Представляем версию 169-го номера православного журнала "ФОМА" для электронных книг и программ чтения книг в форматах ePUB и FB2 на мобильных устройствах.
Номер издан с сокращениями.
ВНИМАНИЕ! Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.
ИД "ФОМА"
2017 г.
(С)
ОГЛАВЛЕНИЕ
КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Владимир Легойда. Пунктиром по сердцу
ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА
Юрий Грымов.
«Можно жить без любви, но нельзя называть это нормой»
ВОПРОС НОМЕРА: К крещению готов?
Протоиерей Федор Бородин. «Как понять, что я готов креститься?»
Джулиан Генри Лоуэнфельд. Слушайте сердце — оно умнее
Патриарх Кирилл. Почему одни верят, а другие нет?
ВЕРА
Александр Ткаченко. Страшно быть лучше
Игумен Дамаскин (Орловский). Мученик Димитрий (Власенков)
Дмитрий Белов. Пропавшие без вести на Великой Отечественной войне. 5 шагов поиска
КУЛЬТУРА
Владимир Воропаев. Небесный помещик и другие загадки «Мертвых душ»
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Пунктиром по сердцу
Моему отцу 83 года. Он из поколения «детей войны». С детских лет у него отвращение к печеной свекле (во время голода на Украине больше никакой еды не было), колоссальный интерес к жизни и небольшой шрам на голове. Шрам оставил немецкий офицер. Папина деревня, как и многие соседние, была занята гитлеровцами. Партизаны ушли в лес. Дедушка был на фронте. «Маленький партизан!» — крикнул немец, и папа залетел под лавку от удара пистолетом по голове.
Слова о том, что война прошла по каждой семье, для меня, как и для миллионов других людей, — не просто слова. Те, кто воевал, и те, кто пережил эту войну, и мы, их внуки, жили в одной большой стране, которую они защищали — и после тяжелейших первых лет войны смогли выгнать нацистов и освободить Европу.
Сегодня этой страны нет. Я отнюдь не собираюсь ностальгировать по политическим границам, потому что они приходят и уходят. Сама эта страна возникла в результате страшных событий столетней давности, которые мы сегодня также вспоминаем. Эти события уничтожили другую страну, заслуживающую уж точно не меньшей ностальгии. Но вот чего мне действительно жаль: как бы ни менялись границы, должна сохраняться связь между людьми. У нас есть общий язык, общая память, общая вера, общая история, общая любовь. Это главное. И ужасно, когда эту связь начинают намеренно разрывать.
…Фильм «В бой идут одни старики» заканчивается пронзительным эпизодом: сидя возле могилы погибших летчиц, механик Макарыч и Маэстро говорят о том, что, когда кончится война, те, кто останется в живых, вернутся сюда, позовут лучший симфонический оркестр и пройдут по этим местам. И грянут «Смуглянку»! В год 70-летия Победы украинский телеканал «Интер» выпустил замечательный ролик — анонс концерта ко Дню Победы: после этих финальных кадров любимого фильма мы видим, как по полю идут артисты симфонического оркестра, располагаются рядом с обелиском… И звучит «Смуглянка»! До слез.
Понятно, что в XX веке Великая Отечественная война для наших народов — точка высшего эмоционального напряжения. Потому она по сию пору остается тем, что объединяет нас и отсекает все фальшивое. А фальшивого много. Скажем, на Украине вы сегодня можете посмотреть по телевизору «В бой идут одни старики», но уже не сможете безнаказанно выйти на улицу в пилотке с советской военной символикой времен Великой Отечественной войны. А в нашем, российском, медийном пространстве Киев — мать городов русских — звучит исключительно в контексте политики. Но не дай Бог забыть за этими страстями, что такое в духовном плане Киев для всех нас… Ненависть не преодолевается ненавистью, и злоба не искореняет злобу. Мы — братские народы, даже один народ, как считают многие.
Нет ничего страшного в границах на карте. Страшно, когда пунктиры границ проходят по человеческим сердцам. Когда мы невольно начинаем входить в логику противостояния, когда ассоциируем какие-то политические реалии (которые не сегодня-завтра все равно изменятся) с целыми народами.
Но, несмотря на новые границы на картах и в сердцах, есть то, что существует вопреки всем разделениям. Это общая для всех нас Церковь Христова. Там, где церковные люди молятся друг за друга, где они творят дела милосердия, любое разделение преодолевается. Это факт. Это то, что мы в реальности видим.
Да, у нас может не быть единого рецепта по решению всех накопившихся проблем. Но есть Церковь. И через нее мы можем не только сохранить уцелевшее, но и восстановить, воскресить то, что было разбито.
Пока мы понимаем, пока ценим, что мы — одна Церковь, надежда остается.
ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА
Юрий Грымов.
«Можно жить без любви, но нельзя называть это нормой»
Почему до сих пор постановки «Войны и мира» лишены диалога о Боге? Правда ли, что театры опускают один из важнейших фрагментов в тексте «Трех сестер»? Почему так сложно работать с Достоевским? Об этом и многом другом наш разговор с новым художественным руководителем московского драматического театра «Модерн» Юрием Грымовым.
На съемках фильма «Три сестры». Фото Светланы Маликовой
«Толстой для меня — это ребус»
— Юрий Вячеславович, недавно Вы рассказывали журналистам о том, что у Вас в планах — поставить на сцене «Войну и мир». А как это возможно? Это ведь огромное произведение, где камерные сцены чередуются с масштабными событиями…
— Да, это огромное произведение, но нашей авторской группе все-таки удалось найти решение, как написать пьесу по этому роману. Пока не буду рассказывать подробности: надеюсь, что когда-нибудь мне удастся поставить «Войну и мир» здесь, в театре «Модерн». Скажу только, что одно из ключевых мест в этой постановке займет разговор о вере. Который до сих пор, как мне кажется, так и не состоялся: в западных экранизациях — по их причинам, а у Бондарчука он напрашивался, но из-за советской цензуры его просто не могло быть. А мы сейчас можем это сделать.
— Толстой как моралист не тяготит Вас в «Войне и мире»?
— Абсолютно не тяготит. Мне интересно. Вы знаете, я люблю литературу только тогда, когда понимаю, что, читая, я общаюсь с автором. Я читаю Толстого с его парадоксами, с его нравственными нестыковками, и мне он все равно интересен, потому что через его романы я фактически с ним общаюсь. Я могу быть с ним не согласен, но мне должно быть интересно — это для меня принципиально. Толстой, его биография, его произведения — для меня это ребус. Это человек, который своими мыслями наталкивает меня на мои размышления. Поэтому разве я могу сказать: знаете, Толстой тяготит меня, я не буду его ставить, я с ним не согласен, он запутался под конец жизни? Я люблю читать Толстого, Платонова. Да, это трудно, это как пробираться сквозь репейник — но ощущения остаются очень сильные.
— А что для Вас в «Войне и мире» является главной искрой?
— Для меня очень важно превращение Пьера из западника в абсолютного русского патриота.
— Почему именно это?
— Потому что я улавливаю в этом и свои собственные ощущения. Наверное, это такая типичная русская черта. А может, это просто связано с возрастом, потому что чем старше я становлюсь, тем больше я переоцениваю свое отношение к России, к ее культуре. Хотя по натуре я западник, я все время боготворил Европу, мне гораздо ближе всегда была западная культура.
— В этом году планируется выход Вашего фильма по роману Толстого «Анна Каренина». Судя по трейлеру, это далеко не классическая экранизация книги…
— Да. И скажу честно, я уже начинаю немного переживать на эту тему. Потому что мне кажется, массовый зритель сегодня разучился принимать правила игры, не диктуемые массовым кино. Не исключаю того факта, что, не увидев в фильме привычных нарядов и декораций XIX века, мою картину воспримут как глумление над классикой. Но я ни за что не стал бы глумиться над Толстым! Понимаете, легко взять и вывернуть произведение наизнанку, как пиджак, а вот попытаться рассказать о нем, не искажая автора, а пересматривая его под каким-то своим углом зрения, — это уже непросто.
Я считаю, что театр и кино без эксперимента, без индивидуальности теряют свой смысл. И мой фильм «Анна Каренина», а также фильм «Три сестры» по пьесе Чехова, который тоже выходит в этом году, — это эксперимент. Это мои правила игры, я так решил пересказать эти произведения в сегодняшнем дне, не искажая первоисточник и ни в коем случае не оскорбляя великих авторов. Хотя зрители, конечно, могут с моим пересказом не согласиться, потому что искусство — это ведь субъективная вещь, но мне бы очень не хотелось, чтобы современное кино воспринималось с позиций каких-либо стереотипов.
«Никогда не считал Чехова беспросветным писателем»
— По пьесам Чехова по всем мире сделаны, наверное, уже тысячи спектаклей и экранизаций. Почему Вы тоже решили к Чехову обратиться?
— Потому что Чехов пишет про нас, потому что в каждом герое его пьес мы узнаем самих себя или своих знакомых. Чехов — очень личный, очень подробный, очень тихий, камерный. И это вроде бы так интересно — вот только когда я хожу на спектакли по его пьесам, мне часто бывает ужасно скучно. Но в моем понимании это не должно быть скучным! Это должен быть очень напряженный, очень интересный рассказ о жизни героев!
Я давно шел к Чехову и конкретно — к «Трем сестрам». В этой пьесе нет действия, но есть истории. И каждый персонаж, который появляется у меня в кадре, привносит свою историю и поглощает ею зрителя. Эффект усиливается и за счет того, что мы решили пойти на такой эксперимент: не меняя Чехова, мы изменили возраст героев. В пьесе младшей сестре Ирине 20 лет, а у нас ей — 55.
Работа над этой картиной оказалась очень непростой — и для меня (и я понял, что лет десять назад я бы точно не смог снять этот фильм), и для актеров. Хотя мы собрали просто уникальный актерский состав: в фильме снимаются Людмила Полякова, Ирина Мазуркевич, Анна Каменкова, Максим Суханов, Александр Балуев, Игорь Яцко, Игорь Ясулович. И я очень доволен результатом. Думаю, что к октябрю этого года мы уже сможем показать фильм зрителю.
— Вы уже сказали, что Чехов — камерный, тихий. Почему же сегодня, когда в информационном пространстве все поливают друг друга грязью, друг на друга орут, бесконечно в чем-то обвиняют, его произведения оказываются такими репертуарными?
— Наверное, потому и оказываются. Произведения Чехова дают возможность не участвовать в этом раздрае. И вообще, это же вопрос нашей дистанции: мне кажется, не нужно говорить, что вот, мы сейчас живем в информационную эпоху, стало столько напряжения, грязи, конфликтов. Нужно просто в себя это не впускать — мы ведь способны выбирать, что нам полезно, а что неполезно.
Я, например, четко понимаю, какой кошмар сегодня льется из телевизора, ведь в 90 % это телевидение грязи: кто-то кого-то убил, изнасиловал, бросил, обокрал, оскорбил, унизил. Еще лет 10 назад передачи были тематически разделены: сейчас показывают криминальные новости, сейчас программу желтого толка, и если ты не хотел этого смотреть, ты просто не включал телевизор в определенное время. Сегодня все едино, все вперемешку, 24 часа в сутки. И ты либо впускаешь в себя эту заразу, либо отстраняешься от нее. Я не могу сказать, что совсем не смотрю телевизор, но я четко решил, например, не начинать с него свое утро, потому что мне это не нужно.
Сегодня нужна серьезная фильтрация. И как раз один из таких очистительных фильтров — это литература. И в особенности Чехов, который задает нам совершенно другой ритм, совершенно другой душевный настрой.
— Каково Ваше главное послание в этом фильме?
— Что нельзя жить без любви. Понимаете, мы все время оправдываем себя тем, что чувства не вечны, что им на смену приходит суровая правда существования, что надо просто пытаться сохранить хоть какую-то видимость взаимного уважения, а чувства… оставим их тем, кто молод, здоров и красив. Я не собираюсь спорить с тем, что жизнь не так проста и радостна, как нам хотелось бы, и уж тем более, что пытаться сохранить уважение, мирные отношения с нашими ближними — это хорошо. Я переживаю о другом: нельзя состояние без любви считать нормой. Да, пусть вы не чувствуете ее сейчас, но не говорите: так и должно быть, это реальность! Нет, речь не о том, чтобы предавать тех, кто рядом, и пытаться искать ярких впечатлений где-то еще — если любовь не прижилась здесь, то с чего бы ей взяться там? Вопрос любви решается внутри тебя, и ты сам должен искать способы ее взрастить, никуда не сбегая. Молиться. Делать дела любви, даже пока не ощущая ее. Верить. И не важно, сколько тебе лет — двадцать или шестьдесят.
— Вы согласны с тем, что Чехов — беспросветный писатель? Или Вы видите свет в его пьесах?
— Нет, я не считаю его беспросветным. Читая его произведения, мы, конечно же, должны учитывать, кем был сам Чехов, какими были обстоятельства его жизни — и тогда мы поймем, почему его произведения кем-то воспринимаются как беспросветные.
Но ведь мы не оказываемся после прочтения Чехова в тупике! Наоборот, у нас возникает много вопросов. Чехов не загоняет нас в угол, не уничтожает нас, он все-таки оставляет свет и надежду.
Удивительная вещь: когда я работал над «Тремя сестрами», я открыл для себя, что по просьбе МХАТа Чехову пришлось сократить финальный монолог Маши Прозоровой. Я прочел этот монолог, и для меня все встало на свои места. В конце пьесы сестры говорят, что, кажется, еще немного — и мы узнаем, зачем живем, зачем страдаем… Раньше я не мог понять этого финала, реплики сестер казались мне просто высокопарными, образными, пафосными словами: «надо жить», «надо работать», «никаких не будет тайн», «если бы знать»… Но оказывается, из заключительной сцены были вычеркнуты слова Маши, имеющиеся в рукописи. Глядя вверх, она должна была говорить: «Над нами перелетные птицы, летят они каждую весну и осень, уже тысячи лет, и не знают, зачем, но летят и будут лететь еще долго, долго, много тысяч лет — пока, наконец, Бог не откроет им тайны». Вот так написал Чехов. И насколько я знаю, ни в одной стране мира эту фразу не возвращали обратно, а мы возвращаем.
Сцена из спектакля «Цветы для Элджернона». Фото Евгения Люлюкина
«Грех всегда легче описать, чем свет»
— Есть мнение, что вся русская классика — это свидетельство кризиса веры. Гоголь и Достоевский — исключение, но Тургенев, Чехов, Горький…
— Нет, не кризиса веры — а поиска веры. Даже те художники, которые все отрицали, они все равно искали. Только кто-то из них, может быть, стеснялся, кто-то в чем-то не дошел, кто-то побоялся. Но я на сто процентов уверен в том, что двигались они именно в этом направлении.
— Но тот свет, который несет христианство, — много ли его в их творчестве?
— Но разговор о свете очень сложный. Он не всем под силу. Грех всегда легче описать, чем свет. Грех познан всеми, он аппетитен, он приукрашен, он популярен. А вот попробуйте описать свет, надежду, любовь, добро… Это крайне сложно. А кто-то сегодня света в чистом виде вообще не переносит!
