Небольшой текст, посвященный книге «Код да Винчи» и ее экранизации. По мере разоблачений гротескных неточностей и выдумок романа текст протодиакона Андрея Кураева перерастает в разговор о современной любви ко всякой «эзотерике»; о никчемности всех «тайн» перед подлинным христианством.
«Возможно, Браун сделал именно то, что в его описании сделал да Винчи — исполнил политический заказ с тайной издевкой над самим заказчиком. Тогда его книга оказывается крипто-авто-биографической. Как Леонардо писал христианские полотна с антихристианским подтекстом, так и Браун написал рекламно-эзотерическую книгу с анти-эзотерической подкладкой.
Читатель, заметив, на какой фальши замешаны теории «духовного христианства», может отшатнуться от него — к Христу нормальной традиции.
Так что я готов предположить, что Браун и его книга умнее, чем кажутся. Быть может, это провокация, как раз призванная высмеять масонскую идеологию и увлеченных ею дилетантов. Смотрите, мол, какими гнилыми нитками соткана современная идеологическая мода, воспевающая «языческий феминизм» и «духовное христианство».»
Анти-брауновский аргумент очень прост. Главный тезис Брауна: треугольник вершиной вверх — это фаллический мужской символ. треугольник вершиной вниз — женский. Но дорисуйте к этим символам кружочек вверху. И получится что "мужской символ" — это пиктограмма женских туалетов, а "женский символ" указует вход в мужские уборные. Привет от Пелевина: "Колян, да не ищи ты повсюду символику. А то ведь еще найдешь. На свою голову!"
— Вы сами часто смеялись при чтении романа?
— Да. Впервые я захохотал на 39 странице. Там епископ Мануэль Арингораса «предпочел не привлекать внимания к своему высокому рангу». Он оделся скромно — «и лишь очень наметанный взгляд смог бы оценить митру с аппликацией ручной работы». Митра — это высокий и богослужебный (а отнюдь не дорожный) головной убор епископа. У православных епископов он скорее шарообразный, у католических — готически-заостренный с двумя вершинами. Так что это верный способ замаскироваться в самолете! Но поскольку католическую митру трудно счесть «женским символом», то простим Брауну его некомпетентность. Он не по этой части.
Порадовал меня и такой пассаж: «…Библия является главным путеводителем в жизни миллионов людей. Точно так же, как Коран, Тора и Пали являются путеводными звездами для людей других верований» (сс. 410-411). Опять же простим Брауну распространенную дилетантскую ошибку (противопоставление Библии и Торы). Но что это за священная книга Пали? Пали — это язык, на котором написаны некоторые буддистские тексты. Браун, наверно, слышал о существовании «палийского канона» — собрания наставлений Будды на палийском языке. Но если бы он запомнил название этой группы тхеравадических текстов, то сказал бы — «Типитака».
— А Ваше самое большое удивление при чтении романа?
— То, что там нигде не рассказана байка про якобы бывший в древности церковный собор, который на полном серьезе обсуждал вопрос, считать ли женщину человеком или нет, и лишь большинством в один голос отцы все же признали наличие души и у баб. Любимая сказка антиклерикалов. Странно, что Браун ее не обыграл. Наверно, эрудиции не хватило. Или бережет этот козырь для следующего романа.
Отдельное спасибо Брауну за то, что, воспев гомосексуализм Леонардо да Винчи, он все же сочетал Христа с женщиной, а не с…
Ну, и еще я был удивлен тем, что шифры какие-то детские. Я по ходу чтения самостоятельно находил ответ четырежды (а Лэнгдон еще маялся в догадках). Правда, в конце концов мне почудилось, что в книге оставлено еще одно зашифрованное послание, но оставленное не Соньером, а самим Брауном и не раскрытое им.
Возможно, я в корне неправ, обличая невежество Брауна. Похоже, он сознательно подставляется, выставляет напоказ откровенные ляпы. Тем самым он (возможно) расставляет серию ребусов, которые в итоге возвращают успешного поисковика в … его детскую комнату. С привычной иконой над кроваткой. Вот и читатель, позволивший себе увлечься построениями брауновских персонажей, с восторгом открывает для себя мир «истинного христианства». Но если он умерит скорость проглатывания страниц и начнет вдумываться в чтиво, брать в руки научные справочники и публикации первоисточников, то он вскоре поймет, что ему врут. Дальше он обратит внимание на то, кто же именно вещает ему эти фальшивки.
Главный идеолог «эзотериков» (Леонардо да Винчи в версии Брауна) — гомосексуалист, лжец, ради спокойствия исполняющий заказы презираемой им Церкви, а для души мастерящий орудия пыток. «Шутник и проказник » (с. 60).
Тот персонаж, который наиболее «убедительно» излагает «эзотерическую» версию жизни Христа — Тибинг — в конце концов оказывается главным мерзавцем и заказчиком всех убийств.
В фильме (не в книге) утверждается, что крестовый поход, приведший к захвату Иерусалима («самый массовый») «был инспирирован Приоратом Сиона» — с целью захвата «Грааля».
Да и сами масоны (в девичестве — тамплиеры), согласно Брауну, и в самом деле аккуратно исполняют все то, в чем обвиняла их Церковь: групповой секс, гомосексуализм, магия, поклонение идолу Бафомета с козлиными рогами (с. 382). Свое молчание они охотно продают за деньги и вообще много веков занимаются банальным шантажом Ватикана.
Сам Браун так передает реакцию обычного, нерелигиозного человека на книги «альтернативных» ученых, лидером которых является Тибинг:
«Знаменитый нью-йоркский редактор Джонас Фаукман нервно теребил козлиную бородку. На протяжении всей своей блистательной карьеры ему, несомненно, доводилось повидать немало книг с самыми дикими идеями, но ни с чем подобным сталкиваться не доводилось… На лице его появилось выражение, какое бывает у человека, вдруг узнавшего, что Земля на самом деле плоская» (сс. 198-199).
Ну вот — сколь аргументирована мысль о том, что Земля плоская, столь же аргументированы и доводы Тибинга-Лэнгдона.
Возможно, Браун сделал именно то, что в его описании сделал да Винчи — исполнил политический заказ с тайной издевкой над самим заказчиком. Тогда его книга оказывается крипто-авто-биографической. Как Леонардо писал христианские полотна с антихристианским подтекстом, так и Браун написал рекламно-эзотерическую книгу с анти-эзотерической подкладкой.
Читатель, заметив, на какой фальши замешаны теории «духовного христианства», может отшатнуться от него — к Христу нормальной традиции.
Так что я готов предположить, что Браун и его книга умнее, чем кажутся. Быть может, это провокация, как раз призванная высмеять масонскую идеологию и увлеченных ею дилетантов. Смотрите, мол, какими гнилыми нитками соткана современная идеологическая мода, воспевающая «языческий феминизм» и «духовное христианство».
Последние слова криптографического детектива откровенно инфернальны: «Голос мудрости шептал из бездны, из самых глубин земли». А капитан Фаш, в конце романа оказывшийся все-таки положительным персонажем, четко говорит о пирамидке, которую президент Миттеран навязал Лувру (а именно под ее 666 стеклянными панелями и покоится брауновский «Грааль»): «Это шрам на лице Парижа» (с. 31).
Так что «уважаемые читатели», которые умудряются влюбиться в масонскую идеологию, изложенную Брауном через Тибинга, предстают в довольно дурацком виде! «О, мина зла!»
Апологеты «Кода да Винчи» в последнее время отовсюду, в том числе и с дорожки Каннского кинофестиваля, пытаются заверить всех в том, что содержимое книги является простой фантастикой легкого жанра.
