Представляем версию 168-го номера православного журнала "ФОМА" для электронных книг и программ чтения книг на мобильных устройствах. 

Номер издан с сокращениями.

ВНИМАНИЕ! Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.

ИД "ФОМА" 

2017 г.

(С)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Владимир Легойда. Про шоу «Минута славы» и человеческое достоинство

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Валентин Петров: Человек-космос

ВОПРОС НОМЕРА: Зона комфорта

Александр Ткаченко. Не выходя из комнаты

Патриарх Кирилл. «Мы живем так, будто не обладаем вечной душой»

ВЕРА

Протоиерей Павел Великанов, Владимир Легойда. Пасха Христова

НОВОМУЧЕНИКИ

Игумен Дамаскин (Орловский). Мученик Иоанн (Чернов)

ЛЮДИ

Священник Святослав Шевченко. Надежда и искусство прощать

Священник Игорь Сальников. Таксист, который не умер

КУЛЬТУРА

Вячеслав Медушевский. Музыка неопровержима

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

 КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

 Про шоу «Минута славы» и человеческое достоинство

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Валентин Петров:

Человек-космос

Удивительные истории про Гагарина, Сергия Радонежского и клавесин Рахманинова

Этому человеку делали официальный выговор на службе за «попытку втянуть в религию первого космонавта планеты». Он возил слушателей Центра подготовки космонавтов в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру в советское время, когда любое упоминание о религии могло стоить должности. Благодаря ему в 1988 году с земной орбиты прозвучало поздравление с тысячелетием Крещения Руси. Накануне Дня космонавтики мы поговорили с Валентином Петровым, полковником ВВС в отставке, доцентом Военно-воздушной академии имени Ю. А. Гагарина о том, зачем космонавты берут на борт корабля иконы, как Гагарин оказался в Троице-Сергиевой Лавре и действительно ли он произносил фразу «в космос летал — Бога не видел».

Гагарин у мощей преподобного

— Валентин Васильевич, а как Вы познакомились с Гагариным?

— Вначале я познакомился с Германом Титовым, а уже на XIV съезде комсомола в 1962 году он познакомил меня с Гагариным. Юрий Алексеевич знал, что я иногда привожу в Лавру слушателей моего курса по философии в Военно-воздушной академии и космонавтов, которые интересовались православной культурой. С Юрием Алексеевичем мы никогда не говорили о вере: в нашей среде эта тема была под запретом. Поэтому, когда в 1964 году у него возникло желание на свое 30‑летие посетить Лавру вместе с однокурсником по училищу Николаем Копыльцовым, мы поехали все вместе. Мы приехали в Лавру в «гражданке» — в то время нам, военным, в форме нельзя было появляться в храмах. И сразу в монастырь хлынул поток народа — ведь Гагарина в любой одежде узнавали. В той поездке, как и во всех остальных, нам очень помог будущий ректор Духовной академии владыка Филарет (Вахромеев)*. Мы ведь толком ничего не знали о вере и Церкви. Владыка всегда давал в качестве экскурсоводов замечательных преподавателей, которые рассказывали нам о церковной жизни, вере и Боге. Эти рассказы трогали душу и навсегда оставили самые теплые воспоминания о Лавре.

В той поездке меня больше всего поразил вот какой случай. Отец-наместник предложил пройти к нему в келью, а Гагарин сделал паузу и говорит: «Валентин, ты в келье был?» Я говорю: «Нет». Он говорит: «Я тоже не был». И со своей обворожительной улыбкой обращается к наместнику: «Батюшка, а давайте сделаем так: сначала к мощам Сергия, а потом куда угодно!» После того как мы приложились к раке с мощами, Юрий Алексеевич меня спросил: «Ты почувствовал что‑то?» Я говорю: «Да. Какой‑то необыкновенный запах. Такая благодать, Юра». Он говорит: «Вот видишь! Я думал, это мне одному показалось». И тогда же наместник предложил посетить ЦАК. У нас эта аббревиатура ассоциировалось с центральной аэродинамической трубой — ЦАТ. Гагарин отказывался, пока я не объяснил, что это Церковно-археологический кабинет, то есть музей. Когда мы вошли туда, по его вопросам и комментариям стало понятно, что он многое знает о вере. Я думаю, это у него от родителей — его мама была верующая, да и отец знал православные традиции и следовал им.

Когда Юрий Алексеевич увидел макет храма Христа Спасителя, он буквально пришел в восторг. Его собрали в 1913 го­ду, и внутри все детали интерьера воспроизведены так, как они были в оригинале. 

* Ректор МДАиС с 1966 по 1973 год. — Ред.

ГАГАРИН ДОЛГО РАЗГЛЯДЫВАЛ МАКЕТ И ПОТОМ, ВЫДОХНУВ, СПРОСИЛ: «ГДЕ Ж ЭТА КРАСОТА?» А ОТЕЦ-НАМЕСТНИК ЕМУ В ОТВЕТ: «ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, СЕЙЧАС ТАМ БАССЕЙН "МОСКВА"…»

Это запало ему в душу. В ноябре 1965 года, на пленуме ЦК ВЛКСМ, посвященном патриотическому воспитанию молодежи, будучи членом ЦК ВЛКСМ, депутатом Верховного Совета, первым космонавтом планеты и Героем Советского Союза, Гагарин предложил восстановить храм Христа Спасителя. При этом он подчеркнул, что храм — памятник воинской славы, о котором мы не должны забывать. И тут же добавил, что вместе с ним нужно восстановить и Триумфальную арку, которую тоже разобрали. После выступления перепуганный президиум сразу доложил наверх, что Гагарин несет на пленуме крамолу. Потом Юрию Алексеевичу рассказал первый секретарь ЦК ВЛКСМ, с которым он дружил, о реакции Брежнева: «Что вы на Гагарина накинулись? Он простой человек, который предложил восстановить памятники своего народа. Комсомолу объясните, что денег у нас на храм нет, а Триумфальную арку поставим. Юрию Алексеевичу привет». Так это и замялось.

Триумфальная арка в Москве на Кутузовском проспекте, восстановленная по предложению Юрия Гагарина. Фото Валерия Мельникова.

— Были последствия этой поездки в Лавру с Гагариным?

— У меня были, а у него нет. Мне выговор влепили «за попытку втянуть в религию первого космонавта планеты». Сами понимаете, сейчас это звучит смешно, а тогда это было клеймо. Гагарин меня увидел, а на мне лица нет от таких новостей. Юрий Алексеевич сразу стал расспрашивать, что случилось. Я ему рассказал. Так вот, он добился, чтобы выговор сняли. Сам пошел в парткомиссию, к начальнику политотдела, и сказал: «Ну, вы вообще уже перегибаете. Ну как капитан может везти полковника в Лавру? Это я его вез на нашей машине». Гагарин‑то был выше меня по званию…

— А кого вы еще возили в Лавру?

— В основном моих слушателей, но бывали даже иностранцы. Готовился полет Александра Александровича Волкова, и вместе с ним летели два француза: Жан-Лу Кретьен и Мишель Тонини. И Саша мне говорит: «Ну, давай! Это ж христиане. Отвезем их, пусть нашу красоту увидят!» Я согласился. Слава Богу, нам очень помог Отдел внешних церковных сношений. Когда приехали, Жан-Лу Кретьен был в восторге — он ведь закончил иезуитский колледж. Но когда мы вошли в ЦАК, он увидел клавесин. А я знал, что он блестяще играет. Говорю ему: «Жан-Лу, сыграй!» Тут оказалось, что музыкальный инструмент принадлежал самому Рахманинову, и космонавт стал отказываться и говорить, что это большая ответственность. Я говорю: «Жан-Лу, ответственность беру на себя! Сыграй!» И он сыграл. Это звучало великолепно!

Небесный ВУЗ

— А как вы стали преподавателем в Центре подготовки космонавтов?

— Начнем с того, что я вырос в семье авиатора. Мы жили в коммунальной квартире, где у каждого офицера была своя комната, и все тесно общались. То есть я все время был в этой среде. Поэтому у меня даже вопросов не было, куда идти. Сначала я был в группе планеристов — уже в девятом классе мы летали на «Яках». В то время каждый мальчишка, который занимался в ДОСААФ, мечтал прыгнуть с парашютом, самостоятельно слетать и потом попасть в училище. Вот и всё. А когда полетел Гагарин, тогда я и загорелся идеей попасть в отряд. Но мне не повезло — врачи списали по состоянию здоровья. Хорошо, что у меня друзей было много и они не дали затеряться. Так я и попал в замечательную среду армейского комсомола.

Валентин Петров. 1960-е годы

Наш Центр подготовки космонавтов был образован в 1960‑х годах. В то время я уже преподавал в Военно-воздушной академии и по традиции проводил занятия в Центре подготовки. Я был на общественный кафедре, читал философию. Когда в 1990‑е годы появилась возможность, начал читать в Академии «Основы православной культуры». После развала СССР уже никто ограничений не устанавливал. Конечно, атеистов было много, и пробиться было непросто. Но к тому времени выпускники Академии Гагарина уже руководили космосом, поэтому мне позволено было читать. А в советское время даже выдергивали высказывания из моих лекций, жаловались, что я ссылаюсь на религию.

— А вы действительно ссылались?

— Ну да. Я понимал в душе, насколько это необходимо для солдат. Чтобы отдавать жизнь за Отечество, нужны великие идеалы. Например, приводил такое сравнение: с одной стороны, 16 месяцев блокады Троице-Сергиевой Лавры в 1612 г., а с другой стороны — 900 дней блокады Ленинграда. Для меня эти события связываются в одну историю — историю про веру, которая в крови у народа.

— Были негативные последствия?

— Негативных, слава Богу, не было. У меня заступники были хорошие: к тому времени мои выпускники из Военно-воздушной академии занимали высокие должности. Еще нужно иметь в виду, что я читал лекции в разных аудиториях. В летной, например, вообще не было инцидентов. А в других — связь, тыл — уже что‑то выискивали. Как я потом понял, это даже не слушатели были, а определенные люди, которые за всем следили и чуть что — докладывали наверх. Меня даже обвиняли, что я читаю Закон Божий.

С супругой Ольгой Федоровной в последнее дежурство по Академии им. Ю. А. Гагарина.

Я преподавал философию, в которой был раздел общественного сознания, куда входила религия, поэтому я считал своим долгом показать, какая религия у нас была издревле и сколь велика ее значимость для нашей культуры. А поскольку это замалчивали, то, конечно, ребятам было интересно услышать, что у нас есть интереснейшие религиозные философы, замечательные традиции, уникальные святые. Я обычно на первой лекции спрашивал: «Вы прибыли со всего Советского Союза. Скажите, какие учебные заведения связаны с небесами?» Ну, и все дружно: «Конечно, Академия Гагарина». А я им говорю: «Главное — это Духовная академия».

А в начале 1990‑х философию преподавать прекратили и заменили ее культурологией. А что это такое, мало кто знал. Поэтому читали ее как могли. В том числе ввели раздел «Религиоведение». Нас послали на двухгодичные курсы при Свято-Тихоновском институте. И это очень помогло. Позже за мою преподавательскую деятельность меня наградили орденом Сергия Радонежского. И я очень рад, что мне его вручил именно будущий Патриарх Кирилл (тогда он был митрополитом).

Видел ли Гагарин Бога?

— Какой вообще человек в жизни был Юрий Алексеевич? Большинство его видело только по телевизору, улыбчивого и доброго. А вы же были его другом и наблюдали его в, что называется, неформальной обстановке.

— Понимаете, люди немного преувеличивают, когда говорят, что я — друг Гагарина. Будем честны. С моей точки зрения, у него было всего два друга: его дублер Герман Титов и первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов. А вот приятелей, подобных мне, у него было много. Он был очень открытый человек в неформальной обстановке. Но своими переживаниями никогда не делился — личное всегда оставалось с ним. Конечно, Юру очень изматывало нереальное количество встреч и заграничных поездок, а ему все время хотелось вернуться к работе. Он тогда так и писал Николаю Петровичу Каманину, генерал-полковнику авиации: «Дайте возможность больше заниматься космосом».

Это был человек, который чувствовал боль других. Я сам видел, как он переживал потерю Комарова*. Это было видно невооруженным глазом — он все время ходил подавленный. Кстати, вместо Комарова должен был лететь сам Гагарин. Только в недавнее время об этом стали говорить — космонавтов в самый последний момент поменяли по приказу сверху.

