«Мертвые души» — величайшее творение Гоголя — и самое двойственное. Удивительная, совершенная по стилю (не самая ли эта красивая русская книга?) поэма представляет собой целую метафизику ада: мир-перевёртыш, бесовское измерение нашего, где чёрт-Чичиков (воплощение пошлости — чисто христианское понимания бесовщины как предела пустоты, скуки и бездарности) совершает нисхождение от маниловской пустой мечтательности, разрушающей бытие, до окончательной свалки, смерти бытия у Плюшкина. И вот, что самое удивительное: конфликт прекрасной формы поэмы с её предметом (адом) разрешается в пользу красоты творческим усилием Гоголя, его поэтическим словом: такова разгадка казалось бы абсурдного финала поэмы (Чичиков на тройке и знаменитый гоголевский гимн, появляющийся как бы ниоткуда). Уродство ада побеждается красотой («красота спасёт мир», как скажет другой христианский писатель). Неудача второго тома «Мёртвых душ», кажется, объясняется именно этим: победа добра уже достигнута, преображение уже свершилось (в окончательной смене перспективы самой поэмы с бесовской на поэтическую). Борьба в поэме идёт не за душу Чичикова (непонимание этого — причина неудачи самого замысла второго тома), а за то, какое видение победит: бесовское или райское.

Мочульский в книге «Духовный путь Гоголя» пишет о «Мертвых душах» (начиная с цитаты Гоголя): ««Как пустота и бессильная праздность жизни сменяется мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно. Не трогаются. Смерть поражает нетрогающийся мир. Еще сильнее между тем должна представиться читателю мертвая бесчувственность жизни. Проходит страшная мгла жизни и еще глубокая сокрыта в том тайна. Не ужасное ли это явление?.. При бальном…при фраках, при сплетнях и визитных билетах никто не признает смерти…» Эти удивительные слова дают нам ключ ко всей второй половине творчества Гоголя; первая половина заканчивается 35 годом, появлением «Миргорода» и «Арабесок». Она объединена лейтмотивом: вмешательство злых сил в жизнь человека. Вторая половина, с 35 года, может быть озаглавлена: «Мертвенная жизнь». В этом основная интуиция автора «Мертвых душ»: Гоголь-человек воспринимает ее как страх смерти, как отвращение перед всюду проникающим «запахом могилы»; Гоголь-художник воплощает ее в виде царства мертвых душ; Гоголь-христианин ищет спасения из этого ада у подножия Распятия.»

Подводя итог своих размышлений о Гоголе Мочульский пишет: «Попытаемся резюмировать «систему» Гоголя. Этическая гениальность автора «Переписки» заключается в небывалой силе и напряженности его нравственного сознания. Каждый человек обладает нравственной интуицией, различением добра и зла; у Гоголя она граничила с ясновидением, с пламенным вдохновением библейских пророков. У него было особое чутье, как бы особый орган восприятия зла в мире и в самом себе. Для него зло — не абстрактное понятие, а онтологическая сущность; он был подлинно и ортодоксально верующим человеком, а следовательно, реалистом. «Дьявол выступил уже без маски в мире» («Светлое Воскресение»). Эти слова нужно понимать в самом прямом смысле: если же не принять мистического реализма Гоголя, то уж дальше идти за ним нельзя. Тут основа всего его мировоззрения. Дьявол наводит сон на людей, околдовывает их скукой, пошлостью, тоской. «И непонятною тоскою уже загорелась земля; черствее и черствее становится жизнь; все мельчает и мелеет, и возрастает только в виду всех один исполинский образ скуки, достигая с каждым днем неизмеримейшего роста. Все глухо, могила повсюду. Боже, пусто и страшно становится в Твоем мире». Для того чтобы показать, как «пусто и страшно», и были написаны «Мертвые души».»