История Христианской Церкви
I. Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.)
Издание 2–е
Предисловие к третьему, переработанному английскому изданию 1890 года
Неизменный спрос, которым пользуется «История христианской церкви», налагает на меня благодарную обязанность не позволять ей отстать от времени. Таким образом, я подверг этот и другие тома (особенно второй) еще одной переработке и максимально обновил список литературы, в чем читатель может удостовериться, бросив взгляд на страницы 2, 35, 45, 51–53, 193, 411, 484, 569, 570 и т.д. данного издания. Все изменения были внесены путем сокращения и сжатия текста, чтобы не увеличивать объем книги. В настоящее время второй том издается в пятый раз, и другие тома вскоре последуют за ним.
Эта переработка текста будет последней. Если при моей жизни потребуется внести еще какие–нибудь поправки, я добавлю их в виде отдельного приложения.
Я чувствую себя в большом долгу перед читающей публикой, и это дает мне силы улучшать свою книгу. Интерес к церковной истории в наших богословских учебных заведениях и среди нового поколения ученых неуклонно растет и обещает принести хорошие плоды на ниве нашей общей христианской веры.
Автор
Нью–Йорк, январь 1890 г.
Предисловие к переработанному изданию
Представляя на суд общественности новое издание своей «Церковной истории», я более чем когда–либо чувствую трудность и ответственность задачи, которая вполне достойна того, чтобы посвятить ей время и силы всей жизни, и которая уже сама по себе является великой наградой. Подлинный историк христианства еще не родился. Но как бы далек я ни был от собственного идеала, я сделал все, что в моих силах, и буду рад, если мои старания вдохновят других на создание лучшего и более долговечного труда.
Историю следует писать на основе первоисточников, созданных и друзьями, и врагами, в духе истины и любви, sine ira et studio, «без злобы к кому бы то ни было и с любовью ко всем», ясным, свежим, энергичным стилем, руководствуясь притчами–близнецами о горчичном зерне и закваске, как книгу жизни для наставления, исправления, воодушевления, как лучшее изложение и защиту христианской веры. Для великого и любезного Неандера, «отца церковной истории», — сначала бесхитростного израильтянина, уповавшего на Мессию, затем платониста, жаждавшего воплощения своего идеала праведности, и, наконец, христианина умом и сердцем — такая история стала делом жизни, но, прежде чем он успел добраться до Реформации, его труд оборвала болезнь, и он сказал своей преданной сестре: «Ханнхен, я устал; пойдем домой; спокойной ночи!» И с этими словами заснул спокойно, как ребенок, чтобы проснуться в стране, где все исторические проблемы уже разрешены.
Вернувшись к излюбленным изысканиям своей юности после долгого перерыва, вызванного сменой профессиональных обязанностей и литературными трудами, прежде чем продолжить историю до более близких к нам времен, я счел необходимым тщательно переработать первый том, чтобы привести его в соответствие с нынешним состоянием научных исследований. Мы живем в беспокойную, полную событий эпоху открытий, критики и переустройства. В течение тридцати лет, что минули с тех пор, как моя «История апостольской Церкви» вышла в свет отдельной книгой, в этой области шла непрестанная деятельность — и не только в Германии, этой великой лаборатории критических исследований, но и во всех других протестантских странах. Почти каждую пядь земли атаковали и отстаивали с такой эрудицией, проницательностью и с таким мастерством, какие прежде никогда не применялись для разрешения исторических проблем.
В процессе переработки первый том увеличился в объеме более чем в два раза и вылился в два тома. Первый охватывает апостольское, а второй — послеапостольское, или доникейское христианство. Первый том по объему превышает мою отдельную «Историю апостольской церкви» и, в отличие от нее, посвящен богословию и литературе, тогда как в Истории апостольской церкви речь идет о миссионерской деятельности и духовной жизни того периода. Я старательно избегал повторений и редко заглядывал в первое издание. По двум вопросам я изменил свое мнение — по поводу римского заключения Павла (факт которого я склонен признать ради пастырских посланий) и по поводу датировки Откровения (которое я теперь отношу — как и большинство современных критиков — к 68 или 69 г., а не к 95 г., как раньше).
[1]Я хочу выразить глубокую признательность своему другу, д–ру Эзре Абботу — ученому, который обладает редкой эрудицией и дотошностью в мельчайших вопросах, — за его любезную и ценную помощь в виде вычитки гранок и внесения поправок.
Второй том, столь же тщательно переработанный и отчасти переписанный, лежит в издательстве; третий нуждается в нескольких изменениях. Работа над двумя новыми томами, один из которых посвящен истории средневекового христианства, а другой — Реформации (до Вестфальского договора и Вестминстерской ассамблеи 1648 г.), идет уже давно.
Пусть мой труд в теперешнем переработанном виде найдет столь же благожелательного и снисходительного читателя, как и его первое издание. В эту эпоху скептицизма я превыше всего стремлюсь закрепить непоколебимое историческое основание христианства и его победу над миром.
Филип Шафф
Богословская семинария Союза,
Нью–Йорк, октябрь 1882 г.
Из предисловия к первому изданию
Вдохновленный благосклонным приемом, оказанным моей «Истории апостольской церкви», ныне я предлагаю вниманию общественности историю первой церкви от Рождества Христова до правления Константина в виде независимого и законченного труда и в то же время как первый том общей истории христианства, которую я надеюсь с Божьей помощи довести до наших дней.
Церковь первых трех столетий, то есть доникейской эпохи, представляет особенный интерес для христиан всех конфессий, и ее очень часто рассматривали отдельно — Евсевий, Мосгейм, Мильман, Кей, Баур, Гагенбах и другие выдающиеся историки. Церковь того времени была дочерью апостольского христианства, которое представляло собой первую и, несомненно, самую важную главу в истории церкви и было общей матерью католицизма и протестантизма, хотя и существенно отличалось от них обоих. В церкви первых трех столетий мы видим первозданную простоту и чистоту, она не запятнана связью со светскими властями, но, вместе с тем, в ней уже присутствуют основополагающие формы ереси и разложения, которые время от времени вновь открываются под новыми именами и с новых сторон, однако в соответствии с господствующим провидением Божьим служат на благо истины и праведности. Это героическая эпоха в истории церкви; она раскрывает перед нами величественное зрелище нашей святой религии, ведущей интеллектуальную и нравственную битву со сплавом предрассудков, политики и мудрости древнего иудаизма и язычества, растущую, несмотря на гонения, побеждающую в смерти и рождающую посреди тяжелейших испытаний те принципы и институты, которые и поныне, уже в более развитой форме, управляют основной частью христианского мира.
Я ни в коей мере не стремлюсь приуменьшить заслуги своих многочисленных предшественников и считаю себя глубоко обязанным некоторым из них, но у меня есть причины надеяться, что эта новая попытка исторической реконструкции древнего христианства восполнит пробелы в нашей богословской литературе и хорошо зарекомендует себя — как благодаря своему духу и методологии, так и благодаря тому, что, наряду с собственными трудами автора, она представляет почтенному вниманию ученых самые последние достижения немецких и английских исследователей. Не служа интересам каких–либо сект, я строго придерживался обязанностей свидетеля: говорить правду, только правду и ничего, кроме правды; но при этом всегда помнить, что у истории есть не только тело, но и душа и что господствующие идеи и основополагающие принципы должны быть представлены в не меньшей степени, чем внешние факты и даты. Церковная история, сквозь страницы которой не сияет жизнь Христа, в лучшем случае способна показать нам лишь храм — величественный и впечатляющий снаружи, но пустой и пугающий изнутри; мумию — возможно, застывшую в молитвенной позе и увешанную регалиями, но обветшавшую и неопрятную: такая история не стоит того, чтобы ее писать или читать. Пусть мертвые погребают своих мертвецов; мы же предпочитаем жить среди живых и вести летопись бессмертных деяний Христа, совершенных в Его народе и руками Его народа, но не задерживать взор на внешней шелухе, пустячных происшествиях и временных подмостках истории и не придавать слишком большого значения сатане и его дьявольскому отродью, чьи дела Христос пришел разрушить.
Рассказ об апостольском периоде, божественно–человеческом основании всего здания истории или неиссякаемом источнике непрерывного потока Церкви, в этой работе по необходимости краток и не имеет целью превзойти мою более объемную монографию. Тем не менее он представляет собой не просто краткое изложение последней, и предмет раскрывается в нем отчасти по–новому. Что же касается истории второго периода, которой посвящена большая часть настоящего тома, я широко использовал новые, недавно опубликованные источники информации, такие как сирийские и армянские тексты Игнатия и, в особенности, «Обличение всех ересей» Ипполита. Смелая и глубокая критика современных немецких историков в адрес апостольской и послеапостольской литературы — пусть даже их выводы зачастую спорны и несостоятельны — все–таки сослужила нам добрую службу тем, что устранила старые предрассудки, представила многое в новом свете и способствовала возникновению всестороннего и систематизированного представления о жизни и постепенном росте древнего христианства с его уникальными чертами, как роднившими, так и отличавшими его от предшествующей эпохи апостолов и последующих систем католицизма и протестантизма.
И ныне я предаю эту книгу в руки великого Главы Церкви с молитвой о том, чтобы с Его благословения она помогла поддержать правильное представление о Его Небесном Царстве на земле и изложить историю этого Царства в виде книги жизни, кладези мудрости и благочестия и самой надежной проверки обетования, которое Он дал Своему народу: «…и се, Я с вами во все дни до скончания века».
Ф. Ш.
Богословская семинария,
Мерсерсбург, Пенсильвания
8 ноября 1858 г.
Общее введение
С. Sagittarius: Introductio in historiam ecclesiasticam. Jen. 1694.
F. Walch: Grundsätze der zur К. Gesch. nöthigen Vorbereitungslehren u. Bucherkenntnisse. 3d ed. Glessen, 1793.
Flügge: Einleitung in das Studium u. die Liter, der K. G. Gott. 1801.
John G. Dowling: An Introduction to the Critical Study of Ecclesiastical History, attempted in an account of the progress, and a short notice of the sources of the history of the Church. London, 1838.
Möhler (католик): Einleitung in die К. G. 1839 («Venn. Schriften», ed. Dollinger, II. 261 sqq.).
Kliefoth: Einleitung in die Dogmengeschichte. Parchim & Ludwigslust, 1839.
Philip Schaff: What is Church History? A Vindication of the Idea of Historical Development. Philad. 1846.
H. B. Smith: Nature and Worth of the Science of Church History. Andover, 1851.
E. P. Humphrey: Inaugural Address, delivered at the Danville Theol. Seminary. Cincinnati, 1854.
R. Turnbull: Christ in History; or, the Central Power among Men. Bost. 1854, 2d ed. 1860.
W. G. T. Shedd: Lectures on the Philosophy of History. Andover, Mass., 1856.
R. D. Hitchcock: The True Idea and Uses of Church History. N. York, 1856.
C. Bunsen: Gott in der Geschichte oder der Fortschritt des Glaubens an eine sittliche Weltordnung.
Bd. I. Leipz. 1857. (Erstes Buch. Allg. Einleit. p. 1–134.) Engl. Transi.: God in History. By S. Winkworth. Lond. 1868. 3 vols.
A. P. Stanley: Three Introductory Lectures on the Study of Eccles. History. Lond. 1857. (Также включена в его книгу History of the Eastern Church, 1861.)
Goldwin Smith: Lectures on the Study of History, delivered in Oxford, 1859-'61. Oxf. and Lond. (republished in N. York) 1866.
J. Gust. Droysen: Grundriss der Historik. Leipz. 1868; new ed. 1882.
C. de Smedt (католик): Introductio generalis ad historiam ecclesiasticam entice tractandam. Gandavi (Ghent), 1876 (533 pp.).
E. A. Freeman: The Methods of Historical Study. Lond. 1886.
O. Lorenz: Geschichtswissenschaft. Berlin, 1886.
Jos. Nirschl (католик): Propädeutik der Kirchengeschichte. Mainz, 1888 (352 pp.).
Ε. Bernheim: Lehrbuch der historischen Methode. Mit Nachweis der wichtigsten Quellen und Hilfsmittel zum Studium der Geschichte. Leipzig, 1889.
Edward Bratke: Wegweiser zur Quellen – und Literaturkunde der Kirchengeschichte. Gotha, 1890 (282 pp.).
Относительно философии истории в целом, см. работы Herder (Ideen zur Philosophie der Gesch. der Menschheit), Fred. Schlegel, Hegel (1840, transi, by Sibree, 1870), Hermann (1870), Rocholl (1878), Flint (The Philosophy of History in Europe. Edinb., 1874, etc.), Lotze (Mikrokosmus, bk. viith; 4th ed. 1884; Eng. transi, by Elizabeth Hamilton and E. E. C. Jones, 1885, 3d ed. 1888). Философия церковной истории — это пробел, который необходимо восполнить. Гердер и Лоце подходят к ней ближе всего.
Более полное введение см. Schaff: History of the Apostolic Church; with a General Introduction to Gh. H. (N. York, 1853), pp. 1–134.
§ 1. Природа церковной истории
У истории есть две стороны, божественная и человеческая. Для Бога история представляет собой Его откровение во времени (подобно тому как творение — это Его откровение в пространстве) и последовательное раскрытие Его бесконечно мудрого, справедливого и милосердного плана, направленного к Его славе и вечному счастью человечества. Для человека история представляет собой биографию рода человеческого и постепенное развитие (как нормальное, так и ненормальное) всех его физических, интеллектуальных и нравственных способностей, которое в конце концов завершится всеобщим судом с его вечными наградами и карами. В идее всемирной истории заложена христианская идея единства Бога, а также единства и общей участи человечества, которая не была известна в Древней Греции и Древнем Риме. Любое представление об истории, которое упускает из виду или недооценивает божественный фактор, начинает с деизма и последовательно скатывается в атеизм; противоположной же точке зрения, которая упускает из виду свободную волю человека, а также его нравственные обязательства и вину, присущи фатализм и пантеизм.
От воли человеческой мы можем отделить волю сатанинскую, которая возникает в истории человечества как третья сила. Во время искушения Адама в раю, во время искушения Христа в пустыне и в каждой великой эпохе сатана появляется как противник Бога, стремящийся расстроить план искупления и пришествие Христова Царства и использующий для своих замыслов слабых и порочных людей. Но в конце концов он всегда бывает побежден высшей мудростью Бога.
Главная нынешняя и окончательная цель всемирной истории — Царство Божье, построенное Иисусом Христом. Это самый величественный и всеобъемлющий общественный институт в мире — столь же обширный, как человечество, и столь же продолжительный, как вечность. Все прочие институты служат средством для его создания, и в его интересах совершается управление всем миром. Это не какая–то идея, пришедшая Богу на ум в последний момент, и не какое–то позднейшее изменение в плане творения, но это предвечный, самый главный Его замысел, начало, середина и конец всех Его путей и дел. Первый Адам — это прообраз второго Адама; творение ожидает искупления как решения своих проблем. Светская история, которая не только не господствует над священной историей, но и сама подчиняется ей, должна прямо или косвенно содействовать достижению ее целей и может быть осмыслена полностью лишь в свете христианской истины и плана спасения. Отец, направляющий ход истории мира, «привлекает к Сыну», властвующему над историей Церкви, а Сын ведет обратно к Отцу, «да будет Бог всё во всём». «…Всё, — говорит апостол Павел, — что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, — всё Им [Христом] и для Него создано; и Он есть прежде всего, и всё Им стоит. И Он есть глава тела Церкви; Он — начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всём первенство» (Кол. 1:16–18). «Евангелие, — говорит Иоганн фон Мюллер, подводя окончательный итог своей жизни, отданной изучению истории, — это исполнение всех надежд, совершенство всякой философии, истолкование всех неожиданных перемен, ключ ко всем кажущимся противоречиям материального и нравственного мира; оно — жизнь, оно — бессмертие».
История церкви — это возникновение и развитие Царства Небесного на земле ради славы Бога и спасения мира. Она начинается с сотворения Адама и с обещания о Сокрушителе змея — потеря невинного рая была смягчена надеждой будущего искупления от проклятия греха. История Церкви продолжается через приготовительные откровения во времена патриархов, Моисея и пророков и достигает непосредственного предтечи Мессии, указавшего своим ученикам на Агнца Божьего, Который берет на Себя грех мира. Но эта часть истории была только вступлением. Ее истинное начало — воплощение Вечного Слова, Которое обитало среди нас и явило Свою славу, славу как Единородного от Отца, полного благодати и истины; и рядом с ним — чудо первой Пятидесятницы, когда Церковь заняла свое место как христианская организация, наполненная Духом прославленного Искупителя и получившая поручение обратить все народы. Иисус Христос, Богочеловек и Спаситель мира, — это Создатель нового творения, Душа и Глава Церкви, которая есть Его Тело и Невеста. В Его личности и делах заключены вся полнота Божества и обновленного человечества, весь план искупления и ключ ко всей истории — от сотворения человека по образу Божьему до воскресения тела к жизни вечной.
Таково объективное представление о церковной истории.
В субъективном же смысле слова, если думать о ней как о богословской науке и богословском искусстве, церковная история представляет собой верное и жизненное описание происхождения и развития этого Небесного Царства. Она ставит перед собой цель воспроизвести в мыслях и воплотить в словах внешнее и внутренне развитие церкви вплоть до нынешнего времени. Это непрерывный комментарий к притчам–близнецам Господа о горчичном зерне и закваске. Церковная история наглядно показывает, как христианство распространяется по миру, как оно пронизывает, преображает и освящает отдельных людей, а также все сферы и институты общественной жизни. Таким образом, она охватывает не только внешнее состояние христианского мира, но и, в еще большей степени, его внутренние переживания, его религиозную жизнь, его умственную и нравственную деятельность, его конфликты с безбожным миром, его скорби и страдания, его радости и его победы над грехом и заблуждениями. Она хранит память о делах тех героев веры, «которые верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих».
Начиная с Иисуса Христа, с Его явления во плоти, непрерывный поток божественного света и жизни струился, струится и будет струиться, разливаясь все шире и шире по пустоши нашего падшего рода; и все поистине великое, благое и святое в анналах церковной истории в конечном итоге объясняется побуждением Его Духа. Он является маховиком развития этого мира. Но Он продолжает трудиться над миром через грешных и подверженных ошибкам людей, которые — хотя они и несут ответственность за все свои поступки, поскольку действуют сознательно и свободно, — должны вольно или невольно служить великой цели Бога. Как Христос во дни плоти Своей перенес ненависть, насмешки и распятие, так и Его Церковь подвергается нападкам и гонениям сил тьмы. Таким образом, история христианства включает в себя и историю антихриста. Наряду с бесконечной цепочкой деяний спасительной силы и проявлений божественной истины и святости, она также раскрывает пугающие масштабы разложения и заблуждения. Воинствующая Церковь по самой своей природе должна постоянно сражаться с миром, плотью и сатаной — как вне, так и внутри себя. Ибо как Иуда находился среди апостолов, так и «человек греха» находится в храме Божьем; и как сам Петр отрекся от Господа — хотя впоследствии он горько плакал и вновь обрел свое святое призвание, — так и многие ученики во все века отрекаются от Него своими словами и делами.
Но, с другой стороны, церковная история показывает, что Бог всегда сильнее сатаны и что Его Царство света посрамляет царство тьмы. Лев из колена Иудина сокрушил голову змея. Вместе с распятием Христа Его воскресение тоже всякий раз заново повторяется в истории Его Церкви на земле. Ни дня не проходило без свидетельства того, что Его присутствие и Его власть устраивают все по изволению Его святой воли. Ибо Ему дана вся власть на небе и на земле ради блага Его народа, и со Своего небесного трона Он правит даже Своими врагами. Непогрешимое слово обетования, подкрепленное опытом, дает нам уверенность в том, что все растление, все ереси и расколы должны под водительством божественной мудрости и любви служить к истине, святости и миру до тех пор, пока во время последнего суда Христос не положит врагов к Своим ногам и не будет безраздельно править жезлом праведности и мира, а Его Церковь не осознает свою сущность и участь как «полноты Наполняющего все во всем».
Тогда и сама история в ее нынешнем виде, как развитие, полное борьбы и перемен, уступит место совершенству, и поток времени закончит свой бег в океане вечности, но это безвременье будет высшей формой жизни и действия в Боге и для Бога.
§ 2. Подразделения церковной истории
Царство Христово, с точки зрения его устройства и цели, столь же всеобъемлюще, как и человечество. Его можно поистине назвать кафолическим
[2] или вселенским, оно создано для всех народов и времен, для всех душевных сил и всех общественных классов и приведено в соответствие с ними. Оно вдыхает в разум, сердце и волю высшую, сверхъестественную жизнь и освящает для святых целей семью, государство, науку, искусство и коммерцию до тех пор, пока Бог не становится «всем во всём». Даже человеческое тело и все видимое творение, которое стенает в ожидании освобождения от рабства тлению к свободе славы детей Божьих, будет участвовать в этом всеобщем преобразовании; ибо мы ждем воскресения плоти и новой земли, на которой обитает правда. Однако мы не должны отождествлять Царство Божье с видимой церковью или церквями, которые представляют собой лишь временные, в большей или меньшей степени неполноценные учреждения и организации, в то время как само Царство — гораздо более обширное понятие, и оно пребывает вовеки.
Соответственно, в церковной истории есть разделы, соответствующие различным сферам светской истории и земной жизни. К числу основных разделов относятся:
I. История миссионерской деятельности, или распространения христианства среди необращенных народов, как варварских, так и цивилизованных. Этот труд должен совершаться до тех пор, пока не «войдет полное число язычников» и не спасется «весь Израиль». Закон развития миссионерства содержится в двух притчах: в притче о горчичном зерне, которое вырастает в дерево, и в притче о закваске, которая постепенно заквашивает все тесто. Первая притча иллюстрирует внешнее распространение, а вторая — всепроникающую и преображающую силу христианства. Трудно обратить народ, еще труднее обучить его в соответствии с высокими евангельскими требованиями, но труднее всего оживить и реформировать мертвую или отступившую от истины церковь.
Зарубежная миссионерская деятельность привела к трем великим победам: во–первых, к обращению избранного остатка евреев и цивилизованных греков и римлян в первые три столетия христианства; затем к обращению варваров Северной и Западной Европы в Средние века; и, наконец, к объединению усилий разных церквей и обществ для обращения первобытных народов Америки, Африки и Австралии и полуцивилизованных народов Восточной Азии в наши дни.
Для миссионерской работы теперь открыт весь нехристианский мир, за исключением магометанских стран, доступ в которые также откроется в недалеком будущем.
Внутренняя миссионерская деятельность включает в себя возрождение христианской жизни в развратившихся или находящихся в небрежении частях церкви в уже обращенных странах, отправку христиан в другие страны с целью благовествования и служение среди полуязыческого населения больших городов. Здесь можно упомянуть о распространении более чистого христианства в среде омертвелых сект на библейских землях, о трудах Общества Густава Адольфа и Внутренней миссии Германии, об американских миссионерских обществах в западных штатах США, о городских миссионерских обществах в Лондоне, Нью–Йорке и других быстро растущих городах.
II. История гонений со стороны враждебных сил; например, со стороны иудеев и язычников в первые три столетия христианства и со стороны магометан в Средние века. Притеснения церкви во все времена способствовали ее очищению, являли миру нравственный героизм мученичества и таким образом помогали распространению и утверждению христианства. «Кровь мучеников — это семя Церкви».
[3] И все же в некоторых случаях систематические и постоянные гонения полностью сокрушили церковь или низвели ее до состояния призрачной тени — например, в Палестине, Египте и Северной Африке, которые находятся под деспотической властью мусульман.
Гонения, как и миссионерская деятельность, происходят и вне, и внутри христианских стран. Помимо нападок приверженцев ложных религий извне, церковь страдает также от междоусобных войн и жестокости. Вспомните войны во Франции, Голландии и Англии, Тридцатилетнюю войну в Германии — все они явились результатом протестантской Реформации и папской реакции; крестовый поход против альбигойцев и вальденсов, ужасы испанской инквизиции, избиение гугенотов; драгонады Людовика XIV, искоренение Реформации в Богемии, Бельгии и Южной Европе; а также — со стороны протестантов — гонения на анабаптистов, сожжение Сервета в Женеве, уголовные законы против католиков и раскольников–пуритан в царствование королевы Елизаветы, казни ведьм и квакеров в Новой Англии. Христиане пролили больше христианской крови, чем язычники и магометане.
Преследования христиан христианами — это сатанинские страницы, периоды дьявольской ночной тьмы в истории церкви. Но они также свидетельствуют о постепенном развитии истинно христианского духа религиозной терпимости и свободы. Гонения постепенно слабеют, сменяются терпимостью, а терпимость — это шаг к свободе. Кровь патриотов — цена гражданской свободы, кровь мучеников — цена свободы религиозной. Победа стоит дорого, прогресс часто прерывается и идет медленно, однако неуклонно и неудержимо. От принципа нетерпимости ныне отказался уже почти весь христианский мир, за исключением католицизма, признающего абсолютный авторитет римского папы, — этот принцип косвенно подтверждается в папском «Силлабусе» 1864 г.; но правящая церковь, состоящая в союзе с государством, находится под влиянием эгоистической человеческой натуры и полагается не на силу истины, а на силу плоти, поэтому она всегда испытывает искушение ввести или сохранить несправедливые ограничения для инакомыслящих сект, какими бы невинными и полезными последние себя ни показали.
В Соединенных Штатах все христианские конфессии и секты существуют на основе равенства перед законом, который одинаково защищает их имущество и право публично исповедовать свою веру, а также на принципах самообеспечения и самоуправления; конфессии и секты, в свою очередь, укрепляют нравственные основы общества, воспитывая лояльных и добродетельных граждан. Свободу вероисповедания необходимо признать неотъемлемым правом человека, которое лежит в священной сфере совести, вне политических ограничений и предписаний, и которое государство обязано защищать в той же мере, что и любое другое основополагающее право. Но христианство само по себе — источник истинной свободы от греха и заблуждения, и оно лучше всего способно защищать и поддерживать свободу.
III. История церковного управления и церковной дисциплины. Церковь — это не только невидимое сообщество святых, но и видимая организация, которая нуждается в органах управления, законах и установлениях, регулирующих ее деятельность. К этому разделу истории относятся различные формы церковного устройства: апостольская, примитивная епископальная, патриархальная, папская, консисторская, пресвитерианская, конгрегационная и т.п.; а также история церковной юриспруденции, дисциплины и взаимоотношений церкви с государством при всех этих формах устройства.
IV. История поклонения, или богослужения, посредством которого церковь прославляет, оживляет и укрепляет общение со своим божественным Главой. Этот раздел истории включает в себя несколько более мелких: историю проповеди, катехизисов, литургии, обрядов и церемоний, а также религиозного искусства, в особенности духовной поэзии и музыки.
Историю церковного управления и историю поклонения часто объединяют под общим названием церковных древностей или церковной археологии, и эта наука, как правило, ограничивается изучением святоотеческой эпохи, в которой берут свое начало большинство кафолических институтов и церковных обычаев. Но сферу ее интересов вполне можно распространить и на период формирования протестантизма.
V. История христианской жизни, или практической нравственности и религиозности, которая включает в себя проявления различных добродетелей и пороков в разные эпохи, развитие христианской филантропии, возрождение семейного уклада, постепенное смягчение и упразднение рабства и прочих общественных зол, более гуманное ведение войн, реформы гражданского законодательства и правительства, распространение гражданских и религиозных свобод и общий прогресс цивилизации под влиянием христианства.
VI. История богословия, или христианской учености и литературы. Каждое направление богословия — экзегетическое, доктринальное, нравственное, историческое и практическое — имеет свою собственную историю.
История богословия, или догматов веры, — важнейший из этих подразделов, а потому ее часто рассматривают отдельно от остальных. Ее цель — показать, каким образом разум церкви постепенно постигал и раскрывал для себя открытые Богом истины, каким образом библейские учения формулировались и становились догмами, а затем вырастали в символы и исповедания веры или богословские системы, признанные органами государственной власти. Этот рост церкви в познании непогрешимого Слова Божьего представляет собой постоянную борьбу с ересями, заблуждениями и неверием; а история ересей является неотъемлемой частью истории богословия.
Всякая важная догма, исповедуемая христианской церковью в наши дни, являет собой итог суровой борьбы с заблуждениями. В учение о Святой Троице, к примеру, верили с самого начала, но для того, чтобы это учение получило ясное выражение в Никео–цареградском символе веры, потребовалось пятьдесят лет споров, в которых участвовали величайшие умы, — не считая подготовительных трудов доникейской эпохи. Христологические споры были столь же долгими и напряженными, пока их окончательно не разрешил Халкидонский собор. Реформация XVI века была непрерывной войной с папством. Изложения богословских взглядов разных церквей — от Апостольского символа веры до исповеданий Дорта и Вестминстера, а также более поздних стандартов — воплощают в себе итоги богословских сражений воинствующей церкви.
Различные разделы церковной истории имеют между собой не просто внешнюю или техническую связь, но органически связаны друг с другом и составляют единое живое целое, и историк должен показать это. Каждый исторический период также подлежит особой классификации в зависимости от его особенностей. Количество, порядок и охват различных разделов истории должны определяться исходя из их реальной значимости для изучаемого периода.
§ 3. Источники церковной истории
Источники церковной истории, те сведения, из которых мы черпаем свои познания, имеют отчасти божественное, отчасти человеческое происхождение. Что касается истории Царства Божьего от сотворения мира до завершения апостольской эпохи, у нас есть богодухновенные Писания Ветхого и Нового Заветов. Но после смерти апостолов у нас есть только человеческие авторитеты, которые, конечно же, не могут претендовать на непогрешимость. Эти человеческие источники существуют отчасти в письменной, а отчасти не письменной форме.
I. К числу письменных источников относятся:
а) официальные документы церковных и светских властей: постановления соборов и синодов, исповедания веры, литургические тексты, церковные законы и официальные послания пап, патриархов, епископов и представительных органов;
б) частные произведения отдельных исторических лиц: труды отцов церкви, еретиков и языческих писателей — для первых шести столетий; труды миссионеров, схоластов и мистиков — для Средних веков; а также реформаторов и их оппонентов — для XVI века. Для историка эти документы являются богатейшим материалом. Они отражают зарождение и реальный ход истории. Но их необходимо тщательно просеивать и взвешивать — в особенности спорные произведения, в которых, как правило, к фактам в той или иной степени примешивается дух разделения, еретического или ортодоксального;
в) произведения летописцев или историков, как приверженцев, так и противников христианства, которые были очевидцами описываемых событий. Ценность этих источников, конечно, зависит от способностей и надежности их авторов и определяется путем внимательного и критического изучения. Более поздних историков можно причислить к прямым или непосредственным источникам лишь в той степени, в какой они опирались на надежные документы своего времени, либо полностью или частично утраченные, подобно многим документам доконстантиновой эпохи, которыми пользовался Евсевий, либо преимущественно недоступные для историков — как обстоит дело с папскими регестами и прочими документами из библиотеки Ватикана;
г) надписи, в особенности надписи на могилах и в катакомбах, отразившие веру и упования христиан во времена гонений. Среди развалин Египта и Вавилона были найдены и расшифрованы целые библиотеки, содержащие мифологические и религиозные тексты, царские воззвания, стихи, сочинения по истории и астрономии, которые позволяют оценить уровень развития исчезнувших цивилизаций и проливают свет на некоторые части ветхозаветной истории.
II. Неписьменных источников гораздо меньше: церковные здания, произведения скульптуры и изобразительного искусства и другие памятники культуры, религиозные традиции и церемонии, имеющие большое значение для истории поклонения и церковного искусства и отражающие дух своей эпохи.
[4]Произведения искусства символически воплощают в себе различные типы христианства. Простые символы и грубые скульптурные изображения из катакомб соответствуют периоду гонений; базилики — никейской эпохе; византийские храмы — гению византийской государственной церковности; готические соборы — романо–германскому католицизму Средних веков; стиль эпохи Возрождения — возрождению литературы.
Если обратиться к не столь далеким от нас временам, дух римского христианства можно лучше всего ощутить среди мертвых и живых памятников Рима, Италии и Испании. Лютеранство следует изучать в Виттенберге, Северной Германии и Скандинавии; кальвинизм — в Женеве, Франции, Голландии и Шотландии; англиканство — в Оксфорде, Кембридже и Лондоне; пресвитерианство — в Шотландии и Соединенных Штатах; конгрегационализм — в Англии и Новой Англии. Ибо в родных странах этих конфессий мы, как правило, находим не только крупнейшие печатные и рукописные источники, но и остатки архитектурных, скульптурных, погребальных и прочих памятников, естественное окружение, устные предания и живых представителей прошлого, в которых, как бы далеко они ни отошли от веры своих предков, все еще можно увидеть национальный гений, социальные условия, привычки и обычаи, — и такой опыт зачастую более поучителен, нежели тяжеловесные печатные фолианты.
§ 4. Периоды церковной истории
Чисто хронологический или историографический подход, которого придерживались высокообразованный Бароний и продолжатели его дела, ныне по большей части уже отвергнут. Он нарушает естественный ход событий, разрывает взаимную связь вещей и низводит историю до уровня простой летописи.
Деление по столетиям, господствовавшее в исторической науке от Флациуса до Мосгейма, было шагом вперед. Этот подход дает гораздо лучшее представление о развитии и взаимосвязи вещей. Но и он втискивает историю в чуждую ей механистическую схему, ибо яркие моменты или эпохи редко совпадают с началом или концом какого–либо столетия. К примеру, царствование Константина, а также союз церкви и государства ведут свою историю с 311 г.; папский абсолютизм в лице Гильдебранда — с 1049 г.; Реформация — с 1517 г.; Вестфальский мир был заключен в 1648 г.; первые английские паломники прибыли в Новую Англию в 1620 г.; освобождение рабов в Америке началось в 1776 г.; Французская революция относится к 1789 г.; возрождение религиозной жизни в Германии — к 1817 г.
Истинное деление должно вытекать из реального хода самой истории и отражать различные фазы ее развития или этапы ее жизни. Мы называем их периодами или эпохами. Начало нового периода именуется эпохальным или поворотным моментом.
В вопросе о числе и продолжительности периодов действительно нет единодушия, так как разные конфессии придерживаются на этот счет различных точек зрения, особенно начиная с XVI века. К примеру, для Римской церкви Реформация значит не так много, как для протестантских церквей, и совсем ничего не значит для Греческой; и хотя Нантский эдикт является эпохальным событием в истории французского протестантизма, а Вестфальский договор — немецкого, ни одно из этих событий не повлияло на английский протестантизм в такой мере, как восшествие на престол королевы Елизаветы, приход к власти Кромвеля, реставрация династии Стюартов и революция 1688 г.
Однако, несмотря на путаницу и разногласия в деталях, ученые в целом согласны делить историю христианства на три главные части: древнюю, средневековую и современную; хотя в отношении деления на эпохи и определения начала и конца этих эпох подобное согласие отсутствует.
I. История древнего христианства, с рождения Христа до Григория Великого. 1 — 590 г. по P. X.
Это эпоха греко–латинской церкви или христианских отцов. Ее события разворачивались в средиземноморских странах — на Ближнем Востоке, в Северной Африке и Южной Европе — как раз на территории древней Римской империи и классического языческого мира. Эта эпоха закладывает основание богословия, церковного руководства и поклонения для всей дальнейшей истории. Это общий исток всех многоразличных конфессий.
Несомненно, самые важные разделы данного периода — это жизнь Христа и апостольская церковь, они требуют отдельного рассмотрения. Эти разделы представляют собой божественно–человеческий фундамент церкви, они вдохновляют, направляют и исправляют все последующие периоды.
Затем, в начале IV века, восшествие на престол Константина, первого римского императора, знаменует собой решительный поворот в истории; из гонимой секты христианство превращается в доминирующую религию Греко–римской империи. В истории богословия эпохальное значение имеет Первый вселенский собор в Никее, который пришелся на середину правления Константина, 325 г. по Р.Х.
Таким образом, в первой, или святоотеческой эпохе складываются три периода, которые мы можем назвать соответственно периодом апостолов, периодом мучеников и периодом христианских императоров и патриархов.
II. Средневековое христианство, от Григория I до Реформации. 590 — 1517 г. по Р.Х.
Началом Средних веков считают разные события: воцарение Константина (306 или 311); падение Западной римской империи (476); восшествие Григория Великого на папский престол (590); коронацию Карла Великого (800). Но практически все согласны с тем, что этот период закончился в начале XVI века — точнее, в 1517 г., с началом Реформации. Нам представляется, что наиболее важный поворот в истории церкви связан с Григорием Великим. При нем, инициаторе миссионерского служения среди англосаксонских племен, последнем из отцов церкви и первом из пап в полном смысле этого слова, начинается ревностный и увенчавшийся решительным успехом труд по обращению в христианство варварских племен, а также, одновременно с этим, становление абсолютной папской власти и отчуждение Восточной и Западной церкви друг от друга.
В этом и проявляется отличительная особенность Средних веков: церковь сместилась из Азии и Африки в Центральную и Западную Европу, из Греко–римской империи к германским, кельтским и славянским племенам, из культуры Древнего мира в современную цивилизацию. Главным делом церкви в то время было обращение и обучение варваров–язычников, которые в буквальном смысле покорили и уничтожили Римскую империю, но и сами были побеждены и преображены ее христианской верой. Этот труд совершала в основном Латинская церковь, построенная по строго иерархической схеме, с епископом Рима во главе. В свою очередь, Греческая церковь добилась определенных успехов среди славянских племен Восточной Европы — особенно в Российской империи, которая с тех пор приобрела большое влияние, — но магометанство сильно потеснило ее и ослабило ее влияние в Азии и Африке, на родине первоначального христианства, а в конце концов и в самом Константинополе; таким образом, в вопросах богословия, поклонения и организации Греческая церковь остановилась на позициях вселенских соборов и патриархальном укладе V века.
В Средние века на первый план выходит выработка церковной иерархии, так что церковь того периода можно именовать папской — в отличие от древней церкви святых отцов и современной церкви реформаторов.
В процессе становления и упадка римской иерархии особняком стоят три папы, олицетворяющие собой три эпохальных момента: Григорий I Великий (590) — зарождение папского абсолютизма; Григорий VII Гильдебранд (1049) — его наивысший расцвет; Бонифаций VIII (1294) — его упадок. Таким образом, история средневековой церкви тоже состоит из трех периодов. Мы можем для краткости назвать их миссионерской, папской и предреформационной
[5] эпохами католицизма.
III. Современное христианство, от Реформации XVI века до наших дней. 1517–1880 г. по Р.Х.
Современная история вершится преимущественно среди народов Европы, и, начиная с XVII века, открывает для себя новое широкое поле деятельности в Северной Америке. Западный христианский мир отныне разделяется на две противостоящие части — одна из них идет прежним путем, а другая прокладывает себе новый; Восточная же церковь практически сходит с исторической сцены и повсюду, за исключением современной России и Греции, являет собой картину безмятежного застоя. Современная церковная история — это эпоха конфликта протестантизма с католицизмом, конфликта религиозной свободы и независимости с принципами власти и покровительства, а также личной христианской веры отдельных людей с традиционной церковной системой.
И здесь тоже складываются три различных периода, которые кратко можно назвать так: реформация, революция и пробуждение.
XVI век, второй по плодотворности и значению период после апостольской эры, — это столетие евангелического обновления церкви и папской контрреформации. Это колыбель всех протестантских конфессий и сект, а также современного католицизма.
XVII век — это эпоха схоластической ортодоксии, полемического конфессионализма и относительного застоя. Реформация на континенте останавливается, но продолжается в Англии решительными действиями пуритан и достигает даже первозданных лесов американских колоний. XVII век был самым плодотворным периодом в английской церковной истории и дал жизнь разнообразным сектантским или инакомыслящим конфессиям, которые были затем перенесены на почву Северной Америки и даже переросли некоторые более древние исторические церкви. Позже, в XVIII веке, восставшие против мертвой ортодоксии и закосневшей обрядовости пиетисты и методисты начинают возрождение практической религиозной жизни. В Римской церкви победа остается за орденом иезуитов, но ему противостоят полуевангелический янсенизм и полулиберальное галликанство.
Во второй половине XVIII века начинается повальный отказ от традиционных идей и институтов, что порождает революцию в государстве и безбожие в церкви — особенно в католической Франции и протестантской Германии. Английский деизм, французский атеизм, немецкий рационализм — все это лишь разные степени нынешнего великого отступничества от ортодоксальных символов веры.
В XIX веке мы наблюдаем дальнейшее развитие негативных и гибельных тенденций, однако, наряду с этим, идет возрождение христианской веры и церковной жизни — вечное Евангелие полагает начало новому творению. Началом пробуждения можно считать трехсотлетнюю годовщину Реформации, 1817 г.
В это же время, подобно молодому, многообещающему, полному сил великану, на сцену выходит Северная Америка. Она по большей части сохранила свой английский и протестантский дух, однако предоставляет убежище всем народам, церквям и сектам Старого света, а светские и духовные власти в ней сосуществуют мирно, не вмешиваясь в дела друг друга.
Таким образом, всего мы имеем девять периодов церковной истории:
Первый период
Жизнь Христа и апостольская церковь.
От воплощения Христа до смерти апостола Иоанна. 1 — 100 г. по Р.Х.
Второй период
Гонения на христианство в Римской империи.
От смерти апостола Иоанна до Константина, первого императора–христианина. 100 —311г. по Р.Х.
Третий период
Христианство в союзе с Греко–римской империей и среди бурь великого переселения народов.
От Константина Великого до папы Григория I. 311 — 590 г. по Р.Х.
Четвертый период
Насаждение христианства среди тевтонских, кельтских и славянских племен.
От Григория I до Григория VII Гильдебранда. 590 — 1049 г. по Р.Х.
Пятый период
Церковь под властью папской иерархии, схоластическое богословие.
От Григория VII до Бонифация VIII. 1049 — 1294 г. по Р.Х.
Шестой период
Упадок средневекового католицизма и возникновение движений, подготовивших почву для Реформации.
От Бонифация VIII до Лютера. 1294 — 1517 г. по Р.Х.
Седьмой период
Евангелическая Реформация и римско–католическая реакция.
От Лютера до Вестфальского договора. 1517 — 1648 г. по Р.Х.
Восьмой период
Эпоха полемической ортодоксии и жесткого деления на конфессии, а также реакционных и прогрессивных движений.
От Вестфальского договора до Французской революции. 1648 — 1790 г. по P. X.
Девятый период
Распространение безбожия и возрождение христианства в Европе и Америке, миссионерская деятельность охватывает весь земной шар.
От Французской революции до наших дней. 1790 — 1880 г. по Р.Х.
Таким образом, христианство прошло через многие этапы земной жизни, но все–таки едва ли достигло полноты своего возраста во Христе Иисусе. За долгую череду столетий оно пережило разрушение Иерусалима, распад Римской империи, жестокие гонения извне и еретическое разложение изнутри, нашествие варваров, сумятицу Темных веков, папскую тиранию, столкновение с безбожием, опустошение после революций, нападки врагов и заблуждения друзей, восстание и падение бесчисленных гордых царств, империй и республик, философских систем и общественных организаций. Но вот, христианство по–прежнему живо, и сегодня оно сильнее и шире, чем когда–либо; оно направляет развитие цивилизации и вершит судьбы мира; оно шагает по руинам человеческой мудрости и глупости все вперед и вперед; оно безмолвно передает свои небесные благословения из поколения в поколение, из одной страны в другую, до самых отдаленных концов земли. Христианство никогда не умрет; оно никогда не узнает старческой дряхлости; но, подобно своему божественному Основателю, оно доживет до конца времен, сохранив неувядающую свежесть вечной юности и неистощимую силу зрелого возраста, и переживет само время. Отдельные конфессии и секты, человеческие формы богословия, власти и поклонения могут исчезать, выполнив свою миссию; но вселенская Церковь Христова, обладающая божественной жизнью и естеством, слишком крепка для врат ада. Она лишь сменит свое земное облачение на брачную одежду Невесты Христовой и восстанет из унижения к величию и славе. Потом, в пришествие Христа, она пожнет последний урожай истории, и как торжествующая Церковь на небесах будет радоваться и наслаждаться вечной субботой святости и мира. Это будет непреходящий конец истории, который еще в самом ее начале был предвозвещен святым покоем Бога по завершении всех дел творения.
§ 5. Польза церковной истории
Церковная история — самая обширная и, включая священную историю Ветхого и Нового Заветов, самая важная отрасль богословия. Это основание, на котором стоит богословие, и сокровищница, из которой оно пополняет свои жизненные силы. Это лучший комментарий к самому христианству во всех его аспектах и проявлениях. В полноте потока — слава источника, из которого он течет.
Прежде всего, общий интерес к церковной истории свойствен любому развитому уму, поскольку она отражает нравственное и религиозное развитие нашей расы и постепенное исполнение божественного плана искупления.
Для богослова или служителя Евангелия церковная история представляет особую ценность, поскольку она является ключом к пониманию современного состояния христианского мира и руководством для успешного труда на его благо. Настоящее — это плоды прошлого и семена будущего. Ни одно дело не устоит, если оно не растет на подлинных нуждах своего времени и не пускает глубокие корни в почву истории. Попирающий права прошлого поколения не может претендовать на внимание потомков. Церковная история — не антикварная лавка. Ее факты — не сухие кости, в них воплощена живая реальность, общие принципы и законы, которыми мы руководствуемся и согласно которым поступаем. Изучающий церковную историю всесторонне изучает само христианство, а также естество человека, попадающее под влияние христианства — как нынешнего, так и того, которое пребудет до конца времен.
Наконец, история церкви имеет практическую ценность для каждого христианина как кладезь предостережения и ободрения, утешения и совета. Это философия фактов, христианство в живых примерах. Если история в целом действительно есть «testis temporum, lux veritatis, et magistra vitce», как описывал ее Цицерон, или «служанка предусмотрительности, жрица истины и мать мудрости», как называл ее Диодор, то к истории Небесного Царства все эти титулы применимы в наивысшей степени. За исключением Священных Писаний, которые и сами по себе являются историей и хранилищем божественного откровения, нет более веского доказательства присутствия Христа среди Его народа, нет более полного подтверждения истинности христианства, нет более богатого источника духовной мудрости и опыта, нет более сильного стимула для добродетели и благочестия, чем история Царства Христова. У каждой эпохи есть свое послание Бога человеку, и понять это послание — самая важная задача человека.
В Послании к евреям есть волнующее и красноречивое описание облака свидетелей из прошлого, дающего христианам поддержку и утешение. Так почему бы еще большему облаку апостолов, евангелистов, мучеников, реформаторов и святых всех времен и языков, начиная с пришествия Христа, не послужить той же цели? Они были героями христианской веры и любви, живыми письмами Христовыми, солью земли, благодетелями и славой человечества; и невозможно должным образом изучать их мысли и дела, жизнь и смерть и при этом не возвыситься душою, не получить назидания и утешения, не испытать побуждения последовать их святому примеру, дабы мы, по благодати Божьей, наконец были приняты в их общение и провели вместе с ними блаженную вечность, восхваляя единого Бога и Спасителя и наслаждаясь Им.
§ 6. Долг историка
Первейшая обязанность историка, которая включает в себя все остальные, — быть правдивым и справедливым. Он должен воспроизвести саму историю, вновь оживляя ее в своем изложении. Его наивысшая и единственная цель, как и цель свидетеля, заключается в том, чтобы говорить правду, только правду и ничего кроме правды; подобно судье, он должен быть абсолютно справедливым по отношению к каждому человеку и каждому событию, представленному на его рассмотрение.
Чтобы быть столь правдивым и справедливым, историк должен обладать высокой квалификацией в трех областях: научной, художественной и религиозной.
1. Он должен отлично знать исходный материал. Для этого необходимо знакомство с такими вспомогательными дисциплинами, как церковная филология (в особенности греческий и латинский языки, на которых написано большинство древних документов), светская история, география и хронология. Затем, пользуясь источниками, историк должен тщательно и беспристрастно проверить их подлинность и целостность, а также надежность и компетентность свидетелей. Только так возможно отделить реальность от вымысла, истину от заблуждения.
Число источников сведений по общей истории столь велико и так быстро растет, что жизнь человека слишком коротка для того, чтобы прочесть их все и осмыслить. Каждый историк стоит на плечах своих предшественников. Даже после самого добросовестного поиска он все равно вынужден принимать некоторые вещи на веру и пользоваться неоценимой помощью сборников и подборок документов, подробных указателей и исчерпывающих монографий в тех случаях, когда он не может в деталях изучить все первоисточники. Но ему всегда следует аккуратно ссылаться на использованные работы и проверять факты, даты и цитаты. Недостаток аккуратности может погубить репутацию исторического труда.
2. Затем приходит черед литературной работы. Это искусство. Нужно не просто пересказать события, но воспроизвести живой процесс развития церкви. История — это не груда костей, а живой организм, наполненный и руководимый разумной душой.
Одна из наибольших трудностей этого этапа кроется в систематизации материала. Наилучший способ — благоразумно соединять хронологическое деление с тематическим; сочетать последовательное изображение событий с задействованием нескольких параллельных (и в действительности переплетающихся) разделов истории. Соответственно, сначала мы делим историю на периоды — не произвольно, а следуя реальному ходу событий, — и затем описываем каждый из этих периодов в стольких параллельных параграфах или главах, сколько потребуется исходя из собранного материала. Что же касается количества периодов и глав, а также структуры глав, то здесь мнения расходятся, а потому мы можем лишь стремиться к совершенству в применении нашего принципа и в изложении фактов в целом. Тем не менее указанный выше принцип остается единственно верным.
Древние классики истории, а также большинство их английских и французских коллег, как правило, излагают свою тему в виде однородной последовательности книг или глав без всякого тематического деления. Может показаться, что такой метод лучше отражает живое единство и разнообразие истории в каждый ее момент. Но в действительности это не так. Язык, подобно перу или резцу, может показать лишь последовательность вещей во времени, но не их переплетение в отдельно взятый момент. А потому этот метод, если жестко его придерживаться, никогда не дает полного представления о какой–то одной стороне событий, будь то богословие, поклонение или жизненные реалии. Происходит постоянное смешение разных тем, один вопрос оставляют, чтобы осветить другой, причем предмет разговора зачастую меняется совершенно внезапно — до тех пор, пока не исчерпывается выбор тем. Немецкий метод деления текста по темам и периодам имеет большие практические преимущества для исследователей, поскольку он отражает тематическую последовательность наряду с временной. Однако этот метод нельзя превращать в однообразный и скучный механизм, как это сделано в «Магдебургских центуриях» и многих последующих трудах. Ибо, хотя в истории и есть определенная структура, как тематическая, так и хронологическая, она, тем не менее, полна разнообразия, как и всякая жизнь. Период Реформации требует совсем иной систематизации, нежели Средние века; а в современной истории тематическое деление должно сочетаться с разбивкой по конфессиям и странам (например, римско–католические, лютеранские, реформатские церкви в Германии, Франции, Англии и Америке) и подчиняться ей.
