«Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего.
Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих»

(Псалтирь 118:18-19)

Август 2016. ТРУДНЫЙ СЫН. Ребенок в переходном возрасте: как пережить катастрофу

Представляем версию православного журнала «ФОМА» для электронных книг. Номер издан с сокращениями.

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА
  • Эдуард Бояков: «Зачем нам гаджеты, если мы потеряли молитву?»
ВОПРОС НОМЕРА
  • Константин Ольховой. Что делать, если любимый человек оказался во власти зависимости?
  • Елена Рыдалевская. Помощь зависимому: пошаговое руководство
  • Протоиерей Андрей Лоргус. Зависимость. Взгляд священника
ВЕРА
  • Тихон Сысоев. Серафим Саровский. Трудности канонизации
  • Тихон Сысоев. Как сбылось пророчество преподобного Серафима
  • Патриарх Кирилл. Сила святости
ЛЮДИ
  • Александр Ткаченко. Трудности перехода
  • Юлия Шутова. Простое сложное спасибо
КУЛЬТУРА
  • Владимир Воропаев. Гоголь и Белинский
  • Виталий Каплан. Книга пахнет самоваром
Журнал "Фома", №160

Представляем версию 160-го номера православного журнала "ФОМА" для электронных книг и программ чтения книг в форматах ePUB и FB2 на мобильных устройствах. 



Номер издан с сокращениями.



ВНИМАНИЕ! Полный выпуск этого номера доступен в приложении Журнал "ФОМА" в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить его оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание.



ИД "ФОМА" 

2016 г.

(С)






ЭДУАРД БОЯКОВ, РЕЖИССЕР, ПРОДЮСЕР, ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА: 

«ЗАЧЕМ НАМ ГАДЖЕТЫ, ЕСЛИ МЫ ПОТЕРЯЛИ МОЛИТВУ?!»



РАЗГОВОР О ТОМ, ЧТО СИЛЬНЕЕ ВСЯКОГО АВАНГАРДА



Его имя ассоциируется с самыми модными и радикальными культурными проектами, и вместе с тем он уверен, что нет ничего радикальнее, чем религия. Его путь к православию был долгим и непростым, а теперь всю свою жизнь — от семейного завтрака до постов в социальных сетях — он старается выстроить вокруг Церкви. Наш разговор с Эдуардом Бояковым и отрывки его записей из «Фейсбука».




СПРАВКА



Эдуард Бояков

Родился в 1964 году в городе Кизилюрте Дагестанской АССР. окончил факультет журналистики Воронежского государственного университета. В этом же вузе в течение двух лет преподавал текстологию, параллельно работая заведующим литературной частью Воронежского театра юного зрителя. В 1992 году переехал в Москву. Здесь окончил Московскую международную школу бизнеса и Российскую экономическую академию имени Плеханова. В 1995 году становится директором фестиваля «Золотая маска», а в 2002-м учреждает фестиваль современной пьесы «Новая драма». Несколько лет был художественным руководителем московского театра «Практика». Создал международный фестиваль театра для детей «Большая перемена», а также благотворительный проект «Арт-Стройка», объединяющий российских художников, которые откликнулись на предложение Эдуарда Боякова и театра «Практика» помочь воспитанникам детских домов. Продюсер и постановщик драматических и музыкальных спектаклей в Мариинском театре, Большом театре, МХТ, Центре Мейерхольда, в России и за рубежом.




ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * * 

Эдуард Бояков:

...Пару дней назад получаю я от товарища, коллеги, письмо с такими словами. Надеюсь, не обидится, что без спроса цитирую (письмо вообще-то по работе)...

«Семь лет назад я считала, что необходимо показать зрителю и лицо, и изнанку — пусть встряхнется в лейденской банке, пусть выдохнет и вдохнет. А сейчас я уверена: мусору место на помойке, грешнику место — на исповеди. И стало действительно легко дышать.  

Оказалось: с древнейших времен не было ничего более радикального, чем икона, более непримиримого, чем ритуал, более трудного, чем молитва. Там есть все, но рай и ад ни при каких обстоятельствах не меняются местами...»

Да, согласен. Я прошел похожий путь. И счастлив сейчас...


* * *



«15 лет, чтобы понять и ужаснуться»



Эдуард, по характеру Ваших высказываний в прессе, записей в «Фейсбуке» видно, что за последние несколько лет в Ваших взглядах на многие вещи — на страну, на Церковь, на себя самого — произошли серьезные перемены. А какой путь надо было пройти, чтобы в «Фейсбуке» у такого суперсовременного человека, как Эдуард Бояков, появились размышления о том, что многие в «продвинутой тусовке» считают сегодня архаичным, — о религии?

Путь долгий и непростой. Я вырос в Советском Союзе, мое воспитание было комсомольско-атеистическим, другое дело, что в коммунизм, в материализм я никогда не верил. Ущербность материализма я осознал в армии: я служил в горах, постоянно видел вокруг себя невероятной красоты природу, небо — и не мог не ощущать, что в мире есть что-то, что выше и больше нас. Меня захватил вопрос, что же или Кто же это. И получается, что я искал ответ на него всю сознательную жизнь. Точнее — бессознательную. Потому что пока не найдешь ответа на этот, главный вопрос, смысла в других вопросах и поступках нет. Я долго пытался найти Бога через свое служение театру, музыке. Я был очень этим увлечен, я отдавал себя этому полностью и думал, что смогу найти, что ищу, находясь в пространстве художественной жизни. Ведь в искусстве постоянно совершается поиск истины, в искусстве случаются откровения. Но могу ли я сказать, что я нашел Бога через искусство? Вряд ли. Искусство может помочь, не более. По-настоящему заменить религию оно не в состоянии. Вы назвали меня суперсовременным, и я не буду кокетничать и говорить: ну что вы, что вы. Я действительно работал с лучшими художниками нашего времени, с лучшими режиссерами, драматургами, дирижерами, композиторами, оркестрами, я видел все крупнейшие фестивали мира и хорошо знаю, как они устроены и снаружи, и изнутри. Я много сил положил на то, чтобы сегодняшнее искусство в России не теряло связи с реальной жизнью, с современным языком. Язык искусства, технологии, форма меняются вместе с жизнью. Поэтому в свое время идеи, продюсерские модели, темы, которые использовали мы с коллегами, были революционными. Они открывали в искусстве что-то новое, они были реакцией на происходящее вокруг. Конечно, мы должны следовать нашим традициям, это наша правая рука. Но должна быть и другая рука — рука действия. Для этого и надо быть современным, авангард ным, активным. Но в какой-то момент авангардизм оказался для меня исчерпанным. Я понял, что авангардизм современного художника — эгоиста, невротика, который бесконечно режет вены, принимает наркотики и при этом пишет гениальные песни, как многие из рок-идолов, — сам по себе никуда нас не приведет.

В 90-е годы я, конечно, верил — если не свято, то сильно — в западную идеологию, в те возможности, которые дают либеральная экономика, свобода, доступность. Но к концу 90-х мне стало ясно, что эта свобода — фальшивая. Я начал видеть исчерпанность потребительской модели поведения, построенной на постоянном стремлении что-то тебе продать, впихнуть. Я начал видеть одиночество западного человека и прежде всего — свое собственное одиночество как человека, впитавшего в себя эти ценности. И постепенно пришло осознание (к фразе моей коллеги ничего и не прибавишь): «С древнейших времен не было ничего более радикального, чем икона, более непримиримого, чем ритуал, более трудного, чем молитва». Да, обращение к христианской традиции требует серьезных сил, и душевных, и физических. Это гораздо радикальнее, чем создание или использование каких-нибудь новых приложений для гаджетов, которых раньше не было. Зачем нам гаджеты, если мы потеряли молитву?! И какое счастье, что в то время, когда я занимался поиском нового, авангардного языка в современном искусстве, были люди, которые продолжали молиться. В Псково-Печерском монастыре, на Валааме, в Оптиной пустыни.



Я знаю, что большое влияние на Ваш приход к православию оказало путешествие на Восток, в страны с другим вероисповеданием. почему так? 

