Если же и говорится иногда, что человек — из одного естества, то в таком случае название естества берется вместо названия вида. Например, когда говорим: человек не отличается от человека никакою разностью естества, но так как все люди имеют совершенно одинаковый состав, будучи сложены из души и тела, так что каждый обладает двумя естествами, — то все подводятся под одно определение. И это не странно, так как священный Афанасий естество даже всех тварей, как сотворенных, назвал единым. В слове своем против хулящих Духа Святаго он говорит: а что Дух Святый выше твари, отличен от естества тварного бытия, принадлежит же Божественной природе — можно понять из следующего. Все, что усматривается совместно и во многих вещах, и не находится в одной из них в меньшей, а в другой — в большей степени, — называется сущностью. Посему, так как всякий человек составлен из души и тела, то в этом смысле и говорится, что естество людей — одно. В отношении же к лицу Господа мы не можем говорить об одном естестве, ибо и после соединения естеств каждое из них сохраняет свое естественное свойство, а нет родового понятия — «Христос», так как не было другого Христа — из Божества и человечества, вместо Бога и человека¹⁵⁶.

Далее. Выражение: «едино», в отношении к родовому понятию человека означает совсем не то же самое, что оно означает в отношении к сущности души и тела. В самом деле, в отношении к родовому понятию человека слово: «одно» указывает на то, что во всех людях совершенно сходно. В отношении же к сущности души и тела выражение «одно» разрушает самое бытие их, доводя их до совершенного уничтожения, потому что или одно превратится в сущность другого, или из обоих произойдет нечто иное и оба они изменятся, — или же, пребывая в своих собственных пределах, они останутся двумя естествами, так как, в отношении сущности, тело не одно и то же по сравнению с тем, что бестелесно. А поэтому, если мы и говорим об одном естестве человека — не в смысле тождества существенного качества души и тела, но в том смысле, что неделимые, составляющие один вид, имеют в себе и нечто неизменное, — то вовсе необязательно говорить об одном естестве и во Христе, ибо в отношении ко Христу нет родового понятия, которое обнимало бы собою многие неделимые.

Сверх того, о всяком сложном предмете говорится, что он состоит из таких элементов, кои ближайшим образом входят в его состав. Так, мы не говорим, что дом сложен из земли и воды, но — из кирпичей и бревен. В противном случае и о человеке пришлось бы сказать, что он состоит из пяти — по крайней мере — естеств, именно: из четырех стихий и души. Так и во Господе нашем Иисусе Христе рассматриваем не части составных Его частей, но (только) части, ближайшим образом вошедшие в состав (Его личности) — Божество и человечество.

Притом, если, говоря, что в человеке — два естества, мы вынуждались бы признать во Христе три естества, то и вы также, утверждая, что человек — из двух естеств, должны будете учить, что Христос — из трех естеств. Подобным образом должно сказать и о действованиях, потому что необходимо должно быть действование, соответственное естеству. А что человек называется и есть из двух естеств, свидетельствует Григорий Богослов, говоря: «Бог и человек — два естества, так же как — и душа, и тело». И в слове о крещении он говорит следующее: «так как мы двойственны — из души и тела, причем одно естество — видимо, другое же — невидимо, то и очищение — двояко, а именно — водою и духом»¹⁵⁷.