Представляем версию 196-го номера православного журнала "ФОМА" для электронных книг и программ чтения книг в форматах ePUB и FB2 на мобильных устройствах. 

Номер издан с сокращениями.

ВНИМАНИЕ! 

 Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.

ИД "ФОМА"

2019 г.

(С)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Владимир Легойда. Гнев и боль

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Кшиштоф Занусси: «Веру нельзя положить в холодильник — она там не выживет»

ВОПРОС НОМЕРА: 

«Отношения с отцом стали кошмаром. Что делать?» 

Александр Ткаченко. Кризис в отношениях с отцом

ВЕРА

Протоиерей Дмитрий Пашков. Что такое церковные каноны? 

Протоиерей Стивен (Стефан) Фриман. Соблюдай жесткие правила или гори в аду?

НОВОМУЧЕНИКИ

Архимандрит Дамаскин (Орловский). Мученик Алексий (Зверев)

ЛЮДИ

Патриарх Кирилл. Молитва, которая меняет жизнь 

Иерей Евгений Подвысоцкий. «Как я учился вызывать души умерших, а потом стал священником» 

КУЛЬТУРА 

Александр Ткаченко. Преображение Господне 

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Гнев и боль 

Когда разгневанные сторонники «светского общества» требуют от верующих освободить место, которое, по их мнению, они занимать не должны (идет ли речь о месте для строительства храма или очередном художественном эксперименте над святыми для христианина вещами), то часто приводят слова Христа: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф 5:39). При этом нередко имеют в виду, что вы не только должны уйти с глаз долой, но еще и не вправе переживать по поводу обращенной на вас агрессии. Я не буду сейчас останавливаться на том, что вообще-то для точного понимания этих слов Спасителя хорошо бы знать контекст, в котором они были сказаны.

Я лишь напомню, что кроме слов о другой щеке Христос также говорит слуге первосвященника, ударившему Его на допросе: Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня? (Ин 18:23). То есть Сын Божий, от Которого ничьи помыслы не сокроются, призывает человека к открытому ответу за его действия. 

В свое время Юрий Михайлович Лотман сформулировал совершенно евангельскую мысль: культурный, воспитанный, нравственный человек — это человек, которому больно от чужой боли. Даже если задели не меня, а кого-то чужого, кто не имеет ко мне никакого отношения. Но ему больно — и мне больно. Эта установка решает множество конфликтов. В той же культурной сфере. Зачем ты с пеной у рта доказываешь, что не хотел никого обижать? Ты уже — по факту — обидел. Мы же не пытаемся доказать, что ты этого хотел. Мы пытаемся объяснить, что есть люди, которым от этого больно. Что в таком случае должен сделать культурный человек в лотмановском понимании? Извиниться. 

Безусловно, все это не значит, что верующие, защищая свою позицию, всегда действуют безупречно. И уж если какому-нибудь атеисту простительно игнорировать всю сложность и мудрость евангельского текста, то для христиан это, мягко говоря, странно. В приведенных выше словах Христа, обращенных к ударившему Его, есть ведь не только призыв к обидчику объясниться. Спаситель одновременно явно демонстрирует еще и Свою готовность его понять. Он не выносит обозленному человеку приговор. Он задает ему вопрос. 

Позиция христианина — это всегда позиция понимания других. При том, что есть разница между понять и принять, понять другого и принять его позицию. Понять важно всегда, принять — далеко не всегда возможно. 

Но понять важно — в том числе тех, кто не понимает тебя. Понять и не обозлиться. Можно ведь просто сдержаться или со злостью принять удар, а можно как-то...

с сочувствием, что ли. Это, конечно, уже совсем высоко и сложно. Но так нам заповедано Христом. И, думается, хоть как-то приблизиться к этой планке поможет то самое умение, о котором говорил Лотман — испытывать боль от боли другого. 

Владимир Легойда

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

  Он говорит, что его вера прекрасно «дружит» с теоретической физикой, что молодость — период, который лучше поскорее пережить, и что он не прочь бы снести и отстроить заново несколько новых храмов в Европе. В июне этого года Кшиштоф Занусси отметил 80-летний юбилей. В авторской программе Владимира Легойды «Парсуна» на телеканале «Спас» он поделился своими мыслями о кино, человеке и, конечно, о Боге.

Кшиштоф Занусси:

«ВЕРУ НЕЛЬЗЯ ПОЛОЖИТЬ В ХОЛОДИЛЬНИК — ОНА ТАМ НЕ ВЫЖИВЕТ»

— Пан Кшиштоф, для миллионов людей Вы в первую очередь всемирно известный кинорежиссер. А Вы сами — как бы себя определили?

— Я — христианин. Не только потому, что меня когда-то крестили, но я считаю себя верующим человеком. А еще я — бывший физик и очень горжусь этим. Это сильно повлияло на мое мировоззрение, на мой взгляд на жизнь.

Моя вера и сейчас ближе к вере физика. Я говорю о физиках-теоретиках, людях, которые открыли, что новый мир совсем не похож на мир Паскаля, Ньютона, то есть мир классической физики, где казалось, что разумом человек может проникнуть во все. А сегодня физики признают, что снова появились тайны, что рассказать о природе, даже о материи — невозможно. А тайны — это Бог.

— Но как от физики перейти к Евангелию?

— Конечно, детская, наивная вера — это красиво. Но для меня она должна иметь и интеллектуальное измерение, чтобы я верил и головой, и сердцем.

Мы так до конца и не поняли Евангелие, и никогда не поймем. А наука подсказывает модель, с которой мне легче справиться, модель, которую развил еще Иммануил Кант. И если я думаю, что Бог — за пределами пространства и времени, то мне с помощью физики легче обратиться к этому Богу, который мне непонятен. Благодаря тому что Христос явился как Человек, мне этот Бог ближе. Хотя я знаю, что на самом деле ничего о существовании после смерти никогда не пойму — мой разум здесь ограничен.

К сожалению, наука за последние 200 лет приняла на себя роль религии. Этому нет никакого оправдания, она не должна этого делать. Хотя именно благодаря науке мы живем великолепно: мы находим пищу для голодающих, много источников энергии, наша жизнь стала богаче. Но она захотела ответить на все вопросы нашего существования… Не ответит.

— Выходит, причина вечного антагонизма науки и религии в чрезмерных амбициях науки?

— Стереотипу о борьбе веры и науки дватри столетия. И он уже рухнул в прошлом веке, когда появились Эйнштейн, Нильс Бор, Шрёдингер и все те, с кого начался другой взгляд на Вселенную, вообще на мир и материю. Правда, боюсь, до простого человека это дойдет лет через 100 — ведь и Коперника приняли только спустя четыре столетия.

Кшиштоф Занусси на съёмках фильма «Инородное тело», 2014

— Почему же по этому поводу и сегодня кипят страсти?

— Я вижу, что происходит кризис, что люди неверующие стали агрессивными: им кажется, что вера им угрожает. Может быть, потому что чувствуют, что их мировоззрение уже не так очевидно, что те, кто казался прогрессивным, на самом деле ретрограды. А бабушка, которая молится, которая казалась такой смешной, ближе к правде. Потому что молитва — это не только психологический процесс. Это все-таки диалог с бесконечностью.

— А Вам молящаяся бабушка тоже когдато казалась смешной?

— Не сказал бы. Сколько помню себя, я всегда был готов к открытиям. Я никогда не говорил себе, что имею доступ ко всей правде. Я видел: то, что я понимаю — это только маленькая часть правды. Но такого тупика в поиске истины, который прошли многие святые, многие мистики, я бы никогда не прошел.

Я довольно рано встретил людей, которые помогли мне убедиться, что этот путь не ошибочный, что здесь правда близко. Я видел выдающихся представителей разных религий — не только моей, — и они меня тоже удивляли. Но я всегда остаюсь христианином.

 «Молодость — худший период в жизни человека»

— Вы практически во всех своих публичных выступлениях подчеркиваете, что Вы — христианин. Почему для Вас это так важно?

— Религию, веру нельзя держать при себе. Как я говорю: веру нельзя положить в холодильник — она там не выживет. И за веру надо ежедневно бороться. Проснуться и подумать: а верю ли я только потому, что вчера вечером я был верующим? А может, сегодня что-то во мне исчезло? Так что это — процесс динамичный. И самое трудное в нем — оторваться от повседневной реальности и почувствовать, что все мы — во Вселенной, и наш коротенький день не имеет для нее никакого значения, я не имею значения. А я хочу думать, что я — весь универсум. Но это просто наша гордыня, наша человеческая слабость.

Кадр из фильма «Брат нашего Бога». Режиссер Кшиштоф Занусси, 1997 г

— Сегодня все чаще говорят о «закате христианства», особенно в Европе. Исповедуя себя христианином, Вы пытаетесь переломить эту тенденцию?

— Когда-то с 12 человек в Римской империи началось христианство. А сегодня их уже не 12, сегодня сотни тысяч молодых людей гораздо ближе к вере, чем лет 20 назад.

Но Европа уже давно потеряла свою христианскую идентичность. Традиционная форма вероисповедания — костел, иерархия епископов, священников — не работает успешно. Я думаю, что даже нынешний Папа Римский Франциск чувствует это и пробует каким-то другим языком выразить то,что является самым важным в христианстве. Как ему это удается — другой вопрос.

Но огромное число людей чувствуют, что христианство — это не просто этический суд, который делит их на хороших и плохих, спасенных и не спасенных.

— Иначе говоря, надежда есть?

— Надежда — это вообще главная тема жизни. Потому что, если нет надежды, нам остается самоубийство. А мы часто теряем надежду. Очень страшно, когда я вижу людей, которые ее потеряли, которым не хочется жить, которые не понимают, зачем им жить. Зачем мне подниматься рано утром, зачем вообще что-то делать?

Надежда как огонь: пока огонь есть, мы можем жить. А без огня не проживем. Атеистический взгляд на мир — безнадежный. Он агрессивный, он кусается. Но совсем не развивается, не идет вперед. Какие-то группы занимаются еще какой-то игрой — от феминизма до экологии. Это все важные проблемы, но они вообще не касаются вопроса: каковы цель и смысл нашего существования?

— Но такие вопросы люди обычно задают в молодости.

— Молодость — худший период в жизни человека. Но мы живем в культуре, где все хвастаются юностью, все хотят быть молодыми. Хотя это не достижение. Время молодости — это время огромного риска.