В то время, в 90-е годы, я серьезно погрузился в бизнес, стал генеральным менеджером крупной международной компании, оказался на Востоке — в Сингапуре, в Индии. И Восток поразил меня прежде всего своей любовью к традициям, приверженностью людей к семье. Я увидел то, чего был лишен сам, потому что рос в семье без отца. Я увидел то, чего лишена была вся наша страна, ведь то, что происходило в России в XX веке с семьей, можно назвать катастрофой. Очень многие из нас, несколько поколений, воспитывались без главы семейства. У кого-то мужья, отцы, деды погибли на войне и в лагерях. В 70-80-е годы статистика разводов стала ужасной. Семья разрушалась как институт. Что уж говорить о том, насколько слаба сегодня наша связь с двоюродными, троюродными сестрами, братьями, дядями, племянниками. А ведь это важно! Потому что с мамой, папой, бабушкой, дедушкой ты еще хоть как-то разберешься в надежде на то, что они отпишут тебе свою квартиру, и за это ты будешь им, стареньким, возить кефир. Но это не большая семья, не род. А вот когда ты знаешь, в какой институт поступает твой племянник, за кого выходит замуж твоя троюродная сестра — тогда возникает ощущение большой, настоящей семьи. В этом смысле наш народ выглядит очень слабым, это большая трагедия нашей культуры. Необходимо возрождение. На Востоке мне довелось общаться с очень богатыми людьми, которые были совершенно лишены европейской суетливости и невротичности. Они одинаково спокойно чувствовали себя и в офисе, и на улицах восточного города, и на базаре, и в кругу своих огромных семей. Довелось видеть, как они умеют радоваться религиозным праздникам, как к ним готовятся, как умеют угощать. Я не был посвящен ни в одну восточную традицию, но я уделял много внимания и исламу, и буддизму, и индийским философским системам. И я счастлив, что это было в моей жизни. Но часто бывает, что самого близкого, самого дорогого, самого естественного ты не замечаешь. И только совершив вот такое огромное путешествие — в современное искусство, в большие культурные проекты, в страны с прочным религиозным и семейным укладом, я начал осознавать, что все это время главные жизненные ценности я обходил стороной. И только после этого путешествия и во многом благодаря ему начался мой путь к христианству, к православию. Ведь какой прекрасной бы ни была индийская религия — это религия, которая не даст тебе связи с землей, с предками, с языком.



Вы помните, когда впервые прочитали Евангелие? 

Можно сказать, что в моей жизни было три этапа. Первый — очень поверхностный, когда Евангелие воспринималось как литературный текст. Надо ведь было знать, о чем идет речь, когда смотришь рок-оперу Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос — суперзвезда», читаешь книгу Достоевского, Умберто Эко или готовишь спектакль. Уже тогда, в 90-е, на вопрос о вере я мог сказать, что я христианин, ведь в детстве был крещен. Изредка заходил в храм, ставил свечку. Но скорее это было похоже на экскурсию в музей, на игру. А десять лет назад, после того, как мне исполнилось сорок, в жизни начали происходить более острые события, трагически погиб брат, у меня случился серьезный духовный кризис. Я вдруг осознал ужас того, с чем спокойно жил многие годы. Осознал, сколько боли причинял другим. Сколько во мне было и остается эгоизма. Осознал, что 15 лет не общался с отцом. Это была даже не обида: просто родители разошлись — и наши с ним пути разошлись тоже. Сейчас мне об этом сложно говорить, потому что в голове не помещается, как так можно, — но я так жил. Тогда-то и началось осознанное чтение Евангелия и серьезный пересмотр своей жизни. Но это тоже был только этап. Начало процесса. Только пять лет назад, встретившись с моей женой, решив венчаться, я осознал, что поиск закончен. Начинается новая жизнь.


ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * *

Эдуард Бояков:

...Пришло время собирать себя. Бескомпромиссно. Нам — безотцовщинам, нытикам, эгоцентрикам. Нам — нескольким поколениям, которые помешаны на удовольствиях. Нам — людям, которые не способны толком служить никому и ничему.

Пришло время нам — начинать с себя. Каяться. Разбираться с собой, с собственной грязью. Только эта работа даст нам шанс оказаться достойными тех, кто воевал и жертвовал собой во время Великой Отечественной войны...



 * * *

Убить в себе невротика



Многие люди, приходящие к вере сознательно, будучи взрослыми, признаются, что очень сложно вдруг взять и измениться. Как Вы переживали этот «переходный возраст»? 

Может быть, это прозвучит громко, но мне было очень… больно. Я все-таки был уже взрослым человеком — и переходить в этот совершенно новый мир, где ты должен отвечать за все, что наворотил к своим сорока с лишним годам, мне было тяжело. Ну невозможно с таким большим жизненным багажом вдруг взять и полностью измениться. Ты чувствуешь, что хочешь этого — но у тебя не получается. Не получается сразу стать предельно честным и ответственным, начать исправно молиться, поститься и каяться. Не получается сразу понять, что процесс покаяния — это не пытка, не мучение, а возможность посмотреть внутрь себя, и глубина погружения определяется тем, насколько ты можешь быть честным с самим собой. И я бы, конечно, очень хотел, чтобы мои дети, мои близкие, если и переживали подобные трансформации, то не в 40 лет, а все-таки раньше. И чтобы этот переходный возраст был преодолен как можно быстрее и они скорее ощутили счастье от пребывания в Церкви, скорее оказались в пространстве простоты, гармонии и спокойствия, которые она дает.



Ваша жизнь после прихода в Церковь меняется? 

Главное, что происходит сейчас со мной, — это попытка изменить свой угол зрения. Я всегда ощущал себя западным человеком и во многом до сих пор им остаюсь. Мне кажется, большая проблема большинства западных людей — невротичное ощущение жизни. Мы постоянно суетимся, боимся чтото не купить, что-то не успеть, не увидеть, не прочитать. Мы вечно беспокоимся оттого, что мы одни, что мы одиноки. И при этом зациклены на самих себе. Когда я организовывал театр «Практика», в тексте первого буклета я привел цитату Сартра, самого известного философа-экзистенциалиста XX века: «Ад — это другие». Вот это исчерпывающая модель современного западного человека: ад — это другие. А христианство говорит: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22:39)… И это фраза, которая переворачивает всю жизнь. Надо выбрать одну из этих формул. А мы, типа культурные люди, стараемся и с тем, и с другим жить, сопереживать Сартру, сочувствовать ему…. Жена и близкие говорят, что я сильно изменился. Но я, конечно, не скажу, что вы ведете разговор с просветленным человеком, который все свои вопросы решил и сидит здесь перед вами, испытывает благодать, а потом пойдет сочинять прекрасные волшебные гимны. Конечно нет. Постоянно ловишь себя на раздражительности, постоянно срываешься, искушаешься гордыней, не выдерживаешь даже самых простых обетов, которые ты дал Богу.

Но все-таки что-то меняется. Церковь, молитва лечат этот невроз. Он уходит. Сегодня, независимо от того, получился у меня спектакль или нет, поссорился ли я с коллегами, хорошо ли себя чувствую физически, я знаю, что я не один в этом мире, что я не одинок в своей вере. И я спокоен. Воцерковление оказывает влияние на все: ты заново читаешь классику и многое воспринимаешь в ней совершенно по-другому; ты выбираешь новые книги и фильмы, с которыми будешь знакомить ребенка; определенные маршруты для путешествий и для отпуска. Я не мыслю своей жизни без Церкви, без службы, без причастия. Это счастье для меня.



Какое путешествие является для Вас наиболее важным? Куда едете, чтобы «ожить»? 

Для меня это Оптина пустынь. Мне посчастливилось некоторое время провести внутри Иоанно-Предтеченского скита: это невероятное место. Очень сложно рассказать о том, что там со мной происходило: я понимаю свою неопытность и боюсь своими рассказами кого-то искусить. Но могу сказать совершенно точно: я был во многих местах мира, которые считаются священными, и никогда в жизни не ощущал того, что ощутил в Оптиной. Кто имеет подобный опыт, тот поймет, о чем я говорю Я любому товарищу, будь он пенсионер, студент или 16-летний парень, советую по ехать в монастырь хотя бы на месяц. При желании любой человек найдет один месяц, чтобы попроситься в монастырь, пожить с братией, поработать на кухне, в свечном производстве, на ферме. Это то, что останется с тобой на всю жизнь. Недавно сын моего товарища, музыканта Александра Скляра, побывал на Соловках — и я вижу, как сказывается на молодом человеке место такой силы.


ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * *

Эдуард Бояков:

Последние годы встречали Пасху по очереди — в Москве, под Геленджиком у отца, в Воронеже, опять в Москве, дома, на Патриарших. И вот вчера первый раз случилось то, про что мы с женой можем сказать — в нашем храме. Какой у нас приход! Какое счастье! Сколько красоты было на службе! Сколько глубины. Как звучали слова на греческом, латыни, французском, английском... Как храм дышал и радовался, когда священники буквально пробегали с кадилом по периметру! А как люди тянулись руками к подаркам, которые отец Алексей разбрасывал... Мне досталось — о счастье — яйцо! Поймал! Сегодня разделили его на три части за семейным завтраком. Любимая светится. Сын тоже чувствует праздник. Христос Воскресе!...



* * *



Мой духовник




Вы сказали, что Вам сложно было прийти к вере. А был ли кто-то, кто помогал Вам на этом пути?

Есть журналистка Этери Чаландзия, которая делала со мной несколько больших интервью для «Российской газеты» и журнала «Искусство кино». И мы с ней все время, смеясь, говорили, что наших бесед хватило бы на целую книгу. Умеет она повернуть разговор в правильную сторону: хоть мы и не дружили близко, но когда встречались, могли долго-долго разговаривать по душам — и за это время у нас сложились теплые отношения. Поэтому, когда я вдруг увидел книгу под названием «Человек и Церковь. Путь свободы и любви», которую Этери написала вместе со священником Алексеем Уминским, я, конечно, захотел ее прочитать. Я открываю книгу и вижу глубокие рассуждения отца Алексея о писателях Викторе Пелевине, Владимире Сорокине. Это меня так поразило! С Пелевиным я несколько раз общался и, естественно, высоко ценил его как писателя. Сорокин для меня вообще был тогда очень близким человеком: вместе работали, часто бывали друг у друга в гостях, дружили домами, что называется. 

И когда я читал размышления священника о современных писателях, о важных для меня людях — вот тогда для меня противоречие между моим творчеством и моим духовным поиском разрешилось, круг замкнулся. А раньше это шло независимо, параллельно. Так я оказался в храме у отца Алексея и стал его духовным чадом. Это невероятный человек, который создает вокруг себя удивительную атмосферу. Начиная с того, что у нас потрясающий приход, что прихожане выращивают огромные тыквы во дворе храма (и это в самом центре Москвы!), устраивают разные фестивали, заканчивая поэтическими вечерами, которые отец Алексей иногда устраивает в мастерских художников или у меня дома, приглашая самых разных современных поэтов.


ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * *

Эдуард Бояков:

...Сегодня я не просто радовался. Не просто переживал. Я осознавал в какой стране живу. Получал, впитывал информацию о сотнях, тысячах людей. 700 тысяч человек прошли по Тверской (с акцией «Бессмертный полк» 9 мая 2016 года. — Прим. ред.)!

Большинство этих людей не ходят в театр «Практика» или на концерты курентзиса. Раньше подобный показатель был для меня очень важен. Условно, утрированно говоря, я выбирал друзей и близких по этому показателю. То, что происходит последние три года, меняет не только страну, меняет конкретных людей, лично меня меняет. Сильно. Я понимаю сегодня, что не только близостью к современной эстетике меряется человек. Я понимаю — увы, лучше поздно, чем никогда, — что нет ничего важнее почитания предков, традиций, земли. Не просто почитание традиции, а соответствие ей, пребывание внутри национального мифа. Что совсем не значит отсутствия свободы, кстати. Но традиция — главное. Вера — главное...



* * *



«Не только близостью к современной эстетике меряется человек»




Какие события, какие перемены Вы имеете в виду? 

Так удивительно сложилось, что серьезнейшие мировоззренческие изменения, которые происходили внутри меня, совпали и с политическими событиями последних лет — и тоже круто изменили мои взгляды. Я часто слышу о том, что политика и ситуация в стране не важны и никак не влияют на внутренний мир. Я в этом вижу кокетство современного человека, попытку показать свою независимость. Не так давно я и сам всячески пытался показать свою обособленность. А теперь воспринимаю себя как иллюстрацию зависимости от государства. Потому что мы, конечно, все зависим от той атмосферы, которая царит в нашей стране, в социальной сфере. И это совсем не повод смущаться и переживать, обвинять себя в легковесности. Ничего подобного. Человек обязан меняться. Есть опыт великих мыслителей от Августина до Константина Леонтьева, великих художников от Гоголя до Бродского, которые дают нам очень серьезные примеры трансформации взглядов. И конечно, текущие политические события могут дать повод для этих трансформаций. Это может быть война, это может быть революция — все, что угодно. Поводом для моей трансформации стали события на Украине и присоединение Крыма. Я не политик и не эксперт и не могу отследить все, что произошло со страной и со мной тоже. Но произошло что-то очень важное и очень серьезное. Для многих это болезненная тема, и я не хотел бы сейчас лезть в нее глубоко. Но меня волнует то, что происходит в Крыму, меня волнует то, что происходит в Донецке. Я был там недавно и видел, как в 15 часов там играется оперный или балетный спектакль, а в 23 часа наступает комендантский час. Вы представляете, каково это?... Мне кажется, что сейчас для нас самое важное — снова почувствовать единение, почувствовать связь, преемственность с нашими родителями, с нашей историей. Взять на себя ответственность за то, что происходит сейчас, и за то, что уже произошло. А произошло как плохое, так и хорошее. Если мы только ругаем Ельцина и Горбачева за то, что они разрушили Советский Союз и внедрили систему западной либеральной экономики, — мы очень многое упускаем из виду. Потому что именно тогда страна и люди стали экономически свободными, у нас появилась возможность путешествовать за границу, покупать в магазине то, что мы хотим, пользоваться вполне сравнимым с европейским транспортом — и прочее. Именно тогда наша страна стала разворачиваться от воинствующей атеистической идеологии, именно тогда мы стали восстанавливать церкви и у нас появилась возможность быть верующими открыто.


ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * *

Эдуард Бояков:

Сегодня день тезоименитсва его Святейшества Патриарха Кирилла. (Именины, по-светски.) Большая честь и счастье поздравить его. Подарил графику — старый рисунок св. вмцц. Варвары с собора в Казани. Мощи св. Варвары — в Киеве. Будем молиться о единстве нашей Церкви и крепости веры.

Говорил Патриарх очень сильно, не просто благодарил за поздравления гостей (не буду перечислять послов, чиновников и творческих людей), а говорил об Отечестве. О том, что даже если Господь не услышит наших молитв о России, то он видел огромные жертвы, которые понес наш народ. А значит Господь не оставит Россию. Это я схематично передаю.    

А Патриарх очень эмоционально сказал. Многая лета ему!



* * *



«Давайте поможем философам!»




Как современная творческая тусовка, в которой Вы находитесь, воспринимает перемены, которые с Вами произошли? 

Мне больно об этом говорить, потому что со многими людьми, с которыми меня связывали близкие отношения, я сейчас перестал общаться — именно из-за их невероятно агрессивного отношения к Церкви и из-за наших политических разногласий. Вера в московской богемной среде — практически табуированная тема. Недавно кто-то написал в «Фейсбуке» про такой парадокс в современном обществе считается плохим тоном говорить о таких интимных вещах, как религия, и хорошим тоном — о таких, как сексуальная жизнь. Вот сексуальными подробностями мы можем делиться, а наши отношения с Богом — это наше личное дело. Это, конечно, страшная глупость и зло, это нужно преодолевать. Но, слава Богу, в творческой среде много и таких людей, с которыми меня связывает не только общая театральная практика, но и более глубокие отношения. Например, в этом году мне довелось делать пасхальный концерт хора Сретенского монастыря в «Крокус Сити Холле», и с нами в команде работала куратор арт-проектов, искусствовед, историк Юлиана Бачманова. Уже через несколько дней после концерта мы с Юлианой работали над огромным проектом «Кавказские пленники» в Олимпийской деревне в Сочи, посвященном истории и культуре Кавказа. Юлиана или драматурги Володя Забалуев, Алексей Зензинов —это люди, с которыми ты можешь обсудить, к примеру, визит Путина на Афон не в формате светского трепа, а в совершенно другом тоне. Мы вместе думаем об этом, рассуждаем, ищем ответы, пытаемся понять, что это значит для страны, для православного мира, для Европы.



Недавно в одном из интервью Вам пришлось объяснять журналисту, что воинственность современной Церкви — стереотип ложный… 

С рассуждениями о воинственности Церкви я сталкиваюсь постоянно. Хотя совершенно очевидно, что воинственным является сознание современного либерального человека, ориентированного на западные ценности. Возмутительно воинственным, абсолютно некорректным и блокирующим любую попытку диалога.



