Дневник послушника Николая (Беляева), будущего оптинского старца и исповедника преподобного Никона — уникальный документ. Дневник Никона Оптинского открывает нам сокровенные страницы начального этапа духовного становления старца, великого святого — действительно редкий случай. На страницах этого Дневника читатель встретит прежде всего две фигуры — самого послушника и его наставника — Варсонофия Оптинского (Дневник содержит много наставлений этого старца). Этот Дневник писался в первые три года пребывания будущего старца Никона в Оптине — 1907-1910 гг. Дневник состоял из трех тетрадей: последние две и начальные страницы первой утеряны. Ко всему прочему, издатели Дневника Никона Оптинского сочли уместным не публиковать «второстепенные подробности», записи «сугубо личного характера», «некоторые суждения преп. Варсонофия, которые […] не вполне согласуются с опытом большинства православных святых» и «те места, в которых мысль автора выражена недостаточно внятно».
Послушник Николай Беляев, будущий оптинский старец Никон в своем Дневнике в частности писал: «Знаю по себе: хочу и не могу сделать добро, делаю зло. Я даже не могу отличить белого от черного — зла от добра. Жалкое, ужасное состояние, в котором только и может помочь молитва, молитва покаянная. Да, я вижу единый исход из моего положения — это покаяние и приобщение Святых Таин. Прежде должен очистить себя покаянием, а затем принять в себя Тело и Кровь Христа. […] Я не имею в себе жизни, теперь это мне вполне понятно. Я ни разу не говел, не исповедовался, не приобщался. Ни разу. Это ужасно. Что толку, что я каждый год ходил говеть? Какой смысл в таком говении? Еще в прошлом году я, пожалуй, молился, когда приступал к Чаше, но этого далеко недостаточно. Я помню, мне жалко было расстаться с миром, с плотскими наслаждениями, да я и не хотел вовсе с ними расставаться. А это разве покаяние? Нет, тут только одна форма, внешняя сторона. Так не должно быть!Теперь я решил исправиться, хочу переменить жизнь и, кажется, хочу искренно. Если так, то для меня теперь имеет смысл говеть, ибо я намерен говеть по–настоящему, как следует. Я даже надеюсь, что это послужит основанием в моей дальнейшей жизни и деятельности. Я еще хотел в Рождественский пост говеть, но прозевал; да и мои теперешние мысли тогда едва нарождались. Завтра (впрочем, это будет сегодня), если даст Бог, я пойду к батюшке [Варснофию Оптинскому], поговорю, авось разъяснит хоть немного, да, как человек уже пожилой и, по–видимому, искренно верующий, даст, может быть, добрый совет.»