Представляем версию 186-го номера православного журнала "ФОМА"

для электронных книг и программ чтения книг в формате ePUB

на мобильных устройствах.

Номер издан с сокращениями.

ВНИМАНИЕ!

Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.

ИД "ФОМА"

2018 г.

(С)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Владимир Легойда. Развивать почемучку

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Юрий Вяземский и тайная комната

ВОПРОС НОМЕРА: 

Православные «самоеды»

Александр Ткаченко. Чем больше себя ругаешь, тем ближе к Богу?

ВЕРА

Владимир Легойда. Почему Церковь не борется с «режимом»?

Патриарх Кирилл. Ради чего существует Церковь?

НОВОМУЧЕНИКИ

Архимандрит Дамаскин (Орловский). Священномученик Владимир (Сперанский)

ЛЮДИ

Александр Ананьев. Как я не крестился

Иордания. Страна, по которой можно изучать Библию

Сергей Лукьяненко. Такая работа

СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ

Александр Ткаченко. Иерусалим

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Развивать почемучку

5 октября — День учителя. В связи с этим праздником мне вспоминается одна история. Как-то на мероприятии в одном министерстве я увидел коллегу из института. Подошел поздороваться. Рядом стояла молодая женщина, которой я вежливо поклонился. На что она вдруг сказала: «Здравствуйте, Владимир Романович! А я Вам зачет сдавала!» Я с широкой улыбкой начал что-то вроде «как приятно встретить…» «Три раза», — спокойно и без улыбки сказала моя собеседница. Я тут уже как-то менее уверенно продолжил, что «понимаете, может быть мне просто хотелось еще раз встретиться, поговорить с умным собеседником…» На что мне так же, без улыбки, было сказано, что теперь у меня будет такая возможность, так как моя бывшая студентка ныне курирует в министерстве совет, куда я вхожу. Я тогда свернул разговор неловкой фразой о том, что иногда даже очень хорошие студенты не сдают зачет, потому что плохие преподаватели не могут объяснить предмет или студентам просто неинтересно, не могут их заинтересовать. А еще я тогда понял, что двойки лучше не ставить: мало ли как обернется…

Ну, это, про двойки, конечно, шутка, а если говорить серьезно, то помню, как мы как-то спорили с одним моим старшим университетским коллегой, что важнее для преподавателя: уметь хорошо объяснить или суметь заинтересовать? Конечно, в каком-то смысле этот спор был искусственный: хороший учитель должен уметь и то, и другое. Но все-таки… Мой друг уверял, что заинтересовывать он не обязан: «В институт, — говорит он, — должны приходить мотивированные люди. Это не моя задача их мотивировать. Моя задача — объяснять». Я ему возражал, что так бывает только в теории: не могут быть все мотивированными и не всегда все тебя поймут, как бы ты ни объяснял, даже если ты — самый лучший объясняльщик в мире. Но вот если ты студентов заинтересуешь, то они потом сами почитают, сами подумают и точно поймут или узнают то, что нужно. Если интересно — обязательно поймут. А если неинтересно, то и объяснять бессмысленно — все равно не получится.

Сегодня образование меняется буквально на наших глазах. Оно меняется, потому что стремительно меняется жизнь. Какой она будет даже через 5 лет — никто не может предсказать. Фантастические книги о будущем одна за одной оказываются рассказами о прошлом, так как настоящее давно уже фантастичнее, чем фантастика… Для школьных учителей и вузовских преподавателей это очень сложная ситуация: мы же должны готовить к будущему. А как готовить к тому, о чем нет четкого представления?

Конечно, это тема не для короткой колонки. Но все-таки я по-прежнему считаю, что очень важно (и может быть, сегодня даже важнее, чем раньше) — заинтересовать. Заинтересовать темой, предметом, учебным процессом. Привить интерес к самой учебе… Вернуть, если хотите, школьника или студента к тому важному для любого ребенка состоянию, когда он впервые начинает доставать родителей своими бесконечными «почему». И делает это, потому что ему действительно интересно. Потому что хочется знать.

Мой близкий друг так сформулировал одну из важнейших задач современного образования: развивать почемучку. По-моему, очень точно. 

Владимир Легойда

Видеоверсию этой колонки смотрите на телеканале «Царьград» (tsargrad.ru)

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Среди студентов Юрия Вяземского немало тех, кто называет себя атеистами и выдвигает много претензий к Церкви. В ответ на это Юрий Павлович рассказывает им историю про «девятую комнату», в которой хранится очень важная тайна, и прикосновения к этой тайне, по его мнению, возмущенным молодым людям очень не хватает. Мы поговорили с ним об этой тайне, о «поколении селфи», но начать решили с одной популярной в Сети фотографии, происходящее на которой интересует очень многих. 

Юрий Вяземский и тайная комната

— Юрий Павлович, по просторам соцсетей ходит фотография, на которой Вы и декан факультета международной журналистики МГИМО Ярослав Скворцов прямо в коридоре института стоите друг перед другом на коленях. Вы эту историю помните? Это просто ирония двух взрослых людей или что-то другое?

— Просто один раз мне захотелось поклониться этому замечательному человеку. А Ярослав Львович, который намного более знающий, намного более заслуженный человек, чем я, ответил на мой поклон по-дружески, ведь перед Богом, перед разумом, перед наукой мы равны. Но здесь есть и элемент некой, так сказать, интеллектуальной буффонады. Такое у меня не только со Скворцовым бывало!

— Многие из выпускников называют Вас учителем с большой буквы. А насколько это в руках учителя, преподавателя — повлиять на то, чтобы человек сделал выбор в пользу веры? Насколько это возможно или это принципиально невозможно?

— Этот вопрос для меня никогда отдельно не стоял, потому что, как мне кажется, всякий интересный для меня человек, он этой верой наполнен. Причем чем меньше он о ней говорит, тем веры-то, может быть, и больше. 

На своих лекциях я неизбежно затрагиваю тему религии, ведь как говорить о культуре, не касаясь этого вопроса? Кроме того, чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь: от всего другого живого мира нас отличает то, что человек — это существо религиозное, Homo religiosus. 

Некоторые студенты на меня обижаются, говорят: а мы атеисты! Но для меня человек не может быть атеистом, потому что, по моей теории, внутри него есть своя «девятая комната»*, и в этой комнате живет религия. Может быть, совсем примитивная, связанная с суевериями. Может быть, неосознаваемая, полуосознаваемая, отрицаемая, — но ведь историки начинают фиксировать человека тогда, когда появляются кладбища, капища. Это первое, что свидетельствует о том, что здесь стоял человек. С этим он появляется и этим он отличается от животных. Человек растет в рамках религии, у него появляется эта «девятая комната», и она кардинально отличается от других «комнат», которые есть и у животных. 

Атеизм для меня — это религия, иногда религия очень сложная. А иногда — просто поверхностный слой. Накануне нашего разговора я прочел интервью Бориса Корчевникова в июльском номере «Фомы», и Корчевников в нем как раз очень хорошо говорит о поверх­ностных атеистах. 

Классический атеист для меня — это человек, который отрицает «девятую комнату», который о смерти не задумывается вообще. Когда у него умирает близкий человек, он просто вызывает труповозку и отправляет тело. Куда? Его не интересует, ведь человека уже нет. А вот если ты идешь на кладбище, справляешь девять дней, потом справляешь сороковины, поминаешь, ставишь на могилке водку с хлебом, возникает вопрос, действительно ли ты атеист, ведь ты выполняешь определенные ритуалы, ты во что-то веришь, просто не задумываешься, что лежит под этим поверхностным, ритуальным, культовым слоем. Разумеется, это разговор долгий, и сразу объяснить человеку, что атеистов не существует, нельзя. Однажды я попытался все это объяснить в одном интервью, но мою речь сильно подрезали, и теперь многие люди думают, что я атеистов считаю либо животными, либо сумасшедшими. А я просто говорю, что среди людей думающих нет настоящих атеистов. 

Обратите внимание, как часто Владимир Познер заявляет, что он атеист. Он говорит об этом намного чаще, чем Боря Корчевников говорит о том, что он человек верующий. И я в этой позиции Владимира Владимировича тоже вижу определенную религиозность. А дальше начинаются великие вопросы Ивана Карамазова и так далее. Корчевников очень хорошо сказал по поводу того, что многих людей, как и Познера, очень ранит та чудовищная несправедливость, которую творит человек, и они пытаются во всем этом обвинить Бога, забыв, что творит-то все это человек. 

---

* Теория о девяти «комнатах» — это теория Юрия Вяземского, с помощью которой он рассказывает своим студентам о базовых потребностях человека. И как раз девятой «комнатой» является потребность в религии. — Ред.

Меня сотни раз Кто-то спасал, а я даже забыл сказать спасибо

— А Вас эта несправедливость когда-нибудь ранила?

— Она меня все время ранит. Причем не столько в отношении меня, потому что Господь терпел и мне велел. А ранит, когда эта несправедливость касается других, особенно детей. Буквально вчера я смотрел передачу о том, как страдают маленькие дети от неизлечимых врожденных заболеваний и какие муки терпят они и их близкие. Конечно, это ранит, чудовищно ранит. 

И в то же время среди этих страдающих детей я увидел такие улыбки, такие взгляды… Это взгляды людей, которые умеют наслаждаться моментом, которые умеют радоваться, которые каждый свой маленький успех, маленький шажочек к выздоровлению воспринимают как чудо. И я смотрел и им завидовал — потому что я, здоровый, в общем-то, человек, так радоваться разучился, не умею. А ведь в мире столько чудес происходит, а мы их просто разучились видеть. 

— А что бы Вы могли назвать в своей жизни чудом? 

— Да для меня вся моя жизнь абсолютное чудо, потому что я в принципе уже раз сто должен был умереть или что-то должно было со мной произойти, но меня беспрестанно спасал Бог. Я, собственно, и верить начал всерьез в один момент, когда вдруг передо мной явилась череда страшных событий, которые могли бы меня изъять из этого мира, и я понял, что мне на протяжении всей жизни Кто-то помогал… А спасибо-то я Ему еще ни разу не сказал. 

— Если мы вернемся к студентам и Вашим разъяснениям о том, что каждый человек религиозен, то кого, на Ваш взгляд, проще в этом убедить: умника и умницу или студента-троечника? Или вообще нет никакой зависимости?

— Я всегда был противником того, что в этом надо непременно убеждать, потому что у меня совершенно другая профессия. Я не священнослужитель, я либо читаю курс по литературе, либо учу ребят писать, либо преподаю философию культуры. И если люди хотят убеждаться, пускай убеждаются. 

Беседа с будущими журналистами. Фотослужба РАНХиГС

А что касается умника и умницы или троечника, то это вообще очень сложный вопрос. Троечником был Эйнштейн, Гегель получил характеристику о том, что он полный идиот в области философии. Дело не в том, троечник ты или умник. Но если человек задается вопросами, выходящими за рамки повседневности и тупого развлекательного быта, с ним всегда легче говорить. Причем предмет для разговора может быть любым: и математика, и химия, и метафизика — все в конечном итоге ведет к Богу. И когда человек спрашивает себя, что такое смерть, куда ушла моя мама, что будет со мной после земной жизни, то с ним всегда есть почва для разговора. 

— Есть педагоги, благодаря которым их студенты пришли к Богу. Вы бы желали, чтобы о Вас сказали: Юрий Павлович Вяземский не только сообщил нам о философии культуры, о литературе, но и стал для нас проводником в мир веры?

— Мне, конечно, искренне хочется иногда помочь человеку найти путь к Богу, потому что жить с верой в Него просто намного радостнее, намного свободнее, намного богаче. Повторюсь, каждый человек живет с верой, только веры бывают разные: иногда разрушительные, иногда очень глупые и так далее. Меня всегда убивают поверхностные атеисты, которые пытаются забрать у людей Бога — а что они вместо этого дадут?!

Я не считаю себя миссионером, при этом у меня есть орден святителя Иннокентия первой степени за миссионерскую работу, и я понимаю, что мне этот орден надо отрабатывать. 

Сегодня многие люди просто не доходят до «девятой комнаты»

— А у Вас нет ощущения, что сегодня у студентов духовной жажды особенно-то и нет? По крайней мере, такой, какая была, к примеру, у поколения, пришедшего к вере на волне празднования 1000-летия Крещения Руси и т. д.?

