Представляем версию 175-го номера православного журнала «ФОМА».
ОГЛАВЛЕНИЕ
КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Владимир Легойда. Все религии похожи, все религии различаются
ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА
Андрей Лопатин. История в лицах
ВОПРОС НОМЕРА: Одиночество в браке
Александр Ткаченко. Эмоциональная холодность супруга — не приговор вашей любви
ВЕРА
Тихон Сысоев. Вежливые люди
Архимандрит Дамаскин (Орловский).
Священномученик Прокопий (Титов)
ЛЮДИ
Кирилл Баглай. Хроники Бутырки
КУЛЬТУРА
Протоиерей Владимир Воробьев. Царственные страстотерпцы
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Представляем версию 175-го номера православного журнала "ФОМА"
для электронных книг и программ чтения книг в формате ePUB
на мобильных устройствах.
Номер издан с сокращениями.
ВНИМАНИЕ!
Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.
ИД "ФОМА"
2017 г.
(С)
КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Владимир Легойда. Все религии похожи, все религии различаются
ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА
Андрей Лопатин. История в лицах
ВОПРОС НОМЕРА: Одиночество в браке
Александр Ткаченко. Эмоциональная холодность супруга — не приговор вашей любви
ВЕРА
Тихон Сысоев. Вежливые люди
Архимандрит Дамаскин (Орловский).
Священномученик Прокопий (Титов)
ЛЮДИ
Кирилл Баглай. Хроники Бутырки
КУЛЬТУРА
Протоиерей Владимир Воробьев. Царственные страстотерпцы
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Все религии — об одном и том же. О любви, добре, почтении к родителям, о прощении… Поэтому неважно, какую выбираешь. Да и стоит ли выбирать? Раз везде разговор об одном — как быть хорошим человеком. А я и так постараюсь просто быть хорошим. И религия для этого вовсе не обязательна…
С такой точкой зрения нередко приходится сталкиваться сегодня. Что тут сказать? Религии, действительно, об одном и том же — в определенной области. И совершенно о разном — в другой. Это, как мужчина, и женщина — похожи в том, что люди, но различаются тем, что принадлежат к разным полам. Поэтому в чем-то они очень похожи, а в чем-то — кардинально отличаются друг от друга, как будто с разных планет.
Что одинаково или, по крайней мере, очень похоже в разных религиях? Нравственные правила. Почему? Ответ мне кажется достаточно очевидным. С христианской точки зрения человек есть образ Божий и нравственный закон записан Богом в его сердце. Поэтому в разных культурах и в разные эпохи этот закон опознавался людьми и с помощью религий становился нормой жизни. Но даже если не брать в расчет христианское объяснение, чисто логически можно предположить, что для нормального человеческого общежития необходима некая нравственная основа. А коль скоро люди везде люди, основа эта будет примерно одна и та же.
Потому и существует «золотое правило нравственности», о чем, кстати, недавно вспоминал Патриарх Кирилл, выступая перед членами Ассамблеи межпарламентского союза в Санкт-Петербурге. Как справедливо подчеркнул Предстоятель Русской Церкви, в христианском изводе это правило звучит так: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (Лк 6:31). По мысли нашего Патриарха, именно нравственность может быть реальным базисом межчеловеческих отношений.
Мы не можем заставить людей одинаково верить или не верить (история это многократно доказывала). Что остается? Законы. Но закон должен на что-то опираться. Опыт подсказывает, что если закон не опирается на нравственный фундамент, то он очень легко коррумпируется и перестает выполнять свои основные функции.
А теперь о том, чем религии отличаются, и почему «просто быть хорошим» недостаточно. Религия не тождественна нравственности. Это очень важно понять. Нравственность не решает главные религиозные вопросы: смысла жизни, понимания жизни и смерти, преодоления смерти.
И вот в этих вопросах, точнее в ответах на них, религии очень сильно расходятся. Базовые положения мировых религий не совпадают друг с другом, как сказали бы философы, в онтологии и гносеологии. Они близки в этике, но учение о бытии, о Боге или богах, или о начале, о возможности познания Бога и мира — это то, в чем религии принципиально расходятся. Почему эти расхождения так значимы? Разве не важнее сходство в нравственном поле? Общность нравственных норм важна для мирного и дружелюбного человеческого общежития как условие сосуществования разных людей. Но живем-то мы не для того, чтобы просто мирно сосуществовать с себе подобными. Христианство говорит нам о необходимости жизни с Богом и о необходимости спасения души для каждого человека. И спасение это не осуществляется простым следованием нравственным нормам. Да и не бывает это следование простым. Потому спасение не есть результат лишь усилий человека, но прежде всего действие Бога в этом мире.
Так что просто быть хорошим, но не исповедовать никакой веры, не принадлежать к религии — это все равно, что очень хотеть играть в футбол и даже выходить на поле, и даже демонстрировать неплохую технику владения мячом. Но при этом принципиально не бить по воротам, не видеть в этом смысла.
А зачем тогда играть?
Владимир Легойда
— Андрей Вячеславович, расскажите, пожалуйста, чем занимается Ваше отделение.
— У детей встречаются врожденные патологии — деформации в области лица, головы. Например, свод черепа, расщелина верхней губы, нёба, проблемы с нижней челюстью. Эти дефекты чаще всего носят чисто косметический характер, с ними можно жить, но внешность этих детей не соответствует общепринятой эстетической норме. Черепно-челюстно-лицевая хирургия пытается это исправлять. И в некоторых случаях можно добиться такого эффекта, что будет даже незаметно, что у человека когда-то были проблемы.
СПРАВКА:
АНДРЕЙ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ЛОПАТИН
Челюстно-лицевой хирург, заведующий отделением челюстно-лицевой хирургии РДКБ. Родился 10 ноября 1959 года. В 1985 г. окончил 1-й Московский медицинский институт им. Сеченова. Доктор медицинских наук, профессор, хирург высшей квалификационной категории.
— Как реагируют родители на такие заболевания детей?
— Знаете, вот мы привыкли называть подвигом что-то неординарное. А на практике людьми, которые каждый день совершают подвиг, являются вот эти родители. Особенно когда дети совсем маленькие. Потому что ладно ребята старшего возраста — они могут как-то и сами за собой поухаживать. А тут совершенно невозможно без ежедневного родительского присутствия: тут и перевязки надо делать вместе с мамой или папой, и я вижу, как малыш к ним прижимается, и тогда ему не так страшно и не так больно.
Патологические деформации всегда связаны с многоэтапностью лечения, с недешевыми поездками в Москву. Плюс лечение иногда внезапно затягивается и длится месяцами, потому что ситуации бывают разные, бывают осложнения. И родителям надо отрешиться от многих вещей и целый день заниматься только ребенком. Люди надолго выпадают из привычного быта, из круга общения.
— Все ли родители способны на это? К Вам ведь и из детских домов поступают дети. Их, выходит, бросили?
— Да. Причем после так называемой реконструкции (современные возможности черепно-лицевой хирургии позволяют достичь очень хороших результатов, значительно улучшить состояние ребенка) родители иногда забирают ребенка обратно в семью.
— Как это возможно? Получается, ребенка бросают из-за его внешности, потом Вы делаете его «нормальным» — и тогда он снова нужен?..
— Вы знаете, мне трудно судить этих родителей. Все дело в том, что у некоторых родителей просто нет денег. Попробуйте представить, насколько все это тяжело: например, если ребенок родился с патологией в Красноярском крае или где-то еще дальше, то смогут ли родители каждый раз возить его в московскую клинику, смогут ли оплачивать билеты до Москвы, свое проживание? А это ведь не пару раз съездить на прием: это многолетняя работа. И иногда получается так, что родители просто не в силах себе это позволить. У них опускаются руки, они не понимают, как быть, и благом считают то, что, может быть, через систему, через детский дом ребенку удастся помочь.
Хотя некоторые родители, да, как только понимают, что есть трудности, — отстраняются от проблем, отказываются от ребенка. И бывает, даже не знают о дальнейшей его судьбе, о том, что их ребенок уже частично или полностью от тех проблем избавлен.
— То есть с родителями, наверное, надо отдельно и немало общаться, пытаться вразумить их, чтобы они не отказывались от своего ребенка?
— Безусловно. Есть ряд деформаций, которые в действительности не страшны: как я уже сказал, они носят больше косметический характер. Теоретически даже если ребенка не оперировать и оставить как есть, у него физически есть все возможности прожить счастливую жизнь, нарожать много детей и умереть глубоким стариком. Но тут возникает вопрос социальной адаптации. Обычно имеется в виду адаптация самого ребенка в обществе. Но здесь речь идет и о нем, и о его родителях тоже. Потому что с деформированной внешностью будет непросто не только ему, но и его маме и папе. Это будет их общим страданием.
— А что с ними происходит?
— Понимаете, врожденный порок развития у ребенка — это сильный удар по маме и папе. Их самооценка резко падает. Они боятся, что такой ребенок просто «вышибет» их из социума. Обычно ведь принято своего ребенка показать, похвастать его успехами и достижениями. А тут — ребенок с патологией… и вроде бы и похвастаться нечем.
Мы можем теоретически сказать: ну и что, не надо на это обращать внимание, главное — любовь! Да, но мы с вами находимся в среде образованных людей, в определенном культурном слое, и у нас, конечно, некоторые понятия сформированы. Но для людей, у кого уровень образования и культуры низкий, осуждение соседей, окружения является большой проблемой. Особенно там, где ты все время на виду: в малых городах и сельской местности, где все друг друга знают. Это в Москве легко скрыться: ты живешь в квартире и порой даже не знаешь, кто твои соседи по лестничной клетке. Здесь легче как-то затеряться и спокойно решать все свои проблемы. А вот в небольших местностях это уже сложность: начинаются какие-то разговоры, слухи, шепот за спиной, окружающие дистанцируются.
И клинические психологи, которые работают в нашем отделении, обозначили нам такую проблему: некоторые родители годами живут с ощущением внутри себя, что это не их ребенок. То есть, да, они его не бросают, они за ним ухаживают, но тем не менее —
«у меня такой просто не мог родиться». Вот такая, к сожалению, страшная проблема. И это, конечно, надо преодолеть, перешагнуть.
— Удается?
— Удается. Потихонечку, с большим трудом, но удается.
— Что Вы им объясняете?
— Мы пытаемся ответить на самый основной их вопрос: кто виноват? Особенно его любят задавать бабушки ребенка, тещи и свекрови. И мы объясняем, что виноватым может быть кто угодно. А лучше, конечно, виноватым не считать никого. Потому что здесь могут быть и спонтанные мутации, очень редко, но они бывают.
— А ведь к Вам попадают не только новорожденные, но и 14-15-летние мальчики и девочки, которым хочется выглядеть красивыми… Как с ними ведется работа?
— Повторюсь, с ними много работают наши психологи, очень детально и скрупулезно. Потому что, действительно, ребенок подросткового возраста, глядя на себя в зеркало, задается вопросом: «За что мне такое? Вокруг все здоровые и красивые. А почему я не такой?» И слезы бывают, и крики, и угрозы навредить себе. И мы, естественно, стараемся ему помочь, поддержать. Показываем фотографии детей, которым уже удалось помочь, фотографии, где шаг за шагом, операция за операцией у ребенка исправляется его дефект. Рассказываем, каким будет результат, убеждаем в том, что и он скоро станет «нормальным», красивым.
— А Вы сами для себя разобрались с этим вопросом: за что? За что такие страдания этому конкретному ребенку, этим конкретным родителям?
— В ряде случаев заболевания ребенка явно наследственные, и тогда мы стараемся направить на консультации к генетикам. Есть синдромальные, действительно генетически обусловленные состояния. А есть и внесиндромальные. Еще раз говорю, спонтанные мутации, которые трудно предсказать: два молодых здоровых человека рождают ребенка, и вот — проблема. Либо это вторые, третьи дети: то ли накапливаются какие-то антигены, антитела, реакции… Пытаемся что-то понять, но пока не очень удается.
Но вообще объяснения — вне нашей сферы, нам об этом трудно судить. Да и в наши функциональные обязанности это не входит. Мы просто делаем свое дело — выправляем дефекты. И, честно признаться, на другое времени просто нет, поток пациентов бесконечный.
— Я вижу, что у Вас в кабинете немало икон. Вера Вам помогает в Вашей работе? Отвечает на те же самые вопросы, о которых мы говорили?
— В большинстве своем эти иконы — подарки пациентов. Конечно. Я не могу сказать, что я сильно воцерковленный человек, но тем не менее я верю. В общем-то, думаю, как и все мои ближайшие коллеги. Потому что без этого невозможно. Хотя биологическое образование не всегда позволяет совместить в голове веру и знание. Очень трудно, обладая естественно-научным мышлением, до конца понять и принять, уловить связь между нашей работой и замыслом Бога о нас. Думаешь иногда: неужели настолько Божий Промысел глубок и тонок, неужели до такой степени? Но пытаться понять головой — это одно, а в то же время порой ну такие необъяснимые вещи происходят, что иначе как вмешательством свыше, помощью Божией это не назовешь. И в такие моменты ты действительно поражаешься и радуешься этой глубине.