А с какими еще непониманиями Вы сталкиваетесь? Что приходится объяснять о Церкви? 

Часто приходится объяснять, какую важную роль религия играла и играет в куль туре и в нашей жизни. Этого многие сегодня не хотят замечать. Многие родители с радостью разрешат своим детям изучать древнегреческие, шаманские, африканские, тибетские мифы, но если это будет что-то, связанное с православием, они сразу скажут: что за мракобесие вы устраиваете, Церковь должна быть отделена от государства — и прочее, прочее. Оставим за скобками то, что Церковь у нас и так по закону отделена от государства. Но это же не значит, что ее можно отделить от культуры, от ценностей. У меня внутри все время крутится мысль: как вообще можно ополчаться на Церковь после того, что власть в XX веке сделала с храмами и монастырями. И нельзя сказать: это была другая власть, мы здесь ни при чем. Это наше общее дело, это наш грех. Нынешняя власть не может не исправлять теперь тех ошибок. Да и каждый предприниматель, каждый прихожанин должен вносить свой посильный вклад. На самом деле это государству нужна Церковь, а Церковь может обойтись и без него. Но тогда мы получим государство, лишенное духовности, а это страшно. Культуре нужна Церковь, нужны люди с религиозным опытом. Тогда люди, связанные с искусством, будут создавать поистине важные и вечные произведения. Очень глупо этого не замечать и отдавать все на откуп голливудским стандартам, где в центре внимания только ты и твои удовольствия. Давайте представим, что мы эту духовность построим без Церкви, как это пытались сделать философы XX века. Что мы получим? Вы можете назвать хоть одного крупного философа XX века, который был бы просто радостным? Бодрийяр, Ясперс, Хайдеггер, Сартр? Что стоит за их страшной болью, что стоит за сумасшествием Ницше, откуда оно взялось? Не от проклятий ли, которых было так много со времен известной фразы Вольтера о Церкви: «Раздавите гадину!»? Вот о чем мне хочется говорить, когда возникают разные споры о Церкви. На этом фоне особенно важен вопрос «что делать?». Я, как педагог, считаю, что сегодня многое должен Церкви. К сожалению, я не изучал Евангелие в школе. И я считаю, что ситуацию с нашим образованием, которое по сути продолжает быть атеистическим, надо менять. Мы обязаны объяснять своим ученикам — всем, включая невоцерковленных, сомневающихся, атеистов, — что все, что мы называем европейской культурой, было сделано в непосредственном взаимодействии с евангельскими темами. И даже когда художник — будь то Вольтер, футуристы или современные либеральные художники — подчеркивает свою независимость от религии, в его произведениях тема конфликта с религией обязательно проявится. Мы обязаны показывать, как много ценностей и смыслов дает религия, как много было открыто литературных, живописных, музыкальных приемов, о которых мы с уверенностью можем говорить как о Божьем даре. И получение этой совершенно объективной информации обязательно скажется на наших учениках.


ЗАПИСЬ ИЗ FACEBOOK



* * *

Эдуард Бояков:

Какое счастье просыпаться без будильника.

Какое счастье, когда сын замирает на плече на секунду перед уходом в садик.

Какое счастье молиться. Слышать колокола храма 17 века, который из окна виден.

Какое счастье завтракать с женой. Поздравлять друг друга с праздником. Собираться в храм...



* * *



Взять маму в отпуск




Обнять сына, позавтракать с женой: для Вас семейное счастье — в этой простоте? 

Для семейного счастья не надо придумывать никаких специальных традиций, узоров, молебнов. Все уже давно придумано. Обнимать маму — вот традиция. Не дарить ей какой-нибудь сертификат в фитнес-центр на день рождения, не вычитывать статью из гламурного журнала о десяти способах поздравить маму, а просто обнимать. Улыбаться вместе, вместе плакать. Держать за руку — даже если ты уже давно взрослый. Проводить вместе побольше времени. Радоваться, что она жива. Этого уже достаточно, а все остальное приложится. Потому что при таком отношении к матери ты, естественно, возьмешь ее с собой в отпуск. Ты, естественно, не будешь жить, как живет большинство современных людей в России и на Западе, не представляя свою жизнь под одной крышей с родителями, считая такую жизнь «настоящим адом»: вот она еще и разговаривает, а вот она кефир не тот покупает, а вот она цветы не так поливает… 

Жить вместе — вот традиция, и чем больше поколений живут под одной крышей, тем лучше. Очень распространенная привычка — связывать важные жизненные события с какимито драмами, конфликтами, с незаурядными событиями, что-то постоянно в своей жизни выискивать аварийное. Эта привычка никчемная: стабильность приравнивается к чему-то скучному и не замечается то, что представляет настоящую ценность. А настоящая ценность — в том, что происходит с нами каждый день, даже в чем-то внешне неприметном. Люди часто ищут слишком далеко. Мне и самому понадобилось очень много времени, чтобы осознать, что счастье — здесь: с этим храмом, с моим отцом, с мамой, с простыми семейными радостями, с моим делом. Счастье — в том, чтобы вместе путешествовать, готовить общую еду, ходить на службу, отмечать праздники. Когда ты со своей семьей, со своими детьми, со своей женой — лучше этого ничего и нет. Тогда и дело расцветает, и вдохновение приходит. 



Беседовала Дарья Баринова




 


ВОПРОС НОМЕРА 

ЖИЗНЬ С ЗАВИСИМЫМ: БЕЖАТЬ ИЛИ БОРОТЬСЯ?

Пора развязывать 





Письмо в редакцию



В моей жизни случилось то, о чем страшно даже говорить. Мы с мужем поженились, когда нам обоим было по 19 лет. Прошло всего три года — и за это время мой муж превратился в настоящего алкоголика. Он пил и раньше, но не так сильно, а потом ситуация стала ухудшаться с ужасной скоростью. Однажды дошло даже до белой горячки, и его забрали в больницу и пролечили. Но прошло не так много времени, и он снова запил. Тогда я с полугодовалой дочерью решила от него уйти. Но развестись с ним я не могу, потому что очень его люблю.



Я общалась с психологами. Они говорят, что мой муж — животное и что я должна с ним развестись. Родные и близкие тоже считают, что я должна скорее от него бежать, должна найти другого. Но это значит растоптать его! Он ведь живой человек, он же любит меня и дочку! Я даже подумать не могу о том, чтобы оставить ребенка бабушкам и пойти с кем-то знакомиться!

Сейчас мы с мужем видимся нечасто, всего один-два раза в месяц, когда он трезвый. Просто сидим вдвоем и плачем. Он просит помочь ему, но я даже не знаю чем. Чувствую, что мы должны прийти в храм, начать молиться, поститься, больше верить… Но всегда находится тысяча дел и оправданий, чтобы отложить молитву. Мне ужасно больно оттого, что мой муж сейчас живет наедине с бутылкой. Объясните пожалуйста, что мне делать.



Анастасия


Что делать, если любимый человек оказался во власти зависимости?




6 советов врача-психиатра, психотерапевта Константина Ольхового



 1. Оценить ситуацию на самом раннем этапе



Об этом уже поздно говорить девушке, написавшей письмо, но очень важно сказать всем молодым людям, читающим этот текст. Если человек, к которому вы испытываете чувства, уже в 19-летнем возрасте любит хорошо выпить — это серьезный сигнал об опасности. Я ни в коем случае не говорю, что надо скорее бежать от такого человека и ни за что не строить с ним совместное будущее, но все-таки еще до свадьбы надо обратить на это свое и его внимание и понять, готов ли он воспринимать это как проблему, или для него это совершенно нормальная ситуация.



В чем тут опасность? У большинства людей на раннем этапе химической зависимости наступает такое состояние, которое в психиатрии вообще и в наркологии в частности называется анозогнозия. С греческого это переводится так: a — отрицательная частица, nosos — болезнь, gnosis — знание. То есть анозогнозия — это отрицание человеком того, что он болен. Классический тестовый вопрос, который задается алкоголику: «Выпиваешь много?». Стандартный ответ: «Как все». Это значит: у меня все в порядке, я пью не больше, чем все, я могу бросить в любой момент, и я вовсе не алкоголик. Но это «как все» может быть и одной, и двумя бутылками водки в день. Но человек не признает, что он болен, что его психика, его организм уже настроены на постоянное потребление алкоголя и что на самом деле он уже не может не пить.

