«Однажды я бродил по Северному Кенсингтону, рассказывая самому себе о феодальных замках и осадах на манер Вальтера Скотта и пытаясь применить это все к окружающим домам. Я чувствовал, что Лондон слишком велик и бесформен для города в смысле цитадели; больше и бесформенней Британской империи. Вдруг что-то привлекло меня в пяти освещенных домиках, и, поглядев, я подумал, что их надо хранить и защищать, как деревушку в пустыне. Присмотревшись, я с радостью заметил, что в них есть все дары цивилизации, поскольку то были аптека, книжная лавка, бакалейная с булочной, кабачок, и, к моему восторгу, лавка древностей, сверкающая шпагами и алебардами, которыми можно вооружить тех, кто защищает священный квартал. Смутно подумав о том, как же им сражаться, я взглянул вверх и увидел вдалеке огромную башню, возле которой я родился. Тут мне пришло в голову, что, овладев ею, можно затопить всю местность; и грозным видением этих вод началась для меня история «Наполеон Ноттингхилльский».» — писал Честертон в своей «Автобиографии»

В послесловии к русскому переводу «Наполеону Ноттингхилльскому» роман характеризуется следующим образом: » В каждом из своих романов Честертон защищает символы старой добройАнглии. Роман «Шар и крест» он строит как воображаемый храм во славу доброгои несколько ироничного Бога, взирающего из заоблачных высот на туманныйАльбион; «Человек, который был Четвергом» отстаивает веселое жизнелюбие; с»Возвращением Дон Кихота» писатель связывает возрождение средневековогорыцарства и цехового ремесла; а «Перелетным кабаком» напоминает об уютнойтрадиции английских «inns» — подобия постоялых дворов с винным погребом ихарчевней. Но в самом первом своем романе Честертон расчищает место, гдепозже он разместит цех, кабак, церковь и веселого йомена. Место это онназывает Ноттинг-Хилл. Наполеон — император Франции; Ноттинг-Хилл — район Лондона. Зачемпонадобилось Честертону ссорить в романе гигантскую империю с тихимкварталом, сталкивать их армии да еще поручать оборону персонажу со стольнеприлично громким прозвищем? Английский читатель 1904 года, беря в рукиэтот «батальный» роман, думал не об обороне Ноттинг-Хилла, а о растущей вколониальных войнах британской империи: ведь война с бурами на юге Африки,где отличился коварством и жестокостью упоминаемый в самом начале романарасист Сесил Родс, едва отгремела. И в национальных героях по-прежнемучислился киплинговский колониальный солдат Томми Аткинс, преисполненныйпослушания и долга и готовый беззаветно служить короне. Но если порабощениемалых народов будет продолжаться дальше, считал писатель, то Англия самапревратится в громадное рабовладельческое государство, о которомпредупреждал еще X. Беллок в книге «Сервилистское государство». Чтобызащитить свободу, спасать нужно малый дом и защищать не империю и даже нестолицу империи, а квартал. И на защиту его следует поставить не безликого ипослушного Томми, а великого полководца из народных умельцев, под статьнаполеоновским маршалам. Поэтому — Наполеон, поэтому — Ноттингхилльский. Когда-то в детстве Честертон увлекался картами и на карте Лондонавычерчивал план обороны лондонских кварталов. В 1904 году эта оборонанаполнилась глубоким смыслом: в Ноттинг-Хилле войско ремесленников защищалоот будущих тоталитарных империй последний приют демократии.»