего. Не лучше ли оставшимся наряжаться в дорогую и блистательную одежду, нежели вместе с мертвецом гноить многоценные одеяния? Какая польза в великолепном памятнике, в богатом погребении, в бесплодных издержках? Оставшееся надобно употребить на необходимое для жизни. Вот что скажут, чтобы и тебе отмстить за несносные твои поступки и твоим имением услужить наследникам. Поэтому предварительно соверши над собой погребение; и прекрасное погребение — благочестие. Отойди отсюда, облекшись во все; обрати богатство в собственное свое украшение, имей его при себе. Поверь прекрасному Советнику, возлюбившему тебя Христу, нас ради обнищавшему, да мы нищетою Его обогатимся (2 Кор. 8:9), давшему Себя избавление за нас (1 Тим. 2:6).
Или поверим Ему как мудрому и знающему, что для нас полезно, или потерпим Его как возлюбившего нас, или воздадим Ему должное как своему Благодетелю. Непременно же исполним повеленное нам, чтобы стать наследниками вечной жизни, о Самом Христе, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 8. Говоренная во время голода и засухи
Лев возревет, и кто не убоится? Господь Бог глагола, и кто не проречет (Ам. 3:8)? Сделаю пророческое вступление в слово и, предлагая свой совет и свои мысли о том, что полезно, в сотрудники для предстоящего дела возьму богодухновенного Амоса, который врачевал горести подобные бедствиям, какие нас угнетают. Ибо во времена древние, когда народ оставил отческое благочестие, попрал точное исполнение законов и впал в идолослужение, сей самый пророк был проповедником покаяния, увещевая к обращению и угрожая наказаниями. О как бы я желал хотя несколько употребить той ревности, какую видим в сей древней истории! Только не дай Бог видеть окончания, соответственного бывшему тогда! Ибо тот непокорный народ, подобно упрямому и необузданному молодому коню, грызущему удила, не был обращен к полезному, но совратясь с прямого пути, до тех пор бежал бесчинно и рвался из рук у возницы, пока, низринувшись в пропасти и стремнины, не потерпел за свое непокорство достойной гибели. Да не будет сего ныне с нами, дети мои, которых родил я благовествованием, которых повил благословением рук! Напротив того, да будет слух ваш благосклонен, душа благопокорна, да приемлет с мягкостию увещания, и да уступает говорящему, как воск — налагающему печать, чтобы от одной этой охоты и я получил утешительный плод своих трудов, и вы при отшествии (отсюда) похвалили как награду сделанное нами увещание!
Что же это такое, что хочет показать слово, однако же, медля объявлением ожидаемого, надеждою слышания держит еще души в возбуждении?
Видим, братия, что небо запечатлено, чисто и безоблачно, производит ту унылую ясность воздуха, опечаливает тою чистотою, которой мы крайне желали прежде, когда в течение долгого времени покрытое облаками оставляло оно нас во мраке и лишало солнечных лучей. Земля, до крайней степени иссохшая, сколько неприятна на вид, столько тверда для возделывания и бесплодна, расселась трещинами и озаряющий луч принимает прямо в глубину. Обильные и неиссыхающие источники у нас оскудели, потоки больших рек иссякли: малые дети переходят их вброд и женщины переправляются через них с ношами. Многим из нас нечего пить, терпим недостаток в самом необходимом для жизни. Мы новые израильтяне; нам нужен новый Моисей и его чудодейственный жезл, чтобы и ныне ударяемые камни удовлетворили потребности жаждущего народа, чтобы ч`удные облака источили людям необычайную пищу — манну. Убоимся того, чтобы голод и казни не сделали нас новою притчею для потомков. Видел я засеянные поля и много плакал об их бесплодии, пролил слезы, потому что не излился на нас дождь. Иные семена засохли до всхода, такими же остались в глыбах земли, какими закрыл их плуг; другие взошли несколько и, дав зелень, жалким образом увяли от зноя, так что ныне благовременно превратить
[40] евангельское изречение и сказать: делателей много, а жатвы нет и малой (ср.: Лк. 10:2). Земледельцы, сидя на нивах и сложив руки на коленах (обыкновенное положение сетующих), оплакивают напрасно потерянные труды свои; посмотрят на малолетних детей и начнут рыдать; устремят взор на жен и зальются слезами; потрогают и пощупают сухие листы взошедших стеблей и громко зарыдают, как отцы, потерявшие сыновей, достигших цветущего возраста.
Поэтому пусть и нам будет сказано тем же пророком, о котором упомянули мы незадолго пред сим в начале беседы! У него сказано: и Аз удержах дождь от вас прежде триех месяцев жатвы, и надожд`ю на един град, а на един град не надожд`ю: и часть едина надожд`ится, и часть, на н`юже не надожд`ю, изсохнет: и соберутся два и три града в един пити воду и не насытятся; зане не обратистеся ко Мне, глаголет Господь (Ам. 4:7–8). Итак, познаем, что за уклонение и за нерадение насылает на нас Бог удары, не с намерением сокрушить, но с желанием исправить, как и добрые отцы исправляют нерадивых детей: они раздражаются и восстают на юных, не о том помышляя, чтобы сделать какое–нибудь зло, но от детской небрежности и от грехов юности приводя к рачительности.
Смотрите, как множество наших грехов самый климат лишило его естественных свойств и во временах года произвело необычайные перемены. Зима при сухости своей не имела обычной ей мокроты, но оковала льдом и иссушила всю влагу, и протекла без снегов и дождей. Опять и весна, хотя показала одну часть отличительных своих признаков, а именно, теплоту, но не приобщалась влажности. И зной, и стужа, небывалым доселе образом преступив пределы, назначенные природе, немилосердно согласившись вредить нам, лишают людей пропитания и жизни. Какая же причина сего беспорядка и замешательства? Что это за переворот времен? Исследуем это как имеющие разум; рассудим как разумные. Разве нет Правителя вселенной? Ужели наисовершеннейший Художник — Бог — забыл Свое домоправление? Ужели лишен власти и могущества? Или имеет ту же крепость и не утратил державы, но стал к нам жестоким и крайнюю благость и благопопечительность изменил в человеконенавидение? Никто здравомыслящий не скажет сего. Напротив того, ясны и очевидны причины, по которым поступает с нами не по обыкновению. Сами берем, а других не снабжаем; хвалим благотворительность, и отказываем в ней нуждающимся; из рабов делаемся свободными и не имеем жалости к подобным нам рабам; будучи голодны, насыщаемся, а того, кто скуден, проходим мимо; имея у себя нескудного подателя и сокровищехранителя Бога, стали мы скупы и необщительны с бедными. Овцы у нас многоплодны, но нагих больше, чем овец; кладовые затеснены множеством хранимого в них, а утесненного не милуем. За сие–то и Бог не отверзает руки Своей, потому что мы заградили братолюбие. За сие–то и нивы сухи, потому что охладела любовь. Голос молящихся раздается напрасно и рассевается в воздухе, потому что и мы не слушали умоляющих.
Да и какая у нас молитва, какое прошение? Вы, мужи, за исключением немногих, проводите время в куплях; а вы, жены, прислуживаете им в трудах для мамоны. Немногие уже остаются здесь со мною и на молитве; и у тех отяжелела голова; они зевают, непрестанно оборачиваются и наблюдают, скоро ли псалмопевец окончит стихословие и скоро ли они освободятся из церкви, как из узилища, и от молитвы, как неволи. А эти малолетние дети, оставившие книги свои в училищах и соединяющие голос свой с нашим, как бы находят для себя в этом занятии более отдых и забаву, обращая в праздник нашу скорбь, потому что на некоторое время освобождаются от докучливого наставника и от заботы об уроках. А множество людей совершенного возраста и опутанный грехами подлый
[41] народ беспечно, свободно и весело ходят по городу, тогда как они–то носят в душах своих причину зол, они–то навлекли и произвели сие бедствие. Спешат и собираются на исповедание несмысленные и непорочные младенцы, которые не были причиною скорбей и не имеют в`едения или способности молиться по обычаю. Выступи на средину ты, оскверненный грехами; ты припадай, плачь и стени; а младенца оставь делать свойственное его возрасту. Для чего ты, обвиняемый, скрываешься и представляешь к ответу не подлежащего ответственности? Разве Судия обманывается, что выводишь за себя подложное лицо? Конечно, и младенцу надлежало быть, но с тобою, а не одному.
Смотри, и ниневитяне, раскаянием умилостивляя Бога и оплакивая грехи, какие обличал Иона, спасенный из моря и кита, не младенцев одних определяли на покаяние, между тем как сами продолжали жить в роскоши и забавах; напротив того, согрешивших отцов прежде других смирил пост, на отцов легло наказание, а младенцы плакали поневоле, как бы вдобавок, чтобы печаль овладела всяким возрастом, и сознающим и не сознающим себя, первым — по произволению, а последним — по необходимости. И Бог, видя такое их смирение, что сами себя осудили на чрезмерные мучения всякого рода, умилосердился над страданием, освободил от наказания и даровал радость плакавшим благосознательно. Какое стройное покаяние! Какая мудрая и единодушная скорбь! И неразумных не оставили изъятыми от наказания, но и их заставили вопиять по нужде; телец разлучен был с кравою
[42], агнец отогнан от матерняго сосца; грудное дитя не в объятиях было родительницы. В особых местах находились матери, в особых дети. Все отвечали и отзывались друг другу жалобными голосами. Голодные дети искали источников молока; матери, терзаемые естественною жалостию, сострадательными голосами призывали к себе свои порождения. Столько же голодные младенцы надрывались от самого сильного плача и бились; у родивших естественными страданиями уязвлялось сердце. Посему–то богодухновенное слово, предав покаяние их письмени, сохранило в общий урок для жизни. У них плакал старец, рвал и терзал седые свои волосы. Еще сильнее рыдал юноша и цветущий возрастом. Воздыхал бедный; и богатый, забыв о роскоши, учился злостраданию как делу целомудренному. Царь их блистательность свою и славу изменил в бесславие, сложив с себя венец, посыпал голову пеплом; свергнув с себя багряницу, облекся во вретище; оставив превознесенный и пышный престол, в жалком виде влачился по земле; отринув свойственные ему царские увеселения, плакал вместе с народом; стал одним из простолюдинов, когда увидел, что прогневан общий всех Владыка.
Таков образ мыслей у рабов благосознательных! Таково покаяние одержимых грехами! А мы грех совершаем со всем усилием, за покаяние же принимаемся нерадиво и лениво. Кто у нас, молясь, проливает слезы, чтобы благовременно получить дождь и орошение? Кто, чтобы загладить грехи, в подражание блаженному Давиду, омочил ложе слезами (Пс. 6:7)? Кто омыл ноги странным и отер путешественную пыль, чтобы вовремя умилостивить Бога, желая окончания засухи? Кто напитал лишившееся отца детище, чтобы и Бог возрастил теперь для нас хлеб, подобно сироте побитый суровостию ветров? Кто призрел вдову, стесненную трудностию пропитания, чтобы теперь в награду себе получить необходимую пищу? Раздери неправедное писание, чтобы чрез это разрешен был твой грех; изгладь обязательство платить тяжелый рост, чтобы земля рождала обычное ей. Поелику у тебя медь, и золото, и все нерождающее рождает вопреки природе, то земля, по природе способная к рождению, делается твердою, и в наказание живущих на ней осуждена на бесплодие.
Пусть покажут чтители любостяжания, собирающие до преизбытка богатство, какая сила или польза их сокровищ, если разгневанный Бог еще долее продлит наказание! Вскоре желтее золота сделаются те, которые копят его, если не будет у них хлеба, вчера и за день презираемого по удобству иметь его в обилии. Представь, что нет продающего, что хлеба не стало в житницах. Какая тогда польза в тяжелых мешках с деньгами? Скажи мне: не вместе ли с ними будешь зарыт в землю? Не земля ли — золото? не бесполезное ли брение будет лежать подле брения — тела? Все приобрел ты, но нет у тебя одного необходимого — возможности пропитать себя самого. Из всего твоего богатства сделай хотя одно облако; придумай способ произвести несколько дождевых капель; побуди землю к плодородию; прекрати бедствие своим гордым и величавым богатством. Может быть, призовешь на помощь кого–либо из мужей благоговейных, чтобы тебе своими молитвами, как Илия Фесвитянин, даровал облегчение бедствий человек бедный, не имеющий у себя ни собственности, ни обуви, ни жилища, ни теплого угла, ни других пособий жизни, прикрытый одним хитоном, как Илия милотью, воспитанник молитвы, сотрапезник воздержания. И если получишь просимую у такого человека помощь, не посмеешься ли тогда над богатством, требующим многих забот? Не плюнешь ли на золото? И серебро, которое прежде называл всесильным и прелюбезным, не бросишь ли, как нечистоту, узнав, что оно — слабый помощник в нужде?
За тебя осудил Бог и на сие бедствие: потому что ты, имея, не подавал; потому что ты проходил мимо алчущих; потому что ты не обращал внимания на плачущих; потому что ты не оказывал милости кланявшимся тебе. И за немногих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяние одного вкушают плоды его многие. Ахар учинил святотатство, и побит был весь полк (Нав. 7:1–26). Еще Замврий блудодействовал с мадианитянкою, и Израиль понес наказание (Чис. 25:6–15). Поэтому и наедине, и всенародно все мы наследуем жизнь свою; будем внимательны к засухе, как к детоводителю, который каждому из нас напоминает его грехи. И мы благосознательно скажем словами мужественного Иова: рука Господня коснувшаяся ми есть (Иов. 19:21); а наипаче несчастие свое припишем главным образом грехам.
Если же надобно присовокупить к сему и иное, скажем, что иногда и для испытания души насылаются на людей подобные несчастия, чтобы в трудных обстоятельствах открылись люди достойные — бедные ли они или богатые, потому что те и другие верно оцениваются посредством терпения. В это время особенно оказывается
[43] общителен ли и братолюбив один, благодарен ли, а не злоречив, напротив, другой и с переворотами в жизни не меняет ли он тотчас образа мыслей. Знаю (не слухом изучив, но собственным опытом изведав людей), что многие, пока жизнь их благоденственна и, как говорят, несется попутным ветром, если не совершенно, по крайней мере сколько–нибудь, свидетельствуют свою благодарность Благодетелю; а если, при положении противном, дела примут иной оборот, и богатый делается бедным, телесную крепость заменяет болезнь, славу и знатность — стыд и бесчестие, — бывают они неблагодарны, произносят хулу, нерадят о молитве, жалуются на Бога, как на промедлившего должника, а не так обращаются к Нему, как к прогневанному Владыке.
Но выкинь из мысли подобные сему понятия! Напротив того, когда видишь, что Бог не дает тебе и того, что давал обыкновенно, так рассуждай сам с собою: «Бог не бессилен даровать пищу. И возможно ли это? Он — Господь неба и всего устройства; Он — мудрый Домостроитель годовых переворотов и времен; Он — Правитель вселенной, определивший, чтобы времена года и взаимные их круговращения следовали одно за другим, подобно чинному хороводу, и своим разнообразием удовлетворяли различным нашим нуждам, чтобы в свое время бывала мокрота, и потом наступал жар, и холод имел свое место в течение года, и не лишены мы были нужной сухости. Поэтому Бог могуществен. А если могуществен, и мы признаем сие, то не оскудела ли у Него благость? И это рассуждение не твердо. Ибо какая была бы необходимость неблагому сотворить человека вначале? Кто понудил бы Творца против воли взять персть и из брения образовать такую красоту? Кто убедил бы в необходимости даровать человеку разум по образу Своему, чтобы почерпал отсюда силы изучать искусства и навык любомудрствовать о предметах горних, которых не касается чувственно?» А рассуждая таким образом, найдешь, что благость присуща Богу, и доныне в Нем не оскудевает. Иначе, скажи мне, что воспрепятствовало бы тому, чтобы это явление было не засухой, но совершенным воспламенением, чтобы при малом изменении солнцем обыкновенного пути, по приближении его к телам надземным, в одно мгновение не сгорело все видимое? Или что воспрепятствовало бы дождить огню с неба, по примеру бывших уже наказаний грешникам? Войди в себя, человек, и соберись с своими мыслями. Не поступай, как несмысленные дети, которые, быв наказаны учителем, рвут его книги, или раздирают одежду отца, когда он для их же пользы не дает на время им пищи, или царапают ногтями лицо матери. Кормчего обнаруживает и испытывает буря, борца — поприще, военачальника — битва, великодушного — несчастия, христианина — искушение. И скорби изобличают душу, как огонь золото: беден ли ты? не унывай; ибо чрезмерное уныние бывает причиною греха, когда скорбь потопляет собою ум, смущением производится кружение, и от недостатка рассудительности рождается неблагодарность. Напротив того, имей надежду на Бога. Не может быть, чтобы Он не обращал взора на твое стеснительное положение. В руках Его для тебя пища, но медлит дать тебе, чтобы испытать твою твердость, чтобы узнать твое расположение, не походит ли оно на расположение людей невоздержных и непризнательных; потому что и они, пока пища у них в устах, хвалят, ласкательствуют, ставят выше всего; но если трапеза отложена ненадолго, как камнями, мечут хулами в тех, которым недавно из сластолюбия кланялись наравне с Богом.
Пересмотри Ветхий и Новый Завет; в том и другом найдешь, что многие различным образом были питаемы. Илии служил жилищем Кармил, гора возвышенная и необитаемая; пустыня вмещала в себе пустынника, но душа все составляла для праведника, и напутием жизни была у него надежда на Бога. Но при таком роде жизни не умер он с голода; напротив того, самые хищные и наиболее прожорливые птицы приносили ему пищу, служителями при столе праведника стали те, у кого было в обычае похищать чужие снеди; по повелению Владыки изменив свою природу, они сделались верными стражами хлебов и мяс. А что Илии носили это враны, узнаем о том из духовной истории. И вавилонский ров вмещал в себя юношу–израильтянина, по несчастным обстоятельствам пленника, но свободного душою и по образу мыслей. И что ж последовало за сим? Львы вопреки своей природе соблюдали пост; а питатель сего юноши — Аввакум — летел по воздуху, потому что Ангел нес человека вместе с яствами, и чтобы праведник не потерпел от голода, пророк в малую часть времени перенесен чрез все то пространство земли и моря, какое есть между Иудеею и Вавилоном. А этот еще народ в пустыне, которым управлял Моисей! Чем поддерживалась его жизнь в продолжение сорока лет? Там не было ни человека–сеятеля, ни вола, влекущего плуг, ни гумна, ни точила, ни житницы; без сеяния и возделывания земли имели они пищу; камень дал им источники, которых прежде не было, но которые исторглись при нужде.
Не буду подробно перечислять действий Божия Промысла, многократно отечески явленных людям. Но ты покажи несколько терпения в несчастии, как мужественный Иов, не поддавайся волнению, и не бросай в море, если везешь с собой какой–либо груз добродетели. Соблюди в душе благодарность, как драгоценную клажу, и за благодарность получишь сугубое наслаждение. Помни апостольское изречение: о всем благодарите (1 Фес. 5:18). Беден ты; но, без сомнения, есть другой беднее тебя. У тебя хлеба на десять дней, а у него на один. Как человек добрый и благомыслящий, уступи свой излишек неимущему. Не медли дать из малого; своей пользы не предпочитай общему бедствию. Если даже у тебя в пищу остается один хлеб, но стоит у дверей просящий, то принеси из кладовой и этот один хлеб, и, положив на руки, воздень к небу, скажи такое жалобное и вместе благопризнательное слово: «Один у меня хлеб, который видишь Ты, Господи, и опасность очевидна; но заповедь Твою предпочитаю себе и из малого даю алчущему брату. Подай и ты бедствующему рабу. Знаю Твою благость, возлагаю упование на Твое могущество; Ты не отлагаешь до времени Своих милостей, но расточаешь дары, когда Тебе угодно». Если так скажешь и сделаешь, — хлеб, поданный тобою в крайности, будет семенем для земледелания, принесет сторичный плод, соделается залогом пропитания, исходатайствует помилование. Скажи и ты словами сидонской вдовицы, в подобных обстоятельствах благовременно припомнив ее историю; жив Господь! (3 Цар. 17:12). Если и ты дашь из остатка, то и у тебя будет чванец елея, источающий благодать, и не оскудевающий водонос муки (3 Цар. 17:14); потому что милость Божия к верным, уподобляясь кладезям, из которых всегда черпают и которых никогда не исчерпают, превосходит их в этом, воздавая вдвойне. Скудный, дай в заем богатому Богу. Поверь Тому, Кто вместо утесненного Сам всегда берет на собственное Свое лицо и из Своего воздает благодарность. Поручитель достоверен; у Него везде рассыпаны сокровища, и на земле, и в море. И если во время плавания потребуешь свой долг, то среди моря получишь все сполна и с ростом; потому что Он щедр на прибавки.
Болезнь алчущего — голод — есть страдание, возбуждающее жалость. Верх всех человеческих бедствий — голод: всякой смерти мучительнее такой конец. В других опасностях или острие меча наносит скорую смерть, или стремительность огня мгновенно угашает жизнь, или звери, растерзав зубами главные в жизненном устройстве члены, не дают мучиться продолжительною болью. Но голод есть медленное зло, продолжительное мучение; кроющаяся и таящаяся внутри смерть, каждую минуту угрожающая и все еще замедляющая. Ибо истощает естественную влагу, охлаждает теплоту, сжимает телесный объем, мало–помалу иссушает силы. Плоть, как паутина, прилегает к костям; кожа теряет цвет, потому что с оскудением крови пропадает румяность; не станет белизны, потому что поверхность тела темнеет от истощения; тело синеет, потому что вследствие страдания слившиеся бледность и чернота производят жалкий вид; колена на себе не держат, но невольно сгибаются; голос делается тонок и слаб; глаза изнемогают в своих впадинах, напрасно вложенные во влагалища, как иссохшие ядра в ореховую скорлупу; живот пуст, впал, не имеет ни вида, и объема, ни естественной упругости во внутренностях, прилег к хребтовым костям.
Каких же достоин наказаний, кто проходит мимо человека с таким изможденным телом? Что еще можно прибавить к такой жестокости? Не стоит ли он того, чтобы причислить его к лютым зверям, признать злодеем и человекоубийцею? Кто имеет возможность уврачевать зло, но добровольно и по любостяжательности откладывает сие, того, по справедливости, можно осудить наравне с убийцами. Мучение голода нередко вынуждало многих преступать пределы естества, делало, что человек касался плоти ему единоплеменных, и что мать своего сына, которого произвела на свет из утробы, опять без милосердия принимала в утробу. Иудейская история, написанная трудолюбивым Иосифом
[44], представляет нам такие плачевные события, когда ужасные страдания постигли иерусалимлян, понесших справедливые наказания за нечестие свое пред Господом.
Смотри, и Сам Бог наш нередко другие страдания оставлял без уврачевания, но сострадательно милосердовал об алчущих. Ибо говорит:
милосердую о народе сем (Мф. 15:32). Посему и на последнем суде, где Господь призывает к себе праведных, первое место занимает щедрый. Питатель других первенствует между удостоенными почестей, уделявший хлеб призывается прежде всех, услужливый и благоподатливый преимущественно пред другими праведниками вводится в жизнь. А необщительный
[45] и скупой прежде других грешников предается огню (Мф. 25:34–46).
Самое время призывает тебя к матери заповедей; позаботься особенно, чтобы не прошло для тебя даром это время торжища и купли; потому что время течет и не ждет медлительного; дни спешат и минуют ленивого. И как нельзя остановить течения реки, разве кто, захватив при первой встрече и первом порыве, воспользуется водою как должно, так невозможно удержать и времени, которое понуждается вперед безостановочными круговращениями: и прошедшего нельзя возвратить назад, разве кто уловит наступающее. Поэтому и заповедь, как нечто бегущее, держи и исполняй; взяв со всех сторон, сжимай в своих объятиях. Дай малое и приобрети многое. Разреши первообразный грех подаянием пищи. Ибо как Адам худым вкушением передал нам грех, так мы загладим сие зловредное вкушение, если удовлетворим нужде и голоду брата.
Слышите, народы! внемлите, христиане! Сие говорит Господь, не собственным Своим гласом вещая, но, как органами, возглашая устами рабов. Мы, словесные твари, да не окажемся жестокосердее бессловесных. Ибо они как чем–то общим пользуются тем, что естественным образом производит земля. Стада овец пасутся на одной и той же горе; множество коней на одной равнине находят себе корм; и какой ни возьми род животных, все дозволяют друг другу необходимое наслаждение потребным. А мы общее достояние прячем себе за пазуху, и собственностию многих владеем одни. Постыдимся того, что повествуется о человеколюбии язычников. У некоторых из них человеколюбивый закон учреждает один стол и общую пищу, и многочисленный народ делает почти одной семьей. Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех тысяч (Деян. 2:41–42); поревнуем первенствующему обществу христиан: у них все было общее, жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел делала единое тело, различные души соглашала в то же единомыслие. Много имеешь примеров братолюбия и в Ветхом и в Новом Завете. Если видишь алчущего старца, призови и напитай, как Иосиф Иакова. Если находишь врага в крайности, к обдержащему тебя гневу не прилагай мщения, но напитай его, как Иосиф продавших его братьев. Если встретишь человека иного, подавленного трудами, прослезись, как Иосиф над Вениамином, сыном старости. Может быть и тебя искушает любостяжательность, как Иосифа госпожа, и тебя влечет за одежду, чтобы пренебрег ты заповедь и возлюбил более эту златолюбицу и миролюбицу, нежели Господне повеление. Когда приходит к тебе помысл, враждующий против оной заповеди, увлекающий целомудренный ум в сребролюбие, принуждающий нерадеть о братолюбии, а удерживающий при первом, — и ты свергни с себя одежды, удались с гневом, блюди верность ко Господу, как Иосиф к Пентефрию. Снабжай скудость хотя один год, как он снабжал семь лет. Не всем жертвуй сластолюбию; дай нечто и душе. Представь, что у тебя две дочери: здешнее благополучие и жизнь на небесах. Если не хочешь всего отдать лучшей, то, по крайней мере, поровну раздели — и невоздержной, и целомудренной. Смотри, чтобы, когда надобно будет тебе предстать ко Христу и явиться пред лицом Судии, не оказалась слишком богатою здешняя жизнь, а обнаженною и одетою в рубище другая — жизнь добродетельная, имеющая вид и название невесты. Поэтому не представь Жениху невесты безобразною и неукрашенною, чтобы Он, воззрев, не отвратил лица, и видя, не возненавидел и не отрекся от союза с нею; но облеки ее в приличное убранство, соблюди благообразною до предназначенного времени брака, чтобы и она с мудрыми девами возжгла светильник, имея неугасимый огонь в`едения и не оскудевая елеем заслуг, чтобы самым делом подтвердилось богодухновенное пророчество, чтобы и в душе твоей приличествовало сказанное: предста царица одесн`ую тебе, в ризах позлащенных од`еяна преиспещр`ена. Слыши, дщи, и виждь, и приклони ухо твое… и возжелает Царь доброты твоея (Пс. 44:10–12). Ибо псалмопевец предрек сие о целом, предсказывая красоту целого тела, но в собственном смысле будет сие приличествовать и каждой душе, так как Церковь есть совокупность отдельных лиц.
Промышляй о настоящем и о будущем, и не утрать последнего ради гнусной корысти. Оставит тебя тело — отличие твое в настоящей жизни. В явление же ожидаемого и несомненно имеющего прийти Судии, заградишь себе воздаяние почестей и небесную славу и вместо долгой и блаженной жизни отверзнешь неугасимый огонь, геенну, казни и горькие веки мучений. Не думай, что пугаю тебя ложными страшилищами, подобно какой–нибудь матери или кормилице, как они имеют обычай поступать с малолетними детьми и вымышленными рассказами заставляют умолкнуть, когда неутешно и долго плачут. Но это не баснь, а учение, проповеданное неложным гласом. Знай, что по евангельскому проречению, иота едина, или едина черта не пр`ейдет (Мф. 5:18). И тело, истлевшее во гробе, восстанет, и душа, та самая, которая отлучена смертию, снова будет жить в теле, — и настанет подробное изобличение сделанного в жизни, не по свидетельству других, но по засвидетельствованию самой совести. Каждому же по достоинству воздано будет праведным Судиею. Ему подобает слава, держава и поклонение во веки веков! Аминь.
Беседа 9. О том, что Бог не виновник зла
Много видов учения, какие чрез священного псалмопевца Давида показал нам действовавший в нем Дух. Иногда пророк, описывая собственные свои страдания и мужество, с каким переносил он встречавшееся с ним в жизни, в примере своем оставляет нам ясное учение о терпении. Например, когда говорит: Господи, что ся умножиша стужающии ми? (Пс. 3:2). А иногда изображает он Божию благость и скорость помощи, какую подает Бог истинно взыскавшим Его; и тогда говорит: внегда призвати ми, услыша мя Бог правды моея (Пс. 4:2), выражаясь равносильно с пророком, который сказал: еще глаголющу ти, речет: се, приидох (Ис. 58:9), то есть не успел я призвать, как слух Божий внял уже конец призывания. Еще, принося молитвы и моления к Богу, научает нас, каким образом живущие во грехах должны умилостивлять Бога. Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниж`е гневом Твоим накажеши мене (Пс. 6:2). А в двенадцатом псалме показывает какую–то продолжительность искушения словами: доколе, Господи, забудеши мя до конца? (Пс. 12:2), и во всем псалме учит нас не терять бодрости в скорбях, но ожидать Божией благости, и знать, что Бог по особенному домостроительству предает нас скорбям, по мере веры каждого посылая и меру испытаний.
Поэтому, сказав: доколе, Господи, забудеши мя до конца? и: доколе отвращаеши лице Твое от мене? (Пс. 12:2), тотчас переходит к зломыслию людей безбожных, которые, едва встретят хотя малое огорчение в жизни, не перенося затруднительности обстоятельств, тотчас начинают колебаться в мыслях: имеет ли Бог попечение о здешнем мире, назирает ли за делами каждого, воздает ли каждому должное? Потом, когда видят, что неприятное их положение все еще продолжается, утверждают в себе лукавое мнение, и решительно говорят в сердце своем, что нет Бога. Рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13:1). А кто вложил себе это в ум, тот уже без осторожности вдается во всякий грех. Ибо ежели нет назирающего, нет воздающего каждому по достоинству того, что сделано в жизни, то воспрепятствует ли что притеснять нищего, убивать сирот, умерщвлять вдову и пришельца, отважиться на всякое нечестное дело, осквернять себя нечистыми и мерзкими страстями, всякими скотскими вожделениями? Посему как следствие мысли, что нет Бога, присовокупил: растлеша и омерзишася в начинаниих (Пс. 13:1). Ибо невозможно совратиться с правого пути тому, кто не болезнует в душе забвением Бога. Почему язычники преданы в неискусен ум и творят неподобная (Рим. 1:28)? Не потому ли, что сказали: несть Бог? Почему они впали в страсти безчестия, и жены их измениша естественную под`обу в презъестественную… и мужи на мужех студ содевают (Рим. 1:26, 27)? Не потому ли, что измениша славу нетленнаго Бога в подобие скотов, и четвероног и гад (Рим. 1:23)?
Поэтому, как действительно лишенный ума и смысла, безумен тот, кто говорит: несть Бог. Но близок к нему и нимало не уступает ему в бессмыслии и тот, кто говорит, что Бог — виновник зла. Я полагаю, что грех их равно тяжек: потому что оба равным образом отрицают Бога благого, один говоря, что Бога нет, а другой утверждая, что Он не благ. Ибо, если Бог — виновник зла, то, очевидно, не благ. А поэтому и в том и другом случае отрицается Бог.
«От чего же, — говорят, — болезни? От чего безвременная смерть? От чего истребление городов, кораблекрушения, войны, повальные болезни? Это есть зло, — продолжают, — и между тем все это — Божие произведение. Поэтому кого же иного, кроме Бога, признаем ответственным за происходящее?» Итак, поелику коснулись мы сего часто повторяемого вопроса, то, возводя слово к какому–нибудь всеми принятому началу и тщательнее разобрав предложенный предмет, попытаемся сделать на него внятное и несбивчивое объяснение.
Предварительно должны мы утвердить в мыслях своих одно следующее: поелику мы творения благого Бога и состоим во власти Того, Кто устрояет все до нас касающееся, и важное и маловажное, то не можем ничего потерпеть без воли Божией; и если что терпим, оно не вредно, или не таково, чтобы можно было промыслить что–либо лучшее. Ибо, хотя смерть от Бога, однако же, без сомнения, смерть не зло; разве кто назовет злом смерть грешника, потому что для него перехождение отсюда бывает началом мучений во аде. Но опять не Бог причиной зол во аде, а мы сами, потому что началом и корнем греха от нас зависящее, наша свобода. Удержавшись от зла, могли бы мы не терпеть ничего бедственного. Но поелику уловлены сластолюбием в грех, то можем ли представить какое благовидное доказательство, что мы не сами для себя сделались виновниками горестей?
Поэтому иное зло только в нашем ощущении, а иное зло в собственной своей природе. Зло само в себе зависит от нас, таковы: неправда, распутство, неразумие, робость, зависть, убийства, отравы, лживые дела, и все однородные с сими страсти, которые, оскверняя душу, созданную по образу Сотворшего, обыкновенно помрачают ее красоту. Еще злом называем что для нас трудно и болезненно для ощущения: телесную болезнь, телесные раны, недостаток необходимого, бесславие, ущерб имения, потерю родных. Между тем каждое из сих бедствий мудрый и благий Владыка посылает нам к нашей же пользе. Богатство отнимает у тех, которые употребляют его худо, и тем сокрушает орудие их неправды. Болезнь насылает тем, кому полезнее иметь связанные члены, нежели беспрепятственно устремляться на грех. Смерть насылается на тех, которые достигли предела жизни, какой от начала положен в праведном суде Бога, издалека предусмотревшего, что полезно для каждого из нас.
А голод, засухи, дожди суть общие какие–то язвы для целых городов и народов, которыми наказывается зло, преступившее меру. Посему, как врач, хотя производит в теле труды и страдания, однако же благодетелен, потому что борется с болезнию, а не с больным, так благ и Бог, Который частными наказаниями устрояет спасение целого. Ты не ставишь в вину врачу, что он иное в теле режет, другое прижигает, а другое совершенно отнимает; напротив того, даешь ему деньги, называешь его спасителем, потому что остановил болезнь в небольшой части тела, пока страдание не разлилось во всем теле. А когда видишь, что от землетрясения обрушился на жителей город, или что на море с людьми разбился корабль, — не боишься подвигнуть хульный язык на истинного Врача и Спасителя. Но тебе надлежало разуметь, что в болезнях умеренных и излечимых люди получают пользу от одного об них попечения; а когда оказывается, что страдание не уступает врачебным средствам, тогда необходимым делается отделение поврежденного, чтобы болезнь, распространяясь на соприкосновенные с ним места, не перешла в главные члены. Посему как в резании и прижигании не виновен врач, а виновна болезнь, так и истребления городов, имея началом чрезмерность грехов, освобождают Бога от всякой укоризны.
Но говорят: «Если Бог не виновен в зле, то почему же сказано: Аз устроивый свет и сотворивый тму, творяй мир и зиждяй злая (Ис. 45:7)? И еще говорится: снидоша злая от Господа на врата Иерусалимля (Мих. 1:12). И: несть зло во граде, еже Господь не сотвори (Ам. 3:6). И в великой песни Моисеевой сказано: видите, видите, яко Аз есмь, и несть Бог разве Мене: Аз убию и жити сотворю, поражу и Аз исцелю (Втор. 32:39)».
Но для разумеющего смысл Писания ни одно из сих мест не заключает в себе обвинения Богу, что Он виновник и творец зла. Ибо Сказавший: Аз устроивый свет и творяй тму, объявляет чрез сие, что он Создатель твари, а не творец зла. Творцом же и Художником того, что в твари кажется противоположным, наименовал Он Себя, чтобы ты не подумал, будто бы иной есть виновник света, и иной — виновник тьмы, и чтобы ты не стал искать иного создателя огня, иного — воды, иного — воздуха, иного — земли; потому что стихии сии, по противным своим качествам представляются несколько одна другой противоборствующими; как и действительно случилось с некоторыми, — от чего совратились они в многобожие.
Творит же мир, зиждет злая. Особенно творит мир в тебе, когда добрым учением умиротворяет ум твой и умиряет страсти, восстающие на душу. Зиждет злая, то есть преобразует зло и ведет к лучшему, чтобы оно, перестав быть злом, приняло в себя свойство добра. Сердце чисто созижди во мне, Боже (Пс. 50:12). Не вновь сотвори, но обнови обветшавшее от греха. И: да оба созиждет во единаго новаго человека (Еф. 2:15). Да созиждет не в том смысле, чтобы произвести из небытия, но в том, чтобы преобразовать уже существующих. И: аще кто во Христе, нова тварь (2 Кор. 5:17). И еще Моисей говорит: не сам ли сей отец твой стяжа тя, и сотвори тя, и созда тя? (Втор. 32:6). Здесь слово создание, поставленное после слова сотворение, ясным образом дает нам разуметь о себе, что оно весьма часто употребляется в значении улучшения. Посему Творяй мир творит мир чрез созидание зла, то есть чрез образование и приведение зла в лучшее.
Сверх того, если под словом мир будешь разуметь освобождение от войн, а злом назовешь трудности, сопровождающие воюющих — дальние походы, труды, бдения, беспокойства, пролитие пота, раны, убийства, взятие городов, порабощения, отведение в плен, жалкий вид пленных и вообще все скорбные последствия войн, то утверждаю, что сие бывает по праведному суду Божию; Бог в войнах насылает казни на достойных наказания. Или тебе хотелось бы, чтобы Содом не был сожжен после беззаконных его дел? чтобы Иерусалим не был разрушен и храм опустошен после ужасного неистовства иудеев против Господа? Но как же иначе справедливо было совершиться сему, как не руками римлян, которым предали Господа нашего враги жизни своей иудеи? Поэтому иногда справедливость требует, чтобы зло, порождаемое войною, насылаемо было на достойных того.
И слова: Аз убию и жити сотворю, принимай, если угодно, в первом представляющемся тебе смысле. Ибо людей простых назидает и страх. Поражу, и Аз исцелю. И это полезно даже в буквальном значении слов; потому что поражение внушает страх, а исцеление побуждает к любви.
Но тебе можно найти в сказанном и высший смысл. Аз убию — грехом, и жити сотворю — правдою. Ибо в какой мере внешний наш человек тлеет, в такой внутренний обновляется (2 Кор. 4:16). Посему разумей не так, что одного убивает, а другого жити творит; но что одного и того же оживотворяет тем самым, чем убивает, и исцеляет тем, чем поражает, согласно с притчею, которая говорит: ты побиеши его жезлом, душу же его избавиши от смерти (Притч. 23:14). Итак, поражается плоть, чтобы исцелилась душа; умерщвляется грех, чтобы жила правда.
А слова: снидоша злая от Господа на врата Иерусалимля, сами в себе заключают объяснение. Какие злая? Шум колесниц и конников (Мих. 1:13).
Когда же слышишь: несть зло во граде, еже Господь не сотвори, — слово зло понимай так, что Писание разумеет под оным бедствия, посылаемые на грешников к исправлению прегрешений. Ибо сказано: озлобих тя, и гладом заморих, да блага тебе сотворю (Втор. 8:3, 16), остановив неправду прежде, нежели разлилась она до безмерности, как поток, удерживаемый какою ни есть твердою плотиною и преградою.
Поэтому болезни в городах и народах, сухость в воздухе, бесплодие земли и бедствия, встречающиеся с каждым в жизни, пресекают возрастание греха. И всякое зло такого рода посылается от Бога, чтобы предотвратить порождение истинных зол. Ибо и телесные страдания, и внешние бедствия измышлены к обузданию греха. Итак, Бог истребляет зло, а не от Бога зло. И врач истребляет болезнь, а не влагает ее в тело. Разрушения же городов, землетрясения, наводнения, гибель воинств, кораблекрушения, всякое истребление многих людей, случающееся от земли или моря, или воздуха, или огня, или какой бы то ни было причины, бывают для того, чтоб уцеломудрить оставшихся; потому что Бог всенародные пороки уцеломудривает всенародными казнями. Посему в собственном смысле зло, то есть грех, — это зло, наиболее достойное сего наименования, зависит от нашего произволения; потому что в нашей воле — или удержаться от порока, или быть порочным. А из прочих зол иные как подвиги бывают нужны к показанию мужества, например, Иову — лишение детей, истребление всего богатства в одно мгновение времени и поражение гнойными струпами; а иные посылаются, как врачевство от грехов, например, Давиду — домашний позор служит наказанием за беззаконное вожделение. И еще знаем страшные казни другого рода, насылаемые праведным судом Божиим, чтобы поползновенных на грех соделать целомудренными. Например, Дафан и Авирон были пожраны землею в разверстые под ними бездны и пропасти. Ибо здесь таковым родом наказания не сами они приводились к исправлению (возможно ли это для сошедших во ад?), но примером своим сделали целомудренными прочих. Так и фараон потоплен был со всем войском. Так истреблены и прежние жители Палестины.
Посему, хотя Апостол называет таковых в одном месте сосудами гнева совершенными в погибель (Рим. 9:22), однако же не должны мы думать, что устроение фараона было чем–нибудь (в таком случае вина справедливо падала бы на устроившего); а напротив того, когда слышишь о сосудах, разумей, что каждый из нас сотворен на что–нибудь полезное. И как в большом доме один сосуд золотой, другой серебряный, иной глиняный и иной деревянный (2 Тим. 2:20), и от произволения каждого из нас зависит сходство с тем или другим веществом (человек чистый по нравственности и нековарный есть сосуд золотой, а низший его по достоинству — сосуд серебряный, мудрствующий же земное и годный к сокрушению — сосуд глиняный, а удобно оскверняющийся грехом и делающийся пищею для вечного огня — сосуд деревянный); так и сосудом гнева бывает тот, кто в себе, как в сосуде, вместил всю силу диавола, и по происшедшему в нем от порчи зловонию не может быть взят на какое–нибудь употребление, но достоин одного истребления и погибели. Поелику же надобно было его сокрушить, то разумный и мудрый Домостроитель душ устроил, чтобы он соделался знаменитым и для всех известным, а чрез сие, когда сам по чрезмерной порочности стал неисцелен, своим бедствием принес пользу другим. Ожесточил же его Бог, Своим долготерпением и замедлением в наказании дав усилиться его греху, чтобы открылась на нем правда суда Божия, когда лукавство его возросло до крайнего предела. Почему, начав с меньших язв и непрестанно умножая и усиливая казни, не смягчил его упорства, но нашел, что он и Божие долготерпение презирает и насылаемые на него бедствия переносит как нечто обычное. Даже и после этого не предал его смерти, пока он сам себя не потопил, в кичении сердца своего отважившись идти путем праведным, и возмечтав, что Чермное море как для народа Божия, так и для него будет проходимо.
Итак, наученный сему Богом, получив понятие о раздельных видах зла, зная, что такое — зло действительное, именно, грех, которого конец — погибель, и что такое — зло мнимое, зло по болезненности для ощущения, но имеющее силу добра, как, например, злострадания, насылаемые к обузданию греха, которых плоды — вечное спасение душ, — перестань огорчаться распоряжениями Божия домостроительства, и вообще не почитай Бога виновным в существовании зла, и не представляй себе, будто бы зло имеет особенную свою самостоятельность. Ибо лукавство не самостоятельно, подобно какому–нибудь животному, и сущности его не должны мы представлять себе чем–то самостоятельным. Зло есть лишение добра. Сотворен глаз, а слепота произошла от потери глаз. Поэтому, если бы глаз по природе своей не подлежал порче, не имела бы места слепота. Так и зло не само по себе существует, но является за повреждениями души. Оно не есть нерожденно, как говорят нечестивые, которые благому естеству делают равночестным естество лукавое, признавая то и другое безначальным и высшим рождения; оно не есть и рожденно, потому что, если все от Бога, то как злу быть от Благого? Безобразное не от прекрасного, порок не от добродетели. Прочти историю мироздания, и найдешь, что там вся добра, и добра зело (ср.: Быт. 1:31). Поэтому зло не сотворено вместе с тем, что добро. Но и умная тварь, происшедшая от Создателя, не с примесью лукавства приведена в бытие. Ибо если телесные твари не имели в себе присозданного зла, то умным тварям, которые столько отличны чистотою и святостию, как иметь общую с злом самостоятельность?
Однако же зло есть, и действие показывает, что его много разлито в целом мире. Поэтому говорят: «Откуда же ему быть, если оно и не безначально, и не сотворено?» Доискивающихся чего–либо подобного спросим: откуда болезни? откуда телесные повреждения? Болезнь не что–либо нерожденное, она и не создание Божие. Напротив того, животные сотворены с таким устройством, какое им прилично по естеству, и введены в жизнь с совершенными членами, бывают же больны, уклонившись от того, что им естественно; либо лишаются здоровья или от худого корма, или от другой какой болезнетворной причины. Следственно, Бог сотворил тело, а не болезнь. Поэтому же Бог сотворил душу, а не грех. Повредилась же душа, уклонившись от того, что ей естественно. А что было для нее преимущественным благом? Пребывание с Богом и единение с Ним посредством любви. Отпав от Него, она стала страдать различными и многовидными недугами. Почему же в ней есть общая приемлемость зла? по причине свободного стремления, всего более приличного разумной природе. Не будучи связана никакою необходимостию, получив от Творца жизнь свободную как сотворенная по образу Божию, она разумеет доброе, умеет им наслаждаться, одарена свободой и силой, пребывая в созерцании прекрасного и в наслаждении умопредставляемым, может соблюдать жизнь, какая ей естественна; но имеет также свободу и уклониться иногда от прекрасного. А сие бывает с нею, когда пресытившись блаженным наслаждением, и как бы во отягчении какою–то дремотою ниспав с высоты горнего, входит в общение с плотию для гнусных наслаждений сластолюбием.
Гор`е был некогда Адам, не местопребыванием, но произволением; гор`е он был, когда, получив душу, воззрел на небо, восхитился видимым, возлюбил Благодетеля, Который даровал ему наслаждение вечною жизнию, поставил его среди утех рая, дал ему начальство по подобию Ангелов, соделал его подобожителем Архангелов и слышателем Божественного гласа. При всем том, находясь под защитою Бога и наслаждаясь Его благами, скоро пресытился он всем, и как бы надмившись от своего пресыщения, умной красоте предпочел показавшееся приятным для плотских очей и выше духовных наслаждений поставил наполнение чрева. Вскоре стал он вне рая, вне оной блаженной жизни, соделавшись злым не по необходимости, но по безрассудству. Поэтому он как согрешил по причине худого произволения, так умер по причине греха. Оброцы бо греха, смерть (Рим. 6:23). В какой мере удалился от жизни, в такой приблизился к смерти; потому от Бога — жизнь, а лишение жизни — смерть. Поэтому Адам сам себе уготовал смерть чрез удаление от Бога, по написанному: яко се, удаляющии себе от Тебе, погибнут (Пс. 72:27). Так, не Бог сотворил смерть, но мы сами навлекли ее на себя лукавым соизволением. Бог не воспрепятствовал нашему разрушению по причинам, объясненным выше, чтобы самого недуга не сохранить в нас бессмертным, как и горшечник такого глиняного сосуда, который течет, не захотел бы положить в огонь, пока переделкою не будет исправлен находящийся в нем недостаток.
Но говорят: «Почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, так что нельзя было бы согрешить, хотя бы и хотели?» Потому же, почему и ты не тогда признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют перед тобою свои обязанности. Поэтому и Богу угодно не вынужденное, но совершаемое по добродетели. Добродетель же происходит от произволения, а не от необходимости; а произволение зависит от того, что в нас; и что в нас, то свободно. Посему, кто порицает Творца, что не устроил нас по естеству безгрешными, тот не иное что делает, как предпочитает природе разумной неразумную, природе, одаренной произволением и самодеятельностию, — неподвижную и не имеющую никаких стремлений.
Сие сказано в виде отступления, однако ж по необходимости, чтобы ты, впав в бездну помыслов, при утрате вожделеваемого тобою, не утратил вместе и Бога. Посему перестанем поправлять Премудрого. Перестанем доискиваться того, что было бы лучше Им сотворенного. Хотя сокрыты от нас причины частных Его распоряжений, однако же утвердим в душах своих следующее положение: от Благого не бывает никакого зла.
К сему вопросу, по связи понятий, привходит другой: о диаволе. «Откуда диавол, если зло не от Бога?» Что скажем на сие? То, что и на сей вопрос достаточно нам того же рассуждения, какое представлено о лукавстве в человеке. Ибо почему лукав человек? По собственному своему произволению. Почему зол диавол? По той же причине, потому что и он имел свободную жизнь, и ему дана была власть или пребывать с Богом, или удалиться от Благого. Гавриил — Ангел и всегда предстоит Богу. Сатана — ангел и совершенно ниспал из собственного своего чина. И первого соблюло в горних произволение, и последнего низринула свобода воли. И первый мог стать отступником, и последний мог не отпасть. Но одного спасла ненасытимая любовь к Богу, а другого сделало отверженным удаление от Бога. И это, отчуждение от Бога, есть зло. Небольшое обращение глаза производит, что мы или на стороне солнца, или на стороне тени своего тела. И там просвещение готово тому, кто взирает прямо; необходимо же омрачение тому, кто отвращает взор к тени. Так и диавол лукав, имея лукавство от произволения, а не природа его противоположна добру.
«Отчего же у него брань с нами?» Оттого, что, став вместилищем всякого порока, принял в себя и болезнь зависти и позавидовал нашей чести. Для него несносна была наша беспечальная жизнь в раю. Коварством же и хитростями обманув человека и употребив средством к обману то самое вожделение, какое имел человек уподобляться Богу, показал он древо и обещал, что чрез вкушение сего плода человек станет подобен Богу. Ибо сказал: аще сн`есте… будете яко бози, в`едяще доброе и лукавое (Быт. 3:5). Поэтому он не создан нашим врагом, но завистию приведен во вражду с нами. Ибо видя, что сам низринут из Ангелов, не мог равнодушно смотреть, как земнородный чрез преуспеяние возвышается до ангельского достоинства.
А поелику стал он врагом, Бог соблюл в нас противление ему, когда, относя угрозу к нему самому, сказал зверю, который служил ему орудием: вражду положу между тобою… и между семенем тоя (Быт. 3:15). Ибо, действительно, вредны сближения с пороком; потому что у сближающихся такой союз дружбы возникает обыкновенно вследствие уподобления друг другу. Поэтому справедливо сказанное: тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. 15:33). Как в странах нездоровых понемногу вдыхаемый воздух неприметно зарождает в жителях болезнь, так дурное сообщество вносит в душу великое зло, хотя вред в настоящее время и неприметен для ощущения. Посему–то непримирима вражда со змием. Если же орудие достойно такой ненависти, то не тем ли паче должны мы враждовать на действовавшего орудием?
Но говорят: «Для чего было в раю дерево, с помощию которого диавол мог успеть в злоумышлении против нас? Ибо если бы не было у него обольстительной приманки, то как бы ввел нас в смерть чрез преслушание?» Оно было для того, что нужна была заповедь для испытания нашего послушания. Для того было растение, приносившее красивые плоды, чтобы мы, в уклонении от приятного показав превосходство воздержания, по праву удостоились венцов за терпение. За вкушением же последовало не только преслушание заповеди, но и познание наготы. Ибо сказано: яд`оста, и отверзошася очи их, и разумеша, яко н`ази б`еша (Быт. 3:6–7). А наготы знать не надлежало, чтобы ум человека, придумывая себе одежды и защиты от наготы, не развлекался заботою о восполнении недостающего и чтобы вообще попечением о плоти не был он отвлекаем от внимательного устремления к Богу.
Но почему не устроено ему одежд тотчас по сотворении? Потому что не были приличны ни естественные, ни искусственные одежды. Одежды естественные свойственны бессловесным; таковы: перья, волосы и грубая кожа, способная защищать от холода и переносить зной. И в этом одно животное ни мало не преимуществует пред другим, потому что во всех природа одинакового достоинства. А человеку прилично было, по мере любви к Богу, получать отличные дарования благ. Упражнения же в искусствах произвели бы недосуг, чего наипаче надлежало избегать как вредного для человека. Посему и Господь, снова призывая нас к райской жизни, истребляет в душах наших заботу, говоря: не пецытеся душею вашею, что ясте… ни телом вашим, во что облечетеся (Мф. 6:25). Поэтому не прилично было человеку иметь как естественные, так и искусственные покровы. Напротив того, если бы показал свою доблесть, для него приуготовлены были иные покровы, которые бы, по Божией благодати, украсили человека, и стали сиять на нем в виде светлых одежд, подобных ангельским, превосходящих пестроту цветов, светлость и лучезарность звезд. По сей–то причине человеку не вдруг даны одежды, потому что они назначались ему в награду добродетели, но злость диавола не дозволила человеку получить их.
Итак, диавол стал нашим противоборником вследствие падения, до которого доведены мы древле его злобою. И по Господню домостроительству у нас с ним борьба, чтобы преобороли его послушанием и восторжествовали над противником. Иное дело, если бы он не сделался диаволом, но пребыл в том чине, в каком вначале поставил его Чиноначальник! Но поелику стал он отступником, врагом Бога и врагом человеков, сотворенных по образу Божию (по той же причине он человеконенавистник, по какой и богоборец: он ненавидит нас как тварей Владыки, ненавидит и как Божия подобия), то мудрый и благопромыслительный Домостроитель дел человеческих воспользовался его лукавством к обучению душ наших, как врач употребляет яд ехидны в состав спасительного врачевства.
«Кто же такое диавол? Какой его чин? какое достоинство? И почему, собственно, называется он сатаною?» Он — сатана, потому что противоборствует добру. Ибо такое значение еврейского слова, как знаем из книги Царств. Ибо сказано: воздвиже Господь на Соломона противника (satan), Адера, царя сирского (3 Цар. 11:14). Диавол же он потому, что бывает и пособником, и обвинителем нашим в грехе; радуется нашей погибели и выставляет на посмешище наши деяния. А природа его бесплотна, по словам Апостола, сказавшего: несть наша брань к крови и плоти, но… к духовом злобы (Еф. 6:12). И достоинство его начальственное. Ибо сказано: к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы сея (Еф. 6:12). Место же начальствования в воздухе, как говорит тот же Апостол: по князю власти воздушныя, духа, иже ныне действует в сынех противления (Еф. 2:2). Поэтому называется и князем мира, потому что начальство его в странах надземных. Так и Господь говорит: ныне суд есть миру сему: ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин. 12:31). И еще: грядет князь мира сего, и во Мне не обретет ничесоже (Ин. 14:30). Когда же говорится о воинстве диавола, что это духи злобы в поднебесных (ср.: Еф. 6:12), то надобно знать, что Писание обычно называет небом воздух; например: птицы небесныя (Мф. 6:26); и: восходят до небес (Пс. 106:26), то есть высоко поднимаются в воздухе. Поэтому и Господь видел сатану яко молнию с небесе спадша (Лк. 10:18), то есть свергнутого с собственного своего начальства, поверженного долу, чтобы попирали его возложившие упование на Христа. Ибо Он дал ученикам Своим власть наступати на змию, и на скорпию, и на всю силу вражию (Лк. 10:19).
Поелику же лукавое его мучительство свергнуто и надземные места очищены спасительным страданием Умиротворившего яже на земли, и яже на небеси (ср.: Кол. 1:16), то нам проповедуется уже Царствие Божие. Так Иоанн говорит: приближися Царствие Небесное (Мф. 3:2); и Господь повсюду проповедует Евангелие Царствия (Мф. 4:23); и еще прежде возглашают Ангелы: слава в вышних Богу, и на земли мир (Лк. 2:14); и веселящиеся о вшествии Господа нашего во Иерусалим восклицают: мир на небеси и слава в вышних (Лк. 19:38). И вообще тысячи есть победных гласов, свидетельствующих о конечном низложении врага; почему нам не остается никакой борьбы и никакого подвига в горних, никто не противится и не отклоняет нас от блаженной жизни, но беспечально можем простираться вперед, чтобы всегда наслаждаться древом жизни, которого приобщиться воспрепятствовало нам вначале коварство змия; потому что пристави Бог пламенное оружие… хранити путь древа жизни (Быт. 3:24). И сей–то путь совершив невозбранно, да внидем в наслаждение благами о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки! Аминь.
Беседа 10. На гневливых
Как польза врачебных предписаний, когда даны они удачно и на основании искусства, всего более выказывается по испытании; так и в духовных увещеваниях, когда советы особенно оправдываются последствием, тогда видны их мудрость и польза к исправлению жизни и к усовершенствованию внявших сим увещаниям. Слышим, как ясно выражено в притчах, что гнев губит и разумныя (Притч. 15:1); слышим также апостольское увещание: всяк… гнев и ярость и клич… да в`озмется от вас, со всякою злобою (Еф. 4:31); слышим, что и Господь говорит: гневаяйся на брата своего всуе, повинен есть суду (Мф. 5:22); а теперь, когда на опыте изведали мы страсть сию, — страсть не в нас самих открывшуюся, но совне, подобно какой–то неожиданной буре, к нам приразившуюся, теперь наипаче узнали мы, какого удивления достойны Божественные предписания. Дав место гневу, как свободный путь стремительному потоку, и в спокойном состоянии наблюдая неблагообразное смятение одержимых сею страстию, на самом деле узнали мы верность изречения, что муж ярый неблагообразен (Притч. 11:25).
Эта страсть, как скоро однажды отринет внушения рассудка и овладеет душою, делает уже человека совершенным зверем и не дозволяет ему быть человеком, лишив его помощи разума. Что в ядовитых животных яд, то в сердитых раздражение. Они бесятся как псы, бросаются как скорпионы, угрызают как змеи. Так и Писание обладаемых этою страстию называет именами тех зверей, которым они уподобляются своим пороком. Оно именует их псами немыми (Ис. 56:10), змиями, порождениями ехидниными (Мф. 23:33). И за готовность взаимно губить друг друга и вредить единоплеменным, справедливо причислить их к зверям и ядовитым животным, у которых от природы непримиримая ненависть к людям. От раздражительности — необузданный язык, неукротимые уста, невоздержные руки, обиды, упреки, злоречие, удары и многое другое, что едва ли кто и перечтет, — вот худые последствия гнева и раздражительности. От раздражительности и меч изощряется; рука человеческая отваживается на убийство человека. От нее и братья не узнают друг друга, родители и дети забывают узы природы. Разгневанные сначала не знают сами себя, а потом не знают также и всех ближних. Как горные потоки, стекая в места низменные, увлекают с собою все встречающееся, так насильственные и неудержимые стремления разгневанных поражают всех одинаково. Раздраженные не уважают ни седины, ни добродетельной жизни, ни родственной связи, ни прежних милостей, ни всего прочего, что имеет какую–либо цену. Раздражение есть какое–то кратковременное бешенство. Раздраженные часто ввергают сами себя в явное зло; стараясь отмстить другим, нерадят о себе. Воспоминанием об оскорбителях уязвляемые, как жалом, в порывах и скачках своего гнева до тех пор они не успокаиваются, пока или не сделают какого зла огорчившему, или при случае не потерпят чего худого и сами, как и нередко стремительно упадающее более терпит, нежели причиняет вреда, разбиваясь о то, к чему приразилось
[46].
Кто объяснит это зло? Отчего люди скоро приходят в раздражение, воспламеняемое маловажными причинами; крича, свирепея, кидаясь опрометчивее всякого ядовитого животного, до тех пор не останавливаются, пока от чрезмерности и неисцельности зла, гнев их, подобно пузырю, не лопнет и горячка не остынет? Душу, приведенную в бешенство гневом, ни острие меча, ни огонь, ни другое что страшное, не сильны удержать почти так же, как и человека, одержимого бесом, от которого разгневанный не отличается ни наружным видом, ни душевным расположением. У желающих за оскорбление воздать оскорблением, кровь в сердце кипит, бурля и клокоча, как на сильном огне; устремившись на поверхность тела, показывает она разгневанного в ином виде, обыкновенные и всем известные черты его заменив как бы личиной употребляемой на позорище. У них не узнаешь тех глаз, какие им свойственны и обычны; напротив того, взор блуждает и сверкает огнем. Они скрипят зубами, как свиньи, когда они бросаются друг на друга. Лицо мрачно и налито кровью; все тело надуто, жилы готовы лопнуть, оттого что дух взволнован внутреннею бурей. Голос жесток и напряжен, речь несвязна, вдается в излишества, течет нераздельно, не в порядке, невразумительно. А когда, как огонь при обилии сгораемого вещества, человек воспламенен до крайней степени огорчительным для него, — тогда, о! — тогда увидишь такие зрелища, которых нельзя пересказать словом и стерпеть на деле. Он поднимает руки на единоплеменных, заносит на все части тела, ноги его нещадно попирают самые важные члены; что ни попадается в руки, делается орудием его бешенства. А если и на противной стороне встретится готовым к отпору одинаковое зло — подобный гнев и неистовство равной степени, — в таком случае раздраженные во взаимной схватке все то друг другу наносят и друг от друга терпят, что только свойственно терпеть ратоборствующим под влиянием подобного демона; такие ратоборцы в награду гнева получают нередко повреждение членов или даже смерть. Один наносит обиду рукою, другой мстит тем же; один отвечает на удар новым ударом, другой не хочет уступить. Разбиты уже уста, но раздражение лишает чувства боли. У них нет и времени ощутить, что потерпели, потому что вся душа занята мщением оскорбителю.
Не врачуйте зла злом, не старайтесь превзойти друг друга в бедствиях. В недобрых борьбах злосчастнее тот, кто победил: потому что с победы приносит больше греха. Не будь собирателем худой дани, и еще более лукавым воздаятелем лукавого долга. Обидел тебя разгневанный? Останови зло молчанием. А ты гнев его, как поток, приняв в собственное свое сердце, подражаешь ветрам, которые противным своим дыханием отбрасывают назад что принесено. Не бери врага в учители себе; не ревнуй о том, что ненавидишь. Не будь для гневного как бы зеркалом, показывая в себе его образ. Он багров, а ты разве не раскраснелся? У него глаза налились кровью, но скажи мне, в твоих глазах видна ли тишина? Его голос суров; но и твой кроток ли? Пустынное эхо не отзывается говорящему с такой полнотой, с какой обиды возвращаются укорителю. Справедливее же сказать, эхо повторяет, что скажешь сам ты, а укоризна возвращается с прибавкой. Ибо что говорят друг другу ругатели? Один скажет: ты подл и подлого рода; другой ответит: а ты раб у рабов. Один назовет нищим, другой бродягой; один — невеждой, другой — глупцом; и так далее, пока не станет уже обидных слов, как стрел в колчане. А потом, когда расстреляны языком все укоризны, переходят уже к мщению самым делом. Ибо раздражение возбуждает ссору, ссора родит ругательство, ругательства родят драку, драка — раны, а от ран нередко бывает смерть.
Остановим зло в первом его начале, всеми мерами истребляя в душах гнев. В таком случае будем в состоянии вместе с этой страстию подсечь, как бы в корне и в начале, большую часть худого. Укоряет кто тебя? а ты благословляй. Бьет? а ты терпи. Презирает и за ничто почитает тебя? а ты приведи себе на мысль, что из земли ты составлен и в землю опять разрешишься. Кто ограждает себя такими рассуждениями, тот найдет всякое бесчестие более легким, чем оно обыкновенно бывает в действительности. Чрез это и врагу невозможным сделаешь мщение, показав, что не уязвляют тебя укоризны, и себе предуготовишь великий венец терпения, когда бешенство другого обратишь в повод к собственному своему любомудрию.
Поэтому если послушаешься меня, то к обидным словам другого от себя прибавь нечто. Он назвал тебя подлым, бесславным, нигде ничего не значащим? А ты назови себя землею и пеплом. Ты не честнее отца нашего Авраама, который так себя называет (Быт. 18:27). Он называет тебя невеждою, нищим, человеком, ничего не стоящим? А ты, говоря словами Давида, скажи о себе, что ты червь и ведешь начало от гноища (Пс. 21:7). Присовокупи к сему прекрасный поступок Моисея. Укоренный Аароном и Мариамой, не жаловаться на них стал он Богу, но молиться за них. Чьим учеником желаешь ты лучше быть? Мужей ли богоугодных и блаженных или людей, исполненных духом лукавства?
Когда смущает тебя искушение сказать укоризненное слово, представь, что должен ты решить о себе, приблизиться ли тебе к Богу долготерпением или чрез гнев передаться на сторону противника. Дай время своим помыслам избрать благую часть. И врагу или окажешь некоторую пользу примером кротости, или сильнее отмстишь презрением. Может ли что быть для него болезненнее, как видеть, что враг его выше обид? Не теряй благоразумия и не позволяй себе поддаваться обидчику. Пусть он без пользы на тебя лает и надрывает сам себя. Кто бьет не чувствующего боли, тот сам себя наказывает, потому что и врагу не отмщает, и своего раздражения не успокаивает; и кто оскорбляет словами человека, не трогающегося укоризнами, тот не может найти удовлетворения своей страсти; а напротив того, как сказал я, разрывается от досады.
Как же в этом случае присутствующие назовут каждого из вас? Его — ругателем, а тебя — великодушным; его — сердитым и несносным, а тебя — долготерпеливым и кротким. Он будет жалеть о том, что говорил, а ты никогда не будешь раскаиваться в добродетели. Нужно ли говорить много? Ему укоризны его заградили Царствие Небесное. Ибо досадители… Царствия Божия не насл`едят (1 Кор. 6:10). А тебе молчание уготовало Царство. Ибо претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10:22).
А если отмщаешь и на укоризны отвечаешь укоризнами, что скажешь в свое оправдание? То, что раздражил тебя начавший ссору? Но достойно ли это какого извинения? Блудник, который слагает вину на блудницу, что она побудила его ко греху, не меньшему за это подвергается осуждению. Нет и венцов, где нет противоборников; нет и поражений, где нет противников. Выслушай, что говорит Давид: внегда востати грешному предо мною, не раздражался, не отмщал я, но онемех и смирихся, и умолчах от благ (Пс. 38:2–3). А ты сам огорчаешься укоризною, как чем–то худым; но опять и подражаешь ей, как чему–то доброму. И вот стал виновен в том же, что осуждаешь. Или в чужой порок всматриваешься внимательно, а что гнусного в тебе, то ставишь ни во что? Обида разве не худое дело? Бегай же подражания. А того, что начал ссору другой, конечно, недостаточно к извинению. Поэтому, как сам себя уверяю, справедливее противнику твоему негодовать на тебя за то, что не видал от тебя уцеломудривающего примера. Видя, как безобразен разгневанный, ты не остерегся от подражания ему, напротив того, сам негодуешь, сам раздражаешься, сам гневаешься, и страсть твоя служит извинением предупредившему тебя. Ибо тем, что делаешь, и его освобождаешь от вины, и себя самого обвиняешь. Если раздражение не хорошо, почему не уклонился ты от худого? А если заслуживает оно снисхождения, почему негодуешь на раздраженного? Поэтому, если ты и не первый стал мстить, это нимало тебе не поможет. В подвигах, за которые увенчивают, венчается не начавший борьбу, но победитель. Потому и осуждается не только предначавший худое дело, но и тот, кто за лукавым вождем последовал в грех.
Если он назвал тебя нищим и говорит правду, прими это как правду, а если лжет, что тебе до сказанного им? Не надмевайся похвалами, которые выше правды; не огорчайся и обидами, которые не касаются тебя. Не видишь ли, что стрелы пробивают, обыкновенно, насквозь тела твердые и упорные, а в телах мягких и уступчивых теряют свою стремительность? Чем–то подобным представляй себе и свойство укоризны. Кто противоборствует ей, тот принимает ее на себя; а кто поддается и уступает, тот мягкостию нрава ослабляет устремленную против него злобу. Почему возмущает тебя название: нищий? Вспомни о своей природе; наг взошел ты в мир, наг и выйдешь (Иов. 1:21). А что беднее нагого? Ничего не услышишь обидного, если сам себе усвояешь то, что о тебе говорят. Кого за бедность отводили когда–нибудь в темницу? Укоризненно — не нищим быть, а не иметь мужества в перенесении нищеты. Вспомни Владыку: Он
богат сый нас
ради обнища (2 Кор. 8:9). А если назовет тебя неразумным и невеждою, вспомни обидные слова иудеев, какими укоряли истинную Премудрость:
самарянин еси Ты и беса `имаши (Ин. 8:48). Если гневаешься, то сим подтверждаешь укоризну. Ибо что неразумнее гнева? А если останешься негневным, то приводишь в стыд обидчика, показав целомудрие на самом деле. Ты заушен?
[47] Но заушен был и Господь. Ты оплеван? Но оплеван был и Владыка наш; ибо не отвратил лица
от студа заплеваний (Ис. 50:6). Тебя оклеветали? Но оклеветан был и Судия. У тебя разодрали рубашку? И с Господа моего сняли хитон и одежды Его разделили по себе. Ты еще не осужден, ты еще не распят. Многого недостает тебе, чтобы дойти до уподобления Господу.
Пусть все это придет тебе на мысль и утушит воспламенение. Ибо подобные сим предуготовления и расположения, останавливая как бы порывы и трепетания сердца, приводят помыслы в благоустройство и тишину. Сие–то самое сказано у Давида: уготовихся и не смутихся (Пс. 118:60). Поэтому бешеное и неразумное движение сердца д`олжно усмирять припоминанием примеров блаженных мужей. С какою кротостию великий Давид перенес укоризны Семея! Он не дал времени возбудиться гневу, обратив мысль к Богу; ибо сказал: Господь рече Семею проклинати Давида (2 Цар. 16:10). Потому, слыша названия: муж кровей и муж беззаконий (2 Цар. 16:7), не раздражился он против Семея, но сам себя смирил, как бы заслужив встреченную им обиду.
Истреби в себе две мысли: не признавай себя достойным чего–либо великого, и не думай, чтобы другой какой человек был многим ниже тебя по достоинству. В таком случае наносимые нам бесчестия никогда не приведут нас в раздражение. Ужасно, если человек облагодетельствованный, обязанный величайшими милостями, при неблагодарности своей, наносит ему обиду и бесчестие. Ужасно это, но здесь больше вреда тому, кто делает, а не кто терпит. Пусть он обижает, но ты не обижай. Слова его да будут для тебя упражнением в любомудрии. Если они не трогают тебя, это значит, что ты неуязвим. А если и страждет несколько душа, удержи прискорбное внутри себя. Ибо сказано: во мне смятеся сердце мое (Пс. 142:4), то есть страсть не выказалась наружу, но усмирилась, подобно волне, разбившейся внутри берегов. Успокой свое лающее и рассвирепевшее сердце. Пусть страсти твои устыдятся присутствия в тебе разума, как резвые дети стыдятся пришествия достопочтенного мужа.
Поэтому как избежим вреда, причиняемого нашею гневливостию? — если внушим своей раздражительности не предупреждать рассудка, но прежде всего позаботимся, чтобы никогда не шла вперед мысли; станем же обходиться с нею, как с конем, который дан нам в управление, как некоторой узде, покоряется разуму, никогда не выступает из собственного своего долга, но идет, куда ему укажет разум. Раздражительная сила души пригодна нам еще для многих дел добродетели, когда она, подобно какому–то воину, сложившему оружие перед вождем, с готовностию подает помощь, где приказано, и споборствует разуму против греха. Ибо раздражительность есть душевный нерв, сообщающий душе силу к прекрасным предприятиям. И если когда случится, что душа расслаблена сластолюбием, раздражительность, закалив ее, как железо закаливается погружением, из слабой и весьма изнеженной делает ее мужественною и суровою. Если ты не раздражен против лукавого, невозможно тебе ненавидеть его, сколько должно. Думаю, что с равною ревностию д`олжно и любить добродетель, и ненавидеть грех. Для этого же весьма полезна раздражительность, когда она, как пес за пастухом, следуя за рассудком, остается кроткою и послушною тем, которые оказывают помощь, скоро бежит на зов рассудка, но приходит в свирепость от чужого голоса и взора, хотя по видимому они и дружелюбны, сжимается же от страха, когда слышит голос знакомого и друга. Вот самое лучшее и правильное содействие, какое раздражительная сила может оказать разумной части души. В таком случае она будет непримирима с умышляющими зло, не вступит с ними ни в какие сношения, никогда не заключит дружбы во вред, а, напротив того, всегда, как на волка, станет лаять и кидаться на коварное сластолюбие. Такова польза раздражительности, если кто умеет держать ее в руках; потому что всякая другая способность, по образу ее употребления, бывает или худа, или хороша для имеющего ее. Например: кто вожделевательную силу души употребил на услаждение плотскими и нечистыми удовольствиями, тот гнусен и невоздержен; но кто обратил ее на любовь к Богу и желание вечных благ, тот достоин подражания и блажен. И опять, кто хорошо владеет судительною силою, тот благоразумен и смышлен; а кто изострил ум ко вреду ближнего, тот лукавец и злодей.
Поэтому что Творец дал нам ко спасению, того не будем обращать для себя в повод ко греху! В таком случае и раздражительность, приводимая в действие когда д`олжно и сколько д`олжно производит мужество, терпение и воздержание; а если действует вопреки здравому разуму, — обращается в бешенство. Поэтому и вразумляет нас псалом:
гневайтеся, и не согрешайте (Пс. 4:5). И Господь гневающемуся напрасно угрожает судом, но не запрещает где должно употреблять гнев, как бы в виде врачевства. Ибо слова:
вражду положу между тобою и между змием (Быт. 3:15), и:
враждуйте мадианитом (Чис. 25:17), — слова научающего пользоваться раздражительностию как оружием. Поэтому Моисей, самый кроткий из всех людей (Чис. 12:3), когда наказывал за идолопоклонство, вооружил руки левитов на убиение братьев. Он говорил:
препо`яшите кийждо меч при бедр`е своем,
и пройдите от врат до врат и возвратитеся сквоз`е полк, и убийте кийждо брата своего… ближняго… и кийждо соседа своего (Исх. 32:27). И вскоре потом сказано:
и рече Моисей: наполнисте руки ваша днесь Господу, кийждо в сыне своем и в брате своем, да дастся на вас благословение (Исх. 32:29). Что оправдало Финееса? Не праведный ли гнев на соблудивших? Он был весьма человеколюбив и кроток, но когда увидел блудодеяние, явно и бесстыдно совершаемое Замврием и мадианитянкою, так что они не скрыли позорного зрелища своего студа, тогда, не потерпев сего, благовременно воспользовался раздражительностию и пронзил обоих
с`улицею [48] (Чис. 25:7–8). И Самуил не умертвил ли в праведном гневе, выведя на среду
[49], царя амаликитского Агага, которого вопреки Божию повелению спас Саул (1 Цар. 15:32–33)? Так, раздражительность нередко бывает служительницею добрых дел. И ревнитель Илия в рассудительном и целомудренном раздражении к пользе всего Израиля предал смерти четыреста пятьдесят священников студных и четыреста священников дубравных,
ядущих трапезу Иезавелину [50] (3 Цар. 18:19).
Но ты гневаешься на брата своего напрасно. Ибо не напрасен ли гнев, когда один бывает причиною действия, а ты раздражаешься на другого? Не то же ли делаешь, что и псы, которые грызут камень, а не трогают бросившего камень? Жалок, кто служит орудием действия, но ненавистен, кто действует. Против него обрати свою раздражительность — против человекоубийцы, отца лжи, делателя греха; но будь сострадателен к брату, который, если пребудет во грехе, то вместе с диаволом предан будет вечному огню.
Как различны слова: раздражение и гнев, — так весьма различно между собою и означаемое ими. Ибо раздражение есть какое–то воспламенение и скорое испарение страсти, гнев — постоянная скорбь и продолжительное стремление воздать равным тому, кто обидел, так что душа, как бы жаждет мщения. Поэтому надобно знать, что люди погрешают в том и другом расположении духа, когда или неистово и безумно кидаются на огорчивших, или коварно и злонамеренно расставляют сети оскорбившим. Мы должны остерегаться того и другого.
Как же сделать, чтобы страсть не возбуждалась где не должно? Как сделать? Обучись предварительно смиренномудрию, которое Господь и словом заповедал, и делом показал. Заповедал словом, когда говорит: кто хощет в вас старей быти, да будет всех меньший (Мк. 9:35); показал делом, когда кротко и без гневного движения потерпел и того, который ударил. Творец и Владыка неба и земли, Которому поклоняется всякая тварь, и умная и чувственная, носяй всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1:3), не низринул его живого во ад, не повелел земле разверзнуться под нечестивым, но увещевает и учит его: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще ли д`обре, что Мя биеши? (Ин. 18:23). Если по заповеди Господней научишься быть всех меньшим, то можешь ли когда вознегодовать, как получивший незаслуженную обиду? Когда укорит тебя неразумный ребенок, — укоризны его подадут тебе повод к смеху. И когда говорит тебе бесчестные слова безумный, помешанный в уме, ты почитаешь его достойным более жалости, нежели ненависти. Поэтому, обыкновенно, возбуждают в нас скорбь не слова, но презрение к укорившему нас и представление каждого о себе самом. Потому, если уничтожишь в мысли своей то и другое, произносимое будет не более, как пустой шум звуков.
Итак, престани от гнева и остави ярость (Пс. 36:8), чтобы не узнать тебе на опыте гнева, открывающегося с небесе на всякое нечестие и неправду человеков (Рим. 1:18). Ибо, если в состоянии будешь целомудренным рассудком подсечь горький корень раздражительности, то сим уничтожишь много страстей в самом их начале. Коварство, подозрительность, недоверие, злонравие, злонамеренность, дерзость и весь рой подобных пороков суть отпрыски этого греха. Поэтому не допустим в себя столь великого зла — этого душевного недуга, помрачения рассудка, отчуждения от Бога, незнания родства, начала браней, полноты бедствий; этого лукавого демона, который зарождается в самых душах наших, подобно какому–то беспокойному обитателю занимает нашу внутренность и заграждает вход Святому Духу. Ибо где вражды, рвения… ярости, разжжения (Гал. 5:20), состязания, производящие в душах неумолкаемые мятежи, там не упокоивается Дух кротости. Но, покорившись увещанию блаженного Павла, возьмем от себя всяк… гнев, и ярость, и клич… со всякою злобою (Еф. 4:31), будем добры и милосердны друг к другу, ожидая блаженного упования, обещанного кротким (ибо блажени кротцыи: яко тии насл`едят землю; Мф. 5:5), о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки! Аминь.
Беседа 11. О зависти
Бог благ и подает блага достойным; диавол лукав и способствует в грехах всякого рода. И как за Благим следует беззавистность, так за диаволом всюду ходит зависть. Будем же, братия, остерегаться этой страсти — зависти, чтобы не стать нам сообщниками в делах сопротивника и впоследствии не подвергнуться одному с ним осуждению. Если разгордившийся в суд впадает диаволь (1 Тим. 3:6), то завистливому как избежать наказания, уготованного диаволу?
Другой страсти, более пагубной, чем зависть, и не зарождается в душах человеческих. Она менее вредит посторонним, но первое и ближайшее зло для того, кто имеет ее. Как ржавчина изъедает железо, так зависть — душу, в которой живет она. Лучше же сказать, как об ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая носившую их утробу, так и зависть обыкновенно пожирает душу, в которой зарождается.
Зависть есть скорбь о благополучии ближнего. Поэтому у завистливого никогда нет недостатка в печалях и огорчениях. Урожай ли на поле у ближнего? дом ли изобилует всеми житейскими потребностями? или нет у него недостатка в радостях? — все это — пища болезни и приращение скорби для завистливого. Поэтому нимало не разнится он с человеком, который ничем не покрыт, и в которого все мечут стрелы. Крепок ли кто или здоров? — это поражает завистливого. Красив ли другой лицом это — новый удар завистнику. Такой–то превосходит многих душевными преимуществами, обращает на себя взоры и возбуждает соревнование своим благоразумием и силою слова; другой богат, славится щедростию подаяний и общительностию с нуждающимися и получает много похвал от облагодетельствованных. Все это — удары и раны, наносимые в самое сердце завистника.
И тяжко в этой болезни то, что завистливый не может сказать об ней. Хотя потупляет он глаза, ходит унылый, смущенный, печальный и погибает от недуга; однако же, когда спросят о страдании, стыдится сделать гласным свое несчастие и сказать: «Я человек завистливый и злой; меня сокрушают совершенства друга; сетую о благодушии брата; не могу видеть чужих совершенств; напротив того, благоденствие ближнего считаю для себя несчастием». Так надлежало бы сказать ему, если бы захотел говорить правду. Но поелику не решается высказать сего, то в глубине удерживает болезнь, которая гложет и снедает его внутренности.
Поэтому не принимает он врачующего болезнь, не может найти никакого врачевства, избавляющего от страданий, хотя Писания полны таких целительных средств. Напротив, он ждет одного утешения в бедствии — видеть падение кого–либо из возбуждающих его зависть. Один предел ненависти — увидеть, что внушавший зависть из счастливого стал несчастным, и возбуждавший соревнование сделался жалким. Тогда примиряется и делается другом, когда видит плачущим, встречает печальным. С веселящимся не веселится вместе, но с сетующим проливает слезы. И если оплакивает переворот жизни, по которому человек из такого счастия впал в такое несчастие, то не из человеколюбия, не из сострадательности хвалит прежнее его состояние, но чтобы более тягостным сделать для него бедствие. По смерти сына, хвалит его, превозносит тысячами похвал, что он был и прекрасен, и понятен к учению, и способен ко всему; а если бы младенец был жив, язык не вымолвил бы доброго о нем слова. Как скоро видит, что многие с ним вместе начинают хвалить, опять переменяется, опять начинает завидовать умершему. Дивится богатству по разорении. Телесную красоту или силу и здоровье хвалит и превозносит уже по наступлении болезней. И вообще, он враг того, что есть, и друг того, что погибло.
Что же может быть пагубнее этой болезни? Это — порча жизни, поругание природы, вражда против того, что дано нам от Бога, противление Богу. Что виновника зла — демона — вооружило на брань против человека? Не зависть ли? В зависти явно изобличил себя богоборец, когда вознегодовал на Бога за щедрые дары Его человеку, но отмстил человеку, потому что не мог мстить Богу. То же делающим оказывается и Каин, первый ученик диавола, научившийся у него и зависти, и убийству — этим сродственным между собою беззакониям, которые сочетал и Павел, сказав: исполненных зависти, убийства (Рим. 1:29). Что же сделал Каин? Видел честь от Бога и воспламенился ревностию, истребил облеченного честию, чтобы оскорбить Почтившего. Не имея сил к богоборству, впал в братоубийство. Будем, братия, избегать сего недуга, который делается учителем богоборства, матерью человекоубийства, извращением природы, забвением родства, бедствием самым неописанным.
О чем скорбишь ты, человек, не потерпев ничего худого? Для чего идешь войною против человека, который имеет у себя несколько благ и не сделал ущерба твоим благам? Если же ты и облагодетельствованный негодуешь, то не прямо ли собственной своей выгоде завидуешь? Таков был Саул, который избыток благодеяний обратил в повод к войне против Давида. Сперва, его стройною и божественною игрою на гуслях освободившись от неистовства, покушался пронзить благодетеля копьем. Потом, спасенный от врагов с целым воинством, избавленный от позора, каким угрожал Голиаф, как скоро ликовствующие девы в победных песнях стали приписывать Давиду в десять раз большее участие в приобретении победы: победи Давид со тмами, и Саул с тысящами своими (1 Цар. 18:7), за одно это выражение, за это на самой истине основанное свидетельство сначала хотел убить Давида собственноручно и погубить хитростию, потом, принудив его стать беглецом, и после этого не прекратил вражды, но в заключение всего выступил против него с тремя тысячами избранных воинов и искал по пустыням. А если бы спросить его о причине войны, то, конечно, указал бы на благодеяния Давидовы; потому что в самое время гонения, когда застигнут был сонный и уготованный на убиение врагу, но спасен праведником, удержавшимся наложить на него руки, не тронулся и этим благодеянием, но снова собирал войско, снова продолжал гонение, пока в другой раз не был захвачен Давидом в пещере, где добродетели его показал в большем свете, и лукавство свое сделал очевиднейшим.
Зависть есть самый непреодолимый род вражды. Других недоброжелателей делают более кроткими благотворения. Завистливого же и злонравного еще более раздражает сделанное ему добро. Чем больше видит он себе благодеяний, тем сильнее негодует, печалится и огорчается. Он более оскорбляется силою благодетеля, нежели чувствует благодарность за соделанное для него. Какого зверя не превосходят и завистливые с жестокостию своих нравов? Не превышают ли свирепостию самого неукротимого из них? Псы, если их кормят, делаются кроткими; львы, когда за ними ходят, становятся ручными. Но завистливые еще более свирепеют, когда оказывают им услуги.
Что соделало рабом благородного Иосифа? Не зависть ли братьев? Потому и достойно удивления неразумие этого недуга. Убоявшись исполнения снов, продали брата в рабство, как будто рабу никогда не кланяются. Но если сны справедливы, можно ли сделать, чтобы предвещаемое ими вовсе не исполнилось. А если сонные видения лживы, в чем завидуете обманувшемуся? Но вот, по Божию усмотрению, мудрость их обращается в ничто. Чем думали воспрепятствовать исполнению предвещания, тем самым, как оказалось, проложили путь событию. Если бы не продан был Иосиф, то не пришел бы в Египет, не подпал бы, по своему целомудрию, наветам похотливой жены, не был бы заключен в темницу, не свел бы знакомства с служителями фараоновыми, не стал бы толковать снов, не получил бы за это начальства над Египтом, и не поклонились бы ему братья, пришедшие к нему по недостатку в хлебе.
Обратись мыслию к величайшей зависти, оказавшейся
[51] в самом важном случае, какая по неистовству иудеев была к Спасителю! За что завиствовали? За чудеса. А что это были за чудодействия? Спасение нуждающихся. Алчущие были питаемы, — и на Питающего воздвигнута брань. Мертвые были воскрешаемы, — и Животворящий стал предметом зависти. Демоны были изгоняемы, — и на Повелевающего демонам злоумышляли. Прокаженные очищались, хромые начинали ходить, глухие слышать, слепые видеть, — и Благодетеля изгоняли. Напоследок предали смерти Даровавшего жизнь, били бичами Освободителя человеков, осудили Судию мира. Так на все простерлась злоба зависти. Этим одним оружием от сложения мира до скончания века всех уязвляет и низлагает истребитель жизни нашей — диавол, который радуется нашей погибели, сам пал от зависти, и нас низлагает с собою тою же страстию.
Премудр был тот, кто запрещал и вечерять с мужем завистливым (Притч. 23:6), под сближением на вечери разумея и всякое также общение в жизни. Как удобовозгораемое вещество заботимся мы класть подальше от огня, так, по мере возможности, не надобно сводить дружеских бесед с завистливыми, поставляя себя вдали от стрел зависти. Ибо не иначе можно предаться зависти, как сближаясь с нею в тесном общении; потому что, по слову Соломонову, ревность мужа от п`одруга своего (Еккл. 4:4). Действительно, так и бывает: не скиф завидует египтянину, но всякий своему соплеменнику; и из соплеменников завидуют не тому, кто неизвестен, но коротко знакомым; и из знакомых — соседям, людям того же ремесла и по чему–нибудь иному близким; и из них опять — сверстникам, сродникам, братьям. Вообще, как ржа есть болезнь хлебного зерна, так и зависть есть недуг дружбы.
И то разве одно похвалит кто в этом зле, что чем сильнее оно действует в человеке, тем тягостнее имеющему его в себе. Стрелы, брошенные сильно, когда попадают во что–нибудь твердое и упругое, отлетают назад к тому, кто их пустил; так и движения зависти, не делая вреда предмету зависти, наносят удары завистнику. Кто, огорчаясь совершенствами ближнего, уменьшил их чрез это? Между тем, снедаемый скорбию, он изнуряет сам себя.
Страждущих завистию почитают еще более вредоносными, нежели ядовитых зверей. Те впускают яд чрез рану, и угрызенное место предается гниению постепенно; о завистливых же иные думают, что они наносят вред одним взором, так что от их завистливого взгляда начинают чахнуть тела крепкого сложения, по юности возраста цветущие всею красотою. Вся полнота их вдруг исчезает, как будто из завистливых глаз льется какой–то губительный, вредоносный и истребительный поток. Я отвергаю такое поверье, потому что оно простонародно и старыми женщинами занесено в женские терема; но утверждаю, что ненавистники добра — демоны, когда находят в людях демонам свойственные произволения, употребляют все меры воспользоваться ими для собственного своего намерения; почему и глаза завистливых употребляют на служение собственной своей воле.
Поэтому ужели не придешь в ужас, делая себя служителем губительного демона, и допустишь в себя зло, от которого сделаешься врагом людей, ничем тебя не обидевших, и, кроме того, врагом благого и беззавистного Бога? Убежим от нестерпимого зла. Оно — внушение змия, изобретение демонов, посев врага, залог мучения, препятствие благочестию, путь в геенну, лишение Царствия.
Завистливых можно узнать несколько и по самому лицу. Глаза у них сухи и тусклы, щеки впалы, брови навислы, душа возмущена страстию, не имеет верного суждения о предметах. У них не похвальны ни добродетельный поступок, ни сила слова, украшенная важностию и приятностию, ни все прочее, достойное соревнования и внимания. Как коршуны, пролетая мимо многих лугов, многих мест приятных и благоухающих, стремятся к чему–либо зловонному, и как мухи, минуя здоровое, поспешают на гной, так завистливые не смотрят на светлость жизни, на величие заслуг, нападают же на одно гнилое. И если случится в чем проступиться (как часто бывает с людьми), они разглашают это, хотят, чтобы по одному этому узнавали человека, как и недобрые живописцы лицо изображаемого ими на картине отличают искривленным носом, или каким–нибудь рубцом, или другим недостатком природным либо происшедшим вследствие болезни. Они искусны сделать презренным и похвальное, перетолковав в худую сторону, и оклеветать добродетель, представив ее в виде порока с ней смежного: мужественного называют дерзким, целомудренного — нечувствительным, справедливого — жестоким, благоразумного — коварным. Кто любит великолепие, на того клевещут, что у него грубый вкус; о щедром говорят, что расточителен, и о бережливом опять, что он скуп. И вообще всякий вид добродетели не остается у них без такого имени, которое заимствовано от противоположного порока.
Что же? ограничим ли слово одним осуждением сего зла? Но это — как бы одна половина врачевания. Не бесполезно показать страждущему важность болезни, чтобы внушить ему должную заботливость об избавлении себя от зла; но оставить при сем страждущего, не дав руководства к приобретению здравия, не иное что значит, как предоставить его действию болезни.
Что же? Как можем или никогда не страдать сею болезнию, или, подпав ей, избежать ее? Во–первых, можем, если из человеческого не будем ничего почитать великим и чрезвычайным, ни того, что люди называют богатством, ни увядающей славы, ни телесного здоровья, потому что не в преходящих вещах поставляем для себя благо, но призваны мы к причастию благ вечных и истинных. Поэтому недостойны еще нашего соревнования — богатый ради его богатства, властитель ради величия его сана, мудрый ради обилия в слове. Это — орудия добродетели для тех, которые пользуются ими хорошо, но в самом себе не заключают блаженства. Потому жалок, кто пользуется сим худо, подобно человеку, который, взяв меч для отмщения врагам, добровольно ранит им самого себя. А если кто распоряжается настоящими благами хорошо и как должно, если остается он только приставником даруемого от Бога, и не для собственного наслаждения собирает сокровища, то справедливость требует хвалить и любить такого за братолюбие и общительность нрава. Опять, кто отличается благоразумием, почтен от Бога даром слова, кто истолкователь священных словес; не завидуй такому, не желай, чтобы умолк когда–нибудь пророк священного слова, если, по благодати Духа, сопровождают его какое–либо одобрение и похвала слушателей. Твое это благо, тебе чрез брата посылается дар учения, если хочешь принять его. При этом никто не заграждает источника ключевой воды, никто не закрывает взоров от сияющего солнца, никто не завидует им, но сам желает насладиться ими. Почему же, когда духовное слово источается в церкви и благочестивое сердце изливает струи дарований Духа, не приклоняешь с веселием слуха, не приемлешь с благодарностию пользы; а напротив того, рукоплескание слушателей угрызает тебя, и ты желал бы, чтобы не было ни того, кто получает пользу, ни того, кто хвалит? Какое извинение будет иметь это пред Судиею сердец наших? Правда, что душевное благо надобно почитать прекрасным по природе, но если кто превосходит других богатством, славится могуществом и телесным здоровьем, впрочем, что имеет, пользуется тем хорошо, то и его должно любить и почитать как человека, обладающего общими орудиями жизни, если только распоряжается он ими как должно, щедр в подаянии денег нуждающимся, собственными руками служит немощным, все же прочее, что ни имеет, не более почитает своею собственностию, как и собственностию всякого нуждающегося. А кто не с таковым расположением принимает сии блага, того должно признавать более жалким, нежели достойным зависти, если у него больше случаев быть худым. Ибо это значит погибать с большими пособиями и средствами. Если богатство служит напутствием к неправде, то жалок богач. А если он служит к добродетели, то нет места зависти; потому что польза богатства делается общею для всех, разве кто в избытке лукавства станет завидовать и собственным своим благам. Вообще же, если прозришь рассудком выше человеческого и устремишь взор к истинно прекрасному и похвальному, то очень будешь далек от того, чтобы достойным уважения и соревнования признать что–нибудь тленное и земное. А кто таков, кто не поражается мирским как чем–то великим, к тому никогда не может приблизиться зависть.
Но если непременно желаешь славы, хочешь быть виднее многих и не терпишь быть вторым (ибо и это бывает поводом к зависти), то честолюбие твое, подобно какому–то потоку, направь к приобретению добродетели. Ни под каким видом не желай разбогатеть всяким способом и заслуживать одобрение чем–либо мирским. Ибо это не в твоей воле. Но будь справедлив, целомудрен, благоразумен, мужествен, терпелив в страданиях за благочестие. Таким образом и себя спасешь, и при больших благах приобретешь большую знаменитость, потому что добродетель от нас зависит и может быть приобретаема трудолюбивым, а большое имение, телесная красота и высота сана не от нас зависят. Поэтому если добродетель есть высшее и достаточное благо, и по общему всех признанию имеет предпочтение, то к ней должны мы стремиться — к добродетели, которой не может быть в душе, не очищенной как от прочих страстей, так особенно от зависти.
Не видишь ли, какое зло — лицемерие? И оно — плод зависти, потому что двоедушие нрава бывает в людях по большей части от зависти, когда, скрывая в глубине ненависть, показывают наружность, прикрашенную любовию, и подобны подводным скалам, которые, будучи немного закрыты водою, причиняют неосторожным непредвиденное зло.
Поэтому если из зависти, как из источника, проистекают для нас смерть, лишение благ, отчуждение от Бога, смешение уставов, низвращение всех в совокупности житейских благ, то послушаемся Апостола, и не бываим тщеславни, друг друга раздражающе, друг другу завидяще (Гал. 5:26); но будем паче блази, милосерди, прощающе друг другу, якоже и Бог простил есть нам во Христе Иисусе, Господе нашем (Еф. 4:32), с Которым слава Отцу со Святым Духом, во веки веков. Аминь.
Беседа 12. На начало книги Притчей (Притч. 1:1–5)
Хороша награда за послушание. Поэтому послушаюсь доброго отца, который из словес Духа предлагает мне нечто для упражнения, и, по примеру опытных ловцов, хочет у меня, как у молодого пса, испытать скорость бега в местах непроходимых. Предложил же он мне для истолкования вступление в книгу Притчей. Но сколько неудобопостижим смысл сего чтения, известно это всякому, даже мало сведущему. Впрочем не должно отказываться от поручения, возлагая упование на Господа, Который по молитвам Пастыря, даст ми слово во отверзение уст моих (Еф. 6:19).
Всех книг премудрого Соломона знаем три: книгу сих Притчей, книгу Екклесиаста и книгу Песнь Песней. Каждая составлена с особенной целию, все же написаны на пользу людям. Ибо книга Притчей есть образование нравов, исправление страстей, и вообще, учение жизни, заключающее в себе множество правил для деятельности. А Екклесиаст касается естествословия и открывает нам суету того, что в этом мире, чтобы не почитали мы для себя вожделенным преходящего и душевных забот не тратили на суетное. Песнь же Песней показывает способ душевного усовершенствования, потому что изображает согласие невесты и жениха, то есть близость души с Богом Словом.
Но возвратимся к предположенному.
Притчи Соломона, сына Давидова, иже царствова во Израили (Притч. 1:1). Слово: притча — у внешних употребляется в означение изречений общенародных и произносимых, всего чаще на путях; потому что путь называется у них uoimoV от чего и притчу (paroimia) определяют так: речение припутное, самое обычное в народном употреблении и от немногого удобно прилагаемое ко многому подобному. А у нас притча есть полезное слово, выраженное с некоторой прикровенностью, но как с первого взгляда заключающее в себе много полезного, так и в глубине своей скрывающее обширную мысль. Потому и Господь говорит: сия в притчах глаголах вам: но приидет час, егда ктому в притчах не глаголю вам, но яве (Ин. 16:25); потому что пр`иточное слово не имеет открыто и общевразумительно высказанного смысла, но обнаруживает намерение свое косвенным образом и только людям более внимательным. Поэтому притчи Соломона, то есть изречения, возбуждающие внимание и доставляющие пользу на всем пути жизни.
А имя писателя наименовал с тем, чтобы знаменитостию лица привлечь слушателя; потому что достоверность поучающего как делает слово достойным вероятия, так располагает учащихся к большей внимательности. Итак, притчи Соломона, того Соломона, которому сказал Господь: се, дах ти сердце смыслено и мудро; якоже ты, не бысть муж прежде тебе и по тебе не востанет подобен тебе (3 Цар. 3:12). И еще: даде Господь смысл и мудрость Соломону многу зело, и широту сердца, яко песок, иже при мори: и умножися мудрость Соломонова… паче… всех древних человек и паче всех смысленных египетских (3 Цар. 4:29–30). Так необходимо присовокупление имени!
Притчи Соломона, сына Давидова. Присовокуплено и имя отца, чтобы знать тебе, что Соломон был премудр, произошел от отца также премудрого и пророка, с младенчества обучен был священным письменам, но по жребию получил власть; не силою присвоил себе царство, нимало ему не принадлежавшее; но принял отеческий скипетр по справедливому суду отца и по Божию определению.
Он был царем во Иерусалиме. И это сказано не напрасно, но главным образом для различения от других подобного имени царей, а сверх сего, и для того, чтобы поелику он построил пресловутый храм, то и ты знал соорудителя сего храма и виновника всякого гражданского устройства, уставов и благочиния. Много же содействует к принятию советов и то, что писатель книги — царь. Ежели царская власть есть законное правительство, то очевидно, что и правила, какие дает царь, истинно достойный сего наименования, имеют великую законность, будучи направлены к общей для всех пользе, а не составлены с намерением достигнуть царю собственной своей пользы. Тем и отличается злой властелин от царя, что один везде имеет в виду свои выгоды, а другой помышляет о пользе подданных.
Но перечисляется также, какая именно польза и в какой мере приобретается из сей книги учащимися.
И во–первых, из притчей можно
познати премудрость и наказание [52] (Притч. 1:2). А премудрость есть знание вещей Божественных и человеческих, также и их причин.
Посему, кто с успехом богословствует, тот познал премудрость, как и блаженный Павел говорит: премудрость же глаголем в совершенных: премудрость же не века сего, ни князей века сего престающих: но глаголем премудрость Божию в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век (1 Кор. 2:6–7).
И кто из устройства мира уразумевает Зиждителя, тот познает также Бога из премудрости, видимой в мире.
Невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть (Рим. 1:20). А к мысли о Боге приближает нас, когда говорит:
Бог премудростию основа землю; и:
егда готовяше небо, с Ним бех; и:
бех при Нем устрояя; и:
Аз бех, о нейже радовашеся (Притч. 3:19; 8:27; 29:30). Ибо все сие говорит Соломон от имени олицетворенной им премудрости, чтобы доставить нам ясное о ней познание. И вообще в словах:
Господь созда мя начало путей Своих [53] (Притч. 8:22), разумеет премудрость, открывающуюся в мире, которая едва не выговаривает чрез видимое, что она произошла от Бога, и что в тварях не самослучайно сияет столько премудрости. Ибо как
небеса поведают славу Божию, и
творение руку Его возвещает твердь, возвещает же не издавая гласа; потому что
не суть речи, ниж`е словеса, ихже не слышатся гласи их (Пс. 18:2, 4), таковы словеса и началородной премудрости, которая при творении прежде всего другого положена в основание твари: она молча вопиет о своем Творце и Господе, чтобы ты восходил чрез нее к мысли об едином Премудром.
Но есть и человеческая некая мудрость; это — опытность в делах житейских, по которой называем премудрыми сведущих в одном каком–нибудь из полезных искусств.
Поэтому у писателя сего приглашением к премудрости и занята не малая часть книги.
Премудрость во исходех поется, в стогнах же дерзновение водит, на краех же стен проповедуется [54] (Притч. 1:20–21). Видя ревность людей, видя, что все мы естественным образом любим знаменитость премудрости, Соломон похвалами премудрости возбуждает души стремиться к ней без укоснения и нерадения. Говорит, что везде много о ней речей, на путях, на торжищах, на городских стенах. Для того именует врата, стогны, стены, чтобы наименованием
исходов и
стогн показать знаменитость премудрости, а наименованием ее стен — ее пользу и достаточность для всякой безопасности в жизни. И желая освоить нас с нею, говорит:
нарц`ы премудрость сестру тебе быти; и еще:
возжелей ея, и соблюдет тя (Притч. 7:4; 4:6). Потом, показывая общеполезность ее, и что польза от нее простирается равно на всех, говорит:
закла своя жертвенная, то есть уготовала твердую пищу для обучивших душевные чувствия долгим учением;
раствори в чаши своей вино, веселящее сердце человека; а под чашею разумеет он общее и всенародное причащение благ, где всем дозволено с одинаковым правом почерпать сколько кто может, и сколько кому потребно; и
уготова свою трапезу (Притч. 9:2). Все говорит в высшем знаменовании, под образом телесного давая нам разуметь духовное. Ибо словесную пищу души называет трапезою, к которой созывает
с высоким проповеданием, то есть учениями, не заключающими в себе ничего низкого и презренного.
Иже есть безумен, да уклонится ко мне (Притч. 9:4). Ибо как больные требуют врачевания, так безумные имеют нужду в мудрости. И:
лучше бо сию куповати, нежели злата и сребра сокровища (Притч. 3:14). И:
честнейша же есть камений многоценных… всяко честное недостойно ея есть (Притч. 3:15). И:
сыне, аще премудр будеши, себе премудр будеши и искренним твоим (Притч. 9:12). И: сыну
же мудру благопоспешна будут дела (Притч. 13:14). И вообще, в истине сего слова можешь ты увериться, собрав на досуге все, что сказано о премудрости у Соломона.
Поелику же в злохудожну душу не внидет премудрость (Прем. 1:4), то прежде всего души, намеревающиеся беседовать с мудростию, очищает Божиим страхом. Ибо тайны спасения повергать пред всяким без разбора и принимать одинаково всех, даже не имеющих ни чистой жизни, ни разума испытанного и точного, походит на то же, что и в нечистый сосуд вливать многоценное миро. Посему начало премудрости страх Господень (Притч. 1:7). А страх — очищение души по молитве пророка, который говорит: пригвозди страху Твоему плоти моя (Пс. 118:120). Где обитает страх, там пребывает всякая душевная чистота; потому что оттуда бежит всякий порок и всякий нечестивый поступок; и телесные члены, пригвожденные страхом, не могут порываться на дела неблагоприличные. Как человек, в которого вонзены вещественные гвозди, будучи удерживаем болью, остается бездейственным, так и пригвожденный страхом Божиим, ожиданием угрожающих наказаний пронзаемый как бы некоторою болью, не может и глаз употреблять, на что не должно, и рук простирать на дела непозволенные, и вообще, ни в малом, ни в великом поступать вопреки своему долгу. Оскверненных же и подлых душою Соломон не допускает к слышанию Божественных речей, говоря: а бесстрашные во вратах водворятся (ср.: Притч. 19:23). И: взыщете премудрости у злых и не обрящете (Притч. 14:6). И еще: взыщут мене злии и не обрящут (Притч. 1:28), потому что не очищены Божиим страхом. Поэтому кто намерен приступить к принятию премудрости, тот приходи, очистив срамоту греха спасительным страхом. Итак, из учения Притчей открылось нам и другое благо, а именно: восприятие страха, внушенное нам премудростию.
Вторым из обещанного было: познати наказание. А наказание есть некоторое полезное для души образование, которое часто очищает ее от пятен греха не без труда, и в это время не мнится радость быти, но печаль: послед`и же плод мирен наученым тем воздает во спасение (Евр. 12, 11). Поэтому познати сие наказание не всякому уму возможно; потому что многие, отказавшись от трудности настоящего, по невежеству не ждут полезного окончания дела, но, огорчаясь суровостию прилагаемого о них попечения, остаются в недуге невежества. Потому достойны удивления слова праведных, которые говорят: Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниж`е гневом Твоим накажеши мене (Пс. 6:2). Они желают избыть не наказания, но гнева. Подобно сему и следующее: накажи нас, Господи, обаче в суде, а не в ярости (Иер. 10:24). И: наказание Господне отверзает уши мои (Ис. 50:5). Как малые дети, нерадивые к ученью, после лоз, которыми высечет их учитель или приставник, сделавшись внимательнее, начинают понимать уроки, и то же слово, которого до побоев не слыхали, после боли от лоз, как бы чрез это отверзались у детей уши, и слухом приемлется, и удерживается в памяти: так бывает и с теми, которые не внимают Божию учению и презрительно относятся к заповедям. Когда Бог нашлет на них наказание, тогда те особенно Божия повеления, о которых всегда им было говорено, и которые всегда оставляли они без внимания, приемлются ими, как в первый раз коснувшиеся их слуха. Поэтому сказано: наказание Господне отверзает уши мои…
Поелику же наказание вразумляет бесчинного, как сделал Павел, предавший сатане как мучителю, который вывертывает члены и бичует для того,
да накажутся не хулити [55] (1 Тим. 1:20), и поелику мятежного возвращает оно к долгу, подобно тому, о ком сказано, что
послед`и пленения его покаяхся (Иер. 31:19), то нужно знать силу наказания, к чему оно полезно. Потому Соломон, зная пользу оного, советует:
не преставай младенца наказовати: аще бо жезлом биеши его, не умрет… Ты бо побиеши его жезлом, душу же его избавиши от смерти (Притч. 23:13–14).
Который бо есть сын, егоже не наказует отец? (Евр. 12:7). Сие наказание для рассуждающих здраво дороже множества денег. Потому Соломон говорит:
приимите наказание, а не сребро (Притч. 8:10), чтобы во время нужды, когда или тело больно, или домашние дела в расстройстве, не возыметь тебе лукавой мысли о Боге, но со многим терпением принимать Его удары, вразумляясь, в чем ты согрешил, и познав
наказание, говорить:
гнев Господень стерплю, яко согреших Ему (Мих. 7:9). И:
благо мне, яко смирил мя еси (Пс. 118:71). Таков был Павел, который говорит:
наказуеми, а не умерщвляеми (2 Кор. 6:9). И: обличаемые
от Господа наказуемся, да не с миром осудимся (1 Кор. 11:32).
Поелику же и обучение наукам называется наказанием, по написанному о Моисее: и наказан бысть Моисей всей премудрости египетстей (Деян. 7:22), то немаловажно для спасения не какими ни есть заниматься науками, но знать полезнейшее наказание. Ибо иные упражняясь в геометрии, которую изобрели египтяне, или в астрологии, которая была в уважении у халдеев, или вообще вдаваясь в выспренные умствования об образах и тенях, презрели изучение Божия слова. А многих занимали пиитика, риторика и изобретение софизмов, для которых содержанием служит ложь; потому что пиитика не может обойтись без басни, риторика — без искусства в слововыражении и софистика — без ложных умозаключений. Итак, поелику многие при тщательном изучении всего этого вознерадели о познании Бога, состаревшись в исследовании предметов пустых, то необходимо познание наказания, чтобы избирать обучение полезное, избегать же обучения неразумного и вредного.
Внимательно читая Притчи и неленостно извлекая из них пригодное, можно еще уразумети словеса мудрости (fronhsiV), ибо можно уразуметь полезное. Сказано: злобою младенствуйте, умы же совершенни бывайте (1 Кор. 14:20). О мудрости знаем, что она есть одна из родовых добродетелей, посредством которой мы, человеки, делаемся сведущими в том, что добро и зло, и что безразлично. А мудрым (fronimoV), очевидно, называется человек по производству сего имени от слова: мудрость (fronhsiV).
Но как же засвидетельствовано, что змий бе мудрейший (fronimwtatoV) всех зверей (Быт. 3:1)? И еще Господь говорит: будите мудри (fronimoi) яко змия (Мф. 10:16)? И строитель неправедный назван мудрым (Лк. 16:8)? Не видно ли из сего, что слово «мудрость» берется трояко? В одном смысле она есть охранение собственной своей пользы, соединенное со злоумышлением против ближнего; такова мудрость змеи, которая бережет свою голову. Есть еще какая–то изворотливость нрава, которая скоро находит полезное для себя и овладевает людьми простодушными; такова мудрость строителя неправедного. Истинная же мудрость есть распознание того, что должно делать и чего не должно. Кто следует ей, тот никогда не отступит от дел добродетели и никогда не будет проникнут пагубою порока.
Посему разумевающий словеса мудрости знает, кто лжеумствователь и обманщик и кто внушает лучшие правила жизненной деятельности. Он, как искусный торжник, удержит у себя добротное, сам же удержится от всякого рода зла (1 Фес. 5:5:21–22). Сия–то мудрость созидающему храмину свою помогает положить основание ее на камени, то есть опереться на вере во Христа, чтобы оставаться незыблемым во время дождей, ветров и устремлений речных (Мф. 7: 24–25). Ибо подобными сими словами Господь изобразил нам в притче непоколебимость в искушениях как человеческих, так и свыше посылаемых. Он же учит не нерадеть о необходимом, но, заблаговременно запасшись напутиями жизни, с готовностию сердца ожидать пришествия Жениха. Ибо сказано, что мудрые (fronimoi) девы, поелику имели елей в светильниках, взошли вместе с женихом, а юродивые, по неготовности своей, лишены радости брачного чертога (Мф. 25:1–12).
После сего посмотрим, что значит:
прияти извития словес [56] (Притч. 1:3)
. Истинное и от здравого разумения происходящее слово просто и единообразно, об одном и том же всегда говорит одно; а слово изукрашенное и искусственное, заключая в себе много хитросплетенного и изысканного, принимает тысячи видов и извивается в бесчисленных извитиях, будучи преобразуемо в угодность слушающим. Потому притчи доставляют нам великую пользу, делая способными крепко противостоять приражению искусственных слов. И кто внимателен к притчам и не с нерадением слушает их советы, тот, как бы вооруженный опытностию, безвредно приемлет
извития словес, не совращаясь ими и ни в чем не отступая от истины. Когда иначе вещь существует в природе, а иначе уверяет о ней слово; тогда будет это
извитие, лучше же сказать, извращение истины словом. И кто инаковым кажется, а инаков в действительности, тот употребляет
извития словес, обманывая имеющих с ним дело, как зайцы и лисицы обманывают собак, одну сторону им показывая, а в другую оборачиваясь.
И противоположения лжеименного в`едения суть какие–то извития словес. Ибо не приемлющие простоты духовного учения, изощренные же диалектикою на противоречия; правдоподобием лжеумствований превозмогают нередко твердость истины. Итак, огражденный притчами приемлет сии извития словес. Хотя и встретит он иногда такие спорные вопросы, что доводы с обеих сторон равносильны, и трудно различить, где более вероятности; однако же ум его, как упражнявшийся в притчах, не придет в замешательство, даже когда собеседники своими доводами наносят друг другу, по–видимому, совершенно почти равные удары.
Притча дает также уразумети правду истинную (Притч. 1:3). Поелику правда есть способность воздавать за все по достоинству, а достигнуть сего трудно; потому что одни, по недостатку разумения, не могут дознать, как воздать каждому должное, а другие, будучи преобладаемы человеческими страстями, нарушают справедливость, как бедных презирают, а сильных обидчиков не обличают, то книга Притчей обещает ученикам своим дать в`едение правды истинной.
И поелику многие, уловляя похвалу толпы, хотя на деле предпочитают неправду и любостяжательность, как нечто для них полезное, но по наружности и на словах хвалят равенство и правду, то обученный Притчам не останется в неведении о сих людях, но будет знать, какая правда поддельная и подложная, и какая истинная и не обманчивая.
Также, поелику и внешние мудрецы предлагали многие учения о правде, а они своими правдоподобиями вводят в обман людей, которые, при рассуждении об этом, не способны следовать истинному учению, то книга сия обещает сделать известною правду истинную, чтобы нам избегать вредных лжеумствований.
Даже и законы язычников, имея между собою большую разность, приводят в затруднение умы людей, не составивших себе точного понятия о правде. Некоторые языческие народы признают справедливым отцеубийство, а другие отвращаются всякого убийства как злодеяния. Одни выше всего ставят целомудрие, а другие предаются похоти с матерями, дочерями и сестрами. И вообще, многие, находясь под властию застарелых обычаев, не распознают гнусности дел своих. Но книга сия, научая правде истинной, избавляет человека от страстей, какие в нем от неразумия.
Но как есть правда, собственно в нас находящаяся, именно: присвоение каждому должного, и хотя мы не достигаем сего в точности, однако же, поступая с самым правдивым расположением, не уклоняемся далеко от цели, так есть правда, постигающая нас с небеси от праведного Судии, — правда то исправляющая, то вознаграждающая, в которой многое для нас неудобообъяснимо по высоте заключающихся в ней определений. О ней, думаю, говорит псалмопевец: правда Твоя, яко горы Божия (Пс. 35:7). Итак, книга сия обещает эту подлинно истинную и Божию правду представить в ясности упражнявшимся в пр`иточном учении.
Опять, поелику иные грехи бывают непроизвольны, а в ином случае грешим с лукавым намерением, то и определение Правосудного о сих грехах не одинаково. Ибо положим, что подвергается суду блуд и что на суде две блудницы; но одна, будучи продана содержателю развратного дома, по нужде бывает во грехе, доставляя собою прибыль лукавому господину, а другая по сластолюбию добровольно предает себя греху. Поэтому в одном случае находит себе извинение грех непроизвольный, а в другом осуждается грех худого произволения. Опять, иной согрешил, будучи сначала воспитан худо, потому что и на свет произведен родителями неправедными, и рос, слыша и видя речи и поступки беззаконные; а у другого было многое, что призывало его к добродетели — честное воспитание, советы родителей, взыскательность учителей, слышание словес Божиих, образ жизни упорядоченный и все прочее, чем душа руководится к добродетели, но и он впоследствии поползнулся в подобный грех; таковой не по справедливости ли будет признан достойным тягчайшего наказания? Один будет осужден вследствие спасительных побуждений, всеянных в умы наши, и именно за то, что не воспользовался ими здраво; а другой, сверх сего, и за то, что сделал напрасными все данные ему пособия и по невнимательности увлекся в порочную жизнь. Поэтому уразумети правду истинную подлинно есть дело великого ума и самого совершенного сердца.
А едва ли книга сия не обещает и того, что обучившийся притчам будет уже в состоянии заняться точным изучением богословия. Ибо истинная правда есть Христос, Иже бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1 Кор. 1:30).
С познанием правды истинной сопряжено и то, чтобы суд исправляти (Притч. 1:3). Кто не изучил предварительно справедливого, тому невозможно правильно разбирать дела сомнительные. И сам Соломон, если б не имел точных понятий о справедливом, не мог бы так правильно и удачно произнести этого всем известного определения, которым решил спор двух бесчестных женщин о младенце. Поелику не было свидетелей тому, что говорили женщины, то Соломон обратился к природе и при ее помощи нашел неизвестное; потому что чужая женщина без сожаления соглашалась на истребление младенца, а настоящая мать по естественной любви не могла даже и слышать об его страдании. Поэтому, кто узнал правду истинную и чрез нее научился отдавать каждому его собственное, тот может исправляти суд. Как стрелок направляет стрелу в цель, нимало не погрешая в стрельбе, и стрела падает ни дальше, ни ближе, ни по ту, ни по другую сторону цели, так судья отгадывает справедливое, не взирая на лица (потому что знать лице на суде не добро; Притч. 24:23), и ничего не делая по пристрастию, но произнося определения правые и непревратные. И когда у него двое подсудимых: человек любостяжательный и другой, имеющий у себя мало, — судья уравнивает их между собою и столько отнимает у имеющего больше, сколько находит недостаточным обиженного. А кто не запасся у себя в душе истинною правдою, но подкуплен деньгами, или поблажает дружбе, или мстит по вражде, или боится сильного, тот не может суд исправляти. Ему псалом говорит: аще воистинну убо правду глаголете, правая судите, сынове человечестии (Пс. 57:2). Ибо правильность суда служит доказательством правдивого расположения. Почему и сам Соломон впоследствии говорит: вес велик и мал, и мера сугуба, нечиста пред Господем (Притч. 20:10), наименованием весов пр`иточно выражая несоблюдение равенства в суде.
Полезно же сие не только судьям, но и при избрании чего бы то ни было при жизни. Поелику в нас есть какое–то естественное судилище, на котором различаем доброе и лукавое, то при избрании того, что делать, необходимо нам составлять правильные суждения о вещах и, подобно судье, который беспристрастно и со всею справедливостию дает приговор тяжущимся, доверять добродетели и осуждать порок. Например, у тебя судятся блуд и целомудрие; высокий ум твой, которому вверено судилище, председательствует; сластолюбие защищает блуд, а страх Божий заступается за целомудрие. Итак, ежели осудишь грех и дашь победить целомудрию, то правильно рассудишь дело. А ежели, дав перевес сластолюбию, объявишь, что грех предпочтительнее, то рассудишь криво, подпав клятве сказавшего:
горе глаголющим… горькое сладкое, и сладкое горькое, глаголющим
свет тму, и тму свет (Ис. 5:20)? Если же, по словам того же Соломона,
мысли праведных судьбы [57] (Притч. 12:5), то надобно стараться, чтобы внутри, в потаенном судилище помышлений, составлялись о деле суждения непревратные, а чтобы ум уподоблялся весам, неуклонно определяющим вес каждого поступка. Когда каждая заповедь судится у тебя с противоположным ей пороком, тогда закону Божию доставляй победу над грехом. Судятся ли алчность и справедливость? Произнеси осуждение на пожелание чужого, а добродетели дай одобрительный приговор. Вступают ли между собою в тяжбу укоризна и долготерпение? Постыди укоризну и предпочти долготерпение. Или препираются вражда и любовь? Вражду, предав бесчестию, гони, как можно дальше, а любовь, почтив, сделай к себе приближенною. Судятся ли лицемерие и искренность, мужество и трусость, благоразумие и неблагоразумие, справедливость и неправда, целомудрие и своеволие, короче сказать, судится ли всякая другая добродетель со всяким другим пороком? Тогда–то именно и покажи правость суда в потаенном судилище души твоей, и, заповедь соделав как бы заседающей с тобою в суде, окажи себя ненавистником лукавства, отвращающимся грехов и предпочитающим добродетели. Если сделаешь, что в каждом деле будет препобеждать у тебя лучшее, то будешь блажен
в день оный,
егда судит Бог тайная человеком, по благовестию нашему
между собою помыслом осуждающим или отвещающим (Рим. 2:16, 15), не пойдешь осужденным за преклонность к худому, но почтен будешь венцами правды, какими в продолжение всей своей жизни сам ты увенчивал добродетель. Сколько же благ доставит тебе книга Притчей, научающая знать
истинную правду и суд исправляти?
Что же еще, кроме сего? Сказано:
да даст незлобивым коварство [58], отрочати же юну чувство же и смысл (Притч. 1:4)
. Незлобие понимаем двояко. Или разумеем отчуждение от греха, совершаемое рассудком. И когда долговременным попечением о добре и упражнением в оном как бы подсекаем в себе какой–то корень злобы, тогда по совершенном ее отъятии, принимаем наименование незлобивого. Или незлобие есть неизведание еще зла, как иные, всего чаще по молодости или по роду жизни, не знают по опыту каких–нибудь пороков. Например: дитя не знает надмения, не знает притворства и плутовства. Опять, есть люди, живущие в деревне, которым неизвестны обманы в торговле и судебные кляузы. Таких называем незлобивыми не по тому, что они по произволению далеки от порока, но по тому, что опытом не доведены до лукавого навыка.
Незлобивый в собственном смысле, каков был Давид, который говорит: аз же незлобою моею ходих (Пс. 25:11), чрез упражнение в добродетели изгнал из души своей всякое лукавство и удостаивается наследия благ, потому что Господь не лишит благих ходящих незлобием (Пс. 83:12). Таковой с уверенностию скажет: суди ми, Господи, яко аз незлобою моею ходих (Пс. 25:1); и еще: суди ми, Господи, по правде моей и по незлобе моей на мя (Пс. 7:9). Отличительные же черты незлобивого — простота, благородство, безыскусственность нрава. Таков был Иаков. Сказано: нелукав, живый в дому (Быт. 25:27), то есть, обнаруживая в себе естественное простодушие, он не налагал на себя искусством прикрашенного вида, наподобие какой–нибудь личины, чтобы ввести в обман имевших с ним дело.
Впрочем, здесь Соломон, кажется мне, называет незлобивым не изведавшего зла опытно, потому и говорит, что он имеет нужду в похвальной хитрости (panourgia), чтобы при естественной невинности приобрести ему и житейскую опытность и, этою прекрасною хитростию оградившись как бы каким–то оружием, сделаться недоступным злоумышлению противников. Ибо, думаю, что совершенный должен быть разумен в рассуждении добра и невинен в рассуждении зла. Отсюда, как из некоторого источника, да почерпают незлобивые спасительную хитрость. Ибо муж хитрый, престол чувствия; и: хитрый злым находящим укрывается; и: храняй же обличения хитрейший (Притч. 12:23; 27:12; 15:5). Поэтому хитрость (panourgia) есть действование во всем с искусною попечительностию, как злодеяние (kakourgia) есть упражнение в одном зле.
Но поелику хитрый берется за всякое дело, в числе же всяких дел бывают и дела негодные, то наименование хитрого имеет два значения. Кто промышляет дела свои ко вреду других, тот лукавый хитрец; а похвально хитр, кто скоро и смышлено отыскивает свойственное себе благо и избегает всякого вреда, коварно и злонамеренно замышляемого против него другими. Поэтому тщательно вникай в слово «хитрость», и знай что есть среднее какое–то состояние, в котором человек, с здравым расположением к собственной своей пользе и к пользе ближнего пользующийся хитростию, достоин одобрения. Но кто направляет хитрость ко вреду ближнего, тот осужден; потому что уменье свое употребляет в средство к погибели. История же полна примеров, как тем и другим образом употреблять свое уменье. Прекрасна хитрость евреев, которые перехитрили египтян, взяли с них плату за постройку городов и запаслись веществами, нужными на скинию. Похвально хитрили повивальные бабки, спасавшие еврейских младенцев мужского пола. Прекрасна хитрость Ревекки, приобретшей сыну великое благословение. Прекрасно хитрила Раав, прекрасно хитрила Рахиль, когда одна спасла соглядатаев, а другая перехитрила отца и освободила его от идолослужения. Лукаво хитрили с израильтянами гаваониты. Лукава хитрость Авессалома, который под видом правдивости подущал подданных, и собирал многих изменников в заговор против отца. А некоторые обвиняются за то, что на люди Божия лукавноваша волею (Пс. 82:4).
Впрочем, здесь Писание одобряет хитрость, употребляемую на пользу, служащую как бы оружием в делах житейских и ограждающую собою души людей простого нрава. Если бы хитрость сию имела Ева, то не была бы уловлена обольщениями змея. Поэтому незлобивого, у которого мысли, по доверчивости его ко всякому слову, удобно растлеваются, предлагаемое учение ограждает, как бы на вспоможение ему в делах житейских предлагая пользу хитрости.
Следует рассмотреть, как отрочати юну дает чувство и смысл. Поелику человек, как Апостол говорит, двойствен, а именно: есть человек внешний и есть человек внутренний (2 Кор. 4:16), то и возрасты, как в человеке видимом, так и в умопредставляемом втайне, надобно нам понимать приблизительно к тому и другому. Сказать, что новорожденный младенец приобретает телесное чувство, недалеко от смешного, потому что какое из чувств может дать книга, когда зрение, и слух, и обоняние, и вкус, и осязание прирождены уже нам, и не вследствие учения появляются, но сама природа наделяет ими живое существо? Поэтому и слово: отроча, надобно разуметь не телесно, и под чувством понимать не одно из сих перечисленных чувств.
А напротив того, возрасты должно принимать относительно ко внутреннему человеку. Ибо из многих мест Писания знаем и состояние души детское, и состояние цветущее, и состояние уже старческое. Например, как узнаем от Павла, коринфяне были младенцы, почему и имели еще нужду в молоке, предуготовительном и простом учении Евангелия, а не были в состоянии преодолевать твердую пищу учений. А юноша душою тот, кто доведен до совершенства во всех частях добродетели, духом горящ, исполнен ревности к делам благочестия, имеет силы со всем напряжением делать добрые дела. Его и Евангелие называет хищником, могущим восхитить Небесное Царство (ср.: Мф. 11:12). Его и Дух Святой как способного употребляет к песнопениям; ибо сказано: юноши и девы… да восхвалят имя Господне (Пс. 148:12–13). И у Иоиля обещано юношам, что видения увидят (Иоил. 2:28). Старец же душою тот, кто совершен в благоразумии. Таков был Даниил, который в юношеском теле показывал степенную разумность, внушавшую уважение более всякой седины; почему и говорят ему старцы, исполненные дней лукавых: гряди, с`яди посреде нас и возвести нам, яко тебе дад`е Бог старейшинство (Дан. 13:50).
Следовательно, и здесь притча называет
отрочатем юным возрожденного банею пакибытия
[59], воскормленного, сделавшегося,
яко отроча, и в этом состоянии способного уже к Небесному Царству. Такому новорожденному младенцу, возжелавшему словесного и нелестного млека, книга Притчей, чрез упражнение в ней, дает
чувство и смысл, чувство для настоящего, а смысл для будущего; ибо обучает тому, что свойственно человеку, и делает людей чувствительными к предметам, чтобы не порабощались удовольствиям неприличным и не приходили в изумление пред суетною славою мира сего; также сообщает и понятие о будущем веке, и тем, что говорит, приводит к вере в обетования.
А поелику различия возрастов объяснили мы о внутреннем человеке, то следует и наименования чувств приложить к способностям душевным. Посему, когда Соломон говорит: ко словесем моим прилагай твое ухо (Притч. 22:18), надобно знать нам, что требует он благопослушной души, как и Господь: имеяй уши слышати, да слышит (Мф. 13:9); и: слово премудро во ухо благопослушно (Притч. 25:12). Итак, этими словами и подобными им дает отрочати юну здравое чувство слуха. Когда же говорит: не внимай злей жене; и еще: ниж`е утверди ока своего к ней; и: очи твои право да зрят, тогда, очевидно, дает отрочати как бы душевное зрение (Притч. 5:3; 9:18; 4:25). И когда увещевает: яждь мед, сыне… да насладится гортань твой (Притч. 24:13), медом в переносном смысле называя Божественное учение; ибо сказано: коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим (Пс. 118:103), тогда увещанием сим образует в душе духовный вкус, о котором говорится: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:9). А есть и осязание душевное, чрез которое прикасается к душе премудрость, как бы объемлющая своего любителя. Ибо сказано: возжелей ея, да тя объимет (Притч. 4:6, 8). И еще Екклесиаст говорит: время обымати и время удалятися от обымания (Еккл. 3:5). Тела нечистыми объятиями оскверняются, а душа, объятием премудрости вся и всецело с нею соединившись, исполняется святыни и чистоты.
Так дает
чувство отрочати юну. А как сообщает
смысл? Когда говорит:
не упользуют имения в день зол
[60] (Притч. 11:4). Ибо сим в сердце твое влагает помышление о том дне, в который множество имений не поможет тебе и не избавит тебя от вечного наказания. И когда говорит:
незлобивии наследуют землю (Притч. 2:20), ту землю, которой наследники и кроткие, как по словам псалмопевца:
кротцыи же насл`едят землю (Пс. 36:11), так и по ублажению Господню, ибо сказано:
блажени кротцыи, яко тии насл`едят землю (Мф. 5:5); и еще, когда говорит:
славу премудрии насл`едят (Притч. 3:35), тогда возбуждает душу к вожделению обетованных благ. Сей–то смысл дает
отрочати юну, то есть боязнь того, что угрожает грешным и вожделение того, что уготовано праведным.
Сих бо послушав, мудрый премудрее будет [61] (Притч. 1:5). Писание свидетельствует о великой силе притчей, а именно, что они превосходят мудрость мудрых и что преподанное в сей книге важнее уроков, какие найдешь у мудрых. Почему ученики у других учителей люди неискусные, а слушатели сей книги мудрые. Поелику же слово «мудрый», имеет не одно значение, и мудрыми называются как мудрецы века сего, так приявшие истинную мудрость — Господа нашего Иисуса Христа чрез веру в Него, то людям, которые вне нашего учения, когда приступят к здравому учению притчей, Писание обещает, что сделаются они премудрейшими, презрев знание суетного и обратившись с удивлением к истине.
Или поелику мудрым человек называется в различных значениях, и тот, кто вожделевает мудрости, и тот, кто преуспевает уже в умозрениях мудрости, и тот, кто усовершился в навыке, именуются подобно, то сих послушав мудрый, любитель ли он мудрости или уже оказал в ней некоторые успехи, премудрее будет, как наставленный многому из Божественных догматов, так обученный многому из свойственного человеку; потому что книга сия различными средствами изгоняет порок и опять многими способами вводит добродетель. Она обуздывает язык неправдивый, исправляет глаз, который смотрит лукаво, не дозволяет начинать рукам неправедным, отгоняет праздность, наказывает неуместные вожделения, учит благоразумию, учит мужеству, превозносит целомудрие. Поэтому, кто обучен сему, кто имеет в себе самом сильное отвращение от худого, и при великом стремлении, как бы при одобрительных каких–то восклицаниях, приобрел любовь к добру, тот, будучи мудр, по собственному своему стремлению, делается мудрейшим чрез усовершение учением.
Разумный же
строительство [62] стяжет [63] (Притч. 1:5). Кто хочет приняться за какое–нибудь искусство, тому надобно иметь готовыми естественные способности, борцу — хорошее сложение и крепость тела, скороходу — стройность и легкость членов, также и правителю — остроту и быстроту ума. Потому и Писание не всякого призывает к правлению, но разумного.
Что же такое — управление? Не без всякого ли сомнения, оно есть сознание души о непостоянстве дел человеческих и о том, как надобно переплыть непостоянную жизнь. Ибо во многих местах Писания находим, что настоящая жизнь называется водами и морем; например, в псалме: низпосла с высоты и прият мя, восприят мя от вод многих (Пс. 17:17). Ибо ясно, что псалом водами называет житейский мятеж; потому что, как счастливое и вожделеваемое многими не имеет твердости и постоянства, так несчастное и плачевное не установляется в неподвижности, но все подвержено колебанию, волнению и неожиданным переменам. Поэтому, как море не может оставаться надолго в том же положении, — если теперь оно гладко и незыблемо, то в непродолжительном времени увидишь, что изрыто будет порывами ветров, а если теперь свирепеет и кипит от бури, то вскоре восстановится на нем глубокая тишина, — так и житейские дела удобно принимают тот и другой оборот. Для этого нужен правитель, который бы и в благоведрие жизни, как все у него несется попутным ветром, ждал перемен и не успокаивался настоящим как бессмертным, и в горестном состоянии дел не терял надежды и не утопал поглощенный излишнею скорбию; потому что ни телесное здравие, ни цветущая юность, ни домашнее обилие, ни всякое другое благоденствие жизни не бывают продолжительны; а напротив того, и среди этого благоведрия жизни ожидай иногда непогоды. Придет болезнь, придет нищета; ветер не всегда дует в корму; но и такого человека, который по всем отношениям обращает на себя взоры и достоин соревнования, постигает нередко неожиданное бесславие; также и всякое благоденствие жизни возмущают непредвидимые обстоятельства, подобные каким–то бурям. Самая непрерывность зол для тебя то же, что волны, которые одна за другой возвышаются, бороздят твою жизнь, и воздвигают страшное волнение. Со временем увидишь, что и это минуется, жизнь переменится в радость и истинно приятную тишину. Посему тот разумный правитель, кто, вникая в действительную природу, управляет приключениями жизни, остается всегда сам себе равен, не превозносится в благодушии, не упадает духом в несчастиях.
Еще и в других случаях полезно для нас благо управления. Ибо знаю другие волны и страшное обуревание, восстающее в душе — обуревание плотских страстей. Раздражение и страх, удовольствия и скорби, наносимые нам плотским мудрованием, как будто сильною какою–то бурею, нередко потопляют неуправляемую душу. Посему должно, чтобы ум, как кормчий, восседая выше страстей, правя плотию как кораблем, искусно направляя помыслы, как кормило, мужественно попирал волны, высоко держась над ними, недоступен будучи страстям, нисколько не принял в себя их горечи, подобной соленым морским водам, но всегда говорил в молитве: да избавлюся от ненавидящих мя и от глубоких вод. Да не потоп`ит мене буря водн`ая, ниж`е да пожр`ет мене глубина (Пс. 68:15–16).
Хочешь ли, опишу тебе и другое плавание, для которого необходим нам дар управления. Подобно есть Царствие Небесное человеку купцу (Мф. 13:45). Поэтому все мы — купцы, все, которые идем евангельским путем, и чрез исполнение заповедей приобретаем себе обладание небесным. Нам должно собрать великое и разнообразное небесное богатство, чтобы, при объявлении прибыли на полученные таланты, не остаться постыженными, и не услышать: лукавый рабе и ленивый (Мф. 25:26), но, нагрузившись товарами, отважиться безопасно переплыть жизнь сию. Многие, собрав в молодости многое, когда достигли они средины жизни, и духами злобы воздвигнуты были на них искушения, не перенесли тяготы сей непогоды, потому что не было у них управления, и они подверглись ущербу во всем ими собранном. От этого одни потерпели кораблекрушение в вере (1 Тим. 1:19); другие погубили целомудрие, приобретенное ими в юности, как скоро, подобно какой–то неожиданной буре, подуло на них лукавое сластолюбие. Подлинно, самое жалкое зрелище — после поста, после суровой жизни, после продолжительных молитв, после обильных слез, после двадцатилетнего или даже тридцатилетнего воздержания по невнимательности и по нерадению души оказаться вдруг лишенным всего. Жалкое зрелище — тому, кто обогатился исполнением заповедей, уподобиться какому–то богатому купцу, который, восхищаясь множеством товаров, когда корабль его, носимый попутным ветром, переплыл уже страшное море, вдруг остается без всего, потому что корабль разбивается у самой пристани, — уподобиться, если и он приобретенное многими трудами и п`отом губит при одном приражении беса, потопленный грехом, как некою бурею! Такому человеку, у которого вся добродетель подвергается вдруг кораблекрушению, прилично сказать: приидох во глубины морския, и буря потопи мя (Пс. 68:3).
Потому твердо держись за кормило жизни. Управляй своим глазом, чтобы когда–нибудь чрез зрение не вторглись в тебя стремительные волны вожделения; управляй слухом и языком, чтобы одним не принять в себя всего вредного, а другим не выговорить чего запрещенного. Смотри, чтобы не опрокинула тебя буря раздражительности, чтобы не обрушились на тебя ужасы страхов, чтобы не потопила тебя тягота скорби. Страсти суть волны; держись выше их, будешь надежным кормчим жизни. А если не уклоняешься каждой из них благоразумно и постоянно, то, подобно кораблю без груза, увлекаясь всем, что ни приключится, погрязнешь в море греха. Поэтому выслушай, как может прийти к тебе знание управления. У мореходцев в обычае смотреть на небо, и там находить путеуказание кораблю, днем в солнце, а ночью в Медведице или в другой какой из постоянно видимых звезд, и по оным всегда угадывать прямизну пути. Посему и ты имей око, обращенное к небу, по слову сказавшего: к Тебе воздвигох очи мои, живущему на небеси (Пс. 122:1). Взирай на Солнце правды и, как ясными звездами, руководясь Господними заповедями, имей неусыпное око, не давай сна очима и веждома дремания (Пс. 131:4), чтобы в заповедях иметь тебе достаточное путеуказание. Ибо сказано: светильник ногама моима закон Твой, и свет стезям моим (Пс. 118:105). Если никогда не задремлешь у кормила, пока находишься в сей жизни, в этом непостоянстве мирских дел, то получишь и содействие Духа, Который поведет тебя вперед и безопасно понесет кроткими и мирными веяниями, пока не спасешься в оную неволнуемую и тихую пристань Божией воли. Богу слава и держава в нескончаемые веки веков! Аминь.
Беседа 13. Побудительная к принятию святого крещения
Премудрый Соломон, разбирая времена для житейских дел, и всему, что ни бывает, определяя собственное свое время, сказал: всем время и время всякой вещи: время раждати и время умирати (Еккл. 3:1–2). А я, возглашая вам спасительную проповедь, изменил бы несколько изречение премудрого и сказал: время умирать, и время рождаться.
Что же основанием сего изменения? То, что Соломон, рассуждая о подлежащем рождению и тлению, и следуя порядку телесной природы, рождение предпоставил смерти. Ибо невозможно испытать смерти тому, кто не родился прежде. А я, намереваясь вести слово о духовном возрождении, полагаю смерть прежде жизни. Ибо, только умерши плотию, рождаемся мы духом, как и Господь говорит: Аз убию и жити сотворю (Втор. 32:39). Итак, умрем, чтобы нам жить; умертвим мудрование плотское, которое не может покорятися закону Божию, чтобы родилось в нас крепкое мудрование духовное, следствием которого бывают, обыкновенно, живот и мир (Рим. 8:6–7). Спогребемся умершему за нас Христу, чтобы и восстать с Виновником нашего воскресения.
Поэтому для каждого дела есть свое пригодное время; свое время — сну, свое — бодрствованию, свое — войне и свое — миру, но время крещению — вся жизнь человеческая. Телу невозможно жить без дыхания, и душе невозможно существовать, не зная Творца, ибо неведение Бога — смерть для души. Но не крестившийся не просвещен; а без света, как глаз не видит того, что можно ему видеть, так и душа не способна к созерцанию Бога. Поэтому ко спасению посредством крещения благопотребно всякое время, будет ли это ночь, или день, или час, или мгновение, или и еще кратчайшая часть времени.
Но гораздо благопотребнее к сему должно быть время более тому свойственное. А какое время так удобно для крещения как день Пасхи? Ибо этот день есть память воскресения; а крещение есть сильное средство (dunamiV) к воскресению. Посему в воскресный день приимем благодать воскресения. Для того и Церковь высоким проповеданием задолго прежде сзывает своих питомцев, чтобы тех, которыми давно уже болезновала, породить в это время, и воскормив, как молоком, словами оглашения, дать для вкушения твердую пищу догматов.
Иоанн проповедовал крещение покаяния, и к нему выходила вся Иудея. Господь проповедует крещение сыноположения, и кто из возложивших на Него упование не будет повиноваться? То крещение предначинательное, а это совершительное; то удаление от греха, а это — присвоение Богу. Там была проповедь одного человека — Иоанна, и всех влекла к покаянию, а тебя учат пророки: измыйтеся, чисти будите (Ис. 1:16); тебя вразумляют псалмы: приступите к Нему и просветитеся (Пс. 33:6); тебе благовествуют Апостолы: покайтеся, и да крестится кийждо вас во имя Господа Иисуса Христа во оставление грехов, и приимете обетование Святаго Духа (Деян. 2:38); тебя приглашает к Себе Сам Господь, говоря: приидите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11:28); ибо все это предлагалось ныне в чтении.
И ты откладываешь, раздумываешь, медлишь? С младенчества оглашаемый учением, доселе еще не приступил к истине? Всегда учась, не пришел еще в познание? Всю жизнь испытываешь, до старости высматриваешь; когда же сделаешься христианином? Когда узнаем, что ты наш? За год ждал ты настоящего года. Смотри, чтобы обещания твои не оказались простирающимися за пределы жизни. Не веси бо, что родит находяй день (Притч. 27:1). Не обещай того, что не твое.
К жизни призываем тебя, человек: почему уклоняешься от призвания? Призываем к приобщению благ: зачем проходишь мимо дара? Царство Небесное отверсто; Призывающий не лжив; путь удобен, не нужно ни времени, ни расходов, ни хлопот. Что медлишь? Зачем отступаешь назад? Что боишься ига, как юница, не изведавшая ярма? Оно
благо, легко (Мф. 11:30); не трет шеи, но украшает, потому что не ремнем привязывается к вые, но требует, чтобы влекущий его был свободен. Видишь ли, что Ефрем обвиняется, `
якоже `юница стрек`алом стр`ечема [64] (Ос. 4:16); потому что бесчинно блуждает, презрев иго закона? Подклони свою необузданную выю; будь подъяремником
[65] Христовым, чтобы, в противном случае, ослабив ремень и своевольствуя в жизни, не сделаться тебе удобоуловимым от зверей.
Вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:9). Как не знающим объяснить сладость меда? Вкусите и видите. Чувство в опыте яснее всякого слова.
Иудей не отлагает обрезания по причине угрозы, что всякая душа, которая не обрежется в день осьмый, погубится из среды людей своих (Быт. 17:14). А ты откладываешь обрезание нерукотворенное в совлечении… плоти, совершаемое в крещении (Кол. 2:11), слышав от Самого Господа: аминь, аминь глаголю вам, аще кто не родится водою и Духом, не внидет во Царствие Божие (Ин. 3:5). Там боль и язва, а здесь орошение души и врачевство для язвы сердечной.
Поклянешься Умершему за тебя? Поэтому решись спогребстись Ему крещением (Рим. 6:4). Если не будешь сообразен подобию смерти Его, то как сделаешься причастником воскресения (Рим. 6:5)?
Израиль крестился в Моисея во облаце и в мори (1 Кор. 10:2), тебе представляя прообразования и предначертывая ту истину, которая открылась в последние времена. А ты убегаешь крещения, не морем прообразуемого, но совершаемого в действительности, крещения не в облаке, но в духе, не в Моисея тебе сослужебного, но во Христа тебя сотворившего. Если бы Израиль не перешел чрез море, то не был бы отлучен от фараона; и ты, если не пройдешь чрез воду, не выйдешь из–под горького диаволова мучительства. Он не пил бы от духовного камня, если б не крестился прообразовательно; а тебе никто не даст истинного пития, если не крестишься истинно. Он, по крещении, хлеб ангельский яд`е (Пс. 77:25); как же ты вкусишь Хлеба животнаго (Ин. 6:51), если не приимешь прежде крещения? Он чрез крещение взошел в землю обетования; как же ты возвратишься в рай, не запечатлевшись крещением? Или не знаешь, что приставлено пламенное оружие… хранити путь древа жизни (Быт. 3:24), для неверных страшное и опаляющее, а для уверовавших удобоприступное и приятно озаряющее? И Владыка соделал его обращающимся: когда видит оно верного, обращается задом, а когда видит кого–либо из незапечатленных, встречает его острием.
Илия не ужаснулся приближающихся к нему колесницы огненной и коней огненных, но, вожделевая горняго шествия, отважился на страшное, и с радостию взошел на колесницу, хотя жил еще во плоти (4 Цар. 2:11). А ты, когда надобно не на огненные восходить колесницы, но водою и Духом взойти на небо, не спешишь на призвание?
Илия показал силу крещения на жертвеннике всесожжений, попалив жертву не огнем, но водою. В иных случаях природа огня противоборствует воде; но, поелику в сие время вода т`аинственно возлита на жертвенник троекратно, то стала началом огню, и возжгла пламень, подобно елею. Принесите ми, говорит он, четыре водоносы воды, и возливайте на всесожжение и на полена… И рече: удвойте. И удвоиша. …Утройте. И утроиша (3 Цар. 18:34). А сим Писание показывает, что приходящий к Богу усвояется Ему крещением и что в душах, приступающих чрез веру в Троицу, воссиявает чистый и небесный свет. Если бы золото раздавал я в церкви, не сказал бы ты мне: завтра приду, завтра дашь; но, прося поспешить раздачей, потребовал бы теперь же, и негодовал бы на замедление. Но когда Великодаровитый предлагает тебе не доброцветность вещества, но душевную чистоту, придумываешь предлоги и вычисляешь причины, между тем как надлежало спешить к дару.
О чудо! Тебя обновляют без переплавки, вновь созидают без предварительного сокрушения, врачуют без ощущения боли: и ты ни во что ставишь сию благодать!
Если бы ты был рабом у людей, и объявлена была свобода рабам: не явился ли бы ты в назначенный день, не нанял ли бы за себя ходатаев, не стал ли бы умолять судей, чтобы всеми средствами выйти на свободу? Конечно, стерпел бы я пощечину, этот последний удар, наносимый рабам
[66], только бы после этого освободиться от оскорблений. А когда тебя, раба не людей, но греха, призывает к свободе проповедник, чтобы избавить от плена, сделать согражданином Ангелов, объявить сыном Божиим, усыновленным по благодати, и наследником благ Христовых, — говоришь, что тебе не время еще принять даруемое.
Какие лукавые препятствия! Какие гнусные и пустые недосуги! Долго ли еще будут эти удовольствия? Долго ли эти забавы? Много времени жили мы для мира; будем наконец жить сами для себя. Что равноценно душе? Что равновесно Небесному Царству? Какой советник более достоин веры, нежели Бог? Кто благоразумнее Премудрого? Кто благопотребнее Благого? Кто ближе к нам Творца? Не было пользы Еве, что больше поверила совету змия, нежели совету Владыки. Какие безрассудные слова: «Мне некогда исцелиться; не показывай мне света: не приближай меня к Царю!» Не это ли прямо говоришь ты или даже не безумнее ли этого?
Если бы на тебе числились общественные долги, и состоящим в долгу была объявлена уступка долга, а между тем кто–нибудь старался по злобе лишить тебя части в этом прощении, — конечно, ты вознегодовал бы и возвысил свой голос, как лишаемый принадлежащей тебе доли в общей милости. А когда проповеданы тебе не только прощение прошедшего, но и будущие дары, — сам себе нанося обиду, какой не сделал бы тебе ни один враг, полагаешь, что надлежащим образом обсудил свое дело и придумал для себя полезное, то есть не воспользоваться прощением, но умереть в долгах? Притом знаешь, что и должному десятью тысячами талантов был бы прощен долг, если бы сам бесчеловечием к своему сослужителю не возобновил на себя иска (Мф. 18:23–35). И нам надобно беречься, чтобы не потерпеть сего же, если, по получении сей благодати, не прощаем долгов должникам нашим: надобно беречься для того, чтобы дар оставался у нас неотъемлемо.
Войди в та`инницу души своей, приведи себе на память дела свои. Если много у тебя грехов; не падай духом по причине их множества. Ид`еже умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5:20), если только приимешь сию благодать. Ибо много задолжавшему и прощено будет много, чтобы больше возлюбил (Лк. 7:41–43). А если грехи твои не велики, не важны и не к смерти, для чего беспокоишься о будущем ты, который не без мужества перенес прошедшее, и притом еще не будучи руководим законом?
Представляй, что душа твоя стоит теперь как бы на весах, и с одной стороны влекут ее к себе Ангелы, а с другой — демоны. К кому из них преклонишь свое сердце? Что одержит у тебя победу? Удовольствие ли плоти или святыня души? Наслаждение ли настоящим или вожделение будущего; Ангелы ли тебя приимут или удержат те, которые доселе обладают тобою?
Во время военных действий военачальники сообщают подчиненным условный знак, чтобы и союзники могли удобнее призывать друг друга, и от неприятелей, когда перемешаются с ними во время схватки, можно было отделиться без замешательства. Никто не узнает тебя, наш ли ты или из числа противников, если т`аинственными знаками не докажешь единения с нами, если не зн`аменался на тебе свет лица Господня (Пс. 4:7). Как будет оспаривать тебя Ангел себе, как исхитит у врагов, если не знает печати? Как скажешь: «Я Божий», если не носишь на себе признаков? Или не знаешь, что Погубляющий миновал дома запечатленные, и убивал первенец в домах незапечатленных (Исх. 12:23–29)? Незапечатленное сокровище удобно похищается ворами; непомеченную овцу безопасно можно отманить.
Ты юн? Приведи в безопасность свою юность уздою крещения. Миновались твои цветущие годы? Не утрать напутствия, не погуби охранительного средства, не рассчитывай на одиннадцатый час, как на первый; потому что и начинающему жизнь надобно иметь пред очами кончину.
Если бы кто из врачей обещал какими–нибудь средствами и промышлениями сделать тебя из старого молодым, — не желал ли бы ты, чтобы наступил тот день, в который бы ты увидел себя возвратившимся в цветущий возраст? А когда крещение обещает, что процветет у тебя душа, которую довел ты до обветшания и чрез беззакония сделал дряхлою и оскверненною, — презираешь Благодетеля и не спешишь воспользоваться обещанием. Ужели не пожелаешь видеть, что значит это великое чудо обетования? как человек возрождается без матери? как устаревший и тлеющий в похотех прелестных (Еф. 4:22) опять приходит в силу, юнеет и возвращается к истинно цветущей юности?
Крещение — искупление пленных, прощение долгов, смерть греха, пакибытие
[67] души, светлая одежда, неприкосновенная печать, колесница на небо, предуготовление Царствия, дарование сыноположения. Ужели для тебя, несчастный, так многих и великих благ предпочтительнее плотское удовольствие?
Понимаю твою медлительность, хотя и прикрываешь словами; самые дела вопиют, хотя и не слышно твоего голоса. «Оставь меня; воспользуюсь плотию для гнусных наслаждений, буду валяться в тине удовольствий, обагрять руки кровию, отнимать чужое, жить обманом, нарушать клятвы, лгать, — и тогда прииму крещение, когда, наконец, перестану делать худое». Поэтому, если грех прекрасен, держись его до конца; а если вреден тому, кто грешит, для чего закосневаешь в делах пагубных? Кто старается освободиться от желчи, тот не станет умножать ее в себе беспорядочным и невоздержным образом жизни. Надобно очистить тело от того, что беспокоит его, а не увеличивать болезнь сверх силы. Корабль виден над водою, пока поднимает груз товаров; а положи в него сверх этого, он тонет. Бойся и ты, чтобы не потерпеть тебе подобного и, сделав грехи, превышающие меру прощения, не подвергнуться кораблекрушению прежде, нежели войдешь в чаемую пристань.
Разве Бог не видит того, что делается, не знает твоих помышлений? содействует тебе в беззакониях? Сказано: вознепщевал еси беззаконие, яко буду тебе подобен (Пс. 49:21). Ты же сам, домогаясь дружбы человека смертного, привлекаешь его к себе благодеяниями, говоришь и делаешь то, чему он, как догадываешься, будет рад; а желая вступить в общение с Богом и надеясь, что будешь принят Им в достоинстве сына, и между тем, делая противное Богу и бесчестя Его преступлением закона, надеешься тем самым достигнуть общения с Ним, чем наипаче оскорбляешь Его? Смотри, чтобы, в надежде искупления собирая себе множество зол, не сделать тебе того, что грехи скопишь, а прощения не получишь. Бог поругаем не бывает (Гал. 6:7). Не торгуй благодатию; не говори: «Закон прекрасен, но грех приятнее». Удовольствие — диавольская уда, влекущая в пагубу. Удовольствие — матерь греха, а грех — жало смерти (1 Кор. 15:56). Удовольствие — пища вечного червя; оно на время утешает наслаждающегося, а впоследствии дает такие отпрыски, в которых больше горечи, чем в желчи.
Эта медленность не иное что выражает, как следующее: «Пусть сначала царствует во мне грех, после будет когда–нибудь царствовать и Господь». Сначала `уды мои представлю оружия неправды греху, а потом, со временем, представлю их и оружия правды Богови (Рим. 6:13). Так и Каин приносил жертвы; что было лучшего, то — в услаждение себе самому, а что похуже, то — сотворившему и даровавшему Богу. Пока способен ты к трудам — проводишь юность свою в грехах; а как скоро члены ослабели, тогда приносишь их в дар Богу, когда уже ни на что нельзя употребить их и по необходимости надо оставлять в бездействии, потому что сила утрачена от долговременного истощения. Целомудрие в старости — уже не целомудрие, а невозможность предаваться невоздержанию. Мертвого не увенчают; не тот праведник, кто не в силах делать зло. Пока есть у тебя силы, преодолевай грех разумом; ибо вот добродетель — уклоняться от зла и делать добро. А когда порок от усталости приходит в недеятельность, это само по себе не заслуживает ни похвал, ни наказаний. Если перестанешь грешить по причине возраста, это будет по милости твоей немощи. А мы хвалим тех, которые добры по произволению, а не тех, которые вынуждены какою–либо необходимостию.
Да и кто тебе твердо назначил предел жизни? Кто определил срок твоей старости? Кто у тебя достоверным поручителем за будущее? Не видишь ли, что смерть похищает и детей, увлекает и приходящих в возраст? Не один срок положен жизни. Для чего ждешь, чтобы крещение было для тебя даром горячки, когда не в состоянии уже будешь произнести спасительных слов, а может быть, нельзя тебе будет и выслушать их ясно; потому что болезнь поселится в самой голове; когда не станет у тебя сил ни воздеть руки к небу, ни стать на ноги, ни согнуть колена для поклонения, ни научиться с пользою, ни исповедание проговорить твердо, ни с Богом сочетаться, ни от врага отречься, ни даже, может быть, с сознанием следовать за порядком тайноводства, так что и присутствующие останутся в сомнении, ощутил ли ты благодать или бесчувствен к совершаемому; если даже и с сознанием приимешь благодать, то будешь иметь у себя талант, однако же не принесешь на него прибыли?
Подражай евнуху. Нашел он огласителя и не пренебрег учением: богач возводит на колесницу бедного, гордый и надменный берет человека простого и низкого и, научившись Евангелию Царствия, и веру приемлет сердцем, и не отлагает приять печать Духа. Ибо как скоро встретили они воду; се, говорит, вода. От радости вырвалось это слово! Вот искомое! Что возбраняет ми креститися? (Деян. 8:36). Где произволение готово, там нет никаких преград. Призывающий человеколюбив; служитель готов; благодать неоскудеваема; будь только усердие, препятствия не будет.
Один у нас запинатель, заграждающий нам пути к спасению: его препобедим благоразумием. Он внушает нам медлительность, — восстанем на делание. Он обольщает сердца наши пустыми обещаниями, — не останемся в неведении об его замыслах. Не он ли, хотя не советует нам сегодня делать грех, однако же убеждает нас спрятать правду до завтра? Поэтому Господь, разрушая его лукавые советы, говорит: днесь аще глас Мой услышите (Пс. 94:7). Тот учит: «сегодня» — мне, а «завтра» — Богу. Господь вопиет против сего: днесь услышите глас Мой. Пойми врага: не смеет он советовать, чтобы совершенно отпали мы от Бога; знает, что христианам тяжко это слышать; но обольстительными средствами достигает своего предприятия. Он мудр, еже творити злая (Иер. 4:22). Видит, что мы, люди, живем настоящим, и что всякое дело у нас делается ради настоящего; потому, ухищренно похищая у нас «сегодня», оставляет нам надежды на «завтра». Потом, когда настает завтра, опять приходит этот злой наш половинщик, и требует «сегодня» — себе, а «завтра» — Господу. Так и всегда, отнимая у нас настоящее посредством удовольствий и представляя нашим надеждам будущее, незаметно уводит нас из жизни.
Такую хитрость видел я однажды в догадливой птице. Птенцов ее по слабости их сил поймать было легко: она сама кинулась, как готовая добыча, и вертясь под руками у охотников, и себя не давала взять ловцам без труда, и их не приводила в отчаяние остаться без добычи, но разными способами маня их надеждами, пока занимались ею, дала время птенцам на безопасное бегство, а потом наконец и сама улетела. Бойся, чтобы и тебе не испытать подобного, в надежде на сомнительное упуская явное.
Итак, приступи, и всецело отдайся Господу, присовокупи свое имя, припишись к Церкви. Воин заносится в списки; подвижник, записавшись, выходит на подвиг; житель города, вписавшись в число граждан, делается членом городских общин. Все сие обязан сделать и ты как воин Христов, как подвижник благочестия, имеющий жительство на небесах. Впишись в эту книгу, чтобы тебя переписали в книгу горнюю.
Учись, обучайся евангельскому образу жизни, верности очей, воздержности языка, порабощению тела, смиренному о себе мнению, чистоте мысли, истреблению в себе гнева! Вынуждают у тебя силою — приложи от себя; отнимают — не судись; ненавидят — люби; гонят — терпи; хулят — молись; умертви себя греху, распнись с Христом, всю любовь свою обрати к Господу.
«Но это трудно!» Какое же из благ достается легко? Кто, почивая, воздвиг себе победный памятник? Кто, предаваясь роскоши и услаждаясь звуками свирели, украсился венцами терпения? Никто, не пробежав поприща, не берет награды. Труды рождают славу; изнурения доставляют венцы. Многими скорбми подобает нам внити в Царствие (Деян. 14:22), говорю и я. Но за этими скорбями следует блаженство в Царстве Небесном, а труды для греха ожидают геенское мучение и сетование. Ибо, если рассмотреть строго, то и диавольские дела делателям беззакония обходятся не без труда. Нужно ли проливать пот для целомудрия? Но блудник весь облит потом, его истомляет сластолюбие. Воздержание отнимает ли чего–нибудь столько у тела, сколько портит гнусная и бешеная невоздержность? Бессонны ночи у тех, которые проводят их во всенощных молитвах, но гораздо тяжелее очи тех, которые неусыпно делают неправды. Страх быть уловлену и страсть к удовольствиям совершенно гонят всякое упокоение. Если же, избегая узкого пути, ведущего ко спасению, идешь пространным путем греха, — боюсь, чтобы продолжая идти широкою дорогою, не нашел ты и пристанища, соответственного этому пути.
«Но сокровище беречь трудно!» Бодрствуй, брат! У тебя, если захочешь, будут помощники; стрегущая ночи молитва, охранитель дома пост, назидающее душу псалмопение. Их приими к себе в сообщество; пусть они бодрствуют с тобою на стражах, охраняя твои драгоценности! Скажи мне, что лучше: обогатившись ли, терпеть нам беспокойство при охранении драгоценностей, или в самом начале не иметь, что и оберегать! Никто не отвергает благ из страха лишения. В таком случае не состоялось бы ни одно человеческое дело, если бы при каждом занятии стали мы рассчитывать неудачи. С земледелием идет рядом бесплодие земли, с торговлею — кораблекрушение, с супружеством — вдовство, с воспитанием детей — потеря их. Однако же мы беремся за дела, опираясь на лучшие надежды и исполнение чаемого, возлагая на устрояющего дела наши — Бога.
На словах уважаешь ты святыню, а на деле проводишь жизнь в числе отверженных. Смотри, чтобы не раскаяться тебе со временем в злых начинаниях, когда в раскаянии не будет уже для тебя пользы. Да уцеломудрит тебя пример дев; они, не имея елея в сосудах, когда надлежало им взойти с Женихом, тогда уже приметили, что не достает у них необходимого. За то Писание и назвало их юродивыми, что, время употребления елея потратив на ходьбу и покупку, сами не заметили, как лишили себя светлости брачного чертога. И ты, откладывая год за год, месяц за месяц и день за день и не приемля елея, этой пищи свету, не впади наконец в день, которого не чаешь, и в который оскудеют уже у тебя истоки жизни. Отовсюду будет нищета и безутешная скорбь, потому что откажутся от тебя врачи, откажутся домашние. Тогда, стесняемый учащенным и сухим дыханием, потому что сильная горячка жжет и пожирает твою внутренность, восстанешь из глубины сердца и не найдешь разделяющего печаль твою. Проговоришь что–нибудь тихо и слабо, но не будет слушающего; и все, что ни скажешь, останется в пренебрежении, как бред. Кто тогда преподаст тебе крещение? Кто напомнит тебе, потерявшему память от страдания? Ближние — в унынии, не участвующие в скорби пренебрегают этим, друг медлит напоминанием, боясь привести тебя в смущение, а может быть, и врач обманывает, и сам ты ошибаешься в себе по естественному животолюбию. Ночь! Помощников нет ни одного; крещающий не приходит; смерть близко; пришедшие за душой торопят. Кто избавит тебя? Бог тобою презренный? Он послушает тогда, потому что ты слушаешь Его ныне? Он даст еще отсрочку, потому что прекрасно ты пользовался данною? Никтоже да льстит себе суетными словесы (Еф. 5:6). Ибо внезапу нападет на тебя всегубительство (1 Фес. 5:3), и постигнет переворот, подобно буре. Приидет грозный Ангел, насильно поведет и повлечет душу твою, связанную грехами, часто обращающуюся к тому, что оставляет здесь, и рыдающую безгласно; потому что уже сомкнулось орудие плача.
О, сколько будешь ты терзать сам себя! Как восстенешь, без пользы раскаиваясь в своих начинаниях, когда увидишь светлость праведников при торжественном раздаянии даров и унылость грешных в самой глубокой тьме! Что скажешь тогда в сердечной своей муке? «Увы мне, что не сверг я с себя тяжкого бремени греха, когда так легко было сложить его, но привлек кучу этих зол! Увы мне, что не омыл я своей скверны, но заклеймен грехами! Теперь был бы я с Ангелами, теперь наслаждался бы я небесными благами. О, лукавые мои рассуждения! За временное наслаждение греха бессмертно мучусь, за удовольствие плоти предан теперь огню. Праведен суд Божий! Меня призывали, и я не слушал; меня учили, и я не внимал; мне представляли свидетельства, а я смеялся». Так и подобно сему будешь говорить, оплакивая сам себя, если смерть похитит тебя прежде крещения.
Или убойся геенны, человек, или возжелай Царствия. Не презирай призывания. Не говори: имей мя отречена (Лк. 14:18) по тому и тому. Никакой предлог не достаточен к извинению. Мне приходится плакать, когда размышляю, что постыдные дела предпочитаешь великой славе Божией и, по приятности невоздержания, неразрывно привязываясь ко греху, сам себя отлучаешь от обетованных благ, преграждая себе возможность увидеть блага Иерусалима Небесного. Там тьмы Ангелов, сонмы первородных, престолы Апостолов, председательства пророков, скипетры патриархов, венцы мучеников, похвалы праведников. Возжелай, чтобы к ним быть причисленным и тебе, омытому и освященному по дару Христа; потому что Ему слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 14. На упивающихся
Вечерние зрелища побуждают меня к слову; но опять и удерживает мое стремление, притупляет мое усердие бесполезность прежних трудов. И земледелец, когда не взошли у него первые семена, не с таким радением начинает сеять на тех же пашнях в другой раз. Если после стольких увещаний, которые неопустительно делал я, вразумляя вас в предшествовавшее время, и которых не прекращал, в течение этих седми недель поста, возвещая вам Евангелие благодати Божией, — не было пользы, то с какими надеждами буду говорить ныне?
О, сколько ночей напрасно проводили вы во бдении! Сколько дней напрасно собирались сюда! И о если бы еще напрасно! Ибо кто, преуспев в добрых делах, снова возвратился потом к прежнему обычаю, тот не только потерял награду понесенных трудов, но даже достоин тягчайшего осуждения; потому что, вкусив доброго Божия глагола и удостоившись в`едения таин, все это утратил, уловленный кратковременным удовольствием. Ибо сказано: малый достоин есть милости, сильнии же с`ильне ист`язани будут (Прем. 6:6). Один вечер, одно приражение врага разрушили и в ничто обратили весь этот труд.
Поэтому какому теперь быть усердию к слову? И я бы умолк (знайте это), если бы не устрашал меня пример Иеремии, который, когда не хотел говорить непокорному народу, испытал на себе им самим описанное, а именно, что был у него огонь во внутренности, и расслабел он отвсюду, и не мог носити (Иер. 20:9).
Невоздержные жены, забыв страх Божий, презрев вечный огонь, в тот самый день, когда, ради воспоминаемого воскресения, надлежало им сидеть в домах и иметь в мысли оный день, в который отверзутся небеса, явится же нам с небес Судия, и трубы Божии, и воскресение мертвых, и праведный суд и воздаяние каждому по делам его, — вместо того, чтобы сие иметь в мыслях, очищать сердца свои от лукавых помышлений, стирать слезами прежние грехи и уготовляться к сретению Христа в великий день Его явления, — сринув с себя иго служения Христова, сбросив с головы покровы благоприличия, презрев Бога, презрев Ангелов Его, бесстыдно выставляя себя напоказ всякому мужескому взору, распустив волосы, влача за собою одежды и, вместе, играя ногами, с наглым взором, с разливающимся смехом, неистово предаваясь пляске, привлекая к себе всю похотливость молодых людей, составив лики за городом при гробах мучеников, освященные места сии соделали местом собственного своего позора, осквернили воздух любодейными песнями, осквернили землю, нечистыми ногами попирая ее во время пляски; себя самих выставив, как зрелище, толпе юношей, став подлинно бесстыдными, совершенно исступленными, не оставив уже и возможности превзойти их в неистовстве.
Как умолчу об этом? Как и оплачу сколько должно? Вино было у нас причиною погибели душ, вино, по дару Божиему данное целомудренным к облегчению в немощи, но сделавшееся ныне для похотливых оружием невоздержания. Пьянство — этот добровольно накликаемый бес, чрез сластолюбие вторгающийся в душу, пьянство — матерь порока, противление добродетели, делает мужественного робким, целомудренного похотливым, не знает правды, отнимает благоразумие. Как вода враждебна огню, так неумеренность в вине угашает рассудок.
Поэтому медлил я несколько говорить против пьянства, не потому что это зло мало и может быть оставлено без внимания, но потому что никакой пользы не принесло бы слово. Если пьяный не владеет умом и омрачен, то делающий ему выговор напрасно тратит слова для неслушающего. Поэтому кому же стал бы я говорить, если имеющий нужду в увещании не слышит того, что говорят, а целомудренный и трезвый чист от этой страсти, и ему не нужна помощь слова? Какое же средство употребить мне в настоящем случае, если и слово бесполезно, и молчание неприлично? Оставить ли без попечений? Но нерадение опасно. Или сказать нечто против упивающихся? Но буду оглашать мертвый слух. Разве как в заразительных болезнях врачи тел предохранительными пособиями приводят в безопасность здоровых, а к одержимым недугом и рук не прикладывают, так и вам вполовину будет полезно слово, послужив охранением для незараженных, а не освобождением и исцелением от недуга для одержимых им.
Чем отличен от бессловесных ты, человек? Не даром ли разума, который получив от своего Творца, стал ты начальником и господином всей твари? Поэтому лишивший себя смысла опьянением приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). А я сказал бы лучше, что упившийся несмысленнее скотов, потому что все четвероногие и звери в определенные сроки имеют стремление к совокуплению; но у кого душа связана упоением, и тело наполнено неестественным жаром, те во всякое время, во всякий час стремятся к нечистым и срамным объятиям. И не это одно производит в них неразумие, но и превратность чувств показывает, что опьяневший хуже всякого скота. Ибо какая скотина так недостаточно видит и так недостаточно слышит, как упившийся? Самых близких не узнают упившиеся, а к чужим нередко бегут, как к знакомым. Часто прыгают через тень, как через ручей или ров. А слух у них наполнен звуками и шумом, как бы бушующего моря. Им представляется, что земля подымается вверх, и горы идут кругом. Они иногда смеются неумолчно, а иногда беспокоятся и плачут безутешно; то дерзки и неустрашимы, то боязливы и робки. У них сон тяжелый, почти непробудный, удушающий, близкий к действительной смерти, а бодрствование бесчувственнее самого сна; потому что жизнь их есть сновидение; у кого нет одежды, кому нечего есть завтрашний день, в опьянении царствуют, предводительствуют войсками, строят города, делят деньги. Такими мечтаниями, таким обольщением наполняет сердца их кипящее в них вино. Другие бывают приведены в противоположные сим страсти: впадают в отчаяние, делаются унылы, беспокойны, слезливы, боятся всякого шума, от всего приходят в ужас. Одно и то же вино, по различным сложениям тела, производит в душах различные страсти. У кого, приводя кровь в волнение, расцветет на поверхности тела, тех делает светлыми, приятными и радостными; а у кого своею тяжестию подавит сложение, сжимая и сгущая их кровь, тех приводит в противоположное расположение. Нужно ли еще говорить о множестве других страстей, о своенравии, о раздражительности, о склонности на все жаловаться, о переменчивости души, о криках и смятениях, об удобоприемлемости всякого обмана, о неспособности удержаться от гнева? Невоздержность в удовольствиях из вина льется, как из источника, и вместе с упояющим питием вторгается недуг похотливости, от которого наглость упившихся превосходит всякое неистовое стремление скотов к другому полу. Бессловесные знают уставы естества, а упившиеся ищут в мужском поле женского, и в женском — мужского.
Не легко изобразить и словом, сколько зол происходит от пьянства. Вредоносность заразы действует на людей не во мгновение времени, но по мере того, как воздух постепенно вносит в тело происходящую от него порчу; но вред от вина вторгается вдруг. Ибо таким образом погубив душу свою, и как бы испестривши себя всякою нечистотою, упившиеся расстраивают и самое телесное сложение. Они не только чахнут и тают от излишка удовольствий, которые разжигают к похотливости, но и при самой тучности тело у них наполнено влаг и мокрот и лишено жизненной силы. Глаза у них поблекшие, лицо бледное, дыхание трудное, язык нетвердый, произношение неявственное, ноги слабые, как у детей, отделение излишеств производится само собою, вытекая, как из мертвого. Они жалки среди своих наслаждений и еще более жалки, нежели обуреваемые среди моря, когда волны, догоняя одна другую и заливая их собою, не дают им выбиться из волнения. Так и у этих людей погрязают души, затопляемые вином. Поэтому как корабли, застигнутые бурею, когда начинают заливаться водою, по необходимости облегчают, сбрасывая с них груз, так и для упившихся необходимо облегчение от обременяющего их. Но изрыгая и изблевывая, едва освобождаются от бремени и в той мере более жалки несчастных пловцов, что пловцы слагают вину на ветры и море, на внешние бедствия, а упившиеся произвольно навлекают на себя бурю опьянения. Жалок одержимый бесом, а упившийся, хотя терпит то же, не достоин сожаления, потому что борется с произвольно накликанным бесом.
Упившиеся составляют и пьянственные врачевства, не для того ухищряясь, чтобы не потерпеть какого зла от вина, но для того, чтобы непрестанно быть в упоении. Для них короток день; и ночи, даже зимней, им мало на питье. Нет и конца сему злу. Вино само себя ведет к большему, оно не удовлетворяет потребности, но делает неизбежною потребность другого питья, воспламеняя упившихся и непрестанно возбуждая к большей жажде.
Но когда думают, что у них желание пить неутолимо, тогда испытывают противное тому, чего желали. Ибо от непрестанного наслаждения увядают чувства. Как чрезмерный блеск омрачает зрение, и как оглушаемые сильным шумом непомерностию поражения бывают доведены до того, что вовсе не слышат, — и упивающиеся, от чрезмерного сластолюбия, сами того не примечая, теряют ощущения удовольствия. Вино для них не вкусно и водяно, хотя ничем не разведено; вино молодое представляется на вкус тепловатым, хотя оно весьма прохладно, да и самый снег не может утушить пламени, возжженного внутри их излишеством вина.
Кому горе? Кому молва? Кому с`удове? Кому горести и свары? Кому сокрушения вотщ`е? Кому сини очи? Не пребывающим ли в вине, и не назирающим ли, где пирове бывают? (Притч. 23:29–30). Горе! — это — восклицание оплакивающего. Упивающиеся же достойны плача, потому что пьяницы… Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6:10). А молва, по причине смятения, производимого вином в помыслах. И горести от неприятных последствий этого удовольствия — пить; потому что у них связаны бывают ноги, связаны руки от испарений, какие передает им упоение. Впрочем, и прежде сих недугов, во время самого питья, с ними бывают припадки, свойственные помешанным в уме. Ибо когда мозговые оболочки наполняются чадом, какой возгоняет испаряющееся вино, — голова поражается нестерпимыми болями, и, не имея сил держаться на плечах прямо, опадает туда и сюда, качаясь на позвонках. А сварами называет беседы во время пиршеств неумеренные и состоящие в спорах. И сокрушения вотще бывают у пьяниц, которые от опьянения не могут стоять на ногах; ибо шатаясь падают во всех возможных видах, отчего необходимо иметь на теле сокрушения вотще.
Но кто скажет это людям, преданным пьянству? Голова у них тяжела от опьянения, они дремлют, зевают, видят как в тумане, чувствуют тошноту. Потому не слушают учителей, которые во многих местах взывают им: не упивайтесь вином, в немже есть блуд (Еф. 5:18); и еще: невинно вино, укоризненно же пьянство (Притч. 20:1); а не слушая их, поэтому собирают плоды пьянства. Тело у них отекает, глаза влажны, уста сухи и горят. Как овраги, пока текут в них весенние потоки, кажутся полными, а по прошествии наводнения остаются сухими, так и уста пьяниц, пока налиты вином, полны и влажны, а едва оно протекло чрез них, оказываются сухими и лишенными влаги; непрестанно же насилуемые и наливаемые вином без меры, теряют и жизненную влажность. Ибо какое человеческое сложение будет так крепко, чтобы противиться всем худым последствиям пьянства? Есть ли какое средство телу, которое непрестанно разгорячается и всегда бывает напитано вином, не сделаться слабым, хилым, истощенным? От сего происходит дрожание и расслабление. Поелику от излишнего употребления вина дыхание прерывается, нервы теряют свою напряженность, то происходит трясение во всем составе тела. Для чего же навлекаешь на себя Каиново проклятие, трясясь и вертясь всю жизнь? Ибо тело, когда нет у него естественной опоры, по необходимости колеблется и шатается.
Долго ли будет это вино? долго ли это пьянство? Есть, наконец, опасность, что из человека сделаешься ты грязью. Так весь ты растворен вином, и перегнил с ним от ежедневного опьянения, издавая от себя запах вина, притом перегорелого, подобно сосуду, ни на что уже негодному. Таких людей оплакивает Исаия: горе востающим заутра и сик`ер гон`ящим, ждущим вечера: вино бо сожжет я: со гусльми бо… и свирельми вино пиют, на дела же Господня не взирают и дел рук`у Его не помышляют (Ис. 5:11–12). У евреев в обычае называть сикером всякий напиток, который может произвести опьянение. Итак, людей, которые с наступлением дня назирают, где пирове бывают (Притч. 23:30), заглядывают в места винопродажи и в корчмы, принимают друг друга, чтобы вместе пить, и на заботы о подобных вещах истощают все душевное попечение, пророк оплакивает за то, что они не оставляют себе ни малого времени на размышление о чудесах Божиих. Ибо не дают очам своим досуга воззреть на небо, изучить красоты его, рассмотреть все благоустройство существ, чтобы из стройного их чина уразуметь Создателя. Но едва начинается день, украшают места своих пиршеств испрещренными коврами и цветными завесами, выказывают рачительность и тщательность в приготовлении сосудов для пития, расстанавливая сосуды прохлаждающие, чаши и фиалы, как бы напоказ и для зрелища; как будто разнообразие сосудов может утаить от них пресыщение, а обмен и передача чаш доставить достаточное промедление во время питья. Бывают же при этом какие–то князья вечеринок, главные виночерпии и учредители пира: в беспорядке придуман порядок, и в неблагочинном деле — устройство, чтобы, как мирским властям придают важности оруженосцы, так и пьянство, подобно царице, окружалось служителями, и избытком усердия закрывался позор его! Сверх того, венки и цветы, благовонные масти и курения и тысячи придуманных посторонних увеселений доставляют большее развлечение гибнущим. Потом, с продолжением пиршества и начинаются вызовы, кто больше выпьет, состязания и подвиги между домогающимися чести превзойти друг друга в пьянстве. И законодателем этих подвигов у них диавол, а наградою за победу грех. Ибо кто больше вливает в себя цельного вина, тот получает от других победные венки. Подлинно, слава в студе их (Флп. 3:19). Состязаются друг с другом, и сами себе отмщают. Какое слово может следить за гнусностию происходящего? Все исполнено неразумия, все полно смятения! Побежденные упиваются, упиваются и победители, а прислужники смеются; руки отказались служить, уста не принимают, чрево расторгается, но зло не престает. Бедное тело, лишившись естественной силы, расслабело, не выдерживая насилия неумеренности.
Жалкое зрелище для очей христианских! Того, кто цветет возрастом, полон телесных сил, отличен в воинских списках, того лежащего переносят домой; он не может стоять прямо и идти на своих ногах. Кто должен быть страшен врагам, тот делается поводом к смеху детям на торжище. Он низложен без меча, убит без врагов. Человек вооруженный, в самом цвете лет, стал добычею вина, готов потерпеть от врагов, что им угодно. Пьянство — утрата рассудка, истощение силы, безвременная старость, кратковременная смерть. Упившиеся — что иное, как не языческие идолы? Очи `имут, и не видят: уши имут, и не слышат (Пс. 113:13–14); руки расслабели, ноги онемели. Кто злоумыслил это? Кто виновник сих зол? Кто растворил нам этот ад неистовства? Человек! из пиршества сделал ты битву. Выкидываешь юношей, выводимых под руки, как бы раненых с поля сражения, цвет юности умертвив вином. Зовешь к себе как друга на ужин, а выкидываешь от себя замертво, угасив в нем жизнь вином.
Когда по мнению других пресыщены вином, тогда начинают пить, и пьют подобно скотам, как бы из явившегося вдруг источника, в котором открылось столько же ключей, сколько возлежащих. Ибо в продолжении пиршества входит к ним юноша, мужественный по сложению плеч, еще не пьяный, неся огромный фиал прохлажденного вина. Оттолкнув их виночерпия, становится он на средину и чрез изогнутые трубки поровну делит пирующим опьянение. Вот новая мера неумеренности, чтобы, равномерно друг с другом предаваясь невоздержности, никому не превзойти другого в питье. Ибо, разделив между собою трубки, и каждый взяв обращенную к нему, подобно быкам, как бы из какого водоема, не переводя дыхания пьют, поспешая столько втянуть в гортань, сколько прохлаждающий сосуд дает им сверху чрез серебряные водопроводы. Склонив взор на бедное свое чрево, вымеряй величину выпиваемого сосуда; его вместимость равняется одному котплу
[68]. Смотри не на сосуд, скоро ли его опорожнишь, но на собственное свое чрево, потому что оно давно наполнено.
Поэтому горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера, и день проводящим в упоении; потому что нет уже у них времени на дела Господни взирать, и о делах рук Его помышлять. Вино бо сожжет я. Жар, производимый вином, сообщаясь плоти, делается поджогою для разжженных стрел врага. Вино потопляет рассудок и ум и возбуждает, подобно рою пчел, страсти и сластолюбие. Какая колесница, влачимая молодыми конями, так бесчинно несется, сринув с себя возницу? Всякий корабль не управляемый кормчим и несомый по волнам, куда случится, не безопаснее ли упившегося? После подобных бед, мужчины и женщины, составив вместе общие лики, и предав души винолюбивому демону, язвят друг друга жалами страстей. С обеих сторон смех, срамные песни, любодейные положения тела, возбуждающие к похотливости.
Скажи мне: ужели ты смеешься и услаждаешься постыдным наслаждением, когда надлежало бы плакать и стенать о предшествовавшем? Поешь любодейные песни, отринув псалмы и песнопения, которые выучил. Движешь ногами и скачешь, как помешанный, пляшешь непристойно, когда надобно прегибать колена для поклонения? Кого стану оплакивать? дев ли, не вступивших в замужество, или тех, которые уже носят иго супружества? Одни пришли домой, не имея уже девства; другие не возвратились к мужьям целомудренными. Ибо, если некоторые избежали греха телесного, то, без сомнения, приняли растление в душу. То же самое должно сказать мне и о мужчинах. Ты худо посмотрел, и на тебя смотрели худо: иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею (Мф. 5:28). Ежели случайные встречи столько опасны для взирающих мимоходом, то каковы нарочитые сходбища, где можно видеть женщин, не имеющих стыда от опьянения, принимающих на себя распутный вид, поющих нежные песни, одно слышание которых может возбудить в невоздержных все неистовство сластолюбия? Что скажут или чем оправдывают себя те, которые на таких зрелищах собирают рой бесчисленных зол? Скажут ли, что не для того смотрели, чтобы возбудить похоть? Итак, по непреложному определению Господню, они подлежат осуждению за любодейство.
Как Пятидесятница приимет вас, поругавших так Пасху? В Пятидесятницу было явное и всем видимое сошествие Духа Святого, — а ты предварительно соделал себя жилищем сопротивного духа, стал храмом идольским, вместо того, чтобы тебе стать храмом Божиим чрез вселение Духа Святого. Ты навлек на себя клятву пророка, который говорит от лица Божия: превращу праздники ваши в жалость (Ам. 8:10). Как будете начальствовать над рабами, когда сами, подобно невольникам, порабощены похотями несмысленными и вреждающими (1 Тим. 6:9)? Как будете вразумлять детей, когда сами ведете жизнь неразумную и бесчинную?
Итак, что же? Оставить ли мне вас в таком состоянии? Но боюсь, чтобы бесчинный не сделался еще развратнее, и уязвленный от него не был многою скорбию пожерт (2 Кор. 2:7). Ибо сказано: исцеление утолит грехи велики (Еккл. 10:4). Пост да уврачует пьянство; псалом — срамные песни; слезы да будут врачевством смеха. Вместо пляски преклони колена; вместо рукоплесканий ударяй в грудь; а нарядность в одежде да заменит смирение. И паче всего милостыня да искупит тебя от греха. Ибо избавление мужа… свое ему богатство (Притч. 13:8): приими многих несчастных в общение молитвы, да будет тебе отпущено измышление пророка.
Когда седоша людие ясти и пити… и восташа играти (а игранием их было идолослужение; Исх. 32:6), тогда левиты, вооружаясь на своих братьев, освятили руки свои для священства. Так и вам, боящиеся Бога, которые восскорбели о срамоте предосудительных дел, заповедуем следующее: если увидите раскаивающихся в неприличии сделанного, состраждите с ними, как с собственными вашими больными членами. Если увидите непокоряющихся и презирающих вашу о них скорбь, — изыд`ите от среды их и отлучитеся… и нечистоте не прикасайтеся (2 Кор. 6:17), чтобы таким образом устыдившись пришли они в познание собственного своего греха; а вы прияли награду Финеесовой ревности (Чис. 25:7–13), по праведному суду Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 15. О вере
Непрестанно памятовать о Боге — благочестиво, и в этом боголюбивая душа не знает сытости; но описывать словом Божественное — дерзко, потому что и мысль далеко не досязает достоинства предмета, а опять и слово не ясно изображает представляемое мыслию. А поэтому, если и мысль наша во многом ниже великости предмета, а слова ниже и самой мысли, то как же не быть необходимым молчанию, чтобы иначе и это чудо богословия не оказалось у нас близким к опасности от низости речений? Посему, хотя во всех разумных существах природою всеяно желание славить Бога, однако же, говорить о Нем по достоинству все р`авно недостаточны. Превосходим мы друг друга ревностию к благочестию, но никто не ослеплен и не самообольщен до такой степени, чтобы стал почитать себя достигшим самой высоты разумения. Напротив того, чем кто более, по–видимому, преуспеет в в`едении, тем более восчувствует свою немощь. Таков был Авраам, таков был Моисей. Когда пришли они в состояние видеть Бога, сколько человеку видеть можно, тогда наипаче уничижил себя каждый из них, — Авраам, именуя себя землею и пеплом (Быт. 18:27), а Моисей, называя себя худогласным и косноязычным (Исх. 4:10), потому что видел немощь языка своего, неспособного служить величию уразумеваемого.
Но поелику ныне всякий слух отверст к слушанию богословия, и таковым слушанием не может насытиться Церковь, подтверждая собою слово Екклесиаста, что не исполнится ухо слышания (Еккл. 1:8), то необходимо говорить по мере сил. Скажем же о Боге, не каков Он Сам в Себе, но сколько нам о Нем говорить можно. Как по тому, что не можем объять глазами всего пространства между небом и землей, не отказываемся уже и столько смотреть на оное, сколько можем; так и теперь в немногие речения заключим благочестие, величию же Естества уступим победу над всяким словом. Ибо и ангельские языки, каковы бы они ни были, и архангельские, даже в совокупном соединении со всею умною природою, не могут изобразить и малейшей части, не только что сравниться с целым.
А ты, если хочешь говорить или слышать о Боге, отрешись от своего тела, отрешись от телесных чувств, оставь землю, оставь море, сделай, чтобы воздух был ниже тебя, минуй времена года, их чинный порядок, украшения земли, стань выше эфира, пройди звезды, их чудеса, их благолепие, величину, пользу какую доставляют целому, благоустройство, светлость, положение, движение и то, сколько имеют они между собою связи или расстояния. Протекши все это умом, обойдя небо и став выше его, одною мыслию обозри тамошние красоты: пренебесные воинства, ликостояния Ангелов, начальства Архангелов, славу Господствий, председания Престолов, Силы, Начала, Власти. Миновав все сие, оставив ниже своих помышлений всю тварь, возведя ум за пределы сего, представь в мысли Божие естество неподвижное, непревратное, неизменное, бесстрастное, простое, несложное, нераздельное, свет неприступный, силу неизреченную, величину беспредельную, славу лучезарную, доброту вожделенную, красоту неизмеримую, которая сильно поражает уязвленную душу, но не может по достоинству изображена быть словом.
Там Отец, и Сын, и Святой Дух, — несотворенное естество, владычественное достоинство, естественная благость. Отец — начало всего, причина бытия существ, корень живущих. Отсюда происшел источник жизни, мудрость, сила, неразнственный образ невидимого Бога, от Отца рожденный Сын, живое Слово, сущий Бог и сущий у Бога; сущий, а не привзошедший; существующий прежде веков, а не впоследствии стяжанный; Сын, а не стяжание; Производитель, а не произведение; Творец, а не тварь; сущий всем тем, чем есть Отец. Сын, сказал я, и Отец. Обрати внимание на сии личные свойства. Пребывая в том, что Он — Сын, Он есть все то, что есть Отец, по изречению Самого Господа, Который говорит: вся, елика `имать Отец, Моя суть (Ин. 16:15). Ибо действительно Образу принадлежит все то, что есть в Первообразе. Видехом, говорит евангелист, славу Его, славу яко Единороднаго от Отца (Ин. 1:14). То есть не по дару и благодати даны Ему видные свойства, но по естественному общению Сын имеет достоинство Отчего Божества. Ибо принимать — общее достояние твари; но иметь по естеству — свойственно Рожденному. Посему как Сын естественно обладает Он принадлежащим Отцу; как Единородный имеет все в Самом Себе совокупно, ничего не разделяя с другим. Поэтому из самого наименования: Сын, научаемся, что Он имеет общее с Отцом естество; не повелением создан Он, но из сущности воссиял неразлучно, не во времени соединен с Отцом, равен Ему в благости, равен в силе, имеет общую с Ним славу. Ибо что иное Он, как не печать и образ, показывающий в Себе всецелого Отца?
А что после сего, домостроительствуя спасение людей, которое показал, явившись нам во плоти, говорит Он тебе относительно к телесному устроению, называя Себя посланным, не могущим о Себе творити ничесоже (Ин. 5:38, 30), приявшим заповедь (Ин. 10:18), и тому подобное, то сие да не подаст тебе повода к уничижению Божества Единородного; потому что снисхождение к твоей немощи не должно быть умалением достоинства Сильного. Напротив того, естество разумей боголепно, а уничижительные речения принимай в отношении к домостроительству. Если бы мы в настоящем слове захотели о таких речениях рассуждать подробно, то неприметным для себя образом, ввели бы в предмет свой великое и даже бесчисленное множество слов.
Но возвратимся к предложенному, а именно, к тому, что мысль, когда она в состоянии очистить себя от вещественных страстей, оставить ниже себя всякую умопредставляемую тварь и, подобно какой–нибудь рыбе, из глубины изникнуть на самую поверхность, став в чистоте твари, там узрит Духа Святого, где Сын и где Отец, узрит, что и Дух, сосущественно и по естеству, имеет все — благость, правоту, святыню, жизнь. Ибо сказано:
Дух Твой благ`ий (Пс. 142:10); и еще:
Дух прав; и еще:
Дух Святый (Пс. 50:12, 13). И Апостол говорит:
закон Духа жизни (Рим. 8:2). Все это не приобретено Им, и не впоследствии привзошло, но как от огня неотделимо, что он греет, и от света, что он светит; так неотделимо и от Духа, что Он святит, животворит, что Он — благость, правота. Поэтому Дух состоит там — там, в блаженном Естестве; не ко множеству причисляется, но умосозерцается в Троице; единично возвещается, а не включается в сочетания многих. Ибо как Отец един, и Сын един, так един и Святой Дух. Служебные же духи в каждом чине представляют нам едва исчислимое множество. Посему не ищи в тварях Того, Кто выше твари; Освящающего не низводи в ряд с освящаемыми. Дух исполняет Ангелов, исполняет Архангелов, освящает Силы, все животворит. Он, разделяемый всей твари, и каждым по–своему приемлемый, не умаляется от множества причастников. Хотя всем подает Свою благодать, однако же не тратится на приобщающихся, но и принимающие исполняются, и Сам Он не оскудевает. И как солнце, освещая тела, и в различных видах имея их своими причастниками, не умаляется от множества причащающихся, так и Дух, всем сообщая Свою благодать, пребывает неумаленным и нераздельным. Всех просвещает к познанию Бога, вдохновляет пророков, умудряет законодателей, совершает священников, укрепляет царей, приводит в благоустройство праведных, украшает целомудренных, сообщает дарование исцелений, оживотворяет мертвых, разрешает узников, усыновляет чуждых. Производит сие чрез рождение свыше. Если возьмет мытаря верующего, делает его евангелистом (Мф. 9:9). Если будет в рыбаре, совершает его богословом (Мф. 4:18–19). Если найдет гонителя кающегося, соделывает его Апостолом яз`ыков
[69], проповедником веры,
сосудом избранным (Деян. 9:15). Им немощные крепки, бедные богатеют; Им невежды словом мудрее мудрых. Павел немощен, но присутствием Духа
главотяжи от пота тела его сообщают исцеление приемлющим (Деян. 19:12). И сам Петр был обложен немощным телом, но, по обитающей в нем благодати Духа, тень, падавшая от тела его, прогоняла болезни страждущих (Деян. 5:15). Бедны были Петр и Иоанн, потому что не имели
сребра и злата, но подавали здравие, которое драгоценнее золота. Ибо хромой, от многих получая золотые монеты, оставался еще нищим, но, прияв благодать от Петра, перестал нищенствовать,
скача, как елень, и
хваля Бога (Деян. 3:2–9). Иоанн не знал мирской мудрости, но силою Духа провещавал глаголы, в которые не может проникать никакая мудрость. Дух и на небе пребывает, и землю наполняет: везде присутствует и ничем не объемлется. Всецело обитает в каждом и всецело пребывает с Богом. Не служебно преподает дары, но полновластно разделяет дарования; ибо сказано
разделяют властию коемуждо якоже хощет (1 Кор. 12:11). Хотя посылается по домостроительству, но действует свободно.
Будем молиться, чтобы пребывал Он в душах наших, и ни в какое время не оставлял нас, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 16. На слова: «В начале бе Слово» (Ин. 1:1)
Всякое евангельское изречение возвышеннее прочих наставлений Духа, поколику в последних глаголах нам чрез рабов–пророков, а в евангелиях самолично беседовал с нами Владыка. Наиболее же велегласный в самой евангельской проповеди, вещавший то, что невместимо всякому слуху и выше всякого разумения, есть Иоанн, сын громов. И теперь только слышали мы чтенное начало его евангельской книги. В начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Бог бе Слово.
Знаю, что многие из тех, которые непричастны слову истины и кичатся мирской мудростью, дивились словам сим и отважились включить их в собственные свои сочинения; ибо диавол — тать, и наши учения разглашает своим провещателям. А если и плотская мудрость столько дивилась силе слов сих, что будем делать мы, ученики Духа? Мимоходом ли выслушаем и такое только сделаем заключение, что есть в них некоторая небольшая сила? Но кто столько страждет бесчувственностию, чтобы не поразиться такою красотою мысли, столь непостижимою глубиною догматов, и не пожелать истинного их уразумения?
Однако удивляться прекрасному не трудно; приобрести же точное понятие о том, что приводит в удивление, сие трудно и неудободостижимо. Ибо нет человека, который бы не превозносил похвалами и сего чувственного солнца, с услаждением смотря на его величину, красоту, соразмерность его лучей и яркий блеск. Впрочем, если поупорствует с большим усилием устремить свои взоры на солнечный круг, не только не увидит желаемого, но повредит наконец и верность зрения. Чему–то подобному, как думаю, подвергнется мысль, усиливающаяся произвести подобное исследование сих речений: в начале бе Слово. Кто составит соответственное предмету понятие о начале? Какая сила речений окажется способною равносильно выразить представляемое в уме?
Намеревающийся передать нам богословие о Сыне Божием положил слову своему не другое какое начало, как начало всяческих. Дух Святой знал восстающих на славу Единородного; предуведал тех, которые будут предлагать нам лжеумствования, изобретаемые ими к погибели слушателей; а именно: «Если Сын рожден, то не был; и прежде нежели рожден, Его не было; и: из небытия пришел в самостоятельность». Подобное сему произносят языки, изощренные словопрением, паче всякого меча обоюдоострого. Поэтому, чтобы никто не мог сказать подобного сему, Дух Святой, предварив Евангелием, сказал: в начале бе Слово. Если удержишь сие изречение, — не потерпишь ничего опасного от людей злохудожных. Ибо, если скажет кто: «Ежели Сын рожден, то не был», — ты отвечай: в начале бе. Но, скажет, как же был прежде нежели рожден? Ты не отступайся от этого бе; не оставляй сего в начале. У начала невозможно представить какой–нибудь крайний предел; ничего не найдется, что было бы вне начала.
Да не приводит тебя в обман кто–нибудь многозначительностию речения. Ибо много начал у многих вещей этой жизни. Но одно начало — превыше всего. Начало пути блага, сказала притча (Притч. 16:6). Но начало пути — первое движение, откуда начинаем шествие, у которого можно найти предыдущее. Начало премудрости страх Господень (Пс. 110:10). И у сего начала есть нечто другое предшествующее. Ибо в уразумении искусств служит началом изучение первых оснований. Потому страх Господень есть первое основание мудрости; но есть нечто первоначальнее сего начала, именно, состояние души в человеке еще не умудренном и не приявшем в себе страха Божия. Началами называются также гражданские власти, высочайшие достоинства; но сии начала служат началом только для некоторых, и каждое есть начало в отношении к чему–либо одному. Ибо начало черты — точка, начало поверхности — черта, а начало тела — поверхность. И начала сложного слова — буквы.
Но не таково оное Начало. Ибо ни с чем оно не связано, ничему не подчинено, не в отношении к чему–либо рассматривается, но свободно и независимо, отрешено от всякого отношения к другому; за него не преступает разумение; для него нельзя и найти чего–либо запредельного. Ибо, если станешь усиливаться представлением ума перейти за сие начало, то найдешь, что оно само идет вперед тебя и предваряет твои мысли. Дай уму своему идти, сколько хочет, и простираться выше и выше; потом найдешь, что ум, после тысячекратных скитаний и после напрасных усилий, опять возвращается к самому себе, потому что не может оставить начало ниже себя. Поэтому всегда оказывается, что начало простирается далее мыслимого и обширнее его.
Итак: в начале бе Слово. О чудо! Как все речения равносильно сопряжены между собою! Слово бе, равнозначительно с словом в начале. Где хулитель? Где язык христоборный, говорящий: «Было некогда, когда Он не был?» — Слушай, что говорит Евангелие: в начале бе. А если был в начале, то когда же не был? Нечестие ли их оплакивать мне или с отвращением смотреть на их невежество? Но «прежде нежели рожден, Его не было»? Но знаешь ли «когда» рожден, чтобы это «прежде» относить ко времени? Ибо «прежде» — речение времени, предполагающее давность одного сравнительно с другим. А есть ли сообразность, чтобы Творец времени имел рождение, подлежащее именованиям, употребляемым о времени? Итак: в начале бе. Ежели не отступишь от сего бе, то лукавой хуле не дашь никакого доступа. Ибо находящиеся на море, когда держатся на двух якорях, презирают бурю; так и ты, если душа твоя будет укрыта под защитой сих речений, посмеешься этому лукавому смятению, какое духи злобы производят в мире, приводя в колебание веру многих.
Но мысль наша доискивается: кто бе в начале? Сказано: Слово. Какое слово? Человеческое ли слово? или слово ангельское? Так, Апостол открыл нам, что и Ангелы имеют свой собственный язык, когда сказал: аще языки человеческими глаголю и ангельскими (1 Кор. 13:1). Притом понятие слова двояко: есть слово, произносимое голосом, но по произношении исчезает в воздухе; и есть слово внутреннее, заключенное в сердцах наших, мысленное и иное искусственное слово.
Посему смотри, чтобы не ввела тебя в обман подобоименность слова. Ибо как быть в начале человеческому слову, когда человек получил начало бытия уже потом? Прежде человека — звери, прежде человека — скоты, все пресмыкающиеся, все живущее на суше и в воде, птицы небесные, звезды, солнце, луна, растения, семена, земля, море, небо; поэтому не человеческое слово бе в начале; но и не ангельское; потому что всякая тварь позднее веков от Творца получила начало бытия. Но и слово в сердце, и оно новее каждого мысленного предмета.
Напротив того, боголепно понимай Слово. Ибо беседующий с тобою об Единородном, Его наименовал Словом, как несколько после называет Его светом, и жизнию, и воскресением. И ты, слыша речение: «свет», не обращаешься к этому чувственному и глазам видимому свету; и слыша речение: «жизнь», не разумеешь сей общей жизни, какою живут и бессловесные; так слыша и речение: «слово», остерегайся, чтобы, по немощи своей мысли, не увлечься в мысли, пресмыкающиеся по земле и низкие, но исследуй смысл речения. Почему Слово? Чтобы показано было, что произошел из ума. Почему Слово? Потому что рожден бесстрастно. Почему Слово? Потому что Сын — образ Родившегося, всецело показывающий в Себе Родившего, ничего не отделивший от Него, и Сам в Себе совершенный, как и наше слово изображает собою целое наше понятие. Ибо что помыслили мы в сердце, то же самое произнесли речью; и выговоренное есть изображение сердечного мышления, потому что слово произносится от избытка сердца. Сердце наше есть как бы некоторый источник, а произносимое слово — как бы некоторый ручей, текущий из сего источника. Поэтому утекает столько же, сколько источено первоначально; каково сокровенное, таково и обнаруженное. Итак, наименовал Словом, чтобы изобразить тебе бесстрастное рождение Отца, изложить богословское учение о совершенном существовании Сына, а чрез сие показал довременное единение Сына со Отцом. Ибо и наше слово — порождение ума, рождаемое бесстрастно; оно не отсекается, не отделяется, не истекает; но всецелый ум, пребывая в собственном своем составе, производит всецелое и совершенное слово; и происшедшее слово заключает в себе всю силу породившего ума. Почему, что благочестиво, то из речения: «слово», бери в богословие об Единородном; а что найдешь несходным и видимо несообразным, того избегай и всеми мерами старайся то миновать.
В начале бе Слово. А если бы сказал: в начале бе Сын, то с наименованием Сына привходило бы у тебя понятие о страсти; потому что рождаемое у нас рождается во времени, рождается со страстию. Посему предварительно наименовал Словом, предупреждая неприличные предположения, чтобы душу твою сохранить неуязвленною.
И Слово бе у Бога. Опять бе, ради говорящих хульно, что Сына не было. Где было Слово? Не в месте, потому что не объемлется местом беспредельное. Где же было? У Бога. Отец не в месте, и Сын не в каком–либо объеме, и не в известном очертании заключен; но как бесконечен Отец, так бесконечен и Сын. Что ни представишь умом, куда ни пойдешь духом своим, — найдешь, что всюду сораспростерта Ипостась Сына.
И Слово бе у Бога. Подивись точности каждого речения; не сказал: в Боге было Слово, но у Бога, чтобы изобразить отличительное свойство Ипостаси. Не сказал: в Боге, чтобы не подать повода к слиянию Ипостаси. Ибо лукава и эта хула, когда стараются все смешать, говорят, что одно подлежащее — Отец и Сын и Святой Дух, но одному предмету даны различные наименования. Лукаво это нечестие; его не менее должно бегать, как и тех, которые хульно утверждают, что Сын Божий по сущности не подобен Богу и Отцу.
И Слово бе у Бога. Речением: слово, воспользовавшись для того, чтобы показать бесстрастие в рождении, вскоре потом устранил и вред, какой могли бы извлечь и из самого речения: Слово. И как бы сам себя спасая от клеветы хулителей, говорит: что такое Слово? — Бог бе Слово. Не ухищряйся в каких–то различениях слов и, по своей злонамеренности, не наноси никакой хулы учению Духа. Тебе дано определение: покорись Господу. Бог бе Слово.
Сей бе искони у Бога. Евангелист опять в немногих речениях сокращенно излагает все свое богословие, какое передал нам об Единородном. Кто Сей? Сей Слово–Бог. Ибо когда довел в тебе до правильности понятие о Нем, посредством учения как бы напечатлел в душе твоей неведомое, и вселил бы в сердце твоем Слово–Христа: тогда говорит: Сей. Каков Сей? Не обращай взоров вовне, теряя из виду Того, Кто показан тебе этим указательным речением; но войди в таинницу своей души, и о Ком научен, что Он — Бог Сущий в начале, происшедший как Слово, и Сущий у Бога, Того познав, Тому почудившись, и поклонившись Владыке своему, утвердившемуся в тебе посредством учения, познай, что Сей бе искон`и, то есть всегда у Бога Отца Своего.
Храните немногие речения, как печать назнаменовав в своей памяти. Они будут нерушимою стеною при устремлении наветующих; они — спасительное ограждение для душ от нападающих. Придет ли кто к тебе, и скажет: «Не сущий рожден; ибо если был, то как рожден?» — Ты как демонского голоса бегай этой хулы на славу Единородного; а сам возвратись и прибегни к евангельским речениям: в начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Бог бе слово. Сей бе искон`и у Бога. Четырекратно скажи: бе, и отразишь это их: «не был».
Сии основания веры да будут незыблемы. На них, Бог даст, будут созидать и прочее. Ибо не возможно беседовать с вами вдруг о всем: иначе продолжительностию слова соделаем для вас бесполезным трудолюбиво собранное. Мысль, не имея сил обнять все одним разом, подвергнется тому же, что терпит чрево, которое при излишестве насыщения не способно переваривать сообщаемого ему. Потому желаю вам, чтобы вы усладились вкушением и воспользовались предложенным. А я готов служить вам и прочим, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 17. На день святого мученика Варлаама [70]
В прежние времена смерть святых чествовали сетованием и слезами. Горько плакася Иосиф об умершем Иакове (Быт. 50:1); немало сетовали иудеи о кончине Моисеевой (Втор. 34:8), и Самуила почтили многими слезами (1 Цар. 25:1). А ныне ликуем при кончине преподобных, потому что естество скорбного изменилось после креста. Не плачем уже сопровождаем смерть святых, но в восторженных ликованиях веселимся при их гробах; потому что смерть для праведных — сон, вернее же сказать, — отшествие к лучшей жизни. Поэтому закалаемые мученики радуются; желание блаженнейшей жизни умерщвляет в них ощущение болезней при заклании. Мученик смотрит не на опасности, но на венцы; не ужасается ударов, но вычисляет награды; видит не исполнителей казни, бичующих здесь на земле, но представляет себе Ангелов, приветствующих с неба; имеет в виду не кратковременные опасности, но вечные воздаяния. И у нас уже мученики пожинают светлый залог славы, потому что, от всех оглашаемые восторженными приветствиями, из гробов уловляют они в мрежу свою тысячи народа.
Сие самое исполнилось ныне над мужественным Варлаамом. Прозвучала бранная труба мученика и, как видите, собрала воинов благочестия. Провозглашен лежащий Христов подвижник, и окрылил зрелище Церкви. И как сказал Владыка верных: веруяй в Мя, аще и `умрет, оживет (Ин. 11:25), так мужественный Варлаам умер, и созывает торжественные собрания; поглощен гробом, и приглашает к пиршеству.
Теперь благовременно нам воскликнуть: где премудр, где книжник, где совопросник века сего? (1 Кор. 1:20). Сегодня у нас непобедимым учителем благочестия поселянин, которого мучитель влек, как удобоуловляемую добычу, но в котором, по испытании, узнал непреодолимого воина, над которым смеялся за его неправильную речь, и который устрашил ангельским мужеством: ибо нравы его не огрубели вместе с орудием слова, и рассудок не оказал в себе тех же недостатков, какие были у него в слогах. Но стал он вторым Павлом, с Павлом говоря: аще и невежда словом, но не разумом (2 Кор. 11:6). Бичующие его исполнители казни приходили в оцепенение, а мученик оказывался возрастающим в силах; ослабевали руки строгающих, но рассудок строгаемого не преклонялся; бичи расторгали сплетения жил, но крепость веры делалась более нерасторгаемою; исчезала плоть на истерзанных боках, но цвело любомудрие разума; большая часть плоти омертвела, но мученик был бодр, как не начинавший еще подвигов.
Когда любовь к благочестию поселится в душе, тогда все виды браней для нее смешны, и все терзающие ее за любимый предмет более услаждают, нежели поражают. Свидетелем мне в этом любовь Апостолов, которая некогда делала для них приятными бичи иудеев. Ибо сказано: ид`яху радующеся от лица собора, яко за имя Его сподобишася безчестие прияти (Деян. 5:41).
Таков и ныне прославляемый нами воин. Мучения вменял он себе в веселие, бичуемый думал, что бросают в него розами; теней нечестия избегал, как стрел, а гнев судии почитал тенью дыма; смеялся свирепым приказам копьеносцев; шествовал среди опасностей, как среди венков; увеселялся побоями, как почестями; жесточайшим мучениям радовался, как бы блистательнейшим наградам; презирал обнаженные мечи; с таким же ощущением принимал на себя руки исполнителей казни, как бы они были мягче воска; древо казни лобызал, как спасительное; темничными затворами наслаждался, как лугами; вновь изобретаемыми мучениями услаждался, как разнообразием цветов. Правая рука его была крепче огня, который враги употребили против него как последнее средство. Ибо, возложив огонь на жертвенник для возлияния демонам, привели и поставили пред ним мученика, и велев ему над жертвенником держать распростерши правую руку, употребили ее вместо медного алтаря, злодейски возлагая на нее горящий ладан. Они надеялись, что рука, препобежденная силою огня, вскоре по необходимости сложит ладан на жертвенник.
Увы, какое хитросплетенное обольщение нечестивых! «Поелику, — говорят они, — тысячи ран не поколебали его воли, то поколеблем пламенем хотя руку упорного борца. Поелику разнообразными средствами не потрясли его душу, то приведем в потрясение по крайней мере десницу, действуя на нее огнем». Но жалкие эти люди не воспользовались сею надеждой. Ибо, хотя пламень пожигал руку, но рука продолжала держать на себе пламень подобно пеплу; она не обратила хребта, подобно беглецам, враждующему огню; но неизменно держалась, доблестно борясь с пламенем, и дала мученику случай сказать словами пророка: благословен Господь Бог мой, научаяй руце мои на ополчение, персты моя на брань (Пс. 143:1). Огонь вступил в брань с рукою, и поражение оказывалось на стороне огня. Завязалась борьба между пламенем и правой рукою мученика, и рука одержала какую–то небывалую в борьбах победу; хотя пламень проникал сквозь руку, однако же рука была еще распростерта для борьбы. Подлинно, это рука, превосходящая упорством огонь! Рука, не учившаяся уступать огню! Огонь, наученный терпеть поражение от руки! Железо уступает огню, смягчаемое его мучительной силой. Медь не противится его властительству. Огнем препобеждается твердость камней. Но все преодолевающая сила огня, сожигая простертую руку мученика, не поколебала ее! Справедливо мученик мог воскликнуть при сем к Владыке: удержал еси руку десн`ую мою, и советом Твоим наставил мя еси, и со славою приял мя еси (Пс. 72:23–24).
Как наименую тебя, доблий воин Христов? Назову ли изваянием? Но много унижу твою терпеливость. Огонь, приняв на себя изваяние, размягчает его; а правую твою руку не убедил и к тому, чтобы она показала движение. Наименую ли тебя железом? Но нахожу, что и этот образ ниже твоего мужества. Ты один убедил пламень не делать насилия руке; ты один имел руку алтарем. Ты один пламенеющею десницею поражал лица демонов, и тогда обращенною в уголь рукою поразил их главы, а ныне обращенною в пепел десницею попираешь и ослепляешь их полчища.
Но для чего детским лепетом уничижаю добляго подвижника? Уступим место языку величественнейших в честь его песней; призовем на сие велегласнейшие трубы учителей. Восстаньте теперь передо мною вы, славные живописатели подвижнических заслуг! Добавьте своим искусством это неполное изображение военачальника! Цветами вашей мудрости осветите неясно представленного мною венценосца! Пусть буду побежден вашим живописанием доблестных дел мученика; рад буду признать над собою и ныне подобную победу вашей крепости. Посмотрю на эту точнее изображенную вами борьбу руки с огнем. Посмотрю на этого борца, живее изображенного на вашей картине. Да плачут демоны, и ныне поражаемые у вас доблестями мученика! Опять да будет показана им палимая и побеждающая рука! Да будет изображен на картине и Подвигоположник в борьбах, Христос, Которому слава во веки веков! Аминь.
Беседа 18. На день святого мученика Гордия [71]
Таков естественный закон у пчел — не вылетать из ульев, пока не будет предводительствовать ими в полете царь. И я, поелику вижу, что народ Господень в первый раз идет ныне к небесным цветам — мученикам, ищу предводителя. Кто же подвиг этот многочисленный рой? Кто зимнюю унылость превратил в весеннюю светлость? Ибо народ ныне действительно в первый раз, как бы из ульев, высыпав из города, наполнил своими толпами это украшение предградия, это священное и прекрасное поприще мучеников. А поелику чудо мученика и меня, возбудив и доведя до забвения немощи, привело сюда, то, как бы на цветке каком, прожужжу и я посильным голосом деяния сего мужа, совершив тем дело и благочестивое и вместе приятное здесь присутствующим. Ибо похваляему праведну, возвеселятся людие, говорил нам недавно премудрый Соломон (Притч. 29:2).
Впрочем, недоумевал я сам себе, что значит загадка сия у пр`иточника: то ли, когда какой–нибудь ритор, или искусный вит`ия составит слово на удивление слушателям, тогда увеселяются люди каким–то увлекательным звуком, приятно поражающим слух, одобряя и изобретение мыслей, и расположение, и пышность, и стройное течение речи? Но сего никак не мог сказать тот, кто никогда не употреблял такого рода речи. Не мог советовать нам — торжественно с велеречием говорить похвалы блаженным, кто сам везде предпочитал слог ровный и речь безыскусственную. Поэтому, что же говорит он? То, что люди веселятся духовным веселием, при одном напоминании о заслугах праведников, возбуждаясь к соревнованию и подражанию благам, о которых слышат. Ибо история людей, благоустроенных в жизни, ищущим спасения дает как бы некоторый свет, озаряющий путь жизни. Потому, как скоро мы выслушаем жизнь Моисея, повествуемую Духом, тотчас рождается в нас соревнование добродетели сего мужа, и кротость нрава для каждого становится достоподражаемою и достоуважаемою. Другим людям похвалы слагаются чрез распространение слов; а в рассуждении праведников, и того, что действительно соделано ими, достаточно к показанию превосходства их добродетели. Посему, когда пересказываем жития прославившихся благочестием, прежде всего Владыку прославляем в рабах Его; восхваляем же праведников засвидетельствованием о том, что знаем, и людей увеселяем слышанием прекрасного. Так жизнь Иосифа есть увещание к целомудрию, а повествование о Сампсоне — побуждение к мужеству.
Поэтому Божественное училище не знает закона похвальных речей, вменяет же в похвальную речь свидетельство о делах, как и к похвале святых достаточное, и стремящимся к добродетели в довольной мере полезное.
Как закон похвальных речей тот, чтобы доведаться об отечестве, разыскать род, описать воспитание, так наше правило, умолчав о соприкосновенном, наполняет свидетельство тем, что собственно принадлежит каждому. Досточестнее ли я от того, что город совершил некогда трудные и великие подвиги, воздвиг славные памятники побед над врагами? Что мне из того, если положение его благоприятно, удобно и зимою и летом? А если он и людьми изобилен, и может прокормить много скота, какая мне из этого польза? Пусть и множеством коней превосходит все города под солнцем; может ли это соделать нас совершеннейшими в человеческой добродетели? А также, описывая вершины соседней горы, что они заоблачны и высоко подъемлются в воздухе, не обманываем ли сами себя тем, что будто бы чрез это восписываем похвалу людям? Всего будет смешнее, когда праведники презирают целый мир, а мы станем наполнять похвальные им речи ничего не стоящими малостями. Итак, достаточно памятование для всегдашней пользы. Ибо самим праведникам не нужно приращение славы, но нам, которые еще в этой жизни, необходимо памятование для подражания. Как за огнем само собою следует то, что он светит, и за миром — то, что оно благоухает, так и за добрыми делами необходимо следует полезное.
Впрочем, и то не маловажно, чтобы в подробности узнать истину совершившегося тогда; потому что нам передан неясный слух, которым сохранены доблестные мужа сего дела в подвигах; и наше, как кажется, дело — уподобляться живописцам. И они, когда списывают изображения с изображений, весьма далеко (что и естественно) уклоняются от подлинников; и нам, которые лишены зрения самых действий, немалая настоит опасность — умалить истину. Но поелику настал день, приносящий нам память мученика, который славно подвизался в свидетельстве за Христа, то скажем что знаем.
Он родился в сем городе, за что и более любим мы его, потому что он — собственное наше украшение. Как плодовитые дерева возращенные ими плоды отдают собственной земле, так и сей мученик, произойдя из недр нашего города и восшедши на величайшую высоту славы, родившему и воспитавшему его городу даровал наслаждение собственными его плодами благочестия. Прекрасны плоды и иноземные, когда они сладки и питательны; но гораздо приятнее чужеземных плоды отечественные и туземные: они, сверх наслаждения, по близости к нам, доставляют еще и некоторое украшение.
Гордий, вписанный в военную службу, и в воинских списках отличаясь и телесною силою, и душевным мужеством, делается славен; почему начальству его вверено сто воинов. Когда же мучитель того времени лютость и жестокость души простер до того, что объявил войну Церкви и богоборную руку поднял на благочестие, повсюду сделаны объявления, и на каждом торжище, на каждом видном месте прочитаны указы не поклоняться Христу или поклоняющимся наказанием будет смерть; дано также повеление, чтобы все кланялись идолам и почитали богами камни и дерева, на которых искусство отпечатлело некоторый образ, или не покоряющиеся жестоко постраждут; когда во всем городе были беспорядок и мятеж, а благочестивые подверглись грабежу; расхищали имущество, мучили побоями тела христолюбцев; жен влекли по всему городу, не миновали юности, не уважали старости; не сделавшие никакой неправды терпели, как злодеи; тесными делались темницы, опустели богатые дома, а пустыни наполнялись бегущими; виною же терпевших все это было благочестие; и отец предавал сына; сын доносил на отца; братья неистовствовали друг на друга; рабы восставали на господ, — какая–то страшная ночь объяла мир; от диавольского умоповреждения все не узнавали друг друга: дома молитвы разоряемы были руками нечестивыми; ниспровергались жертвенники; не было ниж`е приношения, ниж`е кадила, ни места, еже пожрети (Дан. 3:38); но все, подобно облаку, обдержало страшное уныние; изгоняемы были служители Божии; всякое благочестивое собрание было приводимо в ужас, а демоны ликовали, все оскверняя туком и кровию, — тогда сей доблий муж, предварив принуждение судилищ, свергнув с себя воинское препоясание, удалился из города. Презрев власть, презрев славу, всякого рода богатство, родство, друзей, рабов, наслаждение жизнию, все, что вожделенно для людей, пошел в самые глубокие и непроходимые для людей пустыни, жизнь со зверями почитая для себя более приятною, нежели общение с идолослужителями, и подражая в сем ревнителю Илии, который, когда увидел превозмогающее идолослужение сидонянки, удалился на гору Хорив и жил в пещере, взыскуя Бога, пока не увидел желаемого, сколько человеку можно видеть Бога. Таков был и Гордий, бежавший городских мятежей, торжищной толпы, высокомерия чиновников, судилищ клеветников, продающих, покупающих, клянущихся, говорящих лживо; сквернословия, сладкоречия и всего иного, что городское многолюдство влечет за собою, как корабль — малую ладью.
Очищая слух, очищая очи, и прежде всего очистив сердце, чтобы прийти в состояние видеть Бога и стать блаженным, он видел в откровениях, изучал тайны, ни от человек, ни человеками (Гал. 1:1), но имея великого учителя — Духа истины. Отсюда перешедши к размышлению о жизни, как бесполезна, как суетна, как малосущнее всякого сновидения и всякой тени, сильнее возбудился к вожделению вышнего звания.
И как подвижник, ощутив, что довольно уже упражнял себя и умастил к подвигу постами и бдениями, молитвами, постоянным и непрерывным поучением в словесах Духа, заметил тот день, в который весь город поголовно, совершая празднество в честь браннолюбивого демона, занял место зрелища, чтобы видеть конское ристалище. Итак, когда весь город собрался вверху, были там и иудей, и эллин, а к ним примешалось немалое число и христиан, которые, живя без осторожности, заседая с сонмом суетным (Пс. 25:4), не уклоняясь от сборищ лукавнующих (Пс. 63:3), и в этот раз стали зрителями быстрого бега коней и опытности возниц; когда и рабов отпускали господа, и дети из училищ бежали на зрелище, явились и женщины из простого народа и незнатные; когда поприще было полно, и все уже напрягали взоры видеть ристание коней, — тогда сей доблий муж, великий сердцем, великий разумом, с высоты горы сойдя на место зрелища, не устрашился народа, не стал вычислять, какому множеству враждебных рук предает себя, но с бестрепетным сердцем и возвышенным разумом, как бы сквозь частые камни или множество дерев, протеснившись сквозь сидевших вкруг поприща, стал посредине, подтверждая собою то слово, что праведник яко лев уповает (Притч. 28:1). И сколько неустрашим был душою, что, стоя на открытом месте среди зрелища, с бестрепетным дерзновением (и доныне живы некоторые из слышавших это) возгласил следующие слова: Обретохся не ищущим мене, явлен бых не вопрошающим о мне (ср.: Ис. 65:1), показывая тем, что не нуждою приведен в опасность, но добровольно отдал себя на подвиг в подражание Владыке, Который, неузнанный иудеями во мраке ночи, Сам объявил о Себе.
Необычайностию зрелища вскоре обратил на себя внимание зрителей человек по наружности одичавший, у которого от продолжительного пребывания в горах голова была всклокочена, борода стала длинна, одежда грязна, все тело иссохло; в руке у него был жезл, и с боку висела сума. Во всем же этом видна была какая–то приятность, втайне его озаряющая. А как скоро узнали, кто он, — тотчас подняли все смешанный крик. Присные
[72] по вере рукоплескали от радости, а враги истины побуждали судию убить его и наперед уже осуждали на смерть. Все исполнилось криком и смятением; перестали смотреть на коней; перестали смотреть на возниц, показ колесниц обратился в напрасный шум. Ни у кого не было досуга глазам видеть что–нибудь, кроме Гордия; ничей слух не терпел слышать что–либо иное, кроме его слов. Какой–то неясный гул, подобный легкому ветру, проходя по всему собранию зрителей, оглашал ристалище. Когда же глашатаями подан народу знак к молчанию, утихли свирели, замолкли многочисленные органы. Слушали Гордия, смотрели на Гордия.
Тотчас он представлен был к градоначальнику, который тут же сидел и располагал подвигом ристания. Сначала тихим и кротким голосом спрошен Гордий: кто он и откуда? А когда наименовал отечество, род, степень достоинства, какую занимал, причину бегства, возвращение, — тогда присовокупил: «Я здесь, чтобы самым делом доказать презрение к вашим приказам и веру в Бога, на Которого возложил я упование. Я здесь, ибо слышал, что многих превосходишь ты свирепостию, потому и избрал это время, как удобное к исполнению моего желания». Сими словами, подобно огню, воспламенив ярость градоначальника, возбудил против себя все его неистовство. «Позови исполнителей казни, — говорит он. — Где свинцовые шары? Где бичи? Пусть растянут его на колесе; вывертывают ему члены на дереве; принесут орудие пытки, приготовят зверей, огонь, меч, крест, яму. Но что приобретает, — продолжал он, — однажды навсегда умирая, этот беззаконник?» — «Сколько же терплю ущерба, — сказал немедленно Гордий, — что не могу умереть за Христа многократно!» А градоначальник, при своей природной свирепости, делался еще более жестоким, смотря на достоинство мученика и почитая собственным бесчестием мужественную возвышенность его мысли. Чем более видел неустрашимости в его сердце, тем более ожесточался и тем более усиливался противоборство сего мужа препобедить измышлением мучений. Так действовал градоначальник!
А мученик, обращая взор к Богу, услаждал свою душу словами священных псалмов, говоря: Господь мне помощник, и не убоюся: что сотворит мне человек (Пс. 117:6); и: не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс. 22:4), и повторяя другие изречения, с ними сходные и возбуждающие к мужеству, какие знал он из Божиих словес. Сколько же далек он был от того, чтобы уступить угрозам и бояться, что сам призвал к себе мучения. «Что медлите, — говорил он, — что стоите? Терзайте тело, вывертывайте члены, мучьте как угодно! Не завидуйте мне в блаженном уповании. Чем более увеличиваете мучения, тем большее готовите мне воздаяние. У нас есть об этом договор со Владыкою. За язвы, появляющиеся на теле, в воскресение процветает на нас светлое одеяние, за бесчестие — венцы; за темницу — рай; за осуждение с злодеями — пребывание с Ангелами. Сейте на мне больше, чтобы пожать мне еще гораздо больше».
Когда же не могли преодолеть его страхом и дело оказалось неисполнимым, переменив средства, прибегали к ласкам. Ибо таково ухищрение диавола: робкого устрашает, мужественного расслабляет. Такова была и тогда хитрость злокозненного. Когда увидел, что мученик не уступает угрозам, — покушался окружить его обманами и приманками. И дары обещал, и одни уже давал, а в других ручался, что даны будут царем, именно же: значительное место в войске, денежные награды и все, чего бы ни захотел. Когда же покушение его не удалось, — блаженный, слыша обещания, посмеялся его безумию, если он действительно думал дать что–нибудь равноценное Небесному Царствию, — тогда мучитель не мог уже владеть гневом, обнажил меч, сам принял на себя должность исполнителя казни, и рукою и языком совершая убийство, осудил блаженного на смерть.
Все зрители перешли на сие место, и кто оставался в домах, все стеклись к городским стенам, — все смотрели на это великое и подвижническое зрелище, дивное для Ангелов, и для всей твари, мучительное для диавола, страшное для бесов. Город опустел от жителей; подобно какому–то потоку, народ толпами стремился на место сие: не хотели лишить себя зрелища ни одна женщина, ни один мужчина, неизвестный или знатный; стражи домов оставили свою стражу; незапертыми остались лавки купцов; товары лежали брошенные на торжищах. Единственною стражею и безопасностию для всего служило то, что все ушли, и даже худого человека не оставалось в городе. Рабы оставили господские службы, и что ни было в городе пришлых и туземцев, все явились здесь видеть мученика. Тогда и дева, осмелившись предстать мужским взорам, и старец, и больной, пересиливая свою немощь, были вне городских стен.
Друзья, обступив блаженного, стремящегося к жизни, приобретаемой смертию, окружали его, оплакивая и лобызая в последний раз. Проливая о нем горячие слезы, умоляли не предавать себя огню, не губить своей юности, не оставлять этого приятного солнца. Другие пытались сладкоречивыми советами ввести его в заблуждение, говорили: «Словом только произнеси отречение, а в душе имей веру, какую хочешь. Без сомнения же, Бог внемлет не языку, но мысли говорящего. Так можно тебе будет и судью смягчить, и Бога умилостивить». Но мученик был непреклонен, несокрушим и неуязвим при всех приражениях искушений. Незыблемость его мысли можешь уподобить храмине мудрого, которую, по причине безопасного утверждения на камени, не сильны поколебать ни неукротимые порывы ветров, ни сильный дождь, льющийся из облаков, ни разлившиеся потоки (Мф. 7:24–25).
Таков был сей муж, соблюдающий непоколебимым утверждение веры во Христа (Кол. 2:5). Духовными очами видя, что диавол ходит вокруг, и одного побуждает к слезам, другому содействует в сладкоречии, — мученик плачущим говорит словами Господа: «Не плачитеся о мне (Лк. 23:28), но плачьте о богоборцах, которые подобным образом отваживаются поступать с благочестивым, и этим пламенем, который возжигают для нас, сокровиществуют себе огонь геенский; престаньте плакать и сокрушать мне сердце: я не один только раз, но и тысячекратно, если бы это было возможно, готов умереть за имя Господа Иисуса». А тем, которые советовали отречься на словах, ответствовал только, что «язык, сотворенный Христом, не потерпит выговорить что–нибудь против Творца своего». Сердцем бо веруем в правду, усты же исповедуем во спасение (Рим. 10:10). Ужели воинский чин лишен надежды на спасение? Ужели нет ни одного благочестивого сотника? Припоминаю первого сотника, который, стоя при кресте Христовом, и по чудесам сознав силу, когда еще не остыла дерзость иудеев, не убоялся их ярости, и не отказался возвестить истину, не исповедал и не отрекся, что воистинну Божий Сын бе (Мф. 27:54). Знаю и другого сотника, который о Господе, когда был еще во плоти, познал, что Он Бог и Царь сил, и что Ему достаточно одного повеления, чтобы чрез служебных духов посылать пособия нуждающимся. О вере его и Господь подтвердил, что она больше веры всего Израиля (Мф. 8:10). А Корнилий, будучи сотником, не удостоился ли видеть Ангела и напоследок чрез Петра не получил ли спасение? Его милостыни и молитвы услышаны были Богом (Деян. 10:31). Их–то учеником хочу быть я. Как же отрекусь Бога моего, Которому поклонялся с детства? Не ужаснется ли небо свыше? Не омрачатся ли звезды надо мною? Удержит ли меня даже земля? Не льститеся: Бог поругаем не бывает (Гал. 6:7); от уст наших судит нас; по словам оправдывает, по словам же и осуждает (Лк. 19:22). Ужели не читали страшной угрозы Господа: иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10:33)? Но для чего советуете мне ухищряться в этом? Для того ли, чтобы таковою хитростию приобрести мне для себя нечто? Для того ли, чтобы выгадать себе несколько дней? Но утрачу целую вечность. Для того ли, чтобы избежать мучений плоти? Но не увижу благ, уготованных праведным. Явное помешательство ума — погибнуть с хитростию, лукавством и кознями выхлопотать себе вечное наказание. Напротив того, я и вам советую: если мысли ваши худы, то поучитесь благочестию; а если приспособляетесь ко времени, то, отложите лжу, глаголите истину (Еф. 4:25). Скажите, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца; ибо слова сии изречет всякий язык, когда о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних (Флп. 2:11,10). Смертны люди все, а мучеников из нас не много. Не будем ждать, чтобы стать мертвыми, но перейдем от жизни в жизнь. Что ждете такой смерти, которая приходит сама собою? Она бесплодна, бесполезна, общее достояние скотов и людей. Кто чрез рождение вступил в жизнь, того или изнуряет время, или сокрушает болезнь, или неумолимо губит насильственная смерть. Поэтому, когда несомненно должно умереть, приобретем себе смертию жизнь. Вынужденное сделайте добровольным; не щадите жизни, утрата которой необходима. Если бы земные блага были столько же продолжительны, то и тогда надлежало бы стараться обменить их на небесные. А если они и кратковременны и достоинством много ниже благ небесных, то страшное оцепенение ума — попечением о земных благах лишать себя уповаемых блаженств».
Сказав сие и описав на себе образ креста, пошел он под удар, не переменившись в цвете тела, и нимало не изменив светлости лица. Ибо шел в расположении духа, что не с исполнителем казни встретится, но передаст себя в руки Ангелов, которые приимут его тотчас по заклании и перенесут в блаженную жизнь, как Лазаря. Кто изобразит вопль окружавшего народа? Когда такой гром оглашал землю из облаков, какой тогда от земли восходил к нему?
Вот поприще сего венценосца! Сей самый день видел досточудное это зрелище, которого не потемнило время, не нарушил обычай, не превозмогла чрезвычайность последующих событий. Как всегда смотрим на солнце, и всегда ему дивимся, так и память сего мужа всегда для нас светла; потому что в память вечную будет праведник (Пс. 111:6) и у живущих на земле, пока стоит земля, и на небе, и у праведного Судии, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 19. На день святых четыредесяти мучеников [73]
Любителю мучеников наскучит ли когда творить память мучеников? Честь, воздаваемая доблестным из наших сослужебников, есть доказательство нашего благорасположения к общему Владыке. Ибо несомненно, что восхваляющий мужей превосходных не преминет и сам подражать им в сходных обстоятельствах. Искренно ублажай претерпевшего мучение, чтобы и тебе соделаться мучеником по произволению и без гонения, без огня, без бичей оказаться удостоенным одинаковых с ними наград. А нам предстоит подивиться не одному, и не двум только, даже не десятью ограничивается число ублажаемых, — но сорок мужей, у которых в раздельных телах была как бы одна душа, в согласии и единомыслии веры показали терпение в мучениях, одинаковую стойкость за истину. Все подобны один другому, все равны духом, равны подвигом; посему и удостоены равночестных венцов славы.
Поэтому какое слово может изобразить их по достоинству? И сорока уст не достало бы к прославлению доблести стольких мужей. Если бы и один был предметом удивления, то и сего было бы достаточно, чтобы превысить силу моего слова; тем паче такое множество, эта воинственная дружина, этот непреоборимый полк, одинаково и в бранях неодолимы, и для похвал недоступны. Однако, восстановив в памяти образ их, предложу предстоящим здесь общую от них пользу, показав всем, как бы на картине, доблестные подвиги сих мужей; потому что и доблести, оказанные в бранях, нередко изображали и историописатели, и живописцы, одни украшая их словом, а другие начертывая на картинах; а сим те и другие многих возбудили к мужеству. Что повествовательное слово передает чрез слух, то живопись показывает молча чрез подражание. Так и я предстоящим здесь напомню добродетель сих мужей и, как бы изведя пред взоры деяния их, подвигну к подражанию тех, которые мужественнее и более сродственны с ними по произволению. Вот похвальное слово мученикам — возбуждение к добродетели собравшихся; потому что слова о святых не могут рабски следовать правилам похвальных слов. Слагатели сих слов в состав похвал берут мирские поводы: а кому мир распяся (Гал. 6:14), к прославлению того может ли что мирское быть поводом?
У святых сих не одно было отечество, потому что каждый происходил из особого места. Что же из этого? Как назовем их? не имеющими ли отечества или гражданами вселенной? Как при взносе денег в складчину вносимое каждым делается общим достоянием всех вкладчиков, так и у сих блаженных отечество каждого есть общее отечество всех, и все, будучи из разных мест, меняются друг с другом отечествами. Лучше же сказать, какая нужда доискиваться земных их отечеств, когда о настоящем их граде можно домыслиться, каков он? Град мучеников есть град Божий, емуже художник и содетель Бог (Евр. 11:10), вышний Иерусалим, свободь, мати (Гал. 4:26) Павлу и тем, которые подобны ему. Род же у них — человеческий — у каждого свой, а духовный — у всех один; потому что общий им Отец — Бог, и все они братья, не как рожденные от одного и одной, но как по сыноположению Духа сочетавшиеся друг с другом в единомыслии любви.
Это — готовый лик, великое добавление к прославляющим Господа от века; они не один по другому собрались, но вдруг преселились. И какое же это переселение? Отличаясь от всех своих сверстников телесным ростом, юностию возраста и силою, включены они были в воинские списки; и за искусство ратное, и за мужество душевное получили у царей первые почести, у всех будучи имениты за добродетель. А когда объявлено было это безбожное и нечестивое воззвание — не исповедовать Христа или подвергнуться опасностям; грозили же всеми родами мучений, и судиями неправды подвигнута на благочестивых великая и зверская ярость; составлялись против них клеветы и злоухищрения, изыскиваемы были различные роды истязаний, мучители были неумолимы, огонь готов, меч изощрялся, водружаем был в землю крест, изготовлялись ров, колеса, бичи; когда одни бежали, другие покорялись, иные были бы в нерешимости, а некоторые еще до изведания поражались ужасом от одних угроз, другие от близости ужасов приходили в кружение, иные, вступив в борьбу, не в состоянии потом были до конца выдержать труд и, на половине отказываясь от подвига, подобно застигнутым бурею на море, теряли от кораблекрушения и тот груз терпения, какой уже имели; сии непобедимые и мужественные воины Христовы, выступив на среду, градоначальнику, показывавшему царское писание и требовавшему повиновения, свободным голосом, смело и небоязненно, нимало не устрашившись видимого, не ужаснувшись угроз, возвестили о себе, что они христиане. О, блаженные уста, произнесшие этот священный глас, которым приявший его воздух освятился, которому рукоплескали услышавшие его Ангелы, которым уязвлены были диавол и демоны, и который Господом записан на небесах! Итак, каждый, выходя на среду, говорил: «Я христианин!» И как на ристалищах вступающие в подвиг, в одно время и имена свои сказывают и становятся на место борьбы, так и каждый из них, отринув тогда нареченное ему имя при рождении, заимствовал себе имя от общего всем Спасителя. И это делали все, к предшествовавшему присоединялся и последующий, от сего у всех стало одно наименование; не говорили: я такой–то или такой–то, но все провозгласили себя христианами.
Что же делал тогдашний властитель? А он был искусен и обилен в средствах то обольщать ласками, то совращать угрозами. И их сперва хотел очаровать ласками, пытаясь ослабить в них силу благочестия. Он говорил: «Не выдавайте своей юности; не променивайте этой сладостной жизни на безвременную смерть. Привыкшим отличаться доблестию в бранях неприлично умереть смертию злодеев». Сверх сего обещал им деньги. И это давал им, и почести у царя, и оделял чинами, и хотел одолеть тысячами выдумок. Поелику же они не поддались такому искушению, обратился к другому роду ухищрений: стращал их побоями, смертями, изведанием несноснейших мучений.
Так действовал он! Что же мученики? Говорят: «Для чего, богопротивник, уловляешь нас, предлагая нам эти блага, чтобы отпали мы от живого Бога и поработились погибельным демонам? Для чего столько даешь, сколько стараешься отнять? Ненавижу дар, который влечет за собою вред; не принимаю чести, которая бывает матерью бесчестия. Даешь деньги, отнимающие неувядаемую славу. Делаешь известным царю, но отчуждаешь от Царя истинного. Что так скупо и так немного предлагаешь нам из мирского? Нами презрен и целый мир. С вожделенным для нас упованием нейдет и в сравнение видимое. Видишь это небо: как прекрасно оно видом, как величественно! Видишь землю: как она пространна и какие на ней чудеса! Ничто из этого не равняется блаженству праведных. Ибо это преходит, а наши блага пребывают. Желаю одного дара — венца правды; стремлюсь к одной славе — к славе в Царстве Небесном. Ревную о почести г`орней: боюсь мучения, но мучения в геенне. Тот огонь мне страшен, а этот, которым вы угрожаете, мне сослужебен. Он умеет уважать тех, которые презирают идолов. За стрелы младенец считаю язвы ваши (Пс. 63:8), потому что поражаешь ты тело, а оно, если долго выдерживает удары, светлее венчается, а если скоро изнемогает, избавится от таких судей–притеснителей, которые, взяв в услужение себе тело, усиливаетесь возобладать и над душою, которые, если не будете предпочтены Богу нашему, как будто потерпев от нас крайнюю обиду, раздражаетесь и грозите этими страшными мучениями, ставя нам в вину благочестие. Но не найдете нас ни робкими, ни привязанными к жизни, ни легко приводимыми в ужас. По любви к Богу мы готовы претерпеть колесование, вытягивание, сожжение и принять всякий род истязаний».
Когда выслушал сие этот человек гордый и бесчеловечный, — не терпя дерзновения сих мужей и воскипев яростию, стал рассуждать сам с собою, какой бы найти ему способ, чтобы приготовить им смерть и продолжительную, и, вместе, горькую. Нашел, наконец, и смотрите, как жестока его выдумка! Обратив внимание на свойство страны, что она холодна, на время года, что оно зимнее, заметив ночь, в которую стужа простиралась до наибольшей степени, а притом дул еще и северный ветер, дал он приказание всех их обнажив, уморить на открытом воздухе, заморозив среди города.
Без сомнения же, знаете вы, испытавшие зимний холод, как невыносим этот род мучения; потому что невозможно и объяснить сего другим, кроме тех, которые в собственном опыте имеют готовые примеры пересказываемого. Тело, подвергшееся холоду, сперва все синеет от того, что кровь сседается; потом оно дрожит и трясется, между тем как зубы стучат, жилы сводятся, и весь состав невольно стягивается. А какая–то острая боль и невыразимое мучение, проникающие в самые мозжечки, производят в замерзающих нестерпимое ощущение. Потом члены тела отпадают, как будто сожигаемые огнем; потому что теплота, отгоняемая от оконечностей тела и сбегающаяся во внутренность, оставляет омертвелыми те части, от которых удалилась, а те части, в которых она сбирается, предает мучительной боли, между тем как смерть от замерзания постепенно приближается.
Итак, они были осуждены пробыть ночь под открытым небом, тогда как и озеро, около которого населен город, где подвизались святые, покрывшись льдом, сделалось подобным проезжему полю и так отвердело от стужи, что по поверхности его безопасно могли ходить окрестные жители, и непрерывно текущие реки, будучи скованы льдом, оставили свои струи, и вода, мягкая по природе, изменилась до твердости камней, и резкое дыхание северного ветра приносило смерть всему живущему.
Выслушав тогда это повеление (рассуждай по этому о непобедимом мужестве мучеников), каждый с радостию сбросил с себя последний хитон, и все потекли навстречу смерти, какою грозила стужа, поощряя друг друга, как бы шли к расхищению добычи. «Не одежду скидаем с себя, — говорили они, — но отлагаем ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных (Еф. 4:22). Благодарим Тебя, Господи, что с этою одеждою свергаем с себя грех; чрез змия мы облеклись, чрез Христа совлечемся. Не будем держаться одежд ради рая, который потеряли. Что воздадим Господеви (Пс. 115:3)? И с Господа нашего совлечены были одежды. Тяжко ли для раба потерпеть, что терпел и Владыка? Лучше сказать, и с Самого Господа мы совлекли одежды. Это была дерзость воинов; они совлекли и разделили по себе Его одежды. Поэтому загладим собою на нас написанное обвинение. Жестока зима, но сладок рай; мучительно — замерзнуть, но приятно упокоение. Недолго потерпим, и нас согреет патриархово лоно. За одну ночь выменяем себе целый век. Пусть горит нога, только бы непрестанно ликовать с Ангелами! Пусть отпадает рука, только бы иметь дерзновение воздевать ее Владыке! Сколько наших товарищей–воинов пало в строю, сохраняя верность царю тленному? Ужели мы не пожертвуем своею жизнию из верности Царю истинному? Сколько человек, уличенных в преступлении, подверглись смерти злодеев? Ужели мы не вынесем смерти за правду? Не уклонимся, товарищи, не дадим места диаволу. Есть у нас плоть, не пощадим ее. Поелику непременно должно умереть, то умрем, чтобы жить. Да будет жертва наша пред Тобою, Господи (Дан. 3:40). Как жертва живая, благоугодная Тебе, да будем приняты мы, всесожигаемые сим хладом, — мы, приношение прекрасное, всесожжение новое, возносимое не огнем, но хладом».
Такие утешения предлагая друг другу и один другого поощряя, как будто в военное время стоя на страже, проводили они ночь, мужественно перенося настоящее, радуясь ожидаемому, посмеваясь противнику. У всех же была одна молитва. «Сорок человек вступило нас на поприще, сорок человек да увенчаемся, Владыко! Ни одним да не уменьшится это число. Оно честно: Ты Сам, чрез Кого закон вошел в мир, почтил его сорокадневным постом. Сорок дней в посте искавший Господа Илия сподобился видения!» И хотя такова была их молитва, однако ж один из сего числа, изнемогши от страданий, оставив место подвига, удалился, возбудив в святых несказанное сожаление. Но Господь не попустил, чтобы прошения их остались напрасными.
Тот, кому вверено было охранение мучеников, греясь неподалеку от оного училища борьбы, наблюдал, что будет, готовый принять тех из воинов, которые прибегнут к нему. И кроме того, наперед было рассчитано, чтобы была вблизи баня, обещавшая скорую помощь переменившим мысли. Но что с злым намерением придумано врагами, именно: найти для подвига такое место, где готовность облегчения могла бы ослабить твердость подвижников, это самое в большем свете показало терпение мучеников. Ибо не тот терпелив, у кого нет необходимого, но тот, кто, не имея недостатка в наслаждении, продолжает терпеть бедствие.
Когда же мученики подвизались, а страж наблюдал, что произойдет, — видит он необычайное зрелище, видит, что какие–то Силы сходят с небес, и как бы раздают воинам великие дары от Царя. И всем разделили они дары; одного только оставили не награжденным, признав его недостойным небесных почестей; и это был тот, который, вскоре отказавшись от страданий, перешел к противникам. Жалкое зрелище для праведных! Воин — беглец, первый из храбрых — пленник, овца Христова — добыча зверей. Но еще более было жалко, что он и вечной жизни не достиг, и не насладился настоящею; потому что плоть у него тотчас распалась от действия на нее теплоты. Но как этот животолюбец пал, без всякой для себя пользы преступив закон, так исполнитель казни, едва увидел, что он уклонился и пошел к бане, сам стал на место беглеца и, сбросив с себя одежды, присоединился к обнаженным, взывая в один голос со святыми: «Я христианин!» И внезапностию перемены изумив предстоящих, как число собою восполнил, так своим присоединением облегчил скорбь об ослабевшем, поступив по примеру стоящих в строю, которые, как скоро падет кто в первом ряду, тотчас замещают его собою, чтобы убылым не разрывался у них ряд. Подобно этому поступил и сей. Видел он небесные чудеса, познал истину, притек к Владыке, стал сопричислен к мученикам! Иуда пошел прочь, а на место его введен Матфий. Подражателем стал Павловым вчерашний гонитель, а ныне благовествующий. И он имел звание свыше ни от человек, ни человеком (Гал. 1:1). Уверовал во имя Господа нашего Иисуса Христа, крещен в Него не другим кем, но собственною верою, не в воде, но в крови своей.
И таким образом, при начале дня еще дышащие мученики преданы огню, а остатки от огня брошены в реку, чтобы подвиг блаженных объял собою всю тварь. Ратоборствовали они на земле, показали терпение в воздухе, преданы огню, восприяла их вода. Им прилично сказать: проид`охом сквозе огнь и воду, и извел еси ны в покой (Пс. 65:12). И они–то, заняв нашу страну, подобно какому–то непрерывному ряду столпов, доставляют безопасность от нашествия противников, не в одном месте заключившись, но имея пристанище во многих местах и украсив собою многие отчизны. И, что необычайно, не по одному разделившись, посещают они приемлющих, но не разлучаясь друг с другом, соединенным приходят ликом.
И какое чудо! И не уменьшаются числом, и не допускают приумножения. Если разделишь их на каждого, не выступают из свойственного им числа. И если соберешь воедино, и в таком случае остаются те же сорок, уподобляясь природе огня; потому что и огонь, как переходит ко вновь возжигающему его, так всецело остается у того, кто имел его у себя. И сии сорок и все вместе, и все у каждого. Это — неоскудевающая благотворительность, неистощимая благодать, готовая для христиан помощь, церковь мучеников, воинство победоносцев, лик славословящих. Сколько употребил ты труда найти и одного молитвенника за себя ко Господу! — И вот сорок молитвенников, воссылающих согласную молитву. Идеже `еста два или трие с`обрани во имя Господне, ту есть посреде их (Мф. 18:20); а где сорок, там усумнится ли кто в присутствии Божием? К сорока мученикам прибегает утесненный, к ним притекает веселящийся; один, чтобы найти избавление от трудных обстоятельств, другой, чтобы охранялось его благополучие. Здесь встретишь благочестивую жену, молящуюся о чадах, испрашивающую отлучившемуся мужу возвращения, а болящему — здравия.
Прошения ваши да будут приличны мученикам. Юноши да подражают им, как сверстникам; отцы да молятся о том, чтобы быть родителями подобных детей; матери да изучают повествуемое о доброй матери. Ибо матерь одного из сих блаженных, увидев, что другие скончались уже от хлада, а сын ее, по крепости сил и терпеливости в мучениях, еще дышит, когда исполнители казни оставили его в надежде, что переменится, сама, взяв собственными своими руками, положила его на колесницу, на которой везли прочих к костру. Вот в подлинном смысле матерь мученика! Она не пролила слезы малодушия, не произнесла ничего низкого и недостойного по времени; но говорит: «Иди, сын, в добрый путь с сверстниками и с товарищами; не отставай от сего лика; не позже других явись ко Владыке». Вот подлинно доброго корня добрая отрасль! Доблестная матерь показала, что питала его более догматами благочестия, нежели млеком. Так был он воспитан, так предпослан благочестивою матерью! А диавол остался посрамленным, потому что, восставив на мучеников всю тварь, увидел, что все препобеждено доблестию их: и ветреная ночь, и холод страны, и время года, и обнажение тел.
Святой лик! Священная дружина! Непоколебимый полк! Общие хранители человеческого рода! Добрые сообщники в заботах, споспешники в молитве, самые сильные ходатаи, светила вселенной, цвет Церквей (как думаю, и духовный, и чувственный)! Вас не земля сокрыла, но прияло небо; вам отверзлись врата рая. Зрелище достойное ангельского воинства, достойное патриархов, пророков, праведников; мужи в самом цвете юности презревшие жизнь, паче родителей, паче детей возлюбившие Господа! Находясь в возрасте, наиболее полном жизни, вменили они ни во что временную жизнь, чтобы прославить Бога в членах своих, став позором миру и Ангелом и человеком (1 Кор. 4:9), восставили падших, утвердили колеблющихся, усугубили ревность в благочестивых. Все, воздвигнув один победный памятник за благочестие, украсились одним венцом правды, о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 20. О смиренномудрии
О, если бы человек пребыл в славе пред Богом, и имел высоту не поддельную, но истинную, возвеличенный Божией силою, просветляемый Божией премудростию, увеселяемый вечною жизнию и ее благами! Но он изменил в себе вожделение Божественной славы, и понадеявшись на большее, поспешив к тому, чего не получил, потерял и то, что мог иметь. И с тех пор величайшим для него спасением, врачевством от болезни и средством возвратиться в первобытное состояние служит скромность, то есть, чтобы не вымышлять самому от себя облечения какою–то славою, но искать славы у Бога. Этим только исправит он ошибку; этим уврачует недуг; чрез это возвратится к священной заповеди, которую оставил.
Между тем диавол, низложивший человека надеждою ложной славы, не престает поощрять его теми же побуждениями и изобретать для сего тысячи козней. Представляет ему чем–то важным, если обложится он деньгами, чтобы тем величался и о том заботился, что нимало не ведет к славе, а великие приносит опасности; потому что приобретение денег — начало любостяжания, а обладание ими не ведет к доброй славе, но понапрасну ослепляет, попусту надмевает и производит в душе болезнь, подобную опухоли. Толщина опухших тел и не здорова и не полезна, а напротив того, болезненна и вредна; в ней начало опасности, скрытая причина погибели. То же самое и гордость в душе. И не от одних денег рождается в человеке превозношение: люди превозносятся не одною пышностию снедей и одежд, приобретаемых за деньги, не тем одним, что устрояют сверх нужды дорогие и роскошные столы, облекаются в ненужные одежды, созидают огромные дома, испещренные украшениями, водят за собою множество сопровождающих слуг и бесчисленные толпы ласкателей, — но они, забывая свою природу, величаются чинами, в которые возводятся по выборам. Если народ возвел в чин, если удостоил какого–либо председательства, приговорил почтить высоким саном, то вот уже, как бы став выше человеческой природы, думают о себе, что едва не на облаках сидят, а низших себя людей считают подножием, превозносясь пред теми, которые дали им чин, гордясь против тех, чрез кого в собственном своем мнении стали что–то значить! Продолжая дело, исполненное безумия, имея славу, которая непостояннее сновидения, облекаясь в блистательность, которая пустее ночных призраков, по мановению народа возникает и по его же мановению исчезает. Таков был этот неразумный сын Соломонов, юный возрастом и еще более юный умом, который народу, просившему правления снисходительнейшего, угрожал правлением еще более обременительным, и за сию угрозу лишился царства. Чрез что надеялся показаться более полновластным, чрез это самое потерял и то достоинство, какое имел. Человека делает также дерзким сила рук, скорость ног, благообразие тела, хотя все это истребляет болезнь, истощает время. И не разумеет он, что всяка плоть сено, и всяка слава человеча, яко цвет травный: `изсше трава, и цвет отпад`е (Ис. 40:6–7). Таковы были кичение исполинов силою, благопротивное мнение о себе безумного Голиафа; таковы были Адония, высоко думавший о красоте, и Авессалом, превозносившийся длинными волосами.
И что, по–видимому, гораздо важнее и прочнее других у человека находящихся благ, — мудрость и благоразумие, и это ведет к суетному превозношению, доставляет высоту не истинную, потому что и сии блага вменяются ни во что, как скоро нет премудрости, которая от Бога. Ибо самому диаволу не удается ухищрение против человека, — что измышлял он против человека, то, сам того не зная, устроил против себя, не столько повредив тому, кого надеялся отдалить от Бога и от вечной жизни, сколько изменив себе тем, что отпал от Бога и осужден на вечную смерть. И поставив сеть Господу, сам он уловлен ею, распят на том кресте, на котором думал Его распять, умер тою смертию, которою надеялся умертвить Господа. Если же и князь мира, первый, величайший и невидимый искусник в мирской мудрости, уловляется собственными ухищрениями, впадая в крайнее неразумие, то тем паче ученики и ревнители его, хотя и тысячекратно умудрялись, глаголющеся быти мудри, объюродеша (Рим. 1:22). Ухищряется фараон на погибель Израиля, но ухищрение его непредвиденно разрушается, чем и не ожидал. Младенец, по его повелению преданный на смерть, тайно воспитан в собственном его доме, сокрушил силу его и целого народа и избавил израильтян. Убийца Авимелех, незаконнорожденный сын Гедеонов, умертвивший семьдесят законных сынов и думавший, что нашел мудрое средство — прочно овладеть царством, сокрушает, правда, споспешников своих в убийстве, но и сам сокрушается ими и погибает наконец от женской руки и от удара камнем. И все иудеи придумали против Господа пагубное намерение, рассуждая сами с собою: аще оставим Его тако, вси уверуют в Него: и приидут римляне, и в`озьмут место и язык наш (Ин. 11:48). От этого намерения дошедши до христоубийства в той же мысли, что спасают народ и страну, погибли от того, что замышляли, будучи и из страны изгнаны, и лишившись законов и богослужения. И вообще, из тысячи примеров можно уразуметь, что преимущество человеческой мудрости не прочно и скорее маловажно и низко, чем велико и высоко.
Поэтому ни один благомыслящий не будет высоко думать о своей мудрости и о прочем вышесказанном, но поверит прекрасному увещанию блаженной Анны (1 Цар. 2:10) и пророка Иеремии: да не хвалится мудрый мудростию своею, и да не хвалится крепкий крепостию своею, и да не хвалится богатый богатством своим (Иер. 9:23). Но в чем же истинная похвала? И чем человек велик? О сем, сказано, да хвалится хваляйся; еже разумети и знати, яко Аз Господь (Иер. 9:24). Вот высота человека, вот слава и величие его — знать истинно великое, прилепляться к нему и искать славы у Господа славы. Апостол же выражается: хваляйся, о Господе да хвалится, говоря, что Христос бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление; да, якоже пишется, хваляйся о Господе да хвалится (1 Кор. 1:30–31). Ибо это — совершенная и всецелая похвала о Боге, когда человек не превозносится своею праведностию, но знает, что он имеет нужду в праведности истинной, и оправдан одною верою во Христа. И Павел хвалится тем, что презрел собственную свою праведность, а ищет праведности чрез Христа, ищет сущую от Бога правду в вере, яко разумети Его, и силу воскресения Его, и сообщение страстей Его, сообразуяся смерти Его, аще како достигнет в воскресение мертвых (Флп. 3:9–11).
Здесь падает всякая высота гордыни. Ничего не остается для высокомерия тебе, человек, чья похвала и надежда в том, чтобы умертвить все свое и искать будущей жизни во Христе, которой начатки имея в себе, и теперь уже всецело живем благодатию и даром Божиим. И как Бог есть действуяй в нас и еже хотети и еже деяти о благоволении (Флп. 2:13), так Бог собственным Духом Своим открывает Свою премудрость, предуставленную в славу нашу (1 Кор. 2:7); а также Бог дает и силу в трудах: паче всех потрудихся, говорит Павел, не аз же, но благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15:10). Бог же избавляет и от опасностей, сверх всякого человеческого чаяния. Сказано: сами в себе осуждение смерти имехом, да не надеющеся будем на ся, но на Бога, возставляющаго мертвыя, Иже от тол`икия смерти избавил ны есть, и избавляет: Наньже и уповахом, яко и еще избавит (2 Кор. 1:9–10).
Итак, скажи мне, для чего превозносишься благими, как бы собственностию, вместо того, чтобы за дары исповедать благодарность Давшему? Что `имаши, егоже н`еси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися, яко не приемь (1 Кор. 4:7)? Не ты познал Бога чрез праведность, но Бог познал тебя по благости. Сказано: познавше Бога, паче же познани бывше от Бога (Гал. 4:9). Не ты постиг Христа чрез добродетель, но Христос постиг тебя пришествием. Сказано: гон`ю, аще и постигну, о немже и постижен бых от Христа (Флп. 3:12). Не вы Мене избрасте, говорит Господь, но Аз избрах вас (Ин. 15:16).
Но ты высоко о себе думаешь, потому что почтен, и милость берешь за предлог к гордыне. Познай же, наконец, кто ты, как Адам, изверженный из рая, как Саул, оставленный Духом Божиим, как Израиль, отсеченный от святого корня. Сказано: верою стоиши: не высокомудрствуй, но бойся (Рим. 11:20). За милостию следует суд, и Судия исследует, как воспользовался ты данным тебе по милости. Если же не понимаешь и того самого, что сподобился благодати, но в избытке бесчувствия благодать обращаешь в собственную свою заслугу, то не досточестнее ты блаженного Апостола Петра, потому что любовию к Господу не возможешь превзойти того, который так сильно любил, что желал и умереть за Него. Но поелику он выразился высокомудренно, сказал: аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблажнюся (Мф. 26:33), то предан человеческой боязни, и пал даже до отречения, вразумляемый падением соблюдать осторожность и научаемый щадить немощных сознанием собственной немощи и ясным уразумением, что, как утопая в море, поддержан десницею Христовою, так в обуревании соблазном подвергшись опасности погибнуть от неверия, охранен силою Христа, Который и предсказал ему, что случится с ним, говоря: Симоне, Симоне, се сатана просит вас, да бы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя, и ты некогда обращься утверди братию твою (Лк. 22:31–32).
И Петр, обличенный таким образом, справедливо получил помощь, будучи наставлен отложить высокомерие и щадить немощных. А этот фарисей несносный и чрез меру горделивый, не только смело полагающийся на себя, но и злословящий мытаря пред Богом как виновный в гордыне лишился похвалы за праведность. И мытарь
сниде оправдан паче его (Лк. 18:14), потому что прославил Святого Бога и не смел смотреть вверх, но просил одного помилования, обвиняя сам себя, что показывал и наружным видом, и биением в перси, и тем, что не искал ничего иного, кроме помилования. Поэтому смотри и имей во внимании этот пример, как тяжек вред гордыни, и поучайся из оного. Утратил праведность возгордившийся, погубил мзду смело полагавшийся на себя, уничижен пред смиренным и грешником возвеличивший себя пред ним и не дождавшийся суда Божия, но сам произнесший о нем суд. А ты никогда не превозносись ни перед кем, даже и перед великими грешниками. Смиренномудрие часто спасает и того, кто сделал многие и великие грехи. Не оправдывай себя паче другого, чтобы оправдавшись по собственному приговору, не быть осужденным по приговору Божию.
Ни сам себе востязую, говорит Павел,
ничесоже бо в себе свем, но ни о сем оправдаюся: востязуяй же мя, Господь есть [74] (1 Кор. 4:3–4).
Полагаешь ли, что тобою сделано нечто доброе? Благодари Бога, не превозносись пред ближним. Сказано:
дело свое да искушает кийждо, и тогда в себе т`очию хваление да `имать, а не во ином (Гал. 6:4). Ибо какую пользу сделал ты ближнему тем, что исповедал веру, или терпеливо нес труды поста, или претерпел изгнание за имя Христово? Не другому от этого выгода, а тебе. Бойся уподобления в падении диаволу, который, вознесшись пред человеки, пал, низложенный человеком, и предан в попрание попранному. Подобно сему и падение израильтян. Превознесшись пред язычниками, как пред нечистыми, действительно стали они нечисты. И правда их стала,
якоже порт нечистыя [75] (Ис. 64:6), а беззаконие и нечестие язычников заглаждены верою. Вообще, помни истинную притчу:
гордым Бог противится, смиренным же дает благодать (1 Пет. 5:5; Притч. 3:34). Имей всегда изречение Господне:
всяк смиряяйся вознесется, и возносяйся смирится (ср.: Лк. 14:11). Не будь несправедливым судиею самого себя, испытывай себя, не льстя себе, и, если думаешь, что есть в тебе нечто доброе — не это одно выставляя на вид, падения же намеренно забывая, не величаясь заслугою, какую сделал сегодня, извиняя же себя в том, что делал худого за день и давно. Напротив того, когда надмевает тебя настоящее, приводи себе на память давнее, и избавишься от глупой надутости. И если увидишь ближнего во грехе, не на это одно смотри, но размысли, что сделал или делает он хорошего, и нередко, испытав вообще, а не в частности судя, найдешь, что он лучше тебя. И Бог испытывает человека не в частности.
Аз, говорит Он,
дела и помышления их гряду собрати (ср.: Ис. 66:18). И Иосафату сделав некогда выговор за грех настоящий, восполнил и заслуги его, говоря:
но токмо словеса
благая обретошася в тебе (2 Пар. 19:3).
Сим и подобным сему будем всякий раз ограждать себя от гордыни, смиряя себя, чтобы возвыситься, подражая Господу, нисшедшему с неба до крайнего уничижения, и обратно из уничижения вознесшемуся на подобающую высоту. Ибо находим, что в Господе все научает смиренномудрию. Будучи младенцем, прежде всего Он — в вертепе, и не на ложе, но в яслях; в доме тектона
[76] и бедной Матери повинуется Матери и обрученному с Нею; учится, выслушивает то, в чем не нуждался, вместе, вопрошает и в вопросах удивляет мудростию, подчиняется Иоанну, и Владыка приемлет крещение от раба; не противится никому из восстающих на Него и не приводит в действие той неизреченной власти, какую имел, но уступает им, как бы сильнейшим, и временной власти отдает принадлежащую ей твердость; предстоит первосвященникам в виде подсудимого, приводится к игемону, приемлет на Себя осуждение; когда мог обличить клеветников, в молчании терпит клеветы; бывает оплеван от рабов и самых презренных слуг, предается смерти и смерти у людей самой поносной. Так прошел Он всю человеческую жизнь от рождения до конца, и после такого смиренномудрия являет наконец славу, прославляя с Собою тех, которые с Ним обесславлены. И это, во–первых, блаженные Апостолы, которые в нищете и наготе обтекают вселенную, не в мудрости слова, не с множеством сопровождающих, но одни, скитающиеся, одинокие проходят сушу и море, бичуемые, побиваемые камнями, гонимые, наконец, умерщвляемые. Вот отеческие Божественные для нас уроки! Научимся подражать им, чтобы из смиренномудрия воссияла для нас вечная слава, — сей совершенный и истинный дар Христов.
Но как же снизойдем до спасительного смиренномудрия, оставив пагубное надмение гордыни? Так, если во всем будем исполнять подобное и ничем не станем пренебрегать, как будто нет от того вреда. Ибо душа уподобляется своим занятиям; что она делает, в то самое и отпечатлевается, от того и принимает на себя вид. Да будут у тебя наружный вид, и одежда, и поступь, и седалище, и состав пищи, и приготовление постели, и дом, и все домашние сосуды доведены до того, чтобы в этом не было излишеств; и слово, и песнь, и обращение с ближним да будут направлены более к скромности, нежели к надмению. Да не будет у тебя софистических прикрас в слове, чрезмерного сладкогласия в пении, речей горделивых и высокомерных, но во всем отсекай величавость. Будь добр с другом, кроток с слугою, непамятозлобив на дерзких, человеколюбив к смиренным, утешай злосчастных, посещай болезнующих, совершенно никого не презирай, приветствуй с приятностию, отвечай с светлым лицом, ко всем будь благосклонен, доступен, не пускайся в похвалы себе самому, не вынуждай и других говорить о тебе, не принимай неприличного слова, прикрывай, сколько можно, свои преимущества, а в грехах сам себя обвиняй и не жди обличения от других, чтобы тебе, по примеру праведного, быть себе самаго оглагольником в первословии (Притч. 18:17); чтобы уподобиться Иову, который не посрамился народнаго множества, еже не поведати пред ними падение свое (Иов. 31:34). Не будь тяжел в выговорах, обличай не скоро и не с страстным движением, ибо это признак высокомерия; не осуждай за маловажное, как будто сам ты строгий праведник. Впадших в погрешность принимай, исправляй их духовно, как дает совет Апостол: блюд`ый себе, да не и ты искуш`ен будеши (Гал. 6:1). Столько прилагай старание не быть прославляемым от людей, сколько другие стараются быть прославляемыми, если только помнишь, что Христос называет ущербом награды, получаемой от Бога, произвольное выказывание себя перед людьми и делание добра с тем, чтобы видели это люди. Ибо о таковых сказано: восприемлют мзду свою (Мф. 6:2). Поэтому не делай себе ущерба, желая быть на виду у людей. Поелику Бог — великий зритель: ищи славы пред Богом, потому что Он воздает славную награду. Но ты удостоен первенства, люди оказывают к тебе внимание и прославляют тебя? Будь равен подчиненным, как сказано: не яко обладая причту (1 Пет. 5:3); не подражай мирским начальникам, ибо кто хочет быть первым, тому Господь повелел быть рабом всем (Мк. 10:44). Кратко же сказать: так стремись к смиренномудрию, как любитель его; возлюби смиренномудрие, и прославит тебя. Таким образом прекрасно будешь восходить к истинной славе — к славе у Ангелов, к славе пред Богом; Христос признает тебя пред Ангелами учеником Своим, и прославит тебя, если будешь подражателем Его смиренномудрия. Ибо Он говорит: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11:29). Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 21. О том, что не должно прилепляться к житейскому, и о пожаре, бывшем вне церкви
Обращая на вас при всяком разе язвительное жало слова, думал я, возлюбленные, что покажусь вам несколько досадным, потому что обнаруживаю какую–то излишнюю смелость, неприличную человеку пришлому и не изъятому от подобных же обвинений, — но вы обличениями возбудились к благорасположенности, и раны, наносимые моим языком, обратили в повод воспламениться большею любовию. И это не удивительно; потому что вы мудры в духовном. Обличай премудра, и возлюбит тя, говорит где–то в своих писаниях Соломон (Притч. 9:8). Посему и теперь, братия, приступаю к тому же увещанию, желая, как бы то ни было, отвести вас от сетей диавола.
А враг истины ежедневно ведет с нами, возлюбленные, сильную и многовидную брань. И ведет эту брань, как сами знаете, наши же пожелания обращая против нас в стрелы и у нас всегда заимствуя себе крепость, чтобы вредить нам. Поелику много у него силы связал Владыка неразрешимыми законами и не попустил ему одним устремлением стереть род человеческий с земли, то завистник татски [ по–воровски — ред. golden–ship] уже одерживает над нами победу, пользуясь нашим неразумием. Как лукавые и корыстолюбивые люди, у которых одно дело и один замысл — обогащаться чужим, но нет силы смело употребить насилие, обыкновенно делают засады при дорогах и, если видят около них какое–нибудь место или изрытое глубокими оврагами, или закрытое частыми деревьями, скрываются там, и такими прикрытиями пресекая путешественникам возможность видеть вдаль, внезапно нападают на них, почему они и не могут заметить опасных силков, пока не попадут в них; так и сей, издревле нам неприязненный и враждебный, прибегая под тень мирских наслаждений, которые при пути этой жизни удобно могут скрывать в себе разбойника и затаивать злокозненного, непредвидимо расставляет нам здесь сети погибели.
Потому, если желаем безопасно пройти предлежащий путь жизни, представить Христу и душу и тело свободными от постыдных язв и получить победные венцы, то должны мы обращать всюду бодрственные душевные очи, на все приятное смотреть подозрительно, без замедления пробегать мимо и ни к чему не прилепляться мыслию; хотя бы казалось, что золото лежит рассыпано кучами и готово перейти в руки желающим, ибо сказано: богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс. 61:11); хотя бы земля произращала наслаждения всякого рода и предлагала многоценные кровы: наше бо житие на небесех есть, отонудуже и Спасителя ждем… Христа (Флп. 3:20); хотя бы предстояли пляски, пиры, пьянство, оглашаемые свирелями ужины, ибо сказано: суета суетствий, всяческая суета (Еккл. 1:2); хотя бы представлялась красота тел, в которых живут порочные души, ибо премудрый говорит: от лица жены, яко от лица змиина, бежи (ср.: Сир. 21:2; 25:18); хотя бы предлагались господство и самовластие, толпы телохранителей и льстецов, даже высокий и светлый престол, подчиняющий нам народы и города в добровольное рабство, ибо всяка плоть, яко трава, и всяка слава человеча, яко цвет травн`ый: `изсше трава, и цвет ея отпаде (1 Пет. 1:24). Под всем этим, столько приятным, сидит общий враг, выжидая, не совратимся ли когда с правого пути, прельщенные видимым, и не уклонимся ли к его засаде. И весьма опасно, что, когда–нибудь подойдя к сему неосторожно и не почтя вредною приятность наслаждения, проглотим в первом вкушении сокрытую уду коварства, а потом чрез нее, волею или неволею, сделаемся привязанными к таким вещам, и неприметно увлечемся сластолюбием на страшное перепутье к этому разбойнику, то есть в смерть.
Почему всем нам, братия, нужно и полезно, как путникам или скороходам, уготовившись в путь и придумав все средства к облегчению душ в этом шествии, неуклонно поспешить к концу пути. И никто не думай, что я изобретатель новых имен, потому что жизнь человеческую назвал теперь путем. Ибо и пророк Давид так же называет жизнь, то в одном месте говоря: блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни, то в другом месте взывая к своему Владыке: путь неправды отстави от мене и законом Твоим помилуй мя (Пс. 118:1, 29). А еще, воспевая скорую помощь Божию против обидящих и с удовольствием подлаживая под лиру, говорил он: кто Бог, разве Бога нашего? Бог, препоясуяй мя силою, и положи непорочен путь мой (Пс. 17:32–33), справедливо думая, что во всяком случае так должно называть жизнь человеческую на земле — и достойную удивления, и худую. Ибо кто совершающие непрерывное шествие, попеременно двигая вперед ступни ног одна другую перегоняющих, и непрестанно ту ногу, которая прежде утвердилась на земле, скорым переставлением другой оставляя позади, удобно приходят к пределу пути, так и введенные Творцом в жизнь, при самом начале жизни немедленно вступая в части времени, и ту часть, которая была у них впереди, непрестанно оставляя позади себя, достигают конца жизни. И самим вам не представляется ли, что настоящая жизнь распростирается каким–то непрерывным путем и шествием, которое разделено возрастами, как перепутьями; что началом путешествия представляет она каждому матерние муки рождения, а концом поприща указует гробовые обители и приводит к ним всех — одних скорее, других медленнее; одних, когда пройдут все расстояния времени, а других прежде, нежели расположатся на первых перепутьях жизни?
От иных путей, которые ведут из города в город, можно уклониться и не идти путем, каким не хотим, но этот путь, хотя бы мы и хотели отложить шествие, захватив насильно находящихся на нем, влечет к назначенному Владыкою пределу. И тому, возлюбленные, кто однажды приблизился ко вратам, ведущим в жизнь сию, и вступил на этот путь, не возможно не прийти к концу оного. Но каждый из нас, по оставлении им матернего недра, тотчас объятый потоками времени, увлекается ими, всегда позади себя оставляя прожитый им день, и никогда не будучи в силах, хотя бы и желал, возвратиться к вчерашнему дню.
А мы веселимся, стремясь вперед, радуемся, переменяя возрасты, как будто приобретаем что; почитаем счастливым, когда кто из отрока делается мужем, а из мужа — старцем. Конечно же, не знаем, что всякий раз столько же утратили мы жизни, сколько прожили; не чувствуем утраты жизни, хотя всегда измеряем ее прошедшим и мимотекшим; не помышляем как не известно, сколько восхощет дать нам времени на течение Выславший нас в сие путешествие, и когда отверзет каждому из текущих двери входа; не помышляем, что ежедневно должны мы быть готовы к исшествию отсюда и, не сводя очей, ожидать мановения Владыки. Ибо сказано: да будут чресла ваша препоясана, и светильницы горящии: и вы подобни человеком, чающим Господа своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут ему (Лк. 12:35–36).
Не хотим мы тщательно всмотреться, какие бремена на этом поприще для нас легки, могут быть перенесены собравшими их и, обратившись в собственность приобретших, делают для нас радостною будущую жизнь, — и какие бремена тяжелы, не удобны, привязаны к земле, не могут быть усвоены людьми навсегда и не пригодны к тому, чтобы обладающих ими сопровождать в тесные оные врата. Напротив, что надлежало собрать, то мы оставляем; а что следовало бы пройти без внимания, это собираем. И что может соединиться с нами и действительно стать украшением, сродным душе и телу, на то и внимания не обращаем; а что навсегда остается для нас чуждым, запечатлевая нас одним позором, то стараемся собирать, понапрасну утомляя себя и трудясь таким трудом, с каким разве кто, обманывая сам себя, захотел бы наливать в дырявую бочку. Ибо, без сомнения, как думаю, и малым детям известно это, что ни одна из приятностей сей жизни, для которых большая часть людей сходят с ума, не наша или не может стать действительно нашею, но для всех равно оказывается чуждою, так же для наслаждающихся, по–видимому, как и для тех, которые вовсе к этому не приближаются. Ибо, если иные собрали в сей жизни несметное множество золота, оно не остается навсегда их собственностию, но или еще при жизни их, как бы крепко ни запирали отовсюду, ускользает, переходя к сильнейшим, или оставляет их при смерти и не хочет идти вслед за своими обладателями. Напротив того, они, увлекаемые в необходимый путь Тем, Кто насильно разлучает душу с сим жалким телом, часто обращая взоры к деньгам, оплакивают труды, с юности для них употребленные; а богатство смотрит в чужие руки, отпечатлевая на них только следы утомления при собирании и укор в любостяжании. И если бы кто приобрел тысячи десятин земли, великолепные дома, стада животных всякого рода, облечен был у людей всяким владычеством, то не век будет наслаждаться этим, но, ненадолго попользовавшись от сего именитостию, другим опять уступит свое богатство, сам покрывшись малым количеством земли, а нередко и до гроба, до переселения своего отсюда, увидит, что имущество его переходит к другим, и, может быть, к врагам. Ужели не знаем, сколько полей, сколько домов, сколько народов и городов, еще при жизни своих владетелей, облеклись в имена других владельцев? Как бывшие прежде рабами взошли на верх могущества, а называвшиеся господами и владыками с охотою становились в ряд с подчиненными и кланялись рабам своим, когда обстоятельства внезапно перевернулись, подобно тому, как кость в игре ложится другою стороною? А придуманное в пищу и питие нам и все, что надменное богатство изобрело сверх нужды в угождение неблагодарному и ничего в себе не удерживающему чреву, делается ли когда нашею собственностию, хотя бы чрево непрестанно было наполняемо? После того, как на время доставит это вкусу малое некоторое удовольствие, вскоре чувствуем мы неприязнь, как от чего–то обременительного и излишнего, и стараемся скорее извергнуть сие вон, как подвергающиеся величайшей опасности потерять жизнь, если оно долго пробудет в нашей внутренности. И действительно, пресыщение многим причиняло смерть и делало, что ничем уже не могли наслаждаться они. А сладострастие, нечистые объятия и все прочие дела души неистовой и беснующейся не очевидно ли явная потеря и ясно видимый вред природе, не отчуждение ли и умаление того, что каждому наиболее существенно свойственно; потому что тело истощается от таких сообщений и лишается питания самого естественного и живительного для членов? Поэтому в каждом из предающихся сладострастию тотчас по совершении гнусного дела, когда похоть телесная удовлетворена, и ум, достигнув скверного конца, которого домогался, как бы после опьянения или бури, улучит время рассудить, до чего он дошел, появляется какое–то раскаяние в невоздержании. Ибо чувствует, что и тело стало слабее, к отправлению необходимых дел медлительно и вовсе немощно. Заметив это, наставники в телесных упражнениях написали для своих училищ закон целомудрия, которым тела юношей охраняются неприкосновенными сластолюбию, и не позволяется им во время телесных упражнений даже смотреть на красивые лица, если хотят, чтобы глава их была увенчана; потому что невоздержность во время борьбы ведет к осмеянию, а не к венцу.
Сколько прекрасно, смежив очи, проходить мимо всего этого, как вовсе чуждого и излишнего, неспособного стать чьею–либо собственностию; столько же надобно прилагать великое попечение о принадлежащем нам существенно. А что существенно наше? Это — душа, которою живем, существо тонкое и духовное, не имеющее нужды ни в чем обременяющем: это — тело, которое дал Творец душе колесницею в жизнь. Ибо вот что человек — ум тесно сопряженный с приспособленною к нему и приличною плотию. Он премудрым Художником всяческих образуется в матерних недрах. Его из сих темных ложниц изводит на свет наступившее время мук рождения. Ему назначено начальствовать над тем, что на земле. Пред ним распростерта тварь, как училище добродетели. Ему положен закон, по мере сил подражать Творцу и небесное благоустройство изображать на земле. Он, позванный отсюда, переселяется. Он предстает судилищу пославшего Бога. Он подвергается ответственности. Он приемлет воздаяние за здешнюю жизнь.
А иной найдет, что и добродетели делаются нашим достоянием, когда тщательно сотканы с нашею природою, и как не хотят оставить нас утружденных на земле, если только сами по собственной воле насильно не отгоним введением худшего, так предваряют нас, поспешающих туда, стяжавшего их вчиняют с Ангелами и вечно сияют пред очами Творца. А богатство, власть, знаменитость, роскошь и вся эта толпа, ежедневно умножаемая нашим неразумием, не с нами взошли в жизнь, и ни с кем не отходили. Напротив того, сказанное в древности праведником в рассуждении всякого человека непременно и имеет силу: наг изыдох от чрева матере моея, наг и отыду (Иов. 1:21).
Поэтому, кто желает себе добра, тот, сколько можно более, будет заботиться о душе, и всячески постарается соблюсти ее чистою и неприкосновенною, а на плоть, истаевает ли она голодом, или борется с стужею и теплом, или страждет от болезней, или терпит от кого–нибудь насилие, не много обратит внимания, при всякой скорби взывая и говоря словами Павловыми: аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни (2 Кор. 4:16). И видя приближение опасностей, угрожающих жизни, не окажется боязливым, но с упованием скажет сам себе: вемы, яко аще земная наша храмина тела разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечну на небесех (2 Кор. 5:1).
Если же кто хочет пощадить и тело, как единственное достояние, необходимое душе и содействующее ей в земной жизни, то не много займется его нуждами, чтобы только поддержать его и чрез умеренное попечение сохранить здоровым на служение душе, а не давать ему воли — скакать от пресыщения. Если же увидит, что оно распаляется пожеланием большего и выходящего за пределы полезного, возопиет к нему, вразумляя словом Павловым: ничтоже внесохом в мир сей, `яве, яко ниж`е изнест`и что можем: имеюще же пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:7–8). Сие непрестанно повторяя и взывая телу, соделает его покорным и всегда легким для небесного шествия, лучше же сказать: приобретет в нем сотрудника в предлежащих подвигах.
А если дозволит ему быть наглым и ежедневно всем наполняться, как неукротимому зверю, то, наконец, увлеченный его насильственными порывами к земле, будет лежать воздыхая без пользы. И приведенный ко Владыке, когда потребуют у него плодов возложенного на него странствования по земле, поелику не может представить никаких плодов, тяжко восплачет и будет жить во всегдашней тьме, сильно укоряя роскошь и ее обманчивость, которою отнято у него время спасения. Но и от слез не будет тогда никакой пользы, ибо во `аде кто исповестся Тебе? — говорит Давид (Пс. 6:6).
Поэтому спасемся бегством как можно скорее; не будем сами себя губить добровольно. А если кто давно уже уловлен, или прах богатства собрал себе неправдою, и ум связал заботами о нем, или очернил естество свое неизгладимою скверною любострастия, или преисполнился другими винами, то он, пока еще время, пока не дошел до совершенной погибели, да сложит с себя большую часть бремен, и, прежде потопления ладьи, да побросает из своего груза, что собрал незаконно, и да подражает морским промышленникам. Они, если и нужное что случится везти на корабле, но поднимется на море сильное волнение, и кораблю, подавляемому грузом, станет угрожать потоплением, с возможною скоростию снимают большую часть тяжести и без пощады выкидывают товар в море, чтобы корабль шел выше волны, и чтобы самим, если только можно, хотя душу и тело спасти от опасности. А нам, конечно, гораздо больше их надобно подумать об этом и делать это. Они, если что сбросят, теряют это в ту же минуту, и их окружают уже невзгоды нищеты. А мы чем больше уменьшаем лукавое бремя, тем больше и лучше копим богатство для душ; потому что блуд и все подобное, если сброшено, погибают, и истребляемое слезами обращается в ничто, на место же сего вступают святость и праведность — вещи легкие, никогда не затопляемые никакими волнами. А имущества, прекрасно изринутые, не погибают для тех, которые их изринули и бросили, но, как будто переложенные в какие–то другие надежные корабли, то есть во утробы бедных, спасаются и достигают пристаней, и извергнувшим их соблюдается украшение, а не опасность.
Итак, возлюбленные, положим сами о себе человеколюбивое определение, и бремя богатства, если хотим обратить его в свою прибыль, разделим многим, а они с радостию понесут его и положат на сохранение в недрах Владыки, — в этих безопасных сокровищницах, ид`еже ни червь… тлит, ни разбойники ни подкопывают, ни крадут (Мф. 6:20). Дадим свободу богатству, когда оно хочет чрез край литься к нуждающимся. Не будем проходить мимо Лазарей, еще и ныне лежащих пред нашими глазами; не пожалеем с своей трапезы крупиц, достаточных для их насыщения; не станем подражать этому жестокосердому богачу и не пойдем вместе с ним в тот же геенский пламень. Иначе много будем умолять тогда Авраама, умолять каждого из живших прекрасно, но не будет нам пользы от вопля, ибо брат не избавит, избавит ли человек (Пс. 48:8)? Каждый же из них скажет нам громко: «Не ищи человеколюбия, которого сам не знал к другим; не думай получить так много ты, скупившийся и на меньшее, наслаждайся тем, что собрал в жизни. Плачь теперь: потому что не миловал тогда брата, видя его плачущим». Вот что скажут нам, и скажут справедливо!
Но боюсь, что поразят нас словами еще более их горькими, потому что мы, как сами знаете, превосходим этого богача лукавством. Не потому, что совершенно скупы на богатство, проходим мы мимо лежащих на земле братий; не потому, что бережем имение детям или другим родным, заграждаем слух, когда просят у нас; напротив того, расточаем на худшее, и щедрость свою обращаем на поощрение к пороку людей, преданных оному. У многих при столе сколько собрано мужей и жен! Одни забавляют дающего пир срамными словами; другие нескромными взорами и телодвижениями воспламеняют огнь невоздержности; иные колкими шутками друг над другом стараются рассмешить призвавшего, а другие обманывают его ложными похвалами. И не ту одну получают они выгоду, что угощены пышно, но уходят с полными руками всяких даров и узнают чрез нас, что гораздо полезнее для них — пускаться на подобные сим дела и в этом упражняться, а не в добродетелях. А если стал пред нами нищий, который едва может говорить от голода, — отвращаемся от того, кто одного с нами естества, гнушаемся им, поспешно бежим прочь, как бы страшась, что, пошедши медленнее, сделаемся участниками в том же бедствии. И если он, стыдясь своего несчастия, потупляет взоры в землю, говорим, что промышляет лицемерием. Если же, понуждаемый жестоким голодом, смотрит на нас смело, опять называем бесстыдным и наглым. Если, по случаю, покрыт крепкою одеждою, которую кто–нибудь ему подал, гоним его от себя, как ненасытного, и клянемся, что нищета его притворная. А если прикрыт согнившими рубищами, опять гоним прочь за зловоние, и, хотя к просьбам своим присовокупляет он имя Творца, хотя непрестанно заклинает, чтобы и мы подверглись подобным страданиям, никак не может переменить нашего безжалостного решения. За сие–то боюсь тягчайшего гееннского огня в сравнении с оным богачом.
Если бы дозволяло время и доставало сил, то, объяснив вам о богаче все, как показано в книге, положил бы конец речи; но пора отпустить вас, ибо вы уже утомились. Если же чего, по немощи разумения и языка, не договорил я, — сами воспроизведя это, подобно какому–либо врачевству, приложите к душевным язвам. Ибо, даждь премудрому вину, и премудрейший будет, говорит Писание (Притч. 9:9). Силен же Бог всяку благодать изобиловати в вас, да о всем всегда всяко довольство имуще, избыточествуете во всяко дело благо (2 Кор. 9:8).
Но слово мое, введенное уже, как видите, в пристань, некоторые из братий опять вызывают на поприще совещания, повелевая не проходить мимо того, что вчера чудодействовал Владыка, не умалчивать о победном памятнике, какой воздвиг Спаситель в посрамление ярости диавола, но доставить вам случай к ликованию и песнопениям. Ибо диавол, как знаете, опять обнаружил против нас свойственное ему неистовство, и вооружившись пламенем огненным, нападал на церковные ограды. Но общая матерь опять победила, козни врага обратив против него самого, и он ни в чем не успел, кроме того, что сделал явною вражду свою. Благодать воспротивилась устремлению врага, и храм остался невредимым; воздвигнутая врагом буря не в силах была поколебать камня, на котором Христос построил овчий двор для Своего стада. И ныне стал с нами Тот, Который древле угасил пещь в Вавилоне. Сколько, думаете, стенает сегодня диавол, не насладившись своим предприятием как ему хотелось? Этот неприязненный зажег смежный с церковию костер, чтобы расстроить наши успехи. И пламень, повсюду раздуваемый сильными его дыханиями, разливался на все окружающее, пожирал близлежащий воздух, будучи принуждаем коснуться священных зданий и вовлечь нас в общее бедствие. Но Спаситель сделал, что пламень обратился на возжегшего, и повелел ему неистовство свое заключить опять в себе самом. И враг уготовал злокозненный лук; но ему воспрепятствовали пустить стрелу, или лучше сказать, пустил и стрелу, но она обращена на его же голову. Сам вкусил тех горьких слез, которые нам готовил!
Но сделаем, братия, чтобы рана, нанесенная неприязненному, была еще ему болезненнее, и усилим плач его. А как это сделать, я скажу, исполните же вы.
Некоторые, хотя исхищены Творцом из–под власти огня, но у них не осталось уже никаких пособий к жизни, и только душою и телом избежали они опасности. Потому мы, которые остались не изведавшими на себе сего бедствия, предложим им сообща свое имущество. Распрострем объятия едва спасшимся братиям; каждый каждому да скажет: мертв бе, и оживе; изгибл бе, и обретеся (Лк. 15:24); и да укроет тело, ему сродственное. Оскорблениям неприязненного противопоставим свое утешение, чтобы этот вредоносный не возмечтал, что причинил великий вред, — чтобы этот воитель не мог указать кого–либо побежденным, и чтобы этот истребитель имущества братий оказался побежденным чрез наше щедролюбие.
А вы, братия, избегшие опасности, не очень скорбите о приключившемся бедствии, не колеблитесь мыслями, но отрясите мглу печали, укрепите души, воспользовавшись более мужественными рассуждениями, и случившееся с вами обратите в случай к получению венцов. Ибо, если вы пребудете непоколебимыми, то окажетесь еще более испытанными в вере, возблистав от огня, подобно благородному золоту, и тем паче увеличите позор неприязненного, что кознями своими не мог он исторгнуть у вас даже и слезы. Приведите себе на память терпение Иовлево, и скажите сами себе то же, что говорил Иов: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако и бысть (Иов. 1:21). Никого претерпенное им да не возбудит к тому, чтобы рассуждать и говорить, что нет Промысла, распоряжающегося нашими делами; и да не винит он домостроительство и суд Владыки. Напротив того, каждый да взирает на сего подвижника и его пусть сделает своим советником во благое; пусть перечислит по порядку все подвиги, в которых отличился Иов, и размыслит, что, хотя диавол поражал его таким множеством стрел, однако же он не получил смертельной раны.
Диавол отнял у него домашнее благополучие, он же умышлял подавить его постепенными известиями о несчастиях. Когда один пересказывал ему о каком–нибудь злоключении, приходил другой вестник, принося горестное известие о чем–нибудь худшем; беды непрерывно следовали одна за другой, злоключения уподоблялись напору волн, и прежде, нежели переставали течь слезы об одном, открывался случай плакать снова. Но праведник стоял, как скала, принимая на себя приражения бури и обращая в пену стремительные волны, возносил к Владыке благопризнательный глас: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако и бысть, — и что ни приключилось с ним, не удостоил это и слез. Когда же пришел один вестник и сказал, что сильный какой–то ветр сотряс дом веселия, где пировали сыны его и дщери, тогда только раздрал Иов свою одежду, показав тем сострадательность природы, и своим поступком засвидетельствовал, что был он чадолюбивый отец. Впрочем, и тогда, положив предел и меру скорби и приключившееся с ним украшая сими благочестивыми словами, сказал: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако и бысть; как бы взывая так: «Столько времени назывался я отцом, сколько угодно было Тому, Кто соделал меня отцом. Ему опять угодно было отнять у меня венец потомства: не оспариваю у Него собственности Его. Да превозможет угодное Владыке. Он Творец рода, а я — орудие. Какая мне нужда, будучи рабом, огорчаться напрасно и жаловаться на приговор, которого не могу изменить?» Подобными словами поражал праведник диавола. Но когда неприязненный опять увидел, что Иов побеждает, и что ничем этим не возможно поколебать его, — употребил искусительные средства против самой плоти его, и тело избичевав несказанными ударами, довел до того, что оно источало из себя множество червей, и сведя этого мужа с царских престолов, посадил на гноище. А Иов, и такими поражаемый страданиями, пребывал непоколебим; когда терзалось у него тело, неприкосновенным охранял сокровище благочестия в тайнике души. Поэтому враг, не находя уже что делать, приводит себе на память древние свои козни, и, ум жены вовлекши в нечестивое и богохульное намерение, чрез нее покушается поколебать подвижника. И утомленная долговременностию труда, предстает она праведнику, с поникшим взором, всплескивает руками при виде его, насмехается над плодами его благочестия, описывает прежнее цветущее состояние домашних дел, указывает на бедствия настоящие, на то, какова жизнь его была прежде и какова стала теперь, какую награду получил он от Владыки за множество жертв. И она непрестанно повторяла слова, которые свойственны, правда, женскому малодушию, однако же могли смутить всякого человека, совратить и мужественный ум. «Скитающися и служащи хожу я, — говорит она (Иов. 2:9), — из царицы стала рабою; принуждена смотреть на руки своих служителей; прежде многих питала, а теперь едва нахожу пропитание у других. Хорошо и полезно было бы тебе, употребив нечестивое слово и изострив меч Создателева гнева, истребиться с земли, а не продолжать себе и сожительнице подвижнических трудов, с терпением перенося сии бедствия». Но праведник, огорченный этими словами более, нежели всеми прежде постигшими бедствиями, со взором исполненным гнева, обращается к жене, как к врагу, и что говорит ей? Вскую яко едина от безумных жен возглаголала еси? (Иов. 2:10). «Оставь жена, — говорит он, — этот совет. Долго ли тебе такими словами оскорблять общую жизнь? Оболгала ты, чего не желал я, и поведение мое; оклеветала ты, сказав это, и жизнь мою. Теперь вижу, что и я одною половиною нечестив; потому что супружество из обоих нас соделало одно тело, а ты впала в богохульство. Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерп`им (Иов. 2:10)? Вспомни блага, какими пользовались прежде; уравновесь лучшее с худшим. Ни у одного человека не блаженна жизнь вполне. Всегда блаженствовать свойственно одному Богу. А ты, если прискорбно тебе настоящее, утешь себя предшествовавшим. Теперь плачешь, но прежде смеялась. Теперь нищенствуешь, но прежде была богата. Ты пила из прозрачного потока жизни — пей с терпением и из мутного. И речные потоки не везде оказываются чистыми; а наша жизнь, как знаешь, такая река, которая течет непрерывно и струится волнами одна за другою следующими. Часть ее протекла уже, а другая еще течет; часть едва изникла из источников, а другая изникает, — и все мы спешим к общему морю смерти. Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим! Ужели заставим Судию всегда подавать нам одинаковые блага? Ужели станем учить Владыку, как Ему распорядить жизнь нашу? Он властен в Своих определениях; как хочет, так и устрояет дела наши. Он премудр, и полезное уделяет рабам Своим с избытком. Не касайся умом своим суда Владычнего, а только с любовию переноси, что домостроительствует Его премудрость. Что дает тебе, принимай это с удовольствием. Покажи в скорбных обстоятельствах, что была ты достойна прежнего веселия». Говоря сие, Иов отразил и это приражение диавола и нанес ему совершенное посрамление как побежденному. Что же произошло из сего? Болезнь вскоре бежала от него, как напрасно посетившая. Плоть вторично обновилась юностию, жизнь опять процвела всеми благами, и богатство в сугубой мере потекло отовсюду в дом его, так что одно получил, чтобы ничего не потерять, а другое было наградою праведнику за терпение.
Но почему же и коней, и лошаков, и верблюдов, и овец, и возделанных полей, и всех утех изобилия получил он сугубую меру, а число детей произвел равное умершим? Потому что бессловесные животные и все тленное богатство погибли совершенно; а дети и по смерти были живы превосходнейшею частию своего естества. Поэтому украшенный опять от Творца другими сынами и дщерями, и это стяжал он в сугубой мере. Ибо одни дети были при родителях, доставляя им веселие в сей жизни, а другие, предварив отца, ожидали, чтобы всем им тогда окружить Иова, когда Судия человеческой жизни соберет всенародную Церковь, когда труба, знаменующая пришествие Царя, громко отозвавшись во гробах, потребует от них залога тел. Тогда и почитаемые ныне мертвыми скорее живых предстанут пред Зиждителем всяческих. Поэтому, думаю, в сугубой мере Наделивший Иова прочим богатством определил, чтобы он довольствовался числом детей, равным прежнему.
Видишь ли, сколько благ приобрел себе праведный Иов терпением? Потому и ты, если приключилось тебе что–либо огорчительное от огня, возжженного вчера злоумышлением демонов, переноси это с терпением, скорби страдания усыпи лучшими размышлениями, и по написанному, возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает (Пс. 54:23). Ему подобает слава во веки веков. Аминь!
Беседа 22
К юношам о том, как получать пользу из языческих сочинений
Много у меня побуждений посоветовать вам, чада, что признаю лучшим, и что, как уверен, если примете, будет вам полезно. И настоящий мой возраст, и упражнение во многих уже делах, и достаточное изведание всяких и всему научающих перемен сделали меня опытным в делах человеческих; почему едва вступившим в жизнь могу указать как бы самый безопасный путь. При том, по естественному сродству, я — первый для вас после родителей; почему, не меньше отцов, и сам имею к вам благорасположение и о вас думаю, если только не ошибаюсь в мнении своем, что, видя меня, не желаете видеть родителей. Поэтому, если охотно примете слова мои, будете во втором ряду похваляемых Гезиодом; а в противном случае, хотя бы и не сказал я ничего неприятного, сами припомните стихи, в которых он говорит: «превосходен» тот, кто сам собою усматривает потребное; «хорош» и тот, кто следует указаниям других; но кто не способен ни к тому, ни к другому, тот вовсе бесполезен.
Не дивитесь же, если вам, которые каждый день ходите к учителям и с уважаемыми мужами древности беседуете посредством оставленных ими сочинений, скажу, что сам собою нашел я нечто более полезным. О сем–то самом и хочу дать вам совет, а именно, что не должно, однажды навсегда предав сим мужам кормило корабля, следовать за ними, куда ни поведут, но заимствуя у них все, что есть полезного, надобно уметь иное и отбросить. А что же это такое и как это различать, сему и научу, начав так.
Мы полагаем, дети, что настоящая жизнь человеческая вовсе ничего не значит; совершенно не почитаем и не называем благом того, что доставляет нам совершенство в этой только жизни. Ни знаменитости предков, ни крепости, красоты и величия тела, ни почестей от всех людей, ни самого царства, ни всего прочего, что ни наименуют из человеческого, не признаем великим, даже достойным желания, и не обращаем взора на тех, кто имеет сие, но простираем надежды далее, и все делаем для приуготовления себе другой жизни. Поэтому, что к оной споспешествует нам, о том говорим, что должно любить сие и домогаться сего всеми силами, а что не переходит в оную, то — презирать как ничего не стоящее.
Что же это за жизнь, где и как будем проводить ее? — и говорить о сем потребовалось бы долее, чем сообразно с настоящим намерением, и слушать это должны были бы люди более вас возрастные. Впрочем, может быть, достаточно покажу вам это, сказав, что если кто обымет словом и совокупит воедино все счастие людей со времени их существования, тот найдет, что это не равняется и малейшей части благ той жизни, а напротив того, все здешние блага гораздо больше отстоят достоинством от малейшего из тех благ, чем тень и сновидение скуднее действительности. Лучше же сказать (употреблю пример более близкий), сколько душа во всем досточестнее тела, столько же и разности между тою и другою жизнию.
В эту жизнь вводят нас, конечно, Священные Писания, образующие нас посредством учений т`аинственных; но пока, по возрасту, не можем изучить глубину смысла их, мы и в других писаниях, не вовсе от них далеких, упражняем на время духовное око, как в некоторых тенях и зерцалах, подражая упражняющимся в деле ратном, которые, приобретя опытность в ловком движении рук и ног, выгодами этой игры пользуются в самых битвах. И мы, конечно, должны держаться той мысли, что нам предлежит подвиг, важнейший всех подвигов, — подвиг, для которого все должны сделать, для приготовления к которому надобно трудиться по мере сил, беседовать и с стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть какая–либо польза к попечению о душе. Красильщики назначенные к окраске приготовляют сперва особыми способами, и потом наводят цвет, пурпуровый или другой какой; подобным образом и мы, чтобы добрая слава наша навсегда оставалась неизгладимою, посвятив себя предварительному изучению сих внешних писателей, потом уже начнем слушать священные и т`аинственные уроки, и как бы привыкнув смотреть на солнце в воде, обратим, наконец, взоры к самому свету. Поэтому, ежели между учениями есть какое взаимное сродство, то познание их будет нам кстати. Если же нет сего сродства, то изучать разность учений, сличая их между собою, немало служит к подтверждению лучшего учения.
Но чему уподобив каждое из сих учений, можем составить себе их образ? Конечно, собственное превосходство дерева — изобиловать зрелыми плодами; но оно носит на себе и некоторое украшение — листы, колеблющиеся на ветвях; так и в душе истина есть преимущественный плод, но не лишено приятности и то, если облечена душа внешнею мудростию, как листьями, которые служат покровом плоду и производят не неприличный вид. Почему говорится, что и тот славный Моисей, которого имя за мудрость у всех людей было весьма велико, сперва упражнял ум египетскими науками, а потом приступил к созерцанию Сущего. А подобно ему, и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он в Вавилоне изучил халдейскую мудрость и тогда уже коснулся Божественных уроков.
Однако достаточно сказано о том, что сии внешние науки не бесполезны для душ; теперь следует сказать, в какой мере должно вам изучать их. Во–первых, у стихотворцев (начну с них), поелику они в сочинениях своих не одинаковы, не на всем по порядку надобно останавливаться умом, но, когда пересказывают вам деяния или изречения мужей добрых, надобно их любить, соревновать им и, как можно, стараться быть такими же. А когда доходит у них речь до людей злонравных, должно избегать подражания сему, так же затыкая уши, как Одиссей, по словам их, заградил слух от песней сирен. Ибо привычка к словам негодным служит некоторым путем и к делам. Посему со всяким охранением надобно оберегать душу, чтобы, находя удовольствие в словах, незаметно не принять чего–нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества. Поэтому не будем хвалить стихотворцев, когда злословят, насмехаются, представляют влюбленных и упивающихся или когда ограничивают блаженство раздольным столом и разгульными песнями. Всего же менее будем внимать им, когда говорят что–нибудь о многих богах, и притом разномыслящих. У них брат в раздоре с братом, отец — с детьми, и у детей опять скрытная война с родителями. А прелюбодеяния богов их, любовные похождения и явные студодеяния, особенно же главы и правителя всех Дия, каким сами они называют его, как такие дела, которые и о скотах без стыда не стал бы рассказывать иной, предоставим лицедеям. То же самое могу сказать и об историках, особенно, когда пишут они историю для развлечения слушателей. И ораторам не будем подражать в искусстве лгать. Ибо ни в судах, ни других делах не прилична ложь нам, избравшим прямой и истинный путь жизни, — нам, которым предписано законом даже и не судиться.
Напротив того, займем лучше у них те места, где они восхваляли добродетель и порицали порок. Ибо как для других наслаждение цветами ограничивается благовонием и пестротою красок, а пчелы сбирают с них и мед, так и здесь, кто гоняется не за одною сладостию и приятностию сочинений, тот может из них запастись некоторою пользою для души. Поэтому, во всем уподобляясь пчелам, должны вы изучать сии сочинения. Ибо и пчелы не на все цветы равно садятся, и с тех, на какие сядут, не все стараются унести, но, взяв, что пригодно на их дело, прочее оставляют нетронутым. И мы, если целомудренны, собрав из сих произведений, что нам свойственно и сродно истиною, остальное будем проходить мимо. И как срывая цветы с розового куста, избегаем шипов, так и в сих сочинениях, воспользовавшись полезным, будем остерегаться вредного.
Поэтому в самом начале нужно рассмотреть каждую из наук и приспособить ее к цели, по дорической пословице: «Водя мелом по снурку». И поелику до нашей жизни надобно достигать с помощию добродетели, а в похвалу ей многое сказано стихотворцами, многое историками и еще гораздо более мужами любомудрыми, то на такие особенно сочинения должны обращать внимание. Ибо не малая польза, если души юношей осваиваются и свыкаются с добродетелию, потому что наставления такого рода, по нежности душ, напечатлеваясь глубоко, остаются в них неизгладимыми. Ужели предположим, что Гезиод с другою какою мыслию, а не в поощрение юношей к добродетели, написал следующие, всеми повторяемые стихи? «Не гладок и неприступен в начале, крут и с многим потом и трудом совершается тягостный путь, ведущий к добродетели. Поэтому не всякий может вступить на него, по причине крутизны, а вступив, нелегко дойти до вершины. Но кто стал вверху, тот видит, что путь гладок и прекрасен, легок и удобен и приятнее другого пути, ведущего к пороку, на который недолго вступить, по причине его близости», как говорит тот же самый стихотворец. Ибо мне кажется, что написал он сие не с другим намерением, но поощряя нас к добродетели и всех убеждая быть добрыми, чтобы мы, расслабев для трудов, не отказались идти к цели. Так, если бы и другой кто восхвалял подобным образом добродетель, примем его слова, как руководствующие нас к тому же.
А слышал я у одного искусно изучившего мысли стихотворца, что как все стихотворение Омирово
[77] есть похвала добродетели, и все у Омира, кроме придаточного, ведет к сей цели, так не менее к сему же клонится и то место, где Омир представил, что вождь кефалленян спасся нагим от кораблекрушения
[78], и что сперва царица, когда надлежало бы ей застыдиться, увидев его нагим, при самом его появлении, ощутила к нему уважение; потому что стихотворец представил его вместо одежды украшенным добродетелию; потом и прочие феакеане столько почли его достойным, что, оставив роскошь, в какой жили, стали все на него смотреть и ему подражать, и ни один феакеанин ничего более не желал тогда, как соделаться Одиссеем, и притом спасшимся от кораблекрушения. В этом месте, как говорил истолкователь стихотворцевой мысли, Омир, едва не вслух всем вопия, говорит: «О добродетели должно стараться вам, люди; она и с претерпевшим кораблекрушение спасается от потопления, и на суше доведенного до наготы кажет более досточестным, нежели счастливых феакеан». Такова–то добродетель! Другие стяжания не более принадлежат своим владетелям, как и всякому другому, подобно тому, как кость в игре выпадает и той, и другой стороной; одно стяжание неотъемлемо — это добродетель; она принадлежит человеку и при жизни, и по смерти.
Посему–то, как кажется, и Солон говорит богатым: «А мы не променяемся с ними богатством добродетели, потому что оно всегда постоянно, а имуществом людей владеет то тот, то другой». Подобно сему и то место у Феогнида, где он говорит, что «Бог (какого Бога он ни разумел) наклоняет людям то ту, то другую чашку у весов, чтобы им то богатеть, то ничего не иметь». Да и хийский софист Продик, в одном месте своих сочинений, сходно с сим любомудрствовал о добродетели и пороке. И в его слова надобно вникнуть умом, потому что он человек не презрения достойный. Говорится же у него там, сколько помню его мысль, потому что слов не знаю, кроме того, что сказано это просто, не мерною речью: когда Иракл, будучи очень молод, и в таком же почти возрасте, в каком теперь вы, рассуждал, на какой ему обратиться путь, на тот ли, который чрез труды ведет к добродетели, или на другой легчайший, подошли две женщины; а это были добродетель и порок, потому что, хотя они и молчали, но различие тотчас выказывалось в наружности. У одной красота была подготовлена с помощию притираний; она дышала роскошью; неотлучно водила с собою целый рой удовольствий, старалась привлечь к себе Иракла. Другая была худощава, неубрана, смотрела пристально и выражала в себе иное тому подобное, потому что обещала не что–нибудь легкое и приятное, но тысячи трудов, подвигов и опасностей везде — и на суше, и на море. А награда за это такова, что можно стать богом, как выразился Продик. И Иракл последовал, наконец, за сею женщиною. И все почти сколько–нибудь заслуживающие внимание по мудрости, каждый по мере сил, в сочинениях своих более или менее распространялись в похвалу добродетели; им должно верить, и надобно стараться в самой жизни выразить их учения. И кто любомудрее, заключающееся у других в словах, оправдывает делом, тот «один жив; прочие же только движущиеся тени»
[79].
Мне кажется, что такой образ действий походит на то, как если бы живописец подражал чему–нибудь дивному, например, красоте человека, и человек действительно был таков, каким тот представил его на картине. Ибо с жаром хвалить добродетель пред людьми, вести о ней длинные речи, а наедине предпочитать целомудрию удовольствие, и справедливости — прибыток, назвал бы я подражанием тем, которые лицедействуют на зрелище и часто выходят представлять царей и владельцев, не будучи не только ни царями, ни владельцами, но даже, может быть, и свободными. Притом, играющий на лире не охотно согласится, чтобы лира у него была не настроена; и начальник лика
[80] не захочет иметь у себя такой лик, который бы не пел как можно согласнее. Таким образом, каждый сам с собою будет в разладе, представит жизнь не соответствующую словам, будет говорить словами Еврипида: «Язык у меня клялся, а сердце не участвовало в клятве», и виноват будет в том, что кажется добрым вместо того, чтобы быть таким. Но если поверить Платону, это крайний предел несправедливости казаться справедливым, не будучи таким.
Поэтому так будем принимать сочинения, в которых заключаются правила добродетели. Поелику же и доблестные деяния древних мужей или соблюлись до нас в непрерывной памяти людей, или сохранены в сочинениях стихотворцев и историков, то не лишим себя и отсюда происходящей пользы. Например, некто в народном собрании злословил Перикла, но он не обращал на то внимания, и целый день продолжалось, что один осыпал другого ругательствами, а другой нимало о том не заботился. Потом, вечером уже и когда смерклось, этого человека, едва прекратившего брань, Перикл проводил с светильником, чтобы не даром пропало у него упражнение в любомудрии. Еще кто–то, рассердившись, грозил смертию Евклиду мегарскому и клялся в этом. Но Евклид сам дал клятву, что умилостивит его и заставит прекратить свое к нему нерасположение. Как хорошо, если приходят на память таковые примеры человеку, когда он одержим уже гневом! Ибо не должно верить трагедии, которая без рассуждения говорит: «Раздражение вооружает руку на врагов». Напротив того, всего лучше вовсе не приходить в раздражение. Если же это трудно, то по крайней мере, удерживая раздражительность рассудком, как уздою, надобно не дозволять выходить ей за пределы.
Но возвратим слово назад к примерам доблестных мужей. Некто, нещадно нападая на Софронискова сына, Сократа, бил его в самое лицо, а он не противился, но дозволил этому пьяному человеку насытить свой гнев, так что лицо у Сократа от ударов уже опухло и покрылось ранами. Когда же тот перестал бить, Сократ, как сказывают, ничего другого не сделал, а только, как на статуе пишут имя художника, написал на лбу: «Делал такой–то»; и тем отмстил. Поелику это указывает на одно почти с нашими правилами, то утверждаю, что весьма хорошо подражать таким мужам. Ибо этот поступок Сократа сходен с заповедью, по которой ударяющему по ланите должен ты подставить другую (Мф. 5:39), — в такой мере надобно мстить за себя! А поступок Перикла или Евклида сроден с заповедью: терпеть гонителей и кротко переносить гнев их; и с заповедью: желать добра врагам, а не проклинать их (Мф. 5:44). Посему предварительно обученный сему не будет не верить заповедям, как чему–то невозможному. Не умолчу и о поступке Александровом. Александр, взяв в плен дочерей Дария, о которых засвидетельствовано, что красота их была удивительна, не удостоил и видеть их, считая постыдным — победителю мужей уступать над собою победу женщинам. Ибо это указывает на одно с заповедью, что воззревший на женщину для услаждения, хотя и не совершит прелюбодеяния самим делом, но за то, что допустил в душу желание, не освобождается от вины (Мф. 5:28). О поступке же Клиния, одного из близких Пифагору, трудно поверить, чтобы сходство его с нашими правилами было делом случая, а не тщательного подражания. Что же сделал Клиний? Дав клятву, мог он избежать потери трех талантов; но лучше заплатил их, чем стал клясться, хотя клятва его была в деле справедливом. Он как будто, представляю я, слышал ту заповедь, которая запрещает нам клятву (Мф. 5:33–37).
Но возвратимся опять к тому же, что сказано в начале, — а именно, что не все по порядку надобно нам брать, а только полезное. Ибо стыдно, вредное в пище отвергать, а в науках, которые питают нашу душу, не делать никакого разбора, но, подобно весеннему ручью, увлекая за собою все встречающееся, нагружать тем душу. И какой в этом расчет, если кормчий не безрассудно отдается ветрам, но направляет ладью в безопасное место, и стрелок бросает стрелу в цель, и медник, и плотник стремятся к концу, сообразному с их искусством, а мы останемся ниже и этих рабочих, имея возможность разуметь свое дело? И у ремесленников работа их имеет цель; а для жизни человеческой нет будто цели, смотря на которую должно все делать и говорить тому, кто не намерен совершенно уподобиться бессловесным? В таком случае, совершенно подобно неоснащенным кораблям, никакому уму не вверив кормила души, будем без цели туда и сюда носиться по жизни. Но и в состязаниях телесными силами, а если угодно, и на музыкальных орудиях, упражняются в тех именно подвигах, за которые предложены венцы, а никто, упражняющийся в борьбе, также в кулачном бою и борьбе вместе, не станет учиться играть на гуслях или на свирели. По крайней мере, не делал так Полидам, но пред олимпийским подвигом останавливал он на бегу колесницы и тем укреплял свои силы. И Милон не сходил с намазанного маслом щита, когда стаскивали его, противился не меньше, чем статуи, припаянные свинцом. Вообще у них упражнения были приготовлением к подвигам. А если бы, оставив усыпанное песком поприще и телесные упражнения, занялись бряцаниями Марсия или фригийского Олимпа, то ужели бы получили венцы и славу, а не бежали прочь, чтобы не насмеялись над ними? Но и Тимофей не проводил времени на ратоборных поприщах, оставив сладкопение; иначе не удалось бы превзойти так в музыке и ему, у которого столько было искусства, что и возбуждал гнев созвучиями напряженными и жестокими, и опять укрощал и смягчал его созвучиями нежными. Сим–то, говорят, искусством, выигрывая однажды пред Александром фригийскую песню, заставил его среди ужина взяться за оружие, и потом, смягчив звуки, сделал, что опять возвратился он к пирующим. Такую–то крепость сил к достижению цели в музыке и телесных подвигах доставляет упражнение!
Но поелику упомянул я о венцах и о подвижниках, то присовокуплю: они, претерпев тысячи трудностей в тысяче случаев, всеми мерами приумножив свою силу, пролив много пота в трудных телесных упражнениях, приняв много побоев в училище, избрав не самый приятный образ жизни, но предписанный учителями, и во всем прочем (скажу не распространяясь) ведя себя так, что жизнь их до подвига была упражнением в подвиге, уже после всего этого являются готовыми на поприще, переносят все труды и опасности, чтобы получить венок из дикой маслины, или из г`ирчи, или из чего–нибудь подобного и, победив, заслужить провозглашение от глашатая. Ужели же нам, которым за жизнь предлежат награды столь удивительные по множеству и величию, что не возможно словом их выразить, когда спим на оба уха и проводим жизнь в большой беспечности, остается взять только эти награды левой рукою? Тогда высоко бы ценилась праздная жизнь, и у всех восхитил бы первенство в счастье Сарданапал или, если угодно, Маргит, о котором сказал Омир (если только Омировы это стихи), что он был ни пахарь, ни пахатель, ни человек, способный к чему–либо в жизни. Но не более ли истинно изречение Питтака, который сказал, что «трудно пребыть добродетельным»? Ибо действительно, даже подъяв много трудов, едва можем сподобиться тех благ, которым, как выше сказано, нет и образца между благами человеческими.
Поэтому не должно нам лениться и на краткий покой променивать великие надежды, если не хотим слышать укоризны и терпеть наказания, — не здесь от людей, хотя и сие немаловажно для имеющего ум, но на тех судилищах, где бы они ни были, хотя бы под землею или где в другом месте. Невольно погрешившему против долга, может быть, и будет некоторое помилование от Бога, но намеренно избравшему худое нет и отговорки, почему бы не терпеть сугубого наказания. Что же нам делать? — скажет кто–нибудь. — Что иное, кроме того, чтобы, освободившись от всех других попечений, иметь попечение о душе?
Поэтому не должно служить телу, кроме крайней необходимости, а душе надобно доставлять все лучшее, любомудрием, как от темницы, освобождая ее от общения с телесными страстями, а вместе, и тело соделывая неодолимым для страстей. Чреву надобно доставить необходимое, но не слишком сладкое, как делают выдумывающие каких–то приготовителей стола и поваров, обыскивающие всю сушу и море, собирающие дани, как жестокому какому–то властелину, — эти жалкие труженики, страждущие не менее мучимых в аде, которые подлинно прядут огонь, решетом носят воду, льют в дырявую бочку, не видят конца трудам. А трудиться сверх нужды над волосами и одеждами, по выражению Диогена, свойственно или злосчастным, или обидчикам. Посему утверждаю, что быть и называться щеголем должны мы почитать столько же срамным делом, как и жить непотребно и злоумышлять на чужое брачное ложе. Ибо для имеющего ум какая разность — надеть ли на себя зрелищный наряд или носить одежду простолюдина, если только она достаточно защищает от холода и жара? Подобным образом и прочее надобно заготовлять себе, не превышая нужды, и не больше заботиться о теле, но сколько хорошо это для души. Мужу, по истине достойному сего именования, быть щеголем и занятым своею наружностию не менее укоризненно, как и рабски предаваться другой какой–либо страсти. Употреблять все старание на то, чтобы тело было как можно наряднее, свойственно человеку, который не познал сам себя и не понимает того мудрого правила, что не одно видимое составляет человека, а потребна некая высшая мудрость, посредством которой каждый из нас познает себя, каков он. А сие имеющим неочищенный ум более невозможно, чем больному глазами смотреть на солнце.
Очищением же души (чтобы сказать одним разом и достаточно для вас) служит — презирать чувственные удовольствия, не насыщать глаз нелепыми представлениями чудодеев или зрением тел, возбуждающих к сластолюбию, и чрез слух не вливать в душу поврежденного сладкопения. Ибо от такого рода музыки, обыкновенно, возникают страсти — порождения рабства и низости. А нам должно учиться иной музыке, которая лучше, и ведет к лучшему, которою пользуясь Давид, творец священных песнопений, как говорит Писание, избавлял царя от неистовства. Сказывают же, что Пифагор, встретив упившихся на пиру, свирельщику, который управлял пиром, велел, переменив напев, заиграть на дорический лад, и пирующие так образумлены были этою игрою, что, сбросив с себя венки, разошлись со стыдом. А иные при звуках свирели предаются неистовствам, как корибанты и вакханты. Столько разности — наполнять ли слух сладкопением здравым или негодным! Посему в этом господствующем ныне сладкопении должно нам участвовать менее, чем в каком–либо из срамных дел. А растворять воздух различными испарениями, доставляющими удовольствие обонянию, намащать себя благовонными мазями, стыжусь и запрещать вам. Что же сказал бы иной о том, что не надобно гоняться за удовольствиями осязания и вкуса, разве то одно, что преданные уловлению сих удовольствий принуждены ими бывают жить подобно скотам, по прихотям чрева и того, что ниже чрева. Одним словом, все телесное должно презирать тому, кто не хочет, как в тине, погрязнуть в телесных удовольствиях. Столько надобно иметь к телу привязанности, сколько, говорит Платон, участвует оно в служении любомудрию, выражаясь несколько подобно Павлу, который дает совет, что ни мало не должно телу угодия творить в повод похотям (Рим. 13:14). Те, которые заботятся, чтобы тело было, как можно наряднее, а душу, которая действует чрез тело презирают, как ничего не стоящую, чем отличаются от людей, прилагающих попечение об орудиях, но нерадящих об искусстве, действующем чрез орудие? Поэтому, совершенно напротив, должно обуздывать и сдерживать тело, как порывы зверя, и мятежи, производимые им в душе, усмирять, поражая рассудком, как бичом, а не ослаблять вовсе узды сластолюбию, и не пренебрегать тем, что ум увлекается им, подобно вознице, которого неудержимо несут необузданные кони. И надобно припоминать, как Пифагор, узнав, что один из его знакомых очень тучнеет от телесных упражнений и многоядения, сказал ему: «Перестанешь ли отстроивать себе несноснейшую тюрьму?» Поэтому, говорят, и Платон, предусматривая, что тело вредит душе, с намерением избрал для Академии не совсем здоровое в Аттике место, чтобы не давать телу очень нежиться, как и винограду не дают разрастаться в излишние ветви. А я слышал от врачей, что крайняя степень здоровья даже опасна.
Итак, если излишнее попечение о теле бесполезно для самого тела и служит препятствием душе, то покорствовать и услуживать телу — явное безумие. Но если бы научились мы презирать его, то едва ли бы стали удивляться чему–нибудь другому из всего человеческого. Ибо на что понадобилось бы еще богатство нам, которые ни во что ставим телесные удовольствия? Я не вижу никакой надобности, разве только, как в баснях говорится о драконах, и то доставляет некоторое удовольствие, чтобы неусыпно стеречь зарытые сокровища. Но кто обучился в рассуждении подобных вещей вести себя благородно, тот вовсе не способен избрать что–нибудь низкое и постыдное в деле или в слове. Что сверх нужды, будь это лидийский песок или работа златоносных муравьев, тем более станет он гнушаться этим, чем менее находит в том потребности. Самую нужду будет определять он естественными потребностями, а не удовольствиями. Ибо преступившие пределы потребностей, подобно несущимся вниз по скату, не имея перед собою ничего такого, на чем бы удержаться, нигде не останавливаются в своем стремлении вперед, но чем более простираются вперед, тем паче, для удовлетворения пожелания, имеют нужду в равном прежнему или еще в большем, по изречению Ексикестидова сына, Солона, который говорит: «В богатстве у людей нет явного предела». В этом же надобно взять себе в учители Феогнида, который говорит: «Не люблю и не желаю богатств, а только бы прожить мне малым, не встретив ничего худого». А я дивлюсь презрению всего вообще человеческого в Диогене, который доказал, что он богатее и великого царя, потому что меньше его имеет нужд в жизни. А нам, если нет у нас такого же числа талантов, как у Пифия мисийского, нет стольких и стольких десятин земли, нет стад скота, которых бы нельзя было и перечесть, нам все еще мало.
Но думаю, что, когда нет богатства, не должно его желать, а когда оно есть, надобно думать не о том, что обладаешь им, но о том, умеешь ли располагать им? Прекрасно изречение Сократа, который об одном богатом человеке, высоко думавшем о деньгах, сказал, что не прежде станет удивляться ему, как изведав, умеет ли пользоваться ими. Фидий и Поликлет, если бы много стали превозноситься золотом и слоновою костию, из которых первый сделал илиянам Дия, а другой аргивянам Иру, подверглись бы посмеянию за то, что, хвастаясь чужим богатством, оставили в стороне искусство, от которого и золото стало приятнее и драгоценнее. А мы, предполагая, что человеческая добродетель сама по себе недостаточна для украшения, думаем о таком своем поступке, что он менее постыден! Ужели, презрев богатство и чувственные удовольствия поставив ни во что, погонимся за лестию и ласкательством и станем подражать пронырству и оборотливости Архилоховой лисицы? Человеку здравомыслящему более всего должно избегать того, чтобы жить для славы, сообразоваться с мнением большинства, а не правый разум ставить вождем жизни; но, хотя бы пришлось противоречить всем людям или за прекрасное навлечь на себя бесславие и опасности, и в таком случае не должно решаться на извращение правильно дознанного. А кто не таков, о том скажем ли, что отстает он в чем–нибудь от египетского софиста, который, когда хотел, делался деревом, зверем, огнем, водой и всякою вещию, если только он то будет хвалить справедливое пред чтителями справедливости, то станет говорить противное, когда заметит, что одобряют несправедливость, как это в обычае у льстецов; и как говорят о полипе, что меняет цвет по цвету земли, которая под ним, так и он будет менять свои мысли, по расположению людей, которые при нем?
Но хотя этому совершеннее обучимся из наших писаний, однако же и из внешних уроков очертаем на сей раз как бы некоторый оттенок добродетели. У тщательно собирающих пользу с каждой вещи, как и в больших реках, по Гезиоду, отвсюду обыкновенно, прибывает многое. Ибо изречение стихотворца: «Прибавляй малое к малому», надобно почитать правильным не только о приращении серебра, но и обо всяком звании. Поэтому Виас, когда сын, отправляясь к египтянам, спрашивал, что делая, особенно угодит он отцу, отвечал: «Приобрети напутствие к старости», а напутствием назвал добродетель, заключив ее в тесные пределы; потому что ограничил пользу ее продолжением человеческой жизни. А я, хотя бы кто наименовал мне старость Тифона, или Арганфония, или старость самого долговечного у нас Мафусала, о котором сказано, что жил тысячу лет без тридцати, хотя бы отчислил все время сначала, как стали существовать люди, посмеюсь этому, как детской мысли, простирая взор в тот долгий и нестареющийся век, в котором так же нельзя примышлением своим постигнуть предела, как назначить и предположить кончину бессмертной душе. Для сего–то века советовал бы я вам приобрести напутствие, не оставив по пословице, не двинутым ни одного камня, если только будет вам от того какая польза. Не будем бездействовать по той причине, что это тяжело и требует труда; но вспомня совет сказавшего, что всякому должно избирать жизнь совершеннейшую и ожидать, что привычка сделает ее приятною, испытаем то, что всего лучше. Ибо стыдно, потеряв настоящее время, впоследствии стараться возвратить прошедшее, чего не сделаешь уже никакою скорбию.
Итак я, что признаю важнейшим, частию сказал вам теперь, а частию буду советовать и во всю жизнь. А вы, так как болезни бывают троякие, не окажитесь подобными неизлечимо больным и не обнаружьте в себе недуга воли, похожего на болезнь страждущих телом. Ибо страждущие не важною болезнию сами приходят ко врачам; одержимые важнейшими недугами к себе призывают врачующих; а впадшие совершенно в неисцельную болезнь черножелчия и приходящих к ним врачей не допускают до себя, чего да не будет ныне с вами: вы не убегайте от людей, которые рассуждают право!
Беседа 23. На день святого мученика Маманта [81]
Небезызвестна мне важность похвальных речей в торжественных собраниях; но сколько знаю это, столько же сознаю и свою немощь. Ибо предмет слова требует, чтобы сказано было нечто достойное собравшихся, достойное как той надежды, которую имеют на меня, так и самого предмета. Поелику сегодня с величайшим торжеством совершаем память мучеников, то всякий ум напряжен, всякий слух приготовлен, ожидает, что сказано будет нечто достойное мученика, и из любви к мученику приходит в собрание. И благопризнательные дети требуют великих похвал родителям и не попустят, чтобы малостию говорящего подверглось опасности величие хвалимых. Поэтому чем больше усердия, тем больше опасность.
Что же мне делать? Как и вашим желаниям удовлетворить, и самому не пойти отсюда не воспользовавшись настоящим случаем? Посоветую каждой душе, с каким запасом в памяти пришла сюда, то и обновить в мысли, и идти отсюда напитавшись этим, возвеселив себя собственным своим напутствием. Пусть воспомнят мученика все те, которые насладились им в сновидениях; которые, приходя на сие место, имели его содейственником в молитве; которым, будучи назван по имени, предстал он самым делом; которых привел в домы из путешествия; которых восставил от болезни; которым возвратил детей уже умерших; которым продлил срок жизни. Собрав все это, составьте похвальное слово из общих вкладов. Каждый, что знает, сообщи другому незнающему, а чего не знает, займи у знающего; и таким образом, угостив друг друга общим приношением, извините мою немощь.
Ибо вот похвала мученику — богатство духовных дарований. Не имеем нужды прославлять его по закону мирских похвальных слов; не имеем нужды говорить о знаменитых его родителях и предках; стыдно украшаться чужими нарядами тому, кто сияет собственною добродетелию. По законам обычая включается и это в похвальные речи; а закон истины требует, чтобы у каждого была собственная похвала. Коня не делает скорым превосходство в бегу его отца; не похвала псу, что рожден самыми борзыми псами. Но как совершенство всякого другого животного рассматривается в нем самом, так и у человека своя похвала, свидетельствуемая личными его заслугами. Что для сына знаменитость его отца? Так и мученик сей не от других заимствовал знаменитость, но сам продолжением жизни возжег светильник славы. От Маманта — прочие, а не от других — Мамант. Дети, научившиеся у него благочестию, им да прославятся. Сам он из себя источает добродетель. Это не весенний поток, славящийся слиянием чуждых ему вод, но источник, из собственных недр изливающий доброту. Подивимся мужу, который не чужим убранством украшен, но славен своим собственным. Видишь славных воспитателей коней? Видишь белеющиеся их памятники? Видишь, как мимо этих камней проходят без внимания? А памятию мученика вся страна подвигнута; весь город принимает участие в празднике; не сродники стекаются на гробы отцов, но все притекают на место благочестия. Этого началовождя истины именуют отцом, а не виновников плотской жизни называют отцами. Видишь, как чествуется добродетель, а не богатство. Так Церковь, чем чтит предваривших, тем самым возбуждает живущих еще. «Не домогайся, — говорит она, — ни богатства, ни мудрости мира престающей (1 Кор. 2:6), ни славы увядающей, — все это исчезает вместе с жизнию: но будь делателем благочестия; оно и на небо вознесет тебя; оно приуготовит тебе и бессмертную и продолжительную славу у людей».
Поэтому, если кто помнит пастыря, то да не дивится богатству, потому что собрались мы не богатого хвалить. Не богатому дивясь, уходи отсюда, но бедности, соединенной с благочестием. Пастырь — не важное, не мудрое звание. Рассердившись, в укор оскорбившему тебя не говоришь ли: ты пастырь? Пастырь ничего не имеет более, кроме насущного пропитания, надевает суму, носит посох и дневной запас, нимало не заботится о завтрашнем дне; он враг зверям, союзник кротких животных, бегает торжища, бегает судилищ, не знаком с доносчиками, не знаком с торговлею, не знает богатства, не имеет собственного крова, живет под общим покровом мира, ночью смотрит на небо и по звездам изучает чудеса Творца. Пастырь? Не постыдимся истины, не будем подражать языческим баснотворцам, не станем облекать истину в благолепие слов.
Истина нага, не требует защитников, сама себя показывает. В большем числе отношений это униженно; но тем паче подивимся похвале. Пастырь и убогий — вот почетные титла христианина. Если будешь искать началовождей в училище благочестия, это — рыбари и мытари. Если будешь искать учеников, это — убогие выделыватели кож. Ни одного нет богатого, нигде нет знаменитости. Все это упразднилось с миром. Итак, смотри, чей день празднуем, ради кого все мы светлы, ради кого изменилась жизнь.
Поелику упомянули мы о пастыре, то не презирай сего именования. Слышал ты, что первый угодивший Богу — Авель — был пастырь. А кто подражатель его? Моисей, великий законодатель, избежавший гнева фараонова, возненавидевший злоумышление соплеменников; он был пастырем на горе Хорив и во время пастырства беседовал с Богом. Не когда стал судиею, увидел он Ангела в купине, но будучи пастырем удостоился оной небесной беседы. Кто после Моисея? Патриарх Иаков, который в пастырствовании показал терпение за истину, и в малом образе отпечатлел всю жизнь свою. Кому передал он ревность? Давиду. Давид от пастырства перешел на царство; потому что и пастырское, и царское звание — родные сестры, за исключением того, что одному вверено управление неразумными, а другому — разумными существами. Таким образом, пастырское знание служит основанием знания высшего. Потому Господь, совокупляя в Себе то и другое, есть и Пастырь и Царь; над неразумными пастырствует, а более разумных вводит в управление Своего Царства. Хочешь ли знать, каково достоинство пастыря? Господь пасет мя (Пс. 22:1). А каким образом пастырская должность — сестра царской? Кто есть сей Царь славы? (Пс. 23:8). Тот, кто здесь пастырь, там царь. И не подумай, что другими это засвидетельствовано, а Сам Он стыдится сего наименования. Напротив того, умолчав о ложных пастырях, Себе присвоил истинное свидетельство пастырства. Аз есмь пастырь добрый (Ин. 10:11). Аз… есмь и не изменяюся (Мал. 3:6). И когда говорит о чем–либо великом: Аз рукою Моею утвердих землю, распрострох небо един (ср.: Ис. 45:12; 44:24), и когда говорит что–либо иное достолепное и достойное того, чтобы сказать сие о Боге, так выражается Пастырь добрый. Отгоняет пастырей ложных, и Себе присвояет истину. Аз есмь пастырь добрый. Узнай, кто Пастырь и кто Пастырь добрый? Сам толкует: истинный пастырь… душу свою полагает за овцы. А наемник, иже несть пастырь, емуже не суть овцы своя, нерадит, егда видит волка грядуща (Ин. 10:11–12).
Здесь Церковь спрашивает: если Господь — Пастырь, то кто же — пастырь–наемник? Не диавол ли пастырь–наемник? Кто же волк? Конечно, диавол есть волк — этот дикий, хищный, коварный зверь, этот общий всех враг. Поэтому пастырь–наемник пусть имеет собственное свое именование. Пастырями–наемниками Господь назвал тех, к кому тогда обращал речь. И теперь есть (лучше бы их не было), есть приобретающие себе наименование наемников. Тогда разумелись архиереи и фарисеи и весь этот иудейский раскол. Их назвал пастырями–наемниками, — их, не ради истины, но ради собственной корысти приявших на себя власть пастырства. Которые из суетного лицемерия молятся, чтобы поедать хлеб вдовиц и сирот (Мф. 23:14), — те наемники. Которые служат собственной выгоде, гоняются за настоящим, не имеют в виду будущего — те наемники, а не пастыри.
И ныне много наемников, посвятивших жизнь свою жалкой славе; они и ныне о здравых словесах Господа производят распрю. Ибо, когда Господь сказал это, произошла распря в них; одни говорили: беса имать; другие: бес не может слепые очи сделать видящими (Ин. 10:19–21). Видишь, как стара эта страсть к распрям. Ибо лопата скоро отделяет плевы от пшеницы (Мф. 3:12); легкое и непостоянное отлучает от питательного, а годное для духовной пищи остается у земледелателей. Для того и распря была, и одни говорили так, другие иначе. Иудеям прилично быть в распре. Церковь Божия, приняв хитон не швен, свыше исткан (Ин. 19:23), который воины соблюли не раздранным, Церковь, облекаясь во Христа, да не раздирает одежды.
И знаю Моя, и знают Мя Моя (Ин. 10:14). Еретик воспользовался сими словами к составлению своей хулы. Вот, говорит он, сказано: знают Мя Моя, и знаю Моя. Что такое значит знать? Уразумевать сущность? Измерять величину? То ли самое постигать о Божестве, что обещаешь ты своими дерзкими устами? Или не разумеешь предшествовавшего, какая мера в`едения? Что знаем о Боге? Овцы Моя гласа Моего слушают (Ин. 10:27). Вот как уразумевается Бог — чрез слышание заповеди Его и чрез исполнение слышанного. Вот в`едение Бога — соблюдение заповедей Его. Почему же не пытливое уразумение сущности Божией, не изыскание премирного, не примышление невидимого? Знают Мя Моя, и знаю Моя. Довольно тебе знать, что Пастырь добр, что положил душу за овцы. Вот предел богопознания! А как велик Бог? Какая мера Его? Каков Он в сущности? — Подобные вопросы опасны для вопрошающего и затруднительны для вопрошаемого. Лучшее обращение с ними — молчание. Овцы Моя гласа Моего слушают, сказал Он, а не спорят о нем, то есть не остаются преслушными, не входят в состязания.
Слышал ты Сына; сам не входи в тонкости об образе рождения, не подводи под причину не условливаемого причиною, своим сечением не разграничивай соединенного. Поэтому предварительно оградил тебя евангелист; и прежде ты слышал, и слышишь, конечно: в начале бе Слово (Ин. 1:1). Чтобы не почесть тебе Сына человеческим порождением, происшедшим из несуществующего, евангелист сказал тебе: Слово, означая бесстрастие; сказал: бе, означая, что не во времени; сказал: в начале, чтобы рожденного соединить с Отцом. Видишь, как покорная овца слушает Владычнего гласа. В начале, и бе, и Слово. Не говори, как бе? И если бе, то не рождено; а если рождено, то не бе. Кто говорит так, уже не овца: кожа овцы, — а изнутри говорит волк. Пусть знают наветники! Овцы Моя гласа Моего слушают. Слышал ты Сына; уразумей подобие Его Отцу, говорю, подобие, по немощи сильнейших, а по самой истине (не боюсь приступить к истине, я не склонен к клевете), разумею тождество, сохраняя личные свойства Сына и Отца. В Ипостаси Сына представляй Отчий образ; только соблюди точное понятие изображения, только разумей богочестно: Аз во Отце, и Отец во Мне (Ин. 14:10), представляя себе не слияние сущностей, но тождество отличительных черт.
Но кажется, возлюбленные, совершилось дело, само по себе противоречащее; потому что благопокорность вашего слуха понудила и мою немощь сказать и проглаголать нечто в сем собрании, чтобы сила Божия наипаче открылась в немощи орудия. Ибо для того, может быть, преизбыточествовала моя немощь, чтобы более прославился Укрепляющий немощное. Возвращающий же сие наше торжество, полагающий предел прошлогодним молитвам и возглавляющий наступающее лето (ибо один и тот же день заключает у нас собою протекший круг времени и служит возглавием вновь наступающему), и так собравший нас и даровавший нам силы к действию на будущее время, да сохранит нас в оное невредимыми, не обидимыми, не расхищенными от волка, да соблюдет и Церковь сию непоколебимою, огражденною великими столпами мучеников, да отвратит все злоухищрения и приражения еретических беснований, да даст же нам в безмолвии поучиться словесам Божиим и познавать дарованную благодать Духа; потому что Ему слава и держава со Святым Духом ныне, и всегда, и во веки веков! Аминь.
Беседа 24. Против савеллиан, Ария и аномеев
Иудейство враждует с язычеством, а то и другое враждует с христианством, как египтяне и ассирияне были врагами и друг другу, и Израилю, как и в пороке находим, что трусость и дерзость противоположны и одна другой, и мужеству. Подобная какая–то брань с двух сторон облежит и правое исповедание, а именно — с одной стороны от Савеллия, с другой от проповедающих неединосущие.
Но мы, как бежали язычников, удалились от лукавого идолослужения, и многобожие их признали безбожием, так бежали и хулы иудеев, отрицающих Сына Божия, устрашившись оной угрозы: иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10:33). Поэтому бежим, как и должно, еще тех, которые изобретают нечто сродное с язычеством и иудейством вопреки слову истины. Поелику мудрый в злотворстве диавол видел, что христиане чуждаются иудеев и язычников, и что самые имена их располагают нас ко вражде с ними, то, придав наше имя тем и другим, старается таким образом снова ввести иудейское отречение и языческое многобожие. Ибо одни, утверждая, что Единородный — Божие дело и произведение, а потом поклоняясь Ему и богословствуя о Нем, служением своим твари, а не Творцу, открыто вводят учения языческие; а другие, отрицая Бога от Бога и признавая Сына по имени, на самом же деле и по истине отвергая существование Его, опять возобновляют иудейство. Когда исповедуют Его Словом, уподобляют слову внутреннему, и, называя Премудростию, утверждают, что она подобна навыку, какой составляется в душе ученых; и поэтому говорят, что лицо Отца и Сына одно, как и о человеке говорится, что он один, а не разделен с тем словом, с тою мудростию, которые в нем.
Впрочем евангелист прямо в начале восклицает: и Бог бе Слово (Ин. 1:1), усвояя Сыну собственное существование. Ибо, если в сердце было Слово, то как призвать Его Богом? И как Слово было у Бога? Слово в человеке — не человек, и говорится, что оно не у человека, но в человеке; потому что оно не живое существо, не что–либо самостоятельное. Но Слово Божие есть жизнь и истина. Наше слово, едва сказано, как уже его и нет: о Слове же Божием что говорит псалом? Во век, Господи, Слово Твое пребывает на небеси (Пс. 118:89).
Такова брань с этой стороны. Какая же и какого рода борьба с истиною с другой стороны? Допускают существование, соглашаются, что есть особое Лицо Сына, особое — Отца, но вводят неединосущие естества. Допускают именование Сына на словах, а в самой истине низводят Его на степень твари, не уважая слов Господа, Который желавшему видеть Отца, указывая на Себя, сказал: видевый Мене виде Отца (Ин. 14:9).
Это изречение для рассуждающих право заставляет умолкнуть хулы тех и других. Ибо не Себя называет Отцом Тот, Кто ясно различает Лица, когда говорит: видевый Мене (чем указывает на собственное Свое Лицо) виде Отца (относя сие к Отчему Лицу и явственно отличая Его от Себя). И еще, когда говорят: аще Мя б`ысте знали, и Отца Моего знали б`ысте (Ин. 14:7); слова сии не слитность Лиц означают, но доказывают безразличность Божества.
Да слышат то же слово и противники, а именно, что удостоенный общения с Сыном не лишен и Отца; ибо Родитель родил не инакового, но такого же, каков и Сам. Выслушай, аномей: Аз и Отец едино есма (Ин. 10:30). Выслушай и ты, Савеллий: Аз изыдох от Отца и к Нему иду (Ин. 16:28). И каждый из вас да уврачует язву свою евангельским учением. Ты разумей единство о безразличности естества; а ты, изречения: от Него изыдох, и к Нему иду, понимай о различии Лиц. Итак, сойдемся и примиримся в этом, прекратим продолжительную брань с благочестием, бросив сии изощренные оружия нечестия и перековав копия на орала и мечи на серпы. И ты не называй единым, но следуй Тому, Кто говорит: един несмь, потому что пославший Меня Отец со Мною есть (Ин. 8:16). Поэтому иной есть пославший Отец, и иной посланный Сын. И еще говорит: Аз свидетельствую о Мне Самом, и свидетельствует о Мне пославый Мя Отец (Ин. 8:18); и в законе же вашем, говорит, писано есть, яко двоих человеков свидетельство истинно есть (Ин. 8:17). Сочти, если угодно, Лица. Сказано: Аз есмь свидетельствуяй — вот один. И свидетельствует о Мне пославый Мя — вот два. И я не считаю так смело, но Сам Господь научил сему, сказав: в законе вашем писано есть, яко двоих человеков свидетельство истинно есть. Но и ты, который богоборствуешь твоим нечестием иного рода, говоря, что Сын не подобен Богу по естеству, ты, который не уступаешь равенства, производишь разлучение жизни, устыдись Павла, который говорит: Иже есть образ Бога невидимаго (Кол. 1:15), и уступи живому образу неразлучность с первообразною жизнию. Исповедуй Отца Сыну, а не зиждителя твари. И в истинном исповедании Отца уступи Рожденному равночестие с Отцом, вспомнив свидетельство евангелиста, что Отца Своего глаголаше Бога, равен Ся творя Богу (Ин. 5:18). Равенство же с Рождшим разумеется здесь по естеству, а не по измерению телесной величины. Как не восхищением непщева быти равен Богу (Флп. 2:6), если, как ты богохульствуешь, никогда не равен? Как и во образе Божии был тот, кто, по твоим словам, даже не подобен?
Но такова брань, воздвигаемая на нас с двух сторон; в чем же истина? Не бойся исповедания Лиц, но именуй Отца, именуй два имени, но из каждого именования познавай особую мысль. Ибо страшная неблагодарность — не принимать наставлений Господа, Который раздельно представляет нам разность Лиц. Он говорит: Аз умолю Отца, и иного Утешителя пошлет вам (Ин. 14:16). Следовательно, Сын умоляющий, Отец умоляемый, а Утешитель посылаемый. Не ясно ли твое бесстыдство, когда слышишь о Сыне: «Аз»; об Отце «Он»; о Духе Святом — «Иный», и все смешиваешь, все сливаешь, все именования прилагаешь одному? Впрочем, и разделения Лиц не обращай в повод к нечестию. Ибо хотя и два по числу, но нераздельны по естеству; и кто говорит «два», тот не вводит отчуждения. Один Бог, Он же и Отец, Один Бог и Сын. И не два Бога, потому что Сын имеет тождество с Отцом. Ибо не иное Божество созерцаю в Отце, а иное в Сыне; не иное естество — Отчее, а иное Сыновнее. Поэтому, чтобы уяснилась для тебя особность Лиц, считай особо Отца и особо Сына, но чтобы не впасть тебе в многобожие, исповедуй в Обоих единую сущность. Так и Савеллий падет, и Аномей сокрушится!
Но когда именую одну сущность, не представляй себе, что одно разделилось на два, но что Сын от Отца как от начала, а не Отец и Сын от одного высшего начала. Ибо не братьев именуем, но исповедуем Отца и Сына. А тождество сущности в том, что Сын от Отца, не повелением произведен, но рожден из естества; не отделился от Отца, но совершенный воссиял от пребывающего совершенным.
А вы, которые или не совершенно постигли сказанное, или пришли с намерением осмеять нас, не того ища, чтобы заимствоваться у нас чем–либо полезным, но высматривая, нельзя ли привязаться к чему из сказанного, не спешите говорить: «Он проповедует двух Богов, возвещает многобожие!» Не два Бога, потому что не два Отца. Кто вводит два начала, тот проповедует двух Богов. Таков Маркион и всякий, кто подобен ему в нечестии. И опять, если кто говорит, что Рожденный иносущен с Родшим, то и он именует двух Богов, подобием сущности вводя многобожие. Ибо если одно Божество нерожденное и одно рожденное, то ты проповедуешь многобожие, утверждая, что нерожденное противно рожденному, и явным образом полагая, что и сущности противны, если только сущность Отца — нерожденность, а сущность Сына — рождение. Поэтому именуешь не только двух Богов, но двух враждебных между собою, и, что всего ужаснее, приписываешь им вражду, не по свободному их произволению, но по естественному раздору, который никогда не может перейти в мирное соглашение. Но учение истины избегло противоречий с той и другой стороны. Ибо где одно начало и одно, что из начала — один первообраз и один образ, там понятие единства не нарушается. Посему Сын, будучи от Отца рожден, и естественно отпечатлевая в Себе Отца как образ, безразличен с Отцом; а как рождение сохраняет в Себе единосущие с Ним. Кто на торжище смотрит на царский образ и говорит, что изображаемое на картине есть царь, тот не двух царей признает, то есть образ и того, чей образ; и если, указав на писанного на картине скажет: «Это царь», не лишит первообраз царского именования; вернее же сказать, признанием образа подтверждает честь, воздаваемую царю. Ибо если образ царь, то тем паче следует быть царем тому, кто послужил причиною образа. Но здесь дерево и воск, и искусство живописца производят образ тленный — подражание тленному, и искусственный — подражание сотворенному. Но там, когда слышишь слово: «образ», разумей: «сияние славы». Что же за сияние? И что за слава? Апостол сам толковал сие вскоре, присовокупляя: и образ Ипостаси (Евр. 1:3). Поэтому славе тождезначительна Ипостась, и сиянию тождезначителен образ. Посему, как слава пребывает совершенною и не умаляется, так и сияние исходит совершенное. А в таком случае понятие образа, взятое боголепно, приводит нас к единству Божества. Ибо Отец в Сыне, и Сын в Отце; почему и Сын таков же, каков Отец и Отец таков же, каков Сын. Так пребывают в единстве два; потому что не разнствуют, и Сын уразумевается не в ином виде, и не в новом образе. Итак, опять говорю: «Един и Един, но естество неразделимо, совершенство без недостатков. Один Бог, потому что в Отце и Сыне созерцается единый вид, всецело открывающийся в Том и Другом».
Но давно замечаю, что вы не довольны словом, и кажется, почти уже слышу упрек, почему, останавливаясь на том, что все исповедуют, не касаюсь вопросов, возбуждающих много толков; потому что ныне у всякого слух устремлен к слышанию учения о Святом Духе. А я всего более желал бы, как принял просто, как сам поверил бесхитростно, так и передал слушающим, не требуя — отчего всегда об одном и том же, но имея таких учеников, которые убедились одним исповеданием. Поелику же окружаете меня более как судии, нежели как ученики, и желаете подвергнуть меня испытанию, а не сами ищете заимствовать что–нибудь, то для меня необходимо, чтобы, как в судилище, исследование продолжилось, и как мне непрестанно давали вопросы, так и я мог сказать, что мною принято. А вам советую всеми мерами домогаться услышать от меня, не что вам приятно, но что благоугодно Богу, согласно с Писанием и не противоречит отцам.
Поэтому, что сказано мною о Сыне, а именно, что должно исповедовать особое Лицо Сына, то же должен я сказать и о Святом Духе. Ибо Дух не то же, что Отец, хотя написано: Дух есть Бог (Ин. 4:24); и опять, не одно Лицо Сына и Духа, хотя и сказано: аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов. Христос же в вас (Рим. 8:9–10). Ибо из сего некоторые ложно заключали, будто бы Дух и Христос одно и то же Лицо. Но что скажем на сие? То, что из сего открывается сродство естества, а не слитность Лиц. Ибо есть Отец, имеющий совершенное и ни в чем не скудное бытие, корень и источник Сына и Святого Духа. Но есть и Сын, в полном Божестве живое Слово и ни в чем не скудное Рождение Отца. Но полон и Дух; Он не часть чего–либо другого, но совершен и всецел, созерцаемый Сам в Себе. И как Сын неразлучно соединен с Отцом, так с Сыном соединен Дух. Ибо нет ничего такого, что разграничивало бы или рассекало вечное соединение. Никакой век не пролегает между Ними; и душа наша не допускает и мысли о разлучении, чтобы или Единородный не был всегда с Отцом или Святой Дух не существовал вместе с Сыном.
Посему, когда соединяем Троицу, не представляй себе как бы трех частей одного нераздельного (такое рассуждение злочестиво), но разумей неразлучное сопребывание Трех бестелесных совершенных. Ибо где присутствие Святого Духа, там и пришествие Христово, а где Христос, там несомненно присутствует и Отец. Не в`есте ли, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть? (1 Кор. 6:19). И: аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог (1 Кор. 3:17). Посему освящаемые Духом, приемлем Христа, обитающего во внутреннем нашем человеке, и с Христом Отца, Который творит общую обитель в достойных. Сие же соединение доказывают и предание крещения, и исповедание веры. Если бы Дух был чужд по естеству, то почему бы числился вместе? И если бы по времени впоследствии присоединен был к Отцу и Сыну, то почему поставляем был в один ряд с вечным естеством? А отделяющие Духа от Отца и Сына и причисляющие Его к твари, делают и крещение несовершенным, и исповедание веры недостаточным; потому что Троица не пребывает уже Троицею по отъятии Духа. И опять, если одно что–нибудь из твари присоединено будет, то и вся тварь взойдет в единочислие с Отцом и Сыном. В таком случае, что препятствует сказать: веруем в Отца и Сына и всю тварь? Если благочестиво верить в часть твари, то гораздо еще честнее всю тварь включить в исповедание. А веруя во всю тварь, будешь веровать не только в Ангелов и в служебных духов, но и во все, какие есть, сопротивные силы; потому что и они составляют часть твари. К ним приложишься своею верою. Так хула на Духа приводит тебя к понятиям злочестивым и недозволенным. Как скоро сказал ты о Духе, чего не должен говорить, — в тебе обозначилось уже что оставлен ты Духом. Как сомкнувший глаза имеет в себе свою тьму, так отлучившийся от Духа, став вне Просвещающего, объемлется душевною слепотою.
Но чтобы не отлучать тебе Святого Духа от Отца и Сына, да устыдит тебя предание. Так Господь научил, Апостолы проповедали, отцы соблюли, мученики утвердили. Достаточно тебе говорить, как научен ты; не представляй мне этих мудростей: «Он не рожден или рожден; если не рожден, то Отец; если рожден, то Сын; а если ни то, ни другое, то тварь». А я знаю Духа с Отцом, однако же Духа — не Отца; я принял Духа с Сыном, однако же не именуемого Сыном. Но разумею свойство Его с Отцом, потому что исходит от Отца, и свойство Его с Сыном, потому что слышу: аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов. Если Дух не свой Христу, то как же нас делает своими Христу? Но слышу также о Духе истины (Ин. 14:17), а истина — Господь. Когда же слышу о Духе сыноположения (Рим. 8:15), прихожу к мысли о единстве Его с Отцом и Сыном по естеству. Ибо как усыновляет стороннее? Как делает Своим чужое?
Таким образом, и не выдумываю новых речений, и не отметаю достоинства; о тех же, которые дерзают называть Духа тварию, плачу и сетую; потому что они маловажным умоизобретением и поддельным лжеумствованием низвергают сами себя в пропасть. Ибо говорят: «Поелику ум наш постигает сих трех, и в существующем нет ничего, что не подходило бы под это разделение существ, то есть все или нерожденно, или рожденно, или сотворено; Дух же ни первое, ни второе; то, конечно, Он третие». Это ваше: «конечно», сделает вас повинными вечной клятве. Все ли ты исследовал? все ли рассудком своим подвел под это разделение? Ужели ничего не оставил неиспытанным? все обнял умом? все заключил в своем понятии? знаешь, что под землею? знаешь, что в глубине? Вот демонское хвастовство: «Известны мне песку число и морю мера»
[82]. Если же многого не знаешь, и непознанного тысячекратно больше, чем познанного, то сверх всего прочего не признаешься ли без стыда в безбедном незнании и того, каким образом существует Дух Святой?
У меня нет времени изобличить суетность твоих рассуждений и показать, сколько существ не взошло в постижение твоего рассудка. Но охотно спросил бы о сем у ваших, и с уверенностию полагаю, что в этой безбожной мудрости раскаешься некогда ты, называющий Духа Святого тварию. Ужели не боишься непростительного греха? Или думаешь, что возможна хула и этой злочестивее? Ибо от одного сего слова происходят все ужасные следствия: отчуждение от Бога по самому естеству, унижение рабства, служебные должности, лишение святыни; потому что она не принадлежит по естеству, и Дух должен причащаться святыни так же по благодатному раздаянию, как причащается ее и все освящаемое. И как нам дается явление Духа на пользу (1 Кор. 12:7), каждому уделяется по мере веры, так и Дух Святой будет причастником святыни, если в самом деле Он тварь, как думают духоборцы.
Но не попустим, чтобы осталось не обличенным неразумие людей, которые думают о себе, что все обняли своим разумом. Итак, пусть отвечают нам: что составляет сущность чувственного солнца? Одна ли из четырех стихий или нечто сложное из сих четырех? Но эта сущность — ни земля, ни воздух, ни вода, ни огонь. Ибо все сие движется по прямому направлению; и одно стремится вверх, а другое вниз. Земля и вода, по причине тяжести, долу преклонны, а воздух и огонь, по причине легкости, движутся по направлению вверх. Но движение солнца кругообразно. Потому сущность его не есть какая–либо одна из четырех стихий. Но она и не что–либо сложное из сих четырех стихий, потому что сложное, состоя из противоположных стихий, подвержено утомлению от того, что противоположные по движению стихии влекут одна другую в противоположные стороны. Движение же солнца неутомимо, почему и не прекращается; следовательно, солнце не сложно. Всякое же тело есть нечто или простое, или сложное; но солнце не простое тело, потому что движется не по прямому направлению; и не сложное, потому что не утомляется в движении. Поэтому солнца нет. Таковы ваши мудрые разделения; они достойны осмеяния для имеющих глаза. Еще: как мы — человеки, видим? В себя ли принимая образы видимых предметов или из себя испуская силу? Но мы и в себя не принимаем изображений видимого (ибо как полушарие неба делается видимым в малом проходе зрачка?), и из себя ничего не испускаем (ибо как опять достанет вышедшего из глаза, чтобы развернуться по всему небесному пространству?). А если и не принимаем в себя изображений видимого и из себя не испускаем никакой силы, то следует, что и не видим. После этого оспаривать ли мне ваши умозаключения? Или пожелать, чтобы ваши выводы были истинны? Чем разнятся от подобных рассуждений и ваши тонкости о Святом Духе, какие выказываете пред жалкими женщинами или пред близкими к ним евнухами?
Слушай без неприязни. Если Дух от Бога, то как же низводишь Его в тварь? Ибо, конечно, не то сим хочешь сказать, что и все от Бога. Как Христос называется Божиим, но Он — не тварь, подобно нам; ибо мы Христовы, Христос же Божий (1 Кор. 3:23); но в ином смысле мы называемся Христовыми как рабы Владыки, а в ином смысле Христос называется Божиим как Сын Отца; так и Дух — не потому, что все от Бога, и Он от Бога, как и все. Ибо, потому что есть служебные духи, не подобен уже им, вследствие наименования, и Дух Святой. Он один есть истинно Дух. Как много сынов, но один истинный Сын, так, хотя о всем говорится, что оно от Бога, но, собственно, Сын от Бога. И Дух от Бога; потому что и Сын исшел от Отца и Дух от Отца исходит; но Сын от Отца чрез рождение, а Дух от Бога неизреченно.
Итак, смотри, как велика опасность умалять славу Утешителя. Не принимает и Сын воздаваемой Ему чести, когда отмещут Духа. Ибо, говорит, Он Мя прославит (Ин. 16:14); не как раб вместе с тварию, ибо, если бы прославлял наряду со всеми, то не было бы сказано: Он. Теперь же это отношение к одному показывает, что воздается слава по превосходству пред другими. Не как те, которые говорят: слава в вышних Богу (Лк. 2:14), но как Сказавший: Отче!.. Аз прославих Тя… дело соверших, еже дал еси (Ин. 17:1:4); и как Отец прославляет Сына, говоря: и прославих Тя, и паки прославлю (Ин. 12:28), так и Сын приемлет Духа в общение с Собою и с Отцом. Или пусть покажет мне кто–нибудь славу большую этой, и тогда совершенно соглашусь, что противники говорят правду. — Отметаяйся вас, Мене отметается (Лк. 10:16). Почему? Очевидно, по причине обитающего в них Духа. Поэтому кто не чтит Духа, тот не чтит Сына; а иже не чтит Сына, не чтит Отца (Ин. 5:23). Таким образом, видно, что погрешность в одном из предметов веры есть отрицание всего Божества. Если Дух — тварь, то не Божий. Но сказано: Дух Божий сотворивый мя (Иов. 33:4); и еще: наполни Бог Веселеила Духа Божия, премудрости и разума (Исх. 35:31). К кому же, как ты находишь, ближе Божий? К твари или к Божеству? Если к твари, то ты и Отца Господа нашего Иисуса Христа назови тварию, ибо написано о Нем: присносущная сила Его и Божество (Рим. 1:20). А если к Божеству, то оставив хулу, признай достоинство Духа. Столько ты неразумен, если самое это слово не приводит тебя к достойным понятиям о Духе!
Беседа 25. О милости и о суде
Мир, забывший Бога, преобладается, братия, несправедливостию к ближнему и бесчеловечием к малосильным, как и божественный Апостол говорит: якоже не искусиша имети Бога в разуме… предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная, исполненных всякия неправды… лукавства, лихоимания, злобы; исполненных зависти, убийства, рвения, льсти, злонравия; шепотники, клеветники, богомерзки, досадители, величавы, горды, обретатели злых, родителем непокоривы, неразумны… нелюбовны… немилостивы (Рим. 1:28–31). А кого Бог возводит в богочестие, тех научает и воздержанию от злых дел, и попечению о милости к ближнему, как учил пророк Исаия, говоря от лица Божия: престаните от лукавств ваших, научитеся добро творити (Ис. 1:16–17). И в законе было много как повелений о том, чтобы не делать вреда ближнему, так и заповедей о том, чтобы быть человеколюбивым и милостивым. Если кто оставит одно что–либо из этого, то другого недостаточно к исправности человека. Как благодеяние нуждающемуся, сделанное из неправедных прибытков, неприятно Богу, так и не похвален воздерживающийся от неправды, если никому не уделяет из своей собственности.
О тех, которые делают неправду и намереваются приносить дары Богу, написано: жертвы нечестивых мерзость Господеви (Притч. 15:8). А о немилостивых сказано: иже затыкает ушеса своя, еже не послушати нищего: и той призовет, и не будет послушаяй (Притч. 21:13). Поэтому притча советует: чти Господа от праведных твоих трудов и начатки давай Ему от твоих плодов правды (Притч. 3:9). Ибо, если намереваешься принести Богу что–нибудь из приобретенного неправдою и хищением, то лучше для тебя и не приобретать такого имущества, и не приносить из него. Дар чистый возносит молитву, как написано: обеты правоходящих приятны Ему (Притч. 15:8). И опять, если, приобретая праведными трудами, не приносишь Богу приношений, которыми бы питались нищие, то сие вменится тебе в хищение, по сказанному у пророка Малахии: яко десятины и начатцы с вами суть. …И будет расхищение в домах ваших (Мал. 3:8:10). Поэтому должно вам, срастворив милость и суд, приобретать с судом и издерживать на милость, по написанному: милость и суд снабди, и приближайся к Богу своему присно (Ос. 12:6). Ибо милостыню и суд любит Бог. Поэтому приближается к Богу, кто имеет попечение о милости и суде. С этой впредь стороны да испытывает себя человек, и богатый пусть посмотрит на собственные свои доходы, из которых намеревается приносить дары Богу: не утеснял ли нищего, не делал ли насилия немощному, не покорыствовался ли чем от подчиненного ему, вместо справедливости употребив власть? Ибо нам повелено соблюдать справедливость и равенство и в рассуждении рабов. Не делай насилий по той причине, что властвуешь; не лихоимствуй, потому что силен; напротив того, поелику есть у тебя преимущества власти, то покажи права справедливости. Не в том, чего не силен ты сделать, можешь представить доказательство послушания и страха пред Богом, но в том, в чем имеешь силу преступить, и не преступаешь. А если, отнимая собственность нищих, подаешь нищим, то лучше было бы и не похищать и не давать. Для чего оскверняешь свое богатство, внося в него неправедные прибытки? Для чего приношение свое обращаешь в скверну неправдою, намереваясь принести то, в рассуждении чего надобно тебе пожалеть другого нищего? Помилуй того, кому делаешь неправду. С ним поступи человеколюбиво; ему окажи милость, и исполнишь милость с судом. Бог не будет иметь общения с любостяжательностию: Господь не сообщник разбойников и хищников. Не потому, что Сам не в силах пропитать нищих, оставил их нам; но нам же в благодеяние требует от нас правды и человеколюбивого плодоношения. Не бывает милостыня от неправды, благословения от клятвы, благодеяний от слез. Извлекающим слезы у обиженных Бог говорит: сия, яже ненавидех, твористе: покрывасте слезами олтарь Мой, и плачем и воздыханием (Мал. 2:13). От трудов своих оказывай милости, не желай поступать несправедливо под тем предлогом, чтобы из приобретенного неправдою принести в дар Богу милостыню. Подобные дела показывают тщеславие и служат к приобретению похвал от людей, а не похвалы от Бога. Посему хорошо говорит Господь: да не видими будете человеки (ср.: Мф. 6:1). Если творишь милостыню в той мысли, что видит ее Бог, то остерегайся творить ее из корыстолюбивых видов, зная, что сим не возвеселишь зрителя — Бога. Так будем творить милостыню, чтобы обратно получить ее от Бога. А Бог воздает тем, кого хвалит; и Он не хвалит ни одного любостяжателя. Ты не можешь принести дар Богу, если оскорбил брата. Сказано: аще принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой `имать нечто на тя… шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф. 5:23–24). Помни мытаря Закхея, который положил сперва возвратить четверицею, если чем обидел, потом уже из остального имения отделил половину нищим (ср.: Лк. 19:8). Он рад, что может принять Христа, и Христос не иначе приемлет щедрость к нищим, как по вознаграждении обиженных за отнятое у них корыстолюбием. И таким образом Господь приял правду Закхея, и сказал: днесь спасение дому сему бысть (Лк. 19:9). И это идет к тем, которые творят милостыню, но не заботятся о соблюдении справедливости.
А тому, кто остерегается делать неправду, однако же нерадит о милосердии, скажем, что всяко древо, еже не творит плода… посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф. 3:10), и что такое древо никогда не будет угодно Небесному Земледельцу, Который говорит: прииде ища плода на смоковнице, и не обрете и повелевает срубить ее, чтобы и места не занимала даром (Лк. 13:7). Но осужденным от Бога оказывается и тот, кто бедному не отдает назад заклада; на такового человека изрекается угроза; сказано: аще возопиет ко Мне не получивший назад своего заклада, услышу его: милостив бо есмь (Исх. 22:27). Опасно также и преступно было жать оставшееся после первой жатвы, вторично обирать виноград и маслины, потому что надлежало оставлять сие бедным (Втор. 24:19–21). Если же предписывалось это жившим под законом, что скажем о тех, которые живут о Христе? Господь говорит им: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное (Мф. 5:20). Поэтому не только с полей и из доходов, но и от труда рук своих Апостол советует подавать неимущим; делая, говорит он, своима рукама благое, да имате пода`яти требующему (Еф. 4:28). А Господь желающему следовать за Ним дал совет продать все имение на благотворение нищим и потом уже следовать за Ним. Но как последователям Своим и достигшим совершенства повелевает вдруг и совершенно исполнить дело милостыни, чтобы, совершив служение своим имением, приступили они к служению словом и духом, так прочим предписывает всегдашние подаяния и всегдашнее общение того, что имеют, чтобы чрез это, став жалостливыми или общительными и милостивыми, оказались подражателями Божию человеколюбию. Ибо говорит: дайте, и дастся вам (Лк. 6:38). Чрез это же самое обещал им и общение с Самим Собою. Ибо милостивые станут одесную Господа; им скажет пришедший Царь: приид`ите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира: взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадахся, и напоисте Мя; наг бех, и одеясте Мя; странен, и введосте Мене; болен и в темнице, и приидосте ко Мне (ср.: Мф. 25:34–36). Поелику же праведники удивятся и скажут: когда мы делали это для Тебя, Господи? Он речет им: аминь, аминь, глаголю вам, понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40). Ибо усердие ко святым есть благочестие пред Христом, и усердный служитель бедному оказывается общиком Христовым, не только если раздает, имея у себя что–либо великое, но если, и малое приобретя, отдает это, и если только чашею студен`ы воды напоит ученика во имя Учителя (Мф. 10:42). Ибо что мир называет скудостию учеников, то для тебя, богач, есть случай к приобретению истинного богатства. Чрез них делаешься ты поспешником Христовых воинов и питаешь добровольно, а не по принуждению. Небесный Царь не вынуждает, не требует податей, но приемлет усердствующих, чтобы подающие сами получили, оказывающие честь были почтены, допускающие других к общению временных благ призваны были в общение благ вечных.
Сие во всякое время да будет у нас в памяти и пред очами душевными, чтобы не пропадало у нас текущее время, чтобы, пропустив настоящее, не ожидать нам другого времени, и в этом ожидании и отлагательстве не быть застигнутыми кончиною! Господь же да дарует нам оказаться благоплодными, бодрственными, памятующими заповеди Его, готовыми и ничем незадержанными к славному сретению Его, о Самом Христе и Боге нашем, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и всегда, и во веки веков! Аминь.
Беседа 26. Утешение больному
Жизнь человеческая коротка, маловременные радости многотрудного жития — паутинная ткань, наружный блеск жизни — сон. Но весьма блажен покой праведных; упокоение на небесах бесконечно. Подлинно, это — дары бессмертного Щедролюбца! Ибо Чье естество неизменяемо, у Того и даяние нескончаемо. Поэтому здешняя борьба праведных временна, а победа и тамошние награды вечны.
В жизни, как в училище ратоборства, трудимся мы, борясь со скорбями; и природе нашей много противников. Удовольствия отнимают твердость, роскошь изменяет мужество, уныние расслабляет силы, клеветы наносят оскорбления, лесть прикрывает собою злоумышления, страх делает, что падаем в отчаяние; и в таком–то треволнении непрестанно обуревается наша природа. Не только горести жизни несносны, но и то самое, что по видимому приятно, опечаливает своею превратностию; и мы проходим жизнь почти полную скорбей и слез. И если угодно тебе знать, выслушай описание горестей жизни.
Человек посеян в утробе матерней; но этому сеянию предшествовала скорбь. Семя брошено в бразды естества; если только размыслим об этом, то устыдимся начал рождения. Брошенное семя изменилось в кровь, кровь одебелила в плоть, плоть со временем приняла на себя образ; образовавшееся непонятным для ума способом одушевилось; одушевленное воспиталось естественными средствами; стесняемый зародыш скачет, негодует на это узилище естества; но едва наступило время рождения, распались затворы чревоношения, отверзлись двери естества, матерняя утроба разрешила удерживаемый ею дотоле плод; выскользнул в жизнь этот борец скорби, вдохнули в себя воздух эти уста твари; и что же после этого? Первый от него звук — плачет. Достаточно этого, чтобы по началу узнать жизнь. Младенец коснулся земли и не смеется, но, едва коснувшись, объемлется болезнями и плачет. Он знает уже, что заброшен бурею в море скорбей. Питается со слезами, сосет молоко с принуждением; достигает возраста и начинает бояться родителей или домашних слуг. Стал взрослым отроком и отдан в науку учителям. Вот страх, не знающий отдыха! Ленится, принимает побои, проводит ночи без сна, но выучивается, вполне успевает, заходит далеко в науках, приобретает добрую о себе славу, просвещен всеми родами познаний, исполнен опытности в законоведении, со временем достигает мужеского возраста, посвящает себя военной службе. Опять начало еще больших скорбей! Боится начальников, подозревает злонамеренных, прилепляется к корысти, везде ее ищет, сходит с ума, домогаясь прибыли; неусыпен, проводит жизнь в тяжбах. Рассчитывая выгоды, оставляет родину никем не влекомый, служит невольно, трудится сверх силы, проводит в заботах ночи, работает неутомимо днем, как раб. Нужда запродала его свободу. Потом, после всего этого, после многих трудов и угождений, удостоен он почестей, возведен на высоту чинов, управляет народами, повелевает войсками, величается, как первый сановник в государстве, собрал груды богатства; но с трудами текло вместе и время, с чинами пришла и старость, и прежде, нежели насладился богатством, отходит похищенный из жизни, и в самой пристани терпит кораблекрушение. Ибо вслед за суетными надеждами идет смерть, посмевающаяся смертным.
Такова жизнь человеческая — непостоянное море, зыбкий воздух, неуловимое сновидение, утекающий поток, исчезающий дым, бегущая тень, собрание вод, колеблемое волнами. И хотя буря страшна, плавание опасно; однако же мы — пловцы — спим беспечно. Страшно и свирепо море жизни, суетны надежды, надмевающие подобно бурям. Скорби ревут, как волны; злоумышления скрываются, как подводные камни; враги лают, как псы; похитители окружают, как морские разбойники; приходит старость, как зима; настоит смерть, как кораблекрушение. Видишь бурю, правь искуснее; смотри, как плывешь, не затопи ладьи своей, нагрузив ее или богатством, приобретаемым неправдою, или бременем страстей.
Поэтому весьма благовременно взывает блаженный Павел: есть снискание велие благочестие (1 Тим. 6:6), — богатство небесное, сокровище таин, море премудрости, в`едение истины, поклонение несозданной Троице, зерцало девственной тайны, вера непытливая, исповедание, избегающее исследований, проповедь преподобная, произносимая устами, проникающая чрез слух, укореняемая в душе и подающая озарение Троицы.
Есть снискание велие благочестие с довольством (1 Тим. 6:6), потому что всего богатее довольство, жизнь без излишеств, упокоение беззаботное, богатство, не вовлекающее в сети, нужда, дающая и послабу, тяжесть без скорби, содержание нескудное, наслаждение непосрамляющее. Приучающие себя к довольству избегают волнений богатства, ибо богатый всего боится: боится дней, как времени судопроизводств; боится вечеров, как удобных ворам; боится ночей, как мучений от забот; боится утреннего времени, как доступа к нему льстецов; боится не только времени, но и места. Его приводят в ужас нападения разбойников, злоумышления воров, клеветы притеснителей, расхищения сильных, злодеяния домашних, любопытство доносчиков, нечувствительность доправляющих взыскания, рассуждения соседей, гнилость стен, падение домов, нашествия варваров, коварство сограждан, приговоры судей, потеря того, что имеет, отнятие того, чем владел. О человек, если такова зима обладания, то где же весна наслаждения? Есть снискание велие благочестие с довольством. Оно не прекращается вместе с настоящею жизнию, говорит Апостол. Это — стяжание бессмертное; с растратою богатства оно не утрачивается.
Скажи, Павел: ничтоже внесохом в мир (1 Тим. 6:7). Равночестия при вшествии в мир достаточно к тому, чтобы изгнать неровность кичения в общественной жизни. Ничтоже внесохом в мир. Нагими вышли мы из матерней утробы. Ничего не имея у себя, взошел в мир ты, корыстолюбец; у тебя не было ни золота, потому что оно вырывается из земли; ни серебра, потому что не с тобой посеяно; ни одежд, потому что они — примышления искусства ткачей; ни поместий, которые возделали богатство и обстроили руки; ни достоинства, кроме одного — образа Божия; ни владычества, которое подтачивает время и пожинает смерть. Наг взошел ты в мир: о если бы из жизни выйти тебе обнаженным от грехов!
Ничтоже внесохом в жизнь, но ниж!е изнести что можем (1 Тим. 6:6, 7). Ужели, Павел, ничего не выносим мы из принадлежащего к жизни? — Ничего, разве одни добродетели, ежели упражнялись в них. Износим целомудрие, если цвели им. Износим милостыню, если обогащались ею. Это — споспешники души, уды для уловления жизни. Богатство остается здесь, золото расхищается, серебро идет в раздел, поместья продаются, слава забывается, владычество прекращается, страх угасает. С позорищем жизни разрушается и убранство. Итак, что же? Имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8). Бегаю излишнего как бесполезного и ищу необходимого как не подлежащего осуждению. Богач предстает там нагим. Если имеет добродетели, и там он богат. А если обнажен от них, то — вечный нищий.
Ничто не богатее добродетельной нищеты. Петр нищ, но взял добычу с смерти. Иоанн нищ, но исправил ноги хромого. Филипп нищ, но в Сыне видел Отца (Ин. 14:9). Матфей нищ, потому что оставил богатство вместе с хищением (Лк. 5:27–28). Фома нищ, но отрыл некрадомое сокровище — ребро Владыки. Павел нищ, но стал наследником рая. Владыка нищ по плоти, потому что безмерно богат по Божеству.
Вот и сегодня излил богатство врачевания, освободил от болезни тещу Петрову, прикосновением отгнал горячку. Не после многих посещений воздвиг страждущую; не видно врачебного вещества; уврачевание последовало вдруг. Много истощила она трудов, и не было милующего. Но здесь предстает только Врач естества, и телесная зима прекратилась.
Посмотри же на то, что наиболее чудно. Троих уврачевал от одного и того же — двух мужей и одну жену: Лазаря, сына вдовицы и дочь Иаирову. И для чего? Слушай, потому что причина сему т`аинственна. Хотел показать, что Он Владыка закона и благодати; поэтому в других соблюдает подобный образ; как и там поставил трех правителей народу: Моисея, Аарона и Мариам. Слушай, что Сам вопиет у пророков: людие Мои, что сотворих вам? или чим оскорбих вас?.. Отвещайте Ми, зане… послах пред вами Моисея, Аарона и Мариам (Мих. 6:3–4), — Моисея в лице закона, Аарона в лице пророков и Мариам в лице Церкви, которую ослепила нечистота идолов и уврачевало человеколюбие Воплотившегося.
Поэтому Церковь, как Мариам, освободившись от мысленного фараона — диавола — и от владычества демонов, и видя, что ветхий человек, подобно Египту, потоплен в море купели, взяв тимпан благодарения и приведя в согласие с древом креста, ударяет в струны добродетели и восклицает: поим Господеви, славно бо прославися (Исх. 15:1). Сошел с неба, и не отлучился от Отца; родился в вертепе, и не сошел с престола; возлег в яслях, и не оставил Отчих недр; родился, воплотившись от Девы, и как Бог, был без отца; снисшел, и не отлучился от горних; взошел, и не соделал прибавления в Троице; в образе раба явился, и не утратил равночестия со Отцем, но есть Слово, и Образ (eikwn и carakthr), и Сияние; Слово, ибо никогда не отделен от ума; Образ (eikwn), не из воска вылитый круг, но печать равнообразная; Сияние, ибо свет совечен солнцу; Образ (carakthr); потому что видевый Сына, виде Отца (Ин. 14:9). Ему слава и держава с Единородным Его Сыном, и Животворящим Его Духом, ныне, и всегда, и во веки веков! Аминь.
Письма
Догматические письма
8. К кесарийским монахам
(Показывает причины, по которым, удалившись от них, медлит своим возвращением; предостерегает от учения ариан и в опровержение возражений арианских объясняет, что Бог один по естеству, а не по числу, и что понятия подобного и неподобного не прилагаемы к Отцу и Сыну; также дает истинный смысл тем местам Писания, какие ариане приводили против единосущия Сына с Отцем; наконец, доказывает Божество Духа Святаго и заключает письмо умозрением о том, что Царство Небесное есть созерцание. (Писано в 360 г.)
Неоднократно дивился и что у вас за расположение ко мне, и отчего такую силу имеет над вами моя малость, которая разве немного и не за многое чего–нибудь стоит, а может быть, и ничем не привлекательна; между тем вы обращаете ко мне слово, напоминая и дружбу, и отечество, пытаясь отеческим сердоболием снова обратить к себе, как будто какого беглеца. Признаюсь и не отрицаюсь, что стал я беглецом; но узнайте и причину, если желаете уже знать. Всего более пораженный тогда неожиданностью, подобно людям, которых вдруг поражает внезапный шум, не удержал я помыслов, но «удалихся бегая» (Пс. 54:8) и довольно времени жил вдали от вас; а впоследствии овладели мною какая–то любовь к божественным догматам и желание любомудрствовать о них. Я говорил сам себе: «Как прийти мне в состояние, чтобы преодолеть живущий со мною грех? Кто будет для меня Лаваном, избавителем моим от Исава, и детоводителем к горнему любомудрию?». Но поелику, при помощи Божией, по мере сил достиг я цели, нашедши «сосуд избран» (Деян. 9:15) и глубокий кладезь, разумею уста Христовы — Григория, то немного, прошу вас, немного дайте мне времени. Прошу не потому, что возлюбил городскую жизнь (ибо не скрыто от меня, что лукавый подобными вещами вводит людей в обман), а потому, что обращение со святыми признаю всего более полезным. Ибо, сам рассуждая о божественных догматах, а чаще слушая рассуждающих, приобретаю навык к умозрениям, от которого трудно отказаться. И таково мое положение!
А вы, о божественные и для меня паче всех любезные главы берегитесь филистимских пастырей, чтобы кто из них не загра. дил тайно ваших кладезей и не возмутил чистоты ведения касательно веры. Ибо у них всегда в попечении — не из Божественных Писаний научать души простые, а подрывать истину внешней мудростию. Кто вводит в нашу веру Нерожденное и Рожденное, кто учит, что всегда Сущий некогда не был, что Тот стал Отцем, Кто по естеству и всегда есть Отец, что Дух Святый невечен, — таковый не явный ли филистимлянин, завидующий овцам патриарха нашего, чтобы не пили они «воды» чистой, «текущий в живот вечный» (Ин. 4:14), но навлекли на себя предреченное Пророком: «Мене оставиша Источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя, иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2:13)?
Должно исповедовать Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Свя–таго, как научили Божий словеса и уразумевшие их возвышенно. А укоряющим нас за троебожие да будет сказано, что исповедуем Бога единого не числом, а естеством. Ибо все, именуемое по числу единым, в действительности не едино и по естеству не просто: о Боге же всеми исповедуется, что Он прост и несложен. Следовательно, Бог един не числом. Сказанное же мною объясняется так. Говорим, что мир числом один, но не говорим, что он есть нечто единое по естеству и простое, потому что делим его на стихии, из которых состоит, — на огонь, воду, воздух и землю. Еще человек именуется по числу единым, ибо часто говорим: один человек, но и он, состоя из тела и души, не прост. Подобно и об Ангеле говорим, что он числом один, но не один по естеству и не прост, потому что ангельскую ипостась представляем себе сущностию, в которой есть святыня. Поэтому если все единое по числу не едино по естеству, то единое по естеству и простое не есть единое по числу. А Бога именуем единым по естеству. Как же они вводят у нас число, когда совершенно исключаем оное из сего блаженного и умного Естества? Ибо число — принадлежность количества, а количество сопряжено с телесным естеством; потому число — принадлежность телесного естества. А мы веруем, что Господь наш есть Создатель тел. Посему всякое число означает нечто такое, что получило в удел природу вещественную и ограниченную; а единичность и единство есть признак сущности простой и беспредельной. Поэтому кто Сына Божия или Духа Святаго исповедует как число или тварь, тот скрытным образом вводит вещественное или ограниченное число. Ограниченным же называю не только естество, обьемлемое местом, но и такое естество, которое объял Своим предведением Тот, Кто имел произвести его из небытия в бытие, и которое можно обымать познанием. Потому все святое, если естество его ограниченно и святость имеет приобретенную, и может допустить в себе порок. А Сын и Дух Святый — Источник святыни, из которого освящается всякая разумная тварь, по мере ее добродетели.
Притом мы, по истинному учению, не называем Сына ни подобным, ни не подобным Отцу, ибо то и другое в отношении к Ним равно невозможно. Подобным и не подобным называется что–либо относительно к качествам, а Божество свободно от качественности. Исповедуя же тождество естества, и единосущие приемлем, и избегаем сложности, потому что в сущности Бог и Отец родил в сущности Бога и Сына. Ибо сим доказывается единосущие: в сущности Бог единосущен с Богом же в сущности. Правда, что и человек называется богом, как–то: «Аз рех: бози есте» (Пс. 81:6) , и бес наименован богом, как–то: «бози язык бесове» (Пс. 95:5), но одни именуются так по благодати, а другие лживо. Единый же Бог в сущности есть Бог.
А когда говорю: «единый», означаю святую и несозданную сущность Божию. Ибо слово «единый» говорится и о каком–нибудь человеке, и просто о естестве, в совокупности взятом; о каком–нибудь человеке, например, можешь сказать о Павле, что он один восхищен был до «третияго небесе» и слышал «неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2 Кор, 12:2–4): об естестве же, в совокупности взятом, когда, например, говорит Давид: «человек, яко трава дние его» (Пс. 102:15); потому что здесь означает он не какого–либо человека, но в совокупности взятое естество; ибо всякий человек привременен и смертен. Так, о естестве сказанным разумеем и следующее: «един (μονος) имеяй безсмертие» (1 Тим. 6:16); и «единому (μονω) премудрому Богу» (Рим. 14:26); и «никтоже благ, токмо един (εις) Бог» (Лк. 18:19); ибо здесь слово «един» (εις) тождезначительно со словом «единственный» (μονος); и: «прострый» един (μονος;) «небо» (Иов 9:8); и еще: «Господу Богу твоему поклонишися и Тому единому (μονω) послужиши» (Мф. 4:10); и: «несть Бог разве Мене» (Втор. 32:39). Ибо слова «един» и «единствен» (εις και μονος) употребляются в Писании о Боге не в различии от Святаго Духа, а в отношении к недействительным богам, именуемым богами лживо, например: «Господь един (μονος) вождаше их, и не бе с ними бог чуждь» (Втор. 32:12); и: «отвергоша сынове Израилевы Ваалима и дубравы Астарофа, и поработаша Господу единому» (μονω) (1 Цар. 7:4); и еще Павел говорит: «якоже суть бози мнози и господие мнози: но нам един (εις) Бог Отец, из Него же вся… и един (εις) Господь Иисус Христос, Имже вся» (1 Кор. 8:5—6).
Но спрашиваем здесь, почему, сказав: «един Бог», не удовольствовался сим речением (ибо сказали мы, что слова «единствен» и «един» (μονος και εις), употребленные о Боге, означают естество), но присовокупил: «Отец» и упомянул о Христе? Догадываюсь поэтому, что «сосуд избран» Павел почел теперь недостаточным проповедать единого Бога Сына и Бога Духа Святаго, что выразил речением: «един Бог», если чрез присовокупление: «Отец» — не укажет и Того, «из Негоже вся», а упоминанием о Господе не означит и Слова «Имже вся», и опять присовокуплением: «Иисус Христос» — не возвестит вочеловечения, не изобразит страдания, не откроет и воскресения. Ибо слова: «Иисус Христос» дают нам таковые понятия. Почему Господь не хочет, чтобы прежде страдания именовали Его Иисусом Христом, и повелевает ученикам: «да ни комуже рекут, яко Сей есть Иисус Христос» (Мф. 16:20)? Ибо предположено Им было — уже по совершении домостроительства, по воскресении из мертвых и по вознесении на небеса дозволить ученикам проповедать Его Иисусом Христом. Таково значение слов: «да знают Тебе единого истиннаго Бога, и Егоже послал еси Иисус Христа» (Ин. 17:3), и: «веруйте в Бога и в Мя веруйте» (Ин. 14:1). Так Дух Святый везде приводит в безопасность наше понятие, чтобы, приступая к одному, не теряли мы другого, углубляясь в богословие, не оставляли в пренебрежении домостроительства и по недостаточности в чем–либо не впали в нечестие.
А те речения Божественного Писания, которые берут противники и, перетолковав согласно со своим разумением, выставляют против нас к умалению славы Единородного, разберем таким же образом, по мере сил, уяснив себе значение оных.
И, во–первых, положим, что нам предложено следующее место: «Аз живу Отца ради» (Ин. 6:57). Ибо это одна из стрел, какие бросают в небо толкующие это место нечестиво. Но здесь изречение, как думаю, именует не предвечную жизнь, ибо все живущее ради другого не может быть неточною жизнью, как нагреваемое другим не может быть истинною теплотою, а Христос и Бог наш сказал о Себе: «Аз еемь… живот» (Ин. 11:25), но означает сию жизнь во плоти, совершившуюся в сем времени, какой жил Он Отца ради, ибо по Его изволению пришел в жизнь человеческую. И не сказал: «Я жил Отца ради», но говорит: «Аз живу Отца ради» (Ин. 6:57), ясно указывая на настоящее время. Может же речение сие именовать и ту жизнь, какой Христос живет, имея в Себе Самом Слово Божие. И что таково подлинно значение сих слов, узнаем из присовокупленного. «И ядый Мя»… — , говорит Он, — «жив будет Мене ради» (ср.: Ин. 6:54). Мы едим Его Плоть и пием Его Кровь, делаясь причастниками Слова и Премудрости, чрез Его вочеловечение и жизнь, подлежащую чувствам. А плотию и кровию наименовал Он все таинственное Свое Пришествие, означил также учение, состоящее из деятельного, естественного и богословского, которым душа питается и приуготовляется со временем к созерцанию Сущего. И таков, может быть, смысл сего изречения!
И еще: «Отец Мой болий Мене есть» (Ин. 14:28). И сим изречением пользуются неблагодарные твари, порождения лукавого. А я уверен, что и сими словами выражается единосущие Сына со Отцем. Ибо знаю, что сравнения в собственном смысле делаются между имеющими то же естество. Говорим, что Ангел Ангела больше, человек человека праведнее, птица птицы быстрее. Поэтому если сравнения делаются между принадлежащими к одному виду, а Отец называется большим Сына по сравнению, то Сын единосущен с Отцем. Но и другое понятие заключается в сем изречении. Ибо удивительно ли, что Отца исповедал большим Себя Тот, Кто есть Слово и стал плотию, когда показался Он умаленным и пред Ангелами по славе, и пред человеками по виду? Сказано: «умалил еси Его малым чим от Ангел» (Пс. 8:6); и: «видехом Его, и не имяше вида, ни доброты: но вид Его… умален паче всех человек» (ср.: Ис. 53:2—3). Все уже сие претерпел по великому Своему человеколюбию к твари, чтобы погибшую овцу спасти, и спасенную приобщить к стаду, и шедшего из Иерусалима во Иерихон и «впадшего в разбойники» (ср.: Лк. 10:30) опять ввести здравым в его отечество. Ужели в укоризну Ему обратит еретик и ясли, чрез которые Сам Он, будучи бессловесным, воспитан Словом? Ужели станет указывать и нам нищету, потому что Сын тектонов не имел у Себя и малого ложа? Потому Сын меньше Отца, что ради тебя стал мертвецом, чтобы тебя избавить от мертвости и соделать участником небеснойжизни? Поэтому иной обвинит и врача за то, что наклоняется к ранам и обоняет зловоние, чтобы уврачевать страждущих.?!
Для тебя не знает Он также о дне и часе Суда, хотя ничто не сокрыто от истинной Премудрости, потому что все Ею приведено в бытие; но и между людьми не найдешь человека, который бы не знал того, что сам сделал. Домостроительствует же так ради твоей немощи, чтобы согрешившие не впали в уныние от краткости срока под тем предлогом, что не оставлено им и времени к покаянию; и те, которые ведут долговременную брань с сопротивной силой, не оставили воинских рядов, по продолжительности времени. Поэтому приписываемым Себе неведением благоустрояет тех и других: одному за добрый подвиг сокращает время, а другому, по причине грехов, сберегает время на покаяние. Впрочем, в Евангелиях, причислив Себя к не знающим, по немощи, как сказано, многих, в Деяниях апостольских, беседуя наедине с совершенными, исключает Себя из не знающих, говоря: «несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти» (Деян. 1:7).
И это пусть будет сказано мною, по нашему разумению сих слов, которое приобретаем с первого взгляда; но должно исследовать смысл сего изречения и с высшей уже точки зрения. Надобно толкнуть в дверь познания, тогда, может быть, и возбудим Домовладыку, Который просящим Его дает духовные хлебы, потому что мы усердствуем угостить тех, кто нам друзья и братия.
Святые ученики Спасителя нашего, вступив уже за предел Умозрения, возможного человекам, и очистившись Словом, вопрошают о конце и желают познать крайнюю степень блаженства; и о сем–то отвечал Господь наш, что не знают того ни Он, ни Ангелы Его, именуя днем всякое точное постижение Божиих помышлении, а часом — умозрение о единстве и единичности, которых ведение присвоил Он единому Отцу. Поэтому, как догадываюсь сим выражается, что Бог знает о Себе, что такое Он есть, и не знает, что Он не есть. Ибо говорится, что Бог знает правду и мудрость, Сам будучи неточною Правдою и Премудростию, но не знает неправды и лукавства, потому что Сотворивший нас Бог не есть неправда и лукавство. Посему, если говорится, что Бог знает о Себе, что такое Он есть, и не знает, что такое Он не есть, а Господь наш относительно к понятию вочеловечение и к низшему учению есть не крайний еще предел вожделеваемого, то следует, что Спаситель наш не знал конца и крайнего предела блаженства. Но сказано, что не знают и Ангелы, то есть их умозрение и законы их служений — не крайний предел вожделеваемого, потому что и их ведение грубо в сравнении с познанием лицом к лицу. Знает же, сказано, един Отец, потому что Он есть конец и крайний предел блаженства. Ибо, когда познаем Бога не в зерцалах и не чрез что–либо постороннее, а приступим к Нему как к единственному и единому, тогда познаем и последний конец. Христово Царство, как говорят, есть всякое вещественное ведение, а Царство Бога и Отца — ведение невещественное и, как сказал бы иной, созерцание Самого Божества. Но Господь наш и Сам есть конец и крайний предел блаженства относительно к понятию Слово. Ибо что говорит в Евангелии? «И Аз воскрешу его в последний день» (ср.: Ин. 6:40), воскресением называя переход от вещественного ведения к невещественному созерцанию, а последним днем именуя сие ведение, за которым нет другого. Ибо ум наш тогда воскреснет и воздвигнется в блаженную высоту, когда возможет созерцать единство и единичность Слова. Но поелику огрубевший ум наш связан перстию, примешан к брению и не может остановиться на голом созерцании, то, руководясь красотами, сродными его телу, представляет себе действование Творца и познает сие до времени по произведениям, чтобы таким образом, постепенно возрастая, возмог он некогда приступить и к Самому непокровенному Божеству.
В этом же, думаю, разумении сказано следующее: « Отец Мой болий Мене есть» (Ин. 14:28) и: «несть Мое дати, но имже уготовася от Отца» (Мф. 20:23). Ибо сие же означает и то, что Христос предаст Царство Богу и Отцу (см.: 1 Кор. 15:24), будучи начатком, а не концом, по низшему, как сказал я, учению, уразумеваемому относительно к нам, а не относительно к Самому Сыну.
А что сие так, видно из того, что в Деяниях апостольских на вопрос учеников: «когда устрояеши царствие Израилево?» говорит опять: «несть ваше разу мети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти» (ср.: Деян. 1:6—7), то есть не обложенным плотию и кровию принадлежит ведение такового Царствия, потому что созерцание сие «положи Отец во Своей власти». И властию называет состоящих под властию, а Своими именует тех, которыми не обладает неведение низших предметов. Времена же и лета разумей не чувственные, но представляй себе некие расстояния в ведении, производимые мысленным Солнцем. Ибо надобно, чтобы оная молитва нашего Владыки была приведена к своему концу, потому что молившийся есть Иисус. Дай им, «да и тии в Нас едино будут», как Я и Ты, Отче, «едино есма» (ср.: Ин. 17:21–22); потому что Бог, будучи един, когда бывает в каждом, всех соединяет, и число исчезает с пришествием Единицы.
И я так выразумел сие изречение по вторичном его рассмотрении. А если кто скажет лучше или благочестиво исправит мое толкование, то пусть говорит и исправляет: Господь воздаст ему за меня. У нас не водворяется никакой зависти, потому что приступили мы к сему исследованию речений не из любопрительности или тщеславия, но ради пользы братий, чтобы не подать мысли, будто бы скудельные сосуды, содержащие в себе сокровище Божие, сокрушаются людьми каменносердыми и необрезанными (см.: Деян. 7:51), вооружившимися юродствующей мудростью.
Еще у премудрого Соломона в Притчах созидается, — ибо сказано: «Господь созда мя» (Притч. 8:22), — и именуется началом путей евангельских, ведущих нас к Царству Небесному, не тот, кто в сущности тварь, но Тот, Кто соделался Путем по домостроительству. Ибо сие выражают слова: «Стань» и «быть создану». Так стал Он Путем, и Дверию, и Пастырем, и Ангелом, и Овчатем, и еще Архиереем и Апостолом; потому что дается Ему то или другое имя в том или другом отношении.
Что же скажет еще еретик о Боге непокорном и о соделавшемся за нас грехом? Ибо написано: «егда же покорит Ему всяческая, тогда и Сам Сын покорится Покоршему Ему всяческая» (1 Кор. 15:28). Не приходишь ли в страх, человек, что Бог наименован непокорным? Ибо твою непокорность признает собственной Своею, и, пока ты противоборствуешь добродетели, Себя именует непокорным. Так некогда сказал о Себе, что Он и гоним. Ибо говорит: «Савле, Савле, что Мя гониши?» (Деян. 9:4) — когда Савл спешил в Дамаск с намерением заключить в узы учеников Христовых. И еще именует Себя нагим, как скоро наготует один кто–нибудь из братий. Ибо говорит: «наг бех, и одеясте Мя» (ср.: Мф. 25:36). И когда кто в темнице, о Себе говорит, что Сам Он заключен. Ибо Сам грехи наши подъял и болезни понес; одна же из наших немощей есть и непокорность, потому ее и понес. Посему и встречающиеся с нами несчастия Себе присвояет Господь, по общению с нами приемля на Себя наши страдания.
Но и слова: «не может Сын творити о Себе ничесоже» (Ин. 5:19) богоборцы толкуют к развращению слушающих. А по мне и сие изречение всего более возвещает, что Сын — того же естества с Отцем. Ибо если каждая из разумных тварей может делать нечто сама по себе, имея свободу преклоняться на худшее и лучшее, а Сын не может «творити» чего–либо о Себе, то Сын — не тварь. Если же не тварь, то единосущен с Отцем. И еще: ни одна из тварей не может делать всего, что хочет. Но Сын «на небеси и на земли, вся елика восхоте, сотвори» (Пс. 113:11). Следовательно Сын — не тварь. И еще: все твари или состоят из противоположностей, или могут вмещать в себе противоположности. Но Сын — неточная Правда и невеществен. Следовательно, Сын — не тварь. А если не тварь, то единосущен с Отцем.
И сего по мере сил наших сделанного нами исследования предложенных речений для нас достаточно. Теперь обратим уж слово к отрицающим Духа Святаго, «низлагающе всяко возношение их ума взимающееся на разум Божий» (ср.: 2 Кор. 10:4—5).
Ты говоришь, что Дух Святый — тварь. Но всякая тварь рабственна Сотворшему. Ибо сказано: «всяческая работна Тебе» (Пс. 118:91). А если Дух рабствен, то и святость имеет приобретенную; все же, что имеет приобретенную святость, может допустить в себя порок. Но Дух Святый, будучи в сущности Свят, именуется Источником святыни. Следовательно, Дух Святый — не тварь. А если не тварь, то единосущен с Богом. Притом, скажи мне, как называешь рабом Того, Кто чрез Крещение освобождает тебя от рабства? Ибо сказано: «закон бо Духа жизни… свободил мя есть от закона греховнаго» (Рим. 8:2). Но не осмеливайся выговорить, что сущность Его когда–либо изменяема; имеешь пред глазами природу сопротивной силы, которая, как молния, спала с небеси и отпала от истинной жизни, потому что имела приобретенную святость, и за злым намерением последовало в ней изменение; а таким образом отпав от единичности и сринув с себя ангельское достоинство, за нрав наименована диаволом; потому что в диаволе угас прежний и блаженный навык, а возгорелась эта сопротивная сила. Сверх того, если еретик называет Духа Святаго тварию, то вводит мысль, что естество Его ограниченно. Как же будет иметь место сказанное: «Дух Господень исполни вселенную» (Прем. 1:7) и: «камо пойду от Духа Твоего» (Пс. 138:7)? Но видно, что он не исповедует Духа и простым по естеству, потому что именует единым по числу. А что едино по числу, все то, как сказал я, непросто. Если же Дух Святый не–прост, то состоит из сущности и святыни, а подобное ему сложно. И кто столько неразумен, чтобы назвать Духа Святаго сложным, а не простым, и по простоте единосущным Отцу и Сыну?
Но если должно поступить словом далее и вникнуть в важнейшее, то из сего наипаче увидим Божескую силу Святаго Духа. В Писании находим поименованными три рода творений: од. но — первое — приведение из небытия в бытие; второе же — изменение из худшего в лучшее; и третие — воскресение из мертвых. Во всех сих творениях найдешь Святаго Духа содействующим Отцу и Сыну. Ибо возьми осуществление небес. Что говорит Давид? «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их» (Пс. 32:6). Человек вновь созидается чрез Крещение. Ибо «аще кто во Христе, нова тварь» (2 Кор. 5:17).
И что говорит Спаситель ученикам? «Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19). Видишь, что Святый Дух и здесь соприсущ со Отцем и Сыном? Что же скажешь и о воскресении из мертвых? Когда нас не станет, и возвратимся в персть свою, потому что мы — земля и в землю отыдем: «послет Духа Святаго, и созиждет, и обновит лице земли» (ср.: Пс. 103:30). Что святой Павел назвал воскресением, то Давид наименовал обновлением.
Но еще послушаем восхищенного до третьего небеси. Что говорит он? Вы «храм живущаго в вас Святаго Духа» (1 Кор. 6:19). Всякий храм есть храм Божий. Если же мы — храм Духа Святаго, то Дух Святый есть Бог. Храм называется и Соломоновым, по имени соорудившего. А если и в этом смысле мы — храм Святаго Духа, то Святый Дух есть Бог. Ибо Кто все соорудил, тот есть Бог. Если же мы — храм Его, как поклоняемого и обитающего в нас, то будем исповедовать, что Он — Бог. Ибо «Господу Богу твоему поклонишися, и Тому единому послужиши» (Мф. 4:10).
Если желали бы они избегнуть слова Бог, то пусть узнают, что означается сим именем. Ибо оттого, что все утвердил (τινημι), или все видит (νεαομαι), именуется Бог (Θεος). Поэтому если Богом называется, Кто все утвердил или все видит, а Дух знает все Божие, как дух в нас — все наше (см.: 1 Кор. 2:11), следует, что Дух Святый есть Бог.
И еще: ежели меч Духа есть глагол Божий (см.: Еф. 6:17), то Дух Святый есть Бог. Ибо меч есть Того, Чьим и глаголом называется. И если именуется десницей Отца, ибо «десница Господня сотвори силу» (Пс. 117:16) и «десница Твоя, Господи… сокруши враги» (Исх. 15:6); если Дух Святый есть перст Божий, по сказанному: «аще ли Аз о персте Божий изгоню бесы» (ср.: Лк. 11:20), что в другом Евангелии написано так: «аще ли Аз о Дусе Божий изгоню бесы» (ср.: Мф. 12:28), то Дух Святый — того же естества с Отцем и Сыном.
На сей раз довольно сказано мною о поклоняемой и Святой Троице, потому что ныне и невозможно в обширнейшем виде исследовать учение о Ней. А вы, получив от моего смирения семена, возделайте в себе самих зрелый колос; потому что, как известно вам, в таких вещах требуем от вас и лихвы. Но верую Богу, что по чистоте жизни своей принесете плод и в тридесят, и в шестьдесят, и во сто. Ибо сказано: «блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф. 5:8). И не иным чем, братия, почитайте Небесное Царство, как истинным разумением Сущего, которое в божественных Писаниях называется и блаженством. Ибо «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21). О внутреннем же человеке не иное что составляется, как умозрение. А из сего входит, что Царство Небесное есть созерцание. Теперь, как в зеркале, видим тени вещей, а впоследствии, освободившись от сего земного тела и облекшись в тело нетленное и бессмертное, увидим их первообразы. Увидим же, если жизнь свою управим по прямому пути и будем заботиться о правой вере, без чего никто не узрит Господа. Ибо сказано: «в злохудожну душу не внидет премуд. рость, ниже обитает в телеси повиннем греху» (Прем. 1:4) И никто не возражай мне так: «не зная того, что под ногами любомудрствуешь нам о бесплотной и вовсе невещественной сущности». Безрассудным признаю дозволять чувствам, чтобы невозбранно наполнялись свойственными им предметами, и один ум удерживать от свойственной ему деятельности. Ибо как чувство заведует чувственным, так ум — мысленным.
Но должно вместе сказать и сие: «сотворивший нас Бог соделал естественные составления в нас познаний неизучаемыми. Ибо никто не учит зрение, как принимать впечатления от цветов или очертаний, слух — от звуков и голосов, обоняние — от запахов, благовонных или зловонных, вкус — от влаг и соков, осязание — от мягкого и жесткого или теплого и холодного. Никто не учит и ум, как постигать мысленное. И как чувства, если потерпят какой вред, имеют нужду в попечительности о них и тогда удобно исполняют свое дело; так и ум, обложенный плотию и наполненный плотскими представлениями, имеет нужду в вере и в правом житии, которые совершают «нози его, яко елени, и на высоких поставляют его» (ср.: Пс. 17:34). Сие же самое советует и премудрый Соломон и иногда представляет нам в пример непостыдного делателя — муравья, и в его образе начертывает нам путь деятельности (см.: Притч. 6:6), а иногда указывает на орудие мудрой пчелы, которым она строит соты, и в ее примере дает разуметь естественное умозрение, с которым соединяется и учение о Святой Троице, если «от… красоты созданий сравнително Рододелатель их познавается» (Прем. 13:5).
Но, возблагодарив Отца и Сына и Святаго Духа, положу конец письму, потому что, как говорит пословица, во всем хорошо знать меру.
9. К Максиму Философу
(Хвалит его за любовь к Богу и ближнему, дает свой суд о сочинениях Дионисия Александрийского и свое мнение о выражении «подобное по сущности». В заключение просит Максима посещать его или писать к нему. (Писано около 361 г.)
Слова действительно суть изображения души. Поэтому и я узнал тебя из письма, сколько, как говорится, льва узнают по когтям; и порадовался, нашедши, что неленостно стремишься к первым и важнейшим из благ — разумею любовь к Богу и любовь к ближнему. А за признак одной любви беру твое благорасположение ко мне, за признак другой — ревность к познанию. Всякому же Христову ученику известно, что в сих двух благах заключается все.
Что касается до сочинений Дионисия, которых просишь, то весьма многие доходили до меня, но теперь не имею у себя книг, потому и не послал. А мое мнение о них таково. Не все хвалю у Дионисия, иное же и вовсе отметаю, потому что, сколько мне известно, он почти первый снабдил людей семенами этого нечестия, которое столько наделало ныне шуму; говорю об учении аномеев. И причиной сему полагаю не лукавое его намерение, а сильное желание оспорить Савеллия. Обыкновенно уподобляю я его садовнику, который начинает выпрямлять кривизну молодого растения, а потом, не зная умеренности в разгибе, не останавливается на середине и перегибает стебель в противную сторону. Подобное нечто, нахожу я, было и с Дионисием. В сильной борьбе с нечестием Ливиянина чрезмерным своим ревнованием, сам того не примечая, вовлечен он в противоположное зло. Достаточно было бы доказать ему только, что Отец и Сын не одно и то же в подлежащем, и удовольствоваться такой победой над хульником. Но он, чтобы во всей очевидности и с избытком одержать верх, утверждает не только инаковость Ипостаси, но и равность сущности, постепенность могущества, различие славы, а от сего произошло, что одно зло обменял он на другое и сам уклоняет от правого учения. Таким образом далее разногласит с собою в своих сочинениях: то отвергает единосущие, потому что противник худо воспользовался сим понятием, когда отрицал Ипостаси, то принимает оное, когда защищается против своего соименника Сверх же сего и о Духе употребил он речения, всего менее приличные Духу, — исключает Его из поклоняемого Божества и сопричисляет к какому–то дольнему, тварному и служебному естеству. Такой–то сей Дионисий!
Если же надобно и мне сказать собственное свое мнение, то выражение «подобное по сущности», когда соединено с сим понятие «безразличия», принимаю за выражение, ведущее к тому же понятию, как и слово «единосущное», по здравому разумению сего последнего. Это имея в мысли, и отцы никейские, наименовав сперва Единородного «Светом от Света, Богом истинным от Бога истиннаго» и подобными сему именами, по необходимому следствию присовокупляют и слово: «единосущный». Итак, невозможно представить себе какого–либо различия ни между светом и светом, ни между истиною и истиною, ни между сущностию Единородного и сущностию Отца. Почему, если кто приимет выражение сие по сказанному мною, то и я допускаю оное. А если кто от «подобного» отсекает безразличие, как сделано это в Константинополе, то речение сие для меня подозрительно, потому что унижает славу Единородного. Ибо привыкли мы нередко представлять себе подобие в изображениях, которые имеют слабое сходство со своими первообразами и далеко их ниже. Итак, поелику слово «единосущный», по моему мнению, менее может быть извращаемо в своем значении, то и сам я стою за сие слово.
Но почему, наилучший мой, не приходишь ко мне, чтобы поговорить нам о подобных предметах при личном свидании и не доверять столь важных истин бездушным письменам, особливо и в других случаях не очень решаемся пускать в народ собственные свои мнения. И ты не отвечай мне, как отвечал Диоген Александру, что от тебя сюда столько же пути, сколько отсюда до тебя, потому что я своими недугами, почти как дерево, всегда удерживаюсь на одном месте, а при этом почитаю одним из первых благ жить в скрытности. Но ты и здоров, как сказывают, и притом сделался гражданином Вселенной; поэтому справедливо тебе будет приходить и сюда как в свою область. Ибо, хотя вам — людям деятельным — приличны многолюдство и города, где показываете свои доблестные деяния, однако же для созерцания и умственной деятельности, вводящей нас в общение с Богом, добрый содейственник — безмолвие, а безмолвие, скажу так с Самим подающим нам оное Богом, в обилии и без оскудения возделываем мы в пустыне. Если же непременно должно увиваться около сильных и ни во что ставить нас, лежащих на земле, то пиши о другом, и тем доставишь удовольствие.
16. Против еретика Евномия
(Высокомерие Евномия, с каким приписывал он себе уразумение Божия естества, пристыжает незнанием устройства и малейшего животного. (Писано в царствование Юлиана.)
Кто говорит, что возможно обретение Сущего, тот, конечно, к познанию Сущего довел мысль свою каким–либо путем и последовательно и сперва упражнялся в постижении предметов удобопонятных и малых, а потом уже силу своего постижения простер и до лежащего за пределами всякого понятия. Поэтому кто хвалится, что приобрел знание Сущего, тот должен объяснить природу малейшего из видимых существ и сказать, какова природа муравья: воздухом ли и дыханием поддерживается в нем жизнь; разделено ли у него костями тело, скреплены ли составы жилами и связками, оболочкой ли мышц и желез сдерживается положение жил; простирается ли мозжечок по хребтовым позвонкам от верхней части головы до хвоста; тканью ли нервной плевы сообщает он силу стремления движимым членам; есть ли в нем печень и желчноприемный сосуд в печени; есть ли также почки, сердце бьющееся и крововозвратные жилы, плевы и грудобрюшни; гол ли он или покрыт волосами; однокопытен или имеет разделенные ступни; сколько времени живет и как муравьи рождаются один от другого; долго ли рождаемое бывает во чреве и отчего не все муравьи пешеходы и не все крылаты, но одни ходят по земле, а другие носятся по воздуху. Итак, кто хвалится ведением Сущего, тот пусть объяснит сперва природу муравья, а потом уже рассуждает о Силе, превосходящей всякий ум. А если не объял еще ты ведением и природу малейшего муравья, то как хвалишься, что представил умом непостижимую силу Божию?
38. К Григорию, брату
(Опасаясь, чтобы Григорий, подобно многим, не стал смешивать понятий «сущность» и «ипостась», объясняет различие сих понятий; потом доказывает, что в Троице одна сущность и три Ипостаси, в объяснение чего представляет подобие радуги. Наконец толкует, в каком смысле ап. Павел называет Сына образом Отчей ипостаси. (Писано в 369 или 370 г.))
Поскольку многие в таинственных догматах, не делая различия между сущностью вообще и понятием ипостасей, сбиваются на то же значение и думают, что нет различия сказать: «сущность» или «ипостась» (почему некоторым из употребляющих слова сии без разбора вздумалось утверждать, что как сущность одна, так и ипостась одна, и наоборот — признающие три ипостаси думают, что по сему исповеданию должно допустить и разделение сущностей на равное сему число), то по сей причине, чтобы и тебе не впасть во что–либо подобное, на память тебе вкратце составил я о сем слово. Итак, чтобы выразить в немногих словах, понятие упомянутых речений есть следующее.
Одни именования, употребляемые о предметах многих и численно различных, имеют некое общее значение: таково, например, имя «человек». Ибо произнесший слово сие, означив этим именованием общую природу, не определил сим речением одного какого–нибудь человека, собственно означаемого сим именованием, потому что Петр не больше есть человек, как и Андрей, и Иоанн, и Иаков. Поэтому общность означаемого, подобно простирающаяся на всех подводимых под то же именование, имеет нужду в подразделении, через которое познаем не человека вообще, но Петра или Иоанна.
Другие же именования имеют значение частное, под которым разумеется не общность природы в означаемом, но очертание какого–либо предмета по отличительному его свойству, не имеющее ни малой общности с однородным ему предметом: таково, например, имя Павел или Тимофей. Ибо такое речение нимало не относится к общему естеству, но изображает именами понятие о некоторых определенных предметах, отделив их от собирательного значения.
Посему когда вдруг взяты двое или более, например: Павел, Силуан, Тимофей, тогда требуется составить понятие о сущности человека, потому что никто не даст иного понятия о сущности в Павле, иного в Силуане и иного в Тимофее, но какими словами обозначена сущность Павла, те же слова будут приличествовать и другим, ибо подведенные под одно понятие сущности между собою единосущны. Когда же, изучив общее, обратится кто к рассмотрению отличительного, чем одно отделяется от другого, тогда уже понятие, ведущее к познанию одного предмета, не будет во всем сходствовать с понятием другого предмета, хотя в некоторых чертах и найдется между ними нечто общее.
Посему утверждаем так: именуемое собственно выражается речением «ипостась». Ибо выговоривший слово «человек» неопределенностью значения передал слуху какую–то обширную мысль, так что хотя из сего наименования видно естество, но не означается им подлежащий и собственно именуемый предмет. А выговоривший слово «Павел» в означенном этим наименованием предмете указал надлежащее естество. Итак, «ипостась» есть не понятие сущности неопределенное, по общности означаемого ни на чем не останавливающееся, но такое понятие, которое видимыми отличительными свойствами изображает и очертывает в каком–нибудь предмете общее и неопределенное.
Так и Писанию обычно сие делать и во многих других случаях, и в истории Иова. Ибо приступая к повествованию о нем, сперва помянуло общее и изрекло: «человек», а потом отделяет тем, что составляет его особенность, в присовокуплении слова: «некий». Но оно прошло молчанием описание сущности, как бесполезные для предложенной цели слова; понятие же «некий» изображает свойственными чертами, именуя место, черты нрава и все те от внешности заимствованные признаки, которыми хотело отделить его от общего значения, чтобы описание лица, о котором повествуется, явственно было по всему: и по имени, и по месту, и по душевным свойствам, и по тому, что усматривается вне его. А если бы излагало оно понятие сущности, то при изъяснении естества не было бы никакого упоминания о сказанном, потому что понятие было бы то же, что и о Валдае савхейском, и о Софаре минейском, и о каждом из упомянутых там людей.
Поэтому какое понятие приобрел ты о различии сущности и ипостаси в нас, перенеси оное и в божественные догматы — и не погрешишь. Что представляет тебе когда–либо мысль о существе Отца (ибо душа не может утверждаться на одной отдельной мысли, будучи уверена, что существо сие выше всякой мысли), то же представляй себе и о Сыне, а равно то же и о Духе Святом. Понятие несозданного и непостижимого есть одно и то же в рассуждении и Отца и Сына и Святого Духа. Не больше непостижим и не создан один, и не меньше другой. Но когда в Троице нужно по отличительным признакам составить себе неслитное различение, тогда к определению отличительного возьмем не вообще представляемое, каковы, например, несозданность, или недосязаемость никаким понятием, или что–нибудь подобное сему, но будем искать того одного, чем понятие о Каждом ясно и несмешанно отделится от представляемого вместе.
Посему, кажется мне, хорошо будет раскрыть понятие сие так. Всякое благо, нисходящее к нам от Божией силы, называем действием все во всех производящей благодати, как говорит апостол: «Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12:11). Но вникая, от одного ли Святого Духа восприяв начало, подаяние благ таким образом нисходит к достойным, опять по указанию Писаний веруем, что Единородный Бог есть начальник и виновник подаяния благ, открывающихся в нас по действию Духа. Ибо святое Писание учит нас о Единородном, что «Все чрез Него начало быть» (Ин. 1:3), и «все Им стоит» (Кол. 1:17). Итак, когда возведены мы к этой мысли, опять, пользуясь богодухновенным руководством, научаемся, что хотя одною Силою приводится все из небытия в бытие, однако же и Ею не безначально, но есть некая Сила нерожденно и безначательно сущая, и Она–то есть вина вины всех существ. Ибо от Отца Сын, Которым все получило бытие и с Которым всегда неразлучно умопредставляется и Дух Святой. Не может и помыслить о Сыне не предосияваемый Духом. Итак, поскольку Дух Святой, от Которого источается на тварь всякое подаяние благ, как соединен с Сыном, с Которым нераздельно представляется, так имеет бытие, зависимое от вины — Отца, от Которого и исходит, то отличительный признак ипостасного Его свойства есть тот, что по Сыне и с Сыном познается и от Отца имеет бытие. Сын же, Который Собою и вместе с Собою дает познавать Духа, исходящего от Отца, один единородно воссияв от нерожденного Света, по отличительным Своим признакам не имеет ничего общего с Отцом или с Духом Святым, но один познается по упомянутым признакам. А «сый над всеми Бог» один имеет тот преимущественный признак Своей ипостаси, что Он Отец и бытие Его не от какой–либо вины; а по сему опять признаку Он собственно и познается.
По сей–то причине говорим, что в общем понятии сущности не слитны и не сообщи признаки, усматриваемые в Троице, какими выражается отличительное свойство Лиц, о Которых преподает нам вера, потому что каждое Лицо представляется нами отлично по собственным Его признакам, так что по упомянутым признакам познано различие ипостасей. А что касается до бесконечности, непостижимости, несозданности, необъемлемости местом и до всего подобного сему, то нет никакого различия в животворящем Естестве, разумею Отца, Сына и Духа Святого, но усматривается в Них некое непрерывное и нерасторгаемое общение. И в каких понятиях возможет кто представить себе величие одного из Лиц, исповедуемых во Святой Троице, с теми да приступает безразлично к созерцанию славы во Отце, Сыне и Духе Святом, не блуждая мыслью ни по какому промежутку между Отцом, Сыном и Святым Духом, потому что нет ничего между Ними вставного, ни чего–либо самостоятельного и отличного от Божия естества, так чтобы естество сие могло быть отделено Само от Себя вставкой постороннего, ни пустоты какого–либо ненаполняемого пространства, которая бы производила перерывы в единении Божией сущности с Самой Собою, разделяя непрерывное пустыми промежутками. Но кто представил в уме Отца, тот представил и Его в Нем Самом и вместе объял мыслью Сына. А кто имеет в мысли Сына, тот не отделяет от Сына и Духа, но относительно к порядку последовательно, относительно же к естеству соединенно напечатлевает в себе воедино слиянную веру в три Лица. И кто наименовал только Духа, тот в сем исповедании сообъемлет и Того, чей это Дух. Поскольку же Дух есть Христов (см. Рим. 8:9) и Он от Бога, как говорит Павел (см. 1 Кор. 2:12), то как взявшийся за один конец цепи влечет и другой ее конец, так, по слову пророка, «Открываю уста мои и вздыхаю, ибо заповедей Твоих жажду» (Пс. 118:131), привлекший Духа через Него привлекает вместе и Сына и Отца. И кто истинно приимет Сына, тот будет иметь Его в себе, обоюду низводящего и Отца Своего, и собственного Своего Духа. Ибо не может быть отсечен от Отца всегда во Отце Сущий, и никогда не отделится от собственного Духа все о Нем Производящий. А равно кто принял Отца, тот по действенности приял вместе и Сына и Духа. Ибо невозможно представить мысленно какого–либо сечения или разделения, так чтобы или Сын представляем был без Отца, или Дух отделяем от Сына, а напротив того, находим между Ними некое неизреченное и недомыслимое как общение, так и разделение; ни разность ипостасей не расторгает непрерывности естества, ни общность сущности не сливает отличительных признаков.
Но не дивитесь, если говорим, что одно и то же и соединено и разделено и если представляем мысленно, как бы в гадании, некое новое и необычайное как разделение соединенное, так и единение разделенное. Ибо кто выслушает слово не с намерением оспаривать и осмеивать оное, тому и в чувственных вещах можно найти нечто подобное. И вы приимите слово мое как подобие и тень истины, а не как самую действительную истину. Ибо невозможно, чтобы представляемое в подобиях было во всем сходно с тем, для изображения чего берется.
Итак, на каком же основании говорю, что являющееся нашим чувствам представляет нам некое подобие разделенного и вместе соединенного? Видал ты когда–нибудь весною сияние дуги в облаках? Разумею ту дугу, которую по общему словоупотреблению привыкли мы называть радугою. Знающие об этом говорят, что она составляется, когда в воздухе растворена какая–то влага, потому что сила ветров все влажное и сгущенное в испарениях, образовавшееся уже в облако, сгнетает в дождь. А составляется радуга, как говорят, таким обзором. Когда солнечный луч, проходя косвенно густоту и мглу облаков, потом прямо упрется своим кругом в какое–нибудь облако, тогда происходит как бы некоторый перегиб и возвращение света на самого себя, потому что свет от влажного и блестящего идет назад, в противную сторону. Ибо так как огневидные отблески имеют свойство, если падают на что–нибудь гладкое, перегибаясь, возвращаться опять на самих себя, а образ солнца, производимый лучом на влажном и гладком воздухе, бывает круглый, то по необходимости и на прилежащем к облаку воздухе отсвечивающее сияние описывает нечто подобное образу солнечного круга. Таким обзором один и тот же свет и непрерывен сам в себя, и разделен. Будучи многоцветным и многовидным, он неприметно окрашивается различными цветами, неприметным для наших взоров образом скрадывая взаимное сияние не одинаково цветных частиц, так что между голубым и огнистым цветом, или между огнистым и пурпуровым, или между сим последним и янтарным невозможно распознать середины, в которой смешиваются и отделяются один от другого инаковые цвета, потому что отблески всех цветных лучей видимы вместе, белы и, скрадывая признаки взаимного соприкосновения, остаются неразличимыми, так что невозможно найти, где оканчивается огнистый или изумрудный луч в цветном сиянии и где начинает быть не таким уже, каким видим в белом сиянии.
Посему как в этом подобии и ясно распознаем различия цветов, и не можем различить чувством расстояния от одного цвета до другого, так рассуждай о возможности представлять нечто подобное касательно божественных догматов. Хотя ипостасные свойства, подобно некоему цвету из видимых в радуге, сияют в каждом из исповедуемых во Святой Троице Лиц, однако же в рассуждении естественного свойства невозможно примыслить никакой разности у одного Лица с другим, но при общей сущности в каждом Лице сияют отличительные свойства. Ибо и там, в подобии, одна была сущность, издающая многоцветное это сияние и именно преломляемая в солнечном луче; но цвет явления многовиден.
Так и через творение учит нас разум не находить странным в учении о догмате, когда, встретив трудное к уразумению, придем в недоумение, соглашаться ли на сказанное. Как в рассуждении видимого глазами оказалось, что опыт лучше понятия о причине, так и в догматах, превышающих разум, в сравнении с тем, что постигает рассудок, лучше вера, которая учит нас о раздельном в ипостаси и о соединенном в сущности. Итак, поскольку слово наше открыло в Святой Троице и общее и отличительное, то понятие общности возводится к «сущности», а «ипостась» есть отличительный признак каждого Лица.
Но, может быть, иной подумает, что предложенное понятие об ипостаси не согласно со смыслом апостольского писания, где апостол говорит о Господе, что Он «сияние славы и образ ипостаси Его» (Евр. 1:3). Ибо если ипостасью назвали мы совокупность отличительных свойств, усматриваемых в Каждом, и как об Отце признаем, что есть нечто собственно в Нем созерцаемое, через что Он один познается, так то же самое исповедуем и о Единородном, — то как же Писание в этом месте именование ипостаси приписывает одному Отцу, а Сына называет образом ипостаси, Который обозначается не собственными своими, а Отцовыми чертами? Если ипостась есть отличительный знак бытия Каждого и собственностью Отца признается — быть нерожденно, Сын же изображает в Себе отличительные свойства Отца, то не остается уже при Отце, чтобы Он Один по преимуществу именовался нерожденным, если только тем, что отличает Отца, обозначается бытие Единородного.
Но утверждаем, что здесь слово апостола выполняет другую цель, которую имея в виду, употребил он сие речение: «сияние славы и образ ипостаси». И кто тщательно уразумел сию цель, тот найдет не что–либо противоречащее сказанному нами, а только то, что речь направлена к какой–то особенной мысли. Ибо апостольское слово рассуждает не о том, как ипостаси различать между собою по видимым признакам, но о том, как уразуметь соестественность, неотлучность и единение в отношении Сына к Отцу. Так не сказал: «иже сый» слава Отца (хотя сие действительно так), но, оставив это, как всеми признаваемое, научая же не представлять иного образа славы во Отце, а иного в Сыне, определяет, что слава Единородного есть сияние самой славы Отца, подобием света приводя к тому, чтобы Сына представлять неразлучно с Отцом. Ибо как сияние хотя от пламени, однако же не позднее пламени, но вдруг и пламень вспыхивает, и свет от Него воссиявает, так, по требованию апостола, должно представлять и Сына от Отца, не отделять Единородного каким–нибудь разлучающим расстоянием от бытия Отца, но вместе с Виновником представлять всегда и сущее от Него. Посему таким же образом, как бы толкуя предложенную теперь мысль, называет и образом ипостаси, телесными подобиями руководя нас к уразумению невидимого. Ибо как тело непременно имеет очертание, но инаково понятие очертания, а инаково понятие тела, и кто дает определение одного из сих двух, тот не попадает еще на определение другого, между тем хотя в уме и отделяешь очертание от тела, однако же природа не допускает разделения, но одно с другим представляется соединенным; так, думает апостол, должно разуметь, что учение веры, хотя научает нас неслиянному и раздельному различию Ипостасей, однако же в приведенном месте изображает неразрывность и как бы нераздельность Единородного с Отцом, не потому, что Единородный не имеет ипостаси, но потому, что в единении Своем с Отцом не допускает ничего посредствующего, почему устремивший душевные очи на образ Единородного имеет мысль об ипостаси Отца не вследствие изменения или смешения созерцаемых в Них отличительных свойств, или в Отце представляя рожденность, или в Сыне нерожденность, но потому, что оставшийся по отделении Одного от Другого не может быть представляем один Сам по Себе. Ибо невозможно, чтобы наименовавший Сына не имел мысли и об Отце, потому что именование сие относительно указывает и на Отца.
Итак, поскольку увидевший Сына видит и Отца, как говорит Господь в Евангелии (Ин. 14:9), то посему сказано, что Единородный есть «образ ипостаси» Отчей. И чтобы лучше уразуметь эту мысль, присовокупим и другие изречения апостола, в которых называет Он Сына «образом Бога невидимого» (см. Кол. 1:15) и еще образом благости Его — не в том смысле, что образ различен от первообраза относительно к невидимости и благости, по желая показать, что Сын тождествен с первообразным, хотя и иной, потому что не сохранилось бы понятие образа, если бы не имел Он во всем ясного и безразличного тождества. Следственно, представивший себе доброту образа имеет уже мысль о первообразе. И кто объял мыслью как бы образ Сына, тот отпечатлел в себе и образ Отчей ипостаси, в последнем созерцая и первый, не потому, что в изображении видит нерожденность Отца (в таком случае оно было бы всецело тождественным, а не иным), но потому, что нерожденную Доброту созерцает в рожденной. Ибо как всмотревшийся в изображение лица, представившееся в чистом зеркале, получает ясное познание об изображенном лице, так познавший Сына с самым сим познанием Сына приял в сердце образ Отчей ипостаси. Ибо все, что принадлежит Отцу, созерцается и в Сыне, и все, что принадлежит Сыну, принадлежит и Отцу, потому что всецелый Сын в Отце пребывает и опять имеет в себе всецелого Отца, так что ипостась Сына служит как бы образом и лицом к познанию Отца; и ипостась Отца познается в образе Сына, тогда как остается созерцаемое в Них отличительное свойство к ясному различению ипостасей.
48 (52). К монахиням
(Изъявляет свою радость, что старанием епископа Воспория уничтожены взаимные сомнения о православии как св. Василия, так и сих монахинь; рассуждает о слове «единосущный», которое отвергали некоторые, как и отцы антиохийские, не вполне разумея оное, и которое ограждает веру от ересей Ариевой и Савеллиевой; опровергает утверждавших, что Дух прежде Отца и Сына по времени и порядку. (Писано в начале епископства)
Сколько печалила меня прежде неприятная молва, поразившая слух мой, столько обрадовал боголюбивейший епископ, брат наш Воспорий, рассказав лучшее о вашем благоговении. Ибо уверил, по благодати Божией, что все разглашаемое было выдумкой людей, не знающих точной правды о вас, присовокупил же, что нашел у вас нечестивые на меня клеветы, притом такого рода, что могли их выговорить только люди, не думающие и за праздное слово дать отчет Судии в праведный день Воздаяния Его. Посему возблагодарил я Господа, и сам исцелившись от несправедливого о вас мнения, принятого мною, как видно, вследствие клеветы людской, и о вас услышав, что оставили ложные обо мне мысли, как скоро узнали утверждаемое братом нашим, который излагая вам собственное свое мнение, конечно, с тем вместе объявил и мое, потому что у нас обоих один образ мысли о вере так как мы наследники тех же отцов, некогда в Никее провозглашавших великое провозвестие благочестия, в котором все прочее вовсе не подлежит пересудам, только слово «единосущный», худо будучи понимаемо, еще не принято некоторыми. И таковых справедливо иной укорит, но опять их же удостоит и извинения. Ибо кто не следует отцам и речение их не признает более несомненным, чем свое мнение, тот, конечно, заслуживает обвинения как человек, исполненный кичения. Но с другой стороны, кто оставляет сие речение в подозрении, потому что оно опорочено другими, тот, по–видимому, в довольной мере свободен от обвинения. И действительно, отцы, собравшиеся по делу Павла Самосатского, опорочивали сие речение как не совсем удачное. Они говорили, что слово «единосущный» заключает в себе понятие о сущности и о том, что от сей сущности; почему разделенная уже сущность тем частям, на которые она разделена, дает наименование единосущного. Но такая мысль имеет разве место в рассуждении меди и монет, сделанных из меди; в рассуждении же Бога Отца и Бога Сына не усматривается такой сущности, которая была бы первоначальнее и выше Обоих, потому что и думать, и говорить это — выше всякого нечестия. Ибо что может быть первоначальнее Нерожденного? Таковой хулой уничтожилась бы и вера в Отца и Сына, потому что от одного происшедшие суть уже между собою братья.
И поелику тогда уже были утверждавшие, что Сын приведи в бытие из небытия, то, чтобы отсечь и это нечестие, употребив слово «единосущный». Ибо соединение Сына со Отцем во времени и не в пространстве. Но и предыдущие слова показывают, что отцы имели сию мысль; ибо, сказав: «Свет от Света» и от сущности Отца Сын «рожден, а не сотворен», присовокупили к сему слово «единосущный», давая тем разуметь, что какое понятие придает кто–либо слову «свет» в отношении к Отцу, такое же понятие приличествует и в отношении к Сыну, ибо свет истинный, относительно к самому понятию о свете, не будет иметь никакого различия со светом истинным. Итак, поелику Отец есть Свет безначальный, а Сын — Свет рожденный, но и Каждый из Них есть Свет и Свет, то справедливо употребили слово «единосущный», чтобы выразить равночестность естества. Ибо не братия между собою называются единосущными, как понимали некоторые; напротив того, когда и Виновник и Имеющий бытие от Виновника суть одного и того же естества, тогда называются Они единосущными. Но то же речение исправляет и зло, произведенное Савеллием, потому что уничтожает тождество Ипостасей и вводит совершенное понятие о Лицах. Ибо единосущное не одно и то же с самим собою, но иное с чем–то иным. Почему прекрасно и благочестиво сие речение: оно как определяет свойство Ипостасей, так выражает безразличие естества.
А когда научаемся, что Сын от сущности Отца, и притом рожден, а не сотворен, тогда не впадаем в плотские понятия о страстях. Ибо не отделилась сущность от Отца в Сына, и родила е истекши или отделив от себя нечто, как растения производят плоды, но образ Божия рождения неизглаголан и недомыслим человеческому рассудку. Ибо действительно, низкому и плотскому уму свойственно уподоблять вечное тленному и привременному и думать, что как рождается телесное, так подобно сему рождает и Бог. К учению благочестия должно восходить от противного. Поелику так рождают смертные, то не так рождает Бессмертный. Посему не должно отрицать Божия рождения и осквернять своей мысли понятиями плотскими.
А Дух Святый и исчисляется со Отцем и Сыном, почему и выше твари; и поставляется на определенном месте, как научены мы в Евангелии Самим Господом, сказавшим: «шедше», крестите «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (ср.: Мф. 28:19). Но кто ставит Его прежде Сына или говорит, что Он первоначнее Отца, тот противится Божию повелению и чужд здравой веры, соблюдая не тот образ славословия, какой принял, но сам от себя в угодность людям, вымышляя новое учение. Ибо если выше Бога то не от Бога. Но написано: «Дух, Иже от Бога» (ср.: 1 Кор. 2:12). Если же от Бога, то как первоначальнее Того, от Кого Он? Да и какое безумие, когда один Нерожденный, говорит, что иное нечто — выше Нерожденного? Но Дух не первее и Единородного, потому что нет ничего среднего между Сыном и Отцем. Если же Дух не от Бога, но чрез Христа, то Его вовсе нет. Посему нововведение в порядке ведет к отрицанию самого бытия и есть отрицание всей веры. А поэтому равно нечестиво как низводить Духа на степень твари, так ставить Его прежде Сына или Отца, в отношении или ко времени, или к порядку. Вот ответ на то, о чем, как я слышал, спрашивало ваше благоговение. Если же даст Господь, будем с вами вместе, то, может быть, скажем о сем нечто более и сами найдем у вас удовлетворительное решение на то, что и мы желаем знать.
101 (105). К диакониссам, дочерям комита Терентия
(Изъявляет свое сожаление, что не свиделся с ними в Самосатах; хвалит постоянство их в исповедании Святой Троицы; увещевает соблюдать сие постоянство и избегать общения и бесед с отрицающими Божество Сына или Духа, обещает при первом свидании обширнее беседовать с ними о вере. (Писано в 372 г.))
Прибыв в Самосаты, надеялся я свидеться с вашей чинностию. И поелику не имел с вами свидания, то неравнодушно перенес эту потерю, рассуждая, будет ли когда или мне возможно опять быть поблизости ваших стран, или вам угодно побывать в нашей стороне. Но да будет сие в воле Господней!
Теперь же, поелику нашел я сына Софрония едущим к вам, то с удовольствием вручил ему сие письмо, которое принесет вам приветствие и откроет мои мысли, потому что по милости Божией не перестаю помнить о вас и благодарю за вас Господа, что вы — доброго корня добрые отрасли плодоносите добрые дела и в подлинном смысле — как крины среди терний; потому что окруженным таким развратом людей, растлевающих слово истины, не вдаваться в обман, не оставлять апостольского проповедания веры и не прилагаться к усиливающемуся ныне нововведению, — все это не заслуживает ли, чтобы воздать за сие великое благодарение Богу, и не по справедливости ли приобретет вам великие похвалы?
Веруете во Отца и Сына и Святаго Духа: не выдавайте сего вверенного вам залога — Отца, начала всему; единородного Сына, от Отца рожденного, истинного Бога, Совершенного от Совершенного, живый Образ, показывающий в Себе всецелого Отца, Духа Святаго, от Бога сущего, Источник святости, жизнеподательную Силу, усовершающую Благодать, которой усыновляется Богу человек и смертное делается бессмертным; Духа, имеющего со Отцем и Сыном единство во всем, в славе и в вечности, в силе и Царстве, во владычестве и Божестве, как свидетельствует и предание спасительного Крещения. А кто называет тварию или Сына, или Духа, или вообще низводит Духа в служебный и рабский чин, те далеки от истины, и надобно бегать общения с ними, уклоняться от их речей как от яда, смертоносного для душ.
А если даст когда Господь быть нам вместе, то обширнее изложу вам слово о вере, чтобы при доказательствах из Писания увидели вы и крепость истины, и гнилость ереси.
110 (114). К Кириаку, живущему в Тарсе
(По случаю возникшего разногласия между клиром в Тарсе уверяет Кяриака, что мир восстановится, если приимет он никейское исповедание веры, не отменяя ни одного речения, присовокупит к сему исповеданию, что Дух Святый не тварь и прекратит общение с называющими Святаго Духа тварию. (Писано около 372 г.))
Какое благо мир — нужно ли говорить о сем сынам мира? Поелику же это великое, чудное и вожделенное всем любящим Господа благо подвергается уже опасности обратиться в одно голое имя, потому что с умножением беззакония охладела во многих любовь (см.: Мф. 24:12), то думаю, что искренно и истинно работающим для Господа надобно о том единственно прилагать старание, чтобы привести опять к единству Церкви, так многочастно между собою разделенные. И меня, который намереваюсь сделать сие, конечно, несправедливо стали бы винить, что берусь не за свое дело. Ничто не свойственно так христианину, как быть миротворцем, за сие и Господь обещал нам величайшую Свою награду. Поэтому, свидевшись с братиями и заметив великое их братолюбие и благорасположенность к вам, а еще более христолюбие, точность и твердость в вере, а также и то, что прилагают много старания о том и о другом, и от вашей любви не отлучаться, и не изменять здравой вере, одобрил я благое их произволение и пишу к твоей степенности, со всякою любовию умоляя иметь в искреннем единении участниками во всех церковных делах, а также и им поручился за твое правдолюбие и за готовность твою, по благодати Божией, в ревности за истину на все, что ни должно будет пострадать за слово истины.
А как уверяю сам себя, и вам не противно, и упомянутым выше братиям достаточно к несомненному убеждению следующее: исповедуйте веру, изложенную отцами нашими, сошедшимися в Никее, и не отметайте ни одного из никейских речений, но ведайте, что изглаголали сие триста осьмнадцать отцов по беспрекословному согласию и не без внушения Святаго Духа; присовокупите же к сей вере и то, что не должно Духа Святаго называть тварию и иметь общение с называющими Его так, чтобы Церковь Божия была чиста и не имела в себе примешенных плевел. Когда же сердоболием вашим дано будет им сие удовлетворение, тогда и они готовы будут оказывать вам приличное повиновение. Ибо сам ручаюсь за сию часть братий, что ни в чем не воспрекословят, но во всем избытке покажут вам свое благочиние, как скоро вашим совершенством с готовностию уступлено им будет это одно, чего они и домогаются.
120 (125). Список исповедания веры
(Произнесенный святейшим Василием и к которому подписался Евстафий, епископ Севастийский; показывает, что от приходящих к истине или от подозрительных в православии должно требовать, чтобы принимали они никейское исповедание веры буквально и по здравому разумению оного; ибо иные, как Маркелл и савеллиане, и из сего исповедания при ложном истолковании выводят свои ереси; излагает самое никейское исповедание; и поелику в оном о Духе Святом сказано кратко, то показывает, что противно истинному учению о Духе Святом и что согласно с оным. (Писано в 373 г.))
Если кто, или прежде быв научен другому исповеданию веры, хочет присоединиться к православным, или теперь в первый только раз изъявляет желание огласиться учением истины, то надобно научать таковых вере, как она изложена блаженными отцами на Соборе, составленном некогда в Никее. Это же самое полезно будет и в рассуждении тех, кого подозревают в противлении здравому учению и кто мудрование своего зловерия прикрывает благовидными уклонениями. Ибо и для сих достаточно изложенной там веры; таковые или исцелятся от тайного своего недуга, или скрывая его в глубине, сами понесут осуждение за обман, а для нас соделают легким оправдание в день Суда, когда Господь откроет «тайная тмы и объявит советы сердечныя» (1 Кор. 4:5).
Потому их надобно принимать, как скоро они исповедуют, что веруют, держась как речений, какие предложены отцами нашими в Никее, так и смысла, какой по здравому разумению выражается сими речениями. Ибо есть и таковые, что и в сем изложении веры искажают учение истины и по своему произволу толкуют смысл заключающихся в нем речений. Так Маркелл, нечестиво уча об ипостаси Господа нашего Иисуса Христа и именуя Его простым словом, осмелился оправдываться тем, что основания к сему заимствовал из никейского изложения веры, неправо толкуя смысл слова «единосущный». И некоторые из содержащих злочестие ливийца Савеллия, когда предполагают, что ипостась и сущность суть одно и то же, из того же изложения веры извлекают для себя предлог к сложенной ими хуле, потому что в сем изложении приписано: «Если кто говорит, что Сын из иной сущности или ипостаси, то Кафолическая и Апостольская Церковь предает таковых проклятию». Но отцы не сказали там, что «сущность» и «ипостась» одно и то же. Ибо, если бы оба слова означали одно и то же понятие, то какая нужда была бы в том и другом слове? Напротив того, явствует следующее: поелику одни отрицают, что Сын от сущности Отца, а другие утверждают, что Он не только не от сущности, но даже от другой какой–то ипостаси, то отцы отринули то и другое как чуждое церковному разумению. И где выразили собственное разумение, там сказали, что Сын от сущности Отца, не прибавляя: «и от ипостаси». Посему–то приписано, чтобы отринуть худое разумение, а это заключает в себе прямое изложение спасительного догмата. Поэтому должно исповедовать Сына единосущным Отцу, как написано. Исповедовать же и Отца в собственной Его ипостаси, и Сына в собственной, и Духа Святаго в собственной же, как ясно выразили это и сами отцы Ибо достаточно и ясно показали сие, сказав: «Света от Света», потому что хотя иный Свет родивший и иный — рожденный, однако же и Один — Свет, и Другой — Свет, потому что понятие сущности одно и то же.
Приложим и самое исповедание веры, написанное в Никее.
«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть от сущности Отчей, Бога от Бога, Света от Света; Бога истинного от Бога истинного; рожденного, несотворенного; единосущного Отцу, чрез Которого пришло в бытие все, что на небе и что на земле. Для нас, человеков, и для нашего спасения снисшедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, грядущего судить живых и мертвых. И во Святаго Духа. А кто говорит: было, когда Сын не был; и прежде, нежели родился, Он не был, и произошел из не сущих, или кто утверждает, что Сын Божий от другой ипостаси или сущности, или изменяем, или переиначиваем, таковых Кафолическая и Апостольская Церковь предает проклятию».
Итак, поелику здесь иное достаточно и с точностью определено, частью в исправление поврежденного, а частью в предостережение от того, что, как предусматривали, могло еще возникнуть, а учение о Духе предложено вкратце, без всякого обстоятельного объяснения, потому что тогда не касались еще сего вопроса, и мысль о Духе в душах уверовавших не подвергалась никаким наветам, постепенно же возникшие лукавые семена нечестия какие первоначально посеяны начальником ереси Арием, впоследствии времени, ко вреду Церкви, возращены злочестивыми его преемниками, и усилившееся нечестие простерлось уже до того что произносит хулу на Духа, то людям, которые не щадят сами себя и не предвидят неизбежной угрозы, какую Господь наш изрек на хулящих Духа Святаго, необходимо сказать, что надобно предавать проклятию и их, называющих Духа Святаго тварию и признающих это, а не исповедующих, что Дух Свят по естеству, как по естеству Свят Отец и по естеству Свят Сын, но отчуждающих Духа от Божеского и блаженного естества. Доказательством же правого мудрствования служит — не отлучать Духа от Отца и Сына (ибо нам должно креститься, как приняли, и веровать, как крестимся; а как веруем, так и славить Отца и Сына и Святаго Духа); но отделяться от общения с называющими Духа тварию как с явными хульниками, исповедуя вместе и то (замечание сие необходимо ради клеветников), что не называем Духа Святаго ни нерожденным (ибо знаем единого Нерожденного и единое Начало сущего — Отца Господа нашего Иисуса Христа), ни рожденным (ибо из предания веры знаем единого Единородного; о Духе же истины, будучи научены, что Он исходит от Отца, исповедуем, что Он от Бога несозданно). Право мудрствующий предает также проклятию и тех, которые Духа Святаго называют служебным, потому что сим речением низводят Его на степень твари. Ибо о служебных духах Писание предало нам, что они суть твари, сказав: «вси… суть служебный дуси, в слу жение посылаемы» (Евр. 1:14). А для тех, которые все смешивают и не соблюдают евангельского учения, необходимо сделать оговорку, что должно бегать и тех еще, которые, явно противоборствуя благочестию, извращают порядок, какой предал нам Господь, и Сына ставят прежде Отца, и Духа Святаго предпоставляют Сыну. Ибо неизменным и неприкосновенным надобно соблюдать тот порядок, какой приняли мы в самых словах Господа, казавшего: «Шедше… научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19).
(Подпись епископа Евстафия).
Я епископ Евстафий, прочитав, сказал мысль свою тебе, Василию, и согласился с вышенаписанным; подписал же в присутствии братии, фронтона нашего и хорепископа Севира и других некоторых клириков.
121 (126). К Атарвию
(Атарвия, который по прибытии св. Василия в Никополь бежал от него, приглашает на свидание с собою, чтобы лично оправдался в том, что, по рассказам людей достоверных, говорено было Атарвием против св. Василия и против самой веры. (Писано в 373 г.))
Дойдя до Никополя, в надежде усмирить восставшие смятения и по возможности исправить, что сделано вопреки порядку и церковным уставам, весьма опечалился я, не застав там твоей снисходительности, но узнав, что удалился ты со всею поспешностью, и притом почти в средине Собора, который открыт был у вас. Поэтому необходимо принужден я писать письмо, которым напоминаю тебе о свидании со мною, чтобы сам ты облегчил мою скорбь, какою стражду до смерти, услышав, что внутри Церкви отваживаются на дела, какие до сего дня еще не доходили и до слуха нашего. И это, хотя горестно и тяжело, однако же еще сносно, потому что сделано против человека, который, предоставив Богу воздать за все, что потерпел, всецело предан миру и одного желает — чтобы народ Божий не понес ничего вредного по его вине. Поелику же некоторые из братий, люди почтенные и достойные всякого вероятия, известили меня, что тобою сделаны некоторые нововведения и касательно веры, даже говорено было нечто вопреки здравому учению; то, сим еще более подвигшись и находясь в великом беспокойстве, чтобы при бесчисленных ранах, какие нанесены Церкви погрешающими против истины Евангелия не возникло новое зло, по возобновлении старой ереси врага Церкви Савеллия (ибо братия известили меня, что сказанное тобою сродно с этим), по этой самой причине пишу к тебе. Не поленись перейдя небольшое расстояние, свидеться со мною и, выведя меня из сомнения в рассуждении этого, и болезнь мою утоли, и утешь Церкви Божий, которые теперь нестерпимо и тяжко огорчены тем, что сделано и что, по слухам, сказано тобою.
123 (128). К Евсевию, епископу Самосатскому
(На желание Евсевия примирить св. Василия с Евстафием отвечает, что готов он умереть для мира, но желает мира истинного; от Евстафия же требует одного — чтобы дал ясный ответ на предложенный ему вопрос: имеет ли он общение с не принимающими никейского исповедания веры и называющими Святаго Духа тварию? Подтверждает, что до полунения ясного на сие ответа не может быть в общении с Евстафием, так как по той же причине не в общении с Евиппием; дает свое мнение, как должно обходиться с не приемлющими здравой веры. (Писано в 373 г.))
Не могу еще достойным образом показать на деле своего усердия к умирению Церквей Господних. Но в сердце, уверяю в этом, столько у меня желания, что с удовольствием отдал бы и жизнь свою, только бы угасить пламень ненависти, возжженный лукавым. И если не по желанию мира согласился я быть в Колонии, то да не умиряется жизнь моя! Впрочем, ищу мира истинного, какой оставлен нам Самим Господом; и чего просил я в удостоверение себе, не иное что показывает, как желание истинного мира, хотя некоторые, превращая истину, толкуют сие иначе. Поэтому пусть делают из своего языка такое употребление, какое хотят, но, без сомнения, пожалеют некогда сами об этих словах.
Твое же преподобие прошу помнить первоначальные положения, не вдаваться в обман, принимая ответы не на вопросы, и не давать силы лжеумствованиям тех, которые, не имея дара слова, одним своим одобрением опаснее всякого извращают истину. Ибо предложил я речения простые, ясные и легко удерживаемые в памяти: точно ли отказываем в общении не приемлющим никейского исповедания веры и точно ли не согласны быть на стороне тех, которые отваживаются называть Духа Святаго тварию? А он вместо того, чтобы на вопросы сии отвечать прямо, повторил мне то же, что ты писал, и сделал это не по простоте ума, как можно бы подумать, и не как человек, который не в со стоянии видеть следствия. Напротив того, рассчитывает, что, отринув мое предложение, слишком выкажет себя перед народом, а согласившись со мною, уклонится от середины, которой держаться доныне предпочитал он всему. Поэтому да не перехищряет он нас и да не вводит в обман вместе с другими и твое благоразумие, но пусть пришлет мне краткий ответ на вопрос, или соглашаясь на общение с врагами веры, или отрекаясь от оного. Если склонишь его на сие и пришлешь ко мне ответы прямые и каких желаю, то я погрешал во всем, что было доселе, на себя беру всю эту вину; требуй тогда от меня доказательств смиренномудрия. А пока не будет сего, боголюбивейший отец, извини, что не могу с лицемерием предстоять жертвеннику Божию. Ибо если бы не боялся я сего, то для чего бы отлучаться мне от Евиппия, человека так ученого, столько преклонного летами и снискавшего столько прав на мою дружбу? Если же в этом поступил я хорошо и как следовало тому, кто стоит за истину, то смешно, конечно, чрез посредство сих даровитых и умных людей оказаться состоящим в связях с утверждающими то же, что и Евиппий.
Мне кажется, что должно не совершенно чуждаться не принимающих веры, но употребить некоторое о них попечение по древним уставам любви и с общего согласия написать к ним, с сердоболием предложив им всякое возможное утешение и, показав веру отцов, пригласить их к единению. Если убедим, то все сообща вступим в единение с ними. А если не успеем, то удовольствуемся друг другом, но выведем из обычая это колебание между тою и другою стороной, опять восприяв то евангельское и нелестное житие, каким жили приступавшие к слову вначале. Ибо сказано: «веровавшим бе сердце и душа едина» (ср.: Деян. 4:32). Посему если послушаются тебя, это всего лучше. А если нет, то узнайте виновников раздора и не пишите уже ко мне больше о примирениях.
154 (159). К Евпатерию и к его дочери (
Свидетельствует о себе, что с радостью получает письма, в которых спрашивают о вере, и что сам он содержит никейское исповедание веры, потому кратко излагает догмат о Божестве Святаго Духа, подробнейшее же изложение оного отлагает до личного свидания. (Писано в 373 г.))
Какую радость доставило мне письмо твоего благочиния, догадываешься, без сомнения, по самому его содержанию. Для человека, давшего обет всегда беседовать с людьми богобоязненными и самому от них пользоваться, что может быть приятнее таких писем, из которых видно, что ищут познания о Боге? Ибо если «нам еже жити, Христос» (ср.:Флп. 1:21), то следует, что и слово наше должно быть о Христе, и мысль, и всякое действие должны держаться Его заповедей, и душа наша должна преображаться в Его образ. Потому радуюсь, что о таких предметах меня спрашивают, и разделяю радость спрашивающих.
Итак, скажу одним словом: всем изложениям веры, составленным впоследствии, предпочитается у нас изложение отцов, собравшихся в Никее, в котором Сын исповедуется Единосущным Отцу и того же естества, какого и Родивший. Ибо Светом от Света, Богом от Бога, Благим от Благаго и всем сему подобным исповедан Он теми святыми; и то же теперь свидетельствуем мы, желающие ходить по следам их.
Поелику же вопрос, возникший ныне от людей, замышляющих непрестанно нововведения, а прежде проходимый молчанием по беспрекословности, остается неразъясненным (разумею вопрос о Святом Духе), то предложу о сем слово, следуя мысли Писания, потому что как крестимся, так и веруем; как веруем, так и славословим.
Итак, поелику Крещение дано нам Спасителем во имя Отца Сына и Святаго Духа, то произносим исповедание веры, согласное с Крещением, и славословие — согласное с верою, со Отцем и Сыном спрославляя Святаго Духа, спрославляя тою верою, что Он не чужд Божия естества. Ибо отчужденное по естеству не имело бы участия в тех же чествованиях. А о тех, которые Святаго Духа называют тварию, жалеем как о впадающих чрез таковое слово в непростительный грех хулы на Духа. О том, что тварь далека от Божества, нет нужды и говорить даже хотя мало упражнявшимся в Писании. Ибо тварь рабствует, а Дух освобождает; тварь имеет нужду в жизни, а Дух животворящ; тварь имеет нужду в научении, а Дух учит; тварь освящается, а Дух освящает. Наименуешь ли Ангелов, Архангелов и все премирные Силы: чрез Духа приемлют они освящение. Сам же Дух имеет в Себе естественную святость, не по благодати прияв ее, но содержа в Своей сущности, почему и приял по преимуществу наименование Святаго. Посему, Кто Свят по естеству, как Свят по естеству Отец и как Свят по естеству Сын, Того не соглашаемся отлучать и отсекать от Божественной и Блаженной Троицы и не принимаем с собою в общение, если кто сопричисляет Его к твари.
Сего, как бы вкратце сказанного, да будет достаточно для вашего благоговения, потому что, прияв несколько семян, при содействии вам Святаго Духа, сами возделаете в обилии благочестие. Ибо даждь премудрому вину, и премудрейший будет (Притч. 9:9). Учение же более совершенное отложим до личного свидания, при котором можно и решить возражения, и привести обширнейшие свидетельства из Писания, и подтвердить всякий образец здравого исповедания веры. А теперь соблаговолите извинить за краткость сказанного, потому что и вовсе не написал бы ничего, если бы отказать совершенно в прошении не почитал большим вредом, чем недостаточно выполнить оное.
181 (189). К Евстафию, первому врачу
(Хвалит врачебное искусство, и особенно в Евстафии, который помогает не телам только, но и душам, как св. Василий дознал своим опытом, что Евстафий ободрял его к обличению своих клеветников; дает ответ обвинявшим его в троебожии, в савеллианстве, в том, что в трех Ипостасях допускает одно Божество; сознаваясь в последнем, объясняет намерение обвинителей исключить Духа Святаго из Божества и доказывает, что Дух Святый в Крещении именуется вместе с Отцем и Сыном, что приписываются Ему все Божеские именования, что нельзя оспаривать у Духа имени Бог; наконец на возражение, что имя Бога, как означающее со бою естество, не принадлежит Духу, единством действования в трех Ипостасях доказывает тождество в Них естества. (Писано в конце 374 или в начале 375 г.))
У всех у вас, занимающихся врачебным искусством, одно в виду — человеколюбие. И мне кажется, кто вашу науку пред почитает всему, занимающему нас в жизни, тот рассуждает согласно с разумом и не уклоняется от своего долга, потому что драгоценнейшее всего благо — жизнь — делается ненавистною и мучительною, если невозможно иметь здоровья, а здоровье подается вашим искусством.
Но в тебе это знание доведено до особенного совершенства: ты полагаешь для себя обширнейшие пределы человеколюбия, благотворительность своего искусства не ограничивая только телом, но заботясь и об уврачевании душевных недугов. Говорю же это не народной только следуя молве, но и наученный собственным своим опытом, как во многих других случаях, так особенно ныне, при неописанной злобе моих врагов, которая, подобно сокрушительному потоку, поглощала жизнь мою и которую ты искусно отклонил от меня, это тягостное затвердение сердца моего размягчив влиянием утешительного слова. Ибо смотря на непрестанные и различные покушения против меня врагов моих, думал я, что должно мне молчать, в безмолвии переносить наносимые мне бедствия и не противоречить вооружившимся ложью, этим опасным оружием, которое нередко вонзает острие свое при помощи самой истины. Но ты, прекрасно сделав, ободрил меня к тому, чтобы не выдавать истины, но обличить клеветников и не допустить многих потерпеть вред оттого, что ложь действует успешнее истины.
Мне казалось, что питающие против меня ненависть, которой нет и причины, делают что–то похожее на рассказываемое в Эзоповой басне. У Эзопа волк взводит некоторые вины на ягненка, конечно, стыдясь подать о себе мысль, будто бы без справедливого предлога убивает ничем его не оскорбившего; когда же ягненок без труда опроверг обвинение, взведенное на него по клевете, тогда волк не удерживает уже более своей жадности, но, хотя должен уступить справедливости, однако же решает победу зубами. Так и эти люди, для которых ненависть ко мне вожделенна, как одно из благ, краснея, может быть, при одной мысли, что ненавидят меня без причины, выдумывают сии причины и обвинения и ни на чем из сказанного ими не останавливаются совершенно; но ныне одно, а вскоре потом другое и еще через несколько времени опять что–нибудь иное выдают за причину вражды ко мне. Злоба их ничего не держится постоянно, но, когда принуждены отказаться от одного обвинения, хватаются за другое, а после этого берутся опять за новое, и, хотя бы все обвинения были опровергнуты, не отступаются от своей ненависти.
Они обвиняют меня, что проповедую трех богов, повторяют это вслух многим и не перестают сей клевете давать вид правдоподобия. Но меня защищает истина, потому что и пред всеми вообще, и наедине пред всяким, кто ни встречается со мною, показано, что исповедующий трех богов предается мною проклятию и не признается христианином.
Но как скоро слышат это, готов у них против меня Савеллий, и они разглашают, что Савеллиев недуг есть и в моем учении. Опять и сему противопоставляю обычное свое оружие — истину, доказывая, что таковой ереси боюсь наравне с иудейством.
Что же? Успокоились ли они, утомившись такими попытками? Нет. Но попрекают меня в нововведении и, таким образом сочиняя против меня обвинение, укоряют в том, что, исповедуя три Ипостаси, именую единую благость, единую силу, единое Божество. И это говорят они не без правды, потому что действительно так именую. Но, обвиняя в этом, они говорят еще, что сего нет у них в обычае и что не согласуется сие с Писанием.
Что же сказать мне на сие? Не почитаю справедливым православного учения законом и правилом признавать господствующий у них обычай. Ибо если обычай имеет силу в доказательстве православия, то и мне, конечно, позволительно противопоставить господствующий у нас обычай. А если они отвергают наш обычай, то и я, без сомнения, не обязан следовать их обычаю. Итак, пусть рассудит нас богодухновенное Писание, и у кого учение окажется согласным с Божиим словом, на стороне того без сомнения, будет голос истины.