Но я опять говорю: я не согласен, что литература — это констатация кризиса веры, что это тупик. Нет, настоящая литература тем и ценна, что мы даже в очень тяжелой книге почувствуем эту тягу к свету.
Потому-то и театр «Модерн», которым я с недавнего времени руковожу и который я нацелен оживить и кардинально изменить, я хочу провозгласить как театр света. Этому будет подчинено все — от логотипа, где теперь преобладают синие и бирюзовые оттенки, абсолютные цвета надежды и света, до репертуара. Это не значит, что все постановки у нас будут заканчиваться хеппи-эндом. Но для меня, как для человека православного, русского, важно во всех постановках проходить через мрак, через ад, но двигаться — к свету. И ни в коем случае не уходить в темень: зрителя уничтожать нельзя.
Первым спектаклем, который я ставлю в театре «Модерн», станет «О дивный новый мир» по роману-антиутопии Олдоса Хаксли. Его книга — о мире, в котором люди отменили эмоции и чувства, историю, искусство, отменили Бога. Зачем тебе нужны эти чувства, которые приводят тебя к конфликтам, к горю, к страданиям? Зачем любовь, если можно постоянно менять партнеров по наслаждениям? Зачем мучиться в родах, если можно получить ребенка из пробирки и притом отформатировать его под свой вкус — и получить что-то вроде ребенка от Гуччи или от Версаче. Это как бы мегаобщество потребления: ты покупай новое, живи новым — и никаких у тебя проблем не будет. И страшно подумать: Хаксли написал об этом еще в 1931 году, а посмотрите, насколько близко сегодня мы к этому подошли.
— Но Вы говорите «театр света», а ведь произведение Хаксли — мрачное…
— Понимаете, даже в конце самой отчаянной мысли можно поставить многоточие. А это тоже очень важная информация: многие авторы не читают мораль и не делают выводы, а может быть, и сами пока не знают ответа, но оставляют место для наших с вами размышлений. Даже если в том, о чем мы говорим, казалось бы, нет ничего кроме описания наших страшных сторон, пороков, грехов — никакая, даже самая плохая, история никогда до конца не обрекает нас на смерть. У нас всегда остается шанс, всегда остается выбор.
— Вы в театре, в кино обращаетесь к произведениям Чехова, Толстого. А почему не Достоевский?
— Потому что Достоевский сегодня для меня сложнее. Достоевский ставит много таких вопросов, на которые у меня пока нет ответа. Я обращаюсь только к тем авторам и произведениям, которые мне близки, но я не могу браться за произведение, которое мне не по зубам. А для того, чтобы пересказать Достоевского, я, наверное, еще слаб.
«Я часто отказываюсь участвовать в дискуссиях о Церкви»
— Я обратила внимание, что ни в одном Вашем интервью нет подробного рассказа о Вашем пути к вере. Вы намеренно от этого отстраняетесь, или просто журналисты недостаточно настойчивы?
— Наверное, все дело в том, что я всегда опасался, как бы рассказ о моем пути к вере не оказался просто громкими, красивыми словами. Слова ведь должны быть предельно осмысленны, а это большой труд. Свой путь к вере совсем не просто озвучить — так, чтобы не получилось какой-нибудь фальшивой ноты. При этом я убежден, что о вере говорить надо, и я говорю о ней со своей дочерью, говорю в своих театральных постановках, говорю в кругу своих друзей и знакомых — если чувствую, что наш диалог возможен.
Я рос и воспитывался в эпоху «научного атеизма», хотя, конечно, теория, что человек произошел от обезьяны, грубое материалистическое объяснение, как возникает человечество, в мою логику абсолютно никак не встраивалось. Я, например, с детства был связан с творчеством, занимался живописью, много думал о человеческих талантах, о дарах, и понимал, что не могут они взяться из ниоткуда, что кто-то нас ими все-таки наделяет. Но тем не менее я не мог тогда ответить — откуда это приходит.
А лет в 30 я попал в окружение людей, связанных с кино, с театром, — известных, интересных, умных людей, которые оказались при этом и людьми верующими. И получалось так, что в каждом разговоре тема веры была кем-то обязательно затронута. И я помню, как однажды актриса Людмила Васильевна Максакова сказала мне: «Юра, надо покреститься». Это, наверное, стало неким отправным пунктом, потому что одно дело, когда о Боге с тобой заговорил человек, который для тебя ничего особенного не значит, — и совсем другое, когда это люди, которых ты глубоко уважаешь, к мнению которых ты прислушиваешься. И ты сам естественным образом начинаешь к этим темам обращаться.
С того момента в мою жизнь стали входить некоторые священники, и знакомство с ними тоже очень повлияло на мое отношение к Церкви (а потом я, кстати, узнал, что в моем роду по маминой линии были священники). Помню, для меня было таким открытием, что многие из них — очень начитанные люди, с широким кругозором, с тонким чувством юмора (и это, я считаю, очень важно). Я увидел, что работа священника очень трудная физически и морально, что это полное отдание себя на служение Богу и людям. И благодаря знакомству с ними я увидел в действии, что значит, когда человек — обычный, земной, такой же, как я, как вы — одухотворен верой, как это влияет на его жизнь и на жизнь людей вокруг него. Мне с этими священниками очень интересно общаться.
— А из этого общения можете вспомнить слова, которые оказались для Вас особенно важными?
— Их очень много, и они всегда касаются разного. Но знаете, я очень часто вспоминаю слова Патриарха, которые он недавно произнес на фестивале «Вера и слово». Он вспомнил одну историю-притчу, о том как по улице античного города идет философ в окружении учеников, а навстречу им — уличная женщина. Подходит к философу и говорит: «Вот ты их полжизни учишь, а мне достаточно пальцем поманить, и они пойдут за мной, а не за тобой». А он в ответ: «Ты правильно говоришь, женщина, потому что ты предлагаешь им скатиться вниз, а я предлагаю взбираться на гору». Мне очень понравилась эта история, она просто и при этом очень убедительно показывает, что, действительно, движение вниз легче. А вот вверх ступать — это гораздо труднее. И это уже вопрос к себе, готов ли ты. Но есть одна вещь: мне кажется, что стояния на месте не бывает, и если мы не движемся вверх, то значит, мы движемся вниз. Поэтому стремление вверх, движение вверх, пусть даже самое незначительное, но обязательно должно быть.
— Вы сказали, что говорите с друзьями и знакомыми о вере, если чувствуете, что возможен диалог. А как Вы для себя определяете границу возможности и невозможности такого диалога?
— Я скажу честно: по крайней мере на этом этапе я не очень грамотный человек в вопросах религии. И я этого не стесняюсь: я понимаю, что если бы я воспитывался в православии с детства, мне, конечно, было бы гораздо легче, потому что теперь это требует больших знаний, этому надо уделить много времени, которое теперь не так просто найти. И как раз сегодня, когда идет обсуждение, а надо ли преподавать в школах основы православной культуры, я считаю, что да, надо. Это как минимум просто интересно! Ведь христианство — это то, что сформировало весь европейский мир, всю европейскую культуру, а православие — русскую, и об этом надо знать. Даже не то чтобы «надо», а просто интересно порассуждать на эту тему, вот и все.
А про невозможность диалога — у меня бывают такие случаи, когда светские люди начинают в моем присутствии рассуждать о православии, о священниках, о Церкви, абсолютно ничего в этом не понимая. И я просто отказываюсь от участия в таких «дискуссиях», я отвечаю, что вижу, что ни вы, ни я к этому разговору совсем не подготовлены, что у нас нет никаких аргументов, и вы к тому же заранее агрессивно настроены, не знаете, но уже осуждаете — меня такой подход взрослых людей к делу не устраивает. Это ведь то же самое, что начать осуждать законы физики, в которых ты никогда не смыслил.
— Что для Вас в вере самое сложное и что — самое радостное?
— Вы знаете, я не делю на радостное и нерадостное. Мне кажется, что вера — это, выражаясь современным языком, комплексная история. Ведь странно сказать: так, эта заповедь мне нравится, я буду ей следовать, а эта не нравится, я ее буду нарушать. Нет, это же комплексно: если ты сам с собой договорился, если ты для себя решил, что твоя вера — это то, что становится твоей опорой в жизни, задает тебе систему координат, то для тебе все будет радостью. Многие говорят, что постятся, потому что «так надо», и каждое приближение поста становится для них испытанием. Вот только непонятно, а кому надо? Мне такой образ мысли непонятен. Да ведь это мне надо, мне самому, моей душе это необходимо.
Беседовала Дарья Баринова
СПРАВКА
ЮРИЙ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ГРЫМОВ.
Режиссер театра и кино. Родился в 1965 году в Москве. В 1999 году впервые выступил в качестве театрального режиссера. Сегодня в его постановке в РАМТе идет спектакль «Цветы для Элджернона».
В конце 2016 года был назначен художественным руководителем московского драматического театра «Модерн».
Юрий Грымов — член Общественной палаты Московской области. Академик Российской академии кинематографических искусств «Ника». Академик рекламы Ассоциации коммуникационных агентств России. За режиссуру имеет свыше 70 наград. Женат, воспитывает дочь.
ВОПРОС НОМЕРА
Вопрос читателя
на e-mail: vopros@foma.ru
Я некрещеный, но пару лет назад стал всерьез задумываться о крещении. Многие люди, на мой взгляд, крестятся, еще до конца не поверив и не приняв православие целиком и полностью. А я убежден, что креститься надо осмысленно,
а не бездумно. Потому что для меня это кощунство и оскорбление Бога, когда ты ходишь в храм и «на автомате» кланяешься вслед за всеми прихожанами, не понимая, что сейчас происходит на самом деле. Я не хочу, чтобы моя церковная жизнь была просто данью традиции. Я хочу, чтобы моя вера была живой. Если уж креститься, то по-настоящему.
Я много читаю о православии, стою на службах, пытаюсь услышать внутри себя какой-то отклик, осознать искреннее желание креститься… Но у меня есть серьезная проблема: окончательное решение ко мне так и не приходит. Может быть, я просто что-то делаю не так? Как понять, что я уже готов к крещению? Может, мне не ждать какого-то откровения и просто идти креститься?
А может, я просто сам себя обманываю? И если ко мне, как к остальным, решение креститься не приходит — значит, что этот путь просто не для меня? Может, мне стоит отложить этот вопрос на какое-то время и перестать бессмысленно, как чужак, постоянно ходить в храмы? Объясните пожалуйста, как быть.
Святослав
Отвечает
протоиерей Федор Бородин,
настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке (Москва)
Самый короткий ответ на это, дорогой Николай, мог бы быть таким: потому Церковь и запрещает магию, что неназванное в Вашем вопросе «это» действительно работает. А вот о том, что же оно такое — это самое «это», сейчас самое время поговорить более подробно.
Для человека непосвященного магия — некий аналог употребляемого в кибернетике понятия «черный ящик». Так там называют некое устройство в схеме, принцип действия которого неизвестен. Известно лишь, что сигнал, пройдя через него, меняет свои характеристики на выходе. Что происходит при этом внутри «черного ящика», не имеет значения. Ну, например, нужно специалистам протестировать работу автоматической телефонной станции. Для этого они не станут скрупулезно проверять все блоки и схемы сложнейшего устройства, а просто прозвонят все линии. Есть сигнал на выходе — значит, устройство работает. А все, что между сигналами на входе и выходе, — это как раз и есть тот самый «черный ящик».
Теория заговоров
— Отец Федор, что бы Вы в первую очередь ответили автору этого письма?
— В первую очередь я бы с радостью пожал ему руку. Автор письма своим серьезным и честным подходом к крещению фактически повторяет практику Древней Церкви III-IV веков, когда оглашенные участвовали в богослужениях, стояли в храмах до определенного момента, а потом выходили. Такая практика совершенно удивительна для нашего ленивого, самовлюбленного времени, и это, конечно, вызывает глубочайшее уважение.
ТОМУ, КОТОРЫЙ ТАК ТРЕПЕТНО ГОТОВИТСЯ К КРЕЩЕНИЮ — НИЗКИЙ ПОКЛОН, НО И ПОЖЕЛАНИЕ КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ СОВЕРШИТЬ ЭТО ТАИНСТВО.
Но мне кажется, что при этом он делает одну очень серьезную ошибку. Дело в том, что Крещение — это дар Божий, когда в человеке открывается жизнь Его благодати. И эта благодать, как упавшее семечко, начинает в нем прорастать и творит его духовную жизнь. А автор письма ждет плодов духовной жизни еще до того, как это семя в него упало. Ждет каких-то уверений, знаков, которые подтвердят правильность его пути — а их пока просто не может быть! Потому что он пока не может в полной мере жить церковной жизнью — участвовать в таинствах. А что такое таинства? Это жизнь Духа Святаго в людях. Поэтому автору письма, безусловно, нужно принимать Святое Крещение, раз его душа так жаждет, так остро ищет правды Божьей, раз он уже знает, что такое страх Божий, и не хочет оскорбить Господа, любит Его.
В самом таинстве Крещения есть удивительные слова, которые полезно бы помнить всем христианам. Священник, обращаясь к Господу, говорит о человеке, над которым совершается таинство: «Ты дал ему власть вечной жизни». Удивительно: нам кажется, что эта власть есть только у Бога. А вот и нет. Он дал ее человеку: с момента крещения Он спасает нас, Он открывает нам двери в вечную жизнь. Но власть войти или не войти в эти двери всегда остается за нами.
Автору письма эта власть откроется только после крещения, а пока он стоит на службе и просто не может чувствовать дыхания Святого Духа. Поэтому человеку, который так трепетно готовится к принятию крещения, низкий поклон, но и пожелание как можно быстрее совершить это таинство.
«Мы живем в уникальную для Церкви эпоху»
— Вы говорите о том, какой правильной была практика Древней Церкви, когда, прежде чем креститься, люди проходили этап оглашения. А зачем тогда Церковь в какой-то момент эту практику отменила?
— Церковь всегда следовала завету, который Господь дал апостолам: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам (Мф 28:19–20). Очень четкая последовательность: сначала научение, потом крещение. Церковь эту последовательность всегда соблюдала, когда в нее входило большое число людей извне. Практика оглашения — или, по-другому, катехизация — могла занимать год и больше. Человека поручали какому-то опытному христианину, не обязательно пресвитеру, который читал и изучал с ним Священное Писание, объяснял богослужение, говорил о заповедях Божьих, отвечал на его вопросы. Наверное, в начальной Церкви такие люди пересказывали своим подопечным сведения о чудесах, действиях и словах Христовых, которые не вошли в канон Священного Писания, но память о которых еще была жива, и которые были приняты от самих апостолов. Они как бы передавали живое дыхание Евангелия, любви Христовой. И когда они свидетельствовали перед епископом о том, что человек готов, над тем совершалось Крещение. Наставники обязательно присутствовали при крещении, и после также оставались советниками крестившегося человека в христианской жизни. Так и образовался институт крестных.
А затем Церковь стала жить в таких условиях, когда нехристиане соприкасались с Ней только по границам империи. Точно так же было и в дореволюционной России. Вполне можно было не совершать никаких огласительных бесед, потому что в основном все семьи были церковными, и даже если ты рос в какой-то далекой от благочестивой жизни семье, ты всегда мог буквально на своей улице, в своей деревне найти человека праведной жизни, который от своего опыта расскажет, что такое быть со Христом. В крестные обычно приглашали людей благочестивых и глубоко верующих. Поэтому надобность в катехизации просто отпала, а миссия работала только на границах с другим религиозным и культурным миром: на Дальнем Востоке, на Алтае, позже в Японии.