Поэтому если такой молодой человек считает свою манеру выпивать нормальной, прогнозы здесь не самые благоприятные, и вполне возможно, что либо он скоро скатится до алкоголизма, либо он уже алкоголик.



Алкоголизм — это проблема, на которую нельзя смотреть сквозь розовые очки. Но штука еще в том, что среди большинства людей, как верующих, так и не верующих, распространен так называемый синдром спасательства. Мы почему-то свято уверены, что, как только пьющий человек с нами познакомится и начнет общаться, он сразу перестанет пить. И важно понимать, что в действительности это далеко не так, и за романтическими представлениями шевелится суровая реальность.



2. Понять, готовы ли вы менять свою жизнь



Предположим, вы — рано или поздно — поняли, что ваш близкий человек оказался во власти химической зависимости. Что вы можете сделать дальше? Обратите внимание на слово «можете»: потому что здесь нет места никакому «должны». Я удивлен, что психологи, как пишет девушка, настаивают на том, что она должна бежать от своего мужа. Конечно, мы не владеем полной информацией и не знаем, каких психологов она имеет в виду — которые общались с ней или которые работали с ее мужем. Но поверьте, что ни один профессиональный психолог, психиатр или психотерапевт никогда не скажет: ты должен сделать так и только так, и это единственный выход. Мы не можем заставить своего пациента, обратившегося за помощью, сделать то, к чему он не готов. Есть только одна ситуация, в которой я твердо сказал бы разойтись: если муж представляет реальную физическую опасность для своей семьи. И заметьте, я сказал бы не развестись, а именно разойтись по разным территориям. А дальше смотреть по ситуации.

В остальных случаях говорить девушке, что она должна развестись, бесполезно. Ей нужно самой в себе разобраться (и это очень важный этап!) и ответить на многие вопросы.



Первое: готов ли мой муж двигаться в сторону выздоровления? Потому что, если зависимый человек самостоятельно не осознает, что болен и что ему нужна помощь, если он сам не захочет вылечиться, никто и ничто не сможет ему помочь, никакие препараты, никакие затаскивания в наркологические больницы. Мы можем молиться за человека, но мы не можем за него исповедоваться и причащаться. И здесь то же самое. Мы можем только помочь человеку, поддержать его, быть с ним рядом, но самое главное все равно зависит от него.



Второе: если муж хочет вылечиться — готова ли я помогать ему, бороться за него, а в случае чего терпеть неудачи и начинать все сначала? Готова ли к тому, что, возможно, у него не хватит силы воли, и он не сможет выпутаться из своей беды? Готова ли к жизни с алкоголиком — или стоит, пока не поздно, расстаться с ним?



Третье: готова ли я к такой жизни (о которой и говорит автор письма) — жить отдельно и видеться с мужем только один-два раза в месяц? Между прочим, мой профессиональный опыт показывает, что достаточно часто женщину устраивает такая система отношений — как бы цинично это ни звучало. Потому-то и важно задавать себе вопросы, понимать, готовы ли вы вообще что-то в своей жизни менять.



Четвертое: в случае, если ни к чему вышеописанному я не готова — способна ли я расстаться со своим мужем? Ведь в проблеме, которую мы обсуждаем, есть и другая сторона — созависимость, или по-другому — зависимость от человека с зависимостью. Об этом мы еще поговорим отдельно.

Если предельно честно ответить себе на эти и многие другие вопросы, если попытаться разложить все в своей голове по полочкам, станет понятно, как двигаться дальше. Не всегда получается сделать это самостоятельно, поэтому на данном этапе очень важно общаться с психологом и получать духовную поддержку от священника.



3. Подталкивать зависимого к осознанию своей болезни



Еще и еще раз обращу внимание на то, что помочь алкоголику можно только в том случае, когда он сам готов лечиться, обращаться за помощью и предпринимать активные действия в борьбе со своей зависимостью. Когда такого человека приводят за ручку жена, муж, дети, родители и говорят: «Я хочу, чтобы он бросил пить», — ситуация крайне неблагоприятная, потому что на самом деле в 9 из 10 таких случаев сам человек бросить пить не хочет. То есть он идет послушно, как маленький ребенок, а дальше в его голове сознательно или бессознательно проносится мысль: вот я, такой хороший, согласился, чтобы меня привели, лечите меня, но сам я ничего делать не буду. И никакое лечение здесь эффективным не будет. То есть человек должен прийти сам.



И главная задача близких людей — подталкивать алкоголика к тому, чтобы он сам признал свою болезнь. Убеждать, объяснять, что ему необходимо обратиться за помощью, настраивать его на борьбу с алкоголем.



Ни в коем случае не надо при этом унижать алкоголика, кричать, что он умер, что он конченый человек. Но с любовью и с вниманием нужно говорить ему, что у него болезнь и что справиться с ней он не сможет до тех пор, пока сам не поймет, что болен и что надо лечиться, надо обращаться за помощью.



Помощь эта должна быть самой разной. Химическая зависимость — штука тяжелая. Когда человек пытается бросить пить, он испытывает крайне неприятные, болезненные ощущения. И в большинстве случаев у него не хватает силы воли, чтобы справиться самостоятельно. Поэтому к борьбе с химической зависимостью нужен комплексный подход. Это та ситуация, когда нужна и фармакологическая, и психотерапевтическая, и духовная поддержка. Важно понимать, что лечение алкоголизма — это прежде всего не про физическую, а про психологическую зависимость от алкоголя. Употребление спиртного разрушает организм, и смерть алкоголика обычно наступает именно от последствий воздействия алкоголя. Но, чтобы побороть алкоголизм, недостаточно просто убрать физическую зависимость. Самое главное — избавиться от зависимого поведения, направить свое сознание на формирование здорового, трезвого образа жизни.

Чудес в лечении алкоголизма не бывает. В том смысле, что ни одного алкоголика нельзя вылечить, если он продолжает пить. Никакие слова психотерапевта или духовника не будут услышаны человеком в состоянии алкогольного опьянения. Как бы страшно для зависимого человека это ни звучало, первый шаг в борьбе с алкоголизмом — это полный отказ от алкоголя. Возможно, в первый раз он продержится один или два дня. Но в любом случае он должен прийти в состояние трезвости. И важная задача близких людей — приложить все усилия, чтобы человек сам захотел бросить пить.



4. Не потакать зависимому, а быть твердым в обращении с ним



Обращать зависимого человека к осознанию своего положения порой нужно достаточно жестко. Но я сейчас не о каких-нибудь провокациях или унижениях. По письму девушки видно, что она очень переживает за своего мужа. Но согласитесь, что встречаться один-два раза в месяц и плакать — дело бессмысленное. Чисто по-человечески алкоголика можно пожалеть, но только результата от этого никакого не будет. Поэтому очень важно научиться отделять любовь от потакания.



Давайте представим, что муж этой девушки завел любовницу, у которой он проводит 28 дней в месяц. Два раза в месяц он заходит к своей жене, и они вместе плачут и говорят друг другу о своей любви. А потом он опять уходит к своей любовнице. Что-то мне подсказывает, что мало какая женщина способна жить со своим мужем при таких условиях. И тут надо четко понимать, что у мужа этой девушки и есть именно такая любовница, только эта любовница — водка. И большую часть времени он изменяет с ней своей жене. Это действительно так: каждый раз, что бы он ни говорил о любви, своими действиями он показывает, что алкоголь ему дороже, чем жена и ребенок.



Девушке следует воспринимать зависимость мужа именно так: он ей изменяет. И понять, что из любви к своему мужу она должна не потакать ему, не жалеть его, а иметь твердую позицию, относиться к алкоголизму своего мужа как к серьезной преграде в их отношениях — и достаточно жестко с ним общаться, не терпеть этого, не желать с этим мириться.



Возникает страх: а вдруг он тогда совсем сопьется. Если он трезвый всего один-два раза в месяц, значит, он уже совсем спился. И если от твердой, уверенной позиции своей жены он обидится и убежит — значит, это его выбор. И спасти его в этой ситуации нельзя, потому что сам он спастись не хочет.



5. Поддерживать даже в случае падений



Следующая серьезная и ответственная задача близких — поддерживать и подбадривать зависимого человека, настраивать его на преодоление своей проблемы. Большая ошибка — обращаться с алкоголиком не как с человеком, который борется со своей зависимостью, а как с пьяницей, от которого в семье одни проблемы.