И если бы не гормоны, которые поддерживают нашу активность, мы бы просто рухнули под грузом ответственности и неуверенности. Один неверный шаг может иметь катастрофические последствия, а мы еще так мало знаем о себе. Мы мало знаем о мире.

Мы не знаем, кто говорит правду, кто врет. А сегодня, когда все медиа врут, в головах у людей полный хаос и надо уметь разбираться, где фейк-ньюс, а где правда, молодым трудно жить. Но я хочу их обнадежить: не бойтесь, молодость пройдет, и вам станет легче. Они чуть-чуть постареют и чуть-чуть помудреют.

— Вы ко всем СМИ относитесь с таким подозрением?

— Я подхожу к любой информации с подозрением. Я всегда, даже когда речь о науке, проверяю: а кто будет спонсором тех или иных исследований? Между строк всегда можно

прочитать, где там ловушка. Мы живем в мире, где надо быть осторожным. Осторожность — это мудрость. Это раньше мы думали: напечатано — значит, правда. Но этого уже давно нет, могут напечатать любую глупость. И мы должны обращать внимание на то, откуда исходит информация, кто нам это сообщил и откуда он это знает.

При этом все зависит еще и от моего личного мировоззрения. Есть люди, которые всегда уверены, что все без исключения их обманывают, что все воры… Но с таким человеком тоже разговор невозможен. И к правде он тоже не прорвется. Потому что неправда, что все врут, неправда, что все воры. Да, некоторые политики врут. Некоторые политики воруют. Но не все. А уж какова пропорция — по-разному бывает.

«Бог не торгует спасением»

— А Ваша вера облегчает Вам жизнь или усложняет ее, налагает дополнительную ответственность?

— Часто люди говорят: «Вам, верующим, легче». Нет, наоборот. Нам гораздо, гораздо труднее. У неверующего нет проблем, потому что он не ищет смысла: мир не может иметь смысла, если Бога нет. Это я повторяю за великим французским писателем Эженом Ионеско, с которым мы были знакомы и пьесы которого я ставил. Помню, кто-то его спросил: «Почему вы под конец жизни от театра абсурда пришли к театру религиозному?» Он ответил: «Я никогда не сочинял никаких абсурдных пьес. Я был реалистом, портретистом мира без Бога. И в этом смысле никакой эволюции не было».

Конечно, он отвечал это шутя, но как хорошо сказано! Мир без Бога не имеет смысла. Откуда ему взяться? Хотя настоящих атеистов я почти не встречаю. А если человек признает, что есть смысл,— это уже первый шаг к вере.

— И Вы для себя этот смысл уже нашли?

— Знаете, если почитать, к примеру, Лютера, то можно принять примитивный подход: просто делай добро — и тебе будет добро.

Но в Евангелии обещания в такой форме не было. А может, наоборот, совершение добрых дел будет связано для тебя со страданиями, станет очень трудной задачей.

Добро надо делать ради добра, а не ради себя или награды. Не покупать спасение. Потому что спасением Бог не торгует. И в этом вся тайна, которая меня очень беспокоит. Я бы хотел конечно, чтобы спасение можно было заработать — прийти с таким чеком и сказать святому Петру: «Пожалуйста, вот мой счет».

Но я знаю, что этого не будет.

— Христианство учит людей терпеть, прощать и любить друг друга. Но почему оно, на Ваш взгляд, так часто провоцирует вспышки взаимного неприятия?

— В наше время по социальным причинам во многих развитых обществах принято никого не судить. Но это неправда, судить надо: и самого себя, и поступки других. Не самих людей, поступки. Красивые они или некрасивые. Поступок красив, если совершен ради добра и правды. Если с надеждой на награду, тоже хорошо, но уже не так высоко.

— Красота — это важно?

— Вот в Италии и Польше сейчас построено много храмов, в которых сложно молиться.

Если бы у меня были деньги, я бы эти самые невыносимые храмы разрушил и построил их заново. Но таких денег у меня нет. А недавно я в Барселоне еще раз посетил храм Саграда Фамилия Гауди. Как архитектор он был теологом. Можно любить его или не любить, но в архитектуре он выразил свою глубокую веру. И до сих пор они это строят, и еще через 50 лет, боюсь, не достроят — гигантская работа. Но его творение прорвалось к людям, они начинают что-то там видеть и чувствовать.

Вот доказательство того, что, если это пережито человеком с талантом, это, безусловно, высокое искусство, не китч. А в современной религиозной архитектуре, живописи часто нет тайны открытия.

Еще хуже — сериалы. Те, где под конец приходит награда за добро. Кого-то потом это доведет до отчаяния, потому что в реальной жизни в аналогичной ситуации награды он не получит и почувствует себя обманутым.

Так что, если человек так показывает жизнь, в этом есть и зло. Кроме того, бесконечный сериал уничтожает то, что основано на греческой трагедии, где в жизни и в конфликте есть начало, развитие, кульминация и, как у солнца, закат. Это наша культура. Это не Китай, не Индия — они по-другому «рассказывают» жизнь. А глупые сериалы, к сожалению, уничтожают любой смысл.

— Вы считаете, что именно сериалы сегодня формируют мировоззрение людей?

— Я думаю, они очень понижают уровень духовности людей. Теленовеллы показывают жизнь, как будто провернутую через мясорубку. Это маленькие кусочки, не имеющие никакого значения. И нет переломного момента, катарсиса, который должен быть в греческой драме. И в нашей жизни. И мы должны искать эти переломные моменты.

Те, после которых что-то решается. А сериал это убивает.

Впрочем, мини-сериалы — это совсем другое дело. Они бывают довольно интересными. Хотя таких, уровень которых можно сравнить с шедеврами Тарковского, или Феллини, или Антониони, я не видел.

Кстати, моя предпоследняя картина «Инородное тело» вызвала целую кампанию нападок, организованную людьми, которые не выносят мысли, что может существовать амбициозное, но религиозное кино. И мне на родине очень сильно дали по голове.

«Отказ — это мое достижение»

— В жизни Вы такой же философ, как в Ваших фильмах? Или темперамент Занусси-человека не совпадает с темпераментом Занусси-художника?

— Я не очень конфликтный человек. Это мое счастье. Но я просто флегматик. У меня и картины довольно медлительные. Если бы я был холериком, у меня было бы гораздо больше врагов. Их нет, потому что я реагирую с опозданием. Я пробовал быть пилотом, и знаете, как пилот я оказался талантливым. А как автомобилист — нет. Потому что холерики лучше водят машины, а флегматики — самолеты. Я об этом много думал.

Мой отец был авторитарным человеком. А я в молодости, конечно, был мятежным сыном. Но до каких-то больших конфликтов никогда не доходило. Хотя иногда, бывало, громко спорили. Но эти крики касались абсолютно абстрактных вещей. Например, Чайковский был причиной нашего огромного конфликта.

— И о чем вы спорили?

— Мой папа, как итальянец, обожал Чайковского. А я тогда по молодости говорил страшные глупости: что Чайковский — это китч, дешевка. Но кто из молодых не говорит таких глупостей? Ну, и со мной тоже случилось. Потом было стыдно. Хотелось извиниться — не перед отцом, перед Чайковским.

— А что сегодня Вам не нравится в искусстве?

— Огромное число картин сегодня показывают невозможность любви. Это крик несчастных людей, которые не могут ее найти. Да, для человека естественно, когда духовная любовь переходит в физическую. Но сейчас эта физическая связь стала примитивной, дешевой, она ничего не стоит, а значит, в ней нет места для выражения глубоких чувств. Это такой процесс, с которым неизвестно что делать.

Думаю, надо поверить, что человек должен жить в самоограничении — не все себе позволять. Но культура общества потребления такого не допускает. Культура продаж основана на том, что я хочу иметь больше, всего — больше. А это совсем другой подход. Меня с детства учили, что отказ — это мое достижение. Хорошо, если я могу от чего-то отказаться, чего-то не захотеть, хотя кто-то мне это продает.

Сейчас надо учиться иметь меньше.

И в любви тоже. Если мы в чем-то себе откажем, цена поднимается. Но с таким лозунгом идти сегодня в наше общество трудно.

И еще об искусстве. Сегодня надежда человечества — виртуальная реальность. Реальности на всех не хватит. Большинство людей может приобщиться к богатству мира только виртуально. Вот только вопрос: насколько эта надежда на виртуальную реальность обоснованна? Хотя, конечно, все люди на планете не могут увидеть «Мону Лизу» — очередь будет стоять три года. Для большинства из нас доступна только виртуальная «Мона Лиза».

— Но «Мону Лизу» — хотя бы в теории — все-таки можно увидеть в Лувре. А Бога увидеть нельзя. Может, виртуальная реальность как раз подходит для разговора о Нем?

— Смотрите сами: удается ли рассказать о любви Бога к человеку языком кино? Некоторым удается. Но так мало артистов верят в Бога, верят в Его любовь… Вот проблема.

Нас ограничивают не средства, а число желающих это выразить.

Да и в обществе — верующих не большинство. А уж в среде творцов, особенно в кино, это маленькая группка людей, которым такой взгляд на жизнь близок. Большинству все это совсем чужое.

Мы это видим и в литературе. Прошли те времена, когда практически все художники были верующими людьми. Но ведь и все научные работы в Средние века были созданы верующими людьми. Ньютон больше занимался теологией, чем физикой.

А сегодня наоборот. Просто для тех, у кого есть какая-то, скажем, теологическая чувствительность, этот аудиовизуальный мир недоступен, даже враждебен к ним. Я и сам от этого очень страдаю: я бы хотел, когда читаю лекции, видеть в аудитории людей чуть-чуть более мне близких. Но я редко их вижу.

Запись авторской программы Владимира Легойды «Парсуна» на телеканале «СПАС», 2018 г. Фото Владимира Ештокина

— А кому все-таки удалось рассказать о любви Бога к человеку?

— Я бы сказал, Мартину Скорсезе. «Молчание» — последняя его великая картина. Но я что-то такое нахожу и у Звягинцева в «Нелюбви». Там недостаток любви выражает для меня уже что-то метафизическое.

Очень трогает это размышление о человеке без Бога, который не может построить мир.

Кстати, в последнее время на Западе среди верующих и неверующих очень популярен вопрос: как быть с адом и есть ли вообще наказание по ту сторону жизни? Что мы об этом знаем и насколько это нам необходимо? Столько лет прошло после войны, ее страшные преступления отдалились, и вот мы уже начинаем думать, что никакого ада нет, что он пустой, что никакого страшного наказания ни для кого не будет…

— Вы считаете, провокационность в фильмах о Церкви, о Христе, о Евангелии допустима?