Посему в чем же вина? Ибо в обвинении, какому подвергают меня, указываются вместе две вины: первая, что разделяю Ипостаси, а другая, что ни одного из боголепных именований не счисляю множественно, а напротив того, как сказано выше, говорю: единая благость, единая сила, единое Божество, и о всем, тому подобном, выражаюсь в единственном числе.
Что касается до разделения Ипостасей, то сего не должны бы чуждаться утверждающие инаковость сущностей в Божием естестве. Кто говорит: три сущности, тому уже неприлично сказать: три Ипостаси.
Следственно, в вину ставится это одно, что именования, прилагаемые к Божию естеству, употребляю в единственном числе. Но у меня на сие есть готовый и ясный ответ. Кто осуждает утверждающих, что Божество едино, тот по необходимости согласится с утверждающим, что Божеств много или что нет Божества. Ибо иного чего, кроме сказанного, невозможно и придумать. Но что Божеств много, не дозволяет сего утверждать богодухновенное учение, которое, где ни упоминает о Божестве, упоминает в единственном числе: «яко в Том живет всяко исполнение Божества» (Кол. 2:9); и в другом месте: «невидимая бо Его от создания м ра твореньми помышляема видима суть, и присносущная си ла Его и Божество» (Рим. 1:20). Итак, если число Божеств распростирать до множества свойственно только тем, которые страждут заблуждением многобожия, а совершенно отрицать Божество прилично было бы безбожникам, то какое основание обвинять меня в том, что исповедую одно Божество?
Но они яснее обнаруживают цель слова. Хотя в рассуждении Отца допускают, что Он Бог, и Сына согласны также почтить именем Божества, однако же Духа, сопричисляемого к Отцу и Сыну, не включают уже в понятие Божества, но, утверждая, что сила Божества простирается только от Отца и Сына, естество Духа лишают Божеской славы.
Следовательно, мне надобно по мере сил дать краткий ответ и в рассуждении этого мнения. Какое же мое об этом слово?
Господь, преподавая спасительную веру ученикам, к Отцу и Сыну присоединяет и Святого Духа. Утверждаем же, что Дух, будучи однажды соединен, во всем имеет единение, потому что не в одном чем–нибудь поставляется в единый ряд, во всяком же другом отделяется, а напротив того, сила Духа приемлется вместе с Отцом и Сыном и в той животворящей силе, которою естество наше из тленной жизни преобразуется в бессмертие, равно и во многом другом, возьмем ли, например, понятия благости, святости, вечности, премудрости, правоты, владычественности, могущества и везде, во всех именованиях, взятых в превосходнейшем смысле, Дух не отлучен от Отца и Сына. Посему почитаю прекрасным делом думать, что Дух, соединяемый с Отцом и Сыном в стольких возвышенных и боголепных понятиях, ни в чем неотделим от Них. Ибо в именованиях, какие мысленно прилагаем к Божию естеству, не знаю никакой разности относительно к лучшему или худшему, так что позволительна была бы мысль уступить Духу общение в том, что в именованиях есть низшего, и признать Его недостойным того, что в них есть превосходнейшего. Все боголепные понятия и именования равночестны между собой в том отношении, что нимало не разногласят в означении подлежащего. Ибо нельзя сказать, что к иному какому подлежащему ведет мысль нашу наименование благого, а к иному наименование премудрого, сильного и праведного, но во всех именованиях, сколько ни произнесешь их, означаемое одно. Произнесешь ли слово «Бог», укажешь на того же самого, кого разумел под прочими именованиями. Если же все именования, прилагаемые к Божию естеству, что касается до означения ими подлежащего, одни с другими равносильны и, выражая собою то или другое, проводят мысль нашу к одному и тому же, то какое основание, уступая Духу общение с Отцом и Сыном в других именованиях, исключать Его из одного Божества? Ибо по всей необходимости должно или и в сем именовании приписать Ему общение, или не уступать общения в прочих именованиях. Если тех наименований достоин Дух, то, без сомнения, не недостоин и сего.
А если, как говорят они, Дух ниже того, чтобы с Отцом и Сыном иметь общение в именовании «божество», то недостоин Он общения и в каком–либо другом из боголепных имен. Ибо если рассмотреть и сличить между собою именования по значительности, какую представляем себе в каждом, то найдется, что они ничем не ниже именования «Бог». Доказательством же этому служит, что именем «Бог» называется многое и низкое; лучше же сказать, Божественное Писание не отказывается даже сим именем одинаково именовать различные между собою предметы, например когда идолов называет именем «Бог». Ибо говорит: «боги, которые не сотворили неба и земли», да будут взяты и брошены под землю (Иер. 10:11). И еще сказано: «все боги народов — идолы» (Пс. 95:5). И чревовещательница, волшебством своим вызывавшая Саулу души, о тех душах, которые требовалось вызывать, говорит: «вижу как бы бога» (1 Цар. 28:13). Да и о Валааме, который был птицегадатель и волхв, как говорит Писание, в руке носящий волхвования (см. Чис. 22:7), и через наблюдение полета птиц преуспел в демонском учении, в Писании повествуется, что он советовался с Богом (см. Чис. 23:4). И из Божественных Писаний можно собрать и представить много таких доказательств, что имя «Бог» ничем не выше прочих боголепных именований, когда, как выше сказано, находим, что оно одинаково употребляется о предметах различных. Но знаем из Писания, что имена: святой, нетленный, правый, благой — нигде не даются предметам недостойным. Итак, ежели не прекословят, что в именованиях, благочестно употребляемых по преимуществу об одном Божием естестве, Святой Дух имеет общение с Сыном и Отцом, то какое основание утверждать, что не имеет Он общения в том одном именовании, в котором, как показано, по какому–то подобоименному словоупотреблению участвуют и демоны и идолы?
Но говорят: сие наименование указывает на естество, а естество Духа не имеет общности с Отцом и Сыном, а потому Он не участвует в общении с Ними по сему имени. Итак, пусть докажут, почему дознали они разность естества. Если бы естество Божие могло быть познаваемо само в себе и если бы из чего–либо видимого можно было найти, что Ему свойственно и что чуждо, то, без сомнения, не имели бы мы нужды в других каких–либо словах или знаках к уразумению искомого. Поскольку же естество сие выше того, чтобы уразуметь искомое, а что недоступно нашему ведению, о том заключаем по некоторым знакам, то в исследовании Божия естества, по всей необходимости, должны мы руководствоваться Божиими действованиями. Итак, если увидим, что действования, примечаемые у Отца, Сына и Святого Духа, различны между собой, то по инаковости действований заключим, что и действующие естества различны. Ибо невозможно, чтобы далекие друг от друга по естеству согласовались между собой в роде действований: огонь не прохлаждает, лед не греет, но вместе с разностью естеств разнствуют между собой и их действования. Если же уразумеем, что действование Отца, Сына и Духа ничем не различается и не разнится, то по тождеству действования необходимо заключить об единстве естества.
Освящает, животворит, просвещает, утешает и все подобное производит одинаково Отец и Сын и Дух Святой. И никто да не приписывает власть освящения исключительно действованию Духа, слыша, что Спаситель в Евангелии говорит Отцу об учениках: «Отче Святый! Соблюди их во имя Твое» (Ин. 17:11). А также и все прочее равно Отцом и Сыном и Духом Святым действуется в достойных: всякая благодать и сила, путеводство, жизнь, утешение, преложение в бессмертие, возведение в свободу и ежели есть другое какое благо, нисходящее на нас. Домостроительство же о нас, и в разумной, и в чувственной твари, если по дознаваемому нами надобно сколько–нибудь заключать и о том, что выше нашего познания, и оно поставлено не вне действования и силы Святого Духа, тогда как каждый приобщается пользы по собственному своему достоинству и по мере нужды. Ибо хотя непостижимы для нашего чувства и порядок и управление того, что выше нашей природы, однако же, выводя следствие из дознанного нами, с гораздо большим основанием может иной заключать, что Сила Духа действенна и в превышеестественном, нежели отчуждать Его от Домостроительства в этом. Кто утверждает последнее, тот произносит чистую и нелепую хулу, не доказывая сей нелепости никаким рассуждением. А кто соглашается, что и превысшее нас домостроительствуется силой Духа так же, как силой Отца и Сына, тот утверждает сие, опираясь на ясном доказательстве, заимствованном из собственной своей жизни. Итак, тождество действований в Отце, Сыне и Духе Святом ясно доказывает неразнственность естества. Посему если именованием Божества означается и естество, то общность сущности показывает, что наименование сие в собственном смысле прилично и Святому Духу.
Но не знаю, почему эти люди, готовые все доказывать, наименование Божества обращают в доказательство естества, как будто не знают из Писания, что естество не бывает чем–то жалуемым. Но Моисей произведен был в бога египтянам, как сказал ему вещавший им: «Я поставил тебя Богом фараону» (Исх. 7:1). Итак, наименование сие служит доказательством некоей силы тайнозрения или действования. А Божие естество в отношении к тому, что оно само в себе, при всех примышляемых именованиях, как я рассуждаю, остается невыразимым. Ибо познав благодетеля, судию благого, праведного и все сему подобное, изучили мы разность действований, но через сие уразумение действований нимало еще не можем познать самое естество действующего. Ибо когда составит кто понятие о каждом из сих именований и о самом естестве, которому даются именования, тогда не одно и то же понятие составлено им будет и об имени и об естестве; а в вещах, о которых понятия инаковы, и естество различно. Итак, иное нечто есть сущность, к выражению которой и слово еще не найдено, и инаковое значение именований, какие даются сущности по какому–либо действованию или достоинству.
Посему по общности именований находим, что никакой нет разности в действованиях, но и на то, что есть различие по естеству, не встречаем никакого ясного доказательства, потому что, как сказано, тождество действований заставляет подразумевать общность естества. Итак, будет ли Божество именованием действования, утверждаем, что как одно действование Отца, Сына и Святого Духа, так и едино Божество, или имя Божества, согласно с мнением многих, указывает на естество, то, поскольку не находим различия в естестве, непогрешительно определяем, что Святая Троица — единое Божество.
202 (210). К неокесарииским ученым
(Поелику во время приближения Василиева к Неокесарии в сем городе произошло смятение: одни бежали, другие вымышленными слухами распространяли страх — то св. Василий объясняет, что причиною его прибытия в Неокесарийскую пустыню была давняя привязанность его к сим местам, а не что–либо другое; смятение же неокесарийцев приписывает их вождям, зараженным савеллианством, в доказательство чего приводит еретические их мнения, опровергает оные и угрожает, если не отрекутся от сих заблуждений, писать о сем к другим Церквам; обличает также сих лжеучителей, что в письме к Анфиму, епископу Тианскому, в подтверждение своего лжеучения несправедливо приводили они слова Великого Григория; наконец неокесарийцам советует не обольщаться мечтами и сонными грезами, которые если и согласны с Евангелием, то н к чему не служат, во всяком же случае вредят, потому что нарушают любовь. (Писано в 375 г.))
Совершенно не имел я нужды открывать вам свое намерение и объяснять причины, по которым нахожусь в сих местах, потому что и я не из числа домогающихся известности, и дело не стоит такого числа свидетелей. Но, кажется, делаем не чего бы хотелось, а на что вызывают нас начальники. Быть в совершенной известности для меня более желательно, нежели для честолюбцев быть в виду. Поелику же, как слышу, у вас в городе прозвенели всем уши и нарочно на сие подкуплены какие–то сочинители новостей и слагатели лжи, которые пересказывают вам дела мои, то признал я должным для себя не пренебречь вами, которые знаете о деле от лукавой воли и нечистого языка, но самому объяснить, в каком оно положении. И по снисканной из детства привычке к сему месту, потому что здесь воспитан моею бабкою, и по частому пребыванию в нем впоследствии, когда, бегая народных мятежей и узнав, что место сие по пустынному безмолвию удобно для любомудрия, много лет сряду проживал я в нем, и по причине жительства тут братий, улучив кратковременное отдохновение от постоянных моих недосугов, с радостию пришел я в сию пустыню не с тем, чтобы других ввести здесь в хлопоты, но чтобы утолить собственное свое желание.
Итак, какая была нужда прибегать к сонным грезам, подкупать толкователей снов и среди общественных угощений делать меня предметом рассказа упившихся? Если бы клеветы сии были от кого другого, то вас представил бы я в свидетели моего образа мыслей. Да и теперь прошу каждого из вас припомнить старое, когда приглашал меня город принять на себя попечение об юношестве и явилось ко мне посольство из почетных ваших граждан, да и после этого все толпою окружили меня, и чего не давали, чего не обещали? Однако же не могли удержать меня. Каким же образом тогда приглашаемый не послушался, и теперь незваный решился втереться насильно? Бегал тех, которые хвалили меня и дивились мне, а теперь стал гоняться за теми, которые клевещут на меня. Не думайте сего, превосходнейшие, чтобы мы были так дешевы. Ни один здравомыслящий человек не взойдет на корабль, на котором нет кормчего, и не вступит в Церковь, если в ней производят бурю и волнение те самые, которые у кормила.
Отчего город стал полон смятения, когда одни бежали никем не гонимые; другие скрылись, ни от кого не видя себе угроз, а прорицатели и все толкователи снов посевали ужасы? От другого ли кого произошло это или, как известно и малым детям, от народных правителей? Мне неприлично объяснять причины их вражды, но вам весьма легко усмотреть сии причины. Ибо, когда досада и раздор дошли до крайней степени раздражения, а объяснение причины совершенно неосновательно и смешно, тогда явен душевный недуг, который для чужих благ есть случайное, а для владетеля — собственное и первое зло. Но и в них есть и другое нечто забавное. Уловляемые и мучимые в глубине сердца, не соглашаются они от стыда сказать о своем несчастии, и эта болезнь души их видна не только из того, что сделано против меня, но из всей прочей жизни. Но если бы и не знали о ней, невелика потеря для дел. Самую же истинную причину, по которой считают нужным избегать свидания со мною и которая, вероятно, сокрыта для многих из вас, скажу вам я, слушайте.
У вас замышляется извращение веры как враждебное апостольским и евангельским догматам, так враждебное преданию подлинно Великого Григория и его преемников до блаженного Мусония, уроки которого, конечно, и доныне еще отзываются в вашем слухе. Ибо зло, давно уже произведенное на свет Савеллием, но угашенное преданием Великого, намереваются теперь обновить эти люди, из страха обличений выдумывающие против меня сонные грезы. Но вы, оставив в покое отягченные вином головы, в которых поднимающиеся и потом волнующиеся винные пары производят мечтания, от меня, который бодрствую и по страху Божию не могу молчать, выслушайте, каково ваше повреждение.
Савеллианство есть иудейство, под личиною христианства введенное в евангельскую проповедь. Ибо кто Отца и Сына и Святаго Духа называет чем–то единым многоличным и из трех Ипостасей возвещает только одну, тот что иное делает, как не отрицает предвечное бытие Единородного? Отрицает также Его домостроительное пришествие к человекам, нисшествие во ад, воскресение, суд. Отрицает и исключительно свойственные Духу действия.
А у вас как слышу, отваживаются на нечто более смелое, нежели на что отваживался суемудрый Савеллий. Ваши мудрецы, как пересказывают слышавшие это, всеми силами утверждают, что имя Единородного не предано, а есть имя противника. И они восхищаются этим и высоко о сем думают, как о собственном своем изобретении. Ибо сказано, говорят они: «Аз приидох во имя Отца Моего, и не приемлете Мене; аще ин приидет во имя свое, того приемлете» (Ин. 5:43). И из сказанного: «шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19) — ясно говорят они, что имя одно, ибо не сказано — «во имена», но «во имя».
Краснея от стыда, писал я вам это, потому что подвергшиеся сему нашей суть крови, и воздыхаю о душе своей, потому что, подобно бойцу, который выходит один против двоих, принужден возвратить истине надлежащую силу, поражая и низлагая обличениями обоюдное уклонение в учении от правого пути. Ибо, с одной стороны, нападает на нас Аномей, а с другой, как видите, Савеллий. Но прошу вас не внимать умом своим сим мерзким лжеумствованиям, которые никого не могут ввести в заблуждение, но знать, что имя Христово, которое превыше всякого имени, есть это самое — именоваться Ему Сыном Божиим, по слову Петрову: «несть иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам» (Деян. 4:12). А в рассуждении сего: «Аз приидох во имя Отца Моего» (Ин. 5:43), надобно знать следующее: сие говорил Он, исповедуя, что Отец — Его Начало и Вина. Если же сказано: «шедше, крестите во имя Сына и Святаго Духа» (ср.: Мф. 28:19), то посему не надобно думать, что нам предано одно имя. Ибо как сказавший: «Павел и Силуан и Тимофей» (1 Фес. 1:1), хотя произнес три имени, но связал их между собою слогом «и», так и сказавший имя Отца и Сына и Святаго Духа, наименовав три Лица, соединил Их союзом, научая тем, что каждому Имени присвояется Свое означаемое, потому что имена суть знаки именуемых предметов. А что сии Именуемые имеют Свой особенный и отрешенный образ бытия, в этом не сомневается никто, сколько–нибудь имеющий смысла. Ибо то же естество Отца и Сына и Святаго Духа, и Божество Их едино, но именования различны и представляют нам определенные и полные понятия. А пока мысль не достигает до неслитного представления о личных свойствах Каждого, дотоле невозможно ей совершить славословия Отцу и Сыну и Святому Духу.
Итак, если отрекутся они, что говорят и учат сему, то успел я в желаемом. Впрочем, вижу, что это отречение для них трудно, потому что многими засвидетельствованы слова сии. Но не будем смотреть на прошедшее, только бы уврачевано было настоящее. Если же останутся при том же, необходимо будет мне возопить другим Церквам о вашем несчастии и постараться, чтобы от большего числа епископов пришли к вам письма, которые бы низложили это великое нечестие, у вас подготовляемое. Это или будет сколько–нибудь полезно для нашей цели, или, без сомнения, настоящее засвидетельствование освободит нас от вины на Суде.
Они внесли уже слова сии и в писания свои, которые и посылали сначала к человеку Божию, епископу Мелетию, и, получив от него надлежащие ответы, подобно матерям, которые стыдятся недостатков природы в произведенных ими на свет уродах, вое питывают гнусные свои порождения, сокрыв в приличной тьме. Сделали также опыт написать в письме и к единомысленнику со мною Анфиму, епископу Тианскому, будто бы Григорий в изложении веры сказал, что Отец и Сын, хотя в умопредставлении суть два, однако же в ипостаси едино. Но эти люди, величающиеся тонкостью своего ума, не могли заметить, что не положительно, а в виде возражения сказано сие в разговоре с Элианом, в котором много ошибок от переписчиков, как докажем из самих выражений, если угодно будет Богу. Притом, убеждая язычников, не почитал он нужным соблюдать точность в речениях, но уступал иногда обычаям наставляемого, чтобы не противоречил он в главном. Почему много найдешь там слов, которые теперь служат весьма великим подкреплением для еретиков, например: «тварь», «произведение» и тому подобные слова. А невежественно выслушивающие написанное относят к понятию о Божестве и многое такое, что сказано о соединении с человечеством: таково и сие изречение, повторяемое ими. Ибо надобно хорошо знать, что как не исповедующий общения сущности впадает в многобожие, так не допускающий раздельности Ипостасей ввергается в иудейство. Уму нашему должно как опереться на некоем подлежащем и отпечатлеть в себе ясные его черты, и таким образом прийти к уразумению желаемого. Не имея понятия об отчестве и не помыслив о том, к кому прилагается сие отличительное свойство, можно ли составить себе понятие о Боге Отце? Не довольно того, чтобы перечислить разности Лиц, но надобно исповедовать о каждом Лице, что Оно в истинной ипостаси, потому что и Савеллий не отрекался от представления безыпостасных Лиц, говоря: «Тот же Бог, будучи в подлежащем един, но преображать всякий раз по встречающейся нужде, беседует то как Отец, то как Сын, то как Дух Святый». Сие–то, давно уже заглушенное, заблуждение возобновляют ныне изобретатели этой безыменной ереси, отметающие Ипостаси и отрицающие именование Сына Божия, о которых, если они не перестанут говорить на Бога неправду, надобно плакать, как и об отрекающихся от Христа.
Сие написал вам по необходимости, чтобы оберегались вы от вреда лукавых наставлений. Ибо действительно, если лукавые учения надобно уподоблять губительным составам, как говорят у вас толкователи снов, — то это цикута и аконит, и другое какое–либо смертоносное вещество. Вот отрава для душ, а не мои слова, как восклицают эти отягченные вином и от разгорячения наяву предающиеся грезам головы, которым, если бы вели себя целомудренно, надлежало знать, что пророческое дарование озаряет души непорочные и очищенные от всякой скверны. Ибо и нечистое зеркало не может принимать в себя отражения изображений и душе, которая предзанята житейскими попечениями и омрачена страстями плотского мудрования, невозможно принять в себя озарений Святаго Духа. Не всякое сновидение есть уже тотчас и пророчество, как говорит Захария: «Господь сотвори привидения, и дождь зимен… зане провещающии глаголаша труды… и сония лжива глаголаху» (ср.: Зах. 10:1—2). Но эти люди, которые, по слову Исайи, видят сны «на ложи» и любят «дремати» (ср.: Ис. 56:10), не знают и того, что действие обольщения посылается нередко на сынов противления. И есть «дух лжив» (3 Цар. 22:22), который был в лжепророках и прельстил Ахаава. Зная это, не должно им было до того превозноситься, чтобы приписывать себе дар пророчества, когда оказывается, что уступают они в точности птицегадателю Валааму, который, царем Моавитским призванный за весьма великие дары, не решился произнести слова вопреки воле Божией и проклясть Израиля, которого не проклинал Господь. Поэтому если сонные видения их согласны с заповедями Господними, то да удовольствуются Евангелиями, которые для достоверности своей не имеют никакой нужды в помощи сновидений. Если же Господь оставил нам мир Свой и дал нам новую заповедь, да любим друг друга, а сновидения ведут за собою ссору, раздор, уничтожение любви, то да не дают случая диаволу посредством сна вторгаться к нам в души и мечтаний своих да не ставят выше спасительных уроков.
206 (214). К Терентию, комиту
(Просит Терентия не преклоняться на сторону поддерживающих Павлина, которые в доказательство, что Павлину принадлежит епископский престол в Антиохии, представляют письма о сем из Рима и письмо св. Афанасия к самому Павлину; защищает права на сей престол Мелетия, объясняет немаловажность вопроса о различии слов «ипостась» и «сущность», дает Терентию совет отложить решение дела до возвращения епископов из изгнания. (Писано в 375 г.))
Когда услышал я о твоей честности, что ты вынужден принять на себя попечение об общественных делах, сначала, сказать правду, встревожился, рассуждая, что тебе, однажды навсегда освободившись от народных должностей и занявшись попечением о душе своей, не по мысли будет опять по принуждению возвратиться к тому же. Потом встретился я с мыслию, что, может быть, среди тысяч беспокойств, в каких теперь Церкви наши, Господь, желая подать хотя это одно утешение, устроил так, что твоя степенность снова является при делах, и при сей мысли стал я благодушнее, потому что до отшествия своего из этой жизни по крайней мере еще раз увижусь, может быть, с твоею честностию.
Но еще распространился у нас другой слух, что ты находишься в Антиохии и вместе с высшими властями вступил в правление текущих дел. Кроме же этого слуха дошла до нас молва, что братия, которые на стороне Павлина, предлагают нечто твоей правоте о единении с нами, а под словом «с нами» разумею всех, которые держим сторону человека Божия — Мелетия епископа Братия сии, как слышу теперь, показывают письма с Запада, в которых епископство Антиохийской Церкви предоставляется им и ни слова не говорится о досточудном епископе истинной Божией Церкви Мелетии. И не дивлюсь этому, потому что одни вовсе не знают здешних обстоятельств, а другие, по–видимому, и знают, но объясняют им более пристрастно, нежели справедливо. Впрочем, вероятно, что они или не знают истины, или скрывают причину, которая блаженнейшего епископа Афанасия заставила писать к Павлину. Но твое совершенство имеет там людей, которые могут обстоятельно пересказать, что было между епископами в царствование Иовиана, почему прошу удостовериться от них.
Впрочем, поелику никого не осуждаю, но желаю иметь любовь ко всем, и особенно к присным в вере, то радуюсь о получивших письма из Рима. И хотя бы письма сии заключали в себе какое–нибудь достоуважительное и важное для них свидетельство, желаю, чтобы оно было истинно и подтверждалось самими делами. 0 ради сего никогда не могу уверить сам себя, что или Мелетия знаю, или забыл, какая Церковь под управлением его; вопросов, по которым сначала произошло разногласие, не могу почесть маловажными и думать, что мало они значат в деле благочестия. Ибо никак не согласен я уступать потому только, что иной, получив от людей письмо, думает о нем, высоко; но если бы пришел кто с самого неба и не стал держаться здравого учения веры, то не могу признать и его сообщником святых.
Ибо представь, чудный мой: и те, которые производят подлог истины и в святую веру отцов вводят арианский раскол в оправдание свое, почему не принимают благочестивого отеческого догмата, не указывают никакой другой причины, кроме понятия единосущия, которое сами толкуют лукаво и к оклеветанию веры, утверждая, что называем Сына единосущным по ипостаси. Если даем им некоторый повод делать такое заключение из слов сказанных теми, которые говорят так или подобным сему образом более по простоте, нежели злонамеренно, то нимало не трудно и нам против себя подать случай к неоспоримым уликам и доставить сильное подкрепление их ереси; тогда как у них в рассуждении Церкви одна забота — не свое доказывать, а чернить наше. Ибо какая клевета была бы несноснее и более могла бы поколебать многих, как эта, будто бы и у нас оказываются иные утверждающими, что ипостась Отца и Сына и Святаго Духа одна и будто бы они, хотя весьма ясно учат разности Лиц, но и в этом предварены Савеллием, утверждающим то же самое, что Бог один по ипостаси, но в Писании олицетворяется различно: по свойству представляющейся нужды каждый раз придаются Ему то отеческие именования, когда представляется случай изобразить Его в этом Лице; то названия, приличные Сыну, когда Бог нисходит до попечения о нас или до других каких ни есть домостроительных действований; иногда же облекается Он в Лицо Духа, когда обстоятельства требуют именований, заимствованных от такового Лица. Итак, если и у нас окажутся иные утверждающими, что Отец, Сын и Дух Святый в подлежащем — одно, но исповедующими три совершенные Лица, то почему же не представят, по–видимому, ясного и беспрекословного доказательства, что утверждаемое ими о нас справедливо?
А что «ипостась» и «сущность» не одно и то же, сие, думаю, разумели и сами западные братия, когда, подозревая недостаточность своего языка, имя «сущность» передали греческим словом, чтобы, ежели есть разность в мысли, сохранилась она в ясной и неслитной раздельности имен. Если же и мне должно выговорить кратко свое мнение, то скажу, что сущность к ипостаси имеет такое же отношение, какое имеет общее к частному. Ибо и каждый из нас и по общему понятию сущности причастен бытию, и по свойствам своим есть такой–то и такой–то именно человек. Так и в Боге понятие сущности есть общее, разумеется ли, например, благость Божество или другое что. Ипостась же умопредставляеется в отличительном свойстве отцовства, или сыновства, или освящающей силы. Итак, если говорят, что Лица не ипостасны, то самое сие понятие заключает в себе несообразность; если же допускают, что Лица имеют истинную ипостась, то пусть и счисляют, что исповедуют, чтобы и понятие единосущия соблюдалось единством Божества, и благочестивое исповедание Отца и Сына и Святаго Духа возвещалось совершенно и всецело ипостасию Каждого из Именуемых.
Вместе желал бы я убедить твою честность, что тебе и всякому, кто, подобно тебе, заботится об истине и не презирает подвизающихся за благочестие, должно подождать, когда к сему союзу и миру укажут путь предстоятели Церквей, которых почитаю столпами и утверждением истины и Церкви (см.: 1 Тим. 3:15), и тем более уважаю, чем далее они изгнаны, вместо наказания подвергшись сему удалению. Почему прошу тебя, блюди себя для нас непредубежденным, чтобы могли мы упокоиться, положившись по крайней мере на тебя, которого Бог даровал нам во всем жезлом и опорою.
225 (233). К тому же Амфилохию
(Ответы на вопросы его. Поелику евномиане приписывали себе уразумение Божией сущности, то доказывает, что ум человеческий и действования его весьма прекрасны и, если человек предается водительству Дух Святаго, возводят его к познанию Божию; впрочем, познание сие ограниченно, каково и должно быть познание существа малого о бесконечном величии. (Писано в 376 г.))
И сам знаю об этом по слухам, и известно мне устройство людей. Поэтому что же скажем на сие? То, что ум есть нечто прекрасное и в нем имеем то, что делает нас созданными по образу Творца; что деятельность ума есть также нечто прекрасное и что ум находится в непрестанном движении, часто представляет несуществующее как существующее и что стремится прямо к истине. Но поелику, по мнению, принятому у нас, уверовавших в Бога, в уме две бывают силы: и сила лукавая, бесовская, которая влечет нас к собственно бесовскому отступничеству, и сила Божественная, благая, которая возводит нас к Божию подобию, то ум, когда пребывает сам в себе, тогда усматривает малое и себе самому соразмерное; а когда, оставив в бездействии свой собственный рассудок, предается обманщикам, тогда вдается в странные представления, тогда и дерево почитает не деревом, а Богом, и золото признает не имуществом, а предметом поклонения. Если же приникнет в Божественную часть и приимет в себя благодатные дары Духа, то делается тогда способным постигать Божественное, в какой мере возможно сие природе его. Поэтому есть как бы три состояния жизни, и равночисленны им действования ума нашего. Ибо или лукавы наши начинания, лукавы и движения ума нашего, каковы, например, прелюбодеяния, татьбы, идолослужения, клеветы, ссоры, гнев, происки, надмения и все, что апостол Павел причислил к делам плотским (см.: Гал. 5:19—21); или действование души бывает чем–то средним, не имеет в себе ничего достойного ни осуждения, ни похвалы, каково, например, обучение искусствам ремесленным, которые называем средними, потому что оные сами по себе не клонятся ни к добродетели, ни к пороку. Ибо что за порок в искусстве править кораблем или в искусстве врачебном? Впрочем, искусства сии сами по себе и не добродетели, но по произволению пользующихся ими склоняются на ту или другую из противоположных сторон. Ум же, приобщившийся Божеству Духа, бывает уже тайнозрителем великих видений и видит Божественные доброты, впрочем, столько, сколько дает благодать и сколько может принять устройство его.
Почему, оставив оные диалектические вопросы, пусть не лукаво, а благоговейно исследуют истину. Дано нам судилище ума для уразумения истины. Но есть неточная истина — Бог наш. Почему уму первоначально должно познать Бога нашего, познать же столько, сколько беспредельное величие может быть познано существом самым малым. Ибо если глаза определены на познание видимого, то из сего не следует, что все видимое подведено под зрение. Небесный свод не в одно мгновение обозревается, но по видимости объемлем его взором, в самом же деле многое (чтобы не сказать все) остается нам неизвестным, например: природа звезд, их величина, расстояния, движения, соединения, отклонения, прочие положения, самая сущность тверди, толщина ее от вогнутой окружности до выпуклой поверхности. Впрочем, по причине сего неизвестного не скажем, что небо невидимо. Напротив того, оно видимо по причине того ограниченного познания, какое о нем имеем. То же должно сказать и о Боге. Если ум поврежден сами, то обратится к идолопоклонству или другому какому роду нечестия. А если предался вспомоществованию Духа, то разумеет истину и познает Бога. Познает же, как сказал Апостол, «отчасти», а в жизни будущей совершеннее. «Егда же приидет совершенное, тогда, еже отчасти, упразднится» (1 Кор. 13:10). Почему судилище ума прекрасно, дано для полезной цели — для познания Бога; впрочем, деятельность его простирается до такой меры, сколько сие вместимо уму.
226 (234). К тому же Амфилохию
(Ответ на вопрос его. Разрешает ухищренный вопрос аномеев: чему поклоняешься — тому ли, что знаешь, или тому, чего не знаешь? (Писано в 376 г.))
То ли чувствуешь, что знаешь, или то, чего не знаешь? Если ответим: что знаем, тому и поклоняемся, у них готов иной вопрос: какая сущность поклоняемого? Если же признаемся, что не знаем сущности, снова, обращаясь к нам, говорят: следовательно поклоняетесь тому, чего не знаете. А мы говорим: слово «знать» многозначительно. Ибо утверждаем, что знаем Божие величие, Божию силу, премудрость, благость и Промысл, с каким печется о нас Бог, и правосудие Его, но не самую сущность. Поэтому вопрос ухищрен. Ибо кто утверждает, что не знает сущности, тот еще не признается, что не знает Бога, потому что понятие о Боге составляется у нас из многого, нами исчисленного.
Но говорят: «Бог прост, и все, что исчислил ты в Нем как познаваемое, принадлежит к сущности». Но это — лжеумствование, в котором тысяча несообразностей. Перечислено нами многое: ужели же все это — имена одной сущности? и равносильны между собою в Боге: страшное Его величие и человеколюбие, правосудие и творческая сила, предведение и возмездие, величие и промыслительность? Или, что ни скажем из этого, изобразим сущность? Ибо если это утверждают они, то пусть не спрашивают, знаем ли сущность Божию, а пусть предлагают вопросы, знаем ли, что Бог страшен, или правосуден, или человеколюбив? Мы признаем, что знаем это. А если сущностию называют что дру гое, то да не вводят нас в обман понятием простоты, ибо сами признали, что сущность есть и то, и другое, и каждое из исчисленного. Но действования многоразличны, а сущность проста, уже утверждаем, что познаем Бога нашего по действованиям, но не даем обещания приблизиться к самой сущности. Ибо хотя действования Его и до нас нисходят, однако же сущность Его остается неприступною.
Но говорят: «Если не знаешь сущности, то не знаешь и Бога». Скажи же наоборот: «Если утверждаешь, что знаешь сущность, то не познал ты Самого Бога». Ибо укушенный бешеным животным, видя в сосуде пса, видит не больше здоровых. Напротив того, жалок тем, что думает видеть, чего вовсе не видит. Поэтому не дивись его обещанию, но признай жалким его безумие. Итак, признавай за шутку эти слова: «Если не знаешь сущности Божией, то чествуешь, чего не знаешь».
А я знаю, что Бог есть. Но что такое есть сущность Его, поставляю сие выше разумения. Поэтому как спасаюсь? Чрез веру. А вера довольствуется знанием, «яко есть» Бог (а не что такое Он есть) «и взыскающим Его мздовоздаятелъ бывает» (Евр. 11:6). Следовательно, сознание непостижимости Божией есть познание Божией сущности, и поклоняемся постигнутому не в том отношении, какая это сущность, но в том, что есть сия сущность.
Пусть и им будет предложен такой вопрос: «Бога никтоже виде нигдеже: Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той исповеда» (Ин. 1:18). Что же исповедал об Отце Единородный? Сущность Его или силу? то сколько исповедал нам, столько и знаем. Если сущность, то укажи, где сказал Он, что нерожденность есть сущность Отца? Когда поклонился Авраам? Не тогда ли, как был призван? Где же засвидетельствовано в Писании, что он постиг при сем Бога? Когда поклонились Ему ученики? Не тогда ли, как увидели, что тварь покорена Ему? Ибо из того, что море и ветры повиновались Ему, познали Его Божество. Итак, вследствие действований — знание, а вследствие знания — пояснение. Веруешь ли «яко могу сие сотворити? Верую, Господи, и поклонися Ему» (ср.: Мф. 9:28; Ин. 9:35:38). Поклонение следует за верою, а вера укрепляется силою. Если же говоришь, что верующий знает то, в чем верует, в том и познает, или обратно: в чем познает, в том и верует. Познаем же Бога по Его могуществу. Почему веруем в познанного и поклоняемся Тому, в Кого уверовали.
227 (235). К тому же Амфилохию
(Ответ на вопрос его. На вопрос: что прежде — познание или вера? — ответствует, что в науках прежде вера, а в религии христианской прежде познание. В разрешение же лжеумствования евномиан, что знающий Бога знает и сущность Божию, замечает, что наше знание бывает различно, и познаваемые предметы познаются нами в различных отношениях. (Писано в 376 г.))
Что прежде — знание или вера? А мы утверждаем, что вообще в науках вера предшествует знанию, в рассуждении же нашего учения если кто скажет, что веру предваряет знание, то не спорим в этом, разумея, впрочем, знание, соразмерное человеческому разумению. Ибо в науке должно прежде поверить, что буква называется «азом», и, изучив начертание и произношение, потом уж получить точное разумение, какую силу имеет буква. А в вере в Бога предшествует понятие, именно понятие, что Бог есть, и оное собираем из рассматривания тварей. Ибо познаем премудрость и могущество, и благость, и вообще «невидимая Его» (ср.: Рим. 1:20), уразумевая от создания мира. Так признаем Его и Владыкою своим. Поелику Бог есть Творец мира, а мы часть мира, то следует, что Бог и наш Творец. А за сим знанием следует вера, за таковою же верою — поклонение.
Теперь же поелику слово «знание» многозначительно, то забавляющиеся над людьми простыми и хвастающиеся странностями, подобно тем, которые на зрелищах в глазах у всех скрадывают шарики, в вопросе охватывают все вообще. Так как слово «знание» простирается на многое и познаваемым бывает иное относительно к числу, иное к величине, иное к силе, иное к образу бытия, иное ко времени происхождения, иное же относительно к сущности, то они, объемля в вопросе все, как скоро получат от признание, что знаем, требуют у нас знания сущности. А если видят, что колеблемся отвечать утвердительно, то укоряют нас в нечестии. Но мы признаемся, что знаем познаваемое в Боге, знаем же еще и такое нечто, что избегает нашего разумения. Если спросишь меня, знаю ли, что такое песок, я отвечу, что знаю, то с твоей стороны будет явною притязательностию, если тотчас потребуешь сказать и о числе песчинок, потому что первый твой вопрос относился к виду песчинок, а последнее требование обращено к числу песчинок. Здесь то же лжемудрствование, как если сказать: «Знаешь ты Тимофея? Если Тимофея знаешь, то знаешь поэтому и его естество; но ты признался, что Тимофея знаешь, следственно, дай нам понятие о его естестве». А я и знаю Тимофея, и не знаю его; впрочем, не в одном и том же отношении и не по тому же самому, ибо не в том отношении не знаю, в каком и знаю; но в одном отношении знаю, а в другом не знаю: знаю относительно к чертам лица и к прочим отличительным свойствам его, но не знаю относительно к сущности. Так и себя самого в том же разуме и знаю, и не знаю. Знаю себя, кто я таков, и не знаю себя, поелику не познаю сущности своей.
Пусть объяснят нам, почему Павел сказал, что ныне «от части бо разумеваем» (1 Кор. 13:9)? Ужели сущность Божию познаем мы отчасти, то есть познаем как бы части сущности Божией? Но это ни с чем не сообразно, потому что Бог частей не имеет. Или познаем всецелую сущность? Итак, почему же, «егда приидет совершенное… еже от части, упразднится» (ср.: 1 Кор. 13:10)? В чем же обвиняются идолопоклонники? Не в том ли, что «разумевше Бога, не яко Бога прославиша» (Рим. 1:21)? За что несмысленные галаты укоряются Павлом, который говорит: «Ныне же, познавше Бога, паче же познани бывшее от Бога, како возвращаетеся паки на немощныя и худыя стихии» (Галл. 4:9)? Почему был «ведом во Иудеи Бог» (Пс. 75:2)? Потому ли, что в Иудее познана сущность, что она такое? Сказано: «Позна вол стяжавшаго и» (Ис. 1:3). По–вашему, это значит, что вол познал сущность господина своего. «И осел ясли господина своего» (Ис. 1:3); следовательно, и осел познал сущность яслей. «Израиль же, — сказано, — Мене не позна» (Ис. 1:3). По–вашему, Израиль обвиняется в том, что не познал сущности Божией, что она такое? Сказано: «Пролий гнев Твой на зыки незнающая Тебе» (Пс. 78:6), то есть не постигшие сущности Твоей. Но знание, как сказали мы, многоразлично. Ибо оно есть и познание Творца нашего, и разумение чудес Его, и соблюдение заповедей, и приближение к Нему. Они же, отвергнув все это, приводят знание к одному значению: к умозрению самой сущности Божией. Сказано: «Да положиши прямо сеиде нию… отонудуже познан буду тебе тамо» (ср.: Исх. 30:36) Ужели: «познан буду» значит — явлю сущность Мою? «Позна Господь сущия Своя» (2 Тим. 2:19). Ужели поэтому сущность Своих познал, а сущности непокорных не знает? «Позна Адам жену свою» (ср.: Быт. 4:1); ужели познал сущность ее? И о Ревекке сказано: «дева бе, муж не позна ея» (Быт. 24:16); и: «како будет сие, идеже мужа не знаю» (Лк. 1:34)? Ужели никто не знал сущности Ревекки? Ужели и Мария говорит: Я не уразумела сущности ни одного мужа? Или словом «позна» Писанию обычно именовать супружеские объятия? И Бог будет познан с очистилища; это значит, явится священнослужащим. И «позна Господь сущия Своя» (2 Тим. 2:19), то есть за добрые дела принял их в общение с Собою.
228 (236). К тому же Амфилохию
(Ответствует на вопросы: в каком смысле говорится, что Христос не знает дня и часа кончины мира; какую силу имеет пророчество Иеремии об Иехонии; почему не все употребляется нами в пищу, о чем спрашивали енкратиты: о судьбе, о том, что значит в Крещении изникновение из воды; о правописании слова «φαγος»; о разности значения слов: «сущность) и «ипостась»; о том, кем управляются безразличные дела человеческие. (Писано в 376 г.))
Евангельское изречение, что Господь наш Иисус Христос не знает о дне и часе скончания мира, которое многими уже исследовано, особенно часто указывается аномеями к уничижению славы Единородного, в доказательство неподобия по сущности и унижения по достоинству, — потому что кто не знает всего, тот не может иметь того же естества и быть представляем в едином подобии с Тем, Кто силою Своего предведения и прозрения в будущее объемлет в Себе ведение всяческих, — это изречение предложено теперь мне твоим благоразумием как новое. Итак, в детстве слышал от отца и по любви к прекрасному принял без дальнего исследования, то могу сказать, хотя это не переможет бесстыдства христоборцев (да и какое слово оказалось бы сильнее их запальчивости?), однако же послужит, может быть, достаточным удостоверением для любящих Господа и в вере почерпнувших такие понятия, которые крепче доказательств разума. Слово «никто», по–видимому, выражает нечто общее, так что ни одно лицо не исключается сим речением. Но не так оно употребляется в Писании, как заметили мы в изречении: «никтоже благ, токмо един Бог» (Мк. 10:18). Ибо Сын говорит сие, не исключая тем Себя из естества Благаго. Но поелику Отец есть первое благо, то уверены мы, что в слове «никтоже», подразумевается слово «первый». Подобно изречение: «никтоже знает Сына, токмо Отец» (Мф. 11:27). Ибо здесь не обвиняет Духа в неведении, но свидетельствует, что в Отце в первом есть ведение Его естества. Так, думаю, и сие: «никтоже весть» (Мф. 24:36) сказано потому, что Господь первое ведение настоящего и будущего приписывает Отцу и во всем указывает на первую причину. Иначе каким образом изречение сие или соответствует прочим свидетельствам Писания, или может быть соглашено с общими нашими понятиями, когдда веруем, что Единородный «есть образ Бога невидимаго» (2 Кор. 4:4), образ же не телесного очертания, но самого Божества и величий, представляемых принадлежащими Божией сущности, образ силы, образ премудрости, поколику Христос именуется «Божиею силою и Бажиею премудростию» (ср.:1 Кор. 1.24)? Без сомнения же, ведение есть часть премудрости, и Сын не изображает в Себе всей премудрости, если недостает Ему чего–нибудь. Да и как Отец Тому, «Имже и веки сотвори» (Евр. 1:2), не показал малейшей части веков, оного дня и часа? Или каким образом Творцу всяческих недостает ведения малейшей части сотворенного Им? Как не знает самой кончины Тот, Кто говорит, что пред приближением кончины явятся такие и такие знамения на небе и по местам на земле? Когда говорит: «не тогда кончина» (ср.: Мф. 24:6), не как сомневающийся, но как знающий определяет время. Притом, если вникать благомысленно, то Господь многое говорит людям от Своего человечества например: «даждь Ми питии» (Ин. 4:7) — слова Господа, выражающие телесную потребность. Впрочем, просящий был не плоть одушевленная, но Божество, приявшее одушевленную плоть. Так и теперь, кто приписывает неведение Приявшему все на Себя по домостроительству и Преуспевающему «премудростию… и благодатию у Бога и человек» (Ак. 2:52), тот не уклонится от благочестивого разумения.
Предоставляю же трудолюбию твоему объяснить евангельские изречения и сравнить между собою сказанное у Матфея и у Марка. Ибо они одни, по–видимому, согласны между собою в этом месте. У Матфея читается так: «О дни же том и часе никтоже весть, ни Ангели небеснии, токмо Отец Мой един» (Мф. 24:36), а у Марка так: «О дни же том или о часе никтоже весть, ни Ангели, иже суть на небесех, ни Сын, ток мо Отец» (Мк. 13:32). Что же в них достойно замечания? То, что Матфей ничего не сказал о неведении Сына, по–видимому же, согласен с Марком в понятии, так как говорит: «токмо Отец един». А я рассуждаю, что слово «един» сказано в отличие от Ангелов. Сын же в отношении к неведению не включается в одно понятие со Своими рабами, ибо не лжив Сказавший: «Вся, елика имать Отец, Моя суть» (Ин. 16:15). Единым же из того, что имеет Отец, есть ведение оного дня и часа. Итак, Господь в изречении у Матфея, умолчав о Лице Своем, так как в рассуждении Его нет сомнения, сказал, что не знают Ангелы, знает же один Отец, подразумевая в умолчанном, что ведение Отца есть и Его ведение, потому что в других местах сказал: «якоже знает Мя Отец, и Аз знаю Отца» (Ин. 10:15). А если Отец знает всецело Сына и всецело, так что познал и всю сокровенную в Нем премудрость, то и Сыном познается в равной мере, то есть со всею, какая в Нем есть, премудростию и с предведением будущего. Так думаю прояснить себе сказанное у Матфея: «токмо Отец един». А сказанное у Марка, поелику, по–видимому, явным образом и Сыну не приписывает ведения, разумею так: «никтоже весть», ни Ангелы Божий, да и Сын не знал бы, если бы не знал Отец, то есть начало ведения в Сыне — от Отца. И сие толкование нимало не принужденно для богомыслящего слушателя, потому что не прилагается слово «един», как у Матфея. Итак, смысл сказанного у Марка таков: «о дни же том или о часе никтоже весть», ни Ангелы Божий, не знал бы и Сын, если б не знал Отец, потому что от Отца дано Ему ведение. Весьма же благочестиво и благочестно сказать о Сыне, что Кому Единосущен, от Того имеет и ведение и все, по чему умопредставляем Его во всякой премудрости и славе, подобающей Божеству Его.
А что сказано об Иехонии, о котором пророк Иеремия говорит, что он изгнан из земли Иудейской, а именно: «Обезчестися Иехониа, аки сосуд непотребен, яко отриновен бысть той и семя его, и не востанет от семени его муж, седяй на престоле Давидове, и власть имеяй во Иудее» (ср.: Иер. 22:28, 30), то слово сие просто и ясно. Ибо, по истреблении Иерусалима Навуходоносором царство рушилось и не было уже по–прежнему наследственного преемства верховной власти. Но в то время потомки Давидовы, лишенные власти, жили в пленении. Возвратившиеся же из плена Салафиил и Зоровавель были начальниками народного более правления, а верховная власть перешла уже к священникам, потому что род священнический и царский смешались между собою. Посему Господь есть и Царь и Первосвященник «в тех, яже к Богу» (Евр. 2:17). И хотя царский род до пришествия Христова не прекращался, однако же семя Иехонии уже не восседало на престоле Давидовом, потому что престолом именуется царское достоинство. Без сомнения же, помнишь по истории, что у Давида были в подданстве вся Иудея, страны идумейская и моавитская, части Сирии и соседственные, и отдаленные до самой Месопотамии, а с другой стороны все до реки египетской. Итак, если никто из бывших после сего властителей не является в таком достоинстве, то почему же не истинно слово Пророка, что не будет «ктому седяй на престоле Давидовом от семени Иехонии»? Ибо видно, что никто из потомков его не имел такого достоинства. Впрочем, колено Иудово не пресекалось, пока не пришел Тот, «Емуже отложено»: и Он Сам не воссел на чувственном престоле, потому что царство иудейское перешло во власть к Ироду, сыну Антипатра Аскалонитянина, и к детям его, которые разделили Иудею на четыре владения, когда областным правителем был Пилат, а держава всего Римского царства принадлежала Тиверию. Но престолом Давидовым, на котором воссел Господь, Пророк называет царство неистребимое. Ибо «Той есть чаяние языков» (ср.: Быт. 49:10), а не самой малой части во Вселенной. Сказано: «будет… Корень Иессеов, и Востаяй владети языки, на Того языцы уповати будут» (Ис. 11:10). «Положих Тя в завет рода, во свет языков» (ср. Ис. 42:6); «и положу, — сказано, — ввек века семя Его, яко дние неба» (ср.: Пс. 88:30). Таким образом, Бог, хотя не принял иудейского скиптра, пребыл и Священником, и Царем всей земли, утвердилось благословение, данное Иакову: «и благословятся о семени его вся племена земная» (ср.: Быт. 22:18), и все будут ублажать Христа.
Остроумным же енкратитам на достойный уважения вопрос их: для чего и мы не все едим? — пусть будет сказано, что гнушаемся и своими извержениями. Относительно к достоинству и мяса для нас «зелие травное» (Быт. 9:3); относительно же к различию полезного, как в овощах отделяем вредное от пригодного, так и в мясах отличаем вредное от здорового. Ибо и цикута есть зелие травное, и мясо ястреба есть также мясо; однако же никто, имея ум, не станет есть белены и не коснется мяса собаки без большой и крайней нужды, — а кто ест, тот не нарушил закона.
Утверждающим же, что делами человеческими управляет судьба, не требуй у меня и ответа, но сам рази их собственными стрелами красноречия; потому что эта задача для меня длинна по теперешней моей немощи.
Не знаю, почему тебе пришло на мысль спрашивать о выхождении из воды в Крещении, если согласен на то, что погружение в воду служит образом трех дней. Невозможно три раза быть погружену в воду, не изникая столько же раз из воды.
В слове «φαγος» острое ударение ставим на предпоследнем слоге.
И сущность, и ипостась имеют между собою такое же различие, какое есть между общим и отдельно взятым, например, между живым существом и таким–то человеком. Поэтому исповедуем в Божестве одну сущность и понятия о бытии не определяем различно, а ипостась исповедуем в особенности, чтобы мысль об Отце и Сыне и Святом Духе была у нас неслитною и ясною. Ибо если не представляем отличительных признаков каждого Лица, а именно: Отцовства, Сыновства и Святыни, исповедуем же Бога под общим понятием существа, то невозможно нам здраво изложить учение веры. Посему, прилагая к общему отличительное, надобно исповедовать веру так: Божество есть общее, Отцовство — особенное. Сочетавая же сие, надобно говорить: «веруй в Бога Отца». И опять подобно сему должно поступать при исповедании Сына, сочетавая с общим особенное, и говорить: «верую в Бога Сына». А подобным образом и о Духе Святом, сочетавая предложение по тому же образцу, должно говорить: «верую и в Бога Духа Святаго», совокупно и единство соблюсти в исповедании единого Божества, и исповедать особенность Лиц различением свойств, присвояемых каждому Лицу. А утверждающие, что сущность и ипостась одно и то же, принуждены исповедовать только разные Лица и, уклоняясь от выражения «Три Ипостаси», не избегают погрешности Савеллия, который и сам во многих местах, сливая понятие, усиливается разделить Лица, говоря, что та же ипостась преобразуется по встречающейся каждый раз нужде.
А на вопрос твой: как среднее и превосходящее относительно нас распределяется, по слепому ли какому случаю или по праведному Божию Промыслу? — отвечаю следующее: здравие и болезнь, богатство и бедность, слава и бесчестие, поелику обладающих ими не делают добрыми, по природе своей не суть блага; поелику же доставляют жизни нашей некоторое удобство, то прежде поименованные из них предпочтительнее противоположных им, и им приписывается некоторое достоинство. И оные даются иным от Бога в распоряжение, как Аврааму, Иову и другим подобным. А для худых служит это побуждением исправиться в нравах, чтобы тот, кто и по толиком благоволительном Божием внимании пребывает в неправде, беспрекословно признал себя повинным осуждению. Впрочем, праведник не прилепляется к богатству, когда оно есть, и не ищет его, когда нет, потому что он не потребитель, а распорядитель данного. Никто же из умных людей не берет на себя труда делить чужое, разве будет иметь в виду людскую славу, потому что дивятся и соревнуют имеющим какую–либо власть. Болезнь же праведники принимают за подвиг, ожидая великих венцов за терпение. Но приписывать управление сим кому другому, кроме Бога, не только ни с чем не сообразно, но и нечестиво.
243 (251). К евсеянам
(Xвалит их за твердость в вере и благодарит, что не вняли клеветам Евстафиевым; доказывает, что Евстафий противоречит сам себе: прежде, низложенный на Константинопольском Соборе арианскими епископами, не признавал их за епископов, а теперь просит общения с теми, которые получили рукоположение от сих же самых арианских епископов; свидетельствует о себе, что всегда содержит одну и ту же веру; не предпочитает Духа Отцу и Сыну, как говорят злоречивые; наконец, увещевает евсеян пребывать непоколебимыми в вере. (Писано в 376 г.))
Хотя и велико число облежащих меня дел и тысячами забот объята у меня мысль, однако же никогда не выпускаю из памяти своей попечения о вашей любви, моля Бога нашего, чтобы пребывали вы в вере, в которой стоите и хвалитесь упованием славы Божией. Действительно, трудно уже найти и в большую стало редкость увидеть Церковь чистую, которая нимало не потерпела вреда в сии трудные времена, но сохраняет апостольское учение неприкосновенным и неискаженным, каковою в настоящее время показал Церковь вашу Тот, Кто в каждом роде являет достойных своего звания. И да подаст вам Господь блага Иерусалима Горнего за то, что лживые на меня клеветы обратили вы на главы лжесловесников, не дав им доступа в сердца свои! Знаю и Уверен я о Господе, что многа мзда ваша на небесах и за это Дело. Ибо премудро рассудили вы это сами с собою, как оно и Действительно есть, что воздающие мне злом за добро и ненавистию за любовь мою к ним клевещут теперь на меня в том, что сами, как оказывается, исповедали письменно. И не в это только впали они противоречие, не собственные только свои писания представляют вам вместо обвинения, но противоречат в том, что, низложенные единогласным приговором епископов, собравшихся Константинополе, не приняли определения о своем низложении, называя это Собором изменническим и не соглашаясь именовать их епископами, чтобы не подтвердить тем произнесенного на них приговора. Присовокупили и причину, почему они не епископы, именно же говорят: потому что были начальниками злой ереси. Но это было почти за семнадцать лет. Главными же между низложившими их были: Евдоксий, Евиппий, Георгий, Акакий другие, вам не известные. А управляющие Церквами ныне — их преемники: одни рукоположены на их место, а другие ими самими поставлены. Итак, обвиняющие меня в зловерии пусть скажут мне теперь, почему были еретиками те, от которых не приняли определения о своем низложении, и почему православны те, которые ими же поставлены и сохраняют один образ мыслей со своими отцами? Ибо если Евиппий православен, то почему же низложенный им Евстафий не мирянин? А если Евиппий еретик, то почему же теперь в общении с Евстафием епископ, поставленный рукою Евиппия? Но это шутки, какими забавляются ко вреду Церквей Божиих вознамерившиеся для собственной своей пользы клеветать на людей и опять оправдывать их. Евстафий, проходя Пафлагонию, ниспровергал жертвенники пафлагонянина Василида и служил на собственных своих трапезах, а теперь — просителем пред Василидом, чтобы самому быть принятым. Отлучил он благоговейнейшего брата Елпидия за связи его с амасийцами, а теперь — просителем пред амасийцами, домогаясь союза с ними. Сами вы знаете, как страшны были провозглашения против Евиппия, и теперь превозносит за православие людей, которые держатся Евиппиева образа мыслей, если только будет содействовать в усердии к его восстановлению. И на меня клевещут не потому, что делаю какую–нибудь неправду, но потому, что, по его мнению, доставит это ему одобрение антиохийцев. Каковы же те, которых прошлого года пригласили Галатии в надежде, что чрез них в состоянии будут возвратить себе епископство, — об этом знают и немного обращавшиеся с ними. А мне да не даст Господь никогда столько досуга, чтобы мог перечислить дела их! Однако же самыми почетными из них, сопровождаемые как телохранителями и сотаинниками, прошли они всю страну их, и им, как епископам, оказывали почести и услуги. Торжественно введены были в город, полновластно поучали в собраниях, потому что им предан был народ, им отдан и жертвенник. Но поелику, дошедши до Никополя, ничего не могли сделать из обещанного ими, то, как возвратились и какими оказались по возвращении, знают это бывшие при сем. Так оказывается что они всегда все делают для собственной своей пользы. Если же говорят, что покаялись, то пусть представят письменное свое покаяние и проклятие константинопольского исповедания и отлучения еретиков; пусть не вводят в обман людей простодушных. И таковы дела их!
А я, возлюбленные братия, хотя мал и низок, однако же по благодати Божией всегда один и тот же и никогда не соображался с переменами обстоятельств. У меня вера не иная в Селевкии, иная же в Константинополе, а иная в Зилах, иная же в Лампсаке, а другая для Рима, и теперь проповедуемая не различна от прежних, но всегда одна и та же. Ибо как прияли от Господа, так и крестимся; как крестились, так веруем; как веруем, так и славословим, не отлучая Святаго Духа от Отца и Сына, не предпочитая Его Отцу, не утверждая, что Дух старше Сына, как доказывают уста хулителей. Ибо кто так дерзок, чтобы, отринув Владычное законоположение, осмелился придумать свой порядок именам? Но ни тварным не называем Духа, Который поставлен в ряду с Отцем и Сыном, ни служебным не осмеливаемся назвать Духа Владычня (см.: Пс. 50:14). И вам советуем, помня Угрозу Господа, Который сказал: «всяк грех и хула отпустится человеком, а яже на Духа Святаго хула не отпустится ни в сей век, ни в будущий» (ср.: Мф. 12:31–32), предостерегать себя от гибельных учений о Духе. Стойте в вере. Обозрите Вселенную — и увидите, что малая только часть страждет недугом, вся же прочая Церковь, восприявшая Евангелие, от концов земли до концов ее, держится сего здравого и неповрежденного учения. И себе желаем не отпадать от общения с нею, и о вас молимся, чтобы прияли вы в ней часть в праведный день Господа нашего Иисуса Христа, когда приидет воздать каждому по делам его
252 (260). К Оптиму, епископу
(По просьбе Оптима объясняет места Писания, именно же сказанное о Каине: «Всяк, убивый Каина, седмижды отмстится» (Быт. 4:15), также сказанное Ламехом женам своим (Быт. 4:23) и Симеоном — Марии (Лк. 2:34–35). (Писано в 377 г.))
И в другое время приятно мне было бы видеть сих прекрасных молодых людей, и по твердости их нрава, превышающей возраст, и по близости к твоему благоговению, почему можно ожидать от них чего–нибудь великого. Когда же увидел их пришедшими ко мне с письмом от тебя, удвоил свою любовь к ним. А когда прочел послание твое и увидел в нем и предусмотрительность в чтении Божественных Писаний, тогда возблагодарил Господа и пожелал благ как доставившим мне такое письмо, так, еще прежде них, самому писавшему оное.
Спрашивал ты, какое решение имеет это весьма известное и всеми так и иначе толкуемое изречение: «всяк, убивый Каина (επτα εκδικουμενα παραλυσει), седмижды отмстится» (Быт. 4:15). А сим прежде всего сам о себе доказал ты, что в точности соблюдаешь правило, какое Павел дал Тимофею (см.: 1 Тим. 4:13–16) (ибо очевидным образом внимателен ты к чтению), а потом и меня, старика, который оцепенел уже и от лет, и от телесной немощи, и от множества скорбей, в большом числе окруживших меня ныне и соделавших жизнь мою тяжкою, и которого ты возбудил, однако ж, и когда охладел я, подобно животному, спрятавшемуся на зиму, сам горя духом, возвращаешь к некоторой бдительности и к жизненной деятельности. Итак, изречение сие может и просто быть понимаемо, и принимать различный смысл. Более простое значение, которое может представиться с первого взгляда, есть следующее: Каин за грехи свои должен понести седмикратное наказание. Ибо Праведному Судии несвойственно определять воздаяние равным за равное, но необходимо, чтобы положивший начало злу с избытком воздал должное, если ему и самому от наказаний сделаться лучшим и других уцеломудрить своим примером. Следовательно, поелику Каину определено понести за грехи свои седмикратное наказание, то сказано, что определенное о них по суду Божию приведет к концу (παραλυσει), кто убьет его. Вот смысл, который представляется в этом месте при первом чтении!
Но поелику ум людей трудолюбивых любит изведывать глубины, то спрашиваешь, как удовлетворяется правосудие седмикратностию и что здесь отмщаемое (τα εκδικουμενα), — седмь ли это грехов или хотя один грех, но наказаний за один грех седмь? Писание число отпущения грехов всегда определяет числом седмеричным. Сказано: «колъкраты аще согрешит в мя брат мой, и отпущу ему, до седми ли крат?» — спрашивает Господа Петр. И вот ответ Господа: «не глаголю тебе: до седмь крат, но до седмьдесят крат седмерицею» (ср.: Мф. 18:21–22). Господь не перешел к другому числу, но многократно взяв седмеричное, в нем положил предел отпущения. И после седми лет еврей освобождался от рабства (см.: Втор. 15:12); седмь седмиц лет составляли знаменитый в древности юбилей (Лев. 25:10), в который и земля субботствовала, и было прощение долгов, освобождение от рабства, и как бы восстановлялась новая жизнь в новом порядке, а прежняя седмеричным числом получала некоторый вид скончания. И это суть образы сего века, который протекает у нас в седмидневном круговращении и в который за грехи менее тяжкие, по человеколюбивой попечительности Благаго Владыки, возлагаются наказания, чтобы не предавать нас мучению в нескончаемый век. Итак, «седмикратность», по сродству с сим миром, потому что миролюбцы от того самого наиболее должны потерпеть вред, для чего решились они быть порочными. А под словом «отмщаемое» (τα εκδικουμενα) будешь ли разуметь грехи Каина, то найдешь их седмь; или наказания, положенные на него Судиею, то и в сем случае не погрешишь в разумении. В том, на что отважился Каин, первый грех — зависть, по причине предпочтения Авелева, второй — обман, с каким обращался к брату, сказав ему: «пойдем на поле» (Быт. 4:8), третий — убийство, приращение зла; четвертый — братоубийство — еще высшая степень зла; пятый — что Каин сделался первым убийцею, оставив миру худой пример; шестой — обида, потому что заставил плакать родителей; седьмой — что солгал Богу, ибо на вопрос: «где Авель, брат твой?» отвечал: «не веем» (Быт. 4:9). Итак, седмь вин, требующих отмщения, отмщались убиением Каина. Ибо когда Господь сказал: проклята земля, «яже разверзе уста своя, прияти кровь брата твоего; и: стеня, трясыйся будеши на земли» (Быт. 4:И, 12), и Каин говорит: «аще изгониши мя днесь от земли, и от лица Твоего скрыюся, и буду стеня и трясыйся на земли, и всяк обретаяй мя, убиет мя» (ср.: Быт 4:14), тогда ответствует на сие Господь: «не тако: всяк, убивый Каина, седмижды отмстится» (Быт. 4:15). Каин думал, что всякий может напасть на него, потому что нет ему безопасности на земле (так как земля проклята за него) и лишен он помощи Божией (так как Бог прогневался на него за убийство), и поелику ни от земли, ни от неба не остается ему защиты, говорит: «будет, всяк обретаяй мя, убиет мя». Слово обличает его ошибку, говоря: «не тако», то есть не будешь умерщвлен, потому что смерть для наказываемых составляет приобретение, освобождая их от горестей. Напротив того, надолго будешь оставлен в мире, чтобы наказания были соразмерны с тем, чего заслуживают твои грехи. Поелику же слово «отмщаемое» (το εκδικουμενον) разумеется двояко и как грех, за который производится отмщение, и как род наказания, которым производится отмщение, то посмотрим, точно ли седми родов истязаниям подвергнут был сделавший злое дело?
Исчислены выше седмь грехов Каиновых; теперь спрашиваем: седмь ли наказаний положено на Каина? И отвечаем на сие так: после вопроса Господня: «где Авель, брат твой?» (ср.: Быт. 4:9), предложенного не с тем, чтобы узнать, но чтобы подать Каину случай к раскаянию, человеколюбивый Владыка присовокупил поясняющие слова сии. Ибо, когда Каин отрекся, тотчас обличает его, сказав: «глас крове брата твоего вопиет ко Мне» (Быт. 4:10). Почему вопрос: где Авель, брат твой? давал Каину случай к сознанию греха, а не Богу служил к знанию дела. Ибо если бы Каин не имел над собою надзора Божия, то был бы у него предлог сказать, что он оставлен и что не дано ему никакого случая к раскаянию; но теперь явился ему врач, чтобы к нему прибег немощный, а он не только скрывает свой струп, но присовокупляет новую язву, присоединяя к убийству ложь: «не веем. Еда страж брату моему есмь аз?» (Быт. 4:9). Отсюда уже считай наказания. Проклята земля ради тебя — первое наказание; «делаеши землю» (Быт. 4:12) — это второе наказание, потому что наложена на него какая–то сокровенная необходимость, понуждающая его к возделыванию земли, так что невозможно ему успокоиться, хотя бы и захотел, но всегда будет жаловаться на враждебную ему землю, которую сам для себя сделал проклятою, осквернив ее братнею кровию. Итак, «делаеши землю». Тяжкое наказание — проводить время с ненавистниками, жить вместе с неприятелем, с непримиримым врагом: «делаеши землю», то есть употребляя усилия в трудах земледельческих, никогда не будешь иметь отдыха, и день и ночь не оставляя трудов, но имея сокровенную необходимость, которая принуждает тебя к делам взыскательнее какого–нибудь немилосердного господина. «И не приложит дати силы своея» (Быт. 4:12). Если бы не имеющая отдыха работа и доставляла какой–нибудь плод, то самый труд служил бы мучением для непрестанно усиливающегося и утомляющегося. Но поелику и работа не имеет отдыха, и утомление над землею бесплодно (потому что она «не даст силы»), то вот третье наказание — бесплодность трудов. «Стеняй и трясыйся будеши на земли». К трем предыдущим присовокупил новые два наказания — непрестанное стенание и трясение тела, потому что члены не имеют поддержки сил. Поелику худо воспользовался телесною силою, то отнята у него крепость, почему колеблется и приходит в потрясение, не может ни хлеба свободно поднести к устам, ни поднять пития, потому что лукавой руке после преступного действия не дозволено уже служить собственным и необходимым потребностям тела. Вот еще наказание, которое открыл сам Каин, сказав: «аще изгониши мя ныне от земли, и от лица Твоего скрыюся» (ср.: Быт. 4:14). Что значит: «аще изгониши мя ныне от земли»? Вот что: если лишишь меня выгод, какие доставляет земля, потому что не в другое место переселен он, но сделался только чуждым благ земных. «И от лица Твоего скрыюся». Отлучение от Бога есть самое тяжкое наказание для благомыслящих. «И будет, — говорит, — всяк обретаяй мя, убиет мя» (Быт. 4:14). Выводит заключение вследствие предыдущих наказаний. Если изгнан я от земли, если скроюсь от лица Твоего, остается, чтобы убил меня кто ни есть. Что же Господь? «Не тако», но положил на нем знамение. Вот седьмое наказание, а именно: наказание не остается скрытным, но провозвещается всякому явственным знамением, что вот кто совершитель преступных дел! Ибо для рассуждающего здраво самое тяжкое наказание — стыд; известно, что оно будет и на Суде, потому что одни воскреснут «в жизнь вечную», а другие — «в стыдение и укоризну вечную» (ср.: Дан. 12:2).
Следует другой сродный с ним вопрос, а именно: что значат Ламеховы слова, сказанные женам: «яко мужа убих в язву мне и юношу в струп мне, яко седмицею отмстится от Каина, от Ламеха же седмьдесят седмицею» (Быт. 4:23—24)? Некоторые думают, что Каин убит Ламехом и до этого поколения длилась жизнь Каинова, чтобы время наказания было продолжительнее. Но сие несправедливо. Ибо Ламех, как видно, совершил два убийства, о которых сам пересказывает. Мужа «убих, и юношу, мужа в язву и юношу в струп». Посему иное язва и иное струп, иное муж, а иное — юноша. «Яко седмицею отмстится от Каина, от Ламеха же седмьдесят седмицею». Мне справедливо понести четыреста девяносто наказаний, если праведен суд Божий над Каином, чтобы он понес седмь наказаний. Ибо он как не у другого кого учился убивать, так и не видал, какое наказание несет убийца; а у меня пред глазами были этот стенящий и трясущийся, и великость гнева Божия; однако же я не уцеломудрился примером, потому и достоин потерпеть четыреста девяносто наказаний. Другие же некоторые обратились к следующему разумению, не согласному с церковным учением: от Каина до потопа прошло седмь родов, и всю землю постигла казнь, потому что разлитие греха было велико. А грех Ламехов для уврачевания своего имеет нужду не в потопе, но в Том Самом, Кто «вземлет грех мира» (ср.: Ин. 1:29). Поэтому сочти роды от Адама до пришествия Христова, и найдешь, по родословию Луки (см. Лк. 3:23—38), что Господь родился в семьдесят седьмом преемстве. Итак, вот что исследовано мною по мере сил, между тем как многое, что могло бы войти в исследование, мною оставлено, чтобы не продлилось слово за пределы письма. Но твоему благоразумию достаточно и малых семян, ибо сказано: «Даждь премудрому вину, и премудрейший будет» (Притч. 9:9), и: «слово приняв премудрый, восхвалит е и к нему приложит» (ср.: Сир. 21:18).
А слова Симеоновы Марии не заключают в себе ничего разнообразного и глубокого. Ибо «благослови я Симеон, и рече к Марии матери Его: се, лежит Сей на падение и на востание многим во Израили, и в знамение пререкаемо, и Тебе же Самой душу пройдет оружие: яко да открыются от многих сердец помышления» (Лк. 2:34—35). В этом случае подивился я тому, что, миновав предыдущие выражения как ясные, предложил ты вопрос об одном этом: «и Тебе же Самой душу пройдет оружие». Но мне и сие, как один и тот же «лежит на падение и на восстание», и что значит «знамение пререкаемо» кажется не менее трудным, как и последнее: каким образом «душу» Марии «пройдет оружие»?
Посему думаю, что Господь нам «на падение и на восстание» не в том смысле, что одни падают, а другие восстают, но в том, что падает в нас худшее, а восстает лучшее, потому что явление Господне истребляет плотские страсти и возбуждает душевные качества. Например, когда говорит Павел: «егда немощетвую, тогда силен есмь» (ср.: 2 Кор. 12:10), — один и тот же и немоществувует, и силен, но немоществует плотию, а силен духом. Так и Господь не подает случая одним к падению, так как другим к восстанию, потому что падающие падают из прямого положения, всегда пресмыкаясь по земле со змием, которому последуют. Поэтому неоткуда ему упасть, как уже низложенному неверием. Почему для ставшего во грехе первое благодеяние — пасть и умереть, а потом восстать и ожить правдою, но то и другое даруется нам верою во Христа. Пусть падет худшее, чтобы лучшему открылся случай восстать. Если не падет блуд, не восстанет целомудрие; если не сокрушится неразумие, не процветает в нас разумное. Вот в каком смысле Господь «на падение и на востание многим»
«В знамение пререкаемо». Известно, что собственно знамением в Писании называется крест. Ибо сказано: «положи Моисей змию на знамя» (ср.: Чис. 21:8), то есть на крест. Знамение указывает на что–нибудь необычное и неприметное: простые видят его только, а вникающие умом в значение разумеют. Итак, поелику не прекращаются препирающиеся о вочеловечении Господнем — одни утверждают, что Господь принял на Себя тело, а другие — что пришествие Его было бестелесно; одни говорят, что имел Он тело страдательное, а другие — что некоторым призраком совершил домостроительство в теле; одни признают тело перстное, а другие — небесное; одни учат, что имел предвечное бытие, а другие, — что получил начало от Марии; то по сей причине Он «в знамение пререкаемо».
Оружием же называет слово искусительное, которое «судително помышлением, проходит до разделения души же и духа, членов же и мозгов» (ср.: Евр. 4:12). Итак, поелику во время страдания Господня всякая душа подвергалась как бы некоторому борению, по слову Господа, сказавшего: «вси соблазнитеся о Мне» (ср.: Мф. 26:31), то Симеон пророчествует и о Самой Марии; когда будет предстоять Кресту, видеть совершающееся, слышать произносимое, тогда, после свидетельства Гавриилова, после неизреченного ведения о Божественном зачатии, после великого показания чудес и в Твоей душе, говорит Симеон, произойдет некоторое треволнение. Ибо Господу надлежало вкусить смерть за всякого и, став умилостивительною Жертвою за мир, всех оправдать Своею Кровию. Посему и Тебя Самой, Которая свыше научена о Господе, коснется некоторое борение. И это есть оружие. «Яко до открыются от многих сердец помышления». Дает разуметь, что за соблазном при Кресте Христовом и в учениках, и в Самой Марии произойдет скорее некое уврачевание от Господа утверждающее сердца их в вере в Него. Так видим, что и Петр после того, как соблазнился, тверже прилепился к вере во Христа. Посему человеческое облечено в немощи, чтобы обнаружилась крепость Господня.
253 (261). К жителям Сизополя
(Поелику в Сизополе учили некоторые, что Христос имел небесную плоть, и человеческие страсти переносили на самое Божество, то, отвергая сии лжеучения, доказывает, что бесполезно было бы для нас страдание Христово, если бы не принял Он одинаковой с нами плоти, и что Христом восприняты одни естественные страдания, а не причиняемые нам порочною жизнию. (Писано около 377 г.))
Читал я письмо ваше, досточестнейшие братия, написанное вами о делах своих, и возблагодарил Господа, что и меня приняли вы в сообщники забот для попечения о необходимом для вас и стоящим вашего усердия; но восстенал я, услышав, что сверх смятения, производимого в Церквах арианами, и сверх превращения ими учения веры появились у вас еще другие какие–то новотолки, что, как писали вы мне, ввергает братию в великую печаль, потому что люди сии под видом учения, заимствованного из Писания, вводят новое и не привычное для слуха верных. Ибо писано вами, что есть у вас некие, ниспровергающие, сколько от них это зависит, спасительное домостроительство Господа нашего Иисуса Христа и обращающие в ничто благодать «велией тайны» (ср.: 1 Тим. 3:16), умолчанной от веков и явленной в свои времена, когда Господь, совершив все, что требовала попечительность о человеческом роде, в заключение всего даровал нам собственное Свое пришествие. Ибо вспомоществовал Он твари Своей сперва чрез патриархов, которых жития служили образцами и правилами для желающих следовать по стопам святых и с таковою же, как они, ревностию стремиться к совершению добрых дел; потом дал закон в помощь, преподав его чрез Ангелов рукою Моисея (Гал. 3:19), а потом послал пророков, предвозвестивших имеющее быть спасение, судей, царей, праведников, творивших силы «рукою тайною» (Исх. 17:16). После же всего этого в последние дни Сам явился во плоти, «раждаемый от жены, бываемый под законом, да подзаконный искупит, да всыновление воспримем» (ср.: Гал. 4:4—5).
Итак, если не было пришествия Господня во плоти, то Искупитель не дал цены за нас смерти и не пресек Собою царство смерти. Ибо если бы было иное — обладаемое смертию, а иное — воспринятое Господом, то смерть не прекратила бы своих действий; страдания богоносной плоти не послужили бы в нашу пользу; Господь не умертвил бы греха во плоти; не были бы сооживлены Христом мы, умершие во Адаме; не было бы воссоздано падшее, восстановлено ниспроверженное, усвоено Богу отчужденное от Него обольщением змия. Ибо все это разоряется утверждающими, что Господь пришел, имея небесное тело. На что нужна была Святая Дева, если не от смешения Адамова воспринята богоносная плоть? Кто же так дерзок, чтобы лжемудрыми словами и свидетельством Писания опять стал ныне возобновлять давно умолкшее учение Валентина? Ибо не новость — это нечестивое учение о мнимости (δοκησις), но давно начато суемудрым Валентином, который вырвал несколько речений у Апостола, построил себе злочестивое лжеучение, говоря, что Господь принял зрак раба, а не самого раба, что Он родился в подобии человека, а не самый человек воспринят Им. Близкое к сему, кажется, говорят и эти люди, о которых надобно сетовать как о производящих у вас новые смятения.
А утверждение, что человеческие страсти переходят на самое Божество, не показывает людей, которые соблюдают последовательность в мыслях и знают, что инаковы страдания плоти, инаковы — плоти одушевленной и инаковы — души, действующей в теле. Итак, плоти свойственно быть рассекаемой, умаляться и разлагаться, и опять — плоти одушевленной свойственно утомляться, чувствовать боль, алкать, жаждать, предаваться сну; а душе действующей в теле, свойственны печали, беспокойства, заботы и тому подобное. Из сих страданий одни естественны и необходимы для живого существа, другие же навлекаются худым произволением по неустройству жизни и недостатку упражнения в добродетели. Из сего видно, что Господь принял на Себя естественные страдания в подтверждение истинного, а не мечтательного вочеловечения; а сколько ни есть страданий, производимых пороками и оскверняющих чистоту жизни нашей, те отверг Он как недостойные Пречистого Божества. Посему сказано, что родился Он «в подобии плоти греха» (Рим. 8:3), не в подобии самой плоти, как им кажется, но «в подобии плоти греха»; почему, хотя воспринял Он плоть нашу с естественными ее страданиями, однако же «греха не сотвори» (1 Пет. 2:22). Но как смерть, которая Адамом передана нам во плоти, пожерта была Божеством, так и грех потреблен праведностию, которая во Христе Иисусе, почему в воскресении восприимем мы плоть ни смерти не подлежащую, ни греху не подверженную.
Вот, братия, тайны Церкви; вот предания отцов. Объявляю всякому человеку, боящемуся Господа и ожидающему Суда Божия, не увлекаться различными учениями. Кто инако учит и не приступает к здравым учениям веры, но, отвергнув словеса Духа, собственное свое учение ставит выше евангельских догматов, такового берегитесь. Да даст же Господь сойтись нам когда–нибудь вместе, чтобы при личном свидании восполнить, что не вошло в письмо мое. Ибо из многого написал я вам немногое, не желая выступать из пределов письма и вместе будучи уверен, что для боящихся Господа достаточно и краткого напоминания.
254 (262). К Урвикию, монаху
(Просит Урвикия писать к нему чаще и без отговорок и также уведомлять, кто у них держится здравой веры; обличает тех, которые, по дошедшим до св. Василия слухам, учат, что при воплощении Божество превратилось в плоть, и советует Урвикию такое нечестие подвергнуть церковному исправлению. (Писано около 377 г.))
Хорошо ты сделал, что написал ко мне, потому что показал в этом немалый плод любви: и всегда так делай. Не думай, что нужны тебе оправдания, когда пишешь ко мне. Ибо разумею сам себя и знаю, что по природе всякий человек и со всеми равночестен, и преимущества наши не в роде, не в избытке имения, не в устройстве тела, но в преимущественном страхе Божием. Поэтому тебе, больше, нежели я, боящемуся Владыки, что препятствует в этом самом быть выше меня? Итак, постоянно пиши ко мне и уведомляй, каково братство твое и кто здраво ведет себя в вашей Церкви, чтобы знать мне, к кому надобно писать и на кого положиться. Поелику же слышу, что есть у вас люди, которые правый догмат о вочеловечении Господа искажают превратными предположениями, то умоляю их чрез любовь твою отстать от того нелепого мнения, какое, как сказывали мне иные, имеют они, а именно: что Сам Бог превратился в плоть и не Адамово принял смешение от Девы Марии, но собственным Своим Божеством преложился в вещественную природу.
Это нелепое учение весьма легко опровергнуть. Но поелику хула очевидна сама собою, то думаю, что для боящегося Господа достаточно и одного напоминания. Ибо если превратился, то и изменился. Но да не посмеем сего и сказать, и подумать, потому что Бог сказал: «Аз есмь, и не изменяюся» (ср.: Мал. 3:6). При том какая нам польза в вочеловечении, если не наше тело, соединенное с Божеством, преодолело державу смерти? Не чрез пре вращение Себя Самого составил Он собственное тело Свое, происшедшее в Нем как бы от огустения Божеского естества. Да и как необъятное Божество заключилось в объеме малого тела, если только превращено все естество Единородного? Но не думаю, чтобы кто–нибудь, имея ум и приобретя страх Божий, страдал сим недугом. Но поелику дошел до меня слух, что некоторые из находящихся при любви твоей подвержены сей немощи рассудка то почел я необходимым не простое сделать приветствие, но включить в свое послание нечто такое, что может и назидать души боящихся Господа. Посему прошу вас подвергнуть сие церковному направлению и удаляться от общения с еретиками, зная, что равнодушие в этом уничтожает наше дерзновение о Христе.
255 (263). К западным
(От лица Восточных Церквей благодарит за утешительные послания и за присланных пресвитеров; просит и впредь не оставлять своим посещением или по крайней мере письмами; поелику Восточным Церквам не столько делают вреда явные ариане, сколько скрывающие зловерие свое под благовидною наружностию, то находит нужным объявить о последних поименно всем Церквам, и объявление сие сделать от лица западных; после сего описывает непостоянство Евстафия, перечисляет заблуждения Аполлинария и обвиняет Павлина, что принимает в общение последователей Маркелловых; наконец, заключает прошением сделать постановление о допущении к общению одних, отрекающихся от своих заблуждений, и об отлучении упорных. (Писано в 377 г.))
Господь Бог наш, на Которого возложили мы упование, да Дарует каждому из вас столько благодати к достижению уповаемого, сколько сами вы исполнили сердца наши радостию, и своими письмами, какие прислали вы к нам с возлюбленнейшими сопресвитерами нашими, и своим состраданием к нашим горестям, какое, по словам вышеупомянутых пресвитеров, возымели вы нам, как облекшиеся «во утробы щедрот» (Кол. 3:12). Ибо хотя раны наши остаются такими же, однако же доставляет нам некоторое облегчение и то, что есть готовые врачи, которые, если улучат время, в состоянии скоро уврачевать болезни наши. Почему снова и приветствуем, и просим вас чрез возлюбленных, если Господь даст вам возможность отправиться к нам, не замедлить вашим посещением, потому что посещение недужных требуется одной из важнейших заповедей. Если же Благий Бог и Премудрый Домостроитель нашей жизни соблюдает милость сию до другого времени, то по крайней мере пишите к нам, что только прилично вам писать в утешение угнетенных и в восстановление сокрушенных. Ибо много уже было сокрушений для Церкви, и велика наша скорбь о них, а помощи не ожидаем ниоткуда более, если не пошлет уврачевания нам Господь чрез вас, искренно работающих Ему.
Дерзость и бесстыдство арианской ереси, явным образом отторгшись от Тела Церкви, остаются при собственном своем заблуждении и немного вредят нам, потому что для всех очевидно нечестие ариан. А кто облекся в овчую кожу, показывает наружность приветливую и кроткую, внутренно же терзает нещадно стадо Христово и, поелику от нас вышел, удобно сообщает повреждение простодушным, те тяжки для нас, и от тех трудно остеречься. И желаем, чтобы о них вашею во всем точностию повещено было всем Церквам на Востоке, чтобы они или, вступив на правый путь, искренно принадлежали к нам, или, оставаясь в своем развращении, в себе одних заключили вред, не имея возможности передавать болезнь свою сближающимся с ними в неосторожном общении. Необходимо же упомянуть о них поименно, чтобы и сами вы имели сведение, кто производит у нас смятения, и объявили о сем в наших Церквах. Ибо наше слово для многих подозрительно, не по частным ли своим распрям думаем о них худо; а вы чем далее от них живете, тем более имеете достоверности у народа, не говоря уже о том, что в попечении об утесненных содействует вам и благодать Божия. Если же многие согласно определите одно и то же, то явно, что множество участвовавших в определении расположит всех к беспрекословному принятию самого определения.
Итак, один из причиняющих нам великую печаль есть Евстафий из Севастии, что в Малой Армении; он, в давности обучавшийся у Ария и, пока процветал в Александрии, сложивший лукавые хулы на Единородного, бывший последователь Ариев и считавшийся в числе самых искренних учеников, когда возвратился в отечество и блаженнейший епископ Кесарийский Гермоген осудил его за зловерие, дал исповедание здравой веры. И таким образом приняв от него рукоположение, по успении его тотчас обратился к Константинопольскому Евсевию, который и сам не меньше кого другого защищал злочестивое Ариево учение. Потом, выгнанный оттуда по каким–то причинам, когда пришел к соотечественникам, опять оправдался, злочестивое мудрование скрывая, а на словах выказывая некоторую правоту веры. И, достигнув случайно епископства, тотчас на Соборе, бывшем у них в Анкире, оказывается написавшим проклятие на догмат единосущия. Отсюда пришедши в Селевкию, с единомысленными ему совершил дело, которое всем известно. А в Константинополе опять согласился на все, что было предложено еретиками. Таким образом, удаленный от епископства по предварительном низложении в Мелетине средством к восстановлению своему придумал путешествие к вам. Что было ему предложено блаженнейшим епископом Ливерием, также на что сам он согласился, сие нам неизвестно, кроме того, что принес он послание о своем восстановлении и, представив оное Собору в Тиане, действительно восстановлен на прежнем месте. Он–то теперь разоряет ту веру, за которую принят, состоит в согласии с проклинающими догмат единосущия и стал вождем ереси духоборцев. Итак, поелику от сего есть у него возможность делать обиды Церквам и свободой, какая дана ему вами, пользуется он к совращению многих, то необходимо, чтоб с сего времени поправлено было дело и чтоб написали вы Церквам, на каких условиях он принят и почему ныне, переменившись, обращает в ничто милость, сделанную ему бывшими тогда отцами.
Второй по нем Аполлинарий; и он немало причиняет огорчения Церквам. Ибо при способности легко писать, имея язык готовый свободно говорить о всяком предмете, наполнил он Вселенную своими сочинениями, не вняв охуждению того, который говорит: «хранися творити книги многи» (Еккл. 12:12). А во множестве, без сомнения, как допущено им много и ошибок (ибо возможно ли «от многословия избежати греха» (ср.: Притч. 10:19)?), так есть у него и богословские рассуждения, основанные не на доказательствах из Писания, но на человеческих началах; есть у него рассуждения о воскресении, сложенные баснословно, или лучше сказать, по–иудейски, — в которых говорит, что опять возвратимся к подзаконному служению, опять будем обрезываться, субботствовать, воздерживаться от яств, приносить Богу жертвы и поклоняться во храме Иерусалимском и, кратко сказать, из христиан сделаемся совершенно иудеями.
Что же может быть смешнее этого? Вернее же сказать, что может быть более сего чуждым евангельскому учению? Потом и сочинение о воплощении произвело столько смятения в братстве, что немногие уже из читавших сие сочинение сохраняют в себе первоначальный отпечаток благочестия; многие же, вняв нововведениям, обратились к вопросам и к спорным исследованиям о сих бесполезных речениях.
Павлин же подлежит ли какой укоризне, можете сказать о сем сами. А нас огорчает наклонностию к учениям Маркелла тем, что последователей его допускает без различения в общени с собою. Вы же, досточестнейшие братия, знаете, что Маркелло во учение в ничто обращает все наше упование, Сына исповедуя не в собственной Ипостаси, но проявившимся и опять возвратившимся в Того, из Кого произошел, и об Утешителе не допуская, чтобы имел Он собственную Свою самостоятельность; почему не погрешит, кто ересь сию признает совершенно чуждою христианству и назовет ее искаженным иудейством.
Просим вас принять на себя попечение об этом. И сделайте сие если соблаговолите написать всем Церквам на Востоке, что искажающие учение, если исправятся, будут приняты в общение; а если захотят упорно остаться при своих нововведениях, будут отлучены от Церквей. Должно ли было и нам в совокупном заседании с вашим благоразумием подвергнуть сие общему рассмотрению, сами того не знаем. Но поелику время не позволяет сего и медлить вредно, потому что производимый ими вред укореняется, то по необходимости послали мы братий, чтобы, недосказанное в письме доведя до вашего сведения, побудили ваше благоговение подать Церквам Божиим требуемую помощь.
257 (265). К Евлогию, Александру и Арпократиону, епископам Египетским, находящимся в изгнании
(Благодарит Бога, что через сих исповедников промышляет о спасении тех, у кого в изгнании; хвалит их ревность по православию, побудившую и св. Василия отправить к ним письмо сие с диаконом Елпидием; одобряет их за то, что не обольстились лжеумствованиями Аполлинария; и по сему случаю перечисляет его нечестивые учения о Святой Троице, о воплощении, об обетованиях; жалуется, что исповедники сии приняли в общение с Церковию учеников Маркелловых без согласия Западных и Восточных Церквей; желает знать условия, на каких они приняты. (Писано в 377 г.))
Во всем находим великое домостроительство Благаго Бога о Церкви Своей; посему и то, что по видимости прискорбно и встречается с нами совершенно не по желанию нашему, к пользе многих домостроительствуется непроницаемой премудростию Божиею и неисследованными судами правды Божией. Вот и вашу любовь, воздвигнув из Египта и введя в середину Палестины, поселил здесь Господь, по примеру древнего Израиля, которого чрез пленение ввел в землю ассирийскую и путешествием святых угасил там идолослужение. Так и теперь находим то же, рассуждая, что Господь, делая видимым ваше рабство за благочестие, как вам чрез изгнание открыл поприще для блаженных подвигов, так и тем, которые видят ваше доброе произволение, даровал ясные образцы к улучшению спасения.
Поэтому, когда по благодати Божией узнал я правоту вашу в вере узнал и попечительность вашу о братстве, и что вы не слегка и с небрежением делаете общеполезное и необходимое для спасения, предпочитаете же все, что только может содействовать к созиданию Церквей, тогда рассудил, что справедливо будет приобщиться к вашей благой части и чрез письмо сие вступить в союз с вашим благоговением. А для сего и послал я к вам возлюбленнейшего брата моего и сослужителя Елпидия, чтобы и письмо принес, и вместе сам мог пересказать вам, что не узнаете из письма.
Особливо же в желании союза с вами утвердил меня слух о ревности вашего благочестия к православию, так что ни множество сочинений, ни разнообразие лжеумствований не поколебали твердость вашего сердца, но как ознакомились вы с нововводителями, учащими вопреки апостольским догматам, так не согласились хранить в молчании, какой производят они вред. Ибо действительно во всех, домогающихся мира Господня, нахожу великую скорбь по причине всякого рода нововведений, сделанных Аполлинарием Лаодикийским, который тем более печалит меня, что вначале, по–видимому, принадлежал к нам. Терпеть что–нибудь от явного врага, как ни было бы это болезненно, сносно еще некоторым образом для страждущего, как и написано: «аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо» (Пс. 54:13). Но испытать сколько–нибудь вреда от человека единодушного и близкого — это совершенно несносно, в этом ничем невозможно утешиться. От кого ожидали, что будет споборником в истине, того находим теперь полагающим много препятствий для спасающихся, потому что развлекает ум их и отводит от правоты догматов. Ибо и в делах его какой не допущено дерзости и запальчивости? И в словах его чего не придумано отважного и опасного? Не вся ли Церковь разделилась на части, особливо когда в Церкви, управляемые православными, присланы от него нарочные, чтобы производить расколы и составлять особенное какое–то соборище? Не подвергается ли осмеянию «велик благочестия тайна» (ср. 1 Тим. 3:16), когда епископы ходят без народа и клира, носят од но пустое имя и ничего не могут сделать к преспеянию благовествования мира и спасения? Рассуждения его о Боге не исполнены ли нечестивых учений, потому что в сочинениях сих возобновлено им ныне древнее нечестие суемудрого Савеллия? Если то, что распускают по рукам севастийцы, не врагами сложено, но в действительности его сочинение, то не оставил он и возможности превзойти его в нечестии, утверждая, что один и тот же Отец, и Сын, и Дух, предлагая и другие еще темные и нечистые речи, которых не согласен я даже принять в слух свой, желая не иметь никакой части с произносящими такие слова. Не приведено ли им в слитность учение о вочеловечении? Не стало ли для многих сомнительным спасительное домостроительство Господа нашего от его грязных и затемненных вопросов о воплощении? Все это собрать и подвергнуть обличению — потребно долгое и длинное слово. Кто в такой степени ослабил и исказил, обратил в ничто сказанное об обетованиях, как сделано это его баснословием? Блаженное упование, предоставленное жившим по Евангелию Христову, осмелился толковать он так низко и грубо, что превратилось оно в «бабьи басни» (ср.: 1 Тим. 4:7) и иудейские сказания (см.: Тит. 1:14). Снова обещается возобновление храма, соблюдение подзаконного служения, и опять архиерей преобразовательный — после Архиерея истинного; жертва за грехи — после Агнца Божия, вземлющего грех мира; частные крещения после единого Крещения; пепел юнчий, кропящий Церковь, чрез веру во Христа «не имущу скверны, или порока, или нечто от таковых» (Еф. 5:27); очищение от проказы — после освобождения от страдательности в воскресении; приношение «ревнования» (Чис. 5:18) — где ни женятся, ни посягают; хлебы предложения — после Хлеба, сшедшего с небес; горящие светильники — после истинного Света: одним словом, если ныне «закон заповедей упразднен ученьми» (ср.: Еф. 2:15), то явно, что тогда учения Христовы будут заменены законными предписаниями. При этом стыд и замешательство покрыли лица наши, а тяжкая печаль наполнила сердца наши. Почему умоляю вас, как сведущих врачей, умеющих с кротостию вразумлять противящихся, чтобы сделали вы опыт, и привести его к церковному благочинию, и внушить ему презрение к многословным сочинениям, потому что он подтвердил сам собою слово притчи, что невозможно от многословия избежать греха (см.: Притч. 10:19). С твердостию же предложите ему догматы православия, чтобы и исправление его сделалось явным, и раскаяние стало известным братиям его.
Справедливо будет напомнить вашему благоговению и о последователях Маркелла, чтобы не сделать вам о них какого–либо неосмотрительного и легкого постановления. Но поелику Маркелл ради нечестивых учений отошел от Церкви, то последующих ему тогда уже надлежит принимать в общение, когда предадут проклятию ересь сию, чтобы вступающие в союз со мною чрез ваше посредство были принимаемы всем братством. Ибо теперь немалая скорбь объяла многих, когда услышали, что с пришедшими к вашей досточестности вступили вы в сношение и допустили их до церковного общения. Между тем надлежало вам знать, что по благодати Божией не одни вы на Востоке, но имеете многих на стороне своей, которые защищают православие отцов, изложивших в Никее благочестивый догмат веры, и что на Западе все согласны как с вами, так и с нами: мы, получив и от них список исповедания веры, храним у себя, последуя здравому их учению. Итак, надлежало вам удостоверить всех, находящихся в единении с вами, чтобы и дело ваше еще более утвердилось согласием многих, и мир не расстраивался, когда с принятием одних отступают другие. А таким образом прилично было вам основательно и спокойно подумать о делах, имеющих важность для всех Церквей во Вселенной. Ибо не тот достоин похвалы кто скоро дает какое–либо определение, напротив того, кто твердо и непоколебимо установляет правила на каждый случай, так что мнение его, и в последующее время будучи исследовано, оказывается достойным одобрения, — тот угоден Богу и людям, как устрояющий «словеса своя на суде» (Пс. 111:5).
Вот что вымолвил я пред вашим благоговением, сколько позволили то мне пределы письма, чрез которое вел беседу с вами. Да дарует же Господь быть нам когда–нибудь вместе, чтобы, вместе с вами благоустроив все к примирению Церквей Божиих, вместе же с вами получить награду, какая Праведным Судией уготована верным и мудрым домостроителям! А теперь пока соблаговолите прислать ко мне условия, на которых вы приняли последователей Маркелла, зная то, что хотя сами по себе соблюли вы все предосторожности, но такого дела не должно предоставлять себе одним, а надобно, чтобы находящиеся в общении с вами и на Западе, и на Востоке были согласны на их восстановление.
Дружеские письма
3. Кандидиану
(Хвалит Кандидиана за то, что среди почестей не гордится и сохраняет любовь к наукам, а вместе просит защиты от насилий одного человека, ограбившего дом Василиев в Аннисах. (Писано из уединения))
Когда взял я в руки письмо твое; было со мною нечто достойное того, чтобы выслушать. Брался я за него с уважением, как за известие о каком государственном деле, и пока разламывал восковую печать, смотрел со страхом, как ни один обвиненный Спартанец не смотрит на лакедемонский свиток. Когда же развернул и прочел до конца; стало мне смешно, частью от удовольствия, что не узнал ничего нового, а частью от того, что сравнил тебя с Демосфеном. — Когда случилось ему содержать на своем иждивении нескольких плясунов и свирельщиков; тогда захотел он называться уже не Демосфеном, а начальником хора. А ты всегда одинаков, содержишь ли кого, или не содержишь. И хотя на твоем содержании больше тысячи воинов, нежели сколько человек получали необходимое от Демосфена; однако же ко мне пишешь не по чину своему, но обычным тебе образом, и не с меньшим против прежнего старанием о слоге, но, по выражению Платона, среди зимы и бури дел, как бы стоя за твердою какою стеною, не принимаешь в душу никакой тревоги, лучше же сказать, сколько можешь и других не допускаешь до беспокойства.
Таково твое дело! Оно велико и весьма чудно для тех, кто способен понимать, и опять не очень чудно для того, кто сравнивает сие с целым предначертанием жизни. Выслушай же, каково и мое положение; подлинно, оно странно, и справедливо постигло меня.
Один грубый человек из живущи с нами в Аннисах, по смерти моего служителя, не сказав, что имел с ним какое–то условие, не явившись ко мне, не принеся жалобы, не захотев получить от меня по доброй воле, не сделав угрозы, что, если не получить, то вынудит силою, вдруг, с несколькими подобными ему по безрассудству, ворвался ко мне в дом, прибил охранявших его женщин, и разломав двери, вынес из него все, иное забрал сам, а другое предоставил на расхищение всякому, кто хотел.
Поэтому, чтобы не быть мне последним из немощных, и не подать о себе мысли, что всякий может нападать на меня, позволь попросить тебя — употребить и ныне то же старание, какое оказывал ты о всех делах моих. А мое спокойствие сохранится уже тем одним, что буду состоять под твоим покровительством. Я удовольствуюсь тем наказанием, если виновный будет взят начальником селения и на короткое время заключен в тюрьму; потому что не только негодую за то, что потерпел, но имею нужду в безопасности на будущее время.
4. К Олимпию
(Остроумно благодарит Олимпия за присланные им подарки, принося на Олимпия жалобу от лица нищеты, богатыми подарками изгоняемой из Василиевой пустыни. (Писано из уединения))
Что делаешь ты, чудный мой, изгоняя из этой пустыни любезную мне нищету, питательницу любомудрия! Я думаю, что, если бы имела она дар слова, то за лишение владения принесла бы на тебя жалобу: «вот желательно мне было бы жить вместе с этим человеком; он хвалил то Зенона, который, лишившись всего во время кораблекрушения, не произнес ни одного неблагородного слова, но сказал: благодарю тебя, случай, что доводишь меня до плаща; то Клеанфа, который по найму черпает воду из колодца, чтобы и самому было чем прожить и учителям заплатить за ученье. А никогда не переставал также дивиться Диогену, который хвалился тем, что довольствуется одними дарами природы; почему бросает и деревянную чашку, как скоро научился у мальчика пить нагнувшись пригоршнями. Так и подобно сему могла бы на тебя жаловаться жившая со мною нищета, которая теперь изгнана богатыми твоими подарками. Даже присовокупила бы и некоторую угрозу, например: «если в другой раз застану тебя здесь, то прежде всего покажу тебе сицилийскую или италийскую роскошь: и таким образом вполне отмщу, чем сама богата». — И об этом довольно. Я с радостью слышу, что ты начал уже свое лечение, и желаю, чтобы оно помогло тебе. Твоей священной душе прилично беспечальное служение тела.
7. К Григорию, другу
(Оправдывается в том, что хотя предвидел обвинение в недостаточности речений, однако же не мог не дать ответа спрашивавшим; и просит св. Григория посвятить всего себя на защиту истинного учения) (Писано, по–видимому, из уединения)
Когда писал я к твоей учености; не было мне не известно, что всякое богословное речение, как не выражает всей мысли ответствующего, так не удовлетворяет желанию спрашивающего; потому что слово умопредставляемому нами оказывает, обыкновенно, немощную какую–то услугу. Поэтому, если мысль наша немощна, а язык недостаточнее и мысли; то чего надлежало нам ожидать в рассуждении сказанного, кроме обвинения в скудости слов? Однако же, по этой причине, не возможно было прейти молчанием предложенного вопроса. Тот в опасности изменить истине, кто любящим Господа не дает охотно ответов о Боге. Почему те речения, достаточными ли они кажутся, или имеют нужду в точнейшем каком дополнении, для исправления своего пусть ожидают особенного времени; а что касается до настоящего времени, прошу тебя, как и просил уже, всецело посвятить себя защищению истины, и какие Богом вложены в мысль твою стремления к утверждению добра, довольствоваться ими, и ничего более не требовать от меня; потому что я гораздо ниже мнения обо мне других, и врежу более учению своею немощию, нежели придаю истине какую–либо силу своим защищением.
11. Без надписи
(Возвращая другу сыновей его, с которыми вместе провел праздник, просит сего друга по окончании дел своих переселиться к нему, а дотоле утешать его письмами. (Писано из уединения))
По благодати Божией, проведя святой день сей с нашими чадами и по преизбыточествующей любви их к Богу отпраздновав Господу подлинно совершенный праздник, препроводил я их здравыми к твоему благородству, моля Человеколюбца Бога, чтобы и им дарован был помощником и сопутником мирный Ангел, и тебя нашли они в здравии и во всяком мире, и чтобы вам, где бы ни были, служа Господу и благодаря Его, пока я в этом мире, веселить меня слухом о вас. Если же Святый Бог даст тебе скорее освободиться от возложенных на тебя поручений, то прошу ничего другого не предпочитать пребыванию со мною. Ибо думаю, что не найдешь никого, кто бы так любил тебя и домогался вашей дружбы. А пока, по усмотрению Святого, продолжится эта разлука, соблаговоли при всяком случае утешать меня письмами.
12. К Олимпию
(Просит Олимпия чаще писать к нему. (Писано, по–видимому, из уединения)
Прежде писывал ты ко мне понемногу, а теперь не пишешь и немногого. И видно, что краткословие с течением времени обратится в совершенное молчание. Поэтому возвратись к прежнему обычаю: не буду более жаловаться на тебя за твои лаконичные ко мне письма, но и малые твои писания стану признавать многоценными ко мне великой ко мне расположенности. Пиши только ко мне.
13. К Олимпию
(Дружеское приветствие. (Писано также, по–видимому, из уединения))
Как другие произведения являются каждое в свое время года: цветы–весной, колосья — летом, древесные плоды — осенью, так словесные произведения — зимний плод.
17. К Оригену
(Хвалит его сочинения и ревность в защите истины, предвещает скорую гибель гонителей и заключает письмо благожеланиями Оригену и детям его. (Писано в царствование Юлиана))
Ты радуешь тех, кто тебя слушает, а мне, который читает твои писания, доставляешь еще живейшую радость. И великое благодарение Благому Богу, соделавшему, что истина нимало не терпит ущерба от предательства преобладающих, и чрез тебя даровавшему защиту учению благочестия! Поэтому они, как болиголов, или волчий корень, или другое смертоносное растение, поцветут недолго и скоро засохнут, а тебе пошлет Господь всегдашнее цветение и юность в награду за сказанное тобою во славу имени Его. Но да вознаградит тебя за сие Господь и всяким обилием твоего дома, да утвердит благословение на чадах чад! Благороднейших же из детей твоих, которые носят на себе явственные отпечатления своей доброты, и видел, и обнимал я с удовольствием, и желаю им всего, чего бы только пожелал сам отец.
19. К Григорию, другу
(Отвечая Григорию на его письмо, шутит над лаконизмом его писем. (Писано, по–видимому, из Кесарии в пресвитерство Василиево)
Недавно пришло ко мне от тебя письмо, во всей точности твое не столько по почерку, сколько по свойству послания, потому что в нем немногими словами выражено много мыслей. Я не отвечал тебе на него вскоре, потому что сам был в отлучке, а податель письма, отдав его одному из моих домашних, поспешно ушел. Но теперь приветствую тебя через Петра, чтобы возвратить долг за поздравление и вместе доставить случай к новому письму. Без сомнения же, нет труда написать лаконическое письмо, какие всякий раз приходят ко мне от тебя.
20. К Леонтию, софисту
(Выговаривает Леонтию за то, что редко пишет, имея и случай, с кем писать, и охоту писать, как софист. Посылает также к нему сочинение свое против Евномия. (Писано в 364 г))
Редки, правда, и от меня к тебе письма, но не реже твоих ко мне, а между тем всегда много идущих от вас к нам. И если бы ты всякому из них по порядку давал по письму, то не было бы никакого препятствия представлять мне, что живу вместе с тобою и как бы наслаждаюсь личною твоею беседой; так постоянно многие приходят к нам. Но почему не пишешь, тогда как у софиста нет и другого дела, кроме того, чтобы писать? Лучше же сказать, если лень тебе и лень тебе двинуть рукой, то и писать самому не нужно, потому что в этом послужит тебе и другой кто. Потребен же один твой язык, а он, если не станет беседовать со мной, то, без сомнения, поведет речь с кем–нибудь из находящихся при тебе; если же и никого не будет, не преминет поговорить сам с собою; но ни под каким видом не умолкнет, как язык софиста и язык аттический так же не умолкнет, как не умолкают соловьи, когда весна возбуждает их к пению. Ибо мне частые мои недосуги, в каких и теперь нахожусь, послужат, может быть, извинением в скудости писем; притом и эта как бы уже нечистота в языке от чрезмерного навыка к простонародной речи справедливо делает нерасположенным говорить с вами, софистами, которые негодуете и выходите из терпения, как скоро услышите что–нибудь недостойное собственной вашей мудрости. Напротив того, тебе при всяком случае прилично объявлять свой голос, потому что ты способен сказать лучше всякого, кого только знаю из эллинов; мне же, как думаю, известны самые знаменитые из вас. Поэтому молчанию твоему нет никакого извинения. Но о сем довольно.
Посылаю к тебе и сочинение свое против Евномия. Но назвать это детской игрой или чем поважнее игры — предоставляю судить тебе самому, который, как думаю, собственно для себя не имеешь в нем нужды. Надеюсь же, что оно будет для тебя неслабым орудием, если встретятся с тобой люди, учащие превратно, и надеюсь сего не потому, что до такой степени уверен в силе сочинения, но потому что ты, как в точности знаю, при немногих Данных изобретателен на многое. А если что в нем окажется не столько удовлетворительным, как сие требовалось бы, не обленись указать. Друг тем особенно и отличается от льстеца, что один для услаждения беседует, а другой не удерживается и от того, что может огорчить.
21. К Леонтию, софисту
(Поелику Леонтий, которому св. Василий в предыдущем письме выговаривал, что редко пишет, слагал вину на Юлиана, не доставлявшего будто бы св. Василию Леонтиевых писем, то шутливо защищает Юлиана и просит писать письма, хотя бы подобные предыдущему (Писано в 364 г.))
Видно, что доброму Юлиану и в своих делах приходится потерпеть нечто из общего хода дел, потому что и он подвергается взысканию и сильному обвинению, так как ныне везде много подвергаемых взысканиям и обвинениям. По крайней мере обвиняют его в недоимке не податей, а писем, хотя не знаю, отчего у него эта недоимка: если какое письмо приносил он, то всегда отдавал его. Разве и у тебя в предпочтении это всем известное ныне учетверение, ибо не столько пифагорейцы предпочитали четверицу, сколько сборщики общественных доходов предпочитают ныне учетверение. Но, может быть, следовало бы выйти противному; и тебе, как софисту, обладающему таким богатством слова, самому на себя надлежало принять уплату мне вчетверо.
И не подумай, что пишу это в гневе. Я рад и выговорам твоим, потому что у прекрасных, как говорят, во всем есть примесь прекрасного, почему им пристали и печаль, и гнев. Иной с большим удовольствием смотрит на то, как любимый человек сердится, нежели на то, как другой услуживает. Поэтому не переставай обвинять за что–нибудь подобное, потому что самые обвинения будут письма же, а никакая новость не дороже для меня твоего письма и не принесет мне большего удовольствия.
24. К Афанасию, отцу Афанасия, епископа Анкирского
(Удостоверяя Афанасия, что нелегко верить клеветам, советует ему не подавать к оным повода и любовь свою к детям свидетельствовать не словами, а делами. Также оправдывает хорепископа Тимофея, что не им принесены худые слухи об Афанасии. (Писано прежде 369 г.))
Чтобы жизнь человеческая была выше клевет, это сделать весьма трудно, чтоб не сказать — невозможно, в чем сам я уверен, а думаю, не сомневается и твоя милость. Но самому на себя не подавать никакого повода тем, которые строго наблюдают за ходом дел и даже со злым намерением подмечают наши преткновения, — и это возможно и свойственно людям, которые ведут жизнь благоразумно и сообразно с целию благочестия. А обо мне не думай, будто я так опрометчив и легковерен, что от кого бы то ни случилось выслушиваю обвинения без исследования. Я помню духовную заповедь, что от советующего не надобно принимать «слуха суетна» (Исх. 23:1).
Но поелику вы, люди, посвятившие себя наукам, сами говорите, что видимое есть знак невидимого, то признаю это справедливым. И не погневайся, если будет что сказано мною в виде поучения, ибо «немощная мира… и уничиженная избра Бог» (1 Кор. 27—28) и чрез них нередко устрояет спасение спасаемых. Намереваюсь же сказать и посоветовать тебе следующее: с осмотрительностию надобно приводить в исполнение всякое слово и всякое дело, возложенное на нас долгом и, по апостольской заповеди, «ни едино ни в чем не давать претыкание» (ср.: 2 Кор. 6:3). Ибо для человека, который много трудился в изучении наук, проходил начальственные должности над народами и городами и соревнует великой доблести предков, почитаю приличным показывать в жизни своей образец добродетели.
Расположение же свое к детям должен ты теперь не словом доказать, что издавна уже доказал, как скоро стал отцом, и не естественную только иметь к ним нежность, какую и бессловесные имеют к рожденным ими, о чем сам ты говаривал и что доказывает опыт, но тем паче усилить свою любовь, и именно любовь свободную, что видишь детей достойными отеческих молитв. Почему не должно и удостоверять нас в этом, а достаточно засвидетельствовать сие самими делами.
Кстати же будет присовокупить, ради истины, что не брат Тимофеи, хорепископ, принес к нам слухи сии. Что, как оказывается, и при свидании, и в письмах не говаривал о тебе ничего такого, что мало или много походило бы на клевету. Поэтому хотя не отрицаю, что слышал я нечто, однако же не Тимофей слагает на Тебя клеветы. Услышав же это, без сомнения, поступим если не иначе, то, по крайней мере, как поступил Александр: то есть сбережем одно ухо неприкосновенным, чтобы выслушать им и оклеванного.
26. К Кесарию, брату Григория Богослова
(По чудесном избавлении Кесария от смерти во время землетрясения, разрушившего Никею, убеждает его засвидетельствовать самим делом благодарность свою Богу и всегда оставаться при тех мыслях, какие имел в минуту опасности. (Писано в 368 г.))
Благодарение Богу, что на тебе показал чудеса Свои и от такой смерти спас тебя для отечества и для нас, близких тебе! Поэтому и наш, конечно, долг — не оказаться неблагодарными и недостойными столь великого благодеяния, но по мере сил своих известить необычайные дела Божий, прославить то человеколюбие, которое изведали мы на опыте, и не словом только возить благодарение, но на самом деле быть такими, каков ты и теперь, как уверены мы, заключая по чудесам, совершившимся на тебе. Умоляем и еще вящее поработать Богу, непрестанно возращая в себе страх Божий и преуспевая в совершенстве, чтобы показать нам себя разумными домостроителями жизни своей, для которой сберегла нас благодать Божия. Ибо если все мы имеем повеление представить себе «Богови яко от мертвых живых» (Рим. 6:13), то не тем ли паче обязаны сему те, которые восставлены «от врат смертных» (Пс. 9:14)?
А сие, как уверяю сам себя, будет всего лучше достигнуто, если вознамеримся всегда иметь ту же мысль, какую имели во время опасности. Ибо, конечно, пришли тогда на ум и суета жизни, и то, что все человеческое неверно и непрочно, так удобно изменяется. По всей вероятности, были у нас тогда и некоторое сожаление о прошедшем, и обещание касательно будущего, если спасемся, работать Богу и со всею точностию радеть о себе самих. Ибо если предстоящая опасность смерти внушила нам какую ни на есть мысль, то думаю, что ты рассуждал тогда точно таким или близким к сему образом. Почему и лежит на тебе обязанность заплатить необходимый долг. И о сем–то, сколько обрадованный даром Божиим, столько вместе озабоченный будущим, осмелился я напомнить твоему совершенству. Твое же дело — принять слова мои благосклонно и снисходительно, как у тебя в обычае принимать их, когда беседуем с тобою с глазу на глаз.
46 (50). К Иннокентию, епископу
(Благодарит сего Иннокентия, что, будучи старейшим из епископов, сам благоволил первый писать к нему (Писано в начале епископства)
И кому же другому было прилично придать смелости робким и пробудить спящих, как не богочестию нашего Владыки, показавшего свое во всем совершенство тем, что благоволил ты снизойти и ко мне, смиренному, как истинный ученик Сказавшего: «Аз посреди вас еемь не яко возлежай, но яко служай» (ср.: Лк. 22:27)? Ибо соблаговолил сам ты преподать мне свое духовное веселие, ободрить душу мою своим драгоценным письмом и детскую мою простоту как бы принять в объятия своего величия. Посему помолись (прошу этого у твоей доброй души), чтобы быть мне достойным и приобрести пользу от вас, великих мужей, и приять уста и премудрость для дерзновенного ответа вам, водимым Духом Святым. Ибо, слыша, что ты угоден Духу и истинно прославляешь Его, приношу великую благодарность за твою твердую и неуклонную любовь к Богу. Молюсь, чтобы и моя часть была с истинными поклонниками, в числе которых, как уверен, и твое совершенство, о чем и прошу Господа — сего великого и истинного Епископа, наполнившего чудесами Своими целую Вселенную.
52 (56). К Пергамию
(Извиняется Пергамию, что не отвечал на его письмо не по забвению дружбы и не потому что новый сан сделал его высокомерным, а единственно по недосугам. (Писано в начале епископства)
По природе склонен я к забывчивости, к этому присоединилось и множество дел, усиливших мой природный недостаток. Почему хотя и не помню, чтобы получал письма от твоего благородства, однако же верю, что писал ты ко мне, потому что, конечно, не скажешь лжи. А в том, что я не отвечал, виноват не я сам, а нетребовавший у меня ответа. Теперь же идет к тебе это письмо, которое заключает в себе оправдание в предшествовавшем и полагает начало новой переписке. Поэтому, когда будешь писать ко мне, представляй себе, что не тобою начат новый ряд писем, но что отдаешь долг за настоящее мое письмо. Ибо хотя письмо мое есть уплата за прежнее, однако же тем самым, что оно больше обыкновенного письма или даже вдвое против надлежащей меры, удовлетворит собою тому и другому порядку писем. Видишь ли, к каким ухищрениям принуждает меня лень? А ты, превосходнейший, перестань в коротких словах возводить на меня великие вины, которых невозможно превзойти и самим преступлением. Ибо забвение друзей и презрение их вследствие приобретенной власти заключают уже в себе все худое в совокупности. Если не имеем любви по заповеди Господней, то нет на нас и печати, положенной Господом. Если, разгордевшись, исполнились мы суетного о себе мнения и высокомерия, то впадаем в неизбежный суд Диавола. Почему если с такою обо мне мыслию употребил ты выражения, то молись, чтобы избежать мне лукавства, какое и в моем нраве. Если же язык напал на сии речения необдуманно, по привычке, то утешусь сам в себе, а твою милость попрошу присовокупить свидетельство самих дел, ибо будь уверен в том, что настоящая моя должность послужила для меня поводом к смирению. Поэтому разве тогда забуду тебя, когда сам не буду узнавать себя; и ты моих недосугов никогда не обращай в признак худого поведения и злонравия.
53 (57). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому
(Просит Мелетия писать к нему чаще, потому что письма его исполнены благодати и мудрости; изъявляет желание свое видеться с Мелетием, а причину, по которой близкие к нему удерживают от исполнения сего желания, не вверяя письму, сообщает чрез брата Феофраста. (Писано в 371 г.))
Если бы твоему богочестию сколько–нибудь было известно, какую великую радость доставляешь мне каждым своим письмом, то знаю, что не пропустил бы ты ни одного встретившегося случая писать ко мне, но еще сам стал бы придумывать всякий раз, как сделать, чтобы писем было много; потому что знаешь, какая награда уготована Человеколюбцем Владыкою за упокоение скорбящих. Ибо все здешнее исполнено болезней, и мне одно прибежище от зол — мысль о твоей святости; и сию мысль яснее во мне делает беседа с тобою чрез письма, исполненные всякой мудрости и благодати. Почему, когда беру в руки письмо твое, прежде всего смотрю на его меру, и чем более избыточествует оно величиной, тем для меня любезнее. Потом, во время чтения, при каждом случающемся слове радуюсь; но, приближаясь к концу письма, начинаю огорчаться. Так все, что ни говоришь в письме, исполнено доброты, потому что благ избыток от благого сердца.
Если же, по молитвам твоим, пока я еще на земле, удостоюсь личного свидания с тобою и сподоблюсь внимать полезным урокам сего живого гласа или принять напутствие для настоящего и будущего века, то признаю сие величайшим из благ и почту для себя началом Божия ко мне благоволения. И теперь уже предался бы я этому стремлению, если бы не удерживали меня мои ближайшие, во всем братолюбивые; но, чтобы намерения их не разглашать чрез письмо, пересказал я об этом брату Феофрасту для донесения в подробности твоему совершенству.
59 (63). К неокесарийскому градоначальнику
(Приветствует сего градоначальника, известного ему по слуху и по словам общего друга Елпидия, и просит включить и его в число своих друзей. (Писано около 371 г.))
«Мудрого мужа, хотя в дальней живет он земле, хотя никогда вижу его своими очами, считаю я другом» — это изречение трагика Еврипида. Поэтому хотя личное свидание не доставило мне знакомства с твоим высокородием, однако же называю себя другом твоим и знакомым. Не приими этих слов за ласкательство, потому что нашу дружбу произвела слава, которая всем велегласно возвещает о делах твоих. А с тех пор, как имел я свидание с достопочтеннейшим Елпидием, столько узнал тебя и так сильно пленен тобою, как будто долгое время жили мы вместе и долговременным опытом возвел я твои совершенства. Ибо Елпидий не преставал описывать в подробности все, что знает о тебе: величие души твоей, возвышенный образ мыслей, кротость нравов, опытность в делах, благоразумие в решениях, степенность в жизни, растворенную с веселостию, силу слова и многое другое, что перечислял он в продолжительной со мною беседе и что невозможно описать мне, не выступив из пределов письма. Как же мне не любить такого человека? Как удержаться, чтобы даже громко не выразить того, что чувствую в душе своей? Поэтому, чудный муж, приими приветствие, приносимое истинной и нелестной дружбой, потому что я далек от раболепного ласкательства. Включи и меня в список друзей своих, частыми письмами напоминай о себе и утешай меня в том, что не могу видеть тебя.
75 (79). К Евстафию, епископу Севастийскому
(Благодарит его за письмо и за доставившего оное Елевсиния, который помог св. Василию в борьбе с градоправителем и царским постельничим. (Писано в 371 г.))
И до получения письма знал я, сколько заботишься о всякой Душе, а преимущественно о моем смирении, потому что изведен я на этот подвиг. А получив письмо от досточестнейшего Елевсиния и увидев самое его прибытие, прославил я Бога, Который в подвиге за благочестие даровал мне такового защитника и сподвижника, оказавшего духовное вспомоществование. Да знает же несравненное твое богочестие, что у меня были уже некоторые, и притом сильные, ошибки с великими градоправителями, причем градоначальник и постельничий пристрастно говорили в пользу противников. Но пока непоколебимо выдержал я все нападения по милости Бога, Который даровал мне содействие Духа и Сам облек силою мою немощь.
76 (80). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(Просит его, как единственную надежду бедствующей Церкви, не оставлять своими молитвами и письмами, особенно же изъявляет желание с ним видеться. (Писано в 371 или в начале 372 г.))
В какой мере распространяются недуги в Церквах, в такой же и мы все обращаемся к твоему совершенству, уверенные, что нам остается одно утешение в бедах — твое покровительство. Кто, хотя сколько–нибудь, по слуху или по опыту, знает твое совершенство, все равно уверены, что ты спасешь нас от этой страшной непогоды и силою молитв, и нужными сведениями, как придумать в делах наилучшее. Поэтому не переставай и молиться о душах наших, и ободрять нас письмами. Если бы знал ты, какая польза от твоих писем, то никак не преминул бы ни одного представившегося случая писать к нам. А если бы при содействии твоих молитв удостоились мы увидеть тебя и насладиться тех благ, какими ты преисполнен, и к сказанию о нашей жизни присовокупить свидание с твоей подлинно великою и апостольскою душою, то, без сомнения, заключили бы о себе, что, по Божию человеколюбию, приобрели мы утешение, вознаграждающее за все скорби, какие претерпели в целой жизни своей.
90 (94). К Илии, правителю области
(св. Василий, обвиненный пред правительством в огромных постройках и в чем–то ином, оправдывается в первом, что здания сии общеполезны, служат украшением городу и начаты не без воли императора, а оправдание во всем прочем отлагает до свидания с правителем, которому советует подражать Александру. (Писано в 372 г.))
Собирался я и сам идти к твоей досточестности, чтобы, если не приду, не взяли передо мною преимущества клеветники. Но поелику воспрепятствовал телесный недуг, который напал на меня гораздо сильнее обыкновенного, то необходимо дошло дело до письма. Видевшись с тобою, чудный муж, в последний раз, имел я намерение сообщить твоему благоразумию о всех своих житейских делах, имел также намерение повести слово и о Церквах, чтобы после сего не осталось уже никакого места клеветам. Но удержался, рассуждая, что было бы совершенно излишне и сверх меры надменно на человека, обремененного таким множеством дел, возлагать еще заботы, кроме необходимых. А вместе (пусть будет сказана правда) побоялся я и по другой причине — чтобы не прийти в необходимость уязвить взаимными противоречиями душу твою, которая должна в чистом благоговении к Богу получить совершенную награду за богочестие. Ибо действительно, если обращу внимание твое на себя, то мало оставлю тебе времени для дел общественных и поступлю подобно тому, кто кормчего, который в великую бурю правит плохо оснащенным кораблем, стал бы обременять прибавкой груза, когда надлежало бы убавить поклажу и, сколько можно, облегчить корабль. Посему, кажется мне, и великий царь, узнав, что у нас так много заводится дел, дозволил, чтобы мы сами собою распоряжались в Церквах.
Впрочем, желаю спросить тех, которые тревожат твой не знающий коварства слух: чем хуже стали от нас общественные дела? Что — большее или малое в общих делах — потерпело ущерб от нашего управления Церквами? Разве кто скажет: и то приносит вред делам, что воздвигли мы Богу нашему молитвенный дом, великолепно устроенный, и около него жилые здания, одно изящного вида, отделенное для предстоятеля, другие ниже его, распределенные по порядку служителям Божиим; а сии же здания назначаются для общего употребления и вам, градоначальникам, и сопровождающим вас. Кому же делаем обиду, если строим пристанища странникам, бывающим здесь мимоходом и по немощи имеющим нужду в какой–нибудь услуге, или заводим необходимо к их успокоению ходящих за больными врачей, вьючных животных, проводников? За сим неотъемлемо должны следовать и искусства — как необходимые для жизни, так и изобретенные для приличного времяпрепровождения оной; и еще иные дома, приспособленные для работ, что все служит украшением городу и обращается в похвалу нашему градоначальнику, потому что сие распространяет добрую славу о нем. Ты не для того вынужден начальствовать над нами, что один имеешь достаточные силы величием своего изволения восстановить падшее, населить ненаселенное и одним словом пустыни преобразить в города. Поэтому что было бы сообразнее: изгонять ли и обижать содействующего в этом или почтить и любить его? И не подумай, превосходнейший, что сказанное мною существует только на словах. Мы приступили уже к делу, записывая пока нужное для постройки. И это сказано мною в оправдание пред градоначальником.
А что должен я отвечать на упреки людей, любящих приносить жалобы, и отвечать тебе, как христианину и другу, который заботится о мнении, какое имеют обо мне, то теперь необходим о сем умолчать, потому что это превосходит меру письма, и, сверх того, небезопасно поверять сие бездушным письменам. Но чтобы тебе, до свидания со мною увлекшись чьими–либо клеветами не быть принужденным уменьшить сколько–нибудь свое ко мне благоволение, поступи как Александр. Ибо о нем сказывают, что когда клеветали ему на одного из приближенных, открыл он одно ухо клеветнику, а другое тщательно зажал рукою, показывая тем, что намеревающийся судить правильно должен не весь вдруг увлекаться предваряющими, но половину слуха своего сохранить неприкосновенно, чтобы выслушать потом оправдание отсутствующего.
91 (95). К Евсевию, епископу Самосатскому
(св. Василий, приглашенный Мелетием и Феодотом на свидание с ними, писал о том с диаконом Феофрастом к Евсевию, и его приглашая на свидание. Поелику же диакон, не передав письма, умер, то пишет о том же вторично с Евстафием за 33 дня до срока, назначенного для их свидания. (Писано в 372 г.))
Давно писав к твоему благочестию как о других делах, так и о взаимном нашем с тобою свидании, обманулся я в надежде, потому что письмо не дошло в руки твоей досточестности. Блаженный диакон Феофраст взял письмо у меня, когда я по необходимости отправлялся в какой–то объезд, но не передавал его твоему богочестию, потому что его предупредила болезнь, от которой он скончался. Поэтому так поздно принимаюсь писать, что нет и надежды, чтобы по причине весьма стесненных обстоятельств была какая польза от сего письма.
Боголюбивейший епископ Мелетий и Феодот приказали мне прийти к ним, предлагая сие свидание в знак любви и желая, чтобы несколько поправлено было то, что производит теперь огорчение. А временем свидания назначили мне середину наступающего месяца июня, местом же — селение Фаргам, знаменитое славою мучеников и многолюдством собора, совершаемого ими ежегодно. Поелику же мне, который по возвращении узнал об успении блаженного диакона и о лежащем у меня без дела письме, должно было не покою предаваться, то поелику мне осталось еще до срока тридцать три дня, поспешно отослал я письмо сие к достопочтеннейшему брату и сослужителю моему Евстафию, чтобы им передано было твоей степенности и опять вскорости принесен ко мне ответ. Ибо, если можно или даже приятно тебе прийти туда же, и я буду. А если нет, то сам я свиданием своим, ежели угодно будет Богу, воздам прошлогодний долг: если же опять по грехам моим будет какое препятствие, то посещение епископов отложу до другого времени.
113 (118). К Иовину, епископу Перры
(Приглашает его к себе. (Писано в исходе 372 или в начале 373 г.))
Ты мой должник и в добром у меня долгу, потому что взаем тебе я дал любовь. И это надобно получить мне с тебя с ростом, ибо и Господь не запрещает нам брать рост такого рода. Поэтому расплатись со мною, любезная глава; приезжай ко мне на мою родину — это будет уплата самого долга. А в чем же будет состоять приращение? В том, что придешь ко мне ты, муж столько же предо мною превосходнейший, сколько отцы совершеннее детей.
116 (121). К Феодоту, епископу Никопольскому
(Просит его выслушать Санктиссима о делах церковных и извещает о рукоположении Фавста во епископы. (Писано в 373 г.))
Стужа велика и продлилась весьма надолго, потому нелегко нам иметь утешение и чрез письма. Вот почему, сколько знаю, редко и сам я писал к твоему благоговению и получал от тебя письма. Но поелику возлюбленнейший брат наш, сопресвитер Санктиссим, предпринял путешествие даже до вас, то чрез него и приветствую твое благонравие и прошу помолиться о мне, а также склонить слух свой к поименованному выше брату, узнать от него, в каком положении церковные дела, и употребить возможное старание о предстоящем деле.
Знай же, что Фавст приходил к нам, имея письмо от папы, которому желательно, чтобы он был епископом. Но поелику потребовал свидетельства твоего благоговения и прочих епископов, то, презрев меня, ушел он к Анфиму и, приняв от него рукоположение, возвратился без моего ведома.
118 (123). К Урвикию, монаху
(Изъявляет скорбь, что Урвикий не посетил его во время тяжких искушений, и просит посещением своим или утешить, или освободить от искушений. (Писано в 373 г.))
Собирался ты ко мне (близко это было благо) — собирался, чтобы по крайней мере концом перста прохладить меня, который сгораю в искушениях. Что же потом? Воспротивились сему грехи мои и воспрепятствовали исполнению твоего намерения, чтобы страдать мне без пособия врачевания! Как в волнах — одна опадает, другая встает, а иная чернеет уже от содрогания, так и из моих бедствий одни прекратились, другие настоят, а иные ожидаются; и всего чаще одно для меня избавление от бед — уступить времени и скрыться от гонителей. Но прииди ко мне, ты или утешишь меня, или подашь мне мысль, или выведешь меня; во всяком случае одним появлением своим сделаешь, что мне будет легче. А что всего важнее, молись и не переставай молиться обо мне, чтобы рассудок мой не был потоплен бедствием и волнением, но во всех случаях соблюдал я благодарность к Богу и не причтен был к злым рабам за то, что, исповедуясь Благодеющему, не прилагаю сердца к вразумляющему несчастиями, но из самих неприятностей извлекал для себя пользу, тогда наипаче веруя в Бога, когда всего более имею в Нем нужду.
119 (124). К Феодору
(Выражает ту мысль, что свидание с друзьями составляет для него единственную отраду в многобедственной жизни. (Писано в 373 г.))
О предавшихся страстной любви, когда разлучаются они с людьми по какой–нибудь непреодолимой необходимости, говорят иные, что, если посмотрят на изображение любимого лица, одно это услаждение очей утоляет уже мучительную страсть. Не умею сказать, справедливо это или нет, но недалеко от сказанного то, что происходит со мною в отношении к твоей доброте. Поелику к священной и нелестной душе твоей возродилось во мне какое–то, скажу так, любовное влечение, а насладиться вожделеваемым, как и всяким другим благом, удобств не имею, потому что противятся сему грехи мои, то подумал я, что в лице благоговейнейших братий наших вижу самый явственный образ твоей доброты А если бы случилось без них встретиться мне с твоей искренностью, то заключил бы, что в тебе вижу и их; а именно потому, что в каждом из вас такая мера любви, по которой все вы обнаруживаете в себе равное соревнование преуспевать в ней больше и больше. За сие возблагодарил я Святаго Бога и молю Его, чтобы, ежели остается еще сколько–нибудь времени для моей жизни, тобой соделалась она для меня приятною, тогда как ныне разлученный с любезнейшими мне, почитаю жизнь свою и жалкою, и несносною, потому что у разлученного с теми, которые истинно любят, по моему рассуждению, нет и предлога, чтобы ему благодушествовать.
127 (132). К Аврамию, епископу в Ватнах
(Извиняясь, что давно не писал к Аврамию по неизвестности его местопребывания, приветствует с Санктиссимом, как скоро узнал, что Аврамий в Антиохии. (Писано в 373 г.))
С осени за все это время не знал я о твоем благоговении, где находишься, а встречал только неверные слухи: одни извещали, что твое благоговение живет в Самосатах, другие — что в деревне, а иные утверждали, что видели тебя около самих Ватн. Поэтому и не писал я к тебе часто, теперь же, узнав, что находишься в Антиохии, в доме досточестнейшего комита Саторнина, охотно дал я письмо возлюбленнейшему и благоговейнейшему брату Санктиссиму сопресвитеру, с которым приветствую любовь твою, прося, где бы ты ни был, помнить паче всего Бога, а потом вспомнить и обо мне, которого издавна благоволил ты полюбить и причислить к самым близким своим.
128 (133). К Петру, архиепископу Александрийскому
(Приветствуя его со вступлением на архиепископский престол, изъявляет свое желание, чтобы Петр был наследником по св. Афанасии сверх прочего и любви к св. Василию, и усердия ко всему братству. (Писано в 373 г.))
Телесную привязанность производят глаза, утверждает же ее долговременная привычка. А истинную любовь образует дар Духа, сочетавающий разлученных дальним расстоянием места и делающий друзей известными друг другу не по телесным чертам, но по душевным свойствам. Сие, конечно, совершила Господня благодать и со мною, даровав мне видеть тебя душевными очами, обнять истинною любовию и прийти с тобою как бы в один состав и в совершенное единство общением в вере. Ибо уверен я, что, будучи питомцем такого мужа и издавна пользовавшись общением с ним, ходишь ты тем же духом и наставлен в тех же догматах благочестия. Потому и приветствую твою досточестность и прошу после сего великого мужа сверх прочего наследовать и расположение его ко мне, и как о себе писать к нам по обычаю, так иметь попечение о живущей повсюду братии с тем же сердоболием и с тем же усердием, какие и тот блаженнейший муж имел о всех поистине любящих Бога.
129 (134). К Пеонию, пресвитеру
(Благодарит за письмо и просит писать чаще, извещает также, что нет у него писцов. (Писано в 373 г.))
Сколько обрадовал ты меня письмом, без сомнения, угадываешь по тому самому, о чем писал; так, в письме твоем вполне выказывается чистота сердца, из которого вылились слова сии. Течение воды показывает, где ее источник; а свойством слова изображается породившее его сердце. Поэтому, признаюсь тебе, со мною произошло что–то странное и далеко отступающее от вероятного. Желая непрестанно читать письма твоего совершенства, когда взял я в руки письмо и прочел его, не столько рад был написанному, сколько опечален, рассуждая о потере, какую нес во все время твоего молчания. Но поелику начал ты писать, то не переставай продолжать это. Ибо веселишь меня более, нежели те, которые богатолюбцам посылают большое количество денег.
А писцов не оказалось у меня ни одного: ни краснописца, ни скорописца. Кого обучал, одни возвратились к прежнему навыку жизни, а другие отказались от трудов, страдая долговременными недугами.
140 (145). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Объявляет свое желание, чтобы Евсевий, несмотря на множество дел и на все затруднения, посетил Кесарийскую Церковь еще при жизни св. Василия, как обещал и в прошлом году. (Писано в 373 г.))
Знаю бесчисленные труды твои, какие подъял ты ради Церквей Божиих; небезызвестно мне и множество дел, которыми занят ты, управляя не с небрежностию, но по воле Господней. Представляю себе и вашего соседа, который вас, как птиц, кроющихся от орла, приводит каждого в необходимость не отходить далеко от своего крова. Все это не скрыто от меня. Но желание стремительно заставляет надеяться на то, чего едва ли получишь, и браться за невозможное; лучше же сказать, упование на Господа сильнее всего. Ибо не по безрассудной прихоти, но с крепкою верою ожидаю, что откроются способы выйти из этой запутанности, что удобно преодолеешь все препятствия, и ты увидишь любимейшую из Церквей, а равно и она тебя увидит; а для нее предпочтительнее всех благ взглянуть на лицо твое и послушать гласа твоего. Итак, не сделай надежд ее напрасными. И прошлого года, когда, возвращаясь из Сирии, принес я это обещание, какое сам получил, сколько, думаешь, восхитил ее надеждами? Не отлагай же, чудный муж, ее посещения до другого времени; хотя и всегда можно ее видеть, однако же не вместе со мною, которого болезнь нудит уже оставить эту многоболезненную жизнь.
141 (146). К Антиоху
(Благодаря за собственноручное приветствие, взаимно приветствует и советует заботиться о душевном спасении. (Писано в 373 г.))
Не могу укорить тебя леностью или беспечностью за то, что молчал, когда открывался случай писать. Ибо приветствие, присланное твоею почтенною рукою, ценою дороже многих писем. Потому и взаимно тебя приветствую, и прошу ревностно: позаботься о душевном спасении, все плотские страсти обуздывая разумом и в душе своей, как бы в святейшем каком храме, имея навсегда водруженную мысль о Боге; а при всяком деле и при всяком слове воображай пред очами Судилище Христово, чтобы все частные действия, собранные на это строгое и страшное испытание, в день воздаяния принесли славу тебе, удостоенному похвал пред всею тварию. Если же сам этот великий муж предпримет путь до нас, то немалое будет удовольствие вместе с ним и те я увидеть нам у себя.
146 (131). К Евстафию, первому врачу
(Убедительно просит его чаще писать; о поступке отступивших от общения с епископом своим Евстафием выражается, что он для него прискорбен, однако же должен быть терпим по необходимости. (Писано в 373 г.))
Ежели есть какая польза от моих писем, то не опускай ни одного случая писать ко мне и побуждать меня, чтобы я писал. Ибо сам я приметным образом делаюсь веселее, когда читаю письма мужей рассудительных. А находите ли вы у меня что–либо достойное внимания, знать это лучше вам, читающим мои письма. Поэтому если бы не отвлекало меня множество дел, то не удержался бы от удовольствия писать непрестанно. Но у вас меньше забот; потому, когда только можно, услаждайте меня письмами. Говорят, что и колодцы, если из них черпают, делаются лучшими.
И твои увещания, заимствованные из врачебной науки, пропадают, видно, даром, не потому что я применяю нож, но потому, что сделавшееся ни к чему негодным само собою отпадает. Вот изречение стоика: «поелику, — говорит, — дела не делаются, как мне хочется, то хочу так, как делаются». А я, хотя не согласен соображать волю свою с течением дел, однако же не одобряю, если кто делает что–нибудь необходимое и не по воле. Ибо и у Вас, врачей, нет необходимости жечь больного или причинять ему другую какую боль, однако же нередко соглашаетесь на сие, видя трудное страдание больного. И мореходцы не добровольно выбрасывают свою поклажу, но, чтобы избежать кораблекрушения, берутся за сию меру, жизнь в бедности предпочитая смерти. Поэтому и обо мне так думай, что хотя болезненно и с тысячами жалоб переношу разлуку с оставляющими нас, однако же переношу, потому что для любителей истины всего предпочтительнее Бог и упование на Него.
147 (152). К Виктору, военачальнику
(Извиняясь, что не писал доселе, обещается писать впредь смело и благодарит за попечение о Церкви. (Писано около 373 г.))
Если б не писал я к кому другому, то, может быть, справедливо подвергся бы обвинению в нерадении или забвении. Но как забыть тебя, чье имя повторяется всеми людьми? Как стать невнимательным к тому, кто едва почти не всех в мире превзошел высотою своего чина? Но причина моего молчания явна: я боялся обеспокоить такого мужа. Если же к прочим своим доблестям присоединил ты и это, что не только принимаешь присылаемые к тебе письма, но требуешь и тех, которые не были присланы, то вот смело теперь пишу, и впредь буду писать, моля Святаго Бога вознаградить тебя за честь, оказываемую мне. А в рассуждении Церкви предупредил ты мои просьбы, сделав все, чего бы мог я пожелать. Делаешь же, не людям угождая, но почтившему тебя Богу, Который одни блага даровал тебе в настоящей жизни, а другие дарует в будущем веке за то, что идешь путем Его, держась истины и от начала до конца соблюдая сердце неуклонным в правоте веры.
148 (153). К Виктору, бывшему консулу
(Благодарит за памятование о нем, за продолжение любви, не уменьшаемой по причине клевет, а также за честь, что соблаговолил писать к нему. (Писано около 373 г.))
Всякий раз, как случается мне читать письма твоей чинности, приношу благодарение Богу, что и продолжаешь помнить обо мне, и, несмотря ни на какую клевету, не уменьшаешь любви, которую по самому правдолюбивому суждению или по доброй привычке однажды решился ко мне возыметь. Посему молю Святаго Бога, чтобы и ты пребывал в подобном ко мне расположении, и я достоин был той чести, какою почтил ты меня в письме своем.
149 (154). К Асхолию, епископу Фессалоникийскому
(Благодарит Асхолия за начатую им со св. Василием переписку, которую и просит продолжать; изъявляет благодарность Евфимию, доставившему письмо, и просит ему молитв Асхолиевых. (Писано в 376 г.))
Прекрасно ты сделал и по закону духовной любви, начав переписку со мной и добрым примером возбудив и меня к подобной ревности. Ибо мирской дружбе нужны глаза и свидание, потому что сим полагается начало к привычке, умеющие же любить духовно не прибегают к плоти для снискания дружбы, но общением веры приводятся к духовному союзу. Посему благодарение Господу, утешившему сердца наши и показавшему, что не во всех еще иссякла любовь, но по местам есть во Вселенной люди, которые показывают в себе черты ученичества Христова! И потому мне кажется, что поступок ваш уподобляется звездам, которые в облачную ночь то там, то здесь просвечивают в разных частях неба и в которых как светлость их приятна, так еще приятнее неожиданность появления. Подобны и вы — светила Церквей, которых очень немного и легко перечесть при этом плачевном состоянии дел, но которые, являясь нам в безлунную ночь, сверх привлекательности ваших добродетелей, вожделенны еще и своею неожиданностию. Расположение же твое достаточно известным сделалось мне из письма. Хотя невелико оно по числу слогов, однако же правотою мысли достаточно обнаружило мне твое намерение. Ибо твое усердие к блаженнейшему Афанасию служит самым явным доказательством, что имеешь здравый взгляд на дела большой важности. За удовольствие, доставленное письмом, обязан я великою благодарностью досточестнейшему сыну нашему Евфимию, и сам молю, чтобы ему была всякая помощь от Святаго и тебя прошу помолиться со мною, чтобы вскоре увидеть нам возвращение его вместе с благочиннейшей его супругою, дочерью нашей о Господе. Но и сам позволь попросить тебя: не ограничь одним началом нашего веселия, но, при всяком открывающемся случае писать, частым собеседованием возвращай любовь свою ко мне, а равно извещай о Церквах, которые у вас, как продолжается в них согласие. Помолись и о здешних Церквах, чтобы и у нас настала великая тишина и Господь наш запретил ветру и морю.
150 (155). К Сорану
(Отвечает на жалобы родственника своего Сорана, начальника Скифии, уверяя, что содержит его в своей памяти; оправдывает в каком–то деле себя и хорепископа; просит продолжать вспомоществование гонимым за имя Христово и присылать в отечество мощи мучеников. (Писано в 373 г.))
Затрудняюсь оправдываться во многих обвинениях, изображенных в письме первом и единственном, какое благоволило прислать ко мне твое благородство; затрудняюсь не по оскудению в правде, но потому что, по множеству вменяемого мне, трудно сделать предпочтение важнейшему и определить, с чего должно начать мне сперва уврачевание. Или, может быть, держась того порядка, в каком писано, должно отвечать на каждое, одно за другим, обвинение? Об отправляющихся отсюда в Скифию доселе не знал я, даже не предуведомили меня и о тех, которые от тебя из дома, чтобы мог я с ними сказать тебе слово, хотя положено мною употреблять великое старание, чтобы при каждом случае приветствовать твою досточестность. А забыть тебя в молитвах невозможно, разве забуду скорее дело свое, на которое поставил меня Господь. Ибо, будучи верным благодати Божией, конечно, помнишь церковные возглашения, помнишь, что молимся о братиях, находящихся в отшествии, совершаем также молитвы в Святой Церкви о включенных в воинские списки, об исповедующих с дерзновением имя Господне и о показавших духовные плоды, а, без сомнения, в числе многих из них или и наряду со всеми, как думаю, включается и твоя досточестность. Да и собственно о тебе как могу забыть, имея перед собой так много побуждающих к напоминанию: такую сестру, таких племянников, родство столько доброе, так меня любящее, дом, домашних друзей, по которым и нехотя необходимо вспомнишь о добром твоем изволении? А в рассуждении дела сего брат этот не сделал мне ничего оскорбительного, и мною не произнесено никакого решения, вредного ему. Поэтому неудовольствие свое обрати на пересказавших ложно, освободив от всякого упрека хорепископа и меня. Если же этот досужий человек заводит для упражнения тяжбу, то есть народные судилища и законы, то прошу вас нимало на сие не жаловаться; а ты, что ни делаешь доброго, сам себе собираешь сокровище, и какое упокоение доставляешь гонимым за имя Господне, такое же и себе уготовляешь в день мздовоздаяния. Хорошо же сделаешь, если перешлешь в отечество и останки мучеников, ежели только, как писал ко мне, тамошнее гонение и ныне творит мучеников Господу.
151 (156). К Евагрию, пресвитеру
(Хвалит Евагрия за попечение о мире, от которого и сам не отказывается, хотя не берет на себя исполнения сего дела, потому что оно выше сил его, требует долговременных усилий, и не одного человека, притом принадлежит собственно Мелетию, архиепископу Антиохийскому, с которым он не может видеться, но к которому писать не отказывается, несмотря на то, что письмо его не может иметь важных последствий. Уверяет о себе, что ни с кем не имеет частных ссор; дивится, почему Евагрий не в общении с Дорофеем; извещает, что нет у него человека для отправления в Рим. (Писано в 373 г.))
Столько далек я от того, чтобы скучать длиннотою писем, что письмо от удовольствия при чтении его показалось мне даже коротким. Ибо что приятнее для слуха имени мира? Или что священнолепнее и наиболее угодно Господу, как входить в совещание о подобных предметах? Поэтому тебе, принявшему такое прекрасное намерение и так ревностно принявшемуся за дело самое блаженное, да воздаст Господь награду, обещанную миротворцам. А о нас, честная глава, разумей так: что касается до желания и молитв о том, чтобы увидеть некогда день, в который все составят одно собрание, не разделяясь между собою мнениями, то в усердии сем никому не уступим первенства. Ибо подлинно были бы мы безрассуднейшие из всех людей, если б радовались разделениям и сечениям в Церквах и союза между членами Тела Христова не почитали величайшим из благ. Впрочем, сколько есть в нас желания, столько, да будет тебе известно, недостает у нас сил. Небезызвестно твоему совершенному благоразумию, что болезни, усиленные временем, для исправления своего прежде всего требуют времени, а потом сильного и напряженного действования, если кто хочет дойти до самой глубины, чтобы с корнем истребить недуги в страждущих. Но ты знаешь, что говорю, и, если должно сказать яснее, не побоюсь сего. Укорененного в душах долговременным обычаем самолюбия не могут истребить ни один человек, ни одно письмо, ни краткое время. Ибо невозможно совершенное истребление подозрений и споров, производимых противоречиями, без какого–нибудь достоверного посредника в примирении. Если бы преизливалась на меня благодать и был я силен словом, делом и духовными дарованиями постыдить противников, то надлежало бы мне отважиться на такое дело.
Но, может быть, и тогда не присоветовал бы ты одному мне приступить к исправлению, потому что, по благодати Божией, есть епископ, которому преимущественно принадлежит попечение о Церкви. Но и он ко мне прийти не может, и мне отправляться к нему теперь зимою неудобно, или, лучше сказать, вовсе невозможно, не только потому, что тело у меня по причине долговременной болезни отказалось служить, но и потому, что переправы через Армянские горы в скором времени сделаются непроходимыми даже для людей, по летам весьма крепких.
Не откажусь же объяснить ему дело в письме. Впрочем, не ожидаю, чтобы от письма вышло что–нибудь важное, гадая о сем по строгой точности этого человека и по самому свойству писем, потому что пересылаемое слово, как обыкновенно, не может решительно убедить. Ибо многое надобно высказывать, многое, напротив, выслушивать, решать встречающиеся недоумения и на место сего ставить что–нибудь твердое; а ничего такого не может сделать слово, в письме брошенное на бумагу бездейственным и безжизненным. Однако же, как сказал я, не поленюсь написать.
Знай же, истинно благоговейнейший и превозлюбленный мной брат, что у меня, по милости Божией, ни с кем нет частной ссоры. Ибо не знаю, чтобы любопытствовал я о тех винах, какие на каждом есть или взводятся на него. Почему вам следует обращать внимание на мою мысль как на мысль человека, который не способен делать что–либо по пристрастию и не предубежден к оклеветанию кого–нибудь; только было бы благоволение Господне и все делалось у нас по–церковному и в порядке.
Но опечалил меня возлюбленный сын наш, содиакон Дорофей, известив о твоем благоговении, что усомнился ты участвовать с ним в общении. Впрочем, сколько припоминаю, у нас с тобою не было речи о чем–либо подобном.
Послать на Запад мне совершенно невозможно, потому что никого не имею, способного к сему служению. Если же кто из Ваших братий берется взять на себя этот труд ради Церквей, то, конечно, знает он, к кому и с какою целью отправляется, от кого и какими должен запастись в дорогу письмами. А посмотрев вокруг себя, не вижу при себе никого. И желаю быть причисленным к седьми тысячам, не преклонившим колена пред Ваалом; впрочем, и моей души ищут налагающие руки свои на всех, но ради этого нисколько не уменьшу должного усердия к Церквам Божиим.
152 (157). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Выражает сожаление, что не свиделся с Евсевием летом и что Евсевий не пишет к нему; просит молитв. (Писано в 373 г.))
Как думаешь — тяжело мне было перенести, что в прошлое лето не удалось свидеться с тобой? А и в другие годы не было такого свидания, чтобы дойти мне до сытости. Впрочем, любящему и во сне увидеть предмет своего желания доставляет некоторое утешение. Ты же и не пишешь — так ты ленив; почему и то, что не явился на свидание, надобно приписывать скорее не другой какой причине, а твоей лени предпринимать путешествие из любви. Но о сем ни слова больше. Молись же обо мне и проси у Господа не оставить меня, но как извел меня из предшествовавших искушений, так избавит и от ожидаемых во славу имени Его, на которое уповал я.
153 (158). К Антиоху
(Сожалея, что не свиделся с ним, просит молитв его и поручает ему брата, который при верблюдах)
Поелику грехи мои помешали тому, чтобы мог я привести в исполнение давнее желание свое видеться с вами, то утешаю себя в утрате сей письмом и прошу непрерывно воспоминать о мне в молитвах, чтобы, если буду жив, сподобиться мне удовольствия видеть вас, а если не буду, при пособии молитв ваших, с благою надеждою преселиться из сего мира. Поручаю вам брата, который при верблюдах.
159 (164). К Асхолию, епископу Фессалоникийскому
(Благодарит за письмо и за присланные им мощи мученика Евтихия, пострадавшего у варваров за Истром и которого Асхолий поощрял к страданию; изъявляет скорбь свою о настоящем положении Церквей на Востоке и просит молитв Асхолиевых. (Писано в 374 г.))
Каким веселием исполнило меня письмо твоего преподобия, не без труда мог бы я изобразить сие по немощи слова выражаться ясно; но ты и сам собою должен догадаться о сем, заключая по красоте своего письма. Ибо чего не заключало в себе оно? Не изобразило ли и любовь ко Господу, и удивление мученикам, так живо описав самый род подвига, что события сии представляются у нас перед глазами, а наконец почтение и расположение ко мне самому? Не изобразило ли так, как мог бы сказать разве кто из превосходнейших писателей? Посему, когда взял я письмо в руки, прочел его несколько раз и приметил обильно струящуюся в нем благодать Духа, тогда подумал, что живу в древние времена, когда процветали Церкви Божии, укорененные в вере, соединенные любовию при взаимном единомыслии различных членов, как бы в едином теле, когда явны были гонители, явны и гонимые; подвергавшиеся вражеским нападениям делались многочисленнее, и кровь мучеников, орошая Церкви, воспитывала большее и большее число подвижников благочестия, потому что последующие исполнялись ревностию предшественников. Тогда мы, христиане, хранили между собою мир, тот мир, который оставил нам Господь, которого теперь нет у нас и следа, — с такою жестокостью отгнали мы его друг от друга!
Впрочем, душа моя перенеслась к древнему оному блаженству, когда издалека пришло письмо, цветущее красотою любви, и от варваров, живущих за Истром, прибыл к нам мученик, проповедуя собою о неповрежденности веры, там водворившейся. Кто опишет душевное наше веселие при этом? Какую изобрести силу слова, чтобы могла она ясно высказать тайное расположение нашего сердца? Когда увидели мы подвижника, ублажили того, кто поощрял его к подвигу и сам от Праведного Судии примет венец правды, укрепив многих для подвига за благочестие.
Поелику же ты привел мне на память и блаженного мужа Евтихия и почтил наше отечество, так как оно доставило семена благочестия, то возвеселил меня напоминанием древнего и вместе опечалил обличением видимого. Ибо никто из нас не уподобляется Евтихию в добродетели: не только не укрощаем мы варваров силою Духа и действенностию даровании, но даже чрезмерным множеством грехов своих приводим в дикость и кротких нравом. Ибо себе и грехам своим приписываем причину того, что разлилось так могущество еретиков. Ни одна почти часть Вселенной не спаслась от запаления ересей. Твои сказания — подвижническое противоборство: тела, строгаемые за благочестие; варваров, презираемая людьми, у которых сердце не знает страха; различные истязания, изобретаемые гонителями; во всем противоборство подвизающихся, древо, вода, окончательные страдания мучеников. Каковы же наши сказания? Любовь охладела; разоряется учение отцов; частые крушения в вере; молчат уста благочестивых; люди, изгнанные из молитвенных домов, под открытым небом подъемлют руки к Небесному Владыке. И хотя скорби тяжкие, но нигде нет мученичества, потому что притеснители наши имеют одно с нами именование.
Сам умоляй о сем Господа и всех мужественных подвижников Христовых собери на молитву о Церквах, чтобы, если только остается еще сколько–нибудь времени стоять миру сему и не все уклонились в противную сторону, умилосердившись над Своими Церквами, возвратил их Бог к древнему миру.
160 (165). К Сорану
(Описывает радость, с какой получил Сораново письмо; благодарит за присланные мощи св. мученика и просит молитв Сорановых. (Писано в 374 г.))
Святый Бог исполнил давнее мое желание, сподобив меня получить письмо истинного твоего благочестия. Всего важнее и всего достожелательнее видеть тебя и быть от тебя видимым и лично насладиться дарованиями обитающего в тебе Духа. Но поелику не дозволяют сего и местное расстояние, и частные наши обстоятельства, каждого из нас удерживающие, то вот предмет другого моего желания — питать душу частыми письмами любви твоей о Христе. Это было со мною и теперь, когда взял я в руки письмо твоего благоразумия. Ибо более чем вдвое стал я, насладившись написанным, потому что действительно мог видеть самую душу твою, отражающуюся в словах, как бы в зеркале каком. Усугублялось же веселие мое не только тем, что ты действительно таков каким изображает тебя общее всех свидетельство, но и тем, что прекрасные твои качества составляют украшение нашего отечества. Ибо, подобно зеленеющей ветви, от благородного корня возникшей, наполнил ты духовными плодами чужую сторону почему отечество наше справедливо хвалится своими произрастениями. И когда совершил ты подвиги за веру, славило оно Бога, слыша, что соблюло в тебе доброе наследие отцов. А каков настоящий твой поступок? Мучеником, который недавно подвизался в соседней нам варварской стране, почтил ты свое отечество как благодарный какой земледелец, посылая начатки плодов ссудившим семенами. Вот подлинно дар, достойный подвижника Христова, — свидетель истины, недавно увенчанный венцом правды, которого мы приняли радуясь, и прославили Бога, у всех народов исполнившего уже Евангелие Христа Своего. Снизойди на наше прошение — вспоминать в молитвах и нас, любящих тебя, и прилежно помолиться Господу о душах наших, чтобы и мы сподобились начать некогда работать Богу на пути заповедей Его, какие дал Он нам во спасение.
161 (168). К пресвитеру Антиоху, племяннику Евсевия Самосатского, сопровождающему его в изгнание
(Сетует о Самосатской Церкви, лишенной пастыря, и ублажает Антиоха, что он в изгнании будет наслаждаться пребыванием своим при Евсевии. (Писано в 374 г.))
Сколько сетую о Церкви, которая лишилась такого пастыря, сколько ублажаю вас, которые сподобились в такое время быть вместе с мужем, подвизающимся великим подвигом за благочестие. Ибо уверен, что Господь удостоит той же части и вас, которые прекрасно поощряете и возбуждаете его усердие. Но какое приобретение в глубоком безмолвии наслаждаться уроками мужа, который столько приобрел и учением, и действительным опытом. Посему уверен я, что вы узнали теперь се го мужа, каков он по своему благоразумию, потому что в пред шествовавшее время и у него мысль делилась на многое, и вам житейские дела не давали досуга совершенно припасть к духовной струе, льющейся у сего мужа из чистого сердца. Но да дарует нам Господь, чтобы и вы были ему утешением, и сами не имели нужды в утешении от других; в чем и уверен я, гадая о сердцах ваших и по собственному опыту, в котором изведал вас несколько, и по высокому учению прекрасного наставника, с которым и единодневное пребывание есть достаточное напутие ко спасению.
165 (172). К Софронию, епископу
(Изъявляет как свою радость о получении Софрониева письма, в котором видит первый плод Духа — любовь, так вместе и желание свидеться с Софронием. (Писано около 374 г.))
Сколько обрадовал ты меня письмом, нет нужды о том и писать; потому что, без сомнения, сам угадываешь это по написанному тобою. Ибо в письме своем показал ты мне первый плод Духа — любовь. А что же для меня дороже сего при настоящем положении обстоятельств, когда «за умножение беззакония изсякла любы многих» (ср.:Мф. 24:12)? Ибо ничто ныне так не редко, как встреча с духовным братом, мирное слово, духовное общение, какое обретши в твоем совершенстве, возблагодарил я Господа, прося исполнить меня и совершенным о тебе веселием. Ибо если таковы письма, то каково личное с тобою свидание? Если издали берешь так в плен, то чего будешь достоин, явившись близ меня? Но будь уверен, что если бы не тысячекратное множество недугов удерживало меня и не были неизбежны сии нужды, которыми я связан, то сам поспешил бы к твоему совершенству. И хотя давний этот телесный недуг служит мне великим препятствием к движению с места, однако же не стал бы вменять сего в препятствие ради ожидаемой пользы. Ибо удостоиться свидания с человеком такого образа мыслей, который всему предпочитает веру отцов, как говорят о тебе досточестные братья и сопресвитеры, действительно значит то же, что возвратиться к древнему блаженному состоянию Церквей, когда немногие болезновали совопросничеством, а все пребывали в безмолвии, будучи непостыдными делателями заповедей, служа Господу простым и неизысканным исповеданием, соблюдая неповрежденную и неподдельную веру в Отца и Сына и Святаго Духа.
168 (175). К Магниниану, комиту
(Объясняет ему, почему прошение его написать что–нибудь о вере оставляет без удовлетворения. (Писано около 374 г.))
Степенность твоя писала ко мне прежде и ясно требовала, чтобы между прочим написал я и о вере. Хвалю со своей стороны твое усердие к этому и молю Бога, чтобы неослабно избирал ты благое и всегда преуспевал усовершаться в ведении и в добрых делах. Но поелику не намерен оставлять по себе сочинения о вере, ни писать различных изложений веры, то удержался я отвечать по твоему требованию. Впрочем, мне кажется, что вам наговорено людьми, ничего там не делающими, которые в предосуждение мое разглашают нечто, как будто оправдают этим себя, если налгут на меня что–либо самое гнусное. Их обнаружит наступающий опыт. А я прошу возложивших упование на Ариста о чем более не заботиться, кроме древней веры; но как веруем так и креститься; как крестимся, так и славословить. Достаточно для нас исповедовать те имена, которые прияли мы из Священного Писания, и избегать в сем нововведения; потому что спасение наше не в изобретении именований, но в здравом исповедании Божества, в Которое мы уверовали.
169 (176). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(Приглашает его на день памяти св. Евпсихия и просит приехать за три дня до сего праздника. (Писано в 374 г.))
Да устроит Святый Бог, чтобы когда это мое письмо придет в твои руки, был ты здоров телом, свободен от всякого недосуга и во всем имел успех, и потому не осталось неисполненным тобою мое приглашение — прибыть в наш город и сделать более торжественным празднество, какое в обыкновении у нашей Церкви совершать ежегодно в честь мучеников. Ибо будь уверен, досточестнейший и поистине для меня любезнейший, что народ мой, узнав многих по опыту, более, нежели успеха в чем–нибудь, желает твоего прибытия. Так уязвил ты их к себе любовию в короткое у нас пребывание. Поэтому, чтобы Господь прославился, и люди возвеселились, и мученики были почтены, и я, старец, от искреннего сына получил должную услугу, благоволи не медля пожаловать ко мне и предварить дни собрания, чтобы на досуге побыть нам с тобою вместе и утешиться общением духовных дарований. А празднество бывает пятого сентября. Посему прошу тебя прибыть за три дня, чтобы своим присутствием придал ты величия памяти, совершаемой в богадельне.
Здоровым, благодушным о Господе и молящимся о мне да сохранит тебя благодать Господня и для меня, и для Церкви Божией!
174 (181). К Отрию Мелитинскому
(По случаю ссылки во Фракию Евсевия, епископа Самосатского, просит Отриия для взаимного утешения писать о делах самосатских, а сам обещается сообщить известия из Фракии об Евсевии. (Писано в 374 г.))
Знаю, что разлука с боголюбивейшим епископом Евсевием столько же чувствительна и твоему благоговению, как и мне самому. Итак, поелику оба имеем нужду в утешении, то будем утешать друг друга. Ты пиши ко мне о делах самосатских, а я буду извещать тебя о том, что узнаю из Фракии. Ибо немало приносит облегчения в настоящей горести, как мне знать о твердости народа, так твоей доброте получать известие о том, в каком положении наш общий отец. Конечно, и теперь не опишу сего в письме» но представляю человека, который в точности знает и расскажет, в каком положении оставил его и как переносит он случившееся с ним. Итак, молись и о нем, и о мне, чтобы Господь послал скорое избавление от сих бедствий.
177 (184). К Евстафию, епископу Иммерийскому
(Просит Евстафия, чтобы при занятиях делами церковными писал к нему, когда только можно, что и сам обещает делать. (Писано в 374 г.))
Знаю, что сиротство приводит к печали и многим хлопотам, потому что лишает покровителей. Потому, рассуждаю, и твое благоговение, опечаленное случившимся, не пишет ко мне, а вместе с тем находится теперь в больших недосугах и посещает паствы Христовы по причине восставших повсюду врагов. Но поелику беседа с единодушными служит утешением во всякой печали, то благоволи всякий раз, когда можно, писать ко мне, чтоб и себя успокоить беседою со мною, и меня утешить сообщением мне своих речей. Это же постараюсь делать и я всякий раз, когда позволят дела. И сам помолись, и всю братию попроси с усердием умилостивить Господа, чтоб со временем показал нам освобождение от сетования, в каком теперь находимся.
178 (185). К Феодоту, епископу Верийскому
(Просит не опускать случаев к взаимной переписке; изъявляет желание лично с ним видеться. (Писано около 374 г.))
Знаю, что хотя и не пишешь ко мне, но в сердце твоем хранится память о мне. И заключаю о сем не потому, что сам достоин какой–либо доброй памяти, но потому, что душа твоя богата избытком любви. Впрочем, сколько можно тебе, пользуйся встречающимися случаями писать ко мне, чтобы более благодушествовал я, слыша о ваших делах, и пользовался этим как случаем, чтобы и самому описывать вам наши дела. Ибо у разлученных телесно один способ собеседования — чрез письма, и мы не будем лишать друг друга сего собеседования, сколько позволят то дела. Но даст нам Господь и лично свидеться, чтобы и в любви нам возрасти и приумножить благодарность нашу Владыке за большие дары Его.
179 (186). К Антипатру, областному правителю
(Поздравляет Антипатра, который вылечился капустою, квашенною в уксусе. (Писано около 374 г.))
Как прекрасно любомудрие и в других отношениях, и в том, что питомцам своим не позволяет употреблять дорогих врачеваний, но одна и та же вещь служит у него и припасом для стола, и достаточным пособием для здоровья! Ибо, как слышал, ослабевший позыв на пищу восстановил ты капустою, квашенною в уксусе, на которую я прежде смотрел с неудовольствием и потому, что она напоминала совоспитанницу — нищету. Теперь же, кажется, сам себя переуверил и смеюсь над пословицею, видя эту добрую кормительницу юности, которая возвратила здоровье и нашему градоправителю. И ничего уже не буду предпочитать ей, не только Омирова лотоса, но и той амвросии (пища неистлеваемая: «…воду божественную, амвросию, нектара, никогдаже по питии истлевающа…» См.: Триодь Цветная), которая, если была когда–нибудь, питала обитателей Олимпа.
184 (192). К Софронию, магистру
(Благодарит Софрония за исполнение одной просьбы, тем более приятное для св. Василия, что сам Софроний (как писал он) в сем исполнении находил для себя двоякую милость, именно: получить Василиево письмо и послужить Василиевой нужде. (Писано в 374 г.))
Если и ты, как сам писал ко мне, по несравненному своему Усердию к добрым делам, получил две милости: одну, что прислано к тебе письмо, а другую, что послужил моей нужде, — то какова же, надобно полагать, моя благодарность, когда прочел я твое приятнейшее письмо и увидел, что с такою скоростью исполнено объявленное мною желание? Почему, с удовольствием принимая присланное, так как оно само по себе этого достойно, еще с большей приятностью взираю на сие и потому, что ты был первым действующим лицом в исполнении. Да дарует же нам Господь увидеть тебя в скором времени, чтобы изустно засвидетельствовать тебе свою благодарность и насладиться всеми твоими добротами!
186 (194). К Зоилу
(Отвечая на письмо Зоила, просит его писать чаще; о болезни своей пишет, что она превосходит всякое описание и что только Господь может даровать ему силы к терпеливому перенесению оной. (Писано в 375 г.))
Что ты делаешь, чудный мой, превосходя меня в мере смирения? При такой своей учености, при таком искусстве писать письма, как видно сие из самих писем, просишь, однако же, у меня извинения, как будто в смелом каком предприятии, превышающем твое достоинство. Но, оставив эту иронию, пиши ко мне при всяком случае. Смыслю ли я что–нибудь в науках, то с удовольствием буду читать письма человека ученого. Постиг ли я, по учению Писания, какое благо — любовь, то отдам всю цену беседе человека, который любит меня. Лучше всего, если будешь писать ко мне о благах, каких желаю тебе, о телесном здоровье и благополучии всего дома.
Что касается до моего положения, да будет тебе известно, что оно не более сносно, как и обыкновенно бывает. Довольно сказать одно это и упомянуть тебе о немощи моего тела: потому что какая жестокая болезнь держит меня теперь, это нелегко и выразить словом и показать на деле; сверх недугов, о которых сам знаешь, открыто мною еще что–то новое. Но дело Благаго Бога даровать мне силу к терпеливому перенесению ударов, какими тело мое, к моей же пользе, поражает благодеющий мне Господь.
187 (195). К Евфронию, епископу Колонии Армянской
(Извиняется, что редко пишет к нему по дальнему расстоянию Колонии от больших дорог, и просит молиться о возвращении епископов из изгнания. (Писано в 375 г.))
Поелику Колония, которую Господь дал тебе под управление, Далеко отстоит от больших дорог, то к другим братиям в Малой Армении пишу часто, редко же посылаю письма к твоему благоговению, не надеясь найти человека, который бы понес их в такую даль. Но теперь, ожидая, что или сам ты прибудешь, или перешлют письмо епископы, к которым отправляю письма, пишу к твоему благоговению и приветствую тебя сим письмом как уведомляя, что по–видимому, еще я на земле, так вместе прося о мне, чтобы Господь уменьшил скорби и, подобно какому–либо облаку, отвел от меня великое бремя болезни, лежащее на сердце моем. А сие будет, когда дарует скорое возвращение боголюбивейшим епископам, которые теперь в рассеянии и страждут за благочестие.
188 (196). К Авургию
(Приветствует его с блистательным прохождением высоких должностей, желает ему еще высших почестей и возвращения в отечество, пока ещё жив сам он; о себе же извещает, что крайне изнемог от болезней (Писано в 375 г.))
Молва, вестница доброго, не перестает извещать нас, что ты сияешь, подобно звезде, являясь то над той, то над другой частит варварской страны; то доставляя продовольствие войску, то в светлой одежде представляясь царю. Молю же Бога, чтобы предприятие твое исполнилось по предположенному и чтобы достигнуть тебе высших почестей, а со временем явиться в отечестве, пока еще я на земле и дышу этим воздухом. Ибо столько остается во мне жизни, чтобы переводить только дыхание.
189 (197). К Амвросию, епископу Медиоланскому
(Благодарит Бога за открывшийся случай к переписке с Амвросием, приветствует его со вступлением на епископский Медиоланский престол; хвалит его за усердие к предшественнику своему, блаженному Дионисию; подробно описывает, как посланные Амвросием за мощами сего Дионисия, при содействии пресвитера Фирасия, не без труда испросили их у сохранявших сии мощи; доказывает и свидетельством своим подтверждает несомненную подлинность сих мощей. (Писано в 375 г.))
Всегда велики и многочисленны дары Владыки нашего, и величие их неизмеримо, и множество неисчислимо. А для приемлющих милости благосознательно одним из величайших даров есть этот настоящий: а именно, что нам, которые всего более разделены между собою местоположением, дан случай сблизиться друг с другом посредством переписки. И два способа даровал Он нам узнать друг друга — один чрез личное свидание, а другой чрез письменное сношение.
Итак, поелику узнал я тебя из беседы твоей, и узнал не телесные черты напечатлев в своей памяти, но в разнообразии речей твоих, изучив доброту внутреннего человека, потому что каждый от нас «от избытка сердца глаголет» (ср.: Мф. 12:34), то прославил я Бога нашего, Который в каждом роде избирает угодных Ему, Который древле из пастырей овчих воздвиг вождя народу Своему, и Амоса из пастыря коз, укрепив Духом, возвел в пророка, а ныне из царствующего града такого мужа, которому вверено было начальство над целым народом, который возвышен в образе мыслей, известен в целом свете знатностию рода, блистательным состоянием, силою слова, привлек в попечители о стаде Христовом. И отринув все мирские преимущества «и вменив их тщету быти, да Христа приобрящет» (ср.: Флп. 3:7—8), согласился он принять кормило великого и славного верою в Бога корабля Церкви Христовой. Итак, человек Божий, поелику не от человек ты принял Евангелие Христово или научился ему, но Сам Господь из судей сея земли возвел тебя на кафедру Апостолов, то подвизайся подвигом добрым, уврачуй недуги в людях, если коснулась кого болезнь арианского безумия; обнови древние следы отцов и продолжением непрерывных сношений старайся назидать на том основании любви к нам, которое уже положил. Ибо таким образом можем мы быть близкими между собою духом, хотя по месту жительства на земле весьма удалены друг от друга.
Усердие твое к блаженнейшему епископу Дионисию и попечение о нем свидетельствуют о всей любви твоей ко Господу, об уважении твоем к предшественникам и об усердии к вере. Ибо расположение к благопопечительным сослужителям имеет отношение к Самому Владыке, Которому они послужили. И кто чтит подвизавшихся за веру, тот явным образом имеет равную с ними ревность по вере. Почему этот один поступок свидетельствует о великой добродетели.
Уведомляю же твою о Христе любовь, что ревностнейшие братия, избранные твоим благоговением на служение сему доброму делу, сперва благонравием своим снискали похвалу всему клиру, потому что своим благоприличным поведением доказали общее всех постоянство; а потому, употребив все старание и искусство, вытерпели путешествие в непроходимую зиму и со всем усилием убеждали верных стражей блаженного тела уступить им хранило собственной своей жизни. И да будет тебе известно, что сих стражей никогда не принудило бы ни начальство, ни могущество человеческое, если бы не склонила их к уступке твердость намерения сих братий. А более сего к совершению желаемого содействовало присутствие возлюбленнейшего и благоговейнейшего сына нашего, сопресвитера Фирасия, который, добровольно подъяв труд путешествия, как удержал сильный порыв тамошних верных, так, убедив словом своим противящихся и взяв мощи с подобающей честию при пресвитерах, диаконах и при многих других, боящихся Господа, соблюл их братиям.
И вы приимите сии мощи с такою же радостию, с какою печалию отпустили их хранившие. Никто да не колеблется, никто да не сомневается! Это он самый, непобедимый подвижник. Господь знает кости сии, подвизавшиеся вместе с блаженною душою, и вместе с нею увенчает их в день Праведного Своего воздаяния, по написанному, что должны мы предстать пред Судилищем Христовом, «да приимет кийждо, яже с телом содела» (2 Кор. 5:10). Один был ковчег, приявший в себя сие честное тело; никто другой не лежал близ его; могила была заметна, свидетелем служило воздаваемое чествование; христиане, странно–приявшие его, и тогда положили, и теперь вынули собственными своими руками. Они плакали, как лишаемые отца и заступника, однако же отпустили, предпочитая собственному утешению вашу радость. Итак, отдавшие благоговейны, приявшие — строгие исполнители своего дела; ни в чем нет лжи, ни в чем нет обмана Свидетельствую о сем: да не клевещут у вас на истину!
190 (198). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Оправдывается, что не по его вине не получены Евсевием письма от Василия и из Самосат; продолжительность зимы и непривычку клириков к путешествиям представляет причиною, по которой не посылал доселе к Евсевию никого из своих; извещает, что неохотно и теперь отпускает к нему чтеца Евсевия; о делах на Востоке не пишет потому, что сообщат о них Евсевию отправляемые с письмом; о себе же уведомляет, что не имеет и надежды на продолжение своей жизни. (Писано в 375 г.))
После письма, доставленного мне приставами, получил я еще другое, позднее ко мне посланное. Сам же писал я не много писем потому что не было отправляющихся к вам: впрочем, послано больше четырех, а с ними и те письма, которые принесены мне из Самосат после первых писем твоего богочестия, запечатав, переслал я к достопочтеннейшему брату Леонтию, смотрителю за мерами в Никее, прося, чтобы он доставил их домоправителю достопочтеннейшего брата Софрония, а этот постарался переправить к вам. Итак, поелику письма переходят через много рук, то, вероятно, недосуг или нерадение одного кого–нибудь были причиною, что не получены они твоим благоговением. Поэтому прошу извинить за редкость писем.
А что надобно было послать кого–нибудь из своих, и я сего не сделал, то справедливо ты по своему благоразумию взыскиваешь за это и бранишь меня. Но да будет тебе известно, что зима у нас была продолжительна, отчего все пути до самых дней Пасхи оставались прегражденными, и не нашлось у нас человека, который бы смело пустился в затруднительное путешествие. Ибо хотя причт, по–видимому, у меня многолюден, но состоит из людей, не привыкших к путешествиям, потому что никто не занимается торговлею, не любит проживать на стороне, но многие берутся за искусства, требующие сидячей жизни, и тем снискивают себе насущное пропитание. Вот и сего брата, которого теперь послал к твоему благоговению, вызвав из села, употребил я на дело сие, чтобы доставить письма твоему преподобию, и как о наших делах обстоятельно пересказать тебе, так и нам донести по милости Божией подробно и вскорости о всем, что делается у вас.
И любезнейшего брата Евсевия, чтеца, который давно спешит к твоему богочестию, удерживал я в ожидании благорастворенной погоды. Да и теперь у меня немалая забота, чтобы непривычка к путешествиям не причинила ему чего–нибудь и не послужила причиною недуга телу, которое склонно к болезненным припадкам.
О нововведениях на Востоке излишнее для меня дело писать в письме, потому что братия сами от себя могут рассказать о сем подробно.
Но знай, досточтеннейшая для меня глава, что, когда писал я это, был крайне болен и меня оставили все надежды жить долее. Ибо невозможно ни исчислить множества бывших со мною припадков, ни описать, какова моя слабость и какова сила и злокачественность лихорадок; разве только из всего этого надобно заключить, что исполнил уже я время пресельничества в этой бедственной и болезненной жизни.
192 (200). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(По болезни и множеству дел не писав к св. Амфилохию целую зиму, приветствует его сим письмом, посылаемым с Мелетием, просит молиться о разрешении его от тела, о мире Церкви, также принять на себя попечение о его Церкви, как о собственной своей; поручает его охранению и молитвам Мелетия и Мелития; приглашает к себе на день памяти св. мученика Евпсихия. (Писано в 375 г.))
У меня болезнь следует за болезнию, к тому же недосуги по делам Церковным и от злоумышляющих на Церкви задерживания всю зиму и до самого этого времени, как принимаюсь за сие письмо. Поэтому не было у меня возможности ни слать кого–нибудь, ни самому посетить твое благоговение. А догадываюсь, что таковы же были и твои иные обстоятельства. Не о болезни разумею это — да не будет сего! да подаст Господь здравие телу твоему в достаточной мере, чтобы служить заповедям Его! Говорю же о том, что попечение о Церквах и тебе делает то же развлечение. И теперь намеревался я послать кого–нибудь для сего же самого, чтобы осведомиться о твоем положении.
Но поелику возлюбленнейший сын Мелетий, сопровождая новобранцев, подал мне мысль чрез него приветствовать тебя, то с удовольствием взялся я за этот случай писать и прибег к такому подателю письма, который может даже заменить собою письмо, и по правдолюбию нрава, и потому, что ему небезызвестны дела мои. Чрез него более всего умоляю твое благоговение помолиться о нас, чтобы Господь дал мне освобождение от сего обременительного тела и Церквам Своим — мир, тебе же — безмолвие и свободу, когда устроишь дела в Ликаонии, как начал, апостольски, посетить и здешние места, хотя буду еще во плоти, хотя получу уже повеление переселиться ко Господу, посетить и взять на себя попечение о моей стороне, как о своей собственной, так как она и действительно тебе своя, и нетвердое подкрепить, коснеющее возбудить, все же, по благодати пребывающего в тебе Духа, преобразовать в благоугодное Господу.
Досточестнейших же сынов моих Мелетия и Мелития, которых издавна знаешь и признаешь своими, приими в сохранение, молясь о них. Ибо сего достаточно им для всякой безопасности.
Соблаговоли приветствовать от меня и живущих при твоем преподобии, и весь клир, и народ, тобою пасомый, и боголюбивейших братий и сослужителей наших.
Помни день памяти блаженнейшего мученика Евпсихия, ожидай нового напоминания и не старайся, чтобы свидание последовало не прежде сего дня, но предвари и обрадуй меня, если буду еще на земле. А дотоле здравым о Господе и молящимся о нас да будешь сохранен и нам, и Церквам Божиим благодатью Святаго!
193 (201). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(По многим причинам желая видеться со св. Амфилохием, поелику обоих удерживала от сего болезнь, и сам просит извинения, и его охотно извиняет. (Писано в 375 г.))
По многим причинам желаю видеться с тобою, и чтобы иметь тебя советником в делах, какие у меня под руками, и вообще, чтобы, видясь с тобою редко, иметь некоторое утешение в сей утрате. Но поелику одно и то же удержало обоих, и тебе приключившаяся болезнь, и мой недавний недуг, еще не оставивший меня, то, если угодно, оба извиним друг друга, чтобы самим себя взаимно освободить от обвинения.
200 (208). К Евланкию
(Просит Евланкия не оказывать к нему ненависти ради неокесарийцев, тогда как сам он ради Василия бывал в ненависти у других. (Писано в 375 г.))
Долгое время молчал ты при всем том, что очень говорлив, обратил для себя в упражнение и искусство — всегда что–нибудь говорить и показывать себя на словах. Но, видно, Неокесария причиною твоего молчания предо мною. И, видно, за милость мне должно принять и то, что жители сего города не помнят о мне; ибо, по рассказам слышавших, у них недобрая о мне память. Но ты издавна был в числе ненавидимых ради меня, а не в числе тех, которые соглашаются ненавидеть меня ради других. Итак, будь таков же и, где бы ты ни был, пиши ко мне и помни обо мне, как должно, если заботишься сколько–нибудь о справедливости. Без сомнения же, справедливость требует начавшим любить воздавать равной любовью.
201 (209). Защитительное, без надписи
(Благодарит друга, что, защищая его, перенес скорби; просит и впредь обвинять его за скудость писем и требовать уплаты подобных долгов (Писано в 375 г.))
И тебе выпал жребий к скорбям и подвигам за меня, а это служит доказательством мужественной души. Ибо располагающий делами нашими Бог способным перенести великие борения доставляет более важные случаи к прославлению. Поэтому и ты предоставил жизнь свою, как горнило для золота, для испытания твоей добродетели в отношении к друзьям. И молю Бога, чтобы прочие сделались лучшими, а ты пребыл подобным себе самому и не преставал обвинять в подобном тому, в чем теперь обвинил, скудость писем моих ставя в самую великую обиду. Ибо это — обвинение друга; и ты продолжай требовать от меня подобных долгов, потому что я не какой–нибудь вовсе безрасчетный должник дружбы.
203 (211). К Олимпию
((Извещает, что, прочитав письмо Олимпия и свидевшись с его сыновьями, забыл он огорчение, причиненное неокесариицами, и обещается в угодность Олимпию отправить от себя письма, которых несколько уже и отправил. (Писано в 375 г.))
Прочитав письмо твоей досточестности, стал я веселее и благоодушнее себя самого, а вступив в разговор с любезнейшими сыновьями, думал, что вижу тебя самого. Застигнув душу мою весьма огорченною, они привели в такое расположение, что забыл я о том яде, какой всюду носят против меня ваши снотолкователи и снопродаватели в угодность нанявшим их. Письма же частию я уже отправил, а частию, если угодно, пошлю после — была бы только от них какая–нибудь польза получающим.
205 (213). Без надписи
(Благодарит за письмо, которое утешило св. Василия, огорченного беспечностью народа и народных правителей; просит молитв и по случаю вызова своего ко Двору требует совета в сем деле. (Писано в 375 г.))
Господь, подавший мне в скорбях скорую помощь, за то упокоение, каким успокоил ты меня, посетив настоящим письмом своим, Сам да подаст тебе помощь, вознаградив за утешение моего смирения истинным и великим веселием духа. Ибо болезновал я душою, в многолюдном сборище заметив какую–то скотскую и совершенно неразумную беспечность, а в управляющих им — застарелый и едва исправимый навык ко злу. Но когда увидел письмо и в нем сокровище любви, тогда узнал, что Распорядитель дел наших и нам, живущим горестно, воссиял сладостное утешение.
Посему приветствую твое преподобие, повторяя обычную просьбу: не прекращать молитв своих о моей бедственной жизни, чтобы мне, погрузившись в видимость жизни сия, не забыть Бога, «воздвигающаго от земли нища» (ср.: Пс. 112:7), и поддавшись некоторому превозношению, не впасть «в суд диаволь» (ср.: 1 Тим. 3:6); вознерадев о домостроительстве, не быть во время сна загнутым Домовладыкою, или расстраивая еще оное вредными делами «и бия совесть» (ср.: 1 Кор. 8:12) сослужащих, или даже бывая вместе с упивающимися, не потерпеть того, чем Божие правосудие угрожает лукавым приставникам. Посему прошу тебя во всякой молитве испрашивать у Бога, чтобы во всем был я бодрствен и не соделался позором и поношением имени Христову при откровении тайн сердца нашего в великий день явления Спасителя нашего Иисуса Христа.
Но да будет тебе известно, что нахожусь в ожидании приглашения ко Двору, по наущению еретиков, конечно, под предлогом мира; и епископ, услышав о сем, писал ко мне, чтобы постарался я быть в Месопотамии и, собрав там, кто единомыслен с нами и поддерживает дело Церкви, отправился с ними к царю. А у меня, может быть, и самое тело не вынесет зимнего путешествия, при этом и дело пока кажется не необходимым, разве сам что присоветуешь. Ибо к подтверждению решения о сем деле подожду совета и от твоего благочестия. Почему и прошу чрез кого–нибудь из ревностных братий объявить мне скорее, что усмотрено будет твоим совершенством и богопросвещенным благоразумием.
224 (232). К тому же Амфилохию
(Благодарит за письмо и за подарки, присланные к празднику Рождества Христова; изъявляет скорбь свою, что брат принужден спасаться бегством из вверенной ему Церкви; просит св. Амфилохия посетить его; препровождает записку с ответами на некоторые вопросы, предложенные св. Амфилохием. (Писано в 376 г.))
Всякий день, в который есть ко мне письмо от твоего богочестия, для меня праздник, и самый великий из праздников. А когда при письме есть и символы праздника, как иначе назвать это, если не праздником праздников, как Ветхий Закон имел обычаем именовать субботу суббот? Посему благодарю Господа, узнав, что ты и телом здоров, и при мирном состоянии Церкви совершил воспоминание спасительного домостроительства.
Но меня возмутили некоторые смятения, и не без печали провожу время, потому что боголюбивейший брат мой принужден предаться бегству. Помолись о нем, чтобы дал ему Бог увидеть когда–нибудь Церковь Свою исцеленною от ран, какие нанесены ей еретическими угрызениями.
А меня особенно удостой своим посещением, пока я еще на земле. Соверши дело, для тебя приличное, а для меня весьма желательное.
Но можно подивиться и значению присланного в благословение, потому что ты загадочно пожелал мне крепкой старости и дал знать, что свечами побуждаешь к ночным трудам, а закусками обязываешь напрягать все силы. Ибо не по летам мне грызть, когда зубы давно уже притупились и от времени, и от недугов.
На предложенные вопросы сделаны к записке некоторые ответы, какие мог я сделать и сколько дозволило время.
233 (241). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Объясняет, почему в письмах извещает Евсевия чаще о чем–нибудь горестном, а именно чтобы и себя тем облегчить, и Евсевия побудить к ревностнейшей молитве за Церковь. (Писано в 376 г.))
В письмах к твоей досточестности не скуплюсь я часто на горестные известия не для того, чтобы произвести большее уныние но чтобы себе самому доставить некоторое облегчение сими воздыханиями, которые, как скоро дашь им свободу, сами собою обыкновенно истощают несколько таившуюся во глубине скорбь, а вместе чтобы и твой высокий ум возбудить к ревностнейшей молитве. Ибо и Моисей, хотя, конечно, всегда молился за народ, однако же, когда происходило у него сражение с Амаликом, не опускал рук с утра до вечера, и воздеяние рук святого прекратилось с окончанием битвы.
244 (252). К епископам Понтийской области
(От имени Церкви своей приглашает их на день памяти св. мученика Евпсихия. (Писано в 376 г.))
Чествование мучеников вожделенно всем, возложившим упование на Бога, преимущественно же вам, любители добродетели, которые своим расположением к прославившимся сослужителям доказываете любовь к общему всех Владыке; а сверх того, ваша строгая жизнь имеет нечто сродное с скончавшими течение свое в терпении. Итак, поелику из мучеников наиболее славны Евпсихий и Димас и прочий с ними лик и их память ежегодно совершается нашим городом и всею окрестного страною, то Церковь уведомляет о сем вас — собственное свое украшение, моим голосом приглашая исполнить древний обычай и посетить нас. Посему так как предлежит вам великое дело среди народа, который требует от вас назидания, и за чествования мучеников ожидают вас награды, то приимите мое приглашение и склонитесь на милость — с малым трудом оказать нам великое благодеяние.
246 (254). (К Пелагию, епископу Лаодикии Сирийской
(Извещает его, что о делах западных и о положении св. Василия может получить достаточное сведение от Санктиссима, который в Лаодикии; просит молитв его о себе. (Писано в 376 г.))
Да даст со временем Господь и мне самому увидеться с твоим истинным богочестием и, чего не высказал в письме, выполнить то при личном свидании; потому что поздно начал я писать и нужно мне много оправдываться. Поелику же у тебя возлюбленнейший и благоговейнейший брат сопресвитер Санктиссим, то он расскажет тебе все и обо мне, и о делах западных. Последними тебя порадует, но рассказом о смятениях, меня окружающих, прибавит, может быть, несколько печали и заботы к тем, какие были уже в добром твоем сердце. Впрочем, небесполезно опечалиться вам, которые можете умилостивить Господа, потому Что беспокойство наше обратится нам во благо, и знаю, что сподобимся помощи от Бога, имея содействие ваших молитв. А если помолишься со мною об избавлении моем от забот и испросишь мне некоторое приращение в телесных силах, то Господь даст мне успех в исполнение желания моего — прийти и увидеть твою чинность.
247 (255). К Биту, епископу Карров
(Приветствует его, отправляя письмо сие с пресвитером Санктиссимом возвращающимся с Запада. (Писано в 376 г.))
О если б можно мне было каждый день писать к твоему благоговению! Ибо с тех пор, как опытом познал любовь твою великое имею желание, во–первых, быть вместе с тобою, а если сие невозможно, по крайней мере писать к тебе и получать от тебя письма, чтобы и тебя извещать о делах своих, и мне знать твое положение. Но поелику не то бывает, чего хотим, а что Господь дает, то и должны принимать с благодарением; возблагодарил я Святаго Бога, что открывает мне случай писать к твоему благоговению по причине отъезда возлюбленнейшего и благоговейнейшего брата нашего сопресвитера Санктиссима, который подъял велий труд пути и в подробности перескажет тебе все, что заметил на Западе. За сие должны мы благодарить Господа и поклоняться Ему, чтобы и нам дал тот же мир и свободно могли мы принимать друг друга. Приветствуй от меня все о Христе братство.
251 (259). К монахам Палладию и Иннокентию
(Скорбит, что не мог внушить им мира, однако же ни на кого не сердится за сие; просит Палладия и Иннокентия не о частом посещении, но о непрестанных за него молитвах. (Писано около 377 г.))
Сколько люблю вас, должны вы заключить по любви своей ко мне. И как всегда желательно мне быть посредником мира, так, не имея в том успеха, скорблю о сем. И как не скорбеть? Впрочем, ни на кого не могу враждовать за это, зная, что давно уже похищено у нас благо мира. Если же в других будет причина несогласия, то Господь да дарует успокоение производящим раздоры! Не требую от вас частых посещений, почему и не извиняйтесь передо мною в этом, ибо мне известно, что люди, избравшие жизнь многотрудную и своими всегда руками снискивающие себе необходимое, не могут на долгое время отлучаться из дома. Но где бы вы ни были, помните меня и молитесь о мне, чтобы иметь нам мир по крайней мере с самими собою и с Богом, и чтобы никакого мятежа не было в наших помыслах.
256 (264). К Варсе, епископу Едессы, находящемуся в изгнании
(При открывшемся случае писать с Домнином и его спутниками приветствует Варсу и просит молиться о Церкви, чтобы Господь дал ей мир, если только близко уже время отступления. (Писано около 377 г.))
Истинно боголюбивейшему и всякого уважения и почтения достойному епископу Варсе Василий желает о Господе радоваться.
Когда отправлялись к твоему благоговению искреннейшие братия Домнин и прочие, охотно воспользовался я сим случаем писать к тебе и приветствую тебя чрез них, моля Святаго Бога до Того времени сохранить меня в сей жизни, пока не сподоблюсь Увидеть тебя и насладиться дарованиями, какие в тебе. Помолись только, прошу тебя, чтобы Господь вконец не предал нас врагам Креста Христова, но соблюл Церкви Свои до времени мира, который когда возвратит нам, известно Ему только, Праведному Судии. Ибо возвратит и не оставит нас вовсе. Но как израильтянам определил седмидесятилетнее для наказания их за грехи пленение, так Он, Всесильный, и нас, может быть, предав на определенное некое время, воззовет когда–нибудь и восстановит в прежний мир, если только неблизко уже отступление, и совершающееся ныне не служит предначатием пришествия антихристова. Но что ни было бы, молись, чтобы Благий или отъял скорби, или нас сохранил непреткновенными в скорбях. Целую чрез тебя все собрание, удостоившееся быть при твоем благоговении. Все, со мною находящиеся, приветствуют твое благоговение. Здравым, благодушествующим и молящемся о мне да сохранен будешь для Церкви Божией благодатию Святаго!
259 (267). К Варсе, епископу Едессы, находящемуся в изгнании
(И болезнию, и делами церковными удерживаемый от свидания с Варсою, приветствует его сим письмом и посылает при оном некоторые подарки; просит Варсу молиться о нем и о Церкви и не огорчаться, что св. Василий, будучи занят делами, не соблюдает всего, требуемого приличием, и редко пишет, причем, может быть, и не все Василиевы письма доходят до Варсы. (Писано в исходе 377 или в начале 378 г.))
По расположению, какое имею к твоему богочестию, желал я сам прийти к тебе, облобызать истинную любовь твою и прославить Господа, Который возвеличился в тебе, и досточестную старость твою соделал известною во Вселенной для всех, боящихся Его. Но поелику преодолевает меня тяжкий телесный недуг, лежат на мне бесчисленные заботы о Церквах и не могу так свободно располагать собою, чтобы идти куда хочу и видеться с кем желаю, то письмом сим утоляю желание свое насладиться твоими добротами и прошу высокое твое благоговение помолиться о мне и о Церкви, чтобы Господь дал мне непреткновенно прейти остальные дни или часы моего пресельничества и даровал мне Увидеть мир Церквей Его и услышать как о прочих сослужителях и сподвижниках твоих, чего им желаю, так и о тебе самом, чего люди твои день и ночь просят у Господа правды. Знай же, что хотя не писал я часто и сколько должен был писать, однако же писал к твоему богочестию. Но, может быть, приветствий моих не могли сберечь те братия, которым поручал я доставление письма. Теперь же, когда дождался я, что наши отправляются к твоей досточестности, и с охотою вручил им письма и послал нечто, что соблаговолили без гордости принять от моего смирения и словить меня в подражание патриарху Исааку (см.: Быт. 27:27). А если, будучи занят делами, когда ум погружен у меня во множестве забот, не соблюл я в чем–нибудь приличия, то не ставь мне сего в вину и не огорчайся, но подражай своему во всем совершенству, чтобы и я, как и все прочие, наслаждался твоею добродетелию. Здравым, благодушествующим о Господе и молящимся о мне да будешь дарован мне и Церкви Божией!
260 (268). К Евсевию, живущему в изгнании
(Благодарит Бога за хранение Евсевиевой жизни среди окружающих опасностей; изъявляет надежду на возвращение Евсевия по молитвам церковным; после известий, полученных о нем от диакона Ливания, ожидает новейших уведомлений если не от кого–нибудь скорее, то от возвратившегося пресвитера Павла; объясняет, что сему Павлу ничего не дано в руки из опасения, что дорога покрыта разбойниками и беглыми; по восстановлении же тишины обещает кого–нибудь прислать из своих. (Писано в 378 г.))
И в наше время показал Господь, что не оставляет преподобных Своих, великою и сильною рукою Своею приосенив жизнь твоего преподобия. Ибо находим в этом почти подобие того, как святой, не пострадав, пребывает во чреве китовом и боящийся Господа не терпит вреда в сильном огне; потому что и твое богочестие сохранил Господь невредимым, когда, как слышу, повсюду окружала нас война. И о если бы Всемогущий Бог соблюл и впоследствии сие многожеланное зрелище для меня, пока я еще жив, или по крайней мере для других, ожидающих твоего возвращения как собственного своего спасения! Ибо уверен, что Человеколюбец, призирая на слезы Церквей и на воздыхания, какими воздыхают о тебе, сохранит тебя для мира, пока продлит милость к просящим Его день и ночь. Итак, что сделано против вас до прибытия возлюбленного брата нашего и сослужителя Ливания, достаточно узнал я в проезд от него; а касательно того, что было в этом времени, имею нужду в уведомлении. Ибо слышу, что в этот промежуток времени постигли места сии большие и жесточайшие бедствия, о которых, если можно, скорее, а в противном случае по крайней мере от благоговейнейшего брата нашего сопресвитера Павла, по возвращении его, хотелось бы услышать, чего желаем, а именно, что жизнь ваша сохраняется невредимою и безопасною. Поелику же слышно, что вся дорога наполнена разбойниками и беглыми, то побоялся я дать что–нибудь в руки брату, чтобы не сделаться виновным и в смерти его. А если Господь даст сколько–нибудь тишины, потому что слышу о приходе войска, постараюсь послать кого–нибудь из своих, чтобы навестил вас и подробно уведомил меня обо всем, что у вас делается.
263 (271). К Евсевию, другу
(Изъявляет сожаление, что не застал сего товарища по учению в том городе, в который прибыл по следам его; представляет его вниманию одного неукоризненного и близкого к себе пресвитера Кириака. (Писано в последние годы жизни св. Василия.))
Вскоре по твоем удалении и даже по следам твоим прибыв в город, сколько был я опечален тем, что не нашел тебя, нужно ли и говорить об этом тебе, такому человеку, который не имеет нужды в словах, но знаешь по опыту, потому что и сам терпел подобные неудачи. Ибо как было для меня дорого видеть и обнять превосходного во всем Евсевия и снова возвратиться воспоминанием к своей юности и припомнить те дни, когда были у нас и один кров, и один очаг, и тот же наставник, когда и отдых, и занятие, и роскошь, и скудость — все делили мы между собою поровну. Как дорого, думаешь, ценил я, что все это обновлю в памяти при свидании с тобою, и, сбросив с себя эту тяжелую старость, опять, по–видимому, из старика сделаюсь молодым? Но насладиться сим не дано мне. Впрочем, не отнята возможность беседовать с твоею ученостию чрез письмо и тем по возможности утешить себя; потому что встретил я почтеннейшего сопресвитера Кириака, которого хвалить и делать к тебе близким чрез твое посредство стыжусь я; ибо могут подумать, что берусь за излишнее дело, представляя тебе твою же преимущественную собственность. Но поелику мне должно быть свидетелем истины и духовно соединенным со мною уделять то, что есть у меня лучшего, то хотя полагаю, что и тебе известно неукоризненное священство сего человека, однако же и сам со своей стороны подтверждаю то же, имея сведение, что ни в чем не нападают на него даже те, которые на всех налагают руки и не боятся Господа. А от них если бы и было что, и в таком случае этот человек не сделался бы недостойным. Даже на кого нападают враги Господни, тех более утверждают на их степени, нежели отьемлют у них сколько–нибудь из пребывающей в них благодати Духа. Однако же, как сказал я, ничего не выдумано против сего человека. Итак, и для собственной своей пользы, и в угодность мне соблаговоли воззреть на него как на пресвитера неукоризненного, пребывающего со мною в единении и заслуживающего всякое уважение.
270 (278). К Уалериану
(Неоднократно обманувшись в надежде свидеться с Уалерианом, просит его письмом не поставить себе в труд прийти к нему. (Писано во время епископства))
Мне желалось видеть твое благородие, еще быв в Орфанине. Ибо ожидал я, что, находясь в Корсагенах, не поленишься прийти ко мне, когда будет у меня Собор в Аттагенах. Но как этого Собора не состоялось, то желалось бы мне видеть тебя на горе. И там опять близость Евиза поддерживала надежду свидания. А как не удалось то и другое, то я решился писать, чтобы соблаговолил ты повидаться со мною, чем и долг выполнишь; потому что ты, человек молодой, придешь к старику и вместе при свидании получишь от меня какой–нибудь совет, так как у тебя с некоторыми в Кесарии есть дела, для исполнения своего требующие моего посредства. Итак, если не в труд будет, не поленись видеться со мною.
274 (282). К епископу
(Приглашает его на память святых мучеников, остроумно выговаривая, что не приглашенный, жалуется, а приглашенный, не приходит. (Писано во время епископства.))
Не приглашенный, жалуешься, а приглашенный, не слушаешься. Из последнего же видно, что первое замечание сделано тобою напрасно. Ибо, вероятно, не пришел бы ты, если бы и был тогда приглашен. Итак, послушайся приглашающего теперь и не будь в другой раз несправедливым, зная, что вина, приложенная к вине, служит ей подтверждением и последнее делает достовернейшим обвинение в первом. Прошу же тебя никогда не гнушаться мною. Если же мною гнушаешься, то несправедливо пренебрегать мучениками, которых память совершить с нами вместе приглашают тебя. Итак, сделай это, во–первых, в угождение и мне, и им; если же это тебе не угодно, то по крайней мере в угождение достойным преимущественного чествования.
275 (283). К одной вдове
(Подает ей надежду к свиданию во время собрания; толкует ей значение сна ее. (Писано во время епископства.))
Надеюсь найти удобный день для собрания после тех собраний, которые намерен назначить в нагорной стороне. А без служения при собрании не представляется мне иного времени к свиданию, если Господь не устроит чего–либо сверх чаяния. И об этом можешь заключать по собственным делам своим. Ибо если у твоего благородства при попечении об одном доме такое множество забот, то сколько, думаешь, дел каждый день имею у себя я?
А сон твой, как думаю, совершеннее показывает, что надобно тебе приложить некоторое попечение о душевном зрении и уврачевать то око, которым бывает видим Бог. Находя же увещание в Божественных Писаниях, для того, чтобы увидеть тебе должное, не будешь иметь нужды ни во мне, ни в ком–либо другом, потому что Святый Дух подаст тебе достаточный совет и руководство к полезному.
315 (324). К врачу Пасинику
(Советует остеречься Патрикия, человека самого хитрого)
Доказательством, что не пренебрегаешь мною, служит то, что при вшествии своем приветствуешь меня прямо у самых, так сказать, дверей. И то уже вожделенно, если получаешь дружеские письма; но когда заключающееся в письме удовлетворяет потребности в важнейшем, тогда, конечно, стоит сие еще большего уважения. Итак, да будет тебе вполне известно, что превосходнейший во всем Патрикий имеет у себя в устах столько чарующих убеждений, что не в этом только, о чем писал ты, но и в чем бы ни захотел, легко мог бы убедить, если бы даже встретил савромата или скифа. Однако же приятные слова сии не от сердца выходят. Ибо эта личина издавна в употреблении: на словах люди добры, по видимости не умеют обращаться в свете, и готовы дела свои предоставить всякому судилищу; а как скоро примутся за самые дела, то лучше и не приступайся к ним. Но это пусть будет сказано между нами, и сам постарайся увидеть, что этого человека нелегко провести, даже собственным опытом убедись не смотреть на благовидные речи, но подождать, что покажут самые дела.
316 (325). К Магниниану
(Благодарит за письмо, присланное с дочерью Икелией, и изъявляет желание лично с ним видеться)
И письмо твоей степенности достаточно к тому, чтобы исполнить меня всяким веселием. А теперь благолепнейшая из жен Икелия, общая дочь наша, вручая мне письмо, более нежели вдвое увеличила мое веселие, не потому только, что она живой образ твоей правоты, но и потому, что сама в себе показывает всякую попечительность о добродетели. Почему, во–первых, с удовольствием принял я ее ради тебя; а во–вторых, и тебя обратно ублажил за нее, потому что имеешь от Владыки Бога такую награду за воспитание чад. Но если бы когда–нибудь увидеть мне тебя самого, насладиться твоими добротами и свиданию нашему не воспрепятствовали ни болезни, ни другое какое затруднение!
317 (326). Без надписи
(Пользуясь отъездом одного брата к отсылке с ним письма, приветствует и дает совет во все продолжение жизни памятовать о Боге)
Святый Бог дал мне самый удобный случай к переписке с тобою, познакомив меня с сим братом, тем именно человеком, которого по случаю его возвращения к твоей досточестности употребил я в посредники сей письменной нашей беседы, моля Бога, чтобы ты, восходя на высшие степени знатности и славы, собственною своею добродетелию украшал и меня, и все наше отечество. Прошу же тебя в продолжение всей своей жизни памятовать о Боге, сотворившем и почтившем тебя, чтобы при блистательности своей в этой жизни удостоиться тебе еще и небесной славы, для которой все должно делать нам, устрояющим жизнь свою сообразно с блаженным упованием.
318 (327). Без надписи
(Одного по сану своему знаменитого человека, благодаря за оказанную им честь, просит иметь попечение о Церкви, а также и его удостоить своими письмами)
За то, что почтил ты меня присутствующего и благоволишь помнить отсутствующего (потому что до меня дошел об этом слух), да будет тебе воздаяние от Благаго Владыки и в великий день Праведного Суда Бога нашего да узрим тебя прославленным за Дела благие, чтобы тебе, как здесь удостоился ты знаменитости, так и у Царя Небесного иметь предпочтение! Итак, прошу тебя паче всего приложить достаточное старание о Церкви Божией, а потом и ко мне увеличить свою благосклонность и, удостоив меня своим памятованием и покровительством, почтить и письмами; и тогда, имея у себя доказательство, что, обращаясь69 к тебе, не обременяю тебя, осмелюсь еще чаще писать к твоему благодушию.
319 (328). К Иперехию
(Приветствует Иперехия и уведомляет о своем положении, что оно не лучше обыкновенного)
И приветствую досточестность твою, и желаю тебе благ; о себе же, так как, без сомнения, имеешь усердие знать о моем положении, уведомляю, что дела мои не лучше обьжновенного. Ибо остерегаюсь сказать что–либо худшее, чтобы не вовсе опечалить тебя, желающего мне всего наилучшего.
320 (329). К Фалерию
(Благодарит за присылку рыбы и еще более — письма)
С большим удовольствием полюбовался я на речных рыб, наказав их за побег, какому предались они, ушедши под льдистый покров. Но дороже для меня письмо. Поэтому присылай лучше письма, нежели высылай подарки. Если же приятнее для тебя молчать, то не переставай по крайней мере молиться обо мне.
321 (330). Без надписи
(Жалуется на то, что не пишет)
Что я люблю тебя, заключай из того, что пишу; а что ты ненавидишь меня, узнал я из того, что молчишь. Но пиши хотя впредь, пером, чернилами и лоскутом бумаги свидетельствуя любовь к любящим тебя.
322 (331). Без надписи
(Жалуется, что принужден в другой раз писать о том же деле, и просит или исполнить требуемое, или объяснить, почему не исполнено)
Напрасное дело — два раза писать об одном и том же. Или дело такого свойства, что не может быть исправлено, и просители напрасно докучают мне; или получающие мои письма не обращают на меня внимания, и в таком случае глупо делаю, что пишу к людям, меня презирающим. Итак, поелику ты получишь письмо о том же, а я вынужден был написать вторично, то или исправь это, если можешь, или извести меня, по какой причине давно не сделано, что было приказано.
323 (332). Без надписи
(Остроумно выговаривает за долговременное молчание)
Один признак жизни — слово. Как же подумать о тебе, что ты еще на земле, когда ничего не говоришь? Брось же свое молчание, написав ко мне и дав о себе знать, что ты еще жив.
324 (333). К писцу
(Советует ему очертание букв выводить тщательнее и обращать внимание на знаки препинания)
Слова имеют летучее свойство, а потому нужны для них знаки, чтобы пишущий мог ловить их в быстроте полета. И ты, сын мой, очертания букв выводи совершенно и речи разделяй знаками препинания, где должно; потому что малою ошибкою искажается большое слово, а при тщательности писца сказанное передается исправно.
325 (334). К переписчику
(Дает правила писать ровно и прямо)
Пиши прямо и строки води прямо, чтобы рука не заносилась у тебя вверх и не пускалась стремглав вниз. Не принуждай перо ходить излучинами, подобно Эзопову раку, но пусть идет по прямой черте, подаваясь вперед, как бы по нитке, с помощию которой плотник во всем наблюдает ровность и избегает всякой непрямизны. Косое неблаговидно, а прямое приятно на вид тем, что не заставляет глаза читающих, подобно оцепам, то подниматься вверх, то опускаться вниз, что и мне довелось делать, когда стал я читать написанное тобою. Поелику строки лежали уступами, то, когда должно было переходить из одной строки в другую, делалось необходимым отыскивать конец предыдущей строки. А как и в этом не оказывалось никакого порядка, то надобно было возвращаться назад и отыскивать порядок, бродя по излучинам назад и вперед, как говорят о Тезее, с Ариадниною нитью. Итак, пиши прямо и не вводи ум в заблуждение косым и кривым своим письмом.
328 (339). К Ливанию
(Уступает ему славу в красноречии как забывший, чему научился у софистов, и занимающийся Моисеем и другими пророками; напоминает ему об Анисиевом сыне и просит не презирать его за бедность)
Чего не в состоянии сказать софист, и такой софист, которого искусство, по общему признанию, в том и состоит, чтобы великое, когда хочет, делать малым, а малое облекать величием? Подобное нечто доказал и ты в рассуждении меня, потому что письмо это, как назвали бы вы, требующие отборности в словах, — пачканное и не более сносное, как и то, которое теперь у тебя в руках, до того превознес ты словом своим, что признаешь себя побежденным, и за него уступаешь мне первенство в искусстве писать, подражая в этом отцам, когда они в шутку дозволяют детям гордиться над ними победою, не терпя чрез то вреда сами и питая тем любочестие детей. И действительно, сколько неизъяснимой приятности в этом слове, в котором ты забавляешься надо мною, как Полидам или Митон какой, увертывающийся от меня при состязании в кулачном бою или в борьбе! Ибо сколько я ни всматривался, не нашел и признаков слабости, почему требующие в слове превосходства еще более удивляются здесь силе твоей и тому, что мог ты столько низойти ко мне в своих шутках, как будто плывущего варвара взялся провести за Афон.
А теперь, чудный мой, беседую с Моисеем, с Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые пересказывают мне свои мысли на грубом языке, — и что у них занял, то и говорю; все это верно по мыслям, но не обделано по слогу, как видно и из сего самого письма. Ибо если и выучился я чему у вас, то забылось это со временем. Но ты пиши ко мне, содержанием писем избирая что–нибудь другое, чтоб и себя показать, и меня не изобличать.
Я представлял уже тебе Анисиева сына как собственного своего. А если он мой, то по отце детище, нищий по нищем. И что говорю, то понятно человеку мудрому и софисту.
329 (342). К Ливанию
(Письмо, полученное от Ливания, сравнивает с розами и с шипами)
Охотники до роз, как и свойственно любителям красоты, не изъявляют негодования и на шипы, среди которых вырастает цветок. А мне довелось слышать, что кто–то в шутку или вправду говорил о розах нечто подобное, а именно: как воспламененным любовию какие–то уязвления любви, как и розе придала природа тонкие иглы, колючими этими шипами в срывающем цветок раздражая большее к нему вожделение. Что же значит это упоминание о розе в письме моем? Конечно, нет нужды толковать это тебе, который помнишь собственное свое письмо. Оно было точно розовый цветок, в своем сладкоречии развернувший предо мною целую весну, но как иглами укололо меня некоторыми упреками и обвинениями. Впрочем, в удовольствие мне и шипы твоих писем: они воспламеняют во мне большее желание твоей дружбы.
330 (344). К Ливанию
(Признает его неизвинительным в том, что не пишет к св. Василию)
Нечасто писать к твоей учености убеждают меня страх и неведение. Но что избавит от упрека тебя, упорно хранящего молчание? А если кто разочтет, что ты, целую жизнь посвятив словесности, ленишься написать письмо, то скажет о тебе, что забыл ты меня. Ибо у кого за словом дело не стоит, тому есть что и написать; а кто владеет сим дарованием и при этом молчит, тот, очевидно, делает сие или из презрения, или по забвению. Но я за твое молчание воздаю приветствием. Итак, будь здоров, досточестнейший, и пиши, если хочешь, и не пиши, если тебе и это угодно.
336 (359). К Ливанию
(Выговаривает Ливанию за его молчание; о себе же говорит, что полетел бы к нему, приделав себе восковые крылья, если бы не знал, что они растают от солнца, почему взамен сего посылает к нему письмо)
Ты, заключив в уме своем все искусство древних, до того молчалив, что не дашь мне попользоваться чем–нибудь и в письмах. А я, если бы безопасно было Дедалово искусство, прилетел бы к тебе, сделав себе Икаровы крылья. Но как воска нельзя поверять солнцу, то вместо Икаровых крыльев посылаю к тебе слова, доказывающие мою дружбу. Свойство же слов таково, что они выражают сердечную любовь. Таковы слова! А ты можешь вести их куда хочешь — и при таком могуществе молчишь! Но обрати и ко мне источники слов, льющиеся из уст твоих.
Канонические письма
89 (93). К Кесарии, жене патриция, о приобщении
(Одобряя ежедневное приобщение Святых Тайн, извещает, что в Кесарии совершается оное четырехкратно в неделю, и отвечает на вопрос, позволительно ли мирянам приобщаться из своих рук дома. (Писано около 372 г.))
Хорошо и преполезно каждый день приобщаться и принимать Святое Тело и Кровь Христову, потому что Сам Христос ясно говорит: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный» (Ин. 6:54). Ибо кто сомневается, что непрестанно быть причастником Жизни не иное что значит, как жить многообразно? Впрочем, приобщаемся четыре раза каждую седмицу: в день Господень, в среду, в пяток и в субботу, также и в иные дни, если бывает память какого святого. А что нимало не опасно, если кто во время гонений, за отсутствием священника или служащего, бывает в необходимости принимать Причастие собственной своею рукою, излишним было бы это и доказывать, потому что Долговременный обычай удостоверяет в этом самим делом. Ибо все монахи, живущие в пустынях, где нет иерея, храня Причастие в доме, сами себя приобщают. А в Александрии и Египте и каждый крещеный мирянин по большей части имеет Причастие у себя в доме и сам собою приобщается когда хочет. Ибо когда иерей единожды совершил и преподал Жертву, принявший ее как всецелую, причащаясь ежедневно, справедливо должен веровать, что принимает и причащается от самого преподавшего, и в церкви иерей преподает часть, и приемлющий с полным правом держит ее, и таким образом собственною своею рукою под носит к устам. Потому одну имеет силу, приемлет ли кто от иерея одну часть или вдруг многие части.
155 (160). К Диодору
(то от имени Диодора пустил в ход письмо, в котором рассуждалось о дозволительности брака с сестрою умершей жены вопреки запрещению св. Василия, сделанному им еще в начале его епископства. По сему случаю св. Василий в настоящем письме подтверждает свое запрещение обычаем Церкви; решает возражение, основанное на одном месте из книги Левит; показывает, что и у Моисея есть сие запрещение, наконец, замечает, что подобными браками смешивается плотское родство. (Писано около 373 г.))
Ко мне дошло письмо с надписью Диодорова имени, а что в нем далее, то принадлежит скорее кому–нибудь другому, но не Диодору. Ибо мне кажется, что какой–нибудь искусник, приняв на себя лицо твое, захотел чрез это сделать себя достойным вероятия у слушателей. Спрошенный кем–то, позволительно ли ему брать за себя в замужество сестру умершей жены, он не содрогнулся от сего вопроса, но спокойно выслушал и даже с великой отважностию и жаром помогал исполнению сего нечистого пожелания. Поэтому если бы письмо было у меня, то послал бы его к тебе, чтобы можно тебе было защитить и себя, и истину. Поелику же показавший мне письмо взял его назад и носил его всюду, как бы знак победы надо мною, запрещавшим ему это вначале, и говорил, что имеет письменное на то дозволение, написал я теперь к тебе, чтобы нам в две руки напасть на его подложное письмо и не оставить у него никакой силы; и чтобы письмо не могло уже удобно вредить читающим.
Итак, первое, что можем противоположить сему и что особенно важно в подобных делах, есть соблюдающийся у нас обычай, имеющий силу закона, потому что уставы преданы нам святыми отцами. Обычай же сей таков: если кто, одержимый страстью нечистоты, впадает в беззаконное сообщение с двумя сестрами, то не признавать сего за брак и вообще не прежде принимать его в церковное собрание, как по взаимном их разлучении. Почему если бы и нечего было сказать, кроме этого, то обычая сего достаточно было бы к охранению благонравия. Но как написавший письма покусился ввести это зло в общежитие, то и мне необходимо не отказываться от пособия умозаключений, впрочем, в делах очень ясных собственное убеждение каждого важнее доводов разума Он говорит: в книге Левит написано: «сестру жены твоея да не поймеши в наложницу, открыты срамоту ея пред нею, еще живе сущей ей» (Лев. 18:18). Из сего видно, продолжает он, что дозволяется взять сестру умершей жены. На сие, во–первых, замечу: что ни говорит закон — говорит живущим под законом, ибо иначе будет подлежать и обрезанию, и субботе, и воздержанию от яств. Ибо, конечно, не тогда только будем подчинять себя игу рабства законного, когда встретим что–либо способствующее нашим удовольствиям, а если в узаконенном окажется что тяжкое, тогда прибегнем к свободе о Христе. Нас спрашивали: писано ли, чтобы брать в жену после сестры? И мы отвечаем, что для нас безопасно и справедливо, а именно, что сего не писано. Чрез наведение же из последствия заключать о том, что умолчано, — дело законодателя, а не толкующего закон; иначе, если захочет кто, то может отважиться и при жизни жены взять сестру ее. Ибо то же самое лжеумствование и к этому может быть приложено. Скажет, писано: «да не поймеши в наложницу»; следственно, не запрещено взять не в наложницы. А кто потворствует страсти, тот будет утверждать, что нрав у сестер не ревнивый. Когда же уничтожена причина, по которой запрещено сожитие с обеими, тогда будет ли какое препятствие взять двух сестер? Но на сие скажем: этого не писано; а также и то не определено; между тем как связь понятий делает оба заключения равно позволительными. Но чтобы освободиться от затруднений, надобно вникнуть несколько в обстоятельства, предшествовавшие законоположению. Законодатель, по–видимому, объемлет не все роды грехов, но запрещает собственно грехи египтян, откуда Израиль вышел, и грехи хананеев, к которым переселялся. Ибо читается так: «по делом земли египетския, в нейже обитасте, да не сотворите, и по начинанием земли ханаанския, в нюже Аз веду вы тамо, не сотворите, и по законом их не ходите» (Лев. 18:3). Почему вероятно, что сей род греха не был тогда обыкновенным у сих народов; потому и Законодатель не имел нужды предохранить от него, но удовольствовался неизученным обычаем к внушению отвращения от преступления. Почему же, запретив большее, умолчал о меньшем? Потому что многим плотолюбцам к сожитию с живыми еще сестрами служил, по–видимому, во вред пример патриарха. Что же надобно делать нам? Читать ли написанное или дополнять умолчанное? Например: в законах сих не написано, что отцу с сыном не должно иметь одной наложницы; но у Пророка ставится сие в великое преступление. Ибо говорит: «сын и отец ко единей рабыни влазяста» (ср.: Ам. 2:7). Но о скольких других родах нечистых страстей, какие изобретены в училище демонов, умолчало Божественное Писание, чтобы святость свою не осквернить именованиями гнусных пороков, и предало осуждению сии нечистоты родовыми их названиями? Так и апостол Павел говорит: «блуд же и нечистота ниже да именуется в вас якоже подобает святым» (ср.: Еф. 5:3), именем нечистоты означая все срамные дела как мужчин, так и женщин. Поэтому молчание Писания вовсе не делает ненаказанным сластолюбца.
А я скажу, что Законодатель не только о сем не умолчал, но весьма строго запретил сие. Ибо сказанное: «да не приступиши открыти срамоты их ко всякому ближнему плоти своея» (ср.:Лев. 18:6) заключает в себе и этот вид сродства. Ибо что ближе мужу жены его, или, лучше сказать, собственной плоти его, потому что они уже составляют не две, но одну плоть? Поэтому по жене и сестра ее переходит в родство к мужу. Как не возьмет в супружество мать жены или дочь жены по той причине, по какой не берет свою мать и свою дочь, так не возьмет и сестру жены по той же причине, по какой не берет свою сестру. И наоборот, жене непозволительно иметь сожитие с родственниками мужа, потому что права родства для обоих общие. А я всякому, советующемуся со мною о браке, свидетельствую, что «преходит образ мира сего, и время прекращено есть, да и имущие жены, яко не имущий будут» (ср.: 1 Кор. 7:31:29). Если же укажут мне на заповедь: «раститеся и множитеся» (Быт. 1:22), то посмеюсь над не умеющим различать времени законоположений. Второй брак — удержание от блуда, а не подобие распутству. Сказано: «аще ли не удержатся, да посягают» (1 Кор. 7:9); но не сказано: и посягая, да преступают закон.
А эти люди, ослепляющие душу страстию бесчестия, не обращают внимания и на природу, которая давно различила именования родства. Ибо в каком родстве состоящими наименуют родившихся? Родными ли братьями назовут их друг другу или двоюродными? Потому что то и другое название прилично им по причине смешения. Не делай, человек, тетку мачехой детям, и ту, которая должна лелеять их вместо матери, не вооружай непримиримою ревностью. Ибо одни мачехи простирают вражду и по смерти. Лучше же сказать, другие враги примиряются с умершими, а мачехи начинают ненависть только со смерти.
А главное в сказанном мною то: если кто желает брака по закону, то открыта для него целая Вселенная; если же желание его страстное, то по сему самому да будет для него заключена большая часть, да научится «свой сосуд стяжавати во святыни, и чести, а не в страсти похотней» (1 Фес. 4:4–5). Готов был бы сказать и больше, но удерживает мера письма. Желаю же, чтоб совет мой оказался более сильным, чем страсть, или чтобы скверна сия не переселилась в нашу страну, но в тех местах и осталась, где отважились на сию мерзость.
180 (188). К Амфилохию, о правилах, первое каноническое послание
(св. Василий отвечает на многие вопросы, предложенные св. Амфилохием касательно церковных правил и некоторых мест Священного Писания (Писано в 374 г.))
Сказано: «Несмысленному вопросившу о мудрости, мудрость вменится» (Притч. 17:28), а вопрос мудрого умудряет, как видно и немудрого. Это, по благодати Божией, бывает со мною всякий раз, когда получаю письма трудолюбивой души твоей, потому что делаюсь сведущее и разумнее себя самого, из самого вопроса научаясь многому, чего еще не знал. И попечение об ответе бывает для меня учителем. Точно так и теперь, хотя вопросов твоих никогда еще не принимал в заботливое внимание, принужден я рассмотреть их в точности, припомнить, если что слышал от старейших, и от себя придумать сродное с тем, чему научен.
Правило 1. Итак, что касается до вопроса о кафарах, о сем сказано прежде, и ты кстати напомнил, что должно следовать обычаю каждой страны, потому что о крещении их и в то время рассуждавшие о сем предмете думали различно. А крещение пепузинов, мне кажется, не заслуживает никакого уважения, и удивительно, как укрылось сие от Дионисия, столько сведущего в правилах. Ибо древние определили принимать то Крещение, которое ни в чем не отступает от веры. Поэтому иное назвали ересями, иное расколами, а иное недозволенными сборищами. «Ересями» — если которые совершенно отторглись и стали чуждыми по самой вере; «расколами» — если разногласят между собою по некоторым церковным винам и по вопросам, допускающим уврачевание; и «недозволенными сборищами» — собрания, составляемые непокорными пресвитерами, или епископами, и невежественным народом. Например, если кто по обличении во грехе удален от священнослужения и не покорился правилам, но сам себе присвоил председательство и священнослужение, а с ним месте отступили и другие, оставив Кафолическую (повсеместную) Церковь, то сие есть недозволенное сборище. А разногласить с принадлежащими к Церкви в учении о покаянии есть раскол. Ереси же суть например: ересь манихеев, валентинян, маркионитов и сих самих пепузинов, потому что здесь разногласие касается самой веры в Бога. Почему древними отцами рассуждено крещение еретиков отметать совершенно, а Крещение раскольников, как принадлежащих еще к Церкви, принимать; находящихся же в недозволенных сборищах, по исправлению надлежащим покаянием и обращением, присоединять опять к Церкви; таким образом, нередко занимавшие церковную степень и отступившие с непокорными, по своем покаянии приемлются в тот же чин. Итак, пепузины — явные еретики, потому что хулили Духа Святаго, беззаконно и бесстыдно Монтану и Прискилле присвоив именование Утешителя. И посему, как обоготворяющие людей, достойны они осуждения, а как оскорбляющие Духа Святаго сравнением Его с людьми подлежат за сие вечному осуждению, потому что хула на Духа Святаго не отпускается. Поэтому какое же основание принимать их крещение, когда крестят они в Отца и Сына и в Монтана или рискиллу? Те и не крещены, которые крестились в то, что нам не предано. Посему если и укрылось это от великого Дионисия, то нам не должно держаться подражания ошибке, потому что несообразность сама собою видна и очевидна всякому, кто хотя несколько способен рассудить. Кафары принадлежат к числу раскольников. Но, впрочем, древним, разумею Киприана и нашего Фирмилиана, рассудилось всех их — и кафаров, и енкратитов, и идропарастов — подвести под одно определение, потому что хотя начало отделения было вследствие раскола, но отступившие Церкви не имели уже на себе благодати Святаго Духа, так как преподаяние оной оскудело по пресечении преемства, и хотя пер вые отделившиеся имели рукоположение от отцов и чрез возложение рук их получили духовное дарование, но, отторгнувшиеся сделавшись мирянами, не имели власти ни крестить, ни рукополагать и не в состоянии были передавать другим благодать Святаго Духа, от которой сами отпали. Почему крещенных ими, как крещенных мирянами, когда приходят в Церковь, повелели очищать истинным Крещением, Крещением церковным. Но поелику некоторые в Азии, для благоустройства многих, решительно положили принимать их крещение, то пусть будет оно приемлемо. Должно же нам иметь в виду злоухищрение енкратитов, а именно: чтобы затруднительным сделалось принимать их в Церковь, умыслили они наконец ускорять собственное свое крещение, чем нарушили и свой даже обычай. Посему думаю, что, так как о них ничего не сказано ясно, следует нам отметать их крещение; и если кто принял от них крещение, когда приходит он в Церковь, крестить его. Впрочем, если будет это препятствием общему благоустройству, то опять должно держаться обычая и следовать отцам, благоустроившим, что нужно было для нас. Ибо опасаюсь, чтобы, желая удержать их от поспешности в Крещении, строгостью правила не положить нам препятствия спасаемым. Если же они соблюдают наше Крещение, это не должно делать нас к ним снисходительными, потому что не обязаны мы воздавать им благодарность, но должны во всей точности исполнять правила. Но во всяком случае да будет постановлено, чтобы приходящие к церкви из крещенных ими были помазываемы верными и потом приступали к Таинствам. Знаю же, что братий Изоия и Саторнина, которые были в их обществе, приняли мы на епископскую кафедру, почему находящихся в соединении с их обществом не можем уже отлучать от Церкви, принятием епископов постановив для себя как бы некоторое правило к общению с ними.
Правило 2. Умышленно погубившие в себе зачатый плод подлежат наказанию за убийство. А образовался ли или еще не образовался плод — сие не разыскивается у нас в точности. Ибо виновная наказывается в этом случае не только за плод, который бы она родила, но и за злоумышление против самой себя, потому что женщины всего чаще умирают от таковых покушений. К сему же присоединяется и истребление зачатого плода — это, по умышлению отваживающихся на сие, другое убийство. Впрочем, время покаяния их не должно продолжать до смерти, но надобно принимать их по истечении десяти лет, уврачевание же определять не временем, но образом покаяния.
Правило 3. Диакон, который по принятии диаконского сана, впал в блуд, должен быть извержен из сего сана. Но ему, низведенному в состояние мирянина, да не воспрещается приобщение, потому что древнее есть правило — ниспадающих со своей степени подвергать этому одному роду наказания, в чем древние, как думаю, последовали сему закону: не «отметший дважды купно» (ср.: Наум. 1:9). Но правило имеет и другую причину, а именно ту, что состоящие в сословии мирян, будучи изринуты из места верных, снова приемлются в то место, с которого ниспали. А диакон однажды навсегда подвергается продолжительному наказанию изложения. Почему, так как диаконство ему не возвращается, ограничились сим одним наказанием. И это по уставам. Вообще действительнейшее врачевание есть удаление от греха. Почему для плотского удовольствия отринул благодать, тот, если с сердечным сокрушением и всевозможным порабощением себя воздержанию откажется от удовольствий, которыми доведен до падения, то представит нам совершенное доказательство своего уврачевания. Поэтому должно нам знать то и другое: и предписываемое ми, и введенное обычаем; в рассуждении же тех, которые не могут достигнуть совершенства, следовать преданному уставу.
Правило 4. О троебрачных и многобрачных положено, с соблюдением соразмерности, то же правило, какое и о двоебрачных. Двоебрачным назначают год, а иные два; троебрачных отлучают на три, а часто и на четыре года. И таковой брак называют уже не браком, но многоженством, лучше же сказать подвергшимся осуждению блудом, потому что и Господь самарянке, которая имела одного за другим пятерых мужей, говорит: «егоже ныне имаши, несть ти муж» (ср.: Ин. 4:18), показывая что преступившие меру двоебрачия, недостойны уже называться именем мужа или жены. Но мы, следуя не правилу, а примеру предшественников, приняли в обычай для троебрачных пятилетнее отлучение. Должно же не вовсе не допускать их в Церковь, но два или три года удостаивать их слышания церковных чтений, а после того дозволить им стоять с верными, но удерживать от приобщения Благаго, и таким образом, когда покажут некоторый плод покаяния, возводить их на место приобщения.
Правило 5. Еретиков, кающихся при конце жизни, принимать надобно, но принимать, очевидно, не без рассуждения, а по изведании, точно ли истинное показывают покаяние и имеют ли плоды, свидетельствующие о старании спастись.
Правило 6. Блудную жизнь дев, посвященных Богу, не должно причитать к браку, но всеми мерами надобно расторгать связь их, потому что сие и Церкви полезно для ее твердости, и еретикам не даст повода говорить о нас, будто бы привлекаем к себе дозволительностию грешить.
Правило 7. Мужеложники, скотоложники, убийцы, отравители, прелюбодеи, идолопоклонники заслуживают то же наказание. Почему в рассуждении одних соблюдай устав, какой имеешь в рассуждении других. О принятии же тех, которые тридцать лет каялись в нечистоте, сделанной ими по неведению, не должно нам и сомневаться. Ибо их делают достойными извинения, и неведение, и добровольное исповедание, и такая продолжительность времени. Почти целое поколение человеческое преданы они были сатане, чтобы научились не бесчинствовать. Посему прикажи без замедления принять их, тем паче ежели есть у них слезы, которыми трогают твое сердоболие, и ежели показывают жизнь, достойную сострадания.
Правило 8. Кто в раздражении на жену свою употребил в дело топор, тот убийца. Но прекрасно и достойно твоего благоразумия что напомнил мне сказать о сем пространнее, потому что много разности между произвольным и непроизвольным. Совершенно непроизвольно и далеко от мысли сделавшего сие, если кто, бросив камень в собаку или в дерево, попадает в человека. У него было желание прогнать зверя или сшибить плод, но некто случайно подошел под удар, идя мимо; почему таково дело непроизвольно. Непроизвольное также дело, если кто, желая вразумить, бьет кого ремнем или нетвердой палкой, и битый умирает, потому что здесь берется во внимание намерение, а именно: желание исправить согрешившего, а не умертвить. К непроизвольным делам причисляется и следующее: когда защищающий себя в драке палкою или рукою наносит нещадный удар в опасное место, чтобы причинить человеку боль, а вовсе не убить его. Но это близко уже к произвольному, ибо кто употребил в защиту такое орудие или нещадно наносит удар, тот явным образом не щадит человека, потому что сам обладает страстию. Подобным образом и то причисляется к непроизвольному, если кто употребил в дело тяжелое дерево или камень, который сверх силы человеческой, но иное что–нибудь имел в намерении, а иное сделал, потому что в раздражении нанес такой удар, которым умертвил пораженного, между тем как, может быть, старался он больно ушибить, а не совершенно убить до смерти. Но не имеет такого извинения, кто употребил в дело меч или что–либо подобное, а тем паче — кто нанес рану топором. Ибо видно, что он ударил не рукою, так, чтобы мера удара от него зависела, но нанес рану так, что удар необходимо должен был сделаться гибельным и от тяжести, и от остроты железа, и оттого, что оно брошено издали. Совершенно также произвольно и никакому не подлежит сомнению, что делается разбойниками и при неприятельских нашествиях, ибо разбойники убивают для денег, избегая улики, а на войне доводят до убийства, имея намерение не устрашить или вразумить, но истребить противников. Впрочем, если кто составил хитрое снадобье с другою какою–нибудь целью и умертвил им человека, такой поступок признаем произвольным. Так, например, часто делают женщины, какими–нибудь наговорами и перевязями пытаясь привлечь иных к себе в любовь и давая им снадобья, производящие омрачения в умах. Почему таковые, умерщвляя, хотя одно имели в намерении, а другое сделали, однако же за ухищренное и недозволенное свое дело причисляются к произвольным убийцам. Поэтому те, которые дают снадобья, вытравливающие младенца, суть убийцы, равно как и те, которые принимают убивающие зародыш отравы. И о сем довольно.
Правило 9. По последовательности понятий равно прилагаемо быть должно и к мужам, и к женам изречение Господне о непозволительности оставлять брачную жизнь «разве словесе любодейнаго» (Мф. 5:32). Но не таков обычай. Хотя находим, что строгое обращается внимание на жен, потому что Апостол говорит: «прилепляяйся сквернодейце едино тело есть» (1 Кор. 6:16), и Иеремия: «аще будет жена мужу иному, не возвратится к мужу своему, но непорочна и неосквернена не будет» (ср.: Иер. 3:1), и еще: «держай прелюбодейцу безумен и нечестив» (ср. Притч. 18:23); однако же обычай повелевает, чтобы жены держали при себе и прелюбодеев мужей, когда они живут блудно. Потому живущая вместе с мужем, оставленным женой, не знаю, может ли быть названа прелюбодейцей, потому что здесь обвинение падает на жену, которая развелась с мужем. По какой причине оставила она брачную жизнь? Если муж бил ее и она не перенесла ударов, то надлежало ей лучше терпеть, чем расходиться с сожителем. Если не перенесла утраты в имении, то и сей предлог неуважителен. А если потому, что живет он блудно, то не наблюдается сие по церковному обычаю; напротив того, жене повелено и с неверным мужем не разлучаться, но жить вместе, потому что конец дела еще неизвестен. «Что бо веси, жено, аще мужа спасеши?» (1 Кор. 7.16) Почему оставившая мужа, если перешла к другому, есть прелюбодеица, а оставленный женою муж достоин извинения, и живущая с ним вместе не осуждается. Впрочем, если муж, отказавшийся от жены, перешел к другой, то и он прелюбодей, потому что жену доводит до прелюбодейства, и живущая с ним вместе есть прелюбодеица, потому что отвлекла к себе чужого мужа.
Правило 10. Клянущиеся не принимать рукоположения по произнесении ими клятвы не должны быть принуждаемы к нарушению оной. Ибо хотя и есть, кажется, одно правило, делающее таковым снисхождение, однако же по опыту знаем, что клятвопреступники не бывают благоуспешны. Но должно обращать внимание на то, какого рода клятвы, в каких словах и с каким расположением клялись, не упускать из вида и самые малые добавления в словах; почему, если никак и ничем невозможно поправить дела, то совершенно надобно увольнять таковых. А дело Севира, то есть рукоположенного им пресвитера, по моему мнению (если и ты на сие согласен), может быть поправлено так: село это, в которое определен сей человек и которое теперь в подчинении у Мистии, вели подчинить Уасодам; таким образом и он, не переходя с места, не нарушит клятвы, и Лонгин, имея при себе Кириака, не сделает церкви упраздненною и души своей не подвергнет осуждению за праздность. И, кажется, нимало не поступим против правил, сделав снисхождение Кириаку, который дал клятву оставаться в Минданах и согласился на свое перемещение, потому что возвращением будет охраняться клятва. А что уступил он сему распоряжению, сие не вменится ему в клятвопреступление, потому что не было прибавлено в клятве не оставлять Минданов и на короткое время, а сказано было: оставаться в них на последующее время. Севиру же, который представляет в предлог забвение, сделаем снисхождение, сказав: «Ведущий тайное не попустит, чтобы Церковь Его потерпела вред от человека, который как вначале поступил не по правилам, но связал себя клятвою вопреки Евангелию, так учил нарушать клятву перемещением и теперь лжет в том, что притворно приписывает себе забвение. Но поелику мы не судии сердец, судим же по тому, что слышим, то предоставим отмщение Господу, сами же приимем его, не разбирая дела и извиняя человеческую немощь — забвение.
Правило 11. А кто учинил непроизвольное убийство, тот в одиннадцать лет достаточное понес наказание. Ибо явно, что в рассуждении понесших побои наблюдаем Моисеево постановление (Исх. 21:18—19), и того, кто пал от ударов, им полученных, но потом пошел с помощию жезла, не почтем убитым. А если и не встал после ударов, но тот, кто бил, не хотел убить его, хотя он и убийца, однако же по намерению непроизвольный.
Правило 12. Двоеженцам правило совершенно преградило служение (церковное).
Правило 13. Убийств на войне отцы наши не вменяли в убийства, мне кажется, из снисхождения к защитникам целомудрия и благочестия. Но, может быть, не худо посоветовать, чтобы нечистые руки в течение трех лет удерживались от одного приобщения.
Правило 14. Кто берет рост, тот, если согласится неправедную прибыль издержать на бедных и впредь быть свободным от недуга корыстолюбия, может быть принят в священство.
Правило 15 Дивлюсь тебе, что в рассуждении Писания требуешь буквальной точности и почитаешь принужденным образ выражения в переводе, который передает смысл Писания, но не предлагает собственно означаемого еврейским речением. Поелику же вопроса, предложенного человеком любознательным, и не должно оставлять без ответа, то скажу: «птицы небесныя и рыбы морские» (Пс. 8:9) и при мироздании имели одно и то же происхождение, потому что оба рода изведены из воды. А причиною тождественное свойство того и другого рода; потому что одни плавают в воде, а другие плавают по воздуху. Итак, хотя по сей причине упомянуто о них вместе, однако же этот образ выражения если разуметь о рыбах, передан не точно, а если о всем живущем в водах — весьма близко. Ибо человеку покорены птицы небесные и рыбы морские, и не они только, но и все, преходящие «стези морских» (Пс. 8:9), потому что не все, что живет в воде, есть рыба, например, животные китовидные: киты, молотки, дельфины, тюлени и еще кони, собаки, пилы, мечи и морские коровы, а если угодно, морские ветреницы, гребенки и все в раковинах живущие животные, из которых ни одно не есть рыба, — все, которые преходят «стези морския», так что всех родов три: птицы небесные, рыбы морские и те из животных водных, которые отличаются от рыб, но преходят «стези морския».
Правило 16. А Нееман «велий» не пред Господом, но пред господином своим (см.: 4 Цар. 5:1), то есть один из сильных людей у царя Сирского. Посему тщательно вникай в Писание — и тотчас найдешь решение вопроса.
191 (199). К Амфилохию, о правилах, второе каноническое послание
(В ответ на вопросы Амфилохиевы объясняет и подтверждает изложенное в первом каноническом послании о браке, о падших девах, о крещении еретиков. (Писано в 375 г.))
Давно изготовив ответы на вопросы, предложенные мне твоим благоговением, не отсылал я письма. То не давала мне времени продолжительная и опасная болезнь, то не было людей, с кем послать. Ибо у нас мало и знающих дорогу, и готовых на такие услуги. Поэтому, узнав причины замедления, извини меня в этом. А я подивился в тебе любознательности и вместе смиренномудрию, потому что не отказываешься учиться, будучи сам поставлен в чине учителя, и учиться у меня, который не имею у себя ничего только важного, чтобы знать это другим. Но, впрочем, поелику по страху Божию не отказываешься совершить дело, которое нелегко было сделать другому, то и мне, даже и сверх сил, надобно помогать твоему усердию и благой твоей ревности.
Правило 17. Спрашивал ты меня о пресвитере Вианоре, может ли быть принят в клир по причине данной им клятвы? Сколько помню, предложил уже я антиохийским клирикам о всех, вместе с ним клявшихся, общее некоторое правило, чтобы устранились они общественных собраний, а наедине действовали как пресвитеры. Сие–то самое и ему дает свободу к продолжению своего служения, потому что священство его не в Антиохии, а в Иконии, которую, как писал ты ко мне, избрал он для жительства вместо Антиохии. Итак, человек сей может быть принят, но твое благоговение да потребует у него, чтобы покаялся в клятве, которую с такою готовностию дал человеку неверному, не возмогши перенести невыгод такой малой опасности.
Правило 18. О падших девах, которые обещали Господу жить в чистоте и потом, впав в плотские страсти, отказываются от своих обещаний, отцы наши, в простоте и с кротостию снисходя к немощам поползнувшихся, узаконили принимать их через год, сделав о них такое же постановление, как и о двоебрачных. Но поелику Церковь с течением времени, по благодати Божией, укрепляется в силах и умножается ныне сонм дев, то мне кажется, что надобно строго вникнуть и в дело, как представляется оно по самому понятию, и в мысль Писания, какую можно извлечь чрез умозаключение. Вдовство меньше девства, следовательно, и грех вдов гораздо легче греха дев. Итак, посмотрим, что написано Павлом к Тимофею. «Юных же вдовиц отрицайся: егда бо разсвирепеют противу Христа, посягати хотят, имущия грех, яко первыя веры отвергошася» (ср.: 1 Тим. 5:11—12). Посему если вдова подлежит весьма тяжкому осуждению, как отвергшаяся веры во Христа, что надобно заключить нам о деве, которая есть невеста Христова, священный сосуд, принесенный в дар Владыке? Велик грех, если и раба, вдаваясь в тайный брак, наполняет дом растлением и худою жизнию бесчестит господина; конечно же более тяжек грех, если невеста делается прелюбодейцей и, обесчестив союз свой с женихом, предается распутным наслаждениям. Итак, вдова осуждается как растленная раба, а дева подлежит осуждению наравне с прелюбодейцей. Как имеющего связь с чужою женою называют прелюбодеем, не прежде соглашаясь принимать в общение, как по прекращении им греха, так это же положим правило и в рассуждении того, кто живет с девою. Необходимо же теперь заметить наперед, что девою именуется добровольно посвятившая себя Господу, отказавшаяся от брака и предпочетшая жизнь в святыне. Обеты же признаем вменяемыми с того времени, с которого по возрасту начинается полное употребление разума; ибо детских слов в подобных делах, без сомнения, не должно признать решительными. Но которая имеет сверх шестнадцати или семнадцати лет, владеет уже рассудком, долго была испытываема и по испытании осталась твердою и неотступно просит о принятии, ту надобно тогда включить в число дев и обет ее утвердить, а за нарушение оного строго наказывать. Ибо многих приводят родители, братья и кто–нибудь из родственников прежде совершенного возраста и не по собственной их наклонности к безбрачной жизни, но имея в виду что–либо житейское; таковых не должно принимать вдруг, пока ясно не изведаем собственной их расположения.
Правило 19 Обет же мужчин нам и неизвестен, разве которые причислились к чину монашествующих, о каковых само собою предполагается, что приемлют на себя безбрачную жизнь. Впрочем, и в рассуждении их признаю приличным предварительно их спрашивать и принимать от них ясный обет; почему, когда обратятся к жизни плотоугодной и сластолюбивой, подвергать их одному наказанию с блудниками.
Правило 20. Женщин, которые, находясь в ереси, дали обет девства, а потом избрали супружество, думаю, не надобно осуждать; ибо «елика закон глаголет, сущим в законе глаголет» (Рим. 3:19) А не подклонившиеся еще под иго Христово не знают и законоположения Владычного. Почему они должны быть принимаемы Церковью и как во всем другом, так и в этом получить прощение по вере во Христа. И вообще все, сделанное во время оглашения, не подвергается ответственности. Их же, как известно, Церковь не принимает без Крещения. Почему в рассуждении их всего необходимее соблюдать преимущества рождения.
Правило 21 Если муж, живя с женою и не удовольствовавшись браком, впадает в блуд, то такового признаем блудником и надолго подвергаем духовным наказаниям; впрочем, не имеем правила подвергать его осуждению за прелюбодеяние, если грех сделан со свободною от брака, потому что прелюбодейца, как сказано, непорочна и неосквернена не будет и не возвратится к мужу своему (см.: Иер. 3:1), и «держай прелюбодейцу, безумен и нечестив» (ср.: Притч. 18:23), а впадший в блуд не отлучается от сожительства со своею женою. Почему как жена приимет мужа своего, возвращающегося от блуда, так муж изгонит из дома своего оскверненную им. Нелегко найти сему основание, но так превозмог обычай.
Правило 22. Тех, которые имеют жен чрез похищение, если взяли обрученных с другими, не прежде надобно принимать, но когда похищенные будут отняты у них и предоставлены в обручившихся с ними вначале, чтобы или взяли их, если хот или дали им свободу. Если же кто возьмет необрученную, то должно отнять ее, возвратить родным и предоставить воле родных, будут ли то родители, братья или кто–либо из имеющих власть над девицею; и, если, они пожелают отдать ему, утвердить их со жительство, и, если не дадут согласия, не принуждать. Кто имеет женою растленную им прежде или тайно, или насильственно, тому необходимо понести наказание за блуд; наказание же блудникам определено четырехлетнее. В первый год не допускаются они до молитв и должны плакать при дверях церковных; во второй — принимаются в число слушающих; в третий — допускаются к покаянию; в четвертый — к стоянию с народом, с запрещением делать приношения, а потом уже дозволяется им приобщение Благаго.
Правило 23. О тех, которые вступают в супружество с двумя сестрами или которые выходят в замужество за двух братьев, выдано мною письмо (155(160)), с которого список послал я к твоему благоговению. А кто взял жену брата своего, тот будет принят не прежде, как оставив ее.
Правило 24. Вдову, включенную в число вдовиц, то есть получающую пропитание от Церкви, по вступлении ее в замужество Апостол признал достойною презрения (см.: 1 Тим. 5:11). А вдовцу не положено никакого закона — для такового достаточно наказание, налагаемое на двоебрачных. Вдова, достигшая шестидесяти лет, если захочет опять жить с мужем, да не сподобит приобщения Благаго, пока не исцелится от нечистой страсти. Если же включим ее в число вдовиц прежде шестидесяти лет, то вина наша, а не ее.
Правило 25 Кто имеет женою растленную им, тот подвергнется наказанию за растление, но получит позволение иметь ее женою.
Правило 26. Блуд — не брак и даже не начало брака. Почему если возможно, чтобы вступившие в связь блудно разлучались, то это всего лучше; если же они всемерно желают жить вместе, то пусть понесут наказание, но и получат дозволение, чтобы не было чего худшего.
Правило 27. О пресвитере, по неведению вступившем в незаконный брак, определил я, что нужно, то есть чтобы оставался он на своей кафедре, но от прочих священнодействий удерживался, ибо достаточно таковому, что получает прощение. Но не следует благословлять других тому, кто обязан ухаживать за собственными своими ранами. Ибо благословение есть преподаяние святыни, а кто не имеет ее, как впадший в грех неведения, тот как преподаст другому? Поэтому да не благословляет ни всенародно, ни наедине, да не раздает другим Тела Христова, да не совершает и другого какого священнодействия, а только довольствуется правом восседать с иереями и да плачет пред Господом, чтобы отпущен ему был грех неведения.
Правило 28. Достойным смеха показалось мне, что некто дал обет воздерживаться от свиных мяс. Почему благоволи научить их, чтобы удерживались от невежественных зареканий и обетов, между тем дозволь, чтобы употребление почиталось безразличным, ибо ни кое «создание Божие отметно со благодарением приемлемо» (ср.: 1 Тим. 4:4). Почему и обет достоин смеха, и воздержание не необходимо.
Правило 29 Начальников, которые дают клятву, что сделают зло подчиненным, весьма надлежит вразумлять. А вразумление для них двоякое: одно — чтобы учились не давать клятв безрассудно, другое же — чтобы учились не оставаться при худых своих намерениях. Посему кто связал себя клятвою на злое дело пусть принесет покаяние за опрометчивость в клятве, да не поддерживает своего лукавства под видом благоговения. Сохранение клятвы не принесло пользы Ироду, который, чтобы не нару шить клятвы, сделался убийцею Пророка. Клятва вообще запрещается, тем более достойна осуждения клятва, данная в злом деле. Почему давшему клятву надобно переменить свою мысль, а не стараться о поддержании своего беззаконного намерения. Исследуй подробнее сию несообразность. Если бы кто дал клятву выколоть глаза брату, хорошо ли ему подобное дело привести в исполнение? Если кто убьет или вообще ради клятвы преступит какую–нибудь заповедь? Ибо «кляхся и поставих» не грех делать, но «сохранити судьбы правды Твоея» (ср.: Пс. 118:106). Как заповедь надобно поддерживать с непреложною решимостию, так грех всемерно должно истреблять и уничтожать.
Правило 30. О похитителях древнего правила не имеем, но составили свое мнение: им и участвовавшим с ними вместе в похищении — три года быть вне молитв. Но похищение, сделанное без насилия, не подлежит ответственности, если побуждением к делу служили не растление невинности и не кража. Вдова же свободна, и от нее зависит последовать за похитителем. Почему не должно нам заботиться о том, что показывают наружно.
Правило 31. Если муж отлучился и не является, то жена его, прежде удостоверения о смерти его, вступившая в сожитие с другим, прелюбодействует.
Правило 32. Клирики, учинившие смертный грех, низводятся со своей степени, но не лишаются приобщения с мирянами, ибо не отмстиши» дважды купно» (ср.: Наум. 1:9).
Правило 33. Жена, которая родила на пути и оставила в пренебрежении рожденное ею, да подлежит осуждению в убийстве.
Правило 34 О женщинах, которые впали в прелюбодеяние исповедали и сами свой грех из благоговения или как ни есть обличены во грехе, отцы наши не повелели объявлять всенародно, обличенным не дать причины к смерти; установили же чтобы оставаться им без приобщения, пока не исполнится время покаяния.
Правило 35. В рассуждении мужа, оставленного женою, надобно иметь в виду причину, по которой оставлен. Если окажется, что жена удалилась без причины, то муж достоин прощения, а жена достойна наказания. Прощение же будет ему дано, когда оставят его в общении с Церковию.
Правило 36. Жены воинов, которые, не имея известий о мужьях, вступили в брак, подлежат тому же осуждению, как и жены, которые не дождались возвращения отлучившихся мужей. Впрочем, дело более достойно здесь извинения, потому что более причин заключать о смерти мужей.
Правило 37. Кто по отьятии у него чужой жены вступил в брак, тот за прежнюю будет обвинен в прелюбодеянии, а за вторую не подлежит ответственности.
Правило 38. Девицы, вышедшие замуж против воли отца, творят блуд. Примирением с родителями дело, по–видимому, поправляется. Впрочем, не вдруг допускаются они к приобщению, но да останутся под наказанием три года.
Правило 39 Живущая с прелюбодеем во все это время есть прелюбодейца.
Правило 40. Отдавшаяся мужу против воли господина сделала блуд. Но после сего воспользовавшаяся дозволенным ей браком признается замужнею. Почему первое есть блуд, а последнее брак. Ибо взаимные договоры находящихся во власти других не имеют никакой твердости.
Правило 41. Вдова, имеющая власть над собою, может неукоризненно пребывать в сожительстве с мужем, если никто не расторгает сего сожительства; потому что Апостол сказал: «аще умрет муж, свободна есть, за негоже хощет, посягнути, точию о Господе» (ср.: 1 Кор. 7:39).
Правило 42. Браки, заключенные без согласия владельцев суть блудодеяния. Потому сходящиеся между собою при жизни отца или господина подлежат ответственности, пока господа не изъявят согласия на сожитие. Тогда оно получает твердость супружества.
Правило 43. Кто нанес ближнему смертный удар, тот убийца сам ли он начал бить или мстил.
Правило 44. Диаконисса, впадшая в блуд с язычником, должна быть допущена к покаянию, а приношение дозволено ей будет восьмое лето, разумеется, если живет в чистоте. Если же язычник по принятии веры приступает опять к святотатству, то он возвращается на свою блевотину. Посему не дозволяем, чтобы тело диакониссы, как освященное, было в плотском употреблении.
Правило 45. Если кто, приняв имя христианина, предает поруганию Христа, то нет ему пользы в наименовании.
Правило 46. Вступившая по неведению в брак с тем, кто оставлен на время женою, а потом отпущенная им по причине возвращения прежней жены, хотя впала в блуд, впрочем, по неведению. Почему ей не возбранится брак, но лучше, если останется так.
Правило 47. Енкратиты, саккофоры и апотактиты подлежат тому же суду, как и новатиане. О последних издано правило, хотя и различное, а о первых умолчано, но мы на одном основании перекрещиваем таковых. Если же у нас, как и у римлян, перекрещивание по некоторому усмотрению запрещается, то наше основание пусть имеет силу, потому что ересь их есть как бы отрасль маркионитов, которые гнушаются браком, отвращаются от вина создание Божие называют оскверненным. Посему–то и не принимаем их в Церковь, если не крестятся нашим Крещением. Которые, подобно Маркиону и другим еретикам, предполагают Бога творцом зла, те пусть не говорят, что крестились во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Почему, если угодно сие, надобно собраться большему числу епископов и таким образом изложить правило, чтобы и действующий был в безопасности, и отвечающий имел достоверность, когда дает ответ о чем–либо подобном.
Правило 48. Жена, оставленная мужем, по моему мнению, должна оставаться безбрачною, ибо если Господь сказал: «отпущаяй жену свою, разве словесе любодейнаго, творит ю прелюбодействовати» (Мф. 5:32), то преградил ей общение с другим тем самым, что назвал ее прелюбодейцей. Ибо возможно ли, чтобы муж подлежал ответственности как виновник прелюбодейства, но невинна была жена, которую Господь назвал прелюбодейцей за общение с другим мужем?
Правило 49 Растление по принуждению да не подлежит ответственности. Почему и раба, если потерпела насилие от своего господина, не подлежит ответственности.
Правило 50 На троебрачие нет закона, почему третий брак законом не допускается. На таковые дела смотрим как на осквернение Церкви, но не подвергаем их всенародным осуждениям как более сносные, нежели явное распутство.
209 (217). К Амфилохию, о правилах, третье каноническое послание
(Возвратясь из Понта, изъявляет желание видеться с Амфилохием; излагает свое мнение о деле исаврян; потом предлагает правила преимущественно о духовных наказаниях, о продолжительности оных и о порядке, в каком подвергаемые наказаниям должны проходить время своего покаяния. (Писано в 375 г.))
Возвратясь из дальнего путешествия — а был я даже в Понте и по церковным нуждам, и для посещения родственников, — пришел я и с разбитым телом, и с душою довольно огорченною; но вдруг забыл все это, когда взял в руки письмо твоего благоговения и увидел сии знаки твоего наиприятнейшего для меня голоса и твоей любезнейшей руки. Поэтому, если так обрадован я письмом, должен ты заключить из сего, как высоко ценю свидание с тобою, которое да устроит Святый, где будет сие удобно и куда сам пригласишь меня. Ибо, если прибудешь в дом, который в Евфимиаде, то нетрудно быть там и мне, избегающему внешних беспокойств и поспешающему к твоей нелицемерной любви. А может быть, и кроме сего сделает для меня необходимым путешествие до Назианза внезапное удаление боголюбивейшего епископа Григория, по какой причине случившееся, и доселе мне неизвестно.
Изволь же знать, что тот человек, о котором и я говорил ему твоему совершенству, и сам ты понадеялся теперь, что будет готов, впал в продолжительный недуг, в опасности уже потерять самое зрение, и по давней немощи и по приключившейся ему вновь болезни сделался совершенно неспособным к каким бы то ни было должностям. Другого же нет у меня. Почему, хотя и мне предоставили дело, но лучше им самим представить кого–нибудь Ибо надобно думать, что слово сие дано ими по нужде, душевно же хотят они того, о чем домогались сначала, то есть чтобы у них настоятелем был свой. А ежели есть кто из новопросвещенных, то угодно ли сие Македонию или нет, пусть и будет он представлен, ты же при помощи Господа, во всем тебе споспешествующего и в сем деле подающего благодать Свою, наставишь его к прохождению должности.
Правило 51. Что касается до состоящих в причте, правила положены без разграничения, повелевая определять падшим одно наказание — отрешение от службы, были ли они возведены в какую степень или проходили служение, не требующее рукоположения.
Правило 52. Вознерадевшая о рожденном ею на пути, если имела возможность спасти и пренебрегла, или думая скрыть тем грех свой, или с мыслию совершенно зверскою и бесчеловечною, пусть будет предана суду за убийство. Если же не могла ничем защитить и рожденное ею погибло от безлюдности места и по недостатку необходимого, то мать заслуживает извинения.
Правило 53. Вдова–рабыня, может быть, не великий делает грех, соглашаясь вступить во второй брак, но под видом насильного похищения. Почему не должно обвинять ее за последнее, потому что судится не наружное действие, но намерение. Ясно же, что ее ожидает наказание за второй брак.
Правило 54. Знаю, что прежде сего писал я к твоему богочестию что мог о различиях непроизвольных убийств, и более того ничего сказать не могу; твоему же благоразумию предоставляется, по свойству обстоятельства, увеличивать или уменьшать наказания.
Правило 55 Вступающие в битву с разбойниками, если они не в числе служителей Церкви, да не допускаются к приобщению Благаго; если же состоят в причте, да будут низложены со степени. Ибо сказано: «всяк приемляй нож, ножем погибнет» (ср.: Мф. 26:52).
Правило 56. Кто совершил произвольное убийство и потом покаялся, тот двадцать лет да не приобщается Святыни. А сии двадцать лет пусть будут для него распределены так. Четыре года должен он плакать, стоя вне дверей молитвенного дома, прося входящих верных сотворить за него молитву и исповедуя собственное свое преступление. После четырех лет пусть будет принят в число слушающих и в продолжение пяти лет с ними да выходит из храма. В продолжение семи лет пусть молится и выходит вон с верными, но не причащается приношения. По прошествии же сих лет да причастится Святыни.
Правило 57. Кто совершил непроизвольное убийство, тот десять лет да не приобщается Святынь. И сии десять лет пусть будут распределены для него так. Два года да плачет; три года да проводит с слушающими; четыре да припадает, а год да стоит только с верными, а потом да будет допущен к Святыне.
Правило 58 Кто впал в прелюбодейство, тот пятнадцать лет да не приобщается Святынь, и да будет четыре года плачущим, слушающим, четыре — припадающим, два — стоящим с верными без приобщения.
Правило 59 Блудник семь лет да не приобщается Святынь и да будет два года плачущим, два — слушающим, два — припадающим и один год — стоящим только с верными; в осьмой же год будет допущен к приобщению.
Правило 60. Давшая обет девства и нарушившая оный исполнит время наказания, положенное за грех прелюбодеяния, проводя жизнь одинокую. То же самое имеет место и в рассуждении давших обет монашества и нарушивших оный.
Правило 61. Укравший что–нибудь, если сам собою покается и сам себя осудит, один год да будет не допускаем к приобщению Святынь. А если обличен, то два года. Время же наказания пусть будет разделено для него на припадание и стояние с верными, и потом да сподобится приобщения.
Правило 62. Кто показал бесстыдство на мужчинах, тому пусть будет распределено время наказания, как и впадшему в грех прелюбодеяния.
Правило 63. Кто исповедал преступление свое с бессловесным, тот да проведет в покаянии то же самое время.
Правило 64. Клятвопреступник десять лет да не приобщается и да будет два года плачущим, три — слушающим, четыре — припадающим, один год — стоящим только с верными, и тогда уже да сподобится приобщения.
Правило 65. Кто сознается в волшебстве или составе отрав, тот да принесет покаяние столько же времени, как убийца, и в том же порядке, потому что сам себя обличил в этом грехе.
Правило 66. Раскапывающий гробы десять лет да не приобщается Святынь и да будет два года плачущим, три года слушающим, четыре года припадающим, один год стоящим с верными, и тогда уже да будет принят.
Правило 67. Кровосмешение–с сестрою да очищается покаянием столько же времени, какое положено для убийцы.
Правило 68. Сопряжение браком людей в запрещенном родстве, если будет обличено как грех человеческий, да понесет наказание, положенное прелюбодеям.
Правило 69. Чтец, если прежде брака войдет в непозволенные сношения с своею невестою, по удалении на год от должности, пусть будет допущен к чтению, но без производства на высшие степени Если же войдет в такие связи без обручения, то да оставит служение. То же наказание да понесет и иподиакон.
Правило 70. Диакон, осквернившийся устами и исповедавший, что грех его не простерся далее, пусть будет удален от священнослужения, но удостоен причащения Святынь с диаконами. Если же кто уличен будет в каком–либо большем грехе, то, на какой бы ни был степени, да будет низложен.
Правило 71. Кто был сообщником в каждом из поименованных пред сим грехов и не сам исповедал сие, но обличен другими, тот сам да будет под наказанием столько же времени, сколько несет оное совершивший грех.
Правило 72. Кто предается ворожеям или подобным сему людям, тот сам да несет наказание столько же времени и в таком же порядке, как убийца.
Правило 73. Кто отрекся от Христа, поругал таинство спасения, тот во все продолжение жизни своей должен плакать и обязан каяться; но когда отходит от жизни своей, да удостоится Святынь, по вере в Божие человеколюбие.
Правило 74. Впрочем, если падший в какой–либо из вышеупомянутых грехов, исповедуя грех свой, ревностно исправляется, то получивший власть, по человеколюбию Божию, разрешать и вязать, не будет достоин осуждения, если, видя в согрешившем очень великое раскаяние, поступит человеколюбивее, сократив время наказания. Ибо в Писании история показывает нам, что кающиеся с большим подвигом сретают Божие человеколюбие.
Правило 75. Кто осквернился со своею сестрою по отцу или по матери, тому да не дозволяется входить в дом молитвенный, не отстанет от сего противозаконного и запрещенного дела. Пришедший же в сознание этого страшного греха три года да плачет, стоя у дверей молитвенного дома и прося входящий для молитвы народ, чтобы каждый из сострадания принес о нем Богу усердное моление. После же сего в другое трехлетие пусть допускается только к слушанию Писания, по выслушивании Писаний и поучений пусть изгоняется вон и не удостаивается общения в молитве. Потом, если взыщет молитвы со слезами и припадет ко Господу с сокрушением сердца и с крепким смирением, то пусть другие три года дано ему будет право быть в числе припадающих. И таким образом, когда покажет достойные плоды покаяния, в десятый год пусть будет допущен к молитве с верными без приношения и, два года участвуя в молитве с верными, наконец да сподобится приобщения Благаго.
Правило 76. То же правило и о тех, которые берут за себя снох своих.
Правило 77 Но кто оставляет жену, законно с ним сочетавшуюся, и берет другую, тот, по изречению Господню, подлежит суду за прелюбодеяние (см.: Мф. 19:9). Правилами же отцов наших постановлено, чтобы таковым один год плакать, два года быть в числе слушающих, три года припадать, седьмой же год стоять с верными, и таким образом удостаиваться приношения, если покаются со слезами.
Правило 78 То же правило имеет силу и в рассуждении тех, которые берут в сожитие двух сестер, хотя и в разные времена.
Правило 79. Распаляемый страстию к своей мачехе подлежит тому же правилу, как распаляемый страстию к своей сестре.
Правило 80. Отцы умолчали о многоженстве как о чем–то скотском и совершенно чуждом человеческому роду. А мне грех сей представляется чем–то большим блуда. Почему справедливо будет поступать с таковыми по правилам, а именно: оставлять их один год плачущими, три года припадающими и потом уже принимать.
Правило 81. Поелику же во время нашествия варваров многие поругали веру в Бога, произнесши языческие клятвы и вкусив некоторых запрещенных снедей, предложенных им волхвами в капищах идольских, то с ними да будет поступаемо по правилам, какие даны уже отцами нашими. Которые терпели тяжкую нужду в истязаниях и не перенесли мучений, но склонились на отречение, те три года да не допускаются в храм, в продолжение же двух лет да остаются слушающими, и три года припадающими, и тогда уже принимаются в общение. А которые без всякой нужды изменили вере в Бога, касались трапезы бесовской и клялись языческими клятвами, те да будут три года изверженными из Церкви, два года слушающими, три года да молятся с припадающими, и другие три года да стоят на молитве с верными, и тогда уже допускаются к приобщению Благаго.
Правило 82 Что касается до клятвопреступников, то, если нарушили клятву по принуждению и по необходимости, подлежат менее тяжким наказаниям и потом бывают приемлемы по истечении шести лет. А если без нужды нарушили верность, то два года да будут плачущими и два слушающими, пять лет да молятся с припадающими и еще два года да будут допускаемы к общению в молитве без приношения, и напоследок уже, то есть показав достойное уважения покаяние, да получат снова дозволение к приобщению Тела Христова.
Правило 83. Которые ворожат, последуют языческим обычаям или вводят кого–либо в дом свой для изобретения волшебных составов и для очищения, те да подпадают правилу шестилетнего покаяния и да приемлются после того, как год будут плачущими, год слушающими, три года припадающими и один год стоящими вместе с верными.
Правило 84. Все же сие предписываем, чтобы испытываемы были плоды покаяния. Ибо, конечно, не по времени судим о подобных вещах, но обращаем внимание на образ покаяния. Если же с трудом отвлекаются от собственных нравов и лучше хотят служить плотским удовольствиям, нежели Господу, и не принимают жизни по Евангелию, то у нас нет с ними ничего общего. Ибо знаем, что о народе непокорном и пререкающем сказано: «спасая спасай твою душу» (Быт. 19:17). Почему не потерпим того, чтобы погибнуть вместе с таковыми, но, убоявшись тяжкого Суда и имея пред очами страшный день воздаяния Господня, не пожелаем погибнуть вместе с чужими грехами. Ибо если не вразумили нас угрозы Господни и такие удары не привели нас в сознание, что за беззаконие наше оставил нас Господь и предал в руки варваров, и народ отведен в плен врагами и предан рассеянию за то, что на такие дела отважились носящие на себе имя Христово; если не познали и не уразумели, что за сие посетил нас гнев Божий, то что у нас общего с ними? Напротив того, день и ночь, и всенародно и наедине обязаны мы свидетельствовать им о сем, не допустим же, чтобы увлекли и нас лукавства их, всего более молясь о том, чтоб и их приобрести, и извлечь из сетей лукавого. Если же сего не будем в состоянии сделать, то постараемся по крайней мере души свои спасти от вечного осуждения.
279 (287). Без надписи
(Одного негодного человека отлучает со всем семейством его от общения в молитвах. (Писано во время епископства))
Дело с этим человеком весьма трудно. Ибо не знаю, чем и подействовать на его нрав, столько изворотливый и, как можно заключить из видимого, отчаянный. Ибо, призываемый в суд, не слушается; а если и явится, то у него такое обилие слов и клятв, что желательным делается скорее разойтись с ним. Нередко же случалось видеть, что вины свои слагает он на обвинителей. Одним словом, ни у кого из живущих на земле естественные расположения не оказываются столько непонятными и восприимчивыми к пороку, как у этого человека, как можно видеть в нем по немногим опытам. Для чего же спрашиваете меня и не убедите сами себя терпеть неправды его, как гнев небесный? Но, чтобы не оскверниться вам общением во грехах, пусть будет он со всем домом отлучен от молитв и от всякого иного общения со святыми. Может быть, и очувствуется он, когда все будут его избегать.
280 (288). Без надписи
(Человека, который не исправляется после того, как был обличаем при одном, при двоих, даже перед всею Церковию и отлучаем от общения в молитвах, решительно извергает и запрещает всякое с ним сношение. (Писано во время епископства))
Кого не уцеломудривают обыкновенные наказания и не приводит к покаянию удаление от молитв, с теми необходимо должно поступать по правилам, данным от Господа. Ибо написано: «аще согрешит брат твой, обличи его между тобою и тем; аще тебе не послушает, пойми с собою иного; аще же ниже тако послушает, повеждъ Церкви. Аще же и Церковь преслушает, буди тебе уже яко язычник и мытарь» (ср.: Мф. 18:15—17). Так поступлено и с сим человеком: обвинен был однажды, обличен при одном и при другом, а в третий раз перед Церковию. Итак, поелику запрещали мы ему, и он не принял того, то пусть уже будет изринут, и всему населению пусть будет объявлено, что не должно принимать его ни в какое общение по делам житейским, чтобы, когда прекратим с ним сношения, вполне соделался он снедию диавола.
Морально–аскетические письма
2. К Григорию Богослову
(св. Григорию, который желал знать образ жизни и препровождение времени в Василиевой пустыне, по скромном отзыве о себе самом, излагает правила подвижнической жизни, показывает пользу уединения, чтения Писаний и молитвы, также описывает внешнюю жизнь подвижника. (Писано в начале уединения)
Узнал я письмо твое, как узнают детей друга, по примечаемому сходству с родителями. Положение места, говоришь ты, не много значит и не может в душе твоей произвести сколько–нибудь влечения к тому, чтоб жить с нами вместе, пока не узнаешь чего–нибудь о нашем образе жизни и о препровождении у нас времени. Подлинно, это — твое рассуждение, достойное твоей души, которая все здешнее ставит ни во что в сравнении с блаженством, какое уготовано нам по обетованиям.
Но я стыжусь и писать о том, что сам делаю ночь и день в этой пустыне. Ибо, хотя и оставил я городскую жизнь, как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя. Но похожу на людей, которые, по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют тошноту, жалуются на величину корабля, как на причину сильной качки, а перейдя с него в лодку или малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением; потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором отношении и мое положение: потому что, нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами; а потому немного извлекаем пользы из этого одиночества.
Что же надлежало нам сделать и с чего начать, чтобы идти по следам Вождя нашего спасения? ибо Он говорит: «аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Матф. 16:24). — Вот что:
Надобно стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается часто вверх и вниз, не может ясно видеть того, что перед ним, а напротив того, если хочет сделать, чтобы зрение его было ясно, надобно устремить взор на один видимый предмет: так и ум человеческий, если развлечен тысячами мирских заботь, не может ясно усматривать истину. Как не связанного еще узами брака приводят в смятение неистовые пожелания, неудержимые влечения и какие–то мучения любви; так вступившего уже в супружество встречает новое волнение забот; когда нет детей, желание иметь их, а когда есть дети, попечение об их воспитании, охранение супруги, рачение о доме, надзор за служителями, утраты по договорам, споры с соседями, тяжбы в судах, опасности в торговле, труды в земледелии. Каждый день приносит с собою свое омрачение душе, и ночи, получая в наследство дневные работы, обольщают теми же представлениями. Один только способ избежать сего; это — удаление от сего мира. А удаление от мира состоит не в том, чтоб телом быть вне мира, но чтобы душою оторваться от пристрастия к телу, не иметь у себя ни города, ни дома, ни собственности, ни товарищества, быть нестяжательным, не беспокоящимся о средствах жизни, беззаботным, избегающим всякого сношения с людьми, не знающим человеческих правил, готовым принимать напечатлеваемое в сердце божественным учением. Приуготовление же сердца состоит в отучении его от тех правил, какие заняты им из лукавого обычая, потому что и на воску нельзя писать, не изгладив положенных на нем начертаний; и душе невозможно вверить божественных догматов, не истребив в ней укорененных навыком мнений. Для сего, конечно, весьма великую пользу доставляет нам уединение, которое усыпляет в нас страсти, и дает разуму досуг совершенно отсечь их от души. Как не трудно одолевать укрощенных зверей; так пожелания, гнев, страх, скорби, эти злые ядовитые звери в душе, если усыплены они безмолвием, а не приводим их в рассвирепение постоянным раздражением, удобнее преодолеваются силою разума.
Поэтому пусть будет избрано такое место, каково, например, наше, свободное от общения с людьми, чтобы ничто постороннее не прерывало непрестанного упражнения. Упражнение же в благочестии питает душу божественными размышлениями. Поэтому что блаженнее сего — на земле подражать лику Ангелов: при самом начале дня поспешать на молитву, чествовать Создателя песнями и пениями; потом, когда воссияет совершенно солнце, принявшись за дела, и везде имея при себе молитву, приправлять свои работы песнопениями, как солью; потому что песненные утешения приносят душе беспечальное и радостное успокоение?
Итак безмолвие служит для души началом очищения, когда ни язык не произносит чего либо человеческого, ни глаза не заняты рассматриванием доброцветности и соразмерности в телах, ни слух не расслабляет душевного напряжения слушанием песней, сложенных для удовольствия, или разговорами людей шутливых и смехотворных, что, обыкновенно, всего более ослабляет душевные силы. Ум, не рассеиваясь по внешним предметам, и не развлекаясь миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же этою Добротою приходит в забвение о самой природе; душа не увлекается ни попечением о пропитании, ни беспокойством об одеждах, но, на свободе от земных забот, всю свою ревность обращает на приобретение вечных благ, на то, чтобы возрастали в ней целомудрие и мужество, справедливость и благоразумие, а равно и прочие добродетели, которые, состоя под сими родовыми добродетелями, обязывают ревнителя всякое дело в жизни исполнять должным образом.
А самый главный путь, которым отыскиваем то, к чему обязывает нас долг, есть изучение богодухновенных Писаний; потому что в них находим мы правила деятельности, и в них жития блаженных мужей, представленные в письменах, подобно каким–то одушевленным картинам жизни по Богу, предлагаются нам для подражания добрым делам. Поэтому, в чем бы кто ни сознавал себя недостаточным, занимаясь Писанием, в нем, как в общей какой врачебнице, находит врачевство, пригодное своему недугу. И любитель целомудрия часто перечитывает историю об Иосифе, у него учится целомудренным поступкам, находя его не только воздерживающимся от удовольствий, но по навыку расположенным к добродетели. А мужеству обучается у Иова, который, при несчастном перевороте его жизни, в одно мгновение сделавшись из богатого бедным и из благочадного бесчадным, не только сам в себе не переменился, сохраняя во всем возвышенный образ мыслей, но даже без огорчения перенес и то, что друзья, пришедши для утешения, ругались над ним и усугубляли скорбь его. Опять кто имеет в виду, как в то же время быть и кротким и великодушным чтобы против греха действовать гневом, а на людей — кротостью, тот найдет Давида мужественным в военных подвигах, но кротким и непоколебимым при воздаянии врагам. Таков и Моисей, который с великим гневом восстает на согрешивших пред Богом, но с кротким сердцем переносит клеветы на него самого. И как живописцы, когда пишут картину с картины, часто всматриваясь в подлинник, стараются черты его перенести в свое произведение: так и возревновавший о том, чтобы соделаться совершенным во всех частях добродетели, должен при всяком случае всматриваться в жития святых, как бы в движущиеся и действующие какие изваяния, и что в них доброго, то чрез подражание делать своим.
Опять, если за чтениями следуют молитвы, то душа, движимая любовью к Богу, приступает к ним бодрее и зрелее. Прекрасна же молитва, уясняющая в душе мысль о Боге. А посредством памятования водруженная в нас мысль о Боге есть вселение в нас самого Бога. Таким образом делаемся мы храмом Божиим, когда непрестанное памятование не прерывается земными заботами, и ум не возмущается внезапными страстными движениями, но избегающий всего боголюбец уединяется в Боге, отражая от себя страсти, приманивающие его к воздержанию, и проводит время в занятиях, ведущих к добродетели. И прежде всего надобно стараться не быть невеждою в употреблении дара слова, но спрашивать без любопрительности, а отвечает без надменности, не прерывая собеседующего, когда говорить что полезное, без желания бросить от себя на показ слово, назначая меру и слово слуху; надобно учиться не стыдясь, учит не скупясь, и если что узнал от другого, не скрывать сего, уподобляясь негодным женщинам, которые подкидывают незаконнорожденных детей, но с признательностию объявлять, кто отец слова. В напряжении голоса должна быть предпочитаема середина, чтобы при малом напряжении не оставался он несмысленным, и при большем усилении не делался несносным. Надобно самому с собою обдумывать, что будешь говорить, и потом уже пускать слово в народ. При встречах должно быть приветливым, в разговорах приятным не шутливостью подслащая речь, но сообщая ей усладительность радушием совета. Во всяком случае, хотя бы надлежало сделать и выговор, надобно избегать жестокости; ибо, если сам себя унизишь по смиренномудрию, то найдешь удобный доступ к имеющему нужду в уврачевании. А часто полезен нам и тот способ выговора, какой употреблен Пророком, который согрешившему Давиду не от себя произнес определение осуждения, но употребив вводное лице, сделав самого Давида судиею собственного своего греха; так что, сам на себя произнесши осуждение, не жаловался он уже на обличителя.
Смиренному и сокрушенному образу мыслей приличны взор печальный и потупленный в землю, небрежность о наружности, волосы непричесанные, одежда немытая. Что плачущие делают с намерением, то у нас должно выказываться не намеренно. Надобно, чтобы хитон был собран на теле поясом, впрочем подпояска лежала не выше чресл (это было бы женоподобно), и не так слабо стягивалась, чтобы хитон мог развеваться (это было бы изнеженно). Походка должна быть не медленная, которая бы изобличала душевное расслабление, и опять не скорая и торопливая, которая бы обнаруживала иступленные движения души. Цель одежды одна — служить для плоти покровом, достаточным зимою и летом. Но не гоняйся за приятностью в цвете, за тонкостью и мягкостью в отделке, ибо разбирать доброцветность одежды есть то же щегольство, каким заняты женщины, которые и щеки и волосы у себя окрашивают в чужой цвет. Напротив того полезно, если хитон имеет столько толщины, что надевший его может согреться, не имея нужды в другом. Обувь должна быть по цене дешевая, но достаточно удовлетворяющая потребности. Одним словом, как в одежде надобно предпочитать необходимое; так в пище удовлетворит нужде хлеб, жажду утолит у здорового вода, и еще варения из семян могут поддерживать в теле крепость для необходимых потребностей. А пищу вкушать должно, не выказывая бешеной жадности, но во всем соблюдая твердость, кротость, и воздержность от удовольствий, даже в это самое время имея ум непраздный от мысли о Боге; напротив же того самое свойство снедей и устройство приемлющего их тела надобно обращать в предлог к славословию Домостроителя вселенной, Которым промышлены различные роды снедей, приспособленные к свойству тел. Молитвы пред вкушением пищи должно совершать достойно даров Божиих, какие и теперь подаются, и сберегаются на будущее время. Молитвы по вкушении пищи пусть содержат в себе и благодарение за дарованное, и прошение обетованного. На принятие пищи должен быть назначаем один определенный час, и притом один и тот же в продолжение известного срока, так чтобы из двадцати четырех часов в сутках он только один употребляем был для тела, все же прочие часы проводил подвижник в умном делании.
Сон должен быть легкий, от которого без труда можно пробудиться, и какой естественным образом следует после малого вкушения пищи, его с намерением надобно прерывать попечениями о делах важных. А погружение в глубокое усыпление до расслабления членов, чем дается время неразумным мечтаниям, предает спящего таким образом ежедневной смерти. Напротив того, на что другими употребляется утро, на то подвижникам благочестия служит полночь; потому что ночное безмолвие всего более дает свободу душе, когда ни глаза, ни уши не передают сердцу вредных зрелищ или слухов, но ум наедине пребывает с Богом, и как исправляет себя припоминанием соделанных грехов, так предписывает себе правила к уклонению от зла, и к совершению преднамеренного испрашивает содействия у Бога.
Таково мое тебе сказание братской любви, о любезная глава! А ты соблаговоли вознаградить меня святыми своими молитвами, чтобы спастись мне от настоящего лукавого века, и от безрассудных людей, освободившись же от всякого греха, а лучше сказать, отделившись от самого врага, и наветника нашей жизни, чистым сердцем узреть в познании Бога всяческих, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
10. К матери Дионисия
(Посылал к ней сына с намерением привлечь ее к пустынножитию; описывает способ ловить голубей, намазывая миром крылья ручному голубю и благовонием приманивая к себе других голубей. (Писано из уединения))
Есть один способ ловить голубей. Когда занимающийся этим промыслом добудет в свои руки одного голубя, делает его ручным и приучает есть вместе с собою, а после того, намазав ему крылья миром, пускает летать на воле с посторонними голубями. И благовоние этого мира делает все вольное стадо достоянием того, кому принадлежит ручной голубь, потому что прочие голуби привлекаются благоуханием и поселяются в доме.
Но какое у меня намерение начать этим письмо? То, что и я, взяв у тебя сына Дионисия, прежнего Диомида, и крылья души его умастив божественным миром, пускаю к твоей степенности, чтобы он и тебя уманил лететь с собою и занять гнездо, которое свил у меня. Итак, если бы при жизни своей увидеть мне это, что и твоя степенность избрала для себя возвышенную жизнь, то потребовалось бы мне много лиц, достойных Бога, чтобы воздать Ему должную честь.
18. К Макарию и Иоанну
(Увещевает их, чтоб в нелживой надежде получить Небесное Царство пребывали в благочестии, не внимая ни угрозам сильных, ни упрекам лживых друзей. (Писано, по–видимому, в царствование Юлиана)
Земледельцы не почитают за новость земледельческих трудов; пловцам не бывает неожиданностию буря на море; не странность и для поденщиков летний пот: так и скорби в настоящем мире не составляют чего–либо нечаянного для избравших благочестивую жизнь. Напротив того, с каждым из перечисленных дел для приступающих к оному сопряжен сей известный труд, избираемый не ради его самого, но ради наслаждения ожидаемыми благами, потому что трудности всякого такого дела облегчаются надеждами, которые поддерживают и ободряют людей в продолжение целой жизни. Но из трудящихся для земных плодов, или вообще для чего–либо земного, они совершенно обманываются в надеждах и наслаждаются только одним представлением ожидаемого; другие же, если и удается им достигнуть конца по желанию, имеют опять нужду в новой надежде, потому что прежняя надежда скоро миновалась и увяла. В одних трудящихся ради благочестия ни лживость не уничтожала надежд, ни конец не ослаблял подвигов, потому что их приемлет непоколебимое и вечно пребывающее Небесное Царство. Поэтому и вас, пока спомоществует учение истины, да не смущает лживая клевета, да не устрашают угрозы преобладающих, да не оскорбляют осмеяние и обиды знакомых, осуждение людей, по–видимому, о вас заботящихся и под личиной совета скрывающих самую сильную приманку к вовлечению в обман. Да противоборствует же всему этому здравый рассудок, призывая в споборника и помощника себе Учителя благочестия, Господа нашего Иисуса Христа, за Которого и злопострадать приятно, и умереть — приобретение (см.Флп. 1:21).
22. О совершенстве в монашеской жизни
(Писано, по–видимому, в 366 г.)
В богодухновенном Писании много правил, которые обязаны соблюдать возревновавшие о благоугождении Богу. Но я почел необходимым сделать краткое напоминание, по указанию самого богодухновенного Писания, пока о тех только обязанностях, о которых у вас теперь предложен вопрос. И поелику свидетельство о каждой обязанности найти в Писании нетрудно, то предоставляю сие тем, которые упражняются в чтении Писания и сами в состоянии напомнить даже другим следующее.
Христианин должен иметь образ мыслей, достойный небесного звания, и жить достойно Евангелия Христова. Христианину не должно рассеиваться и чем–либо отвлекаться от памятования о Боге, о воле и судах Его. Христианин, став во всем выше оправданий по закону, не должен ни клясться, ни лгать. Он не должен хулить, не должен обижать, не должен ссориться, не должен мстить сам за себя, не должен воздавать злом за зло, не должен гневаться. Он должен быть долготерпеливым, переносить все, что бы то ни было; а кто делает неправду, того обличать благовременно, не со страстным движением, чтобы отомстить за себя, но с желанием исправить брата, по заповеди Господней. Об отсутствующем брате не должен он ничего говорить с намерением очернить — это есть клевета, хотя бы сказанное было и справедливо. Надобно отвращаться от человека, который наговаривает на брата. Не должно говорить шуточного. Не должно смеяться и терпеть смехотворцев. Не должно празднословить и говорить что–нибудь такое, что не служит ни к пользе слушающих, ни к необходимому и Дозволенному нам Богом употреблению; почему занимающиеся работой должны, сколько можно, стараться, чтобы работа производилась в безмолвии и чтобы самые даже добрые речи вели у них те, кому по испытании поручено устроять слово к созиданию веры, да не будет оскорбляем Дух Святый Божий. Никто из пришлых не должен самовольно подходить к кому–либо из братий или разговаривать с ним, пока приставленные смотреть за общим во всем благочинии не рассудят — угодно ли сие Богу к общей пользе.
Не должно порабощаться вину, желать вкушения мяс и вообще быть сластолюбивым в рассуждении яств или пития, потому что подвизающийся воздерживается во всем. Данного каждому в употребление не должно почитать собственностию или припрятывать, но с заботливостию надобно смотреть на все сие как на принадлежащее Владыке и не проходить без внимания даже мимо того, что по случаю брошено или оставлено в небрежении.
Никто не должен быть господином даже себе самому, но каждый, как отданный Богом в услужение единодушным братиям, сообразно с сим обязан и рассуждать обо всем и делать все, впрочем, пребывая в собственном своем чине. Не должно роптать ни при недостатке потребного, ни при утомлении от дел, потому что судят о каждом те, кому предоставлена на сие власть.
Не должно дозволять себе ни крика, ни другого какого вида или движения, которыми показываются раздражительность или уклонение от несомненной уверенности в Божием присутствии. Голос должно соразмерять с потребностию. Не должно отвечать кому–либо или делать что–нибудь дерзко или презрительно, но надобно показывать во всем скромность и ко всем почтительность. Не должно с умыслом мигать глазом или употреблять другой какой знак или движение члена, которые оскорбляют брата или выказывают презрение.
Не должно стараться о нарядности в одежде или обуви -— это суетность. К удовлетворению телесных потребностей должно пользоваться недорогим. Ничего не должно издерживать сверх потребности и для пышности — это злоупотребление.
Не должно искать чести и домогаться первенства. Каждый должен предпочитать себе всех. Не должно быть непокорным.
Не должно в праздности есть хлеб тому, кто способен работать, а занявшись исполнением чего–либо во славу Христову, должен принуждать себя к ревности в деле по мере сил. Каждый должен с одобрения настоятелей, с разумом и убеждением так делать все, не исключая вкушения пищи и пития, как бы делалось сие во славу Божию. Не должно от одного дела переходить к другому без одобрения тех, кто приставлен распоряжаться сим, разве неминуемая нужда позовет кого вдруг на помощь обессилевшему. Каждый обязан пребывать в том, к чему приставлен, а не должен, преступая меру собственной обязанности, приниматься за непорученное ему, разве имеющие власть распоряжаться сим признают кого нуждающимся в его помощи. В одной рабочей не надобно быть никому из другой рабочей. Не должно ничего делать из соперничества или по ссоре с кем–нибудь.
Не должно завидовать доброй славе другого и радоваться чьему–либо недостатку. В любви Христовой надобно скорбеть и сокрушаться о недостатках брата, радоваться же его преспеянию. Не должно равнодушно смотреть на согрешающих или умалчивать о них. Обличающий должен обличать со всяким сердоболием, в страхе Божием и в намерении обратить грешника. Обличаемый или получающий выговор должен принимать сие охотно, признавая, что в исправлении состоит собственная его польза. Когда обвиняют кого, никто другой при обвиняемом или и при Других не должен делать возражений обвиняющему. А если кому обвинение кажется неосновательным, то должен повести слово с обвинителем наедине и убедить его или сам убедиться. Каждый, сколько есть у него сил, должен врачевать того, кто имеет что–нибудь против него. На согрешившего и покаявшегося не должно помнить зла, а надобно простить ему от сердца.
Кто говорит, что покаялся во грехе, тот должен не только сокрушаться о том, в чем согрешил, но и принести достойные плоды покаяния. Кто вразумлен был касательно прежних своих грехов и сподобился получить отпущение оных, тот, если грешит опять, уготовляет себе суд гнева, строжайший прежнего. Кто по первом и втором увещании остается в своем прегрешении, о тощ надобно объявить настоятелю, и тогда, получив выговор при многих, приидет, может быть, в стыд. А если и в таком случае не исправится, надобно уже отсечь его как соблазн и смотреть на него как на язычника и мытаря, для приведения в безопасность ревностно трудящихся в прохождении послушания, по сказанному, что при падении нечестивых приходят в страх праведные. Но должно и плакать о нем как о члене, отсеченном от тела.
Не должно допускать, чтобы солнце заходило в гневе брата, иначе ночь может разлучить обоих и оставить нам неизбежное осуждение в день Суда. Не должно отлагать времени своего исправления, потому что утренний день не верен для нас: многие, замыслив многое, не дожили до утрешнего дня.
Не должно даваться в обман пресыщенному чреву, от которого бывают ночные мечтания. Не должно развлекаться непомерной работой и преступать пределы умеренности, по сказанному Апостолом: «Имеюще же пищу и одеяние, сими доволъни будем» (1 Тим. 6:8), потому что обилие сверх потребности выказывает любостяжательность, а любостяжательность осуждается как идолопоклонство (см.: Кол. 3:5). Не должно быть сребролюбивым и на ненужное собирать сокровища, каких не надобно. Приходящий к Богу должен возлюбить нищету во всем и быть пригвожден страха Божия, подобно сказанному: «пригвозди страху Твоему плоти моя: от судеб бо Твоих убояхся» (Пс. 118:120).
Да дарует же вам Господь, со всем убеждением приняв сказанное, во славу Божию явить плоды, достойные Духа, по благоволению Бога и содействием Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.
39 (42)[83]. К ученику Хилону
(Вразумляет его, что в добродетельной жизни недостаточно одно доброе начало, а нужно постоянное и непрерывное преспеяние, предлагает многие правила жизни уединенной, советует не вдруг устремляться на верх совершенства, но соблюдать в подвигах постепенность, и предостерегает не оставлять пустыни под благовидным предлогом добродетельного жития в мире и посещения духовных собраний)
Виновником спасительного дела буду для тебя, искренний брат мой, если охотно приимешь от меня совет о том, что тебе делать, особливо в таких случаях, о которых сам ты просил подать тебе совет. У многих, может быть, доставало смелости начать уединенную жизнь, но немногие, вероятно, потрудились довершить ее как должно. И, без сомнения, конец дела — не в одном намерении, а в конце — плод трудов. Поэтому ни малой нет пользы, если кто не поспешает к концу намерения, но ограничивает монашескую жизнь одним только началом, а что всего смешнее, оставляет еще собственное свое намерение, за что посторонние обвиняют его в недостатке мужества и рассудительности. О таковых и Господь говорит: «кто, хотяй дом создати, не прежде ли сед разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение, да не, когда положит основание и не возможет совершити, начнут ругатися ему» мимоходящие, «глаголюще, яко человек сей» основание положи, «и не може совершити» (ср.:Лк. 14:28—30). Посему началом пусть следует усердие к успеху в добром деле. Ибо мужественнейший подвижник Павел, желая, чтобы мы не обеспечивали себя прежними добрыми делами, но ежедневно преуспевали более и более, говорит: «задняя забывая, в предняя же простираяся, к намеренному гоню, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3:13—14). Такова и целая жизнь человеческая: она не довольствуется предшествовавшим, но питается не столько прошедшим, сколько будущим. Что пользы человеку во вчерашней сытности чрева, если ныне при возродившемся голоде не находит свойственного утешения снедей? Так и душе не пользует вчерашнее доброе дело, если в сей день оставлено исполнение правды. Ибо сказано: каким найду тебя, таким и признаю.
Поэтому напрасным делается труд праведника и неукоризненным нрав грешника после происшедшей с ним перемены, когда один из лучших перейдет к худшему, а другой от худшего к лучшему. Это можно слышать и у Иезекииля, который учит как от лица Господня. Ибо говорит он: если праведник, совратившись, прегрешит, не помяну «правды, яже сотворил есть пред сим, но во грехе своем умрет» (ср.: Иез. 18:24). А то же самое говорит и о грешнике: если обратившись «сотворит… правду… жизнию поживет» в ней (ср.: Иез. 18:21, 27, 28). Где столь многочисленные труды раба Моисея, как скоро минутное прекословие воспрепятствовало ему взойти в землю обетования? К чему послужило Гиезию обращение с Елиссеем, когда по сребролюбию навлек он на себя проказу? Что было пользы и Соломону во множестве мудрости и в такой предшествовавшей любви к Богу, когда впоследствии от женонеистовства впал он в идолослужение? Да и блаженного Давида не неукоризненным соделала рассеянность за прегрешение с женой Урии. К приведению в безопасное жительствующего по Богу достаточно видеть и ниспадение из лучшего в худшее Иуды, который столько времени был учеником Христовым, а потом, продав Учителя за малое вознаграждение, приобрел тем себе удавку. Поэтому да будет известно тебе, что не тот совершен, кто хорошо начал, но тот благоискусен пред Богом, кто хорошо дает в деле отчет. Посему, брат, не давай «сна очима и дремания веждома своима» (ср.: Пс. 131:4; Притч. 6:4) пока не спасешься, как серна от тенет и как птица от сетей! Ибо смотри — ты идешь среди сетей и ходишь поверх высокой стены, откуда упасть небезопасно.
Посему не вдруг простирайся на самый верх подвижничества, наипаче же не полагайся сам на себя, чтобы не пасть тебе с высоты подвижнической жизни по неопытности. Ибо лучше постепенное преспеяние. Понемногу отнимай у себя житейские наслаждения, истребляя все свои навыки, чтобы противодействием своим, вдруг приведя в раздражение всякое желание наслаждений, не восставить против себя толпу искушений. Когда возьмешь верх над пристрастием к одному удовольствию, тогда вступай в борьбу с пристрастием к другому, и таким образом преодолеешь всякую склонность к наслаждению. Ибо именование удовольствия одно, но роды удовольствий различны. Поэтому, брат, прежде всего будь терпелив во всяком искушении. А сколь многоразличными искушениями испытывается верный: то мирскими потерями, то обвинениями, оболганиями, непокорностию, оговорами, гонениями! Все это и подобное сему служит к испытанию верного.
Сверх того будь безмолвен, не опрометчив в слове, не спорлив, не упорен, не тщеславен, не все перетолковывай, но люби верность, будь не многоречив, всегда готов не учить, но учиться. Не любопытствуй о жизни мирской, из этого не будет тебе никакой пользы. Ибо сказано: «да не возглаголют уста моя дел человеческих» (Пс. 16:4).Кто с приятностью говорит о делах людей грешных, тот с готовностью пробуждает в себе страсть к удовольствиям. Но желай лучше узнать жизнь праведных, ибо в этом найдешь для себя пользу. Не будь охотник показываться в люди, обходя селения и дома, но бегай их, как сетей для души. А если кто из великого благоговения убеждает тебя разными предлогами взойти к нему в дом, то таковой пусть научится вере сотника который Иисуса, поспешавшего к нему для исцеления, удерживал от себя, говоря: «Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово, и изцелеет отрок мой» (Мф. 8:8). Когда же Иисус сказал ему: «иди, и якоже веровал еси, буди тебе. И ищеле отрок его в той час» (Мф. 8:13). Посему да будет известно тебе, брат, что не присутствием Христовым, но верой просящего освобожден больной от недуга. Так и ныне, в каком месте ни помолишься, если больной уверует, что помогут ему молитвы твои, все исполнится по желанию его.
Не паче Господа люби близких тебе. Ибо сказано: «Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф. 10:37). Что же значит Господня заповедь? Сказано: «аще кто не возьмет крест свой и последует Ми, не может Мой быти ученик» (ср.: Лк. 14:27). Если ты со Христом умер для сродников своих по плоти, то для чего хочешь опять жить с ними? А если для сродников своих опять созидаешь то, что разорил для Христа, то сам себя делаешь преступником. Поэтому для сродников своих не оставляй места своего, ибо, оставляя место, оставляешь, может быть, и нравы свои.
Не люби многолюдства, селений и городов, но будь пустыннолюбцем, всегда нерассеянно пребывая сам в себе, признавая своим делом молитву и псалмопение. Не пренебрегай чтением, особливо читай Новый Завет, так как от чтения Ветхого Завета нередко бывает вред, не потому, что в нем написано вредное, но потому, что немощен ум претерпевающих вред. Ибо всякий хлеб питателен, но слабым он вреден. Так «всяко Писание богодухновенно и полезно» (2 Тим. 3:16) и в нем нет ничего нечистого, а нечисто разве тому, кто признает нечистым. Ты же «вся искушай; добрая держи, от всякаго вида злаго огребайся» (ср.: 1 Фес. 5:21–22). «Вся ми леть суть, но не вся на пользу» (1 Кор. 6:12).
Поэтому со всеми, с кем имеешь дело, будь во всем непреткновен разумен, братолюбив, приветлив, смиренномудр, не удаляйся от цели страннолюбия для дорогих яств, но, довольствуясь настооящим ни от кого не бери ничего сверх ежедневно потребного для монашеской жизни, и особливо бегай золота, как наветника души отца греху, служителя диаволу. Не делай себя виновным в богатолюбии под предлогом служения нищим. А если кто принесет тебе деньги для бедных, узнав, кто скуден, посоветуй тому самому, у кого есть деньги, отнести их к неимущим, чтобы принятием от него денег не осквернить тебе своей совести. Бегай удовольствий, люби воздержность и тело упражняй в трудах, а душу приучай к искушениям. Разлучение души и тела признавая освобождением от всякого зла, ожидай наслаждения вечными благами, причастниками которого сделались все святые.
Непрестанно взвешивая диавольское внушение, противопоставляй ему благочестивый помысл и уступай последнему, как наклонению чашки на весах. Особливо когда восставшая в тебе лукавая мысль говорит: «Какая польза жить тебе в этом месте? Что выгоды в удалении от общежития с людьми? Или не знаешь, что поставленные Богом епископы Божиих Церквей живут обыкновенно вместе с людьми и непрестанно совершают духовные празднества, на которых присутствующим бывает весьма много пользы? Ибо там решение приточных гаданий, объяснение апостольских учений, изложение евангельских мыслей, преподавание богословия, свидание с духовными братиями, которые зрением лица их доставляют великую пользу встречающимся с ними. А ты сделал себя чуждым столь многих благ и сидишь здесь, одичав наравне со зверями. Ибо видишь здесь великое запустение, немалую угрюмость, недостаток учения, отчуждение от братий и дух великого нерадения о заповеди Божией». Итак, когда восставшая в тебе лукавая мысль хочет совратить тебя многими подобными сим благовидными предлогами, тогда в благочестивом помысле противоположи ей действительный опыт, говоря: «Поелику говоришь ты мне, что в мире есть доброе, то я потому и переселился сюда, признав себя недостойным того, что есть доброго в мире, потому что доброе в мире перемешано со злом и злое гораздо превышает собою доброе. И я, быв когда–то на духовных празднествах, встретил едва одного брата, который, по–видимому, боялся Господа, но и тот одержим был диаволом, и я услышал от него пышные речи и басни, сложенные на обольщение с ним встречающихся; а после него встретил я многих воров, хищников, притеснителей; видел безобразную наружность упившихся, кровь угнетенных; видел и красоту жен, которая подвергала искушению мое целомудрие; и хотя избег я самого блуда, но осквернил девство свое сердечным помышлением. Много, правда, слышал я и душеполезных речей; впрочем, ни в одном из учителей не нашел добродетели, соответствующей речам. А после этого услышал еще тысячи плачевных рассказов, которые своими изнеженными звуками вторглись в душу. Еще слышал приятно звучащие гусли, рукоплескания скачущих, голос смехотворов, слышал много глупостей и шуток, крик бесчисленного многолюдства; видел слезы оскорбленных, мучение отводимых в неволю, рыдание подвергаемых пытке. Все это видел я: и не духовное тут было собрание, но море, обуреваемое и возмущаемое ветрами, которое стремилось всех за один раз покрыть своими волнами. Скажи мне, злая мысль, скажи и ты, демон кратковременного сладострастия и тщеславия, какая польза видеть и слышать сие мне, который не в силах помочь обиженным, не имею возможности защитить бессильных, исправить погрешивших, а скорее могу погубить сам себя? Как малое количество чистой воды исчезает при сильном возвевании ветра и пыли, так и то, что, по мнению нашему, сделаем в мире доброго, помрачается множеством худых дел. Ибо печальные события, как острия, вонзаются в сердце живущим в мире среди благодушия и радости, чтобы омрачить чистоту псалмопения. Рыдания и плач обиженных единоплеменными раздаются для того, чтобы видно было терпение бедных. Какая же для меня польза, кроме явного вреда душе? Посему как птица переселяюсь в горы. Ибо «яко птица избавися от сети ловящих» (Пс. 123:7). И я, о злая мысль! живу в той же пустыне, в которой пребывал Господь. Здесь дуб мамврийский, здесь лествица, возводящая на небо, и полки Ангелов, виденные Иаковом. Здесь пустыня, в которой народ, очистившись, получил Закон и, таким образом вошедши в землю обетования, увидел Бога. Здесь гора Кармил, на которой водворяясь, Илия благоугодил Богу. Здесь равнина, на которую удалившись, Ездра, по Божию повелению, отрыгнул все богодухновенные книги. Здесь пустыня, в которой блаженный Иоанн, питаясь акридами, проповедал людям покаяние. Здесь гора Масличная, на которую восходя, Христос молился, поучая нас молиться. Здесь Христос — любитель пустыни. Ибо говорит: «идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф. 18:20). Здесь тесный и узкий путь, ведущий в жизнь. Здесь учители и пророки, скитающиеся «в пустынях и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных» (ср.: Евр. 11:38). Здесь Апостолы и Евангелисты, и житие монахов, не имеющее для себя града. Сие–то добровольно принял я, чтобы получить обещанное Христовым мученикам и всем прочим святым, чтобы нелживо сказать мне: «за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки» (Пс. 16:4). Ибо знаю боголюбца Авраама, внявшего гласу Божию и переселившегося пустыню; и Исаака притесняемого, и патриарха Иакова странствующего; целомудренного Иосифа проданного; трех отроков, изобретателей воздержания, борющихся с огнем; Даниила, вверенного в ров львиный; небоязненно вещающего Иеремию, осужденного в ров тинный; зрителя тайн Исайю; претренного пилою Израиля, отводимого в плен; обличителя прелюбодеяния Иоанна посекаемого мечом; Христовых мучеников, умерщвляемых. И к чему мне длить речь? Где и Сам Спаситель распят за нас, чтобы смертию Своею оживотворить нас и всех поощрить и привлечь к терпению? К Нему поспешаю, и ко Отцу, и к Духу Святому Для того подвизаюсь, чтобы оказаться Его приискренним, признав себя недостойным того, что есть доброго в мире. Впрочем, не я для мира, но мир для меня».
Сие–то помышляя сам в себе и ревностно совершая, по сказанному тебе, подвизайся за истину даже до смерти. Ибо и Христос послушлив был даже до смерти. Но и Апостол говорит: «блюдите… да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво… во еже отступити от Бога Жива!» Но утешайте друг друга и во едином назидайте: «дондеже днесь нарицается» (ср.: Евр. 3:12—13). Ибо словом днесь означается целое продолжение жизни нашей. Так живя, брат, и себя спасешь, и нас возвеселишь, и Бога прославишь во веки веков. Аминь.
40 (43). Увещание новопоступившим
(Кратко излагает отшельникам евангельские заповеди)
Учися, монашествующий, человек верный и делатель благочестия; научайся евангельскому житию, порабощению тела, смиренному образу мыслей, чистоте помышления, искоренению в себе гнева. Подвергаемый взысканию, прибавь ради Господа; лишаемый, не судись; ненавидимый, люби; гонимый, терпи; хулимый, молись. Будь мертв греху, распнись для Бога. Все попечение возложи на Господа, чтобы иметь себе место там, где тьмы Ангелов, торжества первородных, престолы Апостолов, председательство пророков, скиптры патриархов, венцы мучеников, похвалы праведных. Возжелай причисления своего к оным праведникам, о Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава во веки веков. Аминь.
41 (44). К падшему монаху
(Изображая падшему монаху сперва тяжесть греха, потом Божие милосердие, приглашает его к себе)
Не приветствую словом «радуйся», потому что «несть радоватися нечестивым» (Ис. 48:22). Все еще остаюсь при своем неверии, и на сердце мое не приходят такая несообразность и великий замысел, тобою исполненный, хотя это действительная правда, как известно уже всякому. Дивлюсь, каким образом поглощено столько мудрости, в ничто обращена такая строгость жизни, откуда проистекала такая слепота, как, вовсе ни о чем не помыслив, произвел ты такую гибель столь многих душ.
Ибо если справедливо сие, то и душу свою предал ты бездне, и довел до расслабления всех, слышавших это нечестие. Ты отвергся веры, оставил неконченным добрый подвиг. Поэтому скорблю о тебе. И какой иерей не восплачет, слыша это? Какой служитель Церкви не опечалится? Какой мирянин не сетует? Какой подвижник не проливает слез? Вероятно, и солнце затмевалось при твоем падении, и Силы Небесные приходили в колебание при твоей погибели. И бесчувственные камни лили слезы о твоем безумии, и враги ощущали жалость по чрезмерности твоего беззакония. Какое великое ослепление! Какая ужасная жестокость! Ни Бога не убоялся ты, ни людей не уважил, ни друзей не постыдился; но все вдруг подверглось у тебя крушению, всего вдруг стал ты лишен. Потому снова скорблю о тебе, несчастный. Ты, который всем возвещал силу Царствия, сам лишил себя Царствия. Ты, который всем внушал страх учения, сам не имел страха Божия пред очами своими. Ты, который проповедовал святыню, оказался мерзким. Ты, который хвалился нестяжательностью, сам уличен в хищении денег. Ты, который своими рассуждениями наводил на мысль о наказании от Бога, сам предуготовил себе наказание. Как оплачу тебя? Как восскорблю о тебе? «Како спаде денница восходящая заутра, и сокрушися на земли?» (ср.: Ис. 14:12). «Всякому слышащему пошумит во обоих ушесех» (1 Цар. 3:11). Как Назорей, сиявший паче золота, очернился паче сажи? Как досточестный сын Сиона со делался сосудом бесполезным? В ком все дивились памятованию Божественных Писаний, того память погибла с шумом! Отличавшийся быстротой разум погиб так мгновенно! Человек с умом обширным учинил такой многосложный грех! Пользовавшиеся твоим учением понесли вред от твоей погибели. Склонявшие слух к твоей беседе заградили себе уши, слыша о твоей погибели. А я плачу, сетую, весь изнемогаю; ем пепел, как хлеб, и, набросив вретище на рану свою, слагаю тебе такие похвалы, лучше же сказать, сочиняя надгробную речь, остаюсь безутешным и неврачуемым, потому что сокрылось от очей моих утешение: «несть пластыря приложити, ниже елея, ниже обязания» (Ис. 1:6), так болезненна рана моя! Чем исцелюсь?
Поэтому если останется в тебе еще какая надежда спасения, ежели есть в тебе малое какое памятование о Боге, и какое–либо желание будущих благ, и какой ни есть страх наказаний, соблюдаемых нераскаянным, то отрезвись скорее, возведи очи свои на небо, прииди в чувство, отстань от лукавства своего, отряси опьянение, в котором ты теперь, воспротивься тому, кто довел тебя до падения. Укрепись, чтобы встать с земли.
Вспомни Доброго Пастыря, Который, идя за тобою вслед, отнимет тебя, хотя бы оставались только «две голени, или обушие уха» (Ам. 3:12). Отскочи от нанесшего тебе рану. Вспомни щедроты Бога, Который врачует елеем и вином. Не теряй надежды спасения. Приведи себе на память написанное, что «падаяй восстает и отвращаяйся обращается» (ср.: Иер. 8:4), пораженный врачуется, уловленный зверями спасается, исповедующийся не бывает отринут, потому что Господь «не хощет смерти грешника, но еже обратитися и жити ему» (ср.: Иез. 18:32). Не предавайся нерадению, как впадший «во глубину зол» (Притч. 18:3). Теперь время отсрочки, время долготерпения, время целения, время исправления. Поползнулся ты? — восстань. Грешил ты? — перестань, не стой на пути грешных, но беги от него прочь. Когда, обратившись, восстанешь, тогда спасешься, потому что здравие приобретается трудами, спасение — потом. Поэтому смотри, желая соблюсти договоры с иными, не нарушь договоров с Богом, заключенных тобою при многих свидетелях.
Итак, не замедли, по каким–нибудь человеческим расчетам, прийти ко мне, потому что, возвратив себе мертвеца своего, я буду плакать, буду ухаживать, буду горько рыдать о сокрушении дщери рода моего. Все тебя приимут, все потрудятся с тобою. Не теряй бодрости, воспомяни дни древние. Возможно спасение, возможно исправление. Дерзай, не отчаивайся. Нет закона, осуждающего на смерть без милосердия, но есть благодать, отлагающая наказание, ожидающая исправления. Двери еще не заперты, Жених слышит, грех еще не господствует. Возобнови борьбу, не медли, будь милосерд сам к себе и ко всем нам о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава и ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь.
42 (45). К падшему монаху
(Некто, отказавшись от большого имения, вступил в монашество, но после весьма благочестивой жизни впал в блуд и в другие беззакония. св. Василии, живший некогда с ним в Иерусалиме, показывает ему великость греха и соблазна, потом, обнадежив Божиим милосердием, призывает к подвигу примером иудеев и язычников, приводимых к богочестию)
Мысль о тебе пронзает недра моего сердца двояким страхом. Или же какое–то состояние несострадательности ввергает меня в вину человеконенавидения; или опять, когда хочу быть сострадательным и смягчиться к несчастию, производит оно недобрую перемену. Посему и намереваясь писать это письмо, хотя при помощи рассудка утвердил я цепенеющую руку, однако же не возмог изменить лица, встревоженного печалью о тебе, и до того стыжусь за тебя, что уста тотчас сжимаются, обращаясь к плачу. Увы мне! о чем буду писать или рассуждать, оставленный на распутии? Если привожу себе на память первоначальное твое суетное поведение, когда окружали тебя богатство и эта по земле пресмыкающаяся слава, то прихожу в ужас. Когда сопровождали тебя и множество льстецов, и кратковременное наслаждение роскоши с явною опасностью и неправедными прибытками; и с одной стороны, опасение начальства рассевало мысли твои о спасении, а с другой — народные волнения приводили в смятение дом твой, и непрерывность бедствий невольно обращала мысль к Тому, Кто силен помочь тебе; когда понемногу начал ты помышлять о Спасителе, Который как поражает тебя страхом к твоей же пользе, так избавляет и покрывает тебя, хотя и посмеиваешься над Ним во время безопасности; когда начал ты упражняться в приобретении честных нравов, с презрением взирая на многобедственное свое богатство, отрекаясь от забот о доме и от сожития с супругой; всецело же воспарив в высоту, как странник и скиталец, проходя селения и города, пришел в Иерусалим, где и я жил с тобою, ублажая подвижнические труды; когда, проводя целые седмицы в посте для Бога, приучал ты себя к любомудрию, как бы бегством спасаясь от обращения с людьми, а вместе приспособляя к себе безмолвие и уединение, уклоняясь от общественных мятежей, грубым вретищем покрывая тело свое и жестким поясом стягивая чресла свои, терпеливо сокрушал свои кости: от невкушения пищи опустевшие внутренности довел до того, что прижались они к хребтовым частям, и хотя отрекся от нежной перевязи, однако же желудок, сжавшийся наподобие тыквы, заставил прильнуть к почкам; и, истощив весь тук плоти, мужественно иссушив все пути в нижних частях тела, частым пребыванием без пищи заключив чрево, сделал, что ребра, наподобие давшейся крыши, затеняли собою поверхность чрева, и при изнурении всего телесного состава, в часы ночные исповедуясь Богу, потоками слез умягчал орошаемую браду… И к чему мне описывать все сие в подробности? Вспомни, сколько уст святых привлек ты к своему лобзанию, скольких освященных тел касался объятиями, сколько многие сжимали твои руки как нескверные, сколько было рабов Божиих, которые, как поклонники, притекали, чтобы припасть к твоим коленам?
И какой же конец всего этого? Молва, обвиняющая в любодеянии, пролетая скорее стрелы, уязвляет наш слух, еще более острым жалом терзая нашу внутренность. Какое неистощимое ухищрение обаятеля довело тебя до сего пагубного падения? Какие хитросплетенные сети диавола, опутав тебя, соделали недействительными внушения добродетели? К чему теперь послужат рассказы о твоих трудах? Или не должно верить и сему? И как же не дать веры сокрытому до времени на основании того, что видимо ясно, если обязывал ты страшными клятвами души, притекающей к Богу, когда прямо приписывается диаволу все, что более «ей» и «ни» (ср.: Мф. 5:37)? Поэтому ты и подверг себя ответственности в гибельном клятвопреступничестве и вместе унизил характер подвижничества, нанес бесчестие Апостолам и Самому Господу, постыдил похваление чистоты, осмеял обет целомудрия. Предметом печальной повести стали мы для пленников; и иудеев и эллинов представляют нас на зрелищах. В мыслях монахов произвел ты разделение; более строгих привел в страх и робость, заставил дивиться еще силе диавола; а в равнодушных поселил страсть к невоздержанию. Ты, со своей стороны, обратил в ничто даже похваление Христа, Который говорит: «дерзайте, Аз победих мир» (Ин. 16:33) и князя мира. Раствору для отечества чашу бесславия; привел в исполнение сказанное в Притчах: «яко елень уязвлен стрелою в ятра» (Притч. 7:23) Но что же теперь, брат? Не пал еще столп крепости, не опорочены врачевства обращения, не заперт град убежища. Не оставайся во глубине зол, не отдавай себя человекоубийце. Господь знает, как восставлять сокрушенных. Не беги далеко, но притеки к нам. Восприими опять на себя юношеские труды; новыми добрыми делами истреби в себе пресмыкающееся по земле и грязное сластолюбие. Возведи взор на день скончания, столько уже приблизившийся к жизни нашей, и уразумей, что наконец иудеи и язычники приводятся к богочестию, и не вовсе отрицайся от Спасителя мира. Да не постигнет тебя этот самый ужасный приговор: «не вем вас, откуду есте» (Лк. 13:27).
43 (46). К падшей деве
(Сильно укоряет падшую деву, доказывает обязательность данного и нарушенного ею обета хранить свое девство, изъявляет свою печаль о том, что, оставив Жениха Христа, предалась она растлителю; наконец страхом смерти, Суда и вечного наказания, а также надеждой на Божие милосердие старается расположить ее к покаянию)
Теперь время возгласить оное пророческое слово и сказать: «кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез; и плачуся… о побиенных дщере людий моих?» (Иер. 9:1). Хотя объемлет их глубокое молчание, хотя однажды навсегда подавлены они бедствием и смертоносным ударом отнято уже у них самое ощущение страдания — однако же нам не должно оставлять без слез такого поражения. А если Иеремия признал достойными тысячекратного оплакивания тех, которые телесно поражены на брани, что должно сказать о таком бедствии душ? «Уязвленнии твои», — сказано, — «не мечьми уязвлени, ниже твои умерщвлени ратию» (Ис. 22:2). Напротив того, оплакиваю жало истинной смерти — тяжкий грех и разжженнные стрелы лукавого, которые немилосердно пожигают вместе с телами и души.
Видя на земле такое преступление, без сомнения, громко будут жаловаться Божий законы, которые всегда воспрещают и вопиют как в древности: «не пожелай жены ближняго твоего» (Втор. 5 21), так и в Священных Евангелиях: «яко всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем» (Мф. 5:28); теперь же видят, что бесстыдно любодействует сама невеста Владыки, у которой глава — Христос. Будут жаловаться и самые духи святых; и Финеес ревнитель, что ныне невозможно ему взять «сулицу» (дротик, пика) в руки, наказать преступление телесно; и Иоанн Креститель, что не может, оставив горние обители, как тогда пустыню, прийти для обличения беззакония, и если нужно пострадать, то скорее лишиться главы, нежели отказаться от дерзновения. А может быть, Иоанн (если он, подобно блаженному Авелю, и умерший глаголет еще нам) и ныне вопиет и громче взывает, нежели тогда об Иродиаде: «не достоит ти имети ея» (ср.: Мф. 14:4). Ибо хотя тело Иоанново, по необходимому требованию естества, подчинилось Божественному определению и язык Иоаннов молчит, однако же «слово Божие не вяжется» (2 Тим. 2:9). Кто даже до смерти простер свое дерзновение, когда уничтожаем был брак подобного ему раба, тот потерпит ли, видя такое поругание святого Господня брачного чертога?
Но ты, которая свергла с себя иго оного Божественного союза, бежала из пречистого брачного чертога истинного Царя и гнусно впала в это бесчестное и нечестивое растление, поелику уже не можешь избегнуть сего горького обвинения и нет у тебя ни средства, ни возможности сокрыть зло, предаешься теперь дерзости. И как «нечестивый», впав «во глубину зол, нерадит» (ср. Притч. 18:3) уже, так и ты отрицаешься от самих условий с истинным Женихом и вопиешь, что ты не дева и никогда не обещалась быть девой, хотя приняла многие условия девства, а многие показала на деле.
Приведи себе на память прекрасное исповедание, какое произнесла ты пред Богом, Ангелами и человеками. Приведи себе на память почтенный собор, священный лик дев, сонм Господень и святых Церкви и престарелую о Христе бабку свою, которая юнеет и цветет еще добродетелию, и матерь, которая соревнует ей о Господе и усильно старается какими–то новыми и необычайными трудами истребить в себе следы навыка, а также и сестру, которая равно подражает обеим, а в ином усиливается и превзойти их и девственными преимуществами превышает заслуги предков, а тебя, сестру свою, как доселе почитала она тебя, и словом, и делом неутомимо призывает к равному подвигу. Приведи себе на память их, и с ними Ангельский лик окрест Бога, и духовную жизнь во плоти, и небесное жительство на земле. Приведи себе на память безмятежные дни, озаренные светом ночи, духовные песни, благозвучное псалмопение, святые молитвы, чистое и нескверное ложе, девственное преспеяние, воздержную трапезу, прекрасно обещающую, что дева твоя сохранена будет нерастленною.
Где же твоя степенная наружность, где благопристойный нрав и простая одежда, приличная деве, прекрасный румянец стыда и благолепная бледность, цветущая от воздержания и бдения и сияющая приятней всякой доброцветности? Сколько раз в молитвах о сохранении девства твоего неоскверненным проливала ты, может быть, слезы. Сколько писем писала к святым и в ни просила молиться за тебя не о том, чтобы тебе вступить в человеческий брак, лучше сказать, впасть в это бесчестное растление, но о том, чтобы не отпасть от Господа Иисуса! Сколько даров получила ты от Жениха! Говорить ли о тех почестях, какие ради Его воздавались тебе друзьями Его! Говорить ли и о сожитии с девами и о преспеяниях с ними, о приветливости к тебе дев, о похвалах за девство, о девственных благословениях, о письмах, писанных к тебе как к деве?
Но теперь, при малом возвеянии воздушного духа, действующего ныне «в сынех противления» (Еф. 2:2), отреклась ты от всего этого; драгоценное свое достояние, стоившее всех усилий, променяла на непродолжительное удовольствие, которое на время услаждает твою гортань, а впоследствии окажется более горьким, чем желчь. Кто при этом не скажет плачевно: «Како бысть блудница град верный Сион» (Ис. 1:21)?
Сам Господь не возглаголет ли к кому–либо из ходящих ныне в духе Иеремиином: «Видишь ли, «яже сотвори Мне дева Израилева?» (ср.:Иер. 18:13). Я обручил ее «Себе в вере» и в нетлении, «в правде и в суде, и в милости, и в щедротах» (Ос. 2:20:19), как обещал ей и чрез пророка Осию. Но она возлюбила чужих, и хотя жив Я — Муж ее, именуется любодейцей и не боится принадлежать мужу иному».
Что же невестоводитель, божественный и блаженный Павел, как оный древний, так и сей новый, при посредстве и наставлении которого, оставив отеческий дом, вступила ты в союз с Господом? Тот и другой, встревоженные таким бедствием, не скажут ли: «страх бо, егоже ужасахся, прииде ми, и егоже бояхся, срете мя» (Иов 3:25); «обручих бо тя единому мужу деву чисту представити Христови»; и всегда боялся, «да не како, якоже змий Еву прельсти лукавством своим, тако истлеют и разумы» твоя (ср.: 2 Кор. 11:2—3). Поэтому непрестанно старался и тысячами разных сладкопений усмирять в тебе мятеж страстей, и тысячами разных попечений охранять невесту Господню, и всегда описывал тебе жизнь непосягшей, что «непосягшая печется о Господних» (1 Кор. 7:34), чтобы ты была святая и телом, и духом, и изображал тебе достоинства девства, и, именуя тебе храмом Божиим, как бы придавал крылья усердию, восторгая тебя к Иисусу; помогал и страхом бедствия, чтобы ты не пала, говоря: «аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог» (1 Кор. 3:17); присовокупил к сему и то, что ограждал тебя молитвами «да всесовершенно твое тело и душа, и дух непорочно в пришествие Господа нашего Иисуса Христа сохранится» (ср.: 1 Фес. 5:23). Но всем этим утомлял себя напрасно, и горек вышел у меня конец сладостных трудов, для тебя понесенных. Снова надобно воздыхать, о ком надлежало радоваться, потому что вот — обольщена ты змиеем злее, нежели Ева. Не только помышления твои растлены, но растлено с ними и тело; и что ужасно, чего не желал бы выговорить, о чем не могу и умолчать (потому что огнь «горящь и палящь в костех моих, и разслабех отвсюду, и не могу носити» (Иер. 20:9), «взем уды Христовы», сотворила ты «уды блудничи» (ср.: 1 Кор. 6:15). Это — одно из зол, несравнимое с прочими, это новая дерзость в мире! Ибо сказано: «приидите во островы Хеттим и видите, и в Кидар послите, и разсмотрите прилежно, аще сотворена быша таковая, аще премениша язьцы боги своя, и тии не суть бози?» (Иер. 2:10 11). Но дева изменила славу свою, и слава ее в студе. «Ужасеся небо о сем, и вострепета земля попремногу зело» (ср.: Иер. 2:12). И теперь глаголет Господь, что «два зла» сотворила дева: «Мене оставила» (ср.: Иер. 2:13), истинного святого Жениха святых душ» и прибегла к нечестивому и беззаконному растлителю вместе души и тела, отступила от Бога Спасителя своего и представила «уды» свои «рабы нечистоте и беззаконию» (Рим. 6:19), «а Мене забы, и хождаше вслед похотника своего» (ср.: Ос. 2:13), который ей не поможет.
«У нее ему было бы, аще жернов оселский облежал бы о выи его, и ввержен в море, неже да соблазнит» кто деву Господню (Лк. 17:2). Кичливый раб доходит до такого неистовства, что вторгается на Владычнее ложе! Подобно какому–то разбойнику впадает в такое безумие, что касается даже принесенного в дар Богу, и не сосудов бездушных, но живых тел, в которых обитает душа, сотворенная по образу Божию! Слыхано ли когда от века, чтобы среди города в ясный полдень осмелился кто на царском изображении писать нечистых свиней? «Отверглся ли кто» человеческого брака, «без милосердия при двоих или триех свидетелех умирает. Колико мните горшия сподобится муки, иже Сына Божия поправый» и Ему обещавшуюся невесту растливший и духа девства «укоривый» (ср.: Евр. 10:28—29; Втор. 17:5)?
Но скажешь: «она пожелала; я не делал ей принуждения против воли». И похотливая госпожа, эта египтянка, сама воспылала страстью к прекрасному Иосифу, но неистовая страсть невоздержной не победила добродетели целомудренного, и хотя насильственно удерживала его руками, однако же он не был принужден к беззаконию.
«Но она сама, — говоришь ты, — решилась на это и уже не была девой: если бы я не согласился, была бы растлена другим». Сказано, что и Сыну Человеческому надлежало быть предану, но «горе человеку тому, имже» предан (ср.: Мк. 14:21); сказано, что и «соблазном прийти нужда: обаче горе, имже приходит» (ср.: Мф. 18:7). Сверх того, «еда падаяй не востает, или отвращайся не обратится?» (Иер. 8:4).
Для чего дева отвратилась бесстыдно, хотя слышала, что Жених Христос говорит чрез Иеремию: «и рекох, по внегда прелюбодействовати ей во всех сих, ко Мне обратися. И не обратися» (ср.:Иер. 3:7). «Или Ритины (смола, бальзам) несть в Галааде? или врача несть тамо? Чесо ради несть изцелена дщерь людий Моих?» (ср.Иер. 8:22). И в Божественном Писании найдешь много пособий от сего зла, много врачевств, спасающих от гибели, — таковы тайны касательно смерти и воскресения, таковы слов о Страшном Суде и вечном мучении, учения о покаянии и отпущении грехов, тысячекратные оные примеры обращения, драхма, овца и сын, который поглотил свое имение с блудницами, «изгибл бе, и обретеся, мертв бе и снова оживе» (ср.: Лк. 15:32). Воспользуемся сими пособиями от зла, исцелим ими душу свою.
Займись же размышлением о последнем дне (ибо, без сомнения, не будешь ты одна жить вечно); представь себе смятение сокращение дыхания и час смертный, приближающийся Божий приговор, поспешающих Ангелов, душу в страшном при этом смущении, немилосердно мучимую грешною совестию, обращающую жалостные взоры на тамошнее, наконец, неотвратимую необходимость дальнего оного преселения.
Напиши в мысли своей окончательный переворот в общем житии, когда Сын Божий приидет во славе Своей со Ангелами Своими. Ибо «приидет… и не премолчит» (Пс. 49:3), когда приидет судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его, когда оная труба, прозвучав нечто великое и страшное, возбудит уснувших от века, «и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение Суда» (Ин. 5:29). Приведи себе на память видение Даниила, как изводит он Суд пред взоры наши. «Зрях», — говорит, — «дондеже престоли поставишася, и Ветхий денми седе, и одежда Его бела, аки снег, и власи главы Его аки волна чиста… колеса Его огнь палящъ. Река огненная течаше исходящц пред Ним: тысяща тысящ служаху Ему, и тмы тем предстояху Ему: судище седе, и книги отверзошася» (Дан. 7:9—10). Доброе, худое, явное, тайное, дела, слова, помышления — все вдруг ясно открывается во услышание всем, Ангелам и человекам. В каком же положении необходимо будут при этом жившие худо? Где скроется душа, которая вдруг пред взорами стольких зрителей является исполненной срама? Каково будет состояние тела у подвергшегося этим нескончаемым и нестерпимым мучениям там, где огонь неугасимый, червь бессмертно мучительствующий, темное и ужасное дно адово, горькое рыдание, необычайные вопли, плач и скрежет зубов и нет конца страданиям? От всего этого нет избавления по смерти, нет ни способов, ни возможности избыть горьких мучений.
Можно избежать сего ныне. Пока есть возможность, восставим себя от падения и не будем отчаиваться в себе, если исправимся от худых дел. Иисус Христос пришел в мир грешных спасти. «Приидите, поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред» Ним (ср.: Пс. 94:6). Зовущее нас к покаянию Слово вопиет и взывает: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11:28). Итак, есть путь спасения, если желаем. «Пожре смерть возмогши», но твердо знай, что «паки отъят Бог всякую слезу от всякаго лица» кающихся (ср.: Ис. 25:8). «Верен Господь во всех словесех Своих» (Пс. 144:13). Не лжет, когда говорит: «аще же будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко волну убелю» (ср.: Ис. 1:18). Готов исцелить немощь твою великий Врач Душ, сей готовый Освободитель не одной твоей души, но и всех душ, порабощенных греху. Его это слово, Его сладостные и спасительные уста изрекли: «не требуют здравии врача, но болящий… Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние» (Мф. 9:12—13). Какое же извинение у тебя или у кого другого, когда Он вопиет сие? Господь хочет избавить тебя болезненной раны и показать тебе свет из тьмы. Тебя ищет Добрый Пастырь, оставив незаблудших овец. Если отдашься Ему, не замедлит, не погнушается Человеколюбец понести тебя на раменах Своих, радуясь, что нашел овцу Свою изгибшую. Отец восстал и ждет возвращения твоего от заблуждения. Исправься только, и когда еще будешь далеко, Он притечет, падет на выю твою, и в дружеские объятия заключит тебя, очищенную уже покаянием. И в «одежду первую» (ср.: Лк. 15:22) облечет душу, совлекшуюся «ветхаго человека с деяньми его» (Кол. 3:9) и возложит «перстень» (ср.: Лк. 15:22) на руки, смывшие с себя кровь смерти, и обует ноги, обратившиеся от пути злого на стезю евангельского мира и объявит день веселия и радости Своим, и Ангелам и человекам, и всячески будет праздновать твое спасение Аминь «глаголю вам», — говорит Он, — «яко радость бывает на небеси» пред Богом о «единем грешнице кающемся» (ср.: Лк. 15:7). Если кто из мнящихся стояти осудит, что скоро принята ты, то Сам благий Отец в защищение твое скажет: «возвеселитися и возрадовати подобаше, яко сия» дщерь Моя «мертва бе, и оживе, и изгибла бе, и обретеся» (ср.: Лк. 15:32).
51 (55). К Паригорию, пресвитеру
(Внушает сему пресвитеру, что напрасно старается оправдать себя в том, что держит в доме своем чужую женщину вопреки и Василиеву запрещению и правилу Никейского Собора. И если, не исправившись, будет удерживать при себе священство, то угрожает отлучением от Церкви и ему, и приемлющим его. (Писано в начале епископства)
Со всем терпением читал я твое письмо и дивился, почему, когда мог ты коротко и легко оправдываться в деле, намереваешься оставаться при том, в чем обвинен, и стараешься многословием уврачевать неисцельное. Не мы первые, и не мы одни, Паригорий, узаконили, чтобы женщины не жили вместе с мужчинами. Но прочти правило, изданное святыми отцами нашими на Никейском Соборе, которое явно запретило иметь синизактов. Безбрачная жизнь тем и почтенна, что мужчина удаляется от сожительства с женщиной. Почему если кто, нося на себе обет по имени на деле поступает, как живущие с женами, то явно, что он только в наименовании домогается чести девства, но не воздерживается от неблагопристойных удовольствий. Тебе тем с большим удобством надлежало уступить моему требованию, что, как говоришь свободен ты от всякой плотской страсти. Да и не думаю, чтобы семидесятилетний стал жить вместе с женщиной по страсти, и определенное мною определено не потому, что делается что–либо непотребное, но потому, что научены мы Апостолом «не полагати претыкания брату в соблазн» (ср.: Рим. 14:13). Знаю, что делаемое одними разумно — для других служит поводом ко греху. По этой причине, следуя постановлению святых отцов, повелел я тебе разлучиться с сей женщиной. Для чего же винишь хорепископа и упоминаешь о давней вражде? Для чего жалуешься на меня, будто бы охотно склоняю слух к принятию клеветы, а не на себя самого, которому трудно отстать от привычки к женщине. Поэтому удали ее из своего дома и помести в монастыре. Пусть она живет с девами, а тебе прислуживают мужчины, чтобы имя Божие не было хулимо вас ради (ср.: Рим. 2:24). А пока так поступаешь, не принесут тебе пользы тысячи отговорок, какие делаешь в письмах, но кончишь жизнь праздным и отдашь отчет Господу в своей праздности. А если, не исправившись, осмелишься удерживать при себе священство, то будешь анафема всему народу, и кто приимет тебя, те будут провозглашены отлученными во всей Церкви.
81 (85). О том, что не должно клясться
(св. Василий, который часто в общих собраниях и в частных беседах предлагал, чтобы сборщики податей не принуждали поселян к клятвам, предлагает о том же письменно. (Писано в 372 г.))
И при всяком собрании не перестаю свидетельствовать, и наедине при свиданиях говорить то же, чтобы при взыскании общественных податей сборщики не доводили поселян до клятв. Осталось и на письме пред Богом и человеками засвидетельствовать о том же, а именно, что надобно перестать вам и не причинять смерти душам человеческим, но придумать какие–нибудь другие способы взысканий, и людям сделать эту милость, чтобы души их были невредимы. Пишу к тебе об этом не потому, что имеешь ты нужду в словесном увещании (у тебя и свои есть побуждения бояться Господа), но чтобы все, кто в твоей зависимости, научились у тебя не раздражать Святаго и в запрещенном деле худою привычкою не доводить Себя до равнодушия к Нему. Ибо нет им пользы от клятв и для самих взысканий, а в душе своей дают место всеми признанному злу. Коль скоро люди научаются нарушать клятву, они не спешат уже платить должное, но думают, что клятва изобретена для них в орудие обмана и в предлог к отсрочке платежа. Итак, или скорое воздаяние от Господа постигнет клятвопреступников, и некому будет исполнять требуемое, потому что подвергаемые суду истреблены уже наказанием, или Владыка по долготерпению Своему медлит наказанием, и, как сказал я уже прежде, испытавшие терпение Господне презирают и благость Господню. Пусть же не нарушают напрасно законов и не раздражают против себя Бога. Мною сказано, что был обязан я сказать: непокорные увидят это.
102 (106). К воину
(Во время путешествия своего познакомившись с сим добродетельным воином, просит его преуспевать в любви к Богу. (Писано в 372 г.))
Во время путешествия своего удостоился я от Господа многого, за что должен благодарить Его, но величайшим для себя благом признаю знакомство с твоею досточестностию, дарованное мне благим Владыкою. Ибо узнал в тебе человека, доказывающего собою, что и в военной жизни можно сохранить совершенство любви к Богу и что христианин должен отличаться не покроем платья, но душевным расположением. А поэтому и тогда со всем желанием проводил я с тобою время, и теперь, как скоро вспоминаю о тебе, наслаждаюсь величайшим веселием. Итак, мужайся и крепись, старайся непрестанно питать и приумножать в себе любовь к Богу, чтобы возрастало и обилие подаваемых тебе от Него благ. А что помнишь и обо мне, на сие не имею нужды ни в каком другом доказательстве, видя свидетельство самих дел.
111 (115). К Симпликии, еретичке
(Вразумляет сию разгневанную женщину, что щедрость при нарушении справедливости не приносит пользы; советует ей не учить епископа, а помнить Суд Божий, на котором свидетелями будут не рабы и евнухи. (Писано около 372 г.))
Нерассудительно ненавидят люди хороших и любят дурных. Поэтому и сам удерживаю язык, подавляя обиду молчанием о нанесенных мне оскорблениях. Но ожидаю Небесного Судии, Который знает, как при конце отмстить за всякую злобу. Пусть иной сыплет деньгами щедрее, чем песком, но, поправ справедливость, вредит он душе, потому что Бог, как думаю, и всегда требует жертвы, не как имеющий в ней нужду, но благочестивое и праведное расположение приемля за многоценную жертву. Когда же попирает кто с нерадением себя, тогда Господь молитвы его меняет в нечистые. Поэтому приводи себе на память последний день, а меня, если угодно тебе, не учи. Я знаю больше твоего и не заглушён столько внутренними терниями, к малому числу добрых качеств не примешиваю в десять раз большего числа пороков. Ты возбудила на меня ящериц и жаб — животных, конечно, весенних, но, однако же, нечистых. Но приидет с высоты птица, которая пожирает это. Я дам ответ, но не как ты думаешь, а как рассудит Сам Бог. Если же и в свидетелях будет нужда, то предстанут не рабы, не бесчестные и жалкие евнухи — это род ни мужей, ни жен, людей женонеистовых, завистливых, услуживающих за подлую цену, раздражительных, изнеженных, порабощенных чреву, златолюбивых, жестоких, готовых плакать о лакомом куске, переменчивых, скупых, все берущих, ненасытных, бешеных и ревнивых, и что еще сказать? Людей, с самого рождения осужденных на искажение. Поэтому как же быть правой мысли у тех, у кого и ноги кривы? Они целомудренны, но без награды за сие, потому что целомудренными сделало их железо; они предаются неистовству, но бесплодно, по собственной своей гнусности. Не они станут свидетелями на Суде, но свидетельствовать будут очи праведных и взоры мужей совершенных, которые увидят тогда и то, на что взирают теперь одним разумением.
112 (116). К Фирмину
(Известившись, что Фирмин, оставляя жизнь подвижническую, вступил в военную службу, в подражание деду своему, отклоняет его от сего намерения. (Писано около 372 г.))
И редки и кратки письма твои, потому что или ленишься писать, или имеешь в виду избегнуть пресыщения, какое бывает следствием множества, или даже приучаешь себя к краткости в слове. А для меня письма твои недостаточны; даже, хотя были бы они гораздо обильнее, не удовлетворили бы желанию, потому что хотелось бы знать о тебе все в подробности: каково телесное твое состояние? Как успеваешь в подвижничестве? Держишься ли того, на что решился вначале, или придумал что иначе, соображая расположение свое с встретившимися обстоятельствами? Поэтому, если остаешься все тот же, то не требую обширных писем; с меня достаточно, если напишешь: «Такой–то такому–то. Знай, что я здоров, и сам будь здоров». Но поелику слышу нечто такое, о чем стыжусь и говорить, а именно, что ты, оставив чин блаженных предков, передался на сторону отцова деда и из Фирмина стараешься стать Вреттанием, то желательно услышать о сем и узнать причины, по которым принужден ты вступить на этот путь жизни. Но как сам ты умолчал, стыдясь своего предприятия, то прошу тебя как не предпринимать чего–либо постыдного, так, если и пришло что тебе на ум, изгнав это из мысли, прийти опять в себя и простившись с военною службою, с оружием и с воинскими трудами, возвратиться в отечество, признав достаточным для безопасности жизни и для всякой именитости, если, подобно предкам, будешь начальствовать в городе, чего без труда достигнешь, как уверен я в том, смотря на природную твою способность и на недостаток соискателей. Итак, если у тебя и вначале не было этой мысли или была, но опять тобою кинута, то извести меня немедленно. А ежели, чего бы не хотелось, остается в тебе то же намерение, то несчастие сие само о себе подаст мне весть, и не буду иметь нужды в твоих письмах.
145 (150). К Амфилохию, от имени Ираклида
(Ираклид оправдывается пред Амфилохием в том, что не удалился с ним в пустыню, хотя обещался вместе работать Богу; пересказывает беседу свою со св. Василием в богадельне близ Кесарии о нестяжательности; заключает желанием, чтоб Амфилохий сам пришел к св. Василию, потому что лучше его слушать, нежели скитаться в пустыне. (Писано в 373 г.))
Помню, о чем мы с тобою разговаривали однажды между собою; не забыл и что сам я говорил, и что слышал от твоего благородства; и теперь не держит уже меня жизнь общественная. Хотя в сердце я тот же и не совлекся ветхого человека, по крайней мере по наружности и по тому, что далеко себя держу от дел житейских, кажется уже, что будто вступил на путь жизни по Христу. Но, подобно собирающимся пуститься в море, сижу сам с собою, смотря в будущее. Ибо мореходцам для благополучного плавания нужны ветры, а нам нужен человек, который бы руководил и безопасно переправил нас по соленым волнам жизни. Собственно для меня, как рассуждаю, нужны, во–первых, узда для юности и потом побуждения на поприще благочестия. А это может доставить такой разум, который то удерживает, что во мне есть бесчинного, то возбуждает, что в душе есть медлительного. Еще нужны мне и другие пособия, чтобы смывать с себя нечистоты, в какие вдаюсь по привычке. Ибо мы, как знаем, с давнего времени привыкли к торжищу, небережливы на слова и неосторожно обращаемся с представлениями, какие в ум влагает лукавый, поддаемся честолюбию и нелегко оставляем высокие о себе мысли. Для этого, как рассуждаю, надобен мне великий и опытный учитель. Сверх того и очистить душевное око, чтобы, сняв, подобно какому–то гною, всякое омрачение, производимое невежеством, мог я взирать на красоту Божией славы, — почитаю делом, стоящим немалого труда и приносящим немаловажную пользу. А твердо знаю, что и твоя ученость видит это же и желает, чтобы был человек для вспомоществования в этом. И если даст когда Бог сойтись вместе с твоей чинностию, конечно, еще больше узнаю, о чем мне надобно позаботиться. Ибо теперь, по великому своему неведению, не могу знать и того, в чем у меня недостаток. Знаю только, что не раскаиваюсь в первом стремлении и не ослабевает душа моя в намерении жить по Богу, в рассуждении чего беспокоился ты обо мне, поступая прекрасно и свойственным тебе образом, чтобы, обратившись вспять, не сделался я сланым столпом, чему, как слышу, подверглась одна жена (см.: Быт. 19:26). Но еще и внешние власти удерживают меня, и начальники ищут, как воина–беглеца. А всего более удерживает меня собственное мое сердце, свидетельствуя о себе то, что сказано уже мною.
Поелику же напоминал ты об условиях и обещался принести на меня жалобу, то сим, при всей моей грусти, заставил ты меня смеяться тому, что все еще ты ритор и не оставляешь привычки постращать. Ибо я, если не вовсе погрешаю против истины, как человек неученый, думаю так, что один путь, ведущий ко Господу; и все, которые идут к Нему, сопутствуют друг другу и соблюдают одно условие жизни. Поэтому куда же мне уйти так, чтобы можно было разлучиться с тобою и не вместе жить, не вместе работать Богу, к Которому сообща мы прибегли? Хотя тела наши будут разделены местом, но око Божие, без сомнения, увидит обоих нас вместе, если только и моя жизнь достойна того, чтобы взирали на нее очи Божий: ибо читал я где–то в псалмах, что «очи Господни на праведныя» (Пс. 33:16). Желаю я, правда, с тобою и со всяким, кто избрал для себя то же, что и ты, быть вместе и телом, желаю всякую ночь и всякий день пред Отцем нашим Небесным преклонять колена с тобою и со всяким другим, кто достойно призывает Бога, потому что общение в молитвах, как знаю, приносит великую пользу. Но что если придется мне необходимо лгать всякий раз, как ни случится воздохнуть, лежа в другом углу? Не могу спорить против сказанного тобой и сам себя обвиняю уже во лжи, если, по старому равнодушию, выговорил что–нибудь такое, что делает меня подлежащим осуждению во лжи.
А когда был я близ Кесарии, чтобы получить сведения о делах, не решившись проходить самим городом, укрылся в ближайшей богадельне, чтобы там узнать, о чем мне хотелось. Потом, когда по обычаю прибыл боголюбивейший епископ, я донес ему обо всем по приказанию твоей учености. И что отвечал он мне, сие и в памяти моей не могло сохраниться, и превзошло бы меру письма. Если же сказать кратко, то в рассуждении нестяжательности назначил он ту меру, что каждый должен ограничиваться в приобретении собственности последним хитоном. И представил мне доказательства из Евангелия — одно из слов Иоанна Крестителя: «имеяй две ризе, да подаст неимущему» (Лк. 3:11), другое — из запрещения Господня ученикам иметь две ризы (см. Мф. 10:10). А к этому присовокупил еще: «аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф 19:21). Говорил также, что сюда относится и притча о бисере; потому что купец, «обрет… многоценен бисер, шед продаде вся елика имяше, и купи его» (Мф. 13:46). Присовокупил же к сему, что не на себя должно брать раздаяние имения, но поручить тому, на кого возложено распоряжаться делами бедных. И сие подтвердил местом из Деяний, что, продавая имения свои и принося, «полагаху при ногах Апостол, и ими даяшеся коемуждо, его же аще кто требоваше» (ср.: Деян. 4:35). Ибо, говорил он, нужна опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и просящего по любостяжательности. И кто дает угнетенному бедностию, тот дает Господу и от Него получит награду; а кто ссужает всякого мимоходящего, тот бросает псу, который докучает своею безотвязностию, но не возбуждает жалости своей нищетою.
А того, как надобно нам проводить каждый день жизни, немного коснулся словом и не как требовала важность предмета. Впрочем, желал бы я, чтоб поучился ты у него самого, потому что неблагоразумно было бы мне портить точность его уроков, но желательно было бы мне быть у него вместе с тобою, чтобы ты и сказанное удержал в памяти вполне, и своим разумением доискался до прочего. Ибо из многого, мною сказанного, помню то, что учение о том, как надобно жить христианину, не столько требует словесного наставления, сколько ежедневного примера. И знаю, что если бы не удерживали тебя эти узы — услуживать отцовой старости, то и сам ты не предпочел бы ничего другого свиданию с епископом, и мне не стал бы советовать, чтобы, оставив его, скитался я по пустыне, потому что пещеры и утесы еще подождут нас, а польза, доставляемая сими мужами, не всегда бывает при нас. Поэтому, если дашь место моему совету, то настроишь отца, чтобы дозволил тебе оставить его ненадолго и свидеться с человеком, который много знает и из опыта других, и по собственному разумению и способен передать сие тем, кто придет к нему.
162 (169). К Григорию Богослову
(Диакон Гликерий, собрав многих дев и бежав с ними ночью, водил их с собою. св. Григорий Богослов дал сим девам у себя убежище. Почему св. Василий просил его, чтобы или велел Гликерию воротиться с девами, или прислать одних дев, по крайней мере желающих возвратиться. Гликерию же в случае повиновения обещает прощение, а за неповиновение угрожает низложением. (Писано около 374 г.))
Правда, что предпринял ты дело благоприличное, кроткое и человеколюбивое, собрав плен (скажу пока так) презрителя Гликерия и прикрыв, сколько можно было, общий наш позор. Впрочем, твоему благоговению надлежало прежде узнать дело в подробности и потом уже положить конец сему бесчестию. Этот, теперь надменный, а у вас степенный, Гликерий мною был рукоположен в диакона Уинесской Церкви, чтоб служил пресвитеру и имел попечение о делах церковных. И действительно, это ловек в ином странный, но для дел сподручных не способный. Как же скоро поставлен он был в диакона, до того вознерадел о деле своем, что не положил ему даже начала. Но, совершенно самовольно и самовластно собрав жалких дев, из которых иные пришли у нему добровольно (самому тебе известно, как юность склонна к подобным делам), а иные и против воли, пытался предводительствовать ими и, возложив на себя имя и одежду патриаршества, вдруг понесся высоко, приведенный к этому не каким–либо благовидным путем или благочестием, но хватаясь за сие средство к пропитанию, как иной берется за какой другой промысел. И едва не возмутил он всю Церковь, презирая своего пресвитера, человека почтенного по жизни и по летам, презирая хорепископа и даже меня, как ничего не стоящего, наполняя непрестанными смятениями и беспокойствами город и весь священный чин. И наконец, когда получил небольшой словесный выговор от меня и от хорепископа, чтобы не презирал его (потому что и юных приучил к сему же безрассудству), замышляет он дело крайне дерзкое и бесчеловечное. Захватив дев, сколько мог, и выждав ночи, предается бегству. Это кажется тебе весьма странным. Обрати же внимание и на обстоятельства. Там был Собор; отовсюду, как и естественно, стеклось великое множество народа. И он вел свой лик, сопровождающий юных и толпящийся вокруг них, чем произвел великое уныние в благоговейных и возбудил много смеха в невоздержных и готовых к пересудам. И не довольно сего, хотя и это было так важно; но еще, как слышу, родителей сих дев, которые не перенесли бесчадия, хотели собрать рассеянных и со слезами припадали к дочерям своим, этот чудный витязь с разбойническим своим скопищем оскорбляет и бесчестит. Сие да не покажется сносным твоему благоговению, потому что обращается в общее посмеяние всем нам, но паче всего вели ему возвратиться с девами. Ибо найдет некоторое к себе человеколюбие, если приидет назад с письмом от тебя. Если же он не воротится отошли по крайней мере дев к Матери их — Церкви. Если и сего не будет, не попусти, чтоб желающие уйти потерпели принуждение, но убеди их возвратиться к нам; или свидетельствуюсь пред тобою, Богом и людьми, что это нехорошо и не по уставам Церкви. Если Гликерий возвратится в добром порядке и с приличною скромностью, это всего лучше; а если нет, да прекратит служение.
163 (170). К Гликерию
(Обещает ему прощение, если вскоре возвратится; в противном же случае угрожает низложением и Божиим Судом. (Писано около 374 г.))
Долго ли тебе вести себя безрассудно, умышлять зло себе самому? Беспокоить меня, срамить весь чин монашеский? Возвратись, положившись на Бога и на меня, который подражаю Его человеколюбию. Ибо если сделал я выговор отечески, то и прошу отечески. Вот мое тебе слово, потому что многие просят за тебя, и прежде других твой пресвитер, которого седину и сердоболие уважаю. Если же удаляешься от меня, то, конечно, ниспал ты в своей степени; но отпадешь и от Бога с твоими песнями и длинною ризой, которыми ведешь юных не к Богу, а в пропасть.
164 (171). К Григорию Богослову
(Снова жалуется, что Гликерий и девы еще не возвратились. (Писано около 374 г.))
И прежде писал я к тебе о Гликерии и о девах. Но они и доселе не возвратились, а еще медлят, не знаю почему и как. Ибо не буду ставить сего в вину тебе, будто ты делаешь сие к нашему предосуждению, или сам огорчившись на меня чем–нибудь, или в угодность другим. Итак, пусть приходят, ничего не страшась. Будь ты порукою в этом. Ибо болезную об отсеченных членах, хотя и справедливо они отсечены. А если будут упорствовать, то на других падет тяжесть, а я умываю руки.
166 (173). К Феодоре, монахине
(В том, что редко пишет, извиняется неуверенностью в верном доставлении писем; изображает трудность достигнуть совершенства в жизни, какой по обету посвятила себя Феодора. (Писано около 374 г.))
Ленивым меня делает писать к тебе неуверенность, что письма мои непременно дойдут в руки любви твоей, а не будут по негодности слуг читать их наперед тысячи других людей, особливо при таком ныне замешательстве дел во Вселенной. Поэтому жду, что станут, как ни есть, бранить меня и насильно вытребуют у меня письма, а это и будет служить для меня знаком, что письма доставляются.
Поэтому пишу ли, молчу ли, одно у меня дело — соблюдать в сердце своем памятование о твоей скромности и молиться Господу, чтобы дал тебе совершить течение благого жития согласно с твоим намерением. Ибо действительно немалый подвиг — произнесшему обет присовокупить к этому и что следует за обетом. Избрать для себя образ жизни, согласный с Евангелием, может всякий; но наблюдать все до малости и не пройти без внимания ничего из написанного в Евангелии — в этом из известных нам очень немногие успели так, чтобы пользоваться языком обузданным, и оком обученным, по намерению Евангелия, и руками действовать с целию благоугодить Богу, и ноги двигать, и каждый из членов употребить, как вначале распорядил наш Создатель. В одежде — благоприличие, в обращении с мужчинами — осторожность, в снедях — умеренность, в приобретеннии необходимого — не излишество; все это, если говорить так просто, дело не важное, но оно требует великого подвига при исполнении, как находим в самой действительности. И совершенство в смиренномудрии — чтобы ни знатность предков не помнить, ни, ежели есть у нас от природы какое преимущество душевное или телесное, не превозноситься им, ни мнения о себе других не обращать в повод к превозношению и надмению, — и это принадлежит к жизни евангельской, так же, как в воздержании — твердость, в молитве — неутомимость, в братолюбии — сострадательность, с нуждающимися — общительность, в образе мыслей — скромность, сокрушение сердца, здравая вера, в печали — равнодушие, и то, чтобы в мысли нашей никогда не прекращалось памятование о Страшном и неизбежном Суде, к которому все мы поспешаем, хотя весьма немногие помнят о сем и заботятся о том, чем он кончится.
167 (174). К вдове
(В том, что не писал к ней доселе, оправдывается опасением подвергнуть ее какой–либо опасности от своих зложелателей; советует ей иметь в сердце страх Божий и всех принимать в общение молитв. (Писано около 374 г.))
При сильном желании часто писать к твоему благородству всегда я удерживался, чтобы не подать мысли, будто бы навлекаю на вас какие–то искушения, потому что ко мне расположены неприязненно и, как слышу, до того простирают вражду, что выведывают, не получил ли кто когда письма моего. Но поелику сама ты (что и хорошо сделала) начала переписку и писала ко мне, прося, как и надлежало, совета о делах, касающихся до твоей души, то и я побужден писать к тебе, и в вознаграждение опущенного в прежнее время, и вместе в ответ на писанное твоим благородством.
Блаженна душа, которая день и ночь не имеет другого попечения, кроме сего одного, как в великий тот день, когда вся тварь предстанет Судии дать отчет в делах своих, и ей, не затрудняясь, отвечать за жизнь свою. Кто имеет у себя перед глазами этот день и час и всегда помышляет об оправдании на непогрешительном Судилище, тот или вовсе не согрешит, или согрешит весьма мало, потому что грешим мы по отсутствию в нас страха Божия А в ком ясно напечатлено ожидание угрожающего, тому живущий в нем страх не дает времени впадать в поступки или помышления необдуманные. Итак, памятуй о Боге, имей в сердце страх Божий и принимай всех в общение молитв. Ибо велика помощь от тех, которые могут умилостивить Бога. И ты не преставай делать это. Ибо молитва будет нам и добрым помощником в сей жизни, пока живем в этой плоти, и отходящим отсюда послужит достаточным напутствием к будущему веку. Но как заботливость есть дело доброе, так опять уныние, отчаяние и безнадежность во спасении вредят душе. Потому уповай на благость Божию и ожидай от Бога заступления, зная, что если обращаемся к Нему как должно и искренно, не только не отринет нас вовсе, но пока еще произносим слова молитвы, скажет: «вот Я!».
175 (182). К пресвитерам самосатским
(Благодарит за твердость в вере и просит за сие наград им от Господа. (Писано в 374 г.))
Сколько скорблю, представляя себе вдовство Церкви, столько ублажаю вас, достигших такой меры подвига, который да даст вам Господь совершить мужественно, чтобы получить вам великую награду и за верное домостроительство, и за мужественную твердость, какую оказали вы за имя Христово.
176 (183). К правителям самосатским
(Хвалит их усердие к добрым делам, советует быть в сем твердыми и просит писать к нему. (Писано в 374 г.))
Когда посмотрю, что искушение разлилось уже по всей Вселенной и что значительнейшие города Сирии претерпели страдания, равные вашим, но не везде вижу, чтобы советодательное сословие было так искусно и отличалось добрыми делами, как прославляется теперь ваше усердие к добрым делам, тогда бываю близок к тому, чтобы радоваться настоящему положению Дел. Ибо если бы не было этой скорби, то не обнаружилось бы и ваше искусство. Посему видно: что горнило для золота, то ревнителям какой–либо добродетели скорбь за упование на Бога. Итак, чудные мои, постарайтесь, чтобы последующее было достойно понесенных вами трудов, покажите, что на великом основании воздвигаете вы еще более достойное внимания здание, и, когда даст Господь, что пастырь Церкви сам явится на своем престоле, окружите его, чтоб рассказать нам, какое распоряжение каждый из вас для Церкви Божией, а в великий день Господень от великодаровитого Бога принять воздаяние каждому по сере понесенных им трудов. Если же будете помнить меня и писать ко мне всякий раз, когда можно, то поступите справедливо, воздавая мне равным за равное и вместе немало обрадуете присылая в письмах явственные символы вашего приятнейшего для меня голоса.
211 (219). К самосатскому клиру
(Узнав от иподиакона Феодора о несогласиях, происшедших в самосатском клире, после увещаний, какие сделаны были Самосатским епископом Евсевием, жившим тогда в изгнании, советует и от себя прекратить несогласия и не лишать себя той славы, какую приобрели во время согласия своей твердостью в вере. (Писано в 375 г.))
Господь, Который все определяет нам мерою и весом, посылает искушения, не превышающие сил наших, но как в несчастии делает видными подвижников благочестия, так не оставляет их «искуситися паче, еже могут понести» (ср.: 1 Кор. 10:13), и «напоевает слезами в меру» (ср.: Пс. 79:6) тех, которые должны показать, сохраняют ли они благодарность к Богу, — сей Господь наипаче явил человеколюбие Свое в домостроительстве о вас, не попустив, чтобы враги воздвигли на вас такое гонение, которое бы могло иных совратить и поколебать в вере Христовой. Ибо, поставив вас в борьбу с несильными и легко преодолимыми противниками, в победе над ними уготовал вам награду за терпение.
Но общий враг жизни нашей, который своими кознями противоборствует благости Божией, когда узнал, что вы, как твердая стена, презираете внешнее приражение, умыслил, как слышу, в вас самих произвести какие–то взаимные неудовольствия и малодушные чувствования, которые вначале маловажны и легко могут быть уврачеваны, но с течением времени, усиливаемые распрями, обыкновенно делаются совершенно неисцелимыми. Потому обратился я к сему письменному увещанию, а если бы можно было, пришел бы и сам и стал бы лично просить вас. Поелику же обстоятельства не позволяют сего, то вместо просьбы своей простираю к вам это письмо, чтобы, уважив мои увещания, прекратили вы все взаимные распри и вскоре прислали ко мне добрую весть, что вы оставили свои друг на друга жалобы. Ибо желаю сделать известным вашему благоразумию, что тот велик пред Богом, кто смиренномудренно уступает ближнему и не стыдясь принимает на себя обвинения, даже и несправедливые, чтобы чрез это даровать Церкви Божией великую выгоду — мир. Итак, пусть произойдет между вами это доброе состязание — кому первому удостоиться наименования сыном Божиим (см.: Мф. 5:9), присвоив себе достоинство сие умиротворением.
Боголюбивейший же епископ писал вам, чего ваш требует долг, и еще пишет, чего требует его долг. Впрочем, и я, как имеющий уже дозволение быть к вам близким, не могу не позаботиться о делах ваших. Почему, когда пришел благоговейнейший брат иподиакон Феодор и сказал, что Церковь в печали и смятении, в сильном сокрушении, пораженный глубокою в сердце болезнию, не мог я умолчать, но увещевал вас, бросив все друг с друга иски, приобрести мир и не доставлять удовольствия противникам, не предавать того, чем хвалится Церковь и за что прославляется теперь в целой Вселенной, а именно: что все вы живете так, как бы в одном теле управляемые одною душою и одним сердцем.
Весь народ Божий, чиновников и властителей города и весь причт приветствую чрез ваше благоговение и всех увещеваю пребывать подобными себе самим. Ибо не требую от них ничего большего, потому что предварительными примерами добрых дел заключили уже они всякую возможность взойти выше.
212 (220). К клиру в Вери
(Свидетельствует им, что возбудили в нем великую к себе любовь и письмом своим, и тем, что пересказал о них пресвитер Акакий; желает им скорого прекращения гонений и постоянства в терпении. (Писано в 375 г.))
Господь тем, которые не могут иметь личного свидания, дал великое утешение в собеседовании чрез письма, из которых можно узнавать не телесные черты, но расположение самой души. Почему и теперь, получив письмо от вашего благоговения, вместе и узнал я вас, и ощутил в сердце своем любовь к вам, не имея нужды, чтобы знакомство наше утверждалось продолжительностию времени, потому что самая мысль, заключенная в письме, воспламенила меня любовию к красоте души вашей. А при таковом качестве написанного вами еще яснее показало мне вас благорасположение употребленных в посредство братий. Ибо возлюбленнейший и благоговейнейший сопресвитер наш Акакий, пересказывая более, нежели что написано, и представляя взору ежедневные ваши подвиги и усильную вашу настойчивость в деле благочестия, внушил мне столько удивления и возбудил такое желание насладиться вашими добротами, что молю Господа дать мне со временем случай изведать вас собственным своим опытом. Он известил меня не только о том, как точны во всем вы, которым вверено служение алтаря, но и о согласии всего народа, о благородстве нравов и об искреннем расположении к Богу начальствующих в городе и имеющих участие в управлении оным.
Почему ублажил я Церковь, наполненную такими людьми и еще более молю теперь Бога даровать вам духовную тишину чтобы насладились вы во время покоя тем, что показали ныне во время борения. Ибо неприятное, по испытании оного, доставляет обыкновенно некоторое удовольствие воспоминающим. Что же касается до настоящего, умоляю вас не предаваться злу и не приходить в отчаяние от непрерывности притеснений. Ибо близки венцы, близка помощь Господня. Не изливайте на землю добытого вами с таким усилием, не обращайте в ничто труда, прославленного в целой Вселенной. Дела человеческие ненадолго остаются в одном положении. «Всяка плоть сено, и всяка слава человеча яко цвет травный: изсше трава, и цвет отпаде; глагол же Господень пребывает во веки» (ср.: Ис. 40:6–8). Держась пребывающей заповеди, пренебрежем преходящую видимость. Пример ваш ободрил многие Церкви. Сами того не примечая, приобрели вы себе великую награду тем, что вызвали на подобную ревность менее искусных. Мздовоздаятель богат и силен даровать вам награды, достойные подвигов.
213 (221). К жителям Вери
(Свидетельствует, что любовь, какую имел к ним по слухам о них, еще более усилили они присланным к нему письмом; хвалит постоянство их в вере и желает им сохранить терпение до конца. (Писано в 375 г.))
И прежде сего знал я вас, возлюбленные, потому что прославляется ваше благоговение: известно, какой венец приобрели вы за исповедание Христово. И, может быть, иной из вас спросит: кто же разгласил о сем в такой дали? Сам Господь, Который благочествующих пред Ним, поставляя подобно светильнику на сещнике, делает видимыми в целой Вселенной. Не награда ли за победу обыкновенно провозвещает доблестных борцов и не замысловатость ли дела — художников? Но если память о сих и подобных сим делах остается незабвенною, то благочествующих по Христе, о которых Сам Господь говорит: «прославляющая Мя прославлю» (1 Цар. 2:30), не соделает ли Он для всех известными и видимыми, с солнечными лучами распространяя лучезарность молниеносной их светлости? Еще большую поселили вы во мне любовь к вам, почтив меня письмом, и таким письмом, в котором, сверх предшествовавших подвигов за благочестие, обильно обнаружили богатое и бодрое постоянство в истинной вере. О чем радуюсь вместе с вами и молюсь, чтобы Бог всяческих, во власти Которого и подвиг, и место подвига, и венцы, влиял в вас усердие, даровал вам душевную силу и довел дело ваше до совершенного Им прославления.
242 (250) К Патрофилу, епископу Церкви в Егеях
(Благодарит за письмо, присланное со Страгием, и за продолжение прежней любви; объясняет, почему не может быть в общении с Евстафием. (Писано в 376 г.))
Хотя поздно получил я ответы на прежние письма, однако же получил от возлюбннейшего Стратигия и возблагодарил Господа, что ты остаешься таким же в любви ко мне. А что и теперь соблаговолил написать ты о том же предмете, это служит доказательством доброго твоего произволения, потому что и сам держишься надлежащего образа мыслей, и мне советуешь полезное. Но поелику опять вижу, что выйдет у меня весьма длинное слово, если порознь буду отвечать на все то, что писано твоим благоразумием, то скажу только, что если благо мира заключается в одном имени мира, то смешно, выбирая того и другого, им толь ко позволять участвовать в мире, а тысячи других исключать из общения в сем благе. Если же согласие с людьми вредными вступающих в оное заставляет под видом мира поступать враждебно, то смотри, каковы те, с которыми вступили в единение возненавидевшие меня несправедливою ненавистию, — не принадлежат ли они к числу не имеющих со мною общения, потому что не имею нужды упоминать теперь о них поименно. Они–то вызваны ими в Севастию, овладели Церковию, священнодействовали на жертвеннике, преподавали хлеб свой всему народу, будучи провозглашены епископами от тамошнего клира, и сопровождены ими по всей стране как святые и состоящие с ними в общении. Если их сторону принять надобно, то смешно начать с ногтей, а не обратиться к самим главам их. Если никого не должно почитать во всем еретиком и бегать, то скажи мне, для чего же сам отделяешь себя и избегаешь общения с некоторыми? Если же должно удаляться некоторых на основании точного исполнения правил, то пусть скажут мне точные во всем исполнители, к какой стороне принадлежат вызванные ими из Галатии? Если все это кажется тебе достойным скорби, то виновником сего вмени мое отделение. Если же признаешь сие безразличным, то извини меня, не соглашающегося приобщиться закваски учащих инаково. По чему, если заблагорассудишь, оставив все оные благовидные слова, обличай со всем дерзновением не ходящих право по евангельской истине.
269 (277). К Максиму Схоластику
(Услышав от Феотекна, что Максим, происходивший от знатного рода, вступил в жизнь евангельскую и упражняется в добродетели, доказывает ему, что это есть единственно вожделенное благо, потому что оно постоянно; все же прочее, что люди признают за благо, обманчивее сонной грезы. (Писано под конец жизни св. Василия))
Прекрасный и добрый Феотекн пересказал мне о твоей честности и возбудил во мне желание свидеться с тобою, ясно живописав словом облик души твоей, и такую воспламенил во мне любовь к тебе, что если бы не бременила меня старость, не держала возросшая со мною болезнь, то ничто не удержало бы меня, чтобы самому быть у тебя. И действительно, немалое приобретение, из великого и знатного рода перейдя к жизни евангельской, обуздать юность рассудком, плотские страсти поработить уму и водиться смиренномудрием, к какому обязан христианин, который рассуждает о себе, как и должно, откуда он и куда идет; потому что разумение природы сокращает надменность души, изгоняет из нее всякую гордость и кичливость, одним словом, делает учеником Господа, сказавшего: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11:29). Ибо действительно, любезнейший сын, одно постоянное благо вожделенно и похвально. А это — честь у Бога. Человеческое же — неосязаемее тени, обманчивее сонных грез. Ибо юность проходит скорее весенних цветов и красота телесная увядает или от болезни, или от времени; богатство неверно, слава непостоянна; самые занятия искусствами имеют успех только на время настоящей жизни. И что для всех наиболее вожделенно, искусство в слове, имеет приятность только для слуха.
Упражнение же в добродетели — драгоценное достояние для того, кто имеет, и самое приятное зрелище для того, кто видит. Позаботившись об этом, сделаешь себя достойным благ, по обетованиям, уготованным Господом. А каким образом достигать тебе к уразумению прекрасного и как сохранять приобретенное, говорить об этом нужно было бы долее, нежели сколько позволяет цель настоящего слова. И теперь сказанное пришло мне на мысль вымолвить тебе потому только, что услышал я от брата Феотекна, которому желаю всегда говорить правду, особенно же когда речь идет о тебе, чтобы более прославился Господь в тебе, от чуждого корня приносящем многоценные плоды благочестия.
283 (291). К Тимофею, хорепископу
(Тимофея, который прежде проводил подвижническую жизнь, а потом стал заниматься мирскими делами, увещевает возвратиться к прежнему роду жизни. (Писано во время епископства))
И написать все, что думаю, нахожу как несоответственным мере письма, так и по другим отношениям неприличным для послания приветственного, но и пройти сие молчанием почти для меня невозможно, потому что сердце мое воспламенено против тебя справедливым гневом. Поэтому избираю середину: об одном пишу, а о другом умалчиваю. Ибо намереваюсь побранить тебя, если позволительно, с дружескою свободою.
Ужели ты, тот Тимофей, который, как известно нам, с детства показывал столько усердия к строгой и подвижнической жизни, что в этом отношении винили тебя даже в неумеренности, потеряв из виду, чтобы все меры прилагать о том, что надобно делать приближающимся к Богу, смотришь на то, что думает о тебе такой–то, отдаешь жизнь свою в зависимость приговору других и не подумаешь, что и друзьям ты бесполезен, и врагам смешон, боишься стыда перед людьми, как беды какой, а не представишь себе, что пока останавливаешься на этом, сам того не замечая, нерадишь о прежней жизни? Невозможно в одно время иметь Успех в том и в другом — ив делах мира сего, и в жизни по Богу. И Божественные Писания, которым научены мы, и сама природа полны подобных примеров. И в умственной деятельности совершенно невозможно в то же время обдумывать двух мыслей. И в принятии чувственных впечатлении нельзя в то же время принять и различить двух голосов, вместе достигающих слуха, хотя отверсты у нас два слуховые прохода. И глаза, если не будут оба устремлены на один видимый предмет, не могут в точности исполнить своего дела. И это показывает нам природа А пересказывать тебе места из Писаний не меньше смешно, как по пословице, показывать сову афинянам. Поэтому для чего соединять нам несоединенное — волнения в общественной жизни и упражнение в благочестии? Не лучше ли, удалясь от сих волнений и от того, чтобы и самим иметь, и другим доставлять дело, оставаться самим собою и, какую давно предположили себе цель благоговейной жизни, утвердить ее самим делом и желающим осмеять нас показать, что не в их силе огорчать нас, когда хотят? Это же будет, когда покажем себя свободными от всего, что подает повод к осмеянию. И о сем довольно. Но хорошо нам сойтись когда–нибудь вместе и обстоятельнее посоветоваться о том, что полезно для душ наших, чтобы при наступлении необходимого для нас исшествия не быть нам застигнутыми в заботах о суетном.
Я с удовольствием принял присланное твоею любовию, оно и само по себе весьма приятно, но во много крат большую приятность дает сему приславший. Приими благосклонно, когда и я пришлю тебе понтийских произведений — восковых свеч и крепительных врачевств; а теперь у меня их не было.
284 (292). К Палладию
(После свидания с супругою Палладия изъявляет желание видеться с ним самим и просит его сохранить в чистоте ризу нетления, в которую облекся он, недавно приняв Святое Крещение)
Половину желания моего исполнил Святый Бог, подав мне случай к свиданию с благоговейнейшею сестрою нашею, твоею сожительницею. Но Он силен даровать и остальное, чтобы, увидев и твое благородство, воздал я полное благодарение Богу. Ибо весьма желательно мне сие, особенно теперь, когда услышал я, что почтен ты великою честию, бессмертною ризою, которая, облекши наше человечество, уничтожила смерть во плоти, и смертное стало поглощено ризою нетления. Итак, поелику Господь Своею благодатию присвоил тебя Себе, освободил тебя от всякого греха, отверз тебе Царство Небесное и указал пути, ведущие к тамошнему блаженству, то прошу тебя, как человека, в такой мере превосходящего прочих благоразумием, разумно приими благодать и будь верным стражем сокровища, со всем тщанием соблюдая Царский залог, чтобы, сохранив печать неповрежденной, предстал ты Господу, сияя во светлости святых, на чистой ризе нетления не положив никакой скверны или порока, но соблюдая во всех членах святыню как облекшийся во Христа. Ибо сказано: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3:27). Поэтому да будут у тебя все члены святы, чтобы прилично им было облечься в святое и светлое одеяние.
285 (293). К Юлиану
(Желает знать, начал ли Юлиан владеть рукою; рассуждает о твердости и постоянстве мыслей; просит Юлиана чаще писать к нему)
Каково было телесное твое состояние в продолжение этого времени? Совершенно ли возвратилось у тебя владение рукою? Как идут прочие дела в жизни? Все ли исполняется по мысли твоей, как желаю тебе и как должно быть по твоему изволению? Ибо у кого ум склонен к переменам, то нимало не странно, если у них и жизнь не упорядочена. А у кого мнение твердо, всегда постоянно и одинаково, тем следует проводить жизнь свою согласно со своим произволением. Правда, что кормчему не дано производить тишины, когда хочет; но нам сделать жизнь свою неволнуемой весьма удобно, если заставим умолкнуть восстающие внутри нас мятежи страстей и станем духом выше всего приражающегося совне. Ибо ни утраты, ни болезни, ни прочие неприятности в жизни не коснутся человека рачительного, пока ум его пребывает в Боге, проникает в будущее, легко и без труда преодолевает бурю, восстающую с земли; тогда как люди, сильно предавшиеся житейским попечениям, подобно откормленным птицам, понапрасну имея у себя крылья, влачатся по земле вместе со скотами.
Дела мои столько же позволяли мне видеть тебя, сколько можно видеть друг друга встречающимся на море. Однако же поелику по когтям можно узнать целого льва, то думаю, что и я достаточно узнал тебя и по кратковременному опыту. А поэтому–то высоко ценю, что имеешь некоторое внимание к делам моим и не отдаляешь меня от мысли своей, но непрестанно содержишь в памяти. А доказательством твоего памятования — письма, которые, чем чаще будешь присылать их, тем большее доставят мне удовольствие.
286 (294). К Фисту и Магну
(Изъявляет сильное свое желание, чтобы благочестие, насажденное св. Василием еще в юных душах их, возросло до совершенства, и доказывает пользу учения, изложенного письменно, потому что оно приносит пользу и отсутствующим, и потомству)
Приличны и отцам промыслительность о собственных своих детях, и земледельцам попечительность о растениях или семенах, и наставникам заботливость об учениках, особенно когда по дарованиям своим подают они о себе прекрасные надежды. И земледелец рад трудам, когда созревают колосья и подрастают деревья; веселят и ученики учителей, и дети отцов, преуспевая одни доблестию, а другие возрастом. А у меня тем большая о вас забота и тем лучшая на вас надежда, чем дороже всякого искусства и всякого рода животных и плодов то благочестие, которое было укоренено и воспитано мною еще в нежных и чистых душах ваших и которое желаю видеть достигшим совершенной зрелости и приносящим спелые плоды при соответствии моим желаниям вашего любоведения. Ибо известно вам, что и мое к вам благорасположение, и Божие содействие зависят от вашей воли; как скоро приимет она должное направление, и Бог — ваш помощник, призовете Его или нет, и всякий боголюбивый человек сам вызовется учить вас; потому что усердие в людях, способных научить чему–нибудь полезному, бывает непреодолимо, когда души учеников чисты от всякого упорства. Поэтому не препятствует сему и телесное отдаление; потому что Создатель, по преизбытку премудрости и человеколюбия, ни мысли нашей не ограничил телами, ни силы слова — языком, но способным доставлять пользу и в отношении к самому времени дал какое–то преимущество, так что могут они передавать учение не только отдаленным по месту, но и самым поздним потомкам. И эту мысль подтверждает нам опыт, потому что за много лет до нас жившие наставляют современных нам учением, сохраняющимся в письменах. И я, столько удаленный от вас телом, всегда неразлучен мыслию и удобно беседую с вами; и учения не остановят ни суша, ни море, ежели только есть в вас сколько–нибудь заботливости о собственных душах своих.
287 (295). К монашествующим
(Убеждает их ввести у себя общежитие и остерегаться, чтобы не поколебал их кто в вере отцов)
Думаю, что по благодати Божией не имеете вы нужды ни в каком другом убеждении после тех бесед какие лично имел я с вами, убеждая всех вас принять совокупное житие в подражание апостольскому образу жизни, что и приняли вы как доброе наставление и возблагодарили за сие Господа. Итак, поелику сказанное мною не одни только слова, но такие уроки, которые должны быть приведены в действие, к пользе для вас самих, которые их приняли, к успокоению для меня, предложившего этот совет, к славе и похвале имени Христова, которое призвано на вас, то по сему самому послал я к вам возлюбленного брата нашего, чтобы он и усердных узнал, и ленивых возбудил, и противящихся привел для меня в известность; потому что велико мое желание и видеть вас соединенными вкупе, и слышать о вас, что любите вы не жизнь, никем не свидетельствуемую, но соглашаетесь лучше все быть друг для друга и охранителями строгого исполнения правил, и свидетелями успехов. Таким образом, каждый из вас и сам за себя, и за преспеяние брата получит совершенную награду, к приобретению которой должны вы и словом, и делом все споспешествовать друг другу в непрестанных собеседованиях и убеждениях. Паче же всего убеждаю вас соблюдать в памяти веру отцов и не приходить в колебание по внушениям старающихся совратить вас в вашем безмолвии; ибо знаете, что и строгость жития, не просвещаемая верою в Бога, не полезна сама по себе, и правая вера без добрых дел не в состоянии поставить нас пред Господом, но что должно быть то и другое вместе, «да совершенен будет Божий человек» (ср.: 2 Тим. 3:17) и да не храмлет жизнь наша от недостатка в чем–либо; потому что спасает нас вера, — как говорит Апостол, — «любовию поспешествуема» (Гал. 5:6).
288 (296). К одной вдове
(Извиняется, что долго продержал у себя лошаков ее, и дает ей и дочери ее полезные наставления)
Гадая о твоем ко мне расположении и зная усердие, какое имеешь к делу Господню, в последнее время понадеялся я на тебя, как на дочь свою, и долгое время имел в своем употреблении твоих лошаков; пользовался, правда, ими бережливо, как собственными своими, но вместе и продлил время их служения. О сем надлежало написать к твоей степенности, чтобы в сделанном увидела ты доказательство благорасположения.
Но вместе напоминаю письмом сим твоему благолепию памятовать Господа и, всегда имея пред очами исшествие из мира сего, так устроять жизнь свою, чтобы дать ответ непогрешительному Судии и за добрые дела свои иметь дерзновение пред Тем, Кто в день посещения Своего откроет тайны сердец наших.
Приветствую чрез тебя благороднейшую дочь твою и прошу ее проводить время в поучении словесам Господним, чтобы душа ее питалась добрым учением, чтобы ум ее возрастал и увеличивался более, нежели сколько возрастает по природе тело.
289 (297). К одной вдове
(Поощряет ее к благочестивой жизни и поручает ее попечительству женщину, доставившую письмо сие)
И по старости лет, и по искренности духовного расположения, признавая себя весьма обязанным посещать твое несравненное благородство во время личного твоего присутствия и не оставлять отсутствующую, но недостаток свидания восполнять письмами, поелику нашел эту женщину, которая может доставить письмо твоей честности, то приветствую тебя чрез нее, паче всего поощряя к делу Господню, чтобы Святый Бог, досточестно продолжая дни твоего пресельничества «во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. 2:2), соделал тебя достойною и будущих благ. Потом поручаю тебе и упомянутую выше дочь мою: приими ее, как мою дочь и свою сестру, и в чем потребует совета у твоей благолепной и чистой души, не оставь своим участием и помоги ей, во–первых, в ожидании себе награды от Господа, а во–вторых, в успокоение мне, восполняющему меру любви к тебе по благоутробию Христову.
290 (298). К одному благочестивому человеку
(Обличает в обмане человека, который уверял, что в воде есть какая–то необычайная сила)
Что во всем благоволишь употреблять меня советником и участником забот, то поступаешь в этом сообразно своему совершенству, и Бог вознаградит тебя и за любовь ко мне, и за попечительность о житии. Но подивился я тому, что подействовал на тебя обман этого человека и поверил ты, будто бы в воде есть какая–то необычайная сила, тогда как ни одно свидетельство не подтверждает сего слуха. Ни один из живущих там не получил ни малой, ни большой пользы для тела своего, как надеялся, разве иной случайно чувствовал какое–нибудь облегчение, что бывает иногда следствием сна и другого какого–либо жизненного действия. Но этот искоренитель любви внушает простодушным людям, чтобы случайное приписали они свойству воды. А что слово мое истинно, можешь изведать это самим опытом.
291 (299). К сборщику податей
(Одного человека, который добровольно удалился от общественной службы, надеждою получить награду от Бога убеждает принять на себя должность сборщика податей в области Иворитов)
Сам знаю (что писал ты о себе), как затруднительно иметь попечение о делах общественных. Ибо давняя эта мысль, что ревнующие о добродетели не с удовольствием приступают к общественным должностям. Ибо к чему обязаны врачи, то же самое, как вижу, лежит и на начальниках. Они видят бедствия, испытывают неприятности и с чужих несчастий пожинают для себя печаль: по крайней мере таковы истинные начальники, потому что люди корыстные, имеющие в виду деньги и удивляющиеся этой славе, почитают величайшим благом захватить какую–нибудь власть, при которой будут они в состоянии делать добро друзьям, мстить врагам и иметь у себя, чего ни пожелают. Но ты не таков. Из чего же это видно? Из того, что добровольно удалился ты от высокой правительственной должности в обществе: когда мог управлять городом, как одним домом, избрал же жизнь беззаботную и покойную, чтоб и самому не иметь у себя дел, и не доставлять дела другим, ценя это гораздо выше, нежели другие ценят то, чтобы выполнять свои прихоти. Но поелику Господу угодно, чтобы область Иворитов не досталась в руки корчемникам и перепись не походила на торг невольниками, но все были переписаны по справедливости, то приими на себя должность, которая, хотя в других отношениях и беспокойна, однако же может приобрести тебе Божие благоволение. И ты не пугайся могущества, не пренебрегай нищетою, но вернее всяких весов покажи тобою управляемым непреклонность своего рассудка. Ибо таким образом рачение твое о справедливости сделается явным для поверивших тебе дело сие, и они станут тебе дивиться более, нежели Другим. А если и скроется от них это, то не скроется от Бога нашего, Который великие награды определил нам за добрые дела.
Письма биографического характера
1. К Евстафию Философу
(св. Василий, множеством препятствий к свиданию с Евстафием доведенный до мысли приписывать сие судьбе или счастью, по получении письма от Евстафия переменяет сию мысль и видит в том же самом дело Промысла (Писано в 357 г.))
Удивительно, как ободрил и утешил ты меня своими письмами, когда терял уже я бодрость от немилостей, так называемого, счастья, которым всегда полагались мне какие–нибудь препятствия к свиданию с тобою. Иногда спрашивал я даже сам себя: не справедливо ли повторяемое многими, что есть какая–то необходимость и судьба, управляющая и маловажными и важнейшими из наших дел, и что мы — люди ни в чем сами не властны; или, если не это, без сомнения, какое–то счастье преследует жизнь человеческую? и такие мысли найдешь весьма извинительными, когда узнаешь причины, которыми доведен я до них.
По молве о твоей философии оставил я Афины, презрев все тамошнее. С такою поспешностью проехал город на Геллеспонте (Константинополь), с какою ни один Улисс не бежал от пения Сирен. С удивлением, правда, взирал на Азию, но поспешал к митрополии (к Кесари) всех красот. Когда же прибыл на родину, и поискав, не нашел там тебя великое кое для меня приобретение; с этого самого времени было у меня уже много разных причин, служивших неожиданным препятствием. Непременно надобно было или сделаться мне больным, и потому не видаться с тобою, или не иметь возможности ехать вместе, когда отправлялся ты на восток, а, наконец, когда, перенеся тысячи пудов, достиг я Сирии, и там не свидеться с философом, который отбыл к Египтянам. Опять надобно было отправляться в Египет, совершить путь дальний и трудный, но и здесь не получить, чего домогался. И столько был я несчастлив в любви к тебе, что надобно мне стало или идти к Персам, следовать за тобою к самым отдаленным варварам (ты, конечно, поехал бы и туда; так противоборствовал мне демон!), или сидеть здесь в Александровом городе, как это и случилось. И мне кажется, если бы не отказался я идти за тобою, подобно овце, которую манят, показывая ей ветвь, тебе довелось бы идти далее индийского Нисса, и скитаться в стране, ежели только есть какая на краю обитаемой нами вселенной. Но к чему говорить много? И теперь, напоследок, когда проживаешь ты на родине, не удалось мне видеться с тобою, потому что удерживают меня от этого продолжительные недуги. А если и впереди они не облегчатся; то и зимою не увижусь с твоею ученостью. Не дело ли это судьбы, как сам бы ты сказал? Не дело ли необходимости? Почти не превосходит ли это и выдуманные стихотворцами басни о Тантале?
Но, как сказано, обрадован я твоими письмами, и не удержусь больше прежней мысли. Напротив того утверждаю, что надобно благодарить Бога, когда подает Он блага, и не выходить из терпения, когда не ущедряет ими. Поэтому, если даст мне возможность видеться с тобою, то, конечно, признаю это для себя и самым лучшим и вместе самым приятным делом. А если замедлится наше свидание, перенесу эту потерю благодушно; потому что Бог, без всякого сомнения, распоряжает нашими делами лучше, нежели как предначертали бы мы сами.
14. К Григорию, другу
(Извещает Григория о своем намерении не дожидаться его прибытия, но отправиться немедленно в Понтийскую пустыню. Описывает местоположение сей пустыни и превозносит ее пред Тиберином, местом Григориева жительства. (Писано в 360 г., до пресвитерства Василиева)
Когда брат Григорий писал мне, что хочет видеться со мною, и присовокупил, что у тебя то же самое намерение, — не мог я ожидать сего, частою потому, что нередко бывал обманут и боюсь верить, а частою потому, что развлечен был делами. Пора уже мне удалиться в Понт, где напоследок, если угодно Богу, положу, может быть, конец своему скитанию. Ибо, с трудом отказавшись от напрасных надежд, какие имел некогда на тебя, вернее же, если говорить правду, отказавшись от сонных грез (ибо хвалю того, кто надежды назвал сновидениями в бодрственном состоянии), иду теперь в Понт учиться, как жить. Здесь, конечно, указывает мне Бог место, в точности соответствующее нраву, ибо таким вижу его в действительности, каким на досуге и для забавы привык нередко представлять себе в уме.
Это — высокая гора, покрытая частым лесом, на северной стороне орошаемая холодными и прозрачными водами. По подгорью ее стелется покатая долина, непрестанно утучняемая влагами из горы. Кругом долины сам собой выросший лес, из различных всякого рода деревьев, служит ей как бы оградой, и в сравнении с ней ничего почти не значит Калипсин остров, красоте которого особенно, кажется, дивится Омир. Ибо немногого недостает, чтобы долине, по причине ограждающих ее отовсюду оплотов, походить на остров. С двух сторон прорыты глубокие овраги, а сбоку — река, текущая со стремнины, служит также непрерывной и неприступной стеной и луновидными изгибами примыкает к оврагам, поэтому доступы в подгорья заграждены. Один только есть в него вход, которым владеем мы. За местом нашего жительства есть другой гребень, возвышенную свою вершину подъемлющий над горою, и с него вся равнина развертывается перед взором. С высоты можно видеть и текущую мимо равнины реку, которая, по моему мнению, доставляет не меньше наслаждения, как и Стримон, если смотреть на него из Амфиполя. Ибо Стримон, в медленном своем течении разливаясь в виде озера, по своей неподвижности едва не перестает быть и рекою. А эта река, будучи быстрее всех, мне известных, свирепеет несколько при соседнем утесе и, отражаясь от оного, кружится в глубоком водовороте, чем доставляет мне и всякому зрителю весьма приятный вид, а туземным жителям приносит самую удовлетворительную пользу и в пучинах своих питает множество рыб. Нужно ли говорить о земной прохладе и о ветерках с реки? Множеству цветов и певчих птиц пусть дивится кто другой, а у меня нет досужего времени обращать на это внимание. Из всего, что могу сказать о моем убежище, наиболее важно то, что, по удобству положения будучи способно произращать всякие плоды, для меня возращает сладостнейший из плодов — безмолвие, потому что не только освобождает от городских мятежей, но и не заводит к нам ни одного путника, кроме встречающихся с нами на звериной ловле. Ибо сверх всего прочего здесь водятся и звери, впрочем, не медведи или ваши волки: нет, здесь живут стада оленей, диких коз, зайцы и тому подобное. Поэтому рассуди, какой опасности подвергся бы я, скудоумный, если бы подобное убежище упорно вздумал применивать на Тиберин — эту земную пропасть? Извини, что спешу теперь в него. Ибо, конечно, и Алкмеон, нашедши Ехинады, не согласился бы продолжать свое скитание.
25. К Афанасию, епископу Анкирскому
(Дружески и с любовию выговаривает Афанасию, что, не переписавшись и не объяснившись с ним лично или через людей близких, открыто порицает Василия, грозит ему и всем приходящим из Каппадокии разглашает, будто бы св. Василий пишет что–то зловредное. (Писано прежде 369 г.))
Некоторые, пришедшие к нам из Анкиры (а их много, трудно даже и перечислить, притом все говорят единогласно), известили меня, что ты, любезная глава (как почтительнее выразить мне это), не с приятностию и не по обыкновению своему воспоминаешь обо мне. Но меня, как известно тебе, не поражает ничто человеческое, и всякая перемена не неожиданна для человека, который давно изведал немощь естества и удобство из одной противоположности переходить в другую. Потому не ставлю того в велико, если изменилось нечто в наших отношениях, и вместо прежней себе чести слышу теперь укоризны и оскорбления. Показалось же мне действительно странным и необычайным твое ко мне до того изменившееся расположение, что гневаешься и досадуешь на меня, даже, как говорят слышавшие, грозишь мне чем–то. Угрозам этим, скажу правду, много я смеялся. И совершенно стал бы ребенком, если бы убоялся подобных страхований. Страшным же и многоозабочивающим почел я то, что твоя во всем точность, которая, как был я уверен, соблюдена к утешению Церквей быть опорой правой веры и семенем древней и истинной любви, столько заимствовалась из настоящего положения дел, что хулы каких ни есть людей для тебя важнее дознанного обо мне долговременным опытом, и ты без доказательств увлекаешься в нелепые подозрения. Что еще говорю: в подозрения? Кто негодует и грозит, как сказывают это о тебе, тот по–видимому обнаруживает в себе гнев не подозревающего, но ясно и неоспоримо уже уверившегося.
Но, как сказал я, причину сему приписываю настоящему времени. Ибо великий ли был труд, чудный мой, переговорить со мною о чем бы то ни было в кратком письме как бы одному на один или, если не хотел доверить подобного дела письму, вызвать меня к себе? А если непременно должно было вывести дело наружу и неудержимость гнева не давала времени к отсрочке, то можно было к объяснению со мною употребить посредником либо из людей близких и навыкших хранить тайну. Но теперь кому из приходящих к вам по какой бы то ни было нужде не разглашают, будто бы пишу и слагаю что–то зловредное? А как утверждают пересказывающие речи твои слово в слово, тобой употреблено это самое речение.
Но сколько ни думаю сам с собою, ничем не могу объяснить себе этого. Почему приходит в ум и такого рода мысль: не из еретиков ли кто, злонамеренно подписав мое имя под своими сочинениями, огорчил правоту веры твоей и вынудил у тебя такое слово? А что писано мною против осмелившихся утверждать, что Сын и Бог в сущности не подобен Богу и Отцу, или против говоривших хульно, что Дух Святый есть тварь и произведение, на то, конечно, не согласился бы произнести сей укоризны ты, который подъял великие и славные подвиги за православие. Но сам ты разрешишь мое недоумение, если благоволишь ясно сказать имя того, кто ввел тебя в огорчение против меня.
27. К Евсевию, епископу Самосатскому
(Изъявляет сожаление, что посетить Евсевия препятствуют ему то болезнь, то зима, и обещается поспешить с приездом, как скоро дозволят сие время года и прекратившийся голод. (Писано в 368 г.)
Когда, по милости Божией и при помощи твоих молитв, поднялся я, по–видимому, несколько с болезненного одра и начал собираться с силами, тогда наступила зима, которая заключает меня дома и принуждает сидеть на одном месте. Правда, что она гораздо лучше против обыкновенного, но все же служит для меня достаточным препятствием найти в продолжение ее возможность не только пуститься в дорогу, но хотя немного выглянуть из дому. Впрочем, для меня немаловажно и то, что удостаиваюсь беседовать с твоим богочестием чрез письма и даже успокаиваю себя надеждою и от тебя иметь вознаграждение. А если дозволит время, продлится еще жизнь моя и голод не сделает для меня путешествие невозможным, то вскоре, может быть, по молитвам твоим, исполню свое желание и, улучив тебя дома, на всей свободе обогащусь великими сокровищами твоей мудрости.
30. К Евсевию, епископу Самосатскому
(Болезнью, зимою, делами и смертью матери удержанный от свидания с Евсевием, извещает его о состоянии Церквей, которое не лучше, чем и состояние его тела, а также об избрании епископов в Анкиру и Неокесарию, и Евсевиевым молитвам приписывает, что сам избежал злокозненности врагов. (Писано в 369 г.))
Если бы стал я по порядку описывать причины, до сего времени меня задерживавшие, как ни сильно было мое стремление к твоему богочестию, то наполнил бы ими бесконечно длинную историю. Не буду говорить о болезнях, следовавших одна за другою, о неудобствах зимнего времени, о непрерывности дел, как об известном, о чем и прежде уже доносил твоему совершенству. А теперь и единственное утешение, какое имел в жизни (разумею матерь мою), — и оно отнято у меня по грехам моим. И не смейся надо мной что в таких летах жалуюсь на сиротство, напротив того, извини меня, что не могу терпеливо перенести разлуку с такою душою, которой равных по достоинству не вижу в оставшихся. Поэтому опять возвратились ко мне недуги, опять лежу на одре в совершенном изнеможении оскудевающих сил, и только с часу на час ожидаю неминуемого конца жизни.
А Церкви почти в таком же положении, как и мое тело: не видно никакой доброй надежды, дела непрестанно клонятся к худшему.
Между тем Неокесария и Анкира имеют, кажется, преемников на место почивших, и доселе спокойны. Да и мне злоумышляющие до сего времени не успели сделать ничего такого, что удовлетворяло бы их гневу и злобе, и причину этого явно приписываю твоим молитвам о Церквах. Посему не преставай молиться о Церквах и усердно просить Бога.
Удостоившихся прислуживать твоей святости премного приветствую.
31. К Евсевию, епископу Самосатскому
(Продолжающимся в Кесарии голодом извиняется в том, что не мог сопутствовать больному своему родственнику Ипатию, который не получил облегчения от имевших дар исцеления; просит также Евсевия, чтобы врачевание его поручил благоговейным братиям, или к себе их вызвав, или отослав к ним при письме больного. (Писано в 369 г.))
У нас не миновался еще голод, потому необходимо мне оставаться еще в городе или для снабжения нуждающихся, или из сострадания к бедствующим. Поэтому и теперь не мог я вступить в путь вместе с достопочтеннейшим братом Ипатием, которого могу назвать братом не только в похвалу, но и по естественному между нами родству, потому что мы одной крови. Сколько страдает от болезни, небезызвестно сие и твоей чести; но меня огорчает то, что пресечена ему всякая надежда на облегчение, потому что и имеющим дарование исцелений не дано было про. извести над ним обыкновенных своих действий. Почему опять призывает на помощь твои молитвы. Снизойди же к его прошению и, по сердоболию своему к страждущим, а равно и для меня который за него ходатайствую, приими его по обычаю под свое покровительство; и если можно, вызови к себе благоговейнейших из братий, чтобы при глазах твоих приложили о нем попечение; а если невозможно сие, благоволи послать его при письме и поручить вниманию начальствующих.
47 (51). К Воспорию, епископу
(Опровергает клевету, будто бы предавал проклятию епископа Кесарийского Диания; сознается в своей скорби о подписании Дианием исповедания веры, принесенного из Константинополя Георгием, но свидетельствует также, что приступил к общению с Дианием, который во время болезни своей признался, что при упомянутой выше подписи не отвергал он исповедания никейского. (Писано в начале епископства)
Какую думаешь, болезнь причинил душе моей слух об этой клевете, рассеянной против меня некоторыми, не боящимися Судии, Который угрожает всем «глаголющим лжу» (ср.: Пс. 5:7)? Целую ночь провел я без сна по причине выражений, какие употребила любовь твоя: так глубоко коснулась печаль моего сердца! Ибо подлинно клевета, по словам Соломона, «мужа смиряет» (Притч. 29:23); и нет человека столько нечувствительного бы не пострадал душевно и не преклонился до земли, став добычей языка, готового говорить ложь. Но необходимо все покрывать, все терпеть, отмщение за себя предоставляя Господу, Который не презрит нас, потому что «оклеветаяй убогаго раздражает Сотворшаго» (Притч. 14:31). Впрочем, сложившие эту новую хульную басню на меня, должно быть, вовсе не верят Господу, Который утвердительно сказал, что и за праздное слово воздадим ответ на день Суда (см. Мф. 12:36). Скажи же мне, я предавал проклятию блаженного Диания? Ибо вот что донесено до меня. Где и когда? В чьем присутствии? Под каким предлогом? Словесно ли только или письменно? Другим ли в этом последовал или сам был начинщиком и самовольным распорядителем в такой дерзости? Какое бесстыдство в людях — обо всем говорить так легко! Какое презрение судов Божиих! Разве к выдумке своей прибавят еще, что бывал я когда–нибудь не в своем уме и не понимал собственных слов своих, потому что, сколько знаю, владея своим рассудком, не сделал я ничего подобного, да и сначала не держал того в мыслях. Напротив того, гораздо более сознаю в себе, что с первых лет жизни воспитывался я в любви к Дианию и, взирая на сего мужа, видел только, как он почтен, как величествен, сколько имеет в лице священнолепия. А когда раскрылся во мне уже разум, тогда узнал я его и по душевным совершенствам и радовался, если бывал с ним вместе, изучая простоту и благородство и свободу его нравов, а также и другие свойства, мягкость сердца, великость духа и вместе кротость, чинность, негневливость, приветливость, доступность, соединенную с сановитостью. Почему и причислял его к мужам, отличнейшим по добродетели.
Впрочем (не скрою правды), перед кончиной его жизни со многими из боящихся Господа в отечестве моем скорбел я о нем тяжкой скорбью за подпись под изложением веры, принесенным из Константинополя Георгием. Потом по кротости нрава и по скромности, желая всех несомненно уверить в отеческом сердоболии, когда впал в болезнь, от которой кончил и жизнь, призвав меня, сказал он: «Свидетельствуюсь Господом, что хотя в простоте сердца согласился я на принесенное из Константинополя писание, однако же нимало не имел мысли отвергать веру, изложенную никейскими святыми отцами, и не инаково содержу в сердце, но как принял вначале; и молюсь не быть отлученным от части тех блаженных трехсот осьмнадцати епископов, которые объявили Вселенной благочестивое провозвестие». Посему после такого удостоверения, уничтожив всякое сомнение в сердце, как самому тебе известно, приступил я к общению с ним и прекратил свою скорбь. Таковы мои отношения к этому мужу. Если же кто скажет, что он знает какую–либо незаконную мою хулу на сего мужа, то пусть не в углу, как раб, нашептывает об этом, но, выступив против меня, явно обличит со всею свободою.
54 (58). К Григорию, брату
(Выговаривает брату за два подложных письма от имени дяди епископа, изъявляет свое подозрение в подлоге и третьего подобного же письма, впрочем, извещает, что на сие последнее письмо отвечал как следует; приглашает брата к себе и не отказывается ехать на свидание с епископами, если получит несомненное приглашение. (Писано в 371 г.))
Как мне препираться с тобою письмами? Как побранить тебя надлежащим образом за твое во всем простодушие? Скажи мне, кто три раза попадает в те же сети? Кто три раза попадает в одну петлю? И с бессловесными нелегко случиться этому. Ты принес мне одно письмо под вымышленным именем, будто бы от достопочтеннейшего епископа и общего нашего дяди, обманывая меня, не знаю для чего. Я принял письмо как принесенное тобою от епископа. Да как было не принять? От радости показывал его многим из друзей и благодарил Бога. Подлог открылся, потому что сам епископ из собственных уст своих отрекся от письма. Этим приведен я был в стыд; подавленный упреком в подлоге и обмане, желал, чтобы подо мною расступилась земля. Потом подали мне другое письмо, присланное будто бы от самого епископа со слугой твоим Астерием. Но и этого также не посылал епископ, как донес мне достопочтеннейший брат Анфим. Еще третье письмо принес мне Адамантий. Как надлежало мне принять его, когда прислано чрез тебя и чрез твоих? Желал бы иметь каменное сердце, чтобы не помнить прошедшего, не чувствовать настоящего, подобно бессловесным, поникши взором в землю, перенести всякий удар. Но что мне делать со своим рассудком, который после первого и второго опыта не может принять сего без исследования? И сие пишу, чтобы побранить тебя за простоту которую нахожу и в другое время неприличной христианам, а тем более несообразною с настоящими обстоятельствами; по крайней мере вперед и себя побереги, и меня пощади, потому что (надобно же мне поговорить с тобою свободно) ты в подобных делах служитель, не стоящий доверия. Впрочем, кто бы ни были приславшие письмо, отвечал я им как следует. Поэтому подвергаешь ли ты меня испытанию, если прислал письмо, действительно полученное от епископов, ответ сделан.
Тебе же, как брату, который не забывал родства и смотрел на меня не как на врага, следовало бы в настоящее время заботиться об ином, потому что вступил я в такую жизнь, которая, превышая мои силы, сокрушает тело и тяготит душу. Даже поелику вел ты против меня такую войну, то и по этой причине должен бы ты был теперь прийти ко мне и разделить со мною дела, ибо сказано: «братия в нуждах полезны да будут» (ср.: Притч. 17:17).
Если в самом деле достопочтеннейшие епископы согласны на свидание со мною, то пусть назначат мне определенное место и время и пригласят меня чрез собственных своих людей. Ибо как не отказываюсь прийти на свидание с моим дядей, так не потерплю, если приглашение будет сделано ненадлежащим образом.
55 (59). К Григорию, дяде
(Прерывая молчание, все причины несогласия с дядей находит в собственных грехах своих и просит прекратить сие несогласие, вредное для целых городов и народов, со своей же стороны соглашается на принятие тех мер, какие придумает дядя. (Писано в 371 г.))
«Молчах, еда и всегда умолчу и потерплю» (Ис. 42:14) долее, чтобы против себя самого подтвердить, как несносен вред молчания, когда не буду и сам писать, и слушать обращающего ко мне слово? Ибо доселе терпеливо державшись этой печальной мысли, нахожу для себя приличным сказать словами Пророка: «Терпех яко раждающая» (Ис. 42:14), — терпел, всегда желая или свидания, или слова и всегда не получая сего за грехи мои. Другой сему причины не могу и придумать, но уверяюсь, что за старые свои грехи несу наказание в разделении со своею любовью, если только кому бы то ни было, тем паче мне, которому ты сначала был вместо отца, дозволено будет в рассуждении тебя употребить это слово — «разделение». Но теперь грех мой, подобно какому–то густому облаку облекая меня, произвел неведение всего этого. Ибо когда посмотрю, что случившееся, кроме причиненной мне печали, не принесло никакого иного плода, тогда несправедливо ли приписывать мне настоящее грехам своим? Но если грехи причиною происшедшего, то пусть это по крайней мере положит конец неприятностям. И если тут было что по предусмотрению, то намерение, без сомнения, выполнено, потому что немалое время нес я утрату. Почему, не удерживаясь долее, первым отверз я уста и умоляю тебя вспомнить обо мне, а также и о себе, который во всю жизнь больше, нежели сколько требовалось по твоему родству, показывал о мне попечения; умоляю ради меня полюбить теперь и город, а не чуждаться его по моей вине.
Итак, ежели есть какое утешение о Христе и какое общение Духа и ежели есть сколько–нибудь сердоболия и сострадательности, то исполни мою просьбу, прекрати все, приводившее в уныние, положи некоторое начало тому, что веселило бы на будущее время; сам веди других к лучшему, а не за другим следуй, куда не должно, потому что и телесные черты нельзя признать кому–либо так собственно принадлежащими, как душе твоей принадлежат мир и кротость. Такому же человеку прилично привлекать к себе других и делать, чтобы все приближающиеся к тебе исполнились кротостью твоего нрава, как благовонием некоего мира, ежели и есть теперь нечто противоборствующее, то в скором времени и оно познает благо мира. Но пока от несогласия имеют место клеветы, по необходимости непрестанно растут худые подозрения. Потому и им неприлично не порадеть обо мне, а более всех неприлично твоей чести. Ибо если и погрешаю в чем, то, вразумленный, исправляюсь. Сие же невозможно без свидания. А если не сделал я несправедливости, то за что меня ненавидят? И сие–то представляю в собственное свое оправдание.
Но что скажут о себе Церкви, которые не на добро себе участвуют в нашем несогласии, об этом лучше молчать. Ибо веду слово не для того, чтобы оскорбить, но чтобы положить конец оскорбительному. От твоего же благоразумия ничто, конечно, не сокрыто; напротив того, и сам в уме своем изобретешь, и другим скажешь нечто такое, что гораздо важнее и совершеннее придуманного мною, потому что прежде меня видел ты вред, какой терпят Церкви, и больше моего скорбишь о том, издавна наученный Господом не презирать никого из меньших. Теперь же вред ограничивается не одним или двоими, но целые города и народы участвуют в наших несчастиях. Ибо нужно ли и говорить о той молве, которая идет о нас в странах отдаленных? Потому прилично твоему великодушию уступить любопрительность другим, лучше же сказать, если возможно, истребить ее и в их душе, самому препобедить огорчительное терпением. Ибо мстить свойственно всякому прогневанному, а стать выше самого гнева — это свойственно тебе одному и разве тому, кто близок к тебе по добродетели. Не скажу еще того, что негодующий на меня изливает гнев свой на человека, не сделавшего никакой несправедливости. Поэтому или прибытием своим, или письмом, или приглашением к себе, или каким тебе угодно способом утешь мою душу. А мое желание, чтобы твое благочестие явило себя Церкви и самим лицезрением твоим и словами твоей благодати подало врачевание мне и вместе народу. Поэтому если возможно сие, то всего лучше будет; а если угодно тебе и другое что, приимем и то. Только снизойди на мою просьбу и извести наверное о том, что заблагорассудится твоему благоразумию.
56 (60). К Григорию, дяде
(По прошению Дорофея яснее выражает мысль, высказанную в предыдущем письме, обещает также согласиться на выбор дядей времени и места ко взаимному свиданию; наконец, объясняет, почему не может доверять брату. (Писано в 371 г.))
И прежде с удовольствием виделся я с братом своим. Да и можно ли было видеться иначе, потому что он мне брат и имеет столько достоинств? И теперь, когда пришел он ко мне, принял я его с тем же расположением, нимало не изменяясь в нежной своей любви к нему. Не дай Бог и испытать мне что–либо такое, что заставило бы меня забыть родство и быть во вражде со своими! Напротив того, прибытие его принял я за утешение и в телесных недугах, и в других душевных скорбях.
Письмами же, доставленными им от твоей досточестности, я крайне обрадован: давно уже желал я их получить не ради иного чего, а только чтобы и о нас не стали разглашать в свете печального сказания, что у ближайших родственников какое–то между собою несогласие, которое врагам приносит удовольствие, а друзьям бедствие и неугодно Богу, отличительным признаком учеников Своих положившему совершенную любовь. Посему, признавая необходимым отвечать на письмо твое, прошу обо мне помолиться и во всем прочем иметь попечение как о родном. Поелику же по неведению сам не могу выразуметь, что значит происшедшее между нами, решился признать истинным тот смысл, какой ты соблаговолишь втолковать мне.
Необходимо же, чтобы твой высокий ум определил и все прочее, а именно взаимное наше с тобою свидание, приличное для сего время и удобное место. Поэтому, если степенность твоя дозволит совершенно снизойти к моему смирению и сообщить мне какое–либо слово (угодно ли тебе будет, чтобы свидание наше было при других или наедине), я готов повиноваться, решившись однажды навсегда служить тебе с любовию и всеми мерами исполнять то, что к славе Божией повелит мне твое благоговение.
А почтеннейшего брата нимало не принуждал я пересказывать мне изустно, потому что и прежде его слово не подтверждалось делом.
60 (64). К Исихию
(Сего Исихия, давно ему известного по любви к наукам и по дружбе с Терентием, а еще более выхваленного Елпидием, приглашает к себе для личного свидания. (Писано около 371 г.))
К твоей досточестности с самого еще начала многое привязывало меня — и общая любовь к наукам, о которой повсюду разглашают изведавшие ее, и давняя наша дружба с чудным Терентием. Когда же достопочтеннейший брат Елпидий, человек во всем совершенный и составляющий для меня то же, что и самый близкий родной, разговорился со мною и описал в подробности твои совершенства (а он способнее всякого другого и узнать в человеке добродетель, и изобразить ее словом), тогда воспламенил во мне такую любовь к тебе, что прошу тебя посетить когда–нибудь старый кров мой, чтобы не слухом только, но и на опыте насладиться мне твоими совершенствами.
67 (71). К Григорию
(Изъявляет скорбь свою, что люди, весьма к нему расположенные, охотно выслушивают клеветника, против которого не почитает нужным защищаться; винит Григория, что не проводит с ним большую часть года, и просит его вспомоществования против своего противника. (Писано в 371 г.))
Получил я письмо твоего благоговения с достопочтеннейшим братом Еллинием, и что начертал ты мне, то он пересказал изустно; а с каким расположением выслушал это я, без сомнения, в том не сомневаешься. Впрочем, поелику решился я любовь к тебе ставить выше всякой скорби, то и сие принял как надлежало и молю Святаго Бога, чтобы остальные дни и часы сохранить мне себя в том же к тебе расположении, в каком пребыл в предшествовавшие сему время, в которое, как сам сознаю, не погрешил пред тобою ни в чем — ни в великом, ни в малом. Если же человек, недавно принявший на себя труд приникнуть в жизнь христианскую, а потом возмечтавший, что принесет ему некоторую честь столкновение со мною, слагает чего не слыхал, и рассказывает чего не выразумел, то и сие неудивительно. А удивительно и странно то, что между самыми искренними ко мне у вас братиями находит он слушателей для таких рассказов, даже не только слушателей, но как видно, и учеников. Точно, при других обстоятельствах было бы это странно, что подобный человек учит и что очерняет он меня, но эти несчастные времена научили меня ничем не оскорбляться. Ибо давно по грехам моим привык я встречать и большее сего бесчестие.
Итак, не дал я еще братиям его изведать мое мнение о Боге и теперь ничего не могу отвечать. Ибо кого не убедило продолжительное время, тех убедит ли краткое письмо? Если же достаточно и прежнего, то пусть почтены будут бреднями слова клеветников. По крайней мере, если необузданным устам и необученным сердцам дозволим говорить, что захотят, а сами будем иметь готовый слух к принятию сего, то пусть не только мы принимаем чужие речи, но и другие принимают наши.
Причиною же сему то, о прекращении чего давно уже просил я и о чем ныне, утомившись, молчу, именно, что мы с тобою видимся друг с другом. Ибо если бы, по старым условиям и ради лежащего на нас попечения о Церквах, большую часть года проводили мы вместе, то не имели бы к нам доступа клеветники. Но ты, если угодно, оставь их в покое, сам же склонись на мою просьбу, раздели мой труд в предлежащем подвиге и выступи со мною против ополчившегося на меня. Ибо, если только явишься, остановишь его стремление, рассыплешь собравшихся на ниспровержение благоустройства в отечестве, как скоро дашь им о себе знать, что сам ты по благодати Божией предводительствуешь нашим собором, и заградишь всякие неправедные уста глаголющих на Бога беззаконие. Если будет это, то сами дела покажут кто твой последователь в прекрасном и кто храмлет и по робости изменяет слову истины. А если дело Церкви будет предано, то невелика для меня важность убедить словами тех, которые столько же оказывают ко мне уважения, сколько оказали бы люди, не научившиеся еще полагать меру себе самим. Ибо вскоре по благодати Божией, свидетельство самих дел изобличит клевету, потому что ожидаю за слово истины пострадать, может быть, и большее что–нибудь, а если не так, то, без сомнения, быть изгнанным из Церкви и отечества. Если же ожидаемое не исполнится, то недалек Суд Христов. Почему, если желаешь свидания ради Церквей, готов я прийти к тебе, куда ни позовешь; а если желаешь для того, чтобы отразил я клеветы, то нет у меня времени отвечать теперь на это.
94 (98). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Объясняет, почему отложил поездку в Никополь, когда и для чего намерен быть там и в Самосатах, также почему нужно ему свидание с епископами второй Каппадокии; описывает свое свидание с Евстафием; извиняется в недоставлении Евсевию писем от епископов; изъявляет свое желание, чтобы св. Григорий Назианзин был епископом; извещает о Палматии, зовет Евсевия к себе. (Писано в 372 г.))
При всем стремлении быть в Никополе по получении письма от твоего преподобия с отказом прийти туда желание во мне ослабело, и вдруг напомянулись все мои недуги. А пришло на мысль и малое усердие звавших, потому что, сделав мне начальное приглашение чрез достопочтеннейшего брата Еллиния, который уравнивает подати в Назианзине, не соблаговолили прислать кого–либо для напоминания о том же или для сопровождения моего в пути. Итак, поелику, по грехам своим, я для них подозрителен, то побоялся светлость их торжества омрачить сколько–нибудь своим присутствием. Ибо вместе с твоим великодушием не откажусь вступить в борьбу с великими искушениями, но без тебя не имею достаточных сил взглянуть прямо в лицо и малой скорби.
Поелику же видеться с ними мне нужно по церковным делам, то пропустил я время празднества, отложил свидание до другого спокойного и нешумного времени и признал лучшим, приехав в Никополь, переговорить о церковных нуждах с боголюбивейшим епископом Мелетием, если он откажется от путешествия в Самосаты. А ежели не откажется, то с ним отправлюсь в путь, как скоро получу о сем извещение от обоих, то есть и он пришлет ответ на мое об этом письмо (потому что я писал уже к нему), а также ответит и твое богочестие.
Нужно же мне повидаться с епископами второй Каппадокии, которые после того, как стали именоваться принадлежащими к другой области, задумали уже, что сделались для меня иноземными и иноплеменными и даже не знают меня, как будто и никогда не заводили знакомства и не промолвили со мной ни одного слова.
Ожидалось также свидание с достопочтеннейшим епископом Евстафием, которое и было у меня с ним. Поелику многие вопияли против него, будто бы повредил он что–то в вере, то имел я с ним беседу и, при помощи Божией, нашел, что благомысленно держится всякого правого учения.
Письма епископов не доставлены твоему богочестию по вине тех самых, которые должны были переслать и мои письма; да и я об этом забыл, потому что непрерывные заботы исторгли из памяти.
Что касается до брата Григория, то и мне было бы желательно, чтобы он управлял Церковию соразмерно его силам, а таковою была бы разве вся воедино совокупленная под солнцем Церковь. Но как сие невозможно, то пусть будет епископом, не по месту уважаемым, но доставляющим уважение месту. Ибо в подлинном смысле велик тот, кто не только достаточен для великих Дел, но силою своею и малое делает великим.
Что же надобно сделать с Палматием, который после стольких братских увещаний услуживает еще Максиму в гонениях? Впрочем, и теперь не ленятся писать к нему, потому что видеться с ним не дозволяют и телесная немощь, и домашние недосуги.
Но знай, боголюбивейший отец, что дела наши имеют великую нужду в твоем присутствии и что тебе необходимо еще раз потрудить честную старость свою, чтобы поддержать колеблющуюся уже и близкую к падению Каппадокию.
96 (100). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Благодарит за письмо, полученное им от Евсевия близ Армении; изъявляет давнее свое желание быть в Самосатах, несмотря на болезнь свою множество дел; приглашает Евсевия к себе на праздник св. Евпсихия (7–го дня сентября) для общего рассуждения о делах, особливо же о том, что терпит св. Василий от простодушия св. Григория Нисского. (Писано в 372 г.))
На письмо любви твоей к стране, соседственной с Арменией, смотрел я так же, как смотрели бы мореходцы на разведенный на берегу огонь, видный на море издали, особливо когда море свирепеет еще от ветров. Ибо письмо твоей степенности и само по себе содержало много утешительного, а тем более увеличивали его приятность тогдашние обстоятельства, о которых, каковы бы ни были и сколько бы меня ни огорчали, ничего не скажу сам однажды навсегда решившись забыть все неприятное, расскажет же твоему благочестию мой со диакон.
А тело у меня совершенно отказалось служить, даже и малейшего движения не могу переносить без боли. Впрочем, молюсь, чтобы по крайней мере теперь, при помощи молитв твоих, можно мне было выполнить давнее желание, хотя бы поездка сия ввела меня в великое затруднение, потому что дела по моей Церкви столько времени оставались в небрежении.
Но если соблаговолит Бог, что, пока еще на земле, увижу твое благочестие в Церкви своей, то возымею подлинно благие надежды и о будущем, как не вовсе лишенный даров Божиих. Если возможно сие, то прошу исполнить во время Собора, который ежегодно бывает у нас в приближающуюся уже память мученика Евпсихия, в седьмой день месяца сентября. Ибо у меня есть дела, достойные внимания, требующие твоего содействия и касающиеся как поставления епископов, так рассуждения и совещания о том, что замышляет против меня простодушие Григория Нисского, который созывает Собор в Анкиру и ничего не опускает, чтобы действовать вопреки мне.
114 (119). К Евстафию, епископу Севастийскому
(Поелику Евстафиевы ученики, Василий и Софроний, клеветали на св. Василия и побегом из дома его обнаружили свое вероломство, то, посылая к Евстафию для объяснения сего брата своего Петра, просит не верить клеветам и содействовать не усилению, а прекращению раздора. (Писано в исходе 372 или в начале 373 г.))
Приветствую любовь твою и чрез почтеннейшего и благоговейнейшего брата моего Петра, прося тебя как при всяком другом случае, так и теперь помолиться обо мне, чтобы, переменив этот несносный и вредный нрав, соделался я наконец достойным имени Христова. Без сомнения же, хотя и не говорю о сем, разговоритесь между собою о делах моих, и брат известит тебя в подробности о том, что у нас сделалось; а потому не приимешь без исследования худых обо мне подозрений, какие, вероятно, внушены людьми, которые возгордились против меня, забыв страх Божий и вопреки людскому мнению. Ибо что видел я от неустрашимого Василия, которого принял от твоего благоговения как стража моей жизни, стыжусь о том и сказывать; узнаешь же сие в подробности от брата моего. И говорю сие не в отмщение ему (ибо молю Господа не вменять ему этого), но имея в виду любовь твою ко мне сохранить твердою, ибо боюсь, чтобы не поколебали ее чрезмерными клеветами, какие, вероятно, сложили они в оправдание своего падения. В чем же будут обвинять меня, о том пусть допросит их твоя проницательность, делали ли они мне замечание, требовали ли исправления погрешности, какую теперь на меня возводят, и вообще обнаруживали ли передо мною неудовольствие свое. Теперь только низким побегом своим показали, что под светлым лицом и под притворными словами любви скрывали они неизмеримую пучину коварства и горечи. А сим сколько причинили мне слез и смеха тем, которые в сем жалком городе всегда гнушаются благоговейной жизнию и утверждают, будто бы целомудренная наружность употребляется только как искусство к снисканию доверия и как личина к прикрытию обмана, — сие, без сомнения, известно твоему благоразумию, хотя бы том и не рассказывал. Ибо здешними жителями ни один род жизни не подозревается уже столько в пороке, как обет жизни подвижнической. Чем надобно врачевать это? Позаботиться о ем предоставляется твоему благоразумию. Ибо обвинения, соплетенные на меня Софронием, ведут не к доброму, но служат началом разделения и отлучения, показывают старание охладить любовь и во мне. Умоляю твое сердоболие удержать его от этого вредного направления и попытаться лучше сблизить своею любовью разъединившееся, а не содействовать во взаимном разлучении тем, которые стремятся к раздору.
125 (130). К Феодоту, епископу Никопольскому
(На упрек Феодотов, что не известил о происшедшем у св. Василия с Евстафием, ответствует, что молчал о сем деле как уже сделавшемся известным для всякого, объясняет причины, почему не может быть у него общения с Евстафием и почему не отвечал он доселе на укоризненные Евстафиевы речи, наконец, просит не верить разглашаемой лжи и молиться Господу, чтобы дал ему пребывать в духе любви. (Писано в 373 г.))
Прекрасно и справедливо поступил ты, воистину досточестнейший и возлюбленнейший брат, побранив меня за то, что, когда, расставшись с твоим благоговением, носил я к Евстафию эти предложения о вере, ничего не дал знать тебе о том, что было у меня с ним, маловажного или важного. А я умолчал о поступке его со мною не потому, что оный недостоин внимания, но потому, что разглашен уже молвою всюду, почему никому не было нужды в моем извещении, чтобы узнать намерение сего человека. Он и сам позаботился об этом, как бы опасаясь, чтобы немало было число свидетелей о его образе мыслей, и какие писал мне письма, разослал их в самые отдаленные места.
Итак, сам он отделился от общения, не захотев сойтись со мной в назначенном месте и не приведя туда учеников своих, как обещал, меня же с Феофилом Киликом своею явною открытою хулою предавая позору в многолюдных собраниях, потому что посеяваю в душах народа догматы, чуждые собственному его учению. И сего было уже достаточно, чтобы прервать мне с ним всякую связь. Когда же, пришедши в Киликию и встретившись с каким–то Галасием, изложил он ему исповедание веры, какое прилично было бы написать одному разве Арию и самому близкому из учеников его, тогда, конечно, еще более утвердился я в разделении с ним, рассудив, что «не переменит ефиоплянин кожу свою, и рысь пестроты своя» (ср.: Иер. 13:23), а равно и воспитанный в превратных догматах не может очиститься от еретического повреждения.
Но он и далее простер отважность свою, написав, лучше же сказать, скропав против меня длинные речи, исполненные всякого злословия и клеветы, на которые я не отвечал еще, будучи научен Апостолом: «не себе» отмщать, но давать «место гневу» (ср.: Рим. 12:19); притом, представив себе глубину лицемерия, с каким всегда сближался со мною, приведен я был от изумления в какое–то немотствование. Но если бы и не было ничего этого, то настоящий поступок, на какой он отважился, в ком не произвел бы ужаса совершенного к нему отвращения? Как слышу (если только это справедливо, а не выдумка, сложенная для оклеветания), он осмелился повторить над некоторыми рукоположение, что доселе не делал, кажется, ни один из еретиков. Поэтому можно ли терпеливо нам переносить подобные дела и проступки этого человека почитать удобоисцелимыми?
Итак, не увлекайтесь ложными словами и не доверяйте подозрениям людей, которые без затруднения принимают все в худую сторону, будто бы я такие поступки почитаю безразличными. Да будет известно тебе, возлюбленнейший и досточестнейший для меня, что не знаю, испытывал ли я в душе своей когда–нибудь в другое время столько печали, сколько испытываю теперь, как скоро услышал о нарушении церковных уставов. Но молись только, чтобы дал нам Господь ничего не делать по раздражению, а иметь любовь, которая «не безчинствует, не гордится» (ср.: 1 Кор. 13:5.4). Ибо посмотри, как не имеющие любви превознеслись выше всякой человеческой меры и бесчинствуют на свете, отваживаясь на поступки, каким протекшее время не предоставляет и примеров.
126 (131). К Олимпию
(Выражает скорбь, которую причиняли ему клеветы, распространяемые Евстафием, и называет сие наказанием за грехи свои; свидетельствует, что напрасно клеветы сии подкрепляют каким–то сочинением, которого часть признает он за сочинение Аполлинариево. Обещает представить подробнейшее оправдание, если будет оно нужно. (Писано в 373 г.))
Слух о неожиданном действительно может сделать, что у человека «пошумит в обоих ушесех» (1 Цар. 3:11). Это случилось теперь и со мною. Ибо хотя и очень уже приученного к этому слуха коснулись сии против меня сочинения, какие ходят по рукам, потому что еще и прежде мною самим получено письмо, которого стоят, правда, грехи мои, но которого не ожидал я увидеть написанным когда–либо людьми, приславшими ко мне оное; однако же показалось мне, что последнее имеет в себе такой избыток горечи, по которому помрачает собою все предшествовавшее. И как мне было не выйти почти из ума, прочитав письмо к благоговейнейшему брату Дазину, исполненное тысячами оскорблении, несносных обвинений и нападений на меня, как будто уличен я в самых опасных замыслах против Церкви? А вскоре потом из сочинения, не знаю, кем писанного, приведены и доказательства, будто бы хулы на меня справедливы. Об одной части, скажу откровенно, дознался я, что писано это лаодикийцем Аполлинарием, и дознался не потому, что сам нарочито читал когда–нибудь, но потому, что слышал по рассказам других. Но нашел написанным тут и иное нечто, чего сам я не читал и не слыхал, чтобы читал кто другой; и этому Свидетель верный на небеси. Поэтому те, которые отвращаются лжи, научены, что любовь есть полнота закона, обещались носить немощи немощных, как дозволили взнести на меня такие клеветы и решились осуждать меня за чужие сочинения — сему, сколько ни рассуждал я сам с собою, не могу придумать причины, разве, как сказал я вначале, и причиненную мне этим скорбь признать частью наказаний какие заслужил я грехами своими. Сперва скорбел я душой, «яко умалишася истины от сынов человеческих» (Пс. 11:2), но потом убоялся сам за себя — не стражду ли, сверх прочих грехов и грехом человеконенавидения, заключая, что ни в ком уже нет верности, когда таковыми оказались ко мне и к самой истине люди которым доверял я в самом важнейшем.
Посему да будет известно тебе, брат, и всякому, кто друг истины, что не мои это сочинения и я не одобряю их, потому что написаны не по моей мысли. Если же за несколько до сего лет писал я к Аполлинарию или к кому другому, то не должно винить меня за сие. Ибо и сам не виню, если из чьих–либо друзей отпал кто в ересь (без сомнения, знаете сих людей, хотя и не называю по имени), потому что каждый умрет в собственном своем грехе.
И это отвечал я теперь на посланную книгу, чтобы сам ты видел истину и привел ее в ясность не желающим содержать истину в неправде. А если должно будет оправдываться мне в обширнейшем виде и по каждому обвинению, то, при Божием содействии, и это сделаю. Ни трех богов не проповедаю я, брат Олимпий, ни с Аполлинарием не имею общения.
130 (135). К Диодору, пресвитеру Антиохийскому
(Дает свой отзыв о двух книгах, сочиненных Диодором; хвалит вторую из них, а по случаю первой делает замечания для пишущих сочинения свои в виде разговоров; надеется, что Диодор продолжит заниматься сочинениями; и, отсылая ему первую книгу, удерживает вторую по неимению скорописца, который бы списал ее. (Писано в 373 г.))
Читал я книги, присланные твоею досточестностию. И последняя очень мне понравилась не только по своей краткости (что и естественно было для человека, на все уже ленивого и немощного), но и потому, что богата вместе мыслями, что ясно изложены в ней и возражения противников, и ответы на них; а также простота и неискусственность слога показались мне приличными намерению христианина, который пишет не столько напоказ, сколько для общей пользы.
А первая книга, которая по предмету имеет ту же силу, но прикрашена более пышными выражениями, разнообразными оборотами речи и разговорными красотами слога, как показалось мне, требует много времени на прочтение и мысленного труда, чтобы собрать мысли и удержать их в памяти. Ибо вставленные по местам обвинения противников и похвалы своим, хотя, по–видимому, придают сочинению некоторые разговорные прикрасы, однако же тем, что требуют времени и размышления, прерывают течение мысли и ослабляют силу слова, когда должно ему разить противников.
Без сомнения же, известно твоему тонкому уму, что и из внешних философов, писавших разговоры, Аристотель и Феофраст тотчас приступали к делу, потому что сознавали в себе недостаток Платоновых приятностей; а Платон, владея словом, вместе и с учениями борется, и осмеивает учителей, нападая на дерзость и бесстыдство в Фразимахе, на легкомысленность и изнеженность в Иппии, на высокомерие и заносчивость в Протагоре. Где же вводит в разговор лиц неопределенных качеств, так именами разговаривающих пользуется только для ясности дела, ничего же другого заимствованного от лиц не вносит в содержание, как поступил он в «Законах». Посему и мы, которые не по славолюбию беремся писать, но желаем оставить братиям залог полезного слова, когда выставляем лицо, которое известно всякому по необузданности нрава, должны внести в речь нечто заимствованное от качества лица, если только вообще прилично нам, оставив дело, заниматься осмеянием людей. А если собеседник неопределенного нрава, то эти выходки против лица прерывают связь, но не ведут ни к какому полезному концу.
Это сказал я, желая показать, что не льстецу в руки прислал ты труды свои, но сообщил свои произведения самому искреннему брату. Сказал же не для того, чтобы исправлять написанное, но только в предостережение на будущее время. Ибо, без сомнения, не откажется писать, кто владеет такою способностью и усердием писать, потому что всегда будут люди, доставляющие предметы для сочинения. С меня же достаточно будет читать написанное тобою, а чтобы самому написать что–нибудь, от этого я, можно почти сказать, столько же далек, как и от того, чтобы быть здоровым или иметь хотя малый досуг от дел.
Посылаю теперь с чтецом большую первую книгу, прочитав ее, как мог, а вторую удержал я у себя, намереваясь ее списать, но не имея пока человека, который бы скоро писал. До такой–то бедности дошло завидное состояние каппадокиян!
131 (136). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Описывает болезнь свою, жалуется на упадок церковных дел, изъявляет желание свидеться с Евсевием, чему доселе, кроме собственной болезни, препятствовало и то, что больны были и все, его окружающие. (Писано в 373 г.))
В каком положении нашел меня добрый Исаакес, об этом лучше перескажет тебе сам он, хотя и не владеет достаточно языком, чтобы трогательно описать чрезмерность страданий, — так велика была моя болезнь! Но, вероятно, известно это всякому, кто хотя несколько меня знает. Ибо если и тогда как, по–видимому, в добром я здоровье, у меня менее сил, чем у людей, в жизни которых уже отчаялись, то можно по этому судить, каков я был во время болезни. Впрочем (извини горячку, если она шутит), поелику быть нездоровым для меня стало чем–то естественным, то надлежало бы при этой перемене состояния иметь мне самое крепкое здоровье. Но поелику наказание Господне по заслугам моим умножает болезненность мою новыми усугублениями, то вслед за одною немощию получил я другую немощь; почему из всего этого даже ребенку видно, что совершенно необходимо уже мне расстаться с этим покровом, разве только Божие человеколюбие, по долготерпению своему, дав время на покаяние, и теперь, как многократно прежде, освободит и избавит от непреодолимых бедствий. Итак, да будет сие, как угодно Богу и полезно для меня.
А в каком упадке и небрежении дела церковные, потому что ради собственной безопасности не обращаем внимания на дела ближних, не способны видеть даже того, что при общих неудачах гибнет вместе и благосостояние каждого, об этом нужно ли говорить? Особливо нужно ли говорить человеку, который, издалека предусмотрев все в подробности, наперед засвидетельствовал и провозвестил и сам подвигся, и других возбуждал, то чрез письма, то приходя сам, и чего не делал, чего не говорил? Припоминаем об этом всякий раз, как видим исполнение, но ничем еще не воспользовались. И теперь, если бы не воспротивились мне грехи мои (сперва благоговейнейший и возлюбленнейший брат наш содиакон Евстафий, впав в тяжкую болезнь, продержал меня целые два месяца, пока со дня на день ожидал я его выздоровления; потом занемогли все, со мною бывшие, из которых оставшихся перечислит брат Исаакес, а напоследок сам я одержим был этою болезнию), то давно бы уже был я у твоей досточестности, не для того, чтобы оказать какую–либо пользу общему делу, но чтобы самому приобрести великую выгоду от свидания с тобою. Ибо решился я поставить себя вне стрел по делам церковным, как ничем не защищаемый от нападений, умышляемых противниками. Великая рука Божия для целого мира да спасет тебя, мужественного стража веры, бодрственного предстоятеля Церкви, и да сподобит меня прежде исхода моего свидеться с тобою на пользу душе моей.
132 (137). К Антипатру
(Извиняется, что не встретил его во время прибытия в Каппадокию, потому что сам лечился теплыми водами; просит исследование дела, касающегося до родственницы его Палладии, отложить до приезда его. (Писано в 373 г.))
Теперь, кажется, всего более чувствую утрату, какой подвергаюсь от своей болезни, когда, прилагая попечение о теле, принужден находиться в отсутствии во время прибытия в наше отечество такого мужа. Целый уже месяц лечусь водами самороднотеплыми, чтобы получить от сего какую–нибудь пользу. Но понапрасну, видно, тружусь в пустыне или даже многим кажусь достойным смеха, не слушая пословицы, которая говорит, что мертвым дне оставит пользы и теплое. Почему даже в таком состоянии намерен я, оставив все, идти к твоему велелепию, чтобы насладиться твоими добротами и с помощью твоего правдолюбия приличным образом устроить домашние свои дела.
Дом почтенной матери нашей Палладии, которую не близость только родства сопрягает со мною, но и доброта нрава соделала для меня второю матерью, — дом этой Палладии есть собственный мой. Итак, поелику близ дома произошло какое–то смятение, прошу твое великодушие отложить ненадолго исследование и подождать моего приезда, не для того, чтобы нарушить справедливость (соглашусь лучше тысячу раз умереть, чем просить такой милости у судии праведного и друга законов), но чтобы ты по устному моему объявлению узнал то, о чем неприлично мне писать. Таким образом и ты сам не погрешишь против истины, и мы не потерпим чего–либо неприятного. Итак, прошу тебя, поелику лицо это находится в безопасности и под военною стражею, оказать мне сию нетрудную и безукоризненную для тебя милость.
136 (141). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Пред Евсевием, который в одном письме выговаривал св. Василию, что не был у него на Соборе, а в другом убеждал не оставлять в пренебрежении дел церковных, оправдывается, что не был у него по болезни, а дела церковные не имеют успеха не по его вине, но потому, что епископы, состоящие с ним в общении, ни в чем ему не вспомоществуют. (Писано в 373 г.)
Два уже письма получил я от твоего богомудрого и совершенного благоразумия: одно из них ясно изобразило мне, как ожидал меня народ, управляемый твоим преподобием, и сколько огорчил я, не явившись на Священнейший Собор, а другое, посланное раньше, как заключаю по содержанию, но мне отданное после, содержит в себе учение, приличное тебе и необходимое для меня, а именно: не оставлять в небрежении Церквей Божиих и не делать противникам постепенных уступок в делах, отчего их сторона возрастает, а наша умалится. И кажется, отвечал я на оба письма; впрочем, поелику неизвестно, сохранены ли ответы мои теми, кому дано было это поручение, и теперь оправдываюсь в том же.
И в извинение, почему не был у вас, представляю самый верный предлог: о сем, думаю, дошел слух и до твоего преподобия, а именно, что я одержим был болезнью, которая доводила меня до врат смерти. Даже и теперь еще, когда извещаю тебя об этом, пишу, нося остатки болезни, и она такова, что для иного была бы нестерпимою болезнью.
А в ответ на то, что не по моей беспечности церковные дела выданы противникам, да будет известно твоему благочестию, что епископы, состоящие со мною в общении, по лености ли, по подозрительности ли и неискреннему расположению ко мне, или по внушаемому диаволом противлению благим действиям не хотят вспомоществовать мне. Но по видимости, точно, нас стало много между собою по присоединении к нам и превосходного Воспория, на самом же деле не помогают мне ни в чем самонужнейшем, почему неприятности сии самою большею частью препятствуют мне в поправлении своего здоровья, потому что недуги мои от сильной печали непрестанно возвращаются. Что же могу сделать один, когда и церковные правила, как сам знаешь, не дозволяют одному таких распоряжений? Впрочем, каких средств не испытывал я! О каком суде не напоминал им в письмах и при свидании! Ибо приходили они в город ко мне по слуху о моей смерти. Поелику же угодно было Богу, чтобы нашли они меня живых, то поговорил я с ними, как следовало. И в моем присутствии чувствуют они стыд свой и обещают все должное; но, расставшись со мною, опять возвращаются в прежнее свое расположение. Вот каковы и для меня последствия общего состояния дел, потому что Господь видимым образом оставляет нас, в которых «от преумножения беззакония изсякла любовь» (ср.: Мф. 24:12). Но против всего этого да будет для нас достаточною твоя великая и действенная к Богу молитва. Может быть, и мы или сделаемся сколько–нибудь полезными для дел, или и не успев в том, о чем стараемся, избегнем осуждения.
157 (162). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Болезнью своею, продолжающейся со дня Пасхи, извиняется в том, что не может пока к нему приехать, хотя не отчаивается исполнить сие, когда по молитвам Евсевиевым Бог восстановит телесные силы его. (Писано в 374 г.))
Одно и то же, по–видимому, и удерживает меня писать к тебе, и опять делает это необходимым. Ибо, когда смотрю на необходимость своего путешествия и высчитываю пользу свидания, тогда приходит мне на мысль почитать письма за ничто, так как они в сравнении с действительностию не могут заменить собою и тени ее. Но опять, когда рассуждаю, что человеку, у которого нет самого важного и первого, одно утешение — приветствовать такового мужа и по обычаю просить, чтобы не забывал меня в молитвах, тогда приходит на мысль почитать письма чем–то немаловажным. Поэтому не хочу и сам в душе своей бросить надежды быть у тебя, и этой же надежды лишить твое благочестие. Ибо стыжусь не оказаться до того полагающимся на твои молитвы, что если это будет нужно, могу даже из старца сделаться юным, а не только из немощного и совершенно расслабленного, каков теперь, сколько–нибудь крепким. Причины же, по которым не могу еще быть у тебя, нелегко объяснить словом мне, которому не только препятствует в этом настоящая немощь, но который и никогда не имел такой силы слова, чтоб ясно изобразить многосложную и разнообразную болезнь свою, кроме того разве, что со дня Пасхи и доныне горячка, воспаление в кишках, опухоли внутренностей, как волны, потопляя меня, не дозволяют собраться с силами. А сколько теперь у меня болезней и какие они, может сказать о том и брат Варах, если не во всей точности, то достаточно к подтверждению причины, по которой отлагаю поездку. Я же совершенно Уверен, что, если искренно со мною помолишься, то легко освобожусь от всех мучительных недугов.
158 (163). К Иовину, комиту
(Благодарит Иовина за письмо, в котором изобразил он душу, и просит о продолжении переписки, чтоб заменить тем личное свидание, которого надеяться св. Василию не позволяет болезнь его; описать же болезнь сию предоставляет св. Амфилохию. (Писано в 374 г.))
В письме твоем увидел я душу твою. Ибо действительно ни один живописец не может в такой точности схватить телесные черты, в какой слово способно изобразить душевные тайны. Так оно в письме твоем достаточно отпечатлело и твердость нрава, и истинное достоинство, и искренность во всем расположении. Чем и доставило мне великое утешение при невозможности видеть тебя. Поэтому не переставай пользоваться всяким случаем, который представится к тому, чтобы писать и дарить меня этою беседою из отдаления, потому что телесная немощь заставляет уже отчаиваться в возможности нам личного свидания. А какова сия болезнь, скажет тебе боголюбивейший епископ Амфилохий, которому известно сие по причине долгого пребывания со мною и который способен изобразить словом, что видел. Желаю же довести до сведения твоего о своих болезнях не для иного чего, а для того только, чтобы иметь себе извинение впоследствии, а не быть осужденну в лености, если не посещу вас. Впрочем, в сей потере нужно не оправдание, а более утешение. Ибо если бы возможно было мне видеться с твоею степенностию, то признавал бы это для себя гораздо более заслуживающим предпочтения, нежели что–либо вожделенное для других.
185 (193). К Мелетию, первому врачу
(Остроумно сравнивая себя с журавлями, которые на зиму улетают в теплые страны, причинами, по которым не может приехать зимою в Мелетиеву пустыню, представляет сперва домашние дела, потом продолжительную лихорадку, а наконец крайнее изнурение сил; впрочем, обещаете если будет жив, быть у Мелетия весною. (Писано в 375 г.))
Мне невозможно избежать неприятностей зимы, как журавлям. Напротив того, что касается до предведения будущего, то может быть, не хуже я журавлей; а что касается до свободы в жизни, то почти столько же далеко мне до птиц, сколько и до способности летать. Сначала удерживали меня какие–то недосуги по житейским делам, потом непрерывные и сильные лихорадки так изнурили мое тело, что сам себе кажусь чем–то таким, что хуже и меня самого. После этого припадки четырехдневной лихорадки более двадцати раз повторяли свой круг. А теперь, когда, по–видимому, освободился я от лихорадок, до такого дошел изнеможения сил, что в этом не отличаюсь от паутины. Поэтому всякий путь для меня непроходим; всякое дуновение ветра для меня опаснее, чем треволнение для пловцов. Потому необходимо мне укрываться дома и ждать весны, если только доживу до весны, а не изнемогу от болезни, которая внедрилась в мои внутренности. Если же спасет меня Господь великою Своею рукою, то весьма охотно приду в вашу пустыню, весьма охотно обниму тебя, любезная для меня глава. Помолись только, чтобы жизнь моя устроялась на пользу душе.
194 (202). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(Удерживаемый не совершенно прекратившейся болезнью, просит св. Амфилохия на несколько дней отложить Собор; если же дела требуют поспешности, считать его присутствующим на Соборе. (Писано в 375 г.))
И в другое время для меня очень важно сойтись с твоим преподобием, тем паче теперь, когда такой важности дело, собирающее нас вместе. Но поелику таковы остатки моего недуга, что не дозволяют мне и малейшего движения, и, совершив путь на колеснице только до мучеников, впал я опять почти в прежнюю болезнь, то по необходимости удостоюсь от вас извинения. И если можно отложить дело на несколько дней вперед, то, по благодати Божией, буду с вами вместе и приму участие в заботах. Если же дела требуют поспешности, при Божием содействии, делайте, что у вас под руками, но причислите к себе и меня, как присутствующего и прилагающего руку свою к тому, что хорошо сделано.
Здоровым и благодушествующим о Господе, молящимся о мне, да будешь сохранен Церкви Божией благодатию Святаго!
195 (203). К приморским епископам
(Удержанный многими препятствиями от свидания с сими епископами и обманувшись в надежде на их посещение, св. Василий сам начинает с ними переписку; изъявляет свою готовность отвечать перед ними на обвинения и отдать себя на их суд; просит только не осуждать его без исследования дела и не отзываться тем, что дело их не касается; а для сего исследования, если не прибудут в Кесарию сами, соглашается явиться к ним, куда назначат; объясняет, почему, вняв совету каппадокиян, посылает письмо сие с пресвитером Петром. (Писано в 375 г.))
Сильное было у меня стремление свидеться с вами, но всегда встречалось какое–нибудь препятствие, останавливавшее меня в исполнении этого желания. Меня удерживали или телесная болезнь (о которой, конечно, и вам известно, что она неотлучно со мною, с раннего возраста и до этой старости, вместе росла и учит меня, по праведному суду все устрояющего Бога), или заботы о Церквах, или состязания с восстающими против слова истины. Потому доселе провожу время в великой скорби и печали, сознавая, что недостает у меня вашего соучастия. Ибо от Самого Бога, Который для того восприял на Себя пришествие во плоти, чтобы, показав примеры, как должны мы поступать, привести в порядок жизнь нашу и собственным гласом возвестить нам Евангелие Царствия, от Него научившись, что о «сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любите друг друга» (ср.: Ин. 13:35, 34), и что Господь, намереваясь довершить Свое во плоти домостроительство, в предпутный дар ученикам Своим оставил мир Свой, сказав: «мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам» (ср.: Ин. 14:27), не могу сам себя уверить, что, без взаимной любви с другими и без старания, по мере сил моих, пребывать в мире со всеми, можно мне достойным образом именоваться рабом Иисуса Христа.
Много времени ждал я, не будет ли мне какого посещения и от вашей любви. Небезызвестно вам, что поставлен я у всех на виду; подобно подводным камням, выдавшимся из моря, на себя принимаю ярость еретических волн, и они, разбиваясь о меня, не затопляют того, что за мною. А когда говорю: не себе, не человеческой приписываю это силе, но благодати Бога, Который являет силу Свою в немощи человеческой, как Пророк говорит от лица Господня: «Мене ли не убоитеся, иже положих песок предел морю?» (ср.: Иер. 5:22). Ибо Он, Мощный, такою вещию, которая всего бессильнее и презреннее, — песком, связал великое и неудержимое море. Итак, поелику подобное есть нечто и в моем положении, то следовало, чтобы любовь ваша часто присылала каких–либо близких вам людей для посещения меня, утесненного, а еще чаще приходили ко мне дружелюбные ваши письма, то подкрепляющие меня в усердии, то исправляющие, если в чем погрешаю. Ибо не отрекаюсь, что подвержен я тысячам преткновений как человек и как живущий во плоти.
Но поелику в предшествовавшее сему время или по неусмотрению того, что было прилично, не воздали вы, достопочтеннейшие братия, должного мне, или, будучи предубеждены чьими–либо клеветами на меня, не почли меня достойным дружелюбного посещения, то вот сам теперь и начинаю переписку и признаю себя готовым перед вами сложить с себя взводимые на меня вины, если только мои обидчики согласятся стать со мною лицом к лицу пред вашим благоговением. Ибо и я, обличенный, узнаю грех свой; и вы, по обличении, получите прощение от Господа, уклоняясь от общения со мною, грешником; и обличившие не лишатся награды за то, что огласили скрытный мой порок. Если же прежде обличения осуждаете меня, то я никакой, правда, не потерплю от сего обиды, кроме того, что утрачу всего драгоценнейшее для меня достояние — любовь к вам; но вы и это самое потерпите, лишившись меня, и окажетесь противящимися Евангелию, которое говорит: «еда закон наш судит человеку, аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит?» (Ин. 7:51). А кто изливает на меня свои укоризны, но не представляет доказательств на то, что говорит, тот, как окажется, сам на себя наложит худое наименование за безрассудное употребление слов. Ибо клевещущего как иначе должно называть, если не дать ему того наименования, какого домогается он самим поступком своим? Поэтому и укоряющий меня пусть будет не клеветником, но обвинителем, лучше же сказать, пусть не принимает на себя и имени обвинителя но будет братом, вразумляющим с любовию и обличающим для исправления; а вы пусть будете не слушателями укоризн, но исследователями обличений, и я не буду оставлен не уврачеванным оттого, что не объявлен мне грех мой.
Не предавайтесь такой мысли: «Живя в стране приморской, не участвуем мы в бедствиях, какие постигают многих, и не имеем нужд в помощи других; потому какая нам надобность в общении с другими?». Господь, хотя острова отделил морем от твердой земли, однако же островитян с жителями твердой земли связал любовию. Ничто не разлучает между собою нас, братия, если по своему произволу не произведем разлучения. У нас «един Господь, едина вера» и то же упование (ср.: Еф. 4:5:4). Ежели почитаете себя главой Кафолической Церкви, то глава не может сказать ногам: не имею в вас нужды. А если ставите себя и в другом звании членов церковных, опять не можете сказать поставленным с вами в том же теле: не имеем в вас нужды. Ибо руки одна у другой требуют содействия, и ноги одна другую подпирают, и глаза при взаимном согласии видят ясно. Я сознаюсь в своей немощи и домогаюсь единомыслия с вами. Ибо знаю, что, хотя и не присутствуете телесно, но помощию молитв доставите мне великую пользу в обстоятельствах самых тесных. И пред людьми не благоприлично, и Богу не благоугодно, чтобы говорили вы подобные слова, каких не употребляют и язычники, не знающие Бога. О них слышим, что хотя населяют страну всем изобильную, однако же, по неизвестности будущего, высоко ценят взаимное союзничество и домогаются иметь между собою сношения как нечто для них выгодное. А мы, имея у себя таких отцов, которые учредили, чтобы символы общения в кратких чертах обносимы были от одного конца земли до другого и чтобы все были согражданами и ближними всех, отделяемся теперь от Вселенной и не стыдимся разъединения, не представляем себе, что расторжение единомыслия приносит вред, не ужасаемся, что и на нас простирается страшное изречение Господа нашего, Который сказал: «за умножение беззакония изсякнет любы многих» (Мф. 24:12).
Нет, досточестнейшие братия, не потерпите сего, но и за прошедшее утешьте меня мирными писаниями и дружелюбными приветствиями, как бы нежным неким прикосновением умягчив рану сердца моего, нанесенную мне прежним вашим нерадением. И если располагаетесь сами прибыть ко мне и лично исследовать мои недуги, действительно ли они таковы, как вы о них слышали, или погрешности мои представлены вам с ложными прибавлениями и оттого кажутся очень тяжкими, — то пусть и сие будет. С отверстыми руками готов я ожидать вашего прибытия и предать себя строгому вашему исследованию, только бы всем этим управляла любовь. А если и у себя угодно вам назначить место, куда бы явившись, исполнил я лежащий на мне долг посетить вас и доставил вам случай произвести надо мною возможное испытание, чтобы и предшествовавшее было уврачевано, и в будущем не оставалось никакого места клеветам, то пусть и сие будет. Ибо нет в том сомнения, что хотя и немощна моя плоть, но пока дышу, обязан ничего не упускать к созиданию Церквей Христовых. Посему не уклоняйтесь от исполнения сей моей просьбы и не доводите меня до необходимости и другим высказать болезнь моего сердца. Ибо знаете, братия, что доселе в себе скрываю скорбь, стыдясь о том, что чуждаетесь вы меня объявить кому–либо из отдаленных, но имеющих со мною общение, чтобы и их не опечалить, и не доставить радости ненавистникам нашим.
Сие написал я теперь один, но посылаю по приговору всех братий в Каппадокии; и они присоветовали мне не с кем бы то ни было отослать письмо сие, но употребить на то человека, который бы по своей смышлености, какую имеет по Божией благодати, в состоянии был сам дополнить, чего не коснулся я в письме, опасаясь продлить его сверх меры. Разумею же возлюбленного мне и благоговейнейшего брата сопресвитера Петра, которого и приимите с любовию, и к нам отпустите с миром, да будет он для меня вестником доброго.
196 (204). К неокесариицам
(Жалуется неокесариицам на них же самих, что при многих и важных побуждениях к единению с ним осуждают его заочно, слушая клеветника; уверяет, что не для себя, а для них решается защищать себя; требует, если погрешности его удобоисправимы, вразумить его, а если неисцельны, открыто обличать, и если погрешает он в вере, доказать это из его сочинений, а судиями оных избрать людей, способных к произнесению верного суждения; доказывает свое православие тем, что в детстве учился у бабки Макрины, а в совершенных летах всегда был противником арианской ереси, если же кого из ариан принимал в общение, то исповедующих только веру никейскую, в чем последовал блаженнейшему Афанасию; перечисляет Церкви, с которыми он в единении, и заключает из сего, что неокесарийцы, оставляя общение с ним, отлучают себя от общения со всею Церковию; наконец, просит не доводить его до необходимости жаловаться на них всей Церкви, но помнить древнее единение Церквей Кесарииской и Неокесарийской. (Писано в 375 г.))
Долгое время, досточестнейшие и возлюбленнейшие для меня братия, соблюдали мы между собою молчание, как люди, движимые гневом. Кто же столько тяжкосерд и непримирим с огорчившим его, чтобы по ненависти к нему простирать гнев почти на целое человеческое поколение? А это можно видеть у нас, между тем, по крайней мере сколько я сие знаю, нет у нас справедливого предлога к разрыву, напротив того, с самого начала много важных причин к крайней между нами дружбе и к единению.
Одна самая важная и первая есть заповедь Господа, Который вразумительно сказал: «о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любите друг друга» (ср.: Ин. 13:35). Еще и Апостол ясно представляет доброту любви, как в том месте, где дает знать, что любовь есть исполнение закона (см.: Рим. 13:10), так и в том, где преимущество любви ставит выше всех, вместе взятых, высоких преимуществ и говорит: «Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых медь звенящи, или кимвал звяцаяй; и аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть» (1 Кор. 13:1—3). И говорит сие не потому, чтобы каждое из исчисленных преимуществ могло быть приобретено без любви, но потому, что святой Апостол, как сам сказал, хочет чрез этот оборот преувеличения засвидетельствовать превосходство заповеди о любви пред всеми прочими. Во–вторых, если много способствует ко взаимному союзу иметь тех же Учителей, то у вас и у меня одни учители тайн Божиих и духовные отцы, вначале положившие основание Церкви вашей. Разумею Григория Великого и всех, которые, после него вступая у вас на престол епископский и, подобно неким звездам, воссиявая один после другого, шли по тем же следам и для желающих оставили явственные знамения небесного жительства. Если же и плотского родства презирать не должно, напротив того, и оно много способствует к неразрывному союзу и общению жизни, то у меня в рассуждении вас есть и эти права.
Почему же, почтеннейший из городов (ибо в лице вашем обращаю речь ко всему городу), нет от тебя ни послания кроткого, ни приветливого слова, напротив того, слух твой отверст для людей, готовых клеветать? Посему тем более должен я воздыхать, чем более вижу успеха в замышляемом ими. Дело клеветы имеет у себя открытого вождя, который, будучи известен по многим худым делам, всего более отличается этим пороком, так что грех этот обратился ему в имя. Но не погневайтесь, однако же, на мое дерзновение: открыв оба уха клевещущим на меня, без исследования принимаете к сердцу все, и никто из вас не хочет отличить лжи от истины. Кто затруднялся когда–либо в произнесении злых обвинений, не имея перед собою противника? Кто обличаем был во лжи в отсутствие его самого — оклеветанного? Какое слово не найдет вероятия слушающих, когда злословящий усиливается доказать, что дело было так, а злословимого нет при этом и он не слышит хулы? Самый обычай общежития не учит ли вас тому, что если кто намерен быть равнодушным и беспристрастным слушателем, то должен не вовсе увлекаться предупреждающим, но ожидать оправдания от обвиняемого, чтобы таким образом, при сличении слов того и другого, открылась истина. «Праведный суд судите» (Ин. 7:24) — вот одно из повелений, самых необходимых для спасения.
И говорю это, не забыв апостольских слов, потому что Апостол, бегая судов человеческих, целую жизнь свою сберегал для ответа на непогрешительном Судилище, как говорит: «Мне же не велико есть, да от вас истяжуся, или от человеческого дне» (1 Кор. 4:3). Но поелику ложные наветы предварительно заняли собою слух ваш, подвергается оклеветанию и вера моя в Бога, то, зная, что клеветник наносит вред трем вместе лицам, ибо обижает и оклеветанного, и к кому обращена речь его, и себя самого, молчал я о своем вреде, не мнением вашим о мне, как знаете это, пренебрегая (ибо можно ли пренебрегать им мне, который для того и пишу и вступаю теперь в эту борьбу, чтобы не повредить себе в оном?), но видя, что из троих, претерпевающих вред, меньше всех теряю я. Ибо я лишаюсь вас, у вас же похищают истину, а виновник этого и меня с вами разлучает, и себя отчуждает от Господа, потому что невозможно приблизиться к Богу делами запрещенными. Поэтому говорю сие более для вас, нежели для себя, хочу вас избавить от нестерпимого вреда, ибо какое большее зло мог бы потерпеть тот, кто утратил самое драгоценное — истину?
