Собрание творений преподобного Епифания Премудрого: «Житие преподобного Сергия», «Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа», «Письмо к Кириллу Тверскому». Три великих текста о трех великих людях (с каждым из которых Епифаний был знаком лично): Сергии Радонежском, Стефане Пермском, Феофане Греке. Творения Епифания Премудрого — вершина древнерусской литературы. Шедевры житийной литературы (не говоря о их духовной значимости) торения Епифания стали образцом литературы, которую мы теперь знаем как «плетение словес» (это, кстати, выражение Епифания). Значимость написанных Епифанием Премудрым житий заключается еще и в том, что они — свидетельства очевидца. Епифаний был учеником обоих своих «героев» — и Стефана и Сергия. Был близко знаком с Феофаном Греком.

«Житие преподобного Сергия». Читая это житие можно заметить как понятие о святости затмевается со временем. В «Житии преподобного Сергия» мы не найдем ни Пересвета с Ослябей, ни Дмитрия Донского: настоящая святость далека от картонного патриотизма. Будучи учеником преподобного Сергия, Епифаний Премудрый начал собирать материалы через год после его смерти, а кончил написание около 1417—1418 годов, через 26 лет по смерти Сергия. Федотов характеризует «Житие преподобного Сергия» следующим образом: «бессильный в изображении духовной жизни святого, биограф дал точный бытовой портрет, сквозь который проступает внутренний незримый свет». Н. Ф. Дробленкова пишет о литературной составляющей жития: «С присущей Епифанию тщательностью он писал его на основании подобранных им в течение 20 лет документальных данных, сделанных им записей («свитков» «запаса ради»), своих воспоминаний и рассказов очевидцев. Владея святоотеческой литературой, библейскими книгами, византийскими и русскими агиографическими сочинениями, историческими и иными материалами (среди источников Ж. исследователи называют жития Антония Великого, Феодора Эдесского, Николая Мирликийского и др.) и органически усвоив традиции южнославянской и русской агиографии, Епифаний мастерски применил в Ж. риторически изощренный стиль «плетения словес», с присущими ему цепочками разнообразных эпитетов, сравнений, обилием риторических фигур, сочетая при этом стилистическую изысканность с ясностью и динамичностью сюжетного развития и подчас с необычайно простым языком, близким к бытовому разговорному.»

«Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа». Создано Епифанием Премудрым вскоре после смерти Стефана Пермского. Узнав о смерти Стефана Пермского, Епифаний стал всюду собирать сведения о нем, значительно расширив их собственными воспоминаниями, а затем приступил к созданию жития. Т. Р. Руди пишет об этом житии: «Житие Стефана Пермского, просветителя коми-зырян и первого пермского епископа, являет собой один из самых высоких образцов панегирического, экспрессивно-эмоционального стиля или стиля «плетения словес», как определил свою художественную манеру сам Епифаний. Имея целью прославить и возвеличить деяния святого подвижника, уподобившегося в своем апостольском служении великим христианским миссионерам, Епифаний прибегает к особым литературным и языковым приемам: повествование насыщено многочисленными, нанизывающимися одно на другое сравнениями, длинными рядами метафор, амплификациями (нагнетанием однородных частей речи или языковых средств: определений, синонимов, противопоставлений и т. п.). Созданные таким образом орнаментальность, торжественность и изощренность стиля были призваны отразить особую, неземную, сущность святого и величие его подвига.» Федотов акцентирует внимание на следующем: «одной из особенностей этого жития является отсутствие типично аскетических подвигов и поучений – вплоть до самой кончины святого. Культурно-миссионерский труд, связанный с делом любви, покрывает все. […] Епифаний (то есть, конечно, сам Стефан, идею которого выражает биограф) смирил себя и свое национальное сознание перед национальной идеей другого – и сколь малого – народа.»

«Письмо Епифания Премудрого к Кириллу Тверскому». Это письмо одно из немногих свидетельств отношения людей XV века к иконописи, шире к искусству. По мимо прочего — апология творческой свободы. Содержит ценные подробности о биографии Феофана Грека, его искусстве. Г. М. Прохоров пишет об этом письме: «Живя в Москве, Е. П. был знаком с Феофаном Греком, любил к нему ходить беседовать, и тот, как он пишет, «великую к моей худости любовь имеяше». В 1408 г., во время нашествия Едигея, Е. П. со своими книгами бежал в Тверь, где нашел покровителя и собеседника в лице архимандрита Спасо-Афанасьева монастыря Корнилия, в схиме Кирилла. Спустя шесть лет архимандрит Кирилл вспомнил о виденных им в Евангелии Е. П. четырех необычных миниатюрах с изображением константинопольского храма святой Софии («воспомянул ми в минувшую зиму», — пишет Е. П.). В ответ на это в 1415 г. Е. П. и написал ему свое послание, сохранившееся в единственном списке — ГПБ, Солов. собр., № 1474/15, л. 130—132 (XVII—XVIII вв.). В этом послании или отрывке, озаглавленном «Выписано из послания иеромонаха Епифания, писавшего к некоему другу своему Кириллу», речь идет о Феофане Греке как об авторе рисунка, скопированного Е. П. в своем Евангелии и заинтересовавшего Кирилла. Е. П. высоко оценивает ум, образованность Феофана и его искусство. Только из этого послания известно, что Феофан Грек расписал более сорока каменных церквей в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, Великом и Нижнем Новгородах, в Москве, а также «каменную стену» (казну, полагает Н. К. Голейзовский) у князя Владимира Андреевича к терем у великого князя Василия Дмитриевича. Е. П. отмечает также необычайную свободу поведения художника во время творчества, — что он, работая, никогда не смотрел на образцы, беспрестанно ходил и беседовал, причем ум его не отвлекался от его живописи. При этом Е. П. иронизирует над скованностью и неуверенностью «нециих наших» иконописцев, неспособных оторваться от образцов. В этом письме Е. П. между прочим называет себя «изографом», а из того факта, что он скопировал рисунок Феофана Грека, ясно, что по крайней мере книжным графиком-миниатюристом он был.»