"Мой путь к Богу"

Путь к Православию из разных социальных сфер и по разным причинам.

1. «Я понял: либо Христос, либо я умираю». Беседа с Игорем Капрановым, экс-вокалистом металкор-группы «Amatory».

"Мой путь к Богу" (выход передачи 08.03.2015)

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Гость сегодняшней программы – бывший рок-музыкант Игорь Капранов. Духовные искания через практики «личностного роста» привели его ко Христу. Этот путь не был гладким: первая попытка войти в храм была неудачной. Но Господь привел Игоря на Валаам, где и открылись ему любовь и мир. А еще то, что Благую Весть надо нести людям тем способом, который дан тебе от Бога: сейчас Игорь Капранов поет в православном хоре. О своих поисках Бога, о том, как музыкой славить Господа и может ли быть христианским тяжелый рок, сколько раз стучать в двери храма и что делать, если тебя гонят оттуда, – его рассказ.

Отец Георгий: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии гость из Санкт-Петербурга Игорь Капранов. В прошлом он был известен как солист рок-группы «Amatory»; сейчас поет в православном хоре. Игорь, расскажите об истоке вашего движения к Богу.

Игорь Капранов: Мой путь к Богу начался еще в юности, когда мне было 19 лет. Я почувствовал очень серьезный экзистенциональный кризис.

Отец Георгий: А в чем этот кризис выражался?

Игорь Капранов: Я понял, что так, как жил раньше, стремясь получать удовольствие от жизни, я больше жить не могу. Все мои друзья продолжали «брать от жизни всё» и как-то комфортно себя чувствовали в этом состоянии. Постоянные вечеринки, ночные тусовки, алкоголь – это был их стиль жизни. Многие живут до сих пор так, не задумываясь ни о чем.

Игорь Капранов

    

Я почувствовал глубокую пустоту. Я почувствовал, что нужно что-то большее. И внутренний голос подсказывал, что ответ нужно искать в Церкви. Но мой первый приход в Церковь был неудачным. Я так и не смог пообщаться ни с кем из священников, потому что меня выгнали из храма.

Отец Георгий: А почему?

Игорь Капранов: Видимо, из-за внешнего вида. Татуировки, пирсинг – это нестандартная внешность для православного прихожанина. Так что меня по одежке встретили и по одежке проводили. Я немножко расстроился. И даже обиделся. Я подумал: «Ну, раз не здесь, значит, буду искать где-то в другом месте». А сегодня у нас предостаточно мест, куда можно обратиться, потому что существует огромное число всяких сект и разных оккультных направлений. И я решил сходить на тренинги личностного роста.

Отец Георгий: А что это такое?

Игорь Капранов: Сейчас это очень популярно. Тренинг занимает два-три дня. Тренер-психолог общается с вами на разные темы, вы выясняете с ним, какие у вас цели, чего вы хотите добиться. Есть бизнес-тренеры, которые помогают наладить бизнес, повысить объем продаж, но есть и тренинги личностного роста. Именно на таких вот тренингах подпольным образом проповедуется оккультное мировосприятие. И я столкнулся с этим.

Мой тренер занимался рейки. После долгих многочасовых бесед человек совершенно выжат эмоционально; и я заметил, что, когда тренер подходит на какое-то время к нему, тот немножко становится бодрее. Я спросил у него напрямую, что это такое. Он сразу же мне сообщил, как это называется, как этого можно достичь. Об этой практике очень хорошо пишет отец Серафим (Роуз): диавол обезьянничает. Если, например, у нас в Церкви есть рукоположение, то и эти оккультисты тоже инициируют именно возложением рук. Так я начал потихонечку втягиваться в оккультное мировосприятие.

Группа «Amatory» со своим экс-вокалистом Игорем Капрановым

    

Отец Георгий: В системе рейки?

Игорь Капранов: Да. В системе рейки. Понятие о Боге как личности там отсутствует; есть некий безличностный космос, некоторая энергия, которая никак не определяется; не говорится, откуда она берется. Этот индифферентный космос отвечает на какие-то твои запросы, но ему совершенно не важно, что с тобой происходит. Ты думаешь, что им управляешь и можешь им пользоваться, но на самом деле – и ты в какой-то момент начинаешь понимать это – он тобой пользуется и тобой управляет. Иными словами, потихонечку человек начинает воспитываться именно так, как этого хочет темная сила.

Отец Георгий: Довольно часто люди, находящиеся еще внутри подобных движений, говорят: «Это заявляет человек, который плохо знаком с нашим учением. Он просто слабо разбирается во всем». А вы насколько серьезно познакомились с этим явлением, чтобы свидетельствовать о своем опыте?

Игорь Капранов: Я был мастером рейки, это третья ступень. Следующая – уже тот, кто может сам инициировать. Я достаточно активно это практиковал. В основном на себе. И конечно, эти энергии существуют. Любой человек может их на себе ощутить. Но вопрос в источнике этих энергий. Потому что мы не можем пить из отравленного источника. Зачастую у этих направлений совершенно нет никакого догматического основания. Или оно очень размытое, очень туманное и не дает конкретных ответов.

Отец Георгий: Вы почувствовали, что в рейки нашли то, к чему вел вас внутренний поиск? Или, наоборот, вы поняли, что здесь этого нет?

Игорь Капранов: Вы знаете, было ощущение, что тебе вдруг дается какая-то суперсила и ты становишься необычным человеком. Как в фильмах про супергероев. Ты не такой, как все. Это современному тщеславному человеку очень приятно. Тебе не надо напрягаться, что-то делать. Эти энергии позволяют тебе, скажем, мало спать, не очень много есть. И не надо никаких усилий. Никакой аскезы, никакого труда. Ты всё получаешь очень быстро. Это своего рода «духовный» фаст-фуд. Результат почти мгновенный, можно легко достичь каких-то высоких степеней. И это, конечно, льстило.

Отец Георгий: Были ли эти практики как-то связаны с рок-музыкой, которой вы посвящали значительную часть своего времени?

Игорь Капранов: Это напрямую связано с рок-музыкой. Когда человек занимается каким-то творчеством, он, без сомнения, окрадывается. Потому что не совсем понимает источник творчества. Он думает: «Я хорошо делаю, я хорошо сочиняю, я хорошо играю музыку, я хорошо выступаю». Есть обратная связь сразу же – те поклонники, которые хотят тебя видеть, хотят с тобой пообщаться… И это создает иллюзию, что всё возможно. То есть нет никаких границ, чего нельзя, а что можно. Всё можно!

Валаамский монастырь

    

Отец Георгий: И как же в таком положении вы, вполне успешный музыкант и человек, известный в своей среде, ощутили стимул к тому, чтобы прийти туда, откуда вас когда-то выгнали?

Игорь Капранов: Наверное, сыграла роль и какая-то природная упертость. Потому что я не отчаялся в том, что не вошел в Церковь. Я все-таки решил для себя, что обязательно должен туда пойти еще раз и разобраться до конца, что это такое. Я стал читать Святое Евангелие. И слова, которые я прочел: «Приди и виждь» (Ин. 1: 46), меня задели. Я захотел прийти и увидеть. Да, меня не пустили на порог, ну и что?!

У меня был знакомый, который достаточно давно воцерковился. Он около пяти лет жил на Валааме. Я его встретил и сказал: «Возьми меня с собой». И он ответил: «Поехали». И вот мы поехали на Страстную седмицу на Валаам в один из строгих скитов с афонским уставом. Я совершенно ничего не знал о Православии, это для меня была другая планета. У меня не было представления о том, Кто такой Бог. Да, есть некое космическое, безличное существо. И я приехал с такой дерзкой мыслью: «Я не знаю, что такое Бог, но я точно знаю, чем Он не является». То есть была внутренняя уверенность, что у меня уже всё есть, я уже на какой-то определенной ступени, и тут… Когда я приехал туда, я попал, можно сказать, в первохристианскую общину, где у людей общая трапеза, у них нет личного имущества. И эта община собирается вокруг Евхаристии. Это хорошо описано в книге Деяний.

Приехав, я просто начал ходить на службы.

Отец Георгий: Не тяжело было?

Игорь Капранов: Наоборот! Я еще не мог этого объяснить, но я чувствовал, что в храме мне хорошо. И я хотел понять, что происходит. Почему вот эти люди встают ночью и идут молиться в храм? Это поражало! Ну и, конечно, служба, спокойное пение, сама Литургия производили неизгладимое впечатление. Меня приняли, как будто я их давний друг, и это было для меня одним из решающих моментов: я почувствовал плод Духа. Это мир и любовь, когда люди не препятствуют тебе прийти к Богу, а, наоборот, – способствуют. И скорее не словами, а своим личным примером, своей личной жизнью, своим устремлением ко Христу. И это, конечно, вводит в недоумение. Потому что ты видишь, что люди живут на высоком уровне духовной жизни, при этом никому ничего не хотят доказывать, никому не хотят ничего навязывать. Ты сам начинаешь вопрошать.

Я подошел к игумену и попросился к нему на исповедь. Мы с ним побеседовали, я первый раз в жизни исповедовался. После этого я участвовал в Таинстве Соборования – и начали происходить, так скажем, чудеса.

Отец Георгий: Какие?

Игорь Капранов: Я приехал больным: у меня воспалился фурункул в ухе. Это очень больно. Нельзя ни спать, ни что-то делать… В обычное время я с этим обращался к врачам, приходилось иногда даже оперировать. А тут я всего лишь исповедовался, помазался маслом во имя Господне – и на следующее утро у меня всё прошло. Я проснулся, начал заниматься своими обычными делами и вдруг понял, что у меня ничего не болит. То есть Господь через Таинство начал меня приближать к Себе.

Верхний храм Спасо-Преображенского собора Валаамского монастыря

    

Отец Георгий: А сколько вы тогда пробыли на Валааме?

Игорь Капранов: Страстную седмицу. И за эту Страстную седмицу Господь меня изменил полностью. Я, когда вернулся, был так наполнен радостью, что мне хотелось всех обнять и всех привести в храм и сказать: «Да как же вы не знаете?! Вот здесь, рядом это счастье, эта полнота общения с Богом». И тогда я понял, что никакая свечница, никакой человек не сможет меня отделить от Христа. У меня появилась жажда, как у человека в пустыне, который хочет напиться потоками живой воды. И они в изобилии есть в Церкви. Это и Священное Писание, и Таинства, в которых мы действительно соприкасаемся с благодатью Божией. Это и радость о том, что Бог – наш Отец. Ею хочется поделиться – сначала со своей семьей, а потом со всеми близкими.

Отец Георгий: И как ваши близкие восприняли ваши изменения?

Игорь Капранов: Конечно, они сразу же их увидели. Потому что я был счастлив. Они увидели, насколько я был окрылен и радостен. И не понимали, что происходит. Христос изменил меня. Вначале я это принял сердцем, а впоследствии уже начал постигать разумом. Начал входить в учение Церкви. И, святые, особенно преподобный Силуан Афонский, точнее – его книга, помогли разобраться с тем, что со мной произошло.

Отец Георгий: Готовясь к нашей встрече, я посмотрел в интернете, что писали поклонники вашей группы, когда узнали, что Игорь Капранов резко решил отойти от музыкальной деятельности: они были в большом недоумении. Это в то время произошло или позже?

Игорь Капранов: Это произошло позже. Потому что после встречи со Христом благодать через какое-то время ослабила свое воздействие на меня. А когда нет помощи Божией, мы немощны. И все страсти, которые до этого тебя не беспокоили, накидываются на тебя как разъяренные звери. Я приведу такой пример. Если поезд тормозит, то он не может мгновенно остановиться, он еще будет какое-то время по инерции двигаться. То же самое произошло со мной. Я понял, что уже нужно нажать на тормоз. Я уже на него нажал. Но жизнь и мои старые привычки еще давали о себе знать.

Да, я отказался от своих «духовных» практик рейки, потому что это стало просто бесполезно и неинтересно. Стало очевидно, что этот путь не ведет меня к моему Спасителю, ко Христу. И значит – он не нужен. Потому что Христос есть Путь и Истина. Но страсти, такие увлечения, как наркотики, не оставляли меня. А я в определенный момент своей музыкальной жизни очень сильно подсел на наркотики. Как вы знаете, грех суицидален. И он затягивает. В какой-то момент я дошел до такого дна, что понял: либо Христос, либо я умираю. И я выбрал Христа. Поэтому я в один день оставил всё… Свою группу, свою музыкальную деятельность, причем накануне записи пластинки… – и уехал на Валаам, чтобы в течение года там потрудиться и как-то духовно укрепиться.

Отец Георгий: И что произошло за этот год?

Игорь Капранов: За этот год много чего происходило. Но самое интересное в том, что начинаешь понимать: человек без Бога – никто, и если Господь отпускает руку от человека – он сразу же падает. Появилось ощущение заботы лично о тебе Бога как личности. Появилось общение с Ним. В монастыре я научился молиться. Это очень важно. И, конечно же, у меня появился духовный отец. Он воспитал любовь к Литургии. Потому что именно через Литургию воспринимается жизнь христианина. Как на Литургии читается Священное Писание и потом мы встречаемся со Христом, так и в обычной жизни христианин ждет встречи со Христом. И эти чаяния начали укрепляться. Я начал больше читать слово Божие. И благодаря современным проповедникам, таким как отец Даниил Сысоев, я начал интересоваться догматикой, миссией, отцами Церкви. Это сокровище! А я даже не представлял, насколько оно огромно. Действительно, Православная Церковь хранит в себе колоссальную сокровищницу Духа.

На послушании

    

Отец Георгий: Возможно, кто-то из наших зрителей тоже стоит перед похожими проблемами. Вы могли бы для них рассказать о том, как Господь помог вам избавиться от зависимости?

Игорь Капранов: Это возможно только через покаяние. Через глубокое покаяние. И плач. Тогда приходит благодать и помогает, очищает.

Отец Георгий: Проведя год на Валааме, вы вернулись в Санкт-Петербург?

Игорь Капранов: Да.

Отец Георгий: Я знаю, что на Западе есть рок-музыканты и металлисты, которые говорят, что поют христианский рок или христианский металл. У вас не было желания пойти по этому пути?

Игорь Капранов: Если кто-то это может делать, у него получается и он считает, что он действительно несет свет Христов – дай Бог ему помощи. Но я в себе такого точно не нахожу. И, более того, я считаю, что внутреннее состояние христианина не содействует такому направлению, а ведет от него. Потому что при встрече с Богом, когда человек начинает молиться и жить духовной жизнью, он постепенно успокаивается. И его внутренний ритм больше не соответствует ритму музыки, которую он играет. И тогда пытаться продолжать будет чем-то искусственным. А почему у протестантов получается естественно играть то, что они называют «христианским металлом»? Потому что у них нет благодати Божией. Они не знают Бога. Они знают только те эмоции, которые вызывает музыка. Это ритм, это чувство определенного кайфа от игры музыки. Но если ты в этом ритме, в этом груве поешь о Христе – это еще ничего не значит. Я сказал бы даже так: кто после этих песен придет к Богу? А если он с Ним встретится, он скажет: «Что это было?» «Не всякий, говорящий Мне: “Господи, Господи!”, войдет в Царство Небесное» (Мф. 7: 21).

Мой внутренний ритм стал совершенно другим. То, что было раньше для меня естественно – вот эти звуки падшей природы, – сейчас уже стало абсолютно чуждым. Я не мог в них находить себя. Это можно делать профессионально, но это не происходит от души, по-настоящему. А зачем лгать?

Венчание Капрановых

    

Отец Георгий: А как складывались отношения с вашими друзьями по группе? Они поняли ваш выбор? Не обиделись ли на то, что вы их оставили так внезапно?

Игорь Капранов: Я думаю, что обиделись, конечно. Об уходе я не жалею. И думаю, что ребята тоже об этом не жалеют. Потому что их деятельность успешно продолжает развиваться. Думаю, что они меня не поняли. И это нормально.

Отец Георгий: А как произошел переход именно к церковному пению? Вы ведь, как я знаю, и византийским пением занимаетесь.

Игорь Капранов: Если мы идем по следам отцов Церкви, то приходим к определенной традиции. В России это было знаменное пение. Мы восприняли именно певческую традицию Византии, и она приобрела здесь свой колорит. Это древнее церковное пение, через которое можно ощутить присутствие Бога во время богослужения. Очень важно, чтобы пение способствовало молитве.

Отец Георгий: Многое зависит от того, молится ли поющий сам, от его отношения к пению.

Игорь Капранов: Да, конечно. Люди, поющие в нашем хоре, совершенно разных возрастов. От студентов 20 лет до профессиональных врачей лет 50. Они приходят не ради денег, а именно ради того, чтобы петь. И это счастливые, полноценные люди.

Отец Георгий: То, что вы пели раньше, и то, что вы поете сейчас, очень сильно отличается.

Игорь Капранов: Да, отличается, конечно, но есть и созвучные моменты. Например, в том, что церковное пение, особенно знаменное, поется в речевой позиции. Голос никак не искажается, то есть человек поет так, как он говорит. Своим естественным голосом.

Братский хор Валаамского монастыря. Фото: valaam.ru

    

Мое знакомство с церковным пением произошло на Валааме совершенно естественным образом. У них очень хорошая традиция: вначале человека просто ставят рядом, и он внимательно слушает, а потом потихонечку на какие-то определенные песнопения его начинают включать в хор. И таким образом он вливается в традицию. Кстати говоря, на Валааме книги с нотами появились только в прошлом веке. А раньше это было исключительно традицией, передаваемой из уст в уста. И византийская традиция, кстати, очень хорошо показывает смысл Предания. Когда то, что написано на листе, – это далеко не полнота. Потому что, когда протопсалт поет по листу, мы видим, сколько украшений он делает. А ноты – всего лишь костяк. То же самое и с церковным Преданием. Когда мы читаем, мы понимаем, что за этим есть еще что-то, то, что касается жизни и духа.

Отец Георгий: Вы упомянули то желание поделиться вестью о Христе, которое вас тогда переполняло. И как, это желание не угасло? Нашло ли оно какое-то воплощение позднее?

Игорь Капранов: Мне кажется, природа Церкви сама по себе миссионерская. Что такое Евангелие? Это Благая Весть. И это Благая Весть о том, что мы примирились с Богом через Иисуса Христа. Это естественно – распространять ее, тем более что если человек читает Священное Писание, он просто не может не замечать постоянных призывов Христа идти и проповедовать слово Божие. Конечно, это находит выражение в общении с близкими, и в интернете, и на различных миссионерских акциях, когда приглашают. И когда мы встречаемся с живыми людьми, то происходят действительно чудеса. Господь и слова дает. И думаешь: «Как они так подбираются?» Очень многие люди благодарят и говорят: «Где вы были раньше?» Потому что у людей есть жажда. И эту жажду, конечно, нужно удовлетворять. Мы всего лишь указатели, которые показывают: «Вот там». А люди должны идти сами.