Если бы книга оставалась в жанре фантастики — пожалуйста, каждый волен фантазировать как хочет. В этом случае это была бы гипотеза в жанре «альтернативной истории»: «а предположим, что Наполеон выиграл битву при Ватерлоо», «допустим, что в распоряжении Александра Македонского была танковая дивизия», «а что было бы, если бы Сталин в 41-м постригся в монахи…».
Но «Код да Винчи» с первой страницы рекомендует себя как книгу научную. Уже третий абзац первой страницы утверждает, что «в книге представлены точные описания произведений искусства, архитектуры, документов».
Тем, кто говорит, что не стоит спорить с фантастической книжкой, я предлагаю самим сформулировать ряд тезисов, которые в романе Брауна фантастичны. Боюсь, что эти ряды окажутся очень разными у меня и у либеральных журналистов.
Апологеты скажут, что фантазией является упоминание Брауном о существовании масонских лож (прежде всего «Приората Сиона»). А я скорее склонен именно это считать самой правдивой чертой его повествования.
А вот согласятся ли апологеты Брауна счесть фантастическими именно те страницы романа, где излагаются теории о том, что гностические апокрифы сохранили истинное и древнейшее учение Христа, что властолюбивые попы задушили ту свободу духовного творчества, которая была у гностиков, что до четвертого века христиане считали Христа простым человеком, который учил любви к женщине..?
Боюсь, что именно эти тезисы «фантастической» книжки они тут же станут рьяно утверждать как самые что ни на есть достоверные.
— Оценка достоверности апокрифических евангелий — это одно. Но сами описания документов, произведений искусства в романе разве не точны?
— Начнем с общеизвестного. Картины да Винчи — это классика, известная всем. Берем в руки альбом репродукций, а в романе Брауна открываем страницу с описанием картины Леонардо да Винчи «Мадонна в гроте» и читаем:
«хищно согнутые когти Марии угрожающе нависли над головой младенца Иоанна Крестителя…» (с. 168).
Неужто это можно счесть за объективное и достоверное описание леонардовского полотна? Достаточно посмотреть на светлый Лик Марии на этом полотне, чтобы понять, что она никому не собирается «хищно угрожать».
Еще более замечательно то, что Браун (наверно, следуя традиции мексиканских телесериалов) перепутал младенцев: рука Марии в защитном жесте нависает над головой Иисуса. Этот малыш явно меньше того, кого Мария обнимает (Иисус младше на полгода), а на лондонском варианте этой же картины высокий крестообразный посох будущего Предтечи ясно обозначает, кто-где. Потому Лэнгдон напрасно удивляется — отчего это у Винчи «младенец Иоанн благословлял Иисуса, а Иисус полностью ему подчинялся».
Столь же тенденциозно и описание «Тайной вечери». В оригинале рука Петра просто лежит на плече Иоанна в ободряющем жесте. В «Коде» Иоанн отождествляется с Марией Магдалиной и более того — «Вновь Софи лишилась дара речи. Петр, изображенный на фреске, угрожающе нависал над Марией Магдалиной и ребром ладони показывал, что готов перерезать ей горло. Тот же жест, что и на картине «Мадонна в гроте»!». Тут не только Софи лишается дара речи…
Как фрейдист-школяр, Браун всюду видит танатос.
Но еще чаще ему мерещится эрос.
«Продолговатый неф старинного собора символизировал собой чрево женщины. Все уменьшающиеся своды — это как бы губы влагалища, нависающие над входом складки — клитор» (с. 391).
В этом вопросе Браун просто дока.
«Золушка», «Белоснежка» и «Спящая красавица» — это все «повести об угнетении священного женского начала» (с. 316).
Точно! Раз апостол Иоанн оказался Марией Магдалиной, то мачеха Золушки — на самом деле злобный мужлан! А уж как семь гномов измывались над Белоснежкой, пока ей не помогла та самая колдунья, от которой она пряталась у мужиков! И Красавица стала спящей, уколовшись не о веретено злой колдуньи, а о фаллос монаха!
Так что описания произведений искусства в романе далеки от претензий на достоверность и объективность. Вообще книга написана с позиций «презумпции виновности» христианства. Если есть две версии одного события — церковная и нецерковная, то Брауном безусловно отвергается церковная, даже если она древнейшая. Ну достаточно сравнить «Евангелие от Марии», в котором нет просто ни слова о любви к человеку, нет никакой этической составляющей, с напряженной моральной проповедью церковных Евангелий…
— А описания документов?
— «Грааль» романа — это «тысячи древних документов в качестве научного доказательства того, что Новый Завет лжет…» (с. 410).
Тут ясно выражен главный тезис романа и его пропагандистская сверхзадача. Тайна Грааля в романе Брауна носит чисто разрушительный, отрицательный характер: это не некая неизвестная духовная мудрость (да и откуда там взяться новизне, если учение Христа в брауновской версии ничем не отличалось от хорошо известного тантризма?), а «компромат». «Величайший секрет братства… эта информация обладает такой взрывной силой, что защита ее стала смыслом существования самого братства» (с. 20). Саперы-взрыватели чужой веры — вот кем представлены в романе позитивно описанные масоны. Их вера не несет позитива (ибо тезис о том, что Христос был простым смертным и женатым человеком не может быть предметом вдохновляющей веры). Только отрицание: Христос не тот, за Кого вы его считали.
Кроме того, «Грааль» — это «потомки Христа». Но и они, согласно Брауну, ничем особым себя в мировой истории и культуре не проявили. Гены оказались бесталанными. Однако жизнь и тайну этих серостей охраняют гении уровня Леонардо да Винчи. Ради чего? Опять же только ради опровержения. Так что Браун придумал слишком грандиозную структуру для слишком маленькой цели.
— Но Браун вполне убедительно говорит о том, что неженатых мужчин-евреев в первом веке быть просто не могло!
— Да, Браун уверяет, что в Израиле первого века мужчина не мог оставаться холостяком, а, значит, Христос должен был быть женат. Ой, какой подлый аргумент! Ведь сам же Браун упоминает кумранские рукописи. А это как раз рукописи монашеской общины.
Вот описание их жизни Иосифом Флавием, еврейским историком, скончавшемся в 40-м году первого века: «Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну образуют фарисеи, другую — саддукеи, третью — те, которые, видно, преследуют особую святость, так называемые ессеи. Последние также рожденные иудеи, но еще больше, чем другие, связаны между собой любовью. Чувственных наслаждений они избегают как греха и почитают величайшей добродетелью умеренность и поборение страстей. Супружество они презирают, зато они принимают к себе чужих детей в том возрасте, когда они еще восприимчивы к учению, обходятся с ними, как со своими собственными, и внушают им свои нравы. Этим, впрочем, они отнюдь не хотят положить конец браку и продолжению рода человеческого, а желают только оградить себя от распутства женщин, полагая, что ни одна из них не сохраняет верность одному только мужу своему. Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назначения — насаждение потомства; да и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали так» (Иудейская война 2,8).
«Устав» кумранской общины не оставляет места для семейной брачной жизни. Найденные документы показывают точность описания жизни ессеев Иосифом Флавием: в брачном вопросе допускалось разнообразие решений. Для одних общин и поселений предлагалось полное воздержание, для других разрешалась семейная жизнь (см. «Устав двух колонок» ). Так что аскетическая жизнь евреям была известна. Еврейское предание говорит, что каббалист Шимон бар Йохай 13 лет провел отшельником в пещере, где он писал свою книгу “Зогар”. Так что безбрачие Христа могло удивлять современных ему евреев, но не могло у них считаться абсолютной новинкой или преступлением.