— Человек по большому счету никогда особенно не меняется, просто в зависимости от того, как меняются тенденции, меняются и вопросы, которые молодежь ставит на первый план. 1990-е годы были особым временем, когда двери храмов вдруг оказались открыты — и, естественно, многих туда сразу потянуло. А сейчас тот голод в вере не так силен, потому что все уже стало доступно, книги на религиозную тему свободно продаются, кино снимается, есть даже несколько телевизионных каналов, на которых выступают священники. 

Но сейчас основной вопрос для молодежи — это как стать успешным. Хотя тот же самый вопрос задает себе и любой верующий человек: как стать успешным, как успеть выбраться из греха, из грязи, чтобы спастись? Однако сегодня этот ракурс сместился, и вопрос звучит так: как стать успешным «несмотря ни на что»? 

Сейчас не то чтобы снижается планка… Мне легче это объяснить в рамках той системы, о которой я рассказываю своим студентам: я считаю, что человек состоит как бы из трех этажей — экономического, политического и духовного. Вот сегодня чаще всего молодые люди стараются жить на экономическом этаже, на котором задаются соответствующие вопросы: как мне быстрее заработать деньги, как мне получить долг, который мне должны вернуть? Человек запрограммирован на то, что ему нужны деньги. Но хотелось бы, конечно, чтобы его вопросы доходили до третьего этажа и именно до «девятой комнаты», где основной вопрос — о Боге, о бессмертии, о спасении от греха. 

Юрий Вяземский раздает автографы на Московском фестивале «Книги России» на

Красной площади. Фото Евгении Новожениной/РИА Новости

— У многих людей есть мнение, что современной молодежи свойственен антиклерикализм. Вы это замечали? Как это явление объясняете?

— Я даю своим студентам несколько письменных работ за год, и как раз тема одной из них — «Мое отношение к религии». Каждый год мне сдают свои работы по 200 человек, и я вижу, что самая серьезная критика с их стороны — в адрес Русской Православной Церкви. Им не нравится, как они пишут, «РПЦ», но чем не нравится, они объяснить не в состоянии.

Многие говорят, дескать, вы поймите меня правильно, я человек верующий, но не религиозный. Хотя обычно на лекции я предваряю такие ответы и говорю о том, что вера вне религии просто невозможна, другое дело, какая это религия. Ну, те ребята, которые провозглашают себя атеистами, больше других выступают против «РПЦ». 

И это, конечно, страшно огорчает. На мой взгляд, такое отношение к Русской Православной Церкви совершенно несправедливо, потому что история у этой Церкви трагичес­кая. Кроме того, мой личный опыт показывает, что с каждым годом все более интерес­ные и чуткие люди возглавляют епархии и приходы, я знаю очень много думающих, интересных пастырей, от простых священников до митрополитов, умеющих говорить с любым человеком. Но ведь Церковь — это не только священник, не только бабушки, которые порой делают тебе замечания, не только люди, которых мы видим перед собой, хорошие, плохие, разные. Но если ты в состоянии почувствовать, то обнаружишь, что, возможно, рядом с ними молится и батюшка Серафим Саровский, и вообще все святые. Мне очень жалко, что так много молодых людей сегодня этим не интересуются. 

…И вдруг она говорит: «Меня смущает ваша гордыня»

— Недавно в одном интервью Вы назвали современную молодежь «поколением селфи» и сказали о том, что Вам эта черта очень не нравится. Разве это не то же самое проявление эгоизма, свойственное всем поколениям во все времена? 

— Конечно, это эгоизм. Просто я однажды был в Казани, и как-то рано утром во время пробежки я видел девушку, которая ехала на велосипеде — и прямо во время езды, вся сияя, делала селфи. У нее все для этого было предусмотрено — селфи-палка, все как надо. Мне в какой-то момент даже стало страшно, не упадет ли она. Это действительно ехал яркий представитель селфи-поколения. Она просто снимала, как она едет, как ей хорошо: вот я, а потом Казань, а потом все остальное. И с этого момента я стал обращать внимание на эти селфи. Потом как-то мы с женой пришли в Большой театр, и я увидел, сколько людей перед началом балета ходили по рядам и делали селфи: вот я в Большом театре! И даже возникло ощущение, что сам балет-то им и не нужен, что самое главное они уже сделали и уже готовы идти домой. 

Но я расскажу одну историю о себе. Недавно я посетил один замечательный монастырь, и матушка игуменья там на меня так задумчиво смотрела, что я подошел к ней и спросил: «Вас что-то смущает?» — имея в виду, что она, наверное, мучается, где же могла видеть мое лицо. И я уже хотел ей подсказать, что в программе «Умницы и умники». Но она, продолжая так же пристально на меня смотреть, вдруг сказала с грустью: «Да, меня смущает ваша гордыня». И меня это поразило! Поэтому можно сколько угодно рассуждать о молодежи в моем возрасте — и про «селфи», и про «пепси», но матушка игуменья хорошо меня разглядела. Она увидела, что у меня не одна, как в селфи, но что семь камер на мою гордыню направлены! 

Но, возвращаясь к современным студентам, через год после того, как я увидел это селфи в Казани, я узнал о мощнейшем движении, которое сейчас набирает силу, и я очень рассчитываю на то, что оно не потеряется. Это движение волонтеров, причем в различных областях — в организации мероприятий, в помощи детским домам, интернатам, домам престарелых… Я увидел эти горящие глаза, эти объединенные сердца и вдруг поду­мал, что это обратный эффект от поколения селфи. Достаточно одной кнопки в телефоне, чтобы развернуть камеру от себя — на другого человека. И уже не «я, такой хороший, еду по солнечной дорожке», а «я вижу боль, вижу необходимость помочь, и я весь устремляюсь туда».

Беседовала Дарья Баринова.

ВОПРОС НОМЕРА

Письмо в редакцию

на e-mail: vopros@foma.ru

Здравствуйте!

У меня есть такая проблема — я слишком самокритичный человек и постоянно себя ругаю. Причем ругаю не только за очевидные ошибки, грехи, а практически за каждый шаг. Особенно это касается моего общения с людьми. Мне постоянно кажется, что я на кого-то не так посмотрела, что-то не так сказала, пытаюсь заранее скрупулезно проработать все предстоящие диалоги, чтобы не сказать человеку то, что в моем понимании является глупостью. Придираюсь к своему поведению по мелочам, начинаю твердить себе, какая я глупая, как можно было так посмотреть/сказать/поступить. 

Как научиться бороться с этим и отделять такие надуманные мелочи от настоящих ошибок? Почему так со мной происходит? 

Что это за искушение? 

Елизавета

Чем больше себя ругаешь, тем ближе к Богу? 

Разбираем, в чем ошибочность этой формулы

На вопрос читателя отвечает психолог Александр Ткаченко 

Человеку свойственно оценивать самого себя — свои слова, поступки, мысли. И неудивительно, что такая оценка не всегда бывает со знаком плюс, ведь ошибиться может каждый. Однако бывает так, что самооценка у людей начинает сильно «зашкаливать» в сторону негатива. Мысленное осуждение себя становится постоянным фоном, любой пустяк вроде ненароком разлитого на столе чая вызывает гневные обличительные тирады в свой же адрес. А уж если какое-то досадное недоразумение произошло на глазах у других людей, тогда вообще хочется провалиться сквозь землю, даже если твоей ошибки никто не заметил. Внутренний голос тут же начинает объяснять тебе, кто ты есть, уже не выбирая выражений и интонаций, порой переходя в откровенную брань.

Такие самообличения, даже при всей их формальной правоте, исподволь отнимают уверенность в своих возможностях, лишают сил и радости. В той или иной степени с этим странным явлением знаком каждый из нас. Но объяснить его природу бывает непросто даже для людей, внимательно относящихся к своему внутреннему миру. А самое главное — непонятно, что со всем этим делать и можно ли заставить своего «внутреннего критика» вести себя поприличней. Забегая вперед, сразу скажем: можно. Но для этого нужно сначала выяснить, что он собой представляет и откуда берется.

Тезис первый: 

«ВНУТРЕННИЙ КРИТИК» — ЭТО ВОВСЕ НЕ КАКАЯ-ТО ОТДЕЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ, ВСЕЛИВШАЯСЯ В НАС, И НЕ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ЗАФИКСИРОВАННЫЙ В ПАМЯТИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ ОБЩЕНИЯ СО ЗНАЧИМЫМИ ДЛЯ НАС ЛЮДЬМИ.

Человек — существо общественное. Это утверждает не только наука, но и религия. В рассказе о создании Адама Бог говорит: не хорошо быть человеку одному (Быт 2:18). Именно для того чтобы человек жил не один, а в обществе себе подобных, ему сначала была сотворена жена, а после дано благословение плодиться, размножаться и наполнять землю своим многочисленным потомством. С самого момента рождения каждый из нас находится в тесном взаимодействии с другими людьми. И все новые умения (за исключением врожденных рефлексов) мы приобретаем в детстве только благодаря общению с теми, кто этими навыками уже обладает. 

Например, ребенок никогда не научится ходить и говорить, если его не будут этому обучать специально. Поэтому мы, уже умеющие ходить, водим наших детей за ручки, учим делать первые шаги, подбадриваем их, когда они падают. Все наши ежедневные папско-мамские «агу» и «сорока-ворона кашу варила» — не что иное, как передача ребенку нашего родительского опыта владения речью. Точно так же мы терпеливо учим его есть ложкой, ходить на горшок, знакомим с новой едой, рассматриваем с ним картинки в детских книжках и помогаем узнавать на них кошку, собаку, дом, дерево. Все эти навыки постепенно закрепляются в зрительной, слуховой и моторной памяти у ребенка, потом усваиваются им и становятся уже его собственным опытом. Так происходит передача навыков от родителей к детям. 

Но есть еще один вид опыта, который наш ребенок получает от нас. Это опыт эмоционального реагирования на то или иное событие. Предположим, ребенок нечаянно разбил на кухне чашку или разлил на себя суп. Мы можем отнестись к этому спокойно и разумно. Например, сказать: «Ничего страшного, не расстраивайся, так бывает с каждым. Давай я помогу тебе переодеться, и мы вместе все уберем». Тут ребенок видит, что в ситуациях подобного рода мы его все равно любим, заботимся о нем и признаем за ним право на ошибку. 

Однако мы можем отреагировать и совсем по-другому: «Ах ты криворукая дрянь! Да что ж это такое! Почему у тебя все из рук валится? У других дети как дети, а от тебя — одно расстройство!» В этом случае ребенок видит, что права на ошибку у него нет. И дело тут даже не в самой разбитой чашке или запачканной одежде. Ребенок понимает, что, если он сделает что-нибудь не так, он становится для нас плохим, мы лишаем его своей любви. Ему страшно и горько от этого отвержения. Но он знает, что мама или папа не могут ошибаться, они же взрослые. И тогда происходит очень грустная вещь: ребенок, ориентируясь на нашу негативную родительскую реакцию, сам начинает верить, что он плохой и никуда не годный, если разобьет чашку или перевернет тарелку с супом, если слишком громко смеется или слишком медленно идет, если вдруг захочет в туалет посреди улицы, если…если… если… Эти переданные ему нами навыки самооценки сохраняются в его эмоциональной памяти, потом усваиваются и становятся уже его собственным способом отношения к себе после ошибок или поражений. А в схожих ситуациях в голове у ребенка начинает звучать тот самый голос: «Ах ты криворукая дрянь! От тебя одно расстройство!» И этот голос будет наш, родительский. Он будет сопровождать ребенка всю жизнь, став той частью его личности, которая всегда будет настороже и не простит ему ни одного промаха или даже простой неловкости. Даже когда он вырастет и станет взрослым, наш раздраженный окрик вновь и вновь будет воспроизводиться его психикой в ситуациях, за которые взрослому человеку вообще странно было бы себя ругать, а уж тем более — такими словами. Эмоциональная память нашего повзрослевшего ребенка надежно сохранит в его душе те чувства, которые вы когда-то сгоряча изливали на него за пустяшные провинности. Наши тогдашние родительские эмоции будут усвоены и включены в его опыт отношения к самому себе точно так же, как опыт прямохождения или владения речью. Приблизительно так появляется в человеке его «внутренний критик». 

Опыт общения со значимыми для нас людьми проявляет себя в форме воспроизведения слов, выражений, интонаций, которыми когда-то эти люди к нам обращались, если мы что-то делали не так, как надо. Этот опыт может быть очень разным. У одних он может звучать очень мягко: «Маленький, ну что ж ты делаешь? Не надо так». У других строже: «Подбери нюни, не раскисай. И делай, пока не получится». Эти варианты ничуть не мешают, а напротив — поддерживают, помогают переживать неудачи и мобилизовать себя на их преодоление. 