Гагарин был очень искренним человеком. Я наблюдал за ним в разных ситуациях: люди, видя Гагарина, всегда просили автограф. Многие известные люди, не хочу даже называть имена, часто отвечали на такие просьбы: «Дайте поговорить, потом, некогда». Юрий Алексеевич никогда так не делал. Всегда с уважением выслушает, найдет время, подпишет все. Это очень редкое качество.

Валентин Петров с Юрием Гагариным, первым человеком в космосе, героем Советского Союза.

В 1964 году Гагарина назначили командиром Отряда советских космонавтов. Когда он готовил к ответственному полету экипаж, то все пропускал через себя и помогал сослуживцам. Надо отдать должное — именно Юрий Алексеевич создавал ту обстановку творчества и ответственности, которая сохранилась в Центре подготовки до сих пор. Я сам слышал, как он воспитывает космонавтов: «Имей в виду, твоя геройская звезда — труд всего народа». Своим примером показывал, что первый полет человека в космос — это не его личная заслуга, а достижение страны. Это он старался внушить всем космонавтам. У него не было зазнайства и гордости.

* Летчик-космонавт Владимир Михайлович Комаров погиб при посадке космического корабля «Союз-1» в 1967 году. — Ред.

— Фразу, якобы сказанную Гагариным: «В космос летал — Бога не видел» — сейчас вновь начинают тиражировать, причем именно в том контексте, что «Бога нет». Он действительно так говорил?

— Это передергивание фактов. Он никогда и нигде не говорил, что Бога нет! Конечно, 

ГАГАРИНА СПРАШИВАЛИ: «ЮРА, ТЫ В КОСМОСЕ БОГА ВИДЕЛ?» ОН ПРЯМО ОТВЕЧАЛ, ЧТО НЕ ВИДЕЛ. НО ОН НЕ ИМЕЛ В ВИДУ, ЧТО БОГА НЕТ. 

Да и потом — где он мог Его увидеть? Это только святым людям дано. У Гагарина было огромное уважение к православной вере, я это знаю. А вы ведь сами понимаете, какое время тогда было. Хрущев, как говорили, обещал показать «последнего попа». И при этом Гагарин уже в 1965 году на пленуме ЦК призывает восстановить разрушенный храм Христа Спасителя и Триумфальную арку. Такое неверующий человек не смог бы сказать!

— А что бы вы ответили людям, с насмешкой относящимся к тому, что космонавты берут на орбиту иконы? Причем доходит даже до разговоров о том, что решение взять в полет икону космонавтам чуть ли не навязывается кем‑то, что им самим это не очень надо…

— Понимаете, космонавт — это человек, который выполняет ответственное задание. И все, что у него на душе, идет с ним и в космос. Каждый полет — это рискованный и ответственный шаг. А когда летишь на задание, хочется, чтобы святыня была с тобой. Поэтому уже в первый свой полет, в 2001 году, нынешний руководитель Центра подготовки взял на орбиту частицу мощей Сергия Радо­нежского. Он это сделал по совету своего духовника.

Космонавту разрешено брать определенное количество необходимых ему вещей. Решение же брать с собой на борт икону или другую святыню зависит только от самого космонавта и ни от кого больше.

Образ святителя Николая Чудотворца на МКС. Фото с сайта www.pravexp.ru

— В связи с этим вспоминается, как еще в советское время космонавт Владимир Титов во время полета поздравил Центральное управление полетами с тысячелетием Крещения Руси. Расскажите, как это произошло?

— Володя Титов был назначен командиром на полет, который должен был состояться в год тысячелетия Крещения Руси, в 1988‑м. А у Володи перед этим было два неудачных старта — в первом кораблю не удалось состыковаться с космической станцией, а второй был отменен из‑за технической неполадки. И он мне говорит: «Понимаешь, если бы меня кто‑то благословил, то я бы не так переживал». Я говорю: «Володя, о чем речь? Давай поедем к владыке Филарету (Вахромееву), я сейчас с ним свяжусь!» Владыка был тогда председателем Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, мы хорошо друг друга знали еще с тех пор, когда он был ректором Духовной академии. Я говорю: «Владыка! Намечается уникальное событие. Хочу командира экипажа к вам привезти». Он говорит: «Привози». Володя вообще впервые архиерея тогда увидел. А владыка — как будто знал его всю жизнь. Говорит: «Да ты не волнуйся! Чтоб ты не переживал, я тебе еще церковный календарь дам, будешь там его читать». Именно из него Володя узнал, когда отмечается тысячелетие Крещения Руси. И представляете — с высоты 400 километров он поздравил Центр управления полетами с этой великой датой!

Некоторые даже ехидничали, говорили: «Ангел прилетел к нему в космосе и сказал, что празднуется Крещение. Поэтому он и узнал». А на самом деле все просто — у него был церковный календарь. Мы Володе потом передали и иконы.

Подъезд, в котором все умерли

— Удивительная история. Выходит, многие советские космонавты были верующими людьми?

— Трудно сказать, я обо всех говорить не могу. Среди моих близких знакомых неверующих не было. Почему? Потому что у нас были общие интересы, потому что мы все задавались вопросами о Православии, Церкви, Боге. Многие знали, что я верующий. Ну да, на меня в советское время многие со стороны смотрели как на блаженного. Чего это его тянет то в Лавру, то в Данилов монастырь, то еще куда‑нибудь? Но я был верующим человеком с детства. Я ведь еще в блокадном Ленинграде молился Богу о том, чтобы мои родители были живы!

Когда мы жили в Ленинграде, мама водила меня в храм, в том числе, в Александро-Невскую Лавру. Это место произвело на меня сильное впечатление, и когда позже я узнал, что есть еще одна Лавра, я всеми силами стремился в нее попасть. Моя мечта осуществилась в 1962 году, когда я начал работать в Академии.

С Патриархом Алексием II, Юрием Лончаковым и Сергеем Залетиным.

— Вы упомянули о Вашем блокадном детстве… Расскажите, что с Вами тогда произошло? Как удалось выжить?

— На весь большой подъезд в нашем доме — я абсолютно один остался, все умерли! Отец был на Ленинградском фронте, а маму вывезли через Ладогу, после того как она в городе потеряла сознание от голода. И все равно я не терял веры, я молился, я чувствовал, что Господь меня не оставит. Так оно и получилось: меня вывезли зенитчицы 25 января 1942 года. Увидели, что я совсем один, накормили, обогрели и посадили в машину. Эвакуировали в Казахстан, там меня мама и нашла.

Именно в том пустом подъезде, среди замерзших трупов, которые лежали, как дрова, я впервые по‑настоящему глубоко ощутил, что Господь меня слышит. Без Его помощи я бы не выжил.

Беседовали Алла Митрофанова,

Алексей Пичугин, Кирилл Баглай

В тексте использованы фрагменты программы «Светлый вечер» на радио «Вера»

(эфир от 12.04.2016)

Справка:

Валентин Васильевич Петров

полковник ВВС в отставке, доцент Военно-воздушной академии имени Ю. А. Гагарина, в течение многих лет — преподаватель философии (с середины 1960-х гг.), культурологии и религиоведения (с 1990-х гг.) в Центре подготовки космонавтов и Военно-воздушной академии имени Ю. А. Гагарина. Родился в 1935 году в Ленинграде, пережил блокаду. В 1965 г. окончил философский факультет Минского университета. После распада СССР окончил Свято-Тихоновский богословский институт.

ВОПРОС НОМЕРА

Не выходя из комнаты

Вся наша искпедиция весь день бродила по лесу, 

Искала искпедиция везде дорогу к полюсу, 

И каждый в искпедиции ужасно был бы рад 

Узнать — что значит полюс и с чем его едят. 

Настоящие психологи никогда

не будут давать людям советов, 

как им жить. Если «эксперты» 

делают это, стоит задуматься 

об их профессионализме

Но тут вдруг приходят эти… м-м-м… как бы это поприличней… а, вот — странные! Странные люди, почему-то называющие себя психологами, приходят и говорят — выйди немедленно! Выйди из зоны комфорта, тебе срочно нужно развиваться! Какая разница, чего ты там про себя думаешь? Мы лучше тебя знаем. Ты должен расти над собой, срочно выйди! 

Что это еще за умники на нашу голову? Откуда они взялись? Да не пойти ли им самим куда-нибудь, подальше от моей зоны комфорта (которую я, между прочим, создавал для себя не один год)? Может, им на радость еще и дом свой поджечь, чтоб уж — наверняка? Чтоб вместо комфорта — одни головешки и дым над водою? 

Так или примерно так думают очень многие, столкнувшись с этим странным призывом «выйди из зоны комфорта». И нужно сказать, что в такой позиции есть много своей правды, но — с одной принципиально важной поправкой: ни один квалифицированный психолог никогда не станет давать человеку подобных советов. По простой причине: на любые советы клиенту у психологов существует строжайший профессиональный запрет. Этот запрет — один из главных этических принципов практикующих психологов. Поэтому советы выйти из зоны комфорта могут исходить от кого угодно — от новомодных коучей, от бизнес-тренеров, от различных гуру, адептов и учителей жизни, но только не от психологов. Основатель целого направления в психологии Карл Густав Юнг говорил: «Хороший совет — сомнительное лекарство, но не особо опасное из-за малой эффективности». В народной мудрости эта же мысль гораздо раньше была отражена в насмешливой присказке «чужую беду — руками разведу». 

Психолог не дает советов, он лишь помогает человеку посмотреть на свою жизнь под иным углом, увидеть подлинные причины своих проблем. Еще он помогает искать ресурсы для их преодоления, а самое главное — научиться сознавать, что любые решения в своей жизни человек принимает только сам и сам же несет за них ответственность. 

Если уже с этих позиций вернуться к разговору о зоне комфорта, то, действительно, для некоторых людей она может стать своего рода ловушкой, тихим болотом, в котором, несмотря на видимое благополучие, прекращаются процессы личностного развития, роста, освоения новых профессиональных, культурных, социальных пространств. И это, повторюсь, даже при очевидном благополучии. 

Тезис второй: 

Зона комфорта — не там, 

где тебе хорошо или плохо, 

а там, откуда ты не хочешь 

выходить

Понятие «зона комфорта» 

не имеет никакого отношения 

к комфорту бытовому. 

Оно — исключительно о чувстве 

внутренней защищенности

Когда говоришь о выходе из зоны комфорта, можно потратить бесконечное количество слов, времени и сил на объяснение, что этот термин означает исключительно психологическое состояние человека, находящегося в привычных для себя условиях. И что никакого отношения к комфорту в бытовом понимании термин «зона комфорта» не имеет. 

Человек, потерявший жилье и сумевший адаптироваться к жизни на улице в большом городе, может находиться в зоне комфорта, питаясь объедками у кафе, ночуя в коллекторе теплотрассы и собирая бутылки в мусорных контейнерах. Предложи ему перебраться в суперкомфортабельный люкс отеля Hilton, и он вполне может увидеть в этом злонамеренную попытку вырвать его из зоны комфорта, где ему все уже привычно, понятно и знакомо. 

Зона комфорта — это не о быте, а о внутреннем чувстве защищенности человека, который уже вжился в обстоятельства своей жизни, врос в них, словно дерево, пустившее корни. 

Объяснять это, повторюсь, можно сколько угодно. Но, видимо, сила без конца звучащего отовсюду рекламного употребления слова «комфорт» оказалась неодолимой. Сегодня даже в общении с очень умными людьми разговор на эту тему нет-нет да и скатится на обсуждение зоны комфорта как некоего маленького персонального бытового рая. Уйти от такого понимания можно, лишь постоянно напоминая себе самому: «Это не о мягкой постели, это не о теплых полах, это не о просторном санузле, это не об индивидуальном отоплении, это не об увлажнителе воздуха и не о сплит-системе». Других способов не сползти здесь на бытовую тему, видимо, не существует. 

Тезис четвертый: 

Человеку в его зоне комфорта 

может быть плохо

Чтобы выйти из зоны комфорта, 

нужно сначала в нее войти — 

но далеко не со всеми это случается

Есть люди, которые до зоны комфорта просто не дошли. Не создали семьи, не овладели профессией, не нашли друзей. Вообще ничего у них в этой жизни не получилось. 