— Думаю, все зависит от чувства такта и любви к другому человеку, к ближнему. Если твоя провокация кого-то унижает или оскорбляет — это уже гадость, а не провокация. Проблема в том, что среди художников очень мало людей, которые по этому поводу переживают. Но я бы хотел напомнить им слова Паскаля: «Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть,а я в Него не верю, я теряю всё».

Текст подготовлен на основе интервью Кшиштофа Занусси Владимиру Легойде в программе «Парсуна» на телеканале «Спас» и авторизован Кшиштофом Занусси  

ВОПРОС НОМЕРА

Отношения с отцом стали кошмаром. Что делать?

Письмо в редакцию

Помогите разобраться, что нужно делать, чтобы научиться любить родного отца? У нас очень непростые отношения. Сейчас мне 34, с мужем развелись пять лет назад, он ушел к другой, и я с детьми вынуждена жить с родителями. Отец помогает смотреть за детьми. Но мы очень часто ругаемся, у нас просто как огонь и сено, нельзя спокойно разговаривать. Все эти пять лет я пытаюсь наладить с ним отношения, не реагировать на его оскорбления, первой подходила просить прощения много раз, каялась на исповеди, просила Божьей помощи. Но я уже начинаю опускать руки. Мы не можем мирно сосуществовать больше недели. Особенно почему-то ссоры часто возникают в посты, когда я очень стараюсь вообще вести себя по-христиански. А самое страшное, что я не чувствую никакого тепла душевного к отцу. С мамой есть это ощущение, а с папой нет. Иногда я ловлю себя на мысли, что очень хорошо, когда его нет дома, и мне стыдно. Как можно полюбить человека, который постоянно оскорбляет меня и мою маму? Я уже спрашивала батюшку в нашей Церкви, он говорит — молиться и терпеть. Но 5 (!) лет ничего не меняется. Сколько мне еще греха так собирать, я в отчаянии, кроме Бога мне и поговорить не с кем. Мама самоустраняется от наших конфликтов и всегда его оправдывает. Я понимаю, что я должна свою гордыню и нетерпимость убирать, учиться смирению, что я моложе, мне легче меняться, но ничего не получается. Что же мне делать?

Анна

Это лишь одно из писем в редакцию «Фомы» о кризисе в отношениях с отцом. Люди разных возрастов — от подросткового до зрелого — рассказывают о том, что столь нужное им общение с папой превращается в кошмар. Или о том, что не могут простить отца, который уже покинул этот мир. Почему утрата мира с собственным отцом переживается людьми так остро? И есть ли все же у отчаявшихся детей надежда почувствовать утраченную отцовскую любовь?

На вопросы читателей отвечает Александр Ткаченко:

Прежде чем поговорить о том, как справиться с болью, о которой пишут в редакцию многие люди, необходимо тщательно разобраться в самой природе этой боли. Ведь беда еще и в том, что роль отца в становлении личности ребенка во многом остается непонятой, плохо осознанной и потому не укорененной в сознании огромного числа наших современников. 

С мамой все как-то понятнее: девять месяцев ребеночек находится с ней в состоянии физиологического слияния, дышит воздухом, который вдыхает мама, получает силы от пищи, которую она ест, чувствует ее радость и покой, страх и тревогу как свои собственные. Их сердца бьются в одном теле — мамином. Потом мама долгие месяцы носит его на ручках, кормит грудью, пеленает и моет, играет с ним, улыбается, говорит ему ласковые слова, поет баюльные песни. Это — теснейший контакт, который мало чем отличается от того слияния в единое целое, которое было характерно для периода беременности. Поэтому в младенчестве для ребенка мама одновременно представляет собой как продолжение его самого, так и весь окружающий мир в целом. На самом раннем этапе развития ребенка для него нет других объектов, кроме мамы. Мама для него — это весь мир, и одновременно мама — это он сам, та его часть, которая дает ему сладкое молоко, когда он голоден, меняет ему неприятные мокрые пеленки, жалеет животик, когда он болит. 

Потом, в процессе взросления, ребенок постепенно отделяется от мамы, начинает осознавать себя как отдельную от нее личность. Ярче всего это проявляется в кризисе трех лет, или, как его еще называют — в кризисе «я сам». Когда еще вчера послушный и сговорчивый ребенок вдруг по любому поводу и даже без всяких поводов начинает спорить с мамой, возражать ей на каждом шагу, ссориться на пустом месте, завершая любую ее попытку как-то поучаствовать в его жизни категоричным заявлением «Я сам!». 

Но даже после этого этапа отделения от матери ребенок продолжает ощущать ее самым важным для себя человеком в мире. Эмоциональное слияние раннего периода жизни будет так или иначе проявляться в их чувствах на протяжении всей жизни. Поэтому в любой культуре мира образ матери — это святыня для любого человека. Мама — это мир, в самой сердцевине которого когда-то началась наша жизнь. И этот мир на бессознательном уровне всегда будет оставаться для каждого из нас надежным пристанищем среди житейских бурь. В него мы приходим, когда становится совсем плохо, когда никаких слов уже не осталось и хочется лишь одного — уткнуться носом в чье-то теплое плечо и поплакать молча. И чтоб мама, как в детстве, обняла, погладила по голове своей мягкой ладонью и тихонько сказала: «Ничего, деточка, ничего… Все потихоньку наладится». 

Такова роль матери в становлении личности ребенка — давать безусловную любовь и принятие и, постепенно отпуская его от себя все дальше и дальше, подпитывать его этой любовью до тех пор, пока ребенок не повзрослеет эмоционально и не научится самостоятельно справляться со своими чувствами. 

Но где во всем этом место отцу и каковы его задачи в воспитании детей? На этот вопрос ответить бывает куда сложнее.

Тезис первый: 

ОТСУТСТВИЕ ОТЦА В ЖИЗНИ РЕБЕНКА — ТЯЖЕЛЕЙШАЯ ПОТЕРЯ ДЛЯ РЕБЕНКА. И ЗНАЧИМОСТЬ ЭТОЙ ПОТЕРИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ МНОГИЕ НЕДООЦЕНИВАЮТ.

На биологическом уровне отец и мать в равной степени участвуют в появлении нового человека. Каждый из них дает ему свою часть хромосомного набора. Но потом матери необходимо проводить с ребенком существенную часть своей жизни, вынашивая и вскармливая его. А отец, поделившись своим генетическим материалом в зачатии, далее с ребенком физиологически никак не связан. Его связь — лишь эмоциональная и морально-нравственная. Если отец не любит своего будущего ребенка, если он не чувствует своей ответственности за того, кому он дал жизнь, то ничто не сможет его удержать рядом с ним. В отличие от мамочки, решившей рожать, отец может оставить и саму мать, и ее ребенка еще до его рождения. И к сожалению, за подобными примерами далеко ходить не надо. 

Ребенок, выросший в семье без отца, — отнюдь не редкость в наши дни. Поэтому достаточно распространено представление о роли отца в семье как о необязательной, хотя и желательной опции: есть отец — хорошо, нет — тоже неплохо, и то, и другое — просто два различных варианта нормы. И вопрос о роли отца, таким образом, тоже превращается в нечто второстепенное и малосущественное. Ну в самом деле, к чему заморачиваться тем, без чего вполне можно и обойтись? Родить и вырастить ребеночка мама сегодня может и без отца, если обладает высокооплачиваемой профессией или просто имеет достаточно сил для того, чтобы трудиться на двух работах. Даже зачать его она может без прямого общения с отцом, через соответствующие биотехнологии. Какой-такой еще отец, о чем вы? 

И с биологической, и с социальной точек зрения ничто не мешает мамочке вырастить ребенка без всякого отцовского участия. Но есть еще два важнейших аспекта жизни семьи — психологический и духовный. И в обоих отсутствие отца в семье рассматривается как тяжелейшая потеря для ребенка, компенсировать которую бывает очень трудно, а восполнить до конца — вообще вряд ли возможно.

Тезис второй: 

Тезис третий: 

В ДУХОВНОМ СМЫСЛЕ ОТЕЦ ВЫПОЛНЯЕТ ДЛЯ РЕБЕНКА ЕДИНСТВЕННУЮ, НО ВАЖНЕЙШУЮ РОЛЬ. ОН СИМВОЛИЗИРУЕТ ДЛЯ НЕГО ОБРАЗ БОГА. 

И то, каким этот образ увидят в нем его дети, во многом определит их отношения с Богом в дальнейшем. Папа может быть в глазах ребенка добрым божеством, несущим мир, радость и веру в добро. Может стать грозным демоном, оставляющим в детской душе целый набор страхов, комплексов и травм на всю жизнь. А может оказаться и «божеством спящим», чем-то вроде индуистского Брамы, когда папа у детей вроде бы есть, но его как бы и нет, поскольку он целиком погружен в свое бесконечно-глубокое и безмерно-содержательное личное бытие. Соответственно, не стоит удивляться, например, когда терпевший в детстве насилие и унижение от отца ребенок вырастает активным богоборцем. Нужно лишь понимать, что воюет он не с Богом. Его богоборчество — попытка поквитаться с отцом-насильником, ненависть к которому он теперь неосознанно переносит на Бога. 

Хотя, разумеется, могут быть и другие варианты духовного развития у таких детей. Если у ребенка было много страха перед отцом, у него может сформироваться отношение к Богу как к грозному и карающему за любую провинность экзекутору. И главным вектором в духовной жизни такого человека на многие годы становится попытка избежать наказания через тщательное исполнение заповедей. 

Там, где нет возможности прямого восприятия чего-либо, человек мыслит аналогиями. Бога, по слову апостола, не видел никто и никогда. И самой близкой аналогией невидимому Богу для человека оказался образ его земного отца. Иначе бы Иисус Христос не употреблял в Своих проповедях именно этот образ с такой настойчивостью.

Бог в словах Спасителя — это не восточный деспот, способный щедро награждать особо отличившихся перед ним и жестоко карать тех, кто в чем-то провинился. Он — любящий отец, всегда готовый с нежностью принять даже самого заплутавшего и опустившегося из своих многочисленных детей.