СПРАВКА:
ОТДЕЛЕНИЕ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВОЙ ХИРУРГИИ В РДКБ (МОСКВА)
было создано в 2003 году в связи с крайне возросшей потребностью в оказании высококвалифицированной помощи детям с черепно-челюстно-лицевой патологией в регионах Российской Федерации. Здесь оказывают помощь детям (начиная с первого года жизни) с различными формами расщелин лица, деформациями носа, пороками развития ушной
раковины, деформациями челюстей и нарушениями прикуса, доброкачественными и злокачественными новообразованиями черепно-челюстно-лицевой области, детям с рубцовыми деформациями кожи лица и волосистой части головы. Ранее многие из этих заболеваний и деформаций относились к разряду неперспективных, то есть неизлечиваемых. Сегодня большинство из них в значительной мере исправляется или излечивается окончательно.
— Чем отличается работа детского хирурга от работы взрослого хирурга?
— Это очень большая специфика. У нас один доктор уходил во взрослую хирургию — и не смог работать со взрослыми. Я пришел в РДКБ из взрослой хирургии, но сейчас, проработав уже больше 23 лет в «детстве», во взрослую возвращаться уже не хочу. Для меня это уже не интересно.
Во-первых, более благодарных пациентов, чем дети, вообще трудно себе представить. Иногда бывают такие сцены, такие реакции, которых у взрослых ты никогда не увидишь. И я конечно, очень радуюсь, когда общаюсь с детьми и с подростками, устанавливаю с ними контакт во время первичного осмотра, осмотра до и после операции, во время перевязок, что-то им объясняю, рассказываю. Кто-то слушает и понимает, кто-то нет, но мне с ними все равно хорошо и интересно. Мне есть с чем сравнивать, я знаю, о чем говорю.
При этом, конечно, почти 80 процентов времени ты тратишь на общение с родителями. И это тоже очень важно, потому что от их настроя, их состояния зависит очень многое.
— Что в Вашей работе самое трудное для Вас?
— Самое трудное — когда у ребенка начинаются необъяснимые осложнения, с которыми трудно справиться. Это большая проблема, и ты не всегда понимаешь, что происходит, ищешь ответы на эти вопросы и не всегда находишь. Иногда ведь не все зависит от тебя: вроде бы и все лекарства есть, и операция сделана хорошо, никаких осложнений не было — а послеоперационный период идет тяжело, и ребенок никак не хочет из него выходить.
— А можете назвать самый запомнившийся Вам случай из Вашей рабочей практики?
— Ой, нет. Это такой поток пациентов, который идет ровным строем: у нас в неделю проходит до 15-16 операций. Из них 3-4 больших, на целый день. И здесь, в этой череде, не запомнишь и не выделишь кого-то конкретного. А если запомнишь, то через год имени ребенка или родителей уже не будет в твоей голове: она уже забита другими именами, которые накладываются друг на друга.
Хотя есть, конечно, и такие пациенты, с которыми мы уже достаточно долго поддерживаем отношения, и уже даже выросшие дети звонят, пишут эсэмэски, поздравляют с праздниками и с днем рождения, приезжают и показываются.
— Операции, которые длятся у вас целый день: как их выстоять?
— Для этого и существует большая бригада врачей: делаем все поэтапно, заменяя друг друга. Напряжение очень велико, ведь бывают и по 14 часов операции: поэтому порой надо отойти — поесть, например, или даже под музыку потанцевать, чтобы взбодриться.
Бывают очень тяжелые ситуации, когда удаляем, например, часть челюсти с опухолью, и челюсть надо тут же восстановить: берем, например, кость с ноги, из нее делаем замену нижней челюсти. Все это подшивается к сосудам на шее. То есть их надо сначала выделить, убрать, взять трансплантат, там зашить, сюда поставить… Над этим по три-четыре бригады работают. Но все равно на протяжении всей операции врачи на месте: а вдруг одному станет плохо — надо бежать и заменять.
— Как Вы боретесь с нервным напряжением?
— Катаюсь на горных лыжах, плаваю в бассейне. Ну, и еще Сандуновские бани. Без этого, наверное, быстро бы сломался. И для меня большое счастье, конечно, зимой хотя бы на денек вырваться в Подмосковье, провести день на лыжах. А если выехать куда-то на горнолыжный курорт — то там ты как будто за пределами всего и вся, на другой планете, забываешь обо всем, ну и организм восстанавливается.
Хотя больше двух недель отдыхать не могу: больше не выдерживаю, уже привязан к работе. Сразу начинает крутить: что там и как в больнице?
— Насколько важна атмосфера, которая царит в отделении?
— Она важна невероятно. Знаете, нам помогают многие благотворительные фонды, за что им большое спасибо. Они стараются работать адресно: вот есть ребенок с такой-то проблемой, будем направлять средства на его лечение. Однако мало кто реагирует и на проблемы самого отделения. Ведь здесь требуется не только операция, ведь ребенок не находится в каком-то вакууме: он на достаточно длительное время остается у нас. И иногда элементарно не хватает игрушек, таких, которые можно использовать в условиях хирургического отделения, которые моются, дезинфицируются. Не хватает раскрасок, каких-то развлекательных и обучающих занятий, детских книжек и прочего, чем можно занять свободное время ребенка. Совсем маленькому ребенку это все пока, конечно, не нужно. А вот деток от полутора лет уже необходимо каким-то образом занимать, давать им что-то в руки. И новая игрушка всегда может хорошо отвлечь. Но их всегда не хватает, они как-то быстро рассасываются: понятно, что кто-то увозит полюбившуюся игрушку с собой домой. И у нас пока нет отдельной игровой комнаты, хотя, конечно, она в таких местах как наши, я считаю, необходима. Некоторые фонды привозят нам большие настенные наклейки, и это нам позволило немножечко скрасить стены холла, скрасить само отделение, сделать его повеселее, это тоже очень важно. Эти вещи не влияют непосредственно на здоровье пациента. Но они позволяют создать благоприятную среду, комфортные условия пребывания маленьких пациентов в наших стенах.
— Есть устоявшиеся мифы о российской медицине, в медиа, как правило, говорится о том, как все плохо в сфере здравоохранения. При этом Вы в неделю делаете невероятное количество операций, успешно трудитесь. Вас это не задевает?
— Наверное, действительно, хотелось бы больше положительных примеров нашего труда в СМИ и меньше мифов. Потому что все это действительно мифы. Все, конечно, в какой-то степени упирается в финансирование, в какой-то степени в организацию здравоохранения… Но я бы ни за что не сказал, что все и везде провально, что только складывай ручки и помирай.
Вопрос сложный у первичного звена: надо поднимать и воспитывать педиатров, акушеров, неонатологов в роддомах. С трудом, но дело движется: мы пытаемся проводить и семинары, и рабочие программы. Людей тоже понять надо: трудно ожидать чего-либо от тех, кто получает копейки, а спрашивают с них непосильно много.
Но при этом в разных медицинских сферах многое делается, и где-то на хорошем очень уровне делается. Порой, честно вам скажу, многие процедуры мы делаем и лучше, и честнее, чем платное лечение за рубежом. Не все так радужно и там: потому что к нам иногда обращаются и за «перелечиванием» из-за границы. Бывает, с такими осложнениями возвращаются люди, что за голову хватаешься.
Поэтому говорить о том, что у нас прямо все-все-все плохо, я бы не стал. Буквально несколько месяцев назад прошел российско-американский симпозиум по черепно-челюстно-лицевой хирургии, которой я занимаюсь. На симпозиуме выступали наши американские коллеги, в том числе и один из основоположников такой хирургии доктор Кеннет Сельер, известный человек. И когда мы сравнивали результаты американских хирургов и наших врачей — ну, в общем-то, на сегодняшний день они фактически одинаковые. Поэтому если вплотную, внимательно заниматься каким-то разделом медицины, то постепенно мы все равно накопим тот опыт, который позволит нам идти наравне со своими зарубежными коллегами и, конечно, помогать максимальному количеству людей.
Беседовала Дарья Баринова
Фото Владимира Ештокина
Мой вопрос о душевном одиночестве. Мы вместе 10 лет. Мне тяжело жить без эмоционального контакта. В нашем браке его нет. Оба мы ответственные, стараемся всё делать. Но я уже не выдерживаю на одной ответственности, мне нужны еще и теплые отношения, меня страшно обижает, когда со мной неделями не разговаривают, когда не спрашивают, как у меня дела, как настроение, что волнует. Я всё это стараюсь делать, но это только односторонне.
Мужу кажется, что достаточно того, что он старается помогать во всем, устает и на работе, и помогая в бытовых делах. Я это понимаю, логически да, согласна, но брак без душевного отношения вынести мне очень тяжело, очень давит эмоциональное одиночество.
Я об этом говорила не раз, но муж меня не слышит, для него — все в порядке.
Я вижу наши отношения как отношения хороших коллег по работе, мы выполняем обязанности и изредка перекидываемся фразами по вопросам семейного быта.
Звучит странно, но мы иногда месяцами не разговариваем ни о чем, если не считать коротких сообщений, касающихся семейных забот. Меня это обижает.
Единственный выход, который я пока вижу, — это бросить надежды на душевную близость и жить своей жизнью, искать эмоциональную близость у подруг и родственников, собственно, это и пытаюсь делать в последние несколько лет. Мужа, по-моему, это вообще полностью устраивает.
И ладно, если бы я была одна, но тут вроде как семья, и поэтому постоянно чувствую диссонанс.
Его устраивает просто наличие меня и двух детей в его картине мира, то, что мы там числимся и присутствуем. Мне же очень тяжело без разговоров и душевной близости.
Про то, что никуда не ходили вдвоем со времени появления первого ребенка, уже молчу. Держит рядом только чувство долга. Это что, вариант нормы? Что делать?
Мария
На вопрос читателя отвечает психолог Александр Ткаченко
Дорогая Мария, начиная разговор о проблеме эмоционального одиночества в журнале, который читают тысячи людей, я должен сразу же сделать важную оговорку. Оказать Вам помощь в сложившейся ситуации могут два человека. Первый (и это я говорю Вам как верующий верующему) — священник. Второй (а это я говорю уже как выпускник психологического факультета) — психолог. Только после очного общения не только с Вами, но и с Вашим супругом, они помогут детально разобраться во всех обстоятельствах сложившейся ситуации. И разумеется, следует всегда помнить, что обращение за помощью к другим людям — это не альтернатива Божьей помощи, которую все мы постоянно испрашиваем у Господа во всех наших бедах и проблемах.
Я глубоко понимаю Ваши переживания, но все же очень прошу не рассматривать эту статью как некий прямой ответ или рекомендацию.
Ваша история — частная, и в ней нужно разбираться, как я уже сказал, отдельно и не «на людях». Но с проявлением упомянутой Вами эмоциональной холодности в том или ином виде действительно сталкиваются многие и многие семейные пары на разных этапах совместной жизни. Причины этому могут быть очень разные. Некоторые наиболее распространенные из них мы здесь рассмотрим и попытаемся выяснить, что же следует делать в подобных случаях супругам, желающим сохранить свой брак.
Причиной холодности близкого человека может быть не отсутствие чувств, а его собственная душевная травма
Самое страшное при столкновении с эмоциональной холодностью супруга — мысль о том, что тебя больше не любят, что ты не нужен, ты отвергнут.
Эта мысль настолько тяжела, что даже не осознается в полной мере. Лишь чувство собственной оставленности режет сердце холодной молнией, постоянно разрывая тебя между страхом и робкой надеждой: а вдруг это все же ошибка? Вдруг за холодной маской отчуждения по-прежнему живет любовь, и нужно просто найти способ пробиться к ней, дать ей возможность расцвести вновь?
В основе таких страхов и надежд лежит убежденность в том, что человек полностью свободен в собственном выборе — любить или не любить, принять или отвергнуть, выразить свои чувства или же скрыть их. Однако практика показывает, что это далеко не всегда так. Множество людей в сфере своих эмоциональных переживаний и проявлений весьма ограничены. Говоря проще, люди часто не способны к открытому выражению своих чувств. Да что там — выражению! Даже испытывать чувства многие из нас не могут себе позволить, как ни странно. И верующему человеку понять и принять этот печальный факт бывает гораздо проще, чем людям, еще не узнавшим что …мир во зле лежит, и что …по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь. Дело в том, что у зла в христианстве есть вполне конкретное определение — грех. Грехом является все, что не дает действовать любви, гасит ее в человеческом сердце, делает даже близких людей врагами или просто чужими друг другу. Зависть, обман, гнев, обида, желание властвовать над ближним — все эти и многие другие проявления греха вошли в человеческую природу сразу же после грехопадения первых людей в раю. Но это было лишь началом бедствий человечества. Само же бедствие заключалось в том, что грех оказался болезнью, которая передается по наследству.
