Размышления о воцерковлении и катехизации
ПРОБЛЕМЫ ВОЦЕРКОВЛЕНИЯ
Введение
Вот уже скоро 20 лет, как Русская Церковь получила свободу, в связи с чем в неё вошло большое количество людей. Многие связали с Церковью всю свою жизнь, стали священниками, монахами, церковнослужителями. В конце 80–х и начале 90–х годов прошлого века это воспринималось как чудо, вызывало эйфорию, восторг по поводу возрождения Церкви. Но вот прошло полтора десятилетия. С внешней точки зрения Церковь действительно возродилась — восстановлены и построены вновь храмы и монастыри, Церковь стала активным и значимым участником общественных процессов. Если же взглянуть на прошедшие годы под другим углом, картина будет не столь радужна. Главное для Церкви — не храмовые здания, не почётное её положение в государстве, а люди, православные христиане, их полноценная церковная, духовная, христианская жизнь. И здесь мы сталкиваемся с большими проблемами. Вошедшие в Церковь в конце 80–х — начале 90–х гг. люди часто констатируют на исповедях и в частных беседах всё более и более явно проявляющуюся «неудачу» в своём христианстве… как будто что–то в нём «не сработало». Начиналась наша церковность, как правило, чтением св. Отцов, постничеством, некоторые бросали учёбу, работу, всецело посвящая себя духовному подвигу… и вот — 10 — 15 лет — и наступило некое разочарование, «усталость» от Церкви; многое в ней стало для нас рутиной, тяжкой обузой, на подвиги нет сил, а главное — не видно плода наших усилий.
Апостол Павел пишет:
Мне думается, что те неожиданные и неприятные явления, которые формируются у многих православных после 10 — 15 лет их церковной жизни — следствие именно неправильного их воцерковления, следствие отсутствия должной катехизации, то есть научения вере при вхождении в Церковь. Исторически такое положение вещей понятно. Перед Русской Церковью раньше никогда не стояло этого вопроса. Церковь сразу по крещении Руси сделалась государственной, срослась с обществом, и воцерковление происходило естественным образом, «от пелен»; в советское же время ни о каком системном воцерковлении не могло быть и речи. И вот — свобода… для нас это стало неожиданностью; ни к какой внутренней деятельности Церковь после периода гонений не была способна. Восстановление храмов, обустроение материальной стороны церковного быта и некоторый «реванш» за угнетённое 70–летнее положение Церкви оказались важнее пастырской заботы о правильном воцерковлении обратившихся к Церкви людей. До сих пор общецерковная концепция катехизации находится лишь на стадии разработки. Однако составление концепции — дело сложное и долгое, ещё более сложно и долго воплощать её затем в приходскую практику; а тем временем жизнь продолжается, и неверные начала воцерковления продолжают воспроизводить свойственные себе ошибки.
Но опыт ошибок важен и драгоценен, на ошибках — и только на них, увы, ни на чём другом — учатся. Попытка сделать некоторые выводы из этих ошибок предлагается вниманию читателя. В нижеследующих заметках, несомненно, много субъективного, одностороннего и резкого; однако автор, тем не менее, считает своим пастырским долгом поднимать актуальные вопросы современной христианской жизни, надеясь на корректировку своих промахов и взглядов (если они окажутся неверными) соборным церковным разумом.
I.
В начале — одно общее соображение, касающееся современных особенностей катехизации.
Воцерковление можно уподобить взращиванию плодового сада. Как оно происходит? Если мы возьмём семечко из вкусного сладкого яблока и посеем его в землю, у нас вырастет дикая яблоня с несъедобными плодами. Чтобы получить культурное растение, необходимо привить этому дикому дереву черенок садовой яблони. При этом нужно учитывать много всяких сельскохозяйственных тонкостей: каким образом прививается именно этот сорт, в какое время это нужно делать, как удаляются дикие ветви, как нужно обвязать и залечивать место прививки, как поливать, как удобрять почву, и т. д. Христианство и есть этот благодатный черенок: оно прививается к дикому дереву падшей человеческой природы, и, будучи правильно взращиваемо, переформировывает его в дерево культурное, приносящее в своё время прекрасные плоды. Очевидно, что предварительным условием этого процесса является наличие дерева. Христианство рассчитано на зрелых, ответственных и свободных личностей. Для того, чтобы люди могли воспринять прививку христианства, нужны две вещи: а) вышеназванные качества у человека воцерковляющегося
Церковь — это не голый спиритуализм; она целостно охватывает человека, все сферы его жизни. Духовность свою Церковь выражает посредством определённой культуры, которая есть культура слова, logos`а, личной, самостоятельной и ответственной рефлексии (не путать с приходской субкультурой). Эта культура глубоко традиционна и — в лучшем смысле слова — консервативна. Современные люди не только от рождения, но уже и «на генетическом уровне» живут в совершенно иной культуре — культуре видеоряда и массовых медиа–технологий: навязывающего определённый образ жизни кинематографа, «попсы», рекламы, спортивных трансляций, «клиповости», мобильно–интернетности и т. п. Это культура гедонизма, относительности ценностей, поверхностности, стадности, одинаковости; она не только не способствует развитию необходимых для жизни в Церкви нравственных человеческих качеств — свободы, ответственности, трезвой оценки себя и мира — но, наоборот, всячески препятствует этому. Дальше всего она именно от индивидуального осмысления жизни, от logos`а, слова, его ценности и значимости. Церковь обращается к людям на своём языке, а современный человек — не то, что он «плохой», хуже, чем люди, скажем, XIV века, — но он просто
Конечно, это вовсе не значит, что Церковь должна стремиться к тому, чтобы сделаться клипово–мобильной, хотя, безусловно, следует понимать особенности современной культуры и пользоваться ими, говоря с людьми на их языке. Нужно другое: пастырям Церкви и всем, причастным к делу катехизации, необходимо осознать ситуацию, и, приступая к воцерковлению, обязательно учитывать две вещи. Во–первых, на Церковь сегодня ложится почти неподъёмная задача — включать в воцерковление и «во–культуризацию»; вместе с научением церковности, а по большей части и
Далее. Прежде чем воцерковлять, нужно посмотреть: а привьётся ли наше слово? Не бывает ли так, что ему и привиться–то не к чему? Может быть, не о Церкви нужно начинать говорить «в лоб», а прежде о том, что человек — не часть толпы, что прежде чем стать христианином, ему нужно осмыслить себя как личность и стать просто нормальным человеком. Может быть, сначала необходимо сказать о человеческом достоинстве, о здравомыслии, порядочности, воспитанности и о многих простых вещах, о которых наши соотечественники имеют, увы, очень малое представление, — и потом уже к этому прививать познание церковного учения и практики…
Сегодня катехизатору обязательно надо учитывать разности культур Церкви и современного общества и работать над «предварительной зрелостью» людей. Это сложная задача, потому что, с одной стороны, отмеченная разность культур всё больше увеличивается, а с другой — сами деятели на ниве воцерковления часто не имеют должного понятия об основах христианской культуры, подменяя её неверно понятым преданием или этнографией, результатом чего является то, что в наличной церковной действительности сущностная культура Церкви не выявляется и профанируется. Но если этой задаче не уделять самое пристальное внимание и силы, то мы получим (и получаем) плоды катехизации, обратные всем нашим благим намерениям. Вместо широкого нравственно–культурного русла, в котором течёт христианство, человек в результате стихийного приходского «воцерковления» попадает в некую закрытую со всех сторон «коробочку», душный и маленький мир. Он усваивает узкие тяжёлые взгляды на Бога, на Церковь, на других людей (да и на себя), стяжевая вместо Христовой любви, свободы и евангельского разума совершенно противоположные качества. Строго говоря, это — «до–церковный» вопрос, проблема общества, сложившегося в нём менталитета. Особенности современной катехизации в том, что она должна взять решение этой проблемы на себя, ибо если раньше, в «доэлектрические» времена, церковность органически прививалась к традиционному укладу жизни, то нынешний социум без соответствующей культурной подготовки не способен адекватно воспринимать христианство. Эта культурная подготовка и должна быть сегодня важным начальным элементом воцерковления.
II.
Приступим теперь к более подробному рассмотрению разных сторон катехизации. Воцерковление — процесс не одномерный, его особенности зависят от того, по каким побуждениям человек вошёл в Церковь. Побуждения эти многочисленны и индивидуальны, но можно свести их к трём основным. Почему люди приходят в Церковь? 1) Чтобы Церковь решила их проблемы — как внутренние, так и внешние; 2) по национально–патриотическим (реже — эстетическим, политическим и др.) соображениям, возвращаясь к «вере отцов», и 3) в силу религиозного искания истины. Церковь с любовью принимает всякого человека, по какой бы причине он не обратился к ней; но вместе с тем, к каждой из этих групп катехуменов необходим особый подход, чтобы воцерковление принесло действительный плод, а не взрастило заложенные в перечисленных побуждениях содержащиеся в них плевелы заблуждений и подмен.
* * *
Мы живём в падшем, испорченном грехом мире; скорби и страдания, добывание в поте лица хлеба своего (Быт. 3, 19) — непременный удел всякого человека на земле. Внутренняя неудовлетворённость, неустроенность души, невозможность справиться со своими страстями, нестроения в семьях, нескладывающиеся отношения между близкими (и неблизкими) людьми; социальная неустроенность, карьерные неудачи, недостаточность материального положения; пьянство, наркомания, разнообразные зависимости; супружеская неверность; дети; болезни свои и близких… список может быть продолжен до бесконечности. Бедный человек, живя на земле, как будто попадает в бесчувственный механизм Хода Вещей, который своими постоянно проворачивающимися проблемами делает наше существование порой невыносимым… Чувствуя, что есть в мире нечто, что свободно от этой железной детерминированности земного бытия — Церковь Христова, множество людей, имея религиозное чувство и веру в Бога (по большей части смутные и неопределённые), входят в неё, надеясь, что нерешённые (и порой нерешаемые) на физическом уровне жизненные их проблемы решатся на уровне метафизическом.