Итак, что говорю я, братия? Не то, что я безгрешен, что жизнь моя не исполнена тысячами проступков, ибо знаю себя и не перестаю источать слезы о моих грехах, если бы только возможно мне было умилостивить Бога моего и избежать угрожающего наказания; но кто судит дела мои, тот, если утверждает, что чисто око его, пусть ищет сучок и в моем оке (см.: Мф. 7:3—5), ибо сознаюсь, что имею нужду в великом попечении о мне людей здравых. А если не говорит он этого о себе (тем же паче не скажет, чем более он чист, потому что совершенным свойственно не себя самих превозносить, иначе, без сомнения, соделаются повинными в высокомерии фарисея, который, оправдывая себя, осуждал мытаря), то пусть вместе со мною поищет врача, и да не судит «прежде времене, дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя» (ср.: Кор. 4:5); пусть помнит Сказавшего: «не судите, да не судими будете» (Мф. 7:1); и: «не осуждайте, да не осуждени будете» (Лк. 6:37). Вообще же, братия, если прегрешения мои удобоисцелимы, то почему не повинуется он учителю Церквей, который говорит: «обличи, запрети, умоли» (2 Тим. 4:2)? Если же беззаконие мое неисцельно, то почему не противостанет мне в лицо и почему, объявив противозаконные мои поступки, не избавит Церкви от вреда, мною причиняемого? Итак, не потерпите злословия, произнесенного на меня сквозь зубы. Ибо это могла бы сделать и раба, служащая на мельнице; в этом отличился бы с избытком и всякий подлый человек, у которого язык изощрен на всякое злословие. Но есть епископы — пусть они будут приглашены для выслушивания, есть клир в каждой епархии — пусть будут собраны люди самые испытанные. Пусть свободно говорит желающий, но только бы это было обличение, а не злословие. Пусть выведены будут напоказ тайны моего лукавства, и тогда не ненавистию преследуют меня, но вразумят, как брата. Более имею права от блаженных и безгрешных мужей ожидать сожаления о себе, грешнике, нежели негодования на себя.
Если же преткновение в вере, то пусть будет указано сочинение, пусть опять соберутся равнодушные и бесстрастные судии прочтено будет обвинение, рассмотрено, не по неведению ли обвиняющего более представляется достойным обвинения сочинение, чем в существе своем оно предосудительно. Ибо многое и хорошее не представляется хорошим для людей, не имеющих в уме своего верного начала к суждению. И равновесные тяжести кажутся неравными, когда весовые чашки не имеют между собою равновесия. Даже и мед для иных казался горьким, если у них чувство вкуса повреждено было болезнию. И глаз в нездоровом состоянии не видит много действительного, представляет же многое такое, чего нет. Поэтому при оценке сочинений, как замечаю, бывает часто то же, когда судия по способностям ниже писателя, потому что кто судит о сочинении, с тем же почти запасом должен приступать к делу, как и написавший оное. О делах земледелия не способен судить, кто сам не земледелец; не распознает нестройного и стройного в музыкальных ладах, кто не имеет сведения о музыке; но судией сочинений тотчас делается всякий, кто хочет, кто не может указать учителя своего и времени, когда обучался, и вообще не слыхал ничего ни малого, ни великого том, как сочинять. А я примечаю, что и в словесах Духа не вся кому позволительно приступать к исследованию сказанного, только имеющему духа рассуждения, как научил нас Апостол, который, говоря о разделении дарований, сказал: «овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, о том же Дусе, другому же вера, тем же Духом… другому же действия сил, иному пророчество, другому разсуждения духовом» (ср. 1 Кор. 12:8—10). Поэтому если сочинение мое духовно, то намеревающийся судить о нем пусть докажет, что имеет он дарование рассуждения о духовном. А если, как злословит он, это плод мудрости мира сего, то пусть покажет себя опытным в мирной мудрости, и тогда предоставлю ему голос в суде. И никто не представляй себе, что придумано это мною во избежание обличений. Ибо предоставляю вам, возлюбленнейшие братия, самим собою произвести исследование взведенных на меня обвинений. Неужели вы так медлительны умом, что не иначе можете доискаться истины, как разве всякого употребляя в посредники дела? Но если написанное мною само по себе кажется вам неоспоримым, то убедите нападающих на это оставить всякую любопрительность. Если же что представляется и сомнительным, спросите меня чрез каких–либо посредников, которые могли бы верно служить делу моему, или, если угодно, потребуйте у меня письменных доказательств. Но непременно постарайтесь всеми мерами не оставлять сего без исследования.
О вере же моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкою, блаженною женою, которая по происхождению ваша? Говорю о знаменитой Макрине, от которой заучил я изречения блаженнейшего Григория, сохранявшиеся до нее по преемству памяти, и которые и сама она соблюдала, и во мне еще с малолетства напечатлевала, образуя меня догматами благочестия. Потом, когда сам я получил способность понимать, и разум с летами усовершился, обошедши много суши и моря, если находил кого ходящим по преданному правилу благочестия, то брал его себе в отцы и делал путеводителем души своей в шествии к Богу. И по благодати Призвавшего меня званием святым в познание Свое, сколько знаю, до сего часа не принял я в сердце ни одного слова, враждебного здравому учению, и никогда не осквернял души злоименною хулою ариан.
Если же когда принимал в общение иных вышедших от этого учителя, то вступал с ними в сношение потому, что скрывали они болезнь во глубине души и употребляли речения благочестивые или не противоречили тому, что я говорил, и делал сие, не себе предоставляя весь суд над ними, а последуя произнесенным о них приговорам отцами нашими. Ибо от блаженнейшего отца Афанасия, епископа Александрийского, получил я послание, которое имею у себя в руках и показываю, кто потребует, и в котором он ясно выразил: «Если захочет кто обратиться от арианской ереси, исповедуя веру, изложенную в Никее, такового принимать без всякого о нем сомнения». И поелику представил мне участвовавшими в сем определении всех епископов македонских и ахайских, то, признавая необходимым последовать такому мужу, по достоверности давших закон, а вместе желая получить награду, обещанную миротворцам, исповедующих сию веру принимал я в число имеющих со мною общение.
Справедливее же будет судить о деле моем не по одному или двоим из не право ходящих во истине, но по множеству во Вселенной епископов, по благодати Божией пребывающих в единении со мною. Пусть будут спрошены епископы писидийские, ликаонские, исаврийские, обеих Фригий, из армянских со мною соседственные, македонские, ахайские, иллирийские, галльские, испанские, всей Италии, сицилийские, африканские, из египетских, соблюдающие здравую веру, и весь остаток сирских. Все они пишут ко мне письма и от меня получают также. И можете, как из писем, сюда приносимых, узнать, так опять из писем, отсюда к ним посылаемых, удостовериться, что все мы единодушны и единомысленны.
Посему кто убегает общения со мною (да не скроется это от вашей точности), тот отторгает себя от всей Церкви. Посмотрите, братия, с кем у вас есть общение? Если от меня его не приимете, кто после этого признает вас? Не доводите меня до необходимости против возлюбленной для меня Церкви предпринять что–либо строгое. Не заставляйте меня, что та`ю теперь в сердце своем, сам с собою вздыхая и оплакивая худые времена, потому что самые великие Церкви, издревле хранившие между собою братский союз, без всякой причины разделились ныне; не заставляйте, говорю, меня жаловаться на сие пред всеми, кто только со мною в общении. Не вынуждайте меня вымолвить такие слова, которые доселе под уздою рассудка держу сокрытыми в себе самом. Лучше мне удалиться, а Церквам быть в единомыслии между собою, нежели детским своим малодушием наносить столько зла людям Божиим. Спросите отцов своих, и они скажут вам, что сии епархии, хотя по видимости и разделены местоположением, но составляли одно по мысли и управлялись одною волею. Непрестанные сношения у народа, непрестанные перехождения у клира из одной епархии в другую; у самих пастырей столько было взаимной любви, что каждый из них в делах Господних прибегал к другому как к наставнику и вождю.
199 (207). К неокесарииским клирикам
(Увещевает неокесарийских клириков, которые, в угодность своему епископу, изъявляли свое нерасположение к св. Василию, не льстить сему человеку, который вводит у них савеллиеву ересь и, боясь обличений, уклоняется от свидания с Василием; причиною же несогласия с ним выставляет псалмопения и монашество — учреждения, еще не известные в Церкви Неокесарийской, но введенные уже в Церковь Кесарийскую; оправдывается в сих учреждениях пользой оных и примерами других Церквей; на возражение, что сего не было при Григории Великом, отвечает, что не было тогда и молебствий, какие совершаются уже в Неокесарии, что сами неокесарийцы не соблюли многих обычаев Великого Григория. (Писано в 375 г.))
Согласие в ненависти ко мне и то, что все до одного последовали начавшему брань против меня, убеждало меня соблюдать одинаковое молчание со всеми, не приступать ни к дружелюбной переписке, ни к какому–либо совещанию, но в безмолвии переносить печаль свою. Но поелику на клеветы надобно уже не молчать, не потому, что опровержением должен я отмстить за себя, но потому, что обязан я не дозволять, чтобы ложь имела успех, и не допускать, чтобы обманутые терпели вред, то оказалось для меня необходимым предложить это всем и написать вашему благоразумию, что хотя и писал я недавно всему вообще пресвитерству, однако же не удостоен я от вас никаким ответом. Не льстите, братия, тем, которые посевают в душах ваших лукавые учения, и не будьте равнодушны к тому, что с ведения вашего народ Божий развращается нечестивыми уроками. Лавиянин Савеллий и галат Маркелл одни из всех отважились тому учить и то писать, что ныне у вас за собственное свое изобретение покушаются выдавать вожди народные, ломая язык и не имея достаточных сил, чтобы дать вид вероятия своим лжемудрованиям и лжеумствованиям. Они то пускают о мне в народ, что и позволительно, и непозволительно разглашать, и всеми мерами уклоняются от свидания со мною. Для чего же? Не для того ли, что опасаются быть обличенными в лукавых учениях? Они до такого дошли бесстыдства в рассуждении меня, что выдумывают о мне какие–то грезы, называя учение мое вредным. Но если соберут себе в голову все привидения листопадных месяцев, и тогда не в состоянии будут очернить меня какою–либо хулою, потому что в каждой Церкви много свидетелей истины.
А если спросить их о причине этой необъяснимой и непримиримой войны, указывают на псалмы, на изменение напева, какой утвердился у вас по навыку, и на что–нибудь, подобное сему, чего надлежало бы им стыдиться. Обвиняют меня и в том, что есть у меня подвижники благочестия, отрекшиеся от мира и от всех житейских попечений, которые Господь уподобляет терниям и которые препятствуют слову стать плодоносным. А такие люди носят мертвость Иисусову в теле своем и, взяв крест свой, последуют Богу. И я предпочел бы всей своей жизни, только бы присвоить все эти неправды и только бы имели меня своим учителем мужи, избравшие сей подвиг. А теперь, как слышу, такую добродетель имеют некоторые в Египте, а может быть, и в Палестине иные преуспевают в житии евангельском; слышу также о некоторых совершенных и блаженных мужах в Месопотамии. Мы же в сравнении с совершенными еще дети. Но если и женщины желают жить по–евангельски, предпочитают девство браку, порабощают мудрование плотское и живут в ублажаемом плаче, то они блаженны за сие избрание, в какой бы земле ни находились. У нас это в малом еще виде, потому что изучаем только начатки и одно введение в благочестие. Если же они вносят какой беспорядок в жизнь женскую, то не берусь защищать их. Одно только засвидетельствую вам: чего доселе вымолвить не имел смелости отец лжи — сатана, то небоязненно повторяют непрестанно эти сердца бесстрашные и уста необузданные. Намереваюсь же довести до вашего сведения, что желаю иметь у себя сонмы таких мужей и жен, у которых житие на небесах, которые распяли плоть со страстьми и похотьми, не заботятся о пище и одежде; но, ничем не развлекаемые и водруженные в Боге, день и ночь пребывают в молитвах; у которых уста не глаголют дел человеческих, но которые непрестанно поют песнопения Богу нашему, делая своими руками, чтобы у них было чем поделиться с нуждающимися.
А на обвинение в песнопениях, которыми клеветники мои наиболее устрашают людей простодушных, могу сказать следующее. Утвердившиеся ныне обычаи во всех Церквах Божиих однообразны и согласны. Ибо народ с ночи у нас бодрствует в молитвенном доме, в труде, в скорби и в слезном сокрушении исповедуясь Богу, и восстав напоследок, по молитвам начинают псалмопения. И иногда, разделившись на две части, поют попеременно одни за другими, чрез это вместе, и упрочивая поучение в словесах, и производя в сердцах своих сокрушение и собранность. Потом опять, предоставив одному начать пение, прочие подпевают и таким образом, проведя ночь в разнообразном псалмопении, прерываемом молитвами, на рассвете уже дня все сообща, как бы едиными устами и единым сердцем, возносят ко Господу псалом исповедания, каждый собственными своими словами говорит покаяние. Если за это уже бегаете от нас, то бегайте от египтян бегайте от обитателей той и другой Ливии, фивян, палестинян, аравитян, финикиян, сириян и живущих при Евфрате — одним словом, от всех, кто уважает бдения, молитвы и общие псалмопения.
Но сего не было при Григории Великом. Но не было при нем молебствий, какие вы совершаете ныне. И не в обвинение ваше говорю, потому что желал бы, чтобы все вы жили в слезах и непрестанном покаянии. Ибо и мы не иное что делаем, как молебствуем о грехах наших, с тем только различием, что умилостивляем нашего Бога не человеческими речениями, как вы, но словесами Духа. А что не было сего при досточудном Григории, кто тому у вас свидетель? Вы не соблюли доныне ни одного из его обычаев. Григорий не покрывал главы во время молитв. Почему же? Потому что был верный ученик Апостола, который сказал: «Всяк муж, молитву дея или пророчествуяй покрытою главою, срамляет главу свою» (1 Кор. 11:4). И: «Муж убо не должен покрывати главу свою, образ и слава Божия сый» (ср.:1 Кор. 11:7). Эта чистая душа и достойная общения Духа Святаго избегала клятв, довольствуясь речениями: ей и ни, по заповеди Господа, сказавшего: «Аз же глаголю вам: не клятися всяко» (Мф. 5:34). Не дозволял он себе сказать брату своему: «уроде», боясь угрозы Господней (см.: Мф. 5:22). Ярость, гнев и горесть (см.: Еф. 4:31) не выходили из уст его; ненавидел он злословие, которое не вводит в Царство Небесное; зависть, превозношение были изгнаны из этой нельстивой души. Не представал он к жертвеннику, не примирившись прежде с братом. Словом лживым и хитрым, придуманным к чьему–либо оклеветанию, гнушался он, как знающий, что ложь от диавола и что «погубит» Господь «вся, глаголящия лжу» (ср.: Пс. 5:7). Если и в вас нет ничего этого, но чисты вы от всего, то действительно вы ученики заповедей Господних. Если же не так, то смотрите, «не оцеждайте комара» (Ср.:Мф. 23:24), входя в тонкие рассуждения о звуке голоса в псалмопениях и нарушая важнейшие из заповедей.
До этих слов довела меня необходимость защищаться, чтобы научились вы вынуть бревно из очей своих и тогда уже вынимать чужие спицы. Впрочем, все извиняю (хотя у Бога ничто не остается неисследованным): только было бы твердо главное. Заставьте умолкнуть нововведения в вере; Ипостасей не отметайте; Христова имени не отрицайтесь; слов Григориевых не толкуйте превратно. В противном случае, пока дышу и могу говорить, невозможно мне молчать о такой гибели души.
204 (212). К Иларию
(Изъявляет скорбь свою, что не свиделся с Иларием в Дазимоне; упоминает о кознях врагов своих, советует Иларию терпеливо переносить болезнь. (Писано в 375 г.))
Что, думаешь, было со мною, и какую возымел я мысль, когда прибыл в Дазимон и узнал, что чрез несколько дней по моем прибытии твоя ученость удалилась? С того самого времени, как был я в училище, всегда высоко ценил беседу с тобою, не только по удивлению, какое имел к тебе из детства, но и потому, что всего дороже ныне душа правдолюбивая, способная судить о вещах здраво, что, как и полагаю, соблюлось еще в тебе. Ибо что касается до прочих, то видим, что большая часть из них, как на конских ристалищах, одни отделились к тем, другие к другим и присоединяют критики свои к защитникам мятежа. А тебе, который выше страха угодливости и всякой неблагородной страсти, прилично здравым оком взирать на истину. Ибо сознаю, что не слегка занимаешься делами церковными, когда и ко мне послал о них какое–то письмо, о чем объявляешь в последнем своем письме, только желал бы я слышать, кто взялся доставить мне это письмо, чтобы знать причинившего мне такую обиду, потому что не видал еще твоего письма ко мне об этом предмете. Поэтому как дорого, думаешь, дал бы я за беседу с тобою, чтобы довести до твоего сведения об огорчающем меня (потому что болезнующим, как знаешь, приносит всякую отраду, если перескажут скорбь свою), и ответить на твои вопросы, не вверяясь бездушным письмам, но один на один пересказав и объяснив все. Ибо живая речь действительнее в убеждении, и на нее не так легко нападать и клеветать, как на письменную.
А ничего уже не осталось, на что не отважился бы кто–нибудь, когда и те, кому вверено было нами важнейшее, кого из числа других людей признавали мы чем–то большим пред простыми людьми, и те приняли на себя труд чье–то сочинение, каково бы оно ни было, рассевать под именем моего и при этом клеветать братии, что для благоговейных ничто уже так недостойно ненависти, как имя мое. С самого начала принимал я старание оставаться в неизвестности, как, не знаю, заботился ли о сем кто другой из вникавших в немощь человеческую, а теперь как будто предпочитаю противное, то есть желаю прийти в известность у всех людей: так много говорят о мне повсюду на земле, а присовокуплю еще, и на море. Со мною ведут брань те, которые стоят на крайнем пределе нечестия и вводят в Церковь безбожное учение о неподобии. И те, которые, как сами думают, держатся середины, и, хотя утверждаются на тех же самых началах, однако же не соглашаются на следствия умозаключений, потому что о противны слуху многих, негодуют на меня, осыпают всякими, какими только могут, обидными словами, не удерживаются ни от одного навета, хотя Господь доселе все покушения их делал безуспешными. Не прискорбно ли это? Не делает ли сие мою жизнь мучительною? Одно у меня утешение в сих бедствиях — немощь плоти, по которой уверяюсь, что не много времени оставаться мне в этой несчастной жизни. И о сем довольно.
А тебе в телесных болезнях советую вести себя великодушно и достойно Бога, призвавшего нас, Который, когда видит, что с благодарением принимаем настоящее, или облегчит страдания, как Иова, или вознаградит нас великими венцами терпения в будущее наше восстановление после сей жизни.
207 (215). К Дорофею, пресвитеру
(Извещает, что писал Терентию; не советует отправляться в Рим сухим Утем, изъявляет сомнение, примет ли участие в сем посольстве и способен ли к оному будет брат Григорий. (Писано в 375 г.))
Как скоро открылся случай, писал я к достойному удивления мужу, комиту Терентию, рассудив, что менее навлеку на себя подозрений, отправив к нему письмо о настоящих делах с посторонними, и вместе желая, чтобы возлюбленнейший брат Акакий не причинил никакого замедления в деле. Почему отдал я письмо производителю переписи в чине главноуправляющего, который отправляется на общественное иждивение, и поручил ему показать письмо наперед тебе.
Что касается дороги в Рим, то не знаю, почему никто не известил ваше благоразумие, что зимою совершенно она непроходима, потому что вся страна от Константинополя до наших пределов наполнена неприятелями. А ежели должно ехать морем то будет еще время, если только и на плавание, и на участие в посольстве по таким делам согласится боголюбивейший брат, епископ Григорий. Ибо отправляющихся с ним не вижу, о нем же знаю, что он совершенно неопытен в делах Церкви. И для человека благомыслящего свидание с ним достойно уважения и весьма дорого; но если кто горд, заносчив, посажен высоко и потому не способен слушать, когда говорят ему правду люди низкие, то какая будет польза для общественных дел от совещания его с мужем, у которого нрав далек от подлого ласкательства?
215 (223). Против Евстафия Севастийского
(Три года не отвечая на клевету, будто бы св. Василий в единомыслии с одним человеком в Сирии, написавшим нечестивое сочинение, к которому св. Василий за двадцать лет писал письмо, прерывает наконец свое молчание; и оправдывается как всею своею жизнью и до епископства, и во время епископства, и многими случаями, в которых не мог не обнаружиться образ мыслей его, так неосновательностью клеветы, утверждаемой на одном давнем письме, и притом представленном не в подлиннике, но в списке; наконец, объясняет истинную причину, по которой отделился от него Евстафий. (Писано в 375 г.))
«Время, — сказано, — молчать, и время глаголати» (ср.: Еккл. 3:7); это — слово Екклесиаста. Потому и теперь, так как довольно уже было времени молчания, благовременно отверсть уста к обнаружению истины того, что не все знают. Ибо и великий Иов много времени переносил бедствия в молчании, доказывая мужество сим самым терпением неудобопереносимых страданий. Но после того, как уже достаточно подвизался в молчании и в глубине сердца скрывал болезненное ощущение, отверз наконец уста и проглаголал то, что всякому известно. Так и я в сии три года молчания соревновал похвале Пророка, который говорит: «бых яко человек не слышай и не имый во устех своих обличения» (Пс. 37:15). Почему во глубине сердца своего заключал болезнь, причиненную мне клеветою. Ибо действительно клевета унижает мужа и клевета вводит в заблуждение убогого. Итак, хотя столько зла от клеветы, что низводит с высоты и совершенного (ибо сие разумеет Писание под именем мужа) и вводит в заблуждение убогого, то есть скудного ведением высоких догматов (как представляется это Пророку, который говорит: «негли убози суть», и потому не послушают, «пойду ко державным» (ср.: Иер. 5:4–5), называя убогими скудных разумением; и здесь очевидно притча говорит, что вводятся в заблуждение и колеблются еще не усовершившиеся по внутреннему человеку и не достигшие совершенной меры возраста); однако же думал я, что надобно в молчании переносить огорчения, ожидая какой–нибудь перемены на лучшее от самих дел. Ибо полагал, что сказано это о мне не по какой–либо злобе, но по незнанию истины. Поелику же с течением времени и вражда возрастает, и они не раскаиваются в том, что говорили сначала, и нисколько не заботятся уврачевать прошедшее, но продолжают свое дело и стремятся к цели, какую предположили себе вначале преогорчать жизнь мою, ухищряясь запятнать меня во мнении братий, то молчание кажется мне уже небезопасным. Напротив того, пришло мне на мысль слово Исайи, который говорит: «Молчах, еда и всегда умолчу и потерплю? Терпех, яко раждающая» (Ис. 42:14). О если бы и мне получить какую–нибудь награду за молчание и приобрести сколько–нибудь силы к обличению, чтобы, обличив, иссушить этот горький поток политой на меня лжи и прийти в состояние сказать: «поток прейде душа наша» (Пс. 123:4); и: «аще не Господь бы был в нас, внегда востати человеком на ны, убо живых пожерли быша нас… убо вода потопила бы нас» (Пс. 123:2—3)!
Много времени потратил я на суету и всю почти юность свою потерял в суетном труде, с каким упражнялся в том, чтобы уразуметь уроки мудрости, обращенной Богом в юродство; когда же наконец, как бы восстав из глубокого сна, обратил взор к чудному свету истины евангельской и увидел бесполезность мудрости «князей века сего престающих» (1 Кор. 2:6), тогда, пролив много слез о жалкой жизни своей, пожелал я, чтобы дано мне было руководство к церковному изучению догматов благочестия. И прежде всего предметом моего попечения было произвести некоторое исправление в нраве, развращенном долговременным обращением с людьми дурными. Итак, прочитав Евангелие и увидев там, что действительнейшее средство к усовершению — продать свое имущество, поделиться им с неимущими братиями и вообще не заботиться о сей жизни, не вдаваться душою ни в какое пристрастие к здешнему, пожелал я найти какого–нибудь брата, избравшего этот путь жизни, чтобы с ним переплыть скоропреходящую волну сей жизни. И подлинно многих нашел я в Александрии, многих в прочих местах Египта, а иных в Палестине, в Килисирии и в Месопотамии; дивился воздержанию их в пище, дивился терпению в трудах, изумлялся неослабности в молитвах, тому, как преодолевали они сон, не уступая никакой естественной необходимости, всегда сохраняя в душе высокий и непорабощенный образ мыслей, «во алчбе и жажди… в зиме и наготе» (2 Кор. 11:27), не имея привязанности к телу, не соглашаясь употребить о нем сколько–нибудь заботы, но живя как бы в чужой плоти, самим делом показали, что значит быть здесь «пришелцы» (Евр. 11:13) и что значит иметь «житие на небесех» (Флп. 3:20). Подивясь сему и ублажив жизнь сих мужей, которые на деле показывают, что носят в теле своем мертвость Иисусову, пожелал и сам я, сколько было мне возможно, сделаться подражателем оных мужей.
Посему, увидев, что иные в отечестве намереваются подражать жизни их, подумал я, что нашел некоторое пособие для своего спасения, и видимое принял за доказательство невидимого. Итак, поелику неизвестно, что у каждого из нас внутри, то почитал я достаточными признаками смиренномудрия смирение в одеянии, и для удостоверения моего довольно было грубой одежды, пояса и обуви из невыделанной кожи. И хотя многие отвлекали меня от знакомства с ними, не удержался я, видя, что жизни, гоняющиеся за удовольствиями, предпочитают они жизнь терпеливую, и по отменности их жития был их ревнителем. Поэтому не допускал и того, в чем винили их касательно догматов, хотя многие утверждали, что имеют они неправые понятия о Боге, но научившись у начальника нынешней ереси, втайне рассеивают его учения. Но поелику никогда не слыхал сих учений сам, то извещавших меня почитал клеветниками.
А когда уже был я призван к управлению Церковию, умолчу о тех, которые под предлогом вспомоществования и дружеского общения даны мне стражами и надзирателями жизни, чтобы не подать мысли, будто бы или, говоря невероятное, клевещу сам на себя, или, заслужив вероятность тех, которые верят, подаю повод к человеконенавидению, что со мною почти и случилось бы, если бы не предварили меня щедроты Божий, ибо едва не впал я в подозрение на всех и, после коварно нанесенных мне ран в душу, едва не подумал, что ни в ком нет верности. Впрочем, пока еще казалось, что есть во мне некоторый вид привычки к ним. И хотя бывали у нас раз и два столкновения в рассуждении догматов и, по–видимому, не во всем согласно вели мы дело, однако же находили они, что произношу те же речения касательно веры в Бога, какие слышали от меня и во всякое время.
Ибо если иное во мне требует рыданий, то осмеливаюсь похвалиться о Господе тем одним, что никогда не держался погрешительных мнений о Боге и не переменял впоследствии мыслей, какие прежде имел; но то понятие о Боге, которое приобрел с детства от блаженной матери моей и бабки Макрины, и возрастало во мне, потому что с раскрытием разума не менял я одного на другое, но усовершал ими преподанные мне начала. Как возрастающее семя, хотя из малого делается большим, однако же с мо в себе остается тем же, не в роде изменяясь, но усовершаясь чрез возрастание; так, думаю, и во мне тот же разум возрастал по мере моего преспеяния и не заменен теперешним бывший вначале. Почему пусть испытают свою совесть и помыслят о Христовом Суде, если что другое, отличное от того, что говорю ныне, слышали от меня те, которые теперь разглашают о моем неправославии, и опозоривающими письмами, какие написали против меня, оглушая слух всякого, чем и я доведен до необходимости писать сие оправдание.
Меня обвиняют в богохульстве, хотя не могу быть изобличен ни сочинением, какое сам я предложил о вере, ни речениями, какие без письма изустно произносил всегда въявь в Церквах Божиих. Даже не нашлось свидетеля, который бы сказал, что слышал от меня втайне какие–либо нечестивые речи. Итак, за что же обвиняют меня, если не писал я нечестивого и не проповедую вредного, в домашних беседах никого не совращаю из приходящих ко мне?
Какая необыкновенная выдумка! Говорят: такой–то в Сирии написал нечто неблагочестиво, а ты лет за двадцать и более писал к нему письмо, следовательно, ты сообщник этого человека, и его вины пусть будут и твоими. Но ты, друг истины, который знаешь, что ложь есть порождение диавола, как убедился, что это письмо точно мое? Ты не посылал и не осведомлялся, не слыхал сего и от меня, который мог бы сказать тебе истину. Если же и мое письмо, из чего видно, что это, попавшееся тебе ныне сочинение, современно моему письму? Кто тебе сказал, что сочинению сему уже двадцать лет? Из чего видно, что сочинение писано тем именно человеком, к которому посылал я письмо? А если и он сочинитель, и я писал к нему же, и одно время и моего письма и сочинения, где доказательство, что я одобрял оное в уме и держусь того же образа мыслей?
Спроси сам себя: сколько раз навещал ты меня в обители, что на реке Ирисе, когда был там со мною и боголюбивейший брат Григорий, у которого со мною одна цель жизни? Слышал ли ты что–нибудь подобное? Нашел ли какое доказательство, важное или неважное? Сколько дней в селе, на другом берегу, у матери моей провели мы между собою как друзья, ночь и день продолжая разговор? Нашел ли ты, что в уме у меня было что похожее? Когда же вместе посещали мы блаженного Силуана, не об этом ли был у нас разговор в продолжение пути? И в Евсиное, когда со многими епископами намереваясь ехать в Аампсак, пригласили вы меня, не о вере ли была у нас речь? Не во все ли то время, как рассуждал я об ереси, были при мне твои скорописцы? Не все ли это время находились при мне самые близкие из учеников твоих? Когда посещал я братства, проводил с ними ночи в молитвах и всегда говорил и слушал о Боге без всяких уловок тогда не представил ли точных доказательств своего образа мыс лей? Почему же такой долговременный опыт оказался менее стоящим уважения, чем неосновательное и слабое подозрение? Кому же прежде тебя надлежало быть свидетелем моего расположения? Что было говорено мною о вере в Халкидоне, что — неоднократно в Ираклии и что — еще прежде в предместье Кесарии, — не все ли это у меня согласно? Не все ли одно с другим сходно, кроме того, что, как заметил я, в словах моих усматривается некоторое возрастание, по мере моего преспеяния, и это не изменение чего–либо худшего в лучшее, но, вследствие возрастающего знания, восполнение недостающего?
Как же не подумаешь и о том, что отец не возьмет греха сыновнего, и сын не возьмет греха отцова (см.: Иез. 18:20), но каждый умрет в собственном своем грехе? А мне обвиняемый тобою ни отец, ни сын; он не был у меня ни учителем, ни учеником. А если грехи родителей должны обращаемы быть в вину детям, то гораздо справедливее, чтобы грехи Ариевы обращены были на его учеников; и если кто породил еретика Аэтия, то на главу отца должна взойти вина сыновняя. Если же несправедливо обвинять за них кого–либо, то тем паче справедливо не подвергать меня ответственности за тех, кто не принадлежит, ко мне, хотя они и подлинно погрешили, хотя и написано ими нечто достойное осуждения. Ибо извинительно мне не верить тому, что говорят против них, потому что собственный мой опыт показывает склонность обвинителей к клевете.
Если они сами обмануты и, думая, что я разделяю мнение написавших те Савеллиевы слова, которые они всем показывают, приведены сим к обвинению меня, то и в сем случае не заслуживают извинения, потому что прежде ясных доказательств вдруг осыпают и язвят хулами человека, не сделавшего никакой неправдыв и (чтоб не сказать еще) связанного с ними тесною дружбой. И поелику их подозрения заключают в себе ложь, это уже доказывает, что они не водятся Духом Святым. Ибо много надобно подумать, много провести бессонных ночей, со многими слезами изыскать истины у Бога тому, кто намеревается разорвать дружбу с братом. Если властители мира сего, когда намерены осудить на смерть кого–либо из преступников, отдергивают завесы и призывают опытнейших к рассмотрению дела и много времени думают, то обращая внимание на строгость закона, то принимая в уважение общее естество, после многих стенаний, пролив слезы о необходимости, делают явным для всех, что по нужде служат закону, а не для собственного удовольствия произносят осуждение, то кольми паче должен признать свое дело требующим большого тщания, и попечения, и совещания со многими, кто намеревается расторгнуть дружбу с братиями, утвержденную давностию времени.
Но здесь одно письмо, и то сомнительное! Ибо не могут сказать, что признали оное по знакам подписи, имея у себя в руках не первоначально написанное, а уже список. Итак, все выведено из одного письма, и притом давнего! Ибо двадцать лет прошло до нынешнего времени с тех пор, как написано что–то к этому человеку. Во весь же промежуток этого времени нет ни одного свидетеля о моем образе мыслей и о моей жизни, подобного восставшим на меня ныне обвинителям.
Но не письмо причиною их удаления от меня: есть другой предлог к разделению, о котором стыжусь говорить и всегда бы стал молчать об этом, если бы настоящие происшествия не делали необходимым для пользы многих обнаружение всего их намерения. Добрые сии люди подумали, что общение со мною служит для них препятствием к приобретению власти И поелику взята была с них одна подписка в исповедании веры, которое я предложил им не потому (признаюсь в этом), чтобы сам не доверял их образу мыслей, но желая загладить подозрения, какие на них имели многие из единодушных со мною братий, то по одной мысли — в этом исповедании встретить себе препятствие к тому, чтобы приняли их к себе преобладающие ныне, отреклись они от общения со мною — и предлогом к отречению придумано это письмо. Самым же ясным доказательством слов моих служит то что, отрекшись от меня и сложив на меня обвинения, какие только хотели, письмо сие прежде, нежели отправили ко мне, разослали всюду, ибо за семь дней до того, как пришло оно в мои руки, явилось уже у других, которые сами, получив от людей, собирались отослать еще к кому–нибудь. Ибо так придумали передавать от одного к другому, чтобы скорее распространить по всей стране. И об этом тогда еще говорили извещавшие меня весьма ясно о замысле их. Но я рассудил молчать, пока Сам Открывающий глубины не уличит их замыслов самыми ясными и неоспоримыми доказательствами.
216 (224). К Генефлию, пресвитеру
(Обличает козни Евстафия, который в письмо, укоризненное для св. Василия, внес еретические слова, не означив, чьи они, чтобы читающие принимали их за Василиевы; опровергает клевету, будто бы он в согласии с Аполлинарием, тем самым исповеданием веры, к которому прежде подписался Евстафий, теперь отступивший от веры и давший Геласию другое исповедание веры, несогласное с прежним. (Писано в 375 г.))
Получил я письмо твоего благоговения и похвалил наименование, какое удачно дал ты написанной ими книге, назвав ее книгой отпускной. Не могу и понять, какое оправдание в сем пред непогрешительным Судилищем Христовым приготовили себе написавшие сию книгу чтобы отступить от любви моей. Ибо выставляют на вид мою вину, сильно нападают на меня, рассказывая, что им угодно, а не что было на самом деле; сами притворяются весьма смиренными, а мне приписывают надменную гордость, будто бы не не принял я посланных ими; и все это или, безопаснее сказать, большая часть из этого — ложь; все это написано так, как будто бы хотят они уверить только людей, а не правду говорить пред Богом и стараются угодить людям, а не Богу, пред Которым всего предпочтительнее истина. Сверх того, в написанное против меня сочинение вставили еретические выражения, скрыв имя нечестивого сочинителя, чтобы многие, по простоте своей читая перед этим жалобу на меня, и присовокупленное почли моими же словами, потому что хитрыми моими клеветниками умолчано имя отца сих лукавых учений, а чрез то людям простодушным оставлен случай к подозрению, будто бы это и выдумано, и написано мною. Посему прошу вас, знающих это, и сами не смущайтесь и успокойте волнение колеблющихся, хотя и известно мне, что с трудом будет принято мое оправдание, потому что злые хулы на меня распространены лицами, достойными вероятия.
Итак, в рассуждении того, что распространяемое под моим именем не мое, думаю, что, хотя гнев на нас и весьма омрачает их рассудок, делая их неспособными видеть полезное, однако же если сам ты спросишь их, конечно, не дойдут до такого ожесточения, чтобы осмелились собственными устами вымолвить ложь и сказать, что это — мое сочинение. А если не мое, почему же осуждают меня за чужое? Но скажут, что я сообщник Аполлинариев и сам держусь таковых превратных учений. Пусть потребуют у них на сие доказательств. Если умеют они проникать в сердце человеческое, пусть сознаются в этом, и вы узнаете справедливость их во всем. А если уличают меня в общении тем, что видимо и всем известно, то пусть покажут или канонические письма, мною к нему или им ко мне писанные, или сношения со мною клириков, или что когда–нибудь принял я кого из них в общение молитвы.
Если же выставляют письмо, которое писано к нему двадцать пять лет тому назад, писано мирянином к мирянину и притом не то, которое мною было написано, но в списке, Бог знает кем сделанном, то из этого самого узнайте несправедливость потому что никто во время епископства не обвиняется, если, будучи мирянином, по неучастию в деле написал что неосмотрительно, и притом не о вере, но простое письмо, заключающее в себе дружеское приветствие. Может быть, окажется, что и они писали и к язычникам, и к иудеям, и это не ставится им в вину. Ибо до сего дня никто не был судим за дело, подобное тому, за какое обвиняют меня «оцеждающии комары» (Мф. 23:24).
Итак, что не писал я сего, не был в согласии с ними, но даже предаю проклятию тех, которые держатся сего лукавого мудрования, то есть сливают Ипостаси, в чем возобновляется нечестивая ересь Савеллиева, — это известно Сердцеведцу Богу, известно и всему братству, изведавшему на опыте мое смирение. Да и они сами, так сильно обвиняющие меня ныне, пусть испытают собственную совесть и узнают, что с детства далек я был от подобных учений.
А какой же мой образ мыслей? Если кто доискивается сего, узнает из самого письма, под которым есть собственноручная их подпись, и ее–то желая уничтожить, скрывают они перемену свою в своей клевете на меня. Ибо не признаются, что раскаиваются в подписи своей к предложенной мною книге, но на меня возводят обвинение в нечестии, почитая никому не известным, что отделение от меня есть только предлог, в действительности же отпали они от веры, которую, неоднократно при многих исповедовав письменно, напоследок приняли и подписали в том виде, как мною предложена, что всякий может прочесть и узнать истину от самого этого писания. Намерение их сделается известным, если кто прочтет исповедание веры, которое дали они Геласию, после подписи, данной мне, и заметит, какое различие между тем и другим исповеданием. А если так легко переходят они от одного образа мыслей к другому, противному, то пусть не чужие отыскивают сучки, но вынут бревно из собственного своего глаза (см.: Мф. 7:5).
Но полнее оправдываю себя во всем и показываю дело в другом письме, которое удостоверит требующих большего. А вы в наастоящее время, получив это мое письмо, отложите всякую печаль утвердите любовь свою ко мне, по которой сильно желаю единения с вами. Мне причинит величайшую скорбь и неутолимую болезнь сердцу, если клеветы на меня столько превозмогут над вами, что охладят любовь и сделают нас чуждыми друг другу. Будьте здоровы!
218 (226). К подведомственным ему подвижникам
(Предупреждает сих иноков, чтобы не принимали в худую сторону трехлетнего молчания на клеветы Евстафиевы; объясняет, что Евстафий отделился от него, чтоб взойти чрез то в милость к Евзоию, почему охуждает никейское исповедание веры, к которому прежде сам подписался, обвиняет св. Василия за нововведения в учении о Святом Духе, ставит ему в вину письмо, за двадцать лет до сего писанное к Аполлинарию; наконец св. Василий просит иноков, чтоб сами исследовали дело, как должно. (Писано в 375 г.))
Святый Бог силен даровать и радость свидания с вами мне, который всегда желаю и видеть вас, и слышать о вас, потому что ни в чем другом не нахожу душевного покоя, как только в вашем преспеянии и усовершении чрез исполнение заповедей Христовых. Но пока не дано мне сие, признаю необходимым для посещения вас отправить искреннейших и боящихся Господа братии и побеседовать с вашею любовию в письме. Посему–то самому послал я благоговейнейшего и искреннейшего брата нашего, сотрудника по Евангелию, сопресвитера Мелетия, который расскажет вам и о моей любви, какую имею к вам, и о душевном моем попечении, потому что день и ночь молю Господа о вашем прославлении, чтобы и мне ради вашего спасения иметь дерзновение в день Господа нашего Иисуса Христа, и нам воссиять во светлости святых, когда дело ваше испытано будет правосудием Божиим.
А вместе великую заботу причиняет мне трудность настоящего времени, в которое все Церкви приведены в колебание и всякая душа как бы просевается сквозь решето. Ибо иные нещадно отверзли уста на своих сослужителей. Ложь изрекается небоязненно, а истина скрывается; и обвиняемые осуждаются без суда, а обвинителям верят без исследования.
Почему и я, услышав что ходят по рукам многие письма, писанные против меня, и что они чернят, опозоривают и винят меня в делах, в рассуждении которых готово у меня оправдание пред судом истины, решился молчать, что и делал. Ибо третий уже год тому, как, поражаемый клеветами, переношу сии удары, наносимые мне обвинениями, и довольствуюсь тем, что Господь — Тайноведец и Свидетель клеветы.
Но поелику вижу, что молчание мое многие приняли уже за подтверждение клевет и подумали, что молчу не из великодушия, а потому, что не могу отверзть уст пред истиною, то по этому самому попытался я написать к вам, умоляя любовь вашу о Христе не вовсе принимать за истинные те клеветы, которые разглашает одна только сторона. Ибо, как написано, закон никого не судит, «аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит» (Ин. 7:51).
Впрочем, благонамеренному судии достаточно одних дел для обнаружения истины. Почему, хотя и молчать буду, вам можно рассмотреть, что делается. Ибо обвиняющие меня в неправославии оказались ныне открыто приложившимися к стороне еретиков; осуждающие меня чужие сочинения оказываются несогласными с собственными своими исповеданиями, какие предлагали мне письменно. Представьте себе привычку людей, отваживающихся на сие: у них заведено всегда принимать сторону сильных, немощных друзей попирать, а тем, которые взяли верх, услуживать. Ибо те, которые написали пресловутые сии письма против Евдоксия и против всех, державшихся той же стороны, и разослали их всех братствам, и засвидетельствовали, что бегают общения с ними как пагубного для душ, а потому не приняли голосов, поданных о низложении их, так как голоса сии были от еретиков, в чем тогда уверяли меня, — теперь, забыв все сие, стали заодно с ними. И им не остается никакой возможности отрицать сие, потому что явно открыли свое намерение, в Анкире с радостию вступив в общение с ними по домам, так как еще не были ими приняты всенародно. Итак, спросите у них: если православен Василид, сообщник Екдикия, то почему, возвращаясь из Дардании, разрушили его жертвенники в стране Гангринов и поставили трапезы? Почему и доныне делают нашествия в Амасии и у Зилов и от себя поставляют пресвитеров и диаконов? Ибо если имеют с ними общение как с православными, то для чего делают нашествие как на еретиков? А если признали еретиками, почему не гнушаются общением с ними?
Из всего этого, досточестнеишие братия, и детскому уму не ясно ли видно, что они, имея в виду собственную свою пользу, начинают или клеветать на кого, или поддерживать кого? Поэтому и от меня делились, не за то прогневавшись, что не ответил я им (ибо это, по словам их, всего более их огорчило), и не потому, что не принял хорепископов, которых, как говорят, присылали они. Впрочем, выдумывающие это дадут ответ Господу. Ибо был прислан один какой–то Евстафий, который передал письма дружине наместника и он, проведя три дня в городе, когда уже собрался возвратиться домой, поздним вечером, во время моего сна, подходил, сказывают, к моему дому. Но, услышав, что сплю, ушел и на другой день уже не появлялся ко мне, но уехал, таким образом исполнив свое ко мне поручение. И вот вина, за которую терплю обиду, и великодушные люди сии с этим проступком не сравнили прежнюю службу, какой служил я им с любовию, но столько отяготили на мне гнев за эту погрешность, что, где только могли, во всех Церквах по всей Вселенной огласили меня отлученным.
Но в действительности не эта причина раздора. Напротив того, поелику думали тогда, что заслужат одобрение от Евзоия, если станут меня чуждаться, то придумали для меня сии предлоги, чтобы чрез вражду ко мне у них найти себе некоторое предстательство. Они теперь охуждают и никейскую веру, и нас называют единосущниками, потому что, по сей вере, Единородный Сын исповедуется единосущным Богу и Отцу не в том смысле, что одна сущность разделилась на две братские сущности, — да не будет сего! не это разумел оный святой и боголюбивый Собор, — но в том смысле, что Сына должно представлять себе тем же, чем и Отец есть по сущности. Ибо так сами они протолковали вам, сказав: «Свет от Света». И это есть то никейское исповедание веры, которое принесли они с Запада и сообщили Тианскому Собору, и им приняты были в общение. Но для подобных изменений в вере своей есть у них мудрое некое правило, потому словами веры пользуются, как врачи, на время, так и иначе преобразуясь применительно к врачуемой болезни.
Но не мое дело обличать нетвердость сего лжеумствования; вы сами должны разуметь это. Ибо «даст вам Господь разум» (ср.: 2 Тим. 2:7) к познанию, какое учение правое и какое — строптивое и развращенное. Ибо если должно ныне такое, а завтра другое составлять исповедание веры и изменять его, смотря по времени, то ложно утверждает сказавший: «един Господь, едина вера, едино Крещение» (Еф. 4:5). А если утверждает он справедливо: «Никтоже вас да льстит суетными сими словесы» (ср.Еф. 5:6).
Ибо клевещут на меня, что делаю нововведение в учении о Духе Святом. Спросите же, что это за нововведение? Мы исповедуем, что сами приняли, а именно: что с Отцем и Сыном поставляется наряду Утешитель, а не причисляется к твари. Ибо уверовали мы в Отца и Сына и Святаго Духа, и крестились во имя Отца и Сына и Святаго Духа, почему Утешителя никогда не отлучаем от единения с Отцем и Сыном. Ибо Духом просвещаемый ум наш простирает взор к Сыну, и в Нем, как в образе, созерцает Отца. Поэтому и имен не выдумываем сами от себя, но именуем Святым Духом и Утешителем и не осмеливаемся отрицать должную Ему славу. Вот наше исповедание во всей его истине! Кто за сие обвиняет нас, тот пусть порицает; кто за это гонит нас, тот пусть гонит. А кто верит клеветам на нас, тот пусть готовится судиться с нами. «Господь близ, ни о чемже» печемся (ср.:Флп. 4:5–6).
Если кто сочиняет в Сирии, это до меня не касается, сказано: «от словес бо своих оправдишися и от словес свои осудишися» (Мф. 12:37). Пусть слова мои судят меня, за чуждые мне погрешности никто да не осуждает меня, и за двадцать лет писанного мною письма да не представляют в доказательство, что и теперь я в общении с написавшим это сочинение. Ибо писал я письмо прежде этого сочинения, будучи мирянином, к мирянину, когда еще и не имели против сего человека никакого к подобного подозрения, и писал не о вере, и вовсе не то, что они теперь выставляют в клевете на меня, но одни приветствия, требуемые благоприязненным обращением.
Одинаково убегаю и проклинаю как нечестивых и страждущих Савеллиевым недугом, и защищающих Ариево учение. Если кто того же именует и Отцем и Сыном и Святым Духом и предполагает нечто единое многоименное, одну ипостась, означаемую тремя наименованиями, то я такового поставлю в один ряд с иудеями. А подобно сему, если кто говорит, что Сын по сущности не подобен Отцу, или если кто Духа Святаго низводит в тварь, то и его предаю проклятию и почитаю близким к языческому заблуждению.
Но невозможно мне письмами своими заградить уста обвиняющих меня, а гораздо вероятнее, что они раздражаются моими оправданиями и готовят против меня что–нибудь более важное и тяжкое. Впрочем, нетрудно предохранить вам слух свой. Почему сделайте то, что от вас зависит: сохраните ко мне сердце свое искренним и не предубежденным клеветами и на представленные обвинения потребуйте у меня отзыва. И если найдете у меня истину, не давайте места лжи. А если сознаете, что не имею сил оправданию, то поверьте тогда обвинителям моим как утверждающим истину. Они бодрствуют, чтобы делать мне зло; от вас этого не требую. Ведя торговую жизнь, из клеветы на меня изрекают они стороннюю только прибыль, а вас прошу сидеть дома, вести себя благоприлично, в безмолвии совершая дело Христово; уклоняться же свиданий с ними, которые делаются с коварною целью развратить слушающих, уклоняться для того, чтобы и ко мне сохранить искреннюю любовь, и веру отцов соблюсти неповрежденною, и, как друзьям истины, оказаться пред Господом достойными похвалы.
223 (231). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(Извиняется в том, что редко посылает к нему письма, хотя желал бы вести ежедневную переписку; просит его покровительства письмоподателю Елпидию; извещает о бегстве брата, о кознях врагов, о смятении Меркви в Доаре, изъявляет желание, чтобы св. Амфилохий посетил его; обещает вскоре послать оконченную им книгу о Духе Святом. (Писано в 375 г.))
Редко нахожу случай писать к твоему богочестию, и сие немало огорчает меня: это почти то же, как если бы часто мог я видеть тебя и наслаждаться твоею беседою, но делал это редко. Но не имею возможности писать по недостатку отправляющихся к вам отсюда: иначе ничто не препятствовало бы, чтобы письма составляли как бы дневник моей жизни, извещая любовь твою о том, что каждый день со мною происходит. Ибо и мне приносит облегчение совещание с тобою о делах своих, и ты, как знаю ни о чем так не заботишься, как о делах моих.
Теперь же Елпидий, который спешит к господину своему защититься от клевет, ложно составленных на него некоторыми врагами, выпросил у меня письмо. Чрез него приветствую твое благоговение и представляю тебе сего человека, который достоин твоего покровительства и по справедливости своего дела и ради меня. И хотя не могу засвидетельствовать о нем ничего другого, но поелику много услужил, взявшись доставить тебе письмо мое, почитай его в числе своих, помни о мне и молись о Церкви.
Знай же, что боголюбивейший брат мой удалился из своей страны, не перенеся беспокойств от людей бесстыдных. Доара же волнуется, потому что тамошние дела приведены в замешательство тучным китом. Мне враги строят козни при Дворе, как говорят знающие это; но рука Господня пока еще со мною. Молись только, чтобы не быть мне наконец оставленным; ибо брат живет в бездействии, а Доара приняла к себе старого погонщика лошаков; более же нет ничего, и наветы врагов наших рассыплет Господь.
Впрочем, твое лицезрение будет для меня избавлением от всех настоящих и ожидаемых огорчений. Посему, если будет тебе когда возможно, соблаговоли посетить меня, пока еще я на земле.
Книга о Духе написана мною и кончена, как сам знаешь, отослать же писанную на бумаге воспрепятствовали находящиеся при мне братия, сказав, что имеют приказание от твоего благородства переписать на пергамине. Почему, чтобы не оказаться поступающим вопреки твоему приказанию, удержался я теперь; пошлю же в скором времени, если только найду человека, способного доставить тебе.
Здравым, благодушествующим, молящимся о нас Господу да будешь дарован ты мне и Церкви Божией человеколюбием Святаго!
236 (244). К Патрофилу, епископу Церкви в Егеях
(Патрофилу, который в письме своем изъявил удивление, что расторгнута дружба между Василием и Евстафием, объясняет ход всего дела, именно: как назначен был Собор, на котором в оправдание Евстафиева православия предположено было объявить исповедание веры, подписанное Евстафием, и как Евстафий и Феофил уклонились от сего Собора, а потом Евстафием прислано письмо, в котором отрекался он от общения со св. Василием под тем предлогом, что св. Василий писал к Аполлинарию и имел общение с пресвитером Диодором; когда же св. Василий, пораженный такою внезапною переменою, оставил Евстафиево письмо без ответа, пущено в народ письмо к Дазизу, в котором св. Василий обвиняем был в расстройстве Церквей и в том, что с коварным умыслом предлагал на Соборе исповедание веры. После сего св. Василий обличает Евстафия, что он осуждает то исповедание веры, которое сам принес из Рима, скрепил своею подписью и представлял Собору в Тиане, что он вступает теперь в общение с епископами, рукоположенными от тех, которых прежде сам не признавал законными; описывает непостоянство Евстафия; наконец, просит Патрофила написать, желает ли сохранять прежние отношения к св. Василию или совершенно переменяется к нему после свидания с Евстафием. (Писано в 376 г.))
Читал я письмо твое, присланное с братом нашим, сопресвитером Стратигием, и читал с удовольствием. И как было иначе читать написанное человеком благоразумным и от сердца научившимся, по заповеди Господней, иметь любовь ко всем? Узнал я почти причину молчания в предшествовавшее время. Ты походил на человека недоумевающего и приведенного в изумление, как это Василий, который с детства услуживал такому–то, в такие–то времена делал то–то, вступал в брань с тысячами, чтобы сделать удовольствие одному, теперь стал совершенно другим человеком и вместо любви грозит войною; и что далее писано тобою, достаточно показывает изумление души при такой неожиданной перемене обстоятельств. И если ты уязвил меня не сколько, то принял я это без неприятности, потому что не так упрям, чтобы огорчаться дружескими упреками братий. Даже не только не обиделся написанным, но и посмеялся немного над этим, что при таких многих и важных опытах, которыми, по–видимому, утверждалась прежде наша взаимная дружба, по дошедшим до тебя малостям впал ты, как пишешь, в столь сильное изумление. Ужели и с тобою случилось то же, что и со многими, которые, оставив исследование сущности дел, обращают внимание на людей о которых идет речь, и делаются не исследователями истины, но оценщиками разности лиц, забывая совет, что «познавати лице в суде не добро» (ср.: Втор. 1:17; Притч. 18:5).
Но поелику Бог не приемлет лица на суде человеческом, то не отрекусь сделать тебе известным то самое оправдание, которое приготовил я для Великого Суда, а именно, что сначала у нас не было ни большой, ни малой причины к раздору, но ненавидящие меня люди сами знают, по каким причинам (а мне не нужно и говорить о них) слагали непрестанные клеветы. Раз и два отражал я их. Но как дело было бесконечное, не помогало и непрестанное оправдание, потому что жил я далеко, а к лжецам близко было сердце, которое легко уязвляется клеветами на меня и не научилось оберегать свободным одно ухо для отсутствующего, то, поелику жители Никополя требуют какого–либо несомненного удостоверения в вере, что, конечно, и вам небезызвестно, заблагорассудилось мне принять на себя сие служение — написать письмо. Ибо сим, как рассчитывал я, успею сделать два дела: жителей Никополя смогу убедить не думать худо о человеке и загражу Уста клеветникам своим, потому что согласие в вере преградит путь клеветам с обеих сторон.
И исповедание веры написано, принесено мною и подписано, а после подписания назначено место для другого Собора и другое время, чтобы и соседние наши братия, собравшись, соединились между собою, и общение их было уже искреннее и нелестное. Итак, явился я в срок, и единомышленные со мною братия частию пришли, частию подходили, все с радостию и усердием поспешая как бы для заключения мира; посланы и письма и гонцы с известием о моем прибытии, потому что мне принадлежал место, назначенное для принятия собирающихся. Но с другой стороны не было никого: ни передового, ни вестника о прибытии ожидаемых; посланные же мною возвратились, рассказывая о великом унынии и ропоте тамошних, будто бы проповедана мною новая вера, говорили и о сделанном определении не дозволять епископу их идти ко мне; пришел же ко мне некто и принес письмо, наполненное одними общими выражениями и нимало не напоминающее о первоначальных условиях, а достойный всякого моего уважения и почтения брат Феофил, прислав одного из бывших с ним, открыл нечто такое, что, как думал он, и сам он обязан сказать, и мне прилично слышать, сам же писать не соблаговолил, не столько опасаясь обличения за письмо, сколько заботясь не дойти до необходимости приветствовать меня как епископа, разве только слово это вымолвлено сильнее надлежащего и вылилось из разгоряченного сердца. В таких обстоятельствах я ушел, пристыженный, упав духом, не зная, что и отвечать спрашивающим. Немного прошло потом времени, как отлучился я в Киликию и возвратился оттуда, и вот вдруг письмо, заключающее в себе отказ от общения со мною. А причина разрыва та, говорят, что писал я к Аполлинарию и имел общение с сопресвитером нашим Диодором.
Но Аполлинария никогда не почитал я врагом, а за иное и уважаю этого человека. Однако же не имею таких с ним связей, чтобы принять на себя то, в чем его обвиняют, потому что, прочитав некоторые из его сочинений, могу и сам обвинить его в ином. Не помню, чтобы когда просил я у него книги о Духе Святом или получил присланную мне им книгу. Но хотя слышу, что он сделался самым громким из всех писателей, однако же немногие сочинения его читал я. У меня нет досуга входить в такие исследования, а вместе и не охотник я браться за новости; тело мое не дозволяет мне и чтением богодухновенных Писаний заняться прилежно и как бы надлежало. Как же это до меня касается, если кто–то написал что–то, не нравящееся кому–то? Впрочем, если должно одному давать отчет за другого, то обвиняющий меня за Аполлинария пусть оправдается передо мною за Ария, своего учителя, и за Аэтия, своего ученика. А я и не учил ничему этого человека, которого заблуждения приписывают мне, и не учился у него.
А Диодора, как воспитанника блаженного Силуана, и сначала принял я, и теперь люблю и уважаю за благодать, ощутительную в его слове, по которой он многих пользующихся его беседою делает лучшими.
Сверх сего письмом сим приведенный в такое расположение, какое было естественно, и пораженный таким страшным и внезапным переворотом, не мог я и отвечать. Сердце у меня стало связано, язык расслабел, рука онемела, и впал я в немощь души немужественной (пусть сказано будет, что — правда, впрочем, и достойно извинения); едва не дошел я до человеконенавидения; мне казалось, что всякий нрав подозрителен, что в природе человеческой нет блага — любви, но есть благовидное слово, служащее какой–то прикрасой для употребляющих его, а на самом Деле в сердце человека нет сего расположения. Ибо, если тот, кто, по–видимому, с детства до глубокой старости был рачителен о себе, по таким предлогам так легко ожесточился, не приняв в рассуждение ничего, касающегося до меня, и опыту в предшествовавшее время не дал больше веса, чем столь ничтожной клевете, но как необузданный молодой конь, еще не научившийся хорошо носить на себе всадника, по малому подозрению стал на дыбы, сбил и сбросил на землю тех, кем прежде гордился, что надобно предположить о других, которым не давал я таких залогов дружбы и от которых не видел подобных доказательств благонравия? Перебирая это сам с собою в душе своей и непрестанно обращая в сердце, или лучше сказать, отвращаясь от этого сердцем (так воспоминание о сем грызет и терзает меня), не отвечал я на это письмо, умолчав не из презрения (не подумай этого, брат потому что не перед людьми оправдываюсь, но говорю о Христе перед Богом), но от недоумения и затруднительности, не находя что сказать, соответственное печали.
Пока находился я в таком состоянии, застигло меня другое письмо, писанное к какому–то Дазизу, в самом же деле разосланное ко всем, что доказывается столь быстрым его распространением, что в несколько дней рассеялось оно по всему Понту и прошло в Галатию. А ныне говорят, что вестники таких добрых слухов, обошедши Вифинию, дошли до самого Эллиспонта. Что же писано было против меня к Дазизу, конечно, ты уже знаешь, потому что не удаляют тебя столько от дружбы своей, чтобы тебя одного оставить не удостоенным этой чести. Если же не дошло до тебя письмо, то я тебе пришлю. В нем увидишь, что меня обвиняют в коварстве и лживости, в расстройстве Церквей, в пагубе душ и еще (что, по их мнению, всего справедливее) в том, будто бы с умыслом предложил я исповедание веры, не жителям Никополя услуживая, но сам желая обманом получить их согласие. Всему этому судия — Господь. Ибо возможно ли какое ясное доказательство сердечных помышлений? Но то удивило меня в них, что из подписи предложенной мною книги заводят столько раздоров, что и быль и небыль смешивают вместе для удостоверения своих обвинителей; а не подумают о том, что письменное их исповедание никейской веры хранится в Риме и что своими руками выдали Тианскому Собору книгу, принесенную из Рима, которая теперь у меня и в которой содержится то же самое исповедание веры. Забыли они и собственную свою речь, в которой, выступив тогда на среду, оплакивали свое заблуждение, увлекшись в которое дали свое согласие на книгу, составленную Евдоксиевым скопищем; почему, чтобы оправдать себя после такой погрешности, придумали, отправившись к Рим, взять там отеческое исповедание веры и, какой причинили вред Церквам согласием своим на худое, исправить оный введением лучшего. Но те которые для веры предприняли самое дальнее путешествие и сказали такую мудрую речь, теперь укоряют меня, будто бы действую коварно и под видом любви поступаю злоумышленно. Из рассказываемого же о них теперь открывается, что осуждают они никейскую веру, потому что сами побывали в Кизике и возвратились с иною верою.
И что говорить об изменчивости в словах, когда в самих делах имею гораздо больше доказательств, что они обратились к противоположной стороне? Не покорившиеся определению, произнесенному на них пятьюстами епископами, при таком множестве согласившихся на мнение об их низложении, и не захотевшие сложить с себя управление Церквами, потому, как сказано, что подтвердившие такое мнение не были причастны Духа Святаго, правили Церквами не по благодати Божией, но восхитив себе власть и из желания суетной славы, — эти самые люди Рукоположенных теми же епископами принимают теперь за епископов. Спроси их ты за меня, хотя и презирают они всех людей, будто бы нет у них ни глаз, ни ушей, ни «сердца чувственна» (ср.: Притч. 14:10), чтобы сколько–нибудь видеть несообразность происходящего, однако же сами они имеют ли какой смысл в сердце у себя? Как могут быть два епископа — один низложенный Евиппием, а другой рукоположенный им? Ибо то и другое есть дело той же руки. Если он не имел благодати, данной Иеремии, «разорить и создать, искоренить и насадить» (ср.: Иер. 1:10), то не искоренил одного и не насадил другого. Если уступаешь ему одно, дозволь и другое. Но, видно, у них одна цель — везде искать своего и другом почитать того, кто содействует их пожеланиям, признавать же врагом и не щадить никакой клеветы на того, кто противится их пожеланиям.
Каковы и теперешние их распоряжения против Церкви? Ужасны по легкомыслию делающих и жалки по бесчувственности терпящих. Евиппиевы сыновья и Евиппиевы внуки, вызванные из чужой стороны в Севастию чрез достоверных послов, получили в свое управление народ, овладели жертвенником и стали закваской для тамошней Церкви. И они преследуют меня как единосущника; а к ним пристал теперь и Евстафий, который на бумаге принес в Тиану из Рима слово «единосущие», хотя не мог быть принят во многожеланное общение с ними, потому что или побоялись множества согласившихся против него, или уважили их власть. Ибо каковы были собравшиеся, как рукоположен каждый из них, какова была прежняя их жизнь, от которой перешли они к теперешнему могуществу… о, желал бы я никогда не иметь столько досуга, чтобы описывать дела их! Ибо научился молиться так: «да не возглаголют уста моя дел человеческих» (Пс. 16:4). Сам ты исследуй и узнай сие. А если и от тебя что скроется, то, конечно, не будет сокрыто от Судии.
Впрочем, не откажусь и твоей любви пересказать, что произошло со мною, а именно: прошлый еще год, изнемогши от весьма сильной горячки и приблизившись к самым вратам смерти, потом воззванный к жизни Божиим человеколюбием, не с радостью смотрел я на возвращение сил моих, рассуждая, на какие опять иду бедствия. И придумывал сам в себе, не предназначено ли во глубине премудрости Божией что–нибудь такое, для чего даны еще мне дни жизни во плоти. Когда же узнал об этом, заключил, что угодно Господу, чтобы увидел я Церкви успокоенными от волнения, которое претерпели они перед этим по случаю отделения тех, которым было все поверено за их лицемерную честность. Или, может быть, Господу угодно укрепить душу мою и сделать более трезвенною для последующего времени, чтобы не обращала она внимания на людей, но соображалась с евангельскими заповедями, которые не переменяются ни со временем, ни с обстоятельствами дел человеческих, но всегда те же, и как произнесены нелживыми и блаженными устами, так и останутся вечно. А люди подобны облакам, которые с переменою ветров носятся туда и сюда по воздуху. Особливо же эти, о которых у нас слово, оказались самыми непостоянными из всех, нами изведанных. Таковы ли они в прочих житейских делах, пусть скажут сие жившие с ними вместе. А как мне показалось, такую изменчивость в вере, какова их, не помню, чтобы сам видел в ком ином или знал по слуху от других. Сначала последовали Арию, потом передались Гермогену, который — прямой враг Ариева злочестия, как показывает самое исповедание веры, вначале произнесенное этим человеком в Никее. Умер Гермоген, и снова перешли они к Евсевию, главе арианского сонмища, как говорят знающие сие по опыту. Отстав и от него по каким–то причинам, опять возвратились в отечество и опять таили в себе арианское мудрование. Достигши епископства (умалчиваю о том, что было до того), сколько выдали исповеданий веры? Одно в Анкире, Другое в Селевкии, еще другое, и наиболее известное, — в Константинополе, иное же в Лампсаке, а после того в Никее Фракийской, другое же теперь в Кизике, в котором, инако не знаю, слышу же только, что, умолчав о единосущии, проповедуют теперь подобосущие и вместе с Евномием пишут хулы на Духа Святаго. Сии исчисленные мною исповедания веры хотя и не все противоречат между собою, однако же равно доказывают изменчивость нрава тем, что они никак не держатся одних и тех же речений. Это совершенная правда, хотя будут умолчаны тысячи других поступков.
А поелику теперь дошли они и до вас, то прошу отписать чрез того же человека (разумею сопресвитера нашего Стратигия), таким же ли и ты остаешься ко мне или переменился вследствие свидания с ними? Ибо невероятно, чтобы и они стали молчать и ты, который писал ко мне такие вещи, против них не употребил своего дерзновения. Итак, если пребываешь в общении со мною то это всего лучше и составляет высочайший предмет наших желаний. А если приложился к ним, то сие прискорбно, правда (ибо как не скорбеть об отлучении такого брата?), впрочем, если не иному чему, то по крайней мере переносить такие потери достаточно научен я ими самими.
237 (245). К Феофилу, епископу
(Отвечает ему со Стратигием, что, несмотря на все огорчения, нимало не изменился в любви своей к Феофилу, хотя и не может быть в общении с людьми, переменяющими веру. (Писано в 375 г.))
Давно получив письмо от любви твоей, выжидал я случая отвечать с верным человеком, чтобы вручитель письма дополнил и недоговоренное в самом письме. Итак, когда пришел ко мне возлюбленнейший и благоговейнейший брат наш Стратегий, признал я справедливым употребить его на сие служение как человека, знающего мои мысли и способного вместе искренно и богобоязненно послужить в моем деле. Посему знай, возлюбленнейший и досточестнейший для меня, что высоко ценю любовь тебе, которой, что касается до душевного расположения, сколько сознаю за собою, не оставлял я ни на один час, хотя много было важных предлогов к справедливому огорчению. Но я решился на сие, чтобы, как на весах, неприятному противополагая полезное, обращать внимание на то, где перевешивает лучшее. Поелику же дела изменились, от кого всего менее надлежало быть сему, то извини меня, который не в расположении изменился, но перешел на другую сторону. Лучше же сказать, я держусь той же стороны, но другие, непрестанно переходя от одной стороны к другой, теперь открыто передались противникам. А ты сам знаешь, как высоко ценил я общение с ними, пока принадлежали они к числу здравых верою. Если же теперь не следую им и уклоняюсь от единомысленных с ними, то по всей справедливости заслуживаю извинения, как ничего не предпочитающий истине и собственной своей безопасности.
264 (272). К Софронию, магистру
(Известясь чрез диакона Актиака, что Софроний, вняв клеветам на св. Василия, гневается на него, изъявляет удивление, что слушает он льстецов, и свидетельствует о себе, что с детства и до старости никого не предпочитал Софронию, а потому не мог предпочесть ему и Имития, и что в деле Мемнониевом нимало не шел против Софрония; и, пересказывая, что говорил по делу сему, просит отложить подозрения и Василиево к себе благорасположение почитать выше всякой клеветы. (Писано в последние годы Василиевой жизни.))
Извещал меня диакон Актиак, что некоторые возбудили в тебе огорчение против меня своей клеветою, будто бы недружелюбно расположен я к твоей честности. А я и не подивился, что такого мужа сопровождают льстецы. Ибо людям весьма сильным обыкновенно оказываются такие низкие услуги: иные по недостатку собственных добрых качеств, которыми бы могли привести себя в известность, входят в милость чрез обнаружение чужих недостатков. И как ржа в пшенице есть тля, зарождающаяся в самой пшенице, так почти и ласкательство, вкрадывающееся в дружбу, губительно для самой дружбы. Поэтому, как сказал, не подивился я, что иные, как шмели вкруг ульев, жужжат в твоем блистательном и чудном доме. Но весьма удивительным и вовсе неожиданным показалось мне то, что ты, человек особенно известный степенностию нрава, согласился подставить им оба уха и принять клевету на меня, который, с юного возраста до этой старости питая любовь ко многим, никого, сколько знаю, не предпочитал в дружбе твоему совершенству. Ибо хотя бы не убеждал меня разум любить тебя при таких твоих совершенствах, достаточно было бы привычки, приобретенной с детства, чтобы привязать меня к душе твоей. А тебе известно, сколько навык силен в дружбе. Если же не показываю ничего соответственного такому расположению, то извини мою немощь. И сам ты в доказательство благорасположения, конечно, потребуешь от меня не дел, но одного произволения, желания тебе всего лучшего. И не дай Бог дойти тебе когда–нибудь до того, чтобы иметь нужду в благодеянии столь малых людей, как я!
Поэтому как стал бы я говорить или действовать вопреки тебе по делу Мемнониеву? Ибо диакон рассказывал мне это. Как предпочел бы дружбе твоей богатство Имития, человека, до такой степени расточающего свое имущество? Но во всем этом нет нимало правды; я ничего не говорил и не делал вопреки тебе. А тем, которые говорят ложь, подало, может быть, повод сказанное мною некоторым из заводивших шум, а именно: «Если этот человек решился намерение свое привести в исполнение, то будете ли шуметь или нет, непременно желаемое будет, хотя вы говорите, хотя молчите. Если же передумает, то не вмешивайте почтеннейшего имени моего друга и под видом усердия к своему покровителю не домогайтесь приобрести себе какую–нибудь выгоду внушением страха и угрозами». Самому же завещателю ни лично, ни чрез другого ничего не говорил я об этом деле ни важного, ни маловажного. И ты не должен не верить этому, если не почитаешь меня человеком вовсе отчаянным, который ни во что не ставит этот великий грех — ложь. Напротив того, и в этом деле совершенно оставь подозрение на меня, и во всем прочем мое расположение к тебе ставь выше клеветы, подражая Александру, который, получив письмо о злоумышлении врага, поелику в это самое время взял в руки лекарство, чтобы его выпить, не только не поверил клеветнику, но вместе и письмо прочел, и лекарство выпил. Ибо думаю ставить себя не ниже кого–либо из сделавшихся известными своею дружбою, потому что никогда не был изобличен погрешившим против дружбы, а сверх того приял от Бога заповедь любви, которая делает меня твоим должником не только по общей человеческой природе, но и потому, что признаю тебя благодетелем как в частности себе самому, так и отечеству.
Письма, связанные с Церковной политикой и епископским служением
44 (48). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Жестокостию зимы извиняясь в том, что не писал, пересылает письма из Антиохии; извещает о возведении Димофила на епископский престол в Константинополе и о восстановленном там единомыслии; жалуется на несогласие епископов в Каппадокии, изъявляет общее желание своей Церкви видеть у себя Евсевия с наступлением весны. Писано в начале епископства).
Едва удалось мне найти человека, который доставил бы письмо твоему благочестию. Так оцепенели все от стужи, что и на несколько времени не могут выглянуть из домов. Ибо занесены мы таким множеством снега, что уже два месяца погребенные в самих домах живем в сих пещерах. Поэтому, зная несмелый нрав и неповоротливость каппадокиян, без сомнения, извинишь, что не ранее послал я и довел до сведения твоей чести о случившемся в Антиохии, о чем извещать тебя, вероятно, давно уже знающего, конечно, то же, что угощать застывшим и заплесневелым; однако же не вменяя себе в труд донести об известном, посылаю к тебе письма, полученные с чтецом. И об этом довольно.
Константинополь, много уже тому времени, имеет у себя Димофила, как расскажут и сии письмоводители, и о чем, без сомнения, еще прежде было известно твоему преподобию. Все прибывшие оттуда согласно разглашают о составленном будто бы им изложении правой веры и благочестия, также о том, что самые разномысленные в городе пришли между собою в согласие которые из окрестных епископов приняли соединение.
А наши нимало не оказались лучшими нашего чаяния после твоего отбытия, пришедши по следам твоим, много наговорили и наделали неприятностей и наконец удалились, утверди у нас разделение. Поэтому будет ли что лучшее и оставят ли они свою злобу, никому не известно, кроме единого Бога. Таково на стоящее положение дел.
Остальная же Церковь, по благодати Божией, непоколебима и желает видеть тебя в нашей Церкви и вместе с весною обно виться твоим благим учением. Мое телесное здоровье нимало не лучше обыкновенного.
45 (49). К Аркадию, епископу
(Благодарит за письмо и, изъявляя радость свою о построении Аркадием храма Божия, обещает прислать для сего храма, если найдет, святые мученические мощи. (Писано в начале епископства))
Возблагодарил я Святаго Бога, сподобившись писем от ва шего благоговения, и желаю как себе быть достойным той на дежды, какую имеете на меня, так и вам получить совершенную награду за честь, какую воздаете мне о имени Господа Иисуса Христа.
Весьма обрадовался я, что, приняв на себя попечение, свой ственное христианину, воздвигнули вы дом во славу имени Христова и действительно «возлюбили», по Писанию, «благолепие дому Господня» (ср.: Пс. 25:8), украсив себе небесную обитель, уготованную в упокоении любящим имя Христово. Если же будем иметь возможность найти мученические мощи, то и сами желаем содействовать вашему усердию. Ибо если «в память вечную будет праведник» (Пс. 111:6), то, конечно, и мы соделаемся участниками в доброй памяти, какая будет о вас по дару Святого.
49 (53). К хорепископам
(Внушает подчиненным епископам, что не должно с рукополагаемых брать деньги, даже и под благовидным предлогом, и угрожает лишением сана тем, которые бы и после письма сего покушались на такое мздоимство. (Писано в начале епископства)
Гнусность дела, о котором пишу, как исполнила душу мою скорбью, потому что всеми оно заподозрено и оглашено, так доселе еще кажется мне чем–то невероятным. Поэтому и письмо о сем, кто сознает за собой дело, пусть приимет как врачевство, а кто не сознает — как предостережение; человек же холодный (каковых не желаю и найти между вами) — как свидетельство против себя. Но что же это такое, о чем говорю я? Сказывают, будто бы некоторые из вас берут деньги с рукополагаемых, прикрывают же сие именем благочестия. Но это и хуже всего. Ибо если кто делает зло под личиною добра, то он достоин сугубого нака зания так как делает, что само по себе нехорошо, к совершению же худого, как сказал бы иной, пользуется добрым содейственником. Если этот слух справедлив, то пусть вперед этого не будет и зло будет поправлено, ибо тому, кто берет деньги, необходимо сказать то же, что сказано было Апостолами хотевшему на се ребро купить причастие Святаго Духа: «сребро твое с тобою да будет в погибель» (Деян. 8:20). Легче еще грешит тот, кто по неопытности желает купить дар Божий, нежели тот, кто продает его. Ибо это действительная продажа, а если торгуешь тем, что сам получил даром, то, как преданный сатане, лишен будешь да рования, потому что вводишь корчемство в духовном и в Церкви, где нам вверены Тело и Кровь Христовы. Этому так не должно быть. Какая же употребляется отговорка? Скажу и это. Думают, будто бы не грешат, потому что берут не до рукоположения, но по рукоположении. Но когда ни взять — все значит взять.
Поэтому умоляю вас, оставьте этот доход, лучше же сказать — этот вход в геенну, и, оскверняя руки такими дарами, не делайте себя недостойными совершать чистые Таинства. Но извините меня. Сперва как не поверивший, а потом как уверенный угрожаю вам: если кто после этого моего письма сделает что–либо подобное, то да удалится от здешних алтарей и пусть ищет себе места там, где, покупая дар Божий, может перепродавать его. А мы и «Церкви Божии таковаго обычая не имамы» (ср.:1 Кор. 11:16). Присовокупив одно слово, кончу тем речь. Это делается по сребролюбию, а сребролюбие есть «корень всем злым» (ср.:1 Тим. 6.10). Поэтому ради небольшого количества серебра не предпочитайте идолов Христу и не делайтесь новыми подражателями Иуды, за подарок вторично продавая единожды за нас Распятого, потому что и села, и руки собирающих с сего плоды наименуются Акелдама.
50 (54). К хорепископам.
(Вводит древний порядок при определении церковнослужителей к долж ностям в селениях и предписывает, как очистить Церковь от недостой ных церковнослужителей. (Писано в начале епископства)
Очень прискорбно мне, что отеческие правила уже не дей ствуют и всякая строгость из церквей изгнана. Боюсь же, чтобы с этою постепенно возрастающей холодностию и дела Церкви не пришли в совершенное замешательство. По обыкновению, издревле утвердившемуся в Церквах Божиих, принимали слу жителей церковных не иначе, как по строгом во всем испытании; разведывали все их поведение: не злоязычны ли они, не пьяни цы ли, не склонны ли к ссорам, обуздывают ли свою юность так, что в состоянии отправлять касающееся до святыни, без которой никто не узрит Господа. И сие разыскивали пресвитеры вместе с живущими при них диаконами, доносили же о том хорепископам, которые, собрав голоса от свидетельствующих по истине и доведя до сведения епископа, таким образом причисляли служи теля к чину священнослужащих. А ныне, во–первых, взяли вы на себя все полномочие, отстранив меня и не принимая на себя тру да доносить мне; а потом, нерадя сами о деле, дозволили пресвитерам и диаконам вводить в Церковь людей недостойных, жизни неизведанной, кого пожелают они, по пристрастию, или по родству, или по каким дружеским связям. Поэтому в каждом селении много считается служителей, но нет ни одного достойного служить алтарю, как сами о том свидетельствуете, терпя недостаток в людях при избраниях. Итак, поелику вижу, что дело до ходит уже до крайности, особливо теперь, когда многие, боясь на бора на военную службу, приписываются в церковнослужители, то доведен я необходимостью возобновить отеческие правила; и пишу к вам, прося выслать мне список церковнослужителей в каждом селении с означением, кем кто определен и какого рода жизни. Но и сами у себя заведите список, чтобы сличать ваши записи с хранящимися у меня, чтобы никому невозможно было приписать себя, когда хочет. Таким образом, если иные определены пресвитерами после первого распределения, то да будут исключены в число мирян; ваше же исследование о них да прости рается далее; и если которые окажутся достойными, то да будут приняты по вашему приговору. Очистите Церковь, удалив из нее недостойных, а потом исследуйте, кто достоин, и таковых приимите, но не вносите в список, не донеся мне, или знайте, что приня тый в церковнослужители без моего ведома остается мирянином.
57 (61). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(На письма Афанасия, в которых извещал он об отлучении от Церкви военачальника ливийского, родом из Каппадокии, ответствует, что пись ма сии сообщены им всей Кесарийской Церкви и что в Кесарии все не хотят с сим военачальником иметь общения ни на воде, ни в огне, ни в крове. (Писано около 371 г.))
Читал я письма твоей святости, в которых изъявлял ты скорбь свою о военачальнике Ливии, человеке ненавистного имени. Се туем и мы о своей родине, что она — матерь и воспитательница таких худых людей, и о соседственной с нашей родиною Ливии, которая терпит от нас вышедшее зло и предана зверскому нраву человека, живущего жестокостью и вместе распутством. В сем, конечно, исполняется премудрое изречение Екклесиаста: «горе тебе, граде, в немже царь твой юн» (а здесь есть нечто и этого худшее), и «князи твои не с ночи ядят» (ср.: Еккл. 10:16), но среди дня предаются распутству, несмысленнее скотов посягая на чужие брачные ложа.
Но как от Праведного Судии ожидают его казни, которые возмерятся ему тою же мерою, в какой сам он прежде мучил святых Божиих, так по письмам твоего богочестия стал он и нашей Церкви известен, и все признают его достойным омерзения и не хотят иметь с ним общения ни в воде, ни в огне, ни в крове, если людям, до такой степени преобладаемым злом, полезно сколько–нибудь такое общение и единодушное осуждение. Достаточным же для него позором служат и самые письма, читаемые повсюду потому что не премину обнаружить его пред всеми: и родными, и друзьями, и чужими. Но, без сомнения, если и не тотчас тронут его эти вразумления, как фараона, то впоследствии будут для него служить тяжким и мучительным воздаянием.
61 (65). К Атарвию
(Несмотря на старшинство свое пред Атарвием, решается писать к нему первый в доказательство любви своей и просит употребить все усердие о примирении Церкви)
Будет ли конец молчанию, если я, ссылаясь на старшинство лет, стану выжидать, чтобы ты проглаголал первый, а твоя любовь захочет долее оставаться при этом вредном намерении продолжать безмолвие? Но, впрочем, рассудив, что быть побежденным в дружеском деле означает победу, как признаю себя уступившим тебе честь оставаться, по–видимому, при своем намерении, так сам первый начинаю писать, зная, что «любовь вся покрывает, вся терпит, не ищет своих си, а потому николиже отпадает» (ср.: 1 Кор. 13:7, 5, 8); ибо тот не унижается, кто подчиняется ближне му из любви. Как бы ни было, по крайней мере и сам ты, впослед ствии показав в себе первый и великий плод Духа — любовь, брось с себя угрюмость человека гневного, каким представляешься мне по своему молчанию, приими же в сердце радость, мир с еди нодушными братиями, ревность и попечительность о продолже нии Церквей Господних. Ибо знай, что если мы не вступим за Церкви в борьбу, равносильную той, какую ведут противящиеся здравому учению к ниспровержению и совершенному истребле нию Церквей, то ничто не воспрепятствует, как погибнуть истине, Сращенной врагами, так нам принять на себя часть осуждения за то, что не показали мы возможной попечительности о соеди нении Церквей со всею рачительностию и ревностию в единомыслии друг с другом и единодушии по Богу. Посему умоляю тебя, не держи долее в душе своей той мысли, что не имеешь нужды в общении с кем–либо другим. Ибо не тому, кто ходит в любви и исполняет заповедь Христову, свойственно отсекать себя от союза с братиями. Но вместе желаю доброму твоему изволению рассудить и то, что это зло — война, которая окружает нас отовсюду, со временем придет и к нам, и если будем наряду с прочи ми участвовать в оскорблении других, то и мы не найдем людей о нас соболезнующих, потому что во время своего благоденствия не принесли сострадательности в дар терпевшим обиды.
62 (66). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(Просит его побудить западных епископов к вспомоществованию Церк ви на Востоке и между тем самому своим благоразумием прекратить раз доры в Антиохии. (Писано в 371 г.))
Думаю, что настоящее состояние, лучше же сказать (если го ворить правду) — смятение Церквей, никого не печалит столько, как твою досточестность, когда сравниваешь настоящее с давним и рассуждаешь, сколь одно с другим различно. А если дела с такою же стремительностию пойдут все хуже и хуже, ничто не воспрепятствует Церквам в короткое время принять совершенно другой вид. Часто размышлял я об этом сам с собою: если худое состояние Церквей представляется и мне столь жалким, то с ка ким духом должен видеть сие тот, кому по опыту известно древнее благосостояние и единомыслие в вере Церквей Господних.
Но как большая часть скорбей касается собственно твоего совершенства, так, думаю, и большая часть попечения о Церквах должна лежать на твоем же благоразумии. И сам я, даже при скудном своем разумении о делах, давно знаю, что к пособию нашим Церквам одно известное средство — единодушие с нами западных епископов. Ибо если бы ту же ревность, какую употре били по делу одного или двоих уличенных в зловерии на Западе, захотели они оказать и в пользу нашей области, то, может быть, произошла бы общая польза для Церкви; потому это и державствующие уважают, что признано достоверным многими, а народ следует им беспрекословно, по кто же способнее твоего благоразумия совершить это? Кто скорее твоего увидит, что должно делать? Кто искуснее приведет в действие, что полезно? Кто сострадательнее к утомленным братиям? Кто на всем Западе уважается почтеннее твоей седины? Оставь миру какой–нибудь памятник, достойный твоей жизни, досточестнейший отец! Тыся чи твоих подвигов за благочестие укрась еще этим одним делом. Из Святой Церкви, тобой управляемой, пошли к западным епис копам несколько мужей сильных в здравом учении, извести их о постигших нас бедствиях, укажи способ, как подать помощь, будь для Церкви Самуилом, злопостражди с людьми, которых теснят враги, вознеси мирные молитвы, испроси благодать у Господа, что бы остался в Церквах какой–нибудь памятник мира. Знаю, что письма недостаточны к совещанию о таком деле, но ты так же не имеешь нужды в поощрении других, как и доблестные борцы в провозглашении детей; и я не неведущего учу, а только под держиваю стремительность текущего борца.
Для прочих дел на Востоке нужно, может быть, тебе содей ствие и большего числа помощников, а потому необходимо по дождать западных. Но благоустройство Антиохийской Церкви, очевидно, зависит от твоего благочестия, поэтому одних устрой, Других успокой и возврати Церкви крепость согласием. А что Тебе, по примеру мудрых врачей, надлежит начать врачевание с самого главного, это сам ты знаешь подробнее всякого. Что же для Вселенских Церквей важнее Антиохии? Если бы она при шла в единомыслие, то ничто не воспрепятствовало бы ей, как оздравевшей главе, сообщить здравие всему телу. Действительно же недуги этого града требуют твоей мудрости и твоего евангельского сострадания; он не только рассекается на части еретиками, но даже расторгается теми, которые говорят о себе, что они друг с другом держатся одного образа мыслей. Соединить это и привести в стройный состав единого тела может Тот один, Кто Своею неизреченною силою и сухим костям дает возможность облечься опять жилами и плотню. Но, без сомнения, Господь ве ликие дела Свои творит чрез достойных Его. Потому и на этом опять основании надеемся, что твоей великой душе прилично слу жение столь важному делу, то есть утишить смятение в народе прекратить частные заступничества, подчинить же всех друг другу в любви и возвратить Церкви древнюю крепость.
63 (67). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(Извещает дядю, что с радостию принял брата и доставленные им от дяди письма, что для успокоения Антиохии епископом оной должен быть утвержден Мелетий, по желанию всего Востока и не в противность епис копам западным, как видно из писем, принесенных Силуаном. (Писано в 371 г.))
В прежнем письме доказывал я твоей досточестности одно то, что в Святой Антиохийской Церкви всех, кто тверд в вере, надобно привести в одно согласие и единение. И сего казалось мне достаточным к внушению той мысли, что разделенное ныне на многие части надлежит совокупить боголюбивейшему еписко пу Мелетию. Но поелику сей самый возлюбленный наш сослужитель Дорофей потребовал яснейшего о сем напоминания, то по необходимости объявляем, что весь Восток желает Мелетия, и нам, с ним во всех отношениях соединенным, желательно видеть его правителем Церкви Господней, потому что он и в вере неукоризнен, и по жизни не имеет никакого сравнения с другими, и, так сказать, уже сам собой владычествует над целым телом Церкви, так что все прочее не более, как только отсеки частей. Потому во всех отношениях необходимо и вместе полезно вступить в еди нение с сим мужем и другим, как меньшим рекам с большею рекою. Касательно же прочих надобно сделать распоряжение и им приличное, и примиряющее народ, и сообразно с твоим благоразумием и всеми прославляемою деятельностью и ревностью. Конечно же, не сокрыто от твоего несравненного благоразумия, что же самое угодно и единодушным с тобою западным епископам как показывают письма, принесенные к нам блаженным Силуаном.
64 (68). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому
(Советуется с Мелетием о том, чтобы Дорофея послать в Рим для при глашения италийских епископов; извещает о прибытии Евиппия и об ожидании других армян. (Писано в 371 г.))
Хотелось нам удержать пока у себя благоговейнейшего брата, содиакона Дорофея, чтобы, отпустив по окончании дел, известить чрез него твою досточестность в подробности обо всем, что сде лано. Поелику же, отлагая день за днем, промедлили много вре мени и вместе, как случается в затруднительных обстоятельствах, встретились у нас и некоторые рассуждения о предстоящих делах, то послали мы упомянутого выше Дорофея отыскать вашу святость, и как самому от себя пересказать обо всем, так показать и нашу записку, чтобы ваше совершенство приняли на себя труд привести в исполнение придуманное нами, если окажется оно полезным. А короче сказать, превозмогло у нас то мнение, чтобы сей самый брат наш Дорофей отправился в Рим и побудил не которых италийских епископов посетить нас, во избежание же препятствий прибыть к нам морем, потому что, как знаем мы, имею щие силу у державного и не хотят, и не в состоянии напомнить ему об изгнанниках, но и в том уже находят выгоду, что не видят в Церквах ничего худшего. Поэтому если и твоему благоразумию намерение сие представится полезным, то соблаговоли и письма написать, и снабдить его запиской, с кем и о чем надобно переговорить ему. А чтобы письма имели некоторую достоверность, для сего, без сомнения, присовокупишь и единомысленных с нами, хотя они и не присутствуют.
Здешние дела не приведены еще в ясность, хотя Евиппий и прибыл, но доселе ничего не объявлял. Впрочем, угрожают каким–то стечением своих единомышленников из армянского Тетраполя и из Киликии.
65 (69). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(Благодарит св. Афанасия за попечение о всех Церквах и за присланно го к нему пресвитера Петра; просит Дорофея, отправляющегося в Рим, снабдить советами; объясняет, зачем отправляют его в Рим и почему нужно, чтобы западные осудили Маркелла; просит о немедленном от правлении Дорофея и о том, чтобы, по прибытии западных, сохранен был мир в Церкви, особенно Антиохийской. (Писано в 371 г.))
То мнение, какое издавна имели мы о твоей досточестности, с течением времени непрестанно утверждается, лучше же ска зать, возрастает в нас по мере новых событий, потому что для большей части других достаточно смотреть каждому, что соб ственно до него касается, а тебе недостаточно этого; напротив того, такая же у тебя забота о всех Церквах, какая и о Церкви, собственно тебе вверенной общим нашим Владыкою; почему не оставляешь ни одного случая беседовать, подавать советы, писать и посылать каждый раз людей, способных предложить что–либо самое лучшее.
И теперь с великою радостью приняли мы достопочтеннейшего брата Петра, присланного священным собором подчиненного тебе клира, и одобрили благую цель его путешествия, которую он выполняет на самом деле, по наказам твоей досточестности, при водя к одному направлению стремящееся розно и сочетавая рас торгнутое.
Посему и мы, возжелав сколько–нибудь участвовать в усердии о сем, рассудили, что положим самое приличное начало делам, если прибегнем к твоему совершенству как общей всех главе и употребим тебя советником и вождем в делах. Потому и брата Дорофея, диакона Церкви, которой управляет досточестнейший епископ Мелетий, доселе руководившегося благою ревностью по правоте веры и желающего видеть мир Церквей, решил ся послать к твоему благочестию, чтобы, следуя твоим советам, за благонадежность которых ручаются и лета твои, и опытность в делах и то, что паче всех подаются тебе внушения Духа, и он приступил к преднамереваемому. И ты приими его и воззри миролюбивыми очами, подкрепив пособием молитвы и напутст вовав письмами, лучше же сказать, присоединив к нему несколько своих достойных людей, руководи его в исполнении предполо женного.
А для нас показалось благовременным писать к Римскому епископу, чтобы обратить внимание на здешние дела и подать ему мысль, чтобы по затруднительности послать кого–либо из тамошних по общему и соборному определению, сам себя уполно мочил в этом деле, избрав людей, которые были бы способны перенести труды путешествия, а кротостию и постоянством нра ва могли бы привести в разум совратившихся у нас, употребляли слово кстати и осмотрительно, имели при себе все, что учинено после Арминского Собора к уничтожению сделанного там по принуждению. Обо всем этом никто не должен знать, и послан ным надо прибыть сюда без шума, морем, прежде, нежели дойдет сие до сведения врагов мира.
Некоторым же из здешних, как и нам самим кажется, необ ходимо требуется еще и то, чтобы отринули и они (западные епископы) Маркеллову ересь как несносную, зловредную и чуждую для здравой веры. Ибо доныне во всех письмах, какие пишут, хотя не перестают злоименного Ария предавать проклятиям всякого рода и отлучать от Церкви, и однако же не делают, кажется, никакого упрека Маркеллу, который обнаружил в себе нечестие, противоположное Ариеву, нечестиво учил о самом осуществлении Божества в Едино родном и неправо принимал наименование Слова. Он говорит что, хотя Словом наименован Единородный, исшедший по нужде и на время, однако же опять возвратился в Того, из Кого исшел, как прежде исшествия нет Его, так по возвращении Он не существует. И доказательством сего остаются сохранившиеся у нас книги этого мерзкого сочинения. Однако же никогда, кажется не укоряют его за сие, имея на себе и ту вину, что вначале, по незнанию истины, приняли его в общение церковное. Итак, на стоящие дела требуют и о нем упомянуть приличным образом, чтобы ищущие предлога не имели предлога (см.: 2 Кор. 11:12), потому что здравые в вере, в единении с твоим преподобием, и храмлющие в истинной вере стали для всех явными, так что на конец известны нам единомысленные с нами и не поставлены мы в затруднение, как в ночном сражении, не находить никакого различия между друзьями и врагами.
Советуем только упомянутого выше диакона послать немед ленно при первой возможности к плаванию, чтобы по крайней мере на следующий год могло быть исполнено что–нибудь из того, о чем просим.
Но, конечно, и прежде нашего напоминания сам ты уразуме ешь сие и заботишься, чтобы они, если угодно будет Богу, прибыв к вам, не внесли в Церкви расколов, но всеми мерами убедили к единению имеющих одинаковый образ мыслей, хотя бы и оказа лось, что есть у них свои некоторые предлоги к разногласию между собою, и чтобы православный народ не делился на многие части, увлекаясь за предстоятелями. Ибо надобно постараться, чтобы всему предпочтен был мир, а прежде всего приложено было по печение о Церкви Антиохийской, и правоверная сторона не из немогала в ней, делясь на части по приверженности к тому или другому лицу. Лучше же сказать, сам ты впоследствии позаботишься обо всем этом, когда, чего и желаем, при содействии Божием достигнем, что все вверят тебе всё, касающееся до благостояния Церквей.
66 (70). Без надписи
(Изображением бедствий Церкви и примером Римского епископа Дио нисия убеждает (вероятно, Римского же епископа Дамаса) оказать свое пособие Церквам на Востоке, прислав туда западных епископов. (Писано в 371 г.))
Возобновить уставы древней любви и мир отцов — этот не бесный и спасительный дар Христов, увядший с течением вре мени, опять привести в цветущее состояние — для нас необходи мо и полезно; а очень знаю, что покажется сие приятным и твое му христолюбивому сердцу. Ибо что восхитительнее, как видеть, что разделенные таким множеством стран, единением любви связуются в единый стройный состав членов в теле Христовом? Весь почти Восток, достопочтеннейший отец (а под Востоком ра зумею страны от Иллирика до Египта), приводится в колебание великой бурей и волнением, потому что ересь, давно посеянная врагом истины, Арием, снова ныне возникла с бесстыдством и, как горький корень, принеся плод, одерживает уже верх тем, что пред стоятели правого учения во всех епархиях по клеветам насиль ственно лишены своих Церквей и управление делами передано Уловляющим души людей простосердечных. И мы ожидали, что единственным избавлением от этого будет посещение вашего сер доболия; всегда утешали себя необычайностию вашей любви в прошлое время, ненадолго укреплялись в духе радостным слухом, посетите нас как–нибудь. Но надежда наша не исполнилась, и не удерживаясь долее, приступаем к письменному изложению нашего прошения, чтобы восстали вы на помощь нашу и прислали кого–нибудь из единодушных с нами, и они бы или сблизили ставших между собою далекими, или привели опять в содружество Церкви Божий, или яснее показали вам виновников неустройства, чтобы и вам уже стало известно, с кем надлежит иметь общение. Без сомнения же, мы требуем не нового чего, но бывшего в обычае и у прочих древних блаженных и боголюбивых мужей, а особенно у вас. Ибо знаем по преемству памяти, наученные от цами нашими и посланиями, поныне еще у нас сохранившимися что блаженнейший епископ Дионисий (преемник папы Сикста с 261 г.), отличавшийся у вас и правотой веры, и прочими добродетелями, посещал своими пись мами и нашу Кесарийскую Церковь, утешал посланиями отцов наших и присылал нарочных людей выкупать из плена рабства. А ныне дела наши в еще более затруднительном и печальном положении и требуют усильнейшего попечения, потому что опла киваем не земных зданий разрушение, но отьятие у нас церквей и видим не телесное рабство, но пленение душ, ежедневно произ водимое поборниками ереси; почему если теперь не подвигнетесь на помощь, то чрез несколько времени не найдете, кому подать руку, потому что все будут покорены преобладающею ересию.
78 (82). К Афанасию, архиепископу Александрийскому
(Просит написать общее послание ко всем епископам, желающим едине ния, и, если подозревает их, прислать оное к св. Василию. (Писано в 371 или в начале 372 г.))
Когда обращаем внимание на дела и видим затруднения, ко торыми всякое доброе действие, как бы какими узами задержи ваемое, останавливается, тогда приходим о себе в совершенное отчаяние. А когда обратим опять взор на твое священнолепие и рассудим, что Господь соблюл нам тебя врачом церковных неду гов, тогда возвращаем себе рассудок и из глубокого отчаяния восстаем к надежде лучшего. Расслабевает вся Церковь, как не безызвестно и твоему благоразумию; и, конечно, как бы с высо кого какого стражбища созерцающим умом своим видишь ты, где что ни делается; видишь, что, как среди моря, при великом числе вместе плывущих, от сильного волнения все вдруг сталкиваются друг с другом — и кораблекрушение постигает частью от внешней причины, приводящей море в сильное движение, а частью от смятения пловцов, которые друг на друга напирают и друг дру га теснят… Но достаточно и того, если остановим слово на сем подобии, потому что твоя мудрость и не требует большего, а поло жение дел не дозволяет нам говорить смело. И кто же для этого будет надежным кормчим? На кого можно положиться, что пробудит Господа, да запретит ветру и морю (см.: Мф. 8:26)? На кого другого, кроме потрудившегося с детства в подвигах за бла гочестие? Итак, поелику ныне все, сколько есть нас здравых по вере, искренно стремятся к общению и единению с единомыслящими, то смело обращаемся с прошением к твоему незлобию: напиши всем нам одно послание, в котором бы заключался совет — что нам делать. Ибо так хотят, чтобы тобою положено было начало сих общительных бесед. А поелику, может быть, по воспомина нию о прошедшем, кажутся они тебе подозрительными, то поступи так, боголюбивейший отец: письма к епископам перешли ко мне или чрез кого–либо из верных тебе, или чрез брата Дорофея, нашего содиакона: и я, взяв их, не прежде отдам, как получив от них ответы. А если не так, то грешен буду к тебе вся дни (Быт. 43 9) жизни моей. Без сомнения же, не больше надлежало стра шиться тому, кто первоначально сказал сие отцу своему, сколько страшно теперь мне, который говорю это тебе — духовному отцу. Если же ни под каким видом не соглашаешься на сие, то по край ней мере не обвиняй меня за это служение как приступившего к сему ходатайству и посредству без коварства и хитрости, потому только, что желаю мира и взаимного единения между нами, единомудрствующими о Господе.
85 (89). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому
(Выражая свое желание видеться с Мелетием, просит молитв его о себе чрез Дорофея, отправляемого на Запад с письмами, которые предоставля ет сочинить самому Мелетию. Извещает о себе, к кому из западных писал уже; напоминает Мелетию, что им должно быть положено начало к об щению с Афанасием. (Писано в 372 г.))
Благий Бог, открывая нам случаи приветствовать твою досточестность, утоляет стремительность нашего желания. Ибо Сам Он свидетель, сколько вожделенно для нас видеть лицо твое и насладиться добрым и душеполезным твоим учением. И теперь благоговейнейшему и ревностнейшему брату, содиакону Дорофею, который идет к тебе, поручаю просить тебя прежде всего помолиться обо мне, чтобы не быть мне преткновением для народа и препятствием умилостивить Господа своими молитвами. А по том напоминаю, чтобы благоволил ты устроить все чрез упомяну того брата. И если должно писать о чем к западным, так как письма необходимо должны быть доставлены к ним кем–нибудь из наших, заставь написать письма сии с твоих слов. Ибо я, встретившись с диаконом Савином, который прислан к нам западными, писал к иллирийским, также к италийским и галльским епис копам и к некоторым из писавших ко мне часто. А приличие требует, чтобы кто–нибудь, от общего собрания посланный, доставил им вторые письма, которые сам прикажи написать.
И о досточтеннейшем епископе Афанасии напоминаю твоей совершенной мудрости, подробно знающей дело сие, что мое письмо не может иметь успеха и произвести что–либо полезное, если не будет каким–либо образом от вас предложено ему то общение, в которое тогда медлили вы принять его. Ибо сказывают: сам он весьма склонен вступить с нами в сношения и по возможности сблизиться, но огорчен тем, что и тогда был отпущен не приня тым в общение, и доныне остаются обещания неисполненными.
А что делается на Востоке, конечно, не укрылось от слуха и твоего богочестия; подробнее же обо всем перескажет упомяну тый брат сам от себя. Соблаговоли послать его вскоре после Пасхи, потому что ожидает ответов из Самосатов. Приими усер дие его и, укрепив молитвами, пошли на предлежащее дело.
86 (90). К святейшим братиям и епископам на Западе
(Описывает радость, с какой на Востоке приняты послания западных епис копов и доставивший оные Савин; изъявляет надежду свою на помощь западных христиан, а для сего изображает бедствия Церкви Восточной; наконец, свидетельствует о согласии восточных на все, что сделано западными на основании Правил. (Писано в 372 г.))
Благий Бог, Который всегда вместе со скорбями соединяет и утешение, и ныне при множестве болезней дал нам обрести не малое некое утешение в письмах, которые переслал к нам досто–честнейший отец наш, епископ Афанасий, получив их от вашего правдолюбия, и которые содержат в себе свидетельство здравой веры и доказательство вашего ненарушимого единомыслия и единодушия, открывая нам, что пастыри идут по следам отцов и народ Господень пасут разумно. Все сие так нас обрадовало, что положило конец нашему унынию и произвело в душах наших некоторое кратковременное ослабление при всем печальном по ложении дел, в каком ныне находимся.
Господь же подал нам еще большее утешение чрез сына наше го, благоговейнейшего содиакона Савина, который, обстоятельно пересказав, что есть хорошего у вас, напитал души наши, и, на опыте узнав наши дела ясно известит вас, чтобы прежде всего вступили вы за нас в подвиг усильной и прилежной молитвы ко Господу, а потом не отказались подать и возможное с вашей стороны уте шение бедствующим Церквам. Ибо в затруднении здешние дела, досточестнейшие братия; и при непрестанных нападениях про тивников, подобно какому–нибудь кораблю, который среди моря сокрушают один за другим следующие удары волн, Церковь из немогает, если только не посетит ее вскоре благость Господня. Посему как взаимное ваше единомыслие и единение почитаем собственным своим благом, так и вас просим оказать сострада ние к нашим разделениям и не отлучать нас от себя потому, что удалены мы от вас местным положением, но принять нас в строй ный состав единого тела, потому что соединены мы с вами обще нием по Духу.
А наши бедствия известны, хотя бы мы и не говорили о них, потому что ими оглашена уже целая Вселенная. Пренебрегаются учения отцов, уничтожаются апостольские предания их; в Церквах получают силу изобретения нововводителей; люди только хитрословят, а не богословствуют; мирская мудрость берет первен ство, отринув похвалу Креста; пастыри изгоняются, а на место их вводятся «волцы тяжцы» (Деян. 20:29), расточающие стадо Хрис тово; молитвенные дома стоят пусты без присутствующих, а пусты ни наполнены сетующими; сетуют старцы, сравнивая древнее с настоящим, а еще более достойны сожаления юноши, не знающие, чего они лишены. Сего достаточно, чтобы подвигнуть к состра данию тех, которые обучены любви Христовой: но описание, сравниваемое с самою действительностию дел, во многом не достигает до полного их изображения. Итак, ежели есть какое утешение любви, ежели есть какое общение Духа, ежели есть какое сердоболие жалости, то подвигнитесь на помощь нашу; восприимите ревность по благочестию и избавьте нас от этой бури. И нами да изрекается с дерзновением это благое провозвестие отцов, низлагающее злоименную ересь Ариеву, назидающее же Церкви здравым учением, по которому Сын исповедуется единосущным Отцу и Святый Дух равночестно числимым вместе и спокланяемым, чтобы, какие вам дал Господь, и дерзновение защищать ис тину, и похваление исповеданием Божественной и спасительной Троицы, те же и нам дарованы были вашими молитвами и вашим содействием.
А подробности перескажет вашей любви сам упомянутый вы ше содиакон. Мы согласились на все, что сделано вашей досточестностию, на основании правил, одобрив нашу апостольскую ревность по православию.
87 (91). К Уалериану, епископу Иллирийскому
(Отвечая на письмо, полученное с Савином, чрез него же просит молиться о Церкви, бедствующей на Востоке от ариан, и изъявляет надежду свою, что западные послужат к обновлению здравой веры на Востоке, чтобы тем вознаградить за блага, с Востока ими полученные. (Писано в 372 г.))
Благодарение Господу, Который дает нам в твоей чистоте видеть плод древней любви! Столько удаленный от нас телом, ты привел себя в соприкосновение с нами посредством письма и, объяв нас духовною и святою своею любовью, произвел в душах наших какую–то невыразимую к тебе привязанность. Ибо на са мом деле узнали мы силу притчи, что «якоже души жаждущей вода студеная, тако весть благая издалеча» (ср.: Притч. 25:26). Сильный у нас глад любви, досточестнейший брат. А причина сему очевидна, потому что «за умножение беззакония изсякла любы многих» (ср.: Мф. 24:12). Потому и письмо показалось нам стоящим великой цены, и, воздаем тебе за него с тем же благоговейнейшим содиаконом и братом нашим Савином, чрез которо го уведомляем тебя и о себе и просим бодрствовать в молитвах за нас, да подаст Святый Бог и здешним делам со временем тишину и безмолвие и да запретит сему ветру и морю, чтобы избавиться нам от этого волнения и смятения, в каком находимся теперь, непрестанно ожидая совершенного потопления.
Но и это великий дар нам от Господа в настоящем положении, когда слышим, что вы пребываете между собою в точном согласии и единении и что у вас беспрепятственно возвещается проповедь благочестия. Ибо если только не заключены уже вре мена мира сего и остаются еще дни жития человеческого, то не обходимо, чтобы некогда вами обновлена была вера на Востоке и чтобы при времени вознаградили вы Восток за те блага, какие получали от него. Ибо здесь здравая часть христиан, защищаю щих благочестие отцов, довольно изнемогла; диавол, по проныр ству своему, привел ее в потрясение, многократно и разнообразно нападая на нее со своими кознями. Но вашими молитвами, лю бящие Господа, да угасится лукавая и вводящая людей в обман ересь Ариева зловерия, да воссияет же доброе учение отцов на ших, собравшихся в Никее, чтобы Блаженной Троице воздалось славословие, согласное со спасительным Крещением.
88 (92). К италийским и галльским епископам
(От имени восточных епископов, которые не только находят утешение в рассказе своих бедствий, но и питают надежду, что западные, узнав от Савина о делах на Востоке, приидут к ним на помощь, изображает бед ствия Восточных Церквей и просит епископов поспешить своим вспо моществованием делу Церкви. (Писано в 372 г.))
Боголюбивейшим и преподобнейшим братиям, сослужителям в Италии и Галлии, единодушным епископам, Мелетий, Евсевий, асилий, Васе, Григорий, Пелагий, Павел, Анфим, Феодот, Вит, Аврамий, Иовин, Зинон, Феодорит, Маркиан, Варах, Авраамий, Ливаний, Фалассий, Иосиф, Воиф, Иатрий, Феодот, Евстафии, Варсума, Иоанн, Хосрой, Иосакес, Нарсес, Марис, Гри гории, Дифн желают радоваться о Господе.
Душам болезнующим приносит некоторое облегчение и вздох часто исторгающийся из сердечной глубины, иногда же и источенные слезы рассевали большую часть скорби. А нам высказать страдания свои пред вашей любовью доставляет более утешения, чем воздыхания и слезы, даже лелеет нас некоторая добрая надежда, что если объявим вам свои огорчения, то, может быть возбудим вас оказать нам помощь, которой давно ожидали от вас Восточным Церквам, но еще не получили, конечно, потому что Бог, премудро распоряжая нашими делами по незримым судам Своей правды, устроил так, чтобы мы долее боролись с сими искуше ниями. Ибо вам, досточестнейшие братия, небезызвестны дела наши, о которых слух дошел и до крайних пределов Вселенной, и вы не лишены сострадательности к единодушным с вами братиям, будучи учениками Апостола, который учит, что любовь к ближ нему есть «исполнение закона» (ср.: Рим. 13:10). Но, как сказал я, стремление ваше удерживал праведный суд Божий, продолжаю щий время исполнения скорби, наложенной на нас за грехи наши.
Но теперь по крайней мере просим вас возбудиться ревностью по истине и состраданием к нам, когда и то все, что доселе избегало вашего слуха, узнали вы от благоговейнейшего брата нашего, со диакона Савина, который может сам от себя переска зать вам, что и не входит в письмо. Чрез него просим вас облечь ся «во утробы щедрот» (Кол. 3:12), отложив всякое медление, принять же на себя труд любви и не брать в расчет ни дальности пути, ни домашних недосугов, ни других человеческих препятствии.
Не одна Церковь в опасности, даже не две или три Церкви подвергаются жестокой этой буре: почти от пределов Иллирика до Фиваиды свирепствует зловредная ересь, которой лукавые семена брошены сперва злоименным Арием, глубоко же укоре ненные многими, которые после Ария прилежно возделывали не честие, произрастили теперь тлетворные плоды. Догматы благо честия извращены, уставы Церкви нарушены; любоначалие людей, не боящихся Господа, кидается за начальственными должностями и председательство въявь уже предлагается в награду за нечестие; почему кто произносил более тяжкие хулы, тот предпочтительнее других избирается на епископство в народе; ис чезла сановность священническая; мало людей, пасущих стадо Господне разумно: сбереженное для бедных честолюбцы непре станно тратят на свои удовольствия и на раздачу подарков; не вид но точного исполнения церковных правил; много стало свободы грешить, ибо достигающие начальства человеческим усердием в благодарность за сие самое усердие воздают тем, что все дозво ляют в угодность грешащим. Погиб правдивый суд; всякий хо дит по воле сердца своего; порок не знает себе меры; народ не слушает увещаний; в предстоятелях недостает дерзновения, потому что приобретшие себе власть чрез людей стали рабами оказав ших им милость. У иных придумано уже и оружие для междо усобной брани, именно защита православия, и, прикрывая част ные свои вражды, выставляют на вид, что враждуют за благочес тие. А другие, отклоняя от себя обличение в самых гнусных делах, доводят народ до неистовства, поощряя к взаимным спорам, что бы общими бедствиями прикрыть свое худое состояние. Поэто му брань сия непримирима: сделавшие худое страшатся общего мира, потому что он обнаружит «тайная» их «срама». Сверх это го неверные смеются, маловерные колеблются; вера сомнительна, неведение проливается в души, потому что злонамеренно иска жающие учение подделываются под истину. Молчат уста благо честивых, развязан всякий хульный язык, святое осквернено; здра вомыслящие в народе бегут от молитвенных домов как от училищ нечестия и по пустыням со стенаниями и слезами подъемлют руки к Небесному Владыке. Конечно, и до вас достигло, что делается в большей части городов: народ с женами, детьми и даже старцами вне городских стен, под открытым небом совершают молитвы, с великим терпением перенося страдания от воздушных перемен и ожидая себе помощи от Господа. Какой плач соответствен сим бедствиям? Какие источники слез будут достаточны для стольких несчастий?
Итак, пока еще некоторые, по–видимому, не пали, пока хранится еще след древнего состояния, прежде, нежели постигло Церкви совершенное крушение, поспешите к нам, поспешите уже, ей! просим вас, искреннейшие братия, подайте руку падшим на коле на. Да воздвигнется к нам братское ваше сердоболие, да прольются слезы сострадательности! Не пренебрегите тем, что поло вина Вселенной погружена в заблуждение. Не потерпите, чтобы угасла вера у тех, у кого воссияла первоначально.
А что сделать вам в пособие делам и как оказать сострада ние к скорбящим — этому, без сомнения, не нужно учить вас, но Сам Дух Святый внушит вам сие. Впрочем, скажем, что нужна скорость в спасении оставшихся и прибытие большего числа бра тии, чтобы прибывшие составили полный собор и для поправле ния дел имели достоверность не только по важности прислав ших, но и по числу своему. Пусть они возобновят исповедание веры, составленное отцами нашими в Никее, изгонят ересь, пред ложат Церквам слово мира, приведя к единодушию одинаково думающих. Ибо, конечно, всего более достойно сожаления, что и здоровое по видимости разделилось само в себе, и обстоят нас бедствия, как видно, подобные тем, в каких прежде был Иеруса лим во время осады Веспасиановой. Ибо иерусалимляне вместе и стеснены были внешней войной и в то же время истребляемы внутренним мятежом единоплеменников. А у нас, сверх откры той брани еретиков, воздвигнутая еще брань теми, которые при знаются православными, довела Церкви до крайнего изнеможе ния. Потому и имеем особенную нужду в вашей помощи, чтобы исповедавшие апостольскую веру, прекративши у себя выдуман ные ими расколы, подчинились наконец полномочию Церкви, и Те ло Христово соделалось совершенным, будучи снова всеми членами приведено во всецелость; и не только ублажили мы блага, видимые у других, как делаем теперь, но и у себя самих увидели Церкви восприявшими похвалу древнего православия. Ибо подлинно достойно высочайшего ублажения дарованное от Господа вашему благочестию: различать поддельное от стоящего цены и чистого, проповедовать же от всякого отступления веру отцов, ко торую мы приняли и признаем изображенною начертаниями, взя тыми у Апостолов, согласуясь и с нею, и со всем, что по правилам и уставам поставлено в соборном послании.
93 (97). К советодательному собранию в Тиане
(Выражает ревность свою о соблюдении мира и при том раздоре, какой произошел с Анфимом, по случаю разделения Каппадокии. (Писано в 372 г.))
Открывающий глубины и объявляющий советы сердечный (ср.:1 Кор. 4:5) Господь дал и смиренным разумение неудобозримых, как некоторые думают, ухищрений. Итак, ничто от нас не утаилось, и ничто из содеянного не осталось сокрытым. Но, впрочем, я не вижу и не слышу ничего другого, кроме одного — мира Божия и того, что ведет к нему. Хотя другие и сильны, и велики, и сами в себе уверены, но я ничего не значу, ничего не стою, почему иногда не возьму на себя столько, чтобы почесть себя имеющим довольно сил одному и самому собой преодолеть трудность дел, но твердо знаю, что гораздо более имею нужды во вспомощест вовании каждого из братий, нежели сколько одна рука нуждает ся в пособии другой, потому что и самим устройством тела нашего Господь научил нас необходимости общения. Ибо, когда рассматриваю эти самые члены свои и вижу, что ни один недо статочен сам по себе для действования, тогда могу ли подумать, что я сам по себе достаточен для отправления дел житейских? Нога не ходила бы твердо, если бы вместе с нею не подпирала тело другая; глаз не видел бы правильно, если бы не имел сообщ ником себе другого и не согласно с сим устремлялся на видимые предметы. Вернее слух, который принимает звуки обоими путя ми; крепче схватываешь вещь при взаимном общении перстов. И одним словом — не вижу, чтобы какое естественное или свободное действие совершалось без единодушия тех, которые при надлежат к тому же роду; потому что и сама молитва, когда нет согласия в молящихся, бывает гораздо бессильнее самой себя, и Господь обещал быть посреди двоих или троих, призывающих Его в единодушии (см.: Мф. 18:20). Но и самое домостроитель ство принял на Себя Господь, чтобы «умиротворить Кровию Креста» Своего, «аще земная, аще ли небесная» (ср.: Кол. 1:20). А по всему этому желаю в мире пребывать остальные дни свои; прошу, чтобы с миром было успение мое. Поэтому решился я для мира не избегать какого бы то ни было труда, не отказываться говорить и делать что–либо унизительное, не брать в расчет дальности пути, не бояться каких–либо других беспокойств, только бы сподобиться наград, обещанных миротворцам. Если кто следует моему в этом руководству, то сие всего лучше и составляет коне моих желаний. А если кто повлечет в противоположную сторону, то и в этом случае не отступлю от своего решения. Но в день воздаяния всякий сам узнает плоды своего делания.
95 (99). К Терентию, комиту
(Оправдывается в том, что не мог дать епископов Армении, как предпи сано было императором, и слагает вину на епископа Феодота, который не хотел иметь общения со св. Василием по причине сношения его с Евстафием, потом перечисляет, что сделано им в пользу Армянской Церкви во время пребывания его в Самосатах. (Писано в 372 г.))
Весьма много прилагал я старания оказаться послушным и царскому отчасти указу, и дружескому письму твоей досточестности, как уверенный, что всякое твое слово и всякая мысль исполнены правого намерения и доброго разумения; однако же не мог привести в действие усердного своего желания. А первою и самою верною причиною тому — мои грехи, которые везде меня предваряют и препинают на каждом шагу; второю же причи ною — отчуждение от меня епископа, который дан мне в содей ствие. Ибо не знаю, что сделалось с достопочтеннейшим братом нашим Феодотом, который сначала обещался во всем мне содей ствовать и усердно сопровождал меня из Гитас до Никополя, но как скоро увидел меня в этом городе, так возгнушался мною и до того убоялся грехов моих, что не допустил меня с собой ни к утренней, ни к вечерней молитве, в чем относительно ко мне по ступил он, правда, справедливо и сообразно с моею жизнью, но не подумав о том, полезно ли сие для общего состояния Церк вей. Причину же на сие выставлял мне ту, что согласился я при нять в свое общение достопочтеннейшего епископа Евстафия.
Но дело было у меня так. Приглашенный на Собор, который был созван братом Феодотом, и подвигнутый любовью с послу шанием исполнить приглашение, чтобы не подумали о нашем собрании, будто сходимся без дела и понапрасну, постарался я всту пить в собеседование с упомянутым выше братом Евстафием. Я поставил ему на вид те обвинения касательно веры, какие возво дит на него брат Феодот, и требовал: если следует правой вере, то объявить мне о сем, чтобы мог я быть с ним в общении; а если чужд нам по вере, то знать наверное, что и я буду для него чуждым. Итак речей у нас между собой было много, весь этот день проведен в рассуждениях о сем; и когда наступил уже вечер, мы разошлись, не приведя своего разговора к желаемому концу. На следующий же день, начав опять заседание с утра, стали беседо вать о том же, к нам присоединился уже и брат Пимений, пре свитер севастийский, и сильно держал слово против меня. Таким образом, понемногу и сам себя оправдывал я, в чем думали они обвинять меня, и их доводил до согласия на требуемое мною; и по благодати Господа оказалось, что мы даже и в самых малостях не разногласим между собою. Итак, около девятого почти часа восстали мы на молитву, принося благодарение Господу, по дающему, что и мыслим едино, и говорим едино!
Сверх того мне надобно было взять у Евстафия и письменное какое–либо исповедание, чтобы согласие его сделалось известным и его противникам и чтобы у прочих было достаточное доказа тельство намерений сего мужа. Но для большей точности возна мерился я при свидании с братом Феодотом у него взять пись менное изложение веры и предложить оное упомянутому Евстафию, чтобы достигнуть вместе и того, и другого — и Евстафием исповедана была правая вера, и братия несомненно убедились, не имея никакого повода к прекословию, когда Евстафием приняты собственные их предложения. Впрочем, прежде, нежели узнано, для чего шел я на свидание и какая цель моей беседы, епископ Феодот не соблаговолил пригласить меня на Собор. С половины пути воротился я назад, приведенный в уныние тем, что труды мои о мире Церквей делаются не достигшими своего конца.
После сего, поелику настояла нужда мне идти в Армению, зная особенный нрав Феодота и желая при достоверном человеке как сам оправдаться в своем поступке, так и его вывести из сомнения, пришел я в Гитасы — село, принадлежащее боголюбивейшему епископу Мелетию, где со мною был и этот вышеупомянутый Феодот. И, таким образом, поелику он обвинял меня за связь с Евстафием, рассказал я там об успехе моего свидания, а именно, что нашел Евстафия во всем с ними единомысленным. Феодот утверждал, что Евстафий, расставшись со мною, отрекся от сего единомыслия и сам подтвердил собственным ученикам своим, что касательно веры ни в чем со мною не согласен. Я стал возражать на сие, и смотри, досточудный мой, не весьма ли справедли вы и неоспоримы ответы, какие я сделал на это? Я говорил: «За ключая по постоянству сего человека во всем другом, уверен я, что не так легко меняет он мысли свои и не станет ныне испове довать, а завтра отрицать, что сам сказал: это человек, который и в неважном чем–нибудь бегает лжи как чего–то страшного, паче никогда не захочет противиться истине в предметах такой важ ности и всеми столько утверждаемых. А если бы случилось, что справедливо разглашаемое вами, то надобно предложить ему пи сание, заключающее в себе полное показание правой веры. Если найду, что изъявляет он свое согласие и письменно, то останусь с ним в общении. А если замечу, что уклоняется от сего, то пре кращу с ним всякую связь».
Поелику речь сию одобрили епископ Мелетий и брат сопресвитер Диодор (ибо и он находился при этом), то и достопочтен нейший брат Феодот согласился там и, пригласив прийти в Ни кополь, чтобы и Церковь его посетить и, отправляясь в Саталы, самого его взять сопутником, оставил меня в Гитасах. Когда же пришел я в Никополь, тогда забыл и что слышал от меня, и на что согласился со мною, отпустил же меня от себя с теми оскорб лениями и бесчестиями, какие незадолго пред сим описал я тебе.
Поэтому, о достопочтеннейшая глава, как было можно сделать мне что–нибудь из предписанного и дать Армении еписко пов при таком расположении ко мне сообщника в порученном деле, от которого ожидал, что с его помощью найду людей спо собных, потому что в епархии его есть мужи благоговейные, разумные, знающие язык и имеющие сведения и о прочих свой ствах сего народа, известные мне и по именам, но с намерением умолчу о них, чтобы не послужило сие препятствием воспользоваться ими Армении, по крайней мере в другое время. И теперь, при таком состоянии дела дошедши до Сатал, по благодати Божией устроил я, кажется, все прочее, примирил армянских епископов и переговорил с ними, о чем следовало, чтобы отложили обычное свое хладнокровие и возымели искреннее усердие о Церквах Господних; а касательно того, что и в Армении с таким равнодушием нарушаются законы, дал я им начертания правил, как надобно им прилагать свое попечение. От Церкви же в Саталах получил я и приговоры с прошением, чтобы дал я им епис копа. Была у меня забота и о том, чтобы разыскать справедли вость хулы, распространенной о брате нашем Кирилле, еписко пе армянском; и по благодати Божией нашел я, что она пущена ложно, по клевете его ненавистников, в чем они открыто призна лись мне. Кажется, что довольно благосклонным к нему сделал я и жителей сатальских, и они не бегают уже общения с ним. Если же все это маловажно и не имеет никакой цены, то я не мог сделать ничего большего по причине взаимного, по диавольскому ухищрению, у меня с ними несогласия. О сем надлежало бы мне молчать, чтобы не показаться разглашающим, что самому мне слу жит в укоризну. Но поелику иначе невозможно и оправдаться пред твоим высокородием, то приведен я в необходимость донес ти всю истину, как было.
98 (102). К сатальским гражданам
(Послав с письмом сим Никия, предуведомляет жителей Саталы, что, вняв их просьбам и всему предпочтя их выгоды, поставил им епископом одного своего сродника, весьма любимого им самим, матерью и народом. (Писано в 372 г.))
Уважив собственные просьбы ваши и просьбы всего народа принял я на себя попечение о вашей Церкви и обещался вам пред Господом без опущения сделать для вас все, что в моих си лах. Почему и принужден, по написанному, коснуться как бы в «зеницу ока» своего (Зах. 2:8). Так, избыток оказанной вам чес ти не дозволил, чтобы прежде просимого вами пришло мне на память другое что–либо, например: родство, снисканная с детства привычка к сему мужу; напротив того, забыв все частные мои родственные к нему отношения, не обратив внимания на множест во стенаний, с какими возрыдает народ мой, лишенный его по кровительства, не тронувшись ни слезами всего родства его, ни скорбию престарелой матери, которая только и держалась одни ми его услугами, не уважив всех этих вместе и сильных, и много численных причин, одно имел я в виду — украсить вашу Церковь правлением такого мужа и оказать ей помощь, преклонявшей уже колена от долговременного пребывания без начальника, и чтобы восстать на ноги, возымевшей нужду в значительном и сильном руководстве. Вот что мною для вас сделано!
Но и вас уже прошу доказать, что вы не ниже нашей надеж ды и обещаний, какие сделаны мною сему мужу, а именно, что я послал его к ближним и к друзьям и что каждый из вас пожелает превзойти всякого другого в усердии и в любви к нему. Как бы то ни было, покажите это прекрасное соревнование и особенною своею услужливостию утешьте его сердце, чтобы забыть ему родину, забыть родных, забыть народ, столько же привязанный к его покровительству, сколько недавно рожденный младенец при вязан к материнским сосцам.
99 (103). К жителям Саталы
(Извещает им, что избран им епископ. (Писано в 372 г.))
Господь привел в исполнение прошения людей Своих и чрез мое смирение дал им пастыря, достойного сего имени и не корчемствующего словом, как многие, но и вам, которые любите пра вое учение и избрали жизнь, согласную с заповедями Господни ми, способного угодить с избыточеством о имени Господа, испол нившего его духовными Своими дарованиями.
109 (113). К пресвитерам в Тарсе
(При затруднительном состоянии Церкви признает полезным снисходи тельно обращаться с немощными братиями и от желающих единения требовать только, чтобы исповедовали никейскую веру и Духа Святаго не именовали тварию, даже не имели общения с именующими. (Писано в 372 г.))
Свидевшись с ***, принес я великое благодарение Святому Богу, что и меня присутствием его утешил во многих скорбях, и вашу любовь чрез него показал во всей ясности. Ибо по расположению одного человека узнал я ревность к истине почти всех вас. Поэтому о чем беседовали мы с ним наедине, о том расскажет вам сам он. А что надобно любви вашей узнать от меня, это заключается в следующем.
Обстоятельства очень клонятся к тому, что Церкви придут в упадок, и много уже тому времени, как узнал я это. А созидания Церкви, исправления погрешностей, сострадания к немощным братьям покровительства держащимся здравого учения вовсе нет. Даже никакого нет пособия или врачующего болезнь, уже усилив шуюся, или предостерегающего от болезни ожидаемой. И вообще состояние Церкви (употреблю пример ясный, хотя, по–ви димому, и низкий) походит уже на старую одежду, которая при всяком случае легко рвется и не может опять прийти в первона чальную свою твердость.
А в такое время потребна великая тщательность и многопопечительность, чтобы Церквам оказать какое–нибудь благодея ние. Благодеянием же будет соединение доселе разделенного; и соединение воспоследует, если согласимся снизойти к немощным в том, что не повредит нашим душам. Итак, поелику многие уста отверзаются против Духа Святаго и многие языки изощряются в хуле на Него, то прошу вас, ограничьте хулящих, сколько можно вам, меньшим числом, и кто не называет Духа Святаго тварию, тех приимите в общение, чтобы остались одни хулители, и они, или устыдясь, возвратились к истине, или, оставаясь во грехе, по малочисленности своей утратили вероятие у других. Мы ничего больше не требуем, а предлагаем только желающим единения с нами братиям никейскую веру; и если соглашаются на оную, то требуем еще не именовать тварию Духа Святаго и не иметь общения с именующими. Кроме же сего, согласен я ничего не требовать. Ибо уверен, что по долговременном общении их с на ми и по беспрекословном упражнении в догматах веры, если бы и потребовалось что присовокупить для большей ясности, даст сие Господь, «вся споспешествующий во благое любящим Его» (ср.: Рим. 8:28).
115 (120). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому
(Получив от Евсевия поручение написать послание к западным еписко пам, записку о сем с Санктиссимом пересылает Мелетию, прося его на чертать сие послание; изъявляет свою надежду на близкое окончание замышляемого против него в Антиохии; извещает, что Фавст незаконно рукоположен Анфимом на место Кирилла, и просит Мелетия объявить об этом всем. (Писано в 373 г.))
Получил я письмо от боголюбивейшего епископа Евсевия с приказанием опять написать к западным о некоторых церков ных делах. И ему угодно, чтобы письмо начертано было мною, а подписано всеми, кто с ними в общении. Поелику же не приду мал я, как написать, о чем приказывал он, то посылаю записку к твоему богочестию, чтобы, прочитав ее и внимательно выслушав, что донесет возлюбленный брат сопресвитер Санктиссим, сам бы ты удостоил начертать относительно сего, как тебе представляется; мы же готовы и согласиться с этим и вскорости снестись со всеми, кто с ними в общении, чтобы по собрании всех подписей письмо пошло с тем, кто отправится к западным епископам. А что заблагорассудится написать твоему преподобию, о сем при кажи скорее известить меня, чтобы мне не оставаться в неведении о твоем мнении.
О том же, что замышляют или уже выдумали против меня в Антиохии, донесет твоей досточестности тот же брат, если слух предваряющий события, не известит тебя и о том, что сделалось. А есть надежда, что близко окончание того, чем угрожали.
Желаю же довести до сведения твоего благоговения, что брат Анфим пребывающего у папы Фавста рукоположил во епископа, не получив на сие голосов, и поставил его на месте достопочтеннейшего брата Кирилла, отчего Армения исполнилась смятений. Поэтому, чтобы не оболгали меня и чтобы самому мне не иметь вины в беспорядке случившегося, довожу о сем до сведения твоей степенности. Но, без сомнения, сам ты соблаговолишь дать о сем знать прочим. Ибо думаю, что многих оскорбит такой беспорядок.
117 (122). К Пимению, епископу в Саталах
(Извещает о рукоположении Фавста во епископа и просит дать о нем св. детельство, можно ли его или нет принять в общение. (Писано в 373 г.))
Без сомнения, спрашивал ты писем у армян, когда возвраща лись чрез твой город, и узнал причину, по которой я им не дал письма. И если сказали они правдолюбиво, то извинил ты меня в этом тогда же. Если же скрыли причину, чего не думаю, то выслушай ее от меня. Отважный на все Анфим, который с дав него времени заключил со мною мир, как скоро нашел случай удовлетворить своему тщеславию, а мне причинить некоторое огор чение, рукоположил Фавста собственным своим полномочием и собственною своею рукою, не дожидаясь голоса ни от кого из вас и насмеявшись надо мною, требовавшим этого. Итак, поелику на рушил он древнее благочиние, презрел и вас, от которых ждал я свидетельства, и сделал дело, не знаю, благоугодное ли Богу, то посему, огорчившись на них, не дал я ни одного письма ни к кому из армян, ни к твоему благоговению. Но не принял я в общение и Фавста, ясно засвидетельствовав, что если не принесет ваших писем, то и сам во все время буду его чуждаться, и единодушных со мною расположу к тому, чтобы вели себя с ним таким же образом. Поэтому, если сделанное может быть поправлено, то постарайся и сам прислать свидетельство о нем, как скоро увидишь добрую жизнь сего мужа, и другим посоветовать то же. А если дело неисправимо, то извести меня и об этом, чтобы уже вовсе не обращать на них внимания, хотя бы, как и дали заметить, решено уже было ими перейти в общение с Анфимом, презрев меня и эту Церковь, потому что устарели мы для дружбы.
122 (127). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Извещает, что среди беспокойств, встреченных в Никополе, ободрен был прибытием туда епископа Иовина, и просит поблагодарить его, что потру дился помочь св. Василию, и поддержать строгость церковных правил. (Писано в 373 г.))
Человеколюбец Бог, Который со скорбями соединяет и со размерные им утешения и ободряет смиренных, чтобы, сами того не примечая, не поглощены они были излишней печалию, подал мне и утешение, которое равняется беспокойствам, постигшим меня в Никополе, ибо вовремя привел туда боголюбивейшего еписко па Иовина, который сам расскажет, как благовременно явился ко мне. Ибо сам я умолчу об этом, остерегаясь продолжительности письма и не желая подать мысль, что тех, которые, переменив шись, стали мне любезными, выставляю как бы на позор напоминанием их поступка. Но да благословит Святый Бог привести тебя в наши страны, чтобы мог я обнять священнолепие и рассказать тебе обо всем в подробности, потому что на самом деле огорчительное доставляет обыкновенно какое–то удовольствие в рассказе об этом. А боголюбивейшего епископа, который совершенно выполнил требования любви его ко мне, с особенным же тщанием и мужеством потрудился о строгом соблюдении правил, похвали за сие и возблагодари Господа, что питомцы твои везде обнаруживают черты твоей степенности.
124 (129). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому
(Извещает, что севастийцы распространяют одно Аполлинариево сочи нение с такими намеками, будто бы писано сие св. Василием; переска зывает, какие определения в рассуждении его сделаны при царском дво ре; просит изготовить послание к западным, для чего уже и послан к нему Санктиссим, и предлагает мысль свою о том, что должно быть со держанием сего послания. (Писано в 373 г.))
Знал я, что твоему совершенству странно будет слышать об винение, вышедшее ныне от Аполлинария, который не затруднится все сказать. Я и сам до сего времени не имел понятия, что подпадаю оному, но теперь севастийцы, отыскав где–то, сделали гласным и пускают по рукам сочинение, по которому осуждают паче и меня как имеющего этот образ мыслей. В сочинении же есть подобные сим выражения: «Почему необходимо им представлять себе первое тождество сопряженно во всем, лучше же сказать, соединенно с инаковостью, как скоро утверждают, что первое и второе есть одно и то же? Ибо что есть Отец первично, то Сын есть вторично и Дух — третично. Но опять, что Дух есть пер вично, то Сын есть вторично, поелику, без сомнения, и Господь есть Дух; и Отец — третично, поелику, без сомнения, Бог есть Дух. И если неизреченную тайну сию выразить усильнее, то Отец есть отечески (представляемый) Сын, а Сын — сыновно (представляемый) Отец. А подобно сему должно сказать и о Духе, поелику Троица есть единый Бог». Вот что разглашается, и не могу верить, чтобы сие было сочинение распространяющих слухи, хотя по клеветам их на меня заключаю, что могут на все отважиться. Ибо в письмах к некоторым из своих после клевет на меня прилагали и сии слова, именуя их еретическими, но скрывая, кто сочинитель, чтобы в народе распространилась мысль, будто бы писатель я. Впрочем, как сам себя уверяю, их изобретательность не простерлась еще до того, чтобы сочинять им и речения. Почему, чтобы отразить усилившуюся на меня хулу и показать всякому, что у меня ничего нет общего с утверждающими это, принужденным нашелся я упомянуть о сем человеке (т. е. об Аполлинарии), потому что он в нечестии подходит близко к Савеллию. И о сем довольною.
А от царского Двора прибыл некто с известием, что в державствующем, после первого движения, какое возбуждено было в не рассевающими на меня клеветы, возникла другая мысль — не вы давать меня руками обвинителям и не представлять на их волю как определено было вначале, но помедлить пока несколько. Почему, если удержатся при этой мысли или придумают что–либо еще более милостивое, дам знать о том твоему благочестию. А если превозможет первое определение, то и сие не будет от тебя сокрыто.
Впрочем, брат Санктиссим, без сомнения, давно у тебя, и чего домогается он, известно уже стало твоему совершенству. Поэтому если послание к западным оказывается необходимым, то, начертав оное, благоволи прислать ко мне, чтобы мог я сообщить для подписи единодушным с нами и иметь готовую подписку, собранную на отдельном листе, который и можно будет приложить к листу, какой носит с собою брат наш сопресвитер. А я, не нашедши в записке ничего, относящегося к делу, не придумал, о чем писать мне к западным. Что нужно, о том было уже писано прежде, а писать излишнее совершенно напрасно. Беспокоить же об одном и том же не смешно ли будет? Мне думалось, что есть предмет, которого еще не касались и который даст место письму, именно посоветовать им принимать в общение с собою не без разбора всех, приходящих с Востока, но однажды навсегда из брав одну какую–нибудь сторону, прочих принимать по свидетель ству принадлежащих к оной и не прилагаться ко всякому, конечно, под видом православия пишущему свое изложение веры. Ибо в таком случае произойдет то, что будут вступать в общение с теми, которые состоят между собою в споре, и хотя предлагают неред ко одни и те же речения, однако же препираются друг с другом не менее во всем почти разномыслящих. Почему, чтобы ересь не воспламенилась у нас еще более, когда несогласные между собой в вере будут друг другу выставлять на вид письма, полученные ими от западных, надобно посоветовать им, чтобы с разбором и вступали в общение с приходящими к ним, и к отсутствующим посылали, по церковному уставу, общительные письма.
133 (138). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Болезнию, которая продолжается уже пятьдесят дней, извиняется в том, что не мог ехать в Сирию, сколько ни желал быть там для совещания с Евсевием о делах; между тем извещает о предложении Евагрия, возвра тившегося из Рима, о просьбах жителей Севастии и Иконии, из которых последние просят дать им епископа на место умершего Фавстина. (Писано в 373 г.))
В какое, думаешь, состояние пришла душа моя, когда полу чил я письмо твоего богочестия? Ибо, смотря на расположение, выраженное в письме, устремлялся я тотчас прямо лететь к сириянам; смотря же на телесную немощь, которою был связан, чув ствовал, что нет у меня сил не только лететь, но и поворотиться на одре. Пятидесятый день проводил уже я в болезни, когда пришел ко мне возлюбленный и ревностнейший брат наш, содиакон Елпидий. Много изнурен я был горячкою, которая по недостатку питательного для нее вещества, обвившись около сухой этой плоти, как около обожженной светильни, производила сухотку и медлительную болезнь. А потом старая моя рана, поразив собою эту печень произвела во мне отвращение от пищи, отгнала от очей моих сон, держала меня на пределах между жизнью и смертью, дозволяя жить в той только мере, чтобы чувствовать неприятности жизни. Поэтому–то пользовался я самороднотеплыми водами и принимал некоторые пособия от врачей. Но все преодолело это жестокое зло, которое и перенес бы иной, снискав к тому привычку, но которому противостать, не приготовившись к его нападению, ни в ком недостанет адамантовой твердости. Впро чем, тревожимый им долгое время, никогда не скорбел я так, как теперь, потому что оно воспрепятствовало мне свидеться с ис тинною твоею любовию. Ибо какого удовольствия лишен я, знаю это сам, хотя в прошлый год краем только перста отведал слад чайшего меда в вашей Церкви.
Но мне и ради других нужных дел надобно было сойтись вместе с твоим богочестием и о многом сообщить тебе, а многому у тебя научиться. Ибо здесь нельзя найти истинной любви. А когда бы и нашел кто человека весьма любящего, то нет никого, кто бы, подобно твоему совершенному благоразумию и той опыт ности, какую собрал ты в продолжение многих трудов, подъятых для Церквей, мог подать мне совет в предлежащих делах.
Об ином непозволительно и писать, а что с безопасностию можно сказать, состоит в следующем. Пресвитер Евагрий, сын адтиохийца Помпийяна, отправившийся некогда на Запад с блажнным Евсевием, возвратился теперь из Рима и просит у меня письма, в котором бы до слова содержалось написанное ими самими (а мое письмо, как не понравившееся тамошним любителям точности, принес он ко мне назад), и просит также поспешить уже отправлением к ним людей достоверных, чтобы и им иметь благовидный предлог к посещению нас. Жители Севастии, единомысленные с нами, обнаружив гнойный струп Евстафиева зловерия, просят у меня какого–либо церковного пособия. Икония, город Писидийский, по древности первый после самого главного, теперь сама управляет частию, составленной из разных уделов, и под смотрение свое получила собственную свою область. Она и меня приглашает для посещения, чтобы дать им епископа. Ибо Фавстин скончался. Поэтому должно ли не медлить рукопо ложениями вне наших пределов, какой надобно дать ответ жи телям Севастии и с каким расположением приняты Евагриевы предложения — обо всем этом нужно мне было спросить твою досточестность при личном с тобою свидании, и всего этого ли шен я настоящею болезнию. Итак, если будет кто отправляться к нам вскорости, то благоволи обо всем прислать мне ответы. А если никого не будет, то помолись, чтобы пришло мне на ум то, что было бы угодно Господу. На Соборе же прикажи и меня вспомнить, и сам помолись обо мне, и народ пригласи с собою помолиться, чтобы оставшиеся дни и часы своего пресельничества удостоился я послужить, как благоугодно Господу.
182 (190). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(Предлагает ему советы о постановлении епископов в Исаврийской Церк ви; извещает, что по приказу Амфилохия имел разговор с Георгием и писал к Уалерию; уведомляет о делах Церкви Нисской; пересказывает Фило нове мнение о манне; приводит свидетельство Писания о колесницах фараоновых; извещает о получении общительного письма от Симпия и пе ресылает к Амфилохию ответ свой на оное. (Писано в 374 г.))
Сообразно со своею рачительностью и со своим усердием, которые всегда хвалю в тебе, позаботился ты и о Церкви Исаврийской. А что разделить сие попечение между большим числом епископов полезнее было для целого, это, думаю, всякому явно само собою. Не укрылось сие и от твоего благоразумия, как сам ты прекрасно заметил это, так дал о том знать и мне. Поелику же нелегко найти людей достойных, то, когда, с одной стороны, множеством епископов хотим снискать уважение и сделать, чтобы Церковь Божия, при большем их числе, управлялась строже, а с другой — неблагоискусностью призываемых доведем неприметным образом учение до унижения, тогда не приучим ли народ к хо лодности? Ибо и сам знаешь, что каковы настоятели, таковы большею частою бывают обыкновенно и подначальные. Поэтому, мо жет быть, лучше предстоятелем города, если только это удобно, поставить кого–либо одного, только человека испытанного, и распоряжение частными делами возложить на его ответственность; если только он Божий слуга, делатель непостыдный, «не иский своея пользы, но многих, да спасутся» (1 Кор. 10:33). А он, как скоро увидит, что для понесения забот сих собственные его силы недо статочны, сам присоединит к себе делателей для жатвы. Посему если найдем такого человека, то признаюсь, что один стоит мно гих и что таким образом устроить попечение о душах и для Церк вей полезнее, и для нас безопаснее. Если же неудобно, то поза ботимся сперва дать предстоятелей малым городам и селениям, которые издревле имеют у себя епископский престол, и тогда уже поставим предстоятеля главному городу, чтобы новопоставленный не был нам впоследствии препятствием к сим распоряжениям и чтобы не начать нам тотчас домашней брани, потому что он захо чет начальствовать над многими и не станет соглашаться на рукоположение епископов. А ежели и сие трудно и время того не дозволяет, то да постарается твое благоразумие о том, чтобы строго отделен был Исаврийскому епископу собственный его округ и он рукополагал некоторых только сопредельных. Прочее же да будет предоставлено нам, чтобы в удобное время могли мы всем прочим местам дать епископов, каких сами признаем более спосными, подвергнув их сперва долгому испытанию.
Спрашивал я Георгия–как приказывало твое богочестие, и он отвечал то же, что сообщило и твое благоговение; и в рассуждении сего нам необходимо остаться в покое, возвергнув на Господа попечение о доме. Ибо уповаю на Святаго Бога, что даст разум, да как и иным способом избавиться нам от нужд и предуготовить себе беспечальную жизнь. Если же неугодно сие, сам соблаговоли прислать ко мне записку с означением, о каком преимуществе надобно приложить нам старание; и тогда начну просить о сей милости каждого из сильных друзей — или даром, или за уме ренную цену — как Господь наставит меня на путь.
Писал я брату Уалерию, как дал ты приказание.
Дела Нисской Церкви в таком же положении, в каком оставлены были твоим богочестием, и при содействии твоих молитв более и более поправляются. Отделившиеся тогда от нас частию отбыли ко Двору, а частию остаются, ожидая оттуда слуха. Но Господь силен соделать и надежды последних напрасными, и воз вращение первых невозможным.
Филон, толкуя слово «манна», приписал ей (как сам узнал это из какого–то иудейского предания) такое качество, что она изменялась по представлению вкушающего; и хотя сама по себе была как пшено, сваренное в меду, однако же заменяла собою и хлеб, и мясо (притом или мясо птичье, или мясо животных, живущих на суше), и овощи (и сии опять по желанию каждого), и рыбу, так что во вкусе вкушающего вполне соблюдалось то, чем отличается качество каждого рода пищи.
В Писании известны колесницы, имеющие «всадники шри фты» (Исх. 15:4); хотя на прочих колесницах бывает два ездока — возница и вооруженный воин; но колесницы фараоновы имели двух воинов и одного правившего браздами коней.
Симпий прислал ко мне учтивое и общительное письмо; написав на него ответ, послал я к твоему благоговению, чтобы ты, рассмотрев оный тщательно, приказал переслать к нему, разумеется, с приложением и своего письма.
Здравым, благодушествующим о Господе и молящим меня да дарует тебя и мне, и Церкви Божией человеколюбие Святаго.
183 (191). К одному из епископов
(Благодарит сего епископа за то, что первый начал переписку свою со св. Ва силием; просит его, по согласию с другими епископами, назначить место и время для Собора, чтобы чрез это восстановилось древнее единомыслие между отдаленными даже Церквами, которое прервано по разным подо зрениям. (Писано в 374 г.))
Прочитав письмо твоего благоговения, принес я великое бла годарение Богу, потому что в выражениях сего письма нашел сле ды древней любви. Ты не подвергся тому, чем страждут многие, и не простер упорства до того, чтоб не самому начать дружеские сношения, но, зная, какого величия достигают святые смиренно мудрием, избрал сей самый путь, чтобы, держась второго места, оказаться чрез это впереди меня. Это закон христианской побе ды; кто согласился иметь меньше, тот увенчивается. Посему, что бы не отстать мне в благой ревности, вот и сам приветствую твою степенность и объявляю тебе мысль свою, что с утверждением, по благодати Божией, согласия между нами в вере, нет никакого дру гого препятствия быть нам «едино тело и един дух, якоже и звани во единем уповании» (ср.: Еф. 4:4) ради звания.
Посему любви твоей предоставляется к доброму началу при дать и остальное, собрать около себя единодушных, назначить время и место к свиданию, чтобы таким образом, по благодати Божией, сошедшись друг с другом, устроить нам Церкви по древнему образцу любви, и приходящую с той и с другой стороны братию почитать собственными своими членами, и посылая их как к своим, и принимая так же, как своих. Ибо это было некогда похвалою Церкви, что братия каждой Церкви, напутствованные небольшими символами, от одного до другого конца Вселенной, во всех находили себе отцов и братий, а ныне враг Церквей Христовых вместе с прочим похищает у нас и это: мы расписаны по городам, и каждый из нас в подозрении имеет ближнего. Что иное означает это, как не охлаждение в нас любви, которая одна по слову Господа, отличает учеников Его? И, если угодно, сперва сами себя сделайте известными друг другу, чтобы знать нам, с кем у нас будет согласие. И таким образом, по общему соглашению избрав какое–нибудь место, для той и другой сто роны незатруднительное, и время, удобное для путешествий, притецем друг к другу, и Господь управит наш путь. Будь здоров и благодушен; молись за меня, и да дарует мне тебя человеко любие Святаго.
197 (205). К Елпидию, епископу
(Посылая с письмом своим пресвитера Мелетия, просит Елпидия назна чить место и время для будущего свидания с приморскими епископами. (Писано в 375 г.))
Опять потрудил я возлюбленного сопресвитера Мелетия от нести приветствие мое к любви твоей. Хотя имел я намерение пощадить его по немощи, в какую добровольно сам себя привел, порабощая плоть ради Евангелия Христова; впрочем, рассудив, что и мне самому прилично приветствовать тебя чрез таких людей, которые способны от себя без труда дополнить все, что не вошло в письмо, и служить как бы одушевленным письмом для пишущего и получающего, а также выполняя желание его любви, какую постоянно питает к твоему совершенству после того, как опытом дознал твои доблести, и теперь упросил я его идти к тебе, а чрез него как исполняю долг посещения, так прошу тебя помолиться о мне и о Церкви Божиеи, да даст мне Господь провести жизнь спокойную и безмолвную и избавит от нападений враг Евангелия. Если же и твоему благоразумию покажется должным и необходимым, чтобы сошлись мы вместе друг с другом и свиделись с прочими досточестнейшими братиями, близ моря живущими епископами, то сам назначь мне место и время, где и когда быть сему, и напиши к братиям, чтобы в назначенный срок каж дый из нас оставил свои дела, какие будут под руками, и могли мы сделать что–нибудь к созиданию Церкви Божией: как истребить неудовольствия, происшедшие теперь между нами по подозрени ям, так утвердить любовь, без которой, по слову Самого Господа, исполнение всякой заповеди несовершенно.
208 (216). К Мелетию, архиепископу Антиохийскому (Уведомляет его о своих поездках и о том, что по получении письма из Антиохии о действии Павлиновых защитников писал о сем к Терентию, предостерегая его не вдаваться сим людям в обман. (Писано в 375 г.))
И другие многие поездки удаляли меня от отечества, потому что доходил я до Писидии, чтобы с тамошними епископами ре шить дела, касающиеся братий в Исаврии. Оттуда надлежало мне ехать прямо в Понт, потому что Евстафий привел в довольное смятение Дазимон и многих из тамошних убедил отделиться от нашей Церкви. А был я даже и в доме у брата своего Петра, и как он близ Неокесарии, то послужил я причиною к большому там смятению и подал предлог сделать мне великое оскорбление. Ибо сами бежали, хотя никто их не гнал; а обо мне подумали, что, желая от них похвал, навязываюсь к ним и незваный.
Когда же возвратился я домой, приобретя себе сильную болезнь и от дождей, и от неудовольствии, получаю вдруг письмо с Востока, извещающее, что Павлином принесены с Запада какие–то письма, как бы служащие знаком некоторой власти, и что держащиеся этой стороны высоко думают о сих письмах и хвалятся ими, а сверх того делают предложения о вере и под сим условием готовы присоединиться к нашей Церкви. При сем извещен я и том что привлекали они к принятию в них участия превосход нейшего во всем мужа Терентия, которому писал, и немедленно, удерживая его от поспешности и объясняя их обман.
210 (218). К Амфилохию, епископу Иконийскому
(Упомянув кратко о деле Элиановом и о своей болезни после поездки в Понт, просит Амфилохия, чтобы послал в Ликию достоверного чело века изведать образ мыслей тамошних епископов, о которых слышал, что они не держатся асийской ереси; приветствует Иконийскую Церковь. (Писано в 375 г.))
Дело, по которому прибыл брат Элиан, исправил он сам собою, не потребовав от меня никакого содействия. А мне доставил он двойное удовольствие тем; что и принес письмо твоего богочестия, и мне подал случай писать к тебе. Почему и приветствую чрез него истинную и неподражаемую любовь твою, и прошу помолиться о мне, который, если когда, то теперь имею нужду в помощи молитв твоих, потому что тело мое, сокрушенное путешествием в Понт, невыносимо страждет от недуга.
Давно хотел я заметить о сем твоему благоразумию, и не другая особенная причина удержала от сего, но забывал; теперь же напоминаю, чтобы соблаговолил ты послать в Ликию человек четного, который бы наведался, кто держится там правой веры. Ибо, может быть, не должно пренебрегать ими, если только справедливо что рассказывал один благоговейный муж, прибывший к нам оттуда, будто бы, будучи вовсе чужды асийского мудрования, соглашаются они принять общение с нами. Если кто отправится туда то пусть отыщет в Коридалах из иноков епископа Александра в Лимире — Диамита, а в Кирах — Татиана, Полемона и Макария пресвитеров, в Патарах — епископа Евдима, в Телмесе — епископа Илария, в Фелле — епископа Лоллиана. О сих и еще о многих уведомил меня оный муж, что они здравы в вере. И я принес великое благодарение Богу, если подлинно и в пре делах Азии есть люди, не потерпевшие повреждения от ерети ков. Итак, если можно, изведаем их пока без переписки с ними, а уверившись, пошлем уже и письмо и постараемся кого–либо из них пригласить к свиданию с нами.
Да будет все благоуспешно к возлюбленнейшей для нас Церк ви Иконийской! Весь честный причт и живущих при твоем богочестии лобзаю чрез тебя.
214 (222). К халкидянам
(Благодаря их за письмо, которым они утешили и ободрили св. Василия в бедствиях, угрожающих и Каппадокийской Церкви, хвалит их твер дость против еретиков, единодушие клира и народа и желает им посто янства в сих добрых делах. (Писано в 375 г.))
Письмо вашего благоговения, явившееся ко мне во время скорби, было для меня тем же, чем нередко бывает вода, влитая в уста ратоборному коню, который в знойный полдень среди ристалища сильным дыханием втягивает в себя пыль. Отдохнул я от непрерывных искушений, и вместе укреплен я в силах вашими словами, и при воспоминании о ваших борениях стал мужественнее, чтобы неослабно перенести предстоящий мне подвиг. Пожар, опустошивший большую часть Востока, подвигается уже и к нашим пределам и, попалив все в окрестности, усиливается коснуться Церквей Каппадокийских, у которых доселе вынуждал слезы только дым, достигавший из соседственных стран. Итак, поспешает он уже коснуться и нас, но да отвратит его Господь Духом уст Своих и да пресечет пламень сего зловредного огня. Ибо кто так боязлив, малодушен или не приобучен к подвижническим трудам, чтобы ваши воззвания не укрепили его на подвиг и не пожелал он, чтобы вместе с вами и его провозгласили достойным венца?
Вы первые вступили на поприще благочестия, отразили многие покушения еретических злоухищрений, перенесли сильный зной искушений — говорю сие вам, вожди Церкви, которым вве рено служение алтарю, и каждому из народа, и вам, облеченные властию. Ибо это всего более и достойно в вас удивления и вся кого одобрения, что «вси едино есте» о Господе (см.: Ин. 17:21), и одни предводите к добру, а другие единодушно последуете. По тому и недоступны вы нападению противников, что ни один из членов ваших не доставляет противоборствующим случая к по беде. По этой причине день и ночь молю Царя веков, да сохра нит народ в целости веры, да сохранит Себе и клир как непо врежденную главу, которая, находясь наверху всего тела, свою попечительность простирает на все под ней находящиеся члены. Ибо когда глаза исполняют свое дело, тогда и в действиях рук видна ловкость, движения ног не преткновенны и ни одна часть тела не остается без должного о ней попечения. Почему умоляю вас, что ни делаете и что ни будете делать, держитесь друг друга; вы, которым вверено попечение о душах, содержите и лелейте каждого, как любимое чадо. И народ да сохраняет к вам уважение почтение, должное отцам, чтобы в благообразии Церкви как сохранились ваша крепость и твердость веры во Христа, так прославлялось имя Божие, возрастала и умножалась доброта любви. А я, слыша сие, возвеселюсь о преспеянии вашем по Богу, и если повелено мне будет пребывать еще с плотию в мире сем, то со временем увижу вас в мире Божием; а если получу уже повеление преселиться из сей жизни, то во светлости святых буду видеть вас увенчанными вместе с теми, которые прославлены за терпение и показание во всем добрых дел.
220 (228). К градоправителям в Колонии
(Хвалит внимание их к делам церковным, а на жалобу о перемещении епископской кафедры от них в Никополь отвечает, что Никопольская Церковь, как матерь их, вправе была взять к себе их епископа как соб ственность свою, впрочем, желает только иметь его общим с ними отцом; объясняет, что такое распоряжение сделано для предохранения Церкви в Армении от козней врагов; наконец, обещает прийти к ним подать боль шее утешение. (Писано в 375 г.))
Получил я письмо вашей честности и возблагодарил Всесвятаго Бога, что, будучи заняты попечением о делах народных, не оставляете без внимания и дела церковные. Напротив того, каждый из вас приложил о них попечение как бы о собственном своем деле, имеющем влияние на жизнь его. И вы писали ко мне, опе чаленные разлукою с боголюбивейшим епископом вашим Евфронием, которого не отнял у вас Никополь, но (что мог бы сказать в свое оправдание) взял как собственность; в угождение же ваше скажет голосом, приличным нежной матери, что будет иметь его с вами общим отцом, который тем и другим будет уделять по частям своей благодати, и им не попустив потерпеть чего–либо от нашествия противников, и вас не лишит обычной своей попечительности. Приняв в расчет трудность времени и беспристрастным умом своим вникнув в необходимость распоряжения, извините епископов, избравших сей путь к благоустроению Церквей Господа нашего Иисуса Христа; дайте сами себе совет, какой приличен мужам, имеющим совершенный собственный ум, но умеющим охотно принимать и внушения любящих.
Вам, живя на краю Армении, естественно не знать многих движений; а мы, которые поставлены среди самого течения дел и каждый день получаем отовсюду слухи о ниспровергаемых Церквах, находимся в великом беспокойстве, чтобы общий враг, позавидовав долговременному миру, не мог и в ваших местах посеять свои плевелы и чтобы часть Армении не соделалась добычею противников. Теперь же успокоитесь, согласившись, как благопотребный сосуд, иметь его в общем употреблении со своими соседями. Впоследствии же, если Господь даст мне путь к вам, получите совершеннейшее утешение в происшедшем, если только окажется сие для вас нужным.
221 (229). К никопольскому причту
(Свидетельствует, что сделанные у них распоряжения совершены по вну шению Святаго Духа; хвалит благоразумие и мужество епископа Пимения; советует не раздражать жителей Колонии; обещается быть у них. (Писано в 375 г.))
Если дело совершено и одним, и другим благоговейным му жем, то сие удостоверяет меня, что оно сделано по внушению Ду ха. Ибо, когда нет в виду ничего человеческого и святые мужи устремляются к действованию не с целью собственного своего услаждения, но предположив себе что–либо благоугодное Богу, тогда явно, что Господь управляет сердцами их. А где духовные мужи начальствуют при совещаниях, народ же Господень последует им и по единодушному приговору, там усомнится ли кто, что совет составляется в общении с Господом нашим Иисусом Христом, излиявшим Кровь Свою за Церкви? Почему и сами вы прекрасно заключили, что Богом подвигнут был боголюбивейший наш брат и служитель Пимений, который и пришел к нам благовременно и напал на этот способ утешения. Не только хвалю его за полезное изобретение, но дивлюсь мужеству духа, что не повел вдаль, и как не ослабил ревности в объявлявших свои требования, так не дал противодействующим времени к осторожности и не возбудил нападающих к ухищрениям, но вдруг привел к концу прекрасное предприятие. Да сохранит его Господь по благодати Своей со всем домом его, чтобы Церковь пребыла подобной себе самой при преемнике, равночестном предшественнику, и не дано было места лукавому, который если когда, то ныне огорчен благоустройством Церквей!
А братий в Колонии много и я увещевал чрез письмо, и вы должны более ободрять их расположение, нежели раздражать их чтобы, не оказав к ним внимания, по незначительности их, таким пренебрежением не довести до упорства; потому что упорные обыкновенно делаются нерассудительными и часто худо распо ряжаются собственными своими делами, чтобы огорчить против ников. Ныне же, сколько бы кто ни был малозначителен, может доставить случай к произведению великого зла ищущим такого случая. И говорю сие не по догадкам, но из опыта наученный собственными своими бедствиями, каковые да отвратит Бог ва шими молитвами!
Пожелайте и мне доброго пути, чтобы, прибыв к вам, мог я порадоваться с вами настоящему пастырю и утешиться в скорби об отшествии нашего общего отца.
222 (230). К градоправителям Никополя
(Просит их единодушным принятием данного им епископа и совокупным отражением враждебных покушений привести в действие благие распоряжения епископов; изъявляет сильное желание посетить Церковь Никопольскую как митрополию православного учения. (Писано в 375 г.))
Распоряжения церковные делаются теми, кому вверено правление церковное, а подтверждаются народом. Почему, что зависело от боголюбивейших епископов, то исполнено; а остальное касается уже до вас, если соблаговолите со всею горячностию держаться данного вам епископа и с силою отражать внешние покушения. Ибо ничто так не посрамит начальников и всех прочих, кто только завидует вашему мирному состоянию, как согласная любовь к данному епископу и непоколебимая стойкость. Это заставит их отчаяться во всяком злом предприятии, если увидят, что ни причт, ни народ не одобряют их замыслов. Посему мысль, какую имеете о благе, сделайте общею для всего города, внушите, что следует, и гражданам, и всем, живущим в области, подкрепляя их благие намерения, чтобы все прославляли искреннюю вашу любовь к Богу.
О если б и сам я сподобился когда–нибудь прийти и посетить Церковь, воспитательницу благочестия, которую чту как митропо лию православия, потому что издревле была управляема мужами досточестными и избранными Божиими, согласно с учением дер жащимися верного слова, достойным преемником которых и ныне избранного и вы признали, и мы согласно утверждаем! Да охра няет вас благодать Божия, разоряющая лукавые совещания вра гов и сообщающая душам вашим крепость и силу к охранению благих постановлений!
229 (237). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Объясняет, почему не отправлены к Евсевию изготовленные к нему пись ма; извещает о прибытии в Кесарию наместника Димосфена и о при теснениях его православными, а именно, что он, собрав Собор в Галатии, низложил Ипсия и на место его поставил Екдикия; Григория Нисского по жалобе незначительного человека велел взять и привести к себе под стражей, кесарийских священнослужителей причислил к городской думе, так же поступил с православными в Севастии; созвал еще Собор в Ниссу из галатян и понтийцев, вместе с Евстафием замышляет дать в Нико поль своего епископа, чему, однако ж, никопольцы противятся, носится же слух о новом Соборе, на который хотят пригласить и св. Василия, чтобы или привлечь на свою сторону, или низложить; заключает письмо намеком на то, что крайне болен. (Писано в 376 г.))
Готовил я письмо к твоему благочестию с наместником фра кийским, и когда один из смотрителей казнохранилища в Филипполе отправлялся от нас во Фракию, написал другие письма и просил его взять их с собою, когда поедет. Но наместник письма моего не получил, ибо во время объезда моего по епархии, прибыв в город вечером, рано утром поехал он далее, так что экономы Церковные и не знали о его приезде, и потому письмо осталось у меня. А смотритель, может быть, по какому невольному для него обстоятельству, уехал и писем, не взяв, и со мной не повидавшись. Никого же другого найти я не мог, потому оставался в горести, что нет возможности ни послать, ни получить письмо от твоего богочестия. Между тем желалось бы, если бы только это было для меня возможно, извещать тебя о всем, что ни случается со мною каждый день. Так много у меня дел и так необычайны, что нужно бы вести ежедневную историю, которую (да будет тебе известно) и составил бы я, если бы непрерывность событий не отвлекла мыслей моих от сего намерения.
Прибыл к нам наместник — это первое и величайшее наших зол. Не знаю, еретик ли он по образу мыслей (а думаю, что не знает никакого усердия к таким делам и не занимается ими; потому что, как вижу, день и ночь душою и телом предан он другим занятиям), но по крайней мере он любитель еретиков, и столько же их любит, сколько нас ненавидит. Среди зимы со брал в Галатии сонмище людей безбожных и низложил Ипсия, а на место его поставил Екдикия. Велел привести брата моего по жалобе одного человека, и притом ничего не значащего; потом, занявшись несколько в воинском стане, опять возвратился к нам, дыша яростию и убийством, и одним словом своим всех священ нослужителей Кесарийской Церкви причислил к городской думе. А в Севастии несколько дней делал заседание, занимаясь раз бором граждан, и тех, которые в общении с нами, наименовал членами думы и осудил на исправление общественных должнос тей, а приверженцев Евстафия отличил самыми высокими поче стями. Велел еще галатянам и понтийцам собраться на Собор в Ниссу. Они послушались и послали к Церквам одного человека, о котором не хотелось бы и говорить, кто он таков; но твое благоразумие может угадать, каков должен быть услуживающий подобным человеческим преднамерениям. И теперь, когда пишу сие, это самое сонмище отправилось в Севастию, чтобы соединиться с Евстафием и привести в расстройство дела никопольские, потому что блаженный Феодот почил. И никопольцы до сего времени мужественно и твердо отражали первые нападения наместника. Ибо пытались убедить их, чтобы приняли к себе Евстафия и от него получили епископа. Когда же увидел, что не сдаются добровольно, покушается теперь насильственною рукою поставить своего епископа. Носится же слух об ожидаемом Соборе, на котором намереваются, пригласив меня, или сделать своим сообщником, или поступить со мною по своему обычаю. Таковы дела церковные. А каково мое телесное состояние, думаю, что лучше молчать нежели писать о сем, потому что, сказав правду, опечалю, а лгать не могу.
231 (239). К Евсевию, епископу Самосатскому
(Просит его молиться об избавлении Церкви от людей негодных, каковы Анисий и Екдикий, изгнавшие из Ниссы Григория, брата Василиева, и поставившие на место его какого–то раба, также и в Доаре рукополо жившие епископом в угождение какой–то женщине беглого раба; упо минает о Фронтоне, которого ариане поставили епископом в Никополь; касательно сношения с западными просит наставления, как писать к ним с отправляющимися туда Дорофеем и Санктиссимом; сомневается, чтобы сношения сии имели пользу, по причине гордости западных епископов. (Писано в 376 г.))
Господь и ныне дал мне возможность приветствовать твое преподобие с возлюбленнейшим и благоговейнейшим братом нашим сопресвитером Антиохом и как тебя просить о совершении обычного, то есть молиться о нас, так и себе доставить некоторое утешение в долговременной разлуке беседою чрез письма. Прошу же в молитвах своих прежде и паче всего испросить нам у Господа избавления от безрассудных и лукавых людей, которые до того возобладали народом, что дела наши не иное что изображают собою ныне, как пленение иудейское. Ибо чем в большее измождение приходят Церкви, тем более усиливается человеческое любоначалие. Имя епископское дается ныне людям развращенным, подлым, рабам, потому что никто из рабов Божиих не решается искать себе епископства, ищут же люди отчаянные, каковы и ныне присланные Анисием, воспитанником Евиппия, и Екдикием Парнасским, которого поставивший над Церквами приуготовил тем себе худое напутствие к будущей жизни. Они–то изгнали теперь брата моего из Ниссы и на место его поставили человека, лучше же сказать, невольника, купленного за несколько оволов, но в растлении веры соперничествующего с поставивши ми его. А в селение Доару, к поношению жалкого имени епис копского, послали человека гибельного, служителя сирот, бежав шего от своих господ, и сделали сие в угождение безбожной жен щине, которая прежде, как хотела, располагала Георгием, а теперь его сделала преемником Георгиевым. Кто же, как должно, опла чет дела никопольские? Разумею дело жалкого Фронтона, кото рый сперва носил личину защитника истины, а напоследок по стыдно изменил вере и себе самому, в награду за измену получив бесчестное имя. Ибо хотя, как сам думает, принял от них сан епископства, однако же, по Божией благодати, внушил к себе об щее омерзение в целой Армении. Впрочем, ничего не остается, на что и сами они не отважились бы и в чем не имели бы достойных себе поспешников. О прочих же делах сирийских лучше меня знает и перескажет брат Антиох.
Об известиях с Запада сам ты узнал еще прежде, как пересказал обо всем брат Дорофей. Какие надобно дать ему письма при отправлении? Ибо, может быть, будет он сопутником доброму Санктиссиму, к которого много ревности и который путешествует по Востоку и у каждого из людей значительных собирает подписи и письма. Итак, что должно написать с ними и как согласиться с теми, которые пишут, — сам недоумеваю. Если найдешь вскорости отправляющихся к нам, соблаговоли уведомить об этом. Ибо мне приходит на мысль сказать словами Диомида: «Лучше тебе не просить, потому что, говорят, он человек надменный». Ибо действительно, люди надменного нрава, когда им угождают, делаются еще большими презрителями. Если умилосердится над нами Господь, то чего еще нам желать сверх этого? А если пребудет на нас гнев Божий, какая будет нам помощь от западной гордости? Они не знают дела, как оно есть, и не хотят его узнать, но, предубежденные ложными подозрениями, то же теперь делают, что прежде делали касательно Маркелла, вступив с объявляющими им истину в споры, а ересь подтвердив своим согласием. Сам я желал бы не в виде общего послания написать к их верховному и не о делах церковных, кроме одного разве на мека, что не знают они, как по правде идут у нас дела, и не берут ся за тот путь, которым можно это узнать, но вообще о том, что не должно нападать на людей, угнетенных искушениями, и при знавать достоинством гордость — этот грех, который и один мо жет сделать нас врагами Богу.
234 (242). К западным
(После напрасного ожидания помощи с Запада в продолжение тринад цатилетних бедствий на Востоке снова изображением сих бедствий убеж дает западных прислать от себя способных людей, которые бы увраче вали болезнующих и поощрили к терпению здравых в вере. (Писано в 376 г.))
Поелику Святый Бог уповающим на Него обещал избавле ние от всякой скорби, то хотя и застигнуты мы среди моря зол и обуреваемся треволнениями, какие воздвигают на нас духи зло бы, однако же твердо держимся о укрепляющем нас Христе и не ослабили ревности своей о Церквах, не ждем себе погибели, как отчаявшиеся в спасении от усилившегося в бурю волнения, но прилагаем еще, сколько можно, свое старание, зная, что и поглощенный китом удостоен спасения, потому что не отчаялся в себе, но возопил ко Господу. Так и мы, хотя дошли до крайнего предела бедствий, не оставляем надежды своей на Бога, но везде ищем Его помощи. Почему обращаем теперь взоры и на вас, досточестнейшие для нас братия, от которых многократно ожидали, что явитесь нам во время скорбен; теряя же надежду и мы говорили сами в себе: «ждах соскорбящаго, и не бе, и утешающих, и не обретох» (Пс. 68:21). Ибо таковы наши страдания, что достигли до пределов и обитаемой вами страны. И если когда «страждет един уд, с ним страждут вси уди» (1 Кор. 12 26) , то, конечно, и вашему сердоболию прилично поскорбеть с нами, страждущими столь долгое время. Ибо не местная близость, но духовный союз производит обыкновенно то освоение, какое, уверены мы, есть у нас с вашею любовию. Почему же нет ни письма утешительного, ни братского посещения, ничего такого, на что имеем мы право по уставу любви?
Вот уже тринадцатый год, как еретиками воздвигнута против нас брань, в которой Церквам более было скорбей, нежели сколь ко их упоминалось с тех пор, как возвещается Евангелие Христово. И я отказываюсь описывать вам их подробно, чтобы недо статочность моего слова не уменьшила очевидности бедствий, а вместе не думаю, чтобы вы имели нужду в извещении, будучи давно извещены молвою о действительном положении дел. Вот главное из бедствий: народ, оставив молитвенные дома, собирает ся в местах пустынных. Жалостное зрелище! Женщины, дети, старцы и другие немощные бедствуют под открытым небом при проливных дождях, снеге, ветрах, зимнем инее, или летом на сол нечном зное. И все это терпят потому, что не хотят приобщиться лукавого Ариевого кваса. Как изобразить сие вам слово в ясности, если самый опыт и зрение собственными своими глазами не возбудит вас к состраданию?
Почему умоляем вас теперь по крайней мере подать помощь Церквам Восточным, преклонившим уже колена, послать людей, которые бы напомнили, какие награды предназначены за претерпение страданий Христа ради. Ибо не столько обыкновенно действует привычное слово, сколько доставляет утешения голос посторонних, и притом голос людей, которые по милости Божией известны с самой лучшей стороны, как и о вас возвещает молва всем людям, что пребываете невредимыми в вере и неприкосновенным соблюдаете апостольский залог.
Но не таковы еще только дела наши; напротив того, имеем у себя людей, которые из желания славы и по кичению, всего более совращающему души христианские, осмелились на нововведения некоторых речений. И Церкви, потрясенные ими, подобно дыря вым сосудам, приняли в себя вливающееся еретическое растле ние. Но вы, возлюбленные и дражайшие для нас, будьте врача ми уязвленных и наставниками здравых, делая здравым болезнующее, а здравое поощряя стоять в благочестии!
235 (243). К италийским и галльским епископам
(Просит сих епископов довести до сведения западного императора, как бедствует Церковь на Востоке; изображает самые сии бедствия, изъяв ляет опасение, что дерзость еретиков, произведя столько нестроений на Востоке, угрожает тем же и Западу; наконец, объясняет, почему с сим посланием отправлен пресвитер Дорофей, а не кто–либо из епископов. (Писано в 376 г.))
Воистину боголюбивейшим и дражайшим братиям и единодушным сослужителям, епископам в Галлии и Италии, Василий, епископ Кесарии Каппадокийской.
Господь наш Иисус Христос благоизволил всю Церковь Божию наименовать Телом Своим, и всех по единому со делав друг для друга членами, и нам всем даровал быть со всеми в союзе, подобно согласным между собою членам. Почему хотя весьма много отделены мы друг от друга местом жительства, но по силе сего союза близки друг к другу. Ибо как голова не может сказать ногам: не имею в вас нужды (см.: 1 Кор. 12:21), так, конечно, и вы не согласитесь отринуть нас, но столько же окажете сострадания к нашим скорбям, которым преданы мы за грехи наши, сколько и мы радуемся вашему прославлению в мире, какой даровал вам Господь. Почему и прежде еще взывали мы к вашей любви о помощи и сострадании к нам, но, конечно, потому, что не исполнилась мера наказания, не попущено было вам восстать на помощь нашу. Ибо всего более домогаемся, чтобы чрез ваше благоговение соделалось известным наше затруднительное положение и самому державствующему в обитаемых вами странах. Если же это не удобно, то пусть приидут некоторые из вас посетить и утешить скорбящих и своими глазами увидеть бедствия Востока, о кото рых невозможно приобрести сведения посредством слуха, пото му что не найдется и слова, которое бы ясно изобразило вам наше положение.
Нас, досточестнейшая братия, постигло гонение, и гонение са мое тяжкое. Ибо гонят пастырей, чтобы рассеялось стадо. А всего тягостнее то, что озлобляемые приемлют страдания не с уверенностию в мученичестве и народ не воздает почестей подвижни кам наряду с мучениками, потому что гонители носят на себе имя христиан. Одна ныне вина, за которую жестоко наказывают, — точное соблюдение отеческих преданий. За это благочестивых изгоняют из отечества и переселяют в пустыни. Неправедные судии не уважают ни седины, ни подвигов благочестия, ни жизни, от юности до старости проведенной по Евангелию. Но, тогда как ни одного злодея не осуждают без обличения, епископов берут по одной клевете и предают наказанию без всякого доказательства взносимых на них обвинений. А иные из них не знали обвини телей, не видали судилищ, даже не были сперва оклеветаны, но безвременно ночью похищены насильственно, сосланы в отда ленные страны и злостраданиями, какие должны были терпеть в пустыне, доведены до смерти. А что за сим следовало, то всем известно, хотя бы и умолчал я об этом: бегство пресвитеров, бегство диаконов, расточение всего клира, потому что необходимо или поклониться образу, или быть ввержену в жестокий пламень бедствий–народные стенания, непрестанные слезы и по домам, и в обществе, потому что все жалуются друг другу на свои страдания. Никто не окаменел еще так сердцем, чтобы, лишившись отца, нечувствительно мог перенести свое сиротство. Глас плачущих слышен в городе, слышен в селах, по дорогам, в пустынях. Одна у всех жалостная речь, потому что все говорят о достоплачевном. Похищены радость и духовное веселие. В плач обратились наши праздники, домы молитвенные затворены, в алтарях не соверша ется духовного служения. Нет христианских собраний, не председают учители, нет спасительных уроков, ни торжеств, ни все нощных песнопений, ни того блаженного радования, какому пре даются верующие в Господа души в церковных собраниях и в общении духовных дарований. Нам прилично сказать, что «несть во время сие князя, ниже пророка, ниже вождя… ниже прино шения, ниже кадила, ни места, еже пожрети» пред Господом «и обрести милость» (ср.: Дан. 3:38—39).
Пишу об этом знающим, потому что нет части во Вселенной, которая бы не знала уже о наших бедствиях. Почему и следует вам заключить, что веду слово сие не для учения, не для напамятования вашей рачительности. Ибо знаю, что никогда не забу дете нас, как и мать не забудет исчадий чрева своего. Поелику одержимые какой–нибудь жестокою болью обыкновенно стенаниями облегчают несколько свои мучения, то и мы делаем то же, как бы слагаем с себя тяжесть печали, извещая вашей любви о многоразличных наших бедствиях в надежде, что сильнее подогнувшись к молитвам о нас, умолите Господа со делаться к нам Милостивым.
Если бы одни скорби угнетали нас, мы решились бы пребывать в безмолвии и радоваться в страданиях за Христа, потому что «недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8:18). Но теперь опасаемся чтоб возрастающее зло, подобно пламени, распространяющемуся по горючему веществу, истребив ближайшее, не коснулось со временем и отдаленного. Ибо зло ереси опустошительно, и есть опасность что, поглотив наши Церкви, прокрадется наконец и в здравую часть близких к вам стран. Может быть, за приумножение у нас греха первые мы отданы на снедение сыроядным зубам врагов Божиих. А может быть, как можно более гадать, поелику Еван гелие Царствия, начав с наших мест, прошло всю Вселенную, то и общий враг душ наших усиливается семена отступничества, по лучившие начало в тех же местах, передать целой Вселенной. Ибо над кем воссияло просвещение ведения Христова, на тех умыш ляет навести тьму нечестия.
Посему как истинные ученики Господа почитайте страдания наши своими. Мы ведем брань не за имение, не за славу, не за что–либо временное, но вступили в подвиг за общее достояние, за отеческое сокровище здравой веры. Восскорбите с нами, братолюбцы, что уста благочестивых у нас заключены, а отверст вся кий дерзкий и хульный язык глаголющих на Бога неправдую. Столпы и утверждение истины (см.: 1 Тим. 3:15) — в рассея нии; а мы, презренные по нашей малости, не имеем дерзновения. Вступите в подвиг за людей; не себя одних имейте в виду, пото му что утверждаетесь в безветренных пристанях по Божией бла годати, даровавшей вам всякую защиту от обуревания духов зло бы, но прострите руку и тем Церквам, которые застигнуты бурею, чтобы они, оставленные, не претерпели совершенного крушения веры. Восстените с нами, что Единородный хулится и нет противовещающего, что Духа Святаго отмещут и, кто может обличить, того изгоняют, превозмогло многобожие. Есть у них Бог великий и Бог малый. Признано, что слово «Сын» не имеет естества, но именование какой–то почести; что Дух Святый не совосполняет Собою Святую Троицу и не имеет общения в Божеском и блаженном естестве, но есть одна из тварей, напрасно и случайно присоединен к Отцу и Сыну. «Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез» (Иер. 9:1), и многие дни буду оплакивать народ, ввергаемый в погибель сими лукавыми учениями?! Обольщается слух людей простодушных, он привык уже к еретическому злочестию. Чада Церкви воскормляются не честивыми учениями. И что им делать? Во власти еретиков Кре щение, сопровождение отходящих, посещение больных, утешение скорбных, вспомоществование угнетенным, всякого рода пособия, причащение Тайн. Все это, будучи ими совершаемо, делается для народа узлом единомыслия с еретиками. Почему, по прошествии некоторого времени, если бы и настала свобода, нет уже надежды содержимых в долговременном обмане снова возвратить к по знанию истины.
По сей причине многим из нас надлежало прибегнуть к ва шей степенности, и каждому описать свои обстоятельства. Но теперь и это самое пусть будет для вас доказательством того злострадания, в каком живем; нам не свободно и отлучиться. Ибо если кто и на самое короткое время оставит Церковь свою, то предаст сим народ свой людям злокозненным. Но по благодати Божиеи вместо многих послали мы одного, благоговейнейшего и возлюбленнейшего брата нашего, сопресвитера Дорофея, который может дополнить своим рассказом и то, что не вошло в мое письмо, потому что тщательно вникал он во все и ревнует о вере. Приняв его в мире, возвратите скорее к нам с добрыми для нас вестями о вашем усердии, какое имеете помочь братии.
245 (253). К антиохийским пресвитерам
(Посылая к ним пресвитера Санктиссима, извещает, что он донесением своим о расположении западных и о состоянии дел церковных в Каппадокии, частию успокоит, а частию поощрит заботливость их о Церквах Божиих. (Писано в 376 г.))
Ту заботливость, какую имеете о Церквах Божиих, частию успокоит возлюбленнейший и благоговейнейший брат наш Санктиссим, рассказав вам о любви и расположении к нам всего Запада, а частию пробудит и более поощрит, сам от себя ясно представив вам, какого усердия требуют настоящие обстоятельства. Ибо все прочие как бы вполовину только извещали нас и о мнении тамошних, и о состоянии дел у нас; но он, как человек, способный и изведать намерения людские, и в точности исследовать состояние дел, расскажет вам все и во всем будет руководствовать доброе ваше усердие. Посему имеете предмет для рассуждения, приличный вашему совершенному произволению, какое всегда обнаруживали в попечении о Церквах Божиих.
250 (258). К Епифанию, епископу
(Благодарит Епифания за письма, за присланных братий, за участие в пре кращении раздора между братиями на Елеоне; затрудняется быть их при мирителем, но возвещает, что писал к Палладию и Иннокентию о несогла сии своем дополнять чем–либо никейский Символ веры, кроме учения о Святом Духе; о деле антиохийском пишет, что всегда был и будет в об щении с Мелетием, что общение с ним желательно было и св. Афана сию; что общения с Павлином никогда не имел не по его недостоинству, но по неукоризненности Мелетия; просит Епифания прекратить сей раздор и научить антиохийских братий необходимости исповедовать Три Ипо стаси; заключает письмо сведениями, какие имеет о племени магусеев. (Писано около 377 г.))
Письма, полученные от твоей досточестности, видимым образом опровергают мысль, будто бы и у нас уже исполнилось, что по предречению Господа давно ожидается, ныне же и действительным опытом подтверждается, а именно, что «за умножение беззакония изсякает любы многих» (ср.: Мф. 24:12). Ибо подлинно немаловажно это доказательство любви, что, во–первых помнишь о мне, человеке так малом и ничего не стоящем, а потом для посещения моего посылаешь братий, которые достойны быть вручителями мирных посланий. А это всегда реже можно видеть, когда уже все и на всех смотрят подозрительно. Нигде нет сердоболия, нигде нет сострадательности, нет братской слезы о бедствующем брате. Ни гонения за истину, ни всенародные стенания в Церквах, ни великое число окружающих нас бедствий не могут подвигнуть нас к попечительности друг о друге; напро тив того, издеваемся над падениями, растравляем раны, поддер живаем нападения еретиков мы, которые по видимости держимся того же образа мыслей и, будучи согласны в самом главном, в одном чем–нибудь совершенно отделились друг от друга. По этому как же не подивиться человеку, который при таком поло жении дел обнаруживает чистую и не льстивую любовь к ближ нему и через такую широту моря и суши, разделяющую нас телес но, услуживает нам всевозможным попечением о душах наших.
В тебе же подивился я и тому, что с огорчением принял ты раздор братий на Елеоне и желаешь им сколько–нибудь сбли зиться между собою. Но поелику не скрылось от тебя, что было выдумано некоторыми и произвело беспорядки в братстве, но и о сем приложил ты свое попечение, то похвалил я и за это. Но не признал я соответственным твоему благоразумию, что исправ ление такого дела предоставляешь мне, человеку, ни благодатию Божиею не водимому, потому что живу во грехах, ни в слове не приобретшему какой–либо силы, потому что от учений суетных отказался добровольно, а в догматах истины не снискал еще над лежащего навыка. Итак, писал я уже возлюбленным братиям нашим на Елеоне — Палладию, нашему единоземцу, и Иннокен тию, родом из Италии, в ответ на написанное ими, что к никеискому исповеданию веры не можем прибавить чего–либо даже самого краткого, кроме славословия Духу Святому, потому что отцы наши о сем члене Символа веры упомянули кратко по той причине, что тогда не возникло еще о сем вопроса. Присовокупляемых же к сему исповеданию догматов о воплощении Господнем, потому что оные глубже моего разумения, не касался я исследованием и не принял, зная, что если однажды извратим простоту веры, то не найдем и конца речам, но противоречия поведут нас далее и далее и души простые будем смущать введением новостей.
Что касается до Церкви Антиохийской — разумею же единомысленную с нами, то даст Господь увидеть ее некогда при шедшей в единение! Ибо она в опасности всего скорее внять на ветам врага, который злобится на нее за то, что там в первый раз водворилось наименование христиан. И как ересь отделяется там от православия, так и православие делится само в себе. Но как почтеннейший епископ Мелетий первый стал дерзновенно за ис тину, и добрым подвигом подвизался во времена Констанция, и Церковь моя была с ним в общении, наипаче возлюбив его за крепкое и неуклонное противоборство, то и я по благодати Божией доныне пребываю с ним в общении и пребуду, если угодно сие Богу. Ибо и блаженнейший папа Афанасий, прибыв из Алек сандрии, весьма желал, чтобы установилось у него общение с Мелетием, но по злонамеренности советников союз их (чему лучше бы не быть) отложен до другого времени. Не приступал же я еще к общению ни с кем из превзошедших впоследствии, не их считая недостойными, но в Мелетий не находя, что требовало бы осуждения. И хотя многое слышал я о братии, но не поверил, потому что обвинителям не были противопоставлены обвиняе мые, по написанному: «еда закон наш судит человеку, аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит?» (Ин. 7:51). Посему–то, досточестнейший брат, не мог я доселе писать к ним посланий, и не должно принуждать меня к этому. Миролюбиво му же твоему намерению прилично будет не сочетавать одно, а другое расторгать, но отделившееся привести к тому единению, какое уже есть. Почему сперва молись, а потом всеми силами упрашивай, чтобы, отринув от сердца любочестие, сблизились они между собою — и для возвращения Церкви ее крепости, и для сокрушения кичливости врагов. Но в довольной мере утешило душу мою присовокупление твоею точностию к прочим прекрасным и точным рассуждениям, а именно, что необходимо исповедо вать Три Ипостаси. Сему пусть будут научены тобою (и конеч но, уже научены) антиохийские братия, потому что, без сомнения не приимешь общения с ними, не приняв особенной предосторож ности в этом именно.
А племя магусеев (на которое изволил ты указывать мне в другом месте) у нас многочисленно и рассеяно по всей почти области, происходит от поселенцев, в древности вышедших из Вавилонии. Они имеют свои особенные обычаи, не имея общения с другими людьми; и обратить к ним слово совершенно невозможно, потому что «уловлены» от диавола «в свою его волю» (ср.: 2 Тим. 2:26). Нет у них книг; нет наставников в догматах, но воспи тываются, следуя неразумным обычаям, и сын от отца заимст вует нечестие. А сверх этого, что и всякий видит, гнушаются они закланием животных как скверною и для своей потребности закалают животных чужими руками, любят беззаконные браки, огонь признают богом и тому подобное. Но о родословии от Авраама не говорил мне доселе ни один из магов, выдают же родоначаль ником своим какого–то Зарнуа. Более этого ничего не могу на писать о них твоей досточестности.
258 (266). К Петру, архиепископу Александрийскому
(Извиняется в том, что не уведомил его о поступке исповедников, потому что привык равнодушно видеть неприятности не только от врагов веры, но и от единоверных; извещает, что писал к ним, о чем надлежало; благо дарит Петра, что, исправив сие дело, доводит до его сведения, что в ожидании его решения не давал еще ответа галатам, которых надеется ввести в Церковь; изъявляет свое негодование, что Дорофей в обращении с ними не соблюл кротости, и свою скорбь, что Мелетий и Евсевий причисляют ся в ариан, и доказывает, что примирение с ними будет полезно для всей Церкви. (Писано в 377 г.))
Прекрасно и как прилично было духовному брату, научившемуся у Господа истинной любви, напал ты на меня за то, что не обо всем здешнем, и важном, и неважном, довожу до твоего сведения. Ибо на тебе лежит обязанность заботиться о наших делах, а на мне — доносить любви твоей о том, что делается у нас. Но знай, досточестнейший и возлюбленнейший для меня брат, что непрерывные скорби и сильная эта буря, которая ныне при водит в потрясение Церкви, делают меня не обращающим уже внимания на происходящее. Как стук обращается в привычку тем, у кого непрестанно бывает поражен им слух в кузнице, так и я непрерывностию странных известий приобучен наконец с несму щенным и неустрашимым сердцем слышать всякую необычай ность. Поэтому что издавна замышляется против Церкви арианами, как ни много таких замыслов, как они ни важны и сколько ни говорят о них в целой Вселенной, — все это для меня сносно, потому что делается явными врагами и противниками учения истины; и дивлюсь я арианам, когда не сделают они обычного им, а не когда отваживаются против благочестия на что–нибудь важ ное и безрассудное. Печалит же меня и смущает, что делают единомышленные и единоверные с нами. Впрочем, и это, так как часто бывает и непрестанно поражает мой слух, не кажется мне странным. Почему и сам я не был тронут недавно происшедши ми беспорядками, и твоего не потревожил слуха, частию зная, что молва сама собою доведет весть о случившемся, частию же вы жидая, чтобы другие стали вестниками неприятного, а сверх того находя и неприличным сердиться на подобные проступки, как будто негодуя на то, что презрели меня.
Впрочем, тем, которые сделали это, писал я, как следует, умо ляя их, чтобы, поелику тамошние братия впали в некоторое раз номыслие, не отступали они от любви, исправления же ожидали 0т тех, которые могут по церковным правам врачевать проступки. И как ты совершил уже сие, прекрасно и по долгу своему подвиг нись на такое дело, то похвалил я тебя и возблагодарил Господа, что у тебя сохраняется останок древнего благочиния и что Цер ковь не утратила своей крепости во время моего гонения, потому о вместе со мною не были гонимы и правила.
Поэтому, неоднократно утруждаемый галатами, не мог еще я отвечать им, ожидая ваших приговоров. И теперь, если даст Господь и захотят терпеливо меня выслушать, надеюсь привести людей сих в Церковь, не подвергаясь укоризне, будто бы сам я отделился к маркеллианам, но их соделав членами Тела Церкви Христовой, чтобы это худое нарекание, навлеченное ересью, было уничтожено присоединением их ко мне и сам я не понес стыда как приложившийся к ним.
Но огорчил меня брат Дорофей, который, как сам ты писал, не совсем приятно и кротко беседовал с твоею чинностию. И это приписываю затруднительности обстоятельств. Ибо, видно, ни в чем не успеваю я по грехам своим, если и ревностнейшие из бра тий не оказываются кроткими и способными к возлагаемым на них служениям, не исполняя всего согласно с моим желанием.
Возвратясь, пересказывал он мне разговор свой с твоею досточестностию при честнейшем епископе Дамасе и опечалил меня, сказав, что боголюбивейшие братия, сослужители мои Мелетий и Евсевий, причислены к последователям Ария. Но если бы и ничто другое не подтверждало их православия, то по крайней мере на падения на них ариан для рассуждающих здравомысленно слу жат немаловажным доказательством их правоты. А твое благо говение обязывается к единению с ними в любви и общением в страданиях за Христа. Будь уверен в том, воистину досточестнейший, что нет такого речения в православии, которое бы сими мужами не было проповедано со всяким дерзновением при свидетеле Боге и в моем присутствии. А я и на один час не принял бы общения с ними, если бы нашел их храмлющими в вере. Но, если угодно, оставим прошедшее и положим некоторое начало к миру для последующего времени. Ибо все мы имеем нужду друг в друге, подобно членам, связанным между собою взаимным об щением, и особенно имеем нужду теперь, когда Восточные Церкви смотрят на нас и в нашем единомыслии найдут для себя опору и утверждение; а если узнают, что вы имеете какое–либо подо зрение друг на друга, то ослабеют и опустят руки свои в проти воборстве с противниками веры.
262 (270). Без надписи, о похищении девицы
(Выговаривает пресвитеру, что не преследовал судом своим похитителя, и предписывает: похищенную, отыскав, возвратить родителям; хищника провозгласить отлученным и лишить общения в молитвах, три года не допускать до общения в молитвах и каждого из способствовавших по хищению, со всем домом его, такому же наказанию подвергнуть и всех жителей селения, которое укрывало у себя похищенную. (Писано после 374 г.))
Весьма прискорбно для меня удостовериться, что вы и не ока зали негодования на поступок запрещенный, и не в состоянии бы ли рассудить, что это похищение есть нарушение законов общежития, насилие человеческой жизни и оскорбление людям свобод ным. Ибо знаю, что если бы все держались таких мыслей, то не было бы никакого препятствия давно уже изгнать из нашего отечества навык к этому злу. Итак, воодушевись в настоящем деле христианскою ревностию; вооружись против преступления как должно; и девицу, где ни отыщешь, употребив все усилие, отними и возврати родителям; а самого похитителя лиши общения в мо литвах и провозгласи отлученным, также и тех, которые помо гали ему, по сделанному мною еще прежде постановлению, каж дого со всем домом его лиши на три года общения в молитвах. И то селение, которое приняло к себе похищенную, скрывало ее и даже удерживало силою, не исключая никого из жителей оного, отлучи также от общения в молитвах, чтобы все научились, похи тителя, как змею или другого какого зверя, почитая общим вра гом, гнать от себя, а обиженным оказывать покровительство.
281 (289). Без надписи, об одной притесненной женщине
(Объясняет, почему не может от гражданского суда избавить человека, который в выставленной напоказ народу надписи обесславил деву, дав шую обет девства, и, наказанный за сие по законам, возобновил свои кле веты. (Писано во время епископства))
Признавая равным грехом и согрешивших оставлять без на казания, и в наказании преступить меру, подверг я по обязан ности своей этого человека наказанию, отлучив его от церков ного общения, а обиженным сделал увещание, чтобы не отмщали сами за себя, но предоставили воздаяние Господу. Посему если бы была какая–нибудь польза от моих увещаний, то застав бы выслушать себя в то время, подействовать живым словом внушающим гораздо более доверия, нежели сколько могут убедить письма. Но поелику услышал я очень тяжелые отзывы, то и тогда смолчал, и теперь не почитаю для себя приличным рассуждать об этом. Она говорит: «Я отказалась от мужа, от дето рождения и от света, чтобы достигнуть единого — сподобиться похвалы от Бога и заслужить доброе имя у людей. Когда чело век, с детства приобучившийся вносить расстройства в домы, по обыкновенному своему бесстыдству насильно однажды вошел в мой дом и сделался мне известен по тому одному, что видался со мною, а я, и по незнанию дел его, и по какой–то неопытной скром ности, постыдилась явно выгнать его, тогда до того простер он свое нечестие и обиды, что целый город наполнил хульными обо мне речами и опозорил меня в надписи, напоказ всему народу вы ставленной на церковной паперти. И, испытав для себя некото рые неприятности по законам, опять начал то же и возобновил свои хулы. Снова наполнились обо мне речами и площади, и училища, и зрелища, и домы людей, которые принимают его к себе по сходству жизни. И вследствие этого срама вышло, что меня и не знают с лучшей стороны, как следовало бы, потому что у всех я ославлена женщиною вольного духа. Сверх того, — говорит она, — одним хулы сии приятны, потому что людям естественно нравятся укоризненные речи; другие же, хотя на словах негоду ют, однако же не оказывают ко мне сожаления; иные уверены, что укоризны справедливы; другие остаются в сомнении, слыша множество клятв его. Но, никто не сжалится; в полном смысл чувствую теперь свое одиночество и сама себя оплакиваю, не име ни брата, ни друга, ни родственника, ни раба, ни свободного, ни даже единого человека, который бы пожалел о мне. И видно, я одна несчастнее всех в городе, в котором так редки гнушающи еся пороком, где не думают, что обида, сделанная другому, коснет ся со временем и их самих». С обильными слезами выговорив мне сии и еще гораздо более трогательные слова, она удалилась, не оставив и меня без упреков, что я, кому надлежало отечески пожалеть о ней, остаюсь равнодушным к такому злу и любомудрствую в чужом горе. «Потому что, — говорит она, — приказы ваешь ты мне не потерю имения презреть, не телесные труды перенести, но лишиться доброго о себе мнения, в чем утрата бу дет общею потерею клира». Посуди же сам, чудный мой, что теперь в угодность твою должен сказать ей на сии слова я, кото рый принял для себя за правило сделавших зло не выдавать гражданским властям, но не избавлять тех, которые выданы, по тому что давно сказано Апостолом, чтобы в злом деле боялись князя: не бо всуе, — говорит Апостол, — меч носит (ср.: Рим. 13:4). Поэтому как выдать — не человеколюбиво, так и изба вить — будет знаком, что даю повод обижать. Но, может быть, начало дела почему–нибудь будет отложено до моего личного прибытия, и тогда докажу, что от неповиновения мне других ни какой нет для меня выгоды.
282 (290). К Нектарию
(Объясняет, как должно быть производимо избрание хорепископов. (Писано во время епископства))
Многих благ желаю тем, которые возбуждают досточестность твою к непрерывному собеседованию со мною чрез письма. Не подумай, что говорится это мною по привычке; напротив того, с истинным расположением высоко ценю слово твое. Ибо что для Меня дороже Нектария, который с детства известен мне с пре краснейшей стороны, а теперь доблестями всякого рода достиг такой знаменитости? Поэтому для меня любезнее всех дру3ед кто доставляет мне письма твои.
Что же касается до избрания предстоятелей в округах, то хотя и делаю что–нибудь, угождая людям, или склоняясь на просьбы или уступая страху, однако же не поступлю так в этом случае' потому что буду не домостроителем, но корчемником, если дар Божий буду менять на человеческую приязнь. Но хотя подава емые голоса подаются людьми, которые, о чем ни свидетельству ют, свидетельствуют по внешнему виду, выбор же способнейших предоставляется нашим смирением Тому, Кто ведает тайны сер дечные; однако же, без сомнения, для всякого лучше в то время, когда дает он свидетельство, удерживаться от рвения и всякого раздора (что бывает, когда свидетельство дается о ком–либо из ближних), молить же Бога, чтобы не утаилось полезное. Ибо в таком случае не будем винить человека за то или иное окончание дела, по Богу принесем благодарение за совершившееся. А если делается это из видов человеческих, то и сделано не бывает, но есть одно подражание и далеко не доходит до действительности. Рассуди же и то, что усиливающийся всеми мерами, чтобы мне ние его одержало верх, дает повод к немалой опасности — часть погрешностей навлечь нам со временем на себя самих. Ибо при поползновении человеческой природы во многом могут согрешать и те, от которых не ждешь сего. Притом нередко, подав друзьям прекраснейший совет наедине, не сердимся, если и не убедим тре бовавших совета; как же огорчаться, если там, где не человечес кий совет, но Божий суд, не предпочтут нас судам Божиим? Итак, если сие дается от людей, то чего просить у нас, а не самому собою брать всякому? Если же дается от Господа, то надобно молиться, а не гневаться. И в молитве должно просить не исполнения соб ственной своей воли, но предоставлять все Богу, домостроитель ствующему полезное. А Святый Бог да удалит от дома вашего всякое опытное изведание скорбей и как тебе, так и всем, близким к тебе, да продлит жизнь безболезненную и безвредную во всяком благополучии!
314 (323). К Филагрию Аркинскому
(Благодарит Бога, что побег Филагриевых служителей послужил пово дом получить от Филагрия письмо; просит чаще писать о себе, о делах домашних и церковных, употребить свое старание о примирении Церк вей; наконец, уведомляет, что Кириак передал ему письмо поздно, спер ва употребив свои усилия о деле, и что сам он писал о деле к местному хорепископу)
Благодарение Святому Богу! Ибо и не скажу, что чувствую благодарность к оскорбившим тебя, потому что доставили мне случай иметь от тебя письмо, но повсюду благодетельствующий нам Господь знает, как и чрез самые скорби нередко исполнять нас утешениями. Почему и мне легкомыслие бежавших от тебя обратил Он в повод к веселию. Но пиши ко мне по какому бы то ни было случаю, только пиши подобным сему образом, с таким же добрым расположением и таким же чистым языком. Не го ворю, что сам могу усвоить себе приятный слог, однако же есте ственно как–то пленяюсь им, и вы, обворожающие словом, водите нас за собою, как приманивают пчел звонками (см.: Ис. 7:18). Итак, посылай больше писем, и писем как можно более длинных, потому что малость в письме почти так же, как и в человеке, не есть совершенство. Пиши же ко мне и о домашних делах, в ка ком они положении, и о том, каково твое телесное здоровье, и о том, спокойно ли состояние Церкви. Ибо ты заботишься и об этом, в чем и хорошо поступаешь. Да не отказывайся по мере сил трудиться о примирении и соединении разъединившихся. Добрый же Кириак сперва употребил свою ревность о деле, и потом уже отдал мне письмо и в остатке дела пользовался моею посильною помощию. Ибо писал я к местному хорепископу, ко торый если сделает что по моему приказанию, то покажут сие самые дела.
331 (348). К Ливанию
(Доказывает, что корыстолюбивы не епископы, но софисты, и посылает триста брусьев)
Если извлекать эту выгоду называется поддевать, и такое зна чение имеет слово сие, которое софистика твоя отыскала нам в Платоновых тайниках, то смотри, чудный: о ком вернее сказать, что его не подденешь? О нас ли, которые приведены в такую засаду письмотворною силою, или об этом поколении софистов, которым обратилось в искусство — барышничать словами? Кто из епископов облагал пошлиною слова? Кто учащихся делал дан никами? Это вы, которые выставляете слова на продажу, как медовары — пряники. Видишь ли, и старика взманил ты бры каться? А я тебе, который гордишься своим произношением ре чей, велел отпустить брусьев, по числу воинов, сражавшихся в Термопилах; все они длинные, или, как выражается твой Омир, длиннотенные; священный же Алфей обещался их доставить.
332 (350). К Ливанию
(Ответ на письмо)
Вот это письмо: «Ужели ты, Василий, не перестанешь эту священную ограду муз наполнять каппадокиянами, и притом такими, от которых пахнут шубой, и снегом, и тамошними красками? Но едва и меня не сделали они каппакокиянином, напевая мне непрестанно: «земно тебе кланяюсь». Впрочем, должно терпеть, потому что приказывает Василий. Итак, да будет тебе известно, что исправляю областные их нравы и довожу этих людей до благородства и чинности моей Каллиопы, чтобы к вам явились они вместо вяхирей голубями».
Письмо Василия: Огорчение твое миновалось. Пусть это будет предначатием письма. А ты осмеивай и черни все наше — или в шутку, или вправду. Что из того, если напомнил ты о снеге и о шубе, лишь можно было бы позабавиться тебе насмешками над нами? А я, Ливаний, чтоб возбудить в тебе больше смеха, закрывшись снеж ною завесой, писал и это письмо; и ты, получив его, едва кос нешься руками, тотчас узнаешь, сколько оно холодно и как верно изображает, что пославший сидит в норе и не может выглянуть из дому, потому что домы наши стали гробами, разве наступит весна и возвратит к жизни нас, настоящих мертвецов, как растениям, подарив нам новое бытие.
333 (351). К Ливанию
(Просит прислать речь, произнесенную Ливанием в торжественном соб рании, «О человеке своенравном»)
Многие из здешних, приходя ко мне, изъявляли удивление тво ему превосходству в речах. Ибо рассказывали, что представлен тобою один весьма блистательный опыт, и, как говорили они, было самое величественное зрелище, так что все собрались, в городе никого не было видно, кроме одного действующего Ливания и слушающих его людей всякого возраста. Никто не соглашался не быть при этом: ни носящий на себе бремя власти, ни отлича ющийся в воинских списках, ни занимающийся рукодельным ис кусством, даже и женщины спешили прийти туда. Что же это за зрелище? Что была за речь, побудившая к такому всенародному стечению? Она, как извещали меня, изображала человека свое нравного. Не премини же прислать ко мне эту речь, возбудив шую такое удивление, чтоб и я стал хвалителем таких речей. Ибо я, который хвалю Ливания и не видав произведений его, каким сделаюсь хвалителем, нашедши теперь повод к похвалам?
334 (353). К Аиванию
(Хвалит речь, присланную Ливанием)
Читал я речь, велемудрейший, и в крайнее пришел удивление. О музы! О науки! О Афины! чем дарите вы своих любителей! Какие приносят плоды даже и на краткое время сблизившиеся с вами! О преизливающийся источник! Сколько явилось у тебя почерпателей! Мне представлялось, что вижу в речи пред собой, как этот человек перекоряется с говорливой женою. Ибо одушевленное слово написал на земле Ливаний, который один вложил душу в речи.
335 (356). К Ливанию
(Отвечая на письмо Ливаниево, называет себя учеником рыбарей)
Получать написанное тобою — для меня радость, но отве чать по требованию на письмо твое — трудный подвиг. Ибо что могу сказать на такую аттическую речь? Разве то, что я уче ник рыбарей, в чем признаюсь и чем дорожу.
Рекомендательные письма и ходатайства
15. К Аркадию, комиту (чиновнику)
(Просит его благосклонности к гражданам Кесарии. (Писано из уединения)
Граждане нашей митрополии мне больше оказали, нежели от меня получили, милость, доставив случай писать к твоей честности, потому что твое человеколюбие, ради которого они взяли от меня письма, по обычной и врожденной тебе ко всем снисходительности, готово было для них и прежде моего послания. Но я, благодаря Святаго Бога за преуспеяние твое в благоугождении Ему, почел для себя величайшим приобретением сей случай приветствовать твою правоту и как порадоваться твоей все более и более возрастающей знаменитости, так разделить радость облагодетельствованных под твоим начальством; со временем же узнать, что милостиво воззрел ты на вручивших тебе письмо мое и что вместе с другими и их отпустил от себя обязанными восхвалять твою кротость и навсегда узнавшими, что ходатайство мое за них пред твоей беспримерной правотой не осталось бесполезным.
23. К настоятелю монахов
(Одного из желающих отречься от мира и вести монашескую жизнь, которого, св. Василий намеревался прежде принять в свой монастырь, просит, удержав у себя, удостоить монашества и дать ему кого–нибудь в наставники благочестивой жизни. (Писано, по–видимому, в Кесарии во время пресвитерства)
Некто, как сам он говорит, познав суету сего мира и изведав, что все приятности этой жизни подвержены здесь превратностям и приготовляют только вещество вечному огню, а сами скоро проходят, пришел ко мне в намерении удалиться от этой трудной и многоплачевной жизни, оставить плотские удовольствия и впредь идти путем, ведущим в обители Господни. Потому, если действительно твердо возжелал он сего подлинно блаженного жития и возымел в душе своей прекрасную и похвальную любовь, возлюбив Господа Бога нашего всем сердцем, всею крепостию своею и всею мыслию, то необходимо, чтобы ваше богочестие показало ему трудности и неудобопроходимости тесного и узкого пути, но и утвердило его в надежде благ, пока еще не видимых, уготованных же, по обетованию, достойным Господа. Обращаясь8 по сей причине, умоляю несравненное ваше о Христе совершенство наставить его, сколько возможно; и пусть без меня совершит он отречение в благоугождение Богу и будет наставлен в начальных правилах, как установлено и письменно изложено святыми отцами, а также пусть будет ему предложено все, относящееся к подвижнической строгости, и таким образом введен он будет в сей род жизни и, по своему изволению восприяв на себя подвиги ради благочестия, подклонившись под благое иго Господне, устрояя жизнь сию в подражание нас ради Обнищавшему и плоть Носившему и стремясь к цели, к почести вышнего звания, сподобится похвалы от Господа. Ему и здесь хотелось приять венец любви по Богу, но я отлагал сие до времени, желая вместе с вашим богочестием умастить его на таковые подвиги и одного из вас, кого он сам изыщет, поставить ему наставником подвижничества, чтобы прекрасно руководствовал и своим сильным и блаженным речением соделал его борцом, достойным одобрения, разящим и низлагающим миродержателя тьмы века сего и духов злобы, с которыми у нас брань, по слову блаженного Апостола (см.: Еф. 6:12). Поэтому, что я намеревался сделать вместе с вами, то ваша о Христе любовь сделает и без меня.
32. К Софронию, магистру
(Просит вступиться за родителя св. Григория Богослова и избавить его от хлопот по судебным местам, потому что по смерти Кесария, который, умирая, отказал свое имение бедным, когда имение сие частию было расхищено, частию издержано родителями Кесариевыми на бедных и на уплату долгов, объявлены новые иски от людей, которым будто Кесарии состоял должным. (Писанов 369 г.))
Изведал невзгоды жизни сей и боголюбивейший брат наш, епископ Григорий. Ибо он наряду со всеми терпит беспокойства, непрестанными оскорблениями поражаемый, как бы неожиданными какими ударами. Люди, не боящиеся Бога, а может быть, вынужденные великостию бедствий, нападают на него под предлогом, что Кесарии брал у них деньги. Убыток ему не тяжел, потому что издавна научился он ни во что ставить богатство. Но поелику имущество Кесариево было в руках у служителей и у людей, которые по нравам ничем не лучше служителей, и, с полною свободою разделив между собою самые дорогие вещи, соблюли совершенную малость, то родители Кесариевы, получив немногое из Кесариева достояния и почитая сие никому не принадлежащим, вскоре истратили это на нуждающихся — как по собственному своему изволению, так и по словам покойного; потому что, как сказывают, Кесарии умирая говорил: «Хочу, чтобы все мое достояние досталось нищим». Потому как исполнители Кесариева приказания вскоре распорядились имением в общую пользу теперь Григорию предстоят, с одной стороны, христианкам нищета, с другой — хлопоты ходить по судебным местам.
Поэтому пришла мне мысль довести все сие до сведения твоей достохвальной правоты, чтобы ты, из уважения к мужу, которого давно знаешь, во славу Господа, Который на Себя приемлет сделанное рабом Его, и из уважения ко мне, одному из избранных твоих друзей, переговорил о сем, что нужно, с сокровищехраните–лем и, по великому своему благоразумию, придумал способ к освобождению Григория от этих оскорбительных и несносных беспокойств. Без сомнения же, нет и человека, который бы так мало знал Григория, что стал бы подозревать его в чем–либо неприличном, например, в том, что из пристрастия к деньгам выдумывает он подобные вещи. Ибо готово доказательство его бескорыстия. Охотно уступает он казне остатки Кесариева имения, только бы спаслось оно, и ходатай по казенным имуществам сам имел дело с объявляющими свои притязания и сам потребовал у них доказательств, потому что мы не способны к подобным делам. Ибо совершенству твоему нетрудно узнать, что, пока было можно, никто не отходил от Григория, не достигнув желаемого, но всякий без труда получал, что требовал, почему многие жалели даже, что сначала не просили большего. Сие–то особенно и произвело, что многие стали нападать на него. Смотря на пример предупредивших, и прочие начали один за другим объявлять ложные свои иски. Потому просим твою степенность воспротивиться всему этому, и непрерывный ряд зол, подобный какому–то потоку, оставить и пресечь. Сам ты знаешь, как помочь делу, не дожидаясь, чтобы стали учить тебя этому мы, которые, по неопытности в житейских делах, не знаем даже и того, как избавиться от беды. Поэтому сам будь и советником, и заступником, изобретя по великому своему благоразумию и самый способ воспомоществования.
33. К Авургию
(Просит о том же деле по Кесариеву наследству. (Писано в 369 г.))
Кто умеет так чтить старую дружбу, уважать добродетель и соболезновать о страждущих, как умеешь ты? А потому, так как боголюбивейшего брата нашего, епископа Григория, застигли дела и для другого несносные, а еще более противные его нраву, рас. судил я, что всего лучше прибегнуть к твоему покровительству и покуситься искать у тебя какого–нибудь избавления от горестей. Ибо нестерпимое бедствие — когда хлопотать по делам принуждают такого человека, который не привык и не имеет охоты, требуют денег с бедняка, влекут в народное собрание, заставляют искать народной благосклонности того, кто издавна решился проводить жизнь в безмолвии. Посему что признаешь полезным — с сокровищехранителем ли переговорить или с кем другим — сие предоставляется твоему благоразумию.
34. К Евсевию, епископу Самосатскому
(Жалуется, что во время совещаний между епископами Таре занят еретиками; потом утешает себя воспоминанием об Евсевии, который употребил все меры к пользе Церкви. (Писано в 369 г.))
Как умолчим о настоящих происшествиях? Не в силах будучи перенести сего, найдем ли какое слово, соответствующее событиям, чтобы голос наш уподоблялся не стонам, а плачу, достаточно выражающему тяжесть бедствия? Пропадает у нас и Тарс. И не это одно горестно, как оно ни несносно, ибо и сего тягостнее, что город, имеющий столько удобств и потому соединяющий между собою исаврян, киликиян, каппадокиян и сириян, напрасно погибает по безрассудству двух или трех человек, между тем как вы медлите, совещаетесь и смотритесь друг на друга. Поэтому было всего лучше последовать выдумке врачей (у меня, по причине всегдашних моих недугов, большое обилие подобных причин и как они, когда боль достигает крайней меры, искусственно приводят больного в бесчувствие, так и нам самим пожелать для душ своих нечувствительности к бедствиям, чтобы не подвляли их невыносимые страдания.
Впрочем, хотя жалки мы в других отношениях, однако же пользуемся одним утешением: именно тем, что обращаем взор к твоей кротости, твоим вниманием к нам и памятованием о нас утоляем душевную скорбь. Глазам после напряженного устремления на что–нибудь блестящее приносит некоторое облегчение переход к цветам голубым и зеленым; так и душам нашим, как бы нежным каким прикосновением, утоляющим боли, служит воспоминание о твоей кротости и о твоем усердии, особенно когда размыслим, что ты выполнил со своей стороны все. Чрез это и нам, людям, если будем судить о делах благопризнательно, доказал ты достаточно, что ничего не погибло по твоей вине, и у Бога стяжал себе великую награду за усердие к доброму.
Да сохранит же Господь тебя нам и Церквам Своим к пользе мира и к исправлению душ наших и да удостоит нас снова полезного с тобою свидания!
35. Без надписи
(Ходатайствует за близкого ему человека по имени Леонтий и просит о доме сего Леонтия иметь такое же благопопечение, как бы и о его собственном. (Писано до епископства.))
О многом для меня важном писал я уже к тебе, но о большом числе дел буду еще писать. Ибо невозможно, чтобы и нуждающихся не стало, и мы отреклись оказывать посильную милость. Никто ко мне так не близок и не может меня столько утешить своею в чем–либо благоуспешностию, как достопочтенейший брат Леонтий. Приими дом его так, как принял бы меня самого, не в той нищете, в какой я живу теперь по милости Божией, но когда бы жил я в изобилии и владел полями. Очевидно, что ты не довел бы меня до бедности, но сохранил бы, что у меня есть или приумножил мое изобилие. Посему прошу тебя поступить же и с упомянутым домом этого человека. За все же будет тебе от меня обычная награда — молитва к Святому Богу за труды, какие принимаешь на себя, будучи столь добр, благосклонен и предупредителен к просьбам нуждающихся.
36. Без надписи
(Просит об одном пресвитере, своем совоспитаннике, трудами которого питался и св. Василий, чтобы при новом уравнении податей не делать на него новых налогов. (Писано до епископства.))
Пресвитер этого местечка, о чем, думаю, давно уже известно твоему благородию, — мой совоспитанник. Посему нужно ли мне говорить что иное для убеждения твоей милости — воззреть на него дружелюбно и помочь ему в делах? Ибо если любишь меня, как и вероятно любишь, то, без сомнения, всеми мерами постараешься успокоить и тех, кого считаю за одно с собою. Итак, о чем же прошу? О том, чтобы оставалась за ним прежняя подать. Ибо немало трудится он, услуживая мне в пропитании, потому что, как сам ты знаешь, не имею у себя ничего особенного, но довольствуюсь тем, что есть у друзей и родных. Посему на дом сего брата смотри как на мой или, лучше сказать, как на свой собственный; а за оказанное ему благодеяние пошлет Бог тебе, дому и всему роду твоему обильную помощь. Знай же, что крайне озабочен я, чтобы при этом уравнении податей не было сделано какой обиды сему человеку.
37. Без надписи
(Просительное о том же пресвитере и по тому же обстоятельству)
Предвижу уже множество писем. Хотя принужден возвышать голос насильно, потому что не могу выносить докучливости просителей, однако же пишу, не умея придумать иного средства к избавлению, как давать всякий раз письма самим приступающим ко мне с просьбами. Поэтому опасаюсь, чтобы, при множестве приносящих от меня письма, и этот брат не был причтен к числу многих. Признаюсь, что много у меня на родине друзей и родных и что занимаю у них место отца по тому сану, в который возвел меня Господь, но один у меня совоспитанник — это сын моей кормилицы, и прошу дом, в котором я воспитан, оставить в прежнем состоянии, чтобы благодетельное для всех прибытие твоего благонравия для этого человека не обратилось в повод к скорби. Но поелику и доселе еще питаюсь от этого дома, не имея своей собственности, довольствуясь же тем, что есть у любящих меня, то прошу пощадить дом, в котором я воспитывался, как бы для меня самого сберегая средства к пропитанию. И за это да удостоит тебя Бог вечного упокоения. Намерен же довести до сведения твоего благонравия как самую действительную правду, что большую часть рабов имеет пресвитер сей от меня, и они даны ему моими родителями в награду за мое воспитание; награда же эта — не совершенный дар, а только право пользоваться в продолжение жизни. Посему если касательно их будет что–нибудь обременительное, то можешь отослать их ко мне, и я другим уже путем буду подлежать даням и взысканиям сборщиков.
68 (72). К Исихию
(Просит его содействовать в умилостивлении Каллисфена, раздраженного против Евстохия. (Писано около 371 г.))
Знаю и любовь твою ко мне, и ревность к прекрасному. Почему, имея нужду упросить возлюбленнейшего сына Каллисфена, рассудил, что, если взял бы тебя соучастником этой заботы, то попечение сие легче бы устроил. Каллисфен раздражен против ученейшего Евстохия, и раздражен справедливо. Он жалуется на дерзость и наглость перед ним Евстохиевых служителей. Мне желательно упросить его, чтобы, удовольствовавшись страхом, в какой привел и покусившихся на дерзость, и их господ, явил свою милость и прекратил тяжбу. Ибо чрез это приобретет то и другое, и почтение у людей, и благоволение у Бога, если к страху соблаговолит присоединить и великодушие. Посему и ты, если была у тебя какая дружба и приязнь с Каллисфеном, проси у него этой милости, и если знаешь кого в городе, кто в состоянии уговорить его, прими таковых в общники в сем деле, сказав им, что сделанное ими будет мне весьма приятно. Отпусти и содиакона по окончании им того, за чем был прислан. Ибо стыдно мне, что не могу ничего сделать полезного для людей, ко мне прибегающих.
69 (73). К Каллисфену
(Хвалит его за то, что решение по делу о служителях Евстохия предоставляет св. Василию, и недоумевает, для чего требует к себе налицо сих служителей, как бы не удовлетворяясь судом церковным. (Писано около 371 г.))
Прочитав письма твоего благородства, возблагодарил я Бога, во–первых, за то, что пришло ко мне приветствие от человека, вознамерившегося почтить меня, потому что высоко ценю беседу с людьми совершенными; во–вторых, за доставленную мне радость, что заслужил я добрую о себе память. А знаком памяти — письмо, из которого, как скоро получил и вникнул в смысл его, с удивлением увидел, что действительно, по общему всех предположению, воздано мне отеческое уважение. Ибо то самое, что человек, разгоряченный, прогневанный, готовый мстить огорчившим его, много сократил свою стремительность и на мою волю предоставил сие дело, дает мне повод порадоваться о тебе как о духовном сыне. Поэтому что иное остается, как пожелать тебе за сие благ, да будешь друзьям приятен, врагам страшен, а всем равно досточестен, чтобы и не воздавшие тебе чего–либо должного, пришедши в сознание твоей кротости, сами себя укорили, что погрешили против такого человека.
Итак, поелику приказывал ты привести служителей на то место, где произвели они беспорядок, то желаю знать намерение, с каким требует сего твоя доброта. Ибо если сам пребудешь и сам предашь наказанию дерзких, то служители явятся. Да и чему быть иначе, если так решено тобою? Впрочем, не знаю, какую же милость получим мы, если не в состоянии будем избавить служителей от наказания. А если задержат тебя какие дела по дороге, кто встретит там этих людей? Кто будет вместо тебя наказывать их? Но если тебе угодно, чтобы явились они к тебе на глаза, и это непременно решено, то прикажи им представляться к тебе на дороге до Сасимов, а сам покажи кротость и великодушие своего нрава. Ибо, получив в свою власть раздраживших тебя и тем доказав, что нельзя презирать твоего достоинства, оставь их, как просил я в прежнем письме, невредимыми и мне оказав тем милость, и от Бога ожидая себе воздаяния за свой поступок.
И говорю это не потому, что так должно кончиться, но уступая душевному твоему движению и опасаясь, чтобы не осталось в тебе непереварившейся сколько–нибудь раздражительности, и как воспаленным глазам самые нежные пособия кажутся болезненными, так и слово мое теперь не ожесточило тебя больше, чем успокоило. Ибо всего приличнее было бы предоставить взыскание мне — это и тебе послужило бы великим украшением, и мне доставило бы достаточный повод к похвале пред друзьями моими и сверстниками. Без сомнения же, если и поклялся ты предать их наказанию по законам, то мое вразумление не легче для наказываемых, и закон Божий не маловажнее узаконений, получивших силу в общежитии. Но возможно было и то, чтобы они, исправленные по нашим законам, в которых и сам ты полагаешь надежду спасения, и тебя освободили от необходимости давать клятву, и сами понесли наказание, соразмерное их поступкам.
Но опять делаю письмо свое длинным, ибо от великого усилия сделаться для тебя убедительным не могу смолчать, как скоро приходит мне что–нибудь на мысль, опасаясь, чтобы просьба моя не осталась недействительной оттого, что предложенное мною наставление недостаточно. А ты, досточестнейший и истинный питомец Церкви, подтверди и мои надежды, какие на тебя имею теперь, и согласные всех отзывы о твоей чинности и кротости и напиши приказание — скорее оставить нас этому воину, который доселе не упускал случая досадить и обижать, решившись лучше одного тебя не оскорбить, чем приблизить к себе и сделать друзьями всех нас.
70 (74). К Мартиниану
(Изображением бедствий своего отечества убеждает лично или письменно представить императору о гибельных последствиях разделения Каппадокии. (Писано в 371 г.))
Как высоко, думаешь ты, оценил бы я это счастье — встретиться нам когда–нибудь друг с другом и пробыть мне с тобою столько времени, чтобы насладиться всеми твоими совершенствами? Ибо если сильным доказательством учености служит — увидеть многолюдные города и узнать их нравы, то, думаю, это же самое в короткое время доставит твоя беседа. И какая разность — видеть ли многих по одному или одного, совместившего в себе опытность всех? Но скорее и в большей мере назвал бы я превосходным то, что доставляет незатруднительное видение прекрасного и собирает познания добродетели, чистые от примеси с худшим. Отличный ли поступок, слово ли, достойное памятования, постановления ли мужей, которые стали гораздо выше других, — все это собрано в сокровищнице души твоей; так что не один только год, как Алкиной Улисса, но целую жизнь свою желал бы слушать тебя и согласился бы, чтобы для этого самая жизнь была продолжительна, сколько ни обременяюсь я своею жизнью.
Итак, почему же теперь пишу, когда надлежало бы прийти самому? Потому что зовет меня к себе страждущее отечество. Ибо небезызвестно тебе, превосходнейший, что потерпело оно; его, как Пенфея, растерзали какие–то в подлинном смысле демоны, Менады; его делят и подразделяют на части, как худые врачи своею неопытностью делают раны еще более неизлечимыми. Поэтому, поелику оно страждет от разделения, нужно уврачевать его как недужное. Потому граждане писали ко мне, прося поспешить; и необходимо идти не потому, что помогу чем–нибудь делу, но для того, чтобы самому избежать упрека, если оставлю без помощи. Ибо сам знаешь, что находящиеся в затруднительном положении как легко предаются надежде, так скоры бывают на упреки всегда слагая вину на то, в чем сделано упущение.
Впрочем, и по этому самому надлежало бы мне свидеться с тобою и сообщить тебе свою мысль, лучше же сказать, попросить тебя, чтобы придумал ты что–нибудь отважное и приличное твоему благоразумию, не презрел нашего отечества, преклонившего колена, но, явясь в воинский стан, сказал со свойственным тебе дерзновением: «Не думайте, что вместо одной области приобрели вы две, потому что не из другого какого царства взяли другую, но поступили подобно человеку, который, приобретя себе коня или вола и потом рассекши его надвое, думает, что вместо одного стало у него два, между тем как не только не сделал двух, но испортил и одного»; а также и сильным при Дворе сказал бы: «Не этим способом расширяйте царство: сила не в числе, а в самих вещах». Ибо думаю, что теперь не обращают внимания на происходящее: одни, может быть, по незнанию истины, другие потому, что не хотят огорчить словами, и иные потому, что нет им дела до этого. А если бы можно было дойти тебе к самому царю, это всего лучше помогло бы делу и сообразно было бы с прекрасным предначертанием жизни твоей. Если же это сколько–нибудь трудно и по времени года, и по летам, с которыми, как сам говоришь, неразлучна леность, то нет никакого труда написать тебе. Почему, оказав помощь отечеству письмом своим, во–первых, сам в себе будешь сознавать, что не преминул сделать все по мере сил своих, а потом и страждущим подашь достаточное утешение тем самым, что покажешь себя сострадательным.
Но если бы можно было самому тебе вступиться в дела и своими глазами увидеть горестное положение! Тогда, может быть, подвигнутый самою ясностью видимого, изрек бы ты какое–нибудь слово, приличное и высоте твоего духа, и унынию города. Не откажись же верить тому, что пересказываем мы. Подлинно, нам нужен Симонид или другой подобный стихотворец, умеющий трогательно оплакивать бедствия. Но что говорю: Симонид? Надлежало бы сказать, чтобы Эсхил или другой кто подобный ему, живо изображающий великость несчастия, стал велегласно сетовать. Прекратились у нас уже эти собрания, и речи, и сходбища на площади мужей ученых, и все, что делало прежде город наш именитым. Почему реже теперь увидишь, чтобы выступил кто на площадь из занимающихся обучением или витийством, нежели как видали прежде в Афинах — людей, заклейменных бесчестием или с нечистыми руками. А на место их введено туда невежество каких–то скифов или массагетов. Только и слышен голос объявляющих иск, подвергаемых взысканию, наказываемых бичами. Крытые переходы, с обеих сторон оглашаемые печальными звуками, по–видимому, сами издают голос, стеная о происходящем. Опасение за самую жизнь не позволяет нам подумать о том, что училища закрыты и по ночам не бывает освещения. Ибо немала опасность, когда с удалением властей, как с падением подпор, все рушится. И какое слово изобразит наши бедствия? Иные, и именно составляющие у нас не худую часть советодательного сословия, предаются бегству, вечное изгнание предпочитая Поданду. А когда говорю о Поданде, представляй себе лакедемонский Кеад (Кеадом называлась пропасть, в которую лакедемоняне низвергали приговоренных к смерти) или другую, самой природою изрытую пропасть, если видал ты во Вселенной одну из тех пропастей, дышащих тлетворным воздухом, которые иным само собою пришло на мысль называть Харониями (Название Харония первоначально принадлежало одному источнику в древнем Лациуме, которого воды издавали заразительные пары). Подобным чему–то такому представляй себе и этот Поданд. Итак, из трех частей одни спасаются бегством, поднявшись со своими женами и домами, другие уводятся как пленники, и это большая часть людей, знаменитых в городе; они составляют жалкое зрелище для друзей, на них выполняются желания врагов, если только действительно был у нас такой зложелатель. Остается же третья часть, и они–то, не перенося разлуки с людьми близкими и вместе сознавая себя бессильными удовлетворить своим нуждам, отрекаются от самой жизни.
Сие–то просим тебя сделать явным для всех, изобразить собственным своим словом и со свойственным тебе дерзновением, на которое дает тебе право жизнь твоя; просим предсказать ясно, что если не переменят вскоре своего намерения, то не будет уже и тех, кому могли бы оказать свое человеколюбие. Этим или принесешь ты пользу общему делу, или по крайней мере поступишь как Солон, который, не в состоянии будучи защищать оставленных граждан, потому что городская крепость была уже взята, облекшись в оружие, сел у дверей и своим вооружением давал знать, что не согласен он на то, что сделано. Верно же знаю, что если кто и не примет теперь твоего мнения, то вскоре потом воспишет тебе самую высокую похвалу за доброе расположение и благоразумие, когда увидит дела исполнившимися по твоему предречению.
71 (75). К Авургию
(Изображением бедствий отечественного города убеждает его употребить силу свою на вспоможение гражданам. (Писано в 371 г.))
Из многого, что возвысило нрав твой над другими, ничто тебе столько не свойственно, как усердие к отечеству; и ты воздаешь ему справедливый долг, потому что, начав службу в нем, достиг такой высоты, что в целой Вселенной известна твоя знаменитость. И сие–то отечество, которое тебя произвело и воспитало, дошло до неимоверности повествуемого в древних сказаниях; никто из пришедших в наш город, хотя бы и очень был с ним знаком, не узнал бы его. Так внезапно превратился в совершенную пустыню, потому что многие из должностных людей и прежде были него отняты, а ныне почти все переселены в Поданд. Остальные же, лишась их, и сами впали в совершенное отчаяние, и во всех произвели такое тяжкое уныние, что оскудевает уже и число жителей в городе, и здесь стала страшная пустыня, жалкое зрелище для друзей, но доставляющее много радости и отваги тем, которые издавна ждут нашего падения. Чье же дело — подать нам руку или кому прилично пролить о нас сострадательную слезу, как не твоей кротости? Ты оказал бы сострадание и чужому городу в подобных злостраданиях, а не только к тому, который произвел тебя на свет. Поэтому, если имеешь какую силу, покажи нам ее теперь в настоящей нужде. Но, без сомнения, ты получишь больший вес от Бога, Который не оставил тебя ни в какое время и дал тебе много доказательств Своего благоволения, если только сам ты захочешь решительно приступить к попечению о нас и какую имеешь силу — употребить на помощь гражданам.
72 (76). К Софронию, магистру
(По причине болезни и попечения о Церкви, не имея возможности ехать к Софронию, просит его вступиться в бедственное положение Каппадокии. (Писано в 371 г.))
Великость бедствий, постигших наше отечество, принуждала самого меня идти в воинский стан, и о печали, в какую облечен наш город, пересказать твоему высокородию и всем прочим, которые имеете наибольшую силу в делах. Но поелику удерживает меня и телесная немощь, и попечение о Церквах, то поспешил я пока в письме излить свою скорбь пред твоим великодушием, извещая тебя, что ни одна ладья, сильным порывом ветра потопляемая в море, никогда не исчезала так внезапно, и ни один город, сокрушенный землетрясением или затопленный водами, не подвергался такому внезапному уничтожению, как мгновенно наш город, поглощенный этим новым распорядком дел, дошел до совершенной погибели. И мы сделались притчей. Ибо не стало у нас градоправления, все сословие граждан в унынии об утрате правителей: они оставили свое жительство в городе и скитаются по селам. Нет уже распоряжения в самом необходимом и совершенно невиданным зрелищем стал город, хвалившийся прежде мужами учеными и всем прочим, чем изобилуют города небедные. Но в сих бедствиях, как рассудили мы, одно для нас утешение — оплакать свои страдания пред твоей кротостью и просить, чтобы ты, если можешь, подал руку помощи нашему городу, преклонившему колена. А каким способом должен ты пособить делу нашему, не могу объяснить сего сам, без сомнения же, и легко изобрести тебе это по своему благоразумию, и нетрудно воспользоваться изобретенным по данной тебе от Бога силе.
73 (77). Без надписи
(Чиновнику правителя каппадокийского Фирасия (вероятно, Елпидию) советует разделить с сим правителем труды его по случаю разделения Каппадокии на две области и надеется на скорое с ним свидание. (Писано в 371 г.))
В доброе начальство великого Фирасия наслаждались мы и тем, что часто видели прибытие к нам твоей учености. И в этом же терпим утрату, лишившись градоправителя. Но поелику однажды дарованное нам Богом пребывает постоянно и, с помощию памяти переходя от одного к другому, вселяется в душах наших, то хотя и разделены мы телесно, будем по крайней мере часто писать и сообщать друг другу, что нужно, особливо теперь, когда зима заключила с нами это кратковременное перемирие. Надеюсь же, что не оставишь ты сего дивного мужа Фирасия, признав для себя приличным участвовать с ним в подобных заботах и не без разума воспользовавшись случаем, который доставляет возможность и тебе видеть друзей, и им тебя. Многое и о многом имею говорить с тобою, но откладываю сие до свидания, почитая небезопасным подобные вещи поверять письму.
74 (78). Без надписи
(Просит исходатайствовать у правителя Каппадокии, чтобы Елпидий был оставлен на службе в сей области. (Писано в 371 г.))
Небезызвестно мне доброе твое усердие к достопочтеннейшему товарищу моему Елпидию, потому что, по обычному своему благоразумию, доставил ты градоправителю случай оказать человеколюбие. Поэтому теперь письмом сим прошу тебя довершить эту милость и напомнить градоправителю, чтобы надлежащим предписанием утвердил начальником в нашем отечестве этого человека, на котором лежала вся почти забота о делах общественных. Почему можешь представить градоправителю много благовидных предлогов, по которым необходимо прикажет ему остаться в нашем отечестве. А в каком положении здешние дела и сколько способен к делам этот человек — о сем, конечно, не потребуешь сведений от меня, потому что сам, по своему благоразумию и мудрости, сие знаешь.
77 (81). К Иннокентию, епископу
(Отрекаясь по смерти Иннокентия принять на себя попечение о Церкви его, предлагает ему в преемники одного пресвитера и обещает прислать его вместо другого, которого просил сам Иннокентий. (Писано в 372 г.))
Сколько рад я был, получив письмо любви твоей, столько же опечалился, что наложил ты на меня бремя заботы, превышающей силы мои. Ибо как буду в состоянии из такого отдаления с успехом распорядиться таким множеством дел? Пока Церковь имеет еще вас, она покоится как на собственных своих опорах. А если Господь строит что–нибудь о вашей жизни, то кого равночестного вам здесь могу послать для попечения о братии? Чего требовал ты в письме, это дело прекрасное и благоразумное: желаешь при жизни знать, кто будет по тебе управлять избранным стадом Господним; и блаженный Моисей желал знать это и узнал. Но поелику город велик и знатен и труд твой пресловут у многих, времена же трудные; по причине непрестанных бурь и волнений, воздвигающихся на Церковь, потребен кормчий сильный то почел я небезопасным для души своей распорядиться сим делом неосмотрительно, особливо припоминая писанное тобою, что станешь против меня пред Господом и будешь судиться со мною за нерадение о Церквах. Итак, чтобы не вступить с тобою в суд, а лучше найти в тебе сообщника к оправданию моему пред Христом, обозрев весь сонм городских пресвитеров, избрал я честнейший сосуд, воспитанника блаженного Гермогена, который на Великом Соборе написал великое и непререкаемое исповедание веры, много уже лет пресвитерствующего в Церкви, постоянного нравом, сведущего в церковных правилах, строгого в вере, доныне пребывающего в воздержании и подвижничестве, хотя непрерывность суровой его жизни измождила уже тело его; человека бедного, у которого нет никаких прибытков в этом мире, почему и хлеба не имеет в достатке, но трудами рук, вместе с братиями, с ним живущими, добывает пропитание. Его–то решаюсь послать. Итак, если нужен тебе такой человек, а не другой кто моложе летами и годный только для одного — чтобы послать куда и исправить житейские потребы, то благоволи скорее написать при пером случае, чтобы выслал я к тебе сего мужа, подлинно Божия избранника, способного к делу, почтенного для собеседующих с ним и с кротостию вразумляющего противомыслящих. Я мог бы послать его и теперь. Но поелику сам ты предварительно требовал Себе человека, хотя в других отношениях прекрасного и мне любезного, но в сравнении с упомянутым теперь мужем во многом недостаточного, то рассудил я открыть тебе свою мысль, чтобы если нужен тебе такой человек, или прислал ты кого из братий взять его с собою около поста, или написал ко мне, когда некому у тебя принять на себя труд совершить к нам путешествие.
79 (83). К чиновнику, облагающему податями
(Просит его облегчить бедствия Каппадокии и уменьшить подати с имения одного друга в окрестностях Хаманины. (Писано в 372 г.))
Очень непродолжительно было у меня знакомство и личное свидание с твоим благородием, но немало и немаловажно, что знаю о тебе по слуху, по каким сведениям в связи я со многими из людей знатных. Имею ли я и для тебя какое значение также по слухам, об этом лучше знать тебе самому; но наше о тебе мнение точно таково, как сказал я. Поелику Бог позвал тебя на дело, представляющее случай показать человеколюбие и которым может быть поправлено наше отечество, совершенно втоптанное в землю, то почитаю для себя приличным напомнить твоей доброте, чтобы, в надежде воздаяния от Бога, благоволил ты явить себя милостивым и как удостоиться бессмертной памяти, так соделаться наследником вечных успокоений, облегчив скорби угнетенных.
А как и у меня есть имение в окрестностях Хаманины, то прошу позаботиться о нем, как о своем собственном. Не дивись же, если называю своим принадлежащее друзьям, научившись сверх прочих добродетелей, и дружбе и помня мудрое изречение что друг есть другой я. Итак, имение, значительное для друга, поручаю твоей досточестности, как свое собственное, и умоляю тебя, обратив внимание на затруднительное положение сего дома, дать им отраду и за прошлое время, и в будущем сделать для них приятным это жилище, теперь ненавистное и неприступное по множеству наложенных на него податей. Но постараюсь и сам, свидевшись с твоею вежливостью, переговорить обо всем совершеннее.
80 (84). К правителю области
(Учтиво приветствует сего правителя Каппадокии, вероятно Илию, и вместе выговаривает, что четырехлетнего внука одного старца сделал членом совета. (Писано в 372 г.))
Почти невероятно, что намереваюсь писать, однако же будет сие написано ради истины, а именно: имея сие желание, сколько возможно чаще беседовать с твоею правотою, когда открылся этот случай писать к тебе, не кинулся я на сию нечаянную прибыль, но помедлил и не пользовался случаем. Итак, странно в сем то, что прежде желал этого, а когда случилось, не принимал. Причина же в том, что стыжусь подать о себе мысль, будто всякий раз пишу не чисто из дружбы, но удовлетворяя какой–нибудь нужде. Но и то пришло мне на мысль (а желаю, чтобы и ты, рассудив это, не думал уже, будто вступаю с тобою в собеседование более из выгод, нежели из дружбы): разговор с начальниками должен иметь какое–нибудь отличие от разговора с людьми частными. Неодинаково надобно вести слово и с врачом, и с первым встречным, с начальником и с человеком частным, но должно употреблять старание, чтобы воспользоваться чем–либо для себя от искусства первого и от власти другого. Поэтому как за теми, кто на солнце, непременно следует тень, хотя бы и не желали того сами, так и беседа с начальниками сопровождается, как придаточной какой выгодой, вспомоществованием людям страждущим. Итак, первою причиною письма пусть будет самое приветствие твоему великодушию; это надо почесть добрым содержанием письма, хотя бы не было никакого иного предлога писать. И таково мое приветствие тебе, превосходнейший: да будешь храним ты для целого света, восходя от одной начальственной должности к другой и благодетельно покровительствуя то тем, то другим! Такое благожелание для меня обратилось уже в привычку, а обязаны им тебе и те, которые, хотя несколько, испытывали твои начальственные доблести.
Вслед же за благожеланием приими и просьбу об этом жалком старце, которого и царская грамота освободила от общественных должностей, лучше же сказать, которому еще прежде царя сама природа дала необходимое освобождение от дел. Но ты и сам подтвердил оказанную свыше милость из уважения к природе, и, как мне кажется, по предусмотрительности о благе народном, чтобы человеком, который по летам выживает уже из ума, не было подвергнуто опасности общее дело. Но для чего же ты, чудный, другим путем, сам того не замечая, опять выводишь его на среду? Ибо внуку его, которому нет еще и четырех лет от рождения, приказав участвовать в советодательном собрании, что иное Делаешь, как не старца опять в лице внука снова вводишь в дела общественные? Но теперь прошу тебя умилосердиться над тем и Другим возрастом и обоих уволить из жалости, приличной тому и Другому. Ибо один не видал и не знал родителей, но чужими Руками введен в сию жизнь, еще в пеленах оставшись сиротою без отца и матери, а другой столько времени сохраняется для жизни, что ни один род несчастий не миновал его: он видел преждевременную смерть сына, видел дом, оставшийся без наследников, и теперь, если самим тобою не будет придумано что–либо, достойное твоего человеколюбия, увидит, что и эта отрада в бесчадии обратилась для него в источник тысячи бедствий, потому что мало летний ни в советники включен не будет, ни податей собирать не станет, ни воинам заготовлять жизненные припасы, не по необходимости опять покроется стыдом седина бедного старца. Итак окажи милость, согласную с законами и сообразную с природой повелев одному быть в покое до мужеского возраста, а другому на одре ожидать смерти. А непрерывностию дел и настоятельностию нужды пусть оговариваются другие. Ибо не в твоем нраве — или оставлять без внимания несчастных, или не оказывать уважения законам, или не делать снисхождения просящим друзьям, хотя бы люди завалили тебя делами.
82 (86). К правителю области
(Просит, чтобы пресвитеру Дорофею возвратили хлебный запас те самые, кто расхитили его. (Писано в 372 г.))
Знаю, что у твоей досточестности самая великая и первая забота — всеми мерами удовлетворять правосудию, а вторая — благодетельствовать друзьям и защищать прибегающих под покровительство твоего высокого ума. В настоящем случае все это стеклось вместе. Дело, о котором приношу просьбу, и справедливо, и приятно мне, которого удостоил ты считать в числе друзей своих, и нельзя в нем отказать призывающим твердость твою на помощь в том, что они претерпели. Хлебный запас, какой был Для необходимого поддержания жизни у возлюбленнейшего брата Дорофея, расхитили некоторые из имеющих в руках своих правление общественными делами в Вирисах, дошедши до сего насилия или сами собою, или по внушению других. Впрочем, ни в коем случае поступок их неизвинителен. Кто меньше делает несправедливости — тот ли, кто сам в себе худ или кто услуживает злобе других? Для потерпевших обиду вред одинаков. Прошу, чтоб Дорофей получил с тех, кем отнято, и чтобы им не дозволено было на других слагать вину дерзкого поступка. А в какой мере важно избежать нужды от недостатка в пропитании, в такой и мы оценим милость твоего высокородия, если благоволишь оказать ее.
83 (87). Без надписи
(Ходатайствует о том же деле)
Удивительно мне, как при твоем посредстве осмелились так худо поступить с пресвитером, что расхитили у него единственное какое имел он, пособие к пропитанию. И что всего хуже — отважившиеся на сие вину сделанного ими слагают на тебя, которому надлежало не дозволять подобных дел, а, напротив того, всеми силами препятствовать, чтобы, если только можно, ни с кем так не поступали, в противном же случае по крайней мере с пресвитерами и с теми из них, которые с нами единодушны и идут тем же путем благочестия. Поэтому, если заботишься сколько–нибудь о нашем спокойствии, постарайся скорее поправить сделанное. Ибо с Божией помощью можешь и это, и еще большее этого сделать, если захочешь. Писал я и к начальнику отечественного города, чтобы, если сами собою не захотят сделать справедливости, то принудили их к этому, побудив судебным порядком.
84 (88). Без надписи
(Просит отсрочить взнос сборных с города денег или отослать до времени в казнохранилище неполное их количество. (Писано в 372 г.))
Досточестность твоя более всякого знает затруднительность в сборе запасного золота (взнос на отделение воинов). У нас нет еще другого свидетеля нашей бедности, подобного тебе, который по великому человеколюбию был к нам сострадателен, доселе поступал по возможности снисходительно и из кроткого состояния нравов своих никогда не был выводим боязнию высших властей. Итак, поелику нам из всего количества остается еще внести несколько золота, и это нужно собирать складчиною, к которой пригласили весь город, то просим твою снисходительность продолжить нам несколько срок, чтобы дать о сем знать и живущим вне града; ибо, как и сам ты знаешь, многие из состоящих в окладе живут по селам. Поэтому, если возможно отослать деньги без такого числа литр, сколько нам осталось внести, то просим тебя сделать это, а остальное будет послано впоследствии. Если же совершенно необходимо выслать в казнохранилище все вдруг, то, о чем я просил вначале, положи нам более продолжительный срок.
92 (96). К Софронию, магистру
(Изображает, какую потерю понесла Каппадокия в лице отнятого у нее по клеветам правителя (вероятно, Илии), и просит Софрония представить его царю и защитить пред ним. (Писано в 372 г.))
Кто так любит отечество, как ты, который наравне с родителями почитаешь изведшую тебя на свет и воспитавшую родину, желаешь благ и вообще всему городу, и в частности каждому, даже не только желаешь, но подтверждаешь свои благожелания собственными делами? Ибо ты, с Божиею помощью, можешь делать подобные дела и, о, если бы при такой своей доброте мог и как можно долее делать их! Впрочем, и при тебе отечество наше богатело только во сне. Попечение о нем вверено было человеку, которому, как говорят знающие, что было у нас в старину, доселе не бывало другого равного начальника. Но у него вскоре отнят этот человек по навету людей, которые благородный и нельстивый нрав сего мужа обратили в повод к вражде на него и сложили клеветы, не допустив сего до слуха твоего совершенства. Потому все мы вообще сетуем, лишившись начальника, который один мог восстановить наш город, преклонивший уже колена был истинным стражем правды, был доступен обиженным, страшен преступникам закона, равно и бедным, и богатым, и, что всего важнее, возвратил христианству древнюю честь его. А то, что был он самый неподкупный из известных нам людей и в угодность кому–либо не делал ничего вопреки справедливости, прехожу молчанием как самое малое между прочими его доблестями.
Правда, что свидетельствую об этом, пропустив надлежащее время, утешая сам себя, как поющий про одного себя, и не принося никакой пользы делу. Впрочем, небесполезно и сие, что в великой душе твоей останется памятование о сем человеке, и возымеешь к нему благодарность как к благодетелю твоего отечества, и если кто из раздражающихся тем, что его не предпочли справедливости, станет нападать на него, ты заступишься и защитишь, для всякого сделав явным, что почитаешь для себя этого человека своим, достаточною причиною к таковому признанию полагая доброе о нем свидетельство и действительный опыт, превышающий собою меру времени; потому что, чего бы не сделал другой во многие годы, то совершено им в короткое время. А достаточная для нас милость и достаточное утешение в постигшем нас — если представишь его царю и разрушишь возведенные на него клеветы. Воображай, что все отечество говорит тебе это одним моим голосом, а таково общее всех желание, чтобы этот человек, при содействии твоего совершенства, остался в делах своих небезуспешным.
100 (104). К Модесту, ипарху
(Поелику при новой переписи церковнослужителей в Каппадокии обложили податями, то просит Модеста освободить их от податей, предоставив сие собственному распоряжению епископа. (Писано в 372 г.))
Это одно — писать к такому человеку, хотя бы не было никакого другого предлога, само по себе, для способного чувствовать весьма уже великая честь, потому что беседы с мужами, которые много превосходят прочих, доставляют весьма великую знаменитость удостоившимся сих бесед. Но мне необходимо вступить в сношение с твоим высоким умом, потому что нахожусь в страхе за Целое отечество. Прошу принять это с кротостию, как сообразно с твоим нравом, и подать руку помощи моему отечеству, преклонившему уже колена. А дело, о котором прошу, такого рода.
Освященных Богу нашему пресвитеров и диаконов старая Перепись не обложила податьми. Но те, которые производят перепись ныне, поелику не получили предписания от твоей высокой власти, и их внесли в перепись, за исключением разве некоторых, по самим летам своим имевших право на освобождение. Потому просим оставить нам этот памятник своего благодеяния, чтобы на все предбудущее время сохранилась у нас добрая о тебе па мять, и по древнему закону обложения податьми уступить нам священнослужителей. Освобождение же от податей просим сделать не лицам, теперь находящимся в священном чине (в таком случае милость сия перейдет к их наследникам, которые, без сомнения, не все непременно будут достойны священства), но по образцу, наблюдаемому в свободной переписи, допустить некоторую общую уступку клириков, чтобы управляющие Церквами могли освобождать от налогов всех, когда бы то ни было служащих. Это и твоему высокородию соблюдет бессмертную славу добрых дел, и царскому дому приуготовит многих молитвенников, да и самому государству принесет великую пользу, потому что утешение сие — свободу от податей — доставляем не клирикам собственно, но людям, непрестанно угнетаемым, а это и по доброй воле делаем, как можно видеть всякому желающему.
104 (108). К попечителю наследников Иулитты
(Убеждает сего притеснителя Иулитты вспомнить данное им обещание. (Писано в 372 г.))
С удивлением услышал я, что ты, забыв добрые и приличные щедроте твоей обещания свои, приступаешь теперь к этой сестре с самым сильным и неотступным требованием. Не знаю, что и заключить из рассказываемого о тебе. Известна мне великая твоя щедрость, по свидетельству изведавших тебя; помню также и обещания твои, какие дал ты при мне и при этом человеке, уверяя, что, хотя пишешь короткий срок, однако же даешь больше времени, потому что намерен соображаться с необходимостию дела и иметь снисхождение к вдове, которая принуждена вдруг выпустить из дому такое количество денег. Посему не могу понять, что за причина, по которой произошла такая перемена. Но какова бы она ни была, прошу тебя, помня твою щедрость и имея пред очами Господа, вознаграждающего благие изволения, дать время, какое обещал потерпеть вначале, чтобы, продав свои вещи, могла она заплатить долг. Ясно же помню и то, что обещал ты, как скоро получишь по условию золото, передать упомянутой выше вдове все договорные бумаги — как составленные при градоначальниках, так писанные частным образом. Поэтому прошу тебя: и меня уважь, и себе приобрети от Господа великое благословение, вспомнив свои обещания, зная, что и ты человек, сам должен ожидать времени, когда нужна тебе будет Божия помощь, которую заградишь для себя настоящею своею жестокостию. Напротив того, обрати на себя щедроты Божий, показав доброту и все снисхождение к бедствующим.
105 (109). К Елладию, сотоварищу ипарха
(По делу той же вдовы Иулитты с попечителем ее наследников. (Писано в 372 г.))
Очень не хотелось мне беспокоить твою доброту, часто при бегая к величию вашей власти, чтобы не подать мысли, будто бы без меры упоеваюсь твоею дружбою; однако же необходимость не позволяет мне молчать. По крайней мере, сжалившись и душевно страдая об этой сестре, которая со мною в родстве, обременена вдовством, озабочена делом сироты сына, когда увидел уже я, что сверх силы она стеснена несносными нуждами, поспешил попросить тебя, чтобы соблаговолил ты, сколько можешь, содействовать посланному ею человеку к освобождению ее от дальнейшего притеснения, как уже уплатившую то, что сама лично при мне обещала заплатить. Ибо условие было, что если уплатит самый долг, то прощен ей будет рост. Теперь попечитель ее наследников намеревается взыскать и долг, и рост. Итак, поелику знаешь, что Господь признает Своими дела вдов и сирот, то потрудись употребить свое старание о сем деле в надежде на мздовоздаяние нам от Самого Бога. Ибо думаю, и снисходительность досточудного ипарха, узнав, что долг уплачен, окажет сострадание к этому жалкому уже и бедному дому, коленопреклоненному и не имеющему сил противостоять нападениям, какие угрожают ему совне. Поэтому прошу: снизойди к нужде, по которой обеспокоил тебя, и помоги делу по мере сил, дарованных Христом тебе, честному и добронравному, употребляющему во благо дары, тобою приятые.
106 (110). К Модесту, ипарху
(Воспользовавшись дозволением писать к сему ипарху, ходатайствует за жителей горы Тавра, чтобы уменьшена была подать, какую вносят они железом. (Писано в 372 г.))
В какой мере уделяешь мне честь и свободу, по кротости своего нрава благоволя снисходить и до меня, в такой же или еще и в большей мере буду в продолжение всей жизни молить Благого нашего Владыку о приращении твоей именитости. Давно желал я писать к тебе и насладиться честию, какою меня удостаиваешь, но меня удерживало уважение к высокому сану, и боялся я не подать другим мысли, что без меры упоеваюсь дарованной мне свободою. А теперь, как полученное от несравненного твоего высокородия дозволение писать к тебе, так и нужда утесненных принудили меня осмелиться. Итак, если у людей великих имеют какую–нибудь силу прошения и людей малых, снизойди, чудный муж, на мою просьбу, своим человеколюбивым мановением дай избавление жалким поселянам и прикажи, чтобы с жителей богатого железом Тавра собираемая железом подать сделалась сносною и они не вдруг были подавлены, но могли долго служить государственным пользам, о чем, как уверен я, всего более заботится твое достойное удивления человеколюбие.
107 (111). К Модесту, ипарху
(Ходатайствует за друга, на которого принесены жалобы и которого требует к ответу. (Писано в 372 г.))
В другое время не отважился бы я беспокоить твое высокородие, умея и себе самому знать меру, и признавать над собою власти. Но поелику увидел, что друг в опасном положении, будучи позван к ответу, то осмелился ему дать это письмо, чтобы, представив его вместо прошения, нашел сколько–нибудь к себе человеколюбия. Без сомнения же, хотя и я не стою никакого внимания, однако же достаточно иметь самое посредственное достоинство, чтобы убедить человеколюбивейшего из ипархов — и ко мне оказать снисхождение, и этого человека, если ни в чем не погрешил он, спасти ради самой истины, а если и погрешил, простить ради меня, который просил за него. А каковы здешние дела, об этом кто знает лучше тебя, который видишь, что есть в каждом негодного, и всем управляешь с чудною предусмотрительностью?
108 (112). К военачальнику Андронику
(Ходатайствует за одного близкого к себе человека, именем Домитиана который за проступок свой пред Андроником несет то наказание, что живет в страхе и бесславии; и убеждает Андроника не увеличивать сего наказания. (Писано в 372 г.))
Если бы таково было телесное мое состояние, что мог бы я удобно выдержать путешествие и перенести зимние неприятности то не стал бы писать, но сам пошел бы к твоему великодушию двух ради причин: и чтобы уплатить давний долг обещания (ибо знаю, что, дав слово быть в Севастии и насладиться твоим совершенством, хотя и приходил я туда, но не имел свидания с тобою, прибыв немного после твоей правоты), и, во–вторых, чтобы самим собою заменить посольство, которое медлил доселе отправлять к тебе, признавая себя малым для того, чтобы получить такую милость, а вместе рассуждая, что ни начальника, ни частного человека, если предлагаешь о чем в письме, не уверишь в этом так, как можно уверить, говоря с ним лично; причем нетрудно иное оправдать, об ином попросить, а в ином вымолить снисхождение, между тем как трудно достигнуть сего письмом. Итак, взамен всего этого поставив одно — тебя, божественная глава, и то, что довольно сказать тебе мысль, какую имею о деле, прочее же дополнишь уже от себя, — без замедления приступаю к исполнению.
Но видишь, какой делаю круг, замедляя и отклоняя от тебя объяснение причины, по какой веду с тобою слово. Этот Домитиан издавна близок ко мне еще по родителям и потому ничем не разнится от брата. Ибо почему не сказать правды? Но, узнав причину, по которой потерпел он это, сознался я, что стоил он, чтобы так потерпеть. Ибо пусть не избегает наказания ни один из поступившихся против твоей доблести в чем–либо малом или великом. Впрочем, видя, что живет он в страхе и бесславии и что от твоего приговора зависит его спасение, почел я достаточным для него сие наказание и прошу тебя посудить о нем великодушно и вместе человеколюбиво. Ибо взять в свои руки тех, которые противятся, свойственно человеку мужественному и в прямом смысле начальнику, но быть благосклонным и кротким к тем, которые покорены, свойственно человеку, превосходящему всех высотою благоразумия и кротостию. Поэтому в твоей воле — над одним и тем же человеком показать свой великий дух, чем тебе угодно, и отмщением, и спасением его. Домитиану достаточна и эта мера наказания — страх ожидаемого и сознание того, что терпит он по достоинству. И к этому прошу не присовокуплять новых ему наказаний.
Рассуди и следующее: и прежде нас бывали многие полными господами над обидевшими их, но ни одно слово не перешло о них к потомству; а которые превзошли любомудрием многих и отложили гнев свой, о тех всем временам передается бессмертная память. Пусть же присовокуплено будет и это к повествованию о тебе! Нам, которые желаем прославить дела твои, дай возможность превзойти примеры человеколюбия, прославленные в древности. Так сказывают, что и Крез отложил гнев на сыноубийцу, который сам себя выдал на казнь, и великий Кир сделался другом этому самому Крезу после победы над ним. К ним причислим и тебя и, сколько есть сил, провозгласим это, если только не признают нас слишком малыми провозвестниками доблестей такого мужа.
Но сверх всего необходимо сказать и то, что, когда наказываем сделавших какую бы то ни было несправедливость, тогда имеем в виду не то, что уже сделано (ибо каким бы способом сделанное стало несделанным?), но то, чтобы или сами сделавшие несправедливость вперед стали лучшими, или для других послужили примером целомудрия. И никто не скажет, чтоб в настоящем случае не имело места то и другое, ибо и сам Домитиан будет помнить о сем даже по смерти, и другие, думаю, смотря на него, готовы умереть от страха. Почему, прибавив что–нибудь к наказанию, подадим о себе мысль, что удовлетворяем собствен ному своему гневу; а я готов утверждать, что в рассуждении тебя трудно и представить, чтобы это могло быть справедливым; и ничто не заставило бы меня выговорить такое слово, если бы не примечал, что больше милости получает тот, кто оказывает милость, нежели тот, кто принимает ее. Ибо не для малого числа людей сделается очевидным великодушие твоего нрава. Все каппадокияне проникают в будущее, и я желал бы, чтобы к прочим добрым качествам, какие в тебе есть, причислено было и это.
Но медлю окончанием письма, рассуждая, что мне же принесет ущерб недоговоренное мною. Впрочем, присовокуплю одно то, что Домитиан, имея письма многих, за него ходатайствующих, всем предпочел мое письмо, не знаю, из чего заключив, что имею некоторое значение у твоего совершенства. Поэтому чтобы и ему не обмануться в надеждах, какие имел на меня, и мне было чем похвалиться пред здешними, соблаговоли, несравненный владыка, склониться на прошение. Без сомнения же, не хуже кого–либо из любомудрствовавших доселе рассуждаешь ты о делах человеческих и знаешь, какое прекрасное сокровище предуготовляет себе, кто помогает всякому нуждающемуся.
137 (142). К сборщику общественных денег при областных правителях
(Просит сего чиновника освободить от общественных повинностей богадельни. (Писано в 373 г.))
На Собор блаженного мученика Евпсихия собрал я всех братии наших хорепископов, чтобы сделать их известными твоей досточестности. Но поелику ты не был, то необходимо стало представить их твоему совершенству при письмах. Итак, потрудись узнать сего брата, который по страху Божию заслуживает доверие твоего благоразумия. А что доносит твоему благому изволению по делу бедных, соблаговоли и ему поверить, как говорящему правду, и утесненным оказать возможное вспомоществование. Без сомнения же, соблаговолишь посетить и богадельню подведомственного ему округа и вовсе освободить ее от налогов. Это угодно уже и твоему товарищу, то есть чтобы небольшое достояние бедных оставить свободным от общественных повинностей.
138 (143). К другому сборщику общественных денег
(Просит о вспоможении бедным. (Писано в 373 г.))
Если бы самому мне можно было прийти к твоей досточестности, то, без сомнения, лично донес бы тебе, о чем намерен, и заступился бы за утесненных. Но поелику отвлекают меня и телесная немощь, и недосуги по делам, то вместо себя представляю тебе этого брата хорепископа, чтобы ты, искренно вняв ему, употребил его себе в советники, потому что он способен посоветовать в делах правдолюбиво и разумно. Ибо когда соблаговолишь увидеть состоящую под смотрением его богадельню (а я лишь уверен, что взглянешь на нее и не пройдешь мимо, потому что ты не несведущ в сем деле, но, как пересказывал мне некто, и сам в Амасии содержишь, чем Господь тебе послал); итак, когда увидишь эту богадельню, снабди ее всем потребным. Ибо товарищ твой обещал уже мне оказать некоторое человеколюбие к богадельням. Говорю же сие не для того, чтобы ты подражал кому другому (ибо тебе в добрых делах свойственно самому быть руководителем других), но чтобы знать тебе, что в рассуждении того же самого послушались меня другие.
139 (144). К одному из начальников
(Такой же льготы просит, как и в двух предыдущих письмах. (Писано в 373 г.))
Без сомнения, знаешь ты сего человека вследствие свидания с ним в городе; впрочем, представляю его тебе, одобряя и в письме, что во многом при твоих занятиях будет полезен для тебя как человек, способный разумно и осмотрительно представить, что надобно делать. А о чем говорил ты мне на ухо, это теперь время исполнить въявь, как скоро упомянутый выше брат изобразит тебе дело о бедных.
142 (147). К Авургию
(Просит вступиться в положение Максима, который был правителем Каппадокии и потом лишен всего, ничем не заслужив такого бедствия. (Писано в 373 г.))
Доселе почитал я басней написанное Омиром, когда читал вторую часть его творения, в которой пересказывает бедствия Одиссея. Но что казалось дотоле баснословным и невероятным, научило меня признавать это весьма вероятным странные похождения превосходнейшего во всем Максима. И Максим был правителем немаловажного народа, подобно как Одиссей вождем кефаллинян. И тот, везя с собой много денег, возвратился нагим; и этого бедствие довело до того, что был он в опасности явиться домой в чужом рубище. И подвергся этому, раздражив, может быть, против себя лестригонов и встретившись со Скиллой, которая в женском образе имеет бесчеловечие и свирепость пса. Итак, поелику едва мог он спастись от этой неизбежной волны, то чрез меня просит тебя: благоволи уважить общую природу и, поскорбев о незаслуженных бедствиях, не оставь в молчании случившегося с ним, но доведи сие до сведения людей сильных, чтобы прежде всего оказано ему было пособие к отражению замышленного нападения; а если сего не будет сделано, то разглашено было намерение надругавшегося над ним. Для обиженного достаточное утешение и одно обнаружение лукавства злоумышляющих на него.
143 (148). К Траяну
(Описывает бедствия, постигшие Максима, и просит ему покровительства в суде. (Писано в 373 г.))
Утесненным приносит великое утешение, если имеют возможность оплакать свои бедствия, и особливо когда встречают людей, которые по правоте своих нравов могут оказать сострадание скорбящим. Почему и почтеннейший брат Максим, бывший начальником в нашем отечестве, претерпев, чего не терпел еще никто из людей, лишившись своего имущества, какое было после отца и какое собрано прежними трудами, и во время скитаний своих туда и сюда испытав тысячи телесных лишении, не спасши от поругания и самих прав гражданства, для поддержания которых люди свободные не щадят никакого труда, много жаловался мне на постигшие его бедствия и чрез меня пожелал в краткости сообщить и тебе илиаду своих злоключений. Поелику же не мог я другим образом уменьшить сколько–нибудь его несчастий, то с готовностью предложил ему эту милость, то есть из многого, что слышал от него, пересказать твоей чинности немногое, потому что и сам он, как показалось мне, стыдился подробно описывать свои приключения. Ибо что было с ним, то доказывает, что обидевший его человек — злой, а вместе и потерпевшего обиду представляет человеком действительно весьма жалким, потому что это самое — впасть в попущенные Богом несчастия, по–видимому, служит некоторым доказательством, что человек предан сим страданиям. Но достаточным будет для него утешением в постигшем его горе, если воззришь на него благосклонным оком и прострешь даже и до него ту преизобильную милость, которой не могут истощить все, ею пользующиеся (разумею милость твоей снисходительности). А что и в судах твое влияние будет для него великим пособием к тому, чтоб одержать верх, в этом все мы твердо уверены. Всех же более уверен он сам, испросивший у меня письмо, от которого надеется себе пользы; и я желал бы увидеть, что он вместе с другими, как только может, велегласно восхвалит твою степенность.
144 (149). К Траяну
(Снова просит покровительства Максиму, потому что после бедствии, которые Траян поверял собственными глазами, Максим претерпел новые ужаснейшие притеснения от того, кому он отдан во власть. (Писано в 373 г.))
Сам ты поверял своими глазами злострадание Максима, человека прежде знаменитого, а теперь из всех самого жалкого, бывшего начальником в нашем отечестве. Лучше бы ему никогда не начальствовать! Ибо многие, думаю, станут бегать начальствования над народами, если должность правителя будет иметь такой конец. Поэтому нужно ли все, что я видел и что слышал, подробно пересказывать человеку, который по великой остроте ума способен по немногим поступкам угадывать и остальное? Впрочем, и пересказав это, может быть, не покажусь для тебя дошедшим до излишества, потому что, кроме многих и ужасных дерзостей, какие вытерпел он до твоего прибытия, то, что было с ним после, заставляет предшествовавшее почитать еще делом человеколюбия. Так много обид, убытка и мучений самому телу заключало в себе то, что впоследствии придумано против него человеком, у которого он во власти. И теперь приходит к нам под прикрытием воинов, чтобы довершить здесь остаток своих бедствий, если только ты не соблаговолишь прикрыть угнетенного своей мощной рукой. Почему, хотя знаю, что вдаюсь в излишество, твою доброту убеждая к человеколюбию, однако же, поелику хочу стать полезным для сего человека, умоляю твое велелепие к врожденной в тебе ревности о благе присовокупить нечто и ради меня, чтобы ясно увидел он пользу моего о нем ходатайства.
170 (177). К Софронию, магистру
(Ходатайствует за Евсевия, который по клевете подпал суду. (Писано в 374 г.))
Нелегко перечислить всех, для меня облагодетельствованных твоим великодушием: так многим (знаю это сам в себе) сделано добро высокою твоею рукою, которую Господь даровал мне помощницею во времена важные. Но более всех имеет прав на твое великодушие почтеннейший брат Евсевий, которого теперь представляю при письме своем; он подпал нелепой клевете, и одна твоя прямота может рассеять ее. Почему прошу и в дар справедливости, и из снисхождения к человечеству, и для продолжения ко мне обычных милостей — замени собою для этого человека всех и заступись за него вместе с правдою, потому что немалой ему помощию служит справедливость дела, которую было бы весьма легко доказать ясно и неопровержимо, если бы не вредило сему настоящее время.
171 (178). К Авургию
(Ходатайствует за того же Евсевия. (Писано в 374 г.))
Знаю, что неоднократно за многих ходатайствовал я пред твоею досточестностию и в довольной мере был полезен утесненным в это самое важное время. Впрочем, не знаю, чтобы прежде всего к твоей чинности посылал кого и для меня более дорогого, и подвергающегося большей опасности, чем возлюбленный сын Евсевий, который теперь вручает тебе от меня это письмо. В какое запутан он дело, о том сам расскажет твоей чинности, если только найдет удобное время. А что должно быть сказано мною, состоит в следующем: не надобно подвергать сего человека истязаниям, и поелику открыты многие виновники весьма тяжких преступлений, то и его заставлять нести на себе подозрение, падающее на многих; но должно произвести суд и в следствии о нем обратить внимание на его жизнь. Ибо таким образом и клевета легко сделается явною, и этот человек, нашедши себе самую справедливую защиту, будет всегдашним провозвестником благодеяний твоей снисходительности.
172 (179). К Аринфею
(Поручает его покровительству человека, имеющего дело в суде и оклеветанного. (Писано в 374 г.))
Благородство твоего происхождения и общительность со всеми показывают нам, что ты человеколюбив и друг свободы. Почему смело прошу о человеке, который знатен по древнему своему роду и предкам, а еще более достоин почтения и уважения сам в себе по врожденной ему кротости нравов; почему по просьбе моей заступись за него, имеющего хлопоты по делу в суде, которое по своей справедливости не стоит труда, но опасно по тяжкой клевете. Ибо много послужит к его спасению, если благоволишь сказать за него человеколюбивое слово, чем прежде всего воздашь должное справедливости, а потом и нам, избранным друзьям своим, и сим окажешь обычную честь и милость.
173 (180). К Софронию, магистру, за Евмафия
(Ходатайствует за сего Евмафия, человека благородного и ученого, но подвергшегося какому–то несчастию. (Писано в 374 г.))
Встретив человека, достойного уважения, в несносных обстоятельствах, страдал я душевно. Да и как, будучи человеком, не соболезновать о человеке благородном, который безвинно запутан в дела? И, рассуждая сам с собою, как могу быть ему полезным, нашел я один только способ разрешить затруднение, в каком он находится, а именно — сделать его известным твоей чинности. Итак, твое уже дело — довершить остальное, то есть и к нему показать свое усердие, какое, в чем я свидетель, показал ты ко многим. Дело же узнаешь из просьбы, какая подана им к царям и которую прошу тебя взять на свои руки и содействовать этому человеку по возможности. Ибо сделаешь милость христианину, человеку благородному и достойному уважения за многую ученость. А если присовокуплю, что оказанное ему благодеяние и я приму за большую милость, то, хотя в других отношениях и невеликого стою уважения, но, поелику твоей степенности всегда угодно оказывать ко мне внимание, без сомнения, немалым для тебя покажется доставить и мне удовольствие.
217 (225). К Димосфену, от лица Церкви
(Просит за Григория Нисского, которого Димосфен по клевете Филохара велел взять и представить к себе и который по болезни замедлил на дороге; объясняет, что если дело идет о растрате денег, то должны отвечать в сем экономы, а если о постановлении Григория епископом, то не он подлежит ответственности, а рукоположившие его; просит не влачить их в чужую сторону и не сводить с епископами, с которыми не прекращено еще разногласие. (Писано в 375 г.))
Великую благодарность Богу и пекущимся о нас царям приносим всякий раз, как скоро видим, что начальство в отечестве нашем поверяется, во–первых, христианину, а во–вторых, человеку прямому по нравам и точному блюстителю законов, по которым управляются дела человеческие. Преимущественно же по случаю твоего прибытия исповедали мы сию благодарность и Богу, и царю боголюбивому. Но, узнав, что некоторые враги мира намерены обеспокоить твое почтенное судилище жалобой на нас, ожидали мы, что будем позваны твоим высоким умом для изведания от нас истины, если только великое твое благоразумие согласится присвоить себе исследование дел церковных. Но поелику суд на нас не обращал внимания, между тем власть твоя побужденная злословием Филохара, дала приказ взять брата и сослужителя нашего Григория, который и послушался сего приказа (да и мог ли не послушаться?), но, страдая колотьем и вместе по причине чувствуемого им озноба, что обыкновенно бывает при боли в почках, вынужден был, при неумолимом охранении его воинами, и для попечения о теле, и для утоления нестерпимой боли велеть себя перенести в одно спокойное место, то по сей причине все мы пришли просить твою великость — не гневаться на замедление его появления к тебе, потому что ни общественные дела от нашей медлительности не стали сколько–нибудь хуже ни церковным делам не причинено сим вреда.
Но если дело идет о деньгах, будто бы растраченных, то есть там хранители церковных денег, готовые дать ответ всякому, кто потребует, и обнаружить клевету осмелившихся довести сие до твоего внимательного слуха. Ибо они не затруднятся из самих писем блаженного епископа сделать истину явною для ищущих сего. Если же требует исследования что–нибудь другое, касающееся церковных правил, и твой высокий ум согласен принять на себя труд и выслушать, и рассудить сие, то все мы должны при этом быть, потому что если не соблюдены церковные правила, то виновны рукоположившие, а не тот, кто по совершенной необходимости вынужден принять на себя служение.
Почему просим тебя выслушать нас в отечестве, а не влачить в чужую сторону и не доводить до необходимости встречаться с епископами, с которыми у нас не решены еще некоторые церковные вопросы. А вместе просим пощадить нашу старость и не мощь. Ибо, по изволению Божию, самим опытом дознаешь, что в поставлении епископа не оставлено ни одного церковного правила — и важного, и маловажного. Итак, желаем в твое правление установить единомыслие и мир с нашими братиями, а без этого тяжело для нас и свидание с ними, потому что многие из простых людей терпят вред от взаимного нашего раздора.
241 (249). Без надписи
(Препровождает одного человека, избравшего жизнь с людьми, боящимися Бога. (Писано в 376 г.))
Разделяю радость брата, который избавился от здешних мятежей и достиг до твоего благоговения. Ибо избрал он для себя доброе напутие к грядущему веку — доброе житие с боящимися Господа. Передаю его твоей досточестности и через него прошу тебя помолиться о моей бедственной жизни, чтобы, избавившись от сих искушений, начать мне работать Господу по Евангелию.
265 (273). Без надписи
(Просит об Ире, человеке, от которого видел уже много доброго. (Писано под конец жизни Василиевой))
Совершенно уверенный, что досточестность твоя любит меня и касающееся до меня почитает собственным своим, почтеннейшего брата моего Иру, которого называю братом своим не по какому–либо знакомству с ним, но по самому совершенному дружескому расположению, выше которого и быть ничего не может, предоставляю твоей несравненной правоте и прошу благосклонно воззреть на него и по возможности оказать ему покровительство, в чем только будет ему потребен твой высокий ум, чтобы ко многим благотворениям, какие уже получил от тебя, мог я причислить и это благодеяние.
266 (274). К Имерию, магистру
(Просит о том же Ире. (Писано в одно время с предыдущим))
Самому тебе лучше всякого известно, что дружба моя и привычка к почтеннейшему брату Ире получили начало еще с детства и по благодати Божией сохранились до старости; потому–то и любовь твоего высокородия Господь даровал мне с того же времени, с которого Ира доставил нам случай взаимно узнать друг друга. Итак, поелику имеет он нужду в твоем покровительстве, то прошу и умоляю тебя, как уступив давнему ко мне благорасположению, так вняв настоящей нужде, принять такое участие в делах его, чтобы не имел он необходимости ни в каком другом покровительстве, но возвратился ко мне, исполнив все по желанию, и я ко многим благодеяниям, какие получил от тебя, мог причислить и это, в сравнении с которым не нахожу, а потому не могу и желать себе, другого важнейшего и более ко мне относящегося.
267 (275). Без надписи
(Просит о том же Ире. (Писано в одно время с предыдущим))
Благорасположением своим к почтеннейшему брату нашему Ире предупреждал ты мои просьбы и к нему был лучше, нежели как желал я, и по преизбытку почестей, какие оказывал ты ему, и по своему во всяком случае покровительству. Впрочем, поелику не могу оставаться в молчании о деле его, то прошу твою несравненную досточестность и из милости ко мне прибавить усердия об этом человеке и отпустить его в отечество не потерпевшим от вражеских наветов, потому что теперь не безопасен он от стрел зависти и многие замышляют возмутить покой его. Против них найдем одну несокрушимую защиту, если сам соблаговолишь покрыть сего человека своею рукою.
268 (276). К великому Арматию
(Просит не гневаться на сына, который, оставив язычество, стал христианином, но дивиться благородству его духа, с каким служение истинному Богу поставил он выше служения богам ложным и угождения отцу. (Писано в последние годы жизни Василиевой))
Общий для всех человеков закон старших возрастом признает общими для всех отцами, а собственно наш христианский закон нас, старцев, для таковых ставит в чине родителей. Потому не думай, что делаю лишнее дело и домогаюсь ненужного, когда ходатайствую пред тобою о твоем же сыне. Признаю справедливым, чтобы требовал ты от него послушания во всем ином, потому что и по закону естественному, и по закону гражданскому, каким управляемся, тебе подчинен он телесно. А о душе надобно думать, что она, будучи от Бога, подчинена иному и Богу обязана воздавать долг, предпочтительнейший всякому другому долгу. Итак, поелику нашего христианского, истинного Бога предпочел он вашим богам, многим и чтимым в вещественных образах, то не гневайся на него, а лучше подивись благородству души, которая выше страха и угождения отцу поставила то, чтобы искать единения с Богом в истинном Его познании и в добродетельной жизни. Пусть тронут тебя самая природа, приветливость ко всем и кротость его нрава, и ты нимало не огорчайся его поступком. Конечно же, не презришь и моей просьбы, или, лучше сказать, мною предлагаемой просьбы твоего города, который и по любви к тебе, и потому, что желает тебе всего прекрасного, представляет себе, что тебя самого видит христианином. Так обрадовал их слух, внезапно разнесшийся в городе!
271 (279). К Модесту, ипарху
(Просит его за одного тианского жителя. (Писано во время епископства))
Хотя многие будут приносить от меня письма к твоей досточестности, но по преизбытку чести, какую мне оказываешь, заключаю, что множество писем не причинит никакого беспокойства твоему великодушию. Потому и брату сему охотно дал я это письмо, зная, что и он получит все желаемое, и я буду считаться у тебя в числе благодетелей, доброму твоему произволению доставляя случаи к благодеяниям. Итак, дело, по которому имеет нужду в твоем покровительстве, расскажет сам он, если удостоишь воз зреть на него благосклонным оком и подашь ему столько смелости, чтобы открыть уста пред высокою и несравненною твоею властию. А я представляю в письме свое дело, а именно, что сделанное для него почитаю собственным своим приобретением тем паче что он для этого собственно приходил ко мне из Тианы с уверенностию, что будет для него великая выгода, если вместо просьбы представит мое письмо. Почему, чтобы и он не обманулся в своей надежде, и я насладился обычноючестию, и твое усердие к добрым делам было удовлетворено и в настоящем случае, прошу принять его благосклонно и включить в число самых близких к тебе.
272 (280). К Модесту, ипарху
(Просит об одном близком к себе человеке, которого имел вместо сына. (Писано во время епископства))
Хотя и много в том смелости, чтобы представлять такому человеку просьбы свои в письмах, однако же уважение, какое прежде ты мне оказывал, не дает в сердце моем места робости и осмеливаюсь писать о людях, близких мне по роду и достойных уважения по честности нравов. Так, вручивший тебе это письмо мое для меня то же, что сын. И как ему нужна только одна твоя благосклонность, чтобы достигнуть желаемого, то соблаговоли принять письмо мое, которое вышеупомянутый представит тебе вместо просьбы, и доставить ему случай пересказать о своем деле и поговорить с людьми, которые в состоянии ему содействовать, чтобы по твоему приказанию скорее получил он желаемое и мне можно было похвалиться, что по милости Божией есть у меня такой покровитель, который близких мне почитает собственными своими просителями, непосредственно к нему прибегающими.
273 (281). К Модесту, ипарху
(Просит освободить Елладия от должности уравнителя податей. (Писано во время епископства))
Помню я великую честь, тобою мне оказанную, а именно, что сверх прочего подал ты мне смелость писать к твоему великородию. Поэтому пользуюсь сим даром и наслаждаюсь самою человеколюбивою милостию, вместе и сам увеселяясь тем, что беседую с таким мужем, и тебе доставляя случай оказывать мне честь своими ответами. Поелику просил я уже твою снисходительность о товарище моем Елладии старшине, чтобы, сняв с него должность уравнителя податей, дозволить ему заняться делами нашего отечества, и удостоился от тебя некоторого благосклонного соизволения, то возобновляю ту же просьбу и прошу прислать приказ к начальнику области об избавлении его от этого беспокойного дела.
276 (284). К сборщику податей
(Просит освободить монахов от податей. (Писано во время епископства))
Хотя думаю, что у досточестности твоей в рассуждении монашествующих принято какое–нибудь правило и мне не нужно просить для них особенной милости, но довольно им будет, если наряду со всеми окажется к ним человеколюбие; однако же, рассуждая, что и на мне лежит обязанность заботиться по возможности о таковых людях, пишу к совершенному твоему благоразумию, прося освободить от податей сих давно отрекшихся от мира и умертвивших тело свое; почему и не в состоянии они оказать какую–либо пользу обществу или имуществом, или телесным служением. Ибо если живут они по обету, то нет у них ни имения, ни тела: первое расточено в пользу бедных, а последнее сокрушено постами и молитвами. Но знаю, что ведущих такую жизнь уважишь ты более всякого другого и захочешь иметь их своими помощниками, чтобы своим евангельским житием умилостивили они Господа.
277 (285). Без надписи
(Посылая письмо сие с управляющим церковными имениями, просит освободить последние от чрезмерных налогов. (Писано во время епископства))
Заботящийся о Церкви и имеющий на руках своих попечение об имуществах есть сам вручитель тебе письма сего, возлюбленный сын. Соблаговоли и дозволить ему свободно выговорить, о чем будет доносить твоей чинности, и обратить внимание на то, в чем будет уверять он, чтобы по крайней мере с нынешнего времени Церковь могла возобновиться в силах и избавиться от этой многоглавой гидры. Ибо таково имущество бедных, что всегда будем искать человека, который бы принял на себя оное, потому что Церковь более поддерживает, нежели получает какую–либо выгоду от имений.
278 (286). К смотрителю над тюрьмами
(Дает ему знать, что суд над ворами, взятыми в церкви, принадлежит епископу и что сей чиновник несправедливо присвояет право задержать их. (Писано во время епископства))
Поелику при этом собрании захвачено несколько людей бессовестных и вопреки Господней заповеди похитивших недорогие одежды у нищих, которых надлежало скорее одеть, а не раздевать, и хотя захватили их те, на кого возложено попечение о церковном благочинии, однако же ты думал, что задержать этих людей следовало тебе как гражданскому чиновнику, то посему отписал я к тебе, завещая, что, когда преступления делаются в церквах, тогда надлежащее исправление их предоставляется нам а судей утруждать сим не должно. Посему–то похищенные ими вещи, какие значатся в описи, у тебя находящейся и составлен ной в общем всех присутствии, велел я взять; и иные сберечь пока приидут за ними, а иные отдать явившимся, похитителей же обратить на истинный путь вразумлением и внушением Господним. И надеюсь, что во имя Божие на будущее время сделаю их лучшими. Ибо чего не производят телесные наказания по приговору судилищ, в том, сколько знаем, нередко оказываются действенными страшные суды Господни. Если же угодно тебе и о сем донести комиту, то я столько полагаюсь на права свои и на правоту этого человека, что представляю тебе поступить, как хочешь.
295 (303). К комиту
(Просит отменить побор конями, назначенный по ложному доносу)
Жители местечка *** ложным, как думаю, доносом убедили твою досточестность сделать побор конями. Почему так как дело само в себе несправедливо, а поэтому должно быть неприятно твоей досточестности и для меня огорчительно по близости моей с подвергшимися обиде, то спешу попросить твою доброту, чтобы замышляющим обиду не попустил ты иметь успех в своих кознях.
296 (304). К Авургию
(Поручает его попечению человека, о котором просил прежде)
Это тот самый, о котором прежде докладывал я тебе чрез диакона. Поелику пришел он к тебе с письмом от меня, то пусть пойдет от тебя, получив, что ему желательно.
297 (305). Без надписи
(Изображает преданность им вызвавшегося быть подателем сего письма)
Вам уже знаком ***, как видно это из рассказов его. Ибо при всяком случае вы у него на языке: в памятовании о православных, в страннолюбии к подвижникам, во всякой добродетели вас ставит он на первом месте. Упоминает ли кто об учителях, — он не терпит, чтобы вам предпочтены были другие; укажет ли кто на поборников благочестия, способных обличать еретические внушения, — он не согласен наименовать другого прежде вас, свидетельствуя, что ваша добродетель во всем непреоборима и не имеет у себя соперников. И ему, говоря сие, небольшого стоит труда уверить в том, потому что рассказывает вслух людям, знающим больше того, о чем бы пересказ другого можно было почесть преувеличенным. И он–то, возвращаясь к вам, просил письма не для того, чтоб чрез меня сблизиться с вами, но чтобы мне оказать благодеяние, доставляя случай приветствовать возлюбленных мною. Да вознаградит его Господь за доброе произволение! И вы по мере сил своих воздайте ему благодарение и молитвами, и добрым своим о всех произволением. Уведомьте меня и о состоянии дел церковных.
298 (306). К севастийскому градоначальнику
(Просит всенародного дозволения александрийским гражданам вынести тело близкого им человека, умершего в Севастии, и вспоможения в проезде на общественное иждивение)
Чувствую, что досточестность твоя с охотою получает от меня письма, и знаю тому причину. Поелику ты добротолюбив и склонен к благотворениям, а я всякий раз доставляю тебе какой–нибудь самый удобный случай выказать высокие качества своего изволения, то и прибегаешь ты к письмам моим, так как они заключают в себе поводы к добрым делам. Итак, представляется еще новый случай, который может отпечатлеть на себе черты твоей ко всем благосклонности, а вместе извести на среду провозвестника твоих доблестей. Ибо пришедшие из Александрии надлежащим образом воздать необходимый и вообще на всем человеческом роде лежащий долг к умершим имеют нужду в твоем покровительстве, а именно чтобы ты всенародно объявленным приказом дозволил им вынести тело близкого им человека, окончившего жизнь в Севастии во время военного постоя, а потом оказал им возможную помощь в проезде на общественное иждивение; посредством сего найдут они от твоего великодушия некоторое облегчение в дальнем своем странствовании. А что сие дойдет до великой Александрии и тамошним жителям внушит удивление к твоей досточестности, это известно твоему благоразумию, хотя бы и не говорил я. Да и я ко многим милостям, какие получил уже, причислю и эту.
299 (307). Без надписи
(Советует принять на себя должность судии по делу двоих тяжущихся)
Природы упорные отвергают часто даже и добрые мысли, а хорошим и выгодным признают не то, что кажется таким всякому другому, хотя это и полезно, но что им нравится, хотя это и вредно. Причиною же этому — неразумие и необразованность нравов, не обращающая внимания на советы других, но доверяющая одним собственным своим мнениям и внезапно приходящим в голову мыслям. А приходят те мысли, какие им нравятся; нравятся же какие угодно. Но кто признает полезным, что ему угодно, тот ненадежный судия справедливого, походит же на слепцов, которых водят слепцы (см.: Мор. 15:14). От сего удобно подвергается он потерям, и один опыт бывает для него учителем полезного. Сию–то беду терпит теперь связавшийся с сим человеком. Когда надлежало предоставить суд общим друзьям, лучше сказать, когда неоднократно давали суд свой многие, заботившиеся о справедливости и истине, прибег он к градоправителям и к решению судебных мест и предпочитает, потеряв многое, приобрести малое. А суд начальствующих доставляет и победу не безубыточную. Будь же помощником, любезная глава, и паче всего обоим ссорящимся воспрепятствуй (что и благочестно) иметь доступ к градоправителю, но сам вместо него будь их судиею. Если же который нибудь из них не покорится, а воспротивится приговору, окажи пособие обиженному и силу свою употреби в пользу правого истца.
300 (308). Без надписи
(Просит заступиться за бедных и утесненных жителей Капралы)
И в бытность твоей досточестности у братий говорил я в пользу этих жителей села Капралы, представлял их во внимание твоей снисходительности и просил тебя, чтобы, имея пред очами мздовоздаяние от Господа, вступился ты за них как за людей бедных и во всем утесненных. И теперь в письме опять возобновляю ту же просьбу, моля Святаго Бога, чтоб настоящая твоя знаменитость и блистательность в свете сохранялись и еще более возрастали, а при большой силе мог ты и нам оказывать значительнейшие благодеяния. Ибо почитаю тебя уверенным в том, что единственным моим желанием есть спасение всего вашего дома.
301 (309). Без надписи
(Ходатайствует об одном престарелом человеке, который из богатого сделался бедным, имеет троих детей и обеспокоен описью его дома)
Много бранил я этого брата, озабоченного описью дома, тогда как предварительно по необходимости освобождает его от налогов нищета. Ибо Господь так благоустроил сие к пользе души его, что из достаточного состояния дошел он теперь до крайней нищеты и едва достает у него на насущное пропитание; из многих же рабов, которых имел у себя прежде во владении, теперь не повелевает ни одним. У него осталось одно свое тело, и то немощное и престарелое, как сам видишь, и еще трое детей — новое приращение забот для человека бедного. И хотя вполне было мне известно, что не имел он нужды в моей просьбе и что по человеколюбию твоему для умилостивления твоего достаточно с него одной бедности; однако же, поелику просителей удовлетворить трудно, побоялся я оставить в чем–нибудь невыполненным долг свой пред ним и стал писать к тебе, зная, что тот день, в который увидит он в первый раз твою степенность, соде–лается для него началом спокойной на будущее время жизни и произведет в делах его перемену на лучшее.
302 (310). Без надписи
(Ходатайствует за родственников своих и за прочих жителей Ариарафии)
Самому мне весьма желательно было свидеться с твоею ученостию по многим причинам. Во–первых, чтобы в течение большего времени насладиться твоими доблестями, а во–вторых, чтобы попросить тебя за жителей Ариарафии, издавна притесняемых которым Господь дал достойное утешение, даровав им быть под управлением твоей правоты. А есть еще одно имение моих родственников, весьма обремененное и занимающее почти первое место среди ариарафийской бедности, о котором прошу твою доброту помочь ему по возможности, чтобы оно не было впредь обременительным для владельцев.
303 (311). К главному начальнику
(Просит облегчения дому письмоподателя сего, обремененному общественными должностями)
Много вынуждают у меня писем к твоей досточестности не внимающие моим удостоверениям, но домогающиеся по делам своим чего–нибудь особенного и преимущественного. Ибо давно уже засвидетельствовал я им, что ты у нас для всех общий и равный охранитель наших прав и что никому не нужно выискивать чего–либо большего к приобретению твоего человеколюбия, разве кто превзойдет меру желаний. Однако же в удовлетворение *** дал я ему письмо, представляя тебе сего человека и прося воззреть на него благосклонно и, поелику дом его долгое время обременяем был общественными должностями, удостоить оный возможного облегчения.
304 (312). К сборщику податей
(Поручает его вниманию человека, который боится понести убытки при новой описи имуществ)
Знаешь выгоды и убытки, которые бывают людям при описи имуществ для обложения податьми. Поэтому извини употребившего много старания, чтобы не потерпеть никакого убытка; приими на себя труд по возможности помочь ему в том, чтобы оказана ему была справедливость.
305 (313). К сборщику податей
(По оценке имений у галатов для обложения их податьми просит его убавить что–нибудь в оценке дома Сулпикиева)
Нам издали невозможно видеть распоряжений Божиих; напротив того, мы, люди, по малодушию своему смотрим на то, что у нас под ногами, и нередко, направляемые к доброму концу, негодуем, и всем располагающий по Своей премудрости Владыка терпит наше невежество. Ибо, конечно, помнишь, сколько негодовали мы тогда на возложенную на нас должность, скольких друзей употребляли в дело, чтоб чрез них избавиться от притеснения, — потому что так называли мы дело. Но теперь видим, каково настоящее. Бог дал тебе случай привести в известность правоту своих нравов и на последующее время всему обществу оставить побуждения к доброй о тебе памяти. Ибо как будет произведена эта оценка имений, по обыкновению сохранится о ней воспоминание у следующих родов. А я уверен, что галаты не могли бы и пожелать себе человека более человеколюбивого. Даже не одних галатов могу назвать осчастливленными твоим правлением, но скажу это и сам о себе, потому что и у меня есть дом в Галатии, по милости Божией весьма знатный. Если будет ему от тебя какое вспоможение (наверно же будет, пока дружба не утратит своей силы), принесу Богу великое благодарение. Итак, если дружба моя значит что–нибудь для твоей досточестности, то позволь упросить тебя ради меня оказать какое–нибудь несомненное благодеяние дому достойного удивления градоначальника Сулпикия, так чтобы из нынешней описи получил он какую–нибудь особенно замечательную выгоду, достойную твоего великодушия, а присовокуплю и просьбы от меня, исполненного к тебе любви. Если Же не так, то по крайней мере, сколько дозволяют нынешние обстоятельства и сколько делает возможным самое свойство дел, непременно должен ты убавить налоги и не оставлять их в том же виде, чтобы за бесчисленные благодеяния, которыми пользу, емся от доброго градоначальника, чрез твою степенность могли мы воздать ему эту одну благодарность.
306 (314). Без надписи
(Просит ради него умножить любовь свою к брату, вызвавшемуся быть подателем сего письма)
Мог ли я пропустить открывшийся в доме моем случай к отсылке письма и не приветствовать твоей досточестности с отправляющимся к вам? Он мог бы и сам пересказать все, касающееся до меня, и заменить собою потребность письма, но пожелал быть вручителем тебе оного, потому что весьма меня любит и всею душою ко мне привержен. Очень ему желательно принести ответ и от тебя и услужить тебе. Поэтому дал я ему письмо, в котором, во–первых, желаю вам всех благ, и какие имеет жизнь сия, и какие уготованы нам в соблюдаемом для нас по обетованию блаженстве, а потом молю Святаго Бога устроить для меня вторичное с вами свидание, пока еще я на земле. В том же, что ради меня умножишь любовь свою к упомянутому выше брату, я не сомневаюсь. Почему соблаговоли сделать, чтобы изведал он это на самом деле.
307 (315). Без надписи
(Просит оказать помощь одной родственнице, вдове и попечительнице сирот)
Вполне уверенный, что не обманусь в надежде, если о чем справедливо попрошу твою досточестность, охотно согласился я дать письмо этой честнейшей попечительнице сирот, живущей в таком доме, который несноснее какой–нибудь многоглавой гидры. А сверх всего этого близок я с нею и по самому роду. Почему прошу твое благородство и из уважения ко мне, и чтобы соблюсть должное уважение к делу сирот, оказать ей какую–нибудь помощь и тем наконец сделать для них сносным владение сим домом.
308 (316). Без надписи
(Представляет во внимание человека, который имеет нужду в покровительстве для успеха в предстоящем ему деле)
Вполне уверенный, что притекающие к твоей доброте не имеют нужды в письмах, потому что больше делаешь добра по правоте своего нрава, нежели сколько мог бы кто побудить тебя к тому просьбою; чрезвычайною, однако ж, заботливостию об этом сыне вынужден я писать к твоей чистой и нелестной душе, представляя тебе сего человека и прося в предстоящем ему деле, в чем только можно, оказать посильную помощь. А что не будет он иметь нужды ни в каком другом покровительстве, если ты соблаговолишь к предстательству о нем употребить всю силу, какую дал тебе Господь, совершенно мне известно.
309 (317). Без надписи
(Друга, к которому пишет, в том, что он редко отвечает на Василиевы письма, извиняет множеством лежащих на нем дел и просит труд подателя сего письма, принятый им к доставлению оного, не оставить невознагражденным)
Письма мои к твоей досточестности редкими делает редкость ответов от тебя самого. Ибо в том, что не получаю ответа на каждое письмо свое, нахожу доказательство, что письмо мое обеспокоивает твою досточестность. Но, с другой стороны, к иной мысли приводит меня представление о множестве занятий у тебя; и извинительно человеку, у которого столько дел на руках, забыть меня, о котором при всем досуге и спокойствии от дел, нелегко вспомнить по незначительности моей в свете. Итак, тебя да возводит Святый на высшие степени знаменитости и благодатию Своей да сохраняет в настоящем величии; а я буду пользоваться всяким случаем писать к тебе, тем не менее воспользуюсь настоящим по делу сего письмоводителя, которого поручаю тебе; и прошу сделать, чтобы принятый им на себя труд о доставлении моего письма был для него не без добрых воспоминаний.
310 (318). Без надписи, о соотечественнике
(Просит обратить внимание на подателя письма сего — и как на соотечественника, и как на имеющего нужду в защите, и как на представляемого ему св. Василием)
Приходящих с нашей родины делает достойными твоего внимания самое право родины, хотя по доброте своего нрава всех, сколько–нибудь имеющих нужду в твоей защите, принимаешь под свое покровительство. Поэтому и сына, вручающего твоему благолепию письмо сие, приими и как соотечественника, и как имеющего нужду в защите, и как представляемого тебе мною; а следствием всего этого пусть будет для него одно — в предстоящем ему деле получить возможную от тебя помощь. Известно же, что воздаяния за добрые дела последуют не от нас, людей маловажных, но от Господа, вознаграждающего благие преднамерения.
311 (319). Об одном страннике
(Препровождает с письмом сим одного странника, который на чужой стороне имеет нужду во всяком пособии)
Вслед за твоим отбытием явился ко мне этот сын, вручающий тебе письмо сие, который, как человек, проживающий на чужой стороне, имеет нужду во всяком утешении, каким христиане обязаны странникам. Итак, дело сам он перескажет тебе яснее, а помощь окажешь ему, какую оказать в состоянии и какая ему необходима в предстоящем деле. Почему если прибудет правитель области, то, без сомнения, сам представишь к нему сего странника; в противном же случае чрез городских начальников доставишь ему, чего домогается. Ибо немало забочусь, чтобы он возвратился, сделав все по желанию своему.
312 (320). Без надписи
(Свидетельствует, что посланный для взыскания долга не по нерадению не успел в деле своем, и просит уведомить о состоянии церковных дел)
По прошествии многого времени удалось мне приветствовать твою досточестность, потому что доставляющий тебе ответ долго прожил в нашей стороне, встретив здесь и людей несносных, и дела трудные, почему целый год провел вне отечества. Обманчивыми уверениями и уплатами обнадеженный, что если преодолеет в настоящем худые с ним поступки, то получит и все, поздно уже увидел он всю свою потерю, потому что постепенно ведущийся обман закрывал ему глаза. Итак, поелику он возвращается на родину, освободившись от здешних неприятных для него воздушных перемен и от нечестных людей, то чрез него приветствую тебя, прося воспоминать о мне в молитвах (потому что имею нужду в великой помощи молитв), а вместе уведомляю, что те, на кого возложена обязанность уплатить долг блаженным епископом (ибо в завещании своем упомянул он и о долге, и о том, из чего и кто должен заплатить), презрев дружеские напоминания, ждут судебного понуждения. Поэтому–то и товарищ мой возвратился, ничего не сделав, и просил, чтобы это самое засвидетельствовано было мною, чтобы досточестность твоя не обвинила его в бездействии и лености. И о сем довольно. В каком же состоянии находятся Церкви, можно ли оставаться им в прежнем положении, или дошли до чего худшего, или есть какая надежда на перемену к лучшему, о сем благоволи дать мне знать чрез кого–нибудь из приверженных братий.
313 (322). Без надписи
(Объясняет, почему поздно отвечает на письмо; просит по долговременном зимнем отсутствии прибыть с супругою по крайней мере ко дню Пасхи)
Получив письмо от твоей сановитости, обрадовался я, как и следовало, и возблагодарил Господа, и готов был написать ответ, если бы кто благовременно напомнил мне об ответе. Ибо дело, о котором приказывал ты, со временем устроилось, а прежде его окончания невозможно было отвечать что–нибудь наверное. Такова причина моего молчания, а не леность и незнание своего долга. Ибо если бы и совершенно был я ленив, то, без сомнения, постарался бы закрыть свой недостаток пред твоею досточестностию. А теперь невозможно мне забыть тебя и на самое короткое время (разве уже перестану сперва узнавать себя самого), но пишу ли к тебе или нет, всегда ношу тебя напечатленным в сердце у себя и с неприятностию смотрю на продолжительность зимы; почему молюсь, чтоб, если тебе самому по недосугам, о каких слышим, невозможно оставить поселян, мне открылся случай быть в ваших местах и насладиться истинным постоянством и честностию нравов твоих. Но непременно постарайся, чтобы спасительный день Пасхи со мною провести тебе и благоговейнейшей твоей сожительнице, которую чрез тебя приветствую и прошу содействовать мне, побудив тебя ехать к нам.
326 (335). К Ливанию
(Уверяет, что желал бы убедить всех молодых каппадокиян учиться у Ливания, и на этот раз представляет ему сына друга своего, человека праводушного и известного в обществе)
Стыжусь, что представляю тебе каппадокиян поодиночке, а не могу убедить всех возрастных, чтобы занялись словесностию и науками и в этом занятии избрали наставником тебя. Но поелику невозможно достигнуть, чтобы все за один раз избрали, что для них самих хорошо, то посылаю к тебе, кого только уговорю, оказывая чрез это столько же им благодеяния, сколько и тот, кто жаждущего приводит к источнику. А являющийся к тебе теперь, в скором последствии времени и сам собою заслужит твою любовь, когда побудет при тебе. Доселе же известен он по отцу, который приобрел себе у нас великое имя прямизною жизни и своею силою в обществе. Он и со мною связан тесною дружбою, и за нее–то вознаграждая его, оказываю милость сыну, знакомя его с тобой, что составляет предмет усиленнейших желаний для умеющих ценить твои доблести.
327 (337). К Ливанию
(Препровождает к нему другого каппадокиянина, которого называет сыном своим, как облеченный в такой сан, который делает его отцом для всех; извещает, что с сим молодым человеком явится к нему и другой, сверстный с первым годами, также человек благородный, близкий к Василию и даровитый, но небогатый)
Вот идет к тебе и другой каппадокиянин, и этот мне сын, потому что сан, в который облечен я теперь, усыновляет мне всех. Почему в этом отношении пусть будет он братом пришедшему прежде него и заслуживающим ту же попечительность как у меня — отца, так и у тебя — учителя, если только возможно, чтобы приходящие от меня вообще имели какое–нибудь преимущество. Говорю же это не в том смысле, чтобы твоя ученость не могла старых друзей подарить чем–либо большим, но в том, что доставляемая тобою польза предлагается всем без всякой скупости. Для сего же молодого человека достаточно будет и того, если, не подвергая долговременному испытанию, включишь его в число близких к тебе, а потом и к нам пришлешь его достойным и наших желаний, и собственной твоей славы, какую имеешь в словесных науках. Он ведет с собою и сверстника, у которого столько же усердия к наукам, который также и родом знатен, и ко мне близок, и, как уверен я, ничем не будет хуже других, хотя и много уступит им по скудости в деньгах.
Утешительные письма
5. К Нектарию
(Утешает Нектария, опечаленного смертью единственного сына (Писано из уединения))
Не прошло еще трех или четырех дней, как поражен я слухом о невыносимом несчастии, и все еще оставался в сомнении, потому что доставивший мне это печальное известие не мог ясно рассказать случившегося: а как не желалось, чтобы это была правда, то с трудом верилось рассказанному; и вот получаю письмо от епископа, которое в точности подтверждает эту неприятную весть. Нужно ли говорить, как это опечалило меня, и сколько пролил я слез? Да и кого такое каменное сердце, или кто так совершенно поставил себя вне человеческой природы, чтобы без страдания перенести случившееся, или ощутить при этом только легкую скорбь в душе? Умирает наследник знатного дома, опора рода, надежда отца, отрасль благочестивых родителей, возращенная тысячами молитв, и в самом цвете лет похищенная из отеческих рук. Какую адамантовую природу не должно это смягчить и привести в сострадание? Потому не удивительно, если это несчастие до глубины коснулось и меня, который издавна всецело вам предан, ваши радости и скорби почитаю своими собственными. До настоящего времени, казалось мне, не много было прискорбных для вас случаев; большею же частью дела ваши текли по вашему желанию. Но по зависти демона, исчезли вдруг и все это цветущее состояние дома и душевное веселие и мы стали для мира печальною повестью. Поэтому, если вздумаем сетовать и плакат о случившемся, то не достанет у нас на то целой жизни. Даже, если все люди восстенают с нами, и их сетование не возможет сравниться с бедствием. Если и речные потоки обратятся в слезы; и их не достанет для оплакивания случившегося.
Впрочем, если захотим употребить теперь в дело дар Божий, какой вложен в сердца наши, разумею целомудренный рассудок, который умеет и в благоденствии определять меру душе нашей, и в скорбных обстоятельствах приводить на память удел человеческий, обращать внимание наше на то, что обыкновенно видим и слышим, а именно, как жизнь полна подобных страданий, как много примеров человеческих бедствий, а сверх всего этого не терять из виду, что мы уверовавшие во Христа имеем Божие повеление, по надежде воскресения, не скорбеть об усопших, и что за великое терпение уготованы Подвигоположником великие венцы славы: то, когда позволим рассудку внушить нам все это, найдем, может быть, некоторое не малое облегчение в скорби. Поэтому умоляю тебя, как мужественного подвижника, выдержать тяжесть удара, не падать под бременем скорби, не погружаться душою в уныние, в той уверенности, что, хотя и сокрыты от нас причины Божиих распоряжений, однако же все, что бывает по распоряжению премудрого и любящего нас Бога, как оно ни трудно, непременно должно быть для нас приятно. Ибо знает Он, как уделить каждому, что ему полезно, и почему нужно положить нам не одинаковые пределы жизни; и есть непостижимая для людей причина, по которой одни поемлются отсюда скорее, а другие оставляются долее бедствовать в многоболезненной этой жизни. Почему за все должны мы поклоняться Его человеколюбию, и не огорчаться, помня великое это и славное изречение, какое произнес великий подвижник Иов, когда узнал, что дети его в числе десяти, в короткое мгновение времени, раздавлены за одною трапезою. «Господь даде: Господь отъят: яко Господеви изволися, тако и бысть» (Иов. 1:21). Чудное это изречение и мы сделаем своим; у праведного Судии равная награда показавшим равные доблести. Не лишились мы сына, но возвратили Давшему его в заем; не исчезла жизнь его, но переменилась на лучшую; не земля сокрыла нашего возлюбленного, но прияло его небо. Подождем не много, будем и мы вместе с вожделенным. Время разлуки не велико; потому что в этой жизни, как на пути, все поспешаем к тому же пристанищу. Один совершил уже путь свой, другой только вступил на него, иной поспешно идет им: но всех ожидает один конец. Он скорее совершил путь, но и все мы пойдем тою же дорогою, и всех ждет то же место отдохновения. О если бы только нам своею добродетелью уподобиться его чистоте, чтобы за нелукавство нрава сподобиться одного упокоения с младенцами о Христе!
6. К Нектариевой супруге
(Одного содержания и времени с предыдущим)
Хотел было я умолчать пред твоим благонравием, рассуждая, что как воспаленному глазу причиняет боль и самое нежное пособие, так и душе, пораженной тяжелою скорбью, кажется несколько докучливым, слово, предлагаемое во время самой живой горести, хотя бы заключало оно в себе и много утешительного. Но когда пришло мне на мысль, что слово мое обращено будет к христианке, которая издавна обучена божественному и приготовлена ко всему человеческому, тогда не признал я справедливым не выполнить своей обязанности.
Знаю каково матерное сердоболие; и когда представляю себе особенно твое ко всем доброе и кроткое расположение, заключаю по этому, каково должно быть страдание твое в настоящих обстоятельствах. Лишилась ты сына, которого при жизни ублажали все матери, желая и себе подобных сыновей, а по смерти так оплакивали, как будто каждая предавала земле собственного своего сына. Смерть же была ударом для двух отечеств, и для нас и для Киликиян. С ним пал великий и знаменитый род, как бы отнятием опоры, приведенный в колебание. Какое зло возмог произвести своим приражением ты, лукавый демон? Как жалка, страна, принужденная потерпеть такое бедствие! Самое солнце, если бы в нем было какое чувство, ужаснулось бы, может быть, сего печального зрелища. Кто ж в состоянии выразить все то, что внушила бы сказать приведенная в смятение душа?
Но не без Промысла оставлены дела наши, как знаем из евангелия, что и воробей не падает без воли Отца нашего (Матф. 10:29). А потому, если что случилось с нами, случилось по воле Сотворившего нас. А воле Божией «кто противитися может?» (Рим. 9:19) Перенесем постигшее нас; потому что, принимая это со скорбью, и случившегося не исправляем, и самих себя губим. Не будем жаловаться на праведный суд Божий. Мы невежды, чтобы подавать свое мнение о неизреченных судах Божиих.
Теперь Господь подвергает испытанию любовь твою к Нему. Теперь случай тебе за терпение сподобиться части мучеников. Матерь Маккавеев видела смерть семи сынов, и не жаловалась, не проливала малодушных слез, а благодарила Бога, что увидела, как огонь, железо и мучительные удары разрешили их от уз плоти; и признана за сие благоискусною пред Богом и приснопамятною у людей. Велико горе, и я в этом согласен; но велики и награды, какие Господь уготовал терпеливым.
Когда стала ты матерью, увидела сына, и возблагодарила Бога: тогда, без сомнения, знала, что ты смертная и родила смертного. Что ж странного, если смертный умер? Но нас огорчает безвременность! Неизвестно, не благовременно ли это; потому что не знаем, как избрать, что полезно душе, и как определить срок человеческой жизни. Обозри целый мир, в котором живешь; и рассуди, что все видимое смертно, что все подлежит тлению. Посмотри на небо, и оно некогда рушится; посмотри на солнце, и оно не устоит; все звезды, животные, живущие на суше и в воде, все украшение земли, самая земля, все тленно; не много еще времени, и всего этого не будет. Размышление о сем пусть будет тебе утешением в том, что случилось. Измеряй горе свое не в отдельности взятое; в таком случае оно покажется тебе несносным. Но сравни его со всем человеческим, и в этом найдешь для себя утешение в горести.
А сверх всего этого скажу сильное убеждение. Пощади супруга: будьте утешением друг другу; сокрушая себя горем, не делай для него несчастия еще более тяжким.
Вообще же не думаю, чтобы к утешению достаточно было слова, но рассуждаю, что в настоящем случае нужна молитва. Поэтому молю самого Господа, неизреченною силою Своею коснувшись сердца твоего, произвести в душе твоей свет благими помыслами, чтобы в себе самой иметь тебе источники утешения.
28. К Неокесарийской Церкви, утешительное
(Утешает неокесарийцев, опечаленных смертью епископа, и советует чрезмерностью скорби не утрачивать того спокойствия, в какое приведены трудами покойного, а также оберегаться от волков и позаботиться об избрании себе пастыря, подобного тем, какие были у них доселе со времен Григория. (Писано в 368 г.))
Случившееся у вас требовало личного моего присутствия, чтобы воздать честь блаженному вместе с вами, самыми близкими ему, чтобы самим зрением печального события принять участие в вашем сетовании о своем горе, чтобы сообщить вам нужные советы. Поелику же много препятствий к телесному сближению, то осталось только чрез письмо иметь с вами общение в настоящем деле.
Описания тех чудных качеств сего мужа, по которым, как заключаю, всего более несносна для нас потеря, не вместили бы в себе пределы письма; да и по другим причинам неблаговременно вести слово о множестве его доблестей, когда душа наша до такой степени подавлена скорбью. Ибо какое из свойств его признали бы мы достойным того, чтобы или изгладиться ему из нашей памяти, или нам умолчать о нем? Невозможно сказать всего вдруг и за один раз, а если говорить отчасти, то боюсь, чтобы не было в этом измены истине. Умер муж, который самым очевидным образом превосходил современников всеми в совокупности человеческими совершенствами, был опорой отечества, украшением Церквей, столпом и утверждением истины, твердыней веры во Христа, надежной защитой для своих, непреоборимым для сопротивных, стражем отеческих постановлений, врагом нововведения; показал нам, какой вид имела Церковь во времена давние, по древнему ее состоянию, как бы по священнолепной какой картине, образовав вид Церкви, им управляемой, так что жившие при нем представляли себя современниками тех, которые, подобно светилам, озаряли Церковь за двести и более лет. Таким образом, ничего не привносил он — ни своего, ни новейших изобретений ума, но, по Моисееву благословению, из тайников сердца своего — из этих добрых сокровищниц — умел износить «ветхая ветхих, и ветхая от лица новых» (Лев. 26:10). Потому и на Соборах, в кругу равночестных ему, не по возрасту удостаивался предпочтения, но был выше всех старейшинством мудрости, по общему признанию пользуясь первенством.
Какое же было приобретение жить под таким правлением, об этом никто не спросит, смотря на вас; потому что из известных нам вы одни, или разделяя сие весьма с немногими, под его управлением вели неволненную жизнь среди такой бури и смятения в делах. Вас не касалось обуревание еретических ветров, которое души удобоизменчивые доводило до крушения и потопления. И да не коснется оно вас когда–либо, о Владыка всяческих, на самое долгое время даровавший благодать безмятежия служителю Твоему Григорию, который первоначально водрузил основание сей Церкви!
И вы не изменяйте сему в настоящее время неумеренностию своего плача, тем, что совершенно предадитесь скорби, не дайте людям коварным воспользоваться нужным временем. Но если непременно должно плакать (чего одного не утверждаю, иначе уподобимся в этом не имеющим упования), то, по крайней мере, подобно какому–то печальному лику, поставив над собою вождя, с ним, если угодно, как можно стройнее оплакивайте постигшее вас горе.
Но если сей муж и не достиг крайней старости, то, по времени начальствования у вас, не скудна была его жизнь. А он столько участия принимал в теле, сколько было нужно, чтобы показать душевную твердость в его страданиях. Но кто–нибудь из вас подумает, может быть, что время для изведавших это служит увеличением сочувствия и приращением любви, а не поводом к пресыщению, и потому чем долее испытывали вы сие благодеяние, тем более чувствуете утрату; но и тень праведникова тела для благоговейных достойна всякого чествования. И хорошо, если бы многие из вас держались этой мысли! ибо и сам я не утверждаю, что надобно оставаться равнодушным, лишившись сего мужа, но советую перенести скорбь человечески. Ибо все, что могут сказать оплакивающие сию потерю, не укрылось и от меня. Молчит язык, с которого как бы реки лились вам в слух, а глубина сердца, никем доселе не постигнутая, сокрылась от людей, как тонкий призрак сновидения. Кто проницательнее его предусматривал будущее? Кто с таким твердым и непоколебимым душевным навыком способен был скорее молнии пробегать дела? О град, подвергавшийся многим уже бедствиям, но ни в одно из них не терпевший такой утраты в самих основаниях жизни! Отцвело теперь для тебя прекраснейшее украшение, смежила уста свои Церковь, унылы стали народные стечения, Священный Собор болезнует о своем председателе, таинственные учения ожидают себе истолкователя, дети ждут отца, старцы — сверстника, чиновные — чиноначальника, народ — покровителя, нуждающиеся в необходимом — кормителя; все призывают его самыми близкими к их положению именами, и каждый в собственном своем горе почерпает свойственный себе и приличный предлог к плачу.
Но куда уносится слово мое от слезного удовольствия? Ужели не отрезвимся? не придем сами в себя? не обратим взоров к общему Владыке, Который в надлежащее время опять призывал к Себе каждого из святых, дозволив сперва, чтоб послужил он роду своему? Теперь кстати вспомнить вам слова того, кто, поучая в церкви, всегда внушал вам, говоря: «Блюдитеся от псов, блюдитеся от злых делателей» (Флп. 3:2). Этих псов много. Что говорю — псов? «Волцы тяжцы» (Деян. 20:29), под овчею наружностию скрывая коварство, повсюду во Вселенной расхищав Христово стадо. От них надобно вам оберегаться под начальством какого–нибудь бодрственного пастыря. И искать сего пастыря, очистив души свои от всякого соперничества и любоначалия, — ваше дело, а указать его предоставим Господу, Который непрерывно, с великого заступника Церкви вашей Григория до сего блаженного, прилагая и как бы приноравливая одного пастыря к другому, даровал Церкви вашей чудное украшение, подобное какому–то венцу из драгоценных камней, почему не должно терять надежды и в рассуждении тех, которые будут впоследствии. Ибо «знает Господь сущия Своя» (ср.: 2 Тим. 2:19) и изведет на среду, может быть, и не чаемых нами.
Давно желаю прекратить слово, но не позволяет сего болезнь сердца. Умоляю же вас восторгнуться душою к отцам, к правой вере, к сему блаженному, рассудить, что предстоящее дело для каждого из вас есть свое собственное, размыслить, что при том и другом окончании оного каждый сам первый вкусит плоды его, а потому, как случается со многими, попечения об общем благе не возлагать на ближнего, чтобы впоследствии, когда каждый воз–нерадит о делах сердцем своим, всем вам неприметным образом самим на себя, по нерадению, не навлечь своей беды.
Приимите сие со всем благодушием, или как сострадательность соседа, или как обещание единомысленного и, что будет справедливее сказать, как покорного закону любви и избегающего опасности молчания; приимите с уверенностию, что в день Господень вы — похваление наше, как и мы — ваше, и что от пастыря, какой будет дан вам, зависит, что или теснее соединимся с вами союзом любви, или последует совершенное разделение, чего не дай Бог и чего не будет, по благодати Божией!
Мне самому не хотелось бы теперь выговаривать что–либо неприятное, но желаю довести до вашего сведения, что хотя и не нашли мы себе содейственником к умирению Церквей сего блаженного (Мусония) по некоторым, как сам он подтвердил нам, предубеждениям, однако же никогда не переставали мы быть с ним в единомыслии и всегда призывали его участвовать в борьбе с еретиками, в чем свидетельствуемся Богом и людьми, изведавшими нас.
29. К Анкирской Церкви, утешительное
(Выражает анкирцам скорбь свою о кончине епископа их Афанасия, которого выхваляет за великие услуги его Церкви, и советует им не заводить новых раздоров при избрании другого епископа. (Писано в исходе 368 г.))
Долгое время приводил меня в молчание удар этой тяжкой вести о постигшем бедствии. Но как скоро освободился я несколько от своей немоты, какой страдал, подобно человеку, оглушенному сильным громом, по необходимости начинаю теперь оплакивать постигшее нас и в сетовании своем посылаю к вам это письмо, не ради утешения (ибо найдется ли какое слово, способное уврачевать такое несчастие?), но чтобы, сколько можно, выразить вам этими словами болезнь своего сердца.
Теперь нужен вам плач Иеремии или кого другого из блаженных мужей, который трогательно оплакивал величие бедствия. Пал муж, который в подлинном смысле был столпом и утверждением Церкви; лучше же сказать, он удаляется от нас, восхищенный к блаженной жизни. Но немала опасность, что по отнятии этой опоры многие падут, а в некоторых сделается явной их гнилость. Сомкнуты уста правдивого дерзновения, которые к созиданию братства источали словеса благодати. Не стало советов ума, подлинно движимого Богом. О, сколько раз (обвиняю в этом самого себя) приходило мне на мысль вознегодовать на сего мужа что, всецело предавшись желанию «разрешитися и со Христом бытии» (Флп. 1:23), не предпочел он пребыть ради нас во плоти! На кого теперь возложим попечение о Церквах? Кого приимем в участники скорбей? С кем разделим веселие? Подлинно тяжкое и плачевное одиночество! В какой точности уподобились мы «неясыти пустынней» (Пс. 101:7)!
Но совокупленные члены Церкви, его правлением, как бы душой какой, сочетанные в единое сочувствие и полное общение, и охраняются прочно союзом мира в духовном сочленении, и навсегда будут охраняемы, потому что, по дару Божию, твердыми и незыблемыми пребудут дела этой блаженной души, какие потрудилась совершить она для Церквей Божиих. Впрочем, немалый потребен подвиг, чтобы какие–либо опять распри и раздоры, возродившиеся при избрании предстоятеля, не сокрушили вдруг всех трудов случайною ссорою.
58 (62). К Церкви Парнасской
(Утешает Церковь сию, опечаленную смертью епископа; советует приложить старание о пользе Церкви, чтобы Господь дал ей угодного Себе пастыря. (Писано около 371 г.))
Следуя древнему обычаю, утвердившемуся продолжительностью времени, и являя вам плод Духа — любовь по Богу, посещаю ваше благоговение сим письмом, разделяя с вами скорбь о случившемся и заботу о делах, которые у вас под руками.
Касательно печального события скажу только, что время уже нам обратить внимание на заповеди Апостола и не скорбеть, «якоже и прочий не имущий упования» (1 Фес. 4:13), то есть не бесстрастными быть к случившемуся, но чувствовать потерю, только не падать под бременем скорби, ублажить же пастыря за его кончину как разрешившегося от жизни в старости маститой и упокоенного с великими почестями от Господа.
Касательно же прочего могу присоветовать вам, что надобно, отложив всякое уныние, прийти в себя и заняться необходимым попечением о Церкви, чтобы и Святый Бог возымел попечение о собственной Своей пастве и по воле Своей даровал вам пастыря, пастырствующего над вами разумно.
97 (101). Утешительное
(Возвращаясь из Армении, по случаю чьей–то смерти утешает кого–то, особенно огорченного сей смертью. (Писано в 372 г.))
Кто посылает первое письмо, тому справедливо желать, чтобы содержание письма было радостное. Это согласовалось бы и с моим расположением, потому что всем, решившимся жить благо–честно, во все продолжение жизни желаю благоуспешности в добром. Но поелику распоряжающийся жизнью нашею Господь, по неизреченной Своей премудрости, без сомнения, к душевной нашей пользе определил совершиться тому, что жизнь твою сделало горестной, а меня, который соединен с тобою любовью по Богу, и о случившемся с тобою узнал от братий наших, привело в сострадание, то показалось мне необходимым по возможности предложить тебе утешение. Поэтому, если бы можно было дойти до места, где случается проживать твоему благородию, то прежде всего сделал бы я это. Поелику же и телесная немощь, и множество лежащих на мне дел, даже и то путешествие, которое уже мною совершается, обратили в великий вред для наших Церквей, то за лучшее признал я посетить твою степенность письмом, напоминая тебе, что самые скорби, по воле посещающего нас ими Господа, приключаются рабам Божиим не напрасно, но для изведания на опыте истинной любви к сотворившему нас Богу. Ибо как борцов поднятые во время подвигов труды ведут к венцам, так и христиан испытание в искушениях ведет к совершенству, если Господни о нас распоряжения принимаем с надлежащим терпением и со всяким благодарением. Все управляется благостию Владыки. Что ни случается с нами, мы не должны принимать сего за огорчительное, хотя бы в настоящем и чувствительно трогало оно нашу немощь. Хотя не знаем законов, по которым все, что ни бывает с нами, посылается нам от Владыки во благо, однако же должны мы быть уверены в том, что случившееся с нами, без сомнения, полезно или нам самим по причине награды за терпение, или душе, у нас похищенной, чтобы она, замедлив далее в сей жизни, не заразилась пороком, водворившимся в сем мире. Ибо если бы надежды христиан ограничивались сею жизнию, то справедливо было бы признать прискорбным раннее разлучение с телом. Но если для живущих по Богу началом истинной жизни есть разрешение души от сих телесных уз, то для Чего нам печалиться, как не имеющим упования? Итак, послушайся моего совета и не падай под тяжестью горя, но покажи, что ты выше его и не поддаешься ему.
103 (107). К вдове Иулитте
(Извещает Иулитту, которую один жестокий человек, обещавший помедлить взысканием, принуждает к уплате, что писал о ее деле и к нему, и к Елладию, который близок к ипарху, но не осмелился писать к самому ипарху. (Писано в 372 г.))
Много поскорбел я, прочитав в письме твоего благородства, что тебя опять теснят те же нужды. Что же делать с людьми, которые выказывают в себе такой непостоянный нрав, говорят ныне то, а завтра другое и не стоят в собственных словах своих? Если этот человек после обещаний, данных при мне и при бывшем ипархе, теперь, как ничего не говоривший, сокращает так срок, то видно, что он совершенно перестал меня стыдиться. Впрочем, я писал к нему, убеждая его и напоминая ему об обещаниях. Писал также и к Елладию, одному из близких к ипарху, чтобы чрез него узнал о твоем деле ипарх. Ибо не признал для себя приличным самому возыметь смелость пред таким судией, потому что не писал еще к нему даже и о собственных своих делах и побоялся навлечь на себя его неодобрение, потому что великие люди, как сама знаешь, легко раздражаются подобными вещами. Но если это полезно сколько–нибудь, то достигнешь сего чрез Елладия. Он человек добрый, ко мне расположенный, боится Бога и имеет большую силу у градоначальника.
Святый силен избавить тебя от всякой скорби, если только с истинным и искренним сердцем возложишь на Него упование.
134 (139). К жителям Александрии
(Изъявляет скорбь свою об открывшемся гонении от еретиков в Александрии и во всем Египте; поощряет жителей Александрии к терпению, и поелику болезнь препятствует самому посетить их, то с письмом сим посылает монаха Евгения для испрошения молитв их о себе и всей Церкви. (Писано в 373 г.))
Давно коснулся нас слух о происшедших в Александрии и прочем Египте гонениях и привел души в такое расположение, какое было естественно. Мы рассуждали сами с собою об ухищрении диавола в этой брани: поелику увидел он, что Церковь в гонениях от врагов умножается и более процветает, то переменил свое намерение и уже не въявь воюет, но ставит нам тайные засады, прикрывая злой умысел свой именем, какое все носят, чтобы страдали мы то же, что и отцы наши, но не казались страждущими за Христа, потому что и гонители имеют имя христиан. Рассуждая об этом, долгое время сидели мы, пораженные вестью о случившемся. И действительно, «пошумело во обоих ушесех» (ср.: 1 Цар. 3.11) наших, когда узнали мы о бесстыдной человеконенавистной ереси наших гонителей, которые не уважали ни возраста ни трудов правительственных, ни любви народной, но предавали мучению и поруганию тела, осуждали на изгнание, расхищали имущество, у кого могли найти, не боясь человеческого осуждения, не имея в виду страшного воздаяния от Праведного Судии. Это поразило нас и едва не лишило употребления рассудка. А к этим рассуждениям присоединилась и та мысль: не совершенно ли оставил Господь Церкви Свои? Не последний ли это час? И не начинается ли этим отступление, чтобы открылся уже беззаконник, «сын погибели, противник и превозносяйся паче всякаго глаголемаго Бога или чтилища» (2 Фес. 2:3—4)?
Впрочем, временное ли это искушение, несите его, добрые Христовы подвижники, совершенному ли расстройству преданы дела, не будем унывать в настоящем, но станем ожидать откровения и явления великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Ибо если вся тварь разорится и изменится образ мира сего, то удивительно ли и нам, составляющим часть твари, пострадать в общем страдании и быть преданными скорбям, какие по мере сил наших посылает на нас Праведный Судия, не оставляя нас «искуситися паче, еже можем», но подавая «со искушением и избытие, яко возмощи понести» (ср.: 1 Кор. 10:13)? Ожидают нас, братия, венцы мученические; готовы лики исповедников простереть к вам руки и принять вас в число свое. Припомните древних святых: никто из них не сподобился венцов терпения, роскошествуя и принимая ласкательства, но все, пережигаемые великими скорбями, показали опыты терпения. Одни «руганием и ранами искушения прияша», другие «претрени быша», иные же «убийством меча умроша» (ср.: Евр. 11:36—37). Вот похвалы святых! Блажен, кто удостоился страданий за Христа, но блаженнее, кто воспреизбыточествовал страданиями, потому что «недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8:18).
Поэтому если бы возможно было самому мне быть у вас, то ничего не предпочел бы свиданию с вами, чтобы увидеть и обнять подвижников Христовых, приобщиться молитв и духовных в вас дарований. Но поелику тело у меня изнурено продолжительною болезнию, так что не могу сойти с постели, и много у меня подстерегающих врагов, которые, как хищные волки, высматривают время, когда можно им расхитить овец Христовых, то доведен я необходимостию посетить вас письмом, прося прежде всего творить о мне прилежные моления, да удостоюсь по крайней мере оставшиеся дни и часы служить Господу по Евангелию Царствия, а потом прося также извинить мое отсутствие и это замедление письма. Ибо с трудом нашел я человека, который бы мог послужить моему желанию, разумею же сына нашего, монаха Евгения, с которым прошу вас помолиться о мне и о всей Церкви и отписать мне о своих делах, чтобы, зная оные, быть мне благодушнее.
135 (140). К Антиохийской Церкви
(По телесной немощи будучи не в состоянии посетить антиохиян, утешает их в скорбях и побуждает к терпению; излагает никейское исповедание веры, присовокупляя против духоборцев учение о Духе Святом, что естество Его не тварное и не рабское. (Писано в 373 г.))
«Кто даст ми криле яко голубине, и полещу» к вам «и почию» (ср.: Пс. 54:7) желанием, какое имею свидеться с вашею любовью? Но теперь не только нет у меня крыльев, а и самое тело, издавна утружденное долговременным недугом, совершенно сокрушено ныне непрерывными скорбями. Ибо у кого такая адамантовая душа, кто в такой степени совершенно несострадателен и жесток, что, слыша повсюду обращаемые к нам стенания, как будто какой–то лик сетующих оглашает нас общим и единогласным плачем, не пострадал бы в душе, не преклонился до земли и не истаял совершенно от таких безмерных попечений? Но Святый Бог силен избавить нас от затруднении и даровать некоторое отдохновение после долговременных трудов. Потому желаю, чтобы и вы имели то же утешение и, увеселяя себя надеждою утешения с терпением переносили болезненное чувство настоящих скорбей. Ибо несем ли мы наказания за грехи, то казней сих достаточно уже к отвращению от нас гнева Божия; призываемся ли сими искушениями к подвигам благочестия, то праведный Законоположник не попустит нам «искуситися паче, еже можем понести» (ср.: 1 Кор. 10:13), но за подъятые труды воздаст нам венец терпения и упования на Него. Посему да не изнеможем, вступив в подвиг благочестия, и заслуженного трудами да не погубим отчаянием. Ибо не один мужественный поступок и не кратковременный труд показывает твердость души, но Испытующий сердца наши хочет, чтобы по долговременном и усильном испытании оказались мы достойными венцов правды. Только да сохранится мысль наша неослабною, да соблюдется непоколебимым утверждение веры во Христа: и скоро приидет Помощник наш, приидет и не умедлит. Ибо «ожидай печали на печаль, надежды к надежди, еще мало, еще мало» (ср.: Ис. 28:10). Так Дух Святый ободряет питомцев Своих обетованием будущего. Ибо надежда — после скорбей; но уповаемое невдалеке. Если бы кто наименовал целую жизнь человеческую, то и это, конечно, весьма малое протяжение в сравнении с тем нескончаемым веком, который служит целию наших упований.
Веру же приемлем не иными вновь при нас уже написанную, не смеем и сами преподавать порождений своего ума, чтобы глаголов благочестия не соделать человеческими, но чему научены от святых отцов, то и возвещаем вопрошающим нас. Итак, со времен отцов водворена в Церкви нашей вера, написанная святыми отцами, собравшимися в Никее. Хотя думаю, что она и у вас во устах, однако же, чтобы не быть осужденным в лености, не отказываюсь начертать в письме сем самые речения. Вот они.
«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть от сущности Отчей, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого пришло в бытие все, что на небе и что на земле. Для нас, человеков, и для нашего спасения сошедшего, воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, грядущего судить живых и мертвых. И в Духа Святаго. А кто говорит, что было, когда Сын не был, и прежде, нежели родился Он, не был, и произошел из не сущих, или кто утверждает, что Сын Божий от другой ипостаси или сущности, или изменяем, или переиначиваем, таковых Кафолическая и Апостольская Церковь предает проклятию». Сему веруем. Поелику же учение о Святом Духе отцами не определено, потому что тогда не появлялись еще духоборцы, то умолчали они, что надобно предавать проклятию утверждающих о Духе Святом, будто бы Он есть тварного и рабского естества. Ибо в Божественной и Блаженной Троице совершенно ничего нет тварного.
156 (161). К Амфилохию, рукоположенному во епископа
(Утешает его в том, что уловлен сетями благодати, хотя и избегал рукоположения; просит посетить его самого, изнуренного долговременной болезнью; советует твердо противостоять негодному учению и дурным нравам испрашивает себе молитв его и приветствует от лица всех своих. (Писано в 374 г.))
Благословен Бог, Который в каждом роде избирает благоугодных Ему, делает известными сосуды избрания и употребляет их на служение святым! Он и тебя, который бежал, как сам говоришь, не от нас, но от звания, чрез нас ожидаемого, уловил ныне неизбежными сетями благодати и привел в среду Писидии, чтоб брал ты человеков в плен Господу и извлекал из глубины на свет плененных диаволом в волю его. Посему и ты скажи словами блаженного Давида: «камо пойду от Духа Твоего? и от лица Твоего камо бежу?» (Пс. 138:7). Ибо подобное сему чудодействует человеколюбивый наш Владыка. Пропадают ослы, чтобы у Израиля был царь. Но тот, будучи израильтянином, и дан Израилю. Тебя же не удерживает у себя отечество, воспитавшее и возведшее на такую высоту добродетели, а напротив того, видит, что собственное его украшение делается славою соседней страны. Но поелику все, возложившие упование на Христа, составляют народ, и все Христовы — одна теперь Церковь, хотя и именуются от разных мест, то и отечество твое радуется и увеселяется распоряжениями Господними и рассуждает, что не утратило оно одного человека, но чрез одного приобрело все Церкви. Да дарует только Господь, чтобы мы и присутствуя видели, и отсутствуя слышали о твоем преспеянии по Евангелию и о благочинии Церквей. Итак, мужайся, крепись и предшествуй людям, которых деснице твоей вверил Всевышний! И как знающий кормчий, став духом выше всякой бури, воздвигаемой еретическими ветрами, соблюди корабль непотопляемым в соленых и горьких волнах зловерия, до ожидаемой тишины, какую сотворит Господь, как скоро найдется голос, достойный того, чтобы пробудить Его для запрещения ветрам и морю.
Если же угодно тебе посетить меня, который, по причине долговременной болезни, поспешаю к необходимому исшествию, то не ожидай ни времени, ни знака от меня, зная, что отеческому сердоболию всегда благовременно принять в свои объятия возлюбленного сына и что душевное расположение лучше всякого слова.
Не сетуй на тяжесть, превышающую силы. Если бы самому тебе надлежало нести это бремя, то, конечно, оно не только тяжело, но даже невыносимо. А если Господь несет его с тобою, то «возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает» (Пс. 54:23). Позволь предложить тебе один только совет: во всем остерегайся, чтобы самому не увлекаться негодными нравами, но по данной тебе от Бога мудрости и что вкралось худого изменять в лучшее. Ибо и Христос послал тебя не другим наследовать, но самому быть наставником спасаемых.
Прошу также молиться за меня, чтобы сподобиться мне, если останусь еще в сей жизни, увидеть тебя и Церковь твою. А если уже назначено мне мое отшествие — так увидеть вас пред Господом и ее — твою Церковь, как виноградную лозу, обильную добрыми делами, и тебя, как мудрого земледелателя и доброго раба, который сослужителям своим дает вовремя житомерие и приемлет мзду верного и мудрого домостроителя.
Все мои приветствуют твое благоговение. Будь здоров и благодушен о Господе и да соблюдется уважение к тебе за имеющееся в тебе дарование Духа и мудрости!
198 (206). К Елпидию, епископу, утешительное
(Утешает Елпидия, огорченного смертью внука, и убеждает, что скорбь сия не должна воспрепятствовать предложенному ими взаимному свиданию. (Писано в 375 г.))
Теперь особенно чувствую телесную немощь, когда вижу, что она столько препятствует душевной пользе. Если бы дела мои шли по моему желанию, то не чрез письма, то не чрез посредство людей приветствовал бы я вас, но сам лично исполнил бы долг любви и вблизи насладился бы духовною пользою. А теперь в таком я положении, что едва могу выдержать поездку в отечестве, в которую пускаюсь по необходимости, обозревая епархии своей страны. Но да подаст Господь и вам крепость и усердие, и мне сверх ревности, какую теперь имею, силу, чтобы, как просил я, получить мне утешение, когда буду на пределах команских.
Боюсь же в рассуждении твоей чинности, чтобы не послужила тебе препятствием домашняя скорбь. Ибо узнал я, что огорчила тебя кончина малолетнего внука. Естественно, что потеря его прискорбна тебе как деду, но как мужу, столько уже усовершившемуся в добродетели и познавшему свойство дел человеческих — и из духовного опыта, и из долговременного учения — должна быть тебе не совершенно неудобопереносима разлука с ближними. Ибо Господь не одного и того же требует от нас и от людей простых. Они управляются в жизни привычкой, а мы за правило житейское берем для себя заповедь Господню и прежние примеры блаженных мужей, которые высоту духа познали преимущественно в несчастных обстоятельствах. Итак, чтобы и тебе оставить для мира пример мужества и истинных чувствований в рассуждении уповаемого, покажи, что ты не преоборим горестью, но выше огорчительного для тебя, терпелив в скорби, утешаешь себя упованием. Поэтому все сие да не будет препятствием к ожидаемому мною свиданию. Младенцев делает неукоризненными самый возраст, а мы обязаны исполнить предписанное нам служение Господу и быть готовыми на все для созидания Церквей, за что Господь нам, верным и мудрым строителям, уготовал награды.
219 (227). К клиру в Колонии, утешительное
(Клир в Колонии, огорченный перенесением кафедры епископа Евфрония из Колонии в Никополь, угрожал жалобою на сие в светском суде. св. Василий хвалит привязанность сего клира к своему епископу, но советует и в сем наблюдать должную меру, притом доказывает, что перенесение Евфрониевой кафедры полезно как для всей Церкви, так и для самой Колонии, и заключает письмо обещанием подать большее утешение, когда будет иметь возможность прийти к ним сам. (Писано в 375 г.))
Что так прекрасно и похвально пред Богом и людьми, как совершенная любовь, которая, как научены мы мудрым учителем, «есть исполнение» всего «закона» (ср.: Рим. 13:10)? Посему одобряю пламенное ваше расположение к своему пастырю. Ибо для сына, привязанного к отцу, нестерпимо лишиться отца, и для Церкви Христовой несносно удаление пастыря и учителя. Почему в этом превосходном расположении к своему епископу представили вы доказательство прекрасного и доброго произволения. Но и эта ваша доброта, и это усердие к духовному отцу похвальны, пока держатся меры и рассудка, а преступив пределы, не заслуживают уже одобрения. Прекрасное расположение касательно боголюбивейшего брата нашего и сослужителя Евфрония, сделанное теми, кому вверено управление Церквами, по времени необходимо, полезно и для той Церкви, в которую он переведен, и для вас самих, у которых он взят. Не человеческим признавайте сие распоряжение; будьте уверены, что не человеческим разумом, мудрствующим земная, задумано сие, но сделано обязанными иметь попечение о Церквах Божиих, по общению их с Духом; вложите и вы в мысль свою то же желание и старайтесь совершить оное.
Итак, безмолвно и с благодарностью примите сделанное в том убеждении, что не принимающие постановляемого в Церквах избранниками Божиими противятся Божию повелению. Не входите в суд с материю вашею Никопольской Церковью; не ожесточайтесь против тех, которые приняли на себя попечение о душах ваших. Ибо с устройством дел в Никопольской Церкви и ваша часть будет соблюдена, а если коснется ее какое–либо волнение, хотя бы и тысячи охранителей были у вас, вместе с целым истребится и часть. Как живущие при реках, когда видят, что другие вдали от них течение рек преграждают плотинами, заключают из сего что те, останавливая напор течения, и их самих приводят сим в безопасность; так ныне принявшие на себя бремя попечения о Церквах охранением других приводят вас в безопасность, и вы будете укрыты от всякой тревоги, потому что другие принимают на себя враждебные нападения.
Сверх того, надобно вам подумать и то, что не отринул он вас, а принял только других. Ибо мы не завистливы, и человека, который в состоянии и другим уделить своих дарований, не станем принуждать, чтобы в вас заключил благодать и стеснил ее пределами вашего одного селения. Как тот, кто заграждает источник и не дает выхода воде, так и тот, кто обильному учению препятствует разливаться на большое пространство, не свободны от этой страсти, то есть от зависти. Итак, пусть он приимет на себя попечение о Никополе, а ваше селение будет для него присовокуплением к тамошним заботам. Хотя ему прибавилось труда, однако же попечение о вас нимало не уменьшается.
Меня же весьма опечалило и показалось мне превзошедшим меру сказанное: «Если не получим желаемого, то обратимся к суду и вверим дело людям, для которых ниспровержение Церквей составляет верх желаний». Поэтому не верьте тем, которые, будучи движимы безумным гневом, убеждают вас обратиться к светскому суду; хотя произойдет от сего переворот в деле, однако же тяжесть сего обратится на главы подавших к нему причину. Напротив того, приимите и мои совет, предлагаемый с отеческим сердоболием, и распоряжение боголюбивейших епископов совершившееся по Божию произволению.
Подождите и меня; если Господь поможет мне, прибыв к вам, подам вам совет в том, о чем нельзя было посоветовать вашему благоговению в письме, и попытаюсь самим делом доставить вам возможное утешение.
230 (238). К никопольским пресвитерам
(Поелику Фронтон, епископ Никопольской Церкви, возведен арианами на епископство и увлек с собою в ересь нескольких из никопольского причта, то св. Василий утешает никопольских пресвитеров и доказывает им, что если отпали от них некоторые и отняты у них храмы, то сие не должно сокрушать их, а, напротив того, ожидает их тем большая награда от Бога, чем большим подвергнутся испытаниям. (Писано в 376 г.))
Я получил письма от вашего благоговения и не мог узйать из них ничего нового, кроме уже известного. Ибо по всей окрестности распространилась молва, извещающая о позоре подвергшегося у вас падению, как он из желания пустой славы навлек на себя самое постыдное бесславие и из самолюбия лишил себя наград, обещанных вере, а той жалкой славы, желая которой продал себя нечестию, не получил по справедливой ненависти боящихся Господа. Но он в теперешнем предприятии представил самое ясное свидетельство о всей своей жизни, а именно, что никогда не жил надеждою обетовании, данных нам от Господа, если же и показал ревность в рассуждении чего–либо человеческого или речений веры и личины благочестия, то все сие делал для обмана вручающихся с ним.
Но вас чем тревожит сие происшествие? Чем хуже себя сделались вы от этого? Не стало одного в вашем обществе. Но если бы ставил вас и еще один или другой, то сами они были бы жалки как отпадшие, но вы по благодати Божией составляете целое тело. Ибо ставшее негодным отделилось, но оставшееся — не повреждено. Вас печалит, что извергнуты вы из ограды стен, но вы водворитесь в крове Бога Небеснаго, и с вами Ангел блюститель Церкви. Почему они каждый день, возлегая в пустых домах, уготовляют себе тяжкое осуждение за рассеяние народа. А ежели и есть в этом нечто огорчительное, то уповаю на Господа, что сие для вас кончится не пустым чем–нибудь, потому, чем большим подвергаетесь испытаниям, тем многоценнейшей ожидайте награды от Праведного Судии. Итак, не огорчайтесь настоящим и не ослабевайте в надежде. «Еще бо мало елико, елико, придет» к вам Заступник ваш «и не укоснит» (ср.: Евр. 10:37).
232 (240). К никопольским пресвитерам
(Увещевает их в гонении, утешает надеждою на помощь Божию; советует не верить притворному православию Фронтона и уверяет, что сам как его не признает епископом, так не примет никого из рукоположенных им. (Писано в 376 г.))
Хорошо вы сделали, что написали ко мне и прислали письмо с таким человеком, который бы мог и без писем как доставить мне достаточное утешение в беспокойствах, так и сообщить подробное сведение о делах. Ибо много было такого, что желательно мне было узнать от человека, знающего самым обстоятельным образом, потому что слухи доходят до нас непрямо; и обо всем этом основательно и с толком пересказал мне возлюбленнейший и досточестнейший брат наш, сопресвитер Феодосии. Итак, чем себя успокаиваю, то же пишу и к вашему благоговению, а именно: со многими бывало то же, что теперь делается с вами; и не в настоящем только времени, но и во времена предшествовавшие есть тысячи подобных примеров, и частию осталось в письменных исторических памятниках, а частию дошло до нас от знающих по неписанной памяти, что надеющихся на Господа за имя Его постигали искушения, и отдельно каждого, и целыми городами. Но, впрочем, все миновалось: ни одна печаль не имела бессмертного огорчения. Как град, или весенний поток, или другое какое внезапное бедствие легко причиняет вред и опустошение чему–нибудь нежному, а встречая вещества твердые, более терпит, нежели производит вреда, так и воздвигающиеся против Церкви сильные искушения оказываются слабыми пред твердынею веры во Христа. Посему как проходит градовая туча и стекает из оврага весенний поток, сухим и невлажным оставляя тот путь, которым он протекал, так в скором последствии времени не будет и того, что теперь нас обуревает. Приимем только смелость не смотреть на настоящее, но простираться надеждами несколько далее.
Поэтому, если тяжело, братия, искушение, перенесем с твердостию и трудное, потому что никто не увенчивается, не приняв на себя ударов и не покрывшись пылью во время подвига. А если легки эти потехи диавола, и насланные на нас враги хотя беспокойны, потому что его служители, но вместе и достойны презрения, потому что Бог к лукавству их присоединил и бессилие, то остережемся заслужить упрек, как много сетующие при малых страданиях. Ибо одно достойно болезнования — погибель того самого, кто для временной славы (если только надобно назвать славою, когда человек при всех ведет себя неприлично) лишил вечной славы праведных. Вы —дети исповедников, вы — дети мучеников, которые до крови противостояли греху. Пусть каждый воспользуется домашними примерами в непоколебимой твердости за благочестие. Никто из нас не принял ран, ни у кого не отписан дом, не отведены мы на чужую сторону, еще не ознакомились с темницею. Какое же зло потерпели мы? Разве то одно огорчительно, что ничего не потерпели, не признаны и достойными страданий за Христа. Если же печалит вас то, что другой владеет домом молитвенным, а вы на открытом воздухе поклоняетесь Владыке неба и земли, то рассудите, что одиннадцать учеников заключены были в горнице, а распявшие Господа совершали иудейское богослужение в пресловутом храме; Иуда, который смерть удавления предпочел постыдной жизни, показал себя едва ли не лучшим тех, которые ныне равнодушно принимают все упреки людей и потому с бесстыдством готовы на дела гнусные.
Не обольщайтесь только их лживыми речами, когда приписывают себе правоту веры. Это — христопродавцы, а не христиане, полезное для них в сей жизни всегда предпочитают они жизни истинной. Когда задумали приобрести эту пустую власть, присоединились к врагам Христовым, а когда увидели народ раздраженным, опять налагают на себя личину православия. Не признаю епископом и не причислю к иереям Христовым того, кто оскверненными руками к разорению веры возведен в начальники. Таково мое решение! А вы, ежели есть у вас что общее со мною, очевидно, будете держаться того же мнения. Если же сами от себя что придумаете, то всякий волен в своем мнении, а я чист от крови сей.
Написал же я это не потому, что вам не доверяю, но чтобы объявлением своего решения подкрепить иных колеблющихся, пусть никто не обнадеживает себя приятием в общение, и пусть приявшие от них возложение рук не домогаются по восстановлении мира, чтобы и их причислили к священному сонму. Приветствую чрез вас весь причт как в городе, так и в окрестностях, и всех людей, боящихся Господа.
238 (246). К жителям Никополя
(Ободряет их надеждою на помощь Божию и советует доказать на самом деле, чему доселе учили. (Писано в 376 г.))
Когда вижу, что и зло преуспевает, и ваше благоговение утомилось и доведено до изнеможения непрерывностию бедствий, тогда теряю бодрость духа. Но когда представляю опять себе великую руку Божию и что Бог знает, как восставлять низверженных и любить праведных, сокрушать же гордых и низлагать с престолов сильных, тогда, изменившись, снова восторгаюсь надеждами. И знаю, что по молитвам вашим Господь скоро покажет нам тишину. Только не изнемогайте в молитвах, но чему учите словом, на то, для настоящего времени, и делом постарайтесь показать всем ясные примеры.
239 (247). К причту в Никополе
(Утешает в бедствиях надеждою на помощь Божию и извещает, что ходатайствовал о защите жителей Никополя при Дворе. (Писано в 376 г.))
Когда прочел я письма вашего преподобия, тогда сколько стенал и плакал, что собственным слухом своим услышал о подобных бедствиях, о ранах и оскорблениях, нанесенных вам самим, о разграблении домов, о запустении города, о разорении целого отечества, о гонении на Церковь и бегстве священников, о набеге волков и рассеянии стада! Но когда прекратил стенания и слезы, тогда, обратив взор к Небесному Владыке, узнал и уверился (а желаю, чтобы и вы знали это), что будет скорая помощь и не до конца продолжится оставление. Ибо что потерпели мы, потерпели то за грехи наши. Но Человеколюбец окажет Свою помощь по Своей любви к Церквам и по благоутробию Своему. Впрочем, не преминули мы просить людей, которые в силе, и писать к любящим нас при Дворе, чтобы обуздали гнев человека неистового. И думаю, что многие произнесут на него осуждение, разве только исполненное смятений время не даст на сие досуга людям, правящим делами.
240 (248) К Амфилохию, епископу Иконийскому
(В разлуке со св. Амфилохием утешает себя тем, что он живет в мире и не видит гонений, воздвигнутых на Церковь в Каппадокии; извещает, что некто Асклипий умер от ран, нанесенных ему еретиками; изъявляет надежду, что Господь избавит вскоре Церковь от бедствий по молитвам Амфилохия; просит его прислать человека для пересылки сочинения своего о Духе Святом. (Писано в 376 г.)
Когда смотрю на собственное свое желание, прискорбно для меня, что так далеко живу от твоего благоговения; но когда подумаю о мирном твоем житии, благодарю Господа, что избавил твое благоговение от сего пожара, который нашу страну опустошил более, нежели другие. Ибо нам Праведный Судия по делам нашим дал ангела сатанина, который довольно мучит нас (см.: 2 Кор. 12:7) и сильно поддерживает ересь, а воздвигнутую на нас брань довел до того, что не щадит и крови верующих в Бога. И конечно, небезызвестно любви твоей, что некто Асклипий за то, что не принял общения с Доиком, избитый ими, умер от ран, лучше же сказать, сими ранами вошел в жизнь. И представь себе, что и все прочее делается сообразно с этим. Представь гонения на пресвитеров и учителей и все, что могут сделать люди, пользующиеся могуществом власти по собственному своему произволу. Впрочем, твоими молитвами Господь дает нам избавление от этого и терпение, чтобы бремя искушений понести нам достойно нашего упования на Него. Сам же ты соблаговоли чаще писать к нам о себе. И если найдешь человека, который бы мог верно доставить тебе книгу моего труда, то благоволи прислать, чтобы, положившись на твой суд, мог я пустить ее и в другие руки. Здравым, благодушествующим о Господе и молящимся за нас да будешь ты дарован мне и Церкви Господней благодатию Святаго!
248 (256). К монахам
(Услышав, что ариане сожгли их обители, св. Василий сперва надеялся, что монахи сии прибегнут к нему, а потом желал писать к ним, и, наконец, исполняет последнее, с пресвитером Санктиссимом посылая сие письмо, в котором утешает их надеждою будущей награды и просит молиться об умирении Церкви. (Писано в 376 г.))
Возлюбленнейшим и благоговейнейшим братиям, сопресвитерам Акакию, Аэтию, Павлу и Силуану, и диаконам Силуану и Лукию, и прочим монашествующим братиям, — Василии епископ.
Услышав о тяжком этом гонении, воздвигнутом на вас, о том, что вскоре после Пасхи люди сии «в судех и сварех» постившиеся (ср.: Ис. 58:4), пришедши к вашим кущам, предали огню труды ваши, уготовляя вам нерукотворенную обитель на небесах, а себе собирая огонь, которым воспользовались ко вреду нашему восстенал я о случившемся, не о вас соболезнуя, братия (да не будет сего), но о сих, столько погрязших в злобе, что до сего простерли свое лукавство. Но ожидал я, что все вы вскоре притечете к готовому пристанищу, к моему смирению, и был в надежде, что даст мне Господь отдохнуть от непрерывных мучений в ваших объятиях и что, на это бездейственное тело приняв прекрасный пот, какой источаете вы за истину, буду иметь некоторое общение в наградах, уготованных вам Судиею истины. Но как вам не пришло сего на мысль и вы не понадеялись найти у меня сколько–нибудь успокоения, то сам я желал иметь по крайней мере частые случаи писать к вам, чтобы, подобно тем, которые своими восклицаниями ободряют борцов, и мне в письмах провозгласить что–нибудь в поощрение ваше к продолжению доброго подвига. Но и это сделалось для меня неудобным по двум причинам: во–первых, не знал, где вы живете, а во–вторых, не многие от нас ходят к вам. Теперь же Господь привел ко мне возлюбленнейшего и благоговейнейшего брата, сопресвитера Санктиссима, чрез которого и приветствую любовь вашу, и прошу вас, радующихся и веселящихся, «яко мзда ваша многа на небесех» (Мф. 5:12), помолиться о мне и, поелику имеете дерзновение пред Господом, неумолчно день и ночь вопиять к Нему, чтобы прекратил сию бурю в Церквах, возвратил людям пастырей и снова возвел Церковь в свойственное ей достоинство. Ибо уверен я, что если найдется голос, умилостивляющий Благаго Бога, то не отложит вдаль милость Свою, но вместе со «искушением» подаст уже нам «и избытие, яко возмощи понести» (ср.: 1 Кор. 10:13). Целуйте от меня всю о Христе братию.
249 (257). К монахам, притесняемым арианами
(Доказывает, что гонимые, когда гонители их — христиане, должны надеяться не меньшей, но большей награды от Бога; увещевает не приходить в уныние оттого, что епископы изгнаны, некоторые из причта стали предателями и число заблуждающихся весьма велико. (Писано в 376 г ))
Что говорил я сам с собою, услышав об искушении, какому подвергали вас враги Божий, то же самое признал приличным сказать вам и в письме, а именно, что во времена, почитаемые мирными, приобрели вы себе блаженство, уготованное гонимым за имя Христово. Ибо если делающие зло носят на себе приятное и вожделенное имя, то поэтому не надобно полагать, что дела их не враждебны. Война с единоплеменниками, по моему мнению, гораздо тяжелее, потому что от врагов объявленных и остеречься легче; но если враги среди нас, то по необходимости должны мы терпеть всякий вред. Этому подвергались и вы. Гонимы были и отцы ваши, но идолопоклонниками; расхищено было их достояние, разрушены домы и сами обращены в бегство враждующими на нас явно за имя Христово. Но явившиеся ныне гонители ненавидят нас не менее идолопоклонников, к обольщению же многих носят на себе имя Христово, так что гонимые не имеют даже утешения назваться исповедниками. Многие, и особенно люди простые, хотя и соглашаются, что терпим мы обиды, однако же не признают мученичеством смерти нашей за истину. Почему уверен я, что Праведным Судией уготована вам большая награда, нежели тогдашним мученикам, так как они и от людей получали единогласную похвалу, и от Бога ожидали награды, а вам за равные с ними заслуги нет чествования от людей, а поэтому и справедливо, чтобы в будущем веке уготовано вам было сугубое мздовоздаяние за труды, подъятые ради благочестия.
Почему умоляю вас не унывать в скорбях, но обновляться любовию к Богу и день ото дня возрастать в ревности, зная, что в вас должен сохраниться остаток благочестия, какой Господь, пришедши, найдет на земле (см.: Лк. 18:8). И если епископы изгнаны из Церквей, сие да не приводит вас в колебание. Если в самом причте нашлись предатели, сие да не ослабляет упования вашего на Бога. Ибо не имена спасают нас, но произволение и истинная любовь к Сотворившему нас. Рассудите, что и в совещании на Господа нашего строили козни архиереи, книжники и старцы, а искренно принявшими учение оказались немногие из народа; рассудите, что в числе спасаемых не множество, а избранные Божий (см.: Мф. 20:16; 22:14; Лк. 14:24). Посему да не устрашает вас многочисленность народа, волнуемого, как вода в море ветрами. Ибо если и один кто спасается, как Лот в Содоме, должен держаться здравого суждения, имея непоколебимое упование о Христе, потому что Господь не оставит преподобных Своих.
Целуйте от меня все о Христе братство. Искренно молитесь о бедной душе моей.
261 (269). К супруге военачальника Аринфея, утешительное
(Утешает ее в смерти супруга напоминанием общей человеческой участи, представлением великих заслуг супруга в сей жизни и блаженством его в будущей, как сподобившегося пред кончиною принять Святое Крещение по ее совету и старанию, наконец, надеждою награды за терпение. (Писано в 378 г.))
При твоем положении было бы прилично и сообразно с долгом самому мне быть у тебя и принять участие в случившемся с тобою. Ибо таким образом утолил бы я и собственную свою скорбь, и перед твоею честностию выполнил бы долг утешителя. Поелику же тело мое не терпит дальних переездов, то приступаю к беседованию с тобою на письме, чтобы не подумал кто, будто бы совершенно для меня чуждо случившееся с тобою.
Итак, кто не сетовал о сем человеке? У кого такое каменное сердце, чтобы не пролил о нем горячей слезы? Меня же преимущественно исполнило сие печали, когда представил себе, какое почтение оказывал он собственно мне, сколько покровительствовал вообще Церквам Божиим. Но, впрочем, рассудил я и то, что, будучи человеком и выполнив обязанности свои в жизни сей, в надлежащее время взят он опять Богом, распорядителем дел наших. Прошу и твое благоразумие, размыслив о сем, спокойно принять постигшее тебя и, сколько можно, с равнодушием переносить несчастие. Достаточно, правда, и самих обстоятельств, чтобы умягчить твое сердце и дать место рассудку; однако же сильная любовь твоя к мужу и доброта ко всем заставляют меня опасаться, чтобы по простоте нравов, глубоко уязвившись скорбию, не предалась ты горести. Поэтому как всегда полезно учение Писания, так всего более в подобных обстоятельствах. Посему помни приговор Сотворившего нас, по которому все мы, происходящие из земли, опять возвращаемся в землю (см.: Быт. 3:19), и нет столько великого, чтобы оказался недоступным сему разрушению.
Согласен и я, что прекрасен и велик был этот чудный муж, что душевная доблесть равнялась в нем телесной силе, что та и другая не могла быть в большей степени; однако же он был человек и умер, как Адам, как Авель, как Ной, как Авраам, как Моисей и как всякий другой, кого ни наименуешь из причастных того же естества. Потому не будем жаловаться на то, что он отнят у нас; но поелику прежде жили с ним вместе, будем благодарить за сие Сочетавшего. Ибо потеря мужа для тебя есть нечто общее с другими женами, но, думаю, что ни одна из жен не может в равной мере похвалиться супружеством. Ибо действительно Творец наш создал мужа сего как образчик для человеческой природы; почему к нему были обращены все взоры: его дела прославили все; живописцы и ваятели не в состоянии были изобразить его, как должно; а историописатели, повествуя о военных его подвигах, кажутся невероятными, как рассказывающие баснь. Почему многие не соглашались верить молве, которой принесена эта плачевная весть, и вовсе не допускали, что умер Аринфеи. Впрочем, он потерпел то же, что последует и с небом, и с солнцем, и с землею.
Он отходит от нас, положив славный конец жизни, не старостию согбенный, ничего не уступив из своей знаменитости; как велик был в настоящей жизни, так велик и в будущей; от настоящей блистательности не понес никакой утраты в ожидаемой славе, потому что пред самым исшествием из жизни всю душевную скверну омыл «банею пакибытия» (Тит. 3:5). И поелику в этом сама ты была его попечительницею и содейственницею, то почерпни в сем величайшее для тебя утешение и от настоящего обратись душою к попечению о будущем, чтобы и тебе сподобиться за добрые дела получить одинаковое с ним место упокоения.
Пощади престарелую матерь, пощади юную дочь, для которых одна ты осталась утешением. Будь примером мужества для прочих жен; итак, умерь горесть, чтобы и тебе изгонять печали из сердца, и чтобы печаль не поглотила тебя. При всяком случае имей в виду великую награду терпения, какую Господь наш Иисус Христос обетовал в воздаяние за содеянное в жизни.
292 (300). Утешительное
(Утешает отца, огорченного смертию сына, который обучался в училище)
Поелику Господь поставил нас для христиан на втором месте после отцов, поручив нам образование в благочестии детей, в Него уверовавших, то постигшую тебя скорбь о блаженном сыне твоем признал я собственною своею скорбию и восстенал о безвременной разлуке с ним, всего более соболезнуя о тебе и рассуждая, как тяжела будет болезнь сия для отца по естеству, когда столько было сердечной печали и в нас, которые стали близкими ему по заповеди!
О нем самом не должно ни чувствовать, ни говорить ничего скорбного, но жалки те, которые обманулись в надеждах своих на него. И действительно достойны многих слез и стенаний отправившие от себя сына в самом цвете лет для упражнения в науках, чтобы сретить его умолкшего этим продолжительным и вовсе не желанным молчанием. Так поразило это меня вдруг как человека; без меры проливал я слезы, и из глубины сердца моего исторгались невежественные воздыхания, потому что горесть, как облако, внезапно объяла рассудок.
Но как скоро пришел я сам в себя и душевным оком воззрел на природу всего человеческого, то стал просить себе прощения у Господа в тех чувствованиях, к каким душа моя по увлечению подвиглась при этом событии, и убедил сам себя терпеливо переносить, что по древнему Божию приговору соделалось участию жизни человеческой. Умирает отрок в возрасте сверстников, любимый учителями, — отрок, который при одном свидании мог привлекать к себе в благорасположение человека самого свирепого, был быстр в науках, кроток нравом, не по летам умерен, о котором если бы кто сказал и более этого, то все еще сказал бы меньше самой истины, и который, однако же, при всем этом был человек, рожденный человеком же. Поэтому что же надлежит содержать в мыслях отцу такого сына? Не иное что, как приводить себе на память своего отца, который умер. Посему что удивительного, если рожденный смертным стал отцом смертного же?
А если умер прежде времени, прежде нежели насладился жизнию, прежде нежели пришел в меру возраста, прежде нежели стал известен людям и оставил по себе преемство рода, то (как сам себя уверяю) в этом не приращение горести, но утешение в постигшем горе. К благодарению обязывает сие распоряжение Божие, что не оставил он на земле детей–сирот, что не покинул жены–вдовы, которая бы или предалась продолжительной скорби, или вышла за другого мужа и вознерадела о прежних детях.
А если жизнь этого отрока не продолжилась в мире сем, то будет ли кто столько неблагоразумен, чтобы не признать сего величайшим из благ? Ибо должайшее пребывание здесь бывает случаем к большему изведанию зол. Не делал еще он зла, не строил козней ближнему, не дошел до необходимости вступать в собратство лукавствующих, не вмешивался во все то, что бывает худшего в судах, не подпадал необходимости греха, не знал ни лжи, ни неблагодарности, ни любостяжательности, ни сластолюбия, ни плотских страстей, какие обыкновенно зарождаются в душах своевольных; он отошел от нас, не заклеймив души ни одним пятном, но чистый переселился к лучшему жребию. Не земля скрыла от нас возлюбленного, но прияло его небо.
Бог, Который распоряжает нашею судьбою, узаконивает для каждого пределы времен, — вводит нас в жизнь сию, — сей самый Бог и преселил его отселе. У нас есть урок в самом избытке бедствий: это — пресловутое изречение великого Иова: «Господь даде, Господь отъят; яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки» (Иов 1:21).
293 (301). К Максиму, утешительное
(Утешает его, огорченного смертию супруги)
В какое расположение привела меня весть о сем горе, к ясному изображению этого никакое слово не может быть для меня достаточным. То представляю себе потерю, какую понесло общество благочестивых жен, лишившись предстоятельницы своего чина; то воображаю себе это сетование, в какое повергнута твоя степенность, доселе наслаждавшаяся ясными днями, и мысленно вижу дом, всеми ублажаемый, а теперь преклонивший колена; вижу супружество, скрепленное самым высоким согласием, а теперь расторгшееся скорее сновидения. Как не изнемочь душою, хотя бы мы были и адамантовые? А у меня с первой беседы с тобою родилась привязанность к твоему благолепию, и я столько пленился твоею добродетелию, что дела твои всякий час у меня на языке. Когда же познакомился я с сею блаженною душою, тогда подлинно уверился, что на вас подтвердилось слово притчи: «от Господа же сочетавается жена мужеви» (Притч. 19:14).
Вы столько были сродны между собою нравами, что каждый из вас изображал в себе нрав другого как в зеркале. И сколько бы ни наговорил кто, он не выразил бы и малейшей части вашего достоинства.
Но с какими чувствованиями надобно покоряться закону Божию, издревле возобладавшему, по которому вступивший в бытие в определенное для него время опять отходит отсюда, и каждая душа по совершении ею необходимого служения жизни разрешается потом от телесных уз? Не мы первые и не мы одни, чудный муж, потерпели это, но что испытали родители, и деды, и все предки наши, то же самое и мы изведываем на опыте. И настоящая жизнь полна подобных примеров.
Тебе же, столько превосходящему других добродетелию, и среди горести прилично сохранить высокость души неуниженной, не огорчаться настоящею потерею, но знать благодарность Даровавшему дар вначале. Ибо умереть — это общий удел приобщившихся того же естества, но жить с доброю супругою удавалось не многим, ублажаемым за сие в жизни; почему и самая скорбь, с какою переносится разрыв такого союза, для рассуждающих благосознательно немалый дар Божий. Ибо знаем многих, которые расторжение несогласного супружества почли сложением с себя бремени.
Посмотри на это небо и солнце, обведи взорами всю эту тварь: еще немного времени — и всех этих многочисленных и великих созданий не станет; из всего этого выведи то заключение, что и мы, составляя часть умирающей твари, прияли должное нам по общности естества, потому что и самое супружество есть утешение в необходимости умереть. Поелику невозможно пребыть в жизни навсегда, то Создатель преемством рода обезопасил продолжительность его в мире.
А если скорбим о том, что скорее нас переселилась она отсюда, то не позавидуем ей в том, что не более вкусила тревог жизни, но оставила нас, когда еще не успели мы налюбоваться ею как приятным цветком.
Всего же более да остановит на себе твое внимание догмат воскресения, потому что ты христианин и проводишь жизнь в надежде будущих благ. Итак, надобно представлять себе, что она прошла уже путь, по которому и нам должно будет идти. А если прошла прежде нас, то не сетования это требует, ибо, может быть, в скором последствии судьба наша сделается бедственнее, если, долее промедлив здесь, будем подлежать большим наказаниям. Напротив того, рассудок наш, свергнув с себя бремя печали, пусть приимет попечение о том, чтобы в последующее время, сколько должны мы, благоугождать Господу.
294 (302). К супруге Врисоновой, утешительное
(Утешает ее, огорченную смертию супруга)
Нужно ли и говорить, сколько было у меня стенания при известии о горести, причиненной смертию превосходнейшего из людей Врисона? Без сомнения, ни у кого нет такого каменного сердца, чтобы, собственным опытом изведав такого человека и потом услышав, что внезапно он похищен у людей, не почел потери его общею утратою для света. Но у меня за печалью вскоре последовала забота о тебе, когда рассудил, что если случившееся так тяжело и неудобовыносимо для людей, не бывших с ним в свойстве, то как горе сие должно было поразить твою душу, по природе столько добрую и по мягкости нрава склонную к сострадательности и постигнутую таким бедствием, что в разлуке с супругом ощутила она как бы рассечение самой себя на части! Ибо если супруги, по слову Господню, действительно уже не два, но плоть едина (ср.: Мф. 19:6), то, конечно, расторжение союза не менее болезненно, как и расторжение пополам нашего тела.
Но такова или еще и больше скорбь сия; что же послужит утешением в горе?
Во–первых, законоположение Бога нашего, изначала возымевшего действие свое, по которому вступившему в бытие непременно надобно в определенное ему время расстаться с жизнию. Поэтому, если такой был порядок дел человеческих от Адама и до нас, не будем негодовать на общие законы естества, но приимем это о нас распоряжение от Бога, Который повелел, чтобы сия мужественная и непобедимая душа не от истощания тела болезнию и не от изнурения его самим временем разлучилась с жизнию, но оставила жизнь в цвете лет, среди блеска военных заслуг. Почему не должны мы огорчаться тем, что разлучились с таким мужем, но возблагодарим Господа, что удостоились быть в сожитии с человеком, потерю которого почувствовала вся почти Римская держава, о котором пожалел государь, сетовали воины и высшие сановники плакали, как о родном сыне. Итак, поелику он оставил тебе память о своих доблестях, то и признавай, что есть у тебя достаточное утешение в горе.
Сверх того должна ты знать, что если кто не падает под скорбию, но в надежде на Бога несет бремя печали, то за терпение готова ему великая награда от Бога. Ибо нам апостольским законоположением запрещено об усопших скорбеть наравне с язычниками.
И дети твои, как живые изображения, да утешают тебя в отсутствие возлюбленного. Почему занятие воспитанием их пусть развлекает душу твою в печали.
А также, прилагая попечение о том, как остальное время жизни своей провести благоугодно Господу, прекрасное придумаешь занятие своим помыслам. Ибо приуготовление себя к ответу пред Господом нашим Иисусом Христом и старание о том, чтобы оказаться в числе любящих Его, достаточно могут затмить собою печаль так, чтобы она не поглощала нас.
Господь же да подаст сердцу твоему утешение Благаго Своего Духа, чтобы и мы, слыша о тебе, могли представлять тебя в пример, и сама ты служила хорошим образцом добродетельной жизни для всех своих сверстниц!
Большой Аскетикон
Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах
Вступление
Поскольку, по благодати Божией, во имя Господа нашего Иисуса Христа, сошлись мы вместе, предположив себе одну и ту же цель благочестивой жизни, и вы изъявляете желание узнать нужное ко спасению, а мне надлежит нужда возвестить оправдания Божии, потому что день и ночь у меня в памяти Апостол, который говорит: «три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас» (Деян.20,31), и к тому же настоящее время для нас весьма удобно, а место это доставляет полную тишину и освобождение от внешнего шума. Помолимся же друг о друге, чтобы мне сослужителям моим «раздавать им в своё время меру хлеба» (Лук. 12, 42), а вам, как доброй земле, приняв слово, воздать, по написанному, совершенный и во много крат преумноженный плод правды (Мф.13,23).
Поэтому умоляю вас любовью Господа нашего Иисуса Христа, давшего «Себя за нас» (Тит. 2, 14): позаботимся наконец о душах наших, восскорбим о суете протекшей жизни, начнем подвизаться ради будущего во славу Бога и Христа Его и поклоняемого и Святого Духа. Не будем оставаться в этой лености и в этом расслаблении, чтобы нам, по лености потеряв настоящее и начало дел откладывая до завтрашнего и последующих дней, когда потом притязатель душ наших застигнет нас, не запасшихся добрыми делами, не быть лишенными радости брачного чертога и не плакать напрасно и бесполезно, сетуя о худо проведенном времени жизни, когда ничто уже не поможет раскаивающимся. «Во время благоприятное Я услышал тебя, говорит апостол, и в день спасения помог тебе» (2 Кор. 6, 2). Этот век — век покаяния, а тот — воздаяния; этот — делания, а тот отплаты; этот терпения, а тот — утешения. Ныне Бог — помощник обращающихся от пути злого, а тогда — страшный и неумытный исследователь человеческих дел, слов и помышлений. Ныне пользуемся долготерпением, а тогда познаем правосудие, когда восстанем — одни на вечное мучение, а другие для вечной жизни, и каждый получит по делам своим. До которого времени будем отлагать послушание Христу, призвавшему нас в Свое Небесное Царство? Ужели не отрезвимся? Не призовем себя от обычной жизни к строгости евангельской? Не представим пред очами того страшного и славного дня Господня, в который приближающихся делами к десной стране Господа примет Небесное Царство, а за неимение Добрых дел отторженных на левую страну сокроют геенна огненная и вечная тьма? Сказано: «там будет плач и скрежет зубов» (Мф.25, 30).
А мы говорим, что желаем Царства Небесного, но не заботимся о том, посредством чего можно достигнуть оного и, не принимая на себя никакого труда ради заповеди Господней, по суетности ума своего предполагаем, что получим одинаковые почести с противоборствовавшими греху даже до смерти. Кто, во время сеяния сидевший дома или предававшийся сну, при наступлении жатвы наполнял недро рукоятей? Кто собирал виноград, которого сам не возрастил? Чьи труды, тех и плоды, и почесть и венцы принадлежат победившим. Увенчивают ли когда–нибудь человека, который не снимал с себя и одежды для борьбы с противником, когда, по апостольскому слову, должно не только победить, но и подвизаться законно (см. 2 Тим. 2, 5), то есть и малости не оставлять из предписанного, все же делать так, как узаконено? Ибо сказано: «Блажен раб тот, которого господин его, придя, найдет… поступающим так» (Лк. 12, 43); и: «если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит» (Быт. 4, 7).
А мы, только думая, что исполнили какую–нибудь одну из заповедей, — ибо не могу сказать, что исполнили действительно, потому что все они, по здравопонимаемому намерению Писания, состоят между собою в такой связи, что нарушением одной необходимо нарушаются все прочие, — не ожидаем себе гнева за неисполненные, но ждем почестей за ту, которую будто бы исполнили. Кому дано на сбережение десять талантов, тот, удержав у себя один или два таланта, а остальные уплатив, не признается честным за уплату большей части, но называется обидчиком и любостяжательным за растрату меньшей части. Что говорю — за растрату, когда и тот, кому вверен был один талант, отдав потом сполна и без обмана все, что получил, осуждается за то, что ничего не приобрел к данному? Кто десять лет оказывал почтение отцу, а напоследок нанес ему один только удар, тот не почестей удостаивается как сделавший доброе дело, но предается суду как отцеубийца. «Идите», говорит Господь, «научите все народы..». не блюсти одно, а о другом нерадеть, но «соблюдать… все, что Я повелел вам» (Мф.28, 19–20). И апостол согласно с сим пишет: «Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божий» (2 Кор. 6, 3–4). Ибо если бы не все было необходимо нам для достижения цели спасения, то не все заповеди были бы написаны и не о всех повелевалось бы соблюдать их необходимо. Что мне пользы в других заслугах, если, назвав брата уродом, буду повинен геенне (см. Мф.5,22)? Что пользы в свободе от многих тому, кто одним удерживается в рабстве? Ибо сказано: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8, 34). Какая выгода быть избавленным от многих страданий тому, у кого тело повреждено одною мучительной болезнью? «Следовательно, — скажет кто–нибудь, — для множества христиан, которые не соблюдают всех заповедей, бесполезно будет соблюдение некоторых?» При сем прекрасно привести себе на память блаженного Петра, который, после стольких заслуг и после стольких ублажений, за одно только слово услышал: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною» (Ин. 13, 8). Не говорю уже о том, что и это одно слово не леность и пренебрежение доказывало, но было выражением почтения и благоговения.
Впрочем, скажет иной: «Написано: «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Иоил.2, 32), поэтому одно призывание имени Господня достаточно к тому, чтобы спасти призывающего». Но и этот пусть выслушает, что говорит апостол: «как призывать Того, в Кого не уверовали?» (Рим. 10, 14). А если не веришь, послушай Господа, Который говорит: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7, 21). Даже и тому, кто исполняет волю Господню, но не как хочет сего Бог и не по чувству любви к Богу делает это, бесполезно усердие в деле, по изречению Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который говорит: поскольку делают, «чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Мф.6, 5). Сим и апостол Павел научен был сказать: «И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор.13, 3).
Вообще же усматриваю следующие три различные расположения, в которых неизбежна необходимость послушания: или, боясь наказания, уклоняемся от зла и бываем в состоянии рабском, или, гонясь за выгодами награды, исполняем повеленное ради собственной пользы и тем уподобляемся наемникам, или делаем сие ради самого добра и из любви к Давшему нам закон, радуясь, что удостоились служить столь славному и благому Богу, — и в таком случае бываем в состоянии сынов.
Кто из страха исполняет заповеди и непрестанно боится наказания за леность, тот не будет одно из предписанного делать, а другое пренебрегать, но утвердится в той мысли, что наказание за преслушание равно для него страшно. И поэтому «блажен человек, который всегда пребывает в благоговении» (Притч. 28, 14), однако же твердо стоит в истине и тот, кто может сказать: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс. 15, 8), потому что не хочет упустить из внимания ничего должного. И: «Блажен муж, боящийся Господа..». Почему? Потому что «крепко» любит «заповеди Его» (Пс.111, 1). Поэтому боящимся не свойственно оставлять без исполнения какое–нибудь приказание или исполнять небрежно.
Но и наемник не захочет преступить какого–либо повеления. Ибо как получит плату за делание в винограднике, не исполнив всего по условию? Ибо если недостанет и одного чего–нибудь из необходимого, то виноградник делает он бесполезным владельцу. Кто же поэтому за повреждение даст плату причинившему вред?
Третий случай — служение из любви. Какой же сын, имея целью угождать отцу и веселя его в важнейшем, захочет оскорбить ради малостей, особливо же если помнит, что говорит апостол: «И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены» (Еф. 4, 30).
Поэтому преступающие большую часть заповедей куда желают быть причислены, когда не служат Богу как Отцу, не покоряются Ему как давшему великие обетования, не работают как Владыке? Ибо говорит Он: «если Я отец, то где почтение ко Мне? И если Я Господь, то где благоговение предо Мною» (Мал. 1, 6)? Как «блажен муж, боящийся Господа… и крепко любящий заповеди Его» (Пс. 111, 1), так «преступлением закона», сказано, «бесчестишь Бога» (Рим. 2, 23).
Как же, предпочтя жизнь сластолюбивую жизни по заповеди, можем обещать себе блаженную жизнь, купножительство со святыми и веселья с ангелами пред лицом Христовым? Подобные мечты свойственны Истинно детскому уму. Как буду с Иовом, когда и самой обыкновенной скорби не принял я с благодарением? Как буду с Давидом, когда со врагом поступил не великодушно? Как буду с Даниилом, когда не взыскал я Бога с непрестанным воздержанием и неусыпною молитвой? Как буду с каждым из святых, когда не шел я по следам их? Какой подвигоположник столько не рассудителен, что удостоит равных венцов и победителя, и не вступавшего в подвиг? Какой военачальник призывал когда–нибудь к равному разделу добычи и победивших, и тех, которые не являлись на сражение?
Бог благ, но и правосуден. А правосудному свойственно воздавать по достоинству, как написано: «Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих; а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие» (Пс. 124, 4–5). Бог милосерд, но и Судия, ибо сказано: «Он любит правду и суд» (Пс.32, 5). Поэтому говорит: «Милость и суд буду петь; Тебе, Господи, буду петь» (Пс. 100, 1). Мы научены, к кому «милость», ибо сказано: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5, 7). Видишь ли, как рассудительно употребляет милость? Не без суда милует и не без милости судит. Ибо «Милостив Господь и праведен» (Пс. 114, 5). Поэтому не будем знать Бога вполовину и человеколюбие Его обращать себе в повод к лености. Для того громы, для того молнии, чтобы не была презираема благость. Кто велит сиять солнцу, Тот наказывает и слепотою, Кто дает дождь, Тот дождит и огнем. Одно показывает благость, другое — строгость; или за первое будем любить, или за последнее страшиться, чтобы и нам не было сказано: «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева» (Рим. 2, 4–5).
Итак, поскольку не возможно спастись, не творя дел, сообразных с заповедью Божиею, и не безопасно пренебрегать чем–нибудь из заповеданного (ибо ужасно превозношение—поставлять себя судьями Законодателя, и одни законы Его избирать, а другие отвергать); то мы, подвижники благочестия, предпочетшие жизнь безмолвную и безмятежную, как споспешествующую к соблюдению евангельских догматов, сообща позаботимся и порассудим, как сделать, чтобы ничего из предписанного не осталось у нас без исполнения? Ибо, если должен быть «совершен Божий человек», как написано (2 Тим. 3,17), и как доказало слово в изложенном ранее этого; то по всей необходимости надобно ему, посредством всякой заповеди, быть уготованным «в меру полного возраста Христова» (Еф.4, 13); потому что и по закону Божию, хотя и чистое, но поврежденное, не приемлется в жертву Богу. Поэтому, в чем каждый почитает себя неопытным, то пусть и предложит на общее рассмотрение; потому что при трудолюбивом исследовании многих удобнее найдется сокровенное, если только Бог, по обетованию Господа нашего Иисуса Христа, дарует нам найти искомое, по научению и напоминанию Святого Духа (Иоан.14, 26).
Поэтому как «это необходимая (обязанность) моя, и горе мне, если не благовествую!» (1 Кор.9,16), так равная опасность и вам, если обленитесь исследовать, или без напряжения и слабо приступите к соблюдению и исполнению на деле преданного вам. Почему Господь говорит: «слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Иоан.12,48). И: «который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много» (Лук.12,48.47). Итак, помолимся, чтобы и у меня домостроительство слова было непорочно, и в вас учение плодоносно. Поскольку знаем, что словеса богодухновенного Писания лицом к лицу противостанут на судилище Христовом; ибо сказано: «Изобличу тебя и представлю пред глаза твои (грехи твои)» (Пс.49, 21): то и внимать предлагаемому будем трезвенно, и приводить в исполнение божественные наставления поспешим с усердием, потому что не знаем, в какой день или час Господь наш придет.
Вопрос 1. О порядке и последовательности в заповедях Господних
Поскольку дано нам позволение предлагать вопросы; то прежде всего желаем быть научены: есть ли порядок какой и последовательность в заповедях Божиих, так что одна из них первая, другая— вторая, и так далее, или все одна с другой смыкаются и все одна другой равночестны в рассуждении первенства, так что желающему безопасно, как в круг, положить начало, откуда ни захочет?
Ответ. Вопрос наш есть давний и прежде еще изложен в Евангелиях, когда законник, приступив к Господу, сказал: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22, 35—39. Мар.12, 28—31). Итак Сам Господь дал порядок Своим заповедям, определив, что заповедь о любви к Богу есть первая и большая, вторая же по порядку и подобная первой, лучше же сказать, служащая дополнением ей и от ней зависящая, есть заповедь о любви к ближним. Почему и из приведенного места и из других подобных мест, находящихся в богодухновенных Писаниях, можно узнать порядок и последовательность всех заповедей Господних.
Вопрос 2. О любви к Богу и о том, что в людях от природы есть наклонность к заповедям Божиим и сила исполнять их
Любовь к Богу не есть что–либо учением приобретаемое. Ибо не у другого учились мы восхищаться светом, быть привязанными к жизни, не другой кто учил нас любить родителей или воспитателей. Так, или еще более, невозможно отвне научиться любви Божией, но вместе с устроением живого существа, разумею человека, вложено в нас некоторое прирожденное стремление (λογος σπερματικος), в себе самом заключающее побуждения к общению любви. И его–то взяв, училище Божиих заповедей имеет обычай тщательно возделывать, благоразумно воспитывать и, при помощи Божией благодати, возводить до совершенства. Поэтому и я, похвалив ваше тщание как необходимое для цели, при помощи Божией, приобщив к себе и вас в молитвах, по данной мне от Духа силе постараюсь пробудить сокрытую в вас искру Божией любви.
Впрочем, надобно знать, что хотя это (любовь) — одна добродетель, однако же она силою своею приводит в действие и объемлет всякую заповедь. Ибо «тот любит Меня», говорит Господь, «кто имеет заповеди Мои и соблюдает их» (Ин. 14, 21). И еще: «на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22, 40). Однако я не намерен теперь входить в подробности, потому что в таком случае неприметным образом в одну часть включил бы все учение о заповедях, но, насколько мне удобно и соответственно настоящей цели, напомню вам о любви, какою обязаны мы к Богу, сказав прежде всего то, что для исполнения всех тех заповедей, какие даны нам от Бога, получили мы от Него и силы, чтобы невозможно было и негодовать на то, будто бы от нас требуется что–то необыкновенное, и превозноситься тем, будто от себя привносим нечто сверх данного. И этими силами действуя правильно и как должно, благочестиво проводим добродетельную жизнь, а расстраивая их действие, увлекаемся в порок.
А определение порока таково: это лукавое и противное Христовой заповеди употребление того, что дано нам Богом для доброй цели; равно как определение добродетели, требуемой Богом, будет следующее: это употребление Божиих даров с доброю совестью, по заповеди Господней. Если же это так, то и о любви скажем то же самое.
Именно: получив заповедь любить Бога, приобрели мы также и силу любить, вложенную в нас при самом первоначальном нашем устройстве, и доказательство этому не вне, но каждый может узнать сие сам собою и сам в себе. Ибо от природы в нас есть вожделение прекрасного, хотя по большей части одному то, а другому другое кажется прекрасным, и нежную любовь к свойственному и родственному имеем не учась, и благодетелям добровольно оказываем всякое благорасположение. Что же досточуднее Божией красоты? Какое представление приятнее Божия великолепия? Какое желание душевное так живо и невыносимо, как желание, порождаемое Богом в душе, которая очищена от всякого порока и с истинным расположением говорит: «я изнемогаю от любви» (Песн.2, 5)? Подлинно неизреченны и неописанны молниеносные блистания Божией красоты — ни слово не может выразить, ни слух вместить. Наименуешь ли блеск денницы, или сияние луны, или свет солнца — все это не достойно к уподоблению славы и в сравнении с истинным Светом далее отстоит от Него, нежели глубокая ночь и ужаснейшая тьма от самого ясного полудня. Если красота сия, не зримая телесными очами, а постижимая только душою и мыслью, озаряла кого–нибудь из святых и оставляла в них невыносимое уязвление желанием, то, возмущенные здешнею жизнью, говорили они: «Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских!» (Пс. 119, 5); «когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс. 41, 3); и: «имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (Флп. 1, 23); и: «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому» (Пс. 41, 3); и: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко» (Лк. 2, 29). Тяготясь сей жизнью как узилищем, столько были неудержимы в стремлениях те, у кого коснулось души Божественное желание. По причине ненасытимого желания созерцать Божественную доброту они молились о том, чтобы зрение красоты Господней простиралось на всю вечную жизнь (см. Пс.26, 4). Так люди по природе вожделевают прекрасного; в собственном же смысле прекрасно и достолюбезно благое, а благ — Бог, к благому же все стремится, следовательно все стремится к Богу.
Поэтому что совершаем мы по произволению, то в нас есть и по природе, у кого рассудок не совращен лукавством. И любовь к Богу требуется от нас как необходимый долг; оскудение ее в душе есть самое несносное из всех зол. Ибо отчуждение и удаление от Бога несноснее мучений, ожидаемых в геенне, оно тяжело для страждущего, как для глаза лишение света, хотя и безболезненное, и как для живого существа лишение жизни. А ежели в рожденных есть природная любовь к родившим и это показывает и привязанность бессловесных, и в людях с первого возраста открывающаяся расположенность к матерям, то недостатком любви к Сотворшему нас и отчуждением от Него да не окажем себя неразумнее младенцев и свирепее зверей. Если бы и не знали, каков Он по благости, по тому одному, что от Него получили бытие, должны мы безмерно любить Его со всею нежностью и непрестанно прилепляться к памятованию о Нем, как дети к матерям. Но благодетель выше любимых естественно, и привязанность к даровавшим какое–нибудь благо есть расположение, свойственное не людям только, но всем почти животным. Сказано: «Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего». О, если бы не было сказано о нас последующих слов: «а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет» (Ис.1, 3)! Ибо о псе и многих других подобных животных нужно ли говорить, какую привязанность оказывают они к тем, которые кормят их?
Если же по природе имеем любовь и расположение к благодетелям и решаемся на всякий труд, чтобы воздать за оказанное нам благодеяние, то какое слово может изобразить Божий дары? Они таковы по множеству, что превышают всякое число, так велики и важны, что достаточно и одного, чтобы обязать нас ко всякой благодарности Подателю. Умолчу о тех из нас, которые, хотя сами по себе и чрезмерны величием и приятностью, однако же превышаемые светозарностью больших, как звезды сиянием солнечных лучей, не так ясно выказывают свою приятность. Ибо нет времени, оставив превосходнейшее, измерять благость Благодетеля меньшими Его дарами. Поэтому пусть будут преданы молчанию восхождение солнца, круговращение луны, благорастворение воздуха, смены годовых времен, вода из облаков, вода из земли, самое море, вся земля, рождающееся из земли, живущее в водах, роды живых тварей в воздухе, тысячи различий между животными — все назначенное на служение нашей жизни.
Но одного, хотя бы кто и захотел, нельзя миновать, об одном даре совершенно невозможно умолчать тому, кто имеет здравый ум и слово, хотя еще более невозможно сказать о нем как должно, а именно — что Бог, сотворив человека по образу и по подобию Божию, удостоив ведения о Себе, украсив пред всеми животными даром слова, дав ему наслаждаться безмерными красотами рая, поставив его князем над всем, что на земле, и после того, как перехищрен он змием, ниспал в грех, а чрез грех в смерть и во все, что достойно смерти, не презрел его, но сперва дал ему в помощь закон, для охранения его и попечения о нем приставил ангелов, для обличения порока и научения добродетели посылал пророков, порочные стремления пресекал угрозами, усердие к добрым делам возбуждал обетованиями, неоднократно на разных лицах для вразумления прочих предварительно показывал конец порока и добродетели и от тех, которые при всех таковых пособиях пребывали в непокорности, не отвратился, потому что не были мы оставлены благостью Владыки и не прервала любви Его к нам оскорбительная для Благодетеля наша бесчувственность к таким почестям, но мы воззваны от смерти и снова оживотворены Самим Господом нашим Иисусом Христом. Причем еще более удивителен самый способ благодеяния: ибо»Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп.2, 6–7); «взял на Себя наши немощи и понес болезни» (Мф.8, 17; Ис.53, 4), был «изязвлен» за нас, чтобы мы «ранами Его… исцелились» (Ис.53,5), «искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (Гал.3,13), претерпел поноснейшую смерть, чтобы нас вознести к славной жизни, и не удовольствовался тем одним, что оживотворил нас мертвых, но еще даровал нам достоинство божества, уготовал вечные упокоения, великостью веселья превышающие всякую человеческую мысль. «Что же воздадим Господу за все благодеяния Его» нам (Пс.115, 3)? Но Он столь благ, что не требует воздаяния, а довольствуется тем, чтобы любили Его за дарованное Им.
Когда все это привожу себе на мысль, тогда (откроюсь в своей немощи) прихожу в какой–то ужас и страшное исступление от боязни, чтобы, по невнимательности ума или по причине занятия суетным отпав от любви Божией, не сделаться мне никогда укоризною Христу. Ибо тот, кто ныне обольщает нас и мирскими приманками всемерно старается произвести в нас забвение о Благодетеле, к погибели душ наших ругается и посмевается над нами, тогда пренебрежение наше обратит в укоризну Господу и будет хвалиться нашей непокорностью и нашим отступничеством, что он не сотворил нас и не умер за нас, однако же имел нас своими последователями в непокорности и нерадении о заповедях Божиих. Эта укоризна Господу и эта похвальба врага для меня кажутся тяжелее геенских мучений — врагу Христову послужить предметом похвальбы и поводом к превозношению пред Тем, Кто за нас умер и воскрес, Кому, по написанному, тем более за сие мы обязаны (см. 2 Кор.5, 15)!
И сего довольно о любви к Богу; ибо, как сказал я, наша цель—не все говорить, — что и невозможно, — но сделать краткое напоминание о главном, которое бы непрестанно возбуждало в душах Божественное желание.
Вопрос 3. О любви к ближнему
Последовательность требует сказать о второй, по порядку и по силе, заповеди.
Ответ. В предыдущих речах мы говорили, что закон есть возделыватель и воспитатель сил, какие заключены в нас в виде семени. Поскольку же нам предписано любить ближнего, как самих себя, то посмотрим: имеем ли от Бога и силу к исполнению этой заповеди?
Кто не знает, что человек есть животное кроткое и общительное, а не уединенное и дикое? Ничто так не свойственно нашей природе, как иметь общение друг с другом и нужду друг в друге и любить соплеменных.
А какие семена предварительно вложил в нас Сам Господь, от тех впоследствии требует и плодов, говоря: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин.13,34). И желая возбудить душу вашу к сей заповеди, в доказательство, кто Его ученик, потребовал не знамений и чудес необычайных (хотя в Духе Святом даровал силу и на это), но что говорит? «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (35). И таким образом везде сочетавает сии заповеди, так что благотворение ближнему вменяет Себе. Ибо говорит: «ибо алкал Я, и вы дали Мне есть», и прочее; потом присовокупляет: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25, 35–36, 40).
Следовательно, чрез исполнение первой заповеди можно преуспеть и во второй, а чрез исполнение второй опять возвратиться к первой, и кто любит Господа, тот, конечно, любит и ближнего. Ибо любящий Меня, сказал Господь, заповеди Мои «соблюдет» (Ин.14,23). «Сия же есть», говорит, «заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин.15,12). И опять, кто любит ближнего, тот исполняет свою любовь к Богу, потому что Бог его милосердие переносит на Самого Себя. Поэтому–то верный служитель Божий Моисей оказал такую любовь к братиям, что из книги Божией, в которой был записан, желал быть изглаженным, если не будет прощен грех народу (см. Исх. 32, 32). А Павел дерзал молиться о том, чтобы ему быть отлученным от Христа за братии своих сродников по плоти (Рим.9,3), желая, в подражание Господу, стать сам искупительною ценою спасения всех, а вместе и зная, что невозможно быть отчужденным от Бога тому, кто из любви к Богу, ради важнейшей из заповедей, отказывается от благодати Божией, и что чрез это получит во много крат более того, чем жертвовал. По крайней мере сказанное достаточно доказывает, что святые достигали до сей меры любви к ближнему.
Вопрос 4. О страхе Божием
Ответ. Как новоначальным в благочестии полезнее обучение при помощи страха, по наставлению премудрого Соломона, сказавшего: «начало премудрости страх Господень» (Притч.1,7); так вам, вышедшим из младенчества о Христе, не имеющим уже нужду в молоке, и способным твердою пищею догматов усовершать себя по внутреннему человеку, потребны обширнейшие заповеди, по которым достигается вся истина любви о Христе, а именно, вам нужно блюстись, чтобы обилие даров Божиих не сделалось для вас причиною тягчайшего осуждения, если будете неблагодарны к Благодетелю; Ибо сказано: «от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лук.12, 48).
Вопрос 5. О собранности мыслей
Ответ. Впрочем надобно знать, что не можем преуспевать ни в соблюдении всякой другой заповеди, ни в самой любви к Богу и в любви к ближнему, блуждая мыслями туда и сюда. Ибо невозможно дойти до точности в искусстве или в познании тому, кто переходит от одного к другому; даже не приобретает успеха и в одном, кто не знает, что свойственно концу искусства, потому что действия должны соответствовать цели и ни в чем, требующем соображения, невозможно успеть несвойственными способами, так как цель искусства ковать из меди достигается обыкновенно не произведениями горшечного искусства и ратоборческие венцы приобретаются не тщательным упражнением в игре на свирели, но для каждой цели требуется свойственный ей и соответственный труд.
Поэтому и упражнение в благоугождении Богу, по Евангелию Христову, бывает успешно при удалении от мирских попечений и при совершенном удалении себя от развлечений. Почему апостол, хотя брак дозволен и удостоен благословения, налагаемые им на человека заботы противоположил попечениям о Боге, как будто бы те и другие не могут быть совмещены между собою, и сказал: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор.7,32–33). Так и Господь о расположении учеников засвидетельствовал, что оно чисто и собранно, говоря: «вы не от мира» сего (Ин. 15, 19). А напротив о мире свидетельствовал, что не может он принять познания о Боге и вместить Духа Святого. Ибо говорит: «Отче праведный! и мир Тебя не познал» (Ин. 17, 25); и: «Духа истины, Которого мир не может принять» (Ин. 14, 17). Поэтому намеревающийся истинно последовать Богу должен отрешиться от уз житейского пристрастия, а сие достигается совершенным удалением от прежних нравов и забвением оных. Почему если не сделаем себя чуждыми и плотского родства и мирских связей, переходя как бы в другой мир по своему поведению, по словам сказавшего: «Наше же жительство — на небесах» (Флп.3,20), то невозможно нам достигнуть цели благоугождения Богу, потому что Господь определенно сказал: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 33). А сделав это, надобно «больше всего хранимого» блюсти свое «сердце» (Притч. 4, 23), чтобы никак не терять мысли о Боге и памятования о чудесах Его не осквернять представлениями суетного, но святую мысль о Боге, постоянным и чистым памятованием напечатленную в душах наших, всюду носить с собой, как неизгладимую печать. Ибо таким образом приобретается нами любовь к Богу, которая и возбуждает к исполнению заповедей Господних и вместе опять ими сама соблюдается, делаясь продолжительной и непоколебимой. И это показывает Господь, говоря в одном месте: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин.14, 15), а в другом: «Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей; и еще убедительнее: как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» (Ин. 15, 10).
Этим научает нас — в предстоящем нам всегда деле поставлять для себя как бы целью волю Повелевшего и по оной направлять тщательность свою, как и в другом месте говорит Он: «сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6, 38). Ибо как необходимые в жизни искусства, предложив некие свойственные себе цели, к ним приспособляют частные действия, так, поскольку и нашим делам положены один предел и одно правило — исполнять заповеди благоугодно Богу, то не иначе можно преуспеть с точностью в деле, как совершая оное по воле Давшего заповеди. А при строгой тщательности совершать дело по воле Божией, возможно будет чрез памятование вступить в единение с Богом. Ибо как ковач при изготовлении, например, топора, помня того, кто дал ему работу и имея его в уме, представляет тот вид и ту величину, какие назначены, соображает работу с волей заказавшего (а если забудет, то сделает или что–нибудь другое, или иначе, нежели как наказано), так и христианин, всякое действие маловажное и важное соображая с волей Божиею, и действие свое благоукрашает тщательностью, и вместе сохраняет мысль о Том, Кто повелел так поступать, выполняет сказанное: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс.15, 8), удовлетворяет также и тому повелению: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31). А кто в деле своем нарушает точность заповеди, тот, очевидно, слабо памятует о Боге.
Поэтому, помня слова Сказавшего: «Не наполняю ли Я небо и землю? говорит Господь» (Иер.23, 24); и: «Разве Я — Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали?» (23); и: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18, 20), — надобно всякое дело совершать, как бы оно делалось пред очами Господа, и всякую мысль слагать, как бы Господь назирал ее. Ибо в таком случае будет и всегдашний страх, который, по написанному, «гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу» (Притч.8,13), и любовь усовершится, исполняя сказанное Господом: «не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5, 30), потому что душа сохранит всегдашнюю уверенность, что как добрые дела приятны Судии и Подвигоположнику нашей жизни, так дела противные вскоре подвергнутся осуждению. А думаю, что с сим вместе достигнуто будет и то, чтобы самые заповеди Господни исполнять не из человекоугодия. Ибо никто при уверенности, что он в присутствии высшего, не обращается к низшему. А если бы и случилось, что сделанное приятно и угодно лицу знаменитому, но неприятно и стоит порицания по мнению низшего, то всякий, признавая достойным предпочтения одобрение высшего, пренебрегает осуждением низшего. Если же так бывает у людей, то какая душа, истинно трезвенная и здравая, при уверенности в присутствии Божием, иногда оставив совершение дела, благоугодного Богу, обратится к людским мнениям, иногда же, нерадя о заповедях Божиих, поработится человеческому обычаю, или уступит над собою власть общему предрассудку, или придет в смущение пред облеченными высоким саном? Таково было расположение сказавшего: «Нечестивые подстерегают меня, чтобы погубить; а я углубляюсь в откровения Твои» (Пс.118, 85); и еще: «буду говорить об откровениях Твоих пред царями и не постыжусь» (46).
Вопрос 6. О том, что необходимо уединяться
Ответ. Душевной собранности способствует и уединение по месту жительства. Ибо что вредно вести жизнь в обществе с людьми, которые небоязненно и презрительно смотрят на обязанность в точности исполнять заповеди, это показывает и слово Соломона, который учит нас: «Не дружись с гневливым и не сообщайся с человеком вспыльчивым, чтобы не научиться путям его и не навлечь петли на душу твою» (Притч. 22, 24–25). К тому клонится и сие изречение: «выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь» (2 Кор. 6, 17). Поэтому чтобы ни очами, ни ушами не принимать нам ничего раздражающего на грех и нечувствительно не привыкнуть к нему, чтобы в душе к вреду и пагубе ее не оставалось как бы образов каких и отпечатков видимого и слышимого и чтобы нам прийти в возможность пребывать в молитве, для этого прежде всего уединимся по месту жительства. Таким образом можем преодолеть прежний обычай, по которому жили мы вопреки заповедям Христовым (а не малый это подвиг — преодолеть свою привычку, потому что обычай, утвердившийся долговременностью, получает силу природы); и также в состоянии будем стереть с себя греховные пятна люботрудною молитвой и постоянным изучением Божией воли. А в молитве и в сем изучении невозможно успеть среди многих людей, развлекающих душу и занимающих ее делами житейским.
Да и это требование: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя» (Лк. 9, 23), как можно кому–нибудь исполнить живя в многолюдстве? Итак, нам надлежит сперва отречься самих себя и взять крест Христов, а потом уже следовать Христу. Отречение же от себя есть полное забвение прошлого и удаление от своей воли, в чем живущему в обществе с людьми всякого рода успеть весьма трудно (чтобы не сказать — совершенно невозможно). Напротив того, участие в таком образе жизни служит препятствием тому, чтобы взять крест свой и последовать Христу. Ибо готовность к смерти за Христа, умерщвление удов «земны»х (Кол. 3, 5), расположение духа с неустрашимостью встречать всякую опасность во имя Христово, непривязанность к настоящей жизни — вот что значит взять крест свой и чему видим великие в себе препятствия от привычки к жизни земной.
Сверх других многих неудобств, душа, смотря на множество живущих беззаконно, во–первых, не находит времени очувствоваться в собственных своих грехах и сокрушаться покаянием о прегрешениях, напротив же того, чрез сравнение себя с худшими приобретает какое–то мечтательное понятие о заслуге; а потом мятежами и недосугами, какие обыкновенно производит мирская жизнь, будучи отвлекаема от драгоценного памятования о Боге, не только лишается возможности радоваться и веселиться о Боге (см. Пс.34, 9), утешаться Господом (см. Пс.36, 4) и усладиться словесами Господними, чтобы прийти в состояние сказать: «помянул Бога и возвеселихся» (Пс.76, 4), как «сладки гортани моей слова Твои! Лучше меда устам моим» (Пс.118, 103), но и совсем привыкает к пренебрежению и забвению судов Божиих. А больше и пагубнее сего зла и потерпеть невозможно.
Вопрос 7. О том, что должно жить с людьми согласно стремящимися к той же цели угождения Богу, и что трудно, и вместе опасно, жить отшельником
Поскольку слово твое удостоверило нас, что опасно жить вместе с людьми, которые с пренебрежением смотрят на заповеди Господни, то в след за сим желаем узнать, как надобно жить удалившемуся от таких людей, уединенно ли самому с собой, или с единомысленными братьями, избравшими ту же цель благочестия?
Ответ. Примечаю, что совокупное пребывание многих во многих отношениях полезнее.
Во–первых, каждый из нас сам собою не может удовлетворить телесным потребностям, но к снисканию необходимого имеем нужду друг в друге. Ибо как нога одну силу имеет, а другой лишена и без помощи прочих членов находит, что ее деятельность несильна и недостаточна к собственному ее поддержанию, и не может вознаградить недостающего, так и в одинокой жизни, что есть, то делается для нас бесполезным, а чего нет, то невознаградимым, потому что Создатель Бог определил, чтобы мы имели нужду друг в друге и, по написанному, вступали друг с другом в единение (см. Сир. 13, 20).
Но и без этого понятие любви Христовой не дозволяет каждому «иметь в виду собственное свое;» ибо сказано: «любовь… не ищет своего» (1 Кор. 13, 4–5). А жизнь, со всеми разобщенная, имеет одну цель — служение собственным каждого потребам. Это же явным образом противно закону любви, какой исполнял апостол: «и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись» (1 Кор.10, 33).
А потом, в удалении от всех нелегко узнать каждому свой недостаток, не имея человека, который бы обличал его и исправлял с кротостью и сердоболием. Ибо и от врага обличение нередко в благосознательном возбуждает желание уврачевания, а возлюбившим искренно врачевание греха производится искусно. Ибо сказано: «кто любит, тот с детства наказывает его (сына)» (Притч. 13, 25). А такого человека в одиночестве найти трудно, если кто прежде не сблизился с ним в жизни, почему с ним сбывается сказанное: «Двоим лучше, нежели одному, ибо если упадет один», некому воздвигнуть его (Еккл.4, 10).
И многие заповеди многим вместе исполняются удобно, а одним нет, потому что совершению одной препятствует другая, например: посещению больного — принятие странника, подаянию и раздаче жизненных потребностей, и особливо когда на такое служение требует много времени, — попечение о делах, так что от сего остается неисполненной самая важная и наиболее способствующая ко спасению заповедь, поскольку и алчущий не накормлен, и нагой не одет. Поэтому кто же решится жизнь праздную и бесплодную предпочесть жизни плодоносной и сообразной с Господней заповедью?
А если и все мы, соединенные единым упованием звания, «составляем одно тело..». имея главою Христа, и «порознь один для другого члены» (Рим.12, 5), то, когда согласием не вчиниваем себя о Духе Святом в состав единого тела, но каждый из нас избирает одиночество, не служа созиданию общей пользы из–за благоугождения Богу, а удовлетворяя собственной страсти самоугодия, тогда, разделенные и разлученные между собой, как будем в состоянии сохранить взаимную связь членов, их служение друг другу или подчинение Главе нашей, то есть Христу? Ибо ни радоваться с прославляемым, ни страдать со страждущим нельзя при разделенной жизни, потому что каждый, как и естественно, не может знать состояния ближнего.
Сверх сего, поскольку один не в состоянии вместить всех духовных дарований, но каждому, по мере веры, бывает подаяние Духа, то в общежитии собственное дарование каждого делается общим для живущих вместе. «Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания… иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений», и проч. (1 Кор. 12, 8–10). Каждое же из сих дарований приемлющий имеет скорее не ради себя, а ради других, почему в общежитии действию Святого Духа в одном необходимо переходить на всех вместе. Поэтому живущий особо если и имеет одно какое–либо дарование по причине недеятельности, заключив его в себе, и оное делает бесполезным; а сколько сие опасно, знаете, конечно, вы, читавшие Евангелие. В сожительстве же многих и своим дарованием каждый наслаждается, приумножая оное чрез подаяние другим, и пользуется дарованиями других, как своими.
Совокупная жизнь имеет и иные многие блага, которые нелегко все перечислить. Ибо она более одинокой жизни способствует к соблюдению дарованных нам от Бога благ и к охранению от внешних козней врага, надежнее пробуждение людьми бодрственными, если кому случилось бы когда воздремать тем смертным сном, об избавлении от которого научил нас молиться Давид, говоря: «Просвети очи мои, да не усну я сном смертным» (Пс.12, 4). И согрешающему удобнее расстаться с грехом, когда приводит его в стыд согласное осуждение многих, так что к нему применимо сказанное: «Для такого довольно сего наказания от многих» (2 Кор.2, 6); а для преуспевающего великим удостоверением служит одобрение многих и согласие их на дело. Ибо если «устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (Мф.18,16), то очевидно, что делающий доброе дело гораздо непоколебимее утвердится на свидетельстве многих.
А жизнь одинокую, кроме показанных опасностей, сопровождают и другие. Первая и величайшая — опасность самоугодия. Ибо не имея никого, кто бы мог оценить дело его, возомнит, что достиг до совершенства заповеди. А сверх того, заключив навсегда душевные силы и не давая им упражнения, не знает своих недостатков, не познает и успеха в делах, потому что отняты все случаи к исполнению заповедей. В чем покажет смиренномудрие, не имея человека, в сравнении с которым мог бы оказать себя более смиренным? В чем покажет сердоболие, будучи отделен от общения с многими? Как будет упражнять себя в долготерпении, когда нет противящегося по желаниям? Если же кто говорит, что в усовершении нравов довольно ему изучения Божественных Писаний, тот поступает подобно тому, кто учится строить и никогда не строит, обучается искусству ковать, но не намерен прилагать уроков к делу. Ему апостол скажет: «потому что не слушатели закона праведны, пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим. 2, 13). Вот и Господь, по преизбытку человеколюбия, не удовольствовался только словесным научением, но, чтобы во всей точности и ясности показать нам пример смиренномудрия в совершенстве любви, Сам, препоясавшись, омыл ноги ученикам. Кого же омоешь, кому послужишь, пред кем будешь последним, живя один особо? А это доброе и красное житие братии «вместе», которое Дух Святой уподобляет миру, благоухающему на главе архиерея (Пс.132, 1–2), как будет иметь место, когда живут поодиночке.
Поэтому поприще подвижничества, благонадежный путь к преспеянию, постоянное упражнение и поучение в заповедях Господних — это совокупное жительство братии, целью имеющее славу Божию, по заповеди Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф.5, 16), а в образец принимающее упоминаемых в книге Деяний святых, о которых написано: «Все же верующие были вместе и имели всё общее» (Деян.2,44); и еще: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее» (4, 32).
Вопрос 8. Об отречении от мира
Нужно ли прежде отречься от мира всего, и потом приступать к житию по Богу?
Ответ. Поскольку Господь наш Иисус Христос после сильного и многими делами подкрепленного доказательства всем говорит: «если кто приходит ко Мне» (Лк. 14, 26), «отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24); и еще: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 33), то думаю, что повеление сие простирается на многие вещи, которых отчуждение необходимо. Ибо прежде всего отрицаемся диавола и плотских страстей мы, отрекшиеся «скрытых постыдных дел» (см. 2 Кор. 4, 2), телесного сродства, человеческой дружбы и навыков жизни, противоборствующих точности евангельского спасения. И, что еще необходимее, отрицается самого себя совлекшийся «ветхого человека с делами его» (Кол. 3, 9), «истлевающего в обольстительных похотях» (Еф.4, 22), отрицается и от всех пристрастий к миру, которые могут препятствовать цели благочестия. Таковой человек будет почитать истинными родителями породивших его благовествованием о Христе Иисусе, а братиями — приявших того же Духа сыноположения, на всякое же имущество станет смотреть, как на чужое, каково оно и действительно. Одним словом, тот, кому Христа ради «мир распят», и он «для мира» (Гал.6, 14), может ли быть рабом «частей» мира, если Господь наш Иисус Христос доводит до крайней степени ненавидение души и самоотвержение, когда говорит: «если кто хочет идти за Мною, отвергнисъ себя, и возьми крест свой» и потом присовокупляет: «и следуй за Мною» (Мф.16, 24); и еще: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк.14,26)? Поэтому совершенное отречение состоит в том, чтобы преуспеть в беспристрастии даже и к самой жизни и иметь себе «приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя» (2 Кор. 1, 9). Начинается же оно отчуждением внешнего, как–то: имения суетной славы, привычек жизни, пристрастия к неполезному, как показали нам святые ученики Господни, Иаков и Иоанн, оставившие отца своего Заведея и самый корабль, доставлявший все средства к жизни; также и Матфей, восставший с мытницы и последовавший за Господом, не только оставив выгоды своего промысла, но и презрев опасности, какие должны были постигнуть его и его домашних от начальства за оставление неконченными счетов по сбору пошлин; а Павлу весь «мир распят», и он «для мира» (Гал.6, 14).
Таким образом, объятый сильным вожделением последовать Христу не может уже обращать внимания ни на что, касающееся этой жизни: ни на любовь к родителям и домашним, как скоро она противна повелениям Господа (ибо тогда имеет место сие изречение: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери», и прочее), ни на страх человеческий, так чтобы ради него оставить что–нибудь полезное, в каковом бесстрастии преуспели святые, говоря: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян.5, 29), ни на злобный смех мирских людей, так чтобы поражаться их осмеянием. А кто хочет точнее и яснее узнать, какая сила сопряжена с вожделением последовать Господу, тот пусть вспомнит, что апостол в назидание наше повествует о себе и говорит: «Если кто другой думает надеяться на плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей, по ревности — гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный. Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп.3, 4–8). Ибо, если апостол (скажу нечто смелое, впрочем справедливое), если он самому презренному и нечистому в теле, что всего более спешим удалить от себя, уподобил Богом данные некогда законные преимущества, как служащие препятствием к уведению Христа, к оправданию в Нем, к сообразованию себя с смертью Его, что после сего сказать об узаконенениях человеческих? И нужно ли еще подтверждать мысль сию нашими рассуждениями и примерами святых, если можно представить собственные изречения Господа и ими убедить робкую душу, потому что Он непререкаемо свидетельствует, говоря: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 33). И в другом месте после слов: «если хочешь быть совершенным» сперва говорит: «пойди, продай имение твое и раздай нищим», а потом присовокупляет: «и приходи и следуй за Мной» (Мф.19, 21). Сюда же относится и притча о купце, как это ясно для всякого благомыслящего. Ибо сказано: «подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее» (Мф.13, 45–46). Явно же, что многоценный бисер взят здесь в подобие Царства Небесного, которого нам, как показывает слово Господне, невозможно приобрести, если в промен за оное не отдадим все, что у нас есть: богатство, славу, род и если что еще вожделенно для многих.
А потом, что уму, развлекаемому разными заботами, невозможно преуспеть в желаемом, Господь подтвердил, сказав: «Никто не может служить двум господам;» и еще: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 24). Потому надобно нам избрать одно, небесное сокровище, чтобы в нем было сердце наше. Ибо сказано: «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (21). А если оставим себе какое–нибудь земное имущество и тленное богатство, то, поскольку ум будет зарыт здесь, как в некоторой тине, душа, по необходимости, не увидит Бога и не подвигнется к вожделению небесных красот и уготованных нам по обетованиям благ, обладания которыми достигнуть нам невозможно, если неразвлекаемая и сильная любовь не ведет к исканию оных и не облегчает нужного ради них труда.
Посему отречение от мира, как видно из сказанного, есть разрешение уз этой вещественной и временной жизни, свобода от человеческих обязательств, делающая нас более способными начать путь к Богу. Это беспрепятственный случай к приобретению и употреблению того, что многоценно больше «золота и даже множества золота чистого» (Пс.18, 11), и, короче сказать, переселение человеческого сердца в жительство небесное, чтобы можно было говорить: «Наше же жительство — на небесах» (Флп.3, 20), а что еще важнее, это начало уподобления Христу, Который «будучи богат, обнищал ради нас» (2 Кор. 8, 9). И если не преуспеем в нем, нельзя нам приступить к жизни по Евангелию Христову. Ибо сокрушение сердца, смирение ума, освобождение души от гнева, скорби, забот, коротко сказать, от пагубных страстей могут ли иметь место при богатстве, житейских попечениях, пристрастии и привычке к другим? Вообще же кому можно не иметь попечения даже о самом необходимом, как–то о пище и одежде, того убедит ли какая причина окружить себя, как терниями, лукавыми попечениями о богатстве, препятствующими плодоношению семени, какое посеяно Земледелателем душ наших, если Сам Господь говорит: «Посеянное в тернии означает слышащих слово, но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода» (Мк.4, 18–19; ср. Лк. 8, 14)?
Вопрос 9. Присоединяющийся к людям, посвятившим себя Господу, должен ли без разбора оставлять свое имущество недобросовестным свойственникам?
Ответ. Поскольку Господь сказал: «продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19, 21), и еще: «Продавайте имения ваши и давайте милостыню» (Лук. 12, 33); то заключаю, что с подобною целью оставляющий свою собственность должен не презрительно смотреть на свое имущество, но постараться, собрав все тщательно, как посвященное уже Богу, распорядить со всем благоговением или сам, если имеет возможность и опытность, или чрез людей, по многом изведании избранных и на деле доказавших, что могут распорядиться верно и благоразумно, зная, что не безопасно и оставлять имение своим, и давать в распоряжение, кому попало. Если тот, кому вверено попечение о царских имуществах, часто, хотя бы из собранного ничего не утратил, если по какой–нибудь небрежности упустит из рук, что могло быть приобретено, не освобождается от обвинения: то какому же, надобно ожидать, подвергнутся осуждению те, которые неразумно и нерадиво поступают в распоряжении посвященного уже Господу? Не поднадут ли они суду небрежных, по написанному: «проклят» всякий, «кто дело Господне делает небрежно» (Иер.48,10)?
Но во всем должно нам остерегаться, чтобы под предлогом исполнения одной заповеди, не оказаться нарушителями другой. Нам не прилично ссориться и препираться с людьми недобросовестными, так как «рабу же Господа не должно ссориться» (2 Тим.2,24). Напротив того, кто видит недобросовестные поступки от родственников по плоти, тому надобно помнить, что сказал Господь: «нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли»не просто, но «ради Меня и Евангелия»если «не получил бы ныне, во время сие, …и в веке грядущем жизни вечной» (Мар.10, 29—30). Таким недобросовестны и надобно засвидетельствовать, что впадают в грех святотатства, по заповеди Господа, сказавшего: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его» и пр. (Мф.18,15). Но судиться с ним в мирских судилищах запрещает слово благочестия, когда говорит: «кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф.5, 40), и еще: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?» (1 Кор. 6, 1) Да и на суд святых призовем при этом, имея более в виду спасение брата, а не приобретение имения. Ибо и Господь, сказав: «если послушает тебя» присовокупил: «то приобрел» не имущество, но «брата» (Мф.18,15). Но бывают случаи, что иногда, поелику нередко сам, начавший недобросовестное дело, зовет нас в общее собрание судей, для уяснения истины приходим и мы на исследование, не сами начав суд, но следуя за позвавшими нас, не в удовлетворение своей страсти гнева и сварливости, но для открытия истины. Таким образом и его против воли избавим от бед, и сами не преступим заповедей, как служители Божии, не сварливые и не сребролюбивые, твердо стоящие за обнаружение истины и никогда не преступающие надлежащую меру ревности.
Вопрос 10. Всех ли приходящих принимать должно или некоторых, и допускать ли их тотчас, или по испытании, и по каком испытании?
Ответ. Поелику Человеколюбец Бог и Спаситель наш Иисус Христос проповедует и говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас « (Мф.11,28): то не безопасно отталкивать от себя тех, которые чрез нас приходят ко Господу, и желают взять на себя Его благое иго и бремя заповедей, облегчающее нам путь к небу. Впрочем, не должно дозволять, чтобы неумовенными ногами попирали честность уроков. Но как Господь наш Иисус Христос пришедшего юношу спрашивал о прежней жизни, и, узнав, что приобрел он некоторые успехи, велел исполнить и то, чего еще не доставало к совершенству, и по исполнении приглашал следовать за Собою (Мф.19): так и нам, конечно, надобно изведывать предшествовавшую жизнь приходящих, и тем, которые сделали уже некоторые успехи, передать совершеннейшее в уроках, а тех, которые оставляют жизнь порочную, или из состояния безразличия стремятся к строгой жизни боговедения, надлежит испытать, каковы они нравом, не оказываются ли непостоянными и опрометчивыми в суждениях. Ибо скорая перемена в таковых людях подозрительна. Они и себе не делают никакой пользы, и для других делаются еще причиною вреда, распространяя о деле нашем укоризну, ложь и злые хулы.
Поскольку же тщательностию все исправляется, а страх Божий преодолевает всякого рода душевные недостатки, то не надобно и в них скоро отчаиваться, но должно вводить их в приличные упражнения, долговременностию и трудными подвигами испытывая их суждение, чтобы безопасно допустить их, если найдем в них некоторую твердость, а в противном случае отослать от себя, пока еще не приняты; и таким образом испытание их сделать безвредным для братства. Надобно же испытывать и то, без стыда ли человек, живший во грехах, исповедует «скрытные постыдные (дела)» (2 Кор. 4, 2), и сам себе делается обвинителем, вместе с тем стыдясь и удаляясь тех, которые содействовали ему в порочных делах, подражая сказавшему: «Удалитесь от меня все, делающие беззаконие» (Псал.6, 9), и тем на последующую жизнь приобретая себе безопасность—не впадать уже в подобный страсти. А общий способ испытания всех—это: расположены ли, не стыдясь, оказывать всякое смиренномудрее, так чтобы принимать на себя самые низкие работы, если разум признает исполнение их полезным. И когда каждый, после всякого испытания людьми, способными благоразумно изведывать подобный вещи, признан будет как бы «сосудом в чести, освященным и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело» (2 Тим.2,21): то да будет причислен к посвятившим себя Господу. Особливо же тому, кто из жизни знатной поспешает к смиренномудрию в подражание Господу нашему Иисусу Христу, нужно назначать что–нибудь, по мнению мирскому, самое постыдное, и наблюдать, с полным ли убеждением представляет себя несрамляющимся делателем Богу.
Вопрос 11. О рабах
Ответ. Если находящееся под игом рабства прибегают к братству, то, вразумив и исправив их, надобно отсылать к господам, в подражание блаженному Павлу, который Онисима, родив благовествованием, отослал к Филимону, одного удостоверив в том, что иго рабства, носимое благоугодно Господу, делает достойным царствен небесного, а другому советуя не только оставить угрозу Онисиму, памятуя истинного Господа, сказавшего: «если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф.6, 14; Марк. 11, 26), но даже иметь к нему более доброе расположение, написав так: «может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного» (Филим. 15—16). А если будет злой господин, приказывающий что либо беззаконное и принуждающий раба к преступлению заповеди истинного нашего Владыки Господа Иисуса Христа; то надобно подвизаться, чтобы имя Божие не было хулимо ради раба того, сделавшего что либо неугодное Богу. А подвиг этот состоит в том, чтобы или раба того приготовить к терпеливому перенесению страданий, каким подвергается он за то, что, по Писанию, повинуется «больше Богу, нежели человекам» (Деян.5, 29), или принявшим к себе раба богоугодно принять на себя и искушения, какие из–за него постигают их самих.
Вопрос 12. Как принимать надобно состоящих в супружестве?
Ответ. И тех, которые приступают к подобной жизни, состоя в брачном сожитии, надобно допрашивать: с согласия ли делают это, по заповеди апостольской? Ибо сказано: «своим телом не владеет» (1 Кор.7,4). И таким образом приходящего принимать при многих свидетелях; потому что всего предпочтительнее послушание Богу. Если же другая сторона возмущается и спорит, менее заботясь о благоугождении Богу; то да будет приведен на память Апостол, который говорит: «к миру призвал нас Господь» (1 Кор.7, 15), и потом да исполняется повеление Господа, сказавшего: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лук. 14, 26); ибо всего предпочтительнее повиновение Богу. А мы знаем, что во многих намерение жить в чистоте не редко превозмогало в следствие усильной молитвы и неослабного поста; тех же, которые все еще упорствуют, Господь к согласию с здравым суждением приводит часто и телесною необходимостью.
Вопрос 13. О том, что нововводимым полезно упражнение в молчании
Ответ. Нововводимым хорошо и упражнение в молчании. Владея языком, представят они достаточное доказательство воздержности, и вместе во время безмолвия, у тех, которые благоразумно пользуются даром слова, с усиленным и собранным вниманием будут обучаться, как должно и спрашивать и отвечать каждому. Ибо у благочестивых есть свои отличные и напряжение голоса, и соразмерность слова, и снаровка времени, и свойство речений, чему нельзя обучиться, не отучившись от прежних привычек, при чем молчание как производит забвение прежнего чрез прекращение деятельности, так вместе доставляет досуг к изучению доброго. Поэтому, если не понуждают ни собственная потребность, касающаяся попечения о душе своей, или неизбежной необходимости дело, которое под руками, ни подобный сему предложенный вопрос; то надобно пребывать в молчании, исключая только псалмопения.
Вопрос 14. О тех, которые дали обет посвятить себя Богу, и потом намереваются нарушить произнесенный обет
Ответ. На каждого, принятого в братство и потом нарушающего произнесенный обет, надобно смотреть, как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согласия своего. «Если же», сказано, «согрешит» кто Богу, «кто помолится о нем?» (1 Цар.2, 25) Посвятившей себя Богу, и потом бежавший к другому роду жизни, стал святотатцем, потому что сам себя похитил и присвоил себе Божие приношение. Таким справедливо не отворять уже дверей братства, если бы даже только мимоходом пришли они и попросили крова. Ибо ясно правило апостольское, которое повелевает нам удаляться всякого бесчинного человека и «не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2 Сол.3,14).
Вопрос 15. С какого возраста надобно дозволять произнесение обета о посвящении себя Богу, и когда обет девства почитать действительным?
Поскольку Господь говорит: «пустите детей приходить ко Мне» (Мк.10, 14), а апостол похваляет «из детства» изучившего «священные писания» (2 Тим.3,15) и еще повелевает воспитывать чад «в учении и наставлении Господнем» (Еф.6, 4), то всякое время и время первого возраста почитаем удобным к принятию приходящих. И детей, у которых нет родителей, принимаем сами собой, чтобы в подражание Иову (см. Иов,29, 12) быть отцами сирот; которые же зависят от воли родителей и которых сами родители приводят, принимаем при многих свидетелях, чтобы не подать случая желающим найти случай, но заградить всякие неправедные уста, говорящие против нас хулу. На этом основании принимать детей надобно, но не тотчас надлежит причислять и приписывать их к составу братства, чтобы, по несчастью, заслуженные ими укоризны не пали на жизнь благочестивую. Но хотя должно их воспитывать во всяком благочестии, как общих чад братства, однако же отделять особые дома и особый образ жизни детям мужеского и женского пола, чтобы не приобрели они смелости и безмерной дерзости пред старшими, но, по редкости встреч, сохраняли уважение к высшим и чтобы наказания, налагаемые на более совершенных за пренебрежение ими своих обязанностей (если бы им случилось впасть в такое рассеяние), неприметным образом не породили в детях удобопреклонности ко грехам или иногда и превозношения, как скоро заметят, что старшие претыкаются в том, в чем сами они преуспевают. Ибо младенчествующий разумом не разнится с младенцем по возрасту, а потому не удивительно, если и в том и в другом сказываются те же недостатки. Да и в чем у старших по их возрасту соблюдается приличие, то молодым, вследствие частого обращения их со старшими, делать преждевременно не прилично. Итак, для сей предосторожности и для соблюдения степенности во всем прочем надобно отдельно помещать детей и совершенных возрастом. А с сим вместе в доме подвижников не будет и шума при изучении уроков, необходимо для юных.
Но молитвы, которые установлено совершать днем, должны быть общие и у детей и у старших, потому что у детей чрез соревнование совершенным укореняется навык к сокрушенной молитве и для старших немаловажно пособие детей в молитве.
Уединенные же упражнения и правила касательно сна и бодрствования, времени, меры и качества пищи для детей должны быть определены приличным образом. Над ними должен быть поставлен старший возрастом, превосходящий других опытностью, доказавший свое великодушие, чтобы мог с отеческим сердоболием и благоразумным словом исправлять погрешности юных, после каждого падения употреблять приличные врачевства, так что одно и то же служило бы наказанием за погрешность и обращалось в упражнение в беспристрастии душе. Например, рассердился кто на сверстника? Такого должно заставить успокоить его и, по мере продерзости, оказать ему услугу, потому что навык смирения как бы отсекает душевную раздражительность, а превозношение всего чаще производит в нас гнев. Коснулся ли не вовремя снедей? Пусть большую часть дня остается без пищи. Обличен ли кто, что вкушал пищу не в меру или неблагочинно? Пусть во время принятия пищи отлученный от яств принужден будет смотреть на других вкушающих чинно, чтобы и наказан был воздержанием и научился чинности. Произнес ли кто праздное слово, оскорбление ближнему, ложь или иное что запрещенное? Пусть уцеломудрится воздержанием чрева и молчанием.
Но надобно, чтобы и обучение грамоте было соответственно цели, а для сего должно заставлять их употреблять слова, взятые из Писания, и вместо басен рассказывать им повествования о делах чудных, вразумлять их изречениями из притчей и назначать награды за удержание в памяти слов и вещей, чтобы дети с приятностью и легкостью, без огорчения для себя и непреткновенно достигали цели. При правильном руководстве у них скоро появляется внимательность ума и навык не рассеиваться, если наставники постоянно будут допрашивать, на чем остановилась их мысль и какой предмет их размышления. Ибо простота возраста, неухищренность и неспособность ко лжи легко высказывают душевные сокровенности. А сверх того ребенок, чтобы не часто застигали его на какой–нибудь непозволительной мысли, будет избегать мыслей нелепых и постоянно станет удерживаться от нелепостей, боясь стыда обличений.
Поэтому пока душа еще способна к образованию, нежна и, подобно воску, уступчива, удобно напечатлевает в себе налагаемые образы, надобно немедленно и с самого начала возбуждать ее ко всяким упражнениям в добре, чтобы, когда раскроется разум и придет в действие рассудок, начать течение с положенных первоначально оснований и преподанных образцов благочестия, между тем как разум будет внушать полезное, а навык облегчит преуспеяние. Тогда должно принимать обет девства, как уже твердый, произносимый по собственному расположению и рассуждению, при совершенной зрелости разума, после чего и праведным Судиею по достоинству дел воздаются почести и наказания преуспевающим или согрешающим.
В свидетели же расположения должно брать предстоятелей церкви, чтобы чрез них и совершаемо было освящение тела, как некоего приношения Богу, и получило твердость совершенное при свидетельстве. Ибо сказано: «возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (Мф.18, 16). Таким образом и ревность братии не подвергнется хуле, и тем, которые посвятили себя Богу, а потом намереваются уничтожить обет, не останется предлога к бесстыдству.
А не приемлющий на себя девственной жизни, как не способный пещися «о Господнем» (1 Кор. 7, 32), при тех же свидетелях да будет отпущен. Кто по долговременном самоиспытании и наблюдении, которое надобно дозволить ему производить над собой в течение многих дней, чтобы не причли нам чего в хищение, произнес наконец обет, того должно уже принять и причислить к братству, дозволить иметь и жилище и образ жизни общие с совершенновозрастными.
Забыли мы сказать, но теперь не безвременно присовокупить, что поскольку иным искусствам надобно обучаться тотчас с самого детства, то, как скоро некоторые из детей окажутся способными к обучению, не запрещаем им проводить дни с наставниками в искусстве. Но на ночь необходимо переводим их к сверстникам, с которыми надобно принимать им и пищу.
Вопрос 16. Необходимо ли воздержание намеревающимся жить благочестиво
Ответ. Что необходим закон воздержания, — ясно, во–первых, из того, что апостол причисляет воздержание к плодам духовным (см. Гал.5, 23); потом из того, что апостол воздержанию приписывает успех в непорочности служения, когда говорит: «в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте» (2 Кор. 6, 5–6), и в другом месте: «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте» (11,27), и еще: «Все подвижники воздерживаются от всего» (1 Кор. 9, 25). Да и умерщвление и порабощение плоти ничем не производится так успешно, как воздержанием, потому что кипучесть юности и неукротимость в стремлениях, как бы некоторой уздою, удерживаются воздержанием. «Неприлична глупцу пышность»,по Соломону (Притч. 19, 10); а что неразумнее преданной удовольствиям плоти и кружащейся юности? Почему апостол говорит: «попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим.13,14); и: «сластолюбивая заживо умерла» (1 Тим. 5, 6). И пример роскоши богача доказывает нам необходимость воздержания, чтобы иначе не услышать нам необходимость воздержания, чтобы иначе не услышать нам того же, что услышал богач: «ты получил уже доброе твое в жизни твоей» (Лк. 16, 25).
А как страшна невоздержность, сие показал и апостол, причислив ее к отличительным свойствам отступления и сказав: «в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы», и перечислив многие виды порока, присовокупил он: «клеветники, невоздержны» (2 Тим.3, 1–3). И Исав, как в величайшем пороке, обвинен в невоздержности, потому что за одно кушанье отдал право первородства. И первое преслушание случилось с человеком от невоздержности.
Все же святые имеют свидетельство о своем воздержании. Вся жизнь святых и блаженных людей и пример Самого Господа в пришествие Его во плоти обязывают нас к нему. Моисей с помощью долговременного пребывания в посте и молитве приял закон и слышал глаголы Божий, «как бы», говорит, «говорил кто с другом своим» (Исх.33, 11). Илия тогда удостоен зрения Божия, когда и он достиг в равную меру воздержания. А что Даниил? Когда достиг чрезвычайных видений? Не по двадцатом ли дне поста? Как три отрока угасили силу огненную? Не воздержанием ли? И у Иоанна все направление жизни определено воздержанием. Им и Господь начал явление Свое.
Воздержанием же называем, конечно, не совершенное удержание себя от пищи (это будет насильственным разрушением жизни), но удержание себя от сластей, предприемлемое при низложении плотского мудрования с благочестивою целью. Вообще чем для живущих в страстях наслаждение вожделенно, в том образующимся в благочестии необходимо воздержание. Подвиг воздержания касается не одного удовольствия от яств, но простирается на всякое устранение препятствующего. Поэтому в точности воздержный не будет над чревом одерживать победу и в то же время уступать оную славе человеческой; не будет преодолевать постыдную похоть и в то же время порабощаться богатством или другим каким неблагородным расположением, например гневом, печалью и всем тем, чем обыкновенно порабощаются души невежественные. Ибо что усматриваем во всех заповедях, а именно, что они одна за другую держатся и невозможно преуспевать в одной отдельно от другой, то же самое наипаче усматривается в воздержании. Воздержный в рассуждении имущества исполняет евангельскую меру нестяжательности; удерживающий от раздражения и гнева не гневлив. Строгий закон воздержания назначает меру языку, пределы — очам, непытливое слышание — ушам. Кто не остается в сих границах, тот невоздержен и своеволен. Видишь ли как около этой одной заповеди все, как в хоровод одна за другую держатся?
Вопрос 17. О том, что должен быть воздержанным и от смеха
Предаваться неудержимому и неумеренному смеху — знак невоздержности, необузданных движений и не сокращаемого строгим разумом надмения в душе. Душевную радость изъявить светлой улыбкой не противно приличию, насколько только выражается написанное: «Веселое сердце делает лице веселым» (Притч.15, 13). Но смеяться громко, всем телом приходить в невольное сотрясение свойственно человеку необузданному, неискусному, не умеющему владеть собою. Это рассуждение подтверждает мудрейший Соломон, говоря: «Глупый в смехе возвышает голос свой, а муж благоразумный едва тихо улыбнется» (Сир. 21, 23). И Екклезиаст, предотвращая такой род смеха, которым всего более сокрушается душевная твердость, говорит: «О смехе сказал я: «Глупость»« (Еккл.2, 2), «смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом» (Еккл.7, 6). И Господь, хотя понес на Себе необходимые немощи плоти и все, что служит свидетельством добродетели, например утомление и жалость к скорбящим, однако же, сколько видно из евангельской истории, не позволял себе смеха, а напротив того, возвещал горе предающимся смеху (см. Лк.6, 25).
Не должно же вводить вас в заблуждение одинаковое наименование «смех». Ибо Писанию обычно называть нередко смехом душевную радость и веселое расположение при получении благ. Так Сарра говорит «смех сделал мне Бог» (Быт. 21, 6); и: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лк. 6, 21). Таково место у Иова: истинные же уста «наполнит смехом» (Иов. 8, 21). Ибо сии именования употреблены в означении веселия при душевной радости.
Посему кто выше всякой страсти, не дозволяет себе никакого раздражения, производимого удовольствием, но твердо и неослабно избегает всякого вредного наслаждения, тот совершенный воздержник, и такой человек, как очевидно, свободен от всякого греха. А иногда надобно удерживаться даже от дозволенного и необходимого для жизни, когда воздержание имеет в виду пользу братии наших. Так апостол говорит: «если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек» (1 Кор. 8, 13), и имея право «жить от благовествования», он не пользовался правом, «дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову» (1 Кор. 9, 14, 12).
Итак, воздержание есть истребление греха, отчуждение от страстей, умерщвление тела даже до самых естественных ощущений и пожеланий — начало духовной жизни, податель вечных благ, уничтожающий в себе жало сластолюбия, потому что великая приманка к злу есть сластолюбие, ради которого всего более мы, люди, падки ко греху, которым всякая душа, как удою, увлекается в смерть. Посему кого не преклоняет к себе и не разнеживает сластолюбие, тот чрез воздержание преуспел вовсе избежать грехов. А если избежал большей части и преобладается одним, то он еще не воздержник, равно как не здоров тот, кого беспокоит одна телесная немощь, и не свободен тот, над кем есть хотя один какой бы то ни было господин.
Прочие добродетели, совершаемые втайне, редко делаются известными людям, но воздержание делает заметным воздержного при самой с ним встрече. Ибо как борца отличают полнота и доброцветность тела, так сухость тела и бледность, происходящая от воздержания, доказывают о христианине, что он действительно подвизается в заповедях Христовых, в немощи тела преоборая своего врага и являя силу в подвигах благочестия, по сказанному: «когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12, 10).
Сколько пользы видеть только воздержника, который едва и слегка прикасается к необходимому для жизни, как бы совершает тяжкое служение природе, скучает временем, употребляемым на это, и тотчас убегает из–за стола к занятию делами! Думаю, что душу не привыкшего воздерживать чрево не может никакое слово так тронуть и привести к исправлению, как одна встреча с воздержным. И сие–то, кажется, значит есть и пить во славу Божию (см. 1 Кор. 10, 31), так чтобы и за трапезой светились добрые дела наши к прославлению Отца нашего, Иже на небесех (см. Мф. 5, 16).
Вопрос 18. О том, что должно вкушать все предлагаемое нам
Ответ. И это пусть будет необходимым правилом, что, хотя, для измождения плоти, подвижникам благочестия необходимо воздержание, потому что «Все подвижники воздерживаются от всего» (1 Кор. 9, 25); но чтобы не сойтись с врагами Божиими, сожженными своею совестью, и потому удаляющимися от брашен, «что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1 Тим. 4, 2—3), — должны мы, когда представится случай, ко всему прикасаться, чтобы показать смотрящим, что «для чистых все чисто» (Тит.1,15), что «всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою» (1 Тим. 4, 4—5). Впрочем и в этом случае надобно иметь в виду воздержание, употребляя не сверх потребностей одно малоценное и необходимое для поддержания жизни, и в том избегая вредного пресыщения, а от служащего к удовольствию вовсе удерживаясь. Ибо таким образом отсечем страсть в сластолюбивых и, сколько от нас зависит, сожженных своею совестью уврачуем, и себя с обоих сторон избавим от подозрения. Сказано: «Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью» (1 Кор. 10, 29)? Воздержание показывает, что человек умер со Христом и умертвил уды свои, «земные члены» (Кол. 3, 5). И мы знаем, что оно матерь целомудрия, снабдительница здравия и достаточно устраняет препятствия к плодоношению добрых дел о Христе: так как, по слову Господню, «печали века сего», удовольствия жизни и другие вожделения, «заглушает слово, и оно бывает бесплодно» (Мф.13,22). От него бегут и демоны, как научил нас сам Господь, что «сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф.17, 21).
Вопрос 19. Какая мера воздержания?
Ответ. В душевных немощах одна мера воздержания — совершенное отчуждение от всего, что ведет к пагубному удовольствию. А в рассуждении яств как у каждого своя есть потребность, различная соответственно возрасту, занятиям и состоянию тела, так мера и способ употребления различны. Поэтому невозможно подвести под одно правило всех, находящихся в училище благочестия. Но определив меру воздержания для подвижников здоровых, предоставляем усмотрению настоятелей делать благоразумные перемены в оной сообразно обстоятельствам каждого, потому что невозможно объять словом потребностей каждого, а только то, что зависит от общего и всецелого учения. Ибо утешение снедями больного, или как иначе утомленного трудными работами, или приготовляющегося к утомлению, например к путешествию или другому чему–либо трудному должны устроять настоятели по мере нужды, следуя сказавшему, что раздавалось каждому «смотря по нужде каждого» (Деян.2, 45; 4, 35). Поэтому нельзя для всех узаконить, чтобы одно было время, один способ и одна мера в принятии пищи, но общей целью пусть будет удовлетворение потребности. Переполнять свое чрево и обременять себя яствами достойно проклятия, как сказал Господь: «горе вам, пресыщенные ныне» (Лк. 6, 25). Чрез это и самое тело делается неспособным к деятельности, склонным ко сну и готовым к повреждениям. Поэтому избегая неумеренности в наслаждении, целью вкушения надобно поставлять не приятность, а потребность пищи для жизни, ибо раболепствовать удовольствиям не что иное значит, как чрево свое делать богом. Поскольку тело наше, непрестанно истощаемое и рассеивающееся, требует наполнения, почему и позыв на пищу естествен, то прямой закон употребления пищи требует для поддержания животного наполнять опустевшее, будет ли для сего нужда в сухой или в жидкой пище.
Посему чем без многих хлопот удовлетворяется потребность, то и должно употреблять в пищу. Сие обнаруживает Сам Господь в том, что напитал утружденный народ, «чтобы не ослабели», как написано, «в дороге» (Мф.15, 32). Хотя Он мог увеличить чудо в пустыне изобретением дорогих яств, но уготовил для них такую простую и неизысканную пищу, что хлебы были ячменные и с хлебом часть рыбы. А о питии и не упомянул, потому что есть самоточная и достаточная к удовлетворению потребности всех вода, разве кому по болезни такое питие вредно и не должно быть употребляемо, по совету Павла Тимофею (см. 1 Тим. 3, 23). И все, что производит явный вред, не должно быть в употреблении. Ибо несообразно будет, принимая снеди для поддержания тела, сими же самыми вооружаться на тело и препятствовать ему в служении заповеди. Сие же самое служит для нас примером в том, чтобы приучить душу свою избегать вредного, хотя бы оно имело приятность. Во всяком же роде снедей надобно предпочитать те, которые легче достать, чтобы под предлогом воздержания не хлопотать о яствах более любимых и дорогих, приправляя снеди дорогостоящими сладостями. Но должно избирать то, что в каждой стороне можно найти, что дешево и готово для употребления народного, а из привозного употреблять только самое необходимое для жизни, например елей и тому подобное, и еще что нужно для необходимого утешения больных, если только сие добыть без домогательств, хлопот и затруднений.
Вопрос 20. Какова должна быть пища для приема странников
Ответ. Тщеславие, человекоугодие и делание чего–либо напоказ вовсе запрещаются христианам во всяком деле; даже и тот, кто исполняет самую заповедь с тем, чтобы его видели и прославляли люди, теряет награду за нее. А тем, которые, по заповеди Господней, приняли на себя всякий вид смирения, наипаче должно избегать всякого образа тщеславия. Поскольку же видим, что мирские люди стыдятся смиренной скудости и, когда принимают кого–либо из гостей, употребляют все изобилие снедей и всякую роскошь, то боюсь, чтобы и нас не коснулась неприметным образом та же страсть и чтобы не стали нас уличать, будто мы стыдимся нищеты, ублажаемой Христом (см. Мф. 5, 3). Как неприлично нам приобретать со стороны серебряные сосуды, багряные занавесы, мягкую постель, прозрачные покрывала, так неприлично пещись о снедях, во многом несогласных с нап1им обычным питанием. Бегать и отыскивать то, в чем нет нужды для необходимой потребности, а что выдумано для жалкого сластолюбия и пагубного тщеславия, не только постыдно и несообразно с предложенною нами целью, но и не мало вредно нам, когда люди, живущие роскошно и поставляющие блаженство в наслаждении чрева, увидят, что и мы связываем себя теми же заботами, каким они до безумия преданы. Если роскошь порок и надобно ее избегать, то никогда не должна быть допускаема нами, потому что подвергшееся осуждению не может быть пригодно и на время. Люди, живущие роскошно, пьющие из чаш вино, мажущиеся наилучшими мастями, осуждаются в Писании (см. Ам.6, 6). О вдовице, питающейся пространно, говорится, что она «заживо умерла» (1 Тим. 5, 6); богач за здешнее наслаждение лишился рая (см. Лк. 16, 25).
Итак, к чему же нам большие издержки? Пришел ли странник? Если это брат и у него та же цель жизни, то узнает собственную свою трапезу, ибо что оставил дома, то найдет и у нас. Но он утомился в дороге? Предложим ему столько, сколько нужно для облегчения усталости. Пришел ли кто другой из жизни мирской? Пусть узнает на деле, в чем не убедило его слово, и получит образец и пример умеренности в пище. Пусть останутся в нем воспоминания о христианской трапезе и непостыдной нищете ради Христа. А если не вникнет в дело, но посмеется над нами, то уже не обеспокоит нас в другой раз. Напротив того, мы, когда видим кого из людей богатых, кто наслаждение приятным поставляет в числе первых благ, весьма соболезнуем о них, что всю жизнь расточая на суету, обоготворяя свои удовольствия и в этой жизни восприемля свою долю благ, они не чувствуют, как из–за здешнего наслаждения идут на готовый огонь и на мучение в оном, и если встретится когда случай, не медлим сказать им самим об этом.
А если и сами станем прилепляться к тому же и, сколько имеем возможности, искать служащего к удовольствию и выставлять себя напоказ, то опасаюсь, чтобы на деле не состроить нам того, что разрушаем и в чем осуждаем других, не осудить в том самих себя, ведя жизнь притворную и преображаясь и так, и иначе. Неужели мы будем переменять и одежды свои, когда нужно встретиться с людьми знатными? Если же это постыдно, то еще постыднее ради людей роскошных переиначивать нашу трапезу. Жизнь христианина однообразна и имеет одну цель — славу Божию. «Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, всё делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31), говорит глаголющий о Христе Павел. А жизнь мирская многообразна и разновидна, она так и иначе изменяется в угодность тому, кто встретился.
Поэтому и ты, множеством и изысканностью снедей против обычая наполняя свою трапезу в удовольствие брата, осуждаешь его сластолюбие и своими приготовлениями произносишь на него упрек в чревоугодии, обличая его в страсти к этому наслаждению. И не часто ли, видя способ и род приготовления, догадываемся об ожидаемом, кто он и что за человек? Господь не похвалил Марфы, которая «заботилась о большом угощении, но сказал: ты заботишься и суетишься о многом, между тем не многое, или даже одно только нужно» (Лк. 10, 40–42), то есть не многое в рассуждении приготовления, а единое в рассуждении цели, чтобы удовлетворить потребности. Известно же тебе, какую пишу предложил Сам Господь пяти тысячам человек. Знаешь и молитву Иакова к Богу: «если… даст мне, говорит он, хлеб есть и одежду одеться» (Быт. 28, 20), а не «даст мне» наслаждение и роскошь.
А что премудрый Соломон? Он говорит: «нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом, дабы, пресытившись, я не отрекся Тебя и не сказал: «кто Господь?» и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе» (Притч. 30, 8–9); причем под богатством разумеет изобилие, а под нищетою совершенное оскудение необходимого для жизни; словом же «самодовольство» обозначает отсутствие и нужды и излишества в необходимом. Но самодовольство для одного в том, а для другого в другом, по состоянию и по тому, что нужно в известном случае. Ибо одному потребна пища в большем количестве, и притом более твердая, по причине труда, другому — более нежная, более легкая и во всем сообразная, по причине немощи, а вообще всем дешевая и удобно находимая.
Впрочем, всегда необходимы попечительность и благоустройство трапезы, только бы нимало не выступать нам из пределов потребности; но пределом в угощении да будет удовлетворение потребности каждого из приходящих, ибо сказано: «пользующиеся миром сим» и не злоупотребляющие (1 Кор. 7, 31). А злоупотребление есть расход сверх нужды. Нет у нас денег? И иметь незачем. Не полны наши житницы? Но у нас насущное пропитание: живем трудами рук. Для чего пищу, данную Богом для алчущих, тратить на прихоти роскошествующих, погрешая двояко: увеличивая у одних скорби по причине недостатка, у других вред от пресыщения?
Вопрос 21. Что должно наблюдать при занятии места и возлежании во время обеда, или ужина?
Ответ. Поскольку от Господа, Который во всем приучает нас к смиренно, имеем повеление, и возлежа за обедом, занимать последнее место (Лук.14,10): то старающемуся все делать по заповеди необходимо не оставлять без исполнения и это повеление. Поэтому, если возлежат с нами за трапезою люди, мирские, то и в этом отношении прилично нам быть для них примером, чтобы не превозносились и не искали первенства. А где все сходятся для одинаковой цели, чтобы во всякое время являть опыты своего смиренномудрия, там, хотя каждый обязан занять последнее место, по заповеди Господа, однако же не похвально опять упорно домогаться сего; так как этим нарушается благочиние и производится шум. И неуступчивость друг другу и спор об этом делают нас подобными препирающимся о первенстве. Посему и здесь осмотрительно изведывая и испытывая, что нам прилично, надобно предоставить принимающему нас и порядок возлежания, как сам Господь постановил, сказав, что распоряжение прилично домовладыке (Лук. 14, 10). Ибо в таком случае потерпим «друг ко другу любовью» (Ефес.4,2), все делая «благопристойно и чиннно» (1 Кор. 14, 40), и докажем, что не напоказ людям, не для народной молвы, с неуступчивостью и сильным упорством выставляем свое смиренномудрие, но с благопокорностью будем преуспевать в смирении; потому что больше указывается гордости в противоречии, нежели в возлежании на первом месте, когда занимаем его по приказанию.
Вопрос 22. Какая одежда прилична христианину?
Ответ. Слово наше показало предварительно, что необходимы смиренномудрие, простота, во всем старание о малоценности и небольших издержках, чтобы телесные потребности менее представляли нам поводов к развлечению. К тем же целям надобно стремиться и в рассуждении одежды. Ибо если нам прилично стараться быть последними между всеми, то, очевидно, и в этом для нас предпочтительнее всего быть последними. Как люди славолюбивые уловляют себе славу и облекающей их одеждой, домогаясь того, чтобы смотрели на них и величали их за дорогое платье, так, очевидно, тому, кто по смирению поставил жизнь свою на последней ступени, и в этом надобно занять последнее между всеми место. Как коринфяне обвиняются при общей вечери за то, что своей роскошью «унижают неимущих» (см. 1 Кор. 11, 22), так, конечно, и в общем и всеми видимом употреблении одежд убранство, какого нет у других, как бы срамляет бедного чрез сравнение. Поскольку же апостол говорит: «не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным» (Рим.12, 16), то пусть каждый спросит сам себя, кому уподобление приличнее для христиан — живущим ли в царских чертогах и в мягкие одежды облеченным или ангелу и проповеднику пришествия Господня, которого больший «из рожденных женами не восставал» (Мф.11, 11), — разумею Иоанна, сына Захариина, у которого была «одежда из верблюжьего волоса» (Мф.3, 4)? Да и древние святые «скитались в милотях и козьих кожах» (Евр.11, 37).
А цель употребления показал апостол, сказав одним словом: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6, 8), ограничиваясь одним только покровением и не впадая в запрещенное щегольство пестротой и в пестроте состоящим убранством, потому что сие введено в жизнь позже тщетным старанием суетного искусства. Известно же и первое употребление одеяний, какое Бог дал возымевшим в том нужду. Ибо сказано: «И сделал Господь Бог им одежды кожаные» (Быт. 3, 21). Для прикрытия срамоты достаточно было такового употребления риз. Поскольку же привходит и другая цель — согревать себя одеждами, то необходимо, чтобы употребление приноровлено было к той и другой цели — закрывать нашу срамоту и служить предохранением от вредоносности воздуха. А как и в этом самом иное много, а другое мало полезно, то следует предпочитать то, что может быть обращено на большее число потреб, чтобы и не нарушался закон нестяжательности, и чтобы не было у нас наготовлено одежд, иных для употребления днем, а иных ночью, но должно придумать, как приобрести одну такую ризу, чтобы она для всего могла быть достаточной — и для благообразного облечения днем, и для необходимого покрова ночью. А от сего происходит, что у нас и во внешнем виде есть нечто общее у одного с другим и что на христианине в самом одеянии положена какая–то отличительная печать. Ибо к одной цели направленное всего чаще бывает одно с другим тождественно.
Полезна же и особенность одежды, предупреждающей всякого и наперед свидетельствующей о нашем обещании жить по Богу, почему встречающиеся с нами требуют от нас сообразного поведения. Ибо неприличное и неблагопристойное не одинаково заметно в людях каких ни есть и в тех, которые обещают о себе много. Если мирянин или сам кого бьет, или получает удары при народе, произносит неблагопристойные слова, проводит время в корчмах, делает другие подобные бесчинства, не вдруг иной обратит на сие даже и внимание, находя, что все случившееся соответственно всегдашнему образу жизни. А на человека, давшего обет строгой жизни, если пренебрежет и малое что из своих обязанностей, все обращают внимание и ставят ему сие в укоризну, поступая по сказанному: «обратившись, растерзают вас» (см. Мф.7, 6). Посему распространение обета и на одежду служит как бы вразумлением каким для немощных, невольно удерживающим их от худого. Как есть некоторая особенность в одежде воина, а также своя в одежде и сановника, своя в одежде каждого звания, так что по одеянию всего чаще можно угадывать чин, так и у христианина есть своя особенность — это сохраняющая благоприличие и соответственность даже в одежде честность (κοσμιοτης), преданная апостолом, который то епископу предписывает быть «честным» (κοσμιος) (см. 1 Тим. 3, 2), то повелевает женам быть «в приличном одеянии» (κοσμιος 2, 9), «приличном», конечно, в рассуждении цели, свойственной христианину.