Но к сожалению, в реальной жизни отцы бывают очень разными. Есть среди них и любящие, есть и деспоты. А есть и такие, о которых невозможно даже подумать без содрогания и отвращения. И каждый из них неизбежно запечатлевает в душе своего ребенка вполне определенный образ, чертами которого ребенок впоследствии будет наделять для себя образ Бога. Наверное, это и есть самая главная задача христианского отцовства — жить в семье так, чтобы в глазах собственных детей соответствовать евангельскому описанию отца. И постоянно сверять свое поведение с тем, что Иисус Христос открыл нам о Боге через этот образ в притчах и поучениях.

Тезис четвертый: 

ЗАПОВЕДЬ О ПОЧИТАНИИ РОДИТЕЛЕЙ НЕ ОПРАВДЫВАЕТ ИХ ЖЕСТОКОГО ОТНОШЕНИЯ К ДЕТЯМ

Есть простое правило в воспитании: что посеешь, то и пожнешь. Там, где отец сеял в своих детях добрые семена, он по прошествии времени получит и добрые всходы. Наивно было бы ожидать к себе со стороны выросших детей любви и уважения, если ты сам все их детство относился к ним безлюбовно, унижал и обижал их, пренебрегал их чувствами или просто жил своими интересами, вообще не замечая их существования. 

Тем не менее именно такие отцы часто претендуют на любовь, уважение и заботу, буквально требуют их от своих взрослых сыновей и дочерей. В том числе — аргументируя свое требование библейской заповедью о почитании родителей. Тут и отцам, и детям важно понимать, что заповедь эта говорит не только и не столько о биологическом родительстве, сколько о духовном его аспекте. Зачастую она странным образом воспринимается родителем как некая универсальная индульгенция, позволяющая «списать» себе любой грех в том случае, если он совершен по отношению к собственному ребенку. Написано в Библии «почитай отца своего», значит — почитай, что бы я ни делал, каким бы ни был. И попробуй только вякнуть что-нибудь против.

Действительно, нарушителей этой заповеди Закон Моисеев предписывает побивать камнями: Кто злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти (Исх 21:17). Но сама заповедь о почитании родителей носит не просто родовой или бытовой характер. Дело в том, что народ Израиля представлял собой прежде всего религиозное сообщество. А отец и мать в этом сообществе были для человека самыми первыми учителями Закона. Они первыми рассказывали ему о Боге, о том, как праведно жить перед Ним на земле, учили различать добро и зло. Тот, кто не почитал родителей-учителей, не почитал и сам Закон. Отвергающие же Закон — отвергали и Бога. Такова внутренняя логика этой заповеди, в которой безусловно предполагалось, что отец и мать будут словом, делом и собственным примером наставлять своих детей в праведной жизни. Если же родители не выполняли этого условия, они подвергались такому же осуждению, как и их нерадивые дети. 

В Новом Завете этот принцип взаимных обязанностей и распределения ответственности между детьми и родителями был проговорен уже открыто, не оставляя места для разночтений: Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость. Почитай отца твоего и мать, это первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле. И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Еф 6:1-4).

Увы, действительно, отцы способны раздражать своих детей, способны обижать их и даже доводить до уныния, как пишет об этом апостол Павел уже в другом своем послании: …отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали (Кол 3:21). Поэтому если уж и апеллировать к Священному Писанию в этом больном для многих вопросе, то делать это следует и с учетом возможных прегрешений родителей перед собственными сыновьями и дочерьми. А уж какими бывают эти прегрешения, каждый из родителей, наверное, и сам знает куда лучше любого стороннего наблюдателя.

Святитель Феофан Затворник в своем толковании на это место Библии перечислил наиболее общие примеры подобного рода: «Не раздражайте детей ваших. Образом своего на них действования не доводите их до того, чтоб они могли возыметь на вас неудовольствие, серчание, досаду, гнев. Гнев вообще грешен; гнев на родителей еще грешнее. Не вводите их в этот грех. Это бывает от излишней строгости, от неразборчивой взыскательности и каких-либо несправедливостей, — от чего всего детям иногда бывает теснее рабов».

Заповедь о почитании родителей, как и любая Божья заповедь, — великое благо для людей. И к психологическим травмам у детей принцип «родители всегда правы» приводит вовсе не потому, что он устарел или вообще ошибочен. Нет, не ошибочен и не устарел. Но, как и тысячи лет назад, он может нарушаться не только детьми, но и родителями. Которые правы лишь тогда, когда сами поступают по правде Божьей.

Родителей, как известно, не выбирают. Они такие, какие есть, других у нас уже никогда не будет. И если получилось так, что отец требует от своих взрослых детей почитания к себе в агрессивных формах, таким детям следует разобраться в нескольких простых вопросах. 

Действительно ли мы в чем-то провинились перед ним, или же это просто придирки, вызванные сложным характером родителя? Если это мы что-либо делаем не так, можно попытаться исправить свое поведение. Но если причиной конфликта являетесь не вы, значит, и вины за происходящее на вас тоже нет. 

Что означает библейское слово «почитать»? Тут могут быть очень разные мнения, но уж во всяком случае речь не идет о том, чтобы терпеть постоянные издевательства и насилие со стороны отца. Там, где отец сам соответствует библейским требованиям к его отцовству, конфликтов, как правило, и не возникает. А в отношении отца, который ведет себя безобразно и не желает жить в мире со своими детьми, заповедь о почитании родителей сводится к заботе о нем в ситуациях, когда он по возрасту или из-за болезни сам уже не в состоянии позаботиться о себе. Купить ему лекарства и еду, заплатить коммунальные платежи, вызвать врача, организовать операцию в больнице, нанять сиделку — все это наши обязанности по отношению к родителям, которые не снимаются с нас ни при каких обстоятельствах. Но постоянно терпеть унижения и оскорбления даже от родного человека — добродетель, на которую способен далеко не каждый сын или дочь. И если вы чувствуете, что общение с отцом разрушает вас, вгоняет в уныние, по слову апостола, то лучше ограничить такое общение. Наверное, это именно тот случай, когда говорят, что родителей хорошо любить издали. 

Помнить, что эмоциональное состояние любого взрослого человека — это зона его ответственности. И если кто-либо вдруг «назначил» вас ответственными за его чувства — это манипуляция, с помощью которой от вас хотят чего-то добиться. Впрочем, оставаться в манипулятивных отношениях или нет — это наш свободный выбор. Взрослого, а тем более пожилого человека уже не переделать. Если он всю жизнь привык получать желаемое с помощью манипуляции, вряд ли получится отучить его от этого на старости лет. Важно лишь понимать, оставаясь в таких отношениях, что на самом деле вы здесь ни в чем не провинились. И не навешивать на себя вину за все прегрешения, в которых вас так настойчиво пытаются обвинить. 

Помнить о собственной безопасности. Если вы видите, что поведение отца представляет реальную угрозу вашему физическому или психическому здоровью, немедленно уходите. Заповедь о почитании отца и матери дана детям для заботы о стареющих родителях. А не стареющим отцам-абьюзерам для бесконечного издевательства над своими детьми.

Заключение: 

ЧТО ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ОТНОШЕНИЯ С ОТЦОМ ПЕРЕСТАЛИ ТЕБЯ МУЧИТЬ

Роль отца в жизни каждого человека уникальна. Другие люди могут лишь отчасти компенсировать две важнейшие отцовские функции — формирование у ребенка отношения к миру и к Богу. Но что же делать, если в жизни отец по каким-либо причинам не стал для нас тем, чем должен был стать по Божьему замыслу? Тут ответ простой: горевать. Дело в том, что горевание — важнейший процесс в жизни человека. Он включается там, где мы сталкиваемся с проблемой, которую невозможно решить никакими способами. Отсутствие в нашей жизни любящего, заботливого, принимающего тебя отца — это как раз невосполнимая утрата. Сердцем мы чувствуем, что это — навсегда. Что другого, более «правильного» отца у нас уже не будет. А умом боимся принять эту мысль и постоянно храним в душе иррациональную надежду на то, что отец в конце концов все же станет хорошим, начнет замечать нашу боль и радость, будет нас любить и мы наконец получим то, чего нам так не хватало от него с самого детства. И возвращение к реальности начинается как раз с осознания того, что ничего этого уже не будет. Что отец таков, каким мы его знаем. И отношения с ним нужно строить исходя не из наших детских наивных надежд, а из фактов, какими бы печальными они ни были. И лишь приняв эту реальность и отгоревав по своей потере, мы сможем выстроить настоящие, а не придуманные отношения с нашим настоящим, а не придуманным отцом. И возможно, даже полюбить его, каким бы он ни был. Потому что по-настоящему полюбить можно другого человека лишь таким, каков он есть, а не свои фантазии о нем. 

Ну а если отца вообще никогда не было в нашей жизни? Тут для верующего человека тоже есть выход. Священное Писание говорит, что Бог усыновил нас через Иисуса Христа. И что все, кто духовно соединились с Сыном Божьим в Святом Крещении, тоже становятся детьми Богу. Поэтому чем ближе мы будем становиться ко Христу, тем больше будет раскрываться перед нами любовь и забота Его Отца. Пусть мы не получили этой любви от своего отца по плоти. Но Небесный Отец никогда нас не бросал и не отрекался от нас. Просто мы не всегда умеем видеть Его благое участие в нашей жизни, потому что противимся Его воле. А воля эта наиболее полно выражена в заповедях Евангелия. И по мере укоренения в жизни по этим заповедям человек все более и более открывает для себя то самое высшее Отцовство Бога, в сравнении с которым отцовство по плоти выглядит как слабое подобие. 

Сын Божий, воплотившись, дал всем сиротам мира возможность стать сынами и дочерьми Небесного Отца, получив неизмеримо большее взамен утраченного. Потому что земное отцовство — лишь образ небесного. И даже там, где ребенок оказался его лишен, у него всегда остается возможность впустить в свое сердце поток отцовской любви от Того, Кто никогда не прекращал нас любить и Кто всегда недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем (Деян 17:27–28). Эта тоска по отцовской любви всегда переплетена в душе человека из двух ветвей — стремления к отцу и стремления к Богу. И там, где одна из веточек оказывается совсем засохшей, вторая всегда остается живой, полной сил и живительных соков. Если напитаться ее любовью, то может ожить и другая веточка. И отношения с родным отцом тоже удивительным образом начнут налаживаться, даже если ты никогда в жизни его не видел. Потому что Богу возможно все. 

