Передо мной «неисчерпаемое чудес море», как поется в Акафисте святителю Николаю Чудотворцу… Это не то море, которое я видел плещущимся лазурными волнами у берегов его митрополии — Мир Ликийских, и не то, холодное и угрюмое, которое расстилалось подо мною свинцовой скатертью чуть не на сотни верст, когда я смотрел на него с вершины Секирной горы на Соловках…

Это даже не то житейское море, которое грешник, зря (видя) воздвизаемое бурею напастей, стремится переплыть безбедно, о чем молится Спасу умиленными словами:

Возведи от тли живот мой, Многомилостиве!

А может быть, и оно, когда по обильной слезной молитве сего грешника вдруг услышит страшный, всемогущий глас: Молчи, престани… и претворяется тишина велия (Мк. 4, 39). Тучи страстей тогда отходят с умного неба плачущего о грехах, и на горизонте сердца впервые появляются ослепительные лучи восходящего Солнца-Правды, Христа. Свирепое море грешной жизни обращается в благодатное море святого жития…

Но кто в силах исчерпать его бездонную глубину? И стоит перед ним человек зачарованный, смотрится в чистое зеркало его хрустальных вод (Откр. 4, 6), и вот…..оно все делается пламенным, как бы из растопленного золота, и одной из брызг его достаточно было бы, чтобы человеку любоваться ею всю свою жизнь.»