Тот же, по–моему, закон и в рассуждении обуви. Во всякое время надобно избирать ту, которая неизысканна, скорее добывается и удовлетворяет цели употребления.
Вопрос 23. О поясе
Ответ. Что употребление пояса необходимо, доказывают прежде нас жившие святые: Иоанн, кожаным поясом стягивавший чресла свои (Матф.3, 4); а еще прежде его Илия, потому что как отличие сего мужа описано: «человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим» (4 Цар.1, 8). Указывается, что и Петр употреблял пояс, как видно из слов Ангела, говорящего ему: «опояшься и обуйся» (Деян.12, 8). И блаженный Павел, по пророчеству о нем Агава, оказывается употреблявшим пояс, ибо сказано: «мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме» (Деян.21, 11). И Иову повелевает Господь препоясаться. Как бы в ознаменование какого–то мужества и готовности, ему сказано: «Препояшь ныне чресла твои, как муж» (Иов.38, 3). И у всех учеников Господних было в обыкновении употребление пояса, как видно из запрещения не иметь «меди в поясы» (Матф.10, 9). Особливо, кто намеревается работать руками, тому необходима развязность и беспрепятственность движения, а потому ему нужно и употребление пояса, которым одежда прижимается к телу, и более греет его, будучи отовсюду собрана, и не делает ему препятствий в движениях. Ибо и Господь, когда приготовлялся на служение ученикам, «взяв полотенце, препоясался» (Иоан.13, 4).
О множестве же одежд не нужно нам и говорить, потому что этот предмет достаточно нами взвешен в слове о нестяжательности. Если тому, кто имеет «две ризы» повелевается подать «неимеющему» (Лук.3,11); то явно, что приобретение большего числа риз, собственно для себя, запрещено. А кому запрещено иметь две ризы, тому нужно ли давать закон об употреблении?
Вопрос 24. Поскольку об этом преподано нам достаточно; то следовало бы научить нас, каким образом должны мы вести себя в отношении друг к другу?
Ответ. Поскольку Апостол говорит: «только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор.14,40); то при взаимном общении верных почитаю то поведение благообразным и благочинным, в котором соблюдается закон телесных членов. Посему тот, кому вверено попечение обо всех, как бы заменить собою око в оценке сделанного, в предусмотрении и обозрении того, что будет сделано; другой же заменит слух, или руку, при выслушивании и приведении в действие того, что на него возложено; а таким же образом и всякий заменит один из членов. Потому надобно знать, что как для членов тела не безопасно, если каждый член нерадит о своей обязанности, или не пользуется другим членом в том, на что он сотворен Создателем Богом (ибо если рука или нога не подчинится путеуказанию ока, то первая по необходимости коснется чего–либо гибельного и разрушительного для всего тела, последняя же преткнется или увлечется в стремнины; а если и глаз зажмурится и не будет смотреть, то необходимо погубить себя вместе с прочими членами, потерпевшими что–либо из сказанного): так и настоятелю, который ответствует за всех, не безопасно нерадение, и подчиненному не безвредна и не безубыльна непокорность; всего же более опасности тому, кто соблазняет других. Напротив того всякий, кто на своем месте оказывает неленостное тщание и исполняет заповедь Апостола, сказавшего: «в усердии не ослабевайте» (Рим. 12, 11), тот получит похвалу за усердие; за нерадение же — противное сему, а именно: оплакивание и горе; ибо сказано: «проклят» всякий» кто дело Господне делает небрежно» (Иер.48, 10).
Вопрос 25. О том, как страшен суд настоятеля, который не обличает согрешающих
Ответ. Посему тот, кому поручено заботиться о всех, будучи обязан дать отчет за каждого, так и должен располагать себя, зная, что если один из братий впадет в грех потому, что он ему не сказал предварительно оправданий Божиих, или впадши в грех, пребывает в нем, не наученный, как исправиться, то кровь брата от рук его взыщется, как написано (Иезек.33, 8), и особливо, если не по неведению оставит он без внимания что–либо угодное Богу, но из ласкательства потворствуя порокам каждого, ослабит строгие правила жизни. Ибо сказано: «вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили» (Исаия 3, 12); «смущающий вас, кто бы он ни был, понесет на себе осуждение» (Гал.5, 10). Посему и нам, чтобы не подпасть сему, надобно в беседе с братиями следовать апостольскому правилу: «никогда» говорит, «не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других» (1 Сол. 2, 5—6). Поэтому, кто чист от этих страстей, тот, может быть, поведет путем безопасным, с наградою для себя и ко спасению последующих ему. Ибо кто не ради каких–нибудь почестей от людей, не из желания нравиться и угождать (почему избегает даже случая оскорблять согрешающих), но действительно из любви приступает к делу, тот, ни в чем не решаясь искажать истину, с дерзновением простирает к ним неподдельное и искреннее слово, почему идет к нему и то, что далее сказано у Апостола: «но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши» (1 Сол. 2, 7—8). А кто не таков, тот— слепой путеводитель, и сам падающий стремглав, и других влекущий за собою.
Из сказанного можно уже видеть, сколько худо из путеуказателя стать для брата причиною скитания по ложным путям. Но это служит вместе знаком неисполнения и заповеди о любви, потому что ни один отец не смотрит равнодушно на свое детище, готовое упасть в ров, и не оставляет в этом падении уже падшего. А сколько ужаснее оставить в погибели душу, низринувшуюся во глубину зол, нужно ли о том и говорить? Посему настоятель обязан братии бдеть о душах их и пещись о спасеши каждаго, как повинный дать о них отчет, и пещись настолько, чтобы показывать свое тщание о них даже до смерти—не только по общему для всех закону Господню о любви, «если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан.15, 13), но и по особенному закону сказавшего: «восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши» (1 Сол. 2, 8).
Вопрос 26. О том, что надобно все, даже и тайны сердечные открывать настоятелю
Ответ. Но и каждый из подчиненных, если хочет оказать значительный успех и привести жизнь свою в состояние, согласное с заповедями Господа нашего Иисуса Христа, должен ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности, ни одного слова не пропускать без испытания, но тайны сердечный обнажать пред теми из братий, кому поручено прилагать милосердое и сострадательное попечение о немощных. Ибо таким образом похвальное будет утверждено, а неодобрительное не останется без надлежащего врачевания, а при таком взаимном упражнении, через постепенные приращения, достигнуто будет совершенство.
Вопрос 27. О том, что и настоятелю, если преткнется, должны делать напоминания преимуществующие из братий
Ответ. Как настоятель обязан руководить братий во всем, так опять и на прочих лежит обязанность делать напоминания настоятелю, если когда подозревается в нем какая–либо погрешность. Но чтобы не нарушалось благочиние, надобно дозволять такие напоминания только преимуществующим и по возрасту, и по благоразумию. Поэтому, если что требует исправления, то и брату, а чрез него и самим себе, принесем пользу, когда возвратим на правый путь того, кто служит как бы правилом для нашей жизни и своею правою жизнью обязан обличать наши уклонения от правоты. Если же некоторые напрасно смутятся касательно настоятеля, то, удостоверившись обнаружением того, что несправедливо подозревали, освободятся от осуждения настоятеля.
Вопрос 28. Какое расположение должны все иметь в непокорному?
Ответ. Кто неохотно повинуется Господним заповедям, тому, во–первых, все должны оказать сострадание, как больному члену, а настоятель обязан попытаться уврачевать его недуг своими увещаниями. Если упорствует в непокорности и не принимает исправительных мер, то надобно строже обличить при всем братстве и всячески упрашивать, чтобы принял врачевства. Если же и после многократных увещеваний не приходит в стыд, не показывает своего исправления на деле, но, по пословице, сам себе губитель, то его хотя со многими слезами и рыданиями, однако же как поврежденный и совсем бесполезный член надобно, в подражание врачам, отсечь от общего тела. Ибо и врачи, как скоро находят какой–либо член зараженным неисцельной болезнью, чтобы вред, тлетворно действуя на члены, соприкосновенные с больным, не разлился далеко, имеют обыкновение отнимать его сечениями или прижиганиями. То же самое с теми, которые враждуют против заповедей Господних или препятствуют исполнять их, необходимо делать и нам, по повелению Самого Господа, сказавшего: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя» (Мф. 5, 29).
Человеколюбие к таким людям близко к той невежественной снисходительности, за небогоугодное употребление которой в рассуждении сыновей обличается Илий. Эта ложная снисходительность к закореневшим в пороках есть измена истине, злоумышление против общего блага, приучение равнодушно смотреть на всякий порок. Тогда не только не исполняется написанное: «вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1 Кор. 5, 2), но по необходимости случается и присовокупленное: «малая закваска квасит все тесто» (1 Кор.5, 6; Гал.5, 9). «Согрешающих», говорит апостол, «обличай перед всеми» — и тотчас приводит на сие причину, говоря: «чтобы и прочие страх имели» (1 Тим. 5, 20).
Кто вовсе не принимает врачевания, предлагаемого ему настоятелем, тот не согласен и сам с собою. Ибо если не соглашается подчиниться, а следует собственной своей воле, то для чего и живет с ним? Для чего берет его вождем своей жизни? А кто однажды решился быть включенным в состав братства, тот, если избрали его быть сосудом служебным, хотя бы и не по силам казалось ему приказание, предоставив суд тому, кто приказывает превышающее силы, сам оказывай покорность и послушание до смерти, помня Господа, что Он «послушным» был «даже до смерти, и смерти крестной» (Флп.2, 8). Противление же и прекословие доказывают многое худое: немощь веры, колеблемость надежды, надмение и кичливость нрава. Ибо не оказывает непокорности не осудивший прежде подавшего совет и верующий обетованиям Божиим, полагающий на них твердую надежду, хотя бы и трудны были повеления, не станет уклоняться от их исполнения, зная, что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8, 18), и, убежденный в том, что «кто унижает себя, тот возвысится» (Мф.23,12), выкажет усердие, превышающее ожидания давшего повеление, зная, что «кратковременное легкое страдание нагие производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор. 4, 17).
Вопрос 29. О совершающем делание свое с превозношением и ропотом
Ответ. Работы того, кто ропщет или замечен в превозношении, не должно смешивать с работою людей смиренных сердцем и сокрушенных духом, и вообще не должно пользоваться от нее благочестивым, ибо «что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15). Да есть и другая заповедь апостола, который говорит: «Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя» (1 Кор. 10, 10), и еще: «не с огорчением и не с принуждением» (2 Кор. 9, 7). Посему дело таких людей недостойно приятия, как жертва не беспорочная, и непозволительно смешивать его с работою прочих. Ибо если принесшие на жертвенник «огонь чуждый» испытали такой гнев, (Лев.10, 1–2), то не опасно ли от враждебного Богу расположения принимать какое–либо дело в созидание заповедей? Сказано: «какое общение праведности с беззаконием? …какое соучастие верного с неверным» (2 Кор. 6, 14–15). Посему, говорит закон, «(беззаконник же,) …приносящий агнца в жертву — то же, что задушающий пса; приносящий семидал — то же, что приносящий свиную кровь» (Ис.66,3). Поэтому работы нерадивого и спорника необходимо устранить из братства. И настоятелям с этой стороны надобно иметь строгое попечение, чтобы и самим не нарушать постановления того, кто сказал: «кто ходит путем непорочности, тот будет служить мне. Не будет жить в доме моем поступающий коварно» (Пс.100, 6–7), и тому, кто к заповеди примешивает грех и оскверняет свое делание тем, что или нерадив к труду, или превозносится своими преимуществами, чтобы не помочь закоснеть в строптивости тем, что примут его работу, не дав ему прийти в сознание собственных пороков. Потому и настоятелю надобно быть убежденным, что неблагоразумное начальствование над братом навлекает на него тяжкий и неизбежный гнев, ибо «кровь его», как написано, от руки его взыщется (Иез.33, 8); и подчиненный Должен быть готов неленостно исполнять всякий приказ, даже и самый трудный, с уверенностью, что «велика ваша награда на небесах» (Мф.5, 12). Поэтому послушного да увеселяет надежда славы, чтобы дело Господне совершилось со всякою радостью и терпением.
Вопрос 30. С каким расположением настоятели должны иметь попечение о братиях?
Ответ. Настоятеля да не надмевает сан, чтобы самому ему не лишиться блаженства, обещанного смиренномудрию (Мф.5, 3), или, «возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим.3, 6). Но да будет уверен в том, что попечение о многих есть служение многим. Как тот, кто прислуживает многим раненым, очищает гной у каждого с раны и оказывает им пособия по качеству повреждения, свое служение не считает поводом к превозношению, но скорее к уничижению, томлению и тяготе, тем более тот, кому поручено врачевать недуги братства, как общий всех слуга и о всех обязанный дать отчет, должен много думать и беспокоиться. Таким образом достигнет он цели, потому что Господь сказал: «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Марк. 9, 35).
Вопрос 31. О том, что должно принимать услуги от настоятеля
Ответ. Впрочем и телесную услугу, оказываемую теми, которые, по видимому, имеют преимущество в братстве, должны принимать низшие братия. Ибо закон смиренномудрия и на высшего налагает обязанность услуживать, и низшему показывает, что ему не неприлично принимать услуги. К сему приводит нас пример Господа, при чем и Сам Он не погнушался умыть ноги ученикам Своим и они не осмелились этому воспротивиться. Напротив того, Петр, который сначала по великому благоговению не соглашался на сие, тотчас обратился к послушанию, узнав опасность непокорности. Поэтому подчиненному нечего бояться, что не достигнута им будет цель смиренномудрия, когда примет услугу от высшего. Ибо услуга оказывается ему нередко более в научение и в убедительный пример, нежели по необходимой потребности. Потому показывай смирение в послушании и подражании и, сопротивляясь под видом смиренномудрия, не совершай дела гордости и высокомерия, потому что прекословие показывает самовластие и неподчиненность, служит более доказательством надмения и пренебрежения нежели смирения и во всем послушания. Поэтому необходимо слушаться сказавшего: «снисходя друг ко другу любовью» (Ефес.4, 2).
Вопрос 32. Какое расположение должно иметь к родным по плоти?
Ответ. Однажды принятым в братство настоятель не должен дозволять, чтобы они чем–либо развлекались, чтобы, под предлогом посещения своих, удалялись от братии и вели жизнь никем не свидетельствуемую и чтобы соглашались принимать на себя заботы попечительства о сродниках по плоти. Ибо устав вообще не одобряет, чтобы в братстве употреблялись слова «мое» и «твое», ибо сказано: у всех уверовавших «было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим» (Деян.4, 32).
Поэтому родители по плоти или братья одного из братии, если живут по Богу, да пользуются услугами всех, принадлежащих к братству, — так, как были бы всем отцы и сродники. Ибо, говорит Господь, «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф.12, 50). Но и о них попечение считаю приличным возлагать на настоятеля братства.
А если они преданы еще мирской жизни, то нет никакого общего к ним отношения у нас, которые стараемся без развлечения преуспевать в том, что благообразно и поставляет нас пред Господом. Ибо кроме того, что им не доставляем никакой пользы, и свою жизнь исполняем тревог и смятения, и сами себе привлекаем случай ко грехам. Напротив того, презирающих заповеди Божий и уничижающих дело благочестия, если когда приходят для посещения своих, не следует принимать, как не любящих Господа, Который сказал: «Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих» (Ин.14, 24). Но «какое общение праведности с беззаконием?.. Или какое соучастие верного с неверным?» (2 Кор. 6, 14–15). Всего же более у тех, которые еще только навыкают добродетелям, должно стараться всеми мерами отнимать повод ко греху, из которых важнейший есть памятование прежней жизни, чтобы не случилось с ними сказанного, что возвратились сердцем своим в Египет (см. Чис.14, 4), а сие всего чаще бывает при постоянных беседах с родными по плоти.
Вообще же не должно дозволять, чтобы свой или чужой вел разговоры с братьями, если не будем о них уверены, что разговор ведется к душевному назиданию и усовершению. Если же нужно сказать слово с встречающимися однажды, то предоставь сие тем, кому вверен дар слова, потому что они имеют способность и разумно говорить, и слушать к созиданию веры, как и апостол ясно учит, что не все имеют способность слова, но что дарование сие у не многих, когда говорит: «Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания» (1 Кор. 12, 8), и в другом месте: «чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Тит. 1, 9).
Вопрос 33. Каким образом иметь свидание с сестрами?
Ответ. Кто однажды отрекся от брака, тот, очевидно, гораздо прежде отречется от попечений, которые Апостол называет попечениями оженившегося, «как угодить жене» своей (1 Кор. 7, 33), и совершенно очистит себя от всякого попечения, принимаемого в угождение женщине, боясь суда того, кто сказал: «ибо рассыплет Бог кости человекоугодников» (Псал. 52, 6). Поэтому и с мужчиною не согласится иметь свидания из одного угождения, но придет на свидание только по требованию нужды, из усердия к ближнему, к какому обязывает каждого Божия заповедь.
Впрочем, не надобно просто желающим дозволять свидание, и не всякое время и место для него удобны. Но если, по апостольской заповеди, хотим» Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией» (1 Кор. 10, 32), делать же все «должно благопристойно и чинно» (1 Кор.14, 40), и «все сие да будет к назиданию» (1 Кор. 14, 26), то необходимо приличным образом по выбору назначать и лице, и время, и потребность, и место. А чрез все это, как избегнута будет и всякая тень худого подозрения, так во всех отношениях видно будет доказательство степенности и целомудрия тех, кому дозволено видеться друг с другом и иметь совещание об угодном Богу, касательно телесной потребности, или попечения о душах. Но при сем должно находиться не менее двоих с каждой стороны, потому что одно лице удобно подпадает (чтобы не сказать чего большего) подозрению и не имеет силы к подтверждению сказанного, по ясному определению Писания, что «двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (Мф.18, 16), но не более троих, чтобы не было препятствия тщательности к трудолюбию, согласному с заповедью Господа нашего Иисуса Христа.
А если кому из других, живущих в братстве, будет нужда сказать или выслушать что, собственно до кого–нибудь касающееся, то не они сами должны входить в собеседование друг с другом, но избранные старцы с избранными старицами пусть будут их поверенными в этом деле, и таким образом при их посредстве переговорено будет, о чем нужно. То же благочиние да соблюдается не только у женщин с мужчинами, или у мужчин с женщинами, но и у лиц одного пола с лицами того же пола. Собеседующие, сверх иного во всем благоговении и степенности, должны быть благоразумны в вопросах и ответах, верны и рассудительны в том, что говорить, исполнять сказанное: «даст твердость словам своим на суде» (Псал.111, 5), чтобы доверившиеся им и нужду свою исполнили, и вместе не оставались в сомнении касательно того, о чем они переговаривали.
И ради телесных потребностей пусть услуживают другие, заслужившие одобрение, старшие и по возрасту, и по наружности, и по нравам, честные, чтобы чью либо совесть не уязвить худым подозрением. «ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью?» (1 Кор. 10, 29).
Вопрос 34. Каковы должны быть в братстве распоряжающиеся служащим на потребности?
Ответ. И те, которые заведывают в каждом братстве внутренним распределением служащего на потребности, непременно должны быть люди способные подражать исполнявшим сказанное в Деяниях: «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4, 35). Они обязаны много заботиться о милосердии и долготерпении ко всем, не подавать подозрения в пристрастии к кому–нибудь, или в особой наклонности к некоторым, по наставлению Апостола, сказавшего: «ничего не делая по пристрастию» (1 Тим. 5, 21), или опять в соперничестве, которое отвергает тот же Апостол, как вовсе неприличное христианам, сказав: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1 Кор. 11, 16); потому что такие люди у некоторых отнимают потребное для них, а именно у тех, с которыми соперничают, и другим дают излишнее, а именно тем, к которым имеют наклонность; но первое показывает братоненавидение, второе же—пристрастие, всего более достойное порицания, и сим единодушие любви в братстве расторгается, поселяются же лукавые подозрения, зависть, ссоры, и неохота к делу.
Итак, ради сказанных, а равно и многих других подобных последствий, распределяющим в братстве служащее на потребности необходимо до крайней степени очиститься от пристрастия и соперничества. Они должны сознать в себе подобное расположение; и как сами, так и те, на ком лежит другое дело, относящееся к служению братьям, обязаны оказывать все тщание, как служащие не человекам, но самому Господу, Который, по великой Своей благости, к Себе Самому относит честь и попечение, какие оказываем посвятившим себя Ему и обещает за сие наследие небесного царства, ибо говорит: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мате 25, 34. 40). И, напротив, должны знать опасность нерадения, памятуя сказавшего: « проклят всякий, кто дело Господне делает небрежно» (Иерем.48,10), потому что не только изринуты будут из царствия, но еще услышат оный грозный и страшный приговор Господень на таковых людей: « идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25, 41). Если же те, на кого возложена попечительность и обязанность прислуживать, в тщании своем находят столько выгод, а за нерадение подвергаются такому суду, то принявшим на себя сию обязанность какой потребен подвиг, чтобы показать себя достойными наименованиями братий Господних, по учению Господа, сказавшего: «ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф.12, 50)?
Кто волю Божию не поставляет целью для всей своей жизни, чтобы в здоровом своем состоянии тщательностью о делах Господних доказывать труд любви, и во время всякой болезни с радостью являть терпение и великодушие, тот находится в опасности. Первая же величайшая для него опасность, что отчуждается от Господа, отлучив сам себя от части братий своих неисполнением воли Божией; а вторая опасность, что осмеливается недостойно приобщаться уготованного достойным. Посему и в этом необходимо помнить Апостола, сказавшего: «Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами» (2 Кор. 6, 1); и призванные на место братий Господних не должны оскорблять таковую благодать Божию и изменять такому достоинству нерадением о воле Божией, но более повиноваться тому же Апостолу, который говорит: «умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны» (Ефес. 4, 1).
Вопрос 35. Надобно ли в одном селенги основывать многие братства?
Ответ. Предложенный вопрос с удобством объяснить нам пример телесных членов, употребляемых на многое. Ибо слово показало, что телу, при хорошем устройстве, приспособленном ко всякому образу действия, нужны глаза, язык и прочие необходимые и главнейшие члены; но трудно и редко возможно найти душу способную быть оком для многих. Если по самой строгости требуется, чтобы настоятель братства был предусмотрителен и в слове достаточно силен, и трезвен, и сердоболен, и совершенным сердцем искал оправданий Божиих, то можно ли в одном селении встретить многих таких людей? А если бы и случилось когда, что нашлось таких двое или трое, — дело, впрочем, не легкое и нам еще не встретившееся, — то гораздо лучше сообща принять им на себя попечение и облегчать друг другу труд, чтобы, например, во время отсутствия или недосуга одного из них, или в других каких обстоятельствах (по которым одному настоятелю не редко случается отлучаться от братства), готов был другой к вознаграждению недостатка. А если сего не случится, то другой может идти в другое братство, которое имеет нужду в руководителе.
Также и опыт совершающегося в мире много может способствовать нам к решению предложенного вопроса. Как искусные в общеупотребительных художествах имеют соревнование к занимающимся тем же художеством, а это самое неприметным образом производит обыкновенно соперничество, так всего чаще то же случается и в подвижнической жизни. Начав соревнованием в деле прекрасном и старанием превзойти друг друга или в странноприимстве, или в умножении числа сподвижников, или в другом каком подобном деле, со временем входят в ссоры. Потом приходящие из других обителей братия бывают в великом сомнении, и вместо упокоения находят затруднение; мысль у них делится, пристать ли к тому или другому братству; и предпочтение оскорбительно, и вполне оценить то или другое братство невозможно, особливо когда требуется поспешность; а первоначально вступающим в общежитие делается большое беспокойство, кого из настоятелей избрать им руководителем своей жизни; избрать же одного, без сомнения, значит не одобрить других. А от сего с самого уже начала заражаются они превозношением, не в ученики себя готовя, но привыкая быть судьями и ценителями братства.
Итак, поелику в раздельности обителей не оказывается ничего доброго, а видно много тому противного, то вовсе бесполезно отделять одну обитель от другой. Но если бы и прежде это разделение случилось, то надобно поспешить исправлением, особливо по изведании на опыте вреда. Оставаться же в разделе—это явное соперничество: «А если бы кто захотел спорить» говорит Апостол, «то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1 Кор. 11, 16).
Да и что представлять препятствием к соединению? Жизненные ли потребности? Но при общем житии их легко приобретать, потому что одного светильника, одного очага и чего либо подобного сему может быть достаточно для всех. Ибо если чего другого, то именно в сем удобства надобно домогаться всеми мерами, приобретение необходимого доводя до наименьшего количества. Притом и людей, которые бы отвне доставляли братству потребности, при раздельном житии нужно большее число, а при совокупном—половинное. А как трудно найти человека, который бы не постыдил имени Христова, но во время отлучек, при встрече с мирянами, вел себя достойно своего обета, — сие известно вам и прежде моих слов.
Затем пребывающее в разделе как могут назидать живущих в мире, или в случае нужды склоняя их к миру, или убеждая к исполнению других заповедей, если сами на себя навлекают худое подозрение тем, что не соединяются?
Сверх сего слышим, что пишет Апостол к Филиппийцам: «дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе (только) каждый заботься, но каждый и о других» (Фил. 2, 2 — 4). Какое же доказательство смиренномудрия больше того, что и настоятели братства подчиняются друг другу? Ибо, если они равны по духовным дарованиям, то для них лучше подвизаться вместе, как показал нам это сам Господь, послав Апостолов «по два» (Марк. 6, 7). И каждый из них, без сомнения, пожелает с радостно подчиниться другому, памятуя слово Господа, Который говорит: «унижающий себя возвысится» (Лук. 18, 14). А если случится, что один ниже, а другой выше, то гораздо полезнее для немощного, если будет принять в сообщество более крепким.
И не явное ли это преслушание апостольской заповеди, в которой говорится: «Не о себе (только) каждый заботься, но каждый и о других» (Флп.2,4) Ибо, как рассуждаю, при отдельном жительстве невозможно в этом успеть, когда каждое братство имеет попечение собственно только о принадлежащих к нему, чуждается же заботливости о других, что, как сказал я, очевидно противоречит апостольской заповеди. И из многократного в Деяниях свидетельства о святых, о которых пишется в одном месте: «уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян.4, 32); и в другом: «Все же верующие были вместе и имели всё общее» (Деян.2, 44), видно, что у них не было никакого разделения, никто не жил по своей воле, но все управляемы были, состоя под одним и тем же попечением и это соблюдалось при числе, доходившем до целых пяти тысяч, от чего, может быть, не мало было и такого, что по человеческому расчету казалось препятствием к соединению. А если в каждом селении находящееся число братий гораздо меньше, то какая причина дозволит им разделяться между собою? О, если бы возможно было, чтобы не только собравшиеся вместе в одном селении жили всегда вкупе, но чтобы и многие братства в различных местах, под единым попечением людей, способных нелицеприятно и мудро устроять полезное для всех, назидаемы были в «единство духа в союзе мира» (Еф. 4, 3)!
Вопрос 36. Об оставляющих братство
Ответ. Однажды согласившись между собою жить вместе невозможно без какой–либо причины оставить братство. И если они не остаются при своем намерении, то бывают на сие две причины: или вред от общежития, или непостоянство мыслей в переменяющем свое намерение.
Отделяющийся от братии по причине вреда да не скрывает в себе этой причины, но пусть обличит вред, поступив, как предано Господом, сказавшим: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним», и прочее (Мф.18, 15). И если требуемое им будет исправлено, то приобрел он братии и не бесчестит общения с ними. А если видит, что они остаются во зле и не соглашаются на исправление, то объявив людям, которые способны рассудить подобное дело, тогда уже при свидетельстве многих оставит братство. Но оставит не братии, а чуждых, потому что Господь упорствующего во зле сравнивает с язычником и мытарем, ибо говорит о таковом человеке: «будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф.18, 17).
Если же по собственному легкомыслию отторгается от братского союза, да уврачует свою немощь, а не соглашающийся на это да не приемлется ни в одно братство. А если иной увлекается в другое место по Господней заповеди (см. Ин. 14, 31), то подобные люди не оставляют братства, но исполняют Божие о себе смотрение.
А всякой другой причины оставить братию здравый разум не одобряет, во–первых, потому, что сим бесчестится имя Господа нашего Иисуса Христа, совокупившее братию, а во–вторых, потому, что совесть каждого пред другим не может быть чиста, но друг у друга останутся они в подозрении, сие же явным образом противоречит заповеди Господа, сказавшего: «если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф. 5, 23–24).
Вопрос 37. Должно ли под предлогом молитв и псалмопения нерадеть о делах? Какие времена приличны для молитв? Во–первых же, надобно ли заниматься рукоделием?
Ответ. Поскольку Господь наш Иисус Христос говорит, что не просто всякий и во всяком случае «достоин пропитания», но «трудящийся» (Мф.10, 10), и апостол повелевает трудиться и делать своими руками «полезное», дабы иметь что подать «нуждающемуся» (Еф.4, 28), то из сего само собою явствует, что надобно ревностно заниматься рукоделием. Ибо цель благочестия надобно почитать не предлогом к бездействию и не удалением от труда, но побуждением к подвижничеству, к большим трудам, к терпению в скорбях, чтобы и нам можно было сказать: «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде» (2 Кор. 11, 27). Такой образ жизни полезен нам не одним изнурением тела, но любовию к ближнему, чтобы чрез нас и немощным братиям подал Бог довольство, по примеру, данному в Деяниях апостолом, сказавшим: «Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых» (Деян.20, 35), и еще: «чтобы, было из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4, 28); а таким образом чтобы удостоились и мы услышать: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня» (Мф.25, 34).
И какое зло — праздность, нужно ли говорить о сем, когда апостол ясно повелевает не делающему даже не есть (2 Сол. 3, 10)? Поэтому, сколько необходимо каждому ежедневно вкушение пищи, столько же необходимо и дело по мере сил. Ибо не напрасно Соломон написал в похвалу: «не ест хлеба праздности» (Притч. 31, 27); и еще апостол пишет о самом себе: «ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день» (2 Сол. 3, 8), хотя, благовествуя Евангелие, имел он право жить от Евангелия. И Господь считал, что леность сочетается с лукавством, сказав: «лукавый раб и ленивый» (Мф.25, 26). Также и премудрый Соломон не только хвалит занимающегося делом за упомянутое выше, но и обличает ленивого сравнением с самыми малыми животными, говоря: «Пойди к муравью, ленивец» (Притч. 6, 6). Посему надобно бояться, чтобы и нам в день суда не сказано было то же самое, когда Давший нам силы заниматься делом потребует и делания, соразмерного с силами, потому что «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12, 48).
Поскольку же некоторые уклоняются от дел под предлогом молитв и псалмопения, то должно знать, что хотя для прочего всему свое время, по слову Екклезиаста: «время всякой вещи» (Еккл.3, 1), но для молитв и псалмопения, как и для многого другого, пригодно всякое время. Посему, между тем как движешь руку на дело, или языком, когда возможно сие, лучше же сказать, полезно к созиданию веры, или, если то невозможно, сердцем «псалмами и славословиями и песнопениями духовными» (Еф.5, 19) воспевай Бога, как написано, и между делом совершай молитву, благодаря Того, Кто дал силу рук на дела и мудрость ума на приобретение знания. Кто дал вещество, из которого сделаны орудия и которое обделывается тем искусством, каким случилось нам заниматься, так моля направить дела рук наших к цели благоугождения Богу. Таким образом достигнем душевной собранности, когда, по вышесказанному, при всяком действии будем у Бога просить успеха в делании, воздав благодарение Даровавшему деятельную силу, и соблюдать цель благоугождения Ему. Ибо если не употребим при этом сего способа, то как может быть совмещено сказанное у апостола: «непрестанно молитесь» (1 Сол. 5, 17), и: «ночью и днем работая» (1 Сол. 2, 9)?
Итак, если и законом предписывается благодарение во всякое время, по природе и разуму оказывается необходимым для нашей жизни, то не должно пренебрегать времен молитвы, установленных в братствах, которые избраны нами по необходимости, потому что каждое из них особенным образом напоминает о благах, подаваемых от Бога. Так, не должно пренебрегать утра, чтобы первые движение души и ума посвящаемы были Богу, чтобы мы ни за что другое не принимались с заботливостью, пока не возвеселены мыслью о Боге, по написанному: «Вспоминаю о Боге и трепещу» (Пс.76, 4), чтобы и тела не приводили в движение для делания, пока не исполним сказанного: «к Тебе молюсь. Господи! рано услышь голос мой, — рано предстану пред Тобою, и буду ожидать» (Пс.5, 3–4). Затем и в третий час должно становиться на молитву и собирать братию, если бы случилось, что каждый особо занят своим делом; воспоминая дар Духа, данный в третий час апостолам, все должны поклониться единодушно, чтобы и самим сделаться достойными приятия освящения и просить у Духа руководства и учения на пользу, подражая сказавшему. «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от меня… и Духом владычественным утверди меня» (Пс.50, 12–14); и в другом месте: «Дух Твой благий да ведет меня в землю правды» (Пс.142, 10); и таким образом опять приниматься за дела. И если некоторым по свойству дел или мест, придется быть где–нибудь очень далеко, то необходимо обязаны, нимало не медля, исполнять все сообща установленное, потому что «где двое или трое собраны во имя Мое», говорит Господь, «там Я посреди них» (Мф.18, 20). В шестой же час признали мы необходимым молиться в подражание святым, говорившим: «Вечером и утром и в полдень буду умолять и вопиять, и Он услышит голос мой» (Пс.54, 18); причем, чтобы избавиться от нападения и беса полуденного, читается и девяностый Псалом. О том же, что девятый час нужен нам на молитву, предано нам самими апостолами в книге Деяний, где повествуется, что «Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятый» (Деян.3, 1). А по окончании дня нужны как благодарение за то, что в день сей дано нам или благоуспешно нами исполнено, так исповедание в том, чего мы не выполнили, произвольно ли было наше прегрешение или непроизвольно, или даже и тайно, состояло ли оно в словах или в делах или заключалось в самом сердце, — за все должны мы умилостивить Бога молитвою. Ибо обозрение прошедшего весьма полезно, чтобы снова не впадать нам в подобные грехи, почему и сказано: «размыслите в сердцах ваших на ложах ваших, и утишитесь» (Пс.4, 5). Опять и при наступлении ночи нужно просить, чтобы упокоение наше было непреткновенно и свободно от мечтаний, читая и в этот час девяностый Псалом. А что и полунощь нужна нам на молитву, это предали Павел и Сила, как сказует история Деяний, говоря: «Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога» (Деян.16, 25). И псалмопевец говорит: «В полночь вставал славословить Тебя за праведные суды Твои» (Пс.118, 62). И опять надобно вставать на молитву, предваряя утро, чтобы день не застал нас во сне и на ложе, по словам сказанного: «Очи мои предваряют утреннюю стражу, чтобы мне углубляться в слово Твое» (Пс.118, 148).
Тем, которые решились жить тщательно во славу Бога и Христа Его, не надобно пренебрегать ни одним из сих времен. Полагаю, что разность и разнообразие молитв и псалмопении в установленные часы полезны и по той причине, что единообразием душа нередко приводится в какое–то равнодушие и рассеяние, а переменою и разнообразием псалмопения и чтения в каждый час вожделение ее приобретает новые силы и трезвенность обновляется.
Вопрос 38. Поскольку достаточно уже показано, что и молитвы оставлять не должно, и что заниматься работой необходимо, следует нам узнать, какие ремесла приличны нашему званию?
Ответ. Не легко определить в частности ремесла; потому что для одних требуются те, а для других и другие, по удобству занятия в каждой стране. Но можно в общих словах изобразить, каков должен быть их выбор; это ремесла, которые не нарушают мира и безмолвия нашей жизни, не требует многих хлопот при добывании свойственного им вещества и большого беспокойства при продаже изделий и не ведут к неприличным и вредным встречам с нами мужчин или женщин. Но всегда надобно иметь в виду, что у нас есть своя особенная цель—простота и дешевизна, потому что избегаем случаев услуживать человеческим «похотям, которые погружают людей в бедствие и пагубу». (1 Тим. 6. 9), работая что–нибудь ими требуемое. Так, в ткацком деле допускаются у нас изделия, употребляемые в обыкновенной жизни, а не придуманные похотливыми для уловления и опутания сетями юных. Подобным образом в сапожном деле будем услуживать своим ремеслом тем, которые ищут необходимого к удовлетворению потребности. А ремесло плотничное, столярное и земледелие, хотя сами по себе необходимы для жизни, доставляют много полезного, и по собственному их значению не отвергаются нами, однако же, когда или нарушают по временам безмолвие, или отвлекают братью от единства жизни, тогда по необходимости от них уклоняемся, предпочитая такие занятия, при которых соблюдается жизнь неразвлеченная и приверженная ко Господу и посвятившие себя подвигам благочестия не отвлекаются от обычного псалмопения, от молитв, от благочиния во всем прочем. А когда от оных нет никакого вреда избранной нами жизни, тогда они предпочтительнее многих, особенно же земледелие, которое само себе добывает необходимое и избавляет земледельцев от дальних скитаний и от бегания туда и сюда, если только не производит у нас, по сказанному, молвы и смятений ни с соседями, ни с живущими вместе.
Вопрос 39. Как надобно производить продажу изделий и вести себя во время отлучек?
Ответ. Надобно стараться, чтобы изделия продавались не где либо далеко и чтобы самим для продажи не казаться народу. Ибо пребывание на одном месте гораздо приличнее и полезнее, как для взаимного назидания, так и для строгой бережливости в дневном пропитании. Почему лучше отнять и убавить несколько цены, нежели для небольшого прибытка отлучаться далеко. А если опытом дознано будет, что сие невозможно, то надобно избирать места и города, где живут люди благочестивые, чтобы и отлучка была для нас не бесплодна. И на установленные торжища должны сходиться многие братия, каждый принося свое изделие и в дорогу отправляться вместе, чтобы и путь совершать с псалмопением, молитвами и взаимным назиданием, а пришедши на место, избрать одну гостиницу, как для взаимного обережения, так и для того, чтобы не опускать нам времени ни дневной, ни ночной молитвы и чтобы встречи с людьми несговорчивыми и корыстолюбивыми проходили для нас без вреда, когда будем сходиться с ними в большом числе, а не один на один, потому что и самые наглые люди не хотят иметь многих свидетелей своей несправедливости.
Вопрос 40. О торговле при церковных собраниях
Ответ. Но закон показывает, что нам не свойственны торги, бывающие в местах, где чествуются мученики. Ибо не для иного чего обязаны христиане приходить в мученические храмы, или на места близ оных лежащие, как для молитвы, и для того, чтобы, воспоминая твердость святых, подвизавшихся за благочестие до смерти, сами возбуждались к подобной ревности, памятуя самый страшный гнев Господа, Который всегда и везде, как написано, был « кроток и смирен сердцем» (Мф.11,29), но поднял бич на тех одних, которые продавали и покупали около храма, потому что торговля превращает « храм молитвы в вертеп разбойников» (Мф.21,13). Если другие прежде нас нарушили обычай, имевший силу у святых, и вместо того, чтобы молиться друг за друга, вместе со многими покланяться Богу, проливать пред Ним слезы, умилостивлять Его за содеянные нами грехи, благодарить за Его благодеяния и назидаться словом утешения, что, как известно, и в наше время еще соблюдалось, если в замен этого и место, и время обращают в торг, игрища и общий рынок, то не прилично нам следовать сим людям и участием в деле утверждать нелепое нововведение. Напротив того, должны мы подражать собраниям, какие описывают в евангелиях, при Господе нашем Иисусе Христе, и исполнять, что предписано Апостолом, как близко подходящее к такому примеру. Пишет же так: «Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, — все сие да будет к назиданию» (1 Кор. 14, 26).
Вопрос 41. О власти и повиновении
Ответ.Даже и в дозволенных занятиях не следует позволять, чтобы каждый изучал, какое он хочет, но то, к какому признан способным, потому что отрекшийся себя самого, отложивший все свои хотения делает не то, что хочет, но то, чему его учат. Самому для себя избирать полезное закон не позволяет, как скоро кто попечение о себе вверил другим, которые и приставят его к тому самому, к чему о имени Господнем признают способным. Ибо кто избирает себе дело по собственному своему пожеланию, тот сам на себя произносит обвинение, во–первых, в самоугодии, а во–вторых, и в том, что прибегнул к такому занятию или для мирской славы, или в надежде прибыли, или по другому чему–нибудь подобному, или что по лености и изнеженности предпочитает легчайшее. А быть виновным в этом есть признак того, что он еще не освободился от порока страстей. Не отрекся еще сам себя, кто хочет выполнять собственные свои стремления от мирского, если еще увлекается желанием корысти и славы, не умертвил еще «земные члены» свои (Кол. 3, 5), кто не переносит в работах труда, а напротив того, сам себя уличает в гордом самомнении, думая, что собственное его суждение вернее приговора многих. Поэтому если кто знает художество, не осуждаемое обществом, тот не должен бросать его, потому что пренебрегать тем, что уже приобретено, показывает непостоянство мыслей и нетвердость воли. А если не знает, то да не сам выбирает для себя, но пусть принимается за одобренное многими, чтобы во всем соблюдалась благопокорность. Как, по доказанному, не прилично самому себе дозволять выбор, так предосудительно не принимать одобренного другими. А если бы кто и знал художество, но употребление его не нравилось братству, то пусть с готовностью бросит его в доказательство, что не имеет пристрастия ни к чему мирскому. Ибо творить «желания плоти и помыслов» (Еф.2, 3), по слову апостола, свойственно не имущему надежды (см. 1 Сол. 4, 13), а благопокорность во всем достойна одобрения, потому что сам апостол хвалит некоторых за то, что «отдали самих себя, во–первых, Господу, потом и нам по воле Божией» (2 Кор. 8, 5).
Но каждому надобно быть внимательным к своей работе, заботиться о ней с любовью и с неленостной тщательностью, с внимательным попечением, как бы надзирал за ним Сам Бог, совершать ее неукоризненно, чтобы всегда иметь дерзновение сказать: «как очи рабов обращены на руку господ их… так очи наши — к Господу, Богу нашему» (Пс.122, 2), а не надобно перебегать от одного дела к другому, потому что природа наша не способна вдруг успевать во многих занятиях: трудолюбиво заняться одной работою полезнее, чем слегка касаться многих дел. Развлечение многими занятиями и перехождение от одного дела к другому, кроме того, что не приводит к окончанию дел, еще или обличает в давнем непостоянстве нрава, или производит оное, если не было его прежде.
Если же когда встретится нужда, способному следует помогать и в других художествах. И это должен ты делать не сам собою, но когда будешь приглашен, потому что это не главное наше занятие, а вынужденное обстоятельствами, — как и в членах телесных, когда подгибается нога, опираемся на руку. И здесь опять, как не хорошо самому собою приступать к делу, так не приниматься за то, что приказано, достойно осуждения; надобно же стараться, чтобы не находила себе пищи страсть самомнения и чтобы не нарушалось правило послушания и благопокорности.
Хотя попечение об орудиях главным образом касается художника в каждой работе, однако же, если бы ему случилось чего недосмотреть, как общее всех достояние, орудия требуют надлежащей внимательности тех, которые прежде заметили недосмотр. Ибо хотя употребление орудий частное, но польза от них общая. Пренебрегать делами другого художества, как чем–то до нас не касающимся, служит доказательством отчуждения. Тем, которые занимаются художествами, неприлично присвоять себе орудия в полное заведование, так чтобы или настоятелю братства не дозволять употреблять их на что хочет, или себя почитать вправе их продавать, или обменивать, или другим каким образом передавать, или к тем, какие есть, прикупать новые. Ибо кто однажды решился не быть господином даже собственных своих рук, но деятельность их предоставил распоряжению другого, тот сообразно ли поступит, самовластно распоряжаясь орудиями художества и пользуясь ими как собственностью?
Вопрос 42. С какою целью и с каким расположением должен работать занимающийся рукоделием?
Ответ. Надобно же знать и то, что занимающийся рукоделием должен работать не для того, чтобы изделием своим удовлетворить своим потребностям, но чтобы исполнить заповедь Господа, сказавшего: «алкал Я, и вы дали мне есть», и прочее (Мф.25, 35). Ибо беспокоиться о себе совершенно запрещено Господом, сказавшим: «не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться, — и присовокупившим: пощому что всего этого ищут язычники» (Мф.6, 25, 32). Посему каждый в деле своем должен поставлять целью вспоможение нуждающимся, а не собственную свою потребность. Ибо таким образом избежит осуждения за самолюбие и примет благословение за братолюбие от Господа, Который говорит: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25, 40).
И никто да не подумает, что нашему слову противно изречение апостола, сказавшего: «чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (2 Сол. 3, 12), ибо сие сказано людям беспорядочным и праздным: для них лучше праздной жизни, чтобы каждый служил себе самому и не был в тягость другим. Ибо говорит он: «слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся. Таковых увещеваем и убеждаем… чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (11–12). Ту же мысль подают и слова: «занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас» (8), потому что апостол, по братолюбию, для усмирения бесчинных сам себя подверг трудам, какие от него и не требовались.
А кто поспешает к совершенству, тому свойственно заниматься рукоделием день и ночь (см. 2 Сол. 3, 8), «чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф.4, 28). Ибо надеющийся на самого себя или на того, кто принял на себя попечение о потребном, также признающий или собственное свое рукоделие, или рукоделие с ним вместе живущего достаточным источником к поддержанию жизни, как возложивший упование свое на человека, в опасности подпасть клятве, которая говорит: «проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа» (Иер.17, 5); причем Писание словами «который надеется на человека», запрещает иметь надежду на другого; словами «и плоть делает своею опорою» не дозволяет иметь упование на самого себя, но то и другое именует отступлением от Господа и потом показывает конец той и другой надежды: «Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе» (6), чем дает разуметь, что надеяться на себя или на кого другого значит отступить от Господа.
Вопрос 43. Достаточно передан нам способ, как заниматься рукоделиями, и если что нужно присовокупить к этому, научимся на самом деле. Просим же объяснения на то, каковы должны быть настоятели братства, и как надобно им управлять живущими с ними вместе?
Ответ. Хотя и об этом главное уже сказано, однако же, поскольку желаете (что и хорошо), чтобы и эта часть более была уяснена (ибо каков настоятель и начальник, таковы по большей части бывают обыкновенно подчиненные), то и сие нужно исследовать не слегка. Итак, надобно, чтобы настоятель, помня заповедь апостола, который говорит: «будь образцом для верных» (1 Тим. 4, 12), представлял в жизни своей ясный пример всякой заповеди Господней, так чтобы поучаемым не оставлял никакого повода почитать заповедь Господню невозможной для исполнения или удобно пренебрегаемой.
И, во–первых (что есть самое главное), ему надобно, по любви Христовой, так преуспеть в смиренномудрии, чтобы когда и молчит, пример его дел служил уроком, поучающим сильнее всякого слова. Ибо если цель христианства — подражание Христу в меру вочеловечения, сколько сие сообразно с знанием каждого, то кому вверено путеводство многих, те обязаны посредством своих людей еще немощных побуждать идти вперед в уподобление Христу, по слову блаженного Павла: «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1 Кор. 11, 1). Посему они первые, достигая в меру смиренномудрия, показанную Господом нашим Иисусом Христом, должны сделаться точным образцом. Ибо Христос говорит: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф.11, 29). Потому кротость нрава и смирение сердца да отличают настоятеля. Ежели Господь не постыдился служить рабам Своим, но благоволил быть служителем земли и брения, которое Сам создал и Сам образовал в человека (ибо говорит: «Я посреди вас, как служащий» (Лк. 22, 27)), то как должны мы вести себя с равночестными нам, чтобы могли помыслить, что подражаем Ему? Вот одно из качеств, которое особенно должно быть в настоятеле.
Затем он должен быть мягкосерд, великодушно переносить, если кто, по неопытности, не выполнит какой–либо своей обязанности, не потакать грехам, но с кротостью терпеть непослушных и со всем мягкосердием и с умеренностью давать им врачевства, быть способным изобрести способ врачевания, свойственный немощи, не с высокомерием делая выговор, но «с кротостью»увещевая и наказывая, по написанному (2 Тим. 2, 25), быть рассудительным в делах настоящих, предусмотрительным в рассуждении будущего, иметь силу подвизаться вместе с крепкими, носить немощи бессильных, быть в состоянии все делать и говорить к усовершению живущих с ним. Настоятель не сам себе должен присвоять первенство, но быть избран первенствующим в других обществах и в предшествовавшей жизни показать достаточные опыты своего благонравия. Ибо сказано: «И таких надобно прежде испытывать, потом, если беспорочны, допускать до служения» (1 Тим. 3, 10). Кто таков и так избран, тот да приемлет настоятельство и да установит благочиния в братстве, распределив каждому занятия, кто к чему способен.
Вопрос 44. Кому надобно давать внешние поручения и какой отчет требовать с возвратившихся?
Ответ. Поручения нужно давать тому, кто может совершить странствование без вреда для души своей и с пользою для встречающихся с ним. Если же нет к сему способного, то, при недостатке необходимых потребностей, лучше перенести всякую скорбь и тесноту, даже до смерти, нежели, для телесного утешения, опустить из виду несомненный вред. «для меня лучше умереть», говорит Апостол, «нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою» (1 Кор. 9, 15). И это говорит о том, что в нашей воле; что же сказать о том, что делается по заповеди?
Впрочем, закон любви и в такой нужде не оставляет без утешения. Ибо если случится, что в одном братстве нет человека, которого бы можно было послать с пользою, то соседние братства восполнят недостаток, делая общие и нераздельные посылки, и при таком общении с сильнейшими охраняемы были немощные душою и слабые телом. И это настоятель должен делать заблаговременно, чтобы, при наступлении нужд, не оказалось невозможным такое предохранительное средство по краткости времени.
По возвращении отлучившегося надобно испытать его, что он сделал, с какими людьми имел встречи, какие вел с ними разговоры, какие в душе его были помыслы, целый ли день и целую ли ночь проводил в страхе Божием, не погрешил ли в чем, не нарушил ли какого правила, и, если нарушил, то принужденный ли внешними обстоятельствами, или доведенный собственною беспечностью? И что исполнено правильно, то надобно подтвердить одобрением, а в чем допущена погрешность, то исправить тщательным и благоразумным наставлением. В таком случае путешествующие будут осторожнее, озабоченные необходимостью дать отчет, да и о нас не подумают, что нерадели об их жизни во время отлучки. А что сие в обычае было у святых, о том передает история в книге Деяний, повествуя, как Петр, по возвращении своем в Иерусалим, давал отчет тамошним христианам о своем общении с язычниками (Деян.11,2. и д.), а также Павел и Варнава, возвратись и собрав Церковь, возвестили, «всё, что Бог сотворил с ними» и потом «Тогда умолкло все собрание и слушало Варнаву и Павла, рассказывавших, какие знамения и чудеса сотворил Бог через них» (Двян.15, 4. 12). Притом надобно знать, что братства должны всеми мерами избегать бродяжничества, торговли и прибыли, добываемой корчемством.
Вопрос 45. О том, что кроме настоятеля надобно быть и другому, кто, в отсутствие, или при недосугах настоятеля, мог бы иметь попечение о братии
Ответ. Поскольку часто случается, что настоятель, или по телесной болезни, или по необходимости отлучиться, или по другому какому либо обстоятельству, оставляет братство, то пусть с одобрения настоятеля и других, способных дать такое одобрение, будет избран другой, чтобы, в отсутствие настоятеля, мог принимать на себя попечение о братии. Таким образом живущие в обители от одного будут получать слово утешения; братство, в небытность настоятеля, к нарушению правила и преданного благочиния, не примет на себя вида какого–то народоправления, но к славе Божией соблюдается в нем установленное с общего одобрения.
И приходящим странникам он же будет давать благоразумные ответы, так что и требующие слова получат назидание, по достоинству их вопроса, и общество братское не постыдится. Ибо, если всем равно вмешиваться в речь, то сие производит шум и служит признаком беспорядка, а Апостол даже сподобившимся дарования учительства, не дозволяет говорить вдруг многим, сказав: «Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи» (1 Кор.14, 30.): и еще обличает неуместность такого беспорядка, говоря: «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить (незнакомыми) языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь? « (23.). И если пришлый, по неведению, предложит вопрос другому, вопрошенный вместо иного лица, хотя бы и мог ответить достаточно, однако же ради благочиния пусть сам умолчит, укажет же, кому поверена эта часть, как делали Апостолы при Господе. Таким образом обсуждение слова будет благочинно и благообразно. Ибо, ежели при телесном врачевании не всякому позволено делать над больным употребление лекарства или какого орудия, а только тому, кто приобрел в этом искусство долговременностью, опытом, упражнением в лечении и учением у знающих, то какое же основание всякому без разбора приниматься за врачевание словом, где, если и самая малость опущена из виду, приносит сие весьма великий вред? В таком обществе, где самое раздаяние хлеба не дозволяется всякому, но принадлежит подобное служение одному, и ему поверяется сие по испытании, не тем ли паче духовную пищу подавать требующим должен один, наиболее к сему способный, притом с разборчивостью и осторожностью? Поэтому не малая самонадеянность спрошенному о суде Божием отважиться отвечать бесстрашно и наудачу, а не указывать на того, кому поручено домостроительство слова, и кто, потому, что он «кто верный и благоразумный домоправитель» избран «раздавать им в своё время « (Лук.12, 42) духовную пишу, и, по написанному, устроять «словам своим на суде» (Псал.111, 5). Если же обязанный давать ответы не доскажет чего–нибудь, и другой придумает сие, то да не вдруг приступает к обличению, но наедине сообщит свою мысль: потому что сие для низших обращается в предлог к превозношению пред высшими. Почему, кто дал ответ, хотя и полезный, но не по требованию своего долга, тот подлежит наказанию за нарушение благочиния.
Вопрос 46. О том, чтобы не прикрывать грехов у брата и у себя самого
Ответ. Всякий грех должен быть открываем настоятелю или самим согрешившим, или узнавшими о грехе, когда сами они не могут уврачевать его по заповеди Господней (Мф.18, 15). Ибо грех умолчанный есть гнойный вред в душе. Как благодетелем называем не того, кто задерживает в теле вредоносное, а напротив того, кто болезненными средствами и надрезываниями вызываете это наружу, или посредством рвоты исторгает вредившее, или вообще чрез обнаружение болезни делает и способ излечения известным: так, очевидно, скрывать грех значит готовить больному смерть. Ибо сказано: «жало смерти—грех» (1 Кор.15,56); «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь» (Притч. 27, 5). Поэтому не скрывай грехов один другого, чтобы из братолюбца не сделаться братоубийцею. Не скрывай и у себя самого.
Вопрос 47. О тех, которые не принимают распоряжений, сделанных настоятелем
Ответ. Кто не принимает распоряжений настоятеля, тот должен наедине прямо высказать ему свое возражение, если имеет какое крепкое основание, сообразное с намерением Писания, или молча исполнить, что приказано. Если же сам постыдится, то пусть употребить на сие посредниками других, чтобы ему, когда распоряжение противно Писанию, и себя самого, и братию избавит от вреда, а если оно окажется имеющим надлежащее основание, как себя освободить от напрасного и опасного сомнения, — ибо сказано: «А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере» (Рим.14, 23), — так в других простодушных не произвести поползновения к непокорности, — ибо «если бы» говорит Господь, «мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих» (Лук.17,2). Если же некоторые будут упорствовать в непокорности, жалуясь втайне, но не объявляя гласно своего огорчения, то, как посевающие сомнения в братстве, колеблющие уверенность в заповедях, как учители непокорности и непослушания, да будут изринуты из братства. Ибо сказано: «извергните развращенного из среды вас,…(т. к.) малая закваска квасит все» (1 Кор. 5, 13. 6).
Вопрос 48. О том, что должно не в любопытные входить исследования о действиях настоятеля, но быть внимательным к собственному своему делу
Ответ. А чтобы не легко было впасть кому в подобный недуг сомнения, ко вреду себя самого и других, должно вообще соблюдать в братстве следующее правило: вовсе никому не входить в любопытные исследования о действиях настоятеля, и не любопытствовать о том, что делается, кроме тех, которые и по степени, и по благоразумию близки к настоятелю, и которых сам он по необходимости допустит к совещанию и рассуждению 0 делах общих, повинуясь наставлению сказанного: все делай с совета (Сирах.32, 21). Ибо если вверили мы ему строительство душ своих, как человеку, который даст в этом ответ Богу, то совершенно безрассудно не доверять ему в делах самых маловажных и питать в себе неуместные подозрения против брата, а другим подавать к тому повод. А потому, чтобы не случилось этого, «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся « (1 Кор.7,24), и всецело предав себя попечению о своих обязанностях, не любопытствует о других делах, подражая святым ученикам Господним, которых беседа с Самаритянкою могла привести в подозрение, «однакож ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: о чем говоришь с нею? « (Иоан.4, 27).
Вопрос 49. О недоразумениях в братстве
Ответ. В случае недоразумений в братстве, когда некоторые не согласны в чем–нибудь, не надобно упорно спорить между собою, но должно предоставлять решение более способным. А чтобы не нарушился порядок и не было повода к смехотворству и пустословию, если все и обо всем будут спрашивать, надобно кого–нибудь избрать одного, который бы имел право—сомнения некоторых или предлагать братству на общее обсуждение, или доводить до сведения настоятеля. В таком случае рассмотрение вопросов будет производимо основательнее и разумнее. Ибо, если во всяком деле потребны знание и опытность, то тем паче нужны они в делах подобных. И если орудиями пользоваться никто не дозволяет неопытным, то тем паче употребление слова надобно уступать людям способным, которые в состоянии распознать и место, и время, и образ вопросов, которые, возражая без любопрительности и благоразумно, а также с разумом выслушивая, могут точно наводить на разрешения вопросов к общему назиданию.
Вопрос 50. Как настоятель должен делать выговоры?
Ответ. Но и выговоры настоятель пусть делает согрешившим без страсти, потому что обличать брата с раздражением и гневом значит не его освобождать от греха, но самого себя ввергать в погрешности. Потому сказано: «с кротостью наставлять противников» (2 Тим. 2, 25). Не должно ни быть строгим, видя презрение к себе самому, ни показывать снисходительность к согрешившему, когда видит, что презрен другой; но в семето особенно случае надобно изъявить негодование на худой поступок. Ибо таким образом избежит подозрения в самолюбии и разностию действования в своем и чужом деле докажет, что не согрешившего ненавидит, но отвращается греха. А кто показывает разность в негодовании, не сказанным теперь, а противным тому образом, тот явно негодует не ради Бога и не по опасению за согрешившего, но по собственному славолюбию или любоначалию. Кто показывает ревность против унижающего славу Божию преступлением заповеди, и вместе имеет братолюбие к брату, подвергающемуся опасности чрез грех утратить спасение, потому что «душа согрешающая, та умрет» (Иезек. 18, 4), тому надобно при всяком грехе восставать как бы против самого греха и строгостью наказания доказывать горячность расположения.
Вопрос 51. Каким образом должно исправлять проступки согрешившего?
Ответ. А исправление одержимых страстью пусть производит по закону врачебной науки, не гневаясь на немощных, но борясь с болезнью, и как действуя наперекор немощи, так, в случае нужды, строгим обхождением врачуя душевный недуг, например: тщеславие — предписанием упражнений в смиренномудрии, празднословие — молчанием, неумеренный сон — бодрствованием в молитвах, телесную недеятельность—трудами, неприличное вкушение—неядением, ропот—отлучением, чтобы никто из братий не соглашался с ним вместе заниматься рукоделием, чтобы изделие его, как выше сказано, не смешивалось с изделиями других, пока искренним раскаянием не докажет, что освободился от немощи. Да и тогда работу его, произведенную во время ропота, принимать должно не на служение потребностям братии, но распределять на другие потребы, чему достаточное основание показано выше.
Вопрос 52. С каким расположением должно принимать наказания?
Ответ. Как настоятель, по сказанному нами, без страсти должен производить врачевание немощных, так и врачуемым должно принимать наказания не во вражду и не мучительством почитать попечение, какое настоятель из сердоболия прилагает о спасении души. Ибо если больные телом столько доверяют врачам, что почитают их благодетелями, даже когда они режут, или прижигает, или утруждают принятием горьких лекарств; то стыдно нам к врачам душ наших, когда суровым своим обращением совершают наше спасение, не иметь такого же расположения, когда Апостол говорит:»кто есть веселяяй мя, точгю прге–мляй скорбь от мене» (2 Кор. 2, 2)? и еще:» се бо сге самое, еже по Бозгь оскорбитися вам, колико содгьла в вас тщанге» (2 Кор. 7,11)? Поэтому взирая на конец, надобно почитать благодетелем того, кто причиня–ет нам»скорбь по Бозгь».
Вопрос 53. Как обучающие художествам должны исправлять проступки детей?
Ответ. Обучающие художествам, как скоро ученики погрешат против самого художества, должны сами собой обличать их погрешности и исправлять ошибки. Когда же проступки учеников показывают развращение нрава, каковы: непокорность, прекословие, леность к занятиям, празднословие, ложь, или другое что подобное, воспрещенное благочестивым: тогда надобно их обличать, приведя к надзирателю общего благочиния, чтобы им были придуманы и мера, и способ уврачевания грехов. Ибо хотя наказание есть врачевание души, однако же не всякому позволительно наказывать, как и врачевать, а только кому дозволит настоятель, по долгом его испытании.
Вопрос 54. О том, что настоятельствующие в братстве должны о делах своих сообщать друг другу
Ответ.Но хорошо, чтобы у настоятелей братств, в какие ни есть определенные времена и на определенных местах, бывали собрания, на которых бы сообщали друг другу о делах, встретившихся сверх всякого предположения, о неудобоисправимых нравственных пороках, и о том, как поступлено в каждом деле, чтобы и допущенная кем либо погрешность достовернее открывалась на суде многих, и правильно сделанное подтверждалось свидетельством большего числа.
Вопрос 55. Согласно ли с целью благочестия пользоваться врачебными средствами?
Ответ. Как всякое пособие искусств против немощей естества даровано нам от Бога, например земледелие, потому что само собой произрастающее из земли недостаточно к удовлетворению наших потребностей, ткацкое же искусство, а подобно и зодчество, потому что необходимо употребление покровов для благоприличия и ради вредоносности воздуха, так и врачебное искусство. Поскольку всем возмущаемое тело наше подвержено многоразличным повреждениям, и совне приключающимся, и зарождаемым внутри принятой пищей, приводится в изнеможение и излишествами и недостатками, то распоряжающий всей нашей жизнью Бог дозволил нам врачебное искусство, которое, в образец душевного врачевания, имеет целью избавлять от излишнего и восполнять недостаточное. Как если бы мы жили еще в раю сладости, то не имели бы нужды в земледельческих изобретениях и трудах, так если бы не подвержены были страданиям по дарованию, какое сообщено нам при сотворении и сохранялось нами до падения, то не нуждались бы в пособиях врачебного искусства к своему облегчению. Но как по изгнании нашем в место сие, после того как сказано: «в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3, 19), в облегчение горестных последствий проклятия, долговременным опытом и многими трудами над землею составили мы искусство земледелия, потому что Бог даровал нам смышленость и способность постигнуть сие искусство, так, поскольку повелено нам опять возвратиться в землю, из которой взяты, и поскольку сопряжены мы с болезненной плотью, которая за грех осуждена на нетление и через это подверглась сим немощам, то дана нам и помощь врачебного искусства, хотя в некоторой мере оказываемая страждущим болезнями. Ибо не сами собой прозябли травы, полезные при той или другой болезни, но, очевидно, по воле Создавшего произведены с целью служить к нашей пользе. Поэтому свойства, заключающиеся в корнях, в цветах, в листьях, в плодах и в соках, и что в металлах и в море открыто годного к пользованию плоти, — все это подобно изобретению принимаемого в пищу и питье. Но что изысканно, излишне и требует долгих трудов и как бы всю жизнь нашу обращает в попечение о плоти, то должно быть запрещено христианам.
И надобно стараться так пользоваться, в случае нужды, искусством, чтобы не в нем одном поставлять причину здоровья или болезненного состояния, но принимать предлагаемые им пособия в славу Божию и в образец попечения о душе. При недостатке же врачебных пособий в этом искусстве не должно заключать всю надежду на облегчение скорбей, а напротив того, знать, что Господь или не попустит нам быть искушаемыми больше, чем можем понести (см. 1 Кор. 10, 13), или, как в тогдашнее время, то сотворив брение, помазал очи и велел умыться в Силоаме (см. Ин. 9, 6–7), то ограничился одним изволением, сказав: «хочу, очистись» (Мф.8, 3), иным же попускал бороться с трудными болезнями, чтобы чрез испытание соделать их искуснейшими, так и к нам иногда прикасается невидимо и неощутительно, как скоро находит сие полезным для душ наших, а иногда благоволит, чтобы мы пользовались вещественными пособиями в наших немощах, продолжительностью врачевания укореняя в нас памятование о благодати или, как сказал я, указывая некоторый образец для попечения о душе.
Ибо как для плоти необходимо и удаление чуждого и восполнение недостающего, так и в душе нашей надобно устранять чуждое ей и принимать в нее приличное ее природе, потому что «Бог сотворил человека правым» (Еккл.7, 29) и создал нас «на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф.2, 10). И как там для уврачевания тела переносим сечения, прижигания и принятие горьких лекарств, так и здесь для душевного уврачевания надобно принимать резкость обличительного слова и горькие врачевства наказаний. А невразумившимся и этим пророческое слово с укоризною говорит: «Разве нет бальзама в Галааде? разве нет там врача? Отчего же нет исцеления дщери народа моего?» (Иер.8, 22). И если в застарелых болезнях выжидаем исцеления долгое время от пособий мучительных и разнородных, то это знак, что и грехи в душе надобно исправлять трудолюбною молитвой, долговременным покаянием и строгим поведением, достаточность которого к уврачеванию показало нам уже слово.
Итак, на том основании, что некоторые не хорошо пользуются врачебным искусством, не должно нам избегать всякого им пользования. Ибо на том основании, что неумеренные в наслаждениях к примышлению роскоши употребляют поваренное, или хлебопекарное, или ткацкое искусства, преступая пределы необходимости, не должно уже нам отвергать всех вообще искусств, а напротив того, правильным их употреблением надобно обличить, что ими повреждено. Так и в рассуждении врачебного искусства нет основания порицать дар Божий по причине лукавого употребления. Скотское было бы несмыслие надеяться себе здоровья единственно от рук врача, чему, как видим, подвергаются иные жалкие люди, которые не стыдятся именовать врачей своими спасителями. Но и то будет упорством, если во всяком случае избегать пользования врачебным искусством. Напротив того, как Езекия «пласт смокв» (4 Цар. 20, 7) не почел первой причиной своего здравия и не сему приписал исцеление своего тела, но к прославлению Бога присовокупил благодарение за создание смокв, так и мы, приемля удары от Бога, Который с благостью и премудростью устрояет жизнь нашу, будем просить у Него сперва познания тех причин, по которым поражает Он нас, а потом избавления от скорбей, то есть чтобы и Он «при искушении»даровал «облегчение, так чтобы мы могли перенести» (1 Кор. 10–13). Дарованную же нам благодать исцеления или чрез вино с маслом, как было с тем, кто «попался разбойникам» (Лк. 10, 30), или чрез смоквы, как было с Езекиею, примем с благодарностью. И не будем поставлять в том разности, невидимым ли образом оказалось на нас Божие попечение, или чрез что–нибудь телесное, хотя последнее нередко сильнее приводит нас в сознание милости Господней.
Нередко же впадая в болезни, служащие для нас наказанием, осуждены бываем терпеть врачевание мучительными средствами как часть наказания. Поэтому здравый разум внушает не отказываться ни от сечений, ни от прижиганий, ни от неприятного принятия острых и трудных лекарств, ни от пребывания без пищи, ни от точного исполнения всех строгих предписаний, ни от воздержания во всем расстраивающем здоровье, впрочем (повторяю опять), не упуская из виду цели — душевной пользы, то есть чтобы душа во всем этом, как в примере, обучалась иметь попечение о себе самой.
Но немалая опасность впасть умом в эту ложную мысль, будто бы всякая болезнь требует врачебных пособий, потому что не все недуги происходят естественно и приключаются нам или от неправильного образа жизни, или от других каких–либо вещественных начал, в каких случаях, как видим, иногда полезно бывает врачебное искусство, но часто болезни суть наказания за грехи, налагаемые на нас, чтобы побудить к обращению. Сказано: «кого любит Господь, того наказывает» (Притч. 3, 12); и: «Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор. 11, 30–32). Таковым надобно в безмолвии, оставив врачебные попечения, терпеть насланную на них болезнь, пока не познают своих прегрешений, по примеру сказавшего: «Гнев Господень я буду нести, потому что согрешил пред Ним» (Мих.7, 9). Им должно показать свое исправление, принеся плоды, достойные покаяния, и помнить Господа, сказавшего: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5, 14).
Бывает же иногда и по настоянию лукавого, что человеколюбивый Владыка иного великого подвижника отдает ему для борения и низлагает его высоковыйность высоким терпением рабов Своих, что, как знаем, было с Иовом. Или же в пример нетерпеливым Бог изводит людей, которые в состоянии переносить скорби даже до смерти, — таков был Лазарь, который был покрыт многими струпами и о котором не написано, чтобы просил чего–либо у богатого или был недоволен своим положением, за что и сподобился упокоения на лоне Авраамовом, как восприявший «злое» в жизни своей (см. Лк. 16, 25). Находим же, что у святых бывает и другая причина недугов, как у апостола: чтобы не подумали, что он преступает пределы человеческого естества и чтобы не заключил кто–нибудь, что он в естественном устройстве имеет нечто особенное (как и поступили жители Ликаонии, принеся венцы и приведя волов, Деян. 14, 13), в ознаменование человеческого естества имел он у себя продолжительный недуг. Какая же была бы польза таким людям от врачебного искусства? Не больше ли для них опасности уклониться от здравого разума к попечению о теле?
А те, которые худым образом жизни сами приобрели болезнь, должны, по сказанному прежде, пользоваться телесным врачеванием как некоторым образцом и примером для попечения о душе. Ибо и для нас полезно по врачебному закону воздержание от вредного, избрание служащего к пользе и соблюдение предписаний. И самый переход плоти из болезненного состояния в здоровое да служит для нас утешением, чтобы не отчаиваться нам и в рассуждении души, как будто бы она из греховного состояния не может чрез покаяние возвратиться опять в свойственное ей совершенство.
Поэтому как не должно вовсе бегать врачебного искусства, так не сообразно полагать в нем всю свою надежду. Но как пользуемся искусством земледелия, а плодов просим у Господа, или вверяем кормило кормчему, а молим Бога, чтобы спас нас от потопления, так, вводя к себе врача, когда дозволяет сие разум, не отступаемся от упования на Бога.
А мне кажется, что искусство сие немало способствует и воздержанию. Ибо вижу, что оно отсекает сластолюбие, не одобряет пресыщения, отвергает, как нечто не полезное, разнообразие в снедях и излишнюю изобретательность в приправах и вообще недостаточность именует матерью здравия. Почему и в этом отношении совет его для нас не бесполезен.
Итак, пользуемся ли когда предписаниями врачебного искусства или отвергаем их по какой–либо из приведенных причин, да будет хранима цель — благо–угождение Богу, да устрояется душевная польза и да исполняется заповедь апостола, сказавшего: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31)!
Малый аскетикон
Правила, кратко изложенные в вопросах и ответах
(Примечание: по причине того, что этот труд имеет большое количество вопросов (а именно 313), нет возможности поставить оглавление, удобное для пользования. Поэтому нами собраны вопросы по темам, но сохранена их нумерация, указанная в первоисточнике)
Вступление
Человеколюбивый Бог, «учай человека разуму» (Псал. 93,10), тем, кому вверено дарование учительства, повелевает пребывать в учении (1 Тим.4,17), а тем, которые имеют нужду в назидании Божественными уроками, советует чрез Моисея, говоря: «спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Второз.32, 7). Посему нам, которым вверено служение слова, необходимо во всякое время быть усердными к исправлению душ и об ином засвидетельствовать всенародно пред всею Церковью, а о другом, касается ли это здравой веры, или истинного жития по евангелию Господа нашего Иисуса Христа, так как тем и другим надежно усовершается Божий человек, дозволить каждому из приходящих по произволению наедине спрашивать нас. А вам необходимо ничего не оставлять бесплодным и пренебреженным, но кроме того, чему учитесь всенародно, и наедине спрашивать о назидательном, и все свободное время жизни употреблять с пользою. Поэтому, если для сего собрал нас Бог и мы теперь в великом покое от внешних мятежей, то не другим каким делом займемся, и не сну предадим тело свое, но проведем остальную часть ночи в попечении о том и в исследовании того, что для нас необходимо, исполняя сказанное блаженным Давидом: «в законе» Господни «поучится день и нощь» (Псал.1, 2).
Вопросы о правилах общежития
Вопрос 2. Какого условия должны требовать друг от друга желающие жить вкупе по Богу?
Ответ. Какое всякому приходящему предложено Господом, сказавшим: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лук. 9, 23). А какую силу имеет каждое из сих требований, сказано в особенном о сем вопросе.
Вопрос 74. Желаем научиться от Писания: надобно ли отделять тех, которые оставляют братство и желают вести жизнь одинокую или с немногими стремиться к той же цели благочестия?
Ответ. Поелику Господь неоднократно говорил: «Сын ничего не может творить Сам от Себя» (Иоан.5, 19), и: «ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Иоан.6, 38); и Апостол свидетельствует, что «плоть желает противного духу, а дух–противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал.5, 17): то все избираемое по собственной своей воле чуждо богочестивых. Полнее же на сие отвечали мы в правилах, пространно изложенных.
Вопрос 97. Если кто скажет: хочу несколько времени попользоваться от вас; то должно ли принимать его?
Ответ. Поелику Господь сказал: «приходящего ко Мне не изгоню вон» (Иоан.6, 37), и Апостол выразился: «а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас» (Гал.2,4—5): то прилично дозволить ему вступление, и по неизвестности последствия (ибо, не один раз попользовавшиеся временно, может совершенно полюбить сию жизнь, что многократно и бывало) и для обнаружения соблюдаемой у нас строгости пред человеком, который, может быть, имеет различные о нас подозрения. Но и в рассуждении его необходимо тщательнее соблюдать строгость, чтобы и истина обнаружилась, и рассеялось подозрение во всяком небрежении. Ибо таким образом и мы благоугодим Богу, и он или получит пользу, или будет обличен.
Вопрос 95. Полезно ли вновь поступающим тотчас изучать что либо из Писания?
Ответ. И этот вопрос можно решить по сказанному прежде. Ибо каждому изучать нечто из богодухновенного Писания прилично и необходимо и для утверждения в богочестии, и для того, чтобы не привыкать к человеческим преданиям.
Вопрос 96. Всякому ли желающему должно позволять учиться грамоте, или заниматься чтением?
Ответ. Поелику Апостол говорит: «что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал.5,17), то во всяком деле вредно позволять кому либо избранное по собственной его воле, но надобно принимать все одобренное настоятелями, хотя бы то было и не по желанию. И к сему может быть приложено обвинение в неверии, потому что Господь сказал: «Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Лук.12, 40). Ибо, явно, Себе предоставляет распределять время жизни.
Вопрос 102. Оставляющего братство по какой бы то ни было причине, надобно, или не надобно удерживать увещанием? И если надобно, то как?
Ответ. Поелику Господь сказал: «приходящего ко Мне не изгоню вон» (Иоан.6, 37), и еще: «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Матф.9, 12): и в другом месте: «Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?» (Матф.18,12. Лук. 15, 4): то надобно всеми способами врачевать болящего и стараться, чтобы вывихнутый, скажу так, член снова вправить. Если же кто закосневает в каком бы то ни было пороке; то надобно оставить его, как чуждого; ибо написано: «всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они — слепые» (Матф.15, 13, 14).
Вопрос 105. Вступающим в братство надобно ли тотчас учиться искусствам?
Ответ. О сем рассудят настоятели.
Вопрос 107. Если кто скажет, что имеет желание жить в братстве, но служение своим по плоти, ли не редко подати препятствуют ему совершенно посвятить себя такому роду жизни, то надобно ли дозволять ему вход к братиям?
Ответ. Не безопасно препятствовать желанию прекрасного; не безопасно также вступившему давать время рассуждать о делах сторонних и чуждых жизни по Богу. Но если вступивший посвящает себя жизни внутренней, не привнося ничего внешнего; то подает о себе более добрую надежду.
Вопрос 136. Необходимо ли всем собираться в час обеда, и как обходиться с опоздавшим и приходящим после обеда?
Ответ. Если он не поспел по необходимости, зависящей от места или дела, как соблюдающие заповедь сказавшего: «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся» (1 Кор. 7, 24); то блюститель общего благочиния, приняв сие в рассуждение, извинит ему. А если мог поспеть, но не постарался, показав вину небрежения, пусть остается без пищи до определенного часа в следующий день.
Вопрос 141. Должно ли в рабочих помещениях находиться пришлым, или кому и из тутошних, оставив собственное свое место?
Ответ. Если окажется поступающим так кто либо другой кроме того, кому вверены надзор за работающими и распоряжение работами; то ему, как нарушающему благочиние в стройности членов, да будет запрещен и дозволенный другим выход, сидя же на одном месте, какое будет признано удобным для вразумления, пусть без развлечения и пристальнее обыкновенного занимается своим делом, пока не научится соблюдать сказанное Апостолом: «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся» (1 Кор. 7, 24).
Вопрос 147. Если занятый делом в кладовой или в поварне или чем другим подобным этому, не поспеет пойти на правило псалмопения и молитвы; то ужели не вредит тем душе?
Ответ. Каждый в деле своем соблюдает собственное свое правило, как член в теле. Он вредит себе, вознерадев о том, к чему приставлен; а злоумышляя против общей пользы, подвергается еще большей опасности. Поэтому мысленно да исполняет написанное: «поя и воспевая в сердцах ваших Господу» (Ефес. 5, 19). А если не успевает и телесно приходить с прочими, то да не впадет в сомнение, как исполняющий сказанное: «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся» (1 Кор.7,24). Но надобно остерегаться, чтобы иной, имея возможность исполнить свое поручение благовременно и в образец другим, недосугом за делами не стал отговариваться в соблазне прочим, и не подпал суду с нерадивыми.
Вопрос 149. Какой суд домоправителю, если станет что делать по лицеприятию или соперничеству?
Ответ. Поелику Апостол в одном месте повелевает ничего не делать «по уклонению» (1 Тим. 5, 21), а в другом подтверждает: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1 Кор. 11, 16); то да будет признан таковой чуждым Церкви Божией, пока не исправится. Впрочем, с большою осмотрительностью должно испытывать, к чему каждый способен, и тогда уже поручать ему какое бы то ни было дело, чтобы и делающие кому либо поручение не по силам не подпали суду, как худые домостроители душ и заповедей Господних, и принимающие поручение не думали находить для себя в этом оправдание греху.
Вопрос 150. А если по нерадению не даст брату потребного?
Ответ. Известен суд сей из слов Господа, сказавшего: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня» (Матф.25, 41. 42), и проч. И: «проклят» всяк «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иерм.48, 10).
Вопрос 151. Позволительно ли служащему говорить громким голосом?
Ответ. Меру голоса определяет потребность слушающих. Поэтому, если голос слабее надлежащего, то, как невнятный, приближается к шепоту и достоин осуждения; а если усилен сверх нужды, когда слушающий может расслушать и говорящего тихо, то делается «кличем», который также осужден (Ефес.4,31), разве только тупость слушателя доводить нас до необходимости употребить «кличь» и тем как бы пробудить его от сна. Ибо и о Господе повествуется, что говорил громко, как сказывает Евангелист: «Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня» (Иоан.12, 44).
Вопрос 152. Если кто, исправляя очередную службу в поварне, утомляется не по силам, так что на несколько дней делается неспособным к обычному для него рукоделию; то должно ли возлагать на него подобную службу?
Ответ. Сказано было, что получивший власть распределять работы должен давать приказы, соображаясь с способностью и силами употребляемого в работу, чтобы самому о себе не услышать: «созидаяй труд на повеление» (Псал.93, 20). Впрочем получивши приказ не должен прекословить, потому что предел послушания—послушание до смерти.
Вопрос 153. Смотрительница над шерстями как должна сберегать их, и как надзирать за работающими?
Ответ. Она должна сберегать шерсти, как залог Божий, а работу, каждой сестре свойственную, назначать без притеснения и без лицеприятия.
Вопрос 154. Если случится, что братий не много, и прислуживая большему числу сестер, приведены они в необходимость, разделившись на разные работы, разойтись между собою; то безопасно ли это?
Ответ. Если эта заботливость подтверждается Господнею заповедью, и труд бывает по Богу; то каждый из работающих как благоугождает Богу собственным делом своим, так и соблюдает взаимное единство тем, что все они единодушны, единомысленны и выполняют сказанное Апостолом: «ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами» (Колос. 2, 5).
Вопрос 156. Кому поручено смотрение или над запасами, или над чем другим подобным, тот навсегда ли должен иметь о сем попечение, или надобно сменять его?
Ответ. Если соблюдает знание благочиния и строгость устава; то сменять его излишне, лучше же сказать, трудно и неудобно. Но необходимо, чтобы был у него сотрудник, обязанный понемногу приучаться к должности смотрителя, чтобы когда откроется нужда в преемнике, не прийти нам в затруднение по неимению такого человека. А нередко принуждены бываем приставлять к делу неспособного к должности; от чего по необходимости бывает то, что, по его неопытности и нарушается строгость, и расстраивается должное благочиние.
Вопрос 160. С каким расположением обязаны мы услуживать братьям?
Ответ. Оказывая им услугу, как бы самому Господу, сказавшему: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Матф.25, 40). К приобретению же такового расположения способствует то, чтобы таковы были и принимающее услугу. Почему настоятели должны тщательно заботиться о них, чтобы не поработились чреву и сластолюбие, как плотоугодники, но чтобы, как боголюбцы и христолюбцы, чрез совершенное терпение соделались похвалою для Господа в посрамление дьяволу, как праведный Иов.
Вопрос 161. С каким смирением должно принимать услугу от брата?
Ответ. Как раб от владыки и с тем смирением, какое показал Апостол Петр, когда прислуживал Господь. В его примере узнаем и опасность, какой подвергаются не принимающее услуги.
Вопрос 220. Всякому ли желающему надобно дозволять свидание с сестрами, или: кому, когда и как иметь свидание с сестрами?
Ответ. Об этом говорено в правилах, пространно изложенных, — что даже мужчине с мужчиною должно иметь свидания не просто всякому свободно и как случилось, но только тому, кто, по испытании, окажется способным доставить пользу и сам воспользоваться. А если кто помнит Господа, сказавшего: «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Матф.12, 36); тот боится подобного суда за всякое дело и повинуется Апостолу, сказавшему: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31), и в другом месте: «все сие да будет к назиданию» (14, 26), и не дозволяет себе сделать что либо бездельно и без пользы. Что же касается до того, кому, когда, и как иметь свидание: то да принимаются во внимание время, место и лице, чтобы от сего не произошло никакого худого подозрения, но все соблюдены были от соблазна, и свидание послужило к созиданию веры. Писание же не позволяет видеться один на один, ибо сказано: «Двоим лучше, нежели одному», а притом двое более надежны; «горе» же «одному», яко «когда упадет, а другого нет, который поднял бы его» (Еккл.4, 9. 10).
Вопрос 285. Братству, когда ведут торг с другим братством, надобно ли домогаться надлежащей цены за вещь?
Ответ. Не могу сказать, позволяет ли Писание братьям покупать друг у друга и продавать друг другу, потому что научены мы делиться друг с другом в нужде, по написанному: «ваш избыток в (восполнение) их недостатка; а после их избыток в (восполнение) вашего недостатка, чтобы была равномерность» (2 Кор. 8, 14). Если же когда случится подобная необходимость, то стараться о том, чтобы цена была не меньше надлежащей, надобно более покупающему, нежели продающему. Оба же да помнят сказавшего: «Нехорошо и обвинять правого» (Притч. 17, 26).
Вопрос 286. Кто живет в братстве и впал в телесную немощь, то должно ли отводить в странноприимную?
Ответ. Надобно, чтобы каждое место и частная цель служили к общей пользе во славу Божию.
Вопрос 308. Надобно ли в братстве отдаривать дающего что–нибудь, и делать ли вознаграждение соразмерно с даром?
Ответ. Весь этот вопрос дело человеческое. А если надобно представить доказательство благопризнательности, то пусть остается на усмотрение домостроителя—и принимать даяния, и вознаграждать дателя.
Вопросы о настоятелях, настоятельницах и их обязанностях
Вопрос 82. Поелику написано: «стариц, как матерей» (1 Тим. 5, 2); то, если случится старице впасть в один грех с юною, подлежит ли она одному и тому же наказанию?
Ответ. Апостол, чествуя стариц, как матерей, не тому учит, что они не делают ничего достойного наказания. Если же случится когда старице впасть в один грех с юною; то прежде всего должно принять в рассмотрение естественные, скажу так, недостатки возраста, и таким образом определить приличную тому и другому возрасту меру наказания. Например, леность почти естественна старости, но не юности, равно как рассеянность, беспокойство, дерзость, и все подобное естественны не старости, но юности, и по–видимому поддерживаются естественною юности горячностью. Посему тот же грех, например леность, достоин тягчайшего обвинения в молодой, которую ни мало не извиняет возраст; и тот же грех—рассеянность, или дерзость, или буйство, большего осуждения делает достойною старицу, которой и самый возраст помогает быть кроткою и тихою. Сверх сего надобно в том и другом лице исследовать и самый вид греха, и таким образом чрез свойственное каждому наказание вводить приличный способ врачевания.
Вопрос 98. Какую мысль должен иметь настоятель, когда что–нибудь приказывает, или учреждает?
Ответ. В отношении к Богу, как «слуга Христов и строитель таин Божиих» (1 Кор.4, 1), должен бояться, чтобы не сказать или не постановить чего либо вопреки воле Божьей, засвидетельствованной в Писаниях, и не оказаться лжесвидетелем по отношению к Богу или святотатцем, или введя что чуждое учению Господню, или оставив что угодное Богу. А в отношении к братьи, «как кормилица нежно обходится с детьми своими» (1 Сол.2,7), так и он должен быть готов, в угождение Богу и для общей всех пользы, подать каждому не только благовествование Божие, но и душу свою, по заповеди Господа и Бога нашего Иисуса Христа, сказавшего: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, (так) и вы да любите друг друга» (Иоан.13, 34). «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан.15, 13).
Вопрос 104. Как надобно назначать братиям занятия? по усмотрению ли одного настоятеля, или и по приговору братий? А подобно и в рассуждении сестер?
Ответ. Если каждый научен то, о чем думает, предлагать на рассмотрение другим; не тем ли паче дела такого рода должны производиться по усмотрении способных к тому, потому что Божие домостроительство должно быть по Божией воле вручаемо представившим уже доказательство, что могут благоугодно Господу устроить им порученное? И вообще, во всяком деле настоятелю необходимо помнить, что говорит Писание: «с советом все твори» (Сир. 32, 21).
Вопрос 108. Надобно ли настоятелю с какою либо сестрою без настоятельницы беседовать о том, что служит к созиданию веры?
Ответ. В таких случаях не соблюдается заповедь Апостола, сказавшего: «только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14, 40).
Вопрос 109. Надобно ли настоятелю часто разговаривать с настоятельницею, особенно если некоторые из братий сим соблазняются?
Ответ. Поелику Апостол сказал: «для чего моей свободе быть судимой чужою совестью?» (1 Кор. 10, 29); то хорошо подражать ему, когда он говорит: «дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову» (1 Кор.9, 12), и сколько возможно ограничивать свидания, чтобы они были реже и короче.
Вопрос 110. Когда сестра исповедуется пресвитеру; надобно ли быть при сем и старице?
Ответ. Гораздо благоприличнее и безопаснее такая исповедь, которая бывает при старице пред пресвитером, способным предложить благоразумный способ покаяния и исправления.
Вопрос 111. Если пресвитер прикажет что–нибудь сестрам без ведома старицы; то в праве ли негодовать на сие старица?
Ответ. И очень.
Вопрос 112. Если кто приступает к жизни по Богу; то следует ли настоятелю принимать такового без ведома братий, или должен он сначала им предложить о сем?
Ответ. Господь учит, что ради кающегося созываются «друзья и соседи» (Лук. 15, 6). Посему тем паче необходимо принимать приходящего с ведома всех братий, чтобы они вместе возрадовались и помолились.
Вопросы о послушании
Вопрос 38. Что, если брат, получив приказание, сперва будет противоречить, а в последствии сам собою приступит к делу?
Ответ. Пусть знает, что за свое противоречие, как человек спорливый и других возбуждающий к спорам, подлежит он следующему суду: «Возмутитель ищет только зла; поэтому жестокий ангел будет послан против него» (Притч.17, 11). А вместе да уверится несомненно, что противоречит, или оказывает непослушание, не человеку, но самому уже Господу, Который сказал: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается» (Лук. 10, 16). И пусть сперва с сокрушением принесет извинение, а потом, если дозволят, делает уже дело.
Вопрос 39. А если кто, послушавшись, станет роптать?
Ответ. Поелику Апостол сказал: «Всё делайте без ропота и сомнения» (Филп.2, 14); то и сам ропщущий отчуждается от единения с братиею, и дело его изъемлется из их употребленья. Явно же, что такой человек страждет и неверием, и колебанием в уповании.
Вопрос 114. Поелику Господь заповедал: «кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Матф.5, 41), и Апостол учит повиноваться «друг другу в страхе» Христовом (Ефес.5, 21); то должно ли оказывать послушание всякому, и приказывающему что бы то ни было?
Ответ. Различие между теми, которые дают приказание, не должно препятствовать послушанию тех, кому дается приказание, потому что Моисей не преслушал Иофора, посоветовавшего ему доброе. Но поелику есть не малая разность в самых приказаниях (потому что иные противны заповеди Господней, или нарушают ее, или разным образом искажают примесью запрещенного; а другие согласны с заповедью, иные же, хотя по видимому и не согласны, но содействуют ей и служат как бы пособием для заповеди): то необходимо помнить сказанное Апостолом: «Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла» (1 Солун. 5, 20—22). И еще:»ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 4—5). Итак, если нам приказывают что либо согласное с заповедью Господнею, или содействующее ей: то надобно принимать сие усерднее и тщательнее, как волю Божию, исполняя сказанное: «долготерпением, снисходя друг ко другу любовью» Христовою (Ефес. 4, 2). Когда же приказывает нам кто–нибудь нечто противное Господней заповеди, нарушающее или искажающее оную; тогда благовременно сказать: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29), помня Господа, Который говорит: «За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса». (Иоан.10, 5), и Апостола, который для нашей безопасности осмелился коснуться и самих Ангелов, сказав: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Галат.1, 8). Из сего научаемся, что хотя бы и весьма был известен или чрезмерно славен препятствующий исполнять заповеданное Господом, или советующий делать запрещенное им, всякий любящий Господа должен такового бегать и гнушаться им.
Вопрос 115. Как должны мы оказывать послушание друг другу?
Ответ. Как рабы владыкам, по заповеданному Господом, «кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою» (Марк. 10, 43. 9, 35), к чему Господь присовокупляет еще более убедительные слова: «Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить « (Марк. 10, 45); и по сказанному Апостолом; «любовью служите друг другу» (Галат. 5, 13).
Вопрос 116. До чего должно оказывать послушание по правилу благоугождения Богу?
Ответ. Апостол показал сие, представив в пример послушание Господа, Который был «послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Филипп. 2, 8), и сказав предварительно: «ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе»(5).
Вопрос 118. Кто ревнует об исполнении заповеди, и делает не то, что приказывают, но чего сам хочет, тот какую получает награду?
Ответ. Какая следует за самоугодие. Поелику же Апостол говорит: «Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию» (Римл. 15, 2), и сильнее в том убеждает, присовокупив: «Ибо и Христос не Себе угождал» (3); то угождающий себе должен знать свою опасность. Но поступающий таким образом обличает себя и в том, что он непокорен.
Вопрос 119. Всякому ли позволительно отказываться от порученного ему дела и просить себе другого?
Ответ. Поскольку, по сказанному выше, такова мера послушания, что оно должно простираться до смерти: то отказывающийся от порученного дела и домогающийся другого, во–первых, нарушает послушание и явно показывает, что не отвергся себя самого; а потом делается и для себя, и для прочих виновником других многих зол; при чем многим отверзает дверь к прекословию, и себя приучает к тому же. И поелику не всякий способен дознать, что полезно, то часто избирает вредное для себя дело, а в братьях производит худое подозрение, что он более привержен к делу, которого домогается, нежели к тем, с которыми необходимо ему трудиться. Посему непослушание вообще есть корень многих и великих зол. Если же думает, что есть у него некоторое основание отказываться от дела, то пусть откроет сие настоятелям и предоставит их усмотрению.
Вопрос 120. Должно ли отлучаться куда–нибудь, не предуведомив настоятеля?
Ответ. Поелику Господь говорит: «Я пришел не Сам от Себя», но «Он послал Меня» (Иоан.7, 28. 29); то не тем паче ли каждый из нас не должен давать себе воли? Ибо кто дает себе волю, тот явно страждет высокомудрием, и подлежит суду Господа, Который сказал: «ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лук. 16, 15). И вообще давать себе волю —предосудительно.
Вопрос 166. С каким расположением должно повиноваться тому, кто понуждает к исполнению заповеди?
Ответ. С таким же расположением, с каким дитя, одолеваемое голодом, слушается кормилицы, которая зовет его ко вкушению пищи, и с каким всякий человек, ищущий себе пропитания, слушается того, кто дает ему средства для жизни; вернее же сказать, гораздо с большим еще расположением, поскольку вечная жизнь предпочтительнее настоящей. Ибо «заповедь» Божия, говорит Господь, «есть жизнь вечная» (Иоан.12,50). А что в рассуждении хлеба вкушение, то в рассуждении заповеди исполнение, как говорит опять сам Господь: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня» (Иоан.4, 34) Отца.
Вопрос 169. Если младший брат получил приказ научить чему–нибудь старшего возрастом, то как должен обойтись с ним?
Ответ. Как совершающий служение по повелению Владыки Бога: и со страхом, как бы не подпасть суду сказавшего: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иерем.48, 10.), и с опасением, «чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим. 3, 6.).
Вопрос 170. Равное ли внимание оказывать должно и к успевающему больше, и к успевающему меньше?
Ответ. Что Господь определил об отпущении грехов, сказав: «прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (Лук.7,47), и что Апостол постановил о пресвитерах, сказав: «Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении» (1 Тим. 5, 17.); то признаю сообразным соблюдать и в рассуждении всего тому подобного.
Вопрос 171. Если низший оскорбляется предпочтением ему благоговейнейшего; то как относиться к нему?
Ответ. Таковой явно осужден за лукавство в евангельской притче, в которой Господь огорчившимся на то, что некоторые получили равную с ними плату, говорит: «или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» (Матф.20, 15.)? Очевиден также суды Божии о таком человеке и подобных ему и из слов пророка: «тот, в глазах которого презрен отверженный, но который боящихся Господа славит» (Псал.14, 4.).
Вопрос 283. Кто исполняет чью либо волю, тот сообщник ли его?
Ответ. Если верим Господу, Который говорит: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Иоан.8 34), и еще: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (44); то знаем, что он не просто сообщник, но признает своим господином и отцем того, чье делает дело, по слову Господа. Ясно свидетельствует о сем и Апостол, говоря: «Неужели вы не знаете, что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь, или (рабы) греха к смерти, или послушания к праведности?» (Римл. 6, 16).
Вопрос 303. Надобно ли в братстве слушаться того, что все говорят?
Ответ. Ответ на этот вопрос весьма затруднителен. Во–первых, говорить о чем–нибудь всем—служит явным знакомь неблагочиния, потому что Апостол говорит: «пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают» (1 Кор. 14, 29); и он же, в разделении дарований, каждому из говорящих назначает собственное свое место, сказав: «по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Рим. 12, 3); и в пример телесных членов ясно определяет, что говорящие должны наблюдать очередь, а точнее различает сие в словах: «(имеешь ли) служение, (пребывай) в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай», и проч. (7—8). Из сего ясно видно, что не всем все дозволено, но что каждый должен пребывать в собственном своем звании и тщательнее исполнять вверенное ему Господом. Поэтому настоятель общины и всеми распоряжающийся должен нести на себе сию заботу со многим рассуждением, и о каждом иметь неусыпное попечение, как прилично чтобы делать ему свои распоряжения и приказания благоугодно Богу, и сообразно с способностей) и силою каждого к общей пользе. А подчиненные, соблюдая благочиние и зная собственную меру послушания, должны помнить Господа, Который говорит: «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их; и они идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную» (Ин.10,27–28), и прежде всего сказал: «За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (5), а также Апостола, который говорит: «Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает», и по исчислении последствий сего присовокупляет: «Удаляйся от таких» (1 Тим. 6, 3—5); и еще в другом месте: «Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла» (1 Сол.5,20–22). Почему, если что согласно заповеди Господней говорится, по заповеди исполняется, тому надобно повиноваться, хотя бы угрожало смертью; а если что против заповеди, или нарушает заповедь, то хотя бы Ангел с неба, или кто из Апостолов повелевал, хотя бы сопровождалось обетованием жизни или угрозою смерти, никак не должно повиноваться сему: потому что Апостол сказал: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал.1,8).
Вопросы о том, как обличать и наказывать согрешающих
Вопрос 3. Как надобно обращать грешника, или как обходиться с необращающимся?
Ответ. Как повелел нам Господь, сказав: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17). Поэтому если случится последнее, «для такого довольно сего наказания от многих» (2 Кор. 2, 6), потому что апостол написал: «обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2); и еще: «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2 Сол. 3, 14).
Вопрос 4. Если кто и за малые грехи не дает покоя братиям, говоря: «вы должны покаяться», то ужели он не милосерд и расторгает любовь?
Ответ. Поелику Господь подтвердил, что «ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все». (Мф.5,18), и решительно сказал: «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф.12, 36): то ничего не должно презирать, как маловажного. Ибо сказано: «Кто пренебрегает словом, тот причиняет вред себе» (Притч. 13,13). Притом, какой грех осмелится кто–нибудь назвать маловажным, когда Апостол утвердительно сказал, что «преступлением закона бесчестишь Бога» (Римл.2,23)? Если же «жало смерти—грех» (1 Кор. 15, 56), не тот или другой, но без разграничения всякий грех, то немилосерд тот, кто умалчивает, а не тот, кто обличает, как немилосерд тот, кто в угрызенном ядовитым животным оставляет яд, а не тот, кто извлекает его. Он же и любовь расторгает, потому что написано: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Притч.13, 24).
Вопрос 72. Если кто в братстве во время вкушения пищи ведет себя нескромно, ест или пьет с некоторою жадностью: должно ли обличать его?
Ответ. Таковой не соблюдает заповеди Апостола, сказавшего: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31), и еще: «только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14, 40); имеет нужду и в исправлении, если только не вынудила его к тому какая либо необходимость труда или поспешности. Впрочем, и тогда надобно тщательно соблюдать непреткновенность.
Вопрос 73. Как надобно исправлять того, кто обличает согрешающего не из желания исправить брата, но по страсти отмстить за себя, и после многократных увещаний остается в том же недуге?
Ответ. Такового должно признать самолюбивым, властолюбивым и объявить ему способ исправления по науке благочестия. Если же остается он во грехе; то известен суд на нераскаянных.
Вопрос 81. Равно ли надобно наказывать благоговейных и холодных, если те и другие оказываются впадшими в один и тот же грех?
Ответ. Если вникнем в расположение согрешающего и род греха; то узнаем и род наказания. Ибо хотя, по видимому, грех холодного и благоговейного один и тот же, но между ними большая разность. Ибо благоговейный, как благоговейный, беспокоится о благоугождении Богу, и вместе подвизается в этом; и если поползнулся и пал, то по какому либо обстоятельству и почти как бы невольно; холодный же, как самое имя показывает, ни мало не думая ни о себе, ни о Боге, и не поставляя никакого различия между тем, чтобы грешить и быть исправным, болезнует тем, что самое главное и важное в зле, то есть, или пренебрежением Бога, или неверием в бытие Божие. Ибо эти две причины греха существуют в душе, как свидетельствует Писание, говоря в одном месте: «Нечестие беззаконного говорит в сердце моем: нет страха Божия пред глазами его» (Пс.35, 2); а в другом: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога. Они развратились, совершили гнусные дела» (Пс.13, 1). Посему или пренебрег он Бога, и потому согрешает; или отвергает он бытие Божие, и потому растлевается в начинаниях, хотя, по видимому, и исповедует Бога, ибо «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1, 16). А если так, то, полагаю, и род наказания для подобных людей должен быть различный. Ибо благоговейный имеет нужду как бы в частном только пособии, и должен подпасть наказанию за одно то дело, в котором погрешил; а холодный, растливший в себе вообще всю душевную красоту и зараженный более общими из зол, или как презритель, по сказанному мною выше, или как неверующий, должен быть и оплакиваем и вразумляем и наказываем, пока не будет в состоянии несомненно убедиться, или в том, что Бог есть Судия праведный, и убоится, или в том, что вообще есть Бог, и ужаснется. Но надобно знать еще и то, что недостатки в благоговейных бывают нередко и по смотрению Божию к их пользе, когда Бог попускает иногда им поползнуться для уврачевания от предшествовавшего превозношения, как, например, то, что сказано Петром, и что случилось с ним.
Вопрос 83. Если кто, успевая во многом, в одном только погрешит; то как обходиться с ним?
Ответ. Как Господь поступил с Петром.
Вопрос 99. Налагающему наказание с каким расположением надобно делать сие?
Ответ. В отношении к Богу с расположением, какого достиг Давид, сказавший: «Вижу отступников, и сокрушаюсь, ибо они не хранят слова Твоего» (Псал.118,158); а в отношении к наказываемому с расположением, какое принял бы отец и врач, с состраданием и сердоболием искусно врачующий своего сына, особливо, когда присоединяется скорбь и тяжел способ врачеванья.
Вопрос 103. Научены уже мы тому, что старшим себя надобно повиноваться до смерти. Но поелику случается и самому старшему в чем–нибудь поползнуться; то просим научить нас, должны ли мы и его обличать? и как? и кто из нас обязан к сему? и что надобно делать, если не примет он обличений?
Ответ. Об этом ясно сказано в пространном ответе.
Вопрос 106. Какие наказания должны употреблять в братстве для обращения согрешающих?
Ответ. По усмотрению настоятелей должны быть определяемы время и род наказания, сообразно с телесным возрастом, душевным состоянием и различием греха.
Вопрос 113. Кому вверено попечение о душах, тот может ли соблюсти сказанное: «если не обратитесь и не будете как дети» (Матф. 18, 3), потому что имеет дело со многими и различными лицами?
Ответ. Поелику премудрый Соломон сказал: «время всякой вещи» (Еккл.3, 1); то надобно знать, что есть также свое время и смиренномудрию, и власти, и обличению, и утешению, и пощаде, и дерзновению, я снисхождению, и строгости и вообще всякому делу. Потому иногда должно оказывать смиренномудрие и подражать в смирении детям, особенно когда представляется случай воздать друг другу честь и долг, услужить, или помочь чьей либо телесной потребности, как научил Господь. Иногда же надобно употреблять власть, «данной мне Господом к созиданию, а не к разорению» (2 Кор.13, 10), когда нужда требует дерзновения. И как во время утешения надобно показывать доброту, так во время строгости обнаруживать ревность; а подобно сему поступать и во всяком ином случае.
Вопрос 165. Как узнать человеку, ревностью ли Божиею подвигнут он против согрешающего брата, или гневается на него?
Ответ. Если при всяком грехе ощущает в себе написанное: «Ревность моя снедает меня, потому что мои враги забыли слова Твои» (Псал.118, 139); то явно—это ревность Божия. Впрочем и здесь к созиданию веры нужна благоразумная осторожность. А если наперед в душе не появится это расположение и не приведет ее в движение; то и самое движение беспорядочно, и цель богочестия ни мало не сохраняется.
Вопрос 177. Как «сильные» должны «носить немощи немощных» (Римл.15, 1)?
Ответ. Ежели «носить» значит взять и уврачевать, по написанному, что «Он взял на Себя наши немощи и понес болезни» (Матф.8, 17, Ис.53, 4), не в том смысле, что возлагает Он это Сам на Себя, но в том, что врачует страждующих: то и здесь прилично будет разуметь тот способ и закон покаяния, которым врачуются немощные, при попечительности сильнейших.
Вопрос 178. Что значит: «друг друга тяготы носите»? и какой исполним «закон» (Гал.6, 2), поступая так?
Ответ. То же, что и сказанное пред сим. Ибо грех есть тяжесть, влекущая душу на дно адово. Его–то берем друг у друга, и снимаем друг с друга, приводя согрешающих к обращение. А слово: «носить» вместо слова: «взять», в обычае употреблять и у здешних жителей, как сам я неоднократно слыхал от многих. А «закон» исполним Христа, сказавшего: «пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию» (Лук. 5, 32), и нам вменившего в закон: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего» (Матф.18, 15).
Вопрос 182. По каким плодам должно дознавать того, кто согрешающего брата обличает из сострадания?
Ответ. Во–первых, по преимущественным признакам сострадания, согласно сказанному Апостолом: «страдает ли один член, страдают с ним все члены» (1 Кор. 12, 26); и; «Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор.11, 29). А потом, если одинаково сокрушается о всяком грехе и одинаково скорбит и плачет о всех согрешающих, против него или против другого, если, обличая, не искажает способа, преданного Господом.
Вопрос 184. Как человек, и когда увещевает, и когда обличает, можете не только стараться о том, чтобы говорить благоразумно, но и сохранять должное расположение и к Богу, и к тем, кому говорит?
Ответ. Если будет помнить Апостола, сказавшего: «Итак каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей таин Божиих» (1 Кор. 4, 1); то не станет распоряжаться сим самовластно, как особенным каким либо искусством, но будет совершать это, как Божие служение в попечении о душах, искупленных кровью Христовою, со страхом и трепетом пред Богом, по примеру сказавшего: «так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши» (1 Сол.2,4), и с благорасположением и сердоболием к слушающим исполняя сказанное: «подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши» (7—8).
Вопрос 185. Если кто во время беседы радуется, видя, что слушающие проникаются сказанным, то как ему узнать о себе, из доброго ли расположения, или по собственной какой страсти радуется он?
Ответ. Если остановит радость на одних похвалах, то явно, что приводится в движение собственною страстью. А если тотчас же возвеселится, приметив, что у похваляющих разумение слышанного внушает надежду на благопокорность, а в последствии, после тщательного наблюдения относительно пользы, или будет радоваться, нашедши у них добрые дела, сообразные похвалам, или скорбеть, заметив, что хвалившие ничем не воспользовались, то да благодарит Бога за то, что, как боголюбивый и братолюбивый, удостоился прийти в такое сердечное движение, ища не своей славы, но славы Божией и назидания братий.
Вопрос 231. Если брат, или иногда и иерей, поступает со мною лукаво, и враждует на меня; то можно ли мне и в рассуждении его соблюдать заповеди о врагах?
Ответ. Господь в заповедях о врагах не дал указания касательно различия врагов или вражды, а напротив того определил, что тот же грех тяжелее, чем выше сан, сказав им: «что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Матф.7, 3)? Посему в рассуждении таковых людей и почитаемых более именитыми, особенно нужны тщание и внимательность, чтобы и о них с подобающим долготерпением прилагать должное попечение—в увещании ли то, или в обличении, и себя самих даже в этом отношении сохранить неповинными, поступив с ними и во всем прочем по заповеди Господа.
Вопрос 232. Если обиженный кем–нибудь, по терпению и незлобию, никому не сообщит о сем, но решит предоставить суд Богу; то поступает ли он согласно с повелением Господа?
Ответ. Поелику Господь сказал в одном месте: «прощайте, если что имеете на кого» (Марк. 11, 25), а в другом месте: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Матф. 18, 15—17): то надобно показать плод терпения, с истинным расположением принося Богу молитву об обидевшем и говоря: «Господи, не постави ему греха» (Деян. 7, 60), чтобы, гневаясь на брата своего, не стать повинным суду; а также должно сделать обидевшему увещание и обличение, чтобы и он освободился от гнева, грядущего на сынов непокорных (Еф.5, 6; Кол. 3, 6). А если вознерадит и под предлогом якобы собственного своего долготерпения смолчит, согрешит он сугубым грехом, как потому, о сам преступает заповедь, которая говорит: «обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха» (Лев. 19, 17), и в следствие своего молчания делается сообщником согрешающего, так и потому, что оставляет погибать во зле человека, которого чрез обличение, может быть, в состоянии бы он был приобрести, как и Господь сие повелел (Матф.18, 15).
Вопрос 291. Что значит «трости надломленной и льна курящегося», и в каком смысле кто нибудь одной «не преломит», и другого «не угасит» (Матф.12, 20)?
Ответ. Трость сокрушенная, как полагаю, есть тот, кто с какой–нибудь страстью исполняет заповедь Божию; и его надобно не преломлять и отсекать, но более врачевать, как Господь научил, сказав: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели в» (Матф.6, 1); и как заповедует Апостол, говоря: «Всё делайте без ропота и сомнения» (Флп.2, 14); и в другом месте: «ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию» (3). А «льна курящегося», когда исполняет кто заповедь не с пламенным вожделением и совершенным тщанием, но с леностью и расслаблением; и его не останавливать надобно, а более возбуждать напоминанием судов и обетований Божиих.
Вопросы о согрешающих и принимающих наказание
Вопрос 43. Как должно относиться к тому, кто будит на молитву?
Ответ. Если кто знает тот вред сна, что душа во время оного не сознает сама себя, а также пользу бодрствования, и особенно ту преимущественную славу, когда человек предстает Богу в молитве, то, как к благодетелю, который делает великое и все пожелания превосходящее добро, будет относиться к тому, кто будит на молитву, или на исполнение какой бы то ни было заповеди.
Вопрос 44. А если тот, кого разбудили, огорчится, или разгневается, то чего он достоин?
Ответ. На первый раз отлучения и лишения пищи, если способен, пришедши в сокрушение, познать, скольких и каких благ лишает себя по своему неразумию, и таким образом обратившись, возрадуется с благодарностью сказавшего: «помянух Бога и возвеселится» (Псал. 76, 4). Если же останется бесчувственным, то да отсечется, как загнивший и поврежденный член от тела. Ибо написано: «ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матф.5, 30).
Вопрос 65. Каким образом иной содержит истину в неправде (Римл.1, 18)?
Ответ. Когда дарованный от Бога блага употребляет во зло по собственным своим хотениям, от чего отрекся Апостол, сказав: «мы не повреждаем слова Божия, как многие» (2 Кор. 2,17); и еще: «никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других» (1 Сол. 2, 5—6).
Вопрос 158. С каким расположением должно принимать наказание?
Ответ. С таким, какое прилично больному и находящемуся в опасности жизни, врачуемому отцем и врачом; сколько ни горек и ни мучителен способ врачевания, — с полным доверием к любви и опытности наказующего, и с желанием уврачевания.
Вопрос 159. Каков тот, кто огорчается против подвергнувшего его наказанию?
Ответ. Он не познал ни опасности греха, особливо—со стороны Бога, ни выгоды покаяния, и не поверил сказавшему: «Искренни укоризны от любящего» (Притч. 27,6), и сам себя лишил пользы, какую имел сказавший: «Пусть наказывает меня праведник: это милость» (Пс.140,5). Таковой вредит братству своим сожительством, развлекая подвизающихся.
Вопрос 221. Поелику Господь учит молиться, «чтобы не впасть в искушение» (Лук. 22, 40); то должно ли молиться и о том, чтобы не впадать в телесные страдания, и, если кто впадет в них, как должен переносить?
Ответ. Господь не различил качества напасти, но вообще повелел: «молитесь, чтобы не впасть в искушение». А введенному в напасть должно просить у Господа «при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор. 10, 13), чтобы исполнилось над нами: «претерпевший же до конца спасется» (Матф.24, 13).
Вопрос 229. Поступки недозволенные надобно ли без всякого стыда открывать всем, или только некоторым, и кому именно?
Ответ. Обнаружение грехов подлежит тому же закону, какому и объявление телесных немощей. Посему, как телесные немощи люди открывают не всем, и не первому встретившемуся, а только искусным в уврачевании оных; так и обнаружение грехов должно быть пред способными уврачевать их, по написанному: вы «сильные, должны сносить немощи бессильных» (Рим.15, 1), то есть, устраняйте своим тщанием.
Вопрос 301. А если скажет: меня не осуждает совесть?
Ответ. Это бывает и в телесных недугах. Ибо много недугов, которых больные не чувствуют. Однако же они более верят наблюдению врачей, нежели полагаются на то, что сами не чувствуют. Так и в рассуждении душевных недугов, то есть, грехов, хотя и не осуждает кто сам себя, не сознавая греха, однако же должен верить тем, которые способны лучше его видеть, что в нем. В этом показали пример святые Апостолы, когда, при несомненной уверенности в своем искреннем расположении ко Господу, услышав: «один из вас предаст Меня», более поверили сему слову Господа, и переменили свою мысль, говоря: «не я ли, Господи?» (Матф.26, 21. 22). Яснее же учит нас святой Петр, который, хотя в пламенеющем смиренномудрии отказывается от того, чтобы служил ему Владыка—Бог и Учитель, однако же, услышав несомненное удостоверение в истине слов Господних: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною», говорит: «не только ноги мои, но и руки и голову» (Иоан.13, 6—9).
Вопросы о попустительстве грешить другому человеку и о соблазнах
Вопрос 46. Попускающий другому сделать грех виновен ли в грехе?
Ответ. Суд сей явствует из слов Господа, сказавшего Пилату: «более греха на том, кто предал Меня тебе» (Иоан. 19, 11). Ибо из сего ясно, что и Пилат, попустив предателям, имел на себе грех, хотя и меньший. Сие же ясно доказывают и Адам, попустивший Еве, и Ева, попустившая змею; ибо никто из них не оставлен без наказания, как невинный. Сие при внимательном рассмотрении показывает и самый гнев Божии на них. Ибо когда Адам в оправдание произнес: «жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел», Бог ответствует: «за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя» и прочее (Быт. 3, 12. 17).
Вопрос 47. Должно ли молчать, когда другие грешат?
Ответ. Что не должно, сие видно из повелений Господа, сказавшего в ветхом завете: «обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха» (Лев. 19, 17); и в Евангелии: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Матф.18, 15—17), И как велико осуждение за сей грех, можно познать сие, во–первых, из определения Господа, сказавшего вообще: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Иоан.3, 36), а потом из повествований, встречающихся в ветхом и новом завете. Ибо вот, когда Ахан украл золото и одежду, гнев Господень был на всем народе, хотя он не знал ни согрешившего, ни греха, пока не был открыт упомянутый выше Ахан, который и потерпел со всеми своими страшное оное истребление (Иис.Нав.7). А Илий, хотя и не молчал пред своими сынами, которые были «люди негодные» но многократно увещевал их и говорил: «Нет, дети мои, нехороша молва, которую я слышу» (1 Пар. 2, 12. 24), и другими многими словами доказывал несообразность греха и неизбежность суда; однако же, поелику не вполне наказал, и не обнаружил надлежащей против них ревности, столько раздражил гнев Божий, что и народ истреблен был вместе с его сынами, и самый кивот взят иноплеменниками, а сверх того и сам он умер жалкою смертью. Если же такой возгорелся гнев на людей, которые не были в участии с согрешившим, даже препятствовали и свидетельствовали о грехе; что сказать о тех, которые знают и молчат? Таковые, если не исполнят того, что коринфянам внушал Апостол, сказав: «И вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1 Кор.5,2), и что в последствии сам засвидетельствовал о них, написав: «Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование (на виновного), какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле» (2 Кор.7, 11), то, без сомнения, и ныне все вообще находятся в опасности—подвергнуться той же погибели, или еще и более горестной, поскольку в сравнении с отвергшим закон Моисеев хуже тот, кто отвергает Господа и дерзает на одно и то же с прежде согрешившим и прежде осужденным. Ибо «если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха», который сделал подобный грех, «в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4, 24).
Вопрос 57. Если кто имеет неисправимый недостаток и от частных осуждений делается хуже, то не лучше ли оставить его в покое?
Ответ. О сем и в другом месте сказано, что согрешающих должно обращать с терпением, употребляя показанный Господом способ. Если же кому, как Коринфянину, для обращения его недостаточно будет осуждения и выговора многих; то на такого надобно смотреть, как на язычника. Но оставлять осужденного Господом никому ни в каком случае не безопасно, ибо Господь сказал, что лучше, потеряв один глаз, или одну руку, или одну ногу, войти в царствие, нежели, пощадив какой член, всему быть ввержену в геенну огненную, где— плачь и скрежет зубов (Матф.5, 29. 30); и Апостол свидетельствует, что «малая закваска квасит все тесто» (1 Кор. 5, 6).
Вопрос 64. Поскольку Господь наш Иисус Христос говорит: «а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Матф.18,6. Лук.17, 2); что значит соблазнять? Или как остеречься сего, чтобы не пало на нас столь страшное осуждение?
Ответ. Соблазняет, кто преступает закон словом или делом и другого вводит в беззаконие, как змий Еву и Ева Адама; или кто препятствует исполнять волю Божию, как Петр Господу, сказав: «будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» — за что и услышал: «отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн! Потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф.16, 22–23); или кто настраивает мысль немощного к чему–либо запрещенному, по написанному апостолом, который сказал: «Ибо если кто–нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное?» — и присовокупляет к сему: «И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы, не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8, 10, 13). Соблазн же бывает от многих причин. Ибо соблазн или происходит по вине соблазняющего, или случается самому соблазняемому быть виною соблазна; и в них опять бывает сие различно, иногда по злонравию, а иногда по неопытности или того, или другого; бывает и то, что при правом преподавании слова делается более видимым злонравие соблазняющихся. Подобно этому и в делах, ибо соблазняемый соблазняется, когда кто или исполняет заповедь Божию, или без опасения пользуется тем, что в его воле. Поэтому когда люди претыкаются о что–нибудь сделанное или сказанное по заповеди и соблазняются этим, как, по свидетельству Евангелия, некоторые соблазнялись тем, что Господь делал и говорил по воле Отца, тогда надобно припомнить ответ о таковых Господа, когда, «ученики Его, приступив, сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились?» И он отвечал им: «всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15, 12–14). И много подобного сему можно найти и в Евангелиях, и у Апостола. Когда же претыкается кто или соблазняется тем, что в нашей воле, тогда должно привести себе на память слова Господа, сказавшего Петру: «итак сыны свободны; по, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя» (Мф.17, 26–27); и также написанное апостолом коринфянам, где он говорит: «не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8, 13); и еще: «Лучше не есть мяса, не пить вина и не делать ничего такого, отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим. 14, 21). А как страшно в рассуждении того, что, по–видимому, в нашей воле, пренебрегать, что брат соблазняется тем, сие показывает повеление Господа, Который вообще запрещает всякий вид соблазна и говорит: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф. 18, 10). Свидетельствует и апостол, в одном месте говоря: «лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим. 14, 13); и в другом месте более пространным изложением сильнее запрещая сие непозволительное дело, когда говорит: «если кто–нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос», к сему присовокупляет: «согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8, 10–13); и еще в другом месте, сказав: «Или один я и Варнава не имеем власти не работать?» Потом прибавляет: «но все переносим, дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову» (1 Кор. 9, 6, 12). Когда же доказано, сколько страшно соблазнять брата тем, что в нашей воле, что сказать о соблазняющих тем, что они делают или говорят запрещенное? И особливо, когда соблазняющий или оказывается имеющим в преизбытке ведение, или принадлежит к священной степени? Таковой обязан служить для других как бы правилом и образцом, и если пренебрег хотя малым чем из написанного или сделал что запрещенное, или не выполнил предписанного, или вообще умолчал о чем подобном, за сие одно подлежит такому суду, что, как сказано, «кровь его взыщу от руки твоей» (Иез.33, 8).
Вопрос 228. Во всяком ли деле надобно с достоверностью дознавать волю соблазняющихся, или есть и такие вещи, в рассуждении которых не должно притворяться, хотя и соблазняются иные?
Ответ. Различие в этом ясно показали мы в своем месте, когда были о том спрашиваемы, и, сколько могли, сообщили о сем в подробности.
Вопросы об отношениях монашествующих с родственниками и мирскими людьми
Вопрос 187. Всякому ли принимать надобно что–нибудь от свойственников по плоти?
Ответ. Свойственники необходимо должны отдавать приходящим ко Господу все, что им следует, и ничего не отнимать, чтобы не подпасть осуждению за святотатство. Впрочем, тратить это по усмотрение тех, кому досталось, — и для них самих делается нередко предлогом к превозношению, и для бедных, приступающих к той же жизни, поводом к скорби. Почему случается то самое, в чем Коринфяне обвиняются Апостолом, сказавшим: «унижаете неимущих» (1 Кор. 11, 22). Поэтому, на кого возложено попечение о местных церквах, если он верен и способен распорядиться благоразумно, то пусть приносит ему, подражая тем, о которых повествуется в Деяниях, что они, принося, «полагали к ногам Апостолов» (Деян.4, 35). Если же распоряжаться подобными вещами не дело всех, но тех одних, которые, по испытании, на сие поставлены; то и подаваемое такими людьми распределит поставленный на сие, как заблагорассудит.
Вопрос 188. Как видеться нам с прежними сожителями нашими или с родными, когда приходят они к нам?
Ответ. Как показал и научил Господь, когда возвещено Ему было: «Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя» (Лук. 8, 20). Ибо возвестившим с укоризною ответствует, сказав: «кто Матерь Моя? и кто братья Мои? ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Матф.12,48.50).
Вопрос 189. А ежели станут они еще уговаривать нас, желая увести к себе домой; то надобно ли внимать им?
Ответ. Если—для созидания веры, то способный идти на сие да будет послан, по сделанном ему испытании. А если для исполнения человеческих обязанностей; то да слышит, что говорит Господь сказавшему: «позволь мне проститься с домашними моими. — никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лук. 9, 61. 62). Если же такой суд произнесен над тем, кто только вознамерился «проститься»: то что надобно сказать о первом?
Вопрос 190. Должно ли жалеть свойственников по плоти, желая их спасения?
Ответ. «Рожденный от Духа», по слову Господню (Иоан.3, 8), и получивший право стать чадом Божиим (Ин.1, 12), стыдится родства по плоти, признает же своими близких по вере, засвидетельствованных Господом, Который сказал: «матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его» (Лук.8, 21). И таковой человек пусть жалеет всех, удаляющихся от Господа, — и сродников по плоти так же, как и всех. Если же кто, будучи к ним несколько более пристрастен, думает своему пристрастию найти защитника в Апостол, который говорит: «желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти» (Римл.9, 3); то пусть таковой из последующего узнает, что Апостол чтит не плотское родство, но Израиля и преимущества, данные ему от Бога, — не потому, что израильтяне были ему сродниками, но потому, что сродники его по плоти были Израильтянами. И поелику они удостоены от Бога столь многих и великих преимуществ, поелику их было «усыновление и слава», их — «законоположение, и богослужение», у них — «заветы и обетования», их были «отцы», поелику «от них Христос по плоти» (ст. 4 — 5); то посему так высоко и ценит их спасение, не на родство взирая, но на вочеловечение ради них Господа, сказавшего: «послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Матф.15, 24).
Вопрос 292. Надобно ли в братстве быть учителю мирских детей?
Ответ. Поелику Апостол сказал: «отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6, 4): то, если приводящие детей приводят с подобною целью, и принимающие несомненно уверены, что могут приводимых воспитывать «в учении и наставлении Господнем», пусть соблюдается повеление Господа, Который сказал: «пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Матф.19, 14). А без такой цели и без таковой надежды, как рассуждаю, и Богу сие не угодно, и нам не прилично и не полезно.
Вопрос 302. Надобно ли из братских запасов давать нуждающимся из сторонних?
Ответ. Поелику Господь сказал: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Матф.15, 24. 26); то нет необходимости назначенное для посвятивших себя Богу расточать на людей посторонних. А если может иметь место сказанное женою, похваленною за веру: «так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (27); то да предоставлено будет усмотрению домостроителя, с общего согласия с ним соначальствующих, делать, чтобы от избытка, как написано, «солнцу восходить над злыми и добрыми» (Матф.5, 45).
Вопрос 304. За отдаваемых в братство надобно ли принимать от свойственников, если хотят что дать?
Ответ. Попечение и рассуждение об этом принадлежат настоятелю. Впрочем, по моему мнению, полагаю, что гораздо неблазненнее для многих и полезнее для созидания веры отвергать такие подарки. Ибо следствием принятия, во–первых, бывает, что нередко на общину падает укоризна; потом, родственнику принесших подает это повод к превозношению; сверх того, по сказанному Апостолом, о тех, которые в общежития едят и пьют свое, исполняется слово его: «унижаете неимущих» (1 Кор.11, 22), и многое подобное. Поелику же столько сходится поводов ко греху; то прекрасное дело—не принимать подобных даров, впрочем дозволять настоятелю брать на свое усмотрение, от кого надобно принимать и как должно распоряжаться принятым.
Вопрос 305. Должно ли принимать дары от мирян ради дружбы, или прежнего родства?
Ответ. Вопрос этот имеет одинаковую силу с вопросом: надобно ли принимать что от свойственников?
Вопрос 311. Надобно ли ходить на посещение тех, которые просят о сем?
Ответ. Посещать — дело угодное Богу. Но посетитель должен быть благоразумным слушателем и мудрым на ответы, исполняя сказанное: «Слово ваше (да будет) всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому» (Колос. 4, 6). Делать же посещения ради родства, или дружбы, чуждо нашему обету.
Вопрос 312. Надобно ли посетителей—мирян приглашать к молитве?
Ответ. Следует, если они друзья Божии; потому что Апостол к ним писал: молитесь «и о мне, дабы мне дано было слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну» Божию (Ефес.6, 19).
Вопрос 313. Надобно ли работать при посетителях?
Ответ. Никакого дела, совершаемого по заповеди, не надобно прерывать ради приходящих по дружеской обязанности, разве какое особенное душевное попечение, по заповеди Господней, окажется предпочтительнее телесного занятия, как святые Апостолы сказали в Деяниях: «нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах» (Деян.6, 2).
Вопросы о том, как надо относиться к согрешающим, неверующим или неправославным
Вопрос 7. Какой суд на тех, которые защищают согрешающих?
Ответ. Думаю, что тягчайший суд, о котором сказано: «лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих» (Лук. 17, 2). Ибо согрешивший получает не выговор, который бы мог его исправить, но защиту, которая утверждает его во грехе; он и других вызывает на подобные слабости, почему такому защитнику, если не покажет плодов, достойных покаяния, прилично сказанное Господом: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф.5,29).
Вопрос 8. Как надобно принимать кающегося искренно?
Ответ. Как научал Господь, сказав: «созовет друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу» (Лук.15, 6).
Вопрос 9. Какое расположение иметь нам к нераскаянному грешнику?
Ответ. Какое повелел иметь Господь, сказав: «если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф.18, 17), и какому научил Апостол, написав: «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2 Сол. 3, 6).
Вопрос 15. Что значат слова: «сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня?» (Мф.18, 21)? И какие грехи прощать мне предоставлено?
Ответ. Власть прощать дана не в отрешенном смысле, но под условием послушания и согласия кающегося с тем, кто печется о душе его. Ибо о таковых написано: «если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф.18, 19). А о том, какие грехи прощать, не должно и спрашивать, потому что новый завет не показал нам никакого различия, обещает же отпущение всякого греха кающимся как должно, — тем более, что Господь от собственного Своего лица обещал исполнение прошения о всякой вещи.
Вопрос 18. В братстве согрешившему когда–нибудь надобно ли после многого упражнения отдавать какое–нибудь дело на попечение, и если надобно, то какое именно?
Ответ. Помня Апостола, который говорит: «Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией, так, как и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но (пользы) многих, чтобы они спаслись» (1 Кор. 10, 32 —33), должны мы много иметь заботливости о том, чтобы не воспрепятствовать чем благовествованию Христову, не сделаться преткновением для немощных и не научить кого пороку; потому и в рассуждении таковых людей необходимо смотреть и дознавать, что служит к созиданию веры и к преспеянию всякой добродетели о Христе.
Вопрос 19. Если кто подозрителен в грехе, но явно его не делает; должно ли за ним присматривать, чтобы открылось подозреваемое?
Ответ. Лукавые подозрения, происходящие от зложелания, осуждаются Апостолом (1 Тим. 6, 4.). Но кому вверено попечение о всех, тому надобно внимательно наблюдать за всеми с любовью Христовою и с желанием уврачевать подозреваемого, чтобы исполнялось сказанное Апостолом: «чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе» (Колос. 1, 28.).
Вопрос 20. Кто прежде жил во грехах, надобно ли тому избегать общения с неправославными, или уклоняться и от общения с живущими худо?
Ответ. Поелику Апостол сказал: «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2 Солун. 3, 6.); то вообще всякое общение, и умом, и словом, и делом, с чем бы то ни было запрещенным всякому вредно и опасно. Но тем более надобно остерегаться сего жившим прежде во грехах, во первых потому, что душа, имевшая привычку ко греху, по большей части бывает поползновеннее к нему, а потом, как при попечении о больных телом строго наблюдается, чтобы удалять от них нередко и то, что полезно здоровым, так и в рассуждении болезнующих душою потребно еще больше осторожности и попечительности. А сколько вреда от общения с предающимися греху, сие изображает тот же Апостол, говоря о подобном сему предмете: «малая закваска квасит все тесто» (1 Кор. 5, 6.). Если же столько вреда от общения с погрешающими нравственно, что сказать о тех, которые злочестиво думают о Боге, и которым после того, как однажды преданы за зловерие в страсти бесчестия, не попускает оно быть здравыми и во всем прочем, что видно из многих других мест, и из сказанного о некоторых в послании к Римлянам так: «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный (суд) Божий, что делающие такие (дела) достойны смерти; однако не только (их) делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1, 28—32.)?
Вопрос 71. Иные домогаются не большего количества, но приятности яств, а другие желают для насыщения лучше большего количества, нежели приятного: как надобно обходиться с теми и другими?
Ответ. Те и другие страждут: одни сластолюбием, другие жадностью. А ни сластолюбец, ни жадный к чему бы то ни было не свободны от осуждения. О тех и о других с сердоболием надобно прилагать попечение. Если же не исцеляются они от недуга; то явно их осуждение, как нераскаянных.
Вопрос 122. Если кто, будучи наказан тем, чтобы не принимать ему благословения, скажет: не буду есть, пока не приму благословения; должно ли терпеть его?
Ответ. Стоить ли падение такого наказания, чтобы воспретить и вкушение пищи, сие без сомненья рассудит наложивший наказание. А если кто признан недостойным только благословения, и имея позволение вкушать пищу, не принимает ее, то да будет осужден как непокорный и упорный, а вместе как обнаруживающий и изобличающий себя в том, что, домогаясь сего, не врачует себя, но прилагает грех ко греху.
Вопрос 123. Если кто огорчается, когда не позволяют ему делать, чего неспособен он сделать исправно; то надобно ли терпеть его?
Ответ. Об этом говорено во многих местах, а именно, что вообще действовать по собственной своей воле, или давать себе волю, противно здравому учению, а неподчинение себя усмотрению многих подвергает опасности впасть в неверие и прекословие.
Вопрос 124. Если случится где–нибудь встретиться с еретиками или язычниками, должно ли есть с ними вместе, или приветствовать их?
Ответ. Обыкновенного приветствия Господь не запретил делать кому бы то ни было, сказав: «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Матф.5, 47). А касательно вкушения пищи, с кем надобно отказываться от оного, имеем на то заповедь Апостола, сказавшего: «Я писал вам в послании–не сообщаться с блудниками; впрочем не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира (сего). Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе» (1 Кор. 5, 9—11).
Вопрос 125. Если кому вверено дело, и он без спросу сделает что–нибудь не по приказанному, или сверх того, что ему приказано; то должно ли ему оставаться при деле?
Ответ. Самому брать что–нибудь на себя вообще не благоугодно Богу; это не прилично и бесполезно для тех, которые стараются соблюдать союз мира. Если же с безрассудством остается кто в своем упорстве, то полезно отнять у него дело, потому что не соблюдает он заповеди сказавшего: «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся» (1 Кор.7,24); и еще вразумительнее: «не думайте (о себе) более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Римл.12, 3).
Вопрос 155. Поелику мы, которые прислуживаем больным в странноприимном доме, научены прислуживать им с таким расположением, как бы служили братьям Господним, то, если принимающий от нас услуги будет не таков, как должны мы к нему относиться?
Ответ. Поелику Господь сказал: «ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Матф.12, 50); то, если кто не таков, но оказывается грешником, достойным следующего приговора: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Иоан.8, 34), он прежде всего имеет нужду в увещании от настоятеля. А если останется в тех же грехах; то известен о нем суд самого Господа, присовокупившего: «раб не пребывает в доме вечно» (35), и Апостола, заповедавшего: «извергните развращенного из среды вас» (1 Кор.5,13). Ибо таким образом и прислуживающие избавятся от недоумения, и все живущие вместе приведены будут в безопасность.
Вопрсо 293 Как должно вести себя с теми, которые важных грехов избегают, а малые делают небоязненно?
Ответ. Прежде всего надобно знать, что в Новом Завете нельзя видеть сего различия. Ибо на все грехи простирается один приговор Господа, Который сказал: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8, 34); и еще: «слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Ин. 12, 48). И Иоанн вопиет: «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3, 36), и причина угрозы за неверие не различие грехов, но преслушание. Вообще же, если позволяем себе говорит: грех «малый» и «великий», то можно признать бесспорным, что для каждого велико владеющее им и мало, чем он владеет; как у борцов — победивший крепче, а побежденный слабее одержавшего верх, кто бы он ни был. Поэтому в рассуждении всякого, согрешающего каким бы то ни было грехом, должно соблюдать суд Господа, Который сказал: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17). В рассуждении же всех таковых да соблюдается сказанное апостолом: почему «вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело» (1 Кор. 5, 2)? Ибо при отсечении надобно оказывать долготерпение и сердоболие.
Вопросы о пользовании вещами при общежитии
Вопрос 70. Как надобно поступать с тем, кто во зло употребляет одежду или обувь, и когда заметят ему сие, подозревает в замечающем скупость и ворчливость? И что надобно с ним делать, если продолжает то же по надлежащем двукратном или троекратном увещании?
Ответ. Злоупотребление преследует Апостол, сказав: «и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся» (1 Кор. 7, 31). Ибо мера употребления—неизбежная необходимость потребности: а употребление сверх потребности доказывает недуг или многостяжательности, или сластолюбия, или тщеславия. Кто же пребывает во грехе, тот подлежит осуждению, как нераскаянный.
Вопрос 85. Надобно иметь в братстве какую либо собственность?
Ответ. Сие противно свидетельствам об уверовавших в Деяниях, в которых написано: «никто ничего из имения своего не называл своим» (Деян.4,32). Посему кто называет что либо своим, тот поставляет себя чуждым Церкви Божьей и любви Господа, Который и словом и делом учил полагать за друзей душу свою, а не только одно внешнее.
Вопрос 86. А если кто говорит: «от братства я не беру, сам не даю, но довольствуюсь своим»; как с ним поступить?
Ответ. Если не послушается он учения Господа, Который говорит: «да любите друг друга; как Я возлюбил вас» (Иоан.13, 34); то мы послушаемся Апостола, сказавшего: «извергните развращенного из среды вас» (1 Кор. 5, 13), чтобы не исполнилось сие: «что малая закваска квасит все тесто» (6)
Вопрос 87. Позволительно ли всякому ветхую свою одежду или обувь отдавать, кому захочет, по заповеди?
Ответ. Отдавать или брать, даже и по заповеди, не всякий может, но тот один, кому по испытании вверено домоправление. Посему и ветхое и новое отдает и принимает он в свое для всего время.
Вопрос 89. Поскольку написано: «Богатством своим человек выкупает жизнь (свою)» (Притч.13, 8), а у нас нет сего; то что будет делать?
Ответ. Если мы старались и не могли достигнуть сего; то вспомним ответ Господа Петру, который беспокоился о подобном сему и говорил: «вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам? « Господь же отвечает ему так: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Матф.19, 27. 29, Марк.10, 29). Если же, по нерадению, сего не сделали; то окажем тщательность теперь. А если нет уже ни времени, ни сил; то да у тешит нас Апостол, который говорит: «ищу не вашего, а вас» (2 Кор. 12, 14).
Вопрос 90. Позволительно ли иметь ночную одежду, — волосяную, или другую какую?
Ответ. Употребление власяницы имеет свое время, потому что употребление власяниц служить не для телесной потребности, но для удручения и смирения души. Поелику же нам запрещено иметь по две одежды, то можно ли допустить употребление кроме упомянутой выше причины, пусть всякий рассудить о том сам.
Вопрос 91. Если у брата, который не имеет ничего собственного, попросит кто–нибудь носимого им на себе; что должно ему сделать, особливо, если попросивший наг?
Ответ. Просит ли нагой, или человек лукавый, по крайней ли нужде, или из корысти, однажды навсегда сказано, что давать или брать не всякий может, но тот один, кому по испытании поручено смотрение за сим. И да соблюдается сказанное: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван» (1 Кор. 7, 20).
Вопрос 92. Поелику Господь повелевает продать имение; то в какой мысли надобно сие делать? Потому ли, что имение само собою естественно вредно, или потому, что им развлекается душа?
Ответ. На сие, во–первых, надобно сказать то, что всякое имение, если бы само по себе было худо, не было бы и Божиим созданием:»Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно» (1 Тим. 4, 4); а потом, что заповедь Господня учить не кидать имение, как нечто худое, и бежать от него, но правильно им распоряжаться. И если кто осуждается, осуждается не за то, что имел у себя, но что худо придумал об имении, или не хорошо употребил его; ибо беспристрастное и здравое расположение к имению и распоряжение им, сообразное с заповедью, способствует нам ко многому и весьма необходимому: иногда к очищению собственных наших грехов, почему и написано: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда всё будет у вас чисто» (Лук. 11, 41); иногда же к наследию царства небесного и к стяжанию неоскудевающего сокровища, по сказанному в другом месте: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство. Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах» (Лук. 12, 32—33).
Вопрос 93. Кто однажды оставил свое имение и дал обет не иметь никакой собственности, тот с какою мыслью должен пользоваться необходимым для жизни, например одеждою и пищею?
Ответ. Памятуя, по написанному, что Бог есть «даяй пищу всякой плоти» (Пс.135. 25). А сверх того потребна заботливость о том, чтобы, как делателю Божию, стать достойным пищи своей, которая при том же не в его власти находится, но по распоряжению того, кто приставлен иметь попечение о ней, дается и в свое время, и в своей мере, по написанному: «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4, 35).
Вопрос 94. Если кто, не уплатив податей, вступит в братство, домашние же его, подвергаясь за него взысканию, терпят притеснение: не наносит ли это какого сомнения или вреда ему, или принявшим его?
Ответ. Господь наш Иисус Христос на вопрос: «позволительно ли давать подать кесарю, или нет?» говорит: «чье это изображение и надпись?» и когда сказали: «кесаревы», отвечает так: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Матф.22, 17, Лук. 20, 24, 25). Итак, поелику из сего видно, что те оказываются подчиненными повелениям кесаря, у кого находится что либо кесарево, то, если и этот вступивший в братство принес с собою что либо подобное из принадлежащего кесарю, да будет он повинен внести подать, а если ушел от своих, все им оставив, да не будет никакого сомнения ни ему, ни принявшему его.
Вопрос 142. Знающим искусство надобно ли брать у кого–нибудь работу без ведома приставленного к попечению о сем?
Ответ. Как тать или помогающей татю, да подлежит осуждению тот и другой: и кто дает, и кто берет работу.
Вопрос 143. Какое попечение обязаны иметь работающее о вверенных им снарядах?
Ответ. Какого требуют вещи, во–первых принесенные в дар и посвященные Богу, а во–вторых столь необходимые, что без них не могут они показать должного не леностного тщания.
Вопрос 144. А если кто по нерадению потеряет, или по небрежению испортит что?
Ответ. Испортивший да судится как святотатец, а потерявший как виновник святотатства, потому что все это принесено в дар Господу и посвящено Богу.
Вопрос 145. А если сам собою употребит какой либо снаряд в дело, или возьмет?
Ответ. Да судится как дерзкий и самоуправный, потому что это—дело того, кому поручен надзор и распоряжение.
Вопрос 146. А если и при неминуемой надобности настоятель потребует у него снаряд, а он станет спорить?
Ответ. Кто по любви Христовой себя и члены свои отдал в употребление другим, тот как возможет спорить о снарядах с настоятелем, которому принадлежит попечение и о снарядах?
Вопрос 148. Какую меру власти имеет в домоправлении тот, чьему смотрению вверена кладовая?
Ответ. В отношении к тому, кто по испытании вверил ему снабжение кладовой, должен помнить самого Господа, сказавшего: «Я ничего не могу творить Сам от Себя» (Иоан.5, 30); а в отношении к тем, которые на его попечении, должен иметь в виду потребность каждого; потому что написано: «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4, 35). Тот же закон пусть будет для всех, кому поручены подобные заботы.
Вопрос 168. С каким расположением должно брать одежду и обувь, каковы бы они ни были?
Ответ. Если они велики или малы на твой рост: то объяви нужду свою с надлежащею скромностью. А если не нравятся по дешевизне своей, или потому, что не новые, то вспомни слова Господа, сказавшего: не просто всякий, но «делатель достоин» пищи «своей» (Матф.10, 10), и допроси сам себя, сделал ли что–нибудь достойное Господних заповедей, или обетований; тогда не только не потребуешь другого, но и данным будешь приведен в мучительный страх, как получающий это свыше достоинства. Ибо сказанное о пище должно иметь за правило и в рассуждении всякой вещи, удовлетворяющей телесным потребностям.
Вопрос 210. Что значит предписанное Апостолом «приличное одеяние» (1 Тим. 2, 9.)?
Ответ. Употребление одежды, прилично приноровленное к собственной ее цели, приспособленное к требованиям времени, места, лица, нужды; потому что рассудок не допускает одних и тех же одеяний во время зимы и во время лета, и одинаковой одежды для работающего и для отдыхающего, для услуживающего и для принимающего услугу, для воина и для простолюдина, или для мужчины и для женщины.
Вопросы о милостыне
Вопрос 100. Как отпускать приходящих со стороны и просящих милостыни? И всякий ли желающий должен подавать хлеб или что другое; или надобно приставить к сему одного?
Ответ. Поелику Господь утвердительно сказал, что «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам», согласился и с тем, что «псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (Матф.15,26,27); то приставленный подавать милостыню пусть делает сие с испытанием. Всякий же, делающий это без его ведома, да подвергнется наказанию, как нарушитель благочестия, пока не научится соблюдать свое место, по слову Апостола: «В каком (звании) кто призван, братия, в том каждый и оставайся пред Богом» (1 Кор.7, 24).
Вопрос 101. Получивший в свое распоряжение приносимое в дар Господу имеет ли необходимость исполнять сказанное: «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Лук. 6, 30. Матф.5, 42)?
Ответ. Заповедь: «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся», дается как бы вместо искушения, что показывает связь речи: и это заповедует людям лукавым: исполнение сего не главная обязанность, но имеющая место при обстоятельствах. Ибо главная заповедь Господня: «продай имение твое и раздай нищим» (Матф.19, 21), и еще: «Продавайте имения ваши и давайте милостыню» (Лук. 12, 33). Если же назначенное для одних не безопасно употреблять на других, потому что Господь говорит: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» и: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Матф.15,24,26): то почему же и самому не рассудить, что справедливо?
Вопрос 181. Если братства близко друг от друга, и одно убого, а другое мало расположено к общительности; то убожествующее братство какие расположения должно питать к братству, отказывающему в подаянии?
Ответ. Наученные из любви Христовой и душу свою полагать друг за друга как могут быть скупы в нужном для тела, как бы забыв Сказавшего: «алкал Я, и вы не дали Мне есть» (Матф.25, 42—43) и проч.? Если же стучится это, убожествующие должны иметь долготерпение, подражая Лазарю, в уверенности получить утешение в будущем веке.
Вопрос 219. Ежели оказано нам кем либо благо деяние; то как можем и Господу воздавать должное благодарение, чистое и всецелое, и пред благодетелем свидетельствовать оное разумно, не убавляя, и не превышая меры?
Ответ. Если будем твердо верить, что Бог начальник и совершитель всякого блага, а услужившего нам будем считать служителем Божия благодеяния.
Вопрос 271. Поелику Господь сказал: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда всё будет у вас чисто» (Лук.11, 41); то ужели, сколько кто ни согрешит, чрез милостыню находит очищение всего?
Ответ. Самая связь предлежащего изречения объясняет сказанное. Ибо, прежде сказав: «внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства» (39), потом присовокупил: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда всё будет у вас чисто», то есть, все то, в чем грешим и лукавствуем, грабя и лихоимствуя. Сие же выражает и Закхей, сказав: «половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лук. 19, 8). Посему все подобные грехи, которые могут быть отплачены, и за которые можно воздать чем либо в несколько крат большим, очищаются сим способом. И сей говорю, способ не сам по себе достаточен к очищению, но предварительно имеет нужду в Божьем милосердии и к крови Христовой, которою «мы имеем искупление» и от всех других грехов (Еф.1,7), творя за всякий грех «достойные плоды покаяния» (Лук. 3, 8).
Вопрос 284. Если братство от бедствий болезни обедняет; то можно ли не сомневаясь принимать от других нужное на потребы? и если это надобно, то от кого должно принимать?
Ответ. Кто помнит Господа, сказавшего: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Матф.25, 40), тот с особенным тщанием и рачением прилагает великую заботу к тому, чтобы стать достойным наименования братом Господним. Почему, если кто таков, то, принимая, да не сомневается, но да благодарит. А от кого, когда и как надобно принимать, об этом должен судить тот, на кого возложены общие заботы, памятуя Давида, который сказал: «елей же грешнаго да не намастит главы моея» (Псал.140, 5), и еще: «ходяй по пути непорочну, сей ми служаше» (Псал.100,6).
Вопросы о любостяжании, многопопечительности и суетности
Вопрос 48. В чем состоит любостяжание?
Ответ. Когда преступает кто предел закона. А сие по ветхому завету значит заботиться больше о себе, нежели о ближнем, ибо написано: «люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19, 18); по евангелию же—заботиться о чем–нибудь ради себя сверх необходимого на настоящий день, подобно тому, кто услышал: «безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лук. 12, 20). К сему Господь присовокупляет общее: «Так (бывает с тем), кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (ст. 21).
Вопрос 49. Что значит быть суетным?
Ответ. Все, что предпринимается не ради потребности, но для прикрасы, подлежит обвинение в суетности.
Вопрос 50. Если кто дорогую одежду отвергает, а сам, в рассуждении дешевой одежды или обуви, желает, чтобы она шла к нему: то грешить ли он, и каким недугом страждет?
Ответ. Кто желает, чтобы (одежда или обувь) шли к нему, с целью понравиться людям, тот, очевидно, страждет человекоугодием, удаляется от Бога, и в самых малоценных вещах выказывает недуг суетности.
Вопрос 206. Поелику Господь повелевает не заботиться о том, «что нам есть, или что пить, или во что одеться» (Матф.6, 31); то до чего простирается сия заповедь или как выполняется?
Ответ. Заповедь сия, как и всякая заповедь, простирается даже до смерти, потому что и Господь «послушным» был «даже до смерти» (Флп.2, 8). Выполняется же она при уповании на Бога. Ибо Господь, запретив заботу, присовокупляет обетование, говоря: «Отец ваш Небесный знает», в чем имеете нужду, прежде нежели попросите у Него (Матф.6,32). Таков был Апостол, который говорит: «имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых» (2 Кор. 1, 9), то есть, по душевной решимости и готовности ежедневно умирал, но Божиим благоволением был соблюдаем. Посему с дерзновением говорил: «нас почитают умершими, но вот, мы живы» (6, 9). Решимости же такой способствует пламенное рвение и ненасытимое вожделение о заповедях Господних; обладаемый сим желанием не имеет и досуга рассеиваться попечением о потребностях телесных.
Вопрос 207. Поэтому, если не должно прилагать попечений о необходимом для жизни, и есть другое повеление Господа, сказавшего: «Старайтесь не о пище тленной» (Иоан.6, 27); то лишнее дело и работать?
Ответ. Сам Господь в том и другом месте объяснил Свое повеление. Ибо там, запретив домогаться нужного для жизни словами: не ищите, «что вам есть и что пить: потому что всего этого ищут язычники», присовокупил заповедь: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Матф.6, 25. 32. 33); а как должно искать, открыл сие на удостаиваемых царствия. Здесь же, запретив стараться «о пище тленной», научил стараться «о пище, пребывающей в жизнь вечную». Что же это за брашно, Сам опять объявил в другом месте, сказав: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня» Отца (Иоан.4, 34). А ежели воля Божия состоит в том, чтобы алчущего напитать, жаждущего напоить, нагого одеть и прочее; то совершенно необходимо подражать Апостолу, который говорит: «Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых» (Деян.20,35), и повиноваться его учению: «лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Ефес.4,28). Поелику же так сие предано нам Господом в Евангелии и чрез Апостола; то явно, что хлопотать или работать ради себя совершенно запрещается, но хлопотать и работать ради потребы ближнего, по заповеди Господней, надобно тем усерднее, — особенно потому, что Господь попечение о посвятивших себя Ему приемлет за попечение о Себе самом, и за оное обещает царство небесное.
Вопрос 272. Поелику есть Господня заповедь: «не заботьтесь о завтрашнем дне» (Матф.6, 34); то как здраво разуметь сии заповедь: ибо видим, что много у нас попечения о потребном на нужды, даже запасаем и то, чего достаточно было бы и на более долгое время?
Ответ. Кто принял ученее Господа, сказавшего: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его», и не сомневается в истине обетований Того, Кто присовокупил: «и это все приложится вам» (Матф.6,33): тот не расслабляет души житейскими заботами, которые подавляют слово и делают его бесплодным (Матф.13, 22); но, подвизаясь добрым подвигом благоугождения Богу, верует Господу, сказавшему: «трудящийся достоин» пищи «своей» (Матф.10,10), и ни мало не беспокоится о ней; работает не ради самого себя, но ради Христовой заповеди, как показал и научил Апостол, сказав: «Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых» (Деян.20, 35). Ибо заботиться ради самого себя есть улика в самолюбии; а заботиться и работать ради заповеди—похвальный признак христолюбивого и братолюбивого расположения.
Вопросы о человекоугодии и самоугодии
Вопрос 33. Чем обличается человекоугодник?
Ответ. Когда к хвалящим его оказывает усердие, а для порицающих бывает недеятелен. Ибо если хочет угождать Господу, то всегда и везде будет одинаков, исполняя сказанное: «с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны» (2 Кор. 6,7–8).
Вопрос 34. Как избежать страсти человекоугодия и слабости к похвалам человеческим?
Ответ. Несомненною уверенностью в присутствии Божием, неразвлекаемою заботливостью о благоугождении Богу и пламенным вожделением блаженств, обетованных Господом. Ибо никто пред очами владыки не старается об угождении подобному себе рабу, к бесчестию владыки и к собственному своему осуждению.
Вопрос 52. Апостол в одном месте говорит: «Не будем тщеславиться» (Гал.5,26), в другом: «не с видимою только услужливостью, как человекоугодники» (Ефес.6,6); кто же тщеславный, и кто человекоугодник?
Ответ. Полагаю, что тщеславен тот, кто делает или говорит что–нибудь ради одной мирской славы от видящих, или слышащих это; а человекоугодник, — кто, по воле какого–нибудь человека, делает в угодность ему, хотя бы делаемое было и бесчестно.
Вопрос 179. Как может кто–нибудь без любви приобрести такую веру, чтобы «горы переставлять», или «все имение» свое раздать нищим, или предать тело свое, «на сожжение» (1 Кор. 13, 2. 3)?
Ответ. Если помним Господа, сказавшего: они делают, чтобы люди их видели (Матф.6, 1); и ответ Господень говорившим: «Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Матф.7, 22), которым Он говорит: «не знаю вас, откуда вы» (Лук.13, 27), не потому, что они лгали, но потому, что злоупотребляли благодатию Божиею по собственным пожеланиям (что чуждо любви к Богу); то без труда можем уразуметь сказанное. А дарование Божие, или дар, получить и недостойному нимало не странно, потому что Бог, во время благости и долготерпения, «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми» (Матф.5, 45). Нередко же сие бывает к пользе или самого приемлющего дарование, — не обратится ли, устыдившись благостью Бога, к попечению о благоугождении Ему, — или других, по сказанному Апостолом: «Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа» (Флп.1,15); к чему он спустя немного присовокупляет: «Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться» (18).
Вопрос 277. Какая это «клеть», в которую Господь повелевает войти молящемуся (Матф.6, 6)?
Ответь».Клетью», обыкновенно, называется пустая и отдельная храмина, в которую кладем, что хотим сохранять, или в которой можно скрываться, по сказанному у Пророка: «Пойди, народ мой, войди в покои твои и запри за собой двери твои, укройся» (Иса. 26, 20). А силу заповеди объясняет самый предмет речи, потому что она обращена к страждущим недугом человекоугодия. Почему, если кого беспокоит этот недуг, то прекрасно он делает, устраняясь и уединяясь в молитве, пока не будет в состоянии приобрести навык не обращать внимания на похвалы людские, а взирать только на Бога, по примеру сказавшего: «се яко очи раб в руку господий своих, яко очи рабыни в руку госпожи своея: тако очи наши ко Господу Богу нашему» (Псал.122, 2). Но если кто по благодати Божией чист от недуга сего, то нет ему необходимости скрывать прекрасное; чему научая, сам Господь говорит: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Матф.5, 14—16). Тот же смысл заповеди о милосердии и о посте, о которых говорится в том же месте, и вообще о всяком деле богочестия.
Вопрос 298. Дозволяет ли Писание делать доброе по самоугодию?
Ответ. Кто угождает себе, тот угождает человеку. Ибо всякий и сам человек. Посему, как «проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою», что выражает доверенность к самому себе, и пророк к этому присовокупляет: «и которого сердце удаляется от Господа» (Иерем.17, 5): так угождающий другому, или делающий что–нибудь по самоугодию, отпадает от богочестия, впадает же в человекоугодие. Ибо делают, говорит Господь, «пред людьми с тем, чтобы они видели вас. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Матф.6,1.5). Признается и Апостол: «Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал.1, 10). Но есть и сильнейшая угроза в богодухновенном Писании, которое говорит: «Бог разсыпа кости человекоугодников» (Псал.52, 6).
Вопросы о гордости, самолюбии, славолюбии и честолюбии
Вопрос 35. Как узнается гордый, и чем врачуется?
Ответ. Узнается потому, что домогается предпочтения. А врачуется, если будет верить суду сказавшего: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак.4,6). Впрочем, надобно знать, что хотя убоится кто суда, произнесенного на гордость, однако же не может исцелиться от сей страсти, если не оставит всех помышлений о предпочтении, как не возможно разучиться какому–нибудь языку или искусству, не перестав совершенно не только делать, или говорить что–нибудь относящееся к этому искусству, но и слушать говорящих и видеть делающих. Сие же надобно наблюдать и в рассуждении всякого порока.
Вопрос 36. Надобно ли искать чести?
Ответ. Мы научены воздавать «кому честь, честь» (Рим. 13, 7), а искать чести нам запрещено, потому что Господь сказал: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин.5,44). Посему искать славы от людей есть доказательство неверия и отчуждение от богочестия, так как Апостол сказал: «Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал.1, 10). А если так осуждаются, которые приемлют славу, возданную людьми; то несказанно более осуждение тех, которые сами ищут славы невозданной.
Вопрос. 54. Что такое самолюбие, и чем дает о себе знать самолюбивый?
Ответ. Многое говорится не собственно, как например: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Иоан.12,25). Посему кто любит самого себя не настоящею любовью, тот самолюбив. Дает же знать о себе, если, что ни делает, делает ради себя, хотя бы сделанное было и согласно с заповедью. Ибо ради своего успокоения пренебречь чем либо из потребного для брата, или по душе или по телу, значит уже сделать и для других явным порок самолюбия, которого конец есть погибель.
Вопрос 56. Поелику Господь утверждает, что «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лук.18, 14), и Апостол повелевает «не высокомудрствуйте» (Римл.12,16), и в другом месте говорит: «горды, надменны, напыщенны» (2 Тим. 3, 2. 4), и еще: «любовь не гордится» (ου φυσιουται, 1 Кор. 13, 4): то кто высокомудрен, кто величав, кто горд, кто напыщен, и кто разгордевшийся?
Ответ. Высокомудрен тот, кто сам себя возвышает, высоко думает о собственных своих заслугах, превозносится подобно известному фарисею (Лук. 18, 11 и д.) и не ставит себя в ряд с смиренными: он же может быть назван и разгордевшимся, как обвинены в том Коринфяне (1 Кор. 5, 2). А величав тот, кто не соображается с узаконениями, не выполняет и того, чтобы «тем же правилом» жительствовать «и тоже» мудрствовать (Филип.3,16), но придумывает собственный свой путь правды и благочестия. Горд, кто хвастается тем, что у него есть, и старается казаться чем–то выше того, что он в действительности. Напыщенный же или может быть одно и то же с гордым, или близок к нему, по сказанному у Апостола: «тот горд» (τετυφωται), «ничего не знает» (1 Тим. 6, 4).
Вопрос 117. Кто не выполняет на каждый день положенного устава в рассуждении известной заповеди, а старается обучиться искусству, тот каким страждет недугом, и может ли быть терпим?
Ответ. Таковой и высокомерен, и самонравен, и неверен, потому что не убоялся суда Господа, сказавшего: «Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Лук. 12, 40). Ибо кто каждый день и час ожидает Господа, тот старается, чтобы настоящий день провести в праздности, и более ни о чем не заботится. Но если приказано ему обучаться искусству, то пусть в послушании находит приобретение благоугождения Богу, а не в превозношении—осуждение.
Вопрос 247. Поелику Писание говорит: «Не умножайте речей надменных; дерзкие слова да не исходят из уст ваших» (1 Цар. 2, 3), и Апостол иногда признается: «Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии при такой отважности на похвалу» (2 Кор. 11,17); и еще: «Я дошел до неразумия, хвалясь» (12, 11), а иногда дозволяет хвалится: «Хвалящийся хвались о Господе» (10, 17): то какая похвала о Господе, и какая запрещена?
Ответ. В Апостоле весьма ясно видно необходимое его противление страстям. Ибо говорит сие не для того, чтобы себя самого выставить на вид, но чтобы низложить безрассудное высокомерие и превозношение некоторых. Похвала же о Господе бывает, когда человек добрые дела свои приписывает не себе самому, но Господу, говоря: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп.4, 13). А похвала запрещенная может быть двоякого рода, или по сказанному: «хвалим есть грешный в похотех души своея» (Псал.9,24), и: «что хвалишися во злобе, сильне» (Псал.51, 3)? или по сказанному: делают, «показаться перед людьми» (Матф.6, 5), в самом же желании приобрести похвалу за то, что делают, как бы хвалясь сделанным. Но таковых можно назвать и святотатцами, присвояющими себе дары Божии, и себе самим восхищающими славу, которая подобает Богу.
Вопрос 282. Кто те, которые говорит: «мы ели и пили пред Тобою», и получают в ответ: «не знаю вас» (Лук. 13, 26. 27)?
Ответ. Может быть, те, которых описал Апостол применительно к собственному своему лицу, сказав: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими» и пр. «и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, и если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13, 1—3). Сему научен Апостол от Господа, Который сказал о некоторых: творят, «пред людьми» человеки: «Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Матф.6, 1. 2). Ибо делаемое не из любви к Богу, но ради похвалы от людей, каково бы оно ни было, находит себе не похвалу за богочестие, но осуждение за человекоугодие или за самоугодие, или за честолюбие, или зависть, или за иную подобную вину. Поэтому Господь все подобное называет делом неправды, когда сказавшим: «мы ели и пили пред Тобою» и пр. говорит: «отойдите от Меня все делатели неправды». И как же не делатели неправды те, которые злоупотребляют дарами Божьими на снискание собственных своих удовольствий? Таковы, например, были те, о которых Апостол говорит: «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие» (2 Кор. 2, 17): и еще: «думают, будто благочестие служит для прибытка» (1 Тим. 6, 5) и многое сему подобное. От всего этого чистым себя показал тот же Апостол, когда говорит: «угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши. Ибо никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других» (1 Сол. 2, 4—6).
Вопрос 299. Как несомненно душе увериться, что она далеко от славолюбия?
Ответ. Когда повинуется Господу, сказавшему: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Матф.5, 16), и Апостолу, который заповедал: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31), чтобы благочестивый, не домогаясь ни настоящей, ни будущей славы, но предпочетши всему любовь к Богу, сверх предложенного выше имел дерзновение сказать: «ни настоящее, ни будущее… не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 8. 38, 39), Который сказал: «не ищу Моей славы» (Ин.8, 50), и: «Говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен» (Ин.7, 18).
О лукавстве, злонравии и лжи
Вопрос 58. Умышленно ли только солгавший подлежит суду, или и тот, кто по неведению сказал нечто несогласное с истиною?
Ответ. Явен суд Господа и на согрешающих по неведению, потому что Он сказал: «который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше» (Лук.12,48). Но во всяком случае при достодолжном покаянии есть твердая надежда на отпущение греха.
Вопрос 59. Если кто задумает сделать что–нибудь, и не сделает; ужели и он судится, как лжец?
Ответ. Если то, что подумал сделать, требуется заповедью; то осуждается не только, как лжец, но и как непокорный, потому что «испытуешь сердца и утробы, праведный Боже» (Пс.7, 10).
Вопрос 76. Надобно ли лгать, имея в виду что–нибудь полезное?
Ответ. Сего не дозволяет сказанное Господом, который решительно говорит, что ложь от дьявола (Иоан.8, 44), не показывая никакого различия во лжи. И Апостол также свидетельствует, написав: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2, 5).
Вопрос 77. Что такое лукавство, и что такое злонравие (Римл.1, 29)?
Ответ. Злонравие, как полагаю, есть самое первое и скрытое повреждение нрава, а лукавство есть изобретательность на злые умыслы, когда человек, прикрывшись чем–то добрым и предлагая это другому, как приманку, тем самым приводит в исполнение свой умысел.
Вопрос 78. Кто»изобретательны на зло» (Римл. 1, 30)?
Ответ. Те, которые сверх обыкновенных и известных у многих зол, придумывают и изобретают какие ни есть другие.
Вопрос 84. Если кто, имея нрав мятежный и буйный, когда осуждают его за сие, скажет, что Бог сотворил одних хорошими, а других худыми, то хорошо ли он говорит?
Ответ. Это мудрование давно осуждено, как еретическое, потому что оно и хульно, и нечестиво, и душу делает поползновенною ко греху. Посему таковой или да исправится, или «дабы изъят был из среды» (1 Кор. 5, 2); чтобы не случилось сего: «что малая закваска квасит все тесто» (6).
Вопросы о рассеянности ума и мечтаниях
Вопрос 21. Откуда рассеянность и помыслы? И как нам приводить их в порядок?
Ответ. Рассеянность происходит от праздности ума, не занимающегося необходимым. А ум остается в праздности и беспечности от неверия в присутствие Бога, испытующего сердца и утробы. Ибо если бы верил сему, то, без сомнения, исполнял бы сказанное: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс.15, 8). А кто достиг сего и подобного сему, тот никогда не осмелится и не будет иметь досуга помыслить что–либо не клонящееся к созиданию веры, хотя бы казалось это и хорошим, а не только что–нибудь запрещенное и неугодное Богу.
Вопрос 22. От чего бывают непристойные ночные мечтания?
Ответ. Они бывают вследствие беспорядочных движений души в продолжение дня. А если душа пребудет чистою, размышляя о судах Божиих, и непрестанно станет поучаться тому, что прекрасно и угодно Богу; то и сновидения будут таковы же.
Вопрос 201. Как достигнуть не рассеянности в молитве?
Ответ. Несомненно убедившись, что Бог пред очами. Ибо если тот, кто видит пред собою начальника, или настоятеля, и беседует с ним, не отвращает от него взора; то кольми паче молящийся Богу будет иметь ум, не уклоняющийся от Испытующего сердца и утробы, исполняя написанное: «воздевая чистые руки без гнева и сомнения» (1 Тим. 2, 8).
Вопрос 202. Можно ли достигнуть не рассеянности во всем и во всякое время, и как сего достигают?
Ответ. Что сие возможно, показал тот, кто сказал: «Очи мои всегда к Господу» (Псал.24,15), и: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Псал.15,8). А как сие возможно, о том сказано выше, именно же, что для сего не должно давать душе времени быть праздною от размышлений о Боге и о Божиих делах и дарах, также от исповедания и благодарения за все.
Вопрос 295. По каким признакам познается рассеянный?
Ответ. Когда нерадит кто о необходимом для благоугождения Богу, как сказал Пророк: «предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Псал.15, 8).
Вопрос 306. Каким образом преуспеть в нерассеянности?
Ответ. Если кто усвоит себе мысли избранного Давида, который говорил иногда: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс.15, 8), иногда же: «Очи мои всегда к Господу, ибо Он извлекает из сети ноги мои» (Пс. 24, 15); а иногда: «как очи рабов обращены на руку господ их, как очи рабы — на руку госпожи ее, так очи наши — к Господу, Богу нашему» (Пс.122, 2). И чтобы сравнительно менее важным примером подвигнуть нам себя тщательнее исполнять более важное, пусть каждый размыслит сам с собою, как он ведет себя в присутствии других, хотя бы и равных себе, как старается достигнуть того, чтобы не осудили чего в осанке, в походке, в движении каждого члена и в выговоре. И как перед людьми стараемся соблюдать видимое для людей, так, и гораздо еще более, если кто несомненно уверен, что имеет зрителем — Бога, испытующего «сердца и утробы», по написанному (Пс. 7, 10), и Единородного Сына Божия, исполняющего обетование: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18, 20), и Святого Духа, Который управляет и разделяет дарования и действует, и ангелов хранителей каждого из нас, по сказанному Господом: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф.18, 10), тот возлагает на себя важнейший и труднейший подвиг, как благочестие свое сделать благоугодным; и таким образом сильнее и совершеннее утверждается в нем нерассеянность, особливо же если постарается исполнять сказанное: «Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих» (Пс.33, 2), и: «о законе Его размышляет он день и ночь» (Пс.1, 2), чтобы, при неослабном и непрестанном изучении и созерцании воли и славы Божией, ум не находил и времени к рассеянию.
Вопросы об укорах, клевете, ропоте, злословии, оскорблениях, осуждении и празднословии
Вопрос 23. В каких словах заключается празднословие?
Ответ. Всякое вообще слово, которое не клонится к предположенной о Господе потребе, есть слово праздное. И опасность подобного слова такова, что если сказанное и хорошо, но не направлено к созиданию веры, сказавший оное не приводит себя в безопасность добротою слова, но тем самым, что сказанное не к созиданию клонилось, оскорбляет Духа Святого Божия. Ибо ясно научил сему апостол, сказав: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф.4,29), и еще присовокупив: «И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены» (30). А какое зло — оскорбить Духа Святаго Божия, нужно ли и говорить?
Вопрос 24. Что такое укоризна?
Ответ. Всякое слово, сказанное с расположением обесчестить, есть укоризна, хотя бы слово само по себе и не казалось обидным. И сие видно из евангелия, в котором сказано об иудеях: «Они же укорили его и сказали: ты ученик Его» (Иоан.9, 28).
Вопрос 25. Что такое клевета?
Ответ. Думаю, что два есть случая, в которых позволительно говорить о ком–нибудь дурное, именно: когда необходимо кому посоветоваться с другими испытанными в том, как исправить согрешившего, и еще, когда бывает нужда предостеречь других, которые, по неведению, могут быть нередко в сообществе с худым человеком, почитая его добрым, тогда как апостол повелевает «не сообщаться» с таковым (1 Кор. 5, 11), чтобы не наложить как бы силков на свою душу. Так поступал и сам апостол, как видим из того, что пишет к Тимофею: «Александр медник много сделал мне зла… берегись его и ты, ибо он сильно противился нашим словам» (2 Тим. 4, 14–15). А кто без таковой необходимости говорит что–нибудь о другом с намерением разгласить или очернить, тот клеветник, хотя бы говорил и правду.
Вопрос 26. Кто клевещет на брата, или кто слушает клеветника и терпит сие; чего тот достоин?
Ответ. Оба достойны отлучения. Ибо сказано: «Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню» (Пс.100, 5)
Вопрос 27. А если будет говорить худо о настоятеле; как поступить с ним?
Ответ. Суд на сие ясно виден в гневе Божием на Мариам, когда говорила она худо о Моисее. Греха ее Бог не оставил ненаказанным, хотя молился за нее сам Моисей (Числ 12).
Вопрос 28. Если кто отвечает другому дерзким голосом и дерзкими словами, а, когда напомнят ему о сем, скажет: «у меня нет ничего худого в сердце»; то должно ли ему верить?
Ответ. Не все душевные недуги, так же как и телесные, явны не только всякому, но даже и самому страждущему. Посему как в рассуждении тела знающие имеют некоторые признаки недугов сокровенных и неощутительных страждущему; так и в рассуждении души, хотя грешник не чувствует собственного недуга, должно верить Господу, Который ему и тем, кто с ним, утвердительно сказал, что «злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое» (Лук. 6, 45); потому что, хотя злой человек не редко притворно говорит или делает нечто доброе, но доброму невозможно притворяться в чем–нибудь худом. Ибо сказано: «пекитесь о добром» не только пред Господом, но и «перед всеми человеками» (Рим. 12, 17).
Вопрос 31. Ужели вовсе не позволительно смеяться?
Ответ. Поелику Господь осуждает смеющихся «ныне» (Лук. 6, 25); то явно, что верному никогда нет времени смеха, и особенно при таком множестве бесчествующих Бога «преступлением закона» (Римл. 2, 23) и умирающих во грехе, о которых надобно болезновать и плакать.
Вопрос 40. Если брат оскорбит брата; то как должно исправлять его?
Ответ. Если оскорбил он, как Апостол, который сказал: «опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда» (2 Кор. 7, 9); то не оскорбивший имеет нужду в исправлении, но оскорбленный должен показать в себе свойства «печали по Богу» (10). Если же оскорбил в том, что само по себе безразлично; то пусть оскорбивший припомнит, что сказал Апостол: «Если же за пищу огорчается брат твой, то ты уже не по любви поступаешь» (Римл.14, 15), и познав таковой грех, пусть исполнит сказанное Господом: «если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Матф.5, 23—24).
Вопрос 41. А если оскорбивший не соглашается принести извинение?
Ответ. Должны мы исполнить над ним то же, что сказал Господь о согрешившем и не покаявшимся: «если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Матф.18, 17).
Вопрос 42. А если, когда оскорбивший приносит извинение, оскорбленный не захочет примириться?
Ответ. Господень суд на такового ясно изображен в притче о рабе, который, умоляемый клевретом, не захотел потерпеть. «Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее», Господь же прогневался, лишил его своей милости и «отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (Мф.18, 31—34).
Вопрос 63. Что сделавший осуждается подобно роптавшим на «последних» (Матф.20, 11. 12)?
Ответ. Всякий осуждается за собственный свой грех, и роптавшие—за ропот. Но часто ропщут каждый по своей особенной причине: одни—потому, что не достало у них нужного к питанию, как жадные и обоготворяющие чрево; другие—потому, что получили равную с последними плату, и тем обнаруживают в себе зависть, которая в союзе с убийством, а иные ропщут и по чему либо другому.
Вопрос 164. Что значат слова: «не судите, и не судят вам: и не осуждайте, да не осуждены будете» (Лук. 6, 37)?
Ответ. Поскольку Господь иногда говорит: «не судите по наружности», а иногда повелевает: «но судите судом праведным» (Ин. 7, 24), то не вовсе запрещается нам судить, а показывает различие суда. А за что следует судить и за что нет, ясно предал нам апостол, когда, в рассуждении того, что предоставлено произволению каждого и не определено в Писании, говорит: «А ты что осуждаешь брата твоего?» (Рим.14, 10); и еще: «Не станем же более судить друг друга» (13); а в рассуждении того, что не угодно Богу, обличает не осуждающих и сам от себя произносит суд, говоря: «А я, отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас: сделавшего такое дело, в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса Христа, предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа» (1 Кор.5,3–5). Поэтому если что зависит от нашего произволения, иногда даже бывает и неизвестным, за то не надобно осуждать брата, по сказанному у апостола о неведомом: «Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор. 4, 5). Но защищать суды Божий — непререкаемая необходимость, чтобы умалчивающему самому не вкусить гнева Божия, разве кто, делая то же, что и обвиняемый, не посмеет осудить брата, слыша Господа, Который говорит: «вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7, 5).
Вопрос 208. Хорошо ли вообще упражняться в молчании?
Ответ. Доброта молчания оценивается по времени и по лицу, как научает нас богодухновенное Писание. По времени, когда, например, говорит: «разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время» (Амос.5,13), и еще: «буду обуздывать уста мои, доколе нечестивый предо мною» (Псал.38, 2). По лицу, когда например, Апостол пишет: «Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи» (1 Кор. 14, 30); и еще: «Жены ваши в церквах да молчат» (34). А иногда невоздержным на язык и неспособным соблюдать правило: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере» (Еф.4, 29), необходимо совершенное молчание, пока в нем не у врачуются от своего недуга—опрометчивости в словах и не будут в состоянии на досуге узнать, когда, и что, и как должно говорить, «доставляло», по написанному»,благодать слушающим» (Ефес. 4, 29).
Вопрос 226. Поелику Апостол говорит: «Злословят нас, мы благословляем; хулят нас, мы молим» (1 Кор. 4, 12. 13); то как должен благословлять укоряемый, или чем утешаться хулимый?
Ответ. Думаю, что Апостол здесь вообще учит нас своим примером сохранять незлобие ко всем, и поступающим с нами лукаво воздавать добром так чтобы соблюдалось подобное сему не в рассуждении только укоряющего, но и в рассуждении всякого поступающего лукаво, во исполнение сказанного: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Римл.12,21). А слово: утешаться (παρακαλειν), Писание употребляет не в обычном его значении, но в смысле доведения сердца до полного убеждения в истине, как в следующем месте: «Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш» (Исаии.40,1). И Апостол говорит: «желаю увидеть вас, чтобы преподать вам некое дарование духовное к утверждению вашему, то есть утешиться с вами верою общею, вашею и моею» (Рим.1, 11, 12). И в другом месте: «Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита» (2 Кор. 7, 6).
Вопрос 273. Какими делами может кто «хулить Духа Святого» (Марк. 3, 29; Матф.12, 31—32)?
Ответ. Из той хулы, какую произнесли тогда фарисеи, на которых и изречено сие осуждение, видно, что и ныне тот «хулит Духа Святого», кто действия и плоды Святого Духа приписывает противнику. Сему подвергаются многие, не редко рачительного опрометчиво называя тщеславным, того, кто показывает добрую ревность, ложно обвиняя в гневе, и многое подобное, лживо приписывая по лукавым подозрениям.
Вопросы о страсти гнева
Вопрос 29. Каким образом можно не приходить в гнев?
Ответ. Если всегда будешь в той мысли, что ты пред очами зрителя Бога и близ тебя сущего Господа. Ибо какой подданный в глазах государя отважится на что–нибудь ему неугодное? Также, если не будешь ожидать повиновения от других, но сам будешь готов к повиновению, почитая всех высшими себя. Ибо если кто требует повиновения для своей пользы; то пусть знает, что слово Господне учит, чтобы каждый услуживал другим. А если взыскивает за преслушание Господней заповеди, то потребны ему не гнев, а милосердие и сострадание, чтобы поступить подобно сказавшему: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал?» (2 Кор. 11, 29).
Вопрос 55. Какое различие между ненавистью, яростью, гневом и бешенством?
Ответ. Различие ярости и гнева состоит, может быть, в расположении и напряженности, потому что страсть разгневанного заключается в одном расположении, как показывает сие сказавший: «гневайтеся, и не согрешайте» (Пс.4,5), а пришедший в ярость обнаруживает в себе уже нечто большее; ибо сказано: «ярость их по подобию змиину» (Пс.57,5), и: «Ирод был раздражен (θυμομαχων) на Тирян и Сидонян» (Деян.12, 20). А сильнейшее движение ярости называется бешенством (παροξυσμος), ненависть же (πικρια) означает еще более страшное укоренение сего порока в человеке.
Вопрос 68. Что свойственно ярости, и что свойственно справедливому негодованию? И каким образом нередко, начав негодованием, оказываемся пришедшими в ярость?
Ответ. Ярости свойственно стремление души к изъисканию, как сделать зло досадившему; разумному же негодованию свойственно — при чувстве неудовольствия на сделанное иметь целью исправление погрешившего. А что душа, начав прекрасным, впадает в худое, — это ни мало не удивительно, потому что много встречается подобных примеров. Поэтому надобно помнить, что говорит Богодухновенное Писание: «раскинули сеть по дороге» (Пс. 139, 6): и еще: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2, 5); а также надобно во всем остерегаться неумеренности, неблаговременности и беспорядочности: ибо по этой причине и сказанное выше, хотя по видимому и прекрасно, нередко переходило в худое.
Вопрос 79. Если кто непрестанно замечает в себе то, что он жестоко обходится с братом; то как ему исправиться?
Ответ. Это бывает, как заключаю из самого дела, или от мечтательного представления о своем превосходстве, или от скорби о недостатках людей, которым должно быть исправными. Ибо, когда вместо ожидаемого чего–нибудь доброго встречаешь противное и печальное; тогда сильнее как–то поражается этим душа. Но потребно особенное тщание, чтобы обуздать в себе страсть гордости, если случится с нами первое; а если второе, то прежде негодования показать сердоболие в увещании и вразумлении. А если сей способ врачевания окажется не действенным, по злокачественности врачуемой страсти: то в таком уже случае при сострадательности благовременно и справедливо употребим и строгость негодования, к пользе и исправлению согрешившего.
Вопрос 127. Иные говорят, что невозможно человеку не гневаться?
Ответ. Если бы воину можно было гневаться перед очами царя; то и в таком случае сказанное не имело бы основания. Ибо если взор человека, по природе равночестного, по превосходству его сана удерживает от страсти; то не тем ли паче удержится тот, кто несомненно уверен, что Бога имеет зрителем собственных своих движений, поелику Бог, испытующий сердца и утробы, душевные движения видит гораздо лучше, нежели человек—наружный?
Вопрос 134. Если кто, разгневавшись, отказывается взять что либо из потребного?
Ответ. Таковой достоин ничего не получить, если и попросит, пока настоятель не усмотрит, что исцелен его недуг, лучше же сказать, недуги.
Вопрос 243. Чего требует Апостол, говоря: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем», сказав впрочем в другом месте: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас» (Ефес.4, 26.31)?
Ответ. Думаю, что Апостол ведет здесь слово в подражание Господу. Ибо как Господь в евангелии, сказав прежде: «что сказано древним» то–то, потом присовокупляет: «А Я говорю вам» вот что (Матф.5,21, 22): так и Апостол здесь, сперва упомянув о древнем изречении, сказанном тогда жившим: «Гневаясь, не согрешайте» (Псал.4, 5), вскоре потом и от себя присовокупляет, что нам прилично, сказав: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас».
Вопрос 244. Что значит: «дайте место гневу» (Рим. 12, 19)?
Ответ. Или «не противься злому», как написано, но ударяющему «в правую щеку» обращать и другую и пр. (Матф.5, 39 — 41) или же: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Матф.10, 23).
Вопросы о посте и чревоугодии
Вопрос 17. Если кто мысленно вспомнит о вкушении пищи, потом сам себя осудит, то ужели и он будет осужден, как заботившийся о пище?
Ответ. Если вспоминание сие бывает прежде голода, когда природа не беспокоит еще, то ясно видна в этом рассеянность души, обличающая ее в пристрастии к настоящему и в нерадении об угодном Богу. Однако же и в этом случае готово Божие милосердие; ибо осудивши сам себя свободен от обвинения, по причине покаяния, особливо если и в прочем соблюдает себя от поползновения, памятуя, что сказал Господь: «ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Иоан.5, 14). Если же, когда понуждает природа и одолевает голод, хотя чувство приводит в действие память, однако же рассудок побеждает тщанием о лучшем и упражнением в этом, то память не заслуживает осуждения, а победа достойна похвалы.
Вопрос 126. Как можно достигнуть того, чтобы не преодолевало сластолюбие в снедях?
Ответ. Решившись предпочтение полезного иметь всегда вождем и учителем в том, что приемлется для употребления, будет ли это приятное, или неприятное.
Вопрос 128. Кто хочет воздерживаться сверх силы, так что сие может препятствовать к исполнению положенной заповеди; тому должно ли дозволить сие?
Ответ. Вопрос, кажется мне, сделан не верно. Ибо воздержание состоит не в удалении от яств, ничего по себе не значащих, следствием которого бывает осуждаемое Апостолом «небрежении о насыщении плоти» (Кол. 2, 23), но в совершенном отречении от собственных своих желаний. А сколь опасно отпадать от заповеди Господней ради собственного своего желания, сие ясно видно из слов Апостола, сказавшего: «исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева» (Еф.2, 3).
Вопрос 129. Много постящийся, и делающийся чрез это неспособным при вкушении пищи переносить общие снеди, что должен лучше избрать, то ли, чтобы с братьями поститься и с ними есть, или, чтобы в следствие неумеренного поста, при вкушении пищи иметь нужду в иных снедях?
Ответ. Время поста определяет не воля каждого, но потребность того, что относится к богочестию, как повествуют нам Апостольские Деяния (Деян.10,30; 13, 2—3; 14, 23), и как научает нас избранный Давид (Псал.34, 13). Посему, если кто на таком основании постится; то, конечно, удостоится и того, чтобы перенести пост. Ибо «верен Обещавший» (Евр. 10, 23).
Вопрос 130. Когда бывает нужда в посте для чего–нибудь требуемого благочестием; как надобно поститься, принужденно ли, или с охотою?
Ответ. Поелику Господь говорит: «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Матф.5, 6); то опасно без вожделения и усердия делать все, что клонится к благочестию. А потому как постящемуся неохотно делать сие не безопасно, так и поститься во время подобной нужды необходимо, потому что Апостол в числе других своих подвигов в научение наше упомянул и сей: «часто в посте» (2 Кор.11, 27).
Вопрос 131. Кто не вкушает того, что едят братья, а домогается другого, хорошо ли делает?
Ответ. Вообще домогаться снеди—противно заповеди, потому что Господь сказал «не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь», и еще внушительнее присовокупил: «всего этого ищут люди мира сего» (Лук.12,29.30). А приставленный к снедям должен тщательно исполнять сие: «и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4, 35).
Вопрос 132. Что значит, если кто говорит: «это мне вредно», и скорбит, если не дано ему иное?
Ответ. Сим показывается, что он не имеет в себе упования Лазарева, и не знает любви того, кому вверено попечение о всех и о нем. Вообще же суд о том, что вредно или полезно, всякий должен представлять не себе, но тому, кто приставлен дознавать потребное для каждого, и главным образом ищет пользы душевной, а за сим, во–вторых уже, сообразно с волею Божьею, распределяет и потребное для нужд телесных.
Вопрос 133. А если и роптать будет из–за пищи?
Ответ. Тогда подвергается одному осуждению с роптавшими в пустыне (Числ.11, 1); ибо Апостол говорит: «Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя» (1 Кор.10, 10).
Вопрос 135. Утрудившемуся надобно ли самому требовать чего либо большего против обыкновенного?
Ответ. Если подъемлет он труды ради мздовоздаяния от Бога: то не здесь должен искать утешения за труд, но приуготовлять себя к мздовоздаянию от Господа, зная, что от человеколюбца Бога удостоен будет как награды за труд, так и утешения за терпение нужды. Впрочем приставленный исполнять сказанное: «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4,35), необходимо должен знать каждого из трудящихся и удовлетворять его, как должно.
Вопрос 137. Хорошо ли решиться на тот или другой срок удерживаться от какой либо снеди или от какого либо питья?
Ответ. Поелику Господь сказал: «не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня» (Иоан.6,38), то всякое решение собственной своей воли обманчиво. Зная сие, Давид сказал: «клялся хранить праведные суды Твои, и исполню» (Псал.118,106), а не свои изволения.
Вопрос 138. Надобно ли дозволять кому–нибудь в братстве по собственной его воле поститься или бодрствовать больше других?
Ответ. Поскольку Господь сказал: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6, 38), то все, что ни делает кто–нибудь по собственной своей воле, есть собственность делающего, но чуждо богочестию, и как бы он о том, что намерен делать, не услышал от Бога слов: «он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4, 7). Желать большего в сравнение с другими, даже и в хорошем, есть страсть состязания, происходящая от тщеславия, и апостол, показывая, что запрещена, говорит: «мы не смеем сопоставлять или сравнивать себя с теми, которые сами себя выставляют» (2 Кор. 10, 12). Поэтому отложив собственные изволения и желания казаться, будто бы делаем что–нибудь лучше других, надобно повиноваться апостолу, который увещевает и говорит: «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31). Ибо состязание, тщеславие и самоугодие совершенно чужды тем, которые законно подвизаются подвигом добрым. Потому апостол в одном месте говорит: «не будем тщеславиться» (Гал. 5, 26); в другом: «если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божий» (1 Кор. 11, 16); и еще в другом: «Мы… должны… не себе угождать» (Рим. 15, 1), и к этому для большего убеждения присовокупляет: «Ибо и Христос не Себе угождал» (3). Если же кто думает, что ему нужно нечто большее в посте, или в бдении, или в чем другом, то причину свою, по которой думает, что имеет нужду в большем, пусть откроет тем, кому вверено общее попечение, и соблюдает ими одобренное. Ибо нередко окажется, что надобно удовлетворить потребности другим лучше образом.
Вопрос 139. При продолжительности поста делаемся малосильнее для трудов. Поэтому, что лучше: оставить ли работы ради поста, или для работы пренебречь пост?
Ответ. Надобно попеременно и посте держать, и кушать пищу в меру, свойственную богочестию, чтобы, когда требуется выполнить заповедь Божью чрез пост, тогда поститься, а потом, когда заповедь Божья требует вкушения, укрепляющего тело, тогда принимать нам пищу, — не как чревоугодникам, а как Божьим делателям. Ибо надобно соблюдать сказанное Апостолом: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31).
Вопрос 140. Если кто не воздерживается от вредных яств, принимая же их неумеренно, впадает в болезнь, то надобно ли заботиться о нем?
Ответ. Невоздержание есть явный порок, и прежде всего необходимо позаботиться о сем недуге, как уврачевать его. Ибо человеколюбивый Бог, желая показать, как велико зло невоздержания, попускает нередко душе страдать недугом неумеренности в том, что вредно для тела, чтобы чрез телесное злострадание, которому подвергается от неумеренности, могла она придти в сознание собственного своего вреда и быть напутствованной к воздержанию во всем. Прилагать же немедленно попечение о теле потерпевших вред от неумеренности согласно, правда, с разумом и с требованиями милосердия, однако же надобно делать сие не без рассмотрения, но озаботившись о том, чтобы при врачевании тела не оставить неуврачеванной душу. Посему если усмотрит кто, что подобный человек телесным врачеванием научается тому, чтобы при своих недугах благосознательно пещись и о душе, то должно прилагать о нем телесное попечение. Если же, принимая врачевание тела, окажется он небрегущим о душе, то лучше такового предоставить болезням, которые терпит от своей невоздержности, чтобы, со временем пришедши в сознание себя самого и вечного наказания, мог он принять попечение и о душевном здравии. Ибо «Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор.11, 32).
Вопрос 223. Поелику Господь сказал: «ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми» (Матф.6, 17—18); что делать, когда и против воли делается видим для людей, кто желает поститься по какой–нибудь угодной Богу причине, как, видим, не редко поступали и святые?
Ответ. Заповедь сия касается тех, которые стараются исполнять заповедь Божии напоказ людям, чтобы удовлетворить страсти человекоугодия. Ибо о том, что заповедь Господня, исполненная в славу Божию, естественным образом не может укрыться у боголюбцев, Господь сам объявил, сказав: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом», и прочее (Матф.5, 14—16).
Вопросы о страсти блуда
Вопрос 30. Чем искоренить в себе страсть злого вожделения?
Ответ. Пламенным вожделением исполнять волю Божию, подобным тому, какое обнаружил в себе сказавший: «Суды Господни истина, все праведны; (18–11) они вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще меда и капель сота» (Псал.18, 10—11). Ибо вожделение лучшего, когда есть возможность и сила насладиться вожделеваемым, как учили святые отцы, всегда понуждает пренебрегать и гнушаться тем, что маловажнее, кольми же паче тем, что дурно и постыдно.
Вопрос 67. Что такое нечистота, и что такое распутство?
Ответ. Что такое нечистота, показал закон, употребив сие наименование в означение того, что случается непроизвольно по естественной необходимости. А распутство выясняет, кажется мне, премудрый Соломон, наименовав (распутного)»любосластным и беспечальным» (Притч. 14, 23); почему распутство есть такое расположение души, которое не имеет и не терпит тяготы подвига; следовательно, оно есть и невоздержание, не имеющее власти над мятежными похотями.
Вопросы об унынии, печали и нерадении
Вопрос 32. От чего бывает безвременное и неумеренное усыпление, и как избавляться от него?
Ответ. Подобное усыпление бывает, когда душа делается ленивою к помышлению о Боге, и когда пренебрегаем судами Божиими; избавляемся же от него, когда восстановляем в себе подлинное и достодолжное понятие о величии Божием, а также и вожделение исполнять волю Божию, подражая сказавшему: «не дам сна очам моим и веждам моим — дремания, доколе не найду места Господу» (Пс.131, 4—5).
Вопрос 45. Если кто, услышав, что Господь сказал: «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше» (Лук.12, 47—48), вознерадит о познании воли Господней, то получит ли он какое либо облегчение?
Ответ. Явно, что неведение такого человека притворно, и он подлежит неизбежному суду за грех. Ибо Господь говорит: «Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем» (Иоан.15, 22), потому что священное Писание везде и всем возвещает волю Божию. Поэтому подобный человек осуждается не меньше, наравне с неведущими, но осуждается строже, наравне с теми, о которых написано: «как глухого аспида, который затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях» (Псал.57, 5—6). А тот, кто приставлен к домостроительству слова, если вознерадит о том, чтобы возвестить слово, будет, по написанному, осужден, как убийца (Иезек.33, 8).
Вопрос 61. Если кто ни работать не может, ни псалмов учить не хочет; что с ним надобно делать?
Ответ. Поелику Господь в причте о бесплодной смоковнице сказал: «сруби ее: на что она и землю занимает?» (Лук. 13, 7); то, хотя необходимо употребить о нем все попечение, однако же, если не исправляется, и в рассуждении его надобно соблюсти заповеданное о коснеющем во грехе, потому что ленивый на хорошее осуждается с дьяволом и аггелами его.
Вопрос 69. Как должно относиться к тому, кто есть не меньше других, и телом не расслаблен, и не показывает в себе признаков болезни, между тем жалуется на бессилие к делу?
Ответ. Всякий предлог к бездействию есть предлог ко греху, потому что тщательность, равно как и терпение, надобно оказывать даже до смерти. А что леность, сопряженная с лукавством, подвергает ленивого осуждению, это видно из слов Господа, сказавшего: «лукавый раб и ленивый» (Матф.25, 26).
Вопрос 75. Следует ли сатану называть виновником всякого греха, в уме, или в слове, или в деле?
Ответ. Вообще думаю, что сатана сам по себе не может ни в ком быть виновником греха, но, пользуясь иногда естественно происходящими движениями, а иногда и запрещенными страстями, чрез них старается небодрствующих над собой вводить в свойственные страсти дела. Пользуется же естественными движениями, как покушался поступить с Господом, когда узнал, что Он алчет, сказав: «если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф.4, 3), и запрещенными страстями, как поступил с Иудой, ибо как скоро заметил, что он страждет сребролюбием, воспользовавшись сей страстью, тридцатью сребрениками вверг сребролюбца в грех предательства. А что и злое зарождается в нас самих, это ясно показывает Господь: «из сердца», говорит, «исходят злые помыслы» (Мф.15, 19). Бывает же сие с теми, которые по нерадению оставляют в себе невозделанными естественные семена добра, как сказано в Притчах: «Проходил я мимо поля человека ленивого и мимо виноградника человека скудоумного: и вот, все это заросло терном, поверхность его покрылась крапивою, и каменная ограда его обрушилась» (Притч. 24, 30–31). А душе, от такого нерадения опустевшей и оставленной, по необходимости следует произращать терния и волчцы и испытать над собою сказанное: «когда Я ожидал, что он принесет добрые грозди, он принес дикие ягоды» (Ис.5, 4), между тем как об этой же душе прежде было сказано: «и насадил в нем отборные виноградные лозы» (ст. 2). Подобное сему есть и у Иеремии, который от лица Божия говорит: «Я насадил тебя как благородную лозу, — самое чистое семя; как же ты превратилась у Меня в дикую отрасль чужой лозы?» (Иер.2, 21).
Вопрос 80. От чего бывает, что в уме как бы оскудевают благие мысли и попечения угодные Богу? и как предохранить себя от этого?
Ответ. Поскольку Давид говорит: «воздрема душа моя от уныния» (Пс.118,28); то видно из сего, что бывает это от душевного усыпления и бесчувствия. Ибо в душе бодрственной и трезвящейся не оскудевают и попечение угодное Богу, и благой помысл, а напротив того видит она, что сама для них недостаточна, потому что если телесное око недостаточно к рассмотрению даже немногих Божиих созданий, и не насыщается, посмотрев на что либо однажды, но и непрестанно рассматривая одно и то же, не перестает однако же смотреть; то тем паче душевное око, если оно бодрственно и трезвенно, не достаточно к созерцанию Божиих чудес и судеб. Ибо сказано: «судьбы Твоя бездна многа» (Пс. 35, 7); и в другом месте: «удивися разум Твой от мене: утвердися, не возмогу к нему» (Пс.138, 6); и многое подобное сему. Если же оскудевает в душе благой помысл: то явно, что оскудевает также в ней просвещение, не по оскудению просвещающего, но от усыпления того, что должно быть просвещено.
Вопрос 88. Какая «печаль—житейская» (Лук. 21, 34)?
Ответ. Всякая печаль, которая хотя, по–видимому, не заключает в себе ничего запрещенного, однако же не способствует и к богочестию, есть житейская.
Вопрос 121. Позволительно ли отказываться от дел более трудных?
Ответ. Кто искренен в любви к Богу и тверд в уверенности о мздовоздаянии от Господа, тот не довольствуется сделанным, но всегда домогается приращения и стремится к большему. И если, по видимому, делает что–нибудь и сверх силы, не отлагает попечения, как исполнивший меру, но непрестанно беспокоится, как не достигали совершенства, внимая Господу, Который повелел: «когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лук. 17, 10), и Апостолу, которому мир распялся, и он миру (Гал.6, 14), и который не срамляясь говорит: «я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп.3,13—14), который, хотя имел власть, проповедуя «проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9, 14), однако же говорит: «занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, — не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам» (2 Солун. 3, 8. 9). Поэтому, кто же столько бесчувствен и неверен, чтобы мог когда либо удовольствоваться сделанным уже, или отказываться от чего–нибудь, как от тяжелого и трудного?
Вопросы о любви к ближнему
Вопрос 162. Какую любовь должно иметь друг к другу?
Ответ. Какую Господь показал и какой научил, сказав: «любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан.15, 12 — 13). А если должно полагать душу, то тем более необходимо в отдельных случаях оказывать усердие к пользе каждого, не сообразуясь с людскими отношениями, но с целью благоугождения Богу.
Вопрос 163. Каким образом может человек приобрести любовь к ближнему?
Ответ. Каким образом может человек приобрести любовь к ближнему? Во–первых, да страшится суда за преступающих заповедь Самого Господа, сказавшего: «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3, 36); Затем да вожделевает вечной жизни, ибо «заповедь Его есть жизнь вечная» (Ин. 12, 50); «первая же наибольшая заповедь… возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим; …вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22, 37–39; Мк. 12, 30–31). Да желает также уподобиться Господу, сказавшему: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас» (Ин. 13, 34). А еще помогут и следующие рассуждения: ежели брат благодетель наш, то мы и по–человечески обязаны ему любовью, какую соблюдают и язычники, как ясно говорит о сем Господь в Евангелии: «И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят» (Лк. 6, 32); если же он злодей нам, то и в сем случае мы обязаны любить его, не только по заповеди, но и за то, что оказывает благодеяние в важнейшем, если верим Господу, сказавшему: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф.5,11–12).
Вопрос 175. Из чего видно, кто любит брата по заповеди Господней, и чем обличается, кто любит его не так?
Ответ. У любви два примечательных свойства: скорбеть и мучиться о том, что любимый терпит вред, а также радоваться и трудиться о пользе его. Потому блажен, кто плачет о согрешающем, который чрез сие подвергается страшной опасности, и радуется о поступающем хорошо, который, как написано, приобретает сим несравненную выгоду. Да и Павел Апостол свидетельствует, говоря: «страдает ли один член, страдают с ним все члены», без сомнения, по закону любви о Христе; и «славится ли один член», очевидно, в рассуждении цели благоугождения Богу, «с ним радуются все члены» (1 Кор.12, 26). А кто не так расположен, тот явным образом не любит брата.
Вопрос 176. Кто те враги, которых велено нам любить? И как любить нам врагов, благодетельствуя ли им только, или и самым расположением? и возможно ли это?
Ответ. Врагу свойственно вредить и злоумышлять. Поэтому всякий, кто делает кому ни есть и какой ни есть вред, может быть назван врагом, по преимуществу же — согрешающий, потому что, сколько зависит от него, различным образом вредит и злоумышляет против всякого, кто только живет или встречается с ним. Поелику же человек состоит из души и тела; то будем любить таковых, как по душе, изобличая их и вразумляя и всяким образом доводя до обращения, так и по телу, благотворя им, когда нуждаются в необходимом для жизни. А что любовь состоит в расположении, это известно всякому. А возможность показал и засвидетельствовал Господь, когда явил любовь Отца и Свою собственную в послушании «до смерти» (Флп.2,8), ради врагов, а не ради друзей, как свидетельствует Апостол, говоря: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5, 8); и нас увещевает к тому же, говоря: «подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу» (Еф.5, 1—2.). А Благий и Справедливый не предписал бы сего, если бы не даровал к тому способности. И Он привел в ясность, что такая способность необходимо вложена в нас в самом естестве. И звери естественно любят благодетелей. Но оказывает ли друг столько благодеяний, сколько—враги, которые доставляют нам ублажение от Господа, сказавшего: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Матф.5, 11—12.)?
Вопрос 183. Если случится иным, живущим в братстве, рассориться между собою; то безопасно ли иметь с таковыми обращение ради любви?
Ответ. Поелику Господь сказал: «да будут едино, как Мы едино» (Иоан.17,22,21), и Апостол написал: «будьте единодушны и единомысленны» (Флп.2, 2), и Деяния повествуют, что «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян.4,32); то ссорящиеся чужды сказанного, а любовь, если она разумна, то соблюдает сказанное: «кто любит, тот с детства наказывает его» (Притч. 13, 24); если же не разумна, то, какова бы она ни была, не одобрительна, потому что Господь сказал: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Матф.10, 37).
Вопрос 186. Поелику научены мы иметь такую любовь, чтобы и душу полагать за друзей; то имеем нужду узнать: за каких друзей должно решиться на сие?
Ответ. Естественно, что вид, или способ сего подвига различны; ибо нередко ради грешных должно предпринимать одно, а ради праведных стремиться к другому. Впрочем, любовь даже до смерти научены мы оказывать без всякого различия, и к праведным, и к грешным. Ибо сказано: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Римл.5, 8). А относительно святых Апостол говорит: «подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны» (1 Сол. 2, 7. 8).
Вопрос 242. Что значат слова «будьте братолюбивы друг к другу с нежностью» (Рим. 12, 10)?
Ответ. Нежною любовью можно назвать высшую степень дружбы, состоящую в пламенном расположении и влечении любящего к любимому. Потому, чтобы братолюбие было не наружным, а внутренним и пламенным, сказано: «будьте братолюбивы друг к другу с нежностью».
Вопрос 246. Что значит: «любовь не бесчинствует» (1 Кор.13, 5)?
Ответ. То же, если сказать: не отступает от собственного своего образца. Образцом же для любви служат исчисленные в том же месть у Апостола свойства любви (4—7).
Вопросы о сути и плодах покаяния
Вопрос 5. Как должен кто приносить покаяние в каждом грехе, и какие оказывать плоды, достойные покаяния?
Ответ. Должен прийти в такое же расположение духа, в каком был сказавший: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею» (Псал.118,163), и исполнить, что сказано в шестом и во многих других Псалмах, и что Апостолом засвидетельствовано скорбевшим ради Бога о грехе другого. «Ибо то самое», говорит, «что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование (на виновного), какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле» (2 Кор.7, 11). Наконец должен, подобно Закхею, совершить в большей мер такое доброе дело, которое противоположно греху.
Вопрос 6. Каков тот, кто словом исповедует, что кается, но в грехе не исправляется?
Ответ. Думаю, что о подобном человеке написано: «Если он говорит и нежным голосом, не верь ему, потому что семь мерзостей в сердце его» (Притч. 26, 25). И в другом месте: «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою» (11).
Вопрос 10. Душа, обремененная многими грехами, с каким страхом и с какими слезами должна удаляться от грехов, и с какою надеждою, с каким расположением приступать к Богу?
Ответ. Во–первых, должна возненавидеть прежнюю свою предосудительную жизнь, чувствуя отвращение и омерзение к самому о ней воспоминанию, ибо написано: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею; закон же Твой люблю» (Псал.118, 163). Потом принять в учители страха угрозу вечным судом и наказанием, познать, что время покаяния есть время слез, как научил Давид в шестом псалме. А когда несомненно уверится душа в очищении грехов кровью Христовою, по величию милосердия, и по множеству щедрот рекшего Бога: «Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю» (Ис.1,18); тогда уже, получив способность, и силу благоугождать Богу, говорит она: «вечером водворяется плач, а на утро радость. И Ты обратил сетование мое в ликование, снял с меня вретище и препоясал меня веселием, да славит Тебя душа моя и да не умолкает» (Пс.29, 6. 12. 13). И таким образом приступив к Богу, поет Ему, говоря: «Превознесу Тебя, Господи, что Ты поднял меня и не дал моим врагам восторжествовать надо мною» (ст. 2).
Вопрос 11. Как можно дойти до ненависти ко грехам?
Ответ. Неприятным и скорбным окончанием дела всегда возбуждается ненависть к виновникам подобных дел. Поэтому, если кто несомненно уверится в том, что многих и великих зол бывают причиною грехи, то добровольно и по внутреннему убеждению почувствует он к ним ненависть, как показал сие сказавший: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею» (Пс.118, 163).
Вопрос 12. Как душа несомненно удостоверяется, что Бог отпустил ей грехи?
Ответ. Если усмотрит себя в расположении сказавшего: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею;» потому что Бог, для отпущения наших грехов ниспослав Единородного Сына Своего, с Своей стороны предварительно отпустил грехи всем. Но поелику святой Давид воспевает «милость и суд» (Псал.100,1), и свидетельствует, что Бог «милостив и приведен» (111, 4); то необходимо, чтобы с нашей стороны было сделано, что Пророками и Апостолами сказано в тех местах, где говорится о покаянии, чтобы обнаружились суды правды Божьей и совершилось милосердие Его в отпущении грехов.
Вопрос 13. Согрешившему по крещении, если оказался впадшим во множество зол, надобно ли отчаиваться в своем спасении? И до какой меры грехов при посредстве покаяния надобно надеяться на Божие человеколюбие?
Ответ. Если можно исчислить множество щедрот Божиих и измерить великость милосердия Божия, то при сравнении с ними множества и важности грехов будет место отчаянию. А если грехи, как и естественно, и под меру подведены и исчислены быть могут, а милосердия Божия измерить, и щедрот Божиих исчислить не возможно; то не отчаянию время, а познанию милосердия и осуждению грехов, отпущение которых, по написанному, предлагается в крови Христовой (Ефес.1, 7). А что не должно отчаиваться, сему учат нас многие и разные места в Писании, особенно же притча Господа нашего Иисуса Христа о сыне, который взял отцево имение и расточил его во грехах и которого покаяние удостоено великого празднества, как знаем о том из самых слов Господних (Луки 15). Но и чрез Исаию Бог говорит: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю» (Ис.1, 18). Впрочем, должны мы знать, что сие тогда только истинно, когда образ покаяния получает свою цену от расположения того, кто гнушается грехом, как написано в ветхом и новом завете, и когда есть достойный плод, как сказано в особом о сем вопросе.
Вопрос 14. По каким плодам должно дознавать истинное покаяние?
Ответ. Нрав кающихся, расположение удаляющихся от греха и тщание о достойных плодах покаяния описаны на своих местах.
Вопрос 16. От чего душа иногда сокрушается и не употребляя о сем старания, и скорбь приходит на нее почти как бы сама собою, а иногда до того бесчувственна, что и принуждаемая не может прийти в сокрушение?
Ответ. Таковое сокрушение есть дар Божий, подаваемый или для возбуждения вожделения, чтобы душа, вкусив сладость подобной скорби, старалась полюбить сию скорбь, или в доказательство того, что душа, при тщательнейшем попечении, может быть во всегдашнем сокрушении, и что ни мало не извинительны отвергшие его по нерадению. А если кто и принуждаемый не может прийти в сокрушение, это служит обличением его небрежения в другое какое–нибудь время, (потому что без размышления, без многого и непрерывного упражнения не возможно приступить к чему–нибудь вдруг, и превозмочь сие), а вместе показывает, что душа обладает другими страстями, которые не дозволяют ей свободно действовать в том, чего она хочет, по началу, изложенному Апостолом, сказавшим: «а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7, 14. 15), и еще: «потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. « (17); причем Бог, нам же во благо, попускаете и сему быть, чтобы душа тем, что терпит невольно, доводима была до сознания, кто ею обладает, и познав о самой себе, в чем она невольно служит греху, освободилась из дьявольских сетей, обретая Божие милосердие готовым к принятию истинно кающихся.
Вопрос 194. Какой плачь наложить нам на себя, чтобы удостоиться блаженства (Матф.5, 4)?
Ответ. Вопрос этот заключается в вопросе о печали «по Бозе»: т. е. когда плачем о грехах, или по причине оскорбления Божьей чести, потому что человек преступлением закона Бога бесчествует (Римл.2, 23), — или по причине опасного положения находящихся во грехе; ибо сказано: «душа согрешающая, та умрет» (Иезек.18, 4); в чем и подражаем сказавшему: «оплакивать мне многих, которые согрешили прежде» (2 Кор. 12, 21).
Вопрос 287. Какие достойные плоды покаяния (Лук. 3, 8)?
Ответ. Это дела правды, противоположные греху, которые должен плодоносить кающийся, исполняя сказанное: «принося плод во всяком деле благом» (Кол. 1, 10).
Вопрос 288. Желающий исповедать грехи свои всем ли, и кому случилось, или некоторым, должен исповедовать?
Ответ. Цель Божия человеколюбия к грешникам явна, по написанному: «не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иезек.33, 11). Поелику же и способ обращения у грешника особенный должен быть, и потребны достойные плоды покаяния, по написанному: «Сотворите же достойные плоды покаяния» (Лук.3,8), чтобы, при недостатке плодов, не постигла присовокупленная угроза; ибо сказано: «всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (9): то исповедовать грехи необходимо пред теми, кому вверено домостроительство таинств Божиих. Так находим, что и древле каявшееся делали сие пред святыми. Ибо в евангелии написано, что Крестителю Иоанну исповедовали грехи свои (Матф.3, 6), и в Деяниях—Апостолам, которыми крещены были все (Деян.19, 18).
Вопрос 289. Что должен делать покаявшийся во грехе и снова впадший в тот же грех?
Ответ. Если кто, однажды покаявшись в грехе, опять делает тот же грех, это знак, что он не очистился от первой причины сего греха, от которой, как от корня какого–то, опять необходимо произрастает подобное. Как если кто пожелает обсечь ветви растения, оставив корень, то оставшийся корень тем не менее произращает опять то же? Так, поскольку иные грехи имеют начало не в самих себе, но рождаются от других грехов, желающий очиститься от них по всей необходимости должен исторгнуть из себя первые причины сих грехов. Например, ссора или зависть начинаются не сами собой, но произрастают от корня славолюбия: кто домогается славы от людей, тот входит в состязание с имеющим о себе добрую славу или завидует тому, кто более его прославлен. Посему если кто, однажды обвинив себя в зависти или ссоре, опять впадает в те же грехи, то пусть знает, что он внутренне болен первою причиною зависти или ссоры — славолюбием. И ему надобно врачевать недуг славолюбия противным — упражнениями в смиренномудрии (упражнением же в смиренномудрии служит занятие делами унизительными), чтобы таким образом, придя в настроение смиренномудрия, не впадать уже в сказанные выше отрасли славолюбия; то же и при каждом из подобных грехов.
Вопросы о разных добродетелях, об исполнении заповедей Божиих, о памяти Божией, о печали по Богу и о любви к Богу
Вопрос 37. Ленивый к исполнению заповедей каким образом может приобрести тщательность?
Ответ. Несомненно уверившись в присутствии всевидящего Владыки–Бога, в угрозах, какие изречены на ленивых, и в надежде великого от Господа мздовоздаяния, обещанного чрез Апостола Павла, что «каждый получит свою награду по своему труду» (1 Кор. 3, 8), и во всем том, что написано подобного сему к возбуждению в каждом собственного его тщания, или терпения во славу Божью.
Вопрос 60. Если кто предварительно решится сделать что либо неугодное Богу; что для него лучше, отстать ли от худого намерения, или совершить грех, из опасения стать лжецом?
Ответ. Поелику Апостол говорит: «не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя» (2 Кор. 3, 5); и сам Господь исповедует: «Я ничего не могу творить Сам от Себя» (Иоан.5, 30), и еще: «Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя» (Иоан.14, 10), и в другом месте говорит: «ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Иоан.6, 38); то таковой должен покаяться, во–первых, в том, что осмеливается сам собою решаться на что бы то ни было, потому что и самого хорошего не надобно делать самовольно, а потом принести еще большее покаяние в том, что не убоялся решиться на неугодное Богу. А что надобно оставить дело противное заповеди Господней, на которое предварительно решился, это ясно показывается в примере Апостола Петра, который предварительно решил: «не умоешь ног моих вовек»; а когда услышал приговор Господа: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною», тотчас переменил намерение, и сказал: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною» (Иоан.13, 8. 9).
Вопрос 62. Что сделавший осуждается, как скрывший талант?
Ответ. Кто какой бы то ни было дар Божий бережет только для собственного наслаждения, а не делает другим благодеяния, тот осуждается как скрывший талант.
Вопрос 157. С каким расположением должен всякий служить Богу, и вообще, что это за расположение?
Ответ. Добрым расположением почитаю желание угождать Богу, сильное, ненасытимое, твердое и непреложное. Совершенствуется же оно разумным и постоянным рассматриванием величия славы Божией, благодарственными размышлениями и непрестанным памятованием о благах, ниспосланных нам от Бога. Сим производится в душе сказанное: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим» (Марк. 12, 30), как было и с тем, кто говорил: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» (Псал.41, 2). С таким–то расположением надобно служить Богу, исполняя сказанное Апостолом: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» и прочее (Рим. 8, 35).
Вопрос 167. Какою должна быть душа, удостоившаяся участвовать в деле Божием?
Ответ. Какою была та, которая говорит: «кто я, Господи, Господи, и что такое дом мой, что Ты меня так возвеличил» (2 Цар. 7, 18)? и исполняет написанное: «благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего» (Колос. 1, 12—13).
Вопрос 174. Как может человек с внутренним расположением и с вожделением исполнять Господни заповеди?
Ответ. Изведание приятного и полезного и самое ожидание сему подобного естественным образом производит в душе расположение к этому и вожделение. Посему, если кто (может сказать) «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею» (Псал.118, 163.), очистит себя от всякого греха, от которого душа впадает в леность и нерадение об оправданиях Божиих, подобно тому, как тело от болезни страждет неимением позыва на пищу и отвращением от оной, и если несомненно уверится, что «заповедь» Божия «есть жизнь вечная» (Иоанна 12, 50), и все обетования соблюдающим ее истинны; то в нем образуется расположение сказавшего: «Страх Господень чист, пребывает вовек. Суды Господни истина, все праведны; они вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще меда и капель сота; и раб Твой охраняется ими, в соблюдении их великая награда» (Псал. 18, 10—12.).
Вопрос 191. Кто есть кроткий (Матф.5, 5)?
Ответ. Кто не изменяется в суждениях о том, что требуется для благоугождения Богу.
Вопрос 192. Что значит: «печаль по Бозе», и «печаль мира сего» (2 Кор.7, 10)?
Ответ. «По Бозе», когда огорчен кто тем, что пренебрежена заповедь Божья, по написанному: «Ужас (слав. пер.: печаль) овладевает мною при виде нечестивых, оставляющих закон Твой» (Псал.118, 53); а «сего мира», когда огорчающее есть что–нибудь человеческое и достойное мира.
Вопрос 193. Какая «радость — о Господе» (Флп.3, 1)? и что сделав, должны мы радоваться?
Ответ. Радование о совершившемся по заповеди Господней во славу Божью есть радость о Господе. Посему, когда исполняем заповеди Господни, или терпим что либо за имя Господне, тогда должны мы радоваться и сорадоваться друг другу.
Вопрос 195. Как человек все делает во славу Божию?
Ответ. Когда все делает ради Бога, по заповеди Божьей, и ни в чем не смотрит на похвалы людские, но во всем помнит Господа, сказавшего: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Матф.5, 16).
Вопрос 196. Как человеку есть и пить во славу Божью?
Ответ. С памятованием о Благодетеле, и с таким душевным расположением, при котором и телесное положение свидетельствует, что человек вкушает не беззаботно, но как бы имея зрителем Бога; а равно и с тою целью вкушения, когда ест не для удовольствия, как раб чрева, но как делатель Божий, для бодрости в делах, совершаемых по заповеди Христовой.
Вопрос 197. Как делает десница, чтобы не знала шуйца?
Ответ. Когда ум не рассеянно и с усильным вожделением благоугождения Богу законно подвизается, всеми мерами домогаясь, чтобы не уклониться от должного: тогда не имеет он помышления ни о чем ином, и ни о каком другом члене, кроме служащего ему к предположенной цели, как художник в каждом деле устремляет мысль только на одно полезное для него орудие.
Вопрос 198. Что такое смиренномудрие, и как оное приобрести нам?
Ответ. Смиренномудрие, по определению Апостола, состоит в том, чтобы всех почитать превосходнейшими себя самого (Римл.12, 10). Приобретает же оное человек, если, во–первых, будет помнить заповедь Господа, сказавшего: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Матф.11, 29), что Господь во многих случаях и многими способами показал и преподал, а также будет верить Его обетованию, что «унижающий себя возвысится» (Лук. 14, 11), сверх же того будет равно во всяком деле и непрерывно прилагать попечение к упражнениям в смиренномудрии и приучать себя к ним. Ибо таким образом, при непрестанном обучении, наконец в состоянии будет утвердить в себе навык к смиренномудрию, как обыкновенно бывает и в искусствах!). Но тот же способ для приобретения и всякой добродетели, требуемой по заповеди Господа нашего Иисуса Христа.
Вопрос 199. Как можно возбудить в себе такую ревность, чтобы ради заповеди Господней презирать и опасности?
Ответ. Во–первых, припомнив, что сам Господь ради нас был послушлив Отцу «даже до смерти» (Флп.2,8); потом, постигнув силу заповеди, что она, как написано, «есть жизнь вечная» (Ин.12,50); затем, поверив Господу, сказавшему: «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Марк. 8, 35).
Вопрос 200. Прежде начавшие трудиться в деле Божьем чем могут быть полезны для вновь приходящих?
Ответ. Если крепки телом, то будут приносить пользу, показывая неленостное тщание и представляя в себе образец всякого доброго дела; если же немощны, то таким душевным состоянием, при котором и на лице, и во всяком движении отражается твердое убеждение в наблюдении (за всем) Бога и в присутствии (везде) Господа, а также и свойствами любви, исчисленными у Апостола, сказавшего: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13, 4—8). Ибо все это можно выполнять и при немощном теле.
Вопрос 203. Одна ли мера во всяком деле, совершаемом по заповеди Господней, или один получает больше, другой меньше?
Ответ. Что не одна мера во всяком деле, но одному и вверяется, и предоставляется больше, а другому меньше, сие явствует из слов Господа, Который в одном месте говорит: «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать» (Матф.13,23), что встречается и относительно получивших «мин» (Лук. 19, 13); в другом мест: «одному дал он пять талантов, другому два, иному один» (Матф.25, 15).
Вопрос 204. Как удостаивается человек стать причастником Духа Святого?
Ответ. Господь наш Иисус Христос научил, сказав: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять» (Иоан.14, 15—17). Посему, пока не соблюдаем всех заповедей Господних, и пока мы не таковы, чтобы Господь засвидетельствовал о нас: вы «не от мира» сего (Иоан.15, 19), до тех пор да не ожидаем удостоиться Духа Святого.
Вопрос 205. Кто суть «нищие духом» (Матф.5, 3)?
Ответ. Поелику Господь говорит в одном месте: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Иоан.6, 63), в другом: «Дух Святый…научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (14, 26); «не от Себя говорить будет» (16, 13): то «нищие духом» суть те, которые обнищали не по другой какой причине, но по учению Господа, сказавшего: «пойди, продай имение твое и раздай нищим» (Матф.19, 21. Лук. 18, 22). Но если кто, прияв и как ни есть приключившуюся ему нищету, управит собою по воле Божией, как Лазарь; то и сей не чужд блаженства.
Вопрос 209. Как можем прийти в страх судов Божиих?
Ответ. Ожидание всего опасного естественным образом производит страх. Так боимся и зверей и начальников, ожидая от них испытать что–нибудь худое. Потому, если кто поверит, что угрозы Господни истинны, и будет ожидать, что изведает их самым ужасным и бедственным образом, тот убоится судов Божиих.
Вопрос 211. Какая мера любви к Богу?
Ответ. Та, чтобы душа непрестанно через силу напрягалась исполнять волю Божью, с целью и вожделением славы Божьей.
Вопрос 212. Как приобретается любовь к Богу?
Ответ. Если добросовестно и благопризнательно расположим себя к Божиим благодеяниям. А сие бывает и у бессловесных. Ибо видим, что псы любят того только, кто дает им хлеб; узнаем это и из сказанного с укоризною у Пророка Исаии: «Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего; а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет» (Исаия 1, 2—3). Ибо как у вола и осла от благодеяния питающего сама собою рождается любовь к нему; так и мы, если с добрым чувством и благопризнательностью будем принимать благодеяния, то можем ли не возлюбить оказывающего нам столько великих благодеяний Бога, когда подобное расположение в душе здравой рождается, так сказать, естественным образом и без научения?
Вопрос 213. Какие признаки любви к Богу?
Ответ. Сам Господь научил нас сему, сказав: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Иоан.14, 15).
Вопрос 214. Чем различаются между собою милость (χρηστοτης) и благость (αγαθωσυνη)?
Ответ. Поелику Давид в одном мест сказал: «благ (χρηστος) Господь всяческим» (Псал.144, 9); и: «благ (χρηστος) муж щедря и дая» (Псал.111, 5); а в другом: «ублажи Господи благия (αγαθους», (Псал. 124, 4), и Иеремия говорит: «благ (αγαθος) Господь к надеющимся на Него» (Пл. Иерем.3, 25): то, думаю, что милость обширнее, в том отношении, что благодетельствует кому бы то ни было, имеющему в ней нужду; благость же более ограниченна и в благодеяниях наблюдает законы правды.
Вопрос 215. Кто есть миротворец, ублажаемый Господом (Матф.5, 9.)?
Ответ. Кто споспешник Господу, по слову Апостола, сказавшего: «мы — посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор.5, 20); и еще: «оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом» (Рим. 5, 1). Ибо иного свойства мир отринут Господом, сказавшим: «мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Иоан.14, 27).
Вопрос 216. В чем должно состоять обращение и уподобление наше детям (Матф.18, 3)?
Ответ. Сему научает нас то же место Евангелия, объясняя случай, по которому сие сказано, а именно, чтобы не искать предпочтения, но знать равночестность природы и любить сие равночестие в отношении к тем, которые, по видимому, в ином ниже. Ибо таковы в отношении друг к другу и дети, еще не навыкшие порочности обращающихся с ними.
Вопрос 217. Как примем царствие Божие, «как дитя» (Матф.18, 5)?
Ответ. Если таковыми же будем в отношении к учению Господню, каково в обучении «дитя», которое не прекословит, не оправдывается пред учителями, но верно и благопокорно принимает уроки.
Вопрос 218. Какого разумения должны мы просить себе у Бога, и как можем стать достойными оного.
Ответ. О сем разумении узнаем от самого Бога чрез Пророка, который говорит: «да не хвалится мудрый мудростью своею, да не хвалится сильный силою своею, да не хвалится богатый богатством своим. Но хвалящийся хвались тем, что разумеет и знает Меня» Господа (Иерем.9, 23—24), и чрез Апостола, который сказал: «но познавайте, что есть воля Божия» (Ефес.5, 17). Удостоиться же сего разумения возможем, если исполним написанное: «Остановитесь и познайте, что Я — Бог» (Псал.45, 11), и если уверуем, что истинен всякий глагол Божий, ибо сказано: «Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены» (Исаии 7, 9).
Вопрос 224. Бывает ли и ныне, что одни от первого часа делают, а другие от одиннадцатого (Матф.20, 1—16)? и кто это именно?
Ответ. Это может быть весьма очевидно всем из повествуемого в богодухновенном Писании, именно: многие по свидетельству Апостола, «из детства знаешь священные писания» (2 Тим. 3, 15), а многие и естественными движениями, подобно Корнилию (Деян.10), здраво воспользовались, но по недостатку в учителях медленно достигают совершенства в познании. Ибо сказано: «кто поверит», если не услышат (Рим.10,14)? Потому, если случится, что иные, подобно Корнилию, не занимаются ничем худым, но, при желании совершенства, искренно показывают в себе добродетели, какие им возможны, и какие дошли до их сведения; то Господь дарует им то же, что и Корнилий, не вменяя им в вину предшествовавшего времени недеятельности (потому что сие, как сказал я, было не по их вине), но довольствуясь желанием, обнаруженным в последующем усердии и делах до конца тщательно совершаемых.
Вопрос 225. Поелику Господь сказал: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Матф.18, 20); то как можем удостоиться сего?
Ответ. Собравшиеся во имя кого–либо, без сомнения, должны знать намерение собравшего, и расположить себя сообразно с оным, чтобы обрести благодать благоугождения, и не подпасть осуждению за злонамеренность или нерадение. Ибо как званные кем–нибудь, если у звавшего предположена цель—жать, готовят себя к этому, и если у него цель—строить дом, приготовляются к постройке дома: так и мы, званные Господом, должны помнить, что говорит Апостол: «я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания» (Ефес.4, 1—4). Яснее же сие представляет нам Господь, в обетовании одному сказав все: «кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Иоан.14, 23). Поэтому, как у сего бывает обитель в следствие соблюдения им заповедей, так Господь пребывает посреди двоих, или троих, если сообразуются с волею Его. А собравшиеся недостойно «звания» и не по воле Господней, хотя бы и казалось, что собрались вместе во имя Господне, услышать «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» (Лук. 6, 46)?
Вопрос 227. Должен ли каждый и другим сообщать, что сам думает, или в себе скрывать то, о чем несомненно уверен, что сие угодно Богу?
Ответ. Памятуя Божий приговор, изреченный чрез Пророка: «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою!» (Исаия 5, 21), и сказанное у Апостола: «желаю увидеть вас, чтобы преподать вам некое дарование духовное к утверждению вашему, то есть утешиться с вами верою общею, вашею и моею» (Рим. 1, 11, 12), рассуждаю, что необходимо нам сообщать свои мысли единодушным с нами и доказавшим свою веру и разум, чтобы или погрешительное было исправлено, или правильно сделанное подтверждено, да и мы избежали бы упомянутого выше осуждения, постигающего тех, которые мудры «пред самими собою».
Вопрос 230. Что значит «служение» (λατρεια) и что такое «служение словесное» (Римл.12, 1)?
Ответ. Служение, как думаю, есть напряженное, постоянное и неразвлеченное внимание к тому, кому служишь; а различие «служения словесного» от бессловесного (разумного от неразумного) показывает Апостол, говоря в одном месте: «когда вы были язычниками, то ходили к безгласным идолам, так, как бы вели вас» (1 Кор. 12, 2), а в другом месте: «представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, (для) разумного служения вашего» (Римл.12, 1). Ибо кто как ведомый ведется, тот совершает служение неразумное, не как движимый собственным стремлением и произволением, под руководительством разума, а как увлекаемый властью ведущего, куда его ведут, а не куда сам хочет. Но кто по здравому разуму и благому изволению с великою заботливостью всегда и во всем имеет в виду и совершает угодное Богу, тот исполняет заповедь о словесном служении, согласно с сказавшим: «Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей» (Псал.118, 105); и еще: и совет мой «оправдания Твои» (24).
Вопрос 233. Если у кого из всех добрых дел недостает одного; то ужели поэтому не спасается он?
Ответ. И в ветхом и в новом завете многие места могут служить для нас удовлетворительным ответом на сей вопрос. Но думаю, что для верного достаточен и один суд над Петром, который, при многих и великих заслугах, удостоившись от Господа таких ублажений и похвал, когда оказался непослушным в одном только, и притом не по лености и не по пренебрежению, но по благоговению и почтению ко Господу, за сие одно слышит: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною» (Иоан.13, 8).
Вопрос 234. Как человек возвещает смерть Господню (1 Кор.11, 26)?
Ответ. Как научил Господь, сказав: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой» (Матф.16, 24), и как выразил Апостол, исповедав о себе: «для меня мир распят, и я для мира» (Гал.6, 14), на что и дали мы предварительное обещание в самом крещении; ибо, говорит он, «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились?» (Рим. 6, 3): толкуя же, что значит в смерть Господню креститься, присовокупляет к сему: «ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху» (6), но, очистившись от всякого пристрастия к жизни, соделаться достойными свидетельства того же Апостола, который сказал: «Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (1 Колос. 3, 3), так чтобы осмелиться нам с дерзновением говорить: «идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Иоан.14, 30).
Вопрос 237. Какая душа направлена по воле Божьей?
Ответ. Та, которая приняла предложение Господа, сказавшего: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Матф.16,24). Ибо кто прежде не исполнит повеления отвергнуться себя и взять крест, тот потом сам в себе много находит препятствий к последованию за Христом.
Вопрос 239. Какое сокровище «благое», и какое «лукавое»?
Ответ. Умудрение во всякой о Христе добродетели, служащей к славе Божьей, есть сокровище благое, а умудрение порочное в том, что запрещено Господом, есть сокровище лукавое. Из сих–то сокровищ, по изречению Господа, каждый в делах и словах своих износит или «лукавая», или «благая» (Матф.12, 35).
Вопрос 240. Почему сказано: «широки врата и пространен путь, ведущие в погибель» (Матф.7, 13)?
Ответ. Господь, по многому человеколюбию, для выражения учений истины употребляет слова и именования предметов, нам знакомых. Посему, как уклонение от прямого пути, проложенного по земле, возможно на большое пространство; так, говорит Он, уклоняющейся от пути, который ведет в царство небесное, находится на великом пространстве заблуждения. А слова: пространный и широкий, как рассуждаю, тождезначительны, потому что широкое и у знакомых с внешнею ученостью называется пространным. Поэтому поле, то есть, место заблуждения пространно, а конец его—пагуба.
Вопрос 241. От чего «узки» те врата, и «тесен» тот путь, который вводит «в живот», и как входит им человек (Матф.7, 14)?
Ответ. Опять и здесь узкое и тесное означают не что либо разное; но слово: «тесный» выражает высшую степень узкости, когда путь до того сужен, что идущему надобно тесниться, то есть, с обеих сторон жаться, потому что опасно всякое уклонение и в правую и в левую сторону, как на мосту, с которого, в какую сторону ни поверни, готова принять тебя текущая под ним река. Потому Давид говорит: «при стези соблазны положиша ми» (Псал.139,6). Посему, кто предположил войти в живот узким и тесным путем, тот должен остерегаться всякого отступления и совращения от заповедей Господних, исполняя написанное: «не уклоняйся ни направо, ни налево» (Второз.17, 11).
Вопрос 245. Кто мудр, как змея, и цел, как голубь (Матф.10, 16)?
Ответ. Мудр, как змея, кто предлагает учените с осмотрительностью и с разумением, как успешно привести слушателей к благопокорности. А цел, как голубь, кто не держит и в мысли, чтобы мстить злоумышляющему, но продолжает ему благодетельствовать, по заповеданному Апостолом: «Вы же, братия, не унывайте, делая добро» (2 Солун. 3, 13). Ибо Господь заповедует это ученикам, посылая их на проповедь, где была потребность и в мудрости для убеждения, и в незлобии к злоумышляющим, чтобы, как некогда змий умел и подойти с лицом льстивым и говорить увлекательно для отторжения от Бога и для подчинения греху, так и мы избирали себе и лице, и место, и время, и всеми мерами устроили «словеса на суде» (Псал.111, 5) для отторжения от греха и для подчинения Богу, а в искушениях соблюдали терпение до конца, как написано (Матф.24, 13).
Вопрос 280. Кто есть»чистый сердцем» (Матф. 5, 8)?
Ответ. Кто не знает за собой презрения к заповеди Божьей, или недостаточного или небрежного исполнения оной.
Вопрос 290. Как иной «всегда преуспевайте в деле Господнем» (1 Кор. 15, 58)?
Ответ. Если он или преумножает данное ему дарование, содействуя пользе и преспеянию им облагодетельствованных, или оказывает в деле Господнем большее тщание в сравнении с предметами обыкновенного человеческого попечения.
Вопрос 294. По какой причине человек теряет всегдашнее памятование о Боге?
Ответ. Если он не памятует благодеяний Божиих, и оказывается непризнательным к Благодетелю.
Вопрос 296 Как душа несомненно уверится, что она чиста от грехов?
Ответ. Если кто приметит к себе расположение Давида, который сказал: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею» (Пс.118, 163), или приметит, что исполнилось в нем заповеданное апостолом, который сказал: «умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание… за которые гнев Божий грядет», и потом, распространяя подобный суд на всякий грех, присовокупил: «на сынов противления» (Кол. 3, 5–6), чтобы можно было сказать: «Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать» (Пс.100, 4). Познает же себя человек находящимся в таком расположении, если и к грешникам чувствует, как и святые, трепетное сострадание. Так и Давид говорил: «Вижу отступников, и сокрушаюсь, ибо они не хранят слова Твоего» (Пс.118, 158); и апостол Говорит: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор. 11, 29). Ибо поистине, если душа лучше тела, а между тем видим, что всякой нечистоты на теле отвращаемся и гнушаемся и вид всякого терзания и всякого умышления на это производит в сердце сокрушение и скорбь, то кольми паче христолюбцу и братолюбцу свойственно чувствовать сказанное выше в рассуждении грешников, когда видит душу согрешающих как бы зверями изъявляемою и пожираемою и покрывающеюся как бы гноем и гнилостью, как и Давид сказал: «беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего. Я согбен и совсем поник, весь день сетуя хожу» (Пс.37, 5–7); и апостол говорит:»Жало же смерти — грех» (1 Кор. 15, 56). Посему когда приметит кто, что душа его при своих собственных или при чужих грехах, по сказанному в начале, приходит именно в такое расположение, тогда да будет несомненно уверен, что он чист от греха.
Вопрос 297. Как надобно обращаться от грехов?
Ответ. Возревновав о расположении Давида, который, во–первых, говорит: «беззаконие мое познах, и греха моего не покрых: рех, исповем на мя беззаконие мое Господеви» (Псал.31, 5); а потом разнообразно объясняет способ к тому в шестом и в других псалмах; у Апостола же поучаясь тому, что засвидетельствовал он Коринфянам о чужом грехе, сказав: «печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению», и присовокупив свойство печали: «вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование (на виновного), какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле» (2 Кор.7, 10. 11). Почему явствует из сего, что надобно не только удаляться греха и скорбеть о согрешающих, но уклоняться и от самых грешников. И сие ясно выразил Давид, сказав: «отступите от мене вси, делающии беззаконие» (Псал.6, 9); Апостол же заповедал: «с таким даже и не есть вместе» (1 Кор. 5, 11).
Вопросы о Причастии
Вопрос 172. С каким страхом, с каким убеждением и с каким расположением должны мы приобщаться тела и крови Христовых?
Ответ. Страху учит нас апостол, говоря: «кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (1 Кор. 11, 29). А убеждение производит вера и в слова Господа, сказавшего: «сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19), и в свидетельство Иоанна, который, изобразив сперва славу Слова, описывает потом и образ вочеловечения в следующих словах: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины» (Ин. 1, 14), а также в словах апостола, написавшего: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но… Себя Самого истощил, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп.2, 6–8). Посему когда душа, поверив этим и им подобным изречениям, познает величие славы и удивится преизбытку смирения и послушания в том, что Он, будучи таким и столь великим, ради нашей жизни был послушлив Отцу даже до смерти, тогда, думаю, она доведет свое расположение до любви к Богу и Отцу, «Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим. 8, 32), и к Единородному Его Сыну, пребывшему послушливым до смерти для нашего искупления и спасения, и таким образом будет в состоянии уразуметь апостола, который для здравых умом как бы правилом каким поставляет добрую в этом совесть, когда говорит: «Ибо любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5, 14–15). Такое расположение и такую готовность должен иметь приобщающийся Хлеба и Чаши.
Вопрос 309. Если с кем случится нечто обычное и естественное, то надобно ли ему приступать к общению святых?
Ответ. Апостол показал, что «погреблись с Ним» в крещении выше природы и навыка (Рим.6, 4), когда в сем месте о крещении в воде после сказанного выше говорит: «зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху» (6), а в другом месте повелевает: «умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления» (Колос. 3, 5—6); еще в другом месте дает правило, говоря: «те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал.5, 24). Но я изведал, что, по благодати Христовой, и мужи, и жены достигают сего искреннею верою в Господа. А на того, кто, находясь в нечистоте, приближается ко святым, и в ветхом завете видим страшный суд. Если же «здесь Тот, Кто больше храма» (Матф.12, 6), то есть, страшнее: то вразумит нас Апостол, сказав: «кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (1 Кор. 11, 29).
Вопрос 310. Следует ли святое приношение совершать в обыкновенном доме?
Ответ. Писание не дозволяет, как обыкновенный сосуд вносить во святая, так и святая совершать в обыкновенном доме: потому что ветхий завет ясно Божиим повелением не позволял ничего подобного. Господь говорит: «здесь Тот, Кто больше храма» (Матф.12, 6), и Апостол говорит: «Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю. Ибо я от (Самого) Господа принял то, что и вам передал», и проч. (1 Кор.11,22.23). Из сего научаемся как в церкви не есть и не пить на обыкновенной вечери, так и вечери Господней не подвергать поруганию, совершая в доме обыкновенном, разве когда по необходимости изберет кто более чистое место, или дом, заблаговременно.
Вопросы о чтении Писания
Вопрос 1. Позволительно ли и полезно ли, чтобы кто либо предоставлял себе делать или говорить, что сам признает хорошим, без свидетельства на то богодухновенных Писаний?
Ответ. Господь наш Иисус Христос говорит о Святом Духе: «не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит» (Иоан.16, 13); и о Себе самом: «Сын ничего не может творить Сам от Себя» (Иоан.5, 19): и еще: «Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец» (Иоан.12, 49 — 50). Кто же дойдет до такого безумия, чтобы осмелиться даже и на мысль что–нибудь взять самому собою, когда для того, чтобы и умом, и словом, и делом направить себя на путь истины, имеет он нужду в путеводстве Святого и благого Духа, а сам слеп и живет во тьме без солнца правды, — самого Господа нашего Иисуса Христа, Который Своими заповедями просвещает, как лучами, ибо сказано: «заповедь Господня светла, просвещающая очи» (Псал.18, 9)? Поскольку же из обыкновенных у нас дел одни определены Божиею заповедию в святом Писании, а о других умолчано, то в рассуждении сказанного в Писании никому вообще нет ни малого позволения делать что либо заповеданное, потому что Господь однажды навсегда повелел и сказал: «Все, что я заповедую вам, старайтесь исполнить; не прибавляй к тому и не убавляй от того» (Второз.12, 32), и «но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников» отваживающихся на что либо подобное (Евр.10, 27); в рассуждении же того, о чем умолчано, дал нам правило Апостол Павел, сказав: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый (пользы) другого» (1 Кор.10, 23—24). Поэтому во всяком отношении0 необходимо повиноваться или Богу по Его заповеди, или другим ради Его заповеди; ибо написано: «повинуясь друг другу в страхе Божием» (Ефес.5, 21). И Господь говорит: «кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою» (Марк. 10, 43; 9, 35), то есть, да откажется от собственной своей воли в подражание самому Господу, Который говорит: «ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Иоан.6, 38).
Вопрос 173. Должны ли быть какие разговоры во время домашнего псалмопения?
Ответ. Не должны, разве у тех, на кого возложено смотрение за благочинием и попечение о делах домашних, да и то по требованию настоятельной нужды, и тогда не без осмотрительности, но с должным наблюдением места, благочиния, степенности и того, чтобы не подать соблазна. Всем прочим необходимо молчание. Ибо если во время собеседования, даже и из тех, кому поручено слово учения, повелевается умолкнуть первому, «Если же другому … будет откровение» (1 Кор.14, 30.), то не тем ли паче необходимо молчание во время псалмопения большинству?
Вопрос 180. С каким расположением и вниманием должны мы слушать читаемое нам во время вкушения пищи?
Ответ. С гораздо большим удовольствием, чем с каким едим и пьем, чтобы виден был ум, не озабочиваемый телесными удовольствиями, но увеселяющийся более словесами Господними по расположению сказавшего: «слаще меда и капель сота» (Псал. 18, 11).
Вопрос 235. Полезно ли изучать многое из Писаний?
Ответ. Поелику людей можно разделить на два более общие разряда: одним вверено начальство, а другие, при различных дарованиях, поставлены в благопокорности и послушании, то полагаю, что кому поручено начальство и попечение о многих, тот должен знать и изучать обязанности всех, чтобы всех научать воле Божьей, показывая каждому его обязанности. А из прочих всякий, помня, что сказал Апостол: «не думайте более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Рим.12, 3), пусть тщательно изучает и исполняет свои обязанности, ни о чем более не любопытствуя, чтобы соделаться достойным услышать от Господа сии слова: иди, «добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю» (Матф.25, 21).
Вопрос 236. Которые удостоились выучить четыре евангелия, те как должны принимать благодать сию?
Ответ. Поелику Господь изрек: «кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лук. 12,48); то они должны более других бояться и тщиться, как Апостол научил, говоря: «Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами» (2 Кор.6, 1). А это достигается, если верим Господу, Который говорит: «Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете» (Иоан.13, 17).
Вопрос 238. Возможно ли непрестанно петь, или читать слово Божие, или рассуждать о нем, так чтобы не было перемежки и ради встречающейся иным необходимости исправить низкие потребности тела?
Ответ. На сие дает правило Апостол, сказав: «только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14,40). Почему должно более заботиться о благообразии и благочестии, относительно ко времени и к месту.
Вопрос 281. Не хотящую петь псалмы нужно ли принуждать?
Ответ. Если не с усердием приступает к псалмонению, если не обнаруживается в ней расположение сказавшего: «коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим» (Псал.118, 103), и если леность не почитает великим вредом: то пусть или исправится, иди будет выгнана вон, да не «Малая закваска заквашивает все тесто» (Гал.5, 9).
Вопрос 307. Надобно ли псалмопение или молитву начинать поочередно?
Ответ. Сим, при множестве достойных, да соблюдается благочиние, чтобы и самое дело не почиталось маловажным и безразличным, и чтобы несменяемость того или другого лица не подавала повода к подозрение в гордости игумена и в презрения прочих.
Вопросы, изъясняющие некоторые слова и выражения из Евангелия
Вопрос 51. Что такое «рака» (Матф.5, 22)?
Ответ. Речение местное, не слишком оскорбительное, употребляемое с людьми близкими.
Вопрос 53. Что такое «скверна плоти» и что такое «скверна духа»? как нам быть от них чистыми? Или что такое «святыня»? и как нам приобрести ее (2 Кор.7, 1)?
Ответ. Скверною плоти будет сообщение с теми, которые делают запрещенное; а скверною духа— равнодушие к тем, которые подобно сему думают или поступают. Чист же от них будет человек, когда повинется Апостолу, который сказал: «с таким даже и не есть вместе» (1 Кор. 5, 11) и тому подобное, или когда восчувствует в себе сказанное Давидом: «Ужас овладевает мною при виде нечестивых, оставляющих закон Твой» (Пс. 118, 53), и покажет такую же скорбь, какую показали Коринфяне, обвиняемые в том, что равнодушно смотрели на согрешившего, и сею скорбью представили «вы показали себя чистыми в этом деле» (2 Кор.7,11). «Святыня» же есть посвящение себя святому Богу, при попечении и тщании об угодном Ему, всецелое и никогда не прекращаемое, потому что поврежденное не приемлется в приношение Богу, и однажды принесенное Ему обращать на общее и человеческое употребление нечестиво и дерзновенно.
Вопрос 66. Что такое ревность, и что такое рвение?
Ответ. Ревность, когда старается кто сделать что–нибудь, чтобы казаться не ниже другого кого; а рвение, когда делает что–нибудь напоказ и из тщеславия, чтобы вызвать и возбудить на подобное других. Так и Апостол иногда, упоминая о рвении, присовокупляет к нему и тщеславие, говоря: «ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию» (Филип.2, 3); а поставив на первом месте тщеславие, после него под другим именем запрещает и рвение, говоря: «Не будем тщеславиться, друг друга раздражать» (Гал.5, 26).
Вопрос 248. Если «Господь дает премудрость, и от лица Его познание и разум» (Прит.2, 6), и если «одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания» (1 Кор. 12, 8); то почему же Господь ставит в вину ученикам: «неужели и вы еще не разумеете?» (Матф.15, 16) и Апостол винит некоторых, как «неразумных» (Рим.1, 31)?
Ответ. Если кто знает благость Бога, «Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2, 4), и дознал также попечительность Святого Духа в разделении и действе дарований Божиих; то он знает, что косность разумения бывает не по нерадению Благодетеля, но по неверию получающих благодеяние. И справедливо обвиняется неразумный, как смежающий очи при восхождении солнечном, чтобы жить во тьме, и не подъемлющий взора для принятия света.
Вопрос 222. Кто «соперник» каждому из нас, или как нам мириться с ним (Матф.5, 25)?
Ответ. Здесь Господь называет соперником в собственном смысле того, кто намерен отнять что–нибудь принадлежащее нам. Помиримся же с ним, если соблюдем заповедь Господа, сказавшего: «кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (40), а подобно сему и во всяком деле.
Вопрос 249. Что такое (Тит.1, 8) преподобное (οσιον), и что такое справедливое (δικαιον)?
Ответ. По моему разумению, преподобное есть приличное и должное со стороны низших по отношению к высшему, на основании его преимущества; а справедливое есть то, что воздается каждому по достоинству дел. И в рассуждении преподобного имеет место благопризнательность и воздаяние за одно прекрасное: а в отношении к справедливому имеет место и рассмотрение худых дел, и воздаяние за них.
Вопрос 250. Как иной дает «святыни псам», или повергает бисеры пред свиньями, и как бывает присовокупленное: «чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Матф.7,6)?
Ответ. Сие объясняет нам Апостол, когда к сказанному им иудеям присовокуплять: «Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога»(Рим.2, 23). Посему Господь запретил здесь то бесчестие, какое святым словам Господним наносим преступлением оных. Следствием сего преступления бывает, что находящиеся вне веры также почитают Господни наставления удобопренебрегаемыми, и потому же самому с большею смелостью восстают и на нас, и преступающего как бы расторгают своими укоризнами и обличениями.
Вопрос 251. Почему Господь иногда запрещает носить с собою в дороге «ни мешка, ни сумы» (Лук.10, 4), а иногда говорит: «но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лук. 22, 36)?
Ответ. Сие объясняет сам Господь, говоря: «должно исполниться на Мне и сему написанному: и к злодеям причтен» (37). Ибо тотчас по исполнении пророчества о ноже говорит Петру: «все, взявшие меч, мечом погибнут» (Матф.26, 52). Посему слова: «но теперь, кто имеет мешок, тот возьми (αρατω)», или: (αρει, ибо и так читается во многих списках), суть не повеление, а пророчество предрекающего Господа, что Апостолы, забыв Господни дары и закон, осмелятся взяться и за мечи. А что Писание часто повелительный образ речи употребляет вместо пророчественного, сие видно из многих мест, как например: «да будут сынове его сири» (Псал.108, 9), и: «диавол да станеть одесную его» (6), и тому подобное.
Вопрос 252. Что такое «хлеб насущный», о ежедневном подаянии нам которого научены мы молиться?
Ответ. Когда трудящийся, помня слова Господа, Который говорит: «не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить» (Матф.6, 25), и слова Апостола, который повелевает делать, «чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Ефес.4,28), трудится не ради собственной своей потребности, но ради Господней заповеди (потому что «трудящийся достоин пропитания» (Матф.10, 10)): тогда насущный хлеб, то есть, способствующее природе нашей к ежедневному поддержанию жизни, он не себе самому предоставляет, но испрашивает сего у Бога, и Ему открыв необходимость нужды, таким образом вкушает уделяемое ему тем, кто, по испытании, приставлен на каждый день исполнять сказанное: «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4, 35).
Вопрос 253. Что такое талант, и как нам преумножать его (Матф.25)?
Ответ. Думаю, что притча сказана о всяком дар Божием, чтобы всякий, какую бы благодать от Бога получить ни удостоился, приумножал ее, обращая в благодеяние и в пользу многих, потому что никто не лишен части в Божией благодати.
Вопрос 254. Что значите этот торжнический стол, на который тебе, как говорит Господь, надлежало отдать серебро (Лук. 19, 23)?
Ответ. Притчи не останавливают своих рассуждений на одном взятом в них образе, но пролагают уму путь к предмету рассуждения. Почему, как в обычай отдавать торжникам серебро для приращения (ибо, как узнал я, в Александрии есть люди, которые берут серебро и делают с ним это), так и приявший какую бы то ни было благодать необходимо должен передать ее имеющему в ней потребность, или сделать с нею то же, что у Апостола сказано об учении: «что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить» (2 Тим. 2, 2). Ибо сие может быть не с одним учением только, но и со всяким делом, потому что одни имеют способность, а другие приобрели опытность в распоряжении.
Вопрос 255. Куда идти получил повеление услышавший сии слова: «возьми свое и пойди» (Матф.20, 14)?
Ответ. Может быть, туда же, куда повелено идти поставленным ошуюю, которые обвинены в том, что не делали добра (Матф.25,41—45). Но всякий завидующий брату хуже праздного, потому что во многих местах в Писании зависть, обыкновенно, ставится на ряду с убийством (Рим.1,29. Гал.5,21).
Вопрос 256. Что значит «мзда», которую и сии приемлют наравне с последними?
Ответ. Не быть обвиненным за то, что сделал кто худого, есть, может быть, нечто общее для всех послушных. Ибо увенчанным быть свойственно тому, кто законно подвизался подвигом добрым, течение совершил, веру соблюл (2 Тим. 4, 7) в любви ко Христу Иисусу Господу нашему. А может быть, сии условленная «мзда» есть приемлемое»сторицею» в нынешнем времени, как обетовал сие Господь оставившим что либо из настоящего по заповеди Его (Матф.19, 29); и о сем–то сказано: «возми твое». Поелику же начавшие, по собственному их о себе мнению, трудиться ранее болезновали недугом зависти к получившим с ними поровну; то не наследуют они и вечной жизни, но прияв только «сторицею» ныне, осуждаются в будущем веке за зависть, и слышать: «иди».
Вопрос 257. Кто суть «солома», сожигаемые «огнем неугасаемым» (Матф.3, 12)?
Ответ. Это те, которые, хотя, как солома пшенице доставляют пользу достойным небесного царствия, но в духовных дарованиях, и в телесных благотворениях, делают сие не по расположению любви к Богу и любви к ближнему, и таким образом остаются несовершенными.
Вопрос 258. Кто осуждаемый Апостолом в словах: «самовольным смиренномудрием и служением» и проч. (Колос. 2, 18)?
Ответ. Думаю, что присовокупленное Апостолом уясняет искомую в этом месте мысль. Ибо Апостол вскоре потом указывает на «изнурении тела» (ст. 23). Таковы Манихеи и им подобные.
Вопрос 259. Кто есть «духом горящий» (Римл.12, 11)?
Ответ. Кто с пламенным усердием, ненасытным вожделением и неленостным тщанием творит волю Божию в любви ко Христу Иисусу Господу нашему, по написанному: «в заповедех Его восхощетъ зело» (Пс.111, 1).
Вопрос 260. Поелику Апостол иногда говорит: «не будьте нерассудительны» (Ефес.5, 17), а иногда: «не мечтайте о себе» (Рим. 12, 16); то можно ли тому, кто несмыслен, не быть мудрым о себе?
Ответ. Каждое повеление имеет собственный свой предел. Ибо к словам: «не будьте нерассудительны», присовокупляет: «но познавайте, что есть воля Божия», и к словам: «не мечтайте о себе», присовокуплено: «бойся Господа и удаляйся от зла» (Притч. 3, 7). Поэтому несмыслен тот, кто не разумеет воли Господней, а мудр о себе всякий, кто водится собственными своими рассуждениями, и не ходит по вере в глаголах Божиих. Посему, если кто хочет не быть и несмысленным и мудрым о себе, тот должен уразуметь волю Господню верою в Него и в страхе Божием подражать Апостолу, который говорит: «ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 4—5).
Вопрос 261. Поелику Господь обещал: «всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите» (Матф.21, 22); и еще: «если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им» (Матф.18, 19); то как же и самые святые, прося, не получали, как например Апостол, сказавши: «Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня» (2 Кор. 12, 8), и не получивший просимого, а также Иеремия Пророк и сам Моисей?
Ответ. Поскольку Господь наш Иисус Христос, сказав в молитве: ««Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26, 39), потом присовокупил: «впрочем не Моя воля, но Твоя да будем» (Лк. 22, 42), то прежде всего надобно знать, что не всего, чего хотим, позволено нам просить и что не во всяком случае умеем просить полезного: «мы не знаем, о чем молиться, как должно» (Рим. 8, 26). Почему с великою осмотрительностью должно делать прошения, сообразно с волею Божию. А не услышанным надобно знать, что потребно или терпение, или усиление молитвы, по притче Господней о том, «что должно всегда молиться и не унывать» (Лк. 18, 1), и по сказанному Господом в другом месте: «по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит» (Лк. 11, 8), или также потребны исправление и прилежание, по нареченному Богом к некоторым чрез пророка, сказавшего: «И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь», и прочее (Ис. 1, 15–16 и далее). А что и ныне у многих бывают и есть руки «полны крови», в этом не должны сомневаться верующие в тот суд, какой изрек Бог на получившего повеление возвестить народу и умолчавшего, сказав: «кровь» согрешившего от рук «стража» взыщется (Иез.33, 6). В истине и неминуемости сего удостоверившись, апостол сказал: «чист я от крови всех, ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию» (Деян. 20, 26–27). А если умолчавший только оказывается повинным в крови согрешающих, что должно сказать о тех, которые соблазняют других или тем, что делают, или тем, что говорят. Иногда же бывает, что и по недостоинству просящего не исполняется прошение, как было с Давидом, который молился о построении Дома Божия и был оставлен не потому, что чужд был благоугождения Богу, но потому, что не признан достойным сего дела. Иеремия же остался не услышанным за грехи тех, о ком молился. Нередко же и вследствие того, что нами по нерадению упущено время, в которое следовало сделать прошение, потом оказываемся просящими неблаговременно и напрасно. А в рассуждении слов: «Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня» (2 Кор. 12, 8) надобно знать, что много различных причин внешних и телесных обстояний, которые Бог или насылает, или попускает по Домостроительству, более важному, чем освобождение от сих обстояний. Поэтому если кто мог узнать, что ему надобно и прошением освободиться от напасти, тот принес прошение, бывает услышан, как два слепца в Евангелии, и десять прокаженных, и многие другие. А если кто не узнал причины, по которой подпал искушению (ибо часто должно терпением достигать той цели, для которой послано на него искушение), и просит избавить от напасти, когда ее надлежит терпеть до конца, тот не бывает услышан потому, что не согласуется сие с целью Божия человеколюбия. Слова же: «если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18, 19) объясняют самое это место. Ибо речь идет об обличающем грешника и об обличаемом, а именно: поелику Бог не хощет «смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иез. 33, 11), то если обличенный сокрушается душою и соглашается с намерением обличающего, о всякой вещи, то есть во всяком грехе, которому попросят отпущения, дано им будет оно человеколюбцем Богом. Но если обличаемый не согласится с обличающим, то бывает не отпущение, а связание, по присовокупленному: «что вы свяжете на земле, то будет связано на небе» (Мф. 18, 18), во исполнение известного суда: «если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (17).
Вопрос 262. Поелику Писание в числе похваляемого поставляет нищету и убожество, например: «блаженны нищие» (Матф.5, 3), и: «желание убогих услышал еси, Господи» (Псал.9. 38), и еще: «нищ и убог восхвалита имя твое» (Псал.73, 21); то какое различие нищеты и убожества; и в каком смысле справедлив Давид, который говорит: «аз же нищ есмь и убог» (Псал.39,18)?
Ответ. Припоминая Апостола, сказавшего о Господе: «Он, будучи богат, обнищал ради вас» (2 Кор. 8, 9) полагаю, что нищ тот, кто от богатства нисшел до скудости, а убог тот, кто с самого начала был в скудости, и таковое несчастье переносил благоугодно Господу. Давид же признает себя нищим и убогим, может быть, и потому, что говорить сие от лица Господа, Который наименован нищим в словах: нас «будучи богат, обнищал ради вас», а убогим назван, поколику по плоти Он был Сын не богатого кого, но древодела; может быть, и потому, что сам, подобно Иову, не хранил имения в сокровищницах, и на богатство не смотрел как на собственность, но всем распоряжался по воле Господней.
Вопрос 263. Чему хочет научить Господь примерами, к которым присовокупляет: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лук. 14, 33)? Ибо если кто хочет «построить башню», или «противостать» с иным царем (ст. 28—33), тот должен приготовиться или к созиданию, или к войне; если же он не в состоянии, то ему можно или в самом начале не класть и основания, или просить о мире: следовательно, и возжелавши стать учеником Господним не должен ли отречься, а когда примечает, что ему трудно на это решиться, позволительно ли ему с самого начала не делаться учеником Господним?
Ответ. Цель у Господа в этих примерах не та, чтобы отдать на волю, стать или не стать учеником Господним, но та, чтобы показать невозможность благоугодить Богу среди душевных развлечений, при которых душа подвергается опасности быть уловленною кознями дьявольскими, и оказывается достойною поругания и смеха за не довершение того, чего решилась достигнуть. Пророк, молясь, чтобы не потерпеть сего, сказал: «да не восторжествуют надо мною [враги мои]; когда колеблется нога моя, они величаются надо мною» (Псал.37, 17).
Вопрос 264. Поелику Апостол говорит: чтобы «вы были чисты» (Флп.1, 10), и еще: «но яко от чистоты (искренно)» (2 Кор. 2, 17); что значит: чистое (ειλικρινες)?
Ответ. Думаю, что чистое есть ни с чем не смешанное, но в крайней степени очищенное от всего противоположного, направленное же и устремленное к единому богочестию, а сверх этого и к тому, что во всякое время и во всяком деле строго требуется для цели богочестия, так что приставленный к чему–нибудь не развлекается даже и тем, что сродно с его занятиями. Объясняется же первое из самой связи речи; ибо к словам: «но яко от чистоты» (искренно), Апостол присовокупляет: «как от Бога, пред Богом, во Христе»: а второе из слов: «не думайте (о себе) более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Рим. 12, 3), а равно и из того, что присовокуплено к сим словам.
Вопрос 265. Одним ли только иереям, или и всем сказано: «если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Матф.5, 23—24)? И как может всякий из нас приносить дар к алтарю?
Ответ. Преимущественно и первообразно следовало бы принять сие за сказанное иереям. А поелику написано: «вы будете называться священниками Господа, служителями Бога» все (Исаия 61, 6), и: «жертва хвалы прославит Мя» (Псал.49 23), и еще: «жертва Богу дух сокрушен» (Псал.50, 19); да и Апостол говорит: «представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, (для) разумного служения вашего» (Рим. 12, 1); все же это для всех есть общее: то каждому из нас необходимо исполнять сказанное.
Вопрос 266. Что значит та соль, которую повелел иметь Господь, сказав: «Имейте в себе соль, и мир имейте между собою» (Марк. 9. 50), и о которой Апостол говорит: «всегда с благодатию, приправлено солью» (Кол. 4, 6)?
Ответ. И здесь мысль видна из того, что поставлено в связи с каждым из сих мест. Ибо из слов Господа научаемся не подавать никакого предлога к разрыву и раздору друг с другом, всегда же союзом мира соблюдать себя в единении духа; а из слов Апостола, кто помнит сказавшего: «Едят ли безвкусное без соли, и есть ли вкус в яичном белке?» (Иов.6,6), тот научится распоряжаться словом «для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф.4,29), пользуясь удобством времени и благообразием порядка, чтобы слушающие сделались более благопокорными.
Вопрос 267. Если один «бит будет много», а другой «мало» (Лук. 12, 47. 48); то почему же иные говорят, что нет конца мучению?
Ответ. Что в некоторых местах богодухновенного Писания сказано, по–видимому, обоюдно и прикровенно, то уясняется сказанным открыто в других местах. Так, Господь то решительно говорит, что «пойдут сии в муку вечную» (Мф. 25, 46), то отсылает иных «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (41), а в другом месте именует «геенну огненную» и присовокупляет: «где червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк. 9, 47–48); и еще древле о некоторых предрек чрез пророка, что «червь их не умрет, и огонь их не угаснет» (Ис. 66, 24); потому, если при таком числе подобных свидетельств, находящихся во многих местах богодухновенного Писания, многие еще, как бы забыв о всех подобных изречениях и определениях Господних, обещают себе конец мучению, чтобы свободнее отваживаться на грех, то сие, конечно, есть одна из козней диавольских. Ибо если будет когда–нибудь конец вечному мучению, то и вечная жизнь, без сомнения, должна иметь конец. А если не позволяем себе помыслить сего о жизни, то какое основание полагать конец вечному мучению, когда при том и другом одинаково находится приложение «вечный»? Идут «сии», сказано, «в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25, 46). А согласившись в этом, надобно знать, что выражения «бит будет много и бит будет меньше» (Лк. 12, 47–48), означают не конец, а разность мучения. Ибо если Бог есть праведный Судия, не только добрым, но и порочным воздающий каждому по делам его, то иной может быть достойным огня неугасимого, но или слабейшего, или более пожигающего, другой — червя неумирающего, но опять причиняющего боль или более легкую, или более жестокую, по достоинству каждого, и иной — геенны, в которой, без сомнения, есть разные роды мучений, и другой — тьмы кромешной, где один доведен только до плача, а другой, от усиленных мучений, и до скрежета зубов. Самая тьма кромешная (внешняя), без сомнения, показывает, что есть нечто и внутреннее. И сказанное в Притчах: «в глубине Преисподней» (Притч. 9, 18) дает разуметь, что некоторые находятся во аде, однако не «в глубине преисподней», подвергаясь мучению более легкому. Это можно и ныне заметить в телесных страданиях. Ибо один болен лихорадкой с припадками и другими недугами, другой чувствует только лихорадку, и этот не одинаково с другим; иной же не имеет лихорадки, а страждет болью в каком–либо члене, опять и этот более или менее другого. Но и это «много» и «мало» сказано Господом по обыкновенному словоупотреблению, как и иное сему подобное. Ибо знаем, что подобный образ речи употребляется часто о страждущих одним каким–нибудь недугом, например, когда говорят о человеке, который болен только лихорадкой или чувствует боль в глазу, дивясь, сколько он потерпел или какие вынес нужды. Почему опять повторяю, что «много» и «мало» быть битым означает не продолжение или скончание времени, но разность наказания.
Вопрос 268. В каком смысле называются некоторые сынами противления и чадами гнева (Еф.2, 2. 3)?
Ответ. Чадами или сынами чьими, обыкновенно, называет Господь тех, которые исполняют волю того, чьи они чада, добр ли он, или зол. Ибо говорит: «если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы» (Иоан.8, 39); и еще: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (44). Посему и сыном противления бывает тот, кто делает дела противления. А может быть, как диавол называется не только грешником, но и самым грехом, потому, думаю, что стал первым виновником греха: так, по той же причине, и самым противлением может быть диавол. Чадом же гнева бывает иной, поколику соделал себя достойным гнева. Ибо как тех, которые достойны Господа и делают дела света и дня, Апостол наименовал сынами света и сынами дня (1 Сол.5,5): так следует понимать и слова: «были по природе чадами гнева» (Еф.2, 3). Впрочем, надобно знать, что сын противления есть то же, что и чадо гнева, потому что Господь изрек: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Иоан.3, 36).
Вопрос 269. Поелику написано: «исполняя желания плоти и помыслов» (Еф.2,3); то ужели одни вожделения плоти, другие—помышлений, и каковы они?
Ответ. Апостол в другом месте подробно и поименно перечисляет вожделения плоти, говоря: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное» (Гал.5, 19—21); а в другом месте общее: «плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут» (Рим. 8, 7). А вожделениями помышлений можно назвать суждения, не подтверждаемые Писанием, каковы те, о которых сказано: «ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия» и помышления не»пленяем …в послушание Христу» (2 Кор.10, 4. 5). Почему необходимо и безопасно всегда и везде соблюдать сказанное Давидом: «и совети мои оправдания Твоя» (Псал.118.24).
Вопрос 270. Что значит слова: «в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся» (2 Кор. 4, 8)?
Ответ. Апостол, показывая несомненность своего упования на Бога из противоположения мудрованию человеческому, соответственно этому и располагает каждую мысль, заключающуюся в этом месте, именно: что до человеческого мудрования, то, говорит: «Мы отовсюду притесняемы»; а что до упования на Бога, то—»но не стеснены»; опять, что до человеческого мудрования, «мы в отчаянных обстоятельствах»; а что до упования на Бога, «не отчаиваемся»; подобно сему и прочее. Таково же у него сказанное в другом месте: «нас почитают умершими, но вот, мы живы; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2 Кор. 6, 9. 10).
Вопрос 274. Как человек делается «мудрым в веке сем» (1 Кор. 3, 18)?
Ответ. Если убоится суда Господа, Который говорит: «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» (Исаия. 5, 21), станет подражать сказавшему: «скотен бых у Тебе» (Псал.72, 22), и, отринув всякое мнение о своей мудрости, не прежде признает что либо в своих суждениях добрым и начнет рассуждать о чем, как самою Господнею заповедью приучив себя к тому, что угодно Богу, в деле ли или в слове, или в помышлении; потому что Апостол сказал: «Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога» (2 Кор. 3, 4—5), Который учит «человека разуму», как написано (Псал.93, 10).
Вопрос 275 Может ли сатана возбранять намерению святого, так как написано: «Павел, и раз и два хотели прийти к вам, но воспрепятствовал нам сатана» (1 Сол. 2, 18)?
Ответ. Из совершаемого нами о Господе, иное совершается по душевному намерению и решению, а иное производится с помощью тела, или тщанием, или терпением. Посему, что зависит от душевного намерения и решения, тому сатана никоим образом воспрепятствовать не может; а в том, что приводится в исполнение с помощью телесной деятельности, Бог нередко попускает препятствия для испытания и обличения того, кто встречает препятствие, чтобы или обличить его, если переменить благое намерение, подобно посеянным на камени, которые на краткое время «с радостью» приняли слово, «бывше же печали», тотчас отпали (Лук. 8, 13. Матф.13, 21), или, если устоит в добре, обнаружить его ревность о добрых делах, как у самого Апостола, который, много раз намереваясь придти к Римлянам, и возбраняемый, как сам в том признавался, не оставлял однако же сего желания, пока не исполнил преднамеренного, терпение же, как у Иова, который, пострадав столько от диавола, принуждавшего сказать что либо хульное или оказаться неблагодарным пред Богом, даже в крайних бедствиях не отступал от благочестивого осуждения и от здравых мыслей о Боге. Ибо о нем написано: «Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге» (Иов.1, 22).
Вопрос 276. Что значит сказанное Апостолом: «чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2)?
Ответ. Того, что хочет Бог, много. Иного хочет по долготерпению и благости, и это есть благо и называется благим; иного же по гневу за грехи наши, и это называется злом. Ибо говорит: «Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия» (Ис. 45, 7), не то злое, за что бываем наказаны, но то, чем бываем вразумляемы. А вразумляющее и чувством скорби приводящее к обращению служит во благо. Поэтому чего хочет Бог по долготерпению и благости, того и нам необходимо должно хотеть и тому подражать. Ибо говорит: «будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6, 36). И апостол говорит: «Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас» (Еф.5, 1–2). Но что насылает по гневу за грехи наши и что, как сказал я, на том основании, что возбуждает чувство скорби, называется злом, того, без сомнения, не должно нам делать. И когда есть воля Божия, чтобы люди нередко гибли от голода, от язвы, от войны или от чего иного подобного, нам нет надобности служить сей воле. Ибо в подобных случаях Бог употребляет и служителей злых, по сказанному: «послал на них пламень гнева Своего, и негодование, и ярость и бедствие, посольство злых ангелов» (Пс.77, 49). Поэтому сперва должно искать, что есть благая воля Божия, потом, когда узнаем благую волю, должно исследовать, угодна ли Богу сия благая воля. Ибо на иное, само по себе взятое, есть воля Божия, и воля благая, но когда это делается или не тем лицом, или не вовремя, то не бывает уже благоугодным Богу. Например, была воля Божия и воля благая, чтобы кадили Богу, но не благоугодно было Богу, чтобы делали сие Дафан и Авирон. И еще: есть воля Божия и воля благая, чтобы творили милостыню, но если делают сие ради прославления от людей, то это уже не благоугодно Богу. И еще: была воля Божия и воля благая, чтобы ученики «что на ухо» слышали, проповедали «на кровлях» (Мф.10, 27), но чтобы говорили о чем–нибудь прежде времени, сие не благоугодно было Богу. Ибо говорит: «никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых» (Мф. 17, 9). И вообще всякая воля Божия благая тогда и благоугодна, когда исполняется в ней сказанное апостолом: «все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10, 31), и: «только все должно быть благопристойно и чинно» (14, 40). Но опять, если на что есть воля Божия, и воля благая, и воля угодная, то и в сем случае должно не беспечности предаваться, но подвизаться и заботиться, чтобы сие было совершенно и без недостатков, в мере как самого дела, точно ли согласно оно с заповеданным, так и силы совершающего дело. Ибо сказано: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10, 27), как и Господь научил в Евангелии от Иоанна (Ин. 23, 34). Да и всякую заповедь люби, как написано (Втор. 6, 6). Ибо сказано: «Блажен тот раб, которого господин его, придя, найдет поступающим так» (Мф.24, 46).
Вопрос 278. Как у человека «дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (1 Кор. 14, 14)?
Ответ. Сие сказано о воссылающих молитвы на языке неизвестном слушающим. Ибо Апостол говорит: «когда я молюсь на (незнакомом) языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода». Когда слова молитвы неизвестны присутствующим; тогда ум молящегося «без плода есть», потому что никто не получает пользы. Когда же присутствующие понимают молитву, которая может пользовать слушающих, тогда ум молящегося имеет плод—исправление пользуемых. То же должно сказать и о всяком произношении слова Божия. Ибо написано: «а только доброе для назидания в вере» (Еф.4, 29).
Вопрос 279. Что значит: «пойте разумно» (Псал.46, 8)?
Ответ. Что в рассуждении снедей ощущение качества каждой снеди, то в рассуждении слов святого Писания разумение. Ибо сказано «Не ухо ли разбирает слова, и не язык ли распознает вкус пищи?» (Иов. 12, 11). Посему, если у кого душа так чувствительна к силе каждого слова, как вкус чувствителен к качеству каждой снеди; то он исполнил заповедь, которая говорит: «пойте разумно».
Вопрос 300. Какой способ обращения, когда речь идет о невидимом?
Ответ. Способ обращения объясняется в том вопросе, в котором сказано, как надобно обращаться от грехов. А что касается речи о невидимом, то вспомним слово Господа: «нет ничего сокровенного, …что не было бы узнано» (Матф.10, 26), и еще: «от избытка сердца говорят уста» (Лук. 6, 45).
Первое каноническое послание святаго отца нашего Василия, архиепископа кесарии Каппадокийския, к Амфилохию епископу Иконийскому
Вступление
Несмысленному, как речено в Писании, вопросившему о мудрости, мудрость вменится (Притч.17,28), а вопрашение мудраго, кажется, умудряет и несмысленнаго. Сие, по благодати Божией, случается с нами каждый раз, кога получаем писания твоея трудолюбивыя души. Ибо я становлюся сведущее и разсудительнее самаго себя, из самаго вопроса научаяся многому, чего прежде не знал. Забота об ответе делается для меня учителем. По истине и ныне, никогда не озабоченный предметами твоих вопросов, я принужден разсмотрети оныя с точностию, и привести на память, аще что слышал от старейших, и от себя примыслити согласное с тем, чему я учился.
1. И так относительно вопроса о кафарах [чистые, см.2 Всел. собора прав.7], и речено прежде, и ты благоразсудительно упомянул, яко подобает последовати обычаю каждыя страны, потому что о их крещении различно думали, разсуждавшие о сем предмете в свое время. Крещение пепузиан, по моему мнению, не имеет ничего в свое защищение и я удивился как не приметил сего великий Дионисий, будучи искусен в правилах. Ибо древние положили приимати крещение, ни в чем не отступающее от веры: посему иное нарекли они ересью, иное расколом, а иное самочинным сборищем. Еретиками называли они совершенно отторгшихся, и в самой вере отчуждившихся; раскольниками — разделившихся в мнениях о некоторых предметах церковных, и о вопросах, допускающих уврачевание; а самочинными сборищами — собрания, составляемыя непокорными пресвитерами, или епископами, и ненаученным народом. Например, аще кто, быв обличен во грехе, удален от священнослужения, не покорился правилам, а сам удержал за собою предстояние и священнослужение, и с ним отступили некоторые другие, оставив кафолическую церковь: сие есть самочинное сборище. О покаянии мыслити инако, нежели как сущие в церкви, есть раскол. Ереси же суть, например: манихейская, валентинская, маркионитская, и сих самых пепузиан. Ибо здесь есть явная разность в самой вере в Бога. Почему, от начала бывшим отцам, угодно было крещение еретиков совсем отметати; крещение раскольников, яко еще не чуждых церкви, приимати; а находящихся в самочинных сборищах исправляти приличным покаянием и обращением, и паки присоединяти к церкви. Таким образом даже нахоящиеся в церковных степенях, отступив купно с непокорными, когда покаются, нередко приемлются паки в тот же чин. Пепузиане же явно суть еретики. Ибо они восхулили на Духа Святаго, нечестиво и безстыдно присвоив наименование Утешителя Монтану и Прискилле. Посему, боготворят ли они человеков, подлежат за сие осуждению, оскорбляют ли Духа Святаго, сравнивая Его с человеками, и в сем случае повинны вечному осуждению, ибо хула на Духа Святаго не отпускается. Какая же была бы сообразность признати крещение тех, которые крестят во Отца, и Сына, и в Монтана или Прискилу? Ибо не суть крещены крестившиеся в то, что нам не предано. Посему хотя великий Дионисий и не приметил сего, но нам не должно соблюдати подражания неправильному: ибо нелепость сама собою явна, и ясна для всех, имеющих хотя несколько разсуждения. Кафары суть из числа раскольников. Однако угодно было древним, как то Киприану и нашему Фирмилиану, единому определению подчинити всех сих: кафаров, енкратитов, идропарастатов, и апотактитов. Ибо, хотя начало отсупления произошло чрез раскол, но отступившие от Церкви уже не имели на себе благодати Святаго Духа. Ибо оскудело преподание благодати, потому что пресеклось законное преемство. Ибо первые отступившие получили посвящение от отцев, и, чрез возложение рук их, имели дарование духовное. Но отторженные, соделавшись мирянинами, не имели власти ни крестити, ни рукополагати, и не могли преподать другим благодать Святаго Духа, от которой сами отпали. Почему приходящих от них к Церкви, яко крещенных мирянинами, древние повелевали вновь очищати истинным церковным крещением. Но поелику некоторым в Асии решительно угодно было, ради назидания многих, прияти крещение их: то да будет оно приемлемо. Подобает же нам усмотрети злоухищрение енкратитов. Они, да соделают себя неудобоприемлемыми для Церкви, умыслили предускоряя совершати собственное крещение, чрез что и собственный свой обычай изменили. И так, поелику от них ничего ясно не изречено, мню, яко прилично нам отвергати их крещение: и аще бы кто приял от них оное, таковаго приходящаго к Церкви, крестити. Но аще сие имеет быти препятствием общему благосозиданию: то паки подобает держатися обычая, и следовати отцам, благоразсмотрительно устроившим дела наши. Ибо я опасаюся, что бы нам тогда, как хощем удержати их от поспешнаго крещения, не воспятити спасаемых строгостью отлагательства. Аще же они сохраняют наше крещение, сие да не устыжает нас: ибо мы обязаны не воздавати им за то благодарность, но покорятися правилам с точностию. Всемерно же да будет установлено, чтобы, после их крещения, приходящие к церкви, были помазуемы от верных, и тако приступали к таинствам. Впрочем ведаю, яко братий Зоина и Саторнина, бывших в их обществе, мы прияли на кафедру епископоскую: почему соединенных с их обществом уже не можем строгим судом отчуждати от Церкви, постановив, принятием епископов, как бы некое правило общения с ними.
2. Умышленно погубившая зачатый во утробе плод, подлежит осуждению смертоубийства. Тонкаго различения плода образовавшагося, или еще не образованнаго у нас несть. Ибо здесь полагается взыскание не токмо за имевшее родитися, но и за то, что наветовала самой себе; поелику жены, от таковых покушений, весьма часто умирают. С сим совокупляется и погубление плода, яко другое убийство, от дерзающих на сие умышленно. Впрочем подобает не до кончины простирати покаяние их, но приимати их в общение, по исполнении десяти лет; врачевание же измеряти не временем, но образом покаяния.
3. Диакон, по приятии диаконства соблудивший, хотя должен извержен быти от диаконства, но, по низведению на место мирян, да не отлучается от приобщения: ибо древнее есть правило, извергаемых от священной степени, подвергати сему токмо образу наказания, в чем, как мне мнится, древние последовали оному закону: не мстиши дважды за едино (Наум.1,9). Есть же и другая сему причина: ибо находящиеся в чине мирян, быв извержены от места верных, паки приемлются на место, с котораго ниспали. А диакон подвергается наказанию извержения, продолжающемуся навсегда. И так они ограничились сим единым наказанием, поелику не возвращается ему диаконоство. Тако по уставам. Вообще же истинное врачевание есть удаление от греха, так что отвергший благодать, ради удовольствия плоти, подает нам совершеное доказательство своего исцеления, аще с сокрушением сердца, и со всяким порабощением плоти воздержанию, отступив от удовольствий, которыми совращен был. И так подобает нам и то и другое ведати, и принадлежащее к совершенству покаяния, и принятое в обычай: для не достающих же совершенства покаяния, последовати преданному уставу.
4. О троебрачных и многобрачных мы положили то же правило, какое и о второбрачных, по соразмерности. Второбрачных отлучают на год, а другие на два, троебрачных же на три, а часто и на четыре года, и нарицают таковый союз уже не браком, но многоженством, или паче наказанным блудом. Посему и Господь самаряныне, пременив пять мужей, глаголет: егоже ныне имаши, несть ти муж (Ин.4,18), показывая тем, яко преступившие предел второбрачия, уже не достойны нарицатися именами мужа и жены. Мы же не от правила, но от последования предшественников, прияли обычай, троебрачных отлучать на пять лет. Впрочем не должно совсем заграждати для них вход в церковь, но удостоивати их слушания Писаний два или три года, а посем допускати до стояния, но удерживати от приобщения святыни, и тако, показывающих некий плод покаяния, возстановляти на место общения.
5. Еретиков, при кончине кающихся, подобает приимати. Явно же есть, яко приимати не без рассуждения, но со испытанием, истинное ли показуют покаяние, и имеют ли плоды, свидетельствующие тщание о спасении.
6. Любодеяния посвященных Богу да не обращаются в брак, но всячески да расторгается их совокупление. Ибо сие и для утверждения Церкви полезно, и еретикам не даст случая укоряти нас, аки бы привлекаем к себе попущением греха.
7. Мужеложники и скотоложники и убийцы и отравители и прелюбодеи и идолопоколнники тогоже осуждения достойны. Посему правило, какое имеешь о прочих, соблюдай и о сих: а о приятии каявшихся тридесять лет в нечистоте, которую соделали в неведении, и сомневатися нам не надлежало. Ибо и неведение творит их достойными снисхождения, и довольное исповедание, и протечение столь долгаго времени: ибо они едва не весь век человеческий преданы были сатане, да научатся не безчинствовати. Посему, повели уже неотложно прияти их, и наипаче, аще имеют слезы, преклоняющия тебя к милосердию, и являют житие, достойное милования.
8. Во гневе на свою жену употребивший секиру, есть убийца. Справедливо же и достойно твоего благоразумия воспомнул ты мне, да реку о сем пространее: ибо много разностей между вольным и невольным. Аще же кто бросив камень на пса, или на древо, попадет в человека: сие есть дело совершенно непроизвольное, и не бывшее в намерении действующаго: ибо намерение его было отразить зверя, или сбити плод, подвергшийся же удару, сам собою нашел на него, проходя мимо: итак сие есть невольное. Невольное такожде и то, аще кто, желая кого исправити, ударит ремнем, или жезлом не тяжелем, и биемый умрет: ибо здесь, разсматривается намерение, яко он хотел исправити согрешившаго, а не умертвити. Подобным образом к невольным убийствам принадлежит и то, аще кто, защищая себя в драке, древом или рукою, нещадно нанесет противнику удар в опасное место, имев намерение причинити боль, а не совсем убити: но сие уже приближается к вольному убийству, ибо употребивший такое орудие к защищению, или безщадно нанесшй удар явен есть в том, яко не пощадил человека, будучи обладаем страстью. Подобно, употребивший о в орудие тяжелое древо и камень, больший силы человеческой, причисляется к невольным убийцам, яко иное имевший в намерении, а иное соделавший, ибо он во гневе нанес такой удар, что умертвил пораженнаго, хотя, может быть, намерение его было токмо разити, а не совсем умертвити. Но кто употребил меч, или что либо таковое, тот не имеет никакого извенения, и особенно бросивший в кого либо секиру. Ибо он не из руки ударил его, так чтобы мера удара зависела от него, но бросил так, что удару, и от тяжести железа, и от остроты его, и от стремления через большое пространство, по необходимости надлежало быти смертельным. Совершенно такожде вольное, и в сем никакому сомнению не подлжежащее, есть то, что делается разбойниками и в неприятельских нашествиях: ибо разбойники убивают, ради денег, избегая обличения в злодеянии, а находящиеся на войне идут на поражение сопротивных, с явным намерением, не страшити, ниже вразумити, но истребити оных. Еще же, аще кто напоит кого либо тайным составом (хотя бы то было для иныя некия причины), и умертвит: таковаго признаем вольным убийцею. Сие часто делают жены, покушаяся некими обаяниями и чарованиями, привлекати неких в любовь к себе, и дающия им врачебныя составы, производящия помрачения разума. Хотя таковыя, причинив смерть, соделали не то, что имели в намерении: однако, за волшебство и занятие возбраненное, причистяются к вольным убийцам. Посему и дающыя врачевство для извержения зачатаго в утробе, суть убийцы, равно и приемлющыя детоубийственныя отравы. О сем доселе.
9. Господне изречение, яко не позволительно разрешатися от брака, разве словесе прелюбодейна (Мф.5,32), по разуму онаго, равно приличествует и мужам и женам. Но не то в обычае. О женах находим много строгих изречений. Апостол глаголет: яко прилепляяйся сквернодеице, едино тело есть (1 Кор.6,16). И Иеремия: аще будет жена мужу иному, не возвратится к мужу своему, но осквернившися осквернится (Иер.3,1). И паки: держай прелюбодеицу, безумен и нечестив (Притч.18,23). Женам же обычай повелевает удерживати мужей своих, хотя они прелюбодействуют и в блуде суть. Посему не знаю, может ли прямо прелюбодеицею нарещися живущая с мужем, оставленным своею женою: ибо здесь обвинение падает на оставившую мужа, по какой причине она отступила от брака. Ибо аще потому, яко биема была, и не стерпела ударов: то подобало паче претерпети, нежели разлучатися с сожителем; аще потому, яко не стерпела утраты имения, и сей предлог не достоин уважения. Аще же и потому, яко муж ея живет в блуде, наблюдения сего не имеем в церковном обычае, но и от невернаго мужа не повелено разлучатися жене, а пребывати с ним, по неизвестности, что последует. Что бо веси жено, аще мужа спасеши? (1 Кор.7,16) Посему жена, оставившая своего мужа, есть прелюбодеица, аще прешла к другому мужу; а муж оставленный, достоин снисхождения, и сожительствующая с ним не осуждается. Аще же муж, отступив от жены, поимет иную: то и сам он есть прелюбодей, понеже твори ю прелюбодействовати, и живущая с ним есть прелюбодеица; а поелику отвлекла к себе чужаго мужа.
10. Клянущиеся не приимати рукоположения, когда произнесли клятву, да не принуждаются нарушати оную. Ибо хотя и мнится быти некое правило, снисходящее таковым: однако мы дознали опытом, что не благопоспешествуется поступившим противу клятвы, и слова и расположение, с которым они клялися, и тонкия в словах прибавления: и аще ни с какой стороны нет никакого облегчения от силы клятвы, то подобает совершенно оставляти таковых. Дело же Севира, или поставленнаго им пресвитера, по моему мнению (аще и твое с ним согласно), получает некоторое разрешение клятвы следующим образом. Село оное, в которое произведен человек сей, подчиненное доныне Мисфии, повели причислити к Масадам: ибо такоим образом, и он не будет клятвопреступником, не преходя от места, и Логгин, имея с собою Кириака, не упразднит церкви, и не подвергнет души своей осуждению, за опустение оныя; и мы не возмнимся делати нечто противу правил, снисходя к Кириаку, который клялся пребывати в Минданах, но согласился переведен быти. Ибо возвращение его будет соблюдение клятвы, а ему покорность распоряжению не вменится в клятвопреступление; но поелику в клятве его не было присовокуплено того, яко он ниже на краткое время не оставит Минданов, но во все прочее время пребудет тамо. Севиру же, извиняющемуся забвением, мы простим, рекше, яко Ведущий тайное, не попустит церкви своей понести вред от того, кто в начале поступал не по правилам, но связал себя клятвою вопреки Евангелию: кто перемещением учил клятвопреступлению, ныне же лжет притворным забвением. Но поелику мы не судии сердец, но судим потому, что слышим: то Господу предоставим отмщение, а сами без сомнения приимем его, дав прощение забвению, яко немощи человеческой.
11. Невольное соделавший убийство, довольное понес наказание, быв отлучен в продолжении единодесяти лет. Ибо явно есть, яко о получивших раны мы должны соблюдати Моисеев закон (Исх.21,18–19), и слегшаго на одр от полученных ран, но потом паки ходившаго, при помощи жезла, не почитати убитым: аще же и не встал после ран, но понеже бивший не хотел умертвити его: то он есть, хотя и убийца, однако, по намерению, невольный.
12. Двоеженцам правило (Апост.17) совершенно возбранило быти служителями церкви.
13. Убиение на брани отцы наши [смотри послание святаго Афанасия к Аммуну монаху. Валсамон и Зонар согласно замечают, что предполагаемый святым Василием совет вообще не был употреляем в действие, как по неудобности, так и по уважениям, в начале сего правила изложенным] не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но может быть добро было бы советовати, чтобы они, как имеющия нечистые руки, три года удержалися от приобщения токмо Святых Тайн.
14. Вземлющий лихву, аще восхощет неправедную корысть истощити на нищих, и впредь от недуга любостяжания свободен быти, может принят быти в священство.
15. Дивлюся же, яко ты требуешь от Писания буквальной точности, и думаеши, яко речение перевода есть принужденно, когда он хорошо выражает означаемый им предмет, но не прелагает собственно значения слова еврейскаго. Впрочем не должно без внимания прейти вопрашение, преждложенное мужем любознательным. Птицы небесныя и рыбы морския, и при сотворении мира, имели одинаковое происхождение: поелику оба сии роды животных изведены из воды; причина же сему та, яко оба имеют одно и то же свойство. Ибо одне плавают в воде, а другия плавают по воздуху. Посему и упомянуто о них совокупно. Состав же слова псалма [сие относится к греческим словам псалма 8,9:(…) в которых вид несообразности грамматической подал повод святому Амфилохию к вопросу, и святому Василию к настоящему изъяснению] не точно соображен в отношении к рыбам, но в отношении ко всем тварям живущим в в водах, совершенно правилен. Ибо человеку покорны птицы небесныя и рыбы морския, и не сие токмо, но и все твари, преходящия стези морския. Ибо не все живущее в воде есть рыба, как то: китообразныя животныя, киты, зигены, дельфины, тюлени, еще же кони, псы, пилы, и мечи рыбы, и морския кравы; и естьли угодно, кропивы, и гребни, и все черепокожныя, из коих ни едино не есть рыба, все же суть преходящыя стези морския. Таким образом три суть рода: птицы небесныя, рыбы морския, и те животныя, обитающыя в водах, которыя отличаются от рыб, но такожде преходят стези морския.
16. Нееман велик не у Господа, но у господина своего: то есть, он был единым из вельмож у царя Сирскаго. И так вникай в Писание с точностию, и в нем самом обрящеши разрешение вопроса.
Второе каноническое послание святаго отца нашего Василия, архиепископа кесарии Каппадокийския, к Амфилохию епископу Иконийскому
Предисловие
Давно написав ответы на вопрашения, предложенные мне от твоего благочестия, не послал я сего писания, быв удержан, частью болезнию продолжительною и опасною, чfстию же недостатком служащих. Ибо немного у нас людей и знающих путь, и готовых на таковыя послушания. Посему узнав причины замедления, дай нам прощение в оном. Удивился же я твоей любви к учению, и купно твоему смиренномудрию. Ибо ты хощешь учитися, когда тебе вверен чин учащаго, и притом учитися у нас, когда у нас нет ничего великаго, в отношении к познанию. Однако, поелику ты, ради страха Божия, не отрекаешься творити дело, которое нелегко соделалось от другаго: то должны и мы твоему расположению и благому тщанию споспешествовати, даже паче силы.
17. Вопрашал ты нас о пресвитере Вианоре, может ли он принят быти в клир, после данной им клятвы? Помню, яко для Антиохийскаго клира уже изложил я некое общее определение о всех клявшихся купно с ним, то есть, да устраняются они от всенародных собраний, частно же да действуют пресвитерски. Сим самым и ему дается разрешение для сего служения: потому что священство его не в Антиохии, но во Иконии, которую, как ты нам писал, он избрал для жительства, вместо Антиохии. И так может принят быти оный муж, токмо твое благочестие да востребует от него раскаяния в поползновенности в клятве, которую он дал человеку неверному, не возмогши понести безпокойства от онаго малаго бедствия.
18. О падших девах, обещавшихся Господу в чистоте жити, но потом впадших в плотския страсти и обеты свои нарушивших, отцы наши, просто и кротко снисхоя к немощам поползнувшихся, законоположили: приимати их по прошествии года, учредя сие по примеру двоебрачных. Но поелику, багодатию Христовою, Церковь с течением времени становится крепчайшею, и чин дев ныне умножается: то мнится мне, яко подобает с точностию вникати в дело, по самому о нем понятию очевидное, и в разум Писания, который можно обрести по заключению. Ибо вдовство ниже девства: посему и грех вдовицы много легче греха дев. Посмотрим, что писано Павлом к Тимофею: юных же вдовиц отрицайся, егда бо разсвирипеют противу Христа, посягати хотят, имущыя грех, яко первыя веры отвергошася (1 Тим.5,11–12). Итак естьли вдовица подлежит тягчайшему осуждению, как бы отверегшая веру во Христа: то что должно нам заключити о деве, которая есть невеста Христова, и сосуд святый, посвященный Господу? Велик грех, когда и раба, предав себя тайному браку, наполнит дом развратом, и худым житием оскарбляет Стяжавашаго ее, но гораздо тягчае то, когда невеста соделается прелюбодеицею, и обезчестив союз свой с женихом, предаст себя необузданному сладострастию. И так вдовица осуждается, как растленная раба, а дева подлежит осуждению прелюбодеицы. Как совокупляющагося с чужою женою называем прелюбодеем, и не прежде приемлем в общение, разве когда престанет от греха: таковым же образом да поступаем и с поемшим деву. Потребно же нам теперь изъявити то, что девою именуется добровольно посвятившая себя Господу, отрекшаяся от брака и предпочетшая жити во освящении. Обеты же тогда признаем действительными, кога возраст достиг совершеннаго разума: ибо детския слова в сем деле не подобает почитати совершенно твердыми. Но имеющую более шестинадесяти или седминадесяти лет возраста, имещую власть над своими помышлениями, долго испытуемую и пребывшею твердую в намерении и с молением просящую о своем принятии, подобает наконец приимати в чин дев, и обет таковыя утверждати, и за нарушение наказывати немедленно. Ибо многих родители, и братия, и некие из родственников, прежде совершеннаго возраста, приводят, не по собственному их стремлению к безбрачию, но промышляя чрез то для себя нечто житейское: таковых не должно легко приимати, доколе не узнаем ясно собственнаго их расположения.
19. Обетов мужей не знаем иных, как разве, которые причисляли себя к чину монашествующих, которые молчанием показуют, яко приемлют безбрачие. Но и для сих приличным быти мню предварительно, да вопрашаются, и да приемлется от них ясный обет девства: и аще совратятся к плотоугодному и сладострастному житию: да подпадут епитимии, положенной для любодействующих.
20. Аще которыя из женскаго пола, бывши в ереси, дали обет девства, но потом избрали брак: о таковых мню, яко не подобает осуждати их, елика бо закон глаголет, сущим в законе глаголет (Рим.3,19). Но те, которыя еще не взяли на себя ига Христова, не знают и законоположения Господня. Посему оне могут со всеми приемлемыми быти в церкви, и получают в сем случае прощение, чрез принятие веры во Христа, и вообще все, соделанное в житии оглашенных, не подвергается истязанию. Явно же есть, яко церковь не приемлет таковых без крещения: посему необходимейшую для них потребность составляют преимущества возрождения.
21. Аще муж, сожительствуя жене, и потом не довольствуяся браком, впадет в блуд: таковаго почитаем блудником, и надолго оставляем его под епитимиею. Впрочем не имеем правила подвергати его вине прелюбодеяния, аще грех соделан со свободною от брака. Ибо речено: прелюбодеица сквернящися осквернится, и к мужу своему не возвратится (Иер.3,1). Такожде: держащий прелюбодеицу безумен и нечестив (Прит.18,23). Но соблудивший не отлучается от сожительства с женою своею, и жена должна приняти мужа своего, обращающагося от блуда: но муж оскверненную жену изгоняет из своего дома. Причину сему дати не легко, но тако принято во обычай.
22. Имеющих жен, посредством похищения, аще обрученных другим отторгли, не прежде подобает принимати на покаяние, разве когда они будут взяты от них, и прежде обручившимся с ними предоставлена будет власть, или взяти их, аще восхотят, или оптустити. Аще же кто похитит необрученную: то надлежит отъяти ее, возвратити родственникам, и предати воле свойственников, будут ли то родители, братия, или иные попечители о девице: и аще соизволят отдати ему, то твердо да будет сожитие; аще же не согласятся, то да не принуждаются. Взявший жену, по растлении ея, или тайном, или насильственном, непременно должен прияти церковное наказание блуда. Наказание же блуникам определено на четыре года. В первый надлежит удаляти их от молитв, и плакати им у дверей церковных. Во вторый приимати их к слушанию Писаний. В третий к покаянию. В четвертый к стоянию с народом, но удерживати от причастия. Потом допускати их до причащения Святых Тайн.
23. О поемлющих в супружество двух сестер, или сочетавающихся с двумя братиями, дано от нас послание [к Диодору Тарскому, смотри ниже прав.87], коего список мы послали к твоему благочестию. А взявший жену своего брата не прежде приимается, разве когда оставит ее.
24. Вдову, причтенную в число вдовиц, то есть, от церкви снабдеваемую, апостол повелевает оставити без попечения, аще посягнет за мужа. А для мужа овдовевшаго не положено никакого закона: довлеет для него епитимия двоебрачных. Вдова шестидесятилетняя, аще паки восхощет сожительствовати мужу, да не удостоится приобщения святыни, доколе не престанет от страстныя нечистоты. Аще же, прежде шестидесяти лет, причтем ее в число вдовиц, то наша вина, а не жены сея.
25. Имеющий женою растленную от него, за растление да подвергается епитимии, но да будет ему позволено имети ее женою.
26. Блуд не есть брак, и даже не начало брака. Посему совокупившихся посредством блуда, лучше есть разлучати, аще возможно. Аще же всмерно держатся сожития, то да примут епитимию блуда: но да оставятся в сожитии брачном, да не горшее что будет.
27. О пресвитере, по неведению обязавшемся неправильным браком, я определил, что должно, то есть: пресвитерским седалищем путь он пользуется, от прочих же действий пресвитерских да удержится: ибо таковому довольно прощения. Благословляти же других, долженствующему врачевати собственныя язвы, не подобает. Ибо благословение есть преподание освящения. Но кто сего не имеет, по причине греха неведения, тот как преподаст другому? Того ради да не благословляет ни всенародно, ни особь, и Тела Христова да не раздает другим, ниже иное служение да совершает: но довольствуется священнослужительским местом, да плачется пред другими и пред Господом, дабы отпущен был ему грех неведения.
28. Сие же достойным смеха мне представилось, яко некто обещался воздерживатися от свинаго мяса. Посему благоволи поучати таковых, чтобы воздерживались от неразсудительных зароков и обетов, и допусти употребление вещей неразнственных. Ибо никое же создание Божие отметно, со благодарением приемлемо (1 Тим.4,4). Посему, как обет достоин смеха, то и воздержание не нужно.
29. Начальников кленущихся зло сотворити подчиненным, весьма нужно врачевати. Врачевание же их двоякое: едино, учити их, да не кленутся поспешно, при злых намерениях. Посему аще кто уловлен клятвою к соделанию зла другому: то да принесет покаяние в дерзости клятвы, но предлогом благоговения к клятве да не утверждает себя в злобе. Соблюдение клятвы не было полезно Ироду, который, да не нарушит клятвы, сделался убийцею пророка. Клятва и вообще возбранена: кольми паче даваемую на зло подобает осуждати. Посему поклявшийся должен исправити свои мысли, а не тщатися утвердити свое беззаконие. Изследуй подробнее сию нелепость. Аще кто поклялся выколоть глаза своему брату: добро ли было бы таковому привести сие в исполнение? Аще кто поклялся убити, или вообще преступити какую либо заповедь? Ибо кляхся и поставих, не грех соделати, но сохранити судьбы правды Твоея (Пс.118,106). Как заповедь подобает утверждати непреложностию намарений: тако грех всячески должно ниспровергати и истребляти.
30. О похищающих жен, мы не имеем древняго правила, но составили собственное мнение: и они, и содействующие им да будут отлучены от общих молитв на три года. Без насилия же бывающее не подлежит наказанию, аще не сопутствует сему ни растление, ниже татьба. Вдова же властна сама в себе, и от нея зависит последовати похищающему. Нам не должно пещися о показуемых видах.
31. Жена мужа отлучившагося и пребывающаго в безызвестности, прежде удостоверения о смерти его вступившая в сожитие с другим, прелюбодействует.
32. Те из клира, которые согрешили грехом смертным, со степени своей низводятся, но не лишаются причастия купно с мирянами. Ибо не отмстиши за едино дважды (Наум.1,9).
33. Жена родившая в пути, и пренебрегши рожденное, да подлежит вине убийства.
34. Жен прелюбодействовавших и исповедавшися в том, по благочестию, или каким бы то ни было образом обличившихся, отцы наши запретили явными творити, да не подадим причины к смерти обличенных: но повелели стояти им с верными, без приобщения, доколе не исполнится время покаяния.
35. Аще муж оставлен женою, то подобает смотреть вину оставления: и аще явится она оставившею без причины, то он достоин снисхождения, а она епитимии. Снисхождение же окажется ему в том, да будет в общении с Церковью.
36. Жены воинов, пребывающих в безызвестности, сочетавшихся с другими, подлежат тому же суждению, как и те, кои не дождались возвращения отсутствующих мужей. Впрочем здесь дело достойно некоего снисхождения, поелику более вероятно заключение о смерти.
37. Вступивший в брак, по отъятии у него чуждыя жены, за первую да будет обвинен в прелюбодеянии, а за другую неповинен.
38. Отроковицы, без соизволения отца посягшыя, блудодействуют. Но примирением с родителями дело сие мнится имети врачевание. Впрочем оне не тотчас допускаются к приобщению, но запрещаются на три лета.
39. Живущая с прелюбодеем есть прелюбодеица, во все время сожития.
40. Против воли господина своего, предавшая себя мужу, блудодействует. Аще после сего, по дозволению, пользуется браком: то признается вступившею в законное супружество. Посему первое есть блуд, а последнее брак. Ибо условия находящихся в полновластии других не имеют ничего твердаго.
41. Во вдовстве имеющая власть в самой себе, может сочетатися неповинно, аще нет никаго, разлучающаго сие сожитие. Ибо апостол рек: аще умрет муж, свободна есть, за негоже хощет, посягнути, точию о Господе (Рим.7,2; 1 Кор.7,39).
42. Браки, против воли обладающих, суть блудодеяния. При жизни отца, или господина, совокупляющиеся не суть без вины, доколе имеющие власть над ними не изъявят согласия на и сожитие. Ибо тогда супружество получает твердость.
43. Нанесший ближнему смертный удар, есть убийца, он ли первый нанес удар, или отмщал.
44. Диаконисса, соблудившая с язычником, может принята быти в общение молитв, но до причастия Святых Тайн допущена будет в седьмое лето, аще, то есть, в чистоте жити будет. Язычник же, по приятии веры, паки приступающий к святотатству, возвращается чрез то на свою блевотину. Посему мы телу диакониссы, как освященному, не позволяем более быти в плотском употреблении.
45. Аще кто, приняв имя христианина, оскорбляет Христа: таковому нет никакой пользы от наименования.
46. С оставленным на время своею женою сочетавшаяся по неведению, потом, по причине возврашения к нему первыя жены, отпущенная блудодействовала чрез таковый союз, впрочем по неведению. Посему брак ей не возбранится: но лучше, аще пребудет тако.
47. Енкратиты, саккофоры и апотактиты подлежпт тому же суждению, как и наватиане: ибо о некоторых из сих издано правило, хотя и не единообразное, а о других умолчано; мы же, по одинаковому винословию, таковых перекрещиваем. А хотя у вас и не принят сей обычай перекрещивания, подобно как и у Римлян, по некоторому благоусмотрению: однако наше винословие да имеет силу. Поелику ересь их есть как бы отрасль ереси маркионитов, гнушающихся браком, отвращающихся вина, и создание Божие скверным нарицающих. Почему мы не приемлем их в Церковь, аще не крестятся нашим крещением. Ибо да не глаголя, яко крестилися во Отца и Сына и Святаго Духа, когда они, подобно Маркиону и прочим еретикам, представлят Бога творцем зла. И так, аще сие угодно будет, то должно собратися множайшим епископам, и тако изложити правило, дабы и действующий был безопасен, и ответствующий на вопрашение о таковых имел достоверное основание ответа.
48. Оставленная мужем, по моему мнению, должна пребыти безбрачною. Ибо когда Господь рек, яко аще кто отпустит жену свою, разве словесе любодейнаго, творит ю прелюбодействовати (Мф.5,32): то назвав ее прелюбодеицею, тем самым вопретил ей сожитие с иным. Ибо как возможно, чтобы муж был повинен, как виновник прелюбодейства, а жена неповинна, быв от Господа наречена прелюбодеицею за совокупление с иным мужем?
49. Растления, бывающыя насилием, да не подвергаются обвинению. Посему и раба, аще насилована господином своим, не повинна.
50. На троебрачие нет закона: посему третий брак не составляется по закону. На таковыя дела взираем, как на нечистоты в церкви: но всенародному осуждению оных не подвергавем, как лучшыя, нежели распутное любодеяние.
Третье каноническое послание святаго отца нашего Василия, архиепископа кесарии Каппадокийския, к Амфилохию епископу Иконийскому
51. О состоящих в клире правила положены безразлично. Оне повелевают определяти падшим единое наказание, извержение от служения, находятся ли они в степени священства, или проходят служение, не имеющее рукоположения священства.
52. Пренебрегшая рожденное на пути, аще пренебрегла, имея возможность сохранити, или думая тем сокрыти грех свой, или последовав совсем звериному и безчеловечному помыслу, да судится за смертоубийство. Аще же не могла соблюсти, и рожденное умерло от пустоты места и от недостатка потребнаго: то матерь достойна снисхождения.
53. Рабыня овдовевшая может быть не много согрешила, согласясь на второй брак, под видом восхищения. Посему отнюдь не подобает обвиняти ее за сие. Ибо не наружные виды судятся, но намерение. Явно же есть, она подлежит епитимии двоебрачия.
54. О невольных убийствах прежде, как памятую, писал к твоему благочестию, по силе моей, и более того ничего рещи не могу. Твоего благоразумия делом будет, по особенности случая, продолжити наказание или облегчити.
55. Разбойников взаимно поражающие, аще не суть в церковном служении, да будут отлучаемые от причастия Святых Тайн: аще же клирики, да низложатся со своей степени. Ибо речено: всяк приемший меч, мечем погибнет (Мф.26,52).
56. Волею убивший, и потом покаявшийся, двадесять лет да будет без причастия Святых Тайн. На сии двадесять лет дастся ему следующее распределение: четыре года должен он плакати, стоя вне дверей молитвеннаго храма, и прося вхоящих в оный верных, сотворити о нем молитву, исповедуя при сем свое преступление. По четырех летах да будет принят в число слушающих Писания, и с ними да исходит в продолжении пяти лет. Седмь лет с припадающими да молится и да не исходит. Четыре лета да стоит токмо с верными, но да не сподобится причастия. По исполнении сих да причастится Святых Тайн.
57. Неволею убивший десять лет да не причастится Святых Тайн. Распределение же десяти лет да будет для него следующее: два лета да плачет, три лета да совершит между слушающими, четыре между припадающими, и год да стоит токмо с верными, и потом приимет святое причастие.
58. Прелюбодействовавший пятьнадесять лет да не приобщается Святых Тайн. Распределение же на сии пятьнадесять лет для него следующее: четыре лета да будет он плачущим, пять слушающим Писания, четыре припадающим, два да стоит с верными без приобщения.
59. Блудник седмь лет да не причастится Святых Тайн: два лета да плачет, два да слушает, два да припадает, и едино лето токмо да стоит с верными, в осмое допущен будет до святаго причастия.
60. Обещавшаяся пребыти в девстве, и от обещания своего отпадшая, да исполнит время наказания, положенное за грех прелюбодения с распределением, смотря по ея жизни. Тожде и для восприявших обет жития монашескаго, но падших.
61. Украдший, аще сам по себе раскаясь обвинит себя, на год да будет удален от причастия токмо Святых Тайн; аще же обличен будет, то на два года. Время же сие да разделится для него на припадание и стояние с верными, потом да удостоится причащения.
62. Явившему неистовство на мужеском поле, время для покаяния да расположится сообразно времени беззаконновавшаго прелюбодеянием.
63. На скотах показавший свое нечестие, исповедавшись, толикое же время да будет в запрещении.
64. Клятвопреступник десять лет да не приобщается: два лета находясь между плачущими, три между слушающими Писания, четыре между припадающими, едино стоя с верными, и тогда сподобится причастия.
65. Покаявшийся в волшебстве, или в отравлении, да проведет в покаянии время положенное для убийцы, с распределением сообразно тому, как сам себя обличил в каждом грехе.
66. Раскапывающий гробы для хищения, да не причастится Святых Тайн десять лет: два да плачет, три да слушает, четыре да припадает, едино лето да стоит с верными, и тогда уже да приимется.
67. Кровосмешение брата и сестры требует времени покаяния, положеннаго для убийцы.
68. Совокупление браком людей, состоящих в возбраненном для онаго родстве, аще усмотрено будет случившееся, яко грех человеческий, подлежит епитимии прелюбодеев.
69. Чтец, аще прежде брака смесится со своею обручницею, по отлучении на едино лето от служения, приимется в чтеца, но да будет без производства в высшия степени. Естьли же без обручения тайно смесится, да престанет служити. Такожде и иподиакон.
70. Диакону осквернившемуся устами, и исповедавшему, что грех его далее не прострется, да будет запрещено священнослужение, но причащатися Святых Тайн с диаконами да сподобится. Так точно и пресвитер. Аще же что более сего согрешившим кто либо усмотрен будет: то в котором бы ни был степени, да будет извержен.
71. Прикосновенный к которому либо из вышереченных грехов, и не исповедавший, но обличенный, да будет под епитимиею столько же времени, на сколько подвергатся епитимии делатель зла.
72. Предавший себя волхователям, или неким подобным, да будет под епитимиею столько же времени, сколько убийца.
73. Отрекшийся от Христа и соделавшийся преступником против таинств спасения, все время жизни своея должен быти в числе плачущих, и обязан исповедатися: а при конце жизни удостоится причастия святынь, по вере в Божие человеколюбие.
74. Аще бы кто ни был из падших в вышеписанные грехи, исповедавшись, соделается ревностным в исправлении: то приявший от человеколюбия Божия власть разрешати и связывати, не будет достоин осуждения, когда, видя крайне усердное исповедание согрешившаго, соделается милостивее, и сократит епитимию. Поелику повествования Священнаго Писания показуют нам, яко с большим подвигом исповедающися скорее получают Божие милосердие.
75. Осквернившемуся со своею сестрою по отцу или по матери, да не будет позволено входити в дом молитвенный, доколе не отступит от беззаконнаго и гнуснаго действия. Пришедши же в сознание страшнаго греха, три лета да плачет он, стоя у дверей молитвенных домов, и прося входящих на молитву, дабы каждый с состраданием приносил о нем усердныя молитвы ко Господу. После сего на другое трехлетие да будет допущен токмо до слушания Писаний, по слушании же Писаний и поучений, да изгонятся из церкви, и да не удостоивается общения в молитве. Потом, аще со слезами будет просити оныя и припадати ко Господу, с сокрушением сердца и глубоким смирением, то дадутся ему иные три лета на припадание. И таким образом, когда покажет плоды достойныя покаяниия, в десятое лето да будет принят к молению с верными, без причащения: два лета стоя во время молитвы с верными, наконец да удостоится приобщения святынь.
76. Тот же устав и о совокупившемся с невесткою своею.
77. Оставивший жену, законно с ним сочетавшуюся, и взявший другую, по изречению Господню, подлежит вине прелюбодеяния (Мф.19,9). Правилами же отцев наших положено, чтобы таковые едино лето плакали, два лета слушали, три припадали, седмое же лето стояли с верными, и тако удостоятся святаго причастия, аще со слезами покаются.
78. Тот же устав да соблюдается и о взявших в сожитие две сетры, хотя бы то было и в разныя времена.
79. Вознеиствовавший на свою мачиху подлежит томужде правилу, как и неиствовавший на свою сестру.
80. О многобрачии отцы умолчали, как о деле скотском и совершенно чуждом роду человеческому. Нам же сей грех представляется тягчайшим блуда. Посему благоразсудно будет подвергати таковых епитимии по правилам, то есть, да будут едино лето плачущими, три лета припадающими, и потом могут быть приняты.
81. Поелику, во время нашествия вавраров, многие соделали преступления против веры в Бога, клявшись языческими клятвами и вкусив некоторых оскверненных снедей, с волхованием принесенных в жертву идолам: то с таковыми да будет поступаемо, по изданным уже отцами законам и правилам. Те, которые претерпев тяжкое изнурение мучениями, и не вытерпев страдания, доведены были до отречения от Христа, три лета да не будут принятыми в церковь, по истечении коих, два лета да слушают писания, три лета припадают, и тогда могут приняты быти к общению. Без великия же нужды веру в Бога предавшие, и коснувшиеся трапезы бесовския, и клявшиеся языческими клятвами, три лета да будут изверженными из церкви, два слушающими Писания, три лета да молятся в припадании, другия три да стоят во время молитвы с верными, и тогда уже могут быти приняты к приобщению Святых Тайн.
82. Что касается до преступивших клятву, аще по насилию и по нужде преступили оную, подлежат менее тяжким наказаниям, и по шести летах могут быти совершенно приняты. Без нужды же предавшие веру свою, два лета да будут плачущими, и два слушающими, в пятое да молятся с припадающими, и еще на два лета да будут приняты к общению в молитве, без причащения, и тако показав достойное покаяние, наконец возведутся к приобщению Тела Господня.
83. Волхвующие и последующие обычаям языческим, или вводящие неких в домы свои, ради изыскания чародейств и ради очищения, да подлежат правилу шестилетия: лето да будут плачущими, лето слушающими, три лета припадающими, и едино да стоят с верными, и тако да приимутся.
84. Все же сие пишем ради того, да испытуются плоды покаяния. Ибо мы не по одному времени судим о сем, но взираем на образ покаяния. Аще же которые непреодалимо держатся своих нравов, и лучше хотят служить удовольствиям плоти, нежели Господу, и не приемлют жития по Евангелию: то нет у нас с ними ничего общаго. Ибо мы, в народе непокоривом и пререкающем, научены слышати сие: спасая спасай твою душу (Быт.19,17).
85. И так да не попустим себе погибнути с таковыми, но убоявшись тяжкаго суда, и имея пред очами страшный день воздаяния Господня, да не восхощем погибнути купно с чужими грехами. Ибо аще не научили нас страшныя судьбы Гоподни, и толикие удары не привели нас в чувство того, яко за беззаконие наше оставил нас Господь, и предал в руки варваров, и яко народ отведен в плен неприятелями и предан разсеянию, понеже на таковыя дела дерзали носящие имя Христово: аще не познаша, ниже уразумеша, яко за сие пришел на нас гнев Божий, то что нам общаго с ними? Но и днем и нощию, и всенародно и наедине, мы должны засвидетельствовати им истину: но да не попустим себе увлеченными быти их беззакониями, наипаче же да молимся, дабы приобрести их, и извлещи из сети лукаваго. Аще же сего не возможем: то потщимся по крайней мере, свои души спасти от вечнаго осуждения.
Из другаго каноническаго послания
86. Изрядным енкратитам (воздержникам) на важное их возражение: для чего и мы не все ядим, да ответствуется сие: яко и извержениями нашими гнушаемся. Ибо по достоинству для нас и зелие травное есть тоже, что мясо, а в рассуждении пользы, как в зелии отделяем вредное от здраваго, тако и в мясе различаем вредное от полезнаго. Ибо и болиголов есть зелие, и мясо ястреба есть мясо, но никто в здравом уие не будет ясти белену, ниже прикоснется песиему мясу, разве в великой нужде. Посему ядший не сделал беззакония.
Нравственные правила
Правило 1. О покаянии, о времени покаяния, о свойствах и о плодах его
Глава 1: Верующие в Господа должны прежде всего покаяться, по проповеди Иоанновой и по пропо веди Самого Господа нашего Иисуса Христа. Ибо те, которые ныне не каются, осуждены будут более осуж денных прежде Евангелия.
(Мф. 4, 17): «С того времени Иисус начал проповедыватъ и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». (Мф. 11, 20–22): «Тогда начал Он уко рять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись: горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам», и прочее.
Глава 2. Настоящее время есть время покаяния и отпущения грехов, а в будущем веке праведный суд воздаяния.
(Мк. 2, 10): «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», глаго лет. (Мф. 18, 18–19): «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного». (Ин. 5, 28–29): «ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а де лавшие зло — в воскресение осуждения». (Рим. 2, 4–6): «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Бо жия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его». (Деян.17, 30–31): «Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную».
Глава 3. Кающиеся должны горько плакать и про чее, что свойственно покаянию, изъявлять от сердца.
(Мф. 26, 75): «И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько». (2 Кор. 7, 6–7): «Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита, и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, пересказывая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне». И вскоре потом (11): «Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле». (Деян. 19, 18–19): «Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои. А из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми».
Глава 4. Кающимся недостаточно ко спасению одно удаление от грехов, но потребны им и плоды достой ные покаяния.
(Мф. 3, 7–10): «Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь».
Глава 5. По отшествии из сей жизни нет уже времени для добрых дел, потому что Бог, по долготер пению Своему, время настоящей жизни определил на делание нужного для угождения Богу.
(Мф. 25, 1–12): «Тогда подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосу дах своих. И как жених замедлил, то задремали все и уснули. Но в полночь раздался крик: вот, жених идет, выходите навстречу ему. Тогда встали все девы те и поправили светильники свои. Неразумные же сказали мудрым: дайте нам вашего масла, потому что светильники наши гаснут. А мудрые отвечали: чтобы не случилось недостатка и у нас и у вас, пойдите лучше к продающим и купите себе. Когда же пошли они покупать, пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились; после приходят и прочие девы, и говорят: Господи! Господи! отвори нам. Он же сказал им в ответ: истинно говорю вам: не знаю вас». (Лк. 13, 24–25): «подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие по ищут войти, и не возмогут. Когда хозяин дома вста нет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: Господи! Господи! отво ри нам; но Он скажет вам в ответ: не знаю вас, откуда вы». (2 Кор. 6, 2–4): «Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицае мо служение, но во всем являем себя, как служители Божий». (Гал. 6, 10): «Итак, доколе есть время, будем делать добро всем».
Правило 2: О том, что тщание желающих благоугодить Богу должно быть ни с чем противным не соединяемо и чисто
Глава 1. Вмешивающийся в дела чуждые благочестию не в состоянии будет служить Богу
(Мф.6,24): «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне». (2 Кор.6,14–16): «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами?»
Глава 2. Вступивший в послушание Евангелию должен, прежде всего, очистить себя от всякой скверны плоти и духа, чтобы чрез это соделаться благоприятным Богу в делах святыни.
(Мф.23,25–26): «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их». (2 Кор.7,1): «имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием».
Глава 3. Не может стать учеником Господним, кто пристрастен к чему–нибудь настоящему, или терпит при себе что либо хотя мало отвлекающее от Божией заповеди.
(Мф.10, 37–38): «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня». (Мф.16, 24–25): «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее».
Правило 3: О любви к Богу и о том, какой ее признак
Глава 1. По засвидетельствованию Господа, первая и большая заповедь в Законе — любить Бога всем сердцем, а вторая — любить ближнего, как себя самого.
(Мф.22,37–39): «Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя».
Глава 2. Не соблюдать заповедей Христовых значит не любить Бога и Христа Его; а признак любви — соблюдение заповедей Христовых, в терпении страданий Христовых, даже до смерти.
(Ин.14,21.24): «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих». (15,10): «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне». (Рим.8,35–36): «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, (обреченных) на заклание». (Пс.43,23): «Но во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» и прочее.
Правило 4: Что такое — честь Богу, и что — бесчестие
Глава. Чтит и прославляет Бога, кто исполняет волю Его; а бесчестит Бога, кто преступает закон Его.
(Иоанн.17,4): «Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить». (Матф.5,16): «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного». (Фил.1,10–11): «были чисты и непреткновенны в день Христов, исполнены плодов праведности Иисусом Христом, в славу и похвалу Божию». (Рим.2,23): «Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога?»
Правило 5: О взаимной любви друг к другу и о свойствах ее
Глава 1. Очистившись от всякой ко всем ненави сти, должно любить и врагов, а за друзей, когда потре бует сего нужда, полагать душу, имея такую же лю бовь, какую возымел к нам Бог и Христос Его.
(Мф. 5, 43–44): «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших». И вскоре потом (48): «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небес ный». (Ин. 3, 16): «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного». (Ин. 15, 12–13): «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». (Лк. 6, 35–36): «и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к небла годарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». (Рим. 5, 8): «Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками». (Еф. 5, 1–2): «Итак, подра жайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу».
Глава 2. Признак учеников Христовых — взаим ная друг к другу любовь во Христе.
(Ин. 13, 35): «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».
Глава 3. Сделать какой–либо вред ближнему или оскорбить его к ущербу веры, хотя бы поступок по особенной какой причине дозволяем был Писанием, значит не иметь Христовой любви к ближнему.
(Рим. 14, 15): «Если же за пищу огорчается брат твой, то ты уже не по любви поступаешь. Не губи твоею пищею того, за кого Христос умер».
Глава 4. Христианин по мере сил всеми способами должен смягчать того, кто огорчен против него.
(Мф. 5, 23–24): «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой». (1 Кор. 4, 12–13): «Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим».
Глава 5. Кто любит во Христе, тот любимого им иногда и огорчает к его же пользе.
(Ин. 16, 5–7): «А теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел». (2 Кор. 7, 7–9): «я еще более обрадо вался. Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились к покаянию; ибо опе чалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда».
Правило 6: О дерзновении в исповедании Бога и Христа Его
Глава. Без страха и стыда с дерзновением должно исповедывать Господа нашего Иисуса Христа и Его учение.
(Матф.10,27–28): «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях. И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне». (32): «всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным». (Лк. 9,26): «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда придет во славе Своей и Отца и святых Ангелов». (2 Тим.1,8): «не стыдись свидетельства Господа нашего Иисуса Христа, ни меня, узника Его; но страдай с благовестием». (2,3): «как добрый воин Иисуса Христа».
Правило 7: О том, что исповедание Господа преступающим заповеди Его недостаточно ко спасению
Глава. Если кто исповедует, по видимому, Господа, и слушает Его учение, но заповедям Его не повинуется; то он осужден, хотя бы, по особому домостроительству, дано было ему иметь и духовные дарования.
(Матф.7,21–23): «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи!', войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» и проч. (Лк.6,46): «Что вы зовете Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?». (Тит.1,16): «говорят, знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу».
Правило 8: О вере, и несомненности глаголов Господних
Глава 1: В рассуждении сказанного Господом не должно приходить в колебание и сомнение, но несомненно принимать, что всякий глагол Божий истинен и всесилен, хотя бы в противном уверяла природа. Ибо в этом — и подвиг веры.
(Мф.14,25–31): «В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (Ин.6,52–53): «стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». (Лк.1,13): «Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына». И вскоре потом (18–20): «И сказал Захария Ангелу: по чему я узнаю это? ибо я стар, и жена моя в летах преклонных. Ангел сказал ему в ответ: я Гавриил, предстоящий пред Богом, и послан говорить с тобою и благовестить тебе сие; и вот, ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим, которые сбудутся в свое время». (Рим.4,19–22): «И, не изнемогши в вере, он не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении; не поколебался в обетовании Божием неверием, но пребыл тверд в вере, воздав славу Богу и будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное. Потому и вменилось ему в праведность».
Глава 2. Кто не верит Господу в малом, тот, очевидно, тем паче не поверит в большем.
(Ин.3,12): «Если Я сказал вам о земном, и вы не верите, — как поверите, если буду говорить вам о небесном?». (Лк.16,10): «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом».
Глава 3. Должно не на собственных рассуждениях утверждаться и отвергать сказанное Господом, но знать, что глаголы Господни достовернее собственного удостоверения.
(Мф.26,31–34): «Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада; по воскресении же Моем предварю вас в Галилее.Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь. Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня». (20–22): «Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи?». (Деян.10,13–15): «И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз (был) глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». (2 Кор.10.4,5): «ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу».
Правило 9: О знании и незнании того, что до нас касается
Глава 1. О знании и незнании того, что до нас касается.
(Матф.15,15–18): «Петр же, отвечая, сказал Ему: изъясни нам притчу сию. Иисус сказал: неужели и вы еще не разумеете? еще ли не понимаете, что всё, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? а исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека». (13,19): «всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его — вот кого означает посеянное при дороге». И вскоре потом (23): «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать». (Мрк.7,14): «И, призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все и разумейте». (Еф.5,15–17): «смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия».
Глава 2. Не должно любопытствовать о не касающемся до нас.
(Ин.13, 27–28): «И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему». (Деян.1,6–7): «они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти».
Глава 3. Имеющим тщание о благоугождении Богу свойственно и других спрашивать о чем должно.
(Мф.13,36): «И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле». (19,16): «И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» (Лк.3,7): «приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?». И несколько позже (10): «И спрашивал его народ: что же нам делать?» Подобно этому спрашивали мытари, подобно и воины. (Деян.2,37): «Услышав это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия?».
Глава 4. Вопрошаемому должно заботиться о том, чтобы дать дельный ответ.
(Лк.10,25–28): И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. (Иисус) сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить». (Кол.4,6): «Слово ваше (да будет) всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому».
Глава 5. «Большое осуждение ожидает знающих, но не делающих. Впрочем не безопасно грешить и по неведению.
(Лк.12,47–48): «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше».
Правило 10: Какой конец греха, и какой конец заповеди Божией
Глава 1. Корень греха — смерть.
(Ин.3,36): «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Рим.6,20–21): «когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда? (Такие дела), каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их — смерть». И вскоре потом (23): «возмездие за грех–смерть». (1 Кор.15,56): «Жало же смерти — грех; а сила греха — закон».
Глава 2. Конец заповеди Божией — жизнь вечная.
(Ин.8,51): «Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек». (12,49–50): «но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная». (Рим.6,22): «ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец–жизнь вечная».
Правило 11: О судах Божиих и о страхе, какой должны они внушать
Глава 1. Должно не пренебрегать судами Божиими, но бояться их, хотя воздаяние и не тотчас следует.
(Мф. 10, 28): «бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне». (Лк. 12, 45–46): «Если же раб тот скажет в сердце своем: не скоро придет господин мой, и начнет бить слуг и служанок, есть и пить и напиваться, — то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечет его, и подвергнет его одной участи с неверными».(Ин. 5, 14): «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже». (Еф. 5, 6): «Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления».
Глава 2. Вразумленный по совершении первых гре хов и сподобившийся получить прощение, если согре шает снова, уготовляет себе тягчайший прежнего суд гнева.
(Ин. 5, 14): «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже».
Глава 3. Когда некоторые подпадают суду гнева Божия, тогда прочие, убоявшись, должны вразумиться.
(Лк. 13, 1–5): «В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их. Иисус сказал им на это: думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете. Или думае те ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете». (Деян. 5, 5): «Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и вели кий страх объял всех, слышавших это». (1 Кор. 10, 10–11): «Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя. Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков».
Глава 4. Часто и самым порочным делам предается иной в наказание за прежнее нечестие.
(Рим. 1, 28): «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — де лать непотребства». (2 Сол. 2, 10–11): «за то, что они не приняли любви истины для своего спасения… за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи».
Глава 5. На милость преклоняет Бога не множе ство грешников, но благоугождающий Богу, будет ли это муж или жена.
(Лк. 4, 25–26): «Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле, и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую». (1 Кор. 10, 1–5): «Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос. Но не о многих из них благоволил Бог, ибо они поражены были в пустыне».
Правило 12: Об отриновении Божиих изволений, и о прекословии оным, или о послушании Божией воли и о соблюдении оной
Глава 1. Всякое прекословие, хотя оно от приязненного и благоговейного расположения, отчуждает прекословящего от Господа; всякое же слово Господне должно принимать со всею несомненностью.
(Ин.13,5–8): «и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною».
Глава 2. Не должно последовать человеческим преданиям до отриновения Божиих заповедей.
(Мрк.7, 5–8): «Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим. Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого». (Иса. 29,13): «так как этот народ приближается ко Мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих».
Глава 3. Непопустительно должно соблюдать все преданное Господом в Евангелии и чрез Апостолов.
(Мф.28,19–20): «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам». (Лк.1,6): «Оба они были праведны пред Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно». (10,16): «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается». (2 Сол.2,15): «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим».
Глава 4. Не должно собственной своей воли предпочитать воле Господней; но при всяком деле надобно искать, какая есть воля Божия и исполнять ее.
(Ин.5,39): «не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца». (Лк.22,41–42): «и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет». (Еф.2,3): «мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие».
Правило 13: О готовности во всякое время и о неукоснительном тщании тех, которые стараются о благоугождении Богу
Глава 1. Зная опасность коснения, всегда должно трезвиться и быть готовым к тщательному совершению дела Божия.
(Лк.12,35–40): «Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи. И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придёт и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдёт бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им. И если придет во вторую стражу, и в третью стражу придет, и найдет их так, то блаженны рабы те. Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой. Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» и проч. 1 Сол.5,1–2): «О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью». И несколько ниже (6): «Итак, не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться».
Глава 2. Всякое время должно почитать удобным к тщательному совершению благоугодного Богу.
(Ин.9,4): «Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день». (Фил.2,12): «Итак, возлюбленные мои, как вы всегда были послушны, не только в присутствии моем, но гораздо более ныне во время отсутствия моего, со страхом и трепетом совершайте свое спасение».
Правило 14: О благовременности каждого дела, взятого в отдельности
Глава. Не должно смешивать того, что между собою несродно; но для каждого дела или слова надобно знать собственное его время.
(Матф.9,14–15): «Тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься» и проч. (Гал.4,31.5,1): «Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной. Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства».
Правило 15: О надежде на чужие заслуги
Глава. Не должно надеяться на чужие заслуги, нерадеть о своих.
(Матф.3,8.9): «сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе: `отец у нас Авраам».
Правило 16: О думающих, будто бы могут они воспользоваться тем, что живут с людьми добродетельными и богоугодными, тогда как сами себя не исправляют
Глава. Живущие с людьми богоугодными, но не исправляющие собственного своего образа мыслей, никакой не получают для себя пользы, хотя, по видимому, живут подобно сим людям.
(Матф.25,1–4): «Тогда подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих». К этому несколько ниже присовокупляет об юродивых девах (11,12): «после приходят и прочие девы, и говорят: Господи! Господи! отвори нам. Он же сказал им в ответ: истинно говорю вам: не знаю вас». (Лк.17.34,35,37): «Сказываю вам: в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; На это сказали Ему: где, Господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся и орлы».
Правило 17: Как должно располагать собою в рассуждении настоящего времени
Глава. По признакам, объявленным нам в Писании, узнавая о настоящем времени, каково оно, и соображаясь с сим, должно располагать свои дела.
(Матф.24,32.33): «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите всё сие, знайте, что близко, при дверях». (Лк.12, 54–56): «когда вы видите облако, поднимающееся с запада, тотчас говорите: дождь будет, и бывает так; и когда дует южный ветер, говорите: зной будет, и бывает. Лицемеры! лице земли и неба распознавать умеете, как же времени сего не узнаете?». (1 Кор.7,29–31): «время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего».
Правило 18: О том, как и с каким расположением исполняет заповедь Божию старающийся об этом исполнении
Глава 1. Заповеди Божии надобно так исполнять, как повелел Господь. Ибо кто погрешает в образе действования, тот, хотя, по видимому, исполняет заповедь, однако же не имеет похвалы от Бога.
(Лк.14,12–14): «Сказал же и позвавшему Его: когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных».
Глава 2. Заповедь Божию исполнять должно не из угождения людям, и не по другой какой страсти, но иметь во всем целью угодить Богу и прославить Бога.
(Мф.6,1–2): «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» и проч. (1 Кор.10,31): «едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию». (1 Сол.2,4–6): «но, как Бог удостоил нас того, чтобы вверить (нам) благовестие, так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши. Ибо никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других».
Глава 3. Заповеди Господни исполнять должно с благою совестью и с благим расположением прд Богом и пред людьми. Ибо кто не так исполняет, тот осуждается.
(Мф.23,25–26): «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их». (Рим.12,8): «раздаватель ли, (раздавай) в простоте». (Фил.2,14): «Всё делайте без ропота и сомнения». (1 Тим.1,5): «Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести». (19): «имея веру и добрую совесть, которую некоторые отвергнув, потерпели кораблекрушение в вере».
Глава 4. За добросовестность в малом праведным судом воздастся большее.
(Матф.25,23): «хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего». И несколько ниже (29): «имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». (Лк.16,11–12): «Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?».
Глава 5. Заповеди Господни исполнять должно с ненасытными желаниями, непрестанно поспешая к большему и большему.
(Матф.5,6): «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». (Фил.3,13–14): «Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе».
Глава 6. Заповеди Божии должно так исполнять, чтобы по мере сил исполняющего их, все просвещались и Бог прославлялся.
(Мф.5,14–16): «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного». (Лк.8,16): «Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет». (Фил.1, 10–11): «чтобы, познавая лучшее, вы были чисты и непреткновенны в день Христов, исполнены плодов праведности Иисусом Христом, в славу и похвалу Божию».
Правило 19: О том, кто препятствует, и о том, кто встречает препятствие к исполнению заповеди Божией
Глава 1. Не должно препятствовать исполняющему волю Божию, по заповеди ли Божией, или по разуму, последует он заповеди; и исполняющий заповедь не должен слушать препятствующих, хотя они ближние, но обязан держаться принятого намерения.
(Матф.2,13–15): «приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» и проч. (16,21–23): «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». (Мрк.10,13–14): «Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих. Увидев (то), Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие». (Деян.21, 10–14): «мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк, именем Агав, и, войдя к нам, взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников. Когда же мы услышали это, то и мы и тамошние просили, чтобы он не ходил в Иерусалим. Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое? я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса. Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказав: да будет воля Господня!». (1 Сол.2,15–16): «убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и через это всегда наполняют меру грехов своих; но приближается на них гнев до конца».
Глава 2. Кто исполняет заповедь Божию и не по здравому расположению, но, по крайней мере видимо сохраняет в точности учение Господне, тому возбранять этого не должно, поскольку он никому не вредит тем, а иные, может быть, получают от него и пользу; но надобно ему советовать, чтобы имел и мысль достойную доброго дела.
(Матф.6,2–4): «когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Подобно сказано и о молитве. (Мрк.9,38–40): «Иоанн сказал: Учитель! мы видели человека, который именем Твоим изгоняет бесов, а не ходит за нами; и запретили ему, потому что не ходит за нами. Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. Ибо кто не против вас, тот за вас». (Фил.1,15–18): «Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа. Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих; а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование. Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться».
Правило 20: О крещении; какое намерение и какая сила крещения
Глава 1. Верующие в Господа должны креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа.
(Мф. 28, 19): «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа». (Ин. 3, 3): «истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». И еще (5): «истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие».
Глава 2. Какое намерение и какая сила крещения? Через него крещеаемый изменяется в уме, слове и деле и по данной ему силе делается тем же, что Родив ший его.
(Ин. 3, 6–8): «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше. Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». (Рим. 6, 11): «Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем». (3–7): «Неуже ли не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены, и подобием воскресения, зная то, что ветхий наш чело век распят с Ним, чтобы упразднено было тело гре ховное, дабы нам не быть уже рабами греху; ибо умерший освободился от греха». (Кол. 2, 11–12): «В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлече нием греховного тела плоти, обрезанием Христовым; быв погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых».(Гал. 3, 27–28): «все вы, во Христа крестив шиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни языч ника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе».(Кол. 3, 9–11): «…совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в позна нии по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос».
Правило 21: О приобщении Тела и Крови Христовых, и какое намерение оного
Глава 1. И для самой вечной жизни необходимо причащение Тела и Крови Христовых.
(Ин. 6, 53–54): «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь веч ную», и прочее.
Глава 2. Приступающий к Причащению без разу мения намерения, для которого дается причащение Тела и Крови Христовых, не получает от сего пользы, а причащающийся недостойно — осуждается.
(Ин. 6, 53): «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь веч ную». И несколько ниже (61–63): «Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: это ли соблазняет вас? Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде1? Дух животворит, плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». (1 Кор. 11, 27–29): «Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем».
Глава 3. С каким намерением должно есть Тело и пить Кровь Господню? В воспоминание Господня по слушания даже до смерти, чтобы живущие жили уже не для себя, но для Умершего за них и Воскресшего.
(Лк. 22, 19–20): «И, взяв хлеб и благодарив, прело мил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Так же и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». (1 Кор. 11, 23–26): «Господь Иисус в ту ночь, в кото рую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только буде те пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет». (2 Кор. 5, 14–15): «Ибо любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего». (1 Кор. 10, 16—17): «Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба».
Глава 4. Причащающийся Святых (тайн) должен песнословить Господа.
(Мф. 26, 26): «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал», и прочее. К сему присовокупляет (30): «И, воспев, по шли на гору Елеонскую».
Правило 22: как иной отчуждается от Бога, и посредством чего делается близким Богу
Глава 1. Соделание греха от Бога, и посредством чего делается близким Богу.
(Ин.8,34): «истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха». (44): «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего». (Рим.6,20): «Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности».
Глава 2. Близость с Господом познается не по плотскому сродству, а по тщательности в исполнении воли Божией.
(Ин.8,47): «Кто от Бога, тот слушает слова Божии». (Лк.8,20,21): «И дали знать Ему: Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя. Он сказал им в ответ: матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его». (Ин.15,14): «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам». (Рим.8,14): «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии».
Правило 23: Об одолеваемых даже теми грехами, которых ненавидят
Глава. Невольно вовлекаемый в грех должен знать о себе, что им обладает другой предшествовавший грех, которому он добровольно служит, и которым уже вводится и в те грехи, в какие бы не хотел впасть.
(Рим.7,14–20): «Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех».
Правило 24: О лжи и истине
Глава. Не должно лгать, но во всяком случае надобно говорить истину.
(Матф.5,37): «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». (Еф.4,25): «отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему». (Кол.3,9): «не говорите лжи друг другу».
Правило 25: О празднословии, и о наблюдении, чтобы речи были полезны
Глава 1. Не должно делать вопросов бесполезных и спорных.
(2 Тим.2,14): «Сие напоминай, заклиная пред Господом не вступать в словопрения, что нимало не служит к пользе, а к расстройству слушающих». (23): «От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры».
Глава 2. Не должно произносить праздного слова, от которого нет никакой пользы. Ибо говорить или и делать даже доброе не к созиданию веры, значит оскорблять Святого Божия Духа.
(Матф.12,36): «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда». (Еф.4.29,30): «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим. И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления».
Правило 26: К подтверждению того, что делаем или говорим, надобно, прежде всего, пользоваться свидетельствами Писания, а потом уже и тем, что известно из общего употребления
Глава 1. Всякое слово или дело должно подтверждаться свидетельством богодухновенного Писания, в удостоверение добрых и в посрамление злонравных.
(Матф.4.3,4): «И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». (Деян.2,4): «И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать». (12–17): «И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит? А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина. Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня; но это есть предреченное пророком Иоилем: И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать (Иоил.2,28)» и проч.
Глава 2. И известным из природы и обычая в общежитии должно пользоваться к подтверждению того, что делаем или говорим.
(Матф.7,15–17): «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» и проч. (Лк.5,30–31): «роптали и говорили ученикам Его: зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками? Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные». (2 Тим.2,4–5): «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться».
Правило 27: Об уподоблении, по возможности, Богу и Святым
Глава. Не должно уподобляться тем, которые чужды учения Господня, в надобно, по данной нам от Бога силе, подражать Богу и Святым Его.
(Матф.20,25–28): «знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не (для того) пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». (Рим.12,2): «не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия». (1 Кор.11,1): «Будьте подражателями мне, как я Христу».
Правило 28: О различении людей добрых и недобрых
Глава. Не должно просто и без исследования увлекаться людьми, которые носят на себе личину истины, но надобно узнавать каждого по признакам, какие даны нам в Писании.
(Матф.7,15–16): «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их». (Ин.13,35): «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». (1 Кор.12,3): «Потому сказываю вам, что никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса».
Правило 29: О том, как можем уверять в своем звании
Глава. Каждый собственными делами своими должен удостоверять в своем звании.
(Ин.5,36): «самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня». (10.37–38): «Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем». (2 Кор.6.3,4): «никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах» и проч.
Правило 30: О чествовании того, что посвящено Богу
Глава 1. Святыни не должно предавать поруганию, присоединяя к ней что–нибудь из служащего к общему употреблению.
(Мф.21.12,13): «вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, — дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников». (1 Кор.11,22): «Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих?».(34): «А если кто голоден, пусть ест дома, чтобы собираться вам не на осуждение».
Глава 2. Посвященное Богу дотоле должно чествовать как святыню, пока пребывает на то воля Божия.
(Мф. 23, 37–38): «Иерусалим, Иерусалим, избиваю щий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст».
Правило 31: Об употреблении того, что отделено для Святых
Глава. Отделенного для посвятивших себя Богу не должно издерживать на других, разве будут от сего избытки.
(Мрк.7,26–29): «женщина та была язычница, родом сирофиникиянка; и просила Его, чтобы изгнал беса из ее дочери. Но Иисус сказал ей: дай прежде насытиться детям, ибо нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она же сказала Ему в ответ: так, Господи; но и псы под столом едят крохи у детей. И сказал ей: за это слово, пойди; бес вышел из твоей дочери».
Правило 32: О долгах и уплате оных
Глава. С благопризнательностью надобно воздавать каждому должное.
(Лк.20,21–25): «И они спросили Его: Учитель! мы знаем, что Ты правдиво говоришь и учишь и не смотришь на лице, но истинно пути Божию учишь; позволительно ли нам давать подать кесарю, или нет? Он же, уразумев лукавство их, сказал им: что вы Меня искушаете? Покажите Мне динарий: чье на нем изображение и надпись? Они отвечали: кесаревы. Он сказал им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». (Рим.13,7–8): «отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь. Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви».
Правило 33: О соблазняющих и соблазняемых
Глава 1.Соблазнять не должно.
(Мф.18,6): «а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской». И еще (7): «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». (Рим.14,13): «а лучше судите о том, как бы не подавать брату (случая к) преткновению или соблазну».
Глава 2. Все противоположное воле Господней есть соблазн.
(Мф.16,21–23): «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое».
Глава 3. Должно избегать и такого дела или слова, которое дозволено Писанием, когда другие чем–либо подобным располагают ко греху, или к тому, что теряют сколько ни есть усердия к добру.
(1 Кор.8,4–13): «об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех (такое) знание: некоторые и доныне с совестью, (признающею) идолов, едят (идоложертвенное) как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется. Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. Ибо если кто–нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего». (9,4–7): «Или мы не имеем власти есть и пить? Или не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие Апостолы, и братья Господни, и Кифа? Или один я и Варнава не имеем власти не работать? Какой воин служит когда–либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» и проч.
Глава 4. Для того, чтобы не соблазнить кого, должно делать и то, что не есть необходимо.
(Мф.17,24–27): «пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя».
Глава 5. В исполнении воли Господней, хотя и соблазняются некоторые, должно показывать непреклонное дерзновение.
(Мф.15,11–14): «не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека. Тогда ученики Его, приступив, сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились? Он же сказал в ответ: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они–слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму». (Ин.6,53): «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». И несколько ниже: (66.67): «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. Тогда Иисус сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти?». (2 Кор.2,15–16): «Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему?».
Правило 34: Об обязанности каждого быть для других в своей мере образцом добродетелей
Глава. Об обязанности каждого быть для других в своей мере образцом добродетелей.
(Мф.11,29): «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем». (2 Кор.9,2): «я знаю усердие ваше и хвалюсь вами перед Македонянами, что Ахаия приготовлена еще с прошедшего года; и ревность ваша поощрила многих». (1 Сол.1,6–7): «И вы сделались подражателями нам и Господу, приняв слово при многих скорбях с радостью Духа Святаго, так что вы стали образцом для всех верующих в Македонии и Ахаии».
Правило 35: Об унижающих доброе в других
Глава. Кто видит в другом плод Святого Духа, во всем отличающийся равным богочестием, и не Святому Духу его приписывает, но присвояет противнику, тот произносит хулу на самого Святого Духа.
(Мф.12, 22–25): «Тогда привели к Нему бесноватого слепого и немого; и исцелил его, так что слепой и немой стал и говорить и видеть. И дивился весь народ и говорил: не это ли Христос, сын Давидов? Фарисеи же, услышав (сие), сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как (силою) веельзевула, князя бесовского. Но Иисус, зная помышления их, сказал им». (28): «Если же Я Духом Божиим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие». И далее присовокупляет (31,32): «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем».
Правило 36: О чествовании Святых и о расположении к ним
Глава. Тех, которые соблюдают образ Господня учения, со всем тщанием и со всякою честью должно принимать во славу Самого Господа. А кто не слушает и не принимает их, тот осуждается.
(Мф.10,40): «Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня». (14–15): «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому». (Ин.13,29): «принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня». (Фил.2,25): «почел нужным послать к вам Епафродита, брата и сотрудника и сподвижника моего, а вашего посланника и служителя в нужде моей». И не много ниже (29): Примите же его в Господе со всякою радостью, и таких имейте в уважении».
Правило 37: Об усердствующих, по мере сил, милостию
Глава. Усердие, по мере сил оказываемое, хотя оно состоит и в самых малостях, благоприятно Богу, даже когда и женщины его оказывают.
(Мф.10,42): «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей». (Лк.21.1–4): «Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела». (Мф.26,6–10): «Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня». (Деян.16,15): О Лидии «Когда же крестилась она и домашние ее, то просила нас, говоря: если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите (у) (меня). И убедила нас».
Правило 38: Как надобно угощать
Глава. Христианин и угощение братьям должен делать нешумное и простое.
(Ин.6,8–11): «Один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему: здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? Иисус сказал: велите им возлечь. Было же на том месте много травы. Итак возлегло людей числом около пяти тысяч. Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел». (Лк.10,38–42): «женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё».
Правило 39: О твердости в соблазнах
Глава. Должно быть не переменчивым, но твердым в вере, и не терять благ приобретаемых о Господе.
(Мф.13,20–21): «А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется». (1 Кор.15,58): «Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем». (Гал.1,6): «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию».
Правило 40: О преподающих новые учения
Глава. Не должно терпеть преподающих новые учения, хотя они и притворяются, к обольщению и убеждению нетвердых.
(Мф.24,4–5): «берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: Я Христос, и многих прельстят». (Лк.20,46–47): «остерегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия в народных собраниях, председания в синагогах и предвозлежания на пиршествах, которые поедают домы вдов и лицемерно долго молятся; они примут тем большее осуждение». (Гал.1,8–9): «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, (так) и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема».
Правило 41: Об отсечении соблазнителей, и о пощаде тех, которые более немощны
Глава 1. Должно отсекать все соблазняющее, хотя оно, по–видимому, весьма близко к нам и необходимо для нас.
(Мф.18,7–9): «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную».
Глава 2. Тех, которые более немощны в вере, должно щадить и тщательно возводить их к совершенству; впрочем, щадить без нарушения заповеди Божией.
(Мф.12,20–21): «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы; и на имя Его будут уповать народы». (Рим.14,1): «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях». (Гал.6,1–2): «если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов».
Правило 42: О том, что Господь пришел исполнить Закон
Глава. О Господе должно думать, что Он пришел не на разорение Закона и Пророков, но для исполнения и добавления тем, что еще совершеннее.
(Мф.5,17): «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить». (Рим.3,31): «мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем».
Правило 43: О различии заповедей Закона и Евангелия
Глава 1. Как Закон запрещает худые поступки, так Евангелие запрещает самые сокровенные страстные движения в душе.
(Мф.5,21–22): «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду». (Рим.2,28–29): «Ибо не тот Иудей, кто (таков) по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но (тот) Иудей, кто внутренно (таков), и (то) обрезание, (которое) в сердце, по духу, (а) не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога».
Глава 2. Как Закон в каждом добром деле требует совершенства от части, так евангелие требует всецелого совершенства.
(Лк.18,22): «все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною». (Кол.2.11): «В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым».
Глава 3. Невозможно удостоиться Небесного Царства тем, которые не показали в себе, что евангельская правда больше правды подзаконной.
(Мф.5,20): «Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное». (Фил.2,4–9): «хотя я могу надеяться и на плоть. Если кто другой думает надеяться на плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей, по ревности–гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный. Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере».
Правило 44: О том, что бремя Господне легко, а грех тяжел
Глава. Иго Христово благо и бремя Христово легко, упокоивает восприявших на себя оное; а все чуждое Евангельскому учению тяжело и обременительно.
(Матф.11,28–30): «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко».
Правило 45: О равном всех чествовании и о смиренномудрии
Глава 1. Не возможно удостоиться Небесного Царства тем, которые во взаимном оказывании друг другу чести не подражают детям.
(Мф.18,3): «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».
Глава 2. Кто желает в Царстве Небесном удостоиться большей славы, тот должен любить здесь смирение и унижение пред другими.
(Мф.18,4): «итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном». (20,26): «но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою». (Мрк.10,44): «и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом». (Фил.2,3): «ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя».
Правило 46: О тщательном преуспеянии в великом или малом
Глава 1. Сравнительно с порядком какой соблюдаем в делах маловажных, требуется от нас тщательность и в делах важнейших.
(Лк.13,15–16): «не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?». (18,1–7): «Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать, говоря: в одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился. В том же городе была одна вдова, и она, приходя к нему, говорила: защити меня от соперника моего. Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне. И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь». (2 Тим.2,4–5): «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться».
Глава 2. Обличенные в презрении важнейшего и в нерадении об оном подвергнуться большему осуждению сравнительно с тем, которые и в менее важном показали в себе страх вследствие веры и тщательности вследствие похвального вожделения.
(Лк.11,31): «Царица южная восстанет на суд с людьми рода сего и осудит их, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона». (Мф.12,41): «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы».
Глава 3. Показывающий тщательность в менее важном не должен презирать важнейшего: но, исполняя преимущественно важнейшие заповеди, обязан он успевать и в менее важном.
(Мф.23,23–24): «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!»
Правило 47: О богатстве и о нищете, и о том, что за ними последует
Глава. О том, что должно собирать себе сокровище не на земле, а на небе; и о том, какой есть способ собирать сокровище на небе.
(Мф.6,19–20): «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут». (Лк.12,33): «Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах». (18,22): «все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах». (1 Тим.6,18–19): «чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны, собирая себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни».
Правило 48: О благотворении братиям, и о занятии для этого работою
Глава 1.Должно быть милостивым и щедрым. Кто не таков, тот осуждается.
(Мф.5,7): «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». (Лк.6,30): «Всякому, просящему у тебя, давай». (Рим.1,31–32): «нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный (суд) Божий, что делающие такие (дела) достойны смерти». (1 Тим.6,18): «были щедры и общительны».
Глава 2. Кто имеет у себя больше, нежели сколько потребно на нужды житейские, тот обязан все сие употреблять на благотворения, по заповеди Господа, который и даровал нам все, что не имеем.
(Лк.3,11): «у кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же». (1 Кор.4,7): «Что ты имеешь, чего бы не получил?». (2 Кор.8,14–15): «ваш избыток в (восполнение) их недостатка; а после их избыток в (восполнение) вашего недостатка, чтобы была равномерность, как написано: кто собрал много, не имел лишнего; и кто мало, не имел недостатка (Исх.16,18)».
Глава 3. По слову Господню должно не обогащаться, но быть нищим.
(Лк.6,20): «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие». (24): «горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение». (2 Кор.8,2): «и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия». (1 Тим.6,9–10): «А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям».
Глава 4. Не должно заботиться об избытке нужного для жизни, и прилагать старание о пресыщении и о пышности; но надобно быть чистым от всякого вида любостяжания и щегольства.
(Лк.12,15): «смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения». (1 Тим.2,9): «украшали себя не плетением (волос), не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою». (6,8): «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем».
Глава 5. Не должно беспокоиться о собственной своей нужде, и возлагать надежду на приготовленное для настоящей жизни, но надобно препоручать себя Богу.
(Мф.6,24–34): «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту (хотя) на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний (сам) будет заботиться о своем: довольно для (каждого) дня своей заботы». (Лк.12, 16–19): «у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» и проч. (1 Тим.6,17): «Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали (о) (себе) и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающего нам всё обильно для наслаждения».
Глава 6. Должно заботиться и иметь попечение о нуждах братий, по воле Господней.
(Мф.25,34–36): «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». И вскоре потом (40): «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». (Ин.6,5): «возведя очи и увидев, что множество народа идет к Нему, говорит Филиппу: где нам купить хлебов, чтобы их накормить?» и проч. (1 Кор.16,1–2): «При сборе же для святых поступайте так, как я установил в церквах Галатийских. В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы не делать сборов, когда я приду».
Глава 7. Кто в силах, тот должен работать и делиться с имеющими нужду. Ибо кто не хочет работать, тот не признается достойным и есть.
(Мф.10.10): «трудящийся достоин пропитания». (Деян.20,35): «Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать». (Еф.4,28): «Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся». (2 Сол.3,10): «когда мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь».
Правило 49: О входящем в тяжбу и ищущем удовлетворения себе или другому
Глава 1. Не должно входить в тяжбу даже об одежде необходимой к прикрытию своего тела.
(Лк.6,29–30): «Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад». (1 Кор.6,10): «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?». И несколько ниже (7,8): «И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? Но вы (сами) обижаете и отнимаете, и притом у братьев».
Глава 2. Не должно ссориться, или мстить самому за себя, но, по Господней заповеди, если можно со всеми надобно иметь мир.
(Мф.5,38–39): «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». (Мрк.9,50): «Имейте в себе соль (любовь), и мир имейте между собою». (Римл.12,17–19): «никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу (Божию)». (2 Тим.2,24): «рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым».
Глава 3. Даже в отмщении за обиду другому не должно мстить обидевшему.
(Мф.26,50–52): «Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут». (Лк.9,52–55): «и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него; но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им».
Правило 50: О мире и примирении
Глава. Должно и других убеждать к миру во Христе.
(Мф.5,9): «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». (Ин.14,27): «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам».
Правило 51: Каков должен быть тот, кто покушается исправить ближнего
Глава. Сперва должно себя самого исправить от какого бы то ни было недостатка, и тогда уже обвинять в нем другого.
(Мф.7,3–5): «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: дай, я выну сучок из глаза твоего', а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, (как) вынуть сучок из глаза брата твоего». (Рим.2,1–3): «Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий (другого), ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя (другого), делаешь то же. А мы знаем, что поистине есть суд Божий на делающих такие (дела). Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия».
Правило 52: О скорби при виде согрешающих; как должно обращаться с ними, когда их бегать, и когда принимать в свое общество
Глава 1. Не равнодушно смотреть должно на согрешающих, но скорбеть и плакать о них.
(Лк.19,41–42): «И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих». (1 Кор.5,1–2): «Есть верный слух, что у вас (появилось) блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто (вместо) (жены) имеет жену отца своего. И вы возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело». (2 Кор.12,21): «чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой и (чтобы) не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали».
Глава 2. Не должно молчать, видя согрешающих.
(Лк.17,3): «Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему» и проч. (Еф.5,11): «не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте».
Глава 3. Входить в сближение с согрешающими не для чего иного должно, а только для того, чтобы побудить их к покаянию, если каким–нибудь способом можно сие сделать без греха.
(Мф.9,10–13): «многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его. Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». (Лк.15,1–4): «Приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними. Но Он сказал им следующую притчу: кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее?». (2 Сол.3,14–15): «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его. Но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата». (2 Кор.2,5–7): «Если же кто огорчил, то не меня огорчил, но частью, — чтобы не сказать много, — и всех вас. Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью».
Глава 4. Отвращаться должно тех, которые пребывают в грехе своем, по употреблении всевозможного о них попечения.
(Мф.18,15–17): «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь».
Правило 53: Какое осуждение тем, которые за нанесенную им, по мнению их, обиду помнят зло
Глава 5. Христианин не должен помнить зла, но обязан от сердца прощать тем, которые согрешили пред ним.
(Мф.6,15.14): «А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный».
Правило 54: О произнесении суждения, и о медлении в суждении
Глава 1. Не должно осуждать друг друга за то, что дозволено Писанием.
(Мф.7,1–2): «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, (таким) будете судимы». (Лк.6,37): «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены». (Рим.14,2–6): «иной уверен, (что можно) есть все, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне (равно). Всякий (поступай) по удостоверению своего ума. Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает. Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога». И вскоре потом (12.13): «каждый из нас за себя даст отчет Богу. Не станем же более судить друг друга». (Кол.2,16–17): «никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой–нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего».
Глава 2. Не должно медлить в суждении о том, что дозволено в Писании.
(Рим.14,22–23): «Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех». (Кол.2,20–22): «Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся» — что все истлевает от употребления, — по заповедям и учению человеческому?».
Глава 3. Не должно судить о неизвестном.
(1 Кор.4.5): «Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога».
Глава 4. Не должно судить с лицеприятием.
(Ин.7,23–24): «Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисеев, — на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил в субботу? Не судите по наружности, но судите судом праведным».
Глава 5. Никого не должно осуждать, прежде нежели в его присутствии тщательно исследовано дело его, хотя и много обвиняющих.
(Ин.7,50–51): «Никодим, приходивший к Нему ночью, будучи один из них, говорит им: судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?». (Деян.25,14–16): «И как они провели там много дней, то Фест предложил царю дело Павлово, говоря: (здесь) есть человек, оставленный Феликсом в узах, на которого, в бытность мою в Иерусалиме, (с жалобою) явились первосвященники и старейшины Иудейские, требуя осуждения его. Я отвечал им, что у Римлян нет обыкновения выдавать какого–нибудь человека на смерть, прежде нежели обвиняемый будет иметь обвинителей налицо и получит свободу защищаться против обвинения».
Правило 55: Об усердии к Богу, об исповедании Божиих дарований, и о благодарении за них
Глава 1. Надобно знать и исповедовать, что от Бога даются всякий благий дар и терпение самых страданий за Христа.
(Ин.3,27): «не может человек ничего принимать (на) (себя), если не будет дано ему с неба». (1 Кор.4,7): «Что ты имеешь, чего бы не получил?». (Еф.2,8–9): «благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился». (Фил.1,28–30): «И сие от Бога, потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него таким же подвигом» и проч.
Глава 2. Не молчать о благодеяниях Божиих, но благодарить за них должно.
(Лк.8,38–39): «Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедывал по всему городу, что сотворил ему Иисус». (17,12–19): «И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев (их), Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя». (1 Кор.15,10): «благодатию Божиею есмь то, что есмь». (1 Тим.4,4): «Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением».
Правило 56: О молитве; когда, о чем, как и за кого должно молиться
Глава 1. Постоянно должно пребывать в молитвах и бдениях.
(Мф. 7, 7–8): «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий про сящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят», и прочее. (Лк. 18, 1–2): «Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать, говоря: в одном городе был судья», и прочее. (Лк. 21, 34–36): «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и забо тами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно, ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному; итак бодрствуйте на всякое время и молитесь, да сподобитесь избежать всех сих будущих бедствий и предстать пред Сына Человече ского». (Кол. 4, 2): «Будьте постоянны в молитве, бодр ствуя в ней с благодарением». (1 Сол. 5, 16–17): «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь».
Глава 2. Сперва должно благодарить Бога за самое необходимое для ежедневной телесной потребности, а потом употреблять сие.
(Мф. 14, 19): «и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу». (Деян. 27, 35): «Сказав это и взяв хлеб, он возблагодарил Бога перед всеми и, разломив, начал есть». (1 Тим. 4, 4): «Ибо всякое творе ние Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением».
Глава 3. Молящемуся не должно говорить лишне го, просить у Господа чего–либо тленного и недостой ного.
(Мф. 6, 7–8): «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». (Лк. 12, 29–30): «Итак, не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том».
Глава 4. Как должно молиться и в каком душев ном состоянии.
(Мф. 6, 9–10): «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя». (Мк. 11, 25): «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого». (1 Тим. 2, 8): «Итак желаю, чтобы на всяком месте произно сили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения».
Глава 5. Должно молиться друг о друге и о пред стоятелях слова истины.
(Лк. 22, 31–32): «И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя». (Еф. 6, 18–20): «Всякою молитвою и прошением мо литесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых и о мне, дабы мне дано было слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования, для которого я исполняю посоль ство в узах, дабы я смело проповедывал, как мне должно». (2 Сол. 3, 1): «Итак, молитесь за нас, братия, чтобы слово Господне распространялось и прославля лось, как и у вас».
Глава 6. Должно молиться и о врагах.
(Мф. 5, 44–45): «молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного».
Глава 7. Молиться или пророчествовать мужчине не должно с покрытой, а женщине — с открытой головой.
(1 Кор. 11, 3–5): «Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава — муж, а Христу глава — Бог. Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову. И всякая жена, молящаяся или пророче ствующая с открытою головою, постыжает свою голову».
Правило 57: О превозношении заслугами
Глава. Не должно высоко о себе думать по причине своих заслуг, и унижать прочих.
(Лк.18,9–14): «Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу: два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится».
Правило 58: О приобретении и о сообщении другим Божиих дарований
Глава 1. Не должно думать, что дар Божий приобретается деньгами, или другим каким примышлением.
(Деян.8,18–23): «Симон же, увидев, что через возложение рук Апостольских подается Дух Святый, принес им деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святаго. Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо пред Богом. Итак покайся в сем грехе твоем, и молись Богу: может быть, опустится тебе помысел сердца твоего; ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды».
Глава 2. Каждому, по мере веры, даются от Бога дарования на пользу.
(Рим.12,6): «имеем различные дарования, (то), (имеешь ли) пророчество, (пророчествуй) по мере веры». (1 Кор.12,7–10): «каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков».
Глава 3. Приемлющий благодать Божию даром должен даром давать ее, а не торговать ею по собственным своим прихотям.
(Мф.10,8–9): «больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха». (Деян.3,6–7): «Петр сказал: серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. И, взяв его за правую руку, поднял». (1 Сол.2,5–8): «никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других: мы могли явиться с важностью, как Апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны».
Глава 4. Кто с благопризнательностью приял первый Божий дар, и тщательно возделал его во славу Божию, тот сподобляется и других даров. А кто не таков, тот лишается дара прежнего, не удостаивается дара для него приуготовленного и предается наказанию.
(Мф.13,10–14): «И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии». (25,14–17): «Ибо (Он поступит), как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два». И несколько ниже (29,30): «ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов».
Правило 59: О чести и славе человеческой
Глава. Христианин не должен быть пристрастен к славе человеческой, и привязан к чести превышающей меру, но обязан исправлять тех, которые оказывают ему такую честь, или думают о нем более надлежащего.
(Мф.19,16–17): «И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог». (Ин.5,41): «Не принимаю славы от человеков». И несколько ниже (44): «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?». (Лк.11,43): «Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях». (1 Сол.2,5–6): «никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других». (Деян.10,25–26): «Когда Петр входил, Корнилий встретил его и поклонился, пав к ногам его. Петр же поднял его, говоря: встань; я тоже человек». (12,21–23): «В назначенный день Ирод, одевшись в царскую одежду, сел на возвышенном месте и говорил к ним; а народ восклицал: (это) голос Бога, а не человека. Но вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер».
Правило 60: О различии Божиих дарований, и о взаимном согласии тех, которые по этим дарованиям стоят выше или ниже
Глава. Поскольку дарования Духа различны, и как один не может принять всех дарований, так и все приемлют не одно и то же дарование; то надобно каждому целомудренно и с благодарением пребывать в данном ему даровании, и всем быть согласными между собою в любви Христовой, подобно членам в теле. А потому низший по дарованиям, в сравнении с превосходящим его, не должен отчаиваться, а высший — презирать меньшего. Ибо разделившийся между собою и восстающие друг на друга достойны погибели.
(Мф.12,25): «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». (Гал.5,15): «Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом». (Ин.17,20–21): «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, (так) и они да будут в Нас едино». (Деян.4,32): «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее». (Рим.12, 3–6): «говорю: не думайте (о) (себе) более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил. Ибо, как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены. И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования» и проч. (1 Кор.1,10): «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях». (12,12–13): «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, — так и Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные» и проч. (Фил.2,2–4): «имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе (только) каждый заботься, но каждый и о других».
Правило 61: О малозначительности на человеческий взгляд тех которые приемлют Божию благодать
Глава. Не должно уничижать споспешников Господней благодати, смотря на их малозначительность. Ибо к ним наипаче благоволит Бог.
(Мф.11, 25–26): «славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение». (13,54–58): «придя в отечество Свое, учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него всё это? И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем. И не совершил там многих чудес по неверию их». (1 Кор.1,26–29): «Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много (из вас) мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом».
Правило 62: Об искушениях, когда их должно уклоняться, и когда вступать с ними в борьбу; и как встречать противников
Глава 1. Уверовавшие в Бога и крестившиеся долж ны тотчас быть готовыми и от домашних своих тер петь искушения даже до смерти. Ибо кто не готов к этому, тот при постигшей внезапно опасности легко приходит в колебание.
(Мф. 3, 16–17; 4, 1): «И, крестившись, Иисус тот час вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Ко тором Мое благоволение. Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола». (Мф. 10, 16–18): «Вот, Я посылаю вас, как овец среди вол ков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас, и поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками». И вско ре потом (21–22): «Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их, и будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется». (38): «и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня». (Ин. 16, 1–3): «Сие сказал Я вам, что бы вы не соблазнились. Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, бу дет думать, что он тем служит Богу. Так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня», и прочее. (Лк. 8, 13): «упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью прини мают, но которые не имеют корня, и временем веру ют, и во время искушения отпадают». (2 Кор. 1, 8–9): «Ибо мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых. Но сами в себе имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых». (2 Тим. 3, 12): «Да и все, желающие жить благочести во во Христе Иисусе, будут гонимы».
Глава 2. Не должно самому кидаться в искушения прежде времени до Божия на то попущения, а напро тив того, надобно молиться, чтобы не впасть в искуше ние.
(Мф. 6, 9): «Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Цар ствие Твое». И вскоре потом (13): «и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».(Ин. 7, 1–10): «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его. Приближался праздник Иудейский — поставление кущей. Тогда братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь. Ибо никто не делает чего–либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты тво ришь такие дела, то яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него. На это Иисус сказал им: Мое время еще не настало, а для вас всегда время. Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит, потому что я свидетельствую о нем., что дела его злы. Вы пойдите на праздник сей; а Я еще не пойду на сей праздник, потому что Мое время еще не исполнилось. Сие сказав им, остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел на праздник не явно, а как бы тайно». (Лк. 22, 46): «встаньте и молитесь, чтобы не впасть в искушение».
Глава 3. В иное время надобно уклоняться от злоумышляющих. А кому попущено впасть в искушение, тот должен просить в молитвах об облегчении, чтобы в силах ему быть понести искушение, и об исполнении воли Божией.
(Мф. 10, 23): «Когда же будут гнать вас в одном грроде, бегите в другой». (Мф. 12, 14, 15): «Фарисеи же, выйдя, имели совещание против Него, как бы погу бить Его. Но Иисус, узнав, удалился оттуда». (Ин. 11, 53–54): «С этого дня положили убить Его. Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями». (Лк. 22, 41, 42): «и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет». (1 Кор. 10, 13): «Вас постигло искушение не иное, как чело–веческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести».
Глава 4. Христианин в искушениях при каждой встречающейся с ним опасности должен припомнить, что сказано на сей случай в Богодухновенном Писа нии, и таким образом соблюдать себя непосрамленным, а противников приводить в бездействие.
(Мф. 4, 1–4): «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившисъ сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходя щим из уст Божиих» и проч..
Правило 63: О робости и смелости в напастях
Глава. Христианин не должен страшиться и мучиться в напастях, колеблясь в уповании на Бога, но ему надобно быть смелым, потому что с ним Господь благоустрояющий дела его и управляющий во всех напастях, и с ним Дух Святый, научающий даже тому, что отвечать противникам.
(Мф.10,28–31): «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне. Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без (воли) Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц». (Лк.12,11–12): «Когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить, ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно говорить». (Мрк.4,37–40): «И поднялась великая буря; волны били в лодку, так что она уже наполнялась (водою). А Он спал на корме на возглавии. Его будят и говорят Ему: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем? И, встав, Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: что вы так боязливы? как у вас нет веры?». (Деян.5,17–21): «Первосвященник же и с ним все, принадлежавшие к ереси саддукейской, исполнились зависти, и наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу. Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал: идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни. Они, выслушав, вошли утром в храм и учили». (2 Кор.1,8): «Ибо мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии». И потом (10): «Который и избавил нас от столь (близкой) смерти, и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит».
Правило 64: О радости, какую должно ощущать в страданиях за Христа
Глава. Всему должно радоваться, что ни постраждешь, даже до смерти, за имя Господне и заповеди Господни.
(Мф.5,10–12): «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах». (Лк.6,22–23): «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах». (Деян.5,40–42): «и, призвав Апостолов, били (их) и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их. Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие. И всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе». (Кол.1,23–24): «которого я, Павел, сделался служителем. Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь».
Правило 65: Как должно молиться и при самой кончине
Глава. И при самом отшествии из жизни надобно молиться о чем прилично.
(Мф.27,46): «а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». (Лк.23,46): «Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух». (Деян.7,59–60): «и побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего. И, сказав сие, почил».
Правило 66: О тех, которые оставили подвизающихся за благочестие, и о тех, которые вместе с ними подвизаются
Глава 1. Подвизающихся за благочестие оставлять не должно.
(Ин.16,31–32): «Иисус отвечал им: теперь веруете? Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою (сторону) и Меня оставите одного». (2 Тим.1,15–18): «Ты знаешь, что все Асийские оставили меня; в числе их Фигелл и Ермоген. Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих, но, быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел. Да даст ему Господь обрести милость у Господа в оный день; а сколько он служил мне в Ефесе, ты лучше знаешь». (4,16): «При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им!».
Глава 2. Должен молиться об испытуемых в искушениях.
(Лк.22,31–32): «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя». (Деян.12,5): «Петра стерегли в темнице, между тем церковь прилежно молилась о нем Богу».
Правило 67: О тех, которые скорбят об умирающих
Глава. Имеющим несомненную веру в воскресенье из мертвых не свойственно скорбеть об усопших.
(Лк.23,27–28): «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне».(1 Сол.4,13–14): «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним».
Правило 68: О различии настоящего и будущего века
Глава 1. Не должно и по воскресении ожидать чего–либо свойственного сему веку, но надобно знать, что в будущем веке жизнь ангельская и свободная от всяких нужд.
(Лк.20,34–36): «Иисус сказал им в ответ: чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божии, будучи сынами воскресения». (1 Кор.15,35–38): «Но скажет кто–нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое; но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело». И несколько ниже (42–44): «Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное».
Глава 2. Не должно думать, что пришествие Господа будет местное и плотское, но надобно ожидать Его во славе Отчей вдруг в целой вселенной.
(Мф.24,23–24): «Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». (Мрк.13,23–26): «Вы же берегитесь. Вот, Я наперед сказал вам всё. Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою». (1 Сол.4,15–16): «Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших, потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде».
Правило 69: О том, что запрещается или одобряется в Писании совокупно и наравне
Глава 1. Перечисление того, что наравне запрещается и подлежит грозному приговору.
(Мф.15,19–20): «из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления — это оскверняет человека; а есть неумытыми руками — не оскверняет человека». (25,41–43): «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня». (Лк.6,24–26): «горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо». (21,34): «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно». (Рим.1,28,29): «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы» и проч. (13,9): «Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай (чужого) и все другие» и проч. (1 Кор.6,9–10): «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники–Царства Божия не наследуют». (2 Кор.12,20): «раздоров, зависти, гнева, ссор, клевет, ябед, гордости, беспорядков». (Еф.4,31): «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою». (5,3–4): «А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас, как прилично святым. Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны (вам)». (Кол.3,5–6,8–9): «умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления. А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу». (1 Тим.1,9–11): «но для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, для блудников, мужеложников, человекохищников, (клеветников, скотоложников,) лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению, по славному благовестию блаженного Бога, которое мне вверено». (4,1–3): «в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак (и) употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением». (6,3–5): «Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает, но заражен (страстью) к состязаниям и словопрениям, от которых происходят зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения. Пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают, будто благочестие служит для прибытка. Удаляйся от таких». (2 Тим.3,1–5): «в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся». (Тит.3,3): «Ибо и мы были некогда несмысленны, непокорны, заблуждшие, были рабы похотей и различных удовольствий, жили в злобе и зависти, были гнусны, ненавидели друг друга».
Глава 2. перечисление того, что наравне одобряется, или имеет обетование благословения.
(Мф.5,3–12): «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах». (25,34–36): «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». (Рим.12,7–21): «(имеешь ли) служение, (пребывай) в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, (раздавай) в простоте; начальник ли, (начальствуй) с усердием; благотворитель ли, (благотвори) с радушием. Любовь (да будет) непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби (будьте) терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве. Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе; никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу (Божию). Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром». (2 Кор.6,3–10): «Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем». (13,11): «Впрочем, братия, радуйтесь, усовершайтесь, утешайтесь, будьте единомысленны, мирны». (Гал.5,22–23): «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание». (Еф.4,1–4): «Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания». (32): «будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас». (5,1–2): «подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное». (Филип.2,1–3): «Итак, если (есть) какое утешение во Христе, если (есть) какая отрада любви, если (есть) какое общение духа, если (есть) какое милосердие и сострадательность, то дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего (не делайте) по любопрению или по тщеславию». (4,8–9): «Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте. Чему вы научились, что приняли и слышали и видели во мне, то исполняйте». (Кол.3,1–3): «Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге». (12): «облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение». (1 Сол.5,14–22): «вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло; но всегда ищите добра и друг другу и всем. Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе. Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла». (Тит.2,2–5): «чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении; чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру; чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей, быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие». (3,1–2): «Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям, быть готовыми на всякое доброе дело, никого не злословить, быть не сварливыми, но тихими, и оказывать всякую кротость ко всем человекам». (Евр.13,1–5): «Братолюбие (между вами) да пребывает. Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам. Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле. Брак у всех (да будет) честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог. Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть».
Правило 70: О тех, кому вверена проповедь Евангелия, когда, кого и чему должны они учить…
Глава 1. Те, кому вверена проповедь евангель ская, с молением и молитвою должны поставлять диа конов и пресвитеров неукоризненных, заслуживших одобрение прежнею жизнью.
(Мф. 9, 37–38): «Тогда говорит ученикам Своим: жатвы много, а делателей мало; итак молите Госпо дина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Лк. 6, 13–16): «Когда же настал день, призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами: Симона, которого и на звал Петром, и Андрея, брата его, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого Зилотом, Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем». (Лк. 10, 1–2): «После сего избрал Господь и других семьдесят учеников, и послал их по два пред лицем Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти, и сказал им: жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал дела телей на жатву Свою». (Деян. 1, 1–2): «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал». (23–26): «И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иус том, и Матфия; и помолились и сказали: Ты, Госпо ди, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место. И бросили о них жребий, и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апосто лам». (1 Тим. 3, 1–10): «Верно слово: если кто епископ ства желает, доброго дела желает. Но епископ дол жен быть непорочен, одной жены муж, трезв, цело мудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителей, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляю щий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? Не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом. Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диаволъскую. Диаконы также должны быть честны, не двоязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы, хранящие таинство веры в чистой совести. И таких надобно прежде испытывать, потом, если беспорочны, допускать до служения» (Тит. 1, 5–9): «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недокон ченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал: если кто непорочен, муж одной жены, детей имеет верных, не укоряемых в распутст ве или непокорности. Ибо епископ должен быть непо рочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гнев лив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбец, но стран нолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, благочестив, воздержан, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и настав лять в здравом учении и противящихся обличать».
Глава 2. В рукоположениях не должно быть легкомысленным и приступать к оным неосмотрительно, ибо не заслужившее одобрения не безопасно. А ули ченного в чем–нибудь надобно обнаруживать, чтобы и самому не стать сообщником во грехе и чтобы другие не претыкались, а, напротив, учились бояться.
(1 Тим. 5, 22): «Рук ни на кого не возлагай поспеш но, и не делайся участником в чужих грехах». (19–20): «Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях. Согрешающих обличай пе ред всеми, чтобы и прочие страх имели».
Глава 3. Избранный должен не самовольно присту пать к проповеди, но ожидать времени Божия на то благоволения и начинать проповедь, когда велено, а проповедовать тем, к кому он послан.
(Мф. 10, 5–6): «Сих двенадцать послал Иисус, и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходи те, и в город Самарянский не входите; а идите наипа че к погибшим овцам дома Израилева».(Мф. 15, 22–24): «И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпус ти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». (Ин. 8, 42): «Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня». (Деян. 11, 19): «Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев». (Рим. 1, 1): «Павел, раб Иисуса Христа, призван ный Апостол, избранный к благовестит Божию». (Рим. 10, 14–15): «как слышать без проповедующего? И как проповедыватъ, если не будут посланы?» (1 Тим. 1, 1): «Павел, Апостол Иисуса Христа по повелению Бога, Спасителя нашего, и Господа Иисуса Христа, надеж ды нашей».
Глава 4. Призванный на проповедь евангельскую должен немедленно повиноваться, а не отлагать сего дела.
(Лк. 9, 59–60): «А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предос тавь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие». (Гал. 1, 15–17): «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предше ствовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск».
Глава 5. Не должно учить иначе.
(Ин. 10, 1–2): «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пас тырь овцам». И несколько ниже (7–8): «Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их». (Гал. 1, 8–9): «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и те перь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема». (1 Тим. 6, 3–4): «Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает», и прочее.
Глава 6. Вверенных должно учить всему тому, что повелено Господом в Евангелии и чрез апостолов и что с сим сообразно.
(Мф. 28, 19–20): «Итак идите, научите все наро ды, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам». (Деян. 16, 4): «Проходя же по городам, они предавали верным соблюдать определения, постановленные Апостолами и пресвитерами в Иерусалиме». (1 Тим. 6, 2): «Учи сему и увещевай» (Тит. 2, 1). «Ты же говори то, что сообраз но с здравым учением».
Глава 7. Если тот, кому вверено слово учения Господня, умолчит что–нибудь из необходимого нуж ного для угождения Богу, то он виновен в крови подвергающихся опасности или сделать что запрещен ное, или недостаточно выполнить свои обязанности.
(Лк. 11, 52): «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспре пятствовали». (Деян. 18, 5–6): «А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Павел понуждаем был духом свидетельствовать Иудеям, что Иисус есть Христос. Но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычни кам». (Деян. 20, 26–27): «Посему свидетельствую вам в нынешний день, что чист я от крови всех, ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию».
Глава 8. В рассуждении того, что не определено в Писании ясным повелением, должно увещевать каж дого к лучшему.
(Мф. 19, 12): «ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного. Кто может вместить, да вместит». (1 Кор. 7, 25–27): «Относительно девства я не имею повеления Господ ня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть Ему верным. По настоящей нужде за лучшее признаю, что хорошо человеку оставаться так. Со единен ли ты с женой? не ищи развода. Остался ли без жены? не ищи жены», и прочее.
Глава 9. Непозволительно вменять в необходимость другим, чего сам не исполняешь.
(Лк. 11, 46): «и вам, законникам, горе, что налагае те на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них».
Глава 10. Предстоятель слова должен быть для других образцом всего доброго, сам прежде исполняя, чему учит.
(Мф. 11, 28–29): «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем». (Ин. 13, 12–15): «Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». (Деян. 20, 35): «Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать сла бых». (1 Кор. 11, 1): «Будьте подражателями мне, как я Христу». (1 Тим. 4, 12): «Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии», и прочее.
Глава 11. Предстоятель слова должен не своими только добрыми делами ограничивать свою попечительность, но собственным и исключительным делом возложенного на него попечения почитать исправле ние вверенных ему.
(Мф. 5, 13): «Вы — соль земли. Если же соль поте ряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям». (Ин. 6, 37–38, 40): «Всё, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон, ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца… Воля Послав шего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную». (1 Сол. 2, 19–20): «Ибо кто наша надежда, или радость, или венец похвалы? Не и вы ли пред Господом нашим Иисусом Христом в пришествие Его? Ибо вы — слава наша и радость».
Глава 12. Предстоятель слова должен обходить все селения и города, ему порученные.
(Мф. 4, 23): «И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях». (Лк. 8, 1): «После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать».
Глава 13. Всех должно призывать в послушание Евангелию, со всяким дерзновением возвещать слово и свидетельствовать об истине, хотя иные препятству ют сему и, как бы то ни было, гонят даже до смерти.
(Мф. 10, 27–28): «Что говорю вам в темноте, гово рите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях. И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». (Мф. 22, 8–9): «брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир». (Ин. 18, 20): «Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего». (Деян.5, 27–29): «Приведя же их, поставили в синедрионе; и спросил их первосвященник, говоря: не запретили ли мы вам на крепко учить о имени сем? и вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека. Петр же и Апостолы в ответ сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам». (Деян.20, 23–24): «только Дух Святый по всем городам свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня. Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совер шить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать Евангелие благодати Божией». (1 Сол. 2, 1–2): «Вы сами знаете, братия, о нашем входе к вам, что он был не бездейственный; но, прежде пострадав и быв поруганы в Филиппах, как вы знаете, мы дерзнули в Боге нашем пропове дать вам благовестие Божие с великим подвигом».
Глава 14. Должно молиться о преуспеянии уверовавшим и благодарить за оное.
(Ин. 17, 20–21): «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». И еще (24): «Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною». (Лк. 10, 21): «В тот час возрадовался духом Иисус и сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младен цам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение». (Рим. 1, 8–10): «Прежде всего благодарю Бога моего через Иисуса Христа за всех вас, что вера ваша возвещается во всем мире. Свидетель мне Бог, Кото рому служу духом моим в благовествовании Сына Его, что непрестанно воспоминаю о вас, всегда прося в молитвах моих». (Флп. 1, 8–11): «Бог— свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа; и молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве, чтобы, познавая лучшее, вы были чисты и непреткновенны в день Христов, исполнены плодов праведности Иису сом Христом, в славу и похвалу Божию».
Глава 15. Добрые дела, по благодати Божией совершенные, должно делать и для других известными во славу Божию.
(Лк. 9, 10): «Апостолы, возвратившись, рассказали Ему, что они сделали». (Деян. 14, 27): «Прибыв туда и собрав церковь, они рассказали все, что сотворил Бог с ними». (Еф. 6, 21–22): «А дабы и вы знали о моих обстоятельствах и делах, обо всем известит вас Тихик, возлюбленный брат и верный в Господе служи тель, которого я и послал к вам для того самого, чтобы вы узнали о нас».
Глава 16. Должны прилагать попечение не только о присутствующих, но и об отсутствующих и все де лать, как требует сего нужда назидания.
(Ин. 10, 16): «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь». (1 Сол. 3, 1–2): «И потому, не терпя более, мы восхотели остаться в Афинах одни, и послали Тимо фея, брата нашего и служителя Божия и сотрудника нашего в благовествовании Христовом, чтобы утвер дить вас и утешить в вере вашей».
Глава 17. Должны внимать тем, которые призыва ют для благотворения.
(Мф. 9, 18, 19): «Когда Он говорил им сие, подошел к Нему некоторый начальник и, кланяясь Ему, гово рил: дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива. И встав, Иисус пошел за ним». (Деян. 9, 38–39): «А как Лидда была близ Иоппии, то ученики, услышав, что Петр нахо дится там, послали к нему двух человек просить, чтобы он не замедлил придти к ним. Петр, встав, пошел с ними».
Глава 18. Приемлющих слово истины надобно ут верждать в нем своим посещением.
(Деян. 15, 36): «По некотором времени Павел ска зал Варнаве: пойдем опять, посетим братьев наших по всем городам, в которых мы проповедали слово Господне, как они живут». (1 Сол. 2, 17–18): «Мы же, братия, быв разлучены с вами на короткое время лицем, а не сердцем, тем с большим желанием ста рались увидеть лице ваше. И потому мы, я Павел, и раз и два хотели прийти к вам, но воспрепятство вал нам сатана». И несколько ниже (1 Сол. 3, 1–3): «И потому, не терпя более, мы восхотели остаться в Афинах одни, и послали Тимофея, брата нашего и служителя Божия и сотрудника нашего в благовествовании Христовом, чтобы утвердить вас и утешить в вере вашей, чтобы никто не поколебался в скорбях сих: ибо вы сами знаете, что так нам суждено».
Глава 19. Любящему Господа свойственно с вели кою приверженностью к поучаемым заботиться о них всеми мерами со всяким тщанием, хотя бы, уча и всенародно и наедине, надлежало пребывать в учении до смерти.
(Ин. 10, 11): «Пастырь добрый полагает жизнью свою за овец». (Ин. 21, 15–17): «Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? И сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих». (Деян. 20, 7): «В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления хле ба, Павел, намереваясь отправиться в следующий день, беседовал с ними и продолжил слово до полуночи». И вскоре потом (11): «Взойдя же и преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и по том вышел». (20–21): «как я не пропустил ничего полез ного, о чем вам не проповедывал бы и чему не учил бы вас всенародно и по домам, возвещая Иудеям и Еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа». (31): «Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас». (1 Сол. 2, 9): «Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем рабо тая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедывали у вас благовестие Божие», и прочее.
Глава 20. Предстоятель слова должен быть мило серд и сострадателен, особливо к страждущим ду шевно.
(Мф. 9, 11–13): «Увидев то, фарисеи сказали учени кам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытаря ми и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойди те, научитесь, что значит: милости хочу, а не жерт вы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но греш ников к покаянию». (36): «Видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены, и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря».
Глава 21. К вверенным должно быть сострадатель ным и в телесных их нуждах и заботиться о них.
(Мф. 15, 32): «жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть; отпустить же их неевшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге». (Мк. 1, 40–41): «Приходит к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердив шись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись». (Деян. 6, 1–3): «В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы, их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Тогда две надцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу».
Глава 22. Предстоятелю слова не должно оскуде вать в надлежащем тщании о важнейшем, самолично исполняя с усилием маловажное.
(Деян. 6, 2): «Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах». И вскоре потом (4): «а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова».
Глава 23. Не должно величаться, или торговать словом учения из ласкательства слушателям, в удов летворение собственному сластолюбию или нуждам своим, но надобно быть такими, какими следует быть говорящим пред Богом и во славу Божию.
(Мф. 23, 5–10): «все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в сина гогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель! учитель! А вы не называй тесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья; и отцом себя не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос». (Ин. 7, 16–18): «Мое уче ние — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет тво рить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю. Говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем». (2 Кор. 2, 17): «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как мно гие, но проповедуем искренно, как от Бога, пред Бо гом, во Христе». (1 Сол. 2, 3–7): «Ибо в учении нашем нет ни заблуждения, ни нечистых побуждений, ни лукавства; но, как Бог удостоил нас того, чтобы, вверить нам благовестие, так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши. Ибо никогда не было у нас перед вами ни слов ласка тельства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других: мы могли явиться с важностью, как Апос толы Христовы».
Глава 24. Предстоятель слова не должен употреб лять власти своей к оскорблению подчиненных и пре возноситься пред ними, а напротив того, степень сана своего обязан более обращать в повод к смиренномуд рию пред ними.
(Мф. 24, 45–51): «Кто же верный и благоразумный раб, которого господин его поставил над слугами сво ими, чтобы давать им пищу во время? Блажен тот раб, которого господин его, придя, найдет поступаю щим так; истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его. Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своем: не скоро придет господин мой, и начнет бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, — то придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечет его, и подвергнет его одной учас ти с лицемерами; там будет плач и скрежет зубов». (Ин. 13, 13–14): «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу». (Лк. 22, 24–27): «Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господ ствуют над народами, и владеющие ими благодетеля ми называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служа щий. Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий». (Деян. 20, 17–19): «Из Милита же послав в Ефес, он призвал пресвитеров церкви, и, когда они пришли к нему, он сказал им: вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами, работая Господу со всяким смиренномудрием и многи ми слезами, среди искушений, приключавшихся мне по злоумышлениями Иудеев». (2 Кор. 11, 19–21): «Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных: вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объ едает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо. К стыду говорю, что на это у нас недоставало сил».
Глава 25. Не должно проповедовать Евангелия из любопрительности, из зависти и соперничества с кем–нибудь.
(Мф. 12, 18–19): «Се, Отрок Мой, Которого Я из брал, Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его». (Флп. 1, 15–17): «Не которые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа. Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих; а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование».
Глава 26. Для евангельской проповеди не должно пользоваться человеческими преимуществами, чтобы ими не затмевалась Божия благодать.
(Мф. 11, 25): «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам». (1 Кор.1,17): «Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Хри стова». (1 Кор. 2, 1–5): «И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого, и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией».
Глава 27. Не должно думать, что успех проповеди производится собственными нашими примышления ми, но всю надежду надобно возлагать на Бога.
(2 Кор. 3, 4–6): «Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способ ны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета». (2 Кор. 4, 7): «Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам».
Глава 28. Кому поручена проповедь евангельская, тот не должен ничего приобретать сверх необходимого для собственной своей потребности.
(Мф. 10, 9–10): «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания». (Лк. 9, 3): «И сказал им: ничего не берите на дорогу: ни посоха, ни сумы, ни хлеба, ни серебра, и не имейте по две одежды». (Деян. 20, 33): «Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не поже лал: сами знаете». (2 Тим. 2, 4): «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику».
Глава 29. Не должно брать на себя попечения о житейском в угождение людям, которые с пристрасти ем занимаются этим.
(Лк. 12, 13–14): «Некто из народа сказал Ему: Учитель! скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил Меня судить или делить вас?»(2 Тим. 2, 4): «Никакой воин не связывает себя делами житейски ми, чтобы угодить военачальнику», и прочее.
Глава 30. Те, которые в угождение слушателям не с дерзновением возвещают волю Божию, раболепствуя пред теми, кому хотят угодить, не подчиняются уже владычеству Господню.
(Ин. 5, 44): «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Гал. 1, 10): «Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христо вым».
Глава 31. Учащий должен предположить себе це лью всех возвести в мужа совершенного, в меру возраста полноты Христовой, и притом каждого в собствен ном его чине.
(Мф. 5, 48): «Итак будьте совершенны, как совер шен Отец ваш Небесный». (Ин. 17, 20, 21): «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». (Еф. 4, 11–13): «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова».
Глава 32. Враждебно расположенных должно вра зумлять с незлобием и кротостью, ожидая их покая ния, пока не исполнится мера попечения о них.
(Мф. 12, 19–20): «не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы».(2 Тим. 2, 24–26): «рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлоби вым, с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю».
Глава 33. Должно быть уступчивым, а не упорно нападать на тех, которые по страху и богобоязненно сти отказываются принять к себе проповедующего слово.
(Лк. 8, 37): «И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом. Он вошел в лодку и возвратился».
Глава 34. Должно удаляться тех, которые по бесчувствию не приемлют евангельской проповеди, и не пользоваться их благодеяниями даже в необходимых потребностях тела.
(Мф. 10, 14): «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших». (Лк. 10, 10–11): «Если же придете в какой город и не примут вас, то, выйдя на улицу, скажите: и прах, прилипший к нам от вашего города, отрясаем вам; однако же знайте, что приблизилось к вам Царствие Божие». (Деян.18, 5–6): «А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Павел понуждаем был духом свиде тельствовать Иудеям, что Иисус есть Христос. Но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам».
Глава 35. Должно удаляться людей, которые оста ются непокорными по употреблении о них попечений всякого рода.
(Мф. 23, 37–38): «Иерусалим, Иерусалим, избиваю щий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст». (Деян. 13, 46–47): «вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам. Ибо так заповедал нам Господь: Я положил Тебя во свет язычникам, чтобы Ты был во спасение до края земли». (Тит. 3, 10–11): «Еретика, после первого и второго вразумления, от вращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден».
Глава 36. Со всеми и во всяком деле должно в точности соблюдать глаголы Господни, ничего не де лая по пристрастию.
(1 Тим. 5, 21): «Пред Богом и Господом Иисусом Христом и избранными Ангелами заклинаю тебя со хранить сие без предубеждения, ничего не делая по пристрастию».
Глава 37. Предстоятель слова должен все делать и говорить с осмотрительностью и по многом испыта нии, с целью благоугодить Богу, как человек, имею щий нужду в одобрении и засвидетельствовании даже тех, которые ему вверены.
(Деян. 20, 18–19): «вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами, работая Господу со всяким смиренномудрием и многи ми слезами, среди искушений». И несколько ниже (33): «Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал». (1 Сол. 2, 10): «Свидетели вы и Бог, как свято и праведно и безукоризненно поступали мы, перед вами, верующими».
Правило 71: О том, что наравне заповедано предстоятелям
Глава 1. Перечисление того, что сказано наравне об епископах и пресвитерах.
(1 Тим.3,1–2): «если кто епископства желает, доброго дела желает. Но епископ должен быть непорочен» и проч. (5,1–2): «Старца не укоряй, но увещевай, как отца; младших, как братьев; стариц, как матерей; молодых, как сестер, со всякою чистотою». (2 Тим.2,22–24): «Юношеских похотей убегай, а держись правды, веры, любви, мира со всеми призывающими Господа от чистого сердца. От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры; рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем» и проч. (3,10–11): «ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях». (Тит.1,5–6): «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал: если кто непорочен» и проч.
Глава 2. О диаконах.
(Деян.6,5–6): «избрали Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святаго, и Филиппа, и Прохора, и проч.; их поставили перед Апостолами, и (сии), помолившись, возложили на них руки». (1 Тим.3,8): «Диаконы также (должны быть) честны, не двоязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы» и проч.
Правило 72: О слушателях. Как учащиеся должны различать духовных учителей от не таковых; какие иметь к ним расположения, и как принимать их уроки
Глава 1. Слушатели, наставленные в Писании, должны испытывать что говорят учителя, и согласно с Писаниями принимать, а не согласное отметать и держащихся таковых учений еще более отвращаться.
(Мф.18,7): «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Подобно сказано о руке и ноге. (Ин. 10,1): «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник». И вскоре потом (5): «За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса». (Гал.1,8): «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». (1 Сол.5,20–22): «Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла».
Глава 2. Имеющие не много сведения в Писании за отличительный признак святых должны признавать плоды Духа, и у кого есть таковые плоды того принимать, а у кого нет, того отвращаться.
(Мф.7,15–16): «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их». (Филип.3,17): «Подражайте, братия, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеете в нас».
Глава 3. От правоучащих слову истины должно принимать оное, как от Господа, во славу самого пославшего Иисуса Христа Господа нашего.
(Мф.10,40): «Кто принимает вас, принимает Меня». (Ин.13,20): «принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает». (Лк.10,16): «Слушающий вас Меня слушает». (Гал.4,14): «но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались (им), а приняли меня, как Ангела Божия, как Христа Иисуса»
Глава 4. Не покоряющиеся посланным от Господа не их только бесчестят, но и самого Пославшего, и навлекают на себя суд тягчайший, нежели Содомляне и Гомморяне.
(Мф.10,14–15): «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому». (Лк.10,16): «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается». (1 Сол.4,8): «Итак непокорный непокорен не человеку, но Богу, Который и дал нам Духа Своего Святаго».
Глава 5. Учение заповедей Господних должно принимать как такое учение, которое доставляет нам жизнь вечную и царство небесное, и с усердием надобно оное исполнять, хотя бы казалось и трудным.
(Ин.5,24): «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь». (Деян.14,21–22): «Проповедав Евангелие сему городу и приобретя довольно учеников, они обратно проходили Листру, Иконию и Антиохию, утверждая души учеников, увещевая пребывать в вере и (поучая), что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие».
Глава 6. Обличение и выговор принимать должно как врачевство, которым истребляется немощь и восстанавливается здравие. Из чего видно, что притворяющиеся кроткими по страсти человекоугодия и не обличающие согрешивших все портят и покушаются на самую жизнь истинную.
(Мф.18,15): «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего». (1 Кор.5,4–5): «в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса Христа, предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа». (2 Кор.7,8–10): «Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению». (Тит.1,13): «По сей причине обличай их строго, дабы они были здравы в вере».
Правило 73: О живущих в супружестве
Глава 1. Мужу с женой или жене с мужем разлу чаться не должно, разве кто из них уличен в прелюбо деянии или находит препятствие благочестию.
(Мф. 5, 31–32): «Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную. А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодей ствовать; а кто женится на разведенной, тот пре любодействует». (Лк. 14, 26): «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником». (Мф. 19, 9): «Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодей ствует». (1 Кор. 7, 10–11): «А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, — если же разведется, то должна оставаться безбрач ною, или примириться с мужем своим, — и мужу не оставлять жены своей».
Глава 2. Отпустившему жену свою непозволитель но жениться на другой, и другому жениться на отпу щенной мужем.
(Мф. 19, 9): «Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной пре любодействует».
Глава 3. Муж должен любить свою жену такой же любовью, какой Христос возлюбил Церковь, предав Себя за нее, чтобы освятить ее.
(Еф. 5, 25–26): «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посред ством слова». И потом (28): «Так должны мужья лю бить своих жен, как свои тела», и прочее.
Глава 4. Жены, творя волю Божию, должны повиноваться своим мужьям, как и Церковь повинуется Христу.
(Еф. 5, 22–24): «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем». (Тит. 2, 3–5): «чтобы старицы… вра зумляли молодых любить мужей, любить детей, быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие».
Глава 5. Жены не должны наряжаться для увели чения красоты, но обязаны иметь все старания и попе чения о добрых делах, и это убранство почитает истин ным и приличным для христианок.
(1 Тим. 2, 9–10): «чтобы также и жены, в прилич ном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, укра шали себя не плетением волос, не золотом, не жемчу гом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию».
Глава 6. Женщины должны в церкви молчать, дома же заниматься беседами о благоугождении Богу.
(1 Кор. 14, 34–35): «Жены ваши в церквах да мол чат: ибо не позволено им говорить, а быть в подчи нении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви». (1 Тим. 2, 11–15): «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властво вать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием».
Правило 74: О вдовах
Глава 1. Вдова, если имеет еще телесную крепость, должна проводить жизнь в заботе и тщании, помня сказанное и засвидетельствованное Апостолам о Серне.
(Деян.9,36): «В Иоппии находилась одна ученица, именем Тавифа, что значит: «серна»; она была исполнена добрых дел и творила много милостынь». И несколько ниже (39): «и все вдовицы со слезами предстали перед ним, показывая рубашки и платья, какие делала Серна, живя с ними». (1 Тим.5,9–10): «Вдовица должна быть избираема не менее, как шестидесятилетняя, бывшая женою одного мужа, известная по добрым делам, если она воспитала детей, принимала странников, умывала ноги святым, помогала бедствующим и была усердна ко всякому доброму делу».
Глава 2. Вдовице, испытанной в перечисленных у Апостола добродетелях, и поступившей в чин действительных вдовиц, надобно пребывать в молениях и молитвах, постясь день и ночь.
(Лк.2,36–37): «была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет, вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь». (1 Тим.5,5–6): «Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах день и ночь; а сластолюбивая заживо умерла».
Правило 75: О рабах и господах
Глава 1. Рабы должны во славу Божию повиноваться господам своим по плоти со всем усердием и во всем том, чем не нарушается заповедь Божия.
(Еф.6,5–8): «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный». (1 Тим.6.1–2): «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение. Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют (им)». (Тит.2,9–10): «Рабов (увещевай) повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего, Бога».
Глава 2. Господа, памятуя об истинно Господе, чем сами пользуются от рабов, то же и для них должны делать по силам, в страхе Божием и с снисходительностью к рабам подражая Господу.
(Ин.13,3–5): «Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял (с Себя верхнюю) одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан». И ниже (13–15): «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». (Еф.6,9): «И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия».
Правило 76: О детях и родителях
Глава 1. Дети должны почитать родителей и быть им послушны во всем, что не препятствует исполнению заповеди Божией.
(Лк.2.48): «И, увидев Его, удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя». И потом (51): «И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них». (Еф.6,1–3): «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего [требует] справедливость. Почитай отца твоего и мать, это первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле».
Глава 2. Родители должны воспитывать детей в учении и наставлении Господнем с кротостью и долготерпением, и сколько зависит от них, не подавать никакого повода к гневу и скорби.
(Еф.6,4): «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем». (Кол.3,21): «Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали».
Правило 77: О девах
Глава. Девам надобно быть свободными от всякой заботы настоящего века, чтобы могли без развлечения благодарить Бога, в уме и в теле, в надежде Царства Небесного.
(Мф.19,12): «есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит». (1 Кор.7,32–35): «хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно (служили) Господу без развлечения».
Правило 78: О воинах
Глава. Воинам не позволяется обижать и клеветать.
(Лк.3,14): «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем».
Правило 79: О государях и подданных
Глава 1. Государям должно защищать постановления Божии.
(Рим.13,3–4): «Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо (начальник) есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое».
Глава 2. Высшим властям должно повиноваться во всем, что не препятствует исполнению Божиих заповедей.
(Рим.13,1–3): «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых» и проч. (Деян.5,29): «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам». (Тит.3,1): «Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям, быть готовыми на всякое доброе дело»
Правило 80: Каковы вообще, по требованию Слова Божия, должны быть христиане и предстоятели
Каковы, по требованию Божия слова, должны быть христиане.
Глава 1. Как ученики Христовы, которые сообразуются с тем единственно, что во Христе видят, или от Христа слышат.
(Мф.11,29): «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня». (Ин.13,13–15): «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же».
Глава 2. Как овцы Христовы, которые слушают единственно голоса собственного своего Пастыря, и за Ним последуют.
(Ин.10,27): «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их; и они идут за Мною». И выше (5): «За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса».
Глава 3. Как розги Христовы, которые во Христе укоренены, в Нем плодоносны, и делают и имеют все то, что Христу свойственно и Его достойно.
(Ин.15,5): «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне».
Глава 4. Как члены Христовы, которые во всяком действии заповедей Господних или дарований Святого Духа совершенны, соответственно достоинству Главы, которая есть Христос.
(1 Кор.6,15): «не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?». (Еф.4,15–16): «истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви».
Глава 5. Как невеста Христова, которая соблюдает чистоту, сообразуясь с единою волею Жениха.
(Ин.3,29): «Имеющий невесту есть жених». (2 Кор.11,2): «обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою».
Глава 6. Как Божии храмы, которые святы, чисты и наполнены единственно тем, что принадлежит к служению Богу.
(Ин.14,23): «кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим». (2 Кор.6,16): «вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить (в них); и буду их Богом, и они будут Моим народом (Лев.26,12)».
Глава 7. Как жертва Богу нескверная и беспорочная, которая во всех членах и частях сохраняет здравою богочестие.
(Рим.12,1): «умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, (для) разумного служения вашего».
Глава 8. Как чада Божии, которые преобразуются в образ Божий, по мере дарованной человеку.
(Ин.13,33): «Дети! недолго уже быть Мне с вами». (Гал.4,19): «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!».
Глава 9. Как свет в мире; почему и сами не допускают в себя греха, и приближающихся к ним просвещают в познании истины, чтобы они стали, чем должны быть, или обличились, что они такое.
(Мф.5,14): «Вы — свет мира». (Филип.2,15): «в котором вы сияете, как светила в мире».
Глава 10. Как соль в земле; почему вступающие с ними в общение обновляются духом в нетление.
(Мф.5,13): «Вы — соль земли».
Глава 11. Как слово жизни; почему мертвостию к настоящему уверяют в надежде истинной жизни.
(Филипп.2,15–16): «в котором вы сияете, как светила в мире, содержа слово жизни, к похвале моей в день Христов».
Каковы, по требованию Божия слова, должны быть те, которым вверена проповедь Евангельская.
Глава 12. Как Апостолы и служители Христовы и верные домостроители Таин Божиих, которые делом и словом неослабно исполняют единственно Господни постановления.
(Мф.10,16): «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков». (28,19): «идите, научите все народы». (1 Кор.4.1–2): «каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей таин Божиих. От домостроителей же требуется, чтобы каждый оказался верным».
Глава 13. Как проповедники Царства Небесного к сокрушению имеющего державу смерти в грехе.
(Мф.10,7): «ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное». (2 Тим.4.1–2): «заклинаю тебя пред Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и Царствие Его: проповедуй слово».
Глава 14. Как образец и правило благочестия, чтобы в последующих Господу производить во всем прямизну, а в непокоряющихся чему бы то ни было обличать уклонение.
(Филипп.3,13–16): «забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе. Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить; если же вы о чем иначе мыслите, то и это Бог вам откроет. Впрочем, до чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить». (1 Тим.4.12): «для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте». (2 Тим.2.15): «Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины».
Глава 15. Как глаз в теле, чтобы различать доброе и лукавое, и направлять членов Христовых, к чему каждый обязан.
(Мф.6,22): «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло».
Глава 16. Как пастыри овец Христовых, которые не отрекаются при времени положить за них душу, только бы сообщить им Евангелие Божие.
(Ин.10,11): «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец». (Деян.20,28): «внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа».
Глава 17. Как врачи, чтобы с великою сострадательностью, сообразно с знанием учения Господня, врачевать душевные немощи, и приводить к здравию и постоянной жизни во Христе.
(Мф.9,12): «не здоровые имеют нужду во враче, но больные». (Рим.15,1): «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать».
Глава 18. Как отцы и воспитатели собственных своих чад, с великою горячностью любви о Христе готовы передать им не только благовестие Божие, но и душу свою.
(Ин.13,33): «Дети! недолго уже быть Мне с вами». (1 Кор.4,15): «я родил вас во Христе Иисусе благовествованием». (1 Сол.2,7–8): «как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши».
Глава 19. Как Божии споспешники, всецело посвятившие себя для Церкви единственно делам достойным Бога.
(1 Кор.3,9): «мы соработники у Бога, (а) вы Божия нива, Божие строение».
Глава 20. Как насадители Божиих розг, которые не насаждают ничего чуждого виноградной лозе, то есть Христу, и ничего неплодоносящего, но со всяким рачением улучшают, что свойственно сей Лозе и плодоносно.
(Ин.15,1–2): «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода». (1 Кор.3,6): «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог».
Глава 21. Как строители храма Божия, которые приуготовляют душу каждого, чтобы сделать ее соответственною основанию Апостолов и Пророков.
(1 Кор.3,10–11): «Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на (нем); но каждый смотри, как строит. Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос». (Еф.2,19–22): «Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным (камнем), на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом».
Глава 22. Что свойственно христианину? «Вера, действующая любовью» (Гал.5,6). Что свойственно вере? Несомненная уверенность в истине богодухновенных глаголов, которая не колеблется никаким помыслом, наводит ли его естественная необходимость или прикрывается он видом благочестия. Что свойственно верному? Располагаться в таковой уверенности силою сказанного, и не отваживаться что–нибудь отринуть или прибавить. Ибо ежели «все, что не по вере, грех», как говорит Апостол (Рим.14,23), а «вера от слышания, а слышание от слова Божия» (10,17); то все, чего нет в богодухновенном Писании, будучи не от веры, «Грех есть». Что свойственно любви к Богу? — Соблюдать заповеди Его, имея целью славу Его. Что свойственно любви к ближнему? Искать не своих выгод, но выгод любимого к пользе душевной и телесной.
Что свойственно христианину? Родиться свыше в Крещении водою и Духом. Что свойственно рожденному водою? Как Христос однажды умер греху, так и он должен быть мертв и недвижим на всякий грех, но написанному: «все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть… зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху» (Рим.6,3.4.6). Что свойственно рожденному Духом? В данной мере стать таким, каков и Тот, от Кого рожден, как написано: «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух» (Ин.3,6). Что свойственно рожденному свыше? Совлечься «ветхого человека с делами его» и похотями, и облечься «в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол.3,9), согласно с сказанным: «все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал.3,27).
Что свойственно христианину? Очиститься от всякой скверны плоти и духа Кровию Христовою, творить святыню в страхе Божием и любви Христовой, не иметь «скверны или порока, или ничто от таковых», но быть святым и непорочным, и так есть тело Христово и пить кровь. «Кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (1 Кор.11,29), Что свойственно тем, которые едят хлеб, и пьют чашу Господню? — Соблюдать непрестанное памятование об Умершем за нас и Воскресшем. Что свойственно соблюдающим таковое памятование? Жить к тому не себе, но Умершему за них и Воскресшему.
Что свойственно христианину? Чтобы избыточествовала правда его во всем, паче книжников и фарисеев, по мере учения, преподанного в Евангелии Господнем.
Что свойственно христианину? Любить друг друга, как и Христос возлюбил нас.
Что свойственно христианину? «Предзреть пред собою Господа» во всем.
Что свойственно христианину? Каждый день и час бодрствовать и при совершенном благоугождении Богу быть готовым, зная, что Господь придет в час, который он не чает.
О душе
Пер. свящ. Андрея Зуевского. Оп.: Богословский вестник МДАиС, №4, 20004. Опущены предисловие и примечания. Текст напечатан параллельно с греческим, поэтому страницы — только нечётные. Номер страницы после текста на ней.
Бога дыханье душа, и все–таки терпит смешение,
Неборожденная, с перстью; светильник, сокрытый в пещере, —
Все жё нетленна она и божественна, ибо не может
Образ Великого Бога бесследно навек раствориться,
Словно она ползучая тварь иль скот неразумный, —
Хоть и пытается грех бессмертную смертной соделать.
Также палящий огонь — не ее естество (ведь не может
Быть истязатель для жертвы своей источником жизни),
И не изменчивый воздух, что вдохом и выдохом движим;
Также она не крови поток, пробегающий плотью,
И не гармония членов телесных, в единство сведенных, Ибо различной природы бессмертная форма и тело.
Чем же тогда превзойдут добродетельные наихудших,
Если они от смешенья стихий прекрасны иль плохи?
И почему лишены бессловесные умной природы,
Если их смертная плоть пребывает в гармонии с формой,
А гармоничное все быть лучшим должно, коль им верить?
— 77 Так рассуждают, считая лишь то основанием жизни,
При удаленье чего и души тела оставляют.
Не назовешь же ты пищу причиною жизни, а смертный
Жить без нее не способен, поскольку в ней крепость и сила.
Я и другое учение знаю, хотя не приемлю:
Ибо душа, пребывая на всех разделенной и общей,
В воздухе вряд ли блуждает. Ведь если б так было, то душу
Все б выдыхали одну и вдыхали, и каждый, кто дышит,
Находился б в других, согласуясь с природой воздушной,
Что разлита то в одном, то другом. Ну, а если блуждает, —
Что от нее, а что от утробы для жизни я принял,
Если я был к бытию извне привлечен породившей?
Если же ты полагаешь, что многих она породила,
Душ поглощенных лишь большим числом ты ее награждаешь.
И не ученье разумных, а книжная шалость пустая,
Будто душе суждено менять тела постоянно
Жизням согласно своим предыдущим — плохим иль хорошим:
Иль в наказанье за грех, иль в некую честь по заслугам.
Душу в одежды они то оденут, как некого мужа,
То непристойно разденут. С великим усильем вращают
Тщетно они колесо Иксионово, делая душу
Зверем, растением, смертным, псом, рыбою, птицей, змеёю.
Часто и дважды одним, коль будет вращенью угодно.
Где же конец? Никогда не видал я разумного зверя,
Иль говорящего терна. Ворона ведь каркает вечно,
А по соленому морю плывет бессловесная рыба,
Если же скажут, что, мол, душа в заключенье претерпит
Кару, то с ними не стоит и спорить. Ведь если без плоти, —
Странно. А с плотью — кого огню предадите из многих?
Но непонятней другое: ведь если с иными телами
Соединил ты меня и сведущим сделал во многом,
Как от ума моего ускользает одно лишь: кто прежде
Кожей мне был, кто потом, и в скольких я умер? Но ясно,
Уз налагатёль не душами вовсе богат, а мешками.
— 79 Или от долгих скитаний мной прежние жизни забыты?
Выслушай наше теперь о душе совершенное слово.
Здесь уже песню мою постараюсь немного украсить.
Было так: высочайшее Слово ума утвердило Мир, дотоле не сущий, умом Отца вдохновляясь.
Молвило, и совершилось по воле Его. И как только
Мир упорядочен был, став сушей, небом и морем,
Нужен стал созерцатель Премудрости — матери сущих,
Богобоязненный царь творенья; тут молвило Слово:
«Небо пространное полно служителей чистых, бессмертное,
Неповрежденных умов, добродетельных ангелов верных,
Гимны приснопоющих Моей нескончаемой славе;
Землю же лишь неразумные твари собой украшают.
Род, в ком и то, и другое теперь сотворить Мне угодно,
Мудрого мужа, стоящего между бессмертных и смертных,
Да насладится делами Моими. Да будет он Неба
Мудрый таинник, великий земли повелитель и новый
Ангел из персти, свидетель ума Моего и величья!
Так изрекает и, взяв новосозданной толику персти
Вечноживыми руками, творит человеческий образ.
И уделяя от жизни Своей, в него посылает
Духа, что есть Божества невидимого ответвленье.
Так из персти земной и дыханья был создан я, смертный —
Образ Бессмертного; ибо царит над обоими разум. Вот почему, как земля, я связан со здешнею жизнью,
К тамошней сердцем влекусь как причастник божественйой доли.
Первородный так был сопряжен человек, а позднее
Тело от плотей рождалось, душа же путем неисследным
В перстный состав проникала, как — знает один лишь Создатель,
Душу вдохнувший вначале, с землей обручивший Свой образ.
Разве что кто–нибудь смело (но, впрочем, следуя многим)
В помощь моим речам, объясненье предложит такое:
— 81 Так же, как тело, что слеплено было вначале из персти,
После же стало потоком людским, бесконечным ветвленьем
Тварного корня, всех нас заключившим поочередно,
Так вдохновенная Богом душа с той поры и поныне,
Вновь зарождаясь из первоначального семени, входит
В каждый состав человека, но, распределяясь меж многих,
В смертных телах сохраняет всегда неизменным свой образ.
С ним получает в удел и господство ума.Но — как в малых
Сильное флейтах дыханье звучит некрасиво и слабо,
Хоть и искусен флейтист, когда же он в руки получит
Флейты большие, они изливают прекрасные звуки —
Так и душа, в немощных немощная составах, а в крепких
Светится ярко и силу ума в полноте раскрывает.
Сын же бессмертный когда сотворил Своего человека,
Чтобы он новую славу обрел, и, землю оставив,
К Богу как бог в последние дни совершил восхожденье,
То ни свободным всецело, ни полностью связанным создал;
Дав природе его закон, начертав добродетель
В сердце, его поселил в цветущем урочище райском,
Равнопреклонным создав, что выберет он ожидая;
Тот был наг и не ведал еще ни греха, ни коварства.
Рай же — небесная жизнь, как мне представляется.
В нем–то И поселяется он, исполнитель Божьих заветов.
Лишь от единого древа, что было других совершенней
И содержало в себе добра и зла различенье
Полное, Бог удержал человека. Но полное знанье —
Лишь преуспевшим во благо, тогда как неопытным вредно,
Так и взрослая пища всегда тяжела для младенцев.
Тот же, мужеубийцы завистливого ухищреньям
И уговорам женой изреченного слова поддавшись,
Сладостного плода до срока вкусил безрассудно,
И облачился в дебелую плоть, в одежды из кожи,
Тенью подпав (поскольку Христос грех смертью умерил).
Так человек возвратился на землю, откуда был родом,
— 83 Долю жизни претрудной приняв. А священное древо
Ревностью огненной Бог охраняет с тех пор непрестанно;
Чтобы какой–нибудь новый Адам, как и прежний, до срока
Внутрь не вошел, и плода пожирающей сласти не минув,
Будучи злым, не вкусил бы от дерева жизни. И так же,
Как мореход, увлеченный ненастьем, уходит от цели,
После же, иль дуновению легкому парус доверив,
Или на веслах с трудом на путь возвращается прежний,
Мы, в бесконечную даль отойдя от Великого Бога,
Вновь не без многих трудов вожделенный поход совершаем.
Вот какая пришла, посеяна перворожденным,
К людям беда, и на ней возрос погибельный колос.
О подвижничестве
Текст печатается по изданию: «Творения иже во святых отца нашего Василия Великаго, архиепископа Кесарии Каппадокийския». Новый исправленный перевод Московской Духовной Академии. СПб., 1911. Т. 2.
О суде Божием
По милосердию и человеколюбию благого Бога, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, по действию Святаго Духа избавленный от языческого заблуждения, от предков унаследованного, издавна с самого начала воспитанный христианскими родителями, от них с детства изучал я и священные письмена, ведущие меня к познанию истины. Когда же стал я мужем, тогда, предпринимая частые путешествия и, как естественно, знакомясь с очень многим, в других искусствах и науках заметил великое согласие у людей, тщательно занимающихся тем или другим; в одной только Церкви Божией, за которую Христос умер и на которую обильно излил Духа Святаго, видел я у многих великое и чрезвычайное разногласие как между собою, так и с Божественными Писаниями; и что всего ужаснее, сами предстоятели Церквей настолько разногласят между собою в убеждениях и мнениях, допускают столько противного заповедям Господа нашего Иисуса Христа, так безжалостно раздирают Церковь Божию, так нещадно возмущают стадо Его, что если когда, то именно теперь, с появлением аномеев, исполняется на них сказанное: от вас самех востанут мужие глаголющии развращеная, еже отторгати ученики вслед себе (Деян. 20, 30).
Видя сие и подобное сему, притом недоумевая, какая причина такого зла и откуда она, сначала жил я как бы в глубокой тьме или как на весах колебался то туда, то сюда, потому что всякий по–своему то привлекал меня к себе по причине долговременного обращения с людьми, то отталкивал от себя по причине, дознаваемой из Божественных Писаний истины. Когда же долгое время находился я в таком состоянии и доискивался причины, о которой упомянул, пришла мне на память Книга Судей, которая повествует, что кийждо, еже право пред очима его, творяше, а вместе с тем объясняет и причину сего, сказав наперед: В тыя же дни не бяше царя во Израили (Суд. 17, 6). Припомнив же это, и о настоящем я подумал то, что страшно, может быть, и странно выговорить, но должно признать весьма справедливым, а именно: не вследствие ли отступления от единого и великого, истинного и единственного Царя всяческих и Бога и ныне происходит такое разногласие и распря между членами Церкви, когда каждый отступает от учения Господа нашего Иисуса Христа, самовольно защищает какие–то собственные суждения и определения и хочет лучше начальствовать вопреки Господу, нежели быть под начальством у Господа? Рассудив так и ужаснувшись крайней степени нечестия, я, продолжая свое исследование, и из житейских дел одинаково убедился в том, что вышесказанная причина истинна. Я увидел, что всякое благочиние и согласие между многими до тех пор держатся с успехом, пока сохраняется общая всех благопокорность одному какому–нибудь начальнику, а всякое разногласие и раздор, а также многоначалие бывают следствием безначалия. Видел я иногда, что и рой пчел по закону природы имеет у себя вождя и чинно следует за собственным царем. Подобного сему много видел я, много и слышал, но еще более моего знают занимавшиеся этим, так что и из этого обнаруживается истина сказанного. Ибо если тем, которые внимают одному мановению и имеют одного царя, свойственны благочиние и согласие, то всякое разногласие и раздор — признак безначалия. На том же основании и встречаемое у нас такое разногласие как с заповедями Господними, так и в отношении друг к другу может служить уликой или в отступлении от истинного Царя, по сказанному: точию держай ныне дондеже от среды будет (2 Фес. 2, 7) (В русском переводе: Пока не будет взят от среды удерживающий теперь (2 Фес. 2, 7). — Ред.), или в отречении от Него, по сказанному: Рече безумен в сердце своем: несть Бог, к чему, как некоторый признак или доказательство, присовокуплено: Растлеша и омерзишася в начинаниих (Пс. 13, 1).
Итак, здесь слово показало, что как бы признаком подобного нечестия, тайно гнездящегося в душе, бывают явно обнаруживающиеся пороки. И блаженный апостол Павел, чтобы людей, не погубивших сердца, тем сильнее привести в страх судов Божиих, утверждает, что именно на это (пороки) вместо наказания осуждаются вознерадевшие об истинном боговедении. Ибо что говорит? И якоже не искусиша имети Бога в разуме, предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная, исполненных всякия неправды, лукавства, лихоимания, злобы, исполненных зависти и прочего (Рим. 1, 28–29). И думаю, что Апостол не от себя выдумал этот суд, потому что имел в себе глаголющего Христа, но наведен на мысль тем Его изречением, в котором говорит, что сего ради в притчах глаголет народу, да не разумеют Божественных тайн Евангелия, потому что сами наперед очи свои смежиша, и ушима тяжко слышат, и отолсте неразумное сердце их (Мф. 13, 13, 15). Таким образом, в виде наказания страдают слепотою в важнейшем те, которые еще прежде омрачились, произвольно ослепив свое душевное око. Сему–то страшась подвергнуться, Давид говорил: просвети очи мои, да не когда усну в смерть (Пс. 12, 4). Из сего и подобного сему выводил я то ясное заключение, что вообще порочность страстей происходит от незнания Бога или от знания неправого; собственно же разногласие многих между собою бывает оттого, что сами себя делаем недостойными Господня над нами попечения.
К рассмотрению же таковой жизни если и хотел я иногда приступить, то не мог измерить великости подобного бесчувствия, или неразумия, или безумия, или по чрезмерности порока, или и сказать не умею почему. Ибо если находим, что и у бессловесных взаимное между ними согласие так хорошо поддерживается их благопокорностью вождю, то что скажем мы, находящиеся и в таком раздоре между собою и в таком несогласии с заповедями Господними? Как не подумаем, что все сие ныне предлагается всеблагим Богом в наше научение и назидание, а в великий и страшный День Суда обращено будет в посрамление и осуждение непокорных Тем, Кто сказал уже и всегда говорит: Позна вол стяжавшаго, и осел ясли господина своего; Израиль же Мене не позна, и людие Мои не разумеша (Ис. 1, 3) и многое другое сему подобное? А то, о чем говорит Апостол? Аще страждет един уд, с ним страждут вси уди; аще славится един уд, с ним радуются вси уди (1 Кор. 12, 26) и еще: да не будет распри в телеси, но да тожде в себе пекутся уди (25), очевидно движимые одною обитающею в них душою, — для чего так устроено? Для того, думаю, чтобы подобный порядок и благочиние еще более сохранялись в Церкви Божией, которой сказано: Вы же есте тело Христово, и уди от части (1 Кор. 12, 27), потому, конечно, что в ней содержит и сочетавает каждый член в единомыслии с другим единая и истинно единственная Глава, которая есть Христос. А если у кого не соблюдается единомыслие, не оберегается союз мира, не сохраняется кротость в духе, находятся же разделение, распря и зависть, то очень дерзко было бы назвать таковых членами Христовыми или сказать, что они под управлением Христовым, но в простоте сердца смело можно утверждать, что там владычествует и царствует мудрование плотское, по изречению Апостола, который в одном месте говорит определенно: емуже представляете себе рабы в послушание, раби есте, егоже послушаете (Рим. 6, 16), а в другом ясно перечисляет свойства такового мудрования, когда говорит: Идеже бо в вас зависти и рвения и распри, не плотстии ли есте? (1 Кор. 3, 3); и вместе положительно учит, что конец их тягостен и что у них нет ничего общего с богочестием, именно, говоря: мудрование плотское вражда на Бога; закону бо Божию не покаряется, ниже бо может (Рим. 8, 7), ибо говорит Господь: Никтоже может двема господинома работати (Мф. 6, 24).
Потом поелику Сам Единородный Сын Божий, Господь и Бог наш Иисус Христос, Которым все приведено в бытие, вопиет: снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Ин. 6, 38), и: о Себе ничесоже творю (Ин. 8, 28), и: Я заповедь принял, что реку и что возглаголю (Ин. 12, 49) и поелику Дух Святый, хотя и разделяет великие и чудесные дарования и все во всех действует, однако же ничего не глаголет от Себя, но елика аще услышит от Господа, то и глаголет (Ин. 16, 13), то не тем ли паче необходимо всей Церкви Божией тщательно блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4, 3), исполнять сказанное в Деяниях: Народу же веровавшему бе сердце и душа едина (Деян. 4, 32), то есть когда никто не следовал собственной воле, но все в едином Святом Духе сообща искали воли единого Господа Иисуса Христа, сказавшего: снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца, Которому и говорит: не о сих же молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя, да вси едино будут (Ин. 17, 20–21)? Из сих и многих других, умалчиваемых мною, мест, ясно и беспрекословно уверившись, что для всей совокупно Церкви Божией необходимо согласие по воле Христовой в Духе Святом, опасна же и пагубна во взаимном раздоре непокорность Богу, ибо сказано, что не покоряющийся Сыну не узрит живота, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3, 36), почел я приличным исследовать и то, какие грехи могут иметь извинение у Бога? В чем и сколько раз согрешив, человек делается повинным осуждению в непокорности?
Итак, взяв Божественные Писания, в Ветхом и Новом Завете нахожу, что непокорность Богу ясно поставляется не во множестве и не в важности грехов, но в одном преступлении какого бы то ни было повеления и что за всякое преступление суд Божий равен.
В Ветхом Завете читаю страшный этот конец Ахара (Нав. 7) или историю о собиравшем дрова в субботу (Чис. 15, 32–36), из которых тот и другой никогда в другое время не оказываются вовсе ни против Бога грешившими, ни людей обижавшими во многом или в малом. Но один из них за однократное и первое собирание дров несет неизбежное наказание, не находя и места покаянию, ибо тотчас по Божию повелению всенародно побивается камнями. А другой за то единственно, что взял нечто от клятвы (Нав. 7, 11), не внесенное еще в сонмище (Сонмище — собрание людей или место, где они собираются.), не принятое теми, которые поставлены были над подобными вещами, сделался причиною погибели не только себе, но и жене, и детям, и самой даже куще (Куща — палатка, шатер.) со всею собственностью. Зло греха, подобно огню, готово уже было истребить и весь народ, который притом и не знал случившегося и не был в участии с согрешившим, если бы вскоре вследствие того, что пали убитыми мужи (Нав. 7, 5), народ, ощутив гнев Божий, не пришел в сокрушение, а сам Иисус Навин со старцами не пал на землю, посыпав главу перстию, и затем виновный, открытый жребием, не понес сказанной выше казни.
Иной скажет, может быть, что людей сих справедливо можно подозревать и в других грехах, из–за которых они уличены и в грехах поименованных, Святое же Писание упомянуло только о последних, о более тяжких и достойных смерти. Но если таковой и будет крайне смел на то, чтобы одно прибавлять в Писании, а другое убавлять, то неужели обвинит во множестве грехов и Мариам, сестру Моисееву, добродетель которой, думаю, всякому из верных небезызвестна? Поелику она сказала нечто против Моисея в осуждение его, и притом сказала правду, потому что пишется: жену себе поя ефиопляныню (Чис. 12, 1), то испытала на себе такой гнев Божий, что и по ходатайству самого Моисея не отменено ей наказание за грех. А когда вижу, что сам Моисей, раб Божий, столь великий муж, удостоившийся от Бога такой высокой чести, о котором Сам Бог многократно свидетельствовал, так что он сподобился услышать: вем тя паче всех, и обрел еси благодать предо Мною (Исх. 33, 17), — когда вижу, что и он при воде пререкания не за что–либо иное, а за то единственно, что ропщущему на недостаток воды народу сказал: еда из камени сего изведем вам воду? (Чис. 20, 10), за это одно тотчас услышал угрозу, что не войдет в обетованную землю, которая тогда была для иудеев главным из обетований; когда вижу, что он молится и не получает прощения; когда вижу, что и ради таких заслуг не удостаивается никакого извинения за краткое сие изречение, тогда действительно усматриваю, по слову Апостола, непощадение Божие (Рим. 11, 22), действительно уверяюсь в истине сказанного: аще праведник едва спасется, нечестивый и грешный где явится? (1 Пет. 4, 18).
И что говорю сие? Когда слышу тот страшный Божий приговор, который объявляется человеку, по неведению преступившему одну только заповедь, не знаю, как в должной мере убояться величия гнева. Ибо написано: И душа яже аще согрешит, и сотворит едину от всех заповедий Господних, ихже не леть есть творити, и не уведе, и согрешит, и приимет грех свой, и да принесет овна непорочна от овец, ценою сребра греха ради, к жерцу, и да помолится о нем жрец, о неведении его, егоже не веде, и сам не ведяше, и оставится ему; согреши бо согрешением пред Господем (Лев. 5, 17–19). Если же так неумолим суд за грехи по неведению, и необходима жертва для очищения, которую, как засвидетельствовано, приносил за сыновей даже праведный Иов, что сказать о согрешающих в ведении или о тех, которые подобных людей оставляют в покое?
И чтобы не подумали, будто бы по вероятным только догадкам делаю заключение о гневе Божием на сих людей, нужно опять вспомнить богодухновенное Писание, которое в настоящем случае и одной историей достаточно изображает суд над таковыми. Сказано: Сынове Илии жерца, сынове погибельнии (1 Цар. 2, 12). Поелику же отец не строго наказывал таковых сыновей, сие подвигнуло долготерпение Божие на такой гнев, что, когда восстали иноплеменники, сыновья эти были убиты в один день на войне, весь народ побежден, много людей пало, и с ковчегом святого Божия завета случилось то, чего прежде никогда не слыхали: тот ковчег, к которому прикасаться израильтянам не позволялось, даже и священникам позволено было не всем и не всегда, и который могло вмещать в себя не всякое без разбора место, сей самый ковчег нечестивыми руками переносим был туда и сюда и поставляем был не во Святом, а в храмах идольских, причем можно себе представить, сколько было от иноплеменников посмеяния и посрамления и самому имени Божию!
Сверх того, как написано, и сам Илий потерпел самую жалкую кончину, выслушав угрозу, что даже и потомство его будет лишено священнического сана, что и сбылось. Вот что случилось с народом! Вот что за беззакония детей потерпел отец, который, впрочем, в собственной своей жизни ни в чем никогда не был обвинен, да и сыновей своих не оставлял в покое, но много увещевал их, чтобы они не продолжали подобных дел, говоря: Ни, чада, ни, не благ слух, егоже аз слышу о вас (1 Цар. 2, 24)! Даже в более сильных выражениях доказывая великость греха, представлял им более страшную опасность, ибо говорил: Аще согрешая согрешит муж мужеви, помолятся о нем ко Господу; аще же Богу согрешит, кто помолится о нем (25)? Впрочем, поелику, как сказал я, не показал надлежащей ревности против сыновей, то и случилось описанное выше.
Весьма много нахожу в Ветхом Завете подобных судов над всяким преслушанием, но, когда обращаюсь к Новому Завету, где Господь наш Иисус Христос не освобождает от наказания даже грехов по неведению, а против грехов ведомых еще сильнее выражает угрозу, говоря: Той же раб ведевый волю господина своего, и не уготовав себе, ни сотворив по воли его, биен будет много; неведевый же, сотворив же достойная ранам, биен будет мало (Лк. 12, 47–48); когда нахожу подобные приговоры Самого Единородного Сына Божия, вижу негодование святых Апостолов на согрешающих, вижу, что такие и столь великие бедствия согрешивших в чем–нибудь одном не меньше описанных в Ветхом Завете, но еще и больше, тогда познаю всю строгость суда. Ибо емуже предаша множайше, множайше истяжут от него (Лк. 12, 48). Вот что говорит и блаженный Павел, показывая вместе и достоинство звания, и негодование на всякий грех: Оружия бо воинства нашего не плотская, но сильна Богом на разорение твердем: помышления низлагающе и всяко возношение взимающееся на разум Божий, и пленяюще всяк разум в послушание Христово, и даже не сие только но и в готовности имуще отмстити всяко преслушание (2 Кор. 10, 4–6).
Из сего тщательнее вникнувший в каждое слово точнее может узнать намерение Божественного Писания, то есть, что оно не дозволяет нам, чтобы душа каждого из нас, будучи поползновенна ко греху, вводила себя в заблуждение какими–то обманчивыми мнениями, думая, что иные грехи наказываются, а иные оставляются без наказания. Но что говорит Павел? Помышления низлагающе и всяко возношение взимающееся на разум Божий, так что всякий грех, по причине презрения к Божию повелению, называется возношением, взимающимся на разум Божий, что яснее выражается в Книге Числ. Ибо когда Бог, исчислив непроизвольные грехи и установив за них жертвы, восхотел уже дать народу надлежащие законы касательно грехов произвольных, тогда начинает так: И душа яже сотворит рукою гордости (рукою же гордости называет дерзость согрешающих произвольно, что Апостол именует возношением, взимающимся на разум Божий), итак, говорит, душа яже сотворит рукою гордости от туземец, или от пришельцев, Бога сия разгневает, и потребится душа та от людий своих, яко слово Господне презре и заповеди Его разсыпа, сотрением да сотрется душа та; и грех ея на ней (Чис. 15, 30–31).
Здесь должно заметить то, что, если не сотрется сотрением душа та, грех ея не на ней только, но и на тех, которые не показали благой ревности, как во многих местах о том писано и как многократно бывало. И чтобы из меньшего научиться нам страху в большем, посмотрим, как во Второзаконии гневается (Бог) на преслушавших священника или судию. Ибо говорит: И человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца предстоящаго служити во имя Господа Бога твоего, или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той, и да измеши злое от Израиля; и вси людие услышавше убоятся, и не будут нечествовати ктому (Втор. 17, 12–13). И сие надобно иметь ввиду, чтобы человек, в должной мере впечатлительный, поражался большим ужасом.
Потом Апостол говорит: и пленяюще всяк разум в послушание Христово, — всяк разум, а не тот или другой; и в готовности имуще отмстити, — и здесь опять не то или другое, но всяко преслушание. Следовательно, обманывает нас эта злейшая привычка, следовательно, причиною великих бед служит для нас это превратное человеческое предание, которое одних грехов отвращается, а другие допускает равнодушно; на иные, как, например, на убийство, прелюбодеяние и тому подобные грехи, представляется сильно негодующим, а иные, как, например, гнев, злословие, пьянство, любостяжание и другие тому подобные, не почитает достойными и простого выговора, между тем как на сии последние во Христе глаголющий Павел и в другом месте произнес тот же приговор, сказав, что таковая творящии достойни смерти суть (Рим. 1, 32). А где всяко возношение взимающееся на разум Божий низлагается, и всяк разум пленяется в послушание Христово, и всякое преслушание равно наказуется, там ничто не оставляется неочищенным, ничто не остается вне послушания Христова. Ибо апостол Павел показал, что всякое преслушание есть вообще величайшее нечестие, сказав следующее: Иже в законе хвалишися, преступлением закона Бога безчествуеши (Рим. 2, 23).
Но не одни ли это слова, а не дела? Итак, вот: в Коринфе имевший жену отцову и ни в чем другом кроме сего не обвиненный не только сам предается сатане во измождение плоти (1 Кор. 5, 5), пока не загладит прегрешения достойными плодами покаяния, но и вся вместе Церковь за то, что не наказала за грех, подвергается тем же обвинениям: Что хощете? с палицею ли прииду к вам? (1 Кор. 4, 21) и вскоре потом: И вы разгордесте, и не паче плакасте, да измется от среды вас содеявый дело сие (5, 2).
А Анания, упоминаемый в Деяниях (Деян. 5), какое другое злое дело совершил, кроме описанного там? За что же оказывается достойным такого гнева? Продав собственное имение, принес он деньги и положил к ногам Апостолов, утаив несколько от цены, и за сие в тот же час вместе с женою наказывается смертию, не удостоившись выслушать слов о покаянии во грехе, не имея времени прийти о нем в сокрушение, не получив отсрочки на покаяние.
А исполнитель сего страшного суда, служитель такого гнева Божия на согрешившего, блаженный Петр, который был предпочтен всем ученикам, который один более других был отличаем и ублажаем, которому вверены ключи Царства Небесного, когда слышит от Господа: аще не умыю тебе, не имаши части со Мною (Ин. 13, 8), какого, даже и каменного, сердца не убедит страшиться и трепетать судов Божиих? И это слышит тот, кто не показал и вида греха и презрения, напротив того, воздал самую высокую честь Господу и показал почтительность, свойственную рабу и ученику. Ибо видя, что его и общий всех Бог и Господь, и Царь, и Владыка, и Учитель, и Спаситель, и все вместе, препоясывается полотенцем, подобно служителю, и хочет омывать ноги его, тотчас, как бы пришедши в сознание своего недостоинства и пораженный достоинством Приходящего, воскликнул: Господи, Ты ли мои умыеши нозе? и еще: не умыеши ногу моею во веки (Ин. 13, 6, 8). И за сие слышит такую угрозу, что если бы, сознав опять истину слов Господних, не ускорил исправить прекословия послушанием, то к уврачеванию настоящей его непокорности было бы недостаточно всего предшествовавшего и собственных его заслуг, и Господних ублажений, даров и обетований, и самого откровения о толиком благоволении Бога и Отца к Единородному Сыну.
Но если пожелаю собрать все, что нахожу в Ветхом и Новом Завете, то скоро не достанет у меня времени, чтобы пересказать это. Когда уже перехожу к самым изречениям Господа нашего Иисуса Христа в Евангелии, к глаголам Того, Кто будет судить живых и мертвых, к глаголам, которые для верующих достовернее всякой истории и всякого другого доказательства, то познаю из них великую, так скажу, необходимость благопокорности во всем Богу, но совсем не вижу, чтобы в каком–либо случае оставалось извинение не раскаивающимся в непокорности, если только при столь открытых, ясных и решительных изречениях позволительно отважиться хотя помыслить о чем другом. Ибо говорит: Небо и земля мимоидет, словеса же Моя не мимоидут (Мф. 24, 35). Нет здесь различия, нет разделения, вовсе никакого не сделано исключения. Не сказал: те или другие слова, но словеса Моя, то есть все в совокупности, не мимоидут. Ибо написано: Верен Господь во всех словесех Своих (Пс. 144, 13), запрещает ли что или повелевает, обещает ли или угрожает как за соделание запрещенного, так и за опущение предписанного.
А что наравне с соделанием зла наказывает и опущение добрых дел, душе, не вовсе недугующей неверием, достаточное в том доказательство и удостоверение упомянутый выше суд над Петром, который не что–либо запрещенное сделал и не заповедь какую–либо не исполнил, чем обличилось бы нерадение или презрение не исполнившего, а только из благоговения не соглашаясь принять услугу и честь от Владыки, услышал такую угрозу, которой не избежал бы, если бы, как сказано выше, не предупредил гнева скоростью и ревностью в исправлении. По крайней мере, поелику благий и милосердый Бог, будучи к нам долготерпелив, благоволил одно и то же показать нам многократно и во многих примерах, чтобы душа, возбуждаемая и поражаемая многими и непрестанными вразумлениями, хотя со временем могла избавиться от долговременного навыка к беззаконию, в настоящем случае нужно упомянуть только сказанное о тех, которые в великий и страшный День Суда станут ошуюю Господа нашего Иисуса Христа. О них Приявший от Отца всю власть суда, Пришедший во свете привести тайная тмы и объявить советы сердечныя (1 Кор. 4, 5) сказал: идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф. 25, 41) и присовокупил причину, говоря: не потому, что вы убивали, или блудили, или лгали, или кого–нибудь обижали, или делали что иное из запрещенного, хотя бы и маловажное. Но почему? Потому что не радели о добрых делах. Взалкахся бо, — говорит, — и не дасте Ми ясти; возжадахся, и не напоисте Мене; странен бех, и не введосте Мене; наг, и не одеясте Мене; болен и в темнице, и не посетисте Мене (Мф. 25, 42–43).
По благодати благого Бога, хотящего всем человеком спастися и в разум истины приити (1 Тим. 2, 4) и учащего человека разуму (Пс. 93, 10), познав сие и подобное сему из богодухновенных Писаний, постигнув ужаснейшую причину такового разногласия многих и друг с другом, и с заповедями Господа нашего Иисуса Христа, наставленный о страшном оном суде за такое беззаконие, наученный и тому, что всякое преслушание всякого Божия суда равно наказывается, и еще познав страшный оный суд над теми, которые хотя не грешили, однако ж подпали гневу, потому что не показали доброй ревности против грешивших, хотя часто и не сознавали сего греха, почел я за нужное, хотя и поздно (потому что всегда ожидал подъявших этот самый подвиг благочестия и не полагался на себя одного), впрочем, может быть, и не безвременно, собрав из богодухновенных Писаний и что не угодно Богу, и чем Он благоугождается, предложить сие ныне по мере сил и по общему желанию в напоминание подвизающимся подвигом богочестия, чтобы нам по благодати Господа нашего Иисуса Христа и по научению Святаго Духа, отстав от навыка творить собственную волю и соблюдать предания человеческие, сообразуясь же с благовестием блаженнаго Бога Иисуса Христа Господа нашего, в настоящее время пожив благоугодно Ему (1 Тим. 1, 11) усильным удалением от запрещенного и ревностным попечением о похвальном, в будущем веке удостоиться бессмертия, избежать гнева, грядущего на сынов противления (Кол. 3, 6), удостоиться оказаться достойными вечной жизни и Небесного Царствия, обетованного Господом нашим Иисусом Христом всем хранящим завет Его и помнящим заповеди Его творити я (Пс. 102, 18). Помня же, что Апостол сказал: О Христе Иисусе ни обрезание что может, ни необрезание, но вера любовию поспешествуема (Гал. 5, 6), за приличное и вместе за нужное почел я изложить сперва здравую веру и благочестивое учение об Отце и Сыне и Святом Духе, а к сему присовокупить и нравственные правила.
О вере
По благодати благого Бога, узнав достойное любви к Богу о Христе требование вашего благоговения, которым домогались вы у меня письменного исповедания благочестивой веры, хотя сперва, сознавая свое смирение и немощь, медлил я ответом, однако ж как скоро вспомнил Апостола, сказавшего: терпяще друг другу любовию (Еф. 4, 2) и еще: сердцем бо веруется в правду, усты же исповедуется во спасение (Рим. 10, 10), почел не безопасным как отказать вам, так и предать молчанию спасительное исповедание, имея, по написанному, надеяние Христом к Богу, не яко довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога, Иже тогда их, а ныне — и это ради вас — и нас, удоволи служители быти Нову Завету, не письмени, но духу (2 Кор. 3, 4–6).
Верному же служителю, как, без сомнения, сами знаете, свойственно все то, что вверено ему благим Владыкою на благоустроение сослужителей, сохранять для них без обмана и лжи. Потому и я чему научился из богодухновенного Писания, то в угождение Богу обязан предложить вам к общей пользе. Ибо если Сам Господь, о Немже благоволи Отец (Мф. 3, 17), в Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2, 3), приявший от Отца всякую власть и весь суд, говорит: заповедь даде Мне, что реку и что возглаголю и еще: яже убо Аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю (Ин. 12, 49–50) и если Дух Святый не от Себе глаголет, но елика аще услышит от Него, сие глаголет (Ин. 16, 13), то кольми паче нам благочестиво и вместе безопасно так думать и делать во имя Господа нашего Иисуса Христа.
Пока надлежало бороться с возникавшими по временам ересями, следуя предшественникам, почитал я приличным, смотря по различию посеваемого диаволом нечестия, останавливать или низлагать распространяемые хулы опровержениями и употреблял, как вынуждала к тому потребность недугующих, те и другие изречения, часто и такие, которых нет в Писании, но которые, впрочем, не чужды благочестивому смыслу Писания, потому что и Апостол не отказывался для собственной своей цели употреблять нередко и языческие изречения. А теперь почел я сообразным с общею моею и вашею целью требование вашей во Христе любви исполнить в простоте здравой веры, говоря то одно, чему научен богодухновенным Писанием, как остерегаясь тех имен и изречений, которые не находятся буквально в Божественном Писании, хотя и сохраняют мысль, содержащуюся в Писании, так и от слов, которые будучи не употребительны в Писании буквально, подают еще нам и странную мысль и которых нельзя найти в проповеди святых, совершенно отказываясь, как от странных и чуждых благочестивой вере.
Вера есть несомненное согласие на то, что выслушано с удостоверением в истине проповеданного по благости Божией; такую веру показал Авраам, о котором засвидетельствовано, что не усумнеся неверованием, но возможе верою, дав славу Богови и известен быв, яко, еже обеща, силен есть и сотворити (Рим. 4, 20–21). Если же верен Господь во всех словесех Своих (Пс. 144, 13), верны вся заповеди Его, утвержены в век века, сотворены во истине и правоте (Пс. 110, 7–8), то отметать что–нибудь из написанного или вводить что–нибудь из ненаписанного есть явное отпадение от веры и изобличение своей гордости, потому что Господь наш Иисус Христос сказал: Овцы Моя гласа Моего слушают и прежде сего сказал: По чуждем же не идут, но бежат от него, яко не знают чуждаго гласа (Ин. 10, 27, 5) и Апостол строго запрещает прибавлять или убавлять что–нибудь в богодухновенных Писаниях, представляя пример, взятый из человеческих обычаев, когда говорит: обаче человеческаго предутвержденна завета никтоже отметает или приповелевает (Гал. 3, 15).
Посему решился я как всегда, так и теперь избегать всякого речения и понятия, чуждого учению Господню, потому что, как выше заметил, цель, мне и вам теперь предлежащая, во многом различна от тех предметов рассуждения, которые заставляли меня писать или говорить иногда так, а иногда иначе. Ибо тогда занимало меня обличение ереси и опровержение диавольского ухищрения, а теперь предполагается исповедание и простое изъяснение здравой веры. Поэтому не приличен мне теперь и прежний образ речи. Как человек не одни и те же снаряды взял бы в руки, идя воевать и идя возделывать землю (ибо иные снаряды у тех, которые в безопасности трудятся для своего пропитания, и иные вооружения у тех, которые готовятся к битве), так не одно и то же могут говорить и тот, кто увещевает здравым учением, и тот, кто обличает противоречащих. Ибо иной род речи обличительной и иной род речи увещательной. Инакова простота в мире исповедующих благочестие, инаковы труды опровергающих возражения лжеименного ведения. Поэтому и я, таким же образом устрояя речь с рассуждением, везде буду сообразно с целью употреблять слова, служащие к охранению или назиданию веры, иногда мужественно противоборствуя тем, которые с диавольским ухищрением покушаются разорить веру, а иногда проще и ближе излагая ее для тех, которые желают назидаться в вере, и не иное что делая, но сказанное Апостолом: ведети, како подобает вам единому комуждо отвещавати (Кол. 4, 6).
Но прежде нежели приступлю к самому исповеданию веры, надобно заметить и то, что величия Божия и славы Божией, которые и словом необъемлемы, и умом непостижимы, невозможно ни изобразить, ни представить одним речением или понятием. Богодухновенное же Писание с помощью многих речений, обращающихся в нашем употреблении, едва приблизило их к понятию чистых сердцем, и то представив, как в зеркале. Ибо зрение лицем к лицу и совершенное познание, по обетованию (1 Кор. 13, 12), дано будет достойным в будущем веке. А ныне будь кто Павел или Петр, хотя истинно видит то, что видит, и не обманывается и не мечтает, однако же видит зерцалом в гадании и от части (там же), приемля ныне с благодарением, совершенного познания с радостью ожидает в будущем веке.
В сем удостоверяет апостол Павел, следующим образом ведя слово: как егда бех младенец, едва обучившийся первым начаткам словес Божиих, яко младенец глаголах, яко младенец смышлях, егда же бых муж (1 Кор. 13, 11) и поспешаю прийти в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), отвергох младенческая (1 Кор. 13, 11) и в познании Божественного приобрел такой успех и такое усовершение, что познание в иудейском богопочтении стало для меня подобно движениям младенческого ума, а ведение, почерпаемое в Евангелии, свойственным мужу, уже во всем совершенному, так в сравнении с ведением, какое откроется в будущем веке, и то, что ныне в ведении кажется совершенным, столь коротко и темно, что пред ясностью ведения будущего века имеет более недостатков, нежели сколько видение зерцалом и в гадании недостаточно пред видением лицем к лицу.
Подтверждают же сие, кроме блаженного Петра и Иоанна, и другие ученики Господни, которые при непрестанно большем и большем возрастании и преспеянии в настоящей жизни тем не менее были уверены в превосходстве ведения, предоставленного будущему веку. И после того как оказались достойными избрания Господня, сопребывания с Господом, Его апостольства, раздаяния духовных дарований, после того как слышали: вам дано есть разумети тайны Царствия Небеснаго (Мф. 13, 11), после такового ведения по откровении им тайн, неизреченных для прочих, всё еще пред самым уже страданием Господним слышат они наконец: Еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне (Ин. 16, 12).
Из сего и подобного сему познаем, что богодухновенному Писанию известны как беспредельность познания, так и непостижимость Божественных тайн для природы человеческой в настоящей жизни, потому что хотя каждому по мере его успеха прибавляется непрестанно большее и большее ведение, однако же во всех познание никогда не достигает до совершенства, пока не приидет совершенное, когда еже от части, упразднится (1 Кор. 13, 10). Следственно, как одного имени недостаточно к выражению всех совершенств Божиих в совокупности, так и каждое из имен не без опасности может быть взято вообще. Ибо если кто скажет Бог, то не выразит понятия Отец, а в слове Отец недостает понятия о Творце.
К сим же понятиям нужно еще присовокупить понятия благости, премудрости, силы и прочего, упоминаемого в Святом Писании. Опять если слово Отец берем о Боге вообще в употребительном у нас смысле сего слова, то впадаем в нечестие, потому что им приписывается страсть, истечение, неведение, немощь и все тому подобное. Подобно сему и слово Творец, потому что у нас нужны время, вещество, снаряды, пособие; благочестивое же понятие о Боге должно очистить от всего этого, сколько возможно то человеку. Ибо понятия, которое бы вполне было достойно Его, как сказал я, никто никогда не достигнет, хотя бы соединились все умы для исследования и стеклись все языки для выражения оного. Сию же мысль ясно представляет нам и премудрый Соломон, говоря: рех, умудрюся; и сия удалися от мене далече паче неже бех (Еккл. 7, 24–25), то есть не сокрылась, но для тех, в ком по благости Божией воспреизбыточествовало ведение, наипаче уяснилась ее непостижимость.
Итак богодухновенное Писание по необходимости употребляет многие имена и речения для частного, и притом загадочного, изображения славы Божией. Но в настоящее время собрать все то, что в богодухновенном Писании в разных местах сказано об Отце и Сыне и Святом Духе, по причине настоятельности вашей, нет у меня ни силы, ни досуга. Предложив же из всего немногое, думаю, что и сего довольно будет для вашей совести, как для обнаружения моего образа мыслей, основанного на Писании, так и для удостоверения вас самих и тех, которые сего между вами желают. Ибо как многое у нас выражает одну благочестивую мысль, так, думаю, благомыслящий и из немногого познает, что благочестиво вообще.
Итак, веруем и исповедуем, что един только истинный и благий Бог и Отец Вседержитель, из Которого все, Бог и Отец Господа нашего и Бога Иисуса Христа. И един Единородный Его Сын, Господь и Бог наш Иисус Христос, единственно истинный, чрез Которого пришло в бытие все, и видимое и невидимое, и в Котором всяческая состоятся (Кол. 1, 16–17), Который в начале бе к Богу и Бог бе (Ин. 1, 1) и посем, по Писанию, на земли явися и с человеки поживе (Вар. 3, 38), во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе истощил и чрез рождение от Девы зрак раба приим и образом обретеся якоже человек, все написанное Его ради и о Нем исполнил по заповеди Отца, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2, 6–8), и, в третий день восстав из мертвых по Писаниям, явился святым Своим ученикам и прочим, как написано (1 Кор. 15, 4–8), восшел на небеса и сидит одесную Отца, откуда придет при скончании века сего, воскресит всех и воздаст каждому по делам его, когда праведные будут восприняты в жизнь вечную и в Царство Небесное, а грешные осуждены на вечное мучение, идеже червь их не умирает, и огнь не угасает (Мк. 9, 44). И един только Дух Святый Утешитель, Которым знаменовались мы в день искупления (Еф. 4, 30), Дух истины, Дух сыноположения, о Немже вопием: Авва Отче! (Рим. 8, 15), действующий и разделяющий дарования Божии комуждо на пользу, якоже хощет (1 Кор. 12, 4–11), всему научающий и все воспоминающий, что слышит от Сына (Ин. 14, 26), благий, наставляющий на всякую истину (Ин. 16, 13), утверждающий всех верующих в истинном и точном ведении, в благочестивом служении, в духовном поклонении и истинном исповедании Бога Отца и Единородного Сына Его, Господа и Бога нашего Иисуса Христа, и Себя Самого.
Веруем и исповедуем так, что каждое имя ясно отличает у нас свойство Именуемого и непременно о каждом из Именуемых благочестиво умопредставляются преимущественные некоторые свойства: Отец умопредставляется с свойством Отца, Сын — с свойством Сына, Святый Дух — с особенным свойством; ни Святый Дух от Себе глаголет, ни Сын от Себе что творит; и Отец посылает Сына, а Сын посылает Святаго Духа. Так мудрствуем и так крестим в единосущную Троицу по заповеди Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который сказал: Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 19–20). И соблюдая сие, доказываем свою любовь к Нему и удостаиваемся, как написано (Ин. 15, 10), пребывать в ней; а не соблюдая сего, изобличаем себя в противном расположении. Ибо не любяй Мя, — говорит Господь, — словес Моих не соблюдает и еще: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 24, 21).
Всего более дивлюсь, что хотя Сам Господь наш Иисус Христос говорит: не радуйтеся, яко дуси вам повинуются, радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк. 10, 20) и еще: О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин 13, 35), почему Апостол, доказывая, что во всем необходима любовь, свидетельствует, говоря: Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь и несколько ниже: Аще пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится и прочее, к сему присовокупляет: Ныне же пребывают вера, надежда, любы, три сия; болши же сих любы (1 Кор. 13, 1–2, 8, 13); хотя сие и подобное сему так определенно сказано Господом и Апостолом, дивлюсь, говорю, почему люди имеют столько попечения и знания об упраздняемом и прекращающемся, а о пребывающем и наипаче о любви, которая больше всего и составляет отличительное свойство христианина, не только сами не имеют никакой заботы, но и старательным противятся и сим противлением исполняют сказанное: сами не входят и входящим возбраняют входить (Мф. 23, 13; Лк. 11, 52). Потому молю и прошу, прекратив пытливое совопросничество и неприличные словопрения, довольствоваться тем, что сказано святыми и Самим Господом, иметь мысли, достойные небесного звания, жить достойно Христова Евангелия в надежде вечной жизни и Небесного Царствия, уготованного всем тем, которые сохраняют заповеди Бога и Отца, данные нам по Евангелию блаженного Бога Иисуса Христа Господа нашего в Духе Святом и истине.
Сие по требованию вашего благоговения сказать вам напоследок и мнение свое обнаружить вам, а через вас и братьям во Христе в удостоверение вас и их о имени Господа нашего Иисуса Христа, почел я необходимым и должным для меня, чтобы ум некоторых нимало не смущался разностью изложенного у меня иногда так, а иногда иначе, потому что всегда вынуждаем я был рассуждать о том, к чему подавали повод противники истины, и чтобы не поколебались иные возражениями тех, которые хотят приписывать мне чужое или для увлечения простодушных нередко и собственные свои заблуждения ложно выдают за мое мнение. Таковых людей и вам необходимо должно остерегаться, как чуждых евангельской и апостольской веры и любви, помнить же слова Апостола: Но и аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1, 8), чтобы, соблюдая сказанное: Внемлите от лживых пророк (Мф. 7, 15) и еще: отлучатися вам от всякаго брата безчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас (2 Сол. 3, 6), сообразоваться нам с правилом святых, как назданным на основании Апостол и пророк, сущу краеуголну Cамому Господу нашему Иисусу Христу, о Немже всяко создание составляемо растет в церковь святую о Господе (Еф. 2, 20–21). Сам же Бог мира да освятит вас всесовершенных во всем и всесовершен ваш дух и душа и тело непорочно в пришествие Господа нашего Иисуса Христа да сохранится. Верен Бог, призвавый вас, Иже и сотворит (1 Сол. 5, 23–24), если будем соблюдать заповеди Его по благодати Христовой о Духе Святом.