Кроме того, в концепции Брауна есть внутреннее противоречие. Если в Израиле не могло быть холостых взрослых мужчин, то и апостолы Христа — это семейные люди. Тогда отчего же это им пришло в голову скрывать семейный статус своего учителя?
Кроме того, мы знаем о женах Авраама и Моисея, других библейских пророков. Но после смерти своих супругов они не становились во главе народно-церковной общины, и в общем-то никак не влияли на ее судьбу. Так что если бы Христос следовал ветхозаветным традициям, его женитьба не могла бы считаться тайной, а его вдова не могла бы играть заметной роли в жизни Церкви.
Не догмам противоречит гипотеза Брауна, а фактам.
— Но в чем кощунство гипотезы о брачной жизни Христа?
— Дело в не в кощунстве, а в бессмысленности. Христос — Спаситель. Тут надо понять главное различие Христа церковной веры и «Христа» оккультизма. В вере христиан путь Христа идет сверху вниз. Он всегда был Богом, Логосом, но 2000 лет назад Он стал человеком ради нашего спасения. У оккультистов Христос — это человек, который по мере своего духовного возрастания достиг божественного статуса.
Христос Евангелий приходит в мир из-за нашей болезни и для исправления ее последствий. Но Церковь не считает брачную жизнь болезнью. Грех Адама и Евы совсем не во «вкушении яблока» ( Браун, с. 289) и не в соитии. Человек пал не сексуальным путем, а потому и путь спасения лежит не через область секса.
Есть секты, в которых фантазии Брауна реализованы. Например, секта корейца Муна. «Церковь объединения». Ее основные тезисы: Ева была соблазнена сатаной и вступила с ним в сексуальную связь, от которой родился Каин. Все мы — потомки сатаны. Бесовское семя надо заменить в нас семенем праведным. Это должен был сделать Иисус, но он жениться не успел. Вместо него теперь праведное семя сеет сам Мун. В силу своего преклонного возраста Мун уже не может зачинать новое человечество лично. Но молодежь усыновляется им через «церемонию священного вина», по ходу которой пьют коктейль с размешенной спермой «Истинного Отца» — Муна. Также входит в него и капелька молока его последней жены («Истинной Матери»).
«Весной 1998 г. муниты узнали, что к 80-летию их мессии (то есть к 2000 году) они должны ввести в «Истинную семью» 360 млн супружеских пар. По всей видимости, Мун счел, что таким образом количество перейдет в качество, и вся Вселенная волей-неволей объединится вокруг него. Вскоре после этого на улицах многих больших городов мира появились вежливые молодые люди и девушки, представлявшиеся сотрудниками «Всемирной ассоциации семей за мир во всем мире и объединение» и настойчиво предлагали прохожим скушать конфетку или печеньице, либо выпить стакан прохладительного напитка — все это во славу крепкой семьи и устойчивых нравственных ценностей. При этом, естественно, не сообщалось, что к этому приношению была подмешана капля «святого вина», состоящего из перечисленных выше ингредиентов. Таким образом, всякий, соблазненный бесплатным лакомством, принимал в себя элементы физиологических отправлений четы Мунов и, согласно их вере, обретал кровное родство с «Истинными родителями». В интернетовской переписке между собой муниты живо обсуждали способы подмешивания «святого вина» к конфеткам. Например, договориться с директором кондитерской фабрики, чтобы он подмешал их жидкость к карамельной массе, или, развернув все бумажки, нанести кусочком ваты на палочке каплю «вина» на каждую конфету. Можно также обработать конфеты «вином» из пульверизатора, а потом, подождав, покуда они не просохнут, вновь завернуть фантики. А затем сектанты хвастались своими результатами: кому удалось напоить кровью «истинного отца» большее количество людей».
— Но как же цитаты из древних первохристианских текстов, приведенные Брауном?
— Верхом эрудиции Брауна является его информированность о рукописи «Q». Библеисты, сравнивая «синоптические» Евангелия от Марка, Матфея и Луки, пришли к предположению, что все три автора пользовались некоторым общим первоисточником — сборником «логий», изречений Христа. «Q» — это латинское Quelle, источник. Браун уверяет, что частью «Грааля» являются «легендарные «Q»-документы — рукопись, существование которой признает даже Ватикан. Это книга проповедей Христа, предположительно написанная Его собственной рукой» (с. 310). Вот бы интересно узнать, кто же это из ученых библеистов выдвигал такое «предположение»?
Две цитаты из апокрифов (не из «Q») в романе довольно точны. Размытости начинаются с того, как эти цитаты вводятся в текст романа: «Это фотокопии Свитков Мертвого моря и коптские, из Наг-Хаммади. Самые первые христианские записи. Полагаю, лучше начать с Евангелия от Филиппа» (с. 298).
Лучше было бы честно сказать, что никаких целостных христианских текстов в пещерах Мертвого моря (Кумрана) вообще не было найдено. Есть догадки о том, что некоторые отрывки несут на себе такие сочетания букв, которые известны лишь по новозаветным текстам. Рукопись 7Q5 (то есть пятая рукопись из седьмой пещеры Кумрана) идентифицирована как Мк. 6,52-53. Рукопись 7Q4 идентична 1 Тим 3,16-4,3. Предлагаются также следующие идентификации: 7Q6,1=Мк. 4,28; 7Q6,2=Деян. 27,38; 7Q7= Мк. 12,17; 7Q8=Иак. 1,23-24; 7Q9=Рим. 5,11-12; 7Q10=2 Петр. 1,15; 7Q15=Мк. 6,48. Однако стоит помнить, что речь идет о слишком маленьких фрагментах текста, чтобы быть уверенным, что такая последовательность букв не могла встречаться в других грекоязычных религиозных текстах первого столетия. Но связных содержательных кусков канонических или апокрифических христианских текстов в Кумране найдено не было. Тем паче не было там никакого «Евангелия от Филиппа». Это важно, поскольку рукописи Мертвого моря были написаны точно до 70 года нашей эры.
Если уж главные персонажи романа представлены как великие специалисты в древних рукописях, то что же это они не помянули действительно древнейшего христианского манускрипта? В 1920 г. в Египте Бернардом Гренфеллом в походной сумке умершего во II веке египетского солдата был найден папирус p52, содержащий отрывок из Евангелия от Иоанна (разговор Христа с Пилатом (Ин. 18,31-33 и 37-38). Затем этот папирус хранился в Библиотеке Райленда в Манчестере; исследован и опубликован в 1935 г. С. Робертсом. По особенностям почерка все ученые независимо от своей конфессиональной принадлежности датируют этот папирус первой половиной II в. (вероятно, ранее 130 г.).
Евангелие от Иоанна написано после всех Евангелий; Апостол Иоанн был юношей во времена земной жизни Спасителя, и он был единственным из Апостолов, кто не был убит и дожил до старости, скончавшись в 117 году по Р. Х. Евангелие Апостол написал в конце жизни, то есть на рубеже I–II в. Значит, копия, имеющаяся в нашем распоряжении, отстоит всего на два десятилетия от времени написания оригинала.
Что же касается рукописей из Наг-Хаммади, то действительно в состав второго кодекса входит «Евангелие от Филиппа». Но рукопись эта датируется 330-340 годами. То есть временем столь ненавистного для Брауна императора Константина, а отнюдь не временем апостолов. Рукопись «Евангелия от Марии» есть в том же кодексе, но оно известно и по более древней своей греческой версии (Оксиринхский папирус начала 3 века ). Впрочем, Брауну это как раз неизвестно — оттого он цитирует позднейшую версию.