Наше стремление рассказать о Благой Вести – это свидетельство о том, что Христос пришел в мир спасти всех людей. Он распростер руки Свои на кресте для того, чтобы обнять каждого кающегося грешника. Если кто-то сомневается – он может просто посмотреть на крест и понять, что его ждут с распростертыми объятиями.

Отец Георгий: Вы упомянули про чудеса. Могли бы вы сейчас рассказать о чудесах, которые случались с вами или с вашими знакомыми?

Игорь Капранов: Да, конечно. Я думаю, что так или иначе каждый христианин чувствует это в своей жизни. Но особенно это проявляется, когда человек ездит, например, по святым местам. Вот я был на Валааме, и там главная святыня – это не только мощи преподобных Сергия и Германа, но именно братство людей, которые во имя Христово оставили всё. Это на самом деле чудо. Также сама Евхаристия, Литургия – это высшее чудо, которое может быть в нашем мире. Через это люди встречаются со Христом и начинают возрастать.

У меня был такой пример интересный: я собирался поехать на Афон, но при этом у меня были какие-то проблемы, мне нужно было укрепление. И на Рождество 2011 года я захожу к себе в комнату, смотрю – а у меня икона Богородицы мироточит. И это повергло меня в такой шок, что я позвал свою сестру для того, чтобы она засвидетельствовала, что это мне не кажется. И действительно, это было так. Это один из примеров. Но, я думаю, самый большой пример участия Господа в жизни – это то, как я встретился со своей супругой. Потому что мы нашли друг друга на сайте православных знакомств и буквально через три месяца поженились. И это действительно чудо.

Игорь Капранов с супругой и ребенком

    

Отец Георгий: Я думаю, что некоторым нашим зрителям интересно было бы узнать, как вы сейчас оцениваете ваше прошлое творчество. Есть представление о том, что тяжелая музыка – это сплошной сатанизм. Есть представление, что это направление современной музыки не хуже всех прочих. Каково ваше мнение?

Игорь Капранов: Вы знаете, я об этом не думаю. Потому что это настолько выпало из моей жизни, из моих интересов… Но ко мне часто обращаются ребята, которые занимаются рок-музыкой, и я думаю, что для человека творческого, возможно, эта музыка станет той ступенькой к небу, которая потом его поведет дальше. То есть говорить, что всё это сатанизм, – нельзя. Другое дело, что вокруг этой музыки определенные энергии и культ «секс, наркотики, рок-н-ролл». И если музыкант, живя в этом культе, не подвергается этим влияниям, – очень хорошо. Но я таких практически не знаю. Зачастую эта музыка так или иначе способствует разрушению личности. Постепенно. Потому что думают: это круто. Круто быть рок-музыкантом, круто быть наркоманом, круто быть с ощущением «я – звезда». Это часть той жизни. Но в определенный момент это становится тем дном, от которого, может быть, человек оттолкнется и все-таки придет к свету познания Божия.

Отец Георгий: Спасибо за ваш рассказ. А я вспомнил собственную историю прихода к Богу. У меня тоже был эпизод, сходный с тем, что случился с вами. Я стал ходить в храм еще в отрочестве. Однажды пришел с двоюродным братом, и бабушка, из тех, что трудилась в храме, почему-то сказала нам резко: «Ну-ка уходите отсюда, здесь вам не место!» Мы, конечно, ушли. Было очень обидно, но, знаете, у меня было ощущение, что эта церковь – она моя настолько же, насколько и этой бабушки. Мы не стали спорить с той старушкой, не стали огрызаться, и сделали то, что она нам сказала, но через неделю я снова пришел в этот храм – и уже больше никто меня оттуда не просил уйти. Я, конечно, ни в коем случае не хочу оправдать чью-то грубость, потому что это в любом случае неправильно, но думаю, такие ситуации посылаются нам не случайно.

Игорь Капранов: Абсолютно верно.

Отец Георгий: Может быть, и в вашем случае это имело какой-то смысл для того, чтобы вы могли войти в храм уже тогда, когда созрели для этого шага, когда могли его сделать более серьезно.

Игорь Капранов: Я в этом не сомневаюсь. Вы абсолютно верно заметили, что тем людям, которые беспокоятся, что их кто-то неприветливо встретит в храме, нужно иметь упорство и ощущение того, что этот храм точно так же для них, как и для тех, кто давно сюда ходит. Кстати, я помню, как однажды в передаче митрополит Иларион (Алфеев) публично попросил прощения за всех вот этих бабушек, которые кого-то когда-нибудь оскорбили. И этот его поступок действительно искренний. И я тогда почувствовал, что он сам сопереживает обиженным людям. Это очень важно, когда мы не закрываем глаза на проблемы, но называем их своими именами и пытаемся их решить в рамках Христовых заповедей.

Отец Георгий: Дай Бог, чтобы все наши телезрители, которые стоят сейчас на пути к Богу, нашли также в себе силы пройти этот путь до конца. Спасибо большое за внимание, храни вас Господь.

С Игорем Капрановым беседовал священник Георгий Максимов

2. «Чем ближе я к Богу, тем дальше от зависимости». Беседа с бывшим наркозависимым Кириллом Ахмедовым.

"Мой путь к Богу" (выход передачи 14.06.2015)

Кирилл Ахмедов

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Сегодняшнего гостя программы Кирилла Ахмедова Господь вывел из мрачной бездны наркозависимости. Этот путь не был простым и гладким, как никогда не может быть простой и легкой борьба с грехом: чтобы избавиться от пристрастия к наркотикам, Кириллу не раз пришлось проходить реабилитацию, первая из которых была у неопятидесятников. Сегодня Кирилл сам помогает страждущим от наркозависимости, работая в православном реабилитационном центре «Неугасимая Надежда». О своем опыте реабилитации, о пути к Богу – а без обращения к Нему и Его помощи все попытки уйти от наркопорабощения обречены на неудачу, – о том, на каких принципах и как строится деятельность центра «Неугасимая Надежда», – его рассказ.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня наш гость – человек, который на своем опыте прошел через очень непростое испытание: наркозависимость и ее преодоление. Конечно, сама тема наркозависимости – очень пугающая для многих людей. Если они вдруг узнают, что их близкий человек оказался наркоманом, то для них рушится мир и они испытывают чувство беспомощности, не знают, что делать, как помочь. Поэтому, думаю, сегодняшняя наша встреча с Кириллом Вячеславовичем для таких людей будет особенно важна. Потому что это свидетельство человека, который смог найти путь к преодолению зависимости.

Кирилл Вячеславович, давайте начнем с самого начала. Как случилось, что вы познакомились с миром наркотиков, и как у вас образовалась эта зависимость?

Кирилл Ахмедов: Если говорить о предпосылках становления моей зависимости, то тут, пожалуй, стоит сказать о духовном вакууме. Потому что эта пустота во мне присутствовала изначально, и я ее пытался забивать всяческими «ценностями». И эти «ценности» формировали мои стремления к плохим компаниям, ну и к наркотикам как к атрибутам этого образа жизни, как к атрибутам этих микросоциальных сред, в которых, как мне тогда казалось, будет комфортно. Думалось: там я смогу реализоваться как личность, укрепиться как человек.

Отец Георгий: Стать своим. Найти свое место.

Кирилл Ахмедов: Да. И этот духовный вакуум заполнили в итоге наркотики. И на алтарь служения этому я бросал все свои инстинкты самосохранения, все свои жизненные силы, отношения с родными, с дорогими мне людьми. Пока не остался совсем один.

Отец Георгий: А собственно привыкание, формирование зависимости действительно быстро происходит?

Кирилл Ахмедов: Сама зависимость настигает человека мгновенно. Но человек, употребляя наркотики, долгое время пребывает в иллюзии, что у него всё хорошо. Так же и я семь лет употреблял героин и думал, что у меня в принципе всё хорошо, я смогу остановиться, когда захочу. Но это если говорить о тяжелых наркотиках. До этого были наркотики легкие, такие как анаша. Этому, может быть, способствовало и то, что родители много времени проводили на работе, ковали мое светлое будущее, чтобы мне было комфортно, а в итоге я был предоставлен себе и постоянно болтался на улице. Там, в той среде, мне и предложили попробовать. Конечно, понравилось. И всё потихонечку, помаленечку затянулось до 25 лет.

Отец Георгий: Насколько я понимаю, в то время вы были далеки от веры?

Кирилл Ахмедов: Да. Процесс моих отношений с Богом – это тернистый путь, полный моего непонимания, непускания Бога в мою жизнь, потому что я дорожил своей свободой, такой, как я ее видел. Дорожил своим счастьем и инструментами для достижения этого счастья – такими, как я их видел. И не хотелось мне пускать Его в свою жизнь. Хотя я всегда знал, что Он присутствует. Это еще бабушка в свое время привнесла, она немножко меня воцерковила. Но, хотя семена были посажены, взойти им удалось только через такой скорбный путь, спустя десятилетия. Крестили меня в 14 лет, просто как дань традиции. Полное понимание того, что Господь нужен в моей жизни, пришло ко мне лишь когда я уже почувствовал дно.

Отец Георгий: Вы упомянули, что долгое время думали, будто сможете прекратить употреблять наркотики в любой момент. Когда наступило понимание, что вы уже не владеете своей жизнью и уже не можете прекратить это? Тогда ли началась ваша борьба с зависимостью или позже? Было ли это по вашей инициативе или по инициативе родственников?

Кирилл Ахмедов: Знаете, первая моя реабилитация от наркотиков была в 18 лет, ее инициировали родители. Я думал, у меня всё хорошо, я справлюсь. Я не понимал в принципе, зачем меня туда везут. И не понимал свою болезнь, глубину своей проблемы. Думал, что самостоятельно я справиться могу, еще сил хватит, молодой, здоровый, еще не всё потеряно, так что надо спешить жить, а не проводить время в реабилитационном центре. Но меня привезли в центр. Этот центр был организован сектой неопятидесятников. Выбирали родители, а они от веры были далеки. У нас вообще первая икона в семье появилась, когда мать увидела проколы у меня на руках. И это на самом деле очень символично, потому что, я думаю, когда человек уже понимает, что все силы, которые есть на земле, не могут ему помочь, – он обращается к Богу. Это помогло моим родителям. Сейчас они понемногу воцерковляются.

Итак, я попал в сектантский реабилитационный центр и пробыл там некоторое время. Но так как я не понимал глубины своей болезни, у меня всё, что там говорили, вызывало отторжение. Я не сказал бы, что у меня там произошла встреча с Христом или что я познал там какой-то духовный мир, – всё прошло мимо. Я просто выполнял те правила, которые там были заведены. В итоге, когда я вышел, снова начал употреблять наркоту. Потому что я ничего оттуда не вынес. Это просто было время, которое прошло без наркотиков. Но были на самом деле и другие причины, почему еще у меня отторжение было… Мне бабушка говорила, что надо молиться на иконы, давала мне молитву «Отче наш». Я еще расскажу про эту молитву, она в свое время очень помогла мне. А там – наигранные улыбки, песни под гитару – «прославление Бога», как они это называют. К моей ментальности это не подходило. Может быть, еще и поэтому всё прошло мимо. В итоге был еще один срыв. Я жил уже в Томске. Сам я из Кемерово, но меня родители отправили в Томск – подальше от друзей, подальше от круга знакомых, от того образа жизни. Чтобы начать жить, так сказать, с нового листа.

Отец Георгий: Это кажется логичным решением.

Протоиерей Дионисий Пучнин

Кирилл Ахмедов: Да, но в голове-то ничего не менялось. Всё равно я с зависимостью не боролся и с Богом не встретился. Ничего, что могло бы меня оставить в трезвости, у меня не было. Сейчас я понимаю, что это был закономерный процесс – то, что я сорвался, начал опять употреблять наркотики. И следующая моя реабилитация была уже в православном центре у отца Дионисия Пучнина.

Отец Георгий: Туда вы уже самостоятельно обратились или…?

Кирилл Ахмедов: Скажем так: пятьдесят процентов – воля родителей, пятьдесят – моя. Я уже понимал, что сам справиться не могу. И родители тоже способствовали моему приезду в центр. И очень символично: когда я приехал в центр, читался канон Андрея Критского. Мы зашли в храм, все стоят на коленях. А мне моя гордость не давала встать на колени. И я еще думал: «Хоть бы отец не встал на колени сейчас, а то окажусь как белая ворона». И тут отец встает на колени – и мне пришлось тоже встать. И это был некий момент подавления моей гордыни, скажем так. Моего смирения перед Христом. Может быть, это было внешне. Но, тем не менее, я это запомнил.

У отца Дионисия я участвовал в таинствах. Пробыл у него полгода. И у меня наладился определенный ритм духовной жизни. Я думал, мне этого будет достаточно, чтобы я вышел в социум. Но, тем не менее, знаете, я тоже просто играл по правилам, которые там были. В душу это не проникало.

Отец Георгий: Оставалось только внешним?

Кирилл Ахмедов: Я думал, что, выполняя обряды, выполняя определенные законы, запущу какой-то механизм, и у меня всё обязательно получится. Но Христа не было внутри. И когда я вышел, то опять начал употреблять наркотики. Я очень сильно разозлился тогда на Бога. «Как же так?! Я же всё делаю так, как Ты говоришь. Почему опять?» Я не задумывался о том, что я мог не дожить до второй реабилитации, до первой мог не дожить. Что Он меня сохраняет для чего-то. И на самом деле на моем пути к Богу было очень много таких знаковых моментов. У меня было несколько передозировок, когда я находился вообще один и сам приходил в себя. Такое редко бывает. А у меня почему-то было. И я думал: «Почему, Господи?» Я уже задавал вопрос все-таки Господу… Я уже не думал по-мирски. Я думал: «Господи, почему Ты оставляешь меня? Вроде я и зла много приношу. Для чего? Какая моя миссия на этом свете?» Потому что очень много молодых парней начинают употреблять и сразу умирают. Очень много друзей я похоронил за это время. И вот я думал: «Зачем же все-таки Ты, Господи, хранишь меня?»

Вышел от отца Дионисия и перестал участвовать в Таинствах, сразу же. Потому что это всё было напускное. Это была жизнь по правилам. И в итоге было очень сильное падение. С отцом, с матерью поругался окончательно. Отец уже перестал в меня верить. И даже были такие слова: «Если ты умрешь, мы один раз поплачем, но больше скорбеть особо не будем. А так – мы каждый день видим, как ты погибаешь, и нам очень тяжело от этого». И я благодарен ему за эти слова. Я благодарен ему за его жесткие меры ко мне. Когда он закрывал двери передо мной. Потому что я действительно остался один на один со своей проблемой. И когда отвернулись все, я понял, что в этом мире мне уже помочь не может никто.

И я уже знал, где спасение. Я обратился в еще один центр. Искал православный. Потому что все-таки отношения с Христом уже зародились. Они уже были, семена были посеяны. И в этот центр я уже пришел со всей ответственностью. Я думал: «Нужно прорабатывать все сферы, которые поражены зависимостью, – и социальную, и биологическую, и психологическую». Но больше всего времени нужно уделить своему приближению к Богу, потому что чем ближе я к Богу, тем дальше я от лукавого. Тем дальше я от зависимости.

Мефодий, епископ Каменский и Алапаевский

Отец Георгий: Получилось?

Кирилл Ахмедов: Да, в этом центре получилось. Я прошел год реабилитации. И когда мне сказали: «Ты можешь уже идти в социум», я подумал: «Все-таки мало». Я понимал, что вот эта встреча со Христом, которая у меня состоялась, удержит меня в трезвости, но всё равно мне хотелось большего. Все-таки я познал немного Его благодать, и мне захотелось воцерковиться больше. И я поехал на Свято-Георгиевский приход в Ивановскую область, там реабилитацией занимаются монахи. Игумен Мефодий, сейчас он епископ, и игумен Силуан – вот люди, которые помогли мне изменить взгляд на свободу, на счастье. Я раньше думал, что свобода – это когда человек делает то, что хочет. Но это привело меня…

Отец Георгий: … к несвободе. Как раз зависимость – это предельная несвобода.

Кирилл Ахмедов: Да, действительно, наркотик стал моим хозяином. Я думал, что я свободен, а получилось совсем иначе. И вот эти последствия греха, последствия болезни я ощутил на себе. Я понял в какой-то момент, что есть только два пути – путь спасительный и путь в погибель. Третьего не дано. А я всегда искал третий путь, искал, как бы спастись без Бога. Но последняя моя реабилитация, опыт жизни в монастыре показал мне, как пространен путь с Богом. Лишь сначала он кажется узким. Но потом открывается очень много моментов, которые радуют, которые помогают человеку быть счастливым и созидать окружающую действительность.

Отец Георгий: И дают свободу от греха, от любой зависимости. Вы упомянули, что молитва «Отче наш» как-то особенно помогла вам.

Кирилл Ахмедов: Да, конечно. Мне бабушка ее как-то написала, она у меня была на листочке, я его всегда с собой носил – не знаю почему. И в трудных жизненных обстоятельствах я читал эту молитву. Разворачивал и читал. И даже заучил ее. И был такой случай. Я жил в Томске, употреблял наркотики и вел греховный образ жизни. Потому что, чтобы употреблять наркотики, нужно на них зарабатывать. Ну, а зарабатывали, как правило, путем криминальным. И очень много кому мы с приятелем – с соупотребителем – перешли дорогу. И вот однажды нас подрезали две машины. В них сидели молодые ребята, которые сказали: «Езжайте за нами». Я очень перепугался в тот момент. У меня даже руки затряслись, потому что я понимал, что скорее всего нас везут убивать, потому что, учитывая наши проступки и кому мы могли перейти дорогу, нас могли запросто убить. Я понял, что в этом мире, в этой действительности мне сейчас помочь уже никто не сможет. Ничего такого не сможет произойти, чтобы сценарий как-то пошел по-другому. Они забрали одного парня из нашей машины. А я начал молиться. Я знал только «Отче наш». Я начал быстро читать, постоянно. Думаю: «Пока что-то не произойдет, буду читать». И вдруг время остановилось. Я почувствовал безопасность, какую-то тишину. Чем всё должно было кончиться по начавшемуся сценарию? Нас завезут в какие-нибудь гаражи или в лес и убьют. А в итоге парень, которого вызывали, вернулся в машину, засмеялся и сказал: «Представляешь, они просто обознались». Я тогда понял, что нарушить тот сценарий мог только Господь Бог. Ничто не могло сделать иначе. И очень много таких чудес было.

И то, как я попал на мое теперешнее место работы – в реабилитационный центр «Неугасимая Надежда», то, как мы познакомились с его руководителем, – это тоже чудо. И я верю в эти чудеса, верю, что их Господь посылает. И слава Богу, что я научился благодарить Его за это.

