ОГЛАВЛЕНИЕ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Владимир Легойда. Надеяться нельзя бояться

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Протоиерей Александр Ткаченко. Любовь, смерть и хосписы

ВОПРОС НОМЕРА: Искушение, соблазн, прелесть.

Что означают эти слова?

ВЕРА

Священник Александр Дьяченко. Упрямый Фома

Протоиерей Олег Стеняев. Какую Пасху отмечал Христос

Патриарх Кирилл. На литургии мы не вспоминаем Тайную вечерю — мы в ней участвуем

Священник Алексей Гугливатый. Где скрываются богатства православного прихода

НОВОМУЧЕНИКИ

Архимандрит Дамаскин (Орловский). Священномученик Христофор (Надеждин)

ЛЮДИ

Александр Рохлин. Как я встретился с Лесным человеком

КУЛЬТУРА

Александр Ткаченко. Лазарь: история друга Иисуса Христа

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА 

Надеяться нельзя бояться

В «Лествице» есть очень точное описание уловок дьявола — чтобы ввергнуть нас в грех, он нашептывает: «Господь милосерден, и Он знает, что люди слабы. Согрешил? Подумаешь! Господь тебя все равно простит». А как только грех совершен, меняет тактику: «Ну, все, теперь ты пропал, ведь Господь — грозный Судья!»

Этот образ Иоанна Лествичника я часто вспоминаю во время чтения интернет-споров о том, кто из нас «настоящий» христианин — тот, кто надеется на прощение, или тот, кто боится гнева? А еще, наблюдая за этими дискуссиями, я задумываюсь: как же это дьявольски просто — ставить шлагбаум «или» там, где следовало бы строить мост «и».

Преподобный Петр Дамаскин говорил, что спасение совершается между страхом и надеждой. Именно страх должен удерживать тебя от греха. Во всяком случае, если ничто другое тебя не удерживает. Но если ты все же упал, то, чтобы идти дальше, тебе нужна надежда. Ты без нее не встанешь — будешь просто «лежать и подхрюкивать», как принято сейчас говорить.

Да, сложно жить в таком состоянии «между». По-человечески гораздо проще остановиться на одном образе Бога и определить уже окончательно, кто спасется, а кто пропадет на пути к Нему. Правда, применение этих простых методов оценки праведности заставляет с облегчением вздохнуть: «Господи, хорошо, что не мы будем судить друг друга!»

И думается, что, размышляя о спасении, полезнее было бы сосредоточиться не на том, как именно Бог — со строгостью или милосердием — смотрит на нас, а на том, что мы сами почувствуем, оказавшись перед Его Лицом. В фильме Валерия Тодоровского «Страна глухих» героиня, полюбив игромана, всеми правдами и неправдами находит деньги, чтобы заплатить его карточные долги, а он, не справившись со своей страстью, проигрывает и их. И вот сцена на набережной: девушка бежит за любимым, она уже все ему простила, она говорит: «Милый, не переживай, главное, что мы вместе, что я тебя люблю, я найду еще денег», — а он грубо отталкивает ее и убегает. Потому что ее всепрощающая жертвенная любовь для него невыносима... Полагаю, это очень похоже на то, что почувствует грешник перед Лицом Бога. 

Страшно с подобным ощущением закончить свой путь по дороге спасения. Но страшно и вступать на этот путь без надежды на милосердие и помощь Того, к Кому он ведет.

Владимир Легойда

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА

Любовь, смерть и хосписы

«Хоспис — не тифозный барак. Это не место, в котором умирают. Это место, в котором живут», — говорит протоиерей Александр Ткаченко. 

Он создал уже три дома для неизлечимо больных детей, четвертый открывается летом. Хосписы отца Александра не просто внешне похожи на дворцы из сказки. В них и правда исполняются мечты.

— Отец Александр, Вы смерти боитесь?

— Смерти нельзя не бояться — это дверь в область неизведанного. По большому счету мы не знаем, что нас там ждет. Разве только, что теряем себя такими, какими знали здесь. Страшно, что прерываются все связи, которые важны для тебя здесь, на земле. Пугает даже не сам факт смерти, а прекращение той жизни, которая составляла тебя. Не только какая-то деятельность, но и отношения с людьми.

Здоровые о смерти судят умозрительно — она далеко, поэтому не пугает. Но когда она близко, все видится совсем иначе. Если смерть уже неизбежна, как дорога на эшафот, ты боишься не ее самой, а скорее оцениваешь прожитое или пытаешься заглянуть в будущее. И нет «правильного» представления об этой границе — у каждого оно свое.

Задача тех, кто работает в хосписе, не гадать, как все будет после смерти, а сопровождать человека, быть рядом. Потому что очень страшно идти на этот эшафот. Понятно, что приговор должен быть приведен в исполнение, понятно, что болезнь когда-то должна завершиться. Но очень важно, чтобы на этом пути был тот, кто будет держать за руку. И мы это делаем.

— Ваша цитата: «Нельзя пользоваться болезнью человека для проповеди веры». Почему?

— Знаете, когда больной захочет узнать о Боге, он об этом попросит. Люди не хотят слышать сухую информацию или цитаты из катехизиса — они хотят встретить Бога в собеседнике. Если больной не увидит, что за словами стоит опыт личной встречи с Богом, он никогда в них не поверит, обретение веры не произойдет. Поэтому священник должен говорить так, чтобы всем было понятно: у него нет другой жизни, кроме жизни по вере.

— Вы не раз говорили, что вера — это дар. А как быть с теми, кто этот дар не получил?

— Может, не время? У каждого оно свое. Бог все нам дает для счастья. А если дар веры кому-то не дан, может, этот человек не смог бы его нести. Может быть, достаточно, чтобы он просто был порядочным человеком — и судим он будет по законам человеческой порядочности. Не нужно скорбеть, если у человека не было дара веры, а срок его жизни истекает. Стоит почаще напоминать себе о том, что никто не потерян для Царствия Небесного, что Бог хочет всем спастись и в разум истины прийти (1 Тим 2:4).

«Чтобы стать священником, нужно научиться быть хорошим человеком»

— А с чего начался Ваш интерес к медицине?

— Интерес появился задолго до начала работы с больными детьми. Наверное, это была естественная тяга — понять, как устроен мир. Я закончил физико-математическую школу, которая привила мне любовь к науке. Позже, когда я учился в Санкт-Петербургской семинарии, меня даже как-то раз вы­гнали с лекции за то, что я вместо катехизиса читал учебник по гистологии. В то время будущий Патриарх Алексий II, тогда еще митрополит Ленинградский и Новгородский, наладил взаимоотношения между Духовной академией и Советом Церквей Сиэтла. Однажды оттуда приехал молодой человек и рассказал, что в США каждый выпускник богословского факультета обязательно проходит дополнительное обучение служению священника в больнице, военной части или тюрьме. Меня это очень заинтересовало, и я попросился на этот курс. Он длился три месяца. По возвращении из Америки мне было что рассказать — подобных проектов у нас не было.

— И чем конкретно Вы занимались во время этой подготовки?

— Учился слушать пациентов. Три месяца мы учились быть чуткими к собеседнику, делать выводы из увиденного, услышанного, помогать людям находить точки опоры в трудных жизненных ситуациях. Это было пастырство. Но пастырство не в привычном для семинариста смысле — там была самая настоящая школа человечности. Для того чтобы стать священником, для начала нужно научиться быть хорошим человеком.

 ▲ В 2004 году в Санкт-Петербурге протоиерей Александр Ткаченко открыл первый в России и третий в мире стационарный детский хоспис. 

Спустя 15 лет паллиативная помощь в России официально предоставляется всем неизлечимо больным гражданам. В том числе благодаря работе отца Александра 

— А почему Вы вообще решили стать священником?

— Я начал ходить в церковь еще школьником, в 1980-е. Это был Троицкий собор Александро-Невской лавры, один из немногих открытых тогда храмов города. Мы как раз жили недалеко от него. Я приходил, стоял в уголочке — мне там было очень хорошо. Было ощущение, что я у себя дома. Наверное, именно это и укрепило меня в понимании того, кем я хочу стать. Начиная со старших классов школы, я не мыслил себя никем другим.

Правда, в более юном возрасте я хотел быть моряком, как папа. Но я уже тогда осознавал тягу к Богу — помню, как пытался найти обрывки священных текстов в «Библии для верующих и неверующих», книге, написанной известным борцом с религией Емельяном Ярославским.

— И как родители отнеслись к тому, что вы стали верующим и даже решили поступать в семинарию?

— У них был шок. Они замечательные родители и настоящие коммунисты — те, которые строили «правильный мир». Вообще, о том, что я хожу в храм, они узнали совершенно случайно: однажды вернулись домой раньше обычного и увидели на столе икону, свечу и Псалтирь, которые я не успел убрать. Родители пошли в Троицкий собор ругаться со священниками — как они могли затуманить голову мальчику из приличной семьи?! Но замечательное духовенство Троицкого собора перевело разговор в правильное русло, и агрессия у родителей прошла. А ведь вначале они вообще хотели туда с милицией идти!

Это была плеяда очень интеллигентного петербургского духовенства — благовоспитанного и в тоже время неоднократно битого. Оно научилось беседовать с враждебным к нему обществом на его языке и умело снимать остроту конфликта. После беседы родители молча смирились с моими походами в храм и даже позволили мне поступать в семинарию.

«Мы стремимся исполнять настоящие мечты, а не “хотелки” в виде нового гаджета»

— Дети воспринимают свой диагноз иначе, чем взрослые?

— Иначе. Не так явно выражен трагизм потери жизни, несбывшихся мечтаний. Они слишком мало для этого прожили, и, как правило, большая часть этой жизни была связана с лечением и общением с такими же детьми, как они. В больнице по-особому строятся планы и течет время: от химии до химии, от санатория до санатория. Но дети остаются детьми в любых обстоятельствах: им нужно играть, развиваться, общаться, дружить. Кроме заботы, ухода и медицинских процедур, мы должны обеспечить ребятам возможность прочувствовать детство, несмотря на диагноз. В этом отличие детского хосписа от взрослого.

▲ Летом 2019 года отец Александр открывает четвертый детский хоспис в подмосковном Домодедове

— Но у детей тоже есть мечты. И для большинства — несбыточные: встретиться с космонавтом, полетать на воздушном шаре. Я знаю, что вы такие мечты исполняете.

— Да, исполняем. Любая мечта — это не просто некий предмет, который захотел иметь ребенок. Это всегда нечто, что меняет его отношение к самому себе и к окружающему миру. Нечто очень-очень важное.

Сотрудник хосписа в разговоре с детьми и родителями старается помочь им сформулировать настоящую мечту, а не просто «хотелку» в виде нового гаджета, помогает ребенку выразить, почему это для него важно или чего он сможет достигнуть благодаря тому, что состоится эта поездка, встреча или получен этот подарок. Исполнение мечты помогает ребенку понять, что его любят, что он небезразличен другим людям. Это дает силы для борьбы с болезнью, для продолжения лечения.

Кроме того, в пожеланиях детей могут быть сокрыты какие-то их трудновыразимые чувства. Например, за желанием путешествовать может стоять ощущение скоротечности времени — подарив ребенку путешествие, мы даем ему возможность остановить мгновение и вместить в него как можно больше эмоций.

— Какая детская мечта вам запомнилась больше всего?

— Всего не вспомнишь. Мы пятнадцать лет исполняем четыре-пять сотен желаний в год. Однажды ребенок попросил на Новый год подарить его маме стиральную машину, потому что она стирает руками. Это было самое трогательное желание.

— А Вы о чем-нибудь мечтаете?

— О, я самый настоящий мечтатель. Например, я мечтаю достроить собор в Санкт-Петербурге. Он огромных размеров и очень красивый. И пока все получается.

— Ну, это не мечта. Это план.