Да, действительно, чтобы развиваться и расти, человеку нужно выйти из зоны комфорта. Но чтобы из нее выйти, сначала нужно ее обрести, создать. А это совсем не так просто, как может показаться. Многие люди сегодня постоянно находятся вне зоны комфорта. О причинах этого можно говорить отдельно, но это — факт. И ничуть они при этом не развиваются, наоборот — гаснут потихоньку, как тлеющие угольки. Ведь чтобы начать развитие, им как раз необходимо сначала найти зону комфорта, войти в нее. Лишь укрепив себя в ней, человек обретает необходимые ресурсы для выхода за ее пределы, развития и личностного роста. Выходить же из зоны комфорта имеет смысл лишь в том случае, если ты ее перерос и она сделалась для тебя слишком тесной. В Интернете ходит такая шутка: «Все книги по самосовершенствованию, GTD, мотивации, тайм-менеджменту и прочему сводятся к тому, что человек из Беверли-Хиллз советует человеку в Магадане выйти из зоны комфорта». 

Если убрать из этой шутки навязчивый совет, то картина получается вполне разумная. Человек, которому комфортно в Магадане, может оказаться в Беверли-Хиллз, лишь выйдя из этого своего привычного магаданского комфорта (если, конечно, у него вдруг возникнет тяга к подобной перемене мест). Но ведь в жизни бывает и так, что человек, условно говоря, даже до Магадана не дошел — скитается где-то в его окрестностях по тундре и мечтает всего лишь о кухне с горячей водой, электрочайнике и сухих носках. Вот уж кому совсем бессмысленно предлагать выйти из зоны комфорта, чтобы он смог попасть в Беверли-Хиллз. Нет у него сил туда добираться. Ему б до Магадана хотя бы — и то уже хорошо. 

Тезис шестой: 

Выход из зоны комфорта —

не универсальное средство. 

Некоторых оно может привести 

к катастрофе

Для христиан актуален вопрос не столько о выходе из зоны 

комфорта, сколько о наведении 

порядка внутри нее

Для христианина подлинная зона комфорта — это состояние, где он чувствует веяние Духа Божьего

 «Мы живем так, будто не обладаем вечной душой»

Патриарх Кирилл о том, как стремление к совершенству может обернуться катастрофой

Евангелии от Марка содержится такое слово: Ибо что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мк 8:36) Если логически развивать эту мысль, то ответ будет простой — нет никакой пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит. Но как все это расходится с нашим мировоззрением и мироощущением, с нашей жизненной ориентацией, с системой ценностей, которую мы выстраиваем!

Человек с самого детства ставит перед собой какие-то цели; в детстве и юности это чаще всего связано с получением образования. Каждый думает о том, ради чего он получает образование, и перед ним вырисовываются некие профессиональные цели и задачи. Чем способнее человек, тем выше он поднимает планку и затем напрягает все силы для того, чтобы этих целей достичь. Собственно говоря, на этом и строится все развитие человеческой истории. Если бы люди не ставили перед собой земных целей, то не было бы никакого развития. Господь не говорит нам: «не стремитесь приобрести мир», «не ставьте перед собой жизненных целей» — Он говорит только: «какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?»

В одной фразе Бог устанавливает систему приоритетов. Все цели и ценности человеческого бытия «работают» правильно тогда, когда они находятся в этой Божественной системе приоритетов: что важно, что менее важно, а что бесконечно важно; какие цели и ценности можно сравнить, какие из них следует поставить под сомнение, а какие являются абсолютными и непререкаемыми. Евангельский текст говорит о том, что абсолютной и непререкаемой ценностью является человеческая душа. А почему? А потому, что душа — это единственное вечное, что реально присутствует в нашем конечном мире. Все в мире разрушается, кроме души: и тело наше, каким бы сильным и красивым оно ни было, превращается в горстку тлена, и великие цивилизации, покорявшие мир своими науками, искусствами или военной силой, уходят в небытие. Мы с вами это очень хорошо понимаем, потому что и сами жили в обществе, которое считало, что будет существовать всегда. Тогда многим казалось, что именно в нашей стране создана система, которая будет существовать вечно — ведь страна была такой сильной, могучей. Да, считали они, надо еще что-то подправить, что-то подлечить, что-то подремонтировать — как говорили, пройти еще через какие-то временные трудности, — и вот тогда перед людьми откроется перспектива вечного счастья на земле. Однако от всего этого ничего не осталось, а если и осталось, то лишь то, что связано с вечностью — остались живые люди с их душой, осталась вера. <…>

Каждый может сейчас мысленно задаться вопросом, какое место на шкале ценностей у него занимает забота о собственной душе — хотя бы с точки зрения простых временных категорий. Сколько времени мы тратим на нашу душу? Сколько мгновений в день мы задумываемся о том, что происходит внутри нашей души? Сколько усилий мы направляем на то, чтобы изменить состояние души к лучшему? Сколько материальных средств мы на это обращаем? И получается, что если у кого-то эта цель и существует, то и в этом случае она остается на самом последнем месте.

Это простая констатация факта — без всяких натяжек и преувеличений. Мы живем так, будто мы не обладаем бессмертной душой. Мы заботимся о материальном — о доме, о машине, об одежде, об отпуске. Мы вкладываем в это большие ресурсы, тратим силы, забывая о том, что все это обратится в прах — вечной будет только душа. <…> 

Какая польза человеку, если он душе своей повредит? Как часто для достижения наших сиюминутных целей мы вольно или невольно, сознательно или несознательно вредим своей душе! Мы разрушаем свою душу, омрачаем ее грехом, бросаем ее в прах и тлен, топчем ногами. Как часто мы достигаем своих целей, принося в жертву собственную душу, внутренний покой, мир, чистоту помыслов! Как часто мы разрушаем дружбу, как часто мы предаем любовь! Как много среди нас таких, кто делал и делает карьеру, ставя другому подножку, чтобы тот упал, ударился как можно больнее, а если голову расшибет и никогда не поднимется — «туда ему дорога, я его место займу, добьюсь того, чего бы он никогда не добился…»

Мы не просто не умеем выстраивать Божественный приоритет в своей жизни — мы еще и губим свою душу, пытаясь овладеть даже не миром, а лишь презренной частицей этого мира — карьерой, должностью, деньгами, собственностью; а потом еще и спрашиваем, почему законы не работают? А почему они должны работать, если внутри нас беззаконие? Ведь тогда даже исполнение закона становится лицемерием, тогда человек только и думает, как ему обойти закон, эту обузу, которая сковывает его свободу. <…> Если мы творим беззаконие, то почему требуем, чтобы другие его не творили? Если у человека нет внутренних сдерживающих факторов, воздействующих на его сознание, на его душу, то никто и ничто не заставит его быть порядочным человеком.

Евангельский текст учит нас правде Божией, которая дается нам, чтобы мы были счастливыми людьми, чтобы, стремясь к достижению своих целей, мы не наносили непоправимый ущерб своей душе и чтобы мы никогда не забывали, что главная цель — это состояние нашей души, потому что именно там рай и ад, счастье и горе, радость и скорбь, улыбка и слезы, именно там тайна человеческой жизни. И если мы научимся возделывать душу свою по Божиему закону, то обретем душу, а вместе с нею обретем не только мир, но то, что превыше мира — вечность. 

Из слова после Божественной литургии в кафедральном соборе Христа Спасителя в Калининграде, 3 октября 2010 года

Заголовок и подзаголовок даны редакцией

ВЕРА

 Пасха Христова: у смерти ничего не выйдет

В художественном фильме «Матрица» есть один примечательный эпизод. Один из героев, Морфеус, предлагает молодому человеку увидеть Матрицу собственными глазами — при этом он дает на выбор две таблетки — синюю и красную. Если Нео, главный герой фильма, возьмет синюю, он проснётся в своей постели и будет абсолютно уверен, что ничего и не было. Если возьмет красную — он узнает, что такое Матрица, но тогда пути назад уже не будет никогда. 

Центральное утверждение христианской веры — то, что Иисус Христос воскрес — это и есть такая же «красная таблетка» для всего человечества. Приняв ее, уже невозможно «отыграть» историю назад и снова начать все с чистого листа, как если бы не было никакого Христа. Можно даже сказать еще категоричнее: если мы знаем, что есть Воскресение, то безумно жить так, как будто его нет.

Что же такого исключительного в Воскресении Христа, которое христиане всего мира празднуют вот уже на протяжении почти двух тысяч лет? Крупный богослов XX века митрополит Диоклийский Каллист (Уэр) говорил, что существование человека можно сравнить с книгой. Большинство людей считает, что земная жизнь — это и есть основной текст. Если даже предположить, что есть какая-то жизнь потом, за гробом, — мы думаем, что это лишь некое «приложение» мелким шрифтом и не более того. Если принять эту аналогию, то христианское отношение к жизни и смерти совершенно другое. Христианство говорит нам о том, что земная жизнь — это лишь первая глава. И завершение земной жизни — это не завершение книги, а завершение всего лишь одной главы. А сама книга продолжает разворачиваться уже после этого земного отрезка, который служит приготовлением к Вечности. Воскресение Христово, Пасха — это и есть провозвестник начала новой жизни, титульный лист самой важной главы, заглянуть в которую мы пока не можем.

Пасха и Пейсах

Пасху празднуют не только христиане: в иудаизме Пейсах — самый главный праздник года. Об иудейской Пасхе надо сказать несколько слов, потому что это важно для понимания смысла Пасхи христианской. Иудейская Пасха празднуется в память избавления еврейского народа от египетского рабства. Моисей просит фараона отпустить народ, который находится в рабском состоянии. Когда фараон не отпускает, Бог посылает на Египет различные кары. Десятая кара, когда были поражены первенцы во всех семьях египетских, оказывается самой суровой — и переломной. Перед этим Бог повелел Моисею, чтобы каждая еврейская семья заколола ягненка и его кровью пометила перекладины и косяки дверей. Зачем? Чтобы Ангел Смерти, проходя мимо домов, видя этот знак, не останавливался и не поражал семью, и проходил мимо. «Проходить мимо» по древнееврейски и будет «Пейсах» — «Пасха». И поныне в этот день каждая иудейская семья празднует, как однажды Ангел Смерти прошел мимо и не поразил первенцев в еврейских семьях, после чего фараон отпустил евреев из египетского рабства. 

Было бы ошибочным полагать, что «злой Бог Ветхого Завета» решил уничтожить младенцев «ни с того ни с сего». Все египетские казни были зеркальным отражением того, что происходило с жившими в Египте евреями. Они находились в тяжелейшем рабском состоянии. Вот как об этом говорится в книге Исход: И делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали с жестокостью (Исх 1:14). Когда евреи от невыносимого труда и бесчеловечных условий умирали, их сжигали — а затем останками удобряли поля. Исследователи считают, что жизнь, которую вели евреи в Египте, была сопоставима с условиями жизни узников фашистских концлагерей. 

Покинуть же Египет евреи должы были столь быстро, что не успели заквасить хлеб и взяли в путь лишь пресные лепешки. Этот пресный хлеб стал символом чистоты — даже малейшая закваска старой жизни, прежние пристрастия и пороки не должны были быть унесены на новую землю. 

Таким образом, еврейская, иудейская Пасха празднуется в честь освобождения из египетского плена, которое произошло при непосредственном участии Самого Господа Бога. И это не просто освобождение — это прорыв в новую жизнь с полным отказом от греховных привычек и рабского мировоззрения.

Но ветхозаветная Пасха — лишь образ того грандиозного по своим результатам события, которое произошло при Воскресении Распятого и Погребенного в каменной гробнице Иисуса Христа. 

Можно ли верить Евангелию?

Сегодня большинство ученых, которые занимаются гуманитарными дисциплинами, не сомневаются в историчности существования Христа. Почему это важно подчеркнуть? Дело в том, что в XIX веке была популярна так называемая мифологическая школа, которая утверждала, что Христос — не более чем выдумка, что в истории не было такого человека. Однако доводы мифологической школы не выдержали критики последующих исторических и археологических исследований. То, что события, описанные в Евангелии, имели место, в современном научном мире не является предметом дискуссий. 