Следовательно, историк должен стремиться отразить как единство, так и многообразие истории, излагая различные темы таким образом, чтобы полностью раскрыть каждую из них, но не упуская при этом из виду их органическую взаимосвязь. Историю нельзя педантично загонять, как в прокрустово ложе, в произвольно выдуманную схему; структуру следует выводить из самой истории, и эта структура должна быть настолько разнообразной, насколько того требуют факты.
Еще одна трудность, и даже большая, нежели систематизация материала, заключается в сочетании краткости и полноты. Общая история церкви должна давать законченное представление о развитии Царства Христова во всех его проявлениях. Но материал столь обширен и столь стремительно пополняется, что даже самое сжатое его изложение следует изучать, благоразумно выбирая наиболее яркие моменты, из которых, собственно, и складывается массив истории. Бессмысленно писать книги, если их не будут читать. Но у кого в наш суетливый век найдется время, чтобы терпеливо копаться в сорока фолиантах Барония и продолжателей его труда, или в тринадцати фолиантах Флациуса, или в сорока пяти томах ин–октаво, написанных Шрёйхом? Безусловно, человек, изучающий церковную историю, хочет увидеть не только художественные миниатюры (как, например, в превосходном учебнике Хазе), но и портреты в полный рост. И все–таки можно сэкономить немало места, опустив технические и несущественные подробности, описание которых можно оставить для монографий и специальных исследований. Краткость — добродетель историка, если только она не делает его творения невразумительными и загадочными.
Более того, историк должен сделать свой труд понятным и интересным читателю, не поступаясь истиной. Некоторые страницы истории скучны и утомительны; однако, в целом, историческая правда удивительнее любого вымысла. Это эпос, созданный Самим Богом. Он не нуждается в приукрашивании. Если рассказывать с искренностью, живостью и дерзновением, история говорит сама за себя. К сожалению, церковные историки, за очень небольшим исключением, уступают великим светским историкам в том, что касается стиля, и изображают прошлое хладным трупом, а не живой и действующей силой, вызывающей постоянный интерес. Именно поэтому труды по церковной истории столь мало читаемы за пределами узкого круга профессионалов.
3. И в научных изысканиях, и в художественном изложении необходимо руководствоваться здравыми
нравственными принципами и религиозным, то есть подлинно христианским
духом. Светский историк должен быть исполнен всеобъемлющего человеческого сочувствия, а историк церковный — всеобъемлющего христианского сочувствия. Девиз первого:
«Ното sum, nihil humani а те alienum puto»[6]; девиз второго:
«Christianus sum, nihil Christiani a me alienum puto»
[7].
Прежде всего, историк должен отбросить всякие предубеждения и пристрастия и взяться за дело из чистой любви к истине. Речь не о том, что он должен стать tabula rasa. Ни один человек не в силах освободиться из–под влияния полученного образования, которое сделало его тем, кто он есть, — да пытаться и не следует. Однако историк, пишущий о церкви или о Христе, должен в каждой мелочи, насколько возможно, следовать объективным фактам, «sine ira et studio»; воздавать должное каждому человеку и событию и стоять в центре христианства, откуда он может видеть все точки окружности, всех людей и все события, все конфессии, деноминации и секты в их подлинной взаимосвязи друг с другом и с благословенным целым. В действительности, знаменитый тройной критерий кафолической (вселенской) истины — всеохватность по времени (semper), месту (ubique) и числу (ab omnibus) — в своем буквальном понимании неверен и неприменим. И все–таки в церкви есть единое христианство, так же как в мире есть единое человечество, и ни один христианин не может безнаказанно пренебрегать этим. Христос есть божественное согласие всех противоречивых человеческих сект и символов веры. Обязанность и привилегия историка состоит в том, чтобы различить образ Христа в не похожих друг на друга лицах Его учеников и выступить в роли посредника между разными частями Его Царства.
Кроме того, историк должен полностью сочувствовать предмету своих изысканий и с энтузиазмом посвятить себя его изучению. Никто не может истолковать слова поэта, не обладая чувством поэзии и вкусом, или слова философа, не имея способностей к рассуждениям, — так и историю христианства никто не может должным образом понять и изложить, не имея христианского духа. Неверующий может создать лишь отвратительную карикатуру или, в лучшем случае, безжизненную статую. Чем выше историк взбирается на гору христианства, тем шире его горизонт, тем полнее и яснее его представление об отдельных участках земли внизу и их значении друг для друга. Даже заблуждение можно ясно различить лишь с высоты истины. «Verum est index sui et falsi». Христианство — это абсолютная истина, которая, подобно солнцу, одновременно раскрывает себя и освещает все, что находится во тьме. Церковная история, как и Библия, сама лучше всего истолковывает себя.
Историк выполняет свои обязанности в той мере, в которой он сочетает в себе три вышеназванных качества. Конечно, в этой земной жизни мы можем лишь немного приблизиться к совершенству в этом или любом другом направлении исследований. Чтобы достичь абсолютного успеха, нужно быть непогрешимым; смертному человеку этого не дано. Только Божественный Разум имеет привилегию уже в начале видеть конец и рассматривать все аспекты и все значение событий; человеческий же ум способен лишь воспринимать все вещи последовательно и рассматривать их по частям.
Полное разрешение исторических загадок ждет нас только в небесной жизни, когда мы будем видеть уже не сквозь тусклое стекло, а лицом к лицу, и изучать течение времени с высот вечности. Очень удачное замечание св. Августина по поводу взаимосвязи Ветхого и Нового Заветов — «Novum Testamentum in Vetere latet, Vetus in Novo patel» — можно применить и к взаимосвязи нынешнего мира и мира будущего. История воинствующей церкви — лишь образ и предвосхищение торжествующей Церкви на небесах, пророчество, смысл которого мы полностью поймем лишь в свете его исполнения.
§ 7. Литература по церковной истории
Stäudlin: Geschichte и. Literatur der к. Geschichte. Hann. 1827.
J. G. Dowling: An Introduction to the Critical Study of Eccles. History. London, 1838. Цит. с. 1. Эта работа представляет собой главным образом обзор сочинений церковных историков, с. 1–212.
F. С. Baur: Die Epochen der kirchlichen Geschichtschreibung. Tüb. 1852.
Philip Schaff: History of the Apost. Church (Ν. York, 1853), pp. 51–134.
Engelhardt: Uebersicht der kirchengeschichtlichen Literatur vom Jahre 1825 — 1850. Niedner, «Zeitschrift für historische Theologie», 1851.
G. Uhlhorn: Die kirchenhist. Arbeiten von 1851 — 1860. Niedner, «Zeitschrift für histor. Theologie», 1866, Gotha, pp. 3–160. Он же: Die ältere Kirchengesch, in ihren neueren Darstellungen. «Jahrbücher für deutsche Theol.», vol. II. 648 sqq. Альманах «Zeitschrift für Kirchengeschichte» Бригера, основанный в 1877 г. и выходящий в г. Гота, публикует библиографические статьи А. Гарнака, Мюллера и других авторов о самых последних публикациях.
Сн. К. Adams: A Manual of Historical Literature. N. York, 3d ed. 1888.
Как и любая другая наука или любое искусство, церковная историография долгое время развивалась, стремясь к подлинному совершенству. Это развитие заключалось не только в непрерывном накоплении материала, но и в постепенном, иногда надолго прерывавшемся процессе совершенствования метода, от простой подборки имен и дат в христианской летописи до критического изучения и различения, прагматических ссылок на причины и мотивы, научного владения материалом, философских обобщений и художественного воспроизведения реальной истории. Этот путь развития отмечен влиянием различных конфессий и деноминаций христианства, которые по–разному рассматривали определенные эпохи и части христианского мира и, следовательно, по–разному их понимали и описывали; таким образом, развитие церковной историографии отражает развитие самой церкви.
Здесь мы можем упомянуть лишь главные труды, которые знаменуют собой последовательные эпохи в развитии нашей науки.
I. Апостольская церковь
Первыми трудами по церковной истории были канонические евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна, богодухновенные биографические воспоминания об Иисусе Христе, богочеловеческом Главе вселенской Церкви.
За ними следуют написанные Лукой Деяния апостолов, где говорится о распространении христианства среди иудеев и язычников от Иерусалима до Рима трудами апостолов, в особенности Петра и Павла.
II. Историки Греческой церкви
Первые работы по церковной истории, написанные после смерти апостолов, как, впрочем, и все направления богословской литературы, появились в Греческой церкви.
Евсевий, епископ палестинского города Кесарии и современник Константина Великого, написал церковную историю в десяти томах (εκκλησιαστική ιστορία, от воплощения Слова до 324 г.), чем и заслужил звание отца церковной истории или христианского Геродота. Евсевий не слишком критически подходил к отбору материала, и его работа значительно уступает трудам великих классических историков по таланту и мастерству исполнения, и все же эта доникейская церковная история является бесценным произведением благодаря эрудиции автора, его умеренности взглядов и любви к истине, а также благодаря тому, что в ней использованы источники, впоследствии полностью или частично утраченные, и тому, что ее автор являлся непосредственным очевидцем событий, произошедших со времени последних гонений церкви до укрепления ее положения в Византийской империи.
Дело Евсевия продолжили в том же духе и по тому же плану Сократ, Созомен и Феодорит в V веке, а также Феодор и Евагрий в VI веке. Каждый из них продолжал нить повествования с того момента, на котором остановился предшественник; таким образом, описание захватывало один и тот же период, от Константина Великого до середины V века.
[8]Среди позднейших греческих историков, так называемых Scriptores Byzantini (VII — XV в.), особого упоминания заслуживает Никифор Каллист (сын Каллиста, ок. 1333 г. по Р.Х.). Он писал свою «Церковную историю», пользуясь книгами из большой библиотеки при храме Св. Софии в Константинополе, и посвятил ее императору Андронику Палеологу (ум. 1327). Она состоит из восемнадцати книг (каждая начинается с одной из букв его имени) и охватывает период от Рождества Христова до смерти Фоки в 610 г. по Р.Х., а предисловие содержит конспект еще пяти томов, которые охватили бы период до 911 г. Никифор был плодовитым и красноречивым писателем, однако при этом он был суеверным и не слишком проницательным.
[9]
III. Средневековые историки Латинской церкви
До Реформации Латинская церковь сначала всецело зависела от Греческой в вопросах церковной истории, равно как любых других богословских знаний, и долгое время удовлетворялась лишь переводами и отрывками из трудов Евсевия и его преемников.
Среди последних наибольшей популярностью пользовалась «История в трех частях» (Historia Tnpartita), составленная Кассиодором — премьер–министром Теодориха, а впоследствии настоятелем монастыря в Калабрии (ум. ок. 562). Она представляла собой подборку сокращенных и приведенных в соответствие друг с другом отрывков из исторических трудов Сократа, Созомена и Феодорита и в течение нескольких столетий — наряду с «Историей» Евсевия в переводе Руфина — служила для Запада источником знаний о древней церкви.
Средневековье не произвело на свет ни одной последовательной общей церковной истории — лишь множество хроник и историй отдельных народов, монашеских орденов, выдающихся пап, епископов, миссионеров, святых и т.д. Сами по себе эти сочинения редко имеют большое значение, но, после тщательного отсеивания легенд и вымысла, становятся ценным источником сведений.
Основными средневековыми историками были Григорий Турский (ум. 595), написавший историю франкской церкви; достопочтенный Беда (ум. 735), отец английской церковной истории; Павел Диакон (ум. 799), летописец лангобардов; Адам Бременский, лучший знаток истории скандинавской церкви с 788 по 1072 г.; Хаймо (Хеймо, Аймо), монах из г. Фульда, впоследствии епископ Хальберштадтский (ум. 853), который в десяти книгах описал, в основном опираясь на Руфина, историю первых четырех столетий (Historiae Sacrae Epitome); Анастасий Библиотекарь (ок. 872), один из авторов «Жизни понтификов» (Liber Pontificalis), то есть жизнеописаний пап до Стефана VI (ум. 891); Бартоломео из Лукки (ок. 1312), который составил общую историю церкви от Христа до 1312 г.; св. Антонин (Антонино Пьероцци), архиепископ Флоренции (ум. 1459), автор крупнейшего средневекового труда по светской и священной истории (Summa Historialis), охватывающего период от сотворения мира до 1457 г.
Историческая критика возникла с возрождением литературы, и ее первыми отголосками стали сомнения Лоренцо Баллы (ум. 1457) и Николая Кузанского (ум. 1464) относительно подлинности «Константинова дара», «Исидоровых декреталий» и некоторых других документов, подлинность которых ныне отрицается столь же единодушно, как некогда была признаваема.
IV. Римско–католические историки
Потрясение Реформации в XVI веке пробудило Римско–католическую церковь к бурной деятельности в области истории и в других отраслях богословия и вызвало к жизни несколько сочинений, авторы которых отличались высокой эрудицией и знанием древностей, но были движимы, скорее, любовью к папству и ненавистью к протестантизму, нежели чисто историческим интересом. Лучшие историки этой эпохи были либо итальянцами, ультрамонтанами по духу, либо французами, в основном сторонниками более либерального, но не столь последовательного галликанства.
а) Итальянцы
Первым в этом ряду стоит кардинал Цезарь Бароний (ум. 1607) с его «Церковными анналами»
(Annales Ecclesiastici, Rom. 1588 sqq.) в 12 т. ин–фолио, отдавший этой работе тридцать лет неустанного труда. Он успел довести историю лишь до 1198 г., но его работу продолжили Рейнальди (до 1565 г.), Ладерки (до 1571) и Тейнер (до 1584).
[10]Этот поистине титанический и монументальный труд и по сей день остается бесценным кладезем информации, взятой из библиотеки Ватикана и других архивов, и профессиональные историки всегда будут обращаться к нему. При этом он написан сухим, отрывистым, неудобочитаемым языком, содержит много поддельных документов и всецело стоит на позициях, утверждающих абсолютный авторитет папы. Он был задуман как конкретное опровержение «Магдебургских центурий», хотя и не удостаивает последние прямого упоминания. Данный труд явился огромной поддержкой и утешением для дела Рима, и его часто издавали в переводах в сокращенном и общедоступном виде. Однако он также подвергся суровой критике и отчасти был опровергнут — не только протестантами, такими как Казобон, Шпангейм и Сэмюэл Баснаж, но и римско–католическими учеными, в особенности двумя францисканцами, Антуаном и Франсуа Паджи, которые внесли поправки в хронологию.
Гораздо менее известна и гораздо реже используется «Церковная история» (Historia Ecclesiastica) Каспара Сачарелли, охватывающая период до 1185 г., которая была опубликована в Риме в 1771 — 1796 г. в 25 т. ин–кварто.
Бесценный вклад в исторические коллекции и специальные исследования внесли и другие ученые–итальянцы: Муратори, Дзакканьи, Дзаккариа, Манси, Галланди (Холланди), Паоло Сарпи, Паллавичини (последние двое были участниками Трентского собора), трое Ассемани и Анджело Май.
б) Католические французские историки
Наталис (Ноэль) Александер, профессор и архиепископ ордена доминиканцев (ум. 1724), написал свою «Церковную историю Ветхого и Нового Заветов» до 1600 г. (Historia Ecclesiastica Vetens et Nova Testaments Paris, 1676; 2d ed. 1699 sqq.; 8 vols, fol.) в духе галликанства, с великой ученостью, но сухим схоластическим языком. Иннокентий XI включил ее в свой «Индекс» (1684). Это вызвало появление нескольких исправленных изданий.
Аббат Клод Флёри (ум. 1723) написал свою «Церковную историю»
(Histoire ecclesiastique, Paris, 1691 — 1720, 20 vols, quarto, до 1414 г.; продолжена до 1595 г. Клодом Фабром, очень ревностным галликанцем) — гораздо более общедоступную работу, отличающуюся спокойным тоном изложения и живостью языка и одинаково пригодную как для назидания, так и для обучения. Она описывает ход событий в хронологической последовательности — подробно и в целом точно, но это сочинение Флёри бессистемно и лишено философских обобщений, а потому скучно и утомительно. Когда Флёри спросили, почему он без необходимости омрачает страницы своего труда столькими позорными фактами, он дал замечательный ответ: то, что христианство выжило и продолжает развиваться, несмотря на пороки и преступления его приверженцев и проповедников, наилучшим образом доказывает его божественное происхождение.
[11]Жак–Бенинь Боссуэт, достопочтенный епископ г. Мо (ум. 1704), отстаивавший католицизм против протестантизма, с одной стороны, и галликанство против ультрамонтанства — с другой, с великолепным красноречием и в духе католической церкви написал всемирную историю, которой придал форму четкого конспекта, чтобы привлечь внимание простого народа.
[12] Этот труд был продолжен на немецком языке протестантом Крамером — с меньшим изяществом, но большей тщательностью и особым вниманием к истории средневекового богословия.
Себастьен ле Нэн де Тиллемон (ум. 1698), французский дворянин и священник, не занимавший никаких должностей и полностью посвятивший себя науке и молитвам, — ученик и друг янсенистов, частичный сторонник галликанства, — создал в высшей степени серьезную и полезную историю первых шести столетий (до 513 г.) в виде серии подробных биографий, с большим мастерством и очень добросовестно составленных почти целиком из слов первоисточников, свои же собственные добавления Тиллемон тщательно обособляет. По своим достоинствам это ценнейший труд в области церковной истории, созданный католическим автором, отличающимся редким трудолюбием и ученостью.
[13]Одновременно с Тиллемоном галликанец Л. Эллис Дюпен (ум. 1719) опубликовал биографическую и библиографическую историю церкви до XVII века.
[14] Вслед за ним подобное исследование написал Реми Сейлльер (ум. 1761), преимуществом этого труда были большая полнота и точность.
[15] В XVII и XVIII столетиях существенный вклад в историческое богословие внесли французские бенедиктинцы из обители св. Мавра, которые опубликовали лучшие критические издания отцов церкви и проделали обширные археологические исследования. Мы можем назвать лишь имена Мабийона, Массуэта, Монфокона, д'Ашери, Руинарта, Мартена и Дюранда. Среди иезуитов выделяются Сирмонд и Петау.
Аббат Рорбахер (профессор церковной истории в Нанси, ум. 1856) написал пространную «Всемирную историю Церкви» до 1848 г., включив в нее и ветхозаветный период. Она не столь либеральна, как труды великих галликанских писателей XVII века, но обнаруживает знакомство с немецкой литературой.
[16]
в) Католические немецкие историки
Первым в ряду заслуживающих внимания современных немецких католических историков стоит поэт и бывший протестант граф Леопольд фон Штольберг (ум. 1819). С горячностью честного, благородного и искреннего, но доверчивого новообращенного в 1806 г. он приступил к работе над очень подробным сочинением «История религии Иисуса Христа» (Geschichte der Religion Jesu Christi) и, написав 15 томов, дошел до 430 г. Его труд продолжили Ф. Керц (т. 16 — 45, до 1192 г.) и Ж. Н. Бришар (т. 45–53, до 1245 г.).
В том же духе и приятным слогом Теодор Катеркамп (ум. 1834, в Мюнстере) написал церковную историю до 1153 г.
[17] Она осталась незавершенной, как и работа Локерера (ум. 1837), охватывающая период до 1073 г.
[18]«История соборов» епископа Гефеле
(Conciliengeschichte, 1855 — 1886; исправленное издание с продолжением, 1873 sqq.) — это самый ценный вклад в историю богословия вплоть до Трентского собора.
[19]Лучшие краткие изложения истории, когда–либо вышедшие из–под пера немецких католиков, создали И. И. Риттер, профессор в Бонне, а впоследствии в Бреслау (ум. 1857);
[20] И. А. Мёлер, в прошлом профессор в Тюбингене, а затем в Мюнхене (ум. 1838), автор знаменитой «Символики»
(Symbolik);[21] И. Альцог (ум. 1878);
[22] X. Брюк (2d ed. Mayence, 1877); Φ. К. Краус (Treves, 1873; 3d ed., 1882); кардинал Γεργεηροτερ (3d ed., Freiburg, 1886, 3 vols.); Ф. К. Функ (Tubingen, 1886; 2d ed., 1890).
А. Ф. Гфрёрер (ум. 1861) начал писать свою прекрасную «Общую историю церкви» как протестант или, скорее, как рационалист (1841 — 1846, 4 т., до 1056 г.), а продолжил ее со времен Григория VII уже как католик (1859 — 1861).
Д–р Йоганн Йозеф Игнац фон Доллингер (профессор в Мюнхене, род. 1799), которого можно назвать самым высокообразованным историком Римской церкви в XIX веке, проделал противоположный путь — от паписта до антипаписта. Он начал, но так и не закончил работу над «Справочником по истории христианской Церкви» (
Handbook of Christian Church History, Landshut, 1833, 2 vols.), охватывающим период до 680 г., и «Учебником по церковной истории»
(Manual of Church History, 1836; 2d ed., 1843, 2 vols.), охватывающим период до XV века и отчасти до 1517 г.
[23] Он также писал серьезные работы, направленные против Реформации
(Die Reformation, 1846 — 1848, в 3–х т.), об Ипполите и Каликсте (1853), о периоде, предшествовавшем христианству
(Heidenthum und Judenthum, 1857 г.), «Христианство и церковь во время их возникновения» (1860), «Церковь и церкви» (1862), «Средневековые легенды о папах» (1865), «Папа и собор» (под псевдонимом «Янус», 1869) и т.д.
Во время Ватиканского собора в 1870 г. Доллингер порвал с Римом, стал богословским вождем старокатолического отступничества и 17 апреля 1871 г. был отлучен архиепископом Мюнхенским (своим бывшим учеником) по обвинению в ереси. Его глубокие познания в церковной истории не позволяют ему верить в непогрешимость папы. Доллингер торжественно заявил (28 марта 1871 г.), что «как христианин, как богослов, как историк и как гражданин» он не может согласиться с решениями Ватикана, поскольку они противоречат духу Евангелия и подлинному церковному преданию, а будучи исполнены, непременно вовлекут церковь и государство, священнослужителей и мирян в неразрешимый конфликт.
[24]
V. Церковные историки — протестанты
Реформацию XVI века можно назвать матерью церковной истории как науки и искусства в полном смысле этого слова. Поначалу казалось, что она оторвалась от прошлого и недооценивала церковную историю, обращаясь непосредственно к Библии как к единственному эталону веры и жизни, и особенно неблагосклонно смотрела на католическое Средневековье, видя в нем прогрессирующее искажение апостольского учения и порядка. Но, с другой стороны, Реформация превозносила раннее христианство и пробудила новый горячий интерес ко всем документам апостольской церкви, изо всех сил стремясь воспроизвести дух и институты той эпохи. В действительности она отказывалась лишь от позднейших традиций в пользу ранних, прочно стоя на первоначальном историческом основании христианства. Однако потом, в ходе полемики с Римом, протестантизм вновь счел желательным и необходимым вырвать из рук своих оппонентов не только библейскую, но и историческую аргументацию и обратить ее, насколько это возможно, на благо евангелизации. Ибо протестанты никогда не могли отрицать, что истинная Церковь Христова построена на камне и что ей дано обещание несокрушимой прочности. Наконец, избавив свой разум от ярма деспотической церковной власти, Реформация, прямо или косвенно, дала новый толчок свободному исследованию в каждой области науки и породила ту самую историческую критику, которая в состоянии очистить факт от наслоений вымысла и выявить в истории правду, только правду и ничего, кроме правды. Конечно, эта критика может дойти до крайностей рационализма и скептицизма, которые не признают авторитет апостолов и Самого Христа, — как это в действительности и происходило в течение некоторого времени, особенно в Германии. Но злоупотребление свободой исследования вовсе не исключает возможности ее правильного использования; излишнюю вольность в данном случае следует расценивать как временное отклонение, от которого все здравые умы вновь вернутся к надлежащему пониманию истории как подлинно разумного раскрытия плана искупления и неизменного свидетеля всеобъемлющего Божьего провидения и божественной природы христианской религии.
а) Немецкие, швейцарские и голландские историки
Таким образом, историография протестантской церкви пышно расцветала в основном на немецкой почве. Терпение, усердие и трудолюбие, а также искренняя любовь к истине и справедливости делают немецких ученых отличными исследователями–рудокопами, поставляющими сырье для производителей, в то время как французские и английские историки лучше всех умеют использовать это сырье и приспособить его к нуждам читающей публики.
Ниже перечислены важнейшие сочинения.
Матиас Флациус (ум. 1575) по прозвищу Иллирикус, ревностный лютеранин и беспощадный враг папистов, кальвинистов и последователей Меланхтона, возглавляет список протестантских историков со своей великой «Церковной историей Нового Завета» (Ecclesiastica Historia Novi Testamenti), в просторечии именуемой «Магдебургскими центуриями» (Centuria Magdeburgenses, Basle, 1560 — 1574) и охватывающей тринадцать столетий христианской эры в стольких же томах ин–фолио. Он начал свой труд в Магдебурге, в сотрудничестве с десятью другими учеными, исполненными такого же духа и рвения, с целью, невзирая на многочисленные трудности, обличить пороки и заблуждения папства и доказать ортодоксальность учений лютеранской Реформации при помощи «свидетелей истины» всех веков. Таким образом, вся работа выдержана в полемическом тоне и точно так же пристрастна, как и «Анналы» Барония со стороны папистов. Она отличается безвкусным и отталкивающим стилем, но количество вложенного упорного труда, огромный, хотя и плохо переработанный и громоздко изложенный материал, а также смелость критики впечатляют и поражают. Это сочинение открыло дверь для свободных исторических исследований и представляет собой первую общую историю церкви, которая заслуживает этого названия. Кроме того, Флациус ввел новый метод. Он разделил материал по столетиям, а каждое столетие — по единообразной «прокрустовой» схеме разбил на целых шестнадцать рубрик: «de loco et propagatione ecclesiae; de persecutione et tranquillitate ecclesiae; de doctnna; de haeresibus; de ceremoniis; de politia; de schismatibus; de conciliis; de vitis episcoporum; de haereticis; de martyribus; de miraculis et prodigiis; de rebus Judaicis; de aliis religionibus; de mutationibus politicis». Такая система разрушает всякую симметрию и порождает утомительную расплывчатость и повторения. И все–таки, вопреки своему механическому однообразию и негибкости, этот метод более научен, нежели хроникальный, и, после некоторых существенных усовершенствований и значительного сокращения числа рубрик, им пользуются до сего дня.
Швейцарец И. Г. Готтингер (ум. 1667), написав свою «Церковную историю Нового Завета» (Histona Ecclesiastica N. Testaments Zurich, 1655 — 1667, 9 vols, fol.), создал реформатский аналог «Магдебургских центурий». В этой работе меньше оригинальности и энтузиазма, но больше трезвости и умеренности. Она заканчивается XVI веком и посвящает одному этому столетию пять томов.
Фридрих Шпангейм из Голландии (ум. 1649) написал труд «Сумма церковной истории» (Summa Historiae Ecclesiasticae, Lugd. Bat., 1689), охватывающий период до XVI века. Этот труд основан на глубоком и критическом знакомстве с первоисточниками и одновременно опровергает идеи Барония.
Готтфрид Арнольд (ум. 1714) своей «Беспристрастной историей Церкви и еретиков», охватывающей период до 1688 г.,
[25] проложил новый путь. Этот автор принадлежал к пиетистской и мистической исторической школе. Он считал субъективное благочестие критерием истинности веры, а гонимые секты — основным течением истинного христианства; правящую же церковь, начиная с Константина, — не только католическую церковь, но и ортодоксальное лютеранство вместе с нею — изображал в виде ширящегося отступничества, Вавилона, полного развращения и мерзости. Таким образом Арнольд смело и успешно сокрушил стены церковного фанатизма и претензий на исключительность; но в то же время, сам того не желая и не подозревая об этом, открыл путь рационалистическому и скептическому толкованию истории. В своем ревностном стремлении к беспристрастности и личному благочестию он постарался воздать должное всем возможным еретикам и сектантам, но при этом проявил вопиющую несправедливость к приверженцам ортодоксии и церковного порядка. Кроме того, Арнольд первым из ученых–историков воспользовался немецким языком вместо латыни; но его стиль скучен и лишен изящества.
И. Л. фон Мосгейм (канцлер Геттингенского университета, ум. 1755), умеренный и беспристрастный лютеранин, стал отцом церковной историографии как
искусства, если только мы не уступим эту честь Боссуэту. Он превзошел всех своих предшественников искусным построением, а также ясным, хотя и механическим и монотонным расположением материала, разборчивостью и проницательностью, прагматичным комбинированием, бесстрастностью, почти граничившей с холодным безразличием, и элегантной легкостью латыни. Его хорошо известные «Наставления в церковной истории, древней и недавней»
(Institutionen Historiae Ecclesiasticae antiquae et recentioris, Helmstädt, 1755) построены в соответствии с предложенным Матиасом Флациусом делением на столетия, только в более простой форме, и, в переводе и с дополнениями Маклейна и Мёрдока, по–прежнему широко используются в Англии и Америке в качестве учебника.
[26]И. М. Шрёйх (ум. 1808), ученик Мосгейма, однако уже затронутый неологическим духом, который привнес в историческое богословие Германии Семлер (ум. 1791), с неистощимым трудолюбием написал крупнейшую протестантскую историю церкви со времен «Магдебургских центурий». Он очень разумно отказался от деления на века, которому все еще следовал Мосгейм, и принял систему деления на периоды. Его «История христианской церкви» состоит из 45 томов и достигает конца XVIII века. Она многословна, но написана ясным и легким языком, с заслуживающим доверие знанием первоисточников, в духе кротости и искренности, и по–прежнему являет собой кладезь исторического материала.
[27]Весьма глубокий труд «Наставления в церковной истории Ветхого и Нового Завета» (ïnstitutiones Historiae Ecclesiasticae V. et N. Testamenti) голландского реформатского богослова Г. Венемы (ум. 1787) охватывает историю иудейской и христианской церкви до конца XVI века (Lugd. Bat. 1777 — 1783, в семи частях).
Г. Ф. К. Генке (ум. 1809) — главный представитель рационалистической церковной историографии, которая игнорирует Христа в истории. В его «Общей истории христианской церкви» (Allgemeine Geschichte der christlichen Kirche), написанной живо и талантливо и продолженной Фатером (Braunschweig, 1788 — 1820, 9 vols.), церковь изображена не храмом Бога на земле, а большим лазаретом и сумасшедшим домом.
Август Неандер (профессор церковной истории в Берлине, ум. 1850), «отец современной церковной истории», дитя в Духе, гигант в знаниях и святой в благочестии, вывел изучение истории из сухой пустоши рационализма назад к свежему источнику божественной жизни во Христе и превратил ее в изобильный источник назидания и наставления для почитателей любого символа веры. Его «Общая история христианской религии и церкви» начинается по окончании апостольской эпохи (которой он посвятил отдельное сочинение) и продолжается до Базельского собора 1430 г. Дальнейшая работа была прервана его смертью.
[28] Этот труд отличают тщательное и добросовестное использование первоисточников, критическое исследование, оригинальное соединение фактов, горячая любовь к истине и справедливости, евангелическая кафоличность, соборность, искреннее благочестие, а также мастерский анализ богословских систем и христианской жизни Божьих мужей прежних столетий. Здесь нет искусственной назидательности, она естественным образом вырастает из представлений Неандера о церковной истории, которую он рассматривает как непрерывное откровение присутствия и силы Христа в человечестве и как иллюстрацию к притче о закваске, которая постепенно наполняет собой и преображает все тесто. Разделы, посвященные политике и искусству, а также внешняя структура истории не были близки смиренной, бесхитростной простоте Неандера. Он пишет однообразно, запутанно и многословно, но простым и естественным языком, согретым сердечным светом симпатии и энтузиазма. В этом отражается его девиз:
Pectus est quod theologum facit.Великолепный перевод Торри (Роуз перевел лишь историю первых трех столетий), многократно переиздававшийся в Бостоне, Эдинбурге и Лондоне, обеспечил бессмертному труду Неандера гораздо большую популярность в Англии и Америке, чем в самой Германии.
Помимо общей истории, Неандер с неослабным трудолюбием писал также сочинения на более узкие темы: о жизни Христа (1837, 4th ed. 1845), об апостольской эпохе (1832; 4th ed. 1842; перевод Дж. Э. Райланда, Edinburgh, 1842; перевод Э. Дж. Робинсона, N. York, 1865), «Хроники христианской жизни»
(Memodais of Christian Life, 1823, 3–е изд. 1845, 3 т.), о гностических ересях (1818); биографии таких ярких личностей, как Юлиан Отступник (1812), св. Бернар (1813, 2–е изд. 1848), Иоанн Златоуст (1822, 3–е изд. 1848) и Тертуллиан (1825, 2–е изд. 1849). Составленную Неандером «Историю христианских учений» издал после его смерти Якоби (1855), а Дж. Э. Райланд перевел ее на английский язык (London, 1858).
[29]И. К. Л. Гизелер (профессор церковной истории в Геттингене, ум. 1854), высокообразованный, проницательный, спокойный, объективный, добросовестный, но холодный и бесстрастный ученый, подарил нам «Учебник по церковной истории»
(Textbook of Church History), охватывающий период от Рождества Христова до 1854 г. по P. X.
[30] Он перенял у Тиллемона метод изложения истории словами самих первоисточников; только Гизелер не составлял из них основной текст, а прилагал в виде примечаний. Наиболее выдающейся особенностью этого имеющего огромную практическую ценность труда являются тщательно отобранные и сопровождаемые критическими пояснениями выдержки из оригинальных источников вплоть до 1648 г. (в той части, которую редактировал сам автор). Сухой и сжатый текст действительно ясно и кратко излагает самые важные факты, но не затрагивает внутреннюю жизнь и духовную сущность Церкви Христовой. Богословские представления Гизелера едва ли превосходят бесплодный рационализм Вегшейдера, которому Гизелер посвятил часть своей истории; и все его старания выглядеть беспристрастным не могут полностью скрыть негативное влияние рационалистических представлений о христианстве, которые лишают его историческое повествование живости и делают изложение сухим и холодным.
Неандер и Гизелер завершали работу над своими сочинениями в уважительном и дружеском соперничестве в течение тридцати лет медленного, но непрерывного и неуклонного развития. Первый совершенно субъективен и воспроизводит первоисточники в виде последовательного, страстного и сочувственного повествования, которое в то же время отражает состояние ума и сердца автора; последний стремится к полной объективности и высказывается с безразличием стороннего наблюдателя при помощи ipsissima verba тех же первоисточников, представленных в виде примечаний и увязанных друг с другом лишь тонкой нитью повествования. Один предлагает готовую историю, полную жизни и назидания; другой сообщает факты и предоставляет читателю самому переработать их и вдохнуть в них жизнь. Для одного суть заключена в тексте; для другого — в примечаниях. Но оба восхитительным образом дополняют друг друга и вместе являют собой самый спелый плод немецкой науки первой половины XIX века в области общей церковной истории.
Фердинанда Кристиана Баура (проф. церковной истории в Тюбингене, ум. 1860) следует поставить в первые ряды немецких церковных историков наряду с Неандером и Гизелером. Он мог сравниться с обоими самостоятельностью и полнотой учености, превосходил их в конструктивной критике и философских обобщениях, но уступал им в здравости суждений и весомости аргументов. Он переоценивал теории и тенденции и придавал слишком мало значения личностям и фактам. Баура можно назвать неутомимым исследователем и смелым новатором. Он полностью пересмотрел историю апостольского и послеапостольского христианства и низвел его богатую духовную жизнь веры и любви до чисто гипотетического столкновения противоположных тенденций, которое началось с противостояния взглядов Петра и Павла и в конце концов завершилось компромиссом древнего католицизма. Путем тонкого критического анализа Баур всесторонне осветил глубокое интеллектуальное брожение в ранней церкви, но исключил из него элемент сверхъестественного и чудесного; и все же, как честный и серьезный скептик, он был вынужден признать присутствие хотя бы психологического чуда в обращении апостола Павла и склонить голову перед еще большим чудом воскресения Христова, без которого первое остается неразрешимой загадкой. Его критические исследования и теории послужили мощным стимулом для переосмысления и изменения традиционных представлений о раннем христианстве.
Плодовитое перо Баура дало нам общую «Историю христианской церкви» в пяти томах (1853 — 1863), причем последние три были изданы после его смерти и лишены оригинальности и тщательной доработки, присущих первому и второму, которые охватывают первые шесть столетий. Баур написал также «Лекции по истории христианского богословия»
(Dogmengeschichte), изданные его сыном (1865 — 1867, 3 vols.), и краткий «Учебник по истории богословия»
(Lehrbuch der Dogmengeschichte), отредактированный им самим (1847, 2d ed. 1858). Еще более ценны его монографии: об апостоле Павле, к которому Баур питал глубокое почтение, хотя и считал подлинными лишь четыре из его посланий (1845, 2–е изд. Э. Целлера, 1867, 2 т., переведена на английский язык, 1875); о гностицизме, который был духовно очень близок автору
(Die christliche Gnosis, oder die christliche Religionsphilosophie, 1835); история учения об искуплении (1838, 1 том), а также о Троице и воплощении (1841 — 1843, в 3 т.), — и его мастерская защита протестантизма от критики, содержавшейся в «Символике» Мёлера (2d ed. 1836).
[31]Карл Рудольф Гагенбах (профессор церковной истории в Базеле, ум. 1874) написал, в кротком и беспристрастном духе Неандера, с поэтическим вкусом и трезвостью суждений и приятным доходчивым языком, общую «Историю христианской церкви» в семи томах (4th ed. 1868 — 1872)
[32] и «Историю христианских учений» в двух томах (1841, 4th ed. 1857).
[33]Вильгельм Мёллер (ум. в Киле, 1891): «Учебник по церковной истории» (Lehrbuch der Kirchengeschichte, Freiburg, 1891) в 2 т., до Реформации. Третий том будет добавлен Кавераном. Первый том переведен Ратерфордом (London, 1892).
Карл Мюллер (профессор в Бреслау): «Церковная история» (Kirchengeschichte, Freiburg, 1892). С изданием второго тома работа будет завершена. Превосходный учебник школы Ритчля — Гарнака.
Протестантская Германия более богата учебниками и краткими руководствами по церковной истории для студентов, чем любая другая страна. Упомянем Энгельгардта (1834), Ниднера
(Geschichte der christl. Kirche, 1846, и
Lehrbuch, 1866), Хазе (11th ed. 1886), Герике (9th ed. 1866, 3 vols.), Линднера (1848 — 1854), Якоби (1850, незакончен), Фрике (1850), Куртца
(Lehrbuch, 10th ed., 1887, 2 vols.; 11th revised ed., 1891; более полный
Handbuch, незакончен), Хассе (1864, под ред. Кёлера, в 3 маленьких томах), Кёлльнера (1864), Эбрарда (1866, 2 vols.), Рота (лекции под редакцией Вайнгартена, 1875, 2 vols.), Герцога (1876 — 1882, 3 vols.), Г. Шмида (1881, 2 vols.). «Учебник» Ниднера
(Lehrbuch, 1866) занимает первое место благодаря самостоятельности и тщательности исследования, но тяжело читается. «Компендиум» Хазе непревзойден с точки зрения краткости, остроумия, четкости и художественного вкуса и похож на миниатюрную картину.
[34] «Очерк»
(Abriss) Герцога стоит посередине между многословной полнотой и загадочной краткостью и написан в искреннем христианском духе. Учебник Куртца ясен, краток и имеет евангелическую направленность.
[35] Мёлер начал работу над новым учебником в 1889 г.
Лучшие работы по истории богословия (Dogmengeschichte) создали Мюншер, Гизелер, Гагенбах, Томасий, Г. Шмид, Ницш и Гарнак (1887). Большой трехтомный «Учебник по истории богословия» (Lehrbuch der Dogmengeschichte) Гарнака был закончен в 1890 г. Второе издание его «Основ» (Grundriss) вышло в 1893 г. (386 с); переведено Эдвином К. Митчеллом из Хартфорда, штат Коннектикут (Outlines of the History of Dogma. New York, 1893).
Фридрих Луфс (профессор церковной истории в Халле, принадлежит к школе Ритчля — Гарнака): «Руководство по изучению истории богословия» (Leitfaden zит Studium der Dogmengeschichte. Halle, 1889; 3d. ed., 1893).
В рамках этой книги невозможно воздать должное тому неизмеримому вкладу, который сделала протестантская Германия в специальные разделы церковной истории. Подробному и доскональному историческому изучению были подвергнуты большинство отцов, пап, схоластов и реформаторов, а также основополагающие учения христианства. Мы уже упоминали о монографиях Неандера и Баура — с ними вполне могут сравниться такие мастерские и не устаревающие труды, как «Истоки христианской церкви» Рота, «Реформаторы до Реформации» Ульмана, «Ансельм Кентерберийский» Хассе и «История христологии» Дорнера.
б) Французские труды
Д–р Этьен Л. Шастель (профессор церковной истории в Женевской национальной церкви, ум. 1886) написал полную «Историю христианства» (Histoire de Christianisme, Paris, 1881 — 1885, 5 vols.).
Д–р Мерль д'Обинье (профессор церковной истории в Независимой реформатской семинарии в Женеве, ум. 1872) изящным и изысканным слогом воспроизвел обширную историю как лютеранской, так и кальвинистской Реформации. Благодаря энтузиазму автора и поразительной живости изложения эта книга разошлась в Англии и Америке необычайно большим тиражом (гораздо большим, нежели в континентальной Европе) и стала самым популярным сочинением о том важном периоде истории. Ее ценность как исторического труда несколько уменьшают склонность автора к полемике и подчас недостаточная точность. Идея написания этой работы пришла к д–ру Мерлю во время празднования трехсотлетия германской Реформации в 1817 г., в замке Вартбург (г. Эйзенах), где Лютер перевел Новый Завет и запустил чернильницей в дьявола. Д–р Мерль продолжал труд до самой смерти.
[36]Д–р Эдмон де Прессенсе (пастор Независимой церкви в Париже, член Национального собрания, а затем сенатор Франции), способный ученый, чьи протестантские убеждения были схожи со взглядами д–ра Мерля, написал «Жизнь Христа» в качестве ответа Ренану, а также «Историю древнего христианства». Оба сочинения переведены на английский язык.
[37]Эрнест Ренан, знаменитый востоковед и член Французской академии, создал историю начального периода христианства вплоть до середины II века, придерживаясь противоположной точки зрения — скептической критики — и перемешивая историю с небылицами, но блестящим и очаровательным слогом.
[38]
в ) Английские труды
Английская литература богата сочинениями о христианских древностях, истории английской церкви и прочих специальных вопросах, но бедна трудами об истории христианства в целом.
Первого места в рядах английских историков, вероятно, заслуживает Эдвард Гиббон (ум. 1794). В своей монументальной «Истории заката и падения Римской империи»
(History of the Decline and Fall of the Roman Empire, после двадцати лет работы была завершена в Лозанне 27 июня 1787 г.) он отмечает главные события всей церковной истории, от зарождения христианской религии до времен крестовых походов и взятия Константинополя (1453), с хорошим знанием важнейших первоисточников и отточенными навыками мастера писательского искусства, иногда восхищаясь героическими личностями вроде Афанасия и Златоуста, но чаще замечая недостатки христиан и несовершенства видимой церкви и, к сожалению, без всякого сочувствия и понимания духа христианства, который проходит золотой нитью даже через самые мрачные века. Идея этого величественного труда пришла к Эдварду Гиббону в папском Риме, среди руин Капитолия. В процессе изучения постепенного упадка и краха Римской империи, который он именует «возможно, величайшей и самой ужасной сценой в истории», Гиббон невольно стал свидетелем постепенного роста и триумфа религии креста — а историю ее упадка и краха не суждено написать ни одному будущему историку, разве только какой–нибудь «одинокий путешественник из Новой Зеландии», заняв позицию на «сломанной арке» моста Сант–Анджело, зарисует в альбом руины собора Св. Петра.
[39]Джозеф Милнер (викарий г. Гулль, ум. 1797) написал «Историю Церкви Христовой»
(History of the Church of Christ) для всеобщего назидания, отобрав лишь те моменты, которые более всего соответствовали его представлениям о евангелической ортодоксии и благочестии. «Я не допущу ничего, — пишет он в предисловии, — кроме того, что, как мне представляется, принадлежит Царству Христову; единственное, что я намерен прославлять, — это подлинное благочестие». Его можно назвать английским Арнольдом, менее эрудированным, но не тяготеющим к полемике, а его труд гораздо более удобочитаем и полезен, нежели сочинение немецкого пиетиста. Труд Милнера исправляли и дополняли его брат, Айзек Милнер (ум. 1820), а также Томас Грэнтам и д–р Стеббинг.
[40]Д–р Уоддингтон (декан г. Дарэм) составил три тома по истории церкви до Реформации (1835) и три по истории Реформации на континенте (1841). Евангелический автор.
Каноник Джеймс Робертсон из Кентербери (проф. церковной истории в Кингс–колледже, ум. 1882) ведет свою «Историю христианской церкви» (History of the Christian Church) с апостольской эпохи до Реформации (64 — 1517 г. по P. X.). Сначала этот труд был опубликован в виде четырех томов ин–октаво (1854 sqq.), а затем в виде восьми томов в одну двенадцатую листа (Lond., 1874); это лучшая — поскольку она написана позже остальных — общая история церкви, составленная представителем Епископальной церкви. Она достойна похвалы за беспристрастие, умеренность и аккуратные ссылки на использованные источники.
Чарльз Хардвик (архидиакон г. Или, ум. 1859) подарил нам полезный учебник по церковной истории Средневековья (1853, 3d ed. by Prof. W. Stubbs, 1872), а также учебник по истории Реформации (1856, 3d ed. by Prof. W. Stubbs, London, 1873). Его «История англиканских статей о религии» (1859) — важный вклад в английскую церковную историю.
Д–р Тренч, архиепископ Дублинский, опубликовал свои «Лекции по средневековой церковной истории» (Lectures on Mediœval Church History, Lond. 1877), которые читал студенткам лондонского Куинс–колледжа. Лекции составлены в духе благоговейного церковного благочестия и полны здравых размышлений.
«История христианской церкви в первые десять веков»
(History of the Christian Church during the First Ten Centunes, 1879) и «История христианской церкви в Средние века»
(History of the Chnstian Church dunng the Middle Ages, 1885, 2 vols.) Филипа Смита — искусно составленный и полезный учебник для студентов.
[41]Самые популярные и преуспевающие из современных церковных историков, пишущих на английском или любом другом языке, — это декан Мильман из собора Св. Павла, декан Стэнли из Вестминстерского аббатства и архидиакон Фаррар из Вестминстера. Они принадлежат к основной школе церкви Англии, знакомы с достижениями континентальной науки и раскрывают свои излюбленные темы современным, изящным, выразительным и ярким языком. Генри Харт Мильман (ум. 1868), в величественной манере Гиббона и словно по аналогии с его сочинением об упадке и крахе язычества, описывает зарождение и прогресс древнего и латинского христианства, уделяя особое внимание его влиянию на прогресс цивилизации.
[42] Артур Пенрин Стэнли (ум. 1881) разворачивает перед читателем галерею портретов великих людей и событий в среде иудейской теократии (от Авраама до христианской эры) и греческой церкви (от Константина Великого до Петра Великого).
[43] Фредерик У. Фаррар (род. 1831), пользуясь своим классическим и раввинистическим образованием и богатыми ораторскими способностями, освещает жизнь Христа и великого апостола язычников, а также первые годы христианства.
[44]
г ) Американские труды
Американская литература все еще переживает пору юности, но быстро развивается во всех областях знаний. Прескотт, Вашингтон Ирвинг, Мотли и Бэнкрофт разрабатывали интересные аспекты истории Испании, Голландии и Соединенных Штатов и заслужили место в рядах классических историков, пишущих на английском языке.
Так сложилось, что до сих пор в церковной истории американцы выступали в роли учеников и переводчиков, однако имели все задатки, чтобы писать самостоятельные труды. Как уже было отмечено, они издали лучшие переводы Мосгейма, Неандера и Гизелера.
Генри Б. Смит (профессор нью–йоркской Богословской семинарии Союза, ум. 1877) составил лучшие хронологические таблицы по церковной истории, в параллельных колонках которых содержится краткий конспект внешней и внутренней истории христианства, в том числе американского, до 1858 г., а также списки соборов, пап, патриархов, архиепископов, епископов и председателей Генеральных ассамблей.
[45]У. Г. Т. Шедд (профессор той же семинарии, род. 1820) с позиций ортодоксального кальвинизма, чистым, свежим и сильным английским языком написал известную своей удобочитаемостью «Историю христианского учения» (History of the Christian Doctrine, N. York, 1863, 2 vols.). Главным образом, это сочинение рассматривает вопросы богословия, антропологии и сотериологии и кратко затрагивает эсхатологию, но полностью опускает учение о Церкви и таинствах со всеми спорами вокруг него.
Филип Шафф — автор отдельной «Истории апостольской церкви» на английском и немецком языках (History of the Apostolic Church, N. York, 1853, etc.; Leipzig, 1854), «Истории символов веры христианского мира» (History of the Creeds of Christendom, N. York, 4th ed., 1884, 3 vols., содержит оригинальные тексты и перевод документов) и общей «Истории христианской церкви» (History of the Christian Church, N. York and Edinb., 1859 — 1867, 3 vols.; также на немецком языке, Leipzig, 1867; переработанное и расширенное издание, Ν. Y. and Edinb., 1882 — 1888; третье пересмотренное издание, 1889; 5–е пересмотренное издание, 1889 — 1893, 7 vols, (включая т. 5, еще не вышедший из печати).
Джордж П. Фишер (профессор в Нью–Хейвене, род. 1827) написал прекрасный учебник на английском языке: «История христианской церкви, с картами» (History of the Christian Church, with Maps. N. York, 1887). Он также опубликовал «Историю Реформации» (History of the Reformation, 1873); «Истоки христианства» (Beginnings of Christianity, 1877) и «Краткую всемирную историю» (Outlines of Universal History, 1885), — все они написаны в спокойной манере изложения, с позиций дружелюбия и здравомыслия, ясным, строгим языком.
Джон Флетчер Хёрст (епископ Методистской епископальной церкви) создал «Краткую историю христианской церкви» (Short History of the Christian Church, New York, 1893).
Многие американские исследователи внесли свой вклад в изучение истории протестантизма. Д–р Э. X. Джиллетт (ум. 1875) написал монографию о Яне Гусе (John Hus, N. York, 1864, 2 vols.), «Историю пресвитерианской церкви в Соединенных Штатах Америки» (History of the Presbyterian Church in the United States of America, Philad. 1864, 2 vols.), а также работу по истории натурбогословия (God in Human Thought, N. York, 1874, 2 vols.); д–р Абель Стивенс — «Историю методизма», который считается великим религиозным пробуждением XVIII века; его труд охватывает период до столетнего юбилея этого движения в 1839 г. (History of Methodism, N. York, 1858 — 1861, 3 vols.), и «Историю Методистской епископальной церкви в Соединенных Штатах» (History of the Methodist Episcopal Church in the United States, 1864—1867, 4 vols.); Генри M. Бэйрд — «Историю зарождения и развития гугенотов во Франции» (History of the Rise and Progress of Huguenots in France, N. York, 1879, 2 vols.) и «Гугеноты и Генрих Наваррский» (Huguenots and Henry of Navarre, 1886, 2 vols.).