В наличной церковной действительности этот импульс получает охотное подхватывание, на нём строится наше обычное стихийное воцерковление. В проповедях, брошюрках, приходских СМИ, в беседах с пастырями людям сообщается, что Церковь — это как раз то, что им нужно, именно она и решит все бытовые нестроения, которые привели людей к церковному порогу. Мучает человека алкоголизм — молебен мч. Вонифатию, акафист Неупиваемой Чаше. Нестроения в семье — водичку с молебна мчч. Гурию, Самону и Авиву взять, кропить в доме, мужу подливать в пищу. Не складываются отношения с начальником? квартирный вопрос? дети распустились? экзамен сдать? — к блаж. Матроне (универсальная помощь от всего). Терзают зависимости, страсти? Генеральная исповедь, утренние–вечерние молитвы, обязательно на Всенощную в субботу и на Литургию в воскресенье. Ну, причащаться почаще; чтобы не болеть — пособороваться, а то и на отчитку съездить, в паломничество, или в почитаемый источник окунуться. Уныние, внутри всё как «заржавело»? псалтирь читать. Не понимаешь? неважно, главное, что бесы понимают. И т. д., и т. п.
Я совершенно далёк от того, чтобы как–то смеяться над всем этим. Человеческие проблемы и желание решить их, избежать их — абсолютно законны, и вызывают и сочувствие, и желание помочь. Но дело всё в том, что
Но никто не сказал приходящим к таким тяжёлым выводам людям (а их немало, увы!) при их воцерковлении, что Церковь и
Итак, воцерковление не должно базироваться на постулате «Церковь решит все ваши проблемы». Начинать воцерковление нужно совсем с другого — с осознания человеком получаемой им в Боге свободы и неразрывно связанной с ней личной ответственности за свою жизнь. И нужно предупреждать людей, что — наоборот, у них могут
Возразят: но для большинства путь к Богу по большей части возможен именно через скорби и проблемы; если не утешать их мнением, что эти их проблемы решатся (или хотя бы облегчатся), то люди окажутся вне Церкви. Важно, конечно, что люди обращаются в своих бедах к Богу. Но нужно сразу говорить им о том, что в Церкви речь идёт, по совершенно точному выражению прот. Александра Шмемана, не о
Очень важно также, чтобы в Церкви звучала только правда. Если человеку наобещать от лица Церкви, что Бог решит все его проблемы, а этого не случится — человек неизбежно придёт к мысли, что Бог и Церковь его обманули. Катехизация должна предложить людям не что–то неопределённое (ибо, я думаю, ни один даже самый опытный и облагодатствованный пастырь не дерзнёт со 100%-й уверенностью от имени Бога обещать, что Бог непременно человеку сделает то, что он хочет), но твёрдое и незыблемое основание, которое есть только и исключительно Сам Христос (1 Кор. 3, 10 — 11). Наша задача — показать человеку Истину и указать точный путь к ней, не умалчивая и сложностей на этом пути; но не предлагать людям «бытовое обслуживание» при помощи внешней церковности. Ориентировать воцерковление надо исключительно религиозно. Другое дело, что к каждому человеку нужен индивидуальный подход, у всех своя мера и степень религиозности; необходимо учитывать и внутреннее, и внешнее состояние человека, и условия его жизни, и (кстати) его проблемы, — но подменять религиозное бытовым в деле катехизации недопустимо.
Подытоживая, можно сказать, что общая задача воцерковления катехуменов этой группы — постараться перевести людей с позиции «решения проблем» к поиску собственно религиозной истины и духовной жизни.
III.
В глобализующемся мире, становящимся всё менее человечным, в условиях распада империй, размывания и упадка национальных культур, крушения традиционных связей между людьми и народами человеку особенно необходимо нечто прочное, на что он мог бы опереться, чтобы сохранить питающие его корни народной жизни. Люди, любящие свою историю, гордящиеся ею, болезненно переживающие нынешний период ломки традиционных устоев, желающие блага и процветания своему отечеству, обращаются к Русской Православной Церкви с её вековыми традициями, здоровым консерватизмом, с её огромной исторической ролью в деле строительства государства, консолидации нации, и, руководимые названными побуждениями, входят в неё. Как воцерковлять таких людей? Это очень непростая задача. Если в случае рассмотренных нами выше «бытовых побуждений» человек приходит в Церковь под влиянием хоть и смутного и непроясненного, но очевидного религиозного чувства, то здесь у людей вовсе может не быть религиозного импульса. Если в случае «решения проблем» человек отталкивается от хотя и житейских, но зримых и реальных вещей, то здесь многое базируется на мифах, идеологемах и подменах. Переход от бытовых проблем к жажде Царства Христова при должном объяснении сути Церкви может быть не слишком труден; в данном случае дело воцерковления стоит перед тяжёлой задачей болезненной переориентации человека с земного на небесное, с политического на нравственное, с плотского и падшего на духовное. Почти всякое правильное научение той или иной стороне церковной жизни идёт «в пику» национальной, ура–патриотической (да и вообще любой) идеологии.
Нужно прямо сказать, что наша наличная катехизация не только не справляется с этой задачей, но даже и не ставит её, всячески потакая национал–патриотическому мифотворчеству. В проповедях, с амвонов, на разнообразных конференциях, круглых столах, симпозиумах, в частных пастырских беседах, в книгах, церковных газетах, журналах и радиопередачах звучит постоянный мотив: церковность в качестве необходимого и обязательного элемента непременно должна включать в себя патриотизм, державничество, борьбу против глобализации, «так называемых» прав человека, противостояние либеральному индивидуализму, западной цивилизации, отстаивание своей особой «цивилизации православной», etc. Людей призывают вернуться к «вере отцов», приобщиться нашей исторической традиции, подчинить себя православной соборности, в качестве героев и образцов для подражания выставляя фигуры людей, так или иначе способствовавших «величию России», и т. д., и т. п. Не буду подробно разбирать эти призывы, скажу лишь, что внимательное рассмотрение их в свете Евангелия и подлинной церковности обнаруживает их очевидную несостоятельность. Вера наших отцов — коммунизм, гонение на Церковь, построение на земле «царства Божия» без Бога. Исторические традиции для христианства имеют значение только с точки зрения соблюдения в рамках их заповедей Христовых. Соборность не есть казарменность, строевой марш под хоругвями, когда человек, вступивший в Церковь, обязан по частным или общественным вопросам думать так, как все. Соборность — это единение людей во Христе (а вовсе не в какой бы то ни было идеологии), невозможное без христианского уважения к личности, к каждому человеку. Герои, способствовавшие величию России, могут быть церковно почитаемыми и авторитетными образцами жизни только в том случае, если они были подлинными христианами, а не (как это есть по большей части) людьми, далеко не соответствовавшими не только христианскому, но и общенравственному идеалу… Подмена катехизации политиканством — болезнь нашей сегодняшней церковной жизни.
Основной результат этой подмены — что собственно воцерковления не происходит. Политиканствующая «катехизация», во–первых, создаёт у людей неверное представление о Церкви и о христианстве — что они существуют для обеспечения земного благополучия нации, имеют всего лишь прикладную ценность. Во–вторых, в человеке воспитываются совершенно антихристианские качества: ненависть, глупость (ибо любой национализм есть ненависть и глупость), агрессия, превозношение, хвастовство, лицемерие, нравственный релятивизм и т. п. В–третьих, совершается некий обман: человека убеждают, что раз он русский — значит православный… а на деле он может быть от Православия и от Христа очень далёк, и когда повороты жизни ставят человека лицом к лицу с этой истиной, он оказывается в трагическом и беспомощном положении. В–четвёртых, попадая в Церковь, ура–патриоты развивают бурную деятельность по пропаганде и отстаиванию вещей, периферийных для Церкви (при полном невнимании к сути её), создавая обстановку крайней нетерпимости к людям, мыслящим не так, как они. В–пятых, ради нас
Что же со всем этим делать? Прежде всего понять, что Церковь есть
При воцерковлении входящих в Церковь по национально–патриотическим соображениям людей нужно резко разделить Церковь и идеологическую и политическую сферу жизни. Первой задачей воцерковления здесь будет (как и в «бытовых» случаях) — переориентировать человека с политических соображений того или иного толка на собственно религиозную мотивацию поиска истины. Патриотизм и возрождение Великой России — прекрасные вещи; но пусть они идут своим чередом; Церковь всё–таки — совсем о другом. Православная церковность противопоставляет самовосхвалению — видение своих недостатков и деятельное покаяние; превозношению — понимание того, что Богу равно дороги все люди и народы; ненависти — осознание того, что путь Церкви — это любовь Христова; желанию насильственно всех «оправославить» — евангельское уважение к свободе человека. Ещё раз повторю, что в нынешних условиях это очень сложная задача. Сами нынешние пастыри и катехизаторы в большинстве своём совершенно к этому не готовы, вполне разделяя и с энергией, достойной лучшего применения, тиражируя ура–патриотические и националистические настроения. К тому же, выражается опасение, что многие активные люди уйдут из Церкви, услышав евангельское учение о любви, правде и свободе («ах вот вы тут чему учите, и это в то время как рушится Россия, мировой закулисой осуществляется геноцид русского народа…»), и поэтому нужно строить проповедь на том, что им нравится и хочется. Но здесь я дерзну сказать, что здоровье Церкви предпочтительнее привлекания в неё чуждых ей по духу людей. Вспомним, что Господь вовсе не гонялся за количеством учеников, и даже сказал им, когда Его слова вошли в противоречие с земным «здравым смыслом»:
IV.
Наконец, есть люди, пришедшие к Церкви под влиянием непосредственного религиозного импульса, можно сказать — приведённые Самим Богом. Это может произойти в горе и скорби (и необязательно
Нужно сказать, что это вполне осознаётся многими пастырями. Но вот вопрос — такая мотивация возникает исключительно тогда, когда сердца человеческого касается перст Божий. Разумеется, ни один катехизатор на свете не может «обеспечить» этого людям; но как же тогда дать им понять и почувствовать, о чём идёт речь? Наше стихийное приходское воцерковление отвечает на это следующим образом. Нужно взять на себя исполнение церковного чина, встроить себя в церковную жизнь, и тогда со временем, постепенно, через обряд и участие в богослужениях, человек дойдёт и до духовного. Такое «встраивание в обряд» касается не только храмовой, но и всей жизни: нужно стараться по возможности в полном объёме исполнять дисциплинарные церковные предписания (пост), пересмотреть свои эстетические вкусы, усвоить себе православную лексику, по особому одеваться, определённым образом организовывать досуг (ездить в паломничества, «по старцам», окунаться в источники), и проч., и проч. Мы видим здесь следующий подход: через внешнее — к внутреннему. Исполненный благодати церковный обряд сам по себе повлияет на душу.