Отец Георгий: Вы стали работать в реабилитационном центре. А как вы пришли к этому решению? То, как вы описываете свое освобождение, хорошо понятно христианам. Еще блаженный Августин говорил: «Сердце человеческое создано для Тебя, и не успокоится оно, пока не заполнится Тобою». Действительно, многие люди, пока живут по своим хотениям, чувствуют внутреннюю пустоту и думают заполнить ее чем-то другим. И не обязательно наркотиками. Кто-то, допустим, шопингом занимается – это тоже страсть. У кого-то алкоголизм, у кого-то блудные страсти, у кого-то страсть к власти. И вот люди пытаются эту пустоту сердечную заполнить. И пока не произойдет их встреча с Живым Богом, пока не начнется их жизнь во Христе, так и остается их сердце незаполненным и неуспокоенным. Но вот вы нашли, и ваша жизнь изменилась, вы получили то, о чем даже не могли мечтать. Почему бы не остаться с этим самому, не жить своей жизнью? Что подвигло вас к тому, чтобы принять участие в работе с теми, кто еще только на пути к выздоровлению?

Кирилл Ахмедов: Знаете, пройдя не одну реабилитацию, я понял, что очень многие люди не находят выход из этой проблемы. Даже будучи на реабилитации, они не понимают, что главное. И вроде они проходят реабилитацию, а потом выходят и начинают употреблять наркотики снова. И я так же мучился. А кто им лучше объяснит, как не тот человек, который на своем опыте это всё прожил? Опыт в реабилитационной деятельности – это немаловажный аспект, потому что ребята доверяют нам. Они знают: то, что я говорю, – я это не в книжках прочитал. Я это прожил всё, прочувствовал. И поэтому я их могу понять – понять, что они чувствуют, понять, какие ценности нужны в жизни, рассказать о том, какие ценности мне помогают, как я преодолеваю те или иные ситуации, – это очень важно, потому что личный опыт, личный пример – это путь к успеху, к действительно хорошей ремиссии.

А то, о чем вы говорите: блудные страсти, стремление к богатству – это… Знаете, если человек Бога в свое сердце не пускает, даже на реабилитации, а думает: мне нужно хорошо состояться в этой жизни… Я это называю «нересурсная цель». Потому что, допустим, человек хочет дорогую машину, выходит из реабилитации – и всё делает для того, чтобы эту машину купить, или получить хорошую работу, или жену-красавицу. А когда он этого достигает – у него больше ничего не остается в этой жизни. А путь к Иисусу Христу – это постоянный путь самосовершенствования, это та ценность, которая будет с человеком всю жизнь, несмотря ни на какие невзгоды. Если он даже останется один, то всё равно Господь будет оберегать его. И если человек это понимает, то он обречен быть счастливым.

Отец Георгий: Вы упоминали, что были в протестантском неопятидесятническом центре. Я знаю, что у них была программа по реабилитации наркоманов, правда, действует ли она до настоящего времени и есть ли эти центры сейчас, мне неизвестно. Но по крайней мере в какое-то время они нашумели этой программой. Не могли бы вы сравнить ее с православной реабилитацией в вашем центре и в других православных центрах? В чем отличие?

Кирилл Ахмедов: Знаете, мое наблюдение такое: у неопятидесятников больше все-таки готовят миссионеров, чтобы человек мог давить словом и думал, что у него на всё есть место из Писания. Естественно, всё заточено под то, как это выгодно протестантам. Все-таки в православных центрах реабилитации главный реабилитолог – это Господь Бог. А мы просто соработники, мы просто показываем путь. Кстати, Православной Церковью разработана очень хорошая программа церковной реабилитации и социальной адаптации наркозависимых. Ее автор – владыка Мефодий. И она очень многим помогает спастись. Не только спастись от зависимости, но и прийти к Богу и улучшить свой нравственный образ, увеличить качество жизни, приобрести новые ценности, стать намного лучше. Программа не сухая – и это очень важно. Такой программы в сектах я не видел.

Отец Георгий: В том центре, где вы сейчас трудитесь, насколько много из числа поступивших достигают освобождения от зависимости? Понятно, что мы говорим о личностях и каждый путь индивидуален. Но все-таки насколько люди действительно достигают того, для чего они пришли?

Кирилл Ахмедов: Если человек выполняет все наши рекомендации – он остается трезвым. Но все-таки, знаете, главное иное: как бы он ни знал программу, как бы он ни прорабатывал свою болезнь, сколько бы он часов ни общался с психологом, как бы ему концепцию заболевания ни осветил нарколог, всё это социум, когда человек в него выходит, очень быстро убирает. Если человек не пускает в сердце Христа, не закаляет этот внутренний стержень, который даст ему устоять в бушующем социуме, то человек опять может вернуться к употреблению наркотиков. Все-таки мы стремимся к тому, чтобы человек обрел Бога. Потому что если он Его обретет, то и ему хорошо, и его дому. Конечно, есть и такие люди, которые хотят пройти реабилитацию и забыть всё: и болезнь, и все последствия греховные – всё это забыть вместе с реабилитацией, вычеркнуть и начать жизнь с нового листа. Но это неправильно. Всё равно человек должен быть благодарен Тому, Кто его спас. Я думаю, это правильно и справедливо. Потому что мало того, что Он тебя просто спас, – Он тебя и сохранит в дальнейшем. И мало того, что Он тебя сохранит, – Он даст тебе новый уровень жизни.

Отец Георгий: Новый смысл.

Кирилл Ахмедов: Да, поэтому мы стараемся все-таки, чтобы наши ребята участвовали в Таинствах. Тут как раз немаловажную роль играет личный опыт, потому что те ребята, которые у нас побольше побыли на реабилитации, начинают пользоваться каким-то авторитетом, и новички к ним прислушиваются. И когда им старшие говорят: «Попробуй, сходи исповедайся, причастись. Мы попробовали – нам помогло. Может, и тебе поможет», они думают: «Да, надо так сделать». Не осознавая всей глубины Таинства Евхаристии, они пробуют, потому что им советуют. И действительно, очень много людей потом вырабатывают в себе определенный ритм духовной жизни. И это помогает им восстанавливаться. Приходят к нам действительно разрушенные. Но если человек занимается собой, занимается своим выздоровлением и созиданием благоприятной атмосферы для своего спасения и для спасения братьев, то успех предрешен.

Отец Георгий: Думаю, у зрителей возникнет вопрос: означает ли это, что в православные центры принимают только людей, которые называют себя православными? Или если человек, который пока еще далек от веры, но хочет исправляться и готов соблюдать правила центра, попросится туда, то он тоже может быть принят?

Кирилл Ахмедов: На самом деле когда человек к нам приходит – он приходит избавиться от наркотиков. Он о Боге даже не знает. Он прочитал: «Православный центр» – ну, хорошо, что православный. Но его главная задача, как он думает, – это просто избавление от зависимости. «Просто, чтобы я не употреблял и мне было хорошо». А в дальнейшем мы ему уже объясняем: чтобы ты жил счастливой нормальной жизнью, тебе для этого нужно в жизнь впустить Бога. А чтобы впустить Бога – нужно покаяние, которое и изменит твой образ мыслей. Нужен какой-то личный подвиг, нужна нравственная составляющая. И посредством всего этого человек меняется. А на начальных этапах, как правило, мотивация такая: просто не умереть от наркотиков. Поэтому наша программа разбита на несколько этапов. Первый называется «Прийти в себя» – когда человек смотрит на себя, оценивает себя, какой он по-настоящему, потому что многие качества характера привнесены в его жизнь греховным образом жизни, то есть активной наркотизацией: он становится раздражительным, у него возникают такие стереотипы поведения, как манипуляция, обман. Это всё ему нужно потихоньку убрать, встретиться с собой, посмотреть, какой он на самом деле.

А второй этап этой программы – «Прийти к Богу», когда человек уже начинает выстраивать отношения с Богом, начинает участвовать в церковной жизни. У нас много ребят впереди идущих, которые служат пономарями в храме, чтецами, всячески помогают. На все великие, двунадесятые праздники мы стараемся ребят в храм привести, потому что они должны познать то, что их в итоге сделает счастливыми, независимыми от наркотиков.

Отец Георгий: В вашем опыте мне кажется очень ценным то, что вы достигли успеха не с первого раза. Потому что некоторые люди, и не только те, которые борются с наркозависимостью, но и с алкогольной зависимостью, испытав опыт неудачи, опускают руки. Ваш пример показывает, что если один или даже два раза не удалась реабилитация – это не значит, что она не удастся, если продолжить борьбу. Наверное, вы знаете и другие примеры, когда люди, даже если после первого курса реабилитации у них произошел срыв, потом, снова встав и начав бороться, все-таки, с Божией помощью, добивались освобождения.

Кирилл Ахмедов: Вы верно отметили про опускание рук. Как правило, человек, находящийся в наркозависимости, либо считает себя безнадежным и думает: «Всё, буду уже до смерти употреблять, потому что мне ничего не помогает», либо же чрезмерно уповает на помощь свыше: «Я буду употреблять, пока какая-нибудь сила неведомая из этого меня не вытянет». И вот эти две мысли оправдывают в глазах человека его наркозависимость. И когда к нам такие люди приходят, мы стараемся эти психологические защиты разбить. Потому что человек не должен жить во грехе. Пусть он надеется на лучшее, здесь и сейчас он должен выздоравливать, улучшать качество своей жизни, радоваться. Господь же не говорит нам: «Скорбите постоянно». Он, наоборот, говорит: «Радуйтесь!» (Мф. 28: 9).

Отец Георгий: Здесь еще стоит вспомнить слова святого Афанасия Великого: «Бог создал нас без нас, но спасти нас без нас не может». Это значит, что в деле нашего спасения от греха необходимо прилагать с нашей стороны усилие, чтобы показать, что наше стремление избавиться от греховной зависимости – серьезно. И это такой принцип, что если мы не поборемся, то не сможем эту победу надежно закрепить в себе. Что легко и без труда к нам приходит, так же легко и уходит. Конечно, именно Господь спасает, но и мы прикладываем свои усилия для того, чтобы показать: мы готовы менять себя. В таком случае и происходит помощь свыше. А если человек сам ничего не делает, то, соответственно, он закрывает себя и для помощи свыше.

Кирилл Ахмедов: Да. И у нас тоже, бывает, люди уходят из центра и говорят: «Нет, мне не нужен Бог». Но проходит какое-то время, и зависимость и все ее последствия так припирают человека к стенке, что он возвращается и уже потихоньку начинает открывать «Закон Божий». Это падение стимулирует его к тому, чтобы он осознал свои ошибки. Такой некий момент покаяния, признания собственного бессилия. Потому что только когда человек понимает, что не может в одиночку справиться, он начинает просить помощи. Как говорится, «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак. 4: 6). Поэтому для выстраивания отношений с Богом все-таки нужно немного смириться.

Отец Георгий: Господь не навязывает Себя никому. Он дал нам свободу. И поэтому, когда люди используют эту свободу недолжным образом, ради греха, Господь не навязывается. Человек думает: «Я сам решу, что мне надо. Я сам со всем справлюсь, всё сам контролирую, у меня самого всё получится, Бог мне не нужен». И Господь говорит: «Ну, сам так сам». И вот, человек, двигаясь в этом направлении, наконец доходит до такого тупика, когда видит, что в действительности он ничего не контролирует, он порабощен грехом. Тогда уже, слава Богу, если он вместо отчаяния все-таки выбирает смирение, то и находит путь…

Кирилл Ахмедов: …покаяния.

Реабилитационний центр Неугасимая Надежда

    

Отец Георгий: Да, покаяния. А что бы вы могли посоветовать близким тех людей, которые страдают наркотической зависимостью? Как правильно себя вести с ними?

Кирилл Ахмедов: Матери могут молиться, близкие могут молиться за своих родных. Но если они не компетентны в проблеме, то лучше пусть с ней работают те, кто этим специально занимается. То есть с их стороны – только молитва. А эту проблему перепоручить православным центрам, обратиться к батюшкам. Сейчас многие священники в курсе, куда можно направить человека. Очень радует, что Церковь занимается реабилитацией всё больше – и довольно-таки успешно.

Отец Георгий: А легко ли попасть, например, в ваш центр? Каждого желающего принимают? Или же есть какая-то очередь?

Сайт центра «Неугасимая Надежда»

Кирилл Ахмедов: Мы в свой центр принимаем всех. Главное – личное желание человека. И даже когда в нашем центре все места заняты, мы можем отправить в любой другой православный центр на территории России. Мы скоро войдем в сеть православных центров реабилитации, которую организовал епископ Мефодий. Можем направить или в приходскую общину, или в терапевтическое сообщество, или в монастырскую общину – куда человек захочет. Самое главное – это его желание.

Отец Георгий: Я помню, несколько лет назад были скандалы со светскими реабилитационными центрами, где, как говорилось, человека против его воли удерживали. В вашем центре такое практикуется?

Кирилл Ахмедов: Нет, в православных центрах вообще такое не практикуется. Потому что Господь все-таки уважает выбор человека. И мы тоже не вправе решать судьбу человека какими-то физическими методами. Мы можем только рекомендовать. Если человек хочет покинуть центр – мы его не удерживаем. Если он хочет идти погибельным путем, мы его предупредим, какие могут быть последствия, постараемся как-то поработать над его мотивацией. Но выбрать: оставаться или уходить – это уже его личное дело. Хотя сегодня в России такие центры закрытого типа существуют, но они не православные. Об их пользе я рассуждать не берусь. Может быть, кому-то такое и надо. Но я все-таки думаю, что остаться в центре – это должен быть личный выбор человека. Зачем кого-то держать против воли? По своему опыту знаю об этом: вот я когда-то был у неопятидесятников, но не воспринимал вообще никакой информации извне. Так же и тут: ну просидят за забором эти ребята, ничего не поймут, выйдут и будут снова употреблять наркотики. Все-таки Бог есть любовь, и мы к своим воспитанникам относимся тоже с любовью. Это ключевой момент. Чувство семьи, чувство доверия, сопереживание – это те чувства, которые мы стремимся развить у ребят нашей общины.

Отец Георгий: Спасибо большое за рассказ. Я напоминаю о том, что наши зрители могут позвонить в центр «Неугасимая Надежда», если у кого-то, не дай Бог, случилась такая проблема, которую мы сегодня обсуждали. Имейте его в виду и обращайтесь, если это необходимо. Храни вас Господь!

С Кириллом Ахмедовым беседовал священник Георгий Максимов

3. «Была тревога, что я чего-то самого главного в жизни не понял». Беседа с ученым-физиком Андреем Ветчинкиным.

"Мой путь к Богу" (выход передачи 31.05.2015)

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Физик Андрей Ветчинкин, будучи по воспитанию и образованию рационалистом-естественником, остро ощущал неудовлетворительность эволюционизма как научной теории. А к Православию пришел, столкнувшись с явлениями, которые невозможно было объяснить и понять привычным для него рациональным способом. О чувствах и разуме, реальности злых духов и их уловках, о том, как с помощью угля можно опровергнуть эволюционизм и почему ученые, сознавая гипотетичность эволюционной теории, продолжают верить в нее как в непреложную, – беседа с ним.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии Андрей Сергеевич Ветчинкин, кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник. Расскажите, пожалуйста, с чего началось ваше путешествие к вере?

Андрей Ветчинкин: Как обычно, всё начинается с детства. Я родился в старой московской семье. Семья ученых-естественников, где считалось, что вера – это личное дело каждого, но вообще-то наука сейчас уже почти всё может объяснить; а тот интуитивный опыт, который был у предыдущих поколений, вынужденно оформлялся через философские или религиозные построения – просто потому, что тысячи лет назад не было иного способа понимания. Сейчас же, учили меня, то, что раньше только смутно интуитивно угадывалось, отлично понимает и объясняет наука. Вот, например, начало Библии – Шестоднев. Там сказано, что вначале сотворил Бог свет, – и теория большого взрыва гласит, что свет появился вначале, сразу после точки сингулярности. Вот в таком ключе мне всё это объяснялось, но в глубине души я чувствовал некоторую тревогу, что чего-то самого главного не понимаю, причем эту истину надо обязательно найти, иначе я окажусь не справившимся, несостоятельным и мне когда-то потом будет очень плохо.

Где-то в классе шестом я начал поиски той первоосновы, из которой всё происходит. У меня от деда осталась Библия на церковнославянском языке, я пытался читать ее с самого начала. Прочел с первой по десятую главы книги Бытия. Дочитал и понял, что всё, что там написано, с наукой не согласуется. Можно, конечно, натягивать, но на самом деле Шестоднев совершенно не совпадает с научной парадигмой, которая к тому времени – к концу 1970-х годов – достаточно хорошо сформировалась. Потому что, во-первых, конечно, шесть дней – это шесть дней. Написано: «дней» – значит, дней. Во-вторых, по Библии действительно получается, что миру 7,5 тысяч лет, ну, может, чуть побольше. Всё написано очень четко.

Отец Георгий: Появление светил после появления растительности, Земли прежде Солнца.

Сотворение мира

     

Андрей Ветчинкин: Да, самое главное, что сначала Господь сотворил небо и землю, а потом сотворил свет, а потом сотворил звезды. Хотя, как я тогда знал, всё было наоборот. То есть сначала были туманности, из туманностей образовались звезды. Звезды вспыхнули, там взорвались тяжелые элементы, звезды сгорели, взорвались, из их пепла потом еще раз образовались звезды второго поколения, в которых уже были тяжелые элементы типа железа. Протопланетные облака крутились вокруг звезд, и из них образовалась наша Земля, на которой потом стала возможна жизнь. Это началось 4,5 миллиарда лет назад и продолжалось сотни миллионов лет. Так что Библию я поставил на полку. С научным мировоззрением, наоборот, всё было достаточно хорошо – в том смысле, что непротиворечиво. Конечно, были моменты, которые наука объяснить не могла.

Отец Георгий: Что именно?

Андрей Ветчинкин: Что такое добро? Как себя вести с людьми? Здесь были большие проблемы. И поэтому когда я поступил в Московский университет, то очень интересовался психологией, с одной стороны, и историей религии и историей атеизма – с другой. Моим любимым предметом на 4-м курсе был научный атеизм. Я его сдавал, кстати, очень подробно, написал даже реферат на эту тему. И мне казалось, что вот еще немножко позанимаюсь практической психологией – и всё будет понятно. Тогда, во второй половине 1980-х, как раз возникали всякие клубы психологической направленности.

Я посещал клуб «Синтон», который потом стал оккультистским, а тогда был просто в традиции гуманистической психологии с очень рациональными объяснениями всего на свете. Там считалось, что эмоции – это нечто, что существует в нас самих, и если мы от них абстрагируемся и будем за ними наблюдать как бы со стороны, то мы сможем действовать рационально и независимо от наших эмоциональных состояний. То есть можно разотождествить себя и свои эмоции, и это, кстати сказать, после некоторых тренировок хорошо получалось. Оказалось, что можно действовать рационально. А то, как я себя чувствую, – это, в конце концов, не так уж и важно.