Но бывают у «внутреннего контролера» и совсем другие интонации и слова, когда в трудные минуты вместо поддержки эмоциональный опыт вдруг достает из закромов памяти унижающие, обесценивающие, откровенно ругательные фразы. И ты уже не хочешь ничего преодолевать, достигать, да и вообще жить. Хочешь лишь спрятаться куда-нибудь подальше от всех, чтобы никто не больше не видел, какой ты плохой, безмозглый неумеха с кривыми руками и тупой башкой. И торопливо говоришь про себя эти злые, ранящие душу слова, как будто спешишь опередить кого-то, кто может снова тебя так обозвать. 

Такой травматический эмоциональный опыт совсем не обязательно приобретается в родительской семье. Но в любом случае его начало — в ситуации, когда человек длительное время подвергается эмоциональному насилию, на которое он в силу обстоятельств не может достойно ответить. И тогда, чтобы снизить внутреннее напряжение от невыраженной злости на обидчиков, он как бы соглашается с ними. И принимает все эти «гад», «придурок» и т. д. как заслуженные и справедливые определения. А впоследствии и сам ругает себя этими же словами за всякие реальные или мнимые прегрешения. В таких случаях «внутренний контролер» может говорить голосами старшеклассников, более агрессивных сверстников, воспитательницы в детском саду, школьного учителя, тренера в спортивной секции. «Матрицей» для травматического опыта может стать ежедневная ругань старослужащих или офицеров в армии, крик агрессивного начальника на работе или раздраженного супруга. Но все же уязвимее всего к таким травмам душа человека бывает именно в детские годы, в родительской семье. 

Что же получается в итоге? Человек живет с уверенностью в том, что должен быть идеальным, не имея права на ошибку хоть в чем-нибудь. И хотя идеал недостижим по определению, любое отклонение от него человек воспринимает как падение и катастрофу. Ведь он запомнил, что любить его можно лишь тогда, когда он делает все как надо. Но чем сильнее он стремится быть идеальным (а значит — любимым), тем хуже у него это получается. И тем чаще «внутренний критик» озвучивает в душе запомнившиеся с детства, уже ставшее привычным: «Ах ты криворукая дрянь!»

Тезис второй: 

У ВЕРУЮЩИХ ЛЮДЕЙ В ТАКОМ СОСТОЯНИИ МОЖЕТ ПОЯВИТЬСЯ ЕЩЕ ОДНА ПРОБЛЕМА: ИХ НАВЫК РУГАТЬ СЕБЯ НА КАЖДОМ ШАГУ ВНЕЗАПНО ПРИОБРЕТАЕТ САКРАЛЬНОЕ НАПОЛНЕНИЕ.

Уверовав в Бога, ознакомившись с церковным вероучением и правилами христианской жизни, они вдруг обнаруживают, что мучающий их много лет «внутренний критик» удивительно хорошо подходит под целый ряд весьма положительных и возвышенных понятий. Тут и «смирение», и «самоуничижение», и «видение своих грехов как песка морского». И вот, словно по мановению волшебной палочки, невротическая привычка к болезненной рефлексии вдруг превращается для них едва ли не в вершину и совокупность христианских добродетелей. А ругань «внутреннего критика» — в голос совести или даже в глас Божий. Теперь после каждого своего мысленного «Ах ты криворукая дрянь», они с чувством глубокого удовлетворения мысленно же добавляют «Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Ну как же — ведь они увидели свой грех, укорили себя за него и покаялись перед Богом. И так — десятки, а то и сотни раз за день, прямо как великие подвижники! 

Стоит ли говорить, что ни со смирением, ни с самоукорением подобное состояние души не имеет ничего общего. Привычка во всех делах стремиться к идеальному поведению играет с такими людьми очередную шутку. Сделав вывод, что в духовной жизни «чем более плохим видишь себя, тем ближе ты к Богу», они придают своей психологической проблеме некий духовный смысл. И еще больше начинают себя «накручивать», ругая себя уже произвольно и принудительно. 

Понятно, что такая «духовная практика» ничем хорошим кончиться не может, и обычно приводит к нервному истощению, истерикам, неврастении. Которые при желании человек тоже может отнести к проявлениям своей «высокой духовности». Однако в православной аскетической практике для таких состояний есть и вполне традиционное определение — прелесть (от слова — лесть, т. е. — «прельстить самого себя»).  

Тезис третий:  

В САМОДЕЛЬНОЙ ФОРМУЛЕ «ЧЕМ БОЛЕЕ ПЛОХИМ ТЫ ВИДИШЬ СЕБЯ, ТЕМ БЛИЖЕ ТЫ К БОГУ», ВЫРАЖАЯСЬ ОБРАЗНО, ТЕЛЕГА ПОСТАВЛЕНА ВПЕРЕДИ ЛОШАДИ.

Но как же быть с самоукорением и самоуничижением? Ведь в покаянных молитвах, составленных святыми, действительно можно встретить очень жесткие их определения в отношении себя. Однако тут есть важный момент, без которого невозможно правильно понять тот духовный опыт, из которого рождались такие молитвы. Святые очень любили Бога и общение с Ним. Вся их жизнь была, по сути, таким общением, молитва сопутствовала им во всех их делах, а Священное Писание они часто знали наизусть и тем не менее ежедневно читали его, наслаждаясь Словом Божьим, питавшим их душу. Ради богообщения они даже оставляли мир и уходили в пустыню, чтобы ничто из земных забот не отвлекало их от этой постоянной обращенности к Господу. И конечно же, такая любовь святых к Богу не оставалась безответной. Дух Святой сиял в них, просвещая их ум, чувства и даже само тело. В Его сиянии святые и видели себя греховными, недостойными этой Божественной чистоты, которая даже в ангелах может высветить недостатки. Радость от такого божественного утешения была столь велика, что святые отцы как бы уравновешивали ее самоукорением и покаянным плачем о грехах, которые увидели в своих душах, просвещенных благодатью. 

Современный богослов митрополит Каллист (Уэр) пишет: «Пока вы не увидите свет Христов, вы не сможете в действительности увидеть своих грехов. Пока в комнате темно, говорит епископ Феофан Затворник, вы не замечаете грязи, но при ярком освещении можно различить каждую пылинку. Так же обстоит дело и с комнатой нашей души. Порядок не таков, что мы должны сначала покаяться, а потом осознать присутствие Христа; ибо только тогда, когда свет Христов уже вошел в нашу жизнь, мы действительно начинаем понимать свою греховность. ...Согласно отцам пустыни, “чем ближе человек к Богу, тем яснее он видит, что он грешник”. В качестве примера они приводят Исайю: сначала он видит Господа на престоле и слышит серафимов, возглашающих: свят, свят, свят; и лишь после этого видения он восклицает: Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами (Ис 6:1–5)». 

Наверное, нелишне будет повторить, что аскетическая практика самоукорения не имеет ничего общего с проявлениями травматичного эмоционального опыта, заставляющего человека ругать себя за любую мелочь. Канонизировать своего «внутреннего критика» — дело заведомо бессмысленное и вредное для душевного здоровья. 

Тезис четвертый: 

ЧТОБЫ ПРИЗВАТЬ «ВНУТРЕННЕГО КРИТИКА» К ПОРЯДКУ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО СЛЕДУЕТ НАУЧИТЬСЯ РАСПОЗНАВАТЬ В СЕБЕ ЕГО ГОЛОС.

И каждый раз, когда он затеет свою привычную песню, тут же пресекать эти грубые обличения себя. Ведь «внутренний критик» — это всего лишь ваш навык ругать себя. Да, он автоматизирован и включается непроизвольно. Но если следить за собой и поставить целью вывести его в осознаваемую область психики, этот навык, как и любая дурная привычка, становится видимым, и тогда с ним уже можно работать. Как только после очередного вашего мелкого промаха в уме зазвучит обычное «Ах ты, такой-сякой!», немедленно скажите себе «Стоп! Я не буду больше ругать себя. Это плохая привычка». Слова можно подобрать и другие, но смысл их должен быть примерно таким. А поскольку «внутренний критик» часто проявляет себя в словах из наших детских травматических воспоминаний, можно поискать им на замену совсем другие — поддерживающие слова, которые звучали когда-то в нашем детстве. Возможно, это будут слова бабушки или дедушки. Возможно, какого-то другого значимого для вас взрослого. А может быть, вы и сами найдете добрые, утешительные слова, которые сейчас готовы сказать себе — тогдашнему, маленькому. Это может быть что-то вроде «Успокойся, мой хороший. Все наладится». Слова тут тоже могут быть разными, каждый находит их для себя сам. Главное, чтобы они звучали с теплой, принимающей интонацией и были выражением вашей заботы о себе. Эта техника проста в исполнении, но весьма эффективна. Вообще же, если «внутренний критик» сильно отравляет вам жизнь, лучше обратиться к психологу. Когда человек замечает, что постоянно ругает себя, придирается к себе по мелочам, продумывает в деталях предстоящие диалоги из страха сказать что-либо не так и все время недоволен собой, это может оказаться проявлениями последствий серьезной психологической травмы. Такие проблемы лучше решать вместе со специалистом. 

Если же вы человек верующий и видите, что какая-то не очень значительная, но смутившая вас ошибка в духовном смысле все же является грехом, можно воспользоваться советом преподобного Феофана Затворника: «Относительно мелких греховных движений сердца, помыслов и т. п. <…> следующее правило: как только замечено что-либо нечистое, тотчас следует очищать это внутренним покаянием пред лицом Господа. Можно этим и ограничиться, но если нечиста, неспокойна совесть, то потом еще на вечерней молитве помянуть о том с сокрушением и — конец. Все такие грехи этим актом внутреннего покаяния и очищаются». 

Обратим внимание: речь идет именно о том, чтобы не давать зарвавшемуся «внутреннему критику» определять нашу духовную жизнь, а вовсе не об избавлении от спокойного критического подхода к собственным мыслям и поступкам. Ведь если «затыкать» любой внутренний голос, указывающий нам на наши несовершенства, то тогда и совесть, и покаяние можно объявить ненужными. Но все обстоит как раз наоборот. Именно бесконечные обвинения себя в неидеальности «сбивают прицел» и вносят путаницу в нормальную самооценку христианина, растворяя в сотнях ничего не значащих мелочей реальные случаи нарушения заповедей Божиих, за которые действительно нужно каяться. При описанных выше психологических травмах человек может в любом своем неловком телодвижении усмотреть грех против Бога и ближних. И уже не замечает разницы между случайно разлитым кофе за общим столиком и сознательным обманом, сплетнями, «подсиживанием» коллег по работе, и множеством других грехов, которые становится почти невозможно выделить из общего фона непрерывной невротической самокритики. Совесть, как индикатор духовной опасности того или иного поступка, перестает выполнять свои функции, если стрелка этого индикатора постоянно находится в красном секторе: «Я всегда плохой». Избавление же от злобного и настырного «внутреннего критика» лишь помогает лучше слышать ее голос, обличающий нас в по-настоящему неправедных делах. 

Конечно, бывает, что верующему человеку трудно самому разобраться, где он перегибает палку в анализе своей греховности, а где нет. Поэтому если у вас есть духовник, то такие вопросы обязательно следует подробно обсудить с ним. Духовная жизнь сложна, и проходить ее намного проще, когда рядом есть более опытный наставник. 

Тезис пятый:

РУГАТЬ СЕБЯ МЫСЛЕННО ЗА ВСЯКИЙ ПРОМАХ — ЗАНЯТИЕ ВРЕДНОЕ НЕ ТОЛЬКО С ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ, НО И С ДУХОВНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ. 

Согласно заповеди, к ближнему нужно относиться как к самому себе. А значит, и себя тоже нужно любить, понуждать себя к этой любви, даже если видишь в себе некие греховные слабости и несовершенства. О таком понуждении говорил преподобный Серафим Саровский: «Должно снисходить душе своей в ее немощах и несовершенствах и терпеть свои недостатки, как терпим других, но не обленяться, а побуждать себя к лучшему. Употребил ли пищи много, или что другое подобное, сродное слабости человеческой, сделал — не возмущайся этим и не прилагай ко вреду вред, но мужественно подвигни себя к исправлению, а между тем старайся сохранить мир душевный». 