Потом пришла советская власть, и катехизировать было невозможно. Нечего было дать почитать, да даже поговорить с человеком перед таинством Крещения было нельзя — это уже считалось преступлением, за которое священника могли лишить регистрации, перевести на другой приход. Все это было совсем до недавнего времени, до конца 80-х — начала 90-х годов. Поэтому, когда на волне празднования 1000-летия Крещения Руси у миллионов людей пробудился интерес к Церкви и они пошли креститься, Церковь оказалась к этому просто не готова. Не просто 70 лет советского режима — а уже несколько веков как опыт катехизации взрослых людей был атрофирован. Тем более в Церкви тогда количество священников по сравнению с волной желающих принять Крещение было крошечным. И мы, духовенство 1990-х — 2000-х годов, крестили эти миллионы людей…
— По сути — нарушив повеление Господне о том, что сначала человека надо научить, а уже потом крестить?
— Да, Церковь тогда приняла такое решение. Хотя понятно, что человека еще до принятия крещения нужно обязательно учить основам веры, чтобы он совершил осознанный выбор и сам для себя понял, готов ли он расстаться со своими страстями и жить со Христом. В 1990-е — 2000-е годы крещено было очень много людей, которые, очевидно, совершенно никак не собирались менять свою жизнь и строить ее по-христиански.
Например, я помню, как году в 1993-м, будучи молодым священником, я совершаю Крещение в храме святителя Николая в Кленниках, даю крестному читать текст «Символа веры», а он читает и хохочет: ему эти слова кажутся смешными, забавными, он не может остановиться и чуть не падает от смеха. Я говорю ему: «Вы не можете быть крестным, отойдите в сторонку». Он страшно на меня обиделся и потом выговорил мне: «Я пришел в храм, а Вы мне настроение испортили». Примерно такое было отношение к Церкви.
— Почему тогда Церковь приняла решение крестить всех?
— Во-первых, по сложившейся практике. Так как в советское время сам приход человека в Церковь и заявленное желание креститься было поступком на грани исповедничества. Все знали, что эта информация уйдет в органы, могут быть проблемы на работе, трудности в карьере. А во-вторых, потому что все-таки Крещение — это некий аванс человеку, это дар на вырост, это начало таинственной жизни Святого Духа в человеке. Я убежден, что тогда это было единственно правильное решение, хотя все ошибки рано или поздно надо исправлять и за них рано или поздно приходится расплачиваться каким-то трудом. Мне кажется, сейчас пришло именно такое время. Это уникальная эпоха для Церкви, когда надо проводить катехизические беседы с теми, кто уже крещен. С ними надо говорить о том, что такое христианство. О том, Кто есть Господь, кто я Ему, кто Он мне. Что такое грехопадение? Что такое грех? Почему человека надо спасать? Что такое Священное Писание? Кто такой Иисус Христос? Что означает Богочеловек? Надо говорить о тайне Святой Троицы, о догмате искупления, о том, почему смерть и воскресение Христа имеют отношение лично ко мне и моей вечной жизни. Что такое Церковь, как увидеть живущего в ней Духа Святаго? Что такое таинства? Какова практика современной церковной жизни?
Нужно рассказывать о Евангелии и призывать к его чтению. Сколько людей крестилось, крестило своих детей, венчалось, даже не пытаясь понять, что именно этим действом они меняют в своей жизни. Во время таинства Крещения человека трижды водят вокруг купели и аналоя, на котором лежит Евангелие: это символ вечного обручения с учением, которое изложено в этой Священной Книге. Но если вы ее даже не прочли, то как это возможно? То же самое с венчанием: новобрачных водят вокруг Евангелия в знак того, что отныне их единство будет строиться на том, что написано в этой Книге. А если они ее не читали? Получается, все это ложь?..
Иногда я спрашиваю: «Вы слышали когда-нибудь такое словосочетание “отлучение от Церкви”?» Мне отвечают, что слышали. «А вы знаете, как это делается технически?» Не знают. Отвечаю: «Это когда человеку говорят: тебе нельзя причащаться, потому что ты совершил что-то, что не совместимо с церковной жизнью. То есть технически отлучение от Церкви — это запрет на причастие.
ВЫ КРЕЩЕНЫ, НО НЕ ПРИЧАЩАЕТЕСЬ — ЗНАЧИТ, ВЫ НАХОДИТЕСЬ В СОСТОЯНИИ ОТЛУЧЕНИЯ ОТ ЦЕРКВИ.
Мы вас не обвиняем, но мы говорим: то, что вы живете без Евхаристии, это, прежде всего, огромная потеря. Все эти годы каждое воскресенье Господь ждал вас в храме и готов был давать вам Свои дары, одаривать Своей любовью, учить вас жить по Его законам, а вы по незнанию, по неведению, потому, что мы вас когда-то не научили, не приходили». И конечно, когда человек это слышит, для него это серьезный вызов: или жить по-старому, или начать менять свою жизнь.
Когда отказать, а когда — подхватить?
— Получается, что с вопросами, во многом похожими на вопросы автора письма, Вы сталкиваетесь часто. Вот только приходят с ними в большинстве случаев не те, кто хочет креститься, а те, кто уже крещен, но еще не живет церковной жизнью?
— Да, именно так. Дело в том, что с 2011 года мы на нашем приходе решили предложить людям расширенную подготовку к крещению (тем, кто хотел сам креститься или крестить ребенка и стать крестным): не две-три обязательные беседы, а гораздо больше. Мы предложили два раза в году, с октября по Рождество и с февраля по пасхальный период устраивать от 12 до 15 встреч по вечерам. Эти курсы мы назвали «Открытие веры». И в первые три раза результат был удивительный: на курсы приходили по двадцать человек, из которых только один некрещеный и девятнадцать крещеных. И тогда мы поняли, какой огромный голод у крещеных людей в отношении систематического научения в вере.
— А что чаще всего волнует самого человека в первую очередь? С чем он приходит, с какими вопросами он сам к Вам обращается?
— Все люди разные, но обычно человек упирается в какой-то жизненный тупик: это может быть болезнь, скорбь, ощущение пустоты, исчерпанность тех смыслов, которыми он жил раньше, какие-то проблемы в семье, ропот — «за что это мне?». Тогда, как правило, человек начинает искать, на что ему можно опереться и что не рассыплется у него под рукой. Отсюда — от разрушения привычной жизни — и начинается путь к Богу, потому что когда приходит какая-то беда или горе, то суета, как шелуха, с нас слетает. Как известно, когда у человека закрыты все горизонты, он начинает смотреть на небо. Поэтому Господу и приходится нас иногда трясти.
Здесь задача священника — направить это движение человека к Богу, помочь его продолжить. Ведь храм — это место, где душа встречается со Христом. А священник — тот, кто этой встрече служит. Этой встрече надо помочь, ведь у пришедшего человека могут быть, на самом деле, очень далекие от христианства представления.
Например, приходит человек и говорит: «Допустите меня до Причастия, я строго пощусь, весь Великий пост уже не изменяю жене». «А что, после Пасхи Вы намерены вернуться к этой практике?» — спрашиваю. «Ну, конечно, я же современный человек!»
Можно этого человека обругать и сказать что-то такое, что он выскочит из храма и больше не придет. А можно подхватить его движение — ведь он уже сделал первый шаг ко Христу: он постится и хотя бы сорок дней хранит себя, по всей видимости, от своего главного греха. Видимо, надо дальше с ним говорить, надо будить его сознание, надо переключать его с «современного человека» на понимание христианских основ жизни.
— Как Вам кажется, чего люди сегодня чаще всего не понимают о собственном крещении (или воцерковлении) или крещении своих детей. Какие у них бывают заблуждения о церковной жизни?
— Мне кажется, самое распространенное заблуждение — это непонимание того, что церковная жизнь как раз и есть жизнь. Как после свадьбы нельзя взять и разойтись кто куда, начав крутить романы, потому что это событие предполагает, что после него люди становятся мужем и женой, одним целым. С Крещением точно так же. Это обручение души с Небесным Женихом — Христом. И после этого, естественно, начинается жизнь двоих, которые друг друга любят — человека и Бога. Эта жизнь предполагает общение и участие в таинствах.
Заблуждение, которое возникает сегодня в связи с крещением детей: мы ребенка покрестили, а дальше от нас отстаньте. Ваши огласительные беседы — это все выдумка, это новшество, для нас это слишком. Давайте мы лучше вам заплатим, а на эти две беседы не придем.
— Так действительно часто бывает?
— Не то чтобы часто, но действительно есть люди, которые этого на дух не переносят. И если человек не хочет идти на огласительные беседы, какой из него крестный? Никакой.
КАК ПОСЛЕ СВАДЬБЫ НЕЛЬЗЯ ВЗЯТЬ И РАЗОЙТИСЬ КТО КУДА, ТАК И С КРЕЩЕНИЕМ. ЭТО ОБРУЧЕНИЕ ДУШИ СО ХРИСТОМ.
— И Вы отказываете в таких случаях?
— Здесь вопрос не в отказе. Отказываться иногда приходится. Но не в этом дело, можно сказать иначе: «Давайте мы перенесем крестины. Вам еще надо подготовиться. Вот Вам мой телефон. Когда Вы разберетесь в “Символе веры”, чтобы Вы были уверены, что Вы приведете этого младенца ко Христу, в любой момент мы договоримся и совершим таинство». Для многих людей это шок, обида, но также это может быть и вызовом к нормальной христианской жизни.
— А есть ли у людей в связи с приходом к вере такие страхи, которые, на Ваш взгляд, действительно могут быть обоснованны?
— Есть. Дело в том, что когда человек принимает Крещение и начинает христианскую жизнь, в этой жизни, как я уже говорил, начинают участвовать двое: человек и Христос. И Христос начинает выращивать этого человека для вхождения в жизнь вечную. Иногда это бывает болезненно. Поэтому у людей действительно бывают такие наблюдения: вот, мой знакомый крестился, у него разрушился бизнес, такой-то человек начал ходить в Церковь и сильно заболел — я не пойду. Но как еще Господь может приготовить нас для Царствия Небесного? И если человек действительно полюбил Христа, то никакой страх испытаний уже не может его остановить.
А бывает, что человек не хочет отказываться от своих грехов. Был случай, когда ко мне на исповедь пришел один очень известный актер, и сказал: «Очень много гастролей, изменяю жене». Но он уже давно крещеный, и я ему ответил: «Вы можете сейчас причаститься, если дадите Богу твердый обет, что больше это никогда не повторится. Если Вы раскаетесь, то Бог примет Вас, как Марию Египетскую, которая, как известно, на следующий день после покаяния причастилась». «Я не знаю», — ответил он. «Ну, постойте до конца службы. И когда все пойдут к Чаше, Вы к этому моменту должны принять решение».
Когда Чашу вынесли, смотрю — он не подходит. Он не смог принять решение. Действительно, есть люди, которые очень боятся перемены жизни. Христианство — это радость и свет. Но нельзя, двигаясь к этому свету, сознательно оставлять в себе какую-то нечистоту. Это не мы придумали, такими нас к Себе ждет Господь.
«Люди начинают понимать, как прекрасно христианское вероучение»
— Отец Федор, Вы уже начали рассказывать про катехизаторские курсы, которые Вы организовали на своем приходе. Кто, по Вашим наблюдениям, чаще всего их посещает и чего от них ждет?
— Чаще всего это взрослые серьезные люди, работающие, с одним или двумя высшими образованиями. Притом мы не прилагаем особых усилий, чтобы этих людей набрать: по «сарафанному радио», через Интернет, социальные сети каждый раз у нас набирается группа по 30–35 человек. Надо сказать, что ходят и люди, которые уже начали практиковать церковную жизнь где-то в другом храме, но им все равно надо восполнить тот пробел, который образовался у них от момента крещения до воцерковления.
Сначала эти курсы у нас вел замечательный катехизатор-мирянин, но вскоре мы заметили, что у людей в данный период жизни есть большая потребность близкого знакомства со священником. Вне храма, на промежуточной площадке. Им надо понять, что батюшка — это человек, с которым можно общаться, задавать ему вопросы, войти с ним в контакт. Тогда я понял, что надо вести эти курсы самому. Сначала у нас проходит лекция, час-полтора я говорю на какую-то тему, в конце лекции я отвечаю на вопросы только по этой теме. А потом мы пьем чай и разговариваем уже на любые темы. Вот что оказывается очень востребованным.
При этом мне кажется, что рассказать о самом главном в вере за 10–15 встреч совершенно несложно. Эти курсы можно открывать вообще при каждом храме, и вести их может любой священник, окончивший семинарию или православный университет (иначе непонятно, что он там делал все годы учебы). Причем курсы должны быть разные: в одном храме надо читать их с сентября по май, в другом — с сентября по Рождество; где-то они должны быть по вторникам, где-то по понедельникам, где-то раз в неделю, а где-то — три раза в неделю. И информация о таких курсах должна быть сведена в единую базу, чтобы любой человек мог выбрать те, которые подходят ему по вкусу, по времени и местоположению. Я говорю сейчас, конечно, о городской ситуации.
— Пока такой единой базы нет, как желающие могут найти катехизаторские курсы?
— Думаю, всю информацию о курсах можно найти в Интернете. Да и сколько сейчас прекрасных книг (мне, например, очень нравится книга митрополита Илариона «Таинство веры» — это практически катехизис для современного человека), есть записанные курсы, курсы онлайн.
Но я позволю себе еще раз повторить, что в пути духовного роста человека участвуют двое. И если человек скажет: «Господи, я хочу узнать о Тебе побольше. Пожалуйста, помоги мне найти, как это сделать», — Господь обязательно поможет. Потому что Он Сам хочет, чтобы мы приходили к познанию Истины, чтобы мы спаслись, и Он обязательно все устроит.
— Что люди приобретают на этих курсах?
— В большинстве случаев крещеный человек, услышавший о том, что такое Крещение, Церковь, Евхаристия, начинает жить совершенно по-другому. Очень многие через эти беседы цепляются за церковную жизнь и становятся прихожанами — нашими или не нашими, они сами выбирают свой приход.
Совершенно потрясающее действие оказывает на этих людей крещение того самого одного некрещеного человека в их присутствии, после прохождения курса. Это просто удивительно: сначала разобрать дивные тексты таинства Крещения, в которых столько великих слов о том, что такое христианство и кто такой христианин, а потом присутствовать на нем. Они начинают совершенно по-иному воспринимать свое собственное Крещение, совершившееся когда-то в детстве или в молодости. Начинают по-другому относиться к себе как крещеному человеку.
На катехизаторских курсах, которые не являются ни исповедью, ни проповедью с амвона, но на которых человеку можно очень много рассказать, происходит рождение новых христиан. Люди вдруг начинают понимать, какой удивительной красоты и глубины христианское вероучение, как оно прекрасно. Это как всю жизнь пить воду из-под крана, а потом попасть в горы и попробовать воду из родника: не надо проводить никаких анализов, чтобы понять, что эта вода и есть настоящая. Души большинства людей, соприкасающихся с Евангельским учением, с разъяснением и толкованием этого учения, тем более людей крещеных, в которых уже упало семя благодати, не могут не отреагировать на это. Они начинают понимать: вот настоящая жизнь. И у них возникает желание приобщиться к этой жизни.