Первая же попытка деторождения у людей, пораженных грехом и разучившихся любить Бога и друг друга, дала страшный результат: первенец Адама и Евы стал убийцей, второй их сын — жертвой этого убийства. Понятно, что родители меньше всего на свете хотели бы Каину и Авелю такой судьбы, но грех оказался сильнее их желания.
Такая невольная трансляция отсутствия любви от поколения к поколению продолжается в человеческом роде и по сей день. Хотя, конечно же, грех — понятие мистическое, а значит, описать механизм его передачи в рациональных категориях невозможно в принципе. И все же некоторые пути, по которым эта нелюбовь может переходить от родителей к детям, психологи научились отслеживать. Последствия такого перехода могут быть выражены как раз в неспособности к эмоциональному контакту. Поэтому, столкнувшись с холодностью близкого человека, не стоит торопиться с отчаянными выводами на тему «разлюбил». Очень может быть, что за подобным поведением скрывается детская психологическая травма, мешающая ему нормально переживать и выражать свои чувства до сих пор. Некоторые из таких травм мы рассмотрим сейчас более подробно.
Нельзя делать поспешные выводы о людях, не проявляющих ярких эмоций. Их потребность в любви может быть очень высока
Самая известная сказка об эмоциональной холодности, пожалуй, — «Снежная королева». Сюжет ее нет смысла пересказывать здесь полностью. Все с детства помнят, что сердце Кая стало ледяным после того, как в него попал осколок кривого зеркала, сделанного злым троллем, и лишь самоотверженная любовь Герды сумела его спасти. Если рассматривать эту историю как метафору, то выражает она вполне определенную психологическую реальность — снижение способности к эмоциональному реагированию у ребенка, пережившего психологическую травму. Но о какой же именно травме здесь идет речь? В сказке есть косвенное указание и на это. Вам не показалось странным, что искать пропавшего мальчика отправились не встревоженные родители, а девочка-соседка? Более того, родители вообще не появляются в тексте сказки ни разу. Кто они, какой у них характер, чем они занимаются — ничего этого Андерсен нам не рассказывает. Мы знаем лишь, что они у Кая есть. И еще знаем, что по воле автора ни пропажа сына, ни его благополучное возвращение не заставило их хотя бы как-то проявить себя в этой истории. Думается, это не случайная оплошность великого сказочника.
Дело в том, что очень часто детские психологические травмы человек получает именно в семье, от ближайших родственников. Причем речь совсем не обязательно идет о каких-то вопиюще страшных событиях. Просто ребенок не получил достаточного количества любви. Вместо колыбельных песен он слышал крик и брань ссорящихся родителей, вместо ласки и поцелуев получал шлепки и грубые окрики, вместо совместной игры с мамой — гнетущее одиночество…
Увы, подобные вещи ранят детское сердце не меньше, чем осколки сказочного зеркала. По сути, такой ребенок испытывает отвержение и покинутость самыми близкими людьми. Чтобы уцелеть в этой ненормальной ситуации, он привыкает к отсутствию эмоционального контакта, учится жить, не требуя от других любви и не предлагая им свою любовь. А потом проходят годы, этот маленький раненый Кай вырастает и становится взрослым мужчиной. Нетрудно представить, как он будет выстраивать свои отношения с окружающими. Пережив травму отвержения, такие люди «выбирают» для себя вариант, представляющийся им наиболее безопасным. Они отказываются от эмоциональной близости из страха еще раз испытать боль потери. Чтобы снова не оказаться отвергнутыми, они не позволяют своему сердцу привязываться к кому бы то ни было, довольствуясь лишь поверхностным общением. Внутреннюю логику этой позиции можно назвать вынужденным эмоциональным нищенством: не открываясь навстречу другому, избегая близости с ним, человек защищает себя от возможности новой утраты и связанной с нею боли. Ведь ничего не имея, ничего не можешь и потерять.
Со стороны (а особенно — в браке) такое поведение может выглядеть как проявление эгоизма, бесчувствия, стремления к одиночеству. На самом же деле у людей с травмой отвержения потребность в другом человеке, в его любви и принятии крайне высока. Но, с раннего детства нарастив на своей душе панцирь, защищающий его от боли возможных новых потерь, он просто не в состоянии пробиться сквозь него навстречу любящим его людям.
Причиной замкнутости может быть не только страх испытать боль, но и особый вид нарциссизма
Еще один вариант эмоциональной бесчувственности описан в античном мифе о Нарциссе. Этот герой однажды увидел свое отражение в воде и влюбился в него настолько сильно, что никак не мог оторвать взгляда от собственной красоты. В результате — умер от голода, а на месте его бесславной кончины вырос цветок, который впоследствии был назван его именем.
В обыденной жизни под образом «нарцисса» часто подразумевают холеного красавчика, любящего вертеться перед зеркалом, демонстрировать свои выдающиеся качества окружающим и вполне довольного собой. При этом почему-то игнорируется тот факт, что Нарциссу из мифа его зацикленность на себе никакой радости не принесла. Напротив, она навсегда отрезала его сначала от окружающего мира, а впоследствии — и от самой жизни.
В психологии нарциссическим типом личности называется постоянная внутренняя раздвоенность человека между противоположными полюсами — чувством собственной грандиозности и чувством собственного ничтожества. Представлять себя великим нарцисса заставляет страх перед мыслью о собственной обыкновенности и стыд за отсутствие величия. Причиной такого самоощущения также является детская травма, когда эмоционально холодные родители игнорировали детские успехи и достижения ребенка, не радовались его маленьким победам, но при случае использовали его способности для повышения собственного статуса. Например, ставили на стул перед гостями и заставляли читать стихи, петь или играть на скрипке. В итоге у такого ребенка сформировалось убеждение, что любить его можно лишь за выдающиеся достижения. И он создал в глубине своей души образ некоего «двойника» — грандиозного, гениального и превосходящего во всех отношениях обычных, окружающих его людей. Причем зачастую этот образ может быть основан на вполне реальных его талантах и достоинствах, но — в отрыве от остальной части его личности, которую сам он считает слабой и ничтожной.
Трагедия жизни нарцисса заключается в подмене собственной целостности этим искусственным «двойником», выражающим лишь его сильную часть. Нарцисс тоже очень хочет, чтобы его любили. Но считает, что быть таким, как все, стыдно и недостойно любви. Поэтому он очень боится вступать в тесные и доверительные отношения. Ведь тот, кто подошел к нему слишком близко, может увидеть его обыкновенность. А это для нарцисса самое страшное из всего, что может с ним случиться.
Такие люди бывают очень разными по своему поведению. Наряду с фееричными и яркими эгоцентриками, любящими находиться в фокусе всеобщего внимания, нарциссы бывают также и замкнутыми, переживающими свою «грандиозность» исключительно в глубине собственной души. И чем ближе сходится с ним другой человек, тем большей представляется нарциссу опасность «разоблачения». Тогда, чтобы не испытывать боль от стыда за собственную обыкновенность, он проявляет опережающее отвержение — отвергает других первым, не дожидаясь столь страшащей его развязки. Нарцисс может утверждать, что ему никто не нужен, обесценивать отношения, прятаться от близких людей за маской цинизма или непонимания. Но на самом деле за этой внешней самодостаточностью скрывается огромное одиночество и желание любви.
Внешне равнодушные взрослые могут вырастать из младенцев, которые когда-то сильно испугались
Неподалеку от Музея космонавтики в Москве расположен памятник Циолковскому, который, как известно, и стал основоположником этой самой космонавтики. Здесь Константин Эдуардович выглядит забавным чудаком, который сидит на траве и мечтательно смотрит в небо. Такой памятник наиболее точно передает суть этого удивительного человека. Циолковский был ученым, смотревшим на мир глазами поэта и художника. Да и не смог бы человек другого склада разглядеть в шипящих шутихах для фейерверка будущие звездолеты. Автомобили в ту пору только учились ездить, пароходы — плавать, а самолеты — летать. Однако Циолковский верил, что когда-нибудь люди создадут совершенно иную технику — ракеты, с помощью которых смогут вырваться за пределы Земли. Как мы теперь видим, он оказался прав.
Но у каждой медали есть обратная сторона. В автобиографии Циолковский пишет о своей супруге: «…Пора было жениться, и я женился на ней без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Та надежда вполне оправдалась. Такая подруга не могла истощить и мои силы: во-первых, не привлекала меня, во-вторых, и сама была равнодушна и бесстрастна. ...Хорошо ли это было: брачная жизнь без любви? Довольно ли в браке одного уважения? Кто отдал себя высшим целям, для того это хорошо. Но он жертвует своим счастьем и даже счастьем семьи».
Это признание очень убедительно демонстрирует эмоциональную холодность людей с шизоидным типом личности. Сразу нужно пояснить, что это не психиатрический диагноз, а просто некоторая особенность, сама по себе никак не характеризующая психическое здоровье человека. Люди такого типа часто становятся учеными, художниками, писателями. Именно среди них встречаются гении, подобные Циолковскому, усилиями которых развивается культура и шагает вперед цивилизация. Однако платой за богатство внутреннего мира для шизоидов становится эмоциональная сдержанность, неспособность явно выразить свои чувства.
Причиной такого перекоса в развитии опять же является детская травма угрозы жизни или утраты чувства защищенности. У Циолковского такой травмой стала тяжелейшая скарлатина, от которой он едва не умер в десять лет. Развившаяся в результате осложнений глухота навсегда отрезала мальчика от мира звуков, а вместе с этим — и от учебы в школе, полноценного общения, игр со сверстниками. Отныне все силы его души оказались сосредоточены на внутреннем мире собственных идей, фантазий, размышлений. Общение и выражение своих чувств отошли на второй план.
Впрочем, возникнуть травмирующая ситуация может еще до рождения ребенка, во внутриутробный период. Например, если беременность была нежелательной и мама раздумывала, не сделать ли ей аборт, или отец требовал избавиться от ребенка, или просто в семье происходили громкие ссоры со скандалами. Естественно, понять смысл происходящего младенец в утробе не способен, да и понимать ему в этот период еще нечем. Но он — живое существо, теснейшим образом соединенное с мамой общим обменом веществ. Соответственно, все гормоны стресса, который испытывает мама, передаются и младенцу. Он еще не понимает, что его могут убить, но уже вполне реально ощущает угрозу своей жизни.
А что делает живое существо, когда чувствует опасность, от которой не в состоянии защититься или убежать? В такой ситуации все живое обычно замирает, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание. Само тело вдруг становится твоим врагом, тебе хочется, чтобы оно занимало как можно меньше места или вообще исчезло. Это хорошо знают люди, хоть раз побывавшие под обстрелом во время боевых действий. И если такой травматический опыт был получен младенцем еще до рождения, с большой степенью вероятности можно предположить, что дальнейшее развитие его будет происходить по шизоидному типу. Точного объяснения такой зависимости наука сегодня не дает, это лишь теоретическая модель. Но среди практикующих психологов она не вызывает возражений: у каждого из них было множество клиентов шизоидного типа, которые, как впоследствии выяснялось, были нежеланными в своей семье детьми.
Для таких людей содержание их внутреннего мира намного важнее событий, происходящих в мире вокруг них. Собственное тело воспринимается ими не как часть их личности, а как досадная обуза, мешающая чистому разуму познавать тайны бытия, мыслить, творить. Тот страх гибели, который заставил когда-то сжаться и притвориться мертвым, продолжает в них действовать на неосознаваемом уровне. Контакт со своим телом у таких людей, как правило, нарушен, они не любят его и мало о нем заботятся. А поскольку эмоции действуют в теле и через тело, в этой сфере у людей шизоидного типа тоже возникают большие проблемы. Шизоиды — плохие утешители и нечуткие слушатели. Им трудно сострадать другим или радоваться за кого-либо, но вовсе не потому, что они — бессердечные эгоисты. Просто их тело не приучено отзываться на чувства. Такие люди часто не умеют плакать и умиляться, не способны с легкостью заводить и поддерживать дружескую беседу, радостный смех им почти не знаком, и даже обычная улыбка требует осознанных усилий. Поэтому неудивительно, что общение с ними может ранить близких людей. Особенно, если эти близкие сами не принадлежат к шизоидному типу и не могут понять, в чем причина кажущейся холодности этих талантливых выросших детей, когда-то замерших от страха за свою жизнь и так и не сумевших выйти из эмоционального ступора.
То, что человек не способен выразить свои чувства, не всегда значит, что он их не испытывает
Есть старый анекдот про влюбленную пару.
