Здесь необходимо опровергнуть очень распространённое мнение, что священник – это «посредник» между человеком и Богом, и что, собственно, из этого факта «посредства» и проистекает священническая власть. Это совершенно неверно. В Церкви общение человека и Бога совершается непосредственно, во Христе, Духом Святым. Суть же пастырского служения – не посредство, а педагогика: приведение человека ко Христу и помощь ему в возрастании в жизни во Христе через точное проповедание Евангелия и правое преподание Таинств. Пастырь есть друг Жениха, говоря Евангельскими словами (Ин. 3, 29), и только лишь «свидетель»³⁴, а не распорядитель над людьми.

Таким образом, власть священства, в точном соответствии с Евангелием (кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. – Мк. 10, 43-44), оборачивается ответственностью перед Богом, обязанностью пастыря самому познать веру, которой он будет учить других; самому идти путём заповедей Христовых, примером воодушевляя паству, помогая ей от опыта, а не от поверхностно прочитанных книг; самому понять смысл Таинств и заключённое в них богообщение, и сознательно преподавать их другим. Наконец, священник должен очень хорошо осознавать и чувствовать, что власть эта – не его, а Христова, данная ему Церковью не для извлечения выгод или для того, чтобы ставить сомнительные «духовные» эксперименты на доверяющих ему людях, исходя из своих представлений о Христе, Церкви и духовной жизни, – а для того, чтобы он даром священства служил христианам в духе Церкви и от лица её. Из этого и нужно исходить, говоря о власти священнодействовать и учить. Совершает Таинство Церковь руками священниковыми; но руки должны быть чисты. Учение веры и благочестия содержит Церковь, и задача священника – донести его в целости и неповреждённости до своей паствы; но для этого пастырь должен сам идти путем христианской жизни и примером своей жизни в первую очередь (и лишь во вторую – словами) вести людей ко Христу.

И здесь перед нами встаёт ряд практических вопросов о норме отношений пастыря и паствы. Норму эту, как и всё в Церкви, даёт нам откровение Божие – Священное Писание. Мы сказали, что Господь дал власть Своим Апостолам и их преемникам, епископам и священникам, строить и хранить Церковь. Власть эта (ещё раз подчеркнём: власть не в мирском смысле, но в духовном – власть служения и проповеди) хранится в Церкви и передаётся в Таинстве Священства. Церковь – ковчег спасения; следовательно, необходимо быть в союзе с нею, а это значит, что необходимо послушание Церкви и её уполномоченным служителям – пастырям. Повинуйтесь наставникам вашим, и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчёт; чтобы они делали это с радостью, а не воздыхая, ибо это для вас не полезно (Евр. 13, 17), пишет Апостол.

Именно через послушание пастырям христиане состоят в богоустановленном церковном чине. Но такое положение дел налагает на священника, как мы только что сказали, чрезвычайную ответственность: за каждую душу, к нему относящуюся, он даст отчёт Богу. От пастыря требуется прежде всего осознание этой ответственности: внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе кровию Своею. Ибо я знаю, что по отшествии моём войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте (Деян. 20, 28-31), наставляет пастырей Апостол Павел; а Апостол Пётр подытоживает: Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых, и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите Божие стадо, какое у вас, назирая за ним не принуждённо, но охотно и Богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду; и когда явится Пастыреначальник, вы получите неувядаемый венец славы. Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов. Служите друг другу каждый тем даром, какой получил как добрые домостроители многоразличной благодати Божией, дабы во всём прославлялся Бог через Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь (1 Петр. 5, 1-5; 4, 8-11). Лучше не скажешь. Всё учение Церкви о пастырстве – в этих словах.

Но есть в Евангелии ещё один текст, который, казалось бы, опровергает значение вышесказанного: Не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братия. И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос. Больший из вас да будет вам слуга: ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится (Мф. 23, 8-12). Как всё это понять? С одной стороны, очевидна необходимость священства для того, чтобы получать благодатное освящение в Таинствах и научаться истинам веры и благочестия. Мы видим, что таков изначально чин Церкви, установленный Апостолами. С другой стороны – эти слова Христа: «не называйтесь учителями, отцами и наставниками»?

Здесь дело вот в чём. Господь с особой силой подчеркивает то, о чём мы уже сказали – что священник не является и не может являться отцом, учителем и наставником самим по себе: всё его учительство и наставничество тогда и только тогда становится действенным, когда он учит о Христе, наставляет ко Христу, является, по выражению митрополита Антония Сурожского, устами Христа, глазами Его, ушами Его, руками Его. И когда мы называем такого пастыря «отцом» – мы в его лице так называем Самого Господа. Если священник забывает об этом, если он делами и словами учит не учению Христа и Его Церкви, а тому, что он сам считает истиной, своим представлением о христианстве – то он не пастырь, а «лютый волк», по выражению Апостола Павла (Деян. 20, 29). В таких случаях священник начинает повелевать, а не служить, влагать в людей свои понятия о Боге и Церкви, отвращая их тем самым от истины, и губить их, а не спасать. Спасение – ещё раз повторим – в приобщении Христу посредством точного усвоения Евангельского (а не какого-то иного) учения и жизни по нему и правого приобщения Таинств. И только такой священник становится истинным пастырем и отцом, который приводит человека ко Христу, а не к себе. Об этом и говорят тексты Священного Писания, нами приведённые.

И здесь мы видим две основные ошибки, которые в сегодняшнем православном обиходе искажают богоустановленный чин пастырства и делают духовнические отношения явлением, вызывающим порой нарекания на Церковь. Первая ошибка – неверное, магически-автоматическое восприятие благодати священства. Вторая – такое же, магически-автоматическое восприятие подвига послушания.

Среди церковных людей весьма распространено представление, что благодать священства действует «автоматически». Некоторый повод дает к этому уже упоминавшееся нами обстоятельство – что Таинства совершаются священником в силу законного уполномочивания Церкви, независимо от его нравственного состояния. Появляется соблазн распространить это уникальное в своём роде обстоятельство и на другие сферы действия священства. Отсюда выходит, что многие – и пастыри, и паства – начинают думать, что достаточно только рукоположения как такового; после него всё, что говорит священник, диктуется ему с небес, всё, что он делает – безукоризненно, в силу действия благодати священства самого по себе, а малейшее сомнение в этом есть «хула на Духа Святого». Это и есть магическое восприятие Таинства. Благодать священства (как и всё в Церкви) действует только тогда, когда ей содействуют; она не действует магически – и более того: когда к благодати Божией относятся язычески-потребительским образом, она таким подходом оскорбляется, попирается, и служит так воспринимающим её людям в суд и осуждение.