И вместо болезненного самоедства, вгоняющего в уныние и даже в ненависть к себе, куда правильнее будет последовать этому совету великого святого — снисходительно и терпеливо относиться к собственным недостаткам, побуждать себя к исправлению и сохранять мир в своей душе. 

Иллюстрации Светланы Землянской 

 

ВЕРА

 Почему Церковь не борется с «режимом»?

От чего Христос освободил человечество?

Безусловно, христианин ценит дарованную ему Богом свободу и не может приветствовать ее подавление или всякое унижение человеческого достоинства, тем более физическое уничтожение человека. Социальная несправедливость, угнетение, насилие — это очевидное зло, а злу нужно противостоять. Это в полной мере относится к злу, творимому отдельной личностью, обществом, государством или от имени государства. И противостоять этому может как отдельная личность, так и общество и само государство. Вопрос в другом: от чего освободил человечество Христос? От подчинения государству или от рабства греху?

Христос победил смерть и принес в мир подлинную жизнь, которая обладает ценностью только потому, что является вечной и неприкосновенной.

Единственным источником этой ценности (равно как и всех остальных для христианина) является Сам Христос, подвигом Которого преодолевается главная, но заслуженная нами, людьми, несправедливость человеческой жизни. И несправедливость эта не в насилии государства, но в неизбежности смерти. Свобода — дар Божий. Но это не только свобода выбора, которую, безусловно, нельзя насильственно отбирать у человека, но в первую очередь свобода от греха, которую никакое государство не может отобрать, если человек следует Христу. Сам Христос приносит не право человека на свободу от государственной машины, но нечто гораздо большее — свободу от смерти, от ада. Вот революция Христа, и она совсем не похожа на то, что ждали от Него фарисеи. «Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа?» — повторяя вслед за апостолом Павлом эти слова пророка Осии, святой Иоанн Златоуст утверждает: «Воскрес Христос, и ты (ад. — В. Л.) низвержен». Эти пасхальные слова звучат не только сегодня, в условиях критикуемого некоторыми людьми государства. Они разрывали покров тьмы и в советское время, когда вопрос прав и свобод человека стоял существенно острее, чем в наши дни.

Христиане призваны к жизни во Христе. И Его победу нельзя присвоить или соткать из нее путы, как может показаться людям, недовольным тем, что Церковь идет на контакт с государством. Человек не может присвоить себе того, что принадлежит Богу. Сколько ни убивали христиан-мучеников в минувшие эпохи, сколько ни убивают и ни унижают невинных и праведных людей сегодня, проигравшими, убитыми для вечности оказываются насильники и убийцы, а не их жертвы. В этом — христианское послание свободы от смерти и греха, и для него вторичны потуги государства отнять у человека достоинство. Равно как и ограничены все усилия в любом государстве и гражданском обществе это достоинство безусловно и навеки утвердить.

Рай на земле невозможен. 

Это не означает, конечно, что христианин призван мириться с несправедливостью и подчиняться ей. Не об этом речь. А о том, что никто и никогда не способен отнять у человека главную свободу, дарованную Богом. Христианские мученики всех веков доказали это своим подвигом. Сотни тысяч сохранивших ценой жизни свое достоинство быть свободными со Христом пострадали в советское время — какая уж тут «холопская черта» русского народа, о которой так любят говорить сегодня некоторые соотечественники! Это не «рабы Божьи и государевы» — это подлинные братья Христовы. При этом сами христиане называют себя рабами Божиими не из-за похлебки, а ради смирения, не дерзая назвать себя братьями и детьми Христа.

Должна ли Церковь быть политически активной?

Церковь не призывает к рабскому подчинению государственной власти. Государство, по известным словам русского философа Владимира Соловьева, предназначено не для того, чтобы земная жизнь стала раем, но чтобы она не превратилась в ад. Вот с чем связано уважительное отношение Церкви к государственной власти и к ее безусловно важной функции. Впрочем, в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» закреплено право на гражданское неповиновение власти, принуждающей верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям.

Но этого критикам Церкви часто оказывается мало, и они вопрошают: почему Церковь не возвышает, причем громко и яростно, свой голос против порочных явлений в государстве и обществе?

Видимо, авторы таких вопросов исходят, во-первых, из презумпции самоочевидности пороков «режима», отсутствие постоянной жесткой критики которого объявляется конформизмом. Во-вторых, именно эта задача обличения власти полагается сегодня важной (важнейшей?) для Церкви.

Но думается, что подобная оценка текущей ситуации при таком раскладе является именно и только политической. Поэтому Церкви, чтобы удовлетворить таких критиков, пришлось бы занять как раз явно политическую позицию — на уровне ее официальных структур. Последнее вызвало бы не только критику, не менее острую, со стороны других политических сил, но и понудило бы Церковь заниматься тем, чем ей заниматься совсем не пристало — собственно политической деятельностью.

Каждый по-своему видит идеальное государство, но христианину очевидно, что этот институт, вызванный к жизни грехопадением человека, по определению не может стать совершенным в пределах земной истории человечества.

Более того, сама Церковь в своей организационной природе несет отпечаток тех несовершенств, которые характерны для современных ей государства и общества, потому что состоит из тех же людей.

Прекрасно понимая это, еще Блаженный Августин (354–430) сформулировал свою концепцию «двух градов» — земного и небесного. Примечательно, что Августин настаивал на том, что в земной жизни, включая жизнь земной Церкви — верующих людей, — оба эти града перемешаны и только в вечности мы узнаем, кто к какому принадлежит. Конечно, эта концепция не имеет статуса догматического учения, однако было бы неправильным игнорировать интуиции великого святого ранней Церкви. Тем более что интуиции эти полностью согласуются с евангельской притчей о пшенице и плевелах.

Можно вспомнить, что и среди учеников Спасителя был предатель, который воровал жертвуемые деньги. Воровство Иуды существовало, судя по всему, вплоть до самого последнего момента, пока не закончилось еще худшим — предательством. И что же: сообщество Христа и Его апостолов тоже следует назвать «порочным институтом», который «неэффективно борется с внутренними злоупотреблениями»? Конечно, от любого такого примера можно отмахнуться: ну когда это было! То Евангелие, а то — жизнь. Но ведь все дело в том, что Евангелие — именно о жизни.

Призывает ли Церковь к «конформизму»?

Если мы, как предлагают упомянутые ранее критики, будем мыслить о Церкви в терминах и логике политики, то не найдем, наверное, ни одного периода в истории Церкви, когда тех или иных ее представителей нельзя было бы при желании обвинить в конформизме.

Некогда император Константин созвал и возглавил «собрание конформистов» — епископов христианской Церкви, подчинившихся воле язычника — главы государства. Собрание это вошло потом в историю как Первый Вселенский собор, а председательство императора никак не повредило ценности принятых там догматов. Вроде бы само по себе председательство язычника (пусть уже формального) на соборе отцов Церкви не может радовать христианина. Но представьте себе альтернативу: епископы, проклявшие язычника Константина с его претензиями на «сакральную» власть, сорванный собор, возможно, отказ императора от крещения. Что дальше?

Я совсем не к тому, что Церковь должна закрывать глаза на несовершенства и в своей среде, и в сфере государственного управления. Этого и не происходит. Церковь осуждает грехи властей предержащих, которые в среднем имеют их не меньше и не больше, чем те, кто властью не обладает. Просто иногда это другие грехи.

Существует, например, несовпадающая позиция Церкви и государственных структур по ряду вопросов, которые не всегда становятся известны широкой публике. Но от этого до непосредственного участия в политической борьбе — большой шаг, сделав который, Церковь неизбежно превратится из Тела Христова в заурядную политическую партию и прекратит свое существование — как Церковь.

Представители Русской Православной Церкви последовательно выступают с осуждением общественных пороков, например коррупции, причем не только публично. Я сам неоднократно был свидетелем совсем не комплиментарных разговоров Святейшего Патриарха Кирилла с чиновниками разного уровня. Известна не популярная ни среди власти, ни среди части наших сограждан позиция Русской Православной Церкви против нахождения абортов в системе ОМС. И переговоры на эту тему ведутся весьма жесткие. Это тоже конформизм?

Или конформизм в том, что Церковь выступает последовательно и твердо против революционных, насильственных изменений существующих порядков? Да, можно во многом согласиться с теми, кто утверждает, что любой тип государственного правления ставит перед человеком неизбежный нравственный выбор. Только вот альтернатива государству — анархия — лишь делает этот выбор еще более острым. Вполне в логике Черчилля, полагавшего демократию худшей формой правления, если не считать все остальные. Потому что причина, по которой мы делаем выбор в пользу государства, не в наших «холопских привычках», а, как уже говорилось, в падшей природе человека. И чтобы увидеть, к чему приводит отсутствие государства, нашему современнику даже не нужно вспоминать дела давно минувших дней, достаточно включить новости по телевизору и посмотреть, что сегодня происходит у наших соседей: как близких, так и отдаленных.

О чем действительно должна «кричать» Церковь?

Да, Церковь должна возвышать свой голос против общественных пороков. Вопрос один: как это делать? Официальными заявлениями синодальных структур или через изменение общества, воспитание людей? Думаю, важны оба способа. При этом глубоко убежден в том, что главное служение Церкви осуществляется в изменении человеческого сердца.

Повторяю, это совсем не значит, что Церковь не должна давать публичной нравственной оценки происходящему в обществе и государстве. Отсутствие такой оценки было бы низведением веры до «вашего частного дела», что глубоко противоречит православному пониманию места христианства в жизни и для веры разрушительно. В пределе такой подход охарактеризовал Питирим Сорокин, заметив, что «в воскресенье пуританин верит в Бога, а в остальные дни — в фондовую биржу». Но противоположная крайность также известна истории.

Фра Иероним Савонарола, один из ярчайших представителей западноевропейского средневекового христианства, справедливо и жестко обличал пороки своих современников. Чем и снискал колоссальное уважение и поддержку многих. Однако скоротечность и бесславность «правления» Савонаролы во Флоренции связана не только с противостоянием властям, светским или церковным, но именно c тем, что в какой-то момент пророческая функция Церкви превра­тилась в полицейскую в поступках его многочисленных последователей.

Поэтому вновь и вновь мы возвращаемся к исходному вопросу: к чему призвана Церковь Спасителем? В лице каждого отдельного человека и в лице церковных институций? Прежде всего обращать Благую Весть к сердцу людей, надеясь на то, что преображенный верой человек преобразит и окружающий мир.

У нас нет иного рецепта для государства и общества, чем тот, который оставил нам преподобный Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Он сказал именно это, а многим, может быть, казалась бы более важной борьба за восстановление нормального церковного устройства, разрушенного Петром I, или за отмену крепостного права.

Думаю, если бы Серафим Саровский обратился с каким-либо общественным призывом, то за ним, быть может, пошло бы не меньше людей, чем за Лютером. Только последователи Лютера не создали ни идеальной Церкви, ни идеального государства, ни идеального общества, зато пролили много крови в религиозных войнах, навсегда расколовших духовное единство Европы. А ведь были движимы благими намерениями и справедливо указывали на действительные общественные и церковные пороки.

Поэтому в первую очередь надо прилагать усилия, чтобы сделать ценности небесного Отечества реальностью в жизни Отечества земного. Настолько, насколько это возможно. Насколько есть силы.

Сердце христианина не может соглашаться на попрание человеческого достоинства кем бы то ни было, в том числе и государством. Другое дело, что борьба за социальную справедливость не может быть автоматически ассоциирована со святостью. Святитель Иоанн Златоуст умер в изгнании, но канонизирован Церковью вовсе не за борьбу с пороками византийской императрицы. Точно так же странно думать, что Христос пришел на землю с благой вестью о недопустимости гладиаторских боев или рабства, которые, кстати, осуждались в античности многими задолго до христианства.

Он принес рабам и патрициям, гладиаторам и вольноотпущенникам весть о том, что они могут быть в вечности с Ним.

И задача Церкви в том, чтобы очередной собирательный (а на самом деле каждый раз живой и конкретный) император-язычник, или бюрократ-взяточник, или полицейский-беспредельщик, пусть пытающиеся пока судить о Церкви в доступных им языческих понятиях власти-подчинения, были бы ею не осуждены бесповоротно, не навсегда отвергнуты, но увидели бы перед собой путь к тому, чтобы и им покаяться и стать святыми. Ведь и вокруг них тоже могут спастись тысячи. Надо верить в человека, ради которого Бог сошел с небес. 