Когда речь идет о событиях древности, очень важно смотреть, где они описаны и какие есть доказательства подлинности этих текстов. Среди древних библейских манускриптов есть один фрагмент Евангелия от Иоанна, который называется «Папирус Райланда» (по имени ученого, который его исследовал). Этот папирус датируется промежутком от 117 до 138 года — по мнению ученых, он отстоит от времени предполагаемого написания оригинала меньше чем на сто лет. Значит, оригинал был написан в 50-е — 60-е годы I века. Обратим внимание: ни один древний исторический источник не имеет такой степени достоверности. Ни один! Знаете ли вы, к примеру, что самый ранний сохранившийся фрагмент рукописи с текстом Вергилия отстоит от предполагаемого времени создания самого текста на 400 лет, Горация — на 700 лет, Платона — на 1300 лет, Софокла — на 1400 лет, Эсхила — на 1500 лет, Еврипида — на 1600 лет, Гомера — на 2000 лет?

Ни один текст не находится в таком исключительном положении, как Евангелие, — мы имеем копию, практически совпадающую со временем написания оригинала! И это одно из весомых доказательств того, что описанное в Евангелиях произошло на самом деле, что земная жизнь Христа, Его воскресение из мертвых — это не предание, а именно настоящая история, описанная очевидцами.

Что христиане рассказывают миру?

В этот день ранним утром женщины из числа тех, которые следовали за Иисусом, пришли ко гробу — то есть к пещере, куда в пятницу было положено тело Христа. Они шли с драгоценным миром и другими ароматными маслами, чтобы по традиции умастить тело Учителя благовониями. Церковная традиция именует этих женщин женами-мироносицами. Еще по дороге они размышляли, кто бы помог им отвалить тяжелый, похожий на огромный жернов камень от входа в пещеру. Каково же было их удивление, когда они увидели, что камень отвален от гроба, гробница пуста, а вместо бездыханного тела Иисуса их встречает сияющий юноша в белых одеждах — Ангел Божий. Этот посланник Небес возвестил им, что Христос воскрес из мертвых! Их сомнения были окончательно развеяны, когда сам Христос явился Марии Магдалине, а потом и другим женам и апостолам.

Не будет преувеличением сказать, что всё распространение христианства по большому счету было прежде всего рассказом об этом удивительном факте, очевидцами которого и стали апостолы и жены-мироносицы. Всю проповедь можно сократить до одной короткой фразы, свидетельствующей о самом главном — и невероятном: Христос воскрес! 

Но что здесь такого важного? Почему апостол Павел скажет: если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор 15:14)? Что в этом удивительного? Если Христос — это Бог, как верят христиане, было бы странно, если бы он не воскрес, разве не так?

Можно ли примирить добро со злом?

Здесь мы подходим к теме связи и определенного параллелизма Пасхи христианской и Пасхи ветхозаветной. В свое время пасхальный агнец был заколот для того, чтобы благодаря этому знаку — крови на двери — Ангел Смерти прошел мимо и сохранил жизнь еврейским первенцам. В Новом Завете Бог становится человеком и приносит себя в жертву — как пасхальный агнец, чтобы люди получили жизнь, чтобы они смогли победить смерть и грех. Христиане уверены, что смерть и грех после Христова Воскресения больше не властны над человеком. Христос своим Воскресением открывает людям тайну Рая, тайну жизни. Темное царство мертвых — ад, или аид, — известно почти во всех дохристианских культурах. Но единого, общего для всех и понятного учения о светлом, райском царстве дохристианские культуры не знают. С Воскресением Христа впервые в культуре человечества провозглашается тайна рая, приоткрывается та самая вторая (и самая главная!) глава, как мы вначале сказали, — глава о вечности нахождения в любви (потому что Сам Бог и есть Любовь) и победе жизни над смертью, добра над злом, нравственности над грехом. 

А зачем вообще надо было побеждать смерть и зло? Почему они не могут мирно сосуществовать, как, например, свет и тень, жара и мороз, боль и удовольствие? Почему христианство столь непримиримо к кажущейся универсальной картине мира, характерной для других восточных религий, где добро и зло воспринимаются как неотъемлемые составляющие бытия? Они могут бороться или сосуществовать мирно, но изначально и всегда существуют вместе — философы называют такое сосуществование дуализмом. Человеческий ум достаточно гибок и проницателен, чтобы суметь «свести несводимое», примирить Бога и диавола, добро и зло. И это вполне психологически объяснимая, комфортная позиция. Зачем бороться со злом, когда оно неизбежно и даже в каком-то смысле необходимо? Зачем побеждать смерть, если вся жизнь — это чередование рождений и смертей? Но через Своих пророков и святых людей Бог возвещает людям крайне неудобную истину: Бог — не источник и не причина зла и смерти. Они для Него неприемлемы при любых обстоятельствах. То, что произошло в свое время с нашими прародителями Адамом и Евой в Эдемском саду, имело тяжелейшие последствия для человеческого рода. И это произошло вовсе не потому, что Бог этого хотел или специально «запрограммировал» всё именно таким образом. Напротив: мир был сотворен Богом с реальной возможностью существования без смерти и греха. Но Бог захотел иметь рядом с Собой не какие-то бездушные существа, а живых людей, способных свободно любить, а значит, иметь и возможность так же свободно отказаться от любви! И первозданные люди вполне могли устоять перед соблазном змея воровским путем присвоить себе то, что принадлежит Богу, — полноту познания и Божественное могущество. Мы никогда не поймем до конца, почему они не устояли. Но после нарушения единственной заповеди, данной Богом Адаму и Еве в раю, то есть грехопадения, и начинается новая, наша с вами, история человечества. 

Два основных последствия грехопадения — то, что человек становится смертным, и то, что он попадает в рабскую зависимость греху, то есть он уже не может не грешить. С болью об этом говорит апостол Павел: желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех (Рим 7:18–20). И эта печальная картина хорошо знакома каждому из нас… 

Почему же так происходит? Потому, — говорит нам христианский взгляд на мир, — что изначально человеческая природа была сотворена Богом доброй, изначально не было у нас наклонности ко греху — поэтому мы и переживаем. А почему тогда грешим? Потому что эта природа повреждена; и повреждена она уже в самом истоке всего человечества — в Адаме и Еве. И дело вовсе не в юридической ответственности за чужие проступки: христианство смотрит на грех гораздо глубже — не столько как на вину, сколько на беду, тяжелую, смертельную болезнь, которую впустил в себя самого человек грехопадением. 

Можно провести аналогию: представьте, что родители заражаются какой-то смертельной болезнью, и у них рождаются больные дети. Дети, конечно, не виноваты, — но здоровее от этого они не станут, лечить-то их все равно надо. То же самое и с грехом. У больных духовно прародителей рождаются такие же дети, потерявшие связь с Богом. Поскольку родителей было всего двое, и других не было, то все человечество в Адаме и Еве получило это фундаментальное искривление природы, которое имело два главных последствия: человек стал физически смерт­ным и зависимым от греха.

Как Христос победил смерть?

Библейский рассказ о грехопадении — это не просто рассказ о том, как Адам и Ева что-то вкусненькое тайком съели. Это рассказ о вселенской катастрофе, о главном — с момента творения — изменении в жизни человечества и всей Вселенной. О том, что люди отвернулись от Бога и поверили диаволу. О том, как Адам и Ева приводят человечество — которое в тот момент в них и заключается — к беде, пропитавшей все последующие поколения. Но когда приходит Христос — Он становится Новым Адамом, источником обновленного, очищенного от греха и смерти человечества. Первый Адам впустил в себя заразу греха и передал эту болезнь всем своим потомкам — Христос эту заразу излечивает и возвращает человеческую природу к первозданному, до греха, состоянию. Более того: Своим Воскресением Иисус Христос завершает то дело, которое было целиком провалено первым Адамом: отныне человеческая природа становится бессмертной, чуждой боли и страдания, не обремененной материальными и временными ограничениями. На Пасхальной литургии читается Слово святителя Иоанна Златоуста, в нем есть такие строки: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? Воскрес Христос, — и ты низложился; воскрес Христос, — и пали бесы; воскрес Христос, — и радуются ангелы; воскрес Христос, — и водворяется жизнь; воскрес Христос, — и мертвого ни одного нет во гробе». Почему мы с таким презрением говорим о «победе ада»? Потому что Христос эту ситуацию исправил в самом корне! Пасха и есть главная победа над смертью!

Проблема смерти — главная проблема любой религии и один из основных вопросов философии. Какие есть ответы? Еще совсем недавно в нашей стране говорили, что основной вопрос философии — это первичность материи или сознания. Но, откровенно говоря, есть куда более актуальный для любого из нас вопрос: как я могу быть смертным? Разум говорит: посмотри, как умирают все вокруг, но «я» человека кричит во всю силу: нет, неправда, все умрут — а я останусь! Абсолютная неприемлемость идеи личной смерти рождает сильнейшее напряжение мысли. Как этот вопрос разрешается в разных философских системах? Можно рассматривать жизнь души как отдельную от тела сущность после смерти; есть другая концепция — метемпсихоза, переселение души в другое тело; атеистическая же идеология не смогла придумать ничего более утешительного, нежели условное «бессмертие» в памяти своих потомков, а по сути — из меня лопух расти будет, как говорил герой Тургенева.

Но христианский ответ совершенно иной. Это тайна рая, тайна пребывания с Богом. Это действительно тайна, к которой даже слегка нам почти невозможно прикоснуться. Не только в атеистическом, но даже и в религиозном сознании по сей день бытует гротескное представление о рае как о благостном, нудном, скучном коммунизме, где белые скатерти, длинные столы, ангелы играют на арфах, все ходят, поют и все замечательно — и… совершенно неинтересно. Но в Евангелии мы ничего подобного не встретим! Апостол Павел говорит: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор 2:9). То есть мы не можем этого себе представить, потому что ничего подобного в опыте земной жизни просто нет. Мы неизбежно скатываемся к тем образам, которые имеются перед глазами. 

Есть такая известная буддийская притча. У одной женщины случилось страшное горе — умер сын. Родился ребенок — и умер, безутешная женщина ко всем обращалась, и никто не мог ей помочь. И вот, кто-то сказал: есть такой замечательный учитель Будда, иди к нему — и он тебе поможет. Она приходит к Будде и спрашивает: «Ты можешь мне помочь?» В ответ Будда сказал: «Могу, только ты принеси мне горсть зерна из семьи, где никто никогда не умирал — и я тогда тебе помогу». Радостная женщина побежала по семьям, но довольно быстро поняла, что смерть — это неизбежный закон бытия. Тогда она похоронила своего ребенка и вернулась к Будде, чтобы стать его ученицей. 

В Евангелии есть отчасти похожая история, но совсем с другим результатом и иным смыслом. Христос возвращается в Вифанию, в селение, где жил его друг Лазарь, которого Он очень любил. Откуда мы знаем, что он его очень любил? Когда вышла сестра Лазаря и сказала: Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой (Ин 11:32) — Христос заплакал… Это единственное место в Евангелии, которое говорит нам о таком выражении чувств у Спасителя, у Богочеловека. Святитель Кирилл Александрийский так комментирует этот эпизод: «А плачет Господь потому, что видит подвергшимся тлению созданного по Его собственному образу человека, дабы отнять нашу слезу, ибо для того и умер, чтобы и нас освободить от смерти». Но что затем делает Христос? Он подходит к пещере, приказывает отвалить камень, закрывающий вход, — и повелевает Лазарю выйти. И из гробницы выходит живой Лазарь: четверодневного, уже смердящего мертвеца Христос воскрешает! 

Вот такие разные отношение к смерти и ответ на вопрос о смерти.

Первая благородная истина буддизма говорит о том, что жизнь есть страдание. Не в жизни есть страдание, как может кто-то услышать, а сама жизнь и есть страдание. И поэтому задача буддиста — избавиться от жизни: перерождение, рождение — это все не важно! Это все равно — страдание. Ты можешь родиться божеством, можешь кроликом, можешь человеком или червяком — не важно, ты все равно будешь страдать. Поэтому твоя задача — вырваться из этой бесконечности перерождений. Человек призывается не от смерти бежать, а от самой жизни! Но христианство решительно говорит: нет, всё не так! Человек сотворен Богом по образу и подобию Своему, и сотворен для жизни, а не для смерти или небытия. Потому что Бог есть Любовь, Он создал людей для нахождения в общении с Ним, для Любви и для того, что мы называем словом «счастье». И это — принципиально иной ответ на тайну смерти, ответ собственно христианский.