Деление американского христианства на конфессии и секты, похоже, не способствует изучению и взращиванию церковной истории, которые требуют кафолического духа терпимости. Но, с другой стороны, социальное и национальное смешение церковных организаций, имеющих самые разные представления о богословии и церковной жизни, на основе совершенной свободы и равенства перед законом расширяет горизонты и способствует сравнению и правильному восприятию разнообразия в единстве и единства в разнообразии; в то же время, рост и процветание церквей на принципах самостоятельности и самоуправления помогают смотреть в будущее с надеждой. Америка становится наследницей всех богатств европейского христианства и европейской цивилизации и ныне находится в благоприятном положении для того, чтобы пересмотреть всю историю Христова Царства в Старом свете и в должное время воспроизвести ее с верой и свободой, присущими Новому свету.
[46]
д) Наконец, мы должны упомянуть о библейских и церковных энциклопедиях, в которых содержится много ценных материалов по истории церкви, написанных ведущими учеными своего времени, а именно:
1. Библейские словари Винера (Leipzig, 1820, 3d ed. 1847, 2 vols.); Шенкеля (Leipzig, 1869 — 1875, 5 vols.); Риэма (Leipzig, 1877 sqq., с иллюстрациями); Китто (Edinb., 1845, 3–е пересмотренное издание под ред. У. Л. Александера, 1862 — 1865, 3 vols.); Уильяма Смита (London, 1860 — 1864, 3 vols., американское издание значительно дополнено и исправлено X. Хакеттом и Э. Эбботтом, N. York, 1870, 4 vols.); Φ. Шаффа (Philadelphia, 1880, с картами и иллюстрациями; 4th ed., revised, 1887).
2. Библейские и исторические словари Герцога (Real–Encyklopädie für Protestantische Theologie und Kirche, Gotha, 1854 — 1868, 22 vols., нов. изд., тщательно пересмотренное Герцогом, Плиттом и Гауком, Leipzig, 1877 — 1888, 18 vols.); Шаффа — Герцога (Religious Encycopœdia, основанная на словаре Герцога, но сокращенная, дополненная и адаптированная для английских и американских студентов, отредактирована Филипом Шаффом в сотрудничестве с Сэмюэлом М. Джексоном и Д. С. Шаффом, N. York and Edinburgh, revised ed., 1887, 3 vols., с дополнительным томом «Ныне живущие богословы и христианские служители», 1887); Ветцера и Вельте (римско–католический Kirchenlexicon, Freiburg i. Breisgau, 1847 — 1860,12 vols.; второе изд., заново переработанное кардиналом Йозефом Гергенротером и д–ром Францем Кауленом, 1880 sqq., ожидается 10 томов); Лихтенбергера (Encyclopédie des sciences religieuses, Paris, 1877 — 1882,13 vols., с приложением); Мак–Клинтока и Стронга (Cyclopœdia of Biblical, Theological, and Ecclesiastical Literature, New York, 1867 — 1881, 10 vols., два дополнительных тома, 1885 и 1887, богато иллюстрирована). «Британская энциклопедия» (Encyclopedia Britannica, 9th ed., 1889, 25 vols.) также содержит много тщательно подготовленных статей на библейские и церковные темы.
3. Об истории древней церкви до эпохи Карла Великого: Смит и Читэм, «Словарь христианских древностей» (Dictionary of Christian Antiquities, London and Boston, 1875, 2 vols.); Смит и Уэйс, «Словарь христианских биографий, литературных произведений, сект и учений первых восьми веков» (Dictionary of Christian Biography, Literature, Sects and Doctrines during the first eight centuries, London and Boston, 1877 — 1887, 4 vols.). Статьи для этих двух работ написаны в основном англиканскими учеными и очень ценны полнотой и точностью сведений.
Примечание. Изучение церковной истории возрождается в Греческой церкви, где оно и началось. Филарет Барфейдос издал краткую церковную историю под названием Εκκλησιαστική ιστορία άπό του κυρίου ημών Ιησού Χριστού μέχρι των καζ' ημάς χρόνων υπό Φιλάρετου Βαψείδου, άρχιμανδρίτου Δ. Φ. και καζηγητού της Θεολογίας έν τη έν Χάλκη Θεολογική Σχολή–Τόμος πρώτος. Αρχαία έκκλησ ιστορία. 1 — 700 г. по р.х. Έν Κωνσταντινοπόλει, 1884 (Lorentz & Keil, libraires de S. Μ. I. le Sultan), 380 с. Второй том охватывает эпоху средневековой церкви до падения Константинополя в 1453 г. и насчитывает 459 с. Этот труд посвящен д–ру Филофею Вриеннию, митрополиту Никомедийскому, нашедшему знаменитый Синайский кодекс. Почти вся цитируемая литература написана немецкими протестантами; латинских авторов очень мало, греческих еще меньше, а английские не упоминаются вовсе. Еще одна краткая церковная история на греческом языке, написанная Диомедесом Кириакосом, вышла в Афинах (1881, 2 vols.).
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД Церковь при жизни апостолов От Рождества Христова до смерти Апостола Иоанна 1 — 100 г. по P. X.
Глава I. Подготовка к христианству в истории иудейского народа и языческого мира
J. L. von Mosheim: Historical Commentaries on the State of Christianity in the first three centuries. 1753. Перевод: Vidal and Murdoch, vol. i. Chs. 1 and 2 (pp. 9–82, of the N. York ed. 1853).
Neander: Allg. Gesch. der christl. Religion und Kirche. Vol. 1 (1842). Einleit. (p. 1–116).
J. P. Lange: Das Apost. Zeitalter. 1853,1, pp. 224–318.
Schaff: Hist, of the Apostolic Church, pp. 137–188 (New York ed.).
Lutterbeck (католик): Die N. Testamentlichen Lehrbegriffe, oder Untersuchungen über das Zeitalter der Religionswende, die Vorstufen des Christenthums und die erste Gestaltung desselben. Mainz, 1852, 2 vols.
Döllinger (католик): Heidenthum und Judenthum. Vorhalle zur Geschichte des Christenthums. Regensb. 1857. Перевод на англ. яз. N. Darnell под названием: The Gentile and the Jew in the courts of the Temple of Christ: an Introduction to the History of Christianity. Lond. 1862, 2 vols.
Charles Hardwick (ум. 1859): Christ and other Masters. London, 4th ed. by Procter, 1875.
M. Schneckenburger (ум. 1848): Vorlesungen über N. Testamentliche Zeitgeschichte, aus dessen Nachlass herausgegeben von Löhlein, mit Vorwort von Hundeshagen. Frankf. а. M. 1862.
A. Hausrath: N. Testamentliche Zeitgeschichte. Heidelb. 1868 sqq., 2d ed. 1873 — 1877, 4 vols. Первый том вышел в третьем изд. в 1879. Эта работа описывает состояние иудаизма и христианства во времена Христа, в апостольскую и послеапостольскую эпоху, вплоть до правления Адриана (117 г. по Р.Х.). Английский перевод: Poynting and Guenzer, Lond. 1878 sqq.
E. Schürer: Lehrbuch der N. Testamentlichen Zeitgeschichte. Leipz. 1874. Пересмотренное и расширенное издание под названием: Gesch. des jüd. Volkes im Zeitalter Christi. 1886, 2 vols. Англ. перевод: Edinb. and N. Y.
H. Schiller: Geschichte des römischen Kaiserreichs unter der Regierung des Nero. Berlin, 1872.
L. Friedländer: Darstellungen aus der Sittengeschichte Roms in der Zeit von Augustus bis zum Ausgang der Antonine. Leipzig, 5th ed., revised, 1881, 3 vols. Стандартная работа.
Geo. P. Fisher (Йельский колледж, Нью–Хейвен): The Beginnings of Christianity. N. York, 1877. Chs. II–VII.
Gerhard Uhlhorn: The Conflict of Christianity with Heathenism. Перевод: Egbert С. Smyth and C. J. H. Ropes. N. York, 1879. Book I. Chs. 1 and 2. Немецкий оригинал уже вышел в 4–м издании, 1884.
§ 8. Центральная роль Христа в истории мира
Для того чтобы ясно увидеть связь христианской религии с предшествующей историей человечества и оценить ее огромное влияние на все будущие эпохи, мы должны сначала рассмотреть готовность к пришествию нашего Спасителя, которая присутствовала в политическом, нравственном и религиозном состоянии мира.
Поскольку религия — самый глубокий и святой вопрос, волнующий человека, появление христианской религии на исторической сцене — важнейшее из всех событий. Это конец старого мира и начало нового. Идея Дионисия Малого отсчитывать начало нашей эры от Рождества Спасителя была замечательной. Иисус Христос, Богочеловек, Пророк, Священник и Царь человечества, по сути, являет Собой стержень и поворотный пункт не только хронологии, но и всей истории в целом и ключ ко всем ее тайнам. Вокруг Него, Солнца нравственной Вселенной, вращаются по своим орбитам все народы и все важные события религиозной жизни мира, которые прямо или косвенно, вольно или невольно вносят свой вклад в прославление Его имени и помогают Его делу. Историю человечества до Его рождения следует рассматривать как период подготовки к Его пришествию, а историю после Его рождения — как постепенное распространение Его Духа и Его Царства. «Все Им и для Него создано». Он — «Желаемый всеми народами». Он явился, «когда пришла полнота времени»,
[47] когда процесс приготовления был завершен, а нужда мира в искуплении полностью раскрыта.
Это приготовление к христианству, собственно, началось с самого сотворения человека, который был создан по образу Божьему и предназначен для общения с Ним через вечного Сына; а также с обетования спасения, которое Бог дал нашим прародителям как путеводную звезду, чтобы она указывала им путь среди тьмы греха и заблуждения.
[48] Смутные воспоминания о первозданном рае и последующем грехопадении, а также надежды на грядущее искупление продолжают существовать даже в языческих религиях.
Личность Авраама, жившего приблизительно за тысячу девятьсот лет до рождения Христа, делит религиозное развитие человечества на две независимые и очень неравные по своим размерам ветви: иудаизм и язычество. В конце концов они смыкаются и воссоединяются во Христе, общем Спасителе, в Котором находят свое исполнение все образы и пророчества, желания и чаяния древнего мира; но в то же время нечестивые представители обеих ветвей объединяются в смертельной вражде к Нему и тем самым заставляют Его всепобеждающую силу истины и любви проявиться во всей полноте.
Поскольку христианство представляет собой примирение и союз Бога и человека в Богочеловеке Иисусе Христе, христианству должен был предшествовать двойной процесс приготовления: приближение Бога к человеку и человека к Богу. В иудаизме это приготовление происходило прямым и позитивным образом, по направлению сверху вниз, завершившись рождением Мессии. В язычестве оно происходило непрямым и, по большей части, негативным образом, по направлению снизу вверх, завершившись беспомощным воплем мольбы человечества о спасении. В первом случае мы видим особое откровение или самораскрытие единого истинного Бога в слове и деле, которое становится все более ясным и понятным, пока, наконец, Слово не является в человеческой плоти, чтобы воскресить ее для общения с Собой; во втором случае мы видим людей, несомненно ведомых провидением Божьим и освещаемых отблеском Слова, сияющего во тьме,
[49] но лишенных прямого откровения и оставленных «ходить своими путями»,
[50] «дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли».
[51] В иудаизме для человека подготавливается истинная религия; в язычестве для истинной религии подготавливается человек. В первом случае рождается божественная Сущность; во втором человек видоизменяется, чтобы принять Ее. Первые подобны старшему сыну из притчи, жившему в доме своего отца; вторые подобны блудному сыну, расточившему свою часть наследства, но в конце концов содрогнувшемуся при виде разверзшейся перед ним бездны погибели и с покаянием вернувшемуся в лоно сострадательной любви своего отца.
[52] Язычество — это звездная ночь, полная тьмы и страха, но также и таинственных знамений и нетерпеливого ожидания дневного света; иудаизм — рассвет, полный новой надежды и обетования восходящего солнца; оба растворяются в солнечном свете христианства и свидетельствуют о правоте его претензий на звание единственной истинной и совершенной религии для человечества.
Опять же, приготовление язычников происходило отчасти в интеллектуальной и литературной, а отчасти в политической и социальной сфере. Первая представлена греками, а вторая — римлянами.
Иерусалим, святой город, Афины, город культуры, и Рим, город власти, могут служить символами трех факторов этой истории приготовления, которая завершилась рождением христианства.
Этот процесс — приготовление к искуплению в истории мира, языческие поиски «неведомого Бога»
[53] и мира внутри себя, а также законничество и утешительная надежда в образе Иерусалима — повторяется в жизни каждого отдельного верующего, ибо человек создан для Христа, и «душа его не находит себе покоя, пока не успокоится во Христе».
[54]
§ 9. Иудаизм
Источники
1. Канонические книги Ветхого и Нового Заветов.
2. Иудейские апокрифы. Лучшее издание: Otto Frid. Fritzsche: Libri Apocryphi Veteris Testamenti Graece. Lips. 1871. Немецкий комментарий: Fritzsche и Grimm, Leipz. 1851 — 1860 (в «Exeget. Handbuch zum А. Т.»); английский комментарий: Dr. Ε. С. Bisseil, N. York, 1880 (т. XXV «Библейских трудов» Ланге под ред. Шаффа).
3. Иосиф Флавий (иудейский ученый, священник и историк, находившийся под покровительством Веспасиана и Тита, род. 37 г. н. э., ум. ок. 103 г.): «Иудейские древности» (Αρχαιολογία Ιουδαϊκή) в 20 книгах, написаны на арамейском языке (не сохранились), затем переведены на греческий (94 г. по Ρ.Χ.), охватывают период от сотворения мира до начала восстания против римлян (66 г. по Ρ.Χ.), важный источник сведений о периоде после Вавилонского пленения. «Иудейская война» (περί τοΰ Ιουδαϊκού πολέμου) в 7 книгах, написана около 75 г. на основе собственных впечатлений автора (сначала как иудейского полководца в Галилее, затем как римского пленника и римского гражданина), охватывает период до разрушения Иерусалима (70 г. по Ρ.Χ.). «Против Апиона» (Contra Apionem) — написана в защиту иудейского народа против клеветнических измышлений Апиона–грамматика. Vita, или «Автобиография» Иосифа Флавия была написана после 100 г. по P.X. Издания трудов Иосифа Флавия: Hudson, Oхоn. 1720, 2 vols, fol.; Hauercamp, Amst. 1726, 2 fol.; Oberthür, Lips. 1785, 3 vols.; Richter, Lips. 1827, 6 vols.; Dindorf, Par. 1849, 2 vols.; Imm. Bekker, Lips. 1855, 6 vols. Лучшие издания — Хаверкампа и Диндорфа. Английские переводы: Whiston и Traill, нередко исправленные, издавались в Лондоне, Нью–Йорке, Филадельфии. Немецкие переводы: Hedio, Ott, Cotta, Demme.
4. Филон Александрийский (ум. после 40 г. по Р.Х.) был представителем образованного и философского (платонического) иудаизма. Лучшие издания: Mangey, Lond. 1742, 2 fol., и Richter, Lips. 1828, 2 vols. Английский перевод: С. D. Yonge, London, 1854, 4 vols, (в серии «Церковная библиотека» Бона).
5. Талмуд (תלםוד״, то есть «Учение») отражает идеи традиционного, антихристианского иудаизма в эпоху после Вавилонского пленения. Он состоит из Мишны (משנה, «δευτέρωσις», «Повторение закона»), написанной в конце II века, и Гемары (גםרא, то есть «Совершенное учение», от евр. גםר, «доводить до конца»). Последняя существует в двух вариантах: Палестинская Гемара, законченная в правление Тиберия ок. 350 г. по Р.Х., и Вавилонская Гемара VI века. Лучшие издания Талмуда: Bomberg, Ven. 1520 sqq. 12 vols, fol., и Sittenfeld, Berlin, 1862 — 1868, 12 vols. fol. Латинский текст Мишны: G. Surenhusius, Amst. 1698 — 1703, 6 vols, fol.; немецкий J. J. Rabe, Onolzbach, 1760 — 1763.
6. Археологические находки: египетские (см. труды Шампольона, Янга, Роселлини, Уилкинсона, Бёрча, Мариэтта, Лепсиуса, Бунзена, Эберса, Бругша и т.д.); вавилонские и ассирийские (см. Ботта, Лейярд, Джордж Смит, Сейс, Шрадер и т.д.).
7. Греческие и римские авторы: Поливий (ум. 125 г. до P.X.), Диодор Сицилийский (современник Цезаря), Страной (ум. 24 г. по P.X.), Тацит (ум. ок. 117 г.), Светоний (ум. ок. 130 г.), Иустин (ум. после 160 г.). Их сообщения по большей части случайны и либо попросту заимствованы у Иосифа Флавия, либо полны ошибок и предрассудков, а потому не имеют большой ценности.
Исторические труды
а) Христианские авторы
Prideaux (декан Норвичский, ум. 1724): The Old and New Testament Connected in the History of the Jews and neighboring nations, from the declension of the kingdoms of Israel and Judah to the time of Christ. Lond. 1715; 11th ed. 1749, 4 vols, (и последующие издания). Также на французском и немецком языках.
J. J. Hess (ум. 1828): Geschichte der Israeliten vor den Zeiten Jesu. Zur. 1766 sqq., 12 vols.
Warburton (епископ Глостерский, ум. 1779): The Divine Legation of Moses demonstrated. 5th ed. Lond. 1766; 10th ed. by James Nichols, Lond. 1846, 3 vols. 8V0.
Milman (декан Св. Павла, ум. 1868): History of the Jews. Lond. 1829, 3 vols.; revised ed. Lond. and N. York, 1865, 3 vols.
J. С. K. Hofmann (проф. в Эрлангене, ум. 1878): Weissagung und Erfüllung. Nördl. 1841, 2 vols.
Archibald Alexander (ум. в Принстоне, 1851): A History of the Israelitish Nation. Philadelphia, 1853. (Популярное изложение.)
Η. Ewald (ум. 1874): Geschichte des Volkes Israel bis Christus. Gött. 1843 sqq. 3d ed. 1864 — 1868, 7 vols. Сочинение редкой гениальности и эрудиции, но изобилующее слишком смелыми гипотезами. Англ. перевод: Russell Martineau и J.Ε. Carpenter. Lond. 1871 — 1876, 5 vols. См. также Prophets и Poetical Books of the О. Т. Эвальда.
Ε. W. Hengstenberg (ум. 1869): Geschichte des Reiches Gottes unter dem Alten Bunde. Berl. 1869 — 1871, 2 vols. (Посмертное издание.) Английский перевод: Edinburgh (Т. & Т. Clark), 1871 — 1872, 2 vols. (Имя переводчика не указано.)
J. Н. Kurtz: Geschichte des Alten Bundes. Berlin, 1848 — 1855, 2 vols, (неоконч.). Англ. перевод: Edersheim, Edinb. 1859, in 3 vols. Он же: Lehrbuch der heil. Geschichte. Königsb. 6th ed. 1853; англ. перевод: С. F. Schaffer. Phil. 1855.
P. Cassel: Israel in der Weltgeschichte. Berlin, 1865 (32 pp.).
Joseph Langen (католик): Das Judenthum in Palästina zur Zeit Christi. Freiburg i. B. 1866.
G. Weber and H. Holtzmann: Geschichte des Volkes Israel und der Gründung des Christenthums. Leipzig, 1867, 2 vols. (Первый том написан Вебером, второй — Хольцманом.)
H. Holtzmann: Die Messiasidee zur Zeit Christi, «Jahrbücher für Deutsche Theologie», Gotha, 1867 (vol. xii, pp. 389–411).
F. Hitzig: Geschichte des Volkes Israel von Anbeginn bis zur Eroberung Masada's im J. 72 nach Chr. Heidelb. 1869, 2 vols.
A. Kuenen (проф. в Лейдене): De godsdienst van Israel tot den ondergang van den joodschen Staat. Haarlem, 1870, 2 vols. Перевод на англ. язык: The Religion of Israel to the Fall of the Jewish State, by A. H. May. Lond. (Williams & Norgate), 1874 — 1875, 3 vols. Выражает точку зрения передового голландского рационализма.
А. P. Stanley (декан Вестминстера): Lectures on the History of the Jewish Church. Lond. and N. York, 1863 — 1876, 3 vols. Основаны на работах Эвальда.
W. Wellhausen: Geschichte Israels. Berlin, 1878, 3d ed. 1886. Перевод Black и Menzies: Prolegomena to the History of Israel. Edinb. 1885.
E. Schürer: Geschichte des jud. Volkes im Zeitalter Christi. 1886 sq. 2 vols.
A. Edersheim: Prophecy and History in relation to the Messiah. Lond. 1885.
A. Köhler: Lehrbuch der bibl. Geschichte des A. Т. Erlangen, 1875 — 1888.
С. A. Briggs: Messianic Prophecy. N. York and Edinb. 1886.
V. H. Stanton: The Jewish, and the Christian Messiah. Lond. 1886.
B. Stade: Gesch. des Volkes Israel. Berlin, 1888, 2 vols. Радикальная точка зрения.
Е. Renan: Hist, du peuple d'Israel. Paris, 1887 sqq., 3 vols. Англ. перевод: London, 1888 sqq. Радикальная точка зрения.
В. Kittel: Gesch. der Hebräer. Gotha, 1888 sqq. Умеренная точка зрения.
Franz Delitzsch (ум. 1890): Messianische Weissagungen in geschichtlicher Folge. Leipzig, 1890. Его последняя работа. Перевод: Sam. Ives Curtiss (из Чикаго), Edinb. and New York, 1892.
б) Еврейские авторы
J. M. Jost: Geschichte der Israeliten seit der Zeit der Maccabäer bis auf unsere Tage. Leipz. 1820 — 1828, 9 vols. Он же: Geschichte des Judenthums und seiner Secten. 1857 — 1859, 3 vols.
Salvador: Histoire de la domination Romaine en Judee et de la ruine de Jerusalem. Par. 1847, 2 vols.
Raphall: Post–biblical History of the Jews from the close of the О. T. about the year 420 till the destruction of the second Temple in the year 70. Lond. 1856, 2 vols.
Abraham Geiger (либеральный раввин из Франкфурта–на–Майне): Das Judenthum und seine Geschichte. Breslau; 2d ed. 1865 — 1871, 3 vols. С приложением о Штраусе и Ренане. Охватывает период до XVI века. Англ. перевод: Maurice Mayer. N. York, 1865.
L. Herzfeld: Geschichte des Volkes Jizrael. Nordhausen, 1847 — 1857, 3 vols. To же сочинение, сокращенное до однотомника, Leipz. 1870.
Н. Grätz (проф. в Бреслау): Geschichte der Juden von den ältesten Zeiten bis auf die Gegenwart. Leipz. 1854 — 1870, 11 vols, (до 1848 г.).
«Спасение от иудеев».
[55] Этот чудесный народ, которому очень подходит его символ, горящий куст, был избран по суверенной благодати Бога, чтобы стоять посреди окружающего идолопоклонства в качестве хранителя знания единого истинного Бога, Его святого закона и утешительного обещания и таким образом стать колыбелью Мессии. Этот народ появился на свет, когда Яхве призвал Авраама и заключил с ним завет в Ханаане, земле обетованной; окончательно стал народом в Египте, стране рабства; был освобожден и превращен в теократическое государство на основе Синайского закона, данного Моисею в пустыне; был приведен обратно в Палестину Иисусом Навином; после эпохи судей стал монархией и достиг вершины своей славы в царствование Давида и Соломона; разделился на два враждующих царства и в наказание за внутренние раздоры и все большую терпимость к язычеству был предан в рабство иностранным завоевателям; после семидесяти лет унижения был возвращен в землю своих отцов и вновь оказался под игом врагов–язычников; но даже в своем глубочайшем падении он все–таки исполнил высочайшую миссию: произвел на свет Спасителя мира. «История еврейского народа, — говорит Эвальд, — в основе своей является историей истинной религии, которая развивается и проходит через все этапы прогресса, пока не достигнет завершения, которая на своей маленькой территории идет через все испытания к высшей победе и наконец открывается в полноте славы и могущества, чтобы, распространившись повсюду собственной непреодолимой силой, уже никогда не исчезнуть, но сделаться вечным наследием и благословением для всех народов. Найти истинную религию стремился весь древний мир; но только этот народ видит свою честь и смысл своего существования на земле исключительно в истинной религии и, таким образом, выходит на историческую сцену».
[56]Иудаизм, в отличие от распространенного среди народов древности поклонения идолам, был похож на оазис в пустыне, четко очерченный и уединенный, отделенный и отгороженный жестким нравственным и обрядовым законом. Сама Святая земля — хотя и расположенная посреди трех континентов древнего мира и окруженная великими народами с древней культурой — отделена от остального мира пустынями с юга и востока, морем с запада и горами с севера, а потому обеспечивает Моисеевой религии свободу развиваться и исполнять свое великое дело, не испытывая разрушительных влияний извне. Но Израиль с самого начала носил в себе великое обетование — в семени Авраама благословятся все племена земные. Отец верующих Авраам, законодатель Моисей, героический царь и священный псалмопевец Давид, евангелист среди пророков Исайя, Илия Фесвитянин, который вновь явился вместе с Моисеем на горе Преображения, чтобы почтить Иисуса, и Иоанн Креститель, который воплотил в себе весь Ветхий Завет, — все они были крупными звеньями в золотой цепи древнего откровения.
Внешнее положение евреев, а также состояние их нравственной и религиозной жизни на момент рождения Христа, как на первый взгляд, так и при более тщательном рассмотрении, самым вопиющим образом противоречат их божественному предназначению. Однако, во–первых, сам факт упадка был доказательством того, что этот народ нуждается в помощи свыше. Во–вторых, данное через Христа искупление на этом фоне выглядело еще более славным актом Божьего творения. Наконец, вопреки всеобщему моральному разложению, в среде народа оставались потомки истинных детей Авраама, чающие спасения Израиля и готовые принять Иисуса из Назарета как обещанного Мессию и Спасителя мира.
С того времени как в 63 г. до Р.Х. Помпей завоевал Иерусалим (этот год также был ознаменован консульством Цицерона, заговором Катилины и рождением Цезаря Августа), евреи оказались под властью язычников–римлян, которые бессердечно правили ими через идумеянина Ирода и его сыновей, а впоследствии через прокураторов. Под этим ненавистным игом мессианские надежды евреев вспыхнули с новой силой, но были искажены плотскими представлениями. Прежде всего евреи ждали политического избавителя, который восстановил бы земное царство Давида в еще большем великолепии; Иисус, Своим видом походивший на раба, и Его слова о духовном Царстве не соответствовали их ожиданиям. С виду евреи казались более нравственными, чем язычники; но за их внешним неуклонным послушанием своему закону скрывалась крайняя развращенность. Новый Завет изображает их высокомерным, неблагодарным и нераскаявшимся народом, семенем змея, порождением ехидны. Иудейский священник и историк Иосиф Флавий, который обычно старался перед греками и римлянами выставить своих соотечественников в лучшем свете, в то время описывает евреев как испорченный и безнравственный народ, вполне заслуживший ужасную кару — разрушение Иерусалима.
Что касается религии, евреи, в особенности после Вавилонского пленения, продолжали упорно соблюдать букву закона и собственные предания и обряды, но не знали ни духа, ни силы Писаний. Они испытывали непреодолимый ужас перед язычниками, поэтому последние презирали их и считали человеконенавистниками. Тем не менее, благодаря своей рассудительности, трудолюбию и такту, евреи сумели обеспечить себе благосостояние и влияние во всех крупных городах Римской империи.
После эпохи Маккавеев (150 г. до Р.Х.) евреи разделились на три враждующие секты, или партии, в которых сосредоточились, соответственно, формалистические, скептические или мистические тенденции, и это было признаком близкого упадка прежней религии и расцвета новой. Названные секты можно сравнить с тремя господствующими школами греческой философии: стоиками, эпикурейцами и платониками, или с тремя сектами магометанства: традиционалистами–суннитами, верными Корану шиитами и мистиками–суфиями, которые ищут истинную религию во «внутреннем божественном чувстве».
1. Фарисеи, «отделенные»,
[57] были, если можно так выразиться, еврейскими стоиками. Они воплощали в себе традиционную ортодоксию и закоснелый формализм, основанную на законе самоуверенность и фанатичную приверженность иудаизму. Они пользовались самым сильным влиянием в народе, а также среди женщин и контролировали публичное поклонение. Фарисеи смешивали благочестие с теоретической ортодоксией. Они настолько отягощали Писания преданиями старцев, что полностью «устранили» Писания. Они до последнего издыхания исследовали закон Моисеев и заменили живую систему правил казуистической путаницей. Они «связывали бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагали на плечи людям», сами же не хотели «и перстом двинуть». В Новом Завете к фарисеям обращен прежде всего упрек в лицемерии; но среди них были и известные исключения вроде Никодима, Гамалиила и его ученика Павла.
2. Не столь многочисленные саддукеи
[58] были скептиками и рационалистами, любили блага земной жизни и занимали в иудаизме то же положение, что эпикурейцы и последователи Новой Академии — в греческом и римском язычестве. Саддукеи признавали Писания (в особенности Пятикнижие), но отвергали устные предания, отрицали воскресение тела и бессмертие души, существование ангелов и духов, а также учение о всемогущем Провидении. Среди них были богатые люди, и на какое–то время они завладели должностью первосвященника. К их партии принадлежал Каиафа.
Различие между фарисеями и саддукеями можно наблюдать среди современных иудеев, которые разделяются на ортодоксов и либералов (рационалистов).
3. Ессеи (о которых мы знаем только из трудов Филона и Иосифа Флавия) были не партией, а мистическим или аскетическим орденом или братством и жили по большей части в монашеском уединении в деревнях и пустыне Энгедди близ Мертвого моря.
[59] Секта насчитывала около 4 000 членов. Они сочетали спорные, аллегорические толкования Ветхого Завета с некоторыми чужеземными теософскими элементами — последние сильно напоминали положения новой пифагорейской и платонической школ, но были, вероятно, позаимствованы (так же как и гностические и манихейские теории) из религий Востока, в особенности парсизма. Ессеи практиковали обобществление имущества, носили белые одежды, отвергали животную пищу, кровные жертвоприношения, клятвы, рабство и (за редким исключением) супружество и жили в крайней простоте, надеясь таким образом обрести более высокую степень святости. Они были предшественниками христианских монахов.
Во времена апостолов секта ессеев не соприкасалась или почти не соприкасалась с христианством, разве что в форме колосской ереси. Фарисеи же и саддукеи, в особенности первые, неоднократно упоминаются в евангелиях в роли противников Иисуса. В данном случае враждующие группы объединяются, чтобы обречь Христа на крестную смерть, которая завершилась славным воскресением и стала основой духовной жизни как для евреев, так и для верующих язычников.
§ 10. Закон и пророчество
Какими бы выродившимися и развращенными ни были в массе своей иудеи, ветхозаветное домостроительство было божественным установлением, подготовкой к христианскому искуплению, и в этом качестве удостоилось глубокого уважения Христа и Его апостолов, когда они путем жестких обвинений пытались привести его недостойных представителей к покаянию. Следовательно, неукоснительное выполнение закона не могло не оказывать спасительное действие на сердца, которые уступали его требованиям и добросовестно исследовали Писания Моисея и пророков.
Закон и пророчество — две великие составляющие иудейской религии, которые делают ее прямым божественным вступлением к христианству, «гласом вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему».
1. До пришествия Христа закон Моисеев был самым ясным выражением святой воли Бога. Декалог (десять заповедей) — это чудо древнего законодательства, в его двух скрижалях изложены суть и содержание всякого истинного благочестия и нравственности: высочайшая любовь к Богу и любовь к ближнему. В этих заповедях был сформулирован идеал праведности, а потому они лучше всего подходили для того, чтобы пробудить в человеке осознание великого отступления от закона и ощущение греха и вины.
[60] Закон исполнял роль воспитателя, ведущего людей ко Христу,
[61] чтобы они могли оправдаться верой.
[62]То же ощущение вины и потребности в примирении постоянно поддерживалось ежедневными жертвами — сначала в скинии, а затем в храме — и всем обрядовым законом, который, будучи чудесной системой образов и теней, постоянно указывал на реалии нового завета, в особенности на единственную и вседостаточную искупительную жертву Христа на кресте.
Бог, будучи справедлив, требует абсолютного послушания и чистоты сердца, а взамен предлагает обещание жизни и наказание смертью. Тем не менее Он не способен хладнокровно обречь человека на смерть: Он истинный, верный и милостивый Бог. Поэтому в нравственном и обрядовом законе, словно в скорлупе, сокрыто сладкое ядро обетования: однажды Он воочию явит идеал праведности, простит раскаивающемуся грешнику все грехи и даст ему силу исполнить закон. Без такого обещания требования закона были бы горькой иронией.
Благодаря закону иудейское домостроительство было религией покаяния.
2. При этом, как мы уже упомянули, в законе было заложено божественное обетование искупления, а потому он был также религией надежды. «Золотой век» греков и римлян остался позади, а иудеи своего еще только ожидали. Вся история, религиозные, политические и общественные институты и обычаи евреев указывали на пришествие Мессии и установление Его царства на земле.
Пророчество, или Евангелие времен закона, в действительности было древнее самого закона, который появился позднее и встал между обетованием и его исполнением, между грехом и искуплением, между болезнью и исцелением.
[63] Пророчество началось в раю, когда сразу после грехопадения Господь дал обетование о Том, Кто поразит змея. Пророчество господствовало в эпоху патриархов, особенно в жизни Авраама, благочестие которого, соответственно, зиждилось на доверии и вере; также и Моисей, законодатель, одновременно был пророком и указывал народу на своего великого Преемника.
[64] Не будь в законе утешительного мессианского обетования, он непременно привел бы искреннюю душу в отчаяние. Начиная со времен Самуила, примерно за одиннадцать столетий до Христа, пророчество, дотоле проявлявшееся от случая к случаю, приобрело организованную форму в виде постоянного служения и чина пророка. В этой форме оно сопровождало левитское священство и династию Давида вплоть до Вавилонского пленения, пережило эту катастрофу и указывало народу путь во время возвращения и восстановления храма, разъясняя закон и применяя его к жизни, обличая злоупотребления в церкви и государстве, предрекая ужасные кары и искупительную благодать Божью, предостерегая и наказывая, утешая и ободряя и все яснее указывая на грядущего Мессию, Который должен был искупить Израиль и мир от греха и страдания и основать на земле царство мира и праведности.
В глазах Исайи и его преемников победоносное царствование Давида и мирное правление Соломона были исторической и образной канвой для пророческого изображения еще более славного будущего, понять которое вне связи с живыми воспоминаниями и обстоятельствами того времени было бы невозможно. Последующая катастрофа и муки плена послужили к еще большему раскрытию образа Мессии, искупающего грехи народа и через страдания входящего в славу.
Служение пророка было необычным — оно отчасти дополняло, отчасти исправляло служение официального, наследственного священства, не позволяя последнему закоснеть или скатиться в однообразный формализм и поддерживая в нем жизнь и движение. Пророки были, так сказать, протестантами древнего завета, служителями духа, они находились в непосредственном общении с Богом — в отличие от служителей буквы, которые нуждались в преданиях и обрядах.
Время расцвета нашего канонического пророчества пришлось на VIII век до P.X., примерно через семь веков после Моисея, — Израиль страдал тогда под гнетом Ассирии. Главным действующим лицом этого периода, предшествующего плену, был Исайя («спасение Божие»), который появился в последние годы правления царя Озии, где–то за десять лет до основания Рима; его окружали Михей, Иоиль и Авдий в царстве Иудином, а также Осия, Амос и Иона в царстве Израилевом. Исайя достигает в пророчестве наибольшей высоты и шаг за шагом раскрывает образ Мессии — происходящего из дома Давидова, проповедующего Благую Весть нищим, исцеляющего сокрушенных сердцем, открывающего глаза слепым, отпускающего пленников на свободу, идущего как агнец на заклание, берущего на Себя грехи народа, умирающего как праведный за неправедных, торжествующего над смертью и правящего над всеми народами как Царь мира — образ, который полностью воплотился в одной и только одной Личности, Иисусе из Назарета. Исайя ближе всех подходит к кресту, и его книга — это Евангелие Ветхого Завета. В период Вавилонского пленения на первый план выходит Иеремия (то есть «Господь свергает»). Это пророк печали, но также и нового завета Духа. Открыто порицая священников и лжепророков и плача об Иерусалиме, своей святой скорбью, своими горькими испытаниями Иеремия напоминает о миссии и жизни Христа. Иеремия оставался в земле своих отцов, и его горестные стенания звучали над развалинами Иерусалима; в то же время Иезекииль у реки Ховар предостерегал пленников от лжепророков и плотских надежд, призывал их к покаянию, описывал Новый Иерусалим и возрождение высохших костей народа Божьим дыханием; а Даниил при дворе Навуходоносора в Вавилоне видел в Духе смену четырех империй и окончательное торжество вечного Царства Сына Божьего. Пророками восстановления были Аггей, Захария и Малахия. На Малахии, современнике Неемии, ветхозаветное пророчество закончилось, и Израиль на четыреста лет был предоставлен самому себе, чтобы за это время ожидания переварить сытную пищу полученного откровения и приготовить место, где совершится грядущее искупление.
3. Перед самым пришествием Мессии весь Ветхий Завет — закон и пророки, Моисей и Исайя — на короткое время вновь явился, воплотившись в лице Иоанна Крестителя, а затем с беспримерным смирением, подобно рассветной заре, растворился в великолепии восходящего солнца нового завета. Этот необыкновенный человек, который ревностно проповедовал в пустыне покаяние и уже положил секиру при корне дерева, не приносящего доброго плода, но при этом утешал народ пророчеством и указывал на Искупителя, Агнца Божьего, а также стал непосредственным предтечей новозаветного домостроительства и другом Жениха, — поистине величайший из всех, кто был рожден женщиной. И все же, будучи представителем древнего подготовительного домостроительства, он уступает наименьшему из причастников Царства Христова, которое бесконечно превосходит славой все свои образы и тени из прошлого.
Такова религия евреев, струившаяся из источника божественного откровения и жившая в истинном Израиле, духовных детях Авраама, в Иоанне Крестителе, его родителях и учениках, в Матери Иисуса, Ее родственниках и друзьях, в почтенном Симеоне и пророчице Анне, в Лазаре и его благочестивых сестрах, в апостолах и первых учениках, которые приняли Иисуса из Назарета как Исполнителя закона и пророков, Сына Божьего и Спасителя мира и которые были начатком Христианской Церкви.
§ 11. Язычество
Источники
Труды греческих и римских классиков от Гомера до Вергилия и эпохи Антонина. Памятники античности.
Писания ранних апологетов христианства, в особенности 1–я и 2–я «Апологии» Иустина Мученика, «Апология» Тертуллиана, «Октавий» МинуцияФеликса, Praeparatio Evangeliса Евсевия и первые десять книг сочинения «О граде Божием» Августина (ум. 430).
Позднейшие труды
Is. Vossius: De theologia gentili et physiolog. Christ. Frcf. 1675, 2 vols.
Creuzer (ум. 1858): Symbolik und Mythologie der alten Völker. Leipz. 3d ed, 1837 sqq. 3 vols.
Tholuck (ум. 1877): Das Wesen und der sittliche Einfluss des Heidenthums, besonders unter den Griechen und Römern, mit Hinsicht auf das Christenthum. Berlin, 1823. В 1–м томе 1–го издания Denkwürdigkeiten Неандера. Впоследствии выходила отдельным изданием. Английский перевод Emerson, опубликован в «Am. Bibl. Repository» за 1832 г.
Tzschirner (ум. 1828): Der Fall des Heidenthums, ed. by Niedner. Leipz, 1829, 1st vol.
O. Müller (ум. 1840): Prolegomena zu einer wissenschaftl. Mythologie. Gött. 1825. Перев. на англ. яз. J. Leitch. Lond. 1844.
Hegel (ум. 1831): Philosophie der Religion. Berl. 1837, 2 vols.
Stuhr: Allgem. Gesch. der Religionsformen der heidnischen Völker. Berl. 1836, 1837, 2 vols. (2–й том посвящен истории греческой религии).
Härtung: Die Religion der Römer. Erl. 1836, 2 vols.
С. F. Nägelsbach: Homerische Theologie. Nürnb. 1840; 2d ed. 1861. Он же: Die nach–homerische Theologie des Griechischen Volksglaubens bis auf Alexander. Nürnb. 1857.
Sepp (католик): Das Heidenthum und dessen Bedeutung für das Christenthum. Regensb. 1853, 3 vols.
Wuttke: Geschichte des Heidenthums in Beziehung auf Religion, Wissen, Kunst, Sittlichkeit und Staatsleben. Bresl. 1852 sqq. 2 vols.
Schelling (ум. 1854): Einleitung in die Philosophie der Mythologie. Stuttg. 1856; и Philosophie der Mythologie. Stuttg. 1857.
Maurice (ум. 1872): The Religions of the World in their Relations to Christianity. Lond. 1854 (переиздана в Бостоне).
Trench: Hulsean Lectures 1845 — 1846. №2: Christ the Desire of all Nations, or the Unconscious Prophecies of Heathendom (комментарий по поводу звезды волхвов, Мф. 2). Cambr. 4th ed. 1854 (также Philad. 1850).
L. Preller: Griechische Mythologie. Berlin, 1854, 3d ed. 1875, 2 vols. Его же: Römische Mythologie. Berlin, 1858; 3d ed., by H. Jordan, 1881 — 1883, 2 vols.
M. W. Heffter: Griech. und Rom. Mythologie. Leipzig, 1854.
Döllinger: Heidenthum und Judenthum, цит. в § 8.
С. Schmidt: Essai historique sur la societe civil dans le monde romain et sur sa transformation par le christianisme. Paris, 1853.
C. G. Seibert: Griechenthum und Christenthum, oder der Vorhof des Schönen und das Heiligthum der Wahrheit. Barmen, 1857.
Fr. Fabri: Die Entstehung des Heidenthums und die Aufgabe der Heidenmission. Barmen, 1859.
W. E. Gladstone (английский государственный деятель): Studies on Homer and Homeric Age. Oxf. 1858, 3 vols, (том II, «Олимп, или Религия Гомеровой эпохи»). Он же: Juventus Mundi: the Gods and Men of the Heroic Age. 2d ed. Lond. 1870. (Обобщает выводы, сделанные в более объемном сочинении, с некоторыми изменениями в этнологических и мифологических разделах.)
W. S. Tyler (проф. в колледже Амхёрст, штат Массачусетс): The Theology of the Greek Poets. Boston, 1867.
B. F. Cocker: Christianity and Greek Philosophy; or the Relation between Reflective Thought in Greece and the Positive Teaching of Christ and his Apostles. N. York, 1870.
Edm. Spiess: Logos spermaticös. Parallelstellen zum N. Test, aus den Schriften der alten Griechen. Ein Beitrag zur christl. Apologetik und zur vergleichenden Religionsforschung. Leipz. 1871.
G. Boissier: La religion romaine d'Auguste aux Antonins. Paris, 1884, 2 vols.
J. Reville: La religion ä Rome sous les Severes. Paris, 1886.
Др. сочинения по истории Греции: Thirlwall, Grote и Curtius; по истории Рима: Gibbon, Niebuhr, Arnold, Merivale, Schwegler, Ihne, Duruy (перев. с французского W. J. Clarke), Mommsen. Ranke: Weltgeschichte. Th. iii. 1882. Schiller: Gesch. der römischen Kaiserzeit. 1882.
Язычество — это религия, которая, подобно дикому растению, произрастает на почве падшей человеческой природы, замутненного изначального знания Бога, обожествления разумной и неразумной твари и соответствующего извращения представлений о нравственности, благодаря чему естественные и неестественные пороки получают официальное одобрение.
[65]Даже религия Греции, которая, как прекрасный плод фантазии, по праву именовалась религией красоты, искажена этим нравственным извращением. В ней совершенно отсутствует истинное представление о грехе, а следовательно, и истинное представление о святости. Она рассматривает грех не как извращенность воли и преступление против богов, но как безрассудство и преступление против человека, зачастую даже исходящее от самих богов; ибо «Помрачение ума» или «Нравственная слепота» (`'Ατη) — это «дочь Юпитера», богиня, хотя и изгнанная с Олимпа. Именно она является источником всех бед на земле. Гомер не имел понятия о дьяволе, но придавал дьявольские черты своим божествам. Греческие боги, а также скопированные с них римские боги — это просто мужчины и женщины, в которых Гомер и простые люди видели и чтили свойственные грекам слабости и пороки, а также преувеличенные добродетели. Боги рождаются, но никогда не умирают. У них есть такие же тела и чувства, как у смертных, только колоссальных размеров. Они едят и пьют, правда, в отличие от людей, нектар и амброзию. Они просыпаются и засыпают. Они путешествуют, но со скоростью мысли. Они общаются и воюют друг с другом. Они сожительствуют с человеческими существами, производя на свет героев и полубогов. Они ограничены временем и пространством. Хотя иногда их удостаивают чести считаться всемогущими и всеведущими и называют святыми и справедливыми, эти боги подвластны неумолимой судьбе (мойрам), нередко впадают в заблуждение и обвиняют друг друга в глупости и преступлениях. Их небесное блаженство нарушают различные проблемы земной жизни. Даже патриарха олимпийской семьи Зевса, или Юпитера, обманывает его сестра и жена Гера (Юнона), с которой он триста лет прожил в тайном браке, прежде чем провозгласил ее своей супругой и царицей богов. Кроме того, Зевс пребывает в неведении относительно событий, предшествующих осаде Трои. Он грозит своим собратьям ударами молнии и смертью и заставляет весь Олимп дрожать от страха, когда он в гневе встряхивает волосами. Нежная Афродита–Венера истекает кровью из–за колотой раны на пальце. Марса камнем сбивает Диомед. Нептуну и Аполлону приходится работать по найму, и их время от времени обманывают. Гефест хромает, что вызывает насмешки окружающих. Из–за своих брачных связей боги постоянно ревнуют друг друга и ссорятся. Они исполнены зависти, ненависти и похоти, толкают людей на преступления и провоцируют друг друга на обман и жестокость, вероломство и прелюбодеяние. «Илиада» и «Одиссея», самые известные поэмы, рожденные гением греков, — это скандальная хроника жизни богов. Потому Платон и запретил их в своей идеальной Республике. Пиндар, Эсхил и Софокл доросли до более возвышенных представлений о богах и дышали более чистым воздухом нравственности; однако они выражали взгляды абсолютного меньшинства, в то время как Гомер выражал убеждения народа.
Несмотря на это существенное отступление от истины и святости, язычество все же было религией, поисками «неведомого Бога». Его предрассудки свидетельствовали о потребности в вере. Его многобожие покоилось на едва различимом основании единобожия: оно подчиняло всех богов Юпитеру, а самого Юпитера — мистической судьбе. В основе язычества лежало ощущение зависимости от высших сил и уважение к божественному. Оно сохранило память о золотом веке и грехопадении. Оно ощущало потребность в примирении с божеством и искало этого примирения в молитве, епитимьях и жертвах. Многие из религиозных традиций и обычаев язычества были слабым отзвуком изначальной религии, а его мифологические мечты о слиянии богов с людьми, о полубогах, о том, как Геракл избавил Прометея от страданий, были бессознательными пророчествами и плотскими предчувствиями христианских истин.
Только этим и объясняется готовность, с которой язычники, к стыду евреев, приняли Евангелие.
[66]По всему языческому миру был рассеян духовный Израиль, никогда не обрезывавшийся по плоти, но получивший незримое обрезание сердца, совершенное рукой Святого Духа, Который дышит, где хочет, и не связан рамками каких–либо человеческих законов и обычных средств. Ветхий Завет дает нам несколько примеров истинного благочестия вне пределов видимого общения с еврейской Церковью в лице Мелхиседека (друга Авраама, царя и священника, прообраза Христа), Иофора (мадиамского священника), Раав (женщины из Ханаана, которая принимала у себя Иисуса Навина и Халева), Руфи (моавитянки и прародительницы нашего Спасителя), царя Хирама (друга Давида), царицы Савской (которую привела в восхищение мудрость Соломона), сириянина Неемана и особенно Иова, великого страдальца, который радовался в надежде на своего Спасителя.
[67]Элементы истины, нравственности и благочестия, рассеянные по всему древнему язычеству, пришли в него из трех источников. Прежде всего, человек, даже в своем падшем состоянии, сохраняет некоторые черты божественного образа: знание Бога,
[68] каким бы неясным оно ни было, нравственное чувство, или совесть,
[69] и жажду единения с Божеством ради истины и праведности.
[70] Учитывая это, мы можем вместе с Тертуллианом назвать прекрасные и истинные сентенции Сократа, Платона, Аристотеля, Пиндара, Софокла, Цицерона, Вергилия, Сенеки, Плутарха «свидетельствами души, христианской по своей сути»,
[71] свидетельствами естества, предопределенного к христианству. Во–вторых, определенное значение следует придать даже самым смутным преданиям и воспоминаниям, которые дошли до нас из общих изначальных откровений, данных Адаму и Ною. Но третий и самый важный источник языческих предчувствий истины — управляющее всем провидение Бога, у Которого всегда были свидетели. В особенности мы должны, вместе с греческими отцами, принять во внимание влияние божественного Предвоплощенного Слова, Логоса,
[72] Который был наставником человечества, истинным светом разума, сияющим во тьме и просвещающим всякого человека, сеятелем, насаждающим в почву язычества семена истины, красоты и добродетели.
[73]Лучшая часть язычества, которая нас в данный момент интересует, представлена двумя великими государствами классической античности, Грецией и Римом. Апостолы непосредственно соприкасались с языком, нравственностью, литературой и религией этих народов, в рамках которых церковь и распространялась в течение всей первой эпохи ее истории. Наряду с евреями, греки и римляне были избранными народами древнего мира, и все они жили на одной земле. Евреи были избраны ради вечных ценностей, они хранили святилище истинной религии. Греки подготовили элементы естественной культуры, науки и искусства, которыми предстояло воспользоваться церкви. Римляне создали понятие закона и превратили цивилизованный мир во всемирную империю, готовую послужить духовной всеобщности Евангелия. И греки, и римляне были невольными служителями Иисуса Христа, их «неведомого Бога».
Эти три народа, по своей природе ожесточенно враждовавшие друг с другом, соединились в надписи на кресте, которая, по приказу язычника Пилата, указывала святое имя и царский титул Искупителя, написанные «по–Еврейски, по–Гречески, по–Римски».