Рассуждая, что о здравой вере в сказанном доселе говорено для настоящего времени достаточно, постараюсь теперь во имя Господа нашего Иисуса Христа исполнить обещание свое касательно нравственных правил. Поэтому что нахожу запрещенным или одобренным в разных местах Нового Завета, то постарался я по возможности для удобовразумительности желающих собрать в сокращенные правила, приложив к каждому правилу и число заключающихся в нем глав Писания, из Евангелия, или Апостола, или из Деяний, чтобы читающий правило, видя при нем приложенное первое или, если случится, второе число, потом, взяв самое Писание и приискав главу сказанного выше числа, таким образом нашел свидетельство, по которому составлено правило. Сначала хотел я присовокупить к правилам и из Ветхого Завета сказанное в оном согласно с каждым местом из Нового Завета, но поелику настояла нужда, а во Христе братия ныне с особенным усердием стали требовать от меня давно обещанного, то вспомнил я сказавшего: Даждь премудрому вину, и премудрейший будет (Притч. 9, 9). Потому желающий, в предложенных ему местах находя достаточное пособие, может взять Ветхий Завет и сам собою дознать согласие всех богодухновенных Писаний. Впрочем, для верных и не сомневающихся в истине словес Господних достаточно и одного изречения. По сей–то причине признал я достаточным и из Нового Завета предложить не все, но из всего немногое.
Предначертание подвижничества
Внушительны указы царя, объявляемые подданным, но внушительнее и царственнее его приказы воинам. Поэтому, как провозглашению военных приказов, да внимает тот, кто желает горнего и великого чина, кто хочет всегда быть Христовым сподвижником, кто слышит эти великие слова: Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Ин. 12, 26). Где Царь Христос? Конечно, на небе. Туда и тебе, воин, должно направлять шествие. Забудь всякое земное упокоение.
Ни один воин не строит дома, не приобретает себе во владение полей, не вмешивается в различные купли для приумножения имущества. Никтоже воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет (2 Тим. 2, 4). Пропитание воин имеет от царя, ему не нужно самому добывать пропитание, ни даже заботиться об этом. Ему везде у подданных царя отверст дом по царскому повелению, не нужно ему прилагать трудов о доме. У него на широкой дороге шатер и пища по мере нужды, и питие — вода, и столько сна, сколько дала природа; много походов и бдений, терпеливость и к зною, и к холоду, битвы с противниками, опасности крайние, многократно встречается и смерть, но смерть славная: у него и почести, и дары царские. Многотрудна жизнь его в военное время, но светла во время мира. В виде награды за доблести и венца за добрую жизнь в подвигах ему вверяется начальство, он именуется другом царевым, имеет близкий доступ к царю, удостаивается прикасаться к царской деснице, принимает отличия из руки царя, властвует над его подчиненными и ходатайствует за друзей внешних, за кого угодно.
Итак, воин Христов, взяв себе малые образцы дел человеческих, размысли о благах вечных. Предназначь себе жизнь бездомную, необщественную, нестяжательную. Сделайся независимым, отрешившись от всех мирских забот, да не связывают тебя ни вожделение жены, ни попечение о детях, потому что это невозможно для воинствующего Богу. Оружия бо воинства нашего не плотская, но сильна Богом (2 Кор. 10, 4). Да не побеждает тебя телесная природа, да не стесняет тебя против воли, да не делает из свободного узником. Заботься не на земле оставить детей, но возвести на небо; не прилепляйся к супружеству плотскому, но стремись к духовному, рождай души и воспитывай детей духовно. Подражай небесному Жениху, низлагай восстания невидимых врагов, воюй с началами и властями (Еф. 6, 12), изгоняя их сперва из своей души, чтобы не имели в тебе никакой части, а потом из сердца тех, которые прибегают к тебе, поставляют тебя вождем и защитником охраняемых словом твоим. Низлагай помыслы, восстающие против веры Христовой. Словом благочестия воюй с нечестивым и лукавым помыслом, ибо сказано: помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий (2 Кор. 10, 4–5).
Всего более уповай на руку великого Царя, которая, едва только покажется, приводит в страх и обращает в бегство сопротивных. Если же Ему угодно будет, чтобы ты показал доблесть в опасностях, и когда захочет Свое воинство ввести в битву с воинством сопротивных, то и здесь будь неодолим для всякого труда в ополчении, непоколебим душою среди опасности, с охотою переходя из земли в землю, с моря в море. Ибо сказано: Егда гонят вы, бегайте из града в град (Мф. 10, 23). И когда потребует нужда явиться на суд, предстать пред правителей, терпеть нападения толпы, видеть страшный взор палача, слышать его суровый голос, переносить мучительный вид орудий казни, подвергнуться пытке, подвизаться до смерти — не теряй веры при всем этом, имея пред очами Христа, ради тебя все сие претерпевшего, и зная, что ради Христа и тебе должно терпеть зло. И победишь при этом, потому что следуешь за победителем Царем, Который хочет, чтобы и ты стал участником Его победы.
Если и умрешь, не будешь побежден, но тогда–то и одержишь самую совершенную победу, до конца сохранив в себе истину непоколебимой и дерзновение за истину неизменным. И перейдешь от смерти к вечной жизни, от бесчестия у людей к славе у Бога, от скорбей и мучений в мире к вечным упокоениям с Ангелами. Земля не приняла тебя в свои граждане, но примет небо; мир гнал, но понесут Ангелы представить тебя Христу, и наречешься другом, и услышишь вожделеннейшую похвалу: «Добре, рабе благий и верный (Мф. 25, 23), воин добрый, подражатель Владыки, последователь Царя, Я вознагражу тебя Своими дарами; Я послушаю слов твоих, потому что и ты слушал Моих». Будешь просить о спасении труждающихся братий и с общниками веры, таинниками священной любви примешь от Царя причастие благ. Будешь ликовать вечным ликованием, явишься венценосцем среди Ангелов, под державою Царя царствуя над тварью и блаженно вечнуя в лике блаженства. Если же захочет и после подвигов оставить тебя еще в мире, чтобы совершил ты большее число разнообразных подвигов и многих спас от невидимых и видимых браней, то и на земле велика твоя слава: почтен будешь у друзей, которые найдут в тебе заступника, помощника и доброго молитвенника. Одни напитают тебя как доброго воина; другие почтят как мужественного ратоборца; иные будут приветствовать и с радостью встречать, принимая, как говорит Павел, якоже Ангела Божия, яко Христа Иисуса (Гал. 4, 14). Таковы и подобны сим образцы воинствования Божия.
Слово же сие относится не к одним мужам. У Христа воинствует и женский пол, вписываемый в воинство по душевному мужеству и не отвергаемый за телесную немощь. И многие жены отличились не менее мужей; есть и такие, что даже более прославились. Таковы наполняющие собою лик девственниц, таковы сияющие подвигами исповедания и победами мученичества. И за Самим Господом, в пришествие Его, следовали не только мужи, но и жены. Теми и другими совершалось служение Спасителю.
Поелику таковы и так славны награды, уготованные воинствующим во Христе, то да возжелают сего воинствования и отцы для сынов, и матери для дочерей. Да приведут рожденных ими, наслаждаясь вечными надеждами, которых приобщатся у них дети, и вожделевая иметь заступников у Христа и добрых молитвенников. Не будем малодушны в рассуждении детей, не убоимся, если утрудятся, но будем увеселять себя тем, что прославятся. Посвятим Господу дарованных Им, чтобы и нам быть причастниками в прославлении детей своих, когда вместе с ними сами себя приведем и посвятим Господу. Людям, столь ревностным и так прекрасно подвизающимся, иной может сказать словами Псалмопевца: Благословени вы Господеви, сотворшему небо и землю (Пс. 113, 23) и по примеру Моисея помолится о них: Благослови, Господи, дела их, порази гордыню воставших на них (Втор. 33, 11). Мужайтесь, как неустрашимые, и мужественно совершайте течение ради вечных венцов о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава во веки. Аминь.
Слово подвижническое и увещание об отречении от мира и о духовном совершенстве
Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы, — говорит Божественный глас (Мф. 11, 28), указывая или на тамошнее, или на здешнее упокоение. Но без сомнения, призывая нас, он увещевает, во–первых, свергнуть с себя бремя многостяжания, передав это нуждающимся, а затем, отринув все множество грехов, происходящих от многостяжания, чрез благотворение и исповедание притечь к крестоносной жизни монахов. Поэтому вознамерившийся повиноваться Христу и поспешающий к нищетолюбивой и неразвлеченной жизни истинно достоин удивления и ублажения.
Но прошу, пусть не делает сего без испытания, пусть не воображает себе жизни удобосносной и спасения без борьбы, а лучше пусть наперед упражняется в благоискусном терпении скорбей телесных и душевных, чтобы, ввергнув себя в неожиданные борения и потом не имея силы противостоять встретившимся испытаниям, опять со стыдом и посмеянием не устремиться назад к тому, от чего бежал, с осуждением души возвращаясь в мир и делаясь для многих соблазном, подавая всем повод заключать о невозможности жить о Христе. Опасность же сего знаете все вы, читающие Евангелие, в котором говорит Божественный глас: Унее ему было бы, аще жернов оселский облежал бы о выи его, и ввержен в море, неже да соблазнит от малых сих единаго (Лк. 17, 2), потому что будет он подлежать осуждению не только как оставивший свои ряды воин, но и за погибель совращенных им, хотя бы и думал уверять себя душепагубными рассуждениями, будто, и живя в мире, умилостивляет Бога добрыми делами, что для него невозможно. Ибо кто в жизни, безгрешной по ее неразвлеченности, не смог выдержать борений врага, тот в жизни многогрешной и им самим управляемой возможет ли преуспеть в какой–либо добродетели? Пусть даже он и благоустроит собственную свою жизнь, все–таки не избежит осуждения за то, что оставил Христа, подобно ученикам, упоминаемым в Евангелии, о которых божественный евангелист свидетельствует: мнози от ученик идоша вспять и ктому не хождаху с Иисусом, говоря: жестоко есть слово Его, кто может его послушати? (Ин. 6, 66, 60).
Посему и человеколюбец Бог, пекущийся о нашем спасении, дал жизни человеческой двоякого рода направление, то есть супружество и девство, чтобы тот, кто не в состоянии вынести подвига девства, вступил в сожитие с женою, зная то, что потребуется от него отчет в целомудрии, святости и уподоблении тем, которые в супружестве и при воспитании детей жили свято. Таков был в Ветхом Завете Авраам, который прославился тем, что предпочел Бога и, преодолев чувство жалости, принес в жертву единородного сына и двери шатра своего держал отверстыми, готовый к принятию идущих странников, потому что не слышал еще: продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19, 21). Еще больше сего показали Иов и многие другие, Давид и Самуил. Таковы были в Новом Завете Петр и прочие Апостолы. Ибо у каждого человека потребуются плоды любви к Богу и ближнему, и за уклонение от сих, равно как и от всех заповедей, всякий понесет наказание, как и Господь объявляет в Евангелиях, говоря: Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10, 37) и еще: Кто не возненавидит отца своего и матерь, и жену и чад, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26).
Соглашаешься ли в том, что Евангелия даны и оженившимся? Вот тебе приведено в ясность, что в послушании Евангелию потребуется отчет у всех людей, монахи ли они или живут в супружестве. Для вступившего в брак достаточно и того, что ему извиняется невоздержание, пожелание жены и сожитие с нею; прочие же заповеди, как всем равно узаконенные, преступать небезопасно. И Христос, благовествуя заповеди Отца, обращал речь к живущим в мире. А если и случалось, что вопрошенный наедине отвечал ученикам Своим, то свидетельствовал, говоря: А яже вам глаголю, всем глаголю (Мк. 13, 37).
Поэтому и ты, избравший общежитие с женою, не будь беспечен, как будто вправе ты предаться миру. Тебе для улучения спасения потребно больше трудов и осторожности, потому что избрал ты себе жилище среди сетей и державы отступнических сил, имеешь пред глазами побуждения ко грехам, и все твои чувства день и ночь напряжены к вожделению их. Посему знай, что не избежишь борьбы с отступником и не одержишь над ним победы без многих трудов на страже евангельских догматов. Ибо как возможно отказаться от ратоборства со врагом, ведя жизнь на самом ратоборном поприще? А это поприще — вся поднебесная земля, которую проходит и обходит враг, как бешеный пес, ища, кого поглотить, как узнаем из истории Иова (Иов. 2, 2). И поэтому если отрекаешься от брани с сопротивником, то ступай в другой мир, в котором его нет, там возможно будет для тебя отречение от борьбы с ним и безопасное небрежение о догматах евангельских. А если это невозможно, спеши обучиться ратоборству с ним, в Писании изучая ратоборное искусство, чтобы тебя, побежденного им по незнанию, не предали вечному огню. И это как бы мимоходом да будет сказано тем, которые в супружеской жизни без опасения пренебрегают сохранением Христовых заповедей.
А ты, любитель небесных уставов, ревнитель ангельского жития, желающий стать соратником святых учеников Христовых, укрепи себя к претерпению скорбей, мужественно приступи к собору монахов и в самом начале своего отречения будь тверд, чтобы не увлекла тебя привязанность к сродникам по плоти, причем укрепляй и себя обменом смертного на бессмертное. А когда самым делом оставляешь собственность свою, будь непреклонен, в несомненной уверенности, что предпосылаешь это на небо, скрывая в недрах убогих и обретая у Бога с великим приращением. Разрывая связь с друзьями и близкими, не будь прискорбен, потому что сопрягаешься со Христом, за тебя распявшимся; а такого дружества можешь ли представить себе что выше?
Когда же при Божием содействии победишь врага своего в этой первой борьбе, не бросай себя, подобно какому–нибудь негодному сосуду. Ибо отречением от земных вещей ты украсил уже себя пред Христом. Но с великою заботливостью и обдуманностью постарайся найти мужа, который бы непогрешительно предшествовал тебе в образе жизни, хорошо умел руководить шествующих к Богу, украшен был добродетелями, в собственных делах своих имел свидетельство любви своей к Богу, был сведущ в Божественных Писаниях, не рассеян, не сребролюбив, не озабочен многим, безмолвен, боголюбив, нищелюбив, не гневлив, не памятозлобен, силен в назидании сближающихся с ним, не тщеславен, не высокомерен, не льстив, не изменчив, ничего не предпочитал Богу. И если найдешь такого, предай ему себя, ни во что вменив и отринув прочь всякую свою волю, чтобы ты оказался подобным чистому сосуду, храня к своей похвале и славе влагаемое в тебя добро. А если оставишь в себе какую–нибудь из прежде бывших в тебе страстей, то, и добро, вложенное в тебя, претворив в уксус, будешь изринут вон, как негодный сосуд.
Это вторая борьба с противником нашего спасения. Ибо у добрых учителей и уроки добрые, а у злых, конечно, злые. Когда лукавый наш противоборник не в силах убедить нас, чтобы оставались в мирском смятении и погибели, спешит он убедить, чтобы не предавали себя строгой жизни или такому мужу, который все грехи наши выводит нам пред взоры и исправляет их, но чтобы вверились кому–нибудь из страстных славолюбцев, удовлетворяющему собственные свои страсти под предлогом снисхождения к живущим с ним вместе, чтобы таким образом, незаметно соделав нас опять многострастными, опутать нас собственными узами греха. А если поручишь себя мужу, украшенному многими доблестями, то сделаешься наследником благ, какие в нем, и будешь весьма блажен пред Богом и пред людьми. Но если, щадя тело свое, отыщешь учителя снисходительного к страстям твоим, или, лучше сказать, вместе с тобою падающего, то напрасно ты вступал в подвиг отречения от мира, потому что предался страстной жизни, взял себе слепого вождя и приближаешься к яме. Ибо слепец слепца аще водит, оба в яму впадут, довлеет бо ученику, да будет яко учитель его (Мф. 15, 14; 10, 25). Это Божие слово, и оно не погрешит; тебе должно жить по закону подвижническому, в противном случае не будешь и увенчанным, как сказал Апостол: Аще и подвизается кто, не венчается, аще не законно подвизаться будет (2 Тим. 2, 5).
Поэтому, если по благодати Божией найдешь (а поискав, непременно найдешь) учителя добрых дел, наблюдай за собою, чтобы не делать тебе ничего вопреки воле учителя. Ибо все, что делается без него, есть некое хищение и святотатство, ведущее к смерти, а не к пользе, хотя бы казалось тебе добрым. Ибо если оно доброе, то почему делается тайно, а не въявь? Допроси помысл свой, который чрез правые дела доводит тебя до кражи и по–видимому добрыми преслушаниями приуготовляет тебе дела неправые. Не желай производить заклинаний над зверями, будучи неопытен в заклинании, чтобы, созвав к себе змей, когда обовьют тебя, а ты не будешь в состоянии сопротивляться им, самому не быть нещадно ими истребленным. Не опирайся на благородство плоти и не ищи чести, потому что плотской не приемлет яже Духа (1 Кор. 2, 14).
Не покушайся изменять что–либо в уставах доброй жизни и собственным своим своеволием делать преткновение подвизающимся, а себе самому собирать бремя грехов: не делай сего ни в постели, более мягкой, ни в одеждах, или в обуви, или в другой какой принадлежности, или в перемене снедей, или в столе, не соответствующем времени твоего отшельничества, или в стоянии, или в рукоделии более покойном и опрятном. Ибо все это не только когда у тебя уже есть оно, но и когда составляет предмет твоего искания, не будет иметь доброго следствия. А если не познаешь скоро в этом диавольского коварства и не отсечешь сего от своего сердца, то уготовишь себе отпадение от жизни во Христе. Напротив того, положив в сердце своем, что ты бесчестнее и грешнее всех людей, что ты странник и пришлец, из жалости принят отрекшимися от мира прежде тебя, спеши быть последним из всех и всем рабом. Последнее принесет тебе честь и истинную славу, а не первое.
Имей уши, отверстые к послушанию, и руки, готовые исполнять слышанное, уста имей молчаливые и сердце осмотрительное. Будь ленив к празднословию, а благоразумен и сведущ в спасительном слышании Божественных Писаний. Да будет тебе горьким вкушением слышание мирских рассказов и сотами меда беседа мужей преподобных. Спеши в подражании тем, которые прежде тебя подвизались в доброй нравственности, и не берись сам обучать каждого. Употреби старание успевать в важнейших добродетелях и не вознерадеть о меньших. Не пренебрегай никакою погрешностью, хотя бы она была менее всякого зловредного животного, но поспеши исправить ее покаянием, хотя многие многократно погрешают в большом и малом и остаются нераскаянными.
Не будь судьею чужих падений. У них есть Судия праведный, Иже воздаст коемуждо по делом его (Рим. 2, 6). Ты наблюдай за своим и, сколько есть сил, облегчай свое бремя. Отягощающий бремя свое, сам и понесет его. В покаянии — спасение, а неразумие — смерть покаяния.
Скрывай себя от людей суетных, обнаруживай же себя всего чаще пред Богом. Сколько от тебя зависит, уклоняйся от всякого выхода в общество, избегая рассеянности сердца. Только вышел ты из келии, оставляешь уже воздержность, погружаешься в мир, встречаешь жену–блудницу, которая, очаровав твой слух обольстительными словами, твои взоры — красотою лица, твой вкус — лакомствами и яствами, как бы на уде, приведет к себе. Потом, прижимаясь к тебе и заключая в свои объятия, ослабит в тебе постоянство любви к воздержанию, и таким образом постепенно отвлекши от добродетельной жизни, развратит собой. А если при Божией помощи и возможешь избежать ее сетей, то хотя возвратишься в келию, однако уже не таким, каким вышел, но расслабленным и болезненным, не расположенным ни к какому доброму делу и только по истечении долгого времени способным возвратиться к свойственному тебе навыку. Тебя будет беспокоить в помыслах желание той и другой жизни, и со многим только трудом в состоянии будешь уступить победу душе. Поэтому если случится тебе по какому–нибудь обстоятельству выйти из келии, то, облекшись в броню страха Божия, утвердив на руке, подобно щиту, любовь Христову и воздержанием во всем преодолев приражения похотей, тотчас по исправлении нужды иди назад, нимало не замедляя, но на быстрых крыльях возвращаясь, подобно невинной голубице спасаясь в ковчег, из которого ты послан, и неся в устах милости Христовы, и таким образом убеждая внутренние свои помыслы, что на всяком другом месте недоступно для тебя спасительное упокоение.
Если ты юн по плоти или по разуму, удаляйся короткого обращения со сверстниками и бегай от них, как от пламени. Ибо враг, воспалив чрез них многих, предал их вечному огню, под видом духовной любви низринув в гнусную пропасть обитателей Пятиградия (То есть Содома, Гоморры, Адамы, Севоима и Валаки (Быт. 14, 2), из которых последний по молитве Лота спасся от истребления и наименован Сигором (Быт. 19).), и тех, которые спаслись среди моря при всех ветрах и бурях, когда ни о чем не беспокоились внутри пристани, погрузил в глубину с ладьей и пловцами. Когда садишься, садись гораздо дальше от сверстного с тобою; когда ложишься спать, одеяние твое да не сближается с его одеянием, но лучше пусть будет между вами старец. А когда говорит он с тобою или поет, стоя напротив тебя, отвечай ему, поникши взором долу, чтобы тебе, останавливая взор свой на лицах, не принять в себя семени похотения от врага и сеятеля зла и не пожать снопов растления и погибели. В доме или на всяком месте, где никто не видит дел ваших, не оставайся с ним ни под предлогом рассуждения о Божием слове, ни под предлогом другой какой–нибудь даже самой необходимой потребности, ибо всего нужнее душа, за которую умер Христос. Не верь обманчивому помыслу, который подсказывает тебе, что это нимало не соблазнительно, несомненно зная, что сие самое и есть соблазн, как ясно тебе будет доказано многократным опытом падших. Поверь словам моим, происходящим от братолюбивого сердца. Прибегай к суровым старцам, которые пр!иточными словами умащают юношей к делам похвальным, но не делают никакого вреда своею наружностью.
Всяцем хранением блюди твое сердце (Притч. 4, 23). Как тати день и ночь непрерывно подбираются к золоту и похищают нечаянно, когда не знаешь, так смотри, чтобы враг не обольстил тебя грехом прародительским и не изгнал вскоре из рая сладости. Ибо тот, кто хищением снеди отвлек Адама от жизни, надеялся запнуть и Иисуса, тем паче не постыдился и тебе подмешать этой первой причины зол, зная, какой это сильный яд, потому что страсть чревоугодия обыкновенно обнаруживает свою силу не в множестве яств, но в пожелании и малом вкушении. Поэтому если пожелание вкусить что–либо малое будет так сильно, что ввергнет в страсть чревоугодия, то оно без труда предаст тебя смерти. Как вода, разделяемая на многие протоки, делает, что зеленеют все места, лежащие около протоков, так и страсть чревоугодия, если разлилась в твоем сердце, напоив все твои чувства и насадив в тебе лес пороков, обратит душу твою в жилище зверей.
Видел я, что многие, одержимые страстями, исцелялись, но не видел между ними ни одного, привыкшего есть тайно от других или чревоугодника; напротив того, все такие люди или оставляли воздержную жизнь и развращались миром, или пытались укрыться между воздержными и сластолюбием оказывали услуги диаволу. Ибо это — лжецы, люди много клянущиеся, клятвопреступные, любящие прекословить, мстить, кричать, запирающиеся в том, что едят, скупые, роскошные в пище, жалующиеся на свою участь, любопытные, радующиеся делам темным и охотно противодействующие всякому похвальному образу жизни. Чтобы прикрыть страсть чревоугодия, впадают они во множество зол. Такие люди хотя по наружности в числе спасаемых, но по делам — в числе осужденных.
Чревоугодие Адама предало смерти и причинило миру погибель. Из–за чревоугодия Ной осмеян, Хам проклят, Исав лишился прав первородства и породнился с хананеями, Лот стал мужем дочерей, а самому себе зятем и тестем, отец — мужем и дед — отцом, в обоих отношениях нарушая пределы естества. Чревоугодие и Израиля сделало поклонником идолу и довело израильтян до того, что телеса их пали в пустыни (Чис. 14, 29). Чревоугодие и одного из пророков, посланного Богом для обличения нечестивого царя, сделало снедью дикого зверя. И кому не мог отмстить за себя царь Иеровоам, при всем царском могуществе, тот, уловленный обольщением чрева, подвергся жалкой смерти (3 Цар. 13, 23–24).
А Даниил, муж желаний, преодолев чрево, повелевал в царстве халдейском, соделавшись низложителем идолов, истребителем змия, наставником львов, предсказателем Божия вочеловечения, истолкователем сокровенных тайн. Три святые отрока, оказавшись выше удовольствий чрева, презрели царский гнев и бестрепетно дерзнули войти в страшную горящую печь, какую только мог разжечь царь Навуходоносор, обнаружили ничтожность обоготворенного златого образа и тот образ, который долгое время к поруганию Божией славы сооружал сатана, получив в добычу, принесли собственному Владыке, заставили самого враждебнейшего царя и все богопротивное воинство со всею тварью песнословить Бога.
И, скажу кратко, если будешь владеть чревом, то станешь обитать в раю, а если не овладеешь им, то сделаешься добычей смерти. Будь верною сокровищницею добродетелей, а ключом имей язык духовного твоего отца. Он пусть отверзает уста твои для принятия хлеба, он пусть и замыкает. Не бери в советники змия, который вместо ключа хочет уловить тебя советом попробовать что–либо хотя бы только языком. Остерегайся греха тайноядения. Если он сможет совратить тебя в малом, то низложит уже совершенно и будет держать в узах.
Не подставляй ушей всякому разглагольствующему и не отвечай всякому говоруну в беседах, не соответственных цели твоего подвижничества. Будь слушателем добрых поучений и размышлением о них храни свое сердце. Береги свой слух от мирских рассказов, чтобы не замарать души своей брызгами грязи. Не старайся вслушиваться, что говорят другие, и не вкладывай головы своей в средину беседующих, чтобы и самому тебе не быть осмеянным, и их не сделать злоречивыми. Не будь любопытен и не желай все видеть, чтобы не удержать тебе в сердце своем гноя страстей. По мере надобности смотри, по мере надобности слушай, по мере надобности говори, по мере надобности отвечай.
Перед высшим не вдруг осмеливайся садиться, а если пригласят, то не садись рядом, но, осмотревшись кругом, старайся найти низшее место, чтобы Бог прославил тебя за смирение. Спрашивают тебя — отвечай пристойным и смиренным голосом, а не спрашивают — храни молчание. Когда спрашивают другого, сожми уста твои, чтобы язык твой, понуждаемый опрометчивым сердцем, прорвавшись, не поразил кого из строгих в подвижничестве и самого тебя не вверг в узы укоризн. Сидя, не клади одной ноги на другую: это знак невнимательности и души рассеянной.
Если разговариваешь с низшим себя или он тебя о чем спрашивает, не давай ему ответов небрежно, презирая брата в оскорбление Богу. Ибо ругаяйся убогому раздражает Сотворшаго его (Притч. 17, 5), — говорит притча. Слово утешения да предшествует прочим речам твоим, подтверждая любовь твою к ближнему. Предлагай его и в средине, и в конце разговора, с светлым лицом, чтобы доставить услаждение твоему собеседнику. При всяком успехе ближнего своего веселись и прославляй Бога, потому что его успехи суть твои, а твои его. В собраниях избегай преждевозлеганий и преждеседаний (Мф. 23, 6), ищи себе последнего места, чтобы услышать лучше: друже, посяди выше (Лк. 14, 10). За трапезою левая рука твоя да не бесчинствует и да не берет преимущества у правой, а лучше пусть остается в покое; в противном же случае, по крайней мере, пусть помогает правой.
Пусть уста твои предваряют приглашение тебя ко всякой молитве, и до последней молитвы будь на правиле, почитая великим ущербом оставить молитву. Ибо если, вкушая пищу для подкрепления своей плоти, останешься безвыходно за трапезой, пока не удовлетворишь потребности и без большой необходимости не легко выйдешь из–за стола, то не тем ли паче должен ты до конца оставаться во время духовного питания и укреплять молитвою твою душу? Ибо насколько отличается небо от земли, небесное от земного, настолько же отличается душа от тела. Душа — подобие неба, потому что в ней обитает Господь; а плоть — от земли, на которой обитают смертные люди и бессловесные животные. Поэтому нужды телесные соразмеряй с часами молитв и приготовься не слушать помысла, который отвлекает тебя от правила. Ибо у демонов в обычае — в часы молитвы под предлогом благовидной якобы причины побуждать нас к отлучке, чтобы благовидно отвлечь нас от спасительной молитвы. Не говори в извинение: «У меня болит голова, болит чрево», представляя неизвестных свидетелей небывалой болезни и ради упокоения ослабляя усердие к бдению. Напротив того, совершай еще и тайные молитвы, которые Бог видит в тайне, а воздаст тебе яве (Мф. 6, 6).
Собирай прибыток совершенного жития, чтобы найти богатство сокрытое в день нужды. На чредах своего служения к труду телесному присоединяй и слово утешения, во свидетельство любви к тем, кому служишь, чтобы служение свое, растворенное солию (Кол. 4, 6), соделать тебе благоприятным. Не позволяй другому исполнять дел, на тебе лежащих, чтобы и награда не была отнята у тебя и отдана другому и чтобы другой не прославился твоим богатством к твоему унижению.
Дела служения своего исполняй благообразно и тщательно, как служащий Христу. Ибо сказано: Проклят всяк творяй дела Господня с небрежением (Иер. 48, 10). Хотя бы поручаемые тебе службы казались низкими, бойся злоупотребления, допуская превозношение и презрение, потому что за тобою надзирает Бог. Дело служения велико и может доставить тебе Царство Небесное. Это мрежа добродетелей, влекущая к себе все заповеди Божии и, во–первых, превосходнейшую из всех добродетелей — смирение, которое приносит с собою целый рой благ; а потом и сие: «Взалкахся, и дасте Ми ясти, возжадахся, и напоисте Мя, был странен, и болен, и в темнице, и вы послужили Мне» (Мф. 25, 35–36), и особенно, когда требуемое должностью исполняется со смиренным о себе мнением, без превозношения, гнева и ропота.
Будь соревнователем живущих право и дела их запиши у себя в сердце. Желай быть в числе немногих, потому что добро редко, почему не многие входят в Царство Небесное. Не думай, что спасутся все, живущие в келии, и добрые, и худые. На деле не то. Многие приступают к похвальной жизни, но не многие принимают иго ее. Ибо Царство Небесное принадлежит употребляющим принуждение и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Это — евангельское слово. Оно назвало принуждением изнурение тела, какое ученики Христовы терпят добровольно, в отречении от собственных своих хотений и от телесного упокоения, в хранении же всех заповедей Христовых. Поэтому, если хочешь восхитить Царствие Божие, употреби принуждение, подклони выю свою под иго служения Христова, стяни ярем на выи своей; пусть гнетет он выю твою, истончай ее трудом добродетелей, в постах, в бдениях, в послушании, в безмолвии, в псалмопениях, в молитвах, в слезах, в рукоделии, в перенесении всякой скорби, наносимой тебе демонами и людьми. Да не внушает тебе высокомудренный помысл ослабить со временем труды, чтобы пред дверьми исшествия не застали тебя обнаженным от добродетелей и чтобы не остаться тебе вне врат Царствия.
Да не надмевает тебя степень церковного чина, но более да смиряет, ибо преуспеяние души — преуспеяние в смирении, а лишение и бесчестие рождаются от высокомудрия. В какой мере будешь приближаться к высшим священным степеням, в такой мере смиряй себя, боясь примера сынов Аароновых. Познание богочестия — познание смирения и кротости. Смирение — подражание Христу, а превозношение, вольномыслие и бесстыдство — подражание диаволу. Будь подражателем Христу, а не антихристу; Богу, а не противнику Божию; Владыке, а не рабу–беглецу; милостивому, а не жестокому; Человеколюбцу, а не человеконенавистнику; жителям брачного чертога, а не тьмы. Не спеши давать приказы братству, чтобы не возложить тебе на выю свою чужого бремени грехов.
Рассматривая делание каждого дня, сравнивай его с деланием предшествующего и поспешай к исправлению. Преуспевай в добродетелях, чтобы стать ближе к Ангелам. Оставайся в келии не дни, не месяцы, но в продолжение многих лет, воспевая своего Владыку день и ночь, подражая Херувимам. Если так начнешь, так и окончишь, и идя путем тесным в короткое время своего подвижничества по благодати Божией войдешь в рай с сияющим светильником души, радуясь со Христом во веки. Аминь.
Слово о подвижничестве первое
Монаху должно прежде всего стяжать жизнь нестяжательную, телесное уединение, благоприличную наружность, голос умеренный и слово благочинное; пищу и питие принимать бесшумно и сдержанно; при старших молчать, мудрых слушать, к равным иметь любовь, низшим подавать исполненный любви совет; удаляться людей негодных, плотских и суетных; больше думать, а меньше говорить, не быть дерзким в слове, не допускать излишеств в разговорах, не быть смешливым, но украшаться стыдливостью, взор потуплять долу, а душу возносить гор!е, на прекословия не отвечать прекословием; быть благопокорну; трудиться своими руками; всегда памятовать о последних, с надеждою радоваться, скорби терпеть, непрестанно молиться, о всем благодарить; пред всеми быть смиренным, ненавидеть высокомерие; быть трезвенным и охранять сердце от лукавых помыслов; чрез исполнение заповедей собирать себе сокровище на небе; делать себе испытание в ежедневных помышлениях и поступках; не вдаваться в житейские заботы и излишние беседы; не любопытствовать о жизни людей беспечных, но соревновать только жизни святых отцов; сорадоваться, а не завидовать преуспевающим в добродетели; сострадать страждущим, плакать с ними и весьма сетовать о них, но не обвинять их; не делать упреков отвращающемуся от греха и никогда не оправдывать самого себя, признавать себя паче всех грешных пред Богом и пред людьми; вразумлять бесчинных, утешать малодушных, прислуживать недужным, омывать ноги святым, заботиться о странноприимстве и братолюбии; с единоверными быть в мире, а человека еретика отвращаться; книги общепринятые читать, а отреченных вовсе не брать в руки; об Отце, Сыне и Святом Духе не совопросничать, но с дерзновением говорить и мыслить о несозданной и единосущной Троице и спрашивающим отвечать, что должно креститься, как приняли, и веровать, как крестились, и прославлять, как уверовали; и делать, и говорить хорошее; вовсе не клясться; не давать ни серебра в рост, ни хлеба и вина и елея в приращение; воздерживаться от жизни разгульной, и от пьянства, и от забот житейских; не обходиться ни с кем коварно, даже вовсе не говорить ни о ком худо, не оговаривать, ни даже вообще слушать с приятностью оговоры, не скоро верить тому, что говорят на кого; не отдаваться во власть раздражительности; не покоряться пожеланию; не гневаться на ближнего понапрасну, не держать ни на кого неудовольствия, не воздавать злом за зло, лучше быть хулимым, нежели хулить, быть битым, нежели бить, стерпеть обиду, нежели обидеть, понести лишение, нежели другого лишить чего.
А паче всего монаху надобно воздерживаться от свидания с женщинами и от пития вина, потому что вино и жены превратят разумивых (Сир. 19, 2), и исполняя по возможности заповеди Господа, не приходить в уныние, но ожидать от Него мзды и похвалы; желать наслаждения вечной жизни и иметь всегда пред очами Давидово изречение и говорить: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15, 8); как сыну, всем сердцем, всей крепостью и мыслию, и силою любить Бога, а как рабу, благоговеть пред Ним, бояться Его и повиноваться Ему; со страхом и трепетом соделывать спасение свое, гореть духом, быть облеченным во всеоружие Святаго Духа, тещи не безвестно и подвизаться, не яко воздух бия (1 Кор. 9, 26): поборать врага в немощи тела и нищете душевной; творить все заповеданное и называть себя неключимым; благодарить святого, славного и страшного Бога; ничего не делать по рвению и тщеславию, но ради Бога и в угодность Ему, яко Бог разсыпа кости человекоугодников (Пс. 52, 6); вовсе не хвалиться, не говорить самому себе похвал и не слушать с приятностью, когда хвалит другой; служить всегда втайне и напоказ людям не делать, но искать похвалы только у Бога и помышлять о страшном и славном Его пришествии, об исшествии отсюда, о благах, уготованных праведным, подобно и об огне, уготованном диаволу и аггелам его; а сверх всего этого памятовать апостольское изречение: яко недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18) и наперед говорить с Давидом: хранящим заповеди Его воздаяние много (Пс. 18, 12), великая награда, венцы правды, вечные сени, нескончаемая жизнь, неизглаголанная радость, неразоряемая обитель на небесах у Отца и Сына и Святаго Духа — истинного Бога, откровение лицом к лицу, ликование с Ангелами, с отцами, с патриархами, с Пророками, с Апостолами и мучениками, и исповедниками, и с благоугодившими Богу от века, обрестись с которыми потщимся и мы по благодати Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Слово о подвижничестве второе
Человек сотворен по образу и по подобию Божию, а грех, увлекая душу в страстные пожелания, исказил красоту образа. Но Бог, сотворивший человека, есть истинная жизнь; потому, кто утратил подобие Божие, тот утратил и общение с жизнью, а кто вне Бога, тому невозможно быть в блаженной жизни. Итак, возвратимся к первоначальной благодати, которой отчуждились мы чрез грех, и снова украсим себя по образу Божию, бесстрастием уподобившись Творцу. Ибо кто в подражании сам, насколько возможно, достиг бесстрастия Божия естества, тот и в душе своей восстановил образ Божий. А кто уподобился Богу указанным способом, тот, без сомнения, приобрел и подобие Божией жизни, постоянно пребывая в вечном блаженстве. Поэтому если бесстрастием снова восстановляем в себе образ Божий, а уподобление Богу дарует нам непрекращающуюся жизнь, то, вознерадев о всем прочем, употребим попечение свое на то, чтобы душа наша никогда не была обладаема никакой страстью, а мысль наша в приражениях искушений оставалась непреклонною и непоколебимою и чтобы чрез то соделались мы причастниками Божия блаженства.
Но пособником в таковом попечении служит девство — у тех, которые разумно притекают к сему дарованию. Ибо дарование девства заключается не в одном только воздержании от деторождения, но вся жизнь, и быт, и нрав должны быть девственны, во всяком занятии безбрачного показывая нерастленность. Можно и словом соблудить, и оком прелюбодействовать, и слухом оскверниться, и в сердце принять нечистоту, и неумеренностью в пище и питии преступить пределы целомудрия. А кто чрез воздержание во всем этом соблюдает себя под законом девства, тот действительно показывает в себе совершенную и во всем преуспевшую благодать девства.
Посему если желаем, чтобы облик души нашей по Божию подобию украсился бесстрастием, а чрез сие приобрели мы и вечную жизнь, то будем внимать себе, чтобы, поступая в чем–нибудь недостойно обета, не подпасть одному суду с Ананиею. Ибо Анании вначале можно было не обещать имения своего Богу. Но поелику, имея в виду славу человеческую, в обете посвятил уже свое имение Богу, чтобы удивить людей щедростью, а цену утаил, то возбудил на себя такой гнев Господень (служителем же его был Петр), что не обрел даже двери покаяния. Посему, не дав еще обета строгой жизни, можно желающему, согласно с дозволением и законом, вступать в житейские связи, предаваться брачному союзу. Но кто произнес уже свой обет, тому надобно соблюдать себя для Бога, как одно из священных приношений, чтобы тело, посвященное Богу обетом, осквернив опять служением обыкновенной жизни, не подпасть суду за святотатство.
Говорю же это, имея ввиду не один род страсти (как думают некоторые, поставляя подвиг девства в одном хранении тела), но страстные расположения всякого рода, чтобы намеревающийся соблюдать себя для Бога не осквернил себя никаким мирским пристрастием. Гнева, зависти, памятозлобия, лжи, гордости, парения мыслей, разговоров не вовремя, лености в молитве, пожелания иметь, чего нет, нерадения о заповедях, нарядных одежд, украшений лица, собраний и бесед, противных приличию и ненужных, — всего этого столько нужно остерегаться посвятившему себя Богу обетом девства, что ему равно почти опасно как пребывать в грехе, от которого он отрекся, так и предаваться чему–либо одному из сказанного. Ибо все, делаемое по страсти, вредит некоторым образом душевной чистоте и препятствует божественной жизни. Поэтому отрекшийся от мира должен то иметь в виду, чтобы себя, Божий сосуд, не осквернять никаким страстным употреблением.
Особенно же надобно ему рассудить, что он, избравши жизнь ангельскую, преступив меры естества человеческого, подчинил уже себя уставам жития бесплотных. Ибо ангельскому естеству свойственно быть свободным от брачного союза, не развлекаться никакою другою красотою, но непрестанно взирать на лицо Божие. Посему вступивший в ангельский чин, если оскверняется человеческими страстями, подобен коже рыси, у которой шерсть не совершенно бела и не вовсе черна, но испещрена смесью разных цветов и не причисляется ни к черным, ни к белым.
Это пусть будет некоторым общим правилом для избравших жизнь воздержную и чистую. Поелику же надобно подробно разобрать и частные случаи, то необходимо и о них оставить краткое напоминание.
Удалившиеся от жизни обыкновенной и подвизающиеся для жизни божественной пусть подвизаются не сами по себе и не поодиночке. Ибо для таковой жизни нужно засвидетельствование, чтобы избыть ей лукавого подозрения. И как закон духовный требует, чтобы вкушающих таинственную пасху было не менее десяти (См.: Иосиф Флавий. Иудейская война. Кн. 6. Гл. 9, 3.), так и здесь надобно, чтобы лучше увеличивалась, нежели уменьшалась десятерица совокупно подвизающихся в духовной жизни.
Началовождем в благообразии жизни да будет поставлен один, избранный из прочих по испытании его жизни, нравов и благоустроенного во всем поведения и по принятии во внимание при этом предпочтении лет его жизни. Ибо в естестве человеческом что старее, то и почтеннее. И он над братством, добровольно повинующимся из одной благопокорности и смиренномудрия, да имеет такую власть, чтобы никому в этом обществе не дозволялось противиться воле его, когда приказывает что–нибудь клонящееся к благообразию и строгости жизни. Но, как говорит Апостол, что не должно противиться от Бога учиненным властям, ибо осуждаются противящиеся Божию повелению (Рим. 13, 1–2), так и здесь прочее братство должно иметь убеждение, что не случайно, но по Божию изволению дана настоятелю такая власть, чтобы преспеяние по Богу совершалось беспрепятственно, когда один предлагает все душе полезное и пригодное, а прочие с благопокорностью принимают благие советы.
Поелику же надобно, чтобы общество было совершенно благопокорно и подчинено настоятелю, то прежде всего необходимо избрать такого вождя для сего жития, чтобы жизнь его для взирающих на него была образцом всего доброго и чтобы он, как говорит Апостол, был трезвенным, целомудренным, честным, учительным (1 Тим. 3, 2). И мне кажется, что надобно испытать жизнь его не в том одном отношении, старее ли он летами — ибо при седине и морщинах можно иметь юные нравы, — но преимущественно в том отношении, убелены ли его нрав и поведение благолепием, чтобы все, что он ни говорит и ни делает, могло быть для общества вместо закона и правила.
Проходящим же подобную жизнь прилично придумать такой способ пропитания, какой предлагает Апостол, да своими руками делающе, благообразно свой хлеб ядят (2 Сол. 3, 12). А работа их должна быть в распоряжении какого–нибудь старца, засвидетельствованного по честности жизни, который распределит дела рук их на нужные потребности, чтобы исполнялась и заповедь, повелевающая в поте и труде добывать пищу (Быт. 3, 19), и благопристойность их поведения оставалась безукоризненною и безупречною, когда не будет им никакой нужды показываться в народе ради жизненных потребностей.
А самым лучшим пределом и правилом воздержания пусть будет следующее: не стремиться ни к неге, ни к злостраданию плоти, но избегать неумеренности и в том, и в другом, чтобы плоть, утучнев, не мятежничала, а став болезненною, не лишилась сил к исполнению заповедей. Ибо равный вред душе в обоих случаях — и когда плоть не покорна и от избытка здоровья предается неистовым порывам, и когда от недугов изнурена, расслаблена и неподвижна, потому что душа при таком состоянии тела не имеет времени свободно возводить взоры гор!е, но по всей необходимости бывает занята ощущением боли и ослабевает, подавляемая злостраданием тела.
Поэтому употребление пусть будет соразмерно потребности: и вином гнушаться не должно, если принимают его для врачевания, и не должно домогаться его без нужды; равно и все прочее пусть служит потребностям, а не прихотям подвизающихся.
Вся жизнь да будет лучше временем молитвы. Но поелику напряженности псалмопения и коленопреклонения надобно давать отдых некоторыми перерывами, то должно соображаться с часами, которые определены для молитвы святыми. Так великий Давид говорит: Полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118, 62). А ему, как видим, последуя, Павел и Сила в полунощи хвалят Бога в темнице (Деян. 16, 25). Потом тот же Пророк говорит: Вечер и заутра и полудне (Пс. 54, 18). Но и пришествие Духа Святаго совершается в третий час, как знаем из Деяний, когда фарисеям, которые смеялись над учениками за разнообразное действие языков, Петр говорит, что не пияни глаголющие сие: есть бо час третий (Деян. 2, 15). Девятый час напоминает страдание Господне, совершавшееся нашей ради жизни. Но поелику Давид говорит: Седмерицею днем хвалих Тя о судьбах правды Твоея (Пс. 118, 164), а упомянутые времена молитвы не наполняют собою седмеричного числа молитв, то полуденную молитву надобно разделить на молитву пред принятием пищи и на молитву по принятии оной, чтобы и нам при каждом круговращении дня служило образцом сие правило: седмерицею днем хвалить Бога.
В обители подвижников да заключены будут входы женщинам, и мужчины не все пусть входят, а разве кому дозволен вход настоятелем, потому что без разбора входящие нередко оставляют в сердцах ряд неблаговременных речей и бесполезных рассказов, а с пустыми словами влагают суетные и бесполезные мысли. И потому пусть будет общий закон, чтобы приходящие, о чем необходимо надобно быть слову, спрашивали одного настоятеля и от него получали ответы, а прочие не отвечали бы любителям суетных бесед, чтобы не увлечься в ряд праздных слов.
У всех пусть будет одна общая кладовая, и ничто да не называется чьею–нибудь собственностью: ни одежда, ни обувь, ни другое что, служащее к необходимой потребности тела. А употребление пусть будет во власти настоятеля, чтобы по его распоряжению каждый, что ему прилично, тем и пользовался из общего.
Но в этом общежитии закон любви не дозволяет частных содружеств и товариществ. Ибо частные пристрастия, по всей необходимости, много вредят общему согласию. А теперь надобно, чтобы все смотрели друг на друга с равномерным расположением и чтобы всем обществом владела одна мера любви. Если же найдется кто, под каким–нибудь предлогом расположенный с большею любовью к монаху–брату, или родственнику, или к кому другому, то да уцеломудрится, как делающий обиду обществу. Ибо избыток расположения к одному лицу обличает великое оскудение любви к другим.
А наказания осужденному в каком–либо прегрешении да будут по мере греха таковы: воспрещение стоять вместе с другими при псалмопении, недопущение к общению в молитве, удаление от вкушения пищи. Причем по важности проступка наказание согрешающему определит поставленный наблюдать за общим благочинием.
Прислуживание общему собору да будет поочередно, и пусть двое попеременно в продолжение одной недели имеют все попечение, требуемое нуждою, чтобы и награда за смиренномудрие была общая и никому невозможно было даже и в прекрасном иметь преимущество пред братством, чтобы и отдохновение давалось всем равно. Ибо попеременное утомление и отдохновение делают труд нечувствительным для трудящихся.
Настоятель обители имеет власть по усмотрению дозволять необходимые выходы, а кому полезно, приказывает заниматься домашними делами и оставаться дома. Ибо нередко в юном теле при всем усилии изнурять его воздержанием никак не увядает доброцветность возраста, и для встречных делается сие поводом к страсти. Поэтому если кто по цвету тела представляется молодым, то да не показывает такого благообразия, скрывая до тех пор, пока наружность не придет в приличное состояние.
Ничто да не будет в них признаком гнева, или памятозлобия, или зависти, или упорства: ни вид, ни движение, ни слово, ни пристальный взгляд, ни выражение лица, или что еще обыкновенно возбуждает ко гневу живущих вместе с другими. Если же кто впадет во что–либо подобное, то к извинению прегрешения, в каком он пребывает, недостаточно того, что сам он потерпел прежде нечто оскорбительное, потому что худое, в какое бы время ни отваживались на него, равно худо.
Всякая клятва да будет изгнана из общества подвижников; вместо же клятвы и говорящим, и слушающим да приемлется помавание головой или согласие, подтвержденное словом. Если же кто не поверит простому подтверждению, то произнесет обличение собственной совести, что не достиг еще нелживости в слове, и за это настоятель включит его в число согрешивших и уцеломудрит врачующим наказанием.
По прошествии дня и по приведении к концу всякого дела, телесного и духовного, прежде упокоения совесть каждого должна быть подвергнута испытанию собственного его сердца. И если что было противное долгу — или помышление о запрещенном, или слово неприличное, или леность к молитве, или нерадение к псалмопению, или пожелание мирской жизни, — да не скрывается проступок, но да будет объявлен обществу, чтобы немощь увлеченного в таковое зло была уврачевана общею молитвою.
Слово о подвижничестве третье
Подвижническая жизнь имеет одну цель — спасение души, и поэтому все, что может содействовать сему намерению, должно соблюдать со страхом как Божественную заповедь, потому что и самые заповеди Божии не что иное имеют в виду, как спасение послушного им.
Посему как входящие в баню обнажаются от всякого одеяния, так и приступающим к подвижнической жизни надобно, обнажившись от всякой житейской вещественности, вести жизнь любомудрую. Первое, о чем более всего должно заботиться христианину, это — обнажиться от разнородных и различных порочных наклонностей, которыми оскверняется душа, а стремящемуся к высокой жизни сверх предыдущего надо выполнить отречение от имущества, потому что забота и попечение о вещественном производят великое развлечение в душе.
Посему, когда многие, имея ввиду ту же цель спасения, вступают в общежитие друг с другом, надобно прежде всего в них утвердить, чтобы у всех были одно сердце, одна воля, одно вожделение и, как заповедует Апостол, вся полнота собрания была одним телом, составленным из различных членов (1 Кор. 12, 12). А в сем не иначе можно преуспеть, разве когда превозможет обычай — ничего не называть чьею–либо собственностью: ни одежды, ни сосуда, ни чего другого из употребительного в общей жизни, чтобы каждая такая вещь служила потребности, а не владеющему ею. И как большому телу не прилична малая одежда, или малому большая, но соразмерная каждому и полезна, и прилична ему, так и все прочее: ложе, постель, теплая одежда, обувь должны принадлежать тому, для кого очень нужны, а не тому, кто владеет ими. Ибо как врачевством пользуется раненый, а не здоровый, так и тем, что придумано к упокоению тела, наслаждается не роскошествующий, но имеющий нужду в упокоении.
Поелику же нравы людей различны, и не все одинаково рассуждают о полезном, то, чтобы не было какого–либо расстройства, если каждый будет жить по своей собственной воле, такого человека, о котором засвидетельствовано, что он пред всеми отличен благоразумием, постоянством и строгостью жизни, надобно поставить в руководители другим, чтобы доброе в нем сделалось общим для всех ему подражающих. Если многие живописцы будут списывать черты одного лица, то все изображения будут сходны между собою, потому что сходны с одним лицом. Так, если многие нравы будут устремлены к подражанию нравам одного, во всех равно будет сиять добрый образ жизни. Поэтому с избранием одного останутся в бездействии все частные произволения, и с превосходнейшим будут сообразовываться все последующие, повинуясь апостольской заповеди, которая повелевает, чтобы всякая душа властем предержащим повиновалась, потому что противляющиися себе грех приемлют (Рим. 13, 1–2).
А истинное и совершенное послушание подчиненных наставнику выказывается в том, чтобы не только по совету настоятеля удерживаться от несообразного, но чтобы без его воли не делать даже и похвального. Ибо воздержание и всякое злострадание тела на что–нибудь полезно; но если кто, следуя собственным стремлениям, делает себе угодное и не повинуется совету настоятеля, то прегрешение его будет важнее заслуги, потому что противляяйся власти, Божию повелению противляется (Рим. 13, 2) и награда за послушание выше награды за преуспеяние в воздержании.
Любовь же друг к другу должна быть во всех так же равною и общею, как человек естественным образом имеет любовь к каждому из своих членов, в равной мере желая здравия всему телу, потому что страдание каждого члена причиняет равное беспокойство телу. Но как в нас самих хотя страдание каждого больного члена равно касается всего тела, однако же одни члены предпочтительнее других — ибо не одинаково занимаемся глазом и пальцем на ноге, хотя страдание их и равно, — так надобно, чтобы в каждом были сочувственное расположение и любезное отношение ко всем живущим в том же обществе, но почтение по справедливости будет он иметь в большей мере к тем, которые более полезны.
Но поелику все непременно обязаны любить друг друга с равномерным расположением, то оскорбительно для общества, когда находятся в нем отдельные какие–нибудь собратства и сотоварищества. Ибо любящий одного предпочтительно пред другими обличает себя в том, что не имеет совершенной любви к другим. Посему равно должны быть изгнаны из общества и непристойная ссора, и частная расположенность, потому что от ссоры происходит вражда, а от частной дружбы и близости происходят подозрения и зависть. Ибо нарушение равенства везде бывает в унижаемых началом и предлогом зависти и неприязни. Поэтому и заповедь приняли мы от Господа подражать благости Его, сияющего солнце Свое одинаково на праведныя и на неправедныя (Мф. 5, 45). Как Бог всем дает возможность равно приобщаться света, так и подражатели Божии да изливают на всех общий и равночестный луч любви. Ибо где оскудевает любовь, там непременно на место ее входит ненависть. А если, как говорит Иоанн, Бог любы есть (1 Ин. 4, 16), то по всей необходимости ненависть есть диавол. Посему как имеющий любовь имеет в себе Бога, так имеющий ненависть питает в себе диавола.
Итак, надобно, чтобы любовь у всех и ко всем была равная и одинаковая, а почтение воздавалось каждому по достоинству. У людей же, так между собою сопряженных, телесное родство не будет иметь преимущества в отношении к любви. Брат ли кто кому по плоти, или сын, или дочь, единокровный не будет иметь к родственнику предпочтительно пред другими большего расположения, потому что последующий в этом природе обличает себя, что не совершенно отказался от естественных уз, но управляется еще плотию.
Неполезное же слово и безвременное рассеяние себя беседою с другими да будут запрещены. Напротив того, если что полезно к назиданию души, то о сем только и надобно говорить. Да и о самом полезном должны говорить благочинно, в приличное время, и те только лица, которым дозволено говорить. А кто низший, тот дожидайся дозволения от высшего.
Шептания же, собеседования на ухо, знаки, подаваемые мановениями, — все это да будет изгнано, потому что шептание заставляет подозревать в злословии, а знаки чрез мановения служат доказательством брату, что скрывают от него какой–нибудь худой умысел. Все же это бывает началом ненависти и подозрения. Когда же необходим будет взаимный о чем–нибудь разговор, тогда меру голоса должна определять самая потребность, и с тем, кто близко, надобно разговаривать тихим голосом, и говоря с тем, кто вдали, надобно возвысить голос. Но чтобы советующий кому или дающий о чем приказание употреблял голос громкий и грозный, сего, как оскорбительного, да не бывает в обществе.
Выходить из обители подвижничества, кроме положенных и необходимых выходов, не позволительно.
Поелику же есть общества не мужей только, но и дев, то все доселе сказанное должно быть общим правилом для тех и других. Одно только надобно знать, что большего и преимущественнейшего благообразия требует жизнь женщин, их преуспеяние в нестяжательности, в безмолвии, в послушании, дружелюбии, строгость касательно выхода из обители, остережение от встреч, взаимное между собою расположение, избежание частных содружеств. Во всем этом с особенным тщанием должна преуспевать жизнь дев.
Та, которой вверено смотреть за благочинием, должна не того искать, что приятно сестрам, и не о том заботиться, чтобы заслужить их благосклонность, делая им угодное, но всегда соблюдать степенность, внушая к себе страх и почтение. Ибо должно ей знать, что она даст Богу отчет в общих прегрешениях против долга. И каждая из живущих в составе общества да ищет от настоятельницы не приятного, но полезного и пригодного, да не входит в исследования о том, что ей приказывают, потому что навык к сему есть обучение безначалию и следствие оного. Но как заповеди Божии приемлем без исследования, зная, что всяко Писание богодухновенно и полезно (2 Тим. 3, 16), так и сестры да принимают приказы от настоятельницы без испытания, с усердием, а не от скорби, ни от нужды (2 Кор. 9, 7), исполняя всякий совет, чтобы послушание их имело награду. Да принимают не только наставления, относящиеся к строгости жизни, но, если наставница запрещает пост, или советует принять укрепляющую пищу, или по требованию нужды приказывает что–либо другое, служащее к облегчению, всё одинаково да исполняют с уверенностью, что сказанное ею есть закон.
Если же по необходимости надобно будет переговорить о чем–нибудь нужном или с кем–нибудь из мужчин, или с имеющим попечение о деле, или с другим человеком, который может быть полезен в требуемом деле, то должна переговорить о сем настоятельница в присутствии одной или двух сестер, для которых по жизни и по летам безопасно уже иметь свидание и вести разговор с кем бы то ни было. Если же сестра сама от себя придумает что полезное, то пусть предложит настоятельнице и чрез нее скажет, что нужно сказать.
Подвижнические уставы подвизающимся в общежитии и в отшельничестве
Вступление
Обязав себя к любомудрию Христову, приняв такой образ мыслей, который выше житейских пожеланий, удовольствий и попечений, и озаботившись всеми мерами устранить и отдалить помысл от плотских страстей, неоднократно вел ты со мною длинные беседы, спрашивая, каким образом должно совершить начатый подвиг, нимало не покоряясь плотским вожделениям, которые чрез тело переходят и в душу? Чего, во–первых, всего более и чего затем надобно остерегаться, и о каком из совершенств ревновать, чтобы осторожностью избежать несообразного действования, а ревностью приобучить себя к деланию прекрасного? А потом пожелал ты, чтобы сделал я тебе письменное изложение своего о сем мнения. По сей–то причине и сам я решился не оставлять в небрежении твою благую ревность, но сколько можно своими советами подкрепить и утвердить ее не в той мысли, что предлагаемое слово удовлетворит предмету, но чтобы под молчанием, как бы под насыпью какою, не скрыть того, что могу сказать, а чрез это избежать суда, объявленного скрывшему талант в землю.
У людей всего чаще предлогом к вожделению мирских удовольствий бывает супружество, потому что нельзя и найти другого врожденного телесной природе вожделения, более сильного и стремительного, как вожделение в мужчинах к женскому полу или в женщинах к мужскому, чему и быть надлежит, так как оно естественным образом устремлено к рождению детей. Брак, составляя одно из главных действований природы, должен влагать и сильнейшее стремление. Да и попечений не встречается с людьми обременительнее тех, какие вдруг постигают их в супружестве, как говорит Павел: оженивыйся печется о мирских (1 Кор. 7, 33), будучи обременен заботами. Ибо одинокий будет заботиться только о себе и о собственных телесных нуждах или, может быть, и пренебрежет ими, легко имея возможность убедить себя к этому. А женатый и имеющий на своем попечении детей не бывает уже господином своей воли, но принужден поступать в угоду жене и занятый попечением о детях выносит целую бездну забот, которые и перечислить потребовалось бы больше времени, нежели сколько имеем его у себя теперь.
Поэтому желающий быть свободным от мирских уз избегает супружества, как оков, а избежав его, посвящает жизнь свою Богу и дает обет чистоты, чтобы не иметь уже и права возвратиться к браку, но всеми мерами бороться с природою и с сильнейшими ее стремлениями, подвизаясь в соблюдении чистоты. Таковой, предавшись любви Божией, желая, хотя в малой мере, достигнуть Божия бесстрастия, вожделевая вкусить духовной святости, тишины, безмятежия, кротости и порождаемого ими веселья и радости, старается держать помыслы свои как можно дальше от всякой вещественной и телесной страсти, возмущающей душу, чистым же и непотемненным оком души созерцает Божественное, без меры наслаждаясь тамошним светом. А приведя душу в подобное расположение и состояние, возможным уподоблением приближается к Богу и делается Ему возлюбленным и желанным, так как, совершив великий и едва исполнимый подвиг, приходит в состояние беседовать с Богом мыслью, очищенною от вещественного срастворения и удаленною от примеси телесных страстей.
Поэтому и прилично, и с разумом сообразно, чтобы чрез упомянутое выше подвижничество достигающий подобного навыка не увлекался снова раздражениями плоти в общение страстей ее и чтобы око души, приняв на себя дыхание сих страстей, не омрачилось как бы густой какой мглою и не смежилось для Божественного и духовного созерцания от того, что зрение рассудка болезненно поражается дымом страстей.
Глава 1. О том, что молитву должно предпочитать всему
Всякое действие, возлюбленный, и всякое слово Спасителя нашего Иисуса Христа есть правило благочестия добродетели. Для того и воплотился Он, как бы на иконе изображая и благочестие, и добродетель, чтобы каждый и каждая, взирая на Него, по возможности подражали Первообразу. Ибо для того носит наше тело, чтобы и мы сколько возможно подражали Его житию. Поэтому когда слышишь о Его слове или действии, не мимоходом и не просто, как случилось, выслушивай это, но, входя в глубину созерцаний, соделывайся причастником таинственно преподаваемого.
Так, Марфа принимает в дом свой Господа, а при ногах Его сидит Мария (Лк. 10, 38–39). В обеих сестрах видно прекрасное усердие, но ты различай дела. Марфа служила, приготовляя к угощению нужное для телесной Его потребности, а Мария, сидя при ногах Его, слушала слова Его. Поэтому одна упокоивала видимое, а другая служила невидимому, потому что присутствующий у них действительно был и человек, и Бог. Сам Господь одобрил усердие обеих женщин. Но Марфа, утомляемая трудами, призывала Господа в посредники, чтобы и сестру свою иметь помощницею в служении. Рцы ей, — говорит она, — да восставши ми поможет. Господь же говорит ей: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе, едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не отимется от нея (Лк. 10, 40–42). Я не для того здесь, чтобы возлежать на ложе и питать чрево, но для того, чтобы вас напитать словом истины с созерцанием тайн». Поэтому как одну не отвлек от того, чем занималась, так и другую одобрил за то, к чему была внимательна.
Вникни же, что значат сии две «части», представляемые в лице двух женщин, одна — низшая, избравшая для себя служение более телесное, хотя и оно весьма полезно, а другая, восшедшая до созерцания таин, — высшая и более духовная. Сие, слушатель, разумей духовно и избери что хочешь. Если хочешь услуживать, служи о имени Христовом, ибо Сам Он сказал: понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). Принимаешь ли у себя странных, упокоиваешь ли бедных, состраждешь ли болезнующим, подаешь ли руку помощи находящимся в нужде и несчастии, услуживаешь ли недужным — все это Христос приемлет на Себя. Но если хочешь соревновать Марии, которая оставила служение телу, а востекла к созерцанию духовных предметов, то искренне приступи к делу. Оставь тело, покинь земледелие, приготовление снедей и хлопоты, но сядь у ног Господних и слушай слово Господне, чтобы стать тебе причастником тайн Божества, потому что созерцание учений Иисусовых выше служения телу.
Итак, возлюбленный, ты получил примеры и указание. Подражай чему хочешь: будь или служителем бедных, или любителем догматов Христовых. Если же можешь возревновать о том и о другом, то тем и другим приобретешь плод спасения. Впрочем, духовное учение есть первое, а все прочее — второе по нем. Ибо сказано: Мария благую часть избра. Поэтому если и ты хочешь быть таинником Христовым, если сидишь при ногах Христовых, принимаешь благовествование Христово, то оставишь всю мирскую жизнь свою и будешь жить беззаботно, забудешь и собственное тело свое и таким образом возможешь беседовать со Христом в созерцаниях, чтобы подражать Марии и пожать горнюю славу.
Молясь же, смотри не попроси одного вместо другого и не прогневай Господа. Не проси ни имения, ни славы человеческой, ни власти, ни другого чего преходящего, но проси Царствия Божия, и все служащее на потребу тела Он подаст тебе, как говорит Сам Господь: Ищите Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33).
Молитва же, возлюбленный, имеет два вида: первый — славословие со смиренномудрием, а второй, низший, — прошение. Посему, молясь, не вдруг приступай к прошению; в противном случае сам обнаруживаешь свое произволение, что молишься Богу вынужденный потребностью.
Поэтому, начиная молитву, оставь себя самого, жену, детей, расстанься с землею, минуй небо, оставь всякую тварь, видимую и невидимую, и начни славословием все Сотворившего. И когда будешь славословить Его, не блуждай умом туда и сюда, не баснословь по–язычески, но выбирай слова из Святых Писаний и говори: «Благословляю Тебя, Господи, долготерпеливого и незлобивого, ежедневно являющего Свое долготерпение мне, грешнику, и всем нам дающего свободу покаяться. Ибо для того, Господи, молчишь и терпишь нас, чтобы мы славословили Тебя, домостроительствующего спасение рода нашего, посещавшего нас то страхом, то увещаниями, то чрез Пророков, а напоследок пришествием Христа. Ибо Ты сотворил нас, а не мы. Ты Бог наш» (Пс. 99, 3).
Когда же кончишь славословие, по мере сил твоих заимствованное из Писаний, и восшлешь хвалу Богу, тогда начни со смиренномудрием и говори: «Я недостоин, Господи, говорить пред Тобою, потому что весьма грешен». Так надобно говорить тебе, хотя бы ты и не сознавал за собою ничего худого. Ибо никто не безгрешен, кроме единого Бога. А мы, согрешая во многом, большей части грехов за собою не замечаем. Потому Апостол говорит: Ничесоже в себе свем, но ни о сем оправдаюся (1 Кор. 4, 4), то есть грешу много и не примечаю. Поэтому и Пророк говорит: Грехопадения кто разумеет? (Пс. 18, 13). Таким образом, и ты не лжешь, называя себя грешником. Если же разумеешь свои грехопадения, то согрешаешь тем самым, что говоришь: «Я не грешен».
Напротив того, говори лучше: «Более всех грешников грешен я, преступая Божию заповедь, которая повелевает: Егда сотворите вся, глаголите, яко раби неключими есмы, яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17, 10). Так всегда должно рассуждать тебе: «Я неключимый» и еще: смиреномудрием друг друга честию болша себе творяще (Флп. 2, 3). Итак, молись Богу со страхом и смиренномудрием.
Когда же прострешь слово смиренномудрия и скажешь: «Благодарю Тебя, Господи, что долготерпел Ты моим грехопадениям и доныне оставлял меня ненаказанным, ибо давно достоин я был претерпеть тысячи бедствий и быть отринутым от лица Твоего, но незлобивое Твое человеколюбие было ко мне долготерпеливо; благодарю Тебя, хотя и нет у меня достаточных сил к благодарению за незлобие Твое» и когда совершишь обе части — славословия и смиренномудрия, — тогда уже проси, чего должен ты просить, то есть, как выше сказал я, не богатства, не славы земной, не здравия телесного, потому что Сам Он создал тебя и печется о твоем спасении и знает, что полезно каждому, здоровым ли быть или больным, — но, как повелено тебе, проси только Царствия Божия, ибо о потребностях тела твоего, как я сказал выше, Он заботится Сам. Царь наш преславен и негодует, если кто попросит у Него какой малости, если кто из нас просит у Него недостойного. Поэтому молитвою своею не наведи на себя негодования, но проси себе того, что достойно Царя Бога.
А прося того, что достойно Бога, не отступай, пока не получишь. Ибо, на сие наводя мысль, Господь говорит в Евангелии: кто от вас имать друга, и идет к нему в полунощи, и речет ему: друже, даждь ми взаим три хлебы, понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему. И той извнутрь ответит: Не твори ми труды, уже двери затворены суть, и дети моя со мною на ложи суть; не могу востав дати тебе. Глаголю же вам, аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочьство его, востав даст ему, елика требует (Лк. 11, 5–8). Господь представляет нам пример, чтобы научить нас быть неослабными и ревностными в вере. Он берет пример с человека и для человека же, чтобы научился ты никогда не терять надежды, чтобы, когда будешь просить и не получишь, не отставал, пока не получишь, если только, как я сказал прежде, просишь того, что Богу угодно, и чтобы не говорил: «Я грешник, и потому не услышан». А чтобы не отчаялся ты, для сего говорит Он: аще и не даст ему, зане друг ему есть, но за безочьство его даст ему, елика требует. Наконец, хотя пройдет месяц, хотя год, три года и большее число лет, пока не получишь, не отступай, но проси с верою, непрестанно делая добро.
Часто бывает, что иной из нас в юности заботился о целомудрии, потом подкралось удовольствие, пробудились естественные пожелания, ослабела молитва, к молодости подлито вино, и целомудрие погибло, и человек из одного стал другим. Так происходят превращения, потому что человек не с мужественным рассудком противится страстям. Поэтому должен он со своей стороны сделать все, но вопиять к Богу, чтобы Он был ему помощником. Ибо если кто по непостоянству предается пожеланиям и сам себя выдает врагам, то Бог не помогает ему и не слушает его, потому что он предварительно сделал себя чуждым Богу чрез грех. Кто хочет иметь помощь от Бога, тот не изменяет долгу, а кто не изменяет долгу, тому никогда не изменяет Божие содействие.
Поэтому не надобно доводить себя до того, чтобы осуждала в чем–либо собственная совесть, и в таком состоянии призывать Божию помощь; призывать же ее должно не с нерадением, не скитаясь умом туда и сюда. Такой не только не получит просимого, но еще более преогорчит Владыку. Если и тот, кто стоит и ведет речь пред князем, стоит с великим страхом, не дозволяя блуждать как внешнему своему оку, так и внутреннему, душевному, чтобы не подвергнуться опасности, то не тем ли паче со страхом и трепетом надобно стоять пред Богом, весь ум устремляя к Нему единому, а не к чему–либо иному? Ибо Он не только, подобно людям, видит внешнего человека, но прозирает и во внутреннего. Посему если будешь стоять пред Богом, как надобно, и с своей стороны все сделаешь, то не переставай просить, пока не получишь просимого тобою. Если же будешь осуждаем своею совестию как презритель и если будешь стоять на молитве рассеянно, то не дерзай стоять пред Богом, чтобы молитва твоя не обратилась в грех. А если, изнемогши от греха, ты не в состоянии молиться без развлечения, то принуждай себя, сколько станет сил, и продолжай стоять пред Богом, к Нему устремляя ум и собирая его в себя самого, и Бог простит тебе, потому что не из пренебрежения, но по немощи не имел ты сил стоять пред Богом, как должно. Если так будешь себя принуждать ко всякому делу благому, не переставай просить, пока не получишь просимого тобою, но терпеливо толкай в дверь Его, прося тобою просимого. Всяк бо, сказано, просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Лк. 11, 10). Ибо чего иного желаешь ты получить, как не единого спасения в Боге?
Хочешь ли знать, возлюбленный, как терпеливы были святые и не отчаивались? Бог призвал Авраама в юности и из земли Ассирийской переселил его в Палестину, сказав ему: тебе дам землю сию и семени твоему по тебе, и как звезды небесные, так будет семя твое, которое не исчислится (Быт. 17, 8; 15, 5). И прошло большое число лет, омертвела в нем природа, кончина была уже при дверях, но он не сказал: «Господи, Ты всегда обещаешь мне детей и предсказываешь, что буду отцом всех народов; мертвы во мне от старости естественные движения, и у Сарры, жены моей, по старости не бывают уже женская (Быт. 18, 11), потому обетование ложно. Ибо какая остается надежда нам двоим, престарелым?». Он не сказал и не помыслил сего, но пребывал непоколебимым в вере, и хотя он был стар возрастом, но юна была надежда; тело и приходило в бессилие, и внушало отчаяние, но вера подкрепляла и душу, и тело. «Давший мне обетование, — говорит он, — есть Бог и Владыка естества; и не может быть иначе. Это Тот, Кто и невозможное делает возможным, потому что все творит и претворяет (Ам. 5, 8), как Ему угодно». Подражай и ты вере Авраамовой. Итак, когда природа изнемогла и движения омертвели, тогда ожило обетование Божие. Вот тебе примеры.
А мы помолимся год и оставим, попостимся два года и перестанем. Не будем же ослабевать, имея в виду обетование Божие. Ибо Обещавший Аврааму умножить семя его и нам обещал, что просящим даст просимое. Ибо говорит: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28). Когда был ты далеко от Него, умилосердившись над тобою, труждающимся и обремененным тяжкою ношею греха, призвал Он тебя, чтобы облегчить от бремени и даровать тебе напоследок покой (29); ужели не веришь Ему? Но если бы захотели мы молчать, то изобличит нас совесть наша. Ибо не Ему не верим в том, что может упокоить нас, но отказываемся взять на себя иго Его благое и легкое (30) и узкими вратами войти в Царство Небесное; а напротив, предпочитаем носить бремя грехов, ходить широким путем страстей сластолюбия и пространными вратами войти в пагубу (Мф. 7, 13).
Но говоришь: «Много раз просил я, и не получал». Без сомнения, потому, что просил худо, или с неверием, или рассеянно, или неполезного тебе. А если нередко и полезного просил, то не имел постоянства. Ибо написано: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19) и претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22).
Бог знает сердце молящихся. Поэтому, говоришь, какую нужду имеет Бог в нашем прошении? Разве не знает Он, в чем имеем нужду? Посему какая нужда в прошении? Бог знает, что нам нужно, и все телесное дает нам обильно в наслаждение (1 Тим. 6, 17) и, будучи благ, дождит на праведныя и неправедныя, и солнце Свое сияет на злыя и благия (Мф. 5, 45) еще прежде прошения нашего (Мф. 6, 8). Но веры, заслуг добродетели, Царства Небесного, если не будешь просить с трудом и многим терпением, не получишь, потому что должно прежде пожелать, а пожелав, искать искренно в вере и терпении, употребив с своей стороны все нужное, так чтобы ни в чем не осуждала собственная совесть, будто бы просишь или нерадиво, или лениво; и тогда уже получишь, если угодно сие Богу. Ибо Он лучше тебя знает, что полезно тебе.
И может быть, Он медлит даровать (просимое), умудряя тебя в усердии к Нему, и чтобы ты узнал, что такое дар Божий, и со страхом хранил данное. Ибо все, что приобретает кто–нибудь со многим трудом, старается он сохранить, чтобы, потеряв это, не потерять и многого труда своего и, отринув благодать Божию, не соделаться недостойным вечной жизни. Какую пользу принесло Соломону, что он скоро получил дар мудрости и утратил оный? Посему не малодушествуй, если не скоро получаешь просимое. Ибо если бы благий Господь видел, что ты, скоро получив дар, не утратишь его, то готов был бы даровать оный и прежде твоего прошения. А теперь из попечительности о тебе делает это. Ибо если принявший талант и сохранивший его в целости осужден за то, что не пустил его в оборот, то не тем ли паче осужден будет утративший его?
Посему, зная это, получаем ли скорее или медленнее, пребудем благодарными Господу, потому что все, что ни делает Владыка, домостроительствует ради нашего спасения, только мы да не будем из малодушия прекращать прошения. Ибо Господь для того и сказал притчу о вдовице, которая своею неотступностью преклонила беззаконного судию, чтобы и мы ради своей неотступности получали по прошениям своим. В этом выказывается и вера ваша, и любовь к Богу, когда, и не скоро получая, пребываем благодарными Ему. Будем же всегда благодарить Его, чтобы быть нам достойными сподобиться вечных благ Его, потому что Ему подобает слава во веки веков, аминь.
Глава 2. О бдительности над помыслами и о том, что тело не есть зло, как предполагают некоторые
Прежде всего должны мы всеми мерами удерживать помысл, установив над ним трезвенный надзор ума, чтобы не дозволять душе предаваться необдуманным стремлениям по увлечениям тела. Как телесное зрение — в глазе, так око души — в прирожденном ей уме; но не как одно в другом, а одно и то же — душа и ум, который есть некая сила естественная, а не превзошедшая в разумную часть души. Ибо когда душа, приводя в движение свою мысленную силу, какая естественно вложена в нее сотворившею ее Святою Троицею, желает должного и надлежащего, тогда избегает она нападений тела, предусматривая и обуздывая беспорядочные его движения, блюдет в себе приличную ей тишину и в безмятежном покое занимается свойственными ей созерцаниями, и сие делает, по возможности возводя внимательный взор к достопоклоняемой Троице и умозаключая о неприступности Божией славы по преизбытку ее сияния, о светлости блаженства, о беспредельной премудрости, о постоянстве и неволненности безмятежия, об естестве бесстрастном и неподвижном; ибо с Кем ничто не может случиться нечаянно, потому что в Нем, как в сокровищнице, собрано ведение всего настоящего и будущего, Кто объемлет всяческая и все содержит в руке Своей, и Кому совершенно ничто не может воспротивиться и противостать, в Том и следует быть тишине и непрестанному безмятежию. Ибо внезапные стечения неожиданных происшествий в умах человеческих обыкновенно производят мятежи. Поэтому кого не возмущает ни один порок, сопровождает же всякая добродетель и все, что есть прекрасного, тот справедливо может веселиться непоколебимым и нескончаемым весельем, потому что веселье — спутник добродетели и благости, как говорит Пророк: возвселится Господь о делех Своих (Пс. 103, 31).
Посему душа, соблюдающая мысленную силу свою в трезвении и приличных действованиях, утвердится в описанных выше созерцаниях и будет упражнять свой нрав в том, что правильно, справедливо, благопристойно и мирно. А как скоро прекратит размышления и перестанет углубляться в надлежащие созерцания, тогда восставшие телесные страсти, как бесчинные и наглые псы, над которыми нет надсмотрщика, начинают сильно лаять на душу и каждая страсть усиливается всячески истерзать ее, отделяя себе часть жизненной ее силы. Ибо думаю, что хотя душа одна и та же, сила ее двояка: одна — собственно жизненная сила тела, а другая — сила, созерцающая существующее, которую называем также разумом. Но душа, поелику соединена с телом, естественно, вследствие сего соединения, а не произвольно, сообщает телу силу жизненную. Ибо, как солнцу, воссияв, невозможно не освещать того, на что простерло лучи, так невозможно душе не оживлять тела, в котором пребывает. А сила созерцательная приводится в движение по произволению. Поэтому если душа соделает свою созерцательную и разумную силу всегда бодрственною, как говорит Пророк: ниже воздремлет храняй тя (Пс. 120, 3), то усыпляет телесные страсти двояким образом, то есть и тем, что бывает занята созерцанием лучшего и сродного, и тем, что, надзирая за безмятежием тела, уцеломудривает и утишает его страсти. Если же, возлюбив леность, оставит созерцательную силу в недеятельности, то телесные страсти, нашедши жизненную силу праздною, и разделив ее между собою, так как никто ими не правит и никто их не останавливает, увлекают душу к своим стремлениям и действованиям. Посему телесные страсти в нас сильны, когда ум бездействен, благопокорны же, когда ум управляет и владеет телом.
Поэтому тело не заслуживает укоризн в глазах тех, которые хотят судить о нем правильно. При изложении сего мнения прилично опровергнуть ложные мнения тех, которые худо думают о теле. Возлюбленный, прекрасная вещь — конь, и чем он по природе резвее и горячее, тем лучше, но он требует наездника и управителя, потому что не наделен он рассудком. Если наездник на нем, то он сам попытается воспользоваться природными свойствами. Поэтому если наездник как должно распорядится стремлениями подъяремного животного, то употребит его с пользою для себя и достигнет предположенной цели, и сам остается в целости, и животное окажется весьма годным в дело. Если же наездник худо правит молодым конем, то конь неоднократно сбивается с большой дороги, попадает на дорогу непроезжую, низринувшись же со стремнины, уносит иногда с собою и самого седока, и нерадение наездника подвергает опасности обоих. Так рассуждай о душе и о теле.
Тело получило естественные стремления, которые не бессмысленны, но, без сомнения, на что–нибудь хороши и полезны, но оно не получило на свою долю рассудка, чтобы преимуществом разума почтена была душа. Если душа как должно управляет стремлениями тела, то и тело спасено, и душа пребывает вне опасностей. Если же вознерадит об управлении и, объятая сном беспечности, перестанет держать тело в узде, то и само оно, как не имеющее рассудка, совращается с прямого пути, и душу ввергает в равные с своими падения — не по собственной негодности, но по нерадению души. Ибо если бы телесные страсти были таковы, что не могла бы укрощать их душа, то по справедливости было бы виновно тело. Но если они стали покорны многим, потщившимся преодолеть их, то тело не может быть обвинено теми, которые стараются очернить его, называя первым виновником порока. Достойна же укоризны за нерадение душа, ослабившая власть свою над телом, но также не по самой природе имеющая в себе зло, а поставившая себя во зле, чрез оскудение в ней добра, потому что порок есть не что иное, как оскудение добродетели.
Глава 3. О том, что не должно без осторожности иметь свидания с женщинами
О бдительности над помыслами и обуздании телесных страстей, об изведении на простор и тишине внутреннего человека, о внимании и усердии его к своим обязанностям сколько могли, достаточно сказали мы ранее. Однако надобно не только бдительно наблюдать за помыслами, но по возможности удаляться от близкого общения с тем, что всего более, приближаясь к нам, приводит нам на память страсти, тревожит и смущает рассудок и производит в душе брани и борения. Ибо ту брань, которая невольно постигает нас, принимать на себя необходимо, но весьма безрассудно воздвигать самим против себя брань произвольную. В первой и поражение (чего да не будет с Христовыми подвижниками!), может быть, получит извинение, а в последней побежденный сверх того, что бывает осмеян, лишается и извинения.
Посему надобно всего больше избегать бесед и свиданий и с женщинами, если не принуждает к свиданию неминуемая какая–нибудь необходимость. Да и при встретившейся необходимости надобно беречься женщин, как огня, и как можно скорее и поспешнее расходиться с ними. Вникни, что о сем говорит премудрость: Ввяжет ли кто огнь в недра, риз же не сожжет ли? Или ходити кто будет на углиех огненных, ног же не сожжет ли? (Притч. 6, 27–28).
А если кто говорит, что от свидания и долгого сожительства с женщинами не терпит вреда, то он или не имеет в себе мужской породы и есть какое–то весьма странное создание, занимающее средину между тем и другим полом, — как это говорят о скопцах от рождения, если уже хотя им можно присвоить бесстрастие и нечувствительность к женскому полу, ибо желание скопчо растлит ли девицу? — говорит Премудрый (Сир. 20, 4), или если имеет, то, будучи погружен в страсти, не чувствует сего, уподобляясь упившимся или сумасшедшим, которые в самых тяжких страданиях почитают себя нестраждущими. Но допустим условно то, что выходит из пределов разума, а именно: будто иной не уязвляется мужскою страстью. Хотя бы сам он и остался бесстрастным, но нелегко ему уверить других, что он бесстрастен. А соблазнять многих, не имея при сем ввиду никакого доброго дела, почитаю небезопасным для поступающего так.
Притом должно принять во внимание и другое нечто, а именно: хотя мужчина и не терпит вреда от помыслов, но не будет уже спорить с нами и в рассуждении женщины, что она также изъята от телесных страстей. Напротив того, будучи слаба рассудком и более склонна к страсти, она нередко терпит уже некоторый вред от того, кто неосторожно имел с ней свидание. И кто сам не уязвляется, тот часто уязвляет, хотя и не знает того. И женщина, часто приходя к подвижнику под предлогом якобы духовной любви, начинает впивать в себя грех посредством очей, похотливыми взорами пожирать наружность ближнего и нечистыми помыслами растлевать внутреннюю деву, которую всего более любит Жених.
Поэтому, чтобы не случилось чего–либо из сказанного, надобно нам остерегаться, если возможно, всяких, а в противном случае, по крайней мере, частых и продолжительных бесед и свиданий с женщинами, не питая ненависти к этому полу и не отрицаясь родства с ним, но покровительствуя и помогая всякой женщине, как сопричастнице естества человеческого, особенно же — вступившим в подвиг чистоты, потому что подвизаются они в одном с нами; но свидания остерегаться, чтобы не привести себе на память той страсти, от которой мы удалились и отреклись.
Глава 4. О том, что воздержание должно измерять телесною силою, и о том, что телесный труд есть дело прекрасное и законное
Нужно также преодолевать и чрево, потому что приучение чрева есть обуздание страстей, а обуздание страстей — безмятежность и тишина души, душевная же тишина — самый производительный источник добродетелей. Самое лучшее воздержание чрева — то, которое у каждого соразмеряется с телесною силою. Ибо иным и усиленное злострадание казалось не прискорбным и более представлялось отдохновением, нежели трудом, по твердости и непреклонности их телесного состава и силы. Но что сносно для таких людей, то для других бывало причиною опасностей. Ибо у одних тел с другими можно найти столько же различия, сколько у меди и железа с деревами, растущими кустарником. Посему должно выбирать воздержание по мере силы каждого.
Так, добродетели, совершаемые одною душою, равно все и всем предписываются. Таковы: кротость, скромность, смиренномудрие, благость, братолюбие, простосердечие, любовь к истине, сострадательность, обходительность, человеколюбие. Сии добродетели преимущественно называют душевными, потому что тело к приобретению и совершению оных ничем более не содействует душе, а служит только для нее местом совещания, где душа рассуждает о сих добродетелях. Воздержание же для каждого должно быть определяемо по его телесной силе, чтобы не останавливаться на том, что ниже силы, какая есть в человеке, и не простираться до того, что выше силы.
И на то, думаю, надобно обращать внимание, чтобы, чрезмерностью воздержания ослабив телесную силу, не сделать тела ленивым и недеятельным для важнейших занятий. Ибо Бог, творя человека, конечно, не желал, чтобы он оставался праздным и неподвижным, но чтобы он был деятельным, в чем ему должно. И в раю повелел Он Адаму делати его и хранити (Быт. 2, 15) (хотя с сими словами соединено и высшее значение, но они и по собственному их смыслу достойны ревности и усердия); по изгнании же оттуда Он определил ему в поте лица есть хлеб (Быт. 3, 19). А что сказанное Адаму сказано всем родившимся от него, сие явствует из следующего: и смерть Бог определил в наказание Адаму, сказав: земля еси, и в землю отидеши (там же), но все родившиеся от него сделались, подобно ему, участниками сего бедствия. Посему не должно делать нововведений вопреки естеству и уставам Благодетеля естества, но, их держась, надобно сохранять тело деятельным, никогда не слабеющим от неумеренности. Ибо, думаю, что знак самой лучшей распорядительности — следовать положенным уставам.
Иначе могу подтвердить слово свое и многими свидетельствами Божественного Писания. Ибо Божественное Писание повелевает работать, приводить тело в движение и больше подкреплять немощь других, нежели самому искать руки других, но нимало не велит истощать и расслаблять тело неумеренными изнурениями. И на это представляю тебе достовернейшего свидетеля — святого Павла, который негде говорит: Слышим некия у вас безчинно ходящия и ничтоже делающия (2 Сол. 3, 11), а бесчинием называет праздность, ибо говорит: не безчинновахом у вас, ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе нощь и день делающе (7–8), и что еще важнее сего: требованию моему и сущим со мною послужисте руце сии (Деян. 20, 34), и еще в другом месте говорит: да делающе, свой хлеб ядят (2 Сол. 3, 12), и еще в одном месте: безмолвствовати и деяти своя и делати своими руками (1 Сол. 4, 11).
Подвижнику надобно быть свободным от всякого надмения и, идя путем истинно средним и царским, нимало не уклоняясь ни в ту, ни в другую сторону, не любить неги и не приводить тела в бессилие излишеством воздержания. Ибо если бы хорошо было изнемогать телом и лежать дышащим мертвецом, то, конечно, Бог вначале устроил бы нас такими. Если же не так сотворил, то, конечно, что признал хорошим, то и сделал. А если такими произвел нас, какими хорошо было произвести, то грешат те, которые хорошо сотворенного не хранят, сколько могут.
Посему подвижник благочестия пусть имеет в виду одно: не вкрался ли как в душу, по нерадению, порок, не ослабели ли трезвение и напряженное стремление ума к Богу, не затмились ли как святыня Духа и производимое ею в душе просвещение. Если исчисленные благие дарования остаются в полной своей силе, то телесные страсти не будут иметь времени к восстанию, потому что душа занимается горним и не дает времени телу для восстания в нем страстей. Если нередко бывает в жизни, что, когда размышляем о чем с напряжением рассудка, зрение и слух остаются бездейственными, вся душа бывает занята предметом размышлений, оставив чувства в стороне, то, если Божественная любовь усиливается в нашей душе, тем паче не будет у нас и времени подумать о страстях. Если же когда и восстанут они несколько, скоро усмирены будут высотою ума.
Скажи же мне, что лучше: подражать ли плодоносным деревам, которые и сами богаты плодами и других увеселяют своим плодоносием, или уподобляться огородным растениям, которые вянут от зноя и засухи, быть, по слову Пророка, яко свекла недовареная (Ис. 51, 20), быть неспособным послужить собственным своим потребностям (и притом когда имеем от природы совершенные силы к удовлетворению своих нужд) и упражняться в любомудрии только вполовину, то есть одною душою, а не вместе и телом? Если бы мы находились вне тела, то необходимо было бы стремиться к совершеннейшему одною душою. Но поелику человек двояк, то и упражнение в добродетели должно быть двоякое, состоящее и в телесных трудах, и в душевных подвигах. Трудами же телесными назвать должно не праздность, а работу.
Впрочем, должно обращать внимание и на то, чтобы под предлогом телесной потребности не уклониться в служение сластолюбию. Если бы можно было выполнять надлежащие телу работы при непрестанном воздержании от пищи, то сие было бы всего лучше. Но поелику весьма немногие тела могут не упадать в силах при таком воздержании, то должно и поститься умеренно и оказывать телу самую необходимую помощь, но так, чтобы не сластолюбие руководствовало в избрании снедей, а рассудок со всею строгостью определял потребность, подобно сведущему врачу, который беспристрастно врачует болезнь, чем должно. Ибо при таком душевном расположении вкушающий пищу оказывается в любомудрии нимало не ниже невкушающего, а по намерению соблюдает не только непрестанный пост, но и неядение; попечением же о теле заслуживает похвалу, как наилучший домостроитель, потому что соразмерное питание тела и воздержание не способны воспламенять похоть и делать страсти необузданными. Это бывает следствием ненасытности и роскоши.
Указанное, насколько оно зиждется на естественных законах и свидетельствах Божественного Писания, и составляет теперь предмет нашего рассмотрения. Но поелику сказанное должно не только подкрепить словесными увещаниями, но и подтвердить этот совет примерами деятельности, то перейду теперь к самой жизни Спасителя, которую Он, пожив во плоти, оставил в образец и начертание добродетели всем, хотящим жить благочестно, чтобы и прочие, взирая на сии черты, отпечатлевали в жизни своей подобный образ, ничем не уклоняясь от первообраза отступлением в подражании. А что Спаситель жизнь Свою положил в образец совершеннейшего жития для всех хотящих Ему повиноваться, выслушай, как Сам Он ясно о сем учит: Аще кто Мне служит, — говорит Он, — Мне да последствует (Ин. 12, 26), разумея не телесное за Ним последование (которое для всех не было возможно, потому что Господь, как известно, пребывает ныне телом на небесах), а точное по возможности подражание Его житию.
Как же жил и как поступал Спаситель наш? Греха не сотвори (1 Пет. 2, 22). Как правда была бы побеждена грехом? Как ложь восторжествовала бы над истиною? Как могущество было бы преодолено немощию? Или как несущее стало бы сильнее сущего? Бог, всегда сущий и не имеющий предела бытия, не допускает конца (Своего бытия). А грех никогда не существует (сам по себе) и не мыслится как особая сущность. Но чрез оскудение добра получая существование более в делающих грех, нежели в том, что сделано худо, неправедными делами образуется в духовную тьму, которая, впрочем, рассеивается светом правды (потому что свет во тме светится (Ин. 1, 5) и продолжается только до конца самых неправд. Ибо с прекращением лукавых дел и существование греха вместе уничтожается. Сказано: взыщется грех его и не обрящется (Пс. 9, 36), хотя бы наказание за грехи и было соблюдаемо для грешников и мучение за неправды было нескончаемо. Итак, греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его (1 Пет. 2, 22).
Долготерпения же, незлобия, благости, кротости, человеколюбия, снисходительности, смиренномудрия, благоразумия и, словом, всякой добродетели показал Он многие примеры, которые ясно описаны в Евангелиях. Примеры долготерпения и незлобия — в том, что переносил наветы иудеев, затмевающие непрестанно новыми излишествами прежние лукавства, и хотя обличал их кротко, чтобы остановить лукавство, однако же не отмщал и нимало не наказывал, но старался благодеяниями победить их бесчеловечие и подаянием благ — усиление лукавства; напоследок же восприял крест за распявших Его. Примеры кротости и снисходительности — в том, что всех допускал к Себе со свойственною Ему благостью и дозволял смело беседовать с Собою не только людям добродетельным, но и тем, для кого было приятно и уже обратилось в привычку предаваться делам самым постыдным. Так приступали к Нему блудницы и мытари, причем они не увеличивали недуга похотливости или сребролюбия, но очищались от душевной болезни, и не столько приводимы были в стыд сознанием своего лукавства, сколько приобретали дерзновение в уповании на исцеление, потому что встречали на деле то, что превосходило их ожидания.
А какие примеры Его человеколюбия и сердоболия! То в пустыне ослабевшим от пребывания без пищи изготовляет наскоро богатую трапезу, вдвойне угощая и изобилием потребного, и чудесностью снабжения (Мф. 15, 32–38), то милосердует о недужных, яко бяху смятени и отвержени, яко овцы не имущия пастыря (Мф. 9, 36). И как врачует телесные немощи, исцеляет повреждения и омертвения членов, так разрешает душевные недуги, неразрешимые узы грехов и путы насильственных договоров, какие заключены нами с отцом греха диаволом.
А какие примеры смиренномудрия! Не только соблаговолил облечься плотию, но и быть, и почитаться сыном родителей, по настоящему состоянию низких, быть сыном Матери, почитаться же сыном названного отца. А примеры благоразумия! То обличает саддукеев, покушавшихся осмеять воскресение вымышленным рассказом об умерших семи братьях, после того как имели одну жену (Мф. 22, 25–32), то посрамляет учеников фарисейских с иродианами, когда, предложив обоюдоострый вопрос: достойно ли даяти кинсон кесареви, или ни? (17), получили обоюду разящий ответ, который мог в том и другом отношении обличить их неразумие, повелевая, не дать, но воздать, ибо говорит: воздадите кесарева кесареви (21), потому что монета бы кесарева, имела на себе образ и надпись кесаревы.
Вот сколько, и даже в неизмеримое число раз больше, одних главнейших подвигов! А каковы и как многочисленны Его телесные труды, ради которых особенно и приводится пример! В первом возрасте, повинуясь родителям, кротко и благопокорно переносил Он с ними всякий телесный труд, потому что они, как люди хотя праведные и благочестивые, но бедные и не в обилии снабженные необходимым для жизни (чему свидетелями ясли, послужившие честному Рождеству), естественно, занимались непрестанными телесными трудами, снискивая тем себе необходимое на потребности. Иисус же, повинуяся има, как говорит Писание (Лк. 2, 51), без сомнения, показывал благопокорность и в перенесении с ними трудов.
А пришедши в возраст и оказывая Владычные и Божеские благодеяния, избирая уже учеников и намереваясь проповедовать Царствие Небесное, не требует Себе служения от других, лежа на одном боку и нежа тело Свое, но ради нашего спасения то путешествует, и всегда пеший, и служит ученикам, как Сам говорил: Аз же посреде вас есмь яко служай (Лк. 22, 27) и якоже Сын Человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити (Мф. 20, 28), то омывает ноги ученикам, а потом, долгое время занимаясь учением, неленостно переходит с места на место. Однажды только, и то на короткое время, употребляет подъяремное животное, впрочем, не для успокоения тела, но чтобы запечатлеть делами Своими пророчество (Мф. 21, 5; Зах. 9, 9).
А Апостолы? Не Владыке ли подражали? Не занимались ли непрестанно трудами? Посмотри на Павла, который непрерывно работает, неутомимо путешествует, плавает, бедствует, переносит непогоду, изгнание, удары, избиение камнями, душевным усердием и телесною силою противостоит всем искушениям. А если бы расслабил он телесные силы неумеренностью, то не был бы за сие увенчан.
Поэтому хорошо, душевными добродетелями и телесными подвигами подражая жизни Владыки и Его учеников и Апостолов, употреблять тело на службу самым добрым деяниям. Ибо душе принадлежит избирать из добрых дел и такие, которые совершаются при содействии тела, а телу — приводить в действие то, что избрала душа. Если же тело бессильно для приведения сего в действие, то доброе дело, сокрытое еще в произведении, остановилось на полпути, подобно какому–нибудь ростку, увядающему в земных недрах и не поступающему в употребление тем, для кого он зародился.
Но говорят: и Господь переносил продолжительное невкушение пищи, а точно так же и Моисей, и Илия Пророк. Но заметьте то, что Господь наш однажды только совершил это; подобным образом и Моисей, и Илия. Во все же прочее время, в надлежащем порядке управляя телом и содержа его в деятельности, всегда занимаясь работами и трудами, таким образом просияли душевными добродетелями при содействии тела, жизнь деятельную соделав печатию и совершением жития духовного. Так поступал Моисей, так Илия, так и сам Иоанн, по неизреченному домостроительству долгое время живший в пустыне, по совершении же домостроительства пришедший в населенную страну проповедовать и крестить, кроме деятельности довершивший свой подвиг еще и дерзновением пред Иродом. Так поступал и весь сонм святых и Сам Иисус, проводивший время в делании. Посему отовсюду — и из законов природы, и из учения Божественных Писаний, и из того, что делали все святые, и из жития Спасителя нашего, и из правила жизни благочестивых — явствует, что гораздо лучше и полезнее иметь крепкое, а не расслабленное тело, и употреблять его на добрые дела, а не держать произвольно в бездействии.
Глава 5. О том, что подвижнику надобно заниматься приличными ему работами
Заниматься же подвижнику надобно работами приличными, которые свободны от всякой суетливости, долговременных развлечений и непозволительного прибытка, которые большей частью можно нам производить, оставаясь под своей кровлей, так что и дело делается, и безмолвие соблюдается. А если бы по необходимой потребности должно было произвести работу и на открытом воздухе, то и сие не воспрепятствует любомудрию. Ибо в строгом смысле любомудрый, имея собственное тело свое приютом и безопасным пристанищем для души, хотя бы случилось ему быть на рынке, или в торжественном собрании, или на горе, или в поле, или среди народного множества, всегда заключен в этом естественном своем монастыре, внутрь собирая свой ум и любомудрствуя о том, что ему прилично. Можно, и дома сидя, скитаться помыслами вне, и находясь на рынке, но соблюдая трезвение, быть как бы в пустыне, обращаться только к себе самому и к Богу и не воспринимать чувствами тех мятежей, какие производятся в душе чувственными предметами.
Глава 6. О том, что подвижнику не должно без осторожности проводить время со всякими людьми
Но не должно без осторожности доверяться всякому и перед всяким себя обнаруживать и открывать. Ибо, кто живет по Богу, у того много наветников, и нередко самые близкие к нему подсматривают за его жизнью. Поэтому не без предварительного испытания надобно иметь свидания с посторонними. Ибо если Спаситель, как говорит Евангелие, не всякому вверялся, сказано: Сам Иисус не вдаяше Себе в веру их (Ин. 2, 24), если Он, чистый, непорочный, неукоризненный, праведный, Он, Который весь — добродетель, поступал так, то мы, грешные, поползновенные, не всегда верно идущие к цели — то по естественной своей немощи, то по ухищрению того, кто лукаво и неослабно с нами борется, — выдавая себя людям любопытным, не навлечем ли на себя злой клеветы и не устроим ли сами себе соблазнов? Ибо люди порочные часто и прекрасные дела стараются оклеветать и даже маловажных погрешностей не потерпят оставить неосмеянными. Поэтому нужно с осторожностью вступать в беседы с посторонними.
Бывает у них и другой недуг от невежественных суждений об удалившихся от мира: они думают, что в переменивших образ жизни не расположение одно переменено, но перестроена сама человеческая природа; не рассуждают, что подвижники подвержены тем же страстям и преодолевают их душевною силою и удалением себя от удовольствий, но полагают, что страсти от телесного естества их совершенно устранены. А посему, если человек духовный хотя несколько уклонился от совершенства, тотчас все, даже прежние самые горячие хвалители и почитатели, делаются жестокими обвинителями и сами себя обличают в том, что и прежде расточали похвалы неискренние.
Как на поприще, если какой борец поскользнется, противник наступает на него немедленно, наносит ему удары и доводит его до совершенного падения, так и они, как скоро увидят, что живущий в подвиге добродетели уклонился несколько от совершенства, нападают на него, как стрелами поражая его укоризнами и клеветами, а не рассудят в себе, что их самих ежедневно уязвляют страсти тысячами стрел; подвижники же благочестия, если и воюют против них подобные страсти, или терпят от них малый какой–нибудь вред, или часто и вовсе никакого, и притом имея сильнейшего, нежели они, противника. Поелику подвижники вызвались на борьбу с противником, то для лукавого весьма важно одержать над ними победу, а напротив, остаться побежденным — значит получить смертную рану, как потерпевшему совершенное поражение во всех частях добродетели. А брань с теми, которые предали себя миру, враг презирает частью потому, что весьма многие из них произвольно стремятся к поражению, будучи уловляемы в грех различными удовольствиями и вожделениями и доставляя противнику нетрудную над собою победу, частью ж потому, что по–видимому и противящиеся несколько греху разными развлечениями легко бывают уклонены от борьбы, обращают хребет и, неослабно поражаемые, несут на себе позорные знаки одержанной над ними победы.
Если же иногда, преодолев устремление житейских развлечений, смогли отважиться на брань с лукавым, то вынесли не такие борения, но во многом и до бесконечности меньшие в сравнении с подвижническими. Ибо один усиливается удержать за собою, что принадлежит ему по праву, и упорно подвизается в спорах о настоящих благах, а другой уступает оспаривающим и то, что принадлежит ему по праву, исполняя сказанное: от взимающаго твоя не истязуй (Лк. 6, 30). Один, получив удар, сам отвечает ударом и, потерпев обиду, платит обидою же и думает, что сим поддерживает равенство, а другой терпит до тех пор, пока не почувствует сытости наносящий ему обиду или удары. И один старается одержать верх над всеми телесными удовольствиями, а другой проводит жизнь, пресыщаясь удовольствиями. Поэтому как мирского человека счесть борцом в сравнении с подвижником?
Затем и другое, чем обыкновенно страдают привязанные к настоящей жизни, когда судят о подвигах. Как скоро подвижник, после долгого невкушения, признал необходимым подкрепить тело пищею, они хотят, чтобы он, как бестелесный и невещественный, или вовсе не принимал пищи, или принимал как можно меньше. И если увидят подвижника, который не вовсе не щадит тела, но хотя в чем–нибудь удовлетворяет настоящей своей потребности, то злословят, и клевещут, и называют какими–то обжорами и лакомками, поношение и издевательство над одним распространяя на всех. А не рассуждают того, что сами два раза, иные же из них и три раза в день, едят самые тяжелые и жирные яства, нагружают себя необъятною грудою мяса и наливают безмерным количеством вина, и с такою же жадностью кидаются за стол, как и псы, после продолжительного голода спущенные с привязи.
А истинные подвижники употребляют пищу самую сухую, которая при легкости имеет мало в себе питательного, и каждый день вкушают по одному разу; научившись же проводить жизнь в строгом порядке и вкушая пищу умеренно и разумно, имеют они право при вкушении с дерзновенной совестью подавать телу потребное. А посему и прилично, чтобы свобода наша не судилась от иныя совести (1 Кор. 10, 29). Ибо, если вкушаем пищу с благодарением, для чего хулят нас за то самое, за что мы благодарим, скудную и дешевую пищу принимая с таким весельем, с каким не принимают они блистательных и многоценных приготовлений богатого яствами стола?
Но если кто из упомянутых мною людей известен своим благоразумием и благоговением и с уважением смотрит на нашу жизнь, такового с осмотрительностью допустить к трапезе, если будет о сем просить, не противно благоразумию.
Глава 7. О том, что не должно делать частых и неосмотрительных выходов
Не надобно под предлогом посещения братий и свидания с ними делать многих и частых отлучек. Ибо это есть одно из диавольских примышлений, потому что враг и подобным способом пытается расстроить наше постоянство и благочиние в жизни, ввергнуть же нас в сластолюбие и различные расстройства помыслов. Но надобно в безмолвии беседовать с самими собою, рассматривать и исправлять душевные прегрешения. Ибо недавно оставивший мир по собственному расположению достоин похвалы за наклонность к добру, но не приобрел еще совершенства добродетелей; нередко же бывает, что он и не думал еще, каким образом выполнить ими требуемое. Напротив того, ему нужно в безмолвии, вникая в себя самого, усматривать беспорядочные стремления и движения души, мужественно им противоборствовать и исправлять беспорядки добрыми помыслами, потому что порядок в душе есть знак добродетели.
Поэтому кто всегда в отлучках и переходах непрестанно расстроивает и рассеивает внимательность и собранность души и постепенно привыкает обращать взор на телесные удовольствия, тот будет ли в состоянии заглядывать в самого себя, или узнавать, что на душе нехорошо, или приводить это в устройство сообразно с долгом, пока еще раздражает душу к страстным расположениям.
Посему надобно больше пребывать в безмолвии и каждому терпеливо оставаться в своем убежище, чтобы это свидетельствовало о постоянстве нравов, хотя и не жить в совершенном затворе, но с добрым дерзновением делать необходимые выходы, за которые нимало не зазирает совесть, и навещать из братии лучших и полезнейших по строгости жития, заимствуя для себя при полезном свидании образцы добродетелей и соблюдая в выходах своих, как сказали мы, умеренность и неукоризненность. Ибо часто выход и рассеивает уныние, родившееся в душе, и, дав как бы несколько укрепиться и отдохнуть, доставляет возможность вновь с усердием приступить к подвигам благочестия.
А если кто высоко думает о том, что не выходит из своей хижины, пусть он знает, что надмевается пустым делом. Ибо не выходить из дому не есть еще само по себе прекрасное дело, и выходы по временам не сделают человека хорошим или худым. Но твердое и непоколебимое суждение о хорошем или, наоборот, переменчивость в суждениях делают человека добрым или негодным. Если же кто укоренил в душе прекрасное и долговременным подвижничеством приобрел опытность в управлении страстями, укротил в себе телесные бесчинства и обуздал душевные и, надеясь на узду рассудка, намерен делать более частые выходы для назидания и посещения братий, то подобного человека и Писание еще более поощряет к исхождению, чтобы, поставив светильник на свещнице, всем подавал он свет прекрасного руководства, если только надеется, что встречающимся с ним и в слове, и в деле послужит училищем добродетели и таким образом приведет себя в безопасность, по сказанному Апостолом: да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор. 9, 27).
Глава 8. О том, что не должно давать воли и свободного доступа скитающимся подвижникам, но надобно остерегаться и их
Надобно остерегаться и тех, которые скитаются и переходят из одного братства в другое, постоянно, с неугомонной и неослабной стремительностью бегают по монастырям и под видом якобы духовной любви выполняют хотения плоти; у которых в душе нет ничего постоянного, твердого, благочинного, украшенного благоразумием, но есть все то, что суетно, злонравно, исполнено беспокойства и неразумия, коварства и лицемерия, лжи и обманчивого ласкательства.
Язык у них необузданный, чрево неумеренное, душа всегда готова лететь и кидаться опрометью, помыслы подобны полету нетопырей, никогда не следуют прямому направлению, но несутся вкось и удобно обращаются назад, что обнаруживают в первых своих порывах, а к другому, сверх всякого ожидания, стремятся по переменчивости расположения, много ползают и нимало не подаются вперед.
Они походят также на подъяремных животных, которых гоняют вокруг жерновов и которые ходят много, но всегда остаются на том же месте, и хотя утомляются телом, однако же никак не выходят из малого пространства. Так и эти люди, всегда пресмыкаясь в телесных страстях, нимало не восходят на духовную высоту, но бегут по бесконечному колесу, непрестанно гонимые телесными удовольствиями и вожделениями, от одного и того же опять в то же увлекаемые и, по причине худого произволения, не освобождаемые от лукавого рабства.
Они вместо приманки показывают смотрящим на них наружность овчую, а внутри скрывают жадную, злонравную и хитрую лисицу, стараются же в равное злонравие совращать и других многих, именно тех, которые, не состоя под управлением рассудка, легко отдаются в волю и хорошего, и худого вождя, то и признавая хорошим, что другой укажет или правильного, или только правдоподобного. И таких–то людей стараются они увлекать в свою пропасть, думая, что развращение обманутых ими послужит к собственному их оправданию и что сообщники в пороке уменьшат их вины.
Поэтому таковых надобно всеми мерами остерегаться, чтобы они не сделали вреда другим, сообщив им душевную заразу, и чтобы сами по преграждении им повсюду доступа хотя поздно, но обратились к добру, приняв себе в наставники стыд и в отвращении от них людей честных, находя вразумление к тому, чтобы бежать порока. Сему научил и Павел, рассуждая о не делающих ничего, но обо всем любопытствующих: сего, — говорит он, — назнаменуйте и не примешайтеся ему, да посрамится (2 Сол. 3, 14).
Глава 9. О том, что подвижнику никак не должно домогаться избирательного голоса или начальства над братиею
Нимало не должно подвижнику домогаться избирательного голоса или начальства над братиею. Ибо это — диавольский недуг и проявление любоначалия, которое служит признаком самого высшего диавольского лукавства. И диавол сею страстью увлечен был к своему весьма известному падению, и кем обладает сия страсть, тот болезнует наравне с ним.
Сверх того, страсть сия плененных ею делает завистливыми, ревнивыми, обвинителями, бесстыдными, клеветниками, ласкателями, злокозненными, унижающимися сверх должного, раболепными, высокомерными и исполненными бесчисленных смут. Ибо такой человек завидует достойным и клевещет на них, а нередко пожелает им и смерти, чтобы при недостатке способных к делу голоса дошли и до него.
Он будет ласкательствовать тем, в чьей воле подать избирательный голос, и поэтому сделается раболепным, но будет дерзок против низких, если станут противиться, и поэтому начнет сплетать козни; у него будут тысячи смущений и подозрений, душевная тишина разрушится, и Бог мира, не находя места, где упокоиться, оставит его.
Посему, зная такой вред, будем избегать неприличного пожелания. Если же кого Бог изберет к сему, то Он, как благоискусный, знает, как и соделать его достойным, а мы должны сознавать в себе, что не домогались ничего подобного и вовсе не имеем такого желания в душе. Ибо это есть самая тяжелая болезнь души и отпадение от добра.
Глава 10. О том, что не из тщеславия должно ревновать о добрых делах
Наипаче должно убегать тщеславия не того, которое удаляет от трудов еще прежде трудов (ибо это было бы меньшее зло), но того, которое лишает венцов по трудах, — этого неодолимого наветника нашему спасению, который под самыми небесными кругами ставит против нас свою засаду и усиливается ниспровергнуть добродетели, пустившие стебли свои даже до неба. Ибо когда видит, что купец благочестия наполнил уже корабль своего разумения всякими товарами добродетелей, тогда, возбудив свою бурю, старается опрокинуть и потопить ладью. Ибо, убедив ум пловца, поспешающего к горнему Царству, обратить взоры на дольнее и на человеческую славу, внезапно развевает все душевное богатство и, основания добродетели сравняв с землею, ниспровергает труды, досягавшие до небес, доведя до того, что за сделанное нами просим у людей себе награды мы, которым надлежало, устремляя взор к единому Богу и Ему соблюдая в тайне добрые дела свои, от Него Единого ожидать достойного себе воздаяния.
А мы, предпочтя попечению о добре ради Бога делание ради славы от людей и от них требуя себе суетной награды — похвалы, достойно и праведно лишаемся Божиих воздаяний, не для Бога трудясь, но отдав себя в работники людям, а от них вместо наград получая потерю всех наград, чего же можем просить себе у Бога, для Которого ничего не захотели сделать? И что сие справедливо, выслушай, как Священное Евангелие говорит о тех, которые делают добро ради людей: Аминь глаголю вам, восприемлют мзду свою (Мф. 6, 5).
Посему будем убегать тщеславия, этого льстивого грабителя духовных богатств, этого приятного врага наших душ, этого червя, подтачивающего добродетели, — тщеславия, которое с удовольствием расхищает наше добро, намазывает медом отраву своего обольщения и умам человеческим подает губительную чашу для того, думаю, чтобы они без сытости упивались сею страстью, потому что слава человеческая сладостна для неопытных, а сверх того делает, что плененные ею легко погрешают и против здравого суждения. Ибо домогающийся этой славы отступает от собственных суждений, почитает же достоуважительным то, чему могут подивиться первые из встретившихся с ним. Хотя бы они, будучи порочны или неразумны, стали дивиться худому, все–таки желающий похвал то и сделает, что, по его мнению, предполагают хорошим эти судьи собственных его предначинаний. А таким образом, тщеславие бывает не только искоренителем добрых дел, но и путеводителем к делам лукавым.
Поэтому, имея ввиду здравый разум и Бога — наставника здравого разума, надобно идти тем путем, каким поведет Бог. Если иные похвалят сей путь, должно не ставить в великое их похвалу, обращая взор к горнему Хвалителю, и только радоваться за них, что имеют правильное суждение о добре. Если же другие будут порицать, то не должно стыдиться сего, но жалеть о них, как о не имеющих здравого суждения и пребывающих в страшном помрачении разумения.
Глава 11. О благовременном употреблении слова
Таковы главные из добрых дел, описанные нами не в соответствии собственному величию добродетели, но соразмерно с нашими силами. Следующие же за сим добродетели, какими обыкновенно украшаются нравы, всякий, думаю, без труда увидит сам. Таково, например, благовременное употребление слова и произношение оного на пользу. Полезным же будет или беседовать о добродетели вовремя, или вести речи по настоятельной и неминуемой нужде, или вообще для созидания слушателей, а прочих речей как излишних и бесполезных избегать.
Глава 12. О том, что подвижнику не должно вдаваться в шутки
Надобно воздерживаться от всякой шутливости, так как со многими, занимающимися этим, случается, что погрешают они против здравого разума, когда душа развлекается смехом и теряет собранность и твердость ума. А нередко зло сие, возрастая постепенно, оканчивалось сквернословием и крайним бесчинием: столько–то несовместны между собою трезвенность души и излияние шутливости! Если же когда, чтобы дать себе некоторую ослабу, нужно разогнать угрюмость беседою, то да будет слово ваше исполнено духовной благодати и приправлено евангельскою солью, чтобы оно изливало из себя благоухание внутренно мудрого домостроительства и вдвойне увеселяло слушателя: и успокоением, и даром разумения.
Глава 13. О кротости и о том, каким образом появляется любовь
Подвижник должен как можно более быть исполнен кротости, потому что он или приобщился, или желает приобщиться Духа кротости, а приемлющий в себя сего Духа должен уподобляться Приемлемому. Если же когда нужно и негодование, а именно на леность подчиненного нам, то негодование да будет растворено рассудительностью. Ибо и нож употребляют убийцы, употребляют и врачи. Но одни, поелику действуют ножом по гневу и жестокости, совершают им дела самые безрассудные, убивая подобных себе, а другие, поелику с рассуждением приступают к действию ножом, извлекают из сего великую пользу, потому что спасают жизнь находившихся в опасности. Так, умеющий негодовать с разумом делает великую пользу тому, против кого обнаруживает негодование, исправляя его леность или лукавство, а обладаемый страстью гнева не производит ничего здравого.
А что и заботящимся о кротости прилично благовременное негодование, явствует сие из следующего. И Моисей, о котором засвидетельствовано, что был кроток паче всех человек (Чис. 12, 3), когда потребовали обстоятельства, вознегодовал и до того простерся в движении гнева, что негодование свое заключил убиением единоплеменных — однажды, когда соорудили они тельца (Исх. 32, 27), в другой раз, когда осквернились Веельфегором (Чис. 25, 5).
Поэтому и кроткому можно разгорячаться с разумом, не повреждая в себе совершенства кротости. Оставаться же неподвижным или не показывать негодования, когда должно, есть признак недеятельной природы, а не кротости. Но за кротостью обыкновенно следует и незлобие, потому что кротость есть матерь незлобия. А в людях истинно кротких, не имеющих тяжелого нрава, не менее сего бывает и благости, потому что благость — основа кротости. Все же это, взаимно срастворенное и совокупленное вместе, производит из себя наилучшую из добродетелей — любовь.
Глава 14. О благоразумии
Но всеми поступками должно руководить благоразумие. Ибо без благоразумия и все то, что по–видимому прекрасно, от неблаговременности и несоблюдения меры обращается в порок. А когда разум и благоразумие определяют время и меру благ, тогда от употребления их получают удивительную выгоду и дающие, и приемлющие сии блага.
Глава 15. О вере и надежде
Всеми же начинаниями да руководит вера в Бога и да сопутствует ей благая надежда, чтобы верою укреплять нам в себе душевную силу, а благою надеждою возбуждать в себе усердие к доброму. Ибо человеческое начинание в рассуждении доброго не совершится без помощи свыше, а вышняя благодать не снизойдет на того, кто не прилагал о сем старания. Напротив того, в совершении добродетели должно соединиться то и другое — и человеческое усердие, и помощь, по вере приходящая свыше.
Глава 16. О смиренномудрии
Во всем, что ни сделано нами доброго, душа причины успеха в деле должна приписывать Господу, нимало не думая, чтобы она в чем–либо добром успевала собственною силою. Ибо таким расположением обыкновенно производится в нас смиренномудрие. А смиренномудрие — сокровищехранительница добродетелей.
Вот тебе от меня, как сказал бы иной, семена учения о добродетели! Ты, приняв их, отсюда возрасти мне обильный плод и исполни слово премудрости, которое велит давать премудрым вины, да премудрейшие будут (Притч. 9, 9).
Глава 17. Сколькими способами возникают в душе лукавые помыслы
Поелику прежде хотя рассуждали мы о помыслах, однако же не объяснили, сколько есть способов, по которым в здравом рассудке зарождаются лукавые мысли, то теперь почли мы справедливым присовокупить и сие, чтобы исследование сего предмета было совершенно.
Итак, два способа, которыми непристойные мысли приводят в смущение здравый рассудок: или душа по собственному нерадению блуждает около того, что для нее неприлично, и от одних мечтаний переходит к другим, самым бессмысленным, или бывает сие по злоумышлению диавола, который старается представлять уму предметы непристойные и отводит его от созерцания и внимательного рассматривания предметов похвальных.
Посему когда душа, ослабив твердость и собранность мысли, пробудит в себе первые встретившиеся ей воспоминания о предметах, без разбора взятых, тогда помысл, невежественно и безрассудно увлекаясь воспоминаниями об этих предметах и долго на них останавливаясь, из одного заблуждения переходит в другое, еще далее его заводящее, пока, наконец, не вринется в гнусные и ни с чем не сообразные мысли. Но таковое нерадение и такую рассеянность души должно исправлять и отклонять от себя более собранным и строгим вниманием ума и в каждую настоящую минуту надобно занимать непрестанно душу размышлением о том, что прекрасно.
Когда же диавол предпринимает строить свои козни и с великою силою старается в безмолвствующую и в покое пребывающую душу впустить свои помыслы, как разжженные какие стрелы, внезапно воспламенить ее и произвести в ней продолжительные и неистребимые воспоминания однажды в ней впечатленного, тогда трезвением и усильнейшею внимательностью должно отражать таковые нападения, подобно тому как борец самою строгою осторожностью и изворотливостью тела отклоняет от себя удары противоборцев, и между тем все, то есть и прекращение брани и отражение стрел, приписывать должно молитве и призыванию помощи свыше. Ибо сему научает нас Павел, говоря: над всеми восприимше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити (Еф. 6, 16).
Хотя бы во время этих молитв он и стал влагать лукавые мечтания, душа не перестает молиться и да не почитает собственными своими произращениями эти лукавые всеяния врага, эти мечтания неистощимого в кознях чудодея yaumatopoioа, но рассудив, что появление неприличных мыслей бывает в нас по безотвязности изобретателя лукавства, тем сильнее да припадает к Богу и да молит Его рассыпать лукавую преграду остающихся в памяти непристойных помыслов, чтобы стремлением ума своего беспрепятственно, без всякого промедления и мгновенно, востечь к Богу, когда нашествия лукавых помышлений нимало не будут пресекать пути. Если же и продолжится таковое восстание помыслов по безотвязности воюющего с нами, то и в этом случае не должно приходить в отчаяние и оставлять подвиги на половине дела, но терпеть дотоле, пока Бог, видя нашу стойкость, не озарит нас благодатию Духа, которая обращает в бегство наветника, очищает и наполняет Божественным светом ум наш и дает, что мысль наша в неволненной тишине служит Богу с веселием.
Глава 18. К соблюдающим подвижническое правило в общежитии
В сказанном пред сим рассуждали мы, сколько было можно, о подвижнике взятом отдельно и возлюбившем жизнь одинокую: как ему, приобучая душу к доброму и направляя тело к должному, можно напечатлеть в себе для нас образец совершенного любомудрия. Но поелику б!ольшая часть подвижников живет обществами, изощряя друг в друге мысли об усовершении себя в добродетели и чрез взаимное сравнение того, что делает для сего каждый, возбуждая себя к преспеянию в добром, то почли мы справедливым и им предложить словесное увещание. А прежде всего, выразумев великость и важность того блага, какое усвояют себе, должны они так принять сие увещание, чтобы показать в себе усердие и тщательность, достойную добродетели, в какой упражняются.
Итак, во–первых, возлюбив общение и совокупную жизнь, возвращаются они к тому, что по самой природе хорошо. Ибо то общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в котором с корнем истреблены всякое смятение, споры и ссоры, все же общее, и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию тела и на служение ему, в котором один общий Бог, одна общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, в котором многие составляют одного и каждый не один, но в ряду многих.
Что равняется сему житию? Но что и блаженнее оного? Что совершеннее такой близости и такого единения? Что приятнее этого слияния нравов и душ? Люди, подвигшиеся из разных племен и стран, привели себя в такое совершенное тождество, что во многих телах видится одна душа, и многие тела оказываются орудиями одной воли. Немощный телом имеет у себя многих состраждущих ему расположением; больной и упадающий душою имеет у себя многих врачующих и восстановляющих его. Они в равной мере и рабы, и господа друг другу, и с непреоборимою свободою взаимно оказывают один перед другим совершенное рабство — не то, которое насильно вводится необходимостью обстоятельств, погружающею в великое уныние плененных в рабство, но то, которое с радостью производится свободою произволения, когда любовь подчиняет свободных друг другу и охраняет свободу самопроизволением. Богу угодно было, чтобы мы были такими и вначале, для этой цели и сотворил Он нас. И они–то, изглаждая в себе грех праотца Адама, возобновляют первобытную доброту, потому что у людей не было бы ни разделения, ни раздоров, ни войны, если бы грех не рассек естества. Они–то суть точные подражатели Спасителю и Его житию во плоти. Ибо как Спаситель, составив лик учеников, даже и Себя соделал общим для Апостолов, так и сии, повинующиеся своему вождю, прекрасно соблюдающие правило жизни, в точности подражают житию Апостолов и Господа. Они–то соревнуют жизни Ангелов, подобно им во всей строгости соблюдая общительность.
У Ангелов нет ни ссоры, ни любопрения, ни недоразумения; каждый пользуется собственностью всех, и все вмещают в себе всецелые совершенства, потому что ангельское богатство есть не какое–нибудь ограниченное вещество, которое нужно рассекать, когда требуется разделить его многим, но невещественное стяжание и богатство разумения. И посему–то совершенства их, во всяком пребывая всецелыми, всех делают равно богатыми, производя то, что собственное обладание у них несомненно и бесспорно. Ибо созерцание высочайшего совершенства и самое ясное постижение добродетелей есть ангельское сокровище, на которое позволительно взирать всем, так как каждый приобретает всецелое ведение сего и всецелое сим обладание.
Таковы и истинные подвижники, не земное себе присвояющие, но домогающиеся небесного и в нераздельном участии всецело хранящие в себе все, и каждый одно и то же, потому что приобретение добродетели и обогащение добрыми делами есть любостяжание похвальное, хищение, не доводящее до слез, ненасытность, достойная венца; и виновен тот, кто не делает таких насилий. Все расхищают, и ни одного нет обиженного, а потому распоряжается богатством мир. Они–то предвосхищают блага обетованного Царствия, в доброхвальном своем житии и общении представляя точное подражание тамошнему жительству и состоянию. Они–то на самом деле хранят совершенную нестяжательность, не имея у себя ничего своего, но все общее. Они–то ясно показали жизни человеческой, сколько благ доставило нам Спасителево вочеловечение, потому что расторгнутое и на тысячи частей рассеченное естество человеческое по мере сил своих снова приводят в единение и с самим собою и с Богом. Ибо это главное в Спасителевом домостроении во плоти — привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое сечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными врачествами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части.
И это изобразил я не с тем, чтобы самому похвалиться сколько–нибудь и превознести словом своим добрые дела общежительных подвижников (ибо не такова сила моего слова, чтобы могло украсить великое, а напротив того, оно может более помрачить его слабостью изображения), но для того, чтобы по возможности описать и показать высоту и величие сего доброго дела. Ибо что при сличении может стать наравне с сим благом? Здесь отец один, и подражает Небесному Отцу, а детей много, и все стараются превзойти друг друга благорасположением к настоятелю, все между собою единомысленны, услаждают отца доброхвальными поступками, не узы естественные признавая причиною сего сближения, но вождем и блюстителем единения соделав Слово, Которое крепче природы, и связуемые союзом Святаго Духа. Можно ли в чем земном найти какое подобие к изображению совершенства этой добродетельной жизни? Но в земном нет никакого подобия, остается одно подобие — горнее.
Небесный Отец бесстрастен, без страсти и этот отец, всех приводящий в единство словом. Нерастленными хранят себя дети Небесного Отца, и сих сблизило соблюдение нерастления. Любовь связует горних, любовь и сих привела в согласие друг с другом. Подлинно, и сам диавол приходит в отчаяние пред этою дружиной, не находя в себе сил против такого числа борцов, которые бодро и дружно ополчаются против него, так прикрывают друг друга любовью, столько ограждены Духом, что нет и малейшего места, открытого для его ударов. Представь себе единодушный подвиг семи Маккавеев и найдешь, что в согласии подвижников еще более горячности. О них–то пророк Давид восклицает песненно, говоря: Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132, 1), словом добро изображая достохвальность жизни, а словом красно — веселье, производимое единомыслием и согласием. Кто во всей точности проходит жизнь сию, тот, по моему мнению, ревнитель высочайшей добродетели.
Глава 19. О том, что подвижник должен приступать к подвигу с твердою решительностью, и о послушании
Для проницательных умов слово наше в предыдущем изложении свойств этого рода жизни определило уже правило для жизни. Но поелику для более простых братий надобно еще яснее изложить в подробности правило этой жизни, то и обратимся к сему.
Итак, приступивший к подобному образу жизни прежде всего должен иметь образ мыслей твердый, непоколебимый и неподвижный, такую решимость, которой бы не могли преодолеть и изменить духи злобы, и душевною твердостию даже до смерти показывать стойкость мучеников как держась заповедей Божиих, так и соблюдая послушание наставникам. Ибо это главное в сем роде жизни. Как Бог, Который Отец всем и благоволит именоваться так, требует от Своих служителей самой точной благопокорности, так и духовный у людей отец, сообразовывающий распоряжения свои с Божиими законами, требует беспрекословного послушания. Если посвятивший себя какому–нибудь рукодельному художеству, одному из полезных нам в настоящей жизни, во всем покоряется художнику и ни в чем не противится его приказаниям, не отлучается от него и на самое короткое время, но непрестанно бывает на глазах у учителя, такую принимает пищу и такое питие, такой ведет во всем прочем образ жизни, какой тот предпишет, то кольми паче приступающие к изучению благочестия и святости, однажды уверившись, что могут приобрести таковое познание от наставника, воздадут за сие всякою благопокорностью и самым точным во всем послушанием и даже не будут допытываться, на каком основании дается им приказание, но станут исполнять сказанное дело. И разве о том только пожелают знать, о чем не знающим чего–либо, относящегося ко спасению, позволительно вежливо и с надлежащей скромностью спросить и получить вразумление.
Но все старание да употребит человек, чтобы душевная высота не была унижена восстанием сластолюбивых пожеланий. Ибо душа, пригвожденная к земле плотским сластолюбием, как уже может взирать свободным оком на сродный ей и умный свет? Потому прежде всего надобно упражняться в воздержании, которое служит надежным стражем целомудрия, и вождю — уму — не позволять порываться туда и сюда. Как вода, запертая в трубах, под гнетущею ее силою не имея возможности разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, когда воздержание, подобно узкой трубе, отовсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству своей движимости возвысится до желания предметов возвышенных. Ибо ему невозможно когда–либо остановиться, получив от Творца природу, назначенную к непрестанному движению; и если препятствуют ему устремляться к чему–либо суетному, то, конечно, невозможно для него не идти прямо к истине.
А воздержание думаем определить так, что оно есть не одно воздержание себя от снедей (ибо в этом успевали многие и из эллинских философов), но преимущественно воздержание от скитания очей. Ибо какая польза, если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей, но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных помыслов? Посему и Апостол сказал: Боюся, да не како истлеют разумы ваши (2 Кор. 11, 3). Посему будем воздержными от всего этого, чтобы и на нас не пала по справедливости укоризна Господня, как на оцеждающих комара, вельблуда же пожирающих (Мф. 23, 24).
Глава 20. О том, что не должно домогаться бесед с мирскими родственниками или заботиться о делах их
От родственников, друзей и родителей надо столько же отдаляться своим расположением, сколько видим далекими между собою мертвых и живых. Ибо кто действительно приуготовил себя к подвигам добродетели, отрекся от целого мира и от всего, что в мире, и, скажу полнее, распялся миру, тот умер для мира и для всего, что в мире, будут ли это родители или братья, или родственники, состоящие в третьем, четвертом и далее колене. Поэтому если родители удаляются от мира и приступят к тому же роду жизни, какой ведет сын, то подлинно они сродники и стоят на степени не родителей, а братий. Ибо первый, самый истинный, отец есть Отец всех, а второй после Него — наставник в духовном житии.
Если же сродники продолжают любить прежнюю жизнь, то составляют они часть мира, от которого мы удалились, и ни в каком родстве не состоят с тем, кто отложил плотского человека и совлекся свойства с ними. А кто вполне любит дружбу с людьми мирскими и желает непрестанно с ними беседовать, тот вследствие частых бесед поселяет в душе своей их расположения. И опять, кто наполнил ум мирскими понятиями, тот отстал от благого предприятия, удалился от духовного образа мыслей, снова собрал в душу извергнутое им прежде и уязвлен врагом, который плотским сродством возмущает духовное житие.
Поэтому пожелаем сродникам наилучшего, то есть правды и благочестия и того, что мы признали для себя досточестным. Ибо и нам прилично желать сего, и им полезно получить от нас такой плод. А сами освободим свои помыслы от заботы и беспокойства о них, потому что диавол, как скоро видит, что совлеклись мы всякого житейского попечения и с легкостью течем к небу, внушив нам мысль о родственниках и настроив нас заботиться об их делах, делает, что рассудок наш обеспокоивается житейскими заботами о том, каково имущество у близких нам, достаточное или скудное; какая прибыль получена от сделанных ими оборотов и насколько от сего возросло их богатство; какие потери понесены ими от встретившихся несчастных обстоятельств и насколько от этого уменьшилось настоящее их имущество.
Он делает также, что как радуемся их успехам и приходим в уныние от их неудач, так и враждуем с ними на их врагов (тогда как нам велено никого не считать врагом — Мф. 5, 44), и радуемся с друзьями, которые часто бывают недостойны духовного сближения, радуемся неправедным и безрасчетным их прибыткам. Диавол снова вводит в наши помыслы все лукавые расположения к предметам житейским, которых совлеклись мы, чтобы поселить в себе духовные понятия. И опять внеся в душу вещественный и мирской образ мыслей, уничтожает в нас внутреннего подвижника, делает же из нас какой–то истукан, который носит на себе наружность подвижника, но нимало не одушевлен добродетелями. А нередко бывало, что от сильного расположения к родственникам подвижник осмеливался учинить святотатство, чтобы избавить от нужды родственников. Ибо сберегаемое для святых, посвятивших себя Богу, священно, признается и приемлется за истинное приношение Богу, а потому похищающий что–либо из этого принадлежит к числу отважившихся на святотатство.
Посему, познав несносный вред сего расположения к своим, будем избегать заботы о них, как диавольского оружия. Ибо и Сам Господь запретил таковую привязанность и привычку, не дозволив одному из учеников даже проститься с домашними, а другому — предать земле тело умершего отца. Тому, кто хочет проститься с домашними, Господь говорит: никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Небесном (Лк. 9, 62). А тому, кто просит погребсти отца, ответствует: ходи вслед Мене и остави мертвыя погребсти своя мертвецы (59–60). Хотя по–видимому тот и другой предлагают весьма благовидные и справедливые прошения, однако же Спаситель не дал на них соизволения и на короткое время не позволил отлучиться от Него питомцам Небесного Царствия, чтобы они по увлечению в земные и плотские расположения, не сделали или не помыслили чего–либо такого, что ниже возвышенного и небесного образа мыслей. Посему помышляющим о небесном, как уже переселенным отселе и мысленно сделавшимся премирными, непозволительно иметь какое–либо уважение к земному.
Если же кто скажет: «Как же закон повелевает заботиться о своих, говоря: и от свойственных племене твоего не презри (Ис. 58, 7), а подобно сему и Апостол: Аще же кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отверглся есть и невернаго горший есть (1 Тим. 5, 8)», — то дадим ему краткий ответ, что божественный Апостол сказал сие людям мирским, имеющим у себя вещественное богатство и возможность облегчить нужду родственников; а подобно и закон говорит сие (скажу короче) живым, а не мертвым, потому что последние не подлежат никакой подобной сему обязанности. А ты умер и распялся целому миру. Ибо, отказавшись от вещественного богатства, возлюбил ты нестяжательность, посвятив себя Богу, соделался Божией драгоценностью. Как умерший свободен ты от всякого вклада в пользу сродников, а как нестяжательный ничего у себя не имеешь, что мог бы подать им. Поелику же ты плодопринес Богу и самое тело и над ним, как над принесенным в дар Богу, не имеешь уже власти, то непозволительно тебе обращать себя на употребление людям и надобно иметь дело с одними единонравными, которые и сами все посвятили Богу. Посему как могут быть прилагаемы к тебе упомянутые изречения Святого Писания? Или не погрешишь ли, отказываясь от обета своего касательно подвижничества?
Глава 21. О том, что не должно отделяться от духовного братства
Надобно ясно увериться и в том, что однажды вступивший в союз и единение духовного братства не вправе уже отделяться и разлучаться с теми, с которыми стал соединен. Ибо если вступившие между собою в связи по этой вещественной жизни часто не могут расходиться вопреки сделанным условиям или поступающий так подпадает определенным за то наказаниям, то тем паче принявший на себя условия духовного сожительства, имеющего неразрывную и вечную связь, не вправе отделять и отторгать себя от тех, с которыми вступил в единение, или поступающий так подвергнет себя самым тяжким наказаниям свыше. Если женщина, которая вступила в сообщество с мужчиной и имеет с ним плотскую связь, как скоро обличена будет в неверности к нему, осуждается на смерть, то во сколько крат более делается виновным за свое отлучение тот, кто при свидетельстве и посредничестве Самого Духа принят в духовное сообщество? Посему как телесные члены, связанные между собою естественными узами, не могут отторгаться от тела, а если отторгнутся, то отторгнувшийся член сделается мертвым, так и подвижник, принятый в братство и удерживаемый в нем счленением Духа, которое крепче естественных уз, не имеет власти отделяться от тех, с которыми стал соединен; или, поступая так, он мертв душою и лишен благодати Духа, как обративший в ничто условия, заключенные при Самом Духе.
Если же кто скажет, что некоторые из братий худы (конечно, не обвинит он всех, потому что не для худого чего вступают в сообщество, чтобы всем согласно быть худыми), — итак, если скажет, что некоторые из братий худы, без осторожности нарушают доброе, не радят о благопристойности, небрегут о строгости, приличной подвижникам, и потому надо с таковыми разлучиться, то придумал он недостаточное оправдание сего удаления, потому что ни Петр, ни Андрей, ни Иоанн не отторглись от прочего лика Апостолов за лукавство Иуды, и никто другой из Апостолов не обратил сего в предлог к отступничеству, и злонравие Иуды нимало им не воспрепятствовало повиноваться Христу, напротив того, пребывая покорными наставлениям Господа, они ревновали о благочестии и добродетели, не совращаясь в лукавство Иуды.
Таким образом, кто говорит: «Ради дурных братий принужден я отделиться от духовного союза», тот изобрел неблаговидный предлог своему непостоянству. Напротив того, сам он есть та каменистая земля, которая по непостоянству воли не может возрастить в себе слова истины, но при малом приражении искушения или от неудержимости страстей не терпит целомудренного жития, и едва взошедший росток учения вскоре иссушается в нем зноем страстей. И он придумывает по собственному убеждению пустые и недостаточные предлоги к своему оправданию на суде Христовом и сам себя легко вводит в обман, потому что всего легче обмануть самого себя, ибо всякий бывает снисходительным к себе судиею, рассуждая, что приятное вместе и полезно.
Потому да будет таковой осужден по суду самой истины как подающий для многих повод к соблазну или худой пример, который всегда поощряет к соревнованию таким же несообразным поступкам, и как сделавшийся наследником возвещенного: горе. И уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей (Мф. 18, 7, 6). Ибо душа, как скоро привыкнет к отступничеству, наполняется сильною невоздержанностью, любостяжательностью, ненасытностью, лживостью и всяким злонравием, и наконец, погружаясь в крайнее зло, низвергается в бездну порока. Посему кто стал путеводителем в подобных делах, тот пусть посмотрит, в погибели скольких душ виновен он, между тем как не в состоянии дать удовлетворительного отчета за свою душу. Ибо почему таковой не подражает лучше великому Петру и не служит для прочих примером твердой веры и постоянства в прекрасном, чтобы при воссиянии света добрых дел его и живущие во тьме лукавства направляли путь свой к лучшему?
Потом и Ной праведный не сказал Богу: «Мне должно уйти из мира, потому что все лукавы», но терпел подвижнически и мужественно, среди бездны лукавства соблюдал необуреваемое благочестие, никогда не мятежничал против Владыки, но терпением и постоянством и среди волн нечестия спас корабль благочестия. И Лот, живя в Содоме среди такого нечестия, беззакония и бесчиния, сохранял добродетель неповрежденную, нимало не уловленную никакими злыми наветами, но среди жителей, которые убивали странников, с великою наглостью и похотливостью поступали вопреки уставам природы, и сам сохранял святыню неоскверненною, и других, сколько можно было, приводил к ней, поучая доброму более делами, нежели словами. А ты выставляешь предлогом нерадение братий, или действительное, или тобою придуманное, сам замышляя отступничество, подыскивась уничижить Святаго Духа, и клевету на братий обращаешь в завесу собственного своего лукавства и лености потрудиться для добродетели.
Посему таковой, уцеломудрившись сими примерами, да возлюбит согласие Духа, в какое привел себя от первых пелен небесного рождения. Ибо если одному из перстов на руке случится потерпеть что–нибудь болезненное, другой перст не будет усиливаться, чтобы и его также отсекли, но сперва постарается избежать боли отсечения, а потом будет столько тверд, чтобы заменить собою телу потребность подвергшегося опасности перста и чтобы руке, лишенной естественных своих ветвей, не дать вовсе утратить свойственное и прирожденное ей украшение. Посему примени сей пример к подвижнику и смотри, сколько скорби и замешательства причиняет он чувствительным душам своим отсечением и как себя самого делает мертвым и непричастным жизни.
А что наставник не захочет обучаемого им вводить в порок, в каковом случае худое руководство учителя послужило бы ученику предлогом к удалению и отступлению, это, если угодно, рассмотрим так. Что такое отец? Что такое учитель? Тот и другой образует детей для подвигов: один сыну, другой ученику старается желать и советовать лучшее. Ибо отцам естественно желать, чтобы дети их сделались самыми хорошими, благоразумными, благонравными и скромными, чтобы и детям иметь добрую о себе славу, и отцам приобрести более именитости, когда им воспишутся и добрые качества детей.
А обучающие телесным упражнениям стараются упражняемых ими сделать самыми сильными и ловкими, чтобы, при силе и опытности совершив искусный подвиг, оказались они славными победителями противоборцев и чтобы по всем правилам производимая ими борьба обратилась в явную похвалу наставникам. И всякому, вознамерившемуся учить, естественно желать, чтобы ученики дошли до самого точного уразумения уроков. Итак, поелику в отцах природа следует сему закону, то как же наставнику святой жизни не пожелать, чтобы обучаемый им не оказался самым непорочным и целомудренным в духовной мудрости, когда при том ясно он знает, что если ученик сделается таким, то и у людей будет он славен, и от Христа получит светлые венцы за то, что служителей, или, лучше сказать, братий Его (потому что Христос употреблял и сие наименование — Мф. 12, 49), своею попечительностью соделал достойными единения со Христом?
Посмотрим и с другой стороны. Если ученик от его руководства сделается худ, то наставнику будет безутешный стыд на всемирном собрании во время Суда, и на всеобщем небесном соборе будет он не только постыжен, но и наказан. Поэтому как возможно, чтобы наставник не пожелал своему слушателю сделаться благонравным и скромным? Да и в другом отношении не полезна учителю порочность ученика. Поелику оба они вознамерились жить друг с другом, то плоды того порока, который примет в себя ученик, прежде всего сообщит он учителю, как ядовитые пресмыкающиеся прежде всего изливают яд свой на тех, кто отогрел их.
А таким образом и из свойства дела, и из того, что полезно руководителю, — из всего явствует, что он пожелает и всемерно постарается сделать своего воспитанника скромным и благонравным. Ибо если бы он был наставником во грехе и лукавстве, то, конечно, постарался бы упражняемых им привести к этому концу. Если же он учитель добродетели и справедливости, то захочет, как думаю, чтобы обучаемый достиг конца, не противного собственным его стараниям.
Посему у хотящего удалиться из духовного общества отнят всякий благовидный предлог. Оказалось же, что причиною подобной мысли в нем есть неудержимость страстей, нерадение о трудах, неосновательность и нетвердость суждения. Он не слыхал сказанного пророком Давидом: Блажени хранящии суд (Пс. 105, 3) — хранящии, а не разоряющие. Эти люди подобны уродивым, которые основание духовного здания положили на песце, то есть на нетвердой воле, и это здание небольшой дождь искушений и малый поток нашествий лукавого, увлекши его опору, разрушают и размывают (Мф. 7, 26–27).
Глава 22. О послушании — полнее
Показали мы, по возможности, что однажды вступивший в единение с духовным обществом должен хранить сие единение неразрывным. А теперь снова займемся словом о послушании, о котором прежде говорили мы кратко; теперь же изложим свои мысли совершеннее и покажем, какой благопокорности к настоятелю требует от подвижников строгое учение, потому что меру сей благопокорности попытаюсь определить из самого Святого Писания.
Апостол Павел в Послании к Римлянам повелевает всем властем предержащим повиноваться (Рим. 13, 1), то есть повиноваться властям мирским, а не духовным, что и дает он уразуметь в последующем, где говорит об уроках и дани (7), и объясняет, что даже в самой малости противящийся власти противится Богу (2). Посему если закон Божий требовал от благочестивых такого подчинения начальникам мира сего, получившим начальство по человеческому закону, и притом жившим тогда в нечестии, то какую благопокорность обязан подвижник оказывать начальнику, который поставлен Богом и приял власть по Его законам? Противящийся наставнику не явно ли противится Божию повелению, особливо же, когда Апостол ясно повелевает во всем повиноваться духовным вождям? Ибо говорит: Повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся, тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще; да с радостию сие творят, а не воздыхающе, несть бо полезно вам сие (Евр. 13, 17). Поэтому если не в точности повиноваться несть полезно, то надобно нам стремиться к тому, что полезно, потому что слова несть полезно, как думаю, дают подразумевать великий ущерб, требующий раскаяния и исправления.
Более же всего надобно подражать благопокорности святых, какую оказывали они пред Богом, если намерены мы, воспользовавшись достаточным для нашей цели примером, совершенно выполнить долг послушания. И никто да не думает, что, желая внушить благопокорность пред наставниками, привожу примеры слишком высокие и благопокорность людям надменно осмеливаюсь уподоблять тому послушанию, каким обязаны мы Богу. Не по собственному своему изволению, но согласно с самыми Божественными Писаниями делаю это уподобление. Ибо смотри, что говорит Господь в Евангелиях, предписывая иметь послушание к рабам Его: Иже вас приемлет, Мене приемлет (Мф. 10, 40) и еще в другом месте: Слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается (Лк. 10, 16). А что сказанное Апостолам узаконил Он о всех и после них наставниках, сие можно подтвердить многими и несомненными свидетельствами Божественного Писания и самыми ясными доводами. Почему и мы выразились согласно с Божественными узаконениями, сказав, что благопокорность святых Богу должны мы брать себе за образец послушания настоятелю.
Как же святые оказывали благопокорность Владыке? Посмотри на Авраама, которому велено оставить дом, отечество, имущество, владения, родственников, друзей — сверх того, искать противного: земли чужой, неизвестного, скитания, бедности, страхов, опасностей и всех неприятностей, какие сопровождают странников. И он беспечально повинуется, оставляет домашнее благоденствие и спокойствие, вместо же сего избирает бедствование и странствование на чужой стороне. Видишь ли, какой он самый строгий подвижник и как для Бога презирает всякое мирское благоденствие?
Но посмотрим, что было впоследствии. Приходит он в Палестину — на место, какое указал ему Бог для поселения; но поелику страну сию посетил голод, переходит в Египет и там, когда отнята была у него жена, не малодушествует, не сетует на Божии распоряжения как получивший такое возмездие за свою благопокорность, но кротко переносит свою обиду, из всех обид самую тяжкую, и не в этот один раз, но и в другой еще, от царя герарского. Ибо однажды решившись на послушание пред Богом, смотрит не на то, как домостроительствует о нем Бог, но на то, как ему соблюсти самое точное и неукоризненное послушание. За сие–то напоследок получает и сына Исаака — награду и дар за долговременную молитву и веру. Но когда увидел, что Исаак приходит в цветущий возраст и подает родителям благие надежды в преемстве и в последующем продолжении рода, тогда, после таких надежд, получает от Бога повеление возвести его на высокую гору и принести в жертву Даровавшему. Приняв же это разительное требование и это страшное служение, когда не только исполнить, но и выслушать повелеваемое было выше сил природы, смотри, с какою кротостью переносит сие: не теряет ума, не падает духом, но с таким спокойствием и безмятежием мыслей, как будто намереваясь принести в жертву агнца, возлагает на себя иго послушания и идет за сыном исполнить повеление, нимало не испытуя Божия о сем суда и не сетуя, но имея ввиду свое дело — ни в чем не нарушить долга послушания. А таким образом приобрел он светлый венец: для целой вселенной поставлен в столп веры и послушания.
Можно было бы распространяться о благопокорности и прочих святых, просиявших в ветхозаветной истории, в урок подвижникам беспрекословного послушания. Но чтобы не сделать продолжительного слова, каждого желающего научиться отослав к слушанию Святых Писаний, обратим слово к ученикам Спасителя и покажем, как они были послушливы и покорны.
Говорит им Иисус еще в начале их обучения, когда ожидали, что Господь скоро будет царствовать, и предполагали, что сами они ничего не потерпят, не подвергнутся опасностям, не понесут трудов, но будут царствовать со Христом и сделаются причастниками Его царской славы, Ему подобающих служения и почести. И это дает видеть Петр, пререкающий Иисусу, когда предложил Он слово о Своем страдании, ибо сказано: И поемь Его Петр, начат пререцати Ему глаголя: милосерд Ты, Господи! не имать быти Тебе сие (Мф. 16, 22), показывая тем, что не ожидал ничего прискорбного. То же дают видеть и сыны Зеведеевы, которые привели матерь просить за них Господа, чтобы почтены они были седением один по правую, а другой по левую сторону; ибо если бы не предполагали, что очень скоро воцарится, то не осмелились бы просить Его, размыслив о седении Спасителя на небесах одесную Отца. Итак, что говорил им Иисус, когда они сего ожидали и надеялись? Се, Аз посылаю вас яко овцы посреде волков (Мф. 10, 16). И таким образом, выслушав слово, столь противное собственному их упованию, не сказали они: «Мы пришли с другими надеждами, а Ты повелеваешь противное нами чаемому. Мы ожидали упокоения, а Ты посылаешь на опасности. Мы надеялись на почести, а Ты предлагаешь бесчестие. Мы ожидали Царства, а Ты повелеваешь нам быть гонимыми и быть рабами всех». Они не сказали ничего такого, хотя, сверх сказанного выше, услышали многое и еще более тягостное, например: Предадят вы в скорби и убиют вы; и будете ненавидими всеми языки имене Моего ради (Мф. 24, 9); и пред владыки же и цари ведени будете Мене ради (Мф. 10, 18). Так, сверх ожидания выслушав все это, преклонив выю ума, они подъяли на себя иго и охотно пошли на опасности, на судилища, навстречу оскорблениям, метаниям камнями, биениям жезлом, бесчестиям, на кресты, на разные роды смертей, и с таким усердием терпели сие, что радовались и светло праздновали, когда удостаивались приобщаться страданий Христовых. Ибо сказано: радовались, яко сподобишася за имя Его безчестие прияти (Деян. 5, 41).
От подвижника по Богу требуется, чтобы он оказывал такую же благопокорность наставнику. Ибо Христос избрал учеников, назнаменуя, как выше сказали мы, именно сей род жизни, потому что наставник не иное что есть, как человек, который представляет собою лицо Спасителя, стал посредником между Богом и людьми и священнодействует пред Богом спасение покорных ему. И сему научаемся у Самого Христа, Который Петра поставляет по Себе пастырем Своей Церкви. Ибо говорит: Петр, любиши ли Мя паче сих? Паси овцы Моя (Ин. 21, 15–16). Равную власть дает Он и всем последующим пастырям и учителям. Доказательством сему служит всем одинаково данное право, подобно Петру, всех связывать и разрешать. Посему как овцы покоряются пастырю и туда обращаются, куда ведет пастырь, так и подвижники по Богу должны покоряться наставникам, не входя в исследования их приказаний, когда они чисты от греха, но исполняя приказанное со всяким усердием и тщанием.
Как древодел или зодчий каждым из орудий своего искусства пользуется по своему хотению, и орудие не отрекается удовлетворить той потребности, на какую употребляет его художник, но уступает руке действующего им, так и подвижник должен, как орудие художника, содействовать к совершению духовного здания, покоряться во всем, в чем служение его признает полезным наставник, чтобы не воспрепятствовать совершению духовного дела, не приложив своего труда. И как орудие не избирает само для себя, что должно ему делать в пособие искусству, так надобно и подвижнику не самому для себя избирать работу, но распоряжение собою уступать благоразумию и домостроительству художника. Ибо разумно настоятельствующий умеет в точности изведывать нравы, страсти и душевные стремления каждого и соглашать с этим свое распоряжение каждым. Посему никак не должно противиться его приказаниям, но быть уверенным, что всего труднее знать и врачевать себя самого, потому что людям прирождено самолюбие и каждый, по пристрастию к самому себе, превращает истинный суд. Удобнее же может познавать и врачевать нас другой, потому что судящего о других страсть самолюбия не затрудняет в истинном распознавании. А когда в подвижническом обществе установлено такое согласие, тогда удобно водворится между ними мир, и спасение будет соделываемо с общею всех любовию и единомыслием.
Глава 23. О том, что подвижнику и низкие работы должно брать на себя с великим усердием
Подвижник должен и низкие работы брать на себя с великим старанием и усердием, зная, что все, делаемое ради Бога, немаловажно, но велико, духовно, достойно небес и привлекает нам тамошние награды. Поэтому хотя бы надлежало ходить за подъяремными животными, которые носят на себе тяжести для общих потребностей, не должно противиться, представляя в уме, с каким усердием Апостолы повиновались Господу, повелевшему привести жребя, и рассуждая, что те, для кого приняли мы на себя попечение о вьючном скоте, суть братья Спасителю и что благорасположение к ним и старание о них переносится на Самого Господа, сказавшего: понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). Если же Он Себе присвояет, что делается для сих менших, то тем паче присвоит Себе, что более делается для избранных, если только работающий не признает служения своего поводом к беспечности, но оградит себя со всяким трезвением, чтобы и ему самому, и тем, которые вместе с ним, была от сего польза. Если же должен исполнить какую–либо низкую работу, то надобно ему знать, что и Спаситель служил ученикам и не гнушался исполнять маловажные дела; а для человека великое дело быть подражателем Богу и чрез сии низкие работы возводимому быть на высоту оного подражания. Да и кто назовет уже низким то, к чему Бог прикасался Своею деятельностью?
Глава 24. О том, что подвижнику не должно домогаться почестей и отличий
Почестей нисколько не должно домогаться подвижнику. Ибо если за труды и заслуги ищет он воздаяний здесь, то жалок тем, что чрез временное вознаграждение теряет вечное. Если же вознамерился он подвизаться здесь, а венцы получить на небе, то должен не только сам не домогаться почестей, но бегать и отказываться от тех, какие ему воздают, чтобы здешняя почесть не послужила к умалению тамошней славы. Ибо настоящая жизнь вся предоставлена трудам и подвигам, а будущая — венцам и наградам, как и великий Павел, приближаясь к скончанию в здешней жизни и к переселению в жизнь тамошнюю, говорит: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох; прочее соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь не здесь, но в день он, праведный Судия (2 Тим. 4, 7–8). И еще Спаситель говорит: в мире сем скорбни будете (Ин. 16, 33); и опять тот же Апостол говорит: многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Небесное (Деян. 14, 22). Поэтому если хочешь царствовать в будущем веке, то ищи здесь не упокоения, не почести, а напротив того, если в настоящее время и скорби потерпишь за слово, то есть за истину, знай, что впоследствии будешь царствовать. Ибо сия награда определена за здешнюю скорбь, подъятую ради доброго. Если же не терпишь скорбей, то не ожидай и тамошних венцов, как не выходящий здесь на подвиги и труды, какие назначены для получения венцов.
Посему подвижник нимало да не домогается почестей и предпочтения другим. Ибо всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется (Лк. 14, 11). Если подвижник будет возноситься, то есть у него тяжкий и сильный смиритель, который может низвести до ада. Если же будет смиряться, то блистательно и величественно будет вознесен, потому что Бог собственною силою возвышает смиренного. Итак, подвижник, жди Того, Кто прекрасно возвышает, и никак не малодушествуй ради настоящего. Ибо ты борец и делатель Христов, условившийся целый день провести в борьбе и претерпеть зной целого дня (Мф. 20). Почему же, не исполнив еще меры дня, домогаешься упокоения? Дождись вечера, предела здешней жизни, и тогда Домовладыка придет и отсчитает тебе плату. Ибо вечеру бывшу, сказал господин винограда к приставнику своему: призови делатели и даждь им мзду (Мф. 20, 8), а не в полдень, не при начале найма. Посему жди предела жизни и тогда достойно примешь награду; теперь же люби последнее место, чтобы тогда получить первое.
Глава 25. О неизысканности и простоте в снедях
Подвижник никак не должен домогаться разнообразия в снедях и, даже под видом воздержания, перемены предлагаемых яств. Ибо это бывает нарушением общего благочиния и поводом к соблазнам, и тот делается наследником возвещенного: горе (Мф. 18, 7), кто в подвижническом обществе подает такие поводы к мятежу. Напротив того, хотя бы для вкушения с хлебом предлагалась соленая рыба, которую святые отцы рассудили вместо другой какой приправы в малом количестве прибавлять к яствам, примешивая сие к остальной снеди из воды или из зелени, подвижник не должен, под предлогом тщеславной, самопроизвольной набожности отказываясь от сего, как бы от мяса, требовать яств более дорогих и доброкачественных, но без особенного к тому внимания, омокая кусок в отвар из весьма малого куска соленой рыбы, да вкушает со всяким благодарением. Ибо этот весьма малый кусок, положенный в такое большое количество воды или, если случится, и в варение из семян, не есть признак лакомства, но самое строгое и в подлинном смысле исполненное терпения воздержание подвижников. Поэтому подвижнику святости не должно обращать внимание на что–либо подобное, потому что мы удерживаемся от подобных яств, не иудействуя, но избегая лакомого насыщения.
Глава 26. О том, что стремящемуся к совершенству не причинит никакого вреда выход из обители
Если подвижник скажет, что вредны для него выходы и путешествия, предпринимаемые для необходимых общих потреб, и потому будет отказываться от выхода, то он не уразумел еще строгости послушания и не знает, что добродетель сия не усовершается такою недеятельностью. Посему пусть посмотрит на примеры святых, как достигали они совершенства в послушании, нимало не противоречили и не противились ни одному, даже неудобоисполнимому, приказу, и пусть обучится совершенному послушанию. Если же кто и в самом деле потерпит от сего вред, то пусть просит братство помолиться за него Богу и сам да испрашивает у Бога с несомненною надеждою, чтобы во всех духовных упражнениях и в телесных служениях добрым делам соделаться ему сосудом, годным в дело и благопотребным. И, конечно, Тот, Кто одобряет усердие ищущих доброго, даст ему силу, так как Сам Он велел просить и сказал: Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам; всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7, 7–8) и еще в другом месте: Аще же кто от вас лишен есть премудрости, да просит от дающаго Бога всем нелицеприемне и не поношающаго, и дастся ему. Да просит же верою, ничтоже сумняся (Иак. 1, 5–6). И вообще во всех таких случаях, в которых ум будет уклоняться от совершенного послушания или сатана станет полагать препятствия, ослабляя и отсекая усердие, мы, пользуясь сим пособием, будем молить Бога и просить, чтобы дано было нам обилие добрых дел, плоти наши пригвождены были страху Божию, ум наш сделался нерассеянным и нимало не уловляем был плотскими пожеланиями и удовольствиями. Ибо мирские пожелания, рождающиеся в душе при рассеянности ума, производят многоразличные беспорядки в помыслах и делают нас ленивыми на добрые дела.
Посему каждый из нас да не отказывается служить собственным своим содействием общим и необходимым телесным потребам, но да молит Бога, чтобы получить от Него силу содействия. Ибо если все будут отказываться в подражание тем, которые уже отказались, то кто будет тогда выполнять требуемое нуждою?
Кроме сего, не худо вразумиться в этом и примером. Воин, недавно поступивший в какой–нибудь полк, не о том старается, чтобы служащих в полку переучить по–своему, но сам соображается с порядком и обычаями, какие в полку. Поэтому и включенный в духовное общество должен желать не членов общества преобразовать по своему нраву, но собственный свой нрав привести в согласие с обычаями и уставами общества.
Глава 27. О том, что подвижнику не должно иметь своих собственных занятий
Подвижник ни на малое время не должен иметь власти располагать собою, чтобы предаваться собственным занятиям. Ибо как орудие не может двигаться без художника и член не может ни на краткое время отделиться от целого тела или двигаться без воли внутреннего художника, правящего всем телом, так и подвижник не имеет власти что–либо делать или исполнять без воли настоятеля. Если же скажет, что он по немощи телесной не в силах исполнить, что ему приказано, то пусть предоставит начальнику своему испытать его немощь. Впрочем, когда размыслит о сказанном в Писании, то и сам будет понуждать себя к исполнению приказаний, слыша слова Писания: Не у до крове стасте, противу греха подвизающеся (Евр. 12, 4) и еще в другом месте: Темже ослабленныя руки и ослабленная колена исправите (12).
Глава 28. О том, что настоятель должен с отеческим доброжелательством устраивать нужное для пребывающих в послушании
Но и сам начальник должен, как отец, пекущийся о своих законных детях, обращать внимание на нужды каждого и по возможности употреблять приличное врачевание и попечение и поддерживать с любовию и свойственным отцу доброжелательством каждый член, действительно немоществующий по душе или по телу.
Глава 29. О том, что в обществе подвижников не должно быть дружеских связей между двумя или тремя братиями
Надобно братиям иметь любовь друг к другу, но не должно двоим или троим, согласившись между собою, заводить особенные дружеские связи. Ибо это не любовь, а возмущение и разделение и вместе доказательство порочности сдружившихся. Если бы они любили общее благочиние, то имели бы общую и равно внимательную любовь ко всем, а когда, отсекая и отделяя себя, они становятся обществом в обществе, то такой союз дружбы есть союз злой, и таких людей сводит что–нибудь отличающееся от общего дела, какое–нибудь нововведение против господствующего благоустройства. Посему не надобно допускать в обществах таких дружеских связей и кому–нибудь для сохранения любви вступать в сообщество с братом, который хочет действовать лукаво и нарушать уставы общего благочиния, а должно каждому быть в общении и единении со всеми, доколе все держатся доброго.
А если кто, захотев противиться господствующему устройству, привлекает к тому же брата, то здравый брат должен сначала втайне вразумить его, как болящего рассудком; если же не захочет наедине принять врачевство, то нужно пригласить и других братий, более рассудительных, для уврачевания его, по сказанному в священном Евангелии: аще же тебе не послушает, поими с собою еще единаго или два (Мф. 18, 16). А когда и их не послушается, надобно объявить о душевном его недуге настоятелю; если же не примет и увещаний настоятеля, то должно смотреть на него, как на язычника и мытаря, и, как овцу, одержимую заразой, выгнать из стада, чтобы не заразить ему и прочих своим недугом. Но ежели никто не может потерпеть вреда от худого примера, то единственно в этом случае и уже по употреблении выше упомянутых средств можно дать место долготерпению в надежде исправления. Долготерпение же будет состоять в том, чтобы не отсекать его, а не в том, чтобы оставлять его без увещания и вразумления законными наказаниями.
Глава 30. О том, что подвижнику не должно заботиться о выборе для себя одежды и обуви
Не надобно желать себе лучшей одежды или обуви, а должно выбирать такую, которая похуже, дабы и в этом показать смиренномудрие и не явиться любящими наряды, самолюбивыми и чуждыми братолюбия, потому что домогающийся первенства отпал от любви и смиренномудрия.
Глава 31. О том, что настоятель должен сообразовывать свои приказания с телесными силами подчиненных, и о скрывающих свои силы
Настоятелю нужно обращать внимание на то, чтобы не делать приказаний, превышающих телесные силы, и через это бессильного не довести до прекословия. Он должен, как отец, одинаково расположенный и близкий ко всем, смотреть на телесные силы каждого и сообразно с тем размерять и распределять свои приказания. Но величайшему осуждению подвергнутся те, которые, имея данную им от Бога телесную силу, отказываются, будто не имеют оной, и, бесстыдно обманывая начальников, не повинуются их приказаниям. Ибо если настоятель навлекает на себя великую и нестерпимую беду, когда скроет талант слова и не будет наперед объявлять каждому о мече, грядущем на грех, то несравненно б!ольшую беду навлечет на себя тот, кто, получив от Бога телесную силу для пользы общей, не употребит ее в дело и скроет.
Глава 32. О том, что братия не должны огорчаться, когда слабосильным оказывается пощада
Братиям не должно огорчаться и досадовать, когда настоятель поручает слабосильным служение, соответствующее их силам, и по требованию нужды оказывает им пощаду, а напротив того, более сильным надобно щадить имеющих нужду в пощаде, как немощные члены, и таким образом исполнять долг духовной любви. Ибо и нога в теле не восстает против руки, не принуждает ее к своим делам, и целая рука не накладывает на мизинец тяжести своей работы, но каждый член действует тою силою, которую получил от природы, поддерживая члены слабые. Когда такой порядок будет соблюдаться в обществе духовном, тогда окажется, что мы поистине тело Христово, и уди от части (1 Кор. 12, 27), всегда сохраняющие стройное согласие и безмятежное единение друг с другом.
Глава 33. О том, что настоятели не должны давать воли подвижникам, оставляющим свое собрание, и принимать их в общежитие
Начальствующие над духовными обществами должны действовать в духе взаимного доброжелательства и, заботясь друг о друге, не разорять того, что устроено другими, и не принимать просто, без разбора, тех, которые оставляют другие братства. Ибо это есть совершенное замешательство, расстройство и разрушение духовного дела. Так, разумнейшие из братий твердо пребывают в добре, удерживаясь страхом Божиим, а ленивые и беспечные ведутся и направляются к добру стыдом человеческим и нуждою, налагаемою от людей; посему если беспечный увидит, что ему можно без страха убежать от трудов, назначаемых в избранном им однажды обществе, перейти в другую обитель и жить там без опасения и невоздержно, то он легко оторвется от союза, и поспешно принимающий его будет виновен в его погибели. И когда это зло размножится, то и хорошо живущих нередко будет совращать с прямого и правого пути, и погибель всех их соберется на главу того, кто подает повод к таким поползновениям. Итак, чтобы не случилось сего, будем отступающих от своих братий вразумлять и возвращать туда, откуда они вышли. Если же не послушаются нас, будем беречься и отвращаться от них, избегать встречи с ними и это же внушать и всем братиям, дабы или они сами, уцеломудренные таким отвращением, опять вошли в свою ограду и паслись от поставленного над ними пастыря, или ежели они пребудут упорными в своем отречении от общения духовного, то, по крайней мере, прочие, видя, как гнушаются ими, уцеломудрились бы их примером и, избегая стыда, боялись бы подражать им.
А чтобы показать, что это не мои слова, а ясные законы Духа, предложу вам глаголы Павла, которыми он обличал невоздержно живущих, подвергая наказаниям, вместе с другими, и пьянствующих, и поносителей: аще бо, — говорит он, — будет блудник, или досадитель, или пияница, с таковыми ниже ясти (1 Кор. 5, 11). И в другом месте, указывая на ничтоже делающия, но лукавно обходящия (2 Фес. 3, 11), говорит: сего назнаменуйте и не примешайтеся ему (14). А что нарушающий обеты, данные Духу Святому, поступает хуже досадителей, пияниц и проводящих жизнь в праздности, это всякому очевидно. Итак, самый разум по праву убеждает нас тем людям, которые разоряют духовное благочиние, воспрещать и преграждать всякие сношения с хранящими оное. Отлучка брата из обители тогда только остается непредосудительною, когда это бывает по определению настоятеля для устроения дел монастыря.
Глава 34. О том, что подвижник, живущий в братстве, не должен приобретать чего–либо мирского в собственное свое владение
Подвижник, вступивший в описанное нами общество, должен быть свободен от всякого приобретения в собственность вещей мирских. Ибо если не исполняет сего, то, во–первых, нарушает строгость общежития приобретением собственности, а сверх того сам на себе представляет сильное доказательство своего неверия, как не доверяющий Богу, что Он пропитает собравшихся во имя Его, и как не внявший пророку Давиду, который говорит: Юнейший бых, ибо состарехся, и не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы (Пс. 36, 25), — или духовные хлебы разумения, или хлебы чувственные, какими питается тело. Если идеже два или трие собрани во имя Христово, ту Христос есть посреде их (Мф. 18, 20), то кольми паче Он там, где собрание многочисленнее и многолюднее. Поэтому или не будет у нас, потому что Христос с нами, недостатка в необходимом, как у израильтян в пустыне не было скудости в потребном, или если и произойдет недостаток к испытанию нашему, то лучше терпеть скудость и быть со Христом, нежели вне общения с Ним изобиловать всем житейским.
Вред же от приобретения собственности не ограничивается сим, но простирается далее. Ибо домогающийся иметь что–либо собственное не об ином чем помышляет, как об отделении и отступлении. А у кого нет сего в виду, на что ему иметь и собственность, когда знает, что рабы Христовы, по благодати Христовой, всегда изобилуют всем необходимым? Посему явно, что такой человек замышляет об отсечении и умерщвлении собственной души своей, за малое число оволов предает собственное свое спасение и делается (позвольте мне выразиться несколько смело) вторым Иудою, начав кражею (потому что личная собственность есть кража) и окончив предательством, ибо и он предает слово истины, как тот — Господа.
Действительно, когда у нас правило жизни — не отделяться от общества, к которому присоединились, не приобретать ничего в собственность и вообще не замышлять чего–либо тайного и такого, что ко вреду братии служит худым примером для спасаемых, и когда после этого кто–нибудь презирает страх Божий и постановления Святаго Духа, замышляет же сперва хищение (потому что приобретать в собственность что бы то ни было и откуда бы то ни было есть хищение), а потом отступление и отделение, то как же не изменяет он слову истины и не делается вторым Иудою, в своем роде предавая истину?
Посему всемерно надобно избегать приобретения чего–либо в свою собственность сверх получаемого для всех вообще и не в этом только отношении соблюдать мысль неоскверненною, но очищать внутреннего человека и от всякой скверны, то есть, во–первых, нечистых и лукавых помыслов, которыми омрачается внутренняя обитель Духа, затем лести, лицемерия, зависти, сварливости, которые с корнем исторгают любовь и удаляют из души таких людей Бога, ибо если Бог любы есть (1 Ин. 4, 8), то кто не имеет в себе любви, тот лишается Божественной благодати.
Должен же каждый, соблюдая душу свою во всяком смиренномудрии, во святыне и в готовности на дела благие, загладить помысл для настоящего, имея ввиду, чтобы в настоящее время не уклониться в чем–либо от Божией воли и не прервать начатого образа жизни. Ибо таковое состояние души избавляет нас от всякого рассеяния и делает, что с благоговением и твердою мыслию соображаемся со всем прекрасным, прежде всего укореняя в душе, что Бог благ и виновник всякого добра, но ни единого какого бы то ни было зла, хотя мы для собственного нашего исправления и вкушаем горькое врачевство. Бог как врач человеческих душ по свойству болезней соразмеряет достаточную силу врачеваний, чтобы, когда сие нужно, очистить глубоко вошедшую порчу. Ясно сие зная, всегда будем благодарить, хотя испытаем на себе и сильное врачевание, очищающее от разных видов нерадения. Но терпеливо переносить искушение и испытание свойственно весьма немногим людям и только подобным Аврааму.
Вот что Божия благодать ниспослала смирению моего ума в наставление вам, возлюбившим общежитие, в сравнении с которым, как и Писание показало, и мой ум убежден, не найдется у людей другого рода жизни, столько светлого, приятного и высокого. Поелику же предлагал я по мере сил своих увещание и ведущим жизнь отшельническую, а у тех и у других цель одна — благоугодить Христу, и правила для сего между собою сродны, то обратимся и к тому слову, которое им было предложено. Ибо, может быть, в настоящее слово и оттуда внесется нечто полезное, способное к тому, чтобы еще более сделать светлым и украсить сей образ жизни.
О предании церковном
Из 27 Главы Книги о Святом Духе Блаженному Амфилохию
Из сохраненных в Церкви догматов и проповеданий, некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые прияли от Апостольского Предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют едину и ту же силу для благочестия.
И сему не воспрекословит никто, хотя бы мало сведущий в установлениях церковных.
Ибо аще предпримем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имеющие силу: то неприметно повредим Евангелие в главных предметах, и сократим проповедь до одного лишь имени, без всякия вещи.
Например, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа знаменались знаком креста — кто учил сему писанием? К востоку обращатися в молитве какое писание нас научило? Слова призывания при преложении хлеба евхаристии и чаши благословения кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул Апостол или Евангелие, но и прежде, и после оных произносим и другие, как имеющие великую силу в таинстве, приняв их от неписанного учения. Благословляем такожде и воду крещения, и елей помазания, еще же и самого крещаемого, по какому писанию; не по преданию ли, умалчиваемому и тайному? И что еще; самому помазыванию елеем какое писанное слово научило? откуда и троекратное погружение человека, и прочее, бывающее при крещении: отрицатися сатаны и ангелов его из какого взято писания?
Не из сего ли необнародываемого и неизрекаемого учения, которое Отцы наши сохранили внеприступном любопытству и выведыванию молчании, быв здраво научены молчанием охраняти святые таинства? Ибо какое было бы приличе писанием оглашати учение о том, на непосвященным в таинство и воззрение недозволительно?
И далее. Сия есть вина предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке.
Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчиваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет Писание, неудобосозерцаемым творя разум догматов ради пользы читающих.
Посему–то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древнего отечества Рая, который насадил Бог в Едеме на востоке. Такожде, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не токмо яко совоскресшие Христу и долженствующие искати горнего, стоянием во время молитв в день воскресения напоминаем себе о благодати, нам дарованной, но и потому сие творим, яко сей день мнится быти неким образом чаемого века. Почему, яко начало дней, у Моисея наречен он не первым, но единым. И бысть, глаголет, вечер, и бысть утро, день един; аки бы един и тот е день многократно круговращался. Итак, единый, который есть купно и осьмый, означает оный существенно единый и и истинный осьмый день, о котором и Псалмопевец упоминает в некоторых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий невечерний, беспреемственный, нескончаемый оный и нестареющий век. Итак, основательно Церковь научает питомцев своих бывающие в оный день молитвы в стоянии совершати: дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни мы не оставляли в небрежении напутствия к оному преставлению. Но и вся пятидесятница есть напоминание воскресения, ожидаемого в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, будучи седмикратно уседмеричен, составляет седмь недель святыя пятидесятницы. Пятидесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьдесят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, как бы в круговом движении, начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитати в сии дни прямое положение тела во время молитвы, ясным напоминанием как бы преселяя мысль нашу от настоящего в будущее. При всяком же коленопреклонении и восстании мы действием показуем и то, яко грехом ниспали на землю, и то, яко человеколбюием Создавшего нас паки воззваны на небо.
Но не достанет мне времени повествовати о неписанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое исповедание веры, дабы веровати во Отца, и Сына, и Святого Духа, из каких писаний имеем мы?
Аще по благочестивому умозаключению, имея долг тако веровати, како крестимся, из предания о крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изречению в крещении; то да позволят нам по такому же заключению и славословие воссылати подобное исповеданию веры. Но аще образ славословия отвергают, яко неписанный, то да представят нам писанные доказательства как исповедания веры, так и прочего, нами исчисленного.
Итак, поелику столь много есть неписанного, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия, то единого ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от Отцов, которое мы обрели оставшееся от невымышленного обыкновения в неповрежденных Церквах, и которое имеет немалую важность и немалую приносит пользу силе таинства?
Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия
Книга 1.
Если бы все, на кого призвано имя Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, пожелали ничего не искать, кроме евангельской истины, довольствоваться же апостольским преданием и простотою веры: то и от нас, в настоящее время, не потребовалось бы слов, а напротив того, и теперь, конечно, возлюбили бы мы то же молчание какое предпочитали сначала. Но поскольку враг истины, сверх плевел, сначала посеянных им в Церкви Божией, постоянно новыми приращениями умножая зло, и ныне сыскав орудия, которые вполне вмещают в себе всю его злохитренность, внушает мысль, под личиною христианства, отрицать божество Единородного, этою мирскою и суетною мудростью возмущая чистоту и простоту учения Духа Божия, и сладкоречием вводя в заблуждение людей наиболее простодушных: то и мы, по необходимости, ради вашей предписывающей это любви, и ради собственной своей безопасности, не обращая внимания на немощь свою в этом деле, хотя вовсе не упражнялись в подобном роде слова, по сообщенной нам от Господа мере ведения, решились стать за истину и обличить ложь. Ибо рассуждаем, что непременно достигнем, по крайней мере, одной из трех добрых целей: то есть, или своим обличением подадим зараженным уже врачевство от зла, или здравым в вере доставим не малое предохранение, или, без сомнения, сами сподобимся наград за то, что братьям своим желаем лучшего.
Насколько нам известно, Аэтий, Сириянин, первый дерзнул явно говорить и учить, что Единородный Сын не одинаков по сущности с Богом и Отцом. Не буду говорить какими правилами напитан он был сначала, и как постепенно вносил свое растление в церкви Божии, чтобы не показалось, что я не обличаю, но злословлю. Наследовал же его нечестие и усовершенствовал оное этот Галат
[84], Евномий, который, приобретя себе известность делами самыми постыдными (ибо сказано: «слава в стыде их», Фил. 3:19), и благам, какие уготованы. И благочестивым, предпочтя случай прославиться писанием, на какое никогда еще никто другой не отваживался, до того превознесся, что, — в этом блистательном своем сочинении, в слух всех высказал хулу, которую до этого едва выговаривал неясно, вменяя себе в честь, что его провозгласят основателем и представителем всей ереси.
Его–то изобличить предстоит теперь нам труд. Поскольку же в обоих зло одно; то явно, что в лице; усовершившегося ученика посрамлен будет и учитель, посеявший семена нечестия, если только, по вашим молитвам, дано будет нам принять такую силу слова, чтобы, подобно ревнителю Финеесу, одним ударом обличения поразить обоих, соединенных между собою нечестием. Итак, хотя в этом сочинении нахожу многое, что показывает в Евномии лжеца, невежду, ругателя, кощуника, хульника: однако же о прочем упомяну мимоходом, попытаюсь же привести для всех в ясность, обнажив от всех искусственных покровов, ту хулу, которую изглаголал он на высоту славы Единородного.
Но приступаю уже к обличениям, начав с самой надписи. Первое его злоухищрение — придумать этот род сочинения, и предложить учение в виде защитительной речи, чтобы не подать мысли, что главное его намерение — изложить догматы нечестия, но показать, что приведен к сочиниению необходимостью. Ему хотелось, чтобы, каким бы то ни было способом, сделалось известным это лукавое и безбожное провозглашение, и чтобы произведена была на свет хула, которую давно он зачал, и которою давно болел. Но видел также, что, если открыто примет на себя звание учителя, не только будет это крайне тяжело и неприятно слушателям, но и сам себя сделает он для многих незаслуживающим вероятия и подозрительным, как человек, желанием славы увлеченный в новизну; а если предложить слово в виде защитительной речи, то избегнет подозрения в нововведении, и тем самым более привлечет к себе слушателей; потому что все люди естественно привыкли с благорасположением принимать сторону унижаемых. Поэтому жалуется на обвинителей и клеветников, и им приписывает вину своего сочинения. Но чтобы всем была видна его хитрость, не худо выслушать собственныя выражения его вступления в речь; вот они:
Евн. Известно нам, что, имея невоздержный язык и недоброе расположение, кого–нибудь оклеветать и очернить есть дело людей негодных и враждолюбивых; а если кого по клевете почитают худыми, и они со всей ревностью стараются отразить ложь обличениями, то это показывает в них людей здравомыслящих, которые, при благопопечительности о себе, весьма уважают безопасность многих.
Вас. Это именно такой образ речи, какой употребил бы человек, ничего не делающий просто и без хитрости. От подозрения в нововведении охраняет он себя покровом защитительной речи, и уловляет благорасположение слушателей тем, что приступает к слову, будучи вынужден к тому клеветою. А что слово «защищение» у него один вымысл, обличается это тем, что, не зная кого наименовать обвинителем своим в том, в чем, по–видимому, усиливается оправдать себя, выходит на защищение, не выводя на позор лиц, не великодушием удерживаемый помянуть имена оскорбителей (удержался ли бы от сего человек, который таким множеством упреков осыпает ему противоречащих?), но опасаясь, что ложь сделается очевидною, стыдится назначить известные лица своими обвинителями. А когда было бы ему кого наименовать; то непременно бы высказал и разгласил это, если не в удовлетворение собственному своему гневу, то, по крайней мере, чтобы послужить безопасности многих, о чем и обещает особенно позаботиться. Но скрытное лукавство вредоноснее предъявленного. Поэтому, если бы знали мы клеветников, то удобнее избежали бы их невоздержных языков и недобрых расположений (употреблю собственные слова этого мудреца).
Но поскольку, по какой бы то ни было причине, тогда умолчал он; то теперь спросим, теперь пусть отвечает: Что это за обвинители, которые, предупредив его своими клеветами, сделали для него необходимою защитительную речь? Из какой части вселенной пришли они? Кто эти судьи, перед которыми вступает он в состязание? В какое судилище вошел он с этой жалобой? Где, на суше или на море, собрания этих судей? Ибо что ему на это сказать? В Селевкии? — Но они молчанием своим потеряли дело, многократно призываемые собравшимися дать отчет в том, что доносили на них, не явились, и за это были тогда осуждены. У меня идет общая речь обо всем вместе собрании, которое, чрез общение в нечестии, подобно какому–нибудь больному члену, отделилось от здравого тела Церкви, — Или в Константинополе? — Но там не нужно было ни защищения, ни речей. Ибо, склонив на свою сторону служащих при царском дворе, а из прочих, людей наиболее сильных, приступили к делам, имея у себя больший перевес, сами были и обвинителями, и судьями, и исполнителями приговора, — всем, чем только хотели, когда, одних епископов изгоняя, других возводя на престолы, а иным угрожая опасностью жизни, сами с полною властью делили между собою города. И некто (Евдоксий, приемник Македония), выгнанный из сирийских городов, как бы для самовластительства, получил Константинополь; а сам этот необоримый и страшный слагатель речей, в награду за нечестие, приобрел Кизикт; Феосевию же, по обличении в невыразимых хулах, отдали сардийские церкви. Умалчиваю о Вифиниянах, Пафлагонянах, Киликиянах, и обо всех, кого коснулось это, повсюду разливающееся, зло. Какой же защитительной речи было тогда время? Но думаю, что ему невозможно солгать, если и хочет. А потому всего справедливее, что этот образ речи выдуман у него для обмана. И о сем довольно.
Но посмотрите, что пишет он далее; ибо до обличения его нечестия не бесполезно, может быть, сказать нечто об его кичливости.
Евн. А прежде всего прошу вас, которые будете и теперь слушать, и в последствии читать, да будет вам угодно — различать ложь от истины не по числу последователей, и отдавать преимущество не большинству; не ослепляйтесь умом, обращая внимание на достоинства; не заграждайте слуха для наставших после, уступая преимущество предварившим.
Вас. Что ты говоришь? Не должны мы уступать преимущества предварившим? Не должны мы уважить множества христиан, и теперь живущих, и всех бывших с того времени, как проповедано Евангелие? Не должны мы обращать внимания на просиявших духовными дарованиями всякого рода; потому что ты открыл этот новый лукавый путь нечестия, ненавистен и неприязненный всем им? Но однажды навсегда смежив душевные очи, и изгнав из мысли памятование обо всем святом, каждый свое праздное и пометенное сердце должен предать твоим ухищрениям и лжеумствованиям! Велико было бы твое могущество, если бы, чего не достиг диавол различными хитростями, тебе удалось достигнуть того своим приказом, и мы, поверив тебе, признали бы, что предание, которое во все предшествовавшие времена имело силу у стольких святых, маловажнее вашего нечестивого вымысла. Но для него мало совратить рассудок слушающих его теперь; он желал бы, чтобы и те, которые в последствии возьмут в руки его сочинение, имели то же мнение. Какое хвастовство — думать, что сочинение его будет существовать и в последствии, что память о нем сохранится бессмертною и в будущие времена! Так кичится теперь этот, человек, который вскоре потом, забавляя слушателей, как будто вовсе незанятый гордостию, говорят вымышленным судьям следующее:
Евн. Сверх того не гневайтесь на нас, если, презрев тщеславие и страх, милости и безопасности в настоящем предпочтя безопасность в будущем, и рассудив, что угроза, объявленная нечестивым, страшнее всякого земного злострадания и временной смерти, предложим истину, обнажив ее от всех покровов.
Вас. Этот нарядный набор слов не превосходит ли крайнюю степень всякого высокомерия? При насмешке, здесь есть и ругательство над судьями, если они столько не терпят добра, и едва удерживаются, чтоб не гневаться на человека, который презирает самохвальство и гордость, безопасность в будущем предпочитает безопасности в настоящем, и наказание в последующей жизни признает более страшным, нежели временную смерть. Что это значит? Не гневайтесь, судьи, на меня, который вошел на самый верх добродетели, оставил за собою земное, и все свое жительство переселил на небо. Вот новый вид тщеславия! Ибо, притворно показывая, что презирает гордость, тем самым превозносится до крайнего надмения. Если те дела, о которых он доказывает, что они достойны извинения, составляют главное в евангельской жизни: то сим предоставляет догадываться, каким надобно почитать его за дела, требующие не извинения, но одобрения. Поэтому, и умолчав о многом, достаточно сказали мы об этом, что составляет как бы отличительный признак всего его поведения; и тсперь можем по лжи–вьш ричам его узнать, что говорит в нем отец лжи, а по хвастовству его понять, с кем он осужден; потому что Апостол ясно говорит, что «разгордившийся в суд впадает диавол» (1 Тим. 3:6). Приступим, наконец, к самому обличению нечестия.
Сначала излагает он исповедание веры, составленное в простых и неопределенных речениях, которое употребляли и те которые из Отцов, не входя в рассуждение о рассматриваемых теперь вопросах, но выражая таким образом свою только мысль в простоте сердца. Правда, и Арий, как говорят, желая обмануть Александра, указывал ему на это же исповедание веры (потому что и это утверждают); но Евномий ссылается на оное, как на согласное с собственным его образом мыслей, по двум причинам: во–первых, чтобы самому избежать подозрения в нововведении, принимая веру Отцов, как право изложенную; а во–вторых, чтобы все, поверив простоте этих изречений, сами того не видя, впали в сети его лжеумствований. Но вместе видел он и то, что, толкуя отеческие собственно изречения, благовиднее будет ему ввести свой образ мыслей, и как всего лучше прикрыть свое нечестие, так, если и уловят в чем, казаться не виноватым, потому что ничего не говорит своего и от себя, а только толкует чужие мысли. Но, конечно, не приметил он, что и в этом подвергается чему–то весьма смешному. Ибо, после многих и великих похвал сему исповеданию веры, вскоре осыпает опять оное самыми гнусными укоризнами. А чтобы яснее было утверждаемое мною, исследую сочинение его, разобрав по частям. И во–первых рассмотрим исповедание веры, на которое он ссылается, изложив собственными его словами.
Евн. Но предложив наперед, говорит он, издревле имеющее у Отцов силу благочестивое предание, как верный указатель и правило, будем пользоваться этим точным образцом для поверки при рассуждении о нашем предмете.
Вас. Затем приводит исповедание веры, излагаемое так:
Евн. Веруем во единого Бога — Отца, Вседержителя, от Которого все; и во единого Единородного Сына Божия, Бога — Слово, Господа нашего Иисуса Христа, Которым все; и во единого Духа Святого, Утешителя.
Вас. Потому, тотчас присовокупляет:
Евн. Итак для всякого, кому желательно казаться или быть христианином, если в краткости сказать существеннейшее, самая простая и общая вера есть следующая:
Вас. В последствии скажем о противоречии, заключающемся в словах его, и о том, как бесстыдно прекословит само себе утверждаемое им, но прежде напомним себе, что этот самый человек, в предыдущих словах, со всею надменностью обещал нам предложить истину, обнажив от всех покровов. Итак здесь написано где–нибудь: веруем, что нерождение есть сущность Бога всяческих, или веруем, что Единородный не одинаков с Отцом по сущности? Ибо это написал бы Евномий, если бы не закрывал своего мудрования никакою обманчивою завесой. Но думаю, что, употребляя всякое слово с хитростью, умалчивает он о своем мнении, чтобы, высказав оное неподготовленному слуху, не лишить себя доверия и доступа, выставляет же исповедание веры Отцов, которое, но умеренности употребленных в нем изречений, не может противопоставлять какого–либо препятствия общей цели его сочинения, и которое легко согласит ему со своим мнением, под видом истолкования обратив слово к сказанному прежде. А что это справедливо, видно с первого взгляда. Ибо, изложив исповедание веры Отцов, тотчас переходит к изъяснению, воспользовавшись другим каким–то предлогом, а вместе и тем, что оно недостаточно к освобождению его от обвинения. Итак, для чего же предложил ты оное, а не приступил прямо к тем доводам, которые и точны, и могут освободить тебя от обвинения? Теперь ссылается на это исповедание, как на несомненный образец для поверки суждений, а потом поправляет, как будто в нем нет ничего здравого. Но всякому известно, что, к своему мудрованию, как к увлекающей на смерть уде, на подобие приманки, примыкает он простоту веры, чтобы неопытные, бросаясь на видимость, но неосторожности, были пронзаемы злом нечестия. Но чтобы не показалось, что без необходимости берется поправлять исповедание веры, которое сам почтил чрезвычайными похвалами, смотрите, как он, будто бы забыв собственные слова свои, очерняет это исповедание.
Евн. Итак для всякого, кому желательно казаться или быть христианином, если в краткости сказать существеннейшее, самая простая и общая вера есть следующая:
Вас. Скажи же мне, неужели благочестивое предание Отцов, это правило, как сам ты назвал, этот указатель, несомненный образец для поверки суждений, теперь называется у тебя орудием обмана, искусством притворства и чем–то подобным сему? Ибо, если оно прилично не истинным христианам, но тем, для которых предпочтительнее казаться, нежели быть христианами; то можно ли о нем заключить что иное, кроме сказанного? Ибо кто, не повредившись в уме, станет утверждать, что правило прямизны прилично стропотным душою, что указатель истины приличен врагам истины? А те, которым именоваться христианами предпочтительнее, нежели быть ими истинно, облекаясь в это притворство для обольщения многих, далеки от всякой прямизны и истины. Развращенное не поправится, как говорит Екклезиаст (Еккл. 1:15.), и тем, которые для жизни избрал ложь, не пригодны образы истины, как это представляется Евномию.
Но, по сказанным мною причинам, он введен в столь очевидные противоречия, чтобы, выхваляя веру, подать мысль о своем общении с Отцами в благочестии, и опять, порицая ее, открыть себе путь к истолкованию. Поэтому, и правилом ее называет, и говорит, что она имеет нужду в точнейшем добавлении. Но это же самое да будет знаком и крайнего невежества, если кому угодно вникнуть и в это. Ибо правило и указатель, доколе они ни в чем не имеют недостатка, чтобы им быть правилом и указателем, дотоле, мудрейший, не допускают никакого дополнения для своей точности; ибо добавление делается по причине недостаточности: а будучи несовершенным, они, по справедливости, не могут иметь и этих наименований. Но довольно об этом.
Теперь рассмотрим учение, какое предлагает он о Боге.
Евн. Итак, говорит он, и по естественному понятию, и по учению Отцов, исповедуется нами единый Бог, и не от Себя, и не от иного кого происшедший. Ибо то и другое равно невозможно; потому что, сообразно с истиною, производящее должно существовать прежде происшедшего, а производимое быть вторым по производящем. Но как ничто не может быть первоначальнее или позднее себя самого: так ни что иное не может быть прежде Бога; иначе бы это иное, в отношении ко второму после него, имело достоинство Божества.
Вас. Итак, для чего внес я сюда всю его речь? Чтобы ясно была видима любовь к многословию, какую этот человек показывает во всем сочинении. Сам он сказал: по общим для всех понятиям ясно, что Бог нерожден; а потом усиливается представить на это доказательство, поступая подобно тому, кто в ясный полдень вздумал бы имеющим здоровые глаза доказывать из разума, что солнце светлее небесных звезд. А если смешон доказывающий из разума познаваемое чувством; то как не обвинить в подобной глупости человека, который учит тому, что признается по общим предзанятым понятиям? Ибо это для здравомыслящих, конечно, гораздо достовернее видимого зрением. Поэтому, если бы кто с бесстыдством восстал против этой истины, и начал утверждать, что нерожденный родился или от себя или от иного; то пустословие Евномиево имело бы еще, может быть, некоторое извинение. Если же до настоящего дня никто из чуждых нашего учения, и из тех, которые в самой Церкви восставали против истины, не впадал в такое тупоумие, чтобы оспаривать нерожденность нерожденного: то не вижу, какая польза этих рассуждений? Или действительно нужны Аристотелевы и Хризипповы умозаключения для нашего научения, что нерожденный не родился ни сам от себя, ни от иного, что он не старее и не моложе сам себя? Итак, к чему же клонятся у него слова эти? Мне кажется, что он при сем вместе, как человек догадливого и превосходного ума, дает видеть своим последователям, с какою проницательностию подмечает несообразное, и с каким еще большим остроумием разрешает подчиненное, а потому, хвастаясь оборотливостию в словах, пускается в тонкости, доказывая, что нерожденный не родился ни сам от себя, ни от иного. Притом, и здесь не забывает он своего искусства, но, останавливаясь на том, что всеми признано, полагает как бы некоторые основания для последующего своего учения. Ибо не без намерения им сказано: «сообразно с истиною, производящее должно существовать прежде происшедшего»: но чтобы в учении о Сыне предварительно было уже признаваемо, что Сын рожден Отцом в последствии, так как производящее старее происшедшего, а также, чтобы из сего можно было вывесть следствие, что Сын рожден из не сущего. Но обличение нечестивого учения о Сыне будет на своем месте. А я бы сказал, что по справедливости достойно умолчания и самое наименование «нерожденный», которое, хотя весьма близко к нашим понятиям, однако же нигде в Писании не употребляется, и служит первым основанием их хулы; потому что слово «Отец» равнозначительно слову «нерожденный», и сверх того, чрез указание отношения, совокупно с собою привносит понятие и о Сыне. Ибо истинный и единый Отец ни от кого иного не происходит. А ни от кого не происшедший то же значит, что и нерожденный. Поэтому не столько должно называть нерожденным, сколько Отцом, если не хотим стать мудрее наставлений Господа, Который сказал: «идите, научите все народы, крестя людей во имя Отца» (Мф. 28:19.) а не: «во имя нерожденного». И о сем довольно. Рассмотрим же настоящие слова его в связи с последующими. Ибо, поступив несколько далее, и как бы сокращая сказанное им самим, пишет так:
Евн. Поэтому, если доказано, что ни сам Он прежде Себя, ни другое что прежде Него не существует, но Он — прежде всего; то сопутственна Ему нерожденность, или лучше сказать, это и есть нерожденная сущность.
Вас. Злонамеренность, какую усмотрели мы в этих словах, думаю, весьма легко увидеть всякому и при малом внимании, но не так удобно сделать ее очевидною для многих. Впрочем надобно попытаться, возложив упование на Того, Кто «дает слово благовествующим силою многою» (Пс. 67:12.). Сказав, «что, если ни Сам прежде Себя, ни другое что прежде Него не существует, то сопутственна Ему нерожденность», потом усматривает, что, в следствие сего положения, довод обращается против него. Ибо, если Богу сопутственна нерожденность, то, очевидно, следует за Ним извне; а что — вне Бога, то не сущность Божия; в следствие же этого и весь замысел его распадаясь погибает. Но чтобы не потерпеть сего, что он делает? Мало заботясь о том, что непоследовательностью речи подвергнет себя осмеянию, поправляя сказанное, доводит речь, к чему хотел, говоря: «лучше же сказать, это и есть нерожденная сущность». Но это не имеет ни малого согласия с предыдущим. Ибо каким образом Бог имеет нерожденность и сопутственною Себе и опять не сопутственною, но заключающегося в самом понятии сущности? Однако же он не допускает вовсе разрушиться своему лжеумствованию. Ибо, если бы, сказав, что «нерожденность Богу сопутственна», остановил на этом речь; то не мог бы или нерожденность назвать сущностью Бога всяческих, или доказывать, что Единородный Сын инаков по самой сущности; потому что ни что сопутствующее совне не может в свойствах Отца и Сына произвести разделения по самой сущности. А теперь, прибавлением: «лучше же сказать, это и есть нерожденная сущность», показал, что нерожденность есть то же, что и Бог, Сколько это содействует ему к постепенному его преуспеянию в деле нечестия, покажу, простерши несколько далее слово. Но сказанное им в начале открывается из самой истины дела, как следствие допущенного прежде, приставленное же в конце прибавлено от еретического мудрования; потому что этот слагатель речей, сделав самый бесстыдный скачек, поправил речь свою. Ибо как то же самое и сопутственно Богу и тождественно с Ним, когда всякому известно, что сопутствующее инаково с тем, чему сопутствует? А он, как бы захватив себе какую дорогу, после того, как хищнически ухватился за слово, приступает от этого к доказательству, что нерожденность есть сущность Бога всяческих, чтобы, доказав это, иметь бесспорно признанным другое положение, а именно, что Единородный не одинаков с Отцом по сущности. Смотрите же, что говорит.
Евн. Думаем же, что, именуя нерожденным, должны мы чествовать не одним именем, по человеческому примышлению, но воздавать Ему из всех необходимейший Богу долг, то есть, исповедание Бога тем, что Он действительно. Ибо сказуемое по примышлению, имея свое бытие в одних именованиях и произношении оных, обыкновенно, вместе с выговоренным словом и рассевается.
Вас. Отрицает, чтобы нерожденное умопредставляемо было в Боге по примышлению, полагая, что через это облегчить для себя доказательство… положения, — что нерожденность есть сущность Божия, а из него неоспоримо докажет другое положение, что Единородный Сын неодинаков с Отцом по самой сущности. Поэтому привязывается к речению «примышление», как вовсе ничего не означающему, но имеющему свою самостоятельность в одном произношении, и по–видимому утверждает, что не достойно Бога — чествовать Его примышлениями. Но я не утверждаю, по примышлению, или нет, умопредставляемо нерожденное, пока не узнаю того через самое исследование слова.
Желал бы, впрочем, спросить у него: что значит это самое слово: «примышление» (επινοια)? Нежели это имя совершенно ничего не означает, и есть один звук, понапрасну срывающийся с языка? Но подобное сему лучше было бы назвать не пришышлением, а бредом и пустословием. Если же согласится, что примышление означает нечто, но только совершенно ложное и несуществующее, как например в баснотворстве воображение каких–нибудь кентавров и химеры, то как же означаемая ложь исчезает вместе с гортанным звуком? Хотя слово совершенно разливается в воздухе, однако же ложные понятия остаются в мысли. Когда душа, наполнившись совершенно ложными и пустыми представлениями, в сонных ли то мечтаниях, или в суетных движениях ума, удержит их в памяти, и потом решится выразить посредством голоса; вместе с произнесением слова не уничтожаются и представления. Ибо весьма справедливо было бы говорить ложь, если бы самая природа лжи не истреблялась тем, что ложь выговорена. Но сего не бывает на деле.
Остается показать, как и о каких предметах пользуется примышлением общее обыкновение, и как употребление оного принято Божьим словом.
Видим, что, иногда при внезапном устремлении ума представляющееся простым и единичным, при подробнейшем исследовании, оказывается разнообразным, тогда о сем множественном, удоборазделяемом мыслию, по общему словоупотреблению говорится, что оно удоборазделимо одним «примышлением»; например: с первого взгляда кажется тело простым, но приходит на помощь разум и показывает, что оно многообразно, примышлением своим, разлагая его на входящие в состав: его цвет, очертание, упорство, величину и прочее. Опять и о предметах, вовсе не имеющих самостоятельности, но воображаемых по какому–то живописанию ума и одному представлению мысленному, какие строят по примышлению баснотворцы и живописцы на удивление людям, по общему обыкновению говорится, что и они умопредставляемы.
Евномий же, не упомянув ни о чем этом, по невежеству ли, или по злонамеренности, предложил нам свое умствование об одном примышлении предметов неосуществленных. Да и то протолковал, не как бывает в природе. Ибо говорит, что примышление ничего не означает, даже и ложного, но есть имя без всякого значения и имеющее самостоятельность в одном произношении голосом. Между тем это имя: «примышление», прилагать к одним пустым и неимеющим самостоятельности представлениям вовсе несправедливо, потому что примышлением также называется подробнейшее и точнейшее обдумывание представленного, которое следует за первым чувственным представлением; почему в общем употреблении называется оно размышлением (επιλογισμος), хотя не собственно. Например: у всякого есть простое представление о хлебном зерне, по которому узнаем видимое нами. Но при тщательном исследовании сего зерна входит в рассмотрение многое, и даются зерну различные наименования, обозначающие представляемое. Ибо одно и то же зерно называем то плодом, то семенем, то еще пищею; — плодом, как цель предшествовавшего земледелия, семенем, как начало будущего, пищею, как нечто пригодное к приращению тела у вкушающего. Каждое из этих сказуемых и по примышлению умопредставляется, и не исчезает вместе с гортанным звуком, но представления эти укореняются в душе помыслившего. Одним словом, обо всем, что познается чувством и в подлежащем кажется чем–то простым, но по умозрению принимает различные понятия, говорится, что оно умопредставляемо по примышлению.
И в Божием слове находим, что подобным образом употребляется»примышление». Обойду молчанием прочее, хотя и многое мог бы сказать; упомяну же только об одном, что всего ближе идет к делу. Господь наш Иисус Христос, в тех местах, где говорит о Себе, открывая людям человеколюбие Божества и благодать домостроительства, обозначил это различными свойствами, в Нем Самом умопредставляемыми, называя Себя «дверью» (Ин. 10:9.), «путем» (14: 6.), «хлебом» (6:51), «лозою виноградною» (15:10), «пастырем» (10:11), «светом» (8:12); не потому что Он многоименен, — ибо не все имена имеют между собою одно и то же значение, и иное значение света, иное — лозы виноградной, иное — пути, иное — пастыря; но потому что, в подлежащем будучи единым, одною простою и несложною сущностью, именует Себя в одном месте так, в другом иначе, применяя к Себе по примышлениям названия между собою различные. Ибо, по различию действований и по различному отношению к облагодетельствованным, прилагает Себе и разные имена. Он называет Себя светом мира, означая этим именем неприступность славы в Божестве, и показывая, что Он светлостию ведения озаряет имеющих очищенное душевное око; называет Себя лозою виноградною, потому что укоренившихся в Нем верою питает плодоношениями добрых дел; называет Себя хлебом, потому что Он есть пища разумного существа, самая свойственная к поддержанию состава души и к сохранению ее свойства, всегда восполняющая собою оскудевающее и не попускающая душе впадать в немощь, происходящую от неразумия. Таким образом, кто рассмотрит каждое из этих имен, тот найдет различные примышления, тогда как во всех, по сущности, одно подлежащее. Кто же изострил до такой степени язык свой на хулы, что осмелится сказать, будто бы сии примышления рассеиваются вместе с произносимыми словами?
Что ж несообразного, если и о Боге всяческих возмется что также по примышлению, и во–первых, то самое, около чего обращается все наше слово? Ибо нигде не найдем, чтобы иначе употреблялось слово: «нерожденное». Говорим, что Бог всяческих нетленен и нерожден, называя Его этими именами по различным применениям. Ибо, когда обращаем взор на прошедшие века, и находим, что жизнь Божия простирается далее всякого начала, тогда называем Бога нерожденным; а когда простираемся умом в грядущие века, тогда никаким пределом необъемлемого, беспредельного, бесконечного, называем нетленным. Поэтому, как нескончаемость жизни называется нетлением, так безначальность оной — нерожденностью, если то и другое умопредставляем примышлением. Какое же понятие прекословит тому, чтобы и оба эти наименования были примышлены, и исповедуемо было то, что действительно принадлежит Богу? Но Евномий, как совершенно противоборствующие и непримиримые, разделяет между собою два эти действия, а именно: наименовать Бога чем–нибудь по примышлению, и исповедовать Его тем, что Он действительно есть.
Не обойдем же молчанием и того, какая личина благоговения, на погибель слышащих, примышлена им в этих словах:
Евн. Не по примышлению человеческому чествовать Бога именованием нерожденного, но воздавать Ему из всех необходимейший долг в исповедания Его тем, что Он действительно.
Вас. Какое слово, но достоинству, может выразить ухищрения этой изворотливости! Старается устрашить людей простодушных, что они не воздадут Богу должного, если не будут Его исповедывать нерожденною сущностию, и исполнением долга называет собственное свое нечестие, опасаясь подать мысль, что говорит нечто от себя, но внушая, что воздает необходимо — должное Богу. И всем прочим доказывает, что, нерожденность внося в сущность, не подпадут ответственности и будут прощены; а если будут понимать иначе, благочестным образом, то навлекут на себя неумолимый гнев, как вознерадевшие воздать самый давний и необходимый из всех долгов.
Поэтому охотно спросил бы я его: в рассуждении ли всего сказанного о Боге одинаково хранит он такую благопризнательность, или в рассуждении одного только этого изречения? Ибо, если вовсе ничего не умопредставляет по примышлению, чтобы не показаться чествующим Бога человеческими наименованиями; то подобным образом все сказанное о Боге будет признавать сущностию. Поэтому, как же не смешно сказать, что творчество есть сущность; или промыслительность, или также предведение опять сущность; и вообще всякое действование назвать сущностью? И если эти наименования ведут к одному значению; то по всей необходимости они равносильны между собою, как видим это во многоименных, когда, например, одного и того же называем и Симоном, и Петром, и Кифою. Следовательно, кто услышал о неизменяемости Божией, тот будет приведен и к понятию нерожденности и кто услышал о неразделенности, тот дойдет до понятия творчества. И что может быть нелепее такой слитности, когда отнявший у каждого имени собственное его значение, даст законы вопреки общему употреблению и учению Духа? Когда слышим о Боге, что «все соделал Ты премудро» (Пс. 103:24.); познаем Его творческое художество. Когда слышим, что отверзает руку Свою, и «насыщаешь все живущее по благоволению» (Пс. 144:16.); познаем на всех простирающийся Промысл. Когда же слышим, что «мрак сделал покровом Своим» (Пс. 17:12.); уразумеваем невидимость Его естества. И опять, слыша сказанное от лица Божия: «Я — Господь, Я не изменяюсь» (Мал. 3:5.), познаем всегдашнее тождество и непревратность Божьей сущности. Итак — не явное ли безумие утверждать, что нет у каждого имени собственного своего значения, но что все имена, вопреки их силе, равнозначительны между собою?
Потом, если и уступим это, и в таком случае нисколько не послужит это к их цели. Ибо, если все это, разумею неизменяемость, невидимость, нетление, будучи взято о Боге и Отце, означает Его сущность, то, очевидно, подобным образом, будучи взято и об Единородном Сыне и Боге, должно означать сущность. Ибо невидимым, неизменяемым, нетленным, неразделимым, и всеми подобными тому именами называем и Единородного Сына. И таким образом мудрость их обратится в нечто противоположное. Ибо не столько можно будет доказывать неодинаковостью по сущности из различия в одном наименовании, сколько общение во многом, по той же необходимости, в следствие допущенного, заставит их признать одинаковость.
А если скажет, что такое благоговение соблюдает в рассуждении одного слова:«нерожденный», с прочими же обходится без осторожности; то опять спросим его: по какому жребию, когда сказуемых о Боге так много, в одном только этом показывает тщательность, и им одним воздает Ему долг, исповедуя Бога тем, что Он действительно, но отказывается чествовать другими, весьма многими человеческими примышлениями? Кто должен многим, а отдает одно, тот не столько чрез это признателен, сколько в крайней степени непризнателен, чрез удержание у себя большего.
Так Евномий, подобно хитрым животным, уловляется собственными своими ухищрениями, тем самым наиболее изобличаемый, чем старается прикрыться. Но посмотрите, каково продолжение его слова. Доказав, как он думает, что нерожденности невозможно постигнуть примышлением, прибавляет:
Евн. Но и не в смысле лишения, если только под лишениями разуметь лишения чего либо естественного, и притом позднейших имений.
Вас. Не трудно доказать, что говорит занятое у мирской мудрости, что ею сведен он с ума, и вдался в такие новизны понятий. Ибо это Аристотелевы понятия об имении и лишении, как скажут читавшие Аристотелево сочинение, надписанное: Категории; Аристотель говорит, что лишения позднее имений. А нам, доказав, что говорит он не по учению Духа, а по мудрости князей века сего, достаточно обратить к нему сказанное в псалме: «нечестивые подстерегают меня, чтобы погубить; [а] я углубляюсь в откровения Твои» (Псал. 118:95.); и узнав, что сказанное им взято не из учений Господа нашего Иисуса Христа, достаточно припомнить ему слово Господне: «когда кто говорит ложь, говорит то, что ему свойственно» (Ин. 8:44.), и таким образом избавит себя от многих слов, чрез это самое сделав для многих очевидным что у нас никакого нет с ними общения; «какое согласие Христа с Велиаром? Или какое соучастие верного с неверными» (2 Кор. 6:15)? Но чтобы не показалось, что по недостатку обличений прибегаем к молчанию, побеседуем кратко и об этом.
Из сказанного о Боге многое, Евномин, как видим, произносится подобным образом, например: нетленный, бессмертный, невидимый. А полагаем, что того же вида и слово:«нерожденный». Если иные именуют подобные слова означающими лишение, то не нам рассуждать о сем; мы не знаем речений принятых наукою и не гоняемся за знающим. Впрочем, к какому бы разряду ни относились исчисленные нами слова, скажем, что к тому же принадлежит и наименование: «нерожденный». Поэтому как нетленность означает, что в Боге нет тления; невидимость, — что Бог превосходит всякое постижение очей; бестелесность, — что сущность Божия не имеет трех измерений; бессмертие, — что к Богу не прикоснется разрушение; так и нерожденность, говорим мы, означает, что в Боге не имеет места рождение. Если же ни одно из тех наименований не означает лишений; то не означает этого и последнее. А если о тех именах соглашаешься, что ими выражается лишение, об наименовании же «нерожденный» не уступаешь сего; то скажи, какого предшествовавшего имения лишение выражается бессмертием? почему это именование не имеет равной силы с именованием: «нерожденность»? Но он злоухищряется над этим одним изречением, потому что на нем держатся начала его нечестия. Но чтобы хитрость его стала явною, поступите так. Те же самые понятия, которые пускает он в ход о нерожденности, а именно, что благословно сказуется это о Боге не по человеческому примышлению и не в смысле лишения, перенеся на что либо другое из сказанного о Боге, смотрите, что выйдет. Ибо найдете, что они в точности применяются к каждому. И, если угодно, приложим их к имени:«нетленность», перенеся собственное его речение. Думаем, что, именуя нетленным, должны мы чествовать не по человеческому примышлению, но воздавать Ему из всех необходимейший долг, то есть, исповедание Его тем, что Он действительно; но и не в смысле лишения, если только под лишениями разуметь лишения чего–либо естественного, и при том позднейшие имений. Почему более прилично так умствовать о нерожденности, нежели о нетленности и вообще о каждом слове, произносимом тем же образом? Но ни одно из прочих слов не благоприятствует так его нечестию; поэтому о других не упоминает, хотя тысячи есть сказанных о Боге.
Дело же в том: Нет ни одного имени, которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное. Из имен же, сказуемых о Боге, одни показывают, что в Боге есть, а другие напротив, чего в Нем нет. Ибо сими двумя способами, то есть, отрицанием того, чего нет, и исповеданием того, что есть, образуется в нас как бы некоторое отпечатление Бога. Например, когда называем нетленным, как бы так говорим себе или слушающим: «не думай, что Бог подлежит тлению»; и когда называем невидимым, как бы говорим: «не предполагай, что Он постижим чувством зрения»; и когда–бессмертным: «не держись мысли, что смерть может прикоснуться к Богу». А также, когда называем нерожденным; говорим: «не думай, чтобы Божие бытие зависело от какой–нибудь причины, или от какого–либо начала». И вообще, каждым из этих наименований научаемся — в мнениях о Боге не впадать в неприличные понятия. Поэтому, чтобы узнать преимущественное свойство Божие, запрещаем друг другу в суждениях о Боге переносить мысль, куда не должно, чтобы люди ни как не подумали, будто бы Бог в ряду или тленных, или видимых, или рожденных. Таким образом, всеми этими отрицательными наименованиями производится как бы некое отрицание чуждого Богу, и по мере того, как уясняется мысль, и отдаляет от себя помышления — о непринадлежащем Богу. Опять, называем Бога благим, праведным, творцом, судьею, и даем Ему подобные этому именования. Как в прежних наименованиях слова означали некое отменение и запрещение понятий чуждых Богу; так здесь они означают подтверждение и осуществление свойственного Богу и приличным образом о Нем умопредставляемого. Поэтому каждый вид наименований научает нас или о принадлежащем Богу, что оно есть в Боге, или о не принадлежащем, что этого нет. А «нерожденность» имеет значение не принадлежащего; ибо показывает, что рожденность Богу не принадлежит. Угодно ли же кому назвать это означающим лишение, или запретительным, или отрицательным, или чем подобным, спорить о том не будем. Но что нерожденноеть имеет значение не существующего в Боге, — как думаю, достаточно объяснено это в сказанном доселе. Сущность же не есть что либо из не принадлежащего Богу, но самое бытие (το ειναι) Божие; и причислять ее к не сущему в Боге — крайний верх безумия. Ибо, если сущность в числе не сущих, то едва ли что другое из сказуемого о Боге будет в числе сущих. Но доказано, что нерожденность — в числе не принадлежащего; поэтому лжет утверждающий, что слово это выражает самую сущность.
Но Евномий, как чем–то нелепым, огорчаясь тем, что говорится о Боге в смысле лишения, прибегает, конечно, к мысли более благочестивой: нерожденность включить в самую сущность, и, приводя речь свою в краткие выражения, пишет так:
Евн. Итак, если не по примышлению, не в смысле лишения, не как часть (потому что неделим), не как что–нибудь иное в Нем самом (потому что прост), не как что–нибудь иное с Ним (потому что нерожденный един и единствен), то это и будет нерожденная сущность.
Вас. Довел слово, куда хотел, и, понятие нерожденности отделив от всего, заключил, как думает, в самую сущность, сказав о Боге всяческих, что это и есть нерожденная сущность. А я сказал бы, что сущность Божия нерожденна, но не сказал бы, что нерожденность есть сущность. Притом, достойно замечания и то, что неделимость и простоту, свойства по понятию тождественные (ибо неделимо, что не состоит из частей, и также просто, что не составлено из многого), Евномий различает между собою в подлежащем, как нечто различное. Потом делает он запрещение, что не должно Бога делить, и иное предполагать в Нем нерожденным, — а иное рожденным, и также думать, что нерожденность включается в Нем, как ничто другое. Но обличать пустоту этих слов не беру на себя труда; ибо кто спорит с пустословом, тот, обыкновенно, сам ему уподобляется. Почему, думаю, и мудрый Соломон советует не отвечать «глупому по глупости его» (Притч. 26:4.). Евномий ввел в деление слова неупотребляемые и нигде неупотребленные, чтобы показать, что, из многих исчисленных сказуемых, единственным только образом собственно находит сказуемым: нерожденность. Но может быть, и у нас потребовалось бы продолжительное слово для обнаружения лжи и для показания, что нерожденность не есть сущность Божия, если бы не было ясно раскрыто исчисленное им в делении. Ибо, если бы твердо было его положение, что нерожденность берется не но примышлению и не в смысле лишения; и в таком случае вывод его вовсе не имел бы строгой последовательности. Что за необходимость — нерожденности подходить под одно из исчисленных понятий? Напротив того, поскольку он, как необходимо связанное с предыдущим, присовокупляет: «итак, если не по примышлению, и не в смысле лишения, и не по иному какому–нибудь из исчисленных способов; то это и будет нерожденная сущность»; мы, обратив его речь, скажем: «итак, поскольку нерожденность умопредставляется по примышлению и есть имя, означающее лишение; то она не сущность Божия». Ибо, пока не опровергнет сказанного и не придаст твердости своим положениям, не будет иметь места и его заключение.
Вообще же, какая гордость надменность думать, что найдена самая сущность Бога всяческих! Ибо затмевают почти велеречием и самого сказавшего: «выше звезд Божиих вознесу престол мой» (Ис. 14:13.), которые не на звезды или на небо покушаются взойти, а хвалятся проникнуть в самую сущность Бога всяческих. Ибо станем у него допытываться, как он достиг до уразумения сущности? Ужели из общего понятия? Но оно открывает нам только бытие Божие, а не — что такое Бог. Или из учения Духа? Но какое же это учение? Где оно изложено? Великий Давид, которому Бог «внутрь явил мудрость» (Пс. 50:8.), не ясно ли исповедует неприступность видения, когда говорит: «дивно для меня ведение [Твое], — высоко, не могу постигнуть его» (Пс. 138:6)? А Исаия, созерцавший славу Божию, что открыл нам о сущности Божией? В пророчестве своем о Христе свидетельствует он, говоря: «род Его кто изъяснит» (Ис. 53:8.)? А «сосуд избранный» (Деян. 9:15.), Павел, имевший «говорившего в себе Христа» (2 Кор. 13:3.), восхищенный до третьего неба и слышавший «неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12:4.), какое оставил нам учение о сущности Божией? Когда прозрел он в частные законы домостроительства, как бы пришедши в кружение от неисходности умозрения, возгласил такое слово: «о глубина богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы суды Его и неисследимы пути Его» (Рим. 11:33.). Но если это недоступно и достигшим в меру ведения Павлова; то какое кичение в хвалящихся, что знают сущность Божию!
Я охотно спросил бы их о земле, на которой они стоят и из которой сотворены. Что они скажут? Какую объявят нам сущность земли, чтобы мы, если скажут что–нибудь неоспоримое о дольнем и под ногами лежащем, поверили им и в том случае, когда простираются за пределы всякого понятия? Поэтому, какая же сущность земли, и какой способ постижения? Пусть ответят нам, слово ли открыло ее, или чувство? Если скажут: чувство; то каким из чувств постижима эта сущность? Зрением ли? Но оно принимает впечатления от цветов. Или осязанием? Но оно различает жидкость или мягкость, теплоту или холод, и тому подобное; а никто не назовет ни чего этого сущностью, разве впадет в крайнее безумие. О вкусе же и обонянии нужно ли что и говорить? Один приемлет впечатления от соков, другое — от запахов. А слух ощущает звуки и слова, не имеющие никакого сродства с землею. Итак остается им сказать, что сущность земли открыта словом. Каким же словом? Где оно в Писании? Кем из святых предано? Повествовавший нам о творении научает нас тому только, что «в начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста» (Быт. 1:1–2.). Он почел достаточным возвестить, Кто сотворил и украсил землю; а какова ее сущность, об этом отказался входить в исследование, как о деле напрасном и бесполезном для слушающих. Итак, если познание сей сущности не подтверждается ни свидетельством чувства, ни учением слова, то откуда еще, скажут, постигнута ими сущность? Ибо постигаемое в земле чувством есть или цвет, или объем, или тяжесть, или легкость, или связность, или сыпучесть, или упорство, или мягкость, или холодность, или теплота, или качества во влагах, или различия в очертании. Но ни чего этого не назовут сущностию и они сами, хотя готовы все утверждать. Опять нет о ней умозрений ни в каком слове мудрых и блаженных мужей. Поэтому какой еще остается образ познания? Пусть отвечают нам на это те, которые презирают все, что у них под ногами, проходят мимо небо и все премирные силы, касаются же умом самой первой сущности. Но кажется, что гордыня есть самая тяжкая из всех человеческих страстей, и тех, в ком она есть, действительно подвергает одному осуждению с дьяволом. По сей–то гордыни и они, не зная даже того, какова природа попираемой ими земли, хвалятся, что проникли в самую сущность Бога всяческих.
Бог и святым Своим, Аврааму, Исааку и Иакову, именоваться Богом которых, по причине совершенства их во всякой добродетели, как нечто преимущественное и приличное Своему величию, предпочитал Он, Сам Себя называя Богом Авраамовым, Богом Исааковым и Богом Иаковлевым (ибо говорит: в»от имя Мое на веки, и памятование о Мне из рода в род», Исход. 3:15.), — Бог и Им не явил Своего имени, а тем более не открыл Своей сущности, что она такое. Ибо говорит: «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с [именем] «Бог Всемогущий» [Элои Шаддай], а с именем [Моим] «Господь» [Яхве] не открылся им» (Исх. 6:3), — не явил потому, очевидно, что оно выше, нежели сколько может вместить человеческий слух.
Но видно, Евномию Бог показал не только имя, но и самую сущность Свою. И столь великую тайну, не явленную никому из святых, Евномий обнародывает, пиша в книгах, и без осмотрительности изрекает всем людям! И уготованное нам по обетованиям — выше всякого человеческого видения (1 Кор. 2:9.), «и мир Божий, превосходящий всякий ум» (Фил. 4:7.). А он не допускает, что сама сущность Божия выше всякого ума и выше всякого человеческого ведения.
Но я думаю, что постижение сущности Божией выше не только человеков, но и всякой разумной природы; под разумною же природой разумею теперь природу тварную. Ибо только Сыну и Святому Духу ведом Отец; потому что «никто же знает Отца, только Сын» (Мф. 11:27.). И: «Дух все проницает, и глубины Божии, Ибо кто знает из людей, что в человеке? Только дух человеческий, который в нем. Так и Божьего не познал никто, только Дух Божий» (1 Кор 2:10–11.).
Поэтому, какое же преимущество оставят ведению Единородного или Духа Святого, если сами постигают самую сущность? Ибо конечно, не созерцание могущества, благости и премудрости Божией уделив Единородному, признают соразмерным с силами своими понятие сущности. Совершенно противное сему согласно с разумом, а именно, что самая сущность никому неудобозрима, кроме Единородного и Духа Святого, а мы, возводимые делами Божьими, и из творений уразумевая Творца, приобретаем познание о Его благости и премудрости. Это и есть разумное Божие (Рим. 1:19,), что Бог явил всем людям.
А если что у богословов написано, по–видимому, о сущности Божией; то слова их, своими переносными значениями и иносказаниями, ведут к иным понятиям. И потому, кто без исследования упорно будет останавливаться на голой букве, держась первого, представляющегося ему смысла, тот, вдавшись в иудейские и бабьи басни, состареется в совершенной скудости достолепных понятий о Боге. Ибо, кроме того, что будет представлять себе какую–то вещественную сущность Божию, и в этом отношении войдет в согласие с эллинскими безбожниками, он предположит еще, что сущность эта разнообразна и сложна. Поскольку пророк описывает, что Бог «от чресл его и выше — как бы сияние», а «от чресл его и ниже — огонь» (Иез. 8:2.); то не восходящий от буквы к высшим понятиям, но останавливающийся на чувственных изображениях Писания, и наученный Иезекиилем, что такова сущность Божия, услышит еще у Моисея, что «Бог есть огнь» (Втор. 4:24.\ Премудрый Даниил приведет его к иным предположениям, и таким образом окажется, что он из Писания собирает представления не только ложные, но и одно другому противоречащие.
Поэтому, оставив пытливые исследования о сущности, как дело недоступное, надобно покориться простому увещанию Апостола, который говорит: «без веры невозможно угодить: ибо приходящий к Богу должен уверовать, что Он есть и ищущим Его Он воздает» (Евр. 11:6.). Ибо ко спасению нас приводит не исследование, что такое Бог, но исповедание, что Бог «есть».
Итак, поскольку доказано, что сущность Божия для природы человеческой непостижима и совершенно неизреченна; то остается объяснить, что такое нерожденность Божия, и как рассматривается она в Боге всяческих. С помощью рассуждения находим, что понятие нерожденности появляется у нас при исследовании не того, что такое есть Бог, а скорее (скажу свою мысль, когда к тому вынужден) при исследовании того, как он есть. Ибо ум наш, изыскивая о Боге, Который над всеми, имеет ли Он какую высшую Себя причину, и потом, будучи не в состоянии придумать какую–либо, безначальность жизни Божией наименовал нерожденностию. Как, рассуждая и о людях, когда говорим, что такой–то произошел от такого–то, сказываем о каждом человеке не что такое он, но откуда он: так и в слове о Боге, изречение «нерожденный» означает не то, что такое Он, но то, что Он ни от кого не произошел. Утверждаемое мною сделается яснее из следующего. Евангелист Лука, излагая плотское родословие Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, и от последних возвращаясь к первым, начал — с Иосифа, сказав, что Он сын Илиев, а Илий сын Матфанов; а таким образом, в обратном порядке возводя повествование к Адаму, когда дошел до самых древних, сказав, что Сиф от Адама, а Адам от Бога, прекратил здесь восходящий ряд, в повествовании о рождении каждого не сущности показывая исчисленных им, но представляя ближайшее начало, от которого каждый произошел. Поэтому, как Евангелист сказал, что Адам от Бога; так спросим сами себя: от кого же Бог? Не готов ли у каждого в мысли ответ, что Бог ни от кого? А это: «ни от кого», очевидно, есть безначальность; безначальность же есть нерожденность. Потому, как, в рассуждении людей, проиэойти от кого–нибудь не составляет сущности: так, и в рассуждении нерожденности Бога всяческих, нерожденность нельзя назвать сущностью; и слово: нерожден, то же значит, что — «ни от кого». Кто говорит, что безначальность есть сущность, тот поступает подобно человеку, который на вопрос: какая сущность Адама и какая его природа? ответил бы: Адам не от сочетания мужа и жены, а сотворен Божией рукою. Но на это иной скажет: я спрашиваю у тебя, не каким образом составился Адам, но в чем состоит вещественное подлежащее человека, и этого ни мало не узнаю из твоего ответа. То же происходит и с нами; из слова «нерожденный» познаем более, как Бог есть, нежели самое естество Божие. Одним словом, если кому угодно поверить в истину сказанного нами, пусть сделает опыт сам над собою, доходит ли он до значения нерожденности, когда хочет представить себе что–либо из существенного в Боге? Ибо примечаю, что как, простираясь мыслию в века будущие, называем нескончаемою жизнь, никаким пределом не ограничиваемую, так, восходя помышлением в века давние и, как в необъятное какое море, погружая взор в бесконечность Божией жизни, поскольку не можем найти никакого начала, от которого бы она произошла, но представляем жизнь Божию простирающеюся далее и далее вне всего мыслимого, то эту безначальность жизни именуем нерожденностию. Ибо таково понятие нерожденного — не иметь начала бытия от иного.
А Евномий, поскольку нерожденность умопредставляется только в Боге всяческих, самую злейшую извлек из сего хулу на Единородного. Ибо что говорит далее?
Евн. А будучи нерожденным, по доказанному прежде, никак не допустит рождения, так чтобы рожденному сообщить собственное свое естество, и будет далек от всякого сравнения и общения с рожденным.
Вас. Какая бесстыдная и лукавая хула! Какой скрытный обман, какая многовидная лживость! С какою изысканностью говорит в ней диавольское лукавство! Ибо, желая доказать, что единородный Сын и Бог не подобен Богу и Отцу умалчивает об имени Отца и Сына, рассуждает же просто о нерожденном и рожденном, и, скрывая имена спасительной веры, передает одни хульные учения, чтобы, по обнаружении нечестия на самом деле, и потом, когда перейдет к Лицам, казалось, что не сам он злоречит, но что хула предуготовлена самою последовательностью речи. Он говорит: «но будучи нерожденным, будет далек от всякого сравнения и общения с рожденным». Не сказал:«Отец и Сын», но:«нерожденный и рожденный». Таково первое его злоухищрение; но посмотрите, каково другое.«Но будучи нерожденным, — говорит он, — никак не допустит рождения», и прибавляет:«так, чтобы рожденному сообщить собственное свое естество». Выражение:«никак не допустит рождения», имеет два значения: одно, что собственному его естеству не прилично рождение (ибо невозможно, чтобы нерожденное естество подлежало рождению); другое, что не может рождать. Так Евномий употребил это выражение в последнем значении, увлекает же многих в свой обман первым смыслом оного. А что это самое имеет он в виду, ясно показывает прибавленное. Ибо, сказав, что «никак не допустит рождения», продолжает: «так, чтобы рожденному сообщить собственное свое естество». Ибо это сообразно со вторым понятием, что не может стать Отцом, чтобы не сообщить рожденному собственного своего естества. Какое нечестие может быть нестерпимее этого? Изрек ли кто другой такую неправду к небу?
Боюсь, чтобы и нам, повторяя устами чужие хулы, не осквернить своей мысли, и не сделаться участниками в их осуждении. Но меня утешает в Евангелиях то, что и Дух Святой не гнушался передать последующим родам письменно хулу Иудеев на Господа, как на все времена предавая позору их хулу, так не нанося никакой хулы пречистой славе Единородного. Поэтому, если никак не допустит рождения, то Бог и не Отец и не….
[85]; но лучше оставить нам хулу эту недоговоренною. Ибо как Один не допустил рождения, так и Другой не принял естества родившего.
Потом Евномий борется сам с собою, придумывая новый способ смягчить хулу, не сказав что либо похожее на раскаяние, но усиливаясь последующим прикрыть предыдущее. Ибо, что осмелился выговорить?
Евн. И будет далек от всякого сравнения и общения с рожденным.
Вас. Но если Сыну нет сравнения с Отцом, ни общения с Родившим; то солгали Апостолы, солгали Евангелия и Сама Истина, Господь наш Иисус Христос. Хотя опять прихожу в ужас от этой хулы: однако же всякому легко приметить ее. Ибо, если не имеет никакого сравнения с Отцом, то как же сказал Филиппу: «столько времени Я с вами, и ты не познал Меня, Филипп» (Ин. 14:9.)? и: «Кто Меня увидел, увидел Отца»? Ибо Того, Кто не допускает никакого сравнения и не имеет с Ним никакого общения, как мог показать — в Себе Сын? Не чрез иное и чуждое постигается неведомое; но, обыкновенно, по сродному познается сродное. Так в отпечатке усматривается образ напечатлевшего; чрез изображение приобретается познание о первообразе, и именно, когда сличаем тождество в том и другом.
Так, этою одною хулою отринуты все изречения, какие преданы Духом Святым в прославление Единородного. Ибо Евангелие учит, что «Его запечатлел Отец Бог» (Ин. 6:27.); и Апостол говорит: «Он есть образ Бога невидимого» (Кол. 1, 15.), образ не бездушный, не рукотворенный, не дело художества и примышления, но образ живой, лучше же сказать, самосущая жизнь, образ не в подобии очертания, но в самой сущности всегда сохраняющий неразличимость. Ибо утверждаю, что и выражение: «будучи в образе Божием» (Фил. 2:6.), равносильно выражению: быть в сущности Божией. Ибо, как слова: «приняв образ раба» (ст. 7.), означают, что Господь наш родился в сущности естества человеческого: так, конечно, и слова: «быть в образе Божием», показывают свойство Божией сущности. Господь говорит: «Кто Меня увидел, увидел Отца» (Ин. 14:9.). А Евномий, отчуждая Единородного от Отца и совершенно отделяя от общения с Ним, всеми силами пресекает путь восхождения к ведению, открытый нам Сыном. «Все, что имеет Отец, Мое» (Ин. 16:15.), говорит Господь. А Евномий утверждает, что у Отца нет никакого общения с Тем, Который от Отца, и: «как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так дал Он и Сыну иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26 ). Сему научены мы самим Господом. Чему же научаемся у Евномия? Тому, что нет никакого сравнения между Рожденным и Родившим. Кратко сказать, одним этим изречением уничтожает понятие образа (εικων), и отвергает, что Сын — «сияние славы и образ» (χαρακτηρ) «ипостаси» (Евр. 1:3.). Ибо невозможно представить образ несравнимого, невозможно быть сиянию не сообщимого по естеству.
Но Евномий держится того же рода уловки, говоря, что нет сравнения у нерожденного с рожденным, а также и у Отца с Тем, Который от Отца, чтобы ту же противоположность, какая, как доказал он, есть в этих изречениях, перенести на самую сущность Отца и Сына. Но чтобы нам, преследуя всякую его хулу и стараясь подвергнуть рассмотрению каждую высказанную им мысль, не сделать слова очень длинным, обойдем молчанием все, что заключает в себе нечестие, видное с первого взгляда, и что читателям ясно само собою; предложим же одно то, что требует слова для обличения. Ибо, различные приводя доводы о несообщимости Сыну сущности Отца, и отвсюду, как полагает, доказав неуместность оной, прибавляет:
Евн. Ибо, конечно, не скажем, что у обоих общая сущность, и только по порядку и по преимуществам времени один — первый, а другой — второй. Ибо в имеющих преимущество надобно быть и причине преимущества. А с сущностью Божиею не сопрягается ни время, ни век, ни порядок, ибо порядок — позднее установителя порядка; но что в Боге, не приводится в порядок другим. И время есть какое–то качественное движение звезд; звезды же получили бытие позднее не только нерожденной сущности и всего мысленного, но и первичных тел. А о веках нужно ли и говорить, когда Писание ясно возвещает, что Бог существует прежде веков?
Вас. Предположив себе в слове, что хотел, и взявшись за то, что сообразно с этими предположениями, потом вринувшись в понятия несовместные, думает, что этим доказал необходимость согласиться на собственные его учения. Ибо говорит: «не скажем, что у обоих общая сущность, и только по порядку и по преимуществам времени один–первый, a другой — вторый». Если он разумел общность сущности в таком смысле, что представляет какое–то разделение и раздробление предсуществовавшего вещества в составившихся из него вещах; то и мы сами не примем этого учения. Никак не примем! Даже утверждающих это, если есть такие, объявляем не менее нечестивыми, как и утверждающих неподобосущие. А если кто общность сущности берет так, что в обоих умопредставляется одно и то же основание бытия, почему, если Отец, по предположению, в существе, Своем представляется светом, то и сущность Единородного признается также светом, и какое бы ни допустил кто основание бытия в Отце, то же самое приличествует и Сыну, — если, говорю, так берется общность сущности: то мы согласны на это, и утверждаем, что таково наше учение. Ибо в следствие этого и Божество едино, а именно, единство представляется в самом основании сущности, так что, хотя и есть различие в числе и свойствах, отличающих каждого, но в основании Божества умопредставляется единство.
Таким образом определив, как надобно понимать общность сущности, рассмотрим последующие слова Евномиевы, какую связь имеют они с предыдущими. Евномий говорит: «и только по порядку и по преимуществам времени один — первый, а другой — второй». Какая необходимость — имеющим общую сущность подчиняться порядку и быть вторыми по времени? Ибо невозможно, чтобы Бог всяческих, вместе с Образом Своим, не во времени воссиявшим, не был от вечности, и не имел с Ним соединения вне пределов не только времени, но и всех веков. Ибо для того назван «сиянием», чтобы мы представляли соединенным, — и «отпечатком сущности» (Евр. 1:3.), чтобы познавали из сего единосущие. Но и порядок бывает или какой–нибудь естественный, или придуманный; естественный, например: порядок тварей, установленный по Творческим законам, или положение предметов исчисляемых, или отношение причин к их произведениям, тогда как наперед уже признано, что Бог есть Творец и Основоположник самой природы; а придуманный и искусственный, например: порядок в доводах, в науках, в чинах, в числе, и в подобном тому, и Евномий, утаив первое, упомянул о втором роде порядка, и говорит, что Богу не должно приписывать порядка, так как «порядок позднее установителя порядка». Но или не знал, или произвольно скрыл он, что есть еще род порядка, не нашим положением установляемым, но происходящий из самой естественной последовательности, например, между огнем и светом, который от огня; ибо здесь причину мы называем первым, а что от причины — вторым, не расстоянием отделяя их друг от друга, но только мысленно представляя причину прежде произведения. Поэтому есть ли какое основание отрицать порядок там, где есть первое и второе, не по нашему положению, но в следствие естественной между ними последовательности? Почему же Евномий находит предосудительным допустить порядок; в — отношении к Богу? Думает: если будет доказано, что в отношении к Богу никоим иным образом невозможно представить себе первенства, то останется ему доказывать превосходство по самой сущности. А мы говорим, что в отношении причины к тому, что от причины, Отец предпоставляется Сыну; по различию же естества и по преимуществу времени, ни мало не предпоставляется; а иначе, допустив последнее, отринем и то, что Бог есть Отец; потому что инаковость по сущности отметает естественное соединение.
Но поскольку этот мудрый на все человек и до того простерся, что определяет нам природу времени, то посмотрим, как и в этом тверд и осмотрителен ум его. Итак он говорит, что время есть какое–то качественное движение звезд, а именно: солнца, луны и всех прочих, которые имеют силу двигаться сами собою. Поэтому, продолжение от начала бытия неба и земли до сотворения звезд чем назовет этот сильный в небесных познаниях? Ибо силою Духа описавший миротворение ясно говорит, что великие и прочие звезды сотворены в четвертый день. И видно, не было времени в предыдущие дни, потому что не были еще в движении звезды. Ибо как могли прийти в движение они, которые не были даже сотворены? И еще, когда Иисус Навин сражался с Гаваонитянами, поскольку солнце, связанное повелением, пребывало неподвижно, и луна стояла на одном месте, тогда неужели не было времени? Чем же назовем это продолжение дня? Какое наименование придумаешь ему? Ибо, если оскудела природа времени, то, очевидно, наступил век. Веком же назвать малую часть дня не значит ли дойти до такого безумия, которого и превзойти невозможно? Но видно, по великой тонкости ума полагает он, что день и ночь состоят в качественном движении звезд, и вместе суть части времени. Почему и назвал время каким–то качественным движением звезд, сам не разумея того, что говорит. Но если и наименовать так, то гораздо приличнее было бы назвать не качественным, а количественным. У кого же такой детский ум, чтобы не знал, что дни, часы, месяцы и годы суть меры, а не части времени? А время есть продолжение спротяженное состоянию мира; им измеряется всякое движение, звезд ли, животных ли, или чего бы то ни было движущегося, поскольку говорим, что одно скорее или медленнее другого: — скорее, что в меньшее время проходит большее расстояние; и медленнее, что в большее время передвигается меньше. Евномий же, поскольку звезды движутся во времени, называет их творцами времени. А таким образом, по учению этого мудреца, поскольку и жужелицы движутся во времени, определим время так: оно есть какое–то качественное движение жужелиц. Ибо от сего ничто не отличается сказанное им, кроме важности названий. Таково учение его о времени; рассмотрите же и последующее.
Евн. Но невозможно, говорит он, чтобы было что–нибудь в сущности Божией, например: вид, или объем, или количество; потому что Бог совершенно свободен от сложности. Если же ни что такое и подобное этому не соединено с Божиею сущностию, даже непозволительно думать, чтобы и когда–либо с нею соединилось; то на каком еще основании дозволено будет рожденную сущность уподоблять нерожденной? Потому что подобие, или сравнение, или общение по сущности не оставят места никакому превосходству или различию, но ясно произведет равенство, а вместе с равенством покажет, что уподобляемое или сравниваемое — нерожденно. Никто же не безумен и не смел в нечестии до такой степени, чтобы назвать Сына равным Отцу, когда Сам Господь говорит ясными словами: «Я иду к Отцу, потому что Отец больше Меня» (Ин. 14:28.).
Вас. и еще чрез несколько слов говорит:
Евн. Но оставив многие другие доводы на то, что Бог всяческих один нерожден и несравним, достаточным для доказательства почитаю и сказанное.
Вас. Когда намерен коснуться какого–нибудь лукавого учения; берет сперва нечто допускаемое всеми, чтобы, по причине справедливости в этом, не потерять доверия и в прочем. Он говорит: «невозможно быть чему–либо в Божией сущности, например: виду, объему, количеству, потому что Бог совершенно свободен от сложности». До этого он прав; но в последующих, словах опять входит сам в себя. Ибо, как бы по необходимости, к предложенным выше хулам присовокупляет еще следующую, говоря: «если же ничто такое и подобное этому не соединено с сущностию, даже непозволительно думать, чтобы и когда–либо с нею соединилось; то на каком основании дозволено будет рожденную сущность уподоблять нерожденной»? Какую связь имеет это между собою: если Бог несложен, то Сын не может иметь подобия с Ним? Ибо скажи, не утверждаешь ли ты также, что и Сын не имеет в Себе ни вида, и объема, ни количества, и что Он вовсе свободен от сложности? Но думаю, что ты, при всем своем неистовстве, не осмелишься сказать о Сыне что–нибудь иное с тем, что говоришь об Отце, а именно, что Он бестелесен, не имеет ни вида, ни очертания, и тому подобное. Почему же не благочестиво — не имеющего вида сравнивать с не имеющим вид, и не имеющего количества — с не имеющим оного, и совершенно несложного — с несложным? Но Евномий поставляет подобие в виде и равенство в объеме; а что такое количественность, которую почитает он чем–то отличным от объема, это пусть лучше объяснит сам он.
Евн. Поэтому, говорит, ни равен, ни подобен; потому что неколичествен и не имеет вида.
Вас. А я в этом самом и полагаю подобие. Ибо как Отец свободен от всякой сложности, так и Сын совершенно прост и несложен; и подобие умопредставляется не в тождестве вида, но в самой сущности. У тех, которые имеют образ и очертание, подобие состоит в тождестве вида; а естеству, у которого нет и вида, и очертания, остается иметь подобие в самой сущности, и равенство не в размере объемов, но в тождестве силы. Сказано: «Христа — Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1:24); то есть, вся сила Отцева в Нем пребывает. Поэтому «что Он (Отец) творит, то и Сын творит так же» (Ин. 5:19).
Евн. Но подобие в сущности, говорит он, сравнение, общении, не оставляющее места никакому превосходству или различию, очевидно, производят равенство.
Вас. Почему же не оставляет места никакому различию, даже и тому, какое есть между причиною и тем, что от причины? Потом Евномий прибавляет:
Евн. Никто не безумен и не смел в нечестии до такой степени, чтобы Сына назвать равным Отцу.
Вас. Скажем ему на это словами пророка: «но у тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд» (Иер. 3:3.) и такие женщины приписывают студные дела свои живущим честно; и он желающих возвеличить славу Единородного называет безумным и смелым в нечестии, негодуя на то же самое, чем раздражались и Иудеи, говорившие тогда, что делает «Себя равным Богу» (Ин. 5:18.). Впрочем никому да не покажутся слова мои странными! Иудеи, по–видимому, лучше несколько усматривали необходимость следствия. Ибо негодовали, что назвал Бога Отцом Своим, заключая сами собою о последующем, то есть, что через это делает Себя равным Богу; потому что из одного — иметь Отцом Бога, необходимо следует другое — быть равным Богу. Евномий же, без сомнения, допуская первое, отрицается от второго, и указывает нам на слова Господа, сказавшего: «пославший Меня Отец более Меня», но не слушает говорящего Апостола: «не счел для Себя хищением быть равным Богу» (Фил. 2:6). Но если, по словам твоим, нерожденность есть сущность, а Христос хотел показать превосходство по сущности; то Он сказал бы: нерожденный более Меня есть. Ваше же это учение, что наименование Отца означает деятельность, а не сущность. Поэтому, говоря, что Отец больше Сына, утверждает, что деятельность больше дела. Но всякая деятельность сходится в мере с своими произведениями, и великою бывает деятельность для великих дел, а малою — для малых. Поэтому признавать, что Отец больше Сына в этом отношении, не иное что значит, как полагать деятельность несоразмерною с делом, и утверждать, что Бог напрасно подвигся к великой деятельности, когда с этой деятельностью не мог уравнять конца. Поэтому необходимо выйдет одно из двух: или наименование Отца означает не деятельность, но сущность (а в таком случае расстроится вымышленное ими понятие подобия, по которому полагают Сына подобным Отцу, то есть, подобным по деятельности, ибо говорят: каким восхотел Отец, таким и сотворил, почему и называют Сына образом хотения); или, спасая это, не должны говорить, что Отец больше; потому что всякая деятельность, когда нет никакого внешнего препятствия, соразмерна своим произведениям и это сказано в обличение разногласия в их учениях.
Кому же неизвестно и то, что большим называется что–нибудь или в значении причины, или по полноте силы, или по превосходству достоинства, или по избытку объема? Но здесь слово: больше, взято не в отношении к объему; это и сам Евномий предварительно сказал, и в самой вещи действительно так; потому что большее в величинах есть то же, что и меньшее, взятое с остатком. Но кто измерит одно другим, когда то и другое необъемлемо величиною, или лучше сказать, не имеет величины и неколичественио? А там, где невозможно сравнение, каким образом узнаешь избыток? Сказать же, что Христос, Божия сила, недостаточен по силе, прилично разве детям и не слыхавшим слов Господа, Который говорит: «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30), и слово одно берет в значении равного по силе, как докажем из самых евангельских речений. Ибо, сказав об уверовавших: «не похитит их никто из руки Моей» (ст. 28); и: «Отец Мой, Который дал Мне дар, больше всех, «и из руки Отца не может похищать никто» (ст. 29), прибавил: «Я и Отец — одно», очевидным образом принимая слово "«одно»" в значении равного и тождественного по силе. Но если и престол Божий, как мы веруем, есть именование, означающее достоинство; то Сыну определенное седение одесную Отца что иное означает, как не равночестность достоинства? Да и Господь дает обетование прийти «во славе Отца» (Мф. 16:27.). Поэтому остается заключить, что здесь слово "«более»" сказано в значении причины. Поскольку начало Сыну от Отца; поэтому Отец и более, как виновник и начало. Потому и Господь сказал так: Отец Мой более Меня есть, то есть, поскольку Он Отец. Но слово "«Отец»" что иное значит, как не то, что Он вина и начало рожденному от Него? Конечно же, и по вашей мудрости нельзя сказать, что одна сущность больше или меньше другой сущности. Таким образом, и по их мнению, и по самой истине, рассматриваемое слово "«более»" никоим образом не показывает превосходства по сущности. А чтобы Бог Отец был более по объему, сего не скажет и сам Евномий, объявивший уже, что в Боге не должно представлять себе количественности. Поэтому остается нам сказанный способ разуметь слово "«более»", то есть, в значении начала и вины. Таково покушение Евномия извлечь хулу из слова: «более».
Достойно же удивления то, что он, в столь немногих словах впав в противоречия (как бы душевные очи поражены были у него слепотою), не мог увидеть противоположностей в сказанном им; и чрез это оказался столько чуждым мира Божия, который оставил Господь наш искренно и нелестно уверовавшим в Него, сказав: «мир оставляю ваш, мир Мой даю вам» (Ин. 14:27), оказался, говорю, столько чуждым сего мира, что прекословит не только другим, но и самому себе. Ибо, сказав, что Бог и Отец больше Единородного Сына, и обвинив в повреждении ума утверждающих равенство, как будто имеет на то неоспоримые доказательства, поступив не много далее, посмотрите, что пишет.
Евн. Но оставив многие другие доводы на то, что Бог всяческих один нерожден и несравним, для доказательства достаточным почитаю и сказанное.
Вас. Итак спросим его: если Бог несравним, то из чего же постигнуто Его превосходство? Ибо большее усматривается из сравнения с превышаемым. Поэтому, как Он и более, и несравним? Но Евномий, чтобы доказать, что сущность Божия различна от сущности Единородного, слово «более», употребляемое сравнительно, принял за различие сущности; а чтобы опять низвести Единородного в равночестие с тварью, устанавливает положение, что Отец несравним, придумывая какой–то новый и подлинно несравненный путь к хуле, и под предлогом возвышения и превознесения Бога и Отца умаляя славу Единородного Сына и Бога, хотя Господь свидетельствует и говорит: «Кто не чтит Сына, не чтит Отца» (Ин. 5:23.), и: «Меня отвергающий отвергает Пославшего Меня» (Лук. 10:16). Но враг истины, внушающий этим людям говорить и писать подобное, знал, что, если ослепит их в уразумении славы Единородного, то отнимет у них ведение самого Бога и Отца. Поэтому, хотя, по–видимому, приписывают некоторые преимущества Богу и Отцу, однако же никакой из сего пользы нет для них, лишенных ведения того пути, который ведет к Богу. Ибо и Иудеи думают, что прославляют Бога; а услышим также, что некоторые из Еллинов хотят сказать о Боге нечто великое, однако же никто не скажет, что они величат Бога, без веры во Христа, Которым приведение к ведению (Рим. 5:2.).
Итак называет он Бога несравнимым, желал доказать, что Сын равен твари и, подобно ей, — далек от славы Отца, потому что превышаемые равною мерою необходимо равны между собою. А — Единородный Сын, по учению Евномия, столько же превышается Богом и Отцом, сколько и каждая из тварей, ибо таково несравнимое; оно для всех равно неприступно и недостижимо. Если же Сын наравне с другими удален от Отца, то Он равен тем, с которыми удален. Сказали ли бы что хуже этой хулы и Иудеи? Что еще можно услышать и от язычников? и не стыдятся показывающие вид, что чтут Божие слово, предлагать учения благоприличные и свойственные Иудеям и язычникам! Если Сын не сравнивается с Богом и Отцом, как не сравниваются ни Лпгелы, ни небо, ни солнце, ни земля, ни каждое из земных животных и растений; то как же будет Он иметь различие с собственным Своим тварями? Откуда у Него свойство с Родившим? Я и Отец одно, говорит Он. Опять напомним то же речение. Скажи же мне, не слово ли это сравнивающего себя? Что говорю: сравнивающего? даже соединяющего, и, так сказать, показывающего этим безразличность естества. А Евномий утверждает, что Бог несравним и благость Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, даже людей, сколько могут видеть, чрез поучение и упражнение в добрых делах, приводит к — уподоблению Богу всяческих, когда говорит: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48.). А он и Единородного всеми силами старается лишить с Родившим того свойства, какое в Нем есть по естеству. Но и в этом случае слово его обращается против него же самого. Ибо, если Отец несравним, то откуда будет он заимствовать доказательства, что Сын не подобен? Если скажет, что чрез взаимное сличение сущностей найдено неподобие; то почему же Отец и в таком случае несравним? А если и вовсе не сравнивается; то как можно было познать различие? Так, обыкновенно, злое противится не только добру, но и себе самому.
Книга 2. О Сыне
Положив основание к хулам на Сына Божия, сколько мог, в слове своем о Боге всяческих, после этого Евномий уже прямо изощряет язык против Единородного Бога. Что же он говорит?
Евн. И один Сын, Единородный, о Котором мог бы я представить речения святых, возвещающие, что Сын есть порождение и творение, и самым различием наименований указывающие на различие сущности, и таким образом избавился бы от забот и трудов. Но для людей, предполагающих телесное рождение и вводимых в недоразумения обоюдными выражениями, может быть, нужно и об этом сказать несколько слов.
Вас. Вот слова Евномия! Если бы надобно было смотреть на все его сочинение, как на вымышленную тяжбу, какие задают юношам в училищах суеты для того, чтобы они научились в самой лжи отыскивать нечто правдоподобное (как и действительно у Евномия, точно так же, как и там, все походит на сражение с тенями: борьба с обличителями, которых нет; защищение себя против обличения, которого никто не предлагал; слово к судьям, нигде не показывающимся); если бы так надлежало выслушивать слова его: то я и сам перестал бы разбирать их, и всякому другому посоветовал бы нисколько ими не заниматься. Но как он обещает нечто более важное, и во многих родилась мысль, что у него есть некоторая забота об истине; то необходимо нужно, по возможности, подвергнуть испытанию каждое его положение. — Какой же способ испытания может быть справедливее того, чтобы, сличая его слово с учениями, преданными ими от Духа, то, что найдется с ними согласным, принимать, а что им противно, тому не верить и бежать от того, как от врага?
Итак, прежде всего, пусть Евномий покажет, кто из святых называл Христа порождением и творением? Какие представит он изречения Писаний в доказательство сказанного им? — Если он утверждается на приведенном в Деяниях Апостольских словах блаженного Петра: «твердо знай весь дом Израилев, что и Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2:36): то, во–первых, это свидетельство не имеет никакой связи с предметом настоящего исследования. Он обещался показать, что святые называют Сына творением, а приводит свидетельство о Боге и Отце, «сделал Его». Но не скажет он того, что ему позволено в рассуждениях о таких истинах придумывать какие–нибудь словопроизводства и изменения наименований. Ибо, если и за «всякое слово праздное» ответ «в день суда» (Мф. 12:36); то тем более не отпустится нам без истязания выдумывание нововведений в таких важных вещах. Сколь прилично сказано приведенное изречение о Боге и Отце, это удобно познали мы из слова Божия; но что слово «творение» не может прилагаться к Единородному, это показал Дух Святой самым своим молчанием. После этого будет ли безопасно, перестроив по–своему изречение: «сделал Его», назвать тварью Творца всех? Если бы приличествовало Ему такое наименование, не умолчал бы об этом Дух. Относительно созданных существ мы находим произведенное от слова: «сотворил», имя: «творение» но относительно Сына Божьего — этого не находим. Сказано: «в начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1); а в другом месте: «рассуждаю о делах рук Твоих» (Пс. 142:5); также: «что незримо в Нем, созерцается от создания мира чрез размышление над творениями» (Рим. 1:20). Так Писание употребляет это имя там, где прилично; но не прилагает его к Господу Иисусу Христу, так как оно не соответствует величию славы Его. Не стыдится называть Господа славы и «топором» (Мф. 3:10), и «камнем краеугольным» и «камнем претыкания» и «камнем соблазна» (1 Пет. 2:6.8), и другими подобными наименованиями, в которых не много чести по мнению людей, не постигающих знаменования имен; но нигде не именует Его творением. А Евномий, желая опутать клеветой не только своих последователей, но и древних святых, говорит, будто от святых перенял это имя.
Но, кроме того, что опасно, а потому и не должно отважиться на подобные нововведения и по–своему переиначивает имена Господа, заметим еще, что и смысл изречения апостольского не представляет нам ничего о предвечном ипостасном бытии Единородного, о котором теперь мы рассуждаем. Ибо очевидно, что Апостол говорит здесь не о самой сущности Слова Божия, Которое в начале было у Бога (Ин. 1:1), но об Истощившем Себя в образе раба, и Соделавшемся сообразным нашему уничиженному телу (Фил. 2:7; 3:21), и Распятом от немощи (2 Кор. 13:4). Всякой, даже и не много вникавший в смысл этих слов Апостола, может разуметь, что здесь он не преподает нам богословия, а показывает образ домостроительства спасения. Ибо, говоря: «Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли», имеет в виду единственно Его человечество и то, что в Нем видимо, как это ясно открывается всем из указательного речения («Того Иисуса»). — А Евномий слово: «сделал Его», переносит на исконное рождение Единородного. Не убеждается он и тем, что выражение: «Господь», есть имя означающее не сущность, а власть, и что, поэтому, сказавший: «Господом и Христом сделал Его», не рассуждает здесь об исхождении Сына в бытие, а говорит только о начальстве и владычестве над всеми, преданным Ему от Отца. Впрочем это докажем мы после, когда будем обличать Евномия в приведении свидетельств Писания, не согласном с намерением Духа. А теперь возвратимся к продолжению его речи.
Что же у него значит это имя, и на каком основании он осмеливается Творца всего называть Тварью? Обманув сам себя нечистосердечным лжеумствованием, он думает, что различием наименований доказывается и различие сущности. Но кто из здравомыслящих согласится на это положение: «которых вещей имена различны, тех и сущности необходимо должны быть инаковы»? Названия Петра и Павла, и вообще всех людей, различны; но сущность всех одна. Весьма во многом мы друг с другом одинаковы; а отличаемся один от другого теми только свойствами, которые усматриваются в каждом особо: почему названия служат к означению не сущностей, а особенных свойств, характеризующих каждого. Так, услышав имя Петра, мы не разумеем под этим именем сущности Петра (сущностью же называю здесь вещественное подлежащее, которого это имя вовсе не означает), а только напечетлеваем в себе понятие об особенных свойствах, в нем усматриваемых. Ибо при этом слове тотчас, представляем себе Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбаков призванного на служение апостольское и за превосходство веры получившего обетование, что на нем созиждется Церковь. Ни одно из этих свойств не есть сущность, которую бы можно было разуметь как самостоятельное начало. Таким образом имя показывает нам отличительный характер Петра, но совсем не представляет его сущности. Также, услышав имя Павла, представляем себе совокупность других особенных свойств: воображаем Тарсянина, Еврея, по закону Фарисея, ученика Гамалиилова, по ревности гонителя церквей Божиих, страшным видением обращенного к познанию, Апостола народов языческих. Ибо все это совмещается в одном слове: Павел. — Сверх того, если бы это было истинно, что которых вещей имена различны, тех и сущности противоположны; то надлежало бы и Петру, и Павлу, и вообще всем людям, быть инаковыми по сущности. Но поскольку не найдется ни одного человека, который бы был настолько груб и несведущ о природе общей всем нам, чтобы решился сказать это; ибо сказано: «я образован также из брения» (Иов. 33:6), и этим означается не иное что, как единство сущности всех людей: то ложь говорит тот, кто умствует, будто из различия имен должно заключать и о различии сущности. Ибо не за именами следует природа вещей, а наоборот, имена изобретены уже после вещей. Иначе, если б первое было истинно, то надлежало бы согласиться, что которых вещей названия одинаковы, тех и сущность одна и та же: а поэтому, так как совершенные в добродетели удостоены названия богов (Ин. 10:35), то люди были бы единосущны Богу всего. Но как это выговорить означало бы явное сумасшествие, так и выше приведенные слова заключают в себе такое же безумие. Итак, из сказанного ясно видно, что и в Отце и Сыне имена не означают сущности, а только показывают особенные свойства, так что никоим образом нельзя принять заключения от разности имен к противоположности сущностей. При таком заключении, Евномий прежде всего опровергает самого себя. Ибо, если различны творение и порождение, то, по причине разности имен, различны будут и сущности Единородного. Но если это сказать могут только безумные, то и предыдущего никто в здравом уме не скажет.
Тут же Евномий притворяется, будто имеет множество доказательств на то, что святые называли Сына творением; но поспешая к другим, более нужным исследованиям, на сей раз не упоминает об оных, отлагая то до другого времени. — Искусное злоухищрение — предпочитает слову молчание там, где не знает, что сказать! Ибо, если бы он имел хоть тень свидетельства, в котором выражалось бы, что Единородный есть творение, то уже, верно, прожужжал бы нам уши и оглушил бы нас.
Далее говорит, что для людей, предполагающих телесное рождение Господа и вводимых в недоразумения обоюдными выражениями, нужно ему и об этом сказать несколько слов. — Но что же ему мешало утвердить прежде слово свое свидетельствами Писаний, и потом уже приступить к исправлению немощных и загладить вред, происходящий от обоюдных слов, если только он был для кого–нибудь или будет когда–нибудь? В самом деле, <b>кто будет так совершенно плотян по уму и несведущ в слове Божием, чтобы, слыша о Божеском рождении, стал переноситься к образам телесным, к коим относятся совокупление мужчины с женщиною, зачатие в утробе, составление и образование тела, и исхождение на свет в надлежащее время? Кто будет так скотоподобен, чтобы, слыша о Боге Слове, из Бога исшедшем, слыша о Премудрости, от Бога рожденной, мог преклоняться мыслями к страстям телесным?
Кроме прочего, он придумал этот благовидный образ объяснения еще и для того, чтобы показаться человеком, принимающим на себя труд учительства по чувству к неразумным братиям. И вот, он исправляет чувственные предположения, могущие представится при слове «рождение»; а тех вредных последствий, которые должны произойти от наименования Господа тварью, не отвращает. Кто представляет в своем воображении телесное рождение, тот легко перенесется мыслью и к вещественным образам творения. Ибо, если немощный, при слове: «рождать», будет представлять себе какое–то отделение, перестановление и истечение сущности рождающего; то нельзя ожидать, чтобы он не доведен был и до того предположения, что для составления сущности (εις υποςασιν) так называемой вами твари, привнесено отвне, из ничего, какое–нибудь вещество. — Почему же Евномий врачует мысленные немощи братий только в половину, и, заботясь о предполагающих телесное рождение, небрежет о тех, которые соблазняются наименованием твари? — Это потому, что выражение: «рожденным быть», как он сам знает, противно его мнениям, так как рожденный необходимо имеет неразрывную связь и совершенное, без всякого различия, сходство с родившим; а слово: «быть сотворенным», благоприятствует и споборствует его предположениям, так как оно выражает мысль о чем–то чуждом, стороннем для сотворившего, и вовсе не имеющем неразрывной с ним связи. — К этому Евномий прибавляет следующее:
Евн. Итак, по учению Писаний, мы говорим, что Сын есть порождение; разумея под этим, что сущность не есть что–нибудь одно, а означаемое именем — что–нибудь другое, отличное от нее, что означается именем, то и есть самая сущность (υποςασιν), ибо название по самой истине соответствует сущности.
Вас. И этими словами он, очевидно, борется против истины; впрочем говорит согласно сам с собою. Ибо, как в выше приведенных речах определял, что сущность Бога всего обозначается нерожденностью, так и здесь говорит, что сущность Сына обозначается тем, что Он есть порождение; и этим хочет доказать, что по причине противоположности рожденного нерожденному, Единородный противоположен Отцу по самой сущности. Для этого–то и вводит речения, не употребляемые Духом Божиим, — называет Сына порождением. Откуда это взял он? Из какого учения? От какого пророка? От Какого Апостола, который бы придал Сыну такое наименование? — Я нигде не нашел в Писании этого выражения, употребленного в этом смысле. А он хвастает, будто заимствовать такие названия не из иного учения, как из учения Духа. «Разве мало для вас затруднять людей» (Ис. 7:13); он дерзает клеветать и на самого Духа. Что Отец родил, это мы знаем из многих свидетельств: но чтобы Сын был порождение, этого еще не слыхали до сего времени. Сказано: «младенец родился нам — Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему» — не порождение, а — «Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 9:6). Но если бы словом: «порождение», обозначалась сущность Его, то, конечно, не иному имени научились бы мы от Духа, как тому, которое могло бы явственно выразить сущность. И Петр, за признание истины сподобившийся услышать оное возвещение: «блажен ты», не сказал: «Ты есть порождение», но: «Ты Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16). Также и Павел, наполнивший все свои писания именем сына, не употребил нигде слова: «порождение», которое произносит Евномий с такою великою уверенностью, как будто бы заимствовал оное из божественного училища. Но здесь не позволят ему изменять и переделывать речение: «родил», употребленное от Отце, и поэтому называть Сына Божия порождением. Потому что не прилично человеку, наученному страхом Божиим, легко перебегать от подлинных речений к таким, какие покажутся от них происходящими; напротив, он любит держаться имен, положенных в Писании, и ими наполнять свои славословия, сообразно с величием Божиим. Ибо, ежели первые переводчики, переложившие Писание с еврейского языка на греческий, не осмелились истолковать значение некоторых имен, а перенесли подлинные речения еврейские, как например: Саваоф, Аданои, Елои, и этим подобные, и оказали такое благоговение не только к именам Божиим, но и ко многим другим: то с каким страхом мы должны взирать на имена Господа! Если же они не отважились и на истолкование некоторых имен, дабы не ослабить ясности и силы выражения, придав ему несоответствующее значение; то позволили бы они себе составлять какие–нибудь имена по собственному измышлению?
Но ежели Бог родил, — говорит Евномий, — то почему не должно Рожденного называть порождением? Потому, что страшно нам придавать свои имена Тому, которому «Бог превознес Его и даровал Ему Имя, которое выше всякого имени» (Фил. 2:9). «Ты Сын Мой», говорит Он, «Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7). По их понятию, следовало бы здесь назвать Господа не Сыном, а порождением, потому что Он рожден; но не сказано того. Поэтому, кто имеет перед очами суд Христов, и знает, как опасно отнять что от слов, преданных Духом, или приложить к ним что–нибудь (Откр. 22:18–19), тот не должен покушаться вводить новое от себя, а должен довольствоваться тем, что прежде возвещено святыми. Итак, не крайнее ли безумие — отваживаться на то, что не принято ни в общем употреблении, ни в языке Писаний? Ибо, какой отец или какая мать, с благосердою и нежною любовью к своему детищу, будет называть его порождением, оставив обыкновенное приветствие: «сын мой», или «чадо»? «Чадо», сказано, «иди в виноград» (Мф. 21:28). И в другом месте: «Бог усмотрит Себе агнца» на заколение, «сын» (Быт. 22:8). Подобным образом говорит Исаак: «ты ли сын мой» (Быт. 27:24)? Еще: «наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его» (Прит. 3:11). Также: «сын мудрый радует отца» (Прит. 10:1). То же и во многих местах. Но нигде не видно, чтобы кто–нибудь называл дитя свое порождением; и это по той явной причине, что «сын» и «чадо»суть имена приличные существам одушевленным, а слово «порождение» редко к ним прилагается. Порождением можно назвать и выкидыш, еще не получивший образа; но он не достоин называться чадом. Порождениями именуется и плоды земные, но не чадами. «Не буду пить», сказал Господь, от порождения винограда «этого» (Мф. 26:29). А об одушевленных существах редко где найдем употребляемым это название; и где употребляется оно в этом смысле, там говорится, как всякий может видеть, о таком животном, которое предано на поругание и представляется в пример злости. Ибо сказано: «змеи, отродье змеиное!» (Мф. 23:33). Поэтому–то, думаю, и общее употребление речи находит это наименование низким, и божественное Писание явно отвращается от него, особенно в отношении к единородному Сыну Божьему. Писание не допускает даже и названия «чадо», так как в нем заключается много человеческого. Апостол повсюду именует Господа Сыном, а также и другими различными наименованиями прославляет Его, называя и Первородным (Рим. 8:29; Евр. 1:6), и Образом (2 Кор. 4:4), и Сиянием (Евр. 1:3); но избегает названия «порождение». Если же он, или кто другой из верховных проповедников слова, употребляет это выражение, то пусть Евномий докажет это, и мы позволим ему уничтожить все сказанное нами. Но он не может этого сделать, если не решится, подражая нечестивому Маркиону, иное из слов Божьих исключает, иное прибавляет. Таким образом доказано, что слово «порождение» не свойственно ни общему употреблению, ни языку Писаний.
Теперь посмотрим, можно ли употреблять это имя для обозначения самой сущности Сына. Евномий говорит:
Евн. Не возможно представить, что иным чем–нибудь была сущность, и иным, от нее отличным, было то, что означается именем; но то самое и есть сущность, что означается именем, так как название истинно соответствует сущности.
Вас. По истине достойны эти учения твои таких судей, каких ты в воображении своем только представляешь. В самом деле, ты, — как будто на торжище сновидений, или в собрании пьяных, где никто не слушает и не разумеет того, что говорится, — постановляешь свои законы с большою смелостью, думая, что вместо всех доказательств, уже довольно того, что ты так сказал. Но кто не знает, что те имена, которые произносятся в смысле отрешенном, о вещах самих в себе, действительно обозначают соответствующие им предметы, а те, в которых выражается примешение одного предмета к другим, показывают только отношение его к тем предметам, к которым он применяется? Так имена: человек, конь, вол, означают сами предметы именуемые. А выражения: сын, или раб, или друг, показывают единственно соприкосновение одного имени с другим, которое с ним связано. Таким образом, кто слышит слово «порождение», тот не обращается мыслью к какой–нибудь сущности, а разумеет только, что одно с другим связано: ибо порождением называется порождение чье–нибудь. Поэтому не крайнее ли это безумие — узаконивать, чтобы признавали за сущность то, что не дает мысли о какой–нибудь самостоятельности, а означает только отношение одного к другому? — Да и отрешенные имена, хотя и кажутся лучше других выражающими какой–нибудь предмет, однако ж, — как показали мы это немного выше, не представляют самой сущности, а только означают некоторые свойства, к ней относящиеся.
Но этот великий мудрец, проведший всю жизнь в суетных ухищрениях, не стыдится говорить, что словом «порождение» обозначается самая сущность Единородного. Посмотрите же, как это нелепо. — Если сущность есть порождение, и наоборот, если порождение есть самая сущность; то все порождения будут единосущны между собою. А из этого, — по его способу умозаключения, — что выйдет? То, что Создатель всего окажется имеющим одинаковую сущность со всеми причастными рождению. Ибо Евномий не скажет, чтобы порождение означало сущность только в Сыне, но не удерживало более того же значения в прочих существах, причастных рождению. Иначе, пусть представит ясную причину, почему бы одно и то же название не имело одинаковой силы равно для всех предметов, им означаемых. Но он не найдет ее: потому что, какое не придумает понятие порождения, оно будет одинаково приличествовать всем рожденным. Сильнейшим же доказательством истины сказанного нами пусть будет собственное размышление каждого из слушателей. Пусть каждый спросит себя: какое понятие он напечатлевает в себе, когда услышит, что такой–то есть порождение такого–то? То ли, что рожденный есть сущность родившего? — Но это смешно; истинно же только то, что один от другого, посредством рождения, приведен в бытие. Подобным образом то же следует сказать о Единородном, и о ком бы ни было из рожденных. И никто да не подумает, чтобы этим сходством отношения уничтожалось достоинство Единородного. Ибо различие Сына от других состоит не в отношении Его к чему–нибудь, а в особенном характере сущности, в которой является превосходство Бога перед существами смертными. — Теперь посмотрите, до какой нелепости доводит их учение. — Ежели порождением называется порождение другого, — что доказывается общим употреблением и чему никто не станет противоречить, — и ежели это самое имя и в Сыне означает сущность, по их учению: то оно будет сущностью и Того, Чьим порождением называется Сын. Следственно, это название, то есть порождение, будет означать сущность уже не Единородного, что они усиливаются доказать, но Бога всего. Ибо, если не возможно представить, чтобы иным чем–нибудь была сущность, и иным чем, отличным от нее, было порождение; если слова: «сущность» и «порождение», равносильны; а Сын есть порождение Бога: то Он будет сущностью Бога, так как порождение означает сущность. И таким образом, из умствования Евномиева докажется, что порождение есть сущность Нерожденного. Если же сей вывод достоин смеха; то пусть весь стыд на себя возьмет тот, кто положил первые посылки. Это уже обыкновенно так бывает, что, когда умствование однажды оторвется от истины, то самая последовательность заблуждения увлекает его во многие и опасные нелепости.
Но это еще как бы некоторые начатки брани и приготовления к хуле; главную же сущность зла предлагает он в след за этим, говоря:
Евн. Сущность Сына, не существовавшая прежде своего составления, рождена; впрочем рождена прежде всех, по воле Отца.
Вас. Опять те же хитрости, как и прежде! Толкует нам о сущности Сына, как будто бы представлял Сына чем–нибудь иным, отличным от нее, и таким образом слегка приготовляет слух к хуле, не говоря явно, что сын рожден из ничего, а только внушая, что рождена сущность Его, не существовавшая прежде. — Но скажи, прежде чего не существовала она? Рассмотрите его ухищрение. Чтобы все подумали, что он говорит нечто сносное, он сравнивает ее с нею самою, и не говорит, чтобы она не существовала, а только прибавляет: «прежде своего составления». — Но скажи мне, что утверждаешь ты о сущности Отца: древнее ли она своего составления? — Если Евномий не подчиняет времени сущность Сына, и слова: «прежде», не разумеет в этом смысле; то слово это суетно и пусто, а потому и не достойно ответа. Не менее пустым будет оно и в отношении к Богу всего, если бы захотели и на Него перенести такое суесловие. Ибо в этом случае все равно было бы бессмысленно — сказать и то, что Бог не существовал прежде Себя. Если же слово: «прежде», относит он к сущности Сына в значении времени, и скажет, что сущность Его рождена, или точнее, что сам Сын рожден из ничего (ибо, по отношению к самой мысли, нет никакой разности сказать так, или так): во–первых, поставить Творца времени вторым после времени, или если угодно, после веков; во–вторых, выдерживая последовательность в своих хулениях, скажет, что и Отец, не бывши Отцом от начала, сделался Отцом уже после.
Но, если быть Отцом есть свойство доброе и приличное блаженству Бога; то почему же приличное Ему свойство не принадлежало Ему от начала? — Или по неведению лучшего, или по бессилию (так должны они необходимо объяснять причину этого недостатка), — по неведению, как будто бы Бог изобрел лучшее уже после; по бессилию, как будто бы Он, зная и разумея наилучшее, не мог этого достигнуть. — Если же не добро Ему быть Отцом (что сказать противно правде); то для чего Он принял бы изменение и избрал бы худшее? — Но пусть такая хула обратится на ее виновников! — Бог же всего от беспредельной вечности есть Отец, и не начал быть Отцом когда–нибудь. Ибо ни недостаток силы не препятствовал исполнению Его воли, ни то, чтобы Он выжидал истечения каких–нибудь веков, дабы, подобно людям и прочим животным, достигнув зрелого возраста, когда пришла сила чадорождения, получить желаемое (так мыслит и говорит о Нем свойственно только сумасшедшим): напротив, Он имеет в Себе, если могу так назвать, отчество сораспростертое с Его вечностью. <b>Поэтому и Сын, предвечно сущий и всегда сущий, не начал быть когда–нибудь; но, когда Отец, тогда и Сын, и с мыслью об Отце тотчас соединяется и мысль о Сыне; ибо очевидно, что Отец есть Отец Сына — Нет никакого начала для Отца; а Сына начало — Отец: и между Ими нет ничего среднего. Как же не существовал от начала (а это именно и значит в их лжеумствованиях употребленное выражение: «прежде своего составления») Тот, Который не имеет прежде Себя ничего, что можно было бы примыслить, кроме Отца, от которого имеет бытие, и Который не превышает Его каким–нибудь расстоянием, а предпоставляется перед Ним, только как причина? Поэтому, если доказано, что общение Сына с Богом и Отцом вечно, так как мысль наша непосредственно, не встречая никакой пустоты, переходит от Сына к Отцу, и без всякого промежутка соединяет Сына с Отцом; то как может к Тому, Который никаким средним местом не отделен от Отца, прикоснуться хула лжеучителей, говорящих, что Он приведен в бытие из ничего?
Кроме того, нельзя не удивляться их безумию и в том, что они не понимают, как, утверждая, что Сын из ничего, вместе с этим поставляют Его не только после Отца, но и после того посредства, которым разграничивают Единородного от Отца. Ибо, ежели есть что–нибудь между отцом и Сыном, то оно необходимо должно быть древнее существования Сына. Что же это будет? — Что иное, как не век или время? Ибо, кто думает, что жизнь Отца продолжительнее жизни Единородного, то чем иным будет измерять ее, — дабы сказать, что нашел избыток одной жизни перед другою, — как не промежутком каких–нибудь веков, или времен? — Но если это истинно, то ложь говорит Писание, которое утверждает, что через Него получило бытие веки [время] (Евр. 1:2), и учит что «Все чрез Него возникло» (Ин. 1:3), включая в числе всех вещей, без сомнения, и веки. — Если же они скажут: мы не отрицаем, что Сын родился прежде век [времени]; то да будет известно, что они то самое отвергают на деле, что уступают на словах. Чтобы доказать это, мы спросим их, производящих из ничего сущность Единородного: когда не было Его, как вы говорите; какое было тогда среднее расстояние между Им и Отцом? И какое для этого расстояния придумаете вы название? — Общее употребление подчиняет всякое расстояние или временам, или векам: что для чувственных вещей — время, то для превышемирных — естество века. Если они, по своей мудрости, придумают нечто третье; пусть скажут. Если же умолчат; то да будет известно, что они сущность Единородного поставляют на втором месте после веков. Ибо, если было какое–нибудь среднее расстояние прежде Сына, сораспростертое с жизнью Отца; то оно, очевидно было одним из веков. Но нет и не будет ничего такого, что можно бы было представить в мысли прежде самостоятельной сущности Единородного. Ибо, что ни примыслим, как самое древнейшее, всего того выше окажется бытие Бога — Слова, Которое в начале было у Бога (Ин. 1:1). И хотя бы тысячу мечтаний о предметах не существующих вымыслил самообольщенный ум, усиливающийся созидать небывалые призраки, никогда не изобретет он такой хитрости, посредством которой мог бы перенестись далее начала Единородного, и оставить позади своего движения жизнь Того, Кто есть самая Жизнь, и своим словом возвыситься над началом Бога — Слова, и усмотреть веки, в которых бы не было Бога веков.
После этого посмотрите, какими словами Евномий чтить Единородного, отняв у Него подобающую Ему славу.
Евн. Впрочем сущность Сына рождена прежде всех, по воле Бога и Отца.
Вас. Вот какое великое достоинство приписывает Сыну — быть старее создания, и существовать прежде сотворенных Им существ, полагая, что уже и довольно того для славы Творца всего, когда Он поставлен прежде Своих тварей. Отчуждив Его от свойственного Ему общения с Богом Отцом, воздает Ему славу тем, что предпочитает Его тварям. Потом хулу свою доводит до бесстыдства, и думает совсем опутать вас неизбежными и необходимыми заключениями своих умствований.
Евн. Или, говорит, существующего Сына родил Бог или несуществующего. Если не существующего; то не укоряй меня никто в дерзости. Если же существующего; то сказать это не только есть чрезмерная нелепость и хула, но и совершенная глупость: ибо существующему не нужно рождение.
Вас. Это, всем известное, лжеумствование давно уже изобретено другими, а теперь только довершено в его устах бесстыдных и наглых. Мы же, прежде всего, напомним слушателям, что этот мудрец дошел до таких необходимых заключений, последуя невежеству грубых людей, которые, слыша о рождении Сына, разумеют это по–человечески: держась представлений чувственных, по ним ведет он ненаученные души к умозрению духовному, и потому, видя, что рождающиеся животные рождаются, не бывши прежде, и что родившийся сегодня не существовал вчера, переносит это понятие и на самостоятельную сущность Единородного, и говорит: «поскольку Он родился, то прежде рождения не было Его». Вот как высоко богословствует он перед нами о рождении Единородного! Вот какими словами врачует немощи братий наших! Но, если кому, то всех более ему следует выслушать эту притчу: "«врач, исцели самого себя»" (Лк. 4:23)!
Какое же смягчительное врачество можем мы предложить ему против этой странной болезни ума, если не эти слова, возвещенные нам Духом Святым через блаженного Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог» (Ин. 1:1)? Этими двумя изречениями Евангелист заградил все пути лжеучению: потому что ни выше первого взойти, ни из границ второго выйти не возможно. Не возможно придумать что–нибудь такое, что было бы древнее начала: ибо это последнее не было бы и началом, если бы далее его существовало что–нибудь. Не возможно также перейти мыслью за пределы изречения: «было», и за этим усмотреть время, в которое бы не было (начала); потому что эта мысль: «не было», есть уже уничтожение мысли: «было». Если бы начало было из числа вещей, разумеемых относительно к другим, как например можно разуметь эти выражения: «начало мудрости» (Пс. 110:10; Прит. 1:7), или: «начало доброго пути» (Прит. 16:6), или: «в начале сотворил Бог» (Быт. 1:1); то, может быть, еще могли бы мы вознестись мыслью за пределы рождения того, что произошло из такого начала. Но, поскольку здесь (Ин. 1:1) начало разумеется в смысле отрешенном и безотносительном, и означает высочайшее естество; то не достоин ли осмеяния, кто придумывает нечто далее этого естества, или усиливается занестись мыслями выше его? Как беспредельно это начало, за которым нельзя ничего предположить; так же в беспредельность простирается и означаемое словом: «было». Ибо слово: «было», не показывает здесь бытия временного, как в следующих выражениях: «был человек в земле Уц» (Иов. 1:1), или: «был один человек из Рамафаим–Цофима» (1 Цар. 1:1), или: «земля же была безвидна и пуста» (Быт. 1:2); напротив, сам Евангелист в другой книге открыл нам значение этого: «было», сказав: «Тот, Кто есть и Кто был и Кто грядет» (Откр. 1:8): ибо, что означает слово: «Сущий [тот, Кто есть]», то же слово: «было», то есть, присносущее и невременное. А называть не Сущего в начале — не свойственно ни тому, кто сохраняет неповрежденным понятие начала, ни тому, кто соединяет с оным бытие Единородного. Ибо, как нельзя представить в мыслях что–нибудь существующее прежде начала, так нельзя и отделять от начала бытие Бога — Слова. Итак, сколь бы далеко ни желал ты вознестись любопытными разысканиями ума, никогда не сможешь взойти выше этого: «было», и мыслями своими стать вне этого.
Спросим же мы его: был ли в начале у Бога Бог–Слово, или явился у него в последствии? — Если был; то «удерживай язык свой от зла» (Пс. 33:14), то есть, от хульного выражения: «Его не было». Если же другое, что и выговорить нечестиво; то я обращу против тебя собственные твои выражения, и я скажу, что это другое слово заключает в себе не только хулу, но и чрезвычайное безумие: ибо не явное ли безумие — от людей требовать отчета в словах Духа и называть себя учеником Евангелия, и в то же время восставать против этого самого Евангелия? — Рассмотри божественные изречения, с какою точностью и ясностью свидетельствуют оные о предвечном рождении Сына. После того как Матфей объяснил рождество по плоти, как сам он говорит: «книга о рождении Иисуса Христа, сына Давидова» (Матф. 1:1); после того как Марк началом Евангелия поставил проповедь Иоаннову, сказав: «начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия. Как написано у Исаии пророка: Вот, Я посылаю ангела Моего пред лицом Твоим, который приготовит путь Твой; голос вопиющего в пустыне» (Марк 1:1–3); после того как и Лука предложил телесные начала, и потом уже приступил к богословствованию: нужно было еще благовестие, — и евангелист Иоанн, начавший писать после других, возвысив ум свой, или, лучше, вознесен быв силою Духа выше всего чувственного и выше времени, сопутствующего вещам чувственным, приступил к самому Всевысочайшему, так что можно было и ему засвидетельствовать о себе: «если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем» (2 Кор. 5:16). Достигнув самого начала, и оставив ниже своего богословия все понятия телесные и временные, он громогласнее прежних проповедников возвещает тайны, соответствующие высокости его ведения. Не от Марии (говорит) начало, и не от этих времен. — Но что же? — «В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). В этих немногих изречениях он совмещает все — и бытие от вечности, и бесстрастное рождение, и единство природы с Отцом, и величие естества; а приложением изречения: «было», возводит к началу, как бы для того, чтобы заградить уста хулящих и говорящих: «Его не было», и еще задолго пресечь все пути их лжеумствованиям. Потом, начертав в учении о Боге — слове как бы некое явственное изображение естества Единородного, указывает на Него, как уже на известного, этими словами: «Оно было в начале с Богом» (Ин. 1:2), и опять прилагает: «было», чтобы представить рождение Единородного в связи с вечностью Отца. И потом опять: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет людям» (Ин. 1:4), и далее: «был Свет истинный» (Ин.1:9). Так приложениями слова: «было», означающими вечность, правое учение ограждено со всех сторон! — Не смотря на то, Евномий отринул все свидетельства Духа, и как будто даже не слыша Его, столь многократно взывающего к нам: «было», говорит: «рожден не бывши: следственно рожден после, — привзошел». — Но если рождения не было в начале, как вы говорите; то не самая ли явная это брань против изречений евангельских, которым мы уверовали?
После этого кто из благосмыслящих не согласится и на то, что как глаз, удалившийся из освещенных мест, по причине отсутствия света необходимо перестает действовать, так и ум, вовлекаемый мечтами воображения в область не существующего, по недостатку как бы некого света истины, смешивается, делается несмыслен и лишается разумения. Подлинно, как глаз вне света не может пользоваться способностью зрения, так и душа, носящаяся по сторонам вне понятия о Единородном, не может пользоваться разумением. Потому что отпадение от истины есть невидение и ослепление разума. Итак суетен и ослеплен, и ничего не знает истинно то ум, который думает, что постигнул нечто бывшее прежде Единородного, уподобляясь в этом человеку, который приписал бы острое зрение глазу, напрягающемуся видеть во тьме. Сказано: «во свете Твоем мы видим свет» (Пс. 35:10). А кто говорит, что постигнул бывшее тогда, когда еще не было света, с тем происходит то же, что с одержимыми белою горячкою, которые в умоиступлении думают видеть то, чего нет перед ними. Не возможно представить того, что далее Сына. Ибо, что для глаза свет чувственный, то для души Бог — Слово, — о Котором сказано: «был Свет истинный, Который просвещает каждого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9); так что непросвещеная душа не способна к разумению. Поэтому, как можно постигнуть то, что за пределами рождения Света? — Напротив того, я думаю, надлежало бы им, — если бы они хоть мало заботились об истине, — оставив подобия телесные, не осквернять более понятий о Боге представлениями вещественными, а последовать тем богословским учениям, которые предал нам Дух Святой, и, вместо этих вопросов, — похожих на загадки, которые и так и иначе решить равно опасно, — <b>представлять в мыслях рождение достойное Бога, бесстрастное, нераздельное, неразрывное, невременное</b>, и возводя ум к этому божественному рождению, уяснять себе оное через подобие сияния, изливающегося от света; надлежало бы представлять себе «образ Бога невидимого» (Кол. 1:15), не соделанный в последствии сходственно с Первообразом, как это бывает с художественными изображениями, но сущий и пребывающий вместе с Первообразом произведшим Его, не через подражание отпечатленный, но существующий по тому, что существует Первообраз, так что в Сыне, как бы в некоей печати, изображено всецелое естество Отца. Или, если угодно, подобием этого может служить сущность искусств, которая вся переходит от учащих в учащихся так, что и учащие ничего не теряют, и учащиеся приобретают новое совершенство. Да и это еще не точное подобие; ибо тут есть протяжение времени. Ближе другое подобие, — именно то, как вместе с движениями ума неразлучно и не во времени пребывает естество мыслей.
И никто не обвиняй меня напрасно за сказанное мною, если что–нибудь в этих подобиях не совсем сходно с самыми предметами: ибо и не возможно со всею точностью применять вещи малые и низкие к божественным и вечным. Но я хотел только обличил, по мере возможности, притворство тех, которые не могут вместить в своем уме бесстрастного рождения. — В каком же смысле Сын называется образом (Кол. 1:15), и есть «образ» рожденный, и «сияние славы» Божией (Евр. 1:3), и «премудрость», и «сила», и «правда Божья» (1 Кор. 1:24.30)? — Не в таком, как навык, или как способность, а как сущность живая и действенная. Он есть сияние славы Божией: поэтому и проявляет в Себе всего Отца, как воссиявший от всей Его славы. Какая же нелепость — говорить, что слава Божия не имела сияния, или что премудрость Божия некогда не была присуща? — Но ежели Он был, скажет Евномий, то не родился. — <b>А мы ответствуем: поскольку родился, по этому и был, не имея бытия нерожденного, но всегда существуя и пребывая со Отцом, от Которого и причину бытия Своего имеет</b>. — Когда же Он приведен Отцом в бытие? — С тех пор, как Отец существует. — Но Отец, скажут, от века. — Следственно от века и Сын, соединенный через рождение с нерожденностью Отца. А что не наше эти слово, это докажем мы, представив им самые изречения Святого Духа. Возьмем, во–первых, из Евангелия: «в начале было Слово» (Ин. 1:1); во–вторых, из псалма сказанное от лица Бога — Отца: «из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс. 109:3); и сложив то и другое, скажем, что Он и был, и родился. Изречение: «родился», показывает Причину, от Которой имеет Он начало бытия; а слово: «было», означает невременное и предвечное Его существование. — Но Евномий, напрягающий все силы на то, чтобы обманывать самого себя, думает наше учения довести до нелепых следствий.
Евн. Если, говорить, Сын был прежде Своего рождения, то был нерожден.
Вас. Но послушай, суетный человек: это твое: «прежде рождения», или есть нечто вовсе не существующее, одно построение ума, не утверждающегося ни на каком предмете; — в таком случае что и спорить с безумными? это было бы почти то же, что сражаться с человеком, потерявшим употребление разума в белой горячке; — или, если это слово относится к чему–нибудь существующему, то, конечно, отнесется к понятию веков. Но, поскольку все веки должно разуметь ниже рождения Единородного, так как они суть Его творения; то суетен, кто ищет чего–то существовавшего прежде личного бытия Сына. Спрашивает об этом значит то же, что и желать знать об Отце, существовал ли Он прежде Своего составления, или нет. Как здесь безумно предлагать этот вопрос и искать чего–то такого, что было бы выше Безначального и Нерожденного; так по истине и там равно безумно делать вопросы о времени и о том, что было прежде Сына, Который от века пребывает со Отцом, так что между Им и Родившим Его нет ничего среднего. Это похоже на то, как если бы кто спросил: что будет после кончины Бессмертного? или бы допытывался: что было прежде рождения Вечного? — Единомысленники Евномия, основываясь на том, что безначальность Отца именуется вечностью, почитают вечность за одно и то же с безначальностью; а поскольку Сын не есть нерожден, то и не признают Его вечным. Но между тем и другим весьма великая разность в понятии. Ибо, нерожденным называется то, что не имеет никакого начала себя, и никакой причины бытия; а вечным — то, что по бытию прежде всякого времени и века. Поэтому–то Сын, хотя не есть нерожден, но однако вечен. Некоторые придают и векам наименование «вечный», как будто бы они достойны были этого название по тому, что всегда существуют. Но мы почитаем равно безумным — как то, чтобы твари приписывает вечность, так и то, чтобы не исповедывать этого о Владыке твари.
Далее Евномий делается еще бесстыднее в своем слове. Что же он говорит?
Евн. Держась доказанного и в прежние времена святыми, и теперь нами, и находя, что ни Божья сущность не допускает рождения, ни другая какая сущность не может служить основанием для рождения Сына, мы говорим, что Сын родился не бывши прежде.
Вас. Кто столько домогался славы, подобающей благочестию! Кто столько украшать себя видом Христолюбца, сколько они величаются словами, содержащими в себе наглую обиду и бесчестье и направленными к разрушению славы Единородного! Перестанешь ли ты, безбожник, называть не бывшим истинно Сущего, Источник жизни, Того, Кто всем существам подает бытие? Того, Который в божественном ответе служителю Своему Моисею изобрел свойственное Себе и приличествующее Своей вечности наименование, назвав Себя Сущим? «Я есть Сущий» (Исх. 3:14). И никто не будет отвергать того, что это сказано от лица Господа, если не лежит на его сердце, при чтении Моисея, иудейское покрывало (2 Кор. 3:15). Ибо написано: «явился ему Ангел Господень в пламени огня» (Исх.3:2). Но Писание, поставивши прежде в этом повествовании имя Ангела, потом вводит глас Божий, говоря: «сказал» Моисею: «Я Бог отца твоего, Бог Авраама» (Исх. 3:6); и немного ниже: «Я есмь Сущий» (исх. 3:14). Кто же это — вместе и Ангел и Бог? Не Тот ли, о Котором мы научены, что «нарекут имя Ему: Чудный, Советник» (Ис. 9:6)? Я думаю, что на это не нужно больше доказательств: для Христолюбцев довольно и этого указания; а для неизлечимых не будет никакой пользой от множества слов. Конечно, Господь соделался великого совета Ангелом после; но и прежде не почитал Он недостойным Себя называться Ангелом. Ибо, не в одном этом месте находим, что Господь наш наименован в Писании и Ангелов и Богом; но и Иаков, рассказывая женам о своем видении, говорит: «Ангел Божий сказал мне во сне» (Быт. 31:11); а потом, немного ниже, от лица того же Ангела: «Я Бог [явившийся тебе] в Вефиле, где ты возлил елей на памятник» (Быт. 31:13). Но там, при столпе, сказано было Иакову: «Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака» (Быт. 28:13). Итак, Тот же, Кто там назван Ангелом, здесь говорит, что Он явился Иакову. Из этого всякой ясно может видеть, что где один и тот же назван и Ангелом и Богом, там указуется Единородный, Который в каждом роде являет Себя человекам, и возвещают волю Отца святым Своим. Поэтому и в лице Того, Который, явившись Моисею, наименовал Себя Сущим, должно разуметь не иного, как Бога — Слово, Сущего в начале у Бога (Ин. 1:2).
Но говорящие «неправду в высоту» (Пс. 72:8) не устрашились наречь Сына не сущим. «Сказал безумец в сердце своем: 'нет Бога'«(Пс. 13:1); а они, дерзнув наименование Бога не существующим, не только это помыслили, с лукавством (Пс. 62:8), и даже не усомнились предать писанию для последующего времени. А как они видят, что и самые бесы не отвергают бытия Божия (Иак. 2:19); то, возращаясь мыслью назад к прежнему времени, там исполняет свое нечестивое желание, хульно утверждая, что некогда не было Сына, как будто Он не существовал по Своему естеству, а приведен в бытие Богом по благодати. Но изречение «не сущий» относится и к идолам; так говорит Павел: «вы были в рабстве у тех, которые по природе не боги» (Гал. 4:8); так Иеремия: «и клялись» не сущими богами (и); так и премудрая Есфирь: «не предаждь, Господи, скиптра Твоего сим, иже не суть» (Есф. 4:17). Когда же Евномиане это изречение прилагают к истинному Богу; то как еще могут по праву присваивать себе название Христиан? — А в другом месте тот же самый Апостол, говорящий в Духе Божием, называть не сущими язычников, за то, что они не имели ведения о Боге: «уничиженное избрал Бог» (1 Кор. 1:28). В самом деле, поскольку Бог есть Сущий, и истина, и жизнь; то люди, не соединенные верою с Богом, Который есть Сущий, и сроднившиеся с несущественностью лжи по своему заблуждению относительно идолов, справедливо, как я думаю, названы не сущими — за неимение истины и за отчуждение от жизни. Напротив, сей же Апостол, в послании к Ефесянам, наименовал их, в особенном смысле, сущими, как соединенных искренно, посредством познания, с Сущим, сказав: «святым, находящимся в Ефесе и верным во Христе Иисусе» (Еф. 1:1). Так и прежде нас бывшие предали это, и мы сами нашли в древних списках. — Вот и рабы Христовы участвуют в этом названии: а Евномий не захотел удостоил этого названия самого Бога нашего, но нарек не сущим Того, Кто привел тварь из ничего в бытие. Впрочем, еще более узнаем его презрение из тех выражений, коими он притворяется будто хочет почтить Господа.
Евн. Сущность Единородного мы не делаема обрею с теми вещами, которые из небытия пришли в бытие, ибо не сущее не есть сущность; но отдаем Ему столько превосходства, сколько необходимо иметь Творцу перед Своими тварями.
Вас. Разными подготовлениями доведши свое слово до этого предела, теперь становится благосклонее, — впрочем только на словах, и говорит: «сущность Единородного мы не делаем общею с теми вещами, которые из небытия пришли в бытие». Но, если Бог всего, по Своей порожденности, необходимо отличается от существ рожденных, а все существа рожденные имеют общим то, что сущность их из небытия; то не связаны ли они необходимо по самому естеству? Ибо, как там неприступность разделяет естества, так здесь одинаковость состояния сближает их, так что они между собою тождественны. Между тем Евномиане, утверждая, что и Сын, и существа получившие от Него бытие, изведены из небытия, и потому приписывая и Ему и им общее естество, говорят, будто не присваивают Ему одинаковой сущности с теми вещами, которые из небытия пришли в бытие! — Опять и это: Евномий так ведет свою речь, как будто бы Сам был Господом, и имел власть уделить Единородному столько достоинства, сколько хочет: «отдаем, говорит, Ему столько превосходства, сколько необходимо иметь Творцу, чтобы быть превосходнее Своих тварей». Не сказал: «понимаем, или прославляем», что было бы прилично в отношении к Богу, но: «отдаем», как будто бы он был главным распорядителем меры раздаяния. — Но какое же превосходство отдает Единородному? «Сколько необходимо, говорит, иметь Творцу, чтобы быть превосходнее Своих тварей». — Это не показывает еще различия по сущности. Ибо и люди, хотя по–своему искусству превосходнее своих изделий, однакож одинаковую с ними имеют сущность, как например, горшечник с глиною, кораблестроитель с деревьями; потому что те и другие одинаково суть тела, одинаково чувственны и составленны из земли.
Уступив Сыну такое различие от твари, переходит он к самому понятию Единородного и сплетает новые злоухищрения.
Евн. Потому, говорит, Единородный, что быв рожден и создан от единого силою Нерожденного, стал совершеннейшим служебным делателем (υπωργος).
Вас. Не знаю, на что более негодовать в сказанном теперь: на хитрость ли, с какою он злокозненно толкует имя Единородного, понимая смысл оного вопреки употреблению языка между людьми, и вопреки благочестивому преданию Писаний (ибо, по общему употреблению речи, единородным называется не тот, кто от одного получил бытие, а тот, кто один родился); или на хульное выражение: «создан», которое умышленно прибавил он к слову: «рожден», — чтобы показать, что название рожденного принадлежит Господу обще с тварями, нисколько не отличая Его от них, и что в каком смысле сказано: «сыны родих и возвысих» (Ис. 1:2), или: «Израиль есть сын Мой, первенец Мой» (Исх. 4:22), в таком же и Господь именуется Сыном, не имея имени, «которое выше всякого имени» (Фил. 2:9), но удостоен названия наравне с другими. — Единомысленники Евномия прибегают к изречению Соломонову, и отселе, как из какой–нибудь крепости, выбегают на брань против веры. Так как сказано там от лица Премудрости: «Господь создал Меня» (Прит. 8:22); то и думают, что им позволено называть Господа созданием. Много имел бы я сказать об этом изречении: во–первых, что оно употреблено только однажды во всех Писаниях: потом, что оно находится в книге, которая заключает в себе много сокровенного смысла и идет большею частью через подобия, слова темные и загадочные, так что нельзя ничего взять из нее непререкаемого и совершенно ясного: но оставляю говорить об этом, чтобы дальними отступлениями не продолжить слишком слова; тем более, что я намерен предложить исследование о худо понимаемых ими изречениях на особом месте, где и сия часть, если даст Бог, будет рассмотрена. И думаю, что из этого исследования (да будет это сказано с Богом!) откроется гораздо более соответственный и никакой опасности не представляющий смысл выше приведенного изречения. А между тем оставим без замечания и того, что другие переводчики [Аквила, Симмах и Феодотион], точнее вникнувшие в значение еврейских слов, вместо: «создал», перевели: «приобрел Меня» [покупать, приобретать]. Это будет для нечестивых величайшим препятствием к поддержанию хульного выражения: «создание». Ибо сказавший: «приобрел я человека от Господа», очевидно, употребил слово не по тому, что создала Каина, но по тому, что родил его.
Но возвратимся к тому, с чего начали.
Евн. Потому (говорит) Единородный, что, от единого быв рожден и создан, стал совершеннейшим служебным делателем.
Вас. Если назван Он Единородным не потому, что родился один, но потому, что от единого, и если быть созданным и быть рожденным, по твоему, одно и тоже: то для чего жене называешь Его и единосозданным — ты, который так легко все придумываешь и высказываешь? — А между людьми, по вашему умствованию, кажется, и ни одного нет единородного, так как все родятся от совокупления супружеского. Поэтому и Сарра не была матерью единородного сына, так как родила его не одна, а с Авраамом. И если ваше мнение возьмет силу; то надобно будет всем людям переучиваться, что убедиться, что имя это означает не то одиночество, по которому у единородного нет братьев, а то сиротство, по которому не имеет он родивших его совокупно. — Далее, по сей причине и тварь в своем достоинстве ниже Бога — Слова, так как она не успела, подобно Ему, быть единородною, поскольку в творении совокупно с Отцом действовал и Сын. Впрочем и этого они не допускают. Потому что называют Его совершеннейшим служебным делателем. В самом деле, не от Единого ли и тварь, по вашему учению, получила бытие, когда вы прилагается Бога–Слова к Отцу, только как некоторое бездушное орудие? Иначе, скажет кто–нибудь, что не один и кораблестроитель сделал корабль, потому что при строении пользовался орудиями. Таким образом единородна будет и тварь, и части ее: то есть, не только невидимые силы, но и чувственные тела, и между ними даже самые низкие, как то: скнипы, и саранча, и лягушки. Ибо «Он повелел, и сотворились» (Пс. 148:5). Какую же имел бы нужду в содействии Тот, Кто все творит единою волею, так что вместе с Его хотением осуществляется тварь? — Но и по нашему учению, все через Сына: как же это? — Так, что воля Божия, устремляясь, как бы из некоего источника, от первой Вины [Причины], через Свой Образ — Слово Божье исходит в действование. — А Евномий Единородного Сына назвал служебным делателем, как будто в этом для него великое достоинство, чтобы быть благоспособным к служебному исполнению повелений! Но если слава Его состоит не в том, чтобы быть Богом совершенным, а в том, чтобы быть исправным служебным делателем; то чем будет Он различаться от служебных духов, неукоризненно совершающих дело служения? — Потому–то лжеучитель и связал с понятием: «рожден», понятие: «создан», чтобы и этим показать, что нет никакого различия между Сыном и созданием.
Но стоит внимания выслушать совет его.
Евн. Слыша наименование Отца и Сына, — говорит он, — не должно представлять себе рождение Сына человеческим и, делая наведение от рождений людей, придавать Богу имена, означающие сообщимость, и страсти.
Вас. Совет его тот, что не должно представлять себе в Сыне и Отце подобия по сущности. Ибо к этому клонится его отрицание сообщимости, будто бы сущность Отца не сообщима с сущностью Единородного. Для сего и те строгие разграничения имен, которых множество мы миновали, потому что не все те имена, в которых выговор тот же, и по значению тождественны, для этого, говорю, те разграничения, чтобы ради называемых отцами на земли отринуто было, что Бог есть Отец Сына. А я рассуждаю, что хотя и многое отделяет христианство от языческого заблуждения и иудейского неведения, однако же в благовестии нашего спасения нет догмата важнее веры в Отца и Сына. Ибо в том, что Бог есть Творец и Создатель, согласны с нами и те, которые отделены от нас каким бы то ни было заблуждением. Но где дано будет у нас место человеку, который объявляет, что Отец лжеименен, что Сын не более, как голое наименование, который думает, что нет различия, исповедывать ли Отца, или Творца, и сказать ли: Сын, или произведение? К какой части будет он у нас причислен? К Иудеем ли, или к язычникам? Конечно же, не включит себя в число христиан отрицающийся силы благочестия и как бы отличительного признака нашего богопочтения. Ибо не в Творца и произведение уверовали мы, но в Отца и Сына запечатлелись благодатью крещения. Поэтому, кто осмеливается отметать эти изречения, тот вместе уничтожает всю силу Евангелия, проповедуя Отца не родившего и Сына нерожденного.
Но я говорю это, рассуждает он, отклоняя понятие страсти, какая дается словам: «Отец». Впрочем, кто вознамерился быть благочестивым, тому надлежало в этих словах отринуть несообразный смысл, если бы он действительно в них был, а не отметать вместе целого изречения, и, под предлогом неприличного, не отбрасывать и того, что в нем полезно; напротив же того, в учении о Боге должно блюстись от низких и плотских понятий, рождение понимать прилично святости и бесстрастию Божию, не касаться образа, каким родил Бог, как неизреченного и недомыслимого, но наименованиям рождения возводиться к понятию подобия по сущности. Между тем человеку наблюдательному ясно видно, что и эти имена, то есть, Отец и Сын, собственно и первоначально не дают понятия о телесных страстях, но, сами в себе взятые, показывают одно взаимное отношение. Ибо тот Отец, кто дал другому начало бытия в естестве подобном своему; а Сын, кто получил начало бытия от другого через рождение. Поэтому, когда слышим, что человек отец, тогда получаем вместе и понятие о страсти, а когда слышим, что Бог Отец, тогда восходим помышлениями к бесстрастной причине. А Евномий, привыкши слышать такое наименование о страстной природе, и то, что выше постижения собственного его рассудка, отрицает как невозможное. Ибо не следовало, обращая внимание на страстное состояние существ тленных, терять веру в бесстрастие Божие, к природе скоротечной и подверженной бесчисленным переменам применя сущность неизменяемую и чуждую превратностей. И поскольку смертные живые существа рождают по страсти, то не надлежало так думать о Боге; а напротив того, это самое тем более должно было указать путь к истине, и из того, что так рождают тленные, надлежало заключить, что Нетленный рождает противоположным этому образом.
Но Евномий не может сказать и того, что имена эти, собственно и первоначально составленные для людей, по злоупотреблению прилагаем к Богу. Ибо Господь наш Иисус Христос, возводя нас к началу всего и к истинной причине сущего, говорит: «отцом своим не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец — Небесный» (Мф. 23:9). Итак, почему же Евномий требует, что мы, как указывающие преимущественно на плотские страсти, отвергли изречения, которые Господь, как приличные Божьему бесстрастию, переносить от людей к Богу? А если Бог называется и Отцом тварей, это ни мало не испровергает нашего учение. Ибо «Родивый капли росные», по слову Иова, родил не одинаковым образом и капли сына. Или, если осмелятся сказать это, чтобы и сущность росы в равной степени назвать Сыном, то освободят нас от всякого с ними слова, как простершие хулу до очевиднейшего бесстыдства. Ибо, когда Бог называется Отцом всех нас, не одним и тем же образом Он и наш Отец, и Отец Единородного. Если поучает их на нечестие то, что Господь называется «Первородный всей твари» (Кол. 1:15) и «первородным между многими братьями» (Рим. 8:29): то да научатся из Евангелия, что Господь и матерью Своею и братьями именует тех, которые стали Ему Своими через добродетельные дела. Ибо говорит: «кто матерь Моя, и кто братья Мои?» Не те ли, которые исполняют «волю Отца Моего, Который на небесах» (Мф. 12: 48.50)? Поэтому Бог называется Отцом нашим не по злоупотреблению и не в переносном, но в собственном, первоначальном и истинном смысле; потому что нас через плотских родителей привел из небытия в бытие, и благопопечительностью о нас сделал Своими присными [родными]. Если же утверждаем, что Бог справедливо назван Отцом нашим, когда по благодати удостоены мы всыновления: то какое основание — отнять у Него право, чтобы прилично именоваться Ему Отцом Сына по естеству, Который произошел из Его сущности?
Евн. Не должно, говорит он, по наименованию Отца и Сына представлять рождение Господа человеческим.
И я говорю то же. А что препятствует благочестивым веровать, что рождение божественно и бесстрастно? Думаю же, что Евномий употребляет эти выражения с намерением доказать не то, что Бог родил бесстрастно, но то, что Он вовсе не рождал. Как же ты, превосходнейший, в предыдущих словах утверждал, что сущность Единородного есть рождение? Ибо, если Он не рожден, то как же, по твоим словам, свойственно Ему стало быть рождением? Но, по противоположности рожденного с нерожденным, усиливался он доказать, что сущность Сына есть рождение. А теперь опять, усматривая, что этим словом означается единство сущности, отъемлет рождение у рожденного. И если отвергает он рождение, потому что в нем предполагается страсть; что ему препятствует, на основании тех же причин, не допускать и того, что Он есть Творец? Ибо с каждым телесным действованием необходимо сопряжен больший или меньший труд, по мере силы производящего и по мере различия в величине производимого. Но сказать, что Божие и блаженное Естество угнетается трудом, не менее нечестиво, как и подчинять Его самым постыдным страстям. А если Бог творит бесстрастно; то согласитесь, что и рождение Его бесстрастно.
Итак достаточно сказано о том, что Бог в собственном и приличном смысле называется Отцом, что имя это означает не страсть, но единение или по благодати, как в отношении к людям, или по естеству, как в отношении к Единородному. Но допустили, что и это изречение, подобно тысяче других, есть не собственное и употребляется в переносном смысле. Как, слыша, что Бог гневается, спит, летает и другое подобное, что по смыслу, представляющемуся с первого взгляда, имеет неприличное значение, не изглаждаем этих изречений Духа, и не чувственно понимаем сказанное; так почему же не подыскать нам приличных Богу понятий для этого изречения, так часто употребляемого Духом? Или одно это изречение исключим из Писания, оподозривая оное по человеческому употреблению? Рассудим же так: поскольку слово «рождать» по человеческому употреблению имеет два значения, выражая страсть рождающего и свойство его с рожденным; то, когда Отец говорит Единородному: «из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс. 109:3), и: «Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7): какое из этих двух значений, по нашему утверждению, выражается этим изречением, страстное ли состояние рождающих, или единение естества? Я утверждаю последнее; а думаю, что и они не будут противоречить, если не страждут явным черножелчием. Поэтому, если изречение свойственно Богу, то для чего уничижаешь оное, как чуждое Богу? Если же оно перенесено с человеческого рождения; то, избрав в нем здравое значение, избегни в значении худшего. Ибо, конечно, кто в многозначительном изречении посредством слова возводится к правому понятию, тот может миновать того, что в значении унизительно и гнусно.
И не говори мне: что это за рождение? каково оно? как могло быть? Не отринем твердости веры во Отца и Сына потому единственно, что образ рождения совершенно неизречен и недомыслим. Ибо, если будем все измерять своим разумением, и предполагать, что непостижимое для рассудка вовсе не существует; то погибнет награда веры, погибнет награда упования. За что же еще стать нам достойными блаженств, какие соблюдаются для нас под условием веры в невидимое, если верим тому только, что очевидно для рассудка? От чего «осуетишася» язычники, и «омрачися неразумное их сердце» (Рим. 1:21)? Не от того ли, что, последуя открываемому посредством рассудка, не верят проповеди Духа? Кого же, как погибших, оплакивает Исаия: «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» (Ис. 5:21)? Не подобных ли им людей?
Поэтому, обходя молчанием многое из сказанного между прочим у Евномия, когда он усиливается доказать, что сын нерожден, и когда ухищряется вынудить согласие на то, что Единородный есть тварь и произведение, обращусь к самому главному в его нечестии, то одно заметив об умолчанном, что хулу, которую предварительно произнес самым делом, желая прикрыть словом и смягчить бесстыдство речи, говорит он, будто бы не обобщает Единородного с тварью, сам позабыв те свои учения, какие выше излагал в ясных и неприкровенных словах. В следствии чего опять впадает в самое бесстыдное и явное противоречие. Пишет же так:
Евн. Но слыша, что сын есть тварь, никто да не оскорбляется этим, как будто через общность имен обобщается сущность.
Вас. О премудрый! если за различием имен необходимо следует разность сущности (помним, что именно так рассуждал ты в предыдущих словах); то почему же теперь общность имен не будет сопровождаться общностью сущностью? А кажется, что не однажды и не мимоходом произнес он это слово. Ибо и теперь, как будто раскаявшись в сказанном, то есть, что общность имен не обобщить и сущностей, тотчас через несколько слов, нападая на своих противников, опять прибавляет:
Евн. Им, если только заботятся об истине, надлежало при разности имен признать и разность сущностей.
Вас. Кто мог бы с большею легкостью владеть словами, нежели этот человек, который, так скоро перекидываясь к противным мнениям, то говорит, что различие имен необходимо указывать на разность сущностей, то опять утверждает, что общность имен не обобщает сущностей? Но думаю, что мы поступаем несколько подобно людям, которые убийцу осуждают за ругательные слова, или за какое–нибудь подобное преступление.
Поэтому перейдем к самому корню его злых умышлений. Евномий видел, что у всех равно христиан, действительно достойных этого наименования, есть общая, твердо укоренившаяся мысль, что Сын есть свет рожденный, воссиявший от нерожденного света, что Он — источная жизнь и источное благо, исшедшее из животворного источника Отчей благости; потом рассудил, что, если не поколеблет этих наших понятий, то ничего не останется у него, кроме лжеумствований; ибо кто признает и Отца светом, и Сына светом, тот, поскольку понятие света есть одно и то же, естественно приведен будет к признанию единения по сущности; так как между светом и светом, по самому слову «свет», нет никакой разности ни в выговоре, ни в самом понятии. Потому, чтобы отнять у нас это, облагает учение веры сетями ухищрений, учит, что Отец и Сын совершенно несравнимы и несообщимы между Собою, утверждает, что, какая есть противоположность между нерожденным и рожденным, такая же есть между светом и светом; или, если не соглашаемся на это, принуждает признать, что Бог сложен. Но лучше выслушаем собственные его слова.
Евн. Или свет в нерожденном, говорит он, означает что–нибудь иное, а не свет рожденный, или тот и другой есть одно и то же? Если один свет есть нечто иное с другим; то очевидно, что состоящее из того и другого сложно: но сложное не есть нерожденно. Если же они тождественны; то сколько разнится рожденное с нерожденным, столько же необходимо разниться свету с светом, жизни с жизнью, силе с силой.
Вас. Вникните и поймите ужас нечестия! Сколько, говорит он, различно нерожденное от рожденного, столько будут различны свет от света, жизнь от жизни, и сила от силы. Поэтому спросим его самого: в какой мере нерожденное отлично от рожденного? Ужели в малой какой–нибудь и в такой, что одно с другим может когда–либо сойтись в тождество? Или это совершенно невозможно, и гораздо невозможнее, нежели одному и тому же в одно время и жить и быть мертвым, в одном и том же быть и здоровым и больным, вместе и пробудиться и спать? Ибо все подобное этому противоположно одно другому в крайней степени противоположения; так что где есть одно, там необходимо не быть другому; и такие противоположности, обыкновенно, бывают совершенно несовместны и несоединимы. Пусть же будет такого рода противоположность у нерожденного с рожденным; кто называет Отца светом и Сына также светом, и утверждает, что последний свет столько же отличается от первого света, сколько рожденное отлично от нерожденного, тот, хотя и притворяется на словах снисходительным, то есть, хотя называет Сына светом, однако же не явно ли, самою силою утверждаемого, ведет к понятию противному? Ибо смотрите, что противоположно нерожденному? Иное нерожденное, или рожденное. А что противоположно свету? Другой свет, или тьма? Без сомнения, тьма. Поэтому, если сколько разнится рожденное с нерожденным, столько и свету необходимо разниться с светом; то не всякому ли явно, его нечестие в том, что, под именем света вводя противоположное свету, подает ту мысль, будто бы сущность Единородного противоположна естеству света? Или пусть укажет нам свет противоположный свету, и имеющий ту же степень противоположности, какая есть между рожденным и нерожденным. Если же такого света нет, и сам он не в состоянии придумать его; то да не остается неузнанным ухищрение, с каким издалека предуготовляет хулу. Поскольку думает, что нерожденное прямо противоположно рожденному; то эту же противоположность прилагает к свету и свету в доказательство, что сущность Отца во всем сопротивна и противоборственна сущности Единородного. На этот конец и это новое постановление догматов: сколько разнится рожденное с нерожденным, столько же необходимо разниться свету с светом. Но у рожденного с нерожденным, хотя не в естестве самого дела, по крайней мере по складу изречений, есть некоторая противоположность, как и они утверждают; а между светом и светом, ни по выговору, ни по значению слова, не возможно придумать никакой противоположности.
Но видно, что сам он вводится в заблуждение обманчивыми лжеумствованиями. Ибо думает, что вещи последующие за противоположными состоят в том же противоборстве между собою, какое имеют им предходящие, и когда в одной из противоположных вещей есть противоположное, то непременно и за другою последует противоположное. Например: если за зрением следует свет, то за слепотою — тьма; и если за жизнью — чувствительность, то за смертью — бесчувственность. Но всякому, и при малом внимании, можно видеть, как слабо и нетвердо это замечание. Ибо потому, что за пробуждением следует жизнь, за сном не следует непременно смерть.
А рожденное даже и не противно нерожденному. Ибо если они противны; то (да обратится это на главу хулителей!) и разрушительны одно для другого. Они сами не противоборственны по естеству, и что последует за ними, не будет необходимо состоять в том раздоре, в каком, как доказывал Евномий, состоят эти предходящие.
Поэтому, или изгладь свои слова, или не запирайся в нечестии. Ибо твоя это хула; ты сказал: сколько разнится нерожденное с рожденным, столько и свету необходимо разниться с светом. Следовательно, как Рожденный никогда не будет причастен нерожденности, так никогда не уступишь ты Ему и света. Сущность Единородного, по твоему мнению, равно будет далека и от того, чтобы ей быть нерожденною, и от того, чтобы ее представлять и именовать светом. Но Иоанн велегласием Духа вопиет тебе, говоря: «был Свет истинный» (Ин. 1:9). А у тебя нет ни ушей, чтобы слышать, ни сердца, чтобы разуметь. Напротив того, своими лжеумствованиями сущность Единородного низводишь в естество противоборствующее и не совместимое с светом. Ибо, конечно, не назовешь того крепким, что у Единородного не отнял ты наименования Светом. Благочестие — не в шуме воздуха, но в силе означаемого.
Но Евномий не остановился на этом; напротив того, он и жизнь и силу в той же мере отдаляет до противоположности, говоря: сколько разнится рожденное с нерожденным, столько необходимо разниться свету с светом, и жизни с жизнью, и силе с силою. Следовательно, по твоему, Единородный — ни жизнь, ни сила. Но ты идешь против самого Господа, Который говорит: «Я есть жизнь» (Ин. 14:6); идешь против Павла, который сказал: «Христа — Божию силу» (1 Кор. 1:24). Ибо, что доказано было выше, то же должно приложить и к настоящему. Никто не скажет, чтобы жизнь и сила противоположны были жизни и силе; напротив того, смерть и бессилие составляют с ними совершеннейшую противоположность.
Евномий, злонамеренно скрыв это под обманчивыми словами, издалека и прикровенно подготовил ужас нечестия, и хитрыми речами естество Единородного отдалив до противоположности с Отцом, оставляет одну благовидность имен. Что же мы? Как, исповедуя и Отца нерожденным и Сына рожденным, избежим противоположения в отношении к самому бытию? Что скажем? — То, что от благого Отца благой Сын; что от нерожденного света воссиял вечный свет, от истинной жизни исшел животворящий источник, от самосущей силы явилась Божья сила. <b>А тьма, и смерть, и немощь определены князю мира этого, миродержителям тьмы, духам злобы, и всякой силе враждебной Божьему естеству; да и они не по самой сущности своей получают в удел противление добру (ибо в таком случае укоризна падала бы на Создателя), но по собственному произволу, через лишение добра, уклонились во грех</b>.
Однако же богоборный язык употребил усилие — в тот же ряд поставить и естество Единородного. Ибо, конечно, не то хочет сказать Евномий, что как сущность Отца, по его положению, есть свет, превосходящий и славою и сиянием, так и сущность Единородного признает он светом же, но несколько слабейшим и как бы омраченным. И такая мысль не будет благочестивою, потому что понятием слабейшего уничтожается сходство образа; однако же желательно, чтобы можно было обвинять его только в этом; ибо тогда не много потребовалось бы от нас труда исправить его. Теперь же у нерожденного с рожденным не разность в большем или меньшем, как у меньшего света с большим, но такое же расстояние, какое между вещами, которые одна с другою совершенно несовместимы. Ибо не возможно тому, с чем вместе существует другое, через изменение перейти когда–нибудь в противоположное, так чтобы или из нерожденного сделаться рожденным, или наоборот, из рожденного перемениться в нерожденное. Поэтому, кто однажды объявил, что сколько разнится рожденное с нерожденным, столько же необходимо разниться и свету с светом, тому не остается и этого случая к спасению. Ибо беспримесный свет, с светом, как бы умаленным и слабейшим, по роду будучи тождествен, отличается от него одним напряжением. А нерожденное не есть напряжение рожденного, и рожденное не есть какое–либо умаление нерожденного; напротив того, они как бы прямо противоположны одно другому. Поэтому у признающих рожденное и нерожденное сущностью будут следовать эти и еще большие этих несообразности. Ибо противное будет рождено от противного, и, вместо естественного свойства, в них необходимо окажется какой–то раздор и в отношении к самой сущности. Но в этом более невежества, нежели нечестия, когда утверждают, что сущность сущности, в чем бы то ни было, противна, потому что и внешними мудрецами (которых они презирают, ставя ни во что, как скоро не находят их соратниками своим хулам) издревле признано, что в сущности не возможно быть противоположению.
Но если кто, как и справедливо, принимает, что рожденное и нерожденное суть некие отличительные свойства, умопредставляемые в сущности и руководствующие к ясному и неслитному понятию об Отце и Сыне; то он избежит опасности нечестия, и сохранит последовательность в суждениях. Ибо свойства, умопредставляемые в сущности, как некие облики и образы, разлагают общее в отдельные облики; но не рассекают единоестественного в сущности. Например: Божество общее, но отчество и сыновство суть некие особенности; из сопряжения же того и другого, общего и особенного, образуется в нас понятие истины; почему, когда слышим: «нерожденный свет», представляем себе Отца, а когда слышим: «рожденный свет», получаем понятие о Сыне. Поскольку Они свет и свет, нет в Них никакой противоположности; а поскольку Они рожденное и нерожденное, умопредставляется в Них противоположение. Ибо таково свойство особенностей, что в тождестве сущности показывают разность. И самые особенности, многократно разделяемые между собою, хотя расходятся до противоположения, однако же не расторгают единства сущности; например: летающее и ходящее, водное и земное, разумное и бессловесное. Поскольку во всех подлежащим одна сущность; то эти особенности не отчуждают их сущности, и не возбуждают их быть как бы в раздоре с самими собою, силою же признаков внося как бы некоторый свет в наши души, ведут к возможному для умов разумению.
Но Евномий, противоположность особенностей перенеся на сущность, извлекает из этого повод к нечестию, запугивая нас, как детей, лжеумствованиями; будто бы, если свет есть иное что, кроме нерожденного, то необходимо будет нам доказано, что Бог сложен. А я что говорю? — То, что, если бы свет не был другим чем, кроме нерожденного, то как же не возможно было бы Сына назвать светом, как нельзя назвать и самым нерожденным.
Различие же означаемого этими словами можешь узнать из этого. Говорится, что Бог «обитающий во свете» (1 Тим. 6:16) и «одевается» светом (Пс. 103:2); но нигде не говорит Писание, что Бог живет в своей нерожденности, или извне облекается ею (что было бы и смешно). Рожденное же и нерожденное суть отличительные некие свойства. Ибо если бы ни чего не было отличающего сущность; то никоим образом не доходила бы она до нашего разумения. Поскольку Божество едино; то не возможно получить отдельного понятия об Отце, или о сыне, пока мысль не уяснена прибавлением особенностей.
А то, что Бог окажется сложным, если не признать, что свет тождественен с нерожденным, можем сказать, что, если бы нерожденное принимали мы за часть сущности, то имело бы место Евномиево положение, именно, что состоящее из различных частей — сложно. Если же полагаем, что сущность Божья есть свет, или жизнь, или благо, что Бог, как Бог, весь жизнь, весь свет, весь благо, но что жизнь имеет сопутственною себе и нерожденность: то почему же простому по сущности не быть несложным? Ибо образы, указывающие на отличительное его свойство, не нарушать понятия простоты. Или, в противном случае, и все сказанное о Боге будет нам доказывать, что Бог сложен. И видно, если хотим сохранить понятие о простом и неделимом на части, то или ничего не будем говорить о Боге, кроме того, что Он нерожденный, и откажемся именовать его невидимым, нетленным, неизменяемым, Создателем, Судьею и всеми теми именами, какие теперь употребляем в славословии; или, приемля эти имена, что должны сделать? Неужели сложить все и вместить в сущность? Чем докажем, что Бог не только сложен, но и состоит из несходных частей; потому что каждое из этих имен означает нечто иное и иное. Или исключим их из сущности? Поэтому, какое положение ни придумают для каждого из этих имен, то же самое пусть установят и для наименования: «нерожденный».
Наполнив же речь свою пустым суесловием, и вместе превознесшись над всеми, когда–либо упражнявшимися в боговедении, как будто сам проложил какой–то новый и неизведанный дотоле путь к Богу, которого никто не открывал прежде, наконец, как наученный самою сущностью Божьею, Евномий возводит на сына такую хулу:
Евн. Превысшая царства и вовсе не допускающая рождения сущность, научая этим с благорасположенностью приближающийся к ней ум, по закону естества повелевает, как можно далее устранить сравнение с иным.
Вас. Не явно ли показывает Евномий, что, с, благорасположенностью возводя ум к Богу удостоился он откровения таин? И потому, как можно далее, устраняет Единородного от общения с Отцом, не удостаивая принять Его и в сравнение, а напротив того утверждает, что сущность Единородного и по закону естества отлична от сущности Отца. Что же это значит? То, что Бог всего, если бы и хотел, не мог принять Единородного в единение сущности, от общения с Ним удерживаемый законом естества; потому что, как видно, Он не Господь Себя самого, но связан пределами необходимости. Ибо таково содержимое законом естества: оно непроизвольно ведется к тому, что угодно естеству. Ибо, как огонь тепл по естеству, а не по произволению, и по необходимости не допускает в себя холода, по закону естества будучи лишен общения с ним; так Евномий хочет, чтобы Бог и Отец имел сущность, по закону естества чуждую для сына. Впрочем законы естества производят у отца с сыном не взаимный раздор, но необходимое и неразрывное общение. Если бы Евномий сказал, что Бог всего по воле Своей установил несообщимость с самим Собою; то и в таком случае понятие о благости Божией не позволило бы признать достойным веры того, кто утверждает, что Отец в том, что у Него, не общителен с Тем, Кто из Него. Впрочем в словах утверждаемого это была бы еще последовательность мыслей. Но утверждать, что по закону естества имеет место отчуждение, значит не знать природы и чувственных вещей, по которой каждая вещь, обыкновенно, рождает не что–либо чуждое и противное себе, но более сродное и сообразною с собою.
Поэтому и здесь опять Евномий не понял, что сказанное им противоречит само себе. Ибо, выше, негодуя на утверждающих, что Единородный подобен Отцу по сущности, писал так:
Евн. Во–первых же, кажется мне, что осмелившиеся никому неподвластную, высшую всякой причины, свободную от всех законов сущность сравнивать с сущностью рожденною и порабощенною отеческим законам, или вовсе не вникали в естество всего, или не с чистою мыслью судили об этом.
Вас. Как же теперь оказалось, что никому неподвластная, свободная от всех законов сущность не по собственному изволению имеет несравнимость, но содержится законом естества, и невольно устраняет рожденное от общения с сбою; так что, поэтому, для самого Единородного неприступна? Вот сколько разногласия в Евномиевых словах! А сколько в них нечестия! Сущность Отца именует никому неподвластною и свободною (если только никому неподвластна сущность, подчиненная закону естества), о сущности же Единородного, по противоположности, утверждает, что она рабственна, и в этом отношении отъемля у нее равночестность естества. Поскольку два рода существ, — тварь и Божество; и тварь поставлена в рабстве и покорности, а Божество начальственно и господственно: то отъемлющий у Единородного достоинство господства и низводящий Его в уничижение рабства не ясно ли показывает, что, через это, ставит он Единородного на ряду с тварью? Ибо, конечно, не честно для Него, если и будет иметь преимущество перед подобными Себе рабами. Но если не исповедует Его Царем и Владыкою, принявшим на себя послушание не по недостатку естества, но по благости изволения; то это тяжко, и ужасно, и гибельно для отрицающих. — Евномий же прибавляет:
Евн. Сущность Божия, последующая законам естества, и сама не допускает сравнения с иным, и нам указывает представлять себе действование ее приличным и сообразным ее достоинству.
Вас. Это сказано им в доказательство, что Единородный чужд Отцу; но оно подтверждает и наше учение. Ибо, если сущность Божья указывает и действование представлять себе приличным и сообразным собственному ее достоинству, а нерожденность, по мнению Евномия, есть достоинство, но она же, по их учению, есть и сущность; Единородный же, есть действование Божье или образ действия, опять по их же учению: то поэтому излишним будет делом спорить с ними, как с людьми, которым нечего сказать против нас. Конечно, много предпочел бы я, если бы отреклись они от этой хулы; впрочем, поскольку изрекли ее, то из самых слов их выведем такое умозаключение: «нерожденность есть достоинство Божие, она же есть и сущность, а действование Божие согласно и сообразно с Божьим достоинством, но это действование, по их предположению, есть Христос; следовательно Он должен быть свойственен и сообразен сущности Божьей». И из этих положений ни одно не наше: ибо, сводя собственные их изречения, из них построим доказательство. Сущности Божьей, говорит Евномий, сообразно достоинство; достоинству соответственно действование; Единородный есть образ действования. И наоборот: если Единородный есть образ действования, а действование образ достоинства, а достоинство образ сущности; то Единородный будет образом сущности. Так часто и самые делатели лжи, вынуждаемые очевидностью, даже против воли, свидетельствуют в пользу истины! Ибо и демоны, если не были благовестниками, то, не в силах будучи взирать на свет истины, взывали: «Знаю Тебя, кто Ты, Святой Божий» (Мк. 1:24).
Посмотрим же и на следующее.
Евн. Если кто начинает рассмотрение с созданий и от них возводится к сущностям; то, находя, что Сын есть произведение Нерожденного, а Утешитель произведение Единородного, и из превосходства Единородного удостоверяясь в различии действования, получает он несомненное доказательство и разности по сущности.
Вас. Во–первых, не вижу, можно ли от созданий делать наведение о сущностях. Ибо произведения служат указанием силы, мудрости, искусства, а не самой сущности. Они даже не изображают необходимо и всей силы творца, потому что иногда возможно художнику не всю крепость сил своих показывать в действованиях, но употреблять нередко и слабые усилия в делах художества. А если и всю свою силу подвигнет он в дело; то можно будет измерять делами крепость его сил, а не заключать из них о сущности, что она такое. Если же, по простоте и несложности Божьего естества, положит он, что сущность совпадает с силою, а по преизбыточествующей благости Божьей, скажет, что вся сила Отца подвиглась к рождению, Сына, и опять, вся сила Единородного подвиглась к ипостаси Святого Духа, так что в Духе созерцается сила, а вместе и сущность Единородного, а в Единородном опять постигается и сила и сущность Отца; то смотрите, что из этого следует? Из чего Евномий усиливался доказать неподобие сущности, тем, как оказалось, доказывает подобие. Ибо, если сила не имеет ничего общего с сущностью; то как созданиями, которые суть произведения силы, доведен он до уразумения сущности? Если же сущность и сила тождественны; то отпечатлевающее в себе силу, конечно, отпечатлеет и сущность. Поэтому создания ведут не к неподобию сущности, как ты говоришь, но к точности подобия. И этот опять довод подтверждает более наше, нежели его учение. Ибо, или не откуда ему представить доказательства на сказанное, или, если возьмет подобия из человеческого быта, то найдет, что не от дел художника доходим до познания его сущности, но по рожденному познаем естество родившего. По дому нельзя заключать о сущности домостроителя, но по порождению удобнее представить себе естество родившего. Поэтому, если Единородный — создание, то не изображает нам сущности Отца; если же Единородный дает нам в Себе познать Отца, то Он не создание, но истинный Сын, Образ (εικων) Божий, Образ (χαρακτηρ) ипостаси Божьей. Вот следствие утверждаемого Евномием!
Но сколько хулы в его вносной речи! Презрев возвещенную в Евангелиях угрозу, угрозу самую страшную, которую Господь изрек на хуливших Духа Святого (Мф. 12:31), Евномий называет Духа Святого созданием; едва признавая Его существом живым, потому что наименование создания всего чаще придается неодушевленным. И конечно, не следует нам умерять своего негодования потому, что он предварительно произнес такую же хулу на Господа. Это не облегчение нечестия, но усугубление осуждения; потому что и Господь, по благости, простил хулу на Него самого; но объявил, что хула на Духа Святого дерзнувшим на оную неизбежно–гибельна. Итак, Евномий первый из восставших на истину с того времени, как возвещается проповедь благочестия, дерзнул произнести такое слово о Духе. Ибо доселе мы не слыхали, чтобы кто–нибудь из них назвал Святого Духа созданием, и в оставленных ими сочинениях не находили этого наименования.
Потом говорит:
Евн. Если кто от созданий возводится к уразумению сущности, что Сын — произведение Нерожденного, а Утешитель — произведение Единородного.
Вас. Это новый оборот нечестия — в одном изречении вместить две хулы, и уничижение Святого Духа приняв за нечто признанное, отсюда устремляться к доказательству умаления Единородного. И видно, «небеса проповедуют славу Божию» (Пс. 18:2), Дух Святой возвещает умаление славы Единородного! И хотя Господь говорит об Утешителе: «Он Меня прославит» (Ин. 16:14); однако же злоречивый язык утверждает, что Он служит препятствием Сыну к сравнению с Отцом. Поскольку, говорит Евномий, (умилосердись, Господи, над нами, когда произносим это!) Сын есть творец Духа; и это то же значит, что не приписывать никакой важности Создавшему: то поэтому Сын не достоин сравнения с Отцом, лишаемый достоинства равночестия за маловажность Им произведенного.
Слышали ли вы когда–нибудь ужаснейшую хулу? Кто так явно подпадал неизбежному суду за хулу на Духа Святого? Одному Монтану было свойственно с таким неистовством восставать против Духа, и как оскорблять Его унизительными именами, так до того уничижит Его естество, чтобы даже сказать, будто бы Дух наносит бесславие Создавшему. Лучше же сказать, и Монтан избегал унизительных выражений о Духе, чтобы не посрамить собственной своей гордыни. Но о Монтане будем говорить в свободное время.
Кому же не явно то, что ни одно действование Сына не отдельно от Отца, и все, что есть у Сына, не чуждо Отцу? Ибо сказано: «все Мое — Твое, и Твое — Мое» (Ин. 17:10). Как же Евномий одному Единородному приписывает вину Духа, и создание Его обращает в укоризну естеству Сына? Если говорить это, вводя два начала противные одно другому, то сокрушен будет вместе с Манихеем и Маркионом. Если же все существующее поставляет в зависимости от одного начала, то к первой причине возводится и то, о чем говорится, что оно сотворено Сыном. Почему, хотя веруем, что все приведено в бытие Богом — Словом, однако же не отрицаем, что виновник всего есть Бог всего. Как же не очевидная опасность — отделять Духа от Бога? И Апостол предает нам о Духе, без разделения называя Его то Христовым, то Божьим, когда пишет: «если же кто Духа Христова не имеет, тот не Его» (Рим. 8:9); и еще: «Мы же приняли не духа мира, но Духа, Который от Бога» (1 Кор. 2:12); и Господь называет Его Духом истины; потому что сам Он истина и от Отца исходит (Ин. 15:26). Но Евномий, к уничижению славы Господа нашего Иисуса Христа, отнимает Духа у Отца, и приписывает Его преимущественно Единородному, этим уничижением славы, как думает, нанося Ему оскорбление, и не ожидая себе за нечестивые учения никакого отмщения в день воздаяния.
Книга 3: О Духе Святом
Вас. Едва, наконец, насытившись хулами на Единородного, перешел он к Духу Святому, и о Нем рассуждая сообразно с общим своим преднамерением. Пишет же так:
Евн. Поскольку достаточно этого для нас об Единородном: то кстати будет сказать теперь и об Утешителе, не последуя принятым без исследования мнениям многих, но соблюдая во всем учение святых, от которых узнаем, что Дух есть третий по достоинству и порядку; почему веруем, что Он третий и по естеству.
Вас. Что он не почитает должным оставаться при простой и безыскусственной вере многих, но какими–то ухищренными и изысканными умствованиями опять хочет привести истину к своему образу мыслей, достаточно обнаружил это в сказанном. Ибо, уничижая мнение многих, которым прославляют Духа Святого, показывает вид, что соблюдает учение святых, и умалчивает о тех, которые предали ему это учение, поступая и теперь, как, по объясненному нами, поступал в суждениях об Единородном. Потом говорит, будто бы от святых он узнал, что Дух Святой есть третий по порядку и достоинству, сам же верует, что Он есть третий и по естеству. Но какие святые и в каких словах изложили учение, этого сказать не может. Бывал ли когда столько смелый человек, вводивший новое в божественные догматы? Ибо, если Дух есть третий по достоинству и порядку, то какая необходимость быть Ему третьим и по естеству? Что Дух по достоинству занимает второе место по Сыне, это, может быть, предает слово благочестия; но что Он третий и по естеству, тому святое Писание не научило нас, того и из прежде сказанного нельзя заключить с строгою последовательностью. Ибо, как Сын по Отце второй по порядку, потому что от Отца, и второй по достоинству, потому что Отец есть начало и вина, поскольку Он Отец Сына, и потому что через Сына доступ и приведение к Богу и Отцу; но по естеству не второй, потому что в Обоих Божество едино: так точно, хотя и Дух Святой по порядку и по достоинству следует за Сыном (положим, что и совершенно в этом уступаем), впрочем из этого еще не видно, чтобы справедливо было заключать, будто бы Дух Святой — иного естества.
Все Ангелы имеют как одно наименование, так, конечно, и ту же общую всем природу; однако же одни из них поставлены начальствовать над народами, а другие — быть сопутниками каждому из верных. Но в какой мере целый народ предпочтительнее одного человека, в такой же, без сомнения, по необходимости выше достоинство Ангела народоправителя, в сравнении с достоинством Ангела, которому вверено попечение об одном человеке. А что с каждым из верных есть Ангел, который, как детоводитель и пастырь, управляет его жизнью, против этого никто не будет спорить, помня слова Господа сказавшего: «не пренебрегайте ни одним из малых сих. Говорю вам, что ангелы их на небесах непрестанно видят лицо Отца Моего, Который на небесах» (Мф. 18:10). И Псалмопевец говорит: «Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их» (Пс. 33:8 сравните Пс. 90:11). И: «Ангел, избавляющий меня от всякого зла» (Быт. 48:16), и тому подобное. А что также некоторые Ангелы начальники целых народов, этому учит нас Моисей в песне, говоря: «Когда Всевышний давал уделы народам и расселял сынов человеческих, тогда поставил пределы народов по числу Ангел Своих» (Втор. 32:8). И премудрый Даниил в видении слышал Ангела, который говорил: «князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне, и я остался там при царях Персидских» (Дан. 10:13); и немного после он же говорит: «придет князь Греции». Но говорится и о каком–то Архистратиге «воинства Господня», явившемуся Иисусу Навину при Иордане (Нав. 5:14). И еще упоминаются какие–то легионы Ангелов, когда Господь говорит ученикам: «или ты думаешь, что Я не могу упросить Отца Моего, и Он не даст Мне тотчас же более двенадцати легионов ангелов» (Мф. 26:53). Поэтому Архистратиг Ангелов, поставленных легионами, конечно, есть князь.
К чему же ведет наше слово? К тому, что второе и третье по порядку и достоинству не во всяком случае непременно имеет иную природу. Как у Ангелов, хотя один князь, а другой — подчиненный, однако же все, по природе, Ангелы, и хотя в достоинстве разность, но по природе общение (и «звезда от звезды отличается славой» (1 Кор. 15:41), природа же всех звезд одинакова; и многие обители у Отца (Ин. 14:2), то есть, различия достоинств, но природа прославляемых одинакова): так очевидно, хотя и Святой Дух, по достоинству и порядку, как говорят они, занимает последующее место (мы приняли, говорят, что Дух считается третьим по Отце и Сыне, потому что сам Господь, предавая нам спасительное крещение, предал и этот порядок, когда сказал: «идите, научите все народы, крестя людей во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28:19); однако же ни откуда не известно нам, чтобы Дух Святой низводим был в какое–то третье по Сыне и Отце естество.
Поскольку все можно подвести под одно из двух именуемых: Божество и тварь, владычество и рабство, сила освящающая и освящаемая, сила от естества имеющая в себе добродетель, и сила по произволению в ней преуспевающая; то к какой части отнесем Духа? К числу ли освящаемых? Но Он сам есть святыня. К числу ли приобретших добродетель своими доблестями? Но Он по естеству благ. К числу ли существ служебных? Но есть иные «служебные духи, посылаемые на служение» (Евр. 1:14). Поэтому несправедливо нам назвать Его служебным, как владычественного по естеству, и причислять к твари, как числимого в божественной и блаженной Троице. Ибо Начала и Власти, и всякая подобная тварь, имеющая в себе святыню в следствие внимательности и тщательности, не могут по всей справедливости, быть названы святыми от природы; потому что, возжелав добра, по мере любви к Богу принимают они и меру святости. И как железо, положенное в середину огня, не перестает быть железом, но, будучи, раскалено до сильнейшего сходства с огнем и приняв в себя все свойства огня, и цветом и действиями подходит к огню: так и эти святые Силы, в следствии общения со Святым по естеству, имеют в себе святыню, которая проникла уже все их существо, и соединилась с их природою. Различие же у них с Духом Святым то, что в Духе святость есть естество, а в них — освящение по причастию. Но существа, в которых благое есть нечто восстановляемое и извне подаваемое, суть изменяемой природы. Ибо не возможно было бы пасть Деннице, восходящей заутра, и сокрушиться на земле (Ис. 14:12), не имея по природе удобоприемлемости к худшему. Поэтому благочестиво ли будет — поставлять Духа Святого на ряду с тварью, когда Он в такой мере отстоит от твари? Ибо твари свойственно иметь святыню, в награду за преспеяние и благоугождение Богу, но в то же время пользоваться свободною своею природою, которая может преклоняться на ту и другую сторону для избрания добра и зла: Дух же Святой есть источник святыни. И как Отец свят по естеству, и Сын свят по естеству: так свят по естеству и Дух истины; поэтому и удостоен преимущественного и Ему собственного наименования: Святой. Итак, если святыня есть для Него естество, как для Отца и Сына; то почему же Он — третьего и чуждого естества? Ибо, думаю, и у Исаии написано о троекратном восклицании Серафимами: «Свят» (Ис. 6:3), потому, что естественная святыня умосозерцается в трех Ипостасях.
Впрочем не это одно, не имя только святыни, но и самое наименование Духа у Него суть общие с Отцом и Сыном. Ибо «Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:24). И пророк говорит: «дух» перед лицом нашим, «помазанный Господь, о Немже рехом: в сени крыл Его поживем» (Плач. Иер. 4:20). И Апостол наименование Духа относит к Господу, говоря: «Господь есть Дух» (2 Кор. 3:17). Из этого всякому видно, что общение имен показывает не отчуждение, но единение естества с Отцом и Сыном.
Бог и именуется благим, и действительно благ; но благ и Дух Святой, и имеет благость не приобретенную, но от естества Ему соприсущую: иначе, всего неразумнее было бы утверждать, что Святое по естеству имеет благость не по естеству, но случайную и извне пришедшую.
А тем, что сказал Господь: «Я умолю Отца, и другого Утешителя даст вам» (Ин. 14:16), Он показывает, что и сам Он — наш Утешитель; почему и название Утешителя не малым служит доказательством славы Святого Духа.
И таковы имена, показывающие величие естества: каковы же действования Святого Духа? Сказано: «Словом Господа сотворены небеса, и Духом уст Его — все воинство их» (Пс. 32:6). Поэтому как Бог — Слово есть Творец небес, так и Дух Святой сообщает небесным Силам твердость и непоколебимость добродетели. И Иов еще говорит: «Дух Божий создал меня» (Иов. 33:4), разумея, как думаю, не создание, но совершенствование в человеческой добродетели. А Исаия, говоря от лица Господа, очевидно, в рассуждении Его человечества сказал: «послал Меня Господь Бог и Дух Его» (Ис. 48:16). И еще псалом, показывая, что сила Духа простирается повсюду, говорит: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?» (Пс. 138:7)?
Но как велики и многочисленны благодеяния Духа, достигающие до нас! Как сам Господь принявшим Его «дал им власть стать детьми Божиими» (Ин. 1:12): так и Дух Святой есть Дух «усыновления» (Рим. 8:15). И как Господь наш есть истинный учитель, по сказанному: «пусть не называют вас наставниками, потому что Наставник у вас один: Христос» (Мф. 23:10): так и Дух Святой учит всех уверовавших во имя Господне, как засвидетельствовано самим Господом, сказавшим: «Утешитель же, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, Он вас научит всему» (Ин. 14:26). И как говорится, что Отец разделяет «действия» достойным принятия «действий», и что Сын разделяет «служения», по достоинствам служения: так засвидетельствовано, что и Дух Святой разделяет «дарования», достойным принятия дарований. «Но есть различия в дарованиях, а Дух — тот же. И есть различия в служениях, а Господь — тот же. И есть различия в действиях, а Бог — тот же, производящий все во всех» (1 Кор. 12:4–6). Видишь ли, как и здесь действование Святого Духа поставлено на ряду с действованием Отца и Сына? Потом и из прибавленного еще более открывается божественность естества Духа Святого. Ибо что говорит Апостол? «Все же это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Он хочет» (1 Кор. 12:11). Не об ином чем свидетельствует он, как о полномочной и владычественной власти Духа. Поэтому в Новом Завете пророки взывали: «так говорит Дух Святой» (Деян. 21:11).
От чего же принадлежит Духу испытывать глубины Божии? Сказано: как никто «кто знает из людей, что в человеке? Только дух человеческий, который в нем. Так и Божиего не познал никто, только Дух Божий» (1 Кор. 2:11). Ибо как никто чуждый и инородный не может видеть внутренних помышлений души: так, очевидно, если кто причастен таин Божьих, не чужд Богу и не инороден с Ним, то может испытывать глубины судов Божьих.
Потом и жизнь подается нам от Бога через Христа во Святом Духе. Ибо, хотя животворит Бог, как говорит Павел: «предписываю тебе пред Богом, все животворящим» (1 Кор. 6:13); но жизнь дарует Христос: «овцы Мои», говорит Он, «голос Мой слышат… и Я даю им жизнь вечную» (Ин. 10:27–28); оживотворяемся же мы через Духа, как говорит Павел: «Дух Того, Кто воздвиг Иисуса из мёртвых, живет в вас, то Воздвигший из мёртвых Христа Иисуса оживотворит и смертные тела ваши Духом Своим, живущим в вас» (Рим. 8:11).
Но этот смелый на все и не боящийся опасности, какая угрожает дерзающим изречь какое–либо хульное слово на Духа Святого, объявляет, что Дух непричастен Божеству, когда пишет о Духе так:
Евн. Третий по порядку и по естеству, происшедший по повелению Отца действием Сына, почтенный третьим местом, как первое и высшее всех тварей, единственное в своем роде творение Единородного, не имеющий Божества и творческой силы.
Вас. Утверждающий это, по–видимому, не верует, что в нас живет Божество, тогда как говорит Иоанн о Боге: «что Он пребывает в нас, мы узнаем по Духу, Которого Он нам дал» (1 Ин. 3:24); и Апостол: «Разве вы не знаете, что вы — храм Божий, и Дух Божий живет в вас? «(1 Кор. 3:16)? и еще: «на Котором все строение, скрепляемое, вырастает в храм святой в Господе; на Нем и вы устрояетесь, чтобы вместе быть жилищем Бога в Духе» (Еф. 2:21–22). Итак, если говорится, что Бог живет в нас через Духа, то не явное ли нечестие — утверждать, что Сам Дух не причастен Божества? И если усовершившихся в добродетели называем богами, и совершенство достигается через Духа, то как же Творящий других богами Сам лишается Божества? Но не благочестиво, как о людях, так и о Духе говорит, что чевствуется в Нем Божество, которого Он причастен, но не имеет по естеству. Ибо кто по благодати делается богом, у того природа изменчива, потому что лучшее иногда и утрачивается по невнимательности. Явно же противоречит это преданию спасительного крещения. Сказано: «научите все народы, крестя людей во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28:19). Ибо крещение есть печать веры, а вера — исповедание Божества; потому что прежде должно уверовать, а потом запечатлеться крещением. Наше же крещение, по преданию Господню, есть во имя Отца и Сына и Святого Духа, при чем ни какая тварь и ни раб не сопоставляются с Отцом и Сыном; потому что Божество в Троице исполнено. А что вне Их, все то нам сослужебно, хотя бы одно другому и много предпочиталось, по преизбытку достоинств.
И ты не представляй мне опять этих мудрых слов:
Евн. Если не тварь, то или рождение, или нерожденный. Но Бог безначальный и нерожденный один. А так же и нерождение. Поэтому остается назвать Его тварью и произведением.
Вас. А я, если бы полагал, что все постигается нашим ведением, то, может быть, постыдился бы признаться в неведении. Теперь же не только сокрыты от нас тысячи предметов и из уготованных нам в будущем веке, и из существующих ныне на небе, но даже не имеем мы ясного и беспрекословного понятия о том, что есть в нашем теле. Например в зрении: образы ли видимых вещей принимаем в себя, и поэтому составляем представления о них? И как в малом размере нашего зрачка помещается изображение величайших гор, неизмеримой земли, беспредельного моря и даже самого неба? Или, испуская нечто от себя, когда это нечто приближается к видимым предметам, тогда получаем ощущение оных? И что же такое, и как велико это нечто, через расширение делающееся достаточным для земли и моря, проходящее сквозь пространство между землею и небом, касающееся самого неба, и движущееся с такою скоростью, что в одно и то же время познаются и близ — лежащее тело и звезды на небе? И нужно ли говорить о прочем? Даже о самых движениях ума кто может с точностью сказать: творит, или рождает их душа?
Что же удивительного — и о Святом Духе, не стыдясь, нам признаться в неведении, и однако же беспрекословно воздать Ему засвидетельствованное в Писании славословие? Ибо преданное в Писаниях достаточно нам показывает, что Он выше твари; потому что невозможно быть одного и того же естества освящающему и освящаемому, учащему и научаемому, дающему откровение и имеющему нужду в откровении. Но никто не будет так совершенно бесрассуден, чтобы осмелился иного, кроме Бога всего, наименовать нерожденным; не назовет и Сыном; потому что Единородный один. Поэтому, как же должно называть Его? — Духом Святым, Духом Божьим, Духом истины, посылаемым от Бога, подаваемым через Сына, не рабом, но святым, благим, владычественным, Духом животворящим, Духом сыноположения, знающим все, что есть Божье. Таким образом и в Троице соблюдается понятие единства, при исповедании единого Отца, единого Сына и единого Духа Святого.
Но приводят доказательства в подтверждение того, что Дух Святой есть тварь, — одно из пророка, который говорит: «ибо вот Он, Который образует горы, и творит ветер» (Ам. 4:13), другое из Евангелия: «без Него ничто не возникло, что возникло» (Ин. 1:3).
А мы уверены, что пророческое слово относится не к Духу Святому, но к обыкновенному этому дыханию, к веянию воздуха. Видно же это из следующего: Пророк не сказал: создавший дух, но: созидающий дух. Ибо как гром не однажды навсегда сотворен в каком–либо телесном самостоятельном виде, но всякий раз по воле Божьей, на устрашение людям, производится, и опять разрушается; так и этот дух то происходит, когда воздух течет на подобие реки , то прекращается, когда происходит в покой находившееся прежде в движении, по воле Того, Кто всем распоряжает для сохранения и сочетания всех вещей, так что во всей твари громами и ветрами и прочим созданием возвещается Создатель. Поэтому после слов: «ибо вот Он, Который образует горы, и творит ветер», пророк говорит: «и возвещает в людях Христа Своего». Ибо как «небеса проповедуют славу Божию» (Пс. 18:12) способным от них заключать об искусстве Создателевом; так и громовые звуки и движения ветров проповедуют своего Создателя. А может быть, это и пророчество, относящееся к вочеловечению Господа, когда голос, бывший с небес, для слышавших показался громом, дал же его Бог и Отец, чтобы показать через него людям Христа (Ин. 12:28–29). Но и ветры, приходящие в движение и возмущающие море, а потом прекращающиеся по повелению Господа (Мф. 8:24), ясно также возвестили людям Христа.
Слова же: «без Него ничто не возникло, что возникло», ни мало нам не доказывают, что Дух Святой сотворен, как будто бы в слове «ничто» включается и Дух. Ибо если Дух Святой один и единственен; то каким образом единичное по естеству может заключаться в понятии «ничто»? И никто да не думает, что отрицается ипостасность Духа с отрицанием положения, что Дух есть тварь. Ибо благочестивому уму свойственно — опасаться произносить о Духе Святом, что умолчано в святых Писаниях, верить же, что опытное познание о Нем и точное постижение представлено нам в грядущем веке, когда, перестав видеть истину в зеркале и гадании, удостоимся созерцать ее лицом к лицу (1 Кор. 13:12).
Книга 4: Трудные положения и решения из богодухновенных писаний на возражения о Сыне, заимствуемые в Новом и Ветхом Завете.
Если Сын — Бог по естеству, но и Отец — Бог по естеству, то Сын не иначе, чем Отец, но одинаково с Отцом есть Бог. Если же Сын не по естеству Бог, то, как и ложно именуемые боги, называется Он Богом, но не Бог. Если Сын — единый Господь по естеству, то, очевидно, не по иному естеству. Поэтому если Отец именуется единым Богом, но и Сын есть Бог, то не в ином, но в едином естестве.
Если один Господь по естеству, когда многие называются господами по присвоению, и один Сын по естеству, когда многие именуются сынами по присвоению, то именуемое по присвоению называется так в подражание тому, что таково по естеству. Ибо ничто не могло бы названо быть по присвоению, если бы не предшествовало сущее по естеству. Поэтому если мы — сыны Божий по присвоению, то необходимо предсуществовать Сыну по естеству. Притом истинные имена суть признаки сущности именуемых; но Отец и Сын истинно Господь и Бог — следовательно, у Них та же сущность, как и имена те же.
Если единородное берется не в отношении к рождению, но потому, что не имеет себе равного, то и Отец единороден, потому что несравним. Да и всякая тварь, не подобная другой, единородна. Поэтому единородных много, а не один Сын Божий единороден. Если же Сын не просто единороден, но Сын единородный, и единородный от Отца, то Сын и единороден, и не единородная тварь.
Если Сын — Создатель по причастию и по согласию Отца, и не по естеству, то из созданного Им ничто не было бы по естеству. Ибо если Создатель не по естеству, то как созданному быть по естеству?
Если Бог действует, как не действует никто другой, то и рождая будет рождать не как другой; ибо Бог ни с чем и ни в чем несравним.
Творимое — не из сущности творящего, а рождаемое из самой сущности рождающего. Следовательно, не одно и то же — творить и рождать.
Если Сын — от Бога, но не как от Отца, а как от другого; Бог же виновник и нашего бытия, потому что все от Него, — то Бог не иначе Сыну, иначе же нам, но Ему и нам одинаково Отец. Но не нелепо ли это?
Если ничто не подобно и не равно Богу, кроме Сына, то ни одно подобие не может быть применено во всех отношениях, потому что Бог выше всего.
Что в образе Божием, то в сущности Божией. Ибо нельзя сказать, что иное есть образ Божий, а иное — сущность Божия: иначе Бог будет сложен. Поэтому равный по образу равен и по сущности.
Если рожденный меньше родившего, это не вина рожденного, но немощь родившего. Ибо если по зависти не сделал равным или по недостатку сил не родил подобным.
Если Отец был прежде Сына, то, конечно, был Отцом кого–нибудь другого, потому что без Сына не мог бы и называться Отцом.
Если кто познал Сына по сущности, тот познал и Отца (ибо сказано: «Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего, «Ин. 14, 7); то Сын единосущен Отцу, потому что ничто бестелесное не может быть познаваемо из неподобной сущности.
Если веровать, что Христос есть Сын Божий, значит иметь жизнь вечную (Ин. 20, 31), то не веровать необходимо значит — смерть.
У кого действования те же, у тех и сущность одна. Но действование Отца и Сына едино, например: «сотворим человека» (Быт. 1, 26); и еще: «что творит Он, то и Сын творит также «(Ин. 5, 19). Поэтому и сущность Отца и Сына одна.
Если познание Отца и Сына — «жизнь вечная» (Ин. 17, 3), то Отец и Сын необходимо одной сущности, ибо иносущное не одним ведением постигается и не может одинаково животворить.
Если Сын — истинный образ Отца, а всякий образ есть изображение или сущности, или лиценачертания, или одежды, или телосложения, или цвета, — Бог же не в чем–либо этом, но в одной сущности изобразим, — то Сын, будучи образом сущности, единосущен Отцу.
Если Отец ни в чем несравним с Сыном, а также ни в чем несравним с тварью, то не иначе с Сыном, иначе же с тварью, но с Сыном и тварью одинаково несравним. Поэтому Сын не только не подобен Отцу, но даже подобен твари. Но не нелепо ли это?
Если, называя Сына тварью, не говорят они, что Сын — одна из тварей, то почему же, когда называем Сына рождением, разумеют, что Сын — одно из рождений?
Если Бог не рождает, чтобы не допустить из Себя излияния, то и не творит, чтобы не трудиться. А если творит бесстрастно, то кольми паче рождает бесстрастно.
Если сияние всякого света рождается от света, но не с течением времени, а вне времени и соприсносущно свету, ибо нет света без сияния, то и Сын, будучи сиянием, будет не с течением времени, но совечно, потому что Бог есть свет, как говорит Давид: «во свете Твоем мы видим свет» (Пс.35, 10); и Даниил: «и свет обитает с Ним» (Дан. 2, 22).
Если, по их мнению, рождение, как и нерождение, есть сущность, а Сын Божий есть рождение Божие, то Сын есть и сущность Божия.
Если Бог родил Сына по своему хотению, а не по естеству, то или однажды восхотев, потом уже родил не хотя, или восхотев в другой раз, снова родил. Если же хотение Его не одинаково, но различно, то Он уже не прост и не единого произвел, но производит, как скоро Ему угодно.
Если Бог не рождается, то или потому, что вовсе не может, или потому, что не хочет. Но если не может, то, кроме того что не имеет силы, Он ниже родотворного и совершенного естества. Если же и мог, но не восхотел, то хотением ограничил, что имел по естеству; а поэтому если еще не родил, то, восхотев, родит когда–нибудь.
Если не было Сына «когда–нибудь», то это самое «когда–нибудь» будет после Родившего, а прежде рожденного. Но в таком случае окажется, что Сын не прежде всего, кроме Отца, но и после сего «когда–нибудь».
Когда утверждаем, что поскольку Отец всегда, то и Сыну необходимо быть всегда, они говорят: «поэтому, так как Сын всегда Создатель, и создание будет всегда; а в таком случае и создание будет совечно Отцу и Сыну». Но нарицающии создателя не нарицает вместе и создания, потому что не вместе с домоздателем начинает быть и здание и не вместе с кораблестроителем — ладья. Ибо хотя создание в создателе, однако же созидаемое после создателя. Но нельзя назвать отцом, когда нет сына, и нарицающии отца не просто нарицает его отцом, но отцом какого–либо сына.
Бог называется в Писании следующими именами: Бог, Господь, Вседержитель, Саваоф, Сый, Адонаи, Елои, — но нигде не именуется Нерожденным. Если же кто и это уступит, то Нерожденным и вышеприведенными именами прилично называть Его иудеям и всем прочим, а Отцом Христа прилично именовать одним христианам. Но если то самое, что одно отличает нас от прочих, ложно и несправедливо, есть одно имя по присвоению, а не дело по естеству, то лжива вера наша и суетно упование. Ибо где начало не твердо, там и конец не крепок.
Опять спрашивают: как рожден Сын? Как сущий или как не сущий? Этот вопрос их неясен и хитр. Ибо стыдясь спрашивать о рождении «когда–нибудь» и во времени, говорят: рожден ли как сущий? Но сам ты спроси у них: как Бог родил Сына, как сущий ли Отец или как не сущий Отец? Если как сущий Отец, то Сущий родил Сущего. А если как не сущий, то сделался Отцом, а не по естеству Отец. Но всем их спорам полагают конец Божественные Писания, потому что Моисей восклицает о Сыне: «Сущий (Иегова) послал меня «(Исх. 3, 14). И евангелист говорит: В начале было Слово (Ин. 1, 1), не однажды, но четырехкратно повторяя слово было; еще в другом месте говорит: «Кто от Бога» (Ин. 8, 47); и: «сущий в недре Отчем» (Ин. 1, 18), и в других местах: сущий на небесах (Ин. 3, 13); и в Откровении: «и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков» (Откр.1, 18). И Павел говорит: «Сей, будучи сияние славы «(Евр.1, 3); «Он, будучи образом Божиим» (Флп. 2, 6); и еще: «сущий над всем Бог, благословенный во веки «(Рим.9,5).
Если Сын — истинный Бог, свет, неизменяем, благ, свят, Господь, но и Отец, будучи тем же, не в равной, но в большей мере есть все это, то сие не по превосходству сущности, а по преизбытку качества. Ибо не говорится, что сущность сущности больше, но качество качества бываете больше; не говорится, что один больше человек, нежели другой, но больше бывает один добр, нежели другой добр, и один больше праведен, нежели другой праведен.
Естество рожденных и родившего одно и то же, хотя бы рожденный и иначе получил бытие. Ибо Авель, рожденный от четы, не инаков с Адамом, тогда как Адам не рожден, но сотворен.
Если причина больше произведенного ею и различна с ним по сущности, а всякий отец есть причина, сын же произведение причины, то отцы больше сыновей по сущности, и различной, а не одинаковой с ними сущности. Но сие не правда.
Спрашивают: «Отец, родив Сына, перестал ли рождать Его?» И если сказать, что перестал, продолжают: «Поэтому и начал рождать. Ибо все имеющее конец имеет и начало. Следовательно, Сын не всегда был». На сие скажем: если прекращающемуся необходимо иметь начало и прекратиться необходимо имеющему начало, то ангелы и все бесплотные существа, имея начало бытия, необходимо будут иметь и конец бытия. Но сие нелепо. Поэтому и начавшему бытие возможно не прекращаться, и прекратившемуся — не начинаться. В противном случае Сам Сын, если Он имеет начало бытия, по их мнению, по необходимости имеет и конец; ибо они требуют, чтобы все имеющее начало имело и конец. Не хула ли это? И предведение Божие, не имеющее начала, имеет конец по исполнении предуведенного. Поэтому имеющему конец нет необходимости иметь и начало.
В существах бестелесных называется что–нибудь единым или по действованию, или по хотению, или по сущности. Поэтому Спаситель, сказав: «Я и Отец — одно» (Ин. 10, 30), сказал сие в каком–либо одном из исчисленных выше отношений. Если же скажут, что Они едино по действованию, то необходимо будет сказать, что едино и по сущности. Ибо у иносущных не может быть одинакового действования. Если же едино по хотению, то не только Сыну необходимо хотеть всего того, чего хочет Отец, но и Отцу необходимо хотеть всего того, чего хочет Сын. Поэтому и Сын будет повелевать Отцу в том, чего хочет, если и Сам подчиняется велениям Отца. Если же Сын подчиняется только, то служит по принуждению, а не по хотению. Если же Они едино не по действованию и не по хотению, то остается, по собственным словам противников, быть едиными по сущности, то есть Отцу и Сыну быть единосущными.
О том, что слово: «нерожденный», означает какое то осуществление, а не сущность
Если это: «нерожденный», есть сущность, и рожденный так же сущность, и поэтому Отец в Сын не единосущны; то необходимо всякому рождению быть единой сущности. А поэтому все порождения будут единосущны Сыну Божию. Не хула ли это?
Если нерожденный, в противоположность рожденному Сыну, есть сущность, то и несозданный, в противоположность твари, есть сущность. И так положи, что нерожденный—сущность, и несозданный — сущность; тогда Бог будет иметь две сущности, а не одну. Но еще и вся тварь будет одна сущность. А сие ложно; ибо тварь одна, а сущности различны. Но таким же образом и Божия неизменяемость, и безначальность, и многое другое будут сущности.
Если кто, назвав Отца нерожденным, а Сына рожденным, означил тем сущности; то, пожелав изобразить словом образ их осуществления, в состоянии ли будет выразить это иными кроме сих слов? Поэтому это: нерожденный, образ осуществления, а не имя сущности.
Если имеющие различное осуществление бытия имеют и различную сущность; то люди не односущны. Ибо иное осуществление Адама, сотворенного из земли; иное Евы, созданной из ребра; иное Авеля, потому что он от четы; иное Рожденного от Марии от единой Девы. Но подобно сему должно сказать и о птицах, и о четвероногих.
Если Отец нерожден, потому что не рождался, а Сын рожден, потому что родился; то не еденный после родившегося; потому что прежде не было того, в отношении к кому мог бы назваться нерожденным. Ибо различия между существующими, а не между не существующими.
Если был когда либо Бог, не быв Отцем: то, соделавшись уже Отцем, принял сие наименование «Отца». Поэтому, хотя Бог не имеет начала бытия, однако же Отец имеет начало бытия. Следовательно, один и тот же, будучи прост, и имеет начало бытия, и не имеет оного.
Если невозможное противоположно возможному, и немудрое—мудрому; если все различаемое противоположно одно другому: то и нерожденное противоположно рожденному. Поэтому Отец противоположен Сыну по сущности, если только нерожденность—не образ осуществления, но сущность.
Если Сын—тварь, а не рождение; и все существа — также твари: то напрасно Отец называется нерожденным, когда вовсе нет рождения, в отношении к которому именуется нерожденным. Поэтому справедливее было бы назвать Его несозданным, нежели нерожденным.
Если нерожденный есть имя: то уже—не сущность; ибо имена означают только сущности, а не сами суть сущность. Если же слово: нерожденный, есть самая сущность: то пусть скажут ее имя; ибо познаем не по сущностям, а по именам и по действиям, особенно же так познаем существа бестелесные.
Если слово: нерожденный, есть имя сущности Божией; то Бог, или, зная собственную сущность не знал имени сущности, или, зная имя, обманул слышавших. Ибо Господь говорить: «Вседержитель имя Мое» (Иерем.50,34.). И вопрошенный Моисеем: «что имя Ему? «говорит: «Аз есмь Сый»; и еще: «Бог» Авраамов, и Бог Исааков, и Бог Иаковль; сие Мое есть имя вечное» (Исх.3, 13, 15). II Давид говорит: «имя Тебе Господь» (Псал.8:2,19). А имени: нерожденный, и сам Он Себе, и никто из святых не нарекал Ему. Если же Он и не обманывал, и не не знал (ибо нечестиво—сказать то или другое); то нерожденный —не имя Его.
Сие: нерожденный, есть или сущность, или принадлежность; потому что кроме того ничего иного быть не может. Но это—не сущность; потому что не сущность и противополагаемое нерожденному. Ибо Сын есть рожденный, не поскольку Он — сущность, но поскольку родился. А если принадлежность; то она или естественна, или может быть, и не быть. Но если естественна; то Богу необходимо быть и сущностию и принадлежностию. Ибо естественные принадлежности необходимо принадлежат тем, кому они стали принадлежать. Если же принадлежность случайная; то будет иногда и нерожденным, и рожденным.
Если Бога называют нерожденным по тому, что не родился; то именуют не то, что такое есть Его сущность, но то, что она не есть. Всякая же сущность познается не из того, что она не есть, но из того, что она есть. Ибо и слова: бессмертный, нетленный, неизменяемый, означают не сущность Божию, но то, что Он не умирает, не истлевает, не изменяется подобно тварям. И так пусть научат, что такое Бог есть, а не что Он не есть.
Если сие: нерожденный не имя сущности, но сама сущность, а также и Сын есть сущность; то и Сын нерожден, и всякая сущность нерожденна.
Если нерожденность сущность Божия; рожденность—сущность Сына: то тварь или произведение— не сущность Его; потому что Сын — одна сущность, а не многие сущности.
Наименовавший человека, или камень, или дерево, означает какую–то сущность; но наименовавший рождение не просто означает сущность; ибо иначе всякое рождение — одна сущность. Если же слово: рождение, не означает какой либо сущности; то, очевидно, и слово: нерожденный, также не означает оной.
Если Бог нерожден, потому что не родился; то и нетленен также, потому что не истлевает. Поэтому как нетленность означает Его нескончаемость; так и нерожденность означает безначальность. Если же Бог хотя нерожден, однако же не нетленен; то будет хотя безначален, однако же не нескончаем; что нелепо. Поэтому сие: нерожденный, не сущность, а означение нерождения.
Если Отец нерожден по естеству; то и Сын рожден по естеству. А если по естеству рождение; то уже не тварь. Поэтому, когда есть рождение по естеству, необходимо быть и родившему; ибо рождение не возможно без родившего. Пусть же наименуют, нам родившего, если Отец не родил.
Если Бог нерожден по сущности, Сын рожден по сущности, и Утешитель есть тварь по сущности; то Отец, и Сын, и Дух Святый суть только имена без сущностей. Поэтому пусть крестят в нерожденного, рожденного и тварь: потому что вещи тверже имен; и существующее полезнее к действованию, нежели только произносимое словом.
Говорят: «если Отец нерожден, а Сын рожден: то Они не одной сущности; ибо нерожденный и рожденный не могут быть одной сущности». Но мы называем сие не сущностями, а именами, означающими осуществление каждого из них. Но ничто не препятствует одной сущности иметь различные имена; как и наоборот, тварь различных сущностей имеет одно имя.
Говорят: «если Сын единосущен Отцу, а Отец нерожден, Сын же рожден; то одна и та же сущность и нерожденна и рожденна». Но мы говорим, что Сын не часть Отца, в следствие как бы разделения сущности на нерожденную и рожденную; но что всецело рожден от всецелого Нерожденного, что два Совершенных, а не две части чего–то одного.
Если Спаситель пришел во имя Отца, как Сам говорит: «Аз приидох во имя Отца Моег»о (Иоан.5,43.); то необходимо, чтобы все, что сказуется об Отце, было сказуемым и о Сыне. Поэтому пусть назовется и нерожденным , если и это есть имя Отца. А если имя: нерожденный, есть честь Отца: подобным же образом должно чтить и Сына, но собственному Его изречению, в котором сказано: «да вси чтут Сына, якоже чтут Отца» (Иоан. 5, 23.): то необходимо и Сына именовать нерожденным, чтобы сохранилась единая честь Отца и Сына. Если Сын явил человекам имя Отца, как Сам говорит: «явих имя Твое человеком» (Иоан.17,6), а «нерожденный» есть собственное имя Его сущности; то пусть покажут: где Спаситель нарек Его нерожденным?
Если Бог больше всех; то по сущности ли больше, или потому что виновник всего, а Сам ни от кого нерожден? Ибо, если Он больше как сущность; то и всякая сущность больше всех. А если как нерожденный; то сущность и нерожденный не одно и то же.
Если нерожденность есть нечто; то и бессмертие, некончаемость, безболезненность, нестареемость будет также нечто. Поэтому Бог тем, что нерожден, будет превосходить всех, а по другим свойствам будет тождествен с Ангелами, духами и душами; ибо и они бессмертны и нескончаемы. Но если Бог преимуществует не тем, что Он не есть, а тем, что Он есть (ибо и человек лучше бессловесного не тем, что не бездушен, не бесчувствен, каковы и бессловесные; но тем, что разумен); то поэтому и Бог будет больше не тем, что нерожден, но тем, что всему виновник.
Если нерожденный противополагается рожденному, нерожденный же простая сущность; то Он будет противополагаться рожденному и тем, что неизменяем, бессмертен, не имеет образа, а равно и всяким другим свойством. Ибо, если в ином противополагается, в прочем же не противополагается; то сложен, а не прост.
Если познавший, что Бог нерожден, в точности познал, что такое есть Бог, а всего важнее познать Бога в Его естестве, — это есть жизнь вечная; то научивший нас, что Бог нерожден окажется выше тех благ, какие «уготова Бог любящим Его. «Ибо сих благ невозможно познать, будучи человеком; их «око не виде, ухо не слыша, на сердце человеку не взыдоша» (1 Кор.2, 1).); но имя: нерожденный, слышали и грешники. Поэтому Бог, или Сам, или чрез других научив грешников важнейшему, меньшее и ни мало не способствующее к вечной жизни соблюл для праведных. Но не нелепо ли это?
Понятие: нерожденный, не есть ни определение, ни свойство Божие. Ибо сии последние могут быть поставлены и в обратном порядке с тем, чему служат определением и свойством. Человек есть животное разумное, смертное, способное мыслить и познавать. И если какое животное разумно, смертно, способно мыслить и познавать; то оно—человек. Свойство же человека смеяться; и если что способно смеяться, то оно—человек. В рассуждении же понятия: нерожденный, хотя и согласится кто, что оно сказуется об одном Боге; однако же не скажет: если что есть Бог, то вместе и нерожденно. Так Сын, будучи Богом, не есть нерожденный. Поэтому понятие: нерожденный, не есть ни определение, ни свойство: ибо не может быть поставлено в обратном порядке.
О том, что Сын не тварь
Если Сын —тварь Божия, а всякая тварь работает Творцу; то Христос — раб, а не Сын Божий. Поэтому Он не принял на Себя «зрак раба» (Флп.2, 7), в действительности будучи Господом; но был рабом.
Творение с Творцем непричастно одной и той же силы; поэтому у Сына с Отцем ничего нет общего, и создание твари — Им не общее дело, если только Сын—творение, а не рождение.
Если Сын—рождение, но не как одно из обыкновенных рождений; всякое же обыкновенное рождение есть тварь: то Сын—не тварь; потому что Он не такое же рождение, как и последние.
Если Бог не мог создать что–нибудь низшее единого Сына; потому что сие было бы не в Его природе: то и Сын создает не разнообразное, но что–нибудь одно.
Если низшее создается низшим, а высшее высшим: то тварь—произведет многих; потому что не вся равна.
Если Бог по естеству зиждителен, то будет зиждителем не одного, а многих; ибо иного не созидает или по немощи, или по зависти и ненависти (то есть: если не созидает иного, кроме одного, то или по немощи, или по зависти, и проч.).
Если чрез Сына созидала сила Отца; то Зиждитель—Отец, а не Сын, так как орудие художник. Поэтому создать произведенное Сыном не ниже того, что прилично для Отца.
Если Бог постыдился Сам совершить создание настоящей твари: то не принимает от нее и славословия; ибо что постыдился произвести, того и произведением Своим признать не захочет.
Если творить и рождать — для Бога одно и то же, потому что Он прост; то одно и то же для Него — спасать и губить, животворить и мертвить, и в таком случаи одно и то же — спасение и погибель, жизнь и смерть.
Если Христос есть Божия сила и премудрость (1 Кор.1,24); а сила и премудрость несозданны и совечны Богу (потому что Бог никогда не был не премудр и не силен): то Христос несоздан и совечен Богу. Если же Христос называется силою и премудростию Божиею, поскольку есть действие; то и мы можем называться силою и премудростию Господнею, как Он —сила и премудрость Божия. Но сие нелепо.
Если Сын есть Бог не вечный: то необходимо новопроизведенный; если не истинный, то ложный; если не по естеству, то по присвоению. Но только нечестивые кланяются богам новым и ложным, богам не по естеству. Ибо сказано: «не будет тебе бог нов» (Псал.80, 10); и Павел говорит: «но тогда убо не ведуще Бога, служисте не по естеству сущим богом «(Гал.4, 8). Или нечестивы покланяющиеся такому Христу; или Христос есть Бог по естеству и истинный, и они благочестивы.
Если Сын есть действие, а не рождение: то Он не есть ни действовавший, ни произведение действия, ибо действие различно от того и другого; Он также и не самостоятелен, ибо никакое действие не имеет самостоятельности. А если Сын—произведение действия; то Он третий от Отца, а не непосредственный от Него; ибо первый— действовавший, потом действие, а потом уже произведение действия.
Если Сын единороден по тому, что родился единый от единого; то свойственнее было бы назвать Его единотварным, как скоро, согласно с мнением Евномия, Он истинно тварь, рождением же называется лжеименно.
Если один Сын есть создание Отца, а все прочее— создание Сына: то Сказавший: «Моя вся Твоя суть, «мог сие сказать; но, на основании Евномиева мнения, не следовало бы Ему присовокуплять: «и Твоя Моя» (Иоан.17,10); ибо сам Сын не мог быть Своим. Из сего открывается, что говорил сие о Своем сходстве с Отцем, и о Своей сущности во всем безразличной и сходной с сущностию Отца, а не о тварях.
Если Бог одинаково твори т и рождает: то и Христос одинаково есть наш Творец и Отец, потому что Он Бог; и нам не нужно сыноположение чрез Духа Святого, как не чрез кого–нибудь другого стали мы Его тварями; притом же, многие из тварей, каковы бессловесные и бездушные, по природе своей не могут принять Духа сыноположения.
Если мы, будучи тварями, делаемся сынами чрез сыноположение Духа Святого; то, если Сын есть тварь, пусть скажут: чрез кого Он сыноположен Отцу?
Если все, что имеет Отец, принадлежит Сыну; а Отец ничего не имеет кроме сотворенного чрез Сына, и разве еще, как они говорят, самого Сына: то Сын должен иметь Самого Себя; что невозможно.
Если образ во всем подобен, и в этом смысле Сын есть образ; а тварь ни в чем не подобна Творцу, напротив же того во всем не подобна: то Сын, будучи образом Отца, не может быть Его тварью.
Если бестелесное, рождая, необходимо рождает как тело: то, и видя, будет видеть, как тело, и слыша, будет слышать, как тело; и всякое действие будет отправлять, как тело. А если последнее бывает иначе; то, очевидно, и рождая, будет рождать иначе.
Чего сам кто не имеет, того и другим даровать не может. Поэтому, если Сын тварь и раб, то не может других делать свободными.
Что по естеству составляет средину между чем–либо; то соприкасается обеим крайностям. Поэтому, если Христос есть посредник между Богом и нами по естеству, а не по домостроительству; то Бог и тварь соединены естеством.
Если Сын подобен Отцу, но не по сущности; то остается сказать, что Он подобен или по очертанию, или по действованию. Но по очертанию не может быть подобным, ибо ничто бестелесное не имеет очертания. Если же по действованию; то и Он не мог произвести ничего иного, кроме подобного тому, что сам Он есть, если только Он тварь, а не рождение Отца. А в противном случае, если Сын — рождение и подобен по действованию, то, необходимо, подобен и по сущности.
Если дела Божии—в вере, а не в доказательстве, по словам Давида: «и вся дела Его в вере» (Псал.32, 4.); то не гораздо ли более предвечное рождение Сына от Отца — в вере, а не в доказательстве.
Если Бог сотворил Сына из не сущих, —и Сын сотворил все из небытия: то одна сила, одно действование у тех, которые могут созидать из небытия, что хотят; а не должно обращать внимания на различие созданий; потому что и у твари, которая во многом и много различна, не много создателей, но один Создатель — Сын, чрез Которого все получило бытие.
Если Христос есть первое Божие произведение из не сущих, и ариане, так веруя, покланяются Ему, а Иов диавола называет первым произведением Божиим, говоря: «сиесть первое начало создания Господня» (Иов.40,14): то они, сами того не зная, покланяются диаволу, а не Сыну Божию. Если же скажут, что диавол назван первым произведением Сына, то Дух — не произведение Господне, как они Его называют, или иначе окажется, что Он сотворен после диавола.
Если вера наша в Сына есть дело Божие; ибо сказано: «се есть дело Божие, да верует е Того Егоже посла Он» (Иоан. 6, 29): то сам Он не может быть делом Божиим ; ибо не одно и то же—вера в Него и Он Сам.
На слова: «егда же покоритъ Ему всяческая, тогда и сам Сын покорится» (1 Кор. 15,28)
Если Сын по Божеству покоряется Отцу, то покорился бы Ему от начала, как от начала был Богом. Если же в начале не покорился, но покорится в последствии; то по человечеству, — за нас, а не по Божеству, — за Себя.
На слова: «темже дарова Ему имя, еже паче всякаго имене» (Флп.2,9)
Если Сыну, Который есть Бог, по вочеловечении, за послушание, даровал Отец имя, «еже паче всякого имене», и «всяк язык «исповедал Его Господом: то до вочеловечения не имел Он имени, «еже паче всякого имене, «и не был исповедуем всеми, что Он Господь. А поэтому, по вочеловечении, стал Он больше, нежели каким был до вочеловечения, что нелепо. Но сему месту подобно и следующее: «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли» (Матф.28,18). Поэтому изречения сии разуметь должно о человечестве, а не о Божестве.
На слова: «Отец мой болий Мене есть» (Ин.14,28)
Большее называется большим, или по величине, или по времени, или по достоинству, или по силе, или как причина. Но нельзя сказать, что Отец больше Сына величиною; потому что бестелесен. Но не больше и по времени; ибо Сын—Создатель времен. Но не больше и по достоинству; ибо не стал тем, чем прежде не был. Не больше и по силе; ибо «вся, яже Отец творит, и Сын такожде творит» (Иоан.5,19). Не больше и как причина; потому что одинаково больше Его и нас, если только такая же причина Его, как и нас. Поэтому, сказанное показывает более честь, воздаваемую Сыном Отцу, нежели унижение Сказавшего.
Притом большее не непременно иносущно; ибо говорится, что человек больше человека, конь больше коня. Поэтому, хотя и говорится, что Отец больше, но не следует из сего, что Он иной сущности. Вообще же сравнения употребляется между односущными, а не иносущными. Хотя говорится, что человек больше бессловесного, или бессловесное больше бездушного, но не собственно; собственно же, человек больше человека, и бессловесное больше бессловесного. Поэтому Отец единосущен Сыну, хотя и говорится, что больше Сына.
На слова: «часа и дня того никтоже весть» (Матф.24,36)
Если Сын—Создатель всяческих, ко не знает времени суда: то Он не знает того, что создал, ибо сказал, что не знает не суда, но времени. И ужели же сие не странно?
На те же слова
Если Сын не имеет ведения о всем том, о чем имеет ведение Отец; то солгал Сказавший: «вся, елика имать Отец, Моя суть «(Иоан.16, I 5); и еще: «якоже Отец знает Мя, и Аз знаю Отца» (Иоан.10,15). Если же иное дело знать Отца, и иное —знать принадлежащее Отцу; но знать Отца—больше, нежели знать принадлежащее Отцу (потому что всякой больше принадлежащего ему): то Сын, зная большее (ибо сказано: «никтоже знает Отца токмо Сын, «(Матф.11,24), не знал бы меньшего, — что не возможно. Итак умолчал Он о времени суда по тому только, что не полезно было людям слышать о сем; ибо всегдашнее ожидание делает более ревностными в благочестии, а знание, что до суда еще долго, сделало бы более нерадивыми в благочестии, по надежде, что можно спастись, покаявшись в последствии. Да и возможно ли, чтобы Ведавший все, что будет до оного часа (ибо все сие сказал), не знал этого часа? Иначе напрасно и Апостол сказал: «в Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна «(Кол.2,3).
На те же слова
Если Дух Святый, испытующий глубины Божия (1 Кор.2, 10.), не может не знать того, что Божие, а Сын не знает сего: то, на основании их учения, Дух Святый более Сына; хотя они не желают признавать Его и равным Сыну.
На слова: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия» (Матф.26, 39)
Если Сын истинно говорил: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»; то не только обнаружил Свою боязнь и немощь, но и думал, что есть нечто невозможное и для Отца. Ибо слова: «аще возможно, «показывали сомневающегося, а не уверенного, что Отец может спасти Его. Почему же бы Дарующий жизнь и мертвым не мог тем паче сохранить жизнь живым? Для чего Воскресивший Лазаря и многих мертвых не дает жизни Сам Себе, но просит жизни у Отца, со страхом говоря: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»? II если не по Своей воле умер; то не смирил Себя, и не был «послушлив Отцу даже до смерти» (Флп.2,8.); то не Сам Себя предал, как говорит Апостол: «давшаго Себе избавленье по гресех наших» (Гал.1,4; 1 Тим. 2, 6). Если же умер по Своей воле; то для чего было нужно говорить: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»? Поэтому слова сии разуметь должно не о Нем, но о тех, которые имели согрешить против Него, чтобы они не согрешили. За них и распятый говорил Он: «Отче отпусти им: не ведят бо, что творят» (Лук. 23, 34). Поэтому сказанного по домостроительству не должно принимать за сказанное просто.
На слова: «и Аъз живу Отца ради» (Иоан.6,57)
Если Сын живет Отца ради; то живет ради другого, а не ради Себя. Но кто живет ради другого, тот не может быть неточною жизнию. Ибо Святый по благодати не неточно свят. Поэтому ложно сказал Сын: «Аз есмь живот» (Иоан.11, 25); и еще: «тако и Сын, ихже хощет, живит» (Иоан.5, 21). Поэтому, сказанное разуметь должно о человечестве, а не о Божестве.
На слова: ни Сын творит что о «Себе» (Иоан. 5, 19.)
Если самовластное лучше подвластного, а человек самовластен, Сын же Божий подвластен; то человек лучше Сына; что нелепо. И если подвластный не может творить самовластными, ибо чего сам не имеет, не может того и другим дать по своему изволению; то Спаситель, сотворившей нас самовластными, не может быть кому либо подвластным.
На те же слова
Если Спаситель ничего не мог творить Сам Собою, но творил по повелению Отца: то Он ни благ, ни худ; потому что не виновен ни в чем происшедшем. И не явная ли нелепость, когда люди свободно творят добро и зло, Сыну, будучи Богом, ничего не творит свободно?
На слова: «Азъ есмъ лоза» (Иоан.15, 1)
Говорят: «если Спаситель — «лоза», мы же «рождие», и Отец «делатель»: а «рождие» соестественно с лозою, лоза же не соестественна с делателем: то Сын соестествен с нами, и мы—часть Его. Но Он не соестествен с Отцем, напротив того, по всему с Ним инаков». Мы скажем им, что Спаситель назвал нас рождием не Божества Своего, но плоти Своей, по словам Апостола, который сказал: мы «тело Христово, и уды от части» (1 Кор. 12, 27); и еще: «не весте ли, яко телеса ваша удове Христовы суть» (6,15)? И в другом месте: «яков перстный, такови и перстней; и яков небесный, тацы же и небеснии: и якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небесного» (15,48.49). Если «мужу глава Христос, глава же Христу Бог «(11, 3), а человек не единосущен Христу Богу (потому что не Бог), но Христос единосущен Богу (потому что Бог); то значит, что Христос не в том же смысле глава мужу, в каком Бог глава Христу. Ибо природа твари и Творческое Божество не сходятся в одном и том же. Поэтому Бог глава Христу, как Отец; а Христос — наша глава, как Творец. Ежели есть на то воля Отца, чтобы мы веровали в Сына Его: «се есть воля Пославшего Мя, да всяк видяй Сына и веруяй, в Него имать живот вечный» (Иоан. 6, 40); то Сын—не Сын воли: иначе оказывается, что мы веруем в Него, или вместе с Ним, или прежде Его.
На слова: «никтоже благ» (Мар. 10, 18)
Если Спаситель не благ; то, по необходимости, зол, потому что прост и не дает в Себе места чему либо среднему. Но сообразно ли с чем–нибудь Творцу благих быть злым? И если жизнь есть благо, а слова Сына суть жизнь, как Сам Он сказал: «глаголы, яже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть» (Иоан.6, 63); то почему же, услышав от фарисея: «Учителю благий, «говорит Он: «никтоже благ, токмо един Бог! «— Он сказал: «никтоже благ, «когда не только услышал: «благий», но: «учителю благий». Поэтому отвечал по сказанному в Евангелии, как искушавшему Его, или как не знавшему, что Он — благий Бог, а не просто благий учитель.
На слова: «Отче, прослави Мя» (Иоан.17,5)
Если Сын просил у Отца прославлении по Божеству, а не по человечеству; то просил, чего не имел, и ложно говорят— Евангелист: «видехом славу Его» (Иоан. 1, 14), и Апостол: «не быша Господа славы распяли» (1 Кор.2, 8), и Давид: «и внидет Царь славы» (Псал.23,7). Поэтому просит не приумножения славы, но явления домостроительства.
На те же слова
Если Сын действительно просил у Отца славы, «юже име прежде мир не бысть; «то просил, как утративший ее. Ибо не пожелал бы получить то, что уже имел. А если так, то утратил не только славу, но и Божество; потому что слава с Божеством неразлучна. Следовательно, был Он простой человек, как думал и Фотин. Из сего оказывается, что сказал таким образом по домостроительству человечества, а не по оскудению Божества.
На слова: «перворожден всея твари» (Кол.1,15)
Если Сын прежде твари, но не рождение, а тварь; то был бы назван первозданным, а не перворожденным. Если Он—первозданный, потому что называется перворожденным твари; то, как названный «перворожденным из мертвых» (Кол. 1, 18, Апок.1,5), был бы умершим прежде всех мертвецов. А если называется «перворожденным из мертвых» по тому, что Он виновник воскресения из мертвых; то и перворожденным твари назван по тому, что Он виновник приведения твари из небытия в бытие. Если наименование перворожденным твари доказывает, что Он первый сотворен; то Апостолу, сказав: «всяческая Тем и о Нем создашася» (Кол.1,16), надлежало сказать: и Сам сотворен прежде всего. Но сказав: «и Той есть прежде всех» (ст. 17.), Апостол показал, что Он всегда пребывает, а тварь произошла; ибо слово: «есть», то же выражает, что и: «в начале бе Слово».
Говорят: «если Сын перворожден, то не единороден; но должен быть и другой, в отношении к которому назывался бы перворожденным». Однако же, о велемудрый, и единый Рожденный от Марш Девы называется ее первенцем: ибо сказано: «дондеже роди Сына своего первенца «(Матф.1 ,25). Поэтому нет необходимости называться перворожденным брата. Но можно бы еще сказать, что Он назван перворожденным, как сущий прежде всякого рождения, а также и в отношении к рожденным от Бога чрез сыноположение Духа Святаго, как говорит Павел: «ихже предуведе, тех и предустави сообразных быти образу Сына Своего, яко быти Ему первородну во многих братьях «(Рим.8,29)
На слова: «Господь созда Мя» (Прит.8; 22)
Если во плоти Пришедший говорит: «Аз есмь путь, «и Он сказал: «никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Иоан. 14, 6); то Им же Самим сказано: «Господь созда Мя начало путей Свои»х. Но и о рождении употребляются слова: создание и тварь, например: «создах человека Богом» ( Быт. 4, 1); и еще: «сотвори сыны и дщери» (Быт.5,4); и Давид говорит: «сердце чисто созижди во мне, Боже» (Псал.50, 12), прося не другое дать сердце, но очистить то именно, какое имел. Именуется также: «нова тварь» (2 Кор.5, 17), не потому что происходит другая тварь, но потому что просвещаемые уготовляются к лучшим делам. Если Отец создал Сына на дела; то Он создал Его не ради Его Самого, но ради дел. Но что бывает ради другого, а не ради себя самого; то или составляешь часть того, для чего бывает, или меньше его. Поэтому Спаситель будет или часть твари, или меньше твари. Итак, необходимо разуметь сие место о человечестве Его. А иной мог бы сказать, что и Соломон сказал сие о той премудрости, о которой и Апостол упомянул, говоря: «понеже бо в премудрости Божьей не разуме мир премудростию Бога» (1 Кор. 1, 21). Сверх сего, сказавшие сие не пророк, но приточннк. А притчи —изображения чего–то другого, а не того самого, что в них говорится. Если это— Бог Сын, Который говорит: «Господь созда Мя»; то Ему лучше бы сказать: «Отец созда Мя», ибо нигде не называл Его своим Господом, но везде Отцем. Поэтому, к Богу Сыну надобно относить слово: родил (Прит.8, 25.); а слово: «созда, «к Принявшему на Себя зрак раба. Впрочем во всех сих выражениях разумеем не двоих, не Бога особо и человека особо (ибо Один был), а только по понятию отделяем естество каждого. Ибо Петр не двоих разумел, сказав: «Христу убо пострадавшему за ны плотию» (1 Петр. 4, 1).
Говорят: «если Сын есть рождение, а Не тварь; то как же Писание говорит: «твердо убо да разумеет весь дом Израилев, яко и Господа Его и Христа Бог сотворил есть» (Деян.2, 36)?». Поэтому и здесь надобно отвечать, что говорится о Рожденном от Марии по плоти, как и Ангел, благовествующий пастырям, говорит: «яко родися вам днесь Спас, иже есть Христос Господь» (Лук. 2, 11); ибо слова: «днесь», нельзя разуметь о Том, Который прежде веков. Но яснее сие показывают следующие слова: «сего Иисуса, Егоже вы распнете» (Деян.2, 36). Если Сын, когда родился, тогда стал премудростью, то ложно сказанное: «Христос Божья сила и Божья премудрость «(1 Кор.1, 24); ибо премудрость Его не получила начала, но была всегда. Поэтому значит сие то же, что и сказанное об Отце Давидом: «буди ми в Бога защитителя» ( Псал.30,3); и еще: и «был еси мне во спасение» (Псал.117,21). И Павел говорит: «да будет же Бог истинен, всяк же человек ложъ» (Рим.3,2). Так и Господь «бысть нам премудрость от Бога, и освященье, и избавленье» (1 Кор.1,30). Поэтому, если Отец, соделавшийся защитником и истинным, не тварь; то и Сын, соделавшийся премудростию и освящением, не тварь. Если истинно, что Отец есть единый Бог, то, очевидно, истинно и то, что Спаситель есть единый Господь Иисус Христос. Следовательно, по их мнению, и Спаситель не Бог, и Отец не Господь. И напрасно сказано: «рече Господь Господеви моему» (Псал.100,1); ложно и следующее: «сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой «(Псал.44,8); и сие: «одожди Господь от Господа «(Быт. 19, 24); и: «сотвори Бог по образу Божию» (Быт. 1, 27.); и: «кто Бог, разве Господа? «и: «кто Бог, разве Бога нашего «(Псал.17, 32)? И Иоанн говорит: «Бог бе Слово, и Слово бе к Богу» (Иоан.1,1); и Фома о Сыне: «Господь мой и Бог мой «(Иоан.20,28). Поэтому, сии различения разуметь должно относительно к тварям, и ложно, а не собственно, именуемым богам, но не об Отце и Сыне.
На слова: «да знают Тебе единаго истиннаго Бога» (Иоан.17,3)
Истинным называется в отличение от ложных; несравнимым же, как превосходящий всех и всем. Иеремия, сказав о Сыне: «Сей Бог наш, не вменится ин к Нем»у (Вар. 3, 36), ужели назвал Его большим и Отца? А что и Сын есть истинный Бог, о сем говорит сам Иоанн в послании: «да познаем единого истинного Бога, и да будем в истиннем Сыне Его Иисусе Христе. Сей есть истинный Бог и живот вечный» (1 Иоан.5, 20.). Поэтому, как на основании слов: «не вменится ин к Нему», не должно думать, что Сын больше Отца, так нельзя разуметь и того, что один Отец—истинный Бог. Но и то и другое сказано относительно к именуемым богами ложно, а не действительно. Так и во Второзаконии говорит: «Господь един вождаше их, и не бе с ними Бог чужд» (Втор 32, 12). Если Бог един невидим и премудр; из сего не следует, что Он и во всем всех больше; но над всеми Бог по необходимости всех превосходит. Ужели же Апостол, сказав, что Спаситель над всеми Бог (Рим. 9, 5) , наименовал Его и большим Отца? Но это нелепо. Поэтому подобным сему образом разуметь должно и настоящее место. Великий Бог не может быть меньше другого Бога. Поэтому ужели Апостол, сказав о Сыне: ждем «блаженнаго упования и явления славы великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» (Тит.2, 13.), почитал Его большим Отца? Ибо ожидаем явления и пришествия Сына, а не Отца. Поэтому говорится это без различения Отца и Сына, и не в строгой точности. Быть вравне с Богом не иное что значит, как быть равным Богу. Поэтому как же Сын, не почитавший хищением быть вравне с Богом (Фил. 2, 6.), не подобен и не равен Богу? Но иудеи благочестивее Евномия. Ибо, когда Спаситель назвал только Себя Сыном Божиим; поскольку Сыну, если он действительно Сын, должно быть равным Отцу: они хотели, как сказано, побить Его камнями, «яко не токмо разоряше субботу, но и Отца Своего глаголаше Бога, равенся творя Богу» (Иоанн.5, 18). Итак, Сын равен Отцу и по свидетельству Апостола, и по слову самого Спасителя, хотя и не хочет того Евномий.
На слова: «несть Мое дати, но им же уготовася» (Матф.20, 23)
Если Сын не Господь суда, чтобы одних облагодетельствовать, а других наказать; то как же Он говорит: «Отец не судит никомуже, по суд весь даду Сынови» (Иоан.5,22)? И в другом месте: «власть имать Сын человеческий отпущати на земли грехи» (Марк.2,10)? И еще: «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли» (Матф.28,18)? А Петру сказал: «дам ти ключи царства небесного» (Матф.16,19); и ученикам: «аминь глаголю вам, вы шедший по Мне, в пакибытие, сядете на двоюнадесяти престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома» (Матф.19,28). Поэтому вопрос решается на основании самого Писания, потому что и Спаситель сказал: «и тогда воздаешь комуждо по деянием его» (Матф.16,27), и в другом месте: «изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда» (Иоан.5, 29); а также и Апостол: «всем бо нам явитися подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, с телом яже содела, или блага или зла» (2 Кор.5, 10). Поэтому от приемлющих зависит соделать себя достойными седения одесную, или ошуюю Господа, а не от Того, Кто может дать сие, хотя бы и не справедливо было прошение.
На слова: «кто Бог, разве Господа? или кто Бог, разве Бога нашего» (Псал. 17,32)
Что сие и подобное сему сказано в Писании не в отношении к Сыну, а в отношении к так называемым, но не подлинным, богам, сие достаточно доказано теми местами, из которых заимствовали мы доказательства, что Сын и в Ветхом и в Новом Завете многократно называется и Богом и Господом. Но в большую ясность приводит сие Давид; сказав: «кто подобен Тебе», он присовокупил: «в бозех, Господи» (Псал.85, 8)? И Моисей говорит: «Господь един вождаше их, и не бе с ними бог чужд» (Втор. 32, 12.), хотя Спаситель и был с ними, как говорит Апостол: «пияху бо от духовнаго последующаго камене; камень же бе Христос» (1 Кор.10, 4). А Иеремия говорит: «бози, иже небеси и земли не сотвориша, да погибнут под небесем» (Иер. 10, 11). Ибо Сын не в числе их; Он Сам Создатель всего. Поэтому относительно к идолам и чтилищам языческим, а не к Сыну разуметь должно сказанное выше и следующее: «Аз Бог первый, и Аз по сих, и кроме Мене несть Бога» (Исаии 44,6); и: «прежде Мене не бысть бог ин, и по Мне не будет» (Иса.43,10); и: «слыши, Израилю, Господь Бог твой, Господь един есть» (Второз.6,4); и все подобные места.
Книга 5. О духе Святом
Поскольку общие свойства твари не могут быть приписаны Духу Святому, и свойственное Духу не может быть приписано твари; то из сего выводится заключение, что Дух не тварь. Поскольку, что есть общего у Отца и Сына, то и у Духа с Ними есть общее, и поскольку те же отличительный свойства, какие в Писании присвоены Богу Отцу и Сыну, присвояются и Духу Святому; то из сего выводится заключение, что Дух с Отцем единое Божество. Поскольку, что принадлежит, единому Отцу, как Богу, и не как Отцу, и что принадлежит Сыну, как Богу, и не как Сыну, то принадлежит единому Духу, а не вместе и твари, так, что имена и действия, не сообщимые твари, общи единой Троице; то из сего выводится заключение, что Троица единосущна.
О том, что Дух Святый не тварь
Все, что сотворено, допускает в себе переворот и перемену, по слову пророка, который говорит Богу: «Кто сотворил семизвездие и Орион, и претворяет смертную тень в ясное утро, а день делает темным как ночь? «(Ам. 5, 8). Но Дух не допускает в Себе ни переворота, ни претворения. Поэтому Дух не тварь.
Поскольку тварь делится на два рода — на тела и существа бестелесные, то так же делятся и перевороты, бывающие с тварью. И тела допускают переворот в сущности: так, сей «тленный» мир, по Писанию, изменится «в нетление»; и «смертные» тела наши «облекутся» в «бессмертие» (1 Кор. 15, 53) или, еще не истлевшие, истлеют. А существа бестелесные и разумные допускают переворот или в действований, или в воле, по сказанному: «ангелов согрешивших не пощадил» (2 Пет. 2, 4). Поэтому если сотворенное допускает в себе переворот, иное в сущности, а иное в воле, Дух же Святой не допускает в Себе переворота или изменения ни по сущности, ни по действованию, то следует, что Дух не тварь.
Всякая освящаемая тварь свята. Но Дух Святой есть не что–либо освящаемое, но освящающее. Поэтому Он не тварь.
Ничто сотворенное не свято в своей сущности. Ибо в сущности святое не имеет нужды во внешней святыне. Поэтому все сотворенное имеет нужду во внешней святыне, когда делается достойным привлечь к себе святыню. Но Дух не имеет нужды в святыне, потому, что свят в сущности. Поэтому Он не тварь.
Всякая тварь служебна Создателю, по слову пророка, который так говорит Богу: «все служит Тебе» (Пс.118, 91). А служебное не может дать другому свободы и сыноположения, которых само не имеет в своей сущности. Но Дух дает свободу и сыноположение, ибо Дух вопиет в сердцах наших: ««Авва, Отче!» Поэтому ты уже не раб, но сын» (Гал.4, 6). Поэтому Он не тварь.
Ни одна тварь несообщима так разумной душе, чтобы могла вселиться в нее существенно. Дух Святой вселяется в нее, по слову сказанного: мы «храм Божий», «и Дух Божий живет в вас» (1 Кор. 3, 16). Поэтому Дух не тварь.
Всякая разумная тварь может принять в себя и добродетель, и порок. Но Дух ничего в себя не приемлет. Поэтому Он не тварь.
И сколь многим доказывается одно и то же действование святыни и блаженной Троицы!
О том, что Дух есть Создатель
«Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь «(Пс. 18, 1). И в другом месте: «и небеса — дело Твоих рук» (Пс.101, 26). А какие у бестелесного Бога могут быть бестелесные руки, создавшие твердь и небеса, толкует сам пророк, говоря: «Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их» (Пс. 32, 6). Но как у Бога Слово не устами произносимое, но живое, самостоятельное, вседейственное, так у Бога и Дух не разливающееся дыхание, не рассеивающийся воздух, но сила освящающая, самосущная, самобытная, самостоятельная. «Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом» (Иов, 10, 8). И сие изречение имеет один смысл с предыдущим местом. Ибо Иов говорит: «Дух Божий создал меня» (Иов, 33, 4). И в объяснение о другой руке говорит Соломон: ««Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим и премудростию Твоею устроивший человека» «(Прем. 9, 1–2). Христос же есть «Божия сила и Божия премудрость» (1 Кор. 1, 24); это на иносказательном языке есть Зиждительная рука.
Но Писание действованию Духа приписывает устроение целого естества нашего, и называет Духа обновителем создание в нетление, «отнимешь дух их — умирают и в персть свою возвращаются; пошлешь дух Твой — созидаются, и Ты обновляешь лице земли «(Пс. 103, 29–30). Конечно же, Бог не посылает сам Себя, но посланием называет нисхождение к делу Своему, а не переход с места на место. «Дух Господа наполняет вселенную и, как все объемлющий, знает всякое слово» (Прем. 1, 7).
И ангел говорит Марии: «Дух Святый найдет на Тебя… поэтому и рождаемое» от Духа свято (Лк. 1, 35; Мф. 1, 20). Что от другого, то от него или чрез созидание, например: «один Бог Отец, из Которого все» (1 Кор. 8, 6), или чрез рождение, по сказанному: «Я исшел от Бога» (Ин. 16, 27); и еще: «из чрева прежде денницы… рождение Твое» (Пс. 109, 3). Сие не значит, что Бог имеет чрево, но поскольку истинные, а не ложные порождения обыкновенно рождаются из чрева родителей, то Бог наименовал Себя в рождении имеющим чрево, к посрамлению нечестивых, чтобы они, хотя помыслив о собственной своей природе, познали, что Сын есть истинный плод Отца как исходящий из Его чрева. Итак, что от другого, то от него или чрез созидание, или чрез рождение, или по естеству, как от нас действование наше или от солнца солнечное сияние. Поэтому если премирное тело Христово от Духа Святого, но рождением Его быть не может, потому что «рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух «(Ин. 3, 6), и если оно опять от Духа не как действование Его, потому что в простом и бестелесном естестве действование в отношении к сущности подлежит тому же закону, то остается заключить, что тело Христово от Духа, как тварь Его.
Но и тот перст Божий (см. Исх. 8, 19), который в Египте претворял персть в животных, указывая сим на первоначальное произведение животных, был Утешитель, Дух истины. Ибо, по свидетельству трех евангелистов, Господь сказал иудеям: «Если же Я Духом Божиим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие» (Мф. 12, 28), а Лука говорит, что Он сказал: «Если же Я перстом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие» (Лк. 11, 20). Поэтому как знамения, бывшие в Египте чрез Моисея и произведенные перстом Божиим, так дивные знамения Самого Бога совершены действием Духа. Но как в чудесах Моисеевых, так и в чудесах Господних Дух называется перстом Божиим не потому, что Он такая же малая сила у Бога, как у тела перст. Но поскольку одно из дарований, раздаваемых Духом, есть дарование чудес и исцелений, то одно дарование, а не все дарования Духа, называет Писание перстом. «Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12, 8–11). Иной сказал бы, что все сии и другие, какие только есть, дарования Духа составляют как бы тело Его, одно же какое–нибудь из дарований есть перст.
Но не пренебреги воспользоваться в изречении и следующим. Тот же апостол, сказавший: «Все же сие производит один и тот же Дух… как Ему угодно, и о Боге сказал: и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех «(1 Кор. 12, 6). Но если «все… сие производит Бог, как Ему угодно, все… же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно», то как возможна инаковость сущности, где познается тождество действования? Ибо при различных сущностях, по словам самого нечестивейшего Евномия, должны быть различны и действования. Свидетельствуя о том же полномочии и власти, Спаситель сказал: «Дух дышит, где хочет «(Ин. 3, 8).
Об отпущении грехов
Богу свойственно отпущать грехи, как сам Он говорит о сем: «Аз есмь заглаждаяй грехи твоя» (Иса.43, 25); и еще: «аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко волну убелю» (Иса. 1, 18). Д когда Бог, Божий Отрок, Иисус отпустил грехи расслабленному, сказав: «чадо, отпущаются тебе греси твои: «тогда иудеям, которые не признавали Его Богом, показалось, что Он говорит хулу, и они сказали: «Сей хулит» (Матф.9,3); никому не возможно отпущать грехов, кроме единого Бога (Марк.2,5.7). Господь же, дунув на святых Апостолов, сказал: «приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им» (Иоан.20,22.23). Поэтому, если никто не может отпущать грехов, так как сие никому не принадлежит, кроме единого Бога, а Дух Святый отпущает грехи чрез Апостолов; то Дух Святый есть Бог, и имеет одно и то же действование с Отцем и Сыном.
«Научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Матф. 28, 19), то есть, язычников уверовавших и наученных повелевает крестить во имя Троицы. А Петр иудеям, которые согласились на смерть Христову и раскаивались в этом, сказал: каждый из вас, братия, да покается в грехе своем и в пути лукавом, и «крестится во имя Господа Иисуса, «и спасется (Деян.2, 38.): потому что Сын может «банею пакибытия» (Тит. 3, 5) произвести то же, что производят Отец и Дух. Господь же повелел Апостолам «ждати обетования Отца, еже слышасте: яко Иоаин убо крестил есть в покаяние, вы же имате креститися Духом Святым «(Деян.1,4.5). Поэтому, если Дух Святый может производить в Апостолах то же, что имя Отца и сына производит в уверовавших из язычников, и имя Господа Иисуса — в раскаявшихся иудеях (ибо никто не скажет, что бы Апостолы менее уверовавших из язычников прияли благодати крещения, потому что они прияли благодать в Духе Святом); то почему же Дух, имея то же действование с Отцем и Сыном, не имеет с Ними той же сущности?
О том, что одна и та же власть Отца и Сына и Святого Духа
«Иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё» (Деян. 22, 10), «ибо он есть Мой избранный сосуд» (Деян. 9, 15), сказал с небеси Господь Павлу, когда поставлял его проповедником Евангелия вселенной. Анания же входящему в Дамаск Павлу сказал: «брат Савл! прозри …Бог отцов наших предъизбрал тебя»; и чтобы не почли сего сказанным о Христе, присовокупил: «чтобы ты познал волю Его увидел, Праведника Его «— Иисуса (Деян. 22, 14). Да и сам Павел, придавая писанию о своем звании и предызбрании, сказал: «Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол; «а потом наименовал и другое нечто, кроме звания: ««избранный «(греч. — отделенный) к благовестию Божию» (Рим. 1, 1). А что отделил его Дух, узнаем сие из книги Деяний апостольских, ибо сказано: постящимся и молящимся апостолам «Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их» (Деян. 13, 2). Если же кого Бог отцов предызбрал, и Сын призвал, того избирает Господь, и того же отделяет Дух по полномочию Своего естества, то почему же есть инаковость сущности в Троице, в Которой обретается тождество действования?
«Моя словеса рекошася от Бога», говорит Соломон. А Павел производит свои от Христа, ибо сказал: «Вы ищете доказательства на то, Христос ли говорит во мне? «(2 Кор. 13, 3). Но тем не менее и Дух глаголет в апостолах, ибо сказано, что апостолы глаголали, «как Дух давал им провещеватъ» (Деян. 2, 4). И еще Спаситель сказал им: «не вы будуте говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10, 20). Но и в пророках глаголет Дух, ибо Моисей сказал: «о, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них! «(Чис. 11, 29). Да и новый Нового Завета пророк, Агав, взывал, говоря: «так говорит Дух Святый» (Деян. 21, 11), тогда как пророки Ветхого Завета обыкновенно вопияли: «тако глаголет Господь Бог». И Павел, совокупляя воедино сие изреченное от Отца и Сына и Святого Духа, сказал: «Все Писание богодухновенно» (2 Тим. 3, 16). А если в апостолах и пророках глаголет Дух: «всяко же писание богодухновенно», то спросите нечестивых: почему же Дух Святый не Бог, когда Писание Его богодухновенно?
О том, что ни видение, ни пророчество не бывает от Отца или Сына или Святого Духа отдельно
Пророк Исайя сказал: «видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном… Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл» (Ис. 6, 1–2). И вскоре после сего говорит: «И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего» (9, 10). Сколько можно заключать по самому порядку и по связи пророческого писания, виденный пророком и вещавший ему есть Сый над всеми Отец. Но сын громов, который провещал дивное и изрекал страшнее грома, которому свойственно говорить: не «не было», но «было Слово» (Ин. 1,1), — он сказал, что виденный пророком и вещавший ему был Сын. Ибо в собственном своем писании говорит: «Поэтому не могли иудеи веровать в Иисуса, что, как сказал еще Исайя, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исайя, когда видел славу Его» (Ин. 12, 39–41). А Павел протолковал, что это видение и пророчество Духа, говоря: «хорошо Дух Святый сказал отцам нашим через пророка Исайю: …слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих» (Деян. 28, 25–27). Пророк вводит лицо Отца, в которого веровали иудеи, евангелист — лицо Сына, Павел — лицо Духа, все же согласно именуют Виденного единым Господом Саваофом. Делится у них слово об Ипостаси, но нераздельным пребывает в них мудрствование об едином Боге.
О том, что сотворенные по образу Божию бывают причастниками Создателя, и именно чрез Духа
А если бы выразумели это, и хорошо вняли сему те, которые на зло себе умудряются сами против себя; то не стали бы они отчуждать Духа от Божества, чтобы не отлучить самих себя от Божества, не поставить мира вдали от Бога, и Бога не отдалить от собственной Его твари. Ибо все сотворенное Богом и по своей тварной природе далеко отстоящее от славы Создателя находилось бы в жалком состоянии, если бы не было причастно Божества. Но не достойно Бога такое понятие о Боге, будто бы Он попускает твари быть обнаженною и как бы лишенною Его Самого. Напротив того, и тварь не так жалка, и Бог не так бессилен, чтобы не сообщил тварям святого приобщения. Поэтому–то в начале восхотел сотворить человека по образу Своему. Конечно же, созидаемый образ, будучи перенесен от первообраза, получил в веществе подобие, и удержал отличительный признак, напечатленный мыслью и рукою Художника. Такъ живописец, так каменотесец, так созидающий золотое или медное нзваяние берет вещество, смотрит на первообраз, снимает очертание видимого, и отпечатлевает его в веществе. А если людям не возможно приводить вещества в подобие образов, пока вещества cии не приимут в себя тех умопредставлений: то как же может тварь дойти до уподобления Богу , не приемля в себя Божия образа (χαρακτεροσ)? Божий же образ не таков, как человеческий; но он жив, и, будучи истым образом, образотворен, так что все причастное Его делается Божиим образом. Образ Божий — Христос, «Иже есть», как сказано, «Образ Бога невидимого» (Кол. 1 , 15.); образ же Сына — Дух, и причастники Духа делаются сынами сообразными, по написанному: «ихже предуведе, и предустави сообразных быти образу Сына Своего, яко быти Ему первородну во многих братиях» (Римл. 8, 29.).
О том, что Дух Свитый не есть ни Божье стяжание, ни тварь
Поэтому, как Дух будет, по слову Апостола, «спослушествовать духови» твоему, что «ты сын Божий» (Римл.8,10), если Сам Он чужд славы Сына? как возопиет в тебе: «Авва, Отче» (Гал.4,6.), если Он не от Сына действительно сообщается? Он — не стяжание Сына, преподаваемое Сыном, подобно дыханью человеческому или дуновению ветра, как обыкновенно говорят отлучающие Духа от Божества, но вечный Дух Бога и Сына, в Божией славе пребывающий и познаваемый. Ибо твое дыхание —не Христос, и дуновение ветра—не Господь. И не дух нечистый (ибо и cиe осмеливались выговорить иные), но Дух Святый именуется Христом и Господом; потому что, как недавно упоминали мы, говорит Апостол: «аще же кто Духа Христова не иматъ, сей несть Егов; аще жe Христос в вас обитает» (Римл. 8, 9. 10.), — давая сим разуметь, что обитание Духа есть обитание Христа; и еще говорит: «Господь жe Дух есть: а идеже Дух Господень, ту свобода» (2 Кор. 3, 17.). Почему Дух Господень есть Господь. И поэтому Он не стяжание и не тварь, но образ Господа, как сказано выше.
О том, что Дух есть истинный и естественный образ Бога и Господа
Дух — истинный образ, а не по образу Божию, как мы. Поэтому творящий по образу сам не творится и помазание не помазуется. А Дух есть помазание в нас, как говорит Иоанн (см. 1 Ин. 2, 20). И что сказал я: «в нас»? — даже и в Самом Господе по плоти. Сказано: «Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета» (Деян. 10, 38). Поэтому Он — Христос ради Духа и ради помазания в Духе. Конечно же, не через того, кто чужд Божества, и помазание Господа, и имя Христос, и именуемые по Христе христиане. Ибо справедливо стал бы иной оплакивать сие, если самое имя нашего спасения ведет начало от твари и от твари производится и если чрез раба имеем сыноположение. Тварь не освящает твари, но все освящается Единым Святым, Который говорит о Себе: «Я посвящаю Себя» (Ин. 17, 19). Освящает же Он чрез Духа, как показано выше. Поэтому Дух — не тварь, но образ Святости Божией и источник святыни для всех. Мы призваны «через освящение Духа», как учит апостол (2 Сол. 2, 13). Он нас обновляет и снова творит образами Божиими; банею пакибытия и обновления Духа Святого усыновляемся мы Богу. Тварь причащающегося Духа опять нова, тогда как лишенная Духа — она обветшала. Опять стал образом Божиим человек, который утратил в себе божественное подобие, уподобившись «животным, которые погибают» (Пс. 48, 13), уподобившись бессловесным до смерти, ибо сказано: «как те умирают, так умирают и эти «(Еккл. 3, 19). Но ныне, как связано, «Воскресивший Христа из мертвых оживет и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас» (Рим. 8, 11).
О том, что Дух — Божие естество, окончательно совершающее Божии дела
Кто же от Создателя Бога и Сына будет отлучать Того, Кто обновляет тварь, претворяет тление в нетление, соделывает нас новою тварью, пребывающею вечно? Как тот, кто сам вне Божества, спасает Божию тварь, соделывая ее норою и нетленною? В ком другом имел нужду Бог, чтобы восстановить тварь Свою, пришедшую в расстройство? Да умолкнет нечестивое учение, которое обветшавшую и растленную тварь называет делом Божиим, а тварь уже не ветшающую и нерастлеваемую приписывает обновлению посредством твари! Да не прославляется тварь паче Творца. Но она прославляется паче Творца, если чрез тварь делаются бессмертными и нетленными разрушенные уже смертию и тлением твари, какие Бог произвел чрез Сына. Но Божеский Дух всегда окончательно совершает все происходящее от Бога чрез Сына, как в новой твари, о которой говорится: «аще кто во Христе, нова тварь» (2 Кор.5, 17), так и в той, которая древле была в начале; почему сказано: «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их» ( Псал.32,6). Живо Слово, Которым сотворены небеса; Оно — тот самый Бог — Слово, о Котором взывает Иоанн: «вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть» (Иоан.1, 3.). Что Дух есть жизнь, показывает, по написанному (Иоан.6,63), животворящая сила Духа; жизнь есть Дух, Совершитель небесных Сил, Тот самый, Который спрославляется со Отцем и Сыном. Ибо не произнесением речений созидает Бог, хотя словеса Божии человекообразно именуются речениями произносимыми; и не излиянием выдыхаемого воздуха украшаются небеса. Ибо Дух, совокупно с живым Словом действующей в создании, есть живая сила и естество божественное, неизреченное, из неизреченных уст явившееся, неизреченно чрез дуновенье сообщенное человеку, и в телесном образе, какому научил Господь, опять Им чрез дуновение восстановленное (Иоан. 20,22). Ибо надлежало согласоваться между собою первоначальному обновлению и нынешнему возобновлению и содействию. Поэтому запечатлел, дунув, как не Иной с Вдунувшим жизнь в начале (Быт.2,7), но Тот же самый, чрез Которого Бог дает дуновенье, тогда вместе с душою, а теперь в душу. Так созидает Бог не движением телесных рук, но действием живого Слова и сообщением животворящего Духа. А если и в начале все сотворено Духом, и опять обновляется Духом: то ясно открывается одно и то же действование Бога чрез Сына Духом, и Троица не допускает в Себе отлученья, но, по истинному ученью Павла, «разделения дарований суть, а тойжде Дух: и разделения служений суть, а тойжде Господь: и разделения действ суть, а тойжде есть Бог, действуяй вся во всех» (1 Кор.12, 4—6.). И перечислив все божественные действия, Апостол говорит: «вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властью коемуждо, якоже хощет» ( — 11.).
Поскольку Дух спрославляется с Богом, то сим доказывается, что Он не произведение, но— Божия естества
Конечно, тварь не имеет власти над созданиями Божиими и влияния на них; напротив того иной образ действий Создателя, и иной— созданий. «Ангели видят лице Отца небеснаго», как говорит Спаситель (Матф.18,10), и в этом —великая их слава и блаженство. Но они — произведения Божии, по сказанному: «творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя огнь палящь «(Евр.1, 7). Бог творит их самих, а не чрез них, но освящает их и действует в них, как и в святых человеках; а они, как и люди, возвещают дела Божьи. Поэтому–то Ангелов, как и человеков, не прославляем наравне с Богом; ибо благодеяния, чрез них оказываемые, приписываем не им собственно, но Богу, действующему в них. Дух же прославляется с Отцем и Сыном, потому что чрез Него восполняется Божье действование, «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами», говорит Павел (2 Кор.13,13). И главное в нашем спасении, и совершенное предание о Божестве, к освящению крещаемых —крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Поскольку же святая Троица прославляется за одни и те же Божеские дела, то доказательством единого Божества служит, что ни Отец не творит без Сына, ни Сын без Духа.
О том, что какое отношение имеет Сын к Отцу, такое же имеет Дух к Сыну
Поэтому–то Сын есть Слово Бога, а Дух —глагол Сына. Ибо сказано: «нося всяческая глаголом силы Своея» (Евр.1, 3). И поскольку Дух —глагол Сына, то поэтому и глагол Божий. Сказано: «меч Духа, иже есть глагол Божий» (Еф.6, 7). Слово же Божие есть живой и действенный глагол. Но ты не унижайся до человеческих уподоблений, а везде имей высшее понятие о Боге, представляемое тебе в образец слова, принимая только за доказательство единого действования; потому что и твой ум трудится над всем при помощи слова.
Почему и Дух не Сын Сыну?
Не по тому, что Он от Бога не чрез Сына; но чтобы Троицу не почли бесконечным множеством, остановясь на той мысли, что Она имеет сынов от сынов, как бывает у людей. Но ты говоришь: если Сын —образ Бога, а Дух образ Сына: и если Сын —Слово—Бога, а Дух — глагол Сына: то почему же Дух не называется сыном Сына? — И это принял ты за самое крепкое основание для своего нечестия. Ибо приказываешь разуметь Его или Сыном, или тварию. И поскольку не наименован Сыном; то поэтому хульно называешь тварью Того, Кто виновник твари, освящает и обожает тварь, прославляется именем Господа и Бога, окончательно совершает Божии действия. Итак, поскольку Он кажется тебе недостойным имени Сына, как чуждый Сыну и Отцу; то рассуди, как же Он сделает сынами Им освящаемых? Если ты сын Божий чрез Духа; то почему же Дух не может иметь сыновства? Если ты—бог чрез Духа; то почему же Дух чужд Божества? Конечно, опять спросишь: почему же не принял Он имени Сына? Не хочешь вникнуть в сказанное, и требуешь причины на несказанное, подобно саддукею, который не принимаете воскресения, но любопытствует об образе воскресения, и отвергает реченное ради нереченного. И если умолчим, не хотя быть пытливыми в том, что Божие, ты подумаешь, что уничижена тобою слава Духа Божия, потому что не дается Ему наименование сына, как будто нельзя и у тебя на то же требовать ответа. Ибо, если исповедуешь, что чрез Духа тысячи делаются сынами по присвоение; то почему же Дух не называется сыном даже по присвоению, во всяком случае будучи совершеннее тех, которые чрез Него сынополагаются по благодати? И поэтому не тем ли паче не должен Он быть унижаем ради наименования? Но мы и на это, по мере силе, дадим ответ, сами для себя; потому что для тебя достаточно нам молчать, так как на тот же вопрос обязан отвечать и ты сам. Поэтому говорим, что сказать о сыне от Сына значило бы—людей услышавших об этом навести на мысль о множестве в Троичности Божества. Ибо легко было бы сделать заключение, что как от Сына родился сын, так от сего последнего может родиться другой, а от другого еще другой, и так далее, до множества. Поэтому, что Дух от Бога, о том ясно проповедал Апостол, говоря: «прияхом Духа, иже от Бога «(1 Кор. 2, 12.). А что Дух явился чрез Сына, сие Апостол соделал ясным, наименовав Его Духом Сына, как и Духом Божиим, и нарекши умом Христовым как и Духом Божиим, на подобие духа в человеке. Но он остерегся наречь Его сыном Сына. Как един Бог Отец, присно пребывающей Отцем, вечно Сый тем, чем есть, и един Сын, рожденный вечным рождением, безначально со Отцем сущей Сын истинного Бога, присно Сый тем, чем есть, Бог–Слово и Господь: так един и Дух Свитый, истинно Святый Дух, по написанному, со Отцем и Сыном спрославляемый, Который у пророка Давида именуется и «Духом уст» (Псал.32, 6), о Котором знаем, что Он перст Божий, — знаем от Господа, сказавшего в Евангелии; «аще ли же о персте Божии изгоню бесы» (Лук. 11, 20.). Вот что сказано, и сказано прекрасно, сколько нужно для тех, которые без пытливости веруют в Бога и Слово и Духа, единое Божество, единственно достопокланяемое. И никоим образом да не вводится множество, но да познается каждый в Троице единым сущим: един Отец, един Сын, един Дух Святый.
О том, что Дух, как очевидно, и без наименования Сыном есть от Бога, и о том, как подобия, взятые от человека, должно приспособлять к Божеству, не отвергая их
Не малое нечто приобретаем к познанию, что Дух от Бога, когда слышим, что Он есть Дух уст Его; напротив того, и сие имя достаточно открывает бытие Его от Бога. Ибо и Сын и рождение — не собственное что–нибудь Божеству, но присвоенное чрез уподобление человеку; а подобно сему и именование «Дух». Поэтому божественное Писание употребило сие именование о Божием Духе, означив тем, что Он иначе от Бога; потому что, как выше было сказано, не надлежало и сего объяснять тем же подобием. А ты, подобно неверным, противишься Божию учению, поспешая к хуле. И поскольку происхождение Духа от Бога не названо рождением; то поэтому отрицаешь исхождение Духа из уст Божиих. И поскольку не именуется Сыном; то поэтому не веришь, что Он Дух уст Божиих, но почитаешь делом рук Божиих, не обращая внимания на подобия, взятые от человека, низвращаешь божественные догматы применительно к сим подобиям изложенные, когда со страхом должно тебе выслушивать Божии глаголы, и с благочестием принимать все сказанное, а не изобретать буесловий на благочестие. Бог рождает не как человек, но рождает истинно; Он из Себя являет рождение — Слово, слово не человеческое, но являет сие Слово истинно из Себя Самого. Он изводит Духа устами, не по–человечески, потому что и уста Божии не телесны; но Дух из Него, а не отъинуда. Творит Бог не телесными руками; но творит, не из Себя производя создания, а Своею деятельностию приводя их в бытие, подобно тому, как человек, обделывающий что–нибудь руками, не из себя производит свое дело. Не прелагай пределов Божие слова, называя Духа произведением Сына; не спрашивай о Сыне, почему не назван духом, и о Духе, почему не назван сыном; ни Сына, ни Духа не называй злоречиво тварью. Сын Божий — плод святый от Святого, вечный от Вечного, Податель Духа Святаго в осуществлении и образовании твари. Кто отъемлет Сына, тот отъемлет начало созидания всяческих: ибо начало самостоятельности всего — Божие Слово, Которым «вся быша. «Кто отъемлет Духа, тот отсекает окончательное совершение творимого; ибо посланием и сообщением Духа приводится в бытие получающее начало бытия. Исходящее от Бога не во времени исходит, хотя Бог во времени производит твари. Всегда есть Слово; Оно было и прежде того, как изображено у Моисея глаголющим как бы человечески (Быт. 1, 3.), чтобы человекообразно было объяснено, как тварь получила чрез Него бытие. Всегда есть и Дух; Он был и прежде того, как Моисей представляет Его вдунутым и сообщенным (Быт.2,7), телесным образом изображая, как чрез Него совершилось оживотворение.
О том, что если кто не признает, что Дух от Бога, то он не признает, что и Слово от Бога
Но ты отсекаешь символы свойства с Богом, и истолкования Божеского единения, то есть Слово, Дух; допускаешь же то одно, что означает естество вне Бога и далеко от Него отстоящее, именно, действование руки и произведение дел. Ибо, если не веруешь, что Дух исшел из уст Божиих, то не можешь веровать, что и Слово от Бога; потому что и Давид, прославляя вместе Слово и Духа, сказал, что «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их» (Псал.32,6). И Моисей, изобразив дела, получившие бытие Словом, показал их оживотворение Духом в сотворении человека по образу (Быт.2,7). Поэтому как же может быть разлучено неотлучное, Слово Божие, и Дух от Бога чрез Сына? Если не веруешь в Духа, то не веруешь вместе и в Слово. Послушай Павла, который говорит, что преображение наше по Богу совершается в Духе: «мы же вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в той же образ преобразуемся от славы в славу, якоже от Господа (в) Духа» (2 Кор.3, 18). Итак сотворение по образу чрез Слово и в Духе.
Но ты говоришь: Бог творит Духа, и творит чрез Сына. И тебе кажется, что в словах: «вся Тем быша «(Иоан.1,3), совключен и Дух. Поэтому Троица сделалась у тебя двоицею? Ибо, если Дух на ряду со всеми, то как же он со Отцем и Сыном? Если же Дух не со Отцем и Сыном; то как Троица будет Троицею? И почему крещение, освящающее весь мир, будет в Троицу?
Но ты говоришь, что Дух числится на ряду с водою, как единая из тварей, подобно как и вода есть тварь, ибо Господь говорит: «аще кто не родится водою и Духом» (Иоан. 3, 5). И сего еще мало. Ты ставишь Божий Духа и на ряду с геенной; потому что Иоанн говорит: «Той вы крестит Духом Святым и огнем» (Матф.3,11). Осталась ли после этого какая большая мера нечестен, если Духу Святому даешь достоинство воды, потому что вода освящается снисшествием Духа! Ибо тебе рассудилось уравнять освящаемое с Освящающим, и ты не трепещешь Того, Кто, по тому же действию и по той же славе, счисляется с Богом–Сыном, самовольно рассекая единое действие и единую славу. Но поскольку употребляет воду для очищения, то по сему самому заключаешь, что Дух достоин равной чести с водою. И хотя врачебное искусство, которое употребляет вещества, называешь не равночестным веществам, но господствующим над веществами, однако же Божия Духа, Который употребляет воду для очищения греховных скверн, низводишь до бесславия и низости воды, — воды, которая предоставлена и на обыкновенное употребление нечестивым, — воды, которою очищается всякая телесная нечистота. А если бы ты обратил мысль на то, что Дух поставлен вместе с огнем; то чего бы не осмелился ты придумать? Дивлюсь твоему безрассудству, если ты подлинно не боишься огня. Христос Духом крещает достойных святыни, а недостойных отсылает в огонь, и чуждых доброго предает злому. Поэтому тебе и доброе и злое кажутся сродственными между собою, вместе сотворенными и находящимися во взаимном общении. И хотя указываем на одни и те же действования Отца и Сына и Духа Святаго; не видишь единения; и когда отдельно проповедуется о Духе, что Он в славе Божией, не уразумеваешь в нем Божеской славы. Между тем Апостолы говорят: «тако глаголет Дух Святый» (Деян.21, 11), как и пророки говорили: «сия глаголет Господь» (Исаи. 37, 6), и искушение Духа называют искушением Господа, когда Петр говорит искушавшим: что, «яко согласистася искусити Духа Господня» (Деян.5,9), и еще: «не человеком солгал еси, но Богу «(Деян. 5,4).
Если же Апостолы говорят: «изволися же Святому Духу и нам» (Деян. 15, 28), говорят, не на ряду себя ставя со властию Духа, но подчиняя себя Духу, как Им тогда наставленные; то они выражают сим, что как бы одно ведение, одна мысль и одна власть у них с Духом. А ты усиливаешься низвести Духа в число тварей. Это значит то же, как если бы, слыша, что «вероваша людие Богу, и Моисею угоднику Его» (Исх. 14, 3), стал ты утверждать, что Бог сравнен с Моисеем. Но очевидна разность между Владыкою и рабом, на которую и писатель указывая, сказал: «Моисею угоднику Его». Ибо веруют Богу, как Владыке и как пославшему Моисея; Моисею же веруют, как посланному служителю. Так и Духу «изволис»я владычественно данное Церкви узаконение, Апостолам же «изволися» служебно провозглашенное ими постановление. Но Дух не раб; ибо сказано: «Господь Дух есть: а идиже Дух Господень, ту свобода» (3 Кор.3,17). И Израиль, вразумляемый со страхом, порабощается постановлениям Духа, а церковь христианская, освящаемая любовью, сынополагается. Поэтому говорить Павел: «не приясте бо духа работы паки в боязнь: но приясте Духа сыноположения, о Немже вопием: Авва, Отче «(Римл.8,15). Конечно, не рабственное принявший делается из раба сыном, и не чрез приобщение к рабственному приемлет он дерзновение именовать Бога Отцем, и не рабственное «вся» Божия «действует, якоже хощет «(1 Кор.12, 11).
Если бы Дух был раб и тварь: то песнопевец не сказал бы, что присутствие Духа всюду простирается, и не наименовал бы Его лицем и рукою Божиею, говоря: «камо пойду от Духа Твоего! и от лица Твоего камо бежу! Аще взыду на небо, Ты тамо еси : аще сниду во ад, тамо еси: аще возму крыле мои рано, и вселюся в последних моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя, и удержит мя десница Твоя» (Псал.138,7—10). Ибо Дух наполняете все, по написанному: «яко Дух Господень исполни вселенную, «говорит Соломон (Прем. 1, 7). Поэтому, и по тому еще, что Дух познается в семи действованиях, который перечислил Исаия (Иса. 11, 2), Захария наименовал Духа Господня семью очами, говоря так: «сия очеса Господня призирающая на всю землю» (Зах.4, 20). И сказанное: «небо и землю Аз наполняю, рече Господь» (Иерем. 23, 24), означает ее наполнение Божиим Духом, как и чрез Захарию говорит Бог: «Аз с вами есм, и Дух Мой настоит посреде вас» (Агг.2,5. 6). Но и прежде еще сказано много иного подобного в доказательство, что Дух наполняет тварь. Поэтому, кто не сознает Божеской славы Духа, слыша слова: «камо пойду от Духа Твоего? «(Псал.138, 7), и еще: «небо и землю Аз наполняю, рече Господь» (Иерем.23, 24)?
Я вижу здесь во едино сочетавающееся и, так называемое, вселенское, во всем присутствие Бога и Духа; а ты, будучи не в состоянии сказать, что во всех подобных местах не разумеется Дух не созданный, утверждаешь, что здесь сам Бог называется духом. Но Бог не самолично живет в твари; и никто не может смешивать Бога и Духа Божия, ясно слыша, что Апостол о живущем в нас пишет следующее: «нам бо открыл есть Бог Духом Своим: Дух бо вся испытует, и глубины Божия. Кто бо весть от человек, яже в человеце, точно дух человека, живущий в нем? Такожде и Божия никтоже весть, точию Дух Божий. Мы же не духа мира сего прияхом, но Духа, иже от Бога, да вемы, яже от Бога дарованная нам» (1 Кор. 2, 10—12). Итак, если никто не может сказать, что в сих словах Духом Божиим называется Бог (хотя видим, что Дух так соединен с Божиею славою, как дух человека с человеком); то не усиливайся утверждать, что Дух Божий есть то же что Бог. Он говорит: «Дух Мой, иже есть в тебе» (Исаи.59,21), и означает не Бога, но Духа от Бога. «Дух Господень на Мне, Егоже ради помаза Мя» (Исаии.61, 1): Духа помазания пророк назвал Духом Господним. Дух Божий один; и никто не говори, что есть более одного, хотя Господь и Бога называет духом (Иоан.4,24). Под наименованием же духа разумеешь Отца; потому что Он бестелесен. Ибо как Дух есть Бог, по сказанному: «храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас» (1 Кор. 3, 16); так и Бог есть дух, — и Троица по естеству нерассекаема и нераздельна, так что и имена не разделяются. Поэтому, тогда как Бог один, Сын по Отчему естеству и по Отчему имени есть также Бог; и тогда как Сын един Господь, Отец также есть Господь, нарицаемый именем образа, как Его Первообраз и Родитель; а подобно и Дух есть Господень, имея сие наименование от Господа, Который сообщает Духа, и Господь по имени образа есть Дух, как и Бог по тому же имени именуется Духом. Поэтому, конечно, не должно делать ни трех Богов, ни трех Господей, ни трех Духов; напротив того, в общении имен надобно познавать единение Троицы.
Однако же ты, отлучая и отделяя Духа от Отца и Сына, доходишь до такого безрассудства, что утверждаешь, будто бы и жизнь вечная возвещена во Отце и Сыне без Духа; потому что Господь говорит: «се же есть живот вечный, да знают Тебе единаго истиннаго Бога, и Егоже послал еси, Иисусе Христа» (Иоан. 17,3.). Поэтому, если тебе кажется, что Дух исключается сими словами, без Духа крести крещением жизни. А если в Духе наследуешь жизнь; то для чего же мечтаешь о жизни вечной без Духа? Сказано: «аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов» (Римл.8,9). Поэтому как же будешь жить во век, если не будешь Христов? Но не будешь Христов, не имея Духа Христова. Говоришь: почему же не присовокупил: «да знают Тебе единаго истиннаго Бога, и Егоже послало еси, Иисусе Христа», и Духа Святаго? Не с намерением, о велемудрые, отделить Духа от Двоицы, а напротив того, желая соединить и показать, что Дух неотделим в Отце и Сыне. Ибо и Павел, когда говорит: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал.3, 27.), ни мало не учит, что святыня подается без Отца, но в Сыне указываешь и Отца; и когда говорит: «нам бо открыл есть Бога Духом Своим» (1 Кор.2, 10), не исключаешь Сына, Который говорит: «ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще Сын откроет «(Матф.11,27). Если же, и не именуя Отца, наименованием Сына указывает на Родителя, и не именуя Сына, Отцевым именем указываешь на Рожденного: то, подобным образом, и здесь Дух не именуется, но подразумевается в имени Того, Кто подает и сообщает Его. Ужели, когда Апостолы говорят: «тако глаголет Дух Святый» (Деян.21, 11), мы заключим из сего, что один Дух дает нам законы и предрекает будущее, а не от Отца чрез Сына приемлют начало и законоположение и пророчество? II когда Святый Младенец называется родившимся «от Духа Свята» (Матф.1,20); не заключим, что Дух без Слова действовал при образовании Младенца в утробе, тогда как Иоанн говорит, что «Слово плоть бысть» (Иоан.1,14), и Слову приписывается воплощение. Напротив того из всего явствует, что и Дух в Слов, и Слово в Дух, потому что единение по Божеству не нарушается. Ибо в принятии трех имен считается и указуется Троица, а выражение чрез одно имя дает разуметь единение Троицы; как например в словах: «из Того, и Тем, и в Нем всяческая «(Римл.11,36), в единое имя сведены отличительные свойства Отца и Сына и Святаго Духа. Ибо один Бог, от Которого все; и один Господь Иисус Христос, Которым все; один также Дух Святый, в Котором все, как сказано: «вы несте во плоти, но в дусе, понеже Дух Божий живет в вас» (Римл.8,9.). Почему сказанное: «в Боге живем и движемся и есмы «(Деян.17,28), ясно выражает отличительное свойство Духа в Боге. Тварь содержится, живет и существует, конечно, не тварью, которая сама имеет нужду в поддержке силою Сотворившего; конечно, не действием твари прославляется Бог, когда о Нем Самом говорится, что «в Нем живем и движемся и есмы; «но действительно Божеский Дух все, что от Бога и что чрез Сына, поддерживает в бытии. Поэтому приобщающимся Его дарует продолжение бытия. И в Нем снова живем мы, которые прежде, чрез удаление от Него, стали растленны.
Но хотя можно сказать многое открывающее, что Бог в твари и тварь в Боге, и вместе указывающее на Духа; однако же удовольствуемся сказанным, что может служить как бы образцом и для большего, и докажем заблуждающимся, что нечестие их против Духа есть нечестие против Бога, только бы они постарались узнать, что слава Духа есть слава Божия.
О том, что не из подобоименности познается тождество, но из Божия естества —единство
Но говорят: «упоминается и о духе человеческом, например: «отъимеши дух их, и исчезнут» (Псал.103,29.); и о Духе Божием–например: «не имать Дух Мой пребывати в человецех сих» (Быт.6, 3); и о духе ветряном —например: «дхнет дух Его, и потекут воды» (Псал.147,7); а иной найдет и многие другие места». Благочестиво же угадывающий Божию мысль правильнее истолкует ее, отвечая на возражение противников: если кто вздумает из подобоименности заключать о тождестве, то как поступить ему, когда упоминаются и именуются многие» сущия», имя же сие принадлежит единому Господу и истинному Богу, Который говорить о Себе: «Аз есмь Сый» (Исх. 3, 14.), и когда говорится о многих отцах, богах, родителях, мудрых, сильных, создателях; наименования же сии по естеству одному Богу всегда принадлежат? И нерожденным также называется, что еще не родилось, но имеет родиться или произойти, например: воскресение мертвых, еще не сбывшееся, нерожденно, но оно будет; или железное кольцо, которое сделают со временем, нерожденно, заключаясь в естестве железа, или, когда огонь из воды, или из камня, или из другого какого либо вещества подобным сему образом делается таким же огнем. Еще и то, что нигде и никак не существовало, представляем нерожденным, не осуществившимся. Кто говорит: это не осуществлено, тот уничтожает самостоятельность и бытие сущности. Неосуществленное и несостоявшееся означаете такую природу, которая не получила бытия и вовсе не существует. Но кто говорит: это осуществлено и состоялось, тот означает сущность, пришедшую в бытие. А кто говорит, что Бог нерожден, или употребляет слово «нерожденный» с членом, предпоставив имя «Бог», или тоже имя присовокупив после слова «нерожденный», тот не отрицает ни сущности Божией, ни бытия Божия, а говорит, что сущность сия нерожденна; не выражает же и того, что сущность Божия несозданна. Напротив того, не отрицая бытия Божия, не показывает еще чрез это, что такое сущность Божия. Не говорю о качестве или о количестве, что в своем суесловен обещаются они показать; нанменованием слова: нерожденный, показывается ли и то, какой образ бытия имеет сущность Божия? А какой образ бытия имеет что либо, и то самое, что в бытие и, каково, и что такое есть, — сие тем паче неизвестно, как неисследимое для всякой тварной природы. Ибо, если «судьбы Его бездна много», как говорит пророк (Псал.35, 7), «и путие Его неизследовани», а потому и вовсе «неиспытани» (Римл. 11,33), по апостольскому слову: то кольми паче неисследим Тот, Чьи суды и пути таковы! И не удивительно, если таков Сам Бог, когда таково и Божие. Ибо, если, по Писанию, «яже уготова Бог любящим Его, око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (1 Кор. 2, 9); то не тем ли паче всякий, благочестно и без пытливости верующий в Бога, скажет, что еще неизреченнее естество самого все сие уготовавшего Бога?
Многое также именуется и словом; но одно есть вечное Слово Божие, о Котором проповедано в Евангелии, что Оно—Бог, и что «вся Тем быша» (Иоан.1,1.3) Многие называются в Писании сынами Божиими, по сказанному: «сыны родих и возвысих» (Иса.1,2); и еще: «Сын Мой первенец Израил»ь (Исх.4, 22.); впрочем, чрез присвоение и чрез какой либо отличительный знак сыноположенные истинным Богом суть сыны присвоенные, а не истинные. Ибо всякая вещь берется с природы и действительности. Если же Тот, Кто по естеству существенно рожден от Бога, не Сын, как говорят сие не признающее единосущия; то где найдут для себя место сыны по присвоению?
Но люди невежественные, по своему нечестию, прилагают к Богу сказанное человекообразно, и что Писания изрекли «многочастне и многообразне», то принимая односторонним образом, подвергаются падению; потому что не терпят доброго путеводительства. Ибо» правы путие Господни, и праведнии пойдут в них: а нечестивии» преткнутся в правых (Осии.14,10). И к удивлению, то же самое, из чего извлекают пользу здравые в вере, вредит «недугующим о стязаниих и словопрениих» праздных, как сказал Апостол (1 Ти.6, 4)! А что злонамеренно и с пытливостью, особенно же с неверием, предлагать вопросы о Боге—есть душевная болезнь, сие всякому известно. Ибо, если не верят самому всесвятому Богу в том, что Сам говорит о Себе; то послушают ли Его пророков и апостолов, которые в божественных Писаниях говорят о Нем и об имеющих уповать на Него? Ибо «веровати подобает приходящему к Богу, яко есть «(Евр.11, 6); а не с неверием любопытствовать о том, что такое Он есть, тем паче, что не есть. Ибо что Он есть, тем был, и есть, и будет всегда, и всем дарует бытие, как сущий по естеству Бог.
Чему же не веришь, человек? Не веришь тому, что Бог имеет собственного Сына, и желаешь знать, как Бог родил Сына? Но если спрашиваешь о Боге: как? то ты, конечно, вместе пожелаешь спросить: где, то есть, в каком месте? и когда, то есть, в какое время? А если неуместно предлагать о Боге такие вопросы; то еще не уместнее будет не верить. Может быть, ты не стыдишься пребывать в неверии: ибо предлагаешь вопросы с тем, чтобы найти не веру, но безверие. Это справедливо, по написанному: «в злохудожну душу не снидет премудрость «(Прем.Сол.1,4). «Верова же Авраам Богови, и вменися ему в правду: и друг Божий наречеся» (Иак.2,23). Блаженный Аврааме именуется другом Божиим, и действительно друг — друг по вере, друг по послушанию Богу; а ты—враг по неверию и преслушанию пред Богом. «Верова же Авраам Богови; «веровал, как Авраам, а не неверовал, как вы. Поэтому он —друг , а вы—враги. «Врази Господни солгаша Ему», по написанному (Псал.80, 26); потому что Сына Божия по естеству называют сыноположенным по присвоению и благодати; Творца именуют тварью, Зиждителя созданием, всегда Сущего во Отце не существовавшим некогда, Сына от Сущего Бога происшедшим из не сущих.
Не только же лгут на Бога и на Сына, богоборствуя и христоборствуя, но не престают духоборствовать, не соглашаясь Духа Божия назвать Господом, жестоковыйно и необрезанным сердцем (Деян.7,51) противясь божественным Писаниям. Для чего же противишься доброй сей вере и спасительному исповеданию: Бог, Слово, Дух, Отец, Сын и Дух? Не инороден Сын, не чужд и Дух Богу и Сыну; Они не разделены местами, не объемлемы веками, не измеримы расстояниями. Не был никогда ни Отец без Сына, ни Сын без Духа: но всегда та же Троица непревратная и неизменяемая. Сын — не Отец, но Отец —родитель Сына, как ум отец слова, как сила —сильного, как мудрый родивший мудрость, как ипостась родившая собственный свой образ. Сын же всегда есть Сын, как присносущный образ Божий; как естественное изображение Бога — Сын.
Но и Дух именуется образом Сына и перстом Божиим, и Духом Божиим, и глаголом, и духом уст, Духом благим, правым и владычественным, Духом силы (Деян.10.38), Господом и Богом, как и Слово, именуется и Божий Дух. Ибо, если Дух, вместе с Богом и Словом, утверждает силы небесные (Псал.32,6); то почему же Он чужд? Приявшие Его суть «храм Божий» (1 Кор.3, 16); Он называется и духом уст Божиих; указуется виною создания вместе с Словом; Он «вся действует, «подобно Богу, «якоже хощет», как говорит Апостол (1 Кор.12,11); Он «Дух сыноположения» (Римл.8,15), виновник «свободы» (2 Кор. 3, 17.); «идеже хощет», дышет Божество (Иоан.3,8); Его Господь всяческих ясно именует и «Духом истины» (Иоан.14,17); Он в виде голубя сошел на Господа с неба (Матф.3,16); Он с силою освящает плоть Господню (Лук.1,35); Он «исполняет вселенную» (Прем. Сол.1,7); Он присущ всему, как Бог, и всегда неотлучно с Богом прибывает; Он знает все Божие, как наше знает дух, который в нас, то есть дух человеческий живущей в нас. Ибо так сказано: «и Божия никтоже весть, точию Дух Божий» (1 Кор.2,11).
А еще говорит Спаситель: «никтоже весть, кто есть Сын, токмо Отец, и ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже еще хощет Сын открыти» (Лук.10,22, Матф.11,27). Последнее место Писания подобно первому, и первое — равносильно последнему; ибо сказано: «нам Бог открыл есть Духом Своим» (1 Кор.2, 10). Итак смотри, то Отец открывает Сына, то Сын —Отца, то Дух равно — Сына и Отца. Поэтому все Божество явлено тебе, и призывается то во Отце, то в Сыне и Духе. И Апостол ясно решает тебе пророческий вопрос; он не позволяет принимать Божество за одно Лице, на основании речений, по видимому означающих, это. Ибо и он, хотя везде ясно проповедует, что лице Сына есть Зиждительное, однако же всякое созидание приписывает лицу Отца, потому что не сам ли он говорит: «един Бог Отец, из Негоже вся, и мы у Него: и един Господь Иисус Христос, Имже вся, и мы Тем» (1 Кор. 8,6)? II подобно тому, как здесь ясно сказал: един и един, и засвидетельствовал, что все приводится в бытие Сыном, в послании к Римлянам (Римл.1–1,36.) наименовал Единаго, и присовокупил, что не только» из Того», но и «Тем» приводится все в бытие. Поэтому двойственность, открываемая в двоице, или и тройственность в Троице, равно и у самого апостола, и у пророков ясно будет свидетельствовать, что, проповедуя Единицу, они не отрицают двоицы, и тем паче Троицы; но, зная единство Божества, в одном лице проповедуют три Лица.
Да и в начале, при сотворении мира, видим, что Бог беседует с Сыном и Духом, как Моисей человекообразно представил Его беседующим и говорящим: «сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт.1,26); ибо кому говорит: «сотворим, «как не Слову и Единородному Сыну, Которым, но слову Евангелиста, «вся быша» (Иоан.1,3), и Духу, о Котором написано: «Дух Божий сотворивый мя» (Иов.33,4)? Но если не говорит явственно, о коме и с кем беседует; однако же очевидно, что не Себя одного разумеет, когда говорит: «се Адам бысть, яко един от Нас» (Быт.3,22), и еще: «приидите и сошедше смесим языки их» (Быт.11,7), чтобы ты разумел и Тех, Кого Бог счисляет с Собою. Ибо никто не осмелится признать Ангелов равночестными Создателю и Владыке, и невозможно представлять в Боге одно Лице, когда говорится: «яко един от Нас, «и: «приидите, и сошедше смесим». Но ясно и то, что сказано о разорении Содома, а именно: «одожди Господь жупель и огнь от Господа с небесе» (Быт.19, 24). А подобно сему и у пророков говорится от лица Божия. Сказано: «Разорих вы, якоже разори Бог Содому и Гоморру» (Амос.4,11). И в другом месте, являя Свое человеколюбие, Бог говорит: «Спасу я о Господе Бозе их «(Осии.1,7); и сие не разнится с апостольским изречением, в котором говорится: «да даст ему Господь обрести милость от Господа в день онъ» (2 Тим. 1,18).
А что скажешь о Зоровавель и о Зоровавелевой мудрости? Ужели тебе кажется, что он мало и не ясно изобразил Ипостась и жизнь истины, когда сказал: «вся земля истину призывает, и небо оную благословляет, и вся дела трясутся и трепещут» (2 Ездр. 4, 36)? Какая же это истина, как не Божие Слово и Сын, «Имже вся? «Ибо Он говорит: «Аз есмь путь и истина и живот «(Иоан.14,6). Но нет истины, кроме той, которая от Истинного естественно и превечно Им рождена; поэтому Зоровавель присовокупляет, говоря: «благословен Бог истины» (2 Ездр. 4, 40), то есть, Отец Истины—Христа. Христос истина; Его всякое дыхание чествует и трепещет.
А поэтому, что Слово живо, и совершенное лице, а таков же и Дух, сему достаточно научает сказанное теперь. Но Богу приписываются многие и другие человеческие образы; и мы не заключаем, что Бог есть человек, например, из того, что слышим о лице, об очах, ушах, руках и ногах. Не в чувственном понятии пророк хочет сказать о Боге, что Он сидит «на небе, как на престоле, «и что попирает «землю—подножие ног Своих» (Исаии.66,1), но в том смысле, что земля подчинена Божеской власти. А также, если слышишь о чреве у Бога, не приходи в смущение, представляя что либо телесное, но, разумея что–то духовное, наименуй нечто совершенное, и именно в этом речении ясно открываемую тебе самую родотворную Божию силу. Так, слыша еще о руках Божиих, ясно познавай творческую Божию силу; слыша об ушах, заключай, что Бог слышит; слыша об очах, разумей Божию проницательность; слыша о крыльях, познавай Божью покровительственную силу. А равным образом и все прочее, взятое само по себе, сохраняет собственное свое самое правильное понятие о Боге, особенно для правоверующих. Поэтому имена употребляются людьми к познанию и различению сущностей или вещей, и того, что входит в мышление при сущностях. Поэтому не почитай странным, что Богу приписывается чрево, потому что не странно приписать Ему руку, и все прочее пред сим исчисленное. А поэтому, да не кажется странным тебе и всякому из слышащих приписываемое Богу рождение.
А если кто боится страдательности в рождающем Боге, то и в творящем Боге должен он бояться движения, утомления, употребления в дело вещества и потребности в орудиях. Ибо все это бывает с людьми, что–нибудь созидающими. Если же сего нет в Боге; то нет и страдательности в рождении. Ибо невозможно, чтобы естество бесстрастное подвергалось страданию. Для чего же кому «убояться страха, идеже несть страха» (Псал. 13, 5)? Бог не страждет, рождая из Себя по естеству. Да не будет сего! Он не утомляется, творя из ничего что–нибудь, или и все. Да не будет сего! Не осмелимся и говорить о сем! Если избегаешь одного, то избегнешь и всего. А если всего избегаешь одинаково, то и одного. Если одно по–человечески; то и все. А если все не по–человечески; то и ни одно. Ибо, если Бог без утомления творит все из ничего хотением Своим; то сие для нас не невероятно. Но еще вероятнее для всякого да будет, что Бог из Себя Божиим естеством, боголепноо, бесстрастно родил Бога Сына, истинного, равночестного, равнославного, сопрестольного, советника и содейственника, единосущного, а не иносущего Отцу и Богу и не чуждого единому Его Божеству. В противном случае Сын недостопокланяем, ибо написано: «не поклонишися богу чуждему» (Псал.80, 10), и нам повелено не принимать какого–нибудь нового Бога. Поэтому не говори о приращении чествуемого, не говори, что древним умолчано было о Сыне, а нам открыт Он, если только исповедуешь Сына зиждительным Словом. Ибо отцы знали слово, покланялись Божью Слову, а с Словом и Духу. Не отлучай Его от Того, Кто говорит: «Аз Бог» един, «и несть разве Мене» (Иса.45,5), чтобы не стать тебе вынужденным хульно говорить о Сыне, что Он не Бог. Не отлучай Его от Того, Кто говорит: «Аз распрострох небо един» (Иса.41,24), чтобы не перестать тебе называть Сына Создателем, потому что распростерший небо не разлучен со славою единого Бога. Поэтому в Сыне познавай Отца, в Отце прославляй Сына. Не разделяй неразделимого, не рассекай нерассекаемого. Ибо, хотя бы и хотел ты, Божество не рассекается, и хотя расторгнутся еретики, но Троица не расторгнется, напротив того пребывает такою, какова есть, хотя иным и не представляется такою. Ибо святая Троица есть свитая вервь, и досточтима в единой и вечной славе, везде имеет одно и то же единое Божество, неразрывна, нерассекаема, нераздельна, все исполпяет, все содержит, во всем пребывает, все зиждет, всем правит, все освящает, животворит. Сие божественное чудеснейшее сплетение не расторгается, по написанному: «вервь треплетена не расторгнется» (Еккл.4, 12). В сем смысле и блаженный Павел, пиша к правоверующим, в одном месте сказал: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога, и общение Святаго Духа со всеми вами» (2 Кор. 13, 13). Ибо, когда все действуется Богом чрез Иисуса Христа в Духе, неотлучным вижу действование Отца и Сына и Святаго Духа. Поэтому–то все святые— храмы Бога и Сына и Духа Святаго; в них живет единое Божество, единое Господство и единая Святость Отца и Сына и Святаго Духа, чрез единую святыню крещения.