Не все, конечно, воцерковляются после этих курсов, но мы должны рассказывать о Церкви и вере Христовой, а люди уже будут сами выбирать. В конце концов большинство из пришедших не просто пришли провести время. Они пришли потому, что в их сердце уже зарождается любовь ко Христу или хотя бы интерес к Нему.
Беседовала Дарья Баринова
Джулиан Генри Лоуэнфельд,
поэт, драматург, адвокат, композитор и переводчик
Слушайте сердце - оно умнее
Как я в 49 лет решил креститься
Мой приход в православие начался с перевода книги епископа Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Тогда я жил в Америке и был известен своими переводами Александра Сергеевича Пушкина на английский язык. Как потом мне рассказал сам владыка, выбор пал на меня по простой причине, которую он озвучил так: «Если человек переводит великого поэта и любит Россию, он поймет православных». В итоге так и получилось. Для качественной работы мне нужно проникнуться атмосферой, о которой идет речь в произведении, — я не могу по-другому переводить. Поэтому с разрешения владыки Тихона я приехал в Россию и поселился в Сретенском монастыре.
В начале работы я скептически относился к тому, что написано в книге. Все эти голоса, духи, каноны не вызывали отклика в моей душе — я не понимал, зачем все это нужно, зачем так усложнять свою веру? Более того, я еще и адвокат — мне нужны доказательства, и в чудеса я не верил. Но ты живешь с этим какое-то время и понемногу начинаешь чувствовать Провидение, присутствие Бога. Те бытовые чудеса, которые постоянно происходят в книге, начинают проникать в тебя. Я даже не могу толком объяснить, как это произошло, но это было настолько для меня естественно, что в конечном итоге я пришел к владыке Тихону с просьбой меня крестить. Мне было 49 лет.
Духовные поиски
Удивительно — я много лет сам искал Бога, ходил в костел, синагогу, к протестантам, на разные молитвы, читал Библию, разных философов XVIII–XIX веков. Но это ни к чему не привело — всерьез о крещении я не думал и в конечном итоге пришел к тому, что считал себя агностиком-атеистом. Когда я приехал в Россию, православие меня не особенно интересовало, хотя я постоянно с ним сталкивался при изучении русских классиков.
Осознание себя православным человеком приходило постепенно. Можно сказать, мои мысли по этому поводу шли по такой духовной синусоиде — когда-то больше, когда-то меньше. Даже после крещения иногда приходят сомнения, но за ними приходит вера. Это вообще целая система ценностей, система поведения, постоянная практика — походы в храм, исповедь, посты. Православие — нелегкая религия.
Первый раз в храме
Первый раз в православном храме у меня были смешанные чувства — было одновременно тяжело и легко. Я даже не понимал, на каком языке идет богослужение, но оно произвело на меня такое глубокое впечатление, что я заплакал. Думаю, схожие ощущения были у послов князя Владимира, когда они приехали в собор святой Софии в Константинополе. Это приближение к Богу, священный ужас, осознание своей греховности.
На меня сильно повлияла жизнь в Сретенском монастыре. Там я впервые столкнулся с тем, что читал у Достоевского, Солженицына, Шукшина: русская литература в целом основана на православных ценностях — сострадании, духовном подвиге, жертвовании личными интересами и желаниями. Это прямая противоположность американской идее стремления к индивидуальному счастью. Здесь же было все по-другому — в России есть стремление к нематериальному счастью через духовные ценности.
Религия есть у каждого
Религия нужна мне точно так же, как любовь, система ценностей, ощущение порядка. Мне кажется, что вера есть вообще у всех — даже у тех, кто считает себя атеистами. У неверующих людей все равно есть своя система ценностей и общечеловеческих принципов, которые и будут своего рода религией для человека. Я убежден, что именно она отделяет нас от животных.
Фото Joe St. Pierre/Flickr/CC BY-NC-ND 2.0
Сомнения
Я сомневался перед принятием крещения и подолгу беседовал с владыкой Тихоном о вере. Это личные переживания, которыми я не могу поделиться. Думаю, через такие сомнения проходит каждый человек, который в сознательном возрасте готовится принять крещение — это вполне нормально. Но характер этих переживаний разный, тут нужен индивидуальный подход и помощь священника. Мне повезло — у меня был прекрасный наставник и духовный руководитель, который во многом помог мне преодолеть сомнения. Наверное, каждому нужен такой человек, тогда будет проще.
Крещение
В какой-то момент я понял, что готов. Ничего грандиозного в тот день не произошло, что бы подтолкнуло меня к этому решению. Оно мне далось очень легко — я просто понял, что пора. В конце Великого поста, на Страстной седмице, я подошел к владыке Тихону и попросил его о крещении. Тяжело это объяснить с точки зрения логики, да и не в ней дело — руководствуясь только ею такие решения не принимают.
Крестить меня в Великую субботу решил владыка. В древней Церкви в этот день крестили оглашенных — людей, которые проходят катехизацию (оглашение), готовятся принять таинство Крещения, чтобы Пасху они могли встретить в лоне Церкви. Для меня большое счастье и честь было принять крещение именно в этот день.
Мне трудно сказать, почему я выбрал именно православие. Это как сказать, почему вы одного человека любите, а другого — нет. Все равно это поверхностное сравнение, потому что с религией все обстоит намного глубже и серьезней — мы же говорим про душу. Нельзя сводить выбор религии до бытовой логики — это не выбор стиральной машины, где мы смотрим на ценник, качество сборки, материалы, из которых она сделана. Есть ситуации, в которых невозможно руководствоваться только разумом — нужно слушать сердце. Сердце ведь умнее.
Жизнь после прихода к вере
Несмотря на то, что я крестился в 2012 году, мне до сих пор не все понятно. Например, почему какие-то вещи на службе делаются именно так, а не иначе? Я думаю, даже русским тяжело это все повторять — многие ритуалы требуют дисциплины. Иногда даже думаешь: ерунда все это. Но потом понимаешь, что ты ошибался и эта мысль была минутой малодушия и маловерия.
За 4 года в Православии я пришел к выводу — не надо ждать, когда ты будешь полностью готов для похода в церковь. Нужно идти в храм в том состоянии, в котором ты сейчас находишься: со всеми своими сомнениями, мелкими или большими грехами. Сделал, не сделал — все равно иди. Не нужно быть перфекционистом, нужно просто довериться Богу — и станет легче.
Подготовил Кирилл Баглай
Патриарх Кирилл
Почему одни верят, а другие нет?
Первое воскресенье после Пасхи на языке церковного устава называется Неделей Фоминой, или апостола Фомы. В этот день в храмах читается Евангелие о том, как Воскресший Спаситель явился святым апостолам. Но среди них в этот момент не было Фомы. Когда апостолы рассказали ему о случившемся, Фома ответил: Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю (Ин 20:25).
Это «не поверю» люди произносят на протяжении всех времен, отделяющих нас от события Воскресения. Одни принимают весть о Воскресении с открытым сердцем и радостью, другие говорят: «Не верю. Ибо это не укладывается в моем сознании, не отвечает известной мне логике жизни. Не верю, потому что не могу проверить и не имею доказательств».
Что же такое вера? Апостол Павел отвечает на этот вопрос: Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр 11:1).
Выдающийся русский богослов XIX века святитель Московский Филарет говорит об этом так: «Вера есть уверенность в невидимом как бы в видимом. А в желаемом и ожидаемом — как бы в настоящем».
Вера отличается от знания. Знание человека основывается на его опыте и ощущениях органов чувств. И потому видимый предмет является предметом знания, а не веры. Услышанное слово также не является предметом веры, но становится предметом знания. Вера же есть уверенность в бытии того, что не поддается восприятию наших физических чувств.
В своем «Катехизисе» святитель Московский Филарет замечает, что вера начинается в разуме, хотя принадлежит сердцу. Действительно, вера может быть основана на логическом мышлении. Например, мне с точки зрения логики гораздо легче признать, что началом бытия Вселенной является Разум. Я не могу поверить в то, что в основе гармоничного и прекрасного мира лежит неразумное начало, некая вечно изменяющаяся материя, способная преобразовывать самое себя из простого в сложное, из неживого в живое, из неразумного в разумное. Моя логика исключает веру в такое происхождение мира. И это совершается на уровне мышления.
Человек способен логически прийти к идее Бога, открыть для себя Творца, но это открытие еще не будет верой. Идея Бога, возникшая в сознании, должна вызвать перемену духа, укорениться в душе человека не только на уровне разума, но и в сердце. Вера и есть особое состояние души. Она принадлежит внутренней духовной жизни человека, человеческому сердцу.
Общепризнанным в богословии является утверждение о присутствии в каждом человеке религиозного чувства. Религиозное чувство присуще человеческой природе так же, как, к примеру, музыкальный слух. Этим чувством обладает каждый человек. Когда религиозное чувство в нем возгрето, когда оно активно, то человек верует, когда же оно пребывает в бездействии — не верует.
Даже если человек отрицается религиозной веры в принципе, религиозное чувство в нем все равно не исчезает. Просто в этом случае он вольно или невольно создает себе некий подменный предмет веры, сотворяет ложных богов, идолов, которым поклоняется, в которых верит и которым служит почти религиозно. В прошлом, к примеру, таким предметом веры для многих людей была идеология с ее идеалом «светлого будущего». И ныне жизнь предлагает множество примеров того, как люди с почти религиозным рвением посвящают себя той или иной идее, будь она политической или национальной, либо с не меньшим воодушевлением служат собственному властолюбию, потребительству, иным порокам, создавая себе кумиров в образе денег, вещей, власти.
А теперь самый важный вопрос: почему одни верят, а другие нет? Неверующие люди часто оправдываются тем, что им «это не дано». Точно ли так?
Под влиянием атеизма в течение долгих лет идею Бога, а тем более религиозную веру, произвольно поставляли в зависимость от знания, и в частности — от успехов естествознания. Предполагалось, что научные достижения, широко пропагандируемые через систему образования, способны полностью вытеснить из человеческой жизни религиозное чувство. Однако победить его оказалось невозможно не только обязательным атеистическим образованием, но даже гонениями. Ибо наличие или отсутствие веры не зависят ни от научных достижений, ни от уровня образования. Вопрос о существовании Бога лежит вне компетенции науки. Невозможно научно доказать или опровергнуть бытие Божие. Ибо это есть предмет веры.
Здесь следует сказать о некоторых условиях, при которых человек может развить в себе религиозное чувство и обрести силу веры. Вновь обратимся к аналогии с музыкальным слухом, которым в той или иной мере обладает каждый человек. Даже такой, о котором говорят, что ему «медведь на ухо наступил», способен при определенных условиях развить в себе элементарный музыкальный слух и научиться чувствовать музыкальную гармонию. Представьте себе двух людей с одинаковыми музыкальными способностями, один из которых занимается музыкой, развивает в себе эти способности, а другой работает в кузнице, где не только невозможно развить музыкальный слух, но трудно сохранить и обычный. Что же будет в результате? Человек, совершенствующий свои музыкальные способности, достигнет успеха, а тому, кто работает в кузнице, вряд ли удастся стать музыкантом.
Так вот, есть определенные духовно-нравственные условия развития религиозного чувства. В первую очередь — это чистота ума, души и сердца человека. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят, — говорит Слово Божие (Мф 5:8). А преподобный Исаак Сирин пишет: «Вера требует чистого и простого образа мыслей». В злую душу, в нечистый ум, в сердце, оскверненное грехом, не может войти Божественная премудрость, свет никогда не смешается с тьмой, чистота — с грязью. Непомраченное нравственное чувство, то есть способность отличать добро от зла и подчинять свою жизнь правде, есть непременное условие Богопознания. «Подобное познается подобным», — говорили древние. Если мы живем во лжи и в скверне, то не увидим Бога, не почувствуем Его сердцем своим, не прикоснемся к Нему своим разумом.
Отрывок из книги Патриарха Кирилла
«Слово пастыря. Бог и человек. История спасения».
Заголовок дан редакцией
ВЕРА
Страшно быть лучше
Правда ли, что кто не страдает, тот к Богу не идет?
Письмо в редакцию:
Я знаю, что наша душа совершенствуется, если мы достойно, по-христиански принимаем все, что с нами происходит. Когда человеку живется легко и просто, нет повода задуматься над своим несовершенством, и душа «не растет». Нужны
испытания и страдания. Получается, что чем большего человек достиг в духовной жизни, тем труднее грядущие испытания. Мне стыдно признаться, но я очень боюсь грядущих испытаний. То, что я уже пережила, и так «шарахнуло» меня будь здоров. А так хочется спокойной, тихой жизни в гармонии, покое и радости за своих родных и близких! Я боюсь «расти духовно», потому что мне очень страшно, что Господь лишит меня чего-то или даже кого-то — для моей же пользы. Или, может быть, я однобоко смотрю на жизнь? Очень хочу быть неправой в своих рассуждениях.
Екатерина
Отвечает Александр Ткаченко
Есть в современных тренингах на укрепление доверия в команде весьма суровое упражнение. Человек залезает на стол, становится спиной к краю, складывает руки на груди и — падает спиной вперед. Он знает, что за его спиной — команда из восьми человек, которая его обязательно подхватит. Но все равно это очень страшно — падать и не видеть своих спасителей, а только лишь верить в их надежность.
В отношениях с Богом у человека происходит нечто подобное. «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр 11:1), — говорит апостол Павел. Ты знаешь из книжек, что Бог любит тебя сильнее, чем самый родной и близкий человек. Но все равно боишься, что вместо заботливых сильных рук тебя ждет сокрушительный удар об пол, боль, увечье.
Дорогая Екатерина, спокойная тихая жизнь в гармонии, покое и радости — великое благо. Вы боитесь, что Бог это благо разрушит Своим вмешательством. А мне видится в этом страхе некий смысловой перевертыш. По-моему, куда разумнее предположить, что как раз тишина, гармония и спокойная тихая жизнь — результат вмешательства Божьего в нашу судьбу. А все, чего Вы боитесь — испытания, страдания, лишения, — это, по большей части, лишь закономерные следствия наших грехов. Однако даже их Господь впускает в нашу жизнь не сплошным кармическим потоком, а лишь столько, сколько их бывает нужно для нашей же пользы, — как горькое, но необходимое лекарство.
Церковь называет Бога долготерпеливым и многомилостивым, потому что Он …не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам (Пс 102:10). Таково настоящее, а не сотканное нашими страхами участие Бога в человеческой судьбе. Он прикрывает нас от осколков разорвавшихся греховных мин, на которые мы наступаем ежедневно по многу раз. Ведь законы духовной жизни столь же реальны, как и физические, и химические, и биологические, и любые другие законы, действующие в этом мире. Прыгнул человек с балкона — сломал ногу. Сунул руку в огонь — получил ожог. Переночевал спьяну на льду — отморозил почки.
