«Жизнь и учение старцев. Путь к совершенной жизни» Игоря Смолича — великолепный труд по истории русского старчества.  Смолич 15 лет работал с материалами по русской церковной истории. В процессе своей работы он понял, что предмет истории русского монашества почти не затронут. Так появились два труда, которые Смолич считал подготовительными к своему opus magnum, ставшие, однако, главными в его творчестве. «Русское монашество» — описывает, так сказать, «внешнюю» историю монашества, а эта книга — «Жизнь и учение старцев» — внутреннюю. Смолич начинает с зарождения русского монашества и заканчивает XIX веком — акцентрируя внимание на Серафиме Саровском и Макарии Оптинском.

Своему труду Игорь Смолич предпосылает такие слова: ««В действительности мне кажется искусством искусств и наукой наук руководить людьми, этими различными и разнообразными существами».

Эти слова св. Григория Назианзина изображают вкратце явление, довольно часто встречающееся в жизни Восточной Церкви и известное под именем старчества. Старчество возникло и развилось в связи с аскетическим воспитанием молодых монахов, для обучения их деятельному христианству.

В понятии «отречься от всего земного» нет отрицания мира. Это — основной вопрос, труднейший во всей христианской аскетике. Все средства, которые даются в руки ученика, должны иметь своей целью не полное умерщвление плоти, но ее преодоление и преображение. В аскетически–мистическом учении это названо ясно: «единение с Богом» и «обожение». Именно в таком состоянии аскет, полностью связанный с земными страданиями и уже стяжавший славу святого, должен снова вернуться в мир, чтобы служить своему ближнему, видя в нем такого же, как он сам, человека. В этом состоит конечная цель всех видов деятельного аскетизма.

Правильное обучение монаха, которое воспитывает будущего аскета, не может заключаться в полном отречении от самого себя, он должен сохранять все связи, свойственные общественной жизни в монастыре, и в особенности личное отношение к старцу. Конечно, кто достиг высочайших ступеней аскетизма, может сам в себе воспитать отшельника. Но пройти путь полного самоотречения дано только немногим избранникам, и если они служат образцом для других, то дают пример не отшельничества, а своих в одиночестве воспитанных добродетелей.

Монастырь возник из идеи спасти себя, из желания любви к Богу и к людям, а не из самостоятельных побуждений достичь спасения. Обе цели взаимно связаны. Аскет VII в. авва Дорофей представил эти задачи в таком сравнении. Наша жизнь, говорил он, есть не что иное, как путь к совершенству, к достижению любви, происходящей от наших отношений к Богу и к ближним. Если взять Бога как центр круга, то наш путь к Богу идет по радиусу, и в какой степени мы приближаемся к центру, то есть к Богу, в той же степени мы приближаемся друг к другу. Любовь к Богу обусловлена нашей любовью к ближнему и наоборот. Житие старцев, прошедших все ступени христианского аскетизма, есть, быть может, лучшее подтверждение этого срав–аения аввы Дорофея, ибо старцы жили и действовали в духе любви к Богу и ближним.»