Кому-то может показаться, что воскресение Лазаря и Воскресение Христа — тождественные события. Но это совершенно не так. Прежде всего, воскрешенный Лазарь через много лет, уже будучи в преклонных годах епископом Кипра, умер. А Воскресший Христос уже не умирает никогда! Лазарь выходит в пеленах, которыми оборачивали тело усопшего. Почему важен этот момент? Дело в том, что эти пелены пропитывались маслянистыми составами из различных ароматических растений, создавая вокруг тела плотный склеенный кокон, из которого выбраться было просто невозможно. А что видят жены-мироносицы, когда приходят в Гроб Господень? Пелены лежат на том месте, где было положено тело Христа… То есть Христос воскрес в новом теле, Он проходит через эти пелены. И Евангелие говорит нам о том, что Воскресшее Тело Христа обладает свойствами, для нас недоступными, — проходить сквозь стены, исчезать и появляться в любом месте, и при этом Он может и есть, и пить, и быть физически ощущаем. 

Какими воскреснут люди?

Воскресение Христово говорит нам о принципиально ином состоянии, в котором воскресает Спаситель и в которое будет воскрешен каждый из людей, как веруют христиане. Эта особенность воскресения в славянском языке передана очень интересно. Слово «воскресение» происходит вовсе не от корня «крест», как иногда может показаться, а от глагола «кресать» (или «кресить»), то есть буквально «высекать искру». Отсюда же «кресало», или огниво по-другому. То есть воскресать — высекать искру новой жизни, которая так же отличается от нынешней, как огонь — от холодного камня кресала.

Было бы наивным полагать, что воскресшее тело — из точно тех же материальных элементов, какие составляли его до смерти. Святой Григорий Нисский говорит, что душа сообщает телу определенную форму, «эйдос» — своего рода оттиск или печать, который ставится не извне, а изнутри. В этом «эйдосе» — отражение характера, личности каждого человека. И этот «эйдос» остается неизменным при том, что физическое тело многократно обновляется при земной жизни, но поскольку все изменения происходят согласно «эйдосу», можно утверж­дать, что тело у человека — всегда одно и то же. И в воскресении сохраняется эта печать личностности, согласно которой и образуется новое тело — с иными возможностями, бессмертное, не мучимое ни страстями, ни болезнями, ни ущербностью. Видный англиканский богослов, филолог и апологет христианства Клайв Льюис приводит такую аналогию: «Моя форма остается той же, хотя составляющая ее материя постоянно изменяется. Я похож в этом отношении на кривую льющейся воды». Находясь в теле, мы даже не можем представить, какими будут тела по воскресении. Апостол Павел пишет: Сеется тело душевное, восстает тело духовное (1 Кор 15:44). Воскресшее тело будет одновременно тем же, как и до смерти, — потому что «печать души» остается той же, и в то же самое время — принципиально иным, преображенным духом, освобожденным от вяжущей ограниченности мате-риального мира.

В эпитафии Бенджамина Франклина, адресованной им самому себе, смерть предстает как «корректура и правка» — для лучшего издания «себя самого»:

«Тело Бенджамина Франклина, печатника

(Подобно обложке старой книги,

Чье содержимое состарилось,

Стерлись литеры, не видно тиснений)

Покоится здесь, кормит червей!

Но сам труд не будет утрачен,

Ведь по вере его он выйдет в свет

В новом и улучшенном издании,

Откорректированном и исправленном

Своим Автором!»

У одного из величайших христианских богословов, святителя Василия Великого, есть удивительно точное объяснение, почему только через смерть — и воскресение — можно было совершить спасение человечества. Он приводит такой образ. Представьте себе, что некий горшечник слепил с большой любовью замечательный сосуд для использования. Но его враг из ненависти взял и залил это изделие расплавленным свинцом. Что делать? Ни извлечь свинец теперь нельзя, ни пользоваться сосудом. Тогда горшечник принимает решение разбить сосуд — и заново склеить черепки, уже освобожденные от свинца. Так же и Бог через смерть Своего Сына освобождает человеческую природу от заразы греха.

Зачем Богу надо было умирать на кресте?

Одна из важнейших тем, непосредственно связанных с Воскресением Христа, — это тема крестной жертвы. Почему именно таким образом надо было совершить спасение человека? С позиции внешнего наблюдателя всё выглядит очень странно: пришел Бог, люди Его убили, — и теперь они спасены! Что, они спасены, потому что убили Бога? И что здесь хорошего? За что мы спасены? За то, что так издевались, потому что не поняли, Кто к нам пришел? Христианство отвечает: спасены не потому, что убили, а потому, что Распятый Иисус Воскрес! 

Тема жертвы безусловно важна — при всей сложности ее понимания. Неправильно смотреть на Крестную Жертву только как на «выкуп», заплаченный безгрешным Сыном Своему Отцу за грехи людские. Такой юридический взгляд раскрывает вопрос очень однобоко, хотя и вполне рационально. Но при этом Бог неизбежно оказывается заложником Закона, установленного Им же Самим. Грозный Бог Судья в такой концепции неизбежно оказывается самой сильной доминантой. Однако православная традиция основной акцент делает на другом: Сын Божий произвольно принимает смерть, хотя, как безгрешный, Он мог бы и не умирать. Но Он погружает Себя в воды Иордана, как бы вбирая человеческие грехи сострадательным усвоением, Он проходит сквозь горнило типичных для любого смертного искушений, Он не гнушается есть и пить вино с мытарями и блудницами, тем самым буквально «врастая» в человечество, со всеми его немощами и пороками, при этом оставаясь внутренне совершенно чужд какого бы то ни было греха. Ведь человеческая смертность — это следствие греха, и, будучи безгрешным, Христос не должен был умирать. Однако Он добровольно идет на смерть и Своим Воскресением уничтожает этот разрыв между человеком и Богом, становится мостом через пропасть, в которую человечество было ввергнуто Адамом и Евой. В протестантской среде популярна такая картина: некая пропасть и над ней — крест как мост, только по которому и можно перейти от смерти к жизни, от греха к святости. При всей его условности, в этом образе схвачено что-то очень важное.

Тайна Креста в том, что на нем человеческая природа исправляется природой Божественной. Что это значит? То, что каждого из нас толкает ко греху, а именно: страх смерти (выжить любой ценой!) и страх страдания (неутолимое стремление к удовольствию и боязнь любой боли) — во Христе перестают быть определяющими. Они никуда не исчезают, но уже не сковывают личность Богочеловека. Об этом — Его молитва до кровавого пота в Гефсиманском саду: Он не хочет умирать, вся Его человеческая природа хочет жить и страшится страданий и смерти, но Его любовь к Отцу оказывается сильнее. Не как Я хочу, но как Ты! (Мф 26:39). Христос не вынужденно, но совершенно свободно идет на смерть ради нас: ведь Тот, Кто не согрешил, не должен был и умирать. Добровольно принимая смерть, Он побеждает ее Воскресением.

Зачем Богу надо было становиться человеком?

Но почему для спасения человечества Богу Самому потребовалось становиться человеком? Почему нельзя было просто Божественной властью взять и уничтожить грех и смерть? Если внимательно посмотреть на все мировые религии, то в любой из них мы увидим ту или иную попытку решить эту проблему или, как мы уже говорили выше, предложить разумное объяснение принципиальной невозможности решения проблемы смерти. Но христианство — религия, не придуманная самими людьми, а открытая Богом. 

Жало смерти, жало греха, въевшееся в человечество с момента грехопадения, можно сравнить с глубинным сбоем операционной системы, который средствами самой системы уже не излечить. Более того: самой системой этот сбой давно уже не воспринимается как ненормальность; с ним свыклись, сроднились как с неотъемлемой частью. Поэтому только тот, кто изобрел эту систему, может войти и исправить ее в самых начальных, исходных кодах. Человек не может сам себя, словно Мюнхгаузен, вытащить за волосы: нужна помощь извне. К растерявшемуся и заблудившемуся человеку приходит Бог, берет его за руку — и выводит из тьмы на светлую дорогу.

Мы не можем полностью постичь тайну спасения, но какие-то аспекты вопроса вполне рационально объяснимы. Например, вот что пишет святой Иоанн Дамаскин: «смерть приходит и, поглотив телесную приманку, прон­зается удою Божества, и, вкусив безгрешного и животворящего Тела, погибает и отдает назад всех, которых некогда поглотила». Так же смотрит на необходимость Крестной Жертвы и византийский богослов святитель Григорий Палама: «…Слово Божие не только стало Плотию и обитало в нашей среде, видимое на земле и обращаясь среди людей, но также приняло плоть такую, какая у нас, и хотя совершенно чистую, однако смертную и болезненную, и ею, как богомудрой “приманкой”, Крестом поймав началозлобного змия, освободило от него весь порабощенный человеческий род. <…> Если же Слово Божие восприняло бы тело, неподвластное смерти и страданию, то каким образом мог бы оказаться обманутым, мог бы прикоснуться к Нему диавол — само сущее зло?» Можно сказать, это своего рода Божественный обман смерти! Христос погибает и смерть как бы торжествует, потому что Он умирает, как умирали все до Него; вот, Он говорил, что Он Учитель, Он — Мессия, а теперь все смотрите — Он умер как все! И тут Он раз — и воскрес! Пасхальная икона, написанная в восточнохристианской православной традиции, изображает Христа, у ног Которого две перекрещенные дощечки… Что это такое? Это врата ада, которые побеждены; а рядом со Христом — два человека, которых Он поднимает за руки: это Адам и Ева. Это образ того, как Христос выводит из плена смерти падшее человечество.

Ушел ли от нас Христос?

Что же нам оставляет Христос после Своего Воскресения? Ведь Он не написал ни одной строчки сочинений, не придумал никакого изысканного философского учения или тщательно описанной системы нравственных предписаний. Христос оставляет несоизмеримо большее: Он оставляет нам… Самого Себя! Умирающий Будда, когда его приходят оплакивать, понимая, что ему уже недолго осталось жить, говорит ученикам: «Не плачьте, я вам не нужен, я вам все объяснил. Вы уже понимаете, как надо действовать». Христос никогда так не говорил. Он говорит совершенно другие вещи: Я с вами во все дни до скончания века (Мф 28:20). И Он остается Своим воскресшим телом с людьми: причем не просто где-то рядом — Он отдает Его людям в таинстве Евхаристии, в таинстве Причастия. 

Насколько хорошо это русское слово — «причастие»: человек становится частью большего. Причащаясь, человек становится частью Тела Христова, поэтому богословское определение Церкви — это не собрание верующих во главе с епископом, а Живое Тело Христово, пребывающее в любящих Христа и живущих по Его заповедям. Центром Церкви являются не храмы из камня, не монастыри, не священники, не епископы, а только Евхаристия. Евхаристия — это сердце Церкви, прокачивающее каждым своим ударом Божественную силу в человечество. Фактом совершения Евхаристии созидается Церковь как Тело Христово, Которому мы можем приобщиться и стать Его частью, Его членами, действующими в этом мире. 

Впервые таинство Евхаристии (с греч. «благодарение») было установлено на Тайной Вечери — на последней трапезе Христа с учениками. Причастие в Церкви означает, что человек, который причащается, не просто вспоминает: что-то такое там когда-то было; нет, он фактом причастия — вместе с апостолами — разделяет трапезу с Христом. Когда слышим слова священника в храме: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое…», мы снова и снова оказываемся в Сионской горнице, рядом со Христом. Это не просто «воспоминание» или похожее на театр «воспроизведение»: это обращение к событию, которое выходит за пределы времени, ведь у Бога нет ни прошлого времени, ни будущего, Он всегда — Живой настоящим временем!

Причащаясь, мы перестаем быть чужими для Бога: ведь общая трапеза в принципе невозможна вместе с врагами! Вокруг Трапезы Господней объединяется большая семья христиан — и, принимая Тело и Кровь Воскресшего Спасителя, мы получаем антидот греха, уходим от вяжущей обреченности страха смерти и страдания. В светлые пасхальные дни Церковь призывает всех своих верных чад к ежедневному причащению — чтобы во всей глубине прочувствовать силу и действие Христова Воскресения здесь и сейчас, в нашем, нынешнем мире и, став еще одним живым свидетелем Его Воскресения, донести эту спасительную весть и до остальных людей.