Девушка просит своего молодого человека:
— Скажи мне какое-нибудь теплое слово.
— Фуфайка.
— Ну, какой ты… А еще теплее?
Тот, подумав, выдает:
— Две фуфайки.
В этой притче очень точно передан симптом еще одного эмоционального расстройства — алекситимии. Буквально этот термин означает «нет слов для чувств». Можно сказать, что алекситимия — это эмоциональная немота, при которой человек не в состоянии выразить словесно те чувства, которые он переживает. Для него не существует связи между определенными эмоциональными состояниями (которые он, конечно же, испытывает) и такими словами, как «горе», «радость», «гнев», «тоска», «восторг», «жалость», а также всеми другими вербальными описаниями огромной палитры человеческих чувств. Не умея обозначить словами свои переживания, такой человек очень плохо опознает и чужие эмоции, ведь там, где нет слов, невозможен диалог. В результате ему приходится либо вообще обходиться без выражения чувств, либо он придумывает для них свой собственный язык, который обычно сводится к описанию телесных ощущений вроде «давит», «жжет», «тепло», «холодно» или к уже упомянутой «фуфайке» из анекдота.
Фантазия у алекситимиков очень бедная, и, в отличие от талантливых шизоидов, к художественному творчеству они почти не способны. Однако на уровне общения с близкими людьми эти два очень разных типа личности проявляют удивительное сходство, хотя и по разным причинам. Люди с алекситимией практически не способны испытывать эмпатию: им очень сложно сопереживать окружающим, быть участливыми и сочувствующими собеседниками. Но и они не являются бездушными эгоистами или бесчувственными чурбаками. Просто люди с таким расстройством искренне не понимают, каким образом все это может происходить, какой «мускул» им нужно напрячь для того, чтобы стать «правильными». Поэтому им проще бывает избегать общения или отделываться шаблонными фразами. При этом интеллект у такого человека может быть весьма высокий.
Нужно сказать, что это не какая-то редко встречающаяся экзотика. Исследования показали, что примерно 20 % наших современников имеют проявления алекситимии в большей или меньшей степени. Причем вследствие традиционных ограничений на эмоциональные реакции у мужчин — «мальчики не плачут» — уровень алекситимии у них выше, чем у женщин.
Позиция «супруг должен снабжать меня эмоциями» несостоятельна ни с психологической, ни с христианской точек зрения
В жизни все бывает. Ситуация, когда человек, уклоняющийся от общения в семье, действительно разлюбил свою половинку и тяготится браком, увы, тоже возможна. Но такой вариант рассматривать здесь не станем, поскольку журнал «Фома» уже посвятил ему целый ряд публикаций. Скажу лишь, что даже в таком случае проблема не является фатальной для тех, кто хочет сохранить свой брак.
А в этой статье речь шла о ситуациях, когда любовь живет в сердце человека, но по различным причинам у него не получается сделать ее видимой.
Понятно, что в каждом конкретном случае причины эмоциональной холодности человека должен определять только специалист, и лечить последствия детских травм — также дело специалистов. Что же остается родным и близким, страдающим от такого поведения любимого человека? Думаю, тут возможны как минимум три практических вывода:
1. Эмоциональная холодность супруга — не приговор любви в браке. Возможно, это последствия детских травм, которые нуждаются в терапии.
2. Не стоит сходу брать на себя ответственность за эмоциональное охлаждение супруга по принципу: «Я все не так делала, это я виновата, я все это заслужила». Гораздо чаще так проявляют себя результаты ошибок, сделанных совсем другими людьми много лет или даже десятилетий назад.
3. Эмоциональная травма так же реальна, как и физическая. Человек, пострадавший от нее в детстве, нуждается в таком же сопереживании и участии, как и тот, кто, к примеру, потерял в детстве зрение. Обиды на его особенности, причиняющие дискомфорт, в этом случае — путь в никуда.
Ну а дальше — к специалистам. К опытному духовнику, который сможет понять вашу ситуацию, укрепить ваш дух в борьбе за свою любовь, объяснить, как Герда должна жить, чтобы помочь своему раненому Каю. И к опытному психотерапевту, который умеет лечить последствия таких застарелых ранений.
Главное же — помнить, что позиция «мне тут должны эмоциональное участие, как мне его получить?» несостоятельна как с психологической точки зрения, так и с христианской. Изменить взрослого человека невозможно, это аксиома. Но можно изменить себя — свое отношение к человеку, свои знания, поведение, взгляд на проблему. И тогда эти перемены удивительным образом помогут измениться и эмоционально холодному супругу. Ведь семья — это система. А изменения в одной из ее частей ведут к изменению всей системы в целом. Преподобный Серафим Саровский говорил: стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи. В случае с супругом задача стоит куда более скромная — помочь всего лишь одному человеку. Тому, которого вы сами когда-то выбрали из тысяч других, которого любите и хотите видеть рядом с собой здоровым и счастливым. Это очень достойная цель. И Господь обязательно поможет тому, кто встанет на путь к ее достижению.
5 историй об учтивости святых:
МАКАРИЙ ВЕЛИКИЙ,
ГРИГОРИЙ ДВОЕСЛОВ,
ФЕОДОСИЙ ПЕЧЕРСКИЙ,
СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ,
ПАИСИЙ СВЯТОГОРЕЦ
Святость и смирение — качества неотлучные и друг друга предполагающие. Вместе с тем интересно, что праведник, преодолевавший в себе гордость и эгоизм, приобретал такую духовную чуткость, что его слова и поступки показывали в нем личность будто бы аристократическую. С таким тактом, сдержанностью и учтивостью святой мог держать себя в обществе любого человека! При этом вежливость праведника всегда была без примеси светского лицемерия. Она не была напускной, наигранной, но покоилась на глубоком и искреннем уважении к каждому человеку. К чему и призывал в одном из своих посланий апостол Павел: Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте (Рим 12:10).
«Юношей-старцем» называла братия монастыря этого еще молодого инока, жившего в Скитской пустыне (северо-восток Ливийской пустыни) — настолько безукоризненно он нес монашеский подвиг. В историю христианства преподобный Макарий Великий (ок. 300 — 391) и вошел как один из «первопроходцев» аскетической жизни. Казалось бы, вот святой, который оставил все суетно-человеческое, став «ангелом во плоти». Однако учтивость, мягкость, деликатность (вполне земные, можно даже сказать, социально ориентированные качества) оставались для него важнейшими составляющими личного подвига в течение всей жизни. Более того, из жизни старца мы знаем один эпизод, когда его учтивость открыла другому человеку красоту христианства.
Однажды преподобный Макарий вместе со своим учеником поднимался в гору, возвращаясь в монастырь. Желая побыть немного наедине с собой, святой попросил своего спутника идти вперед. Ученик послушно ускорил шаг. Через некоторое время он встретил языческого жреца, который нес на себе вязанку дров. Инок, воспылав на него «праведным гневом», пренебрежительно закричал: «Эй, ты, демон, куда идешь?» Жрецу такое к себе обращение очень не понравилось. Он сильно избил монаха, оставив его полуживого лежать на дороге.
Чуть позже язычника встретил и преподобный Макарий. «Здравствуй, труженик!» — доброжелательно сказал жрецу святой. Язычник был прямо-таки ошарашен такой неожиданной учтивостью. Он ведь понимал, что перед ним христианин и монах, то есть человек прямо противоположных убеждений, который, в общем-то, должен относиться к нему как к «персонажу» темному и невежественному. «Почему ты так тепло приветствуешь меня?» — спросил жрец. «Потому что вижу тебя трудящимся», — ответил ему старец. Язычник был настолько поражен этими словами, что попросил старца, чтобы тот отвел его в свой монастырь. Он почувствовал в учтивом монахе настоящую святость и сказал ему: «Сделай меня таким же, как ты сам». По дороге они подняли побитого ученика и донесли его до обители.
Каково же было изумление монахов, когда они встретили своего игумена в сопровождении язычника. Вскоре братия монастыря пополнилась новыми иноками: жрец крестился и принял постриг, а затем его примеру последовали и другие местные язычники.
Сам же преподобный Макарий после этого случая сказал братии: «Знайте, что злое слово и добрых делает злыми, а доброе слово, наоборот, и злых добрыми творит».
На гробнице святителя Григория Двоеслова, папы Римского (ок. 540–604), выбита эпитафия: «Консул Бога», — настолько почитаем был этот епископ среди знавших его христиан. Ему пришлось возглавить римскую кафедру в мрачную эпоху. «Вечному городу» со всех сторон тогда угрожали завоеватели. В самой древней столице процветали нищета и голод, которые усугублялись периодическими сбоями в поставке провизии и фактическим бездействием административного аппарата. И только папа Григорий, пользуясь своим громадным политическим весом и безупречной духовной репутацией, вставал на защиту местных жителей, обеспечивая их безопасность (например, в 593 году святой возглавил оборону Рима от осаждавших его лангобардов) и поддерживая за счет Церкви экономическую жизнеспособность города. Однако такие широкие властные полномочия и авторитет не мешали епископу оставаться вежливым, учтивым и открытым в общении с обычными людьми. Сам папа любил называть себя «рабом всех священников». Яркую иллюстрацию к этим словам можно найти на страницах знаменитого сборника блаженного Иоанна Мосха «Луг духовный», где описан эпизод, в котором святой папа решил избежать по отношению к себе излишней обходительности.
Случилось так, что один египетский монах, авва Иоанн, отправился в Рим, чтобы поклониться мощам апостолов Петра и Павла. Стоя на одной из городских улиц, он увидел, как навстречу ему идет папа Григорий в сопровождении своей свиты. Желая почтить великого епископа, монах решил дождаться, пока святой пройдет мимо, чтобы поклониться ему. Распознав намерение паломника, спутники святителя тут же стали судорожно отговаривать его от этого (видимо, уже наученные каким-то личным опытом). «Авва, не кланяйся», — наперебой и полушепотом говорили они ему, проходя мимо. Монах совершенно растерялся. Он никак не мог понять, отчего ему запрещают быть учтивым с человеком, о святости которого говорили повсюду.
Дождавшись-таки приближения святителя, он уже приготовился совершить задуманное (чего бы это ему ни стоило!), но тут буквально в одно мгновение случилось неожиданное (впрочем, видимо, вполне привычное для окружения святителя). Приведем воспоминания самого аввы Иоанна: «Заметив мое намерение поклониться ему — говорю как перед Богом, братья! — папа первый бросился передо мной на землю и не прежде встал, как я первый встал на ноги. И облобызал меня с великим смиренномудрием…» Святитель Григорий, оказав такое почтение, казалось бы, обычному монаху, дал ему денег из собственного кармана и приказал свите достойно устроить паломника в Риме.
Так папа Григорий уклонялся от любых почестей по отношению к себе, а если человек «упорствовал» в своем желании, то готов был предвосхитить его любезность.
Один из основателей русской монашеской традиции и Киево-Печерской лавры — преподобный Феодосий Печерский (ок. 1008 — 1074) был человеком высокого общественного положения. Нередко за советом к святому обращались князья и влиятельные придворные персоны. Однако, несмотря на такой статус, преподобный имел привычку постоянно носить неприглядную, на вид прямо нищенскую одежду, чем нередко вызывал к себе презрение со стороны «обывателей». Но святой, зная об этом, не обижался, а наоборот — радовался. Известен даже один курьезный эпизод, напрямую связанный с внешним видом Феодосия, в котором святой проявил невероятную сдержанность и такт.
Однажды преподобный Феодосий отправился по приглашению к Киевскому князю Изяславу Ярославичу (1024–1078). Ехать пришлось долго — властитель находился далеко от города. Святой пробыл у князя до позднего вечера. Чтобы уставший игумен мог отдохнуть за ночь, Изяслав распорядился доставить его обратно в монастырь на повозке.
Нашли возничего. Немного отъехав от княжеского стана, он, глядя на невзрачные одежды преподобного и не догадываясь, что везет игумена Киево-Печерской лавры, небрежно и чуть ли не ультимативно сказал: «Черноризец, ты всякий день празден, а я постоянно в трудах и не могу держаться на коне; поэтому пусть я усну в колеснице (повозке. — Т. С.), а ты, так как можешь ехать на коне, сядь на коня». Учитывая свой статус и положение, Феодосий мог бы в ответ на это начать шуметь и возмущаться, но преподобный, вежливо промолчав, смиренно сел на коня и повез возничего — последний разлегся в повозке и почти сразу беспечно заснул.
Всю ночь святой ехал, не останавливаясь. Когда его совсем начинало клонить в сон, он спускался и продолжал путь пешком, ведя коня под уздцы. Когда же уставали ноги — садился обратно на лошадь.