Ровно то же самое происходит и с нарушением духовных законов. Осуждение других людей, зависть, ложь, самолюбие, равнодушие к чужим бедам — все эти и многие другие наши грехи уже давно погубили бы нас, если бы не вмешательство Бога, останавливающего их смертоносные последствия. А ту небольшую их часть, которую Он все же попускает нам пережить, мы называем испытанием. И очень боимся, что оно нарушит наш покой. Примерно так же человек, выпив стакан серной кислоты, закусив его парой ложек мышьяка и оставшись после этого невредимым, может беспокоиться: не пошлет ли ему Господь насморк или мигрень для духовного роста.
Наших мук дело
В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (Иак 1:13–14). Эти слова апостола Иакова просто и доходчиво объясняют причину постигающих нас бедствий, а также — степень причастности Бога к этим бедствиям. Степень эта — нулевая. Бог не искушает никого. Под похотью же здесь подразумеваются любые движения человеческого сердца в сторону греха.
Но бывают ситуации, когда страдание человека не является следствием его собственной греховной жизни. Все мы так или иначе взаимодействуем друг с другом, судьбы наши переплетаются в причудливый узор и в некоторых случаях становятся настолько общими, что последствия чужого греха принимает на себя человек, к этому греху непричастный.
Преподобный Марк Подвижник пишет: «Вина всякого скорбного случая, встречающегося с нами, суть помыслы каждого из нас; мог бы я сказать, что и слова, и дела; но так как они не происходят прежде мысли, потому я и приписываю все помыслам. Помысел предшествует, а потом чрез слова и дела образуется между нами и ближними нашими общение. Общение же бывает двух родов: одно происходит от злобы, а другое от любви. Чрез общение мы воспринимаем друг друга, даже и тех, кого не знаем, а за принятием на себя (ближнего) необходимо следуют скорби, как говорит Божественное Писание: поручаяйся за своего друга, врагу предает свою руку (Притч 6:1). Так каждый терпит постигающее его не за себя только, но и за ближнего — в том, в чем он принял его на себя».
Об этих двух видах принятия на себя скорбей за чужие грехи — по злобе и по любви — стоит рассказать более подробно.
В принятии по злобе действует духовный закон, который Марк Подвижник формулирует следующим образом:
«Принятие на себя ближнего, происходящее от злобы, бывает невольно. И случается так: лишающий чего-либо ближнего своего, хотя и не желает, принимает на себя искушения лишаемого; так же клевещущий — искушения оклеветанного им, оговаривающий — оговариваемого, презирающий — презираемого, лгущий принимает на себя искушение того, кого он оболгал, и, чтобы не перечислять всего порознь, скажу кратко: всякий обижающий ближнего соразмерно с обидою принимает на себя искушение обижаемого им».
Это — одно из удивительных откровений Божьих, о которых за пределами Церкви мир совсем не знает. Можно сказать, что когда мы намеренно причиняем зло другому человеку, то одновременно с этим — переводим стрелки на рельсах, отправляя в свою сторону вагон последствий грехов этого человека. И пусть не обольщают себя надеждой на безнаказанность мошенники всех мастей и сортов, нечистые на руку чиновники, бандиты, хулиганы и обычные хамы, получающие удовольствие от унижения других людей. Даже сумев обойти все юридические законы, они не смогут избежать воздаяния по закону духовному. И к скорбям за собственные грехи получают в придачу также скорби всех обиженных ими людей.
Второй вариант принятия на себя бед и страданий ближнего — по любви. Здесь суть действия духовного закона уже более понятна. Полюбив человека, мы принимаем его целиком, со всеми грехами и недостатками. Его проблемы становятся нашими, его горе — нашим горем. Простой пример — молодой человек женится на любимой девушке и вдруг узнает, что у нее есть просроченный кредит, на который банк уже насчитал драконовские проценты. Скажет ли он ей: «Знаешь что, милая, извини, но это — твои проблемы. Сама вляпалась, сама и выпутывайся»? Или же поможет решить эти проблемы, продав свою новую машину и сняв все деньги с собственного банковского счета?
Любовь вводит нас на территорию жизни любимых, в их круг событий и обстоятельств, делая эту их жизнь — частью нашей. И, к сожалению, на этой территории встречаются не только прекрасные цветущие сады, но и дремучие заросли всяких сорняков и колючек, о которые можно сильно пораниться. Последствия грехов людей, которых мы любим, неизбежно становятся и нашей скорбью. Однако в этом случае речь идет не о каком-либо духовном совершенствовании, а лишь об исполнении главного закона любви, без которого она просто умирает: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал 6:2).
Покоя сердцем просим
Иногда причинная связь конкретных грехов с постигающими нас бедствиями вполне очевидна. Но в целом (учитывая Божье милосердие и два способа принятия скорбей за чужие грехи) общая картина всех духовных причин и следствий в жизни человека получается настолько сложной, что пытаться «прочитать» ее — дело, заведомо обреченное на неудачу. И все же отрицать такую связь не возьмется, наверное, даже самый убежденный атеист или агностик.
Преподобный Амвросий Оптинский писал: «Как ни тяжел крест, который несет человек, но дерево, из которого он сделан, выросло на почве его сердца».
У него же есть и более развернутое пояснение этой афористичной мысли:
«Когда человек… идет прямым путем, для него и креста нет. Но когда отступит от него и начнет бросаться то в одну, то в другую сторону, вот тогда являются разные обстоятельства, которые и толкают его опять на прямой путь. Эти толчки и составляют для человека крест. Они бывают, конечно, разные, кому какие нужны».
Боясь, что Бог вмешается в нашу жизнь и лишит ее покоя, мы ежедневно по многу раз спотыкаемся о свои же грехи. И не видим, что от сокрушительного падения и травмы нас спасает лишь вмешательство Бога, заботливо подхватывающего нас — иногда у самой земли. Из этих человеческих преткновений и Божественной защиты от их последствий обычно и складывается то, что мы привыкли называть спокойной, тихой жизнью в гармонии, покое и радости за своих родных и близких.
И, к слову сказать, в своих богослужебных текстах Церковь многократно обращается к Богу с просьбой как раз об этой тишине, мире и гармонии. Так, в великой ектении христиане молятся «…о благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и временех мирных, … О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды» и, наконец, — «…О мире всего мира». Эти молитвы многократно звучат на всех богослужениях. Но ни в одной из многочисленных церковных молитв вы не найдете даже намека на просьбу к Богу о послании нам испытаний и страданий. Этими горькими плодами греховной жизни мы с избытком обеспечиваем себя сами. И, чтобы не погибнуть под их тяжестью, просим: «…Заступи, спаси, помилуй, и сохрани нас, Боже, Твоею благодатью».
Такие молитвы свидетельствуют о достаточно простой и очевидной истине: покой, мир, радость и гармония не являются естественным фоном жизни человечества, пораженного грехом. Все это — дары Божьи, результат Его заступничества, благодатной помощи и постоянного участия в наших судьбах.
Здесь мы вплотную подошли к важнейшему моменту, который как раз и определяет христианское отношение к страданиям и бедам. Господь Иисус Христос не просто защищает нас от страданий. Все последствия человеческих грехов Он взял на Себя, приняв за нас страшные мучения и смерть на Кресте. И когда христиане говорят о необходимости участия в страданиях Христовых, речь опять же идет не о каком-то духовном совершенствовании или росте. Заступаясь за нас, ни в чем не виновный Христос пострадал за наши грехи, принял на Себя нашу вину и боль. Поэтому, участвуя в Его страданиях, мы всего лишь принимаем на себя ту малую часть ответственности за свою греховную жизнь, которую Он счел для нас посильной. Всю жизнь прятаться от страданий за Крест Христов, наверное, было бы комфортно, но бесчестно даже по человеческим меркам. Сознавая, что грешим — мы, а страдает за нас Господь, мы в конце концов просто возненавидели бы сами себя за такую бессовестную жизнь. И Бог дает нам другую возможность — взяв свой крест, следовать за Ним. Обратите внимание — свое ведь предлагает взять, не чужое. Причем отнюдь не в полной мере, а лишь то, что действительно сможем понести, не надломившись. И Сам всегда находится рядом с каждым из нас, чтобы при случае подхватить ослабевшего, утешить отчаявшегося, укрепить малодушного.
Спиной чувствую
В упражнении на укрепление доверия к команде человек должен упасть спиной вперед, веря, что товарищи его обязательно подхватят. Нужно только решиться и позволить им сделать это.
В каждом постигающем нас испытании мы точно так же можем доверить себя Богу — шагнуть в это испытание, преодолевая страх неизвестности, и внезапно ощутить, как заботливо оберегает нас Господь даже в самых тяжелых жизненных ситуациях. Это и есть христианская жизнь по вере.
Ну а про духовный рост и совершенство святитель Игнатий (Брянчанинов) в очень кратких словах сказал все самое важное:
«Нет совершенного между человеками по добродетелям человеческим: к совершенству христианскому приводит Крест Христов… Смирение возвело Господа на Крест, и учеников Христовых смирение возводит на крест, который есть святое терпение, непостижимое для плотских умов, как было непонятным молчание Иисуса для Ирода, понтийского Пилата и иудейских архиереев.
Будем молить Господа, чтоб Он открыл нам таинство и даровал любовь Креста Своего, чтоб сподобил нас претерпеть должным образом все скорби, которые попустятся нам всеблагим Божиим Промыслом во времени для спасения нашего и блаженства в вечности. Господь обетовал нам: Претерпевший же до конца спасется. Аминь».
Аппликации Марии Сосниной
НОВОМУЧЕНИКИ
Мученик Димитрий (Власенков)
1880 – 05.05.1942
В ноябре 1940 года, отвечая на вопросы суда, Дмитрий Емельянович заявил: «В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Мне безразлично, какая была бы власть, — я обязан ей подчиняться. Когда были в нашем селе поминки, то я на них ничего не говорил плохо про власти. И заявляю, что мне жить было хорошо на хуторе, а также и в колхозном центре... Обрядами я занимался; когда кто-либо помрет, тогда приглашали меня на похороны, и здесь я читал по-славянски, но никакой агитации и здесь не проводил против советской власти. И детей я не крестил никогда и нигде, но бывало, что начнут просить, чтобы я покрестил, но я только пальцами перекрещу, и больше ничего не делал... Религиозные обряды я проводил только на похоронах, и деньги я не просил, если сами только дадут... Когда уже была закрыта церковь, то было собрание, и на этом собрании мы записывали верующих, чтобы пойти в сельсовет, чтобы открыли обратно церковь».
На основании показаний лжесвидетелей суд приговорит Дмитрия Власенкова к заключению в лагере. Оттуда он не вернется…
***
Мученик Димитрий родился 15 мая 1880 года в местечке Россасна Горецкого уезда Могилевской губернии, а ныне Витебской области, в семье крестьянина Емельяна Власенкова, исполнявшего в селе должность волостного старшины. Окончив церковноприходскую школу, Дмитрий стал заниматься земледелием, как его отец и братья. В 1901 году он был призван в армию и прослужил до 1905 года в Финляндском лейб-гвардейском полку сначала рядовым, а затем унтер-офицером.
Господь даровал им с женой Дарьей большую семью, и можно сказать, что они были счастливы, насколько вообще может быть счастлив человек во временной жизни. Воспитанный в вере и благочестии, Дмитрий Емельянович был усердным прихожанином Георгиевского храма в родном селе, с детства он пел здесь на клиросе, некоторое время был псаломщиком, а во времена гонений в 1931 году — избран в церковный совет, в котором состоял до 1934 года, когда храм был закрыт после ареста священника. Дмитрий Емельянович вместе с прихожанами не согласился с тем, что их лишили богослужения, и стал хлопотать об открытии храма, но эти хлопоты не увенчались успехом.
С каждым годом жизнь для верующих в советской России становилась все тяжелей. Дмитрий Емельянович договорился со своей женой разделиться, чтобы она и дети не были лишены гражданских прав, отмеченные клеймом единоличников: Дарья Гавриловна пошла работать в колхоз, а Дмитрий Емельянович, чтобы прокормить семью, продолжал заниматься земледелием на своей усадьбе как единоличник.
Для кого отрада — светское веселье, а для верующего человека отрадой является богослужение. Крестьяне страдали от отсутствия богослужения и через некоторое время стали упрашивать Дмитрия Емельяновича, чтобы он, как человек, наученный всему церковному, бывший псаломщиком, приходил к ним в дома хотя бы почитать Псалтирь по покойнику. По приглашению прихожан он стал ходить по домам читать Псалтирь по усопшим, а на Радоницу вместе с односельчанами отправлялся помолиться за усопших на кладбище. В это время здесь собиралось до двухсот человек молящихся. Были и свои хористы, которые под управлением Дмитрия Емельяновича пели панихиду.
Местные власти были недовольны тем, что, несмотря на закрытие храма и арест священника, религиозная жизнь в селе не прекратилась и в конце концов приняли решение арестовать Дмитрия Емельяновича. Несколько свидетелей под угрозой, что они будут привлечены к уголовной ответственности за участие в панихидах и поминках, если не дадут нужных показаний против псаломщика, согласились подписать протоколы со лжесвидетельствами, в которых говорилось, что во время поминок тот занимался антисоветской агитацией.
16 мая 1940 года он был заключен в тюрьму в городе Орше и сразу же допрошен.
— Во время обыска у вас были обнаружены списки людей, состоящих в общине, крест, маленькая икона и Библии. Для чего вы это хранили? — спросил его следователь.
— Списки были составлены в 1932 году для сбора денег на предмет уплаты налогов за церковь... Списки, крест, икона и Библии хранились у меня, поскольку я человек верующий...
— Вы арестованы за проводимую вами антисоветскую работу среди населения. Дайте ответ по существу.
— Антисоветской работы среди населения я не проводил, но признаюсь, что были моменты, когда я проводил религиозные обряды.
— Мы располагаем данными о том, что вы под видом проведения религиозных обрядов проводили среди населения антисоветскую работу, распространяли ложные, провокационные слухи о падении советской власти. Расскажите об этом по существу.
— Антисоветской работы я никогда не проводил и против советской власти ничего не высказывал.
Были вызваны лжесвидетели, которые подтвердили данные ими ранее показания и на очной ставке, после чего следователь вновь допросил псаломщика.
— Вас свидетели на очных ставках достаточно изобличили в проводимой вами антисоветской деятельности. Дайте ответ по существу! — потребовал следователь.
— Я никакой антисоветской работы не проводил, и показания свидетелей о проводимой антисоветской агитации я не подтверждаю. Признаюсь, что религиозные обряды я действительно проводил у тех, кто меня об этом просил, — ответил Дмитрий Емельянович.
— Почему вы не хотите показать следствию о вашей антисоветской деятельности?
— Я не знаю, почему обо мне так показывают свидетели, но никаких антисоветских измышлений не говорил.
17 июля 1940 года состоялось заседание Коллегии по уголовным делам Витебского суда, и Дмитрий Емельянович был снова допрошен. «Виновным я себя не признаю, я никакой антисоветской деятельностью не занимался, — сказал он. — При обыске у меня изъяли Псалтирь, Евангелие, два молитвенника, крест. Я был певчим в Россасне с малых лет, в церковном совете я состоял до тех пор, пока церковь не отняли. Я ходил и писал имена людей в Россасне, чтобы разрешили участвовать в церковных собраниях. Деньги я собирал для того, чтобы платить налог за церковь... В 1939 году на кладбище в Россасне во время Радоницы справлял религиозный обряд, было там человек приблизительно 150–200, но я никакой антисоветской агитации не проводил; эти свидетели говорят против меня, сам не знаю почему... Я утверждаю, что я никаких контрреволюционных антисоветских разговоров не вел».