Необходимы собственные усилия священника в раскрытии спасительного действия благодати священства. Благодать эта подаётся ему общим церковным порядком – как семя, как то, что он должен развивать своим трудом. В самом деле, если человек гордый, глупый, невежественный, невоспитанный – никакой дар Божий автоматически не превратит его в смиренного, тактичного, просвещённого. Он должен потрудиться над этим сам; а Господь Своею благодатью будет ему в этом помогать, немощное укреплять, недостающее восполнять – но при непременном условии личной духовной и нравственной деятельности. Для этого нужно и должное образование; необходимо и правильное руководство со стороны старших, более опытных, чтобы новорукоположенный пастырь не «варился сам в себе», а воспитывался в духе Церкви; немалую пользу может оказать и просто общее нравственное, интеллектуальное и культурное воспитание. Сейчас пастырь не может быть «от сохи»: ему нужно быть культурным и образованным человеком (уже не говоря о том, что священник должен быть образцом воспитанности и порядочности). К сожалению, часто приходится встречаться с противоположными взглядами: считается почему-то, что как только человек вошёл в Церковь, ему нужно отбросить всю культуру, вежливость, уважение к другим людям, порядочность, тактичность, деликатность как «мирское», «грешное», «фальшивое» и «лицемерное», и жить только «духовным». Но нельзя построить чердак, не положив фундамента и не выстроив этажей; так же не может быть никакой духовности, если человек не состоялся как просто нравственная личность. Вообще, надо заметить, труднее всего быть просто нормальным человеком: это требует от православных, как показывает опыт, самых больших усилий… Итак, если пастырь сам не изучит веру Церкви, сам не будет жить по заповедям Христовым, а будет рассчитывать на действие благодати «само по себе», то он станет не пастырем, а требоисполнителем, или, другими словами говоря, жрецом, совершающим требуемые от него действия, воспринимаемые магически; и, конечно, никого и ничему научить не сможет.

То же можно сказать и о послушании, которое в этой системе взглядов воспринимается как «обратная сторона процесса»: автоматически действующая благодать священства, якобы сама по себе наставляющая человека, требует слепого нерассуждающего послушания, действующего также автоматически. При этом личные нравственные усилия (и вообще всё личное) излишни, а результат гарантирован в силу самого факта послушания. Ярко иллюстрирует такой подход следующее широко распространённое в православном обиходе мнение: «пусть батюшка не разумеет тот или иной вопрос, но за моё послушание Бог ему всё откроет; и если я без рассуждения поверю его указаниям, то независимо ни от чего благодать приведёт меня к положительному результату». Но это типичный пример магического подхода к духовной жизни. Господь ведь не сказал: «Если есть два слепых, но второй верит, что первый не слепой, то первый упадёт в яму, а второй за эту веру не упадёт». Нет, Господь сказал с полной ясностью и определённостью: если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму (Мф. 15, 14). Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что факт веры сам по себе ещё ничего не говорит; главное, во что мы верим. Вера в истину спасает, а вера в ложь, пусть даже и выглядящую благочестиво – губит.

Очень важно: в Церкви нет ничего слепого и автоматического. И послушание тоже никак не может быть таким; оно не должно противоречить Священному Писанию и учению Церкви. Слушать нам надлежит Христа – послушание Ему только и может быть абсолютным; слушать мы должны Церковь (но опять же – Церковь, а не то, что тот или иной пастырь от невежества или от своих страстей и немощей считает Церковью); но ни Христос, ни Его Церковь никак не требуют от нас ничего нерассуждающего, автоматического и слепого. Послушание есть добродетель производная; оно вытекает из взаимной любви и уважения пастыря и паствы, и является естественным выражением того, что старшие в Церкви помогают младшим, заботятся о них, как бы «несут их на себе». Всякое послушание нужно испытывать по его плодам, в соответствии с евангельскими словами – по плодам их узнаете их (Мф. 7, 16); плод же этот – христианская жизнь, зрелая, ответственная и самостоятельная. Также нельзя путать послушание и церковную дисциплину. Часто эти понятия смешивают, и тогда происходит подмена: вместо послушания Церкви – рабство у человека.

Причиной «магически-автоматического» подхода к благодати священства и к послушанию является, с одной стороны, нежелание нравственно трудиться, и даже неосознание необходимости этого; с другой – безответственность, боязнь христианской свободы, стремление переложить ответственность за свою жизнь на плечи другого, неумение свободно и сознательно строить свою духовную жизнь. И здесь опять нужно напомнить, что христианство есть синергия, сотворчество Бога и человека, сотворчество людей в Церкви, старших и младших, каждого в своём чину, на своём месте, и всё это – во Христе, в Духе Святом, для созидания тела Церкви в любви, для спасения и жизни вечной (Еф. 4, 16). И в этой благодатной реальности нет и не может быть насилия, господствования одних над другими, подавления личности, превозношения и чванства и всяческой несвободы, выражаемой в том числе в магическом восприятии пастырского служения.

Как же в свете всего вышесказанного должны строиться отношения паствы и пастыря? Сначала, когда человек только входит в Церковь, ему желательно найти пастыря, духовника, с которым он сможет обговаривать свою жизнь достаточно подробно. Это нужно для того, чтобы человек правильно воцерковился, не заблудившись в дебрях псевдоцерковности. Этот процесс совершенно подобен воспитанию малого дитяти: его нужно научить ходить, разговаривать, читать, жить в социуме. Так и новоначальный христианин должен быть научен, как молиться, как исполнять церковный чин, что и как читать, как строить жизнь по началам благочестия и т. д. Духовник здесь выступает как заботливый опекун, воспитатель, педагог, имея целью, чтобы сегодняшний новоначальный развился в сознательного христианина, приобщённого духовной жизни Церкви, ответственного и самостоятельного. Дух этого опекунства – уважение и любовь пастыря к новоначальному христианину, выявление Церкви не как схемы, а для каждого человека лично, применяясь к его устроению; со стороны же новоначального – доверие и послушание.

Когда период новоначалия кончается, то отношения с пастырем меняются: они становятся отношениями совета, взаимного шествия по пути христианской жизни, взаимного, как бы уже «на равных», доверия, уважения, сотрудничества. И здесь нужно избегать распространённой ошибки – когда новоначальнические отношения излишне затягиваются и превращаются в некое рабство у пастыря. Нелепо, когда после пятнадцати лет духовных отношений христианин караулит священника, чтобы спросить его, можно ли ему завтра поехать на дачу или сократить в случае усталости правило. Не делайтесь рабами человеков, увещевает нас Апостол Павел (1 Кор. 7, 23). Христианской жизнью нужно жить самим. Святитель Феофан Затворник удачно сравнивал духовника со столбом с указателями, стоящим на перепутье; а путь никто другой, кроме самого идущего, за него не совершит. Вообще говоря, пастырю принадлежит лишь право совета – большего в новоначалии, более свободного – во «взрослом» христианском состоянии; но принимать решения и строить свою жизнь должен каждый христианин сам. Атмосферу же, в которой совершаются духовные пастырские взаимоотношения, должны составлять взаимные доверие и любовь, взаимное рассуждение, и никогда – не подавление, не командование, не манипулирование, не потребительский подход.

Но вот вопрос – где же взять такого пастыря? И как вообще искать себе духовника? Мы описали идеальное положение вещей – что пастырь должен смиренным, тактичным, мудрым и гибким служителем Христа Спасителя, усвоившим учение и дух Церкви, чтобы живо и творчески, а не формально и схематически, дать доверившейся ему душе то, что Христос хочет дать именно этому человеку. Но все люди, и пастыри в том числе, далеки от идеала, только лишь ищут его, все немощны, слабы, грешны. Все мы в этой жизни должны со снисхождением терпеть друг друга, носить немощи и тяготы ближних – и пастырей в том числе. Поэтому к поискам и выбору духовника нужно отнестись с большой серьёзностью и испытанием. На практике это осуществляется так: у одного батюшки поисповедаться, у другого, послушать, что говорит один, другой, третий – и прилепиться к кому лежит сердце, а главное – от кого есть польза для души. Это должно быть поставлено во главу угла. Здесь нужно избегать всякого нездорового мистицизма. Часто спрашивают: можно ли менять духовника, если нет пользы душе от общения с ним, не грех ли это? Конечно, можно; в этом, как и во всех церковных действиях, не должно быть ничего «автоматически-магического». Выбрать духовника – это не в клетку попасться, а именно искать духовной пользы и духовного плода. Тут может быть и долгая история, и нужно молиться, чтобы Господь дал духовника; не все и находят, ограничиваясь исповедью одному и тому же батюшке, без каких-то глубоких отношений.