***

В Пасхальную ночь в храмах совершается крестный ход. Это символ того, что люди приходят к Воскресшему Христу. И все это время — на богослужении, на улице, в гостях — в течение сорока дней от Пасхи до Вознесения мы приветствуем друг друга словами «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!». Это время, наполненное радостью, отражает самую главную победу, которую нам принес Христос, — победу над грехом и смертью. В этот период, от Пасхи до Троицы, по канонам Православной Церкви в храме отменяются коленопреклоненные молитвы. Почему? Кто-то говорит: «Я в Церковь не хожу — там меня ставят на колени». По христианскому пониманию на колени человека ставит не Бог, а грех. Бог приходит для того, чтобы поднять человека с колен — и символом этого является пасхальное правило, отменяющее все коленопреклонные молитвы. Мы не становимся на колени в период, когда с особой яркостью и проникновением пытаемся осознать радость спасения, которое нам даровано. Бог пришел для того, чтобы поднять нас с колен, вывести из рабства греха в свободу возлюбленных детей Божиих!

НОВОМУЧЕНИКИ 

 Вдень выборов в Верховный Совет Иван Алексеевич вместе с избирательным бюллетенем опустил в урну письмо на имя кандидата в депутаты от Наро-Фоминского района:

 «Добрый день, многоуважаемый наш помощник и посредник народа Михаил Петрович, — писал он. — Мы Вас посылаем все наши нужды рассказать перед высшими органами. Мы, граждане Советской республики, считаем себя свободными гражданами по Сталинской конституции. Можем свободно свои нужды выявлять мы от лица верующих в Бога и святую Церковь. Посодействуй за нас, старичков и старушек, дайте нам молиться Богу за весь мир и за Вас, Михаил Петрович, чтобы нам под Вашим руководством проводить тихую мирную жизнь и ходить в церковь молиться Богу, где мы ощущаем отраду души. Мы радуемся за конституцию, которая в статье 124-й говорила: свобода отправления религиозных обрядов, вот [что] нам дороже всего на свете. Молодым нужно повеселиться, песни попеть, а нам, старичкам и старушкам, в Божий храм сходить, приобщиться и отпеть усопшего. Вот что нам дороже всего земного богатства, все на земле временно, а за гробом вечно.

Дорогие наши собратья и друзья, почтите нашу старость, нам нужны псалмопение, молитва, пост, кротость, повиновение властям. Всякая власть от Бога. Глас народа — глас Божий. Дорогой друг народа, будь защитником партийных и непартийных, верующих в Бога и не верующих, будь ко всем ровным».

Это письмо, как и следовало ожидать, в результате окажется в НКВД. А почти через полтора года после его отправки Иван Алексеевич умрет от голода в лагерном лазарете.

***

Мученик Иоанн родился в 1880 году в деревне Алексеевка Рождественской волости Боровского уезда Калужской губернии в семье крестьянина Алексея Чернова. Окончив сельскую школу, Иван, как и отец, занимался сельским хозяйством. После прихода к власти большевиков и коллективизации крестьянских хозяйств Иван Алексеевич из деревни уехал и устроился работать на фабрику в городе Наро-Фоминске. Однако, когда до администрации фабрики дошли сведения, что он исполняет в Петропавловской церкви города обязанности псаломщика, его уволили, и он был вынужден вернуться в деревню.

Наро-Фоминск начала 1930-х годов

У Ивана Алексеевича и его жены Василисы Васильевны было три сына и дочь Анна. Семье в материальном отношении жилось трудно, и, когда Анна подросла, она работала сначала в прислугах, а затем на птицефабрике. В первое десятилетие советской власти еще оставались некоторые монастыри, называвшиеся в это время артелями, и Анна поступила послушницей на находившееся в Боровском уезде монастырское подворье, где она пробыла два года. После закрытия подворья она была арестована, приговорена к пяти годам лишения свободы и отправлена в лагерь на строительство Беломорско-Балтийского канала. Освободившись в августе 1936 года, она вернулась к родителям. Сначала устроилась уборщицей на хлебозаводе в Наро-Фоминске, а затем, когда мать пошла в колхоз, стала работать дома, для чего были веские причины. Находясь в лагере, Анна прижила ребенка, который родился уже по ее возвращении домой. 

3 марта 1938 года она была вновь арестована. Главным обвинением против нее стало ее двухлетнее пребывание на монастырском подворье. Остальное добавили лжесвидетели, подписав протоколы с показаниями, будто бы Анна агитировала против выборов в Верховный Совет. На допросе 24 марта она заявила, что не признает себя виновной в агитации против советской власти, что идет против Церкви и от религии отказывается. Этим отказом Анна, вероятно, хотела облегчить свою участь ради ребенка. Но тем и отличаются гонения на христиан в ХХ веке от гонений в древности, что отказ от Бога и Церкви не мог смягчить приговора. В ХХ веке к тем же срокам приговаривались и исповедники, и богоотступники, и предатели, и те, кто тайно или явно воевал с Церковью. 25 марта Анна была приговорена к пяти годам заключения и отправлена в исправительно-трудовой лагерь в Сибири, а сын ее из семьи изъят и передан в Наро-Фоминский райздравотдел «для дальнейшего воспитания».

Жители Алексеевки были прихожанами Введенской церкви, находившейся в селе Котово, но к концу 1930-х годов священники, служившие здесь, были арестованы, и Иван Алексеевич стал усиленно хлопотать о назначении в храм священника и возобновлении богослужений. Составив соответствующее письмо, он ходил по домам крестьян, собирая подписи за открытие храма. В письме он написал, что жители деревни желают иметь своего священника, чтобы он мог исполнять требы и могла совершаться божественная служба, и просят, чтобы власти передали ключи от церкви группе верующих и избранному от них уполномоченному Ивану Алексеевичу Чернову.

В день выборов в Верховный Совет, 12 декабря 1937 года, Иван Алексеевич, придя на избирательный участок, вместе с избирательным бюллетенем опустил в урну написанное им, но не подписанное письмо на имя кандидата в депутаты от Наро-Фоминского района.

Письмо, текст которого мы приводили в начале статьи, попало в НКВД, для которого не представляло большого труда установить, кто его написал. Сотрудники НКВД cтали допрашивать жителей деревни, и те показали, что Иван Алексеевич ходил по деревне, собирал подписи за открытие церкви, проповедуя о необходимости веры в Бога и улучшения жизни через милость Божию, если будет открыта церковь и можно будет молиться. Кроме того, он будто бы говорил колхозникам: «Вот видите, колхозники, сегодня год неурожая, в поле все пропало, нам нужно бы помолиться Богу, а то вот ничего не родится, мы и будем работать даром, с голоду умрем. Вот до чего мы дожили при советской власти, ни у кого ничего не стало; раньше мы были сами себе хозяева, а теперь, что ни задумай сделать, все у кого-то спросись да доложись... Вот какое пришло проклятое время, от своей церкви последней куда идти молиться Богу?.. Позакрывали все церкви, а в этом была только одна отрада для народа, но все-таки придет и этому конец, и сгонят проклятых коммунистов, и тогда только заживем хорошо».

21 июня 1938 года сотрудник НКВД выписал справку на арест Ивана Чернова, где в вину ему ставился сбор подписей под ходатайством за открытие церкви. 28 июня Иван Алексеевич был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Председатель сельсовета составил по требованию сотрудников НКВД справку на него, где одним из главных обвинений было выставлено пребывание дочери Ивана Алексеевича в монастыре и то, что сам он был отстранен от работы в колхозе как религиозный элемент.

«Скажите, вы писали в день выборов Верховного Совета 12 декабря 1937 года письмо на имя депутата Верховного Совета товарища Петрова, если писали, то куда вы его дели?» — спросил псаломщика следователь. «Да, в день выборов в Верховный Совет я писал письмо. Содержание письма религиозного характера. Письмо <...> я опустил при голосовании в урну в конверте вместе с бюллетенем», — ответил Иван Алексеевич.

Следователь спросил, признает ли Иван Алек­сеевич себя виновным в контрреволюционной деятельности, на что тот ответил, что не признает. Были вызваны на допрос очередные свидетели, в частности псаломщик Протопопов, который показал, что Ивана Алексеевича он знает с 1934 года, что тот «все время ходит в церковь и очень религиозный человек». Далее он сообщил, что Иван Алексеевич жаловался, что коммунисты позакрывали все церкви, и говорил: «но все-таки придет этому конец, и сгонят проклятых коммунистов, и тогда только заживет народ хорошо».

После допросов лжесвидетели были вызваны на очные ставки, но Иван Алексеевич отверг все их показания.

13 августа 1938 года следствие было закончено, 19 сентября Особое Совещание при НКВД СССР приговорило псаломщика к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Беломорско-Балтийский лагерь, куда прибыл 8 ноября. Иван Алексеевич Чернов скончался от голода 10 апреля 1939 года в лазарете 14-го лагерного пункта Семеново Пудожского района Карелии и был погребен на кладбище в километре от лагеря в безвестной могиле. 

Игумен Дамаскин (Орловский),

ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Пат­риархе Московском и всея Руси по увековечению памяти ново­мучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православ­ной Церкви». 

www.fond.ru

ЛЮДИ 

Надежда и искусство прощать  

Вы когда-нибудь задумывались над словом «прощай»? Ну, когда провожаем близких? Да, конечно, сегодня все суеверные — предпочитают «до свидания», но все же — задумаемся. Мы сотни раз слышали: «Ну, давайте прощаться». Ныне совсем не воспринимаем изначального, можно сказать, сакрального смысла. Утратили. Для нас это стало дежурной фразой, которая тянет за собой цепь других обычаев: «посидим на дорожку», «на посошок», «не поминайте лихом» и прочее. На самом же деле наши пращуры просили друг у друга прощения. Ну, чтобы не осталось между ними чего вздорного. Зачастую прощались навсегда.

Кстати, вам приходилось видеть человека на смертном одре, которого кто-то не простил? Это всегда мучительно. Он буквально не может умереть, срочно посылая за ним. Хорошо, если рядом проживает. А если за тридевять земель? Родственники отбивают телеграмму. Ждут. Умирающий тревожится. А ведь бывает, что и не приезжают. Мало ли что…

Умение прощать — великое искусство. Мне повезло. У меня был достойный учитель — моя бабушка. Другой вопрос, насколько хорошо я усвоил урок. Все равно мне было легче — перед глазами живой пример, а вот она училась всему через жизненные невзгоды. Вот говорят: «впитала с молоком матери». Про мою бабулю такого не скажешь. Не было — материнского молока. Родилась недоношенной — семимесячной. Надюшей назвали. Мама при родах скончалась. А папа, как в песне, любил другую… Он и ушел в ту семью.

Малютку взяла на воспитание родная бабка Ульяна. Выхаживала в теплой печи, в тазу с гусиным пухом. Слава Богу, выросла. А тут еще напасть. На веревке чужое белье висело — сперли. Да одна женщина на Надежду показала. А годы были суровые, послевоенные. Долго разбираться не стали — пять лет лагерей. По окончании срока вышла почти без зубов, да ребенка в подоле принесла. Родных никого: кто помер, а кого репрессировали. Идти было некуда, подалась в ту семью, куда папка ушел. А там своих пятеро голодных ртов. Почувствовала себя лишней. Ушла. Даже пыталась под машину броситься, но Бог миловал.

Прошло время. Жизнь наладилась. Пришла пора умирать той женщине, которая в пропаже белья обвинила. Родственники отыскали адрес. Стали умолять, к умирающей звали. Бабушка собралась, и не раздумывая поехала. Простила… Прошло еще время. К закату клонилась жизнь другой женщины, той, к которой папа ушел. Стала звать к себе Надежду и в слезах просила прощения, что не приняла ее ни в младенчестве, ни после. И моя бабушка, конечно, простила.

Часы отмерили еще полвремени. Я из махонького внучка превратился в дерзкого подростка. Помню, бывало, обижал бабулю. Крепко ссорились. Но всегда эти раздоры оканчивались одинаково. Через пять минут бабушка подходила к моей комнате и сквозь рифленое стекло закрытой двери говорила: «Внука, прости меня, не сердись». Волна чего-то необъяснимого накрывала меня, и поток слез прорывался из глаз.

Для меня это был полный разрыв шаблона. Тогда, помню, долго ломал голову: почему же она первая просит прощения, когда, по сути, я виновник ссоры? Спустя время я понял, что просящий прощения человек получает неземное блаженство. Это не сравнить с земными удовольствиями от лакомства мороженым, просмотренного фильма, выкуренной сигареты, выпитой рюмки… Думаю, что сердца человека, смирившегося, чтобы попросить прощения, касается Бог. От того у него становится тихо и спокойно на душе.