Но с наступлением рассвета один за другим по дороге стали проезжать вельможи, которые направлялись в княжеский стан. Каждый из них, видя великого святого, сходил с коня и с глубоким почтением кланялся игумену. Тогда Феодосий, чтобы уберечь возничего от возможных неприятностей (ведь кто-то мог доложить о том, как именно пришлось добираться до обители почетному гостю великого князя) решился наконец его разбудить, мягко и ласково сказав: «Чадо, вот уже день. Встань и сядь на коня».
Каково же было изумление возничего, когда спросонья он увидел вокруг повозки высокопоставленных мужей, кланяющихся простому «черноризцу». Он мгновенно сел на коня и продолжил путь. И чем ближе они подъезжали к обители, тем больше людей встречалось им по дороге. И эти таинственные для возничего поклоны продолжались.
Постепенно хозяин повозки осознал, что его «пассажир» — человек не простой, и его охватила паника. Он начал мучительно размышлять над тем, какой же после этой поездки разразится скандал и какое наказание затем обрушится на него. Но таинственный монах по прибытии в монастырь вежливо пригласил своего вконец растерявшегося спутника трапезничать, после чего отблагодарил его разными подарками и отпустил домой.
Преподобный Феодосий не только не стал укорять провинившегося, но и освободил его от всяких опасений своим добрым и гостеприимным обхождением. А возничий, думается, в конце концов догадался, кем же был на самом деле этот вежливый «монах в лохмотьях».
Субботний вечер. В небольшом деревянном храме затерянного в лесу монастыря идет всенощное бдение. В алтаре около престола стоит игумен, возглавляющий службу. Во всеобщую молитвенную сосредоточенность плавно вплетается пение хора. Неожиданно один монах на клиросе в полный голос начинает делать замечания канонарху (церковнослужитель, возглашающий перед пением глас и строчки из молитвословия, которые затем поет хор). Тот в ответ лишь кратко замечает, что все делает по благословению игумена.
— Кто здесь игумен? — воскликнул тогда монах. — Не я ли первый основал это место?
Игумен все это время, не сказав ни слова, продолжал стоять в алтаре, дожидаясь водворения тишины. По окончании службы он не пошел ни в свою келию, ни в трапезную к братии. Тихо и незаметно настоятель покинул обитель.
Удивительно, но монастырь, в котором произошли эти события, — знаменитая Троице-Сергиева лавра, игумен, покинувший ее, — сам преподобный Сергий Радонежский (1314/22–1392), а возмутившийся монах — его старший брат Стефан. И за негодованием последнего стояла своя история, уходящая к истокам образования монастыря.
После того как родители Сергия и Стефана, преподобные Кирилл и Мария, скончались, братья решили вместе принять постриг и удалиться в безлюдное место. В глухом лесу они построили первую келию, а затем и крохотную деревянную церковь в честь Пресвятой Троицы. Однако через некоторое время Стефан, не выдержав суровой жизни отшельника, покинул своего брата.
Преподобный Сергий твердо продолжал следовать выбранному пути, и вскоре вокруг него образовалась монашеская община, а затем и небольшой монастырь. Через некоторое время святой провел в обители общежитийную реформу, необходимую для дальнейшего укрепления обители. Теперь монахи не имели права на частную собственность (все становилось общим), каждый должен был трудиться на общее благо, сама община трансформировалась в коммуну, которую возглавлял избираемый игумен. И если до этого каждый инок мог нести свой подвиг по личному усмотрению, то теперь он должен был находиться в полном послушании воле настоятеля. Эти перемены и спровоцировали недовольство некоторых монахов: они начали возмущаться тем, что преподобный Сергий был избран их фактическим начальником. В этот же период в уже процветающий монастырь вернулся Стефан, который встал на сторону посчитавших себя обиженными.
Преподобному Сергию было известно об этом недовольстве. Некоторое время он это терпел, но после того, что произошло за богослужением в храме, святой предпочел покинуть монастырь. Хотя он имел право изгнать нарушителей монастырского устава, и большинство иноков поддержали бы его. Но святой лишь смиренно уступил свое место игумена тем, кто его желал.
Невольно вспоминается знаменитый афоризм другого святого — преподобного Амвросия Оптинского: «Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение».
Этот девиз «почтительности» к каждому — и к единомышленнику, и ко врагу, будто бы предвосхитил Сергий. Этим поступком преподобный показал свою верность мирному духу христианства.
Братия монастыря очень болезненно переживала уход своего игумена. Часть монахов сразу же бросилась на поиски любимого учителя. Найдя его, они уговорили преподобного вернуться обратно, и Сергий вновь стал игуменом монастыря. Впрочем, и Стефан обрел свое место в Лавре. На момент возвращения преподобного он уже был переведен в один из московских монастырей, а позднее снова оказался в обители и как монах тихо дожил здесь оставшиеся годы. В своем поступке Стефан раскаялся и примирился с преподобным. А уже после кончины Сергия много рассказывал о детстве святого агиографу, составлявшему его первое житие.
А ведь такого мирного исхода могло и не случиться, если бы не мудрость, смирение и такт преподобного Сергия.
Многие современники преподобного Паисия Святогорца (1924–1994) отмечали его невероятную нежность и доброту в обхождении со всеми, кто приходил к нему за помощью. Он всегда с большим вниманием слушал каждого и аккуратно подбирал слова в ответ — так, чтобы не нарушить тонкого внутреннего устроения собеседника.
Читая воспоминания людей, которым посчастливилось общаться с преподобным, невольно обращаешь внимание на то, что почти к каждому гостю святой обращался со словами «мой хороший», «дорогой мой», «чадо мое». Верующий это был человек или нет, православный или инославный — преподобный всех без исключения встречал тепло и ласково. Традиционными символами его гостеприимства были кусочек сладкого лукума и стакан прохладной воды.
О великой праведности старца знали во всем христианском мире. Сколько людей постоянно принимал отец Паисий — сложно даже представить! Но он никогда не терял чувства такта, одинаково внимательно вникая в проблемы каждого приходящего.
Как-то раз святой рассказал одному из своих духовных чад о том, что такое настоящая воспитанность: «Когда у кого-то проблема, ты должен его слушать со вниманием и, пока он говорит, не показывать, что устал, иначе все пропало. Вот однажды я слушал юношу, не двигаясь в течение девяти часов. Так, что повредились мои внутренности». Другой человек вспоминал: «Помню, как-то я его измучил своим бестактным поведением и даже почувствовал необходимость попросить прощения. На это он весело и радостно ответил: “Подожди, у нас еще есть время до захода солнца”».
Тем не менее преподобный Паисий вовсе не был этаким «добродушным старичком». Если его гость начинал прямо хулить Бога или говорить о Нем с пренебрежением, то святой пресекал это незамедлительно. И это еще больше подчеркивало в нем невероятную духовную чуткость, ведь настоящее воспитание никогда не позволит человеку молчать, когда нечто для него сакральное оскорбляется в его присутствии.
Часто преподобный Паисий, чтобы дать совет или же приободрить своего гостя, прибегал к шуткам. Но и они у святого всегда получались тонкими и деликатными, в них не было тяжести сарказма, а только какая-то неотмирная легкость. Так, однажды преподобный Паисий, узнав, что одна пара собирается обвенчаться, решил передать им через свою духовную дочь небольшое напутствие, которое завуалировал в шуточную форму:
— Ну что, матушка, написала поздравление Димитрию, который женится? — спросил преподобный.
— Написала, геронда (от греч. «старец». — Т. С.).
— Дай-ка мне открытку, и я припишу от себя: «Да будет с вами Христос и Пресвятая Богородица! Димитрий, даю тебе благословение ругаться с целым светом, кроме Марии! И Марии то же самое благословение: ругаться со всеми, но не с тобой!»
Святителю Нектарию Эгинскому (1846-1920) — одному из самых известных греческих святых нового времени, принадлежат особые слова о том, каково должно быть поведение каждого верующего:
«Христианин должен быть вежлив со всеми. Слова и дела его должны дышать благодатью Святого Духа, которая обитает в душе его, чтобы таким образом было засвидетельствовано его христианское житие и славилось имя Божие… Благодатные речи христианина характеризуются деликатностью и вежливостью. Это то, что рождает любовь, приносит мир и радость. Напротив, грубость порождает ненависть, вражду, скорбь, желание побеждать в спорах, беспорядки и войны. Итак, да будем всегда вежливы. Никогда да не изойдет из уст наших дурное слово».
Подготовил Тихон Сысоев
Рисунки Натальи Федоренковой
Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (Мф 11:28–29). Господь говорит нам от первого лица — Он говорит о Себе, что Он кроток и смирен сердцем. Почему же мы читаем эти слова в день, посвященный памяти преподобного Сергия? А потому, что Преподобный в своей жизни осуществил то, о чем говорил Спаситель, — он тоже был кроткий и смиренный сердцем.
Для многих современных людей кротость и смирение сердцем — это не добродетель, это проявление слабости. Перефразируя апостола Павла, можно сказать: слова о том, что человек реализует себя через кротость и смирение сердцем, для одних безумие, а для других суеверие (см. 1 Кор 1:23). Почему же произошла такая поляризация Божественной истины и человеческих идеалов? Да потому, что уступая греху в малом, мы в конечном счете уступаем ему во всем — мы теряем свою жизнь, ориентируя ее не на ценности Божественного закона, а на свои собственные, человеческие, нами выдуманные и нами пропагандируемые ценности.
Кротость и смирение сердца — это не слабость. Это великая сила, это осознание человеком того, что над ним — Бог, Который Сам кроток и смирен сердцем. А значит, жить в соответствии с Божиими заповедями, в гармонии с Богом означает жить так, как Он призывает. Кротость и смирение — не состояние забитости, подавленности, слабости; это сознательное предстояние Богу Живому, великому и сильному, это склонение перед Ним главы, ума и сердца своего.
Но есть и еще нечто очень важное для всего человеческого общежития в этой Божественной заповеди быть кротким и смиренным сердцем. Кротость есть также осознание ценности других людей. Человек, поставляющий себя в центр бытия, не может быть кротким, а значит, он не принимает других людей, он считает их ниже себя, слабее себя. А ведь на этом мироощущении основываются все беды, которые сотрясают человеческое общество. Кротость есть признание того, что все люди — дети Божии, что у каждого свой талант, своя красота, свой духовный мир. Кроткий человек не топчет мир своего ближнего ногами, но бережно относится к нему, а значит, вокруг кроткого всегда собираются люди. Когда кроткий человек созидает семью, он наполняет ее духовной силой, любовью, взаимным уважением. Кроткий, смиренный сердцем человек видит ценность других людей, и, даже находясь во власти, он помогает другим проявлять свои таланты — не боясь конкуренции, а предавая себя в руки Божии и уважая силу другого человека.
Из слова после Литургии в Успенском соборе Свято-Троицкой Сергиевой лавры в день памяти преподобного Сергия Радонежского, 8 октября 2010 года. Заголовок дан редакцией.
Священномученик Прокопий (Титов)
архиепископ Одесский и Херсонский
1877–23.11.1937
Изложите ваши политические взгляды», — попросил следователь архиепископа Прокопия, арестованного в сентябре 1934 года.
«Я считаю себя человеком аполитичным, — ответил владыка, — однако я являюсь убежденным последователем Православной Церкви и, как представитель последней, естественно, не могу относиться безразлично к тому, какая власть существует в стране, — преследующая Церковь или, наоборот, покровительствующая Церкви. Совершенно естественно, что к политическому режиму, который покровительствует деятельности Церкви, у меня больше симпатий, чем к политическому режиму, который преследует Церковь или ограничивает свободу ее деятельности... Добиваться свержения советской власти и вести в этом направлении какую-либо политическую работу я не считаю для себя возможным, как для представителя Церкви, к тому же я считаю, что идея неограниченной монархии в настоящее время отжила свое время и наиболее желательным в существующих условиях для меня представляется строй, обеспечивающий отделение Церкви от государства и гарантирующий Церкви свободу и невмешательство государства во внутреннюю жизнь Церкви».
* * *
Священномученик Прокопий родился в 1877 году в семье священника города Кузнецка Томской губернии Симеона Титова и в крещении был наречен Петром. Начальное образование Петр получил в духовном училище, в 1897 году он закончил Томскую духовную семинарию, в 1901 — Казанскую духовную академию. 21 августа 1901 года в Успенском монастыре города Уфы он был пострижен в монашество с именем Прокопий, 23-го — рукоположен в сан иеромонаха и назначен заведующим Томской церковно-учительской мужской школой. Одним из главных элементов религиозно-нравственного воспитания учеников было их участие в богослужениях: они посещали все воскресные и праздничные службы, читали и пели на них. Ученики двух старших классов, изучавшие церковный устав, поочередно посещали службы и в будние дни. В воскресные дни в школе устраивались религиозно-нравственные чтения, в которых принимали участие не только учителя, но и наиболее способные ученики. При церковно-учительской школе была воскресная школа, которой также руководил иеромонах Прокопий.