Если же говорить о критериях, которым должен отвечать духовник, то главное здесь – способность священника к диалогу, когда он воспринимает пришедшего к нему человека не «сверху вниз», и не через ворох церковных схем, а непосредственно, как уникальную и богоподобную личность, пришедшую ко Христу, во всей сложности его индивидуальных внутренних и внешних обстоятельств. Чрезвычайно важны и педагогические способности духовника, чтобы он мог помочь человеку найти себя во Христе и в Церкви. Если нам посчастливится найти такую духовную атмосферу во взаимоотношениях с пастырем, тогда и благодать священства, и послушание обретут ту почву, на которой они смогут правильно развиваться. Противоположная ситуация – когда священник за Бога решает и точно «знает» всё, относящееся до человека, и своим священническим авторитетом подавляет его. Обычно такое настроение называется и считается особою «духовностью»: но такой духовности, результат которой всегда бывает плачевным, необходимо всячески избегать: это – фарисейство. Нужно смотреть, какого духа священник. Если он начинает пугать бесами, требует, что надо ехать на отчитку, начинает, без всякого желания и согласия на то людей, интересоваться интимной стороной их жизни, или, как мы уже говорили, навязывает нечто авторитарное, противное Церкви – то от такого «пастыря» нужно мягко, деликатно, но решительно удалиться.

И ещё одна тема требует рассмотрения в связи с разговором о Таинстве Священства. Это одна из серьезнейших проблем современной церковной жизни – старчество и младостарчество. В этой теме, как в фокусе, собираются и заостряются те вопросы, которые мы рассматриваем.

Мы увидели, что есть в Церкви богоустановленная иерархия, которой вручена благодать Святого Духа – освящать людей Таинствами и научать их истинам веры и нравственности. Научение это, не говоря уже об основной задаче иерархии – совершении Таинств – происходит от лица и по уполномочиванию Церкви, не вяжет и не подавляет свободу человека, совершается в духе любви; пастырство – это совет, совместное движение старших и младших в Церкви ко Христу. И казалось бы, это – очень много; но людям этого оказывается мало. Им недостаточно пастырей Церкви и пастырского руководства; им подавай нечто большее и высшее – старцев. Спрашивается: почему? Давайте разберёмся.

1) Мы уже указали на распространённый соблазн сложить с себя ответственность за свою жизнь, за своё мировоззрение и поступки. Но в подлинно церковных духовнических отношениях такого быть не должно. Пастырь Церкви может только посоветовать то или иное; думать и делать человек обязан сам – и только сам. Многие не хотят думать: им проще найти человека, который бы им сказал: «делай так и так» – и не думать ни о чём. И, соответственно, никакой ответственности: я делаю только то, что старец благословил, он и отвечать будет. Спрос такого рода, поскольку он есть, рождает предложение – и старцы появляются во множестве. Их и называют «младостарцами» – не по возрасту, а по минимальному духовному церковному опыту, а то и просто по отсутствию такового. Недавно, что называется, «вылупившись из яйца», не пройдя самим делом христианской жизни, ничего не зная и не понимая в Церкви, они с удовольствием начинают властительски распоряжаться людьми, спекулируя на духовных понятиях. И, кстати говоря, здесь-то и проявляется настоящий «экуменизм». Это явление свойственно всем религиям: везде есть гуру, старцы, шейхи, цадики – названия разные, суть одна: одни – посвящённые, «знающие тайны», другие – безмолвно внимающие и слушающиеся. Какая основа этих спекуляций, на какой идеологии это явление держится?

Старец, с церковной точки зрения – христианин, который в результате длительной и правильной духовной церковной жизни стяжал личные дары Духа, прежде всего, дар духовного рассуждения, с которым всегда связан дар некоторой прозорливости. Старец, проще говоря, это святой; если он известен людям (потому что естественное стремление настоящего святого, особенно монаха – быть как можно меньше известным), то люди с разными нуждами идут к нему. Такое стремление к носителям Духа вполне нормально – христианство ведь не доказуется, а показуется; и всегда в Церкви, особенно в монашеской жизни, «вызревали» люди духовные.

Но старцы в этом узком и правильном смысле слова во все времена были редки. Тем более редки они сейчас, когда разрушена та питательная церковно-общественная среда, в которой они формировались. Они остались в книгах. Современные же люди, начитавшись этих книг, тоже хотят старцев и начинают их искать, причём по критериям внешним, книжным, и по славе человеческой – например, чтобы была большая седая борода, невнятная речь, какой-нибудь физический недостаток, толпа женщин, ходящая за ним, своеобразные взгляды на всё и т. п. Именно такие старцы часто и находятся. Необходимо предостеречь: ни в коем случае нельзя переносить вычитанное в книгах, тем более касающееся исключительно монашеской жизни, и к тому же очень редкого явления – монастырского старчества – на свою личную церковную жизнь. Повторим, что в основе таких поисков старцев – желание снять с себя ответственность за себя.

2) Зачем же людям нужны старцы? Ответ простой: узнать будущее. К старцу, как правило, не едут с вопросом, как спастись – потому что это совершенно ясно из Священного Писания и церковного учения; да и большинство священников могут вполне удовлетворительно ответить на этот вопрос каждому человеку, исходя из его ситуации. У старца спрашивают: жениться или в монастырь идти? Разменивать квартиру или продавать? Разводиться ли? Ложиться ли на операцию? Начинать ли бизнес или сворачивать его поскорее... и проч., и проч. Ещё спрашивают у старцев, скоро ли конец света, брать ли ИНН, и т. п. То есть – от старца людям нужно будущее. И это тоже абсолютно экуменично. Внецерковные люди ровно с теми же проблемами идут к гадалке или к экстрасенсу; в других религиях на это существуют те же гуру, шейхи, цадики и проч. Что мы здесь видим? Наших старых знакомых: магическое отношение к Церкви и вектор жизни, направленный на то, чтобы хорошо было «здесь и сейчас».

Но вот вопрос: что же заставляет разумных, взрослых, самостоятельных людей безоговорочно подчиняться тому безумству, какое подчас творят многие младостарцы? В основе этого явления лежит неправильное представление о Боге, о воле Божией и об отношении человека и Бога. «Старцев» порождает абсолютно неевангельский, нецерковный, магический взгляд на мир. Идеология «старчества» считает, что воля Божия в отношении конкретного человека есть, с одной стороны, нечто предопределённое, заранее запрограммированное; с другой стороны, нечто совершенно тайное, то, что надо «угадать». И вот для того, чтобы эту запрограммированную волю отгадать, и нужен старец, который обладает неким тайным знанием этой самой загадочной «воли». Угадали мы эту волю – всё идет по маслу: и дети не болеют, и бизнес процветает. Не угадали – всё плохо. А еще хуже – усомниться в тайном знании старца: это вообще погибель.