Ответ тем, которые говорят, что о Сыне и Отце писано многократно, а о Духе только в крещении
А если Отец говорит: «в последние дни изолью от Духа Моего на всякую плоть» (Иоил.2,28. Деян.2,17); что скажем о Сыне? Ибо здесь не писано о Нем. Если пророк говорит: «там и коршуны будут собираться один к другому; ни одно из сих не преминет придти, и одно другим не заменится. Ибо сами уста Его повелели, и сам дух Его соберет их «(Исаи.34,15. 16.), то где Сын? Если говорит: «дух и всякое дыхание, Мною сотворенное «(Иса.57,16); где Сын? Если Давид говорит: «Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от меня» (Псал.50,13); где Сын? Если же говорит: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Псал.50,12), где Сын? Если он же еще говорит: «Дух Твой благий да ведет меня в землю правды» (Псал.142, 10); где Сын? Если он же говорит: «и Духом владычественным утверди меня» (Пс.50, 14); где Сын? Если Иов говорит: «Дух Божий создал меня» (Иов.33, 4); где Сын? Если тот же Иов говорит: «дух в человеке и дыхание Вседержителя дает ему разумение «(Иов.32,8); где Сын? Если Давид говорит: «пошлешь дух Твой — созидаются, и Ты обновляешь лице земли «(Пс.103,30); где Сын? Если говорит: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу» (Пс.138,7); где Сын? Если сказано: «Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему» (Иса.30,1); где Сын? А если говорится: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия; и страхом Господним исполнится» (Ис.11, 1—3); как отлучу Духа? И если говорит: «Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение и узникам открытие темницы» (Иса.61.1); как отлучу Духа? И сколько еще, потрудившись, можно найти в ветхозаветном Писании и в Новом Завете о Духе, Сыне и Отце! «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; …и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына» (Лк. 1, 28–31). И поскольку Мария сказала: «как будет это, когда Я мужа не знаю? « — ангел говорит ей: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лк. 1, 34–35). И еще тот же ангел говорит Иосифу: «не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго» (Мф.1, 20). И еще евангелист, толкуя слова пророка, говорит: «да сбудется» написанное: «Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него» (Мф.12, 17–18; Ис.42, 1). И в Евангелии написано: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа «(Ин. 3, 8). Подобным образом в Евангелии сказано: «Если же Я Духом Божиим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие» (Мф.12, 28). И еще написано: «всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам» (Мф.12, 31). И во время крещения Дух Святой сошел, и пребывал на Нем (см. Ин. 1, 32). Ангелы же, сошедши, «служили Ему» (Мф.4, 11). Из сего ты должен познать, что ангелы, сходя, служат в показание рабства, а Дух, «пребывающий на Нем «(Ин. 1, 32), — чтобы ты, слыша о пребывании, разумел свободу Его естества. Но написано: «Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела «(Ин. 14, 10). И еще написано: «Иисус, исполненный Духа Святаго, возвратился от Иордана и поведен был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был искушаем от диавола «(Лк. 4, 1–2). И еще: «примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 22–23). И еще: «Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам «(Ин. 16, 7), «Дух истины, Который от Отца исходит» (Ин. 15, 26).
Если же скажут: не от Себя глаголет Дух, но «будет говорить, что услышит» (Ин. 16, 13), ответим на сие, что и Сын от Себя не глаголет, но говорит: «пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12, 49). Ибо все, что глаголет Дух и что глаголет Сын, словеса суть Божий, и поэтому все «Писание богодухновенно и полезно» (2 Тим. 3, 16), будучи изглаголано Духом. И это воистину доказывает, что Дух не тварь; потому что всякая разумная тварь глаголет иногда от себя, а иногда Божие, например, когда говорит Павел: «я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть Ему верным… А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь» (1 Кор.7,25;10). И пророк: «Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою; и однако… почему путь нечестивых благоуспешен?» (Иер.12, 1). И еще: ««Горе мне, мать моя, что ты родила меня!..»» (Иер. 15, 10). Иногда же говорит: «Так сказал мне Господь» (Иер. 13, 1). И Моисей иногда говорит: «человек я не речистый «(Исх. 4, 10); а иногда он же говорит: «так говорит Господь: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение» (Исх. 8, 1). Но не так Дух; Он не говорит иногда «от Себя», а иногда Божие, ибо сие свойственно твари. Напротив того, все глаголы Духа, равно как и глаголы Сына, суть словеса Божии. Поэтому и Сын не глаголет «от Себя», ибо говорит: « пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12, 49), не потому, что учится у Отца (сие означало бы простоту и невежество), но потому, что все, что ни глаголет Отец, глаголет чрез Сына в Духе. И еще написано: «Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия». И еще: «Дух все проницает, и глубины Божии» (1 Кор.2,10–11). Если скажут, что испытующий не знает, потому и испытует, ответим на сие, что и Бог «проникает сердце и испытывает внутренности» (см. Иер.17, 10) и чрез пророков говорит: «Я со светильником осмотрю Иерусалим» (Соф. 1, 12). И еще написано: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога?» (1 Кор. 6, 19). И еще: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16). И еще: «Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас» (Рим. 8, 9). И еще написано: «И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятилисъ, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего» (1 Кор.6, 11). И еще: «не осмелюсь сказать что–нибудь такое, чего не совершил Христос через меня, в покорении язычников вере, словом и делом, силою знамений и чудес, силою Духа Божия» (Рим. 15, 18–19). И в начале посланий святой Павел упоминает об Отце и Сыне и Святом Духе, написав так: «Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол, избранный к благовестию Божию, которое Бог прежде обещал через пророков Своих, в святых писаниях, о Сыне Своем, Который родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни «(Рим. 1, 1–4). И еще: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа» (2 Кор. 13, 13). И еще: «Дары различны, но Дух один и тот же; …и действия различны, а Бог один и тот же; производящий все во всех» (1 Кор. 12, 4–6). И Иов говорит: «жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою, что, доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих» (Иов, 27, 2–3); и Давид говорит: «Пошли свет Твой и истину Твою» (Пс.42, 3), называя светом Духа и Истиною — Сына. И в другом месте: «Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даруй нам!» (Пс.84, 8).
О Духе
Да утешается всякая душа, ищущая ведения о божественном, если у нее такое око, что может искать сего и видеть невидимо для чувства, и если, ища сего, может, по Писанию, обитать у Самого Искомого. Ибо написано: «Если вы настоятельно спрашивайте, то обратитесь и приходите» (Ис. 21, 12). Приходит же, когда ищет с верою. Ибо хотя случится и не найти, не удаляется от обитания к вере и Искомого, но говорит с блаженным Давидом: «Дивно для меня ведение (Твое), — высоко, не могу постигнуть его! «(Пс.138, 6); и с отцом бесновавшегося в новомесячие: «верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк.9, 24 и Мф.17, 15). И так с сею целью будем в вере искать познания об естестве Святого Духа, ища ведения у Самого Искомого. Ибо Дух есть нами искомое, и Он же Сам подает о Себе ведение.
А сколько знаем о Нем из Божественных Писаний. Он есть Тот Самый, Кто творил святыми, и Он же подает божественную жизнь взыскующим у Него Бога. Но необходимо, чтобы Он был досточестнее приемлющих Его, потому что приемлющие делаются святыми, когда Он низойдет на них, и погибают, когда Он оставит их. Дух всегда есть; Он источник вечной жизни.
Но что касается до способа подаяния и до того, как Дух бывает во всех и в каждом отдельно, да рассматривает сие ум, который достоин такого рассмотрения и освободился от еретического обольщения, и от жен, чарующих других. Да приступает же в безмолвном состоянии. А безмолвными да будут не только облежащее его тело и телесное волнение, но и все окружающее, небо, земля, море и все разные на них существа. И да представляет себе, что все исполнено Духом, что Дух отовсюду в них внедряется, как бы втекая, вливаясь, проникая и просиявая. Ибо Дух «Господа наполняет вселенную и, как всеобъемлющий, знает всякое слово» (Прем.1, 7). Просиявает же во всех достойных. Ибо как солнечные лучи делают облако светлым и блистательным, производя в нем златовидность, так и Дух Святой, вошедши в тело человека, как даровал ему жизнь, даровал бессмертие, даровал святыню, так воздвиг, когда оно пало. И человек, который дотоле был земля и пепел, по вселении в него Духа приял достоинство пророка, апостола, ангела Божия.
Но виднее и яснее будет, каковы силы и естество Духа, если размыслим, как содержит Он святых и всякую разумную природу и как управляет ими по Своему изволению. Ибо Он даровал Себя всему множеству небесных Сил и всему множеству праведников. И между праведными, великими и малыми, ангелами и архангелами, освящается Им каждое неделимое. И хотя неделимые бывают розно и как тела находятся одно здесь, другое там, так и другие силы имеют между собою разделяющую их среду; однако же Дух неразделим, и не часть Его, срастворенная с каждыми неделимым, производит в нем божественную жизнь, но все живет всецелою Его силою; Дух повсюду присущ, уподобляясь посылающему Его Богу и в бытии и в том, что везде и во всех одинаково пребывает. И Гавриил, благовествующий Марии, и другой кто–нибудь, благовествующий в другом месте кому–либо из святых, и каждый пророк пророчествующий, и Павел, благовествующий в Риме, и Иаков в Иерусалиме, и Марк в Александрии исполнены были Духом, и никакое расстояние не препятствовало, чтобы в то же время действовала в них та же благодать. И каждый из святых чрез сие есть бог, ибо сказано им от Бога: «Я сказал: вы — боги, и сыны. Всевышнего — все вы» (Пс. 81, 6); и: «Бог богов», очевидно святых, «Господь глаголал» (Пс. 49, 1); и: «явится Бог богов», то есть святых, «в Сионе» (Пс. 83, 8).
Необходимо же Тому, Кто в богах виною, что они боги, быть Божеским Духом и Духом от Бога. Ибо как в веществах горючих причине, от которой они горючи, необходимо быть горючей, и как во святых причине, от которой они святы, необходимо быть святою, так и в богах вине, от которой они боги, необходимо быть Богом.
Поскольку же стяжание Духа в такой мере благо и божественно, то, уверовав уже в Него, не бойся взыскать Христа, Подателя Духа. Ибо «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом святым» (1 Кор. 12, 3).
И жизнь, которую Дух дарует другому неделимому, не отлучается от Него, но как теплота огня и в нем пребывает и сообщается им воде или чему–либо подобному, так и Дух в Себе имеет жизнь и причастники Его живут боголепно, стяжав жизнь божественную и небесную. Ибо в Себе Самом содержит все бессмертное, всякий ум всякого ангела, всякую душу, и по причине благобытия не ищет пременения, ни прехождения, потому что все имеет Сам в Себе. Но не ищет и приращения, как совершеннейший. Поэтому и у Него все совершенное: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость» (Гал.5, 22), премудрость, разум, совет, безопасность, благочестие, ведение, святыня, искупление, вера, действия сил, дарования исцелений и все тому подобное. Дух ничего не имеет в Себе приобретенного, но все имеет вечно, как Дух Божий, как от Бога явившийся, Его имеющий виновником и Своим источником, из которого источается. Но Он и Сам — источник исчисленных выше благ. Источающееся же из Бога в существе Божием пребывает, а из Него источаемые блага суть действия Его.
Сего–то Духа Святого обильно излиял на нас Бог чрез Иисуса Христа — излиял, а не сотворил; даровал, а не произвел; сообщил, а не создал. В семь противоположении употребляю выражения тождественные, потому что тебе должно отвсюду иметь для себя твердую опору. Кто научается сим Духом, что говорит ему в удовлетворение вопрошающих, тот называется наученным от Бога у пророка, который сказал: и будут все «научены Господом» (Ис.54, 13). Итак, сей Божий Дух обильно пребывает в разумной душе, если она не хочет по нерадению отступить от самой себя. А душа, приближающаяся к Нему и делающаяся с Ним как бы единым, слышит: «соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6, 17). Ему слава. Аминь!
Наставление священнику, которому предстоит служить св. Литургию
Это наставление св. Василий составил в 375 году, причем копию его получал каждый священник тотчас по рукоположении.
Старайся священник быть безупречным деятелем, право правящим слово истины. Никогда не приходи на церковную службу, если с кем нибудь находишься во вражде, чтобы Дух Святый не покинул тебя в день службы. Не судись и не ссорься в тот день, а пребывая в церкви молись и читай, пока не придет время совершить божественное таинство, и тогда сокрушенно и с чистым сердцем приступи к святому алтарю, притом не озирайся кругом, а с трепетом и страхом предстань пред небеснаго Царя. Ради угождения людям не спеши и не сокращай молитв, не обращай внимания на людей, а обращай взор твой к присутствующему тут Царю и предстоящим вокруг небесным силам. Будь достойным исполнителем святых правил. Не служи с теми, которым это воспрещено. Смотри, перед Кем стоишь, как служишь и кого причащаешь. Не забывай Господней заповеди и заповеди святых Апостолов, которая говорит:
не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями (
[86], яснее выражая мысль, сказали: вкратце (εν κεφαλαιω) сотвори Бог, то есть вдруг и мгновенно.
Доселе, чтобы из многого сказать не многое, рассуждали мы о начале. Но из искусств одни называются творящими (ποιητικαι) другие состоящими то в действовании (πρακτικαι) то в умозрении (θεωορητικαι). Концом искусств, состоящих в умозрении, служит самое действование ума, а концом искусств, состоящих в действовании, — самое движение тела, по прекращении которого ничего уже нет и не осталось для зрителей: так пляска или игра на свирели не дают ничего в произведении, но действие cиe ограничивается только само собою. А в искусствах творящих, и по прекращении действия, дело на виду: таковы искусства домостроительства, плотничества, кузнечества, ткачества и сим подобные. Хотя художника и нет на лице, однако же искусства сии сами собою достаточно показывают художнический ум, и ты можешь удивляться домостроителю, кузнецу, ткачу, смотря на его произведение.
Посему и премудрый Моисей, желая показать, что мир есть художественное произведение, подлежащее созерцанию всякого, так что чрез него познается премудрость его Творца, не другое какое слово употребил о мире, но сказал: «в начале сотвори». Не сделал, не произвел, но сотворил. И поелику многие из представлявших, что мир от вечности существует с Богом, соглашались не на то, что он сотворен Богом, но что сам собою осуществился, будучи как бы оттенком Божия могущества, и потому хотя признавали Бога причиною мира, но причиною непроизвольною, как тело бывает причиною тени, и сияющее — сияния, то пророк, поправляя сию ложную мысль, употребил слова с особенной точностью, сказав: «в начале сотвори Бог». Бог был для мира не сим одним — не причиною только бытия, но сотворил как благий — полезное, как премудрый — прекраснейшее, как могущественный — величайшее. Пророк показал тебе в Боге едва не художника, который, приступив к сущности вселенной, приноровляет ее части одну к другой, и производит само себе соответственное, согласное и гармоническое целое.
«В начале сотвори Бог небо и землю». Двумя крайностями обозначил сущность вселенной, приписав небу старейшинство в бытии, а о земле сказав, что она занимает второе место по сущности. Без сомнения, ежели есть что–нибудь среднее между небом и землею, то оно сотворено вместе с сими пределами. Почему, хотя не сказано о стихиях: огне, воде и воздухе, но ты собственным своим разумением постигни, во–первых, что все находится во всем. И в земле найдешь и воду, и воздух, и огонь. Огонь выскакивает из камней, и из железа, которое само ведет начало от земли, при ударениях обыкновенно блещет неистощимый огонь. И достойно удивления, каким образом существующий в телах огонь скрывается в них безвредно, но, будучи вызван наружу, делается истребительным для тел, хранивших его в себе прежде. А что в земле есть и водное естество, доказывают копатели колодцев. И о находящемся в нем воздушном естестве свидетельствуют пары, какие выходят из земли влажной и согретой солнцем. Во–вторых, если по природе своей небо занимает верхнее место, а земля составляет самый низ, почему легкое стремится к небу, а тяжелое обыкновенно клонится к земле, верх же и низ противоположны между собою, то упомянувший о небе и земле, которые по самой природе наиболее удалены друг от друга, конечно, обозначил тем совместительно и все, что наполняет средину между ними. А потому и не ищи повествования о каждой стихии, но в сказанном подразумевай и умолчанное.
«В начале сотвори Бог небо и землю». Исследование о сущности каждого существа, или подпадающего нашему умозрению, или подлежащего нашим чувствам, введет в толкование самые длинные и многосложные рассуждения, и при рассмотрении этой задачи нужно будет потратить более слов, нежели сколько можно сказать о каждом из прочих вопросов. Сверх того ни мало не послужит к назиданию Церкви — останавливаться на таком предмете.
Но касательно сущности неба довольно для нас сказанного у Исаии, который в простых словах дал нам достаточное понятие о природе его, сказав: «Утвердивый небо яко дым» (Ис.51, 6), то есть, для составления неба Осуществивший естество тонкое, не твердое, не грубое. И об очертании неба достаточно для нас сказано у того же пророка в славословии Богу: «Поставивый небо яко камару» (Ис.49, 22).
То же самое правило предпишем себе и касательно земли, не любопытствовать об ее сущности, что она такое, не тратить времени на умствования, исследуя самое подлежащее, не доискиваться какого–то естества, которое лишено качеств, и само в себе взятое безкачественно, но твердо помнить, что все свойства, усматриваемые в земле, будучи восполнением сущности, входят в понятие бытия. Покусившись отвлечь разумом от земли каждое из находящихся в ней качеств, придешь ни к чему. Ибо если отнимешь черноту, холодность, тяжесть, густоту, качества земли, действующие на вкус, или и другие, какие в ней усматриваются, то подлежащим останется ничто.
Посему советую тебе, оставив все это, не доискиваться и того, на чем земля основана. Ибо при таком изыскании мысль придет в кружение оттого, что рассудок не найдет никакого несомненного предела. Если скажешь, что воздух подложен под широту земли, то придешь в затруднение, каким образом естество мягкое, заключающее в себе много пустоты, противоборствует такой тяжести, будучи ею сдавлено, а не расплывается во все стороны, убегая из–под гнета, и непрестанно переливаясь на верх гнетущего. Опять, если предположишь себе, что вода под землею, то и в таком случай должен будешь спросить, отчего тяжелое и густое не погружается в воду, но слабейшим естеством поддерживается естество столько превосходящее его тяжестью? Сверх того надобно будет найти опору и самой воде, и опять с недоумением спрашивать: на чем твердом или упорном лежит нижний ее слой? Если же предположишь, что другое тело, которое тяжелее земли, препятствует ей идти книзу: то должен будешь рассудить, что и для него нужно какое–нибудь поддерживающее тело, не дозволяющее ему падать вниз. Если же и для него можешь придумать какой–нибудь подкладень, то разум наш опять потребует подпоры и для сего подкладня. А таким образом пойдем в бесконечность, для находимых непрестанно оснований придумывая опять новые. И чем далее станем простираться разумом, тем большую принуждены будем вводить поддерживающую силу, которая бы могла противиться в совокупности всему на ней лежащему.
Посему положи пределы своей мысли, чтобы за любопытство, старающееся изведать непостижимое, и тебя не коснулось слово Иова, чтобы и к тебе не мог относиться его вопрос: «на чем столпи»
[87] «ея утверждени суть» (Иов. 38, 6)? Но если слышишь иногда в псалмах: «Аз утвердих столпы ея» (Пс.74, 4), то разумей, что столпами названа сила, поддерживающая землю. Ибо слова: «на морях основал ю есть» (Пс.23,2), что означают, как не то, что водное естество повсюду разлито вокруг земли? Как же вода, будучи текучею, и по скату обыкновенно падающая вниз, остается висящею и никуда не стекающею? А ты не рассуждаешь, что тоже, или еще и большее затруднение представляет разуму земля, сама на себе повешенная, между тем как она по естеству тяжелее. Но согласимся ли, что земля висит сама на себе, или скажем, что она держится на воде, — в обоих случаях необходимо не отступать от благочестивого разумения и признавать, что все в совокупности содержится силою Творца. А потому и себе самим, и спрашивающим нас: на чем опирается этот огромный и несдержимый груз земли? — надобно отвечать: «в руце Божией концы земли» (Пс.94, 4). Эта мысль и для нас самая безопасная и для слушающих полезная.
Некоторые естествоиспытатели остроумно доказывают, что земля пребывает неподвижною уже и по следующим причинам: поелику она заняла среднее место в мире, и во все стороны имеет равное расстояние от краев, то, по недостатку причины уклониться куда–нибудь преимущественно, необходимо остается в своем положении, и окружающее ее отовсюду равенство делает совершенно невозможным движение ее к чему–нибудь. Среднее же место досталось земле не по жребию и не по случаю, но таково естественное и необходимое положение земли. Ибо, рассуждают они, как небесное тело удержало за собою крайнее место вверху, так все тяжести, какие предположим падающими сверху, должны отовсюду устремиться к средине. А куда стремятся части, туда, очевидно, соберется и целое. Если же камни, деревья и все земляные частицы стремятся к низу, то это самое положение будет свойственно и прилично целой земле. А если что легкое устремится прочь от средины, то, очевидно, движение его будет к верху. Посему стремление к низу есть стремление свойственное веществам тяжелым, словом же: низ, означается средина. Итак не дивись, что земля ни куда не падает, занимая естественное для нее место — середину. Ибо, по всей необходимости, ей должно пребывать на своем месте, или, приняв противоестественное движение, сойти с свойственного ей основания.
Но если в сказанном доселе кажется тебе что–нибудь правдоподобным, то обратись с удивлением к Божией премудрости, которая так cиe устроила. Ибо изумление пред великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что–нибудь необычайное. А если и не открыт, то простота веры да будет крепче доказательств от ума.
То же самое можем сказать и о небе, то есть, что мирские мудрецы предложили многословные рассуждения об естестве неба. Одни говорили, что оно сложено из четырех стихий, как осязаемое, видимое и содержащее в себе — землю, потому что упорно, — огонь, потому что видимо, — прочая же стихии, потому что есть смесь. А другие отринув cиe мнение как неправдоподобное, в состав неба ввели какое–то пятое телесное естество, выдумав его самовольно и сами от себя
[88]. У них есть какое–то эфирное тело, которое, как говорят они, ни огонь, ни воздух, ни земля, ни вода, ни вообще какое либо из простых веществ, потому что простым веществам свойственно движение прямолинейное, так как легкие стремятся вверх, и тяжелые — вниз, а это тело ни вверх ни вниз не движется, но вращается кругообразно, движение же прямолинейное вообще весьма отлично от кругообразного вращения. Но в телах, у которых естественные движения различны, по необходимости, как рассуждают они, и сущности должны быть различны. Невозможно предположить нам и того, что небо сложено из простых тел иди, так называемых, стихий, потому что сложенное из различных тел не может иметь равномерного и свободного движения, так как каждое простое тело, заключающееся в сложном, имеет по природе свое собственное стремление. По сей причине сложные тела, во–первых, с трудом удерживаются в непрерывном движении, потому что одно движение не может быть соразмерно и дружно со всеми противными движениями. Напротив того, движение, свойственное легкому телу, враждебно движению, которое свойственно самому тяжелому телу. Ибо когда движемся вверх, обременяют нас земляные части, а когда несемся вниз, терпят в нас насилие огненные части, вопреки их природе увлекаемые книзу. Стремление же стихий в противные стороны бывает причиною распадения. Принужденное и противоестественное, будучи удержано не надолго, и то насильственно и с трудом, вскоре разлагается на составные свои части, потому что каждая из частей, вошедших в состав, возвращается в собственное свое место. По сей–то, говорят, необходимости выведенных умозаключений, должны были отвергнуть прежние мнения и составить свое предположение те, которые, для происхождения неба и звезд небесных, предположили пятое телесное естество. А иной, изобретательный на тонкости, восстав против сих умозаключений, расстроит и опровергнет их, введет же собственное свое мнение. И если мы предпримем теперь говорить о таких предположениях, то сами впадем в такое же пустословие, как и их изобретатели.
Но мы, предоставив им низлагать друг друга, сами же, не касаясь рассуждений о сущности, и поверив Моисею, что «сотвори Бог небо и землю», прославим наилучшего Художника, премудро и искусно сотворившего мир, и из красоты видимого уразумеем Превосходящего всех красотою. Из величия сих чувственных и ограниченных тел сделаем наведение о Бесконечном, превысшем всякого величия, и по множеству Своей силы превосходящем всякое разумение. Хотя и не знаем природы сотворенного, но и то одно, что в совокупности подлежит нашим чувствам, столько удивительно, что самый деятельный ум оказывается недостаточным для того, чтобы изъяснить, как следует, самомалейшую часть мира, и чтобы воздать должную похвалу Творцу, Которому слава, честь и держава во веки веков, аминь.
2–ая беседа. О том, что земля бе невидима и неустроена (Быт. 1,2)
На не многих словах остановившись утром, нашли мы в них такую сокровенную глубину мыслей, что приходим в совершенную безнадежность касательно последующих. Ибо если вход во Святая таков, и преддверие храма так досточестно и величественно, таким преизбытком красоты осиявает наши очи и умы, то каково же Святая–Святых? И кто достоин смело взойти во святилище? Или кто прострет взор на таинственное? И зрение сих тайн недоступно, и знаменование вмещаемого умом совершенно неизъяснимо.
Впрочем, поскольку у Праведного Судии назначены немаловажные награды и за одно преднамерение исполнить должное, то не обленимся заняться исследованием. Ибо, хотя не постигнем достоинства предметов, однако же, если при помощи Духа не уклонимся от намерения Писания, то и сами, конечно, не будем признаны ни к чему негодными, и при содействии благодати сделаем нечто к назиданию Церкви Божией.
Сказано: «земля же бе невидима и неустроенна». Почему, когда то и другое, и небо и земля, сотворены равночестно, небо доведено до совершенства, а земля еще несовершенна и не получила полного образования? Или вообще, что значит неустроенность земли? И по какой причине была она невидима?
Совершенное устройство земли означает обилие ее произведений, прозябение всякого рода растении, появление высоких деревьев, и плодовитых и неплодовитых, доброцветность и благовоние цветов, и все то, что в скором времени должно было, по Божию повелению произникнув на земли, украсить породившую все cиe. А как ничего этого еще не было, то Писание справедливо наименовало землю неустроенною.
Но то же самое можем сказать и о небе. И оно не имело еще полного образования, не получило свойственного ему украшения, потому что не освещалось луною и солнцем, не венчалось сонмами звезд. Всего этого еще не было, а потому не погрешишь против истины, если и небо назовешь неустроенным.
Невидимою же названа земля по двум причинам, или потому что не было еще зрителя земли — человека, или потому что она погружалась в глубине, и от разливающейся на ее поверхности воды не могла быть видимою. Ибо воды не были еще совокуплены в свои собрания, которые совокупивший их Бог наименовал в последствии морями. Да и что бывает невидимо? Как то, чего нельзя видеть плотскими глазами, какова наша мысль, так и то, что по природе видимо, но скрывается по причине заграждения наложенным на него телом, как железо в глубине. В сем значении, как думаю, и теперь названа невидимою земля, покрытая водою. Сверх того, поелику не был еще сотворен свет, то не удивительно, что земля, по причине неосвещенного над нею воздуха, лежащая во тьме, и в этом отношении названа в Писании невидимою.
Но подделывающиеся под истину, не приучившие ума своего следовать Писанию, а напротив того, по собственному усмотрению, превращающие смысл написанного, говорят, что сими словами означается материя. Ибо материя, рассуждают они, по природе своей невидима и неустроена, потому что сама в себе взятая бескачественна, не имеет никакого вида и очертания. И ее–то взяв, Художник, по Своей премудрости, образовал и привел в порядок, а таким образом осуществил из нее видимое.
Итак, если материя не сотворена, то, во–первых, она равночестна Богу, как удостоенная тех же преимуществ. Но что может быть сего нечестивее? Бескачественное, не имеющее вида, крайнее безобразие, не получившую никакого образования гнусность (употребляю собственные выражения сих учителей) удостоить одинакового предпочтения с премудрым, всемогущим и прекраснейшим Создателем и Творцом всяческих! Во–вторых, если материя так вместительна, что может принять в себя все ведомое Богу, то чрез это сущность материи уравнивают они некоторым образом с неисследимым Божиим могуществом, как скоро материя достаточна к тому, чтобы измерить собою весь разум Божий. А если материя мала для Божьего действования, то и в таком случай учение их обратится в нелепую хулу, потому что недостаточностью материи заставят они Бога остаться в бездействии и не довершить дел Своих.
Но их ввела в заблуждение скудость естества человеческого. Поскольку у нас каждое искусство трудится над одним каким–нибудь веществом отдельно, например: кузнечное над железом, плотничное над деревами, поелику в сих искусствах иное есть материя, иное форма, а иное — производимое по форме, и вещество берется совне, форма же прилаживается искусством, а произведением бывает нечто сложенное из того и другого, из формы и из материи, то они рассуждают таким же образом и о Божием созидании, что форма дана миру премудростью Творца всяческих, а вещество имел Создатель совне, и произошел сложенный мир, который материю и сущность имеет от иного начала, а очертание и образ получил от Бога. В следствие сего они отрицают, чтобы великий Бог был полновластен при устроении всего сущего, представляют же Его как бы участвовавшим в складчине и малую только долю вложившим от Себя в бытие существ. Так они, по низости своих умствований, не могут досязать взором до высоты истины, потому что здесь искусства позднее веществ, будучи внесены в жизнь нашу по требованию необходимости. Прежде была шерсть, потом родилось ткацкое искусство, чтобы восполнить от себя недостаток природы. Было и дерево, строительное же искусство, взяв и обделывая cиe вещество для каждой представлявшейся нужды, показало нам пользу дерев, доставляя мореходцам весло, земледельцам веяльную лопату, воинам древко для копья.
Но Бог, прежде нежели существовало что–нибудь из видимого ныне, положив в уме и подвигшись привести в бытие не сущее, вместе и помыслил, каким должен быть мир, и произвел материю соответственную форме мира. Для неба отделил Он естество приличное небу, и в форму земли вложил сущность, свойственную земле и для нее потребную. Огню же, воде, воздуху и формы дал, какие хотел, и в сущность их привел, как требовало умопредставление каждой из творимых вещей. И целый мир, состоящий из разнородных частей, связал Он каким–то неразрывным союзом любви в единое общение и в одну гармонию, так что части, по положению своему весьма удаленные одна от другой, кажутся соединенными посредством симпатии. Посему да прекратят свои баснословные построения те, которые, при немощи собственных умствований, измеряют могущество непостижимое для разумения и вовсе неизреченное на человеческом языке!
«Сотвори Бог небо и землю», не в половину каждое, но целое небо и целую землю, самую сущность, взятую вместе с формою, потому что Он не изобретатель только образов, но Зиждитель самого естества существ. Иначе, пусть отвечают нам, каким образом встретились между собою и деятельная сила Божия, и страдательная природа вещества, встретились между собою и вещество, доставляющее материю без образа, и Бог, имеющий знание образов без вещества, встретились так, что недостающее у одного дается другим, дается Зиждителю то, над чем показать искусство, а веществу то, чтобы отложить свое безобразие и неимение формы? Но о сем довольно. Возвратимся к сказанному в начале.
«Земля же бе невидима и неустроенна». Сказавший: «в начале сотвори Бог небо и землю», умолчал о многом: о воде, о воздухе, об огне, и о видоизменениях, из них происшедших. Хотя все это, как служащее к восполнению мира, очевидно, существовало в целом, однако же история не коснулась сего, чтобы приучить ум наш к самодеятельности, и дать ему случай по немногим данным делать заключения и о прочем. Посему, когда не сказано о воде, что сотворил ее Бог, но сказано, что земля была невидима, рассуди сам в себе: какою же завесою она была покрыта и не являлась зрению? Огонь не мог ее закрывать, потому что огонь светоносен, и к чему присоединяется, тому сообщает скорее видимость, нежели темноту. Также и не воздух был тогда покровом земли, потому что естество воздуха тонко и прозрачно, принимает в себя все образы видимых вещей и передает их взорам видящих. Итак остается нам представить, что вода возвышалась на земной поверхности, пока еще влажная сущность не была отделена в особое место. А от сего земля была не только невидима, но и неустроена, потому что излишество влаги даже и ныне бывает препятствием плодородию земли. Итак одна причина и невидимости и неустроенности, если только под устройством земли разуметь свойственное ей и естественное украшение — жатвы, волнующаяся в долинах, зеленеющие и испещренные различными цветами луга, цветущие холмы и осененные лесами вершины гор. Всего этого еще не было. Земля, по силе, вложенной в нее Создателем, хотя готова была породить все cиe, однако же ожидала приличного времени, чтобы, по Божию повелению, произвести на свет свои порождения.
Но сказано: «и тма верху бездны». Опять новый предлог к баснословию, новые основания к нечестивым построениям для тех, которые извращают слова по собственным догадкам! Ибо не объясняют по обыкновенному, что тьма есть какой–нибудь не освященный воздух, или место затененное от преграждения света телом, или, вообще, место, лишенное света по какой ни есть причине, но толкуют, что тьма есть злая сила, лучше же сказать, самое зло, само от себя имеющее начало, противоположное и противодействующее Божией благости. Если «Бог свет есть» (1 Ин.1,5), то сила Ему противоборствующая, говорят они, в сообразность сей мысли, очевидно будет тьма — тьма, не от другого кого имеющая бытие, но самобытное зло, тьма, нечто враждебное душам, нечто производящее смерть, противление добродетели. И в самых словах пророка, по ложному их разумению, показывается, что тьма сия существовала, а не Богом сотворена. И на этом предположении каких не построено лукавых и безбожных учений! «Kaкиe волцы тяжцы» (Деян.20,29), расточающие Божие стадо, устремлялись на души, ведя начало от сего краткого слова
[89]! Не отсюда ли Маркионы? Не отсюда ли Валентины? Не отсюда ли мерзкая ересь Манихеев, которую, если назовет кто гнилостью в церквах, не погрешит в приличии наименования?
Для чего, человек, бежишь вдаль от истины, сам для себя вымышляя случаи к погибели? Просто и для всякого удобопонятно слово; сказано: «земля бе невидима». Какая же тому причина? Та, что земля имела над собою распростертую бездну. Что же за понятие: бездна? Это — множество воды, в котором невозможно достать нижнего предела. Но знаем, что многие тела часто бывают видны сквозь тонкую и прозрачную воду. Почему же ни одна часть земли не показывалась в водах? Потому что разлитый над водою воздух был еще не светел, но темен. Ибо луч солнечный, проходящий чрез воды, показывает часто в глубине мелкие камни. Но в глубокую ночь никто никаким образом не увидит находящегося под водою. Посему словам: «земля бе невидима», пояснением служит присовокупленное, что лежала на ней бездна, и бездна была темная.
Итак бездна — не множество сопротивных сил, как представляли себе некоторые, и тьма — не первоначальная какая–нибудь и лукавая сила, противопоставляемая добру. Ибо две силы, по противоположности одна другой уравнивающиеся, непременно будут одна для другой разрушительны, и состоя между собою в непрекращаемой брани, непрестанно будут иметь и доставлять друг другу случаи ко вражде. И если одна из противоположных сил превосходить другую могуществом, то делается совершенно истребительною для преодолеваемой силы. Посему, если говорят, что сопротивление зла добру равносильно, то вводят непрекращающуюся брань и непрестанное разрушение, поелику каждое отчасти одолевает и одолевается. А если добро превосходить силою, то по какой причине природа зла не истреблена совершенно? А если, чего и выговорить невозможно… дивлюсь, как не бегут они сами от себя, будучи увлекаемы в такие злочестивые хулы!
Но неблагочестиво сказать и то, будто бы зло имеет начало от Бога, потому что противное от противного не происходит. Жизнь не рождает смерти, тьма не начало свету, болезнь не содетельница здравия. Напротив того, хотя при перемене состоянии бывают переходы из противоположного в противоположное, однако же в рождениях каждая рождающаяся вещь происходит не от противоположного, но от однородного. Итак спрашивают: если зло и не есть нечто несотворенное, и не Богом сотворено, то откуда же имеет свою природу? А что зло существует, сего не будет отрицать никто из причастных жизни.
Что же скажем на cиe? То, что зло не живая и одушевленная сущность, но состояние души, противоположное добродетели и происходящее в беспечных чрез отпадение от добра. Посему не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая–то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия.
Все, что ни бывает, всегда приключается с нами частью по природе, например, старость и немощи, частью по случаю, например, неожиданные встречи чего–нибудь нередко скорбного или и радостного, происходящие от посторонних причин, как–то: роющему колодезь — обретение сокровища, или идущему на рынок — встреча бешеной собаки, частью же от нас зависит, например, взять верх над пожеланиями или не полагать меры удовольствиям, удержаться от гнева или наложить руки на раздражившего, сказать правду или солгать, иметь нрав кроткий и умеренный или гордый и заносчивый.
Посему не ищи вовне начал тому, над чем сам ты господин, но знай, что зло, в собственном смысле взятое, получило начало в произвольных падениях. А если бы оно было не произвольно, и не от нас зависело, то как законы не угрожали бы таким страхом обидчикам, так и наказания, налагаемые на преступников в судах по мере вины, были бы тогда неизбежны. Cиe пусть будет сказано о зле, в собственном смысле взятом. А болезнь, бедность, бесславие, смерть и другие человеческие скорби не должно и включать в число зол, потому что противоположное им не причисляется нами к величайшим благам, и скорби сии частью бывают по природе, а частью оказываются для многих послужившими в пользу.
Итак, в настоящем случае, заставив умолкнуть всякое переносное и догадочное толкование, изложим понятие тьмы просто, без тонкостей, следуя намерению Писания. Разум спрашивает: сотворена ли тьма вместе с миром, и первоначальнее ли она света, а поэтому точно ли худшее старше? — Ответствуем, что и сии тьма не что–либо самостоятельное, но видоизменение в воздухе, произведенное лишением света. Какого же света лишенным вдруг нашлось место в мире, так что поверх воды стала тьма?
Полагаем, что, если было что–нибудь до составления сего чувственного и тленного мира, то оно, очевидно, находилось во свете. Ибо ангельские чины, все небесные воинства, вообще, какие только есть именуемые и не именуемые умные природы и служебные духи, жили не во тьме, но во свете и во всяком духовном веселии имели приличное для себя помещение. И против сего никто не будет спорить, тем паче тот, кто в числе обетованных благ ожидает пренебесного света, о котором говорит Соломон: «свет праведным всегда» (Притч. 13, 9), и Апостол: «благодаряще Бога и Отца, призвавшаго нас в причастие нacледия святых во свете» (Кол. 1, 12). Ибо если осужденные посылаются во тьму кромешную, то совершившие дела достойные благоволения, очевидно, имеют упокоение в премирном свете.
Посему, когда по Божию повелению, вдруг распростерто было небо вокруг того, что заключилось внутри собственной его поверхности, и стало оно непрерывным телом, достаточным к тому, чтобы отделить внутреннее от внешнего
[90], тогда по необходимости само небо сделало неосвещенным объемлемое им место, пресекши лучи, идущие совне. Ибо для тени нужно быть в одно время свету, телу и неосвященному месту. Таким образом тьма в мире произошла от тени небесного тела. Сказанное же мною поймешь из очевидного примера, если в ясный полдень поставишь над собою палатку из плотной и непроницаемой ткани, и сам себя заключишь в составившуюся мгновенно тьму. Такою же предположи и оную тьму, то есть, не чем–нибудь предварительно осуществленным, но следствием других вещей. О сей, конечно, тьме говорится, что она возвышалась над бездною, потому что с поверхностями тел обыкновенно соприкосновенны крайние пределы воздуха, но тогда над всеми телами разлита была вода, почему по необходимости сказано, что тьма верху бездны.
И «Дух Божий», говорит Моисей, «ношашеся верху воды». Или дух сей означает разлияние воздуха, и ты разумей, что Писатель перечисляет части мира, то есть, что Бог сотворил небо, землю, воду, воздух, и притом воздух уже разлитый и текущий. Или, что ближе к истине и одобрено прежде нас, духом Божиим назван Дух Святый, потому что Он, по замеченному, преимущественно и исключительно достоин такого упоминания в Писании, и никакой другой дух не именуется Божиим, кроме Святого, восполняющего Собою Божественную и блаженную Троицу. И ты, допустив такое разумение, извлечешь из него большую пользу.
Как же Он «ношашеся верху воды»? Скажу тебе не свое мнение, но мнение одного Сириянина, который был столько же далек от мирской мудрости, сколько близок к ведению истинного. Итак он говорил, что Сирский язык выразительнее и, по сродству с Еврейским, несколько ближе подходит к смыслу Писания. Разумение же сего речения таково. Слово «ношашеся», как говорит он, в переводе употреблено вместо слова: «согревал» и «оживотворял» водное естество, по подобию птицы, насиживающей яйца и сообщающей нагреваемому какую–то живительную силу. Подобная сей мысль, говорят, означается сим словом и в настоящем месте. Дух носился, то есть приуготовлял водное естество к рождению живых тварей. Таким образом из сего достаточно объясняется предлагаемый иными вопрос: без действия ли оставался Дух Святый в деле творения?
«И рече Бог: да будет свет» (Быт. 1, 3). Первое Божие слово создало природу света, разогнало тьму, рассеяло уныние, обвеселило мир, всему дало вдруг привлекательный и приятный вид. Явилось небо, покрытое дотоле тьмою, открылась красота его в такой мере, в какой еще и ныне свидетельствуют о ней взоры. Озарился воздух, лучше же сказать, в целом своем объеме растворил все количество света, повсюду, до самых своих пределов распространяя быструю передачу лучей, ибо вверх простирался он до самого эфира и неба, а в широту все части мира, северные и южные, восточные и западные, освещал в быстрое мгновение времени. Такова природа воздуха, она тонка и прозрачна, и потому проходящий чрез него свет не имеет нужды ни в каком временном протяжении. Как не во времени переносит он зрение наше к видимым предметам, так и приливы света во все свои пределы приемлет мгновенно, в сравнении с чем нельзя и мысленно представить кратчайшего мига времени. И эфир стал приятнее при свете, воды сделались светлее, не только принимая в себя лучи, но и испуская их от себя чрез отражение света, потому что вода во все стороны отбрасывала отблески. Божиим словом все изменено в приятнейший и честнейший вид. Как пускающие в глубину масло производят на том месте блеск, так и Творец всяческих, изрекши слово Свое, мгновенно вложил в мир благодать света. «Да будет свет». И повеление стало делом, произошло естество, приятнее которого к наслаждению невозможно ничего и представить человеческим разумом.
Когда же приписываем Богу глас, речь и повеление, тогда под Божиим словом не разумеем звука, издаваемого словесными органами, и воздуха, приводимого в сотрясение посредством языка, но, для большей ясности учащимся, хотим в виде повеления изобразить самое мановение в воле.
«И виде Бог свет, яко добро» (Быт. 1, 4). Можем ли мы сказать что–нибудь достаточное в похвалу света, когда он предварительно имеет о себе свидетельство Сотворившего: «яко добро»? И в наших делах разум предоставляет судить глазам, когда не может ничего сказать с такою же силою, с какою предварительно свидетельствует чувство. Но если красота тела состоит во взаимной соразмерности частей и в наружной доброцветности, то как понятие красоты удерживает место в свете, который по природе прост и однороден? Не потому ли, что свету приписывается соразмерность, не в отношении к собственным его частям, но в отношении к неболезненному и приятному действию на зрение? Так и золото прекрасно, хотя имеет привлекательность для взора и приятность не по соразмерности частей, но по одной доброцветности. И вечерняя звезда прекраснее всех звезд, не потому что соразмерны части, из которых она состоит, но потому что лучи ее падают на глаза, не производя никакого болезненного ощущения и с приятностью. Сверх того Бог произносит теперь суд о красоте, без сомнения не имея в виду приятности для зрения, но предусматривая пользу света в последствии, потому что глаза и не судили еще о красоте света.
«И разлучи Бог между светом, и между тмою», то есть Бог соделал природу их несоединимою и совершенно противоположною, потому что удалил их друг от друга и отделил великою средою.
«И нарече Бог свет день, а тму нарече нощь» (Быт. 1, 5). Ныне, по сотворении уже солнца, день есть освещение воздуха солнцем, которое сияет в полушарии, лежащем над землею, а ночь — покрытие земли тенью, когда скрывается солнце. Но тогда не по солнечному движению, но потому что первобытный оный свет в определенной Богом мере то разливался, то опять сжимался, происходил день и следовала ночь.
«И бысть вечер, и бысть утро, день един». Вечер есть общий предел дня и ночи, подобным образом и утро есть смежность ночи со днем. Посему, чтобы старейшинство бытия приписать дню, Моисей сперва наименовал конец дня, а потом конец ночи, так как ночь следует за днем. Ибо состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, но тьма, а что стало отлично от дня, то названо ночью, сему и наименование дано после дня.
И так «бысть вечер, и бысть утро». Пророк разумеет продолжение дня и ночи, но не наименовал дня и ночи, а дал наименование только превосходнейшему. Тот же обычай найдешь и во всем Писании, при измерении времени счисляются дни, а не вместе и ночи со днями. «Дние лет наших, говорит псалмопевец» (Пс. 69, 10). И Иаков также говорит: «дние жития моего малы и злы» (Быт. 47, 9). И еще сказано: «вся дни живота моего» (Пс. 22, 6). Таким образом, преданное ныне в виде истории служит законом и для последующего.
«И бысть вечерь, и бысть утро, день един». Почему назван не первым, но единым? Хотя намеревающемуся говорить о втором, и третьем, и четвертом днях было бы приличнее наименовать первым тот день, с которого начинаются последующие, однако же он назвал единым. Или определяет сим миру дня и ночи, и совокупляет в одно суточное время, потому что двадцать четыре часа наполняют продолжение одного дня, если под днем подразумевать и ночь. Почему, хотя при поворотах солнца случается, что день и ночь друг друга превосходят, однако же продолжение дня и ночи всегда ограничивается одним определенным временем. И Моисей как бы так сказал: мера двадцати четырех часов есть продолжение одного дня, или возвращение неба от одного знака к тому же опять знаку совершается в один день. Почему всякий раз, как от солнечного обращения наступают в мире вечер и утро, период сей совершается не в большее время, но в продолжение одного дня. Или главное сему основание скрывается в таинственном знаменовании, именно, что Бог, устроив природу времени, мерою и знамениями оного положил продолжения дней, и измеряя время седмицею, повелевает, чтобы седмица, исчисляющая движение времени, всегда круговращалась сама на себя, а также и седмицу наполнял один день, семикратно сам на себя возвращающийся. А образ круга таков, что сам он с себя начинается, и сам в себе оканчивается. Конечно же и век имеет то отличительное свойство, что сам на себя возвращается и нигде не оканчивается. Потому Моисей главу времени назвал не первым, но единым днем, чтобы день сей по самому наименованию имел сродство с веком. И он, как обнаруживающий в себе признак одинокости и несообщимости с чем–либо другим, в собственном смысле и прилично наименован единым. Хотя Писание представляет нам многие веки, часто говоря: «век века и веки веков», однако же в нем не перечисляются ни первый, ни второй, ни третий век, чтобы из этого были нам более видны различия состояний и разнообразных вещей, нежели ограничения, окончания и преемство веков. Ибо сказано: «день Господень велик и светел» (Иоил.2,11). И еще: «вскую вам искати дне Господня, сей бо есть тма, а не свет» (Ам.5, 18), — тьма же, очевидно, для достойных тьмы. Ибо по нашему учению известен и тот невечерний, не имеющий преемства и нескончаемый день, который у псалмопевца наименован «осмым» (Пс.6, 1), потому что он находится вне сего седмичного времени. Посему назовешь ли его днем, или веком, выразишь одно и то же понятие, скажешь ли, что это день, или что это состояние, всегда он один, а не многие, наименуешь ли веком, он будет единственный, а не многократный. Посему и Моисей, чтобы вознести мысль к будущей жизни, наименовал единым сей образ века, сей начаток дней, сей современный свету, святый Господень день, прославленный воскресением Господа. Потому и говорит: «бысть вечер, и бысть утро, день един».
Но рассуждения об одном вечере, застигнутые настоящим вечером, здесь полагают конец нашему слову. Отец истинного Света, украсивший день светом небесным, просветливший ночь блеском огня, предуготовивший упокоение будущего века в духовном и непрекращающемся свете, да просветит сердца ваши в познании истины, и да соблюдет жизнь вашу непреткновенною, даровав вам «яко во дни, благоразумно ходити» (Рим. 13, 13), чтобы воссиять подобно солнцу, во светлости святых, в мое похваление, в день Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
3–ая беседа. О тверди
Дела первого дня, лучше же сказать (не будем отнимать у него естественного преимущества, какое получил он от Создателя, будучи произведен особенно и не включен в один разряд с другими днями), дела единого дня, именно то, что произведено в оный, изобразило слово вчера, и преподав толкование слушателям, составило для душ как утреннее пропитание, так и вечернее веселие, а теперь переходит к чудесам второго дня. Говорю же так, приписывая это не силе толкователя, но изяществу Писания, потому что оно естественным образом нравится, привлекательно и вожделенно для всякого сердца, предпочитающего истинное правдоподобному. Так псалмопевец, весьма выразительно изображая усладительность истины, говорит: «коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим» (Пс.118, 103). Почему, увеселив вчера души ваши по мере возможности собеседованием о словесах Божиих, опять собрались мы ныне — на другой день, чтобы обозреть чудеса дел второго дня.
Но не сокрыто от меня и то, что среди нас стоят многие ремесленники, которые, занимаясь художествами рукодельными, с трудом добывают себе пропитание дневною работою, и они–то обсекают у меня слово, чтобы не надолго отвлекаться от работы. Что же скажу им? То, что часть времени, данная взаим Богу, не пропадает, но вознаграждается Им с великим прибытком. Ибо все те обстоятельства, которые способствуют к делу, благоустроит Господь предпочитающим духовное, подав в делах их и крепость тела, и усердие души, и удобство к сбыту работ, и благоуспешность в целой жизни. Но хотя бы в настоящей жизни плоды трудов наших и не соответствовали надеждам, по крайней мере для последующего века доброе сокровище — учение Духа. Посему отложи из сердца всякое житейское попечение, и весь соберись теперь сам в себя. Ибо мало пользы, если телом ты здесь, а сердце твое занято земным сокровищем.
«И рече Бог: да будет твердь посреде воды: и да будет разлучающи посреде воды и воды» (Быт. 1, 6). И вчера уже слышали мы слова Божии: «да будет свет», и ныне слышим: «да будет твердь». Но в настоящем случае они, по–видимому, заключают в себе нечто большее, потому что слово не ограничилось простым повелением, но определило и причину, по которой требуется устроение тверди. Сказано: «да разлучает посреде воды и воды».
Остановившись на первом, спрашиваем: как говорит Бог? Так же ли, как и мы, то есть, сперва в мысли рождается образ предметов, потом по представлении их, избрав значения свойственные и соответственные каждому предмету, Он излагает, а потом, передав мыслимое на производство словесных органов, таким уже образом, чрез сотрясение воздуха, нужное к членораздельному движению голоса, делает ясной тайную Свою мысль? И не походит ли на басню утверждать, что Богу нужно столько околичностей для обнаружения Своей мысли? Или благочестивее будет сказать, что Божие хотение и первое устремление мысленного движения есть уже Божие слово? Писание же изображает Бога многословно, чтобы показать, что Он не только восхотел бытия твари, но и привел ее в бытие чрез некоего Содейственника. Как сказало оно в начале, так могло бы выразиться и обо всем, сказав: «в начале сотвори Бог небо и землю», потом могло бы сказать: «сотвори свет», а потом: «сотвори твердь». Но теперь, представляя Бога повелевающим и разглагольствующим, самым умолчанием указывает на того, кому Бог повелевает и с кем разглагольствует, ни мало не скупясь в сообщении нам ведения, но распаляя в нас желание тем, что набрасывает некоторые следы и указания Неизреченного. Ибо приобретенное с трудом с радостью приемлется и тщательно соблюдается. А где приобретение удобно, там и обладание не важно. Посему Писание как бы окольною дорогою и постепенно приближает нас к мысли об Единородном.
Но для естества бестелесного и в этом случае не было нужды в слове, произносимом посредством голоса, потому что Содействующему самые мысли могли быть переданы. Ибо какая нужда в слове тем, которые могут друг другу сообщать изволения свои мысленно? Голос для слуха, и слух по причине голоса. А где нет ни воздуха, ни языка, ни уха, ни извитого прохода, который бы переносил звуки к сочувствию в голове, там не нужны речения, но передаются самые, как сказал бы иной, сердечные помышления воли. Посему, как замечено, для того, чтобы возбудить ум наш к исследованиям о Лице, к Которому изречены слова, премудро и искусно употреблен этот образ разглагольствия.
Во вторых, должно исследовать, иное ли что отличное от неба, сотворенного в начале, эта твердь, которая и сама называется небом, и точно ли два неба? Любомудрствовавшие о небе согласились бы лучше лишиться языка, нежели признать cиe истинным. Ибо они предполагают, что небо одно, и что нет естества, из которого могло бы произойти второе, третье, и так далее, небо, потому что вся сущность небесного тела как они думают, издержана на составление одного неба. И круговращающееся тело, говорят они, одно и притом ограничено, если же оно употреблено на первое небо, то ничего не остается к происхождению второго и третьего неба. Так представляют себе те, которые, кроме Создателя, вводят несотворенное вещество, и сложив первую басню, увлекаются к последующей лжи.
Но мы просим Еллинских мудрецов не смеяться над нами, пока они не кончат между собою своих споров. Ибо есть между ними и такие, которые говорят, что небес и миров бесчисленное множество. Но когда изобличат они невероятность последнего мнения, употребив самые сильные доводы, и с геометрическою неизбежностью докажут, что по природе невозможно быть другому небу, кроме одного, тогда особенно посмеемся над их чертежной мудростью и ученым пустословием. Если только они, видя, что от одинаковой причины происходят и один пузырь, и многие пузыри, при всем том сомневаются касательно многих небес, достаточно ли зиждительной силы к приведению их в бытие. Ибо думаем, что крепость и величие небес не много превосходят эту влагу, в виде пустого шара надувшуюся в родниках, если обращено будет внимание на превосходство Божия могущества. Так смешно их понятие о невозможном! А мы столько далеки от мысли не верить второму небу, что взыскуем и третьего неба, видеть которое удостоен был блаженный Павел (2 Кор.12,2). Псалом же, наименовывая «небеса небес» (Пс.148, 4), подал мне мысль и о большем числе небес.
И это ни мало не страннее тех семи кругов, по которым, как все почти согласно признают, вращаются семь звезд, и которые, как говорят, приноровлены друг к другу на подобие кадей, одна в другую вложенных, и двигаясь противоположно вселенной, по причине рассекаемого ими эфира, издают какой–то благозвучный и гармонический голос, который превосходит всякую приятность сладкопения. Потом, когда у говорящих это требуют чувственного удостоверения, что отвечают они? То, что мы по первоначальной привычке к сему звуку, и прислушавшись к нему с первого мгновения бытия, от долговременного упражнения в слушании потеряли ощущение, подобно людям, у которых уши постоянно бывают поражаемы стуком в кузницах. Обличать ухищренность и гнилость таких рассуждений, когда это ясно показывает каждому собственный его слух, не дело человека, который умеет беречь время и предполагает слушателей людьми разумными.
Но внешние учения оставляя внешним, возвратимся к учению церковному. Некоторыми прежде нас сказано, что это не творение второго неба, но полнейшее повествование о первом небе, потому что там описывается вообще творение неба и земли, а здесь Писание передает нам, как происходили и небо и земля окончательным образом. Но мы говорим, что, поелику передано нам и другое имя и особенное назначение второго неба, то оно отлично от сотворенного в начале, имеет естество более плотное и служит во вселенной для особенного употребления.
«И рече Бог, да будет твердь посреде воды: и да будет разлучающи посреде воды и воды. И сотвори Бог твердь, и разлучи Бог между водою, яже бе под твердию, и между водою, яже бе нaд твердию» (Быт. 1, 6, 7). Прежде нежели коснемся смысла написанного, попытаемся решить возражение, какое делают другие. Ибо спрашивают у нас: если тело тверди шарообразно, как показывает зрение, а вода текуча и скатывается с возвышенностей, то как было возможно утвердиться воде на кривой окружности тверди? Что будем отвечать на cиe? — То особенно, что, ежели видим какую вещь с внутренней вогнутости кругообразною, нет еще необходимости заключать, что и внешняя ее поверхность сделана шаровидно, вся выточена на станке и гладко выведена. Иногда видим каменные потолки в банях и постройку пещеровидных зданий, которые, если смотреть изнутри, выведены полукружием, а сверху строения имеют часто ровную поверхность. Посему ради таких причин не должны и сами они затрудняться в деде, и нас затруднять, как будто не можем удержать воды вверху.
Теперь следует сказать, какое естество имеет твердь, и для чего повелено ей занимать средину между водою.
Наименование тверди (ςερεωμα) в Писании обыкновенно дается тому, что имеет превосходную крепость, например, когда говорится: «Господь утверждение (ςερεωμα) мое, и прибежище мое» (Пс. 17, 3), и: «Аз утвердих (εςερεωσα) столпы ея» (Пс. 14, 4), и: «хвалите Его во утвержении (εν ςερεωματι) силы Его» (Пс. 150, 1). А Писатели внешние называют твердым (το ςερεον) тело как бы плотное и наполненное, в отличие от тела геометрического. Геометрическое же тело есть то, которое состоит в одних измерениях, то есть в широте, глубине
[91] и высоте, между тем как твердое тело сверх измерений имеет и упорство. Но в Писании обыкновенно, что имеет силу и неуступчиво, то называется твердью. Так, часто употребляется cиe слово и о сгустившемся воздухе, например, когда говорится: «утверждаяй гром» (Ам.4, 13). Ибо твердость и упорство духа, заключенного в полостях облаков и усильным исторжением производящего громовый треск, Писание наименовало утверждением грома.
Посему думаем, что и теперь употреблено cиe слово о каком–нибудь твердом естестве, достаточном к удержанию воды, которая удобно скатывается и разливается. Но на том основании, что по общепринятому мнению твердь представляется происшедшею из воды, не следует еще почитать ее подобною или отвердевшей воде или такому веществу, которое получает начало чрез процеживание влаги, как, например, камень кристалл, который, как сказывают, превращается из воды вследствие чрезвычайного ее отвердения, или слюда, образующаяся между металлами, а это такой прозрачный камень, имеющий преимущественно ему свойственный и самый ясный блеск, что если найден в чистом своем виде, не источен какой–нибудь гнилостью и не наполнен внутри трещинами, то прозрачностью подобен почти воздуху. Посему мы не уподобляем тверди ничему такому. Ибо, конечно, детскому и простому разуму свойственно иметь такие понятия о небесном. А также, хотя и все находится во всем, огонь в земле, воздух в воде, и прочие стихии одна в другой, так что из стихий, подпадающих чувствам, ни одна не бывает в чистом состоянии и не в сообщении с чем–нибудь или средним, иди противоположным, однако же не осмеливаемся поэтому утверждать, что твердь состоит или из одного простого вещества, или из смешения простых веществ, ибо мы научены Писанием не давать себе свободы представлять умом что либо, кроме дозволенного.
Но не оставим без замечания и следующего. После того, как Бог повелел: «да будет твердь», сказано не просто: «и бысть твердь», но: «и сотвори Бог твердь», и еще: «разлучи Бог». Пусть глухие слышат, и слепые прозрят! И кто же глух, кроме не слышащего, когда столь громогласно вопиет Дух? И кто слеп, кроме не видящего столь ясных доказательств об Единородном? «Да будет твердь», — это вещание первоначальной Вины! «Сотвори Бог твердь», — это свидетельство о Силе творческой и зиждительной!
Но обратим слово к продолжению толкования. Сказано: «да будет разлучающи посреде воды и воды». Разлитие вод было беспредельно, как вероятно, они со всех сторон омывали собою землю и возвышались над нею, так что, по–видимому, выходили из соразмерности с прочими стихиями. Посему–то выше было сказано, что бездна отовсюду облегала собою землю.
Причину такого множества воды покажем впоследствии. Между тем, конечно, никто из вас, хотя он много работал умом и хорошо проник во все, что касается до сего тленного и текущего естества, никто, говорю, не нападает на сию мысль, будто бы мы вопреки разуму предполагаем что–нибудь невозможное и вымышленное, и не потребует от нас изысканий о том, на чем было утверждено водное естество. На каком основании говорят, что земля, которая тяжелее воды, висит посредине и удалена от краев, на том же основании должны, без сомнения, согласиться, что и это необъятное количество воды, по естественному стремлению книзу, и по причине равного тяготения во все стороны, держалось около земли. Таким образом, водное естество в безмерном множестве было разлито вокруг земли, не в соразмерности с нею, но во много крат превосходя ее, ибо так из начала предусматривал будущее великий Художник, и в первых распоряжениях соображался с последующей потребностью.
Какая же была потребность в том, чтобы вода избыточествовала в такой чрезмерности? Во вселенной необходима огненная сущность, не только для благоустройства земных вещей, но и для восполнения вселенной. Целое было бы не полно, при недостатке самой важной и благопотребной из всех стихий. Но огонь и вода противоположны между собою и друг для друга разрушительны, именно: огонь для воды, когда преодолевает ее силою, и вода для огня, когда превосходит его множеством. А надобно было, чтобы и между ними не происходило мятежа, и совершенное оскудение того или другого из них не послужило к разрушение вселенной. Посему–то Домостроитель вселенной приуготовил влажное естество в такой мере, чтобы оно, постепенно истребляемое силою огня, пребывало во все то время, какое назначено стоять миру. А Расположивший все весом и мерою (ибо по слову Иова: «изочтены Ему суть капли дождевныя» (Иов. 36, 37)) знал, сколько времени определить пребыванию мира, и сколько нужно приготовить пищи огню. Такова причина преизбытка воды во время творения!
А что касается до необходимости огня в мире, то нет человека, столько не знакомого с нуждами жизни, чтобы потребовал о сем учении разума. Не только огненного содействия требуют все искусства, служащие к поддержанию нашей жизни (разумею: ткацкое, кожевенное, строительное и. земледелие), но даже и произрастание деревьев, и созревание плодов, и рождение животных земных и водных, и также все служащее к их питанию, или в начале не состоялось бы, или со временем не могло бы продолжаться, если бы не было теплоты.
Посему, как необходимо было создание теплоты для образования и пребывания всего рождающегося, так необходимо было и обилие влаги, по причине непрестанного и неизбежного истребления ее огнем. Обозри все твари и увидишь, что сила теплоты владычествует во всем рождающемся и разрушающемся. Для сего и множество воды, которое разлито по земле, поднято выше видимого тобою, и также рассеяно во всех земных глубинах. От сего неоскудеваемость родников, скопление воды в колодцах, течения рек и не пересыхающих, и образующихся во время дождей, по причине соблюдаемой влажности во многих и различных хранилищах. С востока
[92], от зимних поворотов течет река Инд, это, как повествуют описатели окружностей земли, самая большая водотечь из всех речных вод. С среднего же востока текут Бактр, Хоасп и Аракс, от которого отделившийся Танаис вливается в Меотийское озеро. Кроме сих, Фазис, вытекающий из Кавказских гор, и множество других рек от северных стран стремятся в Евксинский Понт. А от летнего запада из–под горы Пиринейской выходят Тартис и Истр, из которых первый впадает в море за Столпами, а Истр, протекая чрез Европу, вливается в Понт. И к чему перечислять другие реки, порождаемые Рифейскими горами, лежащими за внутреннейшею Скифией? В числе их находится Родан и множество других рек даже судоходных, которые все, омывши страны западных Галатов, Келтов и соседственных с ними варваров, вливаются в западное море. Другие реки текут с полудня из верхних стран чрез Эфиопию, и одни входят в наше море, а другие вливаются в море, неизвестное мореходцам. Таковы: Егон, Низис, так называемый Хреметис, и сверх того Нил, который не походит даже на реку, когда, подобно морю, наводняет Египет. Так, вся часть населяемой нами земли объемлется водою, окружаемая необъятными морями, и орошаемая тысячами не пересыхающих рек, по неизреченной премудрости Предустроившего, чтобы естество, противоборствующее огню, было неудобоистребимо. Но настанет время, когда все будет иcсушено огнем, как говорит Исаия, обращая речь к Богу всяческих: «Глаголяй бездне: опустпеши, и реки твоя изсушу» (Ис.44, 27). Посему, отринув объюродевшую мудрость, вместе с нами прими учение истины, хотя и не ученое по слову, но непогрешительное в познании.
Посему «да будет твердь посреде воды, и да будет разлучающи посреде воды и воды». Сказано, что значит в Писании наименование твердь, а именно: не естество упорное, твердое, имеющее тяжесть и сопротивление, называет оно твердью (в таком случае, в более собственном смысле принадлежало бы cиe именование земле), — напротив того, поелику все, лежащее выше, по природе своей тонко, редко и для чувства неуловимо, то в сравнении с сим тончайшим и неуловимым для чувства, она названа твердью. И ты представь себе какое–то место, в котором отделяются влаги, и тонкая, процеженная влага пропускается вверх, а грубая и землянистая отлагается вниз, чтобы, при постепенном истреблении влажностей, от начала до конца сохранялось то же благорастворение.
Но ты не веришь множеству воды, а не обращаешь внимания на множество теплоты, которая и в малом количестве имеет силу истреблять много влажности. Ибо она притягивает влагу, подверженную ее действию, как видно в рожке, всасывающем кровь, притянутую же влагу истребляет, подобно огню в светильнике, который всасываемое посредством светильни горючее вещество тотчас по изменении его сжигает. Кто же сомневается об эфире, что он не огнен, и не в раскаленном состоянии? Если бы Творец не сдерживал его необходимым законом, что воспрепятствовало бы ему, воспламеняя и сжигая все приближающееся, истребить вдруг всю влажность, какая есть в существах? Посему–то, чтобы не обхватил всего раскаляющий все эфир, есть воздушная вода, и она образуется чрез увлажнение горних мест поднимающимися парами, какие дают из себя реки, источники, болота, озера и все моря.
Видим, что и это солнце, летом, в самое короткое продолжение времени, страну часто влажную и болотистую делает сухой и совершенно безвлажной. Где же эта вода? Пусть покажут нам знатоки всего. Не всякому ли известно, что она поглощена, раздробленная теплотою солнечною? Но они говорят, что солнце не имеет даже теплоты. Так у них на все готово слово. И смотрите, на какой опираясь довод, доходят они до очевидности. Говорят: поелику солнце цветом бело, а не красно и не желто, то по сему самому, по природе своей, оно не огненное, теплота же его происходит от скорого обращения. Что же думают приобрести себе из этого? — Доказать, что солнце не истребляет влажности. А я, хотя сказанное и несправедливо, не отвергаю сего потому, что оно служить к подтверждению моего слова. Ибо сказано было, что множество вод нужно по причине истребления их теплотою. Но нет разности — быть ли теплым по природе своей, или стать раскаленным вследствие какого–либо видоизменения, для произведения тех же перемен в тех же веществах. Если дерева, приведенные во взаимное трение, возжигают огонь и дают пламень, или если они загораются от возженного пламени, — в обоих случаях конец бывает равный и сходный. Но мы видим, что великая премудрость Правителя вселенной переводит солнце из одного места в другое, чтобы оно, оставаясь всегда в одном месте, не расстраивало порядка избытком теплоты. Напротив того, во время зимнего поворота, уводит солнце в южную часть неба, потом перемещает в равноденственные знаки, и оттуда, во время летнего поворота, ведет на север, так что чрез постепенное перехождение солнца соблюдается на земной окружности благорастворение. И пусть рассудят, не противоречат ли сами себе те, которые говорят, что море не прибывает от рек по причине убыли, производимой солнцем, и что сверх того оно остается соленым и горьким вследствие поглощения теплотою всего тонкого и годного к питью, что опять производится по большей части посредством отделения влаг солнцем, которое, похищая легкое, оставляет грубое и землянистое, как некоторую тину и отсед, отчего вода в море получает горький, соленый и жгучий вкус. И те же, которые утверждают cиe о море, переменив свое мнение, говорят, что никакого уменьшения во влаге не производится солнцем.
«И нарече Бог твердь, небо» (Быт. 1, 8). Хотя название cиe собственно приличествует другому, но и твердь, по подобию, приемлет то же наименование. Примечаем же, что небом (ουρανος) называется часто видимое (ορωμενον) пространство, — по причине густоты и непрерывности воздуха, который ясно подлежит нашим взорам, и, как видимый, получает наименование неба, например, когда говорится: «птицы нeбecныя» (Пс.8, 9), и еще: «летающыя по тверди небесней» (Быт. 1, 20). Подобно сему выражение: «восходят до небес» (Пс.106, 26). И Моисей, благословляя колено Иосифово, дает благословения «от красот небесных и росы, от солнечных обращений и схождений месячных, и от верха гор и холмов вечных» (Втор. 33, 13–15), потому что, при благоустройстве всего этого, угобжается окружность земли. Но и в проклятиях Израилю сказано: «будет небо над главою медяно» (Втор. 28, 23). Что cиe означает? Совершенную сухость и оскудение воздушных вод, которыми земле сообщается плодородие. Посему, когда говорится, что роса или дождь приносится с неба, тогда представляем в уме те воды, которым назначено занимать горнюю страну. Ибо если испарения собрались в высоте, и сгнетаемый ветрами воздух сгустился, то как скоро парообразно и в тонких частицах рассеянные дотоле по облаку влаги между собою сблизятся, тотчас образуются капли, тяжестью соединившихся частиц влекомые книзу, и таково происхождение дождя. Когда же влага, раздробленная стремительностью ветров, обратится в пену, потом до крайности охлажденная в целом своем объеме, замерзнет, тогда по расторжении облака падает вниз снег. И вообще, таким же образом можешь ты рассмотреть все влажное естество, составившееся в воздухе над нашими головами.
Но простоту и неприуготовленность духовного учения никто да не сравнивает с пытливостью любомудрствовавших о небе. Сколько красота в женах целомудренных предпочтительнее красоты любодейной, столько же разности между нашими учениями и учениями внешних. Ибо внешние вводят в учение натянутое правдоподобие, а здесь предлагается истина, обнаженная от всяких измышлений ума. И нужно ли нам трудиться над обличением их лжи? Не довольно ли и того, чтобы, сличив между собою собственные их книги, в совершенном покое оставаться зрителями их борьбы? Ибо и числом не меньше, и достоинством не ниже, а по многословию гораздо еще преимущественнее, защитники противного сим учения, которые утверждают, что вселенная сгорает и опять оживотворяется из семенных начал, какие остаются по перегорании. Отсюда производят они бесчисленное множество разрушений и обновлений. — Так, в ту и другую сторону уклоняясь от истины, и здесь и там находят себе новые стези к заблуждению!
Но нам о разделенных водах нужно сказать одно слово тем церковным толковникам, которые под видом применения и возвышенных размышлений прибегли к иносказаниям, утверждая, что под водами в переносном смысле разумеются духовные и бесплотные силы, и что вверху над твердью силы совершенные, а в визу, в местах надземных, наполненных грубейшим веществом, удержались силы лукавые
[93]. Посему–то, рассуждают они, и воды, «яже превыше небес» (Пс.148,11), хвалят Бога, то есть добрые силы, по чистоте владычественного в них, достойны воздавать Творцу подобающую хвалу. А воды, которые ниже небес, суть духи лукавые, с естественной своей высоты ниспадшие во глубину повреждения, и они–то, как беспокойные и мятежные, волнуемые бурями страстей, именуются морем, по удобоизменяемости и непостоянству движений воли.
Отринув подобные сим учения, как толкование снов и басни старых женщин, мы под водою будем разуметь воду, и разделение, произведенное твердью, будем принимать сообразно с изложенною выше причиною. Хотя к славословие общего всех Владыки приобщаются иногда и воды, «яже превыше небес», однако же на сем основании не признаем их разумною природою. Ибо небеса неодушевленны, когда «поведают славу Божию», и «твердь» — не животное одаренное чувством, когда «возвещает творение руку Его» (Пс.18,1). Если кто скажет, что небо означает силы созерцательные, и твердь — силы деятельные, приводящие в исполнение, что прилично, то принимаем cиe, как остроумное слово, но не согласимся вполне, чтобы оно было истинно. Иначе и «роса», и «слана», и «студь», и «зной», которым у Даниила (Дан. 3, 64–72) повелевается хвалить Зиждителя всяческих, будут природы умные и невидимые. Напротив того, и в сих творениях людьми, имеющими ум, созерцательно постигнутый закон служит восполнением к славословию Творца, ибо не только вода, которая выше небес, как удостоенная преимущественной чести по превосходству своих совершенств, приносит хвалу Богу, но сказано: «хвалите» Его, и яже от земли: «змиеве и вся бездны» (Пс.148, 7). Посему и бездна, которую иносказательно толкующие причислили к худшей части, и она у псалмопевца не признана достойною отвержения, но включена в общее ликостояние твари, и она, по вложенным в нее законам, стройно возносит песнопение Творцу.
«И виде Бог, яко добро » (Быт. 1, 8). Созидаемое Богом не очам Божиим доставляет приятность, и одобрение красоты у Бога не таково, как у нас. Для Него прекрасно то, что совершено по закону искусства и направлено к благопотребному концу. Посему–то Предположивший явственную цель созидаемого одобрял творимое по частям, сообразуясь с Своими художническими законами, поскольку оно служило к достижению конца. Когда рука лежит сама по себе, а глаз особо, и каждый член статуи положен отдельно, тогда не для всякого покажутся они прекрасными. А если все поставлено на своем месте, то красота соразмерности, часто и с первого взгляда, усматривается даже невеждою. По художник и прежде сложения знает красоту каждой части, и хвалит ее отдельно, возводя мысль свою к концу. Подобным художником, одобряющим каждое свое произведение порознь, изображается теперь и Бог. Но Он воспишет приличную похвалу и целому миру вместе взятому, когда будет он совершен.
Сим да прекратится у нас слово о втором дне, чтобы трудолюбивым слушателям осталось времени исследовать слышанное и, что полезно, то удержать в памяти, и посредством тщательного размышления, как бы посредством некоторого переваривания, приуготовить к изнесению из себя служащего на пользу, и чтобы снискивающим пропитание трудами иметь досуг кончить свои попечения в остающееся свободным время и с душою чистою от забот прийти на вечерний пир слова.
Бог же, создавший великое и устроивший, чтобы сказано было cиe маловажное, да даст вам во всем разумение истины Его, чтобы вы из видимого познавали невидимое, из величия и красоты тварей собирали подобающее понятие о Сотворшем нас. «Невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество» (Рим. 1, 20). Да даст нам и в земле, и в воздухе, и в небе, и в воде, и в ночи, и во дне, и во всем видимом собирать ясные напоминания о Благодетеле. Ибо не оставим никакого времени грехам, не уступим места врагу в сердцах своих, если чрез непрестанное памятование будем вселять в себе Бога, Которому всякая слава, и поклонение, ныне и всегда, и во веки веков, аминь.
4–ая беседа. О собрании вод
Есть города, в которых жители, с глубокого утра до самого вечера, насыщают взоры всякого рода представлениями чудесников, и сколько ни слушают каких–нибудь нескромных и неблагочинных песен, от которых в душах необходимо зарождается много бесстыдства, однако не могут их наслушаться. Даже многие почитают таких людей счастливыми, потому что они, оставив торговлю на рынках или занятия искусствами необходимыми для жизни, в праздности и забавах проводят определенное им время жизни, не зная, что позорище, обильное нескромными зрелищами, для присутствующих на нем служит общим и народным училищем распутства, и что самые стройные звуки свирелей и блуднические песни, напечатлевшись в душах слушателей, не к иному чему побуждают всех, как только к бесчинству, к тому, чтобы подражать бряцаниям играющих на гуслях или на свирели. А страстные охотники до конских ристалищ и во сне состязаются о конях, перепрягают колесницы, переменяют возничих, и вообще даже в сонных мечтаниях не покидают дневного безумия. Итак, мы ли, которых Господь, великий Чудотворец и Художник, созвал теперь, чтобы явить нам дела Свои, мы ли отяготимся созерцанием или обленимся выслушать словеса Духа? Не обступим ли, напротив того, сию великую и полную разнообразия Художническую храмину Божия созидания, и, востекши каждый своею мыслью ко временам давним, не будем ли рассматривать украшение вселенной? — Небо, по слову пророка, поставленное «яко камара» (Ис. 40, 22), землю, при безмерной ее величине и тяжести, утвержденную на себе самой, воздух, разлитый, мягкий и по природе влажный, тварям дышащим доставляющий сродную им и всегдашнюю пищу, по мягкости своей уступающий телам движущимся и легко ими рассекаемый (так что нет от него ни какого препятствия проторгающимся сквозь него, и он всегда удобно передвигается и переливается назад рассекших его тел), и естество воды и питательной, и на другие потребности приготовленной, также правильное ее собрание в определенные места, — все сие увидишь из прочтенного нам недавно.
«И рече Бог: да соберется вода, яже под небесем, в собрание едино, и да явится суша: и бысть тако, и собрася вода, яже под небесем, в собрания своя, и явися суша. И нарече Бог сушу, землю: и собрания вод нарече моря» (Быт. 1, 9, 10). Сколько представлял ты мне затруднений в предыдущих беседах, требуя причины, почему земля была невидима, когда во всяком теле естественно есть цвет, а всякий цвет ощутителен для зрения! И может быть, тебе показалось неудовлетворительным сказанное, что земля названа невидимою не по природе, но относительно к нам, по причине заграждения водою, которая покрывала тогда всю землю. Вот слушай теперь, как Писание объясняет само себя. «Да соберутся воды, и да явится суша». Снимаются завесы, чтобы открылась земля, дотоле невидимая.
Но, может быть, иной сверх сего спросит еще и о следующем. Почему, во–первых, принадлежащее воде по природе, то есть силу стремиться вниз по скату, Писание приписывает повелению Зиждителя? Ибо вода, доколе стоит на ровном месте, неподвижна, потому что некуда ей течь, а как скоро встретит какую–либо покатость, по немедленном устремлении передней части, на место ее вступает непосредственно с нею соединенная, а на место сей последней — за нею следующая, и таким образом непрестанно предшествующая часть убегает, последующая же гонит ее. И стремление cиe бывает тем быстрее, чем большую тяжесть имеет падающая вниз вода, и чем больше впадина, в которую сток. Если же таково свойство воды, напрасно дано ей повеление собраться «в собрание едино». Ибо вода сама собою, по естественному стремлению вниз, неминуемо должна была стекать туда, где была наибольшая впадина, и не прежде остановиться, как по сравнении поверхности. Ибо ничто не бывает так плоско, как поверхность воды. А во–вторых, говорят: почему водам повелено собраться в собрание едино, когда видим многие моря, и притом отделенные одно от другого весьма большим пространством?
На первый из сих вопросов ответствуем, что тебе особенно известны стали движения воды после повеления Владыки. Теперь она везде растекается, непостоянна, по природе стремится в покатые и вогнутые места, но какую силу имела она прежде, нежели вследствие сего повеления, произошло в ней такое стремление к движению, сего сам ты не знаешь и не мог слышать от какого либо очевидца. Рассуди же, что глагол Божий творит самое естество, и повеление, данное тогда твари, определило порядок сотворенного и на последующее время. День и ночь созданы однажды, но с тех пор и до ныне не престают попеременно следовать друг за другом и делить время на равные части.
«Да соберутся воды». Водному естеству повелено течь, и по сему поведению, непрестанно поспешая, оно никогда не утомляется. Говорю же cиe, имея в виду текущую часть вод. Ибо иные воды сами собою текут, например родниковые и речные, а другие собраны в одно место и не проточны. Теперь же у меня слово о водах движущихся.
«Да соберутся воды в собрание едино». Тебе, стоявшему при роднике, дающем обильную воду, не приходила ли когда–либо мысль спросить: кто гонит эту воду из недр земли? кто заставляет ее спешить вперед? Каковы хранилища, из которых она выходит? Что за место, куда она поспешает? Почему и хранилища не оскудевают, и место стоков не наполняется? — Все cиe зависит от первого Божия глагола. Им дана воде сила течь. При всяком повествовании о водах помни этот первый глагол: «да соберутся воды». Им надлежало течь, чтобы занять свойственное им место, а потом, достигнув определенных мест, оставаться в своем положении и далее не поступать. Посему–то, как говорит Екклесиаст, «вcи потоцы идут в море, и море несть насыщаемо» (Еккл. 1, 7). Ибо если воды текут, то cиe по Божию повелению, и если море заключено внутри своих пределов, то cиe есть следствие первого законоположения.
«Да соберутся воды в собрание едино». Чтобы текучая вода, выливаясь из мест, принявших ее в себя, непрестанно переходя далее и далее и наполняя одно место за другим, не потопила постепенно всей твердой земли, повелено ей собраться в собрание едино. Посему–то море, не редко приводимое в ярость ветрами и на весьма большую высоту воздымающее волны, как скоро коснется берегов, отступает назад, истощив свою стремительность в одну пену. «Мене ли не убоитеся, рече Господь, Иже положих песок предел морю?» (Иер.5,22) Песком, который слабее всего, обуздывается невыносимое насилие моря. Ибо что воспрепятствовало бы Чермному морю наводнить собою весь Египет, который в сравнении с ним составляет впадину, и соединиться с морем, прилежащим к Египту, если бы оно не было связано повелением Создателя? А что Египет ниже Чермного моря, в этом самым делом уверили хотевшие соединить между собою сии моря — Египетское и Индийское, на котором и Чермное. По сей–то причине отказались от своего предприятия и Египтянин Сезострис, который первый начал дело, и Дарий Мид, который хотел его докончить
[94]. Это сказано мною, чтобы уразуметь нам силу повеления: «да соберутся воды в собрате едино»: то есть, после сего собрания не должно быть другого, но в первом собрании будет оставаться собранное.
Потом Повелевший водам собраться «в собрание едино» показал тебе, что были многие воды, разделенные по многим местам. Ибо и впадины в горах, изрытые глубокими оврагами, имели в себе собрание вод. А также многие покатые равнины, не уступающие пространством самым великим морям, бесчисленное множество долин и лощины, образуются всякого рода впадины, которые все были тогда наполнены водами, вдруг опустили по Божественному повелению, как скоро вода устремилась отовсюду в собрание едино. И никто не говори, что ежели вода была выше земли, то по необходимости и все впадины, которые теперь вместили в себя море, были уже наполнены водою. А следовательно, не куда было и собраться водам, по предварительном занятии водою сих впадин. На cиe скажем, что в то же время, когда воде надлежало отделиться в один состав, приготовлены были и вместилища. Ибо не было еще моря за Гадесом, а также и того великого и страшного для плавателей, которое омывает Британский остров и западных Ибериян, но тогда по повелению Божию, устроилось обширное вместилище, и в него стекло множество вод.
А на возражение, будто бы учение о нашем миротворении противоречит опыту (ибо, по–видимому, не в одно собрание вод стеклась вся вода), можно сказать многое, и это само по себе известно всякому. Да едва ли и не смешно препираться с делающими подобные возражения. Неужели они укажут нам на болотные и от дождей собирающиеся воды, и будут думать, что сим опровергли наше учение? Но Творец наименовал собранием единым самое великое и полное сборище вод. Ибо и колодцы делаются рукотворенными собраниями вод, когда в углубление земли стекает рассеянная влага. Посему словом собрание означается не какое–либо стечение вод, но преимущественное и наибольшее, в котором оказывается собранною целая стихия. Ибо как огонь и раздроблен на мелкие части для здешних потреб, и в совокупности разлит в эфире, и как воздух и разделен по малым долям, и совокупно занял все надземное пространство, так должно разуметь и о воде. Хотя есть отдельный небольшие собрания вод, но собрание, отделяющее целую стихию от прочих стихий, только одно. Ибо и озера, какие находятся в странах северных, на пределах Греции, в Македонии, Вифинии и Палестине, конечно, суть собрания, но теперь у нас слово о собрании из всех наибольшем и по величине равняющемся земле. Никто не спорит, что в сих озерах много воды, но никто, однако же, не назовет их в подлинном смысле морями, не смотря на то, что некоторые, подобно великому морю, содержат в себе множество соли и земляных частиц, как например, Асфальтовое озеро в Иудеи, и Сирбоново между Египтом и Палестиною, простирающееся в Аравийскую пустыню. Это озера, а море одно, как повествуют путешествовавшие вокруг земли. Хотя некоторые полагают, что моря Гирканское и Каспийское заключены в особых пределах, но если сколько–нибудь достойны внимания землеописания повествователей, то и сии моря имеют между собою сообщения, и все вместе впадают в великое море, как и о Чермном море говорят, что оно соединяется с морем, лежащим позади Гадеса
[95].
Но скажут: почему же Бог собрания вод назвал морями? — Потому что, хотя воды стеклись в собрание едино, однако же и сборища вод, то есть заливы, которые имеют особенный вид свой, будучи заключены окружающею землею, Господь наименовал морями. Есть море Северное, море Южное, море Восточное, а также и Западное. Морям даются и собственные имена: Евксинский Понт, Пропонтида, Геллеспонт; моря: Эгейское, Ионическое, Сардийское, также Сицилийское и Тирренское. И имена морей бесчисленны, так что теперь перечислять их подробно было бы долго и неприлично. Посему–то Бог собрания вод назвал морями. Но хотя уже к этому привела нас связь речи, однако же возвратимся к началу.
«И рече Бог: да соберется вода в собрание едино, и да явится суша». Не сказал: да явится земля, чтобы не показать ее еще неустроенною, грязною, смешанною с водою, не получившею свойственного ей образа и надлежащей силы, а вместе, чтобы причину осушения земли не приписали мы солнцу, Создатель произвел сухость земли до сотворения солнца. Вникни же в смысл написанного: не только излишек вод стек с земли, но даже вода, смешанная с землею во глубине, вышла из нее, повинуясь непреложному повелению Владыки.
«И бысть тако». Сия прибавка достаточно показывает, что слово Создателя пришло в исполнение. Но во многих списках присовокупляется: «и собрася вода, яже под нeбeceм, в собрания своя, и явися суша», — каковых слов не передали прочие толковники, да, кажется, и у Евреев они не читаются. Ибо, действительно, по засвидетельствовании, что «бысть тако», излишне повествование опять о том же. Почему в исправных списках слова сии отмечены чертами, а такая черта служит знаком исключения.
«И нарече Бог сушу, землю; и собрания вод нарече моря». Почему, как выше сказано: «да соберется вода в собрание едино, и да явится суша», а не написано: «и да явится земля», так и здесь опять: «да явится суша, и нарече Бог сушу, землю»? — Потому что суша есть свойство, служащее как бы отличительным признаком природы предмета, а земля есть голое наименование сего предмета. Как разумность есть свойство человека, а слово человек, означает самое животное, в котором есть cиe свойство, так сухость есть свойство земли, и свойство преимущественное. Итак в чем собственно есть сухость, то названо землею, подобно как то, чему собственно принадлежит способность ржать, названо конем.
И cиe имеет место не в одной только земле, но и каждая из прочих стихий имеет свойственное себе и исключительное качество, по которому отличается от прочих стихий, и сама в себе познается, какова она. Вода собственным своим качеством имеет холодность, воздух — влажность, огонь — теплоту. Впрочем и земля, и вода, и воздух, и огонь, только как первые стихии сложных вещей, представляются разуму с поименованными качествами, а когда они сопоставлены в теле и подлежат чувствам, тогда имеют уже сопряженные качества, и ничто видимое и чувствам подлежащее не бывает в отрешенном смысле одиноко, или просто, или чисто. Напротив того, земля суха и холодна, вода влажна и холодна, воздух тепел и влажен, а огонь тепел и сух. Таким образом, вследствие сопряженного качества, происходит в стихиях возможность смешиваться каждой с каждою, ибо каждая стихия, в следствие общего качества, срастворяется с смежною к ней стихией, а вследствие общения в сродном, соединяется и с противоположною. Например, земля, будучи суха и холодна, соединяется с водою по сродству холодности, а чрез воду соединяется с воздухом, потому что вода, поставленная в средине между землею и воздухом, каждым из своих качеств, как бы наложением двух рук, соприкасается к той и другой из прилежащих к ней стихий, — холодностью к земле, а влажностью к воздуху. Опять, воздух чрез посредство свое делается примирителем враждебных природ воды и огня, вступая в единение посредством влажности — с водою, а посредством теплоты — с огнем. А огонь, будучи по природе тепел и сух, посредством теплоты соединяется с воздухом, а посредством сухости входит опять в общение с землею. И таким образом составляется круг и стройный лик, по причине взаимного согласия и соответствия всех стихий. Почему весьма прилично дано им и название стихий
[96].
Это сказал я, чтобы представить причину, почему Бог землю назвал сушею, а не сушу нарек землею. Именно, сухость есть нечто не в последствии приданное земле, но с самого начала восполнявшее ее сущность. А что служит одинаковой причиной бытия, то по природе первоначальнее и предпочтительнее привзошедшего после. Посему справедливо измышлены признаки, заимствованные от предсуществовавшего и старейшего.
«И виде Бог, яко добро». Писание показывает не то, что Богу открылся какой–то приятный вид моря. Ибо Творец не очами рассматривает красоту тварей, но с неизреченною премудростью созерцает происходящее. Усладительно, правда, зрелище — море белеющееся, когда царствует на нем постоянная тишина, усладительно также, когда хребет его, зыблемый тихими ветрами, представляется зрителям в пурпуровом или лазурном цвете, когда оно не ударяет сильно в смежную сушу, но как бы лобзает ее в мирных объятиях. Однако не должно думать, чтобы, по словам Писания, и Богу в таком же смысле казалось море прекрасным и приятным. Напротив того, в Писании красота определяется относительно к мирозданию.
Во–первых, морская вода служит источником всей земной влаги. Ибо она рассеяна по неприметным скважинам, как доказывают рыхлые места и пещеры в твердой земле, в которые проникает текучая морская вода. И когда бывает она заперта в кривых и не прямо идущих проходах, тогда гонимая движущим ее духом стремится наружу, проторгая поверхность, и делается годною к питью, чрез процеживание теряя горечь. Когда же во время перехождения заимствует у металлов качество теплоты, тогда по такой же причине, заключающейся в движущем духе, делается она часто кипящею, даже огненною, что можно видеть на многих островах и во многих приморских странах. А если сравнивать малое с великим, иногда и в средине материка некоторые места, смежные с ручными водами, терпят почти то же самое. К чему же сказал я это? К тому, что вся земля имеет в себе множество проходов, и чрез неприметные скважины из начал моря расходится по ней вода.
Итак море прекрасно пред Богом, потому что влага из него идет по земным глубинам. Оно прекрасно также и потому, что служит приемником рек, принимает в себя отовсюду потоки, и не выступает из своих пределов. Прекрасно и потому, что служит началом и источником воздушных вод, когда нагревается лучами солнечными, и отлагает от себя, посредством испарения, тонкия частицы воды, которые, будучи привлечены в горнее пространство и потом охлаждены, как возвысившиеся далее, нежели куда простираются лучи отражаемые земною поверхностью, при возрастающем холоде, также и от тени облаков, делаются дождем и утучняют землю. И в этом, конечно, никто не усомнится, если представить себе поставленные на огонь котлы, которые, будучи наполнены влагою, нередко делаются пустыми, потому что все варимое в них разрешилось в пары. Можно еще видеть, как мореплаватели варят самую морскую воду, и собирая пары губками, в случае нужды, удовлетворяют несколько своей потребности. Но море прекрасно пред Богом и в другом отношении, потому что ограничивает собою острова, и служит им вместе и украшением и ограждением, а еще и потому, что приводит собою в связь самые отдаленные друг от друга части твердой земли, доставляя беспрепятственное сообщение мореплавателям, чрез которых снабжает нас сведениями о неизвестном, обогащает купцов, удобно удовлетворяет нашим жизненным потребностям, доставляет возможность изобилующим сбывать излишнее, а нуждающимся вознаграждать свои недостатки.
Но каким образом могу во всей подробности рассмотреть красоту моря, в какой явилось оно очам Творца? Если море прекрасно и достойно похвалы пред Богом, то не гораздо ли прекраснее собрание такой Церкви, в которой, подобно волне ударяющейся в берег, совокупный глас мужей, жен и младенцев воссылается к Богу в наших к Нему молитвах? Глубокая тишина хранит ее незыблемою, потому что лукавые духи не возмогли возмутить ее еретическими учениями. Будьте же достойны благословения Господня, соблюв, сколько возможно, благолепнее cиe благочиние, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
5–ая беседа. О прозябениях земли
«И рече Бог: да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду, и древо плодовитое, творящее плод по роду, емуже семя его о нем» (Быт. 1, 11). После того как земля, сложив с себя бремя воды, успокоилась, весьма прилично ей дано повеление произращать сперва траву, потом дерева, что, как видим, совершается еще и ныне. Ибо тогдашний глагол и первое сие повеление сделались как бы естественным некоторым законом и остались в земле и на последующие времена, сообщая ей силу рождать и приносить плоды.
«Да прорастит земля». В происхождении растений первое есть появление ростка, потом, когда ростки несколько поднимутся, является «былие»
[97], а потом, увеличиваясь, оно делается травою, при постепенном развитии растения и приближении его к совершенству, то есть к осеменению. Ибо зеленение и созревание во всех одинаково.
«Да прорастит земля былие травное». Земля сама собою должна произвести прозябение, не имея нужды ни в каком постороннем содействии. Поскольку некоторые думают, что причина произрастающего из земли в солнце, которое притяжением теплоты извлекает на поверхность земли таящуюся в глубине силу, то земля украшается прежде солнца, чтобы заблуждающие перестали поклоняться солнцу, и признавать, будто оно дает причину жизни. Посему, если убедятся, что вся земля украшена до сотворения солнца, то уменьшат безмерное к нему удивление, рассудив, что оно по бытию позднее травы и зелени.
Но когда заготовлена была пища скотам, неужели мы одни оказались недостойными какого–либо промышления? Напротив того, Заготовивший корм волам и коням наипаче приуготовляет богатство и наслаждение для тебя. Ибо Питающий твой скот умножает тем твои жизненные запасы. Притом, самое произведение семян — что иное, как не запас для твоего продовольствия? Сверх того, многие травы и зелия сами по себе служат пищею людям.
Сказано: «да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду». Посему, хотя иной род былий полезен другим, но их польза возвращается к нам, и нам предоставлено употребление семян. Почему смысл сказанного таков: «да прорастит земля былие травное, и семя сеющее по роду». Ибо таким образом можно будет восстановить порядок речи, в которой теперь сочинение слов представляется нестройным. И тогда соблюдется необходимая последовательность в том, что производит природа. Ибо сначала росток, потом зелень, потом возрастание травы, потом совершение возращенного чрез семя.
Скажут: как же Писание представляет, что все произрастающее из земли осеменено, когда ни тростник, ни полевица, ни мята, ни шафран, ни чеснок, ни бутом, ни другие бесчисленные роды растений, по–видимому, не производят семени? На cиe ответим, что многие из земных произрастений в нижней своей части и корне имеют силу семени. Например, тростник, по однолетнем росте, пускает от корня некоторый отпрыск, и он на будущее время заступает место семени. То же делают и другая бесчисленные растения которые, будучи рассеяны по земле, силу продолжать свой род содержать в корнях. Итак всего несомненнее, что в каждом растении или есть семя, или скрывается некоторая семенная сила. И это значит слово: «по роду». Ибо отпрыск тростника не производит маслины, а напротив того, от тростника бывает другой тростник, и из посеянных семян произрастает сродное им. И таким образом, что при первом сотворении изникло из земли, то соблюдается и до ныне, чрез сохранение рода последовательностью преемства.
«Да прорастит земля». Представь себе, что по малому речению и по столь краткому повелению холодная и бесплодная земля вдруг приближается ко времени рождения, подвигнута к плодородию, и, как бы сбросив с себя печальную и горестную одежду, облекается в светлую ризу, веселится своим убранством, и производит на свет тысячи родов растений.
Мне желательно тверже укоренить в тебе удивление к твари, чтобы ты, где ни находишься, и какой род растений ни встречаешь, всегда возобновлял в себе ясное воспоминание о Творце. Посему, во–первых, когда видишь на траве зелень и цвет, приведи себе на мысль человеческое естество, припоминая изображение мудрого Исаии: «всяка плоть яко сено, и всяка слава человеча яко цвет травный» (Ис.40,6). Кратковременность жизни, непродолжительность радостей и веселий человеческого благоденствия нашли себе у Пророка самое приличное уподобление. Сегодня цветет телесно, утучнен от наслаждений, сообразно с цветущим возрастом имеет свежую доброцветность, бодр, развязен, неудержим в стремлении, а на утро он же самый жалок, или увянув от времени, или ослабев от болезни. Иной обращает на себя взоры изобилием богатства, вокруг его множество льстецов, сопровождение притворных друзей, уловляющих его благосклонность, множество сродников, которые носят на себе личину, многочисленный рой слуг, то заботящихся об его пище, то исполняющих другие его потребности, которых влачит он за собою, выходя из дому и возвращаясь домой, и тем возбуждает зависть встречающихся. Присовокупи к богатству какую–либо гражданскую власть или почести от царей, или управление народом, или начальство над войском, провозвестника, который громко взывает перед ним, жезлоносцев, которые здесь и там вселяют в подначальных сильный ужас, побои, описание имущества, взятие под стражу, темницы, что все увеличивает в подчиненных нестерпимый страх. И что же после сего? Одна ночь, или горячка, или боль в боку, или воспаление легких, похитив сего человека из среды людей, сводят с позорища, и место его действия вдруг делается опустевшим, и эта слава оказывается ничем, как сновидение. Посему–то составилось у Пророка уподобление человеческой славы самому слабому цветку.
«Да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию». И теперь еще порядок растительности свидетельствует о первобытном постановлении. Ибо всякой зелени и траве предшествует появление ростка. Выходит ли что от корня из подземного отростка, как например, шафран и полевица, оно должно сперва дать росток и взойти наружу, вырастает ли что от семени, и в сем случае необходимо быть сперва ростку, потом зелени, потом зеленеющей траве, а потом плоду, ботеющему уже на сухом и дебелом стебле.
«Да прорастит земля былие травное». Когда семя упадет в землю, которая имеет в себе соразмерную влажность и теплоту, тогда оно, разбухнув, сделавшись многоскважинным, и объемлемое близ лежащею землею, привлекает к себе, что ему свойственно и сродно. Самые же тонкие частицы земли, приставая к скважинам и входя в них, расширяют объем семени, отчего оно пускает вниз корни и идет вверх, давая из себя стебли по числу корней. А при постоянном согревании ростка привлекаемая корнями влага притяжением теплоты извлекает из земли сколько нужно питательного и разделяет это стеблю, коже, влагалищам зерен, самым зернам и колосьям. Таким образом, при постепенном возрастании, каждое растение приходит в свойственную ему меру, будет ли оно из рода хлебных, или бобовых, или овощных, или растущих кустарником.
Одна травка, или одна былинка достаточна занять всю мысль твою рассмотрением искусства, с каким она произведена, как например, стебель пшеницы опоясывается коленцами, чтобы они, подобно связкам, удобно поддерживали тяжесть колосьев, когда исполненные плодами клонятся к земле. Посему стебель у овса совершенно пуст, так как вершина его ничем не обременена, и стебель пшеницы природа защитила такими связками, зерно же заключила во влагалище, чтобы не могло быть похищено птицами, и длинными остями, подобными иглам, предотвратила вред от мелких животных. Что мне сказать? И о чем умолчать? В богатых сокровищницах творенья трудно найти предпочтительное прочему, а если оставим что без внимания, урон будет несносен.
«Да прорастит земля былие травное». Вместе с питательным произросло и вредное, вместе с пшеницею и болиголов, и вместе с другими питательными растениями — чемерица, борец, мандрогора и маковый сок. Итак что же? Ужели откажемся приносить благодарение за полезное, и станем обвинять Создателя за разрушительное для нашей жизни? А не рассудим того, что не все создано для нашего чрева? Напротив того, как назначенное нам в пищу у нас под руками и всякому известно. Так каждая сотворенная вещь в целом творении выполняет какой–нибудь свой особенный закон.Поскольку воловья кровь для тебя яд, то ужели по сему самому надлежало или не творить сего животного, или сотворить вола бескровным, хотя сила его для стольких потреб нужна нам в жизни? Но тебе довольно живущего в тебе разума, чтобы предохранить себя от вредного. Если овцы и козы умеют избегать злотворного для их жизни, посредством одного чувства различая вредное, то скажи мне, ужели трудно уклониться от ядоносного тебе, у которого есть и разум, и врачебная наука, указывающая полезное, и опыт предшественников, внушающий убегать вредного? Но и из сего ничто не сотворено напрасно и без пользы. Ибо оно или служит пищею какому–либо животному, или с помощью врачебной науки открывается годным для нас самих, служа к облегчению каких–нибудь недугов. Скворцы питаются болиголовом, и по устройству своего тела не терпят вреда от яда, имея в сердце тонкие скважины, они, кажется, переваривают поглощенное, прежде нежели производимое им охлаждение коснется главных членов. Чемерица служит пищею перепелам, и они по своему сложению остаются невредимыми. Но сии же самые растения и нам иногда бывают полезны. Мандрогорою врачи наводят сон, и опиумом успокаивают жестокие боли в теле. А некоторые болиголовом усмиряли ярость вожделений, чемерицею же искореняли многие застарелые болезни. Посему, за что думал ты обвинять Творца, то самое обратилось для тебя в побуждение к большей благодарности.
«Да прорастит земля былие травное». Сколько разумеет под сим Писание снедей, которые сами собою готовы для нас то в корнях, то в зелени, то уже в плодах! Сколько еще снедей, которые присоединяются нашим трудом и земледелием! Бог повелел земле не вдруг произвести семя и плод, но сперва дать ростки и зелень, а потом уже закончить семенем, чтобы первое повеление служило природе уроком к соблюдению порядка на последующее время. Говорят: как же земля приносит семена по роду, а между тем часто, посеяв пшеницу, собираем черное пшеничное зерно
[98]? Но это не изменение в другой род, а как бы недуг и болезнь семени. Здесь пшеница не перестала быть пшеницею, но почернела от обожжения, как можно видеть из самого названия. Загорев от чрезмерной стужи, она приняла другой цвет и вкус. Но сказывают, что она и опять, если будет иметь пригодную землю и благорастворенный воздух, обращается в первоначальный вид. Посему ничего не найдешь в растениях, что совершилось бы вопреки сему повелению. А так называемый куколь и все другие вносные семена, какие только примешиваются к употребляемым в пищу и в Писании обыкновенно называются плевелами, происходят не чрез изменение пшеницы, но имеют собственное свое начало, и составляют свой особенный род. Они изображают собою тех, которые искажают учение Господне, не изучили Писания как должно и повреждены учением лукавого, но присоединяются к здравому телу Церкви, чтобы неприметно сообщить свое повреждение не зараженным. Но Господь и усовершение уверовавших в Него уподобляет возрастанию семян, говоря: «яко (егда) человек вметает семя во землю, и спит, и востает нощию и днию, и семя прозябает и растет, якоже не весть он. От себе бо земля плодит прежде траву, потом клас, таже исполняет пшеницу в класе» (Мк.4, 26–28).
«Да прорастит земля былие». И земля, соблюдая законы Создателя, начав с ростка, в краткое мгновение времени прошла все виды возрастания, и тотчас довела прозябения до совершенства. Луга наполнились изобильною травою, плодоносные равнины, воздымаясь от жатв, в колебании колосьев сохранили подобие волнующегося моря. Всякая зелень и всякий род овощей, все, что растет кустарником, и что приносит стручковые плоды, во всем изобилии явились тогда на земле. Ибо ничто тогда не останавливало произрастания, неопытность земледельцев, неблагорастворенность воздуха и какая–либо другая причина не делали вреда изникнувшему. Осуждение еще не препятствовало плодородию земли, все cиe было прежде греха, за который осуждены мы в поте лица своего есть хлеб.
Но сказано: «и древо плодовитое, творящее плод, емуже семя его в нем по роду и по подобию на земли». По сему глаголу сгустились кустарники, выбежали из земли все деревья, обыкновенно достигающие чрезвычайной высоты, — ели, кедры, кипарисы, певги. Все мелкие дерева сделались вдруг ветвистыми и густыми; явились употребляемые для венцов растения — розы, мирты и лавры. Ничего этого прежде не было на земле, и все в одно мгновение времени пришло в бытие, с принадлежащим каждому свойством, самыми явными разностями отличенное от растений инородных, и узнаваемое по свойственному для каждого признаку. Но роза была тогда без шипов, впоследствии уже к красоте цвета присоединены терния, чтобы неподалеку от приятности наслаждения имели мы и готовую скорбь, воспоминая о грехе, за который земля осуждена взращать нам «терния и волчцы» (Быт. 3, 18).
Но скажут: повелено земле произрастить «древо плодовитое, творящее плод на земли, емуже семя его в нем»; а между тем видим, что многие деревья не имеют ни плодов, ни семян. Что ответить на cиe? То, что здесь упомянуты преимущественно растения предпочтительнейшие по природе, а сверх того, при тщательном рассмотрении окажется, что все растенья имеют или семя, или нечто равносильное семени. Ибо осокори, ивы, ильмы, тополи и другие им подобные деревья, по–видимому, не приносят явно плода, по тщательный испытатель найдет, что каждое из них имеет семя. Ибо лежащее под листом зерно, которое умеющие давать всему свои имена, называют μισχος
[99], имеет силу семени. Дерева же, которые обыкновенно разводятся от ветвей, пускают от них во множестве корни. А может быть значение семени имеют и отростки корней, чрез отнятие которых садовники размножают род. Но во–первых, как сказано, удостоены упоминания те дерева, которые наипаче поддерживают жизнь нашу, и которые должны были, снабжая человека своими плодами, уготовлять ему обильную пищу. Таков виноград, производящий вино, которое должно «веселить сердце человека». Такова олива, доставляющая плод, который может «умастити лице елеем» (Пс.103,15).
Сколько стеклось вместе производимого природою с такою поспешностью! Корень виноградной лозы, зеленеющие и большие ветви, кругами раскидывающиеся по земле, зародыш, завивание лозы, зеленые ягоды, спелые гроздья! Достаточно для тебя одного взора, и разумный взгляд на виноградную лозу внушит тебе, о чем напоминает природа. Ибо помнишь, конечно, об уподоблении Господа, Который называет Себя «лозою», а Отца «делателем», каждого же из нас именует «розгою», чрез веру насажденною в Церкви, и побуждает нас к многоплодию, чтобы не преданы мы были огню по осуждении за бесполезность (Ин. 15, 16). И Он не престает везде уподоблять человеческие души виноградным лозам. Ибо сказано: «виноград бысть возлюбленному в розе, на месте тучнее». И: «лозу насадих, и оградих ограждением» (Ис.5,1,2). Очевидно, что под виноградом разумеет человеческие души, для которых соградил ограждение — оплот заповедей и охранение от Ангелов. Ибо «ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его» (Пс.33,8). Потом как бы и окоп сделал около нас, «положив в Церкви первее Апостолов, второе пророков, третие учителей» (1 Кор.12,28). Примерами же древних и блаженных мужей возводя мысли наши на высоту, не оставил их поверженными долу и достойными попрания. Он хочет также, чтобы мы, как бы некоторыми завивками, сплетались с ближними объятиями любви и упокоевались в них, и, всегда стремясь к горнему, как вьющиеся виноградные ветви, старались уравниваться с вершинами самых высоких. Он требует еще, чтобы мы терпели, когда окапывают нас. А душа окапывается чрез отложение мирских забот, которые составляют бремя для наших сердец. Посему отложивший плотскую любовь и привязанность к богатству, и признавший презренным и смешным пристрастие к здешней бедственной славе, как бы окопался и обновился в силах, свергнув с себя напрасное бремя земного мудрования. Не должно же, по слову притчи, разрастаться в ветви
[100], то есть жить на показ, и домогаться похвалы за внешность, но надобно быть благоплодным, предоставляя истинному Земледелателю показание дел. А ты будь и «яко маслина плодовита в дому Божии» (Пс.51,10), никогда не совлекаясь упования, но имея в себе всегда цветущее спасение, приобретаемое чрез веру. Ибо таким образом будешь подражать всегдашней зелености сего растения, и соревновать его многоплодию, во всякое время подавая обильную милостыню.
Но возвратимся к рассмотрению Художнических распоряжений. Сколько произникло тогда родов растений плодовитых, годных к созиданию кровов, к строению кораблей, к сожжению! И здесь опять в каждом дереве устройство частей его разнообразно, а также едва можно отыскать свойство каждого дерева, и усмотреть взаимные различия деревьев разнородных. Отчего одни из них пускают корень в глубь, а другие стелют по земной поверхности, одни растут прямо и имеют один ствол, другие низки и от самого корня разделены на многие отростки? Отчего у деревьев, имеющих ветви длинные и далеко раскинутые по воздуху, корни глубоки и простираются вокруг на большое пространство, как будто природа положила основания, соразмерные тяжести верхних частей? Сколько различий в древесной коре! У одних деревьев кора гладкая, у других морщиноватая, у одних однослойная, а у других многослойная. А что удивительно, и в растениях найдешь признаки похожие на человеческую юность и старость. Ибо на деревьях молодых и здоровых кора бывает вокруг плотно обтянута, а на состарившихся она морщится и твердеет. Одни деревья, будучи срезаны, прозябают вновь, другие, потерпев посечение, как бы это было для них смертью, остаются без преемства. А некоторые заметили даже, что срубленные и обожженные сосны превращались в дубы. Известно и то, что в некоторых деревьях естественный порок исправляется попечением земледельцев. Например, кислые гранаты и горкие миндали, когда ствол у корня будет провернуть и в самую середину сердцевины впущен тучный клин из певга, переменяют горький свой сок на приятный. Посему, да не отчаивается в себе никто из провождающих жизнь во грехе, зная, что как земледелие изменяет качество растении, так попечительность души о добродетели может одержать верх над всякими недугами.
В плодоношении же плодовитых растений столько разности, что невозможно описать сего словом. Ибо не только на деревьях разнородных плоды различны, но много разностей бывает даже в одном и том же виде дерева. Иной отличительный признак плода бывает иногда на растении мужеского пола, и иной на растении женского пола, как различают сие садовники, которые и финиковые деревья делят на два пола, мужеский и женский. И можешь видеть, что иногда растение, как называют они, женского пола, опускает ветви, как будто оно возбуждено вожделением, и желает мужеских объятий, ходящие же за растениями бросают на ветви нечто подобное мужеским семенам, что называется у них ψηνες
[101], и в таком случае дерева как бы чувствуют услаждение, снова выпрямляют свои ветви, и многолиственные вершины их приходят в прежний свой вид. То же самое рассказывают о смоковницах. Посему дитя смоковницы сажают вместе с садовыми, а другие врачуют бессилие садовых смоковниц, приносящих вкусные плоды, тем, что привязывают к ним незрелые смоквы, и поддерживают сим плод, который уже начал истаивать и рассыпаться.
О чем же дает тебе разуметь эта загадка природы? О том, что мы часто и у людей чуждых веры должны заимствовать себе побуждение к показанию добрых дел. Если видишь, что живущий в язычестве, или отторгнутый от Церкви какою–либо превратною ересью, целомудрен по жизни и во всем прочем старается о нравственном благочинии, то тем паче ты напрягай свое старание уподобиться плодоносной смоковнице, которая собирает силы из приближенных к ней диких смоковниц, перестает истаивать, и тщательнее питает свой плод.
Столь многочисленны различия в образе рождения плодов, если из многого сказать только не многое! Но кто же опишет разнообразие самых плодов, их вид, цвет, свойства соков, и пользу каждого? Отчего некоторые созревают на солнце обнаженные, а другие приходят в полноту покрытые в оболочках? Отчего, у которых плод нежен, у тех листвяной покров груб, — как на смоковнице, а у которых плоды закрыты, у тех листвяная одежда легка, — как на орешнике? Потому что первые по своей слабости имеют нужду в большей помощи, а последним более плотная оболочка причинила бы вред тенью от листьев. Какие разрезы на виноградных листьях, чтобы гроздь была и защищена от вредных действий воздуха, и по причине редкости листьев в обилии принимала на себя солнечные лучи! Ничто не без причины, и ничто не случайно, везде видна какая–то неизглаголанная мудрость.
Какое же слово будет для сего достаточно? Как ум человеческий исследует все в подробности, чтобы и свойства усмотреть, и взаимные разности различить явственно, и без недостатка представить сокровенные причины? Одна и та же вода, притянутая корнем, иначе питает самый корень, иначе кору ствола, иначе древесину, и в ней опять иначе сердцевину. Одно и тоже и листом делается, и разделяется по сучьям и ветвям, и доставляет рост плодам, от той же причины происходит и сок в растении, и вытекающая из него наружу влага. Какая же есть разность между всем этим, не объяснит никакое слово. Иная влага, вытекающая из мастичника, и иной сок бальзамического дерева, а некоторые нарды в Египте и Ливии источают другой род сока. Сказывают также, что и янтарь есть сок растений, отвердевший в камень. И такое мнение подтверждают примечаемые в янтаре травинки и мелкие животные, которые, будучи захвачены, когда сок был еще мягкий, остаются в нем. И вообще, кто не изведал опытом различия соков относительно к их качеству, тот не найдет и слова к объяснению их действий. Как опять из одной и той же влаги в винограде составляется вино, а в маслины — масло? И удивительно не одно то, каким образом влажность в винограде сделалась сладкою, а в маслине тучною, но и то, что в сладких плодах неисчислимо различие качеств. Ибо иная сладость в винограде, иная в яблоке, смоковнице и Финиковом дереве. И я желаю, чтобы ты еще подумал об этом вопросе: отчего одна и та же вода, то мягка для ощущения, когда, находясь в известных растениях, делается она сладкою, то жестка для вкуса, когда, пройдя чрез другие растения, окисляется; и опять обратившись в крайнюю горечь, нестерпима для ощущения, когда находится в полыни и в скаммонеи
[102]; а в желудях, или в плоде дерена превращается в острое и вяжущее качество; в терпентинных же растениях и в орехах изменяется в свойство нужное и маслянистое? И нужно ли говорить о чем–либо малоизвестном, когда в одной и той же смоковнице вода переходит в противоположные качества? Та же влага весьма горька в древесном соке, и весьма сладка в самом плоде и в винограде имеет самый вяжущий вкус — в сучьях, и самый приятный — в ягодах.
Но сколько различий в цветах! Можешь видеть на лугах, что одна и та же вода в одном цветке румяна, в другом багрова, в этом голуба, а в этом бела. И опять, еще больше разности представляет она в запахах, нежели сколько имеет разнообразия в цветах. Но вижу, что слово мое, от ненасытимого желания все обозреть, преступает меру, и если не наложу на него уз и не возведу к необходимому закону творения, то не достанет у меня дня на изображение пред вами великой мудрости, сокрытой в вещах самых маловажных.
«Да прорастит земля древо плодовитое творящее плод на земли». И тотчас вершины гор осенились кудрями, устроились сады, и берега рек украсились тысячами родов растений, и одни уготовились украшать собою человеческую трапезу, а другие предложили в пищу скотам и листья и плоды. Но они доставляют нам и врачебные пользы в своих соках, влагах, прутьях, коре, плодах. И одним словом, что открыл нам долговременный опыт, из частных случаев собирая полезное, то привел в бытие вдруг все объемлющий Промысл Творца, предусмотрев из начала.
А ты, когда видишь растения садовые или дикие, прозябающие в воде или на суше, приносящие цветы или бесцветные, в малом познавая великое, усугубляй непрестанно свое удивление, и возрастай в любви к Творцу. Размысли, как Он иные растения сотворил всегда зеленеющими, а другие обнажающимися, и всегда зеленеющие — то меняющими листья, то не теряющими листьев. Ибо меняют листья и олива, и сосна, хотя перемена сия происходить неприметно, так что, по–видимому, они никогда не обнажаются от зелени. Но финиковое дерево не теряет листьев, и до конца сохраняет те же листья, которые получило с первого прозябения. Потом прими во внимание и то, отчего мирика, ж) есть как бы водоземное растение, причисляется к растущим в воде и разводится в местах пустынных. Посему и Иеремия (Иер. 17, 6) справедливо уподобляет такому растению нравы лукавые и преклонные на доброе и худое.
«Да прорастит земля». Краткое cиe повеление тотчас стало великою природою и художественным словом, быстрее нашей мысли производя бесчисленные свойства растении. То же повеление, и доныне действуя в земле, побуждает ее, по истечении каждого года, обнаруживать силу свою, какую она имеет к произведению трав, семян и деревьев. Как кубарь, по силе первого данного ему удара, совершает последующие обращения, когда описывает круги, соблюдая в себе средоточие неколеблемым, так и последовательный порядок природы, получив начало с первым повелением, простирается на все последующее время, пока не достигнет общего скончания вселенной. К нему будем поспешать и мы все, плодонося добрые дела и преисполняясь ими, «да насаждени в дому Господни, во дворех Бога нашего процветем» (Пс.91,14) о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
6–ая беседа. О сотворении небесных светил
Кто смотрит на подвизающихся, тот и сам должен напрягать несколько свои силы. Это всякий может видеть из зрелищных уставов, которые требуют, чтобы заседающие на поприще сидели с открытою головою. А cиe, мне кажется, для того, чтобы каждый не только был зрителем подвизающихся, но в некоторой мере и сам сделался подвижником. Подобным образом и ценителю великих и сверхъестественных зрелищ и слышателю подлинно высшей и неизреченной мудрости, приходя сюда, надобно иметь уже в себе некоторое стремление к созерцанию предлагаемого, и по мере сил участвовать со мною в подвиге, являясь не столько судиею, сколько сподвижником, чтобы не лишиться нам случая открыть истину, и чтобы моя ошибка не сделалась общим вредом для слушающих. К чему же говорю cиe? К тому что, поелику нам предлежит исследовать состав мира и рассмотреть вселенную не по началам мирской мудрости, но как научил сему служителя Своего Бог, глаголавший с ним «яве, а не гаданием» (Чис.12, 8), то совершенно необходимо, чтобы любители великих зрелищ имели ум не необученный к уразумению предлагаемого нам. Итак, если ты когда–нибудь, среди ясной ночи смотря на несказанную красоту звезд, составлял себе понятие о Художнике всяческих, Кто Сей испестривший небо сими цветами, и почему в видимом мире более необходимого, нежели приятного. И опять, если во время дня трезвенным разумом изучал ты дивные чудеса, то пришел ты сюда готовым слушателем, достойным того, чтобы восполнить собою cиe честное и блаженное позорище.
Приступите же! Как в городах берут за руку и всюду водят людей, в них не бывавших, так и я введу вас в сокровенные чудеса сего великого града. А в этом граде, в котором древнее наше отечество, и из которого изгнал нас человекоубийца–демон, поработивший человека своими приманками, — в этом граде увидишь ты первое бытие человека и вскоре постигшую нас смерть, которую породил грех — этот первородный плод начальника зла — демона. Здесь познаешь и себя самого, земного по природе, но дело Божиих рук, много уступающего бессловесным в силе, но поставленного властелином над бессловесными и неодушевленными тварями, умаленного в том, чем снабдила природа, но по превосходству разума способного возноситься в самое небо. Если cиe изучим, то познаем себя самих, уведаем Бога, поклонимся Творцу, поработаем Владыке, прославим Отца, возлюбим нашего Питателя, почтим Благодетеля, не престанем покланяться Началовождю нашей, и настоящей и будущей, жизни, — Тому, Который дарованным уже богатством удостоверяет и в обетованных благах, и по изведании нами настоящего делает для нас несомненным ожидаемое. Ибо если временное таково, то каково же вечное? И если видимое так прекрасно, то каково невидимое? Если величие неба превосходит меру человеческого разумения, то какой ум возможет исследовать природу Присносущего? Если cиe подлежащее разрушению солнце так прекрасно, так велико, так быстро в своем движении и совершает чинные обращения, имеет величину соразмерную вселенной, и не выступает из своих отношений к целому, а по красоте своего естества составляет как бы светлое око, украшающее собою тварь, и если им не насыщается зрение, то каково по красоте Солнце правды? Если не видеть сего солнца — большая потеря для слепого, то какая утрата для грешника быть лишенным истинного Света?
«И рече Бог: да будут светила на тверди небесней, освещати землю, и разлучати между днем, и между нощию» (Быт. 1, 14). Всему предшествовали небо и земля, после них сотворен свет, различены ночь и день, потом опять твердь и явление суши, потом вода совокуплена в постоянное и определенное собрание, земля наполнилась собственными порождениями, произрастив бесчисленные роды трав и обогатившись растениями всякого рода. Но солнца и луны еще не было, дабы не ведущие Бога не именовали солнца начальником и отцом света, и не почитали его зиждителем земных произрастений. Посему настал четвертый день, и тогда рече Бог: «да будут светила на тверди нeбecней».
Как скоро слышишь о Говорящем, присоединяй немедленно в мысли и Внемлющего: «Рече Бог: да будут светила. И сотвори Бог два светила» (Быт.1,16). Кто сказал, и Кто сотворил? Не проразумеваешь ли в сем двойственности Лиц? Везде с повествованием таинственно всеян и сей догмат Богословия.
Указывается и потребность, по которой сотворены светила. Сказано: «освещати землю». Если сотворение света предшествовало, то почему говорится, что и солнце теперь сотворено также «освещати»? Во–первых, да не возбуждает в тебе ни малого смеха своеобразность речения, если мы не следуем вашей разборчивости в. словах, и не стараемся о стройности их сочинения. У нас нет ваятелей слова, и везде предпочитается не благозвучие речений, но ясность именований. Итак смотри, не достаточно ли Моисей словом: «освещати», выразил то, что хотел? Ибо он сказал: «освещати», вместо: быть светлым. Но cиe ни мало не противоречит сказанному уже о свете. Тогда произведено было самое естество света, а теперь приготовляется это солнечное тело, чтобы оно служило колесницею тому первобытному свету. Иное есть огонь, а иное — светильник, один имеет силу издавать свет, а другой устроен светить, кому нужно. Так и оному чистейшему, ясному и невещественному свету устрояется теперь колесница, то есть светила. Как Апостол говорит о некоторых «светилах мира» (Фил. 2, 15), но иное есть истинный Свет мира, чрез причастие Которого святые соделались светилами для душ, ими наставленных и освобожденных от тьмы неведения, так и Зиждитель всяческих возжег теперь в мире cиe солнце, наполнив его этим светозарнейшим светом.
И никому да не кажется невероятным утверждаемое, что иное есть блистательность света, а иное — тело, в котором находится свет. Во–первых, видно cиe из того, что все сложное делится у нас таким же образом на вмещающую сущность и на приданное ей качество. Посему как по природе иное есть белизна, а иное — тело выбеленное, так и теперь упоминаемые
[103], будучи различны по природе, соединены силою Творца. И не говори, что нельзя отделить их друг от друга. Я и не утверждаю, чтобы для меня или для тебя было возможно отделение света от солнечного тела, но говорю только, что представляющееся нам раздельным в мыслях может быть и в самой действительности разделено Творцом их природы. Тебе не возможно отделить попаляющую силу огня от светозарности, но Бог, желая обратить внимание Своего служителя чудным видением, вложил в купину огонь, в котором действовала одна светозарность, а сила жечь пребывала в покое. Так и Псалмопевец свидетельствует, говоря: «глас Господа пресецающаго пламень огня» (Пс.28,7). От сего и о воздаянии за дела жизни нашей некоторое учение втайне преподает нам, что естество огня будет разделено, и свет предоставлен в наслаждение праведным, а мучительность жжения назначена наказываемым.
А потом удостоверение в исследуемом можно нам находить и в видоизменениях луны. Ибо когда она исходит и убывает, тогда не тело ее совершенно истребляется, но представляет она нам явления уменьшения и возрастания тем, что слагает с себя и опять восприемлет облекающий ее свет. А что самое тело луны при ее исходе не уничтожается, ясным тому свидетельством служит видимое. Ибо в чистом и свободном от всякого тумана воздухе, даже когда луна имеет вид самого тонкого серпа, можно тебе, всмотревшись, увидеть несветлую и не освещенную ее часть, описанную такою же дугою, какая очерчивает целую луну во время полнолуния, так что ясно усматривается полный круг, если зрение сводит вместе с освещенною частью и ту, которая помрачена и темна. И не представляй мне, что свет луны заимствованный, потому что она ущербает, приближаясь к солнцу, и опять возрастает, удаляясь от него. Не cиe подлежит нашему исследованию в настоящем случае, но то, что иное есть тело луны, а иное — освещающее. Подобное же нечто представляй и о солнце, кроме того, что оно, однажды прияв свет и имея его растворенным в себе, не отлагает света. Но луна, постоянно как бы совлекающаяся света и опять в него облекающаяся, удостоверяет собою и в сказанном о солнце.
Сим светилам поведено «разлучати между днем и между нощию». И выше «разлучи Бог между светом и между тмою», но тогда природу их привел Он в противоположность, чтобы они не смешивались между собою, и у света не было ни какого общения со тьмою. Ибо что днем есть тень, то (надобно представлять себе) ночью составляет природу тьмы. Если всякая тень от тел, освещенных каким–нибудь лучом, падает со стороны противоположной свету, и утром простирается к западу, вечером склоняется к востоку, а в полдень бывает северною, то и ночь отступает в сторону противоположную лучам, будучи по природе своей не что иное, как земная тень. Как днем тень неразлучна с преграждающим луч, так и ночь обыкновенно происходит, когда воздух около земли затенен. И cиe значит сказанное: «разлучи Бог между светом и между тмою», ибо тьма убегает вторжений света, вследствие того естественного побуждения чуждаться друг друга, какое вложено в них при первом сотворении. А теперь Бог повелел солнцу измерять день, и луну, когда она бывает в полном своем круге, сделал предводительницею ночи. Ибо тогда светила бывают почти диаметрально противоположны друг другу, потому что во время полнолуний, как с восхождением солнца луна переходит в невидимую часть неба, так опять, при захождении солнца, она большею частью восходит на востоке. Если же при других видах луны свет ее не вместе с ночью появляется, то cиe не относится сюда. По крайней мере луна, когда бывает полна, начинает собою ночь, светом своим превосходя звезды и освещая землю, и также наравне с солнцем определяет меры времени.
«И да будут в знамения, и во времена, и во дни, и в лета» (Быт. 1,14). Для человеческой жизни необходимы указания светил. И если кто не чрез меру многого ищет в их знамениях, то при долговременном наблюдении найдет полезные приметы. Многое можно узнавать об изобилии дождя, многое о засухе и о движении ветров, или местных или повсюдных, сильных или легких. Одно из указаний солнца предал нам и Господь, говоря: «зима» будет, «дряселует бо чермнуяся небо» (Мф.16,3). Когда солнце поднимается сквозь туман, тогда лучи его помрачаются, и оно кажется огненного и кровавого цвета, потому что густота воздуха производит в глазах такое представление. Но сгущенный и отстоявшийся воздух, которого не рассеяли и солнечные лучи, очевидно, не мог быть ими преодолен по причине избытка земных паров, и по множеству влаги произведет ненастье в тех странах, где он собирается. Подобным образом, когда луна кажется увлаженною, или когда солнце окружают так называемые венцы, cиe служит признаком или множества воздушной воды, или движения сильных ветров. Или когда вместе с солнцем идут так называемые побочные солнца, они бывают знаком каких–нибудь воздушных перемен. А также столпы радужного цвета, являющиеся на облаках в прямом положении, показывают дожди или жестокие бури, или вообще большой переворот в воздухе. И в луне возрастающей или убывающей упражнявшиеся в этом заметили многие признаки, а именно, что вместе с ее видоизменениями необходимо изменяется и окружающий землю воздух. Если трехдневная луна тонка и чиста, то предвещает постоянную ясную погоду, а если она представляется с толстыми рогами и красноватою, то угрожает или обилием воды из облаков, или сильным южным ветром. Кто же не знает, сколько полезного доставляется такими указаниями? Пловец, предусматривая опасности от ветров, может удержать ладью свою в пристани. Путешественник, по мрачности воздуха ожидающий перемены, заранее может уклониться от вреда. А земледельцы, занимающиеся посевами и хождением за растениями, отсюда заключают о благовременности всякого дела. Господь же предсказал, что в солнце, луне и звездах явятся даже знамения разрушения вселенной. Солнце обратится в кровь, «и луна не даст света своего» (Мф. 24, 29; Иоил. 2, 31). Таковы знамения скончания вселенной!
Но преступающие границы обращают слова Моисеевы в защищение науки о днях рождения, и говорят, что жизнь наша зависит от движения небесных тел, а на сем основании у Халдеев сделаны по звездам указания, чему должно с нами случиться. И это простое выражение Писания: «да будут в знамения», по усмотрению своему, разумеют они не о состояниях воздуха, и не о переменах годовых времен, но о жребиях жизни. Ибо что говорят? Стечение известных движущихся звезд с звездами находящимися на зодиаке, когда они, сошедшись между собою, составляют известную фигуру, производит определенные рождения, а иное расположение звезд доставляет противоположный жребий жизни.
О сем не бесполезно, может быть, рассудить, начав, для ясности, несколько выше. Но скажу не что–либо собственное свое, а воспользуюсь к обличению их собственными их словами, чтобы зараженным таким недугом доставить некоторое врачевание и прочих предостеречь от падения в подобные заблуждения.
Изобретатели этой науки о днях рождения, приметив, что в продолжительные части времени ускользают от них многие фигуры, заключили меры времени в возможно тесные пределы, потому что в самое малое и краткое время, и как выражается Апостол, «вскоре, во мгновении ока» (1 Кор.15,52), бывает величайшая разность между рождением и рождением. И родившийся в сию точку времени будет обладателем городов, князем народов, станет изобиловать богатством и властительствовать, а родившийся в другое мгновение времени будет попрошайкою и нищим, и ради насущного пропитания станет ходить от дверей к дверям. Посему, разделив на двенадцать частей, так называемый, зодиакальный круг, поелику солнце сию двенадцатую часть, так называемой, неподвижной сферы проходит в тридцать дней, каждую двенадцатую часть разделили они на тридцать частей. Потом, каждую таковую часть подразделив на шесть–десять частей, каждую из шестидесятых рассекли опять на шестьдесят.
Итак, предполагая, что для родившихся есть известные положения неба, посмотрим, возмогут ли они соблюсти такую точность в разделении времени. Как скоро родился младенец, бабка начинает рассматривать, мужеского или женского пола родившийся, а потом дожидается крика, который бы служил признаком жизни в новорожденном. Сколько шестидесятых долей протечет в это время! Вот объявила она Халдею о новорожденном. Сколько надобно положить мельчайших частей на пересказ бабки, особливо, если случится, что замечающий час стоял вне женского отделения в доме? Ибо тому, кто хочет рассмотреть гороскоп, надобно с точностью описать час, будет ли это дневное, или ночное время. Какое же множество шестидесятых долей протечет еще в это время? Рассматривающему гороскоп надобно найти о звездах не только в какой они из двенадцатых частей, но и в какой доле двенадцатой части и в какой шестидесятой доле из тех, на которые, по сказанному, разделена каждая из первых долей, или, чтобы дойти до точности, в какой шестидесятой из тех, на которые подразделяются первые шестидесятые. И такое столько дробное и неуловимое вычисление времени, говорят они, надобно сделать для каждой из планет, чтобы найти, какое положение имели они в рассуждении неподвижных звезд и какую фигуру составляли из себя взятые в совокупности звезды во мгновение рождения младенца. Посему если не возможно с точностью определить время, а замена одной кратчайшей доли другою делает погрешительным все, то смешны те, которые трудятся над этою несостоятельною наукою и с разверстым ртом углубляются в себя, как будто могут узнать, что с ними будет.
Каковы же и выводы? Говорят: этот будет кудряв волосом и с голубыми глазами, потому что родился в час Овна, и таково по виду cиe животное. Но он будет и человек великого духа, потому что овен имеет в себе владычественное, а также щедр и промышлен, потому что животное cиe без огорчения слагает с себя волну, и удобно облекается в новую, по действие природы. А родившийся в Тельце, говорят они, будет терпелив в трудах и раболепен, потому что телец носит ярмо. Родившийся в Скорпионе охотник до драк, по подобию с сим животным. Родившийся же в Весах правдив, по причине верности наших весов.
Что же может быть смешнее сего? Овен, от которого берешь ты время рождения человека, есть одна из двенадцатых частей неба, в которой находящееся солнце касается весенних знаков. А также Весы и Телец суть двенадцатые части, так называемого, зодиакального круга. Как же, говоря, что там находятся главные причины человеческой жизни, даешь человеческим нравам отличительные признаки взятые от скотов, родящихся у нас? Родившийся в Овне щедр, не потому что такой нрав производит та часть неба, но потому что таково свойство овцы. Для чего же стращаешь нас достоверностью звезд, и стараешься уверить блеяньем овец? Если небо имеет такие свойства нравов, заимствовав их у животных, то и оно само подлежит посторонним началам, как имеющее причины зависимые от скотов. Но если смешно говорить таким образом, то гораздо смешнее усилие придавать достоверность учению от вещей, между которыми ничего нет общего. Но такие их мудрования подобны паутинным тканям, в которых если увязает комар или муха, или что–нибудь столько же бессильное, то остается связанным, но если приближается к ним другое сильнейшее животное, то удобно освобождается, и слабую паутину разрывает и уничтожает.
Но они не останавливаются на сем одном, а приписывают небесным телам причину и того, в чем властно произволение каждого из нас, то есть причину расположений к добродетели или к пороку. С одной стороны смешно оспаривать их, а с другой, поелику многие заражены сим заблуждением, может быть, необходимость требует не оставлять сего и в молчании.
Итак, прежде всего, спросим у них: не каждый ли день тысячекратно изменяются фигуры из звезд? Ибо, так называемые, планеты непрестанно движутся, и одни скорее друг с другом сходятся, а другие совершают медлительнейшие обращения, часто бывают в один и тот же час и в виду одна у другой и скрыты друг от друга. А в минуту рождения, как они говорят, весьма великую имеет силу — быть в виду у благотворной или у злотворной звезды. И нередко, по незнанию одной самомалейшей доли, не найдя времени, по которому звезда показывала себя благотворною, описывали ее, как состоящую в числе неблагополучных. Ибо я вынужден употреблять собственные их речения.
Но в словах сих конечно много неразумного, а гораздо больше нечестивого. Ибо злотворные звезды причину своей злотворности переносят на Творца своего. Если зло им естественно, то Создатель — творец зла. А если они делаются злыми по произволению, то, во–первых, они суть живые существа, одаренный произволом, предающиеся непринужденным и свободным стремлениям. Утверждать же cиe о вещах неодушевленных есть верх безумия. Потом сколько несообразно с разумом, чтобы зло и добро уделялось каждому не по достоинству, но чтобы звезда была благотворною, потому что находится в таком–то месте. и чтобы она же делалась злотворною, потому что усматривается под такою–то звездою, и опять тотчас забывала свою злокачественность, если несколько уклонилась от известной фигуры! И о сем довольно.
Если же в каждое мгновение времени взаимное положение звезд из одного вида превращается в другой, а при бесчисленности таковых перемен, не один раз в день составляются очертания, показывающие рождение царей, то почему не каждый день родятся цари? Или почему достается им царство по наследству от отцов? Ибо, конечно, не всякий царь тщательно соображает рождение своего сына с царственным очертанием звезд? Да и какой человек властен в этом? Как Озия родил Иоафама, Иоафам Ахаза, Ахаз Езекию? И ни одному из них не случилось родиться в час рабский?
Сверх того, если начала поступков порочных и добродетельных не от нас зависят, но необходимы вследствие рождения, то напрасно есть законодатели, определяющие, что нам делать, и чего убегать, напрасно есть и судии, награждающие добродетель и наказывающие порок. Ни вор, ни убийца не виновны в преступлении, ему, если бы и хотел, невозможно было удержать руки, потому что к сим поступкам неизбежно побуждала его необходимость. А всех (более обманываются трудящиеся над искусствами. Напротив того, земледелец соберет обильные плоды, и семян не бросая в землю, и не точа косы, а купец обогатится, хочет ли того, или нет, потому что судьба соберет ему кучи денег. Великие же надежды христиан обратятся v нас в ничто, потому что ни праведность не будет почтена, ни грех осужден, так как люди ничего не делают по собственному произволу. Ибо где господствуют необходимость и судьба, там не имеет ни какого места воздаяние по достоинству, что и составляет преимущество правосудия.
Довольно сказано держащимся сего заблуждения. Ибо вы не имеете нужды в большем числе доводов, будучи здравы сами по себе, а время не позволяет распространяться сверх меры и с ними. Возвратимся же к последующим словам Писания.
Сказано: «да будут в знамения, и во времена, и во дни, и в лета». О знамениях у нас говорено, а под временами, как полагаем, разумеются перемены годовых времен: зимы, весны, лета и осени, которые возвращаются у нас в непременном порядке, вследствие установленного движения светил. Ибо зима бывает, когда солнце замедляет в южных частях, и в наших местах производит длинное ночное помрачение, отчего охлаждается окружающий землю воздух, и все влажные испарения, собравшиеся около нас, делаются причиною дождей, стужи и обильного снега. Когда же солнце, возвратившись опять из полуденных стран, достигает средины, так что делит время между ночью и днем поровну, тогда, чем более замедляет оно над каким–либо местом на земле, тем большее в каждом производит благорастворение. И наступает весна, виновница прозябения во всех растениях, доставляющая оживление большей части деревьев, и чрез преемство рождающихся поддерживающая роды всех животных, живущих на суше и воде. Отсюда уже солнце, переходя на самый север к летним поворотам, производит у нас самые долгие дни, а тем, что наибольшее время действует на воздух, как распаляет самый воздух, находящийся у нас над головою, так иссушает и землю, способствуя чрез то семенам созревать и побуждая древесные плоды приходить в спелость. Тогда и самое солнце наиболее опаляет, и тени в полдень делает короткими, потому что осиявает наши страны с высоты. Ибо те дни бывают должайшие, в которые имеют место самые короткие тени, и опять, те дни кратчайшие, в которые имеем самые длинные тени. И cиe бывает у нас, называемых «однотенными» и населяющих северную часть земли. Ибо из живущих на полдень есть такие, что у них по два дня в продолжение целого года совершенно не бывает тени. Солнце, сияя у них над головою, равно освещает со всех сторон, так что и в глубине колодцев вода освещается чрез узкие отверстия. От сего называют их и «безтенными». А живущие далее страны изобильной ароматами имеют тени попеременно в ту и другую сторону. Ибо они, одни в обитаемой нами вселенной, в полдень отбрасывают тень к югу, отчего некоторые называют их и «круготенными». Все же cиe бывает, когда солнце переходит уже в северную часть. А из сего можно заключать, какое разгорячение в воздухе бывает от солнечного луча, и какие производятся сим явления. Наступающее у нас за сим осеннее время года ослабляет излишний жар, и постепенно уменьшая теплоту посредственностью растворения, безвредно вводит нас за собою в зиму, между тем как солнце из северных стран переходит опять в южные. Сии–то круговращения годовых времен, следующие за движениями солнца, распоряжают и нашею жизнью.
Но «да будут», сказано, «и во дни», не для того, чтобы производить дни, но чтобы начальствовать над днями. Ибо день и ночь были до сотворения светил. Это показывает нам и Псалом, говоря: «поставил солнце во область дне, луну и звезды во область нощи» (Пс.135, 8, 9). Как же солнце имеет власть над днем? Оно носит в себе свет, и как скоро восходит над нашим горизонтом, рассеяв тьму, доставляет нам день. Посему не погрешит, кто даст такое определение дню: это есть воздух, освещенный солнцем, или: день есть мера времени, в которую солнце пребывает в полушарии над землею.
Но солнцу и луне повелено быть также и в лета. Луна, совершив двенадцатикратное свое течение, исполняет год, кроме случаев, в которых для точного совпадения годовых времен бывает нередко нужен дополнительный месяц. Так измеряли год в Ветхом Завете Евреи и древнейшие из Эллинов. Солнечный же год есть возвращение солнца, вследствие собственного его движения, из известного знака в тот же самый знак.
«И сотвори Бог два светила великая» (Быт. 1, 16). Слово «великий» имеет иногда отрешенный смысл, например, великое небо, великая земля, великое море, а во многих случаях употребляется сравнительно с другим. Например, великий конь и великий вол, ибо подобные сим вещи свидетельство о своей величине заимствуют не от чрезмерной громадности тела, но от сравнения с чем–либо подобным. Посему в каком смысле возьмем здесь великое? В таковом ли же, в каком муравья, или иное что по природе малое, называем великим, свидетельствуя о превосходстве по сличению с однородным? Или возьмем теперь великое так, что величина оказывается в собственном устройстве светил? Я полагаю последнее. Светила сии велики не потому, что они больше меньших звезд, но потому что имеют объем достаточный к тому, чтобы изливаемыми из них лучами осиявать небо и воздух, и вдруг распростираться по всей земле и морю. В какой части неба ни бывают они, восходят ли и заходят, или занимают средину неба, отовсюду представляются людям равными, а cиe служит ясным доказательством чрезмерной их величины, пред которою широта земли ничего не значит и не может сделать, чтобы они показались большими или меньшими. Ибо предметы далеко отстоящие видим несколько меньшими, и чем более к ним приближаемся, тем большею находим величину их. Но в рассуждении солнца никто ни ближе, ни дальше, а напротив того, обитателям всех частей земли представляется оно в равном расстоянии. Доказательством же сему то, что и Инды и Британцы видят его равным. Ибо для живущих на востоке не убывает оно в величине по захождении, и живущим на западе не кажется меньшим при восхождении, и, находясь в средине неба, не переменяет своего вида для тех или других.
Ты не обманывайся видимостью и из того, что солнце для смотрящих представляется величиною в локоть, не заключай, что такова действительная его величина. Ибо на больших расстояниях величина видимых предметов обыкновенно сокращается, потому что сила зрения оказывается недостаточною пробежать разделяющее пространство, но как бы поглощается средою, и только малою своею частью приражается к видимым предметам. Посему зрение наше, сделавшись малым, заставляет почитать малыми и видимые предметы, перенося на них собственный свой недостаток. А если зрение обманывается, то и суд его неверен. Припомни о собственных своих ошибках, и сам в себе будешь иметь подтверждение сказанного. Если ты сматривал когда–нибудь с вершины высокой горы на обширную и низкую равнину; какими представлялись тебе пары запряженных волов? Каковы были сами земледельцы? Не казались ли они тебе в виде муравьев? И если с башни, обращенной к великому морю, простирал ты взоры вдоль морской поверхности, как великими почитал ты самые большие острова? И каким казался тебе один из грузных кораблей на белых парусах плывущий по лазоревому морю? Не представлялся ли он тебе по виду менее всякого голубя? Посему, как сказал я, поглощаемое воздухом зрение, сделавшись слабым, недостаточно к точному представлению видимых предметов. Так и величайшие из гор, прорезанных глубокими пропастями, зрение признает повсюду выпуклыми и гладкими, потому что приражается к одним выдавшимся местам, а в находящиеся между ними впадины по слабости своей проникать не может. Посему и очертания тел не сохраняет зрение таким, каково оно действительно, а напротив того четырехугольные башни почитает круглыми. Таким образом из всего видно, что зрение на весьма больших расстояниях получает представление о телах не совершенное, но слитное. А следственно небесное светило, согласно с свидетельством Писания, «велико», и до бесконечности больше, нежели каким представляется.
Но ясным также признаком величины солнечной может служить для тебя и следующее. Хотя звезд на небе бесчисленное множество, однако же совокупного их света недостаточно к тому, чтобы рассеять сумрачность ночи. Но одно солнце, явившееся на горизонте или даже только еще ожидаемое, не успеет стать совершенно над землею, как уже и тьма исчезла, и звезды им помрачены, и воздух, дотоле сгущенный и сжатый около земли, разжижается и делается текучим. От сего бывают утренние ветры, и росы увлажняют землю в ясную погоду. Но при такой величине земли, как могло бы солнце в одно мгновение времени осветить всю ее, если бы не из великого круга посылало лучи свои? Из сего познай премудрость Художника, Который солнцу дал теплоту соразмерную такому расстоянию. Жар солнца таков, что не пожигает земли чрезмерностью и не оставляет ее по причине недостатка жара охлажденной и бесплодной.
И о луне представляй нечто подобное сказанному о солнце. И ее тело велико и после солнца самое светлое. Впрочем, величина ее не всегда пребывает видимою, а, напротив того, является то полною в виде круга, то не достигающею до полного круга и уменьшенною, показывающею остаток той или другой своей части. Ибо луна одною своего частью помрачается, когда возрастает, а другая ее часть закрывается во время ущерба. И премудрый Создатель имел какую–нибудь тайную причину сего разнообразного изменения видов луны.
Может быть, нам хотел Он дать явственный образец нашего естества, что ничто человеческое не постоянно, но иное из небытия приходить в совершенство, а другое, достигнув своей зрелости и возросши до наибольшей своей меры, чрез постепенные убавления истощается и утрачивается, и, уменьшаясь, истребляется. Посему, взирая на луну, можем познать самих себя и, составив себе понятие о скорой превратности всего человеческого, не думать высоко о благоденствии жизни, не восхищаться своим могуществом, не превозноситься неверным богатством, презирать плоть, которой свойственна изменяемость, иметь же попечение о душе, которой благо непоколебимо. Если тебя огорчает луна, при постепенных уменьшениях теряющая свет, то пусть еще более огорчает тебя душа, которая стяжала добродетель и по нерадению обращает в ничто свою доброту, никогда не остается в том же расположении, но по неосновательности мыслей непрестанно обращается туда и сюда и изменяется. Ибо действительно, по сказанному, «безумный яко луна изменяется» (Сир. 27, 11).
Но думаю, что лунные перемены имеют не малое влияние на устройство животных и на прочие земные произведения. Ибо иное состояние тел, когда луна убывает, и иное, когда она возрастает. То с ущербом луны делаются они тонки и тощи, то при возрастании луны и приближении ее к полноте тела опять полнеют, потому что луна неприметным образом сообщает им какую–то влажность, растворенную с теплотою и проникающую во внутренность. Доказывают же cиe те, которые спят на лунном свете, и у которых головные пустоты наполняются излишнею влагой, а также мяса недавно убитых животных, которые от падения на них лунных лучей скоро портятся, и еще мозги животных, влажность животных морских и сердцевины деревьев. Но всего этого луна не могла бы изменять вместе с своим изменением, если бы в ней, согласно с свидетельством Писания, не было чего–то особенного и превосходного по силе.
Но и видоизменения в воздухе бывают согласны с переменами луны, как свидетельствуют нередко после тихой и ясной погоды случающиеся у нас при новолунии бури от движения и взаимного столкновения облаков, также обратные течения еврипов, прилив и отлив в так называемом океане, по замечанию прибрежных жителей в точности следующий времени лунных кругообращений. Ибо еврипы при прочих видах луны текут в ту и другую сторону, а во время рождения ни на минуту не остаются в покое, но находятся в волнении и непрестанном колебании, пока луна, сделавшись опять видимою, не введет некоторой последовательности в обратных течениях. А западное море подвержено отливам и приливам, то убывая, то опять прибывая, как будто бы луна своими вдыханиями отвлекает его назад, и опять своими же выдыханиями гонит до свойственной ему высоты.
Сие сказано мною в доказательство величины светил и в подтверждение, что в богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного даже и до единого слова, хотя наше слово и не коснулось почти ничего главного. Ибо о величинах и расстояниях солнца и луны можно многое найти посредством умозаключений, если кто не поверхностно рассмотрит их действия и силы. И нам должно искренно признаться в своей немощи, чтобы кто не стал нашим словом измерять величайших созданий, а, напротив того, из немногого нами сказанного сам вывел заключение о том, сколь многое нами опущено, и как оно важно.
Посему измеряй луну не глазом, но рассудком, который при открытии истины гораздо вернее глаз. Повсюду распространились смешные какие–то басни — бред пьяных старух, будто бы луна, сдвинутая с своего основания какими–то чародействами, низводится на землю. Каким же образом наговоры чародеев подвигнут ту, которую основал Сам Вышний? Да и где поместится она сведенная с неба?
Хочешь ли из малых признаков заимствовать доказательство об ее величине? Города, наиболее отстоящие один от другого во вселенной, все равно принимают лунный свет на стогны свои, обращенные к востоку. Но если бы луна не была всем прямо противоположна, то она, без сомнения, освящала бы узкие улицы, на одной прямой с нею лежащие, а в улицы, выходящие из ее широты, бросала бы наклоненные лучи, идущие наискось. Это можно видеть на светильниках, зажигаемых в домах. Когда около светильника стоят многие, тень стоящего на одной с ним прямой лежит прямо, а прочие тени уклоняются в ту или другую сторону. Посему если бы лунное тело не было огромно и не имело превосходной величины, то не находилось бы одинаково против всех. Ибо когда луна восходить в местах равноденственных, одинаково видят ее живущие в холодном поясе под кругом Медведицы и жители жаркого пояса, вдавшегося на полдень. Ко всем им обращена она прямо своею широтою, и тем дает самое ясное свидетельство о своей величине. Кто же будет еще спорить, что тело ее весьма велико, как равняющееся вдруг столь многим предметам и на таких больших расстояниях? И сего довольно о величине солнца и луны.
Но Даровавший нам разумение, чтобы и из малейших творений познавать великую мудрость Художника, да подаст силы из великих тварей приобрести еще большие понятия о Творце, хотя в сравнении с Создателем и солнце, и луна не более муравья и мошки. Ибо из них нельзя заимствовать такого умозрения, которое было бы достойно величия Бога всяческих, но могут они возводить нас только к малым некоторым и неясным представлениям, равно как и каждое из самых малых животных или былий. Удовольствуемся сказанным, и возблагодарим — я Даровавшего мне cиe малое служение слова, а вы — Питающего духовными брашнами. Он и ныне напитал вас малоценностью моей речи, как бы ячменным каким хлебом, и да питает всегда, по мере веры подавая вам «явление Духа» (1 Кор.12, 7), о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
7–ая беседа. О пресмыкающихся
«И рече Бог: да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по тверди нeбecней», по роду (Быт. 1, 20). По сотворении светил наполняются и воды животными, чтобы и эта область была украшена. Земля получила уже украшение в свойственных ей произрастениях, и небо имело также цветы свои — звезды, и, как бы два ока, украшала его чета великих светил, оставалось и водам дать приличное украшение. Вышло повелите; и тотчас реки производят, и озера рождают свойственные себе и естественные породы, и море чревоболезнует всякого вида плавающими животными. Где только ни была вода, в болотах и тинистых местах, — она не остается бездейственной и не участвующей в размножении тварей. Ибо нет сомнения, что из воды воскипели жабы, мошки и комары. Видимое ныне служит доказательством и прошедшего. Так, всякая вода спешила исполнить повеление Зиждителя, деятельная и самодвижная жизнь тварей, которых породы даже неисчислимы, немедленно явлена великою и неизреченною Божией силой, потому что повелением Божиим сообщена водам способность живорождать.
«Да изведут воды гады душ живых». Теперь в первый раз созидается животное одушевленное и одаренное чувством. Ибо растения и дерева, хотя им приписывается жизнь, как имеющим питательную и растительную силу, еще не животные и не одушевленные твари. Для сего–то «да изведут воды гады». Все плавающее, плавает ли по поверхности вод, или рассекает водные глубины, принадлежит к природе пресмыкающихся, потому что влачит тело по воде. Хотя некоторые из водяных животных имеют ноги и могут ходить (особенно таковы многие из водоземных, как–то: тюлени, крокодилы, бегемоты, жабы и раки), но им свойственнее плавать. Посему «да изведут воды гады». Какая порода опущена в сих немногих словах? Что не включается в этом зиждительном повелении? Не включаются ли живородящие, каковы: тюлени, дельфины, гнюси и подобные им так называемые хрящеватые рыбы? Не включаются ли мечущие икру, каковы почти все породы рыб твердочешуйных и мягкочешуйных, снабженных перьями и не снабженных ими? Глас повеления краток, или лучше сказать, это не глас, а только мановение и устремление воли, но мысль, заключающаяся в повелении, столько же многообъемлюща, сколько есть различий и сходств у рыб, которых всех описать подробно то же значит, что и счесть морские волны или попытаться ладонью вымерять воду в море.
«Да изведут воды гады». В числе их находятся и морские, и прибрежные, и водящиеся в глубинах, и живущие на камнях, плавающие стадами и по одиночке, киты, огромный и мелкие рыбы. От той же силы, от одинакового повеления получает бытие и великое, и малое.
«Да изведут воды». Сим показано тебе, что плавающие животные имеют естественное сродство с водою, почему рыбы, не надолго разлученные с водою, умирают, ибо не имеют дыхания, чтобы втягивать в себя этот воздух. Но что для земных животных — воздух, то для породы плавающих — вода. Причина сему очевидна. В нас есть легкое, наполненное пустотами и скважинами, и грудобрюшня, которая, чрез расширение груди принимая в себя воздух, проветривает и прохлаждает внутренний жар, а у них расширение и сжатие жабер, принимающих и выпускающих воду, заступает место дыхания. У рыб собственное свое назначение, собственная своя природа, отдельная пища, своеобразная жизнь. Поэтому ни одно из плавающих животных не может сделаться ручным и вообще терпеть прикосновения руки человеческой.
«Да изведут воды гады душ живых по роду». Теперь повелевает произойти начаткам каждой породы, и как бы некоторым семенам естества, а множество живых тварей сокрыто в последующем преемстве, когда нужно им будет расти и множиться. К иному роду принадлежат, так называемые, черепокожные, например: раковины, гребенки, морские улитки, веретенки, и тысячи разнообразных устриц. Иной опять кроме сего род составляют так именуемые мягко–черепные: крабы, раки и тому подобное. К иному сверх сего роду принадлежат, так названные, слизняки, имеющие плоть мягкую и губчатую: полипы, каракатицы, и им подобные. И между сими опять есть бесчисленные различия, ибо драконы, мурены, угри, которые водятся в илистых реках и озерах, по сходству природы своей, приближаются более к ядовитым пресмыкающимся, нежели к рыбам. Иной род мечущих икру, и иной — живородящих. Живых детей рождают вьюны и мокрицы, и вообще животные, так называемые, хрящеватые. Живородящие суть: большая часть китов, дельфины и тюлени, о которых рассказывают, что они новорожденных детей своих, чем–нибудь испуганных, приняв опять в чрево, прячут там. Да изведут воды по роду. Иной род составляют киты, и иной — мелкие рыбы. И опять, между рыбами есть бесчисленные разности, различаемые по родам. У них и имена свои, и пища несходная, и наружность, и величина, и качества плоти — все разделено между собою, имеет весьма великие разности и относится к различным видам. Кто из наблюдавших свойства рыб в состоянии перечислить нам разности пород? Хотя они говорят о себе, что в великих стадах рыб могут определять даже число, однако же кто из состарившихся на взморьях и берегах может рассказать нам подробную историю всех рыб? Иные породы известны рыболовам Индийского моря, иные — рыбным промышленникам Египетского залива, иные — островитянам, иные — Маврузиям
[104]. Но все, и малое и великое, одинаково произведено оным первым повелением, оною неизреченною силою. Много несходств в образе жизни, много разностей и в расположении каждой породы. Большая часть рыб не насиживают яиц, как птицы, не вьют гнезд, не вскармливают с трудом детей своих, но вода, приняв выметанную икру, производить из нее животное. И у каждой породы способ размножения неизменен и бывает без смешения с другою природою. Невозможно такое же размножение рыб, как распложаются лошаки на суше, или невозможны такие же совокупления, какие бывают у некоторых птиц, производящих от себя смешанные породы. Между рыбами нет вооруженных зубами в половину, как у нас вол и овца. Ибо ни одна из них не имеет жвания, исключая разве скара, о котором cиe рассказывают. Но все рыбы снабжены весьма частыми и острыми зубами, чтобы пища при продолжительном жевании не растекалась, ибо, если бы не скоро была раздробляема и передаваема чреву, то во время самого измельчения могла бы уносима быть водою.
Пища же различным рыбам определена различная, по роду каждой. Одни питаются илом, другие поростами, иные довольствуются травами, растущими в воде, большая же часть пожирают друг друга, и меньшая из них служит пищею большей. Иногда случается, что овладевшая меньшею себя делается добычею другой, и обе переходят в одно чрево последней? Что же иное делаем и мы люди, угнетая низших? Чем различается от сей последней рыбы, кто по ненасытимому богатолюбию во всепоглощающие недра своего лихоимства сокрывает бессильных? Он овладел достоянием нищего, а ты, уловив его самого, сделал частью своего стяжания. Ты оказался несправедливее несправедливых и любостяжательнее любостяжательного. Смотри, чтобы и тебя не постиг одинаковый конец с рыбами — уда, верша или сеть. Без сомнения же и мы, совершив много неправд, не избегнем последнего наказания.
Примечая уже и в слабом животном много хитрости и лукавства, желаю, чтобы ты избегал подражания делающим зло. Рак жаден до мяса устрицы, но ему трудно поймать эту добычу, у которой оболочкою череп. Ибо сама природа несокрушимым оплотом обезопасила нежную плоть устрицы, почему и называется она черепокожною. И поелику две вогнутые раковины, плотно прилаженные одна к другой, совершенно закрывают устрицу, то клещи рака по необходимости остаются недействительными. Что же он делает? Как скоро видит, что устрица в безветренном месте с наслаждением греется и открывает половинки своего черепа солнечным лучам, неприметно вбросив в них камень, препятствует закрыться и овладевает добычею, недостаток силы заменив выдумкою. Такая злоумышленность в животных не одаренных ни разумом, ни словом! А я хочу, чтобы ты, подражающий уменью и ловкости раков снискивать пищу, удерживался от вреда ближним. Таков тот, кто с коварством приходит к брату, содействует невзгодам ближнего, увеселяется чужими бедами. Бегай того, чтобы подражать людям предосудительным, довольствуйся собственным. Нищета при истинном самодовольстве для целомудренных предпочтительнее всякого наслаждения.
Не могу умолчать о лукавстве и вороватости полипа, который всякий раз принимает цвет камня, к которому легко пристает, почему многие рыбы, без опасения плавая, приближаются к полипу, точно как в камню, и делаются готовою добычею хитреца. Таковы нравом те, которые угождают всякой преобладающей власти, каждый раз сообразуются с обстоятельствами, не держатся постоянно одного и того же намерения, удобно делаются то тем, то другим, с целомудренными уважают целомудрие, с невоздержными невоздержны, в угодность всякому переменяют расположения. От таких людей не легко уклониться и спастись от наносимого ими вреда, потому что задуманное ими лукавство глубоко закрыто личиною дружбы. Людей такого нрава Господь называет волками хищными, которые являются во одеждах овчих (Мф. 7, 15). Бегай на все изворотливого и многоличного нрава, домогайся истины, искренности и простоты. Змея пестровидна, за то и осуждена пресмыкаться. Праведник не лукав, как и Иаков (Быт. 25, 27). Посему «вселяет Господь единомысленныя в дом» (Пс.67, 7).
«Cиe море великое и пространное: тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими» (Пс. 103, 25). Однако же у них есть мудрый и благоустроенный порядок. Мы не осуждать только должны рыб, у них есть нечто и достойное подражания. Каким образом каждая порода рыб, получив в удел удобную для себя страну, не делает нашествий на другие породы, но живет в собственных своих пределах? Ни один землемер не отводил им жилищ, они не ограждены стенами, не отделены рубежами, но бесспорно каждой породе уступлено полезное. Один залив прокармливает такие породы рыб, а другой — другие. Во множестве водящиеся здесь рыбы редки в других местах. Не разделяет гора, возносящая острые вершины, не пересекает перехода река, но есть какой–то закон природы, который равно и правдиво, сообразно с потребностями каждой породы, распределяет им места жительства. Но мы не таковы. Из чего cиe видно? Из того, что «прелагаем пределы вечные, яже положиша отцы наши» (Прит.26, 28). Перерезываем землю, «совокупляем дом к дому и село к селу, да ближнему отъимем что» (Ис.5, 8). Киты знают определенное им природою местопребывание, они заняли море, лежащее вне обитаемых стран, не имеющее островов, за которым нет уже ни какой твердой земли, почему оно не кораблеходно, ни любопытство, ни какая–либо нужда не побуждают пловцов пускаться в него. Cиe–то море заняв киты, величиною, как сказывают самовидцы, уподобляющиеся величайшим горам, пребывают в собственных своих пределах, не делая вреда ни островам, ни приморским городам. Так, каждая порода поселяется в назначенных ей частях моря, как бы в городах или селах, или древних родовых отчинах. А есть и перехожие рыбы. Они, как бы по общему совещанию собравшись на переселение, все отправляются под одним знаменем, ибо, как скоро наступит определенное для них время чадородия, поднявшись из разных заливов, и побуждаемые общим законом природы, поспешают в северное море. Во время сего восхождения увидишь рыб, соединенных как бы в один поток, и текущих чрез Пропонтиду в Евксинский Понт. Кто же их движет? Какое царское повеление, какие указы, прибитые на площади, извещают о наступившем сроке? Кто у них проводники? Видишь, как Божие распоряжение все заменяет собою и доходит до самых малых тварей!
Рыба не прекословит Божию закону, а мы, человеки, не соблюдаем спасительных наставлений. Не презирай рыб потому, что они совершенно безгласны и неразумны, но бойся, чтобы не сделаться тебе неразумнее и рыб, чрез противление постановлению Творца. Выслушай, что едва не говорят тебе рыбы своими действиями: «мы для продолжения рода собираемся в это дальнее странствование». У них нет своего разума, но есть естественный закон, крепко в них основанный, и показывающий, что им делать. «Пойдем, — говорят они, — в северное море». В нем вода слаще, нежели в прочих морях, потому что солнце стоит над ним не долго, и не извлекает из него лучами всего годного к питью. А сладости любят и обитатели морей, почему часто уплывают в реки и стремятся вдаль от моря. Поэтому Понт предпочитается ими прочим заливам, как благоприятный к рождению и воспитанию детей. Но как скоро достаточно выполнено желаемое, опять всею толпою возвращаются они домой. И какая тому причина? Выслушаем у безмолвных. «Северное море, — говорят оне, — не глубоко, и будучи открыто для сильных ветров, мало имеет берегов и убежищ, почему ветры удобно взволновывают его до самого дна, так что и глубокий песок мешают с волнами. К тому же оно зимней порою холодно, как наполняемое многими и большими реками». Посему рыбы, в известной мере насладившись им во время лета, к зиме опять поспешают в теплоту глубин и в страны лежащие под солнцем и, избегая бушевания северных ветров, укрываются в заливах менее обуреваемых. Видел я это, и дивился во всем Божией премудрости. Если неразумные твари догадливы и искусны в попечении о собственном своем спасении, и если рыба знает, что ей избрать, и чего ей бегать, что скажем мы, отличенные разумом, наставленные законом, побужденные обетованиями, умудренные Духом, и при всем том распоряжающиеся своими делами неразумнее рыб? Ибо они умеют промышлять несколько о будущем, а мы, отринув надежду на будущее, губим жизнь в скотском сластолюбии. Рыба меняет столько морей, чтобы найти какое–нибудь удобство, что же скажешь ты, провождающий жизнь в праздности? Праздность — начало злых дел. Никто да не извиняется неведением. В нас вложен природный разум, который учит присваивать себе доброе, а удалять от себя вредное.
Но перестану представлять в пример морских обитателей, потому что они подлежат нашему рассмотрению. Слышал я от одного приморского жителя, что морской еж, животное, конечно, малое и презренное, часто дает знать пловцам о тишине и буре. Когда предчувствует он волнение от ветров, взойдя на какой–нибудь значительный камень, на нем, как на якоре, с твердостью выносит бурю, потому что тяжесть камня препятствует увлечь его волнам. И как скоро мореходцы усматривают этот признак, знают, что надобно ожидать сильного движения ветров. Ни какой звездочет, ни какой Халдей, предугадывающий по восхождению звезд волнения в воздухе, не учил сему ежа, но Господь моря и ветров и в малом животном положил ясные следы великой Своей премудрости. У Бога ничто не оставлено без промышления и попечения. Все назирает cиe недремленное Око, всему Оно присуще, предустрояя спасение каждой твари. Ежели и ежа не исключил Бог из Своего надзора, то как не надзирать Ему за твоею жизнью?
«Мужие, любите жены» (Еф. 5, 25), хотя вы чужды были друг другу, когда вступали в брачное общение! Сей узел естества, cиe иго, возложенное с благословением, да будут единением для вас, бывших далекими! Ехидна, самая лютая из пресмыкающихся, для брака сходится с морскою муреною и, свистом извещая о своем приближении, вызывает ее из глубин для супружеского объятия. И она слушается и вступает в соединение с ядовитою ехидной. К чему клонится сия речь? К тому, что если и суров, если и дик нравом сожитель, супруга должна переносить это и ни под каким предлогом не соглашаться на расторжение союза. Он буен? Но муж. Он пьяница? Но соединен по естеству. Он груб и своенравен? Но твой уже член и даже драгоценнейший из членов.
Да выслушает и муж приличное ему наставление! Ехидна, уважая брак, предварительно извергает свой яд, неужели же ты из уважения к союзу не отложишь жестокосердия и бесчеловечия? Но пример ехидны, может быть, и иначе послужит нам в пользу, потому что соединение ехидны с муреною есть некоторое прелюбодеяние в природе. Да вразумятся же те, которые посягают на чужое брачное ложе. Какому пресмыкающемуся уподобляются они? У меня одна цель — все обращать в назидание Церкви. Да укротятся страсти невоздержных — обуздываемые примерами взятыми с суши и моря!
Здесь принуждают меня положить конец слову и телесная немощь и вечернее время, хотя для любителей слушания и мог бы я присовокупить еще много достоудивительного о морских произведениях, о самом море: как вода отвердевает в соль, как многоценный камень коралл в море бывает травой, а когда вынесен на воздух, получает твердость камня, откуда природа в самое малоценное животное — устрицу вложила дрогоценный бисер. Чего домогаются царские сокровищницы, то рассыпано на взморьях, при берегах, около диких камней и лежит в оболочках устриц. Из чего морские перья
[105] возращают златую волну, цвету которой доселе не умел подражать ни один красильщик? Из чего улитки дарят царям порфиры, который доброцветностью превзошли и полевые цветы?
«Да изведут воды». И что ж из необходимого не произведено ими? Что из многоценного не даровано жизни? Одно сотворено на службу человекам, а другое для того, чтобы он созерцал чудеса творения, иное же для нас страшно, чтобы вразумлять нашу нерадивость.
«Сотвори Бог киты велики» (Быт. 1, 21). Великими названы они не потому, что больше нежели сквилла и мена
[106], но потому что огромностью тел равняются с самыми великими горами, а иногда кажутся островами, если всплывают на поверхность воды. И они при такой величине не у берегов водятся и не на взморьях, но живут в так называемом Атлантическом море. Таковы животные созданные нам в страх и в ужас. Но если слышишь, что малейшая рыбка прилпуша останавливает величайшие корабли, при благополучном ветре несущиеся на полных парусах, и что она долгое время держит корабль неподвижным, как будто бы им среди самого моря пущены корни, то и в этой малой рыбке не имеешь ли такого же доказательства о могуществе Творца? Ибо не только Мечи, Пилы, Акулы, Валены и Молотки рыбы страшны, но не менее страшны — жало рыбы–пилохвоста, даже мертвой, и рыба–пиногорь, потому что они приносят скорую и неизбежную гибель. Таким образом Творец всем хочет приучить тебя к бдительности, чтобы ты в надежде на Бога избегал причиняемого ими вреда.
Но, спасшись из глубин, прибегнем на твердую землю. Ибо чудеса мироздания, одно за другим подавляя нас собою, как бы подобно волнам, частыми и непрерывными притоками, держали слово ваше погруженным в водах. Хотя для меня и то будет удивительно, если мысль наша не встретит на твердой земле еще больших чудес и, по примеру Ионы, не побежит опять к морю. Но мне кажется, что слово мое, увлекшись тысячами чудес, забыло соразмерность, и подверглось одной участи с плавающими по морю, которые, не имея непременных знаков к измерению своего движения, часто не знают, далеко ли уплыли. То же, кажется мне, случилось и с нами, пока слово обтекало творение, мы и не почувствовали множества нами сказанного. Но хотя честное cиe собрание и имеет охоту к слушанию, и для слуха рабов приятно повествование о чудесах Владычных, однако же, здесь введя слово в пристань, подождем дня, чтобы пересказать остальное. Восстанем же все, возблагодарим за сказанное и помолимся об исполнении оставшегося. Да будет у вас и во время принятия пищи предметом застольных бесед как то, чего коснулось слово утром, так и то, что излагало оно вечером; в мыслях о сем застигнутые сном и, почивая, да насладитесь дневным весельем, чтобы можно было сказать вам о себе: «аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2), день и ночь поучаясь в законе Господа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
8–ая беседа. О птицах
«И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду четвероногая и гиды, и звери земли по роду: и бысть тако» (Быт. 1, 24). Вышло повеление, следовавшее по порядку, и земля получила свойственное ей украшение. Там сказано: «да изведут воды гады душ живых», здесь: «да изведет земля душу живу». Неужели земля одушевлена? и правы суемудрые Манихеи, которые и в землю влагают душу? Когда сказал: «да изведет», не значит, что земля износит уже находившееся в ней, но, дав повеление, даровал земле и силу извести. Ибо когда земля услышала: «да прорастит былие травное и древо плодовитое», не сокрытую какую–нибудь в ней траву извела из себя, не таившиеся где–нибудь внизу в недрах ее пальмы, или дуб, или кипарис, пустила на свою поверхность, но Божие слово созидает естество тварей. «Да прорастит земля», да изринет не то, что имеет, но да приобретает то, чего не имеет, поскольку Бог дарует силу действовать. Так и теперь: «да изведет земля душу», не ту, которая уже в ней, но ту, которая дана ей Богом чрез самое cиe повеление. Притом, учение Манихеев само собою обращается против них. Ибо если земля извела душу, то себя оставила она уже лишенною души. Но мерзость их учения сама собою очевидна.
Почему, однако же, водам повелено извести «гады душ живых», а земле — «душу живу»? Потому, как рассуждаем, что естество плавающих причастно, по–видимому, жизни менее совершенной, по самому обитанию своему в грубой воде. И слух у них тяжел, и видят они тупо, потому что смотрят сквозь воду, у них нет ни памяти, ни представления, ни понятия о свычке. Посему слово как бы показывает, что в водных животных плотская жизнь управляет душевными движениями; а в животных, живущих на суше, так как жизнь в них совершеннее, все владычество вручено душе. У большей части четвероногих чувства больше уяснены, представления настоящего изощрены, памятование прошедшего подробно. Посему, как кажется, в водных сотворены одушевленные тела (ибо гады душ живых изведены из воды), в живущих же на суше повелено произойти душе управляющей телом, чтобы обитающие на земле несколько более причастны были жизненной силы. Ибо хотя и живущие на суше животные бессловесны, однако же каждое из них естественным своим голосом выражает многие их душевные состояния, ибо и радость, и скорбь, и знание привычного, и недостаток пищи, и разлуку с пасущимися вместе, и другие многие состояния оно обнаруживает звуком. Водные же животные не только безгласны, но не могут быть ни укрощаемы, ни обучаемы, и ко всякому общению в жизни с людьми неподручны. «Позна вол стяжавшаго, и осел ясли господина своего» (Ис.1, 31), но рыба не может знать того, кто ее кормит. Осел знает привычный голос, знает дорогу, по которой много раз ходил, а иногда бывает путеуказателем и человеку сбившемуся с дороги, такой же остроты слуха, какая у сего животного, говорят, не имеет ни одно из живущих на суше животных. Какое из морских животных могло бы подражать памятозлобию верблюда, его гневливости и продолжительности гнева? Верблюд, если давно когда–нибудь ударен, долгое время таив гнев, как скоро улучает удобный случай, отмщает за обиду. Слышите жестокосердые, старающиеся укоренить в себе, как добродетель, памятозлобие. Кому вы подобны, когда огорчение на ближнего, как искру, сокрытую в пепле, храните в себе до тех пор, как получив предлог, подобно пламени, распаляете гнев?
«Да изведет земля душу живу». Для чего земля изводит душу живу? Чтобы ты знал различие между душою скота и душою человека. Вскоре узнаешь, как сотворена душа человеческая, а теперь слушай о душе бессловесных. Поскольку, по Писанию, «душа всякаго животнаго кровь его есть» (Лев. 17, 11), а сгустившаяся кровь обыкновенно обращается в плоть, и истлевшая плоть разлагается в землю, то, по всей справедливости, душа скотов есть нечто земное. Итак, «да изведет земля душу живу». Рассмотри связь души с кровью, крови с плотью, плоти с землею, и опять в обратном порядке переходи от земли к плоти, от плоти к крови, от крови к душе, и ты найдешь, что душа скотов есть земля. Не думай, что она старше телесного их состава, и что она пребывает по разрушении тела. Убегай бредней угрюмых философов, которые не стыдятся почитать свою душу и душу пса однородными между собою, и говорить о себе, что они были некогда и женами, и деревьями, и морскими рыбами. А я, хотя не скажу, бывали ли они когда рыбами, однако же со всем усилием готов утверждать, что, когда писали cиe, были бессмысленнее рыб.
«Да изведет земля душу живу». Для чего при обильном течении слова молчал я не малое время, удивляются, может быть, многие. Но внимательнейшим из слушателей, конечно, не безызвестна причина, по которой прервана речь. Из чего же cиe видно? Из того, что они, взглядывая друг на друга и подавая друг другу знаки, обратили на себя мое внимание и привели мне на мысль опущенное мною. Ибо целый род тварей, и притом не маловажный, укрылся от нас, и слово наше едва не простерлось далее, оставив его вовсе неисследованным.
«Да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по земли, по тверди небесней» (Быт. 1, 20). Говорили мы о плавающих, сколько позволило вечернее время, а сегодня перешли к исследованию живущих на суше, но забыты нами птицы, занимающие средину между теми и другими. Посему, по примеру забывчивых путешественников, которые, не захватив чего–либо важного, хотя и много уже прошли пути, опять возвращаются тою же дорогой, и в этом путешественном труде несут достойное наказание за свою нерадивость, по сему, говорю, примеру и нам, кажется, необходимо идти назад прежним путем. Ибо опущенное нами не должно быть презрено, но составляет, как кажется, третью часть живых тварей, так как три рода животных: живущее на суше, летающее и водное.
Сказано: «да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по земли, по тверди небесней по роду». Почему и птиц произвел из вод? Потому что у летающих с плавающими есть как бы некоторое сродство. Как рыбы рассекают воду, посредством движения перьев поступая вперед, а чрез обращение хвоста давая себе то поворотные, то прямые направления, так и в птицах можно видеть, что они подобным образом плавают по воздуху на крыльях. Посему, так как у тех и других одно свойство — плавать, то происхождением из вод сообщено им одно некоторое сродство, за исключением, что нет ни одной птицы без ног, потому что всем доставляет пропитание земля, и все они по необходимости имеют нужду в содействии ног. И хотя хищным птицам для лова даны острия когтей, однако же прочим и в добывании пищи и в других потребах жизни необходимую услугу доставляют ноги. У немногих птиц слабые ноги, и они неспособны ни ходить, ни ловить ногами добычу, таковы ласточки, которые не могут ни ходить, ни ловить ногами, и так называемые турки
[107], которым определено в пищу носящееся в воздухе. Впрочем для ласточки летание близкое к земле служит вместо ног.
И у птиц есть бесчисленные разности пород. Если кто станет их описывать таким же образом, как отчасти коснулись мы рассмотрении рыб, то найдет, что, хотя все имеют одно имя — птица, однако же в них много разностей по величине, по виду, и цвету, и также в роде жизни, в занятиях и нравах столько разнообразия между ними, что нельзя и описать. Некоторые Так называется однолетняя трава, известная также под именем: царский скипетр.пытались уже составить свое именословие, чтобы, по неупотребительному дотоле и новому наименованию, как по клейму, можно было распознавать свойство каждой породы. И одних птиц назвали разрезистоперыми, каковы орлы, других кожеперыми, каковы нетопыри, иных плевоперыми, каковы осы, других жесткоперыми, каковы жуки и все родящиеся в каких–то мешочках и оболочках, и по разорвании своих надкрылий начинающие летать свободно. Но для нас достаточный признак к различению свойства пород — общая польза и употребительное в Писании. разделены на чистых и нечистых. Итак иная порода птиц плотоядных и иное устройство их, приличное способу их пропитания — острия когтей, загнутость клюва, полет быстрый, чтобы удобно уловлялась добыча, и растерзанная служила пищею ловцу. Иное устройство птиц, питающихся семенами, и иное тех, которые едят все, что ни попалось. И между сими опять весьма много различий. Одни водятся стадами, исключая хищных птиц; у сих нет никакой общительности, кроме общения между супругами. Но тысячи других любят жизнь общественную, например, голуби, журавли, скворцы и галки. Опять и между сими у одних безначалие и как бы вольность, а другие не отказываются подчиняться вождю, как журавли. А еще есть у них и другое различие, по которому одни оседлы и туземны, другие же привыкли улетать далеко и по большей части переселяться с приближением зимы. Многие из птиц, будучи воскормлены человеком, делаются ручными и смирными, исключая слабосильных, которые, по причине чрезмерного страха и робости, не терпят, чтобы их часто беспокоили, прикасаясь рукою. А некоторые из птиц любят жить с людьми и в одних с нами жилищах, иные живут на горах и любят пустыни. Весьма большое различие составляет и свойство голоса в каждой птице. Одни из птиц говорливый болтливы, а другие молчаливы, одни приятно поют и на разные голоса, другие совсем не имеют музыкальности в голосе и не умеют петь. Одни переимчивы или от природы имея дар подражать, или приобретя оный чрез упражнение, а другие издают однообразные и неизменные звуки. Петух горд, павлин любитель красоты, голуби и домашние куры похотливы и во всякое время предаются похоти, куропатка лукава и ревнива, хитро содействует ловцам к уловлению добычи.
Тысячи также, как сказали мы, различий в занятиях и роде жизни. Некоторые из бессловесных ведут жизнь гражданственную, поскольку гражданственности свойственно, чтобы действия всех клонились к одному общему концу, как это можно видеть у пчел. Ибо у них и жилище общее, и вылет общий, и занятие у всех одно; а, что всего важные, за всякое дело принимаются под распоряжением царя и чиноначальника, не прежде осмеливаются вылетать на поля, как увидев царя предначавшим полет. И царь у них не по большинству голосов избирается (ибо безрассудство народа часто поставляло начальником худшего), не по жребию получает власть (ибо неразумная случайность жребия нередко вручает могущество самому последнему), не по родовому преемству возводится на царство (ибо таковые от роскоши и ласкательства всего чаще бывают малосведущи и не приучены ни к какой добродетели), но от природы имеет первенство над всеми, и превосходит их величиною, видом и кротостью нрава. У царя сего есть и жало, но он не употребляет его на мщение. Таковы как бы неписаные законы природы, чтобы достигшие высочайшего могущества были медлительны в наказании. Впрочем, если которые из пчел не последуют примеру царя, они вскоре раскаиваются в своей безрассудности, потому что умирают поражаемые жалом. Да слышат cиe христиане, которые имеют заповедь, «ни единому же зла за зло воздавать, но побеждать благим злое» (Рим. 12, 17, 21).
Подражай особенному свойству пчелы, которая, никому не делая вреда и не портя чужого плода, составляет соты. Ибо воск, очевидно, собирает она с цветов, и мед — эту в виде росы рассеянную в цветах влажность, высасывая ртом, впускает в полости сотовых чашечек. Почему мед сначала бывает жидок, потом, сгустившись от времени, достигает свойственной ему вязкости и сладости. Прекрасные и приличные похвалы восписаны пчеле в Притчах, где она названа мудрой и деятельной, ибо с таким трудолюбием собирает пищу («еяже трудов», говорит Притча (Прит.6, 8), «цapиe и простии во здравие употребляют»), с такой мудростью устраивает влагалища для меда! Растянув воск в тонкую кожицу, пчела строит из него частые и непрерывно сплоченные между собой углубления, так что непрерывность взаимной связи между самыми малейшими частями служит опорой всему. Каждый колодчик примыкает к другому, отделяясь от него, а вместе и соединяясь о ним, тонкою перегородкою. Потом пещерки сии надстраиваются одни над другими в два или три ряда, потому что пчела опасается сделать одну совершенно впадину, чтобы жидкость своею тяжести) не проторглась вон. Смотри же, как изобретенья геометрии приложены к делу у премудрой пчелы. Все сотовые пещерки шестиугольны и равносторонни, и не в прямой линии лежат одна над другою, чтобы донышки, приходясь над пустотами, не могли проломиться, но углы нижних шестиугольников служат основанием и опорою для верхних, чтобы безопасно поднимали на себе тяжесть, и влажность заключалась в каждой пустоте отдельно.
Как же опишу тебе в подробности все свойства птиц касательно рода жизни? Как, например, журавли по очереди содержать ночную стражу, и одни спят, а другие, ходя вокруг, доставляют им во время сна совершенную безопасность. Потом, когда исполнится срок стражи, стерегущий, вскрикнув, обращается ко сну, а другой сменяет его, и отчасти вознаграждает за ту безопасность, какою сам пользовался. Такой же порядок усмотришь и в летании их. То один, то другой служит путеводителем, и определенное некоторое время летев впереди, перелетает назад, и право предводительства в пути передает другому, за ним следующему.
А дела буселей не далеки от разумного соведения. Все они в одно время прилетают в наши страны, и все как бы под одним знаменем улетают. Их окружают и сопровождают наши вороны, которые, как мне кажется, подают им некоторую помощь против неприязненных птиц. Доказательством же сему служит, во–первых, то, что около сего времени вовсе не видно ни одной вороны, а во–вторых и то, что вороны, возвращающиеся с ранами, носят на себе ясные знаки своего сподвижничества и ратоборства. Кто постановил у них законы странноприимства? Кто грозил им обвинением за оставление воинского строя, так что ни одна ворона не остается дома во время сопровождения? Да слышат cиe негостеприимные, которые запирают двери, и даже зимой и ночью не хотят принять под кров свой пришельцев.
А заботливость буселей о состарившихся достаточна к тому, чтобы и наших детей, если только захотят внимать сему, сделать отцелюбивыми. Ибо, конечно, нет человека столь скудного благоразумием, чтобы не почел он себя за стыд быть в добродетели ниже бессловесных птиц. Бусели, обступив вокруг отца, у которого от старости вылиняли перья, согревают его своими крыльями, и обильно доставляя ему пищу, даже в летании оказывают сильную помощь, слегка поддерживая с обеих сторон своими крыльями. И это так известно всякому, что некоторые вместо: воздать за благодеяния, говорят: отбуселить.
Никто да не сетует на свою нищету, и хотя бы ничего не оставалось в доме у него, да не отчаивается в своей жизни, смотря на замысловатость ласточки. Когда вьет она гнездо, сучья носит во рту, но грязи не может захватить ногами, посему, омочив края перьев в воде и обмазав их тонкою пылью, чрез этот способ отвращает недостаток в грязи, и мало помалу, как клеем, слепив грязью сучья, в гнезде своем выкармливает птенцов. А если кто им выколет глаза, ласточка от природы имеет какое–то врачебное искусство, и посредством оного возвращает здоровье глазам детей. Научись из сего по причине нищеты не приниматься за худые дела и в самых тяжких злостраданиях не терять надежды и не сидеть в праздности и бездействии, но прибегать к Богу, Который, даруя столько ласточке, тем больше подаст тому, кто возопиет к Нему от всего сердца.
Есть морская птица — зимородок. Она имеет обычай вить гнездо у самых берегов, кладет яйца на песке и сидит в гнезде среди зимы, когда от частых и сильных ветров море выплескивается насушу. Но вдруг умолкают ветры, и морская волна не движется, пока в течение семи дней зимородок сидит на яйцах, ибо во столько дней выводит он своих птенцов. Поскольку же им нужна и пища, то великодаровитый Бог дал сему малейшему животному и другие семь дней на возращение птенцов. Это знают все мореплаватели, почему и называют дни сии зимородковыми
[108]. Все cиe узаконено промышлением Божиим о бессловесных в научение тебе, чтобы ты просил у Него нужного ко спасению. Какие чудеса не совершатся для тебя, созданного по образу Божию, когда Бог для такой малой птицы удерживает великое и страшное море, повелев ему быть тихим среди самой зимы?
Рассказывают о горлице, что она, будучи разлучена с супругом, не терпит уже общения с другим, но проводит безбрачную жизнь, в память прежнего супруга отказываясь от нового союза. Слышите жены, как честно вдовство, и у бессловесных предпочитается неприличию многобрачия!
В воспитании детей всех несправедливее поступает орел. Выведя двух птенцов, одного из них, отталкивая ударами крыльев, сбрасывает он на землю, принимает же и усвояет себе только другого, по трудности пропитания отринув того, которого родил. Впрочем отринутому, как сказывают, не дает погибнуть орел костолом, но берет его и воспитывает вместе с своими птенцами. Таковы те из родителей, которые под предлогом нищеты подкидывают младенцев или не наблюдают равенства в разделе наследства детям. Ибо справедливость требует, чтобы они, как равно дали каждому бытие, так равно одинаковые доставили им способы к жизни.
Не подражай жестокости птиц, одаренных кривыми когтями, которые, как скоро видят, что птенцы их уже отваживаются летать, начинают бить и толкать их крыльями, выкидывают из гнезда и не имеют уже более ни какого о них попечения. Похвально чадолюбие вороны, которая следует и за летающими уже детьми, доставляет им пищу и кормит их весьма долгое время.
Многие породы птиц для зачатия не имеют нужды в сообщении с самцами, но у других неосемененные яйца бывают бесплодны. О коршунах
[109] сказывают, что они большей частью рождают детей без взаимного сообщения и при всем том бывают весьма долговечны, ибо жизнь их часто продолжается даже до ста лет. И сей случай из истории птиц возьми себе на замечание, чтобы, когда увидишь посмеивающихся нашему таинству, будто бы невозможно и несовместно с природою родить Деве, сохранив неоскверненным свое девство, мог ты привести себе на мысль, что «Благоизволивый буйством проповеди спасти верующих» (1 Кор.1,21), к удостоверению нас в чудесах, предварительно указал нам множество случаев в самой природе.
«Да изведут воды гады душ живых, и птицы летающия по земли, по тверди небесней». Птицам повелевается летать по земле, потому что земля доставляет всем пищу, но и по тверди небесной, потому что, как предварительно нами замечено, небом (υρανος), от слова ορασφαι (быть видимым), наименован здесь воздух. Но сей воздух, находящийся над нашею головою, назван также и твердью, потому что он, в сравнении с эфирным телом, несколько плотнее и более сгущен от поднимающихся паров.
Итак вот перед тобою небо украшенное, облеченная в убранство земля, море изобилующее свойственными ему порождениями, воздух наполненный летающими в нем птицами! Все, что Божиим повелением приведено из небытия в бытие, даже и то, чего не коснулось ныне слово, уклоняясь от должайшего замедления на сем предмете и не желая показаться преступившим меру, все cиe, трудолюбец, сообразив в уме своем и во всем изучив премудрость Божию, не преставай никогда удивляться и во всякой твари славить Творца!
И во тьме ночной имеешь породы птиц, снискивающих пищу ночью, и во свете дневном другие породы, летающих днем. Ибо нетопыри, совы и филины принадлежат к числу птиц, питающихся ночью. Почему, если иногда нет у тебя сна, достаточно тебе остановиться на сих пернатых и исследовать находящиеся в них свойства, чтобы возбудить себя к славословию Творца. Как неусыпен соловей, когда сидит на яйцах, во всю ночь не прекращающий пения! Как нетопырь есть вместе и четвероногое животное, и птица; как он один из птиц имеет зубы и рождает живых детей подобно четвероногим, но плавает по воздуху, поддерживаемый не крыльями, а какою–то кожаною перепонкою! Какая взаимная любовь в сих тварях от природы! Нетопыри на подобие цепи сплетаются между собою и держатся один на другом, что не легко произвести и между нами человеками, потому что отдельное и частное для многих из нас предпочтительнее общего и совокупного. Сколько уподобляются глазам совы упражняющиеся в суетной мудрости! И у совы зрение ночью остро, но помрачается, как скоро воссияет солнце, и у них весьма изощрено разумение для пустых умозрений, но омрачено к познанию истинного света.
А днем для тебя гораздо удобнее собирать отовсюду возбуждающее удивление к Создателю. Как домашняя птица будит тебя на работу, восклицая пронзительным голосом, еще издали возвещает о приближающемся солнце, рано встает с путешественниками, а земледельцев выводит на жатву! Как неусыпна порода гусей, как чутко слышат они неприметное другим! Гуси спасли никогда царственный город, дав знать о неприятелях, которые с помощью тайных подземных подкопов готовы уже были взять Римскую крепость. В какой породе птиц природа не открывает какого–либо особенного ей свойственного чуда? Кто предвещает коршунам смерть людей, когда они ополчаются друг против друга? Ибо увидишь, что бесчисленные стада коршунов следуют за войсками и по приготовлению оружий заключают о следствиях. A cиe не далеко уже от человеческих умозаключений.
Как опишу тебе страшные полчища саранчи, которая, вдруг поднявшись под одним знаменем и расположившись станом на широте страны, не прежде касается до плодов, но когда дано ей будет повеление Божие? Как саранчу преследует селевкид
[110], — это врачевство от язвы, птица, одаренная не имеющею пределов способностью пожирать, потому что человеколюбивый Бог в благодеяние людям дал ей ненасытную природу?
Какой способ пения у кузнечиков? Как они в полдень поют громче обыкновенного, чрез производимое расширением груди привлечение воздуха, который издает звук? Но кажется, что слово мое, изображая все чудесное у птиц, отстает более, нежели сколько отстал бы я, покусившись на ногах своих следовать за их быстротою.
Когда видишь между птицами так называемых насекомых, например, пчел и ос (а насекомыми названы по причине каких–то на них повсюду видимых насечек), заметь, что у них нет дыхания и легкого, но всем телом принимают они в себя воздух. Почему, обмочившись в масле, они умирают от закрытия телесных скважин, но облитые вскоре уксусом опять оживают, потому что проходы для воздуха открываются. Бог наш ничего не создал как избыточествующего сверх потребности, так и недостаточествующего в чем–либо нужном.
Рассматривая опять животных любящих воду, найдешь в них другое устройство, ступни неразделенные, как у вороны, и не искривленные, как у плотоядных птиц, но широкие и перепончатые, чтобы удобно было плавать по воде и перепонками на ступнях, как веслами, раздвигать влагу. Когда заметишь, как лебедь, опуская шею в глубину, достает себе со дна пищу, и здесь откроешь премудрость Создателя, Который лебедю дал шею длиннее ног, чтобы он, запуская ее как уду, добывал себе пищу, сокрытую в глубине.
Слова Писания, читаемые просто, состоять из нескольких кратких слогов: «да изведут воды птицы летающия по земли, по тверди небесней». Но исследуем и смысл, заключающийся в словах, и тогда откроется великое чудо премудрости Создателя. Сколько различий предусмотрел Он в птицах! Как отличил между собою одинаковых породою! Как снабдил каждую птицу отличительными свойствами! Недостанет мне дня, чтобы пересказать вам воздушные чудеса. Нас призывает суша и хочет показать нам зверей, гадов и скотов, имея у себя в готовности столько же стоящее внимания, как и растения, и род плавающих, и все птицы. «Да изведет земля душу живу скотов и зверей и гадов по роду».
Что скажете вы, которые не верите Павлу об изменении при воскресении, когда видите, что многие из воздушных животных переменяют свой вид? Так рассказывают и об Индийском черве рогоносце, который сначала превращается в куколку, потом со временем делается шелковичною бабочкой, но и в этом виде не остается, но окрыляется мягкими и широкими лепестками. Посему, когда сидите вы, женщины, и прядете произведение этих червей, то есть нити, какие доставляют вам сиры
[111], для приготовления роскошных одежд, приводя себе на память превращение сего животного, составляйте ясное представление о воскресении и не сомневайтесь об изменении, которое всем возвещает Павел.
Но чувствую, что слово превосходит меру, когда посмотрю на множество мною сказанного, вижу, что сим я преступил меру. Но опять, когда обращу внимание на разнообразие премудрости, явленной в тварях, мне кажется, что я еще и не начинал своей беседы. К тому же и держать вас долее не бесполезно. Ибо что стал бы иной из вас делать до вечернего времени? Вас не торопят учредители пиршеств, вас не ожидают угощения, а посему, если угодно, употребим телесный пост к увеселению душ. Часто служил ты плоти, доставляя ей наслаждения, теперь побудь в служении душе. «Насладися Господеви, и даст ти прошения сердца твоего» (Пс.36,4). Если ты богатолюбив, вот тебе богатство духовное: «судьбы Господни истинны, оправданы вкупе: вожделенны паче злата и камене честна многа» (Пс.18,10,11). Если ты любитель наслаждений и удовольствий, вот тебе словеса Божии для человека здравого духовным чувством «слаждша паче меда и coтa» (Пс.18, 11). Если позволю вам идти и распущу собрание, иные пойдут играть в зернь. Там клятвы, упорные споры и мучения корыстолюбия. Там стоит демон, посредством костей с точками воспламеняет бешенства, одни и те же деньги переводит и на ту, и на другую сторону, то одного возносит победой, а другого погружает в уныние, то наоборот, последнего делает гордым, а первого покрывает стыдом. Что пользы поститься телом, когда душа наполнена тысячами зол? А кто, хотя не играет в зернь, однако же время проводить в праздности, тот чего не скажет пустого? Каких не услышит нелепостей? Праздность без страха Божия учит пороку не умеющих пользоваться временем. Итак, в сказанном мною найдется, может быть, нечто и полезное, а если нет, то по крайней мере та выгода, что, проводя время здесь, вы не грешите, а потому удерживать вас долее значит на большее время отводить вас от грехов.
Для признательного судии достаточно и сказанного, если обратить он внимание не на богатство творения, но на немощь наших сил и на то, что и сего довольно к увеселению собравшихся. Земля угощала нас своими произрастениями, море — рыбами, воздух — птицами. И суша готова предложить нам равноценное сему. Но здесь положим конец утреннему угощению, чтобы чрезмерное пресыщение не притупило в нас вкуса к вечернему наслаждению. Исполнивший же все Своею тварью и во всем оставивши нам явственные памятники чудес Своих да исполнит сердца ваши всяким веселием духовным о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
9–ая беседа. О животных земных
Какою вам показалась утренняя словесная трапеза? А мне пришло на мысль уподобить свою беседу усердию какого–нибудь бедного гостеприимца, который желает прослыть богатым угостителем, но не имеет дорогих яств и досаждает гостям, щедро нося на стоп свой бедный запас, так что его радушие обращается для него в укоризну незнания приличий. Подобно несколько и мое слово, если только вы не скажете о нем иначе. Впрочем, каково бы оно ни было, вы не должны презирать его. Ибо Елиссея не обвиняли за худое угощение современники его, не смотря даже на то, что он предложил друзьям «зелия дивия» (4 Цар. 4, 39).
Известны мне правила иносказаний, хотя не сам я изобрел их, но нашел в сочинениях других. По сим правилам, иные, принимая написанное не в общеупотребительном смысли, воду называют не водою, но каким–нибудь другим веществом, и растению, и рыбе дают значение по своему усмотрению, даже бытие гадов и зверей объясняют сообразно с своими понятиями, подобно как и снотолкователи виденному в сонных мечтаниях дают толкования соглаcные с собственным их намерением. А я, слыша о траве траву и разумею, также растение, рыбу, зверя и скот, все, чем оно названо, за то и принимаю. «Не стыжуся бо благовествованием» (Рим. 1, 16 ). И поскольку писавшие о мире много рассуждали о фигуре земли, что она такое, шар ли, или цилиндр, или походит на кружок, со всех сторон одинаково обточенный, или на лоток, имеющий в средине впадину (ибо ко всем сим предположениям прибегали писавшие о мире, и каждый из них опровергал предположение другого), то не соглашусь еще признать наше повествование о миротворении стоящим меньшего уважения потому единственно, что раб Божий Моисей не рассуждал о фигурах, не сказал, что окружность земли имеет сто восемьдесят тысяч стадий, не вымерил, на сколько простирается в воздухе земная тень, когда солнце идет под землею, и как тень сия, падая на луну, производит затмения. Если умолчал он о не касающемся до нас, как о бесполезном, то неужели за cиe словеса Духа почту маловажнее объюродевшей мудрости? Не паче ли прославлю Того, Кто не затруднил ума нашего предметами пустыми, но устроил так, чтобы все было написано в назидание и усовершение душ. наших? Сего, кажется мне, не уразумели те, которые по собственному своему уразумению вознамерились придать некоторую важность Писанию какими–то наведениями и приноровлениями. Но это значит ставить себя премудрее словес Духа и под видом толкования вводить собственные свои мысли. Посему так и будем разуметь, как написано.
«Да изведет земля душу живу», и скотов, и зверей, и гадов. Представь глагол Божий, протекающий всю тварь, некогда начавшийся, до ныне действенный и готовый действовать до конца, пока не скончается мир. Как шар, приведенный кем–нибудь в движение и встретивший покатость и по своему устройству и по удобству места стремится к низу, и не прежде останавливается, разве когда примет его на себя и плоскость, так и природа существ, подвигнутая одним повелением, равномерно проходит и рождающуюся, и разрушающуюся тварь, сохраняя последовательность родов посредством уподобления, пока не достигнет самого конца; ибо коня делает она преемником коню, льва — льву, орла — орлу, и каждое животное, сохраняемое в следующих одно за другим преемствах, продолжает до скончания вселенной. Ни какое время не повреждает и не истребляет свойств в животных. Напротив того, природа их, как недавно созданная, протекает вместе со временем.
«Да изведет земля душу живу». Повеление cиe соблюлось в земле, и она не престает служить Создателю. Одно производится чрез преемство существовавшего прежде, другое даже и ныне является живородящимся из самой земли. Ибо не только она производит кузнечиков в дождливое время, и тысячи других пород пернатых, носящихся по воздуху, из которых большая часть, по малости своей, не имеют и имени, но из себя же дает мышей и жаб. Около Египетских Фив, когда в жару идет много дождя, вся страна наполняется вдруг полевыми мышами. Видим, что угри не иначе образуются, как из тины. Они размножаются не из яйца и не другим. каким–либо способом, но из земли получают свое происхождение.
«Да изведет земля душу». Скоты суть животные земные и поникли к земле, но человек — насаждение небесное, отличен сколько видом телесного состава, столько и достоинством души. Какой вид у четвероногих? Голова их наклонена к земле, смотрит на чрево и всеми мерами ищет приятного чреву. Твоя голова поднята к небу, очи твои взирают горе. Потому, хотя ты иногда бесчестишь себя плотскими страстями, работая чреву и низшему чрева, «приложившись скотом несмысленным и уподобившись им» (Пс.48, 13), однако же тебе прилично иное попечение — «вышних искати, идеже есть Христос» (Кол. 3, 1), мыслью своею быть выше земного. А какой дан тебе вид, так располагай и своею жизнью. «Житие свое имей на небесех» (Флп.3, 20). Истинное отечество твое — горний Иерусалим; граждане и соотечественники твои — «первородные написанные на небесех» (Евр.12, 22).
«Да изведет земля душу живу». Итак, не из земли явилась сокрытая в ней душа бессловесных, но произошла вместе с повелением. А душа бессловесных одна, потому что один отличительный признак — бессловесие. Но каждое животное отличается различными свойствами. Вол стоек, осел ленив, конь горяч в вожделении другого пола, волк не делается ручным, лисица лукава, олень боязлив, муравей трудолюбив, собака благодарна и памятлива в дружбе. Ибо в одно время и создано каждое животное, и придано ему особенное естественное свойство. Льву прирождены ярость, склонность к одинокой жизни и необщительность с зверьми подобного рода. Он, как царь бессловесных, по природному своему презорству не терпит себе равных. Он не допускает до себя с вечера приготовленной пищи, не возвращается к остаткам своей добычи. Природа дала ему такие органы голоса, что многие животные, превосходя его быстротою, нередко бывают уловлены одним его рыканием. Барс стремителен и быстр в своих нападениях. Ему дано способное к тому тело, при гибкости и легкости успевающее следовать за душевными движениями. У медведя природа неповоротлива, и нрав своеобразен, коварен, глубоко скрытен. Он облечен в такое же и тело, тяжелое, плотное, не имеющее составов, действительно приличное зверю холодному, живущему в берлоге. Если коснемся словом той заботливости, какую сии бессловесные имеют о своей жизни, не учившись и по природе, то или сами подвигнемся к хранению себя самих и к промышлению о спасении душ, или еще более осудим себя, когда найдем, что даже в подражании и бессловесным остаемся мы позади. Медведица, когда ей нанесены самые глубокие раны, часто лечит сама себя, всеми способами затыкает язвины травою — коровьяк
[112], которая имеет свойство сушить. Можешь увидеть, что и лисица лечить себя сосновою смолою. Черепаха, наевшись ехидниной плоти, избегает вреда от яда, употребив вместо противоядия душицу. II змея вылечивает больные глаза, наевшись волошского укропа.
А предузнавание воздушных перемен не помрачает ли собою даже разумного ведения? Овца пред наступлением зимы с жадностью нападает на корм, как бы наедаясь на время будущей скудости. Волы, долго запертые в продолжение зимы, с приближением весны, по естественному уже чувству узнав перемену, начинают смотреть туда, где выход из хлевов, и все как бы по данному знаку переменяют положение. Некоторые из трудолюбивых наблюдателей заметили, что живущий на суше еж в норе своей делает две отдушины, и если будет дуть северный ветер, закладывает отдушину с севера, и опять, когда начинает дуть южный ветер, переходить к северной отдушине.
Что же показывается чрез cиe нам человекам? Не одно то, что попечительность Создавшего нас простерлась на все, но также, что и у бессловесных есть некоторое чувство будущего, почему и мы должны не к настоящей жизни прилепляться, но иметь всякое попечение о будущем веке. Не потрудишься ли сам о себе, человек? Еще в настоящем веке не заготовишь ли нужного к успокоению в будущем, взирая на пример муравья? Он летом собирает себе пищу на зиму, и не проводит времени в праздности потому что еще не наступили зимние скорби, а, напротив того, с каким–то неумолимым тщанием напрягает себя к работе, пока не вложит в свои сокровищницы достаточного количества пищи. И делает cиe не с небрежением, но прилагает мудрую заботливость, чтобы пищи достало, сколько можно, на большее время. Он рассекает своими клещами каждое зерно пополам, чтобы оно не проросло и не сделалось негодным для употребления ему в пищу. Также просушивает зерна, когда приметит, что они отсырели, и не во всякое время рассыпает их, но когда предчувствует, что воздух будет долго находиться в ветряном состоянии. Верно не увидишь льющегося из облаков дождя во все то время, когда рассыпан запас у муравьев.
Какого слова достаточно будет на cиe? Какой слух вместит это? Достанет ли времени описать и поведать все чудеса Художника? Скажем и мы с пророком: «яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудрости. сотворил ecи» (Пс.103, 24). Посему не довольно к нашему извинению того, что не учены мы полезному по книгам, когда и не по незаученному закону природы можем избирать, что служит к нашей пользы. Знаешь, какое добро должен ты сделать ближнему? То же, какого сам себе желаешь от другого. Знаешь, что такое зло? То, чего бы сам ты не согласился потерпеть от другого. Не какое–либо искусство резать корни, не опытное изведание трав открыло бессловесным познание полезного. Напротив того, каждое животное естественным образом отыскивает спасительное для него и имеет какое–то непостижимое сродство с тем, что сообразно его природе.
И в нас есть естественные добродетели, с которыми душа имеет сродство не по человеческому научению, но по самой природе. Ни какая наука не учит нас ненавидеть болезнь, но сами собою имеем отвращение ко всему, что причиняет нам скорбь, так и в душе есть какое–то не учением приобретенное уклонение от зла. Всякое же зло есть душевный недуг, а добродетель соответствует здравию. Хорошо некоторые определяли здоровье, что оно есть благоустройство естественных действований. Кто скажет то же и о благосостоянии души, тот не погрешит против приличия. Посему душа, и не учась, желает свойственного ей и сообразного с ее природою. По сей–то причине для всякого похвально целомудрие, достойна одобрения справедливость, удивительно мужество, вожделенно благоразумие. Сии добродетели душе более свойственны, нежели телу здоровье.
Чада, любите отцов, родители, «не раздражайте чад» (Еф.6, 4). Не то же ли говорит и природа? Не новое что советует Павел, но скрепляет узы естества. Если львица любит рожденных ею, и волк вступает в бой за своих волчат, что скажет человек, и заповедь преступающий, и природу искажающий, когда или сын не уважает старости отца, или отец, вступив во второй брак, забывает прежних детей? У бессловесных неодолима взаимная любовь между детьми и родителями, потому что создавший их Бог вознаградил в них недостаток разума избытком чувств. Почему ягненок, выскочив из хлева, среди тысячи овец знает самый цвет и голос матери, спешит к ней, ищет своих собственных источников молока? И хотя он встретит тощие матерние сосцы, довольствуется ими, пройдя мимо многих сосцев обремененных молоком. И мать в тысяче ягнят узнает своего. Один у всех голос, и цвет то же, и запах подобен, сколько представляется нашему обонянию, но у них есть какое–то чувство, которое гораздо острее нашего представления, и по которому для каждого легко распознать собственное свое.
У щенка нет еще зубов, однако же ртом защищается уже он от раздражившего. У тельца нет еще рогов, но он уже знает, где у него вырастет оружие. Все cиe служит доказательством, что всяким животным природное ему не изучается, и что в существах ничего нет беспорядочного и неопределенного; а, напротив того, все носят на себе следы Творческой премудрости, и каждое показывает в себе, что оно снабжено нужным к охранению собственного благосостояния.
Пес не одарен разумом, но имеет чувство почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над сим большую часть жизни, — разумею хитросплетение умозаключений, — тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он разделился на многие ветви, обегает уклонения ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом, чрез отрицание ложного, находит истинное. Более ли сего делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?
А памятование милости в этом животном не пристыдит ли всякого неблагодарного к благодеяниям? Рассказывают, что многие псы, когда господа их были убиты в пустом месте, умирали над ними. А некоторые, вскоре по совершении убийства, служили путеводителями сыщикам убийц и достигали того, что злодеев предавали казни. Что же скажут те, которые не только не любят сотворившего и питающего их Господа, но и в числе друзей имеют глаголющих неправду на Бога, одной приобщаются с ними трапезы и при самом вкушении пищи терпят хулы на Питающего?
Но возвратимся к рассмотрению тварей. Животные, удобно уловляемые, бывают многоплоднее. Поэтому зайцы и дикие козы рождают детей помногу, а дикие овцы по двойне, чтобы не оскудел род, истребляемый плотоядными зверями. Напротив того, животные, пожирающие других, рождают детей понемногу. Посему львица едва бывает матерью и одного льва. Ибо львенок, как сказывают, сперва остриями когтей растерзывает матернюю утробу, а потом выходит на свет. И ехидны рождаются, прогрызая утробу рождающей, и тем воздавая ей приличную награду. Таким образом ни одно существо не оставлено без Промысла, и ни одно не лишено надлежащего попечения.
Если станешь рассматривать и самые члены животных, найдешь, что Творец не прибавил ни одного лишнего и не отнял необходимого. Плотоядным животным придал острые зубы, ибо в таких имели они нужду по роду пищи. А которых в половину вооружил зубами, тех снабдил многими и различными влагалищами для пищи.Поскольку они с первого раза не могут достаточно, разжевать пищу, дал им возможность отрыгать поглощенное, чтобы измельченное посредством жвачки усвоилось питаемому. Желудок, предутробие, сеточка и утроба не напрасно даны животным, у которых они есть, но каждое из сих орудий служит для необходимой потребности. У верблюда шея долга, чтобы она равнялась ногам и доставала до травы, которою кормится верблюд. Шея коротка и вдалась в плечи у медведя, льва, тигра и прочих того же рода животных, потому что они питаются не травою, и им, как плотоядным и довольствующимся ловлею животных, нет нужды наклоняться к земле.
К чему хобот у слона? Великому этому животному и даже величайшему из всех живущих на суше, как созданному на ужас всякому встречающемуся, надлежало быть рослым и иметь громадное тело. Если бы ему дана была большая и соразмерная с ногами шея, трудно было бы носить ее, потому что она, от чрезмерной тяжести, клонилась бы всегда к земле. А теперь голова соединена у слона с хребтом не многими шейными позвонками, но есть у него хобот, вознаграждающий недостаток шеи, им слон достает пищу и черпает питье. Да и ноги у него без составов и как соединенные столбы подпирают тяжесть тела. А если бы заменить их нежными и слабыми мышцами, то у слона часто случились бы вывихи в составах, которые были бы недостаточны к поддержанию тяжести, когда слон становится на колена или встает. Но теперь короткая надпяточная кость подставлена под ногу слону, а ни в подколенье, ни в колене нет у него составов, потому что шаткость составов не выдержала бы чрезмерно громадного и зыблющегося тела, каким слон обложен. Посему нужен был этот нос, опускающийся до ног. Не видишь ли на сражениях, как слоны, подобно каким–то одушевленным башням, идут перед рядами, или, подобно плотяным холмам, в неудержимом стремлении прорывают сплоченные щиты неприятелей? А если бы нижние части у слонов не были соразмерны, не долго бы держалось это животное. Теперь же, как некоторые повествуют, слон живет триста и более лет. Посему–то ноги у него цельные и без составов. А пищу, как сказали мы, с земли вверх поднимает хобот, который по природе гибок, сжимается и разжимается, на подобие змеи. Так верно слово, что в сотворенном нельзя найти ничего ни излишнего, ни недостаточного. Однако и cиe столь огромное по величине животное Бог сотворил покорным человеку. Когда учим его, оно понимает, и когда бьем, терпит. А сим Бог ясно научает нас, что Он все подчинил нам, потому что мы сотворены по образу Создателя.
Но не в одних только великих животных можно усматривать неисследимую премудрость. Напротив того, и в самых малых легко соберешь не меньшее число чудес. Как высоким вершинам гор, которые по близости к облакам чрез непрестанное дуновение ветров сохраняют постоянную стужу, удивляюсь не более, сколько и низменным долинам, которые не только спасаются от жестокости горных ветров, но и всегда удерживают в себе теплый воздух, так и в устройстве животных не более дивлюсь слону за его величину, чем мыши, потому что она страшна и для слона, или самому тонкому жалу скорпиона, которое Художник сделал пустым, как свирель, чтобы чрез него вливался яд в уязвленных.
И никто не ставь в вину Творцу, что Он произвел животных ядовитых, разрушительных и враждебных нашей жизни. Иначе станет кто–нибудь винить и пестуна, что он удобоподвижность юности приводит в порядок ударами и бичами уцеломудривает продерзость. Звери делаются и доказательством веры. Веришь ли Господу сказавшему: «на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия» (Пс.90, 13)? И по вере имеешь ты власть попирать змей и скорпионов. Разве не знаешь, что ехидна прикоснувшаяся к Павлу, когда он собирал хворост, не сделала ему никакого вреда, потому что святой нашелся исполненным веры (Деян. 28, 3–6)? А если не имеешь веры, то бойся не зверя, а своего паче неверия, чрез которое сделал ты себя от всего удоборазрушаемым.
Но давно чувствую, что спрашиваете меня о сотворении человека, и кажется, почти слышу вопиющих слушателей: мы трудимся над изучением природы принадлежащего нам, а не знаем самих себя. Итак необходимо сказать о сем, отразив от себя удерживавшую нас доселе медленность. Ибо в самом деле, всего кажется труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков. Посему и теперь слово наше, с такою проницательностью описывавшее чуждое, слабо и медлительно к исследованию собственного, хотя к познанию Бога не столько ведет небо и земля, сколько собственное наше устройство, если кто благоразумно испытает сам себя, как говорит пророк: «удивися разум Твой от мене» (Пс.138,6), то есть, рассмотрев самого себя, познал я превосходство Твоей премудрости.
«И рече Бог, сотворим человека» (Быт. 1, 26). Где иудей, который, когда и выше, как бы чрез некоторые окна, просиявал свет Богословия, и второе Лице, хотя показывалось таинственно, но не являлось ясно, восставал против истины и утверждал, что Бог Сам с Собою беседует? Он говорит: Бог Сам сказал, Сам и сотворил. «Да будет свет, и бысть свет». И тогда в словах иудея легко было открыть несообразность. Ибо какой кузнец, или плотник, или сапожник, сидя один с орудиями своего ремесла, когда никто не разделяет с ним труда, скажет сам себе: сделаем нож, или сколотим плуг, или сошьем башмак? Напротив того, не молча ли он окончит требуемую от него работу? Подлинно странное пустословие — утверждать, что кто–нибудь сидит и сам себе приказывает, сам над собою надзирает, сам себя понуждает властительски и настоятельно. Но не убоявшиеся клеветать на самого Господа, чего не могут сказать, имея язык обученный во лжи? Однако же настоящее речение совершенно заграждает им уста. «И рече Бог: сотворим человека». Скажи мне: неужели и теперь одно Лице? Не написано: да будет человек, но — сотворим человека. Пока не являлся еще ученик, проповедь Богословия скрыта была в глубине. Но, когда уже ожидаемо стало сотворение человека, обнажается вера, и очевиднее открывается догмат истины. «Сотворим человека». Слышишь, христоборец, речь обращена к Участвующему в мироздании, к Тому, «Имже и веки сотвори, Иже носит всяческая глаголом силы Своея» (Евр. 1, 23)!
Но иудей не в безмолвии принимает слово благочестия. А как самые человеконенавистные звери, когда заключены в клетки, грызут колки, и хотя выказывают тем лютость и неукротимость своей природы, однако же не могут привести в исполнение своей ярости, так и враждующий против истины род — иудеи, будучи стеснены, говорят: много лиц, в которым было Божие слово. Ибо Ангелам, предстоящим Ему, говорит: «сотворим человека». Иудейский вымысел, иудейскому только легкомыслию свойственное баснотворство! Чтобы не принять одного, вводят тысячи, и отвергая Сына, достоинство советодательства приписывают служителям, подобных нам рабов делают властелинами нашего сотворения. Усовершившийся человек возводится в достоинство ангельское. Но какое создание может быть равно Создателю?
Рассмотри и последующие слова: «по образу Нашему». Что скажешь на cиe? Не один ли образ у Бога и ангелов? У Сына и у Отца, по всей необходимости, тот же образ, если только разуметь образ боголепно, то есть состоящим не в телесном очертании, но в Божественном свойстве. Слушай и ты, который принадлежишь к новому обрезанию, и в христианстве берешься защищать иудейство. Кому говорит: «по образу Нашему»? Кому иному, как «не Сиянию славы и Образу ипостаси Его» (Евр.1, 3), «Иже есть образ Бога невидимаго» (Кол. 1, 15)? Итак, говорит собственному Своему Образу, Образу живому, вещающему: «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10, 30), и: «видевый Мене, виде Отца» (Ин. 14, 9). Ему говорит: «сотворим человека по образу Нашему». А где образ один, там может ли быть неподобие?
«И сотвори Бог человека» (Быт. 1, 27).Не — сотворили. Здесь Моисей избежал множественности лиц. Первым вразумляя иудея, а последним исключая язычество, он безопасно возвратился к единству, чтобы ты вместе с Отцем разумел и Сына и избег опасности многобожия.
Во образе Божии сотвори его. Опять вводит лице Содейственника. Ибо не сказал: во образе Своем, но во образе Божием. В чем же человек имеет образ Божий и как участвует в подобии, о сем, если даст Бог, будет сказано в следующих беседах. Теперь же скажем только: если образ один, откуда пришла тебе мысль так нестерпимо нечествовать и говорить, что Сын не подобен Отцу? Какая неблагодарность! Сам ты сделался причастником подобия и сего–то подобия не приписываешь Благодетелю! Данное тебе по милости почитаешь собственно себе и навсегда принадлежащим, а Сыну не позволяешь иметь естественно Ему принадлежащего подобия с Родившим!
Однако вечер, давно уже приведший солнце на запад, предписывает нам молчание! Посему и мы упокоим здесь слово, удовольствовавшись сказанным. Ибо ныне коснулись мы слова, сколько cиe нужно было к возбуждению вашей ревности, и совершеннейшее исследование сего предмета, при содействии Духа, предложим в следующих беседах.
Идите же с радостью вы, христолюбивая церковь, и вместо дорогих припасов, вместо разнообразных приправ, украсьте честные свои трапезы припоминанием сказанного! Да постыдится аномей, да посрамится иудей, да увеселяется догматами истины благочестивый; да славится Господь! Ему слава и держава во веки веков. Аминь!
10–ая беседа. Первая о сотворении человека «по образу…»
Это творение святого Василия Великого (329–379 гг.) сохранилось в древних греческих списках и представляет собой завершение его «Шестоднева». До сих пор оно приписывалось его брату — святому Григорию Нисскому. Данная Беседа 1 имеет в оригинальном тексте, опубликованном в «Sources chretiennes», t. 160. Papis, 1970, с. 166–220. такое надписание: Περι της του ανθρωπου γενεσεως λογος Α' εις το κατ' εικονα. Перевод сделан с этого издания.
1. Я приступаю к тому, чтобы сполна уплатить старый долг, возврат его я задержал не по злому умыслу, а из–за телесной немощи. Долг же этот в высшей степени необходим и важен для вашего просвещения. Было бы несправедливо, получив сведения о животных, о тех, кто плавает, пасется, летает, о небе и о том, что к нему относится, о земле и о том, что на ней, в то же время не быть просвещенным — через Богодухновенное Писание — в вопросе о нашем происхождении. Подобно тому, как паши глаза смотрят во внешний мир и не видят самих себя, если не встречают чего–либо гладкого и твердого, когда отраженный там взор, будто при отливе, позволяет видеть то, что находится на дне, так и наш разум не может созерцать себя, если не обратится к Писанию. Отраженный там свет побуждает каждого из нас к самопознанию. Если наш разум неразвит, если мы не вдумываемся в строение своего существа, то мы не знаем, кто мы и почему существуем. Мы относимся к самим себе с величайшим пренебрежением, не имея представления о том, что доступно познанию, не зная того, самого малого, что заключено в нас.
2. Многие труды с превеликим усердием написаны о нашем теле, теле человеческом.
Если ты заинтересуешься медициной, то обнаружишь, как много говорит она о действии того, что (заключено) в нас; сколько скрытых путей в нашем организме она обнаружила при анатомических опытах! Она выявила невидимые протоки, согласованность органов тела в процессе дыхания, дыхательные пути, кровеносные сосуды, протяженность вдоха, очаг тепла у сердца, непрерывное дыхательное движение в околосердечной области. Тысячи исследований в этой области привели к науке, в которой никто из нас не сведущ, так как этой сфере не уделялось никакого внимания, и никто не знает, что он, человек, сам собой представляет. Мы склонны изучать небо тщательнее, чем себя самих. Не пренебрегай же чудом, заключенным в тебе. Ты убежден в своей незначительности, но дальнейшее рассуждение раскроет твое величие. Вот; почему мудрый Давид, прекрасно умеющий познавать самого себя, сказало «Дивно познание Тебя через меня» (Пс. 138, 6). Чудесным образом я пришел к познанию Тебя. Каким же образом через меня? Дивно познание Тебя через меня. Познавая всю свою сложность и то, с какой мудростью устроено мое тело, а через это крохотное создание постиг великого Творца.
3. «Сотворим человека по образу Нашему и то подобию» (Быт. 1, 26). Ранее, между прочим, было указано, и притом вполне основательно, что это за слова и к кому они обращены. Церковь дает им объяснение, более того, она имеет веру, которая сильнее объяснения. «Создадим человека». Именно с этого момента и начинай познавать себя. Такие слова не были обращены ни к одному из созданий. Появился свет, а повеление было простым, Бог сказал: «Да будет свет!» Возникло небо, но без волеизъявления. Стали существовать светила, но не было предписания в отношении их. Моря и бескрайние океаны были вызваны к бытию приказом. По приказу же появились разного вида рыбы. То же и с животными, дикими и приученными, плавающими и летающими: сказал — и они родились. Но тогда не было ни человека, ни волеизъявления о человеке. Он не сказал, как об остальных: «Да будет человек!» Осознай же свое достоинство. Он не провозгласил твое появление приказом, но выразил размышление Бога о том, как предстоит появиться в жизни достойному существу. «Сотворим!» Мудрый размышляет, Творец обдумывает. Разве Он оставляет без внимания искусство? Не стремится ли Он со всей заботливостью сделать Свое любимое творение совершенным, законченным и прекрасным? Не хочет ли Он показать тебе, что ты совершенен в глазах Бога?
4. Ты узнал, что есть два лица: Говорящий и Тот, к Кому обращено слово. Почему Он не сказал: «Сотворю», но «Сотворим человека»? Чтобы ты познал высшую власть; чтобы, признавая Отца, ты не отверг Сына; дабы ты ведал, что Отец сотворил через Сына, а Сын создал по велению Отца; чтобы ты прославил Отца в Сыне и Сына — в Святом Духе. Таким образом, ты родился как общее творение, чтобы стать общим почитателем Того и Другого, не проводя разделения в почитании, но относясь к Божеству как к единому. Обращай внимание на внешний ход истории и на глубокий внутренний смысл Богословия. «И создал Бог человека. — Создадим!» И не сказано: «И создали», чтобы у тебя не было основания впасть в многобожие. Если бы лицо было по своему составу множественным, то у людей было бы основание сделать себе множество богов. Теперь же выражение «создадим» употреблено, чтобы ты познал Отца и Сына и Святаго Духа.
«Бог создал человека», чтобы ты признавал (уразумел) единство Божества, не единство Ипостасей, а единство в силе, чтобы ты прославлял Бога единого, не делая различия в поклонении и не впадая в многобожие. Ведь не сказано «сотворили боги человека», но «сотворил Бог». Особая Ипостась Отца, особая — Сына, особая — Духа Святаго. Почему же не три Бога? Потому что Божество одно. Какое Божество я созерцаю в Отце, такое же — в Сыне, и какое в Духе Святом, такое же — в Сыне. Поэтому образ (μορφη) в Обоих один, и власть, исходящая от Отца, остается той же в Сыне. Вследствие этого наше поклонение, а также и прославление одинаковы. Предвестие нашего создания — это истинное Богословие.
5. «Сотворим человека по образу и по подобию Нашему». По образу Бога мы созданы. Как же именно по образу Бога? Очистим свое грубое сердце, невоспитанное восприятие, отбросим невежественные представления о Боге. Если мы сотворены по образу Бога, как об этом сказано, то и строение (συμμορφος) у нас то же самое. У Бога есть глаза и уши, голова, руки, седалищная часть, — ведь и говорится в Писании, что Бог восседает, — также ноги, на которых Он ходит. Разве Бог не таков? Но устрани из сердца непотребные выдумки (представления). Отбрось от себя мысли, не соответствующие величию Бога. Бог не имеет очертаний (ασχηματιστος), Он прост (απλους). Не фантазируй насчет Его строения; не преуменьшай на иудейский манер Того, Кто велик; не замыкай Бога в свои телесные представления; не ограничивай Его мерой своего ума. Он неограничен в Своем могуществе. Подумай о чем–нибудь великом, прибавь к этому большее по сравнению с тем, о чем ты подумал, а к этому — еще более великое и убедись, что в своих рассуждениях (мудрствованиях) ты никогда не достигнешь того, что бесконечно. Не пытайся представить. Его внешние очертания (αχημα) — Бог познается в могуществе, природа Его проста, величие неизмеримо. Он присутствует везде и над всем избыточествует; Он неосязаем, невидим. Он — то, что ускользает от восприятия твоего разума; Он не ограничен величиной, не имеет (досл.: не охвачен) внешних очертаний, не соразмерен никакой силе, не связан временем, не заключен ни в какие границы. К Богу не приложимо то, что приложимо к нам.
6. В каком же все–таки смысле Писание гласит, что мы созданы по образу Бога?
Давайте исследуем то, что относится к Богу, и мы познаем то, что касается нас, а именно, что мы не имеем образа Божиего, если понимать его в телесном смысле. Внешние очертания бывают (лишь) у тела, подверженного гибели. Не может в смертном заключаться бессмертное, и смертное не может быть образом бессмертного. Тело увеличивается, уменьшается, стареет, изменяется; оно одно в молодости, другое в старости; одно в добром здоровье, другое в болезнях; одно в страхе, другое в радости; одно в довольстве, другое в нужде; одно в мире, другое в битве. Разный цвет лица у бодрствующего и у спящего: у первого появляется яркий румянец из–за прилива теплоты к поверхности, у второго теплота уходит внутрь, именно поэтому цвет тела у спящих бледноватый.
Как же может изменяющееся быть подобным неизменному? То, что всегда остается одним и тем же, уподобится ли тому, что никогда не является устойчивым? Телесное убегает от нас, как нечто текучее, — прежде чем его увидишь, оно ускользает; вместо одного оно оказывается Другим. «По образу Нашему». Неподвижной природы текущий образ? Оформившийся образ бесформенного? Как нам узнать, что значит «по образу»? Из того, что сказал Сам Господь. Если я говорю что–либо от себя, не принимайте; если же я говорю как посланец Господа, примите.
«Сотворим человека по образу Нашему и по подобию, и да владычествует он над рыбами». Телом или разумом? В чем основа власти: в душе или в плоти? Плоть у нас слабее, чем у многих животных. Какое может быть сравнение по плоти между человеком и верблюдом, человеком и быком, человеком и каким–либо диким зверем? Человеческая плоть легче ранима по сравнению с плотью животного.
Однако в чем же основа власти? В превосходстве разума. Насколько (человек) уступает в телесной силе, настолько превосходит устройством разума. При помощи чего человек перемещает огромные тяжести? При помощи разума или физической силы?
7. «Сотворим человека по образу Нашему». О внутреннем человеке сказано: «Сотворим человека». Однако ты скажешь: «Почему Он не говорит нам о разуме?» Он сказал, что человек (создан) по образу Божию. Разум — это человек. Послушай, что говорит апостол: «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со, дня на день обновляется». Каким же образом? Я различаю двух людей: одного, кто появляется, и другого, кто скрывается под появившимся, т. е. невидимого; это человек внутренний. Итак, в нас есть внутренний человек, и мы в некотором смысле двойные и, сказать по правде, мы есть бытие внутреннее. «Я» — говорится о человеке внутреннем. То, что находится вне (меня), — это не лично «я», но это «мое». Рука — это не «я», но «я» — это разумное начало души. Рука же — часть человека. Поэтому тело — это (как бы) орудие человека, орудие души; словом «человек» обозначается душа как таковая.
«Создадим человека по образу Нашему», т. е. дадим ему превосходство в разуме.
8. «И пусть владычествует». Не сказано: «Создадим человека по образу Нашему, и пусть они (люди) проявляют свою страсть, желание, скорбь». Не страсти заключены в образе Божием, а разум, владыка страстей. «И да владычествуют они над рыбами». Едва ты был сотворен; как уже сотворен быть владыкой. «И да владычествуют…» Получив от императора власть на один год, как человек от человека, смертный от смертного, приняв (ее) от неимущего, какую власть души приобретает человек? Ты же получил от Бога (власть), которая не записана на дощечках или листах, обреченных на съедение червям, но (сама) природа несет в себе Божественное слово: «Да владычествуют», — и в этом все, касающееся человеческой власти.
«Пусть владычествуют над рыбами, зверями земными, птицами небесными, скотом, гадами, ползающими по земле». Он не сказал: «Создадим человека по образу и по подобию Нашему, и пусть едят они (люди) от всякого плодового дерева, имеющего на себе плоды». На второе место нужно ставить относящееся к телу, на первое — относящееся к душе.
Главное, что тебе предназначено, — это сила власти. Ты человек, существо, которое властвует. Почему же ты порабощаешься страстями? Почему пренебрегаешь своим достоинством и становишься рабом греха? Почему превращаешь себя в достояние диавола? Ты призван быть владыкой твари, но отбрасываешь благородство своей природы.
«Рабом ли ты призван?» (1 Кор 7, 21) Почему тебя огорчает рабство тела? Почему ты не ценишь данной тебе от Бога власти, того, что у тебя есть разум, владыка страстей? Когда ты видишь, что твой владыка (разум) является рабом наслаждения, а ты сам раб своего тела, то знай, что ты раб только по названию, а он (разум) обладают (тогда) чисто номинальной властью, на самом же деле находится в сугубом рабстве. Ты видишь, как он влачит свое существование с блудницей; разве ты не господин страсти, а — не раб отвергнутых тобою наслаждений?
Поэтому «Сотворим человека, и пусть они владычествуют» (означают): где сила власти, там и образ Божий.
9. «Да владычествуют они над рыбами». Прежде всего нам дана власть над живущими в иной сфере. Он не сказал: «Да владычествуют они над домашними животными», но «над рыбами»: ведь вода — их стихия. Власть над рыбами дана нам прежде всего.
И как же мы властвуем над рыбами?
Вероятно, ты замечал, появляясь около пруда, как твоя тень приводила все в замешательство. Не так ли и глава семейства, когда в доме беспорядок, своим внезапным появлением водворяет спокойствие, и одно лишь присутствие властителя все приводит в порядок? А как морская тварь при появлении одного человека изменяет свое поведение (το σχημα)? Она уже не предается беспечной игре, не осмеливается выплыть на поверхность моря или пруда.
Когда дельфин видит где–нибудь поблизости человека, то, будучи самым царственным из морских животных, испытывает страх. Вот каким образом дана человеку власть над плавающими существами. Разве ты не видишь, что твой разум все постигает и все одолевает; так почему же тебе не властвовать над морскими существами?
Я наблюдал человеческую изобретательность; видел, как делают устройство из крючков, насаживают на них приманку, соответствующую размерам тех существ, которые будут ее заглатывать. Затем к верхним концам веревок, к другим концам которых подвешены крючки, привязывают надутые воздухом бурдюки и оставляют их плавать на поверхности моря. Морские чудовища набрасываются на приманку и заглатывают скрытые в ней крючки, а затем увлекают бурдюки в пучину. Поскольку по своей природе бурдюки стремятся подняться, они (чудовища) снова всплывают на поверхность. Будучи пронзенными своей собственной пищей, они прыгают вверх и вниз в неистовстве; таким образом они бороздят пучину, проплывая бесконечные воды, напрасно предпринимая великий труд: в конце концов, они становятся жертвой упомянутого крючка. Укрощенные болью, изнуренные голодом и, наконец, издохшие, они тащатся за бурдюками и делаются добычей рыбаков. Маленькому достается великое, бессильному — огромное.
Почему?
Потому, что человек благодаря превосходству разума получил возможность владычествовать: точно беглых рабов он приводит непокорных к повиновению. Тех, кого нельзя привлечь кротостью, он подчиняет принуждением. Таким образом, человек повсюду может осуществлять свою власть, данную ему Самим Богом. Поэтому меч–рыба, молот–рыба, кит, пила–рыба, морская корова и все морские чудовища, носящие страшные имена, оказались под властью человека.
10. «Пусть они владычествуют над рыбами морскими и зверями земными». Не видел ли ты свирепого и рычащего льва, даже имя которого невыносимо, чей рев приводит землю в трепет? У кого найдется столько выносливости, чтобы выдержать его натиск? Никакое животное не полагается на свое превосходство в силе, чтобы противостоять нападению льва, однако ты видишь, как его заключили в тесную клетку.
Кто заключил его? Кто изобрел маленькую тюрьму для большого зверя? Кто расчетливо оставил узкое расстояние между деревянными прутьями, как отдушину, чтобы животное не задохнулось от собственного дыхания, имело свободный приток воздуха и чтобы одновременно была обеспечена безопасность? Кто, как не человек? Из самых опасных зверей он делает забаву. Не забавляется ли человек с пантерами, выставляя картонный манекен, изображающий человека, и когда пантера терзает картон, не смеется ли спрятавшийся под ним человек над глупостью зверя? Не надо всем ли властвует человек благодаря своему превосходству? А что сказать тебе о тех, кто летает? Конечно, человек не поднимается на воздух, но он (как бы) летает наравне с пернатыми благодаря силе разума. Ничто не ограничивает его разум, он исследует то, что в глубине морской, охотится за тем, что на земле, уловляет то, что в небе.
А не видел ли ты когда–нибудь, чтобы птица, сидя на кончике ветки, насмехалась над людьми, полагаясь на быстроту своих крыльев? Равным образом можно наблюдать, как забавляется ребенок: он насаживает один тростник на другой, смазывает кончик смолой, скрывает все это в листве и ветках, а сам устремляет свой взор вверх; едва коснувшись тростника, птица оказывается в его руках. И вот такого воздухоплавателя, существо, которое летает, несомое эфиром, он уносит, поймав при помощи небольшого количества смолы. Человек внизу, рука его тоже внизу, но мысль устремляется ввысь, и благодаря искусству все доступно человеку.
Он расставляет сети пернатому племени; он берет лук и стреляет в то, что летает; с помощью приманок он захватывает свирепых животных. Разве ты никогда не видел, как орел стремительно бросается на свою добычу, а затем запутывается в сетях на земле? Вот так житель высот спускается на землю, будучи привлечен приманкой, изобретенной человеком. Бог все подчинил человеческой руке; завершая Свое творение, Он не лишил человека права господства. Не говори: «Насколько превосходят меня те, кто летает по воздуху!» Благодаря твоему разуму и они подчинены твоей власти.
«И да владычествуют они над гадами, пресмыкающимися по земле». Видишь, что значит быть созданным по образу Божию?
11. «И сотворил Бог человека». Так что же такое человек? Сделаем заключение на основании того, что узнали и услышали. У нас нет нужды заимствовать чуждые определения и к рассуждению об истине примешивать нечто суетное.
Человек есть разумное творение Бога, созданное по образу его Творца. Если что в этом рассуждении упущено, то те, кто потратил (силы) на постижение преходящей мудрости, пусть займется исследованием. Человек создан по образу Бога.
12. И благословил Бог человека, и сказал: «Растите, размножайтесь и наполняйте землю». Таким же было и благословение рыбам: «И сказал Бог: Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую, и стало так». А затем Бог сказал: «Растите, размножайтесь и заполните землю». Так что же больше? Безусловно, благословение это охватывает то, что у тебя общее (с тварями), и то, что остается как твое собственное. Ты ведь растешь, как остальные живые существа, и, будучи сначала маленьким, постепенно прибавляя в росте, достигаешь его полноты. То же (происходит) с лошадьми, собаками, орлами, лебедями и со всеми, кого бы ты ни назвал: будучи крохотными в начале беременности, они, постепенно прибавляя в росте, достигают его предела; затем рост идет на спад и они становятся меньше. Именно в этом (у нас с ними) природная общность, которой (Бог) нас одарил.
13. «Растите», т. е. набирайте рост (τρεφεσθε). Родившись маленькими, делайтесь большими и достигайте предельного роста. Ведь если мы возрастаем в первом семилетии, растем и во втором, то это вовсе не значит, что мы должны одинаковым образом изменяться каждое семилетие на протяжении всей нашей жизни.
Первое семилетие охватывает детский возраст. Граница детского возраста ясна: это — смена зубов. Одни выпали, другие выросли взамен. Подростковый возраст — это второе семилетие, тянущееся до исполнения 14 лет: сначала ребенок, потом подросток. Далее, отсчитывая от 14 лет, юноша, затем муж. Таковы границы роста. Итак, «растите». Ты можешь достигнуть ста лет, но рост не будет продолжаться с первого года до сотого. Однако это мудро сказанное слово содержит промысл о нашем устроении. «Растите!» Но до каких пор? Нет меры роста. Одновременно с образованием плода в утробе матери, в нем оказываются заложенными и принципы возрастания. Каждый возраст после того уже не несет в себе чего–то нового. В материнском чреве зародыши получают все необходимые для возрастания элементы. Выпали зубы — и мы узнали, что рост достиг известного предела. Отец измеряет своего трехлетнего ребенка, зная, что рост его к концу этого периода удвоится. Ведь он будет вдвое выше по сравнению с тем, каким был в 3 года. Завершится этот период возрастания, снова удвоится его рост. Таково измерение человеческой природы до конца ее развития, до перехода от первого семилетия ко второму. В это время (телесное) тепло увеличивается, фигура делается стройнее, размягченность исчезает, члены становятся сильнее. Люди находятся в начале сильной юности, но еще не достигли ее полноты. Тело их еще не совсем окрепло и не приспособлено к тяжелому труду. В это время человек обладает легкостью и подвижностью. В третьем семилетии оно достигает предельного роста; тело еще вытягивается в длину.
После третьего семилетия, когда природа, устав от роста вверх, приходит в себя, начинается увеличение (тела) вширь, и то, что вытянулось вверх, как бы получает поддержку с боков, утучняется, и все части тела делаются сильными. Так поступает природа согласно своему расположению (ακολουθια). Произошло же это с самого начала по воле Господней, и то, что было некогда положено в основание, пронизывает все творение до самого конца.
14. «Растите и размножайтесь». «Растите», чтобы творение не было ограничено каким–либо одним состоянием. «Размножайтесь», — поскольку творение направлено не на одного человека, а на многих людей. «И наполните землю». «Наполните» не значит просто «населите», ибо мы жили бы в тесноте, раз земля, составляющая пределы нашего обитания, имеет такие (ограниченные) размеры; но (имеется в виду) наполните своим могуществом, которое Он даровал нам для господства над землею.
«Наполните землю»; конечно, не землю выжженную, необработанную, замерзшую, непроходимую. Разумеется, не такую землю люди вынуждены наполнять, но Он сделал так, что мы наполняем ее как повелители и наполняем ее по (определенному) замыслу. Но, изучая пространства выжженной и ненаселенной земли, протяжность северной страны, которая из–за чрезмерного холода не поддается обработке и бесполезна, разве мы тем самым не наполняем землю? Выбрав себе то, что полезно, не отбрасываем ли мы то, что людям в жизни бесполезно? Поэтому (выражение) наполните землю» сделало нас повелителями. И дело совсем не обстоит так, что, раз мы не извлекаем пользы со всей (земли), то, значит, и не властвуем над всей (землей). Купив хлеб, не являешься ли ты владельцем всего этого хлеба, даже если часть его съедобна, а часть в пищу не годится? Не выбрасываешь ли ты камни, так как от них нет пользы? И если к пище примешается еще что–нибудь негодное, то не отвеешь ли ты мякину, не удалишь ли плевелы, не отберешь ли то, что по своему качеству годится для поддержания жизни? Так же и с землей: одна, лучшая, считается благоприятной для заселения, другая признается подходящей для обработки, остальную отводят для прокорма четвероногих.
Скажи мне, могу ли я устроить (все) по своему желанию, раз по дару создавшего меня Господа я родился властелином?
«И наполните, и да владычествуйте над рыбами морскими, птицами небесными, зверями земными». Вот благословение, вот законодательство, вот достоинство, данное нам от Бога.
15. «И создал Бог человека; по образу Божиему создал его». Не заметил ли ты, что это свидетельство неполное? «Создадим человека по образу Нашему и по подобию». Это волеизъявление содержит два элемента: «по образу» и «по подобию». Но созидание содержит только один элемент. Решив, одно, не изменил ли Господь Свой замысел? Не возникло ли у Него в ходе творения раскаяние? Не проявляется ли в этом немощь Творца, раз Он замышляет одно, а делает другое? — Или это суесловие? Может быть, это то же самое, что и: «Создадим человека по образу и по подобию»; ведь здесь Он сказал «по образу», но не сказал «по подобию». Какое бы объяснение мы ни выбрали, наше толкование написанного было бы неверным. Если речь идет об одном и том же, то не стоило бы дважды повторять одно и то же.
Заявлять, что в Писании находятся пустые слова, — опасное богохульство. Да и на самом деле (Писание) никогда не говорит (ничего) пустого.
Итак, неоспоримо, Что человек создан по образу и по подобию.
Почему не сказано: «И создал Бог человека по образу Божиему и по подобию». Что же, Создающий бессилен? — Нечестивая мысль! Что же, Устроитель раскаялся? Рассуждение еще более нечестивое! Или Он сначала сказал, а потом переменил мнение? — Нет! Писание не говорит этого; Творец не бессилен и решение не было пустым. Так какой же смысл в умолчании?
16. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию». Одно мы имеем в результате творения, другое приобретаем по своей воле. При первоначальном творении нам даруется быть рожденными по образу Божиему; своей же волею приобретаем мы бытие по подобию Божиему. Тем, что зависит от нашей воли, мы распоряжаемся в полную силу; добываем же мы это себе благодаря своей энергии. Если бы Господь, создавая нас, не сказал предопределительно: «Сотворим» и «по подобию», если бы нам не была дарована возможность стать «по подобию», то своими собственными силами мы бы не стяжали подобия Божиего. Но в том–то и дело, что Он сотворил нас способными уподобляться Богу. Одарив нас способностью уподобляться Богу, Он предоставил нам самим быть тружениками в уподоблении Богу, чтобы мы получили за (этот) труд вознаграждение, чтобы мы не были инертными вещами, подобно портретам, созданным рукой художника, чтобы плоды нашего уподобления не принесли похвалы кому–нибудь другому. В самом деле, когда видишь портрет, в точности передающий модель, то не портрету воздаешь хвалу, а художником восхищаешься. Итак, чтобы восхищение относилось ко мне, а не к кому–то другому, Он предоставил мне самому позаботиться о достижении подобия Божиего. Ведь, «по образу» я обладаю бытием существа разумного, «по подобию» же я делаюсь, становясь христианином.
17. «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть». Понял теперь, в чем состоит дарование нам Господом (бытия) по подобию? «Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных». Если ты станешь врагом зла, забудешь прошлые обиды и вражду, если будешь любить своих братьев и сочувствовать им, то уподобишься Богу. Если от всего сердца простишь врагу своему, то уподобишься Богу. Если ты относишься к брату, погрешившему против тебя, так же, как Бог относится к тебе, грешнику, ты своим состраданием к ближнему уподобляешься Богу. Таким образом, ты обладаешь тем, что «по образу», будучи (существом) разумным, «по подобию» же становишься, стяжевая благость. «Облекись в милосердие и благость, дабы облечься во Христа». Делами, которыми ты облекаешься в милосердие, ты облекаешься во Христа и благодаря близости к Нему становишься близким Богу. Таким образом, история (творения) есть воспитание жизни человеческой. «Сотворим человека по образу». Пусть он с момента создания владеет тем, что «по образу», и пусть (сам) становится тем, что «по подобию». Бог дал ему для этого силу. Если бы Он создал тебя и «по подобию», то в чем была бы твоя заслуга? Ради чего ты увенчан? Если бы Создатель все тебе даровал, то как бы открылось тебе Царство Небесное? И вот одно тебе дано, а другое оставлено незавершенным, дабы ты совершенствовался и стал достойным исходящего от Бога воздаяния.
— Каким же образом мы достигаем того, что «по подобию»?
— Через Евангелие.
— Что такое христианство?
— Это уподобление Богу в той мере, в какой это возможно для природы человеческой. Если ты по милости Божией решил быть христианином, торопись стать подобным Богу, облекись во Христа. Но как ты облечешься, не будучи отмечен печатью? Как ты облечешься, не восприняв крещение? Не надев одежду нетления? Или ты отказываешься от подобия Божиего? Если бы я сказал тебе: «Давай, стань подобным царю», не счел ли бы ты меня благодетелем? Теперь же, когда я предлагаю тебе стать подобным Богу, неужели ты побежишь от слова, которое тебя обожает, неужели ты заткнешь уши, чтобы не слышать спасительных слов?
18. «И сотворил Бог человека по образу Своему». «Человека, — говорит жена, — но какое это имеет отношение ко мне? Сотворен был муж, — продолжает она, — ведь не сказал Бог: «Та, которая есть человек», но определением «человек» Он показал, что речь идет о мужском существе. — Далеко не так! Чтобы никто по незнанию не подумал, что определением «человек» обозначается только мужской пол, (Писание) добавляет: «мужчину и женщину сотворил их». Жена наравне с мужем имеет честь быть сотворенной по образу Божиему. Природа того и другого равночестна, равны их добродетели, равны награды, одинаково и возмездие. Пусть (женщина) не говорит: «Я бессильна». Бессилие ведь присуще плоти, а сила — в душе. Поскольку образ Божий, конечно, почитается в них одинаково, пусть будут равночестными и добродетели их обоих и проявление благих дел. Нет никакого оправдания тому, кто ссылается на телесную слабость. Но разве тело такое уж слабое? Напротив, при сострадании оно проявляет выносливость в лишениях, бодрость в бессоннице. Как может мужская природа состязаться с женской, проводящей жизнь в лишениях? Как может мужчина подражать выносливости женщины во время поста, ее упорству в молитве, обилию ее слез, прилежанию в добрых делах?
Я сам видел, как женщина тайком совершала с благими целями воровство: без ведома мужа она оказывала благодеяния ради мужа, ради блага дома, ради счастья детей. Не ставя в известность мужа, она творила милостыню, расходуя средства ради его блага втайне от него. Но она творила это на глазах Того, Кто видит тайное, и не разглашала своего благодеяния.
Добродетельная женщина обладает тем, что «по образу». Не обращай внимания на внешнего человека: это только видимость. Душа находится как бы под покровом слабого тела. Все дело в душе, а душа равночестна; разница лишь в покрове.
И вот ты стал подобный Богу своей добротою, терпением, послушанием, любовью к брату и ближним; ты ненавидишь зло и подавляешь греховные страсти, дабы приобрести право владычествовать.
19. «И да владычествуют они над рыбами». Дано тебе властвовать над рыбами, лишенными разума; тем самым ты стал и владыкой слепой страсти.
«И да владычествуют они над зверями дикими». Ты властвуешь над всяким диким зверем. Но почему же, скажешь ты, дикие звери сидят во мне самом? Да, и притом мириады, великое множество диких зверей, находится в тебе. И сказанное не сочти за обиду! Диким зверем является гнев, когда он кричит в твоем сердце. Не более ли он дик, чем любая собака?
А лукавство, затаившееся в коварной душе, не свирепее ли пещерного медведя? А лицемерие разве не дикий зверь? А жалящий оскорблениями не скорпион ли? А тайно готовящийся мстить не опаснее ли ядовитой змеи? А честолюбие — не хищный ли волк? Какого только дикого зверя в нас нет! А женолюбец — не похотливый ли конь? «Они, — говорит (Писание), — это кони похотливые, каждый из них ржет на жену ближнего своего». Не сказано «беседует с женой», но «ржет». Писание приравнивает его из–за страсти, которой он предан, к природе неразумных существ. Итак, много в нас зверей.
В самом деле, разве ты властитель диких зверей, если властвуешь над теми, что находятся вне, а тех, что внутри, обуздать не в состоянии? Ты можешь разумом подчинить льва, не обращая внимания на его рыканье, но в то же время сам скрежещешь зубами, издаешь нечленораздельные звуки, и весь твой внутренний гнев готов разом прорваться наружу. Что может быть ужаснее человека, который не может внутри себя оставаться самим собой, раз он подвластен страсти, раз гнев прогнал разум и овладел властью над душой?
Ты все же создан как властитель, властитель над страстями, властитель над дикими зверями, властитель над пресмыкающимися, властитель над пернатыми. Не заносись высоко своим разумом, не будь неустойчив и легкомыслен в суждениях. Тебе предназначено властвовать над птицами. Нелепо, если вне ты ловишь пернатых, а сам легкомыслен и неустойчив. Не гордись, не превозносись, не думай о том, что превышает человеческую природу; не раздувайся от похвалы, не кичись, не считай себя чем–то великим. Иначе ты уподобишься непоседливой птице, которая из–за своей подвижной натуры носится то туда, то сюда. Властвуй над своими мыслями, чтобы стать властителем над всеми существами. Таким образом, дарованная нам власть над живыми существами подготавливает нас к властвованию над самим собой. Недопустимо, чтобы тот, кем командуют дома, командовал народами, или чтобы подчиняющийся в частной жизни гетере, в общественной жизни стоял во главе государства. Следует, чтобы тот, кто все прекрасно устраивает в личной жизни и водворяет порядок у себя дома, получал право властвовать над остальными (людьми). Если же у тебя в доме царят беспорядок и неразбериха, то подвластные тебе люди обратятся к тебе с изречением: «Врач, исцели сам себя». Поэтому прежде всего исцелим самих себя!
Того, кто не сумел поймать льва, никто не обвинит. Напротив, над тем, кто не умеет обуздать своего гнева, всякий будет смеяться. Поэтому не владеющий собственными страстями навлекает на себя осуждение, в то время как тот, кто не смог одолеть диких зверей, явно не совершил еще ничего, достойного осуждения.
20. Господь, позаботившийся о составлении Священного Писания, позволивший нашему тихому и слабому голосу до сих пор беседовать с вами, показавший вам при помощи нашего слабого рассуждения великие сокровища в этих немногих отсветах истины, Этот Господь да дарует всем вам великое в малом, совершенство познания — в немногих ростках; нам же да подаст полную награду за стремление потрудиться, а вам — совершенный плод наслаждения Словом Божиим, ибо у Него слава и сила во веки веков. Аминь.
11–ая беседа. Вторая беседа о человеке
1. Премудрый Соломон, умудренный «не убедительными речами человеческой мудрости», а научениями Святого Духа, прославляя человека в той (притче), которая нам только что была прочитана, восклицал: «Великое создание человек, и достоин чести муж сострадательный». Я же тщетно исследовал понятия о человеке, сложившиеся в моем уме, а также познанные из Писания. Я рассуждал примерно так: как может быть великим человек, существо смертное, подверженное тысячам страстей, претерпевающее от рождения до старости неисчислимое множество зол, тот, о котором сказано: «Господи, что есть человек, что Ты помнишь его?» Но если Псалмопевец с пренебрежением относится (к человеку), как к существу малоценному, то притча прославляет человека как нечто великое.
2. Из затруднительного положения меня вывела прочитанная история человеческого творения. Ведь мы только что слышали, что «Бог взял прах от земли» и «создал человека». Из этих слов я понял, что человек одновременно ничто и нечто великое. Если посмотришь только на его природу, то он — ничто и ничего не достоин; а если обратишь внимание на честь, которой он удостоился, то человек — это нечто великое. Что же это за честь?
«Сказал Бог: да будет свет и стал свет».
Сравни происхождение человека и происхождение света. Тогда Он сказал: «Да будет твердь». И вот огромное небо, созданное по слову Божию, распростерлось над нами.
Звезды, солнце, луна, — все, что мы видим воочию и что воспринимаем в недостижимой высоте, — все это получило бытие по слову Божию. Море, и земля, и все, что их украшает, разнообразные породы животных, различные виды растений — нее это родилось по слову.
А как обстоит дело с человеком? Не сказано: «Да будет человек», как было сказано: «Да будет твердь». Но в человеке ты видишь нечто большее. Сотворение человека возвышается над всем: над светом, над небом, над звездами, «Взял Господь Бог». Он соизволил вылепить наше тело собственной рукой. Он не дал об этом приказа ангелу, и не сама по себе земля извергла нас наподобие кузнечиков и не приказал Бог служащим ему силам сделать то или иное. Но собственной — искусной — рукой взял земли. Если посмотришь на то, что было взято, чем же окажется человек? Если поразмыслишь о Том. Кто творил, то каким же великим предстает человек! Итак, с одной стороны, он ничтожен как материя, с другой — велик по возданной ему чести.
3. «И взял Бог». Но как же так? Ведь раньше мы читали: «И сотворил Бог человека», а теперь снова идет речь о сотворении человека! История, словно мы ничего не знаем о человеке, говорит: «И взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Некоторые говорили, что слово «вылепил» (επλασεν) относится к телу, а слово «сотворил» (εποιησεν) — к душе. Пожалуй, такое толкование не лишено истины. В самом деле, когда говорится: «И сотворил Бог человека, по образу Божию сотворил его», то употребляется слово «сотворил». Когда же нам повествуется о телесной сущности (υποστασεως), то употребляется слово «вылепил». На это различие между творением и лепкой указывает Псалмопевец, когда говорит: «Руки Твои сотворили меня и вылепили меня». Сотворил внутреннего человека, вылепил внешнего. Ведь лепка имеет дело с глиной, а творение — с тем, что по подобию. Поэтому плоть вылеплена, а душа сотворена.
4. И вот, по–иному выразившись о сущности (υποστασεως) души, Писание повествует нам теперь о формировании тела. Восприми это как первый довод.
Какой же довод другой? Сначала об этом говорится вообще, а затем передается, каким образом это произошло. Выше было сказано, что сотворил Бог, здесь же говорится, как Он сотворил. Ведь если бы было просто сказано, что Бог сотворил, ты подумал бы, что Он сотворил человека так же, как скотов, как диких животных, как растения, как траву. И вот, чтобы ты не относил себя к разряду диких животных, Божественное слово сообщает о том особом искусстве, которое Бог проявил при создании тебя: «Взял Бог прах от земли». Там сказано, что Бог сотворил, здесь — как Он сотворил. Он взял прах от земли и вылепил собственными руками.
Вспомни, как ты создан. Поразмысли о мастерской этого естества. Рука, взявшая тебя, — рука Божия. А вылепленное Богом не должно быть осквернено пороком, не должно извращаться грехом; не выпадай из руки Бога! Ты — сосуд, созданный Богом, происшедший от Бога; прославь же Творца. Ведь ты появился не ради чего–то иного, но только ради того, чтобы стать орудием, достойным славы Божией. И весь этот мир для тебя — словно некая написанная книга, повествующая о славе Божией, возвещающая собой тебе тайное и незримое величие Божие, тебе, имеющему ум к познанию истины. Итак, тщательно запомни сказанное.
5. «И благословил их Бог, и сказал: возрастайте и размножайтесь, и наполняйте землю». Есть два вида возрастания: одно — тела, другое — души. Возрастание души — это восхождение через знания к совершенству, а возрастание тела — это развитие от малого роста до нормального.
В самом деле, «возрастайте» сказано бессловесным животным в смысле телесного развития, в смысле совершенствования их природы. Когда же нам сказано «возрастайте», то подразумевался человек внутренний и его возрастание в Боге. Таков был Павел, устремленный вперед, предающий забвению (достигнутое) в прошлом. Это — совершенствование мировоззрения, укрепление благочестия, устремленность к лучшему, дабы мы всегда держались истинного бытия, к забвению достигнутого, чтобы стремиться к тому, чего недостает для благочестия. Так же поступал Исаак, о котором в Писании содержится такое свидетельство: «И возвеличивался человек сей и стал весьма великим» (Быт. 26, 13). Ибо он не отступал (от пути своего) и не останавливался, достигнув небольшого успеха, но большими шагами постоянно шел вперед, восходил делами добродетели: быстрой поступью прошел он через воздержание, достиг справедливости, а от нее поднялся к мужеству. Вот как, целеустремленно двигаясь, праведник достигает наивысшей точки добра. Итак, «возрастайте» возрастанием по Богу и совершенствованием по внутреннему человеку.
«Размножайтесь»: это (обращено) и к Церкви. Да не будет богословие для одного, но да будет проповедано Евангелие спасения по всей земле.
«Размножайтесь!» К кому это относится? К тем, кто родились согласно Евангелию.
«Наполняйте землю». Плоть, данную нам для служения, наполните добрыми делами. Да будет око исполнено созерцания того, что подобает. Да будет рука дополнена добрых дел, да будут ноги готовы посетить немощных, пусть они идут, куда следует
[113]. Пусть будут все наши члены в их совокупности полностью заняты заповеданными нам делами. Вот что значит «наполняйте землю».
Таким образом, эти слова относятся и к бессловесным, но они приобретают особый смысл для нас, обладающих образом, которого удостоены. Ибо они растут телесно, мы же — духовно; и одни наполняют землю своим множеством, а мы добрыми делами наполняем сопряженную с нами землю, то есть (осуществляем) телесное служение.
6. «Вот Я дал вам всякое дерево, которое имеет в себе плод, это будет вам в пищу». Пусть Церковь ничего не оставляет в небрежении: все есть закон. Не сказал (Бог): «Я дал вам в пищу рыб, дал вам скот, пресмыкающихся, четвероногих». (Писание) гласит, что не ради этого Он создал их. Но первое законодательство допустило вкушение плодов: ведь мы еще считались достойными рая.
Что означает для тебя скрывающаяся здесь тайна?
Вам и диким зверям, и птицам — плоды, говорит (Писание), а также зелень и травы: «вам в пищу и птицам небесным и всем диким зверям на земле». Однако мы видим, что многие из животных не питаются плодами. В самом деле, какой плод себе для пропитания берет пантера? А каким плодом можно накормить льва?
Но все же эти (существа) питались какими–то плодами, предназначенными законом природы. Когда же человек отклонился (от закона) и вышел за предназначенные ему пределы, Бог после потопа, зная неумеренность людей, позволил им употреблять в пищу все: «Все это вкушайте, как зелень травную». Этим разрешением и остальные живые существа получили беспрепятственный выбор в еде.
Итак, с того времени лев пожирает мясо, коршуны выжидают падаль. А ведь в те времена, когда родились животные, коршуны еще не выискивали (этого) на земле. Ведь еще ничто из того, что получило от Бога свое назначение и существование, не умерло, и коршуны не могли этим насыщаться. И в природе не было раздора, ибо она пребывала в полном цветении; охотники еще не губили (животных), ибо такого занятая (как охота) у людей еще не было. И звери никого не терзали, ибо не были плотоядны. У коршунов обычай кормиться трупами: тогда же не было еще ни трупов, ни трупного запаха и пища коршунов была иная. Но все жили, как лебеди, и кормились на лугах. Мы часто замечаем, как собаки едят траву в качестве лекарства, и это не потому, что такова их естественная пища; неразумные существа, движимые природным инстинктом, идут к тому, что им полезно. Из этого сделай заключение, что и в те времена плотоядные животные поступали таким же образом; они считали своей пищей траву и не нападали друг на друга.
7. Каким было первое творение, таким должно быть впоследствии восстановление. Человек возвращается к своему прежнему состоянию, отвергая порок, эту многосуетную жизнь, рабство души у житейских забот; отбросив все это, он снова обращается к райской жизни, избавленной от рабства плотским страстям, к жизни свободной в непосредственной близости к Богу, к жизни ангелоподобной.
Это мы сказали не потому, что желаем отказаться от пищи, которую дает нам Бог, а потому, чтобы восхвалить былое время, какой была жизнь, в какой степени она была свободна от (всякой) нужды, как мало требовалось людям для их жизни, и сколь прихотлив наш образ жизни, ведущий к греховности. Однажды лишенные подлинных райских наслаждений, мы стали выдумывать себе поддельную пищу. И так как мы уже не видим более древа жизни и с возвышенной душой не любуемся его красотой, то для услаждения нам даны повара и пекари, всевозможные печенья, ароматические вещества и другие подобного рода вещи, утешающие нас в нашем оттуда изгнании.
Так больные, изнуренные тяжелым недугом, не могут участвовать в обычных наслаждениях и получают от врачей подкрепление в виде ароматических и других подобных средств; поскольку они лишились наслаждения более твердой пищей, то потворствующие их чувствам врачи выдумывают больным средства, соответствующие их слабостям. А потому теперь, коль скоро мы стремимся подражать жизни райской, нам следует избегать чрезмерного наслаждения пищей и придерживаться, насколько это возможно, определенного образа жизни: использовать для поддержания жизни продукты земли, семена и твердые плоды, а все, что сверх того, отбросить как ненужное. И хотя Творец не сделал это неприемлемым, все же не стоит это предпочитать, даже если достигается удовольствие для тела.
8. «И почил Бог от всех дел своих в день седьмой». Пусть знатоки науки чисел и те, кто изучал подобного рода предметы и считает знания в этой области чем–то важным, скажут, что число «шесть» сродни сотворению мира по своей плодовитости, поскольку рождает из себя много числовых сочетаний и является совершенным в своих частях. Что же касается теорий о шестерке, излагаемых математиками в школьных рассуждениях, то пусть те, у кого есть досуг, говорят об этом особо. Пусть также говорят и о семерке, что в этом числе есть некая бесплодность, потому что число «семь» ничего из себя не рождает и само от другого не рождается. Чтобы избежать чрезмерного увлечения этим пространным предметом, я скажу о нем немного и перейду к тому, что легче для понимания.
Сведущие в этих вопросах пусть знают, что сокровище этих знаний заложено в нас. Вот почему именно здесь семена математики, если математика есть нечто важное. Поскольку эта наука порождена мудростью мира или сама есть мудрость мира, мы не собираемся хвастаться тем, что сами заимствовали кое–что из значительных трудов. И чтобы показать этим людям, что исследуемое ими со столь великим усердием в наших глазах презренно, обойдем молчанием изучение этих вопросов, к тому же теоретизирование по этому поводу не всем будет понятно. Но Церковь существует не для того, чтобы слушать отвлеченные рассуждения, а чтобы искать решения проблем домостроительства.
9. Итак, седьмой день, то есть суббота, был особенно почитаемым днем. Седьмое число было в почете у иудеев, на него приходились праздники кущей, труб и умилостивления. У них почитался седьмой год, называвшийся годом отпущения долгов. В эпоху, когда они владели землей обетованной, им разрешалось шесть лет обрабатывать землю, на седьмой же год надлежало довольствоваться тем, что произрастет само собой. Шесть лет еврей был рабом, а на седьмой год освобождался от рабства. На семидесятый год у них прекратился плен. Однако вернемся к нашему предмету.
Семь раз, как говорит (Писание), праведник упадет и встанет. Так постепенно семерка входит в наш обиход. Енох, седьмой от сотворения, не увидел смерти: это — тайна Церкви. Будучи седьмым после Авраама, Моисей получил закон, который явился изменением жизни, падением беззакония
[114], введением справедливости, схождением Бога, благочинием в мире, законодательством того, что должно делать. В семьдесят седьмом поколении от Адама появился Христос.
10. Петр знал потаенный смысл семерки. «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?» Петр знал тайну недостаточно; он еще не познал ее, так как был только учеником. «До семи ли раз?» Не пренебрегал семеркой и Учитель; что же касается ученика, то он сказал то, что знал. Господь несравненно превосходил его. «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня?»
Почему он (Петр) не спросил: «Не до шести ли раз?», «Не до восьми ли раз?», а опросил: «До семи ли раз?» Почему Господь не ответил: «до ста сотен», но умножил число семь?
Ни Петр в своем вопросе не употребил другое число, ни Господь не вышел за пределы канона «семерки». Петр заметил, что эта традиция древняя, что семерка обозначает известное отпущение грехов, заключительный отдых, знаком коего является суббота, седьмой день после начала творения. Петр (дошел) до семи раз, Господь — до семижды семидесяти раз.
Грехи наказуются семь раз. Разве не сказано: «Всякому, убившему Каина, отомстится всемеро»? И здесь речь идет о семи, а, скажем, не о восьми. Почему?
Потерпи немного — и ты откроешь: тайну. Первое преступление наказывается семь раз. Вторым грехом было убийство, совершенное Ламехом. «Если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха — семьдесят раз всемеро». Если для Петра семикратное отпущение восходит к наказанию Каина, то снисхождение от Господа отпускать (грехи) до семижды семидесяти раз соответствует осуждению Ламеха семьдесят раз всемеро. Как ни велико прегрешение, столь же велико и милосердие. Там, где прегрешение невелико, невелико и отпущение, ибо кому мало оставляется, тот и мало любит. «Где умножился грех, стала преизобиловать благодать». В чем же, однако, тайна? Восьмым днем называют то время суда, когда грешник будет наказан всемеро, а совершивший тяжелое преступление — семьдесят раз всемеро. Праведнику воздается всемеро, а сверхправеднику — семьдесят раз всемеро. Ныне по человеколюбию Божию мы постигаем грядущее гадательно, тогда же, во время пришествия, истина предстанет светлой и прозрачной: она покажет, кто чего достоин. Итак, Господь дарует нам, грешникам, семикратное отпущение грехов, сжалившись над нами ради нашей исповеди и раскаяния. Вот почему, зная этот страшный день и предоставленную грешникам возможность расплатиться со своими долгами, давайте путем раскаяния заранее предложим воздаяние, соответствующее долгу, совершенным проступкам, и уничтожим наши грехи, чтобы избежать тогда (в день суда) гнетущего обилия долгов. Итак, скажем, что теперь седьмой день перед тем восьмым днем расплаты (за грехи) века сего.
11. «И почил Бог от дел Своих». В этот день нет в мире больше ни работы, ни свадеб, ни торговых сделок; не производится сельских работ, но вся земля в оцепенении, тварь в смятении, все в поте лица. Даже праведники будут в тревоге о том, какой жребий им выпадет. Даже Авраам тогда будет испытывать страх, не потому, что и он может быть осужден в геенну, а в ожидании определения, и какой чин праведников он будет поставлен: в первый, второй или третий: Господь сходит с небес, а сами небеса разверзаются, все могущество обнаруживается, вся тварь содрогается. Кто свободен от страха? Даже ангелы (в трепете)! Хотя они присутствуют не для того, чтобы дать ответ Богу, однако славное явление всем внушает трепет. Не слышишь ли, что говорит Исаия: «Если бы Ты расторг небеса, перед лицом Твоим потряслись бы горы». В тот день замерзнут моря, прекратится творение, природа замрет. Всякое обращение к словам бессмысленно перед лицом Того, Кто грядет с неба. Тогда восхитят праведников, а колесницей праведникам послужат облака; тогда провожатыми праведников будут ангелы, тогда праведники вознесутся от земли на небо, подобно звездам. Грешники же, в оковах, под бременем своих грехов ниспадут в преисподнюю со своей нечистой совестью.***
Тот седьмой день прообразуется этим седьмым днем: «И почил Бог от всех дел Своих». В этот день уже не должно быть места чрезмерным житейским попечениям. Улеглись юношеские страсти, пет стремления к браку, нет желания родить детей, нет беспокойства о золоте, ты, сребролюбец, забыл о своей мошне; ты, землевладелец, забыл о земельных владениях; ты, честолюбец, забыл о славе. Все это вылетело из мыслей. Душа находится пред Тем, Кто внушает страх; она (объята) ожиданием грозящих ужасов. Страх изгоняет все страстные помыслы, поселившиеся в наших душах. Там, где присутствует страх Божий, исчезают все пятна страстей из наших мыслей. Таков этот седьмой день — отпечаток того седьмого дня.
12. «Взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Сотворение мира не было закончено. Повествование не прерывается вставкой рассказа о том, что касается нас, но сказано: «Сотворил Бог человека и почил от всех дел Своих». И когда Он предался покою, (Писание) осведомляет нас о том, как именно сотворил Бог: «Взял Бог прах от земли».
Когда ты слышишь слово «прах», научайся бесстрашию. Не суди о человеке по его наружности. Что ты так гордишься? Когда посетят тебя помыслы, подобные червоточине и смущающие сердце, проникайся воспоминаниями о творении, о том, как ты сотворен: «Взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Когда ты можешь забыть о себе самом? Ты тогда забываешь о себе, когда отрываешься от земли, а если ты никогда не отделяешься от земли, но сросся с землей, то ты ходишь по земле, отдыхаешь на земле, судишься на земле. Чего бы ты на земле ни делал великого или малого, тебе всегда сопутствует напоминание о твоей незначительности.
Ты горделив и вспыльчив? Откуда у тебя гнев? От недостатка в уважении? Тебе невыносимо слышать о своем скромном происхождении? В тебе тотчас закипает гнев? Ты тщишься выразиться хуже того, что услышал? Опусти взор — и прекратится у тебя гнев. Посмотри на землю и подумай: он сказал, что я, происшедший из земли, низок по происхождению. Он сказал менее значительное по сравнению с тем, чем я являюсь; ведь он не сказал, что я от земли, но сказал, что — от человека. Насколько человек, обладающий душой, достоин большей чести, чем попираемая земля! Я же смотрю на землю, как на древнюю мать, поэтому родиться от раба не позор, а честь, поскольку родился имеющим душу. Тот, кто думал меня оскорбить, сам того не зная, скорее оказал мне честь, чем оскорбил. Я же, со своей стороны, имею понятие о своей природе, знаю, кто я и откуда явился.
Таким образом, память о том, что мы произошли из земли, никогда не позволяет нашему гневу пробуждаться. Да будет спутницей разуму земля, вечно сущая и напоминающая о себе!
13. Всякий раз, когда ты бежишь, гонимый страстью, ты бежишь по земле. Вспомни, как ты явился (в мир); если ты осознаешь, что обратишься в землю, то безумство твоей страсти прекратится. «Ты — земля и в землю возвратишься». Вспомни, что этих членов, в которых теперь пульсирует кровь, скоро не будет, как не станет и нынешней плотской страсти, ибо члены распадутся и обратятся в землю. Вспомни о (своей) природе — и прекратится всякое стремление к пороку. Да будет нам это воспоминание предостережением от всякого греха.
«Вылепил Бог человека, прах от земли». Прекрасное умаление, и воспоминание об этом сообразно природе. Если бы (Писание) сказало: «Бог вылепил человека, взяв (нечто) от неба», то когда бы мы взглянули на него (небо), чтобы вспомнить о (своей) природе? Напоминание о нашем ничтожестве находится под нашими руками и ногами. Наклонись к земле и пойми, что ты создан из того, что родственно земле и что в тебе низменно. Что есть на свете более жалкого, чем мы? Что способно унизить нас более чем мы сами?
Не видел ли ты какого–нибудь гордеца, облаченного в пестрые одежды, со сверкающим перстнем на руке, с драгоценным камнем — предметом его гордости, одетого в шелковые ткани, имеющего слуг, отрастившего длинные да к тому же рыжие волосы, шествующего важно и чинно, носящего золотые ожерелья, восседающего на серебряном троне, величественного в манерах, кичливого, высокомерно говорящего перед толпой слуг и льстецов, которых он всюду таскает за собой? Не видел ли ты его за роскошной трапезой, во время приветствий, которые расточают ему все в общественных местах: одни — поднимаясь со своих скамей, другие — идя навстречу, третьи — сопровождая его, а иные — беря на себя роль охранителей порядка? Когда ты видишь, как выступают эти властители, перед которыми идет с громким криком глашатай; когда ты видишь, как одного они запугивают, другого предают пытке, у одного конфискуют имущество, другого предают смерти, не страшись того, что видишь, при (подобных) событиях, не пугайся того, кто их вызвал; пусть воображение не лишает тебя разума. Вспомни, что Бог вылепил человека, прах от земли. Если это не так, страшись, если же этот человек — прах от земли, презирай его.
14. «И вылепил Бог человека». Выражение «вылепил» вовсе не раскрывает нам процесс действия Бога по отношению к человеку. «Вылепил Бог». Не вылепил ли Он так, как лепят из глины или как отливают из меди? Но лепка статуи и отливка гипса воспроизводят только внешнюю сторону. Ты, наверное, заметил, что всякая статуя выражает характерные черты. Статуя воина выражает храбрость; бронзовая фигура, которой придана форма женщины, передает женственность; или же статуя выражает что–то иное, насколько искусство способно через подражание воспроизводить характерные черты нрава.
Лепка, осуществляемая Богом, совсем иная. Он вылепил человека, и Его творческая сила, начиная изнутри, расположила в строгом порядке все внутренние органы. Если бы у меня было достаточно свободного времени, чтобы объяснить тебе строение человека, ты на своем собственном примере постиг бы Божественную мудрость, (проявленную) в тебе, ибо человек — это поистине микрокосм (малый мир), и правильно поступили те, кто назвал его этим именем. Сколько исследований посвящено этому вопросу! Труды медиков по физиологии, составленные учителями гимнастики руководства, где говорится о соотношении частей тела, об их симметричности и о распределении мышц, — все это свидетельствует о лепке человека. Где я найду такие слова, которыми с точностью мог бы передать, как много содержится в одном только выражении: «Он вылепил»? Что касается общедоступного, то это ты сам знаешь, даже если я об этом ничего не скажу.
15. Бог создал человека стоящим прямо. Прямое положение Он даровал тебе как преимущество над остальными живыми существами.
— Почему?
— Потому что Он был намерен даровать тебе и исключительную способность. Все остальные живые существа — это скоты, их телесное устройство соответствует тому, ради чего они произведены на свет. Скот родился, чтобы пастись, поэтому голова его наклонена вниз, а взор обращен к желудку и к тому, что под желудком, поскольку предел счастья для скота — наполнение желудка и наслаждение. Человек же не смотрит на свой желудок, его голова находится наверху и посажена прямо, дабы взирать на родственную человеку высоту. Глаза его не опущены к земле. Так не поступай же вопреки природе. Приковывай свой взор не к земному, а к небесному, где находится Христос. «Если вы воскресли с Христом, — гласит Писание, — то ищите горнего, где Христос». Вот как тебя вылепили. Сама эта лепка поучает тебя цели, ради которой ты рожден. Ты родился, чтобы взирать Бога, а не ползать по земле; не наслаждаться удовольствиями скотов, а готовить себя к Царству Небесному. Именно поэтому «у мудреца глаза на голове его», как говорит мудрый Екклесиаст. А у кого глаза не на голове? «На голове» — это для того, чтобы созерцать горнее. Напротив, кто созерцает не горнее, а земное, того взор устремлен к земле.
16. Глаза имеют округлую форму. Голова находится на плечах, но не скрывается в них, чтобы не была принижена, она покоится на достойном возвышении — на шее. Наверху — голова, наверху — и два смотрящих глаза.
Не достаточно ли было бы мне одного глаза?
Но два глаза могут заменять друг друга, чтобы при повреждении одного другой мог прийти на помощь. Кроме того, зрение одним глазом слабое; напротив, образующийся из двух источников (зрительный) отпечаток делается более отчетливым. Взгляды, направленные вперед, скользят вдоль стенок носа, а выйдя за их пределы, соединяются воедино. Подобно водному потоку, два взгляда выходят из двух источников (зрения), — один — из одного, другой — из другого, — но вскоре, сливаясь, объединяются. Взгляд же, ставший единым, естественно, сильнее.
Что же служит доказательством того, что взгляд становится единым?
Не замечаешь ли, что старики не видят того, что находится вблизи? Поскольку раздвоенный взгляд слабый, то он не видит того, что близко. А там, где взгляды сливаются воедино, происходит как бы зрительное наводнение, при котором восприятие чувственных вещей становится более отчетливым.
А сколько защитников находится вокруг глаз?
Внутри оболочка (χιτων), но ее недостаточно: ведь она не могла быть плотной. Если бы она была плотной, то служила бы помехой зрению. Она должна была быть прозрачной и легкой. Во всяком случае, одна оболочка прозрачная, другая — тонкая; одна — кристалловидная, другая — роговидная; наружная — более толстая, внутренняя — более тонкая, чтобы не мешать проходу (взгляда). А третья — кристалловидная, чтобы и образ запечатлевать, и быть прозрачной. Защитой служит веко; это — покров и завеса, своего рода жилище и убежище. Загораживать (глаза) может и рука. Но в ожидании, пока она поднимется, глаз может потерять зрение. Веко же расположено совсем близко к глазу, находится над ним. Едва оно почувствует опасность, как сразу же защищает глаз как завеса. Вот почему, зрачок, находящийся под защитным покровом, всегда трудно задеть. Из всех наших органов только глаз, скрывшись под покровом века, хочет остаться недоступным. Его окружают ресницы. Для чего?
Чтобы смыкание верхнего и нижнего века совершалось точнее, ибо ресницы, как шнурки, перекрещиваются друг с другом. Кроме того, они отгоняют мелких насекомых и не позволяют пыли садиться на зрачок, который по разным причинам может потерять зрение. Это — своего рода охрана, расставленная вокруг нас ресницами. Охрана эта приятна на вид внешними очертаниями и приносит пользу.
Бровь, нависающая над глазом, представляет собой своеобразное возвышение для направления взгляда по прямой линии.
Каково доказательство этого? Когда ты хочешь посмотреть вдаль и, согнув руку, приставляешь ее к бровям, ради чего ты так делаешь? Ради того, чтобы направленный ввысь взгляд случайно не рассеивался, но при помощи приложенной руки получал нужное направление и устремлялся вперед и, чтобы скорректированное таким образом зрение было более точным и острым. Благодаря прикладыванию руки взгляд направляется по нужному пути. Брови же одновременно и направляют взгляд, и не позволяют выступившему при тяжелой работе поту капать (на глаза) и мешать зрению. Вот почему брови служат своего рода защитной стеной.
Какой виноградарь может так удачно расположить свой виноградник, оградив его валом, чтобы чужому нельзя было забраться, и чтобы это место было недоступно окружающим его водным потокам, как это сделал Господь, устроив ограду из бровей? Как заботливо начертал Он их контуры ради нашего блага, распределив по обе стороны носа, исходящими из единого сочленения, чтобы пот стекал по краям (лица) и не причинял неудобства земледельцу, и чтобы не нужно было отрывать руку от виноградника для вытирания пота; между тем как пот стекает по своим собственным путям, ибо Творец с самого начала указал каналы для отекания вниз, глаз может беспрепятственно осуществлять свое назначение.
17. Если бы мы захотели сказать только о том, с каким искусством Бог все в нас устроил, нам бы не хватило полного дня. Но и по одному приведенному примеру вы можете составить представление о целом. Нас же отпустите с молитвами в необходимый путь, который мы поспешно предприняли, дабы возвратиться к вам здравыми и невредимыми и отдать вам оставшийся долг благодатию все о нас устроившего Господа, сотворившего нас по милости Своей, ибо Ему слава во веки веков. Аминь.
Беседы на Псалмы
Беседа на первую часть первого псалма
«Всяко Писание богодухновенно и полезно есть» (2 Тим. 3, 16), для того написано оно Духом Святым, чтобы в нем, как в общей врачебнице душ, все мы, человеки, находили врачевство — каждый от собственного своего недуга. Ибо сказано: «Изцеление утолит грехи велики» (Еккл. 10, 4). Но иному учат Пророки, иному бытописатели; в одном наставляет закон, а в другом — предложенное в виде приточного увещания; книга же псалмов объемлет в себе полезное из всех книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же, сколько можно, истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое–то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным.
Дух Святый знал, что трудно вести род человеческий к добродетели и что, по склонности к удовольствию, мы не радеем о правом пути. Итак, что же Он делает? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове. Так и мудрые врачи, давая пить горькое лекарство имеющим к нему отвращение, нередко обмазывают чашу медом. На сей–то случай и изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом или вообще не возмужавшие нравами по видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особливо нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь, а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева, — как скоро усладится слух его псалмом, пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением.
Псалом — тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом — посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может почитать еще врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ — любовь, — изобретя совокупное пение вместо узла к единению и сводя людей в один согласный лик.
Псалом — убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен.
Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для нововступающих это начатки учения, для преуспевающих — приращение ведения, для совершенных — утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми, он производит «печаль, яже по Бозе». Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом — занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это — мудрое изобретение Учителя, устроившего, чтобы мы пели и вместе учились полезному. От сего и уроки лучше напечатлеваются в душах. Ибо с принуждением выучиваемое не остается в нас надолго, а что с удовольствием и приятностью принято, то в душах укореняется тверже.
Чему же не научишься из псалмов? Не познаешь ли отсюда величие мужества, строгость справедливости, честность целомудрия, совершенство благоразумия, образ покаяния, меру терпения и всякое из благ, какое не наименуешь? Здесь есть совершенное богословие, предречение о пришествии Христовом во плоти, угроза судом, надежда воскресения, страх наказания, обетования славы, откровения Таинств. Все, как бы в великой и общей сокровищнице, собрано в книге псалмов, которые из многих музыкальных орудий Пророк приспособил к так называемому псалтирю, давая тем, как кажется мне, разуметь, что в нем издает гласы благодать, подаваемая свыше — от Духа, потому что в этом одном из музыкальных орудий источник звуков находится вверху. В цитре и в литавре внизу звучит медь под смычком, а псалтирь источник гармонических ладов имеет вверху, чтобы и мы заботились искать Горнего, приятностью пения не увлекались в плотские страсти. Притом пророческое слово, как думаю, глубокомысленно и премудро, самым устройством сего орудия показало нам, что люди с прекрасною и благонастроенною душою удобно могут восходить к Горнему.
После сего рассмотрим и начало псалмов.
(1) «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых.»Строители домов, возводя в высоту огромные здания, и основания полагают соразмерно высоте. И кораблестроители, приготовляя корабль к поднятию больших грузов, укрепляют подводную часть, соображаясь с тяжестью нагружаемых товаров. И при рождении животных сердце, которое естественно образуется прежде всего, получает от природы устройство, приличное будущему животному, почему телесная ткань образуется вокруг сердца соразмерно собственным началам, и отсюда происходят различия в величине животных.
Но что значат основание в доме, подводная часть в корабле и сердце в теле животного, такую же силу, кажется мне, имеет и это краткое предисловие в отношении к целому составу псалмов. Поскольку псалмопевец, с продолжением слова, намерен увещевать ко многому такому, что трудно и исполнено бесчисленных подвигов и усилий, то он подвижникам благочестия предварительно указывает на блаженный конец, чтобы мы в чаянии уготованных нам благ беспечально переносили скорби настоящей жизни. Так и для путешественников, идущих по негладкому и неудобопроходимому пути, облегчается труд ожидаемым ими удобным пристанищем, и купцов отважно пускаться в море заставляет желание приобрести товары, и для земледельцев делает неприметными труды надежда плодородия. Посему и общий Наставник в жизни, Великий Учитель, Дух Истины премудро и благоискусно предложил наперед награды, чтобы мы, простирая взор далее тех трудов, которые под руками, поспешили мыслью насладиться вечными благами.
«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. »Итак, есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным; и это есть Бог. Почему и Павел, намереваясь упомянуть о Христе, говорит: «По благовестию славы блаженнаго Бога» (1 Тим. 1, 11); « ждуще блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» (Тит.2, 13). Ибо подлинно блаженно сие Источное Добро, к Которому все обращено, Которого все желает, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая Благодать, сие неистощимое Сокровище.
Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здравие, блистательную жизнь — все, что по природе своей не есть добро, потому что не только удобно изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого сделало справедливым богатство или целомудренным здоровье! Напротив того, каждый из сих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху. Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастным благ неотъемлемых. Но по чему узнаем о нем сие? Это тот, «иже не иде на совет нечестивых».
И прежде нежели скажу, что значит не идти на совет нечестивых, намерен я решить для вас вопрос, здесь представляющийся. Спросите: для чего Пророк берет одного мужа и его называет блаженным? Ужели из числа блаженных исключил он жен? Нет, одна добродетель для мужа и жены, как и творение обоих равночестно, а потому и награда обоим одинакова. Слушай, что сказано в книге Бытия: «И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их» (Быт. 1, 27). Но в ком природа одна, у тех и действования те же, а чьи дела равны, для тех и награда та же. Итак, почему же псалмопевец, упомянув о муже, умолчал о жене? Потому что при единстве естества почитал достаточным для обозначения целого указать на преимущественное в роде.
Посему «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Смотри, какая точность в словах и скольких каждое речение исполнено мыслей. Не сказал: «Иже не ходит на совет нечестивых», но: «Иже не иде». Кто еще в живых, того нельзя назвать блаженным, по неизвестности окончания его жизни, но кто исполнил возложенные на него обязанности и заключил жизнь неукоризненным концом, того безопасно уже можно назвать блаженным. Почему же «блажени… ходящии в законе Господни» (Пс.118,1)? Здесь Писание называет блаженными не ходивших, но еще ходящих в законе. Это потому, что делающие добро за самое дело достойны одобрения, а избегающие зла заслуживают похвалу не тогда, как они раз или два уклонятся от греха, но тогда, как возмогут навсегда избежать искушения во зле.
Но по связи понятий открывается нам и другое затруднение. Почему псалмопевец называет блаженным не преуспевающего в добродетели, но не соделавшего греха? В таком случае и конь, и вол, и камень могли бы назваться блаженными. Ибо какое неодушевленное существо стояло «на пути грешных?» Или какое бессловесное сидело «на седалищи губителей?» Но потерпи немного, и найдешь врачевство. Пророк присовокупляет: «Но в законе Господни воля его» (Пс. 1, 2). Поучение же в законе Божием принадлежит только разумному существу. А мы скажем и то, что начало к усвоению доброго есть удаление от злого. Ибо сказано: «Уклонися от зла, и сотвори благо» (Пс. 36, 27).
Итак, премудро и благоискусно приводя нас к добродетели, псалмопевец удаление от греха положил началом добрых дел. А если бы он вдруг потребовал от тебя совершенства, то, может быть, ты и замедлил бы приступить к делу. Теперь же приучает тебя к более удобоприступному, чтобы ты смелее взялся за прочее. И я сказал бы, что упражнение в добродетели уподобляется лествице, той именно лествице, которую видел некогда блаженный Иаков, одна часть которой была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого Неба. Посему вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока, наконец, через постепенное преспеяние не взойдут на возможную для человеческого естества высоту. Посему как первоначальное восхождение по лествице есть удаление от земли, так и в жизни по Богу удаление от зла есть начало преспеяния.
Вообще же, всякое бездействие гораздо легче какого бы то ни было дела. Например, «не убий, не прелюбы сотвори, не укради» (Исх.20, 13–15); каждая из сих заповедей требует только бездействия и неподвижности. «Возлюбиши искренняго твоего яко сам себе » (Мф.19,19); «продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф.19, 21); «аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два» (Мф.5,41) — вот уже действия, приличные подвижникам, и к совершению их потребна уже душа мужественная. Посему подивись мудрости того, кто чрез более легкое и удобоприступное ведет нас к совершенству.
Псалмопевец предложил нам три условия, требующие соблюдения: не ходить «на совет нечестивых», не стоять «на пути грешных, » не сидеть «на седалищи губителей». Следуя естественному ходу дел, он внес этот порядок и в сказанное им. Ибо сперва начинаем обдумывать намерение, потом подкрепляем его, а после того утверждаемся в обдуманном. Посему первоначально должно назвать блаженною чистоту наших помышлений, потому что корень телесных действий составляют сердечные совещания. Так, любодеяние воспламеняется сперва в душе сластолюбца, а потом производит телесное растление. Посему и Господь говорит, что внутри человека оскверняющее его (см.: Мф.15,18). Поскольку же грех против Бога называется в собственном смысле нечестием, то никогда не допустим в себе сомнений о Боге по неверию. Ибо значит уже пойти «на совет нечестивых», ежели скажешь в сердце своем: «Есть ли Бог, всем управляющий? Есть ли Бог, на Небе распоряжающийся всем порознь? Есть ли суд? Есть ли воздаяние каждому по делам его? Для чего праведные живут в нищете, а грешные богатеют? Одни немощны, а другие наслаждаются здравием? Одни бесчестны, а другие славны? Не самослучайно ли движется мир? И не случай ли неразумный без всякого порядка распределяет каждому жребий жизни?» — Если так помыслил ты, то пошел «на совет нечестивых». Посему блажен, кто не дал в себе места сомнению о Боге, кто не впал в малодушие при виде настоящего, но ожидает чаемого, кто о Создавшем нас не возымел недоверчивой мысли.
Блажен и тот, кто не стал «на пути грешных». Путем называется жизнь, потому что каждый из рожденных поспешает к концу.
Как сидящие на корабле без всякого усилия несутся ветром к пристани, и хотя сами того не чувствуют, однако же бег корабля приближает их к цели, так и мы с протекающим временем жизни нашей, как бы некоторым непрерывным и непрестанным движением в незаметном течении жизни, увлекаемся каждый к своему пределу. Например, ты спишь, а время утекает от тебя. Ты бодрствуешь, и мысль твоя занята, но вместе и жизнь тратится, хотя и убегает это от нашего чувства. Все мы, человеки, бежим по какому–то поприщу, и каждый из нас спешит к своей цели, поэтому все мы в пути. И таким образом можешь составить себе понятие о сем пути. Ты путник в этой жизни, все проходишь мимо, все остается позади тебя: видишь на пути растение или траву, или воду, или другое что, достойное твоего зрения, полюбовался недолго и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние или иное что, неприятное, поскорбел недолго и потом оставил.
Такова жизнь, она не имеет ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных. Не твоя собственность этот путь, но и настоящее также не твое. У путников такой обычай: как скоро первый сделал шаг, тотчас за ним заносит ногу другой, а за этим и следующий. Смотри же, не подобна ли сему и жизнь? Ныне ты возделывал землю, а завтра будет ее возделывать другой, после же него еще другой. Видишь ли эти поля и великолепные здания? Сколько раз каждое из них со времени своего существования переменяло имя! Называлось собственностью такого–то, потом переименовано по имени другого, перешло к новому владельцу, а теперь стало именоваться собственностью еще нового. И так жизнь наша не путь ли, на который вступают то те, то другие и по которому все один за другим следуют? Посему «блажен, иже… на пути грешных не ста».
Что же значит «не ста? » Человек, находясь в первом возрасте, еще ни порочен, ни добродетелен, потому что сей возраст не способен ни к тому, ни к другому состоянию. Но когда разум в нас созрел, тогда сбывается написанное: «Пришедшей же заповеди, грех убо оживе, аз же умрох» (Рим.7,9–10). Ибо возникают лукавые помыслы, рождающиеся в душах наших от плотских страстей. Действительно, заповедь пришла, то есть приобретено познание добра, и если она не преодолеет худого помысла, но попустит рассудку поработиться страстям, то грех ожил, умер же ум, сделавшись мертв чрез грехопадения. Посему блажен, кто не закоснел «на пути грешных», но благим разумом востек в жизнь благочестную.
Два есть пути, один другому противоположные, — путь широкий и пространный и путь тесный и скорбный. Два также путеводителя, и каждый из них старается обратить к себе. На пути гладком и покатом путеводитель обманчив — это лукавый демон, и он посредством удовольствий увлекает следующих за ним в погибель; а на пути не гладком и крутом путеводитель добрый Ангел, и он чрез многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному концу. Пока каждый из нас младенец и гоняется за тем, что услаждает его в настоящем, до тех пор нимало не заботится он о будущем. Но став уже мужем, когда понятия усовершились, он как бы видит, что жизнь перед ним делится и ведет то к добродетели, то к пороку; и часто обращая на них душевное око, различает, что свойственно добродетели и пороку.
Жизнь грешников показывает в себе все наслаждения настоящего века. Жизнь праведных являет одни блага будущего века. Путь спасаемых сколько обещает благ будущих, столько представляет трудов в настоящем. А жизнь сластолюбивая и невоздержная предлагает не ожидаемое впоследствии, но настоящее уже наслаждение. Посему всякая душа приходит в кружение и не может устоять среди помыслов. Когда приведет себе на мысль вечное, избирает добродетель, когда же обратит взор на настоящее, предпочитает удовольствие. Здесь видит прохладу для плоти, а там ее порабощение, здесь пьянство, а там пост, здесь необузданный смех, а там обильные слезы, здесь пляски, а там молитву, здесь свирели, а там воздыхания, здесь блуд, а там девство. Поскольку же истинное благо удобопостижимо разумом только чрез веру (ибо оно отдалено от нас — и око не видало его, и ухо о нем не слыхало), а сладость греха у нас под руками, и наслаждение вливается посредством каждого чувства, то тот блажен, кто не увлекся в погибель приманками удовольствия, но с терпением ожидает надежды спасения и при выборе того или другого пути не вступил на путь, ведущий ко злу.
«И на седалищи губителей не седе». О тех ли говорит седалищах, на которых покоим тела свои? И какое отношение дерева ко греху, так что седалища, которое было прежде занято грешником, мне должно бегать как чего–то вредного? Или надобно думать что под седалищем разумеется неподвижное и постоянное коснение в одобрении греха? Сего должно остерегаться нам, потому что ревностное коснение во грехе производит в душах некоторый неисправимый навык. Ибо застаревшаяся душевная страсть или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются или делаются совершенно неисцелимыми, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться к злу.
А другой путь — тотчас по искушении бежать его, как удара, наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: «Но отскочи, не замедли… ниже настави ока своего к ней» (Притч.9,18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские страсти и до самой седины, по привычке к злу, пребывают во грехах. Как свиньи, валяясь в тине, непрестанно более и более облипают грязью, так и эти люди чрез сластолюбие с каждым днем покрывают себя новым позором. Итак, блаженное дело — и не помышлять о зле. Если же, уловленный врагом, принял ты в душу советы нечестия, не стой во грехе. А если и тому подвергся, не утверждайся во зле. Посему не сиди «на седалищи губителей».
Если ты понял, какое седалище разумеет Писание, а именно называет так продолжительное пребывание во зле, то исследуй, кого именует оно губителями. О моровой язве люди, сведущие в этом, говорят, что она, если прикоснется к одному человеку или скоту, чрез сообщение распространяется на всех приближающихся. Таково свойство этой болезни, что все друг от друга наполняются тою же немощью. Таковы и дела беззакония. Ибо, передавая друг другу болезнь, все вместе страждут недугом и вместе погибают.
Не случалось ли тебе видеть, как блудники сидят на торжищах, осмеивают целомудренных, рассказывают свои срамные дела, свои занятия, достойные тьмы, и перечисляют случаи своего бесчестия как подвиги или другие какие доблести? Это губители, которые стараются собственный свой порок передать всем и усиливаются сделать многих себе подобными, чтобы избежать поношения, когда пороки будут общими. Огонь, коснувшись удобосгораемого вещества, не может не охватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламень с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи. Так, дух блуда не ограничивается тем, чтобы подвергнуть бесчестию одного, но тотчас присоединяются товарищи: пиры, пьянство, срамные повести и непотребная женщина, которая вместе пьет, одному улыбается, другого соблазняет и всех распаляет к тому же греху. Ужели мала эта зараза, маловажно такое распространение зла?
А подражающий лихоимцу или человеку, который другим каким–нибудь пороком достиг значительной власти в обществе, стал правителем народов или военачальником и потом предался самым постыдным страстям, — ужели подражающий ему не приемлет в душу свою пагубы, обратив в свою собственность порок того, кому подражает? Блистательное положение в свете показывает вместе с собою и жизнь людей, поставленных на виду. Воины всего чаще подражают военачальникам, живущие в городах берут для себя примеры с начальствующих; и вообще, когда многие почтут достойным подражания порок одного человека, тогда справедливо и прилично будет сказать, что от него распространяется в жизни какая–то пагуба душ. Ибо грех в лице именитом многих поползновенных привлекает подражать тому же. И поскольку один от другого заимствует повреждение, то о таковых людях говорится, что они губят души. Итак, не сиди «на седалищи губителей», не участвуй в собрании людей, повреждающих нравственность и пагубных, не оставайся в обществе советников на зло!
Но слово мое доселе медлит на одном предисловии, между тем примечаю, что обилие его превзошло должную меру так, что и вам нелегко соблюсти в памяти, если бы сказано было больше, и мне трудно продолжать служение слову, потому что по врожденной немощи недостает у меня голоса. Но хотя и недосказано то, о чем мы говорили, хотя, показав, что должно бегать зла, умолчал я о том, как усовершаться посредством добрых дел, впрочем, предложив настоящее благосклонному вниманию, обещаю, при Божьей помощи, восполнить и недостающее, если только не наложено будет на меня совершенного молчания. Да дарует же Господь и нам награду за сказанное, и вам плод от того, что слышали, по благодати Христа Своего, так как Ему слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа на псалом седьмой
(1) «Псалом Давиду, егоже воспет Господеви о словесех Хусиевых, сына Иемениина». Надписание седьмого псалма по видимому противоречит несколько повествуемому в книгах Царств, где написано о Давиде, ибо там повествуется о Хусии, первом друге Давидовом (см.: 2 Цар. 15, 32), и о сыне Арахиином, а здесь Хусий, сын Иемениина. Но как этот Хусий не Иемениин сын, так из упоминаемых там нет и другого Хусия, сына Иемениина. Не за то ли разве назван сыном Иеменииным, что оказал великое мужество и доблестный подвиг, когда под видом друга приходил к Авессалому и разорил совет Ахитофела, предлагавшего мнение, приличное человеку весьма оборотливому и знающему военное дело? Ибо сын Иемениин в переводе значит сын десницы. Когда же Ахитофел советовал нимало не отлагать дела, но немедленно напасть на отца, еще не готового к сражению, Хусий не допустил, чтобы принят был совет Ахитофелов, «яко да наведет», так сказано, «Господь на Авессалома злая вся» (2 Цар. 17, 14). Но напротив того, чтобы Давиду дать время собрать свои силы, рассудил он уверить их в пользе отсрочки и замедления, чем и угодил Авессалому, который сказал: « Благ совет Хусия Арахиина, паче совета Ахитофелева» (2 Цар.17,14).
Между тем через священников Садока и Авиафара дал он знать Давиду о распоряжениях Авессалома и требовал, чтобы Давид не оставался на ночь в Аравофе пустыне, но спешил переходом. Поскольку же чрез этот добрый совет стал он правою рукою Давида, то получил наименование от доблестного своего дела и потому назван был сыном Иеменииным, то есть сыном десницы. А в Писании есть обыкновение порочным давать имя чаще по греху, нежели по отцу, и добрых сынов именовать по отличающей их добродетели… Так апостол Павел именует диавола сыном погибели: «Аще не… открыется человек беззаконния, сын погибели » (2 Сол. 2,3). И в Евангелии Господь Иуду назвал сыном погибельным, сказав: «Никтоже… погибе, токмо сын погибельный» (Ин.17,12). Образованных же в боговедении наименовал чадами премудрости, сказав: «И оправдися премудрость от чад своих » (Мф.11, 19). И еще говорит: «Аще… будет ту сын мира» (Лк. 10, 6). Посему не удивительно, если и теперь умолчано о плотском родителе первого друга Давидова; наименован же он сыном десницы, получив это приличное ему имя по своему деянию.
(2) «Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. » Подумаешь, что слова просты, что кому бы то ни было можно в прямом смысле сказать: «Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. » А на деле, может быть, и не так. Кто надеется на человека или насыщается чем–нибудь другим житейским, например, могуществом или деньгами, или чем иным из почитаемого у людей блистательным, тот не может сказать: «Господи Боже мой, на Тя уповах. » Ибо есть заповедь не надеяться на князей, и сказано: «проклят человек, иже надеется на человека» (Иер.17, 5). Не должно воздавать как Божескую честь чему–либо кроме Бога, так и надеяться на другого кроме Бога, Господа всяческих. Сказано: «Крепость моя и пение мое Господь» (Пс.117, 14).
Почему же Пророк молится, чтобы его сперва спасти от гонящих, а потом — избавить? Знак препинания сделает речь ясною: «спаси мя от всех гонящих мя, и избави мя: (3) да не когда похитит яко лев душу мою. » Что же за различие между спасением и избавлением? То, что в спасении собственно имеют нужду немощные, а в избавлении — содержимые в плену. Посему кто имеет в себе немощь, но в себе же находит и веру, тот собственною верою направляется к спасению, ибо сказано: «Вера твоя спасе тя» (Лк. 7, 50), и еще: « Яко веровал еси, буди тебе» (Мф.8, 13). А кто требует избавления, тот ожидает, чтобы другие за него представили должную цену. Посему тот, кому угрожает смерть, зная, что один Спаситель и один Искупитель, говорит: «На Тя уповах, спаси мя »от немощи «и избави мя »от плена.
Думаю же, что о мужественных Божиих подвижниках, которые чрез всю свою жизнь довольно боролись с невидимыми врагами, когда избежат всех их гонений, находясь при конце жизни, князь века сего изведывает, чтобы удержать их у себя, если найдутся на них раны, полученные во время борьбы, или какие–нибудь пятна и отпечатки греха. А если будут найдены неуязвленными и незапятнанными, то как непобедимые, как свободные будут упокоены Христом.
Посему Пророк молится о будущей и настоящей жизни. Здесь говорит: «Спаси мя от… гонящих, » а там, во время испытания: «Избави мя, да не когда похитит яко лев душу мою. » И сие можешь узнать от Самого Господа, Который пред страданием говорит: «Грядет… сего мира князь и во Мне не имать ничесоже» (Ин. 14, 30). Но Он, не сотворивший греха, сказал: «Не имать ничесоже; » для человека же довольно, если осмелится сказать: «Грядет сего мира князь и во мне имать не многое и маловажное». Опасно же, чтобы сие не случилось с нами, когда нет у нас ни избавляющего, ни спасающего. Двум понятиям приданы также два понятия: «спаси мя от» множества «гонящих мя, и избави мя, да не когда» буду похищен, «не сущу избавляющу. »
(4) «Господи Боже мой, аще сотворих сие, аще есть неправда в руку моею, (5) аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ: (6) да поженет убо враг душу мою, и да постигнет. » Писанию обычно употреблять слово «воздаяние», не только в общепринятом смысле, когда добро или зло уже совершено, но и о чем–нибудь предначинаемом, как в следующем месте: «воздаждь рабу Твоему» (Пс.118, 17), вместо того чтобы сказать «даждь», сказано «воздаждь». «Дать» значит положить начало благотворению, «отдать» значит возмерить равным за сделанное себе добро, а «воздаяние» есть какое–то второе начало и возвращение оказанного кому–нибудь добра или зла.
А я думаю, что когда в Писании вместо прошения выражается как бы некоторое взыскание и требуется воздаяние, тогда оно представляет смысл, подобный следующему: какой долг попечения о детях по природе необходимо лежит на родителях, это самое выполни и в рассуждении меня. Отец же естественною любовью к детям обязывается иметь промышление о жизни их. Ибо сказано: родители должны «снискати имения чадом» (ср.: 2 Кор. 12, 14), чтобы сверх жизни доставить им и средства к поддержанию жизни. Подобным сему образом «даяние», или «воздаяние», нередко употребляется в Писании о действиях первоначальных. А теперь, кажется, Пророк с уверенностью говорит: «Не воздах воздающим ми зла, » не воздал подобным за подобное. « Аще сотворих сие… аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ. » Отпал от врагов «тощ», кто лишился благодати, подаваемой от полноты Христовой.
«Да поженет убо враг душу мою, и да постигнет, и поперет в землю живот мой. » Душа праведника, отрешившись от соучастия в теле, имеет живот «сокровен со Христом в Бозе» (ср.: Кол. 3, 3), так что может сказать с Апостолом: «Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос. » И еще: «а еже ныне живу во плоти, верою живу» (Гал. 2, 20). Душа же грешника, живущего по плоти, погрязшего в телесных удовольствиях, валяется в плотских страстях, как в тине. Враг, попирая ее, старается еще более осквернить и, так сказать, погребсти, наступив на падшего и ногами своими втаптывая его в землю, то есть жизнь поползнувшегося — в тело.
«И славу мою в персть вселит. » Святых, которые имеют жительство на небесах и сокровиществуют себе блага в вечных сокровищницах, — и слава на небесах; а о людях перстных и по плоти живущих говорится, что и слава их «вселяется в персть. » Кто славится земным богатством, кто домогается кратковременной чести от людей, кто возлагает надежду на телесные преимущества, тот имеет у себя славу, но она не восходит к небу, а пребывает в персти.
(7) «Воскресни, Господи, гневом Твоим, вознесися в концах враг Твоих. » Пророк молится уже о совершении тайны Воскресения в потреблении греха их или о том вознесении на крест, которое должно было совершиться, когда злоба врагов возвысится до крайнего предела. Или слова: «вознесися в концах враг Твоих, » заключают в себе смысл, подобный следующему: до какой бы высоты ни дошла злоба, разливаясь безмерно и беспредельно, Ты по множеству силы Своей можешь, как добрый Врач, предварительно оградить пределы, остановить болезнь, всюду разливающуюся и проникающую, и пресечь ее непрерывное распространение Твоими вразумляющими ударами.
«И востани, Господи Боже мой, повелением, имже заповедал еси. » Слова сии можно относить и к тайне Воскресения, разумея так, что Пророк молит Судию востать и отмстить за всякий грех и привести в действие предписанные нам заповеди, а можно понимать под ними и тогдашнее состояние Пророка, который молит Бога востать и отмстить за ту заповедь, какую Он дал. Богом же дана была заповедь: «Чти отца твоего и матерь » (Исх. 20, 12), и ее преступил сын Давидов. Почему для исправления его и для вразумления многих молит Бога не долготерпеть, но востать гневом, востав, отмстить за Свою заповедь. Он говорит: отмсти не за меня, но за пренебрежение заповеди, которую Сам Ты дал.
(8) «И сонм людей обыдет Тя. » Известно, что по вразумлении одного неправедного обращаются многие. Посему накажи его преступление, да великий «сонм людей обыдет Тя. »
«И о том на высоту обратися. » За окружающий Тебя сонм, который приобрел Ты благодатным снисхождением и домостроительством, возвратись на высоту той славы, « юже имех у Тебе, прежде мир не бысть» (Ин. 17, 5).
(9) «Господь судит людем. »Во многие места Писания всеяно слово о суде, как весьма необходимое и многовнушающее при обучении благочестию уверовавших в Бога чрез Иисуса Христа. Поскольку же слово предлагается различно, то оно представляется несколько слитным для тех, которые не делают точного различия в значениях. Ибо сказано: «Веруяй в Онь не будет осужден: а не веруяй уже осужден есть » (Ин. 3, 18). Но если слово «неверующий» равнозначно слову «нечестивый», то как же сказано, что «не воскреснут нечестивии на суд» (Пс. 1, 5)? И еще: если верующие чрез веру стали сынами Божиими, а потому и сами удостоены именоваться богами, то как же «Бог ста в сонме богов, посреде же боги разсудит» (Пс. 81, 1)?
Но кажется, что слово «судить» берется в Писании иногда в значении «испытывать», а иногда в значении «осуждать». Так в значении «испытывать», в словах: «суди ми, Господи, яко аз незлобою моею ходих, » ибо здесь Пророк присовокупляет: «искуси мя, Господи, и испытай мя» (Пс. 25, 1–2), и в значении «осуждать», в словах: «аще бо быхом себе» судили, »не быхом осуждени были » (ср.: 1 Кор.11, 31). Это значит: если бы мы испытывали самих себя, то не подверглись бы осуждению. Опять сказано, что Господь «судитися имать со всякою плотию» (ср.: Иер. 25, 31), то есть при исследовании жизни Господь Сам Себя подвергает суду всякого и Свои заповеди противопоставляет делам грешников, в оправдание Свое приводя доказательства, что Он сделал все от Него требовавшееся ко спасению судимых, чтобы грешники, убедившись, сколько они виновны во грехах, и приняв Божий суд, не без согласия терпели наложенное на них наказание.
Но слово «судить» имеет и иное значение, в котором Господь говорит: «Царица Южская востанет на суд и осудит род сей» (ср.: Мф.12,42). О тех, которые отвращаются Божественного учения, не радеют о чистоте нравов и совершенно отвергли вразумляющие учения мудрости, Господь говорит, что они по сравнению и сличению с их современниками, показавшими отличную ревность к добру, понесут тягчайшее осуждение за не исполненное ими. А я думаю, что не все, облеченные в сие земное тело, одинаково будут судимы Праведным Судиею, потому что весьма различные внешние обстоятельства, встречающиеся с каждым из нас, сделают, что и суд над каждым будет различен. Или делает более тяжкими или облегчает наши грехи то, что от нас не зависит или стекается вокруг нас не по нашей воле.
Представь, что подвергнется суду блуд. Но один впал в сей грех, из детства будучи воспитываем в порочных нравах, ибо и на свет произведен распутными родителями, и возрастал в привычках к дурному, к пьянству, играм и срамным беседам; а другой много имел побуждений к жизни совершенной — воспитание, учителей, слышание слова Божия, душеспасительное чтение, наставления родительские, беседы, образующие в честности и целомудрии, умеренность в пище — и потом вовлечен был в подобный с первым грех и должен дать отчет в своей жизни: не по справедливости ли сей последний в сравнении с первым заслужит тягчайшее наказание? Первый виновен будет в том одном, что не возмог воспользоваться спасительными влечениями, насажденными в мысли; последний сверх сего будет еще обвинен и в том, что при многих содействиях ко спасению по невоздержанности и кратковременному нерадению сам себя предал.
Подобным образом, кто с самого начала воспитывался в благочестии, избег всяких превратностей в учениях о Боге, был наставлен в законе Божием, осуждающем грех и внушающем тому противное, тот, если впадет в идолослужение, не будет иметь такого же извинения, как получивший воспитание от родителей, не знавших закона, от язычников, с детства наученных идолослужению. «Господь судит людем» — иначе судит иудея и иначе скифа. Ибо» иудей почивает на законе, хвалится о Бозе, разсуждает лучшая» (ср.: Рим. 2, 17–18). Он оглашен в законе и сверх общих всем понятий был убеждаем и вразумляем писаниями Пророков и закона, и если окажется впадшим в беззаконие, то сие вменяется ему гораздо в тягчайший грех. Скифы — народ кочующий; они воспитаны в зверских и бесчеловечных обычаях, привыкли к грабежам и взаимным насилиям, неукротимо предаются гневу, легко раздражаются взаимными оскорблениями, привыкли всякий спор решать оружием, приучены оканчивать ссоры кровопролитием; и ежели они окажут друг другу сколько–нибудь человеколюбия и снисходительности, то своими услугами уготовят нам жесточайшее наказание.
«Суди ми, Господи, по правде моей и по незлобе моей на мя. »Слова сии по видимости заключают в себе некоторую похвальбу и близки к молитве возвышавшего себя фарисея. Но благовременно рассмотревший их найдет, что Пророк далек от подобного расположения. « Суди ми, Господи, » говорит он, «по правде моей. » Это значит: обширно понятие праведности, и пределов совершенной праведности трудно достигнуть. Ибо есть праведность ангельская, которая превосходит человеческую: ежели есть какая–либо сила выше Ангелов, то она имеет и превосходство праведности, соответственное ее величию; а праведность самого Бога превыше всякого разума, она неизреченна и непостижима для всякой сотворенной природы.
«Суди ми, Господи, по правде моей, » то есть по правде, какая удободостижима для людей и возможна для живущих во плоти; « и по незлобе моей на мя: »сим особенно подтверждается, что расположение сказавшего весьма далеко от фарисейского высокомерия. Ибо незлобою своею называет как бы простоту и неопытность в том, что полезно знать; по сказанному в Притчах: «Незлобивый веру емлет всякому словеси» (Притч. 14, 15). Поскольку мы, человеки, во многих случаях неосторожно погрешаем по неопытности, то Пророк молит и просит Бога даровать ему прощение по незлобе. А из сего видно, что сказанное показывает более смиренномудрие, нежели высокомерие сказавшего. «Суди ми, Господи, » говорит он, «по правде моей, » и суди меня «по незлобе, » какая во мне. Праведные дела мои сравни с немощью человеческою и тогда суди меня. Вникни в простоту моих нравов, вникни в то, что я необоротлив и непроницателен в делах мирских, и тогда осуждай меня за прегрешения.
(10) «Да скончается злоба грешных. »Приносящий сию молитву явно есть ученик евангельских заповедей; он молится «за творящих напасть» (ср.: Мф.5, 44), прося положить предел и конец злобе грешных, подобно тому, как если бы кто, молясь о страждущих телесно, сказал: да скончается болезнь страждущих. Чтобы грех, как пожирающий огонь в членах, распространяясь дальше и дальше, не занял большего места, Пророк молит Бога остановить дальнейшее разлияние греха и положить ему предел. Молит, ибо любит врагов своих, желает «добро творить ненавидящим» его и потому молится «за творящих напасть» (ср.: Мф.5, 44).
«Исправиши праведнаго. » Праведник называется правым, и право сердце, успевающее в добре. Что же значит здесь у Пророка сия молитва? Он молится об исправлении имеющего уже правоту, ибо никто не скажет, чтобы в праведнике было что–нибудь строптивое, непрямое, превратное. Но, может быть, и о праведнике необходимо прошение, чтобы его преднамеренная правота и непревратность воли была исправляема под руководством Божиим, чтобы он даже и по немощи не уклонялся никогда от правила истины и чтобы враг истины не мог растлить его превратными учениями.
«Испытаяй сердца и утробы, Боже, праведно. » Поскольку Писание во многих местах слово «сердце» употребляет в значении владычественного в душе, а слово «утроба» в значении вожделевательной ее силы, то и здесь значение слов то же самое, именно: суди меня, Боже, в учениях, какие имею о благочестии, и в движениях страстных, ибо Ты «испытаяй сердца и утробы. » Пытание в собственном смысле есть допрос судией испытуемого, сопровождаемый всякого рода истязаниями, чтобы утаивающие выпытываемое у них от боли по необходимости вывели наружу утаенное. А на непогрешительных испытаниях Судии как испытываются наши помышления, так испытываются и дела. Посему никто не упреждай Праведного Судию и не суди прежде времени, «дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя» (1 Кор. 4, 5).
В испытании сердец и утроб Бог показывает Свое правосудие. Испытано было сердце Авраама, от всей ли души и от всего ли сердца любит он Бога, когда ему было повелено принести Исаака во всесожжение, дабы открылось, что он не любит сына паче Бога. Испытан был и Иаков, когда терпел козни от брата, дабы при таких согрешениях Исава просияло его неослабное братолюбие. Итак, в них были испытаны сердца; а в Иосифе испытаны утробы, когда при безумном воспламенении к нему похотливой госпожи честность целомудрия предпочел он гнусному сладострастию. Испытан же был для того, чтобы зрители суда Божия признали, насколько праведно воздана ему честь, когда среди великих искушений просияла его чистота.
(11) «Помощь моя от Бога. » Собственно на войне, при нашествии неприятелей ищут помощи те, на кого враги нападают, посему и здесь ощутивший невидимых врагов своих и усматривающий предстоящую ему опасность от ополчившихся на него врагов говорит: помощь моя не в богатстве, не в телесных пособиях, не в силе, не в крепости моей, не в человеческом родстве, но «помощь моя от Бога. » А какую помощь посылает Господь боящимся Его, сие видим из другого псалма, в котором сказано: «Ополчится Ангел Господень окрест боящихся его, и избавит их» (Пс. 33, 8), и из другого места: «Ангел, иже мя избавляет» (Быт. 48, 16).
«Спасающаго правыя сердцем. » Прав сердцем тот, чей рассудок не допускает ни излишества, ни недостатка в добродетели, но держится середины. Кто от мужества уклонился в недостаток, тот совращается в робость, а кто простерся в излишество, тот переходит в дерзость. Посему Писание называет «строптивыми» (см.: Притч. 16, 28) людей, которые излишествами или недостатками выступают из средины. Как черта делается кривою, когда прямое направление преломляется то в выпуклое, то в вогнутое, так и сердце делается строптивым, когда его то возвышает высокомерие, то унижают скорби и тесноты. Посему Екклезиаст говорит, что «развращенное не может исправитися» (Еккл. 1, 15).
(12) «Бог судитель праведен и крепок, и долготерпелив, и не гнев наводяй на всяк день. » Кажется, что Пророк говорит сие, имея в виду тех, которые смущаются иногда приключившимся, как бы для успокоения сих людей от смущения, чтобы они не теряли веры в Промысл, о всем пекущийся, видя неотмщенным восстание сына на отца и благоуспешный лукавый замысел Авессаломов. Почему, исправляя, что в их умозаключениях неразумно, засвидетельствовал им: «Бог судитель праведен, и крепок, и долготерпелив, и не гнев наводяй на всяк день». Не без причины бывает все то, что ни случается. Напротив того, Бог возмеривает по мерам каждого, какими он предварительно измеривал свои поступки в жизни. Поскольку сделал я какой–нибудь грех, то и получаю, что заслужил. Итак, «не глаголите на Бога неправду» (Пс. 74, 6), ибо Бог «судитель праведен». Не думайте так низко о Боге, чтобы почитать Его не имеющим сил отмстить, ибо Он «и крепок. » Какая же причина тому, что не скоро налагает казнь на согрешающих? Та, что Он «долготерпелив и не гнев наводяй на всяк день. »
(13) «Аще не обратитеся, оружие Свое очистит. » Это речь угрожающая, возбуждающая к обращению тех, которые медлят с покаянием. Угрожает не прямо ранами, ударами и смертями, но очищением оружий и как бы приготовлением ко мщению. Как те, которые чистят оружие, тем самым обнаруживают свою готовность к войне, так и Писание, желая выразить Божие намерение наказать, говорит, что Он »очищает Свое оружие».
«Лук свой напряже и уготова и, (14) и в нем уготова сосуды смертныя. »Не тетива напрягает Божий лук, но карающая сила, которая иногда напряжена, а иногда ослаблена. Посему слово грозит грешнику тем, что готово ожидающее его наказание, если пребудет во грехе, потому что в луке уготованы сосуды смертные, а сосуды смертные суть силы, потребляющие врагов Божиих.
«Стрелы Своя сгараемым содела. » Как огонь произведен для сгораемого вещества, создан не для алмаза, который не расплавляется в огне, а для возгорающихся дров, так и стрелы Божии соделаны для душ удобосгораемых, в которых собрано много вещественного и годного к истреблению. Посему которые имеют уже в себе предварительно разожженные стрелы диавола, те приемлют на себя и стрелы Божии. Потому и сказано: «Стрелы Своя уже сгараемым содела. »Сожигают же душу: плотская любовь, любостяжательность, распаленный гнев, скорби, попаляющие и снедающие душу, страх, чуждый страха Божия. А кто не уязвлен стрелами врага и облечен во всеоружие Божие, того не касаются и смертоносные стрелы.
(15) «Се, боле неправдою, зачат болезнь и роди беззаконие. »В сем изречении по видимому перемешан порядок. Ибо рождающие сначала зачинают, потом болеют и, наконец, рождают, а здесь сперва болезни рождения, потом зачатие, потом рождение. Но относительно к зачатию в сердце речение сие весьма выразительно. Ибо неразумные стремления похотливых, бешеные и неистовые вожделения названы болезнями рождения, потому что рождаются в душе с быстротою и трудом. А кто вследствие такого стремления не одержал победы над порочными помыслами, тот «зачат болезнь; » и кто сердечное повреждение распалил порочными делами, тот» роди беззаконие. » По–видимому же, Давид говорит сие, стыдясь того, что он отец беззаконного сына. Не мой он сын, говорит Пророк, но стал сыном отца, которому усыновил себя чрез грех. Ибо, по словам Иоанна, « творяй грех от диавола» рожден (ср.: 1 Ин. 3, 8). Итак, се диавол» боле» им в неправде и «зачат» его, то есть как бы ввел его в самую свою внутренность, в утробу своих расположений, и чревоносил его, и потом» роди» его, произвел на свет его беззаконие, потому что всем проповедано о восстании его против отца.
(16) « Ров изры и ископа и. » В Божественном Писании находим, что ров берется не в очень хорошем смысле; как кладезь водный — не в худом смысле. Ибо был ров, куда брошен Иосиф своими братьями. И когда Господь поражает — поражает «от первенца Фараонова до первенца пленницы, яже в рове» (ср.: Исх. 12, 29). И в псалмах сказано: «Привменен бых с низходящими в ров» (Пс. 87, 5), и у Иеремии: « Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя, иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2, 13). Да и у Даниила описан ров львиный, в который был ввержен Даниил.
А кладезь ископывает Авраам, ископывают также отроки Исааковы. При кладезе успокоился ушедший из Египта Моисей (см.: Исх. 2, 15). И от Соломона приемлет заповедь «пить воды от своих сосудов и от своих кладенцев источника» (ср.: Притч. 5, 15). И Спаситель при кладезе беседует с самарянкою о Божественных тайнах. А почему ров берется в худом значении, кладезь же в хорошем, тому полагаем следующую причину: вода во рвах бывает пришлая, падающая с неба, а в колодцах водяные жилы, засыпанные землею пока место не разрыто, обнаруживаются, как скоро сняты покрывающие их глыбы земли или лежащие сверху другие вещества, входящие в состав земли.
Так нечто подобное рву бывает и в тех душах, в которые западает доброе, но превращенное и подмешанное, когда человек запавшие в него понятия о добре гонит от себя, обращая их на худое и противное истине употребление и решившись не иметь в себе никакого собственного добра. И опять, в душах бывает нечто подобное кладезям, когда по снятии худых покровов воссиявает свет и источник удобопиемой воды в слове и учении. Посему каждому необходимо приуготовить для себя кладезь, чтобы выполнить вышеупомянутую заповедь, которая говорит: «Пий воды от своих сосудов и от твоих кладенцев источника» (Притч. 5, 15).
В таком случае и мы наименуемся чадами ископавших кладези — Авраама, Исаака и Иакова. А рва рыть не должно, чтобы не «пасть» нам «в яму», по сказанному в сем псалме, и не услышать написанного у Иеремии в укоризну грешников, где Сам Бог говорит о них (как недавно приводили мы слова сии): «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя, иже не возмогут воды содержати » (Иер. 2, 13).
Беседа на окончание четырнадцатого псалма и на ростовщиков
Вчера беседовал я с вами о четырнадцатом псалме, но время не дозволило дойти до конца речи. Ныне являюсь, как признательный должник, чтобы отдать вам оставшийся долг. А остальное, по–видимому, не продолжительно для слышания, для многих же из вас, может быть, и не заметно, почему они и не представляют, чтобы в псалме оставалось что–нибудь. Впрочем, зная, что краткое сие изречение имеет великую силу в делах житейских, я не думал, чтобы должно было оставить без исследования полезное.
Пророк, изображая словом человека совершенного, который желает перейти в жизнь непоколебимую, к доблестям его причисляет и то, чтобы «сребра своего» не давать «в лихву» (Пс. 14, 5). Во многих местах Писания порицается грех сей. Иезекииль полагает в числе самых важных беззаконий брать «лихву и избыток» (ср.: Иез. 22, 12). Закон ясно запрещает: «Да не даси брату твоему» и ближнему твоему «в лихву» (ср.: Втор. 23, 19). В другом месте говорится: «Лихва на лихву и лесть на лесть» (Иер. 9, 6). А что псалом говорит о городе, который изобиловал множеством беззаконий? «Не оскуде от стогн его лихва и лесть» (Пс.54,12). И теперь Пророк отличительною чертою человеческого совершенства принял то же самое, сказав: «Сребра своего не даде в лихву».
В самом деле, крайне бесчеловечно, когда один, имея нужду в необходимом, просит взаем, чтобы поддержать жизнь, другому не довольствоваться возвращением данного взаем, но придумывать, как извлечь для себя из несчастий убогого доход и обогащение. Посему Господь дал нам ясную заповедь, сказав: «И хотящаго от тебе заяти не отврати» (Мф. 5, 42). Но сребролюбец, видя, что человек, борющийся с нуждою, просит у колен его (и каких не делает унижений, чего не говорит ему!), не хочет сжалиться над поступающим вопреки своему достоинству, не думает о единстве природы, не склоняется на просьбы, но стоит непреклонен и неумолим, не уступает мольбам, не трогается слезами, продолжает отказывать, божится и заклинает сам себя, что у него вовсе нет денег, что он сам ищет человека, у кого бы занять; и эту ложь утверждает клятвою, своим бесчеловечием приобретая себе недобрую покупку — клятвопреступление.
А как скоро просящий взаймы помянет о росте и поименует залоги, тотчас, понизив брови, улыбнется, иногда припомянет и о дружбе своей с отцом его, назовет его своим знакомым и приятелем и скажет: «Посмотрим, нет ли где сбереженного серебра. Есть у меня, правда, залог одного приятеля, положенный ко мне для приращения, но приятель назначил за него обременительный рост; впрочем, я непременно сбавлю что–нибудь и отдам с меньшим ростом». Прибегая к таким выдумкам и такими речами обольщая и заманивая бедного, берет с него письменное обязательство и при обременительном убожестве, отняв у него даже свободу, оставляет его. Ибо, взяв на свою ответственность такой рост, которого платить не в состоянии, он на всю жизнь принимает на себя самопроизвольное рабство.
Скажи мне: денег ли и прибыли ищешь ты у бедного? Если бы он мог обогатить тебя, то чего бы стал просить у дверей твоих? Он пришел за помощью, а нашел врага; он искал врачевства, а в руки дан ему яд. Надлежало облегчить убожество человека, а ты увеличиваешь нужду, стараясь отнять и последнее у неимущего. Как если бы врач, пришедши к больным, вместо того чтобы возвратить им здравие, отнял у них и малый остаток сил, так и ты несчастия бедных обращаешь в случай к своему обогащению. И как земледельцы молят дождя для приумножения семян, так и ты желаешь людям скудости и убожества, чтобы деньги твои приносили тебе прибыль. Или не знаешь, что ты более приращаешь грехи свои, нежели умножаешь богатство придуманным ростом?
И ищущий займа бывает поставлен в затруднительное положение: когда посмотрит на свое убожество, отчаивается в возможности заплатить долг, а когда посмотрит на свою настоящую нужду, отваживается на заем. Потом один остается побежденным, покорясь нужде, а другой расстается с ним, обеспечив себя письменным обязательством и поруками. Взявший же деньги сначала светел и весел, восхищается чужими цветами, допускает перемену в жизни: стол у него открытый, одежда многоценная, слуги одеты пышнее прежнего; есть льстецы, застольные друзья и тысячи трутней в доме.
Но как деньги утекают, а время своим продолжением увеличивает рост, то и ночи не приносят ему покоя, и день не светел, и солнце не приятно, а напротив того — жизнь для него тягостна, ненавистны дни, поспешающие к сроку, боится он месяцев, потому что от них плодится рост. Спит ли он — и во сне видится заимодавец, это злое привидение, стоящее в головах. Бодрствует ли — и помышление и забота у него о росте. Сказано: «Заимодавцу и должнику», сретшимся «друг со другом, посещение творит обема Господь» (ср.: Притч. 29, 13). Один, как пес, бежит на добычу, другой, как готовая ловитва, страшится встречи, потому что нищета отнимает у него смелость. У обоих счет на пальцах — один радуется увеличению роста, другой стенает о приращении бедствий.
«Пий воды от своих сосудов» (Притч. 5, 15), то есть рассчитывай свои средства, не ходи к чужим источникам, но из собственных своих капель собирай для себя утешение в жизни. Есть у тебя медная посуда, одежда, пара волов, всякая утварь? Отдай это. Согласись отказаться от всего, только не от свободы. Но я стыжусь, говоришь ты, сделать это гласным. Что ж? В скором времени другой выставит же это напоказ, провозгласит, что оно твое, и на твоих глазах станет продавать по низкой цене. Не ходи к чужим дверям, ибо, действительно, «студенец тесен чуждий» (Притч. 23, 27). Лучше посильными трудами помогать своим нуждам, нежели, вдруг обогатившись чужим имуществом, впоследствии лишиться всего состояния. Ежели у тебя есть чем отдать, почему же не удовлетворяешь этим средством настоящей нужде? Если же не в состоянии заплатить долг, то одно зло лечишь другим. Не верь заимодавцу, который ведет около тебя окопы. Не дозволяй, чтобы тебя отыскивали и преследовали, подобно какой–нибудь добыче.
Брать взаем — начало лжи, случай к неблагодарности, вероломству, клятвопреступлению. Иное говорит, кто берет взаем, а иное, с кого требуют долг. «Лучше бы мне не встречаться тогда с тобою! Я бы нашел средства освободиться от нужды. Не насильно ли вложил ты мне деньги в руки? И золото твое было с подмесью меди, и монеты обрезаны». Ежели дающий взаем тебе друг, убойся потерять его дружбу. Если он враг, не подчиняй себя человеку неприязненному. Недолго будешь украшаться чужим, а после потеряешь и отцовское наследие.
Теперь ты беден, но свободен. А взяв взаем, и богатым не сделаешься, и свободы лишишься. Взявший взаем стал рабом заимодавца, рабом, наемником, который несет на себе самую тяжелую службу. Псы, получив кусок, делаются кроткими, а заимодавец раздражается по мере того, как берет; он не перестает лаять, но требует еще большего. Если клянешься, не верит, высматривает, что есть у тебя в доме, выведывает, что у тебя в долгах. Если выходишь из дома, влечет тебя к себе и грабит. Если сокроешься у себя, стоит пред домом и стучит в двери, позорит тебя при жене, оскорбляет при друзьях, душит на площади. И праздник невесело тебе встретить, самую жизнь он делает для тебя несносною.
Но говоришь: нужда моя велика и нет другого способа достать денег. Какая же польза из того, что отдалишь нужду на нынешний день? Нищета опять к тебе придет, «яко благ течец» (Притч. 24, 34), и та же нужда явится с новым приращением. Ибо заем не вовсе освобождает от затруднительного положения, но только отсрочивает его ненадолго. Вытерпим ныне тяготу бедности и не станем отлагать сего на завтра. Не взяв взаем, равно ты будешь беден и сегодня и в следующие дни, а взяв, истощишь себя еще больше, потому что нищета возрастает от роста. Теперь никто не винит тебя за бедность, потому что зло непроизвольно, а когда обяжешься платить рост, всякий станет упрекать тебя за безрасчетность.
Итак, к невольным бедствиям не будем, по неразумию своему, прилагать еще произвольное зло. Детскому разуму свойственно не покрывать своих нужд тем, что имеешь, но, вверившись неизвестным надеждам, отваживаться на явный и непререкаемый вред. Рассуди наперед: из чего станешь платить? Из тех ли денег, которые берешь? Но их недостанет и на нужду и на уплату. А если ты вычислишь и рост, то откуда у тебя до того размножатся деньги, что они частью удовлетворят твоей нужде, частью восполнят собою что занято, а сверх того принесут и рост? Но ты отдашь долг не из тех денег, которые берешь в рост? Разве из другого источника возьмешь деньги? Подождем же исполнения этих надежд, а не станем, как рыбы, кидаться на приманку. Как они вместе с пищею глотают уду, так и мы ради денег пригвождаем себя к росту.
Никакого нет стыда быть бедным, для чего же навлекаем на себя позор, входя в долги? Никто не лечит раны раною, не врачует зла злом, и бедности не поправишь платою роста. Ты богат? Не занимай. Ты беден? Также не занимай. Если имеешь у себя достаток, то нет тебе нужды в долгах. А если ничего не имеешь у себя, то нечем будет тебе заплатить долг. Не предавай жизнь свою на позднее раскаяние, чтобы тебе не почитать счастливыми тех дней, в которые ты не платил еще роста.
Мы, бедные, отличаемся от богатых одним — свободою от забот; наслаждаясь сном, смеемся над их бессонными ночами; не зная беспокойств и будучи свободными, смеемся над тем, что они всегда связаны и озабочены. А должник — и беден, и обременен беспокойствами. Не спит он ночью, не спит и днем, во всякое время задумчив, оценивая то свое собственное имущество, то великолепные дома и поля богачей, одежды мимоходящих, домашнюю утварь угощающих. «Если бы это было мое, — говорит он, — я продал бы за такую и такую–то цену и тем освободился бы от платежа роста». Это и ночью лежит у него на сердце, и днем занимает его мысли. Если стукнешь в дверь, должник прячется под кровать. Вбежал кто–нибудь скоро — у него забилось сердце. Залаял пес, а он обливается потом, томится предсмертною мукою и высматривает, куда бежать. Когда наступает срок, заботливо придумывает, что солгать, какой изобрести предлог и чем отделаться от заимодавца.
Представляй себе не то одно, что берешь, но и то, что потребуют с тебя назад. Для чего ты вступаешь в союз с многоплодным зверем? О зайцах говорят, что они в одно время и родят, и кормят, и зачинают детей. И у ростовщиков деньги в одно время и отдаются взаем, и родятся, и подрастают.
Еще не взял ты их в руки, а уже требуют с тебя приращения за настоящий месяц. И это, опять причтенное к долгу, воспитывает новое зло, от которого родится еще новое, и так до бесконечности. Потому–то и наименованием таким почтен этот род любостяжания, ибо называется ростом (от τοκος — рождаю), как я думаю, по причине многоплодности этого зла. Да и отчего произойти иначе сему именованию? Или, может быть, называется ростом по причине болезней и скорбей, какие обыкновенно производит в душах задолжавших. Что рождающей — болезни рождения, то должнику наступающий срок.
Рост на рост — это злое исчадие злых родителей. Такие приплодия роста да назовутся порождением ехидниным! О ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая утробу матери; и рост отрождается, изъедая дом должника. Семена дают плод и животные приходят в зрелость с течением только времени, а рост сегодня рождается и с сего же дня начинает рождать. Животные, скоро начинающие рождать, скоро и перестают, а деньги, получив начало скорого приумножения, до бесконечности более и более приращаются. Все возрастающее, как скоро достигнет свойственной ему величины, перестает возрастать. Но серебро лихоимцев во всякое время по мере его продолжения само возрастает. Животные, когда их дети делаются способными к рождению, сами перестают рождать, но серебряные монеты у заимодавцев и вновь пребывающие рождают, и старые остаются в полной силе. Лучше тебе не знать по опыту сего чудовищного зверя!
Ты свободно смотришь на солнце. Для чего же завидуешь сам себе в свободе жизни? Ни один боец не избегает так ударов противника, как должник встречи с заимодавцем, стараясь спрятать голову за столпами и стенами. «Как же мне прокормиться?» — говоришь ты. У тебя есть руки, есть ремесло, наймись, служи; много промыслов в жизни, много способов. Но у тебя нет сил? Проси у имеющих. Но просить стыдно? А еще стыднее не отдать взятого взаем. Я говорю тебе это вовсе не как законодатель, но хочу показать, что все для тебя сноснее займа. Муравей может пропитаться, хотя не просит и не берет взаем, и пчела остатки своей пищи приносит в дар царям — но им природа не дала ни рук, ни искусства. А ты, человек, животное, изобретательное на промыслы, не можешь изобрести одного из всех промысла — чем тебе прожить?
Впрочем, видим, что доходят до займа не те, которые нуждаются в необходимом (им никто и не поверит в долг), но занимают люди, которые предаются безрасчетным издержкам и бесполезной пышности, раболепствуют женским прихотям. Жена говорит: «Мне нужно дорогое платье и золотые вещи и сыновьям необходимы приличные им и нарядные одежды, и слугам надобны цветные и пестрые одеяния, и для стола потребно изобилие». И муж, выполняя такие распоряжения жены, идет к ростовщику; прежде нежели получит в руки занятые деньги меняет одного на другого многих владык, непрестанно входя в обязательства с новыми заимодавцами, и непрерывностью сего зла избегает обличения в недостаточности.
И как одержимые водяною болезнью остаются в той мысли, что они тучны, так и этот человек представляет себя богатым, непрестанно то занимая, то отдавая деньги и новыми долгами уплачивая прежние, так что самою непрерывностью зла приобретает себе доверие к получению вновь. Потом, как больные холерою, непрестанно извергая вон принятую ими пищу и прежде, нежели желудок совершенно очищен, наполняя его новою пищею, опять подвергаются рвоте с мучительною болью и судорогами, так и эти люди, меняя один рост на другой и прежде, нежели очищен прежний долг, делая новый заем, на некоторое время повеличавшись чужим имуществом, впоследствии оплакивают собственное свое достояние. Как многих погубило чужое добро! Как многие, видев себя богатыми во сне, понесли ущерб!
Но говорят, что многие чрез долги разбогатели. А я думаю, что больше было таких, которые дошли до петли. Ты видишь разбогатевших, а не считаешь удавившихся, которые, не терпя стыда подвергнуться взысканию долгов, позорной жизни предпочли удавку и смерть. Видал я жалкое зрелище, как свободно рожденных за отцовские долги влекли на торг для продажи. Ты не можешь детям оставить денег? По крайней мере не отнимай у них и благородства. Сбереги для них это одно достояние — свободу, этот залог, полученный тобою от родителей. Никого никогда не винили за убожество отца, но отцовский долг доводит до тюрьмы. Не оставляй по себе рукописания, которое бы уподоблялось отеческой клятве, переходящей на детей и внуков.
Послушайте, богатые, какие советы даем мы бедным по причине вашего бесчеловечия, — лучше с терпением переносить другие бедствия, нежели те, которые бывают следствием роста. Но если бы вы повиновались Господу, то какая нужда была бы в сих словах?
Какой же совет дает Господь? «Взаим» дадите, от нихже не «чаете восприятии» (ср.: Лк. 6, 34–35). Скажешь: какой же это заем, с которым не сопряжена надежда возвращения? Вникни в силу речения и подивишься человеколюбию Законодателя. Когда будешь давать бедному ради Господа, это будет и дар и заем — дар по безнадежности получить обратно, заем по великодаровитости Владыки, Который Сам за него заплатит и, взяв малость чрез бедного, воздаст за то великим. Ибо «милуяй нища взаим дает Богови» (Притч. 19, 17).
Ужели не захочешь, чтобы общий всех Владыка принял на Себя ответственность заплатить тебе? А ежели какой–нибудь богач в городе обещается заплатить за других, не примешь ли его поручительства? Но Бога не допускаешь платить за убогих? Отдай серебро, которое лежит у тебя напрасно, не отягощая бедного приращениями, и будет хорошо обоим — тебе, потому что серебро сбережется в безопасности, и взявшему у тебя, потому что он чрез употребление извлечет из него пользу. А если домогаешься прибытка, то удовольствуйся тем, какой получишь от Господа. Он за бедных заплатит и приращение. От Того, Который подлинно человеколюбив, ожидай человеколюбия.
Если берешь с бедного, то сие верх человеконенавистничества. Ты из чужих несчастий извлекаешь прибыль, со слез собираешь деньги, душишь нагого, бьешь голодного. У тебя нет жалости, нет и мысли о родстве со страдальцем — и ты называешь человеколюбивыми получаемые таким образом прибытки? «Горе глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое» (ср.: Ис. 5, 20) и называющим бесчеловечие человеколюбием. Не таково было гадание, которое Сампсон предлагал пирующим: «от ядущаго ядомое изыде, и от крепкаго изыде сладкое» (Суд. 14, 14), и от человеконенавистника вышло человеколюбие. Не «объемлют от терния грозды, или от репия смоквы», и от роста — человеколюбия; «всяко бо злое древо плоды злы творит» (ср.: Мф. 7, 16–17).
Есть какие–то ростособиратели — то со ста, то с десяти (и самые названия их страшно слышать) — и какие–то помесячные взыскатели, которые как бесы, производящие падучую болезнь, по лунным кругообращениям нападают на бедных. Худая для обоих уплата, и для дающего, и для получающего! У одного производит ущерб в деньгах, у другого вредит самой душе. Земледелец, получив колос, не ищет опять под корнем семени, а ты и плоды берешь, и не прощаешь того, с чего получаешь рост. Ты без земли сеешь; не сеяв жнешь. Неизвестно, кому собираешь. Есть проливающий слезы от роста — это известно, но кто воспользуется приобретенным чрез это богатством — это сомнительно. Ибо неизвестно, не другим ли предоставишь употребление богатства, собрав для себя одно зло неправды.
Итак, «хотящаго заяти не отврати» (ср.: Мф. 5, 42) «и сребра» твоего «в лихву» не дай, чтобы, из Ветхого и Нового Завета научившись полезному, с благою надеждою отойти тебе ко Господу и там получить лихву добрых дел во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа на псалом двадцать восьмой
«Псалом Давиду, исхода скинии». Двадцать восьмой псалом имеет общее надписание, ибо сказано: «псалом Давиду». Но имеет также и особенное, ибо присовокуплено: «исхода скинии». Что же это значит? Разберем, что такое «исход» и что такое «скиния», чтобы можно нам было войти в намерение псалма. Что касается смысла исторического, то кажется, что священникам и левитам по совершении ими своего дела давалось повеление помнить, что они должны приготовить к служению. Ибо входящих в скинию и оставляющих ее псалом учит, что им надлежит приготовить и что иметь при себе, когда придут в следующий раз, а именно: принести «сыны овни, славу и честь, славу имени Его», и знать, что нигде не подобает служить, как только «во дворе» Господнем и на месте Святыни.
Что же касается нашего ума, который созерцает возвышенное, и высоким, приличным Божию Писанию разумением усвояет нам закон, то представляется нам следующее: здесь разумеется не овен, то есть мужеский пол овец, не скиния, то есть храмина, сооруженная из неодушевленного вещества, не исход из скинии или удаление из храма, но сие тело, которое есть для нас скиния, как научил нас Апостол, сказав: «Ибо сущии в скинии сей (в теле сем) воздыхаем» (2 Кор.5, 4); и еще псалом: «Рана не приближится селению твоему» (Пс. 90, 10). А исход из скинии есть отшествие из сей жизни, к которому Писание советует нам приготовляться, чтобы принести в дар Господу то или другое, потому что здешнее делание служит напутствием к будущей жизни. И кто здесь добрыми делами приносит славу и честь Господу, тот сам себе сокровиществует славу и честь во время праведного воздаяния Судии.
Во многих списках находим присовокупленные слова: (1) «Принесите Господеви сынове Божии». Ибо не от всякого дар благоприятен Богу, но только от того, кто приносит от чистого сердца. Сказано: «Нечисты обеты от мзды блудницы» (Притч. 19, 13). И Иеремия также говорит: «Еда обеты и мяса святая отымут от тебе лукавства» или ты чрез них будешь чист (ср.: Иер. 11, 15)? Посему псалом требует, чтобы мы прежде всего стали сынами Божиими и тогда уже приступали приносить дары Богу, и дары не какие случилось, но какие он Сам повелел. Сперва скажи: «Отче!» А потом проси, что следует далее. Испытай сам себя, какова доселе была жизнь твоя: достоин ли наименовать отцом своим Святого Бога? Только чрез освящение можно нам вступить в общение со Святым. Если желаешь всегда быть сыном Святого, то пусть усыновит тебя Святыня. Посему «принесите Господеви» не всякий, кто бы то ни был и от кого бы кто ни происходил, но «сынове Божии». Он потребует великих даров, потому избирает и великих приносителей. Чтобы не низринуть помыслов твоих долу и не заставить тебя искать овна, сего бессловесного, четвероногого и блеющего животного, в надежде умилостивить Бога сею жертвою, псалом говорит: «Принесите Господеви сынове Божии». Не сын нужен и не то, чтобы ты принес самого сына; но если сын есть нечто великое, то прилично, чтобы и приносимое было велико и достойно как сыновнего расположения, так и отцова достоинства.
Посему говорит: «Принесите сыны овни», дабы и приносимые сами переменились, и из сынов овних стали сынами Божиими. Овен есть животное начальственное; он водит овец на питательные пажити, на место отдохновения при водах и обратно в загоны и ограды. Таковы же и некоторые предстоятели стада Христова; они приводят его к доброцветным и благоуханным снедям духовного учения, по дару Духа орошают живою водою, возвышают, воспитывают до плодоношения, указывают путь к месту упокоения, к пристанищу, безопасному от наветующих. Посему слово хочет, чтобы их сыны были приведены ко Господу сынами Божиими. Если же овны суть предводители прочих, то сынами их будут те, которые, по учению предстоятелей, чрез попечение о добрых делах образовали себя для жизни добродетельной. «Принесите Господеви сынове Божии, принесите Господеви сыны овни». Понял ли ты, к кому обращена речь? Понял ли, о ком говорится?
Сказано: «Принесите Господеви славу и честь». Как же мы, земля и пепел, великому Господу приносим славу? Как приносим Ему честь? Мы приносим славу добрыми делами, когда дела наши бывают светлы пред человеками, и люди видят дела наши и прославляют Отца нашего, Который на небесах (см.: Мф. 5, 16). А также можно прославить Бога целомудрием и святостью, к какой обязаны давшие обет благочестивой жизни, как увещевает нас Павел, говоря: «Прославите убо Бога в телесех ваших» (1 Кор. 6, 20). Сей–то славы требует Господь от верующих в Него и почтенных даром сыноположения, ибо говорит: «Сын славит отца… и аще отец есмь Аз, то где слава Моя» (Мал. 1, 6)? А честь приносит Богу, по слову Притчи, кто «чтит Господа от праведных своих трудов и дает Ему начатки от своих плодов правды» (ср.: Притч. 3, 9).
Также всякий, кто богословствует по предписанному, чтобы не отпасть от правого разумения об Отце и о Божестве Единородного и о славе Святаго Духа, приносит Господу славу и честь. Возвеличивает же славу тот, кто может показать законы, по которым все создано, по которым все содержится, по которым после здешнего домостроительства все приведется на суд. Кто возмог сам созерцать все в подробности, в ясных и неслитных представлениях и после того как сам созерцал, может и другим изобразить благость Божию и праведный суд Его, тот приносит Господу славу и честь, равно как и тот, кто проводит жизнь, сообразную с таковым созерцанием, потому что свет его светится пред человеками и Отец Небесный прославляется от него и словом, и делом, и всякого рода доблестями. Но не приносит Господу славы и чести, кто пристрастен к славе человеческой, кто уважает деньги, кто дорого ценит плотские удовольствия, кто дивится учениям, чуждым благочестия: ибо как добрыми делами приносим славу Господу, так худыми делами производим противное.
Что говорит Господь грешникам? «Вас ради присно имя Мое хулится во языцех» (Ис.52,5). А Апостол говорит еще: «Преступлением закона Бога безчествуеши» (Рим. 2, 23). Ибо оскорбление законодателю — презрение и пренебрежение законов. Если в доме худое устройство, потому что в нем гнев и крик, обиды и смех, роскошь и расточительность, нечистота и наглость, то бесчестие и стыд за все происходящее в доме падает на владеющего им. Из сего да уразумеем, что как добрыми делами прославляется Бог, так делами порочными славится враг. Когда «взем уды Христовы, сотворю уды блудничи» (ср.: 1 Кор.6, 15), тогда и слава от Спасшего меня перенесена будет мною на погубившего меня. И неверующий изменяет «славу нетленнаго Бога» в образ «тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад» земных (ср.: Рим.1, 23). Также воздающий честь и служащий твари вместо Творца приносит славу не Богу, но тварям. Посему, кто говорит, что тварь есть нечто, и кланяется ей, тот да знает, куда будет вчинен жребий его.
Итак, убоимся, чтобы, грехом своим доставляя славу и похваление диаволу, не подвергнуться нам вечному с ним стыду. А что грех наш обращается в славу тому, кто внушает его нам, уразумей это из подобия. Два военачальника вступают в сражение. Когда побеждает одно войско, предводитель его приобретает славу, а когда одерживает верх противное войско, вся честь принадлежит полководцу сего другого войска. Так в добрых делах твоих прославляется Господь, а в противных — противник. Не представляй, что враги далеко, и на военачальников смотри не издали, но обрати взор на себя самого, и найдешь совершенную верность подобия. Ибо когда ум борется со страстью и своим усилием и внимательностью одерживает верх, тогда торжествует он победу над страстью и успехом своим как бы увенчивает Самого Бога, а когда, ослабев, поддается сластолюбию, тогда, сделавшись рабом и пленником грехов, доставляет врагу случай к похвальбе, превозношению и высокомерию.
(2) «Поклонитеся Господеви во дворе святем Его». По принесении требуемых плодов нужно поклонение, поклонение, совершаемое не вне церкви, но в самом дворе Божием. Псалом говорит: не придумывайте особенных дворов и сходбищ. Святой двор Божий один. Прежде двором сим была иудейская синагога, но после того как согрешили иудеи против Христа, «двор их пуст» (Пс. 68, 26). Посему и Господь говорит: «И ины овцы имам, яже не суть от двора сего» (Ин. 10, 16), и разумея тех, которые из язычников предопределены ко спасению, показывает, что у Него есть собственный Свой двор, кроме двора иудеев.
Посему надобно поклоняться Богу не вне святого двора сего, но находясь внутри его, чтобы, оставаясь вне и увеселяясь внешним, не потерять и права быть во дворе Господнем. Ибо многие по наружности стоят на молитве, но не суть во дворе, потому что мысль их носится там и здесь и ум развлечен суетою заботы. Но под двором, в смысле более возвышенном, можно еще разуметь небесную обитель. Посему которые здесь «насаждени в дому Господни» — что есть Церковь Бога Живаго, — те и там, «во дворех Бога нашего процветут» (Пс. 91, 14). А кто боготворит чрево или славу, или серебро, или другое что предпочитаемое им всему прочему, тот «не поклоняется Господу», тот не «во дворе святем», хотя бы и казался достойным видимых собраний.
(3) «Глас Господень на водах». Во многих местах найдешь употребленным слово глас. Посему, чтобы понять, что такое «глас Господень», не напрасно будет собрать нам по возможности, что в Божественном Писании сказано о гласе. Так в пророчестве Аврааму: «И абие глас Господень бысть к нему, глаголющий: не будет сей наследник твой» (Быт. 15, 4). Также при Моисее: «И вси людие зряху глас и свещи» (Исх. 20, 18). И еще у Исаии: «Глас вопиющаго: возопий» (Ис. 40, 6). У нас голос есть или сотрясенный воздух, или такое видоизменение в положении воздуха, какое хочет сообщить ему издающий голос.
Что же такое «глас Господень»? Разуметь ли сотрясение в воздухе, или что сотрясенный воздух достигает слуха того, к кому глас? Или не бывает ничего подобного, но глас сей совершенно иного рода и слышащим его представляет себя владычественное1 в том человеке, которому Бог хочет явить собственный Свой глас, так что представление сие имеет сходство с тем, что бывает нередко во сне? Ибо как без сотрясения воздуха, вследствие представлений, бывающих во сне, удерживаем в памяти некоторые слова и звуки, не чрез слух приняв голос, потому что он напечатлен в самом сердце нашем, так чем–то подобным сему должно представлять и тот глас, который бывает к Пророкам от Бога.
«Глас Господень на водах». Если искать смысла чувственного, то поскольку облака, когда они наполнены водою, сталкиваясь между собою, издают звук и треск, и здесь сказано: «Глас Господень на водах». Но также, если бывает шум от вод, рассекаемых какими ни есть преградами, и если море, возмущаемое ветром, волнуется и издает сильный звук, то сии неодушевленные вещества имеют глас от Господа, по указанию Писания, что всякая тварь едва не вопиет, возвещая о своем Создателе. И когда раздается гром из облаков, не иное что должно представлять, а то, что «возгреме Бог славы» и что Господь Своею силою содержит влажное естество.
«Господь на водах многих». Из истории миротворения знаем, что есть вода превыше небес, также вода бездны, и еще вода — собрание морей. Кто же содержит воды сии и не попускает им, по естественному их стремлению, падать вниз, Кто, если не Господь, Который имеет власть над водами? А может быть, что в смысле более таинственном сказано: «Глас Господень на водах», когда при Крещении Иисуса был глас свыше: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф.3,17). Ибо тогда был Господь «на водах многих», освещая воды Крещением, и «Бог славы» велегласным свидетельством «возгреме» свыше. И крещаемым возглашается оставленный Господом глас, ибо сказано: «Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19).
Итак, «глас Господень на водах». Гром составляется, когда сухой и сильный дух, заключенный в пустотах облака, с напряжением вращающийся по облачным пустотам, ищет выхода вон. Облака, противящиеся сильному давлению, трением о них духа производят тот резкий звук. А когда облака, как надутые пузыри, не возмогут противиться духу и удерживать его, тогда они, будучи сильно расторгаемы и пропуская дух, стремящийся вон, производят громовые удары. Это же обыкновенно производит и молнию.
Итак, Господь, сущий на водах и творящий великие громовые удары, и в нежном естестве воздуха производит такую чрезмерность треска. А тебе, и в церковном смысле, то сообщение догматов, которое по Крещении с евангельским громогласием производится в душах людей уже совершенным Таинством, можно назвать громом. А что Евангелие есть гром, это доказывают ученики, переименованные Господом и названные сынами громовыми. Посему не во всяком раздается глас такового грома, но разве кто достоин именоваться колесом, ибо сказано: «Глас грома твоего в колеси» (Пс. 76, 19); разве кто простирается вперед, как колесо, малою частью касается земли и совершенно таков, каково было колесо, о котором сказал Иезекииль: «И видех, и се, коло едино на земли держащееся животных четырех: и видение колес, и сотворение их, яко видение Фарсиса» (Иез. 1, 15–16).
Итак, «Бог славы возгреме, Господь на водах многих». Воды — это святые, потому что из чрева их текут реки, то есть духовное учение, напояющее души слушающих (см.: Ин. 7, 38). И еще: они приемлют в себя воду, текущую в Живот Вечный, которая в хорошо приявших делается «источником воды текущия в живот вечный» (ср.: Ин. 4, 14). И на таковых водах — Господь. Припомни историю Илии, «егда заключися небо три лета и месяц шесть» (Лк. 4, 25), когда во время ясной погоды, на вершине Кармила услышал он голос вод многих, а за сим последовало и то, что гром был из облаков и потекла вода (см.: 3 Цар. 18, 42–45). Итак, «Господь на водах многих».
(4) «Глас Господень в крепости». Как бывает глас в колесе, так глас Господень состоит в крепости, ибо кто «вся может о укрепляющем Христе» (ср.: Флп.4, 13), тот слышит и исполняет заповеди Господни. Посему глас Господень не в немощной и расслабленной душе, но в той, которая с напряжением и крепостию творит добро.
«Глас Господень в великолепии». Великолепие есть доблесть особенно великая. Посему кто с благоприличием совершает все, что входит в какое–нибудь великое деяние, тот называется великолепным. Когда душа не будет раболепствовать мудрованию плоти, но в сознании того, что дано ей от Бога, восприемлет приличные ей величие и достоинство, тогда в ней «глас Господень». Кто имеет не тесные понятия о Боге, кто с высокой точки зрения исследовал законы тварей, возмог, по крайней мере несколько, постигнуть благость Божия Промысла и, сверх того, не щадит издержек, но щедр, когда потребно исправить нужды братий, тот великолепен. И в таковых вселяется «глас Господень». Ибо в подлинном смысле великолепный презирает все телесное, признавая оное не имеющим никакой цены в сравнении с невидимым. Того, кто великолепен, никакое обстоятельство не оскорбит, вообще никакое страдание его не возмутит, проступки людей негодных и презренных не приведут его в движение, нечистота плоти не унизит его, он недоступен унизительным страстям, которые не могут возвести на него очей по причине высоты его мыслей. Приписывается же и Богу некоторое великолепие, например: «взятся великолепие Твое превыше небес» (Пс. 8, 2). Посему те, которые имеют о Боге великие представления, превозносят Его великолепие.
(5) «Глас Господа сокрушающаго кедры». Кедр иногда похваляется в Писании как дерево долговечное, не подверженное гниению, благовонное, годное служить покровом; а иногда порицается как дерево бесплодное, с трудом сгибаемое и потому употребляемое в подобие нечестивого: «видех нечестиваго превозносящася, и высящася, яко кедры Ливанския» (Пс. 36, 35). В последнем значении взят кедр и теперь. Ибо глас Господень сокрушает кедры. Как глас сей бывает в душе великолепной, так говорится, что он сокрушает всуе надмевающихся, превозносящихся мнимыми преимуществами мира сего — богатством, или славою, или властью, или телесною красотою, или силою, или крепостью.
«И стрыет Господь кедры Ливанския». Кто, захватив чужое, обращает это для себя в предмет похвальбы, тот кедр Ливанский. Как кедры, сами по себе высокие, стоя на высокой горе, от высоты ее делаются еще виднее, так и эти люди, опираясь на то, что есть тленного в мире, по высокомерию и кичению ума делаются кедрами. Называются же кедрами Ливанскими, потому что гордятся чужою высотою и потому что земля и все земное, подобно вершине Ливана, возносят их и делают высокомерными. Но не все кедры сокрушает Господь, а только кедры Ливанские, потому что Ливан есть место идолослужения. И души, «взимающияся на разум Божий» (ср.: 2 Кор. 10, 5), называются кедрами Ливанскими и осуждаются на сокрушение.
А есть и кедры Божии, которые покрыты ветвями винограда, перенесенного из Египта, как видим в псалмах: «покры горы сень его, и ветвия его кедры Божия» (Пс. 79, 11). Поскольку, сверх других понятий о Христе, имеем и то, что Господь наш называется лозою виноградною: «Аз есмь лоза», говорит Он, «вы (же) рождие» (ср.: Ин. 15, 5), то есть все те, которые прежде были бесплодны и годны на сожжение, вступив под кров Христов и как бы облекшись в Него, благодатию Его покрыли бесплодие своей жизни, суть кедры Божии. Посему кедры Божии охраняются обвившимися около них благоплодными ветвями, а кедры Ливанские сокрушает Господь.
(6) «И истнит я яко тельца Ливанска». Припомни, что в книге Исхода сказано о тельце, который слит был для идолослужения и которого Моисей «истнил» и напоил народ (см.: Исх. 32, 20). Наподобие сего тельца Господь истребит весь Ливан и преобладающий в нем обычай идолослужения.
«И возлюбленный яко сын единорожь». Единородный Сын, дающий жизнь миру, когда приносит Себя в «приношение и жертву Богу» за грехи наши (ср.: Еф. 5, 2), тогда именуется и «агнцем Божиим и овчатем» («се», говорится, «агнец Божий» — Ин.1, 29; и еще: «ко овча на заколение ведеся» — Деян. 8, 32). А когда нужно Ему отмстить и низложить владычество, превозмогшее над родом человеческим, какую–то зверонравную и ожесточенную силу, тогда называется «ыном единорога» Ибо единорог, как знаем из Иова, есть животное, по силе неодолимое, людям не покоряющееся; о нем сказано, что «е привяжеши его ремением и не поспит при яслех»(ср.: Иов. 39, 10, 9). В том же месте пророчества говорится многое другое о любви сего животного к свободе и о неповиновении его человеку.
Замечательно и то, что Писание двояко употребляет подобие единорога, и в похвалу и в осуждение. Ибо сказано: «збави от оружия душу мою… и от рог единорожь смирение мое» (Пс. 21, 21–22). И сие говорится в укоризну браннолюбивому народу, который восстал на Него во время страдания. В другом месте сказано: «Вознесется яко единорога рог мой» (Пс. 91, 11). Посему кажется, что по мстительности сего животного часто берется оно для уподобления в худую сторону, а по высоте рога и по любви к свободе употребляется вместо подобия и в хорошую сторону. И вообще, поскольку в Писании можно находить, что слово «рог» многократно употреблено в значении славы, как то: «вознесет рог людей Своих» (Пс. 148, 14), и «рог его вознесется в славе» (Пс. 111, 9); или, поскольку слово рог часто берется в значении силы, как то: «защититель мой, и рог спасения моего» (Пс. 17, 3), а Христос есть Божия сила (см.: 1 Кор. 1, 24), то Он, как имеющий один рог, то есть одну силу, силу Отца, называется единорогом.
(7) «Глас Господа пресецающаго пламень огня». Пламень огня был пресечен и в Вавилоне, как видим из истории трех отроков, когда печь разливала его на сорок девять локтей и пожигала всех стоящих около (см.: Дан. 3, 47), пресеченный же повелением Божиим пламень принял в себя дух и доставил отрокам самое приятное дуновение и прохладу, так что они находились в спокойном состоянии, как бы под древесною тенью. Ибо сказано: был «яко дух росы шумящ» (ср.: Дан. 3, 50).
И гораздо удивительнее пресечение огненного естества, нежели разделение на части Чермного моря. Но глас Господень пресекает естественную неразрывность и связность огня. Хотя по человеческим понятиям огонь кажется нерассекаемым и неделимым, однако же по повелению Божию он пресекается и разделяется. Думаю же, что огонь, уготованный в наказание диаволу и аггелам его, пресекается гласом Господним на тот случай, чтобы из двух сил, свойственных огню, — а именно силы сожигать и силы освещать — грозное и карательное в огне предоставлено было достойным сожжения, а светоносное и светозарное отделено было в отраду веселящимся. Посему «глас Господа, пресецающаго» и разделяющего «пламень огня», нужен для того, чтобы огнем наказания стало несветлое, а светом упокоения осталось несожигающее.
(8) «Глас Господа стрясающаго пустыню». Самое сотрясение пустыни Господом обращается ей в благодеяние, чтобы она, изменившись, из пустыни стала землею обитаемою и, сложив с себя позор бесчадия, приобрела похвалу многочадия «яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа» (ср.: Ис. 54, 1), и чтобы бывшее дотоле пустынею, наполнившись водами Духа, обратилось «во езера водная» (Пс. 106, 35).
«И стрясет Господь пустыню Каддийскую». Посему не всякую пустыню сотрясает Господь, но только пустыню Кадес, то есть освящение, ибо Кадес значит «освящение».
(9) «Глас Господень свершающий елени». Сообразно с предыдущим должно изъяснить и совершение «еленей», какое производит глас Господень. Олень имеет такое устройство, что ему не могут вредить пресмыкающиеся, но, как говорят естествонаблюдатели, съеденная им ехидна служит для него очищением. А все ядовитые животные берутся в изображение злых и противных сил, как говорит Господь: «Даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию» (Лк. 10, 19), и как еще псалом обещает Пророку: «На аспида и василиска наступиши» (Пс.90,13). Посему, когда слышишь в Писании имя оленя, необходимо искать в слове изображения чего–то лучшего. Ибо «горы высокия еленем» (Пс. 103, 18) и «желает елень на источники водныя» (Пс.41,2).
Но и всякий праведник имеет пребывание в вышних, «к намеренному гоня, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 14), и прибегает к удобопиемым источникам, ища первых начал богословия. Олень же дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет выходить из убежищ. Посему святой, как именуется орлом за свою превыспренность и большею частью отделенность от земли, овцою — за кротость и готовность делиться всем, что имеет, овном — за то, что предводит других, голубицею — за незлобие, так и оленем — за противодействие злу. Посему и Соломон говорит: «Елень любве и жребя твоих благодатей да беседует тебе» (Притч. 5, 19), а сим дает нам разуметь, что упомянутые теперь олени способны к учению богословия. «Глас Господень свершающий елени». Посему, когда увидим какого–либо Божия человека, совершенного и во всем преуспевшего, будем усиленно искать пользы в беседах с ним! Где есть олень, оттуда прогоняется всякая пресмыкающаяся злоба, потому что ядовитые гады не терпят запаха сего животного, бегут даже оттуда, где есть запах оленьих рогов.
«И открыет дубравы». Сперва глас Господень «свершает елени», а потом «открывает дубравы» — места, заросшие деревьями, покрытые чащами диких и бесплодных растений, куда преимущественно привыкли убегать ядовитые гады. Поскольку же олень, свершаемый Господом, уже приуготован, то уподобляемый ему праведник «открывает дубравы», чтобы преданы были обнаженные и уготованные растлители нашей жизни. И как «всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает секирою и во огнь вметаемо» (ср.: Мф. 3, 10), то по необходимости очищаются дубравы — те огрубелые души, в которых, как дикие животные, гнездятся различные греховные страсти, очищаются же словом, которое есть «острейше паче всякаго меча обоюду остра» (ср.: Евр. 4, 12).
Поскольку же у многих из людей, обремененных житейскими заботами, души подобны земле, приносящей терние, и оно не позволяет душе питаться в плодоношение слова, «то Господь открывает дубравы», то есть неприличие, непристойность и вред забот сей жизни, чтобы, когда откроется место добру и злу, люди не имели, по неведению, превратных суждений о вещах. Ибо многие и добро, когда оно трудно, почитают злом, а за худым гоняются, как за добрым, по причине соединенного с ним удовольствия. И заблуждение людей в таких делах неописанно. Потому к роду благ принадлежат деревья плодоносные и все кедры и ими означается нечто похвальное, а к роду зол — дубравы, которые открывает и обнаруживает глас Божий, чтобы не обманывались думающие найти в них какой–либо полезный плод.
«И в храме Его всякий глаголет славу». Да слышат слова псалма и да стыдятся те, которые предаются многоглаголанию. Что говорит псалом? Кто в храме Божием, тот не злословит и возвещает не суету, не что–либо исполненное срама, «но в храме Его всякий глаголет славу». Здесь стоят святые Ангелы и записывают твои слова, здесь Сам Господь, и назирает расположение входящих. Молитва каждого открыта пред Богом; Ему открыто, кто по расположению, кто разумно просит небесного, кто только для вида, одними краями уст выговаривает слова, а сердце его далеко отстоит от Бога, кто хотя и молится, но просит здоровья телесного, плотского богатства, человеческой славы. Ни о чем же подобном не должно молиться, как научает псалом, «но в храме Его всякий глаголет славу. Небеса поведают славу Божию» (Пс.18, 2).
Занятие Ангелов — славословить Бога. Для всего небесного воинства одно дело — воссылать славу Создателю. Всякая тварь, и безмолвная и вещающая, и премирная и земная, славит Создавшего. А жалкие люди, оставив дома и стекшись в храмы, чтобы получить там некоторую пользу, не преклоняют слуха к словесам Божиим, не приходят в сознание своей природы. Не скорбят о том, что ими обладает грех, не скорбят, приводя себе на память грехи свои, не трепещут суда, но, с улыбкою простирая друг к другу руки, дом молитвы делают местом длинных бесед, не внимая псалму, который свидетельствует и говорит, что в храме Божием «всякий глаголет славу». А ты не только сам не глаголешь славы, но и другому служишь препятствием, обращая его внимание на себя и своим шумом заглушая учение Духа. Смотри, вместо того чтобы получить награду за славословие, не выйди отсюда осужденным вместе с хулящими имя Божие.
У тебя есть псалом, есть пророчество, евангельские заповеди, апостольские проповеди. Пусть поет язык, пусть ум изыскивает смысл сказанного, чтобы воспеть тебе духом, воспеть же и умом. Бог не требует славы, но хочет, чтобы ты стал достоин прославления. Посему «еже сеет человек, тожде и пожнет» (ср.: Гал. 6, 7). Посей славословие, чтобы пожать себе венцы и почести, и похвалы в Царстве Небесном. Сие не без пользы сказано мною, в виде отступления, на слова: «во храме Его всякий глаголет славу», потому что есть люди, которые во храме Божием непрестанно пустословят и без пользы ходят во храм. И хорошо еще, если без пользы, а не со вредом!
(10) «Господь потоп населяет». Потоп есть разлитие воды, которая делает невидимыми все вещи и очищает, что прежде было осквернено. Посему потопом Пророк называет благодать Крещения, чтобы душа, омытая от грехов и очищенная от ветхого человека, соделалась наконец способною стать Божиею обителью в Духе. Согласно же с сим сказанное и в тридцать первом псалме, где после слов: «беззаконие мое познах, и греха моего не покрых… за то помолится к Тебе всяк преподобный», Пророк присовокупил: «обаче в потопе вод многих к нему не приближатся» (Пс.31, 5–6), ибо не приблизятся грехи к принявшему Крещение отпущения грехопадений водою и Духом. Близко к сему и то, что находим в пророчестве Михея: «Яко Волитель милости есть. Той обратит и ущедрит ны, и погрузит неправды наша и ввержет в глубины морския» (Мих. 7, 19–20).
«И сядет Господь Царь в век». Бог, утвердившись в душе, просветленной потопом, делает ее как бы Престолом Своим.
(11) «Господь крепость людем Своим даст, Господь благословит люди Своя миром». От народа грешного Господь отымет «крепкаго и крепкую» (ср.: Ис. 3, 1), а народу, творящему правду, даст крепость. Посему «имущему везде дано будет» (Мф. 25, 29). А кто приобрел силы к совершению добрых дел, тот делается достойным Божия благословения. Но мир, как благоустройство владычественного в человеке, кажется мне, есть совершеннейшее из благословений, почему одним из признаков мирного мужа полагается умерение нрава; боримый же страстями не причастен мира Божия, какой даровал Господь ученикам Своим и который, как «превосходяй всяк ум, да соблюдет» души достойных (ср.: Флп. 4, 7). Сего–то мира и Апостол испрашивает Церквам, говоря: «Благодать вам и мир да умножится» (1 Пет. 1, 2). О если бы и нам, добре подвизавшись и низложив «мудрование плотское», которое есть «вражда на Бога» (ср.: Рим. 8, 7), когда душа придет в спокойное и безмятежное состояние, наименоваться сынами мира и в мире приобщиться Божия благословения о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава ныне и всегда и во веки веков! Аминь.
Беседа на псалом двадцать девятый
(1) «Псалом песни обновления дому Давидова». Состав тела, в переносном смысле, есть псалтирь и орган, мусикийски настроенный для хвалебных песнопений Богу нашему; телесные же действия, совершаемые во славу Божию, когда под управлением благонастроенного ума не допускаем ничего нестройного в движениях своих, составляют псалом, а что соединено с выспренним созерцанием и богословием, то есть песнь. Посему псалом есть музыкальная речь, когда по законам гармонии мерно ударяют в орган, а песнь есть стройный голос, выводимый гармонически и взятый отдельно от звуков органа. Так как здесь написано: «псалом песни», то думаем, что в сих словах разумеется действие, сообразное с созерцанием.
Но сей «псалом песни» по надписанию содержит в себе какую–то речь об «обновлении дома». И кажется, что в смысле вещественном псалом сей, петый под звуки псалтиря, указывает на знаменитый храм, воздвигнутый во времена Соломона, а в смысле духовном он означает воплощение Бога Слова, и надписание псалма указывает на обновление Его дома, новым и необыкновенным образом устроенного. Ибо находим, что в псалме сем многое возвещено от лица Господня. Или, может быть, под домом прилично будет разуметь созданную Христом Церковь, как и Павел в Послании к Тимофею пишет: «Да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива» (1 Тим. 3, 15). Под обновлением же Церкви должно разуметь обновление ума, совершаемое Духом Святым в каждом из восполняющих Тело Церкви Христовой. И псалом сей есть божественная и мусикийская гармония; он содержит в себе слова, не слух увеселяющие, но низлагающие и укрощающие лукавых духов, которые смущают души, подверженные их нападениям.
(2) «Вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси, и не возвеселил еси врагов моих о мне». Каким же образом Обитающий в вышних может быть вознесен получившими в удел страну низкую? Ежели Бог на небеси — горе, а ты на земле — долу, то как вознесешь Бога? Итак, что же означает у Пророка такое обещание? Не то ли разумеется, что возносят Бога способные составить о Нем великие и достойные понятия, живущие во славу Божию? Посему разумно поспешающий к блаженству возносит Бога, а идущий противоположным путем (невозможно и выразить, в какой степени) унижает Бога.
Да и всякое состояние, соответствующее нашим делам, мы как бы переносим на Самого Бога. Посему, когда мы нерадивы и медленно действуем, говорится, что Бог спит, почитая нас недостойными бодрственного Своего над нами надзора. А как скоро, почувствовав вред от сна, скажем: «Востани, вскую спиши, Господи» (Пс. 43, 24), «не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля» (Пс. 120, 4). А другие как бы отвращают от себя очи Божии, потому что делают постыдное и недостойное очей Божиих. Раскаивающиеся же говорят: «Вскую лице Твое отвращаеши». И кроме сих есть еще изринутые из памяти Божией и как бы производящие в Боге забвение о них. Таковые говорят: «Забываеши нищету нашу и скорбь нашу» (Пс. 43, 25). И вообще, что говорится о Боге человекообразно, то производят люди, делая для себя Бога таким, каким каждый сам себя предуготовил.
Итак, «вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси, и не возвеселил еси врагов моих о мне». Не потерплю в жизни моей ничего низкого, ничего презренного. И откуда во мне сила возносить? Потому имею ее, что Ты предварительно «подъял мя еси». Выразительно сказал Пророк: «Подъял мя еси» — вместо: вознес меня и поставил выше восстающих на меня. Ты подъял, как иной, подняв рукою отрока, не умеющего плавать, ведет его на верх воды. Посему кто при помощи Божией востал от падения, тот обещает Богу возношение добрыми делами. Или — Ты подъял, как иной ослабевающего борца, поддержав в минуту падения и сделав сильнее соперника, доставляет ему случай победить, а противника лишает радости о его падении.
Но не скорби, для испытания посылаемые святым, доставляют веселие невидимым врагам нашим; напротив того, когда падаем под тяжестью скорбей и от утомления многочисленными бедствиями рассудок наш приходит в недоумение, они веселятся, рукоплещут и радуются. Так было с Иовом. Он потерял имение, лишился детей, плоть его воскипела гноем и червями; но и это — не веселие врагу! Если бы он, уступив бремени несчастий, по совету жены сказал какое–нибудь хульное слово, то враги возвеселились бы о нем. Когда и Павел терпел голод и жажду, наготу и побои, трудился и скитался (см.: 1 Кор. 4, 11–12), враг не веселился, а напротив того, сокрушался, видя, что так он переносит подвиг и с презрением ко врагу говорит: «Кто ны разлучит от любве Божия?» (Рим. 8, 35)
(3) «Господи Боже мой, воззвах к Тебе, и исцелил мя еси». Блажен, кто знает внутреннюю язву свою, может прийти ко Врачу и сказать: «Исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя» (Пс. 6, 3), и «аз рех: Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Ти» (Пс. 40, 2). Но здесь Пророк приносит благодарение за поданное ему исцеление, ибо говорит: «Господи Боже мой». Бог есть Бог не всех, но только тех, которые по любви стали Ему Свои; Он «Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль» (Исх. 4, 5). Если бы был Бог всех, то не присвоил бы сего им исключительно. И еще Иаков говорит: «Поможе тебе Бог мой» (Быт. 49, 25). И Фома, по удостоверении своем объемля Владыку, говорит: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20, 28).
Итак, воззвание «Господи Боже мой» излилось у Пророка из сердца и прилично его состоянию. «Воззвах к Тебе, и исцелил мя еси». Не было промежутка между моим воззванием и Твоею благодатию; едва воззвал я, как и пришло исцеление, ибо сказано: «Еще глаголющу ти, речет: се, приидох» (Ис. 58, 9). Посему молящийся Богу должен говорить не маловажное, чтобы пришло к нам скорое исцеление.
(4) «Господи, возвел еси от ада душу мою». За такое исцеление благодарит Бога нисшедший от изнеможения во ад, но возведенный из ада силою Того, Кто за нас низложил «имущаго державу смерти» (ср.: Евр.2,14).
«Спасл мя еси от нисходящих в ров». Часто рвами называются подземелья, устроенные для содержания в них узников, так как сказано в книге Исхода: «От первенца Фараонова… до первенца пленницы, яже в рове» (Исх. 12, 29). Да и Иеремию ввергли в ров, и Иосифа братья по ненависти заключили во рву, не имеющем воды. Но всякий поступок или низводит нас долу, отягчая грехом, или возносит горе, окрыляя нас к Богу. Посему Ты спас меня, который доселе вел порочную жизнь, и спас, отделив от нисходящих в место потемненное и холодное. То же значат слова: «подъял мя еси», то есть удержал меня от стремления долу, чтоб не дать случая порадоваться врагам моим. Как в другом сказал: «Совершаяй нозе мои яко елени, и на высоких поставляяй мя» (Пс. 17, 34), так здесь возвращение вверх именует освобождением из рва и подъятием.
(5) «Пойте Господеви преподобнии Его». Не всякий тот поет «Господеви», кто произносит устами слова псалма, но все, которые от чистого сердца воссылают псалмопения, все, которые преподобны и хранят правду пред Богом, все таковые могут петь Богу, верно соблюдая духовные размеры. Сколь многие пришли сюда, сделав блуд! Сколь многие скрывают в сердце обман или ложь! Они представляют себя поющими, но не поют в действительности. Ибо псалом приглашает к псалмопению преподобного. «Не может… древо зло плоды добры творити» (Мф. 7, 18) и порочное сердце износить из себя слова жизни. Посему «сотворите древо добро, и плод его добр» (Мф. 12, 33). Очистите сердца, чтобы плодоносить Духу и, став преподобными, прийти в состояние разумно петь Господу.
«И исповедайте память святыни Его». Не сказал: исповедайте святыню Его, но «память святыни Его», то есть благодарите. Ибо здесь исповедание берется вместо благодарения. Посему благодарите, что имеете «память святыни Его» вы, которые прежде, погрузившись во грехи и осквернившись нечистотами плоти, дошли до забвения святыни Сотворившего вас. А для исходатайствования прощения за грехи исповедайтесь в том, что учинено вами нездравого.
(6) «Яко гнев в ярости Его, и живот в воли Его». Сперва напомнил грозно: «гнев в ярости» Божией, потом радостное: «живот в воли Его». Неспособным доходить до точности назначений кажется тождеством сказанное у Пророка: «яко гнев в ярости» Божией, потому что гнев и ярость, по их мнению, одно и то же, но в сих словах весьма большое различие. Ярость означает определение наложить известное наказание на достойного, а гнев означает уже труд и наказание, наложенное Праведным Судиею по мере неправды. Но из примера яснее будет, что разумею. Врач, приметив воспаление и опухоль в члене, признал необходимым для больного отнять сей член. Писание называет это яростью. За суждением врача о помощи больному следует уже само действие, которым приводится в исполнение, что врач присудил; приносится острое орудие, отъемлющее член и причиняющее боль тому, у кого он отъемлется. Это называется гневом Божиим.
Обратись теперь к предложенному и найдешь последовательность мысли. «Яко гнев в ярости Его». — Наказание по праведному суду Божию. А «живот в воли Его»? Итак, что говорит псалом? Бог хочет, чтобы все были причастными жизни Его. Бедствия же не волею Его производятся, но навлекаются достоинством согрешивших. Посему Бог каждому дарует жизнь по собственному хотению, но каждый сам себе собирает гнев «в день гнева и откровения и праведнаго суда Божия» (Рим. 2, 5).
Писанию же обычно предпоставлять печальное радостному, потому что наслаждение приятнее, когда предшествовало ему скорбное. Ибо сказано: «Аз убию, и жити сотворю», — благодеяние после наказания. «Поражу, и Аз исцелю» (Втор. 32, 39). Сам причиняет скорбь и Сам опять восстановляет; Он поразил, и Его же руки исцелили. Огорчающее предшествует, чтобы прочнее были для нас благодеяния, ибо в таком случае более заботимся о сохранении дарованного.
«Вечер водворится плач, и заутра радость». Вспомни время страдания Господня, и найдешь значение сих слов. Вечером водворялся плач у учеников Господних, когда видели Его висящим на кресте, а заутра радость, когда по Воскресении бежали, с радостью друг другу благовествуя, что видели Господа. Или, может быть, и вообще вечером называется век сей, в котором вечно плачущие утешатся при наступлении утра. «Блажени плачущии: яко тии утешатся» (Мф. 5, 4). «Блажени плачущии ныне: яко возсмеетеся» (Лк. 6, 21). Посему кто дни века сего, уже скончавшегося к своему западу, проводит в оплакивании своих грехов, тот возрадуется при наступлении истинного оного утра, ибо «сеющии слезами ныне радостию пожнут» (Пс. 125, 5), очевидно, в будущем веке.
(7) «Аз же рех во обилии моем: не подвижуся во век». Как множество продаваемого на рынке составляет обилие города и ту страну называем обильною, которая приносит много плодов, так и в душе есть некоторое обилие, когда она исполнена всякого рода делами. Надобно, чтобы и она сперва была тщательно возделана, потом напоена обильными потоками небесных вод; тогда может приносить плод «на тридесять, и на шестьдесят, и на сто» (ср.: Мк.4,20) и сподобиться следующего благословения: «благословены житницы твои и останцы твои» (Втор. 28, 5). Посему чувствующий свою твердость с уверенностью скажет и подтвердит, что его не искоренит противник, как полную ниву, которую благословил Господь.
(8) «Господи, волею Твоею подаждь доброте моей силу.» Трудившиеся над исследованием учения о добродетели говорили, что одни добродетели составляются из умозрения, а другие неумозрительны; так, благоразумие составляется из умозрений при рассуждении о добре и зле, целомудрие — из умозрений о том, что должно избирать и чего избегать, справедливость — из умозрений об усвояемом и неусвояемом, мужество — из умозрений о страшном и нестрашном. Но красота и крепость суть добродетели неумозрительные, следующие за теми, которые из умозрения, ибо некоторые из мудрых красоту находили в соразмерности и стройности душевных умозрений, а крепость усматривали в окончательном произведении положенного в нас добродетелями умозрительными.
Впрочем, чтобы в душе были красота и сила производить должное, для сего имеем мы нужду в Божией благодати. Посему как выше сказал, что «живот в воли Его», так теперь благодарственно превозносит Бога, говоря: «волею Твоею подаждь доброте моей силу». Хотя прекрасен был я по природе, но стал немощен, потому что умерщвлен грехом по злоумышлению змия. Посему Ты к доброте моей, какую я получил от Тебя при первом устроении, присовокупил и силу исполнять должное. Прекрасна всякая душа, в которой созерцается соразмерность свойственных ей сил, но истинная и вожделеннейшая красота, созерцаемая только имеющими очищенный ум, принадлежит Божию и блаженному естеству. Кто внимательно устремляет взор на сияние и изящество сей красоты, тот заимствует от нее нечто, как бы от красильного раствора, на собственное свое лицо наводя какие–то цветные лучи. Почему и Моисей, сделавшись причастником оной Красоты во время собеседования с Богом, имел прославленное лицо. Посему чувствующий свою добродетель издает сей благодарственный глас: «Господи, волею Твоею подаждь доброте моей силу».
На как за умозрительными добродетелями следуют неумозрительные, красота и сила, так есть и пороки неумозрительные, безобразие и бессилие. Ибо что неблагообразнее и отвратительнее души, преданной страстям? Посмотри на гневного и на примечаемую в нем дикость! Рассмотри скорбящего, унижение и упадок его души! А кто подпал сладострастию и чревоугодию, кто вне себя от страха, на того согласится ли кто и смотреть? В них душевное расположение выступает на самые оконечности тела, равно как и следы душевной красоты бывают видимыми во внешности святого мужа. Итак, нам должно заботиться о сей красоте, чтобы Жених Слово, встретив нас, сказал: «Вся добра еси, ближняя моя, и порока несть в тебе» (Песн. 4, 7).
«Отвратил же еси лице Твое, и бых смущен». Пока лучи Твоего посещения, говорит Пророк, осиявали меня, я проводил жизнь в непоколебимом и безмятежном состоянии. Но когда «отвратил еси лице Твое», тогда обличилось страстное и смущенное положение души. Говорится же о Боге, что Он отвращает лицо Свое, когда подвергшегося искушениям оставляет во время тесных обстоятельств, чтобы сделалась известною крепость подвизающегося. Посему, если «мир… превосходяй всяк ум… соблюдет сердца» наши (Флп. 4, 7), то возможем избежать смущения и слитности страстей. Итак, поскольку воле Божией противополагается отвращение, а красоте, изяществу и силе — смущение, то значит, что смущение есть безобразие и бессилие души вследствие отчуждения от Бога. Будем же непрестанно молиться, чтобы осиявало нас лицо Божие, чтобы нам быть в священнолепном состоянии, кроткими и ничем не смущенными по готовности нашей к добру! Ибо сказано: «уготовихся и не смутихся» (Пс. 118, 60).
(9) «К Тебе, Господи, воззову, и к Богу моему помолюся.» Многократно говорится о взывании ко Господу, потому что взывать свойственно только желающему великого и небесного. А кто просит у Бога малого и земного, тот употребляет слабый и низкий голос, который не достигает в высоту и не доходит до слуха Господня.
(10) «Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление». Для чего, говорит, взывал я? Для чего молился Тебе, Господу моему и Богу моему? Что мне пользы в благосостоянии плоти и во множестве крови, когда она, если еще не повредилась, будет предана общему разрушению тела? Но «умерщвляю тело мое и порабощаю» (1 Кор. 9, 27), чтобы, когда кровь во мне бодра и кипит, мое добротелесие не послужило поводом ко греху. Не угождай плоти сном, банями, мягкими постелями, непрестанно повторяя слово сие: «Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление». Для чего заботишься о том, что вскоре сотлеет? Для чего утучняешь себя и отягощаешь плотью? Разве не знаешь, что чем более дебелою сделаешь ты плоть свою, тем более тягостное узилище приготовишь душе?
«Еда исповестся Тебе персть; или возвестит истину Твою». Как перстный и плотский человек исповестся Тебе, Богу? Как возвестит истину, кто не посвящал своего времени учению, у кого ум погребен под таким бременем плоти? Посему–то иссушаю плоть свою и не щажу крови, которая обыкновенно сгущается в плоть, чтобы не было у меня препятствия к исповеданию или уразумению истины.
(11) «Слыша Господь, и помилова мя: Господь бысть помощник мой». После того как сказал, о чем взывал к Богу, вскоре почувствовал он Божию помощь и нас возбуждает к прошению подобного: «слыша», говорит, «Господь, и помилова мя: Господь бысть помощник мой». Итак, будем и мы молиться и взывать духовным гласом, испрашивая великого, а не домогаясь плотского (ибо «сущии во плоти Богу угодити не могут» — Рим. 8, 8), чтобы Господь и нас услышал и помиловал нашу немощь, а мы, воспользовавшись Божиею помощью, могли сказать: (12) «Обратил еси плач мой в радость мне». Не всякой душе дается радость от Бога, но если кто много плакал о грехе своем, с крепким воплем и непрестанными слезами и как над умершим творил над собою плач, то плач его обращается в радость.
А что и плакать бывает похвально, доказывают дети, которые сидят на торжищах и говорят: «Пискахом (мы играли на свирели) вам, и не плясасте, рыдахом вам, и не плакасте» (Лк. 7, 32). Свирель есть музыкальное орудие, при содействии нашего дыхания издающее нежные звуки. Посему думаю, всякий святой Пророк в переносном смысле называется свирелью, как движимый Святым Духом, почему и сказано: «Пискахом вам, и не плясасте», ибо пророческие слова увещевают нас к мерному выполнению святого пророчества, и это называется плясанием. Но Пророки для нас и рыдают, призывая нас к плачу, чтобы мы, от пророческих слов пришедши в сознание своих грехов, оплакивали свою погибель, смиряя плоть свою утомлением и трудами. У такового раздирается плачевная одежда, в какую он облекся, оплакивая свой грех; возлагается же на него «риза спасения и одежда веселия» (ср.: Пс. 61, 10), сии светлые и брачные одеяния, украшенный которыми не будет извержен из брачного чертога.
«Растерзал еси вретище мое, препоясал мя еси веселием». Вретище содействует покаянию, как символ смирения, ибо сказано: «Древле убо во вретищи и пепеле покаялися быша» (Мф. 11, 21). Поскольку же Апостол «откровенным лицем в тойже образ» преобразуется «от славы в славу» (ср.: 2 Кор. 3, 18), то дарованную ему от Господа благодать называет своею славою.
(13) «Яко да воспоет Тебе слава моя». Слава праведного — дух, который в нем. Посему кто поет духом, тот говори: «Яко да воспоет Тебе слава моя, и не умилюся». Не буду уже делать ничего такого, говорит Пророк, за что бы сердце мое утомлялось и уязвлялось воспоминанием греха моего.
«Господи Боже мой, во век исповемся Тебе», то есть буду благодарить Тебя. Поскольку мне за покаяние даровал Ты отпущение и возвел меня в славу, отняв стыд греховный, то во весь век исповемся Тебе. Ибо найдется ли такое продолжение времени, которое бы могло в душе моей произвести забвение толиких благодеяний?
Беседа на псалом тридцать второй
(1) «Радуйтеся праведнии о Господе, правым подобает похвала». Обычное для Писания выражение радости, показывающее какое–то светлое и весьма радостное состояние души в достойных благодушия! Итак, «радуйтеся праведнии о Господе», не тому, что благоуспешны ваши домашние дела, не тому, что наслаждаетесь телесным здоровьем, не тому, что поля ваши изобилуют всякими плодами, но тому, что имеете Господа, Который так прекрасен, так благ, так премудр. Довольно для вас веселия о Господе. И кажется, кто с веселием и радостью восхищается кем–либо из весьма любимых, тот радуется и себе самому.
Посему псалом побуждает праведных восчувствовать свое достоинство, что они удостоены быть рабами такового Владыки, и восхищаться своим рабством Ему с неизреченною радостью и со скаканиями, как бы рвалось у них сердце от восторга любви ко Благому. Ежели когда в сердце твоем как бы ниспадший свет произвел внезапную мысль о Боге и озарил твою душу, так что ты возлюбил Бога, а презрел мир и все телесное, то из сего слабого и малого подобия познай полное состояние праведных, которые равномерно и непрерывно возрастают в веселии о Боге. Тебя по временам, и редко, посещает сия радость, по смотрению Божию, чтобы малое ее вкушение приводило тебе на память, чего ты лишился, а в праведнике постоянно божественное и небесное веселие, потому что в нем, несомненно, обитает Дух; первый же плод духа есть «любы, радость, мир» (ср.: Гал. 5, 22).
Итак, «радуйтеся праведнии о Господе». Господь для праведных есть как бы вместилище, вступившему в которое по всей необходимости должно благодушествовать и веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя. А грешник дает в себе место диаволу, не внимая говорящему: «ниже дадите места диаволу» (Еф. 4, 27), и Екклезиасту: «аще дух владеющаго взыдет на тя, места твоего не остави» (Еккл. 10, 4). Посему, пребывая в Самом Господе и, сколько можем, созерцая чудеса Его, из созерцания сего будем таким образом приобретать сердцем своим веселие!
«Правым подобает похвала». Как кривая нога не годится для прямого сапога, так и сердцам развращенным не прилична Божия похвала. Поэтому думаю, что поскольку слово о Спасителе не прилично устам демонов, отнимается у них власть, «да не явлена Его сотворят» (Мк. 3, 12). И Павел запрещает «духу пытливу», чтоб нечистый не мог давать одобрения святому (см.: Деян. 16, 16, 18). Таково и следующее место: «Грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя» (Пс. 49, 16)?
Итак, потщимся избегать всякого непрямого и ухищренного дела, ум же и судилище души исправим в себе, как верное правило, чтоб нам, когда соделаемся правыми, была дозволена похвала Господня. Предначинатель греха называется змием лукавым, и меч Божий наводится «на драконта змия лукаваго» (ср.: Ис. 27, 1), потому что змея при передвижении с места на место делает многие уклонения и извороты; почему след, оставляемый змеей на земле, имеет неправильное направление: по одному направлению движутся у нее передние части, средина имеет косвенное движение, а хвост уклоняется опять в противоположную сторону. Посему кто следует змию, у того жизнь оказывается лукавою, неправильною и исполненною противоречий. А кто идет вослед Господа Бога, тот «творит стези правы» (ср.: Ис. 40, 3) «и права течения ног своих» (ср.: Притч. 4, 26), ибо «прав Господь Бог наш» (Пс. 91, 16) «и правоты виде лице Его» (Пс. 10, 7).
Ежели два правила приложить одно к другому, то прямизна их сделает, что будут плотно прилегать друг к другу, а ежели кривое дерево приложить к прямому, то найдешь, что искривленное не сходится с прямым. Итак, поскольку похвала Божия есть правая, то нужно правое сердце, чтобы ему могла быть дозволена и приличествовала похвала. Ежели «никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым» (1 Кор. 12, 3), то как принесешь хвалу, когда нет в тебе «духа праваго, обновленнаго во утробе» твоей (ср.: Пс. 50, 12)?
(2) «Исповедайтеся Господеви в гуслех, во псалтири десятоструннем пойте Ему». Сперва должно исповедаться Господу в гуслех, то есть телесные действия производить стройно. Поскольку мы грешили телом, когда «представили уды» наши «рабы» греху «в беззаконие» (ср.: Рим. 6, 19), то и исповедуемся телом, употребив то же орудие к истреблению греха. Ты злословил? Благословляй. Ты лихоимствовал? Отдай. Ты упивался? Постись. Ты гордился? Смирись. Ты завидовал? Утешь. Ты убил? Претерпи мученичество или, что равносильно мученичеству, при исповедании изнури свое тело. И тогда по исповедании достоин ты петь Богу «во псалтири десятоструннем». Сперва должно исправить действия телесные, чтобы совершались согласно со словом Божиим, а потом уже восходить к созерцанию мысленного.
Псалтирем, может быть, называется ум, ищущий горнего, потому что орудие сие, по устройству своему, силу издавать звуки имеет вверху. Посему телесные действия исповедуются Богу как бы снизу, а тайны, возвещаемые умом, имеют причину свою свыше, так, как ум издавал бы звуки чрез Духа. Посему кто имеет в виду все заповеди и приводит их в себе как бы в созвучие и согласие, тот поет Богу на псалтири десятострунном, потому что десять есть главных заповедей, написанных при первом законодательстве.
(3) «Воспойте» Господу «песнь нову», то есть служите Богу не в ветхости буквы, но в обновлении духа. Кто принимает закон не чувственно, но разумеет духовный его смысл, тот поет песнь новую, потому что ветшающее и стареющее в завете миновало, началась же для нас новая и обновленная песнь учения Господня, которая обновляет «юность» нашу, «яко орлюю» (ср.: Пс. 102, 5), когда умерщвляем в себе ветхого человека и обновляемся со дня на день. Но простирающийся «в предняя» (ср.: Флп. 3, 13) непрестанно становится новее в отношении к себе самому. Посему кто непрестанно становится новее в отношении к себе самому, тот поет новую песнь Богу, а новым обыкновенно называется или необычайное, или недавно пришедшее в бытие. Посему если поведаешь чудный и всю природу превосходящий образ Господня вочеловечения, то поешь новую и необыкновенную песнь; и если рассуждаешь о возрождении и обновлении мира, состарившегося под грехом, а также возвещаешь тайны воскресения, то и в сем случае поешь новую и недавно сложенную песнь.
«Добре пойте Ему со восклицанием». Слышите заповедь: «добре пойте», с нерассеянною мыслью, с искренним расположением. «Пойте со восклицанием». Как некоторые добрые воины, одержав победу над врагами, возносите хвалебные песни Виновнику победы! «Дерзайте», говорит Он, «Аз победих мир» (Ин. 16, 33). Кто из людей в состоянии ратоборствовать с лукавым, если не прибег под кров «Архистратига силы» (ср.: Нав. 5, 14) и если не оттуда, не с верою в Него низлагает и поражает стрелами нашего врага? Итак, «добре пойте со восклицанием». Восклицание же есть какой–то нечленораздельный звук, который воины согласно издают во время сражения, сомкнув над собою щиты. Посему пойте в согласии, единодушии и единении любви. Что же должны говорить поющие?
(4) «Яко право слово Господне». «Правых» призывает сперва к хвалению, потому что право и имеющее прославиться «Слово Господне, Которое в начале бе к Богу, и Бог бе» (ср.: Ин. 1, 1). Посему «прав» Отец, «прав» Сын, «прав» Дух Святый.
«И вся дела Его в вере». Что значит сказанное? Его дело — небо, Его дело — земля, Его дело — море, воздух, все неодушевленное, одушевленное, разумное, неразумное. Как же все это «в вере»? Какая вера в неодушевленных? Какая вера у неразумных? Какая вера в камне? Какая вера во псе? Неодушевленное и неразумное — не в вере. Но настоящее изречение ничего не исключило, а все объяло, сказав: «вся дела Его в вере». Посему что же значит сказанное? Если, говорит псалом, видишь небо и порядок в нем, это для тебя руководитель к вере, потому что указывает собою на Художника. Если же рассматриваешь порядок на земле, и чрез это опять возрастает вера твоя в Бога, ибо, не плотскими очами познав Бога, уверовали мы в Него, но силою ума посредством видимого усматриваем Невидимого. Посему «вся дела Его в вере».
Если рассмотришь и камень, то и он служит некоторым указанием силы Создавшего. А то же найдешь, если рассмотришь муравья или комара, или пчелу; часто и в самых малых вещах видна мудрость Зиждителя. Ибо Кто распростер небо и наполнил неизмеримую величину морей, Тот и самое тонкое жало пчелы соделал пустым, как свирель, чтобы чрез него выливался яд. Посему «вся дела Его в вере».
Ничто да не приведет тебя к неверию. Не говори: это произошло случайно, а это встретилось само собою. В том, что существует, нет ничего беспорядочного, ничего неопределенного, ничего напрасного, ничего случайного. Не говори: злая случайность или недобрый час. Это слова людей невежественных. «Не две ли птице ценитеся единому ассарию, и ни едина от них падет» без воли Божией (Мф. 10, 29)? Сколько волос на голове? Ни один из них не забыт. Видишь ли Божие око, как ничто, и самое малое, не избегает Его надзора?
(5) «Любит милостыню и суд Господь, милости Господни исполнь». Если бы суд Божий действовал сам по себе и со всею строгостью воздавал нам, чего стоят дела, нами совершенные, то какая бы была надежда? Кто бы из людей спасся? Ныне же «любит милостыню и суд». Как бы сопрестольною и даже председательствующею на царском престоле соделав «милостыню», изводит Он каждого на суд. «Аще беззакония назриши Господи, Господи, кто постоит» (Пс.129,3)? Милостыня у Него не без суда, суд не без милостыни. Прежде суда любит милостыню и после милостыни приходит на суд. У Него сопряжены между собою милость и суд, чтобы одна милость не произвела в нас расслабления и один суд не довел до отчаяния.
Судия хочет тебя помиловать и соделать участником Своих щедрот, но в таком только случае, если найдет, что ты по содеянии греха стал смирен, много плакал о лукавых своих делах, без стыда открыл содеянное тайно, просил братию потрудиться с тобою о твоем уврачевании. Одним словом, если увидит, что ты достоин сожаления, то беззавистно подает Свою милостыню. Когда же видит в тебе сердце нераскаянное, ум гордый, который не верит будущему веку, не боится суда, тогда любит суд над тобою. Ибо так искусный и человеколюбивый врач прежде старается смягчить опухоль припарками и смягчающими средствами, но когда увидит, что опухоль не опадает, а затвердевает, тогда, отложив в сторону масло и смягчающие врачевства, употребляет наконец в дело острые орудия. Посему «любит милостыню» к раскаивающимся, но любит и суд над упорными. Подобное нечто говорит Исаия Богу: «милость» Твоя «на мерилех» (см.: Ис. 28, 17), потому что Он и милость являет с судом, по достоинству каждого возмеривая мерою, числом и весом.
«Милости Господни исполнь земля». Здесь отделяется милость от суда, ибо земля полна одною милостью Господнею, между тем как суд отложен до неопределенного времени. Посему здесь милость без суда, потому что пришел не «да судит мирови, но да спасется им мир» (ср.: Ин. 3, 17). А там суд не без милости, потому что невозможно найти человека чистого «от скверны, аще и един день» бытия его (ср.: Иов. 14, 4). Посему ежели кто возьмет во внимание, что повреждение с каждым днем распространяется и что тленный род человеческий достоин тысячи смертей, поскольку пребывает во грехах, то удивится богатству Божией благости, снисходительности и долготерпения. Однако же мы, пока на земле, имеем нужду в милости, ибо те, которые на небе, достойны ублажения, а не помилования. Или, может быть, по причине осуждения, произнесенного на нас за грех, землею называемся мы, которым сказано от Бога: «земля еси, и в землю отыдеши» (Быт. 3, 19), и которые полны Божиих щедрот, ибо «сущих нас мертвых» грехами и «прегрешеньми» помиловав Бог, «сооживи Христом» (ср.: Еф. 2, 5).
(6) «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». Где унижающие Духа? Где отделяющие Его от зиждительной силы? Где отсекающие Его от единения со Отцом и Сыном? Да слышат псалом, который говорит: «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». И под словом разумеется здесь не обыкновенная речь, из имен и глаголов состоящая, и под духом — не дыхание, разливающееся в воздухе, но разумеется Слово, которое «в начале бе к Богу», и Дух Святый, в собственном смысле так именуемый. Посему как зиждительное Слово утвердило небо, так и Дух, Который от Бога, Который от Отца исходит (то есть из «уст Его», чтобы ты не признавал Его чем–либо внешним или тварным, но славил как имеющего ипостась Свою от Бога), сопривнес от Себя все силы, какие в Нем.
Итак, Духом утверждена всякая сила пренебесная, то есть по содействию Духа имеет она напряженность, крепость и несомненность в освящении и во всякой добродетели, приличной священным силам. Посему–то написано здесь: «Дух уст Его», а в других местах, как найдем, сказано: «Слово уст Его» (ср.: Ис. 11, 4), дабы разумели мы, что Спаситель и Святый Дух Его — от Отца. Поскольку Слово Господне есть Спаситель и Дух уст Его — Святый Дух, оба же они содействовали в творении неба и сил небесных, то сказано: «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». Ибо что ни освящается, освящается только присутствием Духа. Посему приведение в бытие Ангелов совершило зиждительное Слово — Творец всего, а освящение им даровал Дух Святый, ибо Ангелы созданы не младенцами, которые бы потом, усовершившись чрез постепенное упражнение, соделались таким образом достойными принять Духа, но в первоначальный состав и, так сказать, раствор их сущности была вложена святость. Потому–то они неудобопреклонны ко греху, будучи немедленно, как бы некоторым составом, покрыты освящением и, по дару Святаго Духа, имея постоянство в добродетели.
(7) «Собираяй яко мех воды морския, полагаяй в сокровищах бездны». Не сказал: «Собираяй воды морския», как в мехе, но — «яко мех, так воды морския собираяй». Представь свойство меха, который то надувается, когда кожа натянута внутрь духом, то сжимается, когда растягивавшее выйдет вон; так и море иногда надмевается и кипит, когда ветры приводят его в ярость и воздымают, а иногда опять, при безветрии, успокаивается и улегается. Посему Господь «яко мех» согнетает и смиряет воду морскую. Но в некоторых списках находим: «собираяй яко в мехе воды морския», и такое выражение указывает нам на древнюю историю, когда Чермное море, никем не разделяемое, само по себе стало как бы заключенным в каком–то мехе, потому что Божие повеление не позволяло ему разливаться.
«Полагаяй в сокровищах бездны». Сообразнее с общим понятием было бы сказать: «полагаяй в безднах сокровища», то есть содержащий в тайне свое богатство. А здесь сказано, как будто сами бездны суть какие–то дорогие утвари, достойные Божиих сокровищ. Итак, безднами называются не законы ли Божия Суда, как неизреченные и непостижимые для человеческого разумения, потому что одному Божию ведению предоставлены те законы, по которым Он каждою вещью распоряжается? А что Суд Божий о каждой вещи порознь называется бездною, видим из другого псалма, в котором говорится: «Судьбы Твоя бездна многа»(Пс. 35, 7).
Посему, если домогаешься узнать, для чего жизнь грешника продолжается, а дни пришествия праведнику сокращаются, для чего неправедный благоденствует, а праведный угнетается, для чего похищен смертью отрок, прежде нежели пришел в совершенный возраст, отчего войны, для чего кораблекрушения, землетрясения, засухи, излишество дождя, для чего сотворено вредное для людей, для чего один — раб, другой — свободен, один богат, другой беден (даже много разности как между грешащими, так и преуспевающими в добродетели: иная продана содержателю непотребного дома и поневоле живет во грехе, а другая с малолетства досталась доброй госпоже и воспитана в правилах целомудрия, за что же последняя облагодетельствована, а первая осуждена, и какое каждому воздаяние от Судии), когда все это приходит тебе на мысль, рассуди, что судьбы Божии — бездна и, будучи заключены в божественных сокровищах, не для всех удобопостижимы. А верующему дано обетование от Бога: «ам ти сокровища сокровенная, невидимая»(ср.: Ис. 45, 3). Посему, когда удостоимся ведения лицом к лицу, тогда узрим и в «сокровищах» Божиих «бездны».
Собрав же сказанное в Писании о мехах, удобнее уразумеем намерение Пророка. Которые со дня на день обновляются и вмещают в себе вино новое из виноградника истины, те в Евангелии называются мехами новыми, а которые не отложили ветхого человека, те суть мехи ветхие и ненадежно вливать в них вино новое; «никтоже вливает вина нова в мехи ветхи», чтобы не пролилось вино и не погибли совершенно те мехи (ср.: Мк. 2, 22), сделавшись уже не заслуживающими никакой пощады после того, как прольют доброе и новое вино, ибо новое вино должно быть вливаемо в мехи новые. И новое и духовное вино, кипящее Духом Святым, то есть никогда не стареющее разумение истины, должно быть вливаемо в человека нового, который, «всегда мертвость» Иисусову «в теле» нося (ср.: 2 Кор. 4, 10), справедливо может быть назван мехом новым.
(8) «Да убоится Господа вся земля, от Негоже да подвижутся вси живущии по вселенней». Поскольку «страх Господень начало» чувства (ср.: Притч. 1, 7), то мудрствующих земное должен вразумлять страх. И страх, как предуготовитель к благочестию, допускается по необходимости, последующая же за ним любовь усовершает тех, которые образовались в училище страха. Поэтому псалом всей земле предписывает страх. Сказано: «Да подвижутся же от Него вси живущии по вселенней», то есть всякое движение, совершаемое или мысленно, или телесным действием, да происходит в них согласно с Божией волею. Так разумею слова: «да подвижутся от Него», то есть ни глаз да не подвижется без Бога, ни рука да не движется без Бога, ни сердце да не помышляет чего–либо не благоугодного Богу. И вообще ничем другим да не подвижутся, ничто, кроме страха Божия, да не приводит их в движение.
(9) «Яко Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». К двум предыдущим выражениям: «да убоится вся земля» и «да подвижутся вси живущии по вселенней», присовокупил два также выражения: «Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». Поскольку человек сложен из земного состава и из души, обитающей в теле, то образованное из земли называется землею, а душа, которой дано в удел обитать в теле, именуется жителем вселенной. В соответствие же слову «земля» сказано: «Той рече, и быша», — и образование наше, именно образование из земли, выражается словом «бысть», а сотворение по образу Божию изображается словом «создася», потому что слово «тварь» берется часто в значении изменения и улучшения, как в словах: «аще кто во Христе, нова тварь» (2 Кор. 5, 17), а также в словах: «да оба созиждет во единаго новаго человека» (Еф. 2, 15). А может быть, словом «бысть» указывается на первое осуществление человека, а словом «создася» на второе возрождение благодатью Христовою. Но сколько заповедь Божия различается от простого слова, столько же различия между творением и приведением в бытие.
(10) «Господь разоряет советы языков, отметает же мысли людей». Сие служит объяснением предыдущему, то есть тому, как Бог созидает уверовавших в Него тем, что разорил неразумные совещания людей, какие они имели об идолослужении и о всякой суете, и отметает совещания князей. Но можно отнести сие и ко времени страдания, когда люди умыслили распять Царя славы, а Он домостроительством креста обновил человечество. Ибо Воскресением разорен совет язычников — Пилата, воинов и всех, которые содействовали распятию, — и отвергнуты совещания князей — архиереев, книжников и царей народа, потому что Воскресение разрушило все их замыслы.
Но и в каждом повествовании, замечая то, что соделал Бог с неверными язычниками, найдешь, что слова Пророка в вещественном смысле имеют большое значение. Ибо когда Иорам, сын Ахава, царствовал во Израиле, тогда Сирийский царь, сын Адеров, ополчившись силою многою и рукою тяжелою, осадил Самарию, так что у жителей недоставало необходимого, и «бысть глава ослова за пятьдесят сикль сребра, и четвертая часть меры гноя голубинаго за пять сикль сребра» (4 Цар. 6, 25). И в сие–то время, чтобы исполнилось завещание Елисеево, разорены советы Сирии, и, оставив сени свои и все достояние свое, сирияне бежали, а в Самарии произвели такое обилие, что «мера муки пшеничны продавалась за сикль един и две меры ячменя за сикль» (ср.: 4 Цар. 7, 16).
Так Господь умеет разорять советы языков! А как отметает Он советы князей, знаем из сказания об Ахитофеле, когда Давид молился, говоря: «разруши совет Ахитофелев» (2 Цар. 15, 31). Посему, когда слышишь, что кто–нибудь многим угрожает тебе и обещает нанести тебе всякого рода огорчения, ущерб или раны, или смерть, возведи взоры ко Господу, Который «разоряет советы языков и отметает мысли людей».
(11) «Совет же Господень во век пребывает, помышления сердца Его в род и род». Видишь ли учения язычников, эту суетную философию, как они тонки и обильны на изобретение учений, в умозрительных науках, в нравственных предписаниях, в естествословии и в других учениях, называемых тайными, как все это рассеялось и сделалось бесполезным, водворяется же ныне одна истина Евангелия? Много замышлений в сердце человеческом, но совет Господень превозмог. И чтобы совет Божий постоянно и твердо пребывал в душах наших, необходимо прежде разориться в нас помыслам человеческим. Кто хочет писать на воске, сначала углаживает воск, а потом налагает изображения, какие ему угодны. Так и сердцу, на котором бы отпечатлелись ясно словеса Божии, надобно сделаться чистым от противных помыслов.
«Помышления сердца Его в род и род». Поскольку два избранных народа и два даны им завета, то в сказанном: «Помышления сердца Его в род и род», по причине двукратного наименованного рода, можно разуметь и два помышления — одно, по которому мы получили первый завет, а другое, которое даровало нам новое и спасительное учение Христово.
(12) «Блажен язык, емуже есть Господь Бог его, люди, яже избра в наследие Себе». Никто не ублажает народа иудейского, ублажают же народ, который по превосходству избран из всех народов, ибо мы — тот «язык», для которого Господом есть Бог наш, мы — «люди, яже избра в наследие Себе»: мы — «язык», потому что собраны из многих язычников, мы — «люди», потому что призваны вместо народа отверженного. И поскольку «мнози звани, мало избранных» (ср.: Мф.20,16), то ублажает не званного, но избранного; «блажени, яже избра». Какая же причина ублажения? — Ожидаемое наследие вечных благ. Или, по слову Апостола, что когда «исполнение языков внидет», тогда «весь Израиль спасется» (ср.: Рим. 11, 25, 26), не ублажает ли сперва исполнение языков, а потом спасаемого наконец Израиля? А как известно, что спасется не всякий, но только «останок по избранию благодати» (Рим. 11, 5), то посему сказано: «Люди, яже избра в наследие Себе».
(13) «С небесе призре Господь, виде вся сыны человеческия».
(14) «От готоваго жилища Своего». На пребывающих в свойственном себе чине и на исполняющих обязанности природы человеческой Господь призирает свыше, а над теми, которые дошли до крайнего повреждения, надзирает иначе — снисходя к ним Сам. Ибо сказано: «Вопль Содомский и Гоморрский умножися… и греси их велицы зело. Сошед убо узрю, аще по воплю их грядущему ко Мне совершаются» (Быт. 18, 20–21). И еще: «Сниде Господь видети град и столп, егоже созидаша сынове человечестии» (Быт. 11, 5). А здесь говорится: «С небесе призре Господь, виде вся сыны человеческия». Не теряй из вида сего высокого Зрителя, не теряй из вида Приникающего свыше на дела человеческие. Куда ты ни идешь, что ни делаешь, во тьме ли, или среди дня, надзирает над тобою Божие Око.
«От готоваго жилища Своего». Не отверзаются двери, не собираются завесы, готово к видению Божие жилище. Бог видит всех сынов человеческих. Ни один не избегает Его зрения, не закрывают ни тьма, ни стены; нет никакого препятствия очам Божиим. Он не только видит каждого, но видит и сердца, которые создал Сам, не примешав к ним ничего худого. Зиждитель человека Бог создал его простым по образу Своему, который спасает сердца, но впоследствии, опутав его плотскими страстями, мы сделали из него сердце многовидное и многоличное, растлив его боговидность, простоту и единообразность.
Поскольку же Он Создатель сердец, то посему (15) «разумевает на вся дела» наши. А делами называем и слова, и мысли, и вообще всякое движение человеческое. Ибо с каким расположением и с каким намерением делаем мы что–либо, в угождение ли людям или в исполнение заповедей, данных нам от Бога, сие знает один «Разумеваяй на вся дела» наши. Посему и во всяком праздном слове дадим отчет (см.: Мф. 12, 36) и даже за чашу студеной воды «не погубим мзды» (ср.: Мф. 10, 42), потому что Господь «разумевает на вся дела» наши.
(16) «Не спасается царь многою силою». Не множество воинских сил, не стены городов, не полки пеших, не крепость всадников, не снаряжение морских сил доставляют спасение царю, ибо Господь «поставляет цари и преставляет» (Дан. 2, 21), и «несть власть аще не от Бога учинена» (ср.: Рим. 13, 1). Посему спасается царь «не многою силою», но Божиею благодатью; так что и в этом отношении истинно слово: «благодатию есте спасении» (Еф. 2, 5). Так и земледелец не столько своим прилежным возделыванием приобретает плоды земледелия, сколько содействием Бога, возвращающего возделанное, ибо «ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возвращаяй Бог» (1 Кор. 3, 7). Если же «сердце царево в руце Божией» (Притч. 21, 1), то он спасается не силою оружия, но Божиим руководством. В руке же Божией не всякий, но достойный имени царя. А некоторые определяли, что царская власть есть законное господство или начальство над всеми, не подлежащее греху.
«И исполин не спасется множеством крепости своея». Исполином же называет Пророк того, кто укрепляет естественную силу и телесное напряжение. Посему и царю недостаточно для спасения помощи оружия, и мужественный не может быть во всем достаточен сам для себя, ибо все человеческие силы, вместе взятые, немощны и бессильны в сравнении с истинною силою. Посему–то «немощная мира избра Бог, да посрамит крепкая» (1 Кор. 1, 27), и «из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу… еже разрушити врага и местника» (Пс. 8, 3), ибо благодать Божия наипаче просияла, действуя в младенцах и в невысоких умом.
(17) «Ложь конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется». Конь исключается из употребления святых, и Израиль во дни благоденствия никогда, кажется, не пользовался в войнах конскою силою, и никто из святых не признавал приличным иметь коней в собственном употреблении. Но фараон имеет у себя коня и высокомерный Сеннахирим надмевается множеством коней. Посему–то «коня и всадника» фараонова «вверже в море» (ср.: Исх. 15, 1), а у Сеннахирима «воздремаша» все «вседшии на кони» (Пс. 75, 7). По сей же причине и данный чрез Моисея закон, предписывая закон царям, говорит: «да не умножит себе коней» (Втор. 17, 16). «Во множестве же силы своея не спасется. Егда бо немощствую», говорит Апостол, «тогда силен есмь» (2 Кор. 12, 10). А множество телесной силы служит препятствием ко спасению духа.
(18) «Се очи Господни на боящияся Его». В другом месте сказано: «Очи Господни на праведныя» (Пс. 33, 16), а здесь — «на боящияся Его». Когда мы взираем на Господа и очи наши устремлены к Нему, так что можем сказать: «Се яко очи раб в руку господий своих… тако очи наши ко Господу Богу нашему» (Пс. 122, 2), тогда как бы привлекаем Око Господне к воззрению на нас.
«Уповающия на милость Его». Пророк показывает смирение служащих Господу и то, сколько уповают они на милость Его. Кто не уповает на свои доблестные заслуги и не надеется оправдаться делами, тот единственную надежду спасения имеет в милосердии Божием. Ибо когда приводит на мысль слова: «се, Господь и мзда Его» (ср.: Ис. 40, 10), чтобы воздать каждому, чего стоит дело его, и когда исчисляет свои злые дела, тогда начинает бояться наказания и трепетать угроз. А чтобы не поглотила его скорбь, взирает на Божие милосердие и человеколюбие и делается благонадежен. Надеется же, что Бог (19) «избавит душу его от смерти, и препитает в глад».
(20) «Душа же наша чает Господа, яко Помощник и Защититель наш есть». Слово сие поощряет к терпению, чтобы мы, когда нападает на нас какой–либо оскорбитель, не разлучались «от любве Божия, яже о Христе Иисусе» (Рим. 8, 39), но от всей души несли труды, ожидая помощи от Бога.
(21) «Яко о Нем возвеселится сердце наше, и во имя святое Его уповахом». Это согласно со сказанным в начале псалма: «Радуйтеся праведнии о Господе». И теперь — «о Нем возвеселится сердце наше». Мне кажется, что в этом же смысле сказал Апостол: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37). И не только препобеждаем, но и «хвалимся в скорбех» (Рим. 5, 3). Ибо псалмопевец сказал: «Душа наша чает Господа», и желая показать, что не насильственно и не от угнетения скорбями обнаруживает он терпение, но с великою радостью принимает озлобление за имя Господне, говорит: не только мы терпим, но и «о Нем возвеселится сердце наше, и во имя святое Его уповахом». Для нас достаточно именоваться христианами, чтобы избежать всякого искушения от противников. Имя же Божие называется святым, конечно, не потому, что в самых слогах имеет некоторую освящающую силу, но потому, что свято и чисто всякое свойство Божие и всякое понятие о том, что преимущественно в Боге усматривается.
(22) «Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя». Видишь ли, как разумно молился Пророк? Собственное свое расположение назначил он мерою для щедрот Божия милосердия. Такова же да будет, говорит он, «милость Твоя на нас», какую надежду мы возлагали на Тебя предварительно. Но всякая надежда наша — возвратиться в покой, чтобы мы, когда «преобразит» Он «тело смирения нашего», уразумели, что сие самое тело сделалось «сообразну телу славы» (ср.: Флп. 3, 21).
Беседа на псалом тридцать третий
(1) «Давиду, внегда измени лице свое пред Авимелехом, и отпусти его, и отыде». К двум случаям приводит нас разумение сего псалма. Надписанию его кажется приличным и то, что было с Давидом в Номве, городе священническом, и то, что случилось с ним у Анхуса, царя Филистимского. Ибо «измени лице свое», когда беседовал с Авимелехом, священником, скрывая от него свое бегство и показывая видом, что спешит исполнить царское повеление, когда взял и хлебы предложения, и меч Голиафа (см.: 1 Цар. 21, 1–9). Но еще «измени лице свое», когда был окружен врагами, потому что услышал, как они разговаривали между собою и приготовлялись к мщению. «И реша», сказано, «отроцы Анхусовы к нему: не сей ли Давид царь земли; не сему ли изыдоша (жены) ликующия, глаголюща: победи Саул с тысящами своими, и Давид со тмами своими». И еще сказано: И «убояся» Давид «от лица Анхуса, и измени лице свое» пред очами их (ср.: 1 Цар. 21, 11–13).
Но почему надписание именует Авимелеха, а история передает имя Анхуса, царя Гефесского? На сие имеем такое объяснение, дошедшее до нас по преданию, что Авимелех было общее имя царей Филистимских, но что каждый из них имел и собственное наименование. Подобное можно видеть в Римском государстве, где цари вообще называются кесарями и августами, но удерживают и собственные свои имена. Таково же у египтян имя фараон. Ибо фараоном называется египетский царь при Иосифе, фараоном именуется и тот, который чрез четыре поколения, при Моисее, стал царем Египта; фараон был и во времена Соломона, ибо сказано: «поят дщерь Фараоню» (3 Цар. 3, 1); фараоном также именовался царствовавший во времена пророческого служения Иеремии (см.: 4 Цар. 23, 29). Так и Авимелех был и во дни Авраама, и во дни Исаака, и теперь именуется во времена Давида. Об Аврааме сказано: «И рече Авимелех, и Охозаф невестоводитель его, и Фихол воевода силы его, ко Аврааму, глаголя» (Быт. 21, 22). Равно и об Исааке: «Бысть же много время тамо: и приникнув Авимелех царь Герарский окном, виде Исаака играюща с Ревекою» (Быт. 26, 8).
Так и здесь, в надписании, Авимелех времен Давидовых назван общим царским именем, история же передает его имя Анхус, которое было собственное, данное ему при рождении. Пред ним–то изменил лицо свое Давид, когда был принесен на руках домочадцев, бил в городские ворота и, как сказано, «слины своя точаше по браде», так что Анхус сказал домочадцам: для чего принесли вы его ко мне; не имею нужды в неистовых, «яко внесосте его, да беснуется предо мною» (ср.: 1 Цар. 21, 13, 14). И таким образом Давид, отпущенный оттуда, спасся, как сказано, «прииде в пещеру Одолламску» (ср.: 1 Цар. 22, 1).
Посему, как избежавший великой опасности, воссылает он такое благодарение освободившему его Богу и говорит: (2) «Благословлю Господа на всякое время». Избежав смерти, он как бы полагает для себя уставы жизни, настраивая душу свою к строгому образу деятельности, чтобы ни одной минуты времени не оставлять без благословения, но при начале важных и неважных дел обращаться к Богу. Не стану думать, говорит он, будто бы что–либо делается моим старанием или приключается по случайному стечению обстоятельств, но «на всякое время благословлю Господа» — не только при благоденствии, но и в несчастные времена жизни. Сим наученный Апостол говорит: «Всегда радуйтеся. Непрестанно молитеся. О всем благодарите» (1 Сол. 5, 16–18).
Видишь, какова была любовь Давида! Непрерывные несчастья не ослабили его терпения, когда был принесен на руках домочадцев, бил в городские ворота, лишен имущества, но даже, по необходимости, предан врагам и едва не растерзан ими. Несмотря на сие, не сказал: доколе будут продолжаться несчастья? Не пришел в нетерпение от непрерывных скорбей, «ведяще, яко скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование» (Рим. 5, 3–4).
И действительно, скорби для хорошо приготовленных суть как бы укрепляющая пища и упражнение в борьбе, приближающие подвижника к отеческой славе, когда, «укаряеми, благословляем, хулими, молим», утружденные — благодарим, скорбные — хвалимся скорбями (ср.: 1 Кор. 4, 12–13). Стыдно для нас — в счастье благословлять, а в печальных и трудных обстоятельствах хранить молчание. Напротив того, тогда–то и должно более благодарить нам, знающим, что «егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет» (Евр. 12, 6).
«Выну хвала Его во устех моих». Пророк по видимому обещает нечто невозможное. Как может хвала Божия быть непрестанно во устах человека? Когда разговаривает он в обыкновенной и житейской беседе, в устах его нет Божией хвалы. Когда спит, хранит он совершенное молчание. Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечаем, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть «хлеб сшедый с небесе» (Ин. 6, 58). О сих–то устах и говорит Пророк: «Уста моя отверзох и привлекох дух» (Пс. 118, 131). Сии–то уста и Господь советует иметь расширенными, для обильного приятия брашен истины. Ибо сказано: «Разшири уста твоя, и исполню я» (Пс. 80, 11).
Посему мысль о Боге, однажды напечатленная и как бы печатью утвержденная во владычественной силе души, может быть названа хвалою Божиею, которая «выну» пребывает в душе; и тщательный, по увещанию Апостола, может давать все во славу Божию, так что всякое действие, всякое слово, всякое умственное упражнение получает силу хвалы, ибо «аще яст, аще ли пиет» праведник, «вся во славу Божию творит» (ср.: 1 Кор.10,31). У такого и во время сна сердце бодрствует, как сказано в Песни Песней: «Аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2), ибо мечтания сна очень часто бывают отголосками мыслей, занимавших днем.
(3) «О Господе похвалится душа моя». Пророк говорит: никто не хвали моей изобретательности, которою спасся я от опасностей, ибо не в силе, не в мудрости человеческой, но в благодати Божией — спасение. Ибо сказано: «Да не хвалится богатый богатством своим, мудрый мудростию своею, крепкий крепостию своею: но о сем да хвалится хваляйся, еже разумети и знати» Господа Бога своего (ср.: Иер. 9, 23, 24). Смотри, как Апостол хвалит сотрудников своих в деле благочестия. Он говорит: это наш «служитель и соработник о Господе» (Кол. 4, 7).
Если кто хвалится красотою телесною или знаменитостью рода, то не о Господе хвалится душа его; напротив того, каждый из таковых предан суете. Не заслуживают также истинной похвалы искусства средние и занимающиеся ими: кормчие, врачи, витии, строители, которые созидают города или пирамиды, или лабиринты, или другие какие дорогостоящие пышные громады зданий. Те, которые хвалятся этим, не в Господе полагают душу свою. Взамен всякой иной чести, для нас довольно именоваться рабами такого Владыки. Не будет ли слуга царев хвалиться, что он поставлен в том или другом чине служения? Ужели же удостоившийся служить Богу будет измышлять себе похвалы от иного, как будто для полноты славы и именитости недостаточно ему именоваться «Господним»! Итак, «о Господе похвалится душа моя».
«Да услышат кротцыи, и возвеселятся». Поскольку Пророк говорит: чрез одно изменение лица, при содействии Божием, враги введены в обман и совершено мое спасение, то «да услышат кротцыи», что можно и в мире живущим воздвигать победные знамения и не сражавшимся оказаться победителями; «и да возвеселятся», утвердившись в кротости моим примером, ибо такую благость от Бога получил я за то, что имел кротость. «Помяни, Господи, Давида, и всю кротость его» (Пс. 131, 1). Кротость есть величайшая из добродетелей, потому причислена и к блаженствам. Ибо сказано: «Блажени кротцыи: яко тии наследят землю» (Мф. 5, 5).
Земля сия, небесный Иерусалим, не бывает добычею состязующихся, но предоставлена в наследие долготерпеливым и кротким. И слова: «да услышат кротцыи», значат то же, что и слова «да услышат Христовы ученики». А может быть, пророчественно желает Давид, чтобы и до нас дошло чудо благодеяния Божия, над ним явленное. Да услышат и те, которые после многих поколений соделаются учениками Христовыми! Ибо тех назвал кроткими, которым Господь говорил: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Укротившие свои нравы, освободившиеся от всякой страсти, в чьих душах не поселено никакого мятежа — они называются кроткими. Почему и о Моисее засвидетельствовано, что он был «кроток зело паче всех человек сущих на земли» (Числ. 12, 3).
(4) «Возвеличите Господа со мною». Приличный себе лик собирает Пророк к прославлению Господа. Не приобщайся ко мне ни мятежный, ни смущенный, ни распаляющий душу плотскими страстями, но вы, кроткие, вы, которые приобрели твердость и постоянство души, отрясли леность и сонливость в исполнении своих обязанностей, — вы «возвеличите Господа со мною». Возвеличивает же Господа тот, кто великим умом, твердым и возвышенным духом терпит искушения за благочестие; и потом, кто великим умом и в самых глубоких умозрениях рассматривает величие творения, чтобы в величии и красоте тварей созерцать их Рододелателя (ср.: Прем. 13, 5). Ибо чем кто более углубляется в законы, по которым устроена и по которым управляется вселенная, тем яснее созерцает велелепоту Господню и по мере сил возвеличивает Господа.
Поскольку же одного ума и размышлений одного человека нисколько не достаточно к уразумению величия Божия, то Пророк всех вместе кротких приемлет в общение сего дела. Посему должно совершенно упразднить себя от внешних мятежей, произвести совершенное безмолвие в потаенной храмине советов сердца и потом приступить к созерцанию истины. Послушай исповедующегося во грехе, что он говорит: «Смятеся от ярости око мое» (Пс. 6, 8).
Не только же гнев, но и пожелание, и робость, и зависть приводят в смятение око души, и вообще все страсти приводят в замешательство и смятение душевную прозорливость. И как невозможно мутным оком принять верное впечатление от видимого предмета, так невозможно с возмущенным сердцем приступать к познанию истины. Посему должно удалиться от всех мирских дел, ни чрез зрение, ни чрез слух, ни чрез другое какое чувство не вводить в душу посторонних помыслов. Ибо воздвигаемые плотским мудрованием брани исполняют внутренность сердца неумолкающими мятежами и непримиримыми раздорами.
(5) «Взысках Господа, и услыша мя». Пророк говорит: сие «да услышат кротцыи»! И в это тяжкое время, когда подвигся на меня весь гнев памятозлобных и руки всех на меня вооружились, а я, ничем не защищенный, готов был принять на себя все удары врагов, и в это время не смутился я помыслами от страха, не оставил мысли о Боге, не отчаялся в своем спасении, но «взысках Господа». Не искал только, с каким–нибудь простым и временным упованием на Господа, но «взысках», ибо речение «взысках» выражает более нежели «искал», подобно как «испытывание» — более нежели «пытание». Ибо «исчезоша испытающии испытания» (Пс. 63, 7). Посему словом «взыскание» псалом изобразил какой–то глубокий покой и безмятежность.
«И от всех скорбей моих избави мя». Вся жизнь праведника исполнена скорбей, это путь тесный и скорбный. «Многи скорби праведным» (Пс. 33, 20). Потому и Апостол говорит: «Во всем скорбящее» (2 Кор. 4, 8), и — «яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие» (Деян. 14, 22). Избавляет же Бог святых Своих от скорби, не без испытания их оставляя, но подавая им терпение. Ибо если «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство» (Рим. 5, 3–4), то избегающий скорби лишает себя опытности. И как никто не получает венца, не имея у себя противника, так и опытным можно оказаться не иначе, как чрез скорби. Посему слова: «от всех скорбей моих избави мя», не значат: не попустил мне скорбеть, но даровал «со искушением и избытие, яко возмощи понести» (ср.: 1 Кор. 10, 13).
(6) «Приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся». Сидящих во тьме и сени смертной — их увещевает приступить ко Господу, приблизиться к лучам Божества Его, чтобы, чрез приближение озарившись истиною по благодати, вместили они в себя просвещение Его. Ибо как сей чувственный свет не для всех равно сияет, но для тех, которые имеют глаза, бодрствуют и могут беспрепятственно наслаждаться появлением солнца, так и «Солнце правды» (ср.: Мал. 4, 2), «Свет» истины, «Иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир» (Ин. 1, 9), не всем дает видеть светозарность Свою, но тем, которые живут достойно света. Ибо сказано: «свет возсия» не грешнику, но «праведнику» (Пс. 96, 11). Как солнце хотя восходит, но не для нетопырей и других животных, во время ночи снискивающих себе пищу, так, хотя свет сам в себе блистателен и всеозаряющ, однако ж не все приобщаются его сияния. Так и «всяк делаяй злая ненавидит света и не приходит к свету, да не обличатся дела его» (Ин. 3, 20).
Итак, «приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся». Блажен, кто в день Праведного Суда Божия, когда «приидет Господь» во свете «привести тайная тмы и объявить советы сердечныя» (ср.: 1 Кор. 4, 5), осмелившись вступить в сей обличительный свет, возвратится непостыженным, потому что его совесть не осквернена порочными делами. А те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, соделанного во плоти, подобно какой–то невыводимой краске, навсегда остающиеся в памяти души их. Не много же таких, которые бы могли приступить к свету истины и открыть его и, открыв сокровенное, отойти с непостыженным лицом.
(7) «Сей нищий воззва, и Господь услыша и». Не всегда нищета похвальна, а только когда она с евангельскою целью принята произвольно. Ибо многие по достатку нищи, а по произволению весьма любостяжательны. Их бедность не спасает, а произволение осуждает. Посему блажен не тот, кто беден, но кто сокровищам мира предпочитает заповедь Христову. Таковых и Господь называет блаженными, говоря: «Блажени нищии духом» (Мф. 5, 3), — не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца. А что не от произвола, то и блаженным не делает. Посему всякая добродетель, а преимущественно пред всеми нищета имеет отличительным признаком свободное произволение.
Итак, «сей нищий», говорит Пророк, «воззва». Назнаменующим гласом призывает он мысль твою к обнищавшему по Богу, алчущему, жаждущему и терпящему наготу. «Сей нищий», едва не указывает он перстом, то есть сей ученик Христов. Можно слова сии отнести и к Самому Христу: Он, «богат сый» по естеству (так как все, что имеет Отец, принадлежит и Ему), «нас ради обнища, да мы нищетою Его обогатимся» (ср.: 2 Кор. 8, 9). Да и всякое почти дело, ведущее к блаженству, предначал Сам Господь, Себя предложив в пример ученикам. Возвратись к блаженствам и, рассмотрев каждое, найдешь, что учение словом предварил Он делами.
«Блажени кротцыи». Где же нам научиться кротости? «Научитеся от Мене, говорит Господь, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). «Блажени миротворцы». Кто же научит нас благам мира? Сам Миротворец, «творяй мир» и примиряющий «оба во единаго новаго человека» (ср.: Еф. 2, 15), «умиротворивый кровию креста» Своего, «аще земная, аще ли небесная» (ср.: Кол. 1, 20). «Блажени нищи». Сам Он обнищал и «умалил Себе в зраке раба, да мы вси от исполнения Его приимем и благодать воз благодать» (ср.: Флп. 2, 7; Ин. 1, 16).
Итак, если кто, водимый Святым и человеколюбивым Духом, не мечтая о самом себе, но уничтожая себя, чтобы возвысить других, возопиет духом, испрашивая чего–либо великого, и не произнесет ничего недостойного и низкого, выражающего искание земного и мирского, то вопль сего просящего услышан будет Господом. А какой же конец услышания? Тот, что избавится «от всех скорбей» не уязвленным, не изнемогшим, не поработившимся мудрованиям плоти.
Каким же образом избавляется нищий?
(8) «Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их». Сим Пророк объяснил, кого называет нищим, — именно того, кто боится Господа. Посему боящийся стоит еще на степени раба, а усовершившийся любовью достиг уже достоинства сына. Раб именуется и нищим, потому что не имеет ничего собственного, а сын уже богат и потому, что он наследник отеческих благ.
Итак, «ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его». Ангел не отступит от всех уверовавших в Господа, если только не отгоним его сами худыми делами. Ибо как пчел отгоняет дым и голубей смрад, так и хранителя нашей жизни Ангела отдаляет многоплачевный и смердящий грех. Если имеешь в душе дела, достойные ангельского хранения, и обитает в тебе ум, обогащенный умозрениями истины, то по богатству не оцененных дел добродетели Бог необходимо приставит к тебе стражей и хранителей и оградит тебя охранением Ангелов. Смотри же, какова природа Ангелов! Один Ангел равняется целому воинству и многочисленному ополчению.
Итак, в величии твоего хранителя Господь дарует тебе ополчение, а в крепости Ангела как бы ограждает тебя отвсюду его защитою. Ибо сие значит «окрест». Как городские стены, вокруг облегая город, отвсюду отражают вражеские нападения, так и Ангел служит стеною спереди, охраняет сзади и с обеих сторон ничего не оставляет неприкрытым. Посему–то «падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится» (Пс. 90, 7) удар кого–либо из врагов, «яко Ангелом Своим заповесть о тебе» (Пс. 90, 11).
(9) «Вкусите и видите, яко благ Господь». Многократно замечали мы, что душевные силы именуются подобоименно с внешними членами. Поскольку же Господь наш есть истинный хлеб и Плоть Его–истинное брашно, то необходимо, чтобы наслаждение веселием хлеба произведено было в нас чрез духовное вкушение. Как свойство меда не столько словом, сколько самим чувством вкуса может быть объяснено не изведавшим меда, так и доброта небесного слова не может быть ясно передана в учении, если по долговременном изведании учений истины не возможем собственным опытом постигнуть благость Господню.
«Вкусите», сказал, а не «насытьтесь», потому что «ныне разумеем от части, видим истину зерцалом в гадании» (ср.: 1 Кор. 13, 12), но придет время, когда нынешний залог, сие вкушение благодати обратится для вас в совершенство наслаждения. Как страждущие желудком и чувствующие отвращение к пище, от сего расстройства лечатся у врачей, которые с помощью приготовленной особенным способом пищи возбуждают к ней позыв, и когда чувство сими искусственными снедями раздражено, позыв на пищу час от часа более увеличивается, так и в слове истины самое испытание, говорит Пророк, будет непрестанно призывать вас к ненасыщаемому вожделению. Посему «вкусите», говорит он, да будете «блажени, как алчущие и жаждущие правды».
«Блажен муж, иже уповает Нань». Кто непрестанно вожделевает слова, тот ни на что иное не возложит упования, кроме Господа.
(10) «Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть лишения боящимся Его». Если страх не управляет нашею жизнью, то невозможно произойти освящению в теле. Ибо сказано: «пригвозди страху Твоему плоти моя» (Пс. 118, 120). Как у пригвожденных гвоздями члены тела остаются неподвижны и бездейственны, так и объятые в душе Божиим страхом избегают всякого страстного обуревания грехом. Посему «несть лишения боящемуся», то есть удерживаемый страхом от всякого неприличного поступка не лишен сил ни для какой добродетели, но совершенен и не имеет недостатка ни в одном из совершенств, свойственных человеческой природе. Как по телу не совершенен тот, у кого недостает какого–либо необходимого члена, но в том самом и не совершенен, чего недостает ему, так не радеющий и о единой заповеди чрез неисполнение бывает уже не совершенен по причине сего недостатка. А кто усвоил себе совершенный страх и всего боится из богобоязненности, тот ни в чем не согрешит, потому что ничего не презирает, и он не потерпит лишения, потому что во всяком случае непрестанно с ним страх.
(11) «Богатии обнищаша и взалкаша, взыскающии же Господа не лишатся всякаго блага». Слово сие научает нас и презрению вещественного богатства, показывая непрочность изобилия в имуществе. Ибо богатство не постоянно и, как волна, гонимая силою ветров, обыкновенно течет туда и сюда. И «богатыми» Давид называет, может быть, израильтян, «ихже всыновление… и служение и обетования: ихже отцы» (ср.: Рим. 9, 4–5). Они–то «обнищаша», согрешив против Господа, а взыскавшие Господа вместо них «не лишатся всякаго блага».
Но как же израильтяне «обнищаша и взалкаша»? Поскольку убили они Хлеб животный, то пришел на них голод хлеба. Поскольку злоумыслили против Источника воды живой, пришла к ним жажда и наложено на них наказание мучиться от жажды. Но этот глад не чувственного хлеба и «не жажда воды, но глад слышания слова Господня» (Ам. 8, 11). И так они «обнищаша и взалкаша», а из язычников научившиеся взыскать Господа «не лишатся всякаго блага». Всесовершенное благо есть Сам Бог, Которого «не лишатся вси взыскающие Его».
Если кто невежествен, имеет неясное понятие о добре и зле, то и он да не называет благим находящего наслаждение во временном, которое преходит с разрушением тела. Ибо кто вещественное богатство и плотские преимущества возводит на степень благ, тот низким и никакого внимания не заслуживающим вещам присвояет достопоклоняемое и одному Богу приличное имя и вместе с тем впадает в самое грубое противоречие. Ибо или должен сказать, что Апостолы не получили телесных благ, потому что не взыскали Господа, или, если и взыскав, не имели таких благ, должен обвинять само Писание, которое говорит, что «взыскающие Господа» не будут лишены «ни единаго блага».
Напротив того, святые и Господа взыскали, и не остались без разумения самого взыскуемого, и не лишились благ, уготованных в вечном упокоении. Ибо о них можно в собственном смысле сказать: «всякаго блага», потому что телесные наслаждения заключают в себе более болезненного, чем приятного: супружество — бесчадие, вдовство — растление, земледелие — бесплодие, торговля — кораблекрушения, богатства — козни, роскошь — пресыщение, частые наслаждения — разного рода болезни и многовидные страсти.
Взыскал Господа Павел и не был лишен ни «единаго блага»; а между тем кто исчислит телесные скорби, в которых он проводил всю свою жизнь? «Трищи палицами биен, единою каменьми наметан, трикраты корабль опровержеся с ним, нощь и день во глубине сотвори, в путных шествиих множицею… во алчбе и жажди, в пощениих многащи, в труде и подвизе» и многократно в нуждах (ср.: Кор. 11, 25–27). И что же? Человек, который до последнего часа был алчущим и жаждущим, терпел наготу и страдания, ужели не лишен был телесных благ? Посему возведи мысль твою к истинному благу, чтобы уразуметь тебе и согласие Писания, и самому себя не запутать обоюдностью понятий.
(12) «Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас». Это голос искренно расположенного учителя, с отеческим благосердием призывающего к учению, потому что ученик есть духовное чадо учителя. Приемлющий от другого образование в благочестии как бы им созидается и приводится в состав, подобно тому как в утробе чревоносящей образуются младенцы. Посему и Павел всю Церковь Галатийскую, которая отпала от первопреподанных учений и походила на недоношенный плод чрева, снова восприемля и Божиею силою воображая в галатах Христа, назвал чадами. И как он с болезнями и скорбью производил исправление поколебавшихся, то посему и сказал, что болит душою, скорбя об отпадших. «Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас» (Гал. 4, 19).
Итак, «приидите, чада, послушайте мене». Чему же хочет учить нас духовный наш отец? «Страху Господню», говорит он, «научу вас». Поскольку выше заповедал бояться Господа и показал выгоды страха, сказав, что «несть лишения боящимся Его», то преподает теперь некоторый урок о страхе Господнем. Что нужно быть здоровым, это может сказать всякий, даже невежда, но как должно приобретать здоровье, говорить об этом — дело человека, знающего врачебное искусство. Не всякий страх благ и спасителен, но есть страх вражий, о котором молится Пророк, чтобы он не приближался к душе его, говоря: «От страха вражия изми душу мою» (Пс. 63, 2). Тот страх — вражий, который вдыхает в нас боязнь смерти и который внушает нам страшиться преимущества лиц. Ибо боящийся сего возможет ли во время мученичества противостоять греху даже до смерти и воздать долг умершему за нас и воскресшему Господу? А также приводимый в страх демонами имеет в себе страх вражий. И вообще такой страх кажется мне немощью, порожденною неверием, ибо верующий, что есть у него крепкий помощник, не страшится никого из усиливающихся возмутить его.
А что же такое страх спасительный, страх освящающий, страх, преднамеренно, а не по немощи, поселяемый в душе? Хочешь ли, объясню тебе свойства сего страха? Когда увлекаешься в какой–нибудь грех, представь себе мысленно страшное и нестерпимое судилище Христово, где на высоком и превознесенном Престоле восседает Судия, вся же тварь с трепетом предстоит при славном Его явлении, и каждый из нас приводится на испытание соделанного им в жизни; потом к совершившему в жизни много худых дел приставляются страшные и угрюмые ангелы, у которых и взор огненный, и дыхание огненное — по жестокости их воли, и лица подобны ночи — по унылости и человеконенавидению; потом непроходимая пропасть, глубокая тьма, огонь несветлый, который во тьме содержит попаляющую силу, но лишен светозарности; потом какой–то ядоносный и плотоядный червь, пожирающий с жадностью, никогда не насыщаемый и своим пожиранием производящий невыносимые болезни; потом жесточайшее из всех мучений — вечный позор и вечный стыд.
Сего страшись и, сим страхом вразумляемый, как некоторою уздою, воздерживай душу от худых пожеланий. Сему–то страху Господню обещал научить нас отец, но научить не всех, а только желающих слушать его, не далеко отпадших, но притекающих к нему с желанием спастись, не «чуждых от завет» (Еф. 2, 12), но чрез сыноположение Крещения соделавшихся присными Слову. Посему и говорит: «придите», то есть добрыми делами приблизьтесь ко мне, дети, удостоившиеся стать сынами света чрез пакибытие. «Послушайте» вы, у которых отверсты уши сердца, «страху Господню научу вас», тому страху, который незадолго пред сим изобразило вам слово.
(13) «Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи?» Пророк спрашивает: хочет ли кто жизни — не этой общей, которою живут и бессловесные, но истинной, не пресекаемой и смертью? Ибо теперь, говорит он, вы умираете, и «живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе: егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе» (Кол. 3, 3–4).
Итак, Христос есть истинная жизнь, и наша истинная жизнь есть пребывание во Христе. Подобно сему и дни иные — «благи», и на них–то указывает Пророк в своем провозглашении: «Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи?» Ибо дни века сего злы, так как и век сей, будучи мерою мира, о котором сказано, что «мир весь во зле лежит» (1 Ин. 5, 19) и свойствами своими сообразен миру, им измеряемому. А самые дни суть части сего времени, посему Апостол говорит: «Искупующе время, яко дние лукави суть» (Еф. 5, 16). И Иаков свидетельствует: «Дние лет» моих «малы и злы» (ср.: Быт. 47, 9). Посему теперь мы — не в жизни, но в смерти. Потому и молится Апостол, говоря: «Кто мя избавит от тела смерти сея» (Рим. 7, 24)?
Но есть другая некая жизнь, к которой призывает нас слово. И хотя настоящие наши дни «лукавы», однако же есть другие дни, «благи», которые не пресекаются ночью. Ибо для них Сам Бог будет вечным светом, озаряя их сиянием Своей славы. Посему когда слышишь о «благих» днях, не думай, чтобы в обетовании говорено было тебе о здешней жизни, потому что тленны те дни, которые производит чувственное сердце, а тленное не может быть приличным даром нетленному. Но если душа нетленна, то нетленны должны быть и душевные дарования. И «преходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31). Если закон имеет в себе тень грядущих благ, то представь себе какие–то радостотворные и святые субботы из дней вечных новомесячий, праздники, но представь их соответственно духовному закону!
(14) «Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти». Если хочешь иметь дни благи и любишь жизнь, то исполни заповеди жизни. Ибо сказано: «Аще любите Мя, заповеди моя соблюдите» (Ин. 14, 15). Первая же заповедь: «Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти». Ибо грех, содеваемый языком, и на деле весьма удобен и многообразен. Разгневался ли ты — и язык предваряет. Похоть ли возобладала тобою — язык прежде всего служит тебе как бы переводчицей и переносчицей, которая помогает во грехе и вводит в искушение ближних. Язык для тебя и оружие неправды, если он не от сердца говорит, но для обмана других.
Но к чему перечислять словом все грехи, совершаемые языком? Жизнь наша наполнена грехопадениями языка: срамословие, смехотворные, глупые, непристойные речи, пересуды, слово праздное, лживые клятвы, ложные свидетельства — все это и гораздо еще большее число зол суть произведение языка. А те, которые отверзают уста свои на поругание славы Божией и «неправду в высоту глаголют» (ср.: Пс. 72, 8), каким другим орудием совершают сие нечестие, как не орудием языка! Итак, поскольку «от словес своих осудишися» (Мф. 12, 37), то «удержи язык твой от зла» и «не делай сокровища языком лживым суетная» (ср.: Притч. 21, 6). Удержи и «устне твои, еже не глаголати льсти», то есть сделай, чтобы целое орудие, данное тебе на служение слову, было свободно от действий лукавых. Лесть есть скрытое злодеяние против ближнего, совершаемое под личиною добра.
(15) «Уклонися от зла, и сотвори благо: взыщи мира, и пожени и». Вот первоначальные советы и вступительные уроки благочестия: старайся преодолевать язык, воздерживаться от коварных замыслов, уклоняться от зла. Ибо не тому, кто совершенен, прилично воздержание от зла, но только еще начинающему надлежит уклоняться от стремления ко злу. И должно сперва, как от худого пути, удалиться от привычки к порочной жизни, а потом уже приступить к совершению добрых дел. Потому что невозможно приняться за доброе, не отступив наперед и совершенно не уклонившись от зла, как невозможно возвратить здоровье, не освободившись от болезни, или согреться прежде, нежели совершенно пройдет озноб. Все это одно с другим не совместно: так и тот, кто хочет вести добрую жизнь, должен освободиться от соприкосновения со злом.
«Взыщи мира, и пожени и». О сем мире сказал Господь: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не якоже мир дает мир, Аз даю вам» (Ин. 14, 27). Посему «взыщи мира» Господня и «пожени и». А достигнешь его не иначе, как «к намеренному гоня, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 14). Ибо истинный мир — гор!е; а доколе мы связаны с плотью, неразлучно с нами многое, что нас возмущает. Посему «взыщи мира», то есть освобождения от мятежей мира сего, приобрети безмятежный ум, невзволнованное, невозмущенное состояние души, не колеблемое страстями, не увлекаемое ложными учениями, которые своим правдоподобием склоняют к согласию, чтобы чрез сие приобрести тебе «мир Божий, превосходяй всяк ум» (Фил. 4, 7) и охраняющий твое сердце. Кто ищет мира, тот ищет Христа, потому что «Той есть мир наш», создавший «оба во единаго новаго человека, творя мир» (ср.: Еф. 2, 14–15) и «умиротворивый кровию креста» Своего, «аще небесная, аще ли земная» (ср.: Кол. 1, 20).
(16) «Очи Господни на праведныя, и уши Его в молитву их». Как святые суть «тело Христово и уди от части» (1 Кор.12, 27) и Бог поставил их в Церкви, одних как бы глазами, других устами, а иных вместо рук или ног, так и святые духовные Силы, на небесах пребывающие, одни именуются очами, потому что им вверено над нами смотрение, а другие — ушами, потому что приемлют наши молитвы. Посему и теперь Силу, над нами надзирающую, и Силу, приемлющую молитвы, Давид назвал очами и ушами. «Очи Господни на праведныя, и уши Его в молитву их». Поскольку всякое дело праведника достойно зрения Божия; и всякое слово его, так как праведный не говорит ничего праздного, сильно и действенно, то посему псалом уверяет, что праведник всегда пред взорами и всегда бывает услышан.
(17) «Лице же Господне на творящия злая, еже потребити от земли память их». Под лицем, как думаю, разумеется открытое и явное пришествие Господа на Суд. Почему и сказано, что очи Господа, как бы еще издали нас назирающего, приникают на праведника, а само лице явится, чтобы истребить на земле всякую память беззакония. Но не представляй себе лица Божия в телесном образе. Ибо в таком случае может показаться, что в Писании сказано нечто несообразное, то есть что особо очи сияют на праведника и особо лице обращено на порочных, между тем как невозможны ни очи без лица, ни лице без очей. «Не узрит человек лице» Господне и «жив будет» (ср.: Исх. 33, 20). Но Ангелы «малых» в церкви «выну видят лице Отца» нашего, Который на небесах (ср.: Мф.18,10). Посему для нас ныне по немощи облежащей нас плоти невместимо зрение славного явления Божия, но Ангелам, которые не имеют никакого покрова, подобного нашей плоти, ничто не препятствует непрестанно взирать на лице славы Божией. Почему, когда сделаемся сынами воскресения, тогда и мы будем удостоены знания лицем к лицу. Тогда праведные удостоятся лицезрения Божия в радости, а грешники — в Суде, потому что всякий грех будет истреблен Праведным Судом Божиим.
(18) «Воззваша праведнии, и Господь услыша их, и от всех скорбей их избави их». Взывание праведных есть мысленное, и оно в потаенности сердца раздается велегласно и может достигать до самого слуха Божия. Ибо кто просит великого и молится о небесном, тот взывает и воссылает к Богу молитву, которая бывает услышана. И так «воззваша, праведнии» взыскали не чего–нибудь маловажного, земного, низкого. Потому и Господь внял их голосу и «от всех скорбей их избави их», не столько освобождая их от огорчений, сколько приготовляя к тому, чтобы они были выше всего приключающегося.
(19) «Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет». Господь ко всем приближается Своей благостью, но мы сами себя удаляем грехами. Ибо сказано: «Се удаляющии себе от Тебе погибнут» (Пс. 72, 27). Почему о Моисее говорится, что он «приступал» к Богу (ср.: Исх. 24, 2), и если кто другой подобен Моисею, то своими доблестями и добрыми делами делается он близок к Богу.
Кроме того, слова сии содержат в себе пророчество о пришествии Господа и согласны с предыдущими. Ибо там сказано: «Лице Господне на творящия злая», то есть явление Его на Суде будет на погибель всякого лукавства. А здесь, сказав: «Близ Господь сокрушенных сердцем», Пророк возвещает приближающееся же и недалеко отстоящее пришествие Господа во плоти. И в сем может убедить тебя сказанное в пророчестве Исаии: «Дух Господень на Мне, егоже ради помаза Мя, благовестити нищим посла Мя, изцелити сокрушенныя сердцем, проповедати пленником отпущение и слепым прозрение» (Ис. 61, 1). Поскольку посылаем был Врач для сокрушенных сердцем, то сказано: близ есть Господь. Вам говорю сие, смиренные и сокрушившие свое самомнение, чтобы вас обрадовать и ввести в долготерпение радостью ожидаемого!
Сокрушение же сердца есть истребление человеческих помыслов. Кто презрел настоящее, предал себя слову Божию и владычественное в себе предоставил помышлениям сверхчеловеческим и божественным, тот будет иметь сокрушенное сердце и соделает его жертвою, не уничтожаемою от Господа. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50, 19). Итак, «близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет». Кто чужд всякого надмения, ничем человеческим не гордится, тот и сердцем сокрушен, и духом смирен. Правда, смирен1 и тот, кто ходит во грехе, потому что ничто так не смиряет, как грех. Посему растленную и потерявшую святыню девства называем смиренною. Так, сказано, что Амнон восстал на Фамарь и «смири ю» (2 Цар. 13, 14).
Посему, которые утратили высокость и возвышение души, низложенные грехом на землю и как бы пригвожденные к земле, изгибаются, подобно пресмыкающемуся змию, и уже не в силах прийти совершенно в прямое положение, те смиренны, но не духом, почему смирение их и не похвально. Но которые имеют благодать Святаго Духа, те добровольно смиряют себя пред низшими, с Апостолом называя «себе самех рабами» всякого человека (ср.: 2 Кор. 4, 5) о Христе, «всем попрание доселе», и говоря еще с ним: «якоже отреби миру быхом» (1 Кор. 4, 13). Они употребляют смирение духовно и делают себя последними из всех, чтобы стать первыми из всех в Царстве Небесном. Сих и Господь называет блаженными, говоря: блажени нищие духом (Мф. 5, 3).