Действительно бывает, что даже на случайно зашедшего в храм человека оказывает потрясающее воздействие услышанные им слова какого–либо песнопения или то или иное литургическое действие. Воцерковление через обряд возможно; но пастырский опыт всё же свидетельствует о редкости таких случаев и о частом неуспехе названного подхода. По прошествии определённого времени церковность, основанная на обряде, на внешнем — или рушится, или несётся с тяжестью, как ярмо, или вырождается в лицемерие. Силу охотно и радостно нести обряд даёт некий внутренний стержень. Есть он — всё внешнее предпринимается с бодростью; нет его — превращается в бессмысленную обузу. Стержень этот — Богообщение, реальный (пусть даже слабый, начальный) религиозный опыт, тот импульс, о котором мы сказали выше.
Безусловно, внешний церковный чин, правила и запреты, дисциплинарные нормы и традиционно сложившиеся формы поведения православного христианина имеют огромное значение; они нужны и важны. Но не сами по себе, а только лишь тогда, когда они способствуют жизни во Христе, исполнению святых Его заповедей, становлению человека как христианина, то есть ответственной, зрелой, свободной, богоподобной личности. Если же этого не происходит — грош цена всем обрядам, юбкам, постам и православным словесам. Обряд сам по себе не является источником духовной жизни. Более того, учитывая культурную сложность нашей византийской обрядовости, её историческую обусловленность, многослойность, запутанность и порой культивируемую и ожесточённо отстаиваемую этнографичность и архаичность, можно определённо сказать, что через обряд «пробиться» к Живому Христу чрезвычайно сложно, почти невозможно. Но естественен обратный путь — от познания Христа к церковному обряду. Святитель Феофан Затворник писал, что не бывает внутреннего без внешнего, но бывает внешнее без внутреннего. Внутренний религиозный импульс так или иначе выявляется у человека во вне, «обряжается» тем или иным образом, складывается в те или иные формы. Придя к Богу Истинному, люди видят в Церкви, что тот опыт, который пережили они, пережит и поколениями христиан и запечатлен в том или ином обряде, чине, дисциплинарной норме — и тогда человек с радостью, как свои, принимает их, ибо он видит в них Христа.
Итак, воцерковление не должно начинаться с обряда. Прежде всего людям нужно свидетельствовать о жизни во Христе, насколько это возможно рассказывать о ней, побуждать искать её. И только по мере появления религиозного чувства, по мере его осмысления, очень деликатно и индивидуально обрамлять это чувство церковными формами, всячески избегая механического казарменного встраивания человека в общие для всех «схемы». К выполнению этой задачи сегодня видятся следующие препятствия:
1) Пастырь (и катехизатор) должен сам иметь живой религиозный опыт жизни во Христе и уметь о нём сказать и им поделиться. Большинство церковных людей, безусловно, такой опыт имеют; но беда в том, что никто не учит нас сколько возможно адекватно его оценивать и на доступном для современных людей языке выражать. В семинариях этого не проходят, на приходах опыт Богообщения часто покривляется (я бы сказал — «окликушивается»). Как правило со временем, к большому горю, живость и острота этого опыта, особенно у клириков, как бы «подёргивается пеплом», он вытесняется более «важными» вещами: семейно–бытовыми проблемами, восстановлением и содержанием храма, выстраиванием отношений с настоятелем–благочинным–архиереем, и проч. А между тем, именно живая жизнь со Христом — самое важное, и
2) Традиционное для нас обрядоверие. Разбираемая нами точка зрения основана на том, что обряд абсолютен, первичен, самоценен и обладает неким «автоматическим действием». В опровержение этого взгляда написаны горы книг, всем известны высказывания по этому поводу и канонизированных святителей и пастырей Церкви, и сегодняшнего Священноначалия… но, несмотря на это, для очень многих внешняя церковность остаётся важнейшей в христианской жизни, сакральной и неприкосновенной, а высказываемые людьми претензии к непонятности и утомительности её объявляются гордостью и своеумием. Для немалого количества пастырей обряд (причём в том виде, в котором он есть сейчас, вовсе не в его «исторической чистоте») равен Православию; по их мнению, чуть измени что в обряде — и Православию придёт конец… поэтому мы «исполняем утреннюю молитву» вечером (врём Богу и себе самим), с сознанием выполненного долга смешиваем несовместимое (например, при совпадении дат совмещаем Великую Пятницу с Благовещением вместо того, чтобы перенести последнее), не допускаем прихожан до Причастия на Светлой Седмице по причине «непощения» etc., и убеждаем людей, что так надо, что в этом наша опора, что здесь один из важнейших смыслов христианства. Надо сказать, что эта проблема вовсе не сводится к некоей «клерикальной косности и ограниченности», она гораздо глубже. Здесь — вопрос самоопределения. Вот мы — православные христиане; но что делает нас таковыми? Главным образом именно традиционность и обрядовость. Мы идентифицируем себя как православных по причине того, что мы постимся, ходим на службы, храним верность древним преданиям etc., но вовсе не потому, что Христос вселяется в сердца наши, и жизнь наша становится выражением и осуществлением Евангелия Христова. Отними от нас закрытые алтари, церковнославянский язык, старый стиль, посты, нестриженные бороды, привычные лексические штампы и проч. — и нам будет очень сложно осознавать себя христианами, мы окажемся в некоей пустоте, ибо наше христианство на практике по большей части сводится к вышеназванным вещам, срастается с обрядом и подменяется им… Как справиться с обрядоверием, не знает никто; но говорить об этой нашей хронической церковной болезни необходимо, и тем более необходимо ограждать от неё людей только воцерковляющихся.
3). Наконец, у нас нет традиции индивидуального и уважительного подхода к людям. У нас человек как пришёл в Церковь, так тут же на него накладывается общее: «три дня перед причащением»… «среды–пятницы–большие посты, и непременно по Уставу, ну в крайнем случае масло можно»… «молитвенное правило от сих до сих»… «не нами положено, не нам и изменять, нужно подчиняться, вырабатывать смирение»… и т. п. А между тем, люди все разные, у всех своя мера, и задача воцерковления — не одеть всех в одинаковую одежду, построить в каре и заставить ходить в ногу, но помочь человеку обрести Христа и стать тем, кем его — именно его, никого другого, и тем более никакой не коллектив — хочет видеть Господь. Один с лёгкостью постится, для другого — великий подвиг не есть мяса по пятницам и в течение Великого поста… нужно ли его в этом укорять, заставлять каяться и считать себя постоянным должником перед Церковью? Нужно ли ставить главной задачей его церковной жизни, чтобы он чего–то не ел, чтобы соответствовать «всем»? Один с радостью ходит в храм несколько раз в неделю, другой выбирается редко, да и то только на Литургию причаститься, потому что ему тяжело стоять, и он плохо переносит большое скопление народа, а дома он по церковным книгам мирно молится… нужно ли ему говорить, что он всё равно «должен», что это всё «гордыня»? Критерий ведь тут один — способствует ли та или иная внешняя церковность жизни во Христе, или нет. Если да (а проверяется это по исполнению заповедей Божиих и по присутствию в душе плодов Духа — см. Гал. 5, 22–23), то пусть человек живёт в своём режиме. Если нет — какой смысл мучить себя, выстаивая, например, Всенощную не ради молитвы (и не ради даже понуждения себя на молитву), а только потому, что так
Кроме того, здесь видится и совершенно неверное представление о Христе и о Его отношении к людям — что Он будто бы действует только через обряд и только общим для всех образом. Получается, что человеку нельзя быть с Богом «просто», быть самим собою, со своими, данными ему Богом же, особенностями устроения; нужно все эти особенности счесть грехом, «отсечь» и приближаться к Нему только через дисциплину, исполнение единообразного для всех ритуала etc, ибо жизнь во Христе возможна исключительно в обрядовых рамках… К счастью, наш Бог не такой.
V.
Религиозный импульс, приводящий человека в Церковь, не есть некий «конечный результат». Не есть он и величина постоянная: нередки случаи, когда, оставленный в небрежении, не получивший должного развития, он забывается и исчезает. Религиозный импульс — начало церковной жизни, семя,
Исторически сложилось так, что таковым идеалом для Православия стало монашество. Не будем разбирать здесь причины этого явления — это тема отдельной работы; отметим некоторые следствия. Сегодняшний церковный устав — исключительно монастырский. Церковная дидактика в виде Житий Святых, поучений, наставлений не содержит в качестве идеала подвиг жизни семейного человека, считая его чем–то несовершенным сравнительно с монашеством. Из–за этого проблемам семьи, воспитания детей, достойной общественной и социальной деятельности в святоотеческих книгах (за немногими исключениями) не уделяется достаточного внимания. Само монашество, в свою очередь, понимается массовым церковным сознанием не всегда верно. Монашество есть евангельский максимализм, в том числе и в духовной свободе; монашество по природе своей персонально, индивидуально, интимно. В многочисленных творениях монахов–подвижников оно некоторым образом унифицируется теми или иными аскетическими правилами. Так как первое (свобода) непонятно большинству людей, а второе (правила) — очевидно, то монашество подменяется внешней аскетикой; в итоге через её призму и предлагается воцерковляющемуся человеку вышеназванные четыре духовные делания. На практике это зачастую приводит к нежелательному результату. Таинства обрастают аскетической дисциплиной, отчего они превращаются в некий род спорта и делаются для человека своеобразной обязаловкой, а вовсе не живой, свободной и творческой жизнью в Боге. Молитва подменяется «правилом» и уходит из жизни, а остаётся вычитывание молитвословий и выстаивание служб. К Священному Писанию воспитывается опасливое недоверие, ибо воспринимать его нужно «только через
Отцов», а если самостоятельно читать, так непременно «впадёшь в прелесть» [1]. Наконец, евангельская нравственность отходит на второй и третий план в жизни человека сравнительно с аскетикой. Примеры этого бесчисленны. Вот, скажем — типичная ситуация: был добрый, хороший человек, сострадательный и делавший много доброго людям; обратился к Богу, курить бросил, не ест ничего, молится сутками — но стал совершенно непереносим для ближних: злым, нетерпимым, безапелляционным, затворил своё сердце от людей, никому не помогает — де, «добро падшего естества»… Увещевать такого — бесполезно: в ответ слышишь, что главное — «спасаться», то есть вести аскетическую жизнь; а всё, что этому мешает, нужно отсечь, ибо так пишут Святые Отцы…
Разумеется, я не отрицаю значение аскетики (и святоотеческих назиданий в области её) в жизни христианина; это значение велико. Но всё должно быть на своём месте. Для уяснения этого места нужно выяснить соотношение аскетики и нравственности. Священное Писание весьма определённо высказывается по этому поводу.