Повторим: это абсолютно нехристианское мировоззрение, хула на Бога и кощунство. Если эта точка зрения принимается, то наша святая вера превращается из благовествования – вести о Боге как любящем Отце, о Христе Спасителе и о свободе в Святом Духе – в «зловествование»: христианство становится минным полем, по которому не пройти без «сапёра» – старца. А между тем, это мировоззрение очень распространено, вплоть до того, что во многих книгах, продающихся в церковных лавках, написано, что православие – это старчество, и только потому-де православие истинно, что содержит в себе это самое старчество.

И здесь необходимо напомнить учение Церкви об этом предмете. Воля Божия не есть нечто запрограммированное, автоматическое, и не то, что скрыто, что нужно «угадывать». Наоборот, Бог открыл нам Свою волю во Христе, в Священном Писании, в Церкви; жизненный путь человека не предопределён, а строится, исходя из личного отношения его сердца и души к Богу. Определяется воля Божия из заповедей Божиих, из совокупности обстоятельств, из велений совести, из расположений сердца, из борьбы с грехом и страстями, из противления сатане и его духу, которым пронизаны стихии мира сего – то есть это то, о чём мы уже не раз говорили: синергия, со-творчество, со-действие Бога и человека.

Конечно, есть промысл Божий о всяком человеке; Господь Сам строит Свою Церковь и каждому даёт своё место в ней – но отнюдь не деспотически-властительски. Господь любит и уважает каждого человека и устрояет его пути сообразно с тем, что он хочет и как он живёт. Священное Писание свидетельствует о том, что человек может даже умолить Бога так, что Он изменит Своё определение о времени его смерти – так было с царём Езекией (см. 4-ю книгу Царств, гл. 20; Исаии, гл. 38). И тайного в Церкви ничего нет: Я говорил явно миру, и тайно не говорил ничего (Ин. 18, 20), сказал Господь. Обращаем ваше внимание на этот очень важный пункт нашей веры. Там, где Дух, там свобода (2 Кор. 3, 17), неразлучно с ответственностью. Если свобода и ответственность отменяются, подменяются или попираются, то это явный признак уклонения от истины, содержимой Христовой Церковью.

Возвращаясь же к старцам: в отношении к ним мы должны учесть следующий принципиальный момент. Чем старчество отличается от собственно пастырства? Пастырство выступает от имени Церкви: любой пастырь, если говорить схематически, ничего иного не делает, как излагает учение Церкви; искусство пастыря состоит в том, чтобы донести его до конкретного человека в конкретной ситуации. Старец же действует от некоей личной харизмы, от личного дара Духа; а это дело весьма тонкое, здесь нужна известная осторожность. Преподобный Серафим Саровский как-то сказал, что когда он говорил «от себя», были ошибки; а св. Силуан Афонский, приводя эту фразу, пишет, что ошибки могут быть маленькие, а могут быть и большие. Также нужно учесть, что действие Духа не всегда распространяется на всё, что духовный человек говорит – особенно когда от сугубо духовных вопросов старец переходит к политике. Затем, нельзя действие Духа представлять себе как какое-то эффектное театральное чудо, озарение. Как обычным порядком совершается процесс духовного наставления? В ответ на тот или иной вопрос, решая ту или иную жизненную проблему, старец (настоящий) богопросвещенным умом, с точки зрения Евангелия, Церкви, душевной пользы и конкретной ситуации человека усматривает все внутренние и внешние его обстоятельства, может быть тонкие, не видимые вопрошающему, но духовно очевидные; и даёт совет – но не фокуснически «угадывает».

И ещё очень важный момент. В значительной части православной среды принято противопоставлять старцев иерархии. «Мало ли, что говорит тот или иной батюшка: старец вот так сказал!», или: «Да архиереи все отступники от Православия, только старцев нужно слушать!», – подобные вещи часто можно услышать в приходских разговорах. Но настоящий старец никогда не противопоставит себя богопоставленному пастырству, наоборот, будет являть образец послушания.

Итак, в области «старчества» нужна крайняя осторожность; здесь велика опасность подмен, и не только тонко-духовных, но и весьма даже грубых. Надо сказать, что для современного русского православия проблема «старчества» настолько велика и существенна, что Священноначалие нашей Церкви 28 декабря 1998 года даже приняло специальное Синодальное постановление по этому поводу, которым и следует теперь руководствоваться в этих вопросах всем чадам Православной Церкви.

В заключение ещё раз подчеркнём, что христианин должен трудиться над собою сам, с целью обрести Христа. Задача пастыря – быть педагогом, соработником, помощником; священник не может заслонять Христа и подменять Его собою. Благодать, подаваемая в Таинстве Священства, предназначена Церковью для того, чтобы человек возрастал во Христе, и, разумно пользуясь всем, что содержит Церковь, всё более и более давал место в своей воле, разуме и чувствах действовать Святому Духу.

Глава пятнадцатая

Таинство Брака

Когда мы говорили выше о Таинстве Причащения, мы отметили, что в течение веков евхаристические смыслы Церкви переставали ясно осознаваться и отходили на задний план, отчего подлинное церковно-евангельское содержание духовной жизни не выявлялось должным образом. Промыслом Божиим XX век, который с внешней стороны принёс Церкви ужасные гонения и бедствия, явился временем внутрицерковного литургического возрождения, когда Евхаристия вновь заняла в сознании христиан подобающее место, вновь стала центром церковной жизни. И если сто лет назад считалось нормой причащаться один раз в год, то в наше время мы уже смотрим на это как на некую нелепость: как может христианин жить без своего Бога, без частого приобщения Ему? Однако так было не одно столетие.

То же самое можно сказать о Таинстве брака. Изначально, в своём устроении и учении, Церковь содержит вполне определённое понимание брака как благодатного, во Христе, союза мужчины и женщины. Но всестороннее осознание и раскрытие этого понимания стало возможным, пожалуй, только в XX веке: упомянутое выше евхаристическое возрождение имело своим замечательным следствием осмысление и других сторон церковной жизни, тех вопросов, которые раньше людьми церковными не поднимались. Здесь проявилось свойство церковной мысли не просто абстрактно работать, но давать ответ на вызовы времени: когда в XX веке начали колебаться устои традиционного подхода к семье и браку, Церковь в противовес этому стала глубоко осмыслять своё учение об этом предмете.

Сейчас нам очевидно, что брак не представляет собой – как это нередко воспринималось на протяжении веков – некий формально-юридический договор, не сводится только к традиционным задачам деторождения, совместного ведения хозяйства и т. п.; что так называемый «Домострой», в котором ничего не говорится о любви между супругами, но много говорится о страхе, наказаниях и проч., – является грубым извращением христианского понятия о браке. Тот же XX век своими открытиями в области психологии показал, что человеческая душа необыкновенно тонка, сложна, что явления души не могут быть объяснены только с примитивно понятых, вычитанных в книгах, узких аскетических позиций; есть целая область психических, социальных, культурных и прочих явлений, которые, безусловно, должны оцениваться с евангельской и церковной точки зрения, но которые шире схем, составляемых многими православными, как им думается, «по святым отцам». Учение о браке, содержащееся Церковью, очень глубоко. Давайте же рассмотрим, какой смысл вкладывает Церковь в это Таинство.