Чувствам я не доверял. Это вполне понятно в случае ученого. Вот, например, стакан, в нем чай. Можно потрогать: он теплый. Что такое теплота? Мы знаем, что это движение молекул жидкости. Но интуитивно чувствуем, что теплота – это особое вещество, оно называлось раньше теплородом. Вот так же интуитивное осмысление любого ощущения из моего личного опыта может на поверку оказаться объективно неверным, как в случае с теплородом. И поэтому, естественно, чувствам доверять было нельзя. И я им особо не доверял. Поэтому никакие оккультные секты, ни какие-то воздействия массовой культуры меня не трогали. И не трогают до сих пор.

Отец Георгий: То же было и в отношении религии?

Андрей Ветчинкин: Да. Вот я прихожу в православный храм, историю религии я знаю, как устроен храм – знаю, мне там на душе тепло, хорошо, но мало ли где мне тепло и хорошо? Если я прихожу домой и сажусь у печки – мне тоже тепло и хорошо. Чувства тут не могут быть достаточным основанием для серьезных поступков. Так что я жил строго рационально.

Но при этом прежняя тревога осталась, я осознавал, что чего-то самого главного в жизни по-прежнему не понял. Тревога затягивала, требовала решения. Что ж, давайте посмотрим. Может, я не понял, что такое добро и зло? Мне в то время (середина 1990-х) нравилось течение эволюционной философии, которое в конце XIX – начале XX века было в Англии, где говорилось о том, что на протяжении исторического периода формировалась мораль, которая хороша была в прошлом, но сейчас она уже не очень подходит, потому что общество изменилось, стало гораздо цивилизованней. Давайте, предлагали философы, слегка модифицируем понятия добра и зла, сделаем их помягче и погибче, и нам будет хорошо. С помощью Спенсера и Мура удалось более-менее сформулировать, что такое хорошо и что такое плохо.

Отец Георгий: С точки зрения этой философии?

Андрей Ветчинкин: Да. Добро, грубо говоря, – то, что хорошо для жизни. Если жизнь – это то, что развивается и усложняется, и ты делаешь так, чтобы всё становилось интереснее, более цветущим и более сложным, – это хорошо. А то, что ты делаешь в противоположном направлении, – это плохо. Более-менее это работало до тех пор, пока я не сталкивался с серьезными ситуациями. Тогда опять захватывали чувства, и эта этика на практике работала уже плохо. Но даже когда вроде всё было хорошо, оставалось то самое чувство неудовлетворенности: я, конечно, всё себе хорошо сформулировал, но при этом на самом-то деле все-таки что-то мешает жить и что-то я делаю очень неправильно. Я тогда обратился к Создателю с молитвой и сказал: «Если Ты, Создатель, есть, то создай такие условия, чтобы я понял, что Истина есть, Истина с Тобой, и притом Истина с достаточным основанием». То есть не опираясь на чувства.

Андрей Ветчинкин

    

Отец Георгий: Вы упомянули ситуации, при которых атеистическо-рационалистическая картина мира давала сбой. Какие, например?

Андрей Ветчинкин: Я создал семью, это было где-то уже начало 2000-х годов. И получилось так, что вместе с нами в квартире стали жить посторонние сущности. Они проявлялись сначала не очень заметно, потом всё больше и больше. Мало того что их можно было обнаружить, они делали так, что с ними можно было разговаривать, как я с вами сейчас разговариваю. То есть это не мысли, приходящие в голову, а информация, передаваемая через физические звуковые волны. То, что слышно ушами и можно записать на диктофон.

Отец Георгий: Имеются в виду злые духи?

Андрей Ветчинкин: Да. Я в принципе знал, что есть такое понятие – злые духи, знал из литературы, как это может происходить. Но когда реально столкнулся, то понял, что литературные знания очень слабо это передают. На самом деле это совершенно жуткие переживания, потому что бесы – это не люди. Они, эти древние падшие ангелы, безумно умны и безумно злобны. Нечеловечески.

Отец Георгий: Многие светские люди, сталкиваясь или слыша о явлениях одержимости, говорят: «Ну, это просто психическое расстройство таким образом выражается».

Андрей Ветчинкин: Да-да-да… Я тоже так думал. Но я все-таки знал психологию. Знал, что такое неврастения, что такое эпилепсия. Но психически больной человек не может выдавать информацию, которую он в принципе не может знать. Например о заведомо неизвестных ему посторонних людях или о вещах, которые просто по уровню своего образования человек не может знать или, например, о структуре того мира – ада в данном случае, – куда мы можем попасть. И потом, в конце концов, у злых духов была вполне определенная цель: они хотели разрушить семью.

Я, конечно, сразу понял, в чем я был неправ. Ответ на свою молитву я получил. Крестился, воцерковился. Мы стали ездить к специалистам по тому, как нужно бороться со злыми духами. И я, естественно, потом перестал с ними разговаривать, но, тем не менее, информацию я получил. Я даже спрашивал их мнения о других конфессиях христианских. Ну, по случаю, если они возникали. И мне сказали: «Православный храм – единственное, чего мы боимся». «А католический храм?» (Мы ходили мимо костела.) «Католики нам особо не мешают, ничего страшного они нам, злым духам, сделать не могут».

Так я стал православным христианином. Но при этом осталась проблема: все-таки как быть с Шестодневом?   

Отец Георгий: Есть такое мнение, что будто бы религия и наука не могут друг другу противоречить, потому что говорят про одно. Но вот в случае Шестоднева и религия говорит о возникновении этого нашего мира, и наука говорит именно о возникновении нашего мира, а не какого-то другого, – и говорят они разное.

Андрей Ветчинкин: Да, есть области, где наука и религия говорят об одном и том же предмете по-разному, и, если они противоречат друг другу, значит, что-то не то либо с религией, либо с наукой. Я стал читать труды наших известных креационистов – отца Даниила Сысоева, например. Почитал – и, честно говоря, был этим не очень доволен. Не богословским обоснованием – с этим всё было нормально, а именно той частью, где отец Даниил опирался на Морриса и прочих протестантских ученых, которые пытались там чего-то…

Отец Георгий: …с научной точки зрения подтвердить.   

Андрей Ветчинкин: Да. Извините, это было просто примитивно. Например, говорилось: Луна за год удаляется от Земли на метр, следовательно, она удалится за 1 миллиард лет достаточно далеко. Но орбита Луны вообще-то может осциллировать. Вот один из примеров. Я даже ездил к отцу Даниилу, хотел об этом поговорить, но не получилось разговора. Отец Даниил был занят, потом его не стало в нашем мире – это был 2009 год. Так что я продолжал исследования на эту тему самостоятельно.

Создание светил. (Сотворение мира, фрагмент). Италия, Венеция, Собор Святого Марка; XIII в

    

Мне помогло то, что я занимался – да и сейчас занимаюсь – каменным углем. А каменный уголь – это, грубо говоря, окаменевший обрубок дерева, который спрессовали, подействовали на него высокой температурой, и он стал тем, чем он является, – углем. Если посмотреть внимательно на кусок каменного угля, то часто можно увидеть отпечатки листьев – иногда вплоть до прожилок. Согласно научным представлениям, каменный уголь образовался в каменноугольный период – 350–290 миллионов лет назад. Уголь я изучал, сжигал, строение его знаю…

Отец Георгий: Это было сферой вашей непосредственной научной деятельности?

Андрей Ветчинкин: Да. Так вот, я решил: давай-ка проверю практически. Как известно, в каменном угле присутствуют изотопы атомов угля 12С и 14С. 12С – стабилен, а 14С – радиоактивен с периодом полураспада 5730 лет. То есть через 5,7 тысяч лет половина атомов превратятся в атомы другого вещества (азота). Следовательно, если бывший обрубок дерева, ныне уголь, лежал под землей 290 миллионов лет, то за такое время – даже если у нас была гора этого самого каменного угля – в ней не останется ни одного радиоактивного атома 14С¹. 

_{1 Отношение числа атомов 14С к числу атомов 12С уменьшается в два раза каждые 5730 лет. После 20 полураспадов или 114 700 лет (предположим, что история земли столь продолжительна) отношение 14С к 12С уменьшается в 2^20 или примерно в 1 000 000 раз. После 1,5 млн. лет отношение уменьшится в 21 500 000/5730 или примерно в 10^79 раз. Это значит, что при наличии вначале чистого углерода 14С, равного массе всей Земли, после 1,5 млн. лет не должно остаться ни одного атома 14С!}

Американцы проводили исследования, и оказалось, что в угле порядка сотни атомов из миллиона радиоактивны². 

_{2 Basley D.R., Schmidt F.H., Leach D.D. Early expectations of AMS: Greater ages and tiny fractions. One failure – one success // Nuclear Instruments and Methods in Physics Research. B. 1987. V. 29. P. 97–99.}

Но если предположить, что концентрация радиоактивного СО2 тогда, в древности, была такая же, как сейчас, то получается, что возраст угля порядка 50 тысяч лет. На самом деле он может меняться в зависимости от неизвестной нам концентрации 14СO2 в древней атмосфере, поэтому может быть и 5,5 тысяч лет, и 100 тысяч лет, но здесь важен просто порядок величины – максимум десятки тысяч лет и не больше. Миллионов лет там быть не может.

Каменный уголь

    

«Ну хорошо, – подумал я, – а есть ли доказательства помимо каменного угля? Что, если я ошибаюсь?» Научная теория может себя защищать. Один факт еще не играет определяющей роли. Хотя, тем не менее, это очень существенно.

Оказалось, что радиоактивный углерод есть в костях динозавров, во всех окаменелостях. Мало того, в этих самых костях динозавров оказались следы ДНК, эритроцитов, которые за миллионы лет должны были развалиться³.

_{3 Лунный А.Н. Молекулярно-клеточная палеонтология: свидетельства о малом возрасте Земли // Божественное Откровение и современная наука. Альманах. М., 2011. С. 98–159.}

Ну хорошо, допустим, динозавры жили всего лишь тысячи (а не миллионы) лет назад. Тогда люди должны были их видеть. И действительно, есть древние рисунки динозавров. В Камбодже храм есть, где на стене высечен динозавр⁴, они изображены на камнях⁵, встречающихся в Перу и Мексике.

_{4  Это храм Та Прум – современное название храма в Ангкоре, Камбоджа. Он строился в конце 1100-х – начале 1400-х годов как буддийский монастырь.}

_{5 Камни Ики – коллекция валунов, камней из андезита, обкатанных речной водой, на поверхности которых выгравированы древние обитатели Анд в сюжетах, противоречивших современной хронологии. В настоящее время их известно более 50 тысяч экземпляров.}

В Дарвиновском музее как раз была выставка этих камней. Пошел, посмотрел: действительно – вот динозавр, вот люди на них летают. Я даже обратился к смотрительнице музея: «Получается, динозавры вымерли две-три тысячи лет назад?» «Ну и что? – говорит она. – Главное – эволюция».

Строго говоря, эволюционная парадигма не является научной. С точки зрения создания научных гипотез, она является философским построением, находящимся вне науки. Наука сильна тем, что опирается на то, что можно проверить экспериментально. А то, что было 10 тысяч лет назад, экспериментально проверить нельзя – это остается гипотезой. Однако иногда наука может опровергнуть и такие гипотезы – те, которые мы не можем доказать, – если из этих гипотез вытекают следствия, противоречащие фактам. То есть из гипотезы о том, что есть эволюция, что есть миллионы лет развития Земли, следует, например, что нет никакого радиоактивного углерода в каменном угле. Но это не так. Следовательно, эта гипотеза не верна. То есть опровергать недоказуемые гипотезы иногда наука может, хотя подтверждать их не может. И это, в общем, для ученых достаточно понятно: что существуют реальные гипотезы, которые неподтверждаемы, но опровержимы. И вот гипотеза эволюции относится к таким. Хотя не все это понимают. Я не раз беседовал с учеными после того, как это понял.

Отец Георгий: Многие ученые довольно резко реагируют, если что-то слышат насчет критики эволюции…

Андрей Ветчинкин: Я выбирал тех, которые не резко реагируют. Самым резко реагирующим, на моей памяти, был Виталий Лазаревич Гинзбург, академик, Нобелевский лауреат и прочее. Я, правда, когда с ним общался, еще не был православным, но, тем не менее, у нас как-то случайно на конференции зашла речь о лженауке. Вот он крайне резко сказал, что ничего в принципе серьезного против эволюции быть не может. Мол, эволюционная парадигма – системна, целостна, хороша и всё объясняет. К слову, Виталий Лазаревич сам к ней руку приложил. Но если покопаться, то объясняет-то далеко не всё. И таких фактов, как, например, датировка угля, достаточно много.

Например, есть такое понятие – ледниковый период. Согласно этой концепции, которая является частью эволюционной парадигмы, якобы 10 000 лет назад ледники шли из Гренландии в сторону центральной России, поэтому под Москвой остались моренные гряды, валуны всякие и прочее… Еще в конце XIX века подсчитали⁶, что для того, чтобы ледник спускался откуда-то с большой высоты и тащил эти валуны, эта самая высота должна быть по всей Европе порядка 11–15 километров.

_{6 Воейков А.И. Климатические условия явлений настоящих и прошедших // Записки Санкт-Петербургского Минералогического общества. II серия. 1881. Ч. 16. С. 1–70.}

Ну не бывает такой высоты! Теорию о том, что валуны принес ледник, выдумали в Швейцарии₇, и работает она только тогда, когда ледник реально спускается с высоких гор.

_{7  Всерьез гипотезу о том, что валуны были принесены на европейскую равнину при наступлении и отступлении ледников, стал отстаивать швейцарец Луи Агассис (1807–1873).}

 Ледники в Гренландии и Антарктиде ничего не тащат. Они просто сваливаются в море – и всё. А моренные гряды, эти валуны… – ну валуны и в Индонезии есть. Это, скорее всего, остатки большого цунами. Вот такие факты позволяют откровенно разговаривать с учеными, если хорошо их знаешь.

Отец Георгий: И как они реагируют?

Андрей Ветчинкин: Тут, на самом деле, большая проблема, поскольку, когда я разговариваю с человеком помоложе, аспирантом или студентом, то он начинает понимать, что времени на эволюцию не хватает и теория эволюции неверна. И в принципе он способен воспринять, где есть истина. А если человеку уже хорошо за пятьдесят, к семидесяти, то скепсис пробить очень трудно… «Ну я же не чувствую ничего», – говорят они мне. «Правильно, – говорю, – не чувствуете: гордыня ума не дает. Вы попросите, чтобы вам предоставили доказательства, и вы почувствуете. Точно почувствуете». Но вот не просят, не хотят.

Отец Георгий: Еще преподобный Силуан Афонский говорил: «Неверующему человеку, который хочет поверить, советую обратиться к Богу с молитвой: “Господи, если Ты есть, то откройся мне, и я послужу Тебе всей жизнью своей”». И за такую смиренную молитву Господь обязательно откроется человеку. И вот вас Господь надоумил так поступить даже и без знания этих слов преподобного Силуана, и вы на своем опыте убедились в их истинности.

Андрей Ветчинкин: Да, Силуана Афонского я не читал. Но, с другой стороны, если человек хочет, то рано или поздно он приходит к тому, что надо выбирать. В конце концов бесы тоже от меня не отстали. Говорят: «Ну да, Православие – истинная вера. Ну и чего? Вот сейчас ты будешь выполнять волю Божию, будешь рассказывать об Истине. Но большинство людей тебя не послушают, они не спасутся. А что с ними будет – мы тебе расскажем». Рассказали. И вот если думаете, что в аду только муки совести, – это не так. Там на самом деле всё очень конкретно. «Ну хорошо, а зачем тебе это? – продолжают они. – А мы тебе можем дать власть, деньги или экстаз своеволия». Экстаз своеволия, экстаз распада – то, чем бесы привлекают горделивых людей. Многие не хотят познавать истину, потому что хотят жить по своей воле.

Еще бесы нашептывают: «Вот, православные живут по воле Божией, и у них по жизни плохо: то болезни, то проблемы какие-то. А у тех, кто по своей воле живет, всё хорошо». Действительно, если человек не живет по воле Божией, то бесы ему по крайней мере не мешают. А если человек начинает по-серьезному освобождаться от их влияния через жизнь по воле Божией, то бесы начинают противодействовать. То одно закрывается, то другое. С карьерой проблемы начинают возникать. Вообще, если ты очень сильно задел бесов, у тебя возникнет много проблем по жизни.

Отец Георгий: Светские люди могут сказать на это: «А стоит ли тогда идти против бесов и лишаться каких-то возможностей?»

Андрей Ветчинкин: Бесы людей не любят и хотят погубить. Даже когда эти люди им поклоняются – они их не любят. Сатанисты очень глупые люди. Они думают, что могут как-то бесов подкупить своим поклонением, или задобрить, или управлять ими… На самом деле бесы тех, кто сознательно их слушается, вообще ни во что не ставят. И они их тоже ненавидят.

Отец Георгий: Отец Даниил Сысоев, которого вы упомянули, как раз объяснял, что сатана – источник ненависти. Поэтому того, кто становится ближе к нему, сатана и больше ненавидит. Получается, своих сознательных поклонников он даже больше ненавидит, чем христиан.

Андрей Ветчинкин: На самом деле лучше с бесами не общаться и держаться от них подальше. Их влияние проявляется обычно в страстях, помыслах. Поэтому приходится рассматривать, какие помыслы приходят в голову.

Отец Георгий: Многие люди, даже начинающие христиане, попадаются на такую примитивную бесовскую ловушку, когда бесы могут им внушать, например, матерные слова или какие-то невероятно гнусные мысли. И человек смущается: «У меня никогда такого не было, меня хорошо воспитывали. Откуда у меня такие мысли?» Начинает копаться в себе, смущаться. И уже это смущение является тем, во что его бесы хотят вовлечь. А когда мы понимаем, что не все мысли, которые к нам приходят, – от нас, что мысли, которые подвигают нас на зло, – не наши, тогда мы не чувствуем смущения, и искушение это прекращается.

Андрей Ветчинкин: Да и чувства тоже.

Отец Георгий: И чувства. Совершенно верно. К слову, поскольку вы начали рассказывать историю своего столкновения с миром злых духов, скажите: после того, как вы обратились к Богу, удалось ли помочь тому вашему близкому человеку, который страдал от них?

Андрей Ветчинкин: Удалось. Семья есть, она развивается. Таких уже страшных проявлений нет. Какие-то последствия остались, но это очень нечасто бывает.

Отец Георгий: Вернемся к теме про эволюцию. Когда вы обнаружили доказательства несостоятельности эволюционизма именно с научной точки зрения, изменило ли это что-то в вашем восприятии веры?