А еще вспомнилось, что бабуля будила своего нерадивого внука словами: «Вставай, Царствие Небесное проспишь!», а когда ранился, то звучало неизменное: «Бог терпел и нам велел». 

Таксист, который не умер

Священник Игорь Сальников

Год назад владыка Варнава благословил меня послужить в Никольском храме рабочего поселка вместо ушедшего в отпуск священника. Собственно, церкви там уже не было. Ее снесли, чтобы построить новую. А пока богослужения регулярно совершались в прихрамовой постройке, которая одновременно служила трапезной, бухгалтерией и иконной лавкой.

Ездить со съемной квартиры в другом конце поселка приходилось почти каждый день. Но автобусы по этому маршруту не ходят. Зато недорого можно добраться на такси. Нередко «извозчики» денег со священника совсем не брали. Везли по принципу: всего не заработаешь, а от Бога воздастся. 

Подвозил меня как-то до дому один такой таксист. По дороге разговорились, и он мне рассказал такую историю из своей жизни. 

Раньше он, в основном, водил карету скорой помощи. Сутки через двое. В свободное время «крутился» — таксовал на своей старенькой машине, понемногу рассыпáвшейся на дорожных колдобинах. Денег у мужика было столько, сколько заработает. Не «аллигатор», как он говорил, — то есть не олигарх. 

Что заработает — все жене отдаст. А та в домашнее хозяйство «вложит»: в занавески, сковородку, в лучшем случае — новую машину стиральную купят. Жена его тоже не аллигатор была. Санитаркой в той же районной больнице работала. 

В Бога мужик не верил с детства. В школе ему объяснили, что Бога нет, что в церкви «попы обманывают народ». Но железно верил мужик в закон справедливости. Потому что хотел в это верить. Как же без справедливости жить? 

И чем дольше он жил и больше узнавал жизнь, тем меньше видел он эту самую справедливость и больше встречал всякого неравенства и неправды. Так что на пятом десятке лет почти во всем разуверился.

 И тут он умер. 

То есть почти умер. Удар его хватил. Инсульт. Сидел он летним днем за баранкой скорой помощи после «суток». Раз! И голова выключилась, как лампочка в комнате после замыкания. Ничего не помнит. 

Очнулся весной, в апреле, у себя дома. Дату своего выздоровления запомнил. Как же не запомнить? 

Жена рассказала, что полежал он два месяца в реанимации, и отказались его доктора в больнице лечить. Говорят, все одно помрет. Забирайте его домой или платите. У нас медицина теперь не даром лечит. Одна только совсем молодая женщина-доктор на консилиуме и говорит: «Куда ему помирать, 52 года всего!» И стала помогать в свое свободное время. Уходом, лекарствами, даже деньгами — жена ведь уволилась, чтобы дома сидеть с мужем, и денег в семье почти не было. 

Повезло им. Ожил мужик по весне. Стал снова баранку крутить и копейку свою зарабатывать. Подвозил однажды по весне богомольных женщин в платочках, шедших с крестного хода. Денег, говорит, с вас не возьму, а расскажу свою жизненную историю. Очень уж ему эту историю нравилось рассказывать, потому что в ней справедливость была. 

Задумалась тут одна паломница и спрашивает: 

— А какого числа, ты говоришь, милок, это было?

— Такого-то апреля, отвечает. 

— Ты сам что-нибудь об этом не думал? 

— Нет. 

— Так это ж Пасха была. Христос Воскрес! 

Мужик озадачился. На неделе решил поехать в церковь. Свечку ставить.

В храме ему раньше всегда как-то неловко было. Куда ступить, что сказать? Не знает он всех этих «священных правил». А тут вошел почти как к себе домой. Сияет. А потом поехал дальше на хлеб насущный зарабатывать, чтобы жене деньги отдать, а она после дежурства утюг какой-нибудь в дом купила бы или апельсинов на Новый год. А там глядишь — и Рождество скоро.

Бывает все-таки справедливость в главном, пусть даже мы, как мой таксист, уже всякую надежду потеряли. Но приходит она, как правило, не от людей, а от Бога. Хотя часто и через руки добрых людей, вроде той самой милосердной женщины из больницы. 

КУЛЬТУРА

Музыка неопровержима 

Почему она может рассказать о стране больше, чем соцопрос

Зачем в древнем Китае чиновники «мониторили» народные напевы? 

Что изобретение полифонии может рассказать о средневековой философии? И как на место этой полифонии сегодня пришла музыка распада? Об этом мы беседуем с известным музыковедом Вячеславом Медушевским.

Без лишних эмоций

— Вячеслав Вячеславович, Вы в некоторых своих интервью утверждаете, что исполнение музыки на «душевном» уровне есть не что иное, как хула на музыку. При этом большинство людей именно так, на уровне эмоций, исполняют и воспринимают музыку.

— Давайте определимся с самым важным вопросом — что есть сущность музыки? Святитель Василий Великий говорил, что «даже мириады частных подробностей не исправят коренного неведения». Если что-то искажено в главном, то искажено всё.

Музыка — это же не просто набор звуков, за этим же что-то стоит. Если музыка — язык, то язык чего? К сожалению, даже профессионалы порой начинают говорить такое, от чего уши вянут. И у меня с ними получается примерно такой диалог:

— Музыка есть язык эмоций — говорят они.

— С чего Вы это взяли?

— Это же очевидно, я так чувствую.

— А почему Вы свое мнение считаете критерием истины? Не лучше ли спросить самих гениальных композиторов? Вот, например, определение Баха, которое он продиктовал своему ученику: «Последняя цель музыки — служение славе Божьей и освежение духа». Где здесь эмоции? В помине нет!

Почему нет ни одного народа, у которого не существовало бы высокой музыки? Да потому что музыка — это дар Бога человеку, и в ней всегда есть духовная основа. Возьмем народы Океании. Как там сочинялась музыка? Нужно им, например, срубить дуб, чтобы построить лодку, — они поют, уговаривая дух дуба, чтобы тот его покинул. Это целый ритуал, в котором звучит сакральный напев. 

А ветхозаветные времена? Пророк Елисей позвал гуслиста, и под его игру сошел на пророка Святой Дух, и Елисей начал пророчествовать. А царь Давид, который прекрасно играл на арфе и своей игрой отгонял злого духа от Саула? Какие высокие контексты!

Эти примеры открывают очевидное — музыка изначально появляется как сакральное выражение духа. Она дана Творцом. И если человек не теряет связь с Ним, тянется к Небу, его словно бы подхватывает что-то свыше, дарует красоту, свободу, радость, вдохновение.

После концерта гениального музыканта мы не можем сразу уйти: он поднял нас к Небу. Какая красота! Через искусство Господь показывает, что такое настоящая святость, как жить окрыленно, как устремляться к небу. Музыка — узнавание себя, мира. Это богопознание. Способность к нему заложена в нас изначально. В какой-то момент мы слушаем, скажем, симфонию Чайковского и говорим — гениально! Что произошло? Душою мы почувствовали, узнали божественную красоту, явленную в звуках.

Генерал-бас* ведет нас в вечность

— Вы сказали, что музыка дается человечеству как откровение. Но ведь мы знаем о многих музыкальных стилях — почему это откровение «выбирало» для себя столь разные формы выражения?

— Здесь стоит сделать важную оговорку: стиль в музыке — не просто ее своеобразие, но красота и высота этого своеобразия. Откровением красоты поражают великие эпохальные стили — барокко, классицизм, романтизм. В них открывается огненная сила. В малых стилях искусства (бидермайер, прерафаэлиты, модерн) огненного восторга меньше, духовная вертикаль, соединяющая человека с Богом, не столь огненна, малые стили словно объяты усталостью, оттого занимают меньше места в культуре. 

На каждой стадии истории человечество получает в музыке новое божественное откровение. Меняется что-то одно, но главное. 

Средневековье. В Европе утвердилось христианство, что отозвалось в музыке. В Средневековье не было концертной светской музыки, была лишь музыка богослужебная. Святой Климент Александрийский писал о том, что церковная музыка не должна вдаваться в разнообразие. Она должна только одно выражать — устремление к Богу, развитие непрестанного чувства связи с Ним. К примеру, исóн — тянущийся нижний басовый голос в византийском и новогреческом церковном пении — символ нашей соединенности с Богом. 

Средние века открыли полифонию — удивительный плод христианской цивилизации. В жизни мы не говорим хором. Зачем же в музыке полифоническое многоголосие, равноправие разных мелодических линий? Полифония — взгляд на сущее с божественной точки зрения. Согласно христианскому вероучению, Дух Божий присутствует повсюду, охватывает и объединяет все разнообразие мира видимого и невидимого. В полифонии мы чувствуем единство голосов земли и одновременно чудную гармонию целого. Полифония пророчественна, она возводит мир в то идеальное состояние, когда да будет Бог все во всем (1 Кор 15:28). Ради этой пророчественной силы Средние века, вглядываясь в возможности полифонии, много потрудились, и каждая новая форма полифонии несла в себе печать новых откровений красоты.

Барокко. Его сердцевина, фирменный знак — так называемый генерал-бас: избранный тип фактуры, выдерживаемый от начала до конца. Зачем эта однородность фактуры? Дление однородного пробуждает мысль о вечности. Я не изменяюсь (Мал 3:6), — говорит Господь. Чувство вечности важно и в жизни, и в музыке. В нем покой, сила. Оно — как небо над головой. Так и говорили: sub specie aeternitatis — с точки зрения вечности. Все проясняется при таком взгляде! Все наполняется высшей значимостью, серьезностью, глубиной. Важнейшее понятие барокко — аффект: действуемое чувство (воля), полнящаяся вечностью. Есть в аффекте что-то пламенное. Но всегда под покровом вышнего покоя. При напряженности тона мы никогда не услышим в музыке барокко ни конвульсивных содроганий, ни надрывной динамики, ни иного какого натурализма. Генерал-бас постоянно удерживает нас в возвышенном равновесии вечности. Величайшее откровение Барокко!

Барокко прекрасно — и нужно ли что-то менять? Но вдруг разом изменилось всё. Тысячи элементов формы изменили порядок своей сопряженности. Тысячи меняются не сами. Меняется Одно, в котором все. Это новое — развитие, составляющее сущность классико-романтической формы. А его ключевой элемент — мотив. Это новое понятие. От старофранцузского — «движущий». Это и есть то Одно, от которого разом перестраивается всё, вся поэтика, вся система мышления. 

И в музыке, и в психологии мотив — причина движения, причина поступка, побуждающая сила воли. Мотив — не «вообще и всегда», как в барочном «аффекте» (чувстве, простертом в вечность). Мотив — «здесь и сейчас». 

А вечность? Без нее нет ни высоты, ни красоты. Вечность не исчезает. Но теперь она уже не как небо над головой, пред которым в напряженном усилии застывает воля, сосредоточивается ум, пламенеет чувство. Вечность теперь переносится в цель. Так возникает эффект развития, отличный от барочного развертывания вечного аффекта. В мотиве — пружинка воли, устремленность, интрига: что будет дальше? А дальше — нечто неслыханное прежде: музыка насыщается стремлениями и достижениями, событиями, коллизиями, перипетиями. По Аристотелю, перипетии — внезапные перемены от счастья к несчастью и наоборот. Так бывает в событиях жизни. Так теперь стало и в музыке. Вновь в музыке на первый план вышла переменчивость, но оправданная высшей целью. Человек увидел себя в музыке обновленным: в активности воли, силы, участия.

В XVIII веке возникает и глагол «мотивировать». Мотивация в музыке — всегда возвышенная: мотивация вечностью, которая впереди, в Царствии Божием. Если у человека нет смысла впереди — зачем он живет? Он призван не только предстоять вечной красоте, но и жить ради нее, ради несказанного, ради любви, которой не страшна и смерть. 

Причиной изменений в организации музыкальной формы стало возрастание ее светской направленности.

Нужно непредвзято понять равночестность двух ветвей жизни и культуры — церковной и светской. Не в их ли единстве условие сохранения человечества? В храме — таинства, молитвы, благодатные преображения души. И музыка в храме молится. Жизнь за оградой храма — для подвига. Можно ли в храме быть хорошим, а за его стенами — плохим? Это лицемерие, которое ненавистно Богу. «По силе жития бывает познание истины», — говорит Исаак Сирин. Сила жизни стяжается в испытаниях, борьбе, в многообразии жизненных ситуаций. Высокая светская музыка вбирает их в себя, истолковывая их в свете призвания человека к вечному царствию любви. Иногда ее герой отважно гибнет ради любви Божией (как в окончании Первой баллады Шопена). Часто испытывает и искушения, но преодолевает их. Вот пример — Пятая симфония Чайковского.