Прежде всего мы видим одну интересную вещь: ещё не было Христовой Церкви, мало того, ещё не произошло грехопадения, а брак уже был. Ещё в раю Бог сказал первым двум людям, Адаму и Еве: оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится жене своей; и будут одна плоть (Быт. 2,24). И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею (Быт. 1, 28). Изначально брак есть некое таинство само по себе, таинство до Таинств; его смысл – что двое становятся «в плоть едину», то есть больше, чем просто союзом людей, но как бы одним существом. Здесь – какие-то глубины Божии, в которых мы соприкасаемся с основами Творения: человек как отдельная, самостоятельная, самоценная личность наделяется способностью в браке составлять некое надличностное единство, для чего Господь и сотворил человека разным в половом смысле – мужчину и женщину сотворил их (Быт. 1, 27). Таким образом, мы видим, что брак есть естественный, по факту творения, союз мужчины и женщины. В чём же Церковь видит здесь не просто благословение Божие, от начала почивающее на этом союзе, но именно Христово Таинство?

После грехопадения жизнь человека стала раздробленной во всех своих проявлениях; появилось противопоставление жизни земной и вечной. Мы уже говорили, что одним из спасительных плодов совершённого Господом Иисусом Христом дела нашего искупления было разрушение средостения между Богом и человеком. В Церкви, в её Таинствах, в действии Святого Духа, Который усваивает каждому человеку плоды соделанного Христом спасения, в земную жизнь человека входит вечность – Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1), и приобщает человека Богу. И брак, который после грехопадения был естественным и благословенным союзом людей, но лишь для земной жизни, – в Церкви приобретает вечное измерение и соотнесение со Христом Господом; не просто союз двух людей – но во Христе; не просто для этой, временной жизни – но навсегда, в вечности.

В этом – смысл именно Таинства Брака; и этот смысл достаточно резко противопоставляется ветхозаветному пониманию брачного союза. В Ветхом Завете основной целью брака являлось деторождение, продолжение рода. В связи с этим Ветхим Заветом допускалось и многожёнство, и наложничество – то есть разнообразные средства, направленные на сохранение рода в земной жизни. Новозаветное понимание брака смещает акцент с деторождения прежде всего на любовь и единство двух людей – мужа и жены; причём любовь эта начинается здесь и простирается в вечность. Христианский брак своим центром, началом и главой имеет не продолжение земного рода, но – Христа.

Это позволяет Апостолу Павлу сравнивать брак, союз мужчины и женщины, с союзом Христа и Церкви. Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же спаситель тела; но, как Церковь повинуется Христу, так и жёны своим мужьям во всём. Мужья, любите своих жён, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё. Так должны мужья любить своих жён, как свои тела; любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет её, как и Господь Церковь; потому что мы члены Тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене свой: и будут двое одна плоть. Тайна сия велика: я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену как самого себя; а жена да боится своего мужа (Еф. 5, 22-25, 28-33). («Боится» – в библейском смысле: благоговеет, почитает, любит.) В этом новозаветном тексте выражен христианский смысл брака не просто как естественного соединения мужчины и женщины. Ветхозаветный смысл брака, как продолжения рода, отходит на второй план; центральным, главным и самым важным становится вечный союз двух людей по образу отношений Христа и Церкви.

Римское право, во многом усвоенное церковно-общественной жизнью, рассматривало брак прежде всего как договор, влекущий за собой определённые правовые, имущественные и прочие общественные обязанности. Слова Апостола Павла «так должны мужья любить своих жён, как свои тела; любящий свою жену любит самого себя» несравненно превышают и эту точку зрения: не договор, как земная формальность, но абсолютное единение супругов в любви становится сутью брака.

Отсюда можно вывести определение, что есть Таинство брака. В нём супругам подаётся божественная благодать, созидающая их союз вышеестественным единением во Христе, по образу союза Христа и Церкви, начинающимся здесь, на земле, и простирающимся в вечность. Христианский брак не исключает ни продолжения рода, ни имущественных и прочих правовых социальных отношений, но это становится в браке не главным. Главное – что брак из формы земной, и только земной жизни преобразуется в религиозно-творческую задачу, приводящую к полноте духовной жизни.

Мы уже не раз говорили, что любое Таинство даётся человеку как семя для взращивания, для раскрытия его благодатных плодов. Так и брак; и может быть – брак особенно, потому что это благодатное семя получает не личность, как в остальных Таинствах, а союз двух личностей, в чём выявляется некое зерно, начаток Церкви. Плод, который должен явиться в результате религиозного творчества супругов – предначатие на земле Царства Божия, другими словами говоря – совершенная любовь. Любовью человеческой брак начинается – любовью естественной, взаимной симпатией, притяжением душ и телес; но действием Таинства брака взращивается превосходящая всякое разумение любовь Христова (Еф. 3, 19). Естественные чувства супругов путём взаимных нравственных религиозных усилий с течением времени претворяются в христианскую любовь – и земная жизнь семьи постепенно проникается начатками Царствия Небесного. Как Бог являет свою любовь к Церкви и в Церкви, так и супруги получают в Таинстве Брака благодать Божию на уподобление Богу в творческой любви; семья становится домашней Церковью – то есть органическим единством разных личностей в любви. И именно на созидание этой домашней Церкви и подаётся благодать Святого Духа в Таинстве Брака. Именно в этом смысле Священное Писание уподобляет брак Церкви, а Церковь – браку, Царство Божие – брачному пиру и т. д. И в Церкви, и в христианском браке мы созидаем Царство Божие, являем его уже здесь, на земле. Мы видим тут и глубокие тайны, которых только отчасти можем коснуться; видим и великую мудрость нашего Бога, Который всю «школу религиозной жизни», все условия возрастания человека во Христе полагает не где-то на стороне, ради чего нужно всё бросать или предпринимать какие-то запредельные усилия, а вводит непосредственно в естественную жизнь – в семью.

Если говорить о самом чине венчания, то тут мы также сталкиваемся с интересным явлением: первую тысячу лет Церковь не знала отдельного чинопоследования Таинства брака. Жених и невеста становились супругами через совместное причащение Святых Христовых Тайн на Литургии и благословение епископа. Формально брак заключало государство – Византия сохранила законы Римского права; заключение брака государством считалось легитимным и обществом, и Церковью. И этот естественный брак Церковь возвышала до духовного союза через совместное участие в Таинстве Евхаристии; тем самым супруги становились не просто «плотью единою» – любой законный брак объединяет людей на этом естественном уровне – но единым существом во Христе, малой Церковью.