Андрей Ветчинкин: Конечно! Она стала просто непоколебимой. Поскольку всё построено на разуме и на объективном опыте, а чувства роли по-прежнему не играют… В этом смысле она непоколебима настолько, что я просто не представляю, что может меня заставить отказаться от Христа. Естественно, я стал гораздо более цельным. И человеком я себя почувствовал гораздо более сильным, чем раньше.

Отец Георгий: Я знаю, что есть люди, которые приходят к вере, в том числе и из научного мира, принося с собой эволюционный багаж, с которым не хотят расставаться. Они говорят себе: «Это не принципиальный вопрос, так что у нас вера в этом углу, эволюция в этом углу, и мы не будем их как-то сталкивать». У вас не было такого?

Андрей Ветчинкин: Нет. Модернизм мне никогда не был близок. Помню, был такой советский автор – Иосиф Ааронович Крывелев, написавший книгу «Библия: историко-критический анализ». Он очень любил ссылаться на протестантов, на католиков-модернистов. Особенно по первым главам книги Бытия. И доказывал: «Вот видите: происходит выхолащивание религиозного сознания по пути модернизации». «Они еще долго будут там блуждать, – говорил этот известный атеист в советское время, – но в конце концов они придут к полному безверию».

Отец Георгий: Что касается протестантского мира, то об этом и наши святые предсказывали. Святой Николай Японский тоже такие тенденции отмечал еще в конце XIX века, писал, что протестанты придут к безверию. И мы это сейчас видим. Когда, например, официально пасторы заявляют, что не верят в Бога, но требуют при этом оставить их на церковной должности. И их оставляют⁸ – такое уже считается нормальным.

_{8 http://orangesmile.com/ru/novosti/2175.htm}

Создание тверди. (Сотворение мира, фрагмент). Италия, Венеция, Собор Святого Марка; XIII в

Андрей Ветчинкин: Я больше скажу: у меня дальние предки были старообрядцы. Поэтому историю старообрядчества я в детстве прочел – по материалам комиссии Мельникова-Печерского. И просто поражался: какое там количество сект! Приведу поговорку XIX века: «Что ни волость – то учение, что ни деревня – то течение, что ни баба – то и толк». Какое количество сект, секточек, толков, совершенно изуверских обрядов возникло только потому, что люди отошли от Церкви и стали мыслить своей головой! И при этом начали все делиться. То же происходит и у эволюционистов. Я думаю, дальше скрывать несостоятельность эволюционной парадигмы будет труднее. «Ну хорошо, – скажут, – давайте выдумаем другую парадигму. Не хватает истории Земли для того, чтобы объяснить происхождение жизни? Давайте разрабатывать теорию панспермии, что жизнь занесена с других планет, которые миллиарды лет назад образовались, что на Землю ее инопланетяне принесли». Придумать можно всё что угодно.

Отец Георгий: Некоторые что-то подобное и говорят.

Андрей Ветчинкин: Я и сам могу напридумывать сколько угодно таких вещей, но они абсолютно легковесны, в том смысле, что не имеют фундамента, не имеют никакой опоры, кроме наших фантазий. Это абсолютно бездоказательные утверждения. К сожалению, православные апологеты как-то не всегда обладают научной дисциплиной. И поэтому они пишут либо слабые книги, либо книги с научными ошибками, которые рецензенты-эволюционисты радостно замечают: «Вот, он ошибся там и там… Поэтому вся их гипотеза неверна». А серьезных ученых, которые бы придерживались последовательных креационистских взглядов, очень немного. Я знаю лишь двух-трех человек.

Отец Георгий: Некоторые боятся афишировать свои взгляды.

Андрей Ветчинкин: Да, я имел в виду тех, которые не боятся, которые афишируют, которые исследования провели.

Отец Георгий: Даже академики есть, которые сами лично убедились в несостоятельности эволюционизма, но не решаются говорить это в научном кругу, поскольку не хотят стать белыми воронами.

Андрей Ветчинкин: А вот зарубежные ученые – я с ними пытался общаться – вежливо кивали головой, но никаких особых эмоций не было.

Отец Георгий: Один мой знакомый биохимик-креационист вел по интернету беседу с эволюционистом по поводу абиогенеза и показал, что абиогенез в принципе невозможен⁹.

_{9 http://shestodnev.narod.ru/articles/violovan_abiogenesis.html}

 И в итоге эволюционист говорит: «Да, вы верно подметили слабость всех теорий абиогенеза. Ну, предложите тогда что-нибудь лучшее». Он говорит: «Вот лучшее: Господь сотворил». А с этим они согласиться не могут.

Андрей Ветчинкин: Есть люди, которые всё это понимают, но это их не цепляет. «Я ничего не чувствую, а логически – давайте придумаем что-нибудь еще получше», – говорят они. Поэтому, к сожалению, тут есть проблемы, которые требуют решения.

Отец Георгий: Андрей Сергеевич, большое спасибо за ваш рассказ, за ваше свидетельство. И дай Бог, чтобы все, кому небезразлична истина, были бы столь же принципиальны в своем пути к ней.

С Андреем Ветчинкиным  беседовал священник Георгий Максимов

4. «Я прочел гору антихристианской литературы и…понял истинность православия». Беседа с бывшим атеистом Александром Люлькой.

"Мой путь к Богу" (выход передачи 14.06.2015)

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие после долгих поисков истины. Сегодняшний гость отца Георгия Александр Люлька прочел множество атеистической и антихристианской литературы, пытаясь доказать себе несостоятельность христианства, а в результате открыл глубину и интеллектуальную мощь Православия. О своем пути через разум к вере – его рассказ.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии Александр Вячеславович Люлька, руководитель Школы православного миссионера. Александр Вячеславович, вы – человек из семьи ученых. Ваш дед был изобретателем турбореактивного двигателя, его именем названа площадь в Москве. Ваш отец также ученый. Рискну предположить, что семья ваша, как это было характерно для ученых советского времени, от Православия была далека. Это так?

Александр Люлька: Да, отец Георгий, именно так. Я в детстве, пожалуй, легенды и мифы Древней Греции знал лучше, чем то, чему учит Церковь. Понятно, что когда я ходил по городу, то видел храмы, в основном полуразрушенные, но в семье никакого религиозного воспитания не было, да и быть не могло. Мама была член партии, и она боялась даже просто со мной зайти в храм, когда хотела поставить свечку. Хотя, если мы куда-то уезжали с мамой, то бывали в церкви, и я, еще будучи некрещеным, по ее просьбе ставил свечку о здравии. Но умом я это вообще никак не охватывал. Это был какой-то ритуал…

Отец Георгий: Часть народной традиции.

Александр Люлька: Да, какая-то народная традиция. Вот, собственно, и всё. Мы не праздновали религиозные праздники. Хотя родители, конечно, знали и про Пасху, и про Рождество, но мне ничего не рассказывали. Могли быть неприятности – просто от того, что я бы в школе, например, как-нибудь сказал, что услышал от родителей нечто религиозное. Это была совершенно светская семья. Отец мой крестился только за год до смерти. Мама, хоть и была крещеная, но неверующая.

Отец Георгий: В то время вся окружающая среда предполагала даже не просто равнодушное, а пренебрежительное отношение к Церкви, к какой-то живой религиозности. Расскажу один случай. Я был в детстве крещен, и однажды мама, собирая меня в детский сад, случайно надела мне крестильную рубашечку, в кармане которой лежал крестик. В детском саду я почувствовал, что у меня в кармане что-то есть, и достал этот крестик. Я даже не понял, что это такое, но другие дети, увидев, что я стою с крестиком в руке, стали показывать на меня пальцем и смеяться: «Ты верующий!» Насколько тогдашняя антирелигиозная пропаганда была всеохватной, что даже очень маленькие дети, дошколята уже откуда-то знали, что быть верующим – это смешно, что над верующими надо смеяться. Допускаю, что и вы тогда не были свободны от влияния такой общественной установки.

Александр Люлька: Безусловно. Я даже был членом какого-то атеистического кружка в школе, делал какую-то стенгазету. Но это я помню очень плохо. Это обычная история советского безбожника. Библия, честно говоря, в доме у нас была. То есть я знал, что Библия есть. Но я знал, что дома есть и Коран. И для меня это были просто какие-то книги, в которые верят какие-то люди.

Отец Георгий: Как мифы народов мира?

Александр Люлька: Да. Были, конечно, и мифы народов мира, к которым я тоже относился совершенно несерьезно. То есть я читал мифы Древнего Египта, Древней Греции и понимал, что есть такие верования, но всё это смешно, потому что с 1917 года у нас в стране всё изменилось и человек освободился от этих предрассудков. Помню, в рассказе Гайдара «Голубая чашка» есть эпизод, когда герой со своей дочерью идут и вдруг видят священника. И отец говорит: «Странно, что такие люди еще есть у нас в советской стране». Совершенно не к месту этот эпизод, но это было специально вставлено. Или, например, у Ильфа и Петрова – там же пародия на святого подвижника! Так что и общепринятые книги для чтения в Советском Союзе обязательно включали какой-то атеистический элемент. Равно как и фильмы. Я, конечно, в этом вырос, как и большинство людей, живших в СССР.

Отец Георгий: Как же вы смогли всё переосмыслить и иначе взглянуть на веру в Бога?

Александр Люлька: Вы знаете, как сказано в сказках «Тысячи и одной ночи»: «Моя история, будучи записана морщинками в уголках глаз, могла бы быть назиданием для обучающихся». Я не повторил пути людей, которые пришли к Богу через какие-то скорби и сильные душевные потрясения. У меня было всё довольно спокойно и нормально.

Отец Георгий: Я, помнится, как-то беседовал с одним атеистом. Он ко мне подошел и попросил: «Расскажите, как вы пришли к Богу». Я начал подробно рассказывать, он ждет, затем нетерпеливо перебивает: «А потом у вас случилось горе?» Я говорю: «Нет, горя не случилось». Продолжаю дальше рассказывать. Он слушает, слушает, слушает… «А потом у вас случилось горе?» Я: «Нет, горя не случилось. Я вообще не из-за горя в Бога поверил». (Смеется.) У этого человека было такое вот представление, что люди становятся верующими, только если у них какое-то горе, с которым они не могут справиться и потому нуждаются в вере, чтобы компенсировать свои страдания, как-то облегчить их. И под это он хотел подверстать всех верующих людей, с которыми сталкивался. Поэтому он спросил и меня, чтобы подтвердить свою теорию, чего, к его огорчению, не произошло. Как я понимаю, ваша история тоже под этот стереотип не подходит?

Александр Люлька: Да. Я не буду совсем углубляться в прошлое. Потому что, конечно, корни всего уходят в детство. Но серьезно всё началось в сознательном возрасте, когда я начал сам задумываться, когда прочитал довольно много книг и стал интересоваться религиозными вопросами. Сначала из любопытства и попытки понять вообще, что бывает с людьми, какие вообще есть народы, во что они верят. Для меня было ясно, что религия, исповедуемая каким-то человеком или народом, формирует этого человека или народ. И формирует довольно сильно. Поэтому узнать, например, почему человек ведет себя так или иначе, почему какой-то народ себя так или иначе ведет, невозможно, если ты не понимаешь, во что этот народ верит. И ты совершенно иначе оцениваешь поведение человека, если узнаёшь, что он был христианин, мусульманин, иудей, язычник… Ты начинаешь что-то понимать. Так что всё началось с попытки разобраться, что происходит в мире.

И еще одну вещь я помню за собой с детства: мне всегда не нравилась ложь. Родители говорили, что я в детстве всего два-три раза по-настоящему плакал, и всегда это было в тот момент, когда я понимал, что меня обманули. Думаю, в любом человеке заложено это чувство правды и желание знать правду. Сказки можно рассказывать сколько угодно, и мы все можем придумать себе любую религию, но для меня с самого начала вопрос истинности стоял на первом месте. Для меня самое важное было, насколько это соответствует действительности, а не насколько это красиво, удобно, понятно, легко объяснимо. Думаю, здесь и образование сказалось. Все-таки я окончил физфак МГУ, а там приучают предъявлять жесткие требования к доказательной базе.

Итак, долгое время я знакомился с религией просто из юношеского любопытства. Но это стало более серьезным, когда я начал задумываться: «Зачем я живу? Зачем вообще живут люди?» Встал вопрос о смерти. И это был именно интеллектуальный интерес, лично я не страдал от каких-то там своих болезней или от смерти близких. Но этот интерес проходил через сердце. Потому что все-таки истина – это вопрос больше к сердцу человека, чем к уму. А религия обещала, что ответы на эти вопросы она дает. И я решил узнать, что же она обещает и насколько это основательно.

И вот я начал читать Евангелие, будучи еще некрещеным и совсем неверующим. Читал также и антихристианскую атеистическую литературу. Заглядывал в Коран. Посмотрел различные сборники мифов народов мира. Всё это меня не устраивало. Но Евангелие все-таки было отделено от меня некоей стеной: это было что-то такое домашнее, родное – а что же дома может быть интересного? Интересно то, что где-то там, далеко: Азия, Восток, какие-то индейцы. Где-то там, наверное, что-то есть. Изучая это максимально глубоко, насколько было для меня возможно, я понимал, что это не дает на самом деле ответа. Про любую изученную мной религию я мог сказать: «Я и сам такое могу сочинить. Могу сочинить, что приходит пророк. Даже сам могу выступить в роли такого пророка». И было понятно, что если иметь некоторую харизму, то можно будет найти последователей. Ну, как имеют известные артисты или писатели – за ними же постоянно увиваются фанаты. Люди, которые ничего умного-то даже не сказали, а у них есть куча последователей, которые готовы за них жизнь положить. В этом смысле история Господа Иисуса Христа, Его земной жизни мне виделась именно такой – в свете того, что я знал о христианстве из атеизма. И само Евангелие меня не увлекало. Я не имел глаз для чтения этой книги.

Отец Георгий: А что было потом?

Александр Люлька: В какой-то момент эмоционально я понял, что надо не просто думать, а сделать какой-то шаг к духовной жизни. Ну, а поскольку я живу в стране православной традиции, то задумался о крещении. И я, присмотревшись к Православию, понял, что там что-то есть. Меня вдруг начало там всё привлекать. Евангелие стало читаться совершенно иначе. Я помню, как брал Евангелие и, пока мама делала какие-то домашние дела или сидела отдыхала, – я ей читал его. Говорил: «Посмотри, как это сильно, как это красиво». Но это было чисто эмоционально. На уровне сознания у меня все-таки оставалось атеистическое представление о христианстве. Хотя сердечно я как-то проникся этой удивительной евангельской силой. Это был эмоциональный порыв, но разум мой оставался вне религии. Понятно, что ни о какой церковной жизни речи быть не могло.

Храм Живоначальной Троицы на Воробьевых горах

    

Я пришел в храм Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, поскольку он был рядом с университетом, где я учился. Спросил, могу ли я принять крещение. А тогда не проводили никаких огласительных бесед и крещение происходило просто по желанию человека. Мне сказали: «Приходи в такое-то время». Я, как послушный юноша, пришел. И меня крестили.

Отец Георгий: После крещения что-то изменилось?

Александр Люлька: Я помню священника, помню дату. Помню, как я пришел и как я вышел. Я помню, что действительно ощутил переворот в себе. Я увидел мир совершенно другими глазами. Это настолько меня перевернуло, что я умом вообще ничего не понимал, но то, что что-то произошло, – я почувствовал. Думаю, каждый человек, который во взрослом возрасте крестился, знает, о чем идет речь. Однако, как я и сказал, мой интеллект никак не был затронут. Поэтому, конечно, то, что сейчас наша Церковь благодаря Святейшему Патриарху возвращается к исконной традиции обязательного оглашения перед крещением, – очень важно. Я готов засвидетельствовать на своем опыте, насколько это необходимо. Потому что именно из-за того, что какое-либо оглашение отсутствовало, я не понял, что должен дальше жить церковной жизнью. И постепенно я от Церкви отступил. И этот тяжкий грех произошел совершенно случайно. Мне на прилавке попалась некая книга. Я ее купил, начал читать и проникся мыслью, что христианство – совсем не то, за что оно себя выдает. Что здесь есть какой-то обман, что это всё какие-то психологические моменты. Я начал вспоминать и подумал: «Да, я же так и обратился – чисто эмоционально». Не могу сказать, что я отрекся от Бога, я продолжал верить в то, что Бог есть. Но Церковь для меня перестала быть тем, что являет Бога. Это трагедия моей жизни, подобная той ситуации, в которой оказались евреи, когда вместе с Моисеем подошли вплотную к Святой Земле и уже должны были туда войти и ее унаследовать, но из-за ропота и всего прочего…

Отец Георгий: Из-за того, что слишком доверяли своему мнению.

Я познакомился со всеми антихристианскими выпадами. Но сейчас я в Церкви – и это свидетельство их несостоятельности

Александр Люлька: Да, именно. Они развернулись и 40 лет скитались по пустыне. Так Господь их вразумлял. И вот в период, когда я разочаровался в христианстве, я начал читать всю антихристианскую литературу, которая мне попадалась. Теперь я понимаю, что это было потому, что я искал себе оправдание. Но через это Господь мне дал возможность ознакомиться со всей антихристианской литературой и со всеми антихристианскими полемическими выпадами, которые вообще существовали на то время в мире. Ну и сейчас, в общем, ничего нового не придумано. Так что всё антихристианское, что вообще можно было прочесть, я прочитал. Поэтому то, что я в Церкви сейчас, и то, что я верую и исповедую Символ веры, – это свидетельство полной несостоятельности этих аргументов. Я их все знаю. Мне ничего нового показать здесь невозможно.

Мои поиски истины продолжались, но продолжались вне Церкви. Я таким холодным рассудком брал каждую концепцию, идеологию, мировоззрение и изучал… Чистый атеизм я отверг, потому что исповедовать его бессмысленно. Ведь если я произошел от обезьяны, я умру и у меня на могиле лопух вырастет – и всё, то что, собственно, это может мне дать? Кроме того, что я и так живу?

Отец Георгий: Это лишает жизнь смысла.

Александр Люлька: Абсолютно. Я читал и Кастанеду. Я читал различные оккультные книги… Папюса и прочее. Я не практиковал, а изучал это, как изучают науку, с точки зрения научной истины. Я понял, что всё это ерунда. Это я понял, еще не будучи христианином. И я уверен, что каждый это может понять, если будет разбираться трезво. Увлечение исламом было, пожалуй, самым большим, потому что это все-таки мировая религия, я много читал о ней. И Коран я прочел впервые тогда. Но, опять же, никакой практики – меня это совершенно не затронуло. И так я, в общем, прошел по всему кругу тех религий, которые были мне доступны.

Я, кстати, приходил к Аум Синрикё, взял у них кучу литературы, которую они давали. Когда они увидели, что пришел человек, который не ест мяса, не пьет, не курит, – они обрадовались, надавали мне кучу книжек, я их все унес, посмеялся над ними вместе с друзьями, часть сжег, часть позднее отправил Александру Леонидовичу Дворкину. Я их сознательно брал для того, чтобы как можно меньше этого вышло наружу. Но это было фактически единственное мое посещение какой-то секты.