ВЕРА

Что такое церковные каноны: объясняем на пальцах

Какие в Церкви существуют каноны? Что они регулируют? Каноны нужны, чтобы лишить человека свободы или, наоборот, чтобы ему помочь? 

Почему вообще в Церкви присутствует такой юридический формализм? Неужели без него никак нельзя спастись?

На эти и другие вопросы специально для «Фомы» ответил протоиерей Дмитрий Пашков, преподаватель кафедры общей и русской церковной истории и канонического права ПСТГУ.

Что такое церковные каноны и зачем они нужны?

Слово «канон» — греческого происхождения, и переводится оно как «правило», «норма». Каноны представляют собой общеобязательные правила поведения, принятые в Церкви. Поэтому можно сказать, что канон в Церкви по своему содержанию и смыслу есть то же самое, что и закон в государстве.

Необходимость церковных канонов в общем понятна. Оказываясь в любом обществе, мы должны соответствовать определенным, принятым в нем правилам поведения. Так и в Церкви. Став ее членом, человек должен подчиняться действующим в ее пределах нормам — канонам.

Можно прибегнуть к такой аналогии. Когда мы поправляем свое здоровье в больнице, мы сталкиваемся с определенными правилами, которым — хотим мы того или нет — должны подчиняться. И эти больничные правила могут поначалу показаться излишними или даже абсурдными, до тех пор пока мы не постараемся в них вникнуть.

При этом в Церкви не может быть канонического формализма. Каждый человек индивидуален, и потому значительную роль в его церковной жизни играет духовник. Зная слабые и сильные стороны приходящего к нему человека, священник, опираясь на каноническую норму, может действовать достаточно свободно. Ведь нельзя забывать, что основной массив канонов сформировался очень давно, еще в первое тысячелетие, и многие каноны не могут буквально применяться в нынешнее время. Поэтому у батюшки остается большое пространство для «маневра» (сами каноны это предполагают, оставляя священнику, например, право сокращать или, напротив, продлевать епитимии), и это очень важно, когда речь идет о таком сложном и чрезвычайно деликатном деле, как пастырство.

Но неужели без этого формализма невозможно спастись?

Нет, дело тут не в самом формализме, а в нас самих. Поскольку мы даже после крещения остаемся существами несовершенными, ленивыми, эгоцентричными, нас нужно приводить к какому-то соответствующему нашей вере порядку благочестивой жизни.

Конечно, не подлежит нормативному регулированию наше общение с Богом, например, как человек молится дома: долго ли, коротко ли, с лампадкой или без, глядя на икону или закрыв глаза, лежа или стоя. Это его личное дело и зависит исключительно от того, как у него получается лучше помолиться. Но если христианин приходит в собрание верующих, в Церковь, где таких, как он, уже много и у каждого есть свои взгляды, интересы, какие-то предпочтения, здесь уже без определенных правил, которые всю эту пестроту приведут к какому-то правильному единообразию, не обойтись.

То есть общеобязательные нормы, каноны, нужны там, где появляется общество, где уже требуется предписать определенные права и обязанности его членам, чтобы избежать в нем хаоса и беспорядка.

Кроме того, каноны служат поддержанию того изначального образа Церкви, который возник в день Пятидесятницы, так что она остается неизменной при любом государстве, культуре, общественной формации. Церковь всегда и во все времена одна и та же: и в I веке, и в эпоху Вселенских Соборов, и в поздней Византии, и в Московском царстве, и сейчас. И каноны оберегают эту тождественность Церкви самой себе через все века.

А разве в Евангелии Христос говорил что-либо о необходимости следовать каким-то правилам?

Конечно, говорил. Некоторые нормы христианской жизни Господь задает прямо в Евангелии. Например, есть каноны, которые регулируют таинство Крещения. И в Евангелии Христос первым эту норму устанавливает: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам. (Мф 28:19–20).

Тут мы находим формулу крещения — «во имя Отца и Сына и Святого Духа», — которая произносится сегодня священником во время совершения таинства. Кроме того, сказано, что сначала нужно научить, а уже затем крестить. И вот отсюда, например, берет начало практика так называемых огласительных бесед перед крещением, когда священник или катехизатор должен подробно объяснить желающему войти в Церковь человеку основы христианской веры и благочестия.

Кроме этого, Господь Иисус Христос установил единобрачие как норму (Мф 19:4–9). На основе именно Его слов Церковь развила свое учение о таинстве Брака. Однако она несколько смягчила «строгость» Евангелия, где, как известно, сказано: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует (Мф 19:9). Церковь, снисходя к людской немощи и понимая, что не все смогут понести бремя одиночества, позволяет при определенных обстоятельствах вступать во второй и даже в третий брак.

Однако существуют и другие каноны, не взятые напрямую из Нового Завета. Церковь, водимая Святым Духом, выступает как продолжательница Законодателя Христа, расширяя, уточняя и поновляя свои правовые нормы. При этом, повторюсь, сама эта детализация и в целом вся законотворческая деятельность Церкви опирается на принципы, данные Спасителем в Евангелии.

А какие существуют каноны? И что они регулируют?

Церковных канонов очень много. Их можно разделить на несколько больших групп. Есть, например, каноны, регулирующие административный порядок управления Церковью. Есть «дисциплинарные» каноны, которые регулируют жизнь верующих и служение клириков.

Существуют каноны догматического характера, которые осуждают определенные ереси. Есть каноны, которые упорядочивают территориальное управление Церкви. Эти каноны устанавливают полномочия высших епископов — митрополитов, патриархов, они определяют регулярность проведения Соборов и так далее.

Все каноны во всем их многообразии были сформулированы в первом тысячелетии церковной истории, и некоторые из них в чем-то устарели. Но Церковь эти древние каноны все равно чтит и очень внимательно изучает, потому что уникальная эпоха Вселенских Соборов является своего рода эталоном, образцом для всех последующих веков.

В наши дни из этих древних норм мы извлекаем если не прямые правила поведения, то по меньшей мере их дух, принципы, чтобы установить в поновленном виде такие нормы, которые будут отвечать потребностям сегодняшнего дня.

Если гражданин нарушит закон, то он по решению суда будет за это наказан. А что в Церкви? Предусмотрены ли в ней наказания за нарушение того или иного церковного канона?

Если говорить о церковном праве, регулирующем благочестивую жизнь христианина, канонические санкции прежде всего лишают провинившегося человека самого главного — общения со Христом в таинстве Причастия. Это не мера возмездия, не наказание в расхожем смысле слова, а «терапевтическая» мера, нацеленная на то, чтобы вылечить тот или иной духовный недуг. Однако и здесь есть очень важная и существенная оговорка: окончательное решение относительно применения того или иного церковного наказания принимает духовник или, если брать более высокий уровень, епископ. При этом каждый случай рассматривается отдельно и в зависимости от конкретной ситуации принимается то или иное решение.

Таким образом, церковные каноны более походят на лекарства, чем на законы. Закон действует в значительной мере формально, законодательная и исполнительная власть должны быть независимы.

В этом смысле правоприменитель (епископ или священник) должен действовать так же, как поступает хороший и внимательный доктор. Ведь не станет же врач мучить новыми препаратами своего пациента, если назначенные лекарства уже благотворно подействовали! А вот если лечение положительных результатов не приносит, тогда доктор начинает применять другие препараты до тех пор, пока пациент не пойдет на поправку. И если в медицине показателем успешности лечения является выздоровление пациента, то для епископа и духовника подобным свидетельством будет искреннее раскаяние верующего.

Это, собственно, то, ради чего и существуют церковные санкции: настроить человека на покаяние и исправление, чтобы помочь ему в духовном росте, чтобы верующий, попавший под епитимью, пережил внутренний переворот и покаялся. Чтобы он осознал, что совершенный им грех лишает общения с Богом, и постарался вновь его восстановить.

Церковные каноны где-то зафиксированы? Есть ли какие-то сборники, в которых они классифицированы и представлены?

Конечно. Кодифицировать свое право Церковь начала уже в конце IV века. Именно в эту эпоху, после окончания гонений на христиан, появляется огромное количество канонов, которое необходимо было как-то систематизировать и упорядочить. Так появились первые канонические сборники. Одни из них были организованы хронологически, другие — тематически, по предметам правового регулирования. В VI веке появились оригинальные сборники смешанного содержания, так называемые «номоканоны» (от греческих слов «номос» — императорский закон, «канон» — церковное правило). В него вошли и каноны, принятые Церковью, и законы императоров, касающиеся Церкви.

Существуют еще и так называемые апостольские правила. К самим ученикам Христа они прямого отношения не имеют и такое название, скорее всего, получили из-за их особой значимости и авторитетности. Возникли эти каноны на территории Сирии в IV веке.

Самый известный сборник древних канонов называется «Книга правил». В нее вошли и «апостольские» правила, и каноны, принятые на Вселенских Соборах, и каноны некоторых Поместных Соборов, и авторитетные мнения святых отцов по различным проблемам церковной жизни.

А нужно ли мирянину знать нормы церковного права?

Я считаю, что нужно. Знание канонов помогает понять, какие у него есть права и обязанности. Кроме того, церковные каноны еще и очень полезны в обычной жизни.

Например, жизнь новорожденного малыша висит на волоске и его надо срочно крестить. Может ли это сделать сама мама в роддоме, и если может (и в самом деле это так), как ей это сделать правильно, чтобы таинство Крещения в самом деле совершилось? Или вас пригласили стать крестным. Что с канонической точки зрения это означает, какие обязанности у вас появляются? Множество сложных вопросов связано с таинством Брака. Например, можно ли с канонической точки зрения венчаться с инославным или иноверным?

Что в таком случае стоит прочитать мирянину? Где он может узнать о своих правах и обязанностях в Церкви?

В последние годы неоднократно переиздавался прекрасный курс лекций по каноническому праву протоиерея Владислава Цыпина. Если говорить об ознакомлении с источниками, следует начать с изучения уже упоминавшейся выше «Книги правил». Современные нормативные акты нашей Поместной Церкви (например, ее Устав и различные частные положения) публикуются на ее официальном сайте patriarchia.ru, а пять лет назад Издательство Московской Патриархии приступило к публикации многотомного собрания документов Русской Православной Церкви.

Беседовал Тихон Сысоев       

Соблюдай жесткие правила или гори в аду?

ЭТУ КАТОРГУ ВЕРУЮЩИЕ НАЗЫВАЮТ СВОБОДОЙ?

Вопрос в редакцию «Фомы»:

Христианин свободен, потому что у него есть два пути: к Богу или от Него.