Сами тексты приведены корректно. Но совершенно вне своего контекста. Браун (или его Лэнгдон) не понимают различия эзотерического текста и «Плэйбоя». В гностических текстах брак («сизигия») есть союз духовных энергий, а не вливание родотворной жидкости. Вот как звучит тема духовного зачатия (просветления) свыше в «Евангелии от Филиппа»:
«[Тот, кто питается] из уст, [и, если бы] слово выходило оттуда, он стал бы питаться из уст и он стал бы совершенным. Ибо совершенные зачинают от поцелуя и рождают. Поэтому мы также целуем друг друга, зачиная от благодати, которая есть в нас, в одних и в других... София, которая называется бесплодной — мать ангелов. И спутница [Сына — это Мария] Магдалина. [Господь любил Марию] более [всех] учеников, и он [часто] лобзал ее [уста]. Остальные [ученики, видя] его [любящим] Марию, сказали ему: Почему ты любишь ее более всех нас? Спаситель ответил им, он сказал им: Почему не люблю я вас, как ее?».
Браун цитирует лишь то, что касается Марии Магдалины, и при этом подчеркивает, что «поцелуй» здесь должен означать не обмен дыханием-духом, и даже не прикосновение губ к коже, а половое брачное общение. Тем самым напрочь отбрасывается главный тезис гностических текстов — их «духовный расизм». «Есть много животных в мире, имеющих форму человека» (Евангелие от Филиппа, 119). «Язычник не умирает, ибо он никогда не жил, чтобы он мог умереть. Все те, кто порождается в мире, порождаются благодаря природе, и некоторые — благодаря [Духу]» (Там же, 4). Язычники («илики», плотские люди) зачаты физиологически также, как и гностические «пневматики» («духовные»), но у них не было поцелуя Свыше, не было прикосновения и помазания Духа, а оттого они остались лишь животными (с точки зрения гностических «посвященных). Так что брауновская попытка понять «поцелуй Христа» как секс противоречит базовой гностической доктрине.
Герои Брауна — мастера по узнаванию и толкованию аллегорий. Но хоть и взывает к ним гностический текст — «Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах» (Там же, 67) — они именно «поцелуй Христа» склонны понимать более чем буквально.
И Мария Магдалина этих апокрифов — персонаж не только и не столько земной, сколько мифологический. Еще раз: «Трое шли с Господом все время. Мария, его мать, и ее сестра, и Магдалина, та, которую называли его спутницей.. Ибо Мария — его сестра, и его мать, и его спутница… София, которая называется бесплодной — мать ангелов. И спутница [Сына — это Мария] Магдалина. [Господь любил Марию] более [всех] учеников, и он [часто] лобзал ее [уста] (Евангелие от Филиппа 32 и 55). В гностических мифах у Христа сложные отношения с Софией (Мудростью), которая является и его матерью и его противоборцем и предметом его спасающей активности, и супругой и ребенком (все это возможно, потому что постулируется существование «вышних» и «нижних» Христов и Софий).
У Брауна все просто:
«Любой специалист по арамейскому языку скажет вам, что слово «спутница» в те дни буквально означало «супруга»».
Вообще-то в арамейском слово «хаберта» означает спутницу и подругу, но не жену. Да и вообще при чем тут арамейский язык? Хенобоскионское Евангелие от Филиппа представляет собой коптский перевод греческого оригинала. В нем, впрочем, сохранено греческое слово — койнонос. Оно означает причастник, общник соучастник. Да и целование в новозаветных текстах и в античной культуре означало прежде всего приветствие, а не сексуальное предложение. В этом нетрудно убедиться, собрав все случаи употребления этого слова в текстах Нового Завета.
Самое смешное (с точки зрения религиоведа) в книге Брауна — это попытка представить первохристианских еретиков (гностиков), авторов упомянутых им «евангелий», в качестве людей, которые добрым глазом смотрят на мир, плоть, брак, секс, женщину.
На самом деле гностики (как и язычники-неоплатоники) стыдятся своей телесности. В разрекламированном ныне «приоратом сиона» «Евангелии от Иуды» ключевой тезис звучит так: «космос, то есть ад». В «Евангелии от Фомы» читаем — «кто нашел мир, тот нашел труп».
И даже «Тайная книга альбигойцев» отнюдь не похожа на «Камасутру».
«И спросил я Господа: “Почему все принимают Иоанново крещение, Твое же крещение принимают не все?” И ответил Господь: “Ибо дела их злы и не проходят они к свету. Ученики Иоанна вступают в брак и организуют браки, Мои же ученики не делают ни того, ни другого, но пребывают как ангелы Божии на небе”.
Гностики унаследовали библейскую, отнюдь не языческую веру в Бога как Личность, запредельную (трансцендентную) по отношению к космосу. Вполне по христиански же они воспринимали человека как образ над-космического Духа. Но если христиане воспринимали целостность человека, то есть сопряженность души с телом положительно («Разве вы не знаете, что тела ваши это храмы духа, живущего в вас?»), то гностики видели в этом главный скандал мировой истории. Мрачные и невежественные демоны создали наши тела и вообще материальный космос. Даже имена их кошмарны:
«Этерафаопе Аброн создал его голову, Мениггесстроеф создал его головной мозг, Астерехмен правый глаз, Фаспомохам левый глаз, Иеронумос правое ухо, Биссум левое ухо, Балбел пальцы левой руки, Крима ногти на руках, Астропос правую грудь, Барроф левую грудь, Баум правую подмышку, Арарим левую подмышку, Арехе живот, Фтхауэ пупок, Абенленархей костный мозг, Хнуменинорин кости, Агромаума сердце, Сострапал печень, Анесималар селезенку, Фопифро кишки, Библо почки, Эйло тестикулы, Сорма гениталии, Гормакайохлабар правое бедро, Небриф левое бедро…» (Апокриф Иоанна, 16).
Вся поэтичность гнозиса — в жажде бегства и развоплощения. Космос, порядок которого вдохновлял архаичных язычников, ими воспринимался как порядок тюрьмы.
«Гнозис» (знание) состоит в том, что человек должен понять свою иноприродность своему телу. Душа настолько отлична от телесного мира, что… Тут рождается два варианта поведения: радикальный аскетизм и безбрачие (вплоть до питья коктейля из спермы и менструальной крови в знак своего радикального отказа от деторождения). Или не менее радикальные извращения (как знак осознания того, что ничто плотское не может осквернить иноприродную и инопланетную душу).
О первом случае:
«Послушайте о том еще более ужасном, что осмеливаются они делать, если один из них проникнет нежданно истечением семени во вход влагалища и женщина станет беременной. Извлекши зародыш, чуть только могут ухватить его пальцами, они берут этого выкинутого новорожденного и замешивают его в ступе с помощью песта. Они вмешивают внутрь мед, перец, некоторые другие приправы, так же как и пахучие масла, чтобы не было рвоты. Приступая тогда к своему ритуальному сборищу, все эти последователи культа, созданного для свиней и собак, зачерпывают каждый пальцем частицу младенца, растертого в кашицу. Разом завершив это людоедское обжирание, они обращают к Богу тогда такую молитву: “Мы не были обмануты владыкой похоти, но собрали плод преступления брата”. Они верят, что это “пасха совершенная”…» (Епифаний. Панарий. 26, 5).
Надо заметить, что дошедшие до нас гностические тексты резко порицают подобного рода магию. Но из самого этого порицания следует, что в некоторых сектах она все же существовала.
«Фома сказал:
“Мы слышали, что есть на земле такие, которые берут мужское семя и женскую кровь месячных, кладут это в чечевицу и едят, приговаривая «Мы верим в Исава и Иакова». Подобает ли это или нет?”.
Иисус же разгневался на мир в тот час и сказал Фоме:
“Сей грех превыше всех грехов и беззаконий”» (Пистис София, 397).