В 1906 году он был назначен преподавателем Иркутской духовной семинарии. 30 августа 1909 года иеромонах Прокопий был возведен в сан архимандрита и назначен помощником заведующего пастырским училищем в городе Житомире.
Жизнь училища за все шесть лет пребывания в нем архимандрита Прокопия в качестве помощника начальника не знала со стороны учеников каких-либо проступков. Их даже приходилось удерживать от чрезмерного усердия в учении и молитве. Большая заслуга в организации духовной жизни училища принадлежала архимандриту Прокопию. Он был вдохновенным преподавателем и проповедником. Его лекции и проповеди производили неотразимое действие на души слушателей. Преподавание им предметов аскетики, полемического и пастырского богословия было пронизано аскетическим жизнепониманием, восприятием жизни как христианского подвига благочестия, духовной борьбы. Слушатели, не отрываясь, несколько часов подряд, несмотря на усталость, жадно ловили каждое его слово. Современники писали об отце Прокопии, что его отношение к подчиненным и сослуживцам отличалось полной определенностью: непобедимой верностью своим убеждениям и отеческой снисходительностью.
30 августа 1914 года архимандрит Прокопий был хиротонисан во епископа Елисаветградского, викария Херсонско-Одесской епархии. При наречении во епископа он сказал: «Служение епископское поистине есть подвиг и труд. Прошло время спокойствия в нашей церковно-общественной жизни, когда внешние наблюдатели полагали, что епископский сан несет с собою лишь величие положения и всеобщее почитание. Теперь ясно стало всем, что в наше время повсеместной сектантской вакханалии и хлыстовского психоза, поддерживаемого многими общественными кругами, всякому человеку, имеющему хоть малую долю чувства пастырского душепопечения и сострадания к заблуждающимся и погибающим, епископское служение несет многие скорби и непрестанные труды, налагает великий подвиг, требует, чтобы добрый пастырь забыл о себе, о своем покое и удобствах и преимуществах жизни, отдал бы все силы свои на служение Божией Церкви, на защиту ее от нападений вражиих, обуревающих волнами страстей человеческое общество...»
26 января 1918 года он был назначен епископом Николаевским, викарием Херсонско-Одесской епархии. В 1921 году он стал епископом Херсонским и Одесским. Наступило время его активной деятельности как православного архипастыря в условиях гонений на Русскую Православную Церковь, время самоотверженного служения Церкви в условиях заключения и ссылки, опытного погружения в историю Церкви в один из ее лучших периодов — гонений. Чистота и безупречность его нравственной жизни, твердые убеждения, подвижничество — все это создало ему заслуженную репутацию архипастыря высокой духовной жизни.
16 февраля 1923 года епископ Прокопий был арестован и заключен в херсонскую тюрьму. 26 августа он был переведен в тюрьму в Одессе. Популярность епископа Прокопия была столь велика, что православное население Херсона выбрало группу уполномоченных, которые стали настойчиво добиваться его освобождения. Было подано прошение Патриарху Тихону с просьбой ходатайствовать об освобождении епископа Прокопия. Они писали: «Осмеливаемся ходатайствовать перед Вашим Святейшеством о направлении по адресу прилагаемого обращения нашего к советской власти об освобождении нашего дорогого архипастыря епископа Прокопия (Титова) и об оказании возможного содействия с Вашей стороны к наискорейшему возвращению епископа Прокопия к его любящей пастве». Ходатайство Патриарха было подано в ОГПУ.
Епископ Прокопий был приговорен к расстрелу с заменой его на высылку за пределы Украины. 12 января 1925 года он был освобожден и выехал в Москву. В июне 1925 года епископ Прокопий был возведен в сан архиепископа и назначен на Одесскую кафедру.
Осенью 1925 года власти арестовали Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) и вместе с ним десятки выдающихся архиереев, среди них и архиепископа Прокопия. 26 мая 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило его к трем годам заключения, и он был отправлен в Соловецкий концлагерь. В декабре 1928 года без предъявления нового обвинения его приговорили к трем годам ссылки на Урал, и он был сослан сначала в Тюменский округ, а затем в Тобольский. 30 июля 1931 года архиепископа Прокопия снова арестовали. 29 сентября следствие было закончено, и следователь ознакомил архиепископа с обвинительным заключением. Прочитав его, владыка написал: «В порядке дополнения следствия, со своей стороны считаю необходимым заявить следующее. Мне предъявлено обвинение в “систематической антисоветской агитации”, которую будто бы я проводил во время отбывания ссылки в Обдорском районе. Два года ссылки я прожил безвыездно в деревне Новый Киеват (всего пять домов) на одной квартире у местного активиста и советского деятеля <...>, наблюдению которого я и был поручен. Отдельной комнаты я не имел, а помещался за ширмой в комнате хозяев; никуда, ни в какие другие дома без нужды какой-нибудь мелкой не ходил. Если бы я систематически агитировал, то хозяевам моим было бы известно, ввиду условий помещения в таком маленьком поселке. Ежегодно зимой через Киеват проезжали раз до пяти в зиму уполномоченный ГПУ и его помощник...
Каждый раз агенты ГПУ расспрашивали о моей жизни и поведении моих хозяев, и если бы я систематически агитировал во время своей ссылки, то я был бы арестован и привлечен к ответственности много раньше июля сего 31 года. Отдельные же фразы случайных и шутливых разговоров с хозяевами едва ли можно считать агитацией...»
14 декабря 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило архиепископа к трем годам ссылки в Казахстан. По окончании ссылки, 16 сентября 1934 года он был проездом в Камышине и здесь, оказавшись в квартире, где производили аресты, по существу случайно был арестован вместе с хозяевами.
— Что вы можете сказать по существу предъявляемого вам обвинения?
— С момента моего освобождения из ссылки в апреле 1934 года я никаких деяний против власти и никакой агитации не проводил. Виновным себя ни в чем не считаю.
17 марта 1935 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило архиепископа Прокопия к пяти годам ссылки в Каракалпакию, и он был сослан в город Турткуль. Так продолжалась жизнь в течение последних десяти лет — из ссылки в ссылку, из тюрьмы в тюрьму, это было испытание на прочность веры и христианских убеждений, экзамены на длинном пути к Царству Небесному.
В 1937 году началось массовое уничтожение находившихся в ссылках и лагерях исповедников, и 24 августа 1937 года архиепископ Прокопий был арестован.
— Вы обвиняетесь в том, что организовали в городе Турткуле нелегальную молельню, в которой вели контрреволюционную монархическую агитацию. Признаете ли в этом себя виновным? — спросил архиепископа Прокопия следователь.
— Нет, не признаю, так как контрреволюционной агитации я никогда не вел, — прозвучало в ответ.
28 октября тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Архиепископ Прокопий был расстрелян 23 ноября 1937 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский),
ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», www.fond.ru
«Добрая воля» — специальная рубрика журнала «Фома» для тех, кто находится в местах заключения
Протоиерей Константин Кобелев — настоятель храма святителя Николая Мирликийского в Бирюлеве и старший священник храма Покрова Пресвятой Богородицы при Бутырской тюрьме. В 1990-е годы он хорошо знал протоиерея Глеба Каледу — знаменитого ученого и основоположника тюремного служения в Москве после распада Советского Союза. Тогда отец Константин в Бутырку так и не попал — в 1994 году отец Глеб умер, а батюшка долгие годы был в стороне от тюремного служения, хотя рассказы легендарного пастыря вызвали сильное желание увидеть все своими глазами. Ситуация кардинально изменилась в 2003 году: неожиданно отца Константина назначили служить в СИЗО № 3 на Красной Пресне, а затем и в Бутырку. Мы попросили его рассказать о том, что он видел, чему поражался, чему радовался за годы своего служения.
Отправился я как-то утром на службу в Бутырку. Самочувствие неважное, вокруг проблемы, настроение никудышное. Иду и думаю: к моему состоянию только разговоров с заключенными не хватает. Впрочем, сегодня же еще один священник обещал прийти! Хорошо бы он исповедь у них принял, а я спокойно в алтаре помолюсь. Но батюшка тот, увидев меня, говорит: «Отец Константин, вы не хотите поисповедовать?» Ну я всё же старший священник, отказаться неудобно. И вот ко мне подходит узник, осужденный по 105-й статье — убийство. И начинает рассказывать свою историю… Потом следующий: та же статья… И все такие же тяжелые. Но вот служба закончена, можно домой. Иду к проходной и вдруг — нахлынула волна радости, можно даже сказать, ликования. Я опешил — настолько сильное чувство. Начинаю размышлять, что же стало причиной этого контраста: каким я шел сюда и каким возвращаюсь? Получается, все оттого, что я увидел: разговоры с этими людьми не прошли зря. Они пришли потухшими, а ушли светящимися… Этот свет передался и мне.
После этого случая я убежден: тюремное служение — очень сильное средство против священнического выгорания.
Отец Константин общается с узником во время обхода по камерам тюрьмы
Помню, как первый раз оказался в тюрьме — страха не было, я шел вместе со знакомым священником, который меня морально подготовил и рассказал, как все устроено. Но первая служба в тюрьме мне запомнилась навсегда: батюшка пошел исповедовать, а я остался служить в алтаре. Все-таки исповедовать узников — не то же самое, что исповедовать на приходе, и на меня сразу не стали возлагать такую обязанность. Когда я оказался в алтаре один, как раз начали читать часы перед литургией. На них повторяют 40 раз молитву «Господи, помилуй». Служили мы в бывшей камере с зарешеченными окнами. Я стою возле этого окна, смотрю через решетку на волю и слышу эти «Господи, помилуй». Только тут до меня стал доходить смысл этих слов. Я почувствовал себя осужденным, который отчаянно просит о помиловании. Думал: Господи, выйти бы только отсюда! Не могу сказать, кто читал молитву — узник или человек со свободы, но делал он это не спеша и каждое слово проникало в сознание. Так я почувствовал, что такое тюрьма.
Бутырский следственный изолятор № 2 города Москвы — Бутырка.
Здание построено в 1879 году.
Фото Станислава Козловского/Wikimedia Commons/CC BY-SA 3.0
В 2005 году меня назначили старшим священником в Бутырку. Тюремный храм Покрова Божией Матери был закрыт, и большая его часть была отведена под нужды СИЗО. Предстояло много работы, с которой один бы я точно не справился. Тюрьма выделяла рабочих. Важно — работали сами узники. Они с радостью помогали, проявляли инициативу. Даже те, кто изначально были неверующими, приходили помогать и воцерковлялись. Как писал в своей книге отец Глеб Каледа: «Храм — это воля в заключении». Кто ходит на службу, кто не ходит — любого из них попросишь что-нибудь сделать для церкви — сразу соглашаются, идут навстречу. На территории тюрьмы есть свои мастерские: столярные, кузнечные и так далее. Они многое делали для храма.
Бывали даже сюрпризы: на Пасху мне подарили «алтарный комбайн». Я такого больше нигде не видел — это стойка, в которой хранится все, что нужно для службы. Там есть место для свечей, кадила, угля, ладана и всего остального. Все это собрано в единый комплекс. Он до сих пор у меня стоит — всем гостям показываю.
Помню, один из узников попросил меня принести журнал с фотографиями храмов. Я принес. Так он срисовал оттуда купола, вырезал миниатюрные детали из медной фольги и сложил из них верхушки хоругвей. На каждый купол у него уходил месяц.
Конечно, одними силами сидельцев мы не обходились и нанимали профессиональных строителей, которые руководили процессом.
Один из осужденных был у меня алтарником. Можно сказать, старшим по храму. При нем как раз ломали потолки, штукатурили стены. Все ждали момента, когда будем вешать паникадило — целое событие для нас. А у него как раз подошло время писать прошение на УДО (условно-досрочное освобождение. — Ред.), и он отказывается: «Как я могу сейчас выйти, мы же еще паникадило не повесили?!» Так и отсидел «до звонка».
Бутырский храм небольшой, физически не может вместить много людей, поэтому остальные вынуждены ждать своей очереди. В этой ситуации особенно важен колокольный звон. Узники, которые не смогли попасть на службу, слышат колокольный звон и могут помолиться сами. К нам приезжал звонарь из Храма Христа Спасителя Игорь Тулисов, который обучил одного из узников звону. А тот — уже следующего, и так по очереди. Теперь, когда человек собирается выйти на свободу, он ищет себе замену и обучает нового звонаря. Такая вот у нас преемственность.
2 августа 2017 года в тюремном храме прошла первая крещальная Литургия. Узники читают молитву «Символ веры», которая написана на большом щите.