— Нет, это мечта. Когда я все это затевал, мне говорили, что это мечта на грани сумасшествия — нужно было очень много денег. Был период, когда не к кому было обратиться: средств нет, а стройка уже стартовала. В тот момент я сказал: «Господи, Тебе храм нужен — Ты и строй, я сделал все, что смог». На следующий день появился человек, который помог выстроить храм вплоть до креста на куполе. Для меня это настоящее чудо.

▲ Строительство хосписа в г. Павловске, Ленинградская область

А еще я мечтаю полетать на реактивном самолете, побывать в Антарктиде и спуститься в море на подводной лодке. Такие вот у меня мечты.

«Нам удалось убедить людей, что хоспис — это не тифозный барак»

— С какими стереотипами Вам приходится сталкиваться в работе, в общении с чиновниками, врачами, простыми людьми?

— Самый распространенный стереотип, что хоспис — место, в котором умирают. А на самом деле это место, в котором живут. И наша задача сделать жизнь там качественной, наполненной новыми впечатлениями и радостью, насколько это возможно. В быту люди чаще всего хоспис воспринимают как тифозный барак. Этот стереотип нам удалось поломать.

Еще один стереотип — что за решение всех социальных проблем ответственно государство, а простые люди ничем друг другу помочь не могут и не должны.

— А каким должен быть хоспис, по-вашему?

— Хоспис — сложное медицинское учреждение. Но всегда надо помнить, что мы создаем пространство, в котором будет жить человек. Возможно, это последние дни или месяцы его жизни — хоспис должен быть настолько уютным, чтобы он чувствовал себя как дома. Все здесь должно быть красиво, даже, если хотите, изящно. Например, медицинскому учреждению положено иметь регистратуру. Ее, как часто бывает, можно сделать в виде стойки с маленьким окошечком. Но ведь можно и отдельным кабинетом. Поставить там красивую мебель, повесить люстру, сделать большие окна. Уют — в мелочах, и мы большое внимание уделяем тому, чтобы в них люди видели нашу человеческую заботу о тех, кому сейчас плохо. В детском хосписе буквально каждый сантиметр пространства должен быть удобным и понятным для наших пациентов и их родных.

▲ В хосписе родители могут находиться вместе со своими детьми

— Сегодня создание хосписов регламентировано законодательством. Как Вы думаете, получится у государства создавать хосписы именно с той философией, которую вы вкладывали?

— Конечно, получится. Понимаете, в хосписе невозможно просто работать ради денег — есть много других мест, где можно реализовать себя. В хосписе же остаются люди, которые смотрят на свою работу через призму служения врача пациенту. А служение — не то же самое, что услуга.

Крах отечественной медицины начался, по-моему, как раз в тот момент, когда деятельность врача назвали медицинской услугой. С образованием была такая же история. Учитель не должен просто оказывать услуги — он во все времена передавал свой опыт, был воспитателем. Так же и врач. Его деятельность не услуга, которую он оказывает за плату. Служение врача пациенту — это всегда личная встреча, личные отношения и личная ответственность за назначенное лечение. Вспомните святого врача Евгения Боткина, который остался вместе с царской семьей в страшнейшие годы и погиб вместе с ней. Это невозможно назвать услугой — он просто не мог оставить своего пациента без медицинского наблюдения. Это идеал врачебной деятельности.

«Родители говорят, что в хосписе чувствуют Бога рядом»

— Вы как-то сказали: «Болезни и все страшное, что происходит в этом мире — не проявление Божьей воли».

— Конечно. Не Бог изобрел автомат Калашникова.

— Но разве в этом мире что-то может происходить помимо Его воли?

— Помимо воли — нет. Но может по Его попущению. Попробую объяснить. Болезнь — часть жизни на земле. Это состояние человечества, которое после грехопадения отпало от неиссякаемого источника жизни и, соответственно, здоровья и радости. Ни в коем случае нельзя думать, что Бог вот именно сейчас вот именно этому человеку посылает болезни как наказание за грех — не нужно приписывать Богу функции прокурора.

К сожалению, большинство людей представляют себе Бога, который внимательно наблюдает, не совершили ли мы какой-нибудь грех, и после этого посылает нам тяжелые испытания. Плох тот учитель, который все время кричит на ребенка и порет его — ребенок у него ничего не усвоит. Бог назвал себя Учителем, который самые важные знания передает не угрозами и наказаниями, а любовью и терпением. В частности, Он не наказывает невиноватых детей за грехи родителей.

▲ Святейший Патриарх Кирилл общается с подопечными детского хосписа в Санкт-Петербурге. 20 ноября 2010 года

— Значит, то что дети болеют за грехи родителей, — это миф?

— Причем распространенный. Два года назад мы вместе с главным раввином, главным муфтием и главным имамом России написали книгу «Вопросы, на которые у нас нет ответов». Так вот, никто из них не сказал, что болезнь детей — следствие греха родителей.

— А что вы отвечаете, когда дети или их родители спрашивают: за что нам это все?

— Мне кажется, такой вопрос — приглашение к беседе. Человек не хочет упрощенного ответа, ему не нужно клише. Ему нужно понять, почему это произошло именно в его жизни. Мне кажется, ответ на этот вопрос может знать только Тот, в Чьих руках наша жизнь. И Он нам его даст, когда мы с Ним встретимся. Он ответит, почему наша жизнь строилась тем или иным образом, почему в ней были страдания и потери. Наша же роль — пройти со скорбящим «долиной тени смертной», быть рядом с ним в трудные минуты.

Невозможно дать ответ, потому что мы не знаем ответа. Но можно сказать: я буду с тобой до последней минуты, буду сидеть с тобой рядом, что бы с тобой ни происходило.

И еще про родителей пациентов. Парадоксально, но многие из них говорят, что ощущают Бога рядом, в хосписе, среди ужаса происходящего — болезни, потери ребенка. Это подтверждает евангельские слова о том, что Господь близок к сокрушенным сердцем. Это настоящий мистический опыт человека. Это Евангелие, которое он постигает собственной жизнью. Может быть, даже его не читая.

«Для меня нет большего счастья,чем стоять у престола»

— К смерти можно привыкнуть?

— Можно привыкнуть к тому, что она рядом. Такое бывает: люди вокруг умирают — на войне или в больницах. Когда это кончина близкого человека — это разрывает душу. Но в хосписе мы остаемся профессионалами, которые призваны оказывать помощь, и наша эмоциональность может только помешать. Поэтому пациент остается пациентом. Мы можем хорошо общаться, даже дружить, но граница с подопечными остается — иначе мы не сможем оказать помощь, а больной не сможет ее принять.

— А знакомо ли вам профессиональное выгорание? Или это миф про людей, которые не любят свою работу?

— Профессиональное выгорание существует, его симптомы многократно описаны. Бывает ли у меня профессиональное выгорание? Конечно, бывает. Иногда это просто желание побыть одному, остаться дома, никуда не ехать. Или наоборот, желание уехать куда-нибудь, сменить впечатления. Я не могу его точно идентифицировать, но бессилие, опустошенность, которая иногда возникает, лечится молитвой, отдыхом, сменой видов деятельности. А поскольку видов деятельности у меня много, я с радостью переключаюсь.

▲ Благотвори­тельная акция «Белый цветок», зародившаяся по инициативе отца Александра Ткаченко. Все собранные средства от продажи бумажных цветов, сделанных руками детей, идут на содержание хосписа

— У вас действительно очень много видов деятельности. Но кто Вы в первую очередь?

— В первую очередь я священник. Пусть это прозвучит пафосно, для меня действительно нет большего счастья, чем стоять у престола. Это дает ощущение ценности, наполненности жизни. Да, иногда из-за забот по хоспису у меня нет даже возможности спокойно прочесть утреннее или вечернее правило. Но за многие годы служения в священном сане у меня выработалась практика внутренней молитвы. Что бы ты ни делал — внутри себя всегда стоишь перед Богом «по струнке» и молишься.

— А есть такой вопрос, который вам никогда не задавали, но на который вам очень хочется ответить?

— У меня никогда не спрашивали, о чем я жалею.

— И о чем же Вы жалеете?

— Я плохо учился в семинарии.

Беседовал Кирилл Баглай

Фотографии из архива сайта детского хосписа в Санкт-Петербурге детскийхоспис.рф

ВОПРОС НОМЕРА

Письмо в редакцию:

Я начал ходить в церковь не так давно. Много еще вещей непонятных, и я стараюсь сам разобраться. Но есть слова, смысл которых и разницу между ними я, как ни пытался, уловить не могу, хотя слышу их очень часто от священников и других верующих, еще их много в духовной литературе. Это слова искушение, соблазн и прелесть. 

Помогите, пожалуйста, в них разобраться и понять, какие именно явления в нашей жизни они описывают.

Андрей, Томск

Искушение, соблазн, прелесть. Что означают эти слова?

На вопрос читателя отвечает Александр Ткаченко:

Чтобы прийти в нужное тебе место, нужно соблюдать как минимум два условия. Во-первых, знать ориентиры, по которым можно туда добраться. Во-вторых, внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о какое-нибудь препятствие и вместо достижения поставленной цели не оказаться в хирургическом отделении с переломом ноги. 

Цель христианина — Царствие Божие. Ориентиры, по которым он туда идет, — заповеди Евангелия, не позволяющие сбиться с маршрута. А искушения, соблазны и прелесть — те самые препятствия, которые встречаются на этом пути.

Искушение: проверка на прочность

Происхождение многих слов бывает сродни увлекательному приключению, во время которого исходный корень обрастает новыми смыслами, все дальше уходя от первоначального значения. Как это ни странно, предком слова «искушение» является глагол «кусать». Логика развития смыслов здесь примерно следующая. Кусать — значит не только отрывать зубами кусок от целого, но еще и, что называется, попробовать на зуб, проверить, можно ли это разгрызть. Соответственно, слово «искус» означает некое испытание, проверку на прочность или другие важные качества. 

Искушение — некий процесс, позволяющий человеку выявить в себе нечто до поры скрытое, как хорошее, так и плохое. Это всего лишь набор обстоятельств, в которых мы оказываемся перед необходимостью выбирать между правдой и ложью, честью и низостью, верностью и изменой. И в зависимости от того, что мы выбираем, искушение может закончиться как нашим поражением, так и нашей победой. Причем одни и те же обстоятельства могут для кого-то стать искушением, а для кого-то остаться рядовым фактом его повседневной жизни. 

Например, человек во время прогулки в парке находит кошелек. В нем — приличная сумма денег и набор визиток с номером телефона хозяина кошелька. Если человек тут же, не задумываясь, звонит по указанному на визитке номеру, сообщает о своей находке и договаривается о времени и месте, чтобы вернуть кошелек, то никакого искушения в этой ситуации для него нет. Он не стоял перед выбором: возвращать найденные деньги или оставить их себе. 

А вот другой вариант. Человек нашел кошелек с деньгами и визитками и не может принять решение сразу. С одной стороны, он понимает, что владелец кошелька сейчас страдает от этой потери. А с другой — у него самого дома дочка больная, которую нужно в платную клинику устраивать, просрочка по кредиту, штраф за неоплаченную парковку, жена постоянно пилит из-за маленькой зарплаты… Вот в этом случае ситуация оказывается для него искушением. Она словно бы пробует его на зуб, проверяя, насколько он прочен, готов ли устоять перед внезапной возможностью решить свои проблемы ценой присвоения чужих денег. И если человек устоит, то выйдет из этого искушения с новыми духовными силами, которые он обретет в результате этого опыта. А если не выдержит, искушение окажется для него духовной катастрофой, которую в христианской традиции принято называть грехом. 

Поэтому, когда у церковных людей в сложной ситуации вырывается досадливая реплика «Вот искушение-то!», важно понимать, что на самом деле в искушении мы стоим на развилке между возможностью роста и возможностью падения. Искушение — это не только кризис, но еще и потенциальное развитие, приобретение опыта, который потом будет давать знание и силу для преодоления своих слабостей и помощи другим людям. К слову говоря, слово «искусство» имеет тот же корень, что и «искушение». И стать искусным в борьбе с грехом без опыта прохождения через искушения вряд ли возможно. 