О втором варианте:
“Они (последователи гностика Карпократа — А. К.) в своем безумии дошли до того, что говорят, что им позволительно делать все безбожное и нечестивое. Потому, говорят они, только для человеческого мнения есть добрые и худые дела. И души до тех пор должны переходить из одних тел в другие, пока узнают всякий образ жизни и всякого рода действия (если только кто-либо в одно переселение зараз не совершит всех тех действий, о которых нам не следует не только говорить и слушать, но даже помышлять и верить, чтобы такие дела водились между нашими согражданами) для того, чтобы, как гласят их сочинения, их души, испытанные во всяком образе жизни, при своем исходе не нуждались более ни в чем; и об этом они должны стараться, чтобы в противном случае из-за того, что им еще нечто недостает для свободы, не пришлось опять быть посланными в тела” (св. Ириней Лионский. Против ересей. I,25,4).
Согласное изложение ереси Карпократа дает и св. Ипполит:
“В таковое [состояние], говорят они, перевоплощаются души, в той степени, насколько они совершат все возможные грехи. Когда же ничего [из грехов] не остается, тогда они освободившись, отправляются к тому, находящемся над миротворящими ангелами, Богу. И так будут спасены все души. Некоторые же [души] досрочно в одном пришествии (parousia) смешавшись со всеми грехами, не перевоплощаются, но отдав все долги, освобождаются, чтобы уже не возникать в теле” (Опровержение всех ересей 7,20; PG XVI, 3339). Аналогично излагают доктрину Карпократа Тертуллиан (О душе, 23-25), св. Епифаний Кипрский (Панарион, 27), Августин (О ересях, 8).
Но вот уж чего не было у тех людей, что создавали те «евангелия», которые Браун считает «изначальными» (с. 300), так это веры в то, что секс (банальный или ритуальный) «есть духовный акт. Совокупление было тем актом, через который мужчина и женщина познают Бога. Древние считали мужчину созданием духовно несовершенным до тех пор, пока он не прошел через плотское познание священного женского начала. Физическое слияние с женщиной было единственным способом сделать мужчину совершенным с духовной точки зрения, помогало ему овладеть гносисом, то есть знанием божественного» (с. 373). Так что здесь г-на Брауна можно поздравить с прямой ложью. Ради того, чтобы подфартить гиперсексуальным подросткам, он придумал басню о познании-через-секс у древних гностиков.
В очень глубокой древности действительно были и храмовая проституция и практика ритуального секса. Но это не было мистикой. Это были подражательные ритуалы: человек исполнял роль того или иного бога, отождествлял себя с ним в уверенности, что как удачно было божественное зачатие, так же удачно сложится и его новый жизненный цикл. Это не было мистикой в том смысле, что не было рассчитано на обретение человеком личного мистического опыта. Но как только люди открыли для себя транс и экстаз («измененные состояния сознания»), то тут же поняли связь этого опыта с сексуальным. Связь скорее негативную: чем больше сил ты тратишь на «обычный» секс», тем меньше вероятность того, что иная, духовная радость коснется твоей глубины. Оттого во всех мистических религиях мира область секса представляется минным полем для тех, кто делает обрести личный опыт, а не просто следовать традиционным ритуалам. «Сексуального дракона» надо приручить и преобразить. В несублимированном виде он просто ослепляет.
Оттого, например, индийские ученики — «брахмачарья» — дают обеты абсолютной чистоты («период обучения требует сексуального воздержания» ).
Так что не секс открывает путь к Богу. А уже обретенный «духовный опыт» придает смысл и сексу — в тех религиозных традициях, где это считается значимым (тантризм, например). Естественно, в этом случае секс становится весьма и весьма непростым делом. Но вот чего не было в истории религии — так это веры в то, что сам по себе коитус превращает юношу не в мужчину, а в «посвященного мистика»…
И все же где Христос человечнее — в церковном каноне или же в евангелиях, отвергнутых Церковью?
Ответ Брауна очевиден: он настаивает на том, будто гностики и созданные им апокрифы утверждали человечность Христа (вопреки ортодоксам, Христа обожествлявшим). Но в реальности все было наоборот: в гностических «евангелиях» почти ничего нет о земной жизни Христа (не все апокрифы написаны гностиками, некоторые, как раз те, где больше биографических подробностей, родом из простого фольклора). Уж точно там нет интереса к Его человечности. Христос гностиков — это дух, принявший оболочку человека для педагогических целей. Первая ересь, с которой стали бороться церковные «инквизиторы» — это гностическая ересь «докетизма». Согласно ей Христос казался человеком (греческое докео означает кажусь) но не был им. Даже для церковных людей было непросто усвоить полноту человечности Христа.
Вся эпоха великих догматических споров первого тысячелетия — это сомнения именно об этом. И тут один Вселенский собор за другим утверждает:
• Христос «воплотился» (1 Собор);
• «вочеловечился», то есть принял не только плоть, но и душу человека (2 Собор);
• Его человечность не была преградой для того, чтобы Ему быть Богом (3 Собор);
• человеческое начало воспринято Богом во Христе навсегда, а не на время и без всякого изъяна (4 Собор);
• человеческая душа Христа была создана в минуту Его земного зачатия, а не пришла из иных миров (5 Собор);
• человеческая природа Христа обладает собственными желаниями и действиями (6 Собор);
• Христос вполне человек и потому может быть изображаем (7 Собор).
Даже у церковных писателей 3 века Божественность Христа сильно затеняла Его человечность. В третьем веке, пожалуй, лишь Ориген ясно учил, что у Христа была человеческая душа. Что же тогда говорить о супер-«духовных» еретиках-гностиках! Понятно отсюда же, сколь далек Браун от истины, когда утверждает, что до императора Константина христиане видели во Христе просто смертного человека, и лишь в 4 веке император решил Его обожествить. Можно привести сотни цитат из авторов 1-3 столетий (в т.ч. и Оригена), в которых ясно исповедуется божественность Христа.
Если же некоторые гностики и не видели во Христе Единого и Высшего Бога, то они и не описывали его «как простого смертного» (с. 283), но помещали его в ранг ангелов-эонов.
Христос гностиков мифологичен, а не историчен. Он живет и действует в мире персонализированных философских категорий (Мудрость, Логос, Бездна, Предел…). Поэтому и супружество и поцелуи такого «Христа» есть всего лишь аллегория взаимной связи и взаимопорождения философских понятий.
— Так писала или нет Мария Магдалина Евангелие?
— А вы всегда верите рекламе? Если в рекламе чудодейственной мази появляется дяденька в белом халате, вы так вот прям сразу и верите, что это и в самом деле представитель Академии Медицинских Наук? А Грабовому вы верите? Он ведь себя Христом называет... Вот и гностические апокрифы написаны грабовыми 2-4 веков.
Странно, что Браун не зацитировал тот гностический текст, где уж совсем прямо излагаются сексуальные фантазии «духовных христиан». Я имею в виду «Вопросы Марии». Правда, рукопись этой книжки пока не найдена, и историкам она известна лишь по цитации ее святым конца четвертого столетия св. Епифанием Кипрским. Итак, хотите альтернативной, недогматической гностической «духовности»? — Таки кушайте:
«И книг у них много. В них излагаются какие-то «Вопросы Марии». О самом Спасителе и Господе нашем Иисусе Христе не стыдятся говорить, что показывал Он развратные извращения; ибо в «Вопросах Марии», называемых «Большими» (сочинены у них и другие, «Малые»), представляют такое бывшее ей от Него откровение, преподанное Им на горе: Он помолился и взял женщину, что сбоку, и начал с ней совокупляться, и, действуя таким образом, Он перехватил свое извергнутое семя, дабы показать, что «мы вынуждены поступать так, дабы жить»; и, когда Мария в смущении упала наземь, Он привел ее в сознание и сказал ей: «зачем сомневаешься, маловерка?» И сказал, что это есть сплетение к Евангелию, и что «если земное говорило вам, и не поверили, то как небесному поверите?», и что [выражение] «когда увидите Сына Человеческого, идущего туда, где был прежде» (Ин.6:62) значит извергнутое семя, получившее участь, откуда и вышло. А насчет сказанного «если не будете есть мою плоть и пить мою кровь» и учеников, смутившихся и говоривших: «кто может такое слушать?» (Ин.6:53-60), говорят, что было слово о безобразии. Потому они и встревожились, и пошли назад, ибо еще не были, говорят, в полноте основания.