Владимир Легойда

Фото свящ. Андрея Рассанова    

Ради чего существует Церковь? 

Богословы нередко описывают бытие Церкви в таких категориях, которые не всегда понятны простому человеку. А простой человек знает, что, когда он приходит в храм и молится, на сердце становится легко и светло. Мы входим в храм одними, а выходим другими. Значит, Церковь совершает что-то такое, что меняет человеческое сердце, что меняет внутреннее состояние человека. А ведь от этого внутреннего состояния — все производное, что выражается в любых категориях: политических, экономических, социальных, этических, культурных — все происходит от внутреннего состояния человека.

Как говорит апостол Павел, злые помыслы исходят от сердца человека, но мы знаем, что и свет проистекает от человеческого сердца. И Церковь не призвана заниматься ни политикой, ни экономикой, ни решением каких-то других задач. Она обязана помогать государству, обществу, народу в решении тех задач, которые перед ними стоят.

Но главная задача Церкви — это человеческое сердце, это изменение человеческой личности. И если изменится человек к лучшему — изменится весь мир. И нет другого способа и никакой другой методологии повлиять на изменение мира к лучшему, как изменить человеческое сердце.

Я вспоминаю один из диалогов с государственным чиновником в советское время, которому трудно было понять вообще, чем Церковь занимается. И несколько раздраженно он мне сказал: «Знаете, чтобы вы поняли реальное место религии, церкви в Советском Союзе, скажу — вы где-нибудь там на 125-м месте в повестке дня. Вот когда мы все решим, и все проблемы у нас будут решены, тогда, может быть, мы обратим внимание на то, что надо помочь и какой-то небольшой части нашего населения в проявлении его религиозного чувства». Я тогда ничего не сказал этому человеку, но я понял, что он абсолютно не понимает ни Церкви, ни жизни. Но самое главное — он не понимает человека. 

Патриарх Кирилл

Из слова на праздничном концерте в Храме Христа Спасителя по случаю 70-летия Предстоятеля Русской Православной Церкви, 22 ноября 2016 года.

Заголовок дан редакцией 

НОВОМУЧЕНИКИ

Cвященномученик

Владимир (Сперанский)

23.03.1877–21.10.1937

Вотношении служителя культа села Гари гражданина Сперанского от гражданина фабрики “Вербилки”, — писал осведомитель сотруднику НКВД в стиле героев Андрея Платонова, — пришлось почерпнуть следующие сведения. Действительно, Сперанский служил где-то далеко, жил, как говорят, припеваючи, имея много земли, лес, сад и скот, чувствовал, одним словом, себя настоящим помещиком. Был выслан, отбыл и вернулся, но ввиду сложившихся пережитков у Сперанского до сих пор хранится какая-то затаенная неприязнь к советской власти. Сперанский здоровый скрытый политик. Своих тайн и своих убеждений он не высказывает никому, разве только своему близкому верному человеку.

Народ относится к нему с большим доверием и уважением, считая его за человека разумного и влиятельного, а потому охотно спешит послушать его проповеди, которые он обычно произносит каждый праздник; посещают его на дому, но о чем там ведутся беседы, остается тайной. Правда, проповеди он произносит на евангельские темы, но всё же для большего внушения и эффекта выводы приурочивает к современному положению.

Считаю не лишним указать один пример его проповеди, которую он произносил в Неделю о слепом. Говорил он об исцелении слепого, который действительно был лишен всякого зрения, и ему простительно было ходить и блуждать где придется. Но эту евангельскую слепоту он приурочил к современному положению, в том смысле, что все мы, имея зрение, всё же стали слепы, не видим, куда идем, блуждаем, путаемся, как слепые... Вот, видимо, его больная струнка при переходе к выводам от Евангелия к социализму. О предоставлении права по новой Сталинской конституции служителям культа быть избирателями и быть избранными Сперанский рассуждает так: “Выборы служителям культа не нужны и ходить на них не следует, живо попадешь в агитаторы; служители культа должны твердо стоять на своем посту и только с церковной кафедры, особенно теперь, когда предоставлено право свободы слова, бороться за Церковь и религию, особенно в настоящее время, когда агитационная работа и антирелигиозная пропаганда значительно усилились”».

Через несколько дней после этого письма отца Владимира арестовали…

* * *

Священномученик Владимир родился 23 марта 1877 года в городе Суздале Владимирской губернии в семье священника Василия Сперанского. Окончив в 1899 году Владимирскую духовную семинарию, он был направлен работать учителем. В 1901 году Владимир был рукоположен во диакона и затем во священника. Первым местом его служения стал храм в селе Петрово Екатеринославской епархии, в котором он прослужил до 1933 года; последним местом его служения здесь был храм в городе Александрия. В 1933 году отец Владимир переехал в Московскую область и был направлен служить в храм Преображения Господня в село Запрудня Талдомского района, называвшееся в ХVII веке, когда здесь была построена деревянная церковь, — село Гари. На месте деревянной церкви в ХVIII веке была построена каменная и село стало именоваться Запрудня, но жители по старинке продолжали называть село древним названием.

К 1937 году усилиями наркомов внутренних дел Генриха Ягоды и Николая Ежова и их подчиненных в стране появилось такое количество секретных сотрудников, готовых предавать своих близких, что в нравственном отношении страна оказалась в состоянии разложения. В январе 1937 года некий молодой человек, проходивший действительную службу в Крас­ной армии писарем в Егорьевском военкомате, пришедший на побывку в село Запрудня, из которого он был родом, возвращался к месту прохождения службы. Идти нужно было пешком до железнодорожной станции Вербилки. Попутчиком его оказался отец Владимир Сперанский, священник из храма в Запрудне, который с живым интересом стал расспрашивать красноармейца о жизни в армии, о бытовых условиях военнослужащих и вообще, как служивому человеку живется в нынешнее время и насколько он обеспечен довольствием. Интерес священника был вызван тем, что некоторые из прихожан говорили ему, что дети их жалуются на недостаток в армии пищи и просят больше посылать сухарей. Священник добавил, что, например, он знает, что Красная армия на Дальнем Востоке снабжена всем необходимым и имеет в достаточном количестве вооружения. Красноармеец спросил, что священник думает о существующем государственном строе и удовлетворяет ли он его. Отец Владимир ответил, что раньше был царь, а сейчас Сталин — разницы никакой, у нас приветствуют Сталина, а в Германии — Гитлера. Вскоре после того, как они расстались, красноармеец направил в НКВД донесение, в котором написал, что священник интересуется сведениями разведывательного характера.

Донос поступил в разработку, красноармеец был вызван в НКВД и допрошен. Следователь спросил его, исходя из чего он сделал вывод, что священник занимается сбором информации о вооружении Красной армии. Тот убедительно ответить не смог, сказав лишь, что лично ему показалось подозрительным, что священник осведомлен о вооружении армии на Дальнем Востоке.

Эти соображения сотрудник НКВД посчитал неубедительными, и расследование по материалам «дела» было отложено. Однако в августе 1937 года в районные отделы НКВД стали приходить распоряжения о проведении как можно большего числа арестов с перечислением категорий лиц, которых следовало арестовать в первую очередь. К такой категории были отнесены и священнослужители. Сотрудник Талдомского отдела НКВД вызвал к себе одного из секретных осведомителей и попросил его раздобыть сведения о служившем в селе Запрудня священнике. Осведомителей было хоть пруд пруди, и не было человека, кто бы не состоял с ними в дальнем или близком знакомстве или родстве. Осведомитель без труда нашел человека, знавшего отца Владимира, и тот, не ведая, для чего это нужно, рассказал то, что знал о священнике.

15 августа 1937 года осведомитель сообщил всё, что узнал, придав услышанному то значение, которое было желательным для следователя. 21 августа 1937 года отец Владимир был арестован и допрошен. Следователь попросил его рассказать о себе. Услышав, что священник во время гражданской войны в 1919 году жил на территории Екатеринославской губернии, он спросил:

— В селе Осокоровка, где вы служили, проходили ли расстрелы и аресты коммунистов и других советски настроенных лиц со стороны белых и банд?

— Расстрелов в селе Осокоровка я не помню, аресты и порки были. В период нахождения власти в руках Скоропадского австрийские войска арестовывали крестьян, участвовавших в разгроме имения графа Воронцова-Дашкова, и уводили для порки в это имение, в котором был расположен штаб австрийских войск. Во время пребывания банды Махно были случаи насильственного увода с лошадьми некоторых крестьян, — ответил отец Владимир.

— Вы подвергались допросу штабом австрийских войск в имении графа Воронцова-Дашкова?

— Не подвергался.

— Вы были знакомы с графом Воронцовым-Дашковым?

— Нет.

— А с управляющим его имением?

— Был знаком, бывал у него в доме не раз.

— Когда происходили расправы с крестьянами в имении графа, тогда там был управляющий его имением?

— Не знаю.

— Следствие вам предъявляет обвинение в том, что вы, будучи служителем религиозного культа, вели антисоветскую деятельность.

— В этом я виновным себя не признаю.

— Следствие располагает данными, что вы, находясь на территории, занятой контрреволюционными войсками, входили с ними в контакт и содействовали очищению территории от советски настроенных людей. Признаете ли вы себя в этом виновным?

— В этом виновным я себя не признаю.

— Следствие располагает данными, что вы в январе сего года по дороге на станцию Вербилки обрабатывали в контрреволюционном духе красноармейца. Признаете вы себя в этом виновным?

— Виновным себя в этом не признаю. Я не отрицаю того, что в январе я действительно шел от Запрудни к станции Вербилки и вел разговор о службе в Красной армии. В этом разговоре я интересовался бытовыми условиями жизни в Красной армии, правда ли, что ухудшилось питание.

— О вооружении на Дальнем Востоке вы передавали сведения при разговоре с красноармейцем? Откуда вы эти сведения получили?

— Таких сведений я ему не передавал, возможно, что о вооружении на Дальнем Востоке мы и вели разговор, но я еще раз повторяю, что никаких сведений не передавал, так как, кроме того, что пишут в газетах, я о вооружении на Дальнем Востоке не имею представления.

— Следствие предъявляет вам обвинение в том, что вы как служитель религиозного культа во время службы в церкви произносили проповеди антисоветского содержания.

— Признаю только то, что проповеди во время службы я произносил, все мои проповеди являлись по своему содержанию чисто религиозными, но признаю и то, что в этих проповедях я затрагивал и осуждал учение безбожников.

— Следствие еще раз предлагает вам искренне признаться в антисоветской деятельности против существующего строя.

— В этом виновным я себя не признаю, однако, считаю, необходимым сказать, что я по своему мировоззрению являюсь идеалистом религиозного характера и учение материалистическое не признаю в корне и считаю его своему мировоззрению враждебным. Поэтому я не согласен с действиями Коммунистической партии в нашей стране, когда она навязывает свое мировоззрение другим гражданам, мыслящим по-другому.

29 августа следствие было закончено, и священник был заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 19 октября тройка УНКВД по Московской области приговорила священника Владимира Сперанского к расстрелу. Он был расстрелян 21 октября 1937 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в безвестной общей могиле. 

Игумен Дамаскин (Орловский),

_{ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», www.fond.ru}

ЛЮДИ

Как я не крестился

История со счастливым концом 

Когда в 1993 году я на долгих тринадцать месяцев улетал учиться в США, моя мама дала мне в дорогу сложенный вчетверо лист бумаги с написанными от руки словами: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…» Слов было много, слова были непонятны, но из всего того багажа, что я увозил с собой на этот ужасно долгий год, это было самое ценное, хоть и объяснить этого я бы не смог ни себе, ни кому-то еще. Просто чувствовал. Сложил аккуратно в паспорт, потом долго, пока края не истерлись, носил в бумажнике. А сейчас тот листок с теми словами бесценной реликвией — вот ни капли не лукавлю! — хранится у меня дома в рамке на самом видном месте.

В нашей семье, как и, наверное, в большинстве советских семей, не было ни икон, ни распятий. Никто не ходил по воскресеньям в церковь и не читал вечерами Евангелие. О Боге не говорили. Тогда было принято на вопрос «Вы атеисты?» с какой-то упертой странной гордостью отвечать: «Да, мы атеисты!» Но сейчас, когда оглядываюсь на тридцать лет назад, у меня не повернется язык сказать, что не верили. Верили, чувствовали, просто не понимали, а оттого не принимали. Верили неумело, словно дети, которые ни говорить, ни читать не умеют. И я верил. И, оглядываясь назад, понимаю, что все это время неосознанно, но искал дорогу к Богу. Слышал, что стучится Он ко мне, но, словно все тот же несмышленый ребенок, не знал, как поворачивается ключ в замке, чтобы дверь открыть.