Впоследствии, с IX века, начало развиваться отдельное церковное чинопоследование обручения и венчания. Это было связано, во-первых, с ослаблением собственно евхаристической жизни, о чём мы уже говорили, а во-вторых, с тем, что византийское государство к тому времени передало Церкви функции формальной регистрации браков. Постепенно это привело к затуманиванию церковного осознания брака как евхаристического созидания домашней Церкви, к разрыву брака и Евхаристии. Само современное чинопоследование сохранило явные отсылки к Евхаристии: это и возглас, которым оно начинается – «Благословенно Царство...», и общая чаша, оставшаяся в воспоминание о Евхаристической Чаше, которую испивают супруги; и пение «Отче наш» перед этим, и проч. Но отсылок этих недостаточно: сознание людей по отношению к браку очень формализовалось, смысл брака стал усматриваться прежде всего в легитимизации, то есть узаконении отношений. Отсюда следовало то, что земной смысл брачного союза стал выступать на первый план, заслоняя смысл собственно церковно-христианский; а после отнятия в XX веке у Церкви регистрирующих функций венчание по большей части вообще скатывается к магизму (отголоски этого – в церковных спорах о «невенчаном браке»; даже многие пастыри считают заключённый государством брак «блудным сожитием», хотя это противоречит и евангельскому учению, и исторической практике Церкви, и современным официальным церковным документам³⁵). К сожалению, венчание сейчас – самое профанируемое Таинство: большинство брачующихся, воспринимая венчание как формально-магический обряд, как некую «метафизическую легитимизацию» своих вполне земных отношений, и не думают приступать к Чаше, а тем более созидать семью во Христе.

В связи с вышесказанным – что брак во Христе простирается в вечность и являет собою абсолютное единение супругов – встаёт вопрос о второбрачии и о разводах. Евангельский идеал совершенно ясен и отчётлив – брак может быть только один. Господь говорит: Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19, 4-6). И Апостол Павел пишет: вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем; если же разведётся, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим, – и мужу не оставлять жены своей (1 Кор. 7, 10-11). Очевидно, что коль скоро между людьми наличествует единство во Христе, то развод невозможен, и супругов не разлучает даже смерть: она есть лишь временное расставание. Но жизнь – вещь очень сложная, и вообще, увы, чаще всего далёкая от евангельского идеала. Поэтому Церковь, как человеколюбивое снисхождение к немощи (что прежде всего относится к случаям вдовства – здесь это бывает просто необходимо по условиям земного существования), допускает второбрачие (и в самом крайнем случае – третий брак).

Что касается разводов, то Церковь не «разрешает» их, а всего лишь с сожалением констатирует, что христианского брака нет, он не состоялся. Господь указал только на одну причину развода – прелюбодеяние, то есть нарушение супружеской верности (Мф. 5, 32); Церковь принимает еще несколько причин – психическая болезнь, жестокое обращение, и проч. Но, строго говоря, всё это не «причины развода» в собственном смысле, а констатация факта, что в данной ситуации брака уже нет, он стал невозможен. В таких случаях, под условием покаяния, Церковь из снисхождения разрешает второй брак, – если, конечно, ситуация продиктована законными причинами.

Сюда же относится вопрос о смешанных браках. Понятие Церкви о браке как о созидании малой Церкви требует, разумеется, чтобы оба супруга были христианами: брак начинается с совместного причащения Святых Христовых Тайн и осуществляется единением во Христе; а при разноверии супругов это невозможно. Конечно, это относится к ситуации, когда люди вступают в брак, уже будучи членами Церкви. Однако часты случаи, когда брак заключен до того, как кто-либо из супругов обратился ко Христу – для нашего времени это очень характерно. Но характерно это было и для времени апостольского; и Апостол Павел советует, как поступать в этих случаях. Если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять её; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его; ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим. Почему ты знаешь, жена, не спасёшь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасёшь ли жены? (1 Кор. 7, 12-16). Поэтому, если брак уже сложился до воцерковления, лучше всеми силами хранить его, стараясь по возможности его «христианизировать». Здесь бывают многие сложности и обстоятельства, о которых нужно говорить отдельно; но люди, уже ставшие христианами, должны, по мысли Церкви, искать себе супруга обязательно единоверного.

Теперь нужно коснуться вопроса о телесной стороне брака и затронуть в связи с этим очень важную и актуальную сегодня тему целомудрия и его нарушения – блуда. Какое место в браке имеет плотская близость супругов, как к ней относится Церковь? Этот вопрос по некоей сложившейся традиции как-то обходится молчанием; между тем в пастырской практике бывает необходимо дать именно церковный ответ.

Здесь нужно немного отвлечься и сказать, что исторически сложилось так, что Церковь – не в своём исконном устроении и учении, а в дидактической практике – предлагает людям для подражания монашеский идеал. И устав Православной Церкви – монастырский, и постная дисциплина – монастырская, и в Житиях святых больше подчёркиваются монашеские добродетели; от этого в веках сложилась идеология, которая идеалы брака и семьи считает чем-то «низшим» сравнительно с монашескими. Можно назвать десятки житий или святоотеческих назиданий, воспевающих безбрачный аскетический идеал; но почти невозможно в церковной дидактике найти тексты, которые с равной силой говорили бы о благодатной жизни христиан в браке. От этого многие вещи покрываются молчанием и «пускаются на самотёк»; к их числу принадлежит вопрос телесного общения супругов. Оставшись без церковного освещения, эта сфера человеческой жизни легко поддаётся разного рода покривлениям; вдобавок, у людей складывается мнение, что Церковь чего-то боится, в частности, ставить вопросы и отвечать на них по этой теме.

С давних пор, под влиянием разного рода неправомыслия (например, гностицизма, манихейства и проч.), в церковном обиходе распространена такая точка зрения, что тело и всё телесное – скверна и грех, то, чего нужно гнушаться, что необходимо «преодолевать». В рамках этого представления телесное общение супругов допускается только и исключительно для деторождения, и является если уж не прямо грехом, то в любом случае явным несовершенством. Такого взгляда придерживались и некоторые святые отцы, например, блаж. Августин; многие аскетические сочинения как крайность имеют в себе эту точку зрения.

Но этот взгляд совершенно не христианский. В христианстве плоть имеет очень важное значение. Бог воплотился – и большей значимости тела и представить себе невозможно. Господь Иисус Христос принял на себя всю человеческую природу, кроме греха – и тело тоже. Воскресение Христово совершилось вместе с плотью; Господь, воскресши, не сбросил с Себя тело, не избавился от него, но приобщил его Своему воскресению; мало того, и вознёсся, и сел одесную Отца Он тоже вместе с телом. Человеческому телу уготована участь преображения; на Страшном Суде все предстанут со своими телами, и вечная наша участь также не исключит наших тел, хотя, конечно, свойства тела изменятся: оно станет духовным, по слову Апостола Павла (1 Кор. гл. 15), но – останется телом. И здравый церковный аскетизм говорит вовсе не о «преодолении» тела, но об уврачевании его от греха, избавлении от похоти и страстей. Бог сотворил человека цельным: в этой целостности принимает участие и тело; и брак, который, как и любое церковное действие, охватывает всего человека, всю его жизнь, включает в себя как один из элементов, как проявление любви на телесном уровне, и плотское общение.

Поэтому телесная близость супругов – неотъемлемая, законная и благословенная Богом часть брачной жизни, причём именно сама по себе, а не только понимаемая утилитарно, то есть лишь для деторождения. Вот что пишет об этом Апостол Павел: жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим (1 Кор. 7, 4-5).