Конечно же, специально проверять себя на прочность и ставить себя в ситуацию подобного выбора не стоит. Не случайно в главной молитве христиан «Отче наш» звучит прошение к Богу «…и не введи нас во искушение». Однако и чрезмерный страх перед искушениями тоже не является признаком христианского благочестия. Сам Господь Иисус Христос проходил через различные искушения в Своей земной жизни. Он хорошо знает человеческую слабость, страх, сомнение, и потому всегда готов прийти на помощь к тем, кто Его об этой помощи просит: …Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь (Евр 2:18). 

Преподобный Ефрем Сирин пишет об этом так: «Ибо в том, что соизволил Сам (претерпеть) страдания и искушения, то есть в чем искушен был по одинаковости природы Своей с нашею, в том Он помогает и тем, которые страдают немощью плоти и подвергаются искушениям, — Он сможет помочь им, как знающий немощь плоти, — именно теперь, после того как восприял плоть».

Соблазн: иллюзия счастья

В отличие от искушения соблазн — это не процесс, а скорее некий предмет, который манит к себе человека в тех случаях, когда ценой приобретения желаемого становится нарушение Божьих заповедей. Таким предметом может стать богатство, слава, успех у противоположного пола, власть и вообще все что угодно — от игрушечной лошадки до президентского кресла. Искушение — это процесс, а соблазн — то, чем человек в этом процессе искушается. Так, сатана искушал Иисуса Христа тремя соблазнами — сытостью, славой и властью. 

Само слово «соблазн» происходит от устаревшей формы «блазнь». По смыслу это  синоним искушения. Однако есть у этого слова и еще одно значение, которое в разговоре о духовной жизни представляется весьма важным. Блазнь — это морок, обман чувств, призрачное явление. Блазнить — чудиться, манить, мерещиться, казаться, морочить, обманывать. Соответственно, соблазн — это кажущееся благо, обман, иллюзия счастья, которая развеется тут же, как только человек нарушит ради него заповедь. 

Собственно, грех — это и есть движение души в сторону соблазна, прыжок с обрыва навстречу призраку, сотканному из утреннего тумана. 

Если мы попытаемся определить сущность зла, то с удивлением обнаружим, что у него нет сущности, оно лишь паразитирует на добре, искажая его до неузнаваемости Так, образование ржавчины возможно лишь при наличии железа. Болезнь возможна лишь при наличии здоровья. А зло паразитирует на здоровых импульсах человеческой природы. Все наши природные влечения полезны, добры и заложены в нас Господом. А грех рождается как не вовремя и невпопад реализованный природный импульс. 

Простой пример: человек хочет есть. Простая и вполне естественная потребность. Но можно просто пожарить себе яичницу, а можно отобрать завтрак у первоклассника. Можно взять деньги и пойти в хороший ресторан, а можно пообедать в этом ресторане и сбежать, не заплатив по счету. Можно утолить свой голод, а можно объесться и умереть от заворота кишок. Таким образом, грех рождается не в богоданной природе человека, а в тумане его личного выбора, как неверно выбранное направление действия воли.

Греческое слово «амартиа», означающее «грех», буквально переводится на русский язык как «мимо цели», «промах». Совершая грех, человек нацеливается на что-то, попадает, но потом оказывается, что сама цель изначально была иллюзорной и, кроме вреда, ничего не принесла. Эта ложная цель и есть — соблазн. 

Прелесть: состояние летящего в пропасть

Это слово обычно употребляется в положительном смысле, подчеркивая красоту и совершенство чего-либо. «Чистейшей прелести чистейший образец» — так накануне свадьбы восторженно писал Пушкин о знаменитой «Сикстинской Мадонне» Рафаэля, находя в изображении Богоматери черты сходства со своей избранницей Натальей Гончаровой. Более близкий к нам по времени пример — трилогия Толкиена «Властелин колец». Там Горлум тоже с восхищением обращается к случайно попавшему в его руки кольцу всевластия — «моя прелессссть». Казалось бы, все очевидно: прелесть — это высшая степень изящества, то, что радует глаз и согревает сердце. Но не торопитесь с выводами. По своему происхождению слово «прелесть» — старославянское. А вот корневая основа его «-лесть» заимствована из древнегерманского языка, где слово «lists» значило «козни», «хитрости». Странное дело: прелесть — и вдруг козни! Какая же связь? Но во времена того же Пушкина «прелестный» значило также — «соблазнительный», «прельщающий», а еще столетием раньше «прелестными» назывались, скажем, прокламации бунтовщиков или подкидные письма иностранных агентов, склоняющие к измене. 

В православной традиции прелестью называют усвоение человеком лжи, принятой за истину. В узком смысле это относится к аскетическим упражнениям, когда человек во время молитвы вдруг начинает чувствовать какие-то необычные состояния в теле (тепло в груди, сладость во рту) и принимает их за действие благодати. Сами по себе эти состояния вполне нормальны — движение крови в той или иной части тела или вкус содержащейся в слюне глюкозы мы обычно не ощущаем, потому что не концентрируем на этом внимание. Но бывает и так, что эти физиологические явления человек начинает наполнять духовным смыслом. Например, считает вкус сахара в собственной слюне — божественной сладостью произносимых им молитвословий, а теплоту в груди — стяжанием особой «теплой» молитвы, признаком духовного преуспеяния. Ну а что обычно происходит с духовно преуспевшими людьми? Конечно же, чудеса, недоступные простым смертным. И начинает такой человек чудесить разнообразными способами. Например, стоя на остановке, молитвой вызывать запаздывающий троллейбус. А когда тот наконец покажется из-за поворота, с удовлетворением вздыхать: «Бог меня слышит, моя молитва действенна!» Или же, доведя себя постоянным внутренним напряжением до нервного истощения, начинает плакать по любому поводу и считать эти слезы благодатным даром. У кого-то может «открыться» дар исцелений: они будут ощущать исходящую из них силу, способную лечить разные болезни. Кто-то может начать «пророчествовать», принимая свой обычный внутренний поток мыслей за некое откровение свыше. А самым «продвинутым» могут даже начать являться «ангелы» или же они начнут слышать их голоса у себя в голове. Финал такого «духовного преуспеяния» может оказаться очень печальным.  Дело в том, что на определенном этапе к этому процессу самообмана подключается еще один участник. Тот самый, который предлагал Иисусу броситься вниз с тридцатиметровой высоты крыла Иерусалимского храма. Евангелие говорит, что диавол ...повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыле храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею (Лк 4:9–11). 

Прелесть — состояние, в котором человек сначала обольщает себя сам мыслями о собственной духовной исключительности. Тем самым он открывает доступ к своей душе для врага человеческого рода. Далее прельщать человека начинает уже дьявол.

В широком смысле прелестью можно считать любое состояние человека, когда он творит грех и идет в погибель, но убежден, будто у него все в порядке. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Неверный учению Христову, последующий своей воле и разуму, подчиняется врагу, и из состояния самообольщения переходит к состоянию бесовской прелести, теряет остаток своей свободы, вступает в полное подчинение диаволу. Состояние людей в бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той страсти, которою человек обольщен и порабощен, соответствуя той степени, в которой человек порабощен страсти. Но все, впавшие в бесовскую прелесть, то есть чрез развитие собственного самообольщения вступившие в общение с диаволом и в порабощение ему, — находятся в прелести, суть храмы и орудия бесов, жертвы вечной смерти, жизни в темницах ада».

* * *

Искушение, соблазн, прелесть… Все эти понятия, несмотря на их разнообразие, можно объединить в общую систему, где у каждого из них будет своя роль и функция: 

Искушение — это процесс, в котором человек проверяется на духовную прочность.

Соблазн — это предмет искушения, то, что прельщает человека, манит к себе ценой нарушения евангельских заповедей. 

Прелесть — это состояние, в котором оказывается человек, не устоявший перед соблазном, но при этом упорно не желающий каяться, объясняющий самому себе и миру, что он все сделал правильно. 

Все это вещи неприятные и даже опасные. Но не зря говорят: предупрежден — значит, вооружен. Тот, кто знает об опасности, сможет ее опознать, вооружиться против нее и эффективно ей противостоять. А оружие против всех видов греха у христиан во все времена было одно и то же — молитвенное обращение к Богу за помощью. И там, где, казалось бы, уже нет никаких сил противостоять искушению и соблазну, всегда остается возможность сказать в глубине души: «Господи! Ты видишь, как я слаб, но я не хочу грешить. Прошу Тебя — помоги!» И помощь обязательно придет. Правда, для этого необходимо одно условие: нужно действительно не хотеть грешить. И тут уже решение остается только за нами. Даже Бог не может помочь человеку там, где он сам не хочет этой помощи.

Иллюстрации Марии Сосниной

ВЕРА

Упрямый Фома

Какую Пасху отмечал Христос?

Что такое «Тайная вечеря» и зачем вкушать Плоть и Кровь Христа

Тайная Вечеря произошла накануне празднования Песаха — 

важнейшего иудейского праздника. Но в чем его смысл? И почему Христос именно в это время установил главное таинство Церкви — Евхаристию? 

На эти вопросы отвечает богослов, миссионер, преподаватель Московской Сретенской духовной семинарии протоиерей Олег Стеняев.

Что такое ветхозаветная Пасха?

Это главный иудейский праздник, который совершается в память об исходе евреев из Египта. В Евангелии от Матфея читаем: 

В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? (Мф 26:17). Что такое «день опресночный»? Обратимся к ветхозаветному тексту: В первый месяц, в четырнадцатый [день] месяца вечером Пасха Господня; и в пятнадцатый день того же месяца праздник опресноков Господу (Лев 23:5–6). То есть праздник опресноков — это одно из названий иудейской Пасхи — полагалось отмечать с 14 на 15 число месяца нисана семь-восемь дней. Нисан в еврейском календаре — это первый месяц библейского года. Он приблизительно соответствует нашему марту-апрелю.

А что это за история про евреев и Египет?

Согласно библейской истории, Иаков — сын Авраама и прародитель евреев — из-за голода переселился со всей своей семьей в Египет, где его потомки и остались, постепенно образовав еврейский народ. Численность его быстро росла, так что один из фараонов начал опасаться восстания. Чтобы ослабить евреев, он сперва приказал привлечь их к тяжелой стройке, которая постепенно превратила их в рабов: Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой (Исх 1:13–14), а потом повелел убить всех их новорожденных мальчиков. Только будущего пророка Моисея удалось спасти. Позднее Бог призвал его идти к фараону и потребовать освободить еврейский народ от рабства и отпустить его в землю обетованную.

Фараон долго не желал этого делать. Тогда Бог наслал на его народ десять бедствий — так называемые десять казней египетских. После последней, когда Ангел умертвил всех первенцев из египетского народа (в том числе и сына правителя), фараон наконец отпустил евреев. Однако, когда они уже достигли берегов Красного моря, он отправил за ними войско, чтобы вернуть их обратно. Тогда по воле Бога море расступилось и евреи перешли по дну на другой берег, а когда египетское войско ринулось догонять их, море сомкнулось, и все воины погибли. Так совершился исход еврейского народа из Египта.

 

Что такое опресноки?

Это пресный хлеб, приготовленный без использования закваски. Вкушать хлеб, изготовленный из теста, замешенного на любых злаках и подвергавшегося брожению, на иудейскую Пасху запрещается: Семь дней ешьте пресный хлеб; с самого первого дня уничтожьте квасное в домах ваших, ибо кто будет есть квасное с первого дня до седьмого дня, душа та истреблена будет из среды Израиля (Исх 12:15).