[74]
§ 12. Греческая литература и Римская империя
Литература древних греков и всемирная империя римлян, наряду с Моисеевой религией, играли главную роль в подготовке мира к христианству. Они создали человеческие формы, в которых воплотилась божественная суть Евангелия, тщательно взращенная во чреве еврейской теократии. Они заложили естественное основание сверхъестественного здания Небесного Царства. Бог наделил греков и римлян изобилием природных даров, чтобы они смогли подняться до самого высокого уровня цивилизации, какой только возможен без помощи христианства, и тем самым предоставили в распоряжение церкви достижения науки, искусства и закона, но одновременно показали, что одни лишь человеческие достоинства никак не могут принести миру блаженство и спасение.
Греки, немногочисленные, как и евреи, но сыгравшие в истории гораздо более важную роль, нежели бесчисленные орды азиатов, были призваны выполнить благородную задачу: явить под солнечным небом и с ясной головой образ человечества, отражающий его природную силу и красоту, но также и его природное несовершенство. Они разработали принципы науки и искусства. Они освободили разум от власти темных сил природы и мрачных размышлений восточного мистицизма. Они обрели ясность и свободу зрелого сознания, смело исследовали законы природы и духа и воплотили идею красоты во всевозможных формах искусства. Они создали подлинные шедевры поэзии, скульптуры, архитектуры, живописи, философии, риторики, историографии, которыми до сих пор восхищается мир и которые до сих пор изучают как образцы формы и вкуса.
Все эти труды обрели свою истинную ценность и полезность лишь в руках христианской церкви, которой они в конце концов достались. Греция дала апостолам богатый и красивый язык, чтобы выразить божественную истину Евангелия, но задолго до того Провидение распорядилось таким образом, что политические движения разнесли этот язык по всему миру и сделали его основой цивилизации и международного общения, подобно латыни в Средние века, французскому языку в XVIII веке и английскому в XIX веке. «Греческий язык, — говорит Цицерон, — знают среди почти всех народов; латинский замкнут в своих собственных узких границах». Греческие учителя и люди искусства последовали за победоносными легионами Рима в Галлию и Испанию. Молодой герой Александр Великий, истинный македонянин по рождению, но восторженный почитатель Гомера, подражатель Ахиллеса, ученик Аристотеля, завоевавшего весь мир своей философией, а потому истинный грек своего времени, замыслил великое дело: сделать Вавилон престолом всемирной греческой империи; и хотя эта империя развалилась на части после его безвременной кончины, она все же донесла греческую литературу до границ Индии и сделала ее общим достоянием всех цивилизованных народов. Дело, начатое Александром, завершил Юлий Цезарь. Под защитой римских законов апостолы могли странствовать повсюду, а при помощи греческого языка — объясняться с жителями любого города, находившегося в подчинении у Рима.
Греческая философия (в особенности Платона и Аристотеля) заложила естественную основу научного богословия; греческое ораторское искусство — основу священной риторики; греческое искусство — основу искусства христианской церкви. Более того, немало классических идей и изречений вплотную приближаются к порогу откровения и звучат как пророчества христианской истины — в особенности духовные воспарения Платона,
[75] глубокие религиозные размышления Плутарха,
[76] нравственные предписания Сенеки, местами напоминающие учение Павла.
[77] Для многих величайших отцов церкви: Иустина Мученика, Климента Александрийского, Оригена и в некоторой степени даже Августина — греческая философия стала мостом к христианской вере, воспитателем, приведшим их ко Христу. Более того, вся древняя Греческая церковь выросла на основании греческого языка и греческого народа, и вне этого контекста ее невозможно понять.
Здесь и кроется подлинная причина того, почему классическая литература до сих пор составляет основу гуманитарного образования во всем христианском мире. Молодежь знакомят с простейшими формами науки и искусства, с образцами чистого, гармоничного стиля, а также с высшими достижениями интеллектуальной и художественной культуры, которых человечество добилось своими силами, и вместе с этим молодых людей обучают научному пониманию христианской религии, возникшей в тот момент, когда греко–римская цивилизация достигла своего наивысшего расцвета и уже начала увядать. Греческий и латинский языки, подобно санскриту и еврейскому языку, умерли в пору своей молодости — их сохранили и уберегли от исчезновения бессмертные сочинения классиков. Эти языки по–прежнему обеспечивают лучшими терминами каждое новое изобретение и каждое направление в науке и искусстве. Первоначальные документы христианства были защищены от неопределенности, свойственной постоянно меняющимся живым языкам.
Но если не считать неизменной ценности греческой литературы, слава самой Греции к моменту рождения Христа уже безвозвратно ушла. Гражданские свободы и независимость были уничтожены внутренними раздорами и разложением. Философия выродилась в скептицизм и утонченный материализм. Искусство деградировало, став служанкой ветрености и сладострастия. Безверие и суеверия пришли на смену здоровой религиозности. Нечестность и распутство господствовали среди людей всякого звания.
Эта безнадежная ситуация не могла не убедить наиболее искренние и благородные сердца в суетности всяких наук и искусств, а также в полной неспособности этой естественной культуры восполнить глубинные потребности души. Она должна была наполнить души жаждой новой религии.
Римляне были самой практичной и политичной нацией античности. Их призванием было воплотить на практике идею государства и гражданского права и объединить народы мира в колоссальную империю, простирающуюся от реки Евфрат до Атлантического океана и от Ливийской пустыни до берегов Рейна. Эта империя охватывала самые богатые и цивилизованные страны Азии, Африки и Европы, а ее население насчитывало примерно сто миллионов, что к моменту возникновения христианства составляло, наверное, одну треть всего человечества.
[78] Историческое значение империи вполне соответствовало ее внушительным размерам. Нибур утверждал, что история любого древнего народа заканчивается историей Рима, а история любого современного народа начинается с истории Рима. Таким образом, история этого государства имеет всемирное значение, она представляет собой огромную сокровищницу античного наследия. Если греки обладали глубочайшим среди всех народов умом, а в области литературы диктовали законы даже своим победителям, то римляне обладали самым сильным характером и были рождены для того, чтобы править миром. Эти различия затрагивали и религиозную, и нравственную жизнь обоих народов. Греческая мифология была художественным вымыслом и опоэтизированной религией, римская была создана с точным расчетом и приспособлена к политическим и утилитарным задачам государства, но при этом оставалась впечатляющей, искренней и деятельной. «В отличие от греков, римляне не любили красоту. В отличие от германцев, они не жили в общении с природой. Их единственной идеей был Рим — не древний, легендарный, поэтический Рим, а Рим воюющий и побеждающий; и
"orbis terrarum domina. S. P. Q. R." начертано почти на каждой странице их литературных произведений».
[79]С самого начала римляне верили в свое призвание править миром. В отличие от образованных греков, римляне смотрели на всех иностранцев не как на варваров, а как на врагов, которых нужно победить и обратить в рабство. Их высшие представления о человеческой славе и счастье были связаны с войной и триумфом. Слова «
Tu, regere imperio populos, Romane, memento!» были их девизом, причем задолго до того, как Вергилий облек их в данную поэтическую форму. Само название
urbs ceterna[80] и характерный миф о его основании предрекали будущее Рима. В самых тяжелых обстоятельствах римляне никогда, ни на минуту не теряли надежды создать государство. Они претворяли в жизнь свои амбициозные планы с неистощимой энергией, мудрой политикой, непоколебимым постоянством и звериной ненасытностью и, конечно, стали повелителями, а заодно, как пишет их величайший историк Тацит, и жадными грабителями мира.
[81]Завоевав мир мечом, римляне навели в нем порядок при помощи закона, перед величием которого пришлось склониться каждому народу, и украсили его мирными искусствами. Философия, красноречие, история и поэзия переживали свой «золотой век» в лучах заходящего солнца республики и восходящего солнца империи и простирали свое цивилизующее влияние до пределов варварских земель. Не склонные к самостоятельному творчеству в литературе и изобразительных искусствах, римские писатели и художники талантливо подражали греческим философам, ораторам, историкам и поэтам. Август превратил Рим из города кирпичных лачуг в город мраморных дворцов.
[82] Из Греции везли самые красивые картины и скульптуры, на площадях воздвигали триумфальные арки и колонны, и богатства изо всех уголков света приносились в дань гордости, красоте и роскоши столицы. Провинции, заражавшиеся духом усовершенствования, вырастали в многолюдные города, а величественный Иерусалимский храм был перестроен в соответствии с амбициозным и экстравагантным замыслом Ирода. Права личности и частная собственность строго охранялись. Покоренные народы зачастую справедливо жаловались на жадность губернаторов провинций, но в целом меньше страдали от внутренних междоусобиц и нападок извне, наслаждались относительным общественным спокойствием и поднялись на более высокую ступень светской цивилизованности. С помощью заботливо устроенных дорог, следы которых сохранились в Сирии, Альпах, по берегам Рейна, от окраины до окраины империи было налажено военное, торговое и почтовое сообщение. Путешествовать при Цезарях было удобнее и безопаснее, чем в любой последующий период вплоть до начала XIX века. От Рима к дальним окраинам империи протянулись пять главных дорог, которые в морских портах смыкались с водными путями. «Мы можем путешествовать, — говорит римский писатель, — в любое время и плавать от востока до запада». Торговцы везли на берега Тибра, как в наши дни — на берега Темзы, бриллианты с Востока, балтийский янтарь, драгоценные металлы из Испании, диких животных из Африки, произведения искусства из Греции и всевозможные предметы роскоши. Провидец и автор Апокалипсиса, рисуя пророческую картину падения империи, властвующей над миром, особо упоминает о ее обширной торговле: «И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает. Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя, — ты уже не найдешь его».
[83]Языческий Рим просуществовал после этого предсказания довольно продолжительное время, но причины упадка появились уже в I веке. Бесконечная экспансия и внешнее процветание привели к пренебрежению семейными и общественными ценностями, которые сначала так выгодно отличали римлян от греков. Нация патриотов и освободителей, которые оставили свои орала ради служения обществу, а затем вновь покорно вернулись к земле и на кухню, вымерла. Поклонение богам, составлявшее основу их добродетели, выродилось в простую формальность, то обрастая самыми нелепыми суевериями, то сменяясь полным безверием, — дошло до того, что сами жрецы, встречаясь на улице, смеялись друг другу в лицо. Неверие и суеверия, уживающиеся в одном человеке, — не такое уж редкое зрелище, если истинно изречение, что противоположности притягиваются. Человек должен во что–то верить и поклоняться либо Богу, либо сатане.
[84] Колдуны и некроманты расплодились во множестве и пользовались щедрым покровительством. Простота и довольство древности уступили место беспредельной алчности и расточительству. На смену нравственности и целомудрию, прекрасным символом которых было семейное служение девственницы Весты, пришли порок и распутство. Римляне начали искать развлечения в варварских боях животных и гладиаторов, которые нередко уносили по двадцать тысяч человеческих жизней в месяц. Низшие классы утратили всякое представление о благородстве, не заботясь ни о чем, кроме
partem et circenses[85] и превратили гордую столицу империи на Тибре в последнюю из рабынь. Огромная империя Тиберия и Нерона была всего лишь медленно, но верно разрушающимся гигантским бездушным телом. Некоторые императоры были жестокими тиранами и беззаконными чудовищами; тем не менее решением Сената их приравнивали к богам, и для поклонения им возводили алтари и храмы. Начало этому типично римскому обычаю положил Цезарь, которого даже при жизни почитали как «Divus Julius» за его выдающиеся победы, хотя они обошлись Риму более чем в миллион убитых, а еще миллион был взят в плен и обращен в рабство.
[86] Мрачный образ язычества, нарисованный апостолом Павлом в Послании к римлянам, полностью подтверждается Сенекой, Тацитом, Ювеналом, Персием и прочими языческими писателями той эпохи и указывает на безусловную необходимость искупления. «Мир, — гласит известное высказывание Сенеки, — полон преступлений и пороков. Их больше, чем можно исправить силой. Невинность не просто редко встречается, ее нет нигде».
[87]Все это отрицательные моменты. С другой стороны, всемирная Римская империя заложила хорошую основу для империи Евангелия. Она послужила тиглем, в котором расплавились, образовав хаос нового творения, все несовместимые и непримиримые особенности древних народов и религий. Римские легионы сокрушили стены, разделявшие народы древности, свели противоположные стороны цивилизованного мира друг с другом в свободном общении и связали север, юг, восток и запад узами общего языка и культуры, общих законов и обычаев. Таким образом, сами того не понимая, они проложили путь для стремительного и широкого распространения религии, которая соединяет все народы в единую Божью семью духовными узами веры и любви.
Представление о едином человечестве, стоящем за всеми расовыми, общественными и образовательными различиями, начало зарождаться в умах язычников и воплотилось в знаменитой строке Теренция, которую в театре встретили аплодисментами:
«Ното sum: humani nihil а те alienum риto»
.[88]Этим духом единства человечества дышали Цицерон и Вергилий. Отсюда и почтение, которое проявляли к автору «Энеиды» в святоотеческую эпоху и в Средние века. Августин называет Вергилия благороднейшим из поэтов, а Данте — «славой и светом других поэтов», своим наставником, проведшим его через ад и чистилище прямо к вратам рая. Многие считали, что в своей четвертой Эклоге Вергилий предсказал пришествие Христа. Это толкование ошибочно; но, как говорит один заслуженный ученый,
[89] «Вергилий склонен к таким мыслям и чувствам, в которых больше благочестия, больше человечности и больше сходства с христианством, чем можно найти у любого другого древнего поэта, будь то грек или римлянин. Он не знал об этом, но его дух был подготовлен и ожидал откровения чего–то лучшего».
Кроме того, гражданские законы и институты Рима, а также его мудрость в административных делах во многом повлияли на внешнее устройство христианской церкви. Подобно Греческой церкви, унаследовавшей национальные черты Греции, Латинская церковь впитала национальные черты Древнего Рима, повторив в более возвышенных формах и его добродетели, и его пороки. Римский католицизм — это крещенный языческий Рим, христианский слепок со всемирной империи, некогда имевшей своим престолом город на семи холмах.
§ 13. Соприкосновение иудаизма и язычества
Хотя Римская империя целенаправленно создавала лишь внешний политический союз, косвенно она все–таки способствовала взаимному интеллектуальному и нравственному сближению враждующих религий иудеев и язычников, которым, благодаря сверхъестественной силе креста Христова, предстояло примириться друг с другом и стать единым божественным братством.
1. Со времен Вавилонского пленения евреи были рассеяны по всему свету. Они были столь же вездесущи в Римской империи I века по P. X., как и в нынешнем христианском мире. По словам Иосифа Флавия и Страбона, не было такой страны, где бы они не составляли часть населения.
[90] В числе свидетелей чуда Пятидесятницы были «Иудеи… из всякого народа под небесами… Парфяне и Мидяне и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне».
[91] Несмотря на неприязнь язычников, талантом и трудолюбием евреи приобрели богатство, влияние и все возможные привилегии и построили свои синагоги во всех торговых городах Римской империи. Помпей привез в столицу довольно много пленников–евреев из Иерусалима и поселил их на правом берегу Тибра (Трастевере). Основав это поселение, он, сам того не подозревая, подготовил основной материал для созидания Римской церкви. Юлий Цезарь щедро покровительствовал евреям, они же выразили свою благодарность в том, что много ночей подряд собирались и оплакивали его смерть на площади, где тело убитого императора сожгли на погребальном костре.
[92] Юлий Цезарь даровал евреям свободу публично поклоняться Богу и тем самым юридически признал их религиозным сообществом. Август подтвердил эти привилегии. В его правление в городе уже насчитывались тысячи евреев. Затем последовала реакция. Тиберий и Клавдий изгнали евреев из города, но они вскоре вернулись и сумели отстоять свое право свободно исполнять свои обряды и обычаи. Частые сатирические намеки на евреев, а также отвращение и презрение, которые питали к ним римляне, подтверждают, что этот народ пользовался влиянием. До Нерона мольбы евреев дошли благодаря его жене Поппее, которая, похоже, сочувствовала их вере. Иосиф Флавий, самый выдающийся еврейский ученый, пользовался благосклонностью трех императоров: Веv спасиана, Тита и Домициана. Говоря словами Сенеки (которые цитирует Августин), «побежденные евреи диктовали законы своим победителям–римлянам».
Благодаря этой еврейской диаспоре в почву идолопоклоннического мира были брошены семена познания истинного Бога и мессианской надежды. Ветхозаветные Писания были переведены на греческий язык за два столетия до Христа, их читали и истолковывали во время публичного поклонения Богу, открытого для всех. Каждая синагога была миссионерским форпостом единобожия и предоставляла апостолам прекрасное место и естественную отправную точку для проповеди Христа как Исполнителя закона и пророков.
В результате, поскольку влияние языческих религий было безнадежно подорвано скептической философией и широко распространившимся безверием, многие убежденные язычники, в особенности женщины, полностью или частично перешли в иудаизм. Тех, кто обратился всем сердцем, называли «прозелитами праведности»
[93] — как правило, они были еще более фанатичны и нетерпимы к другим, чем настоящие евреи. Те, кто обратился наполовину, — «прозелиты врат»
[94] или «боящиеся Бога»
[95] — принимали только единобожие, основные нравственные законы и мессианские надежды евреев, но не обрезывались. Новый Завет изображает последних самыми восприимчивыми слушателями Евангелия, они стали ядром многих первых христианских церквей. К этой группе принадлежали сотник из Капернаума, Корнилий из Кесарии, Лидия из Филипп, Тимофей и многие известные ученики.
2. С другой стороны, через язык, философию и литературу греко–римское язычество оказало довольно значительное влияние на высшие и наиболее образованные слои евреев, смягчив их фанатичную нетерпимость. В целом говорившие на греческом языке иудеи диаспоры — «эллинисты», как их называли — были гораздо либеральнее палестинских иудеев, сохранивших родной язык. Об этом можно судить по миссионерам среди язычников, Варнаве с Кипра и Павлу из Тарса, а также по всей антиохийской церкви, если сравнить ее с иерусалимской. Эллинистическая форма христианства была естественной тропинкой к язычникам.
Самый замечательный пример переходного, хотя и крайне фантастического и напоминающего гностицизм сочетания иудейских и языческих элементов мы находим в образованных кругах египетского мегаполиса, Александрии, и в философской системе
Филона, который родился около 20 г. до
P. X. и прожил до 40 г. по
P. X., но никогда не соприкасался со Христом или апостолами. Этот иудейский философ попытался соединить религию Моисея с философией Платона посредством остроумного, но произвольного аллегорического толкования Ветхого Завета. Из книг Притчей и Премудрости он вывел учение о Логосе, настолько похожее на учение Евангелия от Иоанна, что многие толкователи сочли необходимым приписать апостолу знакомство с трудами или, по крайней мере, с терминологией Филона. Между тем рассуждения Филона в сравнении с Иоанновым «Слово стало плотью» выглядят как тень в сравнении с предметом или как сон в сравнении с явью. Филон не оставляет никакой возможности для воплощения, но совпадение его рассуждений с этим великим утверждением весьма примечательно.
[96]Терапевты, или «поклоняющиеся», мистическая и аскетическая секта в Египте, сходная с иудейскими ессеями, воплотила этот платонический иудаизм в жизнь, но и они, конечно, не преуспели в попытках соединить две религии в живой и долговременный союз. Такое единство могла создать лишь новая религия, данная с небес.
[97]Самаряне, смешанная нация, также соединявшая в себе, хотя и иным образом, элементы иудейской и языческой религии, существовали совершенно независимо от александрийского философского иудаизма.
[98] Их история началась во времена Вавилонского плена. Они придерживались Пятикнижия, обрезания и плотских мессианских надежд, но у них был свой храм на горе Гаризим, и они люто ненавидели евреев. Как свидетельствуют беседа Иисуса с самарянкой
[99] и проповедь Филиппа
[100], самаряне с готовностью откликнулись на христианство, но, подобно ессеям и терапевтам, легко скатились в ересь. Например, Симона Волхва и других самарийских ересиархов ранние христианские писатели называют главными родоначальниками гностицизма.
3. Таким образом, путь для христианства был приготовлен во всех аспектах: позитивно и негативно, прямо и косвенно, в теории и на практике, истиной и заблуждением, ложными убеждениями и неверием — этими враждующими, но неразделимыми братьями, — иудейской религией, греческой культурой, римским завоеванием; тщетными попытками соединить иудейское и языческое мышление, явной беспомощностью человеческой цивилизации, философии, искусства, политической властью, упадком древних религий, всеобщим беспорядком и безнадежной нищетой эпохи, мечтами всех искренних и благородных душ о религии спасения.
«Когда пришла полнота времени», когда увяли все красивейшие цветы науки и искусства и мир оказался на краю отчаяния, Сын Девы родился, чтобы исцелить болезни человечества. Христос вошел в умирающий мир как Созидатель новой и непреходящей жизни.
Глава II. Иисус Христос
§ 14. Источники и литература
Источники
Сам Христос ничего не написал, однако предоставил неистощимый материал для книг и гимнов благодарения и хвалы. Книга, автором которой Он является, — это живая Церковь искупленных. Он положил начало религии живого духа, а не религии письменных правил наподобие закона Моисеева. (Его письмо к царю Эдессы Авгарю, воспроизведенное Евсевием в «Церковной истории», I, 13, — жалкая подделка.) Но Его слова и дела были записаны самыми честными и надежными свидетелями, какие когда–либо прикасались пером к бумаге.
I. Достоверные христианские первоисточники.
1) Четыре канонических евангелия. Независимо от их происхождения и датировки, они, по существу, рисуют один и тот же образ божественно–человеческой жизни и личности Христа, являющий собой крайнюю противоположность вымышленному Христу апокрифических евангелий. Этот образ невозможно было выдумать, и уж тем более — неграмотным галилеянам. Им никогда бы не пришло в голову писать книги, если бы они не получили Господнего вдохновения.
2) Деяния Луки, апостольские послания и Откровение Иоанна. Будучи независимыми от записанных евангелий, эти книги принимают за факт основные события евангельской истории, в особенности распятие и воскресение, и изобилуют упоминаниями об этих фактах. Четыре послания Павла (Римлянам, 1 и 2 Коринфянам, Галатам) признают подлинными даже самые рьяные критики–либералы (Баур и тюбингенская школа), и на основании одних этих книг можно восстановить большую часть жизни Христа. (См. признания Кейма, Gesch. Jesu υ. Naz., I. 35 sqq.)
II. Апокрифических евангелий существует довольно много (около 50) — некоторые из них известны лишь по названию, другие сохранились фрагментарно, — они датируются II и последующими столетиями. Отчасти это еретические (гностические и евионитские) извращения или искажения подлинной истории, отчасти — невинные плоды воображения или религиозные сюжеты, призванные связать воедино разрозненные периоды жизнеописания Христа и удовлетворить любопытство людей относительно Его семьи, Его детских лет, Его последних дней, а также содействовать прославлению Девы Марии. Их можно разделить на четыре категории: 1) еретические евангелия (такие как «Евангелие от коринфян», «Евангелие Маркиона», «Евангелие Иуды Искариота», «Второе евангелие от евреев» и др.); 2) евангелия, повествующие об Иосифе и Марии и о рождении Христа («Протоевангелие Иакова», «Евангелие Псевдо–Матфея о рождении благодатной Марии и детстве Спасителя», «Евангелие о рождестве Марии», «История Иосифа плотника» и др.); 3) евангелия, повествующие о детстве Иисуса с момента бегства в Египет и до восьмиили двенадцатилетнего возраста (гностическое «Евангелие от Фомы», «Арабское евангелие детства» и др.); 4) евангелия, повествующие о страданиях Христа и Его таинственном схождении в ад («Евангелие Никодима», которое включает в себя «Деяния Пилата» и «Схождение в ад», «Послание Пилата» — адресованный Тиберию доклад о смерти Христа, «Предательство Пилата», «Послание Ирода Пилату» и «Послание Пилата Ироду», «Ответ Тиберия Пилату», «Рассказ Иосифа Аримафейского» и др.). Пилат вполне мог послать отчет о суде над Иисусом и Его распятии своему властителю в Рим (как с уверенностью утверждают Иустин Мученик и Тертуллиан), но различные документы, написанные якобы от его имени, — в том числе и тот, что был недавно опубликован Дж. Слутером (The Acta Pilati, Shelbyville, Ind. 1879), — подделки. Слутер, однако, утверждает, что его публикация представляет перевод подлинного латинского документа из библиотеки Ватикана.
С исторической точки зрения эти апокрифы ничего не стоят, но имеют определенную апологетическую ценность. Их резкий контраст с подлинными евангелиями являет собой очень сильное негативное свидетельство в пользу исторической правдивости евангелистов — так тень свидетельствует о существовании света, фальшивая монета — о существовании настоящей, а карикатура — о существовании ее прототипа. Апокрифы внесли большой вклад в средневековое искусство (например, образы вола и осла в рождественской истории), а также в традиционную мариологию и мариолатрию Греческой и Римской церкви. Мохаммед обязан им своими скудными познаниями об Иисусе и Марии.
Сборники апокрифических евангелий: Fabricius (Codex Apocryphus Novi Testamenti, Hamburg, 1703, 2d. ed. 1719), Thilo (Cod. Apocr. N. TL, Lips. 1832), Tischendorf (Evangelia Apocrypha, Lips. 1853), W. Wright (Contributions to the Apocr. Lit. of the N. T. from Syrian MSS. in the British Museum, Lond. 1865), B. Harris Cowper (The Apocryphal Gospels, translated, London, 1867) и Alex. Walker (англ. перев. Roberts & Donaldson, «Ante–Nicene Library», vol. xvi, Edinb. 1870; американское издание, Ν. Y. 1886, vol. viii).
Диссертации: Tischendorf: De Evang. apocr. origine et usu (Hagae, 1851) и Pilati circa Christum judicio quid lucis offeratur ex Actis Pilati (Lips. 1855). Rud. Hofmann: Das Leben Jesu nach den Apokryphen (Leipz. 1851) и его статья Apokryphen des N. Т. в Herzog & Plitt, «R. Encykl.», vol. i (1877), p. 511. G. Brunet: Les évangiles apocryphes, Paris, 1863. Michel Nicolas: Études sur les évangiles apocryphes, Paris, 1866. Lipsius: Die Pilatus–Acten, Kiel, 1871; Die edessenische Abgar–Sage, 1880; Gospels, Apocr., β Smith & Wace, I. 700 sqq.; Holtzmann: Einl. in's N. T., pp. 534–554.
III. Иудейские источники.
Образы и пророчества ветхозаветных Писаний были предварительной историей Христа и стали полностью понятны лишь с появлением Пришедшего «исполнить закон и пророков».
Апокрифические и постхристианские писания иудеев дают нам полное представление об общественном и религиозном окружении, в котором протекала жизнь Христа, — этим они иллюстрируют и подтверждают евангельские повествования.
IV. Знаменитое свидетельство еврейского историка Иосифа Флавия (ум. после 103 г. по P. X.) заслуживает отдельного рассмотрения. В своих «Иудейских древностях» он дает такое поразительное описание жизни Иисуса:
«Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния (παραδόξων έργων ποιητής) и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к Себе многих иудеев и еллинов. То был Христос (ό Χριστός ούτος ήν). По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любил Его, продолжали любить его и теперь. На третий день Он вновь явился им живой (έφάνη γαρ αύτοίς τρίτην έχων ήμέραν πάλιν ζών), как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах (άλλα μυρία θαυμάσια) боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют Его последователи, именующие себя христианами по Его имени»
(том I, гл. 3, § 3).
Это свидетельство впервые процитировал Евсевий — дважды и без каких–либо опасений («Церковная история», I. 11, и «Доказательство Евангелия», III. 5). Оно считалось подлинным вплоть до начала XVI века, но потом стало объектом критики. Наиболее сомнительные фразы мы повторили в тексте по–гречески.
Вот доводы в пользу подлинности этого отрывка:
1) Он есть во всех рукописях Иосифа Флавия.
Однако все эти рукописи были написаны христианами, и мы не располагаем ни одной, написанной ранее XI века.
2) Он соответствует стилю Иосифа Флавия.
3) Крайне маловероятно, что Иосиф Флавий, составивший историю евреев до 66 г. по Р.Х., мог проигнорировать Иисуса, — тем более что он с симпатией отзывается об Иоанне Крестителе («Древности», XVIII. 5, 2) и с сочувствием упоминает о мученической кончине Иакова, «брата Иисуса, именуемого Христом» («Древности», XX. 9, 1: τον άδελφόν Ιησού τού λεγομένου Χριστού, Ιάκωβος όνομα αύτω). Оба отрывка в целом считаются подлинными, разве что слова τού λεγομένου Χριστού могут быть позднейшей вставкой.
На это можно возразить, что у Иосифа Флавия могли быть разумные основания для того, чтобы полностью игнорировать христианство.
Доводы против подлинности отрывка:
1) Он нарушает связность текста.
Не обязательно. Иосиф Флавий только что написал о бедствиях, вследствие мятежа обрушившихся на евреев при Понтии Пилате, — он мог рассматривать распятие Иисуса как еще одно бедствие. Далее (в параграфах 4 и 5) он рассказывает о новом бедствии, изгнании евреев из Рима при Тиберии.
2) Отрывок звучит по–христиански и совершенно не соответствует тому, что мы знаем об беждениях Иосифа Флавия, иудейского священника из секты фарисеев. Скорее, он писывал бы Иисуса как мошенника или энтузиаста.
С другой стороны, можно с уверенностью сказать, что Иосиф Флавий — при всех его великих заслугах как писателя — также известен как тщеславный и крайне беспринципный человек, ренегат и приспособленец, который прославил, а затем предал свой народ, был главнокомандующим на стороне евреев, восставших против Рима, а впоследствии, попав в плен, прославлял римских завоевателей, щедро его вознаградивших. История знает множество примеров подобной непоследовательности. Вспомните Понтия Пилата, который считал Иисуса невиновным и все–таки приговорил Его к смерти, поразительные слова Руссо и Наполеона I о Божественности Христа, а также признания Ренана, противоречащие его точке зрения.
3) Странно, что это свидетельство не цитируют такие мужи, как Иустин Мученик, Климент Александрийский, Тертуллиан — ни один писатель до Евсевия (ум. 340). В особенности это касается Оригена, который дает точную ссылку на слова Иосифа Флавия об Иоанне Крестителе и Иакове («Против Цельса», 1.35,47). Даже Златоуст (ум. 407), который часто упоминает Флавия, похоже, ничего не знал об этом свидетельстве.
В свете этих противоречивых аргументов возможны следующие выводы:
1) Весь отрывок подлинен. Эту давнюю точку зрения отстаивают Отвилль, Обертюр, Бретшнейдер, Бёмерт, Уистон, Шёдель (1840), Бёттгер (Das Zeugniss des Jos., Dresden, 1863).
2) Весь отрывок представляет собой более позднюю вставку, сделанную рукой христианина. Так считают Беккер (в своем издании Иосифа Флавия, 1855), Хазе (1865 и 1876), Кейм (1867), Шюрер(1874).
3) Отрывок частично подлинен, частично изменен. Вероятно, Иосиф написал: Χριστός ούτος έλέγετο (как в отрывке об Иакове), a ήν и все остальные христианские выражения были добавлены в апологетических целях каким–то переписчиком еще до Евсевия. Этого мнения придерживаются Паулус, Хайнихен, Гизелер (I. § 24, р. 81, 4–е нем. издание), Вейцсакер, Ренан, Фаррар. В предисловии к своей «Жизни Иисуса» (Vie de Jésus, p. xii) Ренан пишет: «Je crois le passage sur Jésus authentique. Il est parfaitement dans le goût de Joseph, et si cet historien a fait mention de Jésus, c'est bien comme cela qu'il a dû en parler. On sent seulement qu'une main chrétienne a retouché le morceau, y a ajouté quelques mots sans lesquels il eût été presque blasphématoire, a peutêtre retranché ou modifié quelques expressions» ( «Я считаю его главу об Иисусе в целом подлинной. Она написана совершенно в духе Иосифа, и если этот историк упоминал об Иисусе, то должен был говорить о нем именно так. Чувствуется только, что этот отрывок ретушировала рука христианина, прибавившая к нему несколько слов, без которых он был бы почти богохульством, и, может быть, также вычеркнувшая или исправившая некоторые выражения» (цит. по изд. 1990 г., «Терра», «Вся Москва», репринт изд. M.B. Пирожкова 1906 г.)}.
4) Отрывок радикально переделан, превратившись из иудейской клеветы в нынешний христианский текст. В оригинале Иосиф описывал Иисуса как псевдомессию и чародея, соблазнявшего людей и заслуженно распятого. Так считают Паре и Эвальд (Gesch. Christus', p. 183, 3d ed.).
Трудно не прийти к выводу, что Иосиф Флавий, вероятнее всего, обратил внимание на величайшее событие в еврейской истории (как он, несомненно, упомянул Иоанна Крестителя и Иакова), но его слова — уклончивые или враждебные — были искусно дополнены или исправлены рукой христианина, а потому утратили свою историческую ценность.
В прочих отношениях труды Иосифа содержат много косвенных свидетельств истинности евангельского повествования. Его «История Иудейской войны» (History of the Jewish War) невольно стала замечательным комментарием к предсказаниям нашего Спасителя о разрушении Иерусалима и Иерусалимского храма, о великих несчастьях и страданиях еврейского народа в то время, о голоде, эпидемиях и землетрясениях, о появлении ложных пророков и мошенников и о бегстве Его учеников с началом бедствий. Все эти совпадения полностью проследил высокообразованный д–р Лерднер в своем «Собрании древних иудейских и языческих свидетельств истинности христианской религии» (Collection of Ancient Jewish and Heathen Testimonies to the Truth of the Christian Religion), впервые опубликованном в 1764 — 1767 г., а также в шестом томе своих «Сочинений» (Works, ed. by Kippis, Lond. 1838).
V. Свидетельства язычников малочисленны и скудны. Этот факт можно объяснить таинственным происхождением, кратковременностью и неземным характером жизни и свершений Христа, которые были полностью посвящены Небесному Царству и происходили в отдаленной стране, среди народа, презираемого гордыми греками и римлянами.
Самое древнее языческое свидетельство — это, наверное, письмо сирийского философа Мары, адресованное его сыну Серапиону (ок. 74 г. по Р.Х.). Впервые опубликовано Куретоном (Spicilegium Syriacum, Lond. 1855), переведено Праттеном в его «Доникейской библиотеке» («Ante–Nicene Library», Edinb. Vol. xxiv, 1872, pp. 104–114). Автор сравнивает Христа с Сократом и Пифагором и называет Его «мудрым царем евреев», которые были справедливо наказаны за то, что убили Его. Эвальд (цит. соч., с. 180) называет это свидетельство «весьма примечательным своей простотой и оригинальностью, а равно и своей древностью».
Римские авторы I и II века лишь коротко и мимоходом упоминают о Христе как об основателе христианской религии и о Его распятии при Понтии Пилате в царствование Тиберия. Тацит упоминает о Нем в контексте рассказа о пожаре в Риме и Нероновых гонениях: «Auctor nominis ejus [ChristianiJ Christus Tiberio imperitante per procuratorem Pontium Pilatum supplicio affectas erat», — и называет христианскую религию exitiabilis superstitio («Анналы», xv. 44). Столь же оскорбительное окарикатуренное изображение евреев дано в его «Истории» (v. 3–5). Другие упоминания можно найти у Светония: «Жизнь Клавдия», гл. 25; «Жизнь Нерона», гл. 16; у Плиния–мл.: «Письма», X. 97, 98; у Лукиана: «О кончине Перегрина», гл. 11; у Лампридия: «Жизнь Александра Севера», гл. 29, 43.
Языческие противники христианства — Лукиан, Цельс, Порфирий, Юлиан Отступник и др. — считают основные моменты евангельской истории и даже чудеса Иисуса реальностью, но, как и противники–иудеи, чаще всего объясняют их вмешательством злых духов. См. Приложение к моей книге «Личность Христа» (Person of Christ), а также «Надежность» (Credibility) и «Собрание свидетельств» д–ра Н. Лерднера.
Б. БИОГРАФИЧЕСКАЯ И КРИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Начало многочисленным согласованиям евангелий уже в 170 г. по Р.Х. положил труд Татиана τό δια τεσσάρων (Ефрем Сирин в IV веке написал к нему комментарий, который в 1876 г. был издан в латинском переводе с армянского текста, хранившегося в армянском монастыре в Венеции). Первые биографии Христа были аскетическими или поэтическими и отчасти основывались на мифах. См. Hase, Leben Jesu, § 17–19. Критический период начался с безбожных и постыдных нападок Раймара, Бардта и Вентурини, а также с достойных апологетических трудов Гесса, Гердера и Рейнхарда. Но еще большее оживление вызвала «Жизнь Иисуса» Штрауса (Leben Jesu, 1835), а впоследствии — «Жизнь Иисуса» Ренана (Vie de Jésus, 1863).
J. J. Hess (настоятель в Цюрихе, ум. 1828): Lebensgeschichte Jesu. Zürich, 1774; 8th ed. 1823, 3 vols. Переведена на голландский и датский языки. Гесс стал родоначальником психологического и прагматического подхода.
F. V. Reinhard (ум. 1812): Versuch über den Plan Jesu. Wittenberg, 1781; 5th ed. by Heubner, 1830. Английский перевод: N. York, 1831. Рейнхард доказал оригинальность замысла Христа и его превосходство над всеми представлениями более древних мудрецов и радетелей о благе человечества.
J. G. Herder (ум. 1803): Vom Erlöser der Menschen nach unsern 3 ersten Evang. Riga, 1796. Он же: Von Gottes Sohn, der Welt Heiland, nach Joh. Evang. Riga, 1797.
H. E. G. Paulus (проф. в Гейдельберге, ум. 1851): Leben Jesu als Grundlage einer reinen Geschichte des Urchristenthums. Heidelb. 1828, 2 vols. Образчик «вульгарного» рационализма, на смену которому впоследствии пришел спекулятивный рационализм Штрауса.
С. Ullmann (ум. 1865): Die Sündlosigkeit Jesu. Hamb. 1828; 7th ed. 1864. Английский перевод (с 7–го изд.): Sophia Taylor, Edinb. 1870. Лучшая работа о безгрешности Иисуса. См. также его эссе «Исторический или мифический?», написанное в ответ Штраусу (Historisch oder Mythisch? Gotha, 1838).
Karl Hase: Das Leben Jesu. Leipz. 1829; 5th ed. 1865. Он же: Geschichte Jesu. Leipz. 1876.
Schleiermacher (ум. 1834): Vorlesungen über das Leben Jesu, herausgeg. von Rütenik. Berlin, 1864. Лекции, прочитанные в 1832 г. и изданные на основе неполных рукописей. «Eine Stimme aus vergangenen Tagen». См. критику д–ра Д. Φ. Штрауса в работе Der Christus des Glaubens und der Jesus der Geschichte. Berlin, 1865.
D.F.Strauss (ум. 1874): Das Leben Jesu kritisch bearbeitet. Tübingen, 1835 — 1836; 4th ed. 1840, 2 vols. Франц. перев.: Emile Littré, Par. 1856 (2d ed.); англ. перев.: Miss Marian Evans (больше известна под псевдонимом George Eliot), Lond. 1846, 3 vols., переизд. N. York, 1850. Он же: Das Leben Jesu für das deutsche Volk bearbeitet. Leipz. 1864; 3d ed. 1875. В обоих этих знаменитых трудах Штраус излагает мифологическую теорию. Последняя была изложена в общедоступной форме в 3–м томе «Библии для учащихся» (Oort and Hooykaas, The Bible for Learners, Engl, transi., Boston ed. 1879).
A. Neander (ум. 1850): Das Leben Jesu. Hamb. 1837; 5th ed. 1852. Полное опровержение идей Штрауса. Издание на англ. яз.: Mc Clintock and Blumenthal, N. York, 1848.
Joh. Nep. Sepp (католик): Das Leben Jesu Christi. Regensb. 1843 sqq.; 2d ed. 1865, 6 vols. Много мифического материала.
Jordan Bucher (католик): Das Leben Jesu Christi. Stuttgart, 1859.
A. Ebrard: Wissenschaftliche Kritik der evangelischen Geschichte. Erl. 1842; 3d ed. 1868. Полемика со Штраусом, Бруно Бауэром и др. Сокращенный перевод на английский язык: Edinb. 1869.
J. Р. Lange: Das Leben Jesu. Heidelb. 1844 — 1847, 3 части в 5 томах. Англ. перев.: Marcus Dods и др., 6 vols., Edinb. 1864. Глубокий, заставляющий задуматься труд.
J.J. van Oosterzee: Leven van Jesus. 1846 — 1851, 3 vols.; 2d ed. 1863 — 1865. См. его же Christologie, Rotterdam, 1855 — 1861, 3 vols., которая описывает Сына Божьего до воплощения, Сына Божьего во плоти и Сына Божьего в славе. Перевод 3–й части на немецкий язык: F. Meyering, Das Bild Christi nach der Schrift, Hamburg, 1864.
Chr. Fr. Schmid: Biblische Theologie des N. Testaments. Ed. by Weizsäcker. Штуттгарт, 1853 (3d ed. 1854), 2 vols. В первом томе речь идет о жизни и учении Христа. Сокращенный английский перевод: G. Н. Venables (Edinb. 1870).
H. Ewald: Geschichte Christus' und seiner Zeit. Gött. 1854; 3d ed. 1867 (5–й т. его работы «История Израиля»). Англ. перев. О. Glover, Cambridge, 1865.
J. Young: The Christ of History. Lond. and N. York, 1855. 5th ed., 1868.
P. Lichtenstein: Lebensgeschichte Jesu in chronolog. Uebersicht. Erlangen, 1856.
С. J. Riggenbach: Vorlesungen über das Leben Jesu. Basel, 1858.
M. Baumgarten: Die Geschichte Jesu für das Verständniss der Gegenwart. Braunschweig, 1859.
W. F. Gess: Christi Person und Werk nach Christi Selbstzeugniss und den Zeugnissen der Apostel. Basel, 1878, в нескольких частях. (Дополненное и переработанное издание его первого труда по данному вопросу, опубликованного в 1856 г.)
Horace Bushnell (ум. 1878): The Character of Jesus: forbidding his possible classification with men. N. York, 1861. (Перепечатка 10–й главы из книги «Nature and the Supernatural», N. York, 1859.) Лучшее и самое полезное произведение этого гениального автора.
С. J. Ellicott (епископ): Historical Lectures on the Life of our Lord Jesus Christ, being the Hulsean Lect. for 1859. 5th ed. Lond. 1869; переизд. Boston, 1862.
Samuel J. Andrews: The Life of our Lord upon the earth, considered in its historical, chronological, and geographical relations. N. York, 1863; 4th ed. 1879; новое и полностью переработанное издание, New York, 1891 (651 pp.). С картами и иллюстрациями. Отстаивает «теорию о четырех Пасхах». Умеренная, лояльная, точная. Посвящена главным образом вопросам хронологии и топографии.
Ernest Renan: Vie de Jésus. Par. 1863, с тех пор часто переиздавалась (13th ed. 1867) и была переведена на несколько языков. Упрощенное и офранцуженное изложение идей Штрауса. Мифологическая теория. Красноречива, увлекательна, поверхностна и противоречива.
Daniel Schenkel: Das Charakterbild Jesu. Wiesbaden, 1864; 4th ed. revised 1873. Англ. перев.: W. H. Furness. Boston, 1867, 2 vols. Он же: Das Christusbild der Apostel und der nachapostolischen Zeit. Leipz. 1879. См. его же статью «Иисус Христос» в Schenkel, «Bibel–Lexikon», III. 257 sqq. Полумифологическая теория. См. резкую критику Штрауса в адрес Characterbild: Die Halben und die Ganzen. Berlin, 1865.
Philip Schaff: The Person of Christ: the Perfection of his Humanity viewed as a Proof of his Divinity. With a Collection of Impartial Testimonies. Boston and N. York, 1865; 12th ed., revised, New York, 1882. Немецкий перевод: Gotha, 1865; revised ed., N. York (Am. Tract Soc), 1871; голландский: Cordes, предисловие J. J. van Oosterzee. Groningen, 1866; французский: проф. Sardinoux, Toulouse, 1866 и др. переводы. Он же: Die Christusfrage. N. York and Berlin, 1871.
Ecce Homo: A Survey of the Life and Work of Jesus Christ. [Профессор J. R. Seeley, Кембридж.] Lond. 1864, и еще несколько изданий и переводов. Эта работа послужила толчком к написанию Ecce Deus и Ecce Deus Homo, а также нескольких аналитических статей и эссе (одно написал Глэдстон).
Charles Hardwick (ум. 1859): Christ and other Masters. Lond., 4th ed., 1875. (Продолжение работы Рейнхарда; сравнение Христа с основателями восточных религий.)
Ε. Н. Plumptre: Christ and Christendom. Лекции. Lond. 1866.
Ε. de Pressense: Jésus Christ, son temps, sa vie, son œuvre. Paris, 1866. (Полемика с Ренаном.) Англ. перев. Annie Harwood (Lond., 7th ed. 1879). Нем. перев. Fabarius (Halle, 1866).
F. Delitzsch: Jesus und Hillel. Erlangen, 1867; 3rd ed. revised, 1879.
Theod. Keim (проф. в Цюрихе, а затем в Гиссене, ум. 1879): Geschichte Jesu von Nazara. Zürich, 1867 — 1872, 3 vols. Сокращенное однотомное издание: 1873, 2d ed. 1875. (Во 2–е издание были внесены важные добавления, в частности, критическое Приложение.) Перевод полного издания на англ. яз.: Geldart and Ransom. Lond. (Williams & Norgate), 1873 — 1882, 6 vols. Тот же автор: Der geschichtliche Christus. Zürich, 3d ed. 1866. Кейм пытается на основе одних синоптических евангелий, в особенности Евангелия от Матфея, воссоздать исторический образ Христа.
Wm. Hanna: The Life of our Lord. Edinb. 1868 — 1869, 6 vols.
En. Dupanloup (католик): Histoire de notre Sauveur Jésus Christ. Paris, 1870.
Fr.W. Farrar (каноник Вестминстера): The Life of Christ. Lond. and N. York, 1874, 2 vols, (много изданий, одно иллюстрированное).
С. Geikie: The Life and Words of Christ. Lond. and N. York, 1878 2 vols. (Иллюстрирована. Несколько изданий.)
Bernhard Weiss (проф. в Берлине): Das Leben Jesu. Berlin, 1882, 2 vols., 3d ed. 1888. Англ. перев.: Edinb. 1885, 3 vols.
Alfred Edersheim: The Life and Times of Jesus the Messiah. London and N. Y. 1884, 2 vols. Строго ортодоксальная точка зрения. Полезный источник для иллюстрации раввинистических воззрений.
W. Beyschlag: Das Leben Jesu. Halle, 1885 — 1886, 2 vols.; 2d ed. 1888.
Сочинения Паулуса, Штрауса и Ренана (а также Жозефа Сальвадора, ученого–еврея из Франции, автора книги Jésus Christ et sa doctrine, Par. 1838) отражают различные этапы развития рационализма и разрушительной критики, но они также стали причиной появления многочисленных и ценных апологетических публикаций. См. библиографию в работах Хазе: Leben Jesu, 5th ed., p. 44 sqq., и Geschichte Jesu, p. 124 sqq. Шлейермахер, Гфрёрер, Вайсе, Эвальд, Шенкель, Хазе и Кейм, во многом не соглашаясь друг с другом, так или иначе занимают промежуточную позицию. Великий Шлейермахер почти утонул в море скептицизма, но, подобно Петру, ухватился за протянутую ему спасительную руку Иисуса (Мф. 14:30–31). В трудах Хазе очень ценны библиография и наводящие на размышления беглые зарисовки, в работах Эвальда и Кейма — независимые исследования и весьма осмотрительное использование трудов Иосифа Флавия и данных современной исторической науки. Кейм отрицает, а Эвальд признает подлинность Евангелия от Иоанна; оба они признают абсолютную безгрешность Иисуса, а Кейм, стоящий на чисто критических и синоптических позициях, даже позволяет себе утверждать (vol. iii, 662), что Христос, возвышаясь над Своей эпохой и над последующими веками, «производит впечатление таинственного одиночества, сверхчеловеческого чуда, божественного творения (den Eindruck geheimnissvoller Einsamkeit, übermenschlichen Wunders, göttlicher Schöpfung)». Вайсе и Бейшлаг сделали еще больший шаг вперед и с торжеством отстаивают подлинность Евангелия от Иоанна, но в мелочах делают уступки критикам.
В. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Kepler: De Jesu Christi Servatoris nostri vero anno natalicio. Frankf. 1606. De vero anno quo œternus Dei Filius humanam naturam in utero benedicitœ Virginis Mariœ assumpsit. Frcf. 1614.
J. Α. Bengel: Ordo Temporum. Stuttgart, 1741 и 1770.
Henr. Sanclemente: De Vulgaris Aerœ Emendatione libri quatuor.
С. Ideler: Handbuch der Chronologie. Berlin, 1825 — 1826, 2 vols. Он же: Lehrbuch der Chronologie, 1831.
Fr. Munter: Der Stern der Weisen. Kopenhagen, 1827.
К. Wieseler: Chronolog. Synopse der vier Evangelien. Hamb. 1843. Англ. перев.: Venables, 2d ed., 1877. Дополнена его же сочинением Beiträge zur richtigen Würdigung der Evangelien. Gotha, 1869.
Henry Browne: Ordo Sœclorum. London, 1844. См. также его статью «Хронология» в «Энциклопедии библейской литературы» Китто (Kitto «Cycl. of Bib. Lit.», 3d ed).
Sam. F. Jarvis (историограф протестантской епископальной церкви в США, ум. 1851): А Chronological Introduction to the History of the Church. N. York, 1845.
G. Seyffarth: Chronologia sacra, Untersuchungen über das Geburtsjahr des Herrn. Leipzig, 1846. Rud. Anger: Der Stern der Weisen und das Geburtsjahr Christi. Leipz. 1847. Он же: Zur Chronologie des Lehramtes Christi. Leipz. 1848.
Henry F. Clinton: Fasti Romani. Oxford, 1845 — 1850, 2 vols. Thomas Lewin: Essay on the Chronology of the New Testament. Oxford, 1854. Он же: Fasti Sacri (c 70 г. до P. X. no 70 г. по P. X.). Lond. 1865.
F. Piper: Das Datum der Geburt Christi, в его же «Evangel. Kalender» за 1856 г., pp. 41 sqq.
Henri Lutteroth: Le recensement de Quirinius en Judée. Paris, 1865 (134 pp.).
Gust. Rösch: Zum Geburtsjahr Jesu, в альманахе «Jahrbücher für Deutsche Theol. » Gotha, 1866, pp. 3–48.
Ch. Ed. Caspari: Chronologisch–Geographische Einleitung in das Leben J. C. Hamb. 1869 (263 pp.). Англ. перев.: M. J. Evans. Edinburgh (T. Clark), 1876.