Так всё и продолжалось до тех пор, пока я наконец понял, что ничего нет. И ситуация была такая: либо надо придумывать свою собственную религию, либо надо…

Отец Георгий: …искать тщательнее?

Александр Люлька: Ну, там, где я прошел, ходить уже не надо – это было ясно. Там нет того, что мне нужно, того, что бы меня возвышало и что было бы выше меня. Я не о людях говорю. Есть очень достойные люди и среди мусульман, и среди язычников. Я говорю о религии как о мировоззрении. И так продолжалось довольно долго, пока я однажды не сказал себе: «Я ничего не буду делать, ничего не буду читать просто так, не буду развлекаться и праздно проводить время, пока я не узнаю истину. Бог, если Ты есть, открой мне Себя». И полгода я копал, искал всё, что можно было найти. И в какой-то момент, поняв, что ничего нет и больше некуда идти, я, образно говоря, увидел, что стоит какая-то часовенка, заколоченная мной, которая по крайней мере достойна того, чтобы все-таки отнестись к ней так же, как и к другим религиям.

Александра Невского часовенка, что на Мызе стоит. Фото Игоря Годунова

    

Я подошел, открыл эту дверь, ожидая, что я сейчас своим прекрасным интеллектом выжгу всё там. Сожгу все эти жалкие потуги на псевдоинтеллектуальную деятельность людей, которые только машут кадилом. Но случилось нечто такое, что на меня пролился просто свет Божией благодати – я иначе это назвать не могу. Пролился такой свет Истины, который попалил меня полностью. То есть человек, который шел как бы интеллектуально сжигать христианство, сам был обожжен, как известные жертвы, когда пророк Илия низвел огонь с небес. Я понял, что христианство – это действительно 2000 лет мысли, а не только 2000 лет молитвы, поста и так далее.

Отец Георгий: А благодаря чему вы это поняли?   

Александр Люлька: Однажды я встретил человека, который работал в церковной лавке. Я к нему пришел, посмотрел на ассортимент и сказал себе: «Я хочу знать, во что эти люди верят. Что я должен прочитать? А, вот книга с названием “Точное изложение православной веры”. Вот она-то мне и нужна. Раз точное и полное, сейчас я всё пойму». Я эту книгу купил, принес к себе, открыл. И понял, что я ее не могу читать: мне это просто не по зубам. Уровень интеллекта автора настолько превосходил мой, что на меня это произвело колоссальное впечатление. Такого я не встречал нигде. И я подумал: «Надо что-то попроще». И тут мне попалась довольно простая книга, которая мне объяснила одно – зачем Церковь на земле. Объяснила, что мы Христа узнаём не просто так, а через Церковь. Там был показан смысл апостольского преемства, объяснено, почему, не оставив ни одного письменного труда, записанного Своей рукой, Христос смог перевернуть мир. Я понял, почему христианство такое, что верующих во Христа больше всех в мире. Это был главный перелом.

После этого я начал поглощать христианскую литературу. Просто не мог насытиться, начитаться. «Точное изложение» я потом прочитал, значительно позже. Но вот всю обычную, популярную христианскую литературу я читал очень быстро и напитаться не мог. Именно потому, что я увидел: здесь нет потолка. Это уходящая в бесконечность Истина. Я нашел именно ту Истину, которую я искал. Удовлетворяющую именно тем условиям, которые я и предполагал для Истины: необъятность, но при этом понятность; бесконечность, но при этом удивительная близость; дальность, но при этом ощутимая красота. Красота мысли. А потом уже я начал знакомиться, конечно, и с красотой молитв, и с красотой Церкви, вплоть до архитектуры и иконописи.

Отец Георгий: То есть не было проблем при переходе с чисто интеллектуального постижения истинности православной веры к практике церковной жизни?

Александр Люлька

    

Александр Люлька: Нет. Конечно, важным этапом для меня стала встреча со священником, с первым священником, с которым мне удалось поговорить нормально. Он меня ввел в общину, где были жесткие правила церковной жизни: никакого либерализма в плане соблюдения постов или посещения храма, утренних и вечерних молитв. Да, ко мне, как к новоначальному, было некое снисхождение, безусловно. Но всё давалось на вырост и достаточно строго. А для меня это было просто, потому что я понимал, зачем это. Про каждое церковное дело, событие, явление я понимал, зачем оно нужно. Для меня, например, не было вопроса, почему надо соблюдать пост.

Отец Георгий: Конечно, это помогает, когда люди начинают понимать смысл того, что происходит в Церкви, смысл церковных установлений. В противном случае для людей часто закрыт и труден порядок церковной жизни.

Благодарю вас за то, что вы поделились этим опытом. Уверен, что он для многих будет важным, поскольку это то, что я наблюдал, общаясь со многими нашими современниками, которые говорили: «Ну, христианство – это неинтересно. Мы его и так все знаем». Начинаешь разговаривать: «А что именно ты знаешь о христианстве?» – и выясняется, что человек может даже не знать, Кто такой Иисус Христос. Может вообще ничего не знать о христианстве, но при этом у него такое ощущение, что христианство ему неинтересно, потому что оно и так уже как бы свое.

В действительности если ты христианство не понял, если ты его не изучил, если ты не пропустил его через себя интеллектуально, если ты им не жил – ты не имеешь права говорить или думать, что оно твое. Просто потому, что ты несколько раз зашел и поставил свечки, написал записку, оно не стало от этого твоим. Конечно, это один из диавольских соблазнов, когда у людей возникает ложное впечатление, будто христианство уже и так известно: мол, про христианство мы знаем, что это куличи, свечи и святая вода, а нам надо искать что-то глубокое и оно обязательно должно быть где-то далеко. Это тоже своего рода комплекс неполноценности – считать, что истина обязательно должна быть где-то в другом месте, а не в том, куда Господь тебя привел обстоятельствами твоей жизни или жизни твоих родителей.

Конечно, каждый человек свободен в своем выборе. Но для того, чтобы сделать выбор, хорошо бы ему понимать, между чем и чем он выбирает. Я надеюсь, что сказанное вами поможет людям относиться более серьезно к христианству. Потому что в христианстве есть та интеллектуальная и духовная глубина, которую у нас часто любят искать совсем в других местах. В одной из наших передач гостем был человек, который 20 лет своей жизни потратил с эзотериками, ища там истину. Ему пришлось даже в Индию поехать и там пожить, чтобы убедиться, что это совсем не то место, где Господь открывает Истину.

Вот чтобы люди не теряли время своей жизни, чтобы люди делали свой выбор честно, знать об этом интеллектуальном сокровище христианства, конечно, необходимо.

Александр Люлька: Я сейчас в основном сконцентрировал изложение на разумности, на интеллектуальном совершенстве христианства. Конечно, оно этим не ограничивается. Поэтому, если позволите, кратко добавлю еще вот что.

Я никогда не испытывал такой радости, как от чтения Священного Писания, когда я понимал, о чем идет речь, когда я уже знал Новый Завет и что-то из Ветхого Завета. Каждая книга Ветхого Завета открывается совершенно необыкновенно.

И какие это радость, счастье и необыкновенное блаженство – находиться в храме во время службы. Это бывает тяжело, но оно того стоит ради тех моментов, когда вдруг Господь тебе что-то открывает, – это ни с чем невозможно сравнить. Это такого уровня блаженство и радость, что я… Невозможно подобрать слов. Но я это вижу в глазах людей, которые отходят от Причастия или принимают Крещение.

Отец Георгий: Пожелаем нашим зрителям тоже ощутить эту радость в своей жизни. Большое спасибо!

С Александром Люлькой  беседовал Священник Георгий Максимов

5. «Я понял: здесь нет правды». Беседа с Иваном Катанаевым, бывшим скинхедом.

"Мой путь к Богу" (выход передачи 03.04.2016) 

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие после долгих поисков истины. Сегодняшний гость отца Георгия – Иван Катанаев, в прошлом один из лидеров скинхедов и футбольных фанатов, а сейчас активный участник движения «Сорок сороков». Почему патриотически настроенные молодые люди становятся приверженцами нацистских идей? Чем российские скинхеды отличаются от европейских? Что привлекает футбольных фанатов в неоязычестве? Легко ли преодолеть в себе предвзятое отношение к христианству? Нужна ли проповедь Христа «на улице»? Об этом – беседа с Иваном Катанаевым.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Наш сегодняшний гость в прошлом принадлежал к движению скинхедов. Но прежде, чем мы поговорим об этом периоде его жизни, хотелось бы услышать рассказ о времени предшествующем. Скажите, Иван, с чего у вас всё началось?

Иван Катанаев: Я родился летом 1983 года в обычной семье советской интеллигенции. У меня все и бабушки, и дедушки, и родители с высшим образованием. Отец – доктор физико-математических наук. Семья была довольно далекой от Церкви и вообще от Бога. Из детских воспоминаний, словно вспышки, сохранились редкие моменты, когда бабушка пару раз водила меня в церковь. Ну и когда несколько раз, уже в школьные годы, мы ходили на Пасху со всеми вместе святить куличи. Этим весь опыт моего общения с Церковью и ограничивался.

Потом Советский Союз начал разваливаться. Школа, в которой я учился, была очень хорошая, учителя великолепные. И у меня внутри был на тот момент – в шестом-седьмом классах, это 1990-е годы – очень большой диссонанс между тем, чему нас учили в школе, и тем, что я видел на улицах. Школа наша была в самом центре города, напротив Третьяковской галереи. Туда и в различные музеи мы ходили регулярно. И вот нам рассказывали про наши великие завоевания, победы российского оружия, полеты в космос и так далее – а, выходя на улицу, я видел грязь и нищету. И я это очень остро переживал, потому что у меня, сколько себя помню, всегда душа болела за судьбу страны и народа. Я не понимал, что происходит со страной… После уроков мы с друзьями гуляли по центру. Тогда в идеологическом плане был полный беспредел. Например, около Исторического музея, буквально на Красной площади, продавалась куча литературы нацистского содержания. В ней освещение проблем было замешано на жестком антисемитизме. И для подростка авторы были убедительны: «Посмотрите, кто у нас в правительстве. Посмотрите, кто руководит министерствами. Посмотрите, кто руководит страной. Посмотрите на банкиров». И ты видишь, что, действительно, там русских фамилий почти нет. Слово «русский» тогда было негласно запрещено. Я начал читать такую литературу, и в моей душе это нашло отклик.

Потом я увлекся футболом, когда подрос. На тот момент все футбольные фанаты России были скинхедами. Потому что все, что происходило в стране тогда, в середине 1990-х годов: война в Чечне, теракты в Москве, – подогревало у молодежи как раз такие настроения. Таких, как я, было очень много в то время. И так потихоньку я влился в националистическое движение. Увы, рядом не было тех людей, кто мог бы как-то направить в другое русло. Голоса Церкви вообще не было слышно. Мне, во всяком случае.

Итак, я закончил школу в 1999-м, поступил в институт и активно начал заниматься фанатским движением и пропагандой упомянутых идей.

Отец Георгий: У вас не возникло разногласий в семье? Или родители не в курсе были?

Иван Катанаев: Ну, родители общались со мной каждый день. Я был довольно адекватным человеком, просто у меня было такое извращенное понятие патриотизма: я всем этим занимался из искренней любви к родине. Итак, они видели, что я не полоумный, не бежал куда-то, и потому каких-то особых разногласий не было. Им, конечно, не нравилось мое увлечение футболом, то, что я пропадаю где-то с друзьями, что у меня периодически какие-то травмы. Но я в принципе был здоровым молодым человеком, который мог за себя постоять, мастером спорта по плаванию. Шесть дней в неделю у меня были тренировки. Здоровье было дай Бог каждому. И, конечно, тот запас энергии, который во мне копился, требовал какого-то выхода и выходил таким вот образом – на улицах, в драках.

Где-то в начале 2000-х годов в это националистическое движение начало вкрапливаться неоязычество, появились соответствующие элементы. И в этом я поучаствовал тоже, ездил на несколько неоязыческих праздников за город.

Отец Георгий: Насколько это все глубоко было?

Иван Катанаев: Честно говоря, идеологически в этом никто не разбирался. Всё ограничивалось лозунгами типа: «Мы за русских богов, слава предкам!» А что за «русские боги», кто это такие, что это такое – никого особо не интересовало. Просто были красивые картинки, культ силы, культ мужественности, и этим неоязычество подкупало. Когда мы ездили на их праздники, мы это воспринимали как походы. С рюкзаком, в палатке, на природе: шашлычок пожарить, выпить в компании, искупаться в речке… Ну и в конце дня, вечером, – большой костер, какой-то истукан деревянный, все чарку с медовухой передают. Для меня это было своего рода красивой непонятной историей. И этим все в нашем кругу увлекались. Способствовали этому неоязыческие штампы по поводу Христа как якобы «еврейского Бога», Которого евреи придумали и теперь по всему миру распространяют…

Скинхеды

Естественно, у меня этих кирпичиков из предубеждений и самообмана набралось много. Там глазом не успеваешь моргнуть, как этими кирпичиками создается такая большая стена, которую потом очень тяжело пробить. И все аргументы, что я сейчас сам в споре с язычниками привожу, просто отлетают как от стены горох. Сложно эту стену пробить. Когда ты ее пробьешь, хоть маленькое окошечко сделаешь – эта стена очень быстро рушится. Но вот сделать это первое маленькое окошко довольно сложно. И я тогда был тоже самоуверенный, гордый, крепкий парень, которому чужие советы абсолютно не нужны. И эта стена сразу же делит людей на «своих» и «не своих».

И еще хотел бы заметить: у всего этого язычества абсолютно нет никакого антагонизма с сатанизмом. Сейчас-то я понимаю, что все это общение с перунами, велесами и так далее – это общение со злыми духами, бесами. Но тогда я этого не понимал. И в движении были люди, которые придерживались сатанинских взглядов, носили перевернутые кресты, звезды сатанинские, у некоторых даже клички были соответствующие. Но это не вызывало ни у кого из всего нашего сообщества какого-то отторжения. Потому что в представлении язычника кто такой сатана? Это тот, кто борется с этим «еврейским Богом», сказки о Котором евреи распространяют по всему миру. «Если он с Ним борется, значит, он наш союзник» – такова логика неоязычника.

Отец Георгий: Что подтолкнуло вас к выходу из движения скинхедов?

Иван Катанаев: В начале 2000-х годов я постоянно летал в Англию, в Лондон, и там я познакомился с основателями мирового бритоголового движения. Надо сказать, что сначала скинхеды, когда они появились в 1960-х годах, не были политически окрашены. Это просто была тусовка, такая же, как рокеры, байкеры, хиппи, но со своими атрибутами, своим антуражем, своей музыкой. Политически окрашенным это движение стало только в конце 1980-х годов. Это произошло в Англии, и одним из родоначальников такого поворота был Ян Стюарт, также основатель легендарной музыкальной группы. Этот англичанин повернул часть движения скинхедов в ярко правое направление. Создалась организация, которая называлась «Кровь и честь». Название они взяли у войск СС. Эта организация очень быстро расползлась по всему миру. В том числе было отделение и в России, в котором я состоял. И, регулярно бывая в Англии, я познакомился там со многими людьми, которые были отцами-основателями движения либо общались с ними, со Стюартом например, погибшим в 1994 году в автокатастрофе. В 2004 году было десятилетие со дня его кончины, и в Англии собирался огромный фестиваль по этому поводу, чтобы вспомнить его. Приглашали людей со всего мира. Причем не просто людей, а лидеров местных движений скинов, не последних лиц, но тех, кто в своих странах занимает определенные позиции.

Мы из России тоже туда поехали, трое человек. Мне тогда был 21 год. Все происходило под Бирмингемом, это несколько часов езды от Лондона. Городок в 5000 человек жителей, и туда приехали со всего мира 2000 скинхедов – огромных, здоровых, забитых татуировками мужиков, которые два дня там находились во время непрекращающегося концерта. Полиция оцепила всю округу, но и близко не подходила, не вмешивалась, чтобы не провоцировать. Там в принципе ничего криминального не было: все пили пиво, слушали музыку, общались и так далее. Но я тогда изнутри посмотрел и увидел всех тех, на кого мы в России равнялись… Чьи диски переписывали, картинки перерисовывали… Интернета не было тогда, картинки, журналы – они были штучными – передавались из рук в руки, и все это выглядело красиво: все такие мощные, красивые. А когда я это всё увидел вживую…

Скинхеды и хиппи. Лондон, Площадь Пикадилли, 1969 г

Отец Георгий: Ощутили разочарование?

Иван Катанаев: Это мягко сказано. Тут еще нужно понимать вот что: в России тогда средний возраст членов этого движения – и фанатского, и скинхедов – был примерно 20–25 лет. А в Европе, где это все началось пораньше, средний возраст этих людей был 35–40 лет, наверное. А отцам-основателям уже под полтинник было. И тогда, столкнувшись со всем тем, за чем мы все бегали, посмотрев и пообщавшись, я понял: здесь нет правды абсолютно никакой, это откровенные лузеры, то есть неудачники по жизни, которые ничего не добились и ничего не добьются. Какая политическая борьба, какие революции, которыми мы грезили?! Ничего этого даже близко нет, и никто ничего не хочет. Попить пивка, послушать музыку, по пьяни с кем-то подраться – это максимум, на что они способны. И меня это очень тогда отрезвило. Посмотрев на это, я понял: если в России продолжить этим заниматься, будет примерно то же самое: точно так же состаришься, и ничего у тебя не будет – ни семьи, ни детей, – как у них ничего абсолютно ни у кого не было. Так что, вернувшись в Россию, я стал от этого потихоньку отходить. Мне это стало искренне неинтересно.

Отец Георгий: Многим нелегко порвать с прошлым. Как у вас это было?

Иван Катанаев: Действительно, очень сложно вот так взять и развернуться на 180 градусов. Очень сложно поменять кардинально образ жизни, потому что вся жизнь, все друзья, весь круг общения так или иначе с этим связаны. Атрибуты внешние, которые есть, – начиная с одежды и заканчивая татуировками… Я знаю людей, у которых на теле набиты вот такого размера свастики. Что вот ему с этим делать? Взять и сказать, что он полностью ошибался и осознал это, когда ему 30 стало?.. Это тяжело, не все к такому готовы. Я знаю людей, которые сейчас даже на пляже ходят в майках с длинными рукавами, потому что у них немалое количество таких татуировок и им теперь стыдно это все показывать и неудобно, хотя они уже давно раскаялись и пришли к Богу. Либо же кто-то на пути. Но вот так разом порвать с прежней жизнью – это довольно тяжело, потому что слишком много якорей, которыми ты сам себя обвязал и которые тебя просто держат и не позволяют это сделать. Плюс – твое окружение: оно просто не поймет этого. Если ты начнешь им объяснять, то все будет отлетать от той стены, которую каждый вокруг себя выложил. И это довольно тяжело.