(20) «Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь». Сказано: «во всем скорбяще, но не стужающе си» (2 Кор. 4, 8). Почему и Господь говорит Своим ученикам: «В мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16, 33). Посему, если видишь когда праведников в болезнях, с поврежденными членами, покинутых своими, в ранах, в бесчестии, в совершенной скудости и лишении необходимого, то помни, что «многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь». А утверждающий, что скорбь не прилична праведнику, не иное что говорит, как одно с утверждающим, будто бы борцу не приличен противоборник. Но борец, не выходящий на подвиг, будет ли иметь какой предлог к получению венцов? Вот уже в псалме сем в четвертый раз говорится, каким образом Господь избавляет от скорби, если кого хочет избавить. В первый раз: (5) «взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя». Во второй: (7) «сей нищий воззва, и Господь услыша и, и от всех скорбей его спасе и». В третий: (18) «воззваша праведнии, и Господь услыша их». В четвертый, наконец: «многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь».
(21) «Хранит Господь вся кости их, ни едина от них сокрушится». Должно ли остановиться на голом речении и удовольствоваться тем понятием, какое всего скорее представляется нашему вниманию, то есть что сии кости, сии опоры плоти не сокрушатся у праведных по причине охранения, данного им от Господа? И до тех ли пор, пока праведник жив, и в этом мире сохранятся кости его несокрушенными? Или и по разрешении от уз телесных не встретится причины к сокрушению костей праведника?
Впрочем, из опыта знаем, что сокрушены многие кости праведников, которые за свидетельство о Христе предавали себя страданиям всякого рода. Ибо гонители иным раздробили голени, другим многократно пронзали гвоздями руки и голову. Между тем кто же станет отрицать, что скончавшиеся в мученичестве всех праведнее? Напротив того, не понимать ли так: говорится — человек, а подразумевается душа и ум человеческий; так и члены целого человека называются подобоименно с частями телесными. Так Писание многократно именует члены внутреннего человека, например, когда говорит: «Мудраго очи его во главе его» (Еккл. 2, 14), то есть внутреннее мудрого прозорливо и осмотрительно. И еще Писание одинаково называет и духовные и плотские очи, не только в приведенном нами изречении, но и в словах: Заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18, 9).
Что же сказать о сем изречении: «Имеяй уши слышати да слышит» (Лк. 8, 8)? Известно, что у них уши совершенны и способны слышать словеса Божии. Но не имеющим таких ушей что сказано? «Глусии, услышите, и слепии, прозрите» (Ис. 42, 18). И еще: «уста моя отверзох и привлекох дух» (Пс. 118, 131). И «зубы грешников сокрушил еси» (Пс.3,8). Ибо все сие сказано о способностях, служащих к принятию мысленной пищи и мысленного слова. Подобны сим речения: «чрево мое болит мне» (Иер. 4, 19), и «нога» праведного «не поткнется» (ср.: Притч. 3, 23). Ибо подобные выражения относятся к внутреннему человеку.
На сем же основании во внутреннем человеке можно представить себе и некоторые кости, которыми поддерживается связь и стройность между душевными силами. И как кости собственною твердостью ограждают мягкость плоти, так и в Церкви есть члены, которые по своей твердости могут носить на себе недостатки немощных. И как кости соединяются между собою в состав сросшимися жилами и связями, так и союз любви и мира может производить в Церкви Божией какое–то сращение и соединение костей духовных. О сих–то костях, лишенных своего сочленения и как бы вышедших из составов, Пророк говорит: «Расточишася кости» наши «при аде» (ср.: Пс. 140, 7). И если когда объемлет их смятение и трепет, то молится, говоря: «Исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя» (ср.: Пс. 6, 3).
Но когда кости сии, хранимые Господом, соблюдают свою стройность, тогда ни одна из них не сокрушится, а напротив, они делаются достойными возносить славу Богу. «Вся кости моя», говорит Пророк, «рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе» (Пс. 34, 10)? Видишь ли естество костей, имеющих и дар слова? Может быть, и Церковь скажет то же: «вся кости моя рекут», относя сие к Таинству Воскресения. Ибо сказано: «Се глаголет Господь костем сим: се, Аз введу в вас дух животен и дам на вас жилы, и возведу на вас плоть… и оживете и увесте, яко Аз есмь Господь» (ср.: Иез. 37, 5–6). Сии–то кости, восприявшие жизнь и воздающие благодарение Воскресившему, «рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе?»
Не без причины присовокуплено: (20) «смерть грешников люта», потому что есть смерть праведных, но она не люта по природе своей, а добра. Умершие со Христом приобщались благой смерти и умершие греху умерли смертью благою и спасительною. Между тем «смерть грешников люта». Ибо их по смерти постигает мучение, как и богатого, который «облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло» (Лк. 16, 19).
«И ненавидящии праведнаго прегрешат». Они ненавидят праведника, потому что сами живут во грехах, а нравы праведника, как прямизна правила, обличают их при сличении с совершенным. И поскольку живут во грехах, то, страшась обличения, ненавистно обращаются с праведником. А поскольку ненавидят его, то обременяют себя новыми грехами. Но много предлогов, по которым может быть ненавидим праведный. И свобода в обличениях, потому что ненавидят «у врат наказующаго, и словом праведным» гнушаются (Ам. 5, 10), и желание первенства, и любоначалие подвигли многих ненавидеть достойнейших, а иногда то же производило и неведение: что такое праведник и кто праведен?
«Смерть грешников люта». Может быть, и целую жизнь Пророк называет смертью, потому что Апостол назвал сию плоть смертью, сказав: «Кто мя избавит от тела смерти сея» (Рим. 7, 24)? А которые делают худое употребление из сего тела и обращают его на служение всякому греху, те приготавливают себе лютую смерть.
(23) «Избавит Господь души раб Своих, и не прегрешат вси уповающии на Него». Поскольку созданные на служение Господу содержались в пленении у врага, то их души и избавит Господь Честною Своею Кровью. Посему никто из уповающих на Него не будет истязан во грехах.
Беседа на псалом сорок четвертый
(1) «В конец, о изменяемых
[115] сыном Кореовым в разум, песнь о возлюбленнем». Кажется, что и сей псалом ведет к усовершенствованию человеческой природы и тем, которые вознамерились жить добродетельно, доставляет пользу для сей предположенной цели. Ибо для преуспевающих нужно учение об усовершенствовании, какое предлагает сей псалом, имеющий надписание: «в конец, о изменяемых», где подразумевается — о людях, потому что мы из всех разумных существ наиболее подлежим ежедневным и почти ежечасным изменениям и превращениям.
Мы не бываем тождественны сами с собою ни по телу, ни по душевному расположению. Напротив того, тело наше непрестанно течет и рассеивается, находится в постоянном движении и превращении, то возрастая из малого в большее, то сокращаясь из совершенного в недостаточное. Ибо не одно и то же с новорожденным младенцем отрок, который ходит в училище и способен понимать искусства и науки. И опять, бесспорно, иное с отроком — подрастающий юноша, который уже в силах приниматься за дела отважные. И от юноши отличается муж крепостью и величиною тела и полнотою разума. И опять, пришедший в зрелость и достигший постоянного возраста начинает мало–помалу чувствовать лишения; телесная бодрость незаметно у него оскудевает, телесные силы слабеют, пока согбенный старостью не дойдет он до последнего упадка сил.
Так, мы изменяемы, а потому псалом сим словом премудро делает намек на нас, человеков. Ибо Ангелы не терпят изменения. Нет между ними ни отрока, ни юноши, ни старца, но в каком состоянии сотворены вначале, в том они остаются, и состав их сохраняется чистым и неизменяемым. А мы изменяемся и по телу, как уже сказано, а также и по душе и по внутреннему человеку, переменяя свои мысли вместе с предметами, непрестанно нам встречающимися. И мы одни, когда благодушествуем, когда все в жизни идет у нас удачно, иные — в обстоятельствах затруднительных, когда встречаем что–нибудь вопреки своему желанию. Мы изменяемся и от гнева, принимая на себя какой–то зверский вид, изменяемся и от вожделений, делаясь скотоподобными через сластолюбивую жизнь. «Кони женонеистовни сотворишася», воспламененные страстью к жене ближнего (ср.: Иер. 5, 8). Коварный уподобляется «лису», как Ирод (см.: Лк. 13, 32). А бесстыдный называется псом, как Навал Кармильский
[116].
Видишь ли, как разнообразно и многовидно наше изменение? Подивись же Тому, Кто так прилично применил к нам сие наименование! Посему, как мне кажется, один из толковников
[117] хорошо и удачно выразил ту же мысль другим названием, вместо: «о изменяемых», сказав: «о лилиях». Скорое увядание цветов почел он приличным применить к бренности человеческого естества.
Но поскольку слово поставлено в будущем времени, ибо сказано: о тех, которые изменятся, как будто сие изменение произойдет с нами впоследствии, то посмотрим, не указывает ли оно нам на мысль о Воскресении, в котором дано будет нам изменение, и изменение в состояние лучшее и духовное? Ибо сказано: «Сеется в тление, востает в нетлении» (1 Кор. 15, 42). Тогда изменится вместе с нами и вся чувственная тварь. Ибо и небеса «яко риза обетшают, и яко одежду» свиет их Бог, «и изменятся» (см.: Пс. 101, 27). Тогда, по слову Исаии, и солнце сделается в семь крат больше себя самого, а луна величиною, как ныне солнце (см.: Ис. 30, 26).
Поскольку же словеса Божии писаны не для всех, а только для тех, которые имеют уши по внутреннему человеку, то Пророк и надписал: «о изменяемых», как думаю, о тех, которые заботятся о себе самих и чрез упражнение в благочестии непрестанно более и более преуспевают. Ибо это есть прекраснейшее изменение, которое дарует нам десница Вышняго. Такое изменение сознавал в себе и блаженный Давид, когда, вкусив благ добродетели, простирался вперед. Ибо что говорит? «И рех, ныне начах: сия измена десницы Вышняго» (Пс. 76, 11).
Посему для преуспевающего в добродетели нет мгновения, в которое бы он не изменялся. Ибо сказано: «Егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж, отвергох младенческая» (1 Кор. 13, 11). И опять, сделавшись мужем, не прекратил своей деятельности, но, «задняя забывая, в предняя же простираяся, к намеренному тек, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 13–14). Посему и то — изменение, когда внутренний человек со дня на день обновляется.
Поскольку же Пророк хочет возвестить нам о «Возлюбленнем», Который принял на Себя домостроительство воплощения для нас, достойных такой милости, то говорит, что песнь сия дана «сыном Кореовым». Ибо это песнь, а не псалом, и потому была передана одним голосом и только стройным пением, без сопровождения звуками органа. «Песнь» же «о Возлюбленнем». И толковать ли тебе, какого Возлюбленного разумеет слово? Или и прежде моих слов знаешь это, помня об упоминаемом в Евангелии гласе: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте» (Мф.17,5)? Он возлюблен Отцом, как Единородный, возлюблен всею тварью, как человеколюбивый Отец и благий Предстатель. А возлюбленное и благое — в существе своем одно и то же. Посему некоторые хорошо определили, назвав благим то, чего все желают.
Но не всякий может достигнуть совершенства любви и познать истинно Возлюбленного, а только тот, кто совлекся уже «ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных» (Еф. 4, 22), и облекся «в новаго, обновляемаго в разум по образу Создавшаго» (Кол. 3, 10). Кто любит деньги, воспламеняется тленною телесною красотою, предпочитает настоящую славу, тот, источив силу любви на что не следовало, делается слеп к созерцанию истинно Возлюбленного. Посему сказано: «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим» (Мк. 12, 30).
Слово «всем» не допускает разделения любви на другие предметы. Ибо сколько истратишь любви на земные предметы, столько по необходимости недостанет у тебя в целом. Посему–то немногие из людей наименованы друзьями Божиими, как Моисей, о котором написано, что он друг Божий (см.: Исх. 33, 11), и как Иоанн. Ибо сказано: «Друг Женихов, стоя… радостию радуется» (Ин. 3, 29), то есть кто имеет твердую и непоколебимую любовь ко Христу, тот достоин Его дружбы. Посему и Господь уже достигшим совершенства ученикам говорит: «Не ктому вас глаголю рабы, но други, яко раб не весть, что творит Господь его» (ср.: Ин.15,15). Итак, совершенному возможно познать истинно Возлюбленного. И действительно, одни святые суть друзья Божии и друзья друг другу, а всякий порочный и невежда — не друг, потому что блага дружбы не совместны с худым расположением сердца. Ибо зло противоборственно не только добру, но и самому себе.
Но уже приступим к истолкованию пророческих слов.
(2) «Отрыгну сердце мое слово благо». Иные полагали, что сие говорится от лица Отца о Слове, Которое было в начале у Отца и Которое, говорят они, Отец извел как бы из сердца, из самой утробы; и от благого сердца произошло «Слово благо». А мне кажется, что слова сии относятся к лицу пророческому, потому что последующие слова не оправдывают сего толкования об Отце. Отец не мог бы сказать о Своем языке: «Язык Мой трость книжника скорописца». (3) «Красен добротою паче сынов человеческих». Потому что не сравнительно с человеками имеет он превосходство красоты.
И далее говорит: (8) «Сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой, елеем радости». Не сказал: «помазах» Тя Бог Твой, но — «помаза Тя», из чего видно, что иное есть лицо говорящее. Кто же это лицо, как не Пророк, ощутивший действие на него Духа Святаго? Он говорит: «Отрыгну сердце мое слово благо». Отрыжка есть внутренний воздух, при переварении пищи из расторгшихся пузырьков поднимающийся вверх; и напитанный хлебом живым, сшедшим с небес и дающим жизнь миру, насыщенный всяким глаголом, исходящим из уст Божиих, то есть, по обыкновенному в Писании иносказанию, душа, напитанная священными учениями, дает отрыжку, сообразную пище. А как пища была словесная и добрая, то Пророк отрыгает «слово благо. Благий человек от благаго сокровища» сердца своего «износит благая» (Мф. 12, 35).
Будем и мы искать пищи в слове к насыщению душ своих (ибо сказано: «праведный ядый» насытит «душу свою» — Притч. 13, 26), чтобы сообразно с тем, что напитало нас, произносить нам не какое–либо слово, но «слово благо». Человек лукавый, напитанный нечестивыми учениями, отрыгает из сердца слово лукавое. Не видишь ли, что отрыгают уста еретиков? Подлинно, нечто отвратительное и смрадное, изобличающее, как сильна и глубока болезнь сих несчастных! Ибо «лукавый человек от лукаваго сокровища» сердца своего «износит лукавая» (ср.: Лк. 6, 45). Посему, «чешем слухом» (ср.: 2 Тим. 4, 3), не избирай себе таких учителей, которые могут произвести болезнь в твоей внутренности и сделать, что отрыгнешь слова лукавые, за которые будешь осужден в день Суда. Ибо сказано: «От словес своих оправдишися и от словес своих осудишися» (Мф. 12, 37).
«Глаголю аз дела моя Цареви». И сие изречение, конечно, ведет нас к мысли о лице пророческом. «Глаголю аз дела моя Цареви» — это значит: признаюсь пред Судиею и обнаружением собственных дел своих предварю Обвинителя. Ибо мы приняли такую заповедь: «Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис. 43, 26). «Язык мой трость книжника скорописца». Как трость есть орудие письменности, когда опытная рука движет ею для начертания написуемого, так и язык праведника, когда Святый Дух им движет, погружаемый не в черниле, но в Духе Бога Живаго, на сердцах верующих написывает слова Вечной Жизни. Посему Дух Святый есть книжник, потому что премудр и всех научает, и «скорописец», потому что быстро движение мысли. Пишет же в нас Дух помышления, «не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердца плотяных» (2 Кор. 3, 3). А по мере широты сердца Дух пишет на сердцах более или менее, по мере предуготовительной чистоты, пишет или для всех явственно, или неявственно. По скорости же написуемого целая уже вселенная наполнена благовестием.
Следующие же за сим слова, кажется мне, должно принять за начало особой речи и не связывать их с предыдущими, но приложить к последующим. Ибо слова: «красен добротою», как думаю, чрез обращение говорящего сказаны ко Господу.
(3) «Красен добротою паче сынов человеческих, излияся благодать во устнах Твоих». К этой мысли приводят нас Аквила и Симмах. Первый говорит: «Ты украшен красотою паче сынов человеческих»; а Симмах: «Ты прекрасен красотою паче сынов человеческих». Посему «красным добротою» Пророк называет Господа, приникнув в Его Божество, потому что воспевает не красоту Его плоти. Ибо «видехом Его, и не имяще вида, ни доброты: но вид Его безчестен, умален паче всех сынов человеческих» (Ис. 53, 2–3). Из сего явно, что Пророк, созерцая светозарность Господа и объятый ее сиянием, душевно уязвленный сею добротою, подвигся божественною любовью к мысленной красоте. А когда она явится душе человеческой, тогда все дотоле любимое окажется гнусным и презренным. Посему и Павел, когда увидел «краснаго добротою, вменил вся уметы, да Христа приобрящет» (ср.: Флп. 3, 8).
И хотя чуждые слову истины проповедь евангельскую называют юродством, уничтожая за простоту речи в Писании, но мы, которые хвалимся крестом Христовым, которым открыто Духом, «яже от Бога дарованная нам… не в наученых человеческия премудрости словесех» (1 Кор. 2, 12–13), мы знаем, что в учении о Христе излилось на нас от Бога богатство благодати. Посему–то в короткое время проповедь обтекла почти целую вселенную, ибо обильная и щедрая благодать излита на проповедников Евангелия, которых Писание наименовало и «устнами» Христовыми. Посему–то проповедь евангельская в своих, презираемых иными, речениях заключает много убедительного и влекущего ко спасению. И всякая душа препобеждается непреложными догматами, будучи утверждаема благодатью в непоколебимой вере во Христа. Посему и говорит Апостол: «Имже прияхом благодать и апостольство в послушание веры» (Рим. 1, 5). И еще: «паче всех их потрудихся: не аз же, но благодать Божия, яже со мною» (1 Кор. 15, 10).
«Излияся благодать во устнах Твоих: сего ради благослови Тя Бог во век». В Евангелии написано, что «дивляхуся о словесех благодати, исходящих из уст Его» (Лк. 4, 22). Посему псалом, чтобы яснее представить множество благодати в словах Господа нашего, выразительно говорит: «излияся благодать во устнах Твоих». По неистощимости благодати в слове «благослови Тя», сказано, «Бог во век». Очевидно, что сие должно относить к человечеству, так как оно преуспевает «премудростию и возрастом и благодатию» (Лк. 2, 52). Относительно к одному человечеству разумеем, что благодать дана Ему как награда за Его доблести.
Подобное сему выражается в словах: (8) «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Близко к сему и написанное Павлом к Филиппийцам: «Смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе» (2, 8–9). Из сего видно, что сие говорится о Спасителе как о человеке. Или, поскольку Церковь — Тело Господне и Господь — Глава Церкви, и как служители небесного слова, по сказанному выше, суть «устне» Христовы (например, Павел имел глаголющего в себе Христа — см.: 2 Кор. 13, 3, — а то же имеет и всякий, подобный Павлу по добродетели), так и все мы, верующие, каждый сам по себе составляем прочие члены тела Христова, то не погрешит, кто благословение, данное Церкви, отнесет к Самому Господу. Посему слова: «благослови Тя Бог» значат: члены Твои и Тело Твое исполнил Бог Своими благами во век, то есть до бесконечности.
(4) «репояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, (5) Красотою Твоею и добротою Твоею» Думаем, что сие в переносном смысле относится к живому Слову Божию, чтобы Оно соединилось с плотью, к Слову, Которое «ейственно и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным» (Евр. 4, 12). Ибо бедро есть символ родотворной силы. Сказано: сии души, «яже изыдоша из чресл» Иакова (ср.: Быт. 46, 26).
Посему Господь наш Иисус Христос, как есть жизнь, путь, хлеб, виноградная лоза, истинный свет и именуется другими многими именами, так есть и меч, который отсекает страстную часть души и убивает похотливые движения. Потом, поскольку Бог Слово имел вступить в соединение с немощью плоти, то весьма кстати присовокуплено: «Сильнее». Ибо это — величайшее доказательство силы, что Бог возмог быть в человеческом естестве. Силу Слова Бога не только доказывает создание неба, земли, моря, воздуха, произведение величайших стихий, и все, что ни представим премирного и преисподнего, сколько домостроительство вочеловечивания и снисхождение к уничиженному и немощному человечеству.
«Красотою Твоею и добротою Твоею». Красота отлична от добр!оты. Красивым называется, что в свое время пришло в полную свою зрелость. Так, прекрасна пшеница, когда поспела для жатвы. Прекрасен плод виноградный, когда он с течением годовых времен, переварив в себе соки, достиг совершенства и стал годен к наслаждению. А доброта есть стройность в сложении членов, производящая собою привлекательность. «Препояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, красотою Твоею», то есть при исполнении времен, «и добротою Твоею», то есть созерцаемым и умопредставляемым Божеством. Ибо Оно действительно есть «доброта», превышающая все разумение человеческое и все силы человеческие и созерцаемая одним умом. Познали «доброту» Его ученики Его, которым Он наедине разрешал притчи. Видели «доброту» Его Петр и сыны громовы на горе, видели «доброту», которая была светлее светлости солнечной, и удостоились узреть очами предначатие славного Его пришествия.
«И наляцы, и успевай, и царствуй». То есть, начав попечение свое о человеках воплощением, соделай сие попечение усильным, непрерывным и неослабным. Это проложит путь и доставит успех проповеди и всех покорит Твоему Царству. Да не удивляет же нас, что говорится повелительно: «успевай», по обыкновению Писания, которое всегда так выражает желания. «Да будет воля Твоя», вместо «буди». «Да приидет царствие Твое», вместо «прииди».
«Истины ради и кротости, и правды: и наставит Тя дивно десница Твоя». Опять слово употребляет подобный прежнему оборот речи, будто бы это, то есть успевать и царствовать, Господь приемлет в награду за истину и кротость и правду. Должно же разуметь сие так: поскольку у людей все превращено ложью, то чтобы посеять истину, царствуй над человеками, над которыми царствует грех, ибо Ты — Истина. «Кротости ради» — чтобы Твоим примером все были приведены к справедливости и благости. Посему–то Господь сказал: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Доказательство же кротости представил в Своих делах: укоряемый — молчал, ударяемый — терпел. «И наставит Тя дивно десница Твоя»; не столп облачный, не огненное озарение, но собственная десница Твоя будет Твоим путеводством.
(6) «Стрелы Твоя изощрены, Сильнее». Изощренные стрелы Сильного — это меткие слова, которые, достигая сердца слушателей, поражают и уязвляют чувствительные души. Ибо сказано: «Словеса мудрых якоже остны воловии» (Еккл. 12, 11). Посему и псалмопевец, молясь некогда об избавлении его от современных коварных людей, в уврачевание «языка льстива» просит «изощренных стрел Сильнаго». Но просит также и «углей пустынных» (ср.: Пс. 119, 3, 4), чтобы, кого по окаменению сердца не касаются стрелы слова, для тех готово было мучение, которое и назвал «углями пустынными». Для тех, которые сами себя лишили Бога, необходимо приготовление пустынных углей.
Ныне же «стрелы Твоя изощрены». Сими стрелами уязвляются души, восприявшие веру и расплавленные сильною любовью к Богу. Они говорят подобно невесте: «уязвлена есмь любовию аз» (Песн. 2, 5). Неисповедимая же и неизреченная доброта Слова — это красота премудрости и знак Божий в образе Его. Посему блаженны любозрители истинной доброты. Как привязанные к ней любовью и воспламеня в себе любовь небесную и блаженную, они забывают родных и друзей, забывают свой дом и имение, не помнят даже о телесной потребности есть и пить, но преданы единой и чистой любви.
Под изощренными стрелами можешь разуметь и посланных сеять Евангелие в целой вселенной; они по своей изощренности сияли делами правды и неощутительно проникали в души поучаемых. Сии–то стрелы, посланные повсюду, приуготовили народы к тому, что они пали к стопам Христовым. Но мне кажется, что с большею последовательностью мыслей восстановится речь чрез перестановку слов, так что выйдет следующий смысл: «наляцы и успевай, и царствуй, и наставит Тя дивно десница Твоя, и людие под Тобою падут, потому что стрелы Твоя изощрены в сердцы враг Царевых». Ни один богоборец, и кичливый, и гордый, не падает ниц пред Богом, но падают те, которые приняли послушание веры. Стрелы же, падшие в сердца прежде бывших врагов Царевых, влекут их к желанию истины, влекут их ко Господу, чтобы бывшие врагами Богу примирились с Ним по научении.
(7) «Престол Твой, Боже, в век века: жезл правости, жезл Царствия Твоего». (8) «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Поскольку Пророк много уже говорил, обращаясь к человечеству во Христе, то возводит теперь слово свое на высоту славы Единородного. «Престол Твой, Боже», говорит он, «в век века», то есть Царство Твое за пределами веков и упреждает собою всякую мысль. И весьма кстати по покорении народов Пророк воспевает великолепие Царства Божия. «Жезл правости, жезл Царствия Твоего». Для того Пророк и дал Ему собственное Его именование, ясно назвав Богом: «престол Твой, Боже». Жезл Божий есть жезл вразумляющий. Но вразумляя, ведет за собою Суды Правые, а не уклоняющиеся от правды. Посему «жезл Царствия» Его называется «жезлом правости. Аще оставят сынове Его закон Мой, и в судьбах Моих не пойдут… посещу жезлом беззакония их» (Пс. 88, 31–33). Видишь ли Праведный Суд Божий? Не на всякого употребляется жезл, но только на грешников. Но жезл сей называется и жезлом утешения, ибо сказано: «Жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста» (Пс. 22, 4). Он называется также жезл сокрушения: «Упасеше я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я» (Пс. 2, 9). Но перстное и бренное сокрушается ко благу пасомых, так как предается «во измождение плоти, да дух спасется» (1 Кор. 5, 5).
«Сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Поскольку прообразовательное помазание долженствовало указывать на то, что сами архиереи и цари служили также прообразованием, то плоть Господня была помазана истинным помазанием, сошествием на нее Святаго Духа, Который именуется «елеем радости». Господь же помазан «паче причастник Своих», то есть более всех людей, имеющих участие со Христом. Ибо им дается некоторое частное общение Духа: на Сына же Божия сошедший Дух Святый, как говорит Иоанн, «пребысть на Нем» (Ин. 1, 32). Прекрасно Дух именуется «елеем радости». Ибо один из плодов, возвращаемых Духом Святым, есть радость.
Поскольку же слово о Спасителе у Пророка касается вместе и Божеского естества, и домостроительства вочеловечивания, то опять, обращая взоры на человечество Бога, говорит: «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие», желая тем сказать: прочие люди трудами, подвигами, внимательностью достигают нередко расположения к добру и отвращения от зла, а в Тебе есть естественное сродство с добром и отчуждение от беззакония. Но и нам, если захотим, нетрудно приобрести любовь к правде и ненависть к беззаконию. Ибо на пользу разумной душе даровал Бог все способности, как способность любить, так и способность ненавидеть, чтобы, управляемые разумом, любили мы добродетель и ненавидели порок. Бывают же случаи, когда похвально оказывать ненависть. «Не ненавидящия ли Тя, Господи, возненавидех, и о вразех Твоих истаях? Совершенною ненавистию возненавидех я» (Пс. 138, 21–22).
(9) «Смирна, и стакти, и касиа от риз Твоих, от тяжестей слоновых, из нихже возвеселиша Тя». (10) «Дщери царей в чести Твоей». Пророческое слово, нисходя по порядку и описав предварительно дела домостроительства, при озарении Духа, открывающего Пророку сокровенное, доходит наконец до страданий. Сказано: «смирна, и стакти, и касиа от риз Твоих». Что смирна есть символ погребения, научает нас евангелист Иоанн, сказывая, что Иосиф Аримафейский при погребении употребил смирну и алоэ (см.: Ин. 19, 39–40). А стакти есть тончайший вид смирны. При выжимании сего благовонного вещества что бывает в нем жидкого, отделяется в стакти, а что остается густого, называется смирною.
Посему и благоухание Христово благоухает, как смирна, по причине Его страданий и, как стакти, потому что Он не недвижим и не бездействен оставался в продолжение трех дней и трех ночей, но нисходил во ад ради домостроительства Воскресения, чтобы исполнить все, что Ему надлежало. Благоухает же касиею, потому что касия есть весьма тонкая и благовонная кора, облекающая собою древесный ствол. И можно думать, что пророческое слово именем касии глубокомысленно и премудро указало нам на крестное страдание, воспринятое в благодеяние всей твари. Посему видишь смирну по причине погребения, стакти — по причине сошествия во ад (ибо каждая ее капля стремится вниз) и касию по причине домостроительства, совершенного плотью на кресте.
По сей–то причине говорит Пророк: «Возвеселиша Тя дщери царей в чести Твоей». Но какие же это дщери царей, как не благородные, великие и царственные души? Познав Христа по нисхождению Его к человечеству, они «возвеселиша» Его «в чести» Его, в истинной вере и совершенной любви, прославляя Его Божество. О благоуханиях же сих, то есть о приточном слове и об устроении учений, Пророк говорит, что они нескудны были на ризах Христовых, но разносились по всем зданиям. Ибо под «тяжестями» разумеет огромные дома, а тем, что они были построены из слоновой кости, как думаю, показывает богатство любви Христовой к миру.
«Предста царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена». Пророк говорит уже о Церкви, о которой узнаем из Песни песней (ср.: 6, 8), что «едина есть совершенная голубица» Христова, которая приемлет на десную страну Христову соделавшихся известными по своим добрым делам, отличая их от людей негодных, как пастырь отличает овец от козлищ.
Итак, предстоит царица, то есть душа, сочетанная с Женихом Словом, не обладаемая грехом, но соделавшаяся причастницею Царства Христова, предстоит одесную Спасителя в ризах позлащенных, то есть великолепно и священнолепно украшающая себя учениями духовными, сотканными и преиспещренными. Поскольку догматы — не одного рода, но различны и многообразны, объемлют собою учения естественные, нравственные и таинственные, то псалом говорит, что ризы невесты преиспещрены.
(11) «Слыши, дщи, и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего». (12) «И возжелает Царь доброты твоея: зане Той есть Господь твой, и поклонятся Ему». Призывает Церковь к слышанию и исполнению заповедуемого, и, называя ее дщерью, сим наименованием вводит в свойство с Собою, как бы по любви присвояя ей право быть чадом. «Слыши, дщи, и виждь». Слово «виждь» учит ее иметь ум, преобученный к созерцанию. Обозри тварь и, воспользовавшись порядком в ней видимым, восходи таким образом к созерцанию Творца. Потом, смиряя ей высокую выю гордыни, говорит: «приклони ухо твое». Не прибегай к языческим вымыслам, но приими смиренное слово в евангельском учении. «Приклони ухо твое» к преподаваемым в нем наставлениям, чтобы забыть те дурные обычаи и отеческие учения. Посему «забуди люди твоя и дом отца твоего». Ибо всякий «творяй грех от диавола есть» (1 Ин. 3, 8).
Отринь учения демонские, забудь жертвы, ночные ликовствования, басни, разжигающие на блудодеяния и на всякую нечистоту. Для того наименовал Я тебя Своею дочерью, чтобы ты возненавидела прежнего отца своего, который родил тебя на погибель. Если забвением сгладишь с себя пятна лукавых учений, то, возвратив себе собственную свою красоту, окажешься вожделенною для Жениха и Царя. «Зане Той есть Господь твой, и поклонятся Ему». Словами: «Той есть Господь твой», Пророк показывает необходимость повиновения. Поклонятся же Ему все твари. Ибо «о имени» Иисуса Христа «всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних» (Флп. 2, 10).
(13) «И дщи Тирова с дары: лицу твоему помолятся богатии людстии». Кажется, что в Хананейской стране идолопоклонству предавались с особенным усердием. А главный город Хананеи — Тир. Посему пророческое слово, склоняя Церковь к повиновению, говорит, что и «дщи Тирова» придет некогда с дарами. «И лицу твоему богатии людстии» поклонятся «с дары». Не сказал: тебе поклонятся «с дары», но — «лицу твоему». Ибо не Церковь приемлет поклонение, но глава Церкви — Христос, Которого Писание наименовало Лицем.
(14) «Вся слава дщери Царевы внутрь: рясны златыми одеяна и преиспещрена». (15) «Приведутся Царю девы в след ея». Поскольку она очистилась от лукавства древних учений, повинуясь наставлению, забыв «люди своя и дом отца своего», то Дух Святый описывает ее качества. И поскольку видит сокровенную ее чистоту, говорит: «вся слава Дщери Царевы», то есть Христовой невесты, которая чрез сыноположение стала уже «дщерию» Царю, «внутрь». Псалом убеждает нас вступить во внутреннейшие тайны славы Церковной, потому что красота невесты есть внутренняя. Ибо кто благоукрашает себя для Отца, видящего «в тайне» (ср.: Мф. 6, 4), и молится, и все делает не напоказ людям, но чтобы только быть видимым единому Богу, то имеет всю славу «внутрь», как и «дщерь Царева». Посему и «рясны златые», которыми она «одеяна и преиспещрена», также «внутрь».
Ничего не ищи в наружном золоте или в телесном преиспещрении, но представь себе одеяние, достойное украшать созданного по образу Творца, как говорит Апостол: «Совлекшеся ветхаго человека… и облекшеся в новаго, обновляемаго в разум по образу Создавшаго» (Кол. 3, 9–10). И кто облекся «во утробы щедрот, благость, смиреномудрие, кротость и долготерпение» (Кол. 3, 12), тот облечен внутренне, украшен по внутреннему человеку. И Господом Иисусом советует «облещися» Павел (ср.: Рим. 13, 14), не по внешнему человеку, но так, чтобы ум наш покрывало памятование о Боге. И думаю, что тогда изготовляется ткань духовной одежды, когда к назидательному слову присовокупляются и дела, с ним сообразные. Как, в основу вплетая уток, ткут одежду для тела, так, когда за предваряющим словом следуют сообразные с ним дела, уготовляется сим благолепная одежда душе, имеющей вполне и словом и делом добродетельную жизнь.
А рясны привешивают к одежде, и их должно понимать также в духовном смысле, почему и называются они златыми. Поскольку слово обширнее дела, то оно составляет как бы некие рясны, которые спущены вниз с ткани деятельности. За невестою же Господнею следуют некоторые души, не приявшие к себе семян чуждого учения, и они–то приведутся к Царю, сопровождая невесту. Да слышат же давшие Господу обет девства, что девы приведутся к Царю, но девы, которые близки к Церкви, следуют за нею, а не уклоняются от Церковного благочиния!
(16) «Приведутся» же девы «в веселии и радовании, введутся в храм Царев». Не те, которые по принуждению соблюдали девство, не те, которые по скорби или по нужде вступили в честную жизнь, но которые «в веселии и радовании» услаждаются таковым преспеянием, «те приведутся Царю, и введутся» не в какое–нибудь обыкновенное место, но «в храм Царев». Ибо сии священные сосуды, которых не осквернило человеческое употребление, будут внесены в святая святых, и дано им будет право иметь доступ в само святилище, которого не будут попирать ноги нечистые. А как важно быть введенным «в храм Царев», показывает Пророк, когда молится о себе и говорит: «Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его» (Пс. 26, 4).
(17) «Вместо отец твоих быша сынове твои: поставиши я князи по всей земли». Поскольку выше повелено забыть люди и дом отца, то теперь в награду за послушание «вместо отец» получает сыновей, и сыновей, украшенных такими достоинствами, что они поставляются князьями «по всей земли». Кто же сии сыны Царевы? Это сыны Евангелия, которые возобладали всею землею. Ибо сказано: «Во всю землю изыде вещание их» (Рим. 10, 18). И сядут «на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома» (Мф. 19, 28).
А если под отцами невесты разумеет кто патриархов, то и в таком случае речь не мимо идет Апостолов. Ибо вместо патриархов родились у нее сыны во Христе, творящие дела Авраамовы, которые признаются равночестными патриархам, потому что совершили подобные им дела, за каковые и отцы удостоились великих почестей. Святые же суть князи всей земли по свойству с добродетелью, так как добродетель по самому существу своему дает первенство, как Иакову дала власть над Исавом. Ибо сказано: «буди господин брату твоему» (Быт. 27, 29). Посему те, которые соделались равночестными отцам и подвижничеством добродетели приобрели над всеми превосходство, суть сыны невесты Христовой и матерью своею поставляются «князи по всей земли». Смотри же, как велика власть Царицы, — это власть рукополагать князей по всей земле.
(18) «Помяну имя Твое во всяком роде и роде: сего ради людие исповедятся Тебе в век и во век века». В заключение всего речь предлагается как бы от лица самой Церкви: помяну «имя Твое во всяком роде и роде». Какое же это поминовение Церкви? Это исповедание народов.
Беседа на псалом сорок пятый
(1) «В конец, о сынех Кореовых, о тайных, псалом». Мне кажется, что сей псалом заключает в себе пророчество о событиях при кончине. Сию кончину зная, и Павел говорит: «Таже кончина, егда предаст царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15, 24). Или поскольку дела наши приводят нас к концу и каждое дело к концу, ему свойственному, доброе — к блаженству, а злое — к вечному осуждению (наставления же, преподанные Духом в сем псалме, послушных приводят к доброму концу), то по сей причине псалом надписан: «в конец», то есть по отношению учений к блаженному концу человеческой жизни.
«О сынех Кореовых». И сей псалом сказан сынам Кореовым, которых Дух Святый не разделяет, потому что они как бы единодушно и единогласно, в совершенном согласии друг с другом произносили пророческие глаголы и ни один из них не пророчествовал ничего особенного пред прочими, но всем дано было равное пророческое дарование по причине равного у одного с другим расположения к добру. Псалом же сказывается о тайных, то есть о неизреченном и о сокровенном втайне. Разобрав же порознь речение псалма, узнаешь и сокровенный смысл слов и то, что не всякому можно простирать взор в Божественные тайны, а только способному соделаться таким стройным органом обетования, чтобы вместо псалтиря душа его приводилась в движение действием на нее Святаго Духа.
(2) «Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело». Всякий человек имеет нужду в великой помощи, потому что по немощи, естественно в нем находящейся, с ним встечается много горестного и трудного. Посему, ища убежища от всех бедствий, как бы удаляясь в безопасное место или, по причине неприятельского нашествия, укрываясь на какой–то острой вершине горы, окруженной крепкою стеною прибегает он к Богу, только пребывание в Нем признавая для себя успокоением.
Но хотя все согласны в том, что прибежище наше в Боге, однако же враг вводит людей во многие заблуждения и затруднения при избрании спасителя. Ибо уловляет их в засаду, как неприятель, и уловленных опять обольщает мыслью прибегать к нему, как к хранителю, потому людям предстоит двоякое бедствие, или быть насильственно взятыми в плен, или погибнуть от обольщения. От сего неверные прибегают к демонам и идолам, утратив ведение истинного Бога по причине произведенной в них диаволом слитности понятий. Да и знающие Бога погрешают в различении вещей, поступая невежественно при прошении себе полезного, одного прося как блага, хотя то часто не служит им на пользу, и от другого уклоняясь как от зла, хотя это принесло бы им иногда и много пользы. Например, болен ли кто — избегая тягостей болезни, молится он о здоровье. Потерял ли деньги — скорбит об утрате. Но часто и болезнь полезна, когда она вразумит грешника, и здоровье вредно, когда пользующимся им послужит пособием ко греху. Так и деньги иным обратились средством к распутству, а нищета уцеломудрила многих, имевших худые стремления.
Итак, не избегай чего не должно и не прибегай к кому не должно. Но пусть будет у тебя одно избегаемое — грех и одно прибежище в несчастьях — Бог. Не полагайтесь на князей, не превозноситесь неверным богатством, не гордитесь телесною силой, не гонитесь за блеском человеческой славы. Ничто это не спасает, все это временно, все обманчиво; одно прибежище — Бог. «Проклят человек, иже надеется на человека» (Иер. 17, 5) или на что–либо человеческое.
Итак, «Бог нам прибежище и сила». Кто может сказать: «Вся могу о укрепляющем мя Христе» (Флп. 4, 13), для того Бог есть «сила». Хотя многие говорят: «Бог нам прибежище», и: «Господи, прибежище был еси нам» (Пс. 89, 2), но очень немногие говорят сие с таким же расположением, как и Пророк. Ибо немногие не оказывают удивления человеческому, но во всем зависят от Бога, Им дышат, в Нем имеют надежду и уверенность.
И сами дела обличают нас, когда в скорбях скорее прибегаем ко всему прочему, только не к Богу. Болеет у тебя дитя — ищешь ворожею или вешающего на шеи невинным младенцам пустые надписи, или, наконец, идешь ко врачу и за лекарствами, пренебрегши Того, Кто может спасти. Возмутил тебя сон — бежишь к снотолкователю. Устрашился ты врага — ищешь заступника в ком–нибудь из людей. Вообще при всякой нужде обличаешь сам себя, что на словах называешь Бога прибежищем, а на деле домогаешься помощи от бесполезного и суетного. Но праведнику истинная помощь — Бог. Как военачальник, имея храбрых воинов, всегда готов вспомоществовать изнемогшим, так и Бог — наш помощник и споборник всякого сражающегося против козней диавола — посылает служебных духов к требующим спасения.
Скорбь же обретает всякого праведника по причине избранной им жизни. Ибо уклоняющийся от пути широкого и просторного, идущий же путем скорбным и тесным «обретается» скорбями. Живо изобразил сию истину Пророк, сказав: «В скорбех, обретших ны зело». Как одушевленные животные, уловляют нас скорби, производя в нас терпение, чрез терпение же искусство, а чрез искусство — упование. Посему и Апостол говорит: «Многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие» (Деян. 14, 22). И «многи скорби праведным» (Пс. 33, 20). Но кто мужественно и несмущенно претерпел искушение скорби, тот скажет: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37), и столько далек от того, чтобы отказываться от скорбей, страшиться их, что, напротив того, множество несчастий обращает в повод к похвальбе, говоря: «не точию же, но и хвалимся в скорбех» (Рим. 5, 3).
(3) «Сего ради не убоимся, внегда смущается земля и прелагаются горы в сердца морская». Пророк показывает великую твердость упования на Христа. Хотя все станет в превратном виде, хотя смятенная земля перевернется, хотя горы, оставив свои основания, сдвинутся в средину моря, мы не убоимся, потому что Бога имеем прибежищем и силою, и помощником «в скорбех, обретших ны зело». У кого сердце столь бесстрашно, у кого помыслы столь несмущенны, чтобы при таком замешательстве устремляться мыслью к Богу и, по упованию на Него, не поражаться ничем происходящим? А мы не выносим и человеческого гнева. Если бросается на нас или собака, или другой какой зверь, не к Богу, помощнику нашему в скорбях, возводим взоры, но приходя в ужас обращаемся к себе самим.
(4) «Возшумеша и смятошася воды их». Пророк сказал о смятении души и преложении гор; теперь говорит и о колебании и превращении моря от падения гор в средину пучины. «Возшумеша и смятошася воды их», очевидно, воды морские. Наибольшее возмущение в водах производят сами горы, не водруженные в море, но собственным своим колебанием производящие сильное волнение в водах. Посему, когда земля придет в смятение, воды морские восшумят и закипят от самых глубин, горы начнут прелагаться и оставаться в великом смятении от преизбытка силы Господней; тогда, говорит Пророк, сердце наше бесстрашно, потому что имеет несомненную и твердую надежду на Бога.
«Смятошася горы крепостию Его». Можешь смысл сего изречения взять и в переносном значении, именуя горами тех, которые высоко думают о своем величии, а не знают крепости Божией, ставят себя выше Божия ведения и потом бывают побеждены посланниками Божиими, с силою и премудростью проповедующими слово премудрости, и, сознав свою нищету, устрашаются Господа и смиряются пред крепостью Его. Или, может быть, князи века сего и отцы гибнущей мудрости называются горами, приходящими в смятение от той крепости Христовой, какую Христос показал в крестном подвиге над имеющим державу смерти. Ибо, как мужественный подвижник, «совлек» и преоборол «начала и власти, изведе в позор дерзновением», победив «их» на древе (Кол. 2, 15).
(5) «Речная устремления веселят град Божий». Морские воды, сильно возмущенные ветрами, «возшумеша и смятошася», но «речная устремления», протекающие без шума и безмолвно наводняющие достойных принятия, «веселят град Божий». Праведник и ныне пьет воду живую, и обильнее испиет ее впоследствии, когда будет вписан в гражданство во граде Божием. Но ныне пьет он в зерцале и в гадании, по малому постижению Божественных умозрений, а тогда вдруг примет в себя полноводную реку, которая весь град Божий может наводнить весельем. Какая же это будет река Божия, как не Дух Святый, пребывающий по мере веры в достойных, уверовавших во Христа? Ибо Он говорит: «Веруяй в Мя… реки от чрева его истекут» (Ин. 7, 38). И еще: если кто «пиет от воды… юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный» (Ин. 4, 14).
Итак, сия река веселит всякий вообще град Божий, хотя или Церковь имеющих жительство на небесах, или всякую разумную тварь, от сил премирных до человеческих душ, надобно разуметь под именем града, веселящегося от излияния Святаго Духа. Ибо, по определению некоторых, город есть собрание живущих оседло и управляемых законом. Но такое же определение города приличествует и Горнему Иерусалиму, Небесному Граду. Ибо и там — собрание первородных, на небесах написанных, собрание живущих оседло по неподвижности пребывания святых, наконец, собрание, управляемое Небесным законом. Посему–то для человеческого естества невозможно познать порядок оного жительства и все украшения его. Это те самые, «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9).
Кроме сего, знаем, что там тьмы Ангелов и «торжество» святых и «Церкви первородных на небесех написанных» (Евр. 12, 23). О сем граде говорит Давид: «Преславная глаголашася о тебе, граде Божий» (Пс. 86, 3). Бог сему граду дает обетование чрез Исаию: «Положу тя в радость вечную, веселие родом родов; и не будет ни сокрушение, ни бедность в пределех твоих, но прозовется спасение забрала твоя» (Ис. 60, 15, 18). Посему, возводя душевные очи достойно Горнего, ищи познаний о граде Божием. Но как представить в мыслях что–либо, достойное тамошнего блаженства, которое веселит река Божия, «емуже художник и содетель Бог» (Евр. 11, 10)?
«Освятил есть селение Свое Вышний». Может быть, Пророк здесь разумеет богоносную плоть, освященную единением с Богом, почему под селением Вышнего понимай явление Бога во плоти.
(6) «Бог посреде его, и не подвижится: поможет ему Бог утро заутра». И поскольку Бог посреди града, то дарует ему непоколебимость, посылая ему помощь при первых восхождениях света. И Горнему ли Иерусалиму или дольней Церкви приличествует имя сего града, — «освятил есть» в нем «селение Свое Вышний». И чрез сие–то селение, в котором вселился Бог, стал Он посреди града и даровал ему, да «не подвижится». Бог же — «посреде» града, повсюду до пределов круга простирая равные лучи Своего промышления. Ибо чрез сие соблюдается Правда Божия, всем уделяющая благость в одинаковой мере.
«Поможет ему Бог утро заутра». У нас утро производит чувственное солнце, когда появляется на нашем горизонте, а утро в душе производит Солнце Правды, восхождением умного света производя день в приявшем Его. Ибо мы, человеки, во времена неведения были в ночи, но когда, расширив в себе владычественное в нас, воспримем в себя «сияние славы» (Евр. 1, 3) и озаримся вечным светом, тогда «поможет ему Бог утро заутра». Когда соделаемся чадами света и «нощь» для нас «прейде, а день приближися» (ср.: Рим. 13, 12), тогда будем достойны и помощи Божией. Посему Бог помогает граду, собственным Своим восхождением и явлением производя для него утро. Ибо сказано: се человек, «Восток имя Ему» (ср.: Зах. 6, 12). Посему в ком по рассеянии тьмы неведения и лукавства воссияет умный свет, для того настанет утро. Поскольку же Свет пришел в мир, чтобы ходящий в Нем не спотыкался, то помощь Его доставляет утро. Или, может быть, поскольку воскресение было в глубокое утро, то «утро заутра» поможет граду Бог, одержавший победу над смертью утром, в третий день Воскресения.
(7) «Смятошася языцы, уклонишася царствия: даде глас Свой Вышний, подвижеся земля». Представь город, против которого злоумышляют ополчившиеся на него враги и между тем осаждают его многие народы и цари, скиптроносцы каждого из сих народов; потом представь военачальника, непобедимого по силе, который внезапно является на помощь городу, прекращает осаду, рассеивает сборище народов, обращает в бегство царей и производит сие единственно тем, что взывает к ним с силою, поражает сердца их крепостью голоса. Посему какое, вероятно, произойдет смятение гонимых народов и предавшихся бегству царей, какой смешанный крик и непрекращающийся шум будет слышаться во время их беспорядочного бегства! Все места наполняются бегущими от страха, отчего в городах и селах, где являются беглецы, начинается волнение. Пророк показывает, что такая же помощь подана граду Божию Спасителем, когда говорит: «Смятошася языцы, уклонишася царствия: даде глас Свой Вышний, подвижеся земля».
(8) «Господь сил с нами, заступник наш Бог Иаковль». Пророк видел воплотившегося Бога, видел родившегося от Святыя Девы Еммануила, «еже есть сказаемо: с нами Бог» (Мф. 1, 23), и потому пророчески взывает: «Господь сил с нами», показывая, что это Тот, Который являлся святым Пророкам и патриархам. Заступник наш, говорит, не иной Бог, отличный от Того, о Котором предали Пророки, но «Бог Иаковль», сказавший служителю Своему в откровении: «Аз есмь… Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль» (Исх. 3, 6).
(9) «Приидите и видите дела Божия, яже положи чудеса на земли: (10) отъемля брани до конец земли». Тех, которые далеки от слова истины, слово призывает приблизиться чрез познание, говоря: «приидите и видите». Ибо как для телесных очей дальние расстояния делают неясным представление видимых предметов, а приближение смотрящих доставляет ясное познание видимого, так и при умственных созерцаниях не приблизившийся к Богу и не сделавшийся Ему присным посредством дел не может видеть дел Божиих чистыми очами ума. Посему сперва «придите», приблизьтесь, потом «видите дела Божия», которые чудны и дивны и которыми, изумив народы, прежде враждебные и мятежные, привел их в тишину. «Приидите чада, послушайте Мене» (Пс. 33, 12); также: «приидите вси труждающиися и обременении» (ср.: Мф. 11, 28). Это голос Отца, с распростертыми объятиями призывающего к Себе дотоле упорствовавших. Посему кто внял призыванию, приблизился к Повелевающему, тот узрит все Умиротворившего крестом, «аще земная, аще ли небесная».
«Лук сокрушит, и сломит оружие, и щиты сожжет огнем». Видишь ли миролюбие Господа сил, потому что с Ним невидимые силы Ангельских воинств? Видишь ли вместе мужество и человеколюбие Воеводы сил? Будучи Господом сил и имея все сонмы Ангельских воинств, Он не уязвляет ни одного из противников, никого не низлагает, никого не касается, но сокрушает лук и оружие, и щиты сожигает огнем. Сокрушает лук, чтобы с него не пускали уже разжженных стрел, ломает оружие, употребляемое в рукопашном бою, чтобы не могли получить ран те, на которых враг коварно нападает вблизи. «И щиты сожжет огнем», лишая супостатов защиты и все обращая в благодеяние врагам.
(11) «Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог». Пока мы занимаемся предметами вне Бога, не можем вместить в себе познания о Боге. Ибо кто, заботясь о мирском и погрузившись в плотскую рассеянность, может внимать учению о Боге и иметь довольно тщательности для столь важных умозрений? Не видишь ли, что слово, падшее в терние, бывает подавлено тернием (см.: Мф. 13, 22)? А терние — плотские удовольствия, богатство, слава, житейские заботы. Ищущий познания о Боге должен будет стать вне всего этого и, приведя себя в бездействие страсти, воспринимать познание о Боге. Ибо в душу, затесненную предварительно занявшими ее помыслами, как войдет понятие о Боге? Знал и фараон, что только праздному свойственно искать Бога, почему и укоряет Израиля: «праздни, праздни есте» и «глаголете»: Господу Богу нашему помолимся (ср.: Исх. 5, 17).
Но как хороша и полезна для предающегося праздности та праздность, которая производит в нем безмолвие, нужное для принятия спасительных учений, так худа праздность афинян, которые «ни во чтоже ино упражняхуся, разве глаголати что или слышати новое» (Деян. 17, 21). Сей праздности подражают некоторые и ныне, употребляя свободное время в жизни на изобретение какого–нибудь непрестанного нового учения. Такая праздность приятна нечистым и лукавым духам. Сказано: «Егда нечистый дух изыдет от человека… речет: возвращуся в дом мой, отнюдуже изыдох. И пришед обрящет» дом оный «празден и пометен» (ср.: Мф. 12, 43–44). Посему праздность наша да не откроет входа противнику, а напротив того, не будем оставлять праздным внутренний наш дом, вселив в себя предварительно Христа Духом!
Пророк сперва даровал мир тем, которых дотоле обеспокоивали неприятели, потом говорит: «упразднитесь» от развлекающих вас врагов, чтобы в безмолвии созерцать вам учения истины. Посему и Господь говорит: «Всяк, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк. 14, 33). Итак, должно упраздниться от дел супружеских, чтобы заняться молитвою, упраздниться от попечений о богатстве, от пожелания земной славы, от наслаждения удовольствиями, от зависти и всякого злого дела против нашего ближнего, чтобы, когда душа наша в тишине и не возмущается никакою страстью, в ней, как в зеркале, было чисто и не омрачено Божие озарение.
«Вознесуся во языцех, вознесуся на земли». Очевидно, что Господь говорит сие о Своем страдании, как и в Евангелии написано: «И Аз», когда «вознесен буду… вся привлеку к Себе» (ср.: Ин. 12, 33). «И якоже Моисей вознесе змию в пустыни, тако подобает вознестися Сыну Человеческому» на земле (ср.: Ин. 3, 14). Итак, поскольку Ему надлежало вознестись на кресте за язычников и приять вознесение за всю землю, то говорит: «Вознесуся во языцех, вознесуся на земли».
(12) «Господь сил с нами, заступник наш Бог Иаковль». Обрадованный Божиею помощью, Пророк дважды возгласил то же слово: «Господь сил с нами», как наступающий и наскакивающий на врага, в совершенной доверенности к Спасителю душ наших, что при Его помощи ничего не постраждет. Ибо «аще Бог по нас, кто на ны» (Рим. 8, 31)? Даровавший победу Иакову и после борьбы Провозгласивший его Израилем — вот кто Заступник наш; Сам Он воинствует за нас. А мы да безмолвствуем, ибо «Той есть мир наш, сотворивый обоя едино… да оба созиждет… во единаго новаго человека» (Еф. 2, 14–15).
Беседа на псалом сорок восьмой
(1) «В конец, сыном Кореовым псалом». И языческие мудрецы пускались в умозрения о конце человеческом, но они разошлись в понятии о сем. Одни утверждали, что этот конец есть знание, другие же — успешное действование, иные — разнообразное употребление жизни и тела, а другие, став скотоподобными, говорили, что этот конец есть удовольствие. Но, по нашему учению, конец, для которого все делаем и к которому стремимся, есть блаженная жизнь в Будущем Веке. И конец сей достигается, когда предоставляем над нами царствовать Богу. Лучше всего для разумной природы доселе ничего не изобретал еще разум. К такому концу побуждает нас и Апостол, говоря: «Таже кончина, егда предаст Царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15, 24). То же самое представляет и Софония в пророчестве, говоря от лица Божия: «Суд Мой в сонмища языков еже прияти царей, еже излияти на ня гнев Мой… зане огнем рвения Моего поядена будет вся земля. Яко тогда обращу к людем многим язык в род его, еже призывати всем имя Господне, работати Ему под игом единем» (Соф. 3, 8–9).
Посему думаю, что и польза псалмов, имеющих такое надписание, возводится к сему же концу. Такому понятию не противоречат и те, которые сие надписание переводят: «на победу»
[118], или «победная песнь»
[119], или «победителю»
[120]. Поскольку «пожерта бысть смерть победою» (1 Кор. 15, 54) и истреблена Сказавшим: «Аз победих мир» (Ин. 16, 33), и поскольку все препобеждено Христом и о «имени» Его «всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних» (Флп. 2, 10), то справедливо Дух Святый в победных песнях предвозвещает уготованное нам в будущем.
(2) «Услышите сия вси языцы, внушите вси живущии по вселенней, (3) земнороднии же и сынове человечестии, вкупе богат и убог». Весьма обширная нужна храмина для слушателей призывающему к слышанию псалма все народы и всех, наполняющих вселенную своими жилищами; а думаю, что он сею высокою проповедью к слушанию привлекает и созывает и земнородных и сынов человеческих, и богатых и убогих. Но какая же это стражба, столь возвышенная над целою землею, что с высоты ее можно видеть все народы и объять взором целую вселенную? Кто столь громогласный провозвестник, который возглашает внятно для столь многих вместе слухов? Где эта храмина, которая может вместить всех собирающихся? Как велик и сколь премудр сей учитель, который находит уроки достойные такого собрания? Потерпи немного, и узнаешь, что последующее достойно такого предвозвещения. Ибо собирающий и созывающий всех на проповедь есть Утешитель, Дух истины, Который спасаемых собирает чрез Пророков и Апостолов. И поскольку «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18, 5), то посему сказано: «услышите вси языцы и вси живущии по вселенней».
Посему и Церковь собрана из всех состояний, дабы никто не оставался лишенным пользы. Ибо три четы званных, в которых заключается весь род человеческий: «языцы и живущие по вселенней, земнородные и сыны человеческие, богатые и убогие». И действительно, кого Бог оставил вне проповеднической храмины? Чуждые веры наименованы языками, пребывающие в Церкви — обитателями вселенной, земнородные — это мудрствующие земное и преданные хотениям плоти, сыны человечеcкие — это прилагавшие некоторое старание и упражнявшие разум, ибо особенное свойство человека — разумность. Богатые и убогие сами собою показывают свое отличительное свойство: одни в избытке обладают необходимым, другие живут, нуждаясь в необходимом.
Поскольку же Врач душ «не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние» (Мф. 9, 13), то в каждой чете прежде призываемыми поставил достойных осуждения. Ибо языки хуже живущих по вселенной, впрочем, предпочтены в призвании, чтобы находящиеся в худом состоянии прежде получили пользу от Врача. Опять, земнородные поставлены прежде сынов человеческих и богатые прежде бедных. Разряд отверженных, которым трудно спастись, призван прежде бедных. Ибо таково человеколюбие Врача — немощным первым подает Он помощь.
Но общение в призвании приводит вместе и к миру, так что и те, которые дотоле по образу жизни противны были друг другу, чрез собрание воедино приучаются ко взаимной любви. Да знает богатый, что он и бедный призваны равночестною проповедью. Сказано: «вкупе богат и убог». Оставь вне свое преимущество пред низшими и кичение богатством и потом уже входи в Церковь Божию. Посему и богатый не превозносись над убогим, и убогий не бойся могущества всем изобилующего, «и сыны человеческие», не уничижайте земнородных, «и земнородные» опять не чуждайтесь сынов человеческих, «и языки» свыкнитесь с живущими по вселенной и «живущие по вселенней» с любовью примите «чуждих от завет».
(4) «Уста моя возглаголют премудрость, и поучение сердца моего разум». Поскольку, по слову Апостола, «сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение» (Рим. 10, 10), а совокупное действование того и другого в сем деле предполагает совершенство, то пророческое слово сообъяло в себе то и другое — и действование уст и поучение сердца. Ибо если не запасено в сердце добра, то как изнесет устами сокровище не обладающий им втайне? Если имеющий доброе в сердце не возвещает о нем словом, то ему будет сказано: «Премудрость сокровена и сокровище не явлено, кая польза есть во обоих» (Сир. 20, 30)? Посему для пользы других «уста моя да возглаголют премудрость», а для собственного моего преспеяния сердце да поучается разуму.
(5) «Приклоню в притчу ухо мое, отверзу во псалтири ганание»
[121] мое». Еще Пророк говорит в похвалу своего лица, чтобы не были презрены слова его, как предлагаемые человеческим изобретением. Чему учит меня Дух, говорит он, то возвещаю вам, говорю не свое, не человеческое. Но поскольку я стал внимателен к «гананиям» Духа, втайне преподающего нам Божию Премудрость, то и открываю и привожу вам в ясность сие «ганание», но открываю не иначе, как псалтирем. А псалтирь есть музыкальное орудие, издающее звуки под лад сладкопению голосом. Посему словесный псалтирь тогда особенно отверзается, когда дела приводятся в согласие со словами. И тот есть духовный псалтирь, кто сотворил и научил (см.: Мф. 5, 19). Пророк в псалмах «отверзает ганание», собственным примером показывая возможность исполнить преподаваемое. Как не сознающий за собою в жизни ничего нестройного и несообразного, с уверенностью Пророк произносит следующие слова:
(6) «Вскую боюся в день лют? Беззаконие пяты моея не
[122] обыдет мя». Днем лютым называет день Суда, о котором сказано: «День Господень грядет неизцельный» (ср.: Ис. 13, 9) на все народы; в сей день, говорит Пророк, «обыдут» каждого «совети» его (ср.: Ос. 7, 2). И тогда–то, как не сделавши ничего беззаконного на пути жизни, не побоюсь дня лютого. Ибо следы грехов не окружат меня, «не обыдут» меня, в безмолвном обвинении возводя на меня обличение; потому что не восстанет против тебя иного обвинителя, кроме самих дел, из которых каждое явится в собственном своем виде: предстанут блуд, татьба, прелюбодеяние, напоминая и ночь, и образ грехопадения, и отличительное его свойство, и вообще предстанет всякий грех, принося с собою ясное напоминание свойственного ему признака. Итак, меня «не обыдут» следы грехов, потому что я «приклонил в притчу ухо мое и отверз во псалтири ганание мое».
(7) «Надеющиися на силу свою и о множестве богатства своего хвалящиися». У Пророка слово к лицам двоякого рода, к земнородным и к богатым. К одним обращает речь, низлагая их мнение о силе своей, а к другим, низлагая их превозношение избытком мнения. Вы, говорит, «надеющиися на силу свою», — это земнородные, которые уповают на телесную крепость и думают, что человеческая природа имеет достаточные силы совершенно выполнить человеческие желания. И вы, уповающие на неверное богатство, послушайте: вам нужна искупительная цена для изведения вашего на свободу, которую вы утратили, будучи побеждены насилием диавола, потому что диавол, взяв вас в рабство, не освободит от своего учительства, пока не пожелает обменять вас, побужденный к тому каким–нибудь достоценным выкупом. Посему предлагаемое в выкуп должно быть не однородно с порабощенными, но в большей мере превышать их цену, чтобы диавол добровольно освободил от рабства пленников. Поэтому брат не может вас выкупить. Ибо никакой человек не в силах убедить диавола, чтобы освободил от своей власти однажды ему подпадшего. Человек и за собственные грехи не может дать Богу умилостивительной жертвы. Как же возможет сделать это за другого?
А что же бы мог он приобрести в сем веке столько стоющее, чтобы оно служило достаточной заменой за душу, по природе драгоценную, потому что она создана по образу Творца своего? И какой труд настоящего века доставит душе человеческой достаточный запас к переходу в Век Будущий? Посему просто разумею слова сии так: хотя бы кто представлял себя весьма могущественным в сей жизни, обложен был множеством имения, псалом учит отложить гордое о себе мнение, «смириться под крепкую руку Божию» (ср.: 1 Пет. 5, 6) и не надеяться на силу свою, не хвалиться множеством богатства.
Но можно и возвыситься несколько мыслью и под надеющимися на силу свою и хвалящимися множеством богатства разуметь душевные силы, потому что и сама душа не имеет достаточных сил к своему спасению. Хотя и совершен кто в сынах человеческих, но, не имея в себе Премудрости Божией, ни во что вменится. Хотя усвоил себе множество умозрений из мирской мудрости и собрал некоторое богатство ведения, но пусть услышит правду вполне, а именно, что всякая душа человеческая подклонилась под тяжкое иго рабства общему всех врагу и, утратив свободу, данную Творцом ее, отведена в плен грехом.
Но всякому пленнику для освобождения нужна цена искупления. Брат не может искупить брата своего, и каждый человек — сам себя, потому что искупающий собою другого должен быть гораздо превосходнее содержимого во власти и уже рабствующего. Но и вообще человек не имеет такой власти и пред Богом, чтобы умилостивлять Его за грешника, потому что и сам повинен греху. «Вси бо согрешиша, и лишени суть славы Божия, оправдаеми туне благодатию Его, избавлением, еже о Христе Иисусе», Господе нашем (Рим. 3, 23–24).
Посему (8) «не даст Богу измены
[123] за ся (9) и цену избавления души своея». Итак, не брата ищи для своего искупления, но Богочеловека Иисуса Христа, Который един может дать Богу «измену» за всех нас, потому что Его «предположи Бог очищение верою в крови Его» (Рим. 3, 25). Моисей был брат израильтянам, однако же не мог искупить их. Как же искупит человек обыкновенный? Пророк говорит сперва утвердительно: «брат не избавит», а потом с силою присовокупляет вопросительно: «избавит ли человек»? Моисей не освободил народ от греха, но только умолил Бога не карать за грех. Он и за себя не мог дать «измены», когда впал в прегрешение, и после столь великих чудес и знамений, какие видел, произнес слово сомнения: «Послушайте мене, непокоривии: еда из камене сего изведем вам воду?» Почему и Господь за сие слово «рече к Моисею и Аарону: понеже не веровасте Мне, освятити Мя пред сынми Израильтескими, сего ради не введете вы сонма сего в землю, юже дах им» (Числ. 20, 10, 12). Посему «не даст Богу измены за ся». Ибо что может человек найти столь ценное, чтобы дать в искупление души своей? Но нашлось одно равноценное всем вместе людям, что и дано в цену искупления души нашей, — это святая и многоценная Кровь Господа нашего Иисуса Христа, которую Он пролил за всех нас. Почему мы и «куплени ценою» (ср.: 1 Кор. 6, 20).
Итак, если «брат не избавит, избавит ли человек?» Если человек не может избавить нас, то Искупивший нас — не человек. Посему, если Господь наш пожил с нами в подобии плоти греха, то не почитай Его за сие простым человеком, не признавая в Нем силы Божества. Он не имел нужды давать Богу «измены за Ся» и избавлять собственную душу, потому что «греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его» (1 Пет. 2, 22).
Итак, никто не может выкупить сам себя, пока не придет Возвращающий «пленение людей» (Пс. 13, 8), «не сребром», не дарами, как написано у Исаии (см.: Ис. 52, 3), но Своею Кровию. Он нас, которые не братья Ему, но стали врагами чрез свои грехопадения, Он — не простой человек, но Бог — по даровании нам свободы нарицает и братьями Своими. Ибо сказано: «Возвещу имя твое братии Моей» (Евр. 2, 12). Посему Искупивший нас, если обратим мысль на Его естество, не брат нам и не человек. Если же возьмем во внимание благодатное Его снисхождение к нам, то и братьями нас называет, и нисходит к человечеству Тот, Кто «не даст Богу измены за Ся», но даст «измену» за весь мир, ибо не имеет нужды в очищении, но Сам есть очищение. «Таков бо нам подобаше Архиерей: преподобен, незлобив, безсквернен, отлучен от грешник и вышше небес бывый, Иже не имать по вся дни нужды, якоже первосвященницы, прежде о своих гресех жертвы приносити, потом же… о людских невежествиих» (Евр. 7, 26–27; 9, 7).
Потом Пророк говорит: «И утрудися в век, (10) и жив будет до конца». Источная Жизнь, Сила, неутомимое Естество утруждался в сем веке, когда «утруждся от пути, седяше на источнице» (Ин. 4, 6).
Иже «не узрит пагубы», (11) «егда увидит премудрыя умирающия». Ибо Отец не даст «преподобному» Своему «видети истления» (ср.: Пс. 15, 10), когда будут умирать хвалящиеся упраздняемою мудростью. А если угодно разуметь сии слова и о праведных людях, то вспомни Иова, который говорит: «Человек раждается на труд» (Иов. 5, 7), также Апостола: «Паче всех их потрудихся» (1 Кор. 15, 10), и «в трудех множае» (2 Кор. 11, 23). Итак, кто потрудился в веке сем, «жив будет до конца». А кто живет в роскоши и во всяком распутстве, по изнеженности облекается «в порфиру и виссон», веселится «на вся дни светло» (ср.: Лк. 16, 19) и избегает того, чтобы трудиться ради добродетели, тот не «утрудился» в сем веке и «не будет жив» в будущем, но издали станет взирать на жизнь, мучимый в пламени пещном.
Но кто выдержал тысячи подвигов ради добродетели и для приобретения ее с избытком испытал себя в трудах, тот «жив будет до конца», как много потрудившийся в скорбях Лазарь, как преутружденный в борьбе с противником Иов. Ибо сказано: «Тамо почиша претружденнии» (Иов. 3, 17). Посему и Господь призывает к успокоению «труждающихся и обремененных» (ср.: Мф. 11, 28). Почему же трудящиеся в добрых делах называются обремененными? Потому что «ходящии хождаху и плакахуся, метающе семена своя, грядуще же приидут радостию, вземлюще рукояти своя» (Пс. 125, 6), полны плодов, которые возвращены им по мере посеянного. Посему обремененными называются те, которые, поскольку «сеяли о благословении, о благословении и пожинают» (ср.: 2 Кор. 9, 6) и заготовляют себе с вечным веселием рукояти духовных плодов. Кто избавлен Богом, давшим за него «измену», тот «утрудился» в веке сем, а потом «жив будет до конца». Он и «не узрит пагубы, егда увидит премудрыя умирающия». Кто путь тесный и многотрудный предпочел пути гладкому и спокойному, тот во время Божия посещения, когда не уверовавшие словесам Божиим и ходившие по желаниям суетного своего сердца отведены будут на вечную казнь, «не узрит» вечной «пагубы», не прекращающегося злострадания.
А мудрыми Пророк называет или сильных в хитрости, о которых говорит Иеремия, что «мудри суть, еже творити злая, благо же творити не познаша» (Иер. 4, 22), или разумеет под мудрыми и учеников «князей века сего престающих» (ср.: 1 Кор. 2, 6), которые, «глаголющеся быти мудри, объюродеша» (Рим. 1, 22). Почему «премудрость мира сего буйство у Бога есть» (1 Кор. 3, 19). И поскольку сия премудрость делает глупыми, то Бог говорит, что Он «погубит премудрость премудрых и разум разумных отвергнет» (ср.: 1 Кор.1,19; Ис.29,14). Посему правдоподобия лжеименного ведения для убеждающихся в них служат причиною смерти. И таковой смерти «не узрит» искупленный Тем, Кто благоволил буйством проповеди спасти верующих.
«Вкупе безумен и несмыслен погибнут, и оставят чуждим богатство свое.(12) И гроби их жилища их во век: селения их в род и род, нарекоша имена своя на землях». Выше псалмопевец назвал родовым именем — «мудрыми» и их же теперь подразделительно называет «безумными» и «несмысленными». И очевидно, что мудрыми их назвал, воспользовавшись именем, какое сами давали себе по самомнению. Как и богами называет тех, которые по природе не боги, следуя в этом обыкновению обольщенных, так и мудрыми назвал безумных и несмысленных.
Можно же различить по понятию безумного и несмысленного. Безумен, кто лишен благоразумия и не имеет проницательности в делах обыкновенных и человеческих. Так в общем употреблении называются благоразумными, которые в житейских делах различают полезное и вредное, почему и в Евангелии сказано: «Яко сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем суть» (Лк. 16, 8). Ибо они не просто «мудрейши», но только в том отношении, как проводят эту плотскую жизнь; они называются также «строителями неправедными» за благоразумие в устроении своей жизни. В том же значении мудры и змеи, которые устраивают себе норы и в опасных случаях всеми мерами избегают ударов в голову.
«Несмысленным» же называется тот, кто не имеет преимущественного в человеке. А это — познание Бога Отца, признание Слова, сущего в начале у Бога, и просвещение, подаваемое от Святаго Духа. Такой ум имеют те, которые могут сказать с Павлом: «мы же ум Христов имамы» (1 Кор. 2, 16). Впрочем, по словоупотреблению Писания слова «безумный» и «несмысленный» заменяются одно другим: безбожного называет оно безумным, говоря: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13, 1), и опять, вредное для жизни именует несмысленным, как Апостол выражается о впадающих «в похоти многи несмысленны и вреждающия» (1 Тим.6,9). Таким образом, безумный и несмысленный стремятся к одному общему концу — к погибели.
Но может иной сказать, что безумным называется живущий по–язычески, а несмысленным — ограничивающий жизнь по–иудейски, одним хранением закона. Ибо такому безумному, по причине его безбожия, сказал Бог: «Безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12, 20). А плотский Израиль назван несмысленным у Пророка, который говорит: «И бяше Ефрем яко голубь безумный
[124]… Египта моляше, и во Ассирианы отыдоша» (Ос. 7, 11). Посему, когда они все вообще сокрушались от собственного своего неведения, мы, чуждые, делаемся наследниками их богатства. Ибо наши стали заповеди, наши — Пророки, наши — патриархи, все от века жившие праведные; нам оставили богатство свое погибшие в безумии своем.
Их–то жилища, то есть безумного и несмысленного, суть «гроби во век». У кого жизнь исполнена мертвых дел по причине всякого греха, у тех «жилища — во век гроби». Кто стал мертв грехопадениями, тот живет не в доме, но в гробу, потому что душа его омертвела. В доме живет нехитрый нравом и простосердечный Иаков, о котором написано, что «бысть человек нелукав» и благ, «живый в дому» (ср.: Быт. 25, 27). А в гробу живет совершенно порочный, который не полагает и основания к обращению от мертвых дел, но уподобляется гробу «повапленому», который наружностью привлекает взоры, «внутрьуду же полн суть костей мертвых и всякия нечистоты» (ср.: Мф.23,27). Посему, когда говорит такой человек, не слову Божию отверзает уста, но «гроб отверст гортань» его (Пс. 5, 10). Если кто, веруя во Христа, не являет дел, сообразных с верою, тот, как внимающий дурным учениям и худо постигающий намерение Писания, сам себе высекает гробницу в камне.
«Селения их в род и род», то есть «гробы жилища их во век». Пророк, объясняя, какие разумеет гробы, и желая показать, что говорит о телах, в которых обитают души, омертвевшие от пороков, к слову «гробы» присовокупил: «селения их в род и род», потому что тела человеческие всегда называются селениями. Они же нарекают и «имена своя на землях». Ибо имя нечестивого не вписывается в книгу живых, не причисляется к Церкви первородных, изочтенных на небесах. Напротив того, имена их остаются на земле, потому что сию преходящую и маловременную жизнь предпочли они вечным селениям.
Не видишь ли, что иные строят в городах площади и дома для телесных упражнений, воздвигают стены, сооружают водопроводы и что имена их даются сим земным зданиям? А некоторые, положив клеймо своего имени на конских табунах, вздумали тем и по жизни надолго продлить о себе память и, чтобы в самих гробах показать пышность, на гробницах начертали свои имена. Это те, которые мудрствуют земная и здешнюю славу, памятование людей почитают чем–то достаточным для своего блаженства. И если видишь, что иной гордится лжеименным ведением, присоединяется к последователям каких–нибудь негодных учений и вместо имени христианина называет себя по имени какого–нибудь ересеначальника, Маркиона или Валентина, или одного из возникших ныне, то знай, что и такие люди «нарекоша имена своя на землях», причислив себя к людям растленным и совершенно земным.
(13) «И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им. (14) Сей путь их соблазн им, и по сих во устех своих благоволят. — Велика вещь человек, и драгая муж творяй милость» (Притч. 20, 6); его драгоценность заключается в естественном устройстве. Ибо что иное на земле сотворено по образу Создателя? Кому иному даны начальство и власть над всеми тварями, живущими на суше, в водах и в воздухе? Немного ниже он ангельского чина, и то по причине соединения с земным телом. Но хотя Бог сотворил человека «от земли» (ср.: Быт. 2, 7), а «слуги Своя огнь палящ» (Евр.1, 7), впрочем, и в человеках есть способность разумевать и познавать своего Творца и Зиждителя, ибо вдуну в лице, то есть вложил в человека нечто от собственной Своей благодати, чтобы человек по подобному познавал подобное.
Впрочем, в таковой «чести сый» и тем самым, что создан по образу Творца, почтенный паче неба, паче солнца, звездных сонмов (ибо какое небо называется образом Бога Вышняго? Какой образ Творца имеют в себе солнце или луна, или прочие звезды? Им даны тела неодушевленные и вещественные, хотя и прозрачные; у них нет ни разумения, ни произвольных движений, ни самовластной свободы; напротив того, они рабы надлежащей необходимости, по которой всегда неизменно вращаются около одного и того же); паче всего этого превознесенный честью человек «не разуме» но, перестав подражать Богу и уподобляться Создателю, соделавшись рабом плотских страстей, «риложися скотом несмысленным, и уподобися им» То как «онь женонеистов ржет к жене искренняго своего» ср.: Иез. 5, 8), то как хищный волк устремляется на чужое (см.: Иер. 22, 27), а иногда чрез козни против брата своего в лукавстве уподобляется лисице (см.: Иез. 13, 4).
Но подлинно, это избыток несмысленности и скотского неразумения, если созданный по образу Творца не сознает первоначального своего устройства, не хочет уразуметь всего Божия о нем домостроительства и по оному заключать о собственном своем достоинстве и до того забывает все это, что, отвергнув образ Небесного, восприемлет образ перстного. И чтобы он не пребыл во грехе, ради него «Слово плоть бысть и вселися в ны» (Ин. 1, 14), и до того смирило Себя, что явило послушание Свое «даже до смерти, смерти же крестныя» (ср.: Флп. 2, 8). Если не помнишь первоначального своего происхождения, то составь понятие о своем достоинстве по возданной за тебя цене. Посмотри, что дано взамен тебе, и познай, чего ты стоишь. Ты куплен многоценною Кровию Христовою: не будь же рабом греха, уразумей себе цену, чтобы не уподобиться «скотом несмысленным»
(14) «Сей путь их соблазн им». Домостроитель наш Бог останавливает нас на пути порока, полагая нам претыкания и препятствия, чтобы мы, оставив неразумную жизнь, «по сих во устех своих благоволили, сердцем» веруя «в правду, усты же исповедуя во спасение» (Рим. 10, 10). Павел гнал и разорял Церковь Христову, продолжал идти путем лукавым, но «по сих во устех своих благоволи», возвещая в сонмищах, «яко сей есть Христос» (Деян. 9, 22).
(15) «Яко овцы во аде положи
[125], смерть упасет я». Людей скотоподобных и приложившихся «скотом несмысленным», как овец, не имеющих ни разумения, ни силы защитить себя, похищающий в плен, как враг, вверг уже в собственную свою ограду и пасти их поручил смерти, потому что смерть пасла человеков от Адама и во времена жительства по закону Моисееву, пока не пришел истинный Пастырь, Который положил душу Свою за овец и потом, воскресив их с Собою и изведя из темницы адской в утро Воскресения, предал пасти их «правым», то есть святым Ангелам.
«И обладают ими правии заутра». Ибо к каждому из верных приставлен Ангел, достойный того, чтобы видеть Отца Небесного. Таким образом, «правии обладают ими» по освобождении их от самого горького рабства и «обладают» по достижении ими утра, то есть по пришествии их к Востоку света. Рассмотри всю связь употребленных в Писании речений. «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным». Потом, когда он, соделав себя чуждым Божия Слова, стал бессловесным, враг, похитив его, как овцу, не имеющую пастыря, положил во аде и отдал пасти смерти. Посему избавленный из ада и освобожденный от лукавого пастыря говорит: «Господь пасет мя» (Пс. 22, 1), пасет не смерть, но жизнь, не падение, но востание, не ложь, но истина.
«И помощь их обетшает во аде». Пророк или говорит сие о смерти, которая при всех своих пособиях не могла удержать пасомых ею против Того, Кто низложил «имущаго державу смерти». Все пособия их стали ветхи и бессильны. Тогда окажется ничтожною и помощь людей, прельщенных умом, которые высоко думают о своем богатстве и славе, и власти. «Во аде обетшает», когда обнаружится их бессилие. Или, может быть, помощь праведных, искупленных Господом, прострется до ада. Ибо они, «не прияша обетования, Богу лучшее что о нас предзревшу, да не без нас совершенство приимут» предварившие нас (Евр. 11, 39–40).
(16) «Обаче Бог избавит душу мою из руки адовы, егда приемлет мя». Ясно пророчествует о сошествии во ад Господа, Который вместе с другими душами избавил и душу самого Пророка, чтобы она не оставалась во аде.
(17) «Не убойся, егда разбогатеет человек или егда умножится слава дому его. Не убойся», говорит Пророк, «егда разбогатеет человек». И сия проповедь необходима живущим по вселенной, земнородным и сынам человеческим, «вкупе» богатым и убогим. «Не убойся, егда разбогатеет человек». Когда видишь, говорит Пророк, что неправедный богат, а праведный беден, не убойся сам в себе. Не смущайся мыслью, будто уже вовсе нет Божия Промысла, назирающего дела человеческие, или, хотя и есть Божий надзор, но он не простирается до мест надземных, чтобы проникать и в наши дела. А если бы Промысл уделял каждому что ему свойственно, то были бы богаты праведные, которые умеют пользоваться богатством, и бедны порочные, которые обращают богатство в орудие своей порочности.
Итак, поскольку между «языками и земнородными» многие думают подобным сему образом и из видимого неравенства в разделе житейских благ заключают, что мир оставлен без Промысла, то к ним обращает речь псалом, успокаивая невежественное волнение их мыслей, как и вначале их же призывал к слушанию наставлений. Или, может быть, Пророк простирает речь и к одному собственно лицу бедного, говоря: «не убойся, егда разбогатеет человек». Ибо бедные имеют особенную нужду в утешении, чтобы не устрашиться сильных. Богатому, говорит Пророк, нет никакой пользы в богатстве, когда он умирает, потому что не может взять его с собою, и из наслаждения богатством получил он ту только выгоду, что душа его в сей жизни была ублажаема ласкателями.
(18) «Внегда же умрети», говорит Пророк, «не возмет» всего этого изобилия, а едва возьмет одежду для прикрытия своего срама, и ту, если угодно будет слугам, снаряжающим его к погребению. Счастлив он, если получит в удел немного земли, которую из жалости дадут ему погребающие, и те сделают для него это из уважения к общему человеческому естеству, не ему принося дар, но оказывая честь человечеству. Посему не малодушествуй, смотря на настоящее, но ожидай той блаженной и нескончаемой жизни, ибо тогда увидишь, что праведнику служит во благо и нищета, и бесславие, и лишение наслаждений. И не смущайся, видя, что ныне мнимые блага разделяются как бы неправедно. Ибо услышишь, как будет сказано богатому: «Восприял еси благая твоя в животе твоем», а бедному, что он принял «злая» в жизни своей, почему справедливо один «утешается», а другой «страждет» (ср.: Лк. 16, 25).
(19) «Исповестся Тебе, егда благосотвориши ему». О перстном человеке, который благами почитает одни преимущества сей жизни — богатство, здравие, могущество, — о нем говорит Пророк, что «исповестся» Богу, когда будет ему «благосотворено», а в несчастьях изрыгнет он всякую хулу. Ибо Пророк, оставив бедного, обращает уже речь к Богу, в обвинение богатства включая и то, что богатый только в счастье благодарит Бога, а при горестных обстоятельствах не бывает благодарным. Подобно сему и диавол приводит в обвинение Иова, что не «туне Иов чтит Господа» (ср.: Иов. 1, 9), но имеет награду за благочестие — богатство и прочее. Почему для показания добродетели сего мужа Бог лишил его всего, что он имел, чтобы из всего явствовала благодарность сего человека Богу.
(20) «Внидеши
[126] даже до рода отец его»
[127]. Думаю, что сие говорится о грешнике, который столько знает Бога, сколько предано ему обычаем отцов его, силою же собственного мышления ничего не приобретает и не присовокупляет в себе к познанию истины. Столько, говорит Пророк, приближаешься Ты, Боже, и такое в нем о Тебе понятие, какое было «в роде отец его». И здесь Пророк изображает великую недеятельность разумения, совершенную оземленелость и плотолюбие человека, который погряз в богатстве и роскоши, имеет ум, подавленный житейскими заботами. Посему «даже до века не узрит света». Ибо вверившиеся путеводительству слепых учителей сами себя лишили наслаждения светом.
Но слова: «внидеши даже до рода отец его», имеют еще и другой смысл, а именно: Ты наказываешь не тех только, которые предаются порочной жизни и учениям, хотя отеческим, но чуждым благочестия, но подвергаешь взысканию и тех, которые были виновниками превратных учений. И сие значит сказанное: «внидеши даже до рода отец его». Ибо виновен не только имеющий худые понятия о Боге, но и тот, кто довел других до сей погибели. А таковы те, которые наследовали грех предков и, утвердив его в себе давним обычаем, сделали неизгладимым. «Даже до века не узрит света». Ибо препровождаются они «во тму кромешнюю: ту будет плач и скрежет зубом» (Мф. 8, 12), и подвергаются сему по Праведному Суду Божию, потому что в жизни сей ради худых своих дел ненавидели свет.
(21) «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им. Это голос сожалеющего. Человек, малым чим умаленный от Ангел» (ср.: Пс. 8, 6), о котором и Соломон говорит: «Велика вещь человек, и драгая муж творяй милость» (Притч. 20, 6), сей человек, оттого что не сознал своего достоинства, но покорился плотским страстям, «приложися скотом несмысленным и уподобися им!»
Беседа на псалом пятьдесят девятый
Когда смотрю на ваше усердие слушать и на немощь сил своих, приходит на мысль изображение уже подросшего младенца, который еще не отнят от груди и тревожит матерний сосец, иссушенный болезнью. Матерь знает, что у нее пересохли источники молока, но, привлекаемая и обеспокоенная младенцем, дает ему сосцы, не с намерением напитать его, но чтобы прекратить его плач. Так, хотя и мои силы иссушены долговременными и различными телесными недугами, однако ж готов предложить вам если не наслаждение значительное, то некоторое удовлетворение, потому что преизбыток вашей любви удовольствуется и тем, если одним моим гласом утолится ваше влечение ко мне. Посему да слышит мое вещание Церковь Божия и да научится говорить то, что недавно мы произносили: (13) «Даждь нам помощь от скорби, и суетно спасение человеческо».
Таким образом, смысл псалма не позволяет, может быть, мне и отговариваться болезнью, если скорбь уготовляет помощь, а не предлогом служит к немощи. Итак, тем, которые отринуты были за грехи и потом опять приняты по человеколюбию Божию, прилично говорить: (3) «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас, разгневался еси, и ущедрил еси нас». Лучше же сказать, поскольку слово по естественному ходу мысли встретилось с разумеемым во псалме, то коснемся несколько его истолкования.
История предлагаемого псалма, буквально по его надписанию, доселе не отыскана ни в одном из богодухновенных сказаний. Впрочем, прилежные испытатели Писания найдут нечто сходное с сею историей во второй книге Царств, в которой написано: «И порази Давид Адраазара сына Раава царя Сувска, идущу ему поставити руку свою на реце Евфрате: и предвзя Давид от него тысящу колесниц и седмь тысящ конник и двадесять тысящ мужей пешцев, и разруши Давид вся колесницы, и остави себе от них сто колесниц» (2 Цар. 8, 3–4). И немного ниже сего говорится: «И царствова Давид над всем Израилем, и бе Давид творяй суд и правду… и Иоав сын Саруин над воинствы» (ст. 15–16). И немного далее: «И послаша сынове Аммони, и наяша Сирию Вефраамлю, и Сирию Сувску и Роовлю двадесять тысящ… мужей… И виде Иоав, яко бысть на него противное лице брани… и избра от всех юнош Израилевых, и устрои их противу Сириан… И видеша… раби Адраазаровы, яко падоша пред Израилем, и пребегоша ко Израилю и работаша им» (2 Цар. 10, 6, 9, 19). С сею историческою выпискою находим согласным и надписание псалма, за исключением того, что временем сего «столпописания» означено то, в которое Давид сделался наиболее славен и знаменит своими воинскими доблестями.
Поэтому достойно исследования, почему он начинает сетованием и плачем, когда надлежало радоваться и благодушествовать по причине своих успехов, ибо иные речения приличны торжествующим, иные печальным. Победы же бывают поводом к всенародному торжеству не только для воинов, но и для земледельцев, купцов, ремесленников, для всех пользующихся благами мира.
Итак, почему же говорит: «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас», а между тем Бог соделал их победителями? Каким образом низложил тех, которых столько усилил, умножив у них оружие, колесницы, коней, подданных, сделав их данницею целую страну, всю Аравию, Финикию и Месопотамию? Любопытно узнать, не выражают ли слова сии какой–нибудь неблагодарности? Давид разбил сперва Адраазара, царя Сувского, взял у него тысячу колесниц, семь тысяч «пешцев», потом поработил царя Сирийского, который помогал побежденному Адраазару, сделал его своим данником, в одно мгновение времени побил у него двадцать две тысячи, и третью одержал победу, когда сынов Аммоновых, ополчившихся «пред враты града», победил его военачальник Иоав, который, разделив свои силы на две части, одних встретил спереди, а других одолел, зайдя в тыл. Как же среди таких доблестных подвигов выражается так печально и уныло, говоря: «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас, разгневался еси, и ущедрил еси нас?»
Хотя временем сего «столпописания» было время успехов, однако же сила написанного относится к концу, а под концом разумеется, что приключится при скончании веков. Посему говорит, что псалом написан «о изменитися хотящих». Вообще же можно разуметь о всем роде человеческом, так как польза псалма простирается на всех. Ибо изменяющиеся и «изменитися хотящие» суть те, которые ни тела не сохраняют в одинаковом состоянии, ни в расположении своем не бывают всегда тверды, но изменяются в теле с переменою возрастов и переменяют мысли, соображаясь с различными обстоятельствами. Ибо мы инаковы, когда еще дети, инаковы, когда уже юноши, иными делаемся, возмужав, и опять совершенно изменяемся, состарившись. А также мы инаковы при радостном состоянии дел и иными делаемся, находясь в горестном стечении обстоятельств; мы инаковы, когда больны, и инаковы, когда здоровы; инаковы во время брачного торжества, инаковы во время сетования.
Или, поскольку не сказано: о изменяемых, но «о изменитися хотящих», а сие речение имеет вид пророчества, потому что указывает на будущее время, то под «изменитися хотящими» приличнее разуметь тех, которые, оставив привычку отцов к суетному, будут соображать жизнь свою с евангельскою строгостью. Посему псалом написан не о тогдашних иудеях, но о нас, «изменитися хотящих», о нас, которые многобожие обменивают на благочестие и идольское заблуждение — на познание Сотворившего нас, которые вместо беззаконного сластолюбия избирают законное целомудрие, и свирели, лики, пьянство заменяют псалмом, постом и молитвою. Итак, если кто скажет, что псалом сей написан о нас, тот не погрешит против истины. Почему и «словеса Божия» (Рим. 3, 3) суть наши, и в Церкви Божией, как богониспосланные дары, читаются при каждом собрании, составляя как бы некоторую духовную пищу, подаваемую от Духа.
Но псалом сей написан и в «столпописание», то есть его не должно слушать небрежно. Не давай же словам псалма, напечатлев их в памяти на короткое время, потом сливаться и изглаждаться в уме твоем, как написанное на веществе скорогибнущем вскоре начинает исчезать, но храни их написанными в душе твоей, как на столпе, то есть неизменными, твердыми, навсегда укорененными в памяти.
А если иудей будет исключать нас, говоря, что псалом писан не о нас, то пристыдим его написанным в том же псалме, объяснив ему нераздельность призвания и то, как оно сводит далеких между собою, созывает дальних и многих делает едиными чрез веру во Христа. Сказано: (9) «Мой есть Галаад, и Мой есть Манассий»; и Ефрема наименовал, и Иуду присовокупил, и Моава причислил, грозит наступить на Идумею и вместе благовествует о покорности всех: (10) «Мне иноплеменницы покоришася».
«Боже, отринул ны еси. Отринул еси» нас, которые удаляются от Тебя по мере грехов своих; «низложил еси» скопища нашего лукавства, благодетельствуя нам тем, что приводит нас в немощь; «разгневался еси», когда «бехом естеством чада гнева» (Еф. 2, 3), «упования не имуще и безбожни в мире» (Еф. 2, 12); «ущедрил еси нас», когда Единородного Твоего «предположи» Ты в жертву умилостивления за грехи наши (см.: Рим. 3, 25), чтобы в Крови Его нашли мы «избавление» (см.: Еф. 1, 7).
Но мы, облагодетельствованные Тобою, не познали бы сего, если бы (5) не «напоил еси нас вином умиления». Вином называется слово, которым ожесточенное сердце приводится в чувство.
(6) «Дал еси боящимся Тебе знамение, еже убежати от лица лука». Моисей на косяках дверей домов израильтян полагал в знамение кровь овчую, а Ты дал нам знамение — самую Кровь непорочного Агнца, закланного за грехи мира. И Иезекииль говорит, что дается «знамение на лица». Сказано: «Идите вслед его, изсецыте и не пощадите и не помилуйте: старца и юношу и деву, и младенцы и жены избийте в потребление: а ко всем, на нихже есть знамение, не прикасайтеся» (ср.: Иез. 9, 4–6 ).
(8) «Бог возглагола во святем Своем: возрадуюся, и разделю Сикиму. Сикима избранная», участок земли, данный Иаковом Иосифу (см.: Быт. 48, 22), прообразует Завет, который по видимости дан был одному Израилю. Сей–то «избранный» Завет, сие–то наследие народа, обращу в раздел и сделаю общим с прочими. А когда Завет будет разделен между всеми и польза сделается общею для всех облагодетельствованных Богом, тогда и «юдоль жилищ размерится», то есть вся вселенная, как по жребиям, разделена будет для селений на всяком месте. Тогда и далеких между собою приведет в соприкосновение Умиротворяющий «аще земная, аще ли небесная» (Кол. 1, 20), и «средостение ограды разоривый сотворит обоя едино» (ср.: Еф. 2, 14).
(9) «Мой есть Галаад, и Мой есть Манассий». Галаад есть потомок Манассии (ср.: 1 Пар.7,17). Сим показывается нисходящий от Бога последовательный ряд патриархов, «от нихже Христос по плоти» (ср.: Рим. 9, 5). «И Ефрем заступление» (Пс. 107, 9) «главы Моея, Иуда царь Мой». Расторженные части соединяет единомыслием.
(10) «Моав коноб упования или, как другой толковник говорит, коноб омовения
[128], или» коноб беззаботности
[129], то есть человек отверженный, которому с угрозою сказано, что не взойдет в Церковь Господню, ибо «не внидет Амманитин и Моавитин до третьего и до десятаго рода и даже до века» (ср.: Втор. 23, 3). Впрочем, поскольку Крещение подает оставление грехов и должникам доставляет беззаботность, то Пророк, указывая на избавление и на усвоение Богу чрез Крещение, говорит: «Моав» есть «коноб омовения» или «коноб беззаботности». Итак, все «иноплеменницы покоришася», подклонившись под иго Христово.
Посему–то и «на Идумею налагает» (ср.: Пс. 107, 10) «сапог» Свой. А сапог Божества есть богоносная плоть, чрез которую Оно снизошло к человекам.
В сей надежде, ублажая время пришествия Господня, Пророк говорит: (11) «Кто введет мя во град ограждения?» И может быть, разумеет Церковь, называя «градом», потому что она есть собрание вселяющихся законно, и «градом ограждения» по ограде веры. Почему один из толковников
[130] весьма удачно перевел: «во град огражденный». Итак, кто мне даст видеть сие великое зрелище — Бога, пришедшего к человекам? На сие–то указывают слова Господа: «Яко мнози пророцы и праведницы вожделеша видети, яже видите, и не видеша» (Мф. 13, 17).
(13) «Даждь нам помощь от скорби». Будем искать помощи не в крепости, не в благосостоянии плоти, пожелаем заступления не от кого–либо из почитаемых знатными у людей. Не множеством денег, не превосходством силы, не высотою славы приобретается победа, напротив того, из преизбытка скорби Господь подаст помощь взыщущим Его. Таков был и Павел, который скорби ставил себе в похвалу, почему мог говорить: «Егда немощствую, тогда силен есмь» (2 Кор. 12, 10). «Даждь» и нам, Господи, помощь от скорби, ибо «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование: упование же не посрамит» (Рим. 5, 3–5). Видишь, куда возводит тебя скорбь? К непостыдному упованию! Болен ли ты — благодушествуй, потому что «егоже любит Господь, наказует» (Евр. 12, 6). Беден ли ты — веселись, потому что ожидают тебя Лазаревы блага. Терпишь ли бесчестие за имя Христово — ты блажен, потому что бесчестие твое обратится в ангельскую славу.
Убедим себя, братья, во время искушения прибегать не к человеческим надеждам и не здесь, на земле, искать себе помощи, но совершать моления со слезами и воздыханиями, с прилежною молитвою, с напряженным бдением, ибо тот получает помощь от скорби, кто человеческую помощь презирает, как суетную, и утверждается в надежде на могущего спасти нас, утверждается же о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа на псалом шестьдесят первый
(1) «В конец, о Идифуме, псалом Давиду». Два знаем псалма с надписанием: «о Идифуме», тридцать восьмой и тот, который в руках. Думаю же, что сочинение псалмов принадлежит Давиду, а Идифуму переданы они для того, чтобы он пользовался ими при исцелении душевных страстей и чтобы пением их при народе как Бог прославлялся, так и слушащие сие стройное пение исправлялись в нравах. Ибо Идифум был священный псалмопевец, как свидетельствует нам история в книге Паралипоменон, говоря: «И с ними Еман и Идифум и… трубы и кимвалы еже возглашати, и органы пений Божиих» (1 Пар. 16, 41–42). И немного ниже: «И постави Давид Царь и князи силы над делы сыны Асафовы и Емани и Идифумовы, иже провещаваху в гуслех и псалтирех» (1 Пар. 25, 1).
Тот и другой псалмы преимущественно рассуждают о терпении, которым укрощается душевная раздражительность, а по истреблении всякого высокомерия усовершается смирение. Ибо трудно представить, чтобы человек, который не терпит быть ниже всех и последним, мог когда–нибудь или, укоряемый, удержаться от гнева, или во время скорби препобедить искушения долготерпением. А кто преуспел в высшем смирении, тот, слыша укоризны, поскольку сам себя сознает еще более достойным унижения, не смутится душою от того, что бесчестят его словами. Но если назовут его бедным, знает, что он действительно нищ во всем и скуден и всякий день имеет нужду в подаянии от Господа. Если назовут его человеком низкого происхождения и неизвестным в свете, у него давно запечатлено в сердце, что он создан из персти.
Посему–то псалмопевец в первом из сих псалмов говорит: «Рех: сохраню пути моя» (Пс. 38, 1), и изображает как злоумышление грешника, так собственное свое терпение. «Внегда востати», говорит, «грешному предо мною, онемех и смирихся, и умолчах от благ» (2–3). Потом продолжает — «обаче всяческая суета всяк человек живый» (6). И далее — «сокровищствует, и не весть, кому соберет я» (7).
В настоящем же псалме начинает недоумением, как бы беседуя со своей душою и продолжая начатую прежде речь. Чтобы душа, покорившись мудрованию плоти, не предалась гневу и скорби, говорит он: для чего делаю рабою негодных страстей душу, которой Творец ее поручил управлять телом и телесными страстями? Посему должно владеть страстями, работать же Богу. Ибо невозможно, чтобы в душе царствовали грех и Бог, напротив того, должно над пороком брать верх и покоряться Владыке всяческих. Посему–то Пророк, обращая речь к тому, кто наводит на него искушения, возбуждает против него великое множество зол и высоту духа старается поработить и подчинить плоти, как бы в обличение суетности такого злоумышления говорит: что принуждаешь меня служить, кому я не обязан? У меня есть Владыка, я знаю истинного Царя.
(2) «Не Богу ли повинется душа моя? От Того бо спасение мое». Пророк сказал причину заботливости о повиновении — именно ту, что спасение от Бога. Творцу свойственно заботиться о безопасности тварей сих. Или «от Того спасение», то есть Давид пророчески предвидит грядущую благодать воплощения Господня, потому говорит, что должно служить Богу и любить Его. Он предустроил столь великое благодеяние роду человеческому, что и «Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть» (Рим. 8, 32). Ибо Писанию обыкновенно называть спасением Христа Божия, как и Симеон говорит: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко… яко видесте очи мои спасение Твое» (Лк. 2, 29–30).
Итак, «повинемся» Богу, потому что от Него спасение. А что такое спасение, Пророк толкует: это не простое действие, сообщающее нам некоторую благодать к избавлению от немощи и к благосостоянию тела. Но что же такое спасение?
(3) «Ибо Той Бог мой и Спас мой, заступник мой, не подвижуся наипаче». Бог наш есть Сын Божий; Он и Спаситель рода человеческого, подкрепляющий немощь нашу, прекращающий волнение, производимое в душах наших искушениями. Не «подвижуся наипаче». Псалмопевец, как человек, сознается в волнении. «Наипаче». В душе человеческой невозможно не быть некоторому волнению от искушений. Пока погрешаем редко и не в важном, мы слегка только колеблемся, как растения, качаемые тихим ветром. Но когда худые наши дела делаются и многочисленнее и важнее, тогда по мере возрастающих грехов и волнение обыкновенно в нас усиливается. И одни приходят в колебание сверх меры, а другие доходят до того, что, вырванные с корнем, бывают низложены, когда дуновение порока сильнее всякой бури исторгает как бы корни души, на которых она утверждалась Божественною верою. Потому и я, говорит псалмопевец, колебался, как человек, но не поколеблюсь «наипаче», потому что меня поддерживает десница Спасителя.
(4) «Доколе належите на человека? Убиваете вси вы, яко стене преклонене и оплоту возриновену». Псалмопевец опять препирается с лукавыми служителями диавола, жалуясь на безмерность предприемлемых ими злых умыслов. Мы люди, слабые живые существа, а вы «належите» на нас, не довольствуясь первым нападением, но нападаете в другой и в третий раз, пока не низложите душу встретившегося вам, так что она будет подобна стене наклоненной и оплоту разрушенному. Стена, пока она стоит в прямом положении, бывает тверда, а когда наклонится, тогда необходимо ей разрушиться и упасть, ибо тяжелое тело односоставное и по наклонении может быть спрямлено, а тела, составленные из многих частей, как скоро сделается в них перевес на одну сторону, не допускают уже и возможности их спрямить.
Итак, псалом дает разуметь, что, поскольку природа человеческая, будучи сложною, преклонена грехом, то ей непременно должно разрушиться, чтобы по обновлении Художником, создавшим ее в начале, восприять безопасность, неразрушимость и неувлекаемость по чьему–либо злоумышлению в новое падение. Сказано: «Божие тяжание, Божие здание есте» (1 Кор. 3, 9). Сие–то здание поколебал враг; Зиждитель исправил происшедшие в нем повреждения. А таким образом, хотя разрушение необходимо по причине греха, однако же велико воскресение по причине бессмертия.
(5) «Обаче цену мою совещаша отринути, текоша в жажди: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху». Цена человека есть Кровь Христова. Ибо сказано: «Ценою куплени есте: не будите раби человеком» (1 Кор. 7, 23). Сию–то цену умыслили сделать для нас бесплодною воители лукавого, снова вводя в рабство освобожденных однажды. «Текоша в жажди». Пророк выражает жестокость злокозненности демонов — они устремляются на нас, жаждая нашей погибели. «Усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху». Многие одобряют худые дела: шутливого называют забавным, сквернослова — знающим обхождение, чрезмерно взыскательного и гневливого именуют человеком, не заслуживающим презрения, скупого и необщительного хвалят за расчетливость, расточительного — за щедрость, блудника и распутного — за умение наслаждаться и за развязность, вообще всякий порок прикрашивают именем соприкосновенной добродетели. Такие люди устами благословляют, а сердцем клянут, потому что своими похвалами навлекают проклятие на жизнь хвалимых, подвергая их вечному осуждению за то самое, за что одобряют их.
Псалмопевец опять обращает речь к душе, чтобы усилить ее повиновение Богу. (6) «Обаче», говорит он, «Богови повинися, душе моя, яко от Того терпение мое». Сим показывает, как велики искушения, и говорит одно с Апостолом, что Бог «не оставит» нас «искуситися паче, еже» мы можем понести (ср.: 1 Кор. 10, 13), «яко от Того терпение мое».
(8) «О Бозе спасение мое и слава моя: Бог помощи моея, и упование мое на Бога». Блажен, кто не восхищается никакою житейскою высотою, но Бога имеет славою своею, кто хвалится о Христе и может сказать с Апостолом: «Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте» Христове (Гал. 6, 14). Поныне многие хвалятся телом своим: таковы упражнявшиеся в борьбе или вообще цветущие свежестью возраста. Многие хвалятся мужеством на войне, почитая добродетелью даже убийство единоплеменников, потому что воинская доблесть и памятники, воздвигаемые полководцем и городами, соразмеряются с количеством убийств. Одни славятся сооружением городских стен, другие устройством водопроводов и постройкою больших зданий для упражнений в борьбе. Этот, иждивая свое богатство на борцов со зверями и восхищаясь суетными кликами толпы, надмевается похвалами и много о себе думает, поставляя славу в своем позоре и даже, в видных местах города написав на досках грех свой, выставляет его напоказ. Другой славится богатством, а иной — тем, что он сильный и непреоборимый вития или знаток в мирской мудрости. О славе всех таких людей надобно сожалеть, а ублажать тех, которые прославляют своею славою Бога. Если иной высоко ставит, что он служит при царе и почтен от него великою честью, то сколько же ты должен себе ставить в честь, что ты раб Великого Царя, призван Им в тесное общение, приял Дух обетования, чтобы, запечатлевшись Им, соделаться сыном Божиим.
Познав же на себе самом пользу искреннего упования на Бога, псалмопевец призывает и народ соревновать ему в этом, говоря: (9) «Уповайте на Него весь сонм людей: излияйте пред Ним сердца ваша». Невозможно нам соделаться способными к приятию Божественной благодати, не изгнав из себя порочных страстей, какие овладели нашими душами. Я видал, что врачи не дают целебные лекарства, как прежде посредством рвоты очистив нутро от того болезнетворного вещества, которое невоздержные скопили в себе худым поведением. И в сосуд, который был занят какою–нибудь зловонною жидкостью, не вымыв, не наливают мира. Посему должно быть вылито помещавшееся прежде, чтобы могло вместиться вновь вливаемое.
(10) «Обаче суетни сынове человечестии». Пророк знал, что не все следуют его увещанию, не все соглашаются надеяться на Бога, а напротив того, имеют надежду на суеты житейские. Посему говорит: «Обаче суетни сынове человечестии, лживи сынове человечестии». Почему суетны? Потому что лживы. В чем же особенно изобличается их лживость? «В мерилех еже неправдовати». О каких «мерилах» говорит Пророк? Разве всякий человек стоит и вешает? Разве все — продавцы шерсти и мяса, торгуют золотом или серебром или вообще только и занимаются, что вещами, которые купцы обыкновенно продают на меру и на вес? Но много ремесленников всякого рода, которые не имеют нужды в весах для своей работы. Многие занимаются мореходством, многие обращаются около судебных дел и народоправления. И у них, правда, есть ложь, только обман делается не посредством весов.
Что же значит сказанное Пророком? То, что внутри каждого из нас есть некое мерило, устроенное Творцом нашим, с помощью которого можно различить природу вещей. «Дах пред лицем твоим жизнь и смерть, благо и зло» (Втор. 30, 15) — две вещи, по природе взаимопротивоположные. Взвешивай же их на собственном судилище твоем, вымеряй тщательно, что полезнее для тебя, избрать ли временное удовольствие и за него получить вечную смерть, или, избрав злострадание при упражнении в добродетели, употребить это средством к приобретению вечного наслаждения.
Итак, люди лживы, потому что в них растлилось судилище души. О них и Пророк жалея говорит: «Горе глаголющим… тму свет, и свет тму, глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое» (ср.: Ис. 5, 20). Передо мной, говорит псалмопевец, только настоящее, а будущее кто знает? Ты худо меряешь, когда предпочитаешь худое доброму, суетное ценишь дороже истинного, временное ставишь выше вечного, скоропроходящее удовольствие избираешь вместо нескончаемого и непрерывного веселья. Посему «лживи сынове человечестии в мерилех еже неправдовати».
Неправду же делают они первоначально сами против себя, а потом и против ближних, потому что и сами себе худые советники в делах, и для других служат дурным примером. Тебе нельзя сказать в День Суда: я не знал добра; тебя обличают собственные твои весы, достаточные к разделению добра и зла. Телесные тяжести познаем по наклонению стрелки на весах, а что в жизни достойно предпочтения, то различаем свободным произволением души, и сие–то псалмопевец назвал «мерилом», потому что свобода равно может склоняться на ту и на другую сторону.
(11) «Не уповайте на неправду, и на восхищение не желайте». Выше сказал: «уповайте на Него весь сонм людей». Но видел медленность в повиновении и произнес: «Обаче суетни сынове человечестии». Теперь опять запрещает уповать на неправду. Кто собранное неправдою богатство почитает для себя достаточным средством к силе и могуществу, тот подобен больному, который в самой сильной болезни поставляет свое здоровье. «Не уповайте на неправду», она препятствует тебе во всяком деле. «И на восхищение не желайте», — псалмопевец увещевает не быть похотливым на чужое.
«Богатство аще течет, не прилагайте сердца». Если видишь, что иной чрезмерно богат, не считай жизнь его блаженною. Если отовсюду и из неисчерпаемых источников текут к тебе деньги, не допускай до себя их обилия. «Богатство аще течет…» Подивись сему речению! Свойство богатства текучесть. Быстрее потока протекает оно мимо владеющих им и обыкновенно переменяет их одно за другим. Как река, стремящаяся с высоты, приближается к стоящим на берегу, но вдруг коснулась и в ту же минуту удалилась, так и выгоды богатства весьма быстро появляются и ускользают, имея обычай переходить от одного к другому. Это поле сегодня принадлежит одному, завтра будет принадлежать другому, а чрез некоторое время еще новому владельцу. Посмотри на дома в городе; сколько уже принимали они наименований со времени своего существования, называясь по имени то одного, то другого владетеля! И золото, постоянно утекая из рук владеющего им, переходит к другому, а от другого к третьему. Скорее можешь удержать воду, сжатую в реке, нежели надолго сохранить у себя богатство. Посему прекрасно сказано: «Богатство аще течет, не прилагайте сердца». Не пристращайся к нему душою своею, но извлекай из него пользу; не люби его чрезмерно и как одному из благ не дивись ему, но употребляй его в служение как орудие.
Потом псалмопевец ко всему сказанному присовокупляет изречение, не собственными своими словами, но как слышал его от Бога. Ибо говорит: (12) «Единою глагола Бог, двоя сия слышах». И никто не смущайся, будто бы в сказанном есть странность, а именно, что Бог говорил однажды, а Пророк слышал это два раза. Ибо возможно однажды сказать так, чтобы в сказанном однажды заключалось многое. Один человек, встретившись с другим однажды, о многом переговорил с ним, и выслушавший его речи может сказать: однажды он говорил со мною, но насказал многое. Таков же смысл и теперь сказанного. Однажды мне было Божие явление, но два предмета, о которых говорил мне Бог. Пророк не сказал: об одном «глагола Бог», но «двоя сия слышах», в таком случае оказалось бы, что речь заключает в себе противоречие.
Итак, что же это за «двоя», слышанные Пророком? «Зане держава Божия, (13) и Твоя Господи милость». Я слышал, говорит Пророк, что Бог силен на Суде и что Он же милостив. Посему «не уповайте на неправду, не прилагайтесь» к богатству, не избирайте суеты, не носите с собою растленного судилища души. Зная, что крепок Владыка наш, бойтесь крепости Его и не отчаивайтесь в Его человеколюбии. Для того чтобы не делать неправды, хорош страх, а для того чтобы, поползнувшись однажды на грех, не вознерадеть о себе по безнадежности, хороша надежда на милость. Ибо «держава Божия, и» от Него же «милость».
«Яко Ты воздаси комуждо по делом его». Ибо «мерою, еюже мерите, возмерится вам» (Лк. 6, 38). Оскорбил ты брата? И себе ожидай равного. Грабил ты низших, бил бедных, срамил укоризнами, клеветал, лгал, посягал на чужое брачное ложе, нарушал клятву, «прелагал пределы» отцов (ср.: Притч. 22, 28), налагал руки на имущество сирот, оскорблял вдовиц, настоящее удовольствие предпочитал обетованным благам? Ожидай воздаяния за это. Ибо «еже сеет» каждый, «тожде и пожнет» (ср.: Гал. 6, 7). Впрочем, если и доброе что сделано тобою, то и за это ожидай многократно большего воздаяния. Во всю жизнь свою памятуя сие изречение, возможешь избежать многих грехов о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа на псалом сто четырнадцатый
Заранее заняв сию священную ограду мучеников и с половины ночи умилостивляя песнопениями Бога мучеников, вы терпели до сего полудня, ожидая моего пришествия. Посему вам, которые честь мучеников и служение Богу предпочитают сну и упокоению, награда готова. Но если и мне должно оправдывать себя в замедлении и в том, что надолго оставил вас, скажу на это причину. Все время настоящего дня употребил я на то, чтобы устроить другую, сей равночестную, Церковь Божию, отделенную от вас немалым расстоянием. Итак, поскольку Господь даровал мне и им служение исполнить, и вашу любовь не обмануть, то воздайте со мною благодарение Благодетелю, Который эту видимую немощь моего тела подкрепляет Своею невидимою силою. Но чтобы не огорчить вас, удерживая долго, кратко побеседую из псалма, который застал я вас поющими, и по мере сил своих напитав души ваши словом утешения, отпущу, чтобы каждый из вас занялся попечением о теле своем.
Что ж было препето вами? Следующее: (1) «Возлюбих, яко услышит Господь глас моления моего». Не всякому можно сказать: возлюбих, а только тому, кто уже совершен, вышел из рабского страха и приял дух сыноположения. К слову «возлюбих» не присовокуплено, кого именно возлюбил, подразумевается же: Бога всяческих. Ибо достолюбезное в собственном смысле есть Бог, так как по определению то достолюбезное, чего все желают. А Бог есть благо, первое и совершеннейшее из благ.
Итак, возлюбил я Самого Бога и с радостью принял за Него страдания. Какие же то страдания, Пророк описывает несколько ниже: «болезни смертныя, беды адовы, скорбь и болезнь» — все это казалось ему достолюбезным по любви к Богу и по упованию того, что соблюдается понесшим страдания за благочестие. Не против воли, не насильственно и не принужденно вытерпел я подвиги, говорит Пророк, но с какою–то любовью и расположением переносил труды, почему могу сказать: «Зане Тебе ради умерщвляемся весь день» (Пс. 43, 23). И кажется, что сие равносильно апостольскому слову и сказано с тем же расположением, с каким и Апостол говорит: «кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч» (Рим. 8, 35)? Итак, «возлюбих» все сие, зная, что переношу беды за благочестие и имею зрителем и подвигоположником Владыку всяческих. «Яко услышит Господь глас моления моего». Так и каждый из нас может исполнить трудное в заповедях, когда жизнь свою, как пред зрителем, открывает перед Богом всяческих.
(2) «Яко приклони ухо Свое мне». Пророк сказал «приклони» не для того, чтобы составил ты какое–нибудь чувственное понятие о Боге, будто бы имеет Он уши и приклоняет их по причине тихого голоса, как делаем мы, приближая слух твой к говорящим слабо, чтобы вблизи разобрать произносимое. Напротив того, он сказал «приклони», чтобы показать собственную свою немощь, то есть снизойти по человеколюбию ко мне, лежащему на земле, как человеколюбивый врач, приклоняя слух свой к больному, который от великого изнеможения не может говорить внятно, вблизи узнает нужды страждущего.
Итак, «приклони ухо Свое мне». Божий слух для ощущения не имеет нужды в голосе. Бог и по движениям умеет узнавать просимое. Или не слышишь, что Моисей, который ничего не говорит, но в неизрекаемых своих воздыханиях молит Господа, услышан был Господом, и Он сказал Моисею: «что вопиеши ко Мне» (Исх. 14, 15)? Бог умеет услышать и праведную кровь, у которой нет языка, нет голоса, пронизывающего воздух. Явление же праведных дел пред Господом есть велегласие.
«И во дни моя призову». Мы, один день помолившись или один час, и то немного, поскорбев о своих грехах, отлагаем попечение, как будто сделали уже нечто равномерное своей греховности. Но святой Пророк объявляет, что он приносит исповедание, соразмерное всему времени своей жизни. Ибо говорит: «во» вся «дни моя призову». Потом, чтобы ты не подумал, будто бы призывал он Бога, потому что благоденствовал в сей жизни и все дела его текли благоуспешно, описывает величие бедствий, в которых не забывал он имени Божия.
Ибо говорит: (3) «Объяша мя болезни смертныя, беды адовы обретоша мя». Под словом болезни у Пророка в собственном смысле разумеются обыкновенные боли при чревоношении, когда чрево, угнетенное бременем, побуждает носимый плод к выходу вон, а потом детородные члены, сгнетенные и натянутые во время чревоношения, сотрясениями и сжатиями жил причиняют рождающим самые острые боли и жесткие мучения. Сие понятие болезней он перенес и на болезни смертные, поражающие живое существо при разлучении души и тела. Я претерпел, говорит он, не что–нибудь довольно сносное, но испытывал даже самые болезни смертные и доведен был до опасности снизойти во ад. Сие ли одно терпел он, чем хвалится, или нередко терпел, хотя то же, но невольно, тогда как вынужденное не заслуживает похвалы?
Но смотри на великодушие подвижника. Когда, говорит он, «объяша мя болезни смертныя и беды адовы обретоша мя», тогда я не только не пал под тяжестью сих искушений, но даже добровольно подверг себя еще гораздо более многочисленным искушениям, как бы сам для себя добровольно изобретал скорбь и болезнь, а не против воли они постигали меня. Выше сказал: «беды адовы обретоша мя», а здесь: «скорбь и болезнь обретох». Так как в бедах оказался я неослабным при всех наваждениях искусителя, то, чтобы показать преизбыток любви к Богу, приложил я скорбь к скорби и болезнь к болезни, не в надежде собственною силою противостать скорбному, но потому что призвал имя Господне. Подобно сему сказанное Апостолом: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37).
Побеждает, кто неослабно переносит приключающееся по необходимости; препобеждает же, кто в доказательство терпения самопроизвольно навлекает на себя болезнь. Кто впал в какой–нибудь смертный грех, тот должен говорить: «Объяша мя болезни смертныя», ибо сказано: всяк «творяй грех от диавола рожден есть» (1 Ин. 3, 8). Когда я был делателем греха, говорит Давид, и когда носила меня во чреве смерть, тогда обретен я был бедами адовыми. Чем же исцелил я себя? Тем, что «обретох скорбь и болезнь» покаяния; придумал для себя терзание покаяния, соразмерное тяжести греха, и таким образом дерзнул призвать имя Господне. Что же сказал я? (4) «О Господи, избави душу мою», я содержусь в плену. Ты дай за меня выкуп «и избави душу мою».
«Милостив Господь и праведен». Писание с милосердием Божиим везде соединяет правду, научая нас, что и милость Божия — не без суда, и суд не без милости. Бог, и милуя, с рассуждением и мерою оказывает милосердие достойным, и судя, с пощадою нашей немощи производит суд, наказывая нас более по человеколюбию, нежели для воздаяния равным за равное. «И Бог наш милует». Милосердие есть болезнование об угнетенных сверх меры их вины, ощущаемое сострадательными. Милосердуем о том, кто из великого богатства впал в крайнюю нищету, кто из крепкого телесного здоровья перешел в крайнее изнеможение, кто прежде восхищал красотою и свежестью своего тела и потом поврежден обезображивающими болезнями. Поскольку и мы некогда были славны в райском состоянии, а по причине падения стали бесславны и унижены, то «Бог наш милует», видя, какими мы были и какими сделались. Посему и Адама призывал Он гласом милосердия, говоря: «Адаме, где еси» (Быт. 3, 9)? Ибо не извещения требовал Всеведущий, но хотел, чтобы Адам размыслил, чем он был и чем стал. «Где еси», то есть какому падению подвергся ты, будучи на такой высоте?
(5) «Храняй младенцы Господь: смирихся, и спасе». Понимать ли это в естественном отношении, человеческая природа не могла бы существовать, если бы сами дети и грудные младенцы не были хранимы Господом. Ибо каким образом они, носимые в материнской утробе, могли бы питаться или иметь движение, проводя жизнь в помещении столь тесном, не представляющем удобства к обращению, даже в темном и влажном месте, не имея возможности ни дышать, ни жить жизнью человеческою, но подобно рыбам плавая во влажности, если бы не поддерживало их Божие охранение? Потом, каким образом могли бы они хотя на малое время продолжать жизнь по выходе в место, для них непривычное, и, охладившись воздухом после теплоты, какая была в матерней утробе, если бы не спасал их Бог? Итак, «храняй младенцы Господь: смирихся, и спасе мя». Или можешь понимать сии слова так: поскольку я обратился и стал как младенец, принял Царство Небесное, как дитя, и незлобием довел себя до детского смирения, то «храняй младенцы Господь», как скоро «смирихся, спасе мя».
(6) «Обратися душе моя в покой твой, яко Господь благодействова тя». Сам себе предлагает утешительное слово добрый подвижник, говоря подобно Павлу: «Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды» (2 Тим. 4, 7–8). То же говорит самому себе и Пророк: поскольку ты прошел уже довольное поприще жития сего, то «обратися» наконец «в покой твой, яко Господь благодействова тя». Ибо вечный покой предстоит тем, которые в здешней жизни законно подвизались, — покой, не по заслугам дел воздаваемый, но по благодати великодаровитого Бога даруемый уповавшим на Него. Потом, не говоря еще о тамошних благах, но возвещая, как освободился от мирских тревог, благодарит за сие Освободителя душ, Который избавил его от многоразличного и тяжкого рабства страстям. Как же это?
(7) «Яко изъят душу мою от смерти, очи мои от слез, и нозе мои от поползновения». Чрез сравнение с настоящим состоянием изображает будущий покой. Здесь, говорит он, «объяша мя болезни смертныя», а там (Бог) «изъят душу мою от смерти»; здесь очи от скорби проливают слезы, а там уже нет слез, которые бы помрачали зеницы увеселяющихся красотой славы Божией, ибо «отъят Господь Бог всякую слезу от всякаго лица» (Ис. 25, 8); здесь много опасностей к поползновению, почему и Павел говорил: «мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1 Кор. 10, 12), а там стопы стоят твердо, жизнь неизменна, нет опасностей увлечься в грех, потому что нет ни плотского восстания, ни содействия жены ко греху. В воскресении нет ни мужского ни женского пола, но есть какая–то единая и единообразная жизнь для благоугождающих своему Владыке и для обитающих в стране живых. Мир сей и сам смертен, и служит жилищем для умирающих. Поскольку состав видимых вещей сложен, а все сложное обыкновенно разрушается, то и мы, живущие в мире, как части мира по необходимости участвуем в естестве целого. Посему мы, человеки, многократно умираем даже прежде, нежели смерть разлучит душу с телом.
И да не покажется тебе странным сказанное, напротив того, вникни в саму действительность. В продолжение трех седмин лет человек обыкновенно испытывает три перемены и превратности в возрасте и в образе жизни и по истечении каждой седмины особый предел заключает собою прошедшее и ясно обозначает изменение. В первой седмине детский возраст оканчивается выпадением зубов; возраст отрока, способного к учению, продолжается до юношества; юноша по совершении двадцать первого года, как скоро щеки его начнут покрываться первым пухом, исчезает неприметно, из юноши изменяясь уже в мужа. Посему когда видишь мужа, в котором постепенное с годами возрастание прекратилось, рассудок уже утвердился и не осталось следа юности, тогда не заключишь ли, что прошедшее в нем умерло? И опять, старец, преобразившийся и в наружном виде и в душевных расположениях, явно становится не таким, каким был прежде. Посему жизнь человеческая обыкновенно бывает исполнена многих смертей, не только при переходе из одного возраста в другой, но и при душевных падениях в грех. А где нет ни телесного, ни душевного изменения, потому что ни рассудок не заблуждается, ни расположение не переменяется и никакое обстоятельство не нарушает постоянства и безмятежия помыслов, там — страна истинно живых, всегда подобных себе самим. В ней Пророк обещается особенно благоугождать Богу всяческих, так как ничто внешнее не будет препятствовать ему в исполнении намерения служить истинно и равночестно с Ангелами. Сказано: «Тщимся, аще» в теле пребывая, «аще отходящее» от тела, «благоугодни Ему бытии» (ср.: 2 Кор. 5, 9). Такова страна живых: в ней нет ночи, нет сна — образа смерти, нет пищи, нет пития — сих подкреплений нашей немощи, нет болезни, нет страданий, ни врачевства, ни судилищ, ни торговли, ни искусств, ни денег — этого начала зол, предлога к браням, корня вражды. Это — страна живых, не умирающих грехом, но живущих истинною жизнию во Христе Иисусе, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
О Святом Духе. К Амфилохию, епископу Иконийскому
Глава 1
Предисловие, в котором рассуждается, что исследования необходимы и в наименее важных частях богословия.
Похвалил я твой навык к боговедению и трудолюбию, чрезвычайно порадовался проницательному и трезвенному рассуждению, по которому полагаешь, что и одного речения, произносимого о Боге, где бы ни потребовалось о Нем слово, не должно оставлять без исследования, о любезная и для меня всех досточестнейшая глава, брат Амфилохий! Ибо, прекрасно вняв Господню наставлению, что всяк просяй премлет, и ищай обретает (Лк. 11, 10), благоискусным прошением, кажется, и самого ленивого можешь ты возбудить к участию. А более дивлюсь в тебе тому, что предлагаешь вопросы не для испытания других, как делают ныне многие, но чтобы доискаться самой истины.
Правда, что много ныне людей, которые слушают и выспрашивают нас, однако же очень трудно встретить душу любоведущую, которая ищет истины к уврачеванию неведения. У многих вопросы, как охотничья сеть и неприятельская засада, заключают в себе скрытый и хитро составленный обман. Они заводят речи не с намерением приобрести из них что–нибудь полезное, но чтобы, как скоро найдут ответы несходственными с своим желанием, признать себя имеющими в этом справедливый предлог к нападению.
Но если несмысленному вопросившу мудрость вменится (Притч. 17, 28), то какую цену назначим разумному послушателю, который у пророка поставлен на ряду ей дивным советником (Ис. 3, 3)? Конечно, справедливость требует, как почтить всяким одобрением, так вести его далее, соединившись с ним в ревности, и разделяя все труды с поспешающим к совершенству.
Ибо не мимоходом выслушивать богословские слова, но прилагать старание — в каждом речении и в каждом слоге открывать сокровенный смысл, есть дело не нерадивых в благочестии, но знающих цель нашего призвания, потому что мы обязаны уподобляться Богу, сколько это возможно для естества человеческого; уподобление же невозможно без ведения, и ведение приобретается не без наставления, начало же учения — слово, и части слова–слоги и речения, а поэтому разбирать и самые слоги не значит удаляться от цели. И если вопросы, как показалось бы иному, маловажны, то они поэтому не достойны еще презрения, напротив того, поскольку истина уловляется с трудом, повсюду должны мы следить за нею. Ибо ежели, как искусства, так и уразумение благочестия, усовершаются чрез постепенные приращения, то вводимым в познание ничем не должно пренебрегать. А кто проходит без внимания первые начатки, как нечто маловажное, тот никогда не достигнет мудрости совершенных. Ей и ни (Мф. 5, 38) — два слога, однако же в сих кратких речениях не редко заключаются лучшее из благ — истина, и крайний предел лукавства — ложь. И что еще говорю о сем? Иной за одно мановение головою при свидетельстве о Христе признан уже исполнителем всего благочестия. А если это справедливо, то какое же богословское речение так маловажно, что оно, будет ли хорошо или нет, в обоих случаях не составит большого веса? Если от закона иота едина, или едина черта не преидет (Мф. 5, 18), то безопасно ли будет для нас преступить и в малости?
А то, о чем требовал ты нашего рассуждения, вместе и мало и велико, — мало по краткости произносимого (почему оно, может быть, и легко оставляется без внимания), но велико по силе означаемого, на подобие горчичного семени, которое менее всякого другого семени, произращающего кустарник, но когда приложено о нем надлежащее попечение, с развитием сокрытой в нем силы, возрастает до значительной высоты.
Если же кто, видя наше (употреблю выражение псалмопевца, Пс. 118, 85) глумление о слогах, посмеется сему, то, пожав плод своего смеха, сам пусть узнает его бесполезность. Но мы не оставим исследования, уступая людским укоризнам и признав себя побужденными насмешкой. Я не только не стыжусь таких предметов, как маловажных, но если, хотя в малой мере, приближусь к их достоинству, то сам себя почту счастливым, как удостоившийся великого, да и о потрудившемся со мною в исследовании брате скажу, что для него в этом не малое приобретение. Посему, хотя вижу, что за немногие речения надобно выдержать весьма великую борьбу, однако же, в надежде наград не уклоняюсь от труда, рассуждая, что слово и для меня самого будет плодоносно, и слушающим принесет достаточную пользу. По сей–то причине, с Самим, скажу так, Святым Духом приступаю к изложению. И если угодно тебе, чтобы утвердился я на пути слова, обращусь несколько к началу предлагаемого вопроса.
В недавнем времени, когда молился я с народом и славословие Богу и Отцу заключал двояко, то словами: «с Сыном и со Святым Духом», то словами: «чрез Сына во Святом Духе», некоторые из присутствовавших восстали против сего, говоря, что мною употреблены речения странные и притом противоречащие одно другому. Ты же, всего более для пользы этих самых людей, а если они совершенно неисцельны, для безопасности встречающихся с ними, просил меня изложить ясное учение о силе, заключающейся в сих слогах. Посему, конечно, должен я говорить кратко по возможности дав слову какое–нибудь всеми допускаемое начало.
Глава 2
Какое начало тому, что еретики обращают строгое внимание на слоги?
Мелочная внимательность сих людей к слогам и речениям не без хитрости, как подумал бы иной, и ведет не к малому злу, но заключает в себе глубокий и прикровенный замысел против благочестия. Они стараются показать несходственность выражений, употребляемых об Отце, и Сыне и Святом Духе, чтобы иметь в этом удобное доказательство различия Их и по естеству. Ибо у них есть давнее лжеумствование, изобретенное начальником сей ереси, Аэтием, который, в одном из своих писем выразился так: «не одинаковое по естеству выражается не одинаково, и наоборот, не одинаково выражаемое не одинаково по естеству». И в засвидетельствование сего положения вовлек он Апостола, который говорит: Един Бог Отец, из Негоже вся; и един Господь Иисус Христос, Имже вся (1 Кор. 8, 6). «Посему, — утверждает Аэтий, — как относятся между собою сии речения, так должны относиться и означаемые ими естества. Но речение: Имже, не одинаково с речением: из Негоже; следовательно, и Сын не одинаков с Отцем». От сего–то недуга произошло и глумление этих людей о предложенных мною речениях. От сего–то Богу и Отцу, как исключительное некое наследие, присваивают речение: из Него, а Сыну и Богу отделяют речение: Им, Духу же Святому речение: в Нем, и говорят, что cиe употреблено слогов никогда не переменяется, чтобы, как сказано, из разности выражений явствовала разность и естества. Но нельзя было им утаить, что сей тонкостью в различении речений стараются подкрепить нечестивое учение. Ибо требуют, чтоб речение: из Него, означало Зиждителя, речение же: Им — служителя, или орудие, а речение: в Нем, показывало время или место, и чтобы Зиждитель всяческих представляем был ничем не досточестнее орудия, и Дух Святый оказался подающим от Себя к бытию существ не более того, что привносит место или время.
Глава 3
О том, что cиe тонкое различение слогов заимствовано у внешней мудрости.
В этот обман ввела их разборчивость писателей внешних, у которых речения: из Него и Им, усвоялись предметам отдельным по естеству. Ибо сии писатели думают, что речением: из Него, обозначается вещество, а речением: Им, выражается орудие, или вообще служебное действие. Лучше же сказать (ибо что препятствует, повторив все учение внешних, кратко обличить несообразность с истиною и несогласие с самими собою сих еретиков?), упражнявшиеся в тщетной философии, различно объясняя сущность причины, и общее ее понятие деля на частные значения, говорят, что одни из причин суть первообразные, другие — содейственные или совиновные, а иные имеют такое отношение к произведению. что не без них оно бывает. Для каждой из сих причин определяют они собственное свое выражение, так что иначе обозначается соорудитель, а иначе орудие. Соорудителю, по их мнению, прилично выражение: от него, ибо в собственном смысле говорится, что скамья произошла от плотника. Орудию же прилично выражение: им, ибо говорят, что она сделана топором, буравом, и прочее. А подобным образом выражение: из него, полагают они собственно означающим вещество, ибо произведение плотника из дерева. Выражение же по нем означает или мысленный, или предложенный художнику образец, потому что или, предначертав в уме построеваемое, представление cиe приводит в исполнение, или, смотря на предложенный ему образец, по его подобию располагает свою работу
[131]. Но выражение: для него, почитают приличным концу, потому что скамья делается для употребления людям. И выражение в нем указывает на время или место, ибо когда скамья сделана? — в такое–то время. И где? — в таком–то месте. А время и место, хотя ни мало не участвуют в произведении, однако же таковы, что без них ничто произведено быть не может, потому что действующим нужны и место и время.
Сим–то наблюдениям суесловия и тщетной лести научась и дивясь, еретики переносят их в простое и нехитрословное учение Духа, к уничижению Бога–Слова, и к отрицанию Святого Духа. И речение, которое у внешних писателей отделено на означение неодушевленных орудий или служения подчиненного и совершенно низкого, разумею речение: им, они не затруднились приложить к Владыке всяческих и, будучи христианами, не постыдились Зиждителю твари усвоить речение, употребляемое о пиле или молоте.
Глава 4
О том, что в писании употребление сих слогов не выдерживается строго.
А мы признаемся, что и слово истины нередко употребляет эти речения, впрочем утверждаем, что свобода Духа нимало не порабощается ограниченности внешних, но, соображаясь с каждым новым случаем, изменяет выражения соответственно потребности.
Ибо речение из него не означает непременно вещества, как думают внешние, напротив того, Писанию обычнее употреблять это речение о высочайшей Причине, как в следующем месте: един Бог, из Негоже вся. И еще: вся же (?? ??? ????) от Бога (1 Кор. 11, 12). Однако же слово истины употребляет это речение нередко и о веществе, например, когда говорит: сотвори ковчег от (??) древ негниющих (Быт. 6, 14). И: да сотвориши светильник от (??) злата чиста (Исх. 25, 31). И: первый человек от (??) земли перстен (1 Кор. 15, 17). И: от (??) брения сотворен ecu ты, якоже и аз (Иов. 23, 6).
Но еретики, как заметили мы, чтобы показать разность естества, хотя повод к различению заимствовали у внешних, однако же, не во всем с точностью им раболепствуя, узаконили, что речение это прилично одному Отцу, напротив того, Сыну по законоположению внешних присвоили наименование орудия, и Духу — места (ибо говорят: в Духе, и также говорят: Сыном). Богу же усвоили речение: из Него, последуя в этом не чуждым, но перейдя, как сами говорят, к апостольскому словоупотреблению, потому что сказано: из Негоже вы есте о Христе Иисусе (1 Кор. 1, 30). И: вся же от (??) Бога.
Посему какое заключение выводится из сего тонкого различения? То, что иное естество причины, иное — орудия, и иное — места, следовательно, Сын по естеству чужд Отцу, как и орудие чуждо художнику, чужд и Дух, поскольку время или место отдельны от естества орудий или от естества действующих орудиями.
Глава 5
О том, что и об Отце говорится: Им, и о Сыне: из Него, также и о Духе.
Таковы рассуждения еретиков, и мы докажем сказанное выше, именно же, что несправедливо, будто бы Отец, взяв для Себя речение: из Него, поверг Сыну речение: Им, и опять, будто бы Сын, по узаконению еретиков, не приемлет Духа Святого в общение речений: из Него, или: Им, как распределено по новому их разделу.
Един Бог и Отец, из Негоже вся: и един Господь Иисус Христос, Имже вся. Это — слова не закон дающего, но различающего Ипостаси. Апостол произнес это не для того, чтобы ввести мысль о различии естества, но чтобы понятие об Отце и Сыне представить не слитным.
А что сии речения не противоположны одно другому, и, подобно поставленным в сопротивные ряды для битвы, не вводят с собою в противоборство и самых естеств, к которым приданы, cиe видно из следующего. Блаженный Павел совокупил оба речения об одном и том же подлежащем, сказав: яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая (Рим. 11, 36). И что это место очевидным образом относится к Господу, скажет всякий, хотя нисколько вникнувший в намерение сего изречения. Ибо Апостол, предпоставив (Рим. 11, 35) слова из Исаии пророка: кто уразуме ум Господень? или кто советник Ему бысть? — присовокупил: яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая. У пророка же сказано cиe о Боге Слове, Зиждителе всей твари. Это можешь узнать из предыдущих его слов. Кто измери горстию воду, и небо пядию, и всю землю горстию? кто постава горы во мериле, и холмы в весе? кто уразуме ум Господень, и кто советник Ему бысть (Ис. 40, 12, 13)? Слово: кто означает здесь не вовсе невозможное, но редкое, как в изречении: кто востанет ми на лукавнующыя (Пс. 93, 16)? И: кто есть человек хотяй живот (Пс. 33, 13)? И: кто взыдет на гору Господню (Пс. 23, 3)? Так, конечно, сказано и здесь: кто уведавший ум Господень, и кто сообщник Его совета? — Отец бо любит Сына, и вся показует Ему (Ин. 5, 20). Тот содержит землю, и объял ее горстью, Кто все привел в порядок и благоустройство, Кто дал горам равновесие, назначил водам меру, каждой вещи, находящейся в мире, определил собственный ее чин; Кто целое небо объемлет малою частью всецелой Своей силы, что пророческое слово и наименовало иносказательно пядию. Посему кстати присовокупил Апостол: из Того, и Тем, и в Нем (??? ?????) всяческая. Ибо из Него, по воле Бога и Отца, причина бытия существ. Им все существа пребывают и составляются, поскольку Творец каждой твари уделяет все нужное и к ее сохранению. А посему, конечно, все возвращается к Нему (??? ?????), с каким–то неудержимым желанием и с какою–то неизреченною любовью стремясь к Начальнику и Снабдителю жизни, по написанному: очи всех на Тя уповают (Пс. 144, 15). И еще: вся к Тебе чают (Пс. 103, 27). И: отверзаеши Ты руку Твою, и исполнявши всяко животно благоволения (Пс. 144, 16). Если же еретики противятся сему нашему изъяснению, то спасет ли их какое умствование от явного противоречия себе самим? Ибо если не согласятся, что эти три речения: из Того, Тем и в Нем, сказаны о Господе, то по всей необходимости должны присвоить их Богу и Отцу. А вследствие сего явным образоме подорвется их различение. Ибо открывается, что не только речение: из Него, но и речение: Им, прилагается к Отцу. Если же последнее из сих речений не означает ничего унизительного, почему отделяют оное Сыну, как нечто низшее? А если оно непременно выражает служебность, то пусть отвечают: у какого князя служителем Бог славы и Отец Иисуса Христа? Так они сами себя низлагают, а наша крепость соблюдается в том и другом случае. Ибо, если превозможет мысль, что слово идет о Сыне, то найдется, что речение из Того приличествует Сыну. А если кто пророческое это изречение упорно будет относить к Богу, то опять согласится, что речение Тем прилично Богу, и оба речения будут иметь равное достоинство, потому что в равной силе употреблены о Боге. И в том и другом случае речения эти окажутся одно с другим равночестными, как употребляемые об одном и том же Лице. Но возвратимся к своему предмету.
Апостол, пиша к Ефесеям, говорит: истинствующе же в любви, да возрастим в Него всяческая, иже есть глава Христос, из Негоже все тело составляемо и счиневаемо приличне, всяцем осязанием подаяния, по действу в меру единыя коеяждо части, возращение тела творит (Еф. 4, 15, 16). И еще, в послании к Колоссянам, сказано не имеющим познания об Единородном: не держа главы (то есть Христа), из неяже все тело составы и соузы подаемо, растит возращение Божие (Кол. 2, 19). А что глава Церкви — Христос, знаем из другого места у Апостола, который говорит: и Того даде главу выше всех Церкви (Еф. 2, 22). И: от (??) исполнения Его мы вcu прияхом (Ин. 1, 16). И Сам Господь говорит: яко от (??) Моего приимет, и возвестит вам (Ин. 16, 14). И вообще, внимательно читающему откроются различные употребления сего речения: из Него. Ибо и Господь говорит: чух силу исшедшую из Мене (Лк. 8, 46).
Но подобно сему и о Духе, как примечаем, во многих местах употреблено речение: из Него. Ибо сказано: сеяй в Дух, от (??) Духа пожнет живот вечный (Гал. 6, 8). И Иоанн говорит: о сем разумеем, яко в нас пребывает, от (??) Духа, Егоже дал есть нам (1 Ин. 3, 24). И Ангел говорит: Рождшееся бо в ней от (??) Духа есть Свята (Мф. 1, 20). И Господь сказал: рожденное от (??) Духа дух есть (Ин. 3, 6). Таково употребление сего речения.
Но остается показать, что Писание и речение: Им, одинаково употребляет об Отце, и Сыне, и Святом Духе. Конечно, приводить на cиe свидетельства о Сыне было бы лишним делом, потому что cиe известно, да и противники то же самое доказывают. Но покажем, что и об Отце употреблено речение: Им (?? ??). Сказано: верен Боге Имже звани бысте в общение Сына Его (1 Кор. 1, 9). И: Павел посланник Иисус Христов волею (??? ?????????) Божиею (2 Кор. 1, 1). И еще: темже уже неси раб, но сын: аще ли же сын, и наследник Богом [1] (Гал. 4, 7). И: якоже воста Христос от мертвых славою (??? ??? ?????) Отчею (Рим. 6, 4). И Исаия говорит: горе творящим глубоко совет, а не Господем (Ис. 29, 15).
Можно представить многие свидетельства, что речение это употребляется и о Духе. Сказано: нам же Бог открыл есть Духом (1 Кор. 2, 10). И в другом месте: доброе завещание соблюди Духом Святым (2 Тим. 1, 14). И еще: овому бо Духом дается слово премудрости (1 Кор. 12, 8).
А то же самое можем сказать и о слове: в (??), а именно, что Писание допускает употребление сего слова и о Боге Отце. Так в Ветхом Завете сказано: о (??) Бозе сотворим силу (Пс. 107, 14) И: о (??) Тебе пение мое выну (Пс. 70, 7). И еще: о (??) имени Твоем возрадуюся (Пс. 88, 17). И у Павла сказано: в Бозе создавшем всяческая (Еф. 3, 9). И: Павел и Силуан и Тимофей, церкви солунстей о (??) Бозе Отце (2 Сол. 1, 1). И: аще убо когда поспешен буду волею (?? ?? ????????) Божиею npиumu к вам (Рим. 1, 70). И: хвалишися, говорит, о (??) Бозе (Рим. 2, 17). Много и других мест, которые не легко перечислить.
Но для нас важно показать не множество свидетельств, а изобличить, что еретики неосновательно делают такие различения. И что употребление сего слога принято в Писании о Господе или о Святом Духе, сего, как известного, не стану доказывать. Нужно же сказать то, что для разумного слушателя достаточным будет опровержение еретического положения, взятое от противного. Ибо, если по рассуждению еретиков разность выражения доказывает различие естества, то пусть теперь тождество речений заставит их со стыдом исповедать неразличную сущность.
Но не только в богословии разнообразно употребление сих речений, они нередко меняются даже между собою и значением, когда одно принимает значение другого. Например: стяжах человека Богом (Быт. 4, 1), говорит Адам, вместо того, чтобы сказать: от Бога. И в другом месте: Елика заповеда Моисей Израилю по (???) повелению Господню (Чис. 36, 5). И еще: еда не Богом изъявление их есть (Быт. 40, 8)? — говорит Иосиф, рассуждая о снах с заключенными в темнице, и очевидно, вместо того, чтобы сказать: от Бога, сказал он: Богом. А наоборот, Павел употребляет речение: от Него (?? ??) вместо речения: Им (?? ??), когда говорит так: раждаемый от (??) жены (Рал. 4, 4), вместо: женою. Ибо в другом месте ясно различил это, сказав, что жене свойственно рождаться от мужа, а мужу — женою. Якоже бо жена от мужа, сице муж женою (1 Кор. 11, 12). Впрочем здесь, как показывая различие употребления, так вместе исправляя мимоходом погрешительное мнение думавших, что тело Господне духовно, в доказательство того, что богоносная плоть составилась из нашего смешения, Апостол предпочел речение более выразительное (ибо слово: женою, выражало бы переходное понятие рождения, а речение: от жены, достаточно показывает общение естества у рожденного с рождающею). И в этом не противоречит он сам себе, а дает только видеть, что речения сии легко могут уступать место одно другому. А если о чем определено говорит в собственном смысле: им, о том самом употребляется: от него, то какое основание к клевете на благочестие решительно разделять между собою речения?
Глава 6
Ответ утверждающим, что Сын не со Отцем, но после Отца, где рассуждается и о равночестии славы.
И конечно, нельзя прибегнуть к извинению себя неведением, когда приступают к слову с такою хитростью и злонамеренностью явно негодующие на нас за то, что вместе с Отцем совершаем славословие Единородному, и Святого Духа не отделяем от Сына. И за это как они не называют нас! новоделами, нововводителями, изобретателями слов, и другими укоризненными именами! Но не только не огорчаюсь я их злословием, а напротив того, если бы собственный их вред не причинял мне скорби и непрестающей болезни, готов бы сказать, что благодарен им за хулы, которыми споспешествуют моему блаженству. Ибо сказано: блажени есте, егда поносят вам Мене ради (Мф. 5, 11).
Но вот за что они гневаются. «Сын, — говорят, — не со Отцем, но после Отца, поэтому Им, а не с Ним должно возносить славу Отцу. Ибо речение с Ним выражает равночестие, а речение Им показывает служебное действие. Но и Духа, говорят, должно ставить не наряду со Отцем и Сыном, а ниже Сына и Отца, как не единочиновного, но подчиненного, не купночислимого, но подчисляемого». И подобными сим тонкостями в составлении речений искажают они простоту и безыскусственность веры. Посему могут ли извиняться неопытностью такие люди, которые своею пытливостью не позволяют и другим оставаться в неопытности?
Но мы прежде всего спросим их о том, на каком основании говорят, что Сын после Отца? как младший ли по времени, или по чину, или по достоинству?
Но никто не будет столько бессмыслен, чтобы стал утверждать, что Творец веков есть второй по времени, когда нет никакого расстояния, посредствующего в естественном единении Сына с Отцем. Да и с человеческим понятием несообразно утверждать, что Сын моложе Отца, не только потому, что Отец и Сын умопредставляются во взаимном между Собою отношении, но и потому, что вторым по времени называется, что имеет меньшее расстояние от настоящего времени, и первым опять, что далее отстоит от настоящего времени. Например, бывшее при Ное старее случившегося с Содомлянами, потому что более удалено от нынешнего времени, и последнее позднее первого, потому что кажется как бы более близким к настоящему. Но бытие Жизни, превосходящей всякое время и все веки, измерять расстоянием от настоящего, не будет ли не только нечестиво, но и сверх всякой меры неразумно, если только представить, что, каким образом говорится о вещах имеющих начало бытия и тленных, что они одна другой прежде, таким же образом Бог и Отец, сравниваемый с Сыном и Богом, сущим прежде веков, превосходит Его? Напротив того, такое превосходство Отца в отношении к старейшинству неудобомыслимо, потому что ни размышление, ни понятие никак не простираются далее рождения Господа, после того как Иоанн прекрасно двумя словами заключил разумение в описанных пределах, сказав: в начале бе Слово. Ибо это бе неисходно для мышления, и начало непреступно для представлений. Сколько ни углубляйся мыслию в давнее, не выйдешь из сего: бе, и сколько ни усиливайся увидеть, что первоначальнее Сына, не возможешь стать выше Начала. А на сем основании благочестиво представлять себе Сына вместе с Отцем.
Если же представляют они какое–то понижение Сына пред Отцем в отношении к месту, так что Отец восседает выше, а Сын по порядку занимает низшее место, то пусть признаются в этом, и мы умолкнем, потому что несообразность видна сама собою. Ибо не соблюдают последовательности в суждениях те, которые не приписывают Отцу вездесущия, когда здравый разум верит, что Бог все наполняет. И сказанного пророком: аще взыду на небо, Ты тамо ecu: аще сниду во ад, тамо еси (Пс. 138, 8), не помнят те, которые между Отцем и Сыном делят верх и низ. Но не буду ничего говорит в обличение невежества приписывающих место Бесплотному.
Их бесстыдству, с каким восстают против Писания и противятся ему, поможет ли сколько–нибудь сказанное: седи одесную Мене (Пс. 109, 1), и: седи одесную величествия Божия (Евр. 1, 3)? Слово одесную означает не низшее место (как понимают они), но отношение к равному, потому что понятие десного берется не чувственно (иначе у Бога было бы и шуее), а напротив того, Писание почетным именованием приседения выражает великолепие чести Сыну.
Итак остается им сказать, что сим речением означается низшая степень достоинства. Посему да знают, что Христос есть Божия сила и Божия премудрость (Кор. 1, 24), что Он есть образ Бога невидимаго (Кол. 1, 15), и cияниe славы (Евр. 1. 3), и что Его напечатлел Бог Отец, всецело изобразив в Нем Себя.
Неужели же скажем, что уничижительны сии и другие, сродные с ними, свидетельства, какие только есть в целом Писании? Или сознаемся, что это суть как бы некие провозглашения, которыми возвещается великолепие Единородного и равенство славы Его с Отцем? Да услышат же, как Сам Господь ясно изображает равночестную славу Сына с Отцем, когда говорит: видевый Мене виде Отца (Ин. 14, 9). И еще: егда npиидет Сын во славе Отца (Мк. 8, 38). И: да чтут Сына, якоже чтут Отца (Ин. 5, 23). И: видехом славу Его, яко славе Единороднаго от Отца (14). И: Единородный Бог [1], сый в лоне Отчи (Ин. 1, 18). Еретики, ни мало не рассуждая о сем, назначают Сыну место, определенное врагам. Ибо Отчее лоно — вот седение приличное Сыну, а подножие — место для тех, кого нужно унизить.
Мы коснулись сих свидетельств мимоходом, потому что имеем в виду другую цель. Но ты, собрав на досуге доказательства, сам можешь видеть высоту славы и превосходство силы Единородного. Впрочем, для благомыслящего слушателя не маловажны и приведенные свидетельства, если только не разумеет кто плотским и низким образом слов: одесную и лоно не описывает Бога местом, не вымышляет для Него телесного очертания, образа и положения, что весьма несходно с понятием простого, беспредельного и бесплотного. Не говорю уже о том, что такое понятие равно низко и для Отца, и для Сына. Почему рассуждающий подобным образом не только унижает достоинство Сына, но впадает в грех богохульства. Ибо что осмелится сказать он против Сына, то же самое необходимо ему приложить и к Отцу. Кто дает Отцу для председательства высшее место, об Единородном же Сыне говорит, что Он сидит ниже, у того следствием такого построения ума будут все телесные принадлежности.
А если такие представления свойственны людям, у которых ум помутился от вина и расстроен помешательством, то благочестиво ли будет, чтобы и по естеству, и по славе, и по достоинству Соединенного со Отцем не вместе с Отцем чествовали поклонением и славословили те, которые научены Им Самим, что иже не чтит Сына, не чтит Отца (Ин. 5, 23)? Ибо что скажем? какое справедливое оправдание будем иметь для себя на страшном и общем для всей твари суде, если после того, как Господь ясно возвестил, что придет во славе Отца (Мф. 16, 27), и Стефан видел Иисуса стояща одесную Бога (Деян. 7, 55), и Павел Духом засвидетельствовал о Христе, что Он есть одесную Бога (Рим. 8, 34), и Отец говорит: седи одесную Мене (Пс. 109, 1), и Святый Дух свидетельствует, что седе одесную величествия Божия (Евр. 8, 1), мы Сопрестольного и Равночестного низведем на низшую степень из состояния равенства? Ибо думаю, что стоянием и седением выражается неколеблемость и совершенное постоянство естества, как и Варух, показывая неподвижность и непреложность Божия пребывания, сказал: Ты пребываяй во век, мы же погибающии во век (Вар. 3, 3). А десною страною означается равночестие достоинства. Как же не дерзко — лишать Сына общения в славословии, как будто Он достоин быть поставленным на низшей степени чести?
[1] По обыкновенному чтению сего места: Единородный Сын.
Глава 7
Ответ утверждающим, что о Сыне прилично говорить не: с Ним, а: Им.
Но они утверждают, что «говорить: с Ним, совершенно странно и необычайно, речение же: Им, и слову Писания есть самое свойственное, и в употреблении у братии затверженное». Чти же скажем им на это? — Блаженны уши, которые не слушали вас, и блаженны сердца, которые спаслись не уязвленными от ваших учений!
А вам христолюбцам скажу, что Церкви известно то и другое словоупотребление, и что она ни которого из них не отметает, как исключающего другое. Ибо, когда берем в рассмотрение величие естества в Единородном и превосходство Его достоинства, тогда свидетельствуем, что имеет Он славу со Отцем. А когда представляем себе, что Он подает нам блага, и нас самих приводит к Богу, и делает Ему своими, тогда исповедуем, что благодать эта совершается Им и в Нем. Посему речение с Ним свойственно славословящим, а речение Им по преимуществу прилично благодарящим.
Но ложно и то, чтобы речение с Ним устранено было из употребления благоговейных. Ибо речение это употребляют и в селах и в городах все те, которые, твердо держась своих обычаев, почтенную древность предпочли новизнам, и предание отцов соблюли неповрежденным. А которые наскучили обыкновенным и восстали против древнего, как против устаревшего, те ухватились за нововведения, как и любители нарядов всегда предпочитают одежду нового покроя общеупотребительной. У сельских жителей и доселе найдешь издревле употребительное речение, а у сих искусников, ввыкших в словопрения, слова выкованы по новой мудрости. Посему, что говорили отцы наши, то говорим и мы, то есть, общая слава Отцу и Сыну, почему вместе с Сыном приносим славословие Отцу.
Но не то удовлетворяет нас, что таково предание отцов, ибо и отцы следовали намерению Писания, взяв за основание свидетельства, которые не задолго пред сим привели мы вам из Писания. Ибо сияние представляется в мыслях вместе со славою, и образ — вместе с Первообразом, и Сын необходимо — со Отцем, потому что ни последовательная связь имен, ни естество именуемых не допускают никакого разлучения.
Глава 8
В каких случаях имеет место речение: Им, и в каком понятии оно свойственнее речения: с Ним, а вместе толкование на то, как Сын приемлет заповедь, и как Он посылается.
Посему Апостол, когда благодарит Бога Иисусом Христом (Рим. 1, 8), и также говорит, что Им приял благодать и апостольство в послушание веры во всех языцех (Рим. 1, 5), или что Им приведение обретохом во благодать cию, в нейже стоим и хвалимся (Рим. 5, 2), тогда изображает благодеяния нам Христовы, поскольку Христос, то Сам изливает на нас от Отца благодать даров, то приводит нас Собою к Отцу. Ибо словами: Им приняли мы благодать и апостольство, выражает даяние благ от Него, а словами: приведение обретохом, изображает наше восприятие и присвоение Богу, совершенное Христом. Посему исповедание благодати, Им в нас совершаемой, неужели служит к умалению славы? Или справедливее будет сказать, что описание благодеяний есть приличное содержание славословия?
Поэтому находим, что Писание, говоря нам о Господе, дает Ему не одно имя, и не те одни имена, которыми означается только Его Божество и величие. Но иногда употребляет наименования, показывающие отличительные признаки естества, ибо знает имя Сына, еже паче всякаго имени (Фил. 2, 9), именует Его истинным Сыном (1 Ин. 5, 20), Единородным Богом (Ин. 1, 18), силою Божиею и премудростию (1 Кор. 1, 24) и Словом (Ин. 1, 1). И опять, по причине многообразных нам даров благодати, какие от богатства благости, по многоразличной Своей премудрости, подает требующим, Писание обозначает Его тысячами других именований, называя то Пастырем, то Царем, и также Врачом, и Его же именуя Женихом, Путем, Дверью, Источником, Хлебом, Секирою, Камнем. Ибо сии именования означают не естество, но, как сказал я, различные образы действования, какие по милосердию к собственному Своему созданию являет требующим, по свойству их нужды. Ибо тех, которые прибегли к Его заступлению и чрез терпение преуспели в любообщительности, называет Он овцами, а Себя признает Пастырем таковых овец, слушающих Его голоса и не внимающих учениям странным. Ибо говорит: овцы гласа Моего слушают (Ин. 10, 27). А Царем называется для тех, которые взошли уже высоко и имеют нужду в законном управлении. Называется Дверью, потому что правотою Своих заповедей приводит к делам достославным, а также безопасно вводит во двор Свой тех, которые чрез веру в Него прибегли ко благу ведения. Почему и сказано: Мною аще кто внидет, и внидет и изъидет и пажить обрящет (Ин. 10, 9). Называется Камнем, как охранение для верных крепкое, незыблемое и неколебимейшее всякого оплота.
И в сих случаях, когда, например, называется Дверью или Путем, самое приличное и благознаменательное употребление дают речению: Им. Впрочем, как Бог и Сын, имеет Он славу купно со Отцем (???? ?????? ??? ??? ?????), потому что о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних: и всяк язык исповесть, яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Фил. 2, 10, 11). По сей–то причине употребляем оба речения, одним возвещая собственную Его славу, а другим — даруемую нам благодать. Ибо Им подается всякая помощь душам, соответственно каждому роду попечения измышлено какое–нибудь отличительное наименование. Ибо, когда неукоризненную душу, не имущу скверны или порока, представит Себе (Еф. 5, 27), как чистую деву, именуется Женихом, а когда приемлет душу, изъязвленную жестокими ранами от диавола, и исцеляет ее от тяжкого греховного недуга, тогда называется Врачом.
Неужели же такие попечения о нас приводят наше помышление к чему–либо низкому? или, напротив того, производят в нас удивление к великому могуществу и вместе к человеколюбию Спасающего, потому что Он и благоволил спострадати немощем нашим, и возмог снизойти до самой нашей немощи? Ибо превосходство крепости доказывают не столько небо, и земля, и обширность морей, и животные живущие в водах и на суше, и растения, и звезды, и воздух, и времена года, и разнообразное украшение вселенной, сколько то, что невместимый Бог мог чрез плоть бесстрастно вступить в борьбу с смертью, чтобы собственным Своим страданием даровать нам бесстрастие. А если Апостол говорит, что во всех сих препобеждаем за (???) Возлюбльшаго ны (Рим. 8, 37), то этим выражением дает разуметь не низкое какое–нибудь служение, а помощь подаваемую в державе крепости. Ибо Сам, связав крепкого, расхитил его сосуды (Мф. 12, 29), то есть нас, которых крепкий употреблял на всякое лукавое действе, и Сам соделал нас сосудами благопотребными Владыце, чрез уготовление того, что зависит от нас, на всякое дело благое (2 Тим. 2, 21).
Так Им приведение обретохом ко Отцу мы, преставленные от власти темныя в причастие наследия святых во свете, (Кол. 1, 12, 13). Посему домостроительство, совершенное Сыном, будем представлять себе не служением вынужденным у рабского уничижения, а добровольным попечением, какое Сын по благости и человеколюбию согласно с волею Бога и Отца приложил о собственном Своем создании. А в таком случай соблюдем благочестие касательно всего, что соделано Сыном, свидетельствуя о совершенном Его могуществе и ни мало не отделяя Его от воли Отца.
Так, когда Господь именуется путем, возводимся ж высшему понятию, а не останавливаемся на том, какое представляется с первого взгляда. Ибо под словом путь разумеем преспеяние в совершенстве, последовательно и в порядке достигаемое делами правды и просвещением разума, когда непрестанно желаем преднего и простираемся к тому, чего еще не достает у нас, пока не достигнем блаженного конца, то есть, познания Божия, какое Господь уверовавшим в Него дарует Собою. Ибо Господь наш действительно есть путь благий, неуклонный и непогрешительный, ведущий к действительному благу — к Отцу. Ибо говорит: никтоже приидет ко Отцу токмо Мною (Ин. 14, 6). И таково наше восхождение к Богу чрез Сына. Но теперь следует сказать, как еще и от Отца подаются блага нам Сыном. Поскольку всякое сотворенное естество, и видимое, и умопредставляемое, для поддержания своего имеет нужду в Божием попечении, то Зиждитель — Слово, Единородный Бог, по мере нужды каждого естества, оказывая ему помощь Свою, по требованию необходимости увеличивает даяния, сколько разнообразные и на все благопотребные по причине разновидности благодетельствуемых, столько соразмерные с природою каждой твари. Он просвещает содержимых во тьме неведения, и потому есть Свет истинный. Он судит, возмеряя воздаяние по достоинству дел, и потому есть Судия праведный. Отец бо не судит никомуже, но суд весь даде Сынови (5, 22). Он восставляет от падения тех, которые с высоты жизни поползнулись в грех, и потому есть воскрешение (Ин. 11, 25). Все же это производит, действуя прикосновением могущества и изволением благости. Пасет, просвещает, питает, путеводит, врачует, воскрешает, не сущее осуществляет, сотворенное поддерживает.
Так от Бога доходят до нас блага чрез Сына, Который в каждом действует с большею скоростью, нежели с какою могло бы это выговорить слово. С сим не сравнятся ни молнии, ни скорое течение света в воздухе, ни быстрое мгновение ока, ни движения самой нашей мысли, но все это в сравнении с скоростью Божия действования имеет недостаток в большой мере, нежели в какой неповоротливейшие из наших животных уступают в подвижности, не скажу, птицам, или ветрам, или стремительности небес, но парению самого нашего ума. Ибо какое временное протяжение нужно Тому, Кто носит всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1, 3), и не телесно действует, не требует пособия рук к созиданию, а имеет естество тварей во всем покорным свободному Своему хотению? Так говорит Иудифь: помыслил, и собышася, яже мыслил ecu (Иудиф. 9, 5).
Впрочем, чтобы величие производимого не увлекло нас к представлению, что Господь безначален, что говорит источная Жизнь? Аз живу Отца ради (Ин. 6, 58). И что говорит Божия Сила? Не может Сын творити о Себе ничесоже (Ин. 5, 19). И что говорит самосовершенная Премудрость? Заповедь приях, что реку, и что возглаголю (Ин. 12, 49). Всем этим возводит Он нас к уразумению Отца, и к Отцу обращает удивление твари, чтобы мы познали Им Отца. Ибо не из различия дел умосозерцается Отец, когда указывается на отдельное и собственно Отцу принадлежащее действование: еже видит Отца творяща, cия и Сын такожде творит (Ин. 5, 19). Но поскольку Единородный восписывает Ему славу, то Он собирает удивление тварей, при величии Своих произведений прославляемый Самим Творцом и превозносимый познающими в Нем Отца Господа нашего Иисуса Христа, Имже всяческая, и Егоже ради всяческая (Евр. 2, 10).
Посему–то говорит Господь: Моя вся Твоя суть, потому что к Отцу возводится начало созданий, и Твоя Моя (Ин. 17, 10), потому что от Отца приемлет Он и то, чтоб стать причиною созидания, не в том смысле, что Сын в действовании пользуется пособием Отца, и что Ему особыми частными приказаниями вверяется служение каждого дела — это было бы рабственно и чрезмерно ниже Божеского достоинства, но в том смысле, что Слово, исполнившись Отчими благами, от Отца возсияв, все творит по подобию Рождшего. Ибо если не имеет с Ним разности по сущности, то не будет иметь разности и по могуществу. A у кого сила равная, у тех непременно и действование равное. Христос же Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1, 20). Посему вся Тем быша (Ин. 1, 3), и всяческая Тем и о Нем создашася (Кол. 1, 16), не в том смысле, что Он исполняет какое–то орудное и рабское служение, но в том, что Он зиждительно совершает Отчую волю.
Итак, когда говорит: Аз от Себе не глаголах (Ин. 12, 49), и еще: яко же рече Мне Отец, тако глаголю (Ин. 12, 50), и: слово, еже слышасте, несть Мое, но Пославшаго Мя (Ин. 14, 24), и в другом месте: якоже заповеда Мне Отец, тако творю (Ин. 14, 31), не как лишенный свободной воли, или несамодвижный, или ожидающий повеления в условленных наперед знаках, употребляет подобные сим речения, но показывает ими, что собственная Его воля соединена и неразлучна с волею Отца.
Посему и так называемую заповедь будем принимать не за повелительное слово, произносимое словесными органами, как подчиненному, и назначающее, что делать Сыну, но будем разуметь ее боголепно, как сообщение воли, подобно отражению какого–нибудь образа в зеркале, не во времени переходящее от Отца к Сыну. Отец бо любит Сына, и вся показует Ему (Ин. 5, 20).
Посему все, что имеет Отец, принадлежит Сыну, не как что–либо постепенно в Нем прибывающее, но как всецело в Нем пребывающее. И у людей, обучившийся искусству и долговременным размышлением укоренивший в себе непоколебимый к нему навык может уже действовать сам собою по составившимся в нем законам знания. Неужели же Божия Премудрость, Зиждитель всей твари, всегда совершенный, без научения премудрый, Божия Сила, Тот, в Ком вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2, 3), имеет нужду в частном указании, которым бы определялись и образ, и мера Его действований? Разве мы, в суете своих помыслов, откроем училище, и Одного сделаем председящим в чине учителя, а Другого предстоящим с неопытностью ученика, потом при постепенном умножении уроков научающимся мудрости и преуспевающим в совершенстве? А в таком случае, если умеешь соблюсти последовательность суждений, заключишь из сего, что Сын всегда учится, и никогда не может достичь совершенства, потому что премудрость Отчая беспредельна, а в беспредельном невозможно достигнуть конца. Посему кто не соглашается, что Сын от начала имеет все, тот не может согласиться, что Он когда–либо дойдет до совершенства. Но стыжусь низости понятия, к которому приведен я последовательностью речи. Посему возвратимся опять на высоту слова.
Видевый Мене виде Отца (Ин. 14, 9), видел не отпечатление, не образ, потому что Божие естество не допускает в себе сложности, но благость воли, которая созерцается во Отце и в Сыне, как нечто сопутственное сущности, подобное и равное ей, лучше же сказать, тождественное с нею.
Что же значат выражения: послушлив быв (Флп. 2, 8), и: за нас всех предал есть Его (Рим. 8, 32)? Значат, что от Отца дано Сыну и то, чтобы по благости действовать за людей.
Но ты выслушай и следующие места: Христос ны искупил есть от клятвы законныя (Гал. 3, 13), и: яко еще грешником сущим нам, Христос за ны умре (Рим. 5, 8). Обрати также тщательное внимание и на слова Господа. Когда научил Он нас об Отце, тогда и Сам употребляет уже выражения полновластные и владычественные, говоря: хощу, очистися (Мф. 8, 3), и: молчи, престани (Мк. 4, 39), и: Аз же глаголю вам (Мф. 5, 22, 28, 32); и: душе немый и глyxий, Аз ти повелеваю (Мк. 9, 25), и тому подобные, чтобы из этих выражений познали мы своего Владыку и Творца, а из предыдущих научились познавать Отца нашего Владыки и Творца. Таким образом из всего доказывается истинное учение, что если Отец созидает чрез Сына, то этим ни зиждительная сила в Отце не представляется несовершенною, ни действие Сына не признается бессильным, но изображается единение воли. Посему речение Им заключает в себе признание первоначальной вины, и берется не к унижению производящей причины.
Глава 9
Отличительные понятия о Духе, сообразные с учением Писания.
Исследуем теперь, каковы наши общие понятия и о Духе, как собранные нами о Нем из Писания, так и занятые из неписанного предания отцов. И, во–первых, кто, услышав наименование Духа, не воспрянет душою, и не восторгнется мыслию к Естеству Высочайшему? Ибо Он называется Духом Божиим (Мф. 3, 16), и Духом истины, Иже от Отца исходит (Ин. 15, 26), Духом правым, Духом Владычним (Пс. 50, 12, 14).
Дух Святый есть главное и собственное Его имя. И оно преимущественно пред всяким другим есть именование чего–то бесплотного, чисто невещественного и несложного. Посему и Господь в беседе с женой, которая думала, что Богу должно покланяться в известном месте, научая ее, что бестелесное беспредельно, говорит: Дух есть Бог (Ин. 4, 24). Поэтому, слыша слово Дух невозможно вообразить в мысли естества ограниченного, или подлежащего изменениям и переиначиваниям, или вообще подобного твари, но, простираясь мыслями к Высочайшему, необходимо должно представить себе сущность умную, бесконечную по силе, беспредельную по великости, неизмеримую временами или веками, неоскудевающую в благах, какие имеет.
К Духу Святому обращено все имеющее нужду в освящении, Его желает все живущее добродетельно, вдохновением Его как бы орошаемое и вспомоществуемое к достижению свойственного себе и естественного конца. Он усовершает других, а Сам ни в чем не имеет нужды; Он живет без возобновления сил, но есть Податель жизни; Он не чрез прибавления возрастает, но вдруг полон, Сам в Себе водружен и вездесущ. Он есть начало освящения, мысленный свет, доставляющий Собою всякой разумной силе при искании истины, как бы некоторую очевидность. Он неприступен по естеству, и удобовместим по благости, хотя все исполняет Своею силою, однако же сообщается одним достойным, и не в одной мере приемлется ими, но разделяет действование по мере веры. Он прост по сущности, многообразен в силах, весь присутствует в каждом, и весь повсюду. Он разделяемый не страждет, и когда приобщаются его, не перестает быть всецелым, наподобие солнечного сияния, наслаждающийся приятностью которого как бы один им наслаждается, между тем как сияние это озаряет землю и море и срастворяется с воздухом. Так и Дух в каждом из удобоприемлющих Его пребывает, как ему одному присущий, и всем достаточно изливает всецелую благодать, которого наслаждаются причащающиеся по мере собственной своей приемлемости, а не по мере возможного для Духа.
Освоение же Духа с душою есть не местное сближение (ибо бестелесное может ли приближаться телесным образом?), по устранение страстей, которые привзошли в душу в последствии от привязанности ее к телу, и отдалили ее от сродства с Богом. Посему, кто очистился от срамоты, какую произвел в себе грехом, возвратился к естественной красоте, чрез очищение как бы возвратил древний вид царскому образу, тот единственно может приблизиться к Утешителю. И Он, как солнце, которым встречено чистое око, в Себе самом покажет тебе образ Невидимого. А в блаженном созерцании образа увидишь неизреченную красоту Первообраза.
Чрез Духа — восхождение сердец, руковождение немощных, усовершение преуспевающих. Дух воссиявая очищенным от всякой скверны, чрез общение с Собою делает их духовными. И как блестящие и прозрачные тела, когда упадет на них луч света, сами делаются светящимися, и отбрасывают от себя новый луч, так духоносные души, будучи озарены Духом, сами делаются духовными, и на других изливают благодать. Отсюда — предведение будущего, разумение таинств, постижение сокровенного, раздаяния дарований, небесное жительство, ликостояние с ангелами, нескончаемое веселие, пребывание в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого — обожение.
Таковы–то (если из многого достаточно предложить немногое) наши понятия о Святом Духе, какие из самых словес Духа научились мы доставлять себе об Его величии, достоинстве и действиях. Теперь же должно обратиться к препирающимся с нами, и попытаться отразить возражения, какие предлагают они нам от лжеименного ведения.
Глава 10
Ответ утверждающим, что Святого Духа не должно ставить наряду с Отцем и Сыном.
Говорят: «не надобно с Отцем и Сыном ставить наряду Святого Духа, потому что Он и по естеству Им чужд, и по достоинству Их ниже». — Справедливо можно отвечать им апостольским словом: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. 5, 29). Ибо, если Господь, предавая заповедь о спасительном крещении, ясно повелел ученикам крестить вся языки во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28, 19), не гнушаясь общения с Духом, они же говорят, что не надобно ставить Духа наряду с Отцем и Сыном, то не явно ли противятся они Божию повелению?
Если утверждают, что таковое сочетание у Господа не означает какого–либо общения и единения, то пусть скажут, как приличнее разуметь оное, и какой найдется у них другой, более свойственный, образ единения? Впрочем, если Господь, заповедуя о крещении, не соединял с Собою и с Отцем Духа, то да не обвиняют и нас в сем соединении, потому что мы не придумываем и не говорим ничего иного с Господом. А если там Дух соединен с Отцем и Сыном, и никто не дойдет до такого бесстыдства, чтобы утверждать что–нибудь иное, то и в этом случае да не обвиняют нас, что следуем написанному.
Но на нас обращено уготование брани, на нас устремлена всякая мысль, и языки хулителей мечут здесь стрелы с большим напряжением, нежели христоубийцы метали камни на Стефана. Да не скроется же то, что нападения их имеют в нас только видимый предлог, в действительности же устремлены в высоту. Посему, хотя на нас видимо готовят боевые снаряды и засады, против нас призывают друг друга на помощь, чтобы всякому показать свою опытность или силу, однако же целью их нападений служить вера, и у всех противников и врагов здравого учения одно общее намерение — поколебать твердыню веры во Христа, ниспровергнув и истребив апостольское предание. По сей–то причине, как наружно честные должники, громко требуют доказательств из Писаний и отвергают не подтвержденное Писанием свидетельство отцов, как не имеющее никакой силы.
Но мы не отступимся от истины, не предадим ее из робости. Ибо если Господь сочетание Святого Духа с Отцем предал, как необходимый и спасительный догмат, они же рассуждают иначе, отделяют, отторгают Духа и низводят Его в природу служебную, то не правда ли, что они хулу свою ставят выше Владычней заповеди? Поэтому, оставив все споры, рассмотрим сообща с ними, что есть у нас под руками.
Почему мы христиане? — Всякий скажет: по вере. А каким образом спасаемся? Таким, что возрождаемся, именно же, благодарю подаваемою в крещении. Ибо чем иначе спастись? — Неужели, познав cиe спасение, утвержденное Отцем и Сыном, и Святым Духом, отступимся от принятого нами образа учения? Великого сокрушения было бы достойно, если бы теперь оказались мы более далекими от своего спасения, нежели когда уверовали, если бы теперь отреклись от того, что тогда приняли. Равна потеря — умереть ли не сподобившись крещения, или принять такое крещение, в котором недостает чего–либо одного из преданного. А кто не сохраняет навсегда того исповедания, какое произнесли мы при первом нашем введении, когда, освободившись от идолов, приступили к живому Богу, и кто не содержит его в продолжение всей своей жизни, как безопасного хранилища, тот сам себя делает чуждым обетований Божиих, поступая вопреки собственному своему рукописанию, какое дал в исповедании веры. Ибо, если крещение для меня — начало жизни, и этот день, день паки бытия, первый из дней, то очевидно, что всего драгоценнее и то слово, которое произнес я в благодати сыноположения. Итак неужели, обольстившись убеждениями таких людей, изменю тому преданию, которое вводит меня в свет, даровало мне познание о Боге, и чрез которое стал чадом Божиим я, бывший дотоле врагом Божиим по причине греха? Напротив того, и себе желаю отойти ко Господу с сим исповеданием, и им советую соблюсти неповрежденную веру до дня Христова, сохранить Духа неотлучным от Отца и Сына, учение о крещении соблюдая и в исповедании веры и в исполнении славы.
Глава 11
О том, что отрицающие Духа суть изменники.
Кому горе, кому скорбь, кому смятение и тьма, кому вечное осуждение? Не изменникам ли, не отрекшимся ли от веры? Где ж доказательство отречения? Не в том ли, что отринули собственные свои исповедания? Что ж они исповедывали? или когда это исповедывали? Исповедывали, что веруют в Отца и Сына и Святого Духа. Исповедывали, когда, отрекшись диавола и аггелов его, произнесли оное спасительное слово. Посему какое же приличное наименование найдено для них чадами света? Не изменниками ли именуются они, как нарушившие завет своего спасения? Как назову отрекшегося от Бога? как назову отрекшегося от Христа? Как иначе, как не изменником? Какое же угодно дать наименование отрекшемуся от Духа? Не то же ли самое, какое даем человеку, который изменил своему завету с Богом? Посему, когда исповедание веры в Духа предуготовляет нам ублажение за благочестие, а отречение от Духа подвергает осуждению за безбожие, то не страшно ли отречься от Него ныне, не огня, не меча, не креста, не бичей, не колеса, не орудия пытки убоявшись, но обольстившись одними лжеумствованиями и доводами духоборцев?
Уверяю всякого человека, который исповедует Христа и отрицает Бога, что ему не воспользует Христос как и тому, кто призывает Бога, но отвергает Сына, потому что суетна вера его. Уверяю и того, кто отметает Духа, что вера в Отца и Сына обратится для него в тщету, и что он не может иметь сей веры, если не соприсутствует Дух. Ибо не верующий в Духа не верует в Сына, а не уверовавши в Сына не верует в Отца. Не может бо рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12, 3). И: Бош никтоже виде нuгдеже: но Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той нам исповеда (Ин. 1, 18). Не верующий в Духа не имеет части и в истинном поклонении. Ибо не иначе можно покланяться Сыну, как только во Святом Духе, и не иначе можно призывать Отца, как только в духе сыноположения.
Глава 12
Ответ утверждающим, что достаточно крещения только в Господа.
Никого да не вводит в обман у Апостола то, что, упоминая о крещении, нередко умалчивает он об имени Отца и Святого Духа, и никто не должен заключать из сего, что не надобно соблюдать призывания имен. Сказано: елицы во Христа крестистеся; во Христа облекостеся (Гал. 3, 27). И еще: елицы во Христа крестистеся, в смерть Его крестистеся (Рим. 6, 3). Это потому, что наименование Христа есть исповедание всего, оно указывает и на помазующего Бога, и на помазанного Сына, и на помазание — Духа, как учат нас Петр в Деяниях: Иисуса, Иже от Назарета, Егоже помаза Бог Духом Святым (Деян. 10, 38), и Исаия: Дух Господень на Мне, Егоже ради помаза Мя (Ис. 61, 1), и Псалмопевец: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих (Пс. 44, 8).
Притом видим, что Апостол, говоря о крещении, упоминал иногда и об одном Духе. Ибо говорит: вcu во едино тело единем Духом крестихомся (1 Кор. 12, 13). А с сим согласно и следующее: вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1, 5), и: Той вы крестит Духом Святым (Лк. 3, 16). Но на сем основании никто не назовет совершенным крещения, в котором призвано только имя Духа. Ибо надобно, чтобы предание, сообщенное в животворящей благодати, всегда пребывало ненарушимо. Избавивший жизнь нашу от тления дал нам силу обновления, которая, хотя имеет причину неизъяснимую и заключающуюся в таинстве, однако же приносит душам великое спасение, посему прибавить или убавить что–нибудь значит явным образом отпасть от вечной жизни.
А поэтому, если отлучение Духа от Отца и Сына в крещении опасно крещающему, и не полезно приемлющему крещение, то как же мы ненаказанно можем отторгать Духа от Отца и Сына? Вера и крещение — суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные. Ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою, а та и другое исполняются одними и теми же Именами. Как веруем в Отца и Сына и Святого Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа. И как предшествует исповедание, вводящее во спасение, так последует крещение, запечатлевающее собою наше согласие на исповедание.
Глава 13
Изложение причины, по которой Павел с Отцем и Сыном ставит и Ангелов.
Говорят: «но к Отцу и Сыну сопричисляется нечто и иное, между тем оно, конечно, не спрославляется с Ними. Так Апостол включил ангелов в свидетельство, какое дает Тимофею, говоря: засвидетельствую тебе пред Богом и Иисусом Христом, и избранными Его Ангелы (1 Тим. 5, 21). Но ангелов не отделяем от прочей твари, и не согласны причислить их к Отцу и Сыну».
А я, хотя рассуждение cиe не стоит никакого ответа (так с первого взгляда заметна в нем несообразность!), однако ж скажу, что иной и подобного себе раба может представить во свидетели пред таким судиею, который кроток и снисходителен и по особенной благосклонности к подсудимым доказывает непререкаемость правдивости своего суда. Но из раба стать свободным, наименоваться сыном Божиим и от смерти перейти в жизнь, не чрез иного кого можно, а только чрез Того, Кто по естеству Свой Богу и свободен от рабского состояния. Ибо как сделает своим Богу, кто чужд ему? Как освободить, кто сам подлежит игу рабства?
Поэтому не одинаково упоминаются и дух и Ангелы, но Дух именуется, как Господь жизни, Ангелы присовокупляются, как помощники подобных им рабов, и как верные свидетели истины. Ибо у святых — в обыкновении давать заповеди Божии при свидетелях, как сей же самый Павел говорит Тимофею: яже приял ecu от мене многими свидетели, сия предаждь верным человеком (2 Тим. 2, 2). Теперь свидетельствуется Ангелами, ибо знает, что и Ангелы будут с Судиею, когда придет Он во славе Отчей судить вселенную в правде. Ибо сказано: иже аще исповесть Мя пред человеки, и Сын человеческий исповесть его пред Ангелы Божиими: а отвергийся Мене пред человеки, отвержен будет пред Ангелы Божиими (Лк. 12, 8, 9). И Павел в другом месте говорит: во откровении Господа Иисуса с небесе со Ангелы (2 Сол. 1, 7). По сей причине еще здесь свидетельствует пред Ангелами, чтобы приготовить годные доказательства для будущего судилища.
И не один Павел, но и все вообще, кому вверено было служение слова, никогда не перестают свидетельствовать, и призывают во свидетели даже небо и землю, потому что и теперь пред ними совершается всякое дело, и при будущем испытании жизни они вместе будут с судимыми. Ибо сказано: призовет небо свыше, и землю, разсудити люди Своя (Пс. 49, 4). Посему Моисей, намереваясь предложить людям словеса Божии, говорит: засвидетельствую вам днесь небом и землею (Втор. 4, 26). И опять, произнося песнь, говорит: вонми небо, и возглаголю, и да слышит земля глаголы уст моих (Втор. 32, 1). И Исаия: слыши небо, и внушu земле (Ис. 1, 2). А Иеремия описывает какое–то исступление неба, в которое приходит оно, слыша непреподобные дела народа: ужасеся небо о сем, и вострепета по премногу зело, два бо зла сотвориша людие Мои (Иер. 2, 12, 13). Посему и Апостол, зная, что ангелы приставлены к людям как бы детоводителями и воспитателями, призывал их во свидетели, Иисус же Навин и камень поставил свидетелем слов своих; а Иаковом даже и холм прозван свидетель (Быт. 31, 47). Иисус сказал: будет камень днесь в свидение в последния дни, егда солжете Господу Богу вашему (Нав. 24, 27). Может быть, он верил, что силою Божиею и камни издадут глас в обличение преступников, а если нет, то по крайней мере совесть каждого будет уязвляться действием напоминания. Так те, кому поверено домостроительство душ, предуготовляют каких бы то ни было свидетелей, чтоб представить их в последствии. Но Дух не по требованию времени а по общению естества, сопоставляется с Богом, не нами на cиe привлекаемый, но приобщаемый Господом.
Глава 14
Возражение, что и в Моисея иные крестились, и веровали в него, и ответ на cиe возражение, а вместе и о прообразованиях.
Но говорят: «если и крестимся в Духа, то и в таком случае несправедливо ставить Его наравне с Богом. Ибо иные и в Моисея крестишася во облаце и в мори (1 Кор. 10, 2). А подобным образом известно, что и вера бывала в людей. Ибо вероваша людие Богу, и Моисею угоднику Его (Исх. 14, 31). Для чего же, говорят, вследствие веры и крещения столько возвышаешь и возвеличиваешь Святого Духа над тварью, когда то же самое засвидетельствовано и о людях»?
Что скажем на cиe? То, что вера в Духа, а подобно и крещение, таковы же, как в Отца и в Сына. А если была вера и крещение в Моисея и в облако, то как в тень и прообразование. Но потому, что божественное предызображается вещами малыми и человеческими, конечно, не есть что–либо малое и самое естество божественного, которое нередко прознаменовалось сеннописанием прообразований.
Ибо прообразование есть выражение ожидаемого в уподоблении, которым назнаменательно предуказуется будущее. Так Адам — прообразование будущего Адама, и камень преобразовательно есть Христос, а вода из камня — прообразование живоносной силы Слова. Ибо сказано: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет (Ин. 7. 37). И манна — прообразование животворящего хлеба, сошедшего с небес, а змий, поставленныйя на знамени (Числ. 21, 9) — спасительного страдания, довершенного крестом; почему и взирающие на него спасались. Так, конечно, и повествуемое об изведении Израиля служит указанием на спасаемых крещением. Ибо первородные у Израильтян, как и тела крещаемых, спаслись по благодати, данной запечатлевшимся кровью, потому что кровь овчая есть образ крови Христовой, а первородные — образ первозданного. И поскольку он необходимо в нас, передаваемый от одного к другому до конца, по непрерывному преемству, то посему о Адаме вси умираем(1 Кор. 15, 22), и царствовала смерть до исполнения Закона и до пришествия Христова. Соблюдены же Богом первородные, и их не коснулся Погубляющий — в показание, что и мы, оживотворенные во Христе, не умираем уже в Адаме. А море и облако, в настоящем приводили к вере изумительностью события, относительно же к будущему, как прообразования, прознаменовали будущую благодать. Кто премудр, и уразумеет сия (Ос. 14, 10), каким образом море прообразовательно служит крещением, отлучая от Фараона, как и сия купель отлучает от мучительства диавольского? Море умертвило в себе врага, и здесь умирает вражда наша на Бога. Народ вышел из моря, не потерпев вреда, и мы восходим от воды как бы из мертвых ожившие, будучи спасены благодарю Призвавшего нас. А облако есть сень дара, подаваемого Духом, и чрез умерщвление членов угашающего пламень страстей.
Итак что же? Неужели потому, что прообразовательно крестились в Моисея, и благодать крещения маловажна? В таком случае и иное что–нибудь в наших таинствах не будет велико, если досточестное в каждом будем унижать по его прообразованиям. В таком случае не будет чем–то великим и чрезвычайным и любовь Божия к людям, по которой Бог за грехи наши отдал Единородного Сына, потому что и Авраам не пощадил собственного сына своего. И страдание Господне не славно, потому что вместо Исаака прообразованием приношения послужил овен. И сошествие во ад не страшно, потому что Иона тремя днями и столькими же ночами предысполнил прообразование смерти.
То же делает и тот, кто в крещении сравнивает действительность с тенью, кто наравне с прообразованиями ставит знаменуемое ими, кто Моисеем и морем думает вдруг подорвать все евангельское домостроительство. Ибо какое отпущение прегрешений, какое обновление жизни в море? Какое духовное дарование чрез Моисея? Какое там умерщвление греха? Они не умерли со Христом, а потому и не восстали с Ним. Они не облеклись в образ небесного, не носили в теле мертвости Иисусовой, не совлеклись ветхого человека, не облеклись в человека нового, обновляемого в познании, по образу Создавшего его. Для чего же сравниваешь два крещенья, в которых одно наименование общее, а на деле столько же разности, сколько может быть между сновидением и действительностью, между тенью или изображениями и тем, что самостоятельно существует?
Но и вера в Моисея не то доказывает, чтобы вера в Духа была маловажна, а, напротив того, по рассуждению сих людей, она умаляет более исповедание Бога всяческих. Ибо сказано: вероваша людие Богу, и Моисею угоднику Его. Итак, Моисей поставлен вместе с Богом, а не с Духом, и был прообразованием не Духа, но Христа, ибо в законном служении предызображал тогда собою Ходатая Бога и человеков. Не прообразованием Духа служил Моисей, ходатайствующий о народе пред Богом, потому что Закон дан, будучи вчинен Ангелы, рукою Ходатая, по предложению народа, который говорил: глаголи ты к нам, и да не глаголет к нам Бог (Исх. 20, 19). Посему вера в Моисея возводится к Господу, Ходатаю Бога и человеков, сказавшему: аще бысте веровали Моисеови, веровали бысте Мне (Ин. 5, 46). Неужели же маловажна вера в Господа, потому что прознаменована Моисеем? Так и благодать Духа в крещении не маловажна по тому, что иной крестился в Моисея.
Притом могу сказать, что Писанию обычно называть Моисеем и Закон, как в следующих словах: имут Моисея и пророки (Лк. 16, 29). Посему Апостол, разумея подзаконное крещение, сказал: крестишася в Моисея.
Итак почему же похваление упования нашего и преизобильный дар Бога и Спасителя нашего, который обновляет пакибытием юность нашу, яко орлю, стараются представить чем–то презренным сии люди, которые действительности приписывают то, что принадлежит тени и прообразованиям?
Конечно, младенческому разуму и какому–нибудь отроку, который действительно имеет еще нужду в молоке, свойственно не знать того великого таинства нашего спасения, что, сообразно с предуготовительным способом учения, и мы, в упражнении благочестием возводимые до совершенства, начинаем сперва с начатков знания, удобопонятных для нас и соразмерных с нашими силами, потому что Домостроитель нашего спасения, подобно глазу человека, выросшего во тьме, вводит нас в великий свет истины после постепенного к нему приобучения, потому что щадит нашу немощь. В глубине богатства Своей премудрости и не исследованных судах разумения предначертал Он для нас это легкое и к нам применимое руководство, приучая сперва видеть тени предметов и в воде смотреть на солнце, чтоб, приступив вдруг к зрению чистого света, мы не омрачились. На таком же основании измышлены Закон, имый сень грядущих (Евр. 10, 1), и предображения у пророков — эти гадания истины, для обучения очей сердечных, чтобы удобнее для нас сделался переход от них к премудрости в тайне сокровенной.
Довольно сего о прообразованиях, да и невозможно долее останавливаться на сем предмете. Иначе о постороннем было бы сказано больше, нежели о главном.
Глава 15
Ответ на новое возражение, что крестимся и в воду, а вместе и о крещении.
Что же сверх сего говорят еще? Ибо они обильны на решения.
«Мы крестимся и в воду, но конечно, воды не предпочитаем всей в совокупности твари, или не воздаем и ей такой же чести, как Отцу и Сыну».
Их рассуждения похожи на рассуждения людей рассерженных, которые, по причине помрачения рассудка страстью, не щадят ничего для отмщения оскорбившему. Но мы не обленимся дать ответ и на это, или научим незнающих, или не уступим злонамеренным. Начнем же несколько выше.
Домостроительство Бога и Спасителя нашего о человеке есть воззвание из состояния падения, и возвращение в общение с Богом из состояния отчуждения, произведенного преслушанием. Для того пришествие Христово во плоти, предначертания евангельских правил жизни, для того страдания, крест, погребение, воскресение, чтобы человек, спасаемый чрез подражание Христу, воспринял древнее оное сыноположение. Посему для совершенства жизни необходимо подражание Христу, то есть, не только показанным в жизни Христовой примерам негневливости, смиренномудрия и долготерпения, но и смерти Христовой, как говорит подражатель Христов Павел: сообразуяся смерти Его, аще како достигну в воскресение мертвых (Флп. 3, 10, 11).
Как же бываем мы в подобии смерти Его? — Спогребшись Ему крещением (Рим. 6, 4, 5). В чем же образ погребения? И почему полезно такое подражание? Во–первых, нужно, чтобы порядок прежней жизни был пресечен. А cиe, по слову Господню, невозможно для того, кто не родится свыше (Ин. 3, 8). Ибо пакибытие, как показывает и самое имя, есть начало новой жизни. Посему, до начатия новой жизни, надобно положить конец жизни предшествовавшей. Как у тех, которые бегут на поприще туда и обратно, два противоположные движения разделяются некоторою остановкою и отдыхом, так и при перемене жизни оказалось необходимым, чтобы смерть служила средою между той и другою жизнью, оканчивая собою жизнь предыдущую, и полагая начало жизни последующей. Как же совершаем сошествие во ад? Подражая в крещении Христову погребению, потому что тела крещаемых в воде как бы погребаются. Посему крещение символически означает отложение дел плотских, по слову Апостола, который говорит: обрезани бысте обрезанием нepукomвopeнным, в совлечении тела плоти, во обрезании Христове, спогребшеся Ему крещением (Кол. 2, 11). Оно есть как бы очищение души от скверны, произведенной в ней плотским мудрованием, по написанному: омыеши мя, и паче снега убелюся (Пс. 50, 9). Посему не омываемся по–иудейски при каждом осквернении, но знаем одно спасительное крещение, потому что одна есть смерть за мир, и одно воскресение из мертвых, образом которых служит крещение. Посему–то Домостроитель жизни нашей Господь положил с нами завет крещения, имеющий в себе образ смерти и жизни, и изображением смерти служит вода, а залог жизни подается Духом.
А таким образом делается из сего ясным и то, чего мы искали, то есть, почему вместе с Духом и вода. Поскольку в крещении предположены две цели: истребить тело греховное, чтобы оно не приносило уже плодов смерти, ожить же Духом и иметь плод во святыне, то вода изображает собою смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь. Сие–то значит родиться свыше водою и Духом, потому что умерщвление наше производится водою, а жизнь творится в нас Духом. Посему великое таинство крещения совершается тремя погружениями, и равночисленными им призываниями, чтобы и образ смерти отпечатлелся в нас, и просветились души крещаемых чрез предание им боговедения. Поэтому, если есть какая благодать в воде, то она не из естества воды, но от присутствия Духа. Ибо крещение есть не плотския отложение скверны, но совести благия вопрошение у Бога (1 Петр. 3, 21). Посему Господь, уготовляя нас к жизни по воскресении, излагает уставы всей евангельской жизни, узаконивая нрав негневливый, терпеливый, не оскверняемый сластолюбием, не сребролюбивый, чтобы мы по произволению исполняли предварительно, что принадлежит будущему веку по его природе. Почему, если кто, определяя Евангелие, скажет, что оно есть предображение жизни по воскресении, то он, по моему мнению, не погрешит в верности понятия. Возвратимся же к своей цели.
Духом Святым — восстановление наше в рай, вступление в небесное царство, возвращение в сыноположение, дерзновение именовать Отцем своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой, именоваться чадами света, приобщиться вечной славы, одним словом, приобрести всю полноту благословения и в сем, и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале, отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по oбетoвaниям, и которыми чрез веру наслаждаемся, как уже настоящими. Ибо, если таков залог, то каково совершенное? и если таков начаток, то какова полнота целого?
Но разность между благодатью Духа и крещением в воде видна еще и из того, что Иоанн крестил водою в покаяние, а Господь наш Иисус Христос крестит духом Святым. Ибо Иоанн говорит: Аз вы крещаю водою в покаяние: Грядый же по мне, креплий мене есть. Емуже несмь достоин сапоги понести: Той вы крестит Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11), под огненным крещением разумея испытание на суде, по сказанному у Апостола: коегождо дело, яковоже есть, огнь искусить, и еще: день бо явит: зане огнем открывается (1 Кор. 3, 13). А иные в подвигах за благочестие действительно, а не подражательно, прияв смерть за Христа, не имели уже нужды для своего спасения в символы — воде, крестившись собственною кровью. И cиe говорю, не крещение водою отметая, но низлагая помышления вземлющихся на Духа, соединяющих несоединимое, сравнивающих несравнимое.
Глава 16
О том, что во всяком понятии Дух Святый не отлучен от Отца и Сына, и в созидании мира мысленного, и в домостроительстве касательно человеков, и на ожидаемом суде.
Возвратимся к сказанному в начале, а именно, что Дух Святый во всем совершенно неотлучен и неотделим от Отца и Сына. Павел, в том месте послания к Коринфянам, где рассуждает о даровании языков, говорит: аще вcu пророчествуете, внидет же некий неверен или невежда, обличается всеми, истязуется от всех; тайная сердца его явлена бывают: и тако пад ниц, поклонится Богови, возвещая, яко воистину Бог с вами есть (1 Кор. 14, 24, 25). Итак, если по пророчеству, которое производится вследствие разделения дарований Духа, познается, что в пророках Сам Бог, то пусть размыслят эти люди, какое место дать Святому Духу, и что справедливее, поставить ли Его наряду с Богом, или низвести в ряд тварей? И сказанное Петром Сапфире: что согласистеся искусити Духа Святого? не человеком солгали есте, но Богу (Деян. 5, 3, 4), показывает, что один и тот же грех — и против Духа Святого и против Бога. А таким же образом можешь дознать, что Дух и во всяком действовании соединен и неразделен с Отцем и Сыном. Вместе с Богом, Который производит разделение действ, и с Господом, Который производит разделение служений, сопребывает и Святый Дух, Который полновластно домостроительствует в раздаянии дарований по достоинству каждого. Ибо сказано: разделения дарований суть, а тойжде Дух: и разделения служений суть, а тойжде Господь: и разделения действ суть, а тойжде Бог, действуяй вся во всех. Вся же сия, продолжает Апостол, действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо якоже хощет (1 Кор. 12, 4–6, 11).
Впрочем из того, что Апостол упомянул здесь, во–первых, о Духе, во–вторых, о Сыне, и в–третьих, о Боге и Отце, вовсе не должно заключать, что у него извращен порядок. Апостол за начало принял отношение к нам: потому что мы, приемлющие дар, прежде всего обращаем мысль к Раздающему, потом представляем себе Посылающего, а потом возводим помышление к Источнику и Вине благ. Общение же Духа с Отцем и Сыном можешь познать и из того, что первоначально создано. Ибо чистые, духовные и премирные Силы святы и именуются святыми, как приобретшие святыню по благодати, данной Святым Духом. Посему, хотя умолчано о том, как сотворены небесные Силы, потому что посредством одного чувственного открыл нам Создателя описавший миротворение, однако же ты, имея способность от видимого заключать о невидимом, прославь Творца, Которым (?? ?) создана быша всяческая, аще видимая, аще невидимая, аще начала, аще власти, аще силы, аще престоли, аще господствия (Кол. 1, 16), и какие еще есть разумные, не именуемые природы. В творении же их представляй первоначальную причину сотворенного — Отца, и причину зиждительную — Сына, и причину совершительную — Духа, так что служебные духи имеют бытие по воде Отца, приводятся же в бытие действом Сына, и совершаются в бытии присутствием Духа. Совершение же Ангелов — святыня и пребывание в святыне.
И никто да не подумает, будто бы утверждаю, что три начальственные Ипостаси, и что действование Сына несовершенно. Ибо одно Начало существ, созидающее чрез Сына и совершающее в Духе. И у Отца, действующего вся во всех, не несовершенно действование, и у Сына не недостаточно созидание, если не совершено Духом. Ибо так ни Отец, созидающий единым хотением, не имел бы нужды в Сыне, однако же хочет чрез Сына, ни Сын, действующий подобно Отцу, не имел бы нужды в содействии, однако же и Он хочет совершать чрез Духа. Словом бо Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их (Пс. 32, 6). Слово же — не знаменательное видоизменение в воздухе, производимое словесными орудиями, и Дух — не пар уст, исторгаемый дыхательными членами, но Слово, Которое в начале у Бога и Бог (Ин. 1. 1), и Дух уст Божиих — Дух истины, Иже от Отца исходит (Ин. 15, 25).
Посему представляй Трех, — повелевающего Господа, созидающее Слово и утверждающего Духа. Поскольку же утверждение показывает неослабность, неизменность и неколебимую водруженность в добре, что иное означаться будет утверждением, как не совершение в святыне? Но святыня возможна не без Духа. Ибо небесные Силы не по природе святы, иначе они не имели бы никакой разности с Святым Духом. Напротив того, они по мере превосходства одной пред другой имеют от Духа известную меру святыни. Как в понятие прижигания входить понятие огня, однако же иное есть прижигаемое вещество, и иное есть огонь, так и в небесных силах сущность их составляет воздушный, если можно так сказать, дух или невещественный огонь, по написанному: творяй Ателы Своя духи, и слуги Своя огнь палящ (Евр. 1, 7), почему они ограничены местом и бывают видимы, являясь святым в образе собственных своих тел, но святыня, будучи вне сущности, дает им совершенство чрез общение Духа. Сохраняют же достоинство свое пребыванием в добре, как имеющие свободу в избрании, и никогда не теряющие непрестанного стремления к истинно благому.
Посему, если отнимем мысленно Духа, расстроятся ангельские лики, истребятся архангельские начальства, все придет в смешение, жизнь их сделается незаконосообразною, бесчинною, неопределенною. Ибо как Ангелы, не прияв силы от Духа, скажу т: слава в вышних Богу (Лк. 2, 14)? Никтоже бо может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым, и никтоже Духом Божиим глаголяй, речет анафема Иисуса (1 Кор. 12, 3). Последнее могли бы сказать лукавые и сопротивные духи, отпадением которых доказывается то положение, что невидимые силы свободны, равно наклонны и к добродетели и к пороку, а потому имеют нужду в помощи Духа. Полагаю, что и Гавриил не иначе предсказывает будущее, как по предуведению Духа, потому что пророчество есть одно из дарований, разделяемых духом, а получивший повеление возвестить мужу желаний тайны ведения (Дан. 10, 11) кем, как не Духом Святым умудренный, мог научить сокровенному? Потому что откровение тайн собственно принадлежит Духу, по написанному: нам открыл есть Бог Духом (1 Кор. 2, 10). Престолы же и Господствия, Начала и Власти, как могли бы проводить блаженную жизнь, если бы не выну видели лице Отца небеснаго (Мф. 18, 10)? А видеть невозможно без Духа. Как ночью, если вынесешь свет из дому, глаза твои делаются слепы, силы остаются в бездействии, достоинство вещей не познается, но золото и серебро равно попираются по неведению, так и для умных чинов не возможно, чтобы жизнь их пребывала сообразною с законом без Духа, равно как невозможны благоустройство в войске без тысяченачальника и согласие в лике поющих без ликоначальника, приводящего их в стройность. Как сказали бы Серафимы: свят, свят, свят (Ис. 6, 3), если бы не были научены Духом, коликократное возглашение сего славословия благочестно? Посему, если хвалят Бога все Ангелы Его, и хвалят Его все Силы Его, то по действию Духа. Если предстоят Ему тысячи тысяч Ангелов и тьмы тем служащих, то силою Духа совершают они непорочно дело своего служения. Поэтому вся эта пренебесная и неизреченная стройность, как в служении Богу, так и во взаимном между собою согласии премирных Сил, не может быть сохранена иначе, как под управлением Духа. Так в созидании Дух Святый присущ тварям не постепенно усовершаемым, но с минуты сотворения уже совершенным, и сообщает им от Себя благодать к совершению и восполнению каждого существа (??? ??????????).
Кто же будет спорить против того, что домостроительства о человеке, какие по благости Божией совершены великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, окончательно исполнены Духом Святым? Пожелаешь ли рассмотреть ветхозаветное, благословения патриархов, помощь данную в законоположении, прообразования, пророчества, доблестные подвиги в бранях, чудеса совершенные праведниками, а потом и все домостроительство пришествия Господня во плоти, все cиe чрез Духа. Во–первых, Дух соприсущ самой плоти Господней, ставь ея помазанием, и неразлучно сопребывая с нею, по написанному: над Негоже узриши Духа сходяща и пребывающа, Той есть Сын Мой возлюбленный (Ин. 1, 33), и: Иисуса, Иже от Назарета, Его помаза Бог Духом Святым (Деян. 10, 38). Потом всякое действие совершалось в присутствии Духа. Дух со присущ был и искушаемому от диавола. Ибо сказано: возведет бысть Иисус Духом в пустыню, искуситися (Мф. 4, 1). Дух неотлучно соприсущ был совершающему чудеса. Ибо говорит: Аз о Дусе Божии изгоню бесы (Мф. 12, 28). Дух не оставил и воскресшего из мертвых. Ибо, обновляя человека, и опять возвращая ему ту благодать, которую вдохнул в него Бог, и которую человек погубил, Господь дунул в лице ученикам, и что говорит при сем? Приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся (Ин. 20, 22, 23). А управление Церкви не явно ли и не непререкаемо ли производится Духом? Ибо сказано: Той даде Церкви перепе Апостолов, второе пророков, mpemиe учителей, потом же силы, тоже дарования исцелений, заступления, правления, роди языков (1 Кор. 12, 28). Ибо сей чин установлен с разделением даров Духа.
А внимательный исследователь может найти, что и во время ожидаемого явления Господня с небес Дух Святый будет не бездействен, как думают иные, но явится вместе и в день откровения Господня, в который станет судить вселенную по правде Блаженный и единый Сильный. Кому так мало известны те блага, какие Бог уготовал достойным, чтобы не знать, что и венец праведных есть благодать Духа, которая обильнее и полнее будет сообщаема, когда духовная слава разделится каждому по мере доблестных дел его? Ибо во светлостях святых у Отца обители многи (Ин. 14, 2), то есть, многие различия достоинств. Как звезда от звезды разнствует во славе, такожде и воскресение мертвых (1 Кор. 15, 41, 42). Посему запечатленные Духом Святым в день избавления и сохранившие чистым и целым приятый ими начаток Духа, они только услышат: добре, рабе благий и верный, о мале Ми был ecu верен, над многими тя поставлю (Мф. 25, 21). А подобно, и огорчившие Духа Святого лукавством начинаний своих или ничего не приобретшие к данному, будут лишены того, что получили, и благодать отдастся другим. Или, как говорит один из Евангелистов, они будут растесаны совершенно (Лк. 12, 46), под растесанием разумея конечное отчуждение от Духа. Ибо не тело делится на части, чтобы одна часть была предана наказанию, а другая освобождена, потому что походит на басню и не достойно праведного Судии предположение, что подвергается наказанию одной половиной, кто согрешил весь. Также и не душа рассекается пополам, потому что она вся и всецело приняла греховное мудрование и содействовала телу во зле. Напротив того, растесание это, как сказал я, есть отчуждение навсегда души от Духа. Ибо ныне Дух, хотя не имеет общения с недостойными, однако же, по–видимому, сопребывает некоторым образом с теми, которые запечатлены однажды, ожидая их спасенья по обращении. А тогда совершенно отсечется от души, поругавшей Его благодать. Посему несть во аде исповедующийся, и в смерти поминаяй. Бога (Пс. 6, 6), потому что там не сопребывает уже помощь Духа. Как же можно представить, чтобы суд совершился без Святого Духа, между тем как Слово показывает, что Он есть и награда праведных, когда вместо залога дано будет совершенное, и что первое осуждение грешников будет состоять в том, что отнимется у них все, что почитают себя имеющими?
Но самым важнейшим доказательством, что Дух соединен со Отцем и Сыном, служит сказанное, что Он такое же имеет отношение к Богу, какое и к каждому имеет дух, находящийся в нем. Ибо сказано: кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека живущий в нем? такожде и Божия никтоже весть, точию Дух Божий (1 Кор. 2, 11). И сего довольно.
Глава 17
Ответ утверждающим, что Дух Святый не сочисляется со Отцем и Сыном, но только подчисляется Им, и вместе краткое изложено веры о благочестном сочислении.
Не легко и понять, что разумеют они под сим подчислением (???????????), и какое значение дают сему слову. Ибо всякому известно, что оно введено к ним из мирской мудрости. Но посмотрим, имеет ли оно какое–нибудь отношение к нашему предмету.
Искусные в суесловии говорят, что одни имена суть общие, и значением своим простираются на многие предметы, а другие более собственные, и они имеют одни других более частнейшую силу. Например, сущность есть имя общее, прилагаемое ко всему, равно и к одушевленному и к неодушевленному, а животное есть имя более собственное, и хотя прилагается к меньшему числу предметов, нежели первое, однако же к большему, нежели имена под ним заключающиеся, ибо им объемлется природа как разумных, так и неразумных животных. Опять имени животное собственнее имя человек, а сего собственнее имя муж, и имени муж еще собственнее именование каждого порознь: Петр, или Павел, или Иоанн.
Итак cиe ли разумеют под словом «подчисление» — разделение общего именования на именования теснейшие? Но не поверю, чтобы дошли они до такого тупоумия, и стали утверждать, что Бог всяческих, подобно какому–нибудь общему понятию, представляемому только в уме и не имеющему бытия ни в какой самостоятельности, делится на подлежащие, а потом подразделение cиe стали называть подчислением. Сего не скажут и страждущие черножелчием. Ибо cиe не только нечестиво, но ведет еще к понятию, которое противно собственному их намерению, потому что подразделяемые — одной сущности с тем, от чего отделяются.
Но самая очевидность нелепости, по–видимому, затрудняет нас в слове, и не находим выражений к посрамлению их неразумия, почему, кажется, самым безумием своим приобретают они некоторую для себя выгоду. Ибо как телам мягким и удобоподвижным невозможно нанести крепкого удара по тому самому, что они не имеют упорства, так и явно безумствующим невозможно сделать сильного обличения. Посему остается прейти молчанием мерзость их нечестия, но и безмолвия не дозволяют любовь к братьям и нестерпимое поведение противников.
Ибо что говорят они? Посмотрите, какие выражения изобретены их высокомерием! «Мы утверждаем, что равночестным прилично сочисление, отличающимся же низшим достоинством прилично подчисление». Что же под сим разумеете? Я не понимаю вашей странной мудрости. То ли, что золото с золотом сочисляется, а свинец недостоин сочисления с золотом, но по дешевизне вещества подчисляется золоту? И неужели числу приписываете вы такую силу, что оно возвышает достоинство вещей малоценных и унижает досточестность вещей многоценных? Поэтому и золото опять будут подчислять драгоценным камням, и из сих последних менее блестящие и мелкие подчислять более доброцветным и крупным. Но чего не скажут люди, у которых не достает досуга ни на что иное, как только говорить или слышать что–либо новое? Да славятся впредь вместе с Стоиками и Эпикурейцами подающие голос в пользу нечестия! Ибо какое возможно подчисление вещей малоценных вещам многоценным? Почему медный овол будет подчисляться золотому статиру? Потому, говорят, что, имея их, не говорим: у нас две монеты, но: одна и одна. Которая же из сих монет которой подчисляется? Ибо название каждой произносится подобно. Посему, если каждую монету будешь счислять отдельно, то одинаковым образом счисления введешь равноценность. А если сопряжешь их в счислении, то опять, счисляя обе одну с другою, соединишь достоинством. А если подчисление будет принадлежать тому, что счисляется во–вторых, то от счисляющего зависит начать счисление с медной монеты. Но отлагая до времени обличение невежества, обратим речь к главному предмету.
Утверждаете ли, что и Сын подчисляется Отцу, и Дух Сыну, или одному Духу приписываете подчисление? Ибо, если и Сына подчисляете, то возобновляете то же учение нечестия и окажетесь в одном этом речении повторяющими неподобосущие, низшую степень достоинства, рождение в последствии, одним словом, все вдруг хулы на Единородного, которые опровергать потребовалось бы более времени, нежели сколько можно уделить, сообразно с настоящим намерением, притом cиe нечестивое учение, по мере сил, обличено уже нами в другое время и в других местах. А если полагают, что подчисление приличествует одному Духу, то пусть знают, что одинаковым образом произносится Дух с Господом и Сын со Отцем. Ибо одинаково преподано имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28, 19). Посему, по словосочинению, преподанному в крещении, как Сын относится к Отцу, так Дух к Сыну. А если Дух ставится наряду с Сыном, а Сын ставится наряду с Отцем, то очевидно, что и Дух ставится наряду с Отцем. Поэтому уместно ли утверждать об именах, поставленных в одной и той же связи, что одно из них счисляется, а другое подчисляется?
Вообще же, какая вещь чрез счисление утрачивала когда–нибудь свою природу? Напротив того, исчисленные вещи не остаются ли такими же, какими были от начала, и число не прилагается ли нами к вещам как знак, показывающий множество подлежащих? Из тел одни счисляем, другие меряем, иные же взвешиваем, и которые составляют нечто непрерывное, те берем на меру, а которые раздельны, те подвергаем числу, впрочем и они, если мелки, также бывают измеряемы, о телах же тяжелых заключаем по наклонению весов. Но если мы изобрели для себя знаки к познанию количества, то сим не изменили еще природы означаемых вещей. Посему, как весомых веществ одного другому не подвешиваем, хотя бы то было золото или олово, и измеряемых не подмериваем, так и счисляемых, конечно, не будем подчислять. А если ничто прочее не допускает подчисления, то почему же утверждают, что Духу прилично быть подчисляемым? Но страждущие недугом язычества полагают, что если одно другому уступает или по степени достоинства или по подчинению сущности, то уступающему в сем принадлежит — быть подчисляемым.
Глава 18
О том, как в исповедании трех ипостасей соблюдаем благочестивый догмат единоначалия, и вместе обличение утверждающих, что Дух подчисляется.
Господь, предавая нам об Отце и Сыне и Святом Духе, не счетом переименовал Их, ибо не сказал: в первое, второе и третие, или — в одно, два и три, но в святых Именах даровал нам познание веры, приводящее ко спасению. Посему, спасающее нас есть вера, а число придумано как знак, показывающий количество подлежащих. Между тем люди, из всего извлекающие для себя вред, и способность считать употребляют против веры, и хотя знают, что все прочее не изменяется от прибавки числа, однако же в рассуждении Божия естества боятся числа, чтобы ради него не преступить меры в чествовании, подобающем Утешителю.
Но недоступное, о премудрые, тем наипаче да будет выше числа! Так и древнее благоговение Евреев особенными знаками начертывало неизглаголанное Божие имя, и тем показывало превосходство его над всеми именами. А если должно и счислять, то по крайней мере не надобно и в этом повреждать истины. Или молчанием почти неизреченное, или благочестно счисляй святое. Един Бог и Отец, и един Единородный Сын, и един Дух Святый. О каждой из Ипостасей возвещаем отдельно, но когда нужно будет счислять, тогда не попустим, чтобы невежественное счисление довело нас до понятия многобожия.
Мы счисляем не чрез сложение, от одного делая наращение до множества, и говоря: одно, два, три, или: первое, второе, третье. Аз Бог первый, и Аз по сих (Ис. 44, 6). О втором же Боге никогда не слыхали мы даже доселе. Поклоняясь Богу от Бога, и различие Ипостасей исповедуем, и остаемся при единоначалии, не рассекая богословия на раздробленное множество, потому что в Боге Отце и в Боге Единородном созерцаем один как бы образ, отпечатлевшийся в неизменности Божества. Ибо Сын во Отце, и Отец в Сыне, потому что и Сын таков же, каков Отец, и Отец таков же, каков Сын, и в этом Они — едино. Почему по отличительному свойству Лиц — един и един, а по общности естества Оба — едино.
А почему, хотя един и един, однако же не два Бога? Потому что царем именуется и образ царев, и не два царя, ибо ни держава не рассекается, ни слава не разделяется. Как одно державствующее над нами начало и одна власть, так и наше славословие одно, а не многие, потому что чествование образа переходит к первообразу. Но что здесь подражательно есть образ, cиe там естественно есть Сын. И как в искусственных произведениях подобие — в образе, так в Божием несложном естестве единение — в общении Божества.
Но един и Святый Дух, и о Нем возвещается отдельно, чрез единого Сына сочетавается Он с единым Отцем и Собою восполняет препетую и блаженную Троицу. Единение Его со Отцем и Сыном достаточно выражается тем, что Он не поставляется в один ряд со множеством тварей, но произносится отдельно. Ибо Он — не единый из многих, но единый. Как един Отец, и един Сын, так един и Святый Дух. Посему Он столько же далек от тварной природы, сколько единичное не подобно составному и имеющему в себе множество. Со Отцем же и Сыном постольку соединен, поскольку единица имеет свойство с единицею.
Но не из сего только заимствуются доказательства общения Его по естеству, а также и из тех мест, где говорится, что Он от Бога, не как и все от Бога, но как исходящий от Бога, исходящий не чрез рождение, подобно Сыну, но как Дух уст Божиих. Без сомнения же, и уста — не член, и Дух — не рассеивающееся дыхание, а напротив того, и уста разумеются боголепно, и Дух есть сущность живая, владычица святыни, из чего хотя открывается Его единение с Богом, но образ исхождения остается неизъяснимым.
Он называется и Духом Христовым, как соединенный со Христом по естеству. Посему кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8, 9). Поэтому Он один достойно прославляет Господа. Ибо Господь сказал: Он Мя прославит (Ин. 16, 14), не как тварь, но как Дух истины, ясно показывающий в Себе истину, и как Дух премудрости, в величии Своем открывающий Христа, Божию силу и Божию премудрость. А как Утешитель, Он показывает в Себе благость пославшего Его Утешителя, и в достоинстве Своем являет величие Того, от Кого исшел. Посему есть слава какая–то естественная, как слава солнца — свет, и есть слава какая–то внешняя, рассудительно воздаваемая достойным, по свободному произволению. Но и сия опять двояка. Ибо сказано: сын славит отца, и раб господина своего (Мал. 1, 6). Итак, одна из них, рабская, воздается тварью, а другая, скажу так, домашняя (????????), совершается Духом. Ибо Господь, как о Себе сказал: Аз прославих Тя на земли, дело соверших, еже дал ecu Мне, да сотворю (Ин. 17, 4), так и об Утешителе говорит: Он Мя прославит, яко от Моего приимет, и возвестит вам (Ин. 16, 14). И как прославляется Сын Отцем, Который говорит: и прославих, и паки прославлю (Ин. 12, 28), так прославляется Дух, по причине общения с Отцем и Сыном, и по свидетельству Единородного, Который говорит: всяк грех и хула отпустится вам человеком: а яже на Духа хула, не отпустится (Мф. 12, 31).
Но как скоро при содействии просвещающей силы устремляем взор на красоту Образа Бога невидимого и чрез нее возводимся к превосходящему всякую красоту созерцанию Первообраза, неотлучно соприсутствует при сем Дух ведения, Который любозрителям истины в Себе Самом подает тайнозрительную силу к созерцанию Образа, и не вне Себя показывает Его, но в Себе Самом вводит в познание. Ибо как никтоже знает Отца, токмо Сын (Мф. 11, 27), так никтоже может рещи Господа Иисуса, точию в Духе Святом [1] (1 Кор. 12, 3). Ибо не сказано: Духом (??? ?????????), но: в Духе (?? ????????). И: Дух есть Бог: и иже кланяется Ему , в Духе и истине достоит кланятися (Ин. 4, 24), как написано: во свете Твоем, то есть, в просвещении Духа, узрим свет (Пс. 35, 10), — свет истинный, иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир (Ин. 1, 9). Посему Дух в Себе показывает славу Единородного, и в Себе сообщает истинным поклонникам ведение Бога. Поэтому путь боговедения — от единого Духа, чрез Единородного Сына, к единому Отцу. И обратно, естественная благость, и естественная святыня и царское достоинство от Отца, чрез Единородного, простираются на Духа.
Таким образом и Ипостаси исповедуются, и благочестивый догмат единоначалия не падает. А те, которые допускают подчисление, говоря: первое, второе и третье, да будут признаны вводящими в нескверное христианское богословие многобожие эллинского заблуждения. Ибо это ухищренное введение подчисления ни к чему иному не ведет, а только к тому, чтобы исповедывать Бога первого, второго и третьего. Но для нас достаточно порядка предложенного Господом, кто перемешивает оный, тот погрешит не менее, чем и сии нечестивцы.
Итак достаточно сказано о том, что естественное общение нимало не нарушается подчислением, как погрешительно думают сии люди. Но сделаем снисхождение человеку упорному и суемудренному и уступим, что второе после чего–нибудь называется так в смысле подчисления сему чему–нибудь. И посмотрим, что выходит из сего положения. Сказано: первый человек, от земли перстен: вторый человек, Господь с небесе (1 Кор. 15, 47). И в другом месте сказано: не прежде духовное, но душевное, потом же духовное (1 Кор. 15, 46). Поэтому, если второе подчисляется первому, а подчисляемое малоценнее того, чему подчисляется, то, по вашим словам, духовный человек малоценнее душевного, и небесный — перстного.
Глава 19
Ответ утверждающим, что Духа прославлять не должно.
«Пусть так, — говорят они, — но из сего не следует, что и слава непременно принадлежит Духу, почему и мы должны превозносить Его славословиями». Итак откуда возьмем доказательства, что достоинство Духа превыше всякого ума, когда общение с Ним Отца и Сына почитают они неудостоверительным свидетельством сего достоинства? По крайней мере, обратив внимание на знаменование имен, на величие действований Духа и также на благодеяния, какие оказывает Он нам, лучше же сказать, всей твари, можем, в некоторой мере, составить себе понятие о величии Его естества и о неизреченном Его могущество.
Он называется Духом, как: Дух есть Бог (Ин. 4, 24), и: Дух лица нашего, помазанный Господь (Плач. 4, 20). Называется Святым, как свят Отец и свят Сын. Ибо в тварь привносится святыня совне, а в Духе святость восполняет естество, почему Он есть не освящаемый, но освящающий. Называется благим, как благ Отец и благ Рожденный от Благого. Называется правым, как прав Господь Бог (Пс. 91, 16), потому что Он — источная истина и источная правда, по неизменяемости Своей сущности не имеет отступлений и уклонений в ту и другую сторону. Называется Утешителем, как и Единородный, Который Сам говорит: Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам (Ин. 14, 16). Так у Духа имена общие с Отцем и Сыном, и Он имеет сии наименования по естественному с Ними единению. А иначе почему же мог бы иметь? Еще называется владычним и Духом истины, и Духом премудрости. Дух Божий сотворивый мя (Иов. 33, 4). И о Веселеиле сказано, что наполнил его Бог духом Божиим премудрости, и смышления, и ведения (Исх. 31, 3). Таковы имена, так они высоки и велики, однако же не выражают никакого преизбытка славы!
А каковы действования? Неизреченны по величию, неисчислимы по множеству. Ибо как представим мыслью то, что за пределами веков? Каковы были действования Духа прежде мысленной твари? Сколь многочисленны благодеяния Его к твари? Какое могущество на времена грядущая? Ибо Дух был, был прежде веков, был купно со Отцем и Сыном. Поэтому, если и представишь что за пределами веков, то найдешь, что оно после Духа. А если представишь в уме творение, то Силы небесные утвердились Духом, под утверждением же, очевидно, должен ты разуметь неудобоизменность в навыке к благому. Ибо от Духа даровано Силам и общение с Богом, и неуклонность ко греху, и пребывание в блаженстве. Пришествие Христово! и Дух предшествует. Явление во плоти! и Дух неотлучен. Действия сил, дарования исцелений — от Духа Святого. Бесы были изгоняемы Духом Божиим, диавол приведен в бездействие — в соприсутствии Духа, искупление грехов — по благодати Духа. Ибо омыстеся и освятистеся именем Господа нашего Иисуса Христа, и Духом Святым (1 Кор. 6, 11). Присвоение нас Богу — чрез Духа. Ибо посла Бог Духа Сына Своего в сердца наша, вопиюща: Авва Отче (Гал. 4, 6). Воскресение из мертвых — действием Духа. Ибо послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли (Пс. 103, 30). Если кто под творением захочет разуметь оживотворение разрушившегося, то ужели не велико действование Духа, Который устраивает нам жизнь из воскресения и восстанавливает души наши для духовной жизни? И если творением будет названо здешнее преобразование в лучшее тех, которые пали вследствие греха (ибо и так употребляется слово cиe по обыкновению Писания, например, когда говорит Павел: аще кто во Христе, нова тварь (2 Кор. 5, 17), то и здешнее обновление и здешний переход от жизни земной и страстной к жительству небесному, совершаемый в нас чрез Духа, приводят душу нашу в крайнее удивление.
Чего же побоимся после этого? Неужели того, чтобы избытком чествования не превысить достоинства? Или, напротив того, чтобы понятия о Духе не унизить, хотя, по–видимому, скажем о Нем самое великое, что только произносится человеческою мыслью и человеческим языком? Cиe говорит Дух Святый, потому что cиe говорит Господь: сниди, и или с ними, ничтоже разсуждая: зане Аз послах их (Деян. 10, 20). Неужели это — слова униженного и презренного? Отделите Ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их (Деян. 13, 2). Ужели говорит так раб? И Исаия сказал: Господь посла мя, и Дух Его (Ис. 48, 16). И: сниде Дух Господа, и настави их (Ис. 63, 14). А слово: наставление, принимай опять не в низком значении. Ибо Писание свидетельствует, что это есть Божие дело. Сказано: наставил ecu, яко овцы, люди Твоя (Пс. 76, 21), и: наставляяй, яко овча, Иосифа (Пс. 79, 1), и: настави я на упование, и не убояшася (Пс. 77, 53). Посему, когда услышишь: егда приидет Утешитель, Той воспомянет вам, и наставит на всяку истину (Ин. 16, 13; 14, 26), тогда слово наставление разумей, как научен, и не подкапывай понятия.
Но говоришь: «и ходатайствует о нас (Рим. 8, 26). Посему сколько проситель ниже благодетеля, столько и Дух по достоинству далек от Бога». Но разве не слыхал ты об Единородном, что Он есть одесную Бога, и ходатайствует о нас (Рим. 8, 34)? За то, что Дух в тебе (если только совершенно в тебе), и за то, что нас ослепленных учит и наставляет избранию полезного, ты не искажай благочестивого и святого о Нем верования. Ибо крайняя мера непризнательности — человеколюбие благодетеля обращать в предлог к неблагодарности.
Посему не оскорбляйте Духа Святаго (Еф. 4, 30). Слышите, что говорит начаток мучеников — Стефан, укоряя народ непокорный и не подчиняющийся. Вы присно Духу Святому противитеся (Деян. 7, 41), говорит он. И еще Исаия: разгневаша Духа Святаго, и обратися им на вражду (Ис. 63, 10). И в другом месте: дом Иаковль разгнева Дух Господень (Мих. 2, 7). Не выражает ли это полновластного могущества? Предоставляю суду читающих, какие понятия о Духе должны иметь слышащие cиe. Как об орудии ли, как о чем ли подчиненном, равночестном твари и нам сослужебном? Или благочестивым весьма тяжело и единым словом поползнуться на такую хулу? Рабом ты называешь Духа? Но сказано: раб не весть, что творит господь его (Ин. 15, 15), а Дух так же весть Божия, как и дух человека — яже в человеце (1 Кор. 2, 11, 12).
Глава 20
В ответ утверждающим, что Дух — ни в рабском, ни в господском чине, но в чине свободных.
Говорят, что «Дух — не раб и не Господь, но свободен». Удивительно бесчувствие, жалко бесстрашие — утверждающих это! Что более оплакивать в них? невежество ли? или хульничество? Богословские догматы унижают они человеческими примерами и здешний обычай, по которому иное различие достоинств, стараются применить к Божию неизреченному естеству, не размышляя, что у людей никто не раб по естеству.
Ибо люди или насильственно приведены под иго рабства, как в пленениях, или поработились по бедности, как Египтяне Фараону, или, по какому–то мудрому и таинственному домостроительству, худшие из детей, словом отцев осуждены рабствовать благоразумнейшим и лучшим, и это иной правдивый исследователь событий назовет даже не осуждением, а благодеянием. Ибо тому, кто по недостатку благоразумия от природы не имеет в себе начальственного, полезнее стать достоянием другого, чтобы им управлял рассудок владетеля, как колесницею, которой дан возница, и кораблем, на котором при кормиле сидит кормчий. Поэтому Иаков по благословению отца — господин Исаву, чтобы неразумный, не имея собственного своего попечителя — ума, против воли воспользовался благодеяниями благоразумного. И Ханаан отрок раб будет братиям (Быт. 9, 25), потому что неспособен сам собою научиться добродетели, имея у себя отцом несмысленного Хама. Вот по каким причинам бывают здесь рабы, а свободны те, которые избегли бедности, или войны, или не имеют нужды в попечительство других. Поэтому, хотя один называется властелином, а другой рабом, однако же все мы сослужители и по взаимной равночестности одного с другим, и как достояние Сотворившего нас.
А там, что возможешь освободить от рабства? Ибо вдруг и создано, и предустроено к тому, чтоб быть рабским. Небесные не начальствуют друг над другом, потому что нет у них страсти к преобладанию, но все покорны Богу, Ему, как Владыке, воздают должный страх, и как Создателю — подобающую славу. Ибо сын славит отца, и раб господина своего. И Бог непременно требует одного из двух. Ибо говорит: аще Отец есмь Аз, то где слава Моя? и аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой (Мал. 1, 6)? И весьма жалка была бы жизнь, если бы не состояла под надзором Владыки. Те отступнические силы, которые, вознесши выю против Бога Вседержителя, отказываются от рабства, поступают так не по иному устройству природы, а по непокорности своей Сотворшему. Поэтому кого называешь ты свободным? Того ли, кто не имеет над собою царя? того ли, кто сам не имеет силы начальствовать над другим, и не терпит, чтоб над ним начальствовали? Но между существами нет подобной природы, и думать так о Духе — явное нечестие. Почему, если Он создан, то, без сомнения, рабствует наряду со всеми тварями. Ибо сказано: всяческая работна Тебе (Пс. 118, 91). А если Он выше твари, то соучастник в царской власти.
Ответ утверждающим, что Святого Духа не должно ставить наряду с Отцем и Сыном.
Говорят: «не надобно с Отцем и Сыном ставить наряду Святого Духа, потому что Он и по естеству Им чужд, и по достоинству Их ниже». — Справедливо можно отвечать им апостольским словом: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. 5, 29). Ибо, если Господь, предавая заповедь о спасительном крещении, ясно повелел ученикам крестить вся языки во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28, 19), не гнушаясь общения с Духом, они же говорят, что не надобно ставить Духа наряду с Отцем и Сыном, то не явно ли противятся они Божию повелению?
Если утверждают, что таковое сочетание у Господа не означает какого–либо общения и единения, то пусть скажут, как приличнее разуметь оное, и какой найдется у них другой, более свойственный, образ единения? Впрочем, если Господь, заповедуя о крещении, не соединял с Собою и с Отцем Духа, то да не обвиняют и нас в сем соединении, потому что мы не придумываем и не говорим ничего иного с Господом. А если там Дух соединен с Отцем и Сыном, и никто не дойдет до такого бесстыдства, чтобы утверждать что–нибудь иное, то и в этом случае да не обвиняют нас, что следуем написанному.
Но на нас обращено уготование брани, на нас устремлена всякая мысль, и языки хулителей мечут здесь стрелы с большим напряжением, нежели христоубийцы метали камни на Стефана. Да не скроется же то, что нападения их имеют в нас только видимый предлог, в действительности же устремлены в высоту. Посему, хотя на нас видимо готовят боевые снаряды и засады, против нас призывают друг друга на помощь, чтобы всякому показать свою опытность или силу, однако же целью их нападений служить вера, и у всех противников и врагов здравого учения одно общее намерение — поколебать твердыню веры во Христа, ниспровергнув и истребив апостольское предание. По сей–то причине, как наружно честные должники, громко требуют доказательств из Писаний и отвергают не подтвержденное Писанием свидетельство отцов, как не имеющее никакой силы.
Но мы не отступимся от истины, не предадим ее из робости. Ибо если Господь сочетание Святого Духа с Отцем предал, как необходимый и спасительный догмат, они же рассуждают иначе, отделяют, отторгают Духа и низводят Его в природу служебную, то не правда ли, что они хулу свою ставят выше Владычней заповеди? Поэтому, оставив все споры, рассмотрим сообща с ними, что есть у нас под руками.
Почему мы христиане? — Всякий скажет: по вере. А каким образом спасаемся? Таким, что возрождаемся, именно же, благодарю подаваемою в крещении. Ибо чем иначе спастись? — Неужели, познав cиe спасение, утвержденное Отцем и Сыном, и Святым Духом, отступимся от принятого нами образа учения? Великого сокрушения было бы достойно, если бы теперь оказались мы более далекими от своего спасения, нежели когда уверовали, если бы теперь отреклись от того, что тогда приняли. Равна потеря — умереть ли не сподобившись крещения, или принять такое крещение, в котором недостает чего–либо одного из преданного. А кто не сохраняет навсегда того исповедания, какое произнесли мы при первом нашем введении, когда, освободившись от идолов, приступили к живому Богу, и кто не содержит его в продолжение всей своей жизни, как безопасного хранилища, тот сам себя делает чуждым обетований Божиих, поступая вопреки собственному своему рукописанию, какое дал в исповедании веры. Ибо, если крещение для меня — начало жизни, и этот день, день паки бытия, первый из дней, то очевидно, что всего драгоценнее и то слово, которое произнес я в благодати сыноположения. Итак неужели, обольстившись убеждениями таких людей, изменю тому преданию, которое вводит меня в свет, даровало мне познание о Боге, и чрез которое стал чадом Божиим я, бывший дотоле врагом Божиим по причине греха? Напротив того, и себе желаю отойти ко Господу с сим исповеданием, и им советую соблюсти неповрежденную веру до дня Христова, сохранить Духа неотлучным от Отца и Сына, учение о крещении соблюдая и в исповедании веры и в исполнении славы.
Глава 21
Свидетельства из Писания об именовании Духа Господом.
И нужно ли в спорах о понятиях унизительных домогаться словом неславной победы, когда, представив понятия досточестнейшие, можно доказать неоспоримое превосходство славы? Но если скажем, чему научены мы Писанием, то, может быть, духоборцы возопиют громко и сильно, и устремятся на нас, заткнув уши, взяв камни, или обратив в оружие все, что ни попадется кому в руки. Впрочем мы не должны предпочитать истине свою безопасность.
Итак у Апостола нашли мы: Господь же да исправит сердца ваша в любовь Божию, и в терпение Христово ради скорбей (2 Сол. 3, 5). Кто же сей Господь, исправляющий в любовь Божию и ради скорбей в терпение Христово? Пусть отвечают нам порабощающие Духа. Если бы речь была о Боге Отце, то непременно было бы сказано: Господь же да исправит вас во любовь Свою. И если бы говорилось о Сыне, то было бы приложено: в терпение Свое. Поэтому пусть сыщут, какое иное лице достойно того, чтобы почтить его наименованием Господа.
А подобно сему сказанное в другом месте: вас же Господь да умножит, и да избыточествит любовию ко всем, якоже и мы ко вам, во еже утвердити сердца ваша непорочна в святыни, пред Богом и Отцем нашим, в пришествие Господа нашего Иисуса Христа со всеми святыми Его (1 Сол. 3, 12. 13). Какого Господа умоляет Апостол пред Богом и Отцем нашим, в пришествие Господа нашего, во еже сердца всех находящихся в Солуни утвердити непорочна, как утвержденные во святыни? Пусть ответят нам те, которые поставляют Духа Святого наряду с служебными духами, посылаемыми в служение.
Но они ничего не могут ответить. Потому пусть выслушают другие свидетельства, в которых также ясно именуется Дух Господом. Сказано: Господь же Дух есть (2 Кор. 3, 17). И еще: якоже от Господа [1] Духа (2 Кор. 3, 18). Но чтобы не оставалось никакого предлога к противоречию, предложу собственное изречение Апостола: даже бо до сего дне тожде покрывало во чтении ветхаго завета пребывает неоткровенно, зане о Христе престает. Внегда же обратятся ко Господу, взимается покрывало. Господь же Дух есть (2 Кор. 3, 14–17). Что cиe значит? То, что останавливающийся на голом разумении буквы и коснеющий в подзаконных соблюдениях, таким иудейским толкованием буквы закрывает сердце свое как бы некоторым покровом, подвергается же этому по незнанию, что телесное соблюдение закона престает в пришествие Христово, когда прообразования перешли уже в действительность. Ибо не нужными делаются светильники при явлении солнца, бездействен закон и умолкают пророчества, как скоро воссияла истина. Кто возмог проникнуть в глубину законного разумения и, неясность буквального смысла расторгнув как некоторую завесу, взошел в смысл таинственный, тот подражает Моисею, который, во время собеседования с Богом, снимал с себя покрывало, и сам обращаясь от буквы к духу. По сей–то причине покрывалу на лице Моисеевом соответствует неясность подзаконных учений, обращению же Моисея, и именно обращению ко Господу — духовное созерцание. Поэтому, кто при чтении Закона отбрасывает букву, тот обращается ко Господу (Господом же называется теперь Дух), и он делается подобным Моисею, у которого лице было прославлено вследствие Божия явления. Как лежащее вместе с цветными веществами от разливающихся вокруг цветных лучей само окрашивается, так и тот, кто ясно вник в Дух, от славы Его преобразуется до просветления, озаряя сердце истиною Духа, как бы некоторым светом. И cиe–то значит преображаться от славы Духа в собственную свою славу, не скудно и не едва приметно, но в такой мере, в какой свойственно просвещенному Духом.
Не стыдно ли тебе, человек, Апостола, который говорит: храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3, 16)? Неужели бы согласился он когда–нибудь рабское жилище почтить наименованием храма? И что еще? Называющий Писание богодухновенным, потому что оно написано по вдохновению Святого Духа, неужели употребляет речения оскорбляющие и унижающие Духа?
Глава 22
Из того, что Дух подобно Отцу и Сыну недоступен для созерцания, заключение об естественном общении Духа с Отцем и Сыном.
Превосходство естества в Духе познается не только из того, что Он с Отцем и Сыном имеет те же наименования и общение в действованиях, но и из того, что подобно Им недоступен для созерцания. Что сказано об Отце, как о превышающем человеческое разумение, и что сказано о Сыне, то же самое Господь говорит и о Святом Духе. Отче праведный, и мир Тебе не позна (Ин. 17, 25), а миром называется здесь не состав неба и земли, а эта привременная жизнь, подлежащая тысячам перемен. И о Себе беседуя, говорит: еще мало, и мир ктому не увидит Мене, вы же увидите Мя (Ин. 14, 19), и здесь опять именует миром тех, которые преданы вещественной и плотской жизни, доверяют в истины одним глазам и, не веря воскресению, никогда не увидят Господа нашего сердечными очами. Но то же самое сказал Он и о Духе. Дух истины, Егоже мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его, вы же знаете Его, яко в вас пребывает (Ин. 14, 17). Ибо плотский человек, у которого ум не упражнялся в созерцании, лучше же сказать, весь, как в тине, погребен в плотском мудровании, не может воззреть на духовный свет истины. Поэтому мир, то есть, жизнь порабощенная плотским страстям, не приемлет благодати Духа, как больной глаз — света солнечных лучей. А ученикам Своим, о которых Господь засвидетельствовал, что они, следуя учениям Его, имеют чистоту жизни, дает Он и силу быть тайнозрителями и созерцателями Духа. Ибо говорит: уже вы чисти есте, за слово, еже глаголах вам (Ин. 15, 3). Посему мир не может прияти, яко не видит Его: вы же знаете Его, яко в вас пребывает. То же говорит и Исаия: утверждаяй землю, и яже на ней, и даяй дыхание людем, иже на ней, и Дух ходящым [1] на ней (Ис. 42, 5). О попирающих земное и о ставших выше него свидетельствует пророк, что они достойны дара Святого Духа. Посему чем должно признать Того, Кто не вместим для мира, и созерцаем одними святыми, по причине чистоты их сердца? или какие чествования приличны Ему?
Глава 23
О том, что перечисление принадлежащего Духу есть славословие Ему.
О прочих Силах верим, что каждая находится в определенном месте. Ибо Ангел, представший Корнилию, не был в то же время и у Филиппа (Деян. 8, 26; 10, 3), и Ангел, беседовавший с 3ахариею у олтаря кадильнаго (Лк. 1, 10), не занимал в то же время свойственного ему места на небе. О Духе же веруем, что Он в одно время действует в Аввакуме и в Данииле в Вавилонии (Дан. 14, 33. и проч.), вместе и с Иеремиею в кладе (Иер. 20, 2), и с Иезекиилем на Ховаре (Иез. 1, 1). Яко Дух Господень исполни вселенную (Прем. 1, 7). И: камо пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего камо бежу (Пс. 138, 7)? И пророк говорит: зане Аз с вами есмь, глаголет Господь и Дух Мой настоит посреде вас (Агг. 2, 5, 6). Каким же должно признавать естество Того, Кто вездесущ и соприсущ с Богом? Всеобъемлющим ли или объемлемым частными местами, каково, по указанию Писания, естество ангельское? Но никто не скажет последнего.
Как же не превознесем и не прославим Того, Кто божествен по естеству, не вместим по величию, могуществен по действиям, благ в действиях? А я не в ином чем поставляю славу, как в исчислении чудес, Ему принадлежащих. Поэтому, или пусть эти люди предпишут нам не помнить благ, даруемых Духом, или пусть описание принадлежащего Духу необходимо будет признано совершением высочайшего славословия, ибо не иначе можем славить Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, и Единородного Его Сына, как перечисляя, по мере сил, Его чудеса.
Глава 24
Обличение в несообразности тех, которые не славят Духа, заимствованное из сравнения Его с прославляемыми тварями.
Притом славою и честью увенчан вообще человек, а по обетованиям уготованы слава и честь и мир всякому делающему благое (Рим. 2, 10). Есть какая–то слава собственно принадлежащая Израилю, сказано: их всыновление, и cлaвa, и служение (Рим. 9, 4). Псалмопевец говорит и о своей какой–то славе: егда воспоет Тебе слава моя (Пс. 29, 13). И еще: востани слава моя (Пс. 107, 2). А есть некая слава солнцу, луне, и звездам (1 Кор. 15, 41), по слову же Апостола: и служение осуждения — для славы (2 Кор. 3, 9). При таком числе прославляемых, тебе хочется, чтобы один Дух был всех менее прославляем? Однако же сказано, что служение Духа — в славе (2 Кор. 3, 8). Почему же Сам Он недостоин прославления? И хотя велия слава праведного, по словам псалмопевца (Пс. 20, 6), однако же, по твоему мнению, нет никакой славы Духа. Как же не явная опасность — навлечь на себя такими словами неизбежный грех? Если человек, спасающийся делами правды, прославляет и боящихся Господа, то тем менее должен лишать подобающей славы Духа.
Говоришь: «пусть будет славим, но не с Отцем и Сыном». — Какое же основание придумывать для Духа новое место, оставив то, которое определено Господом, и лишать общения в славе Того, Кто везде присоединен к Божеству, в исповедании веры, в крещении искупления, в действии сил, в обитании святых, в благодатных дарах покорным? Ибо вообще нет дара, который бы без Святого Духа нисходил к твари, так что, как научены мы в Евангелии Господом и Спасителем нашим, и простого слова в защищение веры Христовой невозможно сказать без содействия Духа (Мф. 10, 20). Не знаю, какой же причастник Святого Духа, опустив из вида все это, и забыв об общении Духа во всем, согласится отторгать Его от Отца и Сына? Да и куда причтем Его? к тварям ли? Но вся тварь рабствует, и Дух освобождает. Ибо идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17).
И поскольку многое можно сказать в подтверждение, что Духа Святого не должно причислять к тварной природе, то речь о сем отложу до другого времени. Ибо если, сообразно с важностью предмета, станем приводить собственные свои доказательства и решать возражения противников, то потребуется продолжительное слово, и могли бы мы наскучить читателям многословием книги. Почему, сберегая cиe для особого сочинения, буду держаться настоящего предмета.
Итак рассмотрим подробно. Дух благ по естеству, как благ Отец и благ Сын, а тварь в избрании благого причастна только благости. Дух ведает глубины Божии, а тварь только чрез Духа приемлет откровение тайн. Дух оживотворяет вместе с животворящим все Богом и дающим жизнь Сыном. Ибо сказано: воздвигий Христа из мертвых, оживотворит мертвенная телеса ваша, живущим Духом Его в вас (Рим. 8, 10). И еще: овцы Моя гласа Моего слушают, и Аз живот вечный даю им (Ин. 10, 27, 28). Но сказано также: и Дух животворит (1 Кор. 15, 45). И еще сказано: Дух жизнь [1] правды ради (Рим. 8, 10). И Господь свидетельствует, что Дух оживлет, плоть не пользует ничтоже (Ин. 6, 63). Посему как же Духа, соделав чуждым животворящей силы, присоединим к природе, еще требующей жизни? Кто такой любитель споров, так не причастен небесного дара, так мало вкусил добрых Божиих глаголов, до того лишен вечных надежд, чтобы Духа, поставив вне Божества, сопричислил к твари?
Говорят: «в нас есть Дух, как дар Божий. Но дар никогда не чествуется с Давшим равными почестями». — Правда, что Дух есть дар Божий, но дар жизни (закон бо, — сказано, — Духа жизни свободил нас, Рим. 8, 2), — и дар силы (ибо приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, Деян. 1, 8). Итак, неужели за cиe достоин Он презрения? И Сына не даровал ли Бог людям? Сказано: Иже Сына Своего не пощаде, но за нас всех предал есть Его: како убо не и с Ним вся нам дарствует (Рим. 8, 32)? И в другом месте говорит Апостол о тайне вочеловечения: да вемы, яже от Бога дарованная нам (1 Кор. 2, 12). Посему утверждающие это не превзошли ли иудеев в неблагодарности, самый избыток благости обратив в повод к хуле? Они винят Духа за то, что дает нам дерзновение именовать Бога Отцем Своим. Ибо посла Бог Духа Сына Своего в сердца наша, вопиюща: Авва Отче (Гал. 4, 6), чтобы глас Его сделался собственным гласом приявших Его.
Глава 25
О том, что Писание употребляет слог в вместо слога с а также, что слог и равносилен слогу с.
«Почему же, — говорят, — Писание нигде не предало о спрославлении Духа со Отцем и Сыном, но тщательно уклонялось сего выражения: с Духом, всегда же предпочитало, как более приличное, выражение: прославлять в Духе»?
А я с своей стороны не сказал бы, что слог в дает смысл менее досточестный, напротив того заметил бы, что он, понимаемый здраво, возводит разумение на большую высоту. Ибо примечаем, что он нередко ставится вместо слога с. Например, вниду в дом Твой во всесожжениях, вместо: со всесожжениями (Пс. 65, 13). И изведе их в сребре и злате, вместо: с серебром и златом (Пс. 104, 37). И: не uзъuдeши в силах наших, вместо: с силами нашими (Пс, 43, 10). Подобных мест есть тысячи. Но, одним словом, желал бы я узнать от новой мудрости, какое славословие совершал Апостол с речением: в, в том виде, в каком произносят оное эти люди, как заимствованное из Писания? Ибо нигде не нашел я, чтоб сказано было: «Тебе, Отцу, честь и слава, чрез Единородного Твоего Сына во Святом Духе», между тем как у них ныне славословие cиe обычнее, так сказать, самого дыхания. Хотя каждое из сих речений можно найти в отдельности, однако же не в состоянии они будут указать их где–либо совокупно в этом именно порядке. Поэтому, если доискиваются того, что есть в Писании, то пусть укажут, откуда взяли то, что говорят. А если уступают обычаю, то да не препятствуют в том же и нам. Ибо мы, в употреблении у верных находя оба речения, обоими пользуемся, будучи уверены, что тем и другим равно воздается слава Духу.
А тем, которые искажают истину, более заграждает уста предложное речение, которое в Писании, будучи употребляемо вместо союза и, имеет подобное значение, но не столько сподручно противникам, почему ныне и оспаривается ими. Ибо одно значит, сказать ли: Павел, и Силуан, и Тимофей, или — Павел с Силуаном и Тимофеем. В том и другом образе выражения одинаково соблюдается сопряжение имен. Посему, если Господь сказал: Отца и Сына и Святаго Духа, а я скажу: Отца и Сына со Святым Духом, то относительно к силе речи, другое ли что будет мною сказано? Но много свидетельств о сопряжении Имен посредством союза: и. Ибо сказано: благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога, и общение Святаго Духа (2 Кор. 13, 13). И еще: молю же вы, Господем нашим Иисус Христом, и любовию Духа (Рим. 15, 30). Поэтому, если вместо и захотим употребить с, разное ли что сделаем? Я не вижу никакой разности, разве кто, следуя холодным грамматическим правилам, предпочтет союз, как частицу сопрягающую и производящую большее единение, отринет же предлог, как не имеющий равной силы.
Но если бы потребовали у нас в этом отчета, то, может быть, не много было бы нужно слов к нашему оправданию. Теперь же у нас речь не о слогах, и не о звуке того или другого слова, но о предметах, которые имеют весьма великую разность в значении и истине. По этой–то причине, хотя употребление слогов безразлично, они замышляют одни слоги признать законными, а другие изгнать из Церкви.
Но хотя употребление сего предлога © и с первого взгляда представляется очевидно полезным, впрочем, покажу причину, по которой Отцы не без рассуждения приняли его в употребление. Ибо кроме того, что предлог сей равносильно с слогом: и, изобличает зломудрие Савеллиево, и подобно сему слогу показывает отличие Ипостасей (как в выражениях: Аз и Отец приидем, Ин. 14, 13, и: Аз и Отец едино есма Ин. 10, 30), он служит еще превосходным свидетельством вечного общения и непрекращающегося единения. Сказавший, что Сын со Отцем, показало тем вместе и особенность Ипостасей, и неотлучность общения. Это можно видеть, когда говорится и о людях. Союз и выражает общность действования, а преддог с показывает вместе какое–то общение. Например, Павел и Тимофей отплыли в Македонию, а Тихик и Онисим посланы к Колосянам. Из сих слов узнаем , что они делали одно и то же. Но если скажут, что и отплыли и посланы один с другим, то сим извещаемся, что они сообща исполнили дело. Таким образом cиe речение, более всякого другого, рассеивая зломудрие Савеллиево, низлагает и вдающихся в противоположное нечестие, разумею же тех, которые временными расстояниями отделяют Сына от Отца и Святого Духа от Сына. С слогом же в слог с имеет ту особенную разность, что сей последний изображает взаимное единение находящихся в общении, например, вместе плывущих, вместе живущих, или что–нибудь сообща делающих, а слог в выражает отношение к тому месту, где они действуют. Ибо, слыша о плывущих или живущих в чем–либо, тотчас подразумеваемы ладью или дом. Такова взаимная разность сих предлогов по общему словоупотреблению, но трудолюбивые могут найти еще и большую, а я не имею свободного времени входить в исследование о слогах.
Посему, так как доказано, что предлог с дает весьма ясное понятие об единении, примиритесь, если угодно, и прекратите с ним жестокую и лютую брань. Впрочем, хотя речение cиe так ясно, однако же, если кому угодно в славословиях сопрягать имена слогом и и славить Отца и Сына и Святого Духа, как научены мы в Евангелии при крещении, пусть славит, никто не противоречит сему, на это, если хотят, и мы согласны. Но они скорее согласятся лишиться языка, нежели принять cиe речение. Cиe–то и воздвигает у нас лютую и непримиримую брань. Они говорят: славословие воздавать должно Богу в Духе Святом, а не Богу и Духу, и со всем жаром держатся сего изречения, как уничижительного для Духа. О нем не бесполезно поговорить и долее. И для меня удивительно будет, если они, выслушав это, не провозгласят самого речения предательским, перешедшим защищать славу Духа.
Глава 26
О том, что в каких только случаях ни говорится предлог в, во всех тех случаях берется он и о Духе.
Рассматривая cиe простое и краткое речение, полагаю, что значение его многочисленны и разнообразны. А в каких только случаях ни говорится предлог в, во всех тех случаях, как находим, служит он к составлению понятия о Духе. Так говорится, что образ в веществе, что сила в способном к принятию ее, что навык в расположенном сообразно с оным, и тому подобно.
Посему Святый Дух, поскольку для разумных тварей есть сила совершающая, возводящая их на самую высоту, постольку удерживает понятие образа. Ибо кто живет уже не по плоти, но водится Духом Божиим и сыном Божиим именуется, и делается сообразным образу Сына Божия, тот называется духовным.
И как сила зрения в здоровом глазе, так действование Духа в очищенной душе. Потому и Павел желает Ефесеям, чтобы были просвещенна очеса их в Духе премудрости (Еф. 1, 18).
И как искусство в обучившемся ему, так благодать Духа в приявшем ее, хотя всегда пребывающая, но не непрерывно действующая, потому что и искусство в художнике находится как сила, в действие же приводится тогда только, когда он действует сообразно с искусством. Так и Дух, хотя всегда пребывает в достойных, однако же в случае только нужды действует или в пророчествах, или в исцелениях, или в других действиях сил.
Еще как в телах здравие или теплота, или вообще свобода телесных отправлений, так душе нередко присущ Дух, но не остается на всегда в тех, которые, по непостоянству воли, легко отталкивают от себя принятую ими благодать. Таков был Саул, таковы семьдесят старцев у сынов Израилевых, кроме Елдада и Модада (ибо на них одних оказывается пребывшим Дух, Чис. 11, 25, 26), таков вообще всякий, им подобный своим произволением. И как слово в душе, иногда бывает сердечным помышлением, а иногда произносится языком, так и Дух Святый, то иногда сосвидетельствует духу и вопиет в сердцах наших: Авва Отче; то иногда говорит за нас, по сказанному: не вы глаголющий, но Дух Отца глаголяй в вас (Мф. 10, 20).
Еще же Дух, относительно к разделению даров, представляется и как целое в частях. Ибо все мы — члены в рассуждении друг друга, имеем же различные дарования по данной нам Божией благодати. Потому не может око рещи руце, не тpeбе ми ecu: или паки глава ногам, не требе ми есте (1 Кор. 12, 21). Но все члены, как в совокупности составляют тело Христово в единении Духа, так взаимно друг другу доставляют необходимую пользу своими дарованиями, потому что Бог поместил члены в теле, и каждый из них, как Ему было угодно. Члены же об одном и том же заботятся друг для друга, по духовному общению врожденной им сострадательности. Потому, аще страждет едино уд, с ним страждут вcu уди: аще ли же славится един уд, с ним радуются вcu уди (1 Кор. 12, 26). И как части в целом, так мы, каждый отдельно взятый, в Духе, потому что все в едином теле крещены в единого Духа.
Хотя странно сказать, однако же тем не менее истинно, что Дух нередко называется как бы местом освящаемых. И такой образ речи, как окажется, не унижает, а еще более прославляет Духа, потому что Писание, для ясности, нередко переносить на духовные понятия и то, что в именах есть чувственного. Поэтому примечаем, что псалмопевец говорит и о Боге: буди ми в Бога защитителя, и в место укрепленное [1], еже спасти мя (Пс. 30, 3). О Духе же сказано: се место у Мене, и станеши на камени (Исх. 33, 21). Ибо что иное называется здесь местом, как не созерцание в Духе, в котором находясь Моисей мог сознательно видеть явившегося ему Бога? Вот то место, которое свойственно истинному богопоклонению. Ибо сказано: внемли себе, да не принесеши всесожжений твоих на всяком месте, токмо на месте, еже изберет Господь Бог твой (Втор. 12, 13, 14). Поэтому какое есть духовное всесожжение? Жертва хвалы (Пс. 49, 14). В каком же месте станем приносить сию жертву, как не в Духе Святом? Где мы научились сему? У Самого Господа, Который говорит: истиннии поклонницы в Духе и истине поклонятся Отцу (Ин. 4. 23). Сие место видя Иаков сказал: Господь на месте сем (Быт. 28, 16). Посему Дух — воистину место святых. И святой есть собственное место Духа, представляет себя в жилище Духа с Богом, и именуется храмом Его. Как во Христе глаголет Павел, ибо говорит: пред Богом, во Христе глаголем (2 Кор. 3, 17), и Христос глаголет в Павле, о чем сам он говорит: искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3), так и в Духе глаголет он тайны, и Дух опять глаголет в нем (1 Кор. 14, 2).
Посему о Духе говорится, что Он так многочастно и многообразно пребывает в тварях. В отношении же к Отцу и Сыну гораздо благочестивые будет сказать, что Он не в Них, но с Ними сопребывает. Ибо о благодати Духа, живущего в достойных и производящего в них Свои действия, прекрасно говорится, что Дух пребывает в приемлющих Его. А когда рассматривается предвечное существование, и не прекращающееся пребывание с Сыном и Отцем, тогда требуются именования, показывающие вечное соединение. Ибо собственно и действительно сопребывающими называются те, которые неотлучно друг с другом вместе. О теплоте говорим, что она пребывает в раскаленном железе, сопребывает же в самом огне. И здравие в теле пребывает, а жизнь в душе сопребывает. Посему, где есть общение собственное, естественное и неотлучное, там выразительнее предлог с, которым дается понятие о неразлучном общении. А к кому благодать Духа может приближаться и опять удаляться от него, о том в собственном и действительном смысле говорится, что благодать пребывает в нем, хотя в приявших ее, по причине твердого их расположения к добру, нередко остается она и долгое время. Посему, когда представляем себе собственное достоинство Духа, тогда рассматриваем Его со Отцем и Сыном, а когда разумеем благодать действующую в ее причастниках, тогда говорим, что Дух в нас.
И славословие, приносимое нами в Духе, служит не исповедаием Его достоинства, но сознанием собственной нашей немощи. Сим показываем, что даже и славить не довольны есмы от себе, но довольство наше (2 Кор. 3, 5) в Духе Святом, — в Котором почерпнув силу, за оказанные нам благодеяния воздаем благодарение Богу нашему, по мере нашей чистоты от греха, поскольку больше или меньше друг друга получаем помощи от Духа к приношению жертв хвалы Богу. Посему так одинаковым образом благочестно совершаем благодарение в Духе, хотя и то не беструдно, чтобы кто–нибудь сам о себе мог засвидетельствовать: Дух Божий во мне, и Его благодатию умудренный воздаю славу. Ибо Павлу приличны слова: мнюся бо и аз Духа Божия имети (1 Кор. 7, 40). И еще: доброе завещание соблюди Духом Святым живущим в нас (2 Тим. 1, 14). И о Данииле можно было сказать, что в нем Дух Божий Святый (Дан. 5, 11), и еще о том, кто им подобен добродетелью.
Но вот и другой смысл, которого также нельзя отрицать. Как в Сыне видим для нас Отец, так в Духе Сын. Посему поклонение в Духе указывает на действование нашего ума, совершаемое как бы во свете, что можешь уразуметь из сказанного Самарянке. Ибо жену сию, которая, по местному обычаю страны, ложно думала, что поклонение определяется местом, Господь наш, научая, сказал, что в Духе и истине достоит кланятися, очевидно под истиною разумея Себя. Посему, как говорим, что есть поклонение в Сыне, как в образе Бога и Отца, так есть поклонение и в Духе, так как Он в Себе показывает Божество Господа.
Поэтому Дух Святый и в поклонении не отлучен от Отца и Сына. Ибо, если ты вне Духа, то никоим образом не можешь покланяться, а если ты в Духе, то никоим образом не будешь отлучать Его от Бога, — как и от видимых вещей не станешь отделять света. Не возможно иначе видеть Образ Бога невидимого, как только в озарении Духа. И кто устремляет взор на образ, тому нельзя отлучить свет от образа. Ибо служащее причиною видения, по необходимости, бывает видимо вместе с видимыми чрез него предметами. Поэтому, при озарении только Духа, собственно и надлежащим образом видим сияние славы Божией, а посредством Образа возводимся к той славе, которой Он есть образ и равнообразная печать.
Глава 27
О том, откуда получил начало, и какую силу имеет слог с, и вместе о не изложенных в Писании узаконениях Церкви.
Говорят: «если слог в собственно приличен Духу и достаточен к выражению всякого о Нем понятия, то для чего вводите этот новый слог, говоря со Духом, а не в Духе Святом, употребляя и ненужные, и не узаконенные Церковью речения»? Выше было уже сказано, что слог в не исключительно присвоен Святому Духу, но есть общий Ему со Отцем и Сыном. Думаю же, достаточно сказано и о том, что сим речением не только не отъемлется у Духа нисколько достоинства, а напротив того, еще на большую высоту возводятся мысли людей не вовсе развращенных. Остается теперь касательно предлога с рассмотреть, откуда получил он начало, какую имеет силу, и в какой мере согласен с Писанием.
Из догматов и проповедей, соблюденных в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, приняли мы в тайне. Но те и другие имеют одинаковую силу для благочестия. И никто не оспаривает последних, если хотя несколько сведущ он в церковных постановлениях. Ибо, если бы вздумали мы отвергать не изложенные в Писании обычаи, как не имеющие большой силы, то неприметным для себя образом исказили бы самое главное в Евангелии, лучше же сказать, обратили бы проповедь в пустое имя. Например (напомню сначала о первом и самом общем), кто из возложивших упование на имя Господа нашего Иисуса Христа письменно научил знаменовать себя крестным знамением? Какое Писание научило нас — в молитве обращаться к востоку? Кто из святых оставил нам на письме слова призывания при показании
[132]. Хлеба благодарения и Чаши благословения? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о которых упомянули Апостол или Евангелие, но и прежде, и после них произносим другие, как имеющие великую силу к совершению таинства, приняв их из не изложенного в Писании учения. Благословляем же и воду крещения, и елей помазания, и даже самого крещаемого по каким изложенным в Писании правилам? Не по соблюдаемому ли в молчании и таинственному преданию? Что еще? Самому помазыванию елеем научило ли какое писанное слово? Откуда и троекратное погружение крещаемого человека? Из какого писания взято и прочее, относящееся к крещению — отрицаться сатаны и аггелов его? Не из этого ли не обнародованного и сокровенного учения, которое Отцы наши соблюдали в непытливом и скромном молчании, очень хорошо понимая, что достоуважаемость таинств охраняется молчанием?
На что непосвященным непозволительно даже и смотреть, прилично ли было бы учение о том выставлять на показ письменно? Или с каким намерением Моисей не все в храме сделал доступным всякому, но оскверненных поставил вне святых оград, вход же в первый двор дозволив более чистым, одних Левитов призвал достойными служителями Божиими, а заклания, всесожжения и прочие священнодействия предоставив только иереям, одного избранного из них допускает во святилище, и того не всегда, но в один только день в году, и в этот день назначив ему определенный час для вхождения, чтобы, по неприступности и непривычке, с изумлением взирал он на Святая Святых? Моисей очень знаю по своей мудрости, что попираемое и само собою дающееся в руки близко к презрению, а изъятое из употребления и редкое естественным образом делается предметом усильного искания. Подобным сему образом законополагавшие в начале о Церкви апостолы и Отцы достоуважаемость таинств охранили сокровенностью и соблюдением в молчании. Ибо вообще то уже не таинство. что разглашается в слух народу и всякому встречному. Такова причина, по которой предано иное и не изложенное в Писании, чтобы не требующее усилий знание догматов, по привычке к оным, не сделалось для многих удобопрезираемым. Ибо иное догмат, а иное проповедь. Догмат умалчивается, а проповедь обнародывается. Но вид молчания — и та неясность, какую употребляет Писание, делая смысл догматов, к пользе читающих, трудным для Уразумения.
Посему во время молитв все смотрим на восток, но не многие знаем, что при сем ищем древнего отечества, рая, который насади Бог в Едеме на востоцех (Быт. 2, 8).
В первый день седмицы совершаем молитвы, стоя прямо
[133], но не все знаем тому причину. Ибо не только, как совоскресшие со Христом и обязанные искать вышних, в воскресный день прямым положением тела во время молитвы напоминаем себе о дарованной нам благодати, но и потому cиe делаем, что этот день, по–видимому, есть как бы образ ожидаемого нами века. Посему, будучи началом дней, у Моисея назван он не первым, а единым. Ибо сказано: бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт. 1, 5), потому что один и тот же день возвращается многократно. Посему он же есть и единый и восьмой, изображающий собою действительно единый и воистину восьмой день, о котором псалмопевец упомянул в некоторых надписаниях Псалмов (Пс. 6 и 11), то есть, оное состояние, которое последует за теперешним временем, оный непрекращающийся, невечерний, несменяющийся день, оный нескончаемый и нестареющийся век. Посему Церковь по необходимости научает питомцев своих совершать в сей день молитвы стоя, чтобы при частом напоминании о нескончаемой жизни не вознерадели мы снабдить себя напутствиями к представлению в оную. Но и вся Пятидесятница есть напоминание о воскресении ожидаемом в вечности. Ибо единый и первый оный день, семикратно умноженный на число семь, совершает семь седмиц священной Пятидесятницы, потому что, начинаясь первым днем седмичным, им же и оканчивается, по пятидесятикратном обращении подобных, средних между ними дней. Почему уподобительно подражает веку, как бы в кругообразном движении с тех же знаков начинаясь, и теми же знаками оканчиваясь. В сию–то Пятидесятницу церковные уставы научили нас предпочитать прямое положение тела в молитве, сим ясным напоминанием как бы преселяя наш ум из настоящего в будущее. Но и каждым коленопреклонением и восклонением от земли на самом деде показываем, что чрез грех пали мы на землю и человеколюбием Сотворшего нас воззваны па небо.
Не достанет мне и дня пересказать о всех не изложенных в Писании таинствах Церкви. Оставляю прочее. Но самое исповедание веры в Отца и Сына и Святого Духа из каких у нас писаний? Ибо если в сообразность благочестию на основании предания о крещении, обязаны будучи так и веровать, как крестимся, излагаем исповедание подобное крещению, то пусть дозволят нам по той же сообразности воздавать славу подобную вере. А если отметут этот образ славословия, как не изложенный в Писаний, то пусть дадут нам изложенные в Писании доказательства на исповедание веры, и на все прочее, что нами исчислено. Притом, когда так много не изложенного в Писании, и оно имеет такую силу в тайне благочестия, неужели не дозволят нам одного речения, которое дошло к нам от Отцев, которое нашли мы сохранившимся вследствие неумышленно соблюдаемого обычая в Церквах не поврежденных, и которое имеет не маловажное основание, и доставляет силе таинства не малое подкрепление?
Итак сказано, какая сила каждого из сих речений, скажем еще, в чем они между собою согласны и в чем различны, впрочем так, что не противоречит одно другому, но каждое привносит свою особенную мысль в учение благочестия. Ибо речение в выражает более относящееся к нам, а речение с возвещает общение Духа с Богом. Посему употребляем оба слова, одним выражая достоинство Духа, а другим возвещая о благодати Его в нас. Таким образом воздаем славу Богу и в Духе, и с Духом, ничего не говоря от себя, но из Господня учения, служащего нам правилом, перенося речение на то, что близко между собою, состоит во взаимной связи и имеет необходимую соприкосновенность в таинствах. Ибо при крещении купно счисляемое необходимо, как думаем, должно сочетавать и в вере. А исповедание веры соделали мы для себя как бы некоторым началом и матерью славословия. Но что же надлежит делать? Пусть теперь научат нас или не крестить, как нам предано, или не веровать, как мы крещены, или не славословить, как мы уверовали. Пусть докажет нам кто–нибудь, или что во всем этом нет взаимной, необходимой и непрерывной связи, или что нововведение в этом не будет разорением всего.
Но они не перестают при всяком случае славословие cиe: со духом Святым, оглашать не засвидетельствованным, не изложенным в Писании, и тому подобно. Сказано уже, что в отношении к силе речи одно и то же — сказать: «слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу», и: «слава Отцу, и Сыну со Святым Духом». Посему, как невозможно кому–либо отринуть или изгладить слог и, заимствованный из собственных слов Господа, так ничто не препятствует принять слог ему равносильный, о котором выше показали мы, сколько имеет он с первым разности и сходства. Наше рассуждение подтверждает и Апостол, который безразлично употребляет то и другое речение, и в одном месте говорит: именем Господа Иисуса Христа, и Духом Бога нашего (1 Кор. 6, 11), а в другом: собравшимся вам и моему Духу, с силою Господа Иисуса (1 Кор. 5, 4), не полагая никакой разности в употреблении при сопряжении имен то союза, то предлога.
Глава 28
О том, что противники не дозволяют употреблять о Духе и того, что Писание говорит о людях, именно, что они соцарствуют со Христом.
Посмотрим же, нельзя ли придумать какого оправдания Отцам нашим в таком употреблении. Ибо положившие начало сему словоупотреблению более нас подлежат обвинению. Итак Павел, пиша к Колоссянам, говорит: и вас мертвых сущих в прегрешениих и в необрезании сооживил есть со Христом (Кол. 2, 13). Неужели же Бог целому народу и Церкви даровал жизнь со Христом, а Духу Святому нет жизни со Христом? Если же и помыслить так нечестиво, то почему неправильно, как действительно есть по естеству, так и исповедание приносить совокупно? Притом, не крайнее ли ожесточение — исповедывать о святых, что они со Христом (так как, без сомнения, Павел, отошедши от тела, водворяется с Господом и, разрушившись, пребывает уже со Христом, (2 Кор. 5, 8)), а Духу, сколько есть сил, не уступать и того, чтобы Он, наравне с людьми, был со Христом? Павел себя называет споспешником Божиим в домостроительстве Евангелия (1 Кор. 3, 9), неужели же нас, если споспешником назовем Духа Святого, чрез Которого Евангелие плодоносно во всей твари под солнцем, станут за cиe обвинять в нечестии? И видно, хотя живот уповавших на Господа сокровен есть со Христом в Бозе: и егда Христос явится, живот наш, тогда и они с Ним явятся в славе (Кол. 3, 3, 4), однако же Сам Дух жизни, освободивший нас от закона греховного, вовсе не со Христом, как в тайной и сокровенной с Ним жизни, так и в явлении славы, которая по ожиданию нашему откроется во святых? Мы наследницы Богу, снаследницы же Христу (Рим. 8, 17), а Дух лишен наследия и части в общении с Богом и Христом Его? И хотя самый Дух спослушествует духови нашему, яко есмы чада Божия (Рим. 8, 16), однако же мы не даем Духу свидетельства об Его общении с Богом, будучи научены Господом, что Он имеет cиe общение? И что составляет верх безумия, хотя чрез веру во Христа, и именно, чрез веру в Духе, надеемся мы воскреснуть со Христом и быть спосажденными на небесных (Еф. 2, 6), когда тело смирения нашего преобразится из душевного в духовное, однако же Духу не даем части ни в соседении, ни в славе, ни во всем прочем, что сами от Него имеем, но даже чего, веря нелживому дару Обетовавшего, себя признаем достойными, из всего того не уступаем ничего Духу Святому, как будто все cиe выше Его достоинства! Тебе всегда быть с Господом сообразно с твоим достоинством, и ты ожидаешь, что восхищенный на облацех в сретение на воздусе всегда с Господем будешь (1 Сол. 4. 17), а между тем оспариваешь, что Дух и теперь со Христом, и если кто счисляет и счиневает Его со Отцем и Сыном, того изгоняешь, как нетерпимого нечестивца! Стыжусь присовокуплять прочее, а именно, что ты надеешься быть спрославлен со Христом (потому что с Ним страждем, да и с Ним прославимся, Рим. 8, 17), но Духа святыни не спрославляешь со Христом, как будто Он недостоин и равного с тобою. Сам надеешься царствовать со Христом, а Духа благодати укоряешь, отделяя Ему место раба и служителя.
И cиe говорю не с намерением только доказать. что в такой же мере обязаны мы славословить и Духа, но чтобы обличить неблагодарность тех, которые не воздают Ему и сего, даже как нечестия избегают мысли, что Дух имеет общение славы с Отцем и Сыном. Кто может без стенания коснуться сего словом? Ибо не явно ли уже (так что и дитя может видеть) предначинается в настоящем то оскудениe веры, которым угрожал Господь? Непререкаемое стало сомнительным. Веруем в Духа и боремся с собственным своим исповеданием. Крещаемся и снова противоборствуем. Как начальника жизни призываем Духа и презираем как подобного нам раба. С Отцем и Сыном прияли Его, и бесчестим как часть твари. Те, которые не знают без Духа, о чесом помолятся (Рим. 8, 26), как скоро вынуждены сказать о Духе нечто досточестное, как будто они исследовали Его достоинство, начинают ограничивать превосходящее меру слова, когда надлежало им оплакивать свою немощь, потому что мы и не в состоянии достаточно выразить словом благодарности за то, что испытываем на деле. Ибо cиe превосходит всякую мысль и изобличает немощь слова, не равняющегося в достоинстве и самой малой части сего, по слову книги, надписанной: Премудрость. Ибо сказано: вознесите, елико аще можете, превзыдет бо и еще. И возносяще Его умножитеся: не трудитеся, не имате бо постигиути (Сир. 43, 32, 33). Конечно, страшный ответ дадите за подобные слова вы, слышавшие от неложного Бога, что хула на Духа Святого не прощается (Мф. 12, 31).
Глава 29
Перечисление знаменитых в Церкви мужей, которые в сочинениях своих употребляли речение:
А на то, будто бы славословие: со Духом, не засвидетельствовано и не изложено в Писании, отвечаем: если не приемлется и все прочее не изложенное в Писании, то пусть не приемлется и это. А если большая часть касающегося до таинств водворяется у нас, хотя cиe и не изложено в Писании, то вместе со многим другим примем и это. Почитаю же правилом апостольским — держаться и не изложенных в Писании преданий. Ибо сказано: хвалю вы, бpamиe, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите (1 Кор. 11, 2), и: держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием (2 Сол. 2, 15). Особенно одним из сих преданий есть и рассматриваемое нами славословие, которое первоначальные установители, предавшие своим преемникам, при продолжающемся с течением времени употреблении, укоренили в Церквах долговременным обычаем. И если, как перед судом за недостатком письменного доказательства представим вам множество свидетелей, то неужели не получим от вас милующего приговора? А я надеюсь получить. Ибо при устех двою и триех свидетелей станет всяк глагол (Втор. 19, 15). Если же ясно вам докажем, что и давность — в нашу пользу, то не признаете ли справедливым утверждаемое нами, что нас и суду подвергать не должно? Ибо догматы древние внушают к себе какое–то благоговение и достоуважаемость за свою давность, как бы за какую–то седину.
Поэтому перечислю вам защитников учения (а при сем соблюден будет, конечно, и порядок времени без указания на оное), ибо учение не от нас получило начало. Откуда же? Мы действительно, по слову Иова, как бы вчерашни есмы (Иов. 8, 9), в сравнении с временем, в которое продолжается сей обычай. Посему, и сам я (если нужно сказать мне нечто и собственное свое), как отеческое наследие, соблюдаю cиe речение, заимствовав его от мужа, который много времени проводил в служении Богу, которым я крещен и введен в церковнослужение. И по тщательном разыскании, не употреблял ли сих оспариваемых ныне речений кто из древних и блаженных мужей, нашел я многих и по древности достоверных, и по точности знаний не уподобляющихся нынешним учителям. И хотя одни из них связывали в славословии речь предлогом, а другие союзом, однако же о них не думали, что делают сим какую–нибудь разность в рассуждении прямого понятия о благочестии. И это — оный Ириней, и Климент Римский, и Дионисий Римский. А Александрийский Дионисий
[134], о чем удивительно слышать, во втором к соименнику своему послании «Об обличении и защищении» так заключил слово. Но выпишу вам собственные слова Дионисия. «Сообразно со всем этим, — говорит он, — и мы, заимствовав образец и правило еще у живших прежде нас пресвитеров, и единогласно с ними принося благодарение, заключаем уже теперь и наше к вам послание. Богу же Отцу и Сыну Господу нашему Иисусу Христу со Святым Духом слава и держава во веки веков, аминь». И никто не может сказать, что cиe переправлено после. Дионисий не стал бы усиливать так речь, и говорит, что заимствовал образец и правило, если бы у него было сказано: в Духе, потому что употребление сего последнего речения было обыкновенно. А то речение требовало оговорки. Он же где–то в средине сочинения сказал Савеллианам так: «Если утверждают, что Ипостаси, как скоро Их три, раздельны, то Их действительно три, хотя бы еретикам сего не хотелось, иначе пусть совершенно истребят понятие о Божественной Троице». И еще: «Ибо по сему самому после Единицы и Троица пребожественна». А Климент говорит простое: «Жив Бог, и Господь Иисус Христос, и Дух Святый». Но послушаем, как упоминает о Духе, в слове против ересей, Ириней, живший близко к Апостолам. «А людей необузданных, — говорит он, — и увлекающихся в собственные похоти, нимало не вожделевающих Божия Духа, справедливо Апостол (1 Кор. 3, 3) называет плотскими». И в другом месте он же говорит: «Чтобы мы, став непричастными Божия Духа, не лишились небесного царствия, Апостол (1 Кор. 15, 50) воскликнул, что плоть не может царствия Божия нacледumu». А если достоверен для кого по своей многоопытности и Евсевий Палестинский, то укажем и у него те же речения в недоумениях его о многоженстве древних. Ибо, сам себя возбуждая к слову, говорит так: «Святого Бога Просветителя пророков чрез Спасителя нашего Иисуса Христа призвав со Святым Духом».
Но нашли мы также, что со Святым Духом воздает славу во многих беседах на Псалмы и Ориген, человек не во всем имеющий совершенно здравые понятия о Духе. Однако же и он, уважая силу обычая, на многих местах оставил благочестивые речения о Духе. А в шестой, как кажется, книге толкований на Евангелие от Иоанна ясно подтвердил, что Дух достопоклоняем, пиша дословно так: «Водная баня есть символ очищения души, омываемой от всякой греховной скверны, но тем не менее, для того, кто предает себя Божеству достопоклоняемой Троицы, она и сама по себе, по силе призываний, имеет начало и источник дарований». И еще в толкованиях на послание к Римлянам говорит: «Священные Силы могут принимать в себя Единородного и Божество Святого Духа». Так, думаю, твердость предания заставляла нередко людей противоречить и собственным своим мнениям.
Но и Африкану, писателю истории, не безызвестен был такой вид славословия. Ибо, кажется, в пятой книге сокращенного Временника, он говорит так: «Мы, познавшие меру и оных слов, мы, которым не неизвестна благодать веры, благодарим Отца, Который нам, присным Его, даровал Спасителя всяческих и Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава, величие со Святым Духом во веки». В иных случаях можно и не доверять, или, если место поддельно, трудно открыть обман, потому что разность в одном слоге; но предложенное нам в длинных выписках делает невозможною злонамеренную подделку, и несомненно доказывает, что свидетельства взяты из самых сочинений.
Но что в другом случае не стоило бы, может быть, и указания, для обвиняемого же в нововведении необходимо для свидетельства по давности времени, то и представлю теперь. Отцам нашим заблагорассудилось не в молчании принимать благодать вечернего света, но при явлении его немедленно благодарить. И не можем сказать, кто виновник сих речений светильничного благодарения, по крайней мере народ возглашает древнюю песнь, и никто не признавал нечествующими тех, которые произносят: хвалим Отца и Сына и Святаго Духа Божия
[135]. А если кому известна и песнь Афиногена, которую он вместо предохранительного врачевства оставил ученикам своим, когда сам поспешал уже ко всесожжению; то он знает, какое мнение о Духе имели мученики. И о сем довольно.
А где дадим место Григорию великому, и словам его? Не с Апостолами ли и Пророками? Говорю о муже, который ходил в едином с ними Духе, во все время жизни шествовал по следам святых, во все дни свои тщательно преуспевал в жизни евангельской. Так о нем говорю, иначе преобидим истину, не сопричислив к присным Божиим сию душу, сего мужа, который, подобно какому–то светозарному великому светилу, озарял Церковь Божию, который при содействии Духа имел над демонами страшную для них силу, и такую npиял благодать слова в послушание веры во языцех (Рим. 1, 5), что там, где до него было семнадцать только человек христиан, весь народ в городах и селах научив боговедению, привел к Богу. Он и речной поток, повелев ему великим именем Христовым, обратил назад, он иссушил и озеро, которое любостяжательным братьям служило поводом к войне. А предсказания его о будущем таковы, что ничем не ниже он прочих пророков. И конечно, долго было бы пересказывать все чудеса сего мужа, которого, по преизбытку дарований, какие в нем явлены по действию Духа во всякой силе в знамениях и чудесах, и самые враги истины называли вторым Моисеем. Так у него во всяком слове и деле, как совершавшихся по благодати, просиявал какой–то свет — знак небесной силы, невидимо ему сопутствующей. И доныне еще велико к нему удивление туземных жителей, нова и всегда свежа в Церквах твердо укорененная память о нем, не увядающая и от самого времени. Поэтому в тамошней Церкви не прибавляли ни действия, ни слова, ни таинственного какого–либо знака, сверх тех, какие он оставил. А от того многое из совершаемого у них при давности своего установления кажется недостаточным, потому что преемственно домостроительствовавшие в тех Церквах не соглашались принять в дополнение что–либо из приисканного после него. Поэтому одним из Григориевых установлений есть и оспариваемый ныне образ славословия, по его преданию сохраненный в Церкви.
И не много нужно труда, чтобы при небольшом усилии приобрести в сем несомненное удостоверение. Такова была вера и нашего Фирмилиана, как свидетельствуют оставленные им слова. И о Мелетии великом утверждают современники, что он был того же мнения. И нужно ли говорить о давнем? И ныне на Востоке не по этому ли одному всего более узнают благочестивых, отличая их по сему речению, как бы по некоторому знаку? И как слышал я от одного жителя Месопотамии, человека и в языке сведущего, и в образе мыслей неповрежденного, на туземном их наречии, если б кто и хотел, невозможно сказать иначе, но по свойству отечественного языка необходимо произносить славословие с союзом и, а еще лучше с помощью равнозначительных ему речений. И мы Каппадокияне так же выражаемся на туземном своем наречии, потому что Дух тогда еще, при разделении языков, предусмотрел пользу такого образа выражения. Да и весь почти Запад, от Иллирика до пределов обитаемых нами стран, не предпочитает ли сего речения?
Почему же я нововводитель и слагатель новых речений, когда началовождями и защитниками сего речения имею целые народы и города, и обычай, своею древностью простирающиеся за пределы человеческой памяти, и мужей бывших столпами Церквей, отличавшихся всяким ведением и силою Духа? За cиe подвиглись на меня эти бранноносные полчища, всякий город, всякое село, и все отдаленные страны стали наполнены клеветниками! Правда, что прискорбно и болезненно cиe для сердец ищущих мира, но поскольку велики награды терпению в страданиях за веру, то пусть еще сверх этого угрожает мне меч, изощряются на меня секиры, возгорается огонь сильнейший вавилонского, приводятся в действие все орудия мучений! Для меня ничто так не страшно, как не убояться угроз, какие Господь произнес на хулителей Духа.
Поэтому перед людьми благомыслящими достаточным оправданием послужит сказанное, по каким причинам принимаю речение, столько угодное и обычное святым, и столько утвержденное обыкновением. Ибо оказывается, что с того самого времени, как возвещено Евангелие, и до ныне употреблялось сие речение в Церквах, а, что всего важнее, и по смыслу оно благочестиво и праведно. Но что приуготовим себе в оправдание пред великим судилищем? То, что к славе Духа ведет нас, во–первых, честь, воздаваемая Самим Господом, Который к Себе и к Отцу соприемлет в крещении и Духа, во–вторых то, что и каждый из нас таковым же тайноводством вводится в богопознание, и наконец, страх угроз, удаляющий мысль от всякого недостойного и унизительного мнения.
Но что скажут противники? Какое оправдание найдут своим хулам, не устыдившись чести, воздаваемой Господом, и не убоявшись угроз Его? Конечно, они имеют полную власть решиться в рассуждении себя, на что им угодно, или даже и переменить свое решение. А я с своей стороны желал бы наипаче того, чтоб благий Бог даровал мир Свой, управляющий сердцами всех, и чтоб те, которые на меня скрежещут зубами и сильно ополчаются, успокоились в духе кротости и любви. Если же они совершенно рассвирепели и стали неукротимы, то нам да дарует великодушно перенести все, что ни терпим от них. Конечно же, тем, которые имеют в себе осуждение смерти, не страдать за веру прискорбно, но нестерпимо то, что не подвизались за нее, потому что и борцам не столько тяжело получить удар во время борьбы, как вовсе не быть допущенными на поприще. Или, может быть, это было время молчати, по слову премудрого Соломона (Еккл. 3, 7)? Ибо, действительно, какая польза кричать на ветер, когда жизнь так сильно обуревается, что ум всякого оглашаемого словом, наполнившись обманчивыми лжеумствованиями, как глаз пылью, приходит в замешательство, и слух у всякого оглушается несносными и непривычными звуками, наконец все в колебании и в опасности падения?
Глава 30
Изображение настоящего состояния Церквей.
Поэтому с чем сравним настоящее состояние? Без сомнения, оно подобно морской битве, в которую мужи браннолюбивые и привыкшие к морским сражениям вступили с раздражением друг против друга за давние обиды. Смотри же на это изображение! Как страшно с обеих сторон устремляются ряды кораблей, и, когда гнев достигает высшей степени, схватившись, начинают борьбу! Предположи, если угодно, что корабли порываются сильною бурей, что мгновенная мгла, разлившись из облаков, очерняет все видимое, что невозможно различить ни друзей, ни врагов, и от смятения не распознаются подаваемые друг другу знаки. Для большей ясности подобия предположим еще, что море надувается, из самых глубин бьет клубом вверх, что из облаков льет стремительный дождь, что началось страшное треволнение гонимых бурею валов, и потом, что ветры отовсюду стремятся к одной точке, и оттого корабли с треском взаимно сталкиваются, и стоявшие в боевом порядке, частью передаются неприятелям и вследствие самой борьбы переходят в их власть, а частью поставлены в необходимость вместе отталкивать наносимые на них ветрами ладьи и сопротивляться нападающим на них кораблям, и убивать. друг друга во время мятежа, произведенного и завистью к превосходству других, и желанием каждого самому одержать верх. Вообрази еще сверх этого, что все море оглашено там какими–то смешанными и неразличимыми звуками, от свистящих ветров, от взаимного ударения кораблей, от шума кипящих волн, от крика сражающихся, которые выражают страсти свои всякими голосами, отчего не слышно голоса ни кораблеправителя, ни кормчего, а видны какой–то ужасный беспорядок и смятение, и чрезмерность бедствия при отчаянии в жизни производит в них то, что грешат с совершенным бесстрашием. Присовокупи какое–то неисцельное беснование честолюбия в тех, которые на кораблях, так что они не оставляют между собою спора о первенстве, когда корабль погружается уже в глубину.
Перейди же теперь от сего изображения к самому первообразу зла. Не казалось ли некоторым образом прежде, что иномыслие арианское, отделившись от Церкви Божией для противоборства с нею, одно, своими только силами, противостоит нам в рядах неприятельских? Но когда после продолжительных и жестоких споров вступили они с нами в явную борьбу: тогда брань приняла много видов и разделилась на много частей, потому и по общей вражде, и по частной подозрительности, во всех поселилась непримиримая ненависть. И это обуревание Церквей не свирепее ли всякого морского волнения? Им сдвинуты с места все пределы Отцов, приведены в колебание все основания и все твердыни догматов. Зыблется и потрясается все поставленное на гнилой опоре. Друг на друга нападая, друг другом низлагаемся. Кого не низринул противник, того уязвляет защитник. Если враг низложен и пал, то наступает на тебя прежний твой заступник. До тех только пор взаимное у нас общение, пока сообща ненавидим противников. А как скоро враги прошли мимо, друг в друге видим уже врагов. Сверх того кто исчислит множество кораблекрушений? Одни утопают от нападения врагов, другие от тайного злоумышления споборников, иные от неискусства управляющих. В ином месте Церкви со всеми своими членами потерпели повреждение, как о подводные камни сокрушившись об еретические ухищрения, другие, быв недавно врагами спасительных страданий, взялись за кормило и подверглись крушению. А смятения, производимые князьями мира сего, не сильнее ли всякой бури и всякого вихря совращают с прямого пути народы? Подлинно какое–то плачевное и горестное омрачение объемлет Церкви, после того, как изгнаны в заточение Светила мира, поставленные Богом просвещать души людей. А непомерное соревнование друг против друга делает людей бесчувственными, когда близок уже страх всеобщего разрушения. Ибо частная неприязненность сильнее общей и народной войны, когда общей пользе предпочитается слава одолеть врагов, и настоящее упоение честолюбия дороже наград, ожидающих впоследствии. Поэтому все равно, кто только как может, заносят убийственные руки друг на друга. А какой–то грубый клич людей, взаимно сталкивающихся по своей охоте к спорам, и неясный крик, и неразличимые звуки неумолкающей молвы наполнили собою всю уже почти Церковь, то прибавлениями, то убавлениями, извращая правый догмат благочестия. Одни увлекаются в иудейство чрез слияние Лиц, а другие в язычество чрез противоположение Естеств. Недостаточно богодухновенного Писания для их сближения апостольские предания не решают взаимных между ними условий примирения. Один предел дружбы — говорить в угождение друг другу, и один предлог к вражде — не соглашаться в мнениях. А сходство в заблуждениях вернее всяких клятв на участие в раздоре. Всякий — богослов, хотя и тысячи пятен лежат у него на душе. Оттого у этих новоделов большое обилие в помощниках к произведению мятежей. Поэтому получают предстоятельство в Церквах самопоставленные и низкие искатели, отринувшие домостроительстве Святого Духа. И поскольку евангельские уставы бесчинием приведены в совершенную слитность, то неописанная толкотня около председательских мест, всякий честолюбец силою вынуждает дать ему первенство. А от такого любоначалия напало на людей какое–то страшное безначалие, отчего совершенно бездейственны и напрасны стали увещания начальствующих, всякий в невежественном кичении рассуждает, что он обязан не столько слушать кого–нибудь, сколько сам начальствовать над другими.
Посему полагал я, что полезнее слова молчание, потому что голос чедовеческий не может быть и слышим среди такой молвы. Если справедливо изречение Екклесиаста, что словеса мудрых покои слышатся (Еккл. 9, 17), то при настоящем положении дел весьма было бы неприлично сказать это о сих людях. А меня удерживает и cиe пророческое изречение: смысляй в то время премолчит, яко время лукаво есть (Ам. 5, 13). Теперь одни подставляют ногу, другие ругаются над падшим, а иные рукоплещут, но нет человека, который бы из сострадания подал руку поскользнувшемуся, хотя по ветхому закону не избавлен от осуждения и тот, кто пройдет мимо, увидев осля врага падшее под бременем (Исх. 23, 5). Не то делается ныне. От чего же? От того, что во всех охладила любовь, исчезло единодушие братии, и неизвестно стало имя единомыслия, прекратились дружеские увещания, нигде нет христианского милосердия, нигде нет сострадательной слезы. Некому поддержать немощного в вере, а напротив того, такая взаимная ненависть возгоралась между единоплеменными, что каждый падению ближнего радуется больше, нежели собственным своим добрым делам. Как во время моровых поветрий и те, которые со всею тщательностью берегут свое здоровье, занемогают наравне с прочими, заражаясь от одного обращения с больными, так и ныне все мы стали подобны друг другу, овладевшая нашими душами страсть к спорам всех увлекает в соревнование худому. Оттого у нас неумолимые и жестокие ценители неудач, непризнательные и неприязненные судьи успехов, и зло, кажется, укоренилось до того, что стали мы неразумнее бессловесных животных, ибо они, если одной породы, живут одним стадом, а у нас жестокая война с нашими домашними.
По всему этому надлежало молчать, но к иному влекла любовь, которая не ищет своих си (1 Кор. 13, 5), и любит преодолевать все затруднения времени и обстоятельств. Нас и вавилонские отроки научили исполнять свои обязанности, хотя бы и никто не радел о благочестии. Они и среди пламени песнословили Бога, не рассуждая о множестве отметающих истину, но довольствуясь друг другом, когда их было трое. Поэтому и нас не привела в бездействие туча врагов, но, возложив упование на помощь Духа, со всяким дерзновением возвестили мы истину. Иначе, всего было бы бедственнее, когда хулители Духа с таким удобством нападают на благочестивое учение, нам, имея такого заступника и защитника, не послужить учению, которое из предания Отцов в непрерывной памяти сохранено до нас. Но нашу ревность всего более возбудили пламенность твоей нелицемерной любви непоколебимость и спокойствие твоего нрава, которые ручаются, что сказанное мною не будет разглашено многим, не потому что оно недостойно оглашения, но чтоб не бросать бисера свиньям. — И о сем довольно.
А для тебя, если достаточно сказанного, здесь пусть будет предел слову о сем. А если покажется сего недостаточным, не позавидую, когда в люботрудном исследовании прострешься далее в приумножении ведения посредством нелюбопретельных вопросов. Ибо Господь или чрез нас, или чрез других, восполнит недостающее по мере ведения, какое достойным его сообщает Дух.
Толкование на книгу пророка Исаии
Предисловие
Молитеся, да не будет бегство ваше в зиме или в субботу (ср.: Мф. 24, 20). Поэтому надобно заметить, что не сотворил Бог зимы или непохвальной субботы. Ибо написано: жатву и весну Ты создал еси я (Пс. 73, 17). А мы в зиме, когда владычествуют в нас плотские страсти. Посему так надобно разуметь евангельское сие изречение: да не будет бегство наше, когда преобладает в нас худшее или когда губим жизнь свою в праздности. Ибо такую мысль внушает оно словом суббота, чтобы сподобились мы оного благословения: блажен раб той, егоже, пришед господин, обрящет бдяще (ср.: Мф. 24, 46).
Будите мудри яко змия (ср.: Мф. 10, 16), может быть, в том отношении, что змея благоразумно и смышлено совлекает с себя старость. Ибо когда ей нужно скинуть с себя кожу, вползает в тесное место, где было бы отовсюду тело ее сжато, и таким образом, протесняясь чрез него, скидывает с себя старость. Так, может быть, слово сие и от нас требует, чтобы, идя тесным и скорбным путем, совлекались мы ветхого человека и облекались в нового и чтобы юность наша обновлялась яко орля (ср.: Пс. 102, 5).
Великий и первый дар, требующий души, тщательно очищенной, — вместить в себе Божественное вдохновение и пророчествовать о Божиих тайнах, а второй после сего дар, требующий также немалого и нелегкого тщания, — вслушиваться в намерение вещаемого Духом и не погрешать в разумении возвещенного, но прямо к сему разумению вестись Духом, по Домостроительству Которого пророчество написано и Который Сам руководствует разумы приявших дар ведения. Посему и Господь присовокуплял, говоря: имеяй уши слышати да слышит (Мф. 11, 15). И пророк Осия говорит: Кто премудр и уразумеет сия? и смыслен, и увесть сия? (Ос. 14, 10). Также и Апостол, говоря о дарованиях, иное дарование называет пророчеством, а иное разсуждением духовом (ср.: 1 Кор. 12, 10). Ибо кто предоставляет себя в достойное орудие действию Духа, тот пророк. А кто уразумевает силу возвещенного, тот имеет дарование разсуждения духовом. Посему, предписывая Коринфянам правила, Апостол и говорит: Пророцы же два или трие да глаголют, и друзии да разсуждают (1 Кор. 14, 29). И это так важно, что поставлено в числе угроз Господних — отнять от Иудеи пророка, и смотреливаго, и дивнаго советника, и разумнаго послушателя (ср.: Ис. 3, 1–3).
А нам должно желать получить дар мудрости, дар ведения и дар учения, чтобы все это, стекшись вместе во владычественном нашей души, отпечатлевало образ всей истины, заключающейся в пророчестве. Потребно же слово ведения для созерцания таин Духа, потребно слово мудрости для приведения в полный смысл и для уяснения того, что сказано прикровенно и в кратких речениях. Ибо мудрости свойственно расширять слово. Сказано: простирах словеса, и не внимасте (Притч. 1, 24). Потом потребно дарование учения для назидания слушающих.
Посему в душе, которая имеет пророчествовать, свободным ее устремлением должна быть наперед вложена способность к тому, чтобы всеянное во всех слово, избирающее себе души более гармонические, в которых по мере их благонастроенности ни малейшее страстное движение не разногласит со словом, низвело на нее действие Божия Духа. Но для приуготовления к принятию Духа необходимо не только обуздание страстей, но также и своя мера расположения к вере, и польза самого приемлющего благодать и современных ему слушателей или и тех, которые впоследствии будут пользоваться пророками. Ибо сказано: Комуждо дается явление Духа на пользу (1 Кор. 12, 7) и еще по мере веры (Рим. 12, 6). Но, впрочем, выше человеческой природы объяснить причину, по которой Дух Божий различно действует в достойных: одному вверяется пророчество, и притом до известной степени, другой получает дарование исцелений, и то в определенной мере, а иной — действия больших или меньших сил. Ибо знает сие Тот один, Кто вникает в душевные достоинства каждого и каждому по незримым мерам Правосудия уделяет, чего он достоин.
Каким образом пророчествовали чистые и просветленные души? Соделавшись как бы зерцалом Божия действования, они показывали в себе ясное, неслитное, непотемненное плотскими страстями изображение. Ибо Дух Святый пребывает во всех, но собственную силу Свою обнаруживает в тех, которые чисты от страстей, а не в тех, у кого владычественное души омрачено греховными нечистотами. Кроме же чистоты, надлежит им показывать в себе равенство благоустроенного состояния. Ибо чист не тот, кто неровно ведет себя в отношении к целомудрию, но тот, кто мудрование плоти подчинил Духу. Как изображения лиц видим не во всяком веществе, а только в гладких и прозрачных веществах, так и действие Духа отражается не во всякой душе, а только в душах, которые не имеют в себе ничего строптиваго и ничего развращеннаго (ср.: Притч. 8, 8). Снег блестит, но не показывает в себе образа тех, которые в него смотрятся, потому что шероховат и составлен из смерзшейся пены. Молоко бело, но не принимает в себя образов, потому что и в нем есть какие–то мелкие пузыри. А в воде, по причине ее гладкости, виден даже черный образ. Так точно и неровность жизни не способна к принятию в себя Божия действия. Посему когда душа, посвятив себя всякому подвигу добродетели, сильной любовью к Богу постоянно сохраняет в себе напечатленное в ней памятование о Боге и таким образом соделывает Бога как бы живущим в себе, тогда, от сильного стремления и неизреченной любви к Богу став богодухновенной, соделывается она достойной пророческого дара, потому что Бог дает Божественную силу и отверзает душевные очи для уразумения видений, какие Ему угодно сообщить. Посему пророки назывались прежде прозорливцами (ср.: 1 Цар. 9, 9), ибо видели будущее, как настоящее. Но к легчайшему уразумению пророческого возбуждения могут служить нам представления, бывающие во сне. Как в сновидениях, вследствие того что владычественное нашей души отпечатлевает в себе образы, бываем мы зрителями городов и стран, отличающихся величием и красотой, или сверхъестественных животных, нередко же удерживаем в памяти некоторые слова, поразившие слух, между тем как при составлении в нас стольких необыкновенных видений и слышаний в действительности ничего мы не видим и не слышим телесным чувством, так и ум божественных и блаженных мужей, отпечатлевая в себе образы, иногда в бодрственном состоянии, а иногда во сне исполняется Божественных словес и видений, между тем как не приражаются к нему посредством очей образы видимых предметов и не принимает он ушами сотрясений воздуха, производимых звучащими орудиями. Ибо не чем–либо, совне подлежащим зрению, были Престол высокий и превознесенный и Сидящий на нем, Которого видел Исаия (см.: Ис. 6, 1). Также не человекообразен был от чресл в верх подобный илектру и от чресл до низу огневидный, описываемый у Иезекииля (ср.: Иез. 8, 2). Но ум Пророков созерцал сии предметы высшей силой, тогда как Дух в гаданиях показывал им Божие естество.
Пророки же видят не одно будущее, но и в настоящем сокровенное, как говорит Павел: Аще же пророчествуете, внидет же некий неверен или невежда, тайная сердца его явлена бывают (ср.: 1 Кор. 14, 24, 25), или как говорит Елиссей: не ходило ли сердце мое с тобою, егда возвращашеся муж с колесницы своей во сретение тебе? (ср.: 4 Цар. 5, 26). Но к пророчеству принадлежит также и предуведение посредством снов, как открыто было Иосифу в Египте (см.: Мф. 2, 19–20) и Даниилу в Вавилоне (Дан. 1, 17).
Но почему и фараон и Навуходоносор имели такое предведение? Потому что, правя состоянием мирских дел, должны были предвидеть для возбуждения веры в других. А почему пророчествуют и Валаам, и Каиафа? Потому что и они имели людей, которые их слушались, один как архиерей, а другой как волхв (см.: Нав. 13, 22). Здесь причиной не чистота души, не просветление ума, который созерцает Бога и в Нем почерпает силу, но домостроительно сообщенное им слово, не по достоинству, а по требованию времени.
Спросишь еще: «Читаемое у Исаии и Иезекииля признать ли явлениями, какие они видели чрез соответствующие им представления, или богословием, которое чрез гадания Духа возвещало нам свойства Божества?»
Некоторые говорят, что они пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию наития Божия богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется Божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько–нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность, но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано:
премудрый уразумеет яже от своих ему уст, во устнах же носит разум (ср.: Притч. 16, 23). Если же на том основании, что
ужасеся Исаак, когда пришел сын его (ср.: Быт. 27, 33), и что Давид рече
во изступлении своем (ср.: Пс. 115, 2), вымышляют во святых затмение ума, то пусть знают, что исступлением называется и удивление, как например:
Ужасеся небо и вострепета земля [
[136]] (ср.: Иер. 2, 12).
Но и, основываясь на общих понятиях, надобно согласиться — противоречащих выражений о Боге не разуметь буквально. Так, например, по общепринятому разумению, должно признать, что Божие естество благо, не причастно гневу и правосудно. Посему если Писание говорит, что Бог гневается, или скорбит, или раскаивается, или дает кому ответ не по достоинству, то надлежит вникнуть в цель изречения и внимательно подумать, как может быть восстановлен истинный смысл, а не извращать достойных уважения мыслей о Боге. Таким образом не будем встречать преткновений в Писании, извлекая для себя пользу из мест удобопонятных и не терпя вреда от мест неясных.
Если же кто поставит в вину Божественному Писанию, что оно не научает тому и не производит того, что может доставить пользу, то пусть рассмотрит он весь порядок дел человеческих, не только духовных, но низших и житейских. Тогда увидит, что всепромыслительная Сила даровала бессловесным удобные средства к жизни, готовую пищу, самородный покров — одежду из волос и перьев; человека же изведя в свет нагим, в замену всего дала ему ум, которым изобретены промышленные искусства, как–то: домостроительство, ткачество, земледелие, кузнечество, и недостающее для тела душа восполняет присутствием ума. И как в сем случае Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы так же, как у бессловесных, все удобства жизни рождались вместе с нами, но устроил так, чтобы недостаток необходимого вел к упражнению разума, так и в Писании намеренно допустил неясность к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во–первых, нужно, чтобы занятый сим ум отвлекаем был от худшего, а сверх сего, с трудом приобретенное почему–то более к себе привязывает, и чрез долгое время производимое бывает более прочным, а что легко приобретается, тем и наслаждаться не вожделенно, потому что находящееся под руками пренебрегается и обладающий не почитает сего достойным какого–либо охранения. Посему и сны по свойству своему не ясны и обоюдны, требуют немалой проницательности ума, и сокровенное значение сновидений имеет близкое сродство с выражением в Писании под прикрытием темных речений. Оттого Иосиф и Даниил узнавали сны с помощью пророческого дарования, потому что сила постижения человеческого недостаточна к уловлению истины.
Конечно, нужна чистота в жизни для того, чтобы и для преуспеяния в нравственной добродетели распознаваемо было прикровенное в Писании. Но, кроме чистоты жизни, нужно и продолжительное занятие Писанием, чтобы важность и таинственность Божия слова чрез непрестанное поучение напечатлелись в душе. А что в продолжение целой жизни требуется упражнение в Божием слове, показывает жизнь Моисея, который в первое сорокалетие изучал египетскую мудрость, а во второе сорокалетие, под видом пастушеской жизни удалившись в пустыню, упражнялся в созерцании существующего, и таким образом, уже после второго сорокалетия удостоившись Божия явления, против воли призван человеколюбием Божиим к попечению о людях. И после того не оставался постоянно в деятельной жизни, но часто возвращался к жизни созерцательной. Отчего и в египетское идолобесие впал весь народ, между тем как святый сей муж беседовал с Богом на горе. Таков же был и Илия: он бегал людской молвы и любил пребывать в пустынях. Посему если святые, со всем постоянством владычественного в их душе, трудились в изыскании истины, то не безрассудно ли желать воспользоваться плодами бесчисленных трудов без всякого усилия? Ибо заметь, после скольких уединений, безмолвий и трудов удостоился Илия видеть Бога!
Содержание сей книги само собой явственно и понятно. Поскольку Пророк жил во времена, когда умножились пороки, то он описывает великость зол, какие ожидают иудеев, и показывает причину Божиего гнева, чтобы привести их к покаянию. Пророчество начинается словами на Иудею (Ис. 1, 1). Ибо, по слову Петра, наступило время начати суд от дому Божия (1 Пет. 4, 17), потому что самые близкие к нам, естественным образом, наиболее огорчают, когда грешат против нас. И у Иезекииля Господь, повелевая наказать согрешивших, говорит: от освященных Моих начните (Иез. 9, 6). Посему и Исаия начал со страны, избранной Богом, и с города, в котором было святилище, им возвещая ожидавшие их бедствия. Во–вторых, говорит о Вавилоне, потом — о земле Моавитской, потом — о Дамаске, в–пятых — о Египте, потом — о пустыне, потом — об Идумее, потом — о дебри Сионской, потом — о Тире и потом — о четвероногих. За сим следуют происшествия, бывшие в сороковой год царствования Езекии. После сего находятся пророчества, которые не имеют никакого надписания и возвещают бедствия Иерусалиму и Иудее, судьбу находящихся в рассеянии, возвращение их по исполнении суда, предсказания о Христе, рассеянные во всяком пророчестве, потому что с каждым историческим сказанием сопряжено что–нибудь и таинственное.
Толкование на первую главу
(1) Видение, еже виде Исаиа сын Амосов, еже виде на Иудею и на Иерусалим, в царство Озии и Иоафама, и Ахаза и Езекии, иже царствоваша во Иудеи. Из чувственных наших органов самое ясное представление об ощущаемом имеет зрение. И страшного невозможно познать так слухом, как познает зрение, и вожделенного не восприемлет так ни одна способность, как зрение. Посему созерцание истинного, по ясности и несомненности, именуется видением. А от сего–то и Пророк называется видящим и провидящим. Ибо узнаем у Амоса, что говорил Амасия: видяй гряди и отыди ты на землю Иудину, и тамо да прорицаеши (ср.: Ам. 7, 12). Провидящим же в книгах Царств называется Самуил. Ибо сказано: пророка нарицаху людие в предняя [[137]] прозревающим (ср.: 1 Цар. 9, 9). Поскольку они провидели будущее, то и назывались в предняя, и поскольку прозревали в советы Божии, то и именовались видящими. Посему наше дело — приложить попечение об уме, чтобы он, усовершившись чрез сообразные упражнения, сделался прозорливым; осияться же нам Духом к уразумению таин Его есть Божий дар.
Пророк наименовал сперва видение, а потом присовокупил и словесное объяснение, желая показать, что принял сие чрез слух, но возвещает смысл слова, напечатленный в уме. Ибо нам потребно слово для выражения своих мыслей, а Бог, прикасаясь в достойных к самому владычественному их души, напечатлевает в них видение собственного Своего намерения.
Для чего присовокуплено Пророком имя отца? Чтобы показать, что пророческое дарование у него есть отеческое наследие.
Еже виде на Иудею. Что значит сие повторение? Пророк первым словом выражает общность видения, а вторым означает уже особенность, то есть что это за видение, каково оно и чем отличается?
Итак, слова были видимы, то есть удобосозерцаемы умом, и их–то видел Пророк, по сказанному в книге Исхода:
И вси людие зряху глас (Исх. 20, 18). Подобным сему образом начинали свои пророчества и другие Пророки.
Видение Авдиино. Сия глаголет Господь Бог Идумеи: слух слышах от Господа, известие во языки посла (Авд. 1, 1). И у Наума:
Пророчество [
[138]]
о Ниневии; книга видения Наума сына Елкесеева (Наум. 1, 1). И у Аввакума:
Видение (t»o l~hmma),
еже виде Аввакум пророк (Авв. 1, 1). Малахия также употребил слово
поручение, не присовокупляя слова
видение:
Пророчество (t»o l~hmma)
словесе Господня на Израиля рукою Ангела Его (Мал. 1, 1). И кажется, Пророки словом
поручение (t»o l~hmma)выражают то, что не сами от себя имели, но получили силу пророчества, так что слово
поручение может быть равнозначительно слову
дар Божий. Одни из Пророков утверждают, что есть книги видения, другие же говорят, что слышали слова от Бога. Ибо сказано:
Слово Господне, еже бысть ко Осии сыну Веириину, во днех Озии и Иоафама, и Ахаза и Иезекии царей Иудиных, и во дни Иеровоама сына Иоасова царя Израилева. Начало словесе Господня ко Осии (Ос. 1, 1–2). И у Амоса:
Словеса Амосова, яже быша в Кариафиариме от Фекуи, яже виде о Иерусалиме во дни Озии царя Иудина и во дни Иеровоама царя Израилева, прежде двою лет труса (ср.: Ам. 1, 1). Здесь превращен порядок против Исаии. Там наперед выставлено видение и присовокуплены слова
слыши, небо (Ис. 1, 2), а здесь за предложенными словами последовало видение. Ибо сказано
словеса Амосова, а не видение Амосово;
словеса, не
яже слыша, но
яже виде. А у Михея сказано:
и бысть слово Господне ко Михею Морасфитину, во дни Иоафама и Ахаза и Езекии царей Иудиных, о нихже виде о Самарии и о Иерусалиме (ср.: Мих. 1, 1). И
Слово Господне, еже бысть ко Иоилю сыну Вафуилеву (Иоил. 1, 1).
И бысть слово Господне ко Ионе (Иона 1, 1). И
Слово Господне, еже бысть к Софонии сыну Хусиину, сыну Годолиину, Амориину, Езекиину, во дни Иосии сына Амоня, царя Иудина (Соф. 1, 1). А у Аггея особенным образом выражаются и означение времени, и принятие слова. Ибо сказано:
Во второе лето, при Дарии цари, в шестый месяц, в первый день месяца, бысть слово Господне рукою Аггеа пророка (Агг. 1, 1). Но мне кажется, что употребленное здесь выражение
рукою равнозначительно написанному у других слову
поручение (t»o l!hmma). И у Захарии:
Во осмый месяц, втораго лета, при Дарии, бысть слово Господне ко Захарии Варахиину, сыну Аддову, пророку (Зах. 1, 1).
В царство Озии и Иоафама, и Ахаза и Езекии. Замечание о времени было необходимо, чтобы всякий видел, за сколько времени предсказано и через сколько времени исполнилось, и разумел, что при умножении немощи преизбыточествовало и Божие попечение. Почти большая часть Пророков по времени сходились между собой. Осия был во дни Озии и во дни Иеровоама; Михей — во дни Иоафама и Ахаза; Софония — во дни Иосии, сына Амонова. Из прочих же Пророков одни написали пророчества без означения времени, другие означили царствования варваров, как более известных в то время по своему могуществу. Аггей и Захария, Авдий и Наум, Аввакум, Иона и Малахия не упомянули о времени. А многие из Пророков не упомянули и об отцах. И может быть, происходившие от знаменитых отцов могли чрез это привлечь большее внимание, потому что более доверяют людям известным. А происшедшие от родителей незнатных умолчали о них. Впрочем, отец Исаии не тот Амос, который в числе двенадцати меньших Пророков, ибо и произношение имен не одинаково, и означаемое ими не одно и то же. Одно произносится с густым, а другое — с тонким придыханием. Также и значения различны: имя отца Исаии и свойство этого слова означают твердость, силу и крепость, а именем Пророка выражается жестокое слово.
Кажется, что прежде Исаиина пророчества было пророчество Осии, по сказанному: Начало словесе Господня ко Осии (Ос. 1, 2). Еще должно знать, что тот же самый Озия назывался и Азарием. В Первой книге Паралипоменон назван он Озией, а во Второй книге Царств — Азарией, впрочем, сыном того же отца и той же матери, ибо матерь — Халия, отец — Амасия и время царствования то же — пятьдесят два года. При Озии пророчествовали Исаия, Осия и Амос. Но поскольку начало словесе Господня ко Осии, то не первый ли он начал пророчествовать? И поскольку Амос пророчествовал прежде двою лет труса, то не прежде ли видения Исаиина, в котором говорится: И взяся наддверие (Ис. 6, 4)?
(2) Слыши, небо, и внуши, земле, яко Господь возглагола. Поскольку пророчество было роду лукавому и не находило слушателей между людьми, то Пророк говорит небу и земле. При сих же свидетелях дан и закон, как говорит Моисей: засвидетелствую вам днесь небесем и землею (Втор. 4, 26), и еще: Вонми, небо, и возглаголю, и да слышит земля глаголы уст моих (Втор. 32, 1). Да и прилично было — употребленных свидетелями, когда дан был закон, призвать также во свидетели при обличении в нарушении закона. Ибо сказано: соберите ко мне племеноначалники ваша и старцы ваша, и судии и книговводители, да возглаголю во уши их и засвидетелствую им небом и землею (ср.: Втор. 31, 28). Замечательно же, что речь у Исаии в противоположном порядке с песнию Моисеевой. Ибо там сказано: Вонми, небо, или по другим изданиям: Внуши, небо, и да слышит земля; а здесь: Слыши, небо, и внуши, земле. Когда народ рассуждает возвышенно и не отступает от Бога, тогда Пророк призывает небо, как нечто близкое, и его просит вложить слова себе в уши — таково значение слова внуши. Когда же народ стал далек от небесного, Пророк говорит небу, как чему–то дальнему: Слыши, небо. То же должно разуметь и о земле. Посему Моисей, по причине преуспеяния народа как бы близким к себе имея небо, говорит: Вонми, или, как прочие толкователи, внуши, небо. Исаия же, поскольку народ пребывал в грехах и мудрствовал земное, повелевает земле, как близ него находящейся, принять в уши себе слово, ибо сие значит слово внушить. Или, чрез перемену имен, небом названы обитающие на небе, как городом называем живущих в городе и землей — всех пребывающих на ней; в таком случае из слов Пророка не извлечем повода почитать небо и землю одушевленными. Так и престолом Божиим именуется небо, потому что Пренебесные Силы имеют непоколебимо водруженное в них ведение Бога. Так и земля называется подножием, потому что живущие на ней люди едва способны вмещать в себе низшие познания о Боге. Посему и сказано: Муж разумивый престол чувствия (Притч. 12, 23); престол же бесчестия — жена, ненавидящая правду. Как человек чувствительный и мудрый есть престол чувства, так уразумевший самое высшее в сказании о Боге есть престол Божий.
Яко Господь возглагола. Страшно быть невнимательным к словам Божиим.
Сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене. Какое человеколюбие! Господь входит в суд, чтобы, доказав права Свои, воздать по достоинству. Сыны родих и возвысих. Человек составлен из души и тела; плоть взята из земли, душа же небесна. Итак, поскольку у человека есть сродство с тем и другим, то Бог обличает грех в том, что более всего свойственно человеку. Сыны родих и возвысих. Рождение бывает двоякое. Одно есть образование по Богу, совершаемое делами и принятием догматов: так, Павел рождает благовествованием, болезнует падшими и преображает их, воссозидая в благочестие. Другое рождение есть вступление в жизнь, как, например: Сия книга бытия небесе и земли (Быт. 2, 4). Посему Бог указывает им на оба рождения и укоряет, что приведенные из ничтожества в бытие и созданные по образу Божию (ибо сие означает родить и возвысить) не возблагодарили Его как Творца и не уподобились Ему как Отцу, но, обратившись к худшему, Бога отринули, отцом же своим сделали диавола. Ибо всякий, творяй грех, от диавола рожден есть (ср.: 1 Ин. 3, 8). И Господь говорит лукавствующим: вы отца вашего диавола есте (Ин. 8, 44). Велика вина — быть сыном, получить телесное рождение и оказаться неблагодарным к родившему, но нестерпимой ненависти достоин тот, кто возвышен так, что стал причастником небесного, и при всем том не пребывает в любви к благодетелю.
(3) Позна вол стяжавшаго и, и осел ясли господина своего; Израиль же Мене не позна, и людие Мои не разумеша. С волом и ослом сравнивается отринувший Бога, потому что в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13). А таковы живущие не по разуму, но по страсти и по неразумию увлекаемые в жизнь скотоподобную. Пророк взял для подобия животных домашних и известных, чтобы пристыдить нас, которые и их несмысленнее и к Создателю своему не оказываем даже такого благорасположения, какое сами видим от бессловесных. Ибо вол, данный нам в сотрудники при земледелии, различает голос питающего и знает того, кто обыкновенно приносит ему пищу. Осел же сам собой находит дорогу к привычным местам отдыха. Посему если у бессловесных такая привычка к имеющим о них попечение, то в какой мере требует любви к Богу разумная природа? Заметь еще, что волу приписывается большая смышленость, нежели ослу. Ибо один позна самого стяжавшаго, а другой — только ясли. А сим показывает слово, что осел — животное прожорливое, знает только место удовольствия, вол же имеет некоторое сведение даже о добром и полезном. Посему, так как сии животные не сходны между собой, во Второзаконии запрещено орать юнцем и ослятем вкупе (ср.: Втор. 22, 10), то есть рьяного и трудолюбивого в душе не должен ты сопрягать со сластолюбивым и страстным. Ибо не о волех радит Бог, нас же ради всяко написася (ср.: 1 Кор. 9, 9–10). Но в другом месте вол и осел опять сопряжены. Ибо блажен сеющий при всяцей воде, идеже вол и осел попирает (ср.: Ис. 32, 20), то есть блажен, кто поучительным словом возбуждает в душе трудолюбие и врачует ее сластолюбие. Ибо как осел есть животное вьючное, так и вожделевательная сила души обременяется тяжестью греха.
Позна вол стяжавшаго и; Израиль же Мене не позна, Творца своего. И осел распознал ясли господина своего, Израиль же не уразумел Меня. Яслей много, однако же осел не ошибается в яслях господина своего. Но Бог один, и неблагодарный народ блуждает вслед богов, которые не существуют. Мене не разумеша — Меня, возвещаемого небом, указываемого землей и морем, открываемого солнцем, луной, звездами и всей тварью. Собственно же под образом вола представляется Израиль, а под образом осла — простой народ. Ибо какая разность между волом и ослом, такое же различие между Израилем, что в переводе значит видящий Бога, и так называемым простым народом.
(4) Увы, язык грешный, людие исполнени грехов, семя лукавое, сынове беззаконнии. Слова язык и людие во многих местах Писания употребляются совокупно. Например: Во мнозе языце слава царю, во оскудении же людсте сокрушение сильному (Притч. 14, 28). И еще: Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным? (Пс. 2, 1). А теперь начавшие тем, что стали языком грешным, по умножении лукавства соделались людьми, исполненными беззакония. И начавшие тем, что стали семенем лукавым, дошли до того, что сделались сынами беззаконными. Ибо как преспеяние в добродетели от меньшего возрастает до большего, так и распространение порока, начинаясь с незначительного, доходит до неисцелимого. Между семенем же и сынами есть тесная связь в самой природе вещей. Ибо, возникая из семени, делаются сынами не только в телесном рождении, но и в душевном возрастании, когда принявшие наставления от семян учения достигают до уподобления наставникам и потому называются сынами — или сынами Царствия, если, приняв спасительные семена, усовершаются сообразно с ними, или сынами геенны, если вследствие худых наставлений готовят себя к погибели. Но велико обвинение назвать целый язык грешным, так что нет в нем человека, который бы делал доброе, назвать людей исполненными грехов, так что совершаются ими все роды беззакония, открываются в них даже противоположные один другому пороки, как сказано: исполненых всякия неправды (Рим. 1, 29), и еще: исполнишася греси Аморреов (Быт. 15, 16), и как сказал Спаситель: и вы исполните меру отец ваших (Мф. 23, 32).
Семя лукавое. Плевелы, всеянные врагом человеком среди чистой пшеницы, пришедшие в полный возраст, стали сыном беззаконным, который есть сын погибели и сын геенны. Посему и признаются достойными слез те, которые, вместо того чтобы быть сынами Вышнего, стали сынами беззаконными и, вместо того чтобы пребывать в божественном рождении, соделались семенем лукавым. А сверх сего, обратившееся в навык лукавство губительно для тех, которые имеют его в себе первоначально. Ибо лукавство в крайней степени несогласно и само с собой.
Остависте Господа и раздражисте [
[139]]
Святаго Израилева. Какое доказательство злобы сильнее сего — оставить Благаго! И какой преизбыток лукавства — раздражить Благаго и Кроткаго! Но в том же обвиняются иудеи и у Иеремии:
Мене оставиша, источника воды живы (Иер. 2, 13). По мере же оставления, каждый собирает себе меру гнева в день воздаяния.
Отвратишася [
[140]]
вспять. Сие прибавлено Феодотионом как толкование на слово
оставить, то есть отвратиться от Бога чрез отпадение в худшее. Ибо как усовершающийся простирается
в предняя, так согрешающий отступает назад, удаляясь от Господа и чрез это губя себя. Ибо сказано:
се, удаляющии себе от Тебе погибнут (Пс. 72, 27). Посему так будем жить, чтобы прошедшее не было никогда лучше будущего или настоящего. Сие запрещает и Екклезиаст:
Да не речеши: что бысть, яко дние прежднии беша блази паче сих? Яко не в мудрости вопросил еси о сем (Еккл. 7, 11). Ибо если предыдущие лучше последующих, то нам будет сказано: «Напрасно вы столько потерпели, добрые дела обратив в ничто последующим нерадением». Ибо Иезекииль говорит:
аще совратится праведник от правды своея и сотворит неправду по всем беззаконием, яже сотворил беззаконник, вся правды его, яже сотворил есть, не помянутся; в преступлении своем, имже преступи, и во гресех своих, имиже согреши, в них умрет (Иез. 18, 24).
(5) Что еще уязвляетеся, прилагающе беззаконие? Смысл слов сих таков: «За грехи ваши вразумляя вас, наказывал Я бичом. Поскольку же не покаялись, но еще более согрешали, то непрестанно налагал Я на вас новые бичи, так что каждая часть тела покрылась исправительными ударами». Согрешающим не неисцельно угрожает слово, что посетит жезлом беззакония их, и ранами неправды их (Пс. 88, 33); а неисцелимым говорит: Что еще уязвляетеся? — «Испытав на себе удары, вы презрели все бичи, побуждающие вас к обращению. Вас ожидает сокрушение». Это голос доведенного до крайности и отчаивающегося в исправлении, как у Иезекииля: рвение Мое отступит от тебе, и не разгневаюся на тебя (ср.: Иез. 16, 42). Из случающихся же с нами бедствий иные постигают в наказание за грехи, другие — для исправления нравственности в искушаемых и иные — для истребления безнадежных, как было с фараоном. Посему иудеям, как безнадежным, Пророк угрожает не ударами, не бичами, но истреблением.
Всякая глава в болезнь, и всякое сердце в печаль. Что еще уязвляетеся вы, у которых тела и души покрыты ранами и ни в чем нет исправления, но вся глава болезнует и все сердце преогорчено? Без сомнения, не телесный член называет Пророк главой, то есть не в одной голове утвердилась боль, но сказано всякая глава, вместо каждый человек, по словоупотреблению Писания. Например: возмите начатки всего сонма сынов Израилевых по сродством их, по сонмом их, по домом отечества их, по числу имен их, по главам их (ср.: Чис. 1, 2, 20). Поскольку весь язык грешен и все люди исполнены беззаконий, то за сие и наказание простерлось на всех, и всякое сердце опечалено, потому что народ за грехи отводится в плен.
(6)
От ног даже до главы несть в нем целости: ни струп, ни язва, ни рана палящаяся. Слово
глава Пророк взял за целого человека.
От ног даже до главы несть в нем целости: ни струп, ни язва, ни рана палящаяся, потому что за каждый грех наложены были бичи Промышляющим о них. Потом, поскольку струп [
[141]] — расторжение связности в теле от пресечения соприкосновения в какой–либо небольшой части, а язва [
[142]] есть кровавый след удара при поражении тела от наносящего удар чем–нибудь жестким, и он возникает на какой–либо части тела; воспаление же есть соединенная с жаром опухоль от стечения в большую часть тела влаг, палящих страждущий член с неестественным разгорячением, — что говорит пророческое слово о пораженных недугом во всех частях? «Болезнь коснулась вас — говорит оно, — не как струп, не как язва, не как рана палящая. Напротив того, зло налегло на вас соединенными силами, так что все слилось вместе: и струп, и язва, и рана».
Несть пластыря приложити, ниже елеа, ниже обязания. Поскольку болезнь сильнее и струпа, и язвы, и раны палящей, то несть пластыря приложити к ране, ни елеа струпам. «Не нужны сии пособия, — говорит Пророк, — припадки так велики, что не уступят им». Итак, струп — расколы в Церкви, язвы — лживые сердца, воспаление — превозношение души, надмевающейся неразумным самомнением и потому взимающейся на разум Христов (ср.: 2 Кор. 10, 5). Пластырь же есть слово, которое с кротостью и тихостью смиряет суетное надмение; а елей есть слово, которое с милосердием и состраданием смягчает коварство, лживость и жестокость в лицемерии говорящих ложь; и обязание есть слово, которое сдерживает стремящихся к разделению.
(7) Земля ваша пуста, гради ваши огнем пожжени, страну вашу пред вами чуждии поядают, и опусте низвращена от людий чуждих. Поскольку отчаялся в исправлении, то угрожает истреблением. Но сие совершилось не во времена Исаии. Напротив того, пророчеству обычно говорить о будущем как уже о бывшем. Например: даша в снедь мою желчь, и в жажду мою напоиша мя оцта (Пс. 68, 22). Ибо по уверенности в событии предсказанного, как непререкаемо имеющего исполниться, сочетается будущее с прошедшим. Случилось же сие во время плена Вавилонского. Тогда земля лишена обитателей, города сожжены огнем, и страна, в глазах оставшихся иудеев, поядена высланными из Персии поселенцами: тогда–то вся страна стала низвращена от людий чуждих.
Но по высшим понятиям, по которым ветхозаветное применяется и к нам, когда отступаем от Бога нашего, воздеваем руки наша к богу чуждему (ср.: Пс. 43, 21), тогда бываем преданы чуждым, которые опустошают и низвращают нас. Ибо можно видеть, что все угрозы исполняются над грешниками. Земля ваша пуста. Землей Писание часто называет душу, приемлющую в себя семена слова, как в Евангелии научаемся из притчи Господней, что иные семена пали на добрую землю, которая удобно приемлет в себя Божественные наставления и способна к плодоношению. А душа пуста, которая не имеет в себе ни мудрости, ни разума, не живет по правде, не ходит в истине. Гради ваши огнем пожжени. Город есть собрание людей, которые при различных родах жизни связаны в общежитие, и он, поскольку в делах его многое суетно — дрова, сено и солома, в день суда пожигается, и общества нечестивых предаются огню. Страну вашу пред вами чуждии поядают, когда вторгшиеся чуждые помыслы истребляют приобретенное трудами в прежней жизни при благой деятельности, которая наполнила душу духовными плодами: любовью, радостью, миром, долготерпением, благостью. Но если и в житейских делах деятельную силу души предательски предаем нечистым духам, то земля наша бывает низвращена чуждими, потому что мы — Божие тяжание, Божие здание (1 Кор. 3, 9). Пока мы розги, пребывающие на виноградной лозе, приносящие Христу требуемые от нас плоды (см.: Ин. 15, 1–2), дотоле Бог — наш тяжатель. А если отпадаем от животворящего корня, от веры во Христа, то засыхаем и бываем изринуты вон и сожжены, и наздание наше на учении, если живем неприлично, разрушается. Ибо как скоро не утверждаемся на основании Апостолов при созидании дорогих своих зданий, как не имеющие основания, распадаемся, и падение наше бывает велико. Тогда как бы поядаются целомудрие невоздержанием, щедрость в подаянии — сребролюбием и любовь — враждолюбием. Посему сожаления достойно, когда душа, изобилующая плодоношением добрых дел, делается снедью сопротивных, которые не довольствуются нашим опустением, пока не низвратят совершенно, ибо низвращение происходит от лукавых наставлений и душа вводимого в заблуждение как бы уравнивается с землей. Опустошение же есть отнятие прежних прав. И этому легко быть с человеческой душой. Посмотри на иного юношу, который с детства воспитан в честной жизни, тщательно ходит в дом молитвенный, не нерадит по силам делать добро, помнит вечный Суд, с любовью приемлет слово учения, а потом поползнулся он в блуд: как в нем за утратой целомудрия и лишением плодов следует уже совершенное низвращение. Лукавая совесть не ведет уже его на место молитвы, потому что он не устоял в числе верных, но отпал. Он не становится вместе с плачущими, потому что стыдится. С сего времени ленив он к молитве, выдумывает мнимые предлоги в ответ спрашивающим. Он говорит: «Меня понуждает такой–то, не могу ждать Божественной службы» — и опять по такой–то причине (какую случилось ему выдумать) уходит из храма прежде молитвы верных. Потом от постепенного навыка рождается мысль об отступничестве, и он доходит до совершенной погибели. Вообще лукавым силам свойственно, как скоро лишат нас плодов правды, дотоле не удаляться от нас, пока не опутают заблуждениями разум.
(8) Оставится дщерь Сионя, яко куща в винограде и яко ов!ощное хранилище в вертограде. Воздаяние равным за равное служит доказательством Божия правосудия. Поскольку оставила Господа дщерь Сионя, то и она оставится. Но Господь сохраняет еще к ней Свое человеколюбие, именует ее дщерью, называя прежним именем, какое имела до своего отчуждения. Оставится, яко куща в винограде. Для охранения плодов в виноградниках ставятся кущи. Посему, когда виноградник изобилен свойственными ему плодами, о куще заботятся и прилагают всякое попечение, чтобы сторож смотрел из нее, не обирают ли винограда проходящие мимо; когда же виноградник бесплоден, то необходимо небрегут об охранении винограда. Посему Бог угрожает израильскому народу оставлением за то, что не приносит надлежащих плодов.
Убоимся и мы стать бесплодными, чтобы не остаться без Божия призрения! Страж наш есть Дух Святый. Когда душа приносит плоды, достойные вечных житниц, Дух пребывает с нею, охраняет ее и отражает козни уединеннаго дивия (ср.: Пс. 79, 14). Но когда произращает грозд желчи и приносит грозд горечи (ср.: Втор. 32, 32), тогда Дух оставляет бесплодную душу, и она попирается зверонравными помыслами и скотскими пожеланиями всякого рода.
Писание же нередко в переносном смысле называет виноградом Израиля, например:
Виноград из Египта пренесл еси (Пс. 79, 9), и
виноград бысть Возлюбленному (Ис. 5, 1), и
Аз же насадих тя виноград плодоносен, весь истинен (Иер. 2, 21). А ежели Израиль — виноград, то куща сего винограда — дом и, может быть, храм. Ибо он называется
селением славы (ср.: Пс. 25, 8) и
селением, идеже вселися в человецех (ср.: Пс. 77, 60). Посему пока виноград сей приносил многие плоды, стояла и куща для сбережения плодов. Но поскольку Насадивший его ждал,
да сотворит гроздие, и он
сотвори терние (ср.: Ис. 5, 2), которым увенчали Господа, и весь обратился в горечь, ибо сотворил
грозд желчи и
грозд горести, почему и в снедь Господу дали желчь, то за сие оставлена куща винограда. Ибо сказано:
Се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38). Тогда исполнилась сия угроза, ибо Израиль оставлен, как
куща в винограде; с тех пор уже
заповедано и облаком, еже не одождити на виноград (ср.: Ис. 5, 6). Поэтому нет у них пророков, нет небесной благодати, но стали они
лядиной [
[143]], годной к попранию (ср.: Ис. 5, 6). Разорены ограждения народа сего, то есть защита святых Сил: если и по закону что сделают, и то послужит им в погибель. Посему ныне
обымают мимоходящии путем, озоба и вепрь от дубравы, и уединенный дивий пояде (ср.: Пс. 79, 13–14): ныне попирают их невидимые Силы.
И яко овощное хранилище в вертограде. Для сбережения овощей строят осенью хранилища. Почему
вертоград [
[144]] есть место, приносящее плоды временные, скоро пропадающие, служащие более к услаждению, нежели на пользу. Но таков и закон, который имеет кратковременное употребление. Ибо служение было временное и процветало ненадолго, потом предоставило продолжение жизни пище истинной и более твердой — евангельскому учению. Итак,
оставится Сион и
яко ов!
ощное хранилище, место, в котором хранятся овощи. Но овощи — не твердая и постоянная, а нежная и временная пища. А таков закон, имеющий в себе подобие служения, а не самую истину, почему он есть
образ и стень небесных (ср.: Евр. 8, 5).
Поскольку же и душа каждого из нас уподобляется винограду, как в псалме: Жена твоя яко лоза плодовита (Пс. 127, 3) и как Господь говорит: Аз есмь лоза, вы же рождие (Ин. 15, 5), то да не постигнет и нас сия угроза, если не приносим должных плодов. Ибо куща, может быть, означает и тело, в котором обитает Святый Дух: Или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть? (1 Кор. 6, 19). Виноград же есть душа, от которой требуется плодоношение, достойное первоначального насаждения и Божиего возделывания. Ибо она насаждена, будучи сотворена истинной, по образу истинного Бога; возделывается же особенными о каждом попечениями Творца, Который очищает плодоносящее, чтобы приносило больший плод. Если посвящаем себя чистой жизни, Бог вспомоществует нам в очищении себя от страстей, усовершая нашу старательность и ревность о добре. Посему как обрезывается виноград, когда излишние побеги останавливают его плодородие, так и мы обсекаем в душе попечение о суетном, сберегая всю силу ее к плодоношению добрых дел, чтобы она, разросшись в тщеславном мире, не источила всей своей силы на человекоугодие, раcсееваемая образами мира сего, как бы листьями и молодыми побегами. Но душа и окапывается также, чтобы все близкое к ней могла обращать в свойственную себе пищу и таким образом приуготовиться к принятию учений Духа. Как неокопанный виноград глохнет и от плотности окружающей его земли не участвует в пользе, доставляемой водой, так и душа, не свергнувшая с себя плотского и без отдыха им отягощаемая, будучи угнетена тяготой вещественного, не способна к плодоношению и потому, не приемля помощи свыше, пребывает бесплодной. А когда душа бесплодна, удаляется от нее Дух Святый; падают ограждения — вспомоществование Ангелов; вторгаются же мимоходящие чужеземцы — это силы, производящие в ней заблуждения разума; и предварительно поселившиеся в ней страсти оскверняют ее, подобно свинье, которая предается неразумным стремлениям и валяется в зловонной тине. И тогда исполняется на таковой душе слово: Оставится дщерь Сионя, яко куща в винограде и яко ов!ощное хранилище в вертограде. Не приносящие плодов, достойных небесной житницы, но восхищающиеся скорогибнущими плодами мира сего, полагающиеся на богатство, превозносящиеся славой, высоко думающие о благородстве предков или о телесном здравии уподобляются вертограду, потому что производят плод непитательный, который наполняет тщеславным надмением и суетным обременением приготовляет душу к напыщенности и надутости. Таких плодов возжелал похотливый народ и погребен в пустыне. Ибо сказано, что они плакали, вспомнив об огурцах и дынях, египетских снедях (см.: Чис. 11, 5), которых не стал бы вкушать израильтянин, питающийся небесным хлебом — манной. Но ее пренебрегли тогдашние израильтяне и возжелали червленаго лука (ср.: Чис. 11, 5). Да не постигнет сие и нас, если жизнь сластолюбивую предпочтем жизни разумной. Ибо плотские удовольствия действительно подобны луку и чесноку: сообщают много остроты и раздражительности; кто вкусил оных, у того из внутренности издают они тяжелое и едва истребимое зловоние и причиняют много слез вкусившим.
Между угрозами сказано и то, что оставится, яко град воюемый. Нас ожидают неприятели, поджидая, когда расслабеем, чтобы напасть на нас, неосторожных. Как в городе, который взят приступом, по расхищении находившегося в нем богатства, остаются ворота незапертыми, на стенах нет бодрствующих стражей, так и душа, лишенная находившихся в ней по Божиему дару сокровищ, остается в пренебрежении, как недостойная уже Божиего охранения. Посему и сказано: Всяцем хранением блюди твое сердце (Притч. 4, 23). Посему не только будем бодрствовать и трезвиться, но помолимся, чтобы и нам за бдительность на страже своей получить, да не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля (Пс. 120, 4). Ибо аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс. 126, 1). Когда же за неимение нами добрых дел оставит нас без охранения, тогда пред врагами останемся готовыми к похищению, пленению и отведению в рабство.
(9) И аще не бы Господь Саваоф оставил нам семене, яко Содома убо были быхом, и яко Гоморру уподобилися быхом. Если целый народ грешен, все людие исполнени беззаконий, все сынове беззаконни (ср.: Ис. 1, 4), то какое же семя осталось у Израиля и препятствует ему потерпеть то же, что потерпели Содом и Гоморра? Бывшее у Израиля семя было семя лукавое (ср.: Ис. 1, 4), оно не могло служить виной спасения, но достойно было погибели. Какое же это было семя? Не то ли, о котором сказано в обетованиях Аврааму: тебе дам и семени твоему (ср.: Быт. 13, 15)? Не глаголет же, говорится, и семенем, яко о мнозех, но яко о единем: и семени твоему, иже есть Христос (Гал. 3, 16). Сие–то Семя Своим явлением в мир остановило казнь тех, которые по заслугам дел должны были претерпеть участь Содома и быть истреблены огнем и жупелом за злобу, пришедшую в меру содомской. Впрочем, и после того, как согрешили они против Христа, останок по избранию благодати спасен (ср.: Рим. 11, 5); а прочие ослеплены и преданы разорению, как говорит Амос: Разорих вы, якоже разори Бог Содому и Гоморру, и ниже тако обратистеся ко Мне, глаголет Господь (ср.: Ам. 4, 11). Хотя Бог многократно угрожал и многократно прощал, но напоследок на нераскаянное сердце послал бедствия, достойные дел. Так, у одного Пророка Бог устремляется уже отмстить народу за неправду, но медлит по свойственному Себе человеколюбию. Что тя устрою, Ефреме? что сотворю тебе, Иуда? Якоже Адаму положу тя, и якоже Севоим (ср.: Ос. 11, 8). Города же сии принадлежали к Содомскому пятиградию. Потом, по избытку человеколюбия, тотчас присовокупляет: превратися сердце Мое в нем, смятеся раскаяние Мое. Не сотворю по гневу ярости Моея (Ос. 11, 8–9). Однако же когда впали они в крайнее беззаконие, тогда храм сожжен, весь город предан пламени, сами же истреблены голодом, заразой, мятежом и кознями друг против друга. Из всего Израиля спаслась только часть уверовавших во Христа, потому что избрание нашлось не во многих. Сия–то часть, став закваской для народов, соделала всех подобными себе, так что с сего времени уверовавший из язычников называется Израилем и народом Божиим и есть иже в тайне Иудей (Рим. 2, 29) и наследник обетований духовных.
Поскольку же Содом в переводе значит уклонение, а Гоморра — мятеж, то толкование имен наводит нас на такую мысль, что если бы не пришло обетованное Семя, то нам, уклонившимся от Бога, ничто не воспрепятствовало бы впасть в совершенную погибель; и если бы не воссиял нам мир с высоты, превосходяй всяк ум (Флп. 4, 7), то каждый из нас был бы истреблен от собственного мятежа и от живущей в нем брани. Ибо греховные страсти и все неразумные движения обыкновенно производят в душах неумолкающую молву и неукротимый мятеж. Посему Церковь, сознавая, сколько благодетельно пришествие Спасителя, Который, как малое семя, чрез плоть человеческую вошел к нам в мир, в виде благодарения говорит сие.
(10) Услышите слово Господне, князи Содомстии; внемлите закону Божию, людие Гоморрстии! — дабы показать, что явление семени, оставленного ей Господом Саваофом, сделалось для них виной спасения. Поскольку они сами по себе заслуживали бедствия содомского города, то называет их князьями содомскими и народом гоморрским, то есть более и князей порочными, потому что Содом был как бы столицей нечестия, а сей город по преизбытку пороков брал верх и над князьями. Но за что же князья содомские? Или за то, что содомляне, когда справедливо рассуждающий Лот старался избавить принятых им странников, не послушали его, говоря: пришел еси обитати, еда ли и суд судити? (Быт. 19, 9), так и они не послушали правдивого Судию, вопия: распни, распни, истреби Его с земли (ср.: Ин. 19, 15). Но здесь гораздо большее злодеяние. Содомляне нагло поступали со странниками, ничем не оскорбившими их, а они поступили так с Тем, Кто оказал им в преизбытке великие благодеяния; содомляне — со странниками, а они с Тем, Кто во своя прииде (ср.: Ин. 1, 11); содомляне — с Ангелами, а они — с Богом. Посему справедливо дается им название князей содомских. Впрочем, благодетельствующий им Бог призывает их к слышанию полезных Его глаголов, а управляемый ими народ, который за лукавые учения называется людие Гоморрстии, заставляет внимать закону: тем, которые более смыслены, повелевает слушать, а неразумным — внимать, или принимать слухом, что преподали другие.
Какое различие между словом и законом, такое же — между слушанием и принятием на слух. Закон есть правило для праведных и неправедных, предписывающее то, что должно делать, и запрещающее то, чего не должно делать; его многие соблюдают, даже не зная заключающейся в нем пользы; а слово представляет и причину, почему учреждено что–нибудь. Особливо же наше слово, которое объясняет закон возвышенно и духовно, превосходнее одного буквального соблюдения закона. Чем же слушание отличается от принятия в слух? Тем, что слушание есть дело разумения, как показывает Господь, возбуждая к разумному слышанию того самого намерения, с каким говорится: имеяй уши слышати да слышит (Мф. 11, 15), а принять слухом — значит вложить в уши голый звук. Посему и народ в книге Исхода говорит: вся, яже возглаголет Господь, сотворим и послушаем (ср.: Исх. 24, 3), хотя согласнее с разумом было бы сказать: «Послушаем и сотворим». Но, без сомнения, человеку можно и с самым грубым разумением сотворить, например: соблюсти субботу, телесно воздержаться от снедей, обрезать в осьмый день и трижды в год явиться в храме; но проникнуть в основание сих постановлений свойственно уже совершенному и далеко простершемуся в ведении.
Говорят же, что сия одна причина побудила тогдашних иудеев злоумышлять против Пророка. Но князьями содомскими потому ли названы, что начальствовали над людьми лукавыми? Или потому, что сами были лукавы? Ибо начальник порочных людей может быть сам свободен от порока подчиненных. Но если бы умолчено было о народе, то, может быть, имело бы место такое недоумение. Теперь же, поскольку народ назван людьми гоморрскими, то он менее достоин укоризны, нежели князи его; и Писание показывает тем, что Содом был главный в пятиградии, имел как бы первенство в лукавстве и всякими пороками превзошел прочие города. Собственно же о князьях содомских история ничего не предала, кроме известия о царях побежденных (см.: Быт. 14, 10). По причине дерзновения, с каким Исаия обличает неправды иудеев, Апостол говорит о нем: дерзает и глаголет (Рим. 10, 20). Но кто держится здравых учений и неукоризнен по жизни, тот может иногда употреблять такие обличения противу начальников Церкви, живущих беззаконно, и против народа, заблуждающегося и ведущего себя гнусно.
(11) Что Ми множество жертв ваших, глаголет Господь? Вот одно из того, что должно слышать князьям и соблюдать народу! Что Ми множество жертв ваших? Жертвы нечестивых мерзость Господеви (Притч. 15, 8). Как же посредством жертв, приносимых во множестве без достодолжного покаяния, надеетесь приобрести избавление душам своим? Бог умилостивляется не кровью животных, не заколениями жертвенными, но сердцем сокрушенным. Ибо жертва Богу дух сокрушен (Пс. 50, 19). А то же прилично сказать о тех, которые не щадят издержек, но не приносят покаяния на деле. Посему Писание отвергает не вообще жертвы, но жертвы иудейские. Ибо говорит: Что Ми множество жертв ваших? Множества не одобряет, а требует одной жертвы. Каждый сам себя принеси в жертву Богу, предоставив себя в жертву живу, благоугодну Богови, чрез словесное служение заклав Богу жертву хвалы (ср.: Рим. 12, 1). Поскольку же отринуто множество подзаконных жертв как бесполезное, то принята единая Жертва, принесенная в последние веки во оставление греха. Ибо Агнец Божий взял на Себя грех мира, предав Себе за ны приношение и жертву Богу в воню благоухания (Еф. 5, 2).
Исполнен есмь. Здесь хорошо окончить чтение и последующее читать как начало новой мысли. Богу всего наиприличнее быть исполненным собственного Своего блаженства и в Себе Самом иметь преизбыток; говорить же о Себе, что исполнен тука всесожжений и крови закланных жертв, не достойно Бога. Итак, исполнен Тот,
от исполнения Которого
мы прияхом (ср.: Ин. 1, 16) и в Ком
живет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 9). Бесам, по их любосластию и страстному состоянию, доставляют некоторое услаждение и удовлетворение жертвы, когда они сожигаются, потому что кровь во время горения испаряется и, таким образом утонченная, восприемлется ими в собственный их состав. Всецело и совершенно напитываются они сими испарениями не чрез вкушение и не с помощью чрева, но подобно волосам, ногтям животных и всему тому, что в целую сущность свою принимает пищу. Посему они до жадности любят тук и услаждаются дымом ладана, как годным к питанию их. И, может быть, в животных есть некоторое сродство с отличительными качествами бесовских тел. И постигшие желания бесов приносят одно предпочтительно пред другим, как более сродное к питанию. Но Богу приличествует слово:
исполнен есмь. «Я ничего не желаю, но все Мое». Ибо все стремится ко благу. А благ в истинном смысле Бог. «Я источник исполнения».
Еда небо и землю не Аз наполняю? рече Господь (Иер. 23, 24). И
Господня земля, и исполнение ея (Пс. 23, 1). «Посему и Сам Я ни в чем не имею нужды, и к кому приближаюсь, тем сообщаю исполнение. Мною бывают исполнены святые».
Стефан же исполнь благодати [
[145]]
и силы творяше знамения и чудеса велия в людех (Деян. 6, 8). И Павел, как скоро познал Христа, исполненный Духа Святаго, возвратился в Иерусалим. От сего исполнения и Авраам был
старец исполнен дний (Быт. 25, 8). И в людях обращающихся
дние исполнени обрящутся (Пс. 72, 10).
Всесожжений овних и тука агнцев, и крове юнцев и козлов не хощу. Это также принадлежит к слышанному слову и к закону, который должно принять в слух. Вникните, точно ли узаконяется и заповедуется сие вопреки Моисееву закону, и что у Моисея требуется, то здесь отвергается? И каким же образом иота едина, или едина черта не прейдет от закона, дондеже вся будут (Мф. 5, 18)? Или, может быть, пророческое слово показывает, что духовно, возвышенно и в высоком смысле надлежит изъяснить и то, что предписывает внешняя сторона закона. Без сомнения, говорит Бог: «Я не требовал овна, то есть животного, но требую, чтобы Мне всецело был посвящен ум, то есть владычественное души, ум, не развлекаемый земными заботами, как бы очищенный огнем и оказавшийся достойным похвалы. Хочу не того, чтобы тук агнцев посредством огня обращаем был в тончайшие пары, но чтобы непорочная душа приносила Мне простоту нравов; хочу не того, чтобы кровь быков и козлов проливалась на подножие жертвенника, но чтобы вожделевательное и раздражительное в душе истребляемо было многотрудной молитвой и постоянным пребыванием во святилище».
Заметь же, не сказал, что не хочет всякой крови, но крови известных животных. Ибо не сказал, что не хочет Крови, излиянной в последние веки в отпущение грехов, которая лучше глаголет, нежели Авелева (ср.: Евр. 12, 24), но прелагает жертвы на духовное, потому что должно быть пременение и священству (см.: Евр. 7, 11–28). А если отвергает телесные жертвы, то отвергает и подзаконного первосвященника. Ибо как подзаконные первосвященники освятят руки, не принося во всесожжение овна, на которого они возлагали руки? Как окропятся, не окропляемые кровию? Таким образом, то и другое имеет место: и закон Моисеев, и введение лучшего закона. Посему извергаются первосвященники от семени Ааронова, чтобы на их место вступил Первосвященник по чину Мелхиседекову (ср.: Евр. 5, 10). Нет уже жертв всегдашних (ср.: Исх. 29, 42), нет жертв в день очищения, нет пепла юницы, очищающего оскверненыя (ср.: Евр. 9, 13). Ибо одна жертва — Христос и мертвость святых по Христе; одно кропление — баня пакибытия (ср.: Тит. 3, 5); одно умилостивление за грех — излиянная за спасение мира Кровь. Для того отменяет первое, чтобы постановить второе.
(12) Ниже приход!ите явитися Ми. Речь зависит от того же глагола не хощу. Отменяет не только закон о жертвах, но и тот закон, по которому всяк мужеск пол должен был три краты в лете являться пред Господем (ср.: Исх. 23, 17). Поскольку они не раскаялись в том, что были неправедны и имели строптивые намерения, то Бог удалил их от очей Своих, ибо очи Господни на праведныя (Пс. 33, 16) и правоты виде лице Его (Пс. 10, 7). Гнев господина к служителям выражается тем, что у них отнимается право иметь к господину доступ. А что умозрение о Боге простирается до трех раз, это означает познание богословия о Троице. По той же причине предпочел и мужеск пол как достойный Божиих очей, чем внушается, что слово требует душ сильных, твердо и мужественно соблюдающих повеления, а не слабых, удобопреклонных и изнеженных. Посему сказано: Три краты в лете да явится всяк мужеск пол предо Мною (ср.: Исх. 23, 17). И сие–то самое, плотским Израилем исполняемое телесно, отвергается.
Кто бо изыска сия из рук ваших? Пророк показал уже, что разумеет под словом сия: это — внешнее закона, овен, предаваемый всесожжению, тук агнцев, кровь тельцов и козлов, прихождение телом во храм, как будто очам Божиим для зрения нужно приближение, а иначе они не досягают до находящихся вдали. Сия — дела столь низкие и земные, говорит слово, кто изыска из рук ваших? Видишь, с какой силой и необходимостью доводит до того, чтобы мы намерение закона понимали сколько–нибудь духовно. Если признано, что от Бога даны самые слова закона, между тем говорится, что Бог не требует совершаемого ныне по закону, то сим ясно и непререкаемо убеждает нас Пророк возводить ум к духовному разумению закона, почти так вопия и свидетельствуя: милости хощу, а не жертвы, и уведения Божия паче, нежели всесожжения (ср.: Ос. 6, 6), и возвестися тебе, человече, что добро, или чесого Господь ищет от тебе, разве еже творити суд и любити милость и готову быти, еже ходити с Господем Богом твоим (ср.: Мих. 6, 8), и пожри Богови жертву хвалы (ср.: Пс. 49, 14).
Кажется, что все учение о жертвах и всесожжениях заключается в учении о милости и любви, потому что весь закон сокращенно выражается в словах: возлюбиши искренняго твоего яко сам себе (Мф. 19, 19). И места, в которых говорится о праздниках, подводятся под тот же образ объяснения, так что и Пасху должны мы праздновать ни в квасе злобы и лукавства, но в безквасиих чистоты и истины (1 Кор. 5, 8), во славу закланного к вечеру, то есть при скончании века, истинного овчати — Христа, Которого Плоть истинно есть брашно (ср.: Ин. 6, 55); и жить в кущах должны мы не определенное число дней, но все время пресельничества нашего в ожидании истинного отечества, емуже художник и содетель Бог (Евр. 11, 10); и совершать Пятидесятницу по исполнении седьми седмиц, то есть отрешиться от жизни, как бы находясь при последнем дне.
Ходити по двору Моему не приложите. Страшная угроза для разумеющих! Но иные из принадлежащих к Церкви не чувствуют сего вреда, и которые могут с ним еще встретиться, те остаются беспечными, а которые осуждены уже за грехи, те пребывают равнодушными. Но пророческое слово показывает, сколько оскорбительно для церкви вхождение в нее осуждаемых, как попирающих Святая. Итак, совершенный проникнет в самое Святая Святых, внутрь завесы, то есть, переступив телесное, непокровенным созерцанием приступит к божественным умопредставлениям. А не достигший совершенства коснется в дому Божием предалтария, по причине телесного служения. Кто же недавно введен в благочестие, тому дозволяется быть только во дворе. А исключенный и отсюда находится вне обителей благочестия. Посему какая опасность, чтобы не отняли и того, что иной думает иметь у себя? Святый, паче всего любящий Бога, с любовию лобызает все символы Божии, говоря: Желает и скончавается душа моя во дворы Господни (Пс. 83, 3). Он знает, что невозможно ему иначе процвесть и положить начало плодоношению, как только находясь во дворах Господних. И Бог благодетельно изгоняет их из двора Иудейского, чтобы прибегли во двор Христовых овец, да будет едино стадо и един Пастырь (Ин. 10, 16).
(13) Аще принесете Ми семидал, всуе: кадило мерзость Ми есть.
(14)
Новомесячий ваших и суббот и дне великаго не потерплю, поста и праздности, и новомесячий ваших и праздников ваших ненавидит душа Моя. Ясно отвергает плотское разумение Божиего закона Возвестивший его и великими укоризнами Возбудивший князей и народ к его соблюдению. Ибо хотя ничего Сам от Себя не возвещает, однако же изглаждает написанное древле, говоря, что таков Божий закон и таково Божие постановление, чтобы не было ничего, совершаемого ныне.
Аще принесете Ми семидал, всуе. При жертвоприношениях часто употребляется семидал [
[146]], иногда не приготовленный, с возлитым только елеем, иногда и без елея, как в
жертве ревнования (ср.: Чис. 5, 15), в иных случаях — как
хлеб елеен, а в иных — как
опреснок (Лев. 8, 26), в иных же — как тесто, сделанное из семидала с елеем. Назвавший теперь суетным употребление семидала отменил и большую часть жертв. Итак, что значит сказанное? То, что в слове подразумевается другой смысл, а вы, оставив намерение Законодателя, прилагаете старание о суете телесной. Ибо под пшеницей надлежало разуметь слово, которое наподобие семени влагается в души ваши, и, обнажив ее (пшеницу — слово. —
Ред.) от всякого мирского понятия, употреблять такой, какова она сама в себе, в невещественном и чистом служении Богу. Это и есть семидал духовный, слово о Боге, отделенное от телесных понятий. Посему семидал, представляемый телесно и приносимый по–иудейски,
всуе, а
кадило — даже мерзость пред Господом. Ибо, действительно, мерзостно думать, будто бы Бог, для услаждения Своего обоняния, установил известный состав фимиама, а не представлять, что
кадило пред Господом есть освящение в теле, совершаемое при душевном целомудрии, когда все части души равносильно и безмятежно соблюдают взаимное одно к другой отношение. Сказано:
возми себе ароматы, стакти, ониха и халвана благовонна и ливана чистаго (Исх. 30, 34). Четыре сии благовония имеют сходство с четырьмя стихиями, из которых слагаются тела, именно же: стакти — с водой, оних, по сухости, — с землей, халван, по теплоте, — с огнем, ливан же, по прозрачности, — с воздухом.
Все то в равну меру да будет (Исх. 30, 34), то есть от несоразмерного растворения происходящие стремления к бесчинным похотям обуздывай и уравнивай.
И раздробиши от сих по тонку (Исх. 30, 36), то есть, уничтожая в душе плотскую дебелость и вещественность, старайся соделать сие духовным.
И тако положиши прямо свидению в скинии, отонудуже познан буду тебе тамо (ср.: Исх. 30, 36). Ибо когда приблизился к совершенному соединению и утончен, тогда достоин быть внесенным во Святая и приблизиться к познанию о Боге. Сказано:
положиши сия прямо свидению, отонудуже познан буду тебе тамо. Запрещено же кому бы то ни было делать подобное для своего услаждения, то есть себе приписывать заслуги, но должно возводить их к Богу — Вине всех благ. Таким фимиамом был Павел, сказавший:
Христово благоухание есмы и еще:
Богу же благодарение всегда победители нас творящему и воню разума Его являющу в нас (ср.: 2 Кор. 2, 15, 14). А фимиам телесный, входящий в отверстия ноздрей и возбуждающий ощущение, справедливо признан мерзостью для Бестелесного.
Пророческое слово хочет также, чтобы разумные и новомесячия представляли себе сообразными с летами вечными, а не разумели одного, совершающегося чрез тридцать дней, возврата луны, которая то настигает солнце, то удаляется от него. Поскольку же безумный яко луна изменяется (Сир. 27, 11), то слово сие требует, чтобы возвращение к свету, которого не было у безумного, и восстановление в прежнее состояние посредством покаяния почиталось праздником для братолюбивого и сострадательного, и чтобы он проводил новомесячие, как бы начало светлой жизни после того, как утратил свет чрез изменение на худшее, и чтобы снова востек к свету чрез обращение.
За сим о ненавистных субботах можно было бы сказать, что предписания не носити бремен (ср.: Иер. 17, 27), и не исходить от места своего (ср.: Исх. 16, 29), и не возгнетать огня во всех домех своих (ср.: Исх. 35, 3), — которых, как само собой оказывается, невозможно соблюсти и исполнить в точности, — делают подлежащим проклятию того, кто слушает их телесно. Ибо не трогаться с места невозможно, и все поднимаемое, хотя бы самое легкое, называется бременем, как, например, одежда, или хлеб, или другое что необходимое. Но закон не повелевает возгнетать и огня, то есть велит не воспламеняться плотскими страстями; он предписывает не носити бремен, то есть не обременяться тяготою греха; не уклоняться от пребывания в Боге, но твердо и непоколебимо стоять в вере. Не так совершающих субботы, не в праздности от злых дел, но в воздержании от должного, справедливо отвращается Бог и не терпит их, как лживых. Ибо таковы субботы, оплакиваемые Пророком: Люте вам, приближающиися и прикасающиися субботам лживым (ср.: Ам. 6, 1, 3)! Истинные субботы — это упокоение, предназначенное народу Божиему; их, потому что они истинны, приемлет Бог. И сих суббот упокоения достигает тот, в ком распялся мир, — достигает по совершенном удалении от мирского и по вступлении в собственное место духовного упокоения, пребывающий в котором не подвигнется от места своего, по безмолвию и безмятежности сего состояния. Он и огня не возгнетет в вечной обители, потому что не собирает воспламеняющего огонь вещества: дров, сена, тростия. Он не носит и бремен, потому что не лежит на нем тяжкой ноши беззакония, но упокоится, проводя подлинно покойную субботу.
Вместо же дне великаго, другие перевели нарочитаго. Так, Феодотион: нарочито нареченнаго не терплю; а Симмах: нарочитаго наречения не потерплю. Из сего заключаем, что говорится не об одном исключительно великом, но о всяком дне, который называется нарочитым. Ибо об опресноках говорится: первый нарочит, потому что свят будет вам. И день седмый нарочит свят да будет вам. И в день седмый новых плодов, егда принесете Господеви жертву седмиц, нарочит свят будет вам (ср.: Чис. 28, 18, 25, 26). Посему кажется, что одним словом отвергает многие дни, носившие одно имя, и почти все значительные по закону праздники. Итак, отвергающий дни сии какой приемлет день? Тот, о котором сказано: дню Господню великому (ср.: Иоил. 2, 31), который не это чувственное солнце произведет, но осветит восток Солнце правды, который будет един и непрерывен, не сменяем ночью, но спротяжен всему веку. Сей день в подлинном и собственном смысле велик. А плотской иудей ищет великого дня между теми днями, о которых блаженный Иаков утвердительно сказал, что они малы и злы (ср.: Быт. 47, 9).
В перечисленном у Пророка примечаем четыре разности: одно, из совершаемого по–иудейски, суетно, другое мерзко, третье нетерпимо, а четвертое ненавистно. К последнему роду принадлежит и пост иудейский. Как о прочем показано, что в нем есть и отметаемое, а есть и приемлемое Богом, так должно сказать и о посте. Воздержания от пищи, соблюдаемого напоказ и не простирающегося далее заповеди: Не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи (Кол. 2, 21), ненавидит душа Господня; но воздержание, употребляемое для порабощения плотского мудрования, любит Господь, потому что оно чрез изнурение плоти устрояет освящение. Воздержание же от пищи само по себе недостаточно к тому, чтобы сделать пост похвальным, а надобно, чтобы и в прочем соответствовало поведение, то есть и речи, и обращения, и сближение должно иметь с теми, от кого можно получить пользу, так чтобы воздержание от пищи было дополнением подвижничества. Посему ревностный много упражняет ум, трудится над уловлением истины, редко нисходит к попечению о теле и потом, услужив телу в необходимом, без хлопот напитав его чем случилось, немедленно оставляет занятие бесполезным и возвращается к прежней своей жизни. Такой образ жизни отнимает у плотского мудрования все, чем оно питается, и не дает ему преобладать над духом, а плоти творить дела, ей свойственные: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую. Посему, умертвив уды наша, яже на земли (ср.: Кол. 3, 5) и словом укоризненным, усмиряющим страсти, и воздержанием от пищи, будем поститься постом приятным и благоугодным Господу! Так воздержание от пищи обуздывает похотливость чрева и того, что ниже чрева. И трудолюбец с пользой будет упражняться в этом, имея пред собой пример в жизни Илии, Моисея, Даниила, Иоанна и прочих святых, ихже не бе достоин мир, иже проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени (ср.: Евр. 11, 38, 37). Но и усиленного воздержания от пищи еще недостаточно для совершенства, если душа не будет вполне воздерживаться от того, что питает грех. Как человек двойствен, состоит из души и тела, так и пища у него двоякая, и если она сообразна с составом каждой части человека, то делает питаемое более сильным к отправлению свойственных ему действий. Как в телесных упражнениях твердая пища, принятая борцом после приличных упражнений, в какой мере преодолевается силой питаемого, в такой же и тело возводит в большее здравие и служит к приращению его сил, потому что входит в самый состав его, — так и в подвиге благочестия догматы веры и уроки нравственности, постоянно преподаваемые душе, обогащая ее постепенными приращениями, приготовляют к тому, что с большей силой и с большим трудолюбием приступает она к изучению важнейшего и совершеннейшего в догматах.
Посему нам должно остерегаться поста по внутреннему человеку; о нем по всей справедливости говорится, что ненавидит его Господь; его не желает и Пророк, говоря: Не убиет гладом Господь души праведных (ср.: Притч. 10, 3). Ибо разумеет не телесный голод (в таком случае сказал бы тела праведных), но голод душевный. Не убиет гладом души праведных. Если телесным, то было бы противоречие в жизни блаженных, так как Павел между прочим хвалится и сим: в пощениих многащи и во алчбе и жажди (ср.: 2 Кор. 11, 27), а Пророк не желает голода праведных. Но лучше то и другое понимать, держась высшего понятия о воздержании. Таково и следующее изречение: не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы (Пс. 36, 25). Ибо помним об Илии, который просил хлеба у вдовицы Сидонской, да и семя Иакова, праведника, просило хлебов в Египте. А если избегнем низкого понятия, то уничтожится и нелепость противоречия. Итак, сим постом постились иудеи, убивая в себе гладом внутреннего человека, за что и постигла их угроза, в которой сказано: Се, дние грядут, глаголет Господь, и наведу глад на землю сию, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня (ср.: Ам. 8, 11). О сих–то постах Господь говорит, что ненавидит их, о постах тех, которые изнуряют свой ум невкушением спасительных и животворных учений, утучняют же и чрез меру питают внешнего человека. Как на весах, когда обременена одна сторона, противоположная ей поднимается вверх, так и в человеке, как всякий может видеть, происходит подобное. С приращением плоти ум делается иногда несколько слабее; и обратно: при благоустройстве ума нередко утончается плоть. И в сем–то смысле говорит Апостол, что сколько внешний наш человек тлеет, столько внутренний обновляется (2 Кор. 4, 16) и еще: егда немощствую, тогда силен есмь (2 Кор. 12, 10). Ибо дымные какие–то испарения, поднимающиеся из обильной и грубой пищи, подобно густому облаку, не допускают до ума нашего нисходящих на него озарений Святаго Духа. Посему и Моисей, восходя умом к созерцанию Бога, без пищи и питья провел сорок дней, чтобы владычественное в себе поставить в невозмущаемом состоянии. Подобным образом Илия, когда намеревался взыскать Бога, столько же времени отвращался от пищи, чтобы не произошло от нее какого–либо омрачения в уме. Напротив того, Господь, востав от мертвых и восходя на небеса, прикасался к пище, чтобы удостоверить в естестве воскресшего тела, а нисходя к людям, постился, вразумляя тем, что исходящему на борьбу с искушениями необходимо подвижничество. Ибо изнурение тела как бы приучает нас к победе. Впрочем, не так надо поступать с плотью, чтобы естественную ее силу расслабить и привести в совершенное бездействие воздержанием и чтобы от чрезмерного расслабления дошла она до невозможности следовать за умом. Поскольку же нам, пока Жених с нами, повелено не поститься постом воздержания от слова — таким постом, в который бы мы не питались Хлебом, сшедшим с небесе, и отвращались вкушения Плоти Господней, в Котором основание жизни, то Господь говорит, что ненавидит такого поста.
К ненавидимому Господом принадлежит и праздность, неделание того, что должны мы делать. Кажется, что последствие всякого праздника есть праздность, потому что о днях нарочитых прибавляется и сие: всякаго дела работня не сотворите (Лев. 23, 7). А поскольку увольняющие себя в праздники от дел житейских впадают в несообразности всякого рода, то справедливо говорится, что они предаются ненавистной праздности. Да и как не быть ненавистной праздности, когда она хуже муравья и пчелы делает человека, который в самом начале по сотворении поставлен в раю делати его и хранити (ср.: Быт. 2, 15)? Посему всего первоначальнее и свойственнее для человека ревность к делу, и напротив, как бы противоестественна ему праздность, которую ненавидит Господь, как Сам говорит. Но какого же празднованиия требует от нас Бог? Такого, чтобы мы не делали брашна гиблющаго (ср.: Ин. 6, 27), не возводили очей на суетное, не принимали ушами пустого слуха, оттрясали руце от даров (ср.: Ис. 33, 15), имели нозе не скори пролияти кровь (ср.: Ис. 59, 7) — одним словом, не прилагали всех своих стараний о теле.
Ктому не стерплю грехов ваших. Это слова, приличные утомившемуся непрестанными возвращениями ко греху облагодетельствованного им. Ктому не стерплю. «Многократно призывал Я вас к покаянию. По видимому оказывали вы послушание, а потом снова продолжали идти своим путем. Не надеясь на ваше нераскаянное сердце, ктому не стерплю, чтобы вы остались без должного вам наказания». Не тот исповедует грех свой, кто сказал: «Согрешил я» — и потом остается во грехе, но тот, кто, по слову псалма, обрел грех свой и возненавидел (см.: Пс. 35, 3). Какую пользу принесет больному попечение врача, когда страждущий болезнью держится того, что разрушительно для жизни? Так нет никакой пользы от прощения неправд делающему еще неправду и от извинения в распутстве продолжающему жить распутно.
Но в каком случае отпускаются душевные грехи? Когда добродетель, возобладав душой и всецело оградив ее своими уроками, произведет в ней отвращение от противоположного расположения, так что душа, имея случай к любостяжанию, добровольно стремится уважать равенство, и хотя удобно было бы сделать неправду, даже без свидетелей, избегает сего, как величайшего зла. Кто так расположен вследствие своего навыка, тому могут быть отпущены прежние неправды. Подобно сему и целомудрие, когда душа приобретет в нем навык и постоянство, заглаждает прежнее распутство. Целомудренным же называем не того, в ком невоздержные пожелания ослабели от старости, или от болезни, или от другого какого–либо случая. Ибо в таком человеке хотя грех еще и живет, но деятельности его препятствует немощь членов. А целомудрие есть истинная, с сознанием соединенная сила, глубоко отпечатлевшаяся в душе и уничтожающая оставшиеся следы срамных движений. Кто так уврачевал себя, приняв расположение, противное греховному, для того полезна и благодать прощения. А здесь пророческое слово тем, которые от многих падений под человеколюбивым руководительством неоднократно воставали и потом преодолены наконец немощами, угрожает совершенным оставлением. Здесь слово не ктому дает нам разуметь, что уже неоднократно прежде были им прощаемы подобные грехи. Ибо невозможно, чтобы кто–нибудь без Божия прощения предался добродетельной жизни. Посему премудрый Домостроитель нашей жизни хочет, чтобы живший во грехах и потом дающий обет востать к здравой жизни положил конец прошедшему и после содеянных грехов положил некоторое начало, как бы обновившись в жизни чрез покаяние. А кто непрестанно дает обещания и непрестанно нарушает их, того, как совершенно отчаянного, Он лишает Своего человеколюбия.
(15) Егда прострете руки, отвращу очи Мои от вас. Молящиеся наружно хотя простирают руки, но не получают того, чтобы очи Божии взирали на молитву их. Но опять это обычный образ молитвы святых, как узнаем от Давида, который говорит: воздех к Тебе руце мои (Пс. 87, 10) и воздеяние руку моею, жертва вечерняя (Пс. 140, 2). А Моисей, когда израильтяне по захождении солнца продолжали сражаться, держал руки распростертыми. Сюда же относится и апостольское наставление: да молитвы творят мужие на всяцем месте, воздеюще преподобныя руки (1 Тим. 2, 8). Но, может быть, пророческое слово имеет какой–нибудь более глубокий смысл, именно о том, кто совершает дела великие, небесные и возвышенные, как о человеке, у которого деятельная сила как бы устремлена вверх, говорит, что он воздевает руки; но кто делает что–нибудь низкое, земное и подлежащее тлению, тот имеет руки, клонящиеся и опущенные книзу. Сие дает разуметь и повествуемое о Моисее, то есть поскольку и дела преуспевших не равны между собой, но иногда живут они лучше, а иногда впадают в расслабление и действуют с меньшей силой, то происходившее с Моисеем было символом человеческого состояния. Ибо егда воздвизаше Моисей руце, одолеваше Израиль, егда же опускаше руце, одолеваше Амалик (Исх. 17, 11). То есть когда ослабевает наша деятельная сила, тогда одолевают противоборствующие нам; но с возвышением и устремлением ее гор!е приходит в большую силу наша прозрительность, которая и называется Израилем. Заметь, что здесь не сказано: «Когда будете воздевать руки», но егда прострете. Ибо воздевает, кто ищет горнего, а простирает, кто просит помощи на дела телесные. Поскольку же простретие рук у младенцев к кормилицам и матерям бывает часто по привязанности к ним, то, желая показать нерасположенность молящихся, не сказал: «Егда прострете ко Мне», но просто говорит: Егда прострете руки, отвращу очи Мои и присовокупляет причину: руки бо ваша исполнены крове.
И аще умножите моление, не услышу вас. Да слышат слова сии те, которые не сделали в жизни ничего доброго, но думают оправдаться продолжительностью молитвы. Ибо молитвенные слова не просто полезны, но когда произносятся с усердным расположением. И фарисей по–видимому умножал моление. Но что говорит слово? Фарисей же став, сице в себе моляшеся (Лк. 18, 11), — в себе, а не к Богу, ибо на себя обращал мысль, так как был во грехах гордыни. Посему и Спаситель говорит: Молящеся же не лишше глаголите, якоже язычницы; мнят бо, яко во многоглаголании своем услышани будут; не подобитеся убо им (Мф. 6, 7–8). И еще сказано: От многословия не избежиши греха (Притч. 10, 19). Итак, надобно просить Царствия Божия и правды его, а не чего–либо телесного и земного (см.: Мф. 6, 33). По этой причине и псалом говорит: Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни (Пс. 26, 4).
Руки бо ваша исполнены крове. Вот причина, по которой очи Божии отвращаются, когда простирают они руки. Сии самые знаки их моления служат поводом к раздражению. Если кто, убив чьего–нибудь любимого сына, окровавленные еще после убийства руки станет простирать к разгневанному отцу, прося у него правой руки в знак дружбы и умоляя о прощении, то кровь сына, видимая на руке убийцы, не к большему ли еще гневу подвигнет оскорбленного отца? Таковы ныне молитвы иудеев: когда простирают они руки, напоминают Богу и Отцу грех против Единородного Сына и при каждом воздеянии рук своих показывают, что они наполнены Кровию Христовой, ибо, оставаясь в ожесточении, пребывают наследниками убийства, сделанного отцами, по сказанному: кровь Его на нас и на чадех наших (Мф. 27, 25).
(16) Измыйтеся, чисти будите. Пророческое слово сие, взятое буквально, по–видимому заключает в себе противоречие и как бы обвиняет Бога во лжи. Ибо сказал: ктому не стерплю грехов ваших и аще умножите моление, не услышу вас, а теперь, как будто уврачевать не трудно, говорит: Измыйтеся, чисти будите. Но в предшествовавших словах доказывается бессилие закона спасти желающих жить по закону, а в последних — указывается другой путь ко спасению; там отменяется образ жизни чувственный и по закону Моисееву, а здесь показываются начатки жизни евангельской. Аще принесете семидал, всуе: кадило мерзость; тука агнцев, крове юнцев не хощу. Итак, что же нам делать и что приносить? Не лучше ли, оставив вещественное служение, обратиться к праздникам и ими служить Богу? Новомесячий ваших и суббот и дне великаго не потерплю. Посему не должно ли нам поститься? Но постов ваших ненавидит душа Моя. Итак, остается молиться по–иудейски и возносить законные молитвы. Но, аще умножите моление, не услышу вас и, егда прострете руки, не преклонюсь на моления, но прогневаюсь за кровь. Что же нам делать? Как умилостивить Тебя? Как смыть с себя кровь? Измыйтеся, чисти будите. «Да, — говорят иудеи, — помним, что сказал Моисей об омовении. Он говорит: «Коснувшийся чего–либо нечистого и осквернившийся да исперет ризы, и измыет тело водой, и чист будет»» (ср.: Лев. 11, 28, 32, 40). Но Пророк не сказал: «Омывайтесь после каждого осквернения» — говорит же только: Измыйтеся. Одно крещение, одно очищение. Там сказано: да исперет ризы, да измыет тело водой; а здесь говорится: отымите лукавства, а не грязные пятна, от душ, а не от одежд. Не домогайся ни ливана, ни халвана, ни ониха, ни стакти (ср.: Исх. 30, 34), не ищи уже юницу совершенно рыжу (ср.: Чис. 19, 2), которая бы не имела никакого другого цвета и каких едва три найдено было во все время подзаконного служения. Не постись по–иудейски, не вдавайся в праздность. Требуется от тебя одно, простое и краткое, что состоит в полной вашей власти. Что же это такое?
(17) Научитеся добро творити. Вот правило, которому вы вовсе не покоряетесь и которому не обучились. А поскольку можно доброму научиться, закон же вас не научил, потому что его предписания отринуты, как недобрые, то по всей необходимости должно вам наконец прибегнуть к евангельскому учению. Уразумей же ясно из примера способ домостроительства слова. Представь человека роскошного и богатого, у которого приготовлены различные снеди для стола, но все прочее ему не нравится, а есть у него расположение к одному только; и после того как он отверг поодиночке все неугодное ему, служители необходимо доходят до того, чего тайно требует его природа. Так и теперь, после того как отринуто все подзаконное, необходимо устрояется принятие Евангелия. Измыйтеся. Какая же от того польза? Да чисти будите. А для чего нужна чистота? Да узрите Бога. Ужели для меня достаточно измыться и, получив прощение в прежних делах, остаться в покое? Или нужно и другое что–нибудь?
Отымите лукавства от душ ваших пред очима Моима. Ибо очищение чрез омовение зависит от человеколюбия Господня, а отложение лукавства есть дело собственной нашей тщательности. Но чтобы мы, понадеявшись на одну благодать омовения, не оставили исполнения заповедей, для сего совокупляет воедино целый объем жизни. Отымите лукавства от сердец ваших, как бы искорените лукавые помышления во владычественной силе души, чтобы не отражалось ни слова, ни дела худого. Пред очима Моима. Поскольку и те, которые вне веры, хранят многие из правил честной жизни, например, воздержность в супружеском обращении и в приятностях пищи, также постоянство и безмятежность нрава, то не удовольствовался, сказав: отымите лукавства, но присовокупил: пред очима Моима, потому что ни одно дело не может быть совершено надлежащим образом без благочестивой веры во Христа. Или поскольку Отец видит в тайне (ср.: Мф. 6, 6), то слова пред очима Моима значат: на всяком месте, видимом Богу, чтобы мы отъяли лукавство не только в делах, но и в помышлениях. А сие приобретается посредством совершенной любви, потому что любы, по слову Павлову, не мыслит зла (ср.: 1 Кор. 13, 4, 5).
Научитеся добро творити, потому что нравственное учение не ясно и не всякому с первого раза бывает открыто, а надобно учиться и тому, как делать добро. Ибо сказано: Праведне праведное гоните (Втор. 16, 20), то есть по законам правды совершай праведное дело. Как можно делать что–нибудь, относящееся к врачеванию, не по способу врачебной науки, так можно сделать что–нибудь и праведное, но неправедно. Например, самое употребление травы есть нечто, относящееся к врачеванию; и оно — по правилам врачебной науки, когда приняты во внимание сила травы, и свойство болезни, и время, и мера, и образ употребления. Но сделанное по науке отлично от сделанного наудачу. Кто действует по правилам искусства, тот всегда будет производить одно и то же, пока держится сего закона. А кто действует наудачу, тот не всегда достигает полезного конца, но если помог ныне, то в другое время тем же самым повредит. Так и упражнение в добре, производимое по науке, совершается чинно, пока этот внутренний закон управляет каждым действием. Но Пророк в других местах показывает необходимость учиться тому, что должно делать, говоря: всяк, иже не научится правде на земли, истины не сотворит (Ис. 26, 10). А Давид и страх Божий полагает в числе изучаемого, говоря: Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас (Пс. 33, 12).
Взыщите суда, или суда Христова, которым судит нас и воздает нам по достоинству Христос, Которого не взыскав и не имея пред очами, не можем пребыть делающими доброе, потому что наставником в благочестии служит размышление о проповеданном страшном для нас предстоянии на Суде; или поскольку все подвергнется исследованию и суду, так как ничего не бывает без рассуждения и случайно, ибо сказано: все твори с советом (ср.: Сир. 32, 21) и мысли праведных судбы (ср.: Притч. 12, 5), то надобно, чтобы разум, как судья, заняв в нас самое высшее место, всякий раз рассуждал и исследовал, что должно говорить и что делать, и по тщательном рассуждении соизволял на дела и уступал стремлениям души. Сие–то говорит и Павел: Аще бо быхом себе разсуждали, не быхом осуждени были (1 Кор. 11, 31).
Избавите обидимаго. Обиды бывают двоякие: иным нанесена обида в телесном, например, в имении и в чем–нибудь другом внешнем, а у других терпит обиду самая душа. Но нам без сего различения повелевается избавлять обидимого. Надобно знать, что мы обязаны иметь большее попечение о тех, в которых терпит вред самое главное. Кто подпал власти диавола и держится у него в плену, того должны мы со всем тщанием освободить от диавола и привести его разум в послушание Христово. Но надобно прилагать попечение и о том, чтобы нуждающихся избавлять от телесных обид, когда, подпав власти хищников и притеснителей, увлекаются их насилием, как потоком. А если мы не в состоянии избавить, то словами утешения подкрепим в них терпение к перенесению трудностей, не щадя ничего, от нас зависящего. Если же и в сем не достигнем желаемого, то, по крайней мере, окажем сострадание по братолюбию.
Судите сиру — потому что возраст сирот легко пренебрегается и сиротам трудно вести в суд обидчиков. Посему судите сирот, которые лишены защитников; собой восполните им то, чего недостает у них по возрасту, чтобы вам похвалиться с Иовом: аз бых отец немощным (Иов. 29, 16). А может быть, смысл сего изречения можно протолковать и более духовно. Поскольку Бог называется Отцом уверовавших во Христа и возлюбивших жизнь, сообразную с Евангелием, то, если кто чрез преступление закона сделал себя чуждым Богу и как бы осиротел, лишившись Его о себе промышления, ты потщись правдивым и разумным судом снова ввести его в свойство с Богом, и не снисходя к нему безрассудно, и не употребляя безжалостного отлучения. Но судите ему, предлагая полезные способы покаяния. И поскольку всяк творяй грех от диавола рожден есть (ср.: 1 Ин. 3, 8), то если кто добровольно отлучил себя от сего сродства с лукавым отцом и приступает к учению благочестия, чтобы посредством Евангелия возродиться во Христе Иисусе, как блаженно осиротевший, да будет он предметом особой попечительности у поставленных домостроителями общих всем благ. А что есть сиротство полезное, это показывает псалом, желающий детям Иуды, чтобы они осиротели от лукавого. Ибо, таким образом, окажется справедливым желание: да будут сынове его сири (Пс. 108, 9), да не имеют лукавого учителя жизни, за недуг сребролюбия принявшего на себя укоризненные имена татя и предателя.
И оправдите вдовицу. И это — такое лицо, которое по немощи во многих случаях жизни терпит лишения, потому что вдовство открыто нападениям желающих обидеть. И вы всеми мерами помогайте вдовству, оказывая ему должную справедливость, особливо же если найдется действительная вдовица, лишенная человеческой помощи, всю же надежду имеющая в Боге и пребывающая в молитвах, так что по своему подвижничеству и в сердце своем чиста от всякой скверны. Поскольку же во многих местах Писания Бог говорит о душе человеческой как о Своей невесте, то, если душа стала вдовой по причине отпадения от Христа, духовно блудодействовала чрез идолослужение и отлучена от союза с Женихом–Словом, надобно, чтобы она оправдалась и научилась оправданию чрез покаяние. Или, поскольку Израиль по плоти есть вдовствующая Церковь, освободившаяся от ига рабства законного, так что она без нарекания в прелюбодеянии может принадлежать другому мужу — Христу, обручающему ее Себе во спасение; надобно, чтобы и она оправдалась, наученная нами евангельской правде Христовой.
(18) И приидите, и истяжимся, глаголет Господь. И аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю; аще же будут яко червленое, яко в!олну убелю. Во многих местах Писания находим подобные выражения, будто бы Бог нисходит на суд, поставляет Себя на одну степень с человеками. Таково, например, следующее: Сам Господь на суд приидет со старейшины людий и со князи их (Ис. 3, 14). То же и у Михея читается так: слышите слово Господне, Господь рече: востани, судися с горами, яко суд Господень к людем Его, и с людьми Его претися имать. Людие Мои! что сотворих вам, или чим оскорбих вас, или чим стужих вам? отвещайте Ми (ср.: Мих. 6, 1–3). Да и прилично, чтобы суд Божий был не насильственный, а напротив того, имел более общего с теми судами, какие бывают у людей, и подсудимым давал место к оправданию, чтобы человек, видя дело свое приведенным в ясность, и при наказании подтвердил неопровержимые суды Божии, согласившись, что наказание положено на него по всей справедливости, а также и при помиловании усматривал, что прощение дано ему по закону и в порядке. Писание же представляет сие олицетворенно, не потому что Судья каждому из нас будет предлагать вопросы или давать ответы судимому, но чтобы внушить нам заботливость и чтобы мы не забыли подумать о своем оправдании. Вероятно же, что какой–то несказанной силой, во мгновение времени, все дела нашей жизни, как на картине, напечатлеются в памяти нашей души. И таким образом услышим сие: ныне обыдоша их совети их, противу лицу Ми быша (Ос. 7, 2). И книги, упоминаемые у Даниила (см.: Дан. 7, 10), что иное означают, как не возбуждение Господом в памяти человеческой образов всего соделанного, чтобы каждый вспомнил свои дела и чтобы мы видели, за что подвергаемся наказанию.
Посему после того, как омыт и очищен от скверны греховной, отъял лукавство от души пред очами Божиими, престал от лукавых дел и воспринял познание дел добрых: взыскал суда, избавил обидимого, судил и оправдал вдовицу, — Израиль призывается на состязание, приемля обетование, что будет убелен или как снег, или как волна. Таким образом, омовение само по себе недостаточно, чтобы омываемого довести до белизны снега или волны, а нужны дела и немалая тщательность; так что омовение производит очищение от скверны, а суд сиру и оправдание вдовицы доставляют и белизну, равную белизне снега или волны. Ибо иное и багряное может быть чистым, но не удостоиться убеления. Поскольку же багряное имеет бледно–красный цвет, и червленое — более красный и совершенно красный, то замечено отношение первого к снегу, а последнего к белой волне. Итак, красному цвету уподобляются наши грехи, потому что они убийственны для душ. И как неоднократно и тщательно погружаемое в красильный раствор получает цвет более прочный и несмываемый, а окрашенное слегка и как ни есть имеет на себе цвет линючий и легко смываемый, так и душа, напоенная грехом и снискавшая навык ко злу, отпечатлевает в себе невыводимое и как бы выжженное греховное пятно; а душа, менее и как бы слегка пребывавшая во зле, слабее окрашена и запятнана грехом, потому что соразмерно с грехами и цвет выходит сильнее или слабее. Но почему для уподобления из белых веществ избраны снег и волна? Потому что волна, будучи по природе бела, еще белее делается от тщательной обработки. Посему и жизнь человеческая, естественные пособия усовершая подвижничеством, может гораздо много преуспеть в добродетели. Так и снег, в существе своем будучи вода, от привзошедшего воздуха делается белым, когда влага, порывами ветра сбиваемая в облаках, вследствие сильного движения надувается в пену, отвердев же от охлаждения в воздухе и получив некоторую связность и тяжесть, по естественному влечению несется вниз. Подобно и душа, естественные пособия приумножив собственным подвижничеством и содействием Духа, на праведном суде Божием удостаивается светлости по благодати Божией, данной святым.
(19) И аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте; (20) аще же не хощете, ниже послушаете Мене, меч вы пояст. Здесь особенно показывается свобода человеческой природы. Ибо думаю, что такой смысл согласен со всем предыдущим. Пророк говорит: «Если вы оставите служение по убивающему письмени, если измыетесь и, соделавшись чистыми, наконец на деле покажете предписанный вам образ жизни, приидете на суд, то будете изобиловать тем и другим, насладитесь обетованным утешением, не сделаетесь пищей карающего и истребительного меча». Слушающим с понятиями низкими наградой послушания даются земные обетования, а духовно вслушивающимся в намерение Писания говорится о благах духовной земли, которую, по сказанному, наследят ублажаемые кротции (Мф. 5, 5). Подобным образом и меч разумеется одушевленный, о котором сказано, что он упился кровию язвленных (см.: Иер. 46, 10) и на небеси пояст плоти (см.: Ис. 34, 5).
Уста бо Господня глаголаша сия. Может быть, устами называется теперь Дух Святый, содействовавший к написанию сего, так как о Духе говорится, что Он исшел из уст Божиих. Чтобы ты не с пренебрежением слушал сии угрозы, слово Господне засвидетельствовало нам, что не лживые уста глаголали сие. Но кто же так низок и плотян умом, чтобы под благами, какие Благий Бог соблюдает людям в воздаяние за благопокорность, стал разуметь снеди, то есть плоды земные, предаваемые разрушению в самом употреблении? Но, конечно, по евангельской притче, семя, посеянное на доброй земле, есть доброе и благое сердце, которое слышит слово и держит его, и плод творит в терпении (ср.: Лк. 8, 15). Посему достойно обетования Божия вкушение сладчайших плодов сердца. А плоды сердца — это услаждение при созерцании Божией красоты. Плоды же сии возделываются из посеянного в Духе, пожинаемые в вечную жизнь. Собирающий рукояти их в веселии (см.: Пс. 125, 6) наслаждается Господеви, получая от Него просимое (ср.: Пс. 36, 4). Прежде надобно пожелать, а потом услышать, чтобы состоящее в нашей власти было не вынуждено. И опять: аще же не хощете, ниже послушаете Мене, вследствие нежелания и неуслышание. Так, всякое блаженство, а равно и жизнь, проводимая в наказаниях и скорбях, зависят от того, что в нашей власти.
(21) Како бысть блудница град верный Сион полн суда! В немже правда почиваше, ныне же в нем убийцы. Чудный вопрос, выражающий сильное изумление о необычайности события: каким образом град верный и полный суда, в котором упокоевалась правда, стал блудницей и жилищем убийц? Ибо не достойно ли горького удивления, что целый город после чистоты веры впал в нечистоту блуда, когда и то странно, если одна душа, утвержденная в вере, совращается в блуд неверия? К какому же времени относится сие обвинение, если не к тому, когда город сей, сделавшись рабом лукавым и прелюбодейным, убил приникнувшую с неба и успокоившуюся в нем Правду — Христа, Господа нашего? Удивление увеличивается и необычайность делается большей оттого, что тогда именно, как явилась Правда, приумножилась неправда. И это сделал город, не познавший здравых учений о суде, ибо таково значение слов полн суда. Надобно же заметить, что неверие есть матерь блуда. Ибо верующий, что Бог везде, присутствует при всяком событии, пристоит при каждом действии, видит советы сердечные, допустит ли в себя дурную мысль или совершит ли злое дело? Напротив того, в предположении, что Бог или не взирает на них, или не заботится о происходящем, люди устремляются к делам нечестивым. Но иногда о Церкви (да не будет только сего сказано о нашей Церкви) говорится: Како бысть блудница град верный Сион? — когда она, отринув слово веры, которым вначале была уневещена, по преданию Отцов, представивших ее единому Мужу деву чисту (2 Кор. 11, 2), принимает многие и различные семена слова от осквернивших святость таинств и от всеявших учения нечестия на растление душ. И о ней справедливо будет сказано: како бысть блудница град верный Сион? Ибо святые Ангелы, которым вверено охранение Церквей, зная прежнее и взирая на настоящее, с удивлением скажут о них: Како бысть блудница град верный, своими блудодеяниями собравший убийц — убийц не тел, но душ, которые хитростью и обманом отнимают жизнь у людей простых и, как бы мечом, своим словом, с помощью мирской мудрости изощренным до правдоподобия, наносят душам смертельные раны? После сего излагается причина, по которой град, прежде верный, стал блудницей.
(22) Сребро ваше неискушено, то есть слово веры не имеет на себе ясного и подлинного отпечатка; на нем не сохранилось точное начертание царского образа. А что к такому смыслу ведет сие загадочное выражение, и что сребром Пророк называет слова веры, это доказывается многими местами, особливо же следующим: Словеса Господня словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли (Пс. 11, 7). Итак, испытайте сокровищницы сердец своих, все осмотрите в тайных влагалищах, нет ли где подделанной драхмы, то есть переиначенного догмата, которого не назнаменовал Дух собственными Своими начертаниями веры, какие дарованы нам чрез Пророков и Апостолов, но который назнаменован людьми злокозненными, по собственному вымыслу, тайно и незаметно полагающими свою печать, людьми, вносящими в царские сокровищницы чуждые сребреники, имеющие на себе вражий образ, повреждающими великое богатство и делающими, что многие с сомнением приступают к выбору. Ибо не много честных торжников, не много таких, которые могут все подвергнуть испытанию и доброе удержать при себе, от всякого же вида зла воздержаться.
Корчемницы твои мешают вино с водою. Выслушайте буквальный смысл сего речения вы, продающие вино, и не вводите тварь в обман. Это не такое дело, которым можно шутить, но зло, достойное самого величайшего осуждения. Но, впрочем, слово поспешает к духовному смыслу. Есть вино, веселящее сердце человека, то есть ум и владычественное в душе, это — учения Писаний, чрез святых Апостолов и Пророков преподанные нам от виночерпия — Духа — в вечное веселие. Многие, корчемствуя ими, разжижают слово водой, примешивая собственную мысль, ко вреду слушающих. Ибо, служа их удовольствиям и угождая льстивыми речами, питают их страсти на их же погибель. Ослабляя, что в Писании строго, сильно и с пользой обуздывает, и к погибели слушающих допуская какое–то невежественное человеколюбие, безрассудное извинение грехов и иное подобное, нравящееся многим, более и более расслабляют они души сластолюбцев.
(23) Князи твои не покаряются. Мы корчемники, мы и князи, мы первые своей непокорностью и неверием делаем, что верные грады впадают в блудодеяния. Ибо по нравам властвующих, обыкновенно всего чаще, образуются подчиненные, почему каковы вожди, таковы же по необходимости и водимые ими. Поскольку князи верного города были некогда непокорны, то и город, уподобившись им и перестав быть верным, впал в блуд. Не будем же непокорны мы, и неверие наше да не возобладает! Князи твои не покаряются — очевидно, что не покоряются Богу, уклоняясь от Него и не пребывая в заповедях Его. А в числе заповедей было — и руце оттрясать от даров (ср.: Ис. 33, 15), и не ходить заодно с татями. Но они по сребролюбию, для гнусной корысти, сделались общницы татем.
Под татями, конечно, разуметь должно не тех только, которые подрезывают карманы или крадут платье в бане, но также и тех, которые, предводительствуя войском или приняв начальство над городами и народами, иное отнимают тайно, а другое открыто берут с насилием. А если признаваемый начальствующим в Церкви берет что–нибудь у подобных людей, или для собственного своего употребления, под предлогом подобающей ему по предстоятельству почести, или под видом снабжения бедных в Церкви, то и он бывает общником татьбы. Ибо, когда надлежало обличить, усовестить, отклонить крадущих от несправедливости, он охотно простирает руку за подарком и ублажает крадущего. Кого надлежало тем более ненавидеть, чем более крадет, того готов он хвалить, ухаживая за ним, сопровождая его, не отходя от его дверей и касаясь тех рук, которыми расхищал он все как наедине, так и всенародно. Поступая таким образом, по всей справедливости называемся общницы татем. Нам надлежало бы попрать беспорядки целого мира и его призраков, когда видим, что в судилищах большие тати наказывают малых, а мы за что ненавидим рабов, в том им удивляемся; первых убегаем, потому что они тати, а на последних взираем с изумлением, потому что они чрез татьбу разбогатели. В чем еще обвиняются князи?
Любяще дары. Весьма отчетливо сказано: любяще дары, а не приемлюще дары. Ибо в последнем случае охуждалось бы и то, что при житейских взаимностях дается правильно. Но: любяще дары, то есть преданные пожеланию брать. Вина же князей в том, что священную любовь расточают на тленное и земное. Ибо Господа Бога любить должно всей силой, какую имеем для любви, а также должно любить ближнего, любить и врагов, чтобы сделаться нам совершенными, подражая в благости Небесному Отцу, Который солнце Свое сияет на злыя и благия (Мф. 5, 45). А на иное расточать силу любви не позволено. Если же худо — любить что–нибудь, кроме сказанного, то любить сребро так, как обязан человек любить Господа Бога, то есть всем сердцем своим, всею душею своею и всею мыслию своею (ср.: Мф. 22, 37), значит не Богу работать, но работать мамоне, воздавая сребру ту меру любви, какой обязаны мы Богу. Посему–то любостяжание делается идолослужением, ибо Господу Богу приносимые дары приносит оно земному. Итак, нам заповедано не любить даров, чтобы мы ради них приходящим с дарами не стали дозволять многое из запрещенного. Вообще же пророческое слово не позволяет нам ни любить таких даров, ни иметь к ним страстной привязанности и, напротив, дозволяет допускать их приношение как необходимость. Ибо требование — любить всем сердцем — делает невозможным удаление любви на другой предмет. Как в сосуде, наполненном какой–нибудь жидкостью, сколько вытекает вон, столько по необходимости недостает до полноты, так и в душе, сколько расточается любви, к чему не должно, столько по необходимости оказывается недостатка в любви к Богу. Ибо кто однажды начал любить сребро, тот изливает на сие всю любовь свою. Ибо любяй сребро не насытится сребра (Еккл. 5, 9).
Гоняще воздаяние. Самая важная вина князя, если он скор на мщение и придумывает все способы огорчившим его воздать равное. Ибо как научит он другого не воздавать никому злом за зло, когда сам употребляет все меры, чтобы отомстить и нанести огорчение причинившим вред, не подражая в кротости Давиду, который говорит: аще воздах воздающим ми зла (Пс. 7, 5), не помня сказанного у Иеремии: Благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей; сядет на ед!ине и умолкнет, яко воздвигну на ся; подаст ланиту свою биющему, насытится укоризн (Плач. 3, 27–28, 30)? Что же сказать о заповедях Господа? Сколько пренебрегут их гонящие воздаяние? Господь говорит: аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую (Мф. 5, 39). Итак, виновен всякий гонящий воздаяние, а тем паче, если кто делает это по начальнической власти. Он должен на самом деле быть для народа учителем касательно благ терпения. Какое подлинно величественное, дивное и едва не превышающее человеческую природу зрелище, если человек, много злословимый, а иногда вытерпевший удар в ланиту, перенесший много других оскорблений от тех, которые словом и делом хотят довести его до крайнего бесчестия, не вскипает гневом, не востает на отмщение, но, став кротко и без гнева, молится за обидчика, чтобы прощен был ему всякий прежний грех, чтобы и впоследствии удостоился он надлежащего Божия попечения и перестал быть наглым! А ныне мы, начальствующие, сверх прочих грехов, погрешаем и в этом, гоняще воздаяния: не только воздаем равной мерой, но отомщаем с преизбытком; раздражаемся, не только когда нас оскорбляют, но и когда не оказывают нам чести; почитаем врагами тех, которые нам воздают менее чести, нежели сколько сами признаем себя достойными.
Сирым не судящии и суду вдовиц не внимающии. Прочее о сиротах и вдовицах сказано уже выше. А здесь обрати внимание на слово не внимающии. Какое высокомерие выражает оно в начальнике, представляя, что он превосходит жестокостью и судию неправды (ср.: Лк. 18, 6)! Тот сколько ни был в других случаях несострадателен, однако же, по неотступности вдовы, хотя после многих просьб, внял суду, избегая того, чтобы она не стала утруждать его больше. А о сих князьях говорится, что они во всяком случае не хотят внять суду вдовицы.
(24)
Сего ради тако глаголет Владыка Господь Саваоф: горе, крепкие во Израили [
[147]]. Это особенность Писания в словосочинении: вместо того чтобы сказать
горе крепким, сказано:
горе, крепкие. Сим выражается, что восклицание, произносимое в скорбях, едва выносимых, прилично тем, которые вскоре будут находиться в нестерпимой муке.
Крепкие во Израили. И это не по догадке сказано Пророком, но по определению, вышедшему из уст нелживых. А под
крепкими должно разуметь одних и тех же с князьями, которые, кроме того что
не покаряются Богу, любят дары и гонят воздаяния, делают и все прочее, в чем они обвиняются. Горе крепким и непокоряющимся, потому что немощному, может быть, есть и извинение.
Ибо малый достоин есть милости, сильнии же сильне истязани будут (Прем. 6, 6); и
емуже предаша множайше, множайше истяжут от него (Лк. 12, 48). Посему горе и богатым, потому что, имея возможность утешить бедных, силу богатства не употребили на то, для чего получили его. И если кто быстрее кого умом и не употребляет естественной своей крепости к исследованию истин Божественных, то горе и ему, когда истяжется дело по мере данных ему дарований. А если иные, получив предстоятельство в Церкви, не украшают дела своего жизнью, приличествующей проповеди, то и им горе.
Не престанет бо ярость Моя на противныя. Противники Богу — противоборствующие Его заповедям. И доколе они противники, не престанет на них упоминаемая Пророком ярость Божия. Ибо, пребывая в лукавстве, мы прилагаем грехи свои, как сгораемое вещество в огонь, и воспламеняем против себя ярость Божию, по сказанному: огнь возгорится от ярости Моея (Втор. 32, 22). А как скоро престали мы от греха, Господь говорит: суд врагом Моим сотворю. Сказано: Веруяй в Мя несть осужден, а не веруяй уже осужден есть (ср.: Ин. 3, 18). Посему виновники суда — враги, по сказанному: сих ради грядет гнев Божий на сыны непокоривыя (Еф. 5, 6). Но из сказанного: не престанет ярость Моя на противныя — не должны мы заключать, будто бы гнев Божий на раздражающих Бога нерассудителен. Хотя и раздражаюсь на противников, однако же не безрассудно наложу на них наказание, но рассудив достоинство и меру преступлений — сие значат слова: суд врагом Моим сотворю. А враги Богу — делающие неправду. Благому враждебно лукавство, Праведному враждебна неправда, Святому — нечистота, Истине — ложь. Посему на таковых не престанет ярость, доколе будут они противниками, и наказание на них, как сказано, наложено будет не без суда.
(25)
И наведу руку Мою на тя, и разжегу в чистоту. Вот благий конец праведного суда и по суду налагаемых наказаний!
Не престанет ярость Моя, суд сотворю, наведу руку, разжегу. И для чего? Чтобы показать тебя чистым. Так гневается Бог, чтобы сделать благодеяние грешникам. Не для истребления наказывает, но вразумляет для исправления. Наводит сей огонь для истребления того, что ввергнуто огненными стрелами диавола в душу, не имеющую щита веры. Сей Божественный огнь, впадая в душу, погашает стрелы лукавого и делается очищением другого огня, который возжигает в нас
похоти несмысленны и вреждающия (1 Тим. 6, 9). Посему–то говорит Сам Господь:
входит яко огнь горнила и яко мыло [
[148]]
перущих. И сядет разваряя и очищая яко сребро и яко злато. Какая же от сего польза? Сказано:
и будут Господеви приносяще жертву в правде (Мал. 3, 2, 3).
И отыму всех беззаконных от тебе. Великое благодеяние душе, которая, по вине худо начальствующих, впала в отчуждение от Бога, что отъемлются от нее беззаконные! Посему и церковные уставы обличенных в тяжких грехопадениях отлучают от прочего тела, да не мал квас все смешение повредит (ср.: 1 Кор. 5, 6). Посему согласно с волей Благаго Бога — отнимать беззаконных от народа. Ибо беззаконные не войдут со святыми во Святая, потому что лопата в руце Господней (ср.: Мф. 3, 12). Но те, которые ныне как беззаконные отлучены от народа, спокойно переносят с ними случившееся, не помышляя, что это есть образ того, что постигнет их на Страшном Суде Божием. А сколько вредно — не отделять беззаконных от общения со святыми членами Христовыми, сие выразил Апостол, укоряя коринфян за то, что не плакали, да измется от среды их содеявый таковое (ср.: 1 Кор. 5, 2).
(26) И приставлю судии твоя якоже прежде. Почему, миновав царей, Пророк упомянул о судьях, хотя и между царями были некоторые, с похвалой начальствовавшие над народом? Или потому, что правление судей было свободнее, сообразовалось с природой и народ жил тогда по своим законам, признавая царем одного Бога; а цари поставлены впоследствии по собственному их неразумию. Почему надлежало, чтобы облагодетельствованные возвратились в блаженное состояние. И поэтому Бог, даруя им свободу, обещал приставить не царей, а судей. Ибо не бяше царя во Израили, но кийждо, еже право пред очима его, творяше (ср.: Суд. 17, 6). Или поскольку по пришествии истинного Царя не царей уже было время, то обещал дать судей, подобных прежним, то есть учеников Господа, о которых сказано: сядете на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (ср.: Мф. 19, 28).
И советники твоя яко от начала. Опять и здесь, сохраняя им свободу, говорит, что даст им не повелителя, но советника. Ибо царю свойственно давать приказы подчиненным, а советнику — посредством совета убеждать в полезном. Ибо не всякий имеет достаточные силы сам собой найти, что нужно. Посему благодеющий Бог дает советников, а не властителей. А поэтому и из нас каждый да почитает себя не начальником, но советником, данным народу от Господа. Так, все пророки, которые внушали полезное, были советники, преимущественно же таков прежде всех — Моисей. И посему Господь, благодетельствуя народу, обещает восставить советников, подобных бывшим от начала, то есть Апостолов и Евангелистов, каковым советником был Павел, служитель Нового Завета, который говорит: совет же даю, яко помилован от Господа (1 Кор. 7, 25). Великое благодеяние — появление благоразумного и благорасположенного советника, который восполняет недостаток благоразумия в требующих совета! А какая польза от совета, всего более доказывает это собой Моисей, который наказан бысть всей премудрости Египетстей (Деян. 7, 22) и беседовал с Богом, якоже аще бы кто друг возглаголал к другу (ср.: Исх. 33, 11). Но и он принял совет от тестя своего, Иофора, поставить тысященачалники, и стоначалники, и десятоначалники, да судят людий (ср.: Исх. 18, 21–22). И Давид пользовался советником Хусием, с помощью которого разорил воинский совет Ахитофелов (см.: 2 Цар. 17, 14). И вообще, совет есть священное какое–то дело, единение воли, плод любви, доказательство смиренномудрия. Ибо страшное кичение — думать, что ни в ком не имеешь нужды, но внимать только себе самому как единственно способному присоветовать лучшее. А мы медлим предаться тем, которые преподают, что нужно, и стыдимся признаться, что они благоразумнее нас в жизни. Притом кто в ожидании советника дает место и собственным рассуждениям, тот в продолжительнейшее время, с трудом только и вниманием, нападает на след того, что нужно.
И по сих наречешися град правды, мати градовом, верный Сион. Пророк показал, какой конец имеют частные благодеяния. Ибо вместо града убийц — град правды, и вместо града блудницы — мати градовом, то есть и другим городам подаст пример целомудрия. И опять град верный, каким был до осквернения блудом. Так украшенная приличными ей украшениями, то есть советниками и судьями, Церковь во Христе может быть названа мати градовом, потому что она как бы высылает от себя какие–то поселения для жизни по Богу.
(27) С судом спасется пленение его и с милостынею. Пророк, ничего не сказав выше ни о чувственных врагах, ни о плененных, восстановление же города называя освобождением из плена, наводит нас на мысль, что, поскольку каждый из нас находится под грехом, то под владычеством врага мы бываем как бы узниками греха и отводимся лукавым в плен для того, чтобы представить уды наша рабы беззаконию в беззаконие (ср.: Рим. 6, 19). Для сего — судии, спасители, защитники народа, избавители от врагов, каковы Варак, Сампсон, Гедеон и Иеффай; для сего — советники, путеводствующие ко спасению, чтобы пленники сего града сделались достойными получить спасение. Ибо сие значит спастися с судом, то есть по суду и исследованию. Потом, поскольку аще беззаконие назрит, никто не постоит (ср.: Пс. 129, 3), Пророк присоединил к суду и милостыню, чтобы строгость суда смягчалась срастворением милости. Таким образом, по суду город предан пленению, а по милости возвращен из плена.
(28) И сокрушатся беззаконнии и грешницы вкупе. После того как достойные восстановления в первоначальное состояние спасены с судом и с милостью, совершенно беззаконные и пребывающие во грехе сокрушатся вкупе, и одни — за то, что осуетишася помышлении своими (Рим. 1, 21), а другие — за то, что преступлением закона Бога безчествуют (ср.: Рим. 2, 23). Беззаконны же те, которые не покоряются Божиим законам, потому что или отступили от них, или и не начинали их исполнять; а грешники — те, которые волею согрешают по приятии разума истины (ср.: Евр. 10, 26). Но, может быть, Бог и в тех, которым благодетельствует, сокрушает ветхого их человека, чтобы они ходили во обновлении жизни. Посему жертва Богу дух сокрушен (Пс. 50, 19). Ибо сокрушается дух мира сего, произведший грех, да дух прав обновится во утробе (ср.: там же, 12). Сокрушается также мышца грешника (ср.: Пс. 36, 17), то есть деятельная сила греха, да взыщется грех его и не обрящется (Пс. 9, 36). Подобно и следующее место: Аз убию и жити сотворю, поражу и Аз исцелю (Втор. 32, 39). Ибо убиет худо живущего, чтобы по очищении худой жизни даровать ему новую. Для того сокрушатся беззаконнии и грешницы вкупе, чтобы они перестали быть неподчиняющимися и преслушными.
И оставившии Господа скончаются, то есть не будет более совершаем этот грех — оставлять Господа. Подобно сему сказано в псалме:
Да скончается злоба грешных (Пс. 7, 10), как если бы кто приглашал врача прекратить болезнь у недужных или искусством своим остановить распространение гнилости. Но скончание это вовсе не означает совершенного уничтожения, останавливает же только известное действование в действующих. Ибо Павел, пророчествуя фессалоникийцам о сыне погибели, сказал:
егоже Господь Иисус убиет [
[149]]
духом уст Своих, и упразднит явлением пришествия Своего (2 Сол. 2, 8). Если убиение (#an!alwsiV) есть совершенное уничтожение, то как же упразднится уже не существующий? Но очевидно, что ложь в беззаконнике уничтожится духом уст истины, и таким образом упразднится он явлением пришествия Христова. Многократно уже замечали мы, что истребляются пороки, а не самые существа, в которых они были, как видно из следующих мест:
и путь грешных погубит (Пс. 145, 9),
и путь нечестивых погибнет (Пс. 1, 6).
(29) Занеже постыдятся о идолех своих, ихже сами восхотеша. Великое благодеяние — даже быть постыжденным в таком деле, которым прежде человек хвалился, потому что не был в состоянии видеть, что в деле гнусно, но находил славу в самом стыде. Посему постыждение о идолех производится ко благу постыждаемых. А сие бывает тогда только, когда служившие дотоле идолам приходят в познание истинного Бога. Ибо тогда приходит в сознание несообразности и покрывается стыдом молившийся бездушным вещам, как будто бы они имеют силу спасти. Но и всякий сластолюбец, чему бы из запрещенного порабощен ни был, обоготворив это, как идола, ставит в скверном храме, то есть в сердце своем, неотступно пребывает при нем своей мыслью и носит в себе образы вожделеваемого. Так богатолюбец, там имея сердце, где его сокровище, служит идолу любостяжательности, чревоугодник, порабощенный вожделениями снедей, имеет богом чрево свое. Но проклят человек, иже сотворит изваяние и слияние, мерзость Господеви (Втор. 27, 15). Блаженны же те, которые, по совету Иакова, повергают боги чуждыя и изменяют ризы, восходя в Вефиль, то есть в дом Божий, сотворити тамо жертвенник Богу (ср.: Быт. 35, 2, 3). Итак, отвергнем чуждых Богу идолов, и изменим ризы, совлекшись ветхого человека, и еще прежде отринем усерязи яже во ушесех (ср.: Быт. 35, 4) наших, то есть ветхие учения, которыми мы услаждались. Сие сказано нам на слова: постыдятся о идолех своих, ихже сами восхотеша. Ибо не против желания имели этих идолов, какие пред сим описаны, потому что, сами вожделев страстей, боготворим их.
И посрамятся о садех своих, ихже возжелеша. Находим, что слово
сад (k%hpoV) берется в ту и другую сторону. Например, в книге Бытия по переводу Аквилы:
И насади Господь Бог сад [
[150]]
во Едеме (Быт. 2, 8). Но опять Египетская земля в укоризну названа
вертоград (k%hpoV)
зелейный (ср.: Втор. 11, 10). И еще укоризненное упоминание о саде, когда Ахаав пожелал наследство израильтянина Навуфея сделать
вертоградом зелий (ср.: 3 Цар. 21, 2). С похвалой упоминает о саде Екклесиаст, говоря:
сотворих ми вертограды и сады (k%hpouV ka»i parad»isouV) (Еккл. 2, 5). Но благословен тот сад, в котором был гроб, принявший в себя временное домостроительство смерти в теле Господнем! Впрочем, здесь охуждается сад, потому что причиняет стыд вожделевшим. И кажется, что Пророк разумеет теперь рощи, какие насаждались обольщенными в честь идолам, а под рощами разуметь должно погрешительные направления и наружное благообразие, которым прикрываем свои страсти, например, если кто, погруженный в удовольствия, показывает вид честности, или если кто, порабощенный скупости, старается показаться щедрым. В сем–то
посрамятся вожделевшие, когда откроются сердечные наши советы.
(30)
Будут бо яко теревинф отметнувый листвия, и яко вертоград не имый воды. В буквальном смысле Пророк по–видимому говорит о садах, вожделенных идолослужителям, что они будут неприятнее обнаженного от листьев теревинфа и вертограда, засохшего от безводия. Нравственный смысл тот, что уловляющие внешним благообразием человеческую славу, по обнаружении тайного, когда будет
вся нага и объявлена, и ни едина
тварь неявлена (ср.: Евр. 4, 13), с уничтожением окружающего их ныне обольщения представят собой неблагообразное зрелище, почему они и уподобятся дубу. Ибо так иные [
[151]] перевели слово
теревинф; и из книги Бытия знаем, что дуб и теревинф — одно и то же (см.: Быт. 12, 6; 35, 4). Итак, они будут подобны
теревинфу, или дубу, который, по опадении листьев, обнаруживает то, что прежде было закрыто зеленью. Ибо дуб украшен густой зеленью листьев и доброцветностью их удобно затеняет неуклюжесть своих сучьев. Пророк говорит, что они будут безобразнее и сего дуба по обличении прошедшей их жизни.
И яко вертоград не имый воды. Таков будет и Израиль, подобно дубу имеющий листья, то есть сень законную, которую скинет с себя при исполнении времен. Он — как
вертоград, насажденный Господом по первоначальному сотворению, но засохший, потому что утратил, что было животворного в догматах. Посему должно стараться истинно веровать во Христа, чтобы из чрева нашего истекали духовные потоки и не допускали нас сделаться неблагообразными и бесплодными.
(31) И будет крепость их яко стебль изгребия, и делания их яко искры огненныя. Из сего явствует, что для каждого будут дела его причиной мучительности наказания, потому что сами себя приуготовляем к тому, чтобы стать годными к сожжению, и, как искры огненные, возгнетаем в себе душевные страсти для возгорения геенского пламени, как и палимый жаждой в пламени богатый (см.: Лк. 16, 19–31) томим был за собственные свои удовольствия. Ибо по мере приемлемых нами в себя стрел лукавого подвергаемся большему или меньшему жжению.
И сожгутся беззаконницы и грешницы вкупе, и не будет угашаяй. В другой уже раз в пророчестве поставлены вместе беззаконники и грешники. Выше: И сокрушатся беззаконнии и грешницы, а здесь: и сожгутся… Никто не обольщай себя невежественными словами: «Хотя я и грешник, но христианин, потому не впаду в геенну, где идолослужители. Мне поможет самое имя христианина, если и преступил я Христовы заповеди». Ибо слышишь: сожгутся беззаконницы и грешницы вкупе. Для тех и других одна причина сожжения: в тех и других — стебль изгребия, то есть жизнь, удобно возгорающаяся и легко приемлющая в себя пламень; в том и другом по праву зажигает душу искра, которая теперь как бы таится еще в пепле, поскольку закрыта оболочками плоти, но возгорится от Божия суда в день отмщения, раздуваемая и воспламеняемая обличениями.
Толкование на вторую главу
(1)
Слово бывшее [
[152]]
ко Исаии сыну Амосову о Иудеи и о Иерусалиме. По описании первого видения было слово сие к Исаии, сыну Амосову. Почему же там
видение, а здесь
слово? Потому что хотя сила Божия, по благодати Духа святым Божиим даруемая, одна и она есть ведение неведомого, сообщаемое сердцам святых чрез откровение и озарение, однако же, по различию предметов ведения, открываемое называется или видением, или словом. Там было показано настоящее: пороки народа, отчуждение его от Бога, неблагодарность к Благодетелю; здесь предвещается будущее, поэтому — слово о том, что
будет в последния дни. Но и там не посредством зрения видение, и здесь не посредством слуха познание, но озарение в сердце от Духа, Который показывает настоящее и предвозвещает будущее. И здесь опять речь об Иудее и об Иерусалиме. Хотя будет говорено и о других народах, ибо не
Иудеев токмо Бог, но
и языков, понеже един Бог, Иже оправдит обрезание от веры и необрезание верою (ср.: Рим. 3, 29–30), однако же предварительно и в первом месте упоминает о Своем наследии. Но спросишь, не с особенной ли мыслью, требующей объяснения, иногда о слове прилагается
Господне, иногда нет сего приложения —
Господне? Например:
Слово Господне, еже бысть ко Осии сыну Веириину (Ос. 1, 1), а здесь:
Слово бывшее ко Исаии. И о видении говорится у Иезекииля:
и отверзошася небеса, и видех видения Божия (Иез. 1, 1); а у Исаии:
Видение, еже виде Исаиа (Ис. 1, 1). Также у Иеремии:
Слово, еже бысть ко Иеремии (Иер. 25, 1). Поскольку Пророки говорили народу непокорному, пререкающему, вовсе отступившему от Бога, то умолчанием имени Господня надеялись достигнуть, чтобы были приняты слова их. В той мысли, что Бог не печется о делах человеческих, иудеи осмеивали говоривших им от лица Господня, как дает разуметь Иеремия, говоря:
бых в посмех весь день (Иер. 20, 7).
(2) Яко будет в последния дни явлена гора Господня, и дом Божий на версе гор. Последними днями называются дни, приближающиеся к окончанию сего времени. Ибо к тленному миру сему приноровлена и природа протекающего времени. Оно имеет свойство и сродство с видимыми предметами, отходит вместе с разрушающимися вещами, настает вместе с приходящими в бытие, есть нечто ожидаемое и чаемое вместе с имеющими еще быть. Поскольку дни и ночи, месяцы и годы, все расстояния времени имеют начало от солнца, луны и движения тверди, то с разрушением последних необходимо последует и конец времени. Итак, пред окончанием сего мира будет явлена гора Господня, и дом Божий на версе гор. И кто не раболепствует одним речениям, не держится голой буквы, тот окажется вынужденным не останавливаться на чувственном. Ибо как явится тогда гора Господня? Как на версе гор созиждется дом Божий? Плотский Израиль не ожидает в будущем и явления другой горы, и устроения на других вершинах второго дома; а гора Сион и храм уже были явлены во времена пророчества Исаина. что же значит сказанное? Не то, что в последние дни явлены будут и гора и дом, но что в последние дни откроется, во оставление греха, великое и высокое Домостроительство о спасении человеков. Ибо тайна сокровенная от век, явися (ср.: Кол. 1, 26) при скончании времен. Горе же уподоблено сошествие Господа на землю потому, что гора есть земная возвышенность. Но и плоть Господня, по общей нашей природе будучи землей, возвышена чрез соединение с Богом. А дом Божий на версе гор, по слову Апостола, есть Церковь. Ибо говорит: увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива (1 Тим. 3, 15). Ее основания на горах святых, ибо наздана на основании Апостол и пророк (ср.: Еф. 2, 20). Одной из таковых гор был и Петр; и Господь дал обетование — на сем камне создать Церковь Свою (см.: Мф. 16, 18). Ибо мудрствования высокие и превыспренние, ставшие превыше земного, справедливо называются горами. А душа блаженного Петра наименована высоким камнем, потому что она твердо укоренилась в вере, была непоколебима и неослабна при всех приражениях искушений. Посему все приобретающие ведение Божества, по величию ума и умных дел усовершившись в здравой жизни, суть верси гор, на которых созидается дом Божий.
И возвысится превыше холмов. Холмы суть какие–то земные горбы, имеющие посредственную возвышенность над землей: они выше мест низких, но не достигают до самых высоких. Итак, поскольку превосходство Господа по человечеству не сравнимо со всеми вместе взятыми превосходствами, являемыми в каких бы то ни было заслугах, то посему и сказано, что гора Господня будет явлена превыше холмов. Множайшей бо славе сей паче Моисеа сподобися, елико множайшую честь имать паче дому сотворивый его (Евр. 3, 3). Сколько же выше Авраама? Сказано: Авраам рад бы был, дабы видеть день вочеловечения; и виде и возрадовася (ср.: Ин. 8, 56). И Авраам дал Мелхиседеку десятину, а Мелхиседек был образом Господа. Сие говорю, чтобы показать плотское превосходство Господа. Искать же славы Божества в превосходстве пред рабами и да не дерзнем! Домостроительство человечества превыше праведников между человеками, ибо Един греха не сотвори (ср.: 1 Пет. 2, 22); а велелепие Божества превознесено превыше небес.
И приидут к ней вси языцы. Продолжение слова яснее открывает смысл пророчества, изображая будущее стечение язычников к познанию Христову. Ибо придут к вере все народы, призванные проповедью, потому что проповестся Евангелие сие во всем мире (ср.: Мф. 24, 14) и во всю землю изыде евангельское вещание Апостолов (ср.: Пс. 18, 5).
(3) И пойдут, — говорит Пророк, — языцы мнози. Не оставь без внимания точности в словах. Там сказано: приидут вси, а здесь — пойдут не вси, а мнози, потому что слово приидут относится к вере, а слово пойдут (pore!usontai) — к образу жизни. Итак, поскольку все исповедуем веру, но не все живем по заповедям, то приидут вси языцы, а пойдут мнози. Слово же ходить (pore«uein) берется в значении жизни, сообразной с законом. Сказано: Блажени непорочнии в пути, ходящии в законе Господни (Пс. 118, 1). Но как же — Господь говорит, что мало есть, иже обретают путь (ср.: Мф. 7, 14), а мы говорим, что пойдут языцы мнози? Это потому, что все народы, относительно к собственному числу народов, могут быть изочтены, но число людей в каждом народе велико. Посему Пророк говорит здесь, что многие (но не все) народы ведут жизнь по Евангелию, хотя все называют себя по имени Христову. Но ежели исчисляются многие народы, то еще не следуют необходимо в это число все до одного из заключающихся под общим именем каждого народа. Исчислив народы каппадокиян и галатов, армян, или сириян, или египтян, можно сказать, что сии народы суть ходящии в законе Господни, между тем как не все входящие в состав каждого народа согласно стремятся к цели жизни. Посему относительно к семидесяти двум народам, или сколько их ни начтется в целой вселенной, многие ходят путем жизни, относительно же к целому числу людей, живущих на земле, не много спасаемых. Таким образом и Евангелие истинно, и пророчество не противоречит ему. Вси языцы поработают ему (ср.: Пс. 71, 11), но поклонятся из многих не многие: сказано — вси царие земстии. И Софония говорит: приидут работати Ему под игом единем (ср.: Соф. 3, 9).
И рекут: приидите, и взыдем на гору Господню и в дом Бога Иаковля. Преуспевающие в ведении, как бы восшедши на высоту, призывают к одинаковому с собой восхождению и тех, которые останавливаются еще на дольнем и проводят жизнь в низких житейских попечениях. Кто совоскрес со Христом и вышних ищет, тот да призывает мудрствующих земная (ср.: Кол. 3, 1–2) и да руководствует помышления их в горнее. Поскольку положение тела относительно к горе бывает двоякое: одно — с подгорья восходящих на вершину, а другое — с вершины сходящих к подошве горы, по различию и в положении самого тела, и в действии, различно нами совершаемом, то, может быть, двоякое сие представление удобоприлагаемо и к строительству вочеловечения, так что вочеловечение можем представлять себе горой, и здесь как плоть через соединение с Божеством возносится на небо, так Божество чрез общение с человечеством снисходит к земному.
Приидите, и взыдем. Приступим к высоте богословия, начав со страдания. И в дом Бога Иаковля. Выше говорится просто дом Божий, а здесь — дом Бога Иаковля. Какая сему причина? Или там недостает слова, или здесь оно лишнее. Но что от Духа, в том нет ничего напрасного. Слово показывает, что первое согласие на истину производится по общим понятиям о Боге; несомненность же веры получает совершенство по уяснении уже свойств Божиих в сердце преуспевающих в ведении. Посему вводимым только в ведение сказано просто дом Божий, а выслушавшим уже начатки учения сказано, какой Божий дом, именно Бога Иаковля, потому что Иакову даровано быть в свойстве с Богом. Сказано: Аз есмь Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль. Сие Мое есть имя вечное (ср.: Исх. 3, 6, 15). Чтобы честь святых сделать приснопамятной, Бог присоединяет к Своему имени имена рабов, так что всякий раз, когда вспоминается о Боге, присоединяется воспоминание и о них. Посему тем, которые приступили уже, Пророк присовокупил как бы отличительный признак Божий, сказав: и в дом Бога Иаковля. Но поскольку у Иакова есть еще имя запинателя и борца (запинателем он называется за борьбу с сопротивными; напоследок же, после доброй победы, получил имя Израиля), то более и более преуспевающий сначала узнает дом Бога Иаковля, то есть низшее и доступное ему, а напоследок, со временем, познает и Бога Израилева, сообразно с ходом и порядком сообщаемых ему совершеннейших преданий.
И возвестит нам путь Свой, и пойдем по нему. Если не взойдем на гору, не возвестит нам пути Своего. А если не возвестит нам, как пойдем? То есть если не примем Евангелия, как будем жить по–евангельски? А старающиеся узнать путь, очевидно, не знали его. Посему как же взойдем на гору, не зная пути? Конечно, слова приидите и взыдем означают готовность и ревность поспешающих, но не показывают получения желаемого. Представим, что и ныне иные из поспешающих к вере приглашают и поощряют друг друга: «Станем дальше от пресмыкающихся по земле, будем мудрствовать о небесном, взыдем в дом Божий; там узнаем путь, по которому чрез совершенство достигнем предназначенного всем вообще конца».
От Сиона бо изыдет закон, и слово Господне из Иерусалима. Спроси человека от обрезания, плотского иудея: о каком законе и о каком слове говорит Пророк? О законе ли, данном чрез Моисея? Но пусть покажут, как он исходит от Сиона. Ибо Моисей не взошел в землю одержания (ср.: Лев. 25, 24), а Сион — в Иудее. Итак, по их мнению, погрешило Писание, вместо одного слова употребив другое: вместо Синая или Хорива наименовало Сион. Но Пророк говорит о святом законе. О каком же? Когда данном? Где написанном? И слово из Иерусалима. Это говорит о слове пророческом? Но оно было по всей Иудее, а не в одном Иерусалиме, даже и в Израиле, даже в земле пленения, в Ниневии и во многих странах. Итак, да заградят себе уста пред истиной и да приимут закон Господа, исшедший из стражбища, от Богоносной плоти, с которой призрел Он на дела человеческие. И слово Господне из Иерусалима. Ибо оттоле начавшаяся проповедь рассеяна по всему миру.
(4) И судити будет посреде язык. Бог, став в сонме богов, боги разсудит (ср.: Пс. 81, 1), а язычников судити будет посреде язык. Святых прилично рассудить по дознанному их достоинству, а живших в суете должно судить. Но, может быть, здесь показывается, что наказание народам, чуждым благочестия, различно, а не одно и то же. Поскольку они утратили познание о Боге — все достойны мучений и казней. Поскольку же есть разность в образе их жизни, в страстях безчестия (ср.: Рим. 1, 26) и в лукавстве против ближнего, потребен суд над язычниками для разобрания грехов их против ближних.
И изобличит люди многи. Чтобы показать нам справедливость и непререкаемость праведного суда, Пророк присовокупил: и изобличит люди многи. Ибо сказано: обличу тя и представлю пред лицем твоим (Пс. 49, 21). Здесь обвинитель представляет свидетелей в обличение преступлений обвиняемого, но в судилище тайных дел наших предстанут пред нами самые дела в их собственном виде и представится согрешившим каждый их грех. Там обличение употребляется для подтверждения справедливого суда, здесь — для исправления обличаемого в том, в чем обличается. Посему Апостол советует Тимофею пользоваться обличением (см.: 2 Тим. 4, 2). Всякое обличение, ощутительно уязвляя обличаемого, сильно мучит его, представляя позор греха, и сие благотворно для не чувствующего собственных своих падений, потому что приводит его в сознание и истинное раскаяние. Какая телесная рана производит такую же боль, каково мучение, производимое в душе разящим словом, которое чувствительно для совести подвергшихся стыду худых дел?
И раскуют мечи своя на орала и копия своя на серпы. Таков доброполезный конец обличений — людей браннолюбивых и мятежных приводить в мирное состояние. Для всякого же очевидно, что закон Христов и слово Христово, будучи мирными и умиряющими, проповедали мир и дальним и ближним. И потому иудеи и язычники отложили бранные оружия как употребляемые для поражения вблизи, в рукопашных боях, и названные у Пророка мечом, так и приготовляемые для действия издали и у Пророка именуемые копиями. Слово же из Иерусалима переделывает их в земледельческие орудия, так что губительный меч служит приготовительным орудием для животворных семян, всеваемых мудростью в разумные души, потому что обращенный в плуг смягчает ожестевшее, вырывает терния, делает души хранилищами небесной благодати. А копье, бросаемое и поражающее издали, обращается в нечто, собирающее вблизи и приводящее в общение; ибо таковы серпы: они собирают рассеянное и соединяют колосья в общение рукояти. Посему есть и словесная жатва, для которой нужны потребные орудия и о которой сказано: возведите очи ваши и видите нивы, яко плавы суть (Ин. 4, 35). Ни один из строителей браней не способен к сей жатве. Но Господь послал на жатву сию собственных учеников Своих, о которых и сказал: жатва убо многа, делателей же мало (Лк. 10, 2). Сим–то жателям, как не имеющим в сердцах бранного оружия, дал Он власть, в какой дом ни войдут, вносить в него мир.
И не возмет язык на язык меча. Пока во всей силе действовало слово мирской мудрости, народы восставали друг на друга, грозя друг другу мечом слова, который был весьма изощрен размышлением и очищен вероятностью. Но когда пришел Мир наш и возвещена слава в вышних Богу, и на земли мир (Лк. 2, 14), тогда всякая ложь умолкла вдруг пред истиной, как мгновенно умолкает крик говорливых птиц, ежели откуда–нибудь является над ними орел. Уже не опровергают друг у друга учений, не говорят — один, что вовсе нет Промысла, другой, что он простирается только до луны; не доказывают о душе — один, что она смертна, а другой, что бессмертна; о судьбе — один, что она над всем владычествует, а другой, что ее вовсе нет. Но поскольку пришло буйство проповеди (ср.: 1 Кор. 1, 21), славится Распятый, веруют в Воскресение, чают Суда, то народы, прекратив междоусобную брань, соблюдают безмолвие. Боюсь только, чтобы они наконец не сделались зрителями нашей брани. И поскольку прежде сего вся жизнь у них проходила в изучении пустых слов, так как диалектика есть наука сражаться на словах, то Пророк говорит: не навыкнут ктому ратоватися, что значит — не будут проводить времени с наставниками словопрения.
(5) И ныне, доме Иаковль, приидите, пойдем светом Господним. Второе призвание, приглашающее облагодетельствованных к совершеннейшему. Ибо кто взошел на гору Господню, простер взор выше земного, тот, как бы приобщившись чистейшего озарения, может сретить Божий свет, просвещающий душевные очи к созерцанию блаженных и мысленных видений и Божественных умозрений. Подобное сему сказано у Псалмопевца: Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся (Пс. 33, 6), ибо не постыдятся те, на которых знаменася свет лица Господня (ср.: Пс. 4, 7). А делаяй злая ненавидит света (Ин. 3, 20). Но поскольку дом Иаковль обучение закону почитал достаточным светом и себя в самообольщении признавал вожда быти слепым, света сущим во тме (Рим. 2, 19), то пророческое слово, исправляя их неведение, говорит: приидите и пойдем не светом закона и Пророков, но светом Господним. Полезны и светильники, но до солнца; приятны звезды, но только ночью. А если смешон, кто при солнечном свете зажигает пред собой светильник, то гораздо смешнее, кто при евангельской проповеди остается в законной сени.
(6) Остави бо люди своя, дом Иаковль. Самое тяжкое наказание — быть оставленным от Бога. Представь, что кто–нибудь, после крепкого сжатия рук разогнув персты, которыми дотоле сжимал держимую вещь, лишает ее своей поддержки и дает ей упасть, — таким изображается народ, не поддерживаемый уже Богом. За какие же вины выпускается кто–либо из рук Божиих, сие показывают следующие слова: зане якоже из начала наполнися страна их волхвований, якоже иноплеменников. Видишь, какое зло — волхвовать! Вне попечения Божия поставляет оно предающегося ему. А многим из христиан кажется делом безвредным склонять к нему слух, собирать приметы, слушать истолкователей примет. Чихнул кто на слове, говорят: «И это имеет значение». Кто–нибудь сзади назвал меня по имени, нога поскользнулась при выходе, зацепилась одежда — все это помеха. И люди весьма знаменитые, ожидающие Судию с небес, хладнокровно впадают в сей вредный порок. Но слушай: отвержен народ, предавшийся сему. Еще древле, по закону Моисееву, чарования, волхвования, ворожба, птицегадания отринуты как изобретения демонов. Сказано: не вражите, и ни сряща смотрите от птиц (Лев. 19, 26); языцы бо, которых Господь Бог потребит от лица Его, сии чарований и волхвований послушают; тебе же не тако даде Господь Бог твой (ср.: Втор. 18, 12–14). Кто может советоваться с оправданиями Божиими, тому при рассуждении, чего не должно делать, не прилично брать себе в советники, даже не в советники, но в учители и законодатели, существа неразумные. Птица не знает собственной своей опасности, которая уже перед глазами, а тебе предвещает она будущее. Вылетев из гнезда, чтобы принести птенцам пищу, нередко возвращалась она ни с чем, а для тебя стала она нелживым предвещанием, и напрасное движение птицы обратилось в откровение будущего! Ежели, по действию демонов, птицы летают для твоего обольщения, то не сиди и не смотри с отверстым ртом на демонские обаяния и не отдавай себя под влияние диавола. Он, если однажды уловит душу, легко увлекаемую в погибель, не выпустит ее из рук, а употребит ее на всякое злое дело. Но и каркающий ворон и кружащийся орел, по недостатку лова, приводят в страх суеверное сердце. Враг до того издевается над человеком, что если показалась кошка, выглянула собака или утром встретился человек, хотя самый благорасположенный, но с поврежденным правым глазом или бедром, он отскочит, отворотится, не раз зажмурит глаза. что бедственнее такой жизни — все подозревать, во всем видеть препятствие, когда все должно возводить душу его к Богу? Когда видишь птиц, летящих по воздуху, не полет их замечай, описывают ли круги над нашей головой, или летят навстречу, или налетают сзади, или поперек пересекают путь. Оставив это, дивись в них премудрости и распоряжениям Творца: каким образом такая тяжесть носится по воздуху; как нежное естество воздуха стало колесницей для крыл; как чрез распростертие крыльев плавают по воздуху, а хвостом, как кормилом, направляют свой полет; как у птиц, не способных ходить, крылья заменяют ноги; птицы ночные и хищные имеют устройство тела, приличное их образу жизни: у одних — орудия хищничества, когти, у других — как бы весла, перепонки на ногах, чтобы при движении широтой ступни удобнее отталкивать воду. Все исполнено премудрости Божией, потому что вся премудростию сотворил есть (ср.: Пс. 103, 24). Но человек мелочный, занятый низкими мыслями, в движениях бессловесных тварей усиливается найти соответствие с собственной своей целью и, оставив Бога, предает сам себя во власть злокозненным демонам, которые, владычествуя в воздухе, ухищряются направлять полет птиц туда и сюда и безумных людей держат в неисцельном обольщении. Ежели, говоря сие, отдалился я от предмета, то слово не без пользы, остановившись на пророческом изречении, употребило его к уврачеванию неразумных. Должно же заметить, что в Писании волхвование называется собственно занятием филистимлян, то есть жителей Палестины, ибо их одних Писание имеет обычай именовать иноплеменниками. Как халдеи устроили себе предсказания по дням рождения, египтяне — врачевства и наговоры, критяне — ворожбу, так сии иноплеменники — волхвование. Посему страна эта возвратилась к собственному своему злу, став якоже из начала.
И чада многа иноплеменнича родишася им. Когда город, приняв дурные нравы, избрал сообразную с ними жизнь, тогда грех отцов обратился уже как бы в закон, и с самого рождения они уже чада иноплеменнича, за порочную жизнь отчужденные от народа Божия. Поскольку же и плоды душевные часто называются чадами, то и о человеке, который, вопреки намерению Божественного Писания, собирает у внешних нездравые учения благочестия и принимает оные, иной может сказать, что он рождает чада иноплеменнича.
(7) Наполнися бо страна их сребра и злата, и не бяше числа сокровищ их. Таков грех богатолюбия, что поставлен в списке столь важных грехов! Наряду с волхвованием и чадами иноплеменничьими, рожденными во Израили, может быть, от умножения блуда, считается и наполнение страны сребром и златом. Ибо душе благочестивой богатство служит средством делать добро чрез любообщительность, а душе сластолюбивой и плотолюбивой обращается оно в пособие роскоши. Нищета — наставница благочестию; и богатство — повод к наглости. Если же излишество имущества поставляется в вину целому народу, то да размыслят обогащающиеся, чем они оправдаются в избытке собственных своих имуществ. А если думает кто, что обогащающийся по какому–либо предлогу, почитаемому благовидным, не грешит, тот пусть вспомнит евангельскую заповедь, которая ясно воспрещает собирать себе сокровища на земле (см.: Мф. 6, 19).
И наполнися земля их коней, и не бяше числа колесниц их. Везде видим, что святые гнушались употреблением коней как в делах ратных, так и в других житейских нуждах. Почему и здесь к прочим обвинениям причисляется и употребление коней. Богу угодно было, чтобы иудеи зависели от Его помощи, а не надеялись в войне на собственные свои приуготовления; а потому повелевает: да не умножиши себе коней (ср.: Втор. 17, 16). Обвиняемые же Пророком приобрели себе такое множество коней, что не было им числа. Но должны мы или принять сие за преувеличение, или заключить, что слова не бяше числа колесниц сказаны по обычаю Писания не исчислять, что худо или почему–либо не стоит уважения. Ибо заметь, что в книге Числ не перечисляются ни жены, как немощные, ни дети, как малозначительные, кроме первородных и сынов Левитских, ни рабы, как не стоящие уважения, ни рожденные от смешения с иноплеменниками, как чуждые. Так, думаю, и колесницы, как худое приобретение, поставляются вне числа.
(8) И наполнися земля мерзостей дел рук их. Языческие обычаи, начавшиеся волхвованиями, усилившиеся от сребролюбия и привязанности к коням, довели до идолослужения. Оттого что не хотели просить советов у Бога, а стали внимать волхвованиям, оттого что надеялись на множество коней, которые ложь во спасение (ср.: Пс. 32, 17), а не на Могущего сокрушить брани, естественным образом дошли они до того, что земля их наполнилась мерзостей. Посему всякий поступок, противный здравому разуму, — мерзость пред Богом. Как слабые желудком и склонные к позыву на рвоту не терпят гнусных зрелищ, например, извержения излишеств, зловонных струпов и тому подобного, так и дела нечистоты — мерзость Святому. Поскольку в собственном смысле идолов обычно Писанию называть мерзостью, то и всякие негодные представления, наподобие живописных картин напечатлеваемые в душе, суть мерзости, наполняющие страну, то есть всю область разумной части в душе.
И поклонишася тем, яже сотвориша персты их. О верх безумия — признавать Богом, что сделал сам человек, и не видеть нелепости такого дела! Ежели дивишься веществу, то почему не кланяешься необработанной меди или камню? А если дивишься ему по причине искусства, то кланяйся рукам своим, которые дали веществу образ, или тем орудиям, которыми ты обделывал. Какое же неразумие — и в то продолжение времени, в которое был вырезан или отлит кумир, не взять на размышление того, что делаешь! Ибо сие означают слова: и поклонишася тем, яже сотвориша персты их. После этого человек принужден будет выбрать одно из двух: или не иметь у себя Бога, пока не сделает его сам, или сказать, что прежний состарился, почему и нужен стал другой. Но проклят всяк человек, иже сотворит изваяние или слияние, дело рук художника (ср.: Втор. 27, 15).
(9) И преклонися человек, и смирися муж. Думаю, что Пророк сказал сие из сожаления, не терпя в людях унижения их достоинства. Он говорит: преклонися для поклонения идолу человек — досточестивейший из животных земных, вчиненный между разумными существами, почтенный после Ангелов образом Божиим, силой ума своего изобретший искусства. Кто познал все земное, силы растений, корней и плодов, не убоялся моря, изучил естество воздуха, происхождение ветров, положение звезд, их движения, расстояния, времена соединений, устройство, примечаемое на земле, общество, законы, ратное дело, искусства, необходимые для жизни и служащие к украшению и напоказ, — тот повергся пред идолом, как будто требует от него спасения — одушевленный от бездушного, разумный от бесчувственного. Кому подручны звери, подчинены для служения все бессловесные твари Самим покорившим их нам Богом, Который даровал нам Свой образ, в том и состоящий, чтобы господствовать над животными, живущими в воде и на суше, — тот не с каким–либо бессловесным, превосходящим его силой, но с подобием одного из бессловесных животных, или какой–нибудь безобразной жены, или самого гнусного мужчины не смеет стать наравне, но со страхом склоняется пред ним к земле, недостойный воззреть и на небо за грех против неба.
И преклонися человек, и смирися муж. Новое приращение зла, что муж — первенствующий в роде, совершеннейший по разумению, могущественнейший в деятельности — забыл собственное свое достоинство и смиряется пред идолом; тот, кто — образ и слава Божия, имеет главою своей Христа, смирися пред идолом. Вот что значит слово муж. И это в бедствии самое тягостное. Если бы смирились отрок или жена, то извинительно было бы сие, одному по возрасту, а другой по естественной немощи. А теперь смирися муж, что превышает всякую меру стыда. И не претерплю им. Какая угроза! Уже не о вечном ли наказании сказано сие: не претерплю им? Ибо пока волхвовали, пока умножали себе чад иноплеменничьих, пока были пристрастны к сребру, привязаны к коням, оставались еще надежда и ожидание прощения. Но поскольку впали в крайнее зло — в идолослужение и, не сознавая собственного своего достоинства, воздают идолу божескую честь, то не претерплю. И в этом Благий поступает благодетельно. Поскольку прощение служит поводом к разврату, то не претерплю им, чтобы скорбь довела их до необходимости вспомнить о Боге. Таким образом, то, что Бог не потерпит, есть не гибельная угроза, но спасительное вразумление. Ибо сказано: не отступлю от тебе, ниже оставлю (ср.: Втор. 31, 8).
(10) И ныне внидите в камение и скрыйтеся в землю от лица страха Господня и от славы крепости Его, егда востанет сокрушити землю. Это — новое воззвание к дому Иаковлеву, призывающее к полезному. Как было сказано: приидите, и взыдем на гору Господню; приидите, пойдем светом Господним, так и теперь говорится: внидите в камение и скрыйтеся в землю от лица страха Господня. Ужели найдется такой клеветник на Писание, который подумает, что здесь советуется кому–либо бежать от лица страха Господня и скрыться в расселины каменные? Но сказано: Камо пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо, Ты тамо еси (Пс. 138, 7–8). И еще говорит Господь: аще скрыются на Кармиле, и оттуду возму я; аще убегут в море, и тамо повелю змиеви, и угрызет я (ср.: Ам. 9, 3). Как же Пророк присоветовал употребить камень покровом от лица страха Господня? Но, может быть, он разумеет, что единственное избавление от зол, какие исчислил выше, — войти под покров скалы, то есть в твердыни веры во Христа, где положен был и Моисей, когда должен был видеть Бога (см.: Исх. 33, 22). Туда, говорит Пророк, внидите и скрыйтеся в землю, то есть погребите сами себя. Для чего же? Да спогребшись Ему крещением и с Ним умерши, во обновлении жизни ходити начнете, умерши греху (ср.: Рим. 6, 4, 10). Но сличи места Писания, где говорится о камне, чтобы уяснить себе настоящее место. На камень вознесл мя еси (Пс. 60, 3). Из камня пил народ (см.: Чис. 20, 11), и даже имел мед из камене (ср.: Втор. 32, 13). А Псалмопевец говорит: камень прибежище заяцем (Пс. 103, 18). Чистую воду для сытости и елей для помазания доставлял им твердый камень, по словам песни Моисеевой (см.: Втор. 32, 13). Посему если войдете в камень, то возможете избежать страха Господня, егда востанет сокрушити землю, когда будет истреблять земное и истреблять перстное, чтобы духовному даровать беспрепятственную жизнь. Итак, надо приуготовиться к Его восстанию, которое будет со славой и крепостью, и, таким образом, попещись о себе самих.
(11) Очи бо Господни высоцы, человек же смирен. Чтобы не подумал ты, будто бы Пророк советует как ни есть телесно удалиться от Бога, он присовокупил: Очи бо Господни высоцы, человек же смирен. Для Назирающего с высоты ничто дольнее не сокрыто, потому что все у Него пред взорами и ничто не омрачает Его очей. Смирен же человек — или как почитающий себя за ничто, по сравнению с велелепием Божиим, или как по умеренности отложивший кичливое самомнение, или как чрез грех низринувшийся с прежней высоты.
И смирится высота человеческая. Выше человек сам смирил высоту и стал достоин осуждения. Преклонися человек, и смирися муж. А здесь смирение полезно, потому что отложение суетного мудрования от превозношения, от надмевающей высоты, от пустого самомнения возвращение к свойственному себе достоинству есть похвальное смирение. В тех, которые прибегают к камню и в землю слагают тело свое в надежде воскресения со Христом, падает неразумное превозношение и суетное мнение о самих себе; единому же Богу восписуется ими высота.
И вознесется Господь един в день оный. Пророческое слово отсылает нас к известному и всеми исповедуемому дню. В день оный — то есть в последний из всех дней, которого не пресекает ночь, не ограничивает время, которому не полагает начала и конца вещественный свет. Это день единственный, себе самому подобный, неподвижный, невечерний, непреемственный. Итак, в день оный вознесется Господь един, когда падет всякое горделивое мудрование. Вся же светлость Блаженных Сил, хотя бы это был Пророк или Апостол, хотя бы это были святые премирные Силы, исчезнет пред избытком сияний оной славы, потому что по явлении истинной высоты все будет признано низким. Представь сказанное по какому–либо примеру из встречающегося в жизни. Пусть будет город, населенный ремесленниками, которые дневной работой едва снискивают необходимое для жизни; здесь есть несколько людей, которые достаточнее убогих до преизбытка, и бедные пока их ублажают и дивятся им; потом приходит в город царь, богатейший из всех царей, у которого много золота, много серебра, много камней драгоценных, частью помещенных в царском уборе, а частью выставленных напоказ, красота и множество одежд беспримерны, множество слуг и копьеносцев превышает всякое число, расходы неописанны, неисчислимы верблюды и мулы, на которых перевозится богатство, кони, употребляемые для услуги и для торжественных шествий, убраны золотом и багряными покровами. Что почувствует при этом зрелище бедный тот народ, который дотоле удивлялся преимуществовавшим в немногом? Не устыдится ли собственного своего суждения? Не станет ли, при сравнении с превосходным, всех презирать, свидетельствовать же о славе и богатстве одного, истинно богатого? Так, пока сокрыты высота и величие премудрости и силы Божией, поставленным в крайней нищете многое кажется высоким и великим. Но когда явится истая премудрость и истинное могущество, тогда никто не будет признан премудрым и сильным. Так некогда и Моисей признавал себя худогласным и косноязычным (ср.: Исх. 4, 10), потому что слышал говорящего с ним Бога. И Авраам, когда увидел Бога, исповедал о себе, что он земля и пепел (ср.: Быт. 18, 27). Посему никто, удостоившийся взирать на благость и премудрость Божию, не станет себе или другому приписывать премудрости или силы, ибо все святые подобны свету светильников, в полный полдень затмеваемому солнцем.
(12)
День бо Господа Саваофа на всякаго досадителя и горделиваго. Может быть, первый грех есть досаждение [
[153]] и гордыня, потому что диавол, сделавшись досадителем от пресыщения дарованными ему благами, отступил от Бога и отторгнул с собой сопротивные силы, говоря:
выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе высоце, на горах высоких, яже к северу; взыду выше облак, буду подобен Вышнему (Ис. 14, 13–14). Поэтому с сего же начинается и отмщение. И если кто
разгордевся в суд впал
диаволь (ср.: 1 Тим 3, 6), то и осужден будет вместе с началовождем и как бы зиждителем гордыни, ибо Господь
гордым противится (ср.: 1 Пет. 5, 5). Началом гордыни бывает обыкновенно презорство. Кто презирает и считает за ничто других и одних признает бедными, других — людьми низкого происхождения, иных же — невеждами, тот вследствие такого презорства доходит до того, что почитает себя одного мудрым, благоразумным, благородным, богатым, сильным, и презрение служит для него началом гордыни. Ибо гордиться — значит прилагать усилие стать выше других, а чтобы достигнуть сего, человек уничижает ближнего, превозносит же себя самого. И презорство есть начало гордыни, и гордыня — злое порождение презорства. Посему и отмщение
на всякаго досадителя и горделиваго, потому что сродные грехи и наказываются подобным образом. Итак, славный день Господень принесет с собой отмщение
на всякаго досадителя и горделиваго. Но мы, бедные, каждый день предаваясь сим порокам, и не разумеем, как злогрешим.
Досадителе [
[154]]
Царствия Божия не наследят (ср.: 1 Кор. 6, 10). А мы предаемся злоречию и злословию, не разумеем, что слова, которые теперь произношу, станут против меня в день Суда, пресекут мне путь и сделаются как бы стеной, чрез которую нельзя перейти. Кто из нас не превозносит сам себя? Кто не презирает ближнего? Но презорство важнее злоречия. Ибо последнее есть бесчестие, наносимое только словом, а презорство имеет в виду пристыдить оскорбляемого самым делом. Конечно, возможно высокому ныне, если захочет, снизойти до смирения смиренных; и есть опасность, что смиренный ныне будет приведен в возношение гордых. Ибо самая мысль о себе, что дошел до высоты смирения, служит поводом к возношению, и превозноситься над тем, кто по–видимому великий грешник, есть уже страшная гордыня, которую допустил в себе фарисей пред мытарем.
И на всякаго высокаго и величаваго. Тем же пороком одержимы
высокий и величавый (met!ewroV), отличаются же от
досадителя и горделиваго только своим положением. Последний оказывает презорство и гордыню пред другими, а первый, когда и один, превозносит сам себя, величается и возвышает себя по суетности ума. И чтобы тебе в точности представить
величаваго, вспомни, каков сам ты был в суетной своей юности, как иногда сам с собой составлял предначертания о своей жизни и занятиях, с каким удобством в представлениях ума восходил от чина к чину, от одной начальнической должности к другой, осыпал себя богатством, строил дома, откладывал золото и серебро, собирал имение, которое бы в год приносило столько и столько талантов дохода, имел у себя тысячи слуг, всякого рода искусства, прибыль от них, табуны коней, стада овец и волов, выручаемые за них деньги, жену, детей, внуков, благодетельствовал друзьям, мстил врагам, управлял городами, народами, а наконец, и царствовал. Видишь, как, по легкомыслию, такой ум
высок и величав! Ни на чем не останавливается, но несется выше невозможного, выше природы. Посему и величавым угрожает страх оного дня. Сказано, что величавость есть грех. Ибо слушай, что говорит Господь:
и не возноситеся [
[155]] (Лк. 12, 29). И блаженный Давид в числе добрых дел поставляет — не величаться и не возноситься. Ибо говорит:
Господи, не вознесеся сердце мое, ниже вознесостеся очи мои (Пс. 130, 1). Но возможно возноситься и похвальным образом, когда ты не мелочен, не заботишься о низком, но возвышен в мыслях, с великой душой и с высоким умом украшаешься высотой добродетели. Та высота воли достойна одобрения, когда не унижаешься в скорбях и презираешь земное. Такой человек имеет жительство на небесах; его сердце горит любовью к тамошним сокровищам. И такая высота духа обыкновенно столько же различна от кичливого надмения, как истинное здоровье от опухлости тела в водяной болезни: тело надмевается, но не имеет в себе плотности и больно.
(13)
И на всяк кедр Ливанский высоких и превознесенных. Скажут: «что за порок в кедре? За что и его высота, какую имеет по природе, подвергается взысканию? И вообще, за что слово угрожает сим Днем кедрам Ливанским?» Никто не будет спорить, что речь идет об одушевленных тварях, которые надмеваются и до безумия превозносятся. Но почему же они кедры? И почему Ливанские? Кедры суть растения, которые приносят малополезные плоды, растут весьма высоко, с течением времени непрестанно прибывают, не скоро стареются и нелегко загнивают. А Ливан был в древности горой идолослужения. Посему, чтобы указать нам на обитающие там погибельные силы, Пророк назвал кедрами Ливанскими и возношения лукавства,
взимающияся на разум Божий (ср.: 2 Кор. 10, 5), о которых и Псалмопевец говорит, что
стрыет Господь кедры Ливанския (Пс. 28, 5). Но можно разуметь под кедрами тщеславные нравы в людях, превозносящихся без всякой достаточной причины к надмению. Ибо и в кичении или есть какая–либо правдоподобная причина, производящая превозношение, или оно вовсе неосновательно, например иной о себе высоко думает по причине воздержания, другой — по причине целомудрия, а иной — по причине постоянного пребывания в молитвах. Худо таковый делает, думая о себе выше надлежащего, однако же его возношение имеет для себя основание. Таковый есть высокое дерево, но плодовитое. Но кто без всякого доброго дела превозносится или ради богатства, или знатного рода, или ради телесной крепости — тот кедр, гордящийся бесплодной и бесполезной жизнью. Но почему же он — кедр Ливанский? Потому что как растения, стоящие на горах, пользуются чужой высотой, так опирающиеся на богатство, или силу, или славу предков, в предлог к собственному своему превозношению употребляют нимало им не принадлежащее. Впрочем, есть и похваляемые кедры.