Francis W. Upham: The Wise Men. N. York, 1869 (ch. viii, 145, по поводу открытия Кеплера). Star of Our Lord, того же автора. Ν. Y., 1873.
Α. W. Zumpt: Das Geburtsjahr Christi. Leipz. 1869 (306 pp.). Он придает большое значение двукратному пребыванию Квириния на посту губернатора, Лк. 2:2. См. Pres. Woolsey в Bibl. Sacra, April, 1870.
Herm. Sevin: Chronologie des Lebens Jesu. Tübingen, 2d. ed., 1874.
Florian Riess (иезуит): Das Geburtsjahr Christi. Freiburg im Br. 1880.
Peter Schegg (католик): Das Todesjahr des Königs Herodes und das Todesjahr Jesu Christi. Полемика с Риссом. München, 1882.
Florian Riess: Nochmals das Geburtsjahr Jesu Christi. Ответ Шеггу. Freib. im Br. 1883.
Bernhard Matthias: Die römische Grundsteuer und das Vectigalrecht. Erlangen, 1882.
H. Lecoultre: De censu Quiriniano et anno nativitatis Christi secundum Lucam evangelistam Dissertatio. Lausanne, 1883.
§ 15. Основатель христианства
Когда пришла «полнота времени», Бог послал Своего единородного Сына, «Желаемого всеми народами», искупить мир от проклятия греха и установить вечное царство истины, любви и мира для всех, кто уверует во имя Его.
В Иисусе Христе подготовительная история — как божественная, так и человеческая — завершается. В Нем достигают своей высшей точки все предыдущие откровения Бога иудеям и язычникам, и в Нем исполняются самые сокровенные мечты иудеев и язычников об искуплении. Апостол Иоанн говорит, что по Своей божественной природе, как Логос, Иисус Христос — вечный Сын Отца, Который был главным действующим лицом в сотворении и сохранении мира, а также во всех подготовительных явлениях Бога, завершившихся воплощением. По Своей человеческой природе, как Иисус из Назарета, Христос — спелый плод религиозного роста человечества, имеющий земное родословие, которое апостол Матфей (евангелист Израиля) прослеживает до Авраама, патриарха евреев, а апостол Лука (евангелист язычников) — до Адама, отца всех людей. В Нем обитает телесно вся полнота Божества; в Нем воплощен идеал человеческой добродетели и благочестия. Он — вечная Истина и сама божественная Жизнь, личностным образом соединенная с нашей природой; Он — наш Господь и наш Бог, но одновременно и плоть от нашей плоти, кровь от нашей крови. В Нем обрела свое решение проблема религии: примирение и общение человека с Богом; и мы не должны ожидать более ясного откровения от Бога или более высокого религиозного достижения человека, чем то, которое уже гарантировано и осуществлено в Его лице.
Но Христос не просто завершает Собой всю предшествующую историю — Он также закладывает начало бесконечного будущего. Он — Автор нового творения, второй Адам, Отец возрожденного человечества, Глава Церкви, «которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем». Он — чистый Источник реки света и жизни, которая с того момента непрерывно струится через все времена и народы и будет струиться до тех пор, пока земля не наполнится хвалой Ему и всякий язык не исповедует, что Он — Господь в славу Бога Отца. Всемирное распространение и абсолютное господство Духа и жизни Христа также станет концом человечества, завершением истории и началом славной вечности.
Перед биографом Иисуса стоит великая и трудная задача — показать, каким образом благодаря внешнему и внутреннему развитию в условиях конкретного народа, конкретного времени и конкретной страны Он в действительности стал Тем, Кем был по замыслу и предназначению и Кем пребудет для всех верующих христиан — Богочеловеком и Спасителем мира. Будучи Богом от вечности, Он не мог обрести Божественность; но как человек Он подчинялся законам человеческой жизни и постепенного роста. «Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков».
[101] Даже будучи Сыном Божьим, Он «страданиями навык послушанию, и совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного».
[102] Между историческим Иисусом из Назарета и идеальным Христом веры нет никаких противоречий. Полностью осознав подлинность Его человеческой жизни — с ее совершенством и величием, которые недостижимы ни для одного человека до или после Него, — мы непременно согласимся с тем, что Сам Он говорил о Своей Божественности.
Иисус Христос пришел в мир при Цезаре Августе, первом римском императоре, еще при жизни Ирода Великого, за четыре года до установленной Дионисием традиционной даты начала нашей эры. Он был рожден Марией, «замужней Девицей и Девственной Матерью», в Вифлееме Иудейском и принадлежал к царскому роду Давида. На земле царил мир, и ворота Януса на римском Форуме были закрыты — лишь во второй раз за всю историю Рима. Это стечение обстоятельств было очень уместно и в поэтическом, и в нравственном отношении: благодаря ему была услышана тихая весть о мире, которую воинственные крики и лязг оружия могли бы заглушить. Ангелы небесные песнями хвалы возвестили радостную новость о Его рождении; пастухи–евреи с соседних полей и волхвы–язычники из далеких восточных стран приветствовали новорожденного Царя и Спасителя со всем трепетом верующих сердец. Небеса и земля собрались вокруг Младенца Христа в радостном поклонении, и благословение этого события из года в год повторяется для знатных и простых, богатых и бедных, старых и молодых во всем цивилизованном мире.
Мысль о том, что вполне человеческий ребенок, родившийся естественным образом, может быть совершенен, безгрешен и свят, никогда прежде не приходила в голову поэтам и историкам; и когда целомудренное молчание евангелистов попытались заменить фантастическими выдумками апокрифических евангелий, получился лишь неестественный портрет вундеркинда, которому поклонялись животные, деревья и безгласные идолы и который превращал глиняные шарики в живых птиц на потеху приятелям.
Молодые годы Иисуса покрыты завесой тайны. Нам известен лишь один, но очень значительный факт. Двенадцатилетним мальчиком Он поразил книжников в храме Своими вопросами и ответами, не оттолкнув их при этом несдержанностью и незрелой мудростью. Родители Иисуса испытали почтение и благоговейный страх при виде того, насколько Он поглощен делами Своего Небесного Отца, но Иисус во всем подчинялся им и слушался их. И здесь мы вновь видим ясное различие между сверхъестественным чудом истории и неестественными фантазиями апокрифических книг, согласно которым Иисус грамотно отвечал на коварные вопросы книжников по астрономии, медицине, физике, метафизике и гиперфизике.
[103]Внешнее окружение и условия, в которых проходила Его юность, резко контрастируют с поразительным итогом Его общественной жизни. Он рос тихо и незаметно в отдаленной горной деревушке в Галилее, незначительность которой вошла в поговорку, трудился в непритязательной плотницкой мастерской, вдалеке от Иерусалима, от школ и библиотек, лишенный всякой возможности учиться. Ему было доступно лишь то, что было доступно даже беднейшему еврею, — забота любящих родителей, красота природы, собрания в синагоге, тайное общение души с Богом и ветхозаветные Писания, в образах и пророчествах говорившие о Его личности и миссии. Все попытки обнаружить истоки Его учения в философских школах и сектах того времени окончились полным провалом. Если Он ссылался на предания старцев, то лишь с одной целью — противостать им. Он был одинаково не похож на фарисеев и саддукеев, и они испытывали к Нему смертельную вражду. С ессеями Он никогда не соприкасался. Он не зависел от человеческого образования и литературы, от школ и партий. Он не был обязан миру ничем и вместе с тем учил этот мир. Он пришел с небес и говорил от полноты Своего личного общения с великим Яхве. Он не был ни ученым, ни актером, ни оратором; и все же Он был мудрее всех мудрецов, говорил так, как не мог говорить никто из людей, и произвел на Свою эпоху и на все последующие века такое воздействие, какого не производил и не мог произвести ни один человек. Вот причина естественного удивления Его соотечественников, выразившегося в вопросе: «Откуда у Него это?» «Как Он знает Писания, не учившись?»
[104]Он начал Свое общественное служение на тридцатом году жизни, а перед тем был крещен Иоанном и во время этого крещения торжественно провозглашен Мессией. Затем Он выдержал соответствующее испытание в пустыне, подобное искушению Адама в раю. Его служение длилось всего три года, но в этих трех годах сосредоточен глубочайший смысл истории религии. Ни одна великая жизнь не проходила так быстро, так тихо и скромно, не была столь далека от шума и суеты мира; и ни одна великая жизнь по своем завершении не вызывала такого всеобщего и неубывающего интереса. Он знал об этом контрасте: Он предсказывал, что Его ждет глубочайшее унижение — вплоть до смерти на кресте и что впоследствии этот крест будет неодолимо притягивать к себе человеческие души — убедиться в этом можно в любой день и в любом месте, где известно Его имя. Он, Который мог сказать: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе»,
[105] — знал о течении истории и человеческом сердце больше, чем все мудрецы и законодатели до или после Него.
Он избрал двенадцать апостолов для евреев и семьдесят учеников для язычников не из числа ученых и вождей, но из числа неграмотных галилейских рыбаков. У Него не было дома, не было материальной собственности, не было друзей среди могущественных и богатых. Его кошелек время от времени пополняли несколько благочестивых женщин, а находился этот кошелек в руках вора и предателя. Христос проводил время с мытарями и грешниками, чтобы обратить их к лучшей и более возвышенной жизни, и начал Свою деятельность среди низших классов, презираемых и пренебрегаемых надменными священниками того времени. Он никогда не искал благосклонности сильных мира сего, но навлекал на Себя их ненависть и гонения. Он никогда не льстил предрассудкам Своего времени, но обличал грех и порок в людях всякого звания, обращаясь с самыми суровыми словами к слепым вождям слепых, самодовольным лицемерам, занявшим Моисеево седалище. Он никогда не поощрял плотские мессианские надежды людей; напротив, когда они хотели сделать Его царем, Он отказался и объявил перед представителем Римской империи, что Его Царство не от мира сего. Он предсказал ученикам Свою мученическую смерть и обещал им в этой жизни лишь такое же крещение кровью. Он странствовал по Палестине, зачастую утомляясь в дороге, но никогда не уставая от служения любви, принося добро душам и телам людей, произнося слова духа и жизни и совершая чудеса силы и милосердия.
Он проповедовал чистейшее учение как непосредственное откровение Своего Небесного Отца, руководствуясь своим собственным опытом и интуицией, с силой и властью, которые требовали безусловного доверия и послушания. Он поднялся над предрассудками партий и сект, над суевериями Своего времени и народа. Он обращался к ничем не защищенному сердцу человека и прикасался к самым чувствительным участкам совести. Он возвестил пришествие духовного Царства, которому предстоит вырасти из маленького семечка в могучее дерево, — Царства, которое, словно действующая изнутри закваска, постепенно распространится по всем народам и странам. Он твердо придерживался этого грандиозного замысла, который не мог родиться в голове обычного человека, и Он оставался верен ему даже в минуты самого страшного унижения, когда стоял перед судом иудейского первосвященника и римским прокуратором и когда Его, словно злодея, распинали на кресте. Об истинности этого замысла свидетельствует каждая страница истории церкви и каждая миссия, существующая на земле.
Чудеса или знамения, которыми сопровождалась Его проповедь, сверхъестественны, но вовсе не противоестественны: в них проявлялась Его власть над человеком и природой — не нарушение закона, а проявление высшего закона, превосходство разума над материей, превосходство духа над разумом, превосходство божественной благодати над человеческой природой. Все они имеют высочайшее нравственное и глубоко символическое значение, обусловлены исключительно благой волей и направлены на благо людей, в отличие от лукавого мошенничества и бесполезных, бессмысленных чудес, о которых говорится в апокрифической литературе. В Его чудесах не было никакого хвастовства, они совершались с такой свободой и легкостью, что их называют попросту Его «делами». Они были осязаемым подтверждением того, чему Он учил, и естественным отражением Его неповторимой личности. Отсутствие чудесных дел в жизни столь удивительного Человека было бы величайшим из чудес.
Его учения и чудеса подкреплялись чистотой и святостью Его личной и общественной жизни. Он мог бросить Своим злейшим врагам вызов: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» — хорошо зная, что Его невозможно упрекнуть ни в малейшем грехе.
Венцом Его деятельной праведности стало пассивное послушание на кресте, когда Он с готовностью покорился святой воле Бога. Он был ненавидим и гоним иудейскими священниками, предан в их руки Иудой, обвинен лжесвидетелями, осужден синедрионом, отвергнут народом, оставлен Петром, но представитель римского закона и права провозгласил Его праведным, плачущая Мать и верные ученики были рядом с Ним. Словом и молчанием Он проявил в этот мрачный час кротость агнца и достоинство Бога. С молитвой за Своих убийц Он вверил душу Небесному Отцу и умер со словами: «Совершилось!». Он умер прежде, чем достиг зенита человеческой жизни. Спаситель мира умер молодым! Он умер постыдной смертью на кресте, праведный за неправедных, невинный за виновных, добровольно принеся Себя в жертву бесконечной любви, чтобы примирить мир с Богом. Он победил грех и смерть на их территории и тем самым искупил и освятил всех, кто готов принять Его дар и последовать Его примеру. Он учредил вечерю Господню, чтобы увековечить память о Своей смерти, а также об очистительной и искупительной силе Своей крови.
На третий день Он воскрес из мертвых, Победитель смерти и ада, Князь жизни и воскресения. Он неоднократно являлся Своим ученикам; Он поручил им проповедовать Благую Весть воскресения всякой твари; Он занял Свой небесный престол и через сошествие Святого Духа основал Церковь, которую с тех пор всегда защищал, питал и утешал, которую обещал не оставлять и в преддверии времени, когда вернется в славе, чтобы судить живых и мертвых.
Таков лишь скудный конспект истории, которая рассказана евангелистами с детской простотой, но которая по длительности и силе воздействия превзошла самое изысканное мастерство писателя–историка. Евангелисты скромно воздержались от привнесения собственных впечатлений в летопись слов и дел Господа, Чью славу, «славу, как Единородного от Отца, полного благодати и истины», они видели.
Кто не испытает трепета, принимаясь за описание нравственного образа Иисуса? И кто, предприняв такую попытку, не будет разочарован результатом? Кто сможет уместить в ведре целый океан? Кто (спросим мы вместе с Лаватером) «может отобразить в рисунке углем славу восходящего солнца»? Никакой идеал художника в этом случае не сравнится с реальностью, даже если его идеалы превосходят любую другую реальность. Чем более хорош и свят человек, тем острее он чувствует, насколько он нуждается в прощении, насколько он не соответствует даже своим собственным несовершенным представлениям о добродетели. Но Иисус, имевший такую же природу, как наша, и подвергавшийся таким же искушениям, как и мы, ни разу не поддался искушению; у Него никогда не было повода сожалеть о каких–либо Своих мыслях, словах или поступках; Он никогда не нуждался в прощении, обращении или исправлении; Он никогда не терял гармоничной связи со Своим Небесным Отцом. Вся Его жизнь была одним непрерывным проявлением причастности к славе Бога и посвященности вечному благоденствию Его собратьев по человеческой природе. Самый полный список Его добродетелей и достоинств даст нам лишь формальное представление о Нем. Безупречная чистота и безгрешность Иисуса, о которой свидетельствовали и друзья, и враги, совершенная гармония и уравновешенность всех Его прекрасных качеств, достоинства и смирения, силы и нежности, величия и простоты, самообладания и покорности, активной и пассивной добродетели — одним словом, Его абсолютное совершенство выводит образ Иисуса далеко за пределы досягаемости всех остальных людей и делает исключением из всеобщего правила, нравственным чудом истории. Бесполезно сравнивать Его со святыми и мудрецами древности или современности. Даже безбожник Руссо был вынужден воскликнуть: «Если Сократ жил и умер как мудрец, то Иисус жил и умер как Бог». Здесь кроется нечто большее, нежели звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас, который наполнял душу Канта непрерывно возраставшим благоговением и трепетом. Здесь Святое–святых человечества, врата в самые небеса.
Зайдя столь далеко в признании человеческого совершенства Христа — а как может историк поступить иначе? — мы не можем не согласиться с правотой Его поразительных слов о Себе, ведь если Его претензии несправедливы, значит для восхищения и почитания, которые выражают Ему люди во всем мире, нет никаких причин. Историк не может воссоздать жизнь Христа, не признав ее сверхъестественной и чудесной природы.
Божество Христа и все Его служение как Искупителя являются догматом веры, а потому стоят выше логических или математических доказательств. Воплощение, или соединение в одном лице бесконечного Божества и конечной человеческой природы, — поистине тайна из тайн. «Что может быть славнее Бога? Что может быть отвратительнее плоти? Что может быть чудеснее Бога во плоти?»
[106] Если оставить в стороне всякое догматизирование, которое находится вне компетенции историка, Божество Христа способно говорить само за себя и производит неизгладимое впечатление на деятельный ум исследователя–историка, отрицание же Божества Христа превращает Его личность в необъяснимую загадку.
Божество Христа неотделимо от Его собственного явного свидетельства о Себе, поскольку присутствует в каждом Евангелии — между синоптиками и апостолом Иоанном в этом отношении есть лишь небольшая количественная разница. Только задумайтесь над этим! Он называет Себя давно обещанным Мессией, исполнившим закон и пророков, Основателем и Законодателем нового и вселенского Царства, Светом миру, Учителем всех времен и народов, авторитет Которого не подлежит обсуждению. Он утверждает, что пришел в этот мир с целью спасти мир от греха — ни один простой человек не может это сделать. Он претендует на власть прощать грехи на земле; Он часто пользовался этой властью, и именно за грехи человечества, как Он и предсказывал, пролил Свою кровь. Он призывает всех людей следовать за Ним и обещает мир и жизнь вечную всякому, кто верит в Него. Он утверждает, что существовал прежде Авраама и прежде сотворения мира, претендует на божественные имена, божественные качества и на поклонение людей. С креста Он распоряжается местами в раю. Посылая учеников крестить все народы, Он ставит Себя в один ряд с вечным Отцом и божественным Духом и обещает быть с учениками до скончания века и вновь прийти в славе в качестве Судьи человечества. Он, самый смиренный и кроткий из людей, высказывает эти претензии самым простым и естественным образом; Он никогда не колеблется, никогда не извиняется, никогда не оправдывается; Его слова о Себе звучат как истины, не требующие доказательств. Мы перечитываем их вновь и вновь и не чувствуем никакой неуместности, мысль о надменности и самонадеянности даже не приходит нам в голову.
Но если это свидетельство не истинно, оно может быть только откровенным богохульством или безумием. Первое предположение несовместимо с нравственной чистотой и достоинством Иисуса, которые присутствуют во всех Его словах и делах и единодушно признаны во всем мире. Возможность самообмана в столь важном вопросе тоже исключена, тем более что речь идет о разуме, исключительно ясном и здравом во всех отношениях. Как может быть фанатиком или безумцем Тот, Кто никогда не утрачивал равновесия ума, Кто спокойно шествовал выше всех неприятностей и гонений, словно солнце над облаками, Кто всегда давал мудрые ответы на коварные вопросы, Кто спокойно и осознанно предсказал Свою крестную смерть, Свое воскресение на третий день, сошествие Святого Духа, основание Церкви, разрушение Иерусалима? — и все эти предсказания в точности исполнились. Столь самобытный, столь целостный, столь последовательный во всем, столь совершенный, столь человечный, но при этом настолько превосходящий всякое человеческое величие образ невозможно ни сфальсифицировать, ни выдумать. Как кто–то хорошо сказал, поэт в таком случае превзойдет своего героя. Нужно быть больше чем Иисусом, чтобы выдумать Иисуса.
В таком случае нам не остается ничего другого, кроме как признать Божественность Христа; сам рассудок должен замолчать, в благоговении склоняясь перед словами: «Я и Отец — одно», — и вместе с Фомой ответить: «Господь мой и Бог мой!».
Такой вывод подтверждается последствиями явления Христа, намного превосходящими любые чисто человеческие способности и возможности. История христианства с ее бессчетными примерами жизни любви и истины, более возвышенной и чистой, нежели все известное за пределами христианского влияния, — это непрерывный комментарий к жизни Христа, и каждая ее страница свидетельствует о богодухновенности Его святого примера. Каждый день Господень Его сила вновь и вновь, не иссякая, присутствует в десятках тысяч церквей, в царских дворцах и нищих лачугах, в университетах и колледжах, в каждой школе, где читается Нагорная проповедь, в тюрьмах, в богадельнях, в сиротских приютах, равно как и в счастливых домах. Она явлена и в ученых трудах, и в простых брошюрах. Наша история имеет какую–то ценность лишь потому, что она вновь свидетельствует: Христос — свет и жизнь падшего мира.
Нет никаких признаков того, что Его сила убывает. Его Царство сегодня занимает большую территорию, чем когда–либо в прошлом, и имеет все предпосылки к тому, чтобы в конце концов восторжествовать на всей земле. Говорят, на острове Св. Елены Наполеона поразила мысль о том, что миллионы людей готовы отдать свою жизнь за распятого Назарянина, Который создал духовную империю любовью, но никто не умрет за Александра, или за Цезаря, или за него самого — за тех, кто строил преходящие империи силой. В этом противопоставлении Наполеон увидел убедительный довод в пользу Божественности Христа и сказал: «Я знаю людей, и я говорю вам, что Христос не был человеком. Все в Христе изумляет меня. Его Дух переполняет меня и приводит в смятение. Его нельзя сравнивать ни с каким другим существом. Он — Один–Единственный».
[107] Другой гений, Гёте, личность совершенно иного плана, которого, однако, столь же трудно заподозрить в симпатиях к религии, в последние годы своей жизни оглянулся на бескрайние просторы истории и был вынужден признать, что «если Бог когда–нибудь появлялся на земле, это произошло в лице Христа» и что «человеческому разуму, как бы далеко он ни продвинулся во всех прочих областях, никогда не превзойти высоты и нравственной культуры христианства, которые сияют и светят нам в Евангелии».
Попытки рационалистически и мифологически объяснить жизнь Христа с чисто человеческих и естественных позиций, а также низвести ее чудесные элементы до уровня обычных событий или невинных выдумок разбивались о камень личности и свидетельства Христа. Самые способные из безбожников, составлявших жизнеописания Иисуса, ныне испытывают глубочайшее уважение к Его, личности и превозносят Его как величайшего мудреца и святого, когда либо жившего на земле. Но, отвергая свидетельство Христа о Его божественном происхождении и предназначении, они делают Его лжецом. Отвергая же чудо Его воскресения, они превращают великий факт существования христианства в реку без истоков, в дом без фундамента, в следствие без причины. Отрицая реальность чудес, они надеются, что мы поверим в еще большие чудеса психологии; сверхъестественное историческое чудо они подменяют противоестественным и невероятно абсурдным образом вундеркинда, который сами же и придумали. Более того, они при этом не могут прийти к согласию и опровергают друг друга. История заблуждений XIX века — это история самоуничтожения. Едва успевала созреть одна гипотеза, как ее место занимала другая, чтобы, в свою очередь, разделить ту же судьбу; древняя же истина и вера христианства остается непоколебимой и продолжает свой мирный завоевательный поход против греха и заблуждения.
Поистине, Иисус Христос, Христос евангелий, Христос исторический, распятый и воскресший, Христос — Бог и человек — это самый реальный, самый достоверный, самый благословенный из всех фактов. И этот факт представляет собой вездесущую и растущую силу, которая наполняет Церковь и завоевывает мир и которая является лучшим доказательством своей реальности, подобно солнцу, сияющему в небесах. Этот факт — единственное решение ужасной тайны греха и смерти, единственное вдохновение для святой жизни, исполненной любви к Богу и людям, единственный путь к счастью и миру. Учения, созданные человеческой мудростью, будут приходить и уходить, царства и империи будут возникать и разрушаться, но Христос на все времена останется «путем, истиной и жизнью».
§ 16. Хронология жизни Христа
См. список литературы в § 14, в особенности работы Брауна, Визелера, Цумпта, Эндрюса и Кейма.
Далее мы кратко обсудим хронологию — год и день рождения Христа, продолжительность Его жизни, общественного служения и время смерти.
I. Год Рождества Христова
Эту дату необходимо установить путем изучения истории и хронологии, потому что однозначных и согласующихся друг с другом преданий по этому поводу нет. Понятие нашей христианской эры, введенное римским аббатом Дионисием Малым в VI веке и ставшее общеупотребительным двумя веками позже, в правление Карла Великого, считает датой Рождества 25 декабря 754 г. Anno Urbis, то есть от основания города Рима.
[108] Почти все специалисты по хронологии считают, что Дионисий ошибся, по меньшей мере, на четыре года. Христос родился в 750 A. U. (или в 4 г. до P. X.), если не раньше.
Если присутствующие в евангелиях хронологические указания сопоставить со сведениями Иосифа Флавия и других писателей того времени, а также с астрономическими вычислениями, этот вывод очевиден.
Смерть Ирода
1) Как сказано в Мф. 2:1 (ср. Лк. 1:5,26), Христос родился «во дни царя Ирода» Первого или Великого, который, по словам Иосифа Флавия, умер в Иерихоне в 750 A. U., перед самой пасхой, после тридцати семи лет царствования.
[109] Эту дату подтверждают астрономические вычисления, показывающие, что 13 марта 750 A.U., за несколько дней до смерти Ирода, произошло лунное затмение.
[110] Если оставить два месяца или даже больше на события, отделявшие рождение Христа от избиения Иродом младенцев, дату Рождества следует отодвинуть на февраль или январь 750 A. U. (или 4. г. до Р.Х.), если не на более ранний срок.
На том основании, что истреблены были вифлеемские мальчики «от двух лет и ниже»,
[111] некоторые делают вывод, что Христос родился за два года до смерти Ирода; но Ирод отсчитывал время с того момента, как волхвы впервые увидели звезду (Мф. 2:7), и хотел наверняка добиться своей цели. Нет никаких серьезных причин сомневаться в факте избиения младенцев, а также в неразрывно связанном с этим фактом бегстве святого семейства в Египет. Ибо, хотя Иосиф и умалчивает об этом ужасном деянии, оно вполне соответствует общеизвестной жестокости Ирода, из ревности убившего Гиркана, деда своей любимой жены Мариамны; потом — саму Мариамну, к которой был горячо привязан; ее двух сыновей, Александра и Аристовула, а всего за несколько дней до собственной смерти — их старшего брата Антипатра. Тот же Ирод в последние минуты собрал вокруг себя вельмож и приказал умертвить их после своей смерти, чтобы все оплакивали его кончину. Для такого монстра перебить одну–две дюжины младенцев в маленьком городке
[112] было пустяком, на который иудейские историки, возможно, просто не обратили внимания — или же намеренно пренебрегли этим фактом, поскольку он имел отношение к Мессии. Однако искаженное упоминание об этом событии сохранилось в истории, которую рассказывает Макробий (римский грамматист и, вероятно, язычник, 410 г. по P. X.): Август, услышав о том, что Ирод приказал убить «мальчиков младше двух лет» и своего собственного сына, заметил, «что лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном».
[113] Жестокое преследование Ирода и бегство в Египет были важным символом испытаний, с которыми пришлось столкнуться ранней церкви, и источником утешения во все времена гонений.
Звезда волхвов
2) Еще одно подтвержденное астрономией хронологическое указание находится в Евангелии от Матфея 2:1–4,9, это звезда волхвов, которая появилась перед смертью Ирода и которая, естественно, должна была привлечь внимание астрологов Востока своей связью с ожидаемым пришествием великого Царя евреев. Такое поверье естественным образом родилось из пророчества Валаама о «звезде, восходящей от Иакова» (Чис. 24:17), а также из мессианских пророчеств Исайи и Даниила — и со времени рассеяния евреев господствовало повсюду на Востоке.
[114]В прежние времена эту звезду считали либо пролетавшим метеоритом, либо чисто сверхъестественным феноменом, который невозможно объяснить путем астрономических вычислений и который, вероятно, могли видеть только волхвы. Но Провидение обычно действует при помощи естественных средств, и, благодаря одному замечательному астрономическому открытию, есть все основания полагать, что в тот раз Бог поступил так же. Великий и благочестивый Кеплер наблюдал в 1603 — 1604 г. соединение Юпитера и Сатурна, которое стало еще более редким и блистательным, когда в марте 1604 г. к ним добавился Марс. Осенью того же года (10 октября) Кеплер наблюдал рядом с Сатурном, Юпитером и Марсом новую, необычайно яркую неподвижную звезду, которая появилась «в триумфальном великолепии, словно какой–нибудь всевластный монарх, посетивший крупный город в своих владениях». Она сверкала и сияла «подобно наипрекраснейшему и наиславнейшему факелу, полыхающему на сильном ветру», и показалась Кеплеру «чрезвычайно чудесным делом Божьим».
[115] Своим гениальным умом Кеплер понял, что этот феномен может привести к определению года рождения Христа. Путем точных вычислений ученый установил, что подобное соединение Юпитера и Сатурна с последующим присоединением Марса и, возможно, какой–то необычной звезды повторялось в 747 и 748 A. U. в созвездии Рыб.
Следует отметить, что иудейские астрологи придают особое значение соединению Юпитера и Сатурна в знаке Рыб и связывают его с пришествием Мессии.
[116]Об открытии Кеплера почти не вспоминали до XIX века, когда его независимо друг от друга подтвердили несколько известных астрономов: Шуберт из Петербурга, Иделер и Энке из Берлина и Притчард из Лондона. Притчард объявил его «столь же несомненным, как и любой другой небесный феномен древности». Это открытие, безусловно, проливает свет на причину паломничества волхвов в Иерусалим и Вифлеем. «Таким образом, звезда астрологии стала светочем хронологии» (как говорит Иделер) и доводом в пользу истинности первого Евангелия.
[117]Можно возразить, что Матфей говорит об одной–единственной звезде (αστήρ, см. ст. 9), а не о созвездии (αστρον). Поэтому д–р Визелер дополняет расчеты Кеплера и Иделера, ссылаясь на комету, которая, как следует из китайских астрономических таблиц (Пингрэ и Гумбольдт признают их исторически достоверными), была видна с февраля по апрель 750 A.U. Но это предположение довольно натянуто и едва ли необходимо; ибо эта необычная звезда, описанная Кеплером, или Юпитер во всем своем сиянии, согласно описанию Притчарда, в таком запоминающемся соединении достаточно точно соответствует приведенному Матфеем рассказу об одинокой звезде, который ни в коем случае нельзя понимать буквально, ибо Писание говорит о небесных телах не научным, а образным и общедоступным языком. Бог снизошел до астрологических поверий волхвов и, возможно, дал им также внутреннее откровение как до, так и после появления звезды (см. Мф. 2:12).
Согласившись с этими расчетами астрономов, мы сузим область поисков даты Рождества до двух лет, а именно, с 748 A.U. (Кеплер) по 750 A. U. (Визелер). Такой большой временной интервал объясняется тем, что мы не знаем точно, когда именно волхвы отправились в путь и как долго они шли.
Поскольку этими астрономическими аргументами зачастую пользуются очень легкомысленно и неправильно и поскольку сочинения Кеплера и Иделера найти непросто, по крайней мере, в Америке (я нашел их в Библиотеке Астора), я позволю себе более подробно рассмотреть этот вопрос. Иоганн Кеплер написал три исследования о дате рождения Христа — два на латыни (1606 и 1614) и одно на немецком языке — в которых он с замечательной эрудицией рассматривает различные тексты и факты, относящиеся к данному вопросу. Эти труды вошли в состав его Opera Omnia (Frcf. et Erlang. 1858 — 1870, 8 vols.), изданных д–ром Ч. Фришем, vol. IV, pp. 175 sqq.; 201 sqq.; 279 sqq. Астрономические наблюдения Кеплера за упомянутым созвездием, которые навели его на мысль о таких исследованиях, полностью описаны в его трактатах De Stella Nova in Pede Serpentarii {Opera, vol. II. 575 sqq.) и Phenomenon singulare seu Mercurius in Sole (там же, II. 801 sqq.). Проф. Иделер, который сам прекрасно разбирался в астрономии и хронологии, в своем «Справочнике по хронологии математики и техники» (Handbuch der mathemat. und technischen Chronologie, Berlin, 1826, vol. II. 400 sqq.) на основе наблюдений Кеплера и своих собственных делает четкие выводы:
«Обычно предполагают, что звезда волхвов была если не плодом воображения, то неким метеоритом, появившимся случайно или ad hoc. Мы не станем примыкать ни к неверующим, ни к неумеренно верующим (weder zu den Unglaubigen noch zu den Ueberglaubigen) и вместе с Кеплером будем считать этот звездный феномен реальным и вполне поддающимся математической проверке, а именно, соединением планет Юпитера и Сатурна. То, что Матфей говорит лишь об одной звезде (αστήρ), а не о созвездии (άστρον), не должно нас беспокоить, поскольку эти два слова не так уж редко путают. Вышеупомянутый великий астроном, который был хорошо знаком как с современной ему астрологией, так и с астрологией прошлого и время от времени прибегал к помощи этой науки, чтобы привлечь к ней внимание и интерес простых людей, впервые задумался над вопросом о дате Рождества, наблюдая соединение двух вышеназванных планет в конце 1603 г. Это было 17 декабря. Следующей весной к двум планетам присоединился Марс, а осенью 1604 г. — еще одна звезда, одно из тех звездоподобных небесных тел (einer jener fixstern–artigen Korper), которые достигают определенного уровня яркости, а затем постепенно исчезают без следа. Эта звезда находилась близ восточной ноги Змееносца (Schlangentrader) и в последний раз появилась как необычно яркая звезда первой величины. Затем она с каждым месяцем постепенно утрачивала яркость и в конце 1605 г. исчезла из виду — не помогали даже хорошие оптические приборы. Кеплер посвятил этому событию отдельную книгу, Stella nova in pede Serpentarii (Prague, 1606), в которой впервые высказал предположение, что звезда волхвов представляла собой соединение Сатурна, Юпитера и какой–то еще необычной звезды, о природе которой он не говорит подробно». Затем Иделер сообщает (с. 404), что Кеплер, пользуясь несовершенными таблицами, обнаружил, что такое же соединение Юпитера и Сатурна произошло в августе и декабре 747 A. U. в созвездии Рыб; на следующий год в феврале и марте к этим планетам добавились Марс и, возможно, еще одна необычная звезда, до крайности взволновавшая волхвов. Вероятно, сначала они увидели звезду, а уже потом созвездие.
В 1821 г. д–р Мюнтер, епископ Зееландский, вновь привлек внимание к этому замечательному открытию, а также к раввинистическому толкованию Абарбанелем Книги Даниила, из которого следует, что иудейские астрологи ждали соединения Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб как предвещающего пришествие Мессии, и попросил астрономов заново изучить этот вопрос. С тех пор расчеты Кеплера подтвердили Шуберт из Петербурга (1823), Иделер и Энке из Берлина (1826 и 1830) и совсем недавно Притчард из Лондона.
Иделер описывает результаты своих расчетов (том II, с. 405) таким образом: «Я проделал вычисления со всей тщательностью… Результаты довольно примечательны. Сначала обе планеты образовали соединение 20 мая 747 A.U. в 20–м градусе Рыб. Тогда их можно было видеть на небе перед рассветом, и они отстояли друг от друга всего на один градус. Юпитер миновал Сатурн и двинулся дальше к северу. В середине сентября обе эти планеты оказались в противостоянии с Солнцем на юге. Разница в долготе составляла полтора градуса. Теперь обе планеты двигались в обратную сторону и вновь сблизились друг с другом. 27 октября образовалось новое соединение в 16–м градусе Рыб, а 12 ноября, когда Юпитер вновь двигался на восток, оно повторилось в третий раз — в 15–м градусе того же знака. В последних двух случаях разница в долготе опять составила один градус, так что для слабого глаза эти две планеты могли выглядеть как одна звезда. Если иудейские астрологи связывали большие ожидания с соединением двух верхних планет в созвездии Рыб, они, вероятно, расценили это событие как очень важное».
На с. 424–431 своего более краткого «Учебника по хронологии» (Lehrbuch der Chronologie), однотомное издание которого увидело свет в 1831 г. в Берлине, Иделер, по сути, излагает ту же идею в несколько сокращенном виде, только слегка корректирует цифры с учетом новых расчетов. Эти расчеты были проделаны на основе еще более точных таблиц, составленных выдающимся астрономом Энке, который датирует первое соединение Юпитера и Сатурна 29 мая 747 A.U., второе — 30 сентября, третье — 5 декабря. См. таблицу Энке полностью в его учебнике на с. 429.
Мы дополним слова Иделера отрывком из статьи о звезде волхвов, написанной преп. Чарльзом Притчардом, почетным секретарем Королевского астрономического общества. Притчард заново рассчитал движение этих небесных тел в период с мая по декабрь 747 A.U. и опубликовал результаты своих вычислений в XXV томе «Мемуаров Королевского астрономического общества», а также в «Библейском словаре» Смита (р. 3108, Am. ed.), где писал: «В то время [конец сентября 7 г. до P. X.] Юпитер, вне всякого сомнения, являл собою величественное зрелище для астронома — тем более в столь чистой атмосфере. Он открылся во всем своем великолепии, поскольку был ближе всего к Солнцу и Земле. Неподалеку от Юпитера можно было увидеть более тусклый и гораздо менее заметный Сатурн. Это славное зрелище оставалось практически неизменным на протяжении нескольких дней, затем планеты вновь медленно разошлись, остановились, после чего Юпитер, возобновив прямое движение, в третий раз приблизился к соединению с Сатурном именно в тот момент, когда волхвы, как можно предположить, входили в Святой город. А примерно через два часа из Иерусалима, как последний штрих сказочного очарования, можно было наблюдать эти две планеты, словно бы прикрепленные за ниточку к меридиану и висевшие в небе над Вифлеемом. Такое описание этих небесных явлений не подлежит сомнению, и они, на первый взгляд, полностью удовлетворяют требованиям, предъявляемым к звезде волхвов». И если Притчард все же отрицает тождественность этого сочетания планет одной–единственной звезде Матфея, то лишь потому, что чересчур буквально понимает выражение апостола, написавшего, что звезда προήγεν αυτούς и έστάθη επάνω, — однако в любом случае данный факт подчеркивает чудесную природу случившегося.
Пятнадцатый год правления Тиберия
3) Лука (Лк. 3:1,23) сообщает нам важные и несомненно точные сведения о правителях, находившихся у власти в тот момент, когда Иоанн Креститель и Христос приступили к своему общественному служению, — по обычаю левитов, это происходило в возрасте тридцати лет.
[118] Иоанн Креститель начал свое служение «в пятнадцатый год правления Тиверия»,
[119] а Иисус, Который был всего на шесть месяцев младше Иоанна (см. Лк. 1:5,26), принял крещение и начал проповедовать в возрасте «лет тридцати».
[120]Тиберий воцарился как соправитель Августа, «collega imperii», в 764 A. U. (во всяком случае, не позднее начала 765 A.U.), а как независимый правитель — 19 августа 767 A.U. (14 г. по Р.Х.); следовательно, пятнадцатый год его правления приходится либо на 779 A.U., если считать от начала совместного правления (как, вероятно, и поступил Лука, который вместо μοναρχία или βασιλεία использовал более общий термин ηγεμονία),
[121] либо на 782 A.U., если считать от начала независимого правления (как обычно делали римляне).
[122]Отсчитав тридцать лет назад от 779 или 782 A.U., мы можем определить, что Иоанн Креститель, который был старше Христа примерно на шесть месяцев, родился в 749 или 752 A. U. Без сомнения, предпочтение следует отдать первой дате — она согласуется со словами самого Луки о том, что Христос родился при жизни Ирода (Лк. 1:5,26).
[123]Дионисий, возможно (поскольку у нас нет в этом уверенности), вел счет от начала единоличного правления Тиберия; но такое допущение не приведет нас к 754 г., а всего лишь уличит Луку в том, что он противоречит Матфею и самому себе.
[124]Другие даты в Л к. 3:1 в целом согласуются с этим результатом, но они менее точны. Понтий Пилат был прокуратором Иудеи десять лет, с 26 по 36 г. по P. X. Ирод Антипа был низложен Калигулой в 39 г. по P. X. Филипп, его брат, умер в 34 г. по P. X. Следовательно, Христос умер до 34 г. по P. X. в возрасте тридцати трех лет, считая три года публичного служения.
Перепись Квириния
4) Перепись Квириния упоминается в Лк. 2:2.
[125] Лука дает нам еще одну хронологическую точку отсчета, когда мимоходом замечает, что Христос родился приблизительно во время той переписи, которую распорядился провести цезарь Август и которая была «первой в правление Квириния [Кирения] Сириею».
[126] Лука упоминает об этом обстоятельстве как о причине путешествия Марии и Иосифа в Вифлеем. Участие Марии нетрудно объяснить, потому что в Римской империи все женщины старше двенадцати лет (в том числе и рабыни), равно как и мужчины старше четырнадцати лет, облагались подушным налогом до достижения шестидесятипятилетнего возраста,
[127] не говоря уже о том, что Мария, естественно, нуждалась в защите Иосифа. Рождение Царя Израилева совпало с моментом глубочайшего унижения Израиля и присоединением последнего к великой исторической империи Рима, и в этом есть некий смысл.
Однако вышеупомянутое утверждение Луки явно противоречит тому факту, что правление и перепись Квириния начались в 6 г. по Р.Х., то есть через десять лет
после рождения Христа.
[128] Отсюда и множество надуманных объяснений.
[129] Но теперь это затруднение если и не совсем устранено, то, по крайней мере, серьезно уменьшено благодаря независимым от богословия археологическим и филологическим исследованиям. Бергман, Моммсен и, особенно, Цумпт едва ли не наглядно доказали, что Квириний был наместником в Сирии
дважды: первый раз с 750 по 753 A.U., или с 4 по 1 г. до по Р.Х. (там, где в нашем списке наместников в Сирии есть пробел), и вновь в 760 — 765 A. U. (6 — 11 г. по P. X.). Этот факт основывается на отрывке из Тацита
[130] и подтверждается древней надписью на памятнике, обнаруженном между Villa Hadriani и Via Tiburtina.
[131] Таким образом, Лука имел все основания назвать перепись, проведенную во время рождения Христа, «первой» (πρώτη) в правление Квириния, чтобы отличить ее от второй и более известной переписи, о которой сам же упоминает в своем втором сочинении об истоках христианства (Деян. 5:37). Возможно, именно опыт Квириния как организатора первой переписи послужил причиной того, что его вновь направили в Сирию с той же целью.
Однако есть еще три затруднения, разрешить которые непросто: а) Квириний мог стать наместником в Сирии не раньше осени 750 A. U. (4 г. до P. X.), то есть через несколько месяцев
после смерти Ирода (который скончался в марте 750 A. U.), а следовательно, и
после рождения Христа. Из надписей на монетах нам известно, что с 748 по 750 A.U. (6 — 4 г. до Р.Х.) наместником был Квинтилий Вар, который оставил этот пост
после смерти Ирода.
[132] б) Перепись во время первого правления Квириния не упоминается нигде, кроме как у Луки, в) Сирийский наместник не имел полномочий проводить перепись в Иудее при жизни Ирода — до того, как она стала римской провинцией (то есть до 759 A.U.).
В ответ на эти возражения мы можем заметить следующее: а) Лука сообщал не точные, а лишь приблизительные хронологические данные и вполне мог связать перепись с хорошо известным именем Квириния, поскольку именно он закончил перепись, начатую предыдущим правителем, б) В период с 726 по 767 A. U. Август отдал распоряжение о нескольких
census populi, отчасти в интересах налогообложения, отчасти для решения военных и статистических задач.
[133] Будучи грамотным государственным деятелем и финансистом, он сам подготовил
rationarium, или
brevianum totius imperii, то есть перечень всех ресурсов империи, который после его смерти был зачитан в Сенате.
[134] в) Царь Ирод был всего лишь данником
(rex socius) императора и без его соизволения ни в чем не мог проявлять свою суверенную власть. Иудея была обложена налогами со времен Помпея, и с восшествием Ирода на престол ситуация, похоже, не изменилась. Более того, к концу своей жизни Ирод лишился благосклонности Августа, который в гневе написал ему, что, «если он обходился с ним раньше как с другом, он будет видеть в нем теперь лишь своего подданного».
[135]Действительно, доказать, что Август издал повеление провести перепись по всему миру, в том числе и во всех провинциях («сделать перепись по всей земле», то есть по всей Римской империи, Лк. 2:1), на основании прямого свидетельства Иосифа Флавия или римских историков нельзя, но вероятность, что это повеление существовало, не исключена — без него Август не смог бы подготовить свой
breviarium totius imperii.[136] Чтобы выполнить это повеление, неизбежно потребовалось бы несколько лет, а способ его осуществления в разных провинциях должен был меняться в соответствии с национальными традициями. Цумпт полагает, что Сентий Сатурнин,
[137] который был назначен наместником в Сирии в 746 A. U. (9 г. до Р.Х.) и оставался на этом посту до 749 A.U. (6 г. до Р.Х.), начал перепись в Иудее, предполагая заменить денежный подушный налог прежней традиционной податью в виде части произведенной продукции; что его преемник Квинтилий Вар (6 — 4 г. по Р.Х.) продолжил эту политику и что Квириний (4 г. по Р.Х.) завершил перепись. Это могло бы объяснить уверенное утверждение Тертуллиана, должно быть, позаимствованное из какого–то надежного источника, что в правление Августа Сентий Сатурнин проводил в Иудее перепись.
[138] Еще одно, но менее вероятное предположение состоит в том, что Квириния еще при его предшественнике послали на Восток в качестве специального уполномоченного для наблюдения за ходом переписи. В любом случае, Лука был вправе назвать эту перепись «первой» в правление Квириния, поскольку именно Квириний завершил перепись с целью взимания подушной подати, или запись — в соответствии с иудейской традицией семейных записей, а впоследствии сам осуществил вторую перепись с целью взимания налога на имущество — по римскому обычаю.
Проблема еще не вполне решена; но, установив, что Квириний занимал видное положение в римской администрации на Востоке приблизительно во время рождества Иисуса, мы значительно приблизились к решению, и это позволяет надеяться, что в будущем у нас появится еще лучшее решение.
[139]
Сорок шесть лет строительства Иродова храма
5) Апостол Иоанн в Ин. 2:20 дает нам еще одну дату — он цитирует слова иудеев, сказанные в первый год служения Христа: «Сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? — ».
От Иосифа Флавия мы узнаем, что Ирод начал перестраивать Иерусалимский храм на девятнадцатом году своего правления, то есть в 732 A. U., если считать с момента, когда его возвели на трон римляне, или в 735 A. U., если считать со дня смерти Антигона и завоевания Иерусалима (717 A.U.).
[140] Верна последняя точка зрения, иначе Иосиф сам бы себе противоречил, поскольку в другом тексте он датирует начало строительства пятнадцатым годом правления Ирода.
[141] Прибавив к 735 A. U. пятнадцать лет, мы увидим, что первым годом служения Христа был 781 A. U. (27 г. по Р.Х.); а отняв тридцать с половиной лет или тридцать один год от 781 A.U., мы вернемся к 750 A.U. (4 г. до Р.Х.), году рождения Христа.
Дата распятия
6) Христос был распят во время консульства двух Геминов (Ц. Рубеллия Гемина и Ц. Фуфия Гемина), которые занимали этот пост с 782 по 783 A.U. (28 — 29 г. по Р.Х.). Об этом говорит Тертуллиан в связи с кропотливыми вычислениями дат рождения и смерти Христа на основе семидесяти седмин Даниила.
[142]Возможно, он нашел эти сведения в каких–то архивах в Риме. Он ошибся, отождествив год смерти Христа с первым годом Его служения (15–й год правления Тиберия, Лк. 3:1). Оставляя, как это следует сделать, три года на Его публичное служение и тридцать три года на Его жизнь, мы приходим к выводу, что Иисус родился в 750 или 749 A.U.
Таким образом, на основании различных замечаний, оброненных тремя евангелистами, и вышеупомянутого утверждения Тертуллиана мы приходим, по сути, к одинаковым выводам, что свидетельствует о достоверности евангельского повествования в противовес мифологической теории. Тем не менее, поскольку нам не известна точная дата и учитывая погрешности расчетов, разногласия по поводу даты рождения Христа не устраняются полностью. Самая ранняя возможная дата — 747 A. U. (7 г. до Р.Х.), самая поздняя — 750 A.U. (4 г. до Р.Х.). Французские бенедиктинцы, Санклементе, Мюнтер, Вурм, Эбрард, Джарвис, Алфорд, Дж. А. Александер, Цумпт, Кейм склоняются к 747 A.U.; Кеплер (основываясь на соединении Юпитера, Сатурна и Марса в том году), Лерднер, Иделер, Эвальд — к 748 A.U.; Петавий, Ашер, Тиллемон, Браун, Ангус, Робинсон, Эндрюс, Мак–Клеллан — к 749 A.U.; Бенгель, Визелер, Ланге, Лихтенштейн, Ангер, Грезуэлл, Эликот, Пламптре, Меривейл — к 750 A.U.
II. День рождества
Единственное указание на время года, когда родился наш Спаситель, заключается в том, что пастухи тогда находились со своими стадами в поле (Лк. 2:8). Это обстоятельство может соответствовать любому времени года, но только не зиме, а потому не свидетельствует в пользу традиционной даты, хотя и не опровергает ее окончательно. В Палестине (где есть только два времени года, засушливое и влажное, или лето и зима) период, когда скот находится на пастбищах, по словам талмудистов, начинается в марте и заканчивается в ноябре, когда стада приводят с пастбищ домой и держат в хлеву до конца февраля. Но эти сведения относятся главным образом к пастбищам в пустыне, вдалеке от городов и селений,
[143] тогда как ближайшие окрестности городов, в соответствии с сезонными особенностями, нередко являли собой исключение из общего правила. На Востоке, как и в странах Запада, в декабре и январе часто случаются короткие периоды хорошей погоды. Тоблер, опытный путешественник по Святой Земле, говорит, что в Вифлееме во время Рождества погода благоприятна для выгона скота и что это время года зачастую очень красиво. С другой стороны, в апреле преобладают сильные и холодные ветры, и это объясняет, почему был разведен костер, о котором упоминается в Ин. 18:18.
Ни путешествие Иосифа и Марии в Вифлеем и Египет, ни странствие волхвов не дают оснований с уверенностью говорить о какой–либо определенной дате. Как правило, лучшее время для поездки в Египет приходится на апрель; март — самое благоприятное время года на Синайском полуострове; а в Палестине лучше всего в апреле, мае и осенью; однако нужда не знает правил.
Древние предания в данном случае не играют большой роли, поскольку до IV века по этому вопросу существовали разногласия. Климент Александрийский сообщает, что одни считали днем Рождества 22 пахона (то есть 20 мая), а другие — 24 или 25 фармути (19 или 20 апреля).