Многие заключенные говорят, что сидят ни за что. Бывают очень необычные случаи: человек совершил одно преступление, а отбывает наказание за другое — то, которое не совершал. Такие люди меня несколько раз спрашивали, как им с этим быть. Причем заставить донести на себя я не могу, да и по закону человек свидетельствовать против себя не обязан. Такому узнику я говорю: «Пусть тебя сейчас и осудили несправедливо, но воспринимай это как расплату за свои прошлые грехи».
Узники, у которых большие сроки, могут просто озвереть — не в том смысле, что они могут кого-то убить. Просто они перестают следить за собой, мыться, выходить на прогулки — опускаются и живут как в берлоге. Фактически сходят с ума. Частая история, когда люди не проживают и семи лет в заключении с таким образом жизни. А вот с верующими людьми совершенно противоположная ситуация: даже в заключении жизнь для них не заканчивается и имеет смысл. Сотрудники сами видят, что узники после воцерковления меняются, у них нет такого количества нарушений, рецидивов, которые обычны для тюрьмы. Они видят результат. Видят, что вера действительно помогает.
Богослужения в тюрьме во многом отличаются от тех, которые свободно совершаются в храме на воле. Например, заключенные лишены ночной Пасхальной или Рождественской службы. У каждого тюремного священника есть основные приходы и ночные службы — естественно, мы служим там. И всё равно, к сожалению, люди часто приезжают только под конец богослужения для освящения куличей и стоят за дверями церкви. А в тюрьме праздничная литургия невозможна, и когда мы приезжаем на следующий день, администрация в состоянии пропустить в храм максимум человек семьдесят. Конечно, это ограничение. И поскольку у человека возможность причаститься появляется один-два раза в год, никто из священников не спрашивает: постился, не постился, читал каноны узник или нет — естественно, мы причащаем. В этом случае аскетическая практика на воле может быть даже строже, чем в тюрьме. Поэтому мы смотрим не на то, съел человек накануне котлету или нет, а на его внутреннее состояние. Иначе в тюрьме нельзя. И этим сильно отличается наша приходская жизнь на свободе от служения за высоким забором.
У заключенных особое отношение к новомученикам — многие из них знают, что эти святые сидели в стенах Бутырки. Когда мы устраиваемк ход в тюрьме, узники торжественно несут иконы новомучеников — таким образом, практически все наши прихожане участвуют в торжественной процессии. Мы часто рассуждаем о новомучениках абстрактно, а для заключенных это люди, которые могли сидеть в той же камере.
На самом деле преступный мир находится не только где-то там за решеткой, но и внутри нашего общества. Это люди, которых запросто можно встретить на улице — не все они сидят в тюрьме. У них есть своя иерархия, правила — так называемые «понятия» — и прочее. Естественно, тюремный священник с этим сталкивается, намного чаще, чем кто-либо другой. Например, стою я как-то недалеко от своего приходского храма, не в Бутырке. Подходит человек и начинает меня подначивать, чуть ли не задираться. Потом вроде бы успокоился, мы разговорились. А когда он узнал, что меня зовут Константин, прямо опешил: «Отец Константин? Так вы тот самый отец Константин из Бутырки?!» — «Да». — «Батюшка, вы бы сразу сказали. Не признал, простите. Я — смотрящий. Вы, если что, обращайтесь!» Смотрящий — человек, который следит за соблюдением правил уголовного мира. Обратите внимание, что к Церкви такие люди относятся уважительно, но при этом очевидно, что в ее жизни они не участвуют.
Даже в криминальной среде люди понимают, что если не будет вообще никаких рамок, ценностей и границ поведения, то наступит хаос, в котором все погибнут. Они это называют «беспредел» — слово, которое, увы, проникло и в нашу речь. И за подобными вещами следят очень жестко. В результате возникают свои собственные «понятия»: нельзя похабно говорить о матери и тому подобные. При этом от священника они не требуют соблюдения каких-то «понятий» и принимают в расчет, что я служитель Церкви.
Когда узник начинает воцерковляться, то возникают определенные противоречия между системой «понятий» и христианским поведением. Например, часть людей из преступной среды принципиально не работает — это символ отказа от сотрудничества с системой, и он считается частью «понятий». Выйдя из тюрьмы, такие люди иногда попадают в Дом трудолюбия «Ной», часть насельников которого — бывшие заключенные, которые решили начать новую жизнь. Для некоторых новичков работа — серьезный порог, через который трудно переступить. Потому что «понятия», которые получил человек в тюрьме, этому противоречат. Здесь очень помогают люди, которые сами прошли через заключение.
В этом Доме трудолюбия есть бывший узник, известный «авторитет» в своей среде. Он говорит новичку: «Пойдем на работу». Тот говорит: «Я не могу» и произносит волшебное слово «западло» — тоже часть их жаргона. А старший на его глазах берет лопату и начинает копать: «А мне — нет». И для того это шок и переворот в сознании. Но благодаря помощи человека, который стал на путь исправления, такие перевороты проходят намного проще. Внутренние законы уголовников — действительно жесткая система.
Отношение в тюрьме к духовным лицам особое: среди самих заключенных — категорическое неприятие тех, кто может кинуться на священника или просто как-то обидеть. При этом люди все равно разные, в том числе бывают очень опасные преступники. Тем не менее лично я страха никогда не испытывал. Иногда мне охрана прямо говорит, что сейчас на исповедь они приведут опасного человека, который неизвестно как может себя повести. Они его приводят, и ты видишь перед собой человека, который стоит на коленях, рыдает и кается. Тогда я прошу у охраны: «Снимите с него наручники, пусть человек хотя бы перекрестится». Страха в этот момент нет.
Краски в тюремном служении яркие, там нет полутонов. Очень сильное впечатление производит тюремная исповедь. На приходе видишь, что часть людей, даже если они пытаются исповедоваться, искренне считают себя безгрешными. В тюрьме такого нет вообще — каждый кается по-настоящему.
Иногда даже волнуются настолько, что забывают, что хотели сказать. Но я понимаю, что человек искренне переживает свой грех и стремится ко Христу. При этом литургия в тюрьме и на воле ничем не различаются: и там и там люди молятся, исповедуются и участвуют в таинствах. Мы стремимся донести до узников красоту нашего служения Богу.
Подготовил Кирилл Баглай
Фото Владимира Ештокина
За что канонизирован император Николай II и его семья?
В 2000 году последний российский император Николай II и его семья были канонизированы Русской Церковью в лике святых страстотерпцев. Их канонизация на Западе — в Русской Православной Церкви Заграницей — произошла еще раньше, в 1981 году. И хотя святые князья в православной традиции не редкость, эта канонизация до сих пор у некоторых вызывает сомнения. Почему в лике святых прославлен последний российский монарх? Говорит ли его жизнь и жизнь его семьи в пользу канонизации, и какие существовали доводы против нее? Почитание Николая II как царя-искупителя — крайность или закономерность?
Об этом говорим с секретарем Синодальной комиссии по канонизации святых, ректором Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиереем Владимиром Воробьевым.
— Отец Владимир, откуда такой термин — царственные страстотерпцы? Почему не просто мученики?
— Когда в 2000 году Синодальная комиссия по канонизации святых обсуждала вопрос о прославлении царской семьи, она пришла к выводу: хотя семья государя Николая II была глубоко верующей, церковной и благочестивой, все ее члены ежедневно совершали свое молитвенное правило, регулярно причащались Святых Христовых Тайн и жили высоконравственной жизнью, во всем соблюдая евангельские заповеди, постоянно совершали дела милосердия, во время войны усердно трудились в госпитале, ухаживая за ранеными солдатами, к лику святых они могут быть причислены прежде всего за свое по-христиански воспринятое страдание и насильственную смерть, причиненную гонителями православной веры с неимоверной жестокостью. Но все же нужно было ясно понять и четко сформулировать, за что именно была убита царская семья. Может быть, это было просто политическое убийство? Тогда их мучениками назвать нельзя. Однако и в народе, и в комиссии было сознание и ощущение святости их подвига. Поскольку в качестве первых святых на Руси были прославлены благоверные князья Борис и Глеб, названные страстотерпцами, и их убийство также не было прямо связано с их верой, то явилась мысль обсуждать прославление семьи государя Николая II в этом же лике.
— Когда мы говорим «царственные страстотерпцы», имеется в виду только семья царя? Пострадавшие от рук революционеров родственники Романовых, алапаевские мученики, к этому лику святых не относятся?
— Нет, не относятся. Само слово «царственные» по своему смыслу может быть отнесено только к семье царя в узком смысле. Родственники ведь не царствовали, даже титуловались они иначе, чем члены семьи государя. Кроме того, великая княгиня Елизавета Федоровна Романова — сестра императрицы Александры — и ее келейница Варвара могут быть названы именно мучениками за веру. Елизавета Федоровна была супругой генерал-губернатора Москвы, великого князя Сергея Александровича Романова, но после его убийства не была причастна к государственной власти. Она посвятила свою жизнь делу православного милосердия и молитве, основала и построила Марфо-Мариинскую обитель, возглавила общину ее сестер. Разделила с нею ее страдание и смерть келейница Варвара, сестра обители. Связь их страдания с верой совершенно очевидна, и они обе были причислены к лику новомучеников — за рубежом в 1981 году, а в России в 1992 году. Впрочем, это теперь подобные нюансы стали важны для нас. В древности не делали различия между мучениками и страстотерпцами.
— Но почему именно семья последнего государя была прославлена, хотя насильственной смертью окончили свою жизнь многие представители дома Романовых?
— Канонизация вообще совершается в наиболее очевидных и назидательных случаях. Не все убитые представители царского рода являют нам образ святости, и большая часть этих убийств совершена была с политической целью или в борьбе за власть. Жертвы не могут считаться пострадавшими за веру. Что касается семьи государя Николая II, то она была так невероятно оболгана и современниками, и советской властью, что необходимо было восстановить истину. Их убийство поражает своей сатанинской ненавистью и жестокостью, оставляет чувство мистического события — расправы зла с богоустановленным порядком жизни православного народа.
— А каковы были критерии канонизации? Какие были доводы «за» и «против»?
— Комиссия по канонизации очень долго работала над этим вопросом, очень педантично проверяла все доводы «за» и «против». В то время было много противников канонизации царя. Кто-то говорил, что этого нельзя делать потому, что государь Николай II был «кровавым», ему в вину вменяли события 9 января 1905 года — расстрел мирной демонстрации рабочих. В комиссии была проведена специальная работа по выяснению обстоятельств Кровавого воскресенья. И в результате исследования архивных материалов оказалось, что государя в это время вообще не было в Петербурге, он никак не был причастен к этому расстрелу и не мог отдать такого приказа — он даже не был в курсе происходящего. Таким образом, этот довод отпал. Подобным образом рассматривались и все остальные аргументы «против», пока не стало очевидно, что весомых контрдоводов нет. Царскую семью канонизировали не просто за то, что они были убиты, но потому, что они приняли муку со смирением, по-христиански, без противления. Они могли бы воспользоваться теми предложениями о бегстве за границу, которые были сделаны им заблаговременно. Но сознательно не захотели этого.
— Почему нельзя назвать их убийство чисто политическим?
— Царская семья олицетворяла идею православного царства, и большевики не просто хотели уничтожить возможных претендентов на царский престол, им был ненавистен этот символ — православный царь. Убивая царскую семью, они уничтожали саму идею, знамя православного государства, которое было главным защитником всего мирового православия. Это становится понятным в контексте византийской интерпретации царской власти как служения «внешнего епископа церкви». А в синодальный период, в изданных в 1832 году «Основных законах Империи» (статьи 43 и 44) говорилось: «Император, яко христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. И в сем смысле император в акте о престолонаследии (от 5 апреля 1797 года) именуется Главой Церкви».
Государь и его семья были готовы пострадать за православную Россию, за веру, они так и понимали свое страдание. Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский писал еще в 1905 году: «Царь у нас праведной и благочестивой жизни, Богом послан Ему тяжелый крест страданий, как Своему избраннику и любимому чаду».
Царский поезд, в котором Николай II подписал отречение от престола
— Как понимать тогда отречение государя от престола?
— Хотя государь и подписал отречение от престола как от обязанностей по управлению государством, но это не означает еще его отречения от царского достоинства. Пока не был поставлен на царство его преемник, в сознании всего народа он по-прежнему оставался царем, и его семья оставалась царской семьей. Они сами так себя осознавали, так же их воспринимали и большевики. Если бы государь в результате отречения потерял царское достоинство и стал бы обычным человеком, то зачем и кому нужно было бы его преследовать и убивать? Когда кончается, например, президентский срок, кто будет преследовать бывшего президента? Царь не добивался престола, не проводил предвыборных кампаний, а был предназначен к этому от рождения. Вся страна молилась о своем царе, и над ним был совершен богослужебный чин помазания святым миром на царство. От этого помазания, которое являло благословение Божие на труднейшее служение православному народу и православию вообще, благочестивый государь Николай II не мог отказаться, не имея преемника, и это прекрасно понимали все.