Накануне вечером совершается обряд поис­ков хамец, то есть всего квасного в доме. Иудеи зажигают свечу и, прочитав специальную молитву, начинают искать остатки квас­ного хлеба и выметать их из дома.

Интересно, что в христианской символике человек в духовном смысле должен стать «опресноком», то есть очиститься от всяких греховных примесей, брожений, как пишет апостол Павел: Итак очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас. Посему станем праздновать не со старою закваскою, не с закваскою порока и лукавства, но с опресноками чистоты и истины (1 Кор 5:7–8). Ведь пресный хлеб не портится и не плесневеет — он может только засохнуть.

Почему у этого праздника такое название — Пасха?

Оно связано с агнцем (ягненком), которого готовили для праздничной трапезы: пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами (Исх 12:8). Судя по тем источникам, которые дошли до наших дней, кровью этого агнца во времена Христа помазывали косяки дверей и, собственно, именно благодаря этому действию праздник и получил название Пасха.

«Исход». Уильям Гораций Петерик

Ведь слово Песах происходит от древнееврейского глагола пасах, то есть «прошел». А кто прошел? Ангел, который во время последней казни египетской, убивал всех первенцев, но не заходил (то есть проходил мимо) в те дома, чьи косяки были помазаны кровью агнца: И созвал Моисей всех старейшин [сынов] Израилевых и сказал им: выберите и возьмите себе агнцев по семействам вашим и заколите пасху; и возьмите пучок иссопа, и обмочите в кровь, которая в сосуде, и помажьте перекладину и оба косяка дверей кровью, которая в сосуде; а вы никто не выходите за двери дома своего до утра. И пойдет Господь поражать Египет, и увидит кровь на перекладине и на обоих косяках, и пройдет Господь мимо дверей, и не попустит губителю войти в домы ваши для поражения (Исх 12:21–23).

«Знаки на двери».  Джеймс Тиссо

Это был домашний, семейный праздник. В обеденной комнате обустраивали широкий стол, на который ставили чашу с соленой водой — она символизировала слезы, пролитые евреями во время египетского рабства. Интересно, что именно в эту чашу Господь обмакнул опреснок, который подал затем предателю Иуде (Ин 13:26–27).

Также на пасхальный стол ставили блюдо с горькими травами: лук, цикорий, хрен, чеснок. Во время трапезы иудеи вкушали их до тех пор, пока на глазах не появлялись слезы. Так совершалась память о страшной трагедии, когда фараон приказал утопить в водах Нила всех новорожденных еврейских мальчиков (Исх 1:22). Кроме того, из фиников, орехов и граната готовилась паста. Ее цвет напоминал глину, из которой порабощенные евреи строили города для фараонов.

Опресноки раскладывали на столе в три стопки, между которыми клали салфетки. Эти три ряда пресного хлеба символизировали, что три социальных уровня иудейского общества — богачи, люди среднего достатка и бедняки — в этот торжественный вечер упразднялись: любой еврей, независимо от своего достатка, возраста и пола должен был участвовать в священной трапезе: И сказал Моисей: пойдем с малолетними нашими и стариками нашими, с сыновьями нашими и дочерями нашими, и с овцами нашими и с волами нашими пойдем, ибо у нас праздник Господу [Богу нашему] (Исх 10:9). Если семья была бедной и не могла позволить себе купить пасхального агнца, то можно было отметить праздник вскладчину с другой семьей.

В кульминационный момент пасхальной трапезы на стол ставили четыре чаши вина, разбавленного водой, которые символизировали четыре обетования, данные евреям Богом во время их исхода из Египта: Итак скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от рабства их, и спасу вас мышцею простертою и судами великими; и приму вас Себе в народ и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь, Бог ваш, изведший вас [из земли Египетской] из-под ига Египетского (Исх 6:6–7).

Глава семейства брал первую чашу с вином и благодарил Бога, говоря: «Благословен Господь Бог наш, Царь мира, сотворивый плод лозы виноградной!» После чего сосуд передавали по кругу, и каждый отпивал немного вина. Тогда самый младший из присутствующих (во время Тайной Вечери это был апостол Иоанн Богослов) задавал старейшему за столом сакральный вопрос: «Что значит все это?», и ему рассказывали историю исхода израильтян из Египта. При этом читали или пели два псалма — 113-й и 114-й, которые относились к этим событиям, и ели горькие травы.

После того как по кругу передавалась вторая чаша, возглавляющий трапезу брал один опреснок, разламывал его напополам и произносил благодарение: «Благословен Господь наш, Царь мира, произведший от земли хлеб». После этого хлеб разделялся между всеми присутствующими. Вслед за этим наступал черед агнца, потом пили из третьей чаши, пели 114–117-й псалмы, а завершала праздник четвертая чаша вина.

После окончания трапезы все выходили на улицу. В Иерусалиме поднимались на Елеонскую гору, где продолжали праздновать уже вместе с другими семьями.

 

Вы сказали, что иудейская Пасха — это семейный праздник. Почему же тогда на Тайной Вечере не было Богородицы? Почему Христос не встречал этот праздник в кругу семьи?

Дело в том, что Христос Сам создает новую общность людей, если хотите, новую семью, которая позже назовется Церковью. Взаимоотношения между Господом и учениками были как между отцом и его чадами. Бог усыновляет нас Себе через Своего Сына — Господа Иисуса Христа. И происходит это через Святое Причастие.

«Тайная Вечеря». Эрнст Карл Цимерман, гравюра XIX в.

Приведу очень важный пример. Помните, как однажды ко Христу подошли люди и сказали, что на улице стоит Его Матерь — Богородица — и братья (дети праведного Иосифа), которые просят Его выйти к ним, чтобы что-то обсудить. И что Христос ответил? Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф 12:48–50).

А почему Тайная Вечеря называлась «тайной»?

Она была «тайной» для врагов Христа. Дело в том, что Иуда уже тогда — до пасхальной трапезы — вошел в сговор с первосвященниками, так как они искали удобный момент, чтобы схватить Христа. Ученик не знал, где именно будет праздничный вечер, но ему доподлинно было известно, что Учитель после пойдет в Гефсиманский сад, где под покровом ночи без лишних свидетелей можно будет Его арестовать, избежав народного возмущения. Поэтому Иуда и ушел с вечери раньше времени, чтобы привести воинов в нужное место.

Почему Христос, который, как мы знаем, принес Новый Завет, отменивший Ветхий, праздновал Песах? Ведь современные христиане его не отмечают.

В этом был двойной смысл. Во-первых, как пишет апостол Павел, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас (1 Кор 5:7). И вся ветхозаветная Пасха была наполнена прообразами, которые относились к Самому Христу. Его можно назвать «Новым Моисеем». Ведь если ветхозаветный пророк вывел еврейский народ из египетского рабства, спасая его от тирании фараона, то Христос выводит всех людей уже из «Египта» греха и спасает от «рабства» дьяволу. События исхода оказались прообразами евангельской истории.

Когда евреи убегали от преследовавшего их египетского войска, они прошли через расступившееся перед ними море. А как человек убегает от греха? Через воды Крещения. То есть и здесь отцы Церкви видели прообраз христианского таинства. Так же как в помазании косяков дверей кровью агнца — прообраз креста на Голгофе. И сам агнец — символ Христа, который, как пишет апостол Иоанн, есть жертва за грехи всего человечества (1 Ин 2:2). Христос раскрыл все эти ветхозаветные образы, и в этом глубочайший смысл и Тайной Вечери, и последующих Его страданий, смерти и воскресения.

Место, где находилась Сионская горница

Кроме того, Господь говорил, что Он пришел не нарушить ветхозаветный закон, но исполнить его (Мф 5:17), а празднование Песаха прямо предписывалось каждому иудею, каковым был Сам Христос.

 

В чем же особенность именно Тайной Вечери?

В том, что после того, как совершена вся последовательность пасхальной трапезы, Христос совершенно неожиданно для учеников добавляет к ней нечто новое. Позволю себе процитировать святителя Иннокентия Херсонского: «Настало время беседовать уже не словами, а делами; последний час Ветхого Завета пробил, надлежало предначать Новый не агнцем от стад, а телом и кровью Своей… Он (то есть Христос. — Ред.) берет лежавший перед Ним хлеб, благословляет его, преломляет на части, по числу учеников, и раздает его им. Уже из этого благословения видно было, что это делается не по обычаю вечери пасхальной (так называемый хлеб благословенный уже был потреблен), а по другой причине и для другой цели».

Приимите, — говорит ученикам Господь, — ядите: сие есть Тело Мое. И после того как апостолы в безмолвии съели этот новый Хлеб — Тело их Учителя и Бога, Христос взял в руки чашу с вином и, подав им, сказал: Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф 26:26–28).

Так в один вечер происходит окончательный переход от ветхозаветного богослужения к новозаветному. Отныне кровавые жертво­приношения древнего Израиля Самим Богом упразднены. Вместо них на каждой литургии во время Евхаристии приносится жертва бескровная, которой и причащается каждый верующий.

Ветхозаветная пасха была прообразом новозаветной литургии, которая установлена и совершена Самим Христом в Сионской горнице (в комнате, где проходила Тайная Вечеря) за несколько часов до ареста в Гефсиманском саду. Об этом блаженный Иероним Стридонский пишет следующее: «После того как совершена была пасха, имеющая значение прообраза, и после вкушения вместе с апостолами плоти агнца Он взял хлеб, — который укрепляет сердце человека, — и совершает переход к истинному священнодействию Пасхи, чтобы подать истинное Свое Тело и Свою Кровь».

При этом, очень важно понимать, что святые отцы настаивают, что есть только одна Божественная литургия, совершенная Христом на Тайной Вечере. И когда верующие сегодня приходят в храм на литургию, они становятся участниками событий именно той Вечери — и не символически, а действительно.

 

Зачем нужно вкушать Плоть и Кровь Христа? Неужели одной веры недостаточно?

Дело в том, что Господь призывает ко спасению всего человека — и его тело, и его душу. Так как Христос — Бог и Человек одновременно, то христианин, вкушающий Его Кровь и Плоть, становится причастником Божества по благодати. Важнейший призыв христианства заключается в том, что спастись и обожиться должны и тело, и душа человека. Поэтому Причастие приносит всецелое исцеление и физической, и духовной жизни человека. Христианин должен не только исповедовать веру, но и совершать некоторые сакральные действия, как пишет блаженный Августин: «Когда вода крещения касается нашего тела, она очищает нашу душу». Еще раз повторю: человек должен спастись не просто на уровне каких-то абстракций — как какое-то духовное существо, но только целостно — и телом, и душой.

Божественная литургия. Фото Евгения Засухина

Любое таинство соединено с каким-то веществом. Например, таинство Крещения — с водой, таинство Миропомазания — с маслом. Вещество Исповеди — это грехи человека, которые он действительно совершил (мыслями, словами или поступками) и в которых он кается. Вещество Евхаристии — хлеб и вино, которые пресуществляются в истинное Тело и истинную Кровь Спасителя.

Таким образом, тот факт, что таинство включает в себя некоторое освященное Богом вещество, делает его не чем-то абстрактным, а наоборот — конкретным, и эта конкретность очень важна. Происходит и духовное, и физическое преображение человека.

 

Почему же первая литургия или, как Вы говорите, новозаветная Жертва, совершилась до крестных страданий, то есть до самой жертвы?

В Ветхом Завете жертва для заклания избиралась за некоторое время до самого жертвоприношения: Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец, или от коз, и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца (Исх 12:5–6). Более того, Сам Сын Божий в момент Своего воплощения уже является жертвой за грехи всего мира, о чем свидетельствует апостол Павел: Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне (Евр 10:5). Вторит ему и апостол Петр: Зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира (1 Пет 1:18–20).