Двадцать лет спустя я в качестве журналиста отправился в пресс-тур по Иордании. Через всю страну нас в тонированном наглухо микроавтобусе возил интеллигентного вида, при костюме и галстуке иорданец Суфьян. Он был обаятелен, внимателен к мелочам и знал немало русских слов типа «перекур», «KFC» и «ножки Буша». «Мое имя очень просто запомнить! — улыбаясь, приговаривал он со своим арабским акцентом. — Петросян, Хачатурян, Суфьян!» Говорил, что рядом с нашим пятизвездочным Crown Plaza можно гулять даже ночью. Потом с сомнением смотрел на безлюдную улицу, уходящую в темноту и показывал пальцем: «Вот туда… можно… Там золотой магазин…»

— А русских в Аммане много, Суфьян? — спрашивал я.

— Довольно много, — качал он головой.

— И как они? Держатся общиной или просто работают здесь?

— Большинство замужем, — серьезно отвечал Суфьян.

От горы Моисея с причудливым змее­образным посохом на вершине до маслянистого, словно щелочь, Мертвого моря; от древних до невозможности мозаик до загадочной и величественной Петры, высеченной в красном камне; от деревенских кафе до пятизвездочных отелей — этот пресс-тур остался бы рядовой поездкой, если бы не то, что случилось со мной в последний день. Утром за традиционным шампанским Суфьян объявил, что сегодня в программе заявлено посещение странноприимного дома Русской Православной Церкви на Иордане и места крещения Христа.

— О! — обрадовались журналисты. — Так это прекрасно! Окунемся! Непременно окунемся — место там особенное, такую возможность упустить нельзя.

Я с сомнением пожал плечами.

— А ты что ж? — посмотрели на меня коллеги. — Ты разве не собираешься там окунуться?

— Да что мне, — смущенно отмахнулся я. — Я ж даже некрещеный, какой толк мне там окунаться?

— Ах вот как? — всплеснули руками журналисты. — Так пренепременно же там тебя и покрестим! Ну посуди сам, где, как не там? Покрестим ведь?

Но чем дольше мы ходили по узким тропинками среди густых зарослей на берегу Иордана, тем сосредоточенней и тише я становился. Всматривался в темную воду Иордана, касался руками листьев невысоких деревьев, проводил пальцами по деревянным перилам. И чем дальше, тем больше утверждался в мысли, что креститься вот так, между ужином и шампанским, — это большая ошибка. Неправильно что-то очень важное превращать в аттракцион для туристов. А в том, что это что-то очень важное, я уж и не сомневался.

К тому моменту, как мы собрались у небольшой стойки церковной лавки странноприимного дома при Русской православной миссии, я уже твердо знал, что так креститься я точно не буду. Пока коллеги покупали себе специальные рубахи для того, чтобы окунуться, а с ними и воду Иордана, и свечи, и какие-то кулоны, я стоял поодаль, рассматривая выложенные на прилавке книги.

— Ну а ты что стоишь? — мягко спросила меня женщина с серо-голубыми глазами в монашеской одежде, когда коллеги отправились «окунаться». — Возьми рубаху да иди с ними!

— Нет, благодарю, — покачал я головой, — Что мне окунаться — я ж некрещеный.

— Так покрестись! Вот сейчас же и покрестись!..

— Да какое там… — махнул я рукой, но женщина вышла из-за прилавка и подошла ко мне.

— Как тебя зовут?

— Александр.

— А меня Илария. Матушка Илария. В миру Ирина, из Москвы я, но вот Господь сюда меня привел. Вот что, Александр. Наш настоятель, архимандрит Сергий, бывает здесь редко — обычно он в разъездах с паломниками, в делах. А сейчас он здесь, представляешь? Вот там, в соседней комнате, будто бы тебя и ждет.

И, не дожидаясь ответа, взяла меня за руку и проводила в просторную белую комнату. Из мебели в той комнате был разве что простой диван, пара кресел да маленький журнальный столик. На диване сидел пожилой священник в светло-сером балахоне с ослепительно белой бородой.

— Ну, зачем пришел? — он смотрел на меня с какой-то доброй улыбкой, с какой взрослые обычно смотрят на совсем маленьких детей.

— Я… — растерянно замямлил. — Я… Ну… В общем, я это… Креститься пришел.

— Хорошо, — кивнул настоятель, — Креститься это очень хорошо. Но только скажи мне вот что. А что такое Православие?

— Православие? Ну… Это… Когда… Ну… В общем… А затем… Это…

Стыдно вспомнить сейчас, что я нес тогда тихим дрожащим голосом, сидя перед настоятелем в том кресле. А тот даже не изменился в лице.

— Хорошо, — ободряюще кивнул он. — А кто такой Иисус Христос?

— Ну… Это…

Когда я закончил, настоятель продолжал улыбаться. Помолчав немного, он сказал.

— Желание покреститься — это хорошее желание. Но очень важно понимать, что это такое, почему и зачем. Пока ты не сможешь оценить это — ты не сможешь это принять. Откуда ты? Из Москвы? Ну так в чем же дело? Там свыше трехсот прекрасных храмов, там тебя любой батюшка покрестит. Ведь по большому счету неважно, где ты примешь Крещение, здесь ли, там ли. Но очень важно, чтобы ты знал ответы на главные вопросы. Важно, чтобы они были у тебя и в голове, и в сердце.

Тут священника прервал его помощник: подошел, протянул ему трубку мобильного телефона, объяснил что-то коротко. Настоятель взял телефон и начал что-то объяснять своему собеседнику.

Я смущенно смотрел в пол. Странно, да? С одной стороны, я и так вроде сам принял решение не креститься здесь, понимал, что это требует и подготовки, и знаний. А с другой стороны, я никак не мог избавиться от неприятного ощущения, будто бы мне сейчас двойку поставили. Я тяжело вздохнул и привстал с кресла: «Слушайте, я не буду вам мешать, спасибо вам, я все понял… Пойду я…» Настоятель жестом руки усадил меня обратно: «Нет, сиди. Я с тобой еще не закончил…»

— Хорошо, — улыбнулся священник, вернув трубку своему ассистенту. — А теперь рассказывай.

— Что — рассказывай? — окончательно растерялся я.

— Рассказывай, зачем ты пришел сюда на самом деле.

Он наклонился ко мне, и… Вспоминая этот момент сегодня, я понимаю, что это было больше, чем просто запах, который исходил от моего собеседника. Вот если бы «свежесть» и «свет» могли бы быть запахом, то это был бы именно такой запах. Я смотрел прямо в его улыбающиеся глаза, и мне хотелось приблизиться еще, чтобы окончательно раствориться в этом особенном, будто бы давно забытом запахе, ощущении, атмосфере. И я начал рассказывать.

Я рассказывал о своих нескладных отношениях и о своем тяжелом характере; о том, что я плохой сын и отвратительный отец; о том, что у меня нет ни сил, ни желания двигаться к своей цели, да и цели, если задуматься, никакой нет. О том, что я, словно лист неприкаянный в горной реке, несусь туда, куда течение вынесет, а течение чем дальше, тем немилосердней.

Мои журналисты уже давно окунулись, обсохли и ждали меня у нашего тонированного микроавтобуса, а я все рассказывал. И чем дольше я рассказывал — тем шире становилась улыбка священника.

— Вот все, что ты мне до этого плел про Православие, — то прямо никуда не годится. А вот то, что ты мне сейчас рассказал, — мне, как священнику, это словно бальзам на душу! Видишь ли, какая штука…

Откровенно говоря, я уж и не вспомню точно, о чем мы с ним говорили тогда конкретно. Но говорили долго. И тогда я не осознавал, что, в сущности, это была моя первая исповедь.

— Вот как мы поступим, — сказал наконец настоятель, — Ты сейчас отправляйся домой, возьми там лист бумаги и напиши на нем все-все-все свои грехи. Вот как ты сам их понимаешь — так и напиши. А завтра с утра пораньше приезжай ко мне — я тебя и покрещу!

— Но… У меня завтра в шесть утра самолет! — с сожалением ответил я.

— Жаль. Ну да ничего. Вот тебе мой совет. Вернешься в Москву — ступай в храм на Юго-Западной. Пройди катехизацию, чтобы все по уму, и покрестись.

На совершенно ватных ногах я вышел в комнату с церковной лавкой. Матушка Илария улыбнулась и без лишних вопросов протянула мне крестильную рубаху: «Ступай к реке, окунись…» А я попросил у нее еще крестик и, подумав, пару кулонов — для мамы и для дочки. Спустившись к совершенно безлюдной купальне, я переоделся и, сжимая в одной руке крестик, а в другой кулоны, трижды окунулся в воду, а потом, словно оглушенный прекрасной тишиной, стоял по пояс в воде и то ли плакал, то ли улыбался.

— Я словно чувствовала, что ты сегодня придешь! — встретила меня матушка Илария и протянула мне икону, — Будто бы для тебя и взяла. Это Александр Невский. Он твой небесный покровитель. Храни ее. И не откладывай с крещением, хорошо? Вот пообещай мне, это очень важно.

Я взял икону, она написала мне номер своего мобильного телефона — так, чтобы был на всякий случай, если вопросы какие будут, — и я уж было собрался уходить, но беспокойная матушка Илария снова ко мне обратилась.

— Подожди, не отпущу тебя так! — серьезно сказала она, заглянула под прилавок и протянула мне еще маленький темно-синий молитвослов и простой заламинированный прямоугольник, на одной стороне которого была икона, а на другой молитва. Я окончательно растерялся, не зная, как уж и благодарить ее за этот дар, а матушка Илария махнула рукой и улыбнулась.

— А теперь ступай. С Богом. Ждут тебя.

Я сделал пару шагов в сторону двери.

— Матушка Илария, я ведь это… Даже как креститься не знаю.

— А вот так, — показала она мне. — Вот два пальца, видишь? Они символизируют, что Иисус и Богом был, и человеком, а три — то Святая Троица: Отец, Сын и Святой Дух. Вот так…

Когда я сел в глухо тонированный микроавтобус нашей маленькой журналистской делегации, гид Суфьян внимательно и как-то настороженно посмотрел на меня.

— Александр! — с мягким иорданским акцентом сказал он, — Вы какой-то бледный. Вы мне не нравитесь!

— Суфьян, — счастливо выдохнул я, — а вы мне нравитесь очень. Правда.

Когда микроавтобус вырулил на шоссе, я внимательно рассмотрел ламинированную икону. На одной стороне была икона Богородицы с младенцем, а на обратной — молитва, которая начиналась словами: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»

Вскоре я крестился. В храме благоверного князя Александра Невского при МГИМО, что на Юго-Западной. Но это уже совсем другая история. 

Александр Ананьев

Рисунки Наталии Кондратовой

Иордания: страна, по которой можно изучать Библию  

Здесь родился и вознёсся на небо пророк Илия, жил Лот после уничтожения Содома и Гоморры, умер пророк Моисей, жил и проповедовал Иоанн Креститель, крестился Иисус Христос. Всего в Иордании более тридцати объектов, связанных с библейскими событиями, но мы расскажем о тех, которые стоит посетить любому паломнику.

1. Место крещения Иисуса Христа

Место Крещения Иисуса Христа на территории Иордании удалось найти только в 1990-е годы — до этого времени земля возле реки Иордан после Шестидневной войны была заминирована. Как рассказал археолог Рустом Мджян, который участвовал в раскопках, идея искать место Крещения именно здесь пришла ученым благодаря древней мозаичной карте на полу храма в Мадабе. 

Сейчас на месте Крещения реки Иордан нет: некогда полноводная река сильно обмельчала и несколько раз меняла свое русло из-за землетрясений. Но археологам удалось раскопать основания древнего храма, который стоял на четырех столбах прямо над рекой, воды которой образовывали крест. По словам Рустома Мджяна, в древние времена храмы не строили просто так — место для них выбирали символичное. Поэтому если на предполагаемом библейском месте находят руины храмов периода византийской империи, это считают еще одним подтверждением того, что события произошли именно здесь.