Представьте ситуацию: человек не пьет два месяца, он действительно держится, работает над собой и, предположим, обещал что-то сделать и забыл. Фраза «ну а что еще от тебя ждать, ты все мозги, небось, пропил» с вероятностью в 90 % сбросит его в запой. А от фразы «ах, ты бедненький, несчастненький алкоголик, как тебе плохо, наверное, ты никогда не вылечишься» никакого стимула выпутаться из этих сетей у него не будет.



Мы всегда должны помнить, что у нашего близкого беда, проблема. Поэтому как можно чаще нужно повторять очень простые слова: «Ты молодец, ты справишься. Да, алкоголизм — это тяжелая болезнь, да, я вижу, как тебе трудно и больно, но я готова быть с тобой рядом и поддерживать тебя». И здесь снова важная оговорка — «если ты сам захочешь справиться со своей проблемой».



Любой нарколог скажет вам, что в борьбе с химической зависимостью неизбежны срывы. То есть, даже если ваш муж держится уже месяц, два, три, вполне возможно, что в какой-то момент он сорвется и на три дня уйдет в запой. И это вовсе не повод говорить, что все пропало и что ничем ему уже не помочь, и тем более начать роптать на своего мужа. В такой момент задача родных (а также и психотерапевта, и священника) показать человеку, что падения бывают у каждого. Полезнее в такой ситуации сказать: «Ну да, бывает. Любой человек может упасть. И здесь все зависит от тебя: останешься ты лежать в этой луже или встанешь и пойдешь дальше. Вот посмотри, какой ты молодец: ты ведь целых три месяца смог не пить! Раньше у тебя запой длился две недели, а тут ты за три дня справился!»



Путь этот непростой. Давайте говорить прямо: пожизненный. Потому что бывших алкоголиков не бывает, и это правда. Человек, «вылечившийся» от алкоголизма, может не пить всю жизнь. Но это не значит, что, если спустя много-много лет он захочет выпить во время какого-нибудь застолья, он сможет выпить, как обычный человек. Скорее всего, он снова свалится в яму, и придется начинать весь путь сначала.



Как еще можно поддержать своего близкого? Всем известно, что невозможно отцу отучить своего сына от курения, стоя с сигаретой в зубах. Здесь то же самое. Если наш близкий человек оказался во власти алкогольной зависимости, мы должны поддерживать его не только словом, но и делом. Условно говоря, завязавшего алкоголика пригласили на свадьбу. И он панически боится туда идти, потому что там все будут выпивать и постоянно будут тосты за молодых. Что важно ему в этот момент объяснить? Во-первых, это только твое дело, выпивать тебе или не выпивать. Во-вторых, я, идущая (или идущий) с тобой на этот праздник, обещаю тебе, что я буду с тобой, что я вместе с тобой буду пить только газировку и сок и что мы с тобой будем два абсолютно трезвых человека. Вот это правильный вариант поддержки.



6. Бороться с собственной зависимостью



Вся жизнь алкоголика завязана на спиртном. Оно структурирует его жизнь: сначала человек находится в ожидании приема алкоголя, затем приходит опьянение, после — муки похмелья, а через какое-то время все начинается сначала.



Это прозвучит очень жестко, но это правда. Точно так же к жизни алкоголика адаптированы и его близкие — и на каком-то этапе они (чаще всего, конечно, неосознанно) оказываются заинтересованы в его алкогольном поведении. Их быт выстраивается определенным образом, у них есть привычные темы, за что его ругать и за что себя жалеть: я жена алкоголика, я муж алкоголички, я мать алкоголика и так далее. Это структурирует их жизнь и придает ей определенный смысл.



К сожалению, нередко большую роль в формировании алкоголика играет его мать. Дело в том, что матери подсознательно могут способствовать тому, чтобы их сын стал алкоголиком. Ведь алкоголик — это вечный ребенок, непослушный и несчастный. И забота о пьяном сыне может стать для матери смыслом жизни, как бы страшно это ни звучало.



Речь идет о серьезной проблеме под названием созависимость. Или по-другому — зависимость от человека, у которого есть зависимость. С созависимостью тоже надо бороться, надо следить, чтобы она не нанесла нашему близкому еще больший вред. Поэтому-то в лечении алкоголизма важно работать не только с самим больным, но и с его окружением. Специально для этого при многих наркологических центрах создаются целые школы для родственников алкоголиков и наркозависимых, где их обучают, как правильно себя вести. И, безусловно, созависимым людям нужно общаться с психологом и получать духовную поддержку от священника.



 ***

Удается ли людям преодолеть алкогольную зависимость? Безусловно. Далеко не всегда — но все же удается. О двух случаях преодоления алкогольной зависимости я хотел бы рассказать отдельно.



Однажды ко мне за помощью обратился 35-летний мужчина. У него была семья — жена и двое детей. Он пил, они терпели. Но потом — может быть, жена обратилась за помощью, может быть, просто ее терпение лопнуло — она выгоняет мужа из дома, подает на развод и запрещает ему видеться с детьми, и в тот же день его увольняют с работы. И этот человек испытал такую сильную встряску, что практически мгновенно бросил пить. Он осознал, что это конец всей той жизни, которая у него была — и стал искать помощь. С женой он общался по телефону, и только через полгода она разрешила ему поговорить по телефону с детьми. А вернуться в семью — через два года. Все эти два года муж вел абсолютно трезвый образ жизни и при этом был совершенно не уверен, что его пустят обратно в семью. Прошло уже несколько лет, и, слава Богу, глава семьи больше не возвращается к своему алкогольному прошлому.



Как показывает практика, самые большие шансы выбраться из зависимости — у тех, кому есть что терять. Как правило, это люди в возрасте от 35 до 50 лет, которые любят свою семью, своих детей, свою работу и которые, осознав свою болезнь, вдруг понимают, что могут все это потерять.

У молодых людей положение хуже. Хотя бывают случаи преодоления и среди них. Я знаю одного молодого человека из творческой, богемной среды, который уже к 20-ти годам получил сформированный алкоголизм. И вдруг осознал весь ужас ситуации, осознал, что в таком юном возрасте он уже сам себе не принадлежит. Он обратился за помощью, его лечили наркологи. Сейчас ему 26 лет, он женился, нашел для себя какие-то интересные творческие задачи, стал очень активным человеком — и с ужасом вспоминает себя двадцатилетнего.



Показательны ли эти случаи? Вряд ли. Не у каждого найдутся силы взять и перекрыть связь со своим родным человеком, оказавшимся во власти зависимости. Не каждый молодой человек найдет в себе силы осознать, в какой пропасти он оказался. Но и тот, и другой пример показывают нам, что решение о борьбе с зависимостью может принять только сам зависимый. Иногда его к этому могут подтолкнуть обстоятельства, но он и только он может принять решение о собственной жизни.


Помощь зависимому. Пошаговое руководство



Советы Елены Рыдалевской, исполнительного директора благотворительного фонда «Диакония» (Санкт-Петербург)




1. Не впадайте в панику

Алкоголизм и наркомания — это не приговор. Это заболевания, и есть методы борьбы с ними. Поймите, что и то, и другое можно преодолеть, что ваш близкий снова может стать ответственным отцом или перспективным молодым человеком, сможет быть трезвым и счастливым. Но, чтобы этого добиться, нужно приложить много усилий.



Поищите информацию об этом заболевании и о ресурсах помощи зависимым людям. Много полезной информации можно найти на сайте православной службы помощи Милосердие.ру и на сайте координационного центра по противодействию наркомании Protivnarko.ru.



2. Помогите сначала себе

Обратите внимание, что в первую очередь помощь нужна не больному, а его близким. Найдите информацию о том, что делать и как правильно вести себя по отношению к зависимому. Очень советую прочитать книгу С. Н. Зайцева «Созависимость — умение любить», которую можно найти в Интернете в свободном доступе.



Также важно найти живых людей, которые смогут оказать вам поддержку. Во многих городах есть группы психологической помощи родственникам алко- и наркозависимых (они называются Ал-Анон, или Нар-Анон). Есть такие группы и при многих храмах.



В большинстве городов России есть священники, которые занимаются помощью алко- и наркозависимым. Надо понимать, что не каждый священник компетентен в этой теме. У каждого врача есть своя специализация, а священник — тоже врач, только духовный, и у него тоже есть своя сфера ответственности. Поэтому, если вам нужен адекватный ответ священника, который владеет информацией о проблемах зависимости, — ищите его через епархию. Как правило, в каждой епархии есть социальный отдел, и внутри него есть центр по работе с алко- и наркозависимыми. Зайдите на сайт вашей епархии и найдите там информацию о таком центре и о священнослужителях, которые к нему относятся.