А реченное Давидом «будет он, как древо, посаженное при исходе вод, которое приносит плод свой во время свое» (Пс.1:3), говорят, сказано о безобразиях человеческих: «на исходе вод» и «плод свой даст», — сказано, говорят, об удовольствие извержения; а [слова] «лист не вянет» (Пс.1:3) [означают], что мы не допускаем, что, говорят, сама земля пропадет, а они сами будут. Ибо полагают, что багряницы Раав на дверях не было (Нав.2), но, говорят, багряница суть кровь менструальная, и сказанное «пей воды от сосудов жизни» говорит об этом. Говорят же, что плоть гибнет и не воскресает, и она принадлежит князю.
Но о силе, заключенной в менструальной крови и в семени, утверждают: это душа, и мы ее, собирая, поедаем. При совокуплении же призывают имя некоего Барбарона (βάρβαρον) и молятся, говоря: приношу тебе должное, дабы принести должное. Так и приносят: тут же и совокупляются, по-иному подкладываясь, дабы и другой не поднялся, пока не опустится до трехсот шестидесяти пяти форм соития; делая так, каждое из имен призывают. Когда же бремя падений — постыдных совокуплений и призваний имен — доходит до числа семьсот тридцать, тогда такой [падший] доходит наконец до дерзости, что говорит: я есмь Христос с тех пор, как сошел свыше чрез имена князей. Если же кто, говорят еретики, пребудет в этом гносисе и соберет себя в мире посредством месячных очищений и похотливых истечений, то он уже не удерживается здесь, но минует сказанных выше князей, доходит же, говорят, до Сабаота, попирает главу его (такова необузданная хула еретиков) и в таком случае переходит в высшую область, где матерь живущих Барберо, или Барбело; и таким образом душа спасается. Некоторые из них, не приближаясь к женам, собственными своими руками растлевают себя и растление свое берут в руки, и так съедают, клеветнически приводя на сие во свидетельство слова: «руки мои сии нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили» (Деян.20:34), и еще: «делая своими руками, чтобы иметь возможность подавать неимущим» (Еф.4:28).
А девами называют тех, которые при законном брачном общении никогда не дожидаются, по естественному обычаю, принятия в себя семени, и хотя всегда сообщаются и блудодействуют, но прежде исполнения удовольствия удаляют от общения злотворного растлителя своего, и сказанную выше скверну собирают в снедь, как в подражание ухищренному поведению Силома с Фамарью, а в рассуждении девства употребляют это искусство, что хотя растлеваются, но не принимают в себя смешения и истечения сего растления» (Панарион, 26,8).
— Отложим богословские теории. Но разве нет жизненной и исторической правды в тезисе о властолюбии духовенства и связанной с ним духовной деградации христианского мира?
— Еще одна типично просветительско-масонская идея романа, давно уже отброшенная даже атеистическим религиоведением — это идея о том, что вся эволюция религии есть реализация воли к власти и духовенство разрабатывает догматы ради своей корысти. Тут опять получается противоречие: если все в христианстве взято из язычества, а язычество было таким светлым и феминистическим, то отчего же христианство-то получилось таким «темным»? Неужто и языческие мудрецы и жрецы тоже из корысти создавали свои «символы женского начала»?
Сам же тезис о властолюбии духовенства как о движущей силе истории христианства критиковался даже советским «научным атеизмом». В светском религиоведении говорится вместо этого об объективных социальных законах и потребностях, о внутренней логике мифа, о долгой кристаллизации тех потенций и интуиций, которые были заложены в данную религию изначально и хотя бы как возможность присутствовали в ней от ее истоков.
И совсем уж неприлично выглядит тезис о том, что гностики и языческие мистики давали людям возможность свободного непосредственного и личного обретения духовного опыта, в то время как властолюбивые попы всё замкнули на себя и свою структуру. У гностиков есть три расы людей: плотские, душевные и духовные. Перейти из одного разряда в другой нельзя. Разница заложена была еще на заре эволюции нашего мира. Духовные — это те, в кого попала частичка духа Софии. Тем, кому не так повезло, остается лишь слушаться гуру. Аналогична иерархия и в других эзотерических течениях: «мастера» окружены благоговейным послушанием «учеников».
Но в Церкви эпохи ее борьбы с гностицизмом (2-5 века) как раз было демократическое избрание священников и епископов. Кстати, хотя бы поэтому в Церкви и не могло быть никаких «тайных учений». Но ни в каком эзотерическом течении — от гностиков до «Приората Сиона» не было избрания «посвященных» «непосвященными», учениками. «Великий Мастер» сам назначает новых «сенешелей», сам решает, кому открыть последние «тайны».
— Ах да, Вы же религиовед и историю религии изучали еще на кафедре научного атеизма МГУ...
— Да, и поэтому, в частности, очень многое из книг Брауна было мне хорошо знакомо. Но к чести моей кафедры вновь скажу: советский «научный атеизм» брежневской поры далеко ушел от атеизма Берлиоза и Иванушки Бездомного.
Базовый религиоведческий тезис «Кода да Винчи» состоит в том, что в христианстве все идеи и символы заимствованы из язычества (с. 281). Подобная идея была модна в XIX веке, но современное религиоведение, в том числе и светское так уже не считает.
Главная идея христианства заключается в том, что Единый Изначальный Бог, Творец космоса, именно свободно, по Своей любви к человеку, а не разрешая внутренние проблемы и интриги, — стал Человеком, пошел на смерть, принес Себя в жертву ради людей. Назовите мне дохристианскую религию, содержащую такую идею, — и я готов заплатить этому человеку тысячу долларов. В язычестве есть идея о страдающих богах, но эти боги страдают по необходимости: будучи олицетворениями сил природы, они подчиняются природно-циклической необходимости в своих смертях и возрождениях. И даже Озирис сражается с Сетом и проигрывает, а не отдает себя на смерть добровольно. Так что главную идею Евангелия невозможно найти нигде, кроме самого Евангелия.
Кстати, христиане никогда не скрывали и не стыдились общих черт выражения своей веры и веры язычников. Если обнаруживалось нечто общее в вере христиан и в вере какого-то языческого народа. богословы с радостью говорили: вот доказательство того, что Христос поистине «желаемый всеми народами» (Аггей 2,7). Мудрость Божия все народы готовила к Своему приходу, и потому зернышки христианских идей были заранее посеяны в самых разных культурах. И, значит, даже в случае заимствования христианство отовсюду узнает и берет свое. «Христианство от греко-римской культуры избирает и воспринимает "свое", то, что принадлежит ему как "христианство до Христа" в языческом мире, подобно тому, как магнит притягивает к себе железные опилки. Здесь следует говорить не о влиянии на христианство, но о вливании в христианство того, чему было естественно в него вливаться, силою внутреннего сродства».