Окунуться в Иордан можно: в нескольких километрах от места Крещения есть специальная купальня рядом с Русским домом паломника, который  в 2012 году открыли президент России Владимир Путин и король Иордании Абдалла II. Там можно не только отдохнуть, купить специальные рубашки для купания, но и остановиться на несколько дней. 

Королевство Иордания — государство на берегу Мертвого и Красного морей, граничит с Израилем по реке Иордан. Население — 8 миллионов человек, половина которых живет в столице — Аммане. 95 % жителей — мусульмане, 5 % — христиане. 75 % территории государства — пустыни и полупустыни. В городе можно встретить такую картину: на одной стороне дороги стоит мечеть, на другой — христианский храм. И для местных жителей в этом нет противоречий. 

2. Гора Нево

И взошел Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана (Втор 34:1).

И умер там Моисей, раб Господень, в земле Моавитской, по слову Господню; и погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фегора, и никто не знает места погребения его даже до сего дня (Втор 34:5–6).

Возле города Мадаба есть гора Нево (Небо), с которой Бог показал пророку Моисею землю обетованную (обещанную Богом) после странствий по пустыне. После того как израильский народ попал в рабство к египтянам, Бог через пророка Моисея вывел их оттуда. Народ прошел через расступившееся Красное море и 40 лет ходил по пустыне, чтобы за это время сменилось поколение людей, которые родились и выросли рабами. Сам Моисей не вошел в землю обетованную и умер на горе Нево, но где точно — неизвестно. Книга Второзаконие говорит, что уже тогда никто не знал, где находится его могила. Сейчас на горе красивый парк с памятником пророку и францисканская церковь. 

Внутри церковь больше похожа на музей — там собрали напольные мозаики IV–VI веков. Они — единственное, что сохранилось от монастырей и храмов того времени. Мозаики находятся под стеклом на полу и даже на стенах, чтобы их было удобней разглядывать. Их обнаружили францисканцы, которые в 1930 году проводили здесь раскопки, пытаясь найти могилу пророка Моисея.

Карта Мадабы — самая древняя карта Святой Земли (VI в от Рождества Христова). 

Она выложена мозаикой на полу храма Георгия Победоносца в городе Мадаба. Мозаику обнаружили в 1895 году, когда строили новый храм на месте древней разрушенной церкви. Оригинальная карта имела размеры 20х10 метров и состояла из пяти миллионов мозаичных камней. Сейчас от нее сохранился фрагмент 5х7 метров, состоящий из двух миллионов деталей мозаики. Карта Мадабы — один из самых весомых аргументов подлинности местонахождения тех или иных библейских мест с точки зрения археологии.  

3. Место рождения пророка Илии 

И сказал Илия [пророк], Фесвитянин, из жителей Галаадских, Ахаву: жив Господь Бог Израилев, пред Которым я стою! (3 Цар 17:1).

Тель-Мар-Ильяс (холм пророка Илии) — место, где, как полагают, родился пророк Илия. Пророк Илия, как говорится в Ветхом Завете, лично общался с Богом: по его молитвам огонь сходил с неба, начиналась или прекращалась засуха. Он даже воскрешал мертвых. 

Рядом с небольшой деревней аль-Иштиб (Лестеб, Тишба, Фесвия Галлаадская), из которой уехали практически все жители, находится большой комплекс их из руин храмов IV–V веков, самый большой из которых посвящен пророку Илие — об этом говорит надпись на мозаичном полу, который сохранился в нескольких местах. Уже в первые века христиане верили, что это и есть место рождения пророка и поэтому построили большой даже по нынешним меркам храм. Его обнаружили в 1990-х годах и до сих под здесь идут раскопки.

4. Место вознесения пророка Илии

5. Пещера Лота

Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли (Быт 19:23–25).

И вышел Лот из Сигора и стал жить в горе́, и с ним две дочери его, ибо он боялся жить в Сигоре. И жил в пещере, и с ним две дочери его (Быт 19:30).

На месте печально известных городов Содома и Гоморры теперь находится Мертвое море. Его хорошо видно с горы, на вершине которой в ветхозаветные времена жил Лот с дочерьми. Пещеру удалось найти благодаря той же Мадабской карте — до 1990-х годов никто не знал точное местонахождение. Во время раскопок нашли руины целого храмового комплекса или монастыря, который стоял на горе на нескольких террасах. От него, как и от многих византийских храмов, остался фрагмент мозаики. В ней сказано, что найденная церковь была посвящена Лоту, который почитается в Церкви как святой и праведный — за то, что среди всех развращенных людей оставался верен Богу.  

6. Пустыня около пещеры, где жил Иоанн Креститель

Чтобы лучше понять некоторые слова Христа, стоит ненадолго задержаться около места в пустыне, где жил пророк Иоанн. что́ смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую? — спрашивал у народа Иисус Христос об Иоанне Крестителе (Мф 11:7). 

Трость — это тростник, который растет возле воды. Спаситель противопоставляет аскетичного и мужественного пророка растению, которое гнется туда, куда подует ветер. В пустыне же люди видели человека, который живет в пещере, одевается в верблюжью шерсть, ест дикий мед, не пьет вино и говорит, что на землю придет Спаситель. Они были настолько поражены, что приняли его за пророка Илию, который вернулся на землю с неба. 

Прошло почти 2 000 лет с тех самых пор, когда Спаситель задал свой риторический вопрос. Давно в этой пустыне нет пророков — на том месте нет даже Иордана, который изменил свое русло и теперь течет в нескольких километрах оттуда. Зато каждую зиму тут начинает течь источник, из которого пил Иоанн Креститель, и рядом с ним — тот самый тростник, на который теперь все стали обращать внимание. Он и правда гнется к земле даже от самого легкого ветра. 

P.S. Монастырь «Живоносный источник»

Это место никак не связано с библейскими событиями и стоит вдалеке от туристичес­ких и паломнических маршрутов в государственном заповеднике провинции Дибин. Но сюда все равно стоит приехать: выглядит обитель так, как, скорее всего, выглядели первые христианские монастыри — кругом только пустыни и горы, да изредка попадаются бедуины-кочевники. 

Православный женский монастырь в честь иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный источник» (Иерусалимский Патриархат) — первый за 600 лет на территории нынешнего государства Иордания, рассказала настоятельница монастыря игумения Иринея. Об этом месте мало знают даже сами иорданцы и местные христиане — такой он маленький и уединенный. В монастыре всего 3 насельницы: игумения и две послушницы. Своего священника у сестер нет — каждую пятницу к ним приезжают священнослужители из города.

Мать Иринея — коренная иорданка из христианской семьи. С детства она хотела стать монахиней, но приняла постриг только в 39 лет — до этого она работала в министерстве строительства. А сейчас она с радостью встречает паломников и угощает их кофе и особым печеньем, которое иорданские христиане пекут на Пасху, — колечко из теста с финиками и кардамоном. Его форма символизирует Терновый венец Спасителя. 

Кирилл Баглай

Фото Владимира Ештокина

Журнал «Фома» благодарит Иорданское управление по туризму (Visit Jordan) за организацию поездки и помощь в подготовке материала. 

Такая работа 

...Парень ты неплохой, только слишком вежливый. Смеешься? Говоришь, как же иначе, со стариками-то? Ну да, ну да… Хорошо тебя воспитали, это я уже всерьез. Жаль, не задержишься ты на этой работе, пенсию разносить — не для молодого парня. Это для нас, бабок, ну или для девчонок, что приехали большой город покорять — а он уже весь покорен, только и осталось, что на почту идти работать. Почту-то у нас не любят. Очереди, все стоят подолгу, гаджеты копеечные из Китая получают, опять же — рукавички, как всегда, почтальоны из посылки сперли… Смеешься. Значит, знаешь анекдот-то. А я рассказать хотела. Давай посидим минутку-другую, я тебе твою ошибку разъясню. Все ж таки тебе до армии тут работать, а парень ты неплохой, дело хочешь честно делать.

Нет, тебе я и не предлагаю. Молодежь нынче пошла… не курят, не пьют… А я подымлю. Ты на меня посмотри — такая бабка, как я, должна курить. Лучше папиросы, но я терпеть их не могу. Еще с войны. Да не пучь ты глаза, не с той войны! Думаешь, у нас кроме Великой Отечественной войн было мало?

Так вот, почему я тебя слишком вежливым назвала. Хочешь знать? Алексей Палыч надеялся поскандалить. И когда он тебе начал выговаривать, что купюры все больно новые, видать — фальшивые, он это не от маразма. Поговорить ему хотелось. Поругаться немножко. Не со зла. От одиночества. А ты сразу извиняться, предложил деньги поменять… Не этого он хотел. Знает он, что деньги правильные. Он на Госзнаке работал. Поваром в столовой. Но все равно, фальшивую купюру на раз отличит. Надо было с ним немножко поспорить. Поругаться. Не так, как я стала, ты все-таки молодой, незнакомый. Вежливо. А потом уже дать ему другие купюры. Понял? Пенсию людям разносить — это тебе не газеты в ящик сувать. Ты для этих стариков да инвалидов — собеседник. Редкий гость. Порой единственное лицо, что они за день видят. Почему они на карточку не хотят пенсию получать? Да потому, что ты пришел — день интересный стал.

Если еще парой слов перекинешься, пошутишь, о здоровье спросишь… Дети? А что дети. Дети взрослые. Внуки взрослые. Правнукам неинтересно с ними. Хорошо, если бабка может еще пирожков напечь, на пирожки и правнуки зайдут иногда… а так все планшет да интернет… Участок у меня большой, а стариков-то немного. Молодой участок. Вот в центре — там к вечеру ноги не держат, еще и дома бывают без лифтов. А здесь все молодежь больше, лет по сорок… смейся, смейся. Это в семнадцать лет всем смешным кажется. Мы уже почти все с тобой прошли, все я тебе показала, одно только дело осталось, но тут надо духу набраться. Уж извини. Бабка снова покурит. Бабка старая, ей никто не указ. Вон там, кстати, я живу. В том доме, высоком. Второй подъезд, пятый этаж, квартира сорок шесть. Лифтов целых два. Через месяц туда мне пенсию принесешь. Ты, кстати, с чем пирожки любишь? «Со всем» — не считается. Ладно, запомню, если склероз не одолеет. К обеду мне пенсию приноси, чаю попьешь с пирожками… Ты спрашивай, я ведь вижу, хочешь спросить что-то. Не стесняйся. Ты теперь почтальон, а у нас свое тайное братство, я тебя еще знакам секретным научу… Ой, ты бы сейчас себя видел! Шучу я, шучу. Нервничаю, потому и шучу. Ну, спрашивай.

Почему так девочка смотрела… Маленькая, вот и смотрит. Мы же не пенсию принесли. Мама ей не говорит «алименты», мама говорит «денежки от папы». Она прошлый год спрашивала «а папа сам не придет»? Теперь перестала. Но выходит и смотрит. Вот почему мама ее не хочет на карточку денежки, почему приносить просит, не знаю. Может, для того, чтобы девочка выходила и смотрела. Вот так вот… Последняя? Да, последняя пенсия осталась. Это Екатерины Герасимовны. Она учительницей была, долго на пенсию не уходила, потом ушли. Ну как ушли, так почти сразу… и года не прошло. Забывать все стала, по утрам выходила — и в школу… ее иногда назад отводили, а иногда у забора стояла до вечера. Екатерина Герасимовна вчера умерла.

Ну и что? Умерла, да. Информация неофициальная, надо понимать. Поэтому пенсия выписана, надо идти. Вот этот дом. Восьмой этаж. Пойдем, потихоньку. Да, точно. Вчера вечером скорая приезжала. Нет, надо идти. Сам поймешь, надо. Это недолго. Звони, так положено. Никого там нет. Родственники с утра были, рылись в пожитках, вдруг что ценное у бабки. Ну это правильно, нечего так кривиться. Ей уже не нужно. А им жить. И хоронить. Она скромно жила, может, что и отложила на похороны.

Еще раз звони. Положено. Ну вот, никого. Убедились. А теперь пешком, хорошо, что на восьмом жила, а дом девятиэтажный, у меня вот хуже — этаж пятый, дом в восемнадцать этажей… Нет! Вверх, вверх идем. Пешком. Тут только пешком можно. Да, уверена. Почти. Идем. Нет, нам не к соседям, нам на крышу. Ну конечно замок! Сейчас везде замки. Может и правильно, а то ребятишки любят по крышам лазать.