1) Традиционную дату, 25 декабря, отстаивают Иероним, Златоуст, Бароний, Лэми, Ашер, Петавий, Бенгель (Иделер), Сейффарт и Джарвис. Эта дата не имела никакого исторического основания до IV века, когда празднование Рождества было введено в Риме (ранее 360 г. по P. X.) на основе нескольких римских праздников (Сатурналий, Сигилларий, Ювеналий, Брумалий, или
Dies natalis Invicti Solis), проводившихся во второй половине декабря в память о золотом веке свободы и равенства, а также в честь солнца, которое в день зимнего солнцестояния символически рождается вновь и начинает свой победоносный круг по небу. Это природное явление считалось достойным символом пришествия Солнца праведности, рассеявшего долгую ночь греха и заблуждения. По этой же причине для праздника в честь Иоанна Крестителя было выбрано летнее солнцестояние (24 июня) — прекрасное напоминание о его собственном смиренном признании в том, что ему должно умаляться, а Христу возрастать (Ин. 3:30). Соответственно, памятование Благовещения было назначено на 25 марта, а памятование зачатия Елисаветы — на 24 сентября.
[144]2) Дата 6 января опирается на более древнюю традицию (по словам Епифания и Кассиана) и подтверждается Евсевием. Начиная с III века в этот день на Востоке отмечали праздник Богоявления, в воспоминание как Рождества, так и крещения Христа, а впоследствии — и Его явления язычникам (представленным в лице волхвов).
3) Другие авторы называли различные даты в феврале (Хуг, Визелер, Эликот), марте (Паулус, Винер), апреле (Грезуэлл), августе (Левин), сентябре (Лайтфут, который, опираясь на данные хронологии, полагает, что Христос родился в праздник кущей — аналогично тому, как Он умер в Пасху и ниспослал Духа в день Пятидесятницы) или в октябре (Ньюкам). Лерднер считает, что Христос родился в период с середины августа по середину ноября; Браун — 8 декабря; Лихтенштейн — летом; Робинсон оставляет этот вопрос открытым.
III. Продолжительность жизни Христа
Как принято считать сегодня, Христос прожил тридцать два или тридцать три года. Расхождение в один–два года объясняется разными мнениями о продолжительности Его публичного служения. Христос умер и вновь воскрес в полном расцвете сил, в пору человеческой зрелости, и таким остается в памяти Церкви. Старческое увядание и слабость несовместимы с Его ролью Подателя возрождения и спасения человечеству.
С другой стороны, Ириней (ученик Поликарпа, который, в свою очередь, был учеником апостола Иоанна) — наиболее надежный свидетель апостольских преданий, сохранявшихся среди отцов церкви, — придерживался несостоятельного мнения, что Христос дожил до зрелого возраста сорока или пятидесяти лет, проповедовал более десяти лет (начиная с тридцатилетнего возраста) и что Он, таким образом, прошел через все этапы человеческой жизни, чтобы спасти и освятить «старцев» наравне с «младенцами, детьми, отроками, юношами».
[145] Ириней основывает свою точку зрения на неком предании, дошедшем от апостола Иоанна,
[146] и подкрепляет его безосновательной ссылкой на слишком неконкретное предположение иудеев, которые, удивившись словам Иисуса о том, что Он существовал еще до рождения Авраама, спросили Его: «Тебе нет еще пятидесяти лет, — и Ты видел Авраама?»
[147] Еще менее убедительно аналогичное умозаключение, основанное на другом стихе, где иудеи говорят о «сорока шести годах», прошедших с начала строительства храма, тогда как Иисус говорит о храме тела Своего (Ин. 2:20).
IV. Продолжительность публичного служения Христа
Оно началось с крещения Христа Иоанном Крестителем и завершилось распятием. Относительно того, какой период времени разделял эти два события, есть три теории (не считая личного и явно ошибочного мнения Иринея): один год, два года или три года и несколько месяцев. Эти теории называют, соответственно, двупасхальной, трипасхальной или квадрипасхальной схемой — в зависимости от количества праздников пасхи, выпадавших на этот промежуток времени. Синоптики упоминают лишь о последней пасхе во время публичного служения нашего Господа — о той, в которую Его распяли, — но сообщают, что Он бывал в Иудее неоднократно.
[148] Иоанн явно упоминает о трех пасхах, на двух из которых (на первой и на последней) Иисус присутствовал,
[149] и,
возможно, о четвертой, на которой Он также был.
[150]1) Двупасхальная система устанавливает продолжительность публичного служения в один год и несколько недель или месяцев. Впервые эту идею высказали гностики–валентиниане (они связывали ее со своим вымыслом о тридцати зонах) и несколько отцов церкви: Климент Александрийский, Тертуллиан, а также, возможно, Ориген и Августин (которые, однако, говорят об этом с сомнением). Главным аргументом этих отцов и их последователей является пророчество о «лете Господнем благоприятном», которое цитировал Христос,
[151] а также символическое значение пасхального агнца, который должен быть «однолетний» и «без порока».
[152] Гораздо более серьезны доводы современных критиков, ссылающихся на то, что синоптические евангелия не упоминают о других пасхах.
[153]Более того, втиснуть в один год события жизни Христа, обучение Двенадцати и постепенное усиление враждебности иудеев попросту невозможно.
2) Таким образом, выбирать следует между трипасхальной и квадрипасхальной схемами. Решение зависит в основном от истолкования безымянного «праздника иудейского» (Ин. 5:1) — был ли он пасхой или каким–то иным праздником; а это истолкование, в свою очередь, во многом (хотя и не всецело) зависит от наличия в тексте определенного артикля.
[154] Притчу о бесплодной смоковнице, которая изображает иудейский народ, некоторые использовали как аргумент в пользу трехлетнего служения: «Вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу».
[155] Упоминание о трех годах примечательно, но по иудейскому обычаю два с половиной года тоже можно было назвать тремя годами. Менее убедительна ссылка на пророчество из Дан. 9:27: «И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение». Трипасхальная теория лучше согласуется с синоптическими евангелиями, а квадрипасхальная теория дает больший простор для хронологического упорядочения слов и чудес нашего Господа. Последняя была взята на вооружение большинством авторов, составлявших согласованный текст евангелий.
[156]Но если мы растянем публичное служение на три года, это породит диспропорцию между продолжительностью и результатом, не знающую себе равных в истории и необъяснимую естественными причинами. Как выразился один беспристрастный историк, «простая летопись трех коротких лет активной жизни сделала для возрождения и смягчения человечества больше, чем все изыскания философов и увещания моралистов. Она поистине была источником всего, что есть хорошего и чистого в христианской жизни».
[157]V. Дата смерти Господа
Когда Христос страдал на кресте, была пятница
[158] пасхальной недели в месяце нисане. Нисан — первый из двенадцати лунных месяцев иудейского года, и на него приходится весеннее равноденствие. Вопрос, однако, состоит в том, на какое число выпала та пятница, на 14 или 15 нисана, то есть на канун или на первый день праздника, длившегося целую неделю. Синоптические евангелия явно решают этот вопрос в пользу 15–е, поскольку все они утверждают (независимо друг от друга), что наш Господь участвовал в пасхальной трапезе в положенный день, именуемый «первым днем опресноков»,
[159] то есть вечером 14–го или даже в ночь на 15–е (пасхальных агнцев закалывали «меж двух вечеров» {в Синодальном переводе «вечером»}, то есть во время заката, между 3–м и 5–м часами вечера 14 нисана).
[160] Иоанн же, как представляется на первый взгляд, говорит о 14–м числе, и смерть нашего Господа, таким образом, почти совпала по времени с закланием пасхальных агнцев.
[161] Но три или четыре отрывка, которые указывают на это, можно и — по ближайшем рассмотрении — необходимо привести в соответствие с утверждением синоптиков, которое допускает лишь одно естественное истолкование.
[162]Действительно, странно, что иудейские священники решили осуществить свой кровавый замысел в торжественную пасхальную ночь и настояли на распятии в великий праздник, но это согласуется с сатанинской жестокостью их преступления.
[163] Более того, с другой стороны, так же трудно объяснить, почему они вместе с народом оставались у подножия креста далеко за полдень 14–го числа, хотя по закону они должны были закалывать пасхального агнца и готовиться к празднику, и почему Никодим и Иосиф Аримафейский вместе с благочестивыми женщинами похоронили тело Иисуса и тем самым осквернились в столь торжественный час.
Точка зрения, которую отстаивает автор, подкрепляется астрономическими расчетами, показывающими, что в 30 г. по Р.Х., вероятном году распятия Христа, 15 нисана действительно выпало на пятницу (7 апреля); и в период с 28 по 36 г. по P. X. это случилось всего однажды — за исключением, возможно, еще одного раза в 33 г. Следовательно, распятие Христа должно было произойти в 30 г. по Р.Х.
[164]В итоге наиболее вероятными датами земной жизни нашего Господа представляются следующие:
§ 17. Страна и народ
I. Труды по географии и описания Святой Земли: Reland (1714), Robinson (1838 и 1856), Ritter (1850 — 1855), Raumer (4th ed. 1860), Tobler (несколько монографий с 1849 по 1869), W. М. Thomson (revised ed. 1880), Stanley (1853, 6th ed. 1866), Tristram (1864), Schaff (1878; enlarged ed. 1889), Guérin (1869, 1875, 1880).
См. Tobler: Bibliographia geographica Palœstinœ (Leipz. 1867) и дополнительные перечни более поздних работ: Рн. Wolff, «Jahrbücher für deutsche Theologie», 1868 и 1872; Socin, «Zeitschrift des deutschen Palästina–Vereins», 1878, p. 40 и др.
II. Труды по «Истории новозаветных времен» (Neutestamentliche Zeitgeschichte, недавно введенный особый раздел исторического богословия): Schneckenburger (1862), Hausrath (1868 sqq.) и Schürer (1874).
См. список литературы в § 8.
Жизнь нашего Господа, какой она предстает перед нами в описаниях евангелистов, чудесным образом сочетается с историческими и географическими фактами, известными из трудов писателей тех времен и подтвержденными современными открытиями и исследованиями. Это соответствие в немалой степени способствует доверию к евангельским повествованиям. Чем больше мы понимаем время, в которое жил Иисус, и страну, в которой Он жил, тем больше мы чувствуем, что, читая евангелия, мы прокладываем путь по твердой почве подлинной истории, освещенной наивысшим откровением с небес. Поэзия канонических евангелий, если мы вправе так выразиться о прозаических произведениях, превосходит своей духовной красотой всякую поэзию, она непохожа (чего нельзя сказать об апокрифических евангелиях) на сотворенную человеком, с ней не могут сравниться «ни древняя сказка, ни мифология, ни мечта бардов и пророков»; это поэзия откровенной истины, поэзия величественнейших фактов, бесконечной мудрости и любви Бога, которые человек никогда прежде не мог даже вообразить, но которые облеклись в человеческую плоть и кровь в лице Иисуса из Назарета и через Его жизнь и служение разрешили величайшую проблему нашей жизни.
Неизменный облик стран и народов Востока дает нам возможность на основании их сегодняшнего вида и состояния предположить, какими они были две тысячи лет назад. В этом нам помогает все возрастающее количество открытий, благодаря которым даже камни и мумии выступают как красноречивые очевидцы прошлого. Археологические факты взывают к нашим чувствам и заглушают голос критических предположений и умозаключений неверующих скептиков, какими бы остроумными и правдоподобными они ни были. Кто усомнится в истории фараонов, если о ней свидетельствуют пирамиды и сфинксы, развалины храмов и каменные гробницы, иероглифические надписи и папирусные свитки, которые своей древностью превосходят основание Рима и исход Израиля во главе с Моисеем? Кто станет отрицать справедливость библейских записей о Вавилоне и Ниневии после того, как эти города восстали из векового погребения, чтобы поведать свою историю при помощи клинописных табличек, львов с орлиными крыльями и быков с человеческими головами, развалин храмов и дворцов, в результате раскопок появившихся из недр земли? Вычеркнув Ветхий и Новый Заветы из истории и объявив их пустыми сказками и легендами, мы с таким же успехом можем стереть с карты Палестину и поместить ее в страну фантазии.
[165]
Страна
Жизнь Иисуса прошла в Палестине. Это страна размером примерно со штат Мэриленд, меньше Швейцарии и вполовину меньше Шотландии,
[166] однако здесь здоровый климат, прекрасная природа, а разнообразная и плодородная почва пригодна для всяческих растений, приносящих прекрасные плоды, — от растительности снежного севера до тропического юга. Отделенная от других стран пустыней, горами и морем, но лежащая посреди трех континентов Восточного полушария и граничащая со средиземноморским торговым путем исторических народов античности, Палестина самим Провидением приготовлена для возникновения не только четко локализованного иудаизма, но и охватившего весь мир христианства. Такая небольшая страна, как Финикия, дала миру алфавит, маленькая Греция — философию и искусство, а маленькая Палестина — лучший из даров, истинную религию и Библию, не знающую национальных границ. Иисус не мог бы родиться ни в какое другое время, кроме правления Цезаря Августа, после того как иудейская религия, греческая цивилизация и римское политическое устройство достигли своей зрелости; Он не мог появиться на свет ни в какой другой стране, кроме Палестины, древней земли откровения; ни в каком другом народе, кроме евреев, издавна избранных и наставленных к тому, чтобы приготовить путь грядущему Мессии, Который должен был исполнить Закон и Пророков. В младенческие годы, вынужденный бежать от гнева Ирода, Иисус дважды пересек пустыню — по пути в Египет и обратно (возможно, пройдя коротким путем вдоль побережья Средиземного моря); и Мать, наверное, часто рассказывала Ему об их недолгой жизни в «доме рабства», откуда Яхве сильной рукой Моисея вывел Свой народ, направил его через Красное море и «по пустыне великой и страшной» привел его в землю обетованную. Сорок дней Своего поста Христос, вероятно, провел на горе Синай, общаясь с духами Моисея и Илии и в очень красноречивом молчании тех мест готовя Себя к единоборству с Искусителем человечества и к возвещению нового закона свободы, который Он вскоре провозгласит в Своей Нагорной проповеди.
[167] Таким образом, все три библейские территории: Египет, колыбель Израиля; пустыня, его школа и площадка для игр; и Ханаан, его последнее пристанище, — были благословлены прикосновением «тех блаженных ног, которые
восемнадцать столетий назад были ради нашего блага пригвождены к мучительному кресту».
Со Своей миссией любви Христос обошел Иудею, Самарию, Галилею и Перею; на севере Он дошел до самой горы Ермон, а однажды пересек границу израильских земель с Финикией, чтобы исцелить бесноватую дочь одной язычницы, которой Он сказал: «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему».
Мы легко можем повторить Его путь по городам и селениям, пешком или на коне, по двадцать или тридцать миль в день, по горам и долам, среди цветов и зарослей чертополоха, раскидывая палатку для ночного отдыха в тени оливковых деревьев и смоковниц, — отказавшись от удобств современной цивилизации, но наслаждаясь неувядающими красотами Божьей природы, на каждом шагу вспоминая о чудесах, которые Он творил для Своего народа, и распевая псалмы, написанные Его давними служителями.
Мы можем преклонить колени у Его яслей в Вифлееме, городе иудейском, где Иаков похоронил свою возлюбленную Рахиль (ее могила была отмечена столбом, а ныне там белая мечеть), где Руфь была вознаграждена за свою дочернюю преданность (и по сей день на полях можно видеть детей, подбирающих колоски за жнецами, как и она когда–то на поле Вооза), где Его предок, царь и поэт, родился и был призван от стад своего отца на престол Израиля, где пастухи по–прежнему охраняют овец (как и в ту великую ночь, когда сонмы ангелов взволновали их сердца небесным гимном, провозгласившим «славу в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение»), где мудрецы из далеких стран Востока принесли свои жертвы во имя будущих поколений, обращенных из язычества, где благодарные христиане воздвигли самую древнюю церковь христианского мира, церковь Рождества, сделав на каменном монолите Святой пещеры простую, но исполненную смысла надпись серебром: «
Hic de Virgine Μαήα Jesus Christus natus est». Когда все окружающее созвучно тому, о чем говорится в Писании, не столь важно, действительно ли традиционная пещера Рождества — то самое место, хотя ее и считают таковой приблизительно с середины II века.
[168]Мы сопровождаем Его в трехдневном путешествии из Вифлеема в Назарет, Его настоящий дом, где Он провел тридцать безмолвных лет Своей жизни в тихой подготовке к публичному служению, причем о Его божественной сути не знал никто из соседей и даже родственников (Ин. 7:5), за исключением Его благословенных родителей. Назарет по–прежнему существует, это уединенная, но расположенная в очаровательном месте горная деревушка с узкими кривыми и грязными улочками, с примитивными домами, в которых люди ютятся вместе с ослами и верблюдами, окруженная зарослями кактусов и плодородными виноградными, оливковыми, фиговыми и гранатовыми рощами и выгодно отличающаяся от жалких деревушек современной Палестины сравнительно развитыми ремеслами, относительной зажиточностью и красотой женщин. Никогда не пересыхающий «Источник Девы», куда Иисус, должно быть, часто ходил с Матерью за водой, по–прежнему существует, он находится рядом с греческой церковью Благовещения, и возле него каждый вечер собираются женщины и девушки с кувшинами для воды, которые они грациозно держат на плече или голове. Женщины носят на лбу украшения в виде цепочки из серебряных монет. За деревней по–прежнему высится гора, благоухающая вереском и чабрецом, с которой Он, возможно, часто обращал Свой взор к востоку — на гору Гелвуй, где погиб Ионафан, и на изящный конус горы Фавор; к северу — на величественную гору Ермон, палестинский Монблан; к югу — на плодородную Ездрилонскую долину, традиционное для Израиля поле сражений; и к западу — на горный хребет Кармил, побережье Тира и Сидона и голубые воды Средиземного моря, которому предстояло стать дорогой для Его Евангелия мира. Там Он, возможно, погружался в долгие воспоминания о Давиде и Ионафане, Илии и Елисее и собирал яркие примеры для Своих мудрых поучений. Мы можем позволить себе посмеяться над наивными суевериями тех, кто показывает нам кухню Девы Марии рядом с латинской церковью Благовещения, нависающую колонну, с которой Она услышала ангельскую весть, плотницкую мастерскую Иосифа и Иисуса, синагогу, в которой Он проповедовал лето Господне благоприятное, каменный стол, за которым Он ел со Своими учениками, гору, с которой Его хотели сбросить, в двух милях от деревни, а также можем с полным основанием не поверить легенде о том, что ангелы перенесли дом Марии по воздуху через море в итальянский город Лоретто! Все это детские сказки, резко контрастирующие с благопристойным умолчанием евангелий и сводимые на нет противоречиями в преданиях греческих и латинских монахов; однако здешняя природа во всей ее первозданности остается такой же, какой видел ее Иисус и какой Он описывал ее в Своих притчах, где красота природы указывает на ее Творца, а видимые символы — на вечные истины.
[169]О начале публичного служения Иисуса возвестило Его крещение в быстрой реке Иордан, которая соединяет Ветхий Завет с Новым. Традиционное место крещения, расположенное в нескольких милях от Иерихона, до сих пор во время Пасхи посещают тысячи паломников–христиан из всех уголков света, и они являют собой такое же зрелище, какое можно было увидеть в те времена, когда «Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская» приходили сюда к Иоанну Крестителю, чтобы исповедаться в своих грехах и принять от него водное крещение покаяния.
Развалины колодца Иакова по–прежнему отмечают собой то место, где Иисус присел отдохнуть, утомленный странствием, но не совершаемыми делами милосердия, и показал бедной самарянке источник жизни, наставив ее в истинном духовном поклонении Богу; окрестные пейзажи — гора Гаризим, гора Гевал, город Сихем, побелевшие и готовые к жатве нивы — иллюстрируют и подтверждают все, о чем говорится в Ин. 4; а в окаменевших следах самарян в Наблусе (современный Сихем) увековечена память о пасхальных жертвах, приносимых по предписаниям Моисея, и о традиционной ненависти самарян к евреям.
Мы продолжаем свой путь на север, в Галилею, где публичное служение Иисуса пользовалось наибольшей популярностью и где Он произнес перед изумленными толпами многие Свои бессмертные слова мудрости и любви. Некогда эта провинция изобиловала лесами, возделанными полями, растениями и деревьями из разных стран, процветающими селениями и трудолюбивыми людьми.
[170] Отречение от Мессии и мусульманское вторжение давным–давно превратили этот райский уголок в безлюдную пустыню, но не смогли изгладить святые воспоминания и иллюстрации к евангельской истории. Сохранилось озеро с чистой голубой водой, на котором некогда белели паруса кораблей, спешивших от одного берега к другому, и которое однажды стало ареной морской битвы между римлянами и евреями. Теперь это озеро покинуто всеми, однако в нем по–прежнему в изобилии водится рыба, и на нем все еще случаются внезапные сильные бури, подобные той, которую усмирил Иисус. Сохранились холмы, с которых Он произнес Нагорную проповедь,
Magna Charta Своего Царства, — куда Он часто удалялся для молитвы. Там, на западном берегу, есть Геннисаретская равнина, естественное плодородие которой и сегодня проявляется в пышном цветении вереска, чертополоха и затмевающих все ярко–красных магнолий; грязный город Тивериада, построенный Иродом Антипой, где иудейские раввины по–прежнему скрупулезно изучают букву Писаний, но не находят в них Христа. Горстка жалких мусульманских лачуг, носящая название Медждел, по–прежнему обозначает место рождения Марии Магдалины, чьи слезы раскаяния и радость о воскресении Господа являются драгоценным наследием христианского мира. Хотя города Капернаум, Вифсаида и Хоразин, «в которых наиболее явлено было сил Его», полностью исчезли с лица земли (так что даже точные места, где они находились, не известны ученым) и тем самым исполнили страшное пророчество Сына Человеческого,
[171] руины Тель–Хума и Керазы красноречиво свидетельствуют о Божьем наказании за пренебрежение привилегиями. Разрушенные колонны и фризы в ТельХуме, украшенные изображениями сосудов с манной, — это, вероятно, все, что осталось от синагоги, которую построил для жителей Капернаума благочестивый римский сотник и где Христос произнес Свою чудесную проповедь о небесном хлебе жизни.
[172]Кесария Филиппова, которой сегодня возвращено изначальное название Бания (или Панея, Панион — в честь святилища языческого бога Пана), расположена у подножия горы Ермон и обозначает северную оконечность Святой Земли, а также самую северную точку, до которой в Своих странствиях дошел Господь, — здесь пролегает граница, разделявшая евреев и язычников. Этот напоминающий Швейцарию живописный пейзаж, самый красивый в Палестине, с прекрасным видом на чистый поток верховьев реки Иордан, расстилается у подножия увенчанного снегом короля Сирийских гор, восседающего на скальном престоле, и на его фоне основополагающее исповедание Петра и пророчество Христа о том, что вселенская Церковь будет построена на непоколебимом камне Его вечного Божества, звучит с еще более убедительной силой.
Завершающие эпизоды земной жизни нашего Господа и начало Его небесной жизни связаны с Иерусалимом и его ближайшими окрестностями, где каждый камень вызывает в памяти самые важные события, какие только происходили в этом мире. Иерусалим, который часто подвергался осаде и разрушению и столь же часто заново отстраивался «на собственных обломках», по сути дела, уже не имеет ничего общего с Иерусалимом Ирода, погребенным под толстым слоем мусора и вековой грязи; даже точное местонахождение Голгофы неизвестно, а исторические ассоциации самым печальным образом обезображены и замутнены предрассудками.
[173] «Его нет здесь: Он воскрес».
[174] В мире нет более печального зрелища, чем Иерусалим в сравнении с его былой славой и с полными жизни городами Запада; и все–таки вокруг него сосредоточено столь много священных воспоминаний, ароматом которых наполнен сам тамошний воздух, что даже Рим вызывает к себе меньший интерес, чем этот город, видевший Распятие и Воскресение. Храм Ирода на горе Мориа, где некогда собирались благочестивые иудеи со всех концов земли и хранились золотые и серебряные сокровища, будившие алчность завоевателей, совершенно исчез, от него «не осталось камня на камне» — настолько буквально сбылось пророчество Христа;
[175] однако на массивных основаниях Соломоновых построек вокруг того места, где стоял храм, по–прежнему заметны следы рук рабочих–финикиян; «стена плача» омыта слезами евреев, которые каждую пятницу собираются подле нее, чтобы оплакать грехи и несчастья своих предков; а если смотреть с Елеонской горы вниз, на гору Мориа и мусульманскую мечеть Скалы, Иерусалим и сегодня являет собой одно из самых впечатляющих, а равно и самых волнующих зрелищ на земле. Поток Кедрон, который Иисус перешел в великую ночь после последней Пасхи, и Гефсиманский сад с его древними оливковыми деревьями, хранящий память о Его муках, и Елеонская гора, откуда Он вознесся на небеса, — все они по–прежнему существуют, как и руины Вифании, обители мира и святой дружбы, которая приютила Его в последние ночи перед распятием. Стоя на этой горе, откуда открывается великолепный вид, или на том месте, где начинается дорога на Иерихон и Вифанию, и глядя на гору Мориа и Святой город, мы в полной мере понимаем, почему Спаситель заплакал и воскликнул: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст».
Таким образом, страна и Книга иллюстрируют и подтверждают друг друга. Книга по–прежнему полна жизни и присутствует во всех уголках цивилизованного мира; страна стонет от неискоренимого деспотизма мусульман, власть которых подобна дуновению иссушающего пустынного ветра. Палестина находится под Божьим проклятием. В лучшем случае, она представляет собой древние развалины «во всей печальной красоте разрушения», но не лишенные надежды на некое будущее воскресение в назначенное Богом время. Однако самим своим запустением эта земля свидетельствует об истинности Библии. Это «пятое евангелие», написанное в камне.
[176]
Народ
Есть ли лучший аргумент в пользу христианства, чем евреи? Есть ли в истории более очевидный и более упрямый факт, чем этот ревностный и неизменный семитский народ со своей столь же ревностной религиозностью? Разве не символизирует его лучшим образом вечно горящий и не сгорающий куст в пустыне? Навуходоносор, Антиох Епифан, Тит, Адриан использовали всю свою деспотическую власть, чтобы уничтожить евреев; Адриан указом запретил обрезание и все их религиозные обряды; нетерпимые христианские властители столетиями относились к этому народу со своего рода мстительной жестокостью, словно каждый еврей нес личную ответственность за преступное распятие. Тем не менее этот народ по–прежнему упорно цепляется за жизнь, его национальные черты не изменились и не изменяются, а его присутствие чувствуется повсюду в христианском мире. Несмотря на свою долгую историю, еврейский народ по–прежнему дает миру выдающихся людей, оказывающих огромное влияние (во благо или во зло) на коммерцию, политику и литературу; достаточно вспомнить такие имена, как Спиноза, Ротшильд, Дизраэли, Мендельсон, Гейне, Неандер. Читая рассказы римских историков и сатириков о жизни евреев в грязных кварталах на другом берегу Тибра, мы удивляемся, насколько эти люди были похожи на своих потомков, которые живут в гетто в современном Риме, Франкфурте и Нью–Йорке. В прежние времена, как и сейчас, евреи вызывали у окружающего мира одновременно презрение и удивление; точно так же бросался в глаза контраст между интеллектуальной красотой и поразительным уродством, между жалкой нищетой и царским богатством. Они любили лук и чеснок, торговали старой одеждой, битым стеклом и серными спичками, но знали, как выкарабкаться из бедности и грязи и стать богатыми и влиятельными; они были непреклонными монотеистами и скрупулезными знатоками закона, оцеживавшими комара, но поглощавшими верблюда; в те времена, как и теперь, они были воздержанны, рассудительны, трудолюбивы, уделяли большое внимание религиозному воспитанию своих детей, а их семейная жизнь отличалась размеренностью и привязанностью друг к другу. Большинство евреев и сегодня по–прежнему остаются кровными потомками Иакова, Обманщика, в то время как незначительное меньшинство среди них составляли и составляют духовные дети Авраама, друга Божьего и отца верующих. И во времена Христа, и впоследствии из этого одаренного народа выходили как злейшие враги, так и самые искренние друзья христианства.
Именно среди этого народа провел Свою жизнь Иисус, еврей от евреев, но также и Сын Человеческий в высшем смысле слова, Второй Адам, воплощающий в Себе и возрождающий все человечество. В течение тридцати лет самоограничения и подготовки Он скрывал Свою божественную славу и сдерживал желание творить добро в тихом ожидании того момента, когда после столетий молчания голос пророка в пустыне Иудейской и на берегах Иордана возвестит пришествие Божьего Царства и разбудит совесть народа призывом к покаянию. Потом, в течение трех лет, Иисус свободно жил среди Своих соотечественников. Время от времени Он встречал и исцелял язычников, которых было много в Галилее; Он хвалил их веру и говорил, что подобной веры не нашел в Израиле, и пророчествовал, что «многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю».
[177] Он, к удивлению учеников, беседовал с самарянкой о самых возвышенных вопросах и обличил национальные предрассудки евреев, представив им доброго самарянина в качестве примера для подражания.
[178] Когда некие «Еллины» пришли к Нему накануне распятия, Он произнес замечательное пророчество о том, что крест привлечет к себе весь мир.
[179] Но все это были исключения. До момента воскресения Его служение было обращено к погибшим овцам дома Израилева.
[180]Иисус общался с представителями всех слоев еврейского общества, вызывая интерес у хороших людей и неприязнь у дурных, обличая пороки и облегчая страдания, но большую часть времени Он провел с людьми среднего класса, которые составляли костяк и движущую силу нации, с крестьянами и ремесленниками Галилеи, которых описывают как трудолюбивый, смелый и отважный народ, породивший немало бунтарских политических движений и до последнего момента оборонявший Иерусалим.
[181] В то же время, более требовательные евреи из Иудеи смотрели на галилеян как на полуязычников и полуварваров; отсюда и вопрос «Из Назарета может ли быть что доброе?», и фраза «Из Галилеи не приходит пророк».
[182] Он выбрал Себе учеников из числа простых, честных, наивных рыбаков, которые стали ловцами человеков и учителями будущих веков. В Иудее Он встретился с религиозными лидерами, и то, что Он завершил Свое служение и основал Свою Церковь в столице государства, было правильно.
В народе Его называли Равви (Рабби, господин мой) или Учитель — именно так к Нему обычно и обращались.
[183] Рабби были интеллектуальными и нравственными вождями нации, богословами, юристами и проповедниками, толкователями закона, хранителями совести, они устанавливали правила повседневной жизни и поведения; их ставили в один ряд с Моисеем и пророками, и они требовали к себе равного уважения. Они стояли выше священников, обязанных своим положением исключительно рождению, а не личным заслугам. Они стремились занимать лучшие места в синагогах и на пирах; они любили, когда люди приветствовали их в людных местах и называли «Равви, равви». Отсюда и предостережение нашего Господа: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья».
[184] Они учили в храме, в синагоге и в школе (Бейт Хамидраш) и, задавая вопросы и отвечая на них, посвящали своих учеников, сидевших на полу у их ног, в хитросплетения иудейской казуистики. Они накапливали устные предания, которые впоследствии воплотились в Талмуде, этом огромном хранилище иудейской мудрости и неразумия. Они безвозмездно исполняли официальные обязанности.
[185] Они жили на доходы от честной торговли и на подношения своих учеников или женились на женщинах из богатых семей. Рабби Гиллель учил, что не следует получать выгоду от венца (закона), но не следует и слишком много работать: «Кто слишком увлечен ремеслом, тот не станет мудрым». В Книге Иисуса, сына Сирахова (написанной ок. 200 г. до Р.Х.) говорится о несовместимости работы с призванием ученика или учителя,
[186] однако во времена Христа в умах людей господствовало убеждение, что сочетание умственного и физического труда полезно для здоровья и характера. Одну треть дня следовало посвящать занятиям, вторую — молитве, а третью — работе. «Люби работать руками», — таков был девиз Шемайи, наставника Гиллеля. «Тот, кто не учит своего сына ремеслу, — говорил раби Йехуда, — все равно что учит его воровать». «Нет ремесла, — говорится в Талмуде, — без которого можно обойтись; но счастлив тот, кто в лице своих родителей имеет пример ремесла превосходнейшего».
[187] Иисус не только был сыном плотника, но в молодые годы и Сам занимался этим ремеслом.
[188] Когда же Господь встал на путь публичного служения, Его время и силы без остатка поглотила ревность по доме Божьем, а поддержки нескольких благодарных учениц из Галилеи было более чем достаточно для удовлетворения Его скромных потребностей, так что Он мог еще и делиться с бедными.
[189] Апостол Павел был обучен ремеслу шитья палаток, распространенному в его родной Киликии, и, даже будучи апостолом, он зарабатывал этим трудом себе на жизнь, чтобы не обременять свои церкви и сохранять достойную независимость.
[190]Иисус пользовался обычными местами публичного наставления в синагогах и храме, но проповедовал и на открытом воздухе, на горе, на побережье и везде, где только люди собирались, чтобы послушать Его. «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего».
[191] Обычно наставление выглядело как дискуссия, когда учитель задавал вопросы о сложных моментах закона и отвечал на них, рассказывал притчи и произносил афоризмы, легко оседающие в памяти; учитель сидел в кресле, а ученики стояли или сидели на полу у его ног.
[192] Все евреи знали закон Божий, и это знание считалось у них самым важным достоянием. Они помнили заповеди лучше, чем собственные имена.
[193] Обучение начиналось в раннем детстве в семье и продолжалось в школе и синагоге. Тимофей изучал Священные Писания на коленях у матери и бабушки.
[194] Иосиф Флавий с гордостью упоминает о том, что благодаря своим наставникам в возрасте четырнадцати лет он настолько точно знал закон, что с ним советовались первосвященник и первые лица Иерусалима.
[195] В каждом городе назначались учителя, и детей шести–семи лет учили читать, однако умение писать было редким достижением.
[196]Синагога представляла собой поместный храм, народный центр религиозной и общественной жизни. Первую функцию она выполняла еженедельно по субботам (а также понедельникам и четвергам), а вторую — во время пасхи и других ежегодных празднеств. Синагоги были в каждом городе, а в больших городах, особенно в Александрии и Иерусалиме, их было несколько.
[197] Служба была очень проста: она состояла из молитв, псалмов и чтения отрывков из закона и пророков на еврейском языке, которое сопровождалось истолкованием и проповедью на разговорном арамейском. В отношении пророчества существовала своего рода демократическая свобода, особенно за пределами Иерусалима. Любой совершеннолетний иудей мог, по просьбе начальника синагоги, читать уроки из Писания и комментировать их. Этот обычай дал Иисусу возможность начать Свое служение самым естественным образом. Вернувшись после крещения в Назарет, Он «вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать. Ему подали книгу пророка Исайи; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано [Ис. 61:1–2]: "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное". И закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него. И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами. И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын?».
[198]Начиная с двенадцатилетнего возраста Иисус по большим праздникам посещал столицу, где иудейская религия раскрывалась во всей своей славе и привлекательности. Большие караваны из множества верблюдов и ослов, нагруженных пищей и приношениями для храма, с севера и юга, востока и запада направлялись к Святому городу, «радости всей земли»; и эти ежегодные паломничества, участники которых пели прекрасные песни восхождения (Пс. 119 — 133), вносили огромный вклад в сохранение и распространение общей веры — точно так же, как мусульманские паломничества в Мекку поддерживают жизнь в исламе. Цифры, которые приводит Иосиф Флавий (описывая одну–единственную пасху, он насчитал в Иерусалиме 2 700 000 человек, включая приезжих паломников и местных жителей, и 256 500 закланных агнцев), видимо, сильно преувеличены, но это, бесспорно, было впечатляющее событие, и отмечали его с большим размахом. Даже теперь, находясь в упадке, Иерусалим (как и другие города Востока) являет собой поразительно красочное зрелище во время Пасхи, когда христианские паломники с далекого Запада смешиваются с многоцветной толпой арабов, турок, греков, латинян, испанских и польских евреев, до отказа заполняя храм Гроба Господня. Насколько же более величественным и ослепительным, вероятно, было это космополитическое зрелище в те дни, когда священники (по словам Иосифа Флавия, их было 20 000) в вышитых туниках, белых полотняных поясах и снежно–белых тюрбанах, первосвященники, облаченные в ефоды из голубой, пурпурной и алой шерсти, наперсники и кидары, левиты в остроконечных шапках, фарисеи со своими большими филактериями и кистями, напоминающие пророков ессеи в белых одеждах, римские солдаты с горделивой осанкой, по–восточному напыщенные царедворцы Ирода, резко выделяющиеся на фоне нищих и калек в лохмотьях, а также бесчисленные паломники, евреи и прозелиты со всех концов империи, «Парфяне и Мидяне и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне»
[199] — все эти люди, одетые в национальные одежды и говорящие на вавилонском смешении языков, теснились на улицах, двигаясь к горе Мориа, где «высилась громада славного храма, издалека напоминавшая гипсовую гору, увенчанную золотыми шпилями», и откуда в четырнадцатый день первого месяца возносились столбы жертвенного дыма, восходившего от десятков тысяч сжигаемых пасхальных агнцев как напоминание о великом освобождении из страны рабства и символический прообраз еще более великого искупления от рабства греха и смерти.
[200]Сторонний наблюдатель счел бы евреев того времени самым религиозным народом на земле, и в некотором смысле это соответствовало действительности. Никогда еще народ не находился под такой властью Божьего письменного закона; никогда еще народ не изучал священные книги столь тщательно и скрупулезно и не относился с большим почтением к своим священникам и учителям. Вожди народа с ужасом и презрением смотрели на нечистых, необрезанных язычников и воспитывали в народе тщеславие и духовную гордость. Неудивительно, что римляне обвиняли евреев в odium generis humani, человеконенавистничестве.
И все же эта ревностная религиозность была не более чем тенью истинной религии. Она была не живым телом, а молящимся трупом. Увы! Порой и христианская церковь являла собой столь же печальное зрелище ложного благочестия, лишенного истинной силы. Образованность и набожность раввинов имели к живым словам Бога такое же отношение, как софистическая схоластика — к библейскому богословию, а казуистика иезуитов — к христианской этике. Раввины тратили все свои силы на то, чтобы «оградить» закон, сделать его недосягаемым.
Они удушали закон своими исследованиями. Они окружили его таким количеством мелких пояснений и уточнений, что люди не могли разглядеть леса за деревьями.
[201] Так Слово Божие устранялось преданиями человеческими.
[202] Духовное благочестие сменилось рабским формализмом и механическим соблюдением обрядов, святость жизни — показной набожностью, искренняя нравственность — скрупулезной казуистикой, животворящий дух — умертвляющей буквой, а храм Божий был превращен в дом торговли.
Профанация и извращение духовного, превращение его в плотское, а внутреннего — во внешнее охватили даже святое–святых израильской религии — мессианские обетования и надежды, протянувшиеся золотой нитью между протоевангелием в утраченном раю и гласом Иоанна Крестителя, указавшим на Агнца Божьего. Идея духовного Мессии, Который сокрушит голову змея и освободит Израиль из уз греха, превратилась в понятие политического освободителя, который восстановит трон Давида в Иерусалиме и оттуда будет править язычниками до краев земли. Евреи того времени не могли отделить Сына Давидова, как они называли Мессию, от меча, скипетра и короны Давида. Эти ложные представления затронули даже апостолов — они надеялись обеспечить себе самые почетные места в этой великой революции, а потому и не смогли понять Учителя, когда Он говорил им о близости Своих страданий и смерти.
[203]Описанное в евангелиях общественное мнение относительно мессианских ожиданий полностью подтверждает еврейская литература, в том числе и более ранняя, например, Сивиллины книги (ок. 140 г. до Р.Х.), знаменитая Книга Еноха (дата написания точно неизвестна, возможно, 130 — 30 г. до P. X.), Псалтирь Соломона (63 — 48 г. до по P. X.), Вознесение Моисея, сочинения Филона и Иосифа Флавия, Апокалипсис Варуха и 4 Книга Ездры.
[204] Во всех этих источниках мессианское царство, или Царство Божье, изображено земным раем для евреев, царством этого мира со столицей в Иерусалиме. Именно этим общераспространенным идолом псевдомессии сатана и искушал Иисуса в пустыне, когда показывал Ему все царства мира. Сатана хорошо знал, что, обратив Иисуса в эту плотскую веру и вынудив Его злоупотребить Своей чудесной властью ради эгоистического удовлетворения, пустого хвастовства и мирского честолюбия, он нанесет сокрушительный удар по плану искупления. Эти же политические чаяния были мощной движущей силой восстания против римского владычества, которое привело к разрушению Иерусалима, затем вспыхнуло с новой силой под предводительством Бар–Кохбы — и снова закончилось катастрофой.
Такова была религия евреев во времена Христа. Он был единственным Учителем в Израиле, видевшим за маской лицемерной религиозности прогнившую суть. Ни один из великих рабби, ни Гиллель, ни Шаммай, ни Гамалиил, не пытались что–либо изменить и даже не помышляли об этом; наоборот, они громоздили предание на предание и собрали мешанину из двенадцати больших томов и 2 947 листов Талмуда, который представляет собой антихристианскую окаменелость иудаизма, в то время как четыре евангелия возродили человечество и до сего дня являют собой жизнь и свет цивилизованного мира.
Иисус, действуя в рамках внешних форм современного Ему иудаизма, намного превзошел его и явил миру новую вселенную взглядов. Он чтил закон Божий — раскрывая его глубочайший духовный смысл, исполняя его и при этом служа живым примером для учеников. Сам будучи Учителем, Он учил не как книжники, а как имеющий власть от Самого Бога. Он обличал лицемеров, воссевших на седалище Моисеевом, слепых вождей слепых, которые возлагают тяжелые бремена на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть; которые затворяют Царство Небесное человекам и сами не входят; которые дают десятину с мяты, аниса и тмина, но пренебрегают важнейшее в законе — суд, милость и веру; оцеживают комара, а верблюда поглощают; уподобляются окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Но, уязвляя таким образом гордость вождей, Иисус утешал и возвышал смиренных и униженных. Он благословлял маленьких детей, подбадривал бедных, призывал к Себе труждающихся, кормил голодных, исцелял больных, обращал мытарей и грешников и закладывал на вечной Божьей любви прочное и глубокое основание нового общества и нового человечества. Одним из самых возвышенных и прекрасных моментов жизни Иисуса была Его беседа с учениками, когда те спросили, кто больше в Царстве Небесном, а Он взял маленького ребенка, поставил посреди них и сказал: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает».
[205] В другой раз Иисус поблагодарил Небесного Отца за то, что Он открыл младенцам знание о Царстве, утаенное от мудрых, и призвал всех труждающихся и обремененных прийти к Нему за успокоением.
[206]Иисус с самого начала знал, что Он — Божий Мессия и Царь Израилев. Сознание этого факта полностью оформилось при Его крещении, когда Он «не мерой» принял Святого Духа.
[207] Он стойко держался этого убеждения даже в самые мрачные часы Своей жизни, когда казалось, что Он потерпел поражение, когда Его предал Иуда, когда от Него отрекся Петр, исповедник и апостол–камень, когда Его покинули все. Перед судом иудейского первосвященника Христос торжественно подтвердил, что Он — Мессия; язычника, представлявшего Римскую империю, Он убеждал в том, что Он — Царь, хоть и не от этого мира, а умиравшему разбойнику с креста пообещал место в Своем Царстве.
[208] Однако прежде, во дни Своей наивысшей популярности, Иисус тщательно избегал огласки и любых проявлений, которые могли бы вдохнуть новую жизнь в идею о политическом Мессии и народном восстании. Он выбрал самый скромный из мессианских титулов, который свидетельствует о Его снисхождении до нашей общей участи, но также и указывает на Его уникальное положение как символического Главы человеческой семьи — идеального, совершенного, всеобщего, исконного Человека. Он привычно именует Себя «Сыном Человеческим», Который «не имеет, где приклонить голову», Который «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих», Который «имеет власть на земле прощать грехи», Который «пришел взыскать и спасти погибшее».
[209] Когда Петр в Кесарии Филипповой произнес свое великое исповедание, Христос согласился с учеником, но тут же предупредил, что Его ждут страдания и смерть, от которых Петр в страхе убежит.
[210] В предвидении распятия, а также Своего победного воскресения на третий день Иисус с величественным спокойствием, беспримерной кротостью и стойкостью отправился в последний путь в Иерусалим, город, «избивающий пророков», где Иисуса как лжемессию и богохульника должны были пригвоздить ко кресту. Однако по бесконечной мудрости и милости Бога величайшее преступление в истории обернулось величайшим благословением для человечества.
Итак, мы приходим к заключению, что жизнь и служение Христа — хотя они чудесным образом соответствуют условиям и нуждам Его времени и народа, а окружавшая Иисуса действительность иллюстрирует и подтверждает их — невозможно объяснить какими–либо интеллектуальными и нравственными достоинствами той эпохи. Иисус ничему не учился у человеческих учителей. Его мудрость была не от мира сего. В отличие от апостолов и пророков, Он не нуждался в видениях и откровениях. Он пришел от Своего великого Небесного Отца, и, говоря о небесах, Он говорил о Своем родном доме. Он говорил от обитавшей в Нем полноты Бога. И Его слова подтверждались делами. Пример действует сильнее, нежели наставление. Самые мудрые высказывания остаются бессильными до тех пор, пока не воплотятся в реальной личности. Жизнь Иисуса — это свет человеков. Иисус уникален и бесподобен — в Нем совершенно и гармонично сочетаются чистота учения и святость жизни. Он вдохнул новую, небесную жизнь в Свою эпоху и во все последующие века. Он — Создатель нового нравственного творения.
Иисус и Гиллель. Иисус был бесконечно выше Своих соотечественников и современников, а фарисеи и книжники смертельно враждовали с Ним, и это настолько очевидно, что проводить какие–либо параллели между Ним и Гиллелем или любым другим рабби нелепо и абсурдно. И все же именно так поступают некоторые современные иудейские раввины, такие как Гейгер, Гратц, Фридландер, которые дерзко утверждают, не имея тому ни малейших исторических подтверждений, что Иисус был фарисеем, учеником Гиллеля, и что именно у последнего Он заимствовал Свои высочайшие нравственные принципы. Этим лицемерным комплиментом они хотели принизить Его уникальность. Абрахам Гейгер (ум. 1874) пишет в своей работе Das Judenthum und seine Geschichte (Breslau, 2d ed. 1865, vol. I. p. 117): «Jesus war ein Jude, ein pharisäischer Jude mit galiläischer Färbung, ein Mann der die Hoffnungen der Zeit theilte und diese Hoffnungen in sich erfüllt glaubte. Einen neuen Gedanken sprach er keineswegs aus [!], auch brach er nicht etwa die Schranken der National ität… Er hob nicht im Entferntesten etwas vom Judenthum auf; er war ein Phansäer, der auch in den Wegen Hillels ging». Это мнение разделяет и раввин д–р M. X. Фридландер в своей работе Geschichtsbilder aus der Zeit der Tanaiten und Amoräer. Ein Beitrag zur Geschichte des Talmuds (Brünn, 1879, p. 32): «Jesus, oder Jeschu, war der Sohn eines Zimmermeisters, Namens Josef, aus Nazareth. Seine mutter hiess Mirjam oder Maua. Selbst der als conservativer Katholik [sie!] wie als bedeutender Gelehrter bekannte Ewald nennt ihn "Jesus den Sohn Josefs"… Wenn auch Jesus' Gelehrsamkeit nicht riesig war, da die Galiläer auf keiner hohen Stufe der Cultur standen, so zeichnete er sich doch durch Seelenadel, Gemütlichkeit und Herzensgüte vortheilhaft aus. Hillel I scheint sein Vorbild und Musterbild gewesen zu sein; denn der hillelianische Grundsatz: "Was dir nicht recht ist, fuge deinem Nebenmenschen nicht zu", war das Grundprincip seiner Lehren». Ренан в своей «Жизни Иисуса» (гл. III, с. 35) утверждает нечто подобное, но со значительными оговорками: «Par sa pauvreté humblement supportée, par la douceur de son caractère, par l'opposition qu'il faisait aux hypocrites et aux prêtres, Hillel fut le vrai maître de Jésus, s'il est permis de parler de maître, quand il s'agit d'une si haute originalité». {«По своей бедности, которую он переносил со смирением, по кротости своего характера, по оппозиции лицемерам и первосвященникам Гиллель был учителем Иисуса, если только можно говорить об учителе там, где речь идет о столь оригинальном человеке».} Это сопоставление было основательно опровергнуто такими талантливыми учеными, как д–р Дилич (Jesus und Hillel, Erlangen, 3d revised ed. 1879, 40 pp.), Эвальд (Ewald, V. 12–48 — Die Schule Hillel's und deren Gegner), Кейм (Keim I. 268–272), Шюрер (Schürer, p. 456) и Фаррар (Farrar, Life of Christ, II. 453–460). Все эти авторы приходят к одному и тому же выводу о совершенной независимости и самобытности Иисуса. И все–таки интересно изучить фактическую сторону вопроса.
Гиллель и Шаммай — самые выдающиеся из иудейских рабби. Они были современниками и основали две конкурирующие школы раввинистического богословия (подобно тому как Фома Аквинский и Дуне Скотт основали две школы схоластического богословия. Странно, что Иосиф Флавий о них не упоминает, если только они не скрываются за эллинизированными именами Самея и Поллион, но последние лучше согласуются с именами Шемайи и Авталиона — двух знаменитых фарисеев и учителей Гиллеля и Шаммая; кроме того, Иосиф называет Самею учеником Поллиона (см. Ewald, v. 22–26; Schürer, p. 455). Талмудическое предание очень туманно излагает их историю и приукрашивает ее многочисленными небылицами.
Гиллель I (Великий) был потомком царского рода Давида и родился в Вавилоне. Он переехал в Иерусалим очень бедным человеком и умер ок. 10 г. по P. X. Говорят, что он, как и Моисей, прожил 120 лет — 40 лет без образования, 40 лет учеником и 40 лет учителем. Он был дедом премудрого Гамалиила, в их роду на протяжении нескольких поколений по наследству передавались руководящие посты в синедрионе. Благодаря страстной жажде знаний, а также чистоте, учтивости и дружелюбию Гиллель снискал огромную популярность. Говорят, что он понимал все языки, даже никому неизвестные языки гор, холмов, долин, деревьев, диких и домашних животных и бесов. Его называли «кротким и святым». Существовала даже поговорка: «Человек всегда должен быть кроток, как Гиллель, а не вспыльчив, как Шаммай». От рабби Шаммая Гиллеля отличало более мягкое толкование закона, но в некоторых моментах, например, в важном вопросе о том, можно ли есть яйцо, снесенное в субботний день, он занимал более жесткую позицию. Соответствующий трактат Талмуда называется «Бейца» («Яйцо») в память об их знаменитом споре. Как это не похоже на Того, Кто сказал: «Суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы»!