Государь, передавая власть своему брату, отошел от исполнения своих управленческих обязанностей не из страха, а по требованию своих подчиненных (практически все командующие фронтами генералы и адмиралы) и потому что был человеком смиренным, и сама идея борьбы за власть была ему абсолютно чужда. Он надеялся, что передача престола в пользу брата Михаила (при условии его помазания на царство) успокоит волнение и тем самым пойдет на пользу России. Этот пример отказа от борьбы за власть во имя благополучия своей страны, своего народа является очень назидательным для современного мира.
— Он как-то упоминал об этих своих взглядах в дневниках, письмах?
— Да, но это видно и из самих его поступков. Он мог бы стремиться эмигрировать, уехать в безопасное место, организовать надежную охрану, обезопасить семью. Но он не предпринимал никаких мер, хотел поступать не по своей воле, не по своему разумению, боялся настаивать на своем. В 1906 году, во время Кронштадтского мятежа государь после доклада министра иностранных дел сказал следующее: «Если вы видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею непоколебимую веру в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи — в руках Господа. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей». Уже незадолго до своего страдания государь говорил: «Я не хотел бы уезжать из России. Слишком я ее люблю, я лучше поеду в самый дальний конец Сибири». В конце апреля 1918 года, уже в Екатеринбурге, государь записал: «Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России: я буду этой жертвой — да свершится воля Божия!»
— Многие усматривают в отречении обыкновенную слабость…
— Да, некоторые видят в этом проявление слабости: человек властный, сильный в обычном понимании слова не отрекся бы от престола. Но для императора Николая II сила была в другом: в вере, в смирении, в поиске благодатного пути по воле Божьей. Поэтому он не боролся за власть — да и вряд ли ее можно было удержать. Зато святое смирение, с которым он отрекся от престола и потом принял мученическую кончину, способствует и сейчас обращению всего народа с покаянием к Богу. Все-таки в значительном большинстве наш народ — после семидесяти лет безбожия — считает себя православным. К сожалению, большинство — невоцерковленные люди, но все-таки и не воинствующие безбожники. Великая княжна Ольга писала из заточения в Ипатьевском доме в Екатеринбурге: «Отец просит передать всем тем, кто ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за него — он всех простил и за всех молится, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь». И, может быть, образ смиренного царя-мученика в большей степени подвигнул наш народ к покаянию и к вере, чем мог бы это сделать сильный и властный политик.
— То, как жили, как верили последние Романовы, повлияло на их канонизацию?
— Безусловно. О царской семье написано очень много книг, сохранилось множество материалов, которые указывают на очень высокое духовное устроение самого государя и его семьи — дневники, письма, воспоминания. Их вера засвидетельствована всеми, кто их знал, и многими их поступками. Известно, что государь Николай II построил множество храмов и монастырей, он, государыня и их дети были глубоко верующими людьми, регулярно причащались Святых Христовых Таин. В заключении они постоянно молились и по-христиански готовились к своей мученической участи, а за три дня до смерти охрана разрешила священнику совершить литургию в Ипатьевском доме, за которой все члены царской семьи причастились. Там же великая княжна Татьяна в одной из своих книг подчеркнула строки: «Верующие в Господа Иисуса Христа шли на смерть, как на праздник, становясь перед неизбежной смертью, сохраняли то же самое дивное спокойствие духа, которое не оставляло их ни на минуту. Они шли спокойно навстречу смерти потому, что надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом». А Государь записал: «Я твердо верю, что Господь умилосердится над Россиею и умирит страсти в конце концов. Да будет Его Святая Воля». Также хорошо известно, какое место в их жизни занимали дела милосердия, которые совершались в евангельском духе: сами царские дочери вместе с императрицей ухаживали за ранеными в госпитале во время Первой мировой войны.
— Очень разное отношение к императору Николаю II сегодня: от обвинений в безволии и политической несостоятельности до почитания как царя-искупителя. Можно ли найти золотую середину?
— Я думаю, что самым опасным признаком тяжелого состояния многих наших современников является отсутствие всякого отношения к мученикам, к царской семье, вообще ко всему. К сожалению, многие сейчас пребывают в какой-то духовной спячке и не способны в свое сердце вместить какие-либо серьезные вопросы, искать на них ответы. Крайности, которые Вы назвали, мне кажется, встречаются не во всей массе нашего народа, а только в той, которая еще о чем-то думает, еще чего-то ищет, к чему-то внутренне стремится.
— Что можно ответить на такое заявление: жертва царя была совершенно необходима, и благодаря ей была искуплена Россия?
— Подобные крайности звучат из уст людей, богословски неосведомленных. Поэтому они начинают переформулировать некоторые пункты учения о спасении применительно к царю. Это, конечно, совершенно неправильно, в этом нет логики, последовательности и необходимости.
— Но говорят, что подвиг новомучеников много значил для России…
— Только подвиг новомучеников один и смог противостоять тому разгулу зла, которому подверглась Россия. Во главе этого мученического воинства стояли великие люди: патриарх Тихон, величайшие святители, такие, как митрополит Петр, митрополит Кирилл и, конечно, государь Николай II и его семья. Это такие великие образы! И чем больше будет проходить времени, тем будет понятнее их величие и их значение.
Я думаю, что сейчас, в наше время, мы можем более адекватно оценить то, что произошло в начале ХХ столетия. Знаете, когда бываешь в горах, открывается совершенно удивительная панорама — множество гор, хребтов, вершин. А когда удаляешься от этих гор, то все хребты поменьше уходят за горизонт, но над этим горизонтом остается одна огромная снежная шапка. И понимаешь: вот доминанта!
Так и здесь: проходит время, и мы убеждаемся в том, что эти наши новые святые были действительно исполины, богатыри духа. Я думаю, что и значение подвига царской семьи со временем будет открываться все больше, и будет понятно, какую великую веру и любовь они явили своим страданием.
Кроме того, спустя столетие видно, что никакой самый мощный вождь, никакой Петр I не смог бы своей человеческой волей сдержать то, что происходило тогда в России.
— Почему?
— Потому что причиной революции было состояние всего народа, состояние Церкви — я имею в виду человеческую ее сторону. Мы зачастую склонны идеализировать то время, но на самом деле все было далеко не безоблачно. К сожалению, народ наш причащался лишь раз в год, и это было массовое явление. На всю Россию было несколько десятков епископов, патриаршество было отменено, самостоятельности Церковь не имела. Система церковноприходских школ по всей России — огромная заслуга обер-прокурора Святейшего Синода К. Ф. Победоносцева — была создана только к концу XIX века. Это, безусловно, великое дело, народ стал учиться грамоте именно при Церкви, но произошло это слишком поздно.
Многое можно перечислять. Ясно одно: вера стала во многом обрядовой. О тяжелом состоянии души народной, если можно так сказать, свидетельствовали многие святые того времени — прежде всего, святитель Игнатий (Брянчанинов), святой праведный Иоанн Кронштадтский. Они предвидели, что это приведет к катастрофе.
— Сам царь Николай II и его семья эту катастрофу предчувствовали?
— Конечно, и мы находим об этом свидетельства в их дневниковых записях. Как мог не чувствовать государь Николай II, что происходит в стране, когда прямо у Кремля бомбой, брошенной террористом Каляевым, был убит его дядя, Сергей Александрович Романов? А революция 1905 года, когда бунтом были охвачены даже все семинарии и духовные академии, так что пришлось их временно закрыть? Это ведь говорит о состоянии Церкви и страны. На протяжении нескольких десятков лет перед революцией в обществе происходила систематическая травля: травили в печати веру, царскую семью, совершались покушения террористов на жизнь правителей…
— Вы хотите сказать, что невозможно обвинять исключительно Николая II в свалившихся на страну бедах?
— Да, именно так — ему суждено было родиться и царствовать в это время, он уже не мог просто напряжением воли изменить ситуацию, потому что она шла из глубины народной жизни. И в этих условиях он избрал путь, который был ему наиболее свойственен, — путь страдания. Царь глубоко страдал, душевно страдал еще задолго до революции. Он старался добром и любовью отстоять Россию, делал это последовательно, и эта позиция подвела его к мученичеству.
Подвал дома Ипатьева, Екатеринбург. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года здесь был расстрелян император Николай II вместе с семьей и домочадцами
— Отец Владимир, в советское время, очевидно, канонизация была невозможна по политическим причинам. Но и в наше время для этого потребовалось восемь лет… Почему так долго?
— Вы знаете, после перестройки прошло больше двадцати лет, а пережитки советской эпохи еще очень сильно сказываются. Говорят, что Моисей потому сорок лет со своим народом бродил по пустыне, что нужно было умереть тому поколению, которое жило в Египте и было воспитано в рабстве. Чтоб народ стал свободным, нужно было тому поколению уйти. И тому поколению, которое жило при советской власти, не очень-то легко изменить свой менталитет.
— Из-за определенного страха?
— Не только из-за страха, скорее, из-за штампов, которые насаждались с самого детства, которые владели людьми. Я знал многих представителей старшего поколения — среди них священники и даже один епископ, — которые еще застали государя Николая II при жизни. И я был свидетелем того, что они не понимали: зачем его канонизировать? какой же он святой? Им трудно было примирить образ, который они с детства восприняли, с критериями святости. Этот кошмар, который мы сейчас себе и не можем представить по-настоящему, когда немцами были оккупированы огромные части Российской империи, хотя Первая мировая война обещала закончиться победоносно для России; когда начались страшные гонения, анархия, Гражданская война; когда наступил голод в Поволжье, развернулись репрессии и т. д. — видимо, как-то оказался увязан в молодом восприятии людей того времени со слабостью власти, с тем, что не было настоящего вождя у народа, который мог бы противостать всему этому разгулу зла. И некоторые люди до конца жизни оставались под влиянием этого представления…
И потом, конечно, очень трудно сопоставить в своем сознании, например, святителя Николая Мирликийского, великих подвижников и мучеников первых веков со святыми нашего времени. Я знаю одну старушку, у которой дядю-священника канонизировали как новомученика — он был расстрелян за веру. Когда ей об этом сказали, она удивилась: «Как?! Нет, он, конечно, был очень хороший человек, но какой же он святой?» То есть людей, с которыми мы живем, принять как святых нам не так-то легко, потому что для нас святые — «небожители», люди из другого измерения. А те, кто с нами вместе ест, пьет, разговаривает и переживает — какие они святые? Трудно образ святости приложить к близкому тебе в быту человеку, и это тоже имеет очень большое значение.
Комната великих княжон в Ипатьевском доме
— Отец Владимир, я вижу, у Вас на столе среди прочих лежит книга о Николае II. Каково Ваше личное отношение к нему?
— Я вырос в православной семье и с самого раннего детства знал об этой трагедии. Конечно, всегда относился к царской семье с почитанием. Неоднократно бывал в Екатеринбурге…
Думаю, если отнестись со вниманием, серьезно, то нельзя не почувствовать, не увидеть величие этого подвига и не быть очарованным этими чудными образами — государя, государыни и их детей. Их жизнь была полна трудностей, скорбей, но была прекрасна! В какой строгости воспитывались дети, как они все умели трудиться! Как не любоваться поразительной духовной чистотой великих княжон! Современным молодым людям нужно увидеть жизнь этих царевен, столь они были просты, величественны и прекрасны. За одно только целомудрие можно было их уже канонизировать, за их кротость, скромность, готовность служить, за их любвеобильные сердца и милосердие. Они ведь были очень скромными людьми, непритязательными, никогда не стремились к славе, жили так, как их Бог поставил, в тех условиях, в которые они были поставлены. И во всем отличались удивительной скромностью, послушанием. Никто никогда не слышал, чтобы они проявляли какие-либо страстные черты характера. Наоборот, в них было взращено христианское устроение сердца — мирное, целомудренное. Достаточно даже просто посмотреть фотографии царской семьи, они сами по себе уже являют удивительный внутренний облик — и государя, и государыни, и великих княжон, и царевича Алексея. Дело не только в воспитании, но и в самой их жизни, которая соответствовала их вере, молитве. Они были настоящими православными людьми: как верили, так и жили, как думали, так и поступали. Но есть поговорка: «Конец венчает дело». «В чем застану, в том и сужу», — говорит Священное Писание от лица Бога.
Крест на месте строительства храма Державной иконы Божией Матери, монастырь Царственных страстотерпцев на Ганиной Яме.
Поэтому царская семья канонизирована не за свою жизнь, очень высокую и прекрасную, но прежде всего — за свою еще более прекрасную смерть. За предсмертные страдания, за то, с какой верой, кротостью и послушанием воле Божией они пошли на эти страдания, — в этом их неповторимое величие.
Беседовала Валерия Посашко
«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.
«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви. В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».
Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!