Потир, VIII век

События последних дней земной жизни Иисуса Христа имеют огромное литургическое значение. Именно о них мы должны вспоминать, когда приступаем к Чаше, как пишет об этом апостол Павел в одном из своих посланий: Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем (1 Кор 11:28–29). «Рассуждение о Теле Господнем» и есть призыв к тому, чтобы, приступая к Чаше, христианин вспоминал о Тайной Вечере, крестных страданиях, смерти и воскресении Иисуса Христа, как и Сам Господь сказал: Сие творите в Мое воспоминание (Лк 22:19).

Кроме того, «рассуждение о Теле Господнем» — это вся литургия с ее последованием, молитвами, песнопениями, ектениями. Сама она включает в себя рассказ о Жизни нашего Спасителя — от Рождения до Смерти, Воскресения и Вознесения. Порядок литургического богослужения готовит пришедшего человека к самому важному — к апогею всей жизни, а именно: к Евхаристии и Причастию. Ведь рассуждение выражается в слове или в некоторых действиях, которые порождают мысленные образы, ассоциации. И все это дает нам литургия, чтобы христианин подходил к Чаше осознанно, понимая, что он вкушает Тело и Кровь Самого Христа.

Подготовил Тихон Сысоев

На литургии мы не вспоминаем Тайную вечерю — мы в ней участвуем

Господь, накануне Своих страданий, совершил по еврейскому обычаю ритуальную Пасхальную вечерю, на которой особым образом, не соответствовавшим общему порядку ее проведения, благословил хлеб и вино, указав ученикам, что благословляемые хлеб и вино в чаше являются Его подлинными Телом и Кровью. И повелел совершать это таинственное действие до скончания века.

Мы называем таинствами Церкви такие действия, которые силой благодати Божией соделывают нас соучастниками событий, положенных в основу будущих таинств Самим Господом Иисусом Христом. Размышляя о Святой Евхаристии, многие впадают в крайности и заблуждения, утверждая, будто Евхаристия есть повторение или продолжение Тайной Вечери. Никакого повторения и тем более продолжения не происходит, но силой Святого Духа, совершая таинство Святой Евхаристии, Святая Церковь соучаствует в той самой Тайной Вечери, когда Сам Господь Иисус Христос благословил хлеб и вино, претворив их в истинное Свое Тело и в истинную Свою Кровь. Силой Святого Духа мы преодолеваем и пространство, и время, потому что у Бога нет времени и пространства, и становимся соучастниками Тайной Вечери. <…>

Сама Церковь является таинством, потому что Церковь есть Церковь Духа Святого. И в каком-то смысле все совершаемое в Церкви при содействии Святого Духа является таинством — таинством, которое соединяет нас с жизнью, страданиями, смертью, Воскресением, Вознесением и на небесах седением Господа и Спасителя нашего. Церковь — это то, что существует вне времени и пространства силой Святого Духа, хотя каждый из членов Церкви земной, пребывающий в теле, привязан и ко времени, и к пространству. 

Через Святую Евхаристию мы соприкасаемся с иным миром, миром горним. Для нас Святая Евхаристия — это окно в небо, это окно в вечность, это окно в иной мир. Вот почему так важно для христианина причащаться Святых Христовых Таин, посещая Божественную литургию. Конечно, причащение не должно становиться некой привычкой, неким обыкновением — «пришел, значит причастился». Каждый из нас должен в меру сил готовить себя к тому, чтобы прикоснуться к великой святыне — к подлинному Телу и подлинной Крови Христа Спасителя. Но если мы станем приходить на Божественную литургию не только для того, чтобы постоять и помолиться (чего никогда не было в древней Церкви, ибо приходящие на литургию всегда становились участниками Святой Евхаристии), если мы выработаем в себе благочестивый навык предвосхищать принятие Святых Тела и Крови Спасителя должным приуготовлением, то жизнь наша изменится. Сила Святого Духа будет касаться нас не время от времени, не от случая к случаю, а регулярно, восхищая нас, грешных и недостойных, через истинное исповедование грехов своих и через причастие Тела и Крови Господней в Божественное Царство, — в те мгновения, светлые, радостные, непостижимые, которыми сопровождается наше участие в Святой Евхаристии. 

Патриарх Кирилл

Из проповеди в Великий Четверг после литургии 

в Храме Христа Спасителя, 5 апреля 2018 года.

Заголовок дан редакцией

Где скрываются богатства православного прихода

Священник Алексей Гугливатый, настоятель Спасо-Преображенской единоверческой общины г. Куровское и единоверческого храма св. Петра митрополита д. Авсюнино Московской области

Баба Маня не помнит, как прошли юность и молодость — война, голод, с детства работа, потом фабрика, дети, запойный муж… В свои 85 она с трудом передвигается с помощью двух палочек, но все еще держит кур и гоняет лису. Она говорит: «Сахар, мука, соль, хлеб есть — я уже богатая».

Служение мое проходит в старинном краю Подмосковья, легендарных Гуслицах. На Светлой седмице у нас есть обычай — обходить дома наших прихожан в деревнях Мисцево и Авсюнино. С утра служим молебен в местном храме или молельне, а затем идем с одного конца деревни до другого. Поем стихиры Пасхи, славословие празднику. Во многих домах нас привечают, угощают, зовут за стол. Но меня лично больше всего привлекает общение с местными старожилами, людьми, повидавшими жизнь и знающими настоящую ее ценность. Пообщаешься с этими бабушками и дедушками, которые пережили страшный двадцатый век, и все встает на свои места.

Вот баба Маня, она восьмилетней девочкой оказалась на оккупированной немцами территории в Воронежской области. Рассказывает, как мать отправляла ее с молоком в немецкий штаб: «И я бегала. Не боялись за меня. А сейчас до пятнадцати лет с детьми за ручку носятся, пока они на наркотики не сядут». Она пережила всех своих родных, претерпела страшные страдания, но не сдалась. И сейчас не падает духом, не унывает и каждый день проводит в молитве и труде. Живет, раз Бог ей дает.

А вот — Клавдия Логиновна. В годы Великой Отечественной ее семья покинула родную деревню и, спасаясь от голода, переехала в Арзамас. В войну Клавдия потеряла отца и восемь родных братьев и сестер. Теперь за кружкой чая рассказывает, как девочкой побиралась у церкви и как, обессилев от голода, лежала в канаве. Говорит, старичок какой-то сидел все время рядом с ней, а когда ей полегчало, на месте, где он сидел, она нашла две золотых сережки. Это потом — по иконе — она поняла, что это был Николай Чудотворец.

Рассказывает, как вернулись в родной дом, как носили из леса хворост для печки. А как-то ночью услышала стук во дворе, выбежала, а там по приказу председателя колхоза все их дрова в телегу грузят и увозят. Рыдала тогда она, маленькая девочка, навзрыд, а мать ее утешала. А наутро вся деревня гудела от новости: председателю на лесопилке обе руки оторвало.

Похоронила Клавдия мать, сестру, мужа, сына… «Вы-то молодые и не знаете, что такое жизнь», — говорит она. И невольно соглашаешься: не знаем. Как часто нападает на нас уныние, осознание собственной немощи, отчаяние! На то сил не хватает, на это — средств, тут сломается, там обрушится, а кто-то может и словом ранить. А пообщаешься с такими вот бабушками — и все скорби улетучиваются.

Кто-то скажет: но ведь мы столько всего знаем про эту войну! И фильмы о ней сняты, и книги написаны. И все же — что знаем о ее ужасах, тяготах, а главное, о том, как в этом кошмаре люди остались людьми, мы, теряющие человеческий облик и озлобляющиеся друг на друга из-за сущих мелочей и впадающие в отчаяние из-за невозможности перенести в реальность наши воздушные замки? Иосиф Бродский сказал: «Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай». Каким бы дерзким ни было это утверждение, в определенном смысле оно справедливо.

К сожалению, с каждым годом людей, подобных этим бабушкам, все меньше. И каждый раз, общаясь с нашими стариками (а точнее, молча им внимая), понимаешь, что становишься богаче. И пока они живы, богатство наших приходов — бесценно.

Священник Алексей Гугливатый

Подготовил Владимир Басенков

 

НОВОМУЧЕНИКИ

Священномученик Христофор (Надеждин)

21.02.1869–26.05.1922

 Весной 1922 года усилились гонения на Русскую Православную Церковь. Предлогом для них послужил разразившийся в России голод и якобы существующее сопротивление духовенства и верующих помощи голодающим. Во многих городах, включая Москву, прошли аресты священнослужителей и мирян. С 26 апреля по 8 мая в Политехническом музее в Москве проходил суд над духовенством и прихожанами московских храмов. 

8 мая 1922 Сталин подал записку членам Политбюро: «Московский суд приговорил к расстрелу одиннадцать человек, из них большинство попы. <...> Каменев предлагает ограничиться расстрелом двух попов. Прошу голосовать “за” или “против” предложения <...> Каменева. Я лично голосую против отмены решения суда». Голосование членов коммунистического Политбюро показало, что Ленин, Троцкий, Сталин и Зиновьев были за смертный приговор. Среди приговоренных был и настоятель храма Иоанна Воина на Якиманке протоиерей Христофор Надеждин.

* * *

Священномученик Христофор родился 21 февраля 1869 года в селе Нижний Бело­омут Зарайского уезда Рязанской губернии в семье священника Алексея Надеждина. Первоначальное образование Христофор получил в Зарайском духовном училище; в 1889 году он окончил Рязанскую духовную семинарию и был назначен учителем пения и чистописания в Данковское духовное училище.

В 1892 году Христофор Aлeкceeвич поступил в Московскую духовную академию. Усиленные занятия учебными предметами и одновременно подготовка материалов для кандидатской диссертации, начатая им почти сразу же после поступления в академию, привели к расстройству здоровья, и врач академии настоял на том, чтобы отправить его на лето 1895 года в Самарскую губернию для лечения кумысом.

В 1897 году Христофор Алексеевич окончил Московскую духовную академию и защитил диссертацию на тему «Очерк истории православной полемической против раскола литературы ХVII и начала ХVIII веков (до учреждения Святейшего Синода)», и получил степень кандидата богословия. Исполняющий должность доцента Московской духовной академии Илья Михайлович Громогласов писал в отзыве на эту работу: «Обращаясь к оценке рассматриваемого сочинения, нельзя не отозваться с большой похвалой, прежде всего о замечательном научном трудолюбии автора. <...> Признавая необходимым дать своему исследованию возможную полноту в подборе изучаемого материала, он не только собрал и обследовал в библиографическом отношении все известные в печати полемические памятники взятой эпохи <...>, но и успел отыскать частью в академической библиотеке, а главным образом, в различных книго­хранилищах Москвы и Петербурга, иногда в нескольких списках, немалое число новых источников, доселе остававшихся совершенно неизвестными исследователям».

Учась в академии, Христофор Алексеевич подружился с Иваном Васильевичем Успенским — в будущем замечательным архипастырем-подвижником и исповедником, архиепископом Тверским Фаддеем, — взгляды которого на аскетический подвиг, на непрестанную борьбу с помыслами, на ревностное служение Богу были ему очень близки.

10 февраля 1899 года Христофор Алексеевич поступил на должность законоучителя земской школы в родном селе Нижний Белоомут. 23 февраля 1900 года он был назначен заведующим школьными религиозно-нравственными чтениями по воскресным и праздничным дням. 22 апреля того же года он получил назначение на должность заведующего женской церковноприходской школой села Нижний Белоомут.

10 июля 1900 года епископ Рязанский Полиевкт (Пясковский) рукоположил Христофора Алексеевича во диакона и на следующий день — во священника к Преображенской церкви села Нижний Белоомут.

23 июня 1902 года отец Христофор был назначен священником в Предтеченскую церковь в Староконюшенном переулке в Москве и законоучителем гимназии имени Медведниковых. 10 июля 1906 года он был переведен в храм Иоанна Воина на Якиманке, в котором прослужил до своей мученической кончины. Кроме священнических обязанностей, которые он исполнял весьма ревностно, неустанно проповедуя слово Божие, отец Христофор нес послушание законоучителя сначала в женской гимназии Ломоносовой, а впоследствии в женской гимназии Гельбик.