1) Путь к Богу состоит в исполнении заповедей и молитве и сулит спасение и жизнь вечную, потому что праведник пытался встретить Бога в этой жизни, и Бог исполнит его желание после смерти.

2) Путь вне Бога позволяет делать, в сущности, что захочешь, но раз душа добровольно отвергла Бога в этой жизни, то не пребудет с Ним и в вечности.

Выходит, у меня есть два пути: вечной радости и вечных мук. И, поскольку я могу выбирать одно из двух, я свободен. Но какой же тут выбор? Я буду избегать вечных мук вне зависимости от того, хочу я верить в Бога или нет. Мне придется идти по пути к Богу, потому что в спину мне дышит холодом ад. Я буду вынужден жить по заповедям, творить милостыню, бороться с плохими помыслами и пребывать в церкви как минимум из страха, что без этого я обречен на погибель.

Совершенная любовь в христианстве — это любовь сына к отцу, когда человек служит Богу уже не из страха или обмена, а просто потому, что хочет. Но и такой человек, если передумает и решит все-таки жить без Бога, все равно попадет в ад. То есть и рабу, и наемнику, и сыну отступать некуда. А свободен я был бы тогда, когда мне в любом случае после жизни сулили бы вечную радость и покой; мир, где нет горя и болезней, но я бы добровольно выбрал из двух тот рай, в котором Бог. Это был бы акт выбора, акт любви сына к отцу, ничем не принуждаемый.

Прошу прощения у Бога за эти мысли и вопросы, мне кажется, что они хульны и дерзки, но я не могу верить насильно, я хочу совершить осознанный выбор, лишить себя свободы добровольно, хочу потрудиться для Бога просто потому, что мне это в радость. Но с моим нынешним пониманием христианской свободы я чувствую себя как гражданин в годы репрессий: я свободен и имею перед собой два пути — признать государство и жить припеваючи или отвергнуть его, и тогда меня ждет лагерная каторга. Формально это свобода, фактически — нет.

Никита 

Отвечает протоиерей Стивен (Стефан) Фриман, настоятель храма святой Анны в городе Оук-Ридж, штат Теннесси, США.

Дорогой Никита!

Вы пишете: «Свободен я был бы тогда, когда мне в любом случае после жизни сулили бы вечную радость и покой».

Так оно по сути дела и есть. Не всегда эту мысль выражают именно так, не всегда ее правильно понимают. Но Священное Писание на этот счет говорит вполне ясно: Бог не желает, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию (2 Пет 3:9); и еще: говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (Иез 33:11).

Райское небесное блаженство не стоит представлять как «награду», которую нужно заслужить хорошим поведением. Это дар Божий, открытый для всех. Проблема в том, что мы его не желаем (ведь мы свободны). Нам не нужен рай Божий — мы хотим в свой собственный, хотя мы не в силах создать его сами.

На самом же деле рай, небеса и т. д. — все это не что иное, как общение с Богом через Сына Божия Иисуса Христа в Духе Святом. Не существует рая, отдельного от Бога или независимого от Него. И ад — в правильном представлении — вовсе не наказание.

Ад — это отказ от общения с Богом. Сам по себе он не существует, он есть исключительно потому, что мы по своей свободной воле желаем, чтобы он существовал.

Представьте себе мужчину, который женат на чудесной женщине. Она любит его невзирая на все его недостатки, всячески заботится о нем, старается радовать его, как только может. А он ее в упор не видит, постоянно думает о других женщинах и не может взять в толк, зачем он вообще на ней женился. Он все время ищет в ней изъяны и чувствует себя несчастным, хотя никаких изъянов в ней нет и она любит его всей душой. Брак с этой женщиной для него — сущий ад, но только потому, что он сам так захотел: живя в раю, он сам создал для себя преисподнюю.

Христос сошел в самые глубины наших бесчисленных преисподних. Он пришел, чтобы взять нас с Собой в рай — не переместить нас из одной географической точки в другую, а чтобы мы сами захотели сменить ад, добровольно нами избранный и нами же созданный, на рай общения со Христом. И это движение может и должно начаться в сердце верующего. Прямо сейчас.

А ад — это целую вечность провести в присутствии Бога, мечтая при этом оказаться где-нибудь еще. 

Перевел с английского Игорь Цуканов

НОВОМУЧЕНИКИ

Мученик Алексий (Зверев)

1871–27.08.1918

Вагон вместо обещанного второго оказался третьего класса и находился в середине поезда, между приспособленными под пассажирские перевозки вагонами товарными. Увидев это, приехавший позже других архимандрит Матфей смутился. На первых от входа нижних местах расположились архиепископ Василий и Алексей Зверев. Оба в этот предрассветный час глубоко спали. В следующем купе было отведено место архимандриту Матфею. Все остальные места в вагоне занимали солдаты — с оружием и без вещей. Никто из солдат не спал, но внешне они держались дружелюбно. До страшной расправы оставалось совсем немного времени…

* * *

Мученик Алексий родился в 1871 году в селе Борисове Московской губернии (ныне оно находится в черте Москвы) в семье крестьян Даниила Павловича и Анны Филипповны Зверевых, принадлежавших к белокриницкому противоокружническому раскольническому согласию. В начале ХХ столетия около половины жителей села Борисова принадлежали к раскольникам, которые появились здесь в начале ХIХ века, когда значительная часть жителей села отпала от Церкви. То, что уход из Церкви в раскол стал массовым спустя двести пятьдесят лет после его возникновения, само по себе свидетельствовало о неблагополучии, бывшем тогда в Российской Церкви, включенной в то время в состав государственных учреждений.

Настоятель Троицкой церкви в селе Борисове, священник Николай Смирнов, писал о присоединении к Церкви Алексея Зверева и его родных: «В обращении их видимо действовал Промысл Божий, — так что невольно сознаешь, что, как во время святых апостолов Господь промышлял о спасении искренно желающих себе спасения, например Корнилия сотника, хотя этот был язычник, и Савла — еврея, хотя этот был жестокий гонитель христиан, но видя в них искру ко спасению, призвал к Себе, — так и Зверевых призвал в Свою православную веру, видя в них искреннее расположение ко спасению».

Сам Алексей так вспоминал о своем присоединении к Церкви: «Родители мои <…> были старообрядцы. <…> На седьмом году от рождения родители меня отдали учиться грамоте в сельское училище, где каждое утро читали и пели молитву. Поэтому, когда я отправлялся в школу, родители мне говорили: “Ты смотри, не молись тамо, — грех с еретиками молиться!” Скоро я выучился порядочно читать. Читаю, бывало, что-нибудь из Священной истории: домашние с удовольствием слушают, но при этом часто добавляя: “Вот теперь тебе бы выучиться читать “канун”, а это ведь книжки гражданские, их, говорят, и читать-то грех. В воскресный или в другой какой праздничный день мать моя брала меня на “службу” в деревню Курьяново (ныне находится в черте Москвы — Ред.), в которой есть противоокружническая молельня. <…> Служили с одним уставщиком Егорычем. <…> Егорыч был нетрезвой жизни, однако раскольники его считали великим “начетчиком”.

Своих старопечатных книг у нас в доме, по бедности, не было, поэтому почитать что-нибудь божественное приходилось по гражданским <…> книжкам, которые <…> давал нам сельский священник отец Николай Смирнов. Он имел у себя довольно книг противораскольнического содержания: “Истинно древняя Церковь Христова” — митрополита Григория (Постникова), сочинения архимандрита Павла (Леднева), “Братское слово” и другие. Мое убеждение о сих книгах таково, что кто их прочтет со вниманием и беспристрастно, тот в расколе не может оставаться…»

Когда Алексей Зверев принял окончательное решение присоединиться к Церкви, священник Николай Смирнов предложил, чтобы присоединение это состоялось в Москве в храме преподобного Сергия в Рогожской.

Узнав, что Алексей присоединился к Церкви, хозяин фабрики в Борисове, будучи раскольником, на следующий же день уволил его, а мать в гневе не пустила домой. И пришлось ему перебираться на работу и жительство в Москву. Но он не оставил родных. «Он стал из Москвы навещать их, сначала с осторожностью, потом чаще и чаще. Когда гнев родителей не утихал, он молчал; когда же родители стихали, он подавал свой голос, сначала понемножку, потом более и более. Он брал у священников <…> книги и читал их — сначала про себя, потом вполголоса и вслух; когда же родители приказывали замолчать, он молчал. Так продолжалось три года. Наконец у него накопилось книг уже сундучок. И сколько раз мать порывалась сжечь этот ненавистный ей сундучок! Топит, бывало, печку, готовит кушанье одна, а все родные в поле или в саду на работе; взойдет ей в голову — как сын ее разобижает, доказывая из своих книг будто бы много заблуждений в излюбленной ими “старой вере”. Вот она и подойдет к проклятому сундучку, с гневом возьмет его и идет к огню: “В нем все горит, сгоришь и ты!” Но на минуту-другую остановится, подержит в руках и раздумается: “Эти сожгу, ведь других ему дадут!” И заплачет, заплачет, и опять пойдет и положит сундучок на свое место. “Дивлюсь я, — вспоминала она, — сколько раз я порывалась сундучок его сжечь — да все какая-то невидимая сила меня от того отталкивала: возьму, хочу бросить — и опять ворочусь, поставлю, заплачу, а не сожгу”».

Мать Алексея, Анна Филипповна, обратилась за получением ответов на мучившие ее вопросы к «начетчикам», то есть считающим себя знатоками священных книг людям, но они не смогли дать ответ. Тогда Алексей предложил матери поездить на беседы, которые вели православные миссионеры в доме Касичкина на Таганке, и она согласилась. «Побывали там раз, другой, третий — и чтения, ответы и доводы миссионеров поразили ее до глубины души. Тут ей прямо говорило сердце: “Вот где наставляют истине! вот где раскрывают ложь! Вот те, кто истинно желают нам спасения! И не принуждают, не настаивают, а убеждают со всей любовью. Поневоле послушаешь их! ”»

В 1895 году Анна Филипповна вместе со всей семьей присоединилась к Церкви.

В 1902 году Алексей Данилович был назначен окружным миссионером Московской епархии, в этой должности он прослужил до мученической кончины, все эти годы ведя беседы с раскольниками, которые устраивались в храмах и в светских аудиториях. И сам миссионер, и его собеседники — православные пастыри, и руководители раскола, и рядовые раскольники — не боялись на этих беседах затрагивать глубокие богословские вопросы. Для них выяснение истины тогда было вопросом жизни и смерти.