И еще, хотя я стараюсь не рассматривать то, что Браун рассказывает о язычниках, и ограничиваю свой анализ только теми его тезисами, которые касаются христиан и христианских же еретиков, все же замечу, что вряд ли Браун сможет на основании древних источников доказать, что поклонники Митры верили в его искупительную смерть и воскресение до начала проповеди христианства. У Брауна: «В христианстве все заимствовано. Дохристианский бог Митра... был похоронен в склепе на склоне горы и ровно через три дня воскрес» (с. 281). На деле как раз Митра приносит в жертву быка, а вот его никто не убивает. С пещерой на склоне горы он связан, верно, но связан своим рождением, а не смертью (он в ней родился). Если же Митра был убит — то хотелось бы от фанатов Брауна узнать, кто же именно его убил… «Митра является единственным богом, не разделяющим трагической судьбы мистериальных божеств, из чего можно сделать заключение, что сценарий митраистской инициации не содержал испытаний смертью и воскресением», — говорит крупнейший знаток истории религий Мирча Элиаде.
— Но об инквизиции Браун ведь сказал правду?
— Браун говорит, что за три века охоты на ведьм инквизиция сожгла пять миллионов женщин (включая повитух) (с. 152). При таких масштабах странно, что в Западной Европе вообще хоть кто-то остался. И кто только рожал в те века (16-18) европейцев в таких количествах, что они расселились по всему земному шару?!
«Когда историки наконец стали систематически изучать огромный массив протоколов инквизиций, были получены совершенно иные результаты, и постепенно начало вырабатываться новое представление о них. Сейчас, пожалуй, уже можно говорить о всеобщем признании двух принципиальных выводов, хотя исследования еще не завершены. Во-первых, средиземноморские инквизиции были менее кровожадными, нежели европейские светские суды раннего Нового времени. Между 1550 и 1800 годами перед судом инквизиций предстало около 150 тыс. человек, но лишь 3000 из них были приговорены к смерти» — пишет американский историк, книга которого в русском переводе увидела свет благодаря «Фонду Сороса».
Жаль и одного сожженного человека. Но все же три тысячи и пять миллионов — это не одно и то же.
Ну и нелишне будет еще раз напомнить, что в Средние века ведьм не казнили. Печально знаменитая книга «Молот ведьм» появилась на свет лишь в 1485 г. «Первый случай преследования ведьмы произошел в 1498 году». Массовая же «охота на ведьм» была отнюдь не средневековым феноменом, а новоевропейским. Разгар «охоты на ведьм» — это середина XVI-начало XVII веков.
В России же первый закон, предписывающий костер за колдовство — это… «Устав морской», изданный Петром Первым в 1720 г.:
«Богу токмо молитися и на него надежду полагати надлежит во всех делах и предприятиях. Того ради чрез сие все идолопоклонства, чародейства с великим подтверждением запрещаются. И ежели кто такой найдется или сему подобной суеверный и Богохулительный, оный по состоянию дел, в жестоком заключении в железах и кошками наказан или весма сожжен имеет быть. Толкование: Наказание сожжения есть обыкновенная казнь чернокнижницам и тем которые чрез отраву вред какой учинят, или во оных писмах или словах хула имени Божию или отвержение от оного найдется. А ежели во оных писмах или словах хулы имени Божию не будет и отвержения от оного нет, но точию суеверныя бредни, то надлежит по изобретению дела того наказать вышеупомянутыми наказаниями и притом церковным публичным покаянием»
Норма эта была взята из Ново-шведского военного артикула 1683 года (откуда и ее незамеченный (?) Петром лютеранский пафос — «молиться только Богу» означает оставить без молитв Божию Матерь и святых…). Как справедливо заметил Юрий Лотман — «через окно в Европу тянуло гарью» ).
— Достоверен ли образ императора Константина, нарисованный в романе Брауна?
— Читаем:
«Он всю жизнь прожил язычником, и крестили его только на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтобы протестовать. К несчастью для него, Римскую империю в те времена охватили беспорядки на религиозной почве. Христиане воевали с язычниками, и конфликт настолько разросся, что Риму угрожал раскол на два отдельных государства. И вот Константин в 325 году решил объединить Рим под знаменем одной религии — христианства» (с. 280).
Верно тут только одно: Константин действительно крестился лишь на смертном одре. Но так поступали многие христиане той поры — из-за страха осквернить свою душу грехами, совершенными после крещения. Племянник Константина, император Юлиан Отступник, попробовавший вернуться к язычеству, никогда не утверждал, что его убеждения те же, что и у его великого дяди.
Раздел Рима на два государства начал гонитель христиан — Диоклетиан. Причем деление он предложил по чисто географическим признакам, а отнюдь не по религиозным. Кстати, именно Диоклетиан¸ сам того не ведая, и выступил в роли «сепаратора», отделившего канонические Евангелия от апокрифов. Зная роль Писания в жизни христиан, он в 303 году приказал епископам сдать в римские судилища свитки евангелий. Епископы же воспользовались малой осведомленностью римских чиновников в вопросах богословия — и вместо подлинных, ценимых Церковью евангелий принесли подделки — апокрифы, украшенные, однако, тем словом, которое значилось в императорском эдикте. Так что большая часть апокрифических рукописей сгорела отнюдь не в тех кострах, что разжигали «христианские фанатики», а на задних дворах языческих римских канцелярий.
Христиане времен обращения Константина были весьма далеки от того, чтобы быть половиной населения Империи. Оценки историков колеблются в диапазоне от 5 процентов до 12 процентов населения. Причем восточная половина империи христианизирована значительно больше, чем западная, Константин же до 323 г. оставался правителем запада; следовательно, он не мог смотреть на христиан как на политическую силу. Известно предание о св. Василии Великом: Когда он пришел в Неокесарию, в этом большом городе было только 17 верующих, а к его кончине осталось лишь 17 язычников.
При этом не нарастала, а, напротив, угасала религиозная враждебность разных религиозных групп Империи. За три века соседи успели хорошо узнать христиан и перестали возмущаться их «неверием» в официальных богов. Империя по инерции, по привычке время от времени вспоминала о Церкви и имитировала наведение единомыслия. Но народный антихристианский энтузиазм уже угас. Решительность же христианских мучеников вызывала уважение у римлян.
Никаких «беспорядков» не было. Диоклетиан провел умную административную реформу. Христиане же лояльно относились даже к гонителям. Самое большее проявление бунта, на которое они решились, известно из свидетельства современника — «Сразу же, как только в Никомидии был обнародован указ о Церквах, некий человек, не безызвестный, но самого высокого, по мирским представлениям, звания, движимый горячей ревностью по Боге и побуждаемый верой, схватил указ, прибитый на виду в общественном месте, и разорвал его на куски, как безбожный и нечестивейший. Человек, прославившийся таким образом, выдержал всё, что полагалось за такую дерзость, сохраняя до последнего вздоха ясный ум и спокойствие» (Евсевий. Церковная история 8,5)
И уже откровенной ложью звучат слова Брауна о том, что «христиане воевали с язычниками». Обратите внимание на построение фразы. Можно было сказать, что «язычники воевали с христианами». Можно было бы сказать о «взаимной вражде язычников и христиан». Но Браун построил фразу так, что активно-нападающей, агрессивной стороной выглядят именно христиане. А ведь до Константина проявления этой вражды было очевидно-асимметричны: христиане методами философской полемики критиковали языческую религию (тем же, кстати, занимались многие языческие комедиографы и философы), а языческий мир преследовал христиан пытками и казнями. В фильме, увы, это еще более подчеркнуто: толпа христиан, вооруженных копьями и крестами, бросается на беззащитных язычников, убивает их и сбрасывает прекрасные статуи с языческих храмов… Вот именно до обращения императора Константина ничего такого не было и быть не могло.