Один из величайших святых Церкви, преподобный Макарий Великий, пишет об аскетическом делании: «
Но евангельская нравственность — не только свидетельство наличия благодати, но и условие её стяжания. Преп. Макарий пишет: желающему «
Как мы увидели из цитат преп. Макария, эти ограничения, собственно, и являющиеся аскетикой, есть
Причины такой подмены две. Первая — неверное ощущение Церкви. Мы говорили, что Церковь есть Царство Божие, которое нам уже
Есть другая точка зрения. Она сводится к тому, что Царство Божие — дело исключительно будущего, сейчас его нет, и в условиях нашей падшести и быть не может. В чём же тогда заключается суть христианской жизни? В аскетическом подвиге, ибо аскетика по своей сути как раз и отрицает настоящее ради будущего. Эта точка зрения является главенствующей в современной церковной идеологии. Почему так? Вероятно потому, что внешняя аскетика гораздо легче евангельского нравственного делания. Вполне можно не есть, не спать, целыми днями молиться, превратить свою жизнь в монастырь и при этом быть абсолютно безнравственным человеком, чуждым Духа Христова, совершенно не понимающим, что такое Церковь. Несравненно труднее — подвизаться нравственно. Поэтому очень часто сталкиваемся мы в своей жизни с проявлениями аскетики без нравственности… и убеждаемся, насколько это уродливо и противоречит благовествованию Христову.
Вторая причина подмены нравственности внешней аскетикой — низкий уровень практической нравственности нашей современной церковной жизни. Можно привести массу примеров этого; ограничусь несколькими. Вот приходит человек на исповедь перед Причастием, и перечисляет батюшке грехи: не туда посмотрел, не то съел, с мамой ссорюсь, ругаюсь с близкими, телевизор много смотрю, и проч. Батюшка устало и несколько отстранённо кивает головой на каждый произносимый грех и повторяет автоматически: Господь простит. Перечисление закончено. Тут батюшка оживляется и начинает придирчиво расспрашивать исповедника, как он готовился к Причастию: вычитал ли три канона и последование ко Причащению, постился ли три дня, с рыбой или без, и плохо, что с рыбой, надо было без рыбы, а лучше и без масла; ходил ли эти дни в храм, был ли накануне на богослужении, и почему ушёл после помазания, нехорошо, это леность, нужно понуждать себя; не ел ли ничего с утра, etc., etc… Но не спрашивает батюшка с тою же придирчивостью — а что стоит за словами исповедника «ссорюсь с мамой, ругаюсь с близкими». Случайна ли ссора, постоянна ли ругань, чем вызваны конфликты, предпринимались ли усилия быть мирным со всеми, и какие именно усилия — ничего этого не обсуждается. Отходит человек от исповеди — чему он научился? Что вычитать каноны для духовной жизни гораздо важнее, чем не ссориться с мамой. Так у нас воспитываются люди в Церкви — я думаю, описанная ситуация многим знакома.
Переходя от личного уровня к «соборному», видим, что собирательная реакция церковных людей на те или иные значимые явления общественной жизни очень часто исходит не из христианского, но из мифологического мировосприятия. События оцениваются отнюдь не с нравственной точки зрения и не с позиции евангельской правды: не даётся должной оценки злодеяниям и убийствам — например, в армии (случаи дедовщины: ну бывает, но мы не позволим либеральной прессе шельмовать нашу замечательную армию!), национализму (нехорошо, конечно, убивать иностранных студентов — но можно понять наших русских парней, которых довели до этого гнусные инородцы!), нежеланию «населения» становиться гражданами (у нас свой путь!); перевирается история (хороший Сталин), и проч., и проч., и проч… Пророк Исаия говорит по этому поводу:
Наконец, внутрицерковные отношения — то, что непосредственно воспитывает людей — весьма далеки от христианского идеала. Грубость, корыстолюбие, безразличие к людям и другие отнюдь не евангельские качества нередки в нашей церковной жизни. Каждый год говорит об этом Святейший Патриарх на епархиальных собраниях города Москвы, но мало что меняется… Нельзя, конечно, сказать, что эти явления повсеместные; но они и далеко не единичны. Видно это и внешним, и воцерковляющимся людям, что оказывает своё крайне негативное воспитательное действие: практической нормой становится говорить и проповедовать одно, а жить совсем по–другому.
Я надеюсь, что читатель правильно меня поймёт. Не с осуждением, а с болью я пишу эти строки. Не потому низок нравственный уровень многих клириков и мирян, что они «плохие», какие–то особенно «испорченные», но потому, что при их церковном воспитании
Из сказанного ясно, каким должно быть воцерковление. Обучая новоначальных навыкам душевного делания, трезвения, аскетическим приёмам борьбы с помыслами и со страстями, пастыри и катехизаторы не должны «застревать» на внешних формах этих приёмов, делая из них
VI.
Как правило, первое, что слышит вошедший в Церковь человек — что ему необходим духовник. И действительно, духовник нужен; но зачем? Я уже имел возможность писать на эту тему, поэтому не буду входить в подробности; отмечу лишь несколько моментов, касающихся непосредственно проблемы воцерковления.
Апостол Павел пишет, что
Но вот что говорит о доверии себе Священное Писание:
1). В предыдущей главе мы говорили о подмене евангельской нравственности внешней аскетикой; один из примеров этого мы наблюдаем здесь. Воспитание совести требует
2). Сюда же примешивается вещь, для Церкви внешняя, но существенно на церковную жизнь влияющая. Я имею в виду национальный менталитет. Одна из характеристических черт его — патернализм: решение наших проблем мы ожидаем не от собственных усилий, но «сверху», от доброго начальника (а если начальник злой — со «смирением» терпим это) [2]. Отсюда неизбежное деление общества на «властителей» и «холопьев». Всё это, в виде клерикализма, проникает и в церковную ограду и отражается на духовничестве. Вместо взаимоуважительных отношений старших и младших в Церкви церковная жизнь превращается в детский сад, где безнаказанные воспитатели назидают, ставят в угол, лишают игрушек etc… но не малых детей, а равных им во Христе людей. Печально, что, как правило, это не только не вызывает адекватной нравственной реакции, но считается даже чуть ли не нормой. Вот на исповеди юнец в рясе и с крестом, только что постриженный в монастыре или вышедший из семинарии, громогласно выговаривает пожилому человеку в три раза его старше (и обращаясь к нему, разумеется, на «ты»): нет, не допущу до Причастия, мало ли, что плохо себя чувствовал, а надо было три дня поститься, это всё отговорки, самооправдание, нужно подвизаться, «дай кровь и прими Дух»… и не только священник, не только прихожане, свидетели этой сцены, но и сам исповедник, годящийся батюшке в дедушки, воспринимают это вполне как должное, не видя и не чувствуя абсолютного нравственного уродства ситуации, — чего бы не было, если бы главной задачей духовничества осознавалось именно христианское воспитание совести, о котором мы сказали.
3). Наконец, пожалуй, самое важное. Критерий наличия в нашей жизни евангельской нравственности — отношение к людям. Устройство Церкви таково,
что проявляются и реализуются эти отношения прежде всего в христианской общине. Община есть, если можно так сказать, «пространство синергии», строящееся совместно Богом и человеком: со стороны Бога —
Но главная опасность неправильных духовнических отношений мне видится даже не в том, что на определённом этапе церковной жизни они мельчают и исчерпывают себя, отчего людям становится пусто в Церкви. Хуже всего то, что они религиозно дезориентируют человека. Дело в том, что первый и главный наш Учитель — Христос; Он великий Педагог (Мф. 23, 7–10). Он с великой любовью и заботливостью, бесконечно превышающей материнскую, учит, вразумляет, наставляет, предостерегает, поправляет каждого человека — через внутренние состояния, внешние ситуации, сцепление тех или иных обстоятельств и проч. Быть внимательным к этому, научиться видеть в каждом событии своей жизни воспитывающую нас руку Божию — вот, собственно, цель церковного воспитания. Если мы встретили настоящего духовника — то есть такого, кто знает и чувствует это и умеет этому научить — то нам повезло: в общении с таким пастырем человек успешнее и быстрее становится настоящим христианином. Если же духовник — последователь мистифицировано–аскетической духовнической идеологии, то новоначальный никогда не научится вниманию к Наставляющему нас на всякую истину Святому Духу (Ин. 16, 13), потому что всем ходом его воцерковления ему внушается, что Бог действует только так, как решил духовник. Бог подменяется духовничеством — и христианская жизнь превращается в жалкую и недостойную игру произнесения святоотеческих словес, псевдопослушания и лжесмирения. Доводя вопрос до остроты, скажу, что лучше вовсе не иметь духовника, чем иметь плохого, а руководствоваться Священным Писанием, изучением догматического и нравственного учения Церкви, общением христиан, аккуратным чтением св. Отцов, а главное — адекватностью, трезвостью и евангельским воспитанием совести, восполняя недостаток общинности максимально возможным с нашей стороны добрым отношениям к людям.
Но, скажут мне, как же тогда воцерковлять людей? Ведь приходит человек в Церковь с совершенно мирским духом, со спутанными понятиями, с грубыми страстями — и говорить ему о свободе, о том, что роль духовника мала, что без него можно обойтись? Новоначальный не может сразу понять, чт
VII.