В результате собеседований, которые проводил исполненный любви, кротости и смирения миссионер, множество людей присоединилось к Церкви. Авторитет Алексея Даниловича в Москве был столь высок, что в 1917 году он был избран делегатом сначала на уездный съезд духовенства и мирян Московской епархии, затем — на епархиальный, который и избрал его делегатом на Поместный Собор Российской Церкви, в работе которого он затем принимал активное участие. И было время, когда он оставался на Соборе единственным представителем от мирян.

16 августа 1918 года Священный Синод принял решение направить в Пермь комиссию в составе архиепископа Черниговского Василия (Богоявленского), ректора Пермской духовной семинарии архимандрита Матфея (Померанцева) и миссионера Московской епархии Алексея Даниловича Зверева для выяснения обстоятельств ареста архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского). 21 августа об этом решении было сообщено на пленарном заседании Собора. В Пермь члены комиссии прибыли утром 23 августа.

По завершении работы комиссии архиепископ Василий встретился с местными руководителями советской власти, которые заверили его, что будут всячески содействовать благополучному отъезду членов Собора из Перми.

Поезд должен был оправляться на рассвете 26 августа. Незадолго до отправления главного кондуктора вызвал к себе комендант станции и распорядился, чтобы кондуктор остановил состав сразу же после того, как он проедет мост через Каму.

Когда поезд тронулся и миновал мост, кондуктор дал знак машинисту, и тот остановил поезд. Из вагона, в котором ехали члены Собора, вышли вооруженные красноармейцы во главе с комиссарами, затем вышли архиепископ Василий, архимандрит Матфей и Алексей Данилович Зверев, и кондуктору было приказано, чтобы он подавал знак машинисту. Поезд тронулся, оставляя у полотна дороги обреченных на смерть один на один с их убийцами.

Часть красноармейцев пошла впереди, часть — позади. Вскоре комиссар приказал всем остановиться, а соборянам, которые к этому времени уже поняли, к чему клонится дело, положить вещи на землю. Те стали спрашивать, за что их арестовали. Вместо ответа комиссар подошел к одному из арестованных и выстрелил в него три раза в упор. Алексей Данилович, сбросив мешавшую ему дорожную сумку, бросился бежать в сторону леса, но красноармейцы открыли по нему стрельбу из винтовок, и он был убит. Архиепископ Василий и архимандрит Матфей были ранены, и красноармейцы закололи их штыками. Один из комиссаров забрал запечатанные в отдельном пакете материалы расследования убийства архиепископа Андроника и деньги, переданные Пермской епархией на нужды Собора.

Затем красноармейцы перетащили тела убитых в небольшой лесок, расположенный неподалеку от дороги и, прикопав их в неглубокой яме между двух берез, хотели было уже уходить, но могила легко просматривалась через редкие деревья из окон проходящих поездов. И красноармейцы срубили ель и пихту и бросили их друг на друга крест-накрест, скрыв под ними место захоронения.

Далеко за полночь 27 августа в сторожку у камского моста явились два члена Чрезвычайной комиссии и, захватив с собой охранявших мост красноармейцев, отправились к месту захоронения. Вынув тела убитых из могилы, они раздели их донага и перетащили в стоявшую у берега моторную лодку. Доплыв на лодке до середины реки и обвязав каждое тело цепями, они сбросили их в воду — отправили в «камский комитет», как называли в то время реку Каму чекисты. После этого они вновь отправились на место могилы, где разожгли костер, чтобы сжечь вещи казненных, и таким образом уничтожить улики своего преступления. Несгоревшие остатки вещей они сбросили в яму и забросали землей. Впоследствии они были опознаны свидетелями, привлеченными следственной комиссией Белой армии, как вещи убитых членов Поместного Собора — архиепископа Василия, архимандрита Матфея и Алексея Даниловича Зверева.

Архимандрит Дамаскин (Орловский), 

ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православ ной Церкви», клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (Москва), www.fond.ru

ЛЮДИ

Молитва, которая меняет жизнь

Духовная жизнь — это не хобби, не развлечение, на которое у нас может хватать или не хватать времени. Это основание, на котором мы строим все остальное. Когда вы укладываете багаж, то вопрос о том, поместятся вещи в чемодан или не поместятся, зависит не только от того, сколько их, большие ли они, но и от того, в какой последовательности, в каком порядке вы их укладываете. Когда мы проводим свою жизнь в суете, бежим туда и сюда, даже не всегда понимая зачем, мы действительно не успеваем ничего — и очень устаем.

Если мы начинаем наш день с молитвы, мы закладываем фундамент, на котором у нас все будет выстроено в должном порядке, и как сказано в Священном Писании о благочестивом человеке, во всем, что он ни делает, успеет (Пс 1:3). Поэтому так важна церковная традиция молитвенного правила. Ведь каждое утро и каждый вечер мы молимся независимо от нашего настроения.

Человеку начинающему, возможно, будет трудно читать молитвенное правило полностью, но важно хотя бы пять минут в день уделять молитве — каждый день, не пропуская! — и вы увидите, как начнет меняться ваша жизнь. Чем больше времени вы будете уделять молитве, тем больше времени у вас будет оставаться на все остальное. Это может показаться неожиданным, но это опыт очень многих людей. Да и в течение дня всегда можно найти минуту или хотя бы полминуты на то, чтобы молитвенно воздохнуть к Богу, поблагодарить за то хорошее и доброе, что вы встретили за день, попросить помощи для себя и для других людей в каких-то трудностях... <...> 

Многие люди не вполне понимают, что такое молитва, и потому недоумевают: если молитва — это прошение ко Господу или благодарение за Его милости, то почему нужно просить и благодарить долго и много. Кажется, на это должны уходить минуты, но никак не целые часы. А если взять образцы молитвы, которые дошли до нас из глубокой христианской древности, то мы обнаружим, что самое яркое, сильное и проникновенное молитвословие должно было продолжаться не минуты и даже не часы, а многие дни. <...> 

Можно ли тысячу дней и ночей подряд не переставая повторять одни и те же просьбы или слова благодарности? — Конечно, такого человеку не выдержать, это превышает его силы. Невозможно бесконечно твердить одно и то же, потому что механическое повторение лишает произносимые слова всякого смысла, этот процесс будет опустошать человека, а не обогащать его. Значит, молитвословия святого Макария Великого, преподобной Марии Египетской, преподобного Серафима Саровского были чем-то принципиально иным.

Отстояв час, другой и третий на богослужении, многие из нас уже испытывают чувство усталос­ти. Куда уж тут до тысячедневной неусыпаемой молитвы! Но опыт молитвенной жизни святых угодников убеждает нас в том, что их молитва была не бесконечным воспроизведением одних и тех же слов, а состоянием их духа.

В Ветхом Завете о праведниках и пророках говорится, что они ходили пред лицом Божиим (3 Цар 9:4 и др.). Это, конечно, образ, но им описывается совершенно особое состояние духа великих угодников Божиих, которые каждое мгновенье своей жизни предстояли Богу. Это предстояние Богу, соединение с Ним в своей душе, сопровождаемое особым радостным чувством сыновства своему Творцу, и является молитвой праведника, в которой происходит его общение с Отцом Небесным.

Что значит ходить перед лицом Божиим? Это означает чувствовать Божие присутствие, осо­знавать, что Бог рядом. А если Бог рядом, то как можно оскорблять Бога, как можно совершать то, что противно Богу? Если Бог рядом, то человек не только постоянно обращается к Нему, но старается жизнь свою строить так, чтобы Божественные очи, взирая на Него, были всегда исполнены милостью и любовью.

Конечно, речь идет об идеале, причем очень от нас далеком, но ведь идеал и дается нам для того, чтобы мы к нему стремились. Пусть не на тысячу дней и ночей, пусть не на часы и даже не на минуты, но если хоть на мгновенье будет нам дарован этот святоотеческий опыт предстояния пред Богом, если мы хотя бы прикоснемся к подвижнической практике особого духовного переживания Божия присутствия, то это наверняка окажется столь значительным для нашей жизни, что во многом изменит ее к лучшему.

Патриарх Кирилл

Из книги «Ревнуйте о дарах духовных: О молитвенном делании и духовном возрастании» (Изд-во Московской Патриархии, 2017).

Заголовок дан редакцией

«Как я учился вызывать души умерших, а потом стал священником»

Иерей Евгений Подвысоцкий, 

настоятель храма в честь Казанской иконы Божией Матери, ст. Ясенской,  руководитель миссионерского отдела Ейской и Тимашевской епархии

Мой папа умер, когда мне было 8, а брату — всего 4. На дворе «лихие 90-е», в стране разруха, и мама одна с нами на руках. От горя она кидалась то к гадалкам, то в православный храм. Мы с братом часто болели, и мама таскала нас по «целительницам». Одна колдунья даже пыталась передать мне свой «дар», а я тосковал по папе и потихоньку учился «вызывать души умерших». Но безуспешно.

Зато по ночам я стал слышать шорохи, удары по кровати, стук шагов по стенам и потолку. Мог проснуться утром — а на меня ночью кто-то одежду положил! Я перестал спать. Пытался поговорить об этом с мамой, но она мне не верила.

Однажды на дне рождения друга я встретил певчего из церковного хора. Звали его Сергей. В тот вечер он играл на гитаре, а я пел. Неплохо так пел, и мой новый знакомый пригласил меня на клирос. Так я попал в храм. Мы с братом были некрещеными. И хотя подсознательно меня влекло в церковь, но между мной и храмом была какая-то стена, которую я не мог преодолеть. Этот случай все изменил.

Я начал постоянно бывать на богослужениях и заметил, что «ночные визиты» прекратились. Жизнь перестала вызывать страх и тоску, после молитвы внутри становилось светлее и теплее. Я начал чувствовать Бога, Его любовь… Спустя несколько месяцев я принял крещение. И твердо решил, что теперь буду служить Богу.

В 2006 году у нас в Краснодаре открылась духовная семинария, и один знакомый священник уговорил меня поступить. Я не хотел, думал, все батюшки святые, а я грешник, да еще и с таким сомнительным «духовным» прошлым. Но поступил, и именно там нашел то место, которое уготовал для меня Господь.