Церковь всегда отстаивала именно такой подход, противопоставляя его лжеаскетической идеологии. А идеология эта, как мы уже сказали, широко распространена; например, некоторые батюшки не одобряют причащение венчающихся под предлогом ожидающей их брачной ночи. Но это – полное непонимание учения Церкви в угоду псевдохристианским аскетическим взглядам. 51-е Апостольское правило угрожает отлучением от Церкви тому, кто «удаляется от брака не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что Бог, созидая человека, мужа и жену сотвори их, и таким образом, хуля, клевещет на создание Божие»³⁶. «Если кто порицает брак и гнушается женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, или порицает оную, как не могущую войти в Царствие Божие, да будет под клятвою»³⁷, – определяет Церковь на одном из своих канонически безусловно авторитетных соборов. «Основы социальной концепции», официальный документ Русской Церкви, также подчёркивает, что телесные отношения мужчины и женщины благословены Богом в браке, где они «становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, «единомыслие душ и телес» супругов, о котором Церковь молится в Чине брачного венчания»³⁸.

В связи с вышесказанным возникает вопрос об отношении Церкви к контрацепции. Вступление в брак в нормальном порядке вещей обязательно предполагает рождение детей. Деторождение навершает брачную любовь, уподобляя семью в некоторой степени даже Самому Богу-Творцу. Поэтому сознательная установка супругов на нерождение детей, ограничение телесной близости лишь получением удовольствия друг от друга признаётся Церковью безответственной и греховной. Но в жизни бывают разные обстоятельства и ситуации; часто бывает так, что дальнейшее увеличение количества детей может войти в противоречие с реальной возможностью содержания и воспитания уже имеющихся; вместе с тем, воздерживаться друг от друга у супругов нет достаточных духовных сил. Что в таких случаях делать? Сегодняшние соборные церковные документы дают на это ответ: категорически исключая аборты, Церковь указывает, что средства, не связанные с пресечением уже начавшейся жизни, в порядке пастырского снисхождения, в ситуациях, когда их применение не продиктовано эгоизмом, нежеланием жертвовать своим покоем и достатком, но вызвано основательными и уважительными причинами, – допустимы, при условии сознания неидеальности с точки зрения Евангелия такого положения вещей³⁹. Подчеркнём, что речь идет исключительно о взаимоотношениях супругов: это не значит, что «Церковь разрешает контрацепцию вообще»; такая пастырская снисходительность – а вовсе не принципиальное и всеобщее одобрение Церкви – направлена исключительно на сохранение и укрепление семьи.

И теперь, коль скоро мы заговорили о норме плотских отношений, нужно коснуться темы и попирания этой нормы, темы блуда. Блуд есть смертный грех. Он решительным образом разлучает человека с Богом, зримо разрушает его душу. Вместе с тем, ни один грех в наше время так не насаждается и не пропагандируется, как блудные грехи в разных их видах; при этом совершенно исчезает само понятие греха. Часто люди, особенно молодые, искренно недоумевают: «что плохого в добрачных связях? Насилия друг над другом не совершаем, вреда никому не делаем, да ведь и все сейчас так живут». Сюда же относится и проблема так называемых «гражданских браков», то есть не зарегистрированных, не оформленных перед обществом.

Здесь нужно отметить важную вещь. Произошедшая в середине XX века так называемая «сексуальная революция» имела одним из своих последствий то, что в сфере общепринятой морали добрачные связи перестали порицаться и стали нравственно приемлемыми. Достаточно сравнить отношение к супружеским изменам и к досупружеской интимной жизни: первое так или иначе всё же не одобряется и осуждается, второе стало в постхристианском мире принятым как норма. Надо сказать, что сегодня это является, пожалуй, самой серьёзной пастырско-миссионерской проблемой: для множества людей, воспитанных в такой «новой морали», вхождение в Церковь с её неизменно отрицательным отношением к добрачным связям, становится невозможным. И поэтому современному человеку на его вопросы, касающиеся этой сферы жизни, нужно давать только религиозный ответ. Уже совершенно неубедительны сентенции такого рода: «добрачные связи не в традициях Святой Руси, это влияние Запада» и проч., – что часто можно услышать от пастырей и даже архипастырей нашей Церкви, когда молодые люди их спрашивают, «почему нельзя». Это не ответ, это перевод вопроса с религиозных рельсов на иные, подмена. Здесь нужно отвечать не просто «нельзя», а именно почему нельзя. К тому же надо учитывать, что подобные вопрошания часто – вовсе не теоретизирование, а трагедия человеческой жизни, вопрос счастья, страданий. «Я верю в Бога; но мне очень нужно понять, почему я должен (или должна) делать так, а не иначе, почему Богу угодно, чтобы было именно так?», – вот с каким настроением чаще всего обращаются люди к пастырям Церкви. Давайте попробуем ответить на это именно с религиозно-христианской позиции.

Во-первых, массовость и всеобщность греха не делает его не-грехом; ни духовных, ни прочих последствий греха никакая массовость не отменяет. Во-вторых, не всё естественное хорошо. Церковь никогда не забывает, что естество наше – падшее, повреждённое; спасение совершается с понуждением естества (Мф. 11, 12). Далее. Из высокого значения человеческого тела, о котором мы сказали выше, вытекает и необходимость хранения его в чистоте. Вот что пишет Апостол Павел: разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом. Бегайте блуда: всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божии (1 Кор. 6, 15-20).

Вот какое высокое учение, вот как велико достоинство тела! Для христианина здесь должно быть всё ясно; мы уже говорили с вами, что христианин, точно узнав волю Божию, успокаивается и не особо доискивается причин, почему Бог так определил. Христиане доверяют своему Богу и веруют, что Его воля – самое лучшее для них. Поэтому верующему человеку достаточно дознать: не обманывайтесь: ни блудники, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники Царствия Божия не наследуют (1 Кор. 6, 9-10), – и удовлетвориться словом Священного Писания.

Но для большинства людей Священное Писание – пустой звук, в лучшем случае – литература; как объяснить пагубность блуда им? Как ответить на такой вопрос: и в браке, и в блуде происходит один и тот же физиологический процесс; однако в браке он является законным и чистым перед Богом, а в блуде – смертным грехом? Почему? Ведь действие одно и то же?

Дело в том, что блуд есть в некотором смысле «анти-таинство». Физиологический процесс здесь – только, так сказать, «надводная часть айсберга»; главное – то, что за ним стоит. Суть здесь в том, что этот телесный акт является внешним выражением важного внутреннего процесса, а именно – слияния душ в некое надличностное единство. Об этом всё время говорит Писание: «будут два в одну плоть», то есть в одно существо. При телесной близости совершается единение людей на самом глубинном уровне. Это сродни Таинству: под неким видимым актом совершается невидимое действие – единение душ. И только в браке это единение законно: оно охватывает всецело две человеческие жизни и является выражением любви как полноты не только земной, плотской, но и душевной и духовной жизни. В блуде же наличествует только сиюминутный, телесный, похотный план бытия; отсекаются высшие стороны человеческого союза, и тем самым попирается богоустановленный чин. Это и есть анти-таинство: совершается единение плоти, которое неизбежно влечёт за собою и единение душ, – но души-то к этому не готовы, и не хотят и не могут вместить полноты любви.

Плотские отношения – лишь одна из граней любви, та её часть, которая становится законной лишь в последнюю очередь, и только при реальном наличии всех других сторон любви: преданности друг другу, жертвенности, смирения, ответственности, уважения, долга и проч., а для христиан прежде всего – религиозного единства. Если этого нет, то соединение мужчины и женщины происходит – уж не говорим, что не во Христе, и даже не просто в естественном порядке человеческой жизни, но на самом низком уровне – на уровне тела, похоти, физиологии. И это имеет важное духовное следствие: человек как бы «опрокидывается», из богоподобного становится животноподобным. Разрушается целомудрие, то есть целостность человеческого существа; неким образом повторяется процесс грехопадения – попирание богоподобия, раздробление души, потеря целостности. Блуд и разврат поэтому – непременная принадлежность сатанинских культов, как «таинство наоборот», оскорбление Бога и разрушение человека. Поэтому в блуде не физиологическое действие как таковое, абстрактно рассматриваемое, осуждается Церковью, а невидимые следствия его, то, что происходит в духовном мире.