Во вступлении к первой части этой симфонии мы словно бы под гипнозом: дьявольская мысль о смерти забралась внутрь и пугает мраком. Как вытащить занозу из души? В первой части герой пытается забыться в делах жизни, в восторгах любви. Тщетно! «Смертью умрешь» — мысль незабвенная. И в музыке ее напоминания становятся всё страшнее. В медленной части симфонии душа обращена к молитве, получает утешения, проникается нежностью любви. Но и здесь ее настигают предупреждения смерти, еще более грозные. Почему? Что делать? 

Нужно изменить отношение к смерти. «Смерть! где твое жало?» — Это победа Христова! К ее ослепительной радости устремляет финал симфонии. Он интересно организован, вступление к нему строится на начальной теме рока. Раньше она пугала, а теперь звучит в мажоре, но пока скромно, словно не достигнув сознания. Дальше начинается основная часть, вновь вихрем проносится жизнь. Но, как это ни парадоксально, основная часть формы не так интересна, как ожидание сквозной мысли смерти, с которой началась вступительная тема первой части. И вот этот момент наступает: мы с нетерпением ждем разгадки всей загадки формы. Эффект потрясающий. Чайковский пишет не так, чтобы мы могли что-то понять, он пишет так, чтобы не понять было невозможно. В оркестре — праздничные фигурации, как бы в раскачивании колокольных звонов. Победно прорезает оркестровую массу трубный глас. От времен Библии труба — символ явления силы и славы Божией. Ветхозаветные трубы были длинными, звучали как грозные тромбоны. В христианское время и в соответствии же с духом христианства трубы возносятся в самый высокий светлый регистр. И вот она, победа Христова над смертью! Когда исполнение симфонии транслировалось из Вены (дирижировал Владимир Федосеев), можно было видеть чудо в зале: лица австрийских слушателей стали вдруг русскими, восторженными до наивной святой простоты. Итак, вот что такое музыка христианской цивилизации: это выраженное в звуках Евангелие для сердца, тайным образом приподнимающее дух человечества к свету и радости. Всякий музыкальный шедевр — учебник христианской антропологии, христиански преображенной жизни человека. 

---

* Генерал-бас (так называют мерный, или цифрованный, бас) —

басовый голос многоголосного музыкального сочинения с цифрами (обозначающими созвучия — интервалы и аккорды), на

основе которых исполнитель строит (в известной мере импровизирует) аккомпанемент. — Ред.

«Авангардизм в культуре восстал на всю традицию человечества»

— В советское время вряд ли эта симфония Чайковского исполнялась в такой трактовке, да и сегодня далеко не каждый исполнитель чувствует в музыке именно ту духовную основу, о которой Вы говорите.

— В советское время были абсурдные идеологические лозунги: музыка должна выражать чувства простого народа. И классическую музыку часто трактовали искаженно.

Но сама музыка неопровержима. И чем гениальнее исполнение — тем выше ее возвышающее действие. Кто ставит цель: буду исполнять музыку как можно гаже? Цель невидимого соревнования исполнителей — именно высота духовного восторга. Сам композитор был человеком верующим. Он писал: «Мне сладко говорить Ему: “Господи, да будет воля Твоя”, — ибо я знаю, что воля Его святая». Он искал этой воли и в жизни и в творчестве. Нельзя творить без вдохновения. А оно — от Бога, и дается не случайно, душа должна быть готова принять его. Чайковский писал своей сестре: «Бог дал мне один-единственный талант, я обязан его раскрыть». За эту целеустремленность, за жажду божественной красоты, она была ему вручена во исполнение обетования: Я прославлю прославляющих Меня (1 Цар 2:30).

Отсюда следствие: исполнительская неисчерпаемость шедевра. «Выразить» в звуках божественный восторг христианской победы над смертью невозможно — то было бы актерством и лицемерием. Музыка не выражает, а являет. Да, играли порой победную кульминацию чуть зажатым, напряженным звуком, словно это торжество рока… Но открытость души и звука должна быть в простор вселенной!

Вот еще пример — Шестая симфония Чайковского. В первой части герой умер, отпет, произнесены надгробные слова. В следующих частях — душа проносится по обстоятельствам загробной жизни. В четвертой — в ожидании Суда. Великая актриса Мария Ермолова изумительно говорила об особой скорбности шедевра: скорбь в ней не такая, от которой опускаются руки и не хочется жить. Это скорбь, которой отверзаются Небеса. Какой скорбью отверзаются Небеса? Финал симфонии — весть из загробного мира. Душа в своем посмертном состоянии плачет о своем несовершенстве в ожидании Страшного суда. Плачет она не перед Богом — юристом или законоведом, плачет перед Богом — Любовью. Печаль и скорбь ее о том, что душа не вместила при жизни эту Любовь. Плачет, потому что любит. Любовь, сохраненная за гробом, — надежда Царствия. Ею преклоняются Небеса. Как исполнить небывалую музыку? В советские годы исполняли надрывно, тяжело. Теперь, когда в исполнении открылась великая тайна спасения, зал какое-то время просто не может хлопать, стоит полнейшая тишина. И только потом зал взрывается аплодисментами.

И этот пример убеждает нас в том, что силой, воскрыляющей дух людей, оказывается откровение правды Божией, выразившейся в музыке и ее исполнении. 

Музыка христианской цивилизации еще ярче выявила то, о чем догадывались древние мыслители. Платон утверждал, что стоит немного измениться музыке — тут же меняются государственные и политические установления. А в древнем Китае во времена Конфуция существовала специальная должность: музыковед-фольклорист, правительственный чиновник. Он разъезжал по Поднебесной, по разным ее провинциям, и собирал напевы. Потом они истолковывались, на основе этих анализов делались выводы и принимались решения — вот эта провинция хорошо развивается, идет вверх и ее надо поддержать, а эта вот-вот упадет. 

Современный Китай вернулся к конфуцианству. Институты Конфуция строятся в мире. По доктрине Конфуция, музыка находится в центре бытия. Потому требует поддержки, финансирования не по остаточному, а по приоритетному принципу. И вот уже миллионы (и это не преувеличение!) китайских пианистов музыкой христианской цивилизации поднимают дух страны и мира!

Во внимание надо принимать не потенциальную силу музыки, а то, что слушается реально. В России в 1990-е годы из всех щелей неслась на неслыханной громкости музыка, стимулируя чудовищный развал страны. Теперь, слава Богу, поменьше. 

— И все-таки, помимо высокой музыки существует просто лиричная, прекрасные песни советского времени, которые исполняются на уровне душевности, эмоций.

— Много музык на свете, разных по эпохам, по цивилизациям. Есть высокая музыка, есть низкая. Есть замечательные советские песни, которые согревают душу. Вспомните «Темную ночь» — эта лиричная, добрая песня написана во время войны, в 1943 году. Вот сейчас хотя бы одну песню назовите, где бы так восхвалялась радость семейной любви. На фоне страшных разломов в военные и послевоенные годы, после всего чудовищного, что было пережито, была тяга к очищению, к целомудренности. Кстати, вспомним гимн Советского Союза. В 1943 году в истекающей кровью стране Сталин объявляет конкурс на гимн, чтобы поднять национальное и патриотическое самосознание народа. Гении приняли участие, а Гимн получился только у Александра Александ­рова. Почему? Потому что он был регентом, последним регентом хора Храма Христа Спасителя, и знал, что такое гимн. Гимн — это всегда поклонение.

При взгляде на современную музыку надо учитывать значительные переломы в истории. Крупнейший из них связан с Новейшим временем. Его неслыханные трагедии до основания разрушили веру в золотой век впереди. Соответственно и музыка снижала высоту полета. Авангардизм в культуре восстал на всю традицию человечества. 

 «Вместо вер — в душе электричество, пар»

 — Но коррозия в умах, о которой Вы говорите, произошла гораздо раньше. Возьмите эпоху Просвещения, XVIII век — уже тогда были попытки развенчать учение Церкви. Однако в ведущих музыкальных стилях того времени — барокко и классицизме — эта коррозия никак не отражается.

— Коррозия началась, но вначале на уровне философии. А музыка, искусство продолжали традиции человечества. Чудом творились эпохальные стили, обязательные признаки которых — высота и красота.

А XX век особый. Это уже открытое восстание против традиции на всех уровнях жизни, включая религию и искусство. Русский философ Иван Ильин не случайно назвал XIX век веком демонизма, а XX — веком сатанизма. В XIX столетии шло это брожение в умах и душах, но демоническое начало, о котором пишет Ильин, тогда скорее романтизировалось. А двадцатое столетие с самого начала заявило о себе словами Маяковского: «Вместо вер — в душе электричество, пар». Это восстание против всей традиции человечества. Начался массовый отход от веры. Авангард в искусстве XX века нельзя назвать стилем, это — антистиль.

Великие эпохальные стили прошлого небывалой высотой духовных задач притягивали к себе все индивидуальные стили. Антистиль в лице авангардизма, затем постмодернизма, наоборот, словно бы придавливал творчество композиторов. Им приходилось пробиваться к красоте с боем. Как преодолеть авангардистскую интонацию кулака, сбрасывавшего «отсталых» с корабля современности? Шостакович преодолел ее болью за человечество. Прокофьев — ослепительной светоносностью.

— Вы в разных своих интервью часто упоминаете такое понятие, как интонация. А что такое интонация в музыке?

— Мы говорим какие-то слова, а за ними стоит нечто духовное или антидуховное. И в результате прозвучит обязательно то, чем мы живем в самом деле. Интонация — слепок нашего духовного состояния. Мне в Японии однажды надо было объяснять молодым музыкантам, что такое интонация. И пришло в голову сравнение: интонация — как лицо. Лицо — это брови? Глаза? Улыбка? Нет, все вместе. Так и интонации. В ней высота звука, громкость, артикуляция, тембр, звуковедение (вибрация, усиления и ослабления) складываются в бесконечно разнообразные сочетания, мотивированные смыслом. Мы слышим в голосе улыбку, слезы. Воспринимаем даже то, что не можем объяснить, что невозможно физически, но фиксируется распознающими звук программами — например, расхождения или сближение обертонов по высоте. Возглас священника на богослужении, пение монахов — в эти моменты обертоны расширяются, кажется, что звук не от них, а через них — распевный, чистый, исходящий из какой-то иной реальности. А у светских ораторов, в пении светских хоров проскальзывают нотки «жестоковыйной гордыни» (то есть — «жесткошейной»: это когда шея зажата и звук становится металлическим). И обертоны часто сжимаются по высоте. В звуке, в интонации мы как на рентгене. Интонация все тайное делает явным.

— А какова интонация сегодняшнего времени?

— Сегодня мы живем во времена постмодернизма, самого лукавого и скверного эпохального антистиля искусства и жизни. Его интонация — глумливая, ерническая. Понаблюдайте, как сегодня говорят ведущие на радио и ТВ. Сравните, как раньше говорил диктор Левитан. Помните его голос — собранный, глубокий, достойный? А сегодня кажется, что радио и телеведущие просто глумятся, а не сообщают информацию: то ли они говорят серьезно, то ли ерничают, то ли правда, то ли все наоборот.

Человечество всегда искало цельности — Одного, в Котором всё. Теперь модно плодить версии, в которых гибнет желание что-то понять в сущем. Что происходит сейчас в умах, особенно в горячих точках планеты, в Европе, США, у нас? Что в образовании, во всех сферах жизни? Все дробится, все условно, все относительно, формально. Сколько голов — столько умов. Критерием искусства стала эклектика. Термин, ранее имевший негативное значение, в постмодернизме принят как хвалебный.

Выражением лукавого бытия стала вертлявая интонация искусства и жизни. Она учит человека разболтанности. Для чего? Чтобы человек был подготовлен принять антихриста, чтобы в вихре относительности разучился отличать истину от лжи, красоту от безобразия, добро от зла. 

Нам нельзя поддаваться безумию. Жизнь христианина — жизнь в предчувствии второго пришествия Христа. К этой вселенской радости нужно готовить себя и ближних. 

Беседовала Инна Волошина

В оформлении использованы 

иллюстрации Елены Феклистовой

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.

«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви. В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».

Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!