3. Найдите медицинское лечебное учреждение для зависимых

Это может быть и городская наркологическая больница, и коммерческая клиника. Но надо понимать, что только медицинской помощи в борьбе с зависимостью недостаточно. Зависимость формируется годами, и за 10-20 дней нельзя полностью излечить это заболевание. Зависимость от психоактивных веществ — заболевание комплексное, био-психо-социо-духовное. А значит, у человека должны произойти изменения во всех этих сферах — биологической, психологической, социальной и духовной.



4. Подберите для больного реабилитационный центр,

который поможет ему вернуться к трезвой, социально приемлемой жизни и освободиться от зависимого поведения, восстановиться на работе или обрести какую-то профессию, снова жить самостоятельно.



Посетите занятия для созависимых в нескольких реабилитационных организациях и узнайте у других (как правило, это женщины), где конкретно проходили реабилитацию их дети, мужья или другие родственники, насколько это было успешно, что можно сказать о том или ином реабилитационном центре, который действует в данном регионе. И, получив информацию из первых рук, действуйте дальше.



5. Соблюдайте технику безопасности,

чтобы при выборе реабилитационного центра не наткнуться на обманщиков, цель которых — извлечь из клиентов деньги или получить бесплатную рабочую силу.



У хорошей организации, которая занимается профессиональной реабилитацией, обязательно должен быть свой сайт. Там должны быть выложены уставные документы организации: устав, в котором должно быть прописано, что организация занимается помощью зависимым, регистрационные документы. В частности, эта организация должна быть зарегистрирована в налоговой инспекции и в Министерстве юстиции.



Также на сайте должна быть размещена информация об управлении этой организацией и о ее персонале. Обязательно обращайте внимание на образование персонала. Достойная организация обязательно должна иметь в своих рядах профессиональных психологов, медиков, которые много лет работают в этой области.



Кроме того, если организация реально существующая, а не просто собирающая деньги, на ее сайте обязательно должны появляться новости о ее деятельности. Еще на сайте центра должна быть размещена памятка клиенту о том, что он должен взять с собой; информация о том, платная или бесплатная, благотворительная или коммерческая эта организация.



Желательно, чтобы на сайте также была указана программа реабилитации, изучив которую, вы поймете, чем конкретно ваш близкий будет заниматься в этом центре. Только работать (а работа — вполне может быть частью реабилитационной программы, а может быть и минимальная трудовая занятость, особенно в коммерческих центрах) или все-таки участвовать и в каких-то других мероприятиях, направленных на реабилитацию? Потому что есть серьезная опасность столкнуться с организацией, которая под видом реабилитационного центра просто использует труд зависимых.



Обязательно обращайте внимание на конфессиональную принадлежность реабилитационного центра. Она также должна быть указана на сайте. К сожалению, часто протестантские или сектантские организации не указывают, к какой конфессии они принадлежат, и пишут о себе расплывчато — христиане. Информацию об организации и ее принадлежности к православной церкви можно перепроверить в епархии.



Перечень реабилитационных центров православной направленности можно посмотреть на сайте Protivnarko.ru, а также на сайте Милосердие.ру. Или получить информацию, позвонив по телефону в Координационный центр по противодействию наркомании Синодального Отдела по церковной благотворительности и социальному служению 8(499)7046169, +79687122626, +79687123030.



Реабилитационный центр обычно предполагает проживание в нем человека от месяца до полугода, года или полутора лет. Есть реабилитационные программы, которые рассчитаны на 28 дней. Но после этого реабилитация не прекращается, и человека приглашают посещать группу для зависимых, организуют работу с его созависимыми родственниками. Не очень хорошо, если реабилитационный центр предлагает зависимому проживать на своей территории в течение большего срока, чем полтора года. Как правило, проживать больше полутора лет предлагают сектантские объединения, которые стремятся не столько помочь человеку освободиться от зависимости и социализироваться, сколько привлечь к работе на эту секту.



Поговорите с людьми, которые работают в этом реабилитационном центре, посмотрите, насколько трезво они размышляют, не переоценивают ли свои возможности. Никто и никогда не может гарантировать освобождение от зависимости. Можно говорить о большей или меньшей успешности реабилитационной программы, об опыте выпускников (желательно также пообщаться и с выпускниками). Но если вам гарантируют успех, бегите. Скорее всего, это какое-то шарлатанство.



После того как вы проверили сайт организации, поговорили по телефону доверия с ее сотрудником и решили, что хотите иметь дело именно с этим реабилитационным центром, вам должны сообщить условия, на которых в этот центр принимают. И эти условия надо обязательно выполнить. Надо пройти ряд медицинских обследований, чтобы ваш близкий, уехав в реабилитационный центр, не нарушил там эпидемиологический режим и не создал инфекционной опасности для окружающих.



В любой серьезной организации, особенно если услуги в ней платные, с вами заключат договор, в котором будут прописаны права и обязанности сторон. Отнеситесь к его изучению серьезно, чтобы не вышло так, что вы, сами того не подозревая, отправили своего любимого человека в неблагонадежную компанию, сотрудники которой могут эксплуатировать людей вместо того, чтобы лечить.



Помощь в реабилитационном центре может быть платной полностью или частично. К примеру, чаще всего условием благотворительной организации является пожертвование, которое стало бы софинансированием того койко-места, которое она предоставляет. Реальная себестоимость реабилитационной койки — от 20 до 40 тысяч рублей в месяц (в коммерческих центрах от 30-40 тысяч рублей и выше). Это себестоимость одного койко-места в центре, где есть команда сотрудников (а не просто волонтеров), где ведется реабилитационная программа, существует штатное расписание, где есть индивидуальные и групповые занятия.



Реабилитация при приходе или монастыре может быть бесплатной, а может тоже осуществляться при условии благотворительного пожертвования, но и там важно, чтобы была программа реабилитации, а не простое проживание зависимого в качестве трудника.


Зависимость. Взгляд священника



На вопрос читателя отвечает протоиерей Андрей Лоргус, практикующий психолог, ректор Института христианской психологии (Москва)

Проблема зависимости имеет много разных сторон. Одно дело, когда человек имеет дурную наследственность, когда в его роду есть алкоголики, и он рождается уже с предрасположенностью к алкоголизму, с потенциальной зависимостью, которая может впоследствии проявиться. Зависимость здесь воспринимается как беда, в которой человек частично не виноват. Хотя и в такой ситуации он очень многое может сделать, чтобы не стать алкоголиком.



И совсем другое дело, когда здоровый человек, которого не толкала никакая наследственность, сам начал выпивать и скатился до алкоголизма, сам предпочел такой образ жизни. Он сделал свой духовный выбор и несет за него полную ответственность.



Зависимость — это типичная страсть. Но все-таки страсть — понятие более широкое, включающее в себя целый комплекс антропологических свойств и качеств личности. А в зависимости превалирует психологический аспект, определяющий отношение человека к тому или иному объекту. С аскетической точки зрения зависимость — это пленение. Человек, который становится рабом алкоголя, курения, наркотиков, отказывается от своей свободы — от свободы выбора, чувств, оценок, действий, попадает в плен, в ловушку.



Церковь стремится помочь зависимым людям сразу по нескольким направлениям. Первое — это, конечно, духовная помощь зависимым и членам их семей. Очень важно поддержать больного алкоголизмом или наркоманией пастырским словом, поддержать в церковных таинствах, включить его в евхаристическую жизнь.



Но этого недостаточно, потому что зависимому человеку необходима социальная реабилитация. Дело в том, что мы часто таким образом устраиваем свою жизнь, начиная от распорядка дня, заканчивая друзьями, которыми мы себя окружаем, что, даже если мы и захотим вырваться из своей зависимости, наша среда не позволит нам этого сделать. Поэтому Церковь организует всевозможные общества трезвости, реабилитационные центры, общества анонимных алкоголиков, наркоманов, которые действуют при храмах и монастырях. Часто люди приезжают в такие центры издалека, многие центры находятся в удалении от городской среды — и это позволяет человеку оторваться от привычного образа жизни, помогает укрепиться в своем стремлении вылечиться, помогает вернуться обратно уже другим человеком.