Видишь — открыт. Нет тут ничего странного. Если б не дай Бог в подвал… тоже открыто было бы. Давай, лезь первым. Нечего тебе старухе под юбки заглядывать. Лезь, не оглядывайся. Нам недолго. Ох, как колени-то болят от этих лестниц, зачем я дура старая… Не стой ты столбом. Подвинься. Ну что ты стоишь-то, рот разинул? Да, это машина. Да, старая. Как я. Москвич четырехсотый. «Почта СССР». Раритет? Нет, просто рухлядь. Как я. Почему водителя нет? А ты часто на крышах машины с водителем видишь? То, что он в воздухе висит, крыши не касается — тебя не смущает?

Ничего. Ничего-ничего. Ты ведь даже не упал и не убежал. Так, зашатался малость. Нечего извиняться. Нам туда. Нам съездить надо. Пенсию отвезти. Ты понимаешь, там, конечно, деньги им не нужны. Только старики — они не сразу это понимают. Видать, нельзя им сразу в разум прийти или в то, что там у них заместо разума… Нервничают они, пугаются. Пенсию ждут. Этот день-то все они ждут, все помнят. Я потому с тобой и вышла, ты для нее человек незнакомый… Не бойся. Мы быстро съездим и вернемся. Нет. Ничего ты не запомнишь. Вот как будем садиться в машину и как выходить — это останется. И все. А деньги — они никуда не денутся, их потом сдадим, как положено. Их родные и близкие заберут, так по закону. Нет. Ничегошеньки. Только ходить будешь… странно. И улыбаться весь день. Потом пройдет. Ты не жалей, что не запомнишь. Иначе бы запомнил и как в подвал спускаться… а этого не надо, поверь, не надо. Садись. Ты парень хороший, привыкнешь. А вот я на пятом живу, а дом в восемнадцать этажей, ты уж извини. Ну, поехали…

СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ

Иерусалим 

Cтроения, которые видел Христос

Две тысячи лет назад по городу Иерусалиму ходил Иисус Христос. Как и любой другой город, древний Иерусалим состоял из множества зданий, построек, улиц и площадей. В Евангелии упоминаются многие из них, но современному читателю не всегда понятно, о чем именно идет речь. Претория, Овчая купель, притвор Соломонов — что это за сооружения, почему они так названы, как выглядели и для чего предназначались? Сплошные загадки. А ведь именно здесь Иисус Христос исцелял безнадежных больных. Здесь обличал священников и учителей закона за то, что они забыли о любви к людям. И здесь же Он был осужден на мучительную смерть по лживому обвинению. Чтобы лучше понимать, как и где это происходило, попробуем более подробно разобраться с этими названиями. 

Овечья купель

Вифезда — это странное слово на еврейском языке звучит примерно как «бейт хисда» и означает «дом милосердия». Так называли два больших совмещенных бассейна, в которых хранился запас воды для города. Иерусалим — южный город, а в жарких странах вода в реках летом пересыхает. Поэтому в каждом большом городе строились огромные бассейны, в которых накапливалась вода на случай засухи. В Иерусалиме таких бассейнов было несколько. Но Вифезда была особенным местом и называлась так не зря. Здесь не только хранился запас воды для города, но и совершались удивительные исцеления людей от самых разных болезней. 

Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью. Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня. Иисус говорит ему: встань, возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел. Было же это в день субботний. Посему Иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи. Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи? Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте. Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже (Ин 5:2-14).

Располагались бассейны прямо за крепостью Антония, неподалеку от городской стены Иерусалима, возле Овечьих ворот. Так назывались ворота, через которые в город гнали овец на продажу. Поэтому иногда эти бассейны называли еще Овечьей купелью. Возможно, когда-то в них поили овец, которых готовили к жертвоприношению в храме. 

Историк Церкви Евсевий Кесарийский спустя четыре столетия после Рождества Христова писал об Овечьей купели следующее: «Вифезда — купель в Иерусалиме, она же и Овчая, в древности имевшая пять притворов; и ныне показывается в двух находящихся там бассейнах, из которых один наполняется ежегодными дождями, другой же имеет чудным образом окрашенную в красный цвет воду, представляя, как говорят, след омывавшихся в нем жертв, отчего и зовется: Овчий, по причине жертв».

Вифезда означает — дом милосердия. Но бассейн не может быть домом. Так были названы не сами бассейны Овечьей купели, а галереи вокруг них — те самые крытые ходы, о которых упоминает Евангелие. Это были колоннады, похожие на ту, что обрамляла храмовую платформу, только, конечно, гораздо меньших размеров. Под их кровлей и лежали несчастные, ожидавшие чудесного бурления воды в бассейнах. Евангелие упоминает лишь о пяти таких галереях. Видимо, крытые ходы Вифезды были расположены лишь вдоль пяти стен из восьми, окружавших бассейны. 

Здесь в субботний день Иисус Христос исцелил человека, который страдал от неизлечимой болезни тридцать восемь лет. За это иудеи решили Его убить. 

Притвор Соломона

Притвор Соломона упоминается в Новом Завете несколько раз. Сначала — как место, где иудеи спорили с Иисусом и пытались Его убить. Потом — как место постоянного собрания иерусалимской общины христиан. Что же он из себя представлял? 

Притвор Соломона не был отдельным строением. Так называлась одна из частей знаменитого Иерусалимского храма. Но, прежде чем описывать, как он выглядел и где именно там находился, нужно рассказать хотя бы немного про сам храм. Когда мы слышим сегодня это слово, то привычно представляем себе нечто подобное храмам, которые видим сегодня, — красивое здание, увенчанное одним или несколькими куполами. Но Иерусалимский храм во времена Иисуса Христа очень сильно отличался от современных, пусть даже таких больших, как храм Христа Спасителя в Москве или Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге. 

Храмовый комплекс в Иерусалиме был огромен. По сути, это была руко­творная гора, возведенная людьми на основании настоящей горы, которая называлась Мориа. Когда-то царь Соломон построил на ее вершине первый храм. По современным меркам он был не очень большим: 27 метров в длину, 9 метров в ширину и 13,5 метра в высоту. Но за двадцать лет до Рождества Христова царь Ирод решил обновить храмовую гору и сам храм. 

Десятки тысяч рабочих день и ночь возили на осликах землю из окрестностей города, и высыпали ее на склоны горы Мориа. А чтобы привезенная земля не расползалась под собственной тяжестью, строители укрепляли стены насыпного холма кладкой из огромных каменных блоков. Так постепенно над городом поднимались ввысь стены обновленного храмового комплекса. В результате гора Мориа по самую вершину была засыпана землей, удерживаемой каменными подпорными стенами. А сам храм, ранее стоявший на вершине, теперь оказался в центре гигантской ровной платформы, по площади равной примерно двадцати футбольным полям. Эту новую рукотворную гору и называли в те времена Иерусалимским храмом. 

Ее стены были отделаны белоснежным мрамором и возвышались над городом, словно спустившееся на землю облако. Платформа на ее вершине имела вид прямоугольника. Со всех четырех сторон она была обрамлена крытыми коридорами-галереями. Их внешняя сторона была глухой и представляла собой продолжение подпорных стен насыпи вокруг храмовой горы. Внутренняя же сторона была открытой. Кровля над галереями держалась на множестве мраморных колонн высотой более 10 метров каждая. 

Восточную галерею этой величественной колоннады и называли — притвор Соломонов. Откуда взялось такое название, трудно сказать. Есть версия, что при реконструкции храма строители обнаружили именно с этой стороны остатки древних строений, которые были возведены еще во времена Соломона. 

Галерея Соломона располагалась вдоль восточной длинной стороны прямоугольника храмовой платформы. Это было обширное, укрытое от дождя и солнца пространство, способное вместить несколько тысяч человек. Здесь обычно собирались люди, чтобы послушать проповедь какого-нибудь мудрого учителя. Неудивительно, что именно в этом месте храмового комплекса проповедовал Иисус Христос. Здесь прозвучали Его слова: Я и Отец — одно (Ин 10:30), за которые озлобленные иудеи собирались побить его камнями. Спустя несколько лет здесь же, в притворе Соломоновом, начали собираться для молитвы и наставления первые иерусалимские христиане — ученики апостолов. 

Претория

В истории страданий Иисуса Христа здание, называемое претория, занимает трагическое место. Здесь, в претории, Его избивали бичами, здесь над Ним глумились римские воины, и здесь же Он был осужден на мучительную смерть. Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. А воины отвели Его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк, и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венок, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! (Мк 15:15–18).

Само слово «претория» — римского происхождения. Дело в том, что во времена Иисуса Христа земли Израиля были захвачены войсками могучей Римской империи, победившей к тому времени множество стран. В каждой столице побежденной страны было место, где жил наместник Рима, поставленный императором управлять этой страной. Это место и называлось — претория. Обычно она располагалась там же, где находился в городе гарнизон римских войск, чтобы в случае восстания римский чиновник находился под надежной защитой. Там он принимал и рассматривал жалобы, писал указы, судил людей, обвиненных в преступлениях, и выносил им приговоры. 

В Иерусалиме претория, по всей видимости, находилась в крепости Антония. Так назывался комплекс зданий, примыкавший к северо-западному углу Иерусалимского храма. Крепость располагалась на высокой скале и благодаря этому возвышалась над всем городом. Построил ее все тот же царь Ирод Великий и назвал так в честь своего друга — римского военачальника Марка Антония, которому он был обязан властью над Иудеей. 

Четыре массивных квадратных башни были соединены между собой такими же массивными стенами, в которых были сквозные галереи для быстрого перехода из башни в башню, а также — множество различных помещений. Здесь были казармы для солдат гарнизона, тюремные камеры для заключенных. В центре крепости располагался обширный плац — площадка, где солдаты могли упражняться в воинском мастерстве. 

Одна из стен крепости вплотную примыкала к стене Иерусалимского храма. С ее башен отлично просматривался огромный храмовый двор, благодаря чему можно было контролировать весь храм силами гарнизона. Но при всем своем грозном величии крепость Антония не была угрюмым и мрачным сооружением. Стоящая рядом с великолепным храмом, отделанным золотом и мрамором, крепость тоже была построена с дворцовой роскошью. По мнению историков, именно здесь и располагалась претория тогдашнего наместника Иудеи прокуратора Понтия Пилата. 

Здесь, внутри этих величественных, отделанных резным мрамором стен, на разогретых южным солнцем камнях плаца римские солдаты избивали Иисуса Христа, плевали Ему в лицо, били палкой по голове. Сегодня от крепости Антония почти ничего не осталось. Сохранились лишь древние камни, которыми был вымощен плац крепости. На них видна разметка воинских игр римских солдат, канавки для стока дождевой воды, специальные насечки для лошадиных копыт. 

Некоторые из рисунков, сохранившихся на камне, напоминают о жестокой забаве, бывшей в обычае у римских воинов — так называемой игре «в царя». При внимательном рассмотрении на рисунке можно рассмотреть корону, меч или греческую букву «бета», начальную от слова «базилевс» — царь. Солдаты выбирали одного из заключенных в «цари», одевали его в красный солдатский плащ, напоминавший царскую порфиру, на голову ему надевали шутовскую корону, а в руки вместо скипетра давали палку. Такому «царю» оказывались всяческие насмешливые почести, перемежаемые избиением. Именно так издевались солдаты над Иисусом Христом перед тем, как вести Его к месту казни.

* * *

Казалось бы, самые надежные свидетели прошедших веков и тысячелетий — городские здания. Люди строят их из прочного камня, они огромны, словно рукотворные горы. Что может быть долговечней их? Однако спустя всего несколько десятилетий после того, как по улицам Иерусалима ходил Иисус Христос, эти улицы были полностью разрушены римлянами в наказание за попытку вооруженного восстания иудеев. От огромного и величественного Иерусалимского храма не осталось ничего, кроме небольшой части подпорной стены. Грозная крепость Антония была снесена до основания, уцелели только плиты плаца и помещения под землей. Крытые галереи Вифезды тоже были сметены с лица земли, сегодня археологи отыскали лишь каменную кладку самих бассейнов. 

Но оказалось, что куда надежнее самых прочных и огромных камней человеческая память. Две тысячи лет прошло с тех пор. Давно уже и следа нет на земле от притвора Соломона и башен крепости Антония, нет Вифезды и претории. Но человечество до сих пор хранит память о них потому, что именно эти здания были связаны с историей земной жизни Иисуса Христа. 

Александр Ткаченко

Иллюстрации Елены Москаленко

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.

«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви.

В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».

Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!