Трактат «Пиркей авот» (который входит в состав Мишны и в гл. 1 перечисляет постулаты законнической традиции от Моисея до разрушения Иерусалима) приписывает Гиллелю многие мудрые высказывания, хотя смысл некоторых из них непонятен, а толкование сомнительно. Вот лучшие из этих высказываний:
«Будь учеником Аарона, миролюбцем и миротворцем; люби людей и влеки их к закону».
«Всякий злоупотребляющий добрым именем (или стремящийся возвеличить свое имя) уничтожает его».
«Всякий, кто не увеличивает свое знание, уменьшает его».
«Не отделяй себя от собрания и не будь уверен в себе до дня своей смерти».
«Если я не забочусь о своей душе, кто сделает это за меня? Если я забочусь только о своей душе, что я такое? Если не теперь, то когда?»
«Не суди ближнего своего, пока ты не окажешься в его положении».
«Не говори "я покаюсь, когда будет свободное время", иначе этого свободного времени у тебя никогда не будет».
«Необузданный человек никогда не будет учителем».
«Там, где нет мужчин, ты будь мужчиной».
Но его высокомерное фарисейство видно в следующих словах: «Необразованному человеку не избежать греха; простой человек не может быть благочестивым». Враги Христа в синедрионе утверждали то же самое (Ин. 7:49): «Этот народ невежда в законе, проклят он». Нравственная ценность некоторых высказываний Гиллеля сомнительна — например, его вывод о том, что, с учетом неясной фразы во Вт. 24:1, мужчина может оставить жену, «даже если она плохо приготовила ему обед». Однако современные раввины вкладывают в эту фразу более мягкий смысл: «если она навлечет бесчестье на его дом».
Однажды к рабби Шаммаю пришел язычник и пообещал стать прозелитом, если тот научит его всему закону, стоя на одной ноге. Шаммай разозлился и прогнал его палкой. С той же просьбой язычник пришел к рабби Гиллелю, который не вышел из себя, но вежливо выслушал просьбу и дал, стоя на одной ноге, следующий исчерпывающий ответ: «Не делай своему ближнему того, с чем не согласишься сам. Это весь закон; все остальное — пояснения; иди и поступай так» (см. Delitzsch, р. 17; Evald, V. 31, ср. IV. 270).
Это самые мудрые слова Гиллеля, на основании которых его главным образом и сравнивают с Иисусом. Однако:
1. Они представляют собой лишь негативное выражение позитивной евангельской заповеди «люби ближнего твоего, как самого себя» и золотого правила «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12; Лк. 6:31). Не причинять зла и делать добро — далеко не одно и то же. Первое вполне уживается с эгоизмом и любым грехом, который не наносит ущерб ближнему. Спаситель указал на благоволение Божье как на образец поведения, заповедал нам проявлять по отношению к ближним все добро, на какое мы способны, и Сам явил Собою высочайший пример самоотверженной любви, отдав Свою жизнь в жертву за грешников.
2. Эти слова не связаны с более важным законом о наивысшей любви к Богу, без которой подлинная любовь к ближнему невозможна. «На сих двух заповедях», объединенных и неразделимых, «утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:37–40).
3. Подобные высказывания звучали задолго до Гиллеля, и не только в Пятикнижии и Книге Товита (Тов. 4:15: ό μισείς μηδενι ποίησης, «что ненавистно тебе самому, того не делай никому»), но даже среди язычников (Конфуций, Будда, Геродот, Исократ, Сенека, Квинтиллиан), — однако всегда в негативной форме или применительно к какой–то конкретной ситуации или группе людей; например, Исократ, Ad Demonic, гл. 4: «Поступай со своими родителями так, как будешь молиться, чтобы твои дети поступали с тобой»; он же, In /Eginet, гл. 23: «Чтобы вы были мне такими судьями, каких вы хотели бы иметь себе». По поводу Мф. 7:12 см. Wetstein, Νου. Test. I. 341 sq. Значительное число высказываний из Талмуда и сочинений классических авторов, сходных с этой и другими библейскими максимами, собрали Лайтфут, Гроций, Ветстейн, Дойч, Шписс, Рамедж; но что все эти цитаты в сравнении с Нагорной проповедью? Более того, si duo idem dicunt, поп est idem. Что же касается подобных высказываний раввинов, нужно помнить, что до II века их не существовало в письменной форме и, как говорит Дилич, «немало высказываний Христа, которые повторяли христиане–евреи, были анонимно или под вымышленными именами включены в Талмуды и Мидрашим» (Ein Tag in Capernaum, p. 137).
4. Множество разрозненных мудрых высказываний — это не органичная этическая система, подобно тому как куча мраморных плит — это не храм и не дворец. Кроме того, лучшая этическая система неспособна породить святую жизнь, а без этого она не имеет смысла.
Мы можем без колебаний признать, что Гиллель был «величайшим и лучшим из всех фарисеев» (Эвальд), но сильно уступал Иоанну Крестителю; сравнивать же его со Христом — сущая слепота или глупость. Эвальд называет подобное сравнение «крайне неправильным» (grundverkehrt, v. 48). Фаррар заметил, что Гиллеля от Иисуса отделяет «абсолютно неизмеримое расстояние, а сходство его учения с учением Иисуса — это сходство светляка с солнцем» (И. 455). «Основополагающие устремления обоих, — говорит Дилич (р. 23), — так же далеки друг от друга, как земля и небо. Устремления Гиллеля отличаются легализмом, казуистикой и ограничены национальными рамками; устремления Иисуса глобально религиозны, нравственны и человечны. Гиллель живет и действует, следуя внешней стороне закона, а Иисус — духу закона». Гиллель даже не был реформатором, каким его хотели бы представить Гейгер и Фридландер, поскольку в качестве доказательств они могут сослаться лишь на мелкие отличия в толкованиях, не заключающие в себе никаких новых принципов или идей.
Если рассматривать Иисуса лишь как учителя–человека, Его абсолютная оригинальность состоит в том, что «Его слова коснулись всех людей во все времена и возродили нравственную жизнь мира» (Фаррар, II. 454). Но Иисус гораздо больше, чем рабби, больше, чем мудрец или святой, больше, чем реформатор, больше, чем благодетель. Он — Созидатель истинной веры, Пророк, Священник и Царь, возрождающий и спасающий человеков, основавший духовное Царство, которое своими размерами не уступает человечеству, а сроком существования — вечности.
§ 18. Апокрифические предания
Мы рассмотрим некоторые факты, связанные с историей Христа, но не имеющие большой ценности и потому не вошедшие в единственно достоверную летопись евангелий.
I. Апокрифические высказывания нашего Господа. В канонических евангелиях содержится все, что нам необходимо знать о словах и деяниях нашего Господа, хотя можно было бы записать гораздо больше (Ин. 20:30; 21:25). Благодаря тому что они были составлены и получили признание в церкви очень рано, устные предания не могли успешно конкурировать с ними. Внебиблейские высказывания Господа представляют собой немногочисленные и, за единственным исключением, малозначительные фрагменты или попросту иные варианты подлинных высказываний.
Апокрифические высказывания были собраны в следующих работах: Fabricius в Codex Apocr. N. Т., I, pp. 321–335; Grabe, Spicilegium SS. Patrum, ed. alt. 1.12 sqq., 326 sq.; Koerner: De sermonibus Christi άγράφοις (Lips. 1776); Routh в Reliq. Sacrœ, vol. I. 9–12, etc.; Rud. Hofmann в Das Leben Jesu nach den Apokryphen (Leipz. 1851, § 75, pp. 317–334); Bunsen в Anal. ante–Nic. I. 29 sqq.; Anger в Synops. Evang. (1852); Westcott, Introd. to the Study of the Gospels, Append. С. (pp. 446 sqq. of the Boston ed. by Hackett); Plumptre, в Ellicott, Com. for English Readers, I, p. xxxiii.; J. T. Dodd, Sayings ascribed to our Lord by the Fathers (1874); E. B. Nicholson, The Gospel according to the Hebrews (Lond. 1879, pp. 143–162); Alfred Resch, Agrapha. Aussercanonische Evangelienfragmente gesammelt und untersucht. Leipzig, 1889 (520 pp.). С приложением Гарнака. Самое полное и критическое исследование внеканонических высказываний нашего Господа, из которых автор отбирает и рассматривает шестьдесят три (р. 80), в том числе и многие сомнительные, например, вызвавший множество споров отрывок из Дидахе (I. 6) о запотевшей милостыне. См. эссе Эвальда в его альманахе «Jahrbücher der Bibl. Wissenschaft», VI. 40, 54 sqq. и Geschichte Christus', p. 288. Мы пользуемся главным образом собраниями Хофмана, Уэсткотта, Пламптре и Николсона.
1) «Блаженнее давать, нежели принимать». Процитировано Павлом в Деян. 20:35. См. Лк. 6:30–31; также Климент Римский, 1 Послание к коринфянам, гл. 2, ήδιον δίδοντες ή λαμβάνοντες, «любили более давать, нежели принимать». Это, несомненно, подлинное высказывание, исполненное глубокого смысла и сияющее ярче, чем одинокая звезда. Оно истинно в высочайшем смысле любви Бога и Христа. Подобные сентенции Аристотеля, Сенеки и Эпикура, процитированные у Плутарха (см. также отрывки, приведенные в комментарии Ветстейна к Деян. 20:35), имеют оттенок аристократической гордости, а их значение низводится до нуля противоположной языческой максимой, выражающей вульгарный эгоизм: «Глуп дающий, счастлив принимающий». Должно быть, Шекспир помнил об этой сентенции, когда вложил в уста Порции золотые слова:
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всего сильней у тех,
Кто властью облечен. Она приличней
Венчанному монарху, чем корона.
(Перевод Т. Щепкиной–Куперник.)
2) «И в тот же день Иисус увидел человека, занимавшегося своим ремеслом в субботу, и сказал ему: О человек, если ты знаешь, что делаешь, ты блажен; если же не знаешь, проклят ты, будучи преступником закона». Добавление к Лк. 6:4 в кодексе D Безы (хранится в библиотеке Кембриджского университета), который содержит несколько примечательных добавлений. См. перечень разночтений у Тишендорфа (8–е изд., Лк. 6:4) и Scrivener, Introd. to Criticism of the N. T., p. 8. Слово έπικατάρατος (Ин. 7:49, Textus Receptus) фарисеи используют применительно к людям, не знающим закона (также Гал. 3:10,13 в цитатах из Ветхого Завета); фразу παραβάτης τού νόμου употребляют Павел (Рим. 2:25,27; Гал. 2:18) и Иаков (2:9,11). Пламптре считает эту историю подлинной и отмечает, что она «с чудесной силой указывает на разницу между сознательным преступлением закона, который считается непреложным требованием, и утверждением высшего закона, который превосходит низший». См. также замечания Хофмана, цит. соч., с. 318.
3) «Но вы стремитесь [или, в повелительном наклонении, ζητείτε] возрастать от малого, а [не] от большего уменьшаться». Добавлено в кодексе D к Мф. 20:28. См. Тишендорф. См. Лк. 14:11; Ин. 5:44. Уэсткотт считает этот фрагмент подлинным. Николсон вставляет частицу «не», следуя куретоновскому сирийскому переводу, D; прочие источники ее опускают. Ювенк вставил этот отрывок в свою поэтическую Hist. Evang. III. 613 sqq. (цит. в Hofmann, p. 319).
4) «Будьте надежными менялами», или «испытанными ростовщиками» (τραπέζιται δόκιμοι), то есть умейте отличать настоящую монету от фальшивой. Цитируется Климентом Александрийским (несколько раз), Оригеном («Толкование Евангелия от Иоанна», xix), Евсевием, Епифанием, Кириллом Александрийским и многими другими. См. 1 Фес. 5:21: «Все испытывайте, хорошего держитесь», — и притчу о талантах, Мф. 25:27. Дилич, который, наряду со многими другими, считает это высказывание подлинным, вкладывает в него следующий смысл: меняйте менее ценное на более ценное, цените священную монету больше, нежели обычную, а превыше всего — единственную драгоценную жемчужину Евангелия (Ein Tag in Capernaum, p. 136). Ренан также признает это высказывание историческим, но истолковывает его в евионитском и монашеском смысле, как призыв к добровольной бедности. «Будьте добрыми купцами (soyez de bons banquiers), то есть помещайте ваши капиталы, памятуя Царство Божие, раздавайте ваше имущество бедным, следуя старинной пословице (Пр. 19:17): "Благотворящий бедному дает взаймы Господу"» («Жизнь Иисуса», гл. XI, с. 180, 5–е Пар. изд.).
5) «Говорит Сын Божий (?): "Будем противиться всякой неправде и возненавидим ее" » (Послание Варнавы, гл. 4). Это послание, хотя оно и включено в Синайский кодекс, вероятно, не принадлежит перу Варнавы–апостола. Уэсткотт и Пламптре цитируют данный отрывок по латинскому переводу, который предваряет высказывание словами «sicut dicit Filius Dei». Но здесь, по–видимому, допущена ошибка — в действительности это, скорее всего, «sicut decet filios Dei», «как приличествует сынам Божиим». Об этом свидетельствует оригинальный греческий текст (ставший доступным после находки Синайского кодекса), в котором сказано: ώς πρέπει υίοις θεού, причем цитируемые слова связаны с предыдущим высказыванием. См. текст Послания Варнавы, изданный Гебхардтом и Гарнаком (Patr.Apost. Op. I. 14). Что касается смысла, ср. 2 Тим. 2:19: άποστήτω από αδικίας; Иак. 4:7: άντίστητε τω διαβόλω; Пс. 118:163: άδικίαν έμίσησα.]
6) «Желающие Меня видеть и получить Мое Царство должны стяжать Меня скорбями и страданиями» (Послание Варнавы, гл. 7). Это предложение предварено словами: «Так Он [Иисус] говорит», φησίν. Но сказать с уверенностью, что оно собой представляет — цитату, вывод из предшествующих высказываний или общее напоминание о нескольких отрывках, нельзя. См. Мф. 16:24; 20:23; Деян. 14:22: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие».
7) «Способный к удивлению [ό θαυμάσας, с удивлением, вызванным благоговейной верой] воцарится, а воцарившийся достигнет успокоения» . Фраза из «Евангелия евреев», процитирована Климентом Александрийским («Строматы», II. 9, § 45). Александрийский богослов цитирует это и следующее за ним предложение, чтобы показать (и это верно подмечает Пламптре), «что в учении Христа, как и в учении Платона, удивление есть одновременно и начало, и конец познания».
8) «Дивитесь тому, что перед вами (θαύμασον τα παρόντα)». Из Климента Александрийского («Строматы», И. 9, § 45).
9) «Я пришел отменить жертвоприношения; если вы не оставите жертвоприношений, гнев [Божий] не оставит вас». Из «Евангелия евионитов» (точнее, иудействующих ессеев), процитировано Епифанием (Hœr. ххх. 16). См. Мф. 9:13: «Милости хочу, а не жертвы».
10) «Просите великого, тогда и малое вам приложится; просите небесного, тогда приложится вам земное». Процитировано у Климента Александрийского («Строматы», I. 24, § 154; ср. IV. 6, § 34) и у Оригена («О молитве», гл. 2), с небольшими различиями. Возможно, здесь свободно, по памяти, цитируется Мф. 6:33. Амвросий также приводит это высказывание (Ер. xxxvi. 3): «Denique scriptum est: "Petite magna, et parva adjicientur vobis. Petite cœlestia, et terrena adjicientur" ».
11) «В чем Я найду вас, в том и буду судить» . Процитировано Иустином Мучеником («Диалог с Трифоном», гл. 47) и Климентом Александрийским («Какой богач спасется?», § 40). Несколько иначе у Нила: «Каким я тебя найду, так и буду тебя судить, говорит Господь». Параллельные отрывки — Иез. 7:3,8; 18:30; 24:14; 33:20 — не объясняют это высказывание в полной мере. Возможно, оно взято из апокрифического евангелия. См. Хофман, р. 323.
12) «Кто близок ко Мне, тот близок к огню: кто далек от Меня, далек от царства» . Цитируют Ориген («Толкование Иеремии», III) и Дидим Александрийский (толкование Пс. 87:9). См. Лк. 12:49. У Игнатия («Поел, к смирнянам») есть похожее высказывание, но не в виде цитаты: «Кто подле меча — подле Бога» (εγγύς μαχαίρας εγγύς θεού).
13) «Если вы не исполнили малое, кто даст вам великое? Ибо Я говорю вам, тот, кто верен в самом малом, верен также и в большом» . Из проповеди Псевдо–Климента Римского (гл. 8). См. Лк. 16:10–12 и Мф. 25:21,23. Ириней (II. 34, 3) цитирует похожий отрывок, вероятно, по памяти: «Si in modico fidèles non fuistis, quod magnum est quis dabit nobis?»
14) «Храните плоть чистой, a печать [вероятно, крещение] незапятнанной, чтобы нам (вам) унаследовать жизнь вечную». Из Псевдо–Климента, гл. 8. Но, поскольку это предложение соединено с предыдущим при помощи фразы άρα ούν τούτο λέγει, оно, видимо, представляет собой лишь пояснение («Он имеет в виду»), а не отдельную цитату. См. Lightfoot, St. Clement of Rome, pp. 200–201, и его же Appendix containing the newly recovered Portions, p. 384. Что касается смысла фразы, ср. 2 Тим. 2:19; Рим. 4:11; Еф. 1:13; 4:30.
15) Господь наш, когда Саломея спросила о времени пришествия Его царства и исполнения того, о чем Он говорил, ответил: «Когда вы сумеете попрать ногами шелуху стыда, когда двое станут одним, мужчина сольется с женщиной, и не будет ни мужчин, ни женщин» . Приведено у Климента Александрийского как цитата из «Евангелия египтян» («Строматы», III. 13, § 92) и в проповеди Псевдо–Климента Римского (гл. 12). См. Мф. 22:30; Гал. 3:28; 1 Кор. 7:29. Это высказывание имеет мистический оттенок, чуждый подлинным евангелиям, но отвечающий вкусам гностиков.
16) «За тех, кто болен, Я был болен, и за тех, кто алчет, Я алкал, и за тех, кто жаждет, Я жаждал». Процитировано Оригеном («Толкование Матфея», xiii. 2). См. Мф. 25:35–36; 1 Кор. 9:20–22.
17) «Никогда не веселитесь, разве что увидите брата своего [пребывающим] в любви» . Цитата из «Евангелия евреев», приведенная у Иеронима («Толкование Послания к ефесянам», ст. 3).
18) «Возьмите, осяжите Меня и посмотрите, что Я не дух бестелесный» . Процитировано Игнатием («Поел, к смирнянам», гл. 3) и Иеронимом, который взял эту цитату из «Евангелия назореев» («О знаменитых мужах», илл. 16). Эти слова были якобы сказаны Петру и апостолам после воскресения. См. Лк. 24:39; Ин. 20:27.
19) «Должно прийти добру, но блажен тот, через кого оно приходит; подобным же образом должно прийти злу, но горе тому, через кого оно приходит» («Проповеди Климента», xii. 29). Относительно второй части высказывания ср. Мф. 18:7; Лк. 17:1.
20) «Таинства Мои есть достояние Мое и чад дома Моего» . Климент Александрийский («Строматы», V. 10, § 64), «Проповеди Климента» (xix. 20) и Александр Александрийский («Поел, к Алекс», гл. 5, где эти слова приписываются Отцу). См. Ис. 24:16 (Септ.); Мф. 13:11; Мк. 4:11.
21) «Если вы не возвысите свое низкое и не выправите свое кривое, не войдете в Мое Царство» . Приведено в «Деяниях Филиппа» (Tischendorf, Acta Apost. Apocr., p. 90), процитировано Эвальдом (Gesch. Christus', p. 288), который называет эти слова слабым отзвуком более известных высказываний.
22) «Я Сам сделаю выбор. Превосходны те, кого Мой Отец Небесный дал Мне» . Евсевий (Theophan. iv. 13), цитата из еврейского Евангелия.
23) «Господь учил о тех временах и говорил: "Придут дни, когда будут расти виноградные деревья, и на каждом будет по десяти тысяч лоз, на каждой лозе по десять тысяч веток, на каждой ветке по десять тысяч прутьев, на каждом пруте по десять тысяч кистей, и на каждой кисти по десять тысяч ягодин, и каждая выжатая Ягодина даст по двадцать пять мер вина . И когда кто–либо из святых возьмется за кисть, то другая возопиет; я лучше, через меня благослови Господа! Подобным образом и зерно пшеничное родит десять тысяч колосьев, и каждый колос будет иметь по десять тысяч зерен, и каждое зерно даст по десять фунтов чистой муки; и прочие плодовые деревья, семена и травы будут производить в соответственной сему мере, и все животные, пользуясь пищей, получаемой от земли, будут мирны и согласны между собою и в совершенной покорности людям"». К этому описанию Папий добавляет: «Это для верующих достойно веры. Когда же Иуда предатель не поверил сему и спросил, каким образом сотворится Господом такое изобилие произрастений, то Господь сказал: "Это увидят те, которые достигнут тех (времен)" ». Высказывание приводит «простодушный» Папий (цит. Ириней, «Против ересей», V. 33, 3). См. Ис. 11:6–9.
Это весьма образное описание тысячелетнего царства. Уэсткотт полагает, что оно основано на подлинных словах Господа, я же думаю, что оно имеет мифическую природу и заимствовано из Апокалипсиса Варуха, в котором есть сходный отрывок (впервые опубликован в Monumenta Sacra et Profana opera Collegii Doctorum Bibliothecœ Ambrosianœ. Tom. I. Fase. II. Mediol. 1866, p. 80, a затем в Libri Apocryphi Veteris Test., ed. Fritzsche. Lips. 1871, p. 666): «Etiam terra dabit fructus suos unum in decem millia, et in vite una erunt millepalmites, et unus palmes faciet mille botros, et botrus unus faciet mille acinos, et unus acinus faciet corum vini. Et qui esunerunt jucundabuntur, iterum autem videbunt prodigia quotidie… Et eut in illo tempore, descendet iterum desuper thesaurus manna, et comedent ex eo in istis annis».
Уэсткотт цитирует еще одиннадцать апокрифических высказываний, которые представляют собой лишь вольный пересказ или искажение подлинных слов Христа, а потому могут быть опущены. Николсон собрал возможные или вероятные фрагменты «Евангелия евреев», которые более или менее соответствуют различным отрывкам канонических евангелий.
Магометанское предание сохранило в Коране и других писаниях несколько поразительных высказываний Христа, которые собрал Хофман (цит. соч., с. 327–329). Вот лучшее из них:
«Иисус, Сын Марии, сказал: "Тот, кто жаждет быть богатым, подобен человеку, пьющему морскую воду; чем больше он пьет, тем больше жаждет, и не отрывается от питья, пока не погибнет"».
II. Внешний облик Иисуса. Ни один из евангелистов, даже любимый ученик и близкий друг Иисуса, не дает нам и намека на то, какими были Его лицо, телосложение, голос или манеры, что Он ел, во что одевался, как протекала Его повседневная жизнь. В этом отношении они, возможно, поступили мудро, не оставив места для наших инстинктивных предпочтений. Его, Спасителя всех людей и совершенный пример для всех, не следует отождествлять с характерными чертами какой–то одной расы или национальности или с каким–то стандартом красоты. Нам следует прилепляться ко Христу в духе и славе, а не ко Христу во плоти. Так полагал апостол Павел (2 Кор. 5:16; ср. 1 Пет. 1:8). Он невидим, но любим больше, чем какое–либо человеческое существо.
Несомненно, одежда и внешний облик Иисуса соответствовали обычаям того времени и Его народа, и Он избегал всяческого показного блеска. Вероятно, Он ходил незамеченным среди шумных толп. Но более внимательный наблюдатель увидел бы Его духовную красоту и внушающее благоговейный страх величие в Его поведении и манере держаться. Это объясняет, почему ученики с такой готовностью оставили все и последовали за Ним с безграничным почтением и преданностью. Он не был похож на грешника. Он был более чем похож на святого. В его глазах и манере держаться отражались безоблачный покой и небесная чистота безгрешной души, находящейся в благословенной гармонии с Богом. Его присутствие вызывало в людях уважение, уверенность и привязанность.
За отсутствием достоверного изображения христианское искусство с его безудержным стремлением воплотить в зримой форме прекраснейшего из сынов человеческих было вынуждено следовать собственным несовершенным представлениям об идеальной красоте. Гонимая церковь первых трех столетий с неприязнью относилась к изображениям Христа — в которых слишком буквально понималось пророческое описание страдающего Мессии в 21–м псалме и в 53–й главе Исайи, а уничижение (но не возвышение) Христа ассоциировалось с идеей невзрачности. Победившая церковь после Константина, отталкиваясь от мессианского образа из 44–го псалма и Песни песней Соломона, видела Того же Господа в небесной славе: Он «прекраснее сынов человеческих» и «Он красив во всем». Но разница была не столь велика, как иногда об этом говорят. Ибо даже доникейские отцы (в особенности Климент Александрийский) не только отчетливо видели разницу между первым явлением Христа в унижении и смирении и вторым Его явлением в славе и величии, но и никоим образом не отрицали, что даже во дни плоти Своей Спаситель обладал высокой духовной красотой, «славой Единородного от Отца, полного благодати и истины», которая сияла сквозь завесу Его человеческой природы, а временами, как это было на горе Преображения, предвосхищала Его будущую славу. «Несомненно, — говорит Иероним, — Его глаза сверкали бликами огня и звездным светом, а величие Божества сияло на Его лице».
Самые ранние изображения Христа, в катакомбах, носят чисто символический характер. Он изображен в виде Агнца, Доброго Пастыря, Рыбы. Последний символ происходит от греческого слова Ichthys, составленного из первых букв слов Ιησούς Χριστός Θεού Υιός Σωτήρ, то есть «Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель». Настоящие изображения Христа в ранней церкви были бы соблазном для христиан–иудеев, а также искушением для обращенных из язычников.
Первое формальное описание внешнего облика Христа, хотя его подлинность сомнительна, а составлено оно было никак не ранее IV века, оказало большое влияние на Его изображения. Автором этого описания считается язычник Публий Лентул, якобы современник Пилата и «президент народа иерусалимского» (официально такого титула не существовало), написавший на латыни апокрифическое письмо римскому сенату, — последнее было впервые найдено в рукописи трудов Ансельма Кентерберийского и опубликовано с небольшими различиями Фабрицием, Карпцовым, Габлером и др. Вот как оно выглядит:
«В это время появился Человек, Который жив и по сей день, Человек, наделенный великой силой. Люди называют Его великим пророком; Его собственные ученики называют Его Сыном Божьим. Его имя Иисус Христос. Он возвращает умерших к жизни и исцеляет больных от всевозможных заболеваний. Это человек благородного и пропорционального телосложения, Его лицо исполнено доброты, но также и твердости, так что видящие Его одновременно испытывают к Нему любовь и страх. Волосы у Него цвета виноградной лозы и золотистые у корней; они прямые и не блестят, но ниже ушей завиваются и лоснятся, а посередине расчесаны на две стороны по обычаю назореев [назарян?]. Лоб Его ровный и гладкий, на лице нет ни морщин, ни изъянов, и оно сияет нежным румянцем. Выражение лица свидетельствует об искренности и доброте. В форме носа и рта нет ни малейшей неправильности. У Него густая борода того же орехового цвета, что и волосы, недлинная, но раздвоенная. Его глаза голубого цвета и очень ясные. Обличая или укоряя кого–то, Он грозен; увещевая или наставляя кого–то, Он кроток и дружелюбен. Никогда не видели, чтобы Он смеялся, но часто замечали, что Он плачет (numquam visus est ndere, flere autem scepe). Его фигура высока и стройна, руки и ноги прекрасны и прямы. Говорит Он неторопливо и серьезно, к болтливости не склонен. Красотой Он превосходит детей человеческих».
Еще одно описание есть в трудах греческого богослова Иоанна Дамаскина, жившего в VIII веке (Epist. ad Theoph. Imp. de venerandis I mag., подделка), а третье, сходное с ним, — в «Церковной истории» Никифора (I. 40), составленной в XIV веке. В этих описаниях говорится, что Христос был похож на Свою Мать, что Его осанка была величественной, но Он слегка сутулился, у Него были красивые глаза, светлые, длинные и вьющиеся волосы, бледное, оливкового цвета лицо, длинные пальцы, а Его глаза лучились благородством, мудростью и терпением.
На основании этих описаний и легенд об Авгаре и Веронике возникло множество изображений Христа, которые можно разделить на две группы: изображения Salvator, на которых Он выглядит безмятежным и исполненным достоинства, без малейшего следа печали, и изображения Ecce Homo, представляющие Его страдающим Спасителем в терновом венце. Величайшие художники и скульпторы без остатка вкладывали свой гений в изображения Христа, но краски, резец и перо способны лишь в ничтожной степени отразить красоту и славу Его, Сына Божьего и Сына Человеческого.
Один из современных биографов Христа, д–р Зепп (католик, Das Leben Jesu Christi, 1865, vol. VI. 312 sqq.), отстаивает истинность легенды о св. Веронике из Иродовой семьи и подлинность изображения страдающего Спасителя в терновом венце, которое Он запечатлел на ее роскошном покрывале. Зепп отбрасывает филологическое толкование данной истории на основании словосочетания «истинный образ» (vera εικών = Вероника) и полагает, что это имя происходит от φερενίκη (Вереника), «Победоносная». Но еп. Гефеле (ст. «Christusbilder» в католическом справочнике Wetzer, Welte, Kirchen–Lexikon, II. 519–524), как и Гримм, отождествляет Веронику с Вереникой, якобы поставившей в Кесарии Филипповой статую Христа (Евсевий, VII. 18), и считает легенду о Веронике всего лишь латинским вариантом легенды об Авгаре, которая существует в Греческой церкви. Д–р Хазе (Leben Jesu, p. 79) приписывает Христу мужественную красоту, крепкое здоровье и тонкие, но не слишком выразительные черты лица. Он ссылается на Ин. 20:14 и Лк. 24:16, где говорится, что друзья не узнали Его, но эти отрывки описывают лишь таинственные явления воскресшего Господа. Ренан («Жизнь Иисуса», гл. XXIV, с. 403) в легкомысленном стиле романиста описывает Христа как doux Galiléen, спокойного и обладающего чувством собственного достоинства, как beau jeune homme, производившего огромное впечатление на женщин, в особенности на Марию из Магдалы; даже гордая римская дама, жена Понтия Пилата, мельком увидевшая Его в окно (?), была очарована, видела Его ночью во сне и устрашилась мысли о Его смерти. Д–р Кейм (I. 463), исходя из описания Христа в синоптических евангелиях, делает вывод, что Он не был поразительно красив, но, безусловно, был благороден, привлекателен, мужествен, здоров и энергичен, выглядел как пророк, вызывал к Себе уважение, а мужчины, женщины, дети, больные и нищие чувствовали себя счастливыми в Его присутствии. Каноник Фаррар (I. 150) разделяет точку зрения Иеронима и Августина и говорит, что Его лицо было исполнено величия и нежности, оно
…светилось изнутри
Неизъяснимой красотою скорби,
И скорбь приумножала красоту.
Относительно художественных изображений Христа см. J. В. Carpzov: De oris et corporis J. Christi forma Pseudo–Lentuli, J. Damasceni et Nicephori prosopographiœ. Heimst. 1777. P. E. Jablonski: De origine imaginum Christi Domini. Lugd. Batav. 1804. W. Grimm: Die Sage vom Ursprung der Christusbilder. Berlin, 1843. Dr. Legis Glückselig: Christus–Archäologie; Das Buch von Jesus Christus und seinem wahren Ebenbilde. Prag. 1863. 4to. Mrs. Jameson and Lady Eastlake: The History of our Lord as exemplified in Works of Art (with illustrations). Lond. 2d ed. 1865, 2 vols. Cowper: Apocr. Gospels. Lond. 1867, pp. 217–226. Hase: Leben Jesu, pp. 76–80 (5th ed.). Keim: Gesch. Jesu von Naz. I. 459–464. Farrar: Life of Christ. Lond. 1874, I. 148–150, 312–313; II. 464.
III. Свидетельство Иосифа Флавия об Иоанне Крестителе. «Иуд. древности», xviii, гл. 5, § 2. Какие бы мнения ни существовали по поводу более известного отрывка о Христе, рассмотренного в § 14 (с. 70), рассказ об Иоанне, несомненно, подлинный, и многие ученые признают его таковым. Он полностью и независимо подтверждает сказанное в евангелиях о служении и кончине Иоанна и косвенно свидетельствует об историчности евангельского повествования о Христе, для Которого Иоанн всего лишь приготовил путь. «Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека (αγαθόν άνδρα), который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение [водой] будет угодно Господу Богу, так как они будут прибегать к этому средству не [только] для удаления [искупления] различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься. Так как [многие] люди стекались к проповеднику, учение которого возвышало [услаждало] их души, Ирод стал опасаться, как бы огромное влияние Иоанна на толпу (которая, казалось, готова была выполнить его любое желание) не привело к каким–либо осложнениям. Поэтому правитель предпочел предупредить возможное развитие событий, схватив Иоанна и казнив его. По приказу Ирода Иоанн был в оковах послан в Махерон, вышеуказанную крепость, и там казнен. Иудеи же были убеждены, что войско Ирода погибло в наказание за то, что Ирод погубил Иоанна».
IV. Свидетельство Мары о Христе, 74 г. по P. X. Это вышеупомянутое (§ 14, с. 72) внебиблейское сообщение о Христе, ставшее известным в 1865 г., звучит так:
«Что нам сказать, когда мудрых силой влекут руки тиранов, а их мудрость злословием лишают свободы, когда их разоряют за [высокий] ум, не давая им [возможности] оправдаться? [Они не всегда заслуживают жалости.] Ибо какую выгоду получили афиняне, предавшие смерти Сократа и в наказание за то получившие голод и мор? Или жители Самоса, которые сожгли Пифагора, и их страна в одночасье была полностью засыпана песком? Или евреи, убившие своего Мудрого Царя, у которых с тех пор было отнято царство? Ибо справедливостью Бог воздал за мудрость [всем] троим. Ибо афиняне умерли от голода; а жителей Самоса покрыло море, и никому не было спасения; а евреи, уничтоженные и лишенные своего царства, рассеялись по всем странам. [Нет], Сократ не умер благодаря Платону; не умер и Пифагор благодаря статуе Геры; не умер и Мудрый Царь благодаря установленным Им новым законам».
Мы ничего не знаем о национальности Мары и его общественном положении. Д–р Пэйн Смит предполагает, что он был персом. Он писал из тюрьмы и хотел умереть «неважно, какой смертью». В начале своего письма Мара говорит: «Вот поэтому я написал тебе свидетельство о том, что я обнаружил в мире путем внимательного наблюдения. Ибо я внимательно наблюдал за жизнью людей. Я иду по пути познания и, изучая греческую философию, я узнал все это, хотя мои знания и потерпели крушение, когда произошло рождение жизни». Под «рождением жизни» он, возможно, имел в виду пришествие в мир христианства или свое собственное обращение. Но никакого иного указания на то, что Мара был христианином, нет. Совет, который он дает сыну, сводится лишь к тому, чтобы «посвятить себя мудрости, источнику всего доброго, непреходящему сокровищу».
§ 19. Воскресение Христа
О воскресении Христа из мертвых сообщают четыре евангелия, о нем говорится в посланиях, в него верит весь христианский мир, и каждый «день Господень» воскресение Господа празднуют как исторический факт, как чудо, ставшее венцом и божественным итогом всего Его служения, как основание всех надежд верующих, как залог их собственного будущего воскресения. В Новом Завете оно изображено деянием Всемогущего Отца, воскресившего Сына из мертвых,
[211] и деянием Самого Христа, имевшего власть отдать жизнь и опять принять ее.
[212] Вознесение было достойным завершением воскресения: вновь обретенная жизнь нашего Господа, Который есть «воскресение и жизнь», не могла закончиться еще одной смертью на земле, но должна была продолжиться в вечной славе на небесах. Поэтому апостол Павел и говорит: «Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога».
[213]Фундаментом Христианской Церкви является воскресение ее Основателя. Без этого события Церковь никогда бы не появилась на свет, а если бы и родилась, то умерла бы вскоре после рождения. Чудо воскресения и существование христианства так тесно связаны, что крах одного означает неизбежное крушение другого. Если Христос воскрес из мертвых, то и все остальные Его чудеса не подлежат сомнению, а наша вера несокрушима; если же Он не воскрес, то Он умер напрасно и наша вера тщетна. Только благодаря воскресению Его смерть даровала нам искупление, оправдание и спасение; без воскресения Его смерть означала бы крушение всех наших надежд; мы по–прежнему не имели бы искупления и находились бы под властью грехов. Евангелие мертвого Спасителя было бы нелепостью и жалким заблуждением. Так рассуждает апостол Павел, и его логика неопровержима.
[214]Таким образом, воскресение Христа — это вопрос, который определяет истинность или ложность христианской религии. Это либо величайшее чудо, либо величайшее заблуждение в истории.
[215]Христос предсказал и Свое распятие, и Свое воскресение, но первое было камнем преткновения для Его учеников, а последнее — тайной, которую они не смогли понять до тех пор, пока все не произошло.
[216] Они, без сомнения, ожидали, что Иисус вскоре установит на земле Свое мессианское царство. Именно этим объясняется их полное разочарование и глубокое уныние после распятия. В результате предательства товарища, торжества священнической иерархии, непостоянства народа, смерти и погребения их возлюбленного Учителя они за считанные часы утратили свои мессианские надежды и оказались под градом оскорблений и насмешек со стороны врагов. Два дня они провели в страхе, на грани отчаяния. Но на третий день в учениках произошла полная перемена: уныние сменилось надеждой, робость — отвагой, сомнения — верой. Они с риском для жизни начали проповедовать Евангелие воскресения перед лицом неверующего мира. Эта перемена коснулась не одного–двух, а всех учеников; она не была следствием легковерия, но произошла вопреки сомнениям и колебаниям;
[217] она была не поверхностной и кратковременной, но радикальной и окончательной; она повлияла не только на судьбу апостолов, но и на всю мировую историю. Перемена затронула даже главного гонителя христиан, Савла из Тарса, и он, один из самых светлых и мощных умов своего времени, сделался преданным и верным поборником Евангелия и оставался им до часа своей мученической смерти.
Этот факт очевиден для каждого, кто читает завершающие главы евангелий, и его открыто признают даже самые отъявленные скептики.
[218]Но перед нами встает вопрос: можно ли объяснить этот внутренний переворот в жизни учеников, оказавший огромное влияние на судьбы человечества, не связывая его с внешним переворотом, произошедшим в истории Христа; иными словами, была ли вера в воскресшего Христа, о которой открыто говорили ученики, истинной и непритворной, не была ли она лицемерной ложью или искренним самообманом.
Существует четыре теории, которые неоднократно подвергались критическому анализу и упорно отстаивались своими сторонниками с блестящей эрудицией и всевозможной изобретательностью. Исторические загадки не похожи на математические задачи. Никакие доводы в пользу воскресения не произведут впечатления на критиков, изначально согласных с философским предположением о невозможности чудес, и уж тем более на тех, кто отрицает не только воскресение тела, но и бессмертие души. Но факты — упрямая вещь, и если удастся доказать, что некая критически важная гипотеза невозможна и неразумна с точки зрения психологии и истории, то философия, положенная в основание этой гипотезы, будет перечеркнута. Задача историка — не воссоздавать историю на основе предвзятых мнений и не подгонять ее под собственные предпочтения, а восстанавливать историю на основе самых достоверных фактов и позволить ей самой говорить за себя.
1. Историческая точка зрения, изложенная в евангелиях и разделяемая всеми конфессиями и сектами христианской церкви. Воскресение Христа было реальным, хотя и чудесным событием, оно вполне соответствовало Его личности и предшествующей жизни и было исполнением Его собственного пророчества. В этот момент мертвое тело Иисуса вновь ожило благодаря возвращению Его души из духовного мира, а тело и душа Иисуса восстали из гроба к новой жизни, и на протяжении краткого времени — сорока дней — Он неоднократно являлся верующим, а потом вошел в славу, вознесшись на небеса. Целью этих явлений было не только убедить апостолов в реальности воскресения, но и сделать их свидетелями воскресения и вестниками спасения для всего мира.
[219]Истина вынуждает нас признать, что примирить между собой повествования евангелистов, создать непротиворечивое представление о природе тела, в котором воскрес Христос, как бы зависший между небом и землей и в течение сорока дней пребывавший то в естественном, то в сверхъестественном состоянии, — тела из крови и плоти, в котором были раны от гвоздей, но в то же время достаточно духовного, чтобы проходить сквозь закрытые двери и видимо вознестись на небеса, — весьма трудно. Но эти трудности не столь велики, как проблемы, которые породило бы отрицание реальности воскресения. Первые можно до известной степени разрешить, последние нельзя. Нам неизвестны все подробности и обстоятельства, которые позволили бы четко проследить очередность событий.
Но посреди всех разногласий непреложность великого стержневого факта самого воскресения и его основополагающих обстоятельств «еще более выделяется».
[220] Несомненно, сорок дней после воскресения — самый загадочный период в жизни Христа, который выходит за рамки всякого обычного христианского опыта. Явления Христа немного похожи на ветхозаветные теофании, которые ниспосылались лишь нескольким верующим, но для всеобщего блага. Во всяком случае, факт воскресения — единственный ключ к решению психологической загадки внезапной, полной и необратимой перемены в умах и поступках учеников; это необходимое звено в цепочке, соединяющей их жизнь до и после смерти Христа. Их вера в воскресение была слишком явной, слишком сильной, слишком непоколебимой, слишком плодотворной, чтобы ее можно было объяснить как–либо иначе. Ученики показали, насколько сильна и отважна была их вера, когда вскоре вернулись в Иерусалим, самое опасное место, и там, под самым носом у враждебного синедриона, создали церковь–мать всего христианского мира.
2. Теория мошенничества. Апостолы выкрали и спрятали тело Иисуса и обманули весь мир.
[221]Опровержение этой мерзкой лжи сокрыто в ней самой: если римские солдаты, которые по просьбе священников и фарисеев сторожили гробницу, заснули, они не могли видеть воров и никогда не сообщили бы о своем воинском преступлении; если же они или хотя бы некоторые из них бодрствовали, то предотвратили бы кражу. Что же касается учеников, они в тот момент совсем пали духом, были слишком напуганы, чтобы отважиться на столь дерзкий поступок, и слишком честны, чтобы обмануть весь мир. Наконец, ими же самими придуманная ложь не придала бы ученикам мужества и силы духа, которые были им нужны, чтобы с риском для жизни проповедовать воскресение. Вся эта теория — отвратительный абсурд, оскорбляющий здравый смысл и честь человечества.
3. Теория обморока. Иисус не умер, но лишь истощил Свои жизненные силы, которые вновь вернулись к Нему благодаря нежной заботе друзей и учеников или (как некоторые ошибочно полагают) благодаря Его собственным медицинским навыкам; вскоре после этого Он тихо умер Своей смертью.
[222]Иосиф Флавий, Валерий Максим и многие светила психологии и медицины искали и приводили в качестве доказательств примеры таких мнимых «воскресений» из состояния транса или асфиксии, особенно на третий день, который считается критической границей между жизнью и необратимыми разрушениями.
Однако помимо непреодолимых физиологических проблем — многочисленных ран и истечения крови из сердца, пробитого копьем римского солдата, — эта теория совершенно не способна объяснить нравственные последствия воскресения. Недолгий остаток жизни искалеченного Иисуса, нуждавшегося в медицинской помощи, Его естественная смерть и окончательное погребение, лишенное даже ореола мученической славы, которым было окружено распятие, не только не возродили бы в учениках веру, но, в конечном итоге, лишь усугубили бы их уныние и привели бы их в полное отчаяние.
[223]4. Теория галлюцинации. Воскресение Христа имело место лишь в воображении Его друзей, которые приняли субъективное видение или сон за реальное событие и, таким образом, обрели смелость проповедовать веру в воскресение перед лицом смертельной опасности. Их желание породило веру, вера породила факт, и она же, однажды родившись, со всей силой религиозного поветрия начала распространяться от одного человека к другому, по городам и селениям. Христианское сообщество своей горячей любовью ко Христу дало жизнь этому чуду. Соответственно, воскресение вовсе не имеет отношения к истории Христа, но составляет часть внутренней жизни Его учеников. Это всего лишь воплощение их пробуждавшейся веры.
Эта гипотеза была предложена язычником, противником христианства, во II веке и вскоре была предана забвению, но обрела новую жизнь в XIX веке и со скоростью эпидемии разнеслась по умам скептически настроенных критиков из Германии, Франции, Голландии и Англии.
[224]В первую очередь сторонники этой гипотезы ссылаются на видение апостола Павла по дороге в Дамаск, произошедшее несколькими годами позже и, тем не менее, поставленное в один ряд с предыдущими явлениями Христа первым апостолам (1 Кор. 15:8), а также на предполагаемые аналогии из истории религиозного энтузиазма и мистицизма, такие как личные видения св. Франциска Ассизского, Орлеанской Девы, св. Терезы (которая полагала, что видела Иисуса глазами души более отчетливо, нежели могла бы Его увидеть плотскими глазами), Сведенборга, даже Мохаммеда, коллективные видения монтанистов в Малой Азии, камисардов во Франции, призрачные воскресения мученически погибших Фомы Бекета из Кентербери и Савонаролы из Флоренции в возбужденном воображении их почитателей и явления Непорочной Девы в Лурде.
[225]Никто не станет отрицать, что люди зачастую путают субъективные видения и впечатления с объективной действительностью. Но, за исключением видения апостола Павла, — о котором мы поговорим в должное время и которое, даже по словам самых скептически настроенных критиков, представляет собой сильный довод против теории мифа или галлюцинации, — эти предполагаемые аналогии не имеют никакого отношения к нашему вопросу, поскольку, не говоря уже о других различиях, все это не более чем разрозненные и мимолетные события, не оставившие никакого следа в истории, в то время как вера в воскресение Христа перевернула весь мир. Следовательно, рассуждать о воскресении Христовом как о совершенно уникальном событии необходимо лишь на основе его конкретных обстоятельств.
а) Первый несокрушимый довод против иллюзорности воскресения и в пользу его объективной реальности — пустая могила Христа. Если Он не воскрес, значит, Его тело либо было украдено, либо оставалось в гробнице. Если тело украли ученики, то они умышленно обманывали людей, проповедуя воскресение, и в этом случае теория галлюцинации уступает место уже опровергнутой теории мошенничества. Если тело украли враги, у них в руках оказалось лучшее свидетельство против воскресения и они не преминули бы предъявить его, чтобы доказать безосновательность видения. То же самое, конечно, случилось бы, если бы тело осталось в могиле. Убийцы Христа ни в коем случае не упустили бы такую возможность сокрушить само основание ненавистной секты.
Пытаясь обойти это затруднение, Штраус говорит, что идея о воскресении зародилась в Галилее, куда бежали ученики; но его предположение не решает проблему, потому что несколько недель спустя ученики вернулись в Иерусалим и собрались вместе в день Пятидесятницы.
Этот аргумент сокрушает даже самый утонченный вариант теории галлюцинации, допускающий возможность духовного явления Христа с небес, но отрицающий воскресение Его тела.
б) Если Христос в действительности не воскрес, то Его слова, обращенные к Марии Магдалине, ученикам из Еммауса, неверующему Фоме, к Петру при море Тивериадском, ко всем ученикам на горе Елеонской, — такие же религиозные сказки. Но кто поверит; что слова, исполненные такого достоинства и величия и настолько подобающие торжественному мгновению восшествия на престол благодати, как заповедь проповедовать Евангелие всей твари, крестить народы во имя Отца, Сына и Святого Духа и обещание быть с учениками во все дни до скончания века (обещание, которое ежедневно находит множество подтверждений в жизни церкви), — всего лишь выдумка витающих в облаках, обманывающих самих себя энтузиастов или сумасшедших фанатиков? С таким же успехом можно объявить выдумкой Его Нагорную проповедь или Первосвященническую молитву! Кто, обладая хотя бы начатками понимания истории, может предположить, что Иисус никогда не устанавливал крещения, которое совершалось во имя Его с самого дня Пятидесятницы и которое, подобно совершению вечери Господней, ежедневно свидетельствует о Нем так же, как солнечный свет свидетельствует о солнце!
в) Если видения воскресшего Христа были плодом воспаленного воображения верующих, невозможно объяснить, почему они неожиданно прекратились на сороковой день (Деян. 1:15) и впоследствии не возвращались ни к одному из учеников, за исключением Павла, который четко характеризует свое видение Христа как «последнее». Даже в день Пятидесятницы Христос не явился ученикам, но, как Он и обещал, на них сошел «другой Утешитель»; и Стефан видел Христа на небесах, а не на земле.
[226]г) Главный недостаток гипотезы галлюцинации заключается в том, что она изначально невозможна. Она требует от нас чрезвычайного легковерия. Мы должны поверить, что множеству людей, по одиночке и группами, в разное время и в разных местах, от Иерусалима до Дамаска, явилось одно и то же видение или приснился один и тот же сон; что рано утром — женщинам у открытой гробницы, немного позже — Петру и Иоанну, после полудня в день воскресения — двум ученикам, шедшим в Еммаус, вечером — всем ученикам, за исключением Фомы, а на следующий день Господень — им же, но уже в присутствии неверующего Фомы, потом семи апостолам близ моря Тивериадского, а однажды одновременно пятистам братьям, большая часть которых еще была в живых, когда Павел писал об этом, потом Иакову, брату Господа, который прежде не верил в Него, вновь всем ученикам во время вознесения на горе Елеонской и, наконец, здравомыслящему, умному гонителю христиан на дороге в Дамаск — что всем этим людям во всех перечисленных случаях просто померещилось, что они видят и слышат Самого Иисуса в телесном облике. И что благодаря этой галлюцинации уныние, в котором ученики пребывали после распятия Господа, мгновенно сменилось бесстрашной верой и твердой надеждой, побудившими их до самой смерти проповедовать Евангелие воскресения от Иерусалима до Рима! И что эта галлюцинация первых учеников произвела величайший переворот не только в их собственных мыслях и поступках, но и в иудеях и язычниках, а также во всей последующей истории человечества! Неверующие хотят нас убедить в том, что эта галлюцинация положила начало самому бесспорному и самому значительному из всех фактов — Христианской Церкви, которая просуществовала все эти восемнадцать веков, распространилась по всему цивилизованному миру, а теперь насчитывает больше членов, чем когда–либо в прошлом, и обладает большим нравственным авторитетом, чем все царства и все остальные религии вместе взятые!
Гипотеза галлюцинации не может отменить чудо, но всего лишь превращает его из факта в вымысел; она считает, что пустое заблуждение сильнее истины, и в конце концов превращает в обман историю как таковую. Прежде чем мы сможем вычеркнуть из истории воскресение Христа, нам придется вычеркнуть из истории и самих апостолов, и само христианство. Мы должны либо признать реальность чуда, либо честно признаться, что здесь мы оказались перед лицом необъяснимой тайны.