После заслушивания показаний лжесвидетелей, с которыми Дмитрий Емельянович категорически не согласился, участвовавший в заседаниях суда прокурор подала ходатайство, чтобы дело отправили на доследование, поскольку все свидетели со стороны обвинения являются родственниками, других свидетелей допрошено не было, а кроме того, следствие, выясняя участие обвиняемого в исполнении религиозных обрядов, не выяснило, имеет ли это отношение к контрреволюционной деятельности.
Однако вышестоящий прокурор Витебской области оспорил это решение и постановил отправить дело в суд, но назначить другой состав суда. 19 ноября 1940 года состоялось следующее заседание областного суда.
Лжесвидетели и на этом судебном заседании повторили свои показания, и Дмитрий Емельянович снова все их отверг. Когда судебные прения закончились, прокурор потребовал приговорить подсудимого к шести годам заключения в исправительно-трудовом лагере; адвокат просил учесть смягчающие обстоятельства и уменьшить срок наказания. Дмитрий Емельянович, обращаясь к судьям, сказал, что он человек больной и просит вынести ему справедливый приговор. В тот же день суд вынес решение: приговорить его к пяти годам заключения. Дмитрий Емельянович подал в Верховный суд кассационную жалобу, в которой убедительно доказывал свою невиновность и что он осужден исключительно по показаниям лжесвидетелей. Он просил вызвать других свидетелей из жителей села Россасна для дачи дополнительных показаний, но суд ему в этом отказал.
Дмитрий Емельянович был отправлен этапом из тюрьмы в Орше в Казахстан и 11 мая 1941 года прибыл на станцию Карабас, откуда был распределен в 5-е Эспинское отделение Карагандинского лагеря. Весной 1942 года он тяжело заболел и 5 мая был помещен в лагерную больницу, где в тот же день и скончался. Дмитрий Емельянович Власенков был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище Эспинского отделения Карлага.
Игумен Дамаскин (Орловский),
ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», www.fond.ru
ЛЮДИ
ПРОПАВШИЕ БЕЗ ВЕСТИ НА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
5 шагов поиска
Несколько простых советов о том, как найти информацию
Почти в каждой семье нашей страны есть родственники, без вести пропавшие во время Великой Отечественной войны.
Какие-то разрозненные сведения хранятся в семье, у кого-то сохранились фотографии. Но, когда видишь фамилию родного человека в донесении базы «Мемориал», почему-то отчетливее представляешь поезд под обстрелом, окопы… И кажется, что если узнаешь хоть что-то еще, твой солдат не будет таким одиноким в своей безвестной могиле. И надеешься, что невернувшиеся воины не останутся без молитв.
О том, где и как искать информацию о месте захоронения солдата Великой Отечественной войны, «Фоме» рассказал Дмитрий Александрович Белов, кандидат исторических наук, директор научно-исследовательского Центра региональной истории Волгоградской государственной академии последипломного образования, вице-президент Международного благотворительного фонда «Сталинградская битва».
Шаг 1. С чего начать
Самый быстрый способ найти своего родственника, погибшего в Великую Отечественную войну, — это обобщенный банк данных «Мемориал», база Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО):
1. Заходим на сайт.
2. заполняем графы «Фамилия», «Имя», «Отчество», «Год рождения» своего погибшего родственника.
3. В идеале получаем результат из нескольких строк с более или менее полной информацией и продолжаем изучать материалы для конкретизации точного места захоронения.
4. В фамилии или имени, или в отчестве меняем буквы, подбирая их таким образом, как если бы их писал малограмотный человек или исходный документ плохо читаемый и есть альтернативные варианты прочтения. И возможно, вы наткнетесь на дополнительные документы из базы данных архива.
На этом этапе поиска для начала достаточно фамилии, имени, отчества, года рождения, желательно — звание. Если он Иванов Иван Иванович, то, конечно, будет сложнее. Надо проявить упорство, чтобы убедиться, что это именно тот человек, который нужен, понадобятся подробности — ФИО жены, мамы, название деревни, города, откуда он был призван, место рождения в соответствии с административно-территориальным делением СССР в предвоенные годы.
Стоит обратить особое внимание на четвертый пункт. В базе данных действительно встречаются глупые орфографические ошибки. Моего прадеда звали Андрей Кириллович. Я написал «Кириллович» как нормальный человек, с двумя л, а потом подумал, что не все знают, как Кириллович пишется…
Набрал Кириллович с одной «л» — и тут же нашел место захоронения. Также и Филиппович — может быть и Фелиппович, и с одной «п», и так далее. Такие моменты надо учитывать.
В идеале результатом ваших поисков должен стать документ о месте захоронения родственника и информация, в каком воинском подразделении (армия, дивизия или полк) он воевал.
Если никакой информации нет, можно надеяться, что поисковые отряды, которые занимаются поиском и захоронением останков солдат, что-то найдут. Если поисковикам удалось найти кого-то, они обращаются в военкомат, ищут родственников сами.
Но можно продолжить поиски самостоятельно. В таком случае надо собрать максимально возможное количество информации, чтобы начать качественно новый этап поиска.
Что нам может в этом помочь?
Шаг 2. Сбор дополнительной информации
Сохранились ли письма?
Самое главное в письмах — номер полевой почтовой станции (ППС) на штемпеле конверта. По нему можно установить номер дивизии, полка и т.д. Для этого есть нужные справочники ППС на сайте
Датировка этих писем имеет значение и, возможно, из писем будет понятно, хотя бы в какой военной операции он участвовал.
Был ли он офицером?
Заканчивал ли он училище?
При получении звания «младший лейтенант» автоматически в училище заводится дело. В деле — вся его биография, аттестат зрелости, оценки по военным дисциплинам.
Если человек не погиб, а умер после войны, и он не офицер, то родственники теоретически могут пойти в военкомат за сведениями. Но в военкоматах уничтожают дела через пять лет после смерти человека. Поскольку у военкоматов денег нет, то срок может увеличиться до 7-8 лет. Тут есть момент удачи. Мне удавалось находить личные дела людей, которые уже по идее должны были быть уничтожены, но за счет того, что человек занимал должность особую, комендантом города был, например, дело решили не уничтожать, и оно завалялось в военкомате, лежало целых двадцать лет вместо 8-10 лет.
Если он офицер, то документы из Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО) никуда не денутся. Там будут — карточка офицера, личное дело, его имя в списках училища.
Был ли ранен?
Во время войны в госпиталях заводили карточки на каждого раненого, где писали, в каком госпитале и когда прошел лечение, куда ранен, из какой он дивизии. Искать эту карточку нужно в Филиале ЦАМО военно-медицинских документов в Санкт-Петербурге.
Таким образом можно узнать время и место ранения, по номеру госпиталя можно попробовать узнать, какую именно дивизию и полк он обслуживал в этот день, представить хронологию тех событий, увязав судьбу родственника с происходившими событиями на конкретном участке фронта.
Отвечают, правда, где-то через полгода. Обязательно нужно писать не по электронной почте, а на бумаге и отправлять в конверте заказным письмом. А еще лучше заказным письмом с уведомлением — это их дисциплинирует.
В запросе нужно указать ФИО родственника, год и место рождения, каким райвоенкоматом призывался, № военной части, где проходил военную службу, воинское звание, дату последнего письма, любые сведения, которыми Вы располагаете и которые способны облегчить сотрудникам архива поиск интересующей Вас информации.
Адрес: Филиал Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации (военно-медицинских документов) 191180 г. Санкт-Петербург, Лазаретный переулок, дом 2. Приемная архива: +7 (812) 315-73-28.
Был ли освобожден из плена и прошел ли фильтрационный лагерь НКВД?
В таком случае обращаться нужно в архив ФСБ по последнему месту жительства родственника (в областное управление ФСБ). Наверняка дело о его пребывании в плену хранится именно там. В противном случае нужно писать запрос в Центральный архив ФСБ. Адрес: 101000, г. Москва, ул. Большая Лубянка, д. 2.
Есть ли фотография?
Фотография может помочь установить даты, определить род войск — дивизия или инженер, связист, танкист. Если есть знаки различия в петлицах, то фотография датируется 1941-1942 годами и иногда — с вероятностью 50 % — 1943 годом. Если он в погонах, значит, однозначно это 1944-1945 годы. Так можно понять, что если он в погонах, то в 1944 или в 1945 году он был еще жив.
По погонам и знакам различия можно увидеть, офицер он или нет.
Все эти детали помогут составить запрос в ЦАМО так, чтобы шансов получить новые сведения было больше.
Шаг 3. Где еще искать в Интернете
Военная литература
Очень много документов по военной тематике, мемуары, сборники. Если известен номер дивизии, район боев, то можно хотя бы в общих чертах найти описание.
База данных «Подвиг народа»
Проект ЦАМО. Это база данных, где есть информация о воинах, награжденных медалями.
Алгоритм поиска
Поясняем на конкретном примере. 2016 год объявлен губернатором Волгоградской области «Годом Героя Советского Союза А. П. Маресьева», попробуем найти об этом человеке дополнительную информацию, помимо имеющейся в базе данных «ОБД Мемориал».
1. Заходим на сайт «Подвиг народа»
2. На всякий случай в списке результатов проверяем по дате рождения и другим данным, что это именно тот самый знаменитый летчик, прототип главного героя «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого, Алексей Петрович Маресьев 1916 г. р., родом из г. Камышина.
В базе данных можно найти официальные документы по награждению, иногда с достаточно подробных описанием совершенного подвига, указанием точного времени и места подвига с привязкой к конкретному номеру воинского подразделения (батальона, полка, дивизии), что позволит впоследствии грамотнее формулировать запросы в Центральный архив Министерства обороны РФ.
На этом ресурсе есть несколько баз данных по госпиталям. Набираете номер госпиталя, нажимаете Enter и смотрите, какую дивизию он обслуживал.
И еще просматриваем много всяких справочников по родам войск, погонам, оружию.
Но самое ценное на Солдат.ру форум soldat.ru/forum
Если на нем зарегистрироваться, то можно получить консультацию совершенно незнакомых историков, специалистов, всех, кто увлекается поиском, работников военкоматов.
Для регистрации нужно нажать кнопку «Регистрация». Далее нужно заполнить форму регистрации.
Потом создать тему (лучше назвать ее кратко, например, «№__-я стрелковая дивизия. Ищу родственника»). После этого Ваш запрос смогут прочитать все желающие, которые посетят этот сайт. Не сомневайтесь! Таких незнакомых и неравнодушных людей будет достаточно. Каждый поможет Вам информацией, которой располагает. Одни будут отвечать, советовать, консультировать, другие — рекомендовать сайты, сканировать нужные Вам документы, отрывки книг и т.д.
Другие ресурсы
Есть еще множество ресурсов, которые публикуют интервью ветеранов, биографии. Но стоит учитывать, что эти источники, как правило, не представляют исторической ценности ни для исследователя, ни для того, кто хочет использовать этот материал в поиске.
Если мне, например, для текущей работы требуются воспоминания ветеранов, которые воевали у Сталинградского тракторного завода в какие-то конкретные даты, то я не получу ожидаемого результата — по дате и месту эти электронные базы данных не выдают.
Кроме того, ветераны рассказывают так, как лично им видится и помнится. Они могут путать даты, даже года. Тут интервьюер должен внимательно слушать, знать, о каких боях идет речь, и корректировать информацию.
Шаг 4. Пишем заказное письмо-запрос в Центральный архив Министерства Обороны (ЦАМО)
Центральный архив Министерства Обороны
Если ничего не получается по электронным базам данных, то придется ехать в ЦАМО (г. Подольск).
Для посещения Центрального архива нужны предварительная заявка, документ, удостоверяющий личность, документы, подтверждающие родство, возможно, нотариально заверенная доверенность (если вы действуете от имени родственника погибшего и приедете работать в читальном зале архива).
Лучше уточнить все нюансы по телефонам:
8 (4967) 69-90-05, 8 (4967) 52-76-68
Также можно отправить запрос по почте.
При этом отправлять его нужно только заказным письмом. В письмо нужно вложить копии документов, которые подтверждают, что Вы являетесь родственником погибшего. В запросе нужно указать: ФИО погибшего, год и место рождения, место призыва (т. е. каким райвоенкоматом призван и когда), в какой армии или дивизии (если знаем или предполагаем) служил, когда пропал без вести.
Адрес: 142100, Московская область, г. Подольск, ул. Кирова, 74.
Ждать официальный ответ из архива приходится минимум полгода. Это может быть, в том числе, отказ в предоставлении информации и предложение приехать в архив лично.
И следует быть готовым к тому, что информация будет достаточно скупая. А какая-то ее часть засекречена.
Шаг 5. Как еще искать?
Можно обратиться в общество Красного креста. Лучше по территории, которая интересует — Французский Красный Крест, Польский… Они по почте присылают официальный ответ. Мне присылали на русском: данных нет, сведений, которые интересуют, не обнаружено.
Что касается поиска по концлагерям, то информации очень мало, потому что немцы сожгли почти 100% своих архивов. Но бывают и исключения.
Личная история для каждого
Я тоже начал с obd-memorial.ru, это было самое простое. В то время еще эта база данных вызывала много нареканий, она была не полная, только начинала работать. Но мне повезло.
Я тогда был сотрудником музея Сталинградской битвы и работал над одним проектом с немцами в Гамбурге. Мы разрабатывали концепцию выставки «Сталинград как место памяти современной молодежи Германии и России». И, собирая информацию о других, я задал себе вопрос: а почему же у меня не доходят руки до поиска своих погибших родственников? Я расспросил родителей, выяснилось, что в нашей семье пропал без вести дедушка моей матери. В базе данных удалось найти карточку концлагеря. Фотография прадеда в семье не сохранилась, но немцы сфотографировали его в лагере. Там написано, кто он, откуда, не совсем понятно, какая дивизия, даже армия, понятно, что взяли его в плен в мае 1942-го, под Керчью, при Керченско-Феодосийской операции. Он умер через три месяца от голода, в концлагере VIII C под городом Жагань, в Польше, тогда — Восточной Германии. И я с погрешностью 50 метров установил приблизительно, где находится его могила. Пришлось долго возиться с историей этого лагеря, потому что в нем было много филиалов, умирали узники в одном месте, а хоронили их в другом. Но все было запротоколировано, задокументировано, какая могила, ряд.
В документах были некие немецкие шифры, которые я не мог понять сам, пришлось обратиться за помощью к друзьям в Германии: они кинулись помогать, подсказывать. Они помогли перевести шифр, понять диагноз, причину смерти.
Мама узнала прадеда на фотографии.
Истории в силу профессии я сопричастен все время, к этому привыкаешь. Но после того как я нашел могилу прадеда, появилось особое чувство истории собственной семьи, когда она вписывается в общую канву исторических событий. Появился особый интерес к фильмам, которые касаются операции, в которой участвовал прадед, поисковым отрядам, которые копают в тех местах. Начал острее чувствовать произошедшее.
