«Человек, который был Четвергом» Честертона — один из самых известных романов английского классика: гротеск, фарс, эксцентричность, парадоксальность, захватывающий сюжет и неожиданная концовка (все это позволило Борхесу провести странное сравнение Честертона с Кафкой). Дмитрий Быков в своей статье о Честертоне определяет роман «Человек, который был Четвергом» как «гениальное произведение».

Наталья Трауберг писала в послесловии к роману Честертона: «»Человек, который был Четвергом» (1908) считается лучшим романомЧестертона. Однако именно его почти всегда воспринимают как чистуюэксцентрику. Здесь, у нас, в 20-е годы это дошло до полного абсурда,особенно — в инсценировке Таирова, и Честертон печально писал, что принятьроман против анархистов за апологию анархии — это слишком даже длябольшевиков. Объяснять и доказывать трогательность и мудрость какой бы то ни былокниги по меньшей мере глупо. Сделаем иначе: чтобы избежать слепых пятен,замедлим чтение там, где Сайм думает и «шарманочном люде»; там, где онвидит, не глядя, миндальный куст на горизонте; там, где доктор Булль жалеетПонедельника или говорит «Мне ли не знать, я сам вульгарен!»; там, наконец,где, отвечая Грегори, Сайм рассуждает о «свободе и одиночестве изгоя».Особенно важен разговор с человеком в темной комнате. Стыдно писать такиеслова, но ведь это — точнейшее определение Церкви. («Я не знаю занятия, длякоторого достаточно одной готовности». — «А я знаю. Мученики».) Сам парк, Сохо, Лестер-сквер, переулки у реки — реальней настоящегоЛондона. Когда через 52 года после того, как прочитала книжку, я увидела их,они оказались такими, как там, а не такими, как на фотографиях. Можно ограничиться удивительной красотой этого «сна», но жалко, если мыне пройдем с Саймом его путь. Часто мы делаем почти то же самое, что он илиБулль, и нам, как им, намного легче, если мы не одни.»