Признания сторонников теории галлюцинации. Самые талантливые сторонники теории галлюцинации вынуждены вопреки собственному желанию признать, что в видениях воскресшего или вознесенного Христа есть некая необъяснимая доля объективной реальности.
Д–р Баур из Тюбингена (ум. 1860), ведущий критик среди скептически настроенных церковных историков и корифей тюбингенской школы, в конечном итоге пришел к следующему выводу (изложенному в пересмотренном издании его «Церковной истории первых трех веков», вышедшем в свет вскоре после его смерти, в 1860 г.): «Ничто, кроме чуда воскресения, не могло бы развеять сомнения, грозившие загнать саму веру в вечную ночь смерти
(Nur das Wunder der Auferstehung konnte die Zweifel zerstreuen, welche den Glauben selbst in die ewige Nacht des Todes Verstössen zu müssen schienen)»
, Geschichte der christlichen Kirche, I. 39. Он добавляет, что вопрос о природе воскресения действительно лежит вне границ исторического исследования
(«Was die Auf erstehung an sich ist, liegt ausserhalb des Kreises der geschichtlichen Untersuchung»), но что «для веры учеников воскресение Христа стало в высшей степени надежным и неопровержимым фактом. Только в этой вере христианство нашло твердую опору для своего исторического развития
(In diesem Glauben hat erst das Christenthum den festen Grund seiner geschichtlichen Entwicklung gewonnen). В качестве необходимой предпосылки всех последующих событий истории требуется не столько факт воскресения как таковой [?], сколько вера в этот факт. В каком бы свете мы ни рассматривали воскресение Иисуса — как подлинное объективное или как субъективное психологическое чудо
(als ein objectiv geschehenes Wunder, oder als ein subjectiv psychologisches) — даже если такое чудо возможно, никакой психологический анализ не сможет проникнуть в тайну духовного процесса, посредством которого неверие учеников в момент смерти Христа трансформировалось в их сознании в веру в Его воскресение… Мы должны удовлетвориться тем, что они воспринимали воскресение Христа как факт, что в их глазах оно обладало реальностью исторического события» (цит. соч., с. 39–40).
[227]Д–р Эвальд из Геттингена (ум. 1874), великий востоковед и знаток истории Израиля, противник Баура, способный сравниться с ним глубиной своих познаний, а также смелостью, независимостью и даже безапелляционностью критических высказываний, но с гораздо большим уважением относившийся ко всему, что касается Библии, анализирует воскресение Христа в своей «Истории апостольской эры» (Gesch. des Volkes Israel, vol. VI. 52 sqq.) и толкует его как чисто духовное, хотя и продолжительное небесное явление. Тем не менее он делает серьезное заявление (р. 69): «С исторической точки зрения абсолютно бесспорным является факт, что Христос воскрес из мертвых и явился Своим и что это видение стало для них началом новой, высшей веры и всего христианского служения». «Nichts steht geschichtlich fester, — говорит он, — als dass Christus aus den Todten auferstanden den Seinigen wiedererschien und dass dieses ihr wiedersehen deranfa ng ihres neuen höhern glaubens und alles ihres christlichen wirkens selbst war. Es ist aber ebenso gewiss dass sie ihn nicht wie einen gewöhnlichen menschen oder wie einen aus dem grabe aufsteigenden schatten oder gespenst wie die sage von solchen meldet, sondern wie den einzigen Sohn Gottes, wie ein durchaus schon Ubermächtiges und Ubermenschliches wesen wiedersahen und sich bei späteren zurückerinnerungen nichts anderes denken konnten als dass jeder welcher ihn wiederzusehen gewürdigt sei auch sogleich unmittelbar seine einzige göttliche würde erkannt und seitdem felsenfest daran geglaubt habe. Als den ächten König und Sohn Gottes hatten ihn aber die Zwölfe und andre schon im leben zu erkennen gelernt: der unterschied ist nur der dass sie ihn jetzt auch nach seiner rein göttlichen seite und damit auch als den über den tod siegreichen erkannt zu haben sich erinnerten. Zwischen jenem gemeinen schauen des irdi sehen Christus wie er ihnen sowohl bekannt war und diesem höhern tief erregten entzückten schauen des himmlischen ist also doch ein innerer Zusammenhang, so dass sie ihn auch jetz in diesen ersten tagen und woc hen nach seinem tode nie als den himmlischen Messias geschauet hätten wenn sie ihn nicht schon vorher als den irdischen so wohl gekannt hätten».
Д–р Кейм из Цюриха (ум. в Гессене в 1879 г.), непредубежденный ученик Баура, автор самого подробного и ценного исследования о жизни Христа, какое только подарила нам либеральная критическая школа, перечислив все возможные преимущества мифической теории воскресения, признается, что это, по большому счету, всего лишь гипотеза, не дающая ответа на главный вопрос. Он пишет (Geschichte Jesu von Nazara, III. 600): «Nach allen diesen Ueberlegungen wird man zugestehen müssen, dass auch die neuerdings beliebt gewordene Theorie nur eine Hypothese ist, welche Einiges erklärt, die Hauptsache nicht erklärt, ja im Ganzen und Grossen das geschichtlich Bezeugte schiefen und hinfälligen Gesichtspunkten unterstellt. Misslingt aber gleichmässig der Versuch, die überlieferte Auferstehungsgeschichte festzuhalten, wie das Unternehmen, mit Hilfe der paulinischen Visionen eine natürliche Erklärung des Geschehenen aufzubauen, so bleibt für die Geschichte zunächst kein Weg übrig als der des Eingeständnisses, dass die Sagenhaftigkeit der redseligen Geschichte und die dunkle Kürze der glaubwürdigen Geschichte es nicht gestattet, über die räthselhaften Ausgänge des Lebens Jesu, so wichtig sie an und für sich und in der Einwirkung auf die Weltgeschichte gewesen sind, ein sicheres unumst össliches Resultat zu geben. Für die Geschichte, sofern sie nur mit benannten evidenten Zahlen und mit Reihen greifbarer anerkannter Ursachen und Wirkungen rechnet, existirt als das Thatsächliche und Zweifellose lediglich der feste Glaube der Apostel, dass Jesus auferstanden, und die ungeheure Wirkung dieses Glaubens, die Christianisirung der Menschheit». На c. 601 он высказывает уверенность в том, что «именно распятый и живой Христос, не как воскресшая, но, скорее, как прославленная Богом личность (als der wenn nicht Auferstandene, so doch vielmehr himmlich Verherrlichte), посылал Своим ученикам видения и открывался Своему сообществу». В заключительном слове, касающемся данной важнейшей проблемы, Кейм признает, что естественные объяснения исчерпали себя и потерпели неудачу, и приходит к выводу, что мы должны либо смиренно признать наше невежество вместе с д–ром Бауром, либо вернуться к вере апостолов, которые «видели Господа» (Ин. 20:25). См. третье и последнее издание сокращенной версии его Geschichte Jesu, Zürich, 1875, p. 362.
Д–р Шенкель из Гейдельберга, в сочинении Charakterbild Jesu (third ed. 1864, pp. 231 pp.) изложивший теорию галлюцинации в ее высшей форме, как чисто духовное, хотя и реальное явление, в последней своей работе, Das Christusbild der Apostel (1879, p. 18), признает свою неспособность разрешить загадку воскресения Христа и пишет: «Niemals wird es der Forschung gelingen, das Räthsel des Auferstehungsglaubens zu ergründen. Nichts aber steht fester in der Geschichte als die Thatsache dieses Glaubens; auf ihm beruht die Stiftung der christlichen Gemeinschaft… Der Visionshypothese, welche die Christuserscheinungen der Jünger aus Sinnestäuschungen erklären will, die in einer Steigerung des "Gemüths–und Nervenlebens" ihre physische und darum auch psychische Ursache hatten… steht vor allem die Grundfarbe der Stimmung in den Jungern, namentlich in Petrus, im Wege: die tiefe Trauer, das gesunkene Selbstvertrauen, die nagende Gewissenspein, der verlorne Lebensmut h. Wie soll aus einer solchen Stimmung das verklärte Bild des Auferstandenen hervorgehen, mit dieser unverwüstlichen Sicherheit und unzerstörbaren Freudigkeit, durch welche der Auferstehungsglaube die Christengemeinde in allen Stürmen und Verfolgungen aufrecht zu erhalten vermochte?»
Глава III. Эпоха апостолов
§ 20. Источники и литература об эпохе апостолов Источники
1. Канонические книги Нового Завета. Двадцать семь книг Нового Завета лучше любого древнего классического сочинения подкреплены как цепочкой внешних свидетельств, тянущейся почти до самого завершения эпохи апостолов, так и внутренним свидетельством духовной глубины и благочестия, и поэтому стоят неизмеримо выше любых произведений II века. Несомненно, Дух Святой руководил церковью, когда она составляла и окончательно определяла христианский канон. Но это, конечно же, не упраздняет нужду в критических исследованиях текста, тем более что свидетельства в отношении семи антилегоменов Евсевия менее весомы. Первоначально тюбингенская и лейденская школы признавали достоверными лишь пять книг Нового Завета, а именно: четыре послания Павла — Римлянам, 1 и 2 Коринфянам, а также Галатам — и Откровение Иоанна. Но прогресс в исследованиях приносит все более и более положительные плоды, и теперь среди либеральных критиков есть сторонники почти у всех посланий Павла. (Гильгенфельд и Липсиус признают семь: помимо уже названных, 1 Фессалоникийцам, Филиппийцам и Филимону; Ренан, кроме того, допускает, что Павел написал 2 Фессалоникийцам и Колоссянам, тем самым увеличивая число подлинных посланий до девяти). Основные события и учения апостольского христианства находят подтверждение даже в этих пяти документах, получивших признание крайне левого крыла современных критиков.
Деяния апостолов излагают внешнюю, а послания — внутреннюю историю первоначального христианства. Это самостоятельные сочинения, написанные в одно время, и в них нет ни одной ссылки друг на друга; вероятно, Лука никогда не читал посланий Павла, а Павел никогда не читал Деяния Луки, хотя, без сомнения, сообщил Луке немало ценных сведений. Но косвенно они поясняют и подтверждают друг друга благодаря целому ряду весьма убедительных совпадений, тем более что эти совпадения неумышленны и случайны. Если бы эти книги составлялись после смерти апостолов, согласие между ними было бы более полным, незначительных разногласий не было бы совсем, а пробелы в Деяниях были бы восполнены — особенно в отношении последних лет служения и смерти Петра и Павла.
В Деяниях наглядно проявляются все отличительные черты самобытного, живого и достоверного повествования о современных автору событиях, основанного на надежных источниках информации и, в значительной степени, на личных наблюдениях и переживаниях. Авторство Луки, спутника Павла, признает большинство лучших ученых современности, даже Эвальд. И уже один этот факт вызывает наше доверие. Ренан (в своей книге «Апостол Павел», гл. 1) превосходно описывает Деяния так: «Книга радости, пылкой и ясной веры. После поэм Гомера мы не знаем произведения, проникнутого такой свежестью ощущений. В этой книге дышит утренний ветерок, она вся пропитана запахом моря, весело бодрящим, что делает ее превосходным спутником, прелестным требником для того, кто шаг за шагом ищет следов древности на южных морях. Это был второй поэтический период христианства. Первый был пережит на Тивериадском озере и на рыбачьих лодках. Затем более мощный ветер, стремление к более отдаленным краям вынесли апостолов в открытое море».
2. Сочинения учеников апостолов и отцов церкви изобилуют аллюзиями и ссылками на писания апостолов и находятся в такой же зависимости от них, как река от своего истока.
3. Апокрифическая и еретическая литература. Те же причины, любопытство и интерес к догматике, которые вызвали к жизни апокрифические евангелия, породили и целый ряд апокрифических деяний, посланий и апокалипсисов. Последние имеют ценность с точки зрения апологетики, но их историческая ценность минимальна. Однако еретические черты в них более заметны. Эти сочинения еще не изучены в достаточной степени. Липсиус (Smith and Wace, Diet, of Christ. Biog., vol. I, p. 27) делит апокрифические деяния на четыре категории: 1) евионитские; 2) гностические; 3) изначально кафолические; 4) кафолические адаптации или редакции еретических документов. Последняя категория — самая многочисленная, лишь немногие из этих сочинений написаны раньше V века, но в большинстве своем они опираются на документы II и III веков.
а) Апокрифические деяния: Деяния Петра и Павла (евионитского происхождения, но переработаны), Деяния Павла и Феклы (упоминаются Тертуллианом в конце II века, гностического происхождения), Деяния Фомы (гностические), Деяния Матфея, Деяния Фаддея, Мученичество Варфоломея, Деяния Варнавы, Деяния Андрея, Деяния Андрея и Матфея, Деяния Филиппа, Деяния Иоанна, Деяния Симона и Иуды, Деяния Фаддея, Учение Аддая, Апостол (изд. на сирийском и английском языках д–ром Дж. Филлипсом, London, 1876).
б) Апокрифические послания: переписка Павла и Сенеки (шесть писем Павла и восемь — Сенеки, упоминается у Иеронима и Августина), Третье послание Павла к коринфянам, Послание Марии, Послание Петра Иакову.
в) Апокрифические апокалипсисы: Апокалипсис Иоанна, Апокалипсис Петра, Апокалипсис Павла (или άναβατικόν Παύλου, основан на рассказе о восхищении Павла в рай, 2 Кор. 12:2–4), Апокалипсис Фомы, Апокалипсис Стефана, Апокалипсис Марии, Апокалипсис Моисея, Апокалипсис Ездры.
Отдельные издания и сборники
Fabricius: Codex Apocryphus Novi Testamenti. Hamburg, 1703, 2d ed. 1719, 1743, 3 части в 2 томах (том II).
Grabe: Spicilegium Patrum et Hœreticorum. Oxford, 1698, ed. II. 1714.
Birch: Auctarium Cod.Apoc. N. Ti Fabrician. Copenh. 1804 (Fase. I). Включает псевдоапокалипсис Иоанна.
Thilo: Acta Apost. Petri et Pauli. Halis, 1838. Acta Thomœ. Lips. 1823.
Tischendorf: Acta Apostolorum Apocrypha. Lips. 1851.
Tischendorf: Apocalypses Apocryphœ Mosis, Esdrœ, Pauli, Joannis, item Mariœ Dormitio. Lips. 1866.
R. A. Lipsius: Die apokryph. Apostel geschickten und Apostel legenden. Leipz. 1883 sq. 2 vols.
4. Иудейские источники: Филон и Иосиф Флавий, см. §14, с. 70. Труды Иосифа Флавия крайне важны для изучения истории Иудейской войны и разрушения Иерусалима в 70 г. по Р.Х., которое обозначило полный разрыв между христианской церковью и иудейскими синагогой и храмом. В иудейских апокрифах и талмудической литературе мы черпаем сведения об образовании, полученном апостолами, о том, как они учили, о дисциплине и поклонении в ранней церкви. Лайтфут, Шёттген, Кастелли, Дилич, Вюнше, Зигфрид, Шюрер и немногие другие сделали эти источники доступными для экзегета и историка. См. также иудейские труды Йоста, Грэца и Гейгера, упомянутые в §9, и Hamburger, Real–Encyclopädie des Judenthums (für Bibel und Talmud), которая сейчас находится в процессе издания.
5. Языческие писатели: Тацит, Плиний, Светоний, Лукиан, Цельс, Порфирий, Юлиан. Их сведения фрагментарны, по большей части второстепенны, недостоверны и окрашены враждебностью, но имеют немалую апологетическую ценность.
См. Hat. Лерднер (ум. 1768): «Собрание древних иудейских и языческих свидетельств в пользу истинности христианской религии» (Nath. Lardner, Collection of Ancient Jewish and Heathen Testimonies to the Truth of the Christian Religion, 4 vols., Lond. 1764 — 1767). Впоследствии переиздано в нескольких изданиях его «Сочинений» (Works, vol. VI. 365–649, ed. Kippis).
Труды по истории эпохи апостолов
William Cave (англиканин, ум. 1713): Lives of the Apostles, and the two Evangelists, St. Mark and St. Luke. Lond. 1675, новое, пересмотренное изд., H. Cary, Oxford, 1840 (переизд. в Нью–Йорке, 1857). См. также Cave, Primitive Christianity, 4th ed. Lond. 1862.
Joh. Fr. Buddeus (лютеранин, ум. в Йене, 1729): Ecclesia Apostolica. Jen. 1729.
George Benson (ум. 1763): History of the First Planting of the Christian Religion. Lond. 1756, 3 vols, quarto (перев. на нем. язык Bamberger, Halle, 1768).
J. J. Hess (ум. в Цюрихе, 1828): Geschichte der Apostel Jesu. Zur. 1788; 4th ed. 1820.
Gottl. Jac. Planck (ум. в Геттингене, 1833): Geschichte des Christenthums in der Periode seiner Einführung in die Welt durch Jesum und die Apostel. Göttingen, 1818, 2 vols.
*Aug. Neander (ум. в Берлине, 1850): Geschichte der Pflanzung und Leitung der Christlichen Kirche durch die Apostel. Hamb. 1832. 2 vols.; 4th ed. revised 1847. Перевод на англ. язык (History of the Planting and Training of the Christ. Church), J. E. Ryland, Edinb. 1842, и в серии Bonn's Standard Library, Lond. 1851; переиздан Philad. 1844; пересмотрен E. G. Robinson, N. York, 1865. Эта эпохальная книга не потеряла своей ценности и по сей день.
F. С. Albert Schwegler (ум. в Тюбингене, 1857): Das nachapostolische Zeitalter in den Hauptmomenten seiner Entwicklung. Tübingen, 1845, 1846, 2 vols. Неумеренно критическая попытка перенести апостольские писания (за исключением пяти книг) в послеапостольскую эпоху.
*Ferd. Christ. Baur (ум. 1860): Das Christenthum und die christliche Kirche der drei ersten Jahrhunderte. Tübingen, 1853, 2–е переем, изд. 1860 (536 pp.). Третье издание — лишь перепечатка или титульная редакция второго, оно составляет первый том «Общей церковной истории» Баура, изданной под редакцией его сына, в 5 т., 1863. Это последнее и самое талантливое изложение тюбингенской версии истории апостолов, созданное рукой магистра этой школы. См. том I, с. 1–174. Англ. перевод Allen Menzies, in 2 vols. Lond. 1878, 1879. См. также Baur, Paul, second ed. by Ed. Zeller, 1866,1867; перевод A Menzies, 2 vols. 1873,1875. Критические исследования Баура заставили ученых тщательно пересмотреть традиционные представления об эпохе апостолов и до сих пор были весьма полезны, несмотря на наличие фундаментальных ошибок.
А. P. Stanley (Вестминстерский декан): Sermons and Essays on the Apostolic Age. Oxford, 1847. 3d ed. 1874.
*Heinrich W. J. Thiersch (последователь Э. Ирвинга, умер в 1885 г. в Базеле): Die Kirche im apostolischen Zeitalter. Francf. a. M. 1852; 3d ed. Augsburg, 1879, «улучшенное», но незначительно. (Перев. на англ. язык первого издания, Th. Carlyle. Lond. 1852.)
*J. P. Lange (ум. 1884): Das apostolische Zeitalter. Braunschw. 1854. 2 vols.
Philip Schaff: History of the Apostolic Church, первоначально на немецком языке, Mercersburg, Penns. 1851; 2d ed. enlarged, Leipzig, 1854; англ. перевод dr. E.D. Yeomans, N. York, 1853, in 1 vol.; Edinb. 1854, in 2 vols.; несколько одинаковых изданий. (Перев. на голландский язык второго немецкого издания, J. W. Th. Lublink Weddik, Tiel, 1857.)
*G. V. Lechler (проф. в Лейпциге): Das apostolische und das nachapostolische Zeitalter. 2d ed. 1857; 3–е изд., переработанное, Leipzig, 1885. Англ. перевод miss Davidson, Edinb. 1887. Консервативный труд.
* Albrecht Ritschl (ум. в Геттингене, 1889): Die Entstehung der altkatholischen Kirche. 2d ed. Bonn, 1857. Первое издание следовало тюбингенской школе, но второе издание претерпело существенные улучшения и заложило основу школы Ритчля.
*Heinrich Ewald (ум. в Геттингене, 1874): Geschichte des Volkes Israel, vols. VI and VII. 2d ed. Göttingen, 1858 and 1859. T. 6 этого великого труда содержит историю апостольской эпохи до разрушения Иерусалима; т. 7 — историю послеапостольской эпохи до правления Адриана. Англ. перевод «Истории Израиля», R. Martineau, J. Ε. Carpenter. Lond. 1869 sqq. Перевод 6–го и 7–го томов не ожидается. Эвальд («Urvogel von Göttingen») шел независимым путем, противопоставляя его как традиционной ортодоксии, так и тюбингенской школе, которая, по его мнению, была хуже язычества. См. предисловие к т. 7.
*Е. de Pressensé: Histoire des trois premiers siècles de l'église chrétienne. Par. 1858 sqq. 4 vols. Нем. перевод E. Fabarius (Leipz. 1862 — 1865); англ. перевод Annie Harwood–Holmden (Lond. and N. York, 1870, new ed. Lond. 1879). Первый том включает в себя историю первого века под названием Le siècle apostolique; переем, изд. 1887.
*Joh. Jos. IGN. von Döllinger (рим. католик, с 1870 г. — старокатолик): Christenthum und Kirche in der Zeit der Gründung. Regensburg, 1860. 2d ed. 1868. Англ. перевод H. N. Oxenham. London, 1867.
С. S. Vaughan: The Church of the First Days. Lond. 1864 — 1865. 3 vols. Лекции по Деяниям апостолов.
J. N. Sepp (католик): Geschichte der Apostel Jesu bis zur Zerstörung Jerusalems. Schaffhausen, 1866.
C. Holsten: Zum Evangelium des Paulus und des Petrus. Rostock, 1868 (447 pp.).
Paul Wilh. Schmidt and Franz v. Holtzendorf: Protestanten–Bibel Neuen Testaments. Zweite, revid. Auflage. Leipzig, 1874. Популярное экзегетическое обобщение тюбингенских представлений, написанное с участием Бруха, Гильгенфельда, Хольстена, Липсиуса, Пфлайдерера и других.
А. В. Bruce (профессор в Глазго): The Training of the Twelve. Edinburgh, 1871, 2d ed. 1877.
*Ernest Renan (de l'Académie Française): Histoire des origines du Christianisme. Paris, 1863 sqq. T. 1, «Жизнь Иисуса», 1863, упомянутый в §14 (с. 73); затем последовал т. 2, «Апостолы», 1866; т. 3, «Апостол Павел», 1869; т. 4, «Антихрист», 1873; т. 5, «Евангелия и второе поколение христианства», 1877; т. 6, «Христианская церковь», 1879, и последний, т. 7, «Марк Аврелий», 1882. 2–й, 3–й, 4–й и 5–й тома охватывают эпоху апостолов, а последние два — следующую. Труд стороннего христианству скептика, обладающего великолепным талантом, красноречием и светским образованием. Его ценность непрерывно возрастает. «Жизнь Иисуса» — самый интересный и популярный, но и самый спорный том, поскольку святейшая тема в нем раскрыта почти богохульным образом.
Emil Ferriére: Les Apôtres. Paris, 1875.
Supernatural Religion. An Inquiry into the Reality of Divine Revelation. Lond. 1873, (7th), «полное издание, тщательно пересмотренное», 1879, 3 vols. Этот анонимный труд представляет собой воспроизведение и хранилище критических теорий тюбингенской школы Баура, Штрауса, Целлера, Швеглера, Гильгенфельда, Фолькмара и т. п. Его можно назвать расширенной версией Nachapostolisches Zeitalter Швеглера. Т. 1 по большей части занят философским обсуждением вопроса о чудесах; остаток 1–го тома (с. 212–485) и т. 2 содержат исторические исследования вопроса об апостольском происхождении канонических евангелий, причем автор приходит к отрицательному выводу. Т. 3 рассматривает Деяния, послания и Откровение, а также свидетельства в пользу воскресения и вознесения. Последние два события объясняются как галлюцинации или миф. Начав с утверждения об изначальной невероятности чудес, автор приходит к выводу об их невозможности, и это философское умозаключение определяет весь ход его исторических рассуждений. Д–р Шюрер в журнале «Theol. Literaturzeitung» за 1879 г., №26 (с. 622), говорит, что эта публикация не имеет научного значения для Германии, но отмечает прекрасное знание автором современной немецкой литературы и его добросовестность в сборе исторических подробностей. Д–ра Лайтфут, Сэндей, Эзра Аббот и другие указывали на недостаточно научный подход и на ложность предпосылок, из которых исходит автор. Скорость, с которой раскупается это издание, указывает на широкое распространение скептицизма и о необходимости вновь, уже на англо–американской территории, вернуться к богословским баталиям, проходившим в Германии и Голландии — хочется надеяться, с большим успехом.
*J. В. Lightfoot (с 1879 г. епископ Даремский): серия тщательно продуманных статей, посвященных критическому разбору книги Supernatural Religion в альманахе «Contemporary Review» за 1875 — 1877 г. Ожидается переиздание в книжной форме. См. также ответ анонимного автора в пространном предисловии к шестому изданию. В комментариях Лайтфута к посланиям Павла есть ценные экскурсы, посвященные некоторым историческим аспектам апостольской эпохи, в особенности взаимоотношениям Павла и троих апостолов в Com. on the Galatians, pp. 283–355.
W. Sanday: The Gospels in the Second Century. London, 1876. Эта работа направлена против критической части книги Supernational Religion. Восьмая ее глава (pp. 204 sqq.), посвященная гностическим искажениям и изменениям, внесенным в Евангелие от Луки Маркионом, ранее уже была опубликована в альманахе «Fortnightly Review» за июнь 1875 г. и теперь хорошо известна английским исследователям — отголосок спора, который уже отзвучал в Германии, в стенах тюбингенской школы. Абсурдную гипотезу о приоритете Евангелия Маркиона отстаивали Ритчль, Баур и Швеглер, но ее опровергли Фолькмар и Гильгенфельд, приверженцы той же школы, вследствие чего Баур и Ритчль, к чести своей, оставили это заблуждение. Безымянный автор Supernatural Religion последовал их примеру в седьмом издании. Немцы спорили главным образом об исторических и догматических моментах, а Сэндей, опираясь на проделанный Хольцманом анализ стиля и лексики Луки, добавил филологические и текстологические аргументы.
А. Hausrath (проф. в Гейдельберге): Neutestamentliche Zeitgeschichte. Heidelberg, 1873 sqq. 2–я и 3–я части (2–е изд., 1875 г.) охватывают времена апостолов, 4–я часть (1877) — период после их смерти. Англ. перевод: Poynting, Quenzer. Lond. 1878 sqq. Хаусрат — последователь тюбингенской школы.
Dan. Schenkel (проф. в Гейдельберге): Das Christusbild der Apostel und der nachapostolischen Zeit. Leipz. 1879. См. рецензию Г. Хольцмана в сборнике Гильгенфельда «Zeitschrift für wissensch. Theob, 1879, p. 392.
H. Oort and I. Hooykaas: The Bible for Learners, перевод с голландского: Philip H. Wicksteed, vol. III (Новый Завет, Хойкаас), книга II, с. 463–693 в Бостонском издании 1879 г. (в англ. издании это т. VI). Популярное обозрение рационалистической критики Тюбингена и Лейдена, на написание которого автора вдохновил д–р А. Кюнен, профессор богословия в Лейдене. В основном эта работа согласуется с вышеупомянутой Protestanten–Bibel.
* George Р. Fisher (проф. в Йельском колледже, Нью–Хейвен): The Beginnings of Christianity. N. York, 1877. См. предыдущую работу этого автора: Essays on the Supernatural Origin of Christianity, with special reference to the Theories of Renan, Strauss, and the Tübingen School. New York, 1865. Новое, дополненное издание 1877 г.
*С. Weizsäcker (пришел на место Баура в Тюбингене): Das Apostolische Zeitalter. Freiburg, 1886. Критический и весьма компетентный труд.
*O. Pfleiderer (проф. в Берлине): Das Urchristenthum, seine Schriften und Lehren. Berlin, 1887. (Тюбингенская школа.)
Труды по хронологии эпохи апостолов
Rudolph Anger: De temporum in Actis Apostolorum ratione. Lips. 1833 (208 pp.).
Henry Browne: Ordo Sœclorum. A Treatise on the Chronology of the Holy Scriptures. Lond. 1844, pp. 95–163.
*Karl Wieseler: Chronologie des apostolischen Zeitalters. Göttingen, 1848 (606 pp.).
Более давние труды и сочинения, посвященные специальным вопросам, перечислены у Визелера, с. 6–9. См. также подробный обзор дат апостольской эпохи: Lechler, Acts (в американском издании Комментария Ланге, перевод Шеффера); Henry В. Smith, Chronological Tables of Church History (1860); Weingarten, Zeittafeln zur K–Gesch. 3d ed. 1888.
§ 21. Общие особенности эпохи апостолов
Продолжительность и исторический фон эпохи апостолов
Апостольский период начинается со дня Пятидесятницы и заканчивается смертью апостола Иоанна, он длится около семидесяти лет, с 30 по 100 г. по P. X. События разворачиваются в Палестине и постепенно охватывают Сирию, Малую Азию, Грецию и Италию. Наиболее известные центры — Иерусалим, Антиохия и Рим, в которых находились «материнские» церкви, соответственно, еврейского, языческого и единого кафолического, соборного христианства. Почти столь же известны Ефес и Коринф. Ефес приобрел особую важность благодаря тому, что в этом городе жил и трудился Иоанн, влияние которого ощущалось во II веке благодаря Поликарпу и Иринею. Самария, Дамаск, Иоппия, Кесария, Тир, Кипр, провинции Малой Азии, Троада, Филиппы, Фессалоники, Верия, Афины, Крит, Патмос, Мальта, Путеол тоже попадают в поле нашего зрения, поскольку и там христианская вера пустила корни. Через евнуха, обращенного Филиппом, христианство достигло Кандакии, царицы Ефиопской.
[228] Уже в 58 г. по Р.Х. Павел мог сказать: «Благовествование Христово распространено мною от Иерусалима и окрестности до Иллирика».
[229] Впоследствии апостол принес Благую Весть в Рим, где ее уже прежде слышали, и, возможно, дошел до самой Испании, западной оконечности империи.
[230]В I веке благовестив охватило евреев, греков и римлян. Население восточной части империи говорило на еврейском или арамейском языке, но особую роль играл там греческий, поскольку в то время в Римской империи он был орудием цивилизации и поддерживал межнациональные отношения. К светской истории того времени относятся правление римских императоров от Тиберия до Нерона и Домициана, которые либо игнорировали, либо преследовали христианство. Здесь мы встретимся с царем Иродом Агриппой I (внуком Ирода Великого), убийцей апостола Иакова; с его сыном царем Агриппой II (последним из династии Ирода), который вместе со своей сестрой Вереникой (крайне развратной женщиной) слушал защитительную речь Павла; с двумя римскими прокураторами, Феликсом и Фестом; с фарисеями и саддукеями; со стоиками и эпикурейцами; мы побываем в храме и театре в Ефесе, во дворе афинского Ареопага и во дворце Цезаря в Риме.
Источники информации
Автор Деяний описывает героическое шествие христианства из столицы иудаизма в столицу язычества с той же безыскусной простотой и безмятежной верой, с какими евангелисты повествуют об Иисусе, — он хорошо знает, что христианство не нуждается ни в приукрашиваниях, ни в оправданиях, ни в субъективных мнениях и что оно несомненно восторжествует благодаря присущей ему духовной силе.
Книга Деяний и послания Павла снабжают нас достоверными сведениями вплоть до 63 г. Петр и Павел исчезают из виду среди зловещих костров Нероновых гонений, в которых, казалось, сгорало само христианство. Мы не находим никаких надежных сведений об этом сатанинском зрелище ни в одном авторитетном источнике, если не считать сообщений языческих историков.
[231] Через несколько лет был разрушен Иерусалим, и это, должно быть, произвело неизгладимое впечатление на верующих и разорвало последнюю ниточку, связывавшую иудейское христианство с прежней теократией. Об этом событии мы узнаем из пророчества Христа, отраженного в евангелиях, однако описание ужасного исполнения пророчества сохранил для нас неверующий еврей, слова которого, будучи свидетельством врага, производят тем большее впечатление.
Остальные тридцать лет I века окутаны мраком тайны, свет на которую проливают лишь писания Иоанна. При всем нашем желании как можно больше узнать об этом периоде церковной истории, о нем почти ничего не известно. Именно с этим периодом связаны многие недостоверные церковные предания и гипотезы критиков. С какой благодарностью историки встретят любые новые надежные документы периода между мученической кончиной Петра и Павла и смертью Иоанна, а также между смертью Иоанна и эпохой Иустина Мученика и Иринея!
Причины успеха
Относительно численности христиан в конце I века у нас нет ровным счетом никаких сведений. В те времена люди не имели понятия о статистических отчетах. Говорить о полумиллионе христиан среди ста или более миллионов жителей Римской империи — это, вероятно, преувеличение. Обращение трех тысяч человек за один день в Иерусалиме
[232] и «огромное множество» мучеников во время гонений Нерона
[233] дают основание для завышенных оценок. Кроме того, церкви в Антиохии, Ефесе и Коринфе были достаточно велики, чтобы вынести груз разногласий и расколов.
[234] Но в большинстве населенных пунктов собрания были, без сомнения, невелики и зачастую представляли собой лишь горстки бедняков. В отдаленных областях язычество сохранялось дольше всего, пережив даже правление Константина. Новообращенные христиане в основном принадлежали к средним и низшим слоям общества, таким как рыбаки, крестьяне, ремесленники, торговцы, вольноотпущенники, рабы. Апостол Павел пишет: «Не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом».
[235] Однако именно эти бедные, неграмотные церкви были восприемниками славнейших даров, и их сознание было открыто для самых великих проблем и самых высоких помышлений, какие только могут привлечь к себе внимание бессмертного разума. Из низших слоев выходят будущие лидеры, постоянно придающие новые силы высшим слоям и препятствующие разложению последних.
К моменту обращения Константина, в начале IV века, количество христиан, возможно, достигло 10 — 12 миллионов, что составляло одну десятую часть всего населения Римской империи. Некоторые называют более высокие цифры.
Христианство удивительно быстро преуспевало в самых неблагоприятных условиях, и этот успех говорит сам за себя. Он был достигнут на виду у всего безразличного или враждебного мира, исключительно духовным или нравственным путем, и при этом не было пролито ни капли крови, если не считать крови самих христианских мучеников. Гиббон в знаменитой 15–й главе своей «Истории» объясняет стремительное распространение христианства пятью причинами: 1) фанатичное, но свободное от предрассудков религиозное рвение христиан, унаследованное от иудеев; 2) учение о бессмертии души, о котором философы древности имели смутное и расплывчатое представление; 3) чудотворные способности, приписываемые ранней церкви; 4) целомудренная, аскетичная мораль первых христиан; 5) единство и дисциплина внутри церкви, которая представляла собой постепенно растущее сообщество людей в самом сердце империи. Однако каждая из этих причин, если понимать их правильно, указывает на превосходство и божественное происхождение христианской религии, и именно в этом кроется главная причина, о которой умалчивает историк–деист.
Значение эпохи апостолов
Жизнь Христа — это божественно–человеческий первоисточник христианской религии; эпоха апостолов — источник христианской церкви как организованного сообщества, отдельного и отличного от иудейской синагоги. Это эпоха Святого Духа, эра вдохновения и руководства для всех последующих веков.
Здесь во всей своей первозданной свежести и чистоте струится живая вода нового творения. Христианство нисходит с небес как сверхъестественный факт, который был давно предсказан, которого ждали и который несет в себе ответ на глубочайшие потребности человеческой природы. Его пришествие в мир греха сопровождается знамениями, чудесами и необычайными явлениями Духа ради обращения неверующих иудеев и язычников. Христианство навеки обосновалось среди нашего греховного рода, чтобы постепенно сделать его царством истины и правды — без войн и кровопролития, действуя тихо и спокойно, словно закваска. Скромное и смиренное, внешне непритязательное и непривлекательное, но неизменно сознающее свое божественное происхождение и свою вечную участь, не имеющее серебра и золота, но богатое сверхъестественными дарами и силами, обладающее крепкой верой, пламенной любовью и радостной надеждой, носящее в глиняных сосудах непреходящие небесные сокровища, христианство выходит на подмостки истории как единственно истинная, совершенная религия для всех народов мира. На первый взгляд кажущееся плотскому уму незначительной и даже презренной сектой, ненавидимое и гонимое иудеями и язычниками, оно постыжает мудрость Греции и власть Рима, спустя короткое время поднимает знамя креста в великих городах Азии, Африки и Европы и показывает всем, что является надеждой мира.
В силу изначальной чистоты, силы и красоты, а также неизменного успеха раннего христианства, канонического авторитета его единственного, но неисчерпаемого литературного произведения и личных качеств апостолов, этих богодухновенных инструментов Святого Духа, этих необразованных учителей человечества, эпоха апостолов выделяется в истории церкви несравненной привлекательностью и значимостью. Это несокрушимый фундамент всего здания христианства. Эта эпоха является таким мерилом для всех последующих событий в жизни церкви, каким богодухновенные Писания апостолов являются для сочинений всех последующих христианских авторов.
Более того, в апостольском христианстве заложены живые семена всех последующих периодов, действующих лиц и тенденций истории. Оно устанавливает высочайший уровень учения и дисциплины; оно служит источником вдохновения для всякого подлинного прогресса; перед каждой эпохой оно ставит особую проблему и дает силы, чтобы эту проблему решить. Христианство никогда не перерастет Христа, но оно растет во Христе; богословие не может выйти за пределы Божьего Слова, но оно должно непрерывно возрастать в понимании и применении Писания. Три главных апостола воплощают собой не только три этапа развития апостольской церкви, но и столько же эпох и типов христианства, и тем не менее все они присутствуют в каждой эпохе и в каждом типе.
[236]
Главные апостолы
Петр, Павел и Иоанн заметно выделяются из числа апостолов как трое избранных, исполнивших великое дело апостольской эпохи и оказавших своими писаниями и своим примером решающее влияние на все последующие времена. Им соответствуют три центра влияния: Иерусалим, Антиохия и Рим.
Господь наш лично избрал из числа двенадцати троих самых близких Своих товарищей — лишь они были свидетелями Его преображения и агонии в Гефсиманском саду. Они оправдали все ожидания, Петр и Иоанн — своими долгими и успешными трудами, а Иаков — тем, что рано испил горькую чашу своего Господа как первый мученик из числа Двенадцати.
[237] Он был убит в 44 г. по P. X., и его место, как одного из «столпов» церкви обрезанных, вероятно, занял другой Иаков, «брат Господень», хотя он и не принадлежал к числу апостолов в строгом смысле этого слова, а его влияние как руководителя иерусалимской церкви было скорее локальным, нежели вселенским.
[238]Павел был призван последним, и вопреки обычному порядку — вознесшийся Господь лично явился ему уже с небес. Авторитетом и влиянием Павел не уступал любому из трех «столпов», однако занимал свое особое место, будучи апостолом язычников. Его окружала небольшая группа сотрудников и учеников, таких как Варнава, Сила, Тит, Тимофей, Лука.
Нет сомнения, что девять апостолов из первоначального состава Двенадцати, включая Матфия, избранного на место Иуды, верно и плодотворно трудились, проповедуя Евангелие по всей Римской империи и до самых пределов варварских племен, однако они занимали более скромное положение и об их трудах мы знаем лишь по расплывчатым и сомнительным преданиям.
[239]По Книге Деяний мы можем следить за служением Иакова и Петра до Иерусалимского собора, то есть до 50 г. по P. X. или немного дольше; за служением Павла — до его первого тюремного заключения в Риме, которое произошло в 61 — 63 г. по Р.Х.; Иоанн дожил до конца первого столетия. Что касается последнего периода жизни апостолов, Новый Завет не дает нам достоверной информации, но, по единодушному свидетельству древних, Петр и Павел были мученически убиты в Риме во время Нероновых гонений или после них, а Иоанн умер своей смертью в Ефесе. Повествование Деяний неожиданно обрывается в тот момент, когда Павел все еще жив и трудится, находится в римской тюрьме, «проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно». Знаменательное окончание.
Было бы трудно найти трех других столь же великих и добродетельных людей, в такой же мере наделенных гениальностью, освященных благодатью, объединенных глубокой и сильной любовью к своему Господу, трудящихся ради одной и той же цели и при этом настолько отличающихся друг от друга своим темпераментом и складом ума, как Петр, Павел и Иоанн. Петр вошел в историю как главный столп ранней церкви, как апостол–камень, главный из двенадцати камней, положенных в основание Нового Иерусалима; Иоанн — как близкий друг Спасителя, сын грома, парящий орел, апостол любви; Павел — как поборник христианской свободы и развития, величайший миссионер, на сердце которого лежало бремя «заботы о всех церквах», толкователь христианского вероучения и отец христианского богословия. Петр был человеком действия, он всегда торопился и был готов возглавить любое дело, он первым исповедал Христа и первым начал проповедовать Его в день Пятидесятницы; Павел был человеком равно искусным в слове и деле; Иоанн был склонен к мистическому созерцанию. Петр был необразован и прагматичен; Павел был не только тружеником, но также ученым и мыслителем; Иоанн был теософом и провидцем. Петр был сангвиником — горячим, порывистым, оптимистичным, добросердечным, подверженным внезапным переменам настроения, «последовательно непоследовательным» (если воспользоваться определением Аристотеля); Павел был холериком — сильным, смелым, благородным, независимым, бескомпромиссным; Иоанн в чем–то был меланхоликом — сдержанным интровертом, внутри горящим любовью ко Христу и ненавистью к антихристу. Послания Петра исполнены благодати и утешения — следствие пережитого им глубокого унижения и богатого опыта; послания Павла изобилуют строгими выводами и логическими умозаключениями, но временами взмывают к высотам небесного красноречия — например, в неземном описании любви и в торжествующем хвалебном гимне из Рим. 8; писания Иоанна просты, безмятежны, глубоки, интуитивны, возвышенны и неисчерпаемы.
Нам хотелось бы больше знать о личных взаимоотношениях этих столпов–апостолов, но приходится довольствоваться немногочисленными намеками. Петр, Павел и Иоанн трудились в разных областях и в своей деятельной жизни редко встречались лицом к лицу. Время было слишком дорого, а их служение слишком важно, чтобы предаваться сентиментальным радостям дружбы. В 40 г. по Р.Х., через три года после своего обращения, Павел отправился в Иерусалим явно для того, чтобы лично познакомиться с Петром, и провел с ним две недели; никого из прочих апостолов он не видел, за исключением Иакова, брата Господня.
[240] Павел встретился со столпами–апостолами на совещании в Иерусалиме в 50 г. по P. X. и заключил с ними мирное соглашение о разделении областей для благовествования и по вопросу обрезания; старшие апостолы подали ему и Варнаве «руку общения» в знак братства и верности.
[241] Спустя непродолжительное время Павел в третий раз встретился с Петром в Антиохии, но вступил с ним в открытое столкновение относительно великого вопроса христианской свободы и единства обращенных из иудеев и из язычников.
[242] Это столкновение носило временный характер, но оно прекрасно отражает глубокие волнения и брожения эпохи апостолов и предвозвещает будущие конфликты и примирения в церкви. Несколько лет спустя (57 г. по P. X.) Павел в последний раз упоминает о Кифе и братьях Господа, когда говорит о своем праве жениться и брать жену с собой в миссионерские путешествия.
[243] Петр в своем первом послании к Павловым церквям утверждает их в вере Павла, а во втором послании, своем завещании, с нежностью отзывается о «возлюбленном брате Павле», хотя и сопровождает эти слова характерным замечанием, справедливость которого вынуждены признать все толкователи, — что (даже если не считать описания событий в Антиохии) в письмах Павла «есть нечто неудобовразумительное».
[244] Согласно преданию (варианты которого значительно расходятся в деталях), великие лидеры еврейского и языческого христианства встретились в Риме, вместе предстали перед судом и вместе были осуждены: Павел — как римский гражданин — на смерть от меча на Аппиевой дороге близ «Трех источников»; Петр, апостол из Галилеи, — на более унизительную крестную смерть на холме Яникул. Иоанн часто упоминает Петра в своем евангелии, особенно в окончании,
[245] но ни разу не называет имя Павла, с которым, похоже, встретился всего один раз — в Иерусалиме, где подал ему руку общения. Впоследствии Иоанн стал преемником Павла на плодородной территории Малой Азии и продолжателем его трудов.
Петр был главным действующим лицом первого этапа истории апостольского христианства и исполнил пророчество, скрытое в его имени, заложив основание церкви как среди иудеев, так и среди язычников. На втором этапе он оказывается в тени великих трудов Павла, но по окончании эпохи апостолов вновь занимает самое видное место в памяти церкви. Римская община избрала его своим особым святым покровителем и первым папой. Его имя всегда называют перед именем Павла. Ему посвящено больше всего храмов. Именем этого бедного галилейского рыбака, который не имел ни золота, ни серебра и был распят, словно злодей и раб, папы в тройных тиарах низлагали королей, потрясали империи, раздавали благословения и проклятия на земле и в чистилище и даже до сих пор претендуют на способность непогрешимо высказываться по всем вопросам учения и порядка в католическом мире.
Павел был главным действующим лицом второго этапа истории апостольской церкви, апостолом язычников, основателем христианства в Малой Азии и Греции, освободителем новой религии от ярма иудаизма, вестником евангельской свободы, знаменосцем реформ и прогресса. Его авторитет и влияние ощущались в Риме, и отзвук их ясно слышен в подлинном Послании Климента, который уделяет Павлу больше внимания, чем Петру. Но вскоре о Павле забывают почти всё, кроме имени. Его упоминают наряду с Петром как одного из основателей Римской церкви, но во вторую очередь; жители Рима и по сей день редко читают и едва ли понимают его Послание к римлянам; его храм стоит вне стен вечного города, главным украшением и славой которого остается апостол Петр. С должным почтением к Павлу относились только в Африке, сначала суровый и энергичный Тертуллиан, а затем, в еще большей степени, мудрый Августин, в религиозном опыте которого были столь же резкие повороты. Однако учения Павла о грехе и благодати в изложении Августина не оказали ни малейшего влияния на Восточную церковь, а в Западной церкви их практически вытеснили пелагианские тенденции. Долгое время имя Павла жило вне господствующей ортодоксии и иерархии — им пользовались и злоупотребляли антикатолические еретики и раскольники, сопротивлявшиеся новому ярму преданий и обрядов. Но в XVI веке личность Павла обрела новую жизнь и стала движущей силой протестантской Реформации. Именно тогда Лютер и Кальвин заново и во всеуслышанье возвестили, истолковали и применили на практике его послания к галатам и римлянам. Затем новую жизнь обрели возражения Павла против иудействующих фанатиков и уз закона, и право христиан на свободу получило широкое признание. Из всех персонажей истории церкви, включая св. Августина, наибольшее сходство с апостолом язычников в слове и деле проявляет Мартин Лютер, некогда монах, окруженный стенами запретов, а впоследствии пророк свободы. С тех пор гений Павла доминировал в богословии и религии протестантизма. Как Евангелие Христово некогда было изгнано за пределы Иерусалима ради благословения язычников, так и послание Павла к римлянам было изгнано за пределы Рима, чтобы просветить и освободить протестантские народы отдаленного Севера и далекого Запада.
Апостол Иоанн, самый близкий товарищ Иисуса, апостол любви, провидец, который различал предземное бытие, предузнавал вневременную участь творения и которому суждено было узреть возвращение Господа, держался в стороне от споров между христианами из иудеев и христианами из язычников, не принимая в них активного участия. Ему, одному из апостолов–столпов, отводится важная роль в Деяниях и Послании к галатам, но ни одно его высказывание там не записано. Он ждал в таинственном молчании и сдерживал свою силу до тех пор, пока не пришло его время, а его время пришло лишь после того, как Петр и Павел выполнили свою миссию. После их кончины Иоанн явил дотоле неизвестные глубины своего гения в удивительных писаниях, ставших окончанием и венцом трудов апостольской церкви. Иоанна еще никто не сумел постичь в полной мере, однако на всем протяжении церковной истории христиане считали, что он лучше всех сумел понять и изобразить своего Учителя и что ему, возможно, еще предстоит сказать последнее слово в столкновении эпох и возвестить начало эры гармонии и мира. Павел — героический вождь воинствующей церкви, тогда как Иоанн — непостижимый пророк церкви торжествующей.
Но над всеми ними в эпоху апостолов и последующие времена возвышается единственный и неповторимый великий Учитель, у Которого Петр, Павел и Иоанн черпали свое вдохновение, перед Которым они склонялись в святом благоговении, Которому они безраздельно служили и Которого прославляли жизнью и смертью, Которого они и по сей день в своих писаниях представляют совершенным образом Божьим, Спасителем от греха и смерти, Подателем вечной жизни, Божественным согласованием противоречащих друг другу символов веры и богословских школ, Альфой и Омегой христианской веры.
§ 22. Критическая реконструкция истории апостольской эпохи
Никогда прежде в истории церкви происхождение христианства и его основные документальные источники не подвергались столь тщательному изучению с таких совершенно противоположных точек зрения, как в нынешнем поколении. Эта проблема отнимает время и силы многих самых талантливых ученых и критиков. Важность и влияние маленькой книжки, в которой «заключена мудрость всего мира», таковы, что она требует все новых и новых исследований и приводит в движение серьезные умы всех разновидностей веры и неверия, словно само их существование зависит от того, примут они ее или отвергнут. Не осталось ни одного факта, ни одного учения, которое не подверглось бы тщательному исследованию. Ученые на основе фактического материала воспроизвели и рассмотрели со всех возможных сторон жизнь Христа, а также служение и писания апостолов со всеми их устремлениями, разногласиями и примирениями. Эпоха, начавшаяся после смерти апостолов, в силу ее неразрывной связи с предыдущей также была изучена и рассмотрена в новом свете.
Великие исследователи Библии из числа отцов церкви стремились извлечь из священных книг главным образом ортодоксальное учение о спасении и принципы святой жизни. Реформаторы и ранние протестантские богословы вновь взялись за изучение Писаний, с особым энтузиазмом отыскивая в них евангелические принципы, отличающие протестантов от Римской церкви. Однако все они стояли на твердом основании благоговейной веры в богодухновенность и авторитет Писаний. Нынешний век отличается особым интересом к истории и критике. Писания подвергают такому же исследованию и анализу, как и любое другое литературное произведение древности, с единственной целью — установить истинное положение вещей. Мы хотим доподлинно знать, как появилось, развивалось и к чему в конце концов пришло христианство как историческое явление, органически связанное с событиями и особенностями мышления того времени. Весь путь, пройденный христианством от вифлеемских яслей до Голгофского креста и от горницы