Одной из важных задач воцерковления является введение новоначального христианина в русло церковного Предания. Священное Предание есть опыт жизни в Церкви Святого Духа, опыт — как личный, так и исторический — Его стяжания. Только в контексте Предания можно правильно понимать Священное Писание и весь порядок и строй церковной жизни. Но учат ли наших неофитов настоящему, подлинному Священному Преданию? Казалось бы, пастыри и катехизаторы только этим и занимаются, порой превознося Предание даже выше Священного Писания; однако, судя по сегодняшней церковной жизни, это научение оставляет желать много лучшего. В результате нашего приходского воцерковления человек не приобретает здравые и точные понятия о догматическом и нравственном учении христианства, об истории Церкви, её каноническом и литургическом устройстве, но попадает в необыкновенный, виртуальный, «параллельный», сказочный мир. В нём Божия Матерь плывёт по морю и оказывается на Афоне, с вершины которого вследствие этого низвергается статуя Аполлона; апостол Андрей забирается в днепровские леса, где водружает крест и благословляет будущую Святую Русь, затем идёт в ещё более густые леса в Новгород, с удивлением наблюдая банные обычаи тамошних жителей, а потом оказывается и на Валааме; апостол Лука занят тем, что одну за другой пишет (на досках от стола, за которым трапезовало Святое Семейство) иконы Пресвятой Богородицы — Владимирскую, Тихвинскую, Смоленскую и др., общим числом около 70–ти; в темнице, в которой заключён мученик и архидиакон Евпл, начинает бить источник воды, утоляющей не только жажду, но и голод; свт. Николай Чудотворец заушает еретика Ария, за что подвергается наказанию от отцов I Вселенского собора, но повелением Господа и Божией Матери возвращается в своё святительское достоинство; преп. Алексий, человек Божий, подвизается посредством лицезрения горя своей супруги и родителей; преп. Сергий Радонежский кричит во время Литургии, будучи во утробе матери, а по рождении не вкушает материнского млека в среду и пяток; преп. Серафим Саровский кормит медведя… и т. д., и т. п. Об этом, и ещё о миллионе таких же вещей, говорят как о сущностном проявлении Православия; тысячи страниц сотен церковных книг наполнены подобными историями; их используют большинство проповедей и церковных поучений… и всё это подаётся воцерковляющемуся христианину как подлинное Предание, усомниться в котором — безусловный и тяжёлый грех.
Я уже слышу, как мне возражают: нам ли судить о Святых? Мы не можем понять их поступков нашим падшим умом, а отрицать чудеса — значит хулить действовавшего через них Святого Духа… и проч. Но вот вопрос: всё вышеперечисленное — действительно ли действие Святого Духа в Святых Божиих? Я специально назвал только те истории, о которых доподлинно известно, что они подвергнуты обоснованной научной критике (сказание о прибытии Божией Матери на Афон относится к XVI веку, информация о посещении ап. Андреем киевских гор — к X–му, об иконописной деятельности ап. Луки известно не раньше IV–го, и т. д.); а сколько всего в церковной письменности
Рассмотрим в качестве иллюстрации сказанного очень популярное и любимое на Руси житие преп. Алексия, человека Божия (Четьи–Минеи, 17 марта). Алексий был сыном богатых и знатных римских граждан, которые, по достижении им совершеннолетия, нашли ему достойную благородную невесту. В ночь после свадьбы он вручил супруге своё обручальное кольцо и исчез из дому, приняв на себя подвиг нищеты. С великою скорбью, не жалея средств, родители и жена всюду разыскивали его; через много лет, никем не узнанный, Алексий вернулся в Рим и стал жить под видом нищего в родительском доме. Ежедневно созерцал он страдания сохранившей ему верность и ждущей его супруги и убивающихся о потере сына родителей. Лишь после смерти преподобного выяснилось, кем он был на самом деле.
Надо сказать, что житие, особенно в переработке свт. Димитрия Ростовского, написано мастерски: действительно, переживаешь всю эту историю, удивляешься своеобразию поступков преп. Алексия, жалеешь его отца, мать, жену… Но давайте отстранимся от авторитета церковной книги с названием «Жития Святых», и спросим себя: какое христианство явил на страницах этого жития преп. Алексий? Очень своеобразное: его подвиг основывался на жизненной драме и великом горе близких ему людей. Конечно, такое мнение по отношению к святому едва ли не кощунственно… но, к счастью, оно и не может быть отнесено к нему. Настоящий преподобный Алексий таким не был — всё сказанное относится к литературному герою с его именем. На самом деле всё было проще. В те времена детей не спрашивали, хотят ли они жениться или нет: родители подбирали нужную с их точки зрения партию — и дети вступали в брак. Преп. Алексий, судя по всему, в брак по религиозным соображениям вступать не хотел; не мог он и конфликтовать с родителями, и поэтому ему оставался единственный выход из ситуации — бежать из дому. Это он и сделал. Невесту свою он никогда не видел, домой никогда не возвращался, подвизаясь в молитве и нищете при одном из храмов Эдессы; там и отошёл ко Господу, а в Рим вернулся только мощами, но вовсе не при жизни (Православная энциклопедия, т. 2, стр. 8). И — сразу всё встаёт на свои места. В совершенстве исполнив заповедь Христову:
Опять слышу возражения: жития святых — это особый церковный жанр, некая икона, в таких приукрашениях нет ничего страшного… Не так смотрит на дело Священное Писание, говорящее:
Сравнения с иконой приукрашенное жизнеописание никак не выдерживает. Церковь очень точно определила, чт
Для дела воцерковления особенно важен принцип, который я уже упоминал: в Церкви необходимо должна быть
пусть вкравшаяся случайно, под самыми благочестивыми видами, пусть
внесённая в виде умолчания, пусть даже её появление было вызвано необходимостью сохранения внешней жизни Церкви — оскорбляет и попирает Духа Истины, Которым Церковь живёт, ибо любая ложь несовместима с Ним; но и потому, что только правда способна вразумить, научить и воспитать. Евангелие Христово вводит нас в самую что ни на есть реальность, о которой Ф.М.Достоевский сказал так: диавол с Богом борется, и место борьбы — сердце человека. Подлинная духовная жизнь строга, сурова, напряжённа — но и прекрасна, хотя бы потому, что она — правда. Евангелие в каком–то смысле довольно «сухо»; но не следует думать, что эта сухость нуждается в «расцветке», что она безрадостна, мрачна и уныла. Напротив, в жизни по Евангелию, воздержной, трезвенной и адекватной, обретается Христос, Который подаёт подвизающемуся Его ради человеку в духовной борьбе с тьмою — свет и силу, в скорбях — радость, в обстояниях — терпение, в болезнях — утешение, в ровном течении жизни — смысл, крепость и бодрость…
И тут опять, в который раз, мы упираемся в тех,
VIII.
Все отмеченные выше проблемы, препятствующие правильному воцерковлению и нормальной церковной жизни — магизм, национализм, обрядоверие, нравственная аберрация, отсутствие общин, ложное духовничество, лубочность и проч. — имеют одну общую причину, которую я бы определил как некий конфликт между евангельскими и церковными ценностями. Я понимаю, что такое противопоставление необычно, рискованно и даже, в известной мере, соблазнительно. Тем не менее, предлагаю его на рассмотрение читателей в
уверенности, что, при некоторой провокативности, оно многое объясняет.
Под евангельскими ценностями я понимаю следующее. Есть Ценность, которой оживляется и одухотворяется любое земное существование. Это — единственная Ценность, способная изменить жизнь человека, дать ей смысл и удовлетворение. Мало того, это вообще единственная Ценность в мире. Это Бог, воплотившийся ради нашего спасения. Всё, что вне Христа, вообще не может называться ценностью. На земле ценно то, и только то, что непосредственно или опосредованно восходит ко Христу Спасителю. Всё на свете поверяется этою Ценностью; ею и ради неё живёт мир. Приобщаемся мы Христу на путях евангельской жизни, исполняя святые Его заповеди — в том числе заповедь о крещении, покаянии, причащении Его Тела и Крови. Реализация этих заповедей, вместе с опытом нравственной евангельской жизни и правым догматическим учением, составляет суть Церкви. Евангельские ценности не могут не привлекать людей. Облик Христа, Его дела, Его слова неотразимо действуют на человеческую душу, а люди и общественные и культурные явления, через которые выявляется Христос, не могут не покорять сердца.
А есть ценности церковные. Церковь — явление двусоставное, одновременно небесное и земное. Своей внешней «половиной» она живёт в данном историческом, культурном, общественном и проч. контексте, и так или иначе этим контекстом определяется. Из этого контекста вытекают и некоторые важные для Церкви вещи — то, что я называю «церковными ценностями»: это ценности идеологии, самоидентификации, авторитета, корпорации, внешнего положения, благолепия, обеспеченности и т. п. Они имеют полное право на существование, но только под необходимым и непременным условием — что через них в той или иной конкретной социальной ситуации реализуются ценности евангельские. Совершенно очевидно, что евангельские ценности первичны, ибо они
Для пояснения того, чт
все социальные отношения рассудительное благородство неотмирности; приверженцы церковных ценностей позволяют себе навязываться всюду, выходя при этом за рамки компетенции Церкви и нередко выставляя её в неловком виде. Внешней церковности необходимо количество (поэтому у нас 80% населения — «православные»); Евангелие знает, что оно — всегда
Но, скажут мне, разве можно так резко разграничивать Евангелие и Церковь? Ведь это явный протестантизм, а у нас же — православная традиция, Отцы… Во–первых, хочу подчеркнуть, что под критикуемой выше «церковностью» подразумевается, конечно, не сама Христова Православная Церковь, а то, что мы, кому она вверена, православные христиане, из неё подчас делаем. Во–вторых, речь не идёт об ущемлении Предания или отказе от Отцов. Мы говорим лишь о правильной расстановке акцентов, об иерархии христианских ценностей. Церковная традиция — органическая часть именно евангельской жизни, она не может существовать сама по себе. Если правильно проповедовать Евангелие, да вдобавок осуществлять его и в жизни, то оно естественно поведёт за собою церковность, наполнит её смыслом, раскроет для человека все богатства Православия. Отцы и традиция не противоречат Евангелию, а являют его. А если наша православная действительность Евангелия пугается, отодвигает его на второй план — значит, это не настоящее Православие, а подмена, имеющая, между прочим, и к Отцам, и к подлинной духовной традиции малое отношение.