Еще один «достоверный» тезис Брауна — утверждение, будто на I Вселенском соборе по указке Константина решались вопросы, какие евангелия считать подлинными, какие — мнимыми. Однако ни о чем таком не говорил ни один из источников IV века.
Ни “Жизнь Константина” Евсевия Кесарийского, ни “Церковная история” Феодорита Кирского, ни “Церковная история” Сократа Схоластика, ни “Церковная история” Созомена, ни творения св. Афанасия Великого не упоминают о том, будто на этом соборе обсуждался вопрос библейского канона.
Св. Афанасий Великий, активнейший участник 1 Собора, в 367 г. пишет специальное послание (Праздничное, 39-е), в котором перечисляет книги Нового Завета, но и в нем он никак не упоминает, будто этот перечень имеет какое-то отношение к Собору.
Вопрос о границах библейского канона не вызывал соборных дискуссий вплоть до Лаодикийского собора 363 г. и 3 Карфагенского собора 397 г.. Если бы Вселенский собор уже решил этот вопрос в 325 году, то было бы странно обращение к этому же вопросу позднейших частных соборов, вдобавок без малейших ссылок на предыдущее авторитетное решение.
Все это очень легко проверяется и по древнейшим источникам, и по научной литературе.
Версия о том, что Никейский Собор формировал библейский впервые зазвучала в сочинении Libellus synodicus, изданном в 1601 г. страсбургским богословом Иоанном Паппусом. Уже отсюда понятно, что это никак не современник Собора 325 г. Впрочем, порой историки полагают, что Паппус переработал более древний оригинал — греческую рукопись 9 века... В любом случае "в нем несомненная историческая правда перемешана с различными домыслами и интерполяциями автора в духе позднейшего католицизма", “этот источник довольно подозрителен и стоит на плохом счету у серьезных, независимых ученых".
Ни один другой источник не дает оснований полагать, что на Первом Соборе обсуждался вопрос о каноне Нового Завета.
— Но ведь имеет же писатель право на фантазию!
— На такую фантазию — вряд ли. Те, кто с помощью такого довода защищают Брауна, не станут так же реагировать на книги Георгия Климова (в них в «художественной» форме обличается «жидовско-педерастическая мафия»). Форма фэнтэзи не спасает от их критики современную сказку «Дети против волшебников» (в которой также усматривают антисемитизм). Да и классические сказки Вагнера («Кот-Мурлыка» и др.) также подвергались вполне реалистической идейной порке. Обличать антисемитские нотки в художественной литературе (у Гоголя или Достоевского) считается в порядке вещей. А протестовать против злой лжи в антихристианской сказке Брауна отчего-то нельзя!
Представьте себе, что некто написал книгу о том, что Любавичский ребе — транссексуал и лесбиян, втайне верящий в Иисуса Христа. И еще он писал доносы в царскую охранку, а мама у него вообще была полькой… Есть ли шанс на то, что фантастика с таким сюжетом будет издана миллионным тиражом, ляжет на лучшие полки всех книжных магазинов западного мира и по ней будет снято несколько художественных и «документальных» фильмов? Будет ли столь же неотступна и навязчива ее реклама?
Отдельная проблема еще и в том, что реклама вокруг «Кода» строится на калейдоскопе взаимоисключающих заверений: то вдруг заявляется, что это — «просто фантастика, и поэтому не ругайте нас», но через минуту те же самые рекламные агенты начинают вещать, что наконец-то Браун установил великую истину, и теперь нам известна правда о христианстве. За неделю до выхода «Кода да Винчи» в прокат первый телеканал (ОРТ) дважды показал полуторачасовой рекламный ролик фильма. Сей «документальный фильм» о фильме «художественном» был построен по принципам зомбирования и промывки мозгов. Одни и те же тезисы повторялись регулярно, безо всякого развития сюжета. При этом раз в десять минут говорилось, что вообще-то фантастику не стоит принимать близко к сердцу, зато все остальное время утверждалось, что наконец-то истина раскрыта.
Если бы у издателей и рекламщиков не было пропагандистской цели, то, наверно, они могли бы поместить небольшое послесловие, носящее характер более научный и более корректный по отношению к христианам.
Я не против свободы творчества, в том числе такого, которое озвучивает идеи, оппонирующие христианству. Браун имел право выставить напоказ свои фантазии. Правда, скажи мне, о чем твои фантазии, и я скажу — кто ты. Браун в своих грезах видит «сексуальную жизнь Христа». Тяжелый комплекс. Не знаю, излечимый ли. Но это его право — свои сны, фантазии, комплексы и травмы детской поры демонстрировать в интернете. Мне важен вопрос совсем иной — почему и кто решил, что эти фантазии надо навязывать всему миру. Возмущаюсь я не столько романом Брауна, сколько несоразмерной ничему рекламной кампании, внедряющей этот роман в умы людей. Тираж книги в разы превзошел «Гарри Поттера», а книжка Роулинг все же неизмеримо живее и талантливее…
— Бурная кампания вокруг «Кода да Винчи», для многих неожиданная, но многих же и заинтриговавшая, непроизвольно наводит на мысль о возможных ее зачинщиках. Проще говоря, qui prodest — кому выгодно?
— «Код да Винчи» — это типичное конспирологическое произведение, главная идея которого состоит в том, что миром правят тайные ложи.
В романе это — Приорат Сиона, структура вполне масонская, но белая и пушистая. Она влияет на президентов (упоминается имя Миттерана) и банкиров, противостоит христианской Церкви и помогает рекламе книг Лэнгдона («Положительный отзыв Жака Соньера на книгу о поклонении женскому божеству означал не только коммерческий успех. Это подразумевало причастность к ее рекламе такой организации как Приорат Сиона» — с.351).
— Сопротивление этой могущественной ложе оказывает не менее секретная католическая организация «Opus Dei ».
— В романе Брауна много фантазии. Но сама история раскрутки «Кода да Винчи» подтверждает правоту ее главного тезиса. Ведь с точки зрения художественной роман господина Брауна — очевидная «нулевка»: картонные персонажи, у которых отсутствует внутренняя психологическая глубина и достоверность, выложены в сюжете так, чтобы из них сложился заранее задуманный паззл. Все сюжетные повороты клишированы и подгоняются под некую суперцель пропагандистского характера. Перевод кошмарен. Чего стоит хотя бы то, что в оригинале Опус Деи именуется «группой», а в русском переводе — «сектой». Научной ценности эта книга тем паче не представляет.
Однако рекламная кампания, сопровождавшая выход сначала книги, а теперь и фильма, свидетельствует, что в этот проект были влиты очень серьезные финансы и ресурсы. Вряд ли это были лишь средства автора «Кода да Винчи» или его издателей.
Происходящее вокруг романа нельзя охарактеризовать иначе, как очередной залп в многовековой «холодной войне» между масонами и католической церковью. В рекламной кампании вокруг книги господина Брауна проявила себя реальная масонская структура, действующая в нашем мире.
Я не сторонник утверждения, что все, происходящее вокруг, связано с масонами. Не надо доводить себя до такого состояния, чтобы всюду видеть «жидо-масонский след» (кстати, след-то очевиден: в любом здании есть две закрытые двери с буквами «Ж» и «М»! Ну не иначе, как они, проклятые, наследили! ).
Но ненаучно было бы и игнорировать присутствие этих закрытых элитарных структур в социальной ткани общества, начиная с 18-го века и вплоть до настоящего времени.
Есть открытые масонские издания, в которых они сами хвалят себя (например: Берберова Н. Люди и ложи. Нью-Йорк, 1986).