(ок. 500 г.) – анонимный писатель, скрывший свою идентичность под именем священномученика Дионисия Ареопагита ученика ап. Павла. Почти наверняка можно говорить о продуманности такого псевдонима: Дионисий Псевдо-Ареопагит как бы воплощает собой неоплатоническую философию наконец-то нашедшую истину — Христа. Если замысел этого великого анонима был таким, то он не мог выбрать лучшего образа: тот древний эллин, настоящий Ареопагит, в Ареопаге (сердце Афин — сердце Античности)пошёл за ап. Павлом услышав его безумную проповедь о Неведомом Боге. Дионисий Псевдо-Ареоапагит — утончённый, блестящий неоплатоник, эллин от эллинов бросил себя на воспевание Неведомого Бога, открывшегося во Христе. Споры к каким кругам принадлежал Дионисий Псевдо-Ареопагит идут до сих пор: кто он? Монофизит, православный? Грек, сириец, грузин? Кем бы не был этот человек, он не даёт раскрыть себя и спустя полторы тысячи лет. Дионисий Псевдо-Ареопагит хотел оставить только вот это: гимн Неизреченной Красоте, путеводитель Ума к Светоносной Тьме. Этот замысел не погубить даже жадным до «атрибуций», «датировок» и «влияний» историкам и филологам. В первые ареопагитский корпус был обнародован монофизитами на богословских прениях с православными, но очень быстро был реабилитирован, в основном стараниями Максима Исповедника.

Лучше всего писал о Дионисии Псевдо-Ареопагите, о спорах вокруг его псевдонима Х. У. фон Бальтазар: «Научим ли этого сирийского монаха, который жил около 500 г., чему-то новому, если ему докажем, что он не тождествен тому, кто обратился после речи на Ареопаге в 50 г.? Не находится ли вся эта проблема в совсем другой плоскости? На уровне характерного дионисиевского смирения и мистики, где он должен и хочет совсем отстраниться как личность, чтобы жить чисто в качестве Божественного задания — но зато в этом качестве с полной силой? Который как личность — как в дионисиевских «иерархиях» — совсем исчезает в taxis (порядке) и функции, чтобы эта функция максимально непосредственно (amesos) и прозрачно опосредовала Свет, находящийся в Церкви? Идентификация своего места непосредственно возле Иоанна и Павла для него является высшей необходимостью: если бы он ослушался, это была бы некоторая нечестность и предательство по отношению к истине. Мы не узнаем, кто есть Дионисий, пока в той идентификации не сможем усмотреть облик его любви к истине. Глубоко в сердце можем только радоваться тому, что ему удалось тысячу лет скрываться за именем Ареопагита, и даже во время разграбления могил, когда его вытащили на свет божий, наверное, навсегда скрыть свой облик. Мог ли он сказать нам больше, чем сказали его творения?»