В течение 1915–1916 годов отец Христофор проводил внебогослужебные беседы с народом, на которых присутствовало иной раз до трехсот человек. Всего приход храма мученика Иоанна Воина насчитывал в то время около двух тысяч человек.

Изъятие церковных ценностей в двадцатые годы.

Чудовищный голод в Поволжье стал поводом для Советской власти максимально ограбить и по-возможности ослабить Русскую Церковь. 

«...Изъятие ценностей... должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь... 

Чем большее число представителей... реакционного духовенства удастся нам по этому поводу  расстрелять, тем лучше», — писал Ленин.

3 января 1921 года отец Христофор был назначен благочинным. 23 марта 1922 года власти арестовали священника, обвинив его в том, что 4 марта он произнес в храме проповедь, в которой сказал, что наступившая разруха есть следствие нравственного падения народа, а также прочел в храме воззвание Патриарха Тихона, касающееся изъятия церковных ценностей, и распространил его в храмах благочиния.

Отвечая на вопросы следователя, отец Христофор сказал: «Виновным себя в агитации против постановления ВЦИКа об изъятии церковных ценностей не признаю. Моя проповедь 4 марта 1922 года за всенощным бдением — это объяснение церковного названия наступающего воскресного дня — Недели Торжества Православия: “Мы с вами заурядные чада Православной Церкви... К чему приводит практически непослушание Церкви? — К разрухе, которую мы наблюдаем в нашей современной жизни. До такой степени мы упали нравственно, что справедливо грядет на нас суд Божий, этот суд выражается, может быть, и в предполагаемом ВЦИКом изъятии церковных ценностей для оказания помощи голодающим и в том, что изъятые вещи могут не попасть на помощь голодающим...”

Воззвание Патриарха Тихона в моей приходской церкви и в церквях благочиния читалось, в моей церкви мною лично — 12 марта после литургии. <...> Воззвание Патриарха было мне доставлено до двух раз: в первый раз в четырех экземплярах, во второй раз в двух экземплярах — в том и другом случае через неизвестных мне лиц, но, несомненно, от высшей церковной власти. <...> Мною через верующих воззвание было разослано по церквям благочиния».

Отвечая на вопросы обвинителей в зале суда, отец Христофор сказал: «Воззвание Патриарха Тихона я считаю религиозным. Контрреволюционного в нем ничего не вижу. 4 марта в церкви я произнес проповедь религиозного характера, в которой говорил, что мы пришли к упадку и что изъятие ценностей есть грядущий суд Божий за наши грехи».

7 мая подсудимым было предложено сказать последнее слово. Отец Христофор сказал: «По моему мнению, человек, который бывает в храме, слышит слово Божие, должен помогать бедным. <...> Я считал своим святым долгом призывать свою паству к этой священной обязанности, и не проходило ни одного большого праздника, чтобы я не призвал помогать голодающим. <...> По отношению к приходу я не позволял себе получать плату за требы. <...> Отделение Церкви от государства я приветствую <...>, приветствовал всегда. В ту минуту, когда Церковь отделяется от государства, священник становится свободнее».

8 мая 1922 года судья зачитал приговор трибунала: одиннадцать человек были приговорены к расстрелу и среди них — священник Христофор Надеждин.

После суда все приговоренные к расстрелу были доставлены в Бутырскую тюрьму, размещены в одиночных камерах и лишены прогулок. После того как стало известно, что исполнение смертного приговора было приостановлено, осужденные подали ходатайства о смягчении условий содержания, но они были тюремной администрацией отклонены.

9 мая 1922 года Патриарх Тихон направил ходатайство председателю ВЦИКа Калинину о помиловании осужденных. «В силу определения Всероссийского Собора <...>. — писал он, — имею долг печаловаться пред Вами, как представителем высшей государственной власти, о помиловании осужденных, тем более что инкриминируемого послания они не составляли, сопротивления при изъятии не проявляли и вообще контрреволюцией не занимались».

11 мая снова состоялось заседание Политбюро относительно приговоренного духовенства. На следующий день Троцкий подал в Политбюро свои предложения, которые заключались в следующем: «Всемерно использовать настоящий критический момент для опубликования воззвания от имени прогрессивной части духовенства <...>, разбить тем временем приговоренных на две группы, как на основании обстоятельств, вытекающих из дела, так и на основании отзывов и ходатайств лояльных священников, которые подпишут воззвание».

В тот же день лидеры обновленцев, «считая приговор трибунала <...> в высшей степени справедливым», как они о том написали, подали ходатайства во ВЦИК о помиловании приговоренных к расстрелу.

14 мая председатель Московского ревтрибунала, заместитель наркома юстиции, заместитель председателя ГПУ и Лев Троцкий составили заключение по делу приговоренных к расстрелу священников. «При исключении из списка 11-ти осужденных к высшей мере наказания остальных 6-ти лиц, — писали они, — комиссия руководствовалась исключительно соображениями о возможности с наименьшим ущербом для существа приговора, справедливого по отношению ко всем 11-ти, пойти максимально навстречу ходатайству прогрессивного духовенства».

Обновленцы надеялись, что поданные ими ходатайства о помиловании будут — из-за тесного сотрудничества их с властями — удовлетворены полностью и таким образом всем будет показано, что именно их политика взаимоотношений с советской властью приносит плоды. Но властям было важнее пролить кровь невиновных и отрезать обновленцам путь к отступлению. 18 мая 1922 года Политбюро приняло окончательное решение о расстреле приговоренных.

Протоиереи Василий Соколов, Христофор Надеждин, Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров были расстреляны и погребены на пустыре вблизи Калитниковского кладбища. 

Архимандрит Дамаскин (Орловский), 

ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православ ной Церкви», клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (Москва), www.fond.ru

ЛЮДИ

Как я встретился с Лесным человеком

Невыдуманная история

Братия называла его Лесным человеком. 

Потому ли, что жил он один и не искал ничьего общества. 

Жил в мертвой с осени по весну деревне, в доме, в котором никто бы не согласился даже одну ночь переночевать по своей воле. Или потому, что по скитскому послушанию собирал для братии лечебные травы, сушил и солил грибы, резал веники для бани. Но скорее всего, потому что он никогда бы не смог стать для них братом или сокелейником. 

Они знали, как легко и по ничтожному поводу он приходил в гнев и ярость, и те, кто попадались под горячую руку, виноватые и безвинные, милости не ждали. Старые насельники помнили, как пять лет назад, работая в поварне, он надел кастрюлю с горячим молоком на голову труднику, позволившему себе зайти на кухню в грязной обуви. Поди вытерпи такого… Тогда его отправили в ссылку, в место, куда отселяли скитских «штрафников», — выгнать жалко, на людях держать боязно. Трое его предшественников в этой самой ссылке окончательно спились, а последний еще и в дурку угодил. Жить в одиночестве — невыносимый крест, но ему он оказался под силу. Раз в неделю он возвращался в скит на литургию и исповедь. А по четвергам аккуратно приходил в баню с рюкзаком белья для стирки, отличаясь редкой для труднического сословия чистоплотностью.

* * *

Значит, был четверг, «чистый» банный четверг, когда он встретился нам на лесной дороге между скитом и ссылкой. Он шел, сгорбившись под тяжестью рюкзака, и от того казался еще более дряхлым стариком, чем был на самом деле. Он обернулся и сошел с дороги пропустить машину. Я увидел лицо, гладко зачесанные, седые в пшеничную желтизну волосы, длинную бороду и единственный зрячий глаз. Второй был мертв, светился тусклой стекляшкой из темной впадины, над которой рисовались два коротких глубоких шрама. Вид у него был жутковатый, вид старого удалого разбойничка. Но подрясник послушника сглаживал разбойничьи черты. Для того чтобы подвезти старика, одному из нас пришлось отправиться пешком. Старик был явно смущен этим обстоятельством. Так мы доехали до Кистеневки.

Деревянная табличка с названием деревни была просто прибита к дубу на въезде. Желуди скрипели под колесами словно щебенка. По приглашению отшельника мы зашли в дом. Изба годилась для убежища какому-нибудь лешему на пенсии, без родственников, живущему в объятиях угрюмого безразличия. Все окна в двух светелках были наглухо закрыты ветрозащитной пленкой. Свет проникал внутрь матовый, бледный, и конечно, видеть улицу в них не представлялось возможным. Как только солнце скрывалось, комнаты мгновенно погружались в белесую полутьму. В комнатах ничего не было. Кроме одной кровати, письменного стола и нескольких самодельных табуреток. Две полуразваленные русские печки, а на полу банки, крышки, веники. Под потолком веревки с сухой травой. Тут же имелся пятиногий стул с широкой крышкой вместо сидушки — некое подобие рабочего верстака. В ближнем ко входу углу — умывальник с ведром, в дальних — бумажные иконы и лампада с маслом. И вместе с тем жилая келья была вся сплошь обклеена светлыми обоями, что вносило в убогую обстановку избы праздничное настроение вопреки пустоте.

Человек здесь жил на границе света и тьмы, он сам с собой играл в прятки, то уходя, то появляясь из тени. И главное, невозможно было не заметить… Все предметы — ножи, ложки, посуда, книги, веревки, плотницкий инструмент, одежда и прочее, каждый предмет лежал, стоял, висел на своем четко установленном и, кажется, неизменном месте. Откуда был взят, туда же и положен. Здесь царил строгий порядок. Тогда меня это больше всего поразило. Старик вынес нам из закромов банку яблочного компота в благодарность за то, что подвезли, и записал наши имена — поминать на утреннем правиле.

И видно, поминал усердно, потому что не выходил у меня из головы этот дом со слепыми окнами и полуслепой разбойник-старик, старик-послушник.

* * *

Через месяц я снова оказался в тех краях. В каких краях, не скажу. Не дай Бог подвести «под монастырь», читай — гнев священноначалия, и самого лесного послушника, и его духовного отца — скитоначальника, позволившего ему спасать свою душу подальше от людского ока. Нельзя человеку так раскрываться перед другим человеком. Даже самая страшная и безобразная, убегающая во тьму жизнь боится грязи как огня.

За месяц здесь ничего не изменилось. Только желудей на улице Кистеневки прибавилось. И лес вокруг хрустел от сухости и бездождья. Это лето за свое тепло надолго запомнят в тех краях.

В Кистеневку я прибыл под вечер. Солнце сидело, разомлев, на верхушках ельника, как кошка на подоконнике. Во дворе послушника сыпались яблоки с беременных яблонь. Я вошел в полутемные сени. Пахло березовыми вениками, мятой, душицей и еще чем-то не­уловимо теплым, словно лето собиралось здесь зимовать и прятало себя по частям, по укромным углам. Совершенно некстати в сенях на полную работал магнитофон. Из маленьких колонок звучал голос Андрея Миронова с песенкой про остров в океане и понедельник…

Я убавил звук и произнес: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного!»

Из-за двери приветливо ответили: «Аминь».

Я пригнул голову и толкнул дверь.

Старик сидел в углу и ел картошку с майонезом из огромной никелированной миски.

— Ангела за трапезой! Вы меня помните?

Старик взволнованно поднялся, подошел вплотную и уставился на меня.

— Нет, — сказал послушник.

— Отец Варфоломей благословил пожить с вами… для заметки в журнале… — произнес я.

Это был пароль.

— Никак невозможно! — вскрикнул послушник, и жестяная миска хрустнула в его руках — в тюремной среде это называется «залезть под шкуру»…

Я почувствовал, как он ощетинился. Сотни железных иголок встали дыбом и полетели в мою сторону. Он сделал несколько шагов по комнате, которая с моим появлением превратилась в клетку. Он двигался как зверь, испуганный, застигнутый врасплох. Затем сел на стул и начал сосредоточенно есть картошку, разминая ее ложкой.