Необходимо здесь учитывать и то, что, как мы уже говорили, брачное единение не предполагает разъединения. Вне брака получается так: вот двое стали одним существом, потом – разъединились, нашли других партнёров, объединились с ними, потом опять разъединились... с точки зрения Церкви это недопустимое искажение Божьего замысла о человеке. Супруги же соединены ещё до плотских отношений причащением Тела и Крови Христовых и Таинством брака; любовь между ними уже наличествует, объединяя духовный и душевный план бытия двух людей; уже есть и ответственность друг за друга, проявляемая в том числе на социальном уровне, когда законный брак свидетельствуется перед обществом (это к вопросу «зачем нужен штамп в паспорте»). Плотская близость супругов вторична и всего лишь дополняет на уровне тела уже имеющееся единение духовное и душевное единение. Именно в этом – коренное различие брака и блуда. Вне брака плотская связь ставится вместо всего на первое место и оказывает разрушительное воздействие на незаконно соединяемые ею души.

Вот в чём религиозная опасность блуда: он калечит, уродует душу и отводит её от Бога. Прелюбодеяние, то есть нарушение супружеской верности, кроме всего вышеназванного, отягчает дело тем, что предательски попирается вечный, уже существующий союз между мужем и женою по образу Христа и Церкви. Противоестественный блуд даже комментировать не надо: в Писании он прямо назван мерзостью пред Господом (Лев. 18, 22; 20, 13). Да и любые блудные грехи, даже, скажем так, меньшие, чем упомянутые, суть нарушение целостности, целомудрия, религиозного равновесия человека и измена Богу, Которому ценна чистота наших душ и тел. В Царство Божие не войдет ничто нечистое (Откр. 21, 27), и поэтому апостольское бегайте блуда (1 Кор. 6, 18) в любых его проявлениях есть необходимейшее и первейшее дело: вне целомудрия невозможна духовная христианская жизнь. По этой причине Церковь, будучи вообще крайне снисходительной к человеческой немощи, блудные грехи наказывает строго, не оставляя их без епитимии.

Такова попытка дать именно религиозный ответ на вопрос, почему блуд – это плохо. Повторим, что вне религиозного контекста объяснить это почти невозможно. Можно говорить о долге, о хранении чести, о порядочности, но в наши дни всё это имеет для людей малую цену: а вот религиозная точка зрения иногда заставляет их задуматься.

В следующей главе мы продолжим разговор о Таинстве брака в контексте созидания христианской семьи.

Глава шестнадцатая

Таинство Брака (продолжение)

В предыдущей главе мы говорили, что брак есть естественный, по факту творения, союз мужчины и женщины; христианским же Таинством его делает то, что в естественную жизнь привносится благодать Святого Духа, и брачный союз из просто земного, природного и временного становится союзом по образу Христа и Церкви. Принятое супругами Таинство Брака требует от них созидания семьи как малой, домашней Церкви. На каких же основаниях должно совершаться это созидание?

Как всегда, обратимся к Священному Писанию. Апостол Павел в качестве такого основания полагает любовь. Мужья, любите своих жён, как свои тела (Еф. 5, 25, 28); своему ученику св. Титу Павел заповедует увещевать жён любить мужей, любить детей (Тит. 2, 4). Но понятие любви требует объяснения. Есть несколько уровней любви. Первый – это душевно-телесное притяжение и взаиморасположение. С него обычно начинается знакомство между будущими мужем и женой. Это чувство, если останется в своём первоначальном виде, непрочно и через какое-то время проходит. Оно может быть поводом и для недолжного хода дел, то есть для поверхностных, легкомысленных и даже блудных и греховных отношений.

Второй уровень любви – когда к природному чувственному взаиморасположению присоединяются нравственные, моральные, душевно-духовные действия: любовь обогащается понятиями ответственности, долга, уважения, жертвенности. Ими поддерживается, укрепляется и раскрывается первоначальное чувство.

И третий уровень – тот, на который опирается Церковь, заключая над супругами Таинство брака: любовь духовная, единение мужа и жены во Христе, та любовь, о которой можно сказать словами Апостола Павла: ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе (1 Кор. 11, 11). Первая любовь – вещь естественная; вторая – плод нравственных человеческих усилий; третья – дар благодати Божией, получаемой в Таинстве как семя и подлежащий духовно-нравственному взращиванию и возделыванию.

А теперь давайте посмотрим, что говорит Христос: Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего или матери, и жены и детей, и братьев и сестёр, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26); враги человеку – домашние его (Мф. 10, 36). Как всё это понять? Апостол говорит о любви между супругами, любви к детям, а Господь так исключительно жёстко настаивает на любви только к Богу. Что все это значит?

Парадоксально, но это и есть та основа, на которой только и возможно созидание семьи как домашней Церкви. Дело в том, что человек в самой глубине своей один перед Богом. Не в человеческом смысле «одинок» – Сам Бог сказал: нехорошо быть человеку одному (Быт. 2, 18); а метафизически, как личность, связан с Богом так, что между человеком и Богом нет никаких промежуточных звеньев. Душа человека предстоит пред Богом одна, сама, безо всего – и эта единственная и первая связь души с Богом главнее и сильнее всего на свете. Как бы человек ни любил жену (или мужа), детей, да и всех людей, – предстояние души, самой в себе, Богу несравненно больше и сильнее и значимее. Это то, о чем говорит псалмопевец – на едине созда Бог сердца человеческие (Пс. 32, 15). И при этом здесь нет никакой раздвоенности; человек вовсе не поставлен в мучительную ситуацию «разрыва», когда с великой болью он должен отказываться от одного ради другого; эти вещи удивительным образом сочетаются (исключая, конечно, монашеское призвание, о чём ниже). Здесь речь идёт именно о том, что, в каком бы теснейшем единении с женой, детьми не был христианин, несравненно главнее для него – это Христос.

И мы видим, что в Таинстве брака Господь и вносит Себя в сердцевину супружества; Он становится средоточием семьи. И только Он оживотворяет и по-настоящему созидает семью. Муж через Христа становится единым с женою, и жена через Христа – единой с мужем; ради Него существует семья, как и всё в Церкви существует ради Него. Он даёт супругам и силы, и любовь, и мудрость. Он даёт должный строй всем сторонам семейной жизни – при условии, если супруги одушевлены Его искать, Его любовью жить и ни на мгновенье не уклоняться от Него. Сам Он сказал: без Меня не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5), и Апостол Павел пишет: никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 11). Никакие иные цели, кроме жизни во Христе, семью как Церковь не создадут: ни просто человеческая любовь и стремление к счастью; ни воспитание и устройство детей; ни совместный быт и попечение о благосостоянии, ничто иное; но только Христос. Только Он придаёт всему смысл, крепость, совершение, и – во всём течении нашего существования – залог жизни вечной, жизни с Богом.