Насытятся древа Господни [
[156]]
, кедри Ливанстии, ихже насадил (Пс. 103, 16). И к славословию приобщаются
древа плодоносна и вси кедри (Пс. 148, 9), в доказательство, что по природе ничто не лукаво и не отчуждено Богом; напротив того, каждая тварь по собственной воле или отдаляется от Бога, или приближается к Нему. Посему и на построение храма употребленные кедры привезены были с Ливана, чем история показывает, что возможно от идолослужения перейти к святыне. По сим причинам сокрушается кедр — то когда не отлучен он от Ливана, то когда, оставив древнее, делается достойным освящения. Вообще же и нравы животных, и виды растений берутся к означению различного произволения в людях.
И на всяко древо желудя Васанска. Вот упоминание о другом растении, в показание, что жизни человеческой угрожает опасность подпасть суду. Нравы жесткие и непреклонные, на все отвечающие упорством и противлением, и общее словоупотребление уподобляет дубу. Это дерево приносит и плод, но годный в пищу свиньям. Почему Пророк назвал его деревом студа, потому что Васан берется в значении студа. Посему, у кого слава плодоношения есть стыд, на тех приидет день Господа. Находим еще, что и идолослужение называется студом, как в Третьей книге Царств. Илия говорит Ахааву: и ныне посли и собери ко мне всего Израиля на гору Кармилскую, и пророки студныя, и пророков дубравных четыреста мужей, ядущих трапезу Иезавелину (ср.: 3 Цар. 18, 19). Итак, поскольку всяко древо, не творящее плода добра, посекается и во огнь вметается (ср.: Мф. 3, 10), день Господа, как страшный, угрожает и древам студа. Посему и царь Васанский называется Огом, а Ог толкуется преграда, так как студные дела преграждают нам путь ко спасению, ибо блудники, прелюбодеи, женоподобные, мужеложники и все делатели студа имеют над собою царем Ога, который производит отлучение от Бога. Господь сокрушит его для освобождения содержимых в его власти. Исповедайтеся Господеви, яко благ; поразившему цари велия, и убившему цари крепкия, Сиона и Ога (ср.: Пс. 135, 1, 17, 18, 19, 20).
(14) И на всякую гору высокую и на всякий холм высокий, (15) и на всякий столп высок. Как горы отличаются от холмов величиной, а во всем прочем сходны они между собой, так и сопротивные силы подобны одна другой произволением, но различаются великостью неправд. Посему справедливо и на них приидет день Господа Саваофа. что же значит это: и на всякий столп? Столп есть высокое здание, пригодное для городской стражи и для узнаваний неприятельских нашествий. На сей конец дарован нам ум — стеречь блага и предусматривать козни врагов. Ему не нужно ни в себе самом, ни из вещей земных устроять входа на небо. Ибо Господь снисходит к нему — падшему долу по причине высокого о себе мнения, благодетельно и спасительно расторгает его согласие со злом. Для его–то построения Господь повелевает нам сесть и расчислить, аще имамы, еже есть на совершение (ср.: Лк. 14, 28), как показывает самый образ выражения в Евангелии. Посему пророческое слово требует, чтобы ум высокомудренный, надменный, унижающий всех и ублажающий только себя, убоялся дня Господня.
И на всякую стену высокую. Опять и стена есть ограда, построенная для охранения города и для отражения неприятельских нападений. Подобным образом есть некоторые науки, которыми ополчает нас сама истина, чтобы спасительные догматы соблюлись неодолимыми; а есть также науки, изобретенные внешними и годные для ограждения лжи и охранения суетности. Ибо сила диалектики есть стена для догматов и не дозволяет расхищать и брать их в плен всякому, кто хочет. Посему–то стены Иерусалима написаны на руках Господних (см.: Ис. 49, 16); а стены Иерихонские ниспровергнуты Иисусом, разрушаемые одним гласом (см.: Нав. 6, 19). Выше осуждается только высокое, а здесь и то, что при высоте имеет крепость. Правдоподобие, в доказательных способах учения слишком усиленное и возвышенное, Пророк в переносном смысле называет высокой стеной и утвердительно говорит, что оно будет низложено в день Господень.
(16) И на всякий корабль морский. Это — загадки, предложенные для упражнения нашего ума, чтобы мы не напрасно слушали Писание и не поникали умом к земле. Сказав об уме высокомудрствующем и не увлекающемся предметами низкими, Пророк, сообразно с сим, в том же виде прикровенной речи рассуждает и о телах. Ибо день Господень страшен не кораблям неодушевленным, но тем, которые чрез тело обуреваются солеными волнами сей жизни. Как обремененные грузом корабли с трудом плавают и легко подвергаются кораблекрушениям, так и тела, которые от многих и обильных наслаждений отягощены тучностью и сластолюбием вовлечены в бездну погибели, называются кораблями морскими. Есть и достойные похвалы корабли, которые служат сходящим в море творити делания на водах многих (ср.: Пс. 106, 23). О них в псалме славословия сказано: тамо корабли преплавают (Пс. 103, 26). Ибо похваляются корабли, переплывающие море, но не остающиеся в нем и не погружающиеся в волнах. И живущие во плоти, но не по плоти воинствующие, попирая волну жизни и будучи ее выше, творят делания на водах многих, если нисходят в жизнь, чтобы приобресть некоторых из погрязших. За сие они видят дела Господня, в награду за свое делание приобретая разумение дел Господних и чудес во глубине (ср.: Пс. 106, 24).
И на всяко видение доброты кораблей. Да слышат сие заботящиеся об украшении тела и с любопытством предающиеся охоте смотреть на тело. Ибо не кораблей видение вредно, но рассматривание тела, возбуждающего похотение. Посему грядет день Господа на всяко видение доброты кораблей, потому что воззревший на жену ко еже вожделети ея, любодействова в сердцы своем (ср.: Мф. 5, 28); равно и жена, наряжающаяся для того, чтобы возбудить к себе вожделение невоздержных, уже любодействова в сердцы своем.
(17) И смирится всякий человек. Сим пророческое слово показало, что все предыдущее загадочно и прикровенно говорено было о человеках. После сказанного о досадителе и горделивом, о высоком и величавом, о всяком кедре Ливанском, о всяком древе желудя Васанска, о всяком столпе высоком, о всякой стене высокой, о всяком видении доброты кораблей Пророк говорит наконец: смирится всякий человек, то есть падут все роды пороков в людях. Мы, человеки, введены в мир сей, как бы в общее училище; нам, получившим ум, имеющим глаза для наблюдения, повелено, как бы по некоторым письменам, по устройству и управлению вселенной познавать Бога, чтобы желающие заняться изысканием истины, достаточно снабженные, откуда занять для себя пособия, удостоились лицом к лицу зреть прекрасно ими изысканное, а далеко уклонившиеся от истины самой истиной были постыждены во лжи, занеже разумевше Бога, не яко Бога прославиша или благодариша (Рим. 1, 21). Ибо ум святых не только видит, но и слышит тварь, поведающую о славе Божией. Ибо сказано: Небеса поведают славу Божию (Пс. 18, 1). А не разумеющие ничего, кроме видимого, осуетишася и почтоша и послужиша твари паче Творца (ср.: Рим. 1, 21, 25).
И вознесется Господь един в день оный. С явлением света исчезает тьма, с возвращением здоровья прекращаются мучения болезни, и с показанием истины природа лжи обличается. Когда познано истинно высокое, которое выше всякого ума высокого и величавого, когда постигнуто всякое умозрение истины, тогда казавшееся прежде высоким и величавым представляется удобопрезираемым. Посему всякой разумной природой одному Богу воспишутся истинная высота и истинное величие, и находившиеся дотоле в обольщении отринут ложные мнения о каждом предмете.
(18) И рукотвореная вся скрыют, (19) внесше в пещеры и в разселины камений и в вертепы земныя, от лица страха Господня и от славы крепости Его, егда востанет сокрушити землю. Поскольку Писание нередко говорит одинаково и о пришествии Христовом во плоти, и о пришествии на Суд, а иногда о том и о другом явлении возвещает нераздельно, то думаем, что сказанное теперь говорится о Вочеловечении, хотя смысл настоящих слов может быть приложен к будущему и ожидаемому, потому что по пришествии Христовом отринуто попечение о рукотворенных. Ваятели кумиров уже не в чести — и что в древности уважалось, не возбуждает равного усердия, побросано в пещеры, в норы, в самые малоизвестные места. Ибо, как скоро воссиял свет, увидели сокрывавшееся дотоле во тьме неведения, увидели дерево деревом, камень камнем, уже не обольщаясь наложенными на них чертами, но признавая в них то, что они по природе. Страшно для демонов спасительное для целого мира пришествие Христово, и они оставили ныне пресловутые места, на которых производилось обольщение: нет уже Дельф, нет прорицалищ, молчит прорицатель, Кастальскую воду пьют и остаются целомудренными, бежал Амфиарей, не стало Амфилоха, исчезли кумирницы, и невидимые силы удалились от лица страха Господня и от славы крепости Его. С того времени как именуется крест, обращены в бегство идолы. Но идол есть также и всякое напечатлеваемое в душе представление понимаемого ложно — о Боге ли то или о чем–нибудь познаваемом. И доколе не уразумеваются действия и явления истины, дотоле каждый чтит собственные свои кумиры. Но когда явились высота и превосходство действительно истинного, тогда каждый, осудив свои мнения, как порождения души, ложно представлявшей, старается истребить ложные понятия, как бы скрыв их в пещерах и вертепах; наконец, из самого действия усматривает, что страшен Бог и что по истреблении всего вещественного и как бы по сокрушении земного, дабы открылось духовное, должен истребиться и образ перстного, да явится образ Небесного. Почему и те, которые имеют ложные понятия о Боге, идолотворя в себе какое–то мысленное идолослужение, несуществующее почитают существующим, и они делаются повинны клятве, в которой сказано: проклят человек, иже сотворит изваяние и слияние, мерзость Господеви, дело рук художника, и положит е в сокровении (Втор. 27, 15).
(20) В день бо оный изринет человек мерзости своя златыя и сребряныя, яже сотвориша, да покланяются суетным и нетопырем, (21) еже внити в вертепы твердаго камене и в разселины камений, от лица страха Господня и от славы крепости Его, егда востанет сокрушити землю. В предыдущих словах Пророк говорит, что идолы скрыты, а теперь говорит, что они изринуты, потому что сперва должно устыдиться лжи, а потом изринуть ее из сердца. Посему сребряных идолов извергает тот, кто в сокровенностях ума истребляет понятия, со всем правдоподобием устрояющие ложь; а золотых извергает тот, кто уничтожает в мысли составившиеся отпечатления лжи. Нетопырям же поклоняется, кто боготворит пребывающую во тьме сродную демонам силу, ибо нетопырь есть животное, которое любит ночь, живет во тьме, не терпит солнечного сияния, населяет места пустынные. Но каковы демоны? Не таковы же ли? Не виновники ли опустения, не бегают ли истинного света, просвещающего весь мир? Нетопырь — из рода пернатых, и однако же не имеет крыльев, но летает по воздуху с помощью плотяной перепонки. Таковы и демоны: они бесплотны, но не окриляются Божественным желанием, а как бы оплотянели, прилепившись к вещественным вожделениям. Нетопырь — вместе и птица и четвероногое, но не может надежно стоять на ногах и не имеет твердого полета. Таковы и демоны — они не Ангелы и не человеки: ангельский чин погубили, а человеческой природы не имеют. Нетопыри имеют и зубы, которых нет у птиц. И демоны мстительны, чего не делают Ангелы. Нетопыри не несут яиц, как птицы, но родят прямо живых детей. Таковы и демоны — тотчас же, с великой скоростью, совершают лукавые дела. Посему о поклоняющихся демонам в переносном смысле сказано, что они покланяются нетопырем. Но когда человек отвергнет суету идольскую и перестанет поклонятся нетопырям, тогда постарается внити в вертепы твердаго камене и в разселины камений. Думаю, что вертепы суть многие обители, какие назначаются каждому по мере веры во Христа. А расселины камней — страдания Христова тела, где желают найти прибежище спасаемые, чтобы укрыться под покровом Христовым.
(22)
Оставите вам человека, емуже есть дыхание в ноздрех его, яко в чем вменися им [
[157]]? В списках известного издания сего не полагается, но положено в еврейском и внесено из других. Смысл слов таков: пощадите человека, не вступайте с ним в борьбу и не ополчайтесь против него; он такого и столько слабого устройства, что жизненное дыхание имеет в ноздрях, и если немного удержать его, человек лишается жизни. Кажется, что Пророк тем силам, которые в переносном смысле назвал он нетопырями, повелевает прекратить наконец свои козни против человеков, которые немощны по плоти, но драгоценными почитаются у Бога, почему никакое покушение против них не остается без взыскания.
Толкование на третью главу
(1) Се, Владыка Господь Саваоф отымет от Иерусалима и от Иудеи крепкаго и крепкую. После того как иудейский народ совещал лукавый совет против Господа, Который распят ими от немощи плотской; ожив же от силы Бога Отца (ср.: 2 Кор. 13, 4), оставил им немощь, ибо сказал: умрете во гресех ваших (Ин. 8, 24), а нам даровал силу Воскресения, ибо сказал: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин. 11, 25). Неверные изнемогают неверием по причине креста, а праведные с уверенностью говорят: Вся могу о укрепляющем мя Христе (Флп. 4, 13). Посему не имеющий Христа — Божия силы, не имеет крепости. Поэтому Господь отымет от Иерусалима и от Иудеи крепкаго и крепкую — какова была Сарра, укрепляющаяся и начальствующая даже над Авраамом, по заповеди Господа, Который говорит: вся елика аще речет тебе Сарра, слушай гласа ея (Быт. 21, 12); каковы — Ревекка, по страннолюбию почерпающая воду и укрепляющаяся по добродетели, Деввора, предводительствующая войсками, Иаиль мужающаяся, Анна услышанная и Елисавета пророчествующая. Нет уже ни крепких мужей, ни крепких жен. Присовокуплена и причина немощи: потому что нет у них ни крепости хлеба ни крепости воды. Как тела наши укрепляются сродными им яствами, так и для души есть нечто питательное, что доставляет ей силу на доброе. Что же это такое? То, о чем Господь сказал: Плоть Моя истинно есть брашно, и Кровь Моя истинно есть пиво (Ин. 6, 55). У кого нет этого, у того нет крепости хлеба и крепости воды; а где яства слабы, там по необходимости таковы же должны быть и питаемые ими.
Но да не будет того, чтобы Церковь страдала грехами Иерусалима и чтобы у ней отняты были крепкий во всяком деле благом и в слове за истину, крепкий в постах, крепкий в молитвах, крепкий в искушениях, крепкий в терпении, в смиренномудрии и в главизне заповедей — в любви, а равным образом, и крепкая в нерастлении, в честности, в милостыне, в неусыпности молитв, в трудах бдения. Да не отнимется у ней крепость хлеба и крепость воды, пособие самой питательной силы слова, как у иудеев оскудела крепость духа пророческого, и они томятся жаждой слова, желая слова Божия и не имея его, потому что Господь отнял у них крепость хлеба и крепость воды. Есть и у нас некоторая пища, которая не сообщает крепости, но не допускает и умереть и какую Павел предлагает еще младенцам о Христе, коринфянам. Есть зелия — пища немощных (ср.: Рим. 14, 2). Есть и твердая пища, пригодная совершенным, имущим чувствия обучена долгим учением в разсуждение добра же и зла (ср.: Евр. 5, 14). И если когда Церковь не имеет преподающих учения твердые, сильные и исполненные ума Божия — это признак, что у ней отнята крепость хлеба. Но есть и в воде крепость и немощь, по слову Господа: всяк пияй от воды сея вжаждется паки, пияй же от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки (ср.: Ин. 4, 13–14). Как предварительно принимаем твердую пищу, а жидкая служит для сухой как бы колесницей и ведет ее к раздроблению, так бывает и с душевной пищей. Мысль есть первая и самая свойственная душе пища, и слово действительностью своей пролагает путь наставлениям, производит усвоение мысли. Должно же отверсть очи, чтобы насытиться сего хлеба и воды. Ибо сказано: отверзи очи твои и насыщайся хлеба (Притч. 20, 13). И в книге Бытия говорится, что отверзлись очи Агари и увидела воду (см.: Быт. 21, 19).
(2) Исполина и крепкаго, и человека ратника и судию. Наименование исполин находим здесь взятым в добром значении, что разве редко где еще встречается, как, например: возрадуется яко исполин тещи путь (Пс. 18, 6). Итак, отнимет исполина. Исполинами, как думаю, называются те, которые от природы имеют некоторые преимущества и по телесному устройству многих превосходят в усвоении себе познания или в подвиге добродетели; крепкими же именуются те, которые собственным своим старанием и размышлением усовершили в себе природные дарования. У иудеев нет ратников, потому что их не вносят в воинские списки; у них нет судии, потому что они преданы судиям, пленившим их, и оскудел вождь от Иуды. Впрочем, все, что угрожало им за неверность Господу, может случиться и с нами, если будем непокорны. И у нас оскудеют ратники, восприемлющие на себя всеоружие Господне и мужественно противостоящие козням диавольским, когда возобладает нами неверие, и предадимся противникам. Но будем молить Господа, да не отнимется у нас ратник — муж, оградившийся броней веры, возложивший на себя шлем спасения, чтобы покрыть главную часть своего тела, укрепивший ноги свои во уготование благовествования, — ратник, у которого готов обнаженный меч наказать всякое преслушание, который вообще, яко добр воин Христов, злопострадал за Евангелие, не обязавшись куплями житейскими, да воеводе угоден будет (ср.: 2 Тим. 2, 3–4).
Но Церковь имеет и судей, которые могут примирять брата с братом, которые судят мир и будут судить Ангелов (см.: 1 Кор. 6, 2–3). Если же когда умножатся суесловцы и умом прельщени, учаще яже не подобает, развращающии вся домы, сквернаго ради прибытка (ср.: Тит. 1, 10, 11), а в Церкви нет никого, кто заграждал бы таковым уста и низложил их возношения взимающиися на разум Божий (ср.: 2 Кор. 10, 5), то должно знать, что она оставлена за умножение ее преслушания. И если несть мудр ни един, иже может разсудити между братий, но, по недостатку святых, судятся пред неверными (ср.: 1 Кор. 6, 5, 6), и это есть признак оставления, ибо отнял Господь и судию.
И пророка и смотреливаго. Всякое пророчество у иудеев — до Иоанна; а с Иоанна оно оскудело, и у них нет духовно постигающего намерение закона, по ослеплению, которое бысть Израилеви (ср.: Рим. 11, 25). Но и в Церкви есть дарование пророческое ради Положившего в Церкви первее Апостолов, второе пророков (ср.: 1 Кор. 12, 28). Посему, если когда войдут в нее неверные и невежды и не будут обличены и испытаны, — и это есть признак оставления. Ибо сказано: Аще вси пророчествуют, внидет же некий неверен или невежда, обличается всеми, истязуется от всех, и сице тайная сердца его явлена бывают (1 Кор. 14, 24–25). Итак, тот пророк, кто по откровению Духа предсказывает будущее; а тот смотреливый, кто с помощью своего разумения, из сличения подобного, основываясь на опыте времен предшествовавших, заключает о будущем, рассуждая так: «Если будем делать дела содомские, то потерпим наказание, подобное содомскому»; или: «Если покаемся, как ниневитяне, то подобно им будем помилованы».
И старца. В числе угроз находится и отнятие
старца, так как присутствие его доставляет немалую пользу, будет ли сим старцем человек, удостоенный какого ни есть начальства и сопричисленный к пресвитерству или и носящий на себе образ старца неукоризненно, особенно же не прикасавшийся к жене. Но если кто, по закону Господню, действительно
единыя жены муж, чада имый верна, не во укорении блуда, или непокорива, не себе угождающ, не гневлив, не пияница, не скверностяжателен, но страннолюбив, благолюбец, целомудрен, преподобен, праведен, воздержен, держащийся вернаго словесе по учению, да силен будет и утешати во здравем учении и противящияся обличати (ср.: Тит. 1, 6–9), то он —
старец, которого Господь отнимает у грешного народа, — отнимает как
крепкаго и крепкую, как
крепость хлеба и крепость воды, как
человека ратника, как
судию, так и
старца. Посему когда увидишь, что иные достойны сопричисления к
старцам, но скрываются или пренебрежены, а вместо них возведены недостойные, знай, что у этого народа Господь отнял
старца. А какой потребен торжник, чтобы не укрылся от него искусный в этом, Бог показал сие великому рабу Своему, Моисею, доверив ему избрание таковых
старцев. Ибо говорит:
собери Ми седмьдесят мужей от старец Израилевых, ихже ты сам веси, яко тии суть старцы людстии, и да приведеши я ко скинии свидения, и да станут тамо с тобою; и уйму от Духа, Иже в тебе, и возложу на ня, да подымут с тобою устремление людий сих, и не будеши водити их ты един (ср.: Чис. 11, 16–17). Надобно же, чтобы они были преклонны возрастом, с течением жизни искусились во многом и в цвете своей седины показали твердость нравов, ибо
слава старым седины (Притч. 20, 29). Если же и в юном возрасте найдется старческий образ мыслей, не должно презирать дара, но верить тому, кто говорит:
седина есть мудрость человеком (Прем. 4, 9), потому что действительно
старцем делает не столько белизна волос, сколько старческий образ мыслей. А может быть, того же требует и Писание:
Пред лицем седаго востани и почти лице старчо (Лев. 19, 32). Ибо если кто, подобно мудрому Даниилу, юн телом, но стар умом, то справедливее — предпочесть его тем, которые, как вавилонские старцы,
обетшалые злыми денми (ср.: Дан. 13, 52), имеют развратное изволение при телесной седине. Посему на Даниила, который был отрок и весьма юн по чувственному возрасту, но имел по образу мыслей духовную седину, снисшло дарование старчества; ибо не солгали говорившие:
гряди, сяди посреде нас, яко тебе даде Бог старейшинство (ср.: Дан. 13, 50). Таким образом, случается иногда, что юные оказываются достойными большей чести, нежели старцы, живущие нерадиво и беспечно. Посему иудейские старцы лжеименны. Ибо отнял Господь от народа их как
человека ратника и пророка, так
и старца. Церковь да молится, чтобы не был у нее отнят
старец, достойный сего именования. А как это важно, видим на Аврааме. Хотя в предшествовавших родах счисляются многие, жившие долее его:
поживе Адам
девять сот и тридесять лет (ср.: Быт. 5, 5), и
поживе Мафусал
девять сот и седмьдесят [
[158]]
лет и умре (ср.: Быт. 5, 27),
и поживе Ной девять сот [
[159]]
лет (ср.: Быт. 9, 29), — но ни один из них не назван старцем, а Авраам
старец, по свидетельству Сарры, которая говорит:
не у было ми убо доселе, господин же мой стар (Быт. 18, 12). И он был стар, потому что душу его покрыла сединами добродетель.
(3) И пятьдесятоначалника. Господь Саваоф угрожает отнять у иудеев вместе с прочими и пятьдесятоначалника. что под сим разумея? Под частью разумея целое, говорит, что допустит прийти у них в беспорядок всему благоустройству и управлению, потому что тысященачальники, стоначальники, пятьдесятоначальники и десятоначальники поставлены были Моисеем по совету Иофора, чтобы на себе несли попечение о народе и приняли на себя меньшие суды для имеющих нужду в суде (см.: Исх. 18, 21–22). И иудеям изречена угроза, что такой порядок управления будет у них отнят. Посему Пророк угрожает, что отнимется у них пятьдесятоначалник, как и человек ратник, и судия, и смотреливый, и пророк, и старец.
И дивнаго советника. В жизни человеческой весьма нужен и полезен совет, потому что никто не может сам один удовлетворить себе во всем, но имеет нужду в помощниках, еще более при избрании полезного, чем при отправлении телесных действий, так что человек, не имеющий советника, подобен кораблю без кормчего, предоставленному на произвол туда и сюда порывающих ветров. Если же при рассмотрении чего–либо маловажного берем советников, то как не искать нам дивных советников, когда идет дело о душе и о полезном для души? Посему, как скоро иудеи составили лукавый совет, как бы им предать Господа, Господь отнял у них дивнаго Советника, советам Которого дивились (ибо дивляхуся о учении Его [Мф. 22, 33]), но не следовали наставлениям. Как же не дивен Советник, Который, вместо закона око за око, советует: если кто ударит в десную ланиту, обратить ему и другую (ср.: Мф. 5, 38, 39), также не гневаться, не судиться, не иметь вожделения к гнусному, никого не почитать врагом, но любить ненавидящих, не заботиться о тленном, не превозноситься умом, не просить у Бога маловажного, иметь сердце на небеси, туда перенеся свои сокровища, пребывать с Богом, быть братолюбивым, сострадательным, общительным в том, что имеет у себя, нечистоту поставлять не в пище, но в сердце и в произволении? Сего–то Советника, подающего такие Божественные и дивные советы, отнял у них Господь за то, что не приняли Его. Посему нет у них дивнаго советника. Будем же молиться, чтобы и сия Церковь не лишена была дивнаго советника, и если кому представится случай искать совета в деле нужном, пришедши в Дом сей — общее место совещаний о душах, да найдет слово утешения, производящее в душах как бы некий свет для отыскания нужного. Кто, при благом свете, ходит по воле суетного сердца своего, тот подобен Ровоаму, который, не уважив спасительного мнения старейших, последовал совету юных своих совоспитанников и чрез них лишился царской власти над десятью коленами (см.: 3 Цар. 12, 1–19; 2 Пар. 10, 1–19).
И премудраго архитектона. После того как у иудеев отнято право пользоваться дивным Советником, Который, как оказалось, есть Господь наш Иисус Христос, отнят у них и премудрый архитектон и стал Апостолом языков сей Евреин от Еврей, по закону фарисей (Флп. 3, 5), — Павел, соделавшийся рабом Иисуса Христа, Которого гнал. Где же доказательство его архитектонского знания? Сам он говорит: яко премудр архитектон основание положих (1 Кор. 3, 10). Думаю также, что и Дух Святый архитектонствует в Церкви Божией, по слову того же Павла, который говорит: созидаетеся в жилище Божие Духом и, снабдеваемые Духом, созидаетеся и растете в церковь святую о Господе (ср.: Еф. 2, 22, 21). Итак, отвергших дивнаго Советника, Бога Слово, Господь лишил мудрого Архитектона — Духа Святаго. Посему, не имея Составляющаго и Счиневающаго их (ср.: Еф. 4, 16), они отрешены и отделены друг от друга и не могут чрез духовное созидание соделаться Церковью Божией. Будем же молиться, чтобы Церковь снабдевалась Духом, чтобы у нас поставляемы были духовные архитектоны, каков Веселеил, которого Бог наполнил Духом Божиим, духом смышления и ведения архитектонствовати во всяком деле архитектонства (ср.: Исх. 31, 3–4).
И разумнаго послушателя. Если, по слову Соломонову, слово многоценно во ухо благопослушно (Притч. 25, 12), то где нет слова, там нет нужды и в слухе. Итак, поскольку отнят чудный советник, то вследствие сего отнят вместе и разумный послушатель. Ибо где нет серебра, там без дела остается и торжник. Но прискорбно видеть, что, когда слово полно мыслей и рассуждает об обязанностях, нет разумно сознающего слово, потому что не имеют душевного уха, какого требует Господь для слушания слов Его, говоря: имеяй уши слышати да слышит (Мф. 11, 15).
(4) И поставлю юноши князи их, и ругателие господствовати будут ими. Двойное наказание — быть лишену благ и быть предану в худшее. Ибо после того, как Владыка Господь отнял у Иудеи и Иерусалима крепость хлеба и крепость воды, исполина и крепкаго, человека ратника и судию, и смотреливаго, и пятьдесятоначалника, и дивнаго советника, и премудраго архитектона, и разумнаго послушателя, пророческое слово угрожает им, что насланы будут юноши князи. Так оно признало самым тяжким наказанием для города быть под начальством и управлением юношей, потому что юность легкомысленна и удобоподвижна на худое. Необузданные вожделения, зверский гнев, опрометчивость, наглость, высокомерие и надменность суть страсти, неразлучные с юностью; ей свойственны зависть к превосходному, неосновательное мнение о своем собственном; бесчисленный рой зол сопряжен с юностью, и подчиненные по необходимости должны вкусить всех этих зол, потому что пороки начальников служат бедствием для подчиненных. Поставлю юноши князи их. Блага возвещены в единственном числе: крепкаго и крепкую, человека ратника, судию, пророка, смотреливаго, пятьдесятоначалника, дивнаго советника, премудраго архитектона и разумнаго послушателя; а угроза бедствиями возросла до множества: юноши князи и ругателие господствовати будут вами. Подразумевается же не юный возрастом, но незрелый по нравам, ибо не тот во всяком случае достоин порицания, кому немного лет, но тот, у кого жизнь проводится в страстях, каков был Ровоам, о котором написано: Ровоам же бе юнейший и сердцем страшлив (2 Пар. 13, 7). Посему и Екклесиаст говорит: Горе тебе, граде, в немже царь твой юн, и князи твои рано ядят (Еккл. 10, 16). И здесь называется юным не тот, кто юн возрастом, но кто несовершен по душе. А что юность возраста не препятствие желающему жить добродетельно, сие дал уразуметь Господь в словах к Иеремии, говоря: не глаголи, яко отрок аз есмь (Иер. 1, 7). Господь не отрицает, что он юн, но говорит, что юность для него не препятствие, по причине совершенства души, ибо ко всем, к нимже послю тя, пойдеши (Иер. 1, 7) потому что Я, Который вижу досточестность сокровенной седины, усмотрел, что ты стар по образу мыслей.
Ругателие же господствовати будут над теми, которые представили себя рабами греху. Ибо если общий всех враг соделывается их господином, не как собственными своими пользуется он, но пренебрегает, как чужими. Общий наш противник уловленного в сети греха предает позору, издеваясь и превозносясь над нами, даже не над нами только, но и над Господом нашим, от Которого сделал нас отступниками, и, обнаруживая нашу гнусность, не перестает водить за собой в торжестве пленников и ругаться над покорившимися. Поскольку сам он создан на поругание, сказано: Сиесть начало создания Господня; сотворен поруган быти Ангелы Его (Иов. 40, 14), и псалом говорит: змий сей, егоже создал еси ругатися ему (Пс. 103, 26), то, обратив против нас, что должен терпеть сам, господствует над нами ругаясь. Посему сознавший в себе грех, внушенный ему диаволом, говорит: яко лядвия моя наполнишася поруганий (Пс. 37, 8). И почти как Сампсон, чрез блуд сделавшийся добычей иноплеменников и ослепленный ими, доведен был до поругания, так и всякий, кого ослепит грех, бывает поруган чуждыми. О сих ругателях Господь не угрожает, что Сам поставит их, как юноши князи, но говорит, что они сами собой будут господствовать, что каждый своими делами навлечет на себя их господство. Посему, может быть, за то, что распинатели будут ругаться над Господом при кресте, иудеи преданы были новому владычеству — владычеству римлян, и над ними стали господствовать ругателие, не имеющие у себя истины. Если увидишь, что в Церкви управляют злонамеренно искажающие учение и лицемерные лжецы, то знай, что над нею господствуют ругателие, которые благими словесы и правдоподобными речами обольщают простосердечных (ср.: Рим.: 16, 18).
(5) И нападати имут людие, человек на человека, и человек на ближняго своего. Явно, что Пророк говорит о событиях, предшествовавших последнему взятию Иерусалима, после которого иудеи рассеяны. Не в пророческих гаданиях предлагает слово, но открыто и ясно описывает сии события, когда, нападая друг на друга, наполнили они город мятежом и убийством, когда самые враги, обложившие город, не побудили их к необходимому единомыслию, но, находясь в крайности, так что город почти уже был взят, стены разрушены, враги вторгались, по любоначалию и желанию первенствовать они наступали друг на друга. И подверглись сему оттого, что у них отняты были пророк, и смотреливый, и старец, и дивный советник, поставлены же юноши князи, и господствовали над ними ругателие.
И приразится отроча к старцу, и безчестный к честному. Пророк описывает отличительные свойства смятения; ибо мятежу свойственно, что ничего не различают, и дитя негодует на старца и нападает на его правила, и бесчестный, опозорив себя страстью бесчестия, желает, чтобы его почитали более достойным уважения, нежели честного. Но боюсь, не простирается ли это и на нас: не о настоящем ли времени сии пророчества, когда дети, юные возрастом и еще более юные нравами, приражаются к пресвитерам церковным, не допуская их до священнодействий и не сохраняя подобающего церковного благочиния. А когда жившие порочно вооружаются против добрых правителей, тогда бесчестные восстают на честных. И не ежедневно ли видим людей, которые выходят из мест пьянства, чревоугодия, разврата и начинают рассуждать о Боге и судить досточестных в народе?
(6) Яко имется человек брата своего, или домашняго отца своего, глаголя: ризу имаши, началовождь нам буди, и брашно мое под тобою да будет. Ясно, что и это относится ко времени иудейского порабощения, когда томимые голодом до того, что стали поедать друг друга, покорялись они тем, которые, по их мнению, имели изобилие, прося их быть начальниками. Ризу имаши, началовождь нам буди. Истинный начальник познается не по внешним знакам, каковы порфира, хламида и диадима, но по тому, имеет ли он начальнические доблести. Ибо подчинившийся сластолюбию, водимый различными вожделениями, как раб греха, не способен начальствовать. Здесь во свидетельство способности начальствовать берутся не душевные украшения, но облекающая одежда. Но будем молиться, чтобы начальники церквей и вожди народные имели о себе свидетельство не во внешнем одеянии и не в наружном виде, но в самой истине и мы могли бы сказать: «Не потому что внешность твоя украшена и удалось тебе достаточно прикрыть себя личиной благочестия, но потому что Бог облек душу твою в ризу спасения и одежду веселия (ср.: Ис. 61, 10) и возвеличил тебя всяким богатством, началовождь нам буди, чтобы от обилия в слове, мудрости и делах благих при твоем служении могли мы обрести себе богатство духовных наслаждений. И брашно мое под тобою будет, то есть житомерие (ср.: Лк. 12, 42) в твоей будет власти.
(7) И отвещав в день оный речет: не буду твой началовождь, несть бо в дому моем ни хлеба, ни ризы. Пророческое слово еще намекает на случившееся, как известно из истории, во время мятежа и изображает крайний упадок народа, так что у них насильно возводятся в начальники не имеющие у себя и одной ризы. А сие показывает смутное положение дел во время мятежа, так что не по согласию и единодушию все устремляются на избрание способного начальствовать над ними, но каждый берется за первого встречного и избирает не достойного, но близкого себе, не того, кто в состоянии спасти, но кто превосходит его родом. Ибо сказано: имется человек брата своего, или домашняго отца своего. Да не будет сего в рассуждении начальств церковных, чтобы встречный брал встречного, хотя бы он не имел брачного одеяния, был лишен приличного украшения, беден духовными брашнами и в доме своем, то есть в сокровенности сердца своего, не имел истинного и живого хлеба, который может укрепить сердце человека. А теперь боюсь, что как во время иудейского мятежа были люди, по сознанию своей нищеты почитавшие себя недостойными начальствовать над другими, так, напротив, в настоящее время иные, и не облекшиеся во Христа и во утробы щедрот, по Апостолу (ср.: Кол. 3, 12), если кто возмется за них, не откажутся, а если и никто не возмется, во множестве будут втесняться, и окажется много самопоставленных соискателей власти, гоняющихся за настоящим блеском и не предвидящих будущего суда. Но не таков был Моисей; а напротив того, во всем благопокорен и благопослушлив. Посылаемый к народу, он говорит: молюся Ти, Господи, избери иного, егоже послеши (ср.: Исх. 4, 13). А сим произвел он, что Бог как бы усильнее стал понуждать его, ибо самым отречением и исповеданием своей немощи показывал, что он достоин начальства. Посему прекрасно правило: Не ищи, да будеши судия, егда не возможеши отъяти неправды (Сир. 7, 6). Впрочем, пророческое слово извещает, что насильно избираемые мятежниками в начальники не вовсе отрекались, потому что не просто говорили: не буду началовождь, но с присовокуплением: не буду началовождь людем сим — и сказывали тому причину.
(8) Яко оставлен бысть Иерусалим, и Иудеа паде, и язык их со беззаконием, не покаряющься Господеви. Ибо Иерусалим, который рука Господня доселе связывала союзом общения, теперь оставлен и отвержен. И Иудея паде, по отнятии ее опоры. И не таковы ли бедствия? Но приложено ли какое старание благоугодить Богу или какое попечение о покаянии, чтобы от сего была надежда на прекращение зол? Напротив того, язык их, не покаряющься Господеви, и не просто не покоряются, но со беззаконием. Поскольку сердце чуждается Бога и непокорно закону Божию, то язык их, который должен день и ночь поучаться в законе Господнем, противоречит и не покоряется. Итак, над чем же, говорит, буду начальствовать? Над Иерусалимом? Но он отвержен и оставлен. Над Иудеей? И она не устояла, но паде. Над приносящими раскаяние? Но они не покоряются языками своими. Итак, может быть, по прежней их славе досточестно над ними начальствовать?
Но (9) смирися, — говорит Пророк, — слава их, и студ лица их противу ста им; то есть у них нет и дерзновения возвести очи свои к Богу, потому что грех их немаловажен, но справедливо может быть поставлен наряду с грехом содомлян; они не тайно и не со стыдом соделали его, но, как бы восхищаясь лукавыми делами, всем его возвещали и открывали, как и содомляне, устремясь в беззаконные удовольствия, не прикрывали своего разврата благосличными речами, ибо говорят: где суть мужие вшедшии к тебе нощию? изведи я к нам, да будем с ними (Быт. 19, 5). Сему греху подражали иудеи, потому что грех свой, как содомский, возвестили и открыли. Встречающий сие в истории, которая пересказывает бедствия, предшествовавшие падению Иерусалима, удивится ясности пророчества. Посему две основательные причины к отречению у принужденных начальствовать над народом: собственная своя неспособность и затруднительное положение дел, когда народ почти неисправим от великого приумножения грехов. То и другое заключает в себе настоящее пророческое слово. О собственной неспособности отрекающийся от начальствования говорит: несть бо в дому моем ни хлеба, ни ризы; неисцельность же народа видна из слов: не буду началовождь людем сим. Яко оставлен бысть Иерусалим, и Иудеа паде, и язык их со беззаконием, не покаряющься Господеви. Грех же свой яко содомский возвестиша и явиша. Ибо содомлян не мог спасти один, но нужно было, чтобы, по крайней мере, десять праведников умолили о них.
Горе души их! зане умыслиша совет лукавый на себе самих, (10) рекше: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть. Убо плоды дел своих снедят. Когда Пророк уже увидел, что народ его, подобно содомлянам, не стыдится грехов и впадает в них, не только не скрываясь и не таясь, но еще с бесстыдной дерзостью, и хвалится гнусными делами, тогда, оплакивая его, говорит: Горе души их! зане умыслиша совет лукавый на себе самих, рекше: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть. Замыслы против праведных обращаются на главу замышляющих, как стрелы, ударившись о тела твердые и упругие, отскакивают к тем, кем они пущены. Посему Пророк говорит: умыслиша совет лукавый на себе самих, рекше: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть. Сие сделали иудеи в пришествие Господа, ибо, связав Его, привели к Каиафе. Связали руки благодетельствующие, не терпя пришествия Правды, потому что Она обращала в ничто их лукавства. Ибо правда непотребна неправедным, как солнце больным глазам. Посему Пророк говорит: плоды дел своих снедят. И вот плоды дел их: пленение, рассеяние, разорение храма, утрата прежней славы, студ лица их, не позволяющий им возвести взор к Богу, по причине греха против Единородного. Итак, они утратили прежнее дерзновение, не имея у себя ни пророков, ни богослужения, связав же Слово, связав Истину, связав Свет, связав Правду, связав Спасителя, связав Врача, связав Освободителя, так как все это для нас Христос, по различному о Нем понятию. Они лишились Света, лишились Слова, лишились Истины, живут в неправде, болезнуют неисцельно. Вот плоды дел их, которые снедают они!
(11) Горе беззаконному, лукавая бо приключатся ему по делом руку его. Утверждаю, что сие сказано о Божием суде, которым воздается каждому по достоинству. Если же горе беззаконному, потому что лукавая приключатся ему по делом его, то ужели, кто не исполнил неправды на деле, но совершил ее в тайне сердца, того не постигнет наказание, и не должно быть применено к нему сие горе? Или, сказав о совершенном в зле, Пророк тебе предоставляет заключить по сходству и о прочем. Ибо совершенное злонравие — грешить и мыслью, и делом; половина же зла, когда грех ограничивается одним мысленным устремлением. Посему согрешающий мыслью не останется вовсе не наказанным, но в какой мере не полно зло, в такой уменьшится его наказание. Итак, горе беззаконному, лукавая бо приключатся ему по беззакониям и по делом руку его, потому что руки суть орудия мысли. Посему к чему направлено первоначальное, к тому же направлено будет и приводимое в действие.
(12) Людие Мои! приставницы ваши пожинают вас, и истязающии обладают вами. Людие Мои — это голос призывающего к себе народ и состраждущего о бедствиях его. Прежде нежели связали вы Праведного, прежде нежели отказались вы Им пользоваться, что терпели вы? Теперь обложены вы многими долгами, потому преданы взыскивающим с вас долги. И как они не находят у вас ни полных рукоятей, ни обилия плодов, то пожинают вас, умаленных и презренных, собирая сокрушенные плоды душ ваших. Таковы бываем и мы, когда приносим неполное, легкое и бесплодное покаяние. Еже бо аще сеет человек, тожде и пожнет (Гал. 6, 7). Посему, кто при добровольном покаянии богато сеет в дух милостыню, сострадательность, молитву, правду, непрестанные слезы, тот, сея слезами, радостию пожнет, вземля рукояти (ср.: Пс. 125, 5, 6), чтобы отдать приставнику сполна весь долг. А кто, при раскаянии в содеянных грехах, немногое сеет в милостыню и молитву, возращая бесплодную солому, тому приставник не дозволит владеть и ею. Кто же этот приставник, знаем из евангельского совета, ибо Господь говорит: Егда бо грядеши с соперником твоим ко князю, на пути даждь делание избыти от него, да не како привлечет тебе к судии, и судия тя предаст слузе, и слуга всадит тя в темницу (Лк. 12, 58). Возьми здесь во внимание соперника и путь, потом князя, которому подчинен соперник твой. Путь — это жизнь наша; а соперник — это сила, нам противоборная, преследующая жизнь, изобретающая все способы совратить нас с пути, ведущего к Богу; и князь — это князь мира сего, о котором Господь сказал: ныне грядет князь мира сего и во Мне не обрящет ничесоже (ср.: Ин. 14, 30). Но ничего не обрел в Господе, потому что Он греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его (1 Пет. 2, 22), не обрел в Господе, искушенном по всяческим по подобию, разве греха (ср.: Евр. 4, 15). Когда же обретет в нас многое, привлекши многими путами своих грехов, какими связали мы сами себя, предаст Судии. А Судия, Которому Отец даде суд весь (ср.: Ин. 5, 22), прияв нас, обличенных врагом и местником во многих винах (ср.: Пс. 8, 3), предаст слузе, который приставлен при наказаниях, и он всадит нас в темницу, то есть в место мучения, взыскивая с нас и подвергая нас тяжким бичеваниям за самые малые прегрешения, которые ставили мы ни во что. Посему–то Господь советует, пока мы в пути еще с противником, позаботиться о том, чтобы избавиться от него, то есть делать все, служащее к избавлению от врага, а не дожидаться, когда будем приведены, когда наступит последний час, в который, занявшись нами, произведет исследование князь и, если в жизни нашей найдет много своего, передаст нас Судии, обличая и не позволяя отречений, но напоминая и о месте, где соделали мы грех, потому что он был вместе с нами и содействовал нам в худом, и о том, как производили его и с каким расположением мы грешили. Итак, пока мы властны в делах своих, постараемся избавиться от соперника!
И истязающии обладают вами. Истязающие бедных, на которых много долгов, влекут их в рабство. Посему прекрасное дело — не быть в долгу, а второе после него — не быть не в состоянии заплатить долг; в противном случае совершенно необходимо соделаться рабом, когда будут объявлены взыскания. Сие–то выразил Пророк словами: приставницы ваши пожинают вас, и истязающии обладают вами.
Людие Мои! блажащии вас льстят вы и стези ног ваших возмущают. Имеющие князьями юношей, находящиеся под господством ругателей, пожинаемые приставниками, по несостоятельности к уплате отводимые в рабство и по чрезмерной бедности потерявшие свободу заслуживают более сожаления, нежели ублажения. Посему, кто ублажает таких людей, тот берет на себя дело льстеца, угождая сверх надлежащего, вводит в заблуждение и причиняет немалый вред, лишая их сознания грехов; а у вводимых в обман ублажением незаслуженным и стези ног их возмущаются. Потому–то скорби внушают смирение, а ублажение производит надменность. Пророк сказал вообще людие, показывая тем, что не сей только народ, доведенный до униженного состояния и претерпевающий неисчисленные страдания, но и вообще всякий народ, так как общество, собранное из людей различных званий, возрастов и образов жизни, не может в равной мере принимать одинаковое ублажение. Разные, различным образом и каждого свои бедствия изнуряют: одного — многотрудная старость, другого — невыгоды рабства, иного — нищета, одних — потеря близких, других — болезни. Но может ли быть не обманчиво ублажение, усвояемое целому народу? Господь в слове о блаженствах выражает, правда, множество: блажени нищии духом, и блажени алчущии, и блажени плачущии (ср.: Мф. 5, 3, 6, 4); но тем, что простирает речь к присутствующим, дает разуметь удобоисчисляемость ублажаемых. Ибо ясно, что Он вел речь об учениках, которые научились похвальному смиренномудрию и чрез подражание Ему, нас ради обнищавшему, восприяли на себя нищету в мудровании. Посему–то Он говорит: ваше есть Царствие Небесное, и блажени алчущии ныне, яко тии насытятся (ср.: Мф. 5, 3, 6). Если же тесен путь, и мало их есть, иже обретают его (ср.: Мф. 7, 14), то возможно ли многим быть ублажаемыми? Посему называющий блаженным целый вообще народ вводит его в заблуждение и смущает, не давая ему идти мирно. Невнимательных легко уловить пристрастием к похвалам, когда каждый по самолюбию удобно увлекается обольщениями лести. Человеку же, умеющему всем пользоваться, когда подпадет обвинения, не надобно унижать себя и отступать назад по сей одной причине; а при похвалах, как не знающему себя самого, не должно надмеваться и кичиться. Поскольку же стезя есть путь протоптанный и пройденный предшественниками, кто отстающим в ревности от идущих вперед не дает прийти в скорбное чувство, но ублажает согрешающих, как будто они во всем исправны, тот возмущает стези ног их.
(13) Но ныне устроится Господь на суд и поставит на суд люди Своя. Божиим судом и разумом, с неисповедимой мудростью, каждому по достоинству уделяется все, подаваемое и ныне, и в будущем веке. Посему говорит Пророк, поскольку народ столько беззаконновал, то Господь и навел на него такие бедствия. Поскольку о Божием правосудии надлежало как бы показать, что множество наказаний не превышает меры беззаконий, то сказано: Но ныне устроится Господь на суд, чтобы словом ныне отличить сие от будущего века. Или, может быть, хотя наше ныне означает неприметную и неотделимую часть времени, но для Бога все заключается в одном представлении ныне, потому что у Него нет ни прошедшего, ни будущего, но все настоящее, и ожидаемое нами в отдаленности усматривается Божиим оком как уже присущее, так что Божие ныне сообъемлет и будущий век. Итак, поскольку, относительно к Богу, недалеко и определенное время суда, то полагаю, что слово ныне относится ко всеобщему суду. Устроится же на суд, раскрывая законы Своего правосудия, по которым производится правдивое воздаяние, соразмерно самым делам, такими наказаниями, что и сами осужденные согласятся произнесенный над ними суд признать справедливейшим.
И поставит на суд люди Своя, народ Израильский (елицы в законе согрешиша, законом суд приимут [Рим. 2, 12]), а не прочие народы (елицы бо беззаконно согрешиша, беззаконно и погибнут [Рим. 2, 12], и нечестивии не востанут на суд [ср.: Пс. 1, 5], но на осуждение). У всякого же законодателя суд над судимыми по закону, им писанному, состоит в сличении поступка и намерения законодателя. Посему и Господь говорит: слово, еже глаголах, то само судит вам (ср.: Ин. 12, 48), потому что помыслы, и зовущий ко греху, и внушаемый Господом, восстают друг против друга. Ибо, по слову Осии, обыдут каждаго совети его (ср.: Ос. 7, 2), потому что все дела вдруг увидим в памяти как бы предстоящими пред нами и появляющимися пред взором ума, каждое в собственном его образе, как что было сделано или сказано. Поскольку же Господь показал, что в попечении о народах, Им принятых, совершено вполне все, от Него требовавшееся, то говорится, что Он побеждает на суде с нами. Не должно думать, что много потратится времени, пока каждый увидит себя и дела свои; и Судию, и следствия Божия суда неизреченной силой во мгновение времени представит себе ум, все это живо начертает пред собой и во владычественном души, как бы в зеркале, увидит образы соделанного им.
(14) Сам Господь на суд приидет со старейшины людий и со князи их. Какое–то сильнейшее движение изображает пророческое слово, сказав: Сам Господь на суд приидет. Ибо о народе сказано: устроится Господь на суд и поставит на суд люди Своя; о старейшинах же и князьях говорится: Сам Господь на суд приидет. И, во–первых, сказано сие в научение наше, что будем судимы каждый в своем чине — и народ, и старейшины, и князья. Ибо малый достоин есть милости, сильнии же сильне истязани будут (Прем. 6, 6). Но также очевидно, что идущий на суд приидет не судить, но судиться, потому что не судии прилично идти на суд к подсудимым, но подсудимые должны собраться к судии.
Пришедший же на суд с ними тотчас упрекает их, говоря обличительно: Вы же почто запалисте виноград Мой, и разграбление убогаго в домех ваших; (15) почто вы обидите людий Моих? Подумаем, старейшины и князи народные, что будем отвечать Обличающему. Но станем лучше молиться, чтобы не нашлось в нас ничего подобного и достойного обвинения. Ибо очевидно, что слово сие относится к нам, которые или состоим в пресвитерстве, или, пользуясь высшей почестью, начальствуем над народом. «Я вверил вам виноград плодоносен, весь истинен (Иер. 2, 21), чтобы он под вашим попечением приносил должные плоды, а вы не только привели его в запустение, но и зажгли». И это бывает, когда не только не учим должному, но еще допускаем в винограде запаление нечестия, которое, подобно пламени, разливается всюду и непрестанно охватывает с ним смежное. Кто зеленевшие доселе и плодовитые лозы делает сухими, некрасивыми и бесплодными и кто не только не угашает страстей, бывающих в нас от возжженных стрел диавола, но распутством жизни производит то, что многие страсти рождаются сами собой, тот запаляет виноград. Но запаляет виноград и тот, кто глупой любостяжательностью возбуждает во многих пожелание чужого. Посему Пророк присовокупляет: и разграбление убогаго в домех ваших, то есть и те, которые хищением и насилием собирают неправедное стяжание, также подают причину к запалению винограда, когда худой пример начальников обучает весь народ быть любостяжательными относительно друг к другу. Итак, обвинены будем в этом мы, старейшины и князи, которые не возделываем винограда здравым учением и благими примерами своей жизни. Не без основания будет нам сказано сие: и разграбление убогаго в домех ваших, если подаваемое для упокоения бедных удерживаем в домах своих, лишая сего нуждающихся.
(15) Почто вы обидите людий Моих и лице убогих посрамляете? Обидчики и грабители, когда обиженные на них жалуются, имеют обычай посрамлять их и злословиями оказывать им презрение, угрожать побоями и разглашать, что они любят мешаться в чужие дела. Посему не сказал только обидите нищаго, которого, по одиночеству его, всякому нетрудно ограбить и уловить, но и посрамляете лице убогих; то посрамление, которое за неправду падает на вас, своим самовластием обращаете вы на бедных, подучая свидетелей, подкупая ходатаев по делам, обольщая судей, пока, сверх прочих неправд, не доведете бедных клеветой до посрамления. Но и другим образом делаемся мы виновными, когда жестоко нападаем на бедных за одинаковые с нашими проступки, разглашая их ошибки, не щадя никакой укоризны, но показывая бедным Божию ревность и тем посрамляя лице их. А поскольку есть и ублажаемые нищие, которые богочестия ради все презрели и в надежде на богатство по Богу пренебрегли мирским обилием, то худо начальствующие над народом, которые не ублажают так обнищавших, но клевещут на них, ставят их ни во что и унижают похвальное их смиренномудрие, по справедливости, и особливо если они старейшины и князи, обвиняются в том, что посрамляют лице святых нищих. Таков был нищий Иоанн, который не имел у себя ни дома, ни раба, ни вола орющего, ни поля, ни ложа, ни трапезы, ни хлеба. Таков был Илия, таков каждый из святых, которые проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени (Евр. 11, 37).
(16) Сия глаголет Господь: понеже вознесошася дщери Сиони и ходиша высокою выею и помизанием очес и ступанием ног, купно ризы влекущия и ногама купно играющия, (17) и смирит Господь началныя дщери Сиони. Хотя пророческое слово главным образом означает нечто важнейшее, но вместе слова сии, и сами по себе взятые, заключают в себе полезное и замечательное для народа, потому что обуздывают жизнь нецеломудренных женщин, которые и в наружности, и во взглядах, и в поступи, и в одежде выказывают наклонность к любодеянию. Когда, высоко думая о красоте телесной, превозносятся они пред прочими, прибегают к пустой пышности и надмеваются тем, что скоро увядает и исчезает, тогда высоко носят голову, чтобы лица их всем были видимы. Женщина честная и благонравная, от стыдливости потупляясь в землю, имеет лице, наклоненное вниз, а имеющая в виду — сетями красоты уловить многих, ходит высокою выею и помизанием очес. Это укоризна женщине, которая дышит любодейством; она смотрит любопытным оком, вольность сердца выказывает во взгляде, улыбается, вызывает взорами на блуд, разливает из глаз какой–то тлетворный яд — нечто подобное тому, что рассказывают о василиске, который, как говорят, одним взглядом умерщвляет, на кого посмотрит. Посему справедливо негодует слово на ходящих высокою выею, то есть с бесстыдным лицем и с помизанием очес. Но высота выи есть признак непокорения под иго целомудрия; а ходить, влача за собой одежду, походку иметь не естественную, но свободно приученную к неблагопристойным движениям, есть признак женщины надменной и сладострастной. За сие–то смирит Бог началныя дщери Сиони. Поскольку не избрали смирения добровольно, но ходили высокою выею, то смирит, сказано, их начальниц, дщери Сиони. Еще и ныне во многих местах можно видеть иудейских женщин, играющих ногами каждого и не вразумляющихся пророческим словом. О когда бы не надлежало обвинять в том же и дщерей Церкви! Ибо многие толпами, в глазах приходящих для слышания Божия слова, в праздничные дни, не зная духовного веселья, предаются непристойным играм, срамят себя козлогласованием и пьянством, не соблюдая заповеди, которая говорит: Очи твои право да зрят (Притч. 4, 25), кося и повертывая в сторону глаза, дают тем разуметь свое лукавое произволение. Помизание очес осуждается во многих местах; так, в Притчах о человеке, худо жившем, замечено, что он намизает оком и знамение дает ногою (Притч. 6, 13), и еще: Намизаяй оком с лестию собирает мужем печали (Притч. 10, 10), также: ненавидящии мя туне и помизающии очима (Пс. 34, 19). Подобные обвинения простираются иногда и на мужчин, которые в кичливом самомнении гордятся пред низшими, хвалятся наружностью, помаванием бровей выказывают кичливость, при гордой и медленной поступи ходят мерно, спускают одежду до пят, чтобы показать свою надменность, и предаются неумеренным играм и которым угрожает падение, то есть уничижительное свержение с высоты.
И Господь открыет наружность [
[160]]
их. Сию наружность горделивую, ведущую к изнеженности и ко всякому нецеломудренному помыслу, внушаемую сердцем неосторожным,
открыет Господь, когда, при обнаружении тайных, снимутся плотские покровы и душа будет выставлена на позор обнаженной, какова она сама в себе с срамотой дел. Иногда и здесь еще совершается откровение наружности к пользе тех, с кем сие бывает, дабы по обнажении того, что дотоле от многих скрывалось, по приведении в общую известность греховного безобразия, устыдившись, обращались те, которые дотоле, по причине скрытности, пребывали во зле. Посему дело Господа — открыть накладную и притворную наружность. И если кто из нас, удостоенных чести, прикрывает личиной нечестную жизнь, то да боится Того, Кто
открыет нашу наружность и объявит наши советы сердечные, так что худые помыслы каждого человека выставлены будут пред взоры всех. Ибо
обыдут каждого из нас
совети его (ср.: Ос. 7, 2) и окружат дела с собственными их признаками, нанося нам стыд и вечную укоризну, когда обличится, что они противны учению, и проповедующий не красть найден будет татем, учащий не прелюбодействовать уличен будет, что имел
участие с прелюбодеем (ср.: Пс. 49, 18), гнушающийся идолами окажется не удержавшимся от святотатства. Ибо нет ничего тайного, что не объявилось бы, и ничего сокровенного, что не открылось бы (см.: Лк. 8, 17).
(18) В день он, и отымет Господь славу риз их и красоты их. Поскольку они вопреки приличию пользовались тем, что дано им в употребление, то отымет Господь славу риз их, в которые одевались они на вред себе и встречающимся с ними. Посему всякой женщине, которая во зло употребляет облечение в одежду, угрожает отъятие. Поскольку ходиша, — говорит Пророк, — купно ризы влекущия, не столько пользуясь, сколько злоупотребляя одеждой, то им повелено обнажиться славы риз. Отнимет и у нас славу риз, если окажется, что не достойно ее употребляем, но попираем и скверним плотскими нечистотами. Какая же это риза, как не одеяние святых — Господь наш Иисус Христос? Елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3, 27). Сию–то ризу отымет Господь у тех, которые грехами попирают Тело и Кровь заветную мнят скверну (ср.: Евр. 10, 29). Символами сея ризы были неветшавшие ризы израильтян, по написанному во Второзаконии: не обетшаша ризы ваша, и сапози ваши не сотрошася на ногах ваших (Втор. 29, 5), потому что сапоги были символами уготовления благовествования мира. Ибо Новый Завет, какой дал Христос Иисус, пребывает новым и никогда не стареется. Чем долее употребляем сию ризу и сии сапоги, тем новее они делаются, и в нас, с преуспеянием веры во Христа, происходит непрестанно обновляемое и новое уготование благовествования.
И тресны ризныя. Господь угрожает чрез Пророка отнять у женщин, любящих наряды, и тресны ризныя. Слово kos!umboi (тресны) очень нечасто встречается в употреблении у греков, потому и значение его неизвестно. Впрочем, при устроении первосвященнической одежды находя ризу тресновиту (cut~wna kosumbwt«on), имеющую пугвицы и звонцы, думаю, что тресны (kos!umboi) суть какие–нибудь плетения бахромы, висевшие по краям вместе с золотыми звонцами и пугвицами (ср.: Исх. 28, 4, 33, 34). Сим–то подражали, по излишеству роскоши, и дочери Сиона в украшении собственной своей одежды и чрез это ругались над святительскими преимуществами, нося гиацинтовые и червленые сборки бахромы, висящие на подоле.
И луницы гривенныя (19),
и гривну [
[161]]
, и красоту лица их. Пророк описывает подробно женские уборы, порицая излишество убранства. Ибо отнимет Господь
и луницы гривенныя и гривну. Яснее выразил другой слово
луницы, сказав (mnai!akaV) ожерелья и, вместо
гривны, употребив слово (calast!a) цепи. Посему
луница есть золотое шейное украшение, сделанное в виде круга, которое возлагая на себя, женщины стараются показать обнаженную шею и бесстыдно выказать то, что всего приличнее скрывать. И
гривна есть некоторое украшение, спущенное также вниз, сходящее по груди, висящее в виде тонких цепей, и чтобы оно было видно, непременно нужно не закрывать грудь, вопреки тому чего требовало бы благоприличие.
И красоту лица их. Есть некоторые краски, употребляемые женщинами для украшения лица: белая, алая и еще черная. Одна придает ложную белизну телу, другая цветет румянцем на щеках, а черная луновидно описывает бровь над глазами. И сие самое Господь угрожает отнять, чтобы не было окрадываемо, как говорят, целомудрие мужей и чтобы этим живописанием не были увлекаемы жалкие очи юношей. Или тогда отнимется это, когда все пред Судиею предстанет обнаженным, когда поникнет бровь, уныние явится на щеках, побледнеет лицо от страха. Итак, отнимет Господь
и красоту и состроение красы славныя, как бы отнимет и вещество украшающее, и самое изобретение искусства. И поскольку невозможно столько превозноситься одним украшением и приходить от него в кичение, но, при соединении всех вместе украшений, порождается горделивая мысль, то Господь угрожает отнять и
состроение красы. Какова же краса, такова, очевидно, и слава красы. Но краса — телесная и суетная; потому и слава красы телесна и несамостоятельна.
И обручи, и запястия [
[162]]
, и вплетения. Все исчисленные наряды составляют предмет забот для женщины щегольливой, то есть роскошной и рассеянной; преимущественно же
обручи, и название свое получив от роскоши [
[163]], — может быть, налагались на плеча. Запястья же выставляются на вид на краях рук. Иногда запястья берутся и в добрую сторону, например, когда
старейший дому (ср.: Быт. 24, 2) украшал святую Ревекку (см.: Быт. 24, 22). Ибо той, которая должна была сожительствовать с Патриархом, нужно было, чтобы уневещивающий ее обучил предварительно душевной деятельности. Посему украсил он руку золотыми запястьями, то есть досточестными делами.
Десять златниц вес их, потому что все соблюдение закона определяется десятью главами;
и усерязи весом по драхме (ср.: Быт. 24, 22), потому что послушанию прилично украшаться верой в единого Бога. Но здесь отнимаются запястья, потому что превозносятся красотой запястий. Вообще пророческое слово показывает нам, что высоко думающий о дарованных ему способностях лишается поддерживающего его надзора.
Вплетение же, вероятно, есть нечто вплетаемое в волоса, чтобы оно своей доброцветностью возвышало цвет волос. И никто да не почитает сего маловажным. Мы не честнее Духа, чтобы пренебрегать исследованием речений Писания. Ибо знаем из Песни Песней, что у восхваляемой невесты восхваляются и
вплетения. Сказано:
глава твоя на тебе яко Кармил, и заплетение главы твоея яко багряница (Песн. 7, 5).
И усерязи, и перстни. Знаем похвальное употребление усерязей в обручении Ревекки — символ того, что ей в доме Авраама будут преподаны благие уроки об истине в мысленном; но во многих местах Писания находим охуждаемые усерязи. Во–первых, видно сие из того, что, когда надлежало войти в Вефиль, Иаков приказал женам вместе с богами чуждыми отдать и усерязи (ср.: Быт. 35, 4), потому что как идолослужение, так и употребление усерязей служили препятствием к вступлению в дом Господень, ибо Вефиль толкуется дом Божий. Потом, в книге Исхода, Аарон, принужденный народным мятежом сделать идола, избрал усерязи как вещество, годное к приготовлению воспрещенного. Ибо сказано: взяша вси людие усерязи златы, яже во ушесех жен их, и принесоша ко Аарону. И слия их, сотвори им телца литаго (ср.: Исх. 32, 3, 4). И Гедеон, из плена измаилитского взяв у народа усерязи, сотвори от них ефуд, и постави его во граде. И соблуди весь Израиль по нем тамо, и бысть Гедеону и всему его дому в соблазн (ср.: Суд. 8, 27). И теперь усерязи сии охуждаются, потому что превозносятся ими мысли дщерей сионских.
(20)
И багряницы и пребагряная [
[164]]. Пророк охуждает, как излишество, украшение в одежде у женщин, любящих наряды, и у которых багряницей вытканы были одежды иногда до краев, иногда только в средине. Багряница есть символ обмана, потому что закрывает естественную цветность и выказывает свой собственный цвет, подобно людям, которые по наружности светлы, а в глубине скрывают зло. И сего должно убегать, чтобы не преобладало оно ни в средине, ни на пределах жизни. Посему–то и багряницы запрещает пророческое слово.
И утварь храмную (21) и светлая Лаконская. Слово показывает избыток расточительности и нещадную роскошь, утварь храмную, по чрезмерной утонченности, называя светлой. Ибо стоящее великих издержек и напоказ сделанное имеет целью человекоугодливость. А кто одевается светло, когда никто его не видит и когда он один у себя в доме, тот выказывает весь избыток злоупотребления дарованным нам на пользу. Посему–то они подражают в одеянии лакедемонянкам, которые отказываются совершенно обнажаться во время пляски, признавая сие бесчестным, но надевают на себя чрезвычайно тонкую льняную одежду, сквозь которую видно все, что надлежало скрывать от взора мужчин.
И виссоны и синеты, (22)
и виссон со златом и синетою претыканы. Но вот уже дщери сионские, в непотребной своей жизни по преизбытку роскоши ругаясь над святыней, носят подобие святительской одежды — виссон и синеты, во что, как в символы стихий, из которых все составилось, облекаясь, первосвященники входили во Святая, собой умилостивляя Бога о мире. Ибо виссон вместо земли, синета вместо воздуха, багряница вместо воды, червленица вместо огня. Но дщери сионские, не довольствуясь и сими украшениями, для разнообразия и большей многоценности ткут их вместе с золотом.
И тончицы постельныя [
[165]]. Тончица, как кажется, есть летняя одежда, которая бы и прикрывала по–видимому и не обременяла во время зноя. Так, из книги Бытия узнаем, что Ревекка при встрече с Исааком одета была в
тончицу [
[166]] (ср.: Быт. 24, 65). Под
тончицами же, какие теперь охуждает пророческое слово, разумеются по излишеству роскоши постилаемые на ложах при возлежании. Но слово kat!aklita (постельныя) прочие толковники не перевели, и оно отмечено чертой, как не заключающее в себе никакого смысла.
(23)
И будет вместо вони добрыя прах [
[167]]
, и вместо пояса ужем препояшешися, и вместо украшения златаго, еже на главе, плешь имети будеши дел твоих ради. Часть роскоши составляет и приятность запаха, когда напитывают воздух некоторыми сожигаемыми составами и производят нечто приятное для своего вдыхания. Итак, женщинам, утопающим в удовольствиях и производящим приятный запах для обоняния, Угрожающий воздаст вместо сего прахом. А прах есть тонкая земля, рассеянная в воздухе, которая, заграждая дыхательные пути, производит затруднение в дыхании и великую неприятность. Душа красуется, правда,
миром и фимиамом (ср.: Притч. 27, 9), но миром духовным, каковым был сказавший:
Христово благоухание есмы, и
Богу благодарение воню разума Его являющу нами на всяцем месте (ср.: 2 Кор. 2, 15, 14). Таковой вонею, исходящей от Иакова, услаждался отец, Исаак:
се, воня сына моего, яко воня нивы исполнены, юже благослови Господь (Быт. 27, 27). И в Песни отроковицы, обвеваемые небесным благоуханием Слова, говорили:
в воню мира твоего течем (Песн. 1, 3). И первосвятительское помазание было миро доброе и приятное, достойное того, чтобы уподобляться братскому общению (см.: Пс. 132, 1–2). Для такого мира нужен художник, приявший от Бога мироварное художество, чтобы соделать помазание святое, которое не взыдет на плоть человека (см.: Исх. 30, 32). Но когда приятность вони употребляется к возбуждению похотения, тогда пути чувства заграждаются
прахом, по благодеянию устрояющего сие Господа. А может быть, поскольку в храме были сладости вони и миропомазания и
фимиам сложения (ср.: Исх. 35, 15), но храм разрушен и теперь в прахе, ниспровергнут и сравнен с землей, то, вместо прежней вони сладости подзаконного служения, теперь он — прах ради душ,
ходивших высокою и непокорной
выею, которым сказано:
Се, оставляется вам дом ваш пуст (Лк. 13, 35). Но и им, если захотят, можно отрясти прах, восполниться благоуханием Христовым, по совету говорящего:
Истряси прах твой и востани, Иерусалиме, и облецыся во славу мышцы твоея (ср.: Ис. 52, 2; 51, 9).
И вместо пояса ужем препояшешися. Препоясующийся по Богу препоясует чресла истиной, каков был Петр, воздевающий руки и препоясуемый на брань за Христа теми, которые вызывали его на смерть за свидетельство истины. Итак, святый препоясуется силою, ибо сказано: Бог препоясуяй мя силою (Пс. 17, 33). А утративший сие препоясание препоясуется ужем собственных своих грехов, потому что пленицами своих грехов кийждо затязается (Притч. 5, 22) и их символом был бич от вервий (ср.: Ин. 2, 15), изгнавший из храма осквернивших святая, чем Господь показал, что для всякого делаются бичами собственные сплетения грехов и каждый бывает биен ужами грехов, его опутавших.
Вместо же украшения златаго, еже на главе, плешь имети будеши дел твоих ради. Как из чрезмерной заботливости о раздражающем обоняние искавшие сверхъестественного удалились от естественного и, находя для себя нестерпимым дышать простым воздухом, а напротив того, напитывая его благовонными мирами и фимиамами, впоследствии стали вдыхать не чистый воздух, но смешанный с прахом, так поскольку не остались при естественном украшении, то есть волосах, которые даны женщинам вместо одеяния (ср.: 1 Кор. 11, 15), но, вплетая в волосы какие–то вплетения, непристойно украшали себя, лишены и природой данного украшения, и по утрате волос, этого свойственного и сродного женщинам украшения, в которое облечены они самой природой, сделались весьма безобразным зрелищем. Ибо если гнусно для женщины стричься или бриться, то сколько гнуснее иметь плешь, которая во зло употребляющим свою красоту, для их же пользы, приносит безобразие.
И вместо ризы багряныя препояшешися вретищем. Господь повелевает произойти такому превращению, все устрояя к пользе любящих украшаться, потому что как багряница подает повод к роскоши и кичливости, так вретище напутствует к сокрушению и смирению. Ибо кто одет в багряные ризы, тот не хочет пасть на землю и поклониться Богу — он бережет свой наряд, боясь испортить цвет своей одежды; а кто одет во вретище, тот всякое место почитает удобным для своего поклонения.
(24) И сын твой добрейший, егоже любиши, мечем падет. Кто будет воспитываться в худых нравах, тому гораздо полезнее умереть до зрелого возраста, чем долее заражаться, перенимая порочное поведение родителей. Итак, если у тебя был сын или действительно прекрасный телом, или казавшийся прекрасным матерним глазам, он умрет в самой зрелости, во цвете возраста, и, к большему твоему бедствию, умрет не своей, не естественной смертью, но насильственно, от руки врага, пораженный мечом.
И крепции ваши мечем падут. И терпя это, не будешь иметь возможности отмстить. В несчастиях и то утешение, чтобы отмстить за убитых и причинявших скорбь ввергнуть в подобные скорби. Но у тебя не будет и этого, потому что все возрастные умрут на войне, останется же один бесполезный возраст, который, как беспомощный, без сопротивления терпит все, что угодно врагам.
И смирятся; (25) и восплачутся хранилища утварей ваших. Хранилища золота и серебра, дорогой одежды и многоценных камней, пока заключают в себе сокровища, почитаются достойными забот и попечения, помещаются в крепких зданиях, на высоких местах, и при них бывают запоры, замки, печати, стражи и все, придуманное для безопасности и охранения. Когда же окажутся они не имеющими в себе сокровищ, оставляются в пренебрежении и опустении. Воспользуемся сим и мы, потому что души, приявшие в себя дар Божия слова, соделались хранилищами драгоценностей, достойными помещения в божественных сокровищницах. Когда же они окажутся не имеющими божественных украшений, тогда будут уничижены как отверженные и признанные бесполезными. Посему–то сказано: непотребен бысть Иехониа, аки сосуд непотребен (ср.: Иер. 22, 28). Итак, чтобы нам пребыть в Царских хранилищах, не предадим татям многоценной жемчужины, которая нам вверена!
Толкование на четвертую главу
(1) И имутся седмь жен за мужа единаго, глаголюща: «хлеб наш ясти будем и в ризы наша одеватися, точию имя твое да наречется на нас, отыми укоризну нашу».
Слово сие в буквальном смысле означает, кажется, малочисленность мужчин, вследствие войн или болезней, постигших народ по Божию гневу. Посему, чтобы не быть безчадными и неплодными, что у древних почиталось в числе проклятий, женщины не стыдятся, если и многие взяты будут за одного мужа, и, утешая мужа в трудности иметь попечение о многих женах, говорят: хлеб наш ясти будем и в ризы наша одеватися. Посему оставь необходимые заботы о содержании; имя твое полезно для нас тем, что избежим укоризны в одиночестве.
Таков смысл буквальный; а смысл иносказательный ведет мысль нашу к важнейшим исследованиям. Как бы смотрящему на что–нибудь едва видимое, где многое по неясности представляется в тени, касательно седми жен приходит мне на мысль нечто следующее. Под словом седмь нередко разумеются и настоящая жизнь, и плотский Израиль. Посему время вещей сотворенных наполняется семью возвращающимися днями, вследствие чего век, какой последует за теперешним состоянием вещей, в Писании называется осмым, и есть псалмы о осмем (см.: Пс. 6 и 11), что значит о веке, который будет после сего времени. Но во многих местах под словом седмь разумеется и иже яве Иудеи (ср.: Рим. 2, 28), и их гражданское устройство. Сказано: Даждь часть седмим и осмим (Еккл. 11, 2). Ибо и Ветхому, и Новому Завету надлежало иметь какое–либо свидетельство о своем происхождении от Бога и о взаимном между собой согласии. Итак, седмь жен — это Ветхий Завет. Имутся за мужа единаго, то есть за Господа, Который не один из многих, но единствен. Глаголюща: «хлеб наш ясти будем», то есть останемся при своей мере существования, потому что мы стень грядущих (ср.: Кол. 2, 17) и образы небесных (ср.: Евр. 8, 5). Пусть одно имя Христово наречется Ветхому Завету, чтобы снята была с него укоризна в бесполезности. Но и Синагога израильская, когда умер закон, которым она была связана, сделалась свободной и получила право вступить в брак с кем хочет, не став прелюбодейцей; почему, пришедши к Жениху–Слову и как бы прилепившись к Нему любовью, может сказать: имя Твое да наречется на нас.
Но иные говорят, что седмь жен суть семь духов, которых сей же самый Пророк исчислит несколько после, как почивающих на Том, Кто процветет от корене Иессеова: дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух в!едения и благочестия, дух страха Божия (ср.: Ис. 11, 1–3). Сии–то духи, поскольку вси уклонишася и вкупе неключими быша (Пс. 13, 3), не имея на ком почить с любовью, приемлют человека Господня и совершают написанное у Пророка. Ибо дух ведения и благочестия пребывает в бездействии в те времена, когда несть разумеваяй, несть взыскаяй Бога (ср.: Пс. 13, 2), и добродетелям обращается как бы в укоризну, что нет людей, прилепившихся к ним, и сами они как бы вдовствуют по недостатку приемлющей их души. Поскольку никого не могут пленить своей красотой, но остаются в одиночестве, то сие по–видимому как бы огорчает добродетели. Но Имеющий показать на Себе в высшем совершенстве все роды добродетелей снимает с них укоризну. И поскольку видят, что и не знающие Бога заботятся о ведении, разуме, совете, крепости, премудрости и благочестии, то молят, чтобы наречено было на сих добродетелях имя Христово.
(2) В день оный возсияет Господь в совете со славою на земли, еже вознести и прославити останок Израиля. Сие согласно со сказанным выше. За Кого седмь жен взяты как за мужа, Тот возсияет как Господь. Поскольку они усильно желали, чтобы имя Его наречено было на них, то Бог, приемлющий их усердие, возсияет на них в совете со славою на земли, то есть рассудительно и осмотрительно уделяя благо по суду, а не без рассуждения и разбора. День же есть тот, в который возсияет Бог со славою, тот, который творит Сам Он, Солнце правды (Мал. 4, 2), Господь наш, научающий о Себе, что, пока Он в мире, свет есть миру (ср.: Ин. 9, 5); почему и увещевает делати, дондеже день есть (ср.: Ин. 9, 4). Но должно заметить, что по различному образу представления как настоящая жизнь называется днем, а день суда — ночью, так и обратно: настоящее состояние — ночью, а ожидаемый век — днем. Слова дондеже день есть явно относятся к настоящей жизни, озаряемой познанием Христовым; а слова приидет нощь (ср.: Ин. 9, 4) сказаны о будущем веке, которому дано такое наименование потому, что будет печален и труден для обретшихся во грехах. Также и Пророк тем, которые преданы делам лукавым и желают, чтобы скорее пришел день воздаяния, говорит: вскую вам день Господень? сей бо есть тма, а не свет (ср.: Ам. 5, 18). И наоборот, Апостол настоящую жизнь называет ночью и по примечаемой в ней слитности, и по тому омрачению, какое всего чаще производится в уме плотью и житейскими заботами. Нощь прейде, а день приближися (Рим. 13, 12). Итак, в каком значении ни возьмешь слово день, возсияет Бог в совете со славою на земли. Поскольку же воссиявает с рассуждением, то соделаем самих себя достойными к принятию Его просвещения, чтобы Подающий озарение по мере способности каждого, при большем душевном нашем усердии, даровал нам большие и совершеннейшие Свои блага. И вознесет останок Израиля, то есть по избранию благодати останок (ср.: Рим 11, 5) Израиля поставит выше вещественного и приведет к созерцанию бесплотного. А если желаешь узнать, что такое, по Писанию, та слава, которой будут прославлены святые, то представь себе священнолепное состояние созерцающих умом своим великое и божественное, каково было состояние Моисея, когда он удостоен видеть Бога. Поскольку же возсияет Бог в совете со славою, то к сим двум понятиям Пророк присовокупил другие два: вознести и прославити, дабы ты разумел, что возвышение есть дело совета, а прославление — славы.
(3) И будет останок в Сионе и останок во Иерусалиме, святи нарекутся вси написаннии в жизнь во Иерусалиме. — По избранию благодати останок Израиля нарекутся святи, и напишутся в жизнь во Иерусалиме просвещенные пришествием Бога и вознесенные славой Его. Святи нарекутся те, которых Бог оставих Себе за подражание не преклонившим колена пред Ваалом (ср.: Рим 11, 4). Почему же одни в Сионе, а другие во Иерусалиме? Потому что и в спасаемых есть разность: кийждо во своем чину (ср.: 1 Кор. 15, 23) приобщится и насладится Божиих благ. Поскольку же спасаемых мало,
то Писание выразило сие не во множественном, но в единственном числе: не сказано оставшиеся, но останок. Кажется же, что остаток в Сионе принадлежит к низшему чину и как бы оставлен позади поспешающими в предняя (см.: Иез. 2, 10), а совершеннейший чин, по заслуге дел, удостоен вселения в самом Иерусалиме. Да и история представляет нам разность сих чинов в том, что Сион — город древний и низший, а Иерусалим — город царственный, в котором святыня. Но все напишутся в жизнь во Иерусалиме, и блажен удостоившийся написания во Иерусалиме! Ибо в оном Иерусалиме должна быть та книга живых, в которую вписываются ученики Христовы. Сказано: радуйтеся, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк. 10, 20). Поскольку же к словам написаннии во Иерусалиме присовокуплено в жизнь, то необходимо знать, нет ли таких, которые написаны, но не в жизнь, по слову Иеремии: отступающии на земли да напишутся (Иер. 17, 13). Посему сообразно с сим разумей два написания: одних — в жизнь, других — в погибель. А нередко бывает и изменение написания, когда сами мы, оставив добродетель, впадаем в порок. Ибо: Да потребятся от книги живых, и с праведными да не напишутся (Пс. 68, 29), и изглади мя из книги Твоея (Исх. 32, 32) говорится как бы об удостоенных уже написания в книге Божией.
(4) Яко омыет Господь скверну сынов и дщерей Сионских и кровь Иерусалимску очистит от среды их духом суда и духом зноя. Слово сие явственно возвещает то же, что Иоанн, который говорит о Господе: Той вы крестит Духом Святым и огнем, о себе же: аз убо крещаю водою в покаяние (ср.: Мф. 3, 11). Поскольку же Господь соединил оба крещения: и водой в покаяние, и Духом в возрождение, то и пророческое слово подразумевает оба крещения. И может быть, и три есть понятия крещения, как очищения от скверны, как возрождения Духом и как огненного истязания на суде, так что слово омыет употреблено о здешнем отложении греха, а слова духом суда и духом зноя — об огненном испытании в будущем веке. Грехи неведения, будучи как бы некоторой скверной, обезображивая внешность души и повреждая естественную ее красоту, имеют нужду в очищении чрез омовение. А грехи к смерти волею согрешающих по приятии разума (ср.: Евр. 10, 26) требуют знойного суда. Но исповедующийся молит об омовении и об очищении: он сознает, что беззаконие требует омовения, а грех — очищения, говоря: Наипаче омый мя от беззакония моего и от греха моего очисти мя (Пс. 50, 4). Которые вовсе не слыхали божественных наставлений и согрешили прежде, нежели узнали слово, те как бы осквернены и имеют нужду в очищении водой. А которые, по приятии жизни, сами к себе злокозненны, те, будучи повинны крови, имеют нужду в огненном очищении. Но можно разуметь сие и проще, а именно, что грехи легкие уподобляются какой–то скверне, а грехи глубоко укоренившиеся, по причине расположения согрешающих к злу, подобны крови. А потому и говорится, что в согрешающих кровь очищается духом зноя.
(5) И приидет Господь, и будет все место гор!ы Сиони, и вся яже окрест ея осенит облак во дни, и яко дыма и света огненна горяща в нощи, всею славою покрыется. (6) И будет в сень от зноя и в покров и в сокровение от жестости и дождя. Пророк говорит, что, по очищении в купели и по очищении покаянием, придет время, когда всякое место освоится с горой Сионом, то есть станет высоко и удостоится быть местом зрения вещей небесных; после того как имутся за мужа седмь жен и возсияет Господь со славою в совете, будет вознесен и прославлен останок Израиля. Когда, по омытии скверны дщерей Сионских и по очищении крови от среды их, нарекутся святи, тогда окрест Иерусалима осенит облак во дни, так что доставит сень от зноя и покров от жестости и дождя. И ночь будет рассеяна горящим светом, и слава будет как бы дым, все покрывающий собой. Думаю же, что все сие обещано достойным упокоения. Поскольку многи обители в дому Отца (ср.: Ин. 14, 2) и различные жребии назначены в земле наследия, которую наследят кротции (ср.: Мф. 5, 5), то явно, что иные упокоятся во светлости Божия явления, а иные — под покровом Небесных сил, другие же во славе света закроются как бы дымом. Или, может быть, самому Сиону воссияет свет, а окрест Сиона воссияет облак во дни, не от иного чего происходящий, но от самого света. Как дым бывает от огня, так сие облако составляется светом. Обитающие под ним будут наслаждаться великой славой, как озаряемые самым облаком, которое во время зноя распространяется над их головами и осенением своим доставляет приятную прохладу, а когда прольют жестокие дожди, заменяет непроницаемые завесы, достаточно закрывает собой требующих укрытия и своей густотой преграждает взоры. Таков был облак светел, окруживший учеников при преображении Господа (ср.: Мф. 17, 5). Поскольку же стояние и как бы отвердение облака служат знаком тишины в воздухе, то непоколебимостью облачного покрова указывается на безмятежие тогдашнего состояния. Чтобы более, нежели ясно, видеть, что значит быть в сокровении покрова, объясним это следующим примером. Кого–нибудь ищут враги, а свои охраняют его в таком доме, который трудно найти. Надобно себе представить, что подобное нечто бывает со святым, когда покрывает его это божественное облако, чтобы он не впал в руки врагов. Столько сказано, чтобы яснее могли мы уразуметь, какая помощь будет окрест Сиона оттого, что днем осеняет их облако для защищения от зноя, а ночью горит для них свет огненный, освещающий их, днем же и ночью делает их безопасными от злоумышляющих.
Толкование на пятую главу
(1) Воспою ныне Возлюбленному песнь Возлюбленнаго моего винограду моему. Кажется, что все песни имеют содержанием особенно радостное состояние дел. Так, песнь в книге Исхода: Поим Господеви, славно бо прославися (Исх. 15, 1) — есть песнь победная; Песнь Песней есть брачная песнь, сложенная лицедейственно. А здесь слово содержит в себе угрозу, по праведному суду Божию возвещаемую винограду. Но и самое грозное не может ли быть приличным образом вносимо в песнь, как скоро оно имеет в виду добрый конец? Лицо, возвещающее сию песнь, есть Дух Святый; Он воспевает песнь возлюбленному винограду; но и песнь сия есть песнь возлюбленного. Кто же возлюбленный по естеству? Кто, как не Единородный — сия источная Благость, к Которой все стремится и к Которой любовь естественным и неизреченным образом впечатлена в душах всех разумных существ? Итак, поскольку, по слову Господню, все приемлет и возвещает нам Утешитель от Единородного (см.: Ин. 15, 26; 16, 14), то и песнь сию называет Он песнью Возлюбленного, как от Него заимствованную. Одно и то же для винограда, некогда возлюбленного и кающегося, есть песнь, а для пребывающего во грехе делается плачем и горем, как видим и у Иезекииля, что в ту же книгу вписаны и песнь [[168]] и плач и горе (ср.: Иез. 2, 10). И слово Господне, призывающее к вечной жизни и к наслаждению небесными благами, было песнью, возбуждавшей души к мерным и стройным движениям добродетельной деятельности; а Иоаннова проповедь, обращавшая непокорных к покаянию, была плачем, который производит неизменную печаль во спасение (см.: 2 Кор. 7, 10). Но нашлись иудеи, по ожесточению сердца и снисходительными словами не обращаемые к жизни и строгими не приводимые к раскаянию. Так и настоящая песнь заключает в себе и похвалу древнего их благородства и промышления о них Божия, а вместе и обличение настоящих пороков и угрозу — имеющими постигнуть их бедствиями. Впрочем, первое не возвращает сего непокорного народа в свойственное ему достоинство, а последнее не может его укротить и сделать более целомудренным.
Начинается же песнь похвалами древнего благородства. Виноград бысть Возлюбленному в розе, на месте тучне. Виноградом Пророк называет народ израильский, ибо сказано: Виноград из Египта пренесл еси (Пс. 79, 9). И у Иеремии представленный под тем же образом народ укоряется: Аз же насадих тя виноград плодоносен, весь истинен; како превратился еси в горесть, виноград чуждий? (Иер. 2, 21). В розе, на месте тучне. Пророк говорит о земле, которой владел Израиль и которая дана была отцам их по обетованию Божию. В розе, на месте тучне. Великая похвала в немногих словах! Рог есть наиболее возвышенная и твердая часть всего тела; он придает голове украшение и вместе служит оборонительным оружием; но он сух и бессочен, почему дети рогатых животных устремляются не к рогу матери, но, никем не научаемые, ищут сосца, места влажного и тучного. Почему пророческое слово, показывая, что страна Иудейская достаточна для того и другого — и для охранения от врагов, и для пропитания жителей, совокупило то и другое: в розе, на месте тучне, то есть в стране крепкой и питательной. А некоторые при изъяснении сего изречения простираются до смысла более глубокого. Как голова рогатых животных первая показывается при рождении, а последняя достигает полного образования и весьма поздно получает украшение в вырастающих рогах, так и Израиль, первый из всех народов призванный в свойство с Богом (ибо сказано: быша людие Господни, часть Его, уже наследия Его Израиль [ср.: Втор. 32, 9]), после всех народов будет удостоен совершенства. Ибо, когда исполнение языков внидет, тогда весь Израиль спасется (Рим. 11, 25, 26).
Есть сказание, сохранившееся в Церкви по неписаной памяти, будто бы Иудея первым обитателем имела Адама, который по изгнании из рая поселен был в сей стране для утешения в своих потерях. Потому она первая приняла и мертвого человека, когда над Адамом исполнилось осуждение. Жившим тогда показалось новым это зрелище — головная кость, на которой распалась плоть, и они, положив череп на том месте, назвали его лобным местом (ср.: Мф. 27, 33). Вероятно же, и Ною не был неизвестен гроб началовождя всех человеков, и потому после потопа предан был им этот слух. Почему Господь, изыскав начатки смерти человеческой, приял страдание на так называемом лобном месте, чтобы там же, где тление людей положило начало, началась жизнь Царствия и чтобы смерть как стала сильной во Адаме, так обессилела в смерти Христовой. Потому и в розе, как в имеющем от врага оборону — Крест Христов, и в месте тучнем, как в удостоенном после рая первенства во всей подсолнечной.
(2)
И ограждением оградих и окопах, и насадих лозу Сорих [
[169]]
, и создах столп посреде его, и предточилие ископах в нем. Ход речи не вполне следует естественному ходу дел, ибо насаждают прежде окапывания, если только под окопами разуметь подпоры, поддерживающие плод виноградный над землей. Или, может быть, предусмотрительный земледелатель, кроме первого приготовления, и все заранее предустроил, а потом уже приступает к насаждению? Поэтому сперва ограждает, потом окапывает, а потом насаждает виноград. И виноград не какой ни есть, но
Сорих, из чего Симмах сделал
избранный. Посему какое же это ограждение, как не заповеди, которые Бог дал народу до введения в
землю одержания (ср.: Лев. 25, 24)? Потом дана им от Бога сила одолеть противников и искоренить народы, прежде там обитавшие. Это Пророк назвал окопами, потому что сие делало их высокими и знаменитыми, поднимало вверх плоды, чтобы они не падали и не всякому были доступны. За сим следует насаждение
избранных, потому что они происходят от семени избранников Божиих — Авраама, Исаака и Иакова. А
столп, созданный
посреде, очевидно, есть храм, водруженный среди Иудеи;
предточилие же — самая Синагога иудейская, потому что точило в собственном смысле есть Церковь Божия, составленная из людей, собранных отовсюду; для нее воспеты Псалмопевцем и песни о
точилех (Пс. 8 и 80);
предточилие же есть как предуготовление с помощью закона, так и предварительное поучение в благочестии. И поскольку приводит к единству, оно — точило; а поскольку служит приуготовлением к совершеннейшему, оно — предточилие.
И ждах, да сотворит гроздие, и сотвори терние. При насаждении избранного винограда и при столь многом попечении следовало бы, что принесены будут сладкие плоды, ибо от чад Авраамовых требуются и дела Авраамовы (см.: Ин. 8, 39). Но вместо ожидаемых гроздий сотвори же терние, то есть вместо того чтобы возвеселить и успокоить, готов уязвлять, терзать и окровавлять приближающихся. Ибо кого из пророков не убили они, по сказанному в евангельской притче (см.: Мф. 21, 35)? Думаю же, не за убийства только обвиняются в том, что сотворили терние, но и потому что, перестав быть боголюбивыми, предпочли быть сластолюбцами и житейскими заботами, как тернием, заглушили ум. Как терние не приносит гроздов, так и виноградная лоза — тернов. Посему Господь говорит: Еда объемлют от терния грозды? (Мф. 7, 16). Однако же иудеи вместо гроздов приносят терны.
(3) И ныне, живущии во Иерусалиме и человече Иудин, судите между Мною и виноградом Моим. Если виноград Господень есть дом Израилев и человек Иудин — возлюбленное новосаждение, то как же на виноград жалуется винограду? Или Писание, по неопровержимости обличений, хочет сделать их судьями себя самих, как и Нафан поступил с Давидом, поставив его судьей собственной несправедливости? Избыток же человеколюбия Бог являет в том, что снисходит в суде до равенства с рабами Своими, и вместе доказательством правды служит то, что подсудимые ничего не могут возразить против очевидной справедливости. Судите, — говорит, — между Мною и виноградом Моим и скажите, чего еще не сделано споспешествующего к его плодородию?
(4) Что сотворю еще винограду Моему, и не сотворих ему? — говорит Бог. «Чего еще не сделал Я, что требовалось бы от Меня касательно попечения о нем? Место ли не тучно и не укреплено? Или нет ограждения? Нет окопаний? Или растение не самое благородное? Или нет столпа, нет предточилия, нет чего–либо иного, на что мог бы кто указать?» Но надобно думать, что Писание говорит сие и нам, которые, будучи призваны творить плоды правды (ср.: Иак. 3, 18), от богатолюбия впадаем в напасти и сеть, и в похоти многи несмысленны и вреждающия, яже погружают человеки во всегубителство и погибель (1 Тим. 6, 9).
Ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние. Это тождесловие несколько необходимо, ибо выше передающий песнь сказал: ждах, да сотворит гроздие; а здесь обращает слова к тем, пред которыми судится: судите между Мною и виноградом Моим. Ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние.
(5) Ныне убо возвещу вам, что Аз сотворю винограду Моему. Божию человеколюбию свойственно не молча насылать наказания, но предвещать их, угрозами призывая согрешивших к покаянию. Так предвещал Бог ниневитянам чрез Иону. Так и на согрешившего Израиля не наслал истребление молча, но, возбудив раба Своего к молитве за народ, предвозвестил, говоря: и ныне остави Мя, и потреблю людей сих (ср.: Исх. 32, 10). Подобное нечто узнаем мы в Евангелии, по поводу притчи о смоковнице. Ибо господин ее говорит возделывателю земли: се, третие лето, отнелиже прихожду ища плода на смоковнице сей, и не обретаю; посецы ю убо, вскую и землю упражняет? (Лк. 13, 7). Сказал же сие и в поощрение возделывателю — иметь попечение о смоковнице, и в побуждение бесплодной душе — приносить требуемые от нее плоды. А сказанное нами в большей ясности можно найти у Иеремии. Он говорит: се, яко брение скудельника, тако вы есте в руку Моею, доме Израилев, глаголет Господь. Наконец возглаголю на язык и на царство, да искореню их и разорю. И аще обратится язык той от лукавств своих, то раскаюся о озлоблениих, яже помыслих сотворити им. И наконец реку на язык и на царство, да возсозижду и насажду я, и аще сотворят лукавая предо Мною, еже не послушати гласа Моего, то раскаюся о благих, яже глаголах сотворити им (ср.: Иер. 18, 6–10). Так и здесь принимаем сие изречение не за приговор о том, что непременно исполнится, но за угрозу старающегося отвратить от греха. Чем же угрожает?
Отыму ограждение его, и будет в разграбление; и разорю стену его, и будет в попрание.
(6) И оставлю виноград Мой, и ктому не обрежется, ниже покопается, и взыдет на нем, якоже на лядине, терние, и облаком заповем, еже не одождити на него дождя. (7) Виноград бо Господа Саваофа, дом Израилев есть, и человек Иудин новый сад возлюбленный. Ждах, да сотворит суд, сотвори же беззаконие, и не правду, но вопль. Итак, взяв и рассмотрев каждую угрозу порознь и вникнув в смысл ее, исследуем, не касается ли сказанное и нас?
Отыму, — говорит, — ограждение его. Под ограждением можно разуметь законные заповеди или Израиля, как говорит Павел в Послании к Ефесянам: Той бо есть средостение ограды разоривый, закон заповедий ученьми упразднив (ср.: Еф. 2, 14–15). Ибо то же самое по–видимому служило и охранением для Израиля, и препятствием к смешению и соединению народов, которые, видя тяжкое иго закона, отказывались принять учение благочестия. Посему ученьми, то есть высокими умозрениями, Упразднивый плотское и низкое соблюдение законной буквы, Той разори средостение ограды, не без ограждения оставляя народ Свой, но приемля его в единый двор, да будет едино стадо и един Пастырь (Ин. 10, 16). А теперь слово угрожает отнять ограду, то есть лишить Израиля всякого охранения. И поскольку закон дан чрез Ангелов рукою ходатая (ср.: Гал. 3, 19), то, может быть, подразумевает лишение охранения Ангелов, стерегущих пределы Израиля. А поскольку и каждый из нас имеет святого Ангела, ополчающегося окрест боящихся Господа (ср.: Пс. 33, 8), то он может, по изобличении во грехах, сделаться повинным бедствию, изрекаемому в сей угрозе; его перестанет закрывать стена, то есть защита Святых сил, которые, пока пребывают с человеком, соблюдают непреоборимыми охраняемых ими. Всякая же душа, оставшаяся без этой защиты, предоставляется на разграбление врагам, то есть сопротивным деятелям, и на попрание тому, кто хвалится и говорит: прошед поднебесную, се есмь (Иов. 1, 7). Подобное нечто говорит о винограде и псалом: Вскую низложил еси оплот его? и Озоба и вепрь от дубравы (Пс. 79, 13, 14). Ибо не огражденные словом и Ангельской силой преданы неразумным движениям и, от умножающегося в них зловония греха, делаются способными услаждаться свиным пиром, более и более взмешивают греховную тину и валяются в ней. Подобное нечто говорит и Апостол: якоже не искусиша имети Бога в разуме, предаде их Бог в страсти безчестия, творити неподобная (ср.: Рим. 1, 28, 26), то есть отвергающие охранение посредством слова преданы скотским помыслам и злым бесам, внушающим нечистое. Но Израиля постигла сия угроза, когда, за грех против Господа преданные и предоставленные язычникам, стали в разграбление и попрание врагам.
Потом сказано: и разорю стену его, и будет в попрание. Описывая выше Свои благодеяния народу, говорит: ограждением оградих, и создах столп. А здесь: отыму ограждение его и разорю стену, вместо столпа, как думаю, именуя стену, потому что и столп — четыре стены, взаимно связанные в углах; почему и там под столпом должно разуметь опоясание винограда высокими стенами, чтобы противники не могли в него входить и доставать его руками. И у нас отнимается стена, когда своей леностью делаем себя недостойными охранения посредством божественных догматов. Ибо праведнику Бог есть столп крепости от лица вражия (Пс. 60, 4), а у грешника, как презренного Богом, отъемлется всякая защита и оплот всякой твердыни.
И оставлю виноград Мой, и ктому не обрежется, ниже покопается. Из сего ясно видно, что оставление грешных бывает по презрению. Ибо о ком Бог промышляет, тем говорит слово: не оставлю тебе, ниже презрю тя (Нав. 1, 5), а кого совершенно отверг, тех оставляет свободно творить волю плоти и помышлений (Еф. 2, 3), потому что вразумление будет для них бесполезно. Посему говорит: оставлю виноград. что же от этого произойдет с ним? Ктому, — говорит Пророк, — не обрежется, ниже покопается. Как обрезывающие виноград поддерживают в нем чрез это силу, так что она выходит бережливо и расчетливо, будучи направляема куда нужно, так и душа, согбенная скорбями, как бы сгнетается и унижается с пользой для нее и приводится к свойственному ей о себе попечению, избирая в делах необходимое и полезное. А душа, оставленная на собственный произвол, как брошенный виноградник без призрения, разрастается в ветви и истощается на ненужное и бесполезное, все явление дел производя только на обольщение народа; ибо кто трудится для тленного, тот подобен винограднику, который воспитывает в себе стволы, листья и вьющиеся лозы, но не дает вина, производящего веселье и достойного царских хранилищ.
Посему оставленный виноград терпит два бедствия: сказано, что он не обрезывается, ниже окапывается. Объяснено также, что значит — не быть обрезываему, то есть не быть поражаему ударами несчастий, что устрояется к пользе скорбящих. Окапывается же научаемый всякое окружающее его вещество употреблять в свою собственную пользу. Например, не покопан богач, подавляющий душу бременем земных вещей. На него не сходит и дождь небесный, потому что не достает до корня, на который наложено много суеты. Но кто научился сокрушительным словом отдалять от себя толпу вещей земных и тленных, отдыхать после тесноты, раскрывать свое внутреннее, исторгать и как бы иссушать покаянием корни горести, тот покопан. Все это препятствует разрастаться и терниям, то есть заботы о сей жизни не будут иметь места при исторжении земного. В объяснение слов не обрежется должно еще взять и сказанное в Евангелии от Иоанна: Аз есмь лоза истинная, и Отец Мой делатель есть. Всяку розгу о Мне не творящую плода, измет ю; и всяку творящую плод, отребит ю, да множайший плод принесет (Ин. 15, 1–2). Посему худый приставник дому говорит: копати не могу (ср.: Лк. 16, 3), а добрый и благоразумный приставник искусно окапывает, то есть приводит в действие все, что у него есть, и приспособляет к существенной своей жизни, показывая, что как земля, отделенная от корня, делается пищей растения, а лежащая на корне гнетет его и обременяет, так и множество имущества, обременяя собой богатых, давит их души в глубину, отчужденное же обладающими на подаяние нуждающимся, чрез это одно, делается собственностью богатых. Вследствие же того, что виноградник не обрезывается и не окапывается, всходит на нем, якоже на лядине, терние. О преданных заботам житейским Спаситель наш сказал, что они — земля, которая произращает терние, и хотя принимает в себя плод слова, однако же подавляет его терниями (см.: Лк. 8, 14). Посему в душе невозделанной великое множество забот. Потому и сказано: взыдет на нем, якоже на лядине, терние. Заметь же, что выше сказано: ждах, да сотворит гроздие, сотвори же терние, а здесь присовокупил — и взыдет. Ибо восхождением терний слово выражает какую–то великость зла и обширное его распространение.
Потом, поскольку произведения винограда худы, то отъемлется от него и дождь, потому что пособие дождя употреблял он не на должное. Так, когда и мы данные нам от Бога средства употребляем не на добро, отнимается от нас небесная помощь. Если же виноград — Израиль — остается невозделанным, не только потому, что не приносит Владыке требуемых от него плодов, но и потому, что сперва посылаемых рабов бил, побивал камнями и убивал, впоследствии и на Самого Сына Владыки возложил убийственные руки — все же сии лукавые и неправедные дела названы терниями, как произрастения проклятой земли, то дается заповедь облакам не дождить на виноград, приносящий подобные плоды. Какие же это облака и какой дождь? Попытаемся из естествословия облаков почерпнуть смысл сказанного. Итак, облако есть сгущенный воздух, составившийся из влажного земного испарения, потом поднятый вверх ветрами. Когда получит он от них значительную густоту и от рассеянной в нем влажности сделается достаточно тяжелым, тогда изливает на землю капли. Такова–то природа дождей, имеющих начало свое на земле и чрез воздух опять ниспадающих на землю. Таковы были и пророки, воздвигнутые из общего всем естества, но по чистоте душевной возвышенные силой Духа и точащие капли плодотворных словес в души добрые и плодоносные. Таков был и Моисей, который говорит: да чается яко дождь вещание мое. И еще: яко туча на троскот и яко иней на сено (Втор. 32, 2). Итак, самые силы Небесные приемлют повеление не дождить на виноградник, произрастивший терния и собственными своими терниями увенчавший своего Владыку. Посему ныне, в этой Синагоге, безмолвствует слово Божие, и нет уже ни пророка, ни князя, ни вождя (см.: Дан. 3, 38), но страшная ясность и безоблачность неба, во исполнение над ней древней клятвы: И будет небо над главою твоею медяно и земля под тобою железна. И еще: Да даст Господь дождь земли твоей прах, и персть с небесе снидет на тя, дондеже сокрушит тя (Втор. 28, 23–24). Ибо нет более облаков духовных, нет пророка, потому что твердо соблюдается заповедь Божия. И хотя говорится, что облака дождят, но тем не менее дождящий есть Господь. Ибо Пророк говорит: никто не дождит, как Ты (ср.: Иер. 14, 22). И опять от лица Божия говорится: и надождю на един град, а на другий (един) не надождю; часть едина надождится, и часть, на нюже не надождю, изсохнет (Ам. 4, 7). По Домостроительству Благаго Бога, участок злых не орошается дождем, чтобы засохли на нем прозябения лукавства. Пророк ясно выразил намерение слова, что виноградом называется Израиль (см.: Ис. 5, 7), и угрожает, что на нем исполнится возвещенное и предсказанное.
И человек Иудин новый сад возлюбленный. Наименование Иакова разделилось между Израилем и Иудой, сперва при Давиде, когда, по смерти Саула, народ разделился между сыном Сауловым и Давидом, и наконец при Ровоаме, когда отторг десять колен Иеровоам, сын Наватов, который ввел Израиля в грех. Посему народ и ныне имеет двоякое наименование. Из Четвертой же книги Царств оказывается, что Израиль грешил более, почему скорее отведен в плен. И у Иезекииля (см.: Иез. 4, 5–6) за грехи Израиля считаются девяносто три дня [
[170]], а за грехи Иуды — сорок дней. Посему и здесь виноград, приносящий терние, есть дом Израилев, а
человек Иудин — не виноград, но
новый сад, не без возделывания оставленный, но
возлюбленный. Кто же сей человек, происшедший от Иуды, цветущий жизнью и поистине возлюбленный, сие нетрудно видеть упражнявшемуся в подобных умозрениях.
Ждах, да сотворит суд, сотвори же беззаконие, и не правду, но вопль. Поскольку, по слову Соломона, мысли праведных судбы (Притч. 12, 5), то требуется, чтобы мы все делали с рассуждением и ничего не делали безрассудно. Ибо за жизнью безрассудной и необдуманной следуют беззакония. И кто не следует здравому учению и не рассуждает по данному правилу закона, что должно делать и чего нет, тот делает беззаконие и бывает не делателем правды, но виновником вопля, мятежа и замешательства. Почему за судами праведными следует безмолвие подсудимых, с твердостью принимающих определения, а за судами неправедными следуют вопль и мятежное волнение негодующих на неправду. О сем вопле и Апостол увещевает, говоря: Всяк клич и мятеж да возмется от вас, со всякою злобою (ср.: Еф. 4, 31). Но есть и прекрасный вопль, каким взывал Господь, стоя во храме (см.: Ин. 7, 37), каким пользовался и Давид, говоря: Гласом моим ко Господу воззвах (Пс. 141, 2). И нимало не удивительно, что одно наименование сопряжено с вещами противоположными и означает то смятенное и взволнованное состояние, то велегласность и возвышенность небесных догматов. Но в настоящем речении вопль сроден с тем воплем, какой исходил из Содома и Гоморры (см.: Быт. 19, 13).
(8) Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отымут что, еда вселитеся едини на земли. (9) Услышашася бо во ушесех Господа Саваофа сия: аще бо будут домове мнози, в запустение будут велиции и добрии, и не будут живущии в них; (10) идеже бо возорют десять супруг волов, сотворит корчаг един, и сеяй артавас шесть сотворит меры три.
Теперь называются жалкими те, которые, вожделевая большего, урезывают имущество ближних, и в полях не довольствуются своими владениями, и в домах не удовлетворяются собственными, но при возделывании земли заходят за межу, пригораживают к себе домы соседей и, стесняемые собственной своей любостяжательностью, не хотят оставаться в собственных своих пределах, пользуются же для непомерного корыстолюбия тем благовидным предлогом, что имения соседей по–видимому смежны и соединены с их имениями. К ним–то слово простерло сильное обличение, говоря: еда вселитеся едини на земли. Ибо если сосед, возделывающий свой участок земли, должен его лишиться, то очевидно, что, по удалении этого соседа, у тебя опять явится другой, и твое корыстолюбивое сердце внушит тебе мысль сказать и ему то же, представляя благовидные причины, по которым поле ближнего должно сделаться твоим. А когда и этот отойдет от тебя, лишенный своей собственности, и поле третьего соседа сделается частью твоего владения, тогда опять новый сосед, новые заботы: как и его согнать с владеемой им земли и достояние четвертого соседа обратить в свою собственность. Какой же будет предел желанию большего? Ибо любостяжательное сердце уподобляется огню, который дальше и дальше идет по сгораемому веществу и одно разрушает, другое охватывает. Как недостаток горючего вещества тушит пожар, так любостяжательное сердце и несытый глаз одним только останавливаются: тем, чтобы не иметь ни одного соседа на рубеже своих владений. Посему пророческое слово, издалека врачуя страсть, как бы желая усыпить своей песней корыстолюбивую душу, говорит сие: еда вселитеся едини на земли. Если у тебя есть пожелание к имуществу соседа, а без соседа, конечно, никогда не останешься, то очевидно, что тебе нужно будет простираться до крайних пределов обитаемой нами вселенной.
Если же это невозможно, то при первой мысли останови, человек, свое стремление к злу, удовольствуйся тем, что получил, останься при том, что имеешь, зная, что и великолепные домы, построенные неправедно, остаются без обитателей, и множество полей, присвоенных любостяжательностью, оказывались часто не дающими плодов. Ибо наказание Божие нередко предваряет будущий суд и неправедно приобретенные домы обращает в вещь бесполезную: после многолюдного в них обитания и блистательного обилия делает их не имеющими обитателей. И действительно, часто узнаем, что целые роды исчезли совершенно, и за неимением преемников величественные и гордые здания жилищ сравнились с землей. И все, которые вторжением в пределы ближних расширили пределы собственных владений, оказались совершенно чуждыми Божия благословения за приобретение имущества со слезами обиженных, так что, где работали
десять супруг волов, там едва приобретен
корчаг един, и где посеяно
шесть артавас [
[171]], едва собрано три меры плодов, то есть самая малая часть семян.
Итак, пророческое изречение, само по себе взятое, заключает в себе много полезного. Но трудолюбивому, чрез возведение смысла к высшему разумению, можно увеличить пользу сего пророчества. Ибо под домом можно разуметь учение и дела каждого, по тесной связи и единству построения понятий в каждом учении. Посему как в доме основание держит на себе прочную постройку, так и в учениях есть некоторые предположения и первые начала, на которые опираясь излагающие учение в строгой последовательности и связи с первыми началами ведут дальнейшую ткань. Потому если кто учение веры, имеющее основанием и началом Господа нашего Иисуса Христа, сопрягает с учениями чуждыми и далекими от богочестия, то всякого такого оплакивает пророческое слово, потому что он делает чего не должно, совокупляя дом к дому.
А что учения о богочестии называются домом, сему научает нас Сам Спаситель притчей, говоря:
Всяк, иже слышит словеса сия Моя, уподобится мужу мудру, иже созда храмину свою на камени (ср.: Мф. 7, 24). Но, кажется, и Павел в Первом послании к Коринфянам научает нас, что каждый из верующих во Христа созидает себе дом. Ибо говорит:
Основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос. Аще ли кто назидает на основании сем злато, сребро, камение честное, дрова, сено, тростие (1 Кор. 3, 11–12). Поскольку же из построевающих учения одни, мудрствуя о том, что достойно смеха и осмеяния, как бы смех созидают, а другие, будучи умнее, построевают достойное внимания, то Михей, ниспровергая здания достойных осмеяния, говорит:
Иже в Гефе, не величайтеся, и иже в Акариме [
[172]]
, не сограждайте из дому на посмеяние ваше. И он же опять, укоряя негодных учителей, говорит:
Слышите сия, старейшины дому Иаковля, гнушающиися судом и вся правая развращающии, созидающии Сиона кровьми и Иерусалима неправдами! (Мих. 1, 10; 3, 9–10). Ибо всякий, кто составляет учения чуждые, созидает Сион, то есть стражбницу свою,
кровьми, и кто составляет
церковь лукавнующих (Пс. 25, 5), созидает
Иерусалима неправдами.
Итак, ежели два есть рода строительств: одно доброе — на камне и на основании Христа, другое — непрочное, которое и смешно, и причиняет погибель, то пророческое слово справедливо называет жалкими тех, которые добрый дом совокупляют с худым и как бы смешивают несоединимое. Но размысли, не всякий ли человек, чему бы ни стал он учить об истине по предзанятым здравым и истинным понятиям, согласным с понятиями общими, какие всеяны в нас Самим Создателем, имеет добрый дом; а когда, уклоняясь от истины, вводит нечто чуждое Божию учению, заимствованное из языческого заблуждения, тогда как бы совокупляет к прекрасному дому худой дом? И сие сказано на слово о доме.
Поскольку же святый есть не только Божие здание, но и Божие тяжание (ср.: 1 Кор. 3, 9), как говорит блаженный Павел, и самая душа требует основания, как дом, и укоренения, как растение (ибо сказано: в любви вкоренени и основани [Еф. 3, 17]), то рассмотрим, что значит приближение села к селу, за которое иные, худо и со вредом себе производя его, подвергаются положенному осуждению. Посему исследуем то, что сказано о земледелии, потому что оно сродно с настоящим предметом. Есть прекрасное насаждение, о котором говорит Соломон: насадих ми винограды, сотворих ми вертограды и сады и насадих в них древес всякаго плода (Еккл. 2, 4–5). Но есть и такой сад, егоже не насади Отец Небесный (ср.: Мф. 15, 13) и который искореняется, по угрозе Господней. Этот сад имеет в себе виноград от растения Содомского и розгу от Гоморры, производит грозд желчи и грозд горести приносит владельцам; ярость змиев вино их, и ярость аспидов неисцельна (ср.: Втор. 32, 32–33). Посему, кто владычественное души своей засадил всяким плодоношением духовным и к укорененному в нем от рождения Творцом для явления плодов правды прилагает нечто от лукавого земледелателя, того пророческое слово именует жалким за возбраненное приближение села к селу. По сей причине угрожает ему бесплодием, потому что не приносит он образцов плода, сообразных с преподанным ему учением. Идеже бо возорют десять супруг волов, сотворит корчаг един. Речение сие выражает местный обычай в Финикии вспахивать виноградник волами; а вместе пророческое слово указывает на тех, которые держатся той и другой стороны, привязаны к противоположным учениям и связывают их одно с другим. Души таких людей бесплодны.
(11) Горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера: вино бо сожжет я; (12) со гусльми бо и певницами, и тимпаны и свирельми вино пиют, на дела же Господня не взирают и дел руку Его не помышляют.
Сия предложенная часть пророчества заключает в себе изъяснение апостольского изречения, ибо там сказано: пияницы Царствия Божия не наследят (ср.: 1 Кор. 6, 10), а здесь: Горе востающим заутра и сикер гонящим. У евреев в обычае — называть сикером всякий напиток, который может произвести опьянение. Посему Пророк оплакивает тех, которые тотчас с наступлением дня, по слову притчи, на чаши и сткляницы вдают очи свои, назирающе, где пирове бывают (ср.: Притч. 23, 31, 30), заглядывая в места винопродажи и в корчмы, принимая друг друга на вечеринки и на заботы о подобных вещах истощая все душевное попечение. Они не уделяют себе ни малого времени на размышление о чудесах Божиих, не дают очам досуга воззреть на небо и на красоты его, чтобы по украшению всего этого заключить о Рододелателе (ср.: Прем. 13, 5), но, украшая свою вечеринку испещренными коврами и цветными завесами, выказывают излишнюю рачительность и тщательность в устройстве сосудов для питья, придумывая сосуды прохлаждающие, роги, фиалы, стаканы из плюща, чаши и другие подобные по именованию и виду приборы для пьянства, как будто разнообразие сосудов может утаить от них пресыщение, и обмен и передача чаш — составить достаточное промедление во время питья. Потом, начиная пить друг за друга и вступая в состязание, кто больше выпьет, удерживаются ли от каких–нибудь излишеств, к стыду своему? И побежденные и побеждающие — все упиваются. Бывают же при этом какие–то князья вечеринок, главные виночерпии и учредители пира: в беспорядке виден порядок, и в неблагочинном деле — устройство! Упиваются начальствующие, упиваются слуги; все полно смеющихся и пьяных. Жалкое зрелище для очей христианских! Потом, как мирским властям придает могущества важность оруженосцев, так и пьянство, подобно царице, окружая служителями, избытком усердия закрывают позор его. Сверх сего венки и цветы, рассыпаемые во время вечеринок, благовонные масти и курения и тысячи придуманных посторонних увеселений доставляют большое развлечение гибнущим, уготовляя им вечное наказание, равномерное настоящим веселостям. Потом с продолжением пиршества являются свирели, гусли и тимпаны, на которых в действительности оплакиваются погибающие и сладкозвучием которых, по предположению упивающихся, должны возбуждаться в них все душевные удовольствия, как будто одно вино производимым посредством его разгорячением в жалкой душе упивающегося не может пробудить роя пожеланий, а надобно, чтобы у них и все чувства предавались очарованию удовольствия: слух упоевался стройными звуками, обоняние наполнялось благовонными курениями, уста служили входом вину, глаза видели происходящее, или, лучше сказать, превратно видели, потому что упоением похищена верность чувства. Посему–то сказано: Горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера и провождающим в этом целые дни, так что у них нет вовсе времени взирать на дела Господня и помышлять о делах руку Его. Ибо когда им поучаться о Боге? Утром? Но едва встав от сна, гонят сикер. В средине дня? Но тогда особенно увеличивается и учащается у них пьянство. Вечером? Но они еще пьют, и хотя день уже у них протек, однако же пьянство не прекращается, напротив того, в большей еще мере предаются ему ночью, так как ночь собственно для них пригодна. Посему горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера.
Потом Пророк показывает причину, по которой могут они долго предаваться пьянству. Вино бо сожжет я. Вот причина, по которой в них желание пить ненасытимо. Когда, говорит Пророк, выпито большое количество цельного вина, тогда, производя в теле сильное разгорячение, иссушает оно естественную влагу в пьющем. А после сего, как думаю, вино само себе служит поджогой, и наперед выпитое расширяет место для выпиваемого вновь. И как овраги, пока течет в них вода, кажутся полными, а когда влага стечет, остаются сухими, каменистыми и невлажными, так и тела упивающихся, будучи расширены неумеренным употреблением вина, поглощают и естественную влажность. Ждущим вечера; по этой причине, говорит Пророк, ждут они вечера. Вино бо сожжет я. Огонь, заключенный в вине, перейдя в тело, делается воспаляющим веществом для разжженных стрел врага, потому что вино потопляет собой и рассудок, и ум, а похоти и сластолюбие воспламеняет, как масло — огонь. Почему сказанное вино сожжет я относим не только к желанию пить, но и вообще к распалению, производимому в теле.
Потом пророческое слово, еще в большем виде обнаруживая неприличие, продолжает: со гусльми бо и певницами, и тимпаны и свирельми вино пиют — ибо молодые гуслисты, на беду встретившиеся опьяневшим глазам, играющие на свирелях и певницах, торгующие своей красотой, лики поющих и согласное пение людей порочных, погружая тела в негу и расстраивая души, общим благозвучием возбуждают опьяневших ко всякой срамной и беззаконной забаве. И что же выходит из этого? То, что на дела Господня не взирают и дел руку Его не помышляют. Но воззрение означает постижение предметов, видимых с помощью глаз, а помышление значит созерцание невидимого умом. Итак, поскольку невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть (ср.: Рим. 1, 20), то не взирающий на дела не возводится и к умственному разумению. Посему что же значит сказанное? То, что пьянство есть начало безбожия, как омрачение разума, которым обыкновенно наипаче познается Бог. А дела руку — это ожидаемое воздаяние, оный огонь и наказание во аде, иссохший язык, жаждущий, в облегчение, хотя малой капли, отовсюду окружающий пламень, не позволяющий и дыханию ветра прохладить внутренний жар; вместо играющих на свирелях — стенание; вместо неумеренного пьянства — жажда капли, когда плоть упивающихся будет опаляться в пещи; вместо сладострастных зрелищ — глубокая тьма; вместо неусыпной похоти — неусыпающий червь. Посему погрузившие ум свой в пьянстве не могут помышлять о сих делах рук. И поскольку они не взирают на ожидающее их, то пророческое слово справедливо оплакивает их, как бы уже действительно постигнутых бедствиями.
Да услышат сие те, которые у себя в домах вместо Евангелия берегут гусли и лиры! Пророк взывает к ним, как уже к погибшим, по состраданию любви оплакивая их погибель. Горе, — говорит он, — со гусльми, и свирельми, и тимпаны, и певницами вино пиющим. А у тебя испещренная золотом и слоновой костью лира лежит на каком–то возвышенном жертвеннике, подобно какому–нибудь изваянию и кумиру демонов. И еще бедная женщина, вместо того чтобы научиться, как владеть веретеном, по необходимости рабства, научена тобой протягивать руки к лире, для чего ты, может быть, платил за нее деньги, отдавал ее в наученье какой–нибудь другой женщине, которая сперва собственным телом своим служила всякому непотребству, а теперь для молодых дев стала наставницей в подобных делах. За нее в день Суда постигнет тебя сугубое бедствие, потому что и сам ты непотребствуешь и лукавыми наставлениями отвратил от Бога бедную душу. Вот она предстает с лирой, налагает на нее персты, чтобы извлечь звуки; руки ее обнажены, лицо бесстыдно. К ней обращается все собрание пирующих, к ней несутся взоры всех, слух с безмолвием ловит звуки, шум утихает, смех умолкает, не слышно непотребных речей, которыми доселе старались превзойти друг друга, безмолвствуют все в доме, очарованные сладострастной игрой. Но умолкающий там не безмолвствует в церкви Божией, не умолкает оглашаемый словом евангельским. И не удивительно! Ибо враг, который там предписывает молчание, здесь подучает шуметь. Жалкое зрелище для очей целомудренных — женщина не за ткацким станком, но с лирой в руках, не собственным своим мужем знаемая, но видимая посторонними, сделавшаяся общим достоянием, поющая не псалом исповедания, но любодейные песни, не Богу молящаяся, но поспешающая в геенну, не в церковь Божию стремящаяся, но вместе с собой исторгающая из нее других! Волна ей ненавистна, сновать основу и повертывать утком она и не умеет, и не хочет. Проводя время с упившимися, она предается одинаковым с ними занятиям. Подлинно ткут они паутинную ткань, как будто на какую основу, налагая свои руки на натянутые струны, и, часто туда и сюда снуя бряцалом, как ткацким челноком, не дают видеть и конца этой деятельности. Ибо в искусствах, необходимых для жизни, конец перед глазами, например, в столярном искусстве — скамья, в домостроительном — дом, в кораблестроительном — корабль, в ткацком — одежда, в кузнечном — меч. А в искусствах пустых, каковы искусства играть на гуслях или свирели или плясать, вместе с окончанием действия исчезает и самое произведение. И подлинно, по слову апостольскому, кончина сим погибель (ср.: Флп. 3, 19). О сем распространился я по необходимости, имея в виду тех, которые, по чрезмерной преданности забавам, или постоянно, или во время, по их предположению, веселья, на браках и пиршествах употребляют при ужинах свирели, гусли и певницы, — распространился, чтобы вы, узнав, как слово Божие порицает занятия подобного рода, из страха угрожающих бедствий, по крайней мере впоследствии, худой навык жизни своей переменили на лучшее.
А если смысл пророческих слов исследуем с другой точки зрения, то можно открыть нечто иное, полезное для душ наших. Горе, — говорит Пророк, — востающим заутра и сикер гонящим, то есть тем, которые, как скоро тьма неведения рассеяна для них введением богопознания, потому что взошло Солнце правды, из беззаконников и безбожных, каковыми были прежде, переименованные богочестивыми и сопричтенные к Церкви Божией, до того преодолеваются плотскими страстями, что выступают из ума и падают, как омраченные от опьянения. И пророческое слово оплакивает участь подобных людей, то есть и после Божия научения предающихся упоению страстей. Ибо знает упивающихся нередко и без вина Тот, Кто говорит: Горе вам, пиянии без вина (ср.: Ис. 28, 1). Ибо как вино, принятое внутрь сверх нужды или сверх сил пьющего, обыкновенно омрачает рассудок, так и страсть похотения, или печали, или гнева, овладев рассудком, одержимых ею делает лишенными ума. Посему жалки и троекратно жалки люди, которые не только в начале жизни погружены в упоение, но ждут вечера, то есть до запада жизни предаются страстям. Как в одном отношении утром называется то озарение, какое производится в сердцах знанием Бога, так в другом отношении — и то состояние, когда разум приходит в зрелость и мы начинаем жизнь разумную. В обоих случаях предшествовавшая жизнь есть тьма и ночь или потому, что не пришел еще в совершенство разум и душа погружена в неразумие, или потому, что разумение покрыто глубокой тьмою, по причине отчуждения от Бога. Посему горе востающим заутра, то есть людям, которые едва отложили неразумие юности и вместо того, чтобы силой разума мужественно поборать страсти, низлагаются ими и гонятся за страстями, как бы за каким упоением. Ибо весьма несчастны те, в которых при начале и конце жизни не прекращается подобное упоение. Между упивающимися — много разностей: одни тотчас с наступлением утра перестали предаваться пьянству, другие прекратили сие по прошествии некоторого времени, а иные надолго продлили свое упоение. Посему прекрасно, тотчас по пробуждении, взыскать жизнь трезвенную и святительскую, чтобы, не пия ни вина, ни сикера, соделаться достойными вступить во Святая. Ибо написано: И рече Господь ко Аарону, глаголя: вина и сикера не пийте, ты и сынове твои с тобою, егда входите в скинию свидения (Лев. 10, 8–9). Но поскольку трудно в естестве человеческом преуспеть в непогрешительности, то вторым плаванием называется — вскоре после утра востать от упоения.
У тех же, которые ввыкли в вино и ищут, где бывают пирове, мысль так занята сими разысканиями, что они не способны взирать на дела Господня и помышлять о делах руку Его. Опьянение их увеличивают еще гусли и певница — это изобретение Иувала, происходящего из рода Каинова. Ибо сказано: И взя себе Ламех две жены: имя единей Ада и имя вторей Селла. И роди Ада Иовила: сей бяше отец живущих в селениих скотопитателей. И имя брату его Иувал: сей бяше показавый певницу и гусли (Быт. 4, 19–21). С такими гусльми и мусикиею знаком был Лаван и с ними хотел он отпустить Иакова. И аще бы ми поведал еси, отпустил бых тя с веселием и с мусикиею, и тимпаны и гусльми (Быт. 31, 27). Но Патриарх избежал сего, как препятствия взирать на дела Господа и помышлять о делах руку Его. И у Навуходоносора, во время обновления образа, при звуках трубы, свирели и гусли, самвики и псалтири и согласия, и всякаго рода мусикийска падали ниц людие, племена и языцы (ср.: Дан. 3, 7). А те, которые еще прежде отказывались пить вино вавилонское и гнушались наслаждаться царской трапезой, пад не поклонились, но презрели всякое человеческое могущество и угасили самую силу огня. Если же грех — не взирать на дела Господня и не помышлять о делах руку Его, то возведем очи разумения нашего, увидим зиждительные законы дел Божиих, от величества красоты созданий сравнително с сотворенным Рододелателя тварей познавая (ср.: Прем. 13, 5). И поскольку невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть (ср.: Рим. 1, 20), и, может быть, чувственное постижение тварей называется видением, а мысленное постижение премирного именуется помышлением, то посему Пророк и говорит: на дела Господня не взирают, то есть чувственных предметов не рассматривают посредством зрения, и дел руку Его не помышляют, то есть не доискиваются постигнуть невидимое посредством деятельности ума.
А чтобы более нам уяснилось слово заутра, именно: что возвращение из тьмы, какая бывает в душах от неразумия ли юности или от незнания Бога, и первое вступление в истину называется утром, собери многие места из Пророков, где употреблены слова prw^ia или i(orJroV (утро), и из сличения большего числа мест видно будет сказанное. Например: посылаше заутра (i(orJrou) пророк (ср.: Иер. 25, 4). И заутра (prw^i) услыши глас мой; и заутра (prw^i) предстану Ти, и узриши мя (ср.: Пс. 5, 4). И от нощи утренюет (i#orJr!izei) дух мой к Тебе, Боже (ср.: Ис. 26, 9). И Боже, Боже мой, к Тебе (i#orJr!izw) утренюю (Пс. 62, 2). И воутрия (e#iV t!aV prw^iaV) избивах вся грешныя земли (ср.: Пс. 100, 8). И вечер водворится плач, и заутра (e#iV t«o prw^i) радость (Пс. 29, 6).
Итак, почему сообразно прочим благодеяниям Божиим, явленным людям, Пророки посылаются заутра? Потому что всякое слово, исходящее от Бога, достигает к нам, способным слышать волю Божию, касаясь не тех, которые еще в детском неразумии, но тех, которые имеют уже естественные понятия к различению добра и зла. О них–то говорит пророческое слово, что, как скоро они приникнут и как бы возведут душевные взоры из прежнего неведения в разумение и сердечными очами приимут некоторый свет, тотчас спадает в них Божие слово, определяющее, что должно делать и что досточестно.
Тот же смысл имеет и место в псалме:
Заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти (Пс. 5, 4). Пока вокруг души нашей ночь и не восходило солнце, невозможно нам быть услышанным от Бога. Но когда душа, очистившись от незнания Бога, вознесет молитвы, став в светлости разумного и духовного дня, тогда имеет она Бога, слышащего глас ее. Потому Пророк и говорит:
заутра предстану Ти, и узриши мя. Ибо если хочешь востать Богу, то не воставай ни на какое худое дело, но исполни заповеданное Моисею:
Ты же стань в этом месте передо Мною (ср.: Исх. 33, 21), стань твердо, непоколебимо, неподвижно, востань к Нему верой, чтобы соделаться достойным видеть зрелища истины.
Востану Ти, — говорит Пророк, —
и узриши мя. Пока человек рассматривает красоту, обнаруживающуюся в вещах видимых, называется он естествоиспытателем или естествословом. А когда, простершись далее сего, востанет Самому Богу, зная уже, в какой мере все крайне прекрасно, и от красоты, во всем этом видимой, востекши к истинно прекрасному и достолюбезному, что обыкновенно бывает видимо только душам чистым, тогда, проникнув в нечто высшее естествословия, и иными называемое превышеестественным (metafusik!a), может он сделаться тайнозрителем (i#epoptik!oV). Посему говорит: «Когда
востану Ти и приближусь умом к созерцанию Тебя, тогда, чрез озарение ведения, восприиму тайнозрительную деятельность». С сим согласно сказанное:
Небеса поведают славу Божию (Пс. 18, 2), не потому что они издают ощутительный для нашего слуха голос, но потому что упражнявшийся в законах миростроения и познавший устройство всего небесного из сего, так как бы оно издавало глас, изучает величие славы Сотворшего. К сему возбуждает нас и Пророк, говоря:
Воззрите на высоту очима вашима и видите, кто показа [
[173]]
сия вся? (Ис. 40, 26), ибо возвышенно умствовать — значит взирать вверх и чрез видимое возводиться к мысли о Сотворшем.
А от нощи утреневать к Богу значит нечто подобное следующему. Когда станет проходить ночь, а день приближится, и мы, яко во дни, начнем ходить благообразно, отложив дела темная, козлогласования и пиянства, любодеяния и студодеяния (ср.: Рим. 13, 12–13), тогда можем сказать: От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже. А что значит сделать в себе утро, Пророк дает разуметь присовокупленными словами. Он говорит: зане свет повеления Твоя на земли. Ибо свет — те повеления, которыми рассевается тьма неведения, почему и заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18, 9).
Сказанное же в сотом псалме: Воутрия избивах вся грешныя земли (Пс. 100, 8), как всякому видеть можно, сказано загадочно и прикровенно. Это не значит, что при начале каждого дня осквернял я руки человеческой кровью. Не то говорит пророческое слово. Это, кроме того что гнусно, было бы и неимоверно. Ибо как мог бы он каждое утро избивать своей рукой всех грешных на земле? Невозможно было бы одному превозмочь всех, потому что, как вероятно, согрешивших было много. Если бы преодолел их на войне, то, конечно, избил бы в одно утро всех, а не в каждое утро стал избивать их. Посему что же значит: Воутрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающия беззаконие (Пс. 100, 8)? Выслушаем сказанное с лучшим разумением, чтобы не сказать чего вопреки пророческому слову, что и непозволительно. Град Господень есть совокупность человеческого состава, а грешныя земли — не иные кто, но те, о которых говорит Спаситель, что извнутрь от сердца исходят помышления злая, зависти, убийства, прелюбодеяния, татьбы, лжесвидетелства и тому подобное (ср.: Мф. 15, 19; Мк. 7, 21). Сих–то грешных земли, происходящих от земной плоти, очищающий себя уничтожает в собственном своем составе при каждой мысли о Боге. Посему в душе бывает утро при каждом восхождении спасительного учения; и в сие–то утро должны быть уничтожаемы все помыслы, производящие беззаконие. Ибо если не пресечены в душе первые движения к пороку, то помышления необходимо перейдут в дело. Например, помысл, внушающий прелюбодеяние, есть грешный земли; он побуждает воззрети на жену ко еже вожделети ея (ср.: Мф. 5, 28). Посему если острым и уничтожающим страсти словом, как бы некоторым мечом, не будет убит он в душе и не будет это совершено утром, то есть по изведении его наружу, то, после прелюбодеяния в сердце, поведет он человека к большей степени сего греха, вызывая его на грехопадение телом. Думаю, что согласно с сим сказанное у Иеремии: Проклят творяй дела Господня с небрежением и возбраняяй мечу своему от крове (ср.: Иер. 48, 10). Кто желает избегнуть тяжести сей клятвы, тот не должен духовному мечу давать покоя от крове подобных грешников.
Подобно сему и теперь сказанное о слове заутра. Горе тому, кто, востав от тьмы и ночи неведения, с первого возраста, как скоро воссиявает в нем разум, едва пробуждается от сна, и уже гонит сикер! А побежденные страстями — одни остались в упоении страсти, другие же, очистив ум, взирают на красоту видимого и помышляют о личностях (i#up«ostaseiV) и сущностях мира мысленного (t~wn noht~wn). Для видимого нужно внимательное рассматривание, потому взирают, а мысленное требует исследывающего разума, потому сказано помышляют. Впрочем, сперва надобно взирать на дела Господня, а потом уже переходить к помышлению о них. Таков был говорящий о себе: Сей бо даде мне о сущих познание неложное, познати составление мира и действие стихий, начало и конец и средину времен, возвратов премены и изменения времен, лет круги и звезд расположения, естество животных и гнев зверей, ветров усилие и помышления человеков, разнство летораслем и силы корений (Прем. 7, 17–20).
(13) Убо пленени быша людие мои, за еже не ведети им Господа, и множество бысть мертвых глада ради и жажди водныя. Исторически можно толковать сие о времени последней осады иудеев, когда одни отведены были в плен, а другие гибли от голода и жажды. Очевидна и причина, по которой они претерпели сие, именно та, что не познали пришедшего к ним Господа. Поэтому увещание, заключающееся в сих словах, может быть применено и к нам. Говорю же сие потому, что гонящие пьянство, пьющие вино при запрещенной игре на музыкальных орудиях, занимающие взоры свои неприличными зрелищами, а не хотящие взирать на дела Господня, как более сластолюбивые, нежели боголюбивые, делаются пленниками и подчиненными сопротивных. Но у них и множество бысть мертвых глада ради и по недостатку воды. Ибо мертвы бывают прегрешеньми (ср.: Еф. 2, 1) не вкушающие подобающей душам пищи, и также мертвы не воспитанные на воде покойне (ср.: Пс. 22, 2), даже не старающиеся пить от той воды, о которой говорит Господь самарянке: иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки (Ин. 4, 14). Ибо слышишь: множество бысть мертвых не только глада, но и жажды водныя ради, потому что пили ту воду, которую пила и самарянка, ибо сказано: пияй от воды сея вжаждется паки (Ин. 4, 13), но не пили воды текущия в живот вечный (Ин. 4, 14). А сие побуждает нас искать ведения. Ибо если по причине неведения Господа делаются они пленниками, то нам должно возревновать о даровании ведения.
Но может быть, и истинное омертвение происходит в душах невнимательных не от глада хлеба и не от жажды этой чувственной воды, но от глада слышания слова Господня (Ам. 8, 11). Ибо не о хлебе единем жив будет человек, но о всяцем глаголе исходящем изо уст Божиих (Мф. 4, 4). Посему не убиет гладом Господь души праведныя (ср.: Притч. 10, 3), и юнейший бых, ибо состарехся, и не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы (Пс. 36, 25), и сынове брачнии, дондеже с ними жених, не могут поститися (ср.: Мк. 2, 19). А где глад и жажда, там и мертвость. Посему, чтобы не умереть нам от голода, взыщем пренебесного хлеба, и чтобы не истаявать от жажды, взыщем той воды, о которой сказал Господь: пияй от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки.
(14) И разшири ад душу свою и разверзе уста своя, еже не престати: и снидут славнии и велиции и богатии и губителие их и веселяйся в нем. (15) И смирится человек, и обезчестится муж, и очи высокоглядающии смирятся. Представляя нам множество погибающих, Пророк сказал, что ад расширил уста свои. Как говорится о животных, которые от великого голода жадно хватают пищу и расширяют зев, простертый к пище, так, говорит Пророк, и об аде говорится, что он расширит уста свои. Но может быть, слово сие показывает, что обитель ада есть какое–то место в земной внутренности, отвсюду застененное и несветлое, и что в сии подземелья ведет устье, чрез которое нисходят души, осужденные на мучения; и оно–то, по причине множества погибающих, чтобы принять всех, сделалось расширеннее. Ибо ад — не животное и не сила, по баснословию язычников поставленная над умершими. Посему те, которые, за еже не ведети Господа, пленени быша и изнурены гладом и жаждой духовной пищи, сходят в ад, вместе со славными, и великими, и богатыми, и губителями. Три угрозы возвещены грешникам: плен, мертвость и схождение в ад. Ибо «пленом» называется ниспадение из предшествовавшей жизни по обольщению врага, который отвлек нас от райского блаженства, «мертвостью» — отчуждение от животворящей заповеди, а «схождением в ад» — отлучение от Бога за преумножение греха и за расположение, противное добру. Как праведник уже воскрешен со Христом и спосажден на небесных (ср.: Еф. 1, 20), так неправедный называется уже пленником, и мертвым, и нисшедшим в ад, по причине смертных грехов. Но Пророк перечислил различные сонмища сходящих в ад: во–первых, наименовал славних, это, может быть, люди, которые, пользуясь некоторой доброй славой, совершенно не имеют в жизни свидетельства, соответствующего кажущейся наружности; потом следуют велиции, которые какой–то силой и властью преимуществуют пред многими, и богатии, которые неправедно приобрели великое множество имущества или имеют ненасытимое желание большего; наконец, губителие их, которые, подобно тлетворной болезни, распространяющейся чрез сообщение, растлевают приближающихся к ним и справедливо называются губителями или за негодное учение, или за поощрение ко греху. И веселяйся, сказано, в нем. Это, может быть, по плоти иудей, веселящийся о земном Иерусалиме и не возводящий взоров к блаженству, какое уготовано святым Божиим. Заметь же, что в нем сказано по общему словоупотреблению, как нередко бывает в обычае приписывать и частным домам преимущества живущих в них. Таково и следующее изречение: Основания его на горах святых (Пс. 86, 2). Посему и веселяйся в нем низойдет в ад.
И смирится человек, — говорит Пророк, —и обезчестится муж. Должен терпеть унижение не столько по месту, сколько по произволению. Ибо праведник возвышается небесным мудрствованием, а нечестивый унижается своим сочувствием с дольним. И человек обыкновенный, который превозносится одними общими его природе преимуществами, а между тем не живет сообразно с теми способностями, какие даны ему при первом устроении, — такой человек смиряется; а кто сделал уже некоторые успехи и достоин был именоваться мужем, но расслабел и предался страстям, тот обезчестится. Посему человек смирится, а муж обезчестится; первый — за то, что не сохранил общего, а последний — за то, что, обратившись к худшему, лишился и того блага, какое приобрел себе подвигами. Человек смиряется; очи бо Господни высоцы, человек же смирен (Ис. 2, 11); а муж обесчестится, как уничижающий Бога преступлением заповедей, ибо уничижающий Его обесчестится, как слышим говорящим Господа в Первой книге Царств: прославляющия Мя прославлю, и уничижаяй Мя безчестен будет (1 Цар. 2, 30). Итак, муж обесчестится собственным своим грехом, потому что грех причиняет бесчестие. Ибо сказано: востанут, сии в жизнь вечную, а онии во укоризну и в стыдение вечное (Дан. 12, 2). Честь есть воздаяние отличия, а отличие — награда добродетели; и святым присвояются честь и отличия, а нечестивым — противное, потому что Бог сподобляет чести достойных, так как Сам Он истинно досточестен и охотно воздает честь. Посему обесчещенный не может сообщить чести. А бесчестят каждого позорные страсти, открытые всей твари.
И очи, сказано, высокоглядающии смирятся. Кто, вознесшись мыслью своей в высоту, узрел Показавшего все сие, тот имеет высокоглядающии очи, потому что возводит мысль свою выше всего телесного. Но если он после сего, по ложному мнению и по сильному пристрастию к вещественному, стал не способен уже к великим созерцаниям, всецело же предался телесному наслаждению, то справедливо говорится, что он смиряется.
(16) И вознесется Господь Саваоф в суде. То есть чрез праведное воздаяние за сказанное выше Господь Бог возносится в суде, так что к славе Божией относится, между прочим, и суд над нечестивыми, производимый Судией по достоинству дел. Посему и в суде усматривается высота разума и силы Господней. Как рассматривающие премудрость в устроении небесных тел, из положения, движения и взаимного между со)бой отношения звезд, уразумевают величие Божия разума, так что могут сказать: разума Его несть числа (Пс. 146, 5), так всматривающиеся в законы суда не менее удивятся премудрости и разуму в суде и тому, что каждому, даже за самое малейшее, воздастся по достоинству. Итак, может быть, каждым добрым делом возносим мы Бога, возносится Он и нашим целомудрием, возносится и нашей справедливостью. А поскольку во всем этом успеваем при Божием содействии, когда Бог, подняв нас, становит прямо, поддерживая и подкрепляя Своим содействием, тогда говорим: Вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси (Пс. 29, 2). Но возношения Божии многочисленны: есть возношение познанием и разумом и есть возношение изображением величий Его и созерцанием судов Его. Посему о праведнике сказано, что возношения Божия в гортани его (ср.: Пс. 149, 6). Потом, поскольку правильностью созерцания установляется постоянство деятельности, присовокуплено: и мечи обоюду остры в руках их, то есть учения, которыми отсекаются и искореняются душевные страсти. Также, поскольку Господь Саваоф значит Господь воинств, то воинства, которые служат Ему во время суда, вознесут и прославят Его тогда за праведный и непогрешительный суд. Подобным сему образом заключаю, что и во время Господня суда с человеками (ибо Сам Господь приидет на суд с народом [ср.: Ис. 3, 14]) вознесется Господь един (Ис. 2, 11), потому что никто не оправдится пред Ним. Ибо кто, исследовав все благодеяния Создавшего нас и различные домостроительства, касающиеся вообще всего человеческого рода, возможет воздать чем–нибудь равным и достойным за то, что дошло и до него из Господня дара? Посему святые недоумевают, говоря: Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? (Пс. 115, 3).
И Бог Святый прославится в правде. За вознесением в суде следует прославление Святаго в правде. Те же, которые созерцали Его возносящимся в судах, постигают и славу правды Его.
(17) И упасутся расхищеннии яко юнцы, и пустыни плененных агнцы поядят. Народ, отведенный в плен, за еже не ведети Господа и за то, что согрешил пред Богом, предавшись пьянству, будет пастись наподобие стада волов. Сии же отведенные в плен и расхищены во время своего пленения. Очевидно же, что, когда бываем побеждены во брани сопротивными силами, тогда, плененные ими, и расхищаемся, как добыча после победы. А расхищенные принимаем уже в пищу себе не что–либо свойственное существам разумным, но, увлекаемые неразумными движениями куда случилось, должны проводить жизнь сию, подобно юнцам в пустыне. Посему не сказал «подобно юницам», но подобно юнцам, потому что юницы ходят стадами, а юнцы, по раздражительности будучи неприязненны друг к другу, пасутся отдельно один от другого. Поскольку же после пленения, как вероятно, многое пришло в запустение, потому что жители уведены врагами, то Пророк говорит: и пустыни плененных агнцы поядят. Ибо из истории известно, что заключенными содержались в Вавилонии те, которые после Навуходоносорова нашествия выведены из Иудеи. Итак, Пророк говорит, что в стране, принадлежащей плененным и удержанным в плену, от великого опустошения, по необходимому следствию войны, обратившейся в пастбище, будут пастись агнцы, потому что нет в ней никаких остатков прежнего населения и, по безлюдию, растет густая и мягкая трава.
Но может быть, слово сие и пророчественно дает разуметь, что поскольку преступившие Божии заповеди изринуты из древнего своего жилища, где пребывали они вместе со святыми, то мы, по Домостроительству Божию, падением их приведенные ко спасению и наименованные агнцами как новорожденные в вере, пасемся на местах, принадлежавших плененным, как бы сочной травой, наслаждаясь духовной и словесной пищей Божиих словес. И Господь новорожденных в вере назвал агнцами, говоря Петру: Симоне вар Иона, любиши ли Мя? Паси агнцы Моя (ср.: Ин. 21, 15).
(18)
Горе привлачающим грехи яко !
ужем долгим, и яко ига юнична ременем беззакония своя, (19)
глаголющим: скоро да приближатся, яже сотворит, да видим, и да приидет совет Святаго Израилева, да разумеем. Греша, готовим мы себе узы и
ужа [
[174]], которыми связываемся, потому что, по мере множества или важности грехов, соплетаем для душ своих узы или большие, или меньшие, от которых, по слову Иеремии, стали мы
узниками (ср.: Плач. 3, 34). Посему, кем обладает плотское мудрование, те обложены земными узами и, по праведному определению Судии, связанные ими по рукам и по ногам, осуждены и ввергаются
во тму кромешнюю (ср.: Мф. 22, 13). Они связаны по рукам, то есть в деятельности, и по ногам, то есть в путях своих. Ибо, действительно, каждый опутывается цепями собственных своих грехов, так что каждый из членов, действовавших при совершении грехов, в наказание за сие связывается особенными узами. Посему Пророк говорит:
Горе привлачающим грехи яко ужем долгим, то есть тем, которые к первому падению присоединяют второе, третье и так далее, нечестия, неправды и распутства. Но впадшим в грехи, вместо того чтобы приумножать их и присовокуплять одно зло к другому, надлежало по первом опутывании себя злом загладить грехи свои. Хотя природе человеческой невозможно не грешить, а потому
несть человек праведен на земли, иже сотворит благое и не согрешит (Еккл. 7, 21), однако же возможно, согрешив по опрометчивости или по увлечению от злокозненного, тотчас измениться, покаяться и не собирать зла к злу. И как те, которые вьют веревки, когда одна из свиваемых вервей подходит к концу, берут другую, ею удлиняя и увеличивая прежнюю, так и погружающиеся во глубину зол, прежде нежели кончат первый грех, начинают второй и к этому опять присоединяют новый. И таким образом целая жизнь, проходя у них во грехах, уподобляется какой–то длинной, непрестанно свиваемой веревке, в которой прошедшее связано и непрестанно наступающее вновь смыкается в нечто подобное предшествовавшему. Посему Пророк говорит:
Горе привлачающим грехи яко ужем долгим. Уясним себе сказанное примером. Положим, что кто–нибудь склонен к греху невоздержания. Смотри, сколькими посредствующими действиями привлекает он к себе грех распутства. Во–первых, дает он такой вид своему телу, так обстригает волосы, так и такую именно, а не какая случилась, надевает одежду, приготовленную с особенной изысканностью, и во всем от пояса до обуви показывает излишнюю заботливость о своем украшении. Потом добывает денег, чтобы купить на них красоту любимой им женщины. После сего придумывает, где бы найти посредниц для сношения с ней, сочиняет заранее искусительные речи, предуготовляет для себя предлоги к встречам, пиры, попойки, продолжительные собеседования. Чрез столько–то посредствующих действий приводит он к себе грех блуда. Таков
привлачающий грех яко ужем долгим. И вообще сказать, всякий грех против ближнего, не случайно сделанный, но совершенный намеренно, с помощью происков, после продолжительных приготовлений, есть
долгое уже, которым люди притягивают к себе грехи, далеко от них бывшие. Так сии
ужа, сколько ни долги, не рвутся, потому что согрешающие сильны во грехах, крепко и часто опутывают себя грехами.
Посему Пророк говорит: и яко ига юнична ременем. Подпруги у самых крепких волов, с большим усилием влекущих тяжести, нелегко перерываются. Но пророческое слово усилило понятие о крепости, сказав, что ремень взят от ига юницы, то есть самого крепкого животного, не приводимого в изнеможение ни трудами, ни временем. Посему горе тем, которые, чтобы согрешить, делают к сему продолжительные приготовления, и притом с усилием и крепостью.
Но и соделавшемуся узником греха возможно последовать за Христом, Который говорит сущим во узах: «изыдите», и сущим во тме: «открыйтеся» (Ис. 49, 9). Вышедшие же из–под стражи чрез покаяние узники и обратившие взор от тьмы к истинному свету последуют за Христом, исповедуя Его и оставаясь связаны по рукам путами, пока чрез доброе изменение не сделаются достойными, чтобы Сам Он разрешил их от уз, почитаемых дотоле неизбежными.
А сии привлачающии грехи и презирающие Божий суд часто словом своим требуют ускорения угроз, как бы нимало не уверяемые ими, и говорят: скоро да приближатся, яже сотворит, да видим, и да приидет совет Святаго Израилева. Но это — долгое уже, привлачающее грех издалека, ибо очевидно, что они говорят сие, не веруя в будущий век и презирая угрозы. Боящийся же судилища Христова и приводящий себе на память грехи юности не дерзнет презрительно требовать ускорения суда; а напротив того, просит себе более продолжительного срока, чтобы в течение большего времени иметь возможность очистить душу свою от греховной скверны. Примером неразумного поспешения в будущее служат Ахитофел и Иуда, которые, почитая более тягостным настоящее, а не грядущее, и укор от людей, а не наказание в геенне, предпочли естественной смерти смерть удавления (см.: 2 Цар. 17, 23; Мф. 27, 5). А если бы веровали они в грядущий век, то не удавились бы и, сколько ни горестна была бы их жизнь, остались бы привязанными к здешнему миру, признавая будущее более страшным, нежели настоящее. Таков был Иов, который говорил: Аще бы возможно было, сам бых себе убил, или молил бых иного, дабы ми то сотворил (Иов. 30, 24). Ибо в сих словах как показал он нестерпимость удара, так и сохранил опасение умыслить зло против себя самого. Ибо на тех, которые насильственно лишают себя жизни, лежит осуждение в самоубийстве. Когда и у Павла находим, что некоторые говорят: сотворим злая, да приидут благая (Рим. 3, 8), почитаем это намерение ужем, наводящим великий грех. Говорят же, что такая мысль составилась у иудеев от великого развращения, и они рассуждали: «Поскольку все ожидают, что за множество грехов последует гибель, то сотворим злая и исполним крайнюю меру нечестия, чтобы наступила перемена настоящего, и все пришло в лучшее состояние».
(20) Горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое, полагающим тму свет, и свет тму, полагающим горькое сладкое, и сладкое горькое.
Но совершенному, у которого чувствия обучена долгим учением (ср.: Евр. 5, 14), надобно быть в состоянии отличать свойство доброго от лукавого, и изведанному торжнику должно добрая держать, от всякаго же вида злаго огребатися (ср.: 1 Сол. 5, 21–22). А у кого повреждена рассуждающая сила души, тому свойственно давать превратные свидетельства о достоинстве каждой вещи. И кажется, в природе человеческой есть сильная какая–то наклонность в действительном состоянии вещей предполагать противное. И о если бы такая нестройность простиралась на одних тех, которые чужды Писаниям! Они говорят, что о каждом предмете возможны равносильные и противные между собой суждения, и всякую очевидность, сколько могут, приводят в сомнение, говоря, что серебро черно по причине принимаемой им ржавчины и солнце черно, потому что очерняет тела, с которыми долгое время бывает в сношении. Из подобных сему случаев выводят они учение о нерешительности заключений, именно же, что чувства ведут к ложным заключениям и представляют предметы не такими, каковы они в природе. Но глаза, обманутые живописью, на шее голубя представляют тебе то те, то другие цвета, поскольку от наклонений животного и от различных отношений к нему луча изменяется зрение. А поэтому, основываясь на том, что представляет глаз, они не могут ни согласиться, что теперь день, ни признаться, что теперь ночь. Вследствие же сего впадают в безбожие, не соглашаясь ни на то, что всем управляет Божий Промысл, ни на то, что все движется случайно. Увидишь, что многие из уверовавших в писания закона и Пророков, с упорством, по одной вероятности, оспаривают во всем очевидность, чтобы ослабить и поколебать истину догматов. Некоторые хотя исповедуют себя верующими во Христа Иисуса, однако же показывают на деле, что они не утверждени в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор. 1, 10), но разделены на самые противоречащие толки. Другие то же делают частью по невежеству, а частью из любоначалия и тщеславия, желая показать многим, что они мудры и превосходят других познаниями. От сего–то все наполнено любопрителями и преподавателями противоречащих учений; каждый упорно стоит на своем мнении — с напряженным усилием опровергнуть и обличить мнение другого. О, если бы хвалящиеся, что соблюли апостольское учение и по преемству прияли от Апостолов евангельскую проповедь, согласием в учениях доказывали, что они части одной Христовой Церкви!
Такое смятение простирается не только на познание, но и на дела, так что суть путие мнящиися прави быти мужу, обаче последняя их зрят во дно адово (Притч. 16, 25) и есть праведный погибаяй во своей правде, и есть нечестивый пребываяй во своей злобе (Еккл. 7, 16). Ибо ежели есть что неудобопостижимое, то к сему роду принадлежит и истинная праведность. Почему и Соломон сопричисляет как равночестное к одному разряду: И уразумети притчи и темное слово, речения же премудрых и гадания; и уразумети правду истинную и суд исправляти (ср.: Притч. 1, 6, 3). Посему многие по опрометчивости произносят суждения разноречивые, потому что прежде, нежели составлено понятие на достаточном и прилежно исследованном основании, с безрассудной поспешностью дают свое согласие на всякое мнение. Обыкновенно же думают, что естественная сила диалектики всего более может доставить это, то есть научить, как подробно разбирать свойства предметов, распознать однородное и различить противоположное. Посему–то сознававший себя сведущим божественную диалектику сказал: да усладится Тебе беседа моя (ср.: Пс. 103, 34). Диалектика же любопрителей, которые берутся за предметы с охотой поспорить, не только неприятна, но еще огорчает.
Но из трех сочетаний: света и тьмы, доброго и лукавого, горького и сладкого — все ли они составляют одно в подлежащем или различны между собой по роду? Что до простого смысла, то ясно, что лукавым означается испорченность нравов, а прекрасное (kal«on), как определяют, есть благо, достойное похвалы. Опять, тма есть воздух, лишенный света, а свет — сущность, рассевающая тьму. И еще: сладкое есть мягкость влаги или сока, услаждающая чувство вкуса; а горькое есть то, что при вкушении жестко действует на вкус. Итак, по простому разумению, вещи сии весьма много различествуют между собой. И кто же до того безумен, чтобы среди глубокой ночи стал называть тьму светом и, когда у него глаза ничего не различают во тьме, представлять, что он озарен светом? Кто, чувствуя неприятность при вкушении горького, станет утверждать, что ощущает приятность сладости? Кому, имея глаза, трудно распознать чувственную красоту? Она, взаимной соразмерностью частей и наружной доброцветностью, сама собой и естественно привлекает к себе всякого встречающегося, между тем как безобразное само собой производит в зрителях отвращение.
Но кажется, что речь здесь идет не о познаваемом чувственно. А поскольку заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18, 9) и слово Божие — светилник ногама праведника (ср.: Пс. 118, 105), то не живущий добродетельно, но погрязший в плотских страстях будет такой человек, который жизнь во грехе возлюбил, как некоторый свет, а жизни по заповеди Господней отвращается, как тьмы. И кто словес Божиих, которые сладки гортани праведного паче меда для духовного его вкуса (ср.: Пс. 118, 103), отвращается по трудности заповедываемого, охотнее же избирает легкость удовольствия, тот называет горькое сладким и сладкое горьким. Таким же образом надобно рассуждать и о прекрасном, что истинно прекрасное есть соразмерность в душе, доблестно настроенной. Ибо добродетель есть какая–то середина и соразмерность; а излишек и недостаток, в ту или другую сторону выступающий из пределов добродетели, есть уже неумеренность и безобразие. Так, мужество есть середина, излишек его — дерзость, а недостаток его — робость. Следовательно, красота души есть соразмерность в добродетели, а безобразие — нарушение меры вследствие порока. Посему пророческое слово называет жалкими тех, которые избирают порок, как нечто доброе, и избегают добродетели, как лукавства.
Но надобно вникнуть в причину, по которой о добром сказано глаголющим, а о свете и о сладком не глаголющим, но полагающим. Ибо сказано: Горе глаголющим лукавое доброе, и горе полагающим тму свет, и горе полагающим сладкое горькое. Не то ли, может быть, пророческое слово показывает, что при первом начальном избрании образа жизни погрешаем только разумом, а вступив в деятельность и после опытного изведания не оставляя худого, полагаем для себя как бы пределы действий, дела порочные делая неподвижной гранью? Ибо кто от невоздержности и сластолюбия не обращается к целомудрию, тот полагает для себя горькое сладкое. И кто убегает жизни евангельской, избирает же жизнь скотоподобную и неразумную, тот полагает для себя свет тму. А кто защищает таких людей и бесстыдно говорит о делах непристойных, тот есть глаголющий доброе лукавое, по слову Апостола, охуждающего тех, которые не точию творят сие, но и соизволяют творящим (ср.: Рим. 1, 32). Полагает также свет тму и тот, кто поставляет светильник под спудом или покрывает его сосудом и не поставляет на свещнице (ср.: Мф. 5, 15). Итак, слова глаголать доброе лукавое употреблены относительно к учению, а слова полагать свет тму — относительно к навыку в делах.
(21) Горе, иже мудри в себе самих и пред собою разумни. Сие же касается тех, которые не только погрешают в делах, но и удерживаются в неверии и неведении о Господе нашем Иисусе Христе. Ибо кто не верует в Свет истинный (ср.: Ин. 1, 9), а делает себя сыном диавола (см.: 1 Ин. 3, 10), тот глаголет свет тму, и тму свет. Господь есть как свет (см.: Ин. 8, 12), так и сладость для разумно вкушающих Его, и доставляет им сладостное и исполненное великого веселья наслаждение. Посему вкусивший Его и опытно изведавший сладчайшее и приятнейшее наслаждение говорит: Вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9). Итак, не верующий в Господа Иисуса глаголет сладкое горькое. А кто не верует в Господа, тот неблизок к природе истинной Красоты и не пускается в умозрение о Ней. Ибо не в стройности членов и не в благообразной доброцветности, чрез что–либо приятное для телесного чувства, но единой мыслью, до преизбытка очищенной, и только в Божием естестве познается собственно прекрасное, согласно с псалмом, в котором сказано: красотою Твоею и добротою Твоею (Пс. 44, 5). Посему кто оком своим не приемлет молниеносных блистаний Божией красоты, тот глаголет доброе лукавое; а тем самым, что отрицает сие, очевидным образом соглашается на противное. Ибо если Господь есть свет, то противник, очевидно, тьма. Если природа истины сладостна, то ложь, очевидно, горька. Итак, самым отречением от Бога дается согласие на противоположное. Поскольку нет причастия правды к неправде, общения свету ко тме, согласия Христова с велиаром (ср.: 2 Кор. 6, 14–15), то надобно отделять это одно от другого. Поэтому нужно великое и тщательное внимание, чтобы нам не впасть в обман и преобразившегося в Ангела светла не почесть светом (см.: 2 Кор. 11, 14), чтобы, увеселяясь горечью греха, сластолюбивой жизни не приписать качества сладости, чтобы, поработивши душу телесной красоте, не заключить, что в ней природа красоты.
Посему горе, иже мудри в себе самих и пред собою разумни. Это можно сказать о людях, которые о себе думают, что они мудры и разумны, не будучи таковыми. Но можно сказать и о тех, которые действительно имеют дар разумения и ведения, но не сообщают его другим, ибо премудрость сокровена и сокровище не явлено, кая польза есть во обоих? (Сир. 20, 30). Таковые пред собою разумни, а не пред другими, как и скрывший талант в себе (см.: Мф. 25, 25). Но неразумен и пред Богом, кто не употребил ведения во славу Божию.
А есть, кажется, и третье значение сих слов: мудрые и разумные те, которые созданы от Бога таковыми и сознают в себе дар Его, но не в Боге полагают причину своей смышлености и вменяют ее в заслугу себе самим; они в самих себе мудри и пред собою разумни. Им–то кстати будет сказать: Что же имаши, егоже неси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися яко не приемь? (1 Кор. 4, 7). И следующее: Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии (Пс. 126, 1). Итак, смышленостью (s!unesiV) называется быстрота души, скоро приводящей в единство представления о предметах, и она обыкновенно образуется по мере совершенства посеянных в нашем разуме семен. Или смышленость есть проницательность ума, с быстротой открывающая свойственное и приличное каждому предмету. А ведение есть состояние, само в себе твердое и не изменяемое разумом. Ведущий же есть тот, кто постигает необходимость умозрений, ведущих к блаженству, поскольку уже постоянно и твердо содержит их в себе. И мудростью называют ведение вещей Божественных и человеческих и их причин. А поскольку Христос есть истинная Премудрость (см.: 1 Кор. 1, 24), то усовершившегося чрез общение со Христом, поскольку Христос есть Премудрость, именуем мудрым. А смышленый познается по зрелости всеянных в нас семен разумения, и в!едущий познается по тому, что постигает умозрения, необходимые для блаженства, содержа уже их в себе постоянно и непоколебимо. В книге же Исхода находим Божий ответ о строителях скинии: и наполню их Духом Божиим смышления и ведения (ср.: Исх. 31, 3). Посему горе тому, кто не Богу приписывает причину смышлености и ведения. И никто да не присвояет себе таких дарований, да не называет себя смышленым, ни ведущим, ни мудрым. Поскольку мудрость есть ведение Божественных и человеческих вещей, то причину сего да восписует Святому Духу. Ибо изыдет жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыдет; и почиет на нем Дух Божий, дух премудрости и разума и т. д. (Ис. 11, 1–2).
(22) Горе крепким вашим, вино пиющим, и вельможам растворяющим сикер. И священникам, входящим во Святая, закон запрещает употреблять вино и сикер; и так называемым назореям, как сказано в книге Числ, запрещается сие следующим образом: рече Господь к Моисею, глаголя: глаголи сыном Израилевым и речеши к ним: муж или жена, иже обещается зело обетом, еже очиститися чистотою Господу, да воздержится от вина и сикера (Числ. 6, 1–3); и в Притчах Соломон говорит: сильнии гневливи суть, вина да не пиют, да напившеся не забудут мудрости (Притч. 31, 4–5). Ибо служителям Божия слова и обязанным иметь попечение о людях прилично всеми мерами воздерживаться от того, что производит омрачение во владычественном души. Если много выпито вина, оно, как мучитель, ворвавшийся в крепость, с высоты ее производит в душе неумолкающие мятежи, не отказывая себе ни в каком беззаконном требовании, но прежде всего поработив самый рассудок, смешивает и приводит в расстройство весь порядок, установившийся вследствие обучения, голос делает шумным, возбуждает непристойный смех, опрометчивый гнев, необузданные вожделения, неистовую и бешеную страсть ко всякому беззаконному удовольствию. Посему да не пиют вина сильнии и те, кому вверено какое–нибудь начальство и устроение дел народных, те, которые по цветущему возрасту в полной телесной силе, ибо такие люди, по природе будучи раздражительны к гневу, как скоро приимут в пособие воспламенение вина, при таком щедром умножении горючего вещества, как бы какой–то пламень раскидывают далеко вокруг себя. Поскольку же малый достоин есть милости, сильнии же сильне истязани будут (Прем. 6, 6), то горе крепким от действия на них вина и сикера, ибо емуже предаша множайше, множайше истяжут от него (Лк. 12, 48).
Итак, если тебе поручены домостроительство Таинств, слово мудрости, сила ведения, а у тебя душа потоплена вином, то не справедливо ли сетовать о тебе Пророку, что, имея духовную крепость, делаешь ее немощной чрез неумеренное употребление вина? И о том, кто одержим какой бы то ни было душевной страстью и приведен как бы в опьянение исступлением своей страсти, говорится, что он пьет вино и растворяет сикер, что в переводе, как известно, значит «опьянение», ибо одинаковое расстройство происходит в душе и от печали, и от страха, и от удовольствия, и от похоти, как скоро рассудок одержим страстью. Посему мы, сильные, которым вручена власть над народом, хотя не много одержимы страстью, и по–видимому умеряя ее рассудком, обуздываем законом и сдерживаем, однако же состоим не вне числа оплакиваемых Пророком, по причине их опьянения, ибо славолюбие и любоначалие — страшное опьянение. А также страшное опьянение — зависть, лицемерие и злословие ближнего. Упившаяся ими душа забывает мудрость. Ибо ничто не приводит в такую слитность умозрений, мудрости, как эта страсть и всякий грех. Но почему же и обладающий мудростью гневлив? Потому что Писание не бесстрастного называет мудрым, но рассуждает только об умеряющем свои страсти, как в другом месте говорит: Безумный абие исповесть гнев (Притч. 12, 16), премудрый же скрывает по части (Притч. 29, 11). Посему о том, кто обуздывает страсть рассудком, говорит, что он бережливо выказывает гнев, почему сказано: Гневайтеся, и не согрешайте (Пс. 4, 5). А Господь, давая совершеннейшие заповеди, повелевает не только умерять, но и совершенно отсекать сию страсть (см.: Мф. 5, 22).
Горе (23) оправдающим нечестива даров ради, и еже есть праведное праведнаго вземлющим от него. Изречение сие ясно; оно осуждает тех, которые, заседая в судилищах, из любви к мамоне извращают справедливость суда и позволяют подкупать себя дарами и нечестивого объявляют правым, а праведного осуждают в неправде. Ибо рассудок, ослепляемый сребролюбием — такие весы, которые всей тяжестью клонят стрелку вниз. Будем же тщательно наблюдать за собой, чтобы не оправдать когда–нибудь нам нечестивого человека или учения, увлекаясь в согласие с ними собственной выгодой, и не впасть в число оплакиваемых Пророком.
(24)
Сего ради якоже сгорит трость от углия огненнаго и сожжется от пламене разгоревшагося, корень их яко персть [
[175]]
будет, и цвет их яко прах взыдет: не восхотеша бо закона Господа Саваофа, но слово Святаго Израилева раздражиша. Слово сие угрожает, что корни грешников утончатся, обратятся в персть, и цвет их,
яко прах взыдет. В связи со сказанным у Пророка выше будем понимать и приведенные теперь слова. Ибо выше рассуждал он об употребляющих вино неумеренно и осудил принимающих дары в судах; теперь же говорит, что корни их сгорят, как трость от углия огненного. А трость есть растение, утверждающееся на слабом корне, по внешней наружности гладкое, внутри пустое, неравномерное в росте, перехваченное многими коленами, потому что растительная сила слаба и растение сие не может идти вверх ровно, но имеет по временам нужду в отдохновении, отчего при остановке растительности образуется колено; ибо, как скоро поднимается несколько вверх, опять останавливается и, таким образом, долговременным замедлением роста образует колено. Потом опять, употребив колено как бы вместо опоры или основания, сила снова проявляется и, таким образом, с непрестанными отдохновениями, образует растение. Таковы же люди, приобретшие известность делами мира сего: они утверждены на гнилом основании, пусты по внутреннему человеку, проводят жизнь в непостоянстве дел мира сего. Посему как трость сгорит от углия огненного, так, по слову Пророка, сожгутся корни их от пламени разгоревшегося. А уголь есть оземленившийся огонь, который по прошествии пламени остается в грубейшем веществе. И поскольку живущие страстно имеют собственный огонь страстей, как и богач имел внутри себя причину, которая палила его жаждой, то Пророк пьющим вино угрожает, что они, как кипящие вином, сгорят и истребятся. Поскольку же они ради даров нарушают и справедливость, то говорит, что корень их
сожжется от пламене разгоревшагося, под корнем, очевидно, разумея сребролюбие, о котором и Апостол дал такой суд:
корень всем злым сребролюбие есть (1 Тим. 6, 10). Но от такого корня естественным образом какой взойдет цвет, как не подобный праху, по природе непостоянному и рассевающемуся в воздухе? Или, может быть, как пыль, препятствуя дыханию, угрожает опасностью нашей жизни, так и цветы сребролюбия: любостяжательность, неправды, ложь, клеветы и все другие отпрыски сего дурного корня — разрушительны для нашей жизни и препятствуют чистоте духа. Но весьма осторожно сказал Пророк: не плод их, а
цвет их, потому что прозябения греха несовершенны, уничтожаясь в самом прозябении и первом цвете, ибо
видех нечестиваго превозносящася, и мимо идох, и се, не бе (Пс. 36, 35, 36). Праведник,
яко древо насажденое при исходищих вод (Пс. 1, 3), непрестанно орошается потоком жизни, а корень грешника сгорит,
и цвет яко прах взыдет.
Не восхотеша бо закона Господа Саваофа, но слово Святаго Израилева раздражиша. Под законом и словом Пророк разумеет различные именования Господа. Посему и говорит о слове, как о чем–то одушевленном: слово Господне раздражиша, ибо Живый Закон и Слово Божие — Единородный Сын, Имже вся быша (ср.: Ин. 1, 3).
(25) И возъярися гневом Господь Саваоф на люди Своя, и наложи руку Свою на них, и порази их, и раздражишася горы, и быша трупи их яко гной посреде пути. И во всех сих не отвратися ярость Его, но еще рука Его высока. Грех сильных и вельмож проложил путь гневу, воздвигаемому Господом на народ. Посему прежде сказано: Горе крепким вашим и вельможам, а потом: И возъярися гневом Господь на люди Своя, очевидно, за то, что и они по примеру начальствующих пребывали во грехах и соделались достойными потерпеть от ярости и гнева Господня. Ярость есть воскипение крови около сердца и называется так по причине какого–то надмения, происходящего около сердца от испарения соков; а гнев есть желание воздать за огорчение огорчением. Посему в ярости движение страсти быстро; а гнев показывает более постоянное и продолжительное наполнение скорбью. Благочестиво — полагать, что ярость и гнев приписываются Богу не в собственном смысле, но берутся в переносном значении. В Боге нет ни страсти, ни чего–либо привходящего к самой Его сущности. Но то или другое действие на нас называется яростью, и может быть, усильное вразумление именуется гневом, а обличение, которым производится смятение в наших мыслях, называется яростью, потому что Бог приводит в смятение яростью, не удостаивая и словом тех, на которых изливает ярость, по сказанному: яростию Своею смятет я (Пс. 2, 5). Но вразумляемые и во гневе удостаиваются наставления, по сказанному: Тогда возглаголет к ним гневом Своим (Пс. 2, 5). Ибо обличаемый во грехах еще не вразумляется; а вразумленный обнаруживает уже некоторую близость к познанию. Посему ежели гнев вразумляет и ярость обличает, то гнев полезнее ярости. Посему и Иеремия молит: Накажи нас, Господи, обаче в суде, а не в ярости (Иер. 10, 24), он не сказал: «А не во гневе». Но вразумление судом снисходительнее вразумления яростью и гневом, ибо вразумленный судом, будучи просвещен словом, воспользуется судами Божиими и ничего не будет делать без рассуждения, но станет все совершать по здравом рассуждении, так что и самые помыслы его рассудительны, по сказанному: Мысли праведных судбы (Притч. 12, 5).
Впрочем, говорится, что во время суда, когда Бог положит руку Свою на люди, раздражатся горы. Сим Писание показывает, что вся тварь принимает участие в отмщении грешникам. Ибо как во время египетских казней все объявило египтянам брань: воздух, земля, вода, так и теперь, когда Господь наложит руку Свою на люди, чтобы поразить, и горы раздражатся.
А трупи людей будут попираемы, яко гной, по причине своей негодности лежащий посреде пути. Представь, что пребывающие во грехах продолжают заниматься делами сей жизни и попираются сопротивными силами: по нераскаянности их сердца слово Господне говорит, что не отвратися ярость, но что еще остается рука высокой, то есть поднятой для отмщения; а рукой называет карающую силу, согласно с Иовом: рука бо Господня коснувшаяся ми есть (Иов. 19, 21). И в той же книге диавол говорит о руке во время наказания: обаче посли руку Твою и коснися костем его (Иов. 2, 5).
(26) Воздвигнет убо знамение во языцех сущих далече и близ и позвиждет им от конец земли, и се, скоро легце грядут. В буквальном смысле слово сие по–видимому пророчествует о римском войске, во время последней осады приступившем к Иерусалиму. Ибо при этом случае воинские списки наполнены были людьми и из дальних, и из близких народов, из Сирии и Аравии, и другие народы, жившие близ Иудеи, набираемы были в римское войско. Итак, воздвигнуто знамение во языцех, то есть знамение явившегося Креста. И язычники призваны к вере, и Иерусалим предан разрушению. Они идут так скоро и легко, такое имеют усердие к войне, что забывают о пище, не ожидают подвоза запасов, не нуждаются в отдохновении, не снимают с себя воинской одежды (см.: Ис. 5, 27). Они яко тверд камень вменишася, и колесницы их — яко буря (ср.: Ис. 5, 28). Они подобны львам крепостью и львичищам стремительностью; крик их яко шум моря волнующася. Тогда обложенный войском народ не увидит ничего иного, кроме жестокой тмы на земле (ср.: Ис. 5, 29–30).
Толкование на шестую главу
(1) И бысть в лето, в неже умре Озиа царь, видех Господа. (6) И послан бысть ко мне един от Серафимов. От создания и сложения мира всегда к святым посылаются Божественные силы, которые исправляют недостатки естества человеческого. Посему и к Исаии послан Серафим, чтобы отъять и очистить его грехи. Но послан, когда Господь услышал, что Пророк оплакивает собственное свое окаянство и исповедует грех своих помыслов; ибо сказал: (5) О, окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый и нечисты устне имый, посреде людий нечистыя устне имущих аз живу. Сие говорил и Павел: Окаянен аз человек! кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим. 7, 24). И потом он же, как получивший Божию помощь, присовокупляет: Благодарю Бога моего Иисус Христом (там же, 25). Пророк же сказал: О, окаянный аз, когда прозорливым умом представил себе Царство Бога, седяща на престоле высоце и превознесенне и исполнившего славы Своей великий мир. Ибо, пока не представил в уме Бога, не говорил он: О, окаянный аз. И об Аврааме написано, что когда явился ему Бог, тогда сказал он: аз же есмь земля и пепел (Быт. 18, 27). Так и Моисей, быв наказан всей премудрости Египетстей (ср.: Деян. 7, 22), и, как вероятно, превосходя всех египтян дарованиями и смыслом, не сознавал себя худогласным и косноязычным (см.: Исх. 4, 10), а когда услышал говорящего с ним Бога, тогда почувствовал свое безгласие и косность языка.
И в руце своей имяше угль горящь, егоже клещами взят от олтаря, (7) и прикоснуся устнам моим. Объясняющий слова сии по–иудейски скажет, что, конечно, в каком–нибудь месте Иерусалима видимы были Господь, сидящий на престоле высоце и превознесенне, и Серафими, стоящие окрест Его, и что взятый с алтаря всесожжений огнь поднесен был Серафимом к устам Пророка для очищения устен его. Но мы, уверенные, что подзаконное есть образ и стень небесных (ср.: Евр. 8, 5), как домом называем всю совокупность мысленных и чувственных тварей, так престолом превознесенным — Божие над всеми начальство и владычество, Серафимами же — Премирные Силы. А если, как представляли себе иные, Серафимы суть два полушария неба, попеременно над землей видимые, потому что каждое из них для скорости движения, как бы некоторые крылья, употребляет шесть своих частей, то как было послано одно из них или как отделилось оно от другого, тогда как небо по природе своей неразрывно? Напротив того, это суть, как сказал я, Премирные Силы, по крайней высоте своей святости удостоенные ближайшего предстояния, и одна из таковых Сил приступила к Пророку. Ибо как сый над всеми Бог (Рим. 9, 5) не гнушается призирать с неба для попечения о человеках, так отдельные Силы не отрекаются от служения в благодеяние людям.
Итак, Серафимом угль взят от олтаря клещами. Заключай из сего, какой это олтарь и как он неприступен, когда и Серафим не дерзает прикоснуться к нему рукой, но клещами берет огонь в руку.
И взят угль горящь. Берет огонь в руку. Каков же этот огонь, который очищает грехи? Не однороден ли с тем огнем, о котором сказано: Той вы крестит Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11)? Поскольку же горящий уголь есть огонь, оставшийся в веществе уже более грубом и землянистом (ибо, когда самый цвет пламени исчезнет, соединение огня с веществом грубым называется горящим углем), то, может быть, он означает пришествие Господне во плоти. Ибо сказано: Слово плоть бысть (Ин. 1, 14) — плоть, по принятии на себя озарения Божества, по телесности подлежащая чувствам, а по единению с Богом просветленная и светозарная. Но таковая плоть приняла на себя грехи мира и очистила беззакония наши; и ее–то гадательно представляет нам пророчество. Надав и Авиуд были пожжены, употребив огнь чуждь (ср.: Лев. 10, 1, 2), а Серафим из святого огня с мысленного алтаря истинных всеплодий берет горящий угль не своей рукой, но клещами. В доказательство же, что небесный огнь не сжигает, а очищает, взяв его в руку, подносит к устам. Однороден с сим огнем был огнь в купине, который, как видел Моисей, покрывал собой растение, но не сожигал купины. А клещи, может быть, означают настроенность, какую каждый, по мере освоения своего с добром, имеет к приятию подаваемых от Бога благ.
(8)
И слышах глас Господа глаголюща: кого послю, и кто пойдет к людем сим? Моисея не спрашивает, но как уже готовому говорит:
и ныне гряди, да послю тя к фараону царю Египетскому (Исх. 3, 10); а Исаии говорит:
кого послю, и кто пойдет? Какая тому причина? Та, что там Моисей посылаем был на дело благое — благодетельствовать народу, а здесь предлежит служение в деле горестном. Посему Моисею дано повеление, а Исаии на волю предоставлено служение, потому что у нас, человеков, в обычае нести на себе добровольно нами избранное, хотя бы то было и трудно. Посему Господь хочет, чтобы Исаия добровольно принял на себя посольство. И хотя показал, что посольство нужно, однако же хочет, чтобы посылаемое лицо изъявило благорасположенность к служению по собственному усердию. Поэтому Моисей, призываемый к званию знаменитому — управлять народом великим, отрекается:
кто есмь аз, яко да пойду к фараону царю Египетскому, и изведу народ из Египта? И еще:
молюся Ти, Господи! недостаточен [
[176]]
есмь прежде вчерашняго и третияго дне, ниже отнележе начал еси глаголати рабу Твоему, и еще:
молюся Ти, Господи, избери могуща иного, егоже послеши (ср.: Исх. 3, 11; 4, 10, 13). Исаия же, не слышав ничего подобного, но узнав одну необходимость посольства, добровольно себя предал и, по преизбытку любви, вступил в среду опасностей, не рассуждая об огорчениях, какие причинит ему народ. Но заметь точность и осмотрительность Пророка. Ибо на два предложения:
кого послю, и кто пойдет? — дает один ответ:
се, аз есмь, посли мя. Не присовокупил еще: «И я пойду», ибо принять посольство — от нас зависит, но быть подкреплену для шествия — зависит от Того, Кто дает благодать укрепляющего Бога. Посему что было в его произволении, то сказал:
се, аз есмь, посли мя, а что было от благодати, то предоставил Господу. Он не дал обещания, что пойдет, потому что сознавал свою немощь. Слышит же глас Господень, хотя ничто не ударяло в телесный слух, потому что Бог напечатлевает волю Свою во владычественном души у тех, кому хочет открыть ее. Ибо в уме тех, у кого он не развлечен и чист, какой–то неизреченной силой составляются образы, как будто они слышат в себе изглашаемое слово Божие, хотя ни воздух не принимает, ни слух не передает сих образов. Ибо, как в книге, Бог написует волю Свою в душе Пророка; и о том, кто принял душой Божии мысли, говорится, что он слышит. Посему–то Пророк, сказав:
се, аз есмь, посли мя, умолчал о последующем. Не сказал: «Я пойду», потому что такое обещание велико и выше его сил. Но чего не взял на себя, то даровал ему Господь, ибо сказал ему:
иди и рцы людем сим (Ис. 6, 9). Впрочем, говоря:
се, аз есмь, Пророк показывает уже в себе дерзновение: как причастный Сущаго дерзает включить себя в число сущих. И это сказал он по очищении уст его. А кто пребывает в беззакониях и не удостоен познать Сущаго, тот не может о себе свидетельствовать:
се, аз есмь. Поскольку же
положи Бог первее Апостолов [
[177]]
, второе пророков (ср.: 1 Кор. 12, 28), то и Исаия приемлет сперва дарование Апостольства. Но и Моисей в числе Апостолов, ибо сказано:
гряди, да послю тя к фараону царю Египетскому. И Иеремия слышит:
ко всем, к нимже послю тя, пойдеши (Иер. 1, 7).
(9) И рече: иди и рцы людем сим: слухом услышите, и не уразумеете, и видяще узрите, и не увидите. (10) Одебеле бо сердце людий сих, и ушима своима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют и обратятся, и изцелю я. Сие изречение привел Лука в Деяниях (см.: Деян. 28, 26–27).
И послан бысть ко мне един от Серафимов. Что Серафим есть некоторая Премирная Сила, которая очищает беззакония и которой вверено служение, сие видно из написанного. Посему посылаются сии служебнии дуси к нам, хотящим наследовати спасение (ср.: Евр. 1, 14). Но они приходят посещать нас не по своей власти и воле. Ибо главная и сообразная с естеством цель их жизни — погружать взор свой в красоту Божию и непрестанно славить Бога. Обращение же с нами, человеками, и попечение о нас есть некоторое побочное для них дело. Посему сказано: послан бысть ко мне един от Серафимов. Кажется же, что Пророк, когда увидел занятие Серафимов, которые ничего иного не делают, а только славословят Святаго Бога, тогда пришел в сознание нечистоты уст своих, потому что он говорит человеческое и нередко оскверняет язык свой речами о мирской суете. Посему умилившись при сравнении себя с Серафимами, которые ничего не говорят, а только провозглашают святость Божества, между тем как сам он по большей части упражняет глас свой делами человеческими — по тому самому говорит: О, окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый и нечисты устне имый, посреде людий нечистыя устне имущих аз живу. Так и Моисей не сознавал до времени, что он худогласен и косноязычен (см.: Исх. 4, 10), хотя был наказан всей премудрости Египетстей и всех египтян превосходил дарованиями и смыслом; когда же услышал говорящего с ним Бога, тогда узнал свою немощь. И Авраам, когда явился ему Бог, назвал себя землею и пеплом. Подобно им и Исаия, когда увидел Седяща на престоле высоце и превознесенне, Славу, исполнившую весь дом мира, окрест Его Серафимов, с изумлением возносящих оный глас, тогда наименовал себя окаянным, тогда познал нечистоту уст своих, за что и удостоился очищения от Серафимов. Заметь же, что его поступки разлились не на все его действия и не на всю деятельность, но ограничились только устами и словами.
И в руце имяше угль горящь, егоже клещами взят от олтаря, и прикоснуся устнам моим. По–видимому в буквальном смысле, речь идет об алтаре в Храме, где Серафим взял в руку свою горящий уголь с алтаря всеплодий; но в действительности, поскольку иудейское богослужение образу и стени служит небесных (ср.: Евр. 8, 5), должно разуметь какой–то пренебесный алтарь, то есть место очищения душ, откуда освящаемым Силам посылается очистительный огнь. Таковым огнем горело сердце у Клеопы и Симона, когда Господь отверзал им Писания (см.: Лк. 24, 32). Таковым огнем согревается сердце у тех, которые горят духом (ср.: Деян. 18, 25). Таковой огонь приял Иеремия, почему и сказал: И бысть огнь во утробе моей, и разслабех отвсюду (ср.: Иер. 20, 9). Выражает же великое уважение и благоговение к алтарю тем, что Серафим не дерзнул прикоснуться собственной своей рукой, но употребил клещи, как бы некоторое посредство. Посему под горящим углем будем разуметь истинное Слово, которое, разжигая и обличая, очищает ложь в тех, к кому будет принесено действенной силой, ибо под рукой Серафима должно разуметь деятельность, готовую подавать блага.
(7) И рече: се, прикоснуся сие устнам твоим, и отымет беззакония твоя и грехи твоя очистит. Должно думать, что сие сказано не одному Исаии, но всем, к кому прикасается разжженное и истинное Слово, истребляющее совершаемое не по Божию закону и очищающее от дел греховных. Примем и мы пришествие Божия Слова, чтобы Оно, как бы восседая на устах наших и не давая никакого места лжи, очистило устне наши и отъяло грехи наши! И нимало не странно, что горящий угль толкуется об естестве Слова, по свидетельству псалма, в котором говорится: Разжжено слово Твое зело, и раб Твой возлюби е (Пс. 118, 140).
И слышах глас Господа глаголюща: кого послю, и кто пойдет к людем сим? И рекох: се, аз есмь, посли мя. Достойно исследования, почему посылаемый Моисей отказывается и много усиливается отречься от посольства, а Исаия предает себя с такой готовностью? Моисею не предлагается вопрос: кого послю? Но он самолично приемлет повеление. Сказано: и ныне гряди, да послю тя к фараону в Египет, и изведеши люди Моя, сыны Израилевы из земли Египетския (Исх. 3, 10). Но Исаия сам себя предлагает, когда слово неопределенно требует служителя для посольства. что скажем на сие? В расположениях у святых нет противоречия, когда они в рассуждении одного и того же дела оказываются между собой и противными. Но поскольку Моисей знал назначение, для которого посылают его, то и медлил, представляя себе непреклонность сердца фараонова, а также непокорность народа и трудность управлять им. Он имел уже опыт неблагодарности иудеев, потому что и облагодетельствованные заставили его бежать. Почему, не терпя их злонравия, удалился на безмолвие в пустыню, под видом пастырства, избегая молвы городов и многолюдства. Поэтому говорит: кто есмь аз, яко да пойду к фараону, и яко да изведу люди от земли Египетския? (ср.: Исх. 3, 11). Ибо и фараон не без великих озлоблений отошлет народ, и народ не таков, чтобы легко было управить им, но всегда идет вопреки имеющим попечение об его спасении. Сию мысль показывает в Моисее и последующее. Ибо когда, по слитии тельца, Бог, даруя благодать служителю Своему, вместо прощения греха народу, напоследок сказал: иди и возведи люди сия (ср.: Исх. 32, 34), и послю Ангела Моего пред лицем твоим (ср.: Исх. 33, 2), что говорит на сие Моисей? Молюся, Господи, аще Сам Ты не идеши с нами, да не изведеши нас отсюду (ср.: Исх. 33, 15). Какая же мысль у Моисея? Та, что народ грешен и ему нужен Отпущающий грехи; а сие Ангелам невозможно. Ангелы хотя наказывают грешников, но не могут прощать грехов. Посему просит, чтобы пришел Сам Бог, и теперь говорит то же, что и прежде: избери могуща иного, егоже послеши (Исх. 4, 13), то есть да приидет истинный Законоположник, всемощный Спаситель, один имеющий власть отпущати грехи (ср.: Мк. 2, 10). Но поскольку не пришла еще полнота времен и человечество надлежало обучать посредством образов, то не услышано прошение Пророка. А Исаия, по оставлении грехов его, когда сказал: посреде людий нечистыя устне имущих аз живу, тогда услышал: кто пойдет к людем сим? Рассуждая, что для подобного благодеяния и им требуется посылаемый, в избытке радости предлагает в служение себя, чтобы и им оставлены были грехи, и говорит: се, аз есмь, посли мя. Так благословны и Моисеево отречение, и Исаиино усердие. Впрочем, безопасен ответ святого, как воспользовавшегося уже очищением посредством горящих углей, ибо вопросившему Господу: кого послю, и кто пойдет? — на слово послю отвечает: се, аз есмь, а на слова: кто пойдет? — не сказал: «Аз пойду». Он знал, что для действования нужно иметь содейственником Бога; посему что было в его произволении, то предложил, а что требовало Совершающего, о том умолчал. А как слышит он глас Господень, о том многократно было говорено, а именно во владычественном души удостаиваемого такой благодати, неизреченной некоторой силой, воображается Божие слово; тогда как Божия сила издает глас в достойных не чрез телесный слух, но в самом владычественном души у очищенных напечатлевая мысль и, как бы молча, написывая в них понятия, какие у нас до сознания души доводит слух, поражаемый чувственным звуком. Посему Пророк слышал мысленный голос, бывший в сердце, что бывает иногда и во сне. Ибо нам кажется во сне, что слышим, тогда как никто не говорит и в проходы слуха не входит чрез воздух чувственный звук. Так говорит Бог, так слышат святые!
Сказано: иди и рцы людем сим: слухом услышите, и не уразумеете, и видяще узрите, и не увидите. Одебеле бо сердце людий сих, и ушима своима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют и обратятся, и изцелю я. Сии слова, ясно и непререкаемо относя ко временам пришествия Господня, повторил блаженный Павел, беседуя, в Деяниях, с римскими иудеями: добре Дух Святый глагола Исаием пророком ко отцем нашим, глаголя: иди и рцы к людем сим, и прочая (ср.: Деян. 28, 25–26). И сии слова особенно доказывают, что Пророк говорил по внушению свыше, ибо народ слышал слово Иисусово, и не разумел, и, видя бывшие от Него чудеса, не увидел. Ибо то, что слова указывали на будущее время, дает разуметь, что и содержание пророчества имело отношение ко временам последующим. И в этом открывается правдивость суда Божия. Ибо когда Исаия сказал: нечисты устне имею и о народе присовокупил: посреде людий нечистыя устне имущих живу, тогда ему даны благодать прощения и очищение чрез одного из Серафимов, а народу не даны, потому что несходные расположения имели Пророк и народ. Пророк видел Господа Саваофа седяща на престоле и веровал тому, что видел; а народ, видя пришедшего Господа, не уверовал. Пророк, слыша Серафимов, разумел их славословие; а народ, слушая слова Спасителя, не принимал их. Умилившееся сердце Пророка сознало собственный свой грех, почему и сказал он: О, окаянный аз, яко умилихся, а их сердце одебеле так, что не имели они никакого понятия о том, в чем согрешили, и не приступили к Могущему отпустить им грехи. Посему Пророк очищен, а они оставлены во грехах, как и Господь сказал им: яко умрете во гресех ваших (Ин. 8, 24).
Но, может быть, иной возразит против нашего мнения, на основании сказанного: рцы людем сим не соглашаясь, чтобы здесь было пророчество о временах Спасителя. Ибо если слово сим есть указательное, а из людей, на которых было указано, никто не мог слышать Спасителя или видеть чудеса Его, то как же слова людем сим приличествуют жившим гораздо позднее Пророка? Но на этот вопрос найдем удобное решение в других пророческих словах. Ибо у одного из двенадцати Пророков сказано: Людие Мои, что сотворих вам, или чим оскорбих вас, или чим стужих вам? отвещайте Ми. Зане изведох вас из земли Египетския и из дому работы избавих вас, и послах пред вами Моисеа и Аарона и Мариам (Мих. 6, 3–4). Как тогда живший при Пророке народ не видал Египта и не пользовался путеводством помянутых вождей, однако же он укоряется как неблагодарный за сии благодеяния, так и теперь указывается на собрание людей, живших при Пророке; а предреченное ему в пророчестве сбывается над родом, жившим в пришествие Господа. Да и в общем словоупотреблении обыкновенен такой образ речи, который у иных называется заимословным. Например, разумея известный лик, состоящий из известного числа людей, когда один из лика вышел и его место заступил другой, о лике говорим, что он остается тот же. И если из лика выйдет другой, третий и так далее и на место каждого вводим будет кто–нибудь иной, то хотя, с постепенным заменением составляющих лик, все в нем один за другим переменились, однако же наименование у лика сохраняется то же. Так о городе и о войске говорят, что они те же, говорят не потому, чтобы в них все поодиночке оставались те же, но потому что целое собрание удерживает за собой одно и то же наименование. Так ничто не препятствует, чтобы и теперь народ, указательно представляемый Исаии, был тот же и при Господе, не потому чтобы жили те же люди, в отдельности взятые, но по общему наименованию племени.
(11) И рекох: доколе, Господи? И рече: дондеже опустеют гради, от еже ненаселеным быти, и домы, от еже не быти человеком, и земля останется пуста. (12) И посем продолжит Бог человеки, и умножатся оставльшиися на земли. (13) И еще на ней есть десятина, и паки будет в расхищение якоже теревинф и яко желудь, егда испадет из плюски своея: семя свято стояние его. Поскольку возвещенное Господом было горестно, то Пророк, признавая суд сей неотвратимым, желает, по крайней мере, узнать, на сколько времени наложено будет на них сие наказание. Это явным образом относится уже ко временам римского владычества. Ибо после того, как не послушали словес Господа и не захотели благодарными очами смотреть на Его чудеса, превышавшие силы человека, опустели гради, от еже ненаселеным быти, и домы, от еже не быти человеком, и земля осталась пуста, оттого что жители умерли от голода, бегства и плена. А присовокупленное: И посем продолжит Бог человеки, как мне кажется, относится к отчуждению от Бога иудеев, которым ослепление от части бысть, да исполнение языков внидет (ср.: Рим. 11, 25). Но сказано: и умножатся оставльшиися. Кто же сии оставльшиися? Не те ли, о которых Апостол сказал: останок по избранию благодати бысть (Рим. 11, 5)? Не они ли умножатся на земли, чтобы по всей уже земле были научаемые Евангелию Христову? Ибо если и не получи, егоже искаше весь Израиль, то избрание получи (ср.: Рим. 11, 7) — получили те, о которых сказано Илии: Оставих Себе седмь тысящ мужей, иже не преклониша колена пред Ваалом (Рим. 11, 4). Посему это те, о которых сказано: И еще на ней есть десятина. А слова: и паки будет в расхищение якоже теревинф и яко желудь, егда испадет из плюски своея, по моему мнению, указывают на постепенное изменение иудейских нравов в образ евангельской жизни. Они опять будут собраны для расхищения, как собирается плод с теревинфа и как желудь, созревший уже для сбора. Ибо тогда желудь, приведенный уже временем в зрелость и полноту, разрешается от связей своего влагалища. А может быть, и потому еще уподобляются они желудю, выпадающему из своего влагалища, что изринуты из земли Иудейской и рассеяны. Слова же семя свято стояние его прибавлены из Феодотиона и их нет у Семидесяти — впрочем, они заключают в себе достойную внимания мысль в связи со словами, уже объясненными. Ибо они собираются, как теревинф и как желудь, когда чрез свое постоянство и твердость делаются семенем святым. А сообразно с многими местами Писания, и здесь открывается полезный конец для наказываемых благодетельно. Ибо сказано: поражу и Аз исцелю (Втор. 32, 39). И Той болети творит и паки возставляет (Иов. 5, 18). Посему те, которые прежде слухом слышали и не разумели и делали все прочее, пока не перестали населять города и не впали в рассеяние, так что едва спаслась десятая часть народа, опять умножатся и опять принесут плод, подобно теревинфу и желудю, нося в себе семя святое, потому что стоят тверды, непоколебимы и вкоренени в любви (ср.: Еф. 3, 17).
Толкование на седьмую главу
(1) И бысть во дни Ахаза сына Иоафамля, сына Озии, царя Иудина, взыде Расин царь Арамль, и Факей сын Ромелиев, царь Израилев, на Иерусалим, воевати на него, и не возмогоша разорити его. (2) И возвестися в дому Давидове, глаголя: совещася Арам со Ефремом, и ужасеся душа его и душа людий его, якоже в дубраве древо ветром возколеблется.
Смысл сего изречения таков: два царя, сирийский и израильский, подступили к Иерусалиму на брань и не могли разорити его (ср.: 4 Цар. 16, 5). Имя же царю сирийскому Расин, а царю израильскому Факей. Пришли также вестники, доносящие царскому дому о союзе царей сирийского и израильского. Ибо сирийский, по еврейскому наречию, называется Арамом; а израильский именуется Ефремом, потому что из этого колена произошел Иеровоам, который произвел отступление вначале. В ужас пришли и царь, и весь народ при этом слухе; так были потрясены и смущены, что смятение их уподоблено дереву в лесу, колеблемому самым сильным дыханием ветров. Таков простой рассказ, заключающийся в сих словах.
Но иной, вникая глубже в сказанное, может в сем повествовании найти нечто, относящееся к нам и к домостроительству Церкви. Посему исследуем, по возможности, кто эти цари, совещавшиеся между собой? И думаю, что пророческое слово именем Арам означает разум, который мудростью века сего взимается на разум Божий (ср.: 2 Кор. 10, 5). Ибо Арам толкуется выспренний. А таков разум князей века сего, углубляющийся в законы звезд, в их движения, соединения, в составляемые ими очертания и утверждающий, что от сего зависят причины дел человеческих. Он выспрен по самомнению и по кичливому превозношению себя самого, которое посрамить словами истины может один святой, силой Духа низлагающий всяко возношение взимающееся на разум Божий. А Ефремом, как полагаю, называется знание, составившееся по преданию Божественных Писаний, но уклонившееся от прямого пути и лжеименное. Ибо из Ефремова колена произошел Иеровоам, который первый отторг десять колен от семени Давидова и некогда, будучи рабом, бежавшим от Соломона, пришел в Египет и взял себе в жену сестру жены фараоновой Фекемины. Он слил золотых юниц и установил праздники по сердцу своему (ср.: 3 Цар. 12, 28–33). Посему когда языческий разум, высоко думающий о диалектических доводах, вступает в союз с разумом еретическим и совращенным, тогда говорится, что Арам совещается с Ефремом, имея желание разорить здания Давидовы и разграбить место истинного богослужения. Но не достигает цели, потому что не может разорити города, защищаемого Господом. А может быть, не могли бы они и совещатися, если бы не умножился грех наш. Ибо, и по истории, совещавшиеся во дни Ахаза обнаружили взаимное свое согласие по причине греха Ахазова, потому что Ахаз не сотвори правое пред очима Господа, но сына своего преведе сквозе огнь, и кадяше на высоких (ср.: 4 Цар. 16, 2–4). И хотя замысел лукавых царей против Церквей смущает дом Давидов и ужасает души людей, так что, по причине волнения, произведенного смятением, стали они подобны бесплодному дереву; но, впрочем, человеколюбивый Бог, чтобы прекратить их смятение, посылает пророческое слово, которое изгоняет страх из сердец народа, говоря: (4) Не бойся, ниже душа твоя да изнеможет от двою древу главень дымящихся сих.
Но смотри, нельзя ли будет и в толковании имен найти основание к яснейшему уразумению сего места. Ибо Ахаз толкуется одержание; Иоафам — совершение Иао; Озия — крепость Иао; Арам, как выше сказано, выспренний; Факей — полуоткрытие; Ромелий — выспренний из обрезания. Посему совещаются разум выспренний и разум, обещающий быть уяснителем Божественных Писаний. Сие означает Факей, по толкованию полуоткрытие, как бы обещающий свое уяснение недоступных разумению свидетельств Писания. А что совещание против Иерусалима двух царей, одного — высоко думающего о мирской мудрости и другого — обещающегося объяснить сокровенное в Писании, состоит в учениях и противоречащих словах людей, которые надеются захватить в свою власть изучивших дела церковные, сие видно из последующего. Ибо Арам и сын Ромелиев совещали лукавый совет, говоря: (6) взыдем во Иудею, и собеседовавше с ними отвратим я к нам. Пророческое слово ясно показывает, что надеются убедительностью речей отвлечь к себе дом Давидов. Обещаются же и сына Тавеилева поставить царем. А Тавеил толкуется Благий Бог. Но покушающимся против Церкви свойственно обещать, что предадут учение о Сыне Божием, и такими благими словесы прельщают (ср.: Еф. 5, 6) они простодушных. А что все это — гадания, посредством истории показывающие настоящее состояние Церкви, сие явно обнаруживает пророческое слово, поступая далее и говоря: (9) аще не уверите, ниже имате разумети.
(3) И рече Господь ко Исаии: изыди во сретение Ахазу ты и оставыйся Иасув сын твой, к купели горняго пути села белилнича, (4) и речеши ему: блюди, еже молчати, и не бойся, ниже душа твоя да изнеможет от двою древу главень дымящихся сих, егда бо гнев ярости Моея будет, паки изцелю. (5) Сын же Арамль и сын Ромелиев яко совещаста совет лукавый на тя, глаголюще: (6) взыдем во Иудею, и собеседовавше с ними отвратим я к нам и воцарим в ней сына Тавеилева. (7) Сия же глаголет Господь Саваоф: не пребудет совет сей, ниже сбудется, (8) но глава Араму Дамаск, и глава Дамаску Расин; но еще шестьдесят и пять лет, оскудеет царство Ефремово от людий, (9) глава же Ефремови Соморон, и глава Соморону сын Ромелиев; и аще не уверите, ниже имате разумети.
Посему думаю, что не чувственным слухом, не при сотрясении воздуха пророки внимали слову Божию; но поскольку у разумной души есть свой слух, то без всякого голоса достигало сего слуха самое означаемое. И сие бывало с ними, когда луч истинного света достигал до владычественного в них и служил к просвещению пророков. А глас сей внимали те, которые находились вне бренных чувств и приближались к исшествию из тела. Ибо когда душа бывает в созерцании Божественного, собираясь сама в себя чрез отрешение от союза с телом, тогда говорится, что она в исступлении. А когда она занята делами человеческими, или по необходимости служения телу, или потому, что не может более простираться к высшему, тогда она как бы переходит извне внутрь, в какой–то дом или в город, возвращаясь во сострастие с телом. Итак, поскольку Пророку надлежало услышать словеса Божии, то прежде всего сказано ему: изыди ты и сын твой. Подобно сему некоторым образом и то, что в книге Бытия, при первом откровении, сказано Аврааму: изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего (Быт. 12, 1). Ибо совершенное исшествие есть восхождение от всего телесного, что названо землею, бегство от чувств, которым дано наименование родства, и обращение от виновной жизни, в которой предавался прежде занятиям противным, что названо домом отца. И немного после о том же Аврааме написано, что Бог изведе его вон (Быт. 15, 5). Поскольку видел в нем ревность к исшествию, то Сам руководил его к совершенной деятельности, потому что не в состоянии он был совершить сего сам собой. Посему и при первом повелении, с условием, если изыдет вон, приемлет обетование наслаждаться плодами. А когда изведе его Бог, тогда научил его искать вышних, идеже есть Христос (ср.: Кол. 3, 1). И Моисей, когда был вне всего человеческого, упраздня ум к созерцанию словес, потче вне полка далече кущу свою (ср.: Исх. 33, 7). Почему и всякий, ищущий Господа, исходил в сию кущу. Поэтому наиболее удалившийся от всего человеческого да потчет кущу свою вне, чтобы жизнь его, будучи водружена и совершена, пребывала непоколебимой. Почему и теперь готовящемуся пророчествовать и возвещать веления Божии Господь повелевает изыдти, и не ему только, но и оставшемуся Иасуву, сыну его. Оказывается же, сколько можно заключить из сего места, что у него из многих оставался один сын, и слово требовало, чтобы и сын этот не отставал от нравов отцовых, но исшел вместе с отцом, куда призывал его Бог. Поскольку же Иасув толкуется обращающий, то и всем нам, желающим чрез покаяние изыдти от плотских страстей, Писание показывает, что если будем с Пророком, то возможем совершить исшествие.
Повелевается же взойти на горний путь, который у купели села белилнича. Место это известно и по истории. Ибо написано, что посла царь Ассирийск Рапсака от Лахиса на Иерусалим с силою многою, и сташа у водотечи купели вышния, на пути села белилнаго (ср.: 4 Цар. 18, 17). Но, может быть, слово сие заключает в себе и поучительное нечто к образованию нравов, а именно, что надобно удаляться низкого и долу лежащего, поспешать же к горнему, где достигшие туда найдут и воду очищения, и село Белильника, очищающего скверну, что полезно нам по заповеди Екклесиаста, сказавшего: Во всяко время да будут ризы твоя белы (Еккл. 9, 8). Но и Беседующий с Моисеем повелевает, чтобы готовящийся слушать Бога измыл одежды. Сошед засвидетелствуй людем и очисти я днесь и утре, и да исперут ризы, и да будут готовы в день третий (Исх. 19, 10–11). А кто достиг туда, тот будет иметь в готовности и одеяние брачно, чтобы не связали ему руце и нозе и из брачного чертога не ввергли во тму кромешнюю (ср.: Мф. 22, 2–13).
Посему говорится: «Скажи Ахазу: блюди, еже молчати«. Но сие и нам полезно, чтобы всяцем хранением блюсти нам сердце свое (ср.: Притч. 4, 23). Егда бо крепкий хранит свой двор бодрственно, в мире суть имения его (ср.: Лк. 11, 21), он и безмолвствует, удалив от себя мятеж и молву, не предаваясь страстному страху, не изнемогая душой, но вооружившись духом крепости.
Не бойся от двою древу главень дымящихся сих. Это — повеление нам не бояться эллинских правдоподобий и произносимых иномысленными хулений, то есть — двух дерев, а лучше сказать, двух главень, потерявших растительную жизненность и древесную крепость, не имеющих в себе светоносности огня, но главень дымящихся, которые очерняют и оскверняют прикоснувшихся к ним, а из глаз у приближающихся извлекают слезы. Если же хочешь узнать вред дымящихся головней, производимый их дымом, припомни, что говорит Соломон: Якоже гроздие зеленое вред зубом и дым очима, тако законопреступление творящим е (Притч. 10, 26). Ибо думаю, что зеленым гроздием названа греховность дел порочных, а дымом — вред лжеименного знания, которое приводит в слитность острозрительную силу нашей души.
Егда бо, сказано, гнев ярости Моея будет, паки изцелю. То есть, после вразумительных ударов, когда увижу, что исправление достаточно, не оставлю их под тяжестью наказаний, как и врач говорит больным: «Когда сделаю сечение и прижигание, тогда пореза и струпа от прижигания не оставлю без попечения. Ибо как скоро будет достигнуто, для чего употреблялось мучительное средство, тотчас, приступив к уврачеванию остального, восстановлю здравие».
Сын же Арамль и сын Ромелиев яко совещаста совет лукавый на тя, глаголюще: взыдем во Иудею, и собеседовавше с ними отвратим я к нам и воцарим в ней сына Тавеилева. Сия же глаголет Господь Саваоф: не пребудет совет сей, ниже сбудется. Поскольку против Церкви совещаваются два разума, находящиеся вне истины: сын Арамль — разум выспренний, взимающийся на разум Божий, и сын Ромелиев — разум выспреннего обрезания, который, под предлогом знания и под видом учения о высоких предметах, отвлекает от истины Божией по учению Церкви, то совещали они совет лукавый, как бы говоря: «Собеседуя с тем, что в Иудее, то есть в исповедующей душе (ибо Иудея иначе называется исповеданием Бога), посредством диалектического правдоподобия отвратим ее к себе, обещая дать не другого какого царя, а сына Тавеилева, то есть Сына Благаго Бога (Которого хотя называют они Сыном Благаго Бога, однако же Самого не именуют Благим, превратно воспользовавшись евангельским изречением: что Мя глаголеши блага? никтоже благ, токмо един Бог [Лк. 18, 19]). Посему, когда видишь, что иномысленные обещают знание, вводят языческую мудрость, ополчаются против Церкви, заключай, что и ныне сын Арамль и сын Ромелиев совещавают совет лукавый. Но на лукавый совет сего, как объяснили, сына Арамля и сына Ромелиева Господь говорит так: «Совет Божий стоит и пребывает, а совет противоборствующих истине не устоит, но падет и сокрушится». Почему и сказано: глава Араму Дамаск, и глава Дамаску Расин, то есть глава выспренних есть некто проклятый и исполненный крови. Ибо Дамаск толкуется кровь вретища; а вретище как само по себе есть символ покаяния, так намоченное кровью нечисто, почему может быть принято за покаяние мнимое, не будучи покаянием истинным, потому что не держится здравых учений. Но опять глава Дамаска — покаяния не чистого, а оскверненного смертными грехами — называется Расин, который сам есть символ нездравого и нечистого учения.
Но еще шестьдесят и пять лет, оскудеет царство Ефремово от людий, глава же Ефремови Соморон, и глава Соморону сын Ромелиев. Посему царство Ефремово есть какое–то владычество иномысленных, потому что из сего колена произошел отщепивший Израиля от Иуды. Поэтому глава Ефрему Соморон, то есть Самария. А Самария есть область каких–то врагов, повредивших здравое учение чрез уклонение самарян от иудейства. Как Дамаск — глава Сирии, а глава Дамаска — Расин, так Самария — глава Ефрему, а глава Самарии — сын Ромелиев. Сим словом выражается какое–то расширение и преумножение зол, так что нет возможности препобедить совещание таких людей, невозможно кому–либо иметь крепость против предначинаемых ими злоумышлений.
И аще не уверите, ниже имати разумети. Должно верить Писаниям, как содержащим в себе Божию мысль, и таким образом приступать к уразумению написанного в них. Ибо должно восходить выше образов и таким образом постигать истину показанного нам. Прежде всего нужно верить простой верой, что Писания богодухновенны и полезны, а потом в тонкости и со всей внимательностью исследовать заключающуюся в них мысль.
(10) И приложи Господь глаголати ко Ахазу, рекий: (11) проси себе знамения от Господа Бога твоего во глубину, или в высоту. Ахаз в предыдущих словах научен Исаией, что надлежит ему делать, именно блюсти, еже молчати, и не бояться двух главень дымящихся. А теперь, как благопокорно принявший пророческое наставление, сам удостаивается Божественных откровений. Ибо приложи Господь глаголати самому Ахазу. Может быть, и мы сим научаемся, что познавший Божию волю чрез какого–либо служителя, преуспевая впоследствии, в состоянии будет и сам принимать откровения от Господа. А есть и такие, что, первоначально быв научены от Бога не чрез людей, с самого начала могли, как уже очищенные, вмещать в себе внушения Духа. Таковы были Авраам, Моисей, Илия, Иеремия и им подобные. И приложи Господь глаголати. Приложение сие связывает речь с предыдущим. И после пророчества об оскудении Ефрема, то есть отступника Израиля, естественно было пророчествовать, каким образом придет Еммануил от Пренепорочной Девы. Итак, что же повелевает слово Ахазу?
Оно говорит: проси себе знамения от Господа Бога твоего во глубину, или в высоту. Знамение есть вещь явная, содержащая в себе объяснение чего–либо сокровенного и темного. Так, знамение Ионы, способным уразумевать таинственный закон событий, представляет сошествие во ад и опять возвращение из мертвых. Но надобно, чтобы знамение всегда предстояло и было видимо в настоящем времени; означаемое же им нередко принадлежит трем временам. Ибо бывает настоящее знамением настоящего, как выходящий из дома дым есть знамение горящего внутри огня. Бывает же настоящее знамением будущего, как видимое столпление облаков есть знамение, что будет на землю дождь. Но еще настоящее бывает знамением и прошедшего, как остатки угля служат знамением сожженного на том месте костра. Писание же называет знамением необычайное и служащее к выражению какого–то таинственного слова. Что же чудеснее и божественнее для слуха и зрения, как рождение Бога нашего от Девы? Посему проси от Господа Бога твоего (потому что никто другой не может дать) знамения во глубину, или в высоту. В положении мира по природе своей занявшее низшую страну есть земля; а высшую всего видимого — небо. Поскольку Слово плоть бысть (Ин. 1, 14), то пророчество речением во глубину означает землю и восприятую от нее плоть, а речением в высоту — пренебесное Слово — Того, Кто превыше всякого начальства и власти, Кто в начале бе у Отца, и есть Бог Слово (ср.: Ин. 1, 1). А может быть, глубина означает дольнейшие страны ада, высота же — пренебесную страну, как представляет нам Апостол, говоря: да не речеши в сердцы твоем: кто взыдет на небо? сиречь Христа свести. Или кто снидет в бездну? сиречь Христа от мертвых возвести (Рим. 10, 6). Поскольку же сшедый, Той есть и возшедый (Еф. 4, 10), то знамение во глубину или в высоту могло быть сказано о снисшествии Господа. И возшедый, Той есть превыше всех небес (ср.: Еф. 4, 10).
(12) И рече Ахаз: не имам просити, ниже искушу Господа. Дар Божий велик, богат и щедр. Но Ахаз, как не научившийся еще просить великого и пренебесного, отказывается искать знамения, как предполагающий, что оно выше человеческой природы, или как намеревающийся исполнить заповедь, которая говорит: Да не искусиши Господа Бога твоего (Втор. 6, 16). Но о таком событии сказано было державствовавшему тогда царю по необходимости, чтобы чрез него всем сделалось известным пророчество. Ибо Исаия, может быть, или по зависти современников, или по смирению своей жизни во всех других отношениях, не нашел себе веры, как бы не от Господа приявший откровение, но из собственного своего сердца измысливший слово. Ахаз же получил пророчество о будущем, так же как Лаван, Авимелех, Навуходоносор, фараон и, наконец, Каиафа, не по достоинству жизни, но потому, что сан его делал его достоверным свидетелем. Ибо не из богобоязненности Ахаз отрекался просить знамения. А если бы не было ему сие полезно, Бог в начале не повелел бы ему просить. Почему и присовокупляемое Пророком заключает в себе упрек Ахазу.
Пророк, обратив речь к Давиду, говорит: (13) Слышите убо, доме Давидов! еда мало вам есть труд даяти человеком, и како даете Господеви труд? Ибо в сих словах Пророк по–видимому выражает негодование на непокорство Ахазово. Но яснее несколько изображает мысль сию другое издание, в котором сказано: «Не мало ли того, что вами утруждаются люди? для чего же утруждаете и Бога?» Как человек дает труд (i#ag~wna) Богу, если только борение (i#agonia) есть страх падения? Но сим приписывается Богу не страсть, именованием же труда выражается нерасположение к тем, которые противятся Его повелениям.
(14) Сего ради даст Господь Сам вам знамение. Даст, говорит Пророк, даже и не просящим. Хотя и не найдет достойного принять знамение, однако же, по предопределенному Домостроительству рождения Господня по плоти, Сам Господь Бог даст знамение. Ибо нужно было, чтобы Ахаз выразумел, что для рода человеческого не возможно иначе исправление, как только чрез пришествие к людям Бога Слова, и чтобы просил он знамения во глубину, или в высоту. Но поскольку Ахаз признавал себя недостойным, потому что не научился просить знамений великих и небесных, то посему Пророк говорит: даст Господь Сам вам знамение, даст не чрез какого–либо служителя, и приспешника, и священнодействователя, но Сам непосредственно, чтобы из сего видно было величие дарованного. Ибо закон вчинил Ангелы, рукою ходатая (Гал. 3, 19) — Моисея, а знамение Сам дал дому Давидову. Дается не Ахазу, но всему дому Давидову, потому что от семене Давидова по плоти Господь (ср.: Рим. 1, 3), потому и благовествование о пришествии Христовом относилось ко всему сродству Давидову.
Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына, и наречеши имя Ему Еммануил. Иудеи оспаривают издание Семидесяти, говоря, что в еврейском стоит не
дева, а
отроковица, между тем как отроковицей можно назвать цветущую возрастом, а не женщину неискусобрачную. Ответ им удобен и сам собой готов. Ежели знамение есть показание чего–либо чудного и отличного от общего обыкновения людей, то удивительно ли, чтобы одна из многих женщина, живущая с мужем, стала матерью отрока? И как бы рожденное
от похоти плотския (ср.: 2 Пет. 2, 18) могло быть наименовано Еммануилом? Поэтому если даруемое есть знамение, то и рождение да будет необычайно. А если образ рождения Отрока обыкновенный, то не называй и знамением, не именуй и Еммануилом. Посему если рождающая не дева, то какое это знамение? И если рождение не божественнее, чем у прочих, то почему это — пришествие Еммануила? А что
отроковица есть имя, употребляемое собственно о девах, сие видно из сказанного во Второзаконии:
Аще на поли обрящет человек деву обрученую, и насиловав будет с нею, убийте человека единаго, а отроковице ничтоже сотворите; несть бо деве [
[178]]
греха смертнаго:
якоже аще кто бы востал на ближняго своего, и убил бы душу его, тако сие дело. На селе обрете ю, возопи отроковица, и не бе помогаяй (ср.: Втор. 22, 25–27). Посему вопиявшая, до растления, очевидно, была девой. Поэтому одно и то же значит — сказать
вопияла дева и
вопияла отроковица. И в Третьей книге Царств
Сумантяныня, согревавшая Давида, будучи девой, не познавшей мужа, названа отроковицей. Ибо сказано:
обретоша Ависагу, и приведоша ю ко царю. И бе отроковица добра зело, и служаше царю; и царь не позна ея (ср.: 3 Цар. 1, 3–4). Посему Еммануил родился от Святой Девы, Которая говорила:
како будет сие, идеже мужа не знаю? и Которой сказал Ангел:
Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя (Лк. 1, 34–35). Она не подлежит закону очищения. Ибо во Второзаконии написано, что
жена, яже аще зачнет (spirmatiJ~h)
и родит мужеск пол, нечиста будет седмь дний (Лев. 12, 2). Она же поскольку бессеменно стала Матерью Еммануила, то чиста, свята, пренепорочна и, после того как стала Матерью, пребывает Девой. Ибо первый Адам получил бытие не от сочетания мужа и жены, но образован из земли; и последний Адам, обновляющий поврежденное первым, приял тело, образовавшееся в девической утробе, чтобы чрез плоть быть
в подобии греха (ср.: Рим. 8, 3). А чтобы необычайное сие рождение не было вовсе невероятным для тех, которые не признают Божия Домостроительства, Творец создал таких животных, у которых может рождать один женский пол без соединения с мужеским. Ибо изучавшие природу животных повествуют это о коршунах.
(15)
Масло и мед снесть, прежде неже разумети Ему, или изволити злая, изберет благое [
[179]]. Еммануил употребляет по плоти детскую пищу — масло и мед. Впрочем, находясь в младенческом еще состоянии, по обитающей в Нем силе благости, прежде совершенного возраста, отвергает Он лукавое и избирает благое. Наша природа имеет равное влечение к тому и другому и, как весы, нередко склоняется к лукавому, а нередко — и к доброму, поскольку душа то преклоняется в страсти, то опять увлекается разумом к лучшему. Но не так Господь; напротив того, в Нем сродство Его с добром обнаружилось тотчас с самого рождения. Ибо что написано?
Прежде неже разумети Ему, или изволити злая, изберет благое. Но восходя к написанному в книге Бытия
о разуметелном добраго и лукаваго (ср.: Быт. 2, 9), найдешь там состояние Адама до греха близким к описанному теперь, потому что Адам не знал лукавого опытно. Почему и Господь в детском состоянии подражал невинному и не поврежденному еще состоянию Адама; а тем, что отвергнул лукавство, вознаградил преслушное законопреступление.
(17)
Но наведет, сказано,
Господь на тя и на люди твоя и на дом отца твоего дни, иже еще не пришли, от дне в оньже отъя Ефрем [
[180]]
от Иуды царя Ассирийска. Кажется, что пророческое слово делает намек на последние дни, по страдании Господнем, когда началась осада Иерусалима римлянами. Ибо по пришествии Еммануила
наведет Господь на Ахаза
и на люди его
и на дом отца его
дни, иже еще не пришли, с того времени, как отделен от Иуды отведенный [
[181]] в плен царем Ассирийским. Отпал же Ефрем от Иуды во дни Иеровоама, сына Наватова,
иже во грех введе Израиля (3 Цар. 14, 16), и первый начал отпадение, сказав:
несть нам часть в Давиде, и наследия в сыне Иессеове (ср.: 3 Цар. 12, 16). Посему
Ефрем отъя царя Ассирийска от Иуды и вооружил против себя тем, что отошел и не дал усиленно продолжать осаду Иерусалима.
(18) И будет в той день, позвиждет Господь мухам, яже владеют частию реки египетския, и пчеле, яже есть во стране Ассирийстей. (19) И приидут вси и почиют в дебрех страны и в пещерах каменных, и во вертепех и во всяцей разселине и во всяцем древе. Сказано: во Египет снидоша людие Мои прежде, еже пришелцем быти тамо, и во Ассирию нуждею отведошася (Ис. 52, 4). Посему пророчествует, что будет ли кто из народа в Египте или у ассириян, при рождении Еммануила они выйдут и в стране Иудейской почиют в самородных и никем не занятых убежищах. Говорит же, что мухи владеют частью реки египетской и что есть пчелы в стране Ассирийской, показывая тем малозначительность сопротивных сил. Ибо муха есть животное, родящееся из навоза, беспокойное для людей и отвратительное, у которого и жизнь беспокойна, и смерть мерзка. Тогда овладеют частью реки египетской. Ибо Нил начинается выше, у эфиопов, и при малой его части, именно при впадениях его в море, населен Египет. И на этом месте все четвероногие, звери, гады и птицы обоготворены, и им поклоняются. Сих–то мух, бессилие сопротивной силы, потребит Господь Своим позвизданием, то есть духом уст Своих истребит (ср.: 2 Сол. 2, 8). И во стране Ассирийстей пчеле. И пчела есть животное малое и слабое, умирающее в то самое мгновение, как отмщает. Ибо в одно время и впускает свое жало, и с ужалением умирает; уязвленному вредит мало, а себя лишает жизни. Таково же свойство людей язвительных и духоборцев: они лукавством более делают зла себе, нежели тем, которые подвергаются их гневу.
(20) В день оный обриет Господь бритвою наятою об ону страну реки царя Ассирийска, главу и власы ног, и браду отымет. По Рождестве Христовом, когда вся сопротивная сила, подобно мухе и пчеле, будет рассеяна духом уст Господних, введены будут сыны Израилевы и почиют в самородных прибежищах, в дебрях, на полях, в расселинах и тому подобном. А в словах: обриет Господь бритвою наятою царя Ассирийска, главу и власы ног, и браду его отымет — Пророк, словами бритвою наятою, указывает, кажется, на какое–то наемное войско, которое и приведет Ассирийское царство в оскудение и расхитит, что было в нем славного, то есть истребит власы главы его, и народ многочисленный и подлый, который у Пророка иносказательно наименован власами ног. А потом Пророк угрожает, что самые драгоценности и знаки мужества, которые Пророк назвал брадою, отъяты будут бритвою наятою. И вникающие в историю найдут, может быть, что так поступило с ассириянами римское войско и что сие было при рождении Еммануила.
(21) И будет в той день, кормити будет человек юницу от волов и две овце, (22) и будет от множества творения млечнаго, масло и мед снесть всяк оставыйся на земли. Когда настанет покой для Израиля, избавленного из плена, и обесчещен будет злоумышлявший против него царь, будучи обнажен бритвою наятою, тогда, говорит Пророк, будет такое изобилие в стране, что одна корова и две овцы доставят владельцу много молока, и будет у него в преизбытке масло, потому что все живущие в земле станут питаться маслом и медом.
Но, может быть, гораздо приличнее учения о животных принимать в смысле более возвышенном. Ибо вместо того чтобы сказать: «Каждый возрастит в душе трудолюбие и деятельность», Пророк наименовал!юницу — животное, возделывающее землю и нам спомоществующее в труде; и, вместо нрава тихого, кроткого и щедроподательного, иносказательно наименовал овец. Посему как это животное дает нам вещество для приготовления одежды, так жизнь внимательных к себе обыкновенно украшается облечением в добродетель. А поскольку таковой питается и украшается духовно, то поэтому кормити будет юницу и две овце. Маслом и медом называет Пророк вступительные уроки в Божественное учение. Почему прежде предлагается человеку пища — масло и мед. Но когда достаточно будет им напитан, по первоначальном обучении, став выше всего земного, приобщится пищи более твердой, высшей и приличной мужам, посвятив себя духовным наукам.
(23) И будет в той день, всяко место, идеже аще будет тысяща лоз винограда, по тысящи сикль, в лядину будет и в терние. (24) Со стрелою и луком внидут тамо, яко лядиною и тернием будет вся земля. (25) И всяка гора оремая возорется, не найдет тамо страх: будет от лядины и от терния в паству овцам и в попрание волу. По крайней мере, думаю, что в местах неудоборазумеваемых нами найдено не вовсе разногласное сказание. Посему смотри, нельзя ли из сей речи вывести такую мысль, что принадлежавшие к обрезанию были тысяща лоз винограда, по тысящи сикль. Ибо виноград из Египта пренесл и, изгнав языки, насадил его (ср.: Пс. 79, 9). И он, будучи сперва плодоносным, впоследствии пренебрежен за то, что превратился в горесть (ср.: Иер. 2, 21), и низложен оплот его, и стал он в расхищение мимоходящим (ср.: Пс. 79, 13). Сии–то многоплодные виноградники обратились в лядину и места, заросшие тернием, когда с тысячами стрел и луков взошло неприятельское войско, неся с собой опустошение. А горы оремыя суть души, уверовавшие во Христа. Прежде были они пустынны и невозделанны, потому до пришествия Христова оставались дикими и приносили терния. Но поскольку Христос пришел на падение и на востание многим (Лк. 2, 34) и призвал не сущая, да сущая упразднит (1 Кор. 1, 28), то принадлежавшие к обрезанию, утратив свежесть и плодовитость, превратились в лядину; а собрание из язычников, которое названо горой оремою, возделывается, будучи свободно от всякой боязни и страха вражеского. Итак, гора есть душа, возвышенная учением Христовым. Когда пришел Господь, Израиль отломился, а язычники привились, да тех падением устроится спасение всем (ср.: Рим. 11, 17, 11), и на горах сих небоязненно пасущиеся овцы и волы обильную доставляют от себя пользу. Очевидно же, что овцы суть более добронравные, а волы — более трудолюбивые к деланию необходимого.
Толкование на восьмую главу
(1) И рече Господь ко мне: приими себе свиток нов велик и напиши в нем писалом человечим, еже скоро пленение сотворити корыстей, приспе бо. (2) И свидетели мне сотвори верны человеки, Урию иереа и Захарию сына Варахиина. (3) И приступих ко пророчице, и во чреве зачат и роди сына. И рече Господь мне: нарцы имя ему: Скоро плени, нагло расхити, (4) зане прежде неже разумети отрочати назвати отца или матерь, приимет силу Дамаскову, и корысти Самарийския пред царем Ассирийским.
По–видимому одно приказано Пророку, а другое он сделал. Ибо что общего между приказанием: приими себе свиток нов велик и между тем, что присовокуплено: и приступих ко пророчице, и во чреве зачат? А потому иной может сказать, что присовокупленное не служит изъяснением предыдущего, но что одна мысль кончена и придается другая мысль, имеющая собственное свое начало. Ибо хотя и не прибавлено, что Пророк взял свиток нов велик, но подразумевать должно, что он исполнил приказание. Слова же: И приступих ко пророчице, и во чреве зачат разумеются как имеющие другое начало. Ибо если бы Пророк противоречил приказанию, то сие противоречие было бы записано, как у Иезекииля, который отказался есть хлеб, испеченный на человеческом лайне. Но там Пророк отрицается, говоря: никакоже, Господи Боже небеси! се, душа моя не осквернилася в нечистоте, ниже вниде во уста моя всякое мясо мерзко (ср.: Иез. 4, 12, 14). Потому и дозволено ему сотворити хлебы в мотылах говяжих (ср.: Иез. 4, 15). А здесь, поскольку нет отрицания, то молчание явно показывает согласие, хотя и не засвидетельствовано, что приказание исполнено, как об Осии. Ему сказано: иди, поими себе жену блужения, и роди чада блужения. Потом слово, свидетельствуя о нем, что исполнил приказанное, присовокупляет: И иде и поя Гомерь дщерь Девилаимлю (Ос. 1, 2, 3). В других же местах найдем, что повеление высказано, а произведено ли оно в действие, о том не засвидетельствовано, дознается же сие нами из благопокорности принявших повеление. Например об Иезекииле, которому сказано: Ты же да спиши на левем боку твоем и еще поспиши на десных ребрех твоих (Иез. 4, 4, 6), не присовокуплено, что он спал на левом или правом боку, но умолчано о сем, впрочем, подразумевается нами из послушания Пророка. Так и здесь на наше недоумение можно отвечать, что Пророк не по получении первого приказания стал делать другое, но когда исполнил приказанное, тогда уже вновь начинает повествовать нам о пророчице.
А свиток нов и велик, может быть, есть образ Нового и Великого Завета, написанного писалом человечим, потому что вещания евангельские писаны языком человеческим, удобопонятным для многих. В Евангелии писано и о том, еже скоро пленение сотворити корыстей. Ибо учение евангельское скоро, быстрее всякой молнии, дошло до пределов вселенной; оно отъемлет корысти у князя века сего и плененных им приводит в послушание Христово. Пленение же есть разделение корыстей, и сие Бог в охранение и соблюдение поручил попечителям рода человеческого — Ангелам. Посему написано: скоро пленение сотворити корыстей, ибо близко Евангелие, об ожидаемом издревле с небеси благовествующее, как уже о пришедшем к нам. Свидетелями же написанного в Евангелии да будут, сказано, Урия и Захария. А Урия есть священник и символически обозначает закон, данный чрез Моисея; Захария же есть Пророк; и Евангелие утверждено, будучи засвидетельствовано законом и Пророками. В переводе же значат Урия — просвещение Божие, Захария — памятование Божие, а сын Варахиин — сын Божия благословения. Посему кому из людей прилично быть верным свидетелем? Тому, кто просвещен Богом, кто имеет непрестанное памятование о Боге.
Посему что же значат слова и приступих ко пророчице? То есть духом и предведением будущего приблизился я к пророчице. Ибо постиг, как бы сблизился пророческим разумением, издалека увидел Ее зачатие, предузрев посредством пророческого дарования, что Она родила Сына, о Котором сказал Господь: наречеши имя Ему: Скоро плени, нагло расхити. Скоро пленил крепкого, стрегущего свое достояние, то есть проданных под грех и содержимых во узах смерти. И его пленил, а корысти его разделил собственным Своим силам, отдав верных в хранение и соблюдение святым Ангелам, о которых и Сам сказал: Ангели ваши выну видят лице Отца Моего Небеснаго (ср.: Мф. 18, 10). Ибо Сей есть нагло расхитивший; о Нем написано: Возшед на высоту, пленил плен, приял даяния в человецех (ср.: Пс. 67, 19). А что Мария — та пророчица, к Которой приступил Исаия чрез приближение познанием, сему никто не будет противоречить, если помнит слова Марии, сказанные Ею пророчески. Ибо что говорит? Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение Рабы Своея, се бо, отныне ублажат Мя вси роди (Лк. 1, 46–48). И вникнув во все слова Ее, не откажешься наименовать Ее пророчицей, потому что Дух Господень снисшел на Нее и сила Вышнего осенила Ее.
Посему что повелено было написать в сем свитке, то, приблизившись к Пророчице, увидел сбывшимся. Ибо там сказано: напиши писалом человечим, еже скоро пленение сотворити корыстей, а здесь после слов во чреве зачат и роди сына написано: И рече Господь: нарцы имя Ему: Скоро плени, нагло расхити. Таким образом, в разных выражениях и представлениях: приими себе свиток и приступих ко пророчице — говорится одно и то же, и прибавление сие не содержит в себе ничего несообразного с предшествующим.
Сей же, Родившийся от Пророчицы, приял силу Дамаскову, и корысти Самарийския. Сила Дамаскова — это верующие из язычников, а корысти Самарийския — это уверовавшие от обрезания, потому что Дамаск — главный город Сирии, а Самария — главный город Израиля. Между тем заповеди и доблестные дела Родившегося от Пророчицы прилагаются Ему от Господа вместо имен, как и имя Иисус придано Господу за спасение, дарованное нам от Бога. Ибо сказано: наречеши имя Ему Иисус, Той бо спасет люди Своя от грех их (Мф. 1, 21).
(5) И приложи Господь глаголати ко мне еще, глаголя: (6) понеже не восхотеша людие сии воды Силоамли текущия тисе, но восхотеша имети Рассона и сына Ромелиева царя над вами, (7) сего ради се, возводит Господь на вы воду реки сильну и многу, царя Ассирийска и славу его; и взыдет на всяку дебрь вашу, и обыдет всяку стену вашу, (8) и отымет от Иудеи человека, иже возможет главу воздвигнути, или могущаго что совершити; и будет полк его, во еже наполнити ширину страны Твоея, с нами Бог!
Какая тому причина, что Бог всячески угрожает так народу за воду Силоамскую? Да и почему народ не хочет воды Силоамской, которая, по сказанию истории, была не болезнетворна и никакого другого вреда не причиняла употреблявшим ее? Притом какое соответствие — не хотящему воды Силоамской желать Рассона и сына Ромелиева? Ибо какое общение между неодушевленной водой и царем, владычествующим и начальствующим над подданными? Но слово Силоам должно понимать в переносном значении: оно, по учению евангельскому, толкуется послан. Ибо так переводится в Евангелии от Иоанна: иди, умыйся в купели Силоамсте, еже сказается послан (Ин. 9, 7). Посему кто же посланный и текущий тисе, как не Тот, о Котором сказано: Господь посла Мя и Дух Его (Ис. 48, 16) и еще не преречет, ни возопиет, ниже услышан будет глас Его на распутиих (ср.: Мф. 12, 19)? Итак, не приемлющие Посланного с небес презирают Его кротость, привлекают же к себе сына Ромелиева, то есть учение, заключающее в себе ложные мнения, но уверяющее, что оно основано на Божественных Писаниях, и Рассона, который значит выспренний и уносит слушателя за пределы веры, согласной с Божественными Писаниями, надмевает его и отводит от утверждения на основании веры. Ибо Арам толкуется выспренний.
Посему кто презрительно обходится с учением твердым, не приемлет того, что постоянно, тихо и благоведренно, но к худопонятным местам Писания присоединяет нечто, заимствованное вне Веры, тому угрожает пророческое слово, что низведет на них воду сильну и многу, царя Ассирийска, то есть князя века сего. А что Писание под именем ассириянина нередко разумеет противника, сие видно из последующего места у того же самого Пророка. Он говорит: И будет, егда скончает Господь вся творя в горе Сиони и во Иерусалиме, наведет на ум великий, на князя Ассирийска и на высоту славы очию его. Рече бо: «крепостию руки моея сотворю, и премудростию разума отыму пределы языков, и силу их пленю, и сотрясу грады населеныя, и вселенную всю обыму рукою моею яко гнездо, и яко оставленая яица возму, и несть, иже убежит мене, или противу мне речет» (Ис. 10, 12–14). Вероятно, и теперь Пророк говорит о таком же князе ассирийском, который подлинно есть вода многа, подобен потоку, насильственно и стремительно увлекающему встречающихся. И удостоенные того, чтобы безвредно перейти чрез сей поток, говорят: Поток прейде душа наша, воду непостоянную (ср.: Пс. 123, 4, 5). И Евангелие упоминает о той же самой воде в притче, когда слышавшего учение и не творящего уподобляет человеку, создавшему свою храмину без основания; наводнению же бывшу, как сказано, не устояла храмина, но падеся, и бысть разрушение храмины тоя велие (ср.: Лк. 6, 48, 49).
Но сия вода многа, говорит Пророк, взыдет на всяку дебрь вашу. А дебри суть земные впадины. Почему же говорится, что вода взыдет, а не низойдет? Потому что всякое унижение в людях, производимое грехом, несравненно выше первых потоков и как бы начал лукавства. А как скоро будут преданы сопротивным силам, они обыдут всяку стену отступников, то есть всякое утвержденное учение их, все, что почитают они для себя твердыней.
За отступление же от Силоама и за преклонность к губительным царям пророческое слово угрожает отнятием от Иудеи всякого человека, имеющего возможность главу воздвигнути, или могущаго что совершити, то есть человека, возвышенного в умном созерцании и в деятельной добродетели с силой совершающего, что признано лучшим, и еще угрожает расположением воинского стана на широте страны не приявших Силоама. Ибо чрез то, что предались пути пространному и широкому, делаются достойными служить полем сражения для сопротивной силы, не как необходимо на сие осуждаемые, но как избравшие себе худшую участь. Ибо поскольку не искусиша имети Бога в разуме, предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная (Рим. 1, 28).
С нами Бог! (9) Разумейте, языцы, и покаряйтеся, услышите даже до последних земли! Итак, слова с нами Бог относятся к Спасителю. Ибо так наименован был выше (см.: Ис. 7, 14) Рождаемый от Девы, на еврейском языке, Еммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог (Мф. 1, 23). Разумейте, языцы, и покаряйтеся. Мне кажется, что слова сии возглашают в избытке радости познавшие пришествие Христово и уразумевшие силу креста, страшную для язычников. Для того разумейте, языцы, и покаряйтеся, чтобы вам, покоренным этим прекрасным и полезным для вас покорением, быть плененными в послушание Христово и чрез порабощение Христу освободиться от закона греховного. Чем же покоряются язычники? Тем, что познают Бога. Ибо тьма препобеждается явлением света, и болезнь превозмогается наступлением здравия. Уразумейте только истину, язычники, и тотчас будете покорены сим спасительным для вас покорением! Услышите даже до последних земли! Кого услышите? Возвещающих вам Евангелие. Ибо сказано: Во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их (Пс. 18, 5).
Могущии, покаряйтеся, отложите силу телесную и восприимите немощь плоти, да сила Божия в немощи совершится!
Аще бо паки возможете, паки побеждени будете. Если когда восстанет в тебе мудрование плоти, старайся его поработить, преобороть и подчинить духу.
(10) И иже аще совет совещаете, разорит Господь, и слово, еже аще воглаголете, не пребудет в вас, яко с нами Бог! Ибо погубит премудрость премудрых и разум разумных отвергнет (ср.: Ис. 29, 14). Так совет человеческий приводит в бездействие Велика Совета Ангел (Ис. 9, 6), и слово человеческое обращает в ничто Бог Слово; и ни одного такого слова, говорит Пророк, не пребудет в вас, яко с нами Бог! Полезно же было нам во времена гонения с упованием говорить язычникам: аще бо паки возможете, паки побеждени будете. Ибо они, многократно восставая на Церковь Христову, многократно и падали. Подобно людям, которые прибавлением сгораемого вещества больше и больше усиливают пламень, и они, непрестанно стараясь разорить Церковь гонениями, возводили ее в большую славу и силу.
(11)
Тако глаголет Господь, крепкою рукою не покаряются хождению пути людий сих, глаголюще: (12)
«Да не когда речете [
[182]]
: жестоко; все бо, еже аще рекут людие сии, жестоко есть; страха же их не убойтеся, ниже возмятитеся. (13)
Господа Сил, Того освятите, и Той будет тебе в страх! (14)
И аще будеши уповая на Него, будет тебе во освящение, а не якоже о камень претыкания преткнешися, ниже яко о камень падения».Сперва благовествовано слово о пришествии Еммануила и как бы после победы над язычниками провозглашено:
Разумейте, языцы, и покаряйтеся! С нами Бог, а потом пророческое слово, в осуждение язычников, присовокупляет, что
не покаряются крепкою рукою. А крепкая рука есть Сила, зиждущая существа, от Которой имеет бытие всякая тварь в видимом мире и в том, который превыше видимого. Ибо два способа, которыми можем быть приводимы к познанию Бога и к попечению о себе самих, именно: можем восходить к Творцу или от естественных познаний чрез видимое, или от учения, данного нам в законе. Но язычники не покоряются и крепкой рукой, то есть не возводятся к познанию Сотворшего тварями, и
хождению, то есть
пути. А путь есть Господь, сказавший:
Аз есмь путь (Ин. 14, 6). Он же рука и десница Божия. Ибо сказано:
десница Твоя, Господи, прославися в крепости (Исх. 15, 6) и еще:
Аз рукою Моею утвердих небо (ср.: Ис. 48, 13). Посему обвиняются неверующие в Господа. Под хождением Пророк разумеет путь сей жизни, предписанный нам законом. А что учение называется путем, это известно из многих мест Писания. Так, Господь учителей закона называет вождями слепыми (см.: Мф. 15, 14). Еще:
На пути свидений Твоих насладихся; еще:
в пути Твоем жив буду [
[183]] и еще:
Блажени непорочнии в пути (Пс. 118, 14, 37, 1). Вообще Писание исполнено мест, в которых преуспеяние по закону в усовершении души называется каким–то хождением.
Пророк присовокупил и причину непокорности. Сказано: не приемлют заповедей, какие дало Писание о сем пути, но не покоряются им, находя сии заповеди жестокими. Так и в Евангелии иудеи, не терпя учений Господа, говорили: жестоко есть слово сие! кто может его послушати? (Ин. 6, 60). Жестоко блуднику быть целомудренным; жестоко упивающемуся быть воздержным; жестоко злоречивому говорить в похвалу. И вообще, всякой вые, которая желает быть на свободе, жестоким кажется иго Закона. Посему многие увлекаются в погибель по гладкому и широкому пути, и не многие входят в Царствие, потому что не выносят неудобств и трудностей добродетельной жизни. Ибо порок уловляет легкостью удовольствия, а добродетель строгостью предписаний и трудами делает горькой жизнь подвижников. За словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4). Путями жестокими Пророк называет заповеди, данные нам для благоустроения душ наших. что жесточае сего — получив удар в ланиту, обратить ударившему и другую; ограбленному не входить в суд; когда влекут тебя в суд, скинуть с себя и срачицу; благословлять злословимому, хулимому молить, никого не ненавидеть, за гонителей молиться (см.: Мф. 5, 39–44; Лк. 6, 27–29; 1 Кор. 4, 12–13)? Но сии жестокие заповеди уготовляют нам для упокоения нежное лоно отца нашего Авраама. Ибо блажени плачущии, яко тии утешатся. Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Мф. 5, 4, 6). И почти всякое здешнее злострадание приобретает нам вечные блага. Посему ходящии хождаху и плакахуся, метающе семена своя (Пс. 125, 6). Ибо скорби, претерпеваемые здесь за Божий закон, будут семенем грядущих благ. Грядуще же приидут радостию, вземлюще рукояти своя. Итак, язычники не покаряются хождению пути людий сих, глаголюще: «Да не когда речете: жестоко; все бо, еже аще рекут людие сии, жестоко есть». Посему спроси у преданных идолам: «Почему не приступают к учению проповеди?» Искреннейшие из них сознаются, что не выносят суровости учения.
Потом Пророк присовокупляет: страха же их не убойтеся. Сии слова имеют двоякий смысл. Ибо и язычникам говорит: «Не убойтеся страха, которого теперь боитесь по невежеству, не посвящая себя упражнению в добродетелях». И как бы так сказал Пророк: «Не бойся целомудрия, не бойся мужества, не бойся благочестия, не бойся ни одной из добродетелей: они легки, удобоприступны, доставляют блага, даруют жизнь». Или Пророк, переменив речь, простирает слово к народу Божию: «Хотя язычники составили о вас такое понятие, не соглашаясь в общении с вами ходить по закону, однако же вы не убойтесь языческих против вас злоумышлений, но, помышляя о Господе, Того освятите, и Той будет тебе в страх«. Весьма важно для усовершенствования знать, чего бояться, не от всего приходить в ужас, не робеть при всяком шуме, страшась и нестрашного. Ибо таковых осуждает псалом, говоря: Тамо убояшася страха, идеже не бе страх (Пс. 13, 5). Посему освяти Господа, и Той будет тебе в страх. Его пришествия ожидай, Его суда бойся. Страшен, Кто воздает каждому по делам его; страшен, Кто во гласе трубном со святыми Ангелами приидет с небес; страшен Тот, Чей приговор есть вечное мучение.
И аще будеши уповая на Господа, не преткнешися якоже о камень претыкания, ниже яко о камень падения (ср.: Ис. 8, 14). Пророческое слово ясным образом призывает к вере в Господа нашего Иисуса, ибо о Нем сказано: се, полагаю в Сионе камень претыкания и камень соблазна (Рим. 9, 33). Слепые, не способные видеть того, что под ногами, спотыкаются о камни; а нетвердо ступающие поскользаются на камнях. Посему, кто не прилагал никакого попечения о прозрительной силе души и не познал пришествия Господа чрез изучение Писаний, тот претыкается о проповедь евангельскую; и кого легко совратить в вере, тот соблазняется о камне, который есть Христос (см.: 1 Кор. 10, 4). «Но ты — говорит Пророк народу — аще будеши уповая и совершенной верой утвердишься в Господе, не якоже о камень претыкания преткнешися о слово, о Нем возвещающее, ниже яко о камень падения разобьешься, поскользнувшись». А может быть, буйство проповеди для эллинов, ищущих премудрости, есть преткновение, а для иудеев, просящих знамений — камень соблазна. Почему Павел сказал, что проповедь — Иудеем соблазн, язычникам же безумие (ср.: 1 Кор. 1, 23). Но тем, которые уповают на Господа, простоту проповеди не подвергают логическим доказательствам, истину изведывают не посредством знамений, Христос есть Божия сила и Божия премудрость (ср.: 1 Кор. 1, 24).
(16) Тогда явлени будут печатлеющии закон, еже не учитися. (17) И речет: пожду Бога, отвращшаго лице Свое от дому Иаковля и уповая буду Нань. Сия речь состоит в связи с предыдущей и в зависимости от нее. Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог (Мф. 1, 23; ср.: Ис. 7, 14). И еще ниже говорит Пророк: С нами Бог! Разумейте, языцы, и покаряйтеся. Потом простирает речь к тем, которые не приемлют возвещаемого Еммануилом, но уклоняются трудности заповеданного Им. Тогда, говорит, явлени будут печатлеющии закон, еже не учитися. Ибо когда слово учения посевается во всех — одни направляют сердца свои к принятию учений и, как плодоносная земля, приемлют в себя слово, глубоко укореняют, не заглушают терниями, не оставляют без охранения, так чтобы диаволу легко было похитить его, но приплодствуют на тридесять, и на шестьдесят, и на сто (Мк. 4, 8); а есть и такие, что совершенно заключают душу свою, чтобы не принять слова, как бы завязывают и запечатлевают сами себя, чтобы не взошло в них слово истины. Запечатленными же называются и те, которые уподобляют себя образу сопротивного и не хотят, чтобы вообразился в них Христос, искажают в себе образ Небеснаго и увеселяются одним образом перстнаго (ср.: 1 Кор. 15, 49). Но запечатлен и закон неясностью и тем, что не всякому понятен; для уразумения же его необходимо требуется упражнение в законе. Посему, кто не предается размышлению и не желает разрешить узел неведения, о том говорится, что он печатлеет закон, и таковой явлен будет в день откровения. Ибо явлени будут печатлеющии закон, еже не учитися. Как же печатлеют закон иудеи, о которых сказано: взясте ключ разумения, сами не внидосте и входящим возбранисте (Лк. 11, 52)? Печатлеет, еже не учитися, кто, под предлогом соблюдения написанного, буквально не открывает глубоких таин. И смотри, что говорит Пророк. Не явно ли это — выражения собственно иудейские? Пожду Бога, отвращшаго лице Свое от дому Иаковля. Это говорят иудеи: «Не верую в Бога, не принимаю Еммануила, хотя теперь я оставлен, но дождусь когда–нибудь посещения от Бога, отвращшаго лице Свое от дому Иаковля».
(18)
Се, аз и дети, яже ми даде Бог, и будут знамения и чудеса в дому Иаковли [
[184]]
от Господа Саваофа, Иже обитает на горе Сион. По обличении непокорных, Сам уже Господь говорит от лица Своего. Итак, говорит, они
не покаряются руке крепкой
и хождению пути людий сих, и делают вид, что ожидают Господа,
отвращшаго лице Свое от дому Иаковля. А Я уверовавших в Меня, вновь возрожденных чрез отложение ветхого и облечение в нового человека, как новорожденных младенцев, у которых нравы нежны и невинны, но которые уже воздоены начатками учения и приступают к совершеннейшей пище таин, прияв и согрев в лоне Своего милосердия, привожу ко Отцу. Ибо чрез Меня путь познания, ведущий к Нему. А что слова сии произнесены от лица Христова, никто не будет спорить, если помнить сказанное в Послании к Евреям:
Подобаше бо Ему, Егоже ради всяческая и Имже всяческая, приведшу многи сыны в славу, началника спасения их страданьми совершити. И святяй бо — говорит Апостол —
и освящаемии, от Единаго вси; еяже ради вины не стыдится братию нарицати их, глаголя: возвещу имя Твое братии Моей. И паки: се, Аз и дети, яже Ми дал есть Бог (ср.: Евр. 2, 10–13).
И будут, сказано, знамения и чудеса в дому Иаковли. Ими, то есть чадами, возрожденными чрез Христа, будут совершены сильные знамения и чудеса в дому Иаковли. Чадами были Апостолы, младенствующие злобою (ср.: 1 Кор. 14, 20). Они, люди неученые, галилеяне, сперва начав говорить языками, соделали явным для всех сошествие Духа и совершившееся над ними раздаяние дарований и разделение языков. Потом известное чудо — хромой, сидящий у Красных дверей, когда Петр и Иоанн, чрез призвание имени Христова, утвердили ступни его, начавший ходить (см.: Деян. 3, 1–8), чем и исполнилось древнее пророчество: Тогда скочит хромый яко елень (Ис. 35, 6). Чудо — и сия Серна, воскрешенная из мертвых (см.: Деян. 9, 36–41); чудо — и железные врата темницы, о себе отверзошася при исшествии Петровом (ср.: Деян. 12, 9–10), и распадающиеся узы (см.: Деян. 12, 7), и все прочее, что было совершено чрез Апостолов в явление Божества Единородного.
Но все сии знамения и чудеса — от Бога Саваофа, Иже обитает на горе Сион. Под именем Бога Саваофа, обыкновенно, разумели Бога воинств. Кто же иной сей Господь воинств, как не именуемый Архистратигом силы Божией (см.: Нав. 5, 14), от Которого даются знамения детям? А что верующие во Христа суть дети, сие явствует из сказанного Господом. Ибо иудеям, которые о хвалящих Его и говорящих осанна в вышних! спрашивали Его: слышиши ли, что сии глаголют? — отвечал: яко из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу (ср.: Мф. 21, 15, 16). Младенцами же назвал в сем месте тех, которые резали пальмовые ветви, постилали одежды по пути, взывали и славословили Его. Но и в другом месте говорит: исповедаютися, Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем (Мф. 11, 25), разумея под младенцами обученных слову и удостоившихся чрез Духа откровения таин. Посему словами се, Аз и дети Господь указывает на избранных Своих, потому что буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит (1 Кор. 1, 27). Потому всякий, отложивший ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных (Еф. 4, 22), и облекшийся в новаго, обновляемаго по образу Создавшаго (Кол. 3, 10), есть чадо, по таинственному слову Христову.
(19) И аще рекут к вам: изыщите чревоволшебников и от земли возглашающих, тщесловующих, иже от чрева глашают, не язык ли к Богу своему взыщет? что испытуют мертвыя о живых? (20) Закон бо в помощь даде, да рекут не якоже слово сие, заньже не леть дары даяти. (21) И приидет на вы жесток глад, и будет, егда взалчете, скорбни будете и зло речете князю и отечеству. (22) И воззрят на небо горе, и на землю низу призрят, и се, скудость тесна и тма, скорбь и теснота и тма, якоже не видети; и не оскудеет в тесноте сый даже до времене.
Не приемлющие слова евангельского, уничижающие проповедь, как буйство, и соблазняемые крестом, когда советуем им прийти в познание, сами предлагают нам советы собственного своего заблуждения, говоря: изыщите не Господа, но чревоволшебников и от земли возглашающих, тщесловующих. И этому свидетель опыт. Ибо прилепившиеся к идолам, внимающие сновидениям и волхвованиям демонов и сами ни во что вменяют истину, и нам советуют искать подобного, потому что влияние заблуждения на падение искушаемых ими производится демонами, которые ныне в сновидениях окружают человека какими–то мечтаниями или заключающими в себе совет, как избавиться от телесной немощи, или предвещающими будущее. А демоны могут проразумевать подобные вещи: касательно телесных немощей — потому, что лучше нас проникают в вещественные свойства и знают качества трав и пригодность их в болезнях; касательно же будущего нередко предсказывают, что уже совершилось; но поскольку сие нам еще неизвестно, то возвещают о том, как о будущем. Например, и у нас иной, услышав о чьем–нибудь прибытии, возвещает о нем ожидающему, как о будущем, таким обманом уловляя себе ту славу, что почтут его пророком. Так и демоны нередко людям, легко впадающим в обман, возвещали, что уже осуществилось и объявлено в Божием определении. Так чревовещательница чрез демонов возвестила Саулу будущее поражение. Ибо демоны были принявшие на себя лице Самуила; они, услышав об осуждении Саула, передали приговор, произнесенный Богом, как свой собственный. Итак, язычники нередко стараются вовлечь нас в обманы демонские, говоря: изыщите чревоволшебников и от земли возглашающих, ибо не смеют сказать, что слова их с неба, как и упоминаемая в книгах Царств волшебница, беседовавшая с Саулом, говорила: вижу боги восходящия от земли (ср.: 1 Цар. 28, 7–13). Подобны сему вымыслы чревовещателей; они обещают вызвать души умерших для открытия желаемого.
Потом Пророк произносит свое мнение, какое имеет о подобных вымыслах, и чревовещателей признает говорящими пустое, сказав: тщесловующих, иже от чрева глашают, то есть говорят по собственному произволу. Ибо чревовещатель не заимствованное от кого–либо другого произносит, но, в сердце своем сложив ложь и угадывая желание зрителей, говорит, что способствует ко введению в обман неразумных. Или, может быть, от чрева глашают те, имже бог чрево (Флп. 3, 19), которые все делают для наслаждения пищей и питием. А посему не погрешит иной, назвав чревоволшебниками и от чрева глашающими тех, которые, для наполнения чрева, принимают на себя вид учителей и облекаются в образ благочестия, но поскольку произносят слова не от душевного расположения, то называются тщесловующими. И справедливо; ибо кто учит, но не творит, тот не подает о себе вероятия, чтобы учил с пользой.
А слова не язык ли к Богу своему взыщет? имеют подобный сему смысл. Каждый народ предлагает своему богу вопрос о том, что желает знать. И для ясности изречения надобно читаемое представить в виде вопроса: не взыщет ли язык к Богу своему? Посему чуждые нашего богослужения, сообразно с богами, которых они признают за богов, должны предлагать им и вопросы; но признающие богов мертвых вопрошают их о живых. Мертвыми же Пророк или называет бездушных идолов, камни, дерева, медь и золото, или именует тех, которые своим отступничеством утратили истинную жизнь, или, может быть, все искусство так называемых чревовещателей обращается около гробниц и оттуда заимствует силу чародейства.
Потом пророческое слово, негодуя на безумие идолопоклонников, говорит: что испытуют мертвыя о живых? Для чего ты, одушевленная тварь, поклоняешься камню? Для чего ты, существо разумное, вопрошаешь мертвого? За живого сына умоляешь не имеющего или лишенного жизни, бездыханного? Идешь ли ты к прорицалищу или придумываешь для себя очищения, прибегаешь к мертвым, которые сами утратили жизнь и тебе причинят смерть за преслушание.
Закон бо в помощь даде, да рекут не якоже слово сие, заньже не леть дары даяти. Не любопытствуй о будущем, но располагай настоящим в пользу. Ибо какая тебе выгода предвосхитить ведение? Если будущее принесет тебе нечто доброе, то оно придет, хотя ты и не предузнал. А если оно скорбно, какое для тебя приобретение наперед томиться скорбью? Ты получил в помощь закон. В тебе и от природы было уже великое предрасположение к прекрасному, но Бог, усовершая сие, присовокупил в руководство тебе и закон. Хочешь ли удостовериться в будущем? Исполняй предписанное законом и ожидай наслаждения благами. Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли блазе, юже Господь Бог твой дает тебе (Исх. 20, 12). Желаешь ли благ? Исполняй предписанное. Не спрашивай прорицателя о здоровье, но прими врача, который предлагает для здравия средства, состоящие в твоей власти. Чему научишься у другого? Ни один прорицатель не дает бессмертия, ни один не возводит на небо, ни один не поставит тебя пред Судиею небоязненным, но сие дадут закон и точное его соблюдение. Соблюдая закон, не любопытствуй о будущем, но ожидай воздаяния.
Посему закон в помощь даде, да рекут не якоже слово сие, заньже не леть дары даяти о сем. А закон сей не то, что сие слово чревовещателя; ибо не для обмана вымышлен, как это слово, но он — учитель истины. Те прорицают за серебро, и это всего смешнее — обманываемые в награду за ложь платят им серебром. А это слово, то есть слово закона, не таково, чтобы за него давать дар, потому что никто не продает Божией благодати. Сказано: туне приясте, туне дадите (Мф. 10, 8). Видишь ли, как вознегодовал Петр на Симона, предлагавшего серебро за благодать Духа? Сребро твое — говорит он — с тобою да будет в погибель, яко дар Божий непщевал еси сребром стяжати (Деян. 8, 20). Итак, слово евангельское — не то, что продажные слова чревовещателей. Ибо кто может дать достойное за них вознаграждение? Послушай Давида, который недоумевает и говорит: Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми (Пс. 115, 3)? Итак, не леть дары даяти за сие — дары, равноценные благодати Его; один дар достоин — сбережение даруемого. Давший тебе сокровище требует за сие не цены дарованного, но сбережения, которое было бы достойно дара.
И приидет на вы жесток глад — говорит Пророк — и будет, егда взалчете, скорбни будете и зло речете князю и отечеству. Устрояющий все во спасение, Господь посылает иногда и голод к пользе детоводствуемых. Ибо сказано: озлоби тя, и гладом замори тя (Втор. 8, 3), чтобы сделать тебе добро. Посему жестоким называет голод непреодолимый и невообразимый. Ибо в голоде есть разность. Бывает голод, происходящий только от недостатка хлеба; бывает голод от оскудения и всего прочего, годного в пищу. Но сей голод, который обещает наслать пророческое слово, есть глад жесток, так что скудостью произведет печаль, которая может соделать спасение нераскаянно (ср.: 2 Кор. 7, 10).
А когда будут скорбеть по Богу, тогда зло рекут князю и отечеству. Кто сей князь, которому зло изрекают прекрасно скорбящие? Очевидно, князь мира сего, которому зло рекут из раскаяния, когда придут в сознание причиненного им вреда. Но зло изрекают и отечеству. А отечество живущих во грехах — житейские дела, которыми опутываются славолюбивые. Отечество для грешника — дела плотская, яже суть прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение (Гал. 5, 19–20), страсть, злое вожделение. Отечество — коварство, ложь, злоумышления, обманы, лицемерие. Посему, как бы от некоторого опьянения, отрезвившийся от дел мирских зло речет князю мира, который руководил его к делам погибельным; но зло речет и отечеству, в котором живя, не принимал дарованного нам Богом в помощь закона. Ты не можешь принадлежать истинному Царю, если не зло речешь князю. Посему Церковь научила тебя говорить: Отрицаюсь тебя, сатана — вот злоречение князю! Какое же злоречение отечеству? Отрицаюсь и дел твоих. Вот отечество — дела диавола. Блажен, кто искренно изрекает зло князю. Ибо приступает уже к истинному Царю и просвещается. Блажен, кто хулит древнее отечество, ибо найдет себе отечество — вышний Иерусалим, иже есть мати всех (ср.: Гал. 4, 26), которые подобны блаженному Павлу. Отечество — и лукавые нравы, преданные нам от отцов. Оставил тебе отец имение, приобретенное любостяжанием? Отдай его обиженному, не стой за него как за собственность, ибо это — наследие греха. Оставил тебе отец раба, порабощенного неправедно? Дай ему свободу — и отцу облегчишь мучение, и себе приуготовишь истинную свободу. Что говорит Пророк после сего?
И воззрят на небо горе, и на землю низу призрят, и се, скудость тесна и тма, скорбь и теснота и тма, якоже не видети; и не оскудеет в тесноте сый даже до времене. О сих, которые теснотой приведены в раскаяние, говорит слово, что воззрят на небо горе, которые прежде были согбенны, не могли разуметь возвышенного в Божественных созерцаниях, те самые, как бы от некоторых уз, отрешившись от пристрастия к земному, свободное око свое возведут к небу, созерцая естество невидимого и мысленного и уразумевая то место, в котором надобно полагать сокровище. Потом на землю низу призрят, познают малоценность своего естества по сродству его с землей, которые незадолго прежде надмевались и высоко о себе думали. Подивись же, с какой тщательностью Писание употребило выражения, придумав каждому предмету соответственное речение. Ибо небо и земля предложены нашему созерцанию; и о небе говорит: воззрят на небо горе, а о земле: на землю низу призрят. Потом в удивлении, по уразумении столь великих предметов, почувствуют скудость, стеснение и омрачение ума, когда изумление земному произведет в них это великое смущение. Ибо сказано: Егда скончает человек, тогда начинает, и егда престанет, тогда усумнится (Сир. 18, 6). Никто не знает, сколь многого он не ведал, пока не получил вкуса в сем ведении. Впрочем, благий Владыка обещает им полезнейшее. Ибо сказано: не оскудеет в тесноте сый даже до времене. Сие неведение не навсегда будет одержать род человеческий; напротив того, кто ныне ищет истины познания и болезнует об ее обретении, тот со временем узрит лицом к лицу и приобретет совершенство ведения, когда настанет время всеобщего обновления. Ибо сие значат слова даже до времене.
Толкование на девятую главу
(1)
Сие прежде испий, скоро твори, страно Завулоня и земле Неффалимля,
и прочии при мори живущии, и об ону страну Иордана, Галилеа языков. (2)
Людие ходящии во тме видите [
[185]]
свет велий; живущии во стране и сени смертней, свет возсияет на вы. (3)
Множайшии людие, яже извел еси, в веселии Твоем, и возвеселятся пред Тобою, якоже веселящиися в жатву, и якоже веселятся дел!ящии корысти. (4)
Зане отъятся ярем лежай на них, и жезл, иже на выи их, жезл бо истязующих разсыпа Господь, якоже в день, иже на Мадиама. (5)
Яко всякую одежду собранну лестию и ризу с примирением отдадут, и восхотят, да быша огнем сожжены были. (6)
Яко Отроча родися нам, Сын, и дадеся нам, Егоже началство бысть на раме Его; и нарицается имя Его: Велика Совета Ангел… приведу бо мир на князи, мир и здравие Ему. (7)
И велие началство Его, и мира Его несть предела на престоле Давидове и на царстве его, исправити е и заступити его в суде и правде, отныне и до века. Ревность Господа Саваофа сотворит сия.Пророческое слово, имея благовествовать о вочеловечении Господа и предлагая как бы некоторое начало духовного веселия, такими словами приветствует того, к кому обращено благовествование: Cие прежде испий. Пиющий в первый раз принимает в себя питие, поглощая его с жаждой. Ибо тогда особенно ощутительна приятность пития, когда без тошноты и рвоты, по чрезмерной сухости в гортани, желающий утолить жажду питием прохлаждает себя влагами вожделеваемого напитка. Посему и теперь, как бы жаждущим людям благовествуя об ожидаемой благодати, Пророк говорит: Сие прежде испий. Восприими в душу веселие, вложи в нее догмат спасения. Не почитай его ниже чего–либо другого, не думай, чтобы иное было предпочтительнее его: он выше всего; тебе невозможно представить что–нибудь первоначальнее Создавшего тебя или по естеству досточестнее Перворожденнаго всея твари (ср.: Кол. 1, 15). Прежде испий. Познай, что в начале бе Слово (Ин. 1, 1); ничего нет прежде начала; ничего нет прежде Сущаго в начале. Испий прежде не век, не расстояние, не место, в котором не существует Сын, не время, не мгновение, не какое–нибудь пустое представление, могущее составиться в душе. Сие прежде испий, скоро твори. Займись делом не с леностью, не с нерадением, не с беспечностью, не с расслаблением, но с напряжением сил, со всей поспешностью. Таков был Павел; он вдруг испил веру, нимало не умедлил приступить к проповеди; он не приложихся плоти и крови (Гал. 1, 16), но как скоротечец, едва получил знак начинать бег, поспешил к концу, к намеренному гоня, к почести вышняго звания (ср.: Флп. 3, 14).
Страно Завулоня. Пророк обращается к тем, у которых пребывал Господь, к тем, которые прежде ходили в тьме неведения, при восхождении же истинного Света, Иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир (Ин. 1, 9), увидели свет велий. Никто да не подумает, что с пророческими словами есть разногласие у Матфея, если он сказал: людие седящии во тме (Мф. 4, 16), а у Исаии находим сказанным ходящии во тме. Ибо то же значит — и ходить, и сидеть во тьме, потому что и тот и другой равно не достигают предположенной цели: один как не имеющий движения, а другой как ходящий напрасно. Ибо идущий без цели никогда не придет к ней, и связанный недеятельностью не достигнет ее. Итак, сии люди, омраченные языческим неведением, увидели свет; не свет огня, не свет звезд или луны, не свет солнца или молнии, но Свет велий, воссиявающий существам умопредставляемым и чувственным — Свет, Который пребывает со Отцем и просвещает человеков, просветляет Ангелов, всем достаточен, и даже сверх того простирает лучи Свои. В какой же стране жили язычники? В стране, осененной смертью. Ибо на них, по причине идолослужения, лежало как бы густое облако, пока пришедший Свет не рассеял тумана и не распростер над ними сияния истины.
Потом пророческое слово переходит к самому лицу Господа. что же говорит оно? Множайшии людие, яко извел еси, в веселии Твоем. Ибо не все прияли Слово, но большая часть последовала за Зовущим в вечное веселие; они и возвеселятся пред Богом, якоже веселящиися в жатву. Еже бо сеет кийждо, тожде и пожнет (ср.: Гал. 6, 7). Посему в день воздаяния приявшие Слово и принесшие плоды, соразмерные тому, что здесь им было поверено, получив воздаяние от Праведного Судии, возвеселятся, якоже веселящиися в жатву, и якоже веселятся дел!ящии корысти. Веселящиеся во время жатвы в собственных своих трудах имеют начатки веселия; обогащающиеся же корыстями открывают для себя внезапный источник обогащения. Посему Пророк упомянул о тех и других благах — и о благах, какие получим в воздаяние, и о благах, какие дарованы будут по благодати Щедродателя.
Ибо отъятся ярем, лежай на язычниках; они свергли тяжкое иго того, кто подверг их рабству греха и жезлом заставил их преклонить выю — свергли для того, чтобы, утвердив в душе проповедь Апостольскую, не подвергаться уже рабству греха.
Жезл бо истязующих разсыпа Господь, якоже в день, иже на Мадиама. Страшный истязатель приступил к человеческой жизни, поражающий жезлом и требующий исполнения его воли — это общий наш враг. Хочешь ли узнать, каковы удары его жезла? Послушай того, кто говорит: Возсмердеша и согниша раны моя (Пс. 37, 6). Зловонные струпы производит на ударяемом этот лукавый жезл. Представь себе человека, одержимого различными похотениями и сильно преданного наслаждению удовольствиями — какое сходство у избитого жезлом и увлекаемого в грех! Похоть не перестает жалить и мучить невоздержанного, пока не произведет в душе греховного струпа, который при воспоминании гнусных дел издает зловоние. Сей–то жезл разсыпа, как рассыпал начальство и владычество мадианитян, которых помните, думаю, историю как в книге Числ, так и в книге Судей. Ибо в книге Числ сказано: И ополчишася на Мадиама, якоже повеле Господь Моисею, и избиша весь мужеск пол; и царей Мадиамских убиша вкупе с язвеными их (Чис. 31, 7–8). А в книге Судей написано: Гедеон возвратися в полк Израилев и рече: востаните, яко предаде Господь в руки наша полк Мадиамль (Суд. 7, 15).
Что же значит — всякую одежду собранну лестию и ризу с примирением отдать? Думаю, сим выражается, что те, которые, налагая тяжкий ярем греха и поражая жезлом, принуждают ко греху, одежду собранну лестию и ризу возвратят с примирением. Те, которые ограбили людей и лестью обнажили их своих покровов, возвратят сие с примирением. Ибо когда берет нас под власть свою общий враг, тогда он отъемлет у нас ризы, облекающие благообразием наше безобразие. А риза христиан, покрывающая безобразие нашего греха, есть вера во Христа. Елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3, 27). Но и прежде веры во Христа враг наш обнажал человеческое безобразие, похищал у нас те мысли, которыми украшалась жизнь наша, и делал явной для всех нашу наготу. Посему поскольку он совлек с нас одежды при помощи хитрой своей изобретательности, то всякую одежду собранну лестию и ризу отдаст с примирением. Ибо не только возвращаем отнятое у нас, но даже соделываемся лучшими чрез присовокупление познания Христова. Облече бо мя, говорит Пророк, в ризу спасения и в одежду веселия (ср.: Ис. 61, 10). Итак, всякую одежду собранну лестию, то есть тайно похищенную, с примирением отдадут, и восхотят, да быша огнем сожжены были. Яко Отроча родися нам. Лукавые силы по пришествии Господа взывали: чт!о нама и Тебе, Иисусе Сыне Божий? пришел еси семо прежде времене мучити нас (Мф. 8, 29). Тогда они пожелают лучше быть сожженными огнем, нежели осужденными явлением Христовым во плоти.
Яко Отроча родися нам, Сын, и дадеся нам, Егоже началство бысть на раме Его; и нарицается имя Его: Велика Совета Ангел. Сколько имен Господа преподал нам Пророк, слышали мы выше. Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил (ср.: Ис. 7, 14; ср.: Мф. 1, 23). Здесь нарицается имя Его: Велика Совета Ангел — Тот, Кто соделал известным Великий Совет, сокровенный от веков и не явленный иным родам (см.: Кол. 1, 26); Тот, Кто возвестил и явил неизследованное Свое богатство во языцех: быти языком снаследником и стелесником (ср.: Еф. 3, 8, 6). Того Самого, Егоже началство на раме Его, то есть царство и могущество в кресте, ибо, вознесенный на крест, всех привлек Он к Себе (см.: Ин. 12, 32).
Приведу бо мир на князи, мир и здравие Ему. И велие началство Его, и мира Его несть предела. Из сего видно, что слова сии сказаны от лица Отца. Поскольку Отец умиротворил Кровию креста Его, чрез Него, аще земная, аще ли небесная (ср.: Кол. 1, 20), то и сказано: приведу бо мир на князи, и здравие Ему. Думаю же, что словом показывается тайна Воскресения. Поскольку распят бысть от немощи, но жив есть от силы Божия (2 Кор. 13, 4), то и сказано, что приведется здравие Ему против немощи плоти, которую восприял за нас.
И мира Его несть предела. Мир Мой даю вам — говорит Господь — не якоже мир дает, Аз даю вам (Ин. 14, 27). Посему мира Его несть предела, ибо это премирный дар. Если бы Он был от мира, то и продолжался бы не долее бытия мира. Но теперь приявший и соблюдший мир Его будет вечное время жить, наслаждаясь благами мира. Мир Соломонов ограничивался определенным числом лет, а мир, даруемый Господом, равновелик всему веку, как бесконечный и беспредельный. Ибо все покорится Ему, все признает владычество Его. И когда будет Бог всяческая во всех (1 Кор. 15, 28), по приведении в безмолвие мятежных отступников, тогда в мирном согласии будут песнословить Бога.
На престоле Давидове и на царстве его, исправити е. Поскольку сказано, что не оскудеет князь от Иуды и вождь от чресл его, дондеже приидут отложеная Ему (Быт. 49, 10), то все почти единогласно возвещают, что Господь происходит по плоти от семени Давидова. Посему воссядет на престоле Давидове и на царстве его, чтобы исправите е и заступити его в суде и правде. Сказано: судбы Твоя бездна многа; и правда Твоя яко горы Божия! (ср.: Пс. 35, 7). Потому и судьбы Его непостижимы, и правда Его по преимуществу высоты неудобозрима.
Ревность Господа Саваофа сотворит сия. Возревновавший о нас, погибавших в неведении, восприимет на Себя домостроительство человеков, чтобы приобрести их в Царство Свое. И так ревность Господа Саваофа, Бога воинств, Которому подчинена всякая Сила, сотворит сия.
(8)
Слово [
[186]]
посла Господь на Иакова, и прииде на Израиля, (9)
и уразумеют вси людие Ефремовы и живущии в Самарии, в досаждении и высоцем сердцы глаголюще: (10)
плинфы падоша, но приидите, изсечем камение и посечем черничие и кедры, и созиждем себе столп.Кажется, что наименованием Иакова и Израиля пророческое слово дает нам понятие о двух действиях: о первоначальном обучении несовершенных и о высшем усовершении добродетели. А такую мысль подает нам самый образ переименования Патриархова. Ибо при рождении Патриарх назван Иаковом, потому что придержася пяте братней (ср.: Быт. 25, 26), а после борьбы вместо награды дано ему наименование как победителю. Не прозовется ктому имя твое Иаков, но Израиль будет имя твое (Быт. 32, 28). Итак, Слово было послано на Иакова, и прииде на Израиля. Хотя Слово к тем, которые немощнее, по милосердию нисходит к первым, однако же прозорливейшие, восчувствовав пользу Слова, как бы расхищают Его, предваряя нерадивых, к которым Оно послано. Итак, Слово посла Господь на Иакова. Знаешь ли Слово, Которое бе в начале, и бе у Бога (ср.: Ин. 1, 1)? Сие–то Слово послал Отец к Иакову; но познал Слово истинный Израиль — души прозорливейшие.
И уразумеют вси людие Ефремовы и живущии в Самарии, в досаждении и высоцем сердцы. Это тот Ефрем, из которого возникший отступник Иеровоам увлек с собой в раскол десять колен и, слив золотых юниц, убедил народ отступить от служения Богу и служить египетским идолам. Посему живущии в Самарии, в досаждении и высоцем сердцы, пришед в сознание истины, прияли Слово, как повествует и книга Деяний, что услышали Апостолы, яко Самариа прият Слово (ср.: Деян. 8, 14).
Потом Пророк описывает, каковы были их досаждение и гордость. Ибо, презирая удел Давидов, потому что удобно было разрушить царство его, в насмешку говорили: плинфы падоша, но приидите, изсечем камение. Плинфами называли устройство царства сынов Иессеевых, а твердостью камней, взаимно между собой сплоченных, именовали свое могущество и согласие в делах житейских.
И посечем, сказано, черничие и кедры, и созиждем себе столп вместо храма, который устроил для Иуды Соломон. Подобное сему замышляли и те, которые чрез построение высокого столпа намеревались сделать для себя доступным небо. И они говорили: приидите, сотворим плинфы и испечем их огнем и еще приидите, созиждем себе град и столп, егоже верх будет даже до небесе (Быт. 11, 3, 4). Черничие есть дерево самое многоплодное, но плоды его совершенно безвкусны, разве кто тщательной насечкой извлечет из них некоторый сок, приятно действующий на вкус. Поэтому принимаю дерево сие за символ языческого общества, возрастающего числом, но как бы оскудевающего в уме от привычки к языческим нравам; оно, если кто возможет произвести в нем насечки словом, от сего изменения получив сладость, делается благопотребным. И кедры берутся иногда в образ великих душ, имеющих порывы, достойные похвалы, потому что возвышенно мудрствуют и имеют жительство на небесах, как знаем сие из псалмов, где Давид в число хвалящих Бога включает кедры и говорит: древа плодоносна и вси кедри (Пс. 148, 9) и еще: Насытятся древа польская, кедри Ливанстии, ихже еси насадил (Пс. 103, 16). Но знаем также, что иногда кедрами называются жестокие и непреклонные нравы, взимающиеся на разум Божий (ср.: 2 Кор. 10, 5). Посему–то стрыет Господь кедры Ливанския (Пс. 28, 5). И превозносящиеся лжеименным ведением, и представляющие, что постигли тайны всевышнего Бога, называются также кедрами. Видех нечестиваго превозносящася и высящася яко кедры Ливанския. И их истребление мгновенно. Мимо идох, и се, не бе (Пс. 36, 35–36). Сии–то кедры брали на построение столпа, прежде пришествия Слова, жившие в Самарии в досаждении, насмехавшиеся над богопочитанием иудеев и падшими плинфами называвшие все, назданное на их догматах.
(11) И разрушит Бог востающия на гору Сионю, на Него, и враги его разсыплет: (12) Сирию от восток солнца и Еллины от запада солнца, поядающия Израиля всеми усты. И так обещает им разрушить и низложить всех восстающих против горы Сион и рассыпать нечестивое их согласие против истины. Враги же эти суть сирияне и еллины, из которых одни живут на востоке, а другие — на западе. Они будут рассыпаны за то, что поядали Израиля всеми усты. А устами называет здесь Пророк уловляющую силу слова, которой вполне они пользовались для расставления сети в простоте верующим в Бога.
Во всех сих не отвратися ярость Его, но еще рука Его высока. (13) И людие не обратишася, дондеже язвени быша, и Господа не взыскаша. При всем этом поскольку враги Божии, и наказываемые, не пришли в сокрушение сердца, то не отвратися ярость, но еще рука, то есть карательная сила, подъята на не раскаивающихся в злобе и лукавстве, с какими они действовали. Итак, поскольку люди сии врачуются не словом, а наказанием, то написано: И людие не обратишася, дондеже язвени быша. Поэтому для таких людей необходимы наказания. Посему никто не трудись над разысканием причин явлений горестных: для чего засухи, для чего дожди, для чего удары грома, для чего град? Это для нас, имеющих нераскаянное сердце и не прежде обращающихся, разве когда бываем язвени.
(14) И отъят Господь от Израиля главу и ошиб, велика и мала, во един день. После того как достигнет к ним посланное Слово, по слову Пророка, будут приведены в замешательство все худые их распоряжения, отняты князи и сопровождающие их, и высоко о себе думающие в своем могуществе, и подчиненные. Обесчестится председательство старейшин и судящих по лицеприятию. А не имеющие никакой степени в народе, но сами себя поставляющие и ложно приписывающие себе пророческое дарование, не приняв его от Духа, учаща беззаконная (ср.: Ис. 9, 15), каковы были при Иеремии Анания (см.: Иер. 28, 5) и при Михее лжепророки, в которых был дух лжив и прельстил Ахаава, побудив его к войне с сирианами (ср.: 3 Цар. 22, 22) — и они, составляя как бы ошиб народа, будут также отняты.
(16) Но и блажащии людий сих льстяще им и обманом обирающие. (17) Сего ради о юношах их и о цветущих возрастом не возвеселится Господь; и если кто сирота в людях сих, и если кто вдовица, не будут помилованы. Ибо немощное и беспомощное достойно жалости, а сильное в злобе и лукавстве достойно отвращения и ненависти. Потому Пророк присовокупляет, что не отвратися ярость Его, но еще рука Его высока, угрожает и льстящим, и обольщенным в народе, у которого вси беззаконнии и лукавии и глаголют неправду.
Но сия угроза имеет некоторый вид благодеяния, потому что (18)
разгорится яко огнь беззаконие. Ибо Благий Владыка, благодетельствуя людям, устрояет, что уготованное беззаконием вещество предается уничтожению.
И яко троскот [
[187]]
сухий — говорит Пророк —
пояден будет огнем, и разгорится в чащах дубравных. Пока душа бывает подавлена земными страстями, дотоле страсти ее, поражаемые плотским мудрованием, расстилаются, как
троскот, взаимно одна другой служа началом и одна от другой рождаясь. Ибо как
троскот самое плодущее из былий и рождение его никогда не прекращается, но окончание первого рождения всегда бывает началом следующего, так подобно сему и свойство грехов: один грех следует за другим. От блуда рождается блуд, привычка ко лжи делается матерью лжи, и искусившийся в воровстве легко отваживается на неправое дело, потому что предшествующий грех делается поводом к новому греху. Посему если обнажим грех исповедью, то сделаем его сухим троскотом, достойным того, чтобы
пояден был очистительным огнем. Но он разгорается
в чащах дубравных. Заметь, что сказано о дубравах в Первой книге Царств. Все люди, бывшие в сражении, взошли в дубраву и изнемогали, не ядя [
[188]]. Но и Авессалом во время сражения входит в дубраву (см.: 2 Цар. 18, 9). Посему если грех наш не сделается, как
троскот сухий, то не будет пояден огнем и не разгорится. И чащами дубравными Пророк называет людей притворных, имеющих ум скрытный, в тайне сердца своего соблюдающих много злого.
Потом Пророк присовокупляет, что (19) за ярость гнева Господня сгоре вся земля. Чем показывает, что земное предается карательному огню в благодеяние душе, как и Сам Господь дает разуметь, говоря: Огня приидох воврещи на землю, и хотел бы видеть, аще уже возгореся (ср.: Лк. 12, 49). И будут людие яко огнем пожжени. Не уничтожением угрожает, но разумеет очищение, по сказанному у Апостола: егоже дело сгорит, отщетится; сам же спасется, такожде якоже огнем (1 Кор. 3, 15).
Потом Пророк изображает злобу в людях и мятеж, у них уже не прекращающийся и дошедший до совершенной неисцельности. Ибо говорит: человек брата своего не помилует. (20) Но приходящего получить какую–нибудь помощь уклонится на десно, то есть сделается к нему неблагорасположенным, яко взалчет, и снесть от шуиих. Ибо кто не поступает право и достойно одобрения, тот насытится неблагоприятным и недозволенным. Итак, что же значит снесть от шуиих? Пророк толкует. И не насытится — говорит он — человек ядый плоти мышцы своея.
А сим дает видеть какое–то зверское состояние души, изображая, как братья, с жестокостью нападая один на другого, пожирают друг друга. Снесть бо Манассий Ефремово, и Ефрем Манассиино. Ибо Пророк представляет их жестокими и уподобляет плотоядным зверям, так что ненасытно поедают плоть мышцы другого, почему конец их есть совершенная погибель, по сказанному Апостолом: Аще же друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете (Гал. 5, 15). Но столь враждебно расположенные друг к другу в то же время будут единодушны в злоумышлении против ближнего. Ибо сказано: вкупе повоюют Иуду, то есть исповедующихся Богу и пребывающих в служении Ему, потому что Иуда толкуется исповедание. Но Пророк, будучи разногласен сам с собой, в борьбе с добродетелью высказывает какое–то согласие. Например, дерзость и трусость противоположны друг другу — одна как излишество, другая как недостаток; но они равно противоборствуют мужеству, которое составляет между ними середину, и как бы осаждают его с обеих сторон. Посему говорится, что Ефрем и Манассия снедают плоти друг друга, но сошлись вкупе повоевать Иуду.
Толкование на десятую главу
(1) Горе пишущим лукавство, пишущии бо лукавство пишут, (2) укланяюще суд убогих, восхищающе суд нищих людий Моих, яко быти им вдовице в расхищение и сироте в разграбление. (3) И что сотворят в день посещения? Скорбь бо вам отдалече приидет. И к кому прибегнете, да поможет вам? И где оставите славу вашу, (4) еже не впасти в пленение? И под убиеными падут. И во всех сих не отвратися гнев Его, но еще рука Его высока.
Есть люди, которые, отказываясь следовать отцам и преданным им догматам, желают сами стать начальниками ересей. Посему выдумывают некоторые нововведения в правом учении, пишуще лукавство и нечестие; на них–то, на сих отцов лжеименного ведения, на сих сочинителей безбожных учений, падает горе. Ибо такие люди расхищают обнищавших верой, овладевают душами, вдовицами истинного Жениха — Бога Слова. А если видят, что кто–нибудь чрез грех осиротел от Бога, то и его делают как бы своей добычей, обещая ему всякую безопасность и предлагая жизнь сластолюбивую, если только найдут его согласным на безбожные учения. Такова произникшая ныне ересь аномеев, которые и блудникам, и прелюбодеям, и мужеложцам, и поработителям людей свободных, и клятвопреступникам, и лжецам обещают отпущение грехов, если только найдут их участниками в хуле на Единородного. К ним говорит пророческое слово: что сотворят в день посещения? А днем называет явление Господа нашего Иисуса Христа с небес, когда приидет в мир воздать каждому по делам его. В сей день, как пишущии лукавство, приимут они скорбь, приходящую к ним издалека. Но к кому прибегнете, да поможет вам? Ибо писали вы против Бога, Судии живых и мертвых. Обвинением вашим будут ваши писания.
Потом Пророк говорит: «Где оставите славу вашу? Вы, любящие все делать напоказ, пристрастные к человеческой чести, но желавшие стать ересеначальниками, чтобы получить себе имя, и потому глаголавшие неправду в высоту (ср.: Пс. 72, 8) — где тогда, в день суда, оставите славу вашу? Но таковые — говорит Пророк — под убиеными падут. Теперь ты, начальник обманутых, пользуешься их удивлением, носишь имя вождя и учителя, уважаем и ублажаем ими; а тогда будешь бесчестнее и их самих, тобой умерщвленных. Ибо принятие ложного мнения — убийство души. Итак, под ними падешь ты, и бремя убиенных тобой наляжет на тебя».
А поскольку каждый из нас своей жизнью как бы пишет свое рукописание, напечатлевая в памяти своей образы дел, то, может быть, пророческое слово называет несчастными и таковых, как пишущих лукавство. Ибо сердце праведных написано не чернилом, но Духом Бога жива (2 Кор. 3, 3), а сердце неправедных написано не Духом Бога жива, но чернилом, сродным тьме и врагу света. Посему каждый или за себя пишет, делая добро, или, на себя составляя рукописание, собирает лукавое. Итак, есть рукописание на нас (ср.: Кол. 2, 14), написываемое собственными нашими руками, когда делаем худо; есть рукописание за нас, когда делаем хорошо. А есть и такие, что подделывают письмена в договорах и изменяют буквы в бумагах на владение полями, в завещаниях, в поручительствах и различных условиях, когда пишут что–нибудь, утверждающееся на письменном доказательстве; и таковые лукавство пишут, извращая правый суд в рассуждении убогих и расхищая достояние нищих в народе — от чего вдовица обращается им в снедь и сирота в корысть, как бывает у победителей при грабежах во время войны. Им напоминает пророческое слово: что сотворят в день посещения? День же суда и воздаяния каждому по мере грехов его наименовало оно днем посещения, которым и угрожает им: Скорбь вам отдалече приидет.
А значение слова отдалече будем понимать так: спасение наше не отдалече, но близ нас есть, ибо сказано: Бог приближаяйся Аз есмь (Иер. 23, 23). Я ближе к ним, нежели хитон к их телу. И еще сказано: заповедь сия, юже Аз заповедаю тебе днесь, не тяжка есть, ниже далече есть от тебе; не на небеси есть, глаголя: «кто взыдет от нас на небо и возмет ю нам и услышавше ю сотворим?» ниже об ону страну моря есть, глаголяй: «кто прейдет нам на ону страну моря и возмет ю нам, и услышавше ю сотворим?» Близ тебе есть глагол зело, во устех твоих и в сердцы твоем и в руку твоею, творити его (ср.: Втор. 30, 11–14). И Господь наш говорит: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21). Посему лучшее и спасительное близ нас и внутрь нас есть; а противное сему приходит к нам отдалече, так как оно вне нас. Ибо не в самом устройстве нашем заключен был грех, но привзошел впоследствии. Посему Пророк и угрожает, что скорбь, насылаемая за грехи, отдалече приидет.
(5) Горе Ассирием, жезл ярости Моея и гнев есть в руку их. (6) Гнев Мой послю на язык беззаконен, и Своих людий повелю сотворити корысти и пленение, и попрати грады и положити я в прах. (7) Сей же не тако помысли и душею не тако возмне; но отступит ум его, и еже потребити языки не малы. (8) И аще рекут ему: «ты ли еси един князь? (9) И речет: не взях ли страны, яже выше Вавилона и Халани, идеже столп создан, и взях Аравию и Дамаск и Самарию? (10) Якоже сия взях, и вся княжения возму».
За множество беззаконий народа насылаются на них ассирияне, не по собственной их праведности, но по чрезмерной неправде народа. Впрочем, и самые ассирияне, которые не разумели, что они вместо исправительного бича даны народу, преступившему Божии узаконения, но высоко о себе думали, как будто приобретшие какую–то силу, называются у Пророка несчастными. Горе вам, ассирияне, вы — жезл ярости Моея, вы — карательное орудие, не собственной силой действуете, но действием Движущего вас насылаетесь на достойных сокрушения. И гнев есть в руку их — говорит Пророк. Гневом же, очевидно, называет здесь наказание, как и Псалмопевец: ниже гневом Твоим накажеши мене (Пс. 6, 2). Итак, наказание Израиля в руках ассириян.
Гнев Мой послю на язык беззаконен. Наложу наказание на этот народ, который не захотел жить по Закону, ему предписанному. И Своих людий повелю сотворити корысти. Благий Бог, по человеколюбию, называет еще Своим народ, творивший беззаконие. Поскольку он творил беззаконие, Бог посылает на него гнев. Но поскольку однажды избрал его, по причине избрания отцов, то не отрекается от свойства с ним. Посему говорит: повелю сотворити корысти и пленение, и попрати грады и положити я в прах, чтобы знали мы, что все бедствия, какие терпим, несем по Божию распоряжению. Ибо Бог не попускает, чтоб мы были преданы в волю лукавым и карательным силам, но Сам определяет меру наказаний, имея в виду силу врачуемых. Корысти означают все то, что бывает на мертвых, падших в сражении: оружие ли, одежда ли или другое какое украшение; а пленение (pronom«h) означает раздел военной добычи, производимый по достоинству победивших. Посему ассириянам повелено сотворити корысти и пленение в Израиле, попрати его города и обратить их в прах.
Сей же не тако помысли и душею не тако возмне, но превознесся умом, как будто не за грехи предан ему народ; а вознесшись умом и изринув из помышления своего истинную причину, почитает себя сильным, еже потребити языки не малы. И поскольку подвластные с лестью и потворством говорят ему: ты еси един князь, он, как бы смеясь, отвечает: не взях ли страны, яже выше Вавилона и Халани? То есть: «Я еще не стал господином всех, не к моему царству принадлежит страна, которая выше Вавилона и Халани, идеже столп создан«; а разумеет тот древний столп, который созидали на поле Сеннаарском говорившие: приидете и, прежде нежели разлучились мы друг с другом, созиждем себе град и столп, егоже верх будет даже до небесе (Быт. 11, 4). Имя же Халань не употребляется в другой раз в Писании; но догадываюсь, что страна сия где–нибудь близ Вавилонии, потому что Вавилон ведет свое имя от смешения языков, которые смесил Господь, расторгая согласие на зло. Ибо Писание говорит, что имя месту тому наречеся смешение (ср.: Быт. 11, 9), по–еврейски же Бабель.
Но у Пророка говорится: взях Аравию и Дамаск и Самарию? Якоже сия взях, и вся княжения возму. Итак, поскольку взял в мысль себе, что может привести в покорность все города, а не уразумел, что если одержал над людьми победу, то сие произошло не по собственной его силе, но по Домостроительству Бога, вразумляющего согрешивших, то по сей самой причине пророческое слово представляет его достойным оплакивания.
«Возрыдайте, изваянная во Иерусалиме и в Самарии: (11) якоже бо сотворих Самарии и рукотворенным ея, тако сотворю и Иерусалиму и кумиром его». Как возрыдают изваянная, сделанные из дерева, камня или другого какого вещества и искусством человеческим приведенные в образ или бессловесных четвероногих животных, или птиц, или и пресмыкающихся, каковы кумиры египетские? Ибо рыдание есть скорбный голос, выражающий сердечную болезнь нечленораздельным каким–то звуком. Посему как же возрыдают изваянная? Возрыдают потому, что в обделанных человеческими руками деревах, или камнях, или также в золоте, серебре и слоновой кости, и во всех других идолах из дорогого и недорогого вещества, которым кланяются язычники, присутствуют демоны, невидимо прилетающие и наслаждающиеся приятностью нечистых испарений. Ибо как прожорливые псы не отходят от мясных лавок, где есть кровь и гной, так и ненасытные демоны, уловляя случай усладиться кровию и туком жертв, любят быть около жертвенников и поставленных им кумиров. А может быть, и питаются сим тела их, или воздушные, или огненные, или смешанные из обеих стихий. И история Царств показывает, что демонская сила присутствует в изваяниях, посвященных демонам. Ибо сказано: взяша иноплеменницы кивот Божий и внесоша его, где был Дагон. И обутреневаша Азотяне наутрие, и се, Дагон паде на лице свое на землю (ср.: 1 Цар. 5, 2, 3). Итак, видимое изваяние был Дагон, а падающий на лице есть демон, побежденный славой, окружающей кивот Божий; он падает на лице, но ниспровергает с собой и рукотворенное. Посему–то вкушающие идоложертвенное называются общниками трапезе бесовстей (ср.: 1 Кор. 10, 20, 21), потому что из жертвы, приводимой к идолу, уделяется нечто присутствующему в нем демону, и он берет некоторую часть из испаряющейся крови, из обращающегося в дым тука и из прочих всесожжений; и кто пьет из чаши, из которой делается возлияние, тот пьет чашу бесовскую (ср.: 1 Кор. 10, 21). Посему возрыдают изваянная, то есть демоны, соименные изваянным. И когда говорится, что приидет во Египет Господь и потрясутся рукотворенная Египетская, и сердца их разслабнут (ср.: Ис. 19, 1), объясняем слова сии в том же смысле. Ибо в пришествие Господне демоны, обитающие в местах надземных, потрясутся, обращенные в бегство, и прогнаны будут в приличное им место бездны. Посему проклят всяк, иже сотворит изваяние и слияние, дело рук художника, и положит е в сокровении (ср.: Втор. 27, 15), потому что в изваянии приобрел себе худое сокровище — беса, следующего за изваянием, и с бесом привлек в дом свой клятву.
(12) И будет, егда скончает Господь вся творя в горе Сиони и во Иерусалиме, наведет на ум великий, на князя Ассирийска и на высоту славы очию его. После того как изваянным в Иерусалиме и в Самарии предписано рыдание и угрозой им Иерусалим как бы уже очищен, освобожден от скверн идольских и вразумлен карательными ударами, какие понес, будучи предан ассириянам — после всего этого пророческое слово угрожает уже, что кары обращены будут на князя Ассирийска. Поскольку он превознесся мыслью и не уразумел, что грех иудеев был причиной таковых несчастий, но возмечтал, что по собственному своему умышлению и своей силой взял верх над Иерусалимом, то за такое высокомерие и за неразумную высоту превозношения в уме сказано о нем: наведет на ум великий, на князя Ассирийска и на высоту славы очию его. Один велик по своей природе, а другой по самомнению и преизбытку того, что не принадлежит ему. А тот ум в действительности велик, который созерцает великое, способен проникать в Творческие законы и из них уразумевать красоту премудрости Художника всяческих. Велик, кто способен проникать в Домостроительство всего совершаемого Богом и в Промысл Его, простирающийся на самые малейшие твари, и из сего усматривать праведные суды Божии. Велик ум, который в Ангелах и Силах и всякой премирной Славе познает Царя Славы и Господа Сил. А кто ублажает и возвышает сам себя, того гораздо справедливее было бы назвать мнимым мудрецом и суемудрым, нежели великим по уму. Но поскольку Писанию обычно в наименованиях следовать мнению многих, то оно назвало великим умом, не об естественном величии свидетельствуя, но указывая на усвоенное ему мнением. Посему Господь, наказывая его гордость и смиряя высокомудрие, говорит, что наведет на ум великий ассирийский; обличая же нетвердость мнения, говорит, что наведет наказание на высоту славы очию его. Ибо славу, это многозначительное слово, иные определяли только в одном из многих значений — как нетвердое мнение.
Но выражение ум великий и мудрый может быть принято в смысле ум лукавый. Например: Змий мудрейший зверей сущих на земли (ср.: Быт. 3, 1), и дому строитель неправедный мудре сотвори, и сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем (ср.: Лк. 16, 8). Понятие же слова мудрый протолковал нам Апостол в Послании к Коринфянам, говоря: Боюся, да не како, якоже змий Еву прельсти лукавством своим (2 Кор. 11, 3). Он показал, что история приписывает змию ложную мудрость; ибо слово мудрость заменил словом лукавство. Так и ум великий приписывается не в похвальном каком–либо отношении (как полагали тщательные изыскатели знаменования слов, говоря, что ум есть складчина мудрости), но лжеименно. Или сам себе удивляющийся, или льстецами так провозглашаемый, и в Писании называется теперь тем же именем. А этот ум великий, поскольку знает, что у мудрого, то есть истинно мудрого, очи его во главе его (Еккл. 2, 14), прославляет очи свои за то, что смотрит не на дольнее, не на земное, но любопытствует о выспренних и останавливается на горнем. Таковы еллинские мудрецы. Хотя жизнь их погружена в гнуснейших плотских страстях, но поскольку они занимаются естествословием неба и звезд, эфирных и воздушных явлений, то приписывают какую–то славу очам своим.
(13) Рече бо: «крепостию руки моея сотворю, и премудростию разума отыму пределы языков, и силу их пленю, (14) и сотрясу грады населеныя, и вселенную всю обыму рукою моею яко гнездо, и яко оставленая яица возму, и несть, иже убежит мене, или противу мне речет, и отверзет уста и глумит».
Теперь ясно толкует Пророк, за что назвал его великим умом и за что угрожает навести наказание на высоту славы очию его, именно за хвастливость слов, какими он выражался пред низшими, со всей язвительностью угрожая им всяким возможным истреблением и говоря, что сила его непреоборима и неотразима. Он хвалился, как действительный господин всего, что ни захочет, как имеющий силу непременно исполнить всякое свое предприятие. «Поскольку у меня много и конной, и пешей силы, и нет мне противника, поскольку в военных делах имею мудрость, никому не доступную, и смышленость, никем не постигаемую, то — говорит он — отыму пределы языков, и силу их пленю. Ибо, принудив все народы покориться моему царству, для всех положу один предел — мое владычество. Теперь каждый отделен от другого собственными рубежами. Посему, отъяв пределы их, заставлю всех быть под одним скипетром моего царства. И силу их пленю«. Пленом (pronom!h) называется раздел между победителями отнятого у врагов, когда победители делят между собой или пленных людей, или захваченный скот, или что другое, из необходимого для жизни, и каждый, по мере своего отличия удостоиваясь доли из добычи, участвует таким образом в приобретенном войной. «И города — говорит он — которые теперь утверждены непоколебимо, сотрясу и смету моею силой, и вселенную всю обыму рукою яко гнездо«. Ибо что за труд — взять рукой неоперившихся птенцов, согреваемых в гнезде питающей их птицей, когда они не в силах еще ни лететь, ни бежать? Потом, усиливая свое презрение к людям и возвышая собственное могущество, говорит: «Нет, не яко гнездо обыму вселенную, но яко яица оставленая, тако возму, и несть, иже убежит мене, или противу мне речет«.
Итак, если останавливаться на буквальном значении, то сие скажет князь ассирийский, надменный в уме успехами против Иудеи и Самарии, и рассуждающий, что он в одно нашествие возьмет все народы, что никто не подымет против него руки, но силой его будут слиты все пределы народов, и целая вселенная смятется от страха в его нашествие, достающийся же в его руки будет взят легче, нежели птенцы у птицы, и вся подсолнечная, с приближением его силы, будет захвачена с большим удобством, нежели как иному удобно взять яйца, на которых не сидит уже согревавшая и оживотворявшая их птица. Но поскольку такая гордыня как бы выше гордыни человеческой, то, по мнению некоторых, слова сии приличны истинно горделивому, вознесшему выю свою против Вседержителя, непокоривому и отступнику, который в грех своего отступничества увлек последовавших ему лукавых духов. Ибо он и почитает себя умом великим, и представляет себя обозревающим высокое, и угрожает, что покорит себе целую вселенную. Он и на вопрос Господа откуду грядеши? — не обинуясь отвечал: прошед подсолнечную и обшед поднебесную, приидох (ср.: Иов. 2, 2). Он дерзнул и Господу всей твари показать царства земные и сказать: «Все это мое, потому, аще ныне пад поклонишимися, Тебе дам» (ср.: Мф. 4, 9). Посему, может быть, под царем ассирийским пророческое слово разумеет князя века сего. И Господь именует князя века сего, говоря: ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин. 12, 31) и вскоре потом: Ктому не много глаголю с вами; грядет бо сего мира князь и во Мне не имать ничесоже (Ин. 14, 30). Но много князей, и есть князи народов, поставленные для стражи и охранения народа, каждому из них порученного, как Моисей говорит в песни: Егда разделяше Вышний языки, яко разсея сыны Адамовы, постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор. 32, 8). И еще Апостол говорит: Премудрость же глаголем не века сего, ни князей века сего; но глаголем Божию премудрость, юже никтоже от князей века сего разуме (ср.: 1 Кор. 2, 6–8). И еще у Даниила пишется о князе персском и о князе еллинском. Ибо Ангел говорит ему: аз приидох во словесех твоих. И князь царства Персскаго стояше противу мне; и се, Михаил един от старейшин первых прииде помощи мне, и того оставих тамо со князем царства Персскаго. И немного после: аз же исхождах, и князь Еллинский грядяше (ср.: Дан. 10, 12–13, 20). Итак, если сие сказано от лица диавола, то, может быть, выражается гордыня его не против людей, но против духовных или других Сил.
(15) Еда прославится секира без секущаго ею? Или вознесется пила без влекущаго ю? Такожде аще кто возмет жезл, или древо. Пророческое слово обличает гордыню князя ассирийского. Для чего ты высоко думаешь о себе, как посекающий народы и ниспровергающий могущество городов? Поэтому стала бы высоко о себе думать и секира, как низлагающая на землю огромные дерева, и пила, как разделяющая цельность и связность дерев. Но секира не сечет без рук, и пила не может разделить без влекущего ее и рассекающего дерева по правилам искусства на какую ни есть потребу. Если же достоин кто похвалы, то, конечно, действующий секирой и со знанием дела влекущий пилу. Так, не дерево, получившее вид скипетра, должно пользоваться преимуществом власти, но тот, кто держит в руке скипетр, в знак принадлежащего ему владычества. Так взял Я и тебя для наказания согрешившего народа, вместо секиры и пилы употребив твою жестокость, чтоб дать правдивое вразумление народу для его же пользы. Как в судилищах палачи, поставленные быть совершителями казни, не властны в наказании и делают не что–нибудь по своей силе и власти, а только дозволяемое им законами, подобно и ассирияне, не как народ сильный, не как способные произвести что–нибудь сами по себе, а только в известной мере, данной им от Врачующего согрешивших, употребляются в дело при наказании.
И не тако. (16) Но послет Господь Саваоф на твою честь безчестие, и на твою славу огнь горя возгорится. (17) И будет Свет Израилев во огнь, и освятит его огнем горящим, и пояст яко сено вещество. Вот воздаяние за безрассудную гордыню! Поскольку ты хвалился и называл себя умом великим, восхищался высотой славы очей, то послет Господь безчестие на твою честь и огнь на славу твою. Поскольку ты грозил отъять пределы языков, сотрясти грады населеныя, объять вселенную всю яко гнездо и взять яко яица, так что никто не убежит, ни противу речет, то за сие огнь горя возгорится. И будет Свет Израилев во огнь, то есть состояние дел переменится, и Израиль, теперь униженный и преданный тебе для наказания за грех, возблистает. Посему слава его послужит к твоему истреблению. Ибо сказано: будет Свет Израилев во огнь. И как у огня двоякое действование: он светит и жжет, то усладительное и приятное в огне пребывает у Израиля, освещая и озаряя его, а язвящее и болезнетворное отделено будет на часть горделивого, сожигая его и чрез сожжение предавая неослабному мучению.
И освятит его огнем горящим, и пояст яко сено вещество. Пророк показывает свойство огня, именно очистительное. Ибо освятит его, как огнем горящим. Но когда освятит огонь? Когда пояст вещество яко сено. Итак, поскольку Бог наш огнь есть потребляяй (ср.: Втор. 4, 24), то, очевидно, потребит Он вещество и от вещества происходящие страсти в душе, которая живет не по духу, но по плоти.
Должно же знать, что тщательные исследователи значения слов нашли различие между словами доброе мнение (d!oxa) и слава (kle!oV) и говорят, что первое есть хвала народная, а последняя — хвала от добрых. Подобным сему образом различают и честь, говоря, что есть честь разумная и, будучи оценкой преимущества, воздается она достойным уважения (а преимущество почитают наградой добродетели) и есть честь — воздаяние от черни за дела, не совершенно достойные одобрения.
(18) В той день угаснут горы и холми и дубравы, и пояст от души даже до плотей. После того как Господь Саваоф послет на честь князя ассирийского бесчестие и на главу его огнь горящий и после того как Свет Израилев будет во огнь ассириянину, чтобы он, как не освященный светлостью Света, очистился жжением огня, содействующего к очищению и, яко сено, поядающего находящееся в нем вещество грехов — после всего этого, по истреблении вещества, возжигающего карательный пламень, тогда, говорит Пророк, перестанут гореть горы, и холмы, и дубравы, и угаснет огнь запаления, все поядавший и пожиравший, начинавший с души и простиравшийся до плотей.
Всякому известно обыкновение Писания — очень часто называть горами и холмами тех, которые пользуются некоторыми преимуществами и во внешнем обзаведении имеют у себя нечто большее пред многими другими. А бесплодных, случайно собравшихся между собой, ведущих жизнь, как бы не имеющую цели и несовершенную, и не руками истинного земледелателя насажденных именует оно дубравами. Но всех объемлет огонь, начавший с души и останавливающийся на плотях. Ибо грехи, возникшие в помышлениях, как, например, любодействовать в сердце своем, в душе служат веществом, достойным огненного поядения, а грехи, дошедшие до самого дела, когда они питаются уже плотскими действиями и нравственными поступками, почитаю грехами в подлинном смысле. Ибо лукавые помыслы, начавшись в душе, остановившись же в сердце, не ограничиваются им; но выходят из сердца и как бы вырастают из него, проникая плоть и являясь наружу. Ибо если замыслил кто совершить убийство, но не совершил, то убийство не вышло из сердца его; и воззревший на жену ко еже вожделети ея (Мф. 5, 28), но не растливший храм Божий и уды Христовы не сотворивший уды блудничи (ср.: 1 Кор. 6, 15) соделал сердце свое как бы пределом греха, так что из сердца его не вышло помышление лукавое. То же можно сказать и о татьбе, об идолослужении, об отравлении и о грехах всякого другого рода, когда они не прикрываются телом, но, как из дырявого сосуда вытекая, стремятся наружу.
И будет бежай, яко бежай от пламене горяща. (19) И оставльшиися от них будут в число, и отроча малое напишет я. Пророк говорит, что после огненного запаления, какое произойдет с горами, холмами и дубравами, легко будет счесть спасшихся. И все множество их, продолжает Пророк, доведено будет до такого удобоизобразимого числа, что и отроча малое, не имеющее совершенного навыка ни считать, ни писать, в состоянии будет сделать им перепись.
Но, может быть, убегающий от запаления чрез покаяние избегает лукавой жизни и чрез обращение спасается от обвиняющей плоти. Ибо всякий, кто, по уличении во грехе, сознает себя достойным, чтобы обращались с ним при помощи жезла и бича, бегая греха как вещества, привлекающего наказание, бегает, яко от пламене горяща. И тогда оставльшиися будут в число не только по удобосчислимости, как объясняли мы, но и потому, что сделаются достойными включения в число. Так, в книге Числ находим, что дети, жены и старцы, вообще все по возрасту бесполезные в войне и всякий пришлец, как чуждый Израилю, оставлены были вне счисления, а перечислены от двадесяти лет и вышше (ср.: Чис. 1, 3), сильные в войне; и первенцы Израилевы перечисляются все от месяца единаго и вышше (ср.: Чис. 3, 40). Подобным образом и левиты перечисляются от месяца единаго и вышше (ср.: Чис. 3, 15), а служащие иереи до пятидесяти лет (ср.: Чис. 4, 3).
Но какое малое отроча напишет таковых, а не муж и не старец? Никто не будет спорить, что разумеются предстоятели Церкви, потому что они живут в незлобии и потому что им поверяются согрешившими сокровенные поступки, для которых нет свидетеля, кроме Испытующего тайны каждого. Он напишет таковых, как бы изглажденных по причине греха. Опять впишет избежавших запаления и принявших очищение покаяния, как бы огнь, истребляющий находящееся в них вещество грехов; таковых Он переписывает.
Или, может быть, поскольку написываются в книге живота и вписываются с праведными достойные перечисления десницей Вышнего, то прилично разуметь того Писца, Который записывает спасаемых, приемлет в число праведных и имена обращающихся от лукавых дел вносит в книгу небесную. Ибо сказано: яко имена ваша написана суть на небесех (Лк. 10, 20). Посему какое же отроча малое может написать на небесах имена благоискусных, кроме Того, о Котором сказано: Яко Отроча родися нам, Сын, и дадеся нам (Ис. 9, 6)? Сие Отроча, Которому поклонились волхвы (см.: Мф. 2, 11), Отроча, Которое удалилось во Египет и снова возвратилось в землю Израилеву (см.: Мф. 2, 13–15, 19–21). Посему в числе многих понятий, данных о Господе нашем и Спасителе Иисусе Христе, есть также одно принадлежащее Ему понятие, именно: Отроча, Которое напишет приходящих в познание Божие чрез покаяние.
(20)
И будет в той день, не приложится ктому останок Израилев, и спасеннии Иаковли не будут ктому уповающе на обидевшия их, но будут уповающе на Бога Святаго Израилева истиною. (21)
И будет [
[189]]
останок Иаковль к Богу крепкому. Очевидно, что сие имеет отношение к оставившим дела лукавства и возложившим упование свое на Бога Живаго. А согрешая, присоединяемся мы к врагам и уповаем на творящих нам обиды. Нас окружает какое–то лукавое воинство демонов, покоряющее себе души наши приманками удовольствия. Мы прилагаемся к ним, как неразумные дети к торгующим невольниками, которые часто, показывая детям какие–нибудь детские игрушки, обманывают их и, отводя вдаль от взоров отеческих, за кратковременную забаву готовят им горькое рабство. Так дети прилагаются к творящим им обиду, так и мы, внимая приманкам удовольствия, удаляемся от Бога и подвергаем себя тяжкому мучительству неумолимого демона, который, поскольку сам осужден на вечный огонь, усиливается многих иметь сообщниками осуждения. Посему о кающихся говорится, что оставшиеся и спасенные
ктому не приложатся, не будут надеяться на
обидевшия их, но будут уповающе на Бога Святаго Израилева истиною. Блажен, кто отдалил себя от всякой надежды на мирское и единственной своей надеждой имеет Бога. Ибо как
проклят человек, иже надеется на человека (Иер. 17, 5), так благословен утверждающийся о Господе. Не оставь без внимания и присовокупленное, ибо сказано:
будут уповающе на Бога Святаго Израилева истиною. Надежда на Бога не допускает колебания, и Господь не благоволит подавать всецелую помощь Свою тому, кто иногда надеялся на богатство, на славу человеческую и на могущество мирское, а иногда надеждой своей признавал Бога, напротив того, человек вполне должен успокаиваться на Божией помощи.
И будет — говорит Пророк —
останок Иаковль к Богу. Очевидно, сие имеет отношение к упоминаемому у Апостола останку
по избранию благодати (Рим. 11, 5), как видно из следующего.
(22) И аще будут людие Израилевы яко песок морский, останок их спасется, (23) слово бо совершая и сокращая правдою, яко слово сокращено сотворит Господь во всей вселенней. Апостол в Послании к Римлянам употребил сие изречение, изменив немногие слова. Если кто пожелает знать причину, по которой Апостол иное опустил, а иное переменил, то да будет ему известно, что Апостол, будучи еврей, не следовал рабски тем изданиям, какими пользуемся мы, но истолковав место, как оно ему представилось, так и изложил. Да кажется, что и другие более согласны на Апостольское истолкование. Смысл же сего места есть следующий. Выше сказано, что и Отроча малое напишет спасающихся от греха. Никто не дивись при сем, говорит Пророк, если великое число израильтян сократится в немногих. Не смотри на множество называемых благочестивыми, потому что имя Христово имеют многие, но не во многих сие наименование подтверждается свидетельством дел. Аще будут людие Израилевы яко песок морский, останок их спасется. Сказано о народе, предпочтенном пред другими, что не во множестве спасение, но в останке, спасаемом по избранию благодати.
Какой же образ спасения? Говорится: яко слово совершая и сокращая правдою. Ибо кто все законное начертание и пророческое распоряжение совместил в евангельской краткости и делает показанное ему от Господа, тот спасется. Возлюбиши Господа Бога твоего, и возлюбиши искренняго твоего яко сам себе. В сию обою заповедию весь Закон и Пророцы висят (ср.: Мф. 22, 37, 39–40). Посему, кто совершает слово и приводит его в исполнение, кто сокращает его и как бы широту его сводит в самые краткие заповеди, тот принадлежит к спасаемому останку. Сказано: Вся убо, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им, се бо есть закон и пророцы (Мф. 7, 12). Видишь, как в сем естественном понятии все слово совершено и сокращено правдой. Яко слово сокращено сотворит Господь во всей вселенней. Апостол же сказал: сотворит Господь на земли (Рим. 9, 28). Согласно с ним переводят Симмах и Феодотион посреди всей земли. Ибо неудобособлюдаемое в законе: не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи (Кол. 2, 21), также постановления о праздниках, о днях, о всесожжениях, об очищении, об очистительной жертве — все сокращено в одно краткое и удобоисполнимое правило, чтобы никакого извинения не оставалось живущим не по Евангелию.
Толкование на одиннадцатую главу
(10) И будет в день оный корень Иессеов, и востаяй владети языки. Пророческое слово благовествует нам о Христе от семени Давидова. Ибо в день оный, то есть во время, предопределенное издревле и во время предустановленное, будет Корень Иессеов. В другом месте Пророк говорит, что произыдет жезл из корене и что цвет от корене его взыдет (Ис. 11, 1), разумея под жезлом власть, а под цветом — для всех достолюбезное и вожделенное пришествие Его. И поскольку Он в краткое время сообщит благодать Воплощения, то Пророк представляет пришествие Его скорым и как бы мимоходным. А здесь говорит, что будет Корень Иессеов. Обрати внимание на слово будет. Не сказал явится или покажется, но в действительности будет, потому что принял плоть не мечтательно и не мнимым образом, но самым делом. Итак, будет корень Иессеов, то есть состав плоти, заимствованный от Иессея, в действительности будет и осуществится. И востаяй: один и тот же — и корень, и востаяй. Корень Иессеов, потому что богоносная плоть заимствована по преемству от царей; но востаяй владети языки, потому что язычники возложили на Него упование, как показывает Церковь Христова из язычников. Ибо, восстав из мертвых, начал владети языки, оставив народ — убийцу. И иудеям оставил смерть, а язычникам даровал воскресение, потому что одни вопияли: да распят будет, и кровь Его на нас и на чадех наших (Мф. 27, 22, 25), а другие приняли Распятого и кровью Его искуплены от смерти.
И будет — говорит Пророк — покой Его честь. Самый покой Христов — честь для чтущих Христа как Божие Слово, Божию Премудрость и Силу. Упокоивающий Христа исповедует в Нем равночестие с Рождшим Его, общение с Ним в достоинстве, бытие естества от вечности. А люди беспокойные изобретают какие–нибудь слова, служащие к бесчестию, и не говорят ничего к упокоению Христову. Но можно понимать здесь не только тот покой, которым упокоивается Сам Господь от прославляющих Его, но и тот, которым упокоивает Он любящих Его, по написанному: «Я любящих Меня прославляю» (см.: Ин. 14, 21; 17, 22). Итак, покой, которым упокоится Господь, есть честь, которая по правосудию Божию будет уделяема по заслуге дел. Ибо одних почтит большими почестями, а других — меньшими, потому что звезда от звезды разнствует во славе (1 Кор. 15, 41). И поскольку обители многи у Отца (ср.: Ин. 14, 2), то одних упокоит в состоянии более превосходном и высоком, а других — в низшем. Но все, ради чести, будут иметь покой.
(11) И будет в день оный, приложит Господь показати руку Свою. Рука Господня различно была показана в каждом роде чрез способных вместить в себе силу чудес. Она показала чудеса сперва в Египте, потом в пустыне, потом во времена Иисуса Навина, потом при Судиях и Пророках, служителях дел великих. А теперь говорится, что рука Господня покажет себя в пришествии Спасителя нашего, исцеляющего всяк недуг и всяку язю в людех (Мф. 4, 23) и совершающего проповеданное в Евангелии. Ибо Господь прилагает показать еще и эту силу, потому что предшествовавшее оказалось недостаточным к приведению непокорного народа в богопознание.
Еже возревновати останку [
[190]]
прочему людий. Для того
приложит показати руку, чтобы привести в ревность останок народа, который называет останком, спасшимся от врагов, и перечисляет множество враждовавших: Ассирию, Египет, Вавилон, ефиоплян, еламитов, народы
от востоков солнца и аравитян. История полна сказаний о вражде их. Об ефиоплянах говорит:
Изыде Зарай Ефиоплянин с силою в тысящы тысящей, и колесниц триста. И изыде Аса противу ему и возопи ко Господу и рече: Господи, не изнеможет у Тебе спасати во многих и в малых, укрепи нас, Господи Боже наш, яко на Тя уповахом и о имени Твоем изыдохом на множество многое сие. Господи Боже наш, да не превозможет противу Тебе человек! (ср.: 2 Пар. 14, 9–11). Ассирияне отвели иудеев в плен, египтяне порабощали их в самом начале, а Навуходоносор был из Вавилонии. Еламиты же, племя парфянское, часто нападали на Израиля вместе с жителями Месопотамии Сирской. И аравитяне, народ воинственный, во все продолжение времени воевали с израильтянами. И все сии народы, воевавшие с благорожденным семенем, частью побеждаются, частью побеждают и, как бы в награду за то, что побеждаются и несут много трудов, приемлют это приложение, что увидят показанную руку Божию. Почему после доблестных подвигов и трудов будут и ревнителями.
(12) И воздвигнет, — говорит Пророк — знамение в языки, и соберет погибшия Израилевы, и расточенныя Иудины соберет от четырех крил земли. — Итак, Корень Иессеов, востаяй владети языки, воздвигнет знамение в языки, чтобы собрались погибшия Израилевы. Прииде бо Сын Человечь взыскати и спасти погибшаго (Лк. 19, 10). А знамением, какое воздвиг в языки, служит упоминаемое в Евангелии: узрят знамение Сына Человеческаго (ср.: Мф. 24, 30) — то самое знамение, которое называешь крестом Господа нашего Иисуса Христа, имже святым мир распяся, и они миру (ср.: Гал. 6, 14), чем и выражает Пророк силу знамения. Для чего крестом совершено домостроительство Вочеловечения? Для того, чтобы от четырех крил земли собрались спасаемые. Ибо крест делится на четыре части, так что каждая его часть обращена к одной из четырех частей мира. А предпочтена крестная смерть — или чтобы все части мира приведены были ко спасению частями креста, или потому, что прежде деревянного креста воздвигнут был целому миру спротяженный, мысленный крест, в среде которого соприкасаются четыре части вселенной и сила которого, заключающаяся в среде, проходит в четыре части. Посему, как скоро воздвигнется сие знамение, погибшия Израилевы и расточенныя Иудины собраны будут от четырех крил земли. Воздвигнув сие знамение, имеющее силу низлагать начала и власти, которые победил на древе Совлекший их и как бы Сбросивший одеяние, для нас ими сотканное и которое имеем на себе, совлек Он начала и власти, изведе в позор дерзновением, победив на древе (ср.: Кол. 2, 15). Посему–то Павел, будучи из числа погибших Израилевых и расточенных Иудиных, как скоро уразумел знамение, воздвигнутое Иисусом в языки, притек ко кресту и сказал: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа (Гал. 6, 14).
Последствием же того, что собраны погибшие Израилевы, над которыми царствовал Ефрем, и расточенные Иудины, которыми управляли происходившие от семени Давидова, оказывается, что нет уже ревности у Ефрема против Иуды, потомки Иудины не враждуют против Ефрема. Ибо, по воздвижении знамения и по собрании погибших Израилевых, которые называются Ефремом, также по собрании расточенных Иудиных, (13) отымется ревность Ефремова, и врази Иудины погибнут. Заметь же, что Израиль называется погибшим, а Иуда — расточенным. Но между тем согласием во Христе, Который умиротворяет земная и небесная и в Себе вяческая примиряет (ср.: Кол. 1, 20), отъемлются страсти, какие прежде владычествовали в жизни, по причине упорства и мятежа. Потому–то Ефрем не возревнует Иуде, и Иуда не оскорбит Ефрема, ибо потребляется взаимная между ними вражда. Обыкновенно же ревность всего более бывает для многих поводом ко вражде. Ревностью же называет теперь Писание не подражание в добром, но зависть благоуспешности других.
Посему тогда приведенные в согласие (14) полетят в кораблех иноплеменничих, море купно пленят. Пророк прекрасно изобразил скоро плывущих по морю, уподобив движение их полету, когда при ветре, соразмерно упирающем в корму, несутся по морю на полных ветрилах. Но они пленят море, став победителями змия и ему подвластных. И об Апостолах Христовых справедливо можно сказать, что они пленят приводимых ими в познание истины, как бы делая своей добычей тех, которыми владел отведший человека в плен. Под морем же должно теперь разуметь место озлобления, которое в другом месте, как знаем, называется и юдолию плачевною (ср.: Пс. 83, 7). А кораблями иноплеменных называются, может быть, тела наши, потому что они не в дружественной связи с устройством души. Ибо плоть закону Божию не покаряется (Рим. 8, 7), но похотствует на духа (Гал. 5, 17).
О них же говорится, что пленят Идумею, то есть возьмут верх над земным, и на Моава руки возложат. Моав толкуется от отца. Посему к ним–то сказал Господь: вы отца вашего диавола есте и похоти отца вашего хощете творити (Ин. 8, 44). На них руки возложат, чтобы подчинить их себе добрыми своими делами. Потом сынове Аммони первии покорятся. Аммон толкуется народ с нами. Может быть, первые покорятся Слову, в которых повреждение меньшее, покорятся прежде тех, в которых оно больше и разлилось сильнее.
Потом Пророк присовокупляет: (15) И опустошит Господь море Египетское. Как Иезекииль говорит о реках египетских, которыми хвалится фараон, потому что сам сделал их (см.: Иез. 29, 3), так Исаия именует Египетское море, которое опустошит Благий Бог. Ибо благодетельно такое опустошение худых дел, производимое во время благоприятное.
Но Господь как
опустошит море Египетское и
возложит руку Свою [
[191]]
на реку духом пресильным, так
поразит и
седмь дебрий египетских, и тогда иной
во обувении перейдет реку египетскую. Сим Пророк означает скудость оставшейся воды в речном потоке. Ее будет так мало или она до того пересохнет, что не останется сырости, которая бы переходящего реку заставила снимать с себя обувь. Или, может быть, поскольку Моисею и Иисусу повелено было
иззуть сапоги от ног, потому что земля, на которой стояли,
свята есть (ср.: Исх. 3, 5; Нав. 5, 15), земля же египетская не свята и мерзка, то повелевается обувенным попирать реку и не снимать с себя сапогов. Иссушается же река, гонимая
пресильным духом Божиим. Поэтому земля египетская недостойна принять на себя обнаженные стопы проходящих по ней святых. По этой причине и вкушающим Пасху повелено было иметь
сапози на ногах (ср.: Исх. 12, 11). Ибо, где
змии угрызающия и скорпии (ср.: Втор. 8, 15), там да будут сапоги на ногах, чтобы безопасны были обутые в них ноги. А когда достигнет кто уже святого места, тогда да
иззует сапоги, как Апостолы Христовы, которым велено не брать с собой и сапогов (см.: Лк. 10, 4).
(16) И будет Израилю, якоже в день, егда изыде от земли Египетския. Ибо и тогда в сапогах перешел он Чермное море, потому что запрети ему Сильный и изсяче (ср.: Пс. 105, 9), и Иордан перешли израильтяне ногами, сохранив след свой немокренным, потому что вся влажность бежала от стоп их.
Толкование на двенадцатую главу
Тогда–то народ скажет: (1) Благословлю Тя, Господи, яко разгневался еси на мя, и отвратил еси ярость Твою, и помиловал мя еси. Нередко иной бывает оставлен за то, что однажды увлекся в египетские пороки и несколько времени водился своим безрассудством, и он пожинает, что сам худо посеял. Но кто не совершенно оставлен, а напротив того, получил какое ни есть благодеяние, тот скажет: Благословлю Тя, Господи, яко разгневался еси на мя, и отвратил еси ярость Твою, и помиловал мя еси. Подобно сему и следующее место: Гнев Господень стерплю, яко согреших Ему, да оправдит прю мою и после сего изведет в конец суд (ср.: Мих. 7, 9), ибо Он не до конца прогневается, ниже во век враждует (Пс. 102, 9).
А кто говорит: Благословлю Тя, Господи, яко разгневался еси на мя и помиловал мя еси, тот, сознавая благодеяние Божие, будет хвалиться им и скажет: (2) Се, Бог мой спас мой, уповая буду на Него и не убоюся; зане слава моя и похвала моя Господь. Сего не скажут те, которые милостыню творят пред человеки (ср.: Мф. 6, 1), славу друг от друга приемлют, а славы, яже от Единаго Бога, не ищут (ср.: Ин. 5, 44) и вообще преступают заповедь говорящего: Не бываим тщеславни (Гал. 5, 26). Поскольку же Господь обещает: прославляющия Мя прославлю (1 Цар. 2, 30), то, конечно, кто хорошо прославляет Бога, тот будет прославлен от Него. Так и лице Моисея прославилось, потому что он умел хорошо прославлять Бога. Со славой сходствует и похвала, а потому хорошо прославляющий и хвалит здраво. А об имеющих превратные понятия о Боге никто да не думает, чтобы хвалебные песнопения таковых были богоугодны. Ибо одному и тому же сердцу можно прославлять совершенно и хвалить здраво. Поскольку же останок народа в Египте говорит: Благословлю Тя, Господи, яко разгневался еси на мя, и отвратил еси ярость Твою от мене, и помиловал мя еси, то, вышедши из Египта, скажет: Не убоюся; зане слава моя и похвала моя Господь, и бысть ми во спасение. Припомни и ту песнь, которую во Исходе воспел народ израильский, за предначавшей и вещавшей Мариамой: Поим Господеви, славно бо прославися (Исх. 15, 21). Посему делают намек на сию древнюю хвалу говорящие ныне: слава моя и похвала моя Господь, и бысть ми во спасение.
После хвалы Господу (3) почерпает воду со веселием от источник спасения прекрасно поклоняющийся Господу. Если народ, впадший в идолослужение, обвиняется: Мене оставиша источника воды живы (Иер. 2, 13), то явно, что верующий в Бога и по вере в Него напоявающий душу спасительными догматами черпает воду со веселием от источник спасения. А каково бывает веселие удостоившихся черпать из сих источников, можем разуметь из подобия, употребленного Давидом: Возжада душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41, 3). Ибо чрезмерность пожелания производит какое–то неописанное веселие в достигших вожделенного. И поучающийся в законе Господнем день и ночь, тот, о ком сказано: уста праведнаго поучатся премудрости (Пс. 36, 30), испытывая Писания и, вследствие правильного искания, обретая Господа, в веселии от такого обретения приближаясь к духовой цели Писаний, будет почерпать воду со веселием.
Посему когда сами насытимся питием почерпнутого из источников спасения, тогда присовокупим к себе и других, возбуждая их и говоря: (4)
Хвалите Господа, возопите имя Его [
[192]]
. Вопияние есть напряженный голос, который может достигать и к находящимся вдали. Посему
возопите, то есть не рассуждайте о Боге низко, но, высоким умом помышляя о всем, относящемся к Нему, так богословствуйте, чтобы слово ваше, по ясности учения, могло сделаться внятным и для далеких от спасения.
А сей смысл открывают и последующие слова. Ибо Пророк говорит: возвестите во языцех славная Его, изрекайте чудеса Его, покажите неразумным устройство мира, чтобы приведены были в любовь к сотворшему всяческая Богу.
(5) Хвалите имя Господне, яко высокая сотвори. Или о чудесах мира возвещайте, что они высоки и недоступны, или о Силах небесных, что Господь сотвори в них высокая, или о благости к нам, что возвышает смиренных и сокрушенных сердцем. Ибо Господь возвышает праведных. Так Он сотворил высокое и смиренного грехом превозвысил Собственной славой.
Толкование на тринадцатую главу
(1) Видение на Вавилона, еже виде Исаиа сын Амосов. Сие видение не какое–нибудь чувственное, не телесными очами созерцаемое, но представляемое умом, между тем как Бог просвещает его и дает ему дар видения. Какой же это Вавилон? И что должно с ним произойти? Но очевидно, что Пророки говорили не в исступлении. Одержимые лукавыми духами, теряя ум, не в действительности видят, но почитают себя видящими представления, производимые в них демонами. Так, бесноватые видят реки, горы и зверей, которых нет; им представляются некоторые цветные изображения, воображаются лица друзей или людей знакомых, но это не видение, а расстройство и исступление ума, смущенного и утратившего свою деятельность. Но не так бывает со святыми. Ибо Сам Бог говорит: Аз видения умножих (Ос. 12, 10). Господь же, дарующий видение, не ослепляет ума, Им Самим устроенного, но просвещает и просветляет его присутствием Духа. Поэтому–то Пророки назывались видящими (см.: 1 Цар. 9, 18), по причине как бы напряжения прозорливости их ума от присутствия озаряющего их Духа. Посему кто сотвори и видяща и слепа (ср.: Исх. 4, 11)? Видяща — то есть Пророка, потому что он острозрительностью ума может предусматривать будущее, и слепа — то есть ослепленного грехом, чтобы оскверненные очи не зрели видений блаженных. Почему и Господь говорит: на суд Аз в мир сей приидох, да невидящии видят, и видящии слепи будут (Ин. 9, 39).
Какой же это Вавилон, на который Пророк видел видение? По истории, кажется, Вавилоном названо место, на котором смешаны наречия говоривших: приидите, созиждем себе град и столп, егоже верх будет даже до небесе (Быт. 11, 4). Туда снисшедший Бог смеси языки, сего ради наречеся имя его смешение (ср.: Быт. 11, 9). Посему место Вавилона есть область смешения не только наречий, но учений, понятий и самого ума, который представляет себя видящим это. Итак, видение на Вавилона как бы приносит утешение Израилю, угнетенному вавилонянами. Чтобы израильтяне не малодушествовали и не отчаивались в Божием Промысле, будто бы оставившем их, Исаия предварительно в пророчестве описывает бедствия, какие постигнут Вавилон, чтобы не поглотила их скорбь о настоящем, но облегчало ожидание будущего. Ибо немалую отраду приносит скорбящим ожидаемое вскоре отмщение.
К пророчеству прилагается имя отца Исаии не для того, чтобы сказать нам это одно — наименовать отца, послужившего к рождению блаженного, но чтобы мы знали, что он был наставником в пророчестве, позаботившись, чтобы сын получил и воспитание, и образование святые, чистые и отличные пред другими. Посему как участник пророчества включается и Амос.
(2)
На горе польней воздвигните знамение, вознесите глас себе [
[193]]
, не бойтеся, поущайте рукою, отверзите, князи. (3)
Аз повелеваю, и Аз веду их. Пророк показывает, как Вавилон ниспровергается и истребляется и как берется в плен владычество производящих смешение, после того как кто–то взошел на гору не утесистую, не островерхую, но имеющую на вершине равнину и отлогую сзади, так что по возвышенности своей и подъему от земли в воздух имеет она высоту, а по отлогости сзади доставляет безопасность стоящим на ней. Ибо если гора отовсюду обрывиста и обсечена, то восходящие на нее легко поскользнутся. Почему, чтобы рассуждать о Боге возвышенно и говорить о сем безопасно, по причине высоты, стой на горе твердо, а для безопасности пребывай неподвижен. Но
на горе польней воздвигните знамение, вознесите глас себе, поущайте рукою. Кто громогласно проповедует крест, тот воздвигает
знамение на горе польней. Кто в состоянии с силой предложить слово о страданиях, тот исполняет пророческое повеление, потому что не в пещерах и пропастях проводит время, но восходит на высоту слова, к самой мудрости, передает проповедь, уравнивая и уясняя возвещаемое. Но поскольку по другому изданию читаем
на горе туманной, то явно, что и по сему чтению другим словом изображается высота же, ибо туманная гора значит то же, что — имеющая вершину, всегда закрытую облаками, а такая гора возвышенна и возносится над всем.
Вознесите — говорит Пророк —
глас себе, то есть из себя заимствуйте высокость голоса. Какие у вас есть побуждения к прославлению Бога по общим понятиям, их приведите в движение. Не взирайте долу, не имейте в виду земного. Ибо в таком случае низок бывает голос
от земли возглашающих, тщесловующих. Кто говорит от уничижающей печали, от запрещенного страха, тот не возвышает своего голоса. И кто при возвещении слова обладается плотскими похотями, у того голос низок и не может проникнуть в горнее. Посему как же возвышается голос? Если ты великолепен [
[194]], противостоишь страстям и даже во время искушений не поддаешься искушениям, но сохраняешь в душе смелый образ мыслей, то возвышаешь голос.
Поущает же рукою, кто добрыми делами доставляет утешение скорбящим и с веселым расположением подает милостыню. Если видишь кого–либо, подавленного нищетой, то поущай бедного щедроподательной рукой. Ибо немощного душой более может утешить действительное подаяние, нежели словесное увещание мужественно и неуниженно переносить бедность.
И отверзите, князи — говорит Пророк. За поущанием рукою следует отверзтие руки, которое, обыкновенно, употребляется в Писании в означение щедродательного действования, когда, например, оно говорит: отверзшу Тебе руку, всяческая исполнятся благости (Пс. 103, 28). Посему отверзите домы ваши и сокровищницы своего имущества отверзите странным и нищим. Не удерживайте у себя того, что имеете к утешению изнемогших. И это делайте прежде других вы, князи, чтобы примером своим побудить к тому и народ. Но можно разуметь сие и так: отверзите Писания, покажите сокровенное, чтобы не подпал кто из вас осуждению с фарисеями и книжниками, которые, имея ключи Царствия, и сами не входят, и могущим войти возбраняют (см.: Лк. 11, 52). Посему Пророк обращает речь к князьям, то есть к имеющим у себя ключ разумения (ср.: Лк. 11, 52). Вняв сему слову, Павел говорит: Уста наша отверзошася к вам, Коринфяне (2 Кор. 6, 11).
Аз повелеваю, освященни суть, и Аз веду их. Нам должно делать, что для нас возможно. А ведет их Сам Господь и Он каждому указывает место в теле Церкви, по собственному его достоинству.
Исполини идут исполнити ярость Мою радующеся, вкупе и укаряюще. Слово угрожает нашествием врагов лукавых и богоборных, посылаемых для отмщения согрешившим. Посему–то Промышляющий о боящихся Его ведет их на твердую высоту горы, доставляет же им безопасность гладкостью ее вершины. Дает им в охранение знамение, советуя запастись добрыми делами, поущать рукою скорбящим, отверзть уста для наставления учащихся, чтобы избежать вторжения исполинов. Ибо исполины, как и большей частью в Писании, означают нечто худое. А может быть, разумеемых здесь исполинов псалом яснее наименовал лютыми аггелами, говоря: Посла на ня гнев ярости Своея, ярость и гнев и скорбь, послание аггелы лютыми (Пс. 77, 49). А такие служители для сделавших достойное наказания избраны потому, что они, по великой жестокости не имея никакого сострадания к наказываемым и будучи не способны стать к ним милосердыми, ругаются над людьми, которым наносят удары, и укоряют их, находя свое услаждение в труде, болезни и скорби мучимых ими.
(4) Глас языков многих на горах, подобен языков многих, глас царей и языков собравшихся. Может быть, что глас языков многих на горах есть глас Церкви. Посему–то и избрана для нее гора польная, чтобы был простор для собрания множества восходящих на высоту боговедения. Поэтому Пророк видел на горе польней великое множество отовсюду собравшихся и издающих единый глас веры. И Дух Святый говорит чрез Пророка: Глас языков многих на горах, на которых воздвигнуто знамение, подобен языков многих. Глас один и вместе подобен многим голосам народов; один по согласию веры, а подобен многим голосам, потому что Духом Святым в огненных языках разделен на каждого из Апостолов, которые должны были сеять Евангелие народам вселенной. Глас царей — говорит Пророк — и языков собравшихся. Под языками, может быть, должно разуметь нас, отовсюду стекающихся на призвание; а под царями — избранных в Церкви, которых Господь наименовал и сынами Царствия (ср.: Мф. 13, 38). Или, может быть, Пророк указывает сим гласом языков многих и гласом царей на множество исполинов. Они, будучи назначены в служение тем самым, что радующеся и укаряюще текут исполнить ярость Господню, производят шум, подобный многим народам и каким–то царям, надменным высокими мыслями, но не знающим того, что они служители наказания и мучители грешников, а не по собственной власти и не по достоинству, им принадлежащему, причиняют столько бедствий заслужившим их.
Господь Саваоф заповеда языку оружеборцу (5) приити от земли издалеча, от края основания небесе, Господь и оружеборцы Его, растлити всю вселенную. — Господь Саваоф заповеда языку оружеборцу. Не бойся поражающего, но умоляй Повелевающего поражать. Да вразумятся идолослужители, которые говорят, что приносят жертвы лукавым демонам, с намерением смягчить их злобу. Господь им заповеда. Услужишь ты или нет — демон исполнит приказания: ему невозможно преступить положенных ему пределов. Он не убавит лютости и не прибавит ничего от себя, но без милосердия выполнит назначенную меру. Итак, Господь заповеда языку оружеборцу. Лукавые демоны имеют оружия противоположных свойств с оружиями праведника. У праведника есть щит веры, а щит лукавого — щит неверия. У одного меч слова, у другого — меч бессловесия; один обезопасил себя броней правды, другой покрыт броней неправды; главу одного сгнетает шлем спасения, на голове другого — шлем погибели; у одного ноги уготованы к благовествованию мира; ноги другого текут для возвещения зол. Итак, языку оружеборцу, облекшемуся в эти оружия, заповеда Господь. Они же и от земли издалеча, дабы знал ты, что они чужды сей жизни. Ибо сотрудники наши в деле спасения, наши сожители и соседи, изблизи подают помощь — это Ангелы мира; а употребляемые для нашего наказания издалеча приводятся. Человеколюбец Бог употребляет их жестокость к нашему уврачеванию, как мудрый врач употребляет яд ехидны к излечению больных. Ибо таковым предается не дух, но плоть во измождение, да дух спасется (ср.: 1 Кор. 5, 5). Но и Фигелл и Ермоген (см.: 2 Тим. 1, 15) преданы Павлом сатане не на погибель, но да накажутся не хулити (ср.: 1 Тим. 1, 20). Как же от земли издалеча, от края небесе приходит сей язык оружеборный? От земли — потому что он избрал для себя места надземные и примесился к земным страстям; а от края небесе — потому что оттуда ниспал первоначально.
(6) Рыдайте, близ бо день Господень, и сокрушение от Бога приидет. (7) Сего ради всяка рука разслабеет, и всяка душа человеча убоится. Поскольку угрожает опасность, что Господь Сам с оружеборцами Его приидет растлити всю вселенную, то посему предписаны рыдание и плач, чтобы сим преклонен был Господь отвратить насылаемый гнев. Ибо то и другое делает человеколюбец Господь: и угрожает странным, и не наводит на кающихся тех зол, какими угрожал. Посему рыдай и плачь каждый о собственных своих грехах, чтобы со временем не потерпеть возвещенного. Если бы Бог не хотел покаяния от грешника, то для чего бы проповедана была Ниневии погибель через три дня? Но поскольку Милосердый увидел сокрушение ниневитян, то отвратил гнев и рассеял, как облако. Посему сокрушение приидет от Самого Господа, на пользу сокрушающего достойное истребления, как сокрушает Он сатану под ноги праведника или как сокрушает брани. Ибо Господь сокрушаяй брани, Господь имя Ему (Исх. 15, 3). И стрыет Господь кедры Ливанския (Пс. 28, 5), а кедрами Ливанскими называет Пророк высоковыйных, кичливых, превозносящихся над истиной. Итак, поскольку от Господа приходит сокрушение, то должно предварительно сокрушить высокомудрое сердце свое, чтобы смирение его соделалось жертвой Богу. Посему расслабеет всякая рука, самая деятельная и сильная в отношении к Богу и делам Его, почему Пророк говорит: Укрепитеся, руце ослабленыя и колена разслабленая (Ис. 35, 3). Никто не полагайся на свои силы, намереваясь отомстить находящим оружеборцам, никто не надейся на скорость ног в чаянии, что может избежать того дня сокрушения, в который придут растлити всю вселенную.
Ибо всяка душа человеча убоится. Прекрасно прибавлено человеча, ибо страху не подлежит душа Ангельская, потому что она выше сей страсти; душа бессловесных, потому что страх не касается бессловесных, как страсть разумного существа и недостаток мужественной решительности. Ибо бессловесные подвержены только ужасу, а существа разумные, когда поражает их что–нибудь и недостойное страха, по оскудению в них разума, который бы произвел в душе бодрость к перенесению несчастий, бывают объяты страстью страха.
Но много уже тому времени, как говорится о приближении дня Господня, потому что все Пророки свидетельствуют о близости его, чтобы никто не расслабевал от замедления его и не был застигнут неготовым. Об этом свидетельствует и Софония, говоря:
Убойтеся от лица Господа Бога, зане близ день Господень. И немного после:
близ день Господень великий, близ и скор зело, глас дне Господня горек и жесток. День той, день скорби и нужды, день безгодия и изчезновения, день тмы и мрака, день облака и мглы, день трубы и вопля (ср.: Соф. 1, 7, 14–16). Но хотя бы и далек был день скончания всего мира, однако же близок собственный день исхода для каждого из нас, то есть скончание одного человека; и сей–то день имея пред очами, должно соблюдать сказанное у Исаии:
Рыдайте, близ бо день Господень, и верьте Говорящему:
Блажени плачущии (Мф. 5, 4; Лк. 6, 21) [
[195]].
Многие, огорчаясь обстоятельствами сей жизни, поспешают исходом и призывают к себе смерть; им хорошо будет сказать словами Амоса: Увы люте желающим дне Господня! и сей есть тма, а не свет, якоже аще убежит человек от лица льва, и нападет нань медведица, и вскочит в дом и опрется рукама своима о стену, и усекнет его змия. Несть ли день Господень тма, а не свет, и мгла не имущи света? (ср.: Ам. 5, 18–20).
Посему если кто в здании жизни своей назидал не дрова, не сено, не тростие (ср.: 1 Кор. 3, 12), тот да желает дня Господня, в который когождо дело, яковоже есть, огнь искусит (1 Кор. 3, 13). А если никто не чист от запрещенных дел, то да боится оного дня. Ибо сказано: егоже аще дело пребудет, еже назда, мзду приимет. А егоже дело сгорит, отщетится; сам же спасется, т!акожде якоже огнем (1 Кор. 3, 14–15).
(8) И смятутся послы, и болезни приимут я яко жены раждающия; и поскорбят друг ко другу, и ужаснутся, и лице свое яко пламень изменят. Какие это послы приходят в смятение при наступлении дня Господня? Конечно, те, которых разумеет Господь в притче, какую, приближаясь к Иерусалиму, сказал Он думавшим, что должно уже открыться Царство Господне. Ибо говорит: человек добра рода иде на страну далече прияти себе царство и возвратитися. Потом, сказав о десяти минах, которые дал десяти рабам куплю деяти, присовокупил: И граждане его ненавидяху его и послаша послы вслед его, глаголюще: не хощем сему, да царствует над нами (ср.: Лк. 19, 12–14). Человек добра рода — это не имеющий общения по роду ни с кем другим, кроме Бога, Который превыше всех. Как людьми доброго рода называем происходящих от царской крови, так истинно добра рода Тот, Кто имеет бытие из сущности Отчей. И Спаситель может быть назван Человеком добра рода. Ибо Господь не только по Божеству разумеемый есть добра рода, как по естеству имеющий в Себе чистоту, простоту и неподмесность, но и по человечеству, конечно, есть род от семени Давидова по плоти. Он идет на страну далече, отстоящую не столько местом, сколько состоянием дел. Ибо один и тот же Бог и близок к каждому из нас, когда добрые дела делают нас Своими Ему, и далече от нас, когда чрез приближение к погибели сами себя удаляем от Него. Сей–то добра рода Человек, увидя, что в мире царствует грех, что мир подпал жестокому мучительству врага, и сжалившись над безначалием, согласился царствовать над нами. Подобает бо Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима (1 Кор. 15, 25). Посему когда пришел Он в сие надземное место, на страну, далече сущую от Бога, чтобы прияти царство над язычниками, по сказанному в псалме: проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое (Пс. 2, 8), тогда подвластные князю века сего, не только люди, но и силы, под его начальством воюющие, не приняли царства Его. Но поскольку Он давал заповеди, назначал им дела их, повелевал не в праздности пребывать, а требовал от них дел, то послаша послы вслед Его, отрицаясь иметь Его Царем. Посему кто эти послы, как не виновники смерти Спасителя, думавшие, что крестом пресекут царствование Его над миром, говорившие Пилату: не пиши: Царь Иудейский, но яко Сам рече: Царь есмь Иудейский (Ин. 19, 21)? Впрочем, лукавство препятствующих хотя их осудило, однако же не положило преграды Домостроительству. Ибо, овладев царством и оделив рабов по достоинству делания каждого из них, повелел пригласити их, да увесть, какову куплю суть сотворили. И первому, приделавшему десять мнас, дал область над десятию градов; второму же, приобретшему пять мнас, говорит: буди над пятию градов. А у того, который мину свою завязал во убрусе, не пуская в оборот, велел отнять ее (ср.: Лк. 19, 15–20, 24). Когда же распорядился касательно иудеев (ибо время, говорит, начати суд от дому Божия [1 Пет. 4, 17]), тогда и врагов, отрекшихся от Его царства, приказал привести на среду и изсечь (ср.: Лк. 19, 27). Конечно, много таких, которые в жизни сей не хотят, чтобы царствовал над ними Христос. Ибо покорившиеся блуду, обладаемые гневом, поработившиеся любостяжательности не хотят, чтобы царствовал над ними Господь, и, сколько зависит от их произволения, отказываются от Его царства. О них–то говорит Исаия, что смятутся; ибо когда во Второе пришествие увидят Господа жившие во грехах и уничижавшие евангельский устав Царствия, очевидно, смятутся, и болезни приимут я яко жены раждающия. Жестокость же страдания, терзающего и уязвляющего их сердце при сознании грехов, Пророк выразил, применив к болезням рождения. Ибо болезнь рождения есть ощущение какой–то острой боли в главнейших частях тела у рождающей во время чревоношения.
И лице свое яко пламень изменят. Смятенным и ввергнувшимся в неожиданное бедствие свойственно изменять цвет лица, наружно краснея и видимой переменой показывая состояние своей души.
(9) Се бо, день Господень грядет неизцельный, ярости и гнева, положити вселенную пусту и грешники погубити от нея. Выше сказал: близ день Господень, а здесь говорит: день Господень грядет положити вселенную пусту. Тщательно вникающий в сказанное Пророком найдет, что в двух стихах пророчества рассуждается не об одном и том же дне. В первом говорится о частном скончании каждого, которое близ есть, а в настоящем стихе говорится о всеобщем скончании. Ибо оно положит вселенную пусту, почему присовокуплено: (10) Звезды бо небесныя и Орион не дадят света. А может быть, день оный называется в собственном смысле днем, по однообразности состояния, потому что не пресекается ночью и не ограничивает его вечер. И еще день оный называется собственно днем, потому что в оный объявлена будут тайная тмы. А ночь есть жизнь сия, в которой прикрываются дела срама. Посему и сказано: Нощь прейде, а день приближися (Рим. 13, 12). Но оный день называется и неизцельным, как день ярости и гнева, в который нет места умилостивлению, невозможно отвратить налагаемых в оный наказаний. Посему не будем до оного дня отлагать исповедания, но подумаем о предусмотрительном совете Писания, которое хочет породить в нас страх Божий и читающих его научить делать, дондеже день есть. Приидет нощь, егда никтоже может делати (Ин. 9, 4). Кто ходит во свете заповедей Христовых — тот во дни. Преданный вечной тьме — в ночи будет. В оную ночь нет места ни делам, ни исповеди, но руки и ноги связаны узами собственных грехов. Связавше ему руце и нозе, вверзите во тму кромешнюю (ср.: Мф. 22, 13). И язык не изречет ни исповедания, ни хвалы Богу, потому что будет занят сетованием о постигшем наказании. Посему–то грядет день оный неизцельный.
(10) Звезды бо небесныя и Орион и все украшение небесное света своего не дадят, и помрачится солнце возсиявающее, и луна не даст света своего. (11) И заповем всей вселенней злая и нечестивым грехи их. Пророк ясно описывает скончание и изменение вселенной. Ибо тогда оскудеет свет солнечный, луна будет телом не светлым, и Орион, самая блистательная из звезд, не даст света. Звезды небесныя и Орион света не дадят не потому, что омрачены сиянием восходящего солнца. Ибо сие бывает днем и ныне, и всеми, кто исследовал небесные явления, признано, что звезды, находящиеся в полушарии над землей, не угасают, но меркнут от преизбыточествующего сияния солнечных лучей. То же случается и в полнолунные ночи, когда светлость луны превышает светлость звезд и не позволяет сиянию их быть видимым. Итак, пророческое слово изображает здесь не какое–либо одно из сих естественных явлений, но совершенное омрачение звезд и преобразование вселенной. Известно же, что Орионом Писание называет сочетание двадцати двух звезд, которое иные именуют Воотесом. Опытные звездословы разделяют сии звезды и говорят, что четыре из них принадлежат к третьей величине, девять — к четвертой, а прочие девять — к пятой. Это собрание звезд находится в северной части неба, и оно–то в Писании, как одно тело, наименовано Орионом. Сии же собрания звезд называют созвездиями, а не звездами, так что словом созвездие означается собрание множества звезд, а звездой называется каждая в отдельности. Писание упоминает и об Арктуре; это — звезда желтоватая, которую видим между частями Ориона. Подобно и Плеяды именуются в Писании, как и у писателей языческих, которые, очевидно, у евреев выведали сии тайны. В Плеядах же видны семь, а не шесть, как думают некоторые, сближенных между собой и скученных звезд. Они расположены в виде треугольника. Посему как здесь находим имя Ориона, так имена Арктура, Эспера, Плеяд видим у Иова, который говорит: творяй Плиады и Еспера, и Арктура и сокровища южная (Иов. 9, 9). Поэтому изчитаяй множество звезд и всем им имена нарицаяй (Пс. 146, 4) знает и число, и наименования всех их. Но не многие из вошедших в употребление у эллинов поименованы в Писании, прочие же названия составили они сами и различными именами называют как неподвижные звезды, так и планеты. И одни из звезд делят они на двенадцать частей, именно же находящиеся на зодиакальном круге, по которому солнце совершает свое течение; а другие из звезд, неподвижно находящиеся в северной и южной частях неба, наименовали, как им было угодно.
И погублю, — говорит Пророк — укоризну беззаконных и укоризну гордых смирю. Дело Благаго Бога — истреблять негодное, чтобы восстановить Свое создание чистым от всякого порока и, освободив от всякой немощи, возвести в естественное состояние. Ибо в другом месте говорится: погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергу (ср.: Ис. 29, 14; 1 Кор. 1, 19), потому что мудрость мира сего, введя в обман принявших ее и будучи признана истинной, производит неведение спасительных догматов. Посему мудрость, удаляющая от истины, обращается в ничто чрез разрушение ее хитросплетений и правдоподобий, чтобы предубежденный в ее пользу освободился от обмана и ложного мнения. Как болезнь истребляется врачом и тьма — солнцем, так Благий Бог истребляет укоризну беззаконных и смиряет укоризну гордых. Посему–то и Иаков, благословляя сынов, Симеона и Левию, говорит: проклята ярость их, яко упорна, и гнев их, яко ожесточися (Быт. 49, 7), и сим проклятием истребляет лукавую склонность, чтобы оставшееся в них соделалось достойным Патриархова благословения. Так и Ной, узнав, что сделал ему младший сын его, сказал: проклят Ханаан (ср.: Быт. 9, 25), и хотя огорчителем был Хам, однако же проклинает не его, а порождение его и дело его, которое символически именуется Ханаан, ибо Ханаан толкуется как волнение. Итак, поскольку склонность, приведенная в движение, производит страсть, то проклинает не расположение, а дело, им произведенное. Ибо трудно в естестве человеческом сохраниться чистоте сердечной. Явно же, что истребляющий укоризны гордых истребляет не этот один порок, но слово укоризна надобно понимать, один грех распространяя на все роды порока. Ибо беззаконные издеваются над храмом, издеваются над ближним, издеваются над сотворенным по образу Сотворшего, а чрез образ укоризна восходит на Сотворшего. Ибо как поругавший царское изображение судится наравне с погрешившим против самого царя, так, очевидно, повинен греху поругавший созданного по образу. Но прежде всего делает он укоризну себе самому: любодей — растлением, прелюбодей — срамотой дела, тать — низостью, гнусностью и подлостью поступка, лжец — отрицанием истины, клянущийся во лжу — отчуждением от Бога. Поэтому всякий грех есть укоризна и прозябение укоризны и прежде всего касается самого укорителя. Но смирит и укоризну гордых, потому что гордость есть сестра беззакония. Ибо неправдивый презирает правду и превозносится над ней, невоздержный говорит против целомудрия, когда презирает того, кто тщательно соблюдает себя во всем и умеряет даже движение очей, сластолюбец укоряет умеренного в образе жизни, безумный осмеивает изобилующих мудростью и трудолюбиво собирающих себе отовсюду познания. Посему Господь, Который гордым противится (ср.: Иак. 4, 6) и смиряет грешники до земли (ср.: Пс. 146, 6) — Он обещает смирить укоризну гордых. А смиряющий гордых как избавляет их от уподобления диаволу, который есть отец гордости, так убеждает научиться у сказавшего: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29).
(12) И будут оставшии честнии паче, нежели злато нежженое, и человек честен будет паче, нежели камень, иже от Суфира. По наведении великих искушений, по нашествии оружеборцев, опустошающих вселенную, и по смирении всякой гордыни, из многих найдутся люди, не повредившие души в сообщении с беззаконными, но дознанные тысячами искушений и испытаний, показавшие точный опыт своего произволения, и они будут честнее всякого нежженного золота и всякого драгоценного камня, который, как думают, отыскивается в Суфире. А Суфиром, кажется, наименована некоторая страна у индийского народа, в которой, обыкновенно, родятся драгоценные камни. Нежженное же золото — не содержащее в себе никакой примеси постороннего вещества, но с первого взгляда удостоверяющее о себе, что оно доброкачественно и не смешано с медью и другим каким сплавом.
(13) Разъярится бо небо, и земля потрясется от оснований своих, за ярость гнева Господа Саваофа в день, в оньже приидет ярость Его. Вся тварь приходит в движение с Владыкой на отмщение тем, которые согрешили против Него. Ибо как небо ужасается и трепещет от неожиданных беззаконий народных, когда оставляют Господа (см.: Иер. 2, 11–12), так говорится, что когда исполнятся грехи отступников и наступит время воздаяния, тогда небо разъярится и подвигнется на гнев вместе с Богом. Под яростью же неба должно разуметь страшные небесные явления, поражающие наказываемых: когда помрачатся звезды, померкнет солнце, луна не будет уже освещаема, когда полетят молнии, страшно разразятся громы, когда воздух над головой омрачится, так что отовсюду неумолимое мучение будет грозить отданным под гнев. Ибо тварь, служа Творцу, приходит в напряжение при наказании неправедных, ослабляет же свои силы при благодеяниях уповавшим на Него. Но сие бывает за ярость гнева Господня. Яростию же гнева Писание, обыкновенно, называет воскурение и как бы воспламенение наказания, налагаемого в воздаяние за худые дела.
И земля потрясется от оснований своих. Пророк показывает, что землетрясение будет не легкое и не обыкновенное, какое бывает при колебании одной земной поверхности, но что оно превратит основание земли и сотрясение коснется всего ее состава. Основания же земли неизвестны человеческой природе, как научает нас говорящий у Иова Господь: Где был еси, егда основах землю? Возвести ми, аще веси разум. Кто положи меры ея, аще веси? или кто наведый вервь на ню? На чемже столпи ея утверждени суть; ктоже есть положивый камень краеуголный на ней? (Иов. 38, 4–6). Не согласно ли с понятием мудрецов внешних Господь положил основания земли в средоточии шара, обнимающего собой мир, так что земля, во все стороны равно отстоя от неба, равновесием своим надежно укреплена и неуклонно утверждена? А если так крепко утверждена земля, то, подвигнутая со своих оснований, очевидно, снимется она с поддерживающей ее опоры. Поскольку же приходить в ярость свойственно существам разумным и одушевленным, то некоторые вообразили уже, что небо одушевлено и владеет словом, так что вместе с Владыкой может приходить в негодование. Но это — вымысел и басня. Ибо Писание неоднократно, переменяя имена, называет небом небесные живые существа, как и у нас в обычае говорить. Например говорим: весь город вышел и город просил князя — о том, когда надлежит сказать сие о живущих в городе. Так и небо приходит в ярость, когда Небесные Силы сознают правдивость Божия гнева. Ибо как радость бывает на небесах о единем грешнице кающемся (ср.: Лк. 15, 10), так бывает огорчение и печаль о тех, которые чрез грех делаются отступниками от Творца.
(14) И будут оставшии яко серна бежащая и яко овца заблудившая, и не будет собираяй, яко человеку в люди своя возвратитися, и человек во страну свою побегнет. (15) Иже бо аще пленится, поразится, и иже собрани суть, мечем падут. (16) И чада их пред ними разбиют, и домы их пленят, и жены их поймут. В нашествие врагов вступившие в битву падают в самых рядах, а предавшиеся бегству бегут, как серна. Но это — животное, робкое и боязливое, по скорости ног далеко убегающее и не останавливающееся. Посему будут яко серна и яко овца заблудившая, потому что овца не имеет ни малого собственного смысла, чтобы устремиться на питательные пажити, остановиться в местах более безопасных или сыскать себе питье, если не будет пасущего, который бы водил ее. Посему люди того времени будут бегать, как серны, и останутся беспомощны, как заблудившие овцы, потому что нет у них князя. И не будет собираяй. Но боязливые будут рассеяны преследующими, а оставшиеся побеждены врагами и если найдутся в состоянии противостать и совокупиться для вспомоществования друг другу, то мечем падут. Потом Пророк описывает жалкие страдания порабощенных. Детей их разбиют в глазах родителей, дома их расхитят и жен их увлекут к себе на поругание.
(17) Се, Аз возбуждаю на вы Мидов, иже сребра не вменяют, ниже злата требуют. (18) Стреляния юношеская сокрушат, и чад ваших не помилуют, ниже пощадят чад твоих очи их. По прошествии многого времени, как передала история, мидяне возобладали ассириянами и разрушили Вавилон. И как пророчество Исаии многими родами предшествует пленению народа израильского, так опять по прошествии многих лет после сего пленения являются мидяне, ополчившиеся на ассириян. Посему утешением для плененных послужит ожидание отмщения, которое не в продолжительном времени постигнет народ, делавший зло Израилю. Возбуждаю, сказано у Пророка, на вы Мидов, которые не обольстятся ни серебром, ни золотом. И вы, вавилоняне, не возможете множеством богатства откупиться от них, чтоб не страдать. Мидяне не удивляются деньгам, которыми сами очень богаты. Поэтому во время сражений не развлекаются собиранием корыстей с мертвых, не тратят времени на добычу, почитают низким взять что–нибудь у плененных. Но сокрушат полки стрелков из ваших юношей, не окажут ни жалости, ни пощады младенцам. А имя мидян в переводе значит от достаточного. Посему, кто всем достаточен и может воздать по заслуге, тот возбудит мидян. Или, может быть, поскольку основатель Мидии есть Мадай, а имя сие толкуется измерение, то говорится, что мидяне будут насланы для наказания живших безмерно худо. Посему какой мерой мерил каждый из нас, или делая добро, или греша, такой же мерой примет или награду, или наказание.
Но таковые мидяне не помилуют детей вавилонских и не согласятся присвоить их себе. А может быть, чадами Писание называет теперь плоды или порождения души вавилонян. Такими же разумею чад ублажаемого в псалме (см.: Пс. 127), в котором жена есть премудрость и ее–то, взыскав и соделавшись любителем доблести ее, поял в жену и сожительницу Себе Господь. А сыны — сошедшиеся вкупе порождения ума и премудрости. О сих, думаю, чадах в псалме сказано: Дщи Вавилоня окаянная! блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам! Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень! (Пс. 136, 8–9). Ибо Пророк провидит тот день воздаяния, в который мидяне, овладев вавилонянами, не помилуют их, и чад их не пощадят очи их. Но заметь, что псалом ублажает не как ни есть убивающего детей вавилонских, но того, кто хочет, во–первых, истребить новорожденных младенцев их, не дозволяя приходить им в возраст, чтобы они не преуспели в лукавстве; а во–вторых, намерен не как ни есть убивать их. Ибо ублажает того, кто имет и переможет своей мудростью чадородие слитного ума, который называется вавилонянином, и потом разбиет сие о камень. А камень и в этом месте есть Христос. Ибо, кто негодные учения сокрушает словом истины, тот разбивает о камень вавилонских младенцев. Посему если чада вавилонские суть учения неправославных, смущающие душу приемлющего их, то прекрасно препобежденное чадо Вавилона да разбиется о камень.
(19)
И будет Вавилон, иже нарицается славный от царя Халдейска, якоже разсыпа Бог Содому и Гоморру, (20)
не населится в вечное время, и не внидут в онь чрез многия роды, ниже пройдут его Аравляне, ниже пастуси почиют в нем. (21)
И почиют тамо зверие, и наполнятся домове шума, и почиют ту сирини, и беси тамо воспляшут, (22)
и онокентавры тамо вселятся, и вогнездятся ежеве в домех их. Скоро идет и не умедлит [
[196]], и дни его не продлятся.
В сих словах Пророк описывает уничижение Вавилона. И поскольку сильнейшее действие производит воспоминание о прежней славе, то показывает, от какого состояния и до какого превращения дошел он. И будет — говорит Пророк — Вавилон, иже нарицается славный. Это сделалось как бы собственным его прозванием, и все именовали его, прибавляя: Вавилон славный. Пресловутым же сделал его царь халдейский, когда, низложив многих, перевел в него силы плененных, обнес его огромными стенами, снабдил многочисленной воинской силой, распространил великолепными зданиями. Сей–то город будет рассыпан, якоже разсыпа Бог Содому и Гоморру, и не населится в вечное время. А может быть, разрушение и опустение его определяет некоторым известным временем, потому и не сказал положительно: «И ниспровергнется навек», но присовокупил: В вечное время. Из последующего же видно, что предвещает не совершенное его опустение. Ибо не внидут в онь чрез многия роды, то есть опустение продолжится многие роды, а потом снова Вавилон населится.
Ниже пройдут его Аравляне, ниже пастуси почиют в нем. Горестное опустение изображает слово. Вавилон так запустеет, что в нем не найдется крова для пастухов, не будет и аравитян, населяющих пустыню. И те, которые, все опустошая и расхищая, ходят рыться по городам и селениям, не взойдут в него, не надеясь, чтобы в нем были жители и нашлось что–нибудь из жизненных потребностей. Но он будет, говорит Пророк, пристанищем зверей,
наполнятся же
домове шума. Шум означает чрезмерность запустения. Ибо этот
шум [
[197]] есть звук, отраженный от тел твердых и упорных, возвращающийся опять к тому, кто издал звук. В местах пустых звук сей отдается громко; а в обитаемых городах и селениях он не может быть совершенным, потому что воздух рассекается переносимыми с одного места на другое утварями, перерывается звуками, несущимися в поперечном направлении. Посему там
домове наполнятся шума. И шум есть символ опустения.
Почиют ту сирини, и беси тамо воспляшут, и онокентавры тамо вселятся, и вогнездятся ежеве в домех их. Сирины [
[198]], по языческому преданию, суть приятно поющие женщины; но здесь, кажется, означено сие словом
беси, почему Аквила сиринов назвал строфокамилами [
[199]]. А названных у Семидесяти онокентаврами Аквила наименовал косматыми (trici%wntaV). Кажется, что сим означается некоторый род бесов огрубелых и по наружности омраченных, которых дело — быть непостоянными и никогда не останавливаться ни ногами, ни мыслью.
И онокентавры тамо вселятся. И сим Писание, кажется, представляет другой род бесов, которых прочие толковники назвали
сиин, перенеся самое еврейское слово. «Там же — говорит Пророк — и ежи сделают себе жилища». В сем месте описывается, что все пустыннолюбивые животные соберутся в Вавилон по опустении его.
Скоро идет и не умедлит, и дни его не продлятся. Пророк говорит, что разрушение Вавилона близко и что исполнение угроз не замедлит. Поскольку же в угрозе сказано, что Вавилон будет рассыпан, как Содом, то надобно нам знать, что слово Содом имеет многие толкования. Ибо одно и то же имя толкуется и слепота, и неплодие, и наставшее молчание, и подобие, и воззвание, и основание их. А Гоморра берется в значении меры и мятежа. Но думаю, что не всеми значениями должно пользоваться желающему объяснить, каким образом Вавилон разрушится подобно Содому. Ибо кажется, что Бог сокрушает, благодетельствуя сокрушаемым: как врач, прекращает Он слепоту, а прекращение слепоты есть начало прозрения. Бог сокрушает и неплодие, чтобы, изгнав неплодоносие, даровать им плоды дел правды. Сокрушает и наставшее молчание, чтобы вложить в сердце слово для Божия прославления. Посему и Сокрушающий Гоморру (поскольку Гоморра означает то и другое: и меру, и мятеж) истребляет в ней мятеж и волнение, чтобы мятежники и находящиеся в состоянии, противоположном миру, сделались лучшими.
Но всякий кто допускает влияние дня рождения, чтит необходимость, судьбу и рок и, утверждая это, сколько может, отвлекает людей от веры в Бога и от благочестия, тот дела вавилонян именует славными. Ибо астрология есть изобретение халдеев, которые говорят, что существующее зависит само от себя, а не от Бога, и, подчиняя события течению звезд, изгоняют Промысл, управляющий делами человеческими, так что молитва и благочестие не имеют никакой силы, но хотя по–видимому производят нечто, в прочем сами подлежат закону судьбы. Нарицает также какой–то славный Вавилон и прославляющий мирское богатство и славу, плотское благородство и все тому подобное. Ибо все это приводит в смешение мысль и достойно того, чтобы носить одно имя с Вавилоном.
Господь сокрушает сей Вавилон, будешь ли разуметь под ним город или приведенную в смешение душу, и он делается жилищем рассвирепевших бесов. Ибо, перестав быть обителью Божией, необходимо делается жилищем лукавых духов. Там не останавливается и пастырь, потому что доброму пастырю не свойственно останавливаться на отдых, когда вверенное ему стадо рассыпано. «Но там — говорит Пророк — сирини, беси, онокентавры и ежеве«. Посему когда видишь душу, приведенную в смятение, то знай, что она исполнена шума, потому что в ней нет ни одного ясного и раздельного слова, но неопределенные крики страстей раздаются во владычественном этой души. Посему кажется, что какие–то лукавые силы, взвыванием, подобным голосу, производя удовольствие в душах, услаждаемых их пением на пагубу, уловляют мимоходящих. Неизвестно, услаждение ли голосом или другого какого рода раздражения и вызовы на грех происходят от сих демонов; по крайней мере, очарованные наслаждением забывают о возвращении в истинное отечество. А если видишь, что иной, чешеми слухом (ср.: 2 Тим. 4, 3), отвращает его от истины, внимает же басням и не принимает слова сильного, не терпит ни обличения, ни строгого выговора, которым слушатель приводится к внимательности, но любит слово, произносимое для приятности и услаждения, то разумей, что такой человек, прельщаемый благими словесы и благословением (Рим. 16, 18), во власти сирин.
И о бесах, которые внушают нам различные грехи, говорится, что они воспляшут, потому что пляска есть разнообразное движение членов. И поскольку пляшущие являются на позорище или в той, или в другой личине, то подобно сему и бесы вместо личин употребляют нас и, пляша, представляют то гневливого, то похотливого, то преданного плотским удовольствиям, то лжеца. Так даем в себе место различным действиям бесов и по их воле изменяем сердце свое и телесные члены. Посему когда видишь, что человек то предан неумеренному смеху, то, сокрушен печалью, сам себя терзает в слезах, стенаниях и воплях, то заключай, что в нем пляшет кто–то, принимающий на себя то один, то другой вид. И вводится ли в лицедействие то сребролюбие, то тщеславие, то гордыня — во всяком случае издевается над родом человеческим тот, кто ликует и пляшет в душах, удобоподвижных и удобопреклонных ко греху. А имя онокентавров означает какой–то сложный и чудовищный состав животного, если только и это не бес, который то производит, что обращаем взор на дела человеческие, то увлекает нас в скотские страсти. А еж есть животное, вместо волос одетое иглами, неудоболовимое и хитрое. Все же сие скоро приидет на душу смятенную, и дни сии не умедлят.
Толкование на четырнадцатую главу
(1) И помилует Господь Иакова и изберет паки Израиля. Не без основания, думаю, слово помилует поставлено вместе с именем Иакова, которым назывался Патриарх до борьбы своей, а изберет — с именем Израиля, которое дано ему в награду после борьбы (см.: Быт. 32, 24–28). Милуемый означает что–то унизительное, а избираемый — что–то превосходное. Посему слова помилует Господь Иакова и изберет Израиля подобны следующим: Иаков Отрок Мой, восприиму И, Израиль избранный Мой, прият Его душа Моя (Ис. 42, 1). Ибо слово Иаков принимается в значении еще начинательного и телесного, а Израиль — в значении лучшего и духовного. Вообще же и Иаков, и Израиль почиют на земли своей — на той земле, о которой сказано: Блажени кротцыи, яко тии наследят землю (Мф. 5, 5). Она — не часть сей, подпадшей проклятию, земли, возделывающий которую в печалех вкушает пищу вся дни живота своего (ср.: Быт. 3, 17). А к Иакову и к Израилю, почиющему на земли своей, приложится и пришлец. Пришлец же есть переселенец, обрабатывающий землю. Может быть, это народ из язычников, приложившийся к Иакову, и его Писание называет пришельцем, как чужеземца и переселенца. А для недостаточных и не умеющих управлять собой благодетельно — поработиться управляющим искусно. Почему в числе благословений сказано Исаву: и брату твоему поработаеши (Быт. 27, 40).
Сие–то значат слова: (2) и умножатся на земли Божии в рабы и рабыни. Рабство назначается им вместо благодеяния. И будут пленени пленившии я. Одни мучительски уводили в плен, ввергая побежденных в рабство диаволу; другие человеколюбиво отводятся в плен — под мучительской власти диавола приводимые в рабство Христу. Израилю же дается обетование об освобождении от жестокого рабства, в каком находился он у вавилонян, и вместе совет быть человеколюбивым, пролить слезы о царе Вавилонском и не радоваться его падению, а плакать о нем, как о потерпевшем достойное сожаления и милосердия.
(20) Якоже риза в крови намочена не будет чиста, такожде и ты не будеши чист, зане землю Мою погубил еси и люди Моя избил еси. Не пребудеши в вечное время. Вот еще часть плача о князе Вавилонском и о делах его. После того как спадший с небесе денница сказал в сердце своем: На небо взыду, буду подобен Вышнему (ср.: Ис. 14, 12, 13, 14), в доказательство того, сколько далек от уподобления святому осквернивший себя всякой нечистотой и убийствами, уподобляется он одежде, которая, по природе своей, сделана на украшение человеку, но, поскольку омочена в крови, не может быть взята человеком в употребление. Из сего видно, что лукавый не по устройству своему имеет в себе нечистоту, но потому что обагрил себя кровью, погубив землю Господню и чрез грех убив людей. И в другом еще месте находим, что одежде уподобляет человеческую природу тот же Пророк, говоря к обветшавшим в пороке: Се, вси вы яко риза обетшаете, и яко молие изъяст вы (Ис. 50, 9). Страшная угроза — и впоследствии не стать чистым! Ибо оскверненный каким–нибудь грехом хотя в настоящее время теряет чистоту, но в будущем не лишается надежды очищения чрез покаяние. Но здесь решительный приговор, что не будет и впоследствии чист, потому что намочен в крови людей Божиих, которых умертвил преслушанием, вовлекши их в грех.
Может быть, что до сотворения человека и для диавола оставалось еще какое–нибудь место покаянию. И эта гордыня, как ни застарела была болезнь, могла, однако ж, восстановить себя в первобытное состояние, позаботившись уврачевать в себе болезнь покаянием. Но как скоро явились и устроение мира, и насаждение рая, и человек в раю, и заповедь Божия, и зависть диавола, и убиение возвеличенного, с тех пор заключено для диавола и место покаянию. Ибо если Исав, продав первородство, не нашел места покаянию (см.: Быт. 25, 29–34; 27, 36–38), то остается ли какое место покаянию для того, кто умертвил первозданного человека и чрез него внес смерть? Говорят же, что пятно, сделанное на одежде человеческой кровью из раны, никак не может быть отмыто, но вместе с одеждой состаревается изменение цвета, произведенное кровью. Посему и диаволу невозможно изгладить с себя кровавое пятно и стать чистым. Но заметь, с какой выразительностью изображается в сем речении осквернение убийством. Пророк не сказал погружена в крови, но намочена, желая показать, что диавол постоянно занимался убийством истребляемых. Он погубил землю Божию и истребил людей Божиих. Правда, что и Навуходоносор опустошил землю, посекши в ней плодовитые дерева, предав огненному истреблению селения; правда, что и он людей израильских частью побил мечом, а частью отвел пленниками в Вавилон. Но здесь разумеется и таинственно именуемый царем Вавилонским миродержитель мира сего. Ибо и слитность мира сего весьма прилично назвать можно Вавилоном, потому что князь мира соделал людей Божиих пленниками, переселя из жизни в смерть, а землю опустошил, растлив грехом плоть каждого по написанному: яко растли всяка плоть путь свой (Быт. 6, 12).
Семя злое. (21)
Уготови чада твоя на убиение грехами отца твоего, да не востанут и наследят землю и наполнят землю градами [
[200]]. (22)
И востану на ня, глаголет Господь Саваоф, и погублю имя их, и останок, и семя. Не только не будет он чист, но и преемники лукавого истребятся с ним, по благости человеколюбивого Бога, Который попускает истребление чад не столько плотского чадородия, сколько чадородия дел, совершаемых по злому навыку.
Семя злое. Поскольку не сам был отцом злобы, но получил бытие от другого, предварившего в злобе, и поступил по лукавству того, кто посеял его, то называется
семенем злым.
Уготови чада твоя на убиение грехами отца твоего. Но злым семенем чего–либо называется иногда не то, что непременно произошло от предшествовавшего сеяния, а напротив того, что и само служит к происхождению другого, именуется семенем. Как при миротворении первые растения были семенем для других, а сами не от других произошли, потому что были первоначальнее образовавшихся из семени, так, может быть, и теперь пророческое слово того, кто в пример другим предначал зло и как бы сделался семенем подражания, именует злым семенем, не потому что получил бытие от предшественников, но потому что положил начало преемникам. А иной сам от себя может быть семенем злым, будучи началовождем злобы, и опять, обучившийся у лукавых учителей именуется подобным именем. Племя Ханаане, а не Иудино (Дан. 13, 56) назван оный грешник не потому, что плотское его происхождение нечисто и имеет примесь от Ханаана, напротив того, за подражание Ханаану называется семенем ханаанским. Посему каждый, по своему произволению, может быть или семенем святым, или противоположным тому. Ибо послушай, что говорит Павел: о Христе бо Иисусе благовествованием аз вы родих (1 Кор. 4, 15). И еще сказано: Елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12), и всяк творяй грех от диавола рожден есть (ср.: 1 Ин. 3, 8).
С каким же намерением пророческое слово повелевает злому семени уготовить чада свои на убиение грехами отца? Многократно замечали мы, что дела каждого и плоды душевные именуются чадами. Ибо сказано: спасется чадородия ради, аще пребудет в вере и любви и во святыни с целомудрием (1 Тим. 2, 15). Ибо и душа спасется, как жена, не вдавшаяся в обман Жениха, когда с помощью слова плодопринесет чада — добрые дела, если только пребудет в благом навыке и не омрачится какими–либо последующими грехами. Так и мы, сообразно с духовным и Божественным законом понимая благословение, в котором сказано: благословена исчадия чрева твоего (Втор. 28, 4), разумеем не иное что, как душевные плоды. Страха ради Твоего, Господи, во чреве прияхом и поболехом, и родихом дух спасения Твоего, егоже сотворихом на земли (Ис. 26, 18). Посему истребление лукавых дел называется убиением чад, и оно служит в пользу породившего отца. Посему, в настоящем месте, сокровенное человеколюбие выражает сей иносказательный образ речи, повелевающий злому семени облегчить тебя, по возможности, от бремени своих грехов. Ибо приявшие на себя образ лукавого и соделавшиеся чадами греха все исчадия души своей должны убить для истребления грехов. А если не умрем греху, то как правдою поживем (1 Пет. 2, 24)? Ибо Пророк говорит: да не востанут и наполнят землю градами. Лукавство есть мятежное восстание греха; посему греху должно пребывать мертвым, и не надобно дозволять, чтобы он составлялся и умножался. Ибо таково значение города.
А Господу Саваофу прилично погубить и имя, и останок, и семя греха. Блаженно состояние души и общества человеческого, в которых имя греха не именуется, по слову Апостола: Блуд же, и нечистота, и студодеяние ниже да именуется в вас, якоже подобает святым (ср.: Еф. 5, 3). А вторая степень — чтобы не было, по крайней мере, останка. Ибо многие, обратившись от лукавых дел, как бы удерживая в себе памятование прежних дел, посредством него нередко обновляют умолкнувший грех.
Посему, чтобы не было и
останка, то есть чтобы остальное семя лукавого учения не могло сохраняться в преемниках чрез подражание предшественникам,
сия глаголет Господь: (23)
И положу Вавилонию пусту [
[201]],
яко вогнездитися ежем, и будет ни во чтоже, и положу и брения пропасть в пагубу, человеколюбивый Господь угрожает, что положит
Вавилонию пусту. И опустение лукавого жилища, и истребление жизни смутной для способных понимать есть вожделенное благо. Угрожает же таким опустением Вавилонии, что в ней не будет обитать человек вавилонянин, но его место заступят ежи. А это животное ограждено жесткими и острыми иглами, когда захочет, свертывает голову и ноги, образует из себя вид совершенного шара, так что его трудно взять в руки, потому что голова и ноги завернуты, а наружность покрыта отовсюду иглами. И это одно животное спокойно отмщает тем, которые замышляют против него. Ибо кто налагает на него руки, тот сильно их укалывает, и чем крепче захочет его сжать, тем глубже вонзаются иглы.
А может быть, подразумеваются нравы людей, которые вместо вавилонян поселились в городе, нравы необщительные, своеобычливые, любящие обхождение суровое. А что роды животных берутся в означение человеческих нравов, сие знаем из Петрова видения, когда в сосуде, спущенном с небес, были всякого рода животные, гады, птицы, четвероногие (см.: Деян. 10, 12–17). Ибо слово давало разуметь, что люди от различных грехов должны быть приводимы к вере и что они–то уподобляются или четвероногим, по своей скотоподобности, или гадам, по своей ядовитости, или птицам, по своему легкомыслию и непостоянству. Поэтому, может быть, и еж в Писании иносказательно означает каких ни есть людей, подобно как змеи означают саддукеев и фарисеев (см.: Мф. 23, 33), лисица — Ирода (см.: Лк. 13, 32), кони женонеистовни — сластолюбивых (ср.: Иер. 5, 8), овцы — людей самых незлобивых (см.: Мф. 10, 16), козлища — необщительных и скупых (см.: Мф. 25, 33). Почему и к ежам, так как сие животное надеется собственными иглами защититься от вреда, не без основания можно применить богатых века сего, о которых говорит Господь, что они собственным своим тернием подавляют в себе слово и делают его бесплодным (ср.: Мф. 13, 22).
Будет же Вавилон ни во чтоже и брения пропасть. Если взять сие в смысле чувственном, то слово сим показывает, что река Евфрат, протекающая по середине города, не находя свободного стока по руслу реки и разлившись в Вавилоне, совершенно истребит его и обратит в пропасть не воды чистой, но тины. Ибо таково конечное сокрушение раздражающих Господа.
(24) Сия глаголет Господь Саваоф: якоже глаголах, тако будет, и якоже совещах, тако пребудет, (25) еже погубити Ассириан на земли Моей и на горах Моих; и будут в попрание, и отымется от них ярем их, и слава их от рамен их. Плотской Израиль толкует, что у Пророка говорится о земле, которая, по их мнению, есть Божия, и об этих земных горах чувственной Иудеи и что народ израильский отведет в плен ассириян, возложив на них иго рабства. А мы, воскресшие со Христом и давшие обет вышних искать (ср.: Кол. 3, 1), землей называем благое сердце, как научены Самим Господом, сказавшим: А сеянное на добрей земли, се есть слышай слово и разумев плод приносит и творит ово сто, ово же шестьдесят, ово тридесять (ср.: Мф. 13, 23). Так и горой Божией, на которой ассирияне будут в попрание, может быть назван возросший в добрых делах и ставший выше других словом и познанием; в нем враги будут в попрание. И всякое иго ассириян отнимется Богом. Ибо они высоко о себе думали, потому что налегли на плечи людям, составлявшим часть Божию, и делали своими подъяремниками отвлеченных грехами от рабства Богу. Итак, по сказанному, имея надежду, что враги наши погибнут на земле Божией и попраны будут на горах Божиих, что ярем их отнимется и сокрушится слава их, которой они величались как наши обладатели и покорители, сделаем все возможное, чтобы совершенно свергнуть с себя владычество их! Ибо если сделаемся горами Божиими, то основания Божии (ср.: Пс. 86, 1) в нас будут, потому что слово истины положится в основание в сердцах наших и добрые дела будут назидаемы на вере. Но должно нам начисто отделиться от греха, чтобы выя наша освободилась от ига ассириян, и мы могли стать подъяремными Христу. Ибо на вые нашей не могут лежать два ига — и иго Господне, и иго ассирийское: Кое бо причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тме? (2 Кор. 6, 14).
(26)
Сей совет, егоже совеща Господь на всю вселенную, и сия рука высокая [
[202]]
на вся языки вселенныя, (27)
яже бо Бог Святый совеща, кто разорит? и руку Его высокую кто отвратит? Пророк ясно показывает, что сие говорится о людях в целой вселенной и во всех народах, потому что никто не может разорить, что совещал Святый Бог, и никто, каков бы ни был, не отвратит руки Божией, защищающей землю и горы Божии. Но вместе заметь, что речение сие, как неоднократно уже показали мы, означает не одно что–нибудь редкое. Например в словах:
Кто премудр и уразумеет сия? (Ос. 14, 10), и еще:
кто верный и мудрый строитель? (ср.: Лк. 12, 42), и теперь:
кто разорит — означается то же, что и
никто. Ибо непозволительно думать, чтобы кто–нибудь был в состоянии разорить совет Господень.
(28) В лето, в неже умре Ахаз царь, бысть глагол сей: (29) не радуйтеся, вси иноплеменницы, сокрушися бо ярем биющаго вы, от семене бо змиина изыдут изчадия аспидов, и изчадия их изыдут змии парящии. (30) И упасутся убозии им, нищии же человецы в мире почиют; и потребит гладом семя твое, и останок твой избиет.
Если все, написанное у Пророков, сказано Духом Святым, то явно, что и надписание времени сего пророчества не напрасно вставлено. Какая же польза узнать, что сие слово к иноплеменникам было в лето, в неже умре Ахаз, царь Иудейский? Рассуждаем о сем так. В книге Исхода написано: умре царь Египетский, и возстенаша сынове Израилевы от дел их, и взыде вопль, и услыша Бог стенание их (ср.: Исх. 2, 23–24). Хотя при жизни лукавого царя не могли не стенать к Богу, потому что царь неволил их в делех жестоких (ср.: Исх. 1, 14), не давая времени обратить взоры к Богу, а когда не стало лукавого, тогда надлежало рукоплескать и радоваться падению врага, однако же, к удивлению, написано, что тогда начали стенать, чем показывает слово, что, пока владел плотолюбивый ум, по бесчувствию не умели и оплакивать зло, причиняемое грехом; а как скоро получили свободу от страстей, обременяемые делами вещественными и телесными начинают свое уврачевание стенанием. Потому и услышал их человеколюбивый Бог. Подобное нечто сему повествованию открывается и в предыдущей части пророчества Исаии. И бысть — говорит он — в лето, в неже умре Озиа царь, видех Господа седяща на престоле высоце и превознесенне (Ис. 6, 1). По сказанию истории, Озия был царь лукавый, потому что вознесеся сердце его на пагубу, и обиде Господа Бога своего, и вниде в церковь Господню покадити над олтарем (2 Пар. 26, 16), и стал прокажен (см.: 2 Пар. 26, 19). И тогда–то, по низложении лукавого князя, по очищении законного служения от нечистот, открываются Пророку тайны богословия. Посему и здесь пророческое слово надписывает, что умер Ахаз, государь недобрый, дабы известно было, что при удалении худшего бывает глагол к иноплеменникам от благодеющего Бога. Ибо в Четвертой книге Царств находим, что сей Ахаз не сотвори правое пред очима Господа, и сына своего преведе сквозе огнь по мерзостем языческим, и жряше и кадяше на высоких (ср.: 4 Цар. 16, 2–4). Он и из сокровищ дому Господня золото и серебро посылал царю ассирийскому, за что и осуждается немалое его нечестие в рассуждении священных имуществ. Итак, по падении лукавого владычества, бывает глагол на иноплеменников. Иноплеменниками же собственно называются филистеи, которых еллины именуют палестинами (palaiVino%uV).
Но надобно знать, что и в жизни каждого из нас, как скоро умирает грех, царствующий в мертвенном теле нашем, бывает в нас слово Господне. Ибо, может быть, всякий грех имеет некоторое применение к каждому из осуждаемых в Писании и вполне достойных порицания царей, имена которых неоднократно указываются в целом Писании, как и теперь имя Ахаз толкуется одержание, будучи символом лукавого учения, которое вводит в предубеждение и держит в оном душу нашу; с умертвием его, душа наша, освободившаяся от одержащего, делается способной уразумевать глагол на иноплеменников. Посему первый представляющийся смысл таков: не радуйтеся, вси иноплеменницы, сокрушися бо ярем биющаго вы. Не думайте, филистимляне, что со смертью Ахаза вы стали свободны от страха, в каком держит вас Израиль, поэтому не радуйтесь падению царя, хотя и сокрушися ярем, то есть порабощение, какое наложено на вас попирающими и бичующими вас по праву властительства, однако же от семене змиина изыдут изчадия аспидов. Сим Пророк означает преемников Ахазовых. И если Ахаз имел лютость змия, и потому радуетесь его смерти, то от семени этого змия восстанут на вас исчадия аспидов, и от них опять изыдут исчадия. Сим слово изображает злонравие последующих по преемству царей. Аспиды, сказано, будут парящии: и с ядовитостью пресмыкающихся, и с быстротой пернатых.
Потом, поскольку порядок родословия ведет к Самому Господу, пророческое слово, прервав непрерывность речи, переходит к благому обетованию. Ибо говорит: упасутся убозии им. Кто же сей, пасущий убогих, как не Пастырь овцам (ср.: Ин. 10, 14)? Убогими же слово называет не имуществом недостаточных, но смиренных мыслью. Это нищие, ублажаемые Самим Господом, ибо говорит Он: Блажени нищии духом (Мф. 5, 3). Они в мире почиют.
И потребит гладом семя твое. Семя ино–племенников погибнет от голода, и останок их будет истреблен. Питаемые лукавыми речами предаются голоду к пользе душевной. Ибо скудость учителя, напутствующего их на злое, делается поводом к душевному здравию и спасению.
Посему из учения сего можно извлечь такой смысл. Не радуйся никто, сокрушая лежащий на нем ярем и возложенный биющим его. Ибо иному, уже званному ко спасению во Христе, нередко бывает поводом к сокрушению ига Христова поражение и обличение словом, бичующим и наказующим за грехи совесть падшего. Ибо иной, не терпящий трудности обличения и выговора, делаясь упорным, подобно коню и мску (см.: Пс. 31, 9), освобождая себя от служения Богу, порабощаясь же греху, недостоин веселия в Боге. Потому гораздо лучше было ему перенести вразумительное слово, нежели с негодованием сокрушать ярем биющего его. А не сокрушившие ярма, но выдержавшие вразумительное посещение и за смирение сердца называемые нищими упасутся им. Ибо конец доброго вразумления есть та обетованная пажить, о которой говорит Спаситель: и внидет и изыдет, и пажить обрящет (Ин. 10, 9). Но и Пророк говорит: на пажити тучне упасу я (ср.: Иез. 34, 14). Таким образом, нищии человецы в мире почиют, если не пренебрегут вразумлением Господним и не расслабеют духом при обличении Господом. Семя же иноплеменников потреблено будет гладом, терпя недостаток в пище, в наказание за сокрушение ярма.
(31) Восплачитеся, врата градов! Да возопиют грады смятеннии, иноплеменницы вси, зане дым от севера идет, и несть, иже пребудет. (32) И что отвещают царие языков? Яко Господь основа Сиона, и тем спасутся смиреннии людий Его. — Врата градов — говорит Пророк — восплачитеся! Еще угроза иноплеменникам! И да возопиют грады смятеннии. Да наполнятся, говорит, воплем от смятения, произведенного в жителях страхом. Врата да восплачут, по причине приближающейся осады; и грады, то есть обитающие в городах, да возопиют. Впрочем, и все живущие в этой стране иноплеменники не останутся в покое, потому что дым от севера коснется всех равно — и городских, и сельских. Ибо дым от севера идет. Пророк изображает бессилие иноплеменников тем, что не выносят приближения дыма, а тем паче не в состоянии стерпеть огня, возжигаемого иноплеменниками. Дым от севера идет, и несть, иже пребудет, то есть дым не имеет собственной самостоятельности; естество дыма не есть что–либо существенное и плотное, но это — едкий пар, возгоняемый из дымящегося вещества поднимающимся вверх огнем. Когда иноплеменники приводятся в смятение дымом, который в естестве своем не есть что–либо самостоятельное, что скажут цари языческие, видя страну израильскую в мире? что, кроме сего: Яко Господь основа Сиона, и тем спасутся смиреннии людий Его? Сам Он утвердил незыблемые основания Сиона; ибо Сам Бог — художник и содетель горнего града (ср.: Евр. 11, 10). «Спасутся же в нем не сильные по имуществу, не крепкие по телу, не опытные в военном деле, но смиреннии людий Его« — говорит Пророк. Для того немощная мира избра Бог (1 Кор. 1, 27), чтобы в них доказать преизбыток Своей силы.
Но чтобы вовсе не оставаться нам без созерцательного исследования, попытаемся, если можно, найти какое–либо руководство к уразумению сказанного в толковании имен. Находим, что имя Филистей на еллинском языке переводится падающий от пития. Смотри же, нельзя ли пьяниц и развратных, которые на чаши и сткляницы вдают душу свою и последи, по слову притчи, ходят нажайшии белилнаго древа (ср.: Притч. 23, 31), назвать иносказательно падающими от пития, то есть от неумеренного пития? Падают же они от пития потому, что не могут восходить на высоту Царствия Божия, как ясно говорит Павел: пияницы Царствия Божия не наследят (ср.: 1 Кор. 6, 10). Ибо много падений и различны причины, по которым падаем с высоты и не достигаем почести вышняго звания (Флп. 3, 14), одной же из сих причин, и притом немаловажной, бывает пожелание и усердие пить. Посему повелено восплакаться вратам сих упивающихся — вратам, чрез которые входит вино и влечет за собой рой зол. Поэтому и путям, где совершается грех, слово повелевает обратиться к рыданию, и кто устами содевает грех пьянства, тому велит устами и стенать. А грады сих врат суть самые чувствилища души, в которых имеют свое пребывание сборища лукавых помыслов, множество пожеланий, козлогласования и пьянства; они–то, приводимые в смятение и тревогу представлением, составившимся под влиянием вина, не имеют в себе мира, превосходящаго всяк ум (ср.: Флп. 4, 7), но пребывают в непрестанном колебании и волнении, поэтому они вопиют. К ним–то теперь приносится дым севером, о котором сказал Соломон: Север жесток ветр, именем же приятен нарицается (Притч. 27, 16), то есть приносится жестоким духом. Кто стал жестоковыен пред Вседержителем и ожесточил сердце свое, тот приносит к ним дым — повод к слезам — дым, который иные называют приятным. Кто же сии иные, как не те, у которых судилище ума повреждено, которые обнаруживают в себе превратные мнения о вещах, глаголют горькое сладкое, и сладкое горькое, полагают свет тму, и тму свет (ср.: Ис. 5, 20)? Они, обольщаемые преобразующимся в ангела светла, его, зловещего и проклятого, нарицают приятным. А что севером называется сопротивная сила, сие видно из слов: от лица севера возгорятся злая, сказанных в видении коноба поджигаемаго (ср.: Иер. 1, 14, 13). Но таковые лишены пребывания. Поскольку с ними нет истинно сущего, то сказано: и несть, иже пребудет.
И что отвещают царие языков? Яко Господь основа Сиона, и тем спасутся смиреннии людий Его. Итак, поскольку из иноплеменников нет ни одного пребывающего, но, по причине злобы своей, стали они как бы несуществующими, ибо сказано: Да исчезнут грешницы от земли, и беззаконницы, якоже не быти им (Пс. 103, 35), не в том смысле, что перейдут они в ничтожество, но в том, что будут удалены от посещения Богом, Который един есть истинно Сущий, что скажут цари их, видя такое различие между язычниками и Сионом? Не приидут ли, конечно, в сознание, что живущие по–язычески, по причине злонравия своего, находятся в волнении, а имеющие ум свой очищенным именуются Сионом, потому что там стражбище всякого естества?
Как бы с вершины горы, с высоты ума созерцаются мир и благоустройство мира, а чрез них и Самый Бог; а также созерцаются дела житейские и их малоценность. Посему как ум, погруженный в вино и прочие страсти, падает от опьянения, так ум чистый имеет своим основоположником Бога. И тем смиреннии людий спасутся. Ибо блажени нищии (Мф. 5, 3), и горе богатым, яко отстоят утешения своего (ср.: Лк. 6, 24).
Толкование на пятнадцатую главу
Слово на Моавитскую землю. Собери все, что писано о Моаве, чтобы можно тебе было выразуметь смысл всего этого пророчества на Моава: из книги Бытия — историю Лота, который от старшей дочери родил Моава, отца моавитян (см.: Быт. 19, 37), из книги Числ — происшествия после медного змия, ибо
воздвигошася сынове Израилевы, и ополчишася во Овофе. И воздвигшеся от Овофа, ополчишася в пустыни, яже есть пред лицем Моавитским (ср.: Чис. 21, 10–11). И еще повествуемое о Валаке, который был сын Сепфоров, царь моавский. Желая с помощью проклятия истребить Израиля, послал он в Фавуру (Пефор) к Валааму, сыну Веорову (см.: Чис. 22, 4–6), птицегадателю (см.: Чис. 24, 1) [
[203]], советнику блуда и идолослужения (см.: Втор. 31, 16), чрез которого, как сказано,
осквернишася людие блужением со дщерми Моавли, и призваша я в требы кумир своих (Чис. 25, 1–2). Исследуй и повествуемое о Руфи, которая от семени моавского присоединилась к Израилю и столько облагородилась, что от нее произошел не только Давид, но и Господь наш (см.: Мф. 1, 5). И попытайся везде отыскать слово на Моавитскую землю, в котором прикровенно изображены частью угрозы, а частью обетования. Все же сказано с прикровением, чтобы покрывало, лежащее
во чтении Ветхаго Завета, было снято с нас, если восскорбим, истинно обратившись ко Господу (ср.: 2 Кор. 3, 14, 16).
(1) Нощию погибнет Моавитска земля; нощию бо погибнет стена Моавитская! Мучительнее наказание, исполняемое ночью. Кто днем терпит что–нибудь бедственное, тот в самом свете находит облегчение постигающей горести. А ночь сама по себе есть нечто грустное; если же присоединит к себе страдания и бедствия, то производит великое приращение скорбей. Итак, представь себе ночное нападение неприятелей, неожиданное вторжение, порабощение жен и детей, расхищение имущества, умерщвление доставшихся в руки врагам, разрушение стены, запаление города. Нощию погибнет стена Моавитская, а лишившись ограждения стен, по необходимости погибнут и обещавшие себе найти в них безопасность.
Посему (2) плачитеся о себе — говорит Пророк — погибнет бо и Дивон, идеже требище ваше; тамо взыдете плакатися. — Плачитеся о себе. Блажен, кто имеет у себя чистую душу: у него нет собственного предлога к скорби. Но поскольку любовь не ищет своих си (1 Кор. 13, 5), блажен, кто, видя страждущий член, и сам состраждет, вместе скорбит и плачет с плачущими, по слову Апостола (ср.: Рим. 12, 15), который оплакивает многих, прежде согрешивших и не покаявшихся. Апостол говорит еще: яко скорбь ми есть велия и непрестающая болезнь сердцу моему по братии моей, сродницех моих по плоти (ср.: Рим 9, 2, 3). А если кто не таков, но погряз в собственных своих грехах, то да плачется он о себе самом, как побежденный врагом, с которым брань. Его скорбь веселит того, кто поучительными словами приводит его в сознание. Ибо как жгучие и мучительные врачевства очищают язвы, и зловоние от гноя, и разболевшиеся раны, и делают тело более способным к местному заживлению, так, думаю, известный смысл имеют слова плачитеся о себе, сказанные людям, которые высоко думают о какой–нибудь мудрости. А таковы начальники ересей, погибающие в ночи, потому что всяк делаяй злая ненавидит света и не приходит к свету (Ин. 3, 20). И поскольку пребывающие в нощи погибают ночью, то ночью же падает и стена их, то есть бойницы лжемудрия, скрываясь за которыми думали они найти себе в них достаточную безопасность. Ибо диалектика, как стена, защищает еретические учения лжеименного ведения. А когда стена упала, необходимо должно рыдать сим пленникам. Итак, да плачутся о себе самих, потому что погибли.
Но достоин погибели и Дивон, где построен храм ваш. Разумеем же Дивон, соображаясь с толкованием сего слова. А Дивон толкуется течение их. Посему, как слово истины твердо и постоянно, утверждено на прочном основании и неподвижно, и укоренившийся в вере уподобляется в притче человеку, полагающему основание на камени (ср.: Мф. 7, 24), и о манне говорится, что она была, аки лед на земли (Исх. 16, 14), причем слово Божие оледенением выражает твердость и силу, так противные учения и в пользу их говорящие правдоподобия — текучи, нетверды и не могут установиться, и отец лжи во истине не стоит (ср.: Ин. 8, 44). Посему непостоянство лжи наименовано течением. Да плачутся же созидающие что–либо подобное, имеющие у себя учение о Боге непостоянное и неутвержденное. Ибо это есть тот жертвенник, который осужден к погибели Дивона, где построено требище. Посему взыдете плача не жертву приносить, но раскаяться в том, о чем некогда ко вреду своему вы молились, потому что молитва обратилась вам в грех. Ибо кто служит твари вместо Творца, кто не поклоняется Сыну и Отцу чрез Сына, но слагает свои учения и на чуждых жертвенниках приносит свою жертву хвалы, тот да плачется печалию по Бозе, доставляющей ему спасение нераскаянно (ср.: 2 Кор. 7, 10)! Сие сказано не о тех только, которые заняли мнение о Боге из еретических учений, но и о всех, которые одобряют что–либо скоротечное, в этом полагают надежду, не повинуясь тому, который говорит: богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс. 61, 11), но домогаясь славы плотской, тогда как плоть есть сено, и слава человеча яко цвет травный (ср.: Ис. 40, 6). Такова же красота плоти и крови, о которой высоко думает злоумная жена, уподобляемая в притче усерязи в ноздрех свинии (ср.: Притч. 11, 22). И вообще всем заблудшим прилично наименование Дивона, так что о погрешающих в жизни или в слове безошибочно можно сказать, что они имеют требище в Дивоне. Посему плача да взыдут думавшие о нем некогда высоко.
Над Нававом Моавитским. Плачитеся, на всяцей главе плешь, вся мышцы обсечены, (3) на стогнах его препояшитеся во вретища, и восплачитеся на храминах его и на улицах его и на стогнах его, вси возрыдайте с плачем. (4) Яко возопи Есевон и Елеала, даже до Иассы услышася глас их; сего ради чресла Моавитиды вопиют, душа ея увесть. (5) Сердце Моавитиды вопиет в ней даже до Сигора; юница бо есть трилетна. В возшествии же Луифа к Тебе плачущеся взыдут путем Арониимлим; вопиет сотрение и трус. (6) Вода Немримля пуста будет, и трава ея оскудеет; травы бо зелены не будет. (7) Еда и сице спасется? Наведу бо на дебрь Аравлян, и возмут ю. (8) Прейде бо вопль предел земли Моавитския до Агаллима, и плач ея даже до кладязя Елимля. (9) Вода бо Димоня наполнится крове; наведу бо на Димона Аравляны, и возму семя Моавле и Ариилево и останок Адаминь. (Гл. 16, 1) Послю аки гады на землю.
Пророк увещевает к печали по Бозе тех, которые введены в заблуждение вымыслами ума человеческого и не предали себя вспомоществованию Духа, увещевает плакаться над землей вредоносных учителей. Ибо их, как думаю, разумеет слово под именем Навав, потому что Навав толкуется седение. Есть люди, которые заседают со своими коварными лжеумствованиями и злыми своими беседами иногда тлят обычаи благи (ср.: 1 Кор. 15, 33). Посему научившиеся лукавым их догматам должны покаяться и плакаться об учении, о котором они высоко думали. Ибо сие значат слова на всяцей главе плешь. Отриньте учителей, обнажите себя от их украшения, и благими уставами жизни уничижите их основания уроков деятельности, и как бы обсеките здравым словом, чтобы вся мышцы были обсечены, то есть деятельные правила были обличены здравым словом чрез разложение и постепенное исследование негодных уроков. Поскольку же лукавые вели их широким путем, то Пророк сим, избравшим изведанную жизнь, повелевает плакать на стогнах, раскаиваясь в наслаждении, влекущем к удовольствию, и как восплакаться о пути широком, так взыскать пути узкого и тесного, чтобы, истинно покаявшись, опоясаться им вретищем и восприять на себя плачевный вид, сделать, чтобы чресла тем, что видимо, как бы вопияли, оставляя следы своего покаяния на тех местах, где они блуждали. И им повелено на всякой храмине и на всех местах возрыдать с плачем. Ибо возвышенное и пустое в науках Пророк наименовал храминами, а разложения понятий как бы стогнами моавитскими.
Итак, был ли кто на высотах людей, взимающихся на разум Божий, или занимался каким–нибудь диалектическим разложением слов и задач по–видимому в ясность приводящих каждый предмет, да возрыдает в покаянии во исполнение написанного, потому что пророческое слово повелевает вопиять на дорогах, на храминах и на всех стогнах. А сие должно быть потому, что возопи Есевон, ибо Есевон толкуется помысл, а Елеала — Божие восхождение, Иасса же — бывшая заповедь. Итак, возопи Есевон, то есть явно свидетельствует, что уроки моавитян суть человеческие помыслы, а не откровения Божественных таин. И Елеала, и она самым делом возопи, что посвящающие себя тем наукам презрительно ведут себя и восстают против Бога. Ибо сие значит восхождение Божие — возношение на высоту гордыни. И Иасса. Хотя кажется бывшей заповедью, но в действительности не заповедь, а какая–то личина рачительности о жизни, служащая к правдоподобию лукавых уроков, преподанных лукавым мудрованием, и к склонению на оные. Посему выше сказано: вся мышцы обсечены, чтобы, если какой лукавый учитель ложными мнениями обольщает души последователей, но по–видимому старается о жизни исправной, раскаявшиеся в том, что предались такому учителю, обсекли себе мышцы, то есть деятельный образ жизни. И да обстригут его, как волосы, и да отделят от своего тела, потому что предстоятели тела Церкви служат вместо главы. Посему и ныне возопи Иасса, что выказываемая исправность в образе жизни есть приманка к убеждению как бы в истине. А это и служит причиной возрыдать с плачем, яко возопи Есевон и Елеала, даже до Иассы.
Сего ради чресла Моавитиды вопиют. Чресла нередко берутся в значении силы деторождения. Еще бы во чреслех отчиих бяше (именно Левий, сын Авраамов), егда срете его Мелхиседек (Евр. 7, 10). И да будут чресла ваша препоясана (Лк. 12, 35). Разумеем, что сим внушается усмирять вожделения, содействующие к чадородию. Итак, плач, предстоящий Моавитиде, соделавшийся причиной целомудренной жизни, вопиет на вопль Есевона, Елеалы и Иассы.
Душа ея, сказано, увесть. Слово показывает уже успех совершивших сказанное выше о покаянии. И сердце Моавитиды вопиет в ней даже до Сигора. А это тот Сигор, до которого мог дойти Лот, вышедший из Содома. Ибо Ангелы хотели, чтобы он взошел на гору, и говорили ему: спасай твою душу; не озирайся вспять, ниже постой во всем пределе; в горе спасайся, да не когда купно ят будеши. Рече же Лот к ним: молюся, Господи, да не когда постигнут мя злая, и умру; се, град сей близ еже убежати ми тамо: не мал ли есть? И жива будет душа моя (ср.: Быт. 19, 17–20). Посему наречено имя городу Сигор, то есть малый. Итак, вопиет сердце Моавитиды даже до Сигора, который стоит уже на пределах Палестинских. Посему слово, показывая крепкое и усильное покаяние или тяжкий плач, вынужденный наказанием за злые дела, обозначает нам расстояние, на котором делается слышным вопль Моавитской страны. Покаяние же требует, чтобы человек сперва возопил в себе и сокрушил сердце свое, потом стал добрым примером для других, а для сего соделал себя слышимым и объявил образ покаяния.
Юница бо есть трилетна, то есть совершенно возрастная. Ибо трехлетняя юница имеет уже силу рождать и влагать выю в ярмо. Посему, желая показать, что способным к обращению свойственно как быть в совершенном человеческом возрасте, так иметь и разум, способный подклоняться под ярмо истины, Пророк наименовал сие юницей трилетней. Ибо не достигший еще по возрасту человеческого совершенства не имеет и полного разума, но несовершен по малолетству и от него не требуется дел покаяния. Посему и в книге Бытия, когда Авраам просил знамения у Бога и говорил: Владыко Господи, по чесому уразумею, яко наследити ю (землю) имам? Бог сказал: возми Мне юницу трилетну и овна трилетна (ср.: Быт. 15, 8–9), в трехлетних избирая животных совершенных и способных к рождению. О горлице же и о голубе не обозначил времени, потому что сии животные вскоре начинают рождать.
В возшествии же Луифа к Тебе плачущеся взыдут. Хорошо плакать есть начало веселия, а печаль по Бозе есть начало восхождения и преуспеяния в горнем. Посему и Апостол веселится о скорбящих, видя, что слова его приводят в сознание и соделывают в них печаль по Бозе покаяние нераскаянно во спасение (2 Кор. 7, 10). Ибо плачущие о злых делах и о злых своих помышлениях не снизойдут и не внидут в преисподняя земли, но будут восходить, как бы руководством к возвышению в горняя употребляя печаль по Бозе.
Но вопиет сотрение и трус. Ибо слово, обличив и поразив, сокрушает лукавое мудрование и производит какое–то обуревание в помыслах, ко вреду укоренившихся, чтобы их искоренить, а на место их ввести понятия здравые. Посему сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). А пока тверд и еще не колеблется навык грешить, грешники не будут ни плакать, ни восходить в горнее. Когда же сокрушено худое расположение и душа потерпела как бы некоторое потрясение и смятение по причине лукавых учений, тогда слышным делается вопль к пользе слышащих.
Вода Немримля пуста будет. Вода погрешительного мнения, прежде без оскудения и обильно текшая ко вреду приемлющих, исчезнет, говорит Пророк, и пуста будет. Если бы можно было знать силу имени, то открылось бы некоторое удобство подойти ближе к разумению пророческой мысли и сообразить с действительностью означаемое именами. По крайней мере, сия вода противоположна воде покойне, на которой Господь воспитывает пасомых Им (ср.: Пс. 22, 1–2) — воде, которую дает Господь верующим в Него, и от нее же удостоившийся пить имеет в себе источник воды текущия в живот вечный (ср.: Ин. 4, 14). А эта вода так негодна и презренна, что ничего не питает, кроме травы, которой также не будет, то есть души, ознакомившиеся с привременной и скоро увядающей славой мира сего, скоро отцветут, когда приведено будет в опустение как бы напоявшее их слово.
Еда и сице спасется? Слово показывает, что имеющая надежду спастись Моавитская земля спасется какими–то путями и попечениями и приведена будет ко спасению чрез трудное обучение. Ибо слова погибнет Моавитска земля, и нощию погибнет, и что еще о ней сказано — все ясно наклонено к тому, что делается сие для ее спасения.
Наведу бо на дебрь Аравлян. Как первые спасутся плачем, так и имеющие нераскаянное сердце спасутся поражением, которое нанесут аравитяне. Аравитянами называются или народы западные, или, может быть, аравитянами наименованы силы, уподобившиеся тьме, чрез которых имеющим нераскаянное сердце насылаются вразумительные кары.
Прейде бо вопль предел земли Моавитския до Агаллима, и плач ея. Предел Моавитской земли назван
Агаллимом. Впрочем,
Агаллим толкуется
украшенное завитками [
[204]], и заимствует имя свое от животного правительственного и начальственного. Поскольку одно и то же может быть и концом и началом страны, то предел Моавитской земли получил теперь наименование от начала. И плач ее наполнил собой все.
Пророк опять называет учение водой и говорит, что она наполнена кровью, потому что худые наставники бывают виновниками смерти для учеников. Посему о вредном и губящем души учении прилично можешь иногда употребить пророческое изречение, в котором сказано: Вода бо Димоня наполнится крове; наведу бо на Димона Аравляны, и возму семя Моавле, которое не обратилось к лучшему, но осталось в числе не входящих в Церковь Господню. Семя Моавле, ибо не внидут Моавитяне в храм Господень, даже до десятаго рода, даже до века (ср.: Втор. 23, 3). Слово угрожает истребить то, что называет семенем Ариилевым; Арииль же у евреев толкуется лев. Об убийцах Господь говорит, что они рождены от диавола, когда беседует с иудеями, видя их убийственное намерение против Него Самого: вы отца вашего диавола есте и дела отца вашего творите; он человекоубийца бе искони (ср.: Ин. 8, 41–44). Посему семя Моавле — отступники от Церкви; а семя Ариилево — жаждущие братоубийства и вредным учением причиняющие смерть душам братий.
После сего Пророк говорит: останок Адаминь, что означает девственную землю, из которой сотворено было тело Адамово.
Послю аки гады на землю, то есть останок людей, мыслящих земное, потому что от их злобы родились пресмыкающиеся и ядовитые гады. Пресмыкающиеся, потому что утратили высоту, на которой были поставлены по первому своему устроению; и ядовитые, потому что растлевают встречающихся с ними. Пророческое слово говорит, что посылает. Посему если кто остается на земле после первых моавитян, о которых сказано лучше, и уподобляется змию, о котором сказано: землю снеси вся дни твоя (ср.: Быт. 3, 14), то он посылается аки гады. Землю же снесть сеяй в плоть и от плоти пожинаяй истление (ср.: Гал. 6, 8).
Толкование на шестнадцатую главу
(1)
Еда камень пуст есть гора дщере Сиони? (2)
Будеши бо аки птицы парящия птенец отъятый, дщи Моавля, потом же Арнон множайше совещавай. (3)
«Сотворите покров плача ея присно; в полуденней тме бегут, ужаснушася, да не отведешися. (4)
Обитати будут в тебе беглецы Моавли; будут в покровение вам от лица гонящаго, яко отъяся помощь твоя, и князь погибе попираяй от земли. (5)
И исправится с милостию престол, и сядет на нем со истиною во скинии Давид [
[205]]
, судя и взыская суд и ускоряя правду».
Еще слово к дщери моавитской. Еда камень пуст есть гора дщере Сиони? Пророк обличает ее презрение, с каким отзывалась она о дщери Сионской, думая, что гора Сион есть пустой камень, потому что не замечательна по величине, не может украшаться дарами земледелия, не доставляет пропитания живущим на ней и возделывающим ее. Ты, которая так думаешь о горе Сион и уничижила ее, ты, которая надмевалась в своем кичении, превозносила сама себя в высокомерии и гордости, ты будешь подобна птенцу, который оставлен согревающей его птицей, когда она, испуганная, улетела из гнезда и питаемого ею оставила одного. Птица спасается бегством, а птенца легко возьмет всякий, кто захочет. Ибо орел или другая из больших птиц, привыкших весьма высоко подниматься над землей, не потерпит вреда от злоумышляющих; но ты будеши аки птенец, которому нужна чужая помощь для пропитания, который недавно вышел из яйца, у которого тело не покрыто еще густыми перьями, но имеет нужду в заимственном покрове, чтобы согреваться ночью и не терпеть от жара днем. Потому, когда мать обратится в бегство, ты будешь взята из гнезда, не имея сил защитить себя и будучи не в состоянии бежать. Но один и тот же и возьмет тебя из гнезда, и прогонит прикрывающую тебя матерь. Из сего видно, что души, воспитанные лукавым и непостоянным духом, когда встретят кого–нибудь, мужественно преследующего их добрыми делами и призыванием имени Христова, подвергшись доброму сиротству, бывают удобоуловимы для воспитания их во Христе, которое ведет к совершенству. Будеши, дщи Моавля, то есть оставшееся по обличении твоей немощи. Чем же ты будеши, дщи Моавля? Чем была ты прежде, то и обнаружится. Ты забыла свое худородие, забыла, что родилась от отца, который произошел от брака, устроенного татски, потому что матерь твоя употребила ночь и вино для похищения отеческого семени (см.: Быт. 19, 33–37).
Потом же Арнон множайше совещавай. Поскольку прежние совещания не принесли тебе пользы, Арнон, напрасно ты много любомудрствовал об учениях, составленных по всем правилам любомудрия, то составляй, если угодно, новые совещания. Кажется, что Пророк с некоторым осмеянием и иронически вызывает Арнон на безрассудные совещания, чтобы, пресытившись суетными своими замыслами и познав бесполезность их, приступил он наконец к здравому учению. Арнон же есть укрепленный город моавитский, и пророческое слово им одним обозначает нам все это место в Аравии. А имя Арнона предпочтено по значению, какое ему дается, ибо Арнон толкуется просвещение их. Итак, поскольку люди, от высокого мнения о своей мудрости сильно страждущие превозношением, всего более думают, что ум их пребывает во свете, когда в действительности они помрачени смыслом и отчуждени от Бога (ср.: Еф. 4, 18), то Пророк обращает слово к представляющим себя находящимися во свете ведения.
Потому советует:
Сотворите покров плача ея присно. Надав и Авиуд, принесшие на жертвенник
огнь чуждь, были попалены (ср.: Лев. 10, 1–2). И не принявшие Света истинного, но приемлющие того, кто преобразуется в ангела светла, когда уразумеют, что они мечтали только о ведении и заблуждали вдали от истины, необходимо будут сами себя оплакивать. Посему слово обратилось с советом к имеющим о них попечение и говорит:
Сотворите покров плача ея присно. Ибо кто производит в других скорбь о проступках, допущенных в жизни или в познании, так что иные начинают блаженно плакать, тот творит
покров плача. Я видал, что иные, в полной мере предавшись скорби, заключали себя в малую хижину, заграждали туда всякий вход свету и как бы сами себя наказывали сим пребыванием во тьме. Посему, чтобы обычное им высокое мнение о своей мудрости, которое обольщает их смысл, которое в действительности есть тьма, но представляется светом, не тревожило их чувств, Пророк говорит:
Сотворите покров плача их, то есть, преградив вход обольщению иномысленных, дайте место истинному Свету озарить сердца уверовавших в Него. Итак, до пришествия Дня Господня, в который восплачутся все племена земные, по сказанному у Захарии:
возвеличится плачевопльствие во Иерусалиме, яко плачевопльствие гранатоваго сада [
[206]]
. И восплачется земля по племеном: колено дому Давидова о себе, и жены их о себе; колено дому Нафанова о себе, и жены их о себе. Вся прочая колена, колено и колено о себе, и жены их о себе (ср.: Зах. 12, 11–14), вы, учащие народ и истребляющие согрешивших во все продолжение жизни,
сотворите покров плача ея, чтобы бедствовавших прежде под грехом ваше слово привело к блаженному плачу.
В полуденней тме бегут. В полуденное время дня по–видимому свет бывает чище и яснее. Итак, поскольку разумно вникающими в законы истина может быть уразумеваема из творения мира, то живущие в мире, если они отвсюду будучи озаряемы премудростью Божией, недугуют неведением Бога, пребывают в полуденней тме, потому что хотя все окружающие предметы показывают полдень, однако же в душах у неведущих пребывает тьма. Таковые–то в полуденней тме бегут, ужаснушася, потому что мнения таких людей ничем не различаются от представления, какое составляют себе повредившиеся в уме. И полуденная тма, по толкованию, то же, что умоисступление, когда от какой–нибудь болезни потерявшие рассудок думают, что солнце не светит и света нет в воздухе. Подлинно, это — умоисступление и явное сумасбродство, когда твари так ясно проповедуют могущество Сотворившего нас, обращаться к идолам и изваяниям, боготворить несуществующее, нередко еретическими учениями увлекаться вдаль от истины и, как бы выступив из области света, бродить во тьме.
Да не отведешися. Слово убеждает нас не увлекаться правдоподобием иномысленных, ибо явное сумасбродство — последовать умоисступленным. О них известно, что ужаснушася. Они не на пути, ведущем к Богу; не бери их себе в путеводители, иначе приведут тебя к стремнине и пропасти. Слепец слепца аще водит, оба в яму впадетася (Мф. 15, 14).
Обитати будут в тебе беглецы Моавли. После сего от лица Благаго и человеколюбивого Бога говорится дщери Сионовой о возвращающихся и намеревающихся обитать у нее моавитянах, которые, издавна оставив Бога, обратно приходят к своему Владыке. «Обитати будут в тебе беглецы Моавли, и они укроются у вас — говорит Пророк — нимало не пострадав от лица гонящего. Ибо прежние споборники сделаются преследователями, объявив войну за обращение к истинному Богу».
Итак, поскольку они стали аки птицы парящия птенец отъятый, а отъят он из–под лукавого покровительства и освобожден от злого князя, который погиб, по гордости и самовластью поправ всех, то отъятому у него пророчество придает будущие блага. Ибо говорит, что исправится престол и царство Давидово. Поскольку все будут иметь Царем Христа, по сказанному, что подобает Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима (1 Кор. 15, 25), то Пророк сказал, что престол исправится чрез исправление подвластных царству; таковое же исправление делается не по достоинству тех, которые взойдут в сие царство, но по милости и благости Божией. Посему сказано: сядет Давид, то есть не имеющий недостатка в руке и силе Христос, со истиною. И воцарится в скинии, судя, доколе не сотворит суда над всеми. Сидение же Его со истиною показывает истребление лжи. А царствовать будет, пока сотворит суд. Пророк изображает Его ко всем правосудие, с каким произносит о каждом приговор не как случилось, но взыская, что прилично и сообразно, чтобы суд над каждым имел благий конец, с поспешностью ускоряя и понуждая правду, выполняя ее не с опущениями и медленно, но со всяким тщанием.
(6)
«Слышахом укоризну Моавлю, укоритель зело, гордыню отъях, и укоризна его и гнев:
не тако волхвование твое, не тако. (7)
Восплачется Моав, в Моавитиде бо вси восплачутся; живущим в Седеке [
[207]]
помышления, и не усрамишися. (8)
Поля Есевоня возрыдают.Сие должно читать, начиная вновь, как не имеющее связи с предыдущим. Писание же нередко, между тем как ободряет слушателя обещанием благ и дает видеть благость Божию и сообразный с ней конец, для обращения нашего возвращается к угрозам и к слову о наказаниях. Ибо большая часть из нас имеем нужду в последних, да не, вознерадев о богатстве благости и долготерпении, по жестокости своей и непокаянному сердцу, соберем себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия (ср.: Рим. 2, 4, 5). Подобное нечто находим и у Псалмопевца: Благ Господь всяческим. И многое сказав о благости, что утверждает низпадающия, что дает пищу во благовремении, не ограничился он сим, но присовокупляет: Хранит Господь вся любящия Его, и вся грешники потребит (ср.: Пс. 144, 9, 14, 15, 20). И здесь, поскольку сказанное выше выразило великую благость к обратившимся, с началом новой речи опять изображается скорбное.
Слышахом укоризну Моавлю. Сие сказано против князя мира сего, который первый измыслил отступничество, возгордился пред Творцом, нанес обиду людям и попрал их своим презорством и гордостью. Ибо он ругается над принадлежащими к Церкви, как над невольниками и ничем не различествующими от невольников по неведению. Он внушает каждому укоризны; он возбуждает начальников иных ересей неправду в высоту глаголати (ср.: Пс. 72, 8), а если когда соглашаются на исследование, учит их не основания доискиваться, но оскорблять того, кто в состоянии обличить нелепость его учений. Посему, врачуя его, Господь говорит: гордыню его отъях. Ибо отъятие лукавой страсти кичения есть как бы отъятие болезни, но и укоризна его, сказано, и гнев его. Сии недуги составляют собственность Моава. Моав — обладатель худых стяжаний: укоризны, вымышляемой к бесчестию ближнего, и гнева, то есть постоянного и продолжительного раздражения.
Потом Пророк присовокупляет: не тако волхвование твое, не тако. Укоряет Моава за древний замысел, потому что волхвование Валаамово ничего не могло сделать Израилю, так как Господь Бог обратил уста его от клятвы к благословению. Не тако — говорит Пророк — волхвование твое, не тако. Ибо Валак, сын Сепфоров, царь Моавский, послал Валаама–волхва, у которого волхвования были в руках, и сказал: «Прокл!яни ми людей сих». Но не так вышло волхвование, потому что сам Валаам отвечал: чт!о проклену, егоже не кленет Господь? Или что зло реку, егоже не злословит Бог? (Чис. 23, 8).
Потом Пророк предрекает плач стране Моавитской. Восплачется — говорит — Моав, в Моавитиде бо вси восплачутся. Поскольку плач есть болезненный голос, издаваемый женщинами, которые всего чаще предаются самому тяжкому сетованию, то словами восплачется Моав Пророк показывает и чувствительность удара, и бессилие страждущих.
Живущим в Седеке помышления. Сие неясное изречение уясняют другие. Ибо Симмах говорит: «Веселящимся на стене черепичной скажите». Иные высоко думают о диалектике и ее пособиями, как неприступной стеной, ограждают свои мнения. Сии–то веселящиеся находятся на стене черепичной. А чтоб показать, какова стена черепичная, присовокупил: «Скажите». что удоборазрушимее черепицы? Но которые тщеславятся ничтожными и не стоящими внимания баснями, те веселятся, говоря на стене черепичной. А что же значит живущим в Седеке помышления? Благое помышление — поучаться в законе Господнем день и ночь. Но помышление моавитян лукаво, потому что помышления будут живущим в Седеке. Итак, помышляющие об учениях, достойных стыда, не усрамятся.
Поэтому поля Есевоня возрыдают. Наказанием за бесстыдство служит бесплодие полей Есевонских. А Есевон есть название моавитского города, который в окружающих его предместьях имеет обширные поля; сии–то поля, за лукавое помышление жителей, будут не способны к произращению и бесплодны и не принесут никакой пользы жителям. Если же из самого значения слова должно заимствовать некоторое основание, то Есевон толкуется помысл. Посему множества суетных помыслов, которые названы полями, возрыдают, потому что ни в чем не успеет лукавство нечестивых учений.
Виноград Севамань; пожирающии языков, поперите винограды его, даже до Иазира; не совокупитеся, обходите пустыню, посланнии осташася, проидоша бо море. (9)
Сего ради восплачутся [
[208]]
яко плачем Иазировым о винограде Севамани; древа твоя посече Есевон и Елиала, яко на жатву твою и на обымание вина поперу, и вся падутся. (10)
И отымется радость и веселие от виноградов, и в виноградех твоих не возрадуются, и не изгнетут вина в точилех, престало бо есть.
Выше сказано: Поля Есевоня возрыдают, теперь присовокупляется, что и виноград Севамань также вместе возрыдает.
У каждого народа именуется какой–нибудь виноград, например, у Содома и Гоморры есть собственный свой виноград. Посему написано: От виноградов Содомских виноград их, и розга их от Гоморры (Втор. 32, 32). Так и у египтян есть виноград, который Бог побивает, по сказанному: Уби градом винограды их и черничие их сланою (Пс. 77, 47). А есть и такой виноград, который насадил Господь. Воспою ныне Возлюбленному песнь Возлюбленнаго моего винограду Моему. Виноград бысть Возлюбленному в розе, на месте тучне (Ис. 5, 1). Еще виноградом названо Царствие Божие, как Господь показал в притче о делателях, которые взяли виноград на свое попечение, но не отдавали плодов. Ибо сказано: отымется от вас Царствие Небесное и дастся языку творящему плоды его (ср.: Мф. 21, 43). Господь как бы так сказал: «У вас отнимется слово Божие, то есть закон и Пророки, потому что живете не по их требованию, и разумение дастся народу, который в жизни своей творит плоды слова Божия». Посему как здесь слово истины есть виноград, так слово лживое, поселившееся у египтян, есть виноград египетский, миродержителем тьмы сея вданный им для делания; и виноград, насажденный в Содоме, есть тот, который возделывают лукавым навыком жизни злые содомские наемники диавола. Посему научившиеся у диавола и отвергающие учение Господне с корнем отторгли себя от истинного винограда Божия, от Того, Который говорит: Аз есмь лоза истинная (Ин. 15, 1), а взяли розгу из Содома и Гоморры, потому и возделали грозд желчи, грозд горести их, ярость змиев вино их, и ярость аспидов неисцельна (Втор. 32, 32–33).
И виноград так называемый Севамань, поскольку Севама толкуется обращение, может быть, есть какое–нибудь учение притворное, наружно показывающее, что имеет некоторое благочестие и удаляется лукавых призваний, а сим притворством вводит многих в собственное свое развращение. Найдешь и многие сочинения неправославных увещательными и побудительными к жизни благочинной. Но если уразумеем, что они содержат в себе не истинные увещания, но предлагаются, как засада, к уловлению богочестия многих, то прилично будет сказать, что делание таковых есть виноград Севамань, то есть не учение о богочестии и здравом богословии, но некоторые правила о честности, общительности и щедрости. Это — виноград Севамань, возделываемый моавитянами, о котором, как о производящем много от себя порождений, говорится, что он пожирает языки. Ибо начальники чуждых нам учений, с помощью диалектики, в которой они много упражнялись, и при бойкости в словах побеждая не учившихся философии и простолюдинов, как бы пожирают ими уловляемых. К ним–то пророческое слово: «Вы, пожирающие языков, презрев таковые учения, поперите их; ибо оттого, что упражняетесь в них, не возможете сблизиться и соединиться с Иазиром, который толкуется сила. Посему невозможно вам приять крепость, подаваемую от Духа право ходящим, если не попрете винограда Севаманя. Забудьте свою пустыню, не оставайтесь в ней долее, но, оставив ее и удалившись от нее, живите в лучших странах».
Посланнии осташася. Есть лживи апостоли, делателе льстивии, преобразующеся во Апостолы Христовы (2 Кор. 11, 13), они–то оставлены Богом. Посему да не обольстят они вас, как действительно имеющие крепость, ибо они беспомощны и оставлены.
Они же самые проидоша бо море. А на что сим намекается, должно проразумевать так: иные справедливо оставлены, потому что сделали достойное охуждения, именно проидоша море. Посему, кажется мне, что море берет Пророк в значении трудных искушений, какие встречаются с искушаемыми. Ибо подобно сему изречение: приидох во глубины морския (Пс. 68, 3). Посему подвижник не бежит от нужд, не переходит чрез море, но идет им навстречу и подвергается всякому искушению. А если иные во избежание гонений угождают язычникам и, чтобы не подвизаться и не бороться с телесными пожеланиями, предаются удовольствиям, то они проидоша море.
После сего говорится: Сего ради восплачуся, яко плачем Иазировым о винограде Севамани. Посему плач Иазиров не есть ли плач крепости, которым блаженно плачут крепкие, воздыхающие о своем пребывании в сей жизни и обременяемые ею, желающие же и скончавающиеся душою во дворы Господни (ср.: Пс. 83, 3)? Или, может быть, как оплакивается крепость, увядшая от болезни, потому что не стало ее у обладавшего ею некогда, так будет плач и о винограде Севамани, как об увядшем и уготовляемом на то, чтобы предать его огню.
После сего говорится стране Моавитской: древа твоя посече Есевон и Елиала. Итак, древа страны Моавитской посече Есевон и Елиала. что же ими означается, объясним, по возможности. Есевон толкуется помыслы; а Елиала — восхождение Божие. Итак, посекаются виноград чуждый и древа, которых не насади Отец Небесный (ср.: Мф. 15, 13); правыми помыслами и восхождением посредством добрых дел, возвышающим нас к Богу, потребляется насаждение неправославных. Посему блажен муж, емуже есть заступление его у Тебе, восхождения Твоя в сердцы его (ср.: Пс. 83, 6). Поэтому имеющий в сердце своем восхождения Божии и тщательно наблюдающий за своими помыслами в состоянии будет испровергнуть учения неправославных, которые худо насаждены и приносят гибельные плоды.
Потом Пророк говорит: яко на жатву твою и на обымание вина поперу, и вся падутся. Поскольку хлеб, который пожинает, и вино, которое собирает, противоположны хлебу, укрепляющему сердце человека, и вину, веселящему сердце человека (см.: Пс. 103, 15), то Бог, как Благий, попирает, не дозволяя, чтоб они сделались пищей или питием для неосторожно вкушающих, по неведению причиняемого им вреда. Итак, на жатву твою и на обымание вина поперу, и вся падутся. Сие может назидать нас и в отношении к телесному, потому что многие, имея почти в руках собирание плодов, от внезапного побития градом или другим каким бичом теряли ожидаемое, ибо за неблагодарность и любостяжательность людей Бог не попустил насладиться сими плодами.
И отымется радость и веселие от виноградов, и в виноградех твоих не возрадуются, и не изгнетут вина в точилех, престало бо есть. Посему отняты радость и веселие у виноградов; отнято у Израиля Царствие Божие и дано языку творящему плоды его. Можно разуметь сие изречение и относительно к телесному, что отнимается всякая радость у тех, которые внезапно теряют надежду собрать плоды своего земледелия. Или поскольку виноградом назвали мы ложное учение, то можно понимать, что отнимается веселие, производимое в обольщенных лжеименным ведением, как виноградом, который доставляет только призрак веселия, а не действительное веселие — отнимается, чтобы не было более обманутых. Ибо при обличении не станут веселиться, которые прежде удивлялись сему, и не будут возделывать моавитского грозда узнавшие вред, какой следует за вкушением его. А может быть, и точила суть души, принявшие негодное учение.
(11) Сего ради чрево мое на Моава аки гусли возгласит, и внутренняя моя аки стену обновил еси. (12) И будет в посрамление тебе, яко утрудися Моав о требищих, и внидет в рукотворенная своя, да помолится, и не возмогут избавити его. (13) Сие слово еже глагола Господь на Моава, егда возглагола.
Итак, чрево Пророка, аки гусли, возглашает на Моава, то есть стройно и мусикийски издает благосличный звук, по причине знания Того, Кто искусно ударяет в струны его. Чревом же называет то, что в другом месте Псалмопевец назвал внутренним, ибо говорит: Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя, имя святое Его (Пс. 102, 1). Кто же повелевает внутренним своим благословлять имя Господне, как не повелевающий природе помышлений, исходящих изнутри? А помышлений два рода: одни худые — убийства, прелюбодеяния, татьбы, лжесвидетелства и око лукавое (ср.: Мф. 15, 19), другие благопристойные и спасительные — человеколюбие, целомудрие, общительность, благоговение, свидетельства по Богу, око чистое и тому подобное. Посему, у кого все внутреннее доведено до готовности благословлять святое имя Божие, тот прекрасно приемлет также внутреннее расположение благодарить Бога. Так и у Исаии внутреннее было аки стена, юже обнови Бог, ибо так он был предуготован благодатию Слова, которая в нем обновляла внутреннего человека, и помышления его были, как необоримая стена, так что не оставалось никакого входа ни худым помыслам, ни врагам, угрожающим нападением. Посему прекрасно, утвердив сие в уме, и нам возревновать, подобно Пророку, и сказать: чрево мое аки гусли возгласит, и внутренняя моя аки стену обновил еси.
И будет, сказано, в посрамление тебе, яко утрудися Моав о требищих. Слово к тому же. что значит сказанное по–видимому смело будет в посрамление тебе? «Для того — говорит — даровал Ты мне внутрь крепкие помышления, чтобы Тебе не обращающихся к Тебе ныне посрамить обличениями, какие им сделаны силой данных мне помыслов». Посему недостает слова их, чтобы здраво передать смысл сих слов. И будет в посрамление их тебе. Ибо как в битвах стоящие друг против друга, пока почитают себя равносильными, не обращаются в бегство и не отступают, но когда другая сторона берет над ними перевес, обратив тыл, бегут, так и душа, вооружившаяся бесстыдством, стояла не усрамляясь, но обличенная словом, для нее укоризненным, обращается к стыду. И поскольку это превращение (trop«h) происходит в сокровенности человека, то называется посрамлением (i!entrop!h). Итак, для того чрево возгласит, и внутренняя будут, аки стена, юже обнови Бог пророков, чтобы изменились и устыдились, начав почитать Бога, не знавшие полезного стыда.
Яко утрудися Моав о требищих, и внидет в рукотворенная своя, да помолится, и не возмогут избавити его. Теперь Исаия пророчествует о конечном истреблении всякого идолослужения пришествием Слова, предсказывает, что тщетны все труды о сооружении храмов и бесполезны надежды на рукотворенная. Ибо, говорит, помолится, и не возмогут избавити его. Это исполнилось ныне в пришествие Христово: хотя, как утесы, стоят пресловутые храмы, однако уже нет демонской прелести, потому что сопротивная сила обращена в бегство таинством Креста, проповеданного во всей вселенной. Ибо сие слово еже глагола Господь на Моава, егда возглагола. Это как бы заключение всего слова, проповеданного на страну Моавитскую. Сие слово еже глагола Господь. Напереди было поставлено такое изречение: Слово на Моавитскую землю; в конце же всей части отделения прилагается: Сие слово еже глагола Господь на Моава, егда возглагола. что значит егда возглагола? Пророк показывает, что глас Божий редко бывал к моавитянам. Бог часто беседует с Израилем, но по большей части безмолвствует пред язычниками, как не принадлежащими к Его части. Впрочем, не вовсе утаивает слово, но и им дает вкусить Своего человеколюбия, чтобы, по изведании немногого, подвиглись к желанию совершенного. Поскольку же редко говорит моавитянам, то и сказано: Сие слово еже глагола Господь на Моава, егда возглагола.
(14) И ныне глаголю: в триех летех лет наемника обезчестится слава Моавля во всем богатстве мнозе, и оставится умален и нечестен. Сими словами, по моему мнению, Пророк определяет Моаву время наказания, которое назвал тремя летами наемника. Поскольку же все естество времени делится на три части, то, желая изобразить полноту времени, Пророк сказал три лета. Итак, в триех летех лет наемника обезчестится слава Моавля. Наемник и в Евангелии обвинен Спасителем, Который говорит: а наемник, иже несть пастырь, емуже не суть овцы своя, видит волка грядуща и бежит, яко наемник есть и нерадит о овцах (Ин. 10, 12, 13). И по закону, приселник и наемник иереев не ест святынь (ср.: Лев. 22, 10). Посему Моав отдал себя в наемники и стал наемником, ибо не любил Бога и, что ни делал, все делал только из помышления о плате и в чаянии собственной пользы, а не по расположению к делу. Поэтому обезчестится в триех летех лет наемника. Как пастырь наемник — не пастырь, так и творящий милостыню, чтобы прославлену быть людьми, берет мзду: он уже не милостынодаятель, он не щедр. И целомудренный из человекоугодия — нецеломудрен: он не за добродетелью гонится, но уловляет славу добродетели. Посему бесчестны пред Богом делающие что–либо напоказ. Поэтому и Моав в триех летех обезчестится, то есть по всякой мере времени, и обесчестится бесчестием наемника за то, что и добродетельные поступки его — не дело расположения, но дело притворства. Обесчестится же во всем богатстве мнозе. Сколько приобрел он во мнении здесь, в такой же мере, по откровении тайных наших, воздастся ему мзда стыда. И кто собирает своими руками много бесплодного, тот имеет у себя больше случаев к нанесению ему бесчестия. И делаяй сокровища языком лживым суетная гонит и внидет в сети смертныя (ср.: Притч. 21, 6). И оставится умален и нечестен — такое наказание есть благодеяние для согласившихся на зло.
notes
Примечания
1
Превосходство.
2
На зрелище, представлении.
3
От дерева познания добра и зла не ешь.
4
Вымыслом.
5
Вскормил.
6
Отшельника.
7
Посвящает.
8
Только по слову моему.
9
Дикие овощи.
10
Диких плодов.
11
Нефтию, смолою… и хворостом.
12
Ростовщичеством.
13
Больший.
14
Искушения.
15
И не было в коленах их болящего.
16
Откормленные кони.
17
Извращается, искажается.
18
Не пренебреги, не оскорби.
19
Ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти.
20
Для бегов.
21
Вырывались с корнем.
22
Заколола жертву, растворила вино свое.
23
Берегись, чтобы не вошла в сердце твое беззаконная мысль.
24
В разуме.
25
Скрытое во мраке.
26
Сердечные намерения.
27
Силки, сети.
28
Греческое слово (серна) происходит от (вижу)
29
Бедный и угрозы не слышит.
30
Не стало милосердых на земле, нет правдивых между людьми… Горе мне! ибо со мною теперь — как по собрании летних плодов…
31
Твердое, как алмаз
32
Сия святая мученица пострадала в начале IV века по Р. Х. Святая Церковь празднует память ее 31 июля.
33
Назначенный, установленный.
34
Сей закон издан при Диоклетиане в 303 г. по Р. Х.
35
Бросилась.
36
Пристанища путников.
37
Был хороший урожай в поле.
38
Овол — мелкая монета.
39
Птица сия, по мнению древних, истребляет саранчу.
40
Здесь: перефразировать.
41
Здесь: согрешивший, осквернившийся грехами.
42
С коровой.
43
Обнаруживается, показывается.
44
Иосифом Флавием.
45
Не уделяющий другим.
46
Обо что ударилось.
47
Тебе дали пощечину?
48
Копьем.
49
На середину.
50
То есть лжепророков, жрецов Ваала, питающихся от стола Иезавели, царицы–идолопоклонницы, убивавшей пророков Господних.
51
Обнаружившейся, проявившейся.
52
Познать мудрость и наставление.
53
Господь имел меня началом пути Своего.
54
Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой, в главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою.
55
Чтоб они научились не богохульствовать.
56
Усвоить правила благоразумия, правосудия, суда и правоты.
57
Помышления праведных — правда.
58
уменье все делать с искусством, как ниже объясняет сие слово святитель Василий. Поелику же это слово в славянском переводе Библии переводится словом «хитрый», то в настоящем толковании и слово впоследствии переводится словом «хитрость».
59
Таинством крещения.
60
Не поможет богатство в день гнева.
61
Послушает мудрый — и умножит познания.
62
Управление.
63
Разумный найдет мудрые советы.
64
Как упрямая телица.
65
Рабом.
66
Здесь указывается на римский обычай отпускать рабов, как говорилось у них, Господин отпускаемого на свободу раба приводил его к претору, давал ему пощечину с уверением, что может идти, куда хочет.
67
Возрождение, новая жизнь.
68
Мера жидкостей, заключающая в себе около 12 кубических дюймов.
69
Народов
70
Память сего святого мученика совершается Церковью в 19 день ноября.
71
Память святого мученика Горд`ия совершается 3 января.
72
Родственные.
73
Память сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся, Святая Церковь празднует 9 марта.
74
Я и сам не сужу о себе. Ибо хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь: судия же мне Господь.
75
Как запачканная одежда.
76
Плотника.
77
Гомера.
78
«Одиссея», песни 6 и 7.
79
«Одиссея», песнь 10.
80
Хора.
81
Память сего святого мученика Святая Церковь совершает 2–го числа сентября.
82
Ответ дельфийской Пифии Крезу. См.: Геродот, кн. 1; гл. 47.
83
Под этим числом находится письмо сие в подлиннике по Горниерову изданию, в котором под числами 39:40 и 41 помещены два письма к св. Василию императора Юлиана и ответ к нему самого св. Василия. В переводе письма сии исключены, потому что последнее не признается подлинным, а первые, если бы они и были подлинные, не должны входить в сие издание, как не Василиевы.
84
Св. Василий называет Евномия Галатом, может быть, имея в виду слова Апостола (Галат. 3. 1.): «о несмысленнии Галате, кто вы прельстил есть не покоритися истине?» Ибо Евномий родом был не из Галатии, а из Каппадокии. Такое предположение оправдывается несколько жалобой Евномия на то, что св. Василий назвал его Галатом; из чего видно, что он находил для себя такое наменование оскорбительным. Брат св. Василия, Григорий Нисский, на жалобу Евномиеву отвечал так: «Удивительно же, если того, кто жил на рубеже двух областей, в каком–то неизвестном углу Корниаспины, назвал не жителем Олтисерии, но Галатом, если только можно доказать, что действительно назвал. Ибо я не нашел сего в моих списках…»
85
По всей вероятности, здесь умолчано слово: «Сын», как показывают непосредственно следующие за тем слова.
86
Св. Василий, вероятно, разумел здесь перевод Аквилы, по которому читается: Εν κεφαλαιω εποιηοε υ Θεος τον σρανον και την γην
87
В подлиннике, как и у Семидесяти: οι κρικοι собственно — кольца; у Аквилы же и Феодотиона, αι βασεις основания, — что ближе к Еврейскому подлиннику.
88
Предыдущее мнение принадлежит Платону, а последнее Аристотелю.
89
То есть слово: тьма.
90
Дуцей советует здесь читать: «внешнее от внутреннего», согласно с Феодоритом, который в вопросе 6–м на книгу Бытия заимствует все cиe место у Св. Василия.
91
То есть длине.
92
Следующие за сим сведены о реках взяты Св. Василием большею частью из Аристотеля (см. lib. 1, с. ХШ).
93
Иероним, в письме 61, приписывает cиe мнение Оригену.
94
Аристотель, в своей Метеорологии кн. 1, гл. 14, говорит, что Сезострис первый из древних предпринял соединить сии моря, но нашел, что море выше земли. Это же впоследствии заставило и Дария прекратить работы.
95
Здесь разумеется соединение Индийского или Южного Океана с Океаном Атлантическим, которое во времена Св. Василия по неизвестности южных стран Африки не было еще ясно доказано, а подлежало догадкам.
96
От ςειχω чинно иду.
97
Зелень.
98
Μελανα πειρον это пшеница, родящаяся собственно в Сицилии, но также вырождающаяся и из обыкновенной пшеницы, в употреблении безвредная.
99
У Гезехия читаем следующее объяснение сему слову: Μισχος так называют то, чем примыкается к растению или плод, или лист. Μισχος зерно на листе.
100
Здесь Св. Василий, вероятно, имеет в виду место из Ocии пророка (Ос. 10, 1), которое, по переводу Симмаха, читается αμπελος υλημανουσα виноград многоветвистый Израиль.
101
Плодотворная пыль на дереве мужеского пола, которую некоторые древние естествословы представляли в виде червячков или мошек, к чему привело их, вероятно, наблюдение над смоковничными деревьями. Ибо насекомое, известное под именем орехотворки, гнездясь на сих деревьях и покрываясь пылью из тычинок, переносить сию пыль на женские цветки и оплодотворят их.
102
Из рода вьюнчиков (convolvulus): дает из корня сок острый и молочный, имеющий сильное слабительное свойство, подобно корню ялаппа.
103
Свет и светлое тело.
104
Жителям Мавритании.
105
Так называются раковины, в которых заключающиеся животные выпускают из себя шелк.
106
Породы морских раков.
107
В подлиннике дрепаны, которых Плиний пречисляет к безногим птицам, а по переводу Евстафия — мероисы.
108
Или алционическими. Это 7 дней пред зимним солнцестоянием, и столько же дней после оного.
109
Св. Василий, вероятно, разумеет здесь Египетского ворона, который в Египте был символом богини–Матери, и вообще женского начала Природы. О сей породе воронов Египтяне думали, что в ней нет мужеского пола. См. Hora Apoll. Lib. I. cap. II. Amm. Marc. XVII. 4, 11.
110
О том, как седевкиды преследуют и истребляют саранчу, свидетельствует Гален, de locis afеctis lib. 6. cap. 3. Евcтафий переводит margas (нырок).
111
Салмазий замечает, что название сиры может принадлежать, как шелковичным червям, так и народу, от которого стал известен первоначально шелк, а именно: китайцам.
112
Так называется однолетняя трава, известная также под именем: царский скипетр.
113
Вариант: будут скоры на исполнение долга
114
Вариант: освобождением от греха
115
С греческого: «о измениться хотящих».
116
См.: 1 Цар. 25, 3. По славянскому переводу: «человек зверонравен».
117
Аквила.
118
Феодотион.
119
Симмах.
120
Аквила.
121
Το προβλημα — вопрос, задача.
122
Так в оригинале — Ред.
123
Εξιλασμα — умилостивительная жертва.
124
В тексте Семидесяти и у свт. Василия: ανους подобозначащее слову ανοητος (несмысленный).
125
У Семидесяти и в славянском переводе читается: «положени суть».
126
У Семидесяти и в славянском переводе: «внидет».
127
В славянском переводе: «своих».
128
Так переводит Аквила.
129
Это по переводу Симмаха.
130
Симмах.
131
Εργασιαν; по другому чтению: ενεργειαν (деятельность).
132
То есть: Богу Отцу, как читается в Литургии св. Василия Великого в молитве во время трисвятой песни: Свят, Свят, Свят, и проч.
133
То есть, без земных поклонов и коленопреклонений.
134
В синодальной рукописи творений св. Василия Великого, принадлежащей к XI–мy веку (№ XXIII), место cиe читается так: ????????? ???????, ??? ?????? ? ???????, ??? ????????, ? ??? ????????? ???????, и проч.
135
Слова сии в вечерней песне: Свете muxий, читаются так: Поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога.
136
Слово земля, которого нет в славянском переводе, читается в некоторых списках перевода Семидесяти.
137
Вместо i#emprosJen $o bl»epon прежде свт. Василий Великий читал i$o (emprosJen bl»epon.
138
T»o l~hmma —— возложение, поручение.
139
У Семидесяти и в славянском переводе читается разгневасте.
140
В славянском переводе отвратистеся.
141
Tra~uma — рана.
142
Mwlwf — рубец.
143
Пашня, заросшая травой.
144
Eiku!hlaton —гряды с огурцами.
145
Так читается в переводах: сирском, арабском, Вульгате, а также и в некоторых греческих списках.
146
Пшеничная мука.
147
В славянском переводе горе крепким.
148
P!oa —трава, или, как в славянском переводе у пророка Иеремии (гл. 2, ст. 22), трава борифова, то есть мыльная трава.
149
Anal!wsei — в русском переводе сразит.
150
В славянском переводе рай.
151
Симмах.
152
В славянском переводе слово бывшее от Господа ко Исаии.
153
UbriV — что можно перевести также и словом презорство.
154
Lo!idori — злоречивые.
155
M!h metewr«izesJe.
156
У Семидесяти и в славянском переводе польская.
157
A#uto~iV; у Семидесяти читается a#ut«oV — сей.
158
По славянскому переводу девять сот и шестьдесят девять лет.
159
По славянскому переводу девять сот пятьдесят.
160
T«o sc%hma; по другим чтениям a#isc!unwma, как и в славянском переводе, срамоту.
161
T«o k!aJema — слово сие по славянскому тексту в настоящем месте переведено срачицы тонкия; у пророка Иезекииля же (гл. 16, ст. 11) переводится гривна — что согласнее с объяснением свт. Василия Великого.
162
Y!ellia.
163
Clid!wn — обруч, от clid«aw — роскошествую.
164
Mesoh!orfura — средобагряная.
165
Kat!aklita, по другим чтениям kat!akleista, и по славянскому переводу преиманы златом.
166
По славянскому переводу ризу летнюю.
167
Koniort!oV — точнее прах (ср.: Ис. 5, 24), хотя по славянскому тексту в сем месте читается смрад.
168
M!eloV — по славянскому переводу жалость.
169
В славянском переводе, как и у Симмаха, избранну; по другим переводам доброплодну.
170
В тексте — сто девяносто.
171
Артавас — древняя персидская мера сыпучих тел, вместимостью равняющаяся почти греческому медимну, что составляет около двух четвериков.
172
У Семидесяти и в славянском переводе иенакимляне.
173
У Семидесяти kat!edeixe, в славянском переводе сотвори.
174
Веревки.
175
Cno%uV собственно пух, но в славянском переводе и в других местах слово сие переводится одинаково со словом co%uV, например, в Псалме 4 и у пророка Исаии (гл. 29, ст. 5).
176
O#uc #ikan!oV, в славянском переводе недоброречив.
177
То есть посланников.
178
T%h ne!anidi — отроковице.
179
У Семидесяти читается: разумети Ему, или изволити злая, избрати благое. В славянском переводе: разумети Ему изволити злая, или избрати благое.
180
В славянском переводе Ефрема; но такое чтение не согласно было бы с дальнейшим толкованием свт. Василия Великого.
181
То есть Ефрем, или десять колен Израилевых.
182
У Семидесяти и в славянском переводе рекут.
183
Z!isomai. У Семидесяти z~hs!on me — живи мя.
184
У Семидесяти и в славянском переводе Израилеве.
185
Idete; по другим чтениям (ide и в славянском переводе видеша, то есть людие (la!oV).
186
С еврейского; у Семидесяти же и в славянском переводе J!anaton — смерть.
187
AgrwtiV у пророка Михея (гл. 5, ст. 7) переводится еще и словом злак; может быть, triticum repens.
188
Здесь, вероятно, свт. Василий Великий имеет в виду место (1 Цар. 14, 25), где с еврейского читается и вся земля вниде в дубраву, а у Семидесяти и вся земля обедаше.
189
В славянском переводе обратится.
190
В славянском переводе по останку.
191
Слов руку Свою нет в иных изданиях текста Семидесяти, но они читаются в издании римском.
192
У Семидесяти Bo!ate, в славянском переводе воспойте.
193
Eauto~iV. У Семидесяти читается a#uto~iV, как и в славянском переводе им.
194
См.: Творения Святых Отцев. Т. 5, стр. 236.
195
У евангелиста Матфея читается penJounteV, а у евангелиста Луки — kla!ionteV. Свт. Василий Великий приводит оба сии места.
196
Слова скоро идет и не умедлит читаются в начале четырнадцатой главы.
197
У Семидесяти (i#o /hcoV) эхо.
198
Или сирены.
199
Или страусами.
200
P!olewn; у Семидесяти читается pol!emwn, по славянскому переводу ратьми.
201
В славянском переводе: Вавилона пуста.
202
Слова высокая в славянском переводе нет, а в греческом тексте Семидесяти оно есть.
203
Иде по обычаю своему в сретение волхвованием (E#iV sun!anthsin to%uV o#iwno~uV).
204
Kekriwm!enon. В архитектуре употребительно слово kriwma — украшения на верхней части колонны, — и оно употреблено Аквилой при переводе у пророка Иезекииля (гл. 40, ст. 15) слов, которые в славянском переводе читаются непокровенное Елама. Слово kriowma происходит от kr!ioV (баран).
205
В славянском переводе во скинии Давидове. Но такое чтение не согласно с толкованием свт. Василия Великого.
206
Ro%wnoV, как читается и у Семидесяти. Но в славянском переводе сие нарицательное имя, по еврейскому подлиннику, обращено в собственное Ададримона.
207
У Семидесяти и в славянском переводе в Сефе.
208
У Семидесяти и в славянском переводе восплачуся, как и у свт. Василия Великого читается впоследствии.