Спустя годы я понял, что так — через горе, через смерть отца — Господь призвал меня к покаянию и изменению жизни, а еще позаботился о моих близких. Ведь в последних поколениях нашего рода не было верующих, кто бы мог о них помолиться.

Подготовил Владимир Басенков 

КУЛЬТУРА

Преображение Господне

История о чуде на горе Фавор

Рыжая выходит на след

Лисица не знала, как называется эта гора. Она просто жила на ее склоне, среди густых зарослей колючего терновника. Ни человек, ни крупный зверь не могли пробраться через это переплетение жестких, как проволока, ветвей с длинными шипами. Только гибкая и ловкая лисица нашла себе лазейку у самой земли. Там, в глубине разросшегося кустарника, она выкопала себе нору. Днем лисица выходила охотиться на мышей и сусликов, которые в изобилии водились в окрестных лесах. Вечером возвращалась в свое безопасное логово, сворачивалась клубочком и засыпала. А чтобы не замерз нос, лисица укрывала его на ночь кончиком своего пушистого хвоста.

В тот день она, как обычно, рыскала по склонам горы в поисках добычи. Зима только-только закончилась. На деревьях лишь набухали почки. Редкие травинки робко пробивались сквозь слежавшийся слой прошлогодней листвы. Охотиться в это время года непросто: рыжую шубку лисицы видно издалека, добыча успевает скрыться. На склонах горы росли дубы и фисташковые деревья. Лисица пробовала ловить мышей, когда они вылезут из своих норок собирать желуди и фисташки.

Но за осень и зиму мыши уже подобрали вокруг деревьев все дочиста. Второй день у лисицы не получалось добыть себе обед. Видимо, это была не самая удачливая охотница.

Вдруг неподалеку хлопотливо закричали сороки. Лисица подняла уши и стала внимательно принюхиваться. Эти птицы кричат так громко, лишь когда их вспугнут люди. 

Да, точно, ветер принес запах человека. Лисица подняла переднюю лапку и замерла в нерешительности. С одной стороны, люди — это опасность: среди них встречаются охотники с луками и стрелами, бьющими издалека. С другой стороны, люди в лесу иногда останавливаются на привал, обедают или вообще остаются на ночлег. И тогда у них можно потихоньку стащить что-нибудь съестное. В другой раз лисица, быть может, и не стала бы рисковать. Но сейчас ей очень хотелось есть. Прячась за стволами деревьев и лесными кочками, лисица осторожно двинулась туда, где кричали сороки.

Вскоре она увидела тропу, ведущую к вершине горы.

Людей было четверо. Один из них уверенным шагом шел впереди. Видно было, что места эти ему хорошо знакомы. Остальные трое шли за ним, стараясь не отстать.

Ни луков, ни копий при них не было. Значит, это не охотники. Уже хорошо! Лисица, не приближаясь, медленно пошла вдоль тропы так, чтобы путники оставались у нее на виду.

Путешествующие люди всегда носят с собой еду. Быть может, и ей удастся чем-нибудь поживиться от их трапезы.

Горная тропа петляла, огибая скалистые выступы и русла ручьев. Сейчас они были сухими. Но лисица знала, что в сильный дождь эти россыпи камней и песчаные отмели могут мгновенно оказаться смертельно опасной ловушкой. Дождевая вода стекает по распадкам в главное русло и несется вниз бурлящим потоком, сметая все на своем пути.

А люди все шагали и шагали по тропе вверх. Видимо, они не просто пришли собрать хвороста для растопки печей в своих домах. Зачем-то им было нужно подняться на самую вершину. Там уже не было дубового леса. Только редкие кустики можжевельника кое-где цеплялись корнями за каменистую почву.

Лисица не раз бывала там. Пологая вершина представляла собой просторное поле, края которого плавно спускались вниз, к растущим на склонах деревьям.

Здесь дули сильные ветра. В жаркие летние дни лисице нравилось сидеть здесь на камне, подставляя бока упругим потокам теплого воздуха. Отсюда можно было увидеть далекие отроги Иудейских гор. А если смотреть в другую сторону, то видно было, как у самого горизонта синеет гладь огромного Галилейского озера.

Лисица кралась за людьми вдоль тропы и не понимала, что им могло понадобиться там, на вершине. Может быть, они хотят поставить там силки на куропаток? Или решили подняться на гору, чтобы просто полюбоваться окрестностями?

Между тем тропа кончилась. Ветер на вершине клонил к земле стебли сухой прошлогодней травы. Люди наконец остановились. Лисица спряталась за большим камнем и довольно облизнулась: наверное, сейчас они будут обедать, разложат на земле продукты, и можно будет улучить момент, чтобы стащить у них чтонибудь вкусненькое.

Но эти странные люди, похоже, не собирались трапезничать. Один, тот что шел впереди, что-то сказал своим спутникам. Потом отошел от них в сторону и зачемто встал на колени.

А остальные осмотрелись, увидели неглубокую ложбинку под можжевеловым кустом и устроились в ней на отдых. Видно было, что подъем на гору их утомил.

Спустя несколько минут ветер донес до лисицы мерное похрапывание: путешественники крепко спали. А их товарищ продолжал стоять на коленях, обратив лицо к востоку. Обедать по-прежнему никто и не думал. Лисица разочарованно фыркнула. Она уже поняла, что поживиться здесь ей не удастся. Но почему-то не хотела уходить. Положив рыжую мордочку на лапы, она улеглась на траву и стала смотреть, что люди будут делать дальше. Но люди в ложбинке спали. И лисице тоже вдруг очень захотелось спать.

Проснулась она от того, что у нее промок нос. Вокруг стоял сплошной туман.

Видимо, на вершину горы опустилось облако. Лисица стала принюхиваться, чтобы определить, ушли люди или все еще здесь. Как вдруг раздались грозные звуки, напоминавшие гром. Лисица испугалась, зажмурилась и всем телом прижалась к земле. А когда через мгновение она открыла глаза, никакого облака на вершине горы уже не было. И гром больше не гремел. Спавшие путники уже проснулись и о чем-то разговаривали со своим товарищем. Потом развернулись и отправились обратно к тропе, ведущей вниз. Вот и все, что смогла увидеть лисица в тот день.

Между тем происходившие на горе события были удивительными и невероятными. Вот только знать о них до поры полагалось лишь тем, ради кого эти события и происходили — тем самым заснувшим под кустом путникам. От всех остальных происшедшее на горе чудо было пока что сокрыто.

То, о чем нельзя рассказать

Гора называлась Фавор. Издали ее пологие склоны напоминали панцирь огромной черепахи, уснувшей посреди бескрайней равнины. Именно сюда, на эту гору привел троих своих учеников Иисус Христос, чтобы дать им собственными глазами увидеть Его божественность. Учеников звали Петр, Иоанн и Иаков. Для них этот поход на вершину горы не был чем-то странным: они знали, что их Учитель имеет такой обычай — уходить подальше от людей, чтобы помолиться в одиночестве. Поэтому они ни о чем Его не спрашивали и просто сопровождали Его до самой вершины. А пока Иисус молился, ученики решили отдохнуть. Но в этот раз произошло нечто такое, чего раньше не видел ни один человек на земле. Когда

Иисус молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею. А рядом с ним вдруг появились два человека и беседовали с Ним. Это были два самых почитаемых древних пророка — Моисей и Илия. Они учили иудейский народ праведности сотни лет назад. А теперь сошли с небес и говорили с Иисусом о том, что ему вскоре предстоит отдать себя на смерть ради спасения людей.

Петр же и его товарищи в это время спали. Но, пробудившись, увидели Иисуса в сиянии его божественной славы и двух древних пророков, стоявших с Ним. Это было настолько удивительно, что ученики на время потеряли дар речи. Они понимали, что у них на глазах происходит что-то очень важное, что Бог открыл им духовное зрение и они сделались способны видеть то, чего люди обычно видеть не могут. И столько радости было в этом открывшемся им зрелище, такое утешение сошло на их сердца, что не было слов, которыми можно было бы выразить эту

радость. От переполнивших его чувств Петр сказал Иисусу: — Наставник! Хорошо нам здесь быть! Хочешь, мы прямо сейчас сделаем тут на горе три шалаша: один Тебе, один Моисею и один Илии?

Он сказал это, чтобы хоть что-то сказать, почти не думая. И в этот момент вершину горы накрыло облако, полностью окутав всех, кто там находился. Ученикам Иисуса стало страшно. Но еще больше они испугались, когда услышали громкий голос, идущий как будто сразу со всех сторон:

— Иисус есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте.

Услышав это, ученики от страха упали на землю лицом вниз и закрыли головы руками. Но Иисус подошел, прикоснулся к ним и сказал:

— Не бойтесь. Вставайте, пора идти.

Когда они поднялись, ни древних пророков, ни облака на горе уже не было.

Одежды и лицо Иисуса не сияли больше ослепительным светом. Все вокруг было как обычно. Ветер гнул высокие стебли прошлогодней травы к земле, нежаркое весеннее солнце начинало пригревать, вдалеке сверкало Галилейское озеро. Иисус посмотрел ученикам в глаза и сказал:

— Никому не рассказывайте о том, что видели сейчас. Это было только для вас.

Другим еще не пришло время знать об этом.

После чего все вместе они отправились вниз к той же горной тропе, по которой поднялись. 

Лисица подождала немного, чтобы убедиться, что люди ушли. Потом осторожно высунула мордочку из-за камней. На вершине никого не было. Лисица подошла к ложбинке, где ранее спали трое, обнюхала траву. Ничего съестного путники после себя не оставили. Тогда она на всякий случай решила проверить и то место, где четвертый путник стоял на коленях. И увидела, что на земле лежит кусок лепешки и сушеная рыбка, словно бы специально оставленные для нее.

* * *

Лисица не знала, что тот самый путник не раз давал пищу тысячам голодных.

Живущая в колючем терновнике, она не знала, что через сорок дней Его схватят, наденут Ему на голову венок из терновых колючек и убьют, распяв на кресте. А еще через три дня Он воскреснет из мертвых, потому что смерть не может удержать в себе Бога, ставшего человеком. Да и откуда все это было знать не очень удачливой лисице, живущей в дубовом лесу на склоне горы Фавор? Она просто утолила голод полученным угощением, довольно облизнулась и не спеша отправилась дальше по своим лисьим делам.

Александр Ткаченко

Иллюстрации Галины Воронецкой 

 ОТ ИЗДАТЕЛЯ

«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.

«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви.

В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».

Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!