Но я постепенно стал от этого уходить. И возвращаться к русской классике. Начал знакомиться с русской философией. Тихомиров, Бердяев, Ильин, Данилевский. Это еще не были целые книги, просто какие-то высказывания, отрывки, статьи. Они мне начали попадаться на глаза. А о чем писали все наши славянофилы? О принципе Православия, о том, что уникальность нашей страны должна базироваться на православной вере. И я подумал: раз так, то, значит, нужно разобраться, что такое Православие. И я в этом направлении начал что-то искать. Сначала просто в интернете лазил, смотрел.

Отец Георгий: А не было ли какого-то внутреннего противления, исходя из той инерции языческих противохристианских установок?

Иван Катанаев: Подобных противоречий у меня не было абсолютно, потому что, как я сказал, та стена из мифов, фантазий, откровенной лжи и самообманов рухнула, когда я из нее убрал всего один кирпичик. И когда я понял, что то, чем я увлекался, – это откровенная чушь, встал вопрос: «А где истина?» И начался поиск истины. Мне на тот момент было очень важно найти доказательства истинности Библии, библейских событий. Я искал описания археологических находок, научные статьи. Тогда для меня была менее важна духовная составляющая, надо было понять, что Христос действительно существовал в истории, что это Бог, Господь. Мне нужны были доказательства, и я их искал. Веры вообще не было, если честно. Был интерес к Православию, но чтобы самому верить в Бога… У меня не было вообще понимания того, что есть Господь. Потом я наткнулся на выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, ныне Святейшего Патриарха. Тогда я впервые, наверное, услышал, как столь высокого уровня человек говорит слова «русские», «русская страна», «Россия». Я не помню уже, о чем была речь, но это была такая патриотическая речь по поводу возрождения народа! И я начал слушать. Старался не пропускать его выступления, смотрел их на YouTube.

Более того, у меня на спартаковском сайте был очень популярный блог. Его по 5000–10000 человек в день читало. Я его вел, потому что был одним из лидеров всего фан-движения «Спартака». И вот я начал там выкладывать выступления митрополита Кирилла. А фанатское сообщество далеко от Церкви. Воцерковленных людей за все время… может, они и были, но не афишировали это. Так что я не знал вообще ни одного на тот момент. Итак, я начал выкладывать эти выступления – и антагонизм в комментариях был полнейший. Дошло до того, что я просто отключил комментарии и начал каждую неделю выкладывать записи без комментариев – у меня эта рубрика в блоге называлась «Слово Церкви» или «Церковь в мире», не помню точно… Тысячи людей просматривали. И так это все потихоньку двигалось.

Еще один момент: я четыре года жил в мусульманской стране – в Индонезии. Это страна, где самое большое количество мусульман в мире. И там, естественно, Православия нет.

Отец Георгий: Немного есть: тысячи две индонезийцев приняли Православие.

Иван Катанаев: Я этого не видел, не знал. Но в тот период у меня появилось огромное количество времени. Меньше стало суеты. И все это свободное время я посвящал тому, что читал. И вот тогда я довольно основательно познакомился с нашими философами и мыслителями. Это и Тихомиров, и Данилевский, и Карамзин, Ильин, митрополит Антоний (Храповицкий) и многие наши славянофилы. Они довольно подробно и убедительно раскрывают, что Россия должна быть православной державой в полном значении этого слова. И тогда мне пришло такое понимание: если она должна быть православной, значит, люди должны быть православными. Значит, и я. А что такое «быть православным человеком»? Надо сказать, к тому моменту я уже считал себя верующим и даже православным. Но в реальности я, конечно, понятия не имел, что такое «православный христианин». И мое знакомство с Церковью началось во время моих поездок в Россию.

Иван Катанаев

Я раз в три месяца прилетал, например, в Москву и месяц мог здесь находиться. Я стал заходить в храмы. Знакомство с Церковью для меня началось с церковных лавок. Я воспринимал их сначала как место, где есть гарантированно качественная литература. И меня еще удивляло, что во всех церквах лавки абсолютно разные. Кроме молитвословов остальная литература – духовная, историческая и т.д. – была совершенно разной. Мне это было интересно и удивительно. В любой храм зайди, подойди к церковной лавке – всегда можешь найти что-то интересное. Так, в одном из храмов я нашел книжку Гоголя «Размышления о Божественной Литургии». Я читал много его произведений, но о том, что у него есть такая книга, понятия не имел. И то, что она такая глубокая, где он описывает Литургию, свои переживания и мысли по этому поводу, для меня тоже было удивительно. Святого Иоанна Кронштадтского где-то взял, почитал…

И я начал понимать: все, надо воцерковляться. Но как это сделать? Для меня теоретическая подготовка была очень важна. Мне нужно понимать, что я делаю в храме. У жены немного другое отношение к этому. Она говорит: «Я так чувствую». Женщины, действительно, многое делают по наитию сердца. У меня же вера сначала была больше в голове. Мне нужен был обоснованный ответ. Так что об исповеди и Причастии я сначала узнал в книге, потом понял: все, пора. Вопрос только был: к кому, куда идти? Заходил в разные храмы, смотрел издалека. Потом одна моя приятельница, с которой я в Индонезии познакомился и которая была воцерковленной, говорит мне: «Я, когда бываю в Москве, хожу в такой-то храм к такому-то батюшке. Рекомендую, сходи». Я сначала про этого батюшку все прочитал на сайте. Посмотрел, где он преподает, какие предметы. Подумал, что на многие вопросы он мне ответит точно. Пошел. Но когда это делать? Я не знал, например, что это нужно делать после всенощной. Я посмотрел расписание, когда он служит, пришел в будни средь бела дня. Смотрю: он стоит. Подхожу, говорю: «Батюшка, здравствуйте. Мне нужно исповедаться». Он на меня посмотрел, спросил: «Прямо сейчас?» Я говорю: «Да, прямо сейчас. Когда же еще?» Сейчас все это, конечно, для меня немножко забавно… Но он тогда сказал: «Хорошо». То есть очень смиренно все воспринял. Пошел, одел епитрахиль, взял Евангелие, крест, мы зашли в комнату крещальную. Он мне все объяснил по поводу исповеди – когда, что, как делать. Это для меня было важно. Я тогда первый раз исповедался. И так началось мое воцерковление.

Отец Георгий: Здесь я хотел бы дать небольшой комментарий, потому что, бывает, человек приходит на исповедь, не зная, в какое время лучше прийти. Слава Богу, вы застали батюшку. А вообще может быть так, что батюшка уехал, например, причащать больного, соборовать или еще зачем-то. Так что если у кого стоит вопрос первой исповеди, лучше всего прийти в субботу вечером. Некоторые приходят в воскресенье или в другие дни на Литургии исповедоваться, но на самом деле это не время для исповеди, даже церковный документ есть об этом. В виде исключения детей или пожилых людей тогда исповедуют. Но вообще во время Литургии священник занят Литургией. И поэтому глубокой исповеди, серьезного разговора не получится, так как священнику нужно все делать быстро. А человеку, который приходит на исповедь в первый раз, лучше поговорить со священником более подробно.

Так что если кто-то из наших зрителей стоит перед вопросом о первой исповеди, имейте в виду: лучшее время для этого – суббота вечером.

Но давайте вернемся к вашему рассказу.

Иван Катанаев: Приступив к Таинствам Церкви, я до той истины, которую искал, дошел. По крайней мере, понял путь, куда идти, и продолжил движение. Но у меня вопрос будущего моей страны по-прежнему на одном из первых мест в жизни. И я убежден, что наше будущее зависит от наших семей. В первую очередь от того, насколько крепки они будут. Одна семья – это как одно железное кольцо, а большой набор таких колечек – как кольчуга. И насколько крепкой семья будет, настолько сильна и успешна наша страна.

Как-то раз мои знакомые говорят: «А ты знаешь, у Андрея Кормухина, товарища нашего, девять детей». Мне стало очень интересно. Я сейчас говорю про одного из основателей движения «Сорок сороков». Мне захотелось с ним познакомиться. Мы с ним встретились, я хотел взять у него интервью. Я веду сейчас сайт, где стараюсь общаться с такими же, каким был я сам. Не то чтобы «наставить на путь истинный», это слишком громкие слова, но хотя бы дать какую-то альтернативу тому, что они получают с другой стороны. И вот я пришел брать у него интервью. Мы с ним три с половиной часа просидели в кафе, проговорили, и я понял, что нам по пути. Через какое-то время меня ребята из его движения пригласили на патриаршую службу. Я тогда еще службу плохо знал, «Отче наш» только выучил. Ходил по воскресеньям, старался не пропускать службы, исповедовался ежемесячно, но многого еще не понимал. И я пришел на эту службу. Движение «Сорок сороков» в качестве волонтеров участвует в патриарших службах, помогает на богослужении.

Меня там в самый уголок поставили. Я оказался впервые в храме Христа Спасителя на службе. Поражало все это великолепие, цветы, хор, было множество архиереев. Приезжает Патриарх, заходит, его облачают, начинается Литургия – и запел хор. И вот тут у меня просто слезы из глаз. Сдерживался, как мог, но это было невозможно. Тот момент я очень хорошо помню. Я тогда не просто понял, а ощутил физически присутствие Господа. Это было не передать словами. Я смотрел на алтарь, на Престол, на царские врата, на ход богослужения. И понимал, что Господь – Он здесь и сейчас с каждым присутствующим. Я это чувствовал.

После этой Литургии у меня больше не осталось вопросов, как доказать то или это. Только один вопрос был: как мне к этому приблизиться? И тогда я начал переходить на духовную литературу, более серьезную. Я заново открыл Евангелие и начал не просто читать, а вчитываться, пытаться что-то понять. И чтение Евангелия у меня превратилось в долгий процесс. Потом еще был опыт поездки в Псково-Печерский монастырь, мы ездили на престольный праздник, когда там такая красота! Крестный ход – весь город. Из Пскова люди приезжают, десятки тысяч человек в нем участвуют. В обители два брата из нашего движения, один уже пострижен в монахи, другой еще послушник. И они, конечно, нас опекали. Литию отслужили в пещерах… Мы потом посчитали, что за выходные из двух с половиной дней мы 25 часов были на службе. Это был уникальный опыт…

Отец Георгий: Такой опыт, к слову, помогает вжиться в жизнь Церкви, соприкоснуться с опытом тех наших предков, которые сделали нашу страну великой, понять их. Потому что это то, чем они жили. Это то, что для них было дорого. И те же самые крестные ходы, и то же самое богослужение. Это то, чем наши предки жили веками. Не знаю, было ли у вас такое ощущение. Конечно, для меня самое главное в Православии – это встреча со Христом. Но также для меня Православие делает близкими и понятными моих собственных предков, мою собственную культуру, мою собственную страну. И я думаю, что людям, которые пребывают в неоязыческих мифах, делают себя очень далекими от этого, не понятно то, чем жили и руководствовались наши предки, когда совершали в том числе и те значимые и великие деяния, и произведения искусства, культуры, благодаря которым Россия стала известна во всем мире.

Иван Катанаев

Иван Катанаев: Для меня вообще все совершенно по-новому открылось. Я по-другому начал смотреть на правление наших царей. Николай II для меня с совершенно другой стороны раскрылся. Достоевский. Я понял, что мне его нужно перечитать полностью всего. И таких моментов очень много. Я вообще сейчас отношусь к Православию в России как к некоему большому сундуку. Такой крепкий, хорошо сбитый сундук, который стоит в доме каждого нашего гражданина. И вот он ходит и спотыкается об него, а главное – весь дом, все комнаты увешены надписями: «Открой сундук!» – и стрелочки. А он не открывает. Ходит, спотыкается, бьет этот сундук, пинает его. И вот он уже лежит старый и бедный в постели, и дом прохудился, и крыша протекает, и сам уже больной. Видит опять табличку: «Открой сундук». Открывает – а там несметные богатства. Вот просто возьми маленькую толику из этого богатства, и хватит и дом починить, и крышу отремонтировать, и здоровье поправить. Просто открой. Ну хотя бы поинтересуйся, что там. Увы, немногие интересуются…

Наше движение довольно много с людьми на улице соприкасается. Потому что мы помогаем строить новые храмы, защищаем стройплощадки и видим тех людей, которые протестуют против храмов, не понимая вообще ничего. Есть среди протестующих и язычники, и сатанисты, и атеисты воинствующие – кого там только нет. Но немало и тех, кто просто пренебрегает своим «сундуком». И начинаешь с ними как-то общаться. Некоторые воспринимают это очень хорошо. Я за последний год накопил большой опыт такого общения. И к моему удивлению, мне самому очень понравилось о вере говорить. Иногда, бывало, часа три без остановки говоришь… То, что уже выучил. И я сам чувствую такую острую потребность. Ведь когда ты пережил присутствие Бога, как об этом можно молчать?! Об этом нужно не то что говорить – об этом нужно кричать. Просто идти… Как Христос сказал: «Идите, научите». А еще Он говорил: «Не бойтесь» и «Радуйтесь». Я стараюсь радоваться и не бояться. И этим своим опытом делиться… Есть определенная потребность это отдать.

Отец Георгий: Конечно, важно делиться. И надеюсь, что на этом пути Господь вас благословит и поможет и поддержит. И дай Бог, чтобы и другие люди, которые сейчас находятся, может быть, на тех же распутьях, на которых вы когда-то находились, услышав ваше свидетельство, получат пищу для размышлений и пересмотрят какие-то вещи заново. Спасибо за ваше свидетельство.

С Иваном Катанаевым беседовал священник Георгий Максимов

6. Вернувшись с того света. О том, как Василий Лазарев умер, увидел Христа и воскрес.

"Мой путь к Богу" (выход передачи 15.11.2015) 

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Опыт, пережитый гостем этого выпуска программы, – драматичен и одновременно… светел, ибо в корне поменял его жизнь, стремительно несущуюся под откос, повернул ко Христу. Как и почему оказался Василий на том свете, что пережил там, как чувство Христовой любви помогло правильно осмыслить жизнь здесь, – его рассказ.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодняшний наш гость, скажу сразу, пережил весьма драматичные события в своей жизни, которые и привели его к Богу. В среде людей, далеких от веры, есть такая поговорка: «С того света никто не возвращался». Произносится она с тем подтекстом, что будто бы никто не знает, что нас ждет после смерти. Однако история нашего гостя эту поговорку опровергает. Но прежде чем переходить к разговору о его смерти и возвращении, поговорим немного о предыстории. Василий, не ошибусь ли я, если предположу, что вы выросли, как и многие из нашего поколения, в неверующей среде и с верой были незнакомы?

Василий Лазарев: Да. Родился я и вырос при другой эпохе. А после армии – для меня это было в 1989-м – возникла совершенно другая парадигма. Советский Союз рассыпался. Приходилось как-то добывать себе пропитание. Молодая семья, ребенок родился. После армии я поработал немножко на заводе, а потом попал в охранное агентство – ЧОП. Сейчас это, конечно, немножко другая структура, но тогда это были охранники, а ночью бандиты, которые выколачивали долги. Много плохого я совершил. Много ужасных поступков. Крови нет на моих руках, но всего остального хватает. Поэтому мне до сих пор стыдно, хотя я каялся. Много народу погибло рядом. Некоторых посадили. Но, так как у меня в тот момент родилась дочь, я решил все-таки уйти с этой дорожки. Потихонечку мне удалось без особых потерь уйти в сторону. Я просто переехал на другое место, обрубил все связи полностью. Пытался как-то строить свою жизнь, но денег не было, и я подрабатывал где угодно: торговал, таксовал на своей машине. Познакомился с товарищами на рынке. Тогда это называлось «лохотрон». Проработал три года на рынках Москвы и Подмосковья. Там пристрастился к наркотикам.

Отец Георгий: А как это произошло? Вы ведь были уже взрослым человеком и наверняка слышали, что это опасно.

Василий Лазарев: Я тогда поругался со своей женой, жил один в коммуналке, там у меня собиралась большая компания наркоманов. Я смотрел на их довольные физиономии, когда они кололись и говорили: «Тебе это не надо». Это больше походило на: «Только не кидай меня в терновый куст». И вот захотелось попробовать. Сначала было страшно. Понюхал – особого эффекта не дало. Потом укололся раз, два, три… И всё. Достаточно, я думаю, двух раз. Героин – очень цепкий демон. Он берет человека в свои объятия и уже не выпускает его. Сколько народу ни лечилось, пыталось как-то уйти, слезть с этой темы – удавалось единицам. Я знаю только одну девочку, которой удалось это, но и то ценой больших усилий, и по женской части у нее фиаско. То есть не родит уже. Ну а остальные умирали. Причем люди испытывали клиническую смерть от передозировки и потом шли за новой дозой.

Помню случай с моим товарищем. Мы сидели на кухне: я, он и его девушка. Укололись – он упал. Стало плохо ему, вызвали «Скорую». Те быстро приехали. Выволокли его на лестничную площадку. Там вскрыли грудину и делали прямой массаж сердца… Это зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Откачали. И всё равно это ничего ему не дало, и буквально через два месяца он ушел от нас из-за передоза. Страшные вещи. Я сидел где-то год. Это сравнительно мало. Людей по-разному это добивает. Некоторые 10, 15 лет живут на героине – не знаю, почему так долго. Но обычно наркоман живет 5–6 лет максимум.

Отец Георгий: Ваша собственная смерть тоже произошла из-за передозировки?

Василий Лазарев: Не совсем. Тогда бытовало такое мнение: можно пить водку, и через алкоголь удастся слезть с героина. Но, как оказалось, это не так на самом деле. Были майские праздники, и вот с той целью я пил и пил. Чтобы с героина слезть. Но не помогло. Я не выдержал, и 11 мая мы с друзьями укололись в подъезде. Дело было вечером, после 22 часов. А водка и героин – это смерть сразу. Я не знаю, что там на что влияет, но это сразу практически. И я еще был под парами алкоголя. Помню темноту. Как бы схлопывается сознание. Глаза закрываются, и колокольчики звенят в ушах.

Отец Георгий: То есть у вас наступила клиническая смерть?

Василий Лазарев: Это самый момент смерти. Никакой боли не чувствовал. У меня мягко, спокойно глаза закрылись, и я упал вниз, скатился к мусоропроводу. Там и остался. Помню только, как буквально через мгновение видел – как будто из-под воды и в замедленном движении – как девушка, одна из нас, бежит, стучит по квартирам, чтобы открыли позвонить в «Скорую» – мобильных телефонов тогда еще не было. Товарищ мой, который был рядом, Сергей, пытается делать мне искусственное дыхание. Но, наверное, не очень-то и умел. Дальше помню, что я уже лежу перед подъездом. Приехала «Скорая». Лежит тело. Вижу свое тело со стороны. Что-то они там делают. А мне уже как-то это стало без разницы. Совершенно неинтересно. Начало тянуть как-то вправо и вверх. Всё ускоряясь. И неприятный звук такой, гул. Завертело и понесло вверх по большой такой трубе. Мысль моя при этом не прекращалась ни на секунду.