От редакции:
Еще несколько ресурсов, где можно искать пропавшего без вести в Великую Отечественную войну:
Объединение «Саксонские мемориалы» в память жертвам политического террора, г. Дрезден
dokst.ru/content/vydacha-spravok/grazhdane-sssr/voennoplennye/informatsiya-o-baze-dannykh-o-grazhdanakh-byvsh
Помогает получить информацию о бывших советских гражданах, умерших во время Второй мировой войны в лагерях и рабочих командах, размещавшихся на территории бывшего немецкого рейха.
Международная служба розыска в г. Бад-Арользене на севере федеральной земли Гессен
its-arolsen.org/ru
Можно подать запрос, если вам известно, что ваш родственник попал в плен и мог погибнуть в немецком концлагере.
Кроме того, в архивах МСР 2 800 личных вещей заключенных, владельцы которых известны поименно. Речь идет о личных вещах, поступивших сюда на хранение, в основном, из концлагерей Нойенгамме (2 400) и Дахау (330). Однако среди них есть и личные предметы людей, заключенных в гестапо г. Гамбурга, в концентрационных лагерях Нацвайлер и Берген-Бельзен, а также в пересыльных лагерях Амерсфорт и Компиенье.
Фотографии памятников с именами павших воинов
pomnite-nas.ru
Еще информация по технологии поиска:
soldat.ru/doc/search/destiny/2_home.html
moypolk.ru/ishchu-soldata
forum.vgd.ru/109
forum.vgd.ru/11/12521
Надеемся, что подробные инструкции, изложенные в этом материале, помогут вам найти ваших пропавших без вести родных и близких.
Подготовила Анна Ефимкина
Фото Владимира Ештокина
КУЛЬТУРА
В советское время школьникам разъясняли, что основной пафос «Мертвых душ» — это обличение крепостного права и бездушного чиновничества. Проще говоря, едкая социальная сатира. Сейчас же, как считает доктор филологических наук Владимир Воропаев, делают упор на другое: на морализаторство Гоголя (все эти «Коробочка как образ тупости», «Плюшкин как образ жадности»), на художественные особенности гоголевского текста. Но вот о том, что в «Мертвых душах» было важнее всего самому Гоголю, почти не говорят.
Небесный помещик и другие загадки «Мёртвых душ»
— Владимир Алексеевич, чего же именно сегодня не замечают в «Мертвых душах?
— Если сейчас спросить не только у девятиклассников, но даже у учителей, то мало кто ответит, почему поэма так называется, в каком смысле эти мертвые души — мертвые. Между тем у Гоголя есть ясный, четкий ответ — и в самой поэме, и в предсмертных записях.
НАКАНУНЕ КОНЧИНЫ, ОБРАЩАЯСЬ К СООТЕЧЕСТВЕННИКАМ, ОН УБЕЖДАЛ: «БУДЬТЕ НЕ МЕРТВЫЕ, А ЖИВЫЕ ДУШИ. НЕТ ДРУГОЙ ДВЕРИ, КРОМЕ УКАЗАННОЙ ИИСУСОМ ХРИСТОМ…»
То есть души потому и мертвые, что живут без Бога. И этого, самого главного, школьникам чаще всего не объясняют.
— А вот вопрос, который появляется у всех школьников: почему «Мертвые души» названы поэмой? Ведь это же проза!
— Такой вопрос возникает не только у нынешних школьников — он возникал и у современников Гоголя. Слово «поэма» применительно к прозаическому произведению их сильно смущало. Говорили о том, что Гоголь назвал так свою книгу в шутку. Он же шутник, комик, ему «по статусу» положено шутить. С этим мнением категорически был не согласен Белинский. В 1842 году, в первой своей статье о «Мертвых душах» он писал: «Нет, не в шутку назвал свой роман поэмой Гоголь. И не комическую поэму он разумел под этим. И грустно думать, что этот высокий лирический пафос, эти поющие, гремящие дифирамбы блаженствующего в себе национального самосознания (то есть лирические отступления. — Прим. В. Воропаева ) будут далеко не для всех доступны. Высокая вдохновенная поэма пойдет для большинства за преуморительную шутку».
Если рассматривать «Мертвые души» с позиций современного литературоведения, то, конечно, их можно считать романом — признаки романа там есть. Тем не менее произведение это столь поэтическое, что определение «поэма» выглядит вполне естественным. Да, это не такая поэзия, к какой мы привыкли, не силлабо-тонический стих, где есть рифма и размер, но по образности, по концентрированности мыслей и чувств это именно что поэзия, сложно и тонко организованная. Обратите внимание, что все лирические отступления находятся строго на своих местах, ни одно из них нельзя сократить или передвинуть без ущерба для общего впечатления от текста.
Сложность еще и в том, что мы до сих пор не знаем, что такое поэма. Все попытки единого статического определения не удаются. Слишком неоднозначное явление. И пушкинский «Медный всадник» — поэма, и некрасовское «Кому на Руси жить хорошо», и «Василий Теркин» Твардовского. Кстати, Иван Тургенев утверждал, что для таких людей, как Гоголь, эстетические законы не писаны и в том, что он свои «Мертвые души» назвал поэмой, а не романом, лежит глубокий смысл. «Мертвые души» действительно поэма — пожалуй, эпическая...
Обложку к первому изданию «Мертвых душ» Гоголь рисовал сам: домики с колодезным журавлем, бутылки с рюмками, танцующие фигурки, греческие и египетские маски, лиры, сапоги, бочки, лапти, поднос с рыбой, множество черепов в изящных завитках, а венчала всю эту причудливую картину стремительно несущаяся тройка. В названии бросалось в глаза слово «ПОЭМА», крупными белыми буквами на черном фоне. Рисунок был важен для автора, так как повторился и во втором прижизненном издании книги 1846 года.
Колодезный журавль, греческие маски, человеческие лица, несущаяся тройка — и крупным шрифтом написано слово «поэма», крупнее, чем название. Отсюда мы видим, что для Гоголя это было важно, и такое жанровое определение было связано с общим замыслом, со вторым и третьим томами, которые обещаны читателю в последней, 11-й главе первого тома.
Но вот что интересно. Белинский, в 1842 году безусловно считавший «Мертвые души» поэмой, вскоре изменил свое мнение. После выхода второго издания, в 1846 году, он написал другую статью, в которой продолжает хвалить книгу, но его тональность уже меняется. Теперь он видит в ней «важные и неважные недостатки», и к числу важных недостатков относит как раз те самые лирические отступления, которыми четыре года назад так восхищался. Теперь это уже не «гремящие, поющие дифирамбы», а «лирико-мистические выходки», которые он советует читателям пропускать. В чем же дело? А дело в том, что к этому времени у Белинского произошла полемика с Константином Аксаковым, который сравнивал Гоголя с Гомером, а «Мертвые души» с «Одиссеей». Вот такие сравнения Белинскому категорически не понравились, и, чтобы не было соблазна называть «Мертвые души» «Одиссеей», он стал утверждать, что это всего лишь роман, а ни в коем случае не поэма.
— А кто был прав в этой полемике? Может, «Мертвые души» и впрямь русская «Одиссея»?
— Гоголя сравнивали с Гомером многие современники, не только Аксаков. Какая-то доля правды здесь есть. Действительно, Гоголь знал поэмы Гомера: «Илиаду» в переводе Николая Гнедича, а об «Одиссее», которую тогда переводил Жуковский (вышла в свет в 1849 году), написал статью, помещенную в книге «Выбранные места из переписки с друзьями».
Вне всякого сомнения, Гоголь ориентировался на Гомера. «Мертвые души» — это такой же эпический взгляд на мир, как и у него. Да, какие-то параллели проводить можно. Тем не менее цели, задачи и художественные миры там совершенно разные.
Вообще и современники, и потомки много с чем сравнивали поэму Гоголя. Например, с легкой руки князя Петра Вяземского пошло сравнение с «Божественной комедией» Данте. Мол, и там, и там трехчастная структура. У Данте — «Ад», «Чистилище» и «Рай», и у Гоголя заявлены три тома. Но более ничего общего у «Мертвых душ» с «Божественной комедией» нет. Ни по содержанию, ни по литературному методу.
Воскреснут — если захотят
— Какую задачу ставил себе Гоголь, приступая к написанию «Мертвых душ»?
— Сразу надо сказать, что «Мертвые души» — это центральное произведение Гоголя, в создании которого он видел смысл своей жизни. Он был убежден, что Господь для того и дал ему писательский дар, чтобы создать «Мертвые души». Известный мемуарист Павел Анненков говорил, что «Мертвые души» «...стали для Гоголя той подвижнической кельей, в которой он бился и страдал до тех пор, пока не вынесли его бездыханным из нее».
Как понимаете, чтобы обличить недостатки самодержавия, можно было бы обойтись и без «подвижнической кельи», и ехать молиться в Иерусалим было бы не обязательно (а он, работая над вторым томом, совершил туда паломническую поездку в 1848 году, что, кстати, по тем временам было трудным и опасным путешествием). Естественно, цели и задачи были совершенно другие.
Еще только начиная работу над поэмой, Гоголь пишет Пушкину: «Начал писать “Мертвые души”. Мне хочется в этом романе показать хотя бы с одного боку всю Русь». То есть уже в самом начале он ставит грандиозную задачу. А далее замысел разрастался, и он уже пишет: «Огромно, велико мое творение, и не скоро конец ему». Изобразить всю Русь он намеревался уже не с одного боку, а целиком. Причем «изобразить» — означает не просто яркими красками показать какие-то внешние черты, а ответить на глубочайшие вопросы: в чем суть русского характера, в чем смысл существования русского народа, то есть каков Божий Промысл о русском народе, и какие язвы мешают русскому народу реализовать Божий Промысл, и как эти язвы можно залечить?
Он сам говорил, что хотел в поэме показать русскому человеку себя самого, все достоинства и все недостатки, чтобы путь ко Христу был ясен для каждого.
Сохранилось свидетельство Александра Матвеевича Бухарева, в монашестве архимандрита Феодора, человека очень сложной судьбы. Он был знаком с Гоголем, когда еще преподавал в Академии Троице-Сергиевой лавры, устраивал встречи Гоголя со своими студентами, а в 1848 году написал книгу «Три письма к Гоголю». И там есть такое примечание: «Я спросил у Гоголя, чем закончатся “Мертвые души”. Он как бы затруднился ответить на это. Но я спросил только: “Мне хочется знать, оживет ли как следует Чичиков?” И Гоголь ответил: “Да, это непременно будет” и что этому будет способствовать его встреча с царем». «А другие герои? Воскреснут ли они?» — спросил отец Феодор. Гоголь ответил с улыбкой: «Если захотят».
Но вот что важно: помимо индивидуального пути каждого человека ко Христу, индивидуальной борьбы со своими грехами речь, по мысли Гоголя, может идти и о всем народе. Не только отдельные Чичиковы, Маниловы, Собакевичи и Плюшкины могут покаяться и духовно возродиться — но это может и весь русский народ. Пути к такому возрождению Гоголь и собирался показать во втором и третьем томах «Мертвых душ».
— А почему, кстати, речь именно о русском народе? Многие считают, что в героях «Мертвых душ» показаны общечеловеческие качества, безотносительно, так сказать, обстоятельств места и времени...
— Разумеется, такой подход справедлив. Действительно, не только русским людям, а и любым другим присущи те положительные и отрицательные качества, что мы находим у героев Гоголя. Тем не менее, если мы ограничимся только такой констатацией, это будет слишком поверхностный взгляд. Гоголь смотрел глубже, его интересовали не просто общечеловеческие нравственные и духовные проблемы, а то, как они проявляются в жизни именно русского народа, какую имеют специфику. В тексте это очень заметно.
Известно, что среди современников Гоголя был такой Иван Михайлович Снегирев, виднейший фольклорист, он издал в четырех томах сборник русских пословиц. Так вот, Гоголь при написании «Мертвых душ» пользовался этим изданием, из этих русских пословиц он лепил своих героев. Тот же Манилов — воплощение пословицы «ни в городе Богдан, ни в селе Селифан», Собакевич весь вырос из пословицы «Неладно скроен, да крепко сшит», в этом вся его суть. И даже эпизодические герои, вроде сапожника Максима Телятникова (всего лишь строчка в списке купленных Чичиковым у Собакевича крестьян): «Что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо».
Среди русских пословиц есть и такая: «Русский человек задним умом крепок». Обычно ее понимают в том смысле, что спохватывается он, русский человек, слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить. Но Гоголь, вслед за Снегиревым, понимал смысл этой пословицы иначе: что, наоборот, русский человек, совершив ошибку, может исправиться, что «задний» ум — это покаянный ум, это способность осмыслить ситуацию в глобальном масштабе, а не исходя из сиюминутных настроений.
И в таком толковании этой пословицы — ключ для понимания идеи «Мертвых душ». Гоголь с этим свойством русского ума связывал будущее величие и мессианскую роль России в мире. Он исходил из того, что русский национальный характер еще только формируется, еще не закоснел — и потому имеет шанс, ужаснувшись своим грехам, покаяться, измениться.
— Когда «Мертвые души» рассматривают с православных позиций, то часто делают упор на том, как мастерски Гоголь анатомирует человеческие грехи. Действительно ли это главное?
— Это действительно крайне важно. Ведь общечеловеческие грехи, показанные в «Мертвых душах», очень узнаваемы. И это поняли даже первые читатели «Мертвых душ», причем не только единомышленники Гоголя, но и такие люди, как Белинский и Герцен. Они утверждали, что черты героев Гоголя есть в каждом из нас. Гоголь, кстати, утверждал, что его герои «списаны с людей совсем не мелких». Есть версия, что прообразом Собакевича стал Погодин, прообразом Манилова — Жуковский, Коробочки — Языков, а Плюшкина — не кто иной, как Пушкин! Версия оригинальная, может быть, спорная, но небезосновательная.
Тем не менее нельзя сводить весь духовный смысл «Мертвых душ» к изображению грехов. Да, это основа, но, говоря медицинским языком, это только анамнез, то есть описание симптомов болезни. А после анамнеза следует диагноз. Диагноз же, который поставил своим героям Гоголь, таков: безбожие. Именно безбожие превращает их личностные черты — порой сами по себе вполне нейтральные — в нечто чудовищное. Собакевич плох не тем, что груб и недалек, а тем, что смотрит на жизнь абсолютно материалистически, для него не существует ничего такого, что нельзя потрогать и съесть. Манилов плох не тем, что обладает развитым воображением, а тем, что без веры в Бога работа его воображения оказывается абсолютно бесплодной. Плюшкин плох не тем, что бережлив, а тем, что ни на минуту не задумывается о Боге и о заповедях Божиих, и потому его бережливость превращается в безумие.
Но мало поставить диагноз — нужно еще и назначить лечение. Понятна его общая схема — обратиться ко Христу. Но как, как это сделать героям, в их конкретных обстоятельствах? Вот это-то самое сложное, и на это в тексте Гоголя есть только намеки. У нас, увы, нет второго тома — есть лишь пять уцелевших черновых глав, и совсем нет третьего. Ясно одно: Чичиков задуман как герой, которому предстоит нравственное перерождение. Мы можем делать лишь догадки, каким образом это должно было произойти. По всей видимости, Гоголь хотел провести своего героя через горнило испытаний и страданий, благодаря чему тот должен был осознать неверность своего жизненного пути. Гоголь говорил отцу Феодору (Бухареву): «Первым вздохом Чичикова к истинной, прочной жизни должна была закончиться поэма».
— Как Вам кажется, насколько вообще реально было осуществить такой замысел? По плечу ли была не только Гоголю, но вообще кому-либо подобная задача?
— Замысел Гоголя — показать и отдельному человеку, и всему русскому народу путь ко Христу — был столь же великим, сколь и несбыточным. Потому что задача эта выходит за рамки художественного творчества, за рамки литературы. Кроме того, Гоголь очень ясно осознавал, что для решения этой задачи недостаточно одного лишь художественного таланта. Чтобы показывать людям путь ко Христу, нужно самому идти этим путем, и даже не просто идти, а достичь высот духовной жизни.
ГОГОЛЬ ЖЕ БЫЛ ОЧЕНЬ СТРОГ И КРИТИЧЕН К СЕБЕ, НЕ СЧИТАЛ СЕБЯ ПРАВЕДНИКОМ И ПОДВИЖНИКОМ, И ПОТОМУ ПОСТОЯННО СОМНЕВАЛСЯ, СПОСОБЕН ЛИ ОН, НАХОДЯСЬ НА НИЖНИХ, КАК ЕМУ КАЗАЛОСЬ, СТУПЕНЯХ ДУХОВНОГО РАЗВИТИЯ, СОЗДАВАТЬ ГЕРОЕВ, ЧЕЙ УРОВЕНЬ ГОРАЗДО ВЫШЕ.
Эти сомнения сильно тормозили его работу над вторым томом. Хотя, не будь этих сомнений, Гоголь не был бы самим собой. Они неотделимы от его гениальности.
Но в последние годы жизни Гоголь написал все же книгу, где высказал все свои мысли о пути спасения. Это не сюжетная проза, но это художественная книга — по своему построению, по языку, по поэтике. Я имею в виду «Размышления о Божественной Литургии». Писатель русского зарубежья Борис Зайцев писал, что в этой своей книге Гоголь «как музыкант в конце своей жизни перешел от сочинения светских произведений к сочинению произведений духовных». Книга эта обращена к молодежи, к людям, почти ничего не знающим о православной вере. Гоголь хотел продавать ее без указания авторства, по самой минимальной цене. И это действительно одно из лучших сочинений русской духовной прозы. К сожалению, малоизвестное массовому читателю. В советское время причина была очевидна, в постсоветское — «Размышления о Божественной Литургии» неоднократно издавались, но все-таки как-то затерялись на фоне огромного потока литературы. Не только светский, но и не всякий церковный читатель знает о ее существовании.
Рукописи не горят?
— Известно, что Гоголь сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Зачем он это сделал? И что именно он сжег? Что об этом думают современные исследователи?
— Сразу скажу: никакой единой позиции ученых по этому вопросу не существует. С середины XIX века и по сей день ведутся споры, выдвигаются разные гипотезы. Но, прежде чем говорить о гипотезах, давайте посмотрим на факты, на то, что твердо установлено и сомнений не вызывает.
Во-первых, мы говорим именно о втором сожжении второго тома, случившемся в феврале 1852 года. А было и первое сожжение, в 1845 году. О причинах его сам Гоголь писал в письме, которое позже включил в книгу «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Появление второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы, скорее, вред, нежели пользу. <…> Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколенье к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости; бывает время, когда даже вовсе не стоит говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого».
Что именно было тогда сожжено? Известно, что, когда в январе 1851 года Гоголя спросили, скоро ли выйдет окончание «Мертвых душ», он ответил: «Я думаю, через год». Его собеседница удивилась: разве рукопись не была сожжена в 1845-м? «Ведь это только начало было!» — ответил Гоголь.
Во-вторых, совершенно точно известно (по свидетельству Семена, слуги Гоголя), что в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года Гоголь сжег часть своих бумаг.
В-третьих, до нас дошли черновики пяти глав из второго тома «Мертвых душ» — четыре первые главы и глава, которая, судя по всему, должна была стать одной из последних.
Это факты. А все остальное — это версии, основанные на устных и письменных свидетельствах близких к Гоголю людей, на логических предположениях, догадках.
— Какие же существуют версии?
— Во-первых, что Гоголь сжег готовый, набело переписанный текст второго тома. Причину этого видят либо в том, что Гоголь был той ночью в состоянии аффекта и не отдавал себе отчета в своих действиях, либо — была в советское время и такая экзотическая версия! — что он сжег второй том, испугавшись преследования жандармов, ибо под влиянием знаменитого письма Белинского пересмотрел свои реакционные взгляды и написал нечто прогрессивно-революционное.
Версии эти, на мой взгляд, не выдерживают никакой критики. Начнем с того, что если бы беловик второго тома действительно существовал, то именно этот беловик Гоголь и показал бы своему духовнику протоиерею Матфею Константиновскому. Между тем отец Матфей, отвечая после смерти Гоголя на настойчивые расспросы, неизменно подчеркивал, что получил на прочтение несколько тетрадей с набросками. Крайне сомнительна и версия аффекта: по свидетельству его слуги Семена, Гоголь вытаскивал из портфеля бумаги и отбирал, что сжечь, а что оставить. Когда видел, что они плохо горят в печи, то ворошил их кочергой. Вряд ли это сочетается с состоянием аффекта. Ну а уж насчет страха перед жандармами за революционное содержание — это просто смешно. Гоголь множеству людей читал вслух главы из второго тома, эти люди оставили свои воспоминания, и ни о какой перемене гоголевских взглядов никто и словом не заикнулся.
Вторая версия: беловика не было, но все запланированные главы были написаны, и именно этот черновой полный вариант Гоголь и сжег. Версия имеет право на существование, но тут возникает вопрос: как же так получилось, что Гоголь никому не читал эти недостающие главы? Известно по воспоминаниям современников, что всего он читал разным людям семь глав. Из которых до нас дошло пять, да и то в неоконченном виде. Зная характер Гоголя, зная, как важен был ему читательский отклик, странно предположить, что часть уже написанных глав он скрывал от всех своих друзей, в том числе и от духовника.
И, наконец, третья версия, представляющаяся мне наиболее достоверной:
НИКАКОГО ПОЛНОГО ВАРИАНТА ВТОРОГО ТОМА — НИ ЧЕРНОВОГО, НИ ТЕМ БОЛЕЕ БЕЛОВОГО — ВООБЩЕ НЕ БЫЛО. ГОГОЛЬ СЖЕГ ТЕ ГЛАВЫ, КОТОРЫЕ ЧИТАЛ БЛИЗКИМ ЛЮДЯМ, НО КОТОРЫМИ ОСТАЛСЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕН.
Также он, вероятно, сжег какие-то наброски, какие-то письма — словом, всё, что категорически не хотел оставлять потомкам. Между прочим, свое неотправленное письмо Белинскому он, хоть и разорвал, но не сжег. А дошедшие до нас пять глав — они именно из того портфеля, откуда Гоголь в ночь на 12 февраля вынимал бумаги, предназначенные к сожжению. Как видите, эти главы он не посчитал нужным сжигать.
Кстати, уже само по себе наличие оставшихся глав косвенно говорит о том, что никакого беловика не было. Потому что если бы Гоголь — не важно даже, из каких соображений! — решил полностью уничтожить свой 17-летний труд, то сжег бы всё. И беловик, и все черновики. Но бóльшая часть черновиков осталась!
— В 2009 году пресса писала о сенсационной находке: якобы американский миллионер российского происхождения Тимур Абдуллаев приобрел на аукционе рукопись, которая представляет собой полную версию второго тома «Мертвых душ». Потом ажиотаж схлынул. Что там на самом деле было? Фальшивка?
— Нет, это не фальшивка, однако вовсе не полный текст второго тома, а переписанные разными почерками пять сохранившихся глав. Эти главы впервые были опубликованы в 1855 году, но еще раньше друг и душеприказчик Гоголя Степан Петрович Шевырёв, занимавшийся разбором его рукописей, позволял почитателям Гоголя снимать копии с еще не обнародованных сочинений, оставшихся после его смерти. Так возникли многочисленные списки уцелевших глав второго тома. Характерно, что все эти списки хоть немножко, да отличаются друг от друга, потому что переписчики допускали ошибки, а порой и намеренно делали какие-то правки.
— Можно ли на основании сохранившихся глав второго тома и различных свидетельств современников реконструировать содержание и посыл второго тома «Мертвых душ»?
— Традиционно считается, будто Гоголь сжег главы второго тома оттого, что был не удовлетворен их художественным качеством. На мой взгляд, это мнение ошибочно. Во-первых, нельзя об уровне текста судить по черновикам. Мы же Пушкина, к примеру, не по черновикам оцениваем. Во-вторых, многие, кому Гоголь читал главы второго тома «Мертвых душ», отмечали очень высокий художественный уровень. Скажем, Сергей Аксаков был поражен услышанным, он говорил: «Я понял, что Гоголь справился с той громадной задачей, которую он перед собой поставил». Если мало свидетельства Аксакова — вот свидетельство, так сказать, из другого лагеря. Николай Гаврилович Чернышевский, прочитав в 1855 году опубликованные главы второго тома, говорил, что речь генерал-губернатора в пятой главе — это лучшее из всего, что написал Гоголь. Так что с литературным качеством там все было в порядке.
Но замечу, что если первый том — это поэма (о чем мы уже говорили), то второй (по крайней мере, в черновом варианте) ближе к классическому русскому роману второй половины XIX века, и герои его — по сути, прообразы более поздних героев русской литературы. Например, Костанжогло, этот положительный рационалист — будущий Штольц, Тентетников — будущий Обломов.
Когда Гоголя спрашивали, чем герои второго тома будут отличаться от героев первого, он отвечал: они будут значительнее. То есть глубже в плане психологическом. Все-таки герои первого тома немножко схематичны, иллюстративны, а здесь Гоголь от иллюстративности отходит.
Например, когда Чичиков сидит в тюрьме и к нему приходит откупщик Муразов, влиятельный, могущественный в губернском масштабе человек, Чичиков бросается к нему с мольбой о помощи: спасите, все забрали у меня, и шкатулочку, и деньги, и документы! А Муразов ему говорит: «Эх, Павел Иванович, Павел Иванович, как вас имущество закабалило! Подумайте о душе!» И Чичиков отвечает гениально: «Подумаю и о душе, но спасите!» То есть он уже вроде готов измениться, готов покаяться — но все-таки остается самим собой. Примерно о том же тонком духовном моменте писал в своей «Исповеди» блаженный Августин: о том, как в юности молил Господа спасти его... но не сегодня, а завтра (то есть чтобы еще немножечко погрешить).
— А что известно о замысле третьего тома?
— О нем у Гоголя есть упоминание в «Выбранных местах из переписки с друзьями», где он пишет: «О, что скажет мой Плюшкин, если доберусь до третьего тома!» По некоторым реконструкциям, Плюшкин, самый последний в галерее помещиков, у которого душа уже практически полностью омертвела, должен был духовно возродиться и отправиться в странствия, собирать деньги на храм, и дойти до Сибири, где встретиться с Чичиковым. А Чичиков оказался бы в Сибири по делу, связанному с политическим заговором (тут, конечно, аллюзия на дело петрашевцев в 1849 году). То есть речь о том, что любой человек имеет реальный шанс покаяться, пока жив. Надо только захотеть.
Между прочим, есть в бумагах Гоголя набросок, который чаще всего относят ко второму тому, но мне и моему ученику, а ныне коллеге, доктору филологических наук Игорю Виноградову кажется, что это набросок к окончанию третьего тома. «Зачем же ты не вспомнил обо Мне, что Я у тебя есть? Что у тебя не только земной помещик, но есть и небесный Помещик!» То есть это слова Бога, и тут мы имеем дело с традиционным риторическим приемом христианской словесности — когда священник на проповеди или духовный писатель в своих сочинениях говорит от лица Бога.
Ключ от тайны
— Как восприняли современники Гоголя первый том «Мертвых душ»? Была ли критика?
— Вообще полемика вокруг «Мертвых душ» была бурная, спорили и о художественном методе (например, считать ли поэму русской «Одиссеей»), и о смысле. Были люди, которые обвинили Гоголя в очернительстве русской жизни. Например, писатель и журналист Николай Полевой (1796–1846), издатель журналов «Московский телеграф» и «Русский вестник». Также упрекал Гоголя в карикатурном изображении России писатель и редактор Осип Сенковский (1800–1858), основатель первого массового толстого литературного журнала «Библиотека для чтения». У Сенковского, кстати, были и эстетические претензии к языку поэмы, простонародные выражения представлялись ему чем-то грязным, сальным, «не для дам».
То есть люди это были, скажем так, не маргинальные. Они считали, что Гоголь поступил не патриотично, что истинный патриот не должен выносить на всеобщее обозрение язвы своей страны.
Гоголь же по поводу негодующих патриотов язвительно замечал, что «сидят все по углам, а как выйдет книга, где показываются недостатки наши, они выбегают из углов». А еще он писал: «Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков, и не то, что им приписывается, есть предмет “Мертвых душ”. Это пока еще тайна, которая должна раскрыться в последующих томах. Повторяю вам, что это тайна, и ключ от нее в душе одного только автора».
— В чем для нас, людей XXI века, может быть урок «Мертвых душ»? Не устарели ли они в контексте современной жизни, современных проблем?
— Как может устареть книга, говорящая об устройстве человеческой души? В 11-й главе первого тома автор обращается к читателям: «А кто из вас, полный христианского смирения, не устремит на себя взгляд и не скажет: нет ли во мне частички Чичикова?»
ЧЕМ МЫ В ЭТОМ ОТНОШЕНИИ ОТЛИЧАЕМСЯ ОТ ПЕРВЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ «МЕРТВЫХ ДУШ»? НАМ СВОЙСТВЕННЫ ТЕ ЖЕ САМЫЕ ГРЕХИ, СЛАБОСТИ, СТРАСТИ, ЧТО И ИХ ГЕРОЯМ. И ВОЗМОЖНОСТЬ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ НАМ ТОЧНО ТАК ЖЕ ОТКРЫТА, КАК И ИМ.
И призыв Гоголя в предсмертной записке: «Будьте не мертвыми, но живыми душами» адресован и людям 1852 года, и людям 2017-го, и людям 2817-го.
И это можно сказать не только о людях. Так ли уж сильно изменился за без малого двести лет характер нашего народа, его менталитет? Разве не видим мы в жизни героев «Мертвых душ» примет нашей сегодняшней жизни? Разве не стоит перед нами та же задача, которую ставил себе Гоголь: понять назначение России в мире, то есть Промысл Божий о ней, и понять, что сделать, чтобы этому Промыслу соответствовать?
Тургенев писал после смерти Гоголя Полине Виардо: «Для нас он был не просто писатель. Он открыл нам нас самих». И это верно для любого времени. В каком бы году читатель ни открывал книги, подобные «Мертвым душам», они становятся для него зеркалом, позволяющим увидеть себя настоящего.
Беседовал Виталий Каплан
Рисунки Наталии Кондратовой
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.
«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви. В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».
Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!