— У меня четыре судимости! Меня благословили забыть свое прошлое и никому не рассказывать о нем. А то, что вы предлагаете… это…

— Это отец Варфоломей благословил…

— Я понимаю, но здесь мое пространство. И никому не позволено вторгаться… Как вы будете жить? У меня ничего для вас нет, ни кровати, ни простыни.

— Я устроюсь на полу. В углу.

— Невозможно. Я встаю ночью… у меня физиологические проблемы. Камни идут в почке. А второй почки нет с рождения…

Мы оба понимали, что благословение скитоначальника обратной силы не имеет. Поэтому я стоял как вкопанный, а он метался как загнанный. Но мы были людьми, а не зверьем. Мы должны были услышать друг друга.

— Хорошо! — сказал я. — Вы правы. Я вторгаюсь в ваше личное пространство. Поступим иначе. Я пойду спать в машину. А завтра… как Бог даст… Поговорим. Тем более что уже вечер, вам — молиться, и мне не помешает… разойдемся по кельям.

— Разойдемся. — глухо сказал он.

И не очень было понятно, чего в его словах больше: согласия или угрозы. Я вернулся к машине. Солнце скрылось, и небо затянулось лиловой тучей. Но ветра не было. Очень быстро стемнело. Я разложил в машине кресла и улегся в спальный мешок, не раздеваясь на всякий случай…

Ночью в саду отчетливо были слышны шаги. Кто-то продирался сквозь листву, потом прыгал по земле и замирал. Я не сразу догадался, что это всего лишь яблоки срываются с яблонь. И думал: падение для яблока — это смерть или наступление зрелости? Мы умираем, падая в пустую землю, или уходим, достигнув зрелости, во что-то новое, неведомое? Мучительный вопрос одинокого человека, одиноко ищущего встречи с Богом: когда Ты решишь, что моя зрелость наступила и ветке пора обломиться? Ветка засыхает, а яблоко, наоборот, полно жизни. И мне все равно пора уходить?

* * *

Утром, в восьмом часу, в окно раздался стук. Послушник стоял у машины.

— Александр… Сашенька! — неожиданно начал он. — Простите меня. Вчера, видимо, с усталости… не понял я… прогнал вас. А Бог меня вразумил…

— То есть?

— Вы только ушли, минуты не прошло. А у меня хрясь — и зуб раскрошился…

— Ни с того ни с сего?

— От злости, думаю… Бог меня всегда так смиряет. Почкой, камнями, глазом, астмой… Теперь зубом… Только вот я ночь не спал. Ноет он…

Больше не было дикобраза в клетке. Был старик, измученный болью. Был человек, у которого имелись прямые контакты и личные счеты с Богом. Дверь открылась. Меня приглашали зайти и не стесняться. И я очень быстро пригодился в этой истории. Мы поехали за сорок километров от Кистеневки в райцентр, где жила врач-стоматолог, лечившая скитян бесплатно.

По пути говорили о болячках. Что бы он без меня делал? Выдрал бы остатки зуба круглыми пассатижами. Пассатижи висели на отдельном гвозде возле фонарика и пилы. Кстати, и стекляшка в умершем глазу — тоже из кулибинского ряда. Мне продемонстрировали дубликат — кусочек пластика, аккуратно выпиленный под размер из бутылочной тары. Только астма ручному управлению не подчинялась. Но ее он и не собирался лечить. Она должна была послужить ему билетом в одну сторону.

Он говорил, что с детства был на темной стороне. Какая-то полуколдовская история с бабками, капающим воском, свечами и гаданием на спине маленького белобрысого мальчика — его самого. Кто? Зачем? Я не вдавался в подробности. А он не попытался меня в чем-то убедить. Я не спрашивал о семье — табу. О женах, детях — табу. И не нужны мне были семейные истории. Был человек — по характеру одиночка и волк. Никого и ничего не боялся. Смерти — в первую очередь. Ценил резких, дерзких, безголовых. При этом, заметим вскользь, окончил филфак университета в Приморье. (Бодлера мне декламировал про упоение в бою. Рассказ Борхеса пересказывал про встречу ножей убийц…) Десять лет тренировался с нунчаками. Пробовал разные наркотики, а порой и продавал другим. Стал известным в тесных кругах контрабандистом. Уходил от инспекторов и полиции со стрельбой, как в кино. Трижды попадался, откупался, начинал сызнова. Я услышу с десяток гашишных историй. Про драки, оргии и главного бога всей этой шайки-лейки — адреналин в крови. Жизнь не была пресной. Ему предрекали скорую и легкую смерть. «Зарежут тебя», — пообещала местная гадалка. «Какая разница», — подумал он.

Нет никакой логической связи между этой историей и следующей. С какой стороны ни посмотри, выйдет «непоймичто». Или… Бог способен любое «непоймичто» превратить в чудо. Это же Его кухня. Но и приготовив чудо, Он лишь спросит, чью сторону ты выберешь? И отойдет, если ответишь, что не Его.

Заядлый гашишник, прожженный контрабандист и ценитель Бодлера однажды смотрит телевизор с приготовленным «планом» в руках и видит по ящику первый советский телерепортаж из Иерусалима. Пасхальная ночь. Схождение Благодатного огня. И тут с ним небывалая катавасия приключается. Увиденное потрясает человека. Он немедленно уверует в измененную природу огня, который более не опаляет человека, а ласкает его. Значит, вдруг догадывается человек, есть другая жизнь. И она интереснее, могущественнее его собственной.

В момент пасхального рассказа мы уже возвращаемся в Кистеневку. С починенным зубом. По проселку, сквозь лес и поле. С благодарностью к живому, Божьему миру за избавление от зубной напасти. А я его везу и соображаю… Можно привести массу «авторитетных» мнений о сказочности истории про Благодатный огонь. Но лучше мне проглотить язык. Мудрствование — лукаво. И, сея сомнение, на чьей стороне я окажусь?

А тот человек, у телевизора, на берегу Амура, выбрасывает готовый «план» в печь. И переходит из тени в свет.

* * *

Здесь бы и точку поставить. Жирную и благостную. Да не получится. Благостность ни одной строчкой не вписывается в жизнь моего героя…

— И как так получилось, что я, сорокалетний верующий мужчина, стою с пистолетом в руке, в шаге от смерти, а в голове до мелочей продуманный и в чем-то даже изящный план самоубийства? — вопрошает старик по возвращении. — Пойдемте, потрапезничаем вместе, заварим «купчика». Почему-то мне кажется, вы должны уважать крепкий чай?

— Это мой картуз и борода вводят вас в заблуждение, — отвечаю я, но от «купчика» не отказываюсь.

Мы подходим к дому, а на пороге гость — серый кот. Лучший друг старика. Он нежен к нему до безобразия.

— Вот он, мой сокелейник, мяколка мой, красавчик… — старик произносит массу самых смешных и глупых имён, какими только можно наградить серого кота Ваську. Но сокелейник отвечает ему взаимностью.

— А я ведь последний раз чуть не сел именно из-за такого Матроскина… Изувечил человека, который моего кота убил… вот и поехал по этапу, от Питера до Уссурийска. Мне потом шесть месяцев пересылок и изоляторов зачли в срок наказания…

Вот откуда и «купчик», и блатное «под шкуру залезть». Мы сидели в дальней комнате — я на стуле, он на узком табурете. «Купчик» дымился в наших кружках. И пахло брусничным листом… Тогда он и пересказал мне рассказ Борхеса, в котором встречаются два ножа закоренелых убийц. После гибели своих прежних хозяев они попадают в руки обыкновенных мужчин и словно перерождают их, заставляя против воли убивать друг друга…

— Верите ли вы, Сашенька, что вещи способны нести на себе проклятие своих хозяев?

— Верю, — честно отвечаю я. — У меня был такой нож.

— Спасибо вам! Спасибо, что не считаете меня стариком, выжившим из ума! Тогда я вам все расскажу. А вы делайте с этим все, что хотите…

И он начал говорить горячо, почти задыхаясь от волнения.

— С этапа я вернулся злым. Устроился на работу отделочником и завел семью. А житья не было. Я сейчас понимаю, что после первых лет неофитства пришло охлаждение. Я сам себя вычеркнул из церковной жизни. Перестал молиться, исповедоваться, Господа в себя принимать… Сначала раз в месяц, потом реже, потом по большим праздникам, а потом только за крещенской водичкой приходил. А потом женщину встретил… наркоманку. И понял, вот — мое, оно вернулось!.. Не может человек, вкусивший хотя бы однажды наркотика, терпеть эту вашу серую, скучную жизнь! И не трепетать от воспоминания. И жизнь его вычеркивает… А в пустой дом приходят семь легионов тварей… Не жизнь меня вычеркнула, а я ее!

С этими словами он вдруг бросился к своему топчану и извлек из-под подушки два ножа в самодельных ножнах.

— Смотрите! — сказал он.

Блеснули два лезвия. И он какой-то змеиной походкой прошелся по комнате, играя клинками над головой. Тогда я подумал: получить от него под ребро — ничего удивительного.

Но он осадил себя и продолжил говорить.

— Но мне противно было представить, что кто-то будет возиться с моим трупом. Я все обдумал… Я знал в лесу одно грибное место, куда люди приходили только в сезон сбора боровиков, раз в полгода. Там было много муравейников. Я зашил паспорт и записку с объяснением своего поступка в карман пиджака и собирался выстрелить в себя так, чтобы упасть прямо в муравейник. За полгода от моего тела ничего бы не осталось, только кости.

— И что вас остановило? — спросил я.

— Хемингуэй, — ответил старик-послушник.

— Он же покончил жизнь самоубийством.

— Как и его отец, и дед… Я не захотел, чтобы на моих детей легло проклятие… Я уничтожил оружие и… приполз в монастырь. С тех пор пятнадцать лет я и хожу между ними… Спасаюсь… Рыбу ловил, клюкву по болотам собирал, смолу с сосен на ладан скреб. Меня гонят отовсюду… гневлив, смиряться совсем не могу, трудно мне с людьми… Но умереть хочу здесь, в Кистеневке…

Мы заливали кипятком банку с заваркой, пока чай совсем не потерял своего вкуса.

— Может быть, съездим за грибами? — предложил я

— В лесу пусто, — отвечал старик, — сушь стоит почти все лето. Но если хотите попробовать.

— Хочу.

— А лосиной мухи не боитесь? Человека она не ест, но заползает, зараза, туда, где не ждешь.

И мы поехали в дальний лес, в одно из мест, где старик собирал грибы для скита.

* * *

На опушке оставили машину, я взял рюкзак, и мы углубились в лес. Дорога казалась шелковой, утопала в невысокой, но густой и чистой траве. Грибы здесь росли на каждом шагу. Но ни одного из них старик не подобрал. «Червивый, сухой, старый, вообще не гриб…» — ворчал он. Ни один не подходил под его стандарты качества. Я же склонялся над каждым и недоумевал. Вдруг старик остановился, хлопнул себя по карманам и сказал:

— Я, кажется, дыхалку свою забыл. Посмотрите, нет в рюкзаке запасной?

Мы выпотрошили рюкзак на землю. Небулайзера нигде не было.

— Эх… — очень тихо произнес старик, — приступ…

С этими словами он низко склонился к земле и поник головой.

— Надо идти к машине, — сказал я.

— Да. Сейчас…

Мы постояли в тишине несколько секунд.

— Никогда не боялся умереть, — вполголоса сказал старик, — а теперь боюсь смерти. Боюсь умереть… нераскаянным.

— Не самое лучшее время…

— Вы думаете? — усмехнулся старик, и я заткнулся.

— Пойдемте к машине. Пытайтесь дышать через нос, громко и сильно, как сможете… Это должно помочь.