Отец Георгий: Понимание того, что наступила смерть, не испугало?

Василий Лазарев: А поначалу у меня не было этого понимания. Оно пришло позже. Меня стало всё быстрее и быстрее тянуть. Потом такие полупрозрачные стены, туннель, полет всё ускоряющийся. Вокруг какие-то картины, можно сравнить со звездными снимками телескопа Хаббл. И впереди яркий свет. Ярчайший. Это сродни с аттракционом в аквапарке, когда ты по спирали вниз летишь, спускаешься и падаешь в бассейн с теплой водой. И такой аккорд какой-то неземной музыки, что ли. Вот тогда я посмотрел на себя. Только тогда пришло осознание того, что я умер. Никакого сожаления при этом не было. Я чувствовал радость, покой, наслаждение. Я мог посмотреть, где я. Видел, как лежит мое тело в машине «Скорой помощи». Но мне до него как-то… совершенно безразлично. Без презрения какого-то, без ненависти, просто…

Отец Георгий: Как уже нечто чужое?

Василий Лазарев: Да. Вот как мимо идешь – лежит камень на улице. Ну, лежит и лежит. После этого меня потянуло вверх, знаете, как будто теплой ладонью вверх стало приподнимать. Я ощущал прямо волны счастья и абсолютнейшего спокойствия. Абсолютной защиты. Всё вокруг пропитано любовью – такой силы, что и непонятно, с чем сравнить. Меня тянуло как будто сквозь какие-то облака. Как самолет взлетает. Всё выше и выше. И передо мной возникла фигура в ослепительном сиянии. Она была в длинном одеянии, в хитоне. Знаете, я ведь до того времени ни разу Библию не открывал и никогда никаких мыслей о Боге, о Христе у меня не было. Но вот тогда я сразу всеми фибрами души понял, что это Он. А Он – как отец родной. Он встретил меня, блудного сына, с любовью, какой не увидишь на Земле. Со мной так никогда никто не разговаривал. Он не укорял, не убеждал, не ругал. Он просто показывал мою жизнь. Мы общались мыслями, и каждое слово Его воспринималось как закон. Без всяких сомнений. Он говорил тихо и ласково, а я всё больше убеждался в том, что был чудовищно неправ не только к себе, но и к родным, да и вообще ко всем. Я плакал, рыдал, сердце мое, разрываясь, очищалось, постепенно мне становилось легче.

Знаете, мне такое сравнение запало в голову: когда горшечник делает какой-то горшок, и вот глиняная заготовка у него упала – и он ее начинает руками выправлять… Точно как горшечник, Он правил мою душу. Она была грязная такая… Так вот, Он прокрутил мою жизнь, как картину, перед моими глазами.

Это известно, что так происходит, я потом читал это у того же Моуди или у других, кто пережил подобное. Здесь ничего нового. Я не придумываю, не вру. Врут, наверное, для достижения какой-то цели. Я же просто хочу рассказать о том, что видел, чтобы люди услышали. Я уже привык к тому, что мне многие не верят и иногда крутят пальцем у виска.

Так вот. Он мог остановить в любом месте жизнь. Это как кинокартина какая-то. Но, что самое интересное, я мог в любом месте зайти посмотреть на себя. Почувствовать ситуацию с точки зрения каждого из окружавших меня людей.

Отец Георгий: Понять, как они это воспринимали?

Василий Лазарев: Да. Как можно ранить словом. Это как… например, пулевое ранение и ножевое, которые у меня были, ни в какое сравнение не идут с тем, как может ранить человек просто одним брошенным словом. И как запоминается это на всю оставшуюся жизнь. К каким последствиям это приведет. Как надо быть осторожным в своих поступках. Многие люди думают, что есть лишь эта жизнь, а потом всё, какое-то темное беспросветное нечто и ничего нет. Нет, друзья мои, всем придется отвечать за сделанное. Абсолютно всем.

Ну так вот, мы с Ним эти картины разбирали. Потом Он меня взял за руку, мы пошли… Я помню, что под ногами была туманная субстанция какая-то, она постоянно переливалась. Ярчайший свет. То есть тени там вообще нет, хотя здесь это трудно себе представить. Я чувствовал себя полупрозрачным. Как в кино «Человек-невидимка», где у него просто границы обозначены. И Он взял меня за руку и повел и просветил меня вот этим ярчайшим светом. Потом опять оказались в том месте, где мы в первый раз встретились. И я не помню, о чем Он спросил, но главное, что я осознал: мне нужно вернуться назад, в земную жизнь. Промелькнули перед глазами жена, ребенок. К слову, к тому времени мы поругались и уже где-то почти год не жили вместе. В общем, я понял, что мне нужно вернуться. Я обещал Ему взяться за ум, исправиться. Глубочайшая печаль возникла во мне, и в то же время мне дали понять, что мы еще встретимся. Этой надеждой, наверное, и живу до сих пор. Честно говоря, мне хочется туда. В любую минуту.

Христос. Мозаика святой Софии Константинопольской

Хотя, конечно, настолько прекрасно было то, что я испытал, настолько плохо может быть тем, кто окажется в аду. Я не был в раю, но, наверное, в каком-то преддверии рая. Не знаю, как сказать… Это чувство, наверное, сильнее всех наркотиков вместе взятых на Земле и умноженных на бесконечность. Взрыв всезнания буквально «сбил» меня с ног, возможно. Истина только краем прошлась по мне, но я ощутил тот бесконечный творческий потенциал, который заложен в нас. Знать всё… это не пересказать никак, просто поверьте на слово: это великолепно, скучать мы там уж точно не будем. Настолько там было прекрасно. Тепло, уютно. Именно с Ним. Я чувствовал, что именно Он отец и есть. Настоящий отец. Не то что земные отцы… С биологическим отцом мне не очень повезло, и с отчимом тоже.

Короче говоря, получилось, что я уже как бы в обратном порядке возвращался. В мае-то поздно солнце заходит… я помню, что еще был закат, и я опускаюсь. Сквозь листву деревьев, сквозь крышу машины и в тело. Мое сознание рывком входит назад. Я делаю глубокий вдох, ребра болят очень сильно. И хватаю за руку фельдшера. У него в ладони часы, ключи, деньги…

Отец Георгий: Ваши?

Василий Лазарев: Да. Всё из моих карманов. Карманы вывернуты. Я ничего не хочу сказать плохого про работников «Скорой помощи». Я сам сын врачей. У меня и сестра работала на «Скорой помощи». Я был трупом. Как выяснилось, 14 минут уже. Они уже, естественно, не предпринимали никаких реанимационных действий, просто везли меня в морг. Ну, а… В общем, я схватил его за руку. Эти глаза надо было видеть. Такого ужаса я не видел еще ни разу.

Отец Георгий: Могу предположить, что в будущем этот человек уже не рисковал обшаривать умерших. (Смеется.)

Василий Лазарев: Да там денег-то было… Помню, я отсчитал ему половину – это как раз была бутылка пива. А на вторую половину купил себе бутылку пива, прямо рядом там сел и сижу себе думаю. На следующий день я проснулся от звонка в дверь. А я еще не понимал практически, что со мной произошло. Осознание происходило постепенно на протяжении нескольких недель. Так вот, я открываю дверь: жена стоит. А мы с ней год не виделись. В общем, мы поговорили где-то с час. Я бросил всё. Всё, что было в той комнате. Закрыл ее, и мы уехали к ней. Больше я туда не возвращался. Обрубил все концы сразу.

Но героиновая зависимость никуда не делась. Буквально к концу дня мне стало совсем плохо. И последующие где-то месяца два с половиной у меня была такая диета: бутылка водки, димедрол, тазепам, феназепам – чтобы просто выключиться полностью на время ломки. Моя жена просто святой человек. Она выходила меня. Она шла на работу и покупала мне водку. А я валялся дома. В начале приема тяжелых наркотиков ты не задумываешься, что с тобой будет дальше, тебе хорошо, и пусть весь мир подождет. А когда ты хочешь с этим покончить, обнаруживаешь, что демон не отпускает тебя. У тебя уже нет вен, те, что были, ты давно «сжег». Ты весь гниешь, тебя трясет и ломает в буквальном смысле слова. Ломка – это страшнейшая боль. Не как при порезе или ушибе. Это, скорее, сродни ревматическим болям, когда выворачивает суставы. Но, опять же, многократно умноженная боль. И это внутри тебя. Ты не завяжешь, не приложишь ничего. Тебя начинает выкручивать. Ты не можешь стоять, ты не можешь лежать, ты вообще не можешь найти покой. Плюс всякие кошмары сопровождают все это. Ужаснейшее состояние. А прекратить его очень просто. Надо всего лишь поднять трубку, позвонить, и через полчаса ты уже будешь уколот, и всё нормально. Но я дал слово бросить это.

По собственному желанию преодолеть ломку чрезвычайно сложно, здесь очень важна поддержка близких и, конечно, желание больного. Но самое главное, чтобы в этом деле тебе помог Бог.

Это я сейчас понимаю, что Господь и жену сподобил, чтобы она ухаживала за мной, и дал мне силы. Один бы я не выдержал этого.

Это было страшное лето. Но я оклемался. Потом я бросил пить. Не скажу, что сам бросил. После водки, после этого всего «лечения» я резко пожелтел. Приехала «Скорая» и говорит: «Да, у вас гепатит С. Если будете дальше пить – цирроз, и привет». Стал я пить пиво вместо водки. Стало еще хуже. В общем, дело близилось к концу. Уже не от наркотиков, а от алкоголя. Мы поехали в клинику, где по методу Довженко кодируют. И вот я не пью уже 17 лет. И не тянет. Я смотрю на тех, кто выпивает, и мне становится смешно – это цирк просто. Люди не понимают, что они творят. Я перестал пить, и, естественно, во всех этих пьяных компаниях мне просто скучно.

И прекращение наркотической зависимости, и освобождение от алкогольной зависимости – это все происходило именно после того случая. Какая-то внутренняя директива возникла, что ли.

Василий Лазарев

Сейчас я понимаю, что это всё связано с Богом. Он ставит на путь истинный. Я пошел работать. Естественно, изменять жене перестал после того момента сразу. Курить перестал, ругаться матом перестал. Это постепенно, шаг за шагом. Во всех моих начинаниях я просил помощи у Бога. Вот так про себя просил, и Он всегда помогал. К слову, через месяц после того, как я пожелтел, я пошел снова кровь сдал на анализы. Диагноз не подтвердился. Я сдавал еще потом несколько раз – гепатита нет. Он просто исчез.

Отец Георгий: При всем этом вы до Церкви не сразу дошли?

Василий Лазарев: Да. Это был долгий путь. Как будто бы сначала нужно было удалить из себя всё ненужное. А Церковь – это уже тюнинг, доведение до совершенства. Избавление от тех зависимостей, которые я выше перечислил, – это, я считаю, была только грубая настройка, теперь мне предстоит тонкая настройка. Тонкая настройка будет продолжаться до последнего вздоха. Она намного важнее и неизмеримо труднее первого этапа. Ведь бросить курить куда как легче, чем бросить завидовать кому-то. Или бросить пить легче, чем перестать ненавидеть кого-то или простить кому-то.

До Церкви я дошел не сразу. А сначала я просто много читал о посмертном опыте людей. Ходил в каких-то дебрях: Блаватская, Рерих… Там искал истину. Но нашел, только когда прочел в Библии: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 8). Об этом учит Православие. В других учениях я не нашел этого. И там, в моем посмертном опыте, – Бог есть любовь. Абсолютная любовь. Именно там я понял это. Я был защищен, любим, понимаем. Как сын, который нашел отца. Именно христианство учит, что «тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, Он дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1: 12), «Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (Гал. 4: 7). И руководствуясь этим, я пошел в Церковь, исповедался, причастился. Наверное, в первый раз после крещения. Меня крестили в 1980 году; тогда мы были во Владимире, когда на Олимпиаду всех из Москвы выгнали, и там в церкви меня мать крестила. Хотя она сама коммунистка, отец коммунист. Врачи…

Отец Георгий: Просто в силу традиции, наверное?

Василий Лазарев: Да. Тогда я не придал этому значения. Я, честно говоря, до 20 лет и не задумывался, что такое Бог – есть Он или нет. Просто живем, и всё. Так вот. После того случая прошло, наверное, лет шесть, прежде чем я пришел в храм… Я стал периодически раз в три недели подходить ко Причастию. Исповедоваться, причащаться. Первый раз, когда я причастился, – это было нечто неземное. Я вообще человек довольно резкий, где-то грубый бываю. Но здесь я просто расслабился, и мне все люди казались такими добрыми ангелами. Это длилось где-то сутки, наверное. И это очень похоже на то ощущение, которое я испытал там. Подобное, родственное чувство. Благодать. Мы же, когда причащаемся Тела и Крови Христовых, становимся сродни Ему. И после первого причастия я удивился: «Как так может быть? И там – и здесь». Ну, сейчас, конечно, не каждый раз такое бывает. А в первый раз это было вообще… меня с ног чуть не сшибло в церкви.

Много вещей интересных я понял, когда осмыслял увиденное там. Те люди, которые попадут в ад, они потом выкидываются во тьму внешнюю. Получается, что человек, который попадает туда после смерти своей, он… Насколько грешна его душа – она сама отдаляется от Бога. Она сама себя осуждает. Чем более ты грешен, тем дальше ты от Света, от Бога. Ты сам не сможешь приблизиться к Нему, облепленный грязью своих мыслей и поступков. Тебя уносит всё дальше и дальше в кромешную тьму, где тебя поджидают все твои страхи. А около Него нет страха, только блаженство. Жизнь всегда обрывается для человека внезапно, и ты предстанешь перед Ним со всем набором своих деяний, а там уже ничего нельзя изменить. И вот тогда ты сам себя осудишь и сам себе не позволишь приблизиться к Свету, ибо тебя будет нестерпимо жечь. Подобное может соприкасаться только с подобным. Это не то, что Страшный суд, как его часто представляют…

Отец Георгий: Ну, собственно говоря, вы до Страшного суда-то еще не дожили. Потому что Страшный суд будет в конце истории, когда произойдет воскресение из мертвых. Души соединятся с телами умерших, и тогда люди уже вместе со своими телами предстанут на Страшный суд. В собственном смысле слова рай и ад уже будут после Страшного суда. А до этого, как говорит святой Марк Эфесский, души попадают в состояние предожидания Страшного суда. И в соответствии с тем, что душа каждого являет собой, либо ожидают будущих мучений и тем мучаются, либо ожидают будущих благ и от того испытывают блаженство.

Василий Лазарев: Видимо, это малый суд был. Собственное осуждение. Я, честно говоря, много повидал, но я даже думать не хочу о том, чтобы прогневить Господа. Хоть как-то. Даже мысли такой нет. Это я раньше безумные поступки совершал. Сейчас, зная всё то, что там может быть… Насколько там может быть хорошо и насколько плохо – я даже подумать об этом не могу. Я не мог прожить раньше без мысли о сигарете или: «Ты сегодня не покурил анаши или не укололся – день прошел зря». А сейчас я бросил всё после того, что я узнал. Я, честно говоря, не трус, но веду себя как паинька. Я не хочу туда. Там страшно.

Отец Георгий: В эту тьму внешнюю?

Василий Лазарев: Да. Тем более что это навечно. Еще я понял такую вещь, что вот у нас как бы два рождения. В первый раз мы рождаемся от своих родителей, а второй – по смерти. И в этой жизни, когда мы здесь находимся, в этом земном мире, мы должны определиться: с кем мы и какие поступки совершаем. Мне чрезвычайно повезло, что мне дали еще один шанс. Бог подарил мне новую жизнь, в которой я смог понять, что такое любовь. Просто вовремя надо одуматься. Как говорил преподобный Серафим Саровский: надо стяжать здесь Духа Святого.

Отец Георгий: Именно здесь, на земле, потому что там уже нет возможности выбора. По поводу рождения мне вспомнились слова преподобного Григория Синаита, который сказал: «Здесь, на земле, человек вынашивает зародыш будущей своей жизни. Или вечных мук, или вечного счастья с Богом». И, собственно говоря, со смертью он рождает для себя ту вечность, которую определил своим направлением воли: к чему его воля оказалась устремлена – к Богу или же ко греху.

Василий Лазарев: И вот, собственно, что все-таки меня сподвигло рассказать мою историю. Это всё глубоко личное, в принципе… Не каждый согласится рассказать о себе такое. Я хочу засвидетельствовать, что личность неуничтожима. Сознание мое не прерывалось ни на секунду. И это подтверждает, что мы не умираем. Это я говорю для атеистов, для тех, кто отвергает Господа Бога. Потому что если здесь они на что-то надеются, может, на князя мира сего, то там он их не защитит. Там им воздастся по заслугам. Это абсолютно точно.

И надо не только верить, но и совершать добрые поступки. Задумайтесь: для чего вы родились? Неужели самый сложный биологический организм на планете создан всего лишь для пустого времяпровождения? Жизнь наша на Земле – это мгновение, но очень важное: именно здесь мы определяем, приходим ли мы к Нему или нет. Второго такого мгновения не будет, и после смерти уже ничего не исправишь. Старайтесь, пока есть время, не делать зла, просите прощения у тех, кого обидели. Всякое дело делать во Славу Бога.

Напомню две заповеди, которые принес нам Иисус Христос. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим…» и «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12: 30, 31). Если бы все люди выполнили эти две заповеди, то вся планета Земля была бы окутана любовью. И в этом плане Православная Церковь – это флагман. Я считаю, что это единственное верное учение, и именно оно ведет к последующей жизни. А что есть эта жизнь, я убедился на самом деле. Возможно, мой рассказ поможет кому-то задуматься над своими поступками, переосмыслить свое поведение. Многие говорили: «Это у тебя галлюцинации были, воздействие наркотиков, бред какой-то, возникающий, когда там мозжечок засыпает куда-то»…

Отец Георгий: Но то, что ваша жизнь так радикально поменялась, – уже свидетельствует о том, что это не могли быть просто галлюцинации. Потому что галлюцинации каждый наркоман видит регулярно, а его жизнь это не меняет. Жизнь может изменить только реальный опыт. И я думаю, Господь вам, скажем так, авансом показал то, что может быть. Потому что по вашей предыдущей жизни всё вело вас совсем в другое место, в ту самую тьму внешнюю, но Господь по Своей любви авансом показал вам то, что ждет вас, чтобы вы могли правильно распорядиться этим. И, слава Богу, вы действительно правильно распорядились своим вторым шансом.

Спасибо большое вам за ваш рассказ. Храни вас Господь!

С Василием Лазаревым беседовал священник Георгий Максимов