К сожалению, эта подмена, на мой взгляд — основное содержание сегодняшнего воцерковления. Старание современных воцерковителей направлено на проповедь Церкви (как они её понимают), а не Христа, на привитие людям прежде всего церковных, а не евангельских ценностей. Может быть, так можно было воцерковлять раньше; но теперь, когда наше время характеризуется разрушением традиций (семейных, общественно–нравственных и др.), в рамках которых Евангелие было укоренено и усваивалось органично, как раз необходимо строить воцерковление именно на основе ценностей евангельских, чтобы созидать на камне, а не на песке (Мф. 7, 24–27). Но возможно ли это для нас? Является ли Евангелие основой нашей, каждого православного христианина, жизни? Не настроены ли мы ложно понятой нами традицией так, что при вызовах времени, при «проверке на прочность» мы спешим отдать предпочтение не Евангелию, а внешней церковности — «иначе под угрозой Православие!»? Но в результате — не получаем ли мы православия без Христа? Не об этом ли начинают говорить итоги пятнадцатилетней свободной жизни Церкви в нашем отечестве? Ведь на самом деле Церковь не надо проповедовать, оборонять, навязывать. Церковью надо
Я уверен, что если хотя бы начать задумываться об этом, то это уже предостережёт нас от многих ошибок в деле церковного воспитания.
Заключение
Летом 2006 года мне довелось читать доклад на темы, озвученные в данной работе, перед представительной молодёжной аудиторией, собранной из многих епархий Русской Церкви. По окончании лекции мне были заданы вопросы, сводящиеся к двум основным. Б
1. «Неужели всё так плохо, неужели нет ничего хорошего в Церкви?» Есть. В Церкви «хорошее» — это Господь Иисус Христос и люди, которые стремятся к Нему. Этого больше чем достаточно, это с лихвою покрывает неизбежные в условиях падшего земного существования недостатки и немощи церковного организма. А всё остальное не так и важно. Критика же моя направлена только на одну вещь — на наличествующие в нашей сегодняшней церковной жизни препятствия людям приходить ко Христу. Но не только с этой метафизической, но и с исторической точки зрения мы живём в благоприятное для Церкви и очень интересное время. Кончилась 1700–летняя эпоха «симфонии», Церковь впервые за это время стала свободна. Да, для нас эта свобода совершенно непривычна и потому даже, может быть, нежеланна; историческая инерция тянет нас назад, и её очень непросто преодолеть. Нелегко даже увидеть ситуацию, потому что происходит она ровно в наше время, мы — «материал», так сказать, исторического перелома; людям всегда тяжело в такие моменты истории. По Священному Писанию, должно пройти не менее 40 лет хождения по пустыне, нужно смениться нескольким поколениям, чтобы выйти из страны рабства, чтобы Церковь перестала ностальгически жаждать ушедшей жизни, а стала, как всегда она это делала, творчески преобразовывать её, адекватно реализовывая себя в своей эпохе, евангельски отвечая на вызовы и требования времени. Конечно, это очень трудно нам, сформировавшимся в этнографическом, «симфоническом» православии. Но
2. Но что нам делать, чтобы воспользоваться нашей свободой во благо Церкви? Прежде всего, разумеется, ни в коем случае не нужно устраивать никаких революций и реформаций. Это ни к чему хорошему не приведёт. Отринув церковную традицию, какая она есть (пусть ей и присущи некоторые несовершенства), мы неизбежно окажемся на пустом месте, и плодом таких реформаций, как показывает опыт, будет лишь разрушающее единство церковного тела враждебное противостояние сторонников тех или иных взглядов на пути развития церковной жизни. Заняться нам нужно тем, чему, собственно, и служит воцерковление, а именно:
Но и тем, кто встретил Господа, и тем, кто ещё только ищет этого, необходимо одно важное качество — честность перед самим собою. Она побуждает человека делать то, что каждый из нас может — думать и осмысливать жизнь, как церковную, так и общественную, с точки зрения Евангелия. Это осмысление обязательно даст и свои практические плоды. Если каждый из нас употребит все силы на то, чтобы искать Христа, наполнять свою жизнь светом (и смыслом) Христовым и быть честным перед Ним и перед собою, то постепенно, незаметно будет умножаться число настоящих христиан. Рано или поздно это количество здравомыслящих и подлинно церковных людей наберёт некую «критическую массу». И тогда ситуация в Церкви поменяется сама; и перемены эти будут внутренние, созидательные, ничего не рушащие; а при необходимости изменений совершающие их естественно, органично и безболезненно. Приведу пример. В советское время в храмах Москвы на Пасху не причащали. Прошло 15 лет свободы, сознание многих верующих под влиянием осмысления своей веры стало более церковным, более евхаристичным — и теперь уже мало какой священнослужитель осмелится не вынести Чашу на Пасхальной литургии (вне Москвы, к сожалению, по большей части всё пока остаётся по–старому). Так и во всём: будет происходить евангельское осмысление тех или иных явлений церковной жизни — и от этого они будут меняться, чтобы полнее являть в себе просвещающий всех Свет Христов. Станет меняться внутрицерковная жизнь — станет меняться и общество.
Утопия? Посмотрим. Всё сейчас в наших руках. Господь вручил нашу Церковь нам, под нашу ответственность. В осознании этого каждым православным христианином, в распространении этого осознания на всё тело Церкви — ключ к решению тех проблем, о которых шла речь в предложенной вашему вниманию работе.
КАТЕХИЗАЦИЯ КАК ВОСПИТАНИЕ
I.
Когда мы говорим о катехизации, необходимо всегда иметь в виду, что научение истинам веры имеет в Церкви прежде всего прикладное назначение. Цель катехизации — не просто сформировать интеллектуальное мировоззрение, но главным образом, научить, как правильно жить христианской нравственной духовной жизнью. В этой связи мне запомнились несколько моментов из недавних текущих событий.
На Круглом столе по проблемам катехизации, состоявшемся в конце прошлого года в Даниловом монастыре, протоиерей Димитрий Смирнов подчёркивал, что катехизация в наше время обязательно должна научать людей, во–первых,
На прошлой неделе я выступал на молодёжной миссионерской конференции в Москве. Я, в частности, говорил о том, что христианство не может ограничиваться только храмом; полнота христианской жизни должна ощущаться христианином во всякий момент его жизни, а не только тогда лишь, когда он в составе прихода участвует в богослужении. После этих моих слов я получил записку, в которой задавался недоуменный вопрос: как же возможна религиозная жизнь вне прихода? И что это такое — полнота жизни во Христе?
И ровно год назад, в этих стенах, возражая мне на схожий тезис, один батюшка, лидер некоего молодёжного московского объединения, говорил: «что это вы призываете к жизни во Христе? Для большинства людей это — абстракция. Людям это непонятно. Нужно начинать с понятных вещей — любви к родине, и т. п.»
Евангелие даёт нам универсальный критерий на все времена и для всех обстоятельств:
II.
Прежде всего необходимо отметить, что
Если мы возьмём сегодняшнюю приходскую катехизацию, то есть — проповеди с амвонов, редкие поучения приходящим креститься или венчаться, занятия в воскресных школах или на курсах со взрослыми людьми, то мы увидим, что вопрос богообщения катехизаторами если и ставится, то уж во всяком случае не как основной. По идее, система катехизации должна иметь именно богообщение центральным своим пунктом, и исходить из того, чтобы христианин был подведён к тому, чтобы опытно вкусить его. Для этого нужно, наряду с научением православной вере, дать человеку навык поучения в Священном Писании в духе Церкви, приучить, если можно так выразиться, «обращаться с Таинствами», научить молитве, а главное — во главу угла поставить повседневную нравственную евангельскую жизнь: дать людям понять, чт
Наша катехизация расставляет другие акценты. На первом месте у нас стоит церковно–обрядовая дисциплина (архим. Амворсий Юрасов: утр.веч.молитвы, субб.воскр.праздники в церковь ходить, перед–и послеобеда помолиться — всё, ты уже «церковный человек»), далее мы раскрываем теоретические преимущества Православия перед всем прочим, далее мы включаем в церковное научение посторонние, не имеющие отношения к Церкви политико–идеологические соображения, и так далее. Что же касается богообщения, то наличествует даже и опасение — не прелесть ли это, да мы все грешные и недостойные, и т. п. В объяснении же собственно духовной жизни мы ссылаемся на святоотеческие книги, и часто за древней письменностью не видим современного человека, каков он есть.
Собственно говоря, речь здесь идёт об экклезиологии, учении о Церкви. Церковь — богочеловеческая реальность, единственная цель и задача которой — приводить людей в соединение с Богом. Неуспех наших катехизационных усилий кроется, на мой взгляд, именно в том, что мы представляем новоначальным христианам несколько иной взгляд на Церковь, смещаем экклезиологические акценты. Вот несколько вещей этого рода, на которые мне хотелось бы обратить ваше внимание. Если современная катехизация, осознав их, сможет избегать, то, я думаю, наша деятельность будет гораздо более успешной.
III.
Одна из актуальных проблем неверного восприятия Церкви, и, следовательно, неверного подчас церковного научения — это то, что протопресвитер Александр Шмеман называл «номинализмом». Что это значит в контексте наших размышлений? Люди видят, что Церкви в её наличной жизни свойственны ровно те же немощи, что и нашему социуму, а именно — меркантилизм, отсутствие общественного интереса, упадок культуры, нравственная релятивизация — нетерпимость, непорядочность и проч. Какова наша, так сказать, «катезизическая реакция» на эту критику? В какие бы слова эта реакция не облачалась, сводится она к двум вещам: 1) хоть мы и грешные и немощные, но Церковь сама по себе свята и непорочна, 2) а то, что люди этого не видят и не ощущают — их вина.
Действительно, богословски рассуждая — наши грехи не умаляют святость Церкви. Но мы с вами ведём речь о катехизации как о воспитании, а не погружении в глубины теоретического богословия. С точки же зрения воспитания — церковной действительности прямо касаются слова св. апостола Иакова:
По сути, этот номинализм приводит к трём вещам: 1) учению о невидимой Церкви, которое мы осуждаем у протестантов (понятно, о чём речь: видимая церковь — такая же, как социум, а все богословские определения о святости и проч. относятся к такой Церкви, какую никто не видит); 2) практической (то есть — воспитательной) констатации того факта, что мы, составляя Церковь, на деле мало ей причастны, ибо наша церковность реализуется не в её сути, не в богообщении, а во внешних вещах; и 3) оправдание этого положения, то есть — аберрация нравственной адекватности. Мы не возмущаемся этим, а успокаиваем себя, что «мы — люди грешные»…
Люди внешние всё это видят, и
IV.