Мы тронулись в обратный путь. Идти было недалеко. Но что такое «недалеко» для человека с нераскрывающимися легкими? Старик шел сгорбившись, словно хотел сам в себя запрыгнуть, лечь, свернуться клубком и спрятаться в какой-нибудь безопасной глубине. Мы делали несколько шагов и останавливались. Вместо дыхания из груди его вырывался свист. Однако и тогда он пытался говорить. И я не мог его остановить.

— Я живу только одним чувством. Стыдом. Два беса меня мучают. Память… блуда и ненависти. Они никогда не оставляют меня в покое. Ни днем ни ночью. Приходят и приходят воспоминания… а я в ответ… выругаюсь и сплюну… и только потом — Господи, помилуй!

— Если вы не замолчите, вы умрете! — прикрикнул я на старика.

— Лучше бы я атеистом остался… ушел бы в никуда и ничего бы не боялся. А сейчас боюсь умереть… Потому что не примут меня там. Там чистота, а я грязь. Там свет, а я темен. Там любовь, а я… Дьявол всегда рядом со мной.

— Отец, умоляю тебя! — взвился я

— Я? Я не живу. Вам… кажется… я давно мертв. Я погибшее… но Бог… Бог взыскует таких, как я. Поэтому я держусь за Кистеневку зубами… деснами… и жду …

Мы вышли наконец к машине. Он сам убрал рюкзак и только тогда свалился кулем на пассажирское кресло. Я поехал по стерне, чтобы спрямить путь. А он улыбался и шептал с закрытыми глазами:

— В гости к Богу… не бывает опозданий…

* * *

Мы не опоздали. Мы успели вовремя.

Приняв лекарство, он отдышался, умылся, причесал волосы и бороду и только тогда сказал:

— Можно, я немного посплю? А то ночью мне не спалось из-за зуба… Полчасика. А потом еще… поговорим и картошки наконец сварим… с селедкой.

Я повернулся, чтобы оставить его одного, а он вдруг спросил:

— Как вы думаете, Сашенька… куда ушли Булгаков, Экзюпери, Платонов, Сетон-Томпсон, Джеральд Даррелл, Микаэл Таривердиев? Я не сомневаюсь — к Богу, конечно. В их словах было столько любви…

— Хочется в это верить, — ответил я.

В саду я лег под яблоней и принялся смотреть, как проходит день. Яблоки падали рядом со мной и катились по траве. Кожица на мятом бочке через несколько минут темнела и набухала свежей яблочной кровью.

Александр Рохлин

Впервые опубликовано в журнале «Русский пионер»

Рисунки Наталии Кондратовой

КУЛЬТУРА

 Лазарь: история друга Иисуса Христа

Ранним утром на берегу реки Иордан тихо. Ветер не шумит в зарослях тростника. Птицы еще спят в гнездах и не поют свои песни. Лишь изредка крупная рыба ударит хвостом по воде, над которой тают клоки ночного тумана. В этот ранний час на берегу Иордана появился человек. Он вышел из поселка Вифания еще затемно, чтобы успеть до захода солнца прийти в Галаадские земли. Перебраться через реку он мог по каменному мосту, построенному римлянами. Но идти до него было далеко, а путник очень торопился. Зябко пожав плечами (стояла ранняя весна, воздух по ночам остывал и утром было прохладно), он разделся, аккуратно связал одежду в тугой узел и осторожно вошел в холодную воду. Вскоре на поверхности реки была видна лишь его голова и узел с одеждой, который он придерживал над водой. И вот он уже на другом берегу. Немного подождав, пока обсохнет вода на теле, он оделся и быстро зашагал прочь от реки. Ни вещей, ни груза, ни даже запаса пищи у путника не было. Это был гонец. Он нес лишь весть, которую нужно было срочно передать знаменитому целителю и учителю праведности Иисусу. Но весть эта была тяжела.

Опасное путешествие

За несколько недель до этого Иисус и Его ученики ушли из Иерусалима. Здесь иудеи хотели убить Иисуса за то, что Он называл себя Сыном Божьим. Перебравшись через Иордан, Иисус с учениками на время поселились в местности под названием Галаад. В это время и случилась беда, о которой спешил сообщить Иисусу посланник. Тяжело заболел друг Иисуса по имени Лазарь. Увидев, что никакие обычные лекарства не помогают, сестры Лазаря срочно снарядили слугу и отправили его за Иордан к Иисусу. Ведь он мог исцелить любую болезнь — возвращал зрение слепым, очищал прокаженных и поднимал на ноги парализованных. Конечно, возвращаться в окрестности Иерусалима ему сейчас опасно. Но ведь Лазарь — его друг! Неужели Иисус не придет на помощь к тому, кого так любит?

Лишь к полудню усталый вестник добрался до селения, где остановились Иисус и ученики. Но когда он передал свое печальное известие о болезни Лазаря, Иисус повел себя странно. Вместо того чтобы немедленно бросить все и идти спасать друга, Он лишь сказал:

— Эта болезнь не к смерти, но к славе Божьей. Да прославится через нее Сын Божий.

Вестника накормили, потом дали в дорогу запас воды, и он отправился в обратный путь. А Иисус остался там, где и был. Ученики ничего не сказали Ему на это. Все понимали: идти сейчас в Вифанию, которая находилась рядом с Иерусалимом, смертельно опасно, ведь иудеи не забыли о своем решении побить Иисуса камнями. Однако спустя два дня Иисус вдруг сказал:

— Собирайтесь, мы опять идем в Иудею.

Ошеломленные ученики не знали, что на это ответить:

— Учитель, давно ли иудеи хотели Тебя убить? А теперь Ты снова идешь туда…

Иисус объяснил:

— Наш друг Лазарь уснул. Я иду разбудить его.

— Если уснул, значит, дело пошло на поправку, и он скоро выздоровеет. Зачем нам туда идти?

Ученики не знали того, что Иисус прозрел духом. Сразу после того как вестник вышел из Вифании, Лазарь умер. И говоря «Лазарь уснул», Иисус говорил о его смерти. Но видя, что ученики Его не понимают, сказал прямо:

— Лазарь умер. И Я радуюсь за вас, что Меня там не было. Теперь вы уверуете в то, что Я действительно Сын Божий. Но довольно разговоров. Пора в путь.

Ученики застыли в нерешительности. И тогда один из них, по имени Фома, сознавая, какой опасности подвергается их Учитель, сказал:

— Пойдем и мы, умрем вместе с Ним.

Решение было принято. Ученики любили своего Учителя, верили Ему и сопровождали Его везде, куда бы ни лежал путь. Теперь они отправились вместе с Ним туда, где всех их собирались убить.

Христос плачет

Когда они пришли в Вифанию, то узнали, что Лазарь уже четыре дня как погребен в пещере (так в Иудее хоронили умерших). Многие из иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате. Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему. Мария же сидела дома. Встретив Иисуса на подходе к селению, Марфа сказала:

— Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог.

Иисус ответил ей:

— Воскреснет брат твой.

— Знаю, что воскреснет в общее воскресение мертвых, в последний день.

Иисус сказал ей:

— Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли этому?

Марфа не поняла до конца, о чем говорил Иисус. Но послушно ответила:

— Так, Господи! Я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир.

Сказав это, пошла и позвала тайком свою сестру Марию:

— Учитель здесь и зовет тебя.

Сестры не хотели, чтобы собравшиеся у них иудеи узнали о приходе Иисуса, ведь те собирались убить Его. Поэтому Мария, ничего никому не объяснив, поспешно встала и пошла к Нему. Но иудеи, которые были с нею в доме и утешали ее, видя, что Мария вышла, пошли за ней, полагая, что она отправилась к погребальной пещере Лазаря — плакать там. Мария же, придя туда, где остановился Иисус, упала к ногам Его и сказала Ему:

— Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.

Иудеи пришли следом за ней, но когда увидели Иисуса, то не стали набрасываться на него с камнями. Это были люди, которые очень любили Лазаря и сейчас оплакивали свою потерю. Иисус, увидев плачущую Марию и пришедших с ней плачущих иудеев, Сам стал скорбеть и горевать. Обращаясь к сестрам, Он спросил:

— Где вы положили его?

Сестры ответили:

— Господи! Пойди и посмотри.

Тогда Иисус заплакал и пошел к гробнице Лазаря.

Иудеи, глядя на Него, говорили:

— Смотри, как Он любил его…

Впрочем, некоторые из них даже в такую тяжелую минуту не удержались от ехидства и с издевкой сказали:

— Разве не мог этот чудотворец, отверзший очи слепому, сделать так, чтобы и Лазарь не умер?

Иисус же, утерев слезы, но продолжая скорбеть, пришел к гробнице. Это была пещера, вход в которую закрывал большой камень.

Иисус, обращаясь к иудеям, сказал:

— Уберите камень.

Сестра умершего, Марфа, говорит Ему:

— Господи! Не нужно этого делать, ведь наш брат уже четыре дня как умер!

Иисус говорит ей:

— Не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию?

Иудеи сначала возмутились такими словами. Но потом решили: сделаем, как Он говорит. Если не сотворит чуда, тогда прямо здесь и побьем Его камнями до смерти.

Они отвалили камень от пещеры, где лежал умерший, и стали ждать — что же будет дальше.

Воскресение

В таком положении Иисус еще никогда не находился. Весьма часто совершая чудеса, Он творил их, можно сказать, между делом. И чем они бывали удивительнее, тем менее собирал Он для них свидетелей и даже запрещал иногда рассказывать о них.

Но теперь Ему нужно было совершить самое великое чудо при множестве людей. Благотворное впечатление от прежних чудес Иисусовых могло ослабеть с течением времени, затушеваться от злых сплетен, распускаемых Его противниками. А с другой стороны, друзьям и почитателям Иисуса вскоре предстояло самое великое искушение — Его приближающиеся страдания и смерть на кресте. Иисус знал, что спустя всего несколько дней Ему предстоит умереть. Как это воспримут Его ученики? Не падут ли духом? Не разуверятся ли во всем, чему Он три года учил их? Поэтому Иисус хотел дать своим ученикам твердую опору веры и залог надежды, что Сыну Божьему возможно всё. В воздухе повисло напряженное молчание. Камень был отвален, черное отверстие погребальной пещеры зияло, словно пасть какого-то чудовища, поглотившего Лазаря четыре дня назад. А вокруг стояла толпа иудеев, ожидавших, что будет дальше.

Иисус возвел очи к небу и сказал:

— Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал это для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что это Ты послал Меня.

Сказав это, он воззвал громким голосом:

— Лазарь! иди вон.

Из гробницы послышались звуки, как будто там кто-то двигался. Спустя миг оттуда вышел умерший Лазарь, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, с перевязанным платком лицом. Все присутствующие ахнули и отшатнулись, видя это невероятное зрелище. Ужас и радостное восхищение поочередно сменяли друг друга на их лицах. 

 Иисус повернулся к застывшим в изумлении иудеям и сказал:

— Развяжите его, пусть идет.

После этого многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. И вот уже народная молва несет свидетельство о случившемся от дома к дому, от селения к селению по всей Иудейской земле. История их народа бережно сохранила случаи, когда великие пророки воскрешали мертвых. Но воскресить четверодневный, уже смердящий труп еще никто не смог. Не иначе, этот галилейский проповедник и в самом деле Сын Божий!

А в это же самое время иудейские первосвященники собрались на совет, решив убить вместе с Иисусом и воскрешенного Им Лазаря…

* * *

Каждый шел в те дни своим путем. Лазарю предстояло избежать коварного замысла иудеев, бежать на остров Кипр, стать там епископом и повторно умереть уже в пожилом возрасте. Иисус шел к страданиям, крестной смерти и вечной славе Своего Воскресения. Его враги — к такому же вечному позору. Приближалась Пасха. 

Александр Ткаченко

Иллюстрации Галины Воронецкой

 ОТ ИЗДАТЕЛЯ

«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.

«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви.

В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».

Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!