Проблема алкогольной зависимости — мы все люди грешные — увы, распространена и в священнической среде. Церковь этого не скрывает и тоже стремится бороться с этим пороком. Поэтому уже много лет существуют отдельные общества анонимных алкоголиков-священнослужителей.



Следующее направление, по которому в Церкви ведется борьба с зависимостью, тоже очень важное. Это духовная проповедь и работа по просвещению людей. В России существует целый культ алкоголизма. Он проявляется во всех сферах культуры и искусства — в литературе, в кино, в рекламе, он поддерживается в народе. Народ сверхлояльно относится к алкоголику, которому часто прощается то, что не прощается трезвому.



Сегодня очень важно вывести алкоголизм за рамки приемлемого в нашей культуре. И, слава Богу, в этом вопросе люди ждут от Церкви строгости. 



Мы пытаемся донести до людей, что подобное отношение к алкоголю и к другим психоактивным веществам — это ненормально, что нельзя обращать употребление алкоголя в национальный вид спорта или в образец правильного времяпрепровождения. Церковь должна внушать людям, что алкоголизм — это страшное зло, к которому невозможно относиться лояльно. И свидетельство Церкви о том, что алкоголизм — это тяжкий порок, должно звучать все громче и громче.



Что касается письма, которое «Фоме» прислала читательница, то в нем есть целая человеческая драма. Совершенно очевидно, что жить с алкоголиком — это настоящий ад, это чудовищно. И то, что женщины оставляют своих мужей-алкоголиков или, наоборот, мужчины оставляют своих жен-алкоголичек — такое тоже бывает, совершенно объяснимо, в этом нет ничего предосудительного. Даже если они любят друг друга, любят своего ребенка, жить вместе все равно невозможно. Но могу ли я посоветовать развестись читательнице, которая пишет, что не может оставить своего мужа? Разумеется, нет.



Чтобы давать конкретные советы, нужно видеть человека лично, нужно знать его историю как можно подробнее, нужно во многом вместе разбираться. В данном же случае, когда передо мной только одно письмо, состоящее из нескольких предложений, любой совет окажется грубейшим вмешательством в личную жизнь.



Именно поэтому Церковь всегда призывает искать опытного духовника, который будет близко знаком с жизнью человека, с его семьей, который будет смотреть на его проблемы с открытыми глазами. Потому что очень часто бывает следующая ситуация. Женщина приходит к батюшке и говорит: «Батюшка, у меня муж — алкоголик. Что мне делать — бросить его или остаться с ним?» И священник отвечает: «Ну конечно, надо остаться и бороться за достоинство этого человека и за спасение его души». Через два года эта женщина приходит к священнику совершенно изможденная и говорит: «Вот, батюшка, вы сказали остаться с мужем. Посмотрите, как он нас с ребенком измучил своим пьянством, посмотрите, на кого мы теперь похожи». Кто тут неправ — священник, который, возможно, не до конца разобрался в ситуации, или женщина, которая всю ответственность переложила с себя на того, кто взялся ей что-то советовать, — непонятно. Но очевидно, что всякий конкретный совет в такой ситуации — лишний.



Единственное, что я могу сказать Анастасии, исходя из ее письма, — что ей нужно максимально прояснять отношения между ней и мужем, прояснять чувства, которые они друг к другу испытывают, положение, в котором находится их семья, динамику алкогольной зависимости мужа. Они должны понимать, что с ними происходит. Для этого надо обращаться за психологической и духовной поддержкой. Письмо девушки вызывает у меня много вопросов: к примеру, я очень сомневаюсь, что психологи стали бы называть человека животным и убеждать, что нужно развестись, — потому что профессиональные психологи так не говорят. Ни в одной группе психологической помощи созависимым вы такого не услышите. Возможно, Анастасии стоит тщательнее отнестись к выбору специалистов, к которым она обращается. Но при этом ни психолог, ни врач, ни священник, ни родственник — никто не может взять на себя ответственность за то, чтобы советовать человеку расходиться или оставаться. Решение о своей жизни — это свободная воля человека.



И вот что еще очень важно. Конечно, зависимость — это грех, но надо не забывать, что это еще и болезнь. И, независимо от выбора — расходиться или бороться за спасение человека, очень важно крепко молиться за него как за болящего. И, возможно, как бы ни сложилась семейная жизнь Анастасии и ее мужа, молитва даст свои плоды.






Проект «Общее дело»

Именно Церковь в 2009 году стала организатором одной из самых масштабных антиалкогольных кампаний. Благодаря проекту «Общее дело», инициатором которого стал епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов), по телевидению впервые за многие годы был показан альтернативный взгляд на алкоголь. На Первом канале, а затем и на уличных рекламных поверхностях по всей России были размещены материалы, которые со всей откровенностью показывали катастрофическое влияние алкоголя на организм человека. За эти годы к акции присоединились многие активные люди в десятках регионов России, которые стараются сделать все для того, чтобы через просвещение сформировать отрицательное отношение людей к алкоголю и наркотическим веществам.



Узнать больше о масштабах трагедии, а также стать участником проекта можно, посетив сайт общее-дело.рф



Текст подготовила Дарья Баринова


 


ВЕРА

СЕРАФИМ САРОВСКИЙ: 25 ЛЕТ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Трудности канонизации



Почитание преподобного Серафима Саровского началось сразу после его кончины в 1833 году. Со всей России к его могиле стекалось множество людей — с горем и печалью, с просьбами и благодарностью. Однако при таком массовом почитании официальная канонизация состоялась только в 1903 году. Срок не маленький — почти целый век. Почему так долго? Кто был противником прославления саровского подвижника? И почему именно Николай II всем наперекор настоял наконец на его немедленной канонизации? Попробуем разобраться.


Когда Церковь — государственный институт



Известно, что царствование Николая II ознаменовалось прославлением сразу шести святых, среди которых был и Серафим Саровский. Подобной активности в поиске новых святых Русская Православная Церковь не знала за весь так называемый Синодальный период (XVIII в. — 1917 г.). С тех пор как Петр I упразднил патриаршество (1721 год), а вместо него учредил Святейший Синод, который находился под контролем светского чиновника — обер-прокурора, Церковь попала под формальную юрисдикцию императора. Все свои предложения и инициативы она должна была согласовывать с волей его императорского величества. Отсюда проистекала общая апатичность многих церковных иерархов. Важные духовные вопросы оставались нерешенными в череде бесконечных бюрократических согласований, обсуждений и рассуждений самого общего характера. Схожая ситуация сложилась и вокруг канонизации святых: любой подобный процесс затягивался на долгие годы. Достаточно привести цифры: за двести лет было прославлено четыре подвижника веры: Димитрий Ростовский, Иннокентий Муромский, Митрофан Воронежский и Тихон Задонский. Неужели до такой степени оскудела святость за эти столетия? Нет. Церковь как государственный институт должна была решать другие, «более важные», задачи.



Но Николай II неожиданно начинает уделять этому вопросу особенное внимание. Религиозный мыслитель П. К. Иванов писал по этому поводу: «Насколько род Романовых забыл о святых, настолько последний в роде, обречённый Николай II жаждал мучительнейше встречи с истинными святыми». Именно последнему императору предстояла такая встреча с Серафимом Саровским.



Первые шаги



Впервые вопрос о канонизации саровского подвижника был поднят в 1883 году. Тогда начальник московских женских гимназий Викторов в письме обер-прокурору Константину Победоносцеву предложил «ознаменовать начало царствования императора (Александра III. — Т. С.)… открытием мощей благочестивого, всей Россией чтимого угодника». Ответа, однако, не последовало. Позднее были отвергнуты и другие частные предложения.



В 1894 году по инициативе игумена Рафаила (Трухина), настоятеля Саровской обители, было составлено подробное жизнеописание Серафима Саровского, в котором были отражены документально подтвержденные свидетельства о 94 чудесах из жизни подвижника. Синод отреагировал двояко: в канонизации отказать, но сбор сведений продолжать. Только начавшийся процесс прославления, таким образом, завис, и неизвестно, как долго еще продолжалось бы молчание Синода, если бы не «хитрость» архимандрита Серафима (Чичагова) — будущего Санкт-Петербургского митрополита и священномученика (расстрелян в 1937 г.).



Труды «великого пролаза и плута»



Архимандрит Серафим был человеком энергичным. Получив доступ к архивам Дивеевского монастыря, он собрал целый комплекс различных