Вторая проблема касается формальной стороны катехзизации. Церковная жизнь происходит не в башне из слоновой кости, не в воздушном замке, но в конкретном социальном, общественном и культурном контексте. Миссия и катехизация — та сфера деятельности, которая наиболее тесно соприкасается с особенностями «текущего момента» истории. Этого не понимают многие «охранители», ругающие миссионеров и катехизаторов за их поиски современного языка проповеди и адекватных форм общения с социумом, который — хотим мы этого или нет — является для нас данностью. По представлениям этих охранителей, миссия и катехизация должны быть столь же неизменными, как церковные каноны. Но те, кто миссией и катехизацией занимаются, не могут не чувствовать и не понимать того, что благовествование сегодня уже не может уместиться в рамках благочестивой православной лексики. Задача современной катехизации — чтобы истины Евангелия и традиции Церкви были восприняты не абстрактными жителями некоей идеальной «Святой Руси», а нашими реальными соотечественниками — отвязной и развращённой молодёжью, циничными политиками, прагматичными бизнесменами, погружёнными в быт домохозяйками и так далее.
Но, увы, очень часто наша катехизация сводится только и исключительно к
Так вот, нельзя сводить Православие к лексике. Это с воспитательной точки зрения неверно. Люди внешние смотрят: живут православные так же, как и все, но очень борются за слова; значит, вся сила Православия — в словах… Вот такому представлению не должно быть места в деле катехизации, а охранители должны понимать, что миссионер и катехизатор имеют право на некое «пространство риска», чтобы быть адекватными сегодняшнему дню и сегодняшним людям. Катехизация не должна превращаться в словарь архаических выражений; говорить с людьми нужно так, чтобы они получили православный жизненный ответ на их сегодняшние нужды. Это ставит перед нами вопрос написания современных книг и пособий для катехизации — деятельность, к которой мы ещё, по сути, не приступали, но уже — давно пора.
V.
Итак, что нам делать, чтобы наша катехизация осуществляла себя именно как воспитание? Во–первых, каждому катехизатору необходимо озаботиться о том, чтобы драгоценная истина Православия выражалась в его жизни. Во–вторых, на мой взгляд — чуть меньше проповеди обрядов, дисциплины, исторической значимости земной Церкви и т. п., и гораздо больше внимания — Евангельской нравственности и повседневной духовной жизни. Наконец, в общем деле церковного просвещения — реализовывать катехизацию прежде всего как научение истинной жизни во Христе — в добре и милосердии, как освобождение человека от безумных и злобных стихий мира сего. Наконец, катехизация должна открывать людям Православие (ещё раз подчеркну — современным языком и адекватно сегодняшнему дню) не как отвлечённую доктрину, и не как всего лишь былое и нуждающееся в реанимации наследие народной жизни и не как перемещение в виртуальное прошлое. Подлинное православное христианство — это то, что реально, именно сегодня, даёт благодатную силу жизни людям, величайшая драгоценность на земле, вселенская неотмирная истина, путь к бессмертию и счастью во Христе, к единственно достойному человека существованию. Именно об этом мы должны свидетельствовать своей жизнью и словом проповеди.
КАТЕХИЗАЦИЯ МОЛОДЁЖИ
Никто не будет спорить, что катехизация сегодня — проблема номер один в нашей церковной жизни. Большинство людей, наполняющих наши храмы, имеет о православной вере смутные, ошибочные или крайне недостаточные понятия. Никакой системной катехизической деятельности в нашей Церкви не ведётся. Воскресные школы для детей и взрослых, беседы с прихожанами и проч. дают по большей части очень недостаточные знания, осложнённые совершенной неприложимостью полученной информации к современной жизни, или существуют формально (если вообще существуют); более глубокая катехизаторская и миссионерская работа остаётся уделом энтузиастов, действующих, как правило, без достаточной поддержки со стороны своего церковного начальства.
Особое значение в таких условиях приобретает миссия и катехизация в молодёжной среде. Вполне можно сказать, что если мы потеряем молодёжь, то мы потеряем Церковь, во всяком случае, как социально и культурно значимое явление в российской жизни. — Нельзя сказать, что катехизация «для взрослых» как–то принципиально отличается от таковой «для молодёжи»: она всегда есть научение истинам веры, — но есть определённая специфика катехизации, обращённой именно к молодым людям. Специфика эта определяется, с одной стороны, особенностями возраста — большей чувствительностью к поискам истины, прагматичностью (в хорошем смысле слова), непринятием назидательной риторики и проч.; с другой стороны тем, что молодежь более, чем зрелый человек, зависима от субкультуры, и, следовательно, приходится учитывать язык этой субкультуры. Соответственно этому можно определить задачи катехизации молодёжи, а потом поставить проблемы оной.
I.
Итак, задачи следующие.
1) Содействие воцерковлению человека. Оно требует:
а) Церковной образовательной и просветительской деятельности, которая должна соответствовать возрастным и индивидуальным особенностям, а также запросам времени. Нужно обратить особое внимание на адекватное разъяснение христианских ценностей в их иерархическом строе. Я не случайно говорю об адекватности, потому что одна из главных проблем современной церковной катехизации — что то, что говорится в воскресных школах, на многих приходских курсах и проч., никак не может быть выражено в реалиях современной жизни, и применено в ней. Подчас наоборот, из нашей катехизации можно сделать вывод, что нужно бежать сломя голову в леса и пустыни, уйти от современной жизни. Это, конечно, никак не может устроить большинство молодёжи, как раз выходящей в жизнь. Положительными результатами церковного просвещения можно считать приобретение человеком христианского мировоззрения и адаптация в современном социуме именно в качестве, с одной стороны, полноправного члена его, и с другой — православного христианина, чтобы люди могли приложить к жизни то, что получено ими в Церкви;
б) Осознанного и ответственного вступления в литургическую жизнь, которое включает в себя не только начальные дисциплинарные навыки воцерковления (какие молитвы читать, как готовиться к Причастию и проч.), но и приобщение к общинной жизни. Здесь мы видим большую проблему: общинной жизни в нашей Церкви, можно сказать, и нет, она очень мало востребована. Церковная жизнь сведена к богослужебной, вместо общинности главное для людей — индивидуальное освящение. Под этим стоит более глубокая проблема — подмена евангельской нравственности аскетикою. Это тема отдельного серьёзного разговора; но практическое выявление этой проблемы видится в том, что у людей не воспитывается христианская нравственность, которая, наряду с Евхаристией, созидает общину. От этого наша приходская жизнь весьма ущербна, и понятно, что это совершенно не может устроить именно молодёжь, с её тягой к общению и стремлением обязательно иметь свою субкультуру. Поэтому следующей чрезвычайно важной задачей является
2) Формирование православной детско–юношеской и молодежной среды. Этому способствует:
а) Внебогослужебное общение, которое может принимать самые разные формы: работа в творческих мастерских и студиях, разного рода клубах, что содействует культурному, эстетическому и физическому становлению детей и молодежи. Такая работа должна соответствовать возрастным особенностям и запросам времени. Здесь, конечно, всё упирается в пастырское усилие священнослужителей, которые занимаются молодёжью. Это непростая задача. Священнику надо хорошо знать и чувствовать реалии современного мира, современных людей и, исходя из этого, стараться очень разумно соблюдать меру, чтобы, с одной стороны, не превратить Церковь в гетто или этнографический музей, и с другой — не перейти грань евангельских ценностей в оценке, например, современной и молодёжной культуры, рок–музыки, кинематографа и проч. Крайне необходимо воспитывать у молодых людей христианскую нравственность: доброту, отзывчивость, понимание евангельской правды и умение постоять за неё, мужество и проч., а особенно — целомудрие, показывая его жизненность и красоту. При этом нужно решительно избегать назидательного тона, обязательно должны быть выстроены личные, любящие и уважительные отношения между пастырем и его подопечными. Особенно хочу подчеркнуть необходимость эстетического воспитания молодёжи, приобщение её к классической европейской и отечественной культуре. На мой взгляд, необходимы «культпоходы» в театры, концертные залы, картинные галереи и проч., с соответствующей разъяснительной работой. К сожалению, как я уже сказал, в нашей сегодняшней церковной жизни это — дело немногих энтузиастов; мы не имеем ни определённой методики, ни системных воспитательных разработок по современным молодёжным вопросам.
б) Приобщение молодежи к социальному, просветительскому служению, и вообще ко всякому созидательному труду, особенно же — к делам милосердия. Опыт показывает, что это — одно из самых трудных вещей. Тяжело бывает организовать даже какую–то разовую акцию — разнести, например, в близлежащей больнице к Пасхе подарки одиноким пожилым людям; а системную волонтёрскую работу организовать почти невозможно. Заслуживает внимания опыт сестричества блгв. царевича Димитрия при 1–й Градской больнице и нашего ЦДРМ.
в) Организация интересного и содержательного досуга и отдыха в рамках паломнических поездок, туристических походов, православных детско–юношеских и молодежных лагерей и т. д. Опять же, сошлюсь на опыт нашего православно–ориентированного лагеря «Звезда Вифлеема»; несколько лет его существования показывают, что в нём найдена оптимальная мера отдыха и труда, игры и ненавязчивой жизненной катехизации.
3) Социально–психологическая помощь и поддержка детей и молодежи.
а) Чрезвычайно важную роль в развитии человека играет, конечно, семья. Поэтому в молодёжной работе большое место должна занимать подготовка молодых людей к созданию здоровой семьи, рождению и правильному воспитанию детей. В наше время такая подготовка может осуществляться:
— созданием церковно–просветительских курсов, на которых желающие могли бы узнать о духовных основах семейной жизни и воспитания детей. Это, конечно, мало возможно на уровне каждого прихода; но на уровне благочиний вполне осуществимо;
— организацией консультаций с опытными священниками, психологами, педагогами, врачами и юристами. Средства на это должны быть запланированы в приходском бюджете;
— созданием семейных клубов, где молодые люди и молодые семьи могли бы общаться и помогать друг другу при поддержке и духовном руководстве опытных священников, педагогов и психологов.
б) С каждым годом возрастает поток людей, ожидающих от Церкви помощи в преодолении трудностей развития, воспитания и образования. Большой опыт в этих вопросах имеют светские специалисты (педагоги и психологи). Часто государственные и общественные организации социальной направленности, осуществляя коррекционные и реабилитационные программы, чувствуют необходимость ценностной ориентации человека, и при решении этих вопросов идут на сотрудничество с различными религиозными объединениями. Таким образом, для того, чтобы помочь людям в преодолении трудностей развития, воспитания и образования, Православной Церкви важно наладить совместную работу с подобными организациями. У нашего Центра, например, есть многолетний опыт такого сотрудничества, например, с фондом НАН, возглавляемым О.В.Зыковым. С другой стороны, возможно создание самой Церковью социально значимых программ и проектов с привлечением соответствующих специалистов. Подобная деятельность востребована обществом и в силу этого может даже подлежать государственному финансированию.
В рамках этой работы возможны:
— пастырские, психологические и педагогические консультации;
— индивидуальная и групповая работа по психологической коррекции и реабилитации и др.
в) Как особый род деятельности необходимо отметить помощь в преодолении алкоголизма, наркомании, психологического травматизма и последствий вовлечения в тоталитарно–деструктивные секты. Такая помощь должна быть комплексной и системной, что невозможно без привлечения опыта соответствующих государственных и общественных организаций. Поэтому необходимо совместными усилиями организовать:
— информационно–просветительскую деятельность;
— медицинские, пастырские, психологические, юридические и религиоведческие консультации;
— индивидуальные и групповые работы по реабилитации;
— поддержку и создание условий для деятельности групп самопомощи (анонимных алкоголиков, анонимных наркоманов и др.). Наш монастырь имеет успешный опыт сотрудничества с двенадцатишаговыми сообществами, и по благословению Патриарха в Москве при каждом храме могут быть организованы такие группы самопомощи.
II.
Перейдем к проблемам катехизации в молодёжной среде. Повторю, что эти проблемы относятся вообще ко всем, но для молодёжи они стоят наиболее остро. Наиболее распространённые ошибки сегодняшней проповеди следующие:
1. Благовествование о Христе и спасении в Нём, как о сути Церкви, подменяется «рекламой» внешней церковности. В основе её лежит мысль привести человека к Богу через обряд. Однако в действительности предпочтителен другой путь: от Христа и Евангелия — к церковному обряду, который только в этом случае осмысливается и наполняется реальным жизненным содержанием.
2. Создаваемый в массовом сознании образ Церкви очень часто не соответствует ее сущности и значению. Церковь имеет непреложное и определяющее значение в нашей жизни именно потому, что она Христова, а не потому, что она традиционна для России.
Эти две подмены — живого Христа обрядом и Церкви, как Тела Христова, национализмом — являются одной из причин, по которой у молодёжи имеет значительный успех протестантизм. Патриотизм и обряд — вещи важные и нужные, но они не могут занимать место Христа и Евангелия в Церковной проповеди.
3. Во многих случаях проповедь носит отрицательный характер. Акценты проповеди смещены на смерть, муки грешников, ад, бесов и их козни, запугивание антихристом и глобализацией. Христос в такой системе проповеди выступает не как Цель духовной жизни, а как, в лучшем случае, средство избежать всех этих ужасов. Проповедуется отказ от лжеценностей, а порой и от естественного устроения жизни; но при этом не разъясняется, ради чего отказываться, и что человек получает взамен. Такая проповедь не может быть успешной в молодёжной среде, которой нужен положительный идеал Истины, Любви и благобытия.
4. Часто реальность христианской жизни подменяется «лубком»; проповедник апеллирует не к Священному Писанию, не к догматическому и нравственному учению Церкви, но к малодостоверным преданиям и «негодным и бабьим басням» (1 Тим. 4, 7). Зачастую отсутствие исторического контекста в проповеди приводит к восприятию Предания Церкви как «сказки».
5. Нередко христианство и Церковь преподносятся исключительно как система запретов и долженствований. В этом случае отсутствуют уважение к личности и христианская свобода — Церковь нельзя проповедовать как казарму, где все обязаны «жить строем». Все внешние формы и правила должны подчиняться Евангельскому указанию: «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2, 27), что прекрасно выражено блаж. Августином: «в главном — единство, во второстепенном — свобода, и во всём — любовь». С другой стороны, проповедник призван четко чувствовать границы церковной традиции и не уклоняться в протестантизм.
6. Встречается подмена проповеди Христа призывами исключительно к социальной деятельности.
7. Неприемлемым для многих молодых людей является бытующее в православной среде отрицательное отношение к успеху в профессиональной деятельности человека. Под влиянием подобной идеологии молодые люди часто считают, что от них требуется отказ от полноценной жизни. Мы должны четко осознавать: христианство, говоря об отказе от мира (1 Ин. 2:15), требует отказа именно от греха. Повсеместно, в качестве идеала церковности, мирскому человеку предлагается монашеский или излишне аскетический образ жизни, что приводит в пределе к неприятию Церкви. В то же время истинно церковное мировоззрение ставит всю жизнь человека, в том числе и его профессиональную деятельность на очень высокий уровень — уровень служения Богу.
8. Наконец, весьма, увы, не часто можно увидеть пример истинно христианской жизни. Слова проповедников нередко расходятся с делами, чем в большинстве случаев и обусловлен неуспех проповеди, особенно в среде молодёжи, как наиболее чувствительной ко всякому лицемерию.
III.
Закончить мне бы хотелось вот каким наблюдением. Мне приходилось разговаривать с молодыми людьми, ушедшими из Православия к протестантам, и наоборот — от протестантов в Русскую Церковь. Все они в один голос сетовали на отсутствие общинности в нашей церковной жизни. Для бывших православных это оказалось настолько важным, что они предпочли искать её на стороне; а для воцерковившихся ребят, при всём осознании того, что в Церкви они обрели полноту Богообщения, не хватало общения человеческого, какое они имели в протестантизме. Давайте подумаем, нет ли у нас возможности воцерковить формы молодёжной протестантской работы? Это будет вполне в духе Церкви. Вспомним, как появились всеми любимые крестные ходы: свт. Иоанн Златоуст позаимствовал их у еретиков — ариан, чтобы отвлечь людей от их красочных процессий противопоставлением им таких же, но церковных. Почему молодёжь уходит от нас к протестантам, что их привлекает? Евангельские кружки, где изучается Слово Божие; специфически молодёжное общение — пение под гитару, «тусовка», говоря жаргонным молодёжным языком (причём, надо сказать, что это весьма целомудренная тусовка); наконец, готовность к взаимопомощи, реальные общинные добрые дела. Почему бы нам не делать также? Пусть при храмах будут и евангельские кружки, и возможность клубного молодёжного общения, и многое другое, что можно прямо позаимствовать из богатого протестантского опыта работы с молодёжью. Я думаю, православный молодой человек и одновременно любитель попеть под гитару скорее пойдёт в молодёжное собрание при храме, чем к протестантам… если, конечно, будет такая возможность. А если такой возможности нет, то путь ему один. Там его встретят с любовью и пониманием — дефицит этих качеств очевиден в нашей церковной среде… Так со многими и происходит. Я думаю, нам стоит задуматься об этом, и на уровне сначала приходов и благочиний, а затем уже и на общецерковном уровне, эти вопросы решать… а если мы их решать не будем, то, как я уже сказал, мы рискуем остаться в Церкви без молодёжи.
Поставленные проблемы требуют от нас двух вещей. Во–первых, изменение сознания с имперско–охранительного на адекватное, чтобы мы чувствовали себя и выявляли в жизни Христову Церковь, а не полуказарменное, архаично–этнографическое собрание долженствований и запретов. Во–вторых — средства… Напомню, что Патриарх Алексий неоднократно говорил, что молодёжная работа должна быть для всех пастырей и ответственных церковных лиц приоритетной, в том числе и в вопросе распределения средств. К сожалению, это указание Первосвятителя нашей Церкви, можно сказать, игнорируется и не выполняется… А начать, я думаю, нужно именно с этого; как только мы начнём реально заниматься с реальной российской молодёжью, то сама жизнь подскажет нам, какие формы молодёжной работы действенны, а какие нет, и у нас будет возможность выбрать наилучшее — при наличии заинтересованности и любви к молодым людям пастырей Церкви.
Примечания
1
Имеется в виду нравственно–назидательное руководство Св. Писанием. В области же догматически–богословской церковное святоотеческое толкование Писания необходимо (и единственно возможно).
2
Многие светские исследователи и писатели полагают, что такая социальная пассивность — глубинное свойство Православия, в отличие от «активного» Протестантизма. Не уверен, что это именно прямое религиозное следствие православного христианства; скорее наоборот — само русское Православие приобрело названное качество национального характера.
3
Из этого вовсе не следует, что я отрицаю чудеса. Главное чудо, настоящая, великая тайна — это отношения Бога и души, любовь Христова к человеку, Его забота, Его вразумление, Его руководство каждым из нас. Ради этого, чтобы привести к этому человека, дать ему некий первоначальный импульс веры (либо поддержать её), и совершаются (и будут совершаться в Церкви всегда) внешние чудеса; но они, при всей своей многочисленности и «эффектности», никогда не должны подменять и заслонять собою того главного смысла, ради которого они даются Богом; тем более нельзя приукрашивать или придумывать их.
4
Только ещё серьёзнее: если без обряда церковная жизнь невозможна, ибо в христианстве духовное выявляется в телесном, в материальном, и тот или иной обряд всё равно должен быть, — то мифы решительно противоречат самой природе Церкви,
5
«Что же, скажешь, неужели не должно ненавидеть даже врагов и язычников? Должно ненавидеть, но не их, а учение их, не человека, а порочную деятельность и развращённую волю. Человек — дело Божие, а заблуждение — дело диавола» (свт Иоанн Златоуст. Творения, т. 12, стр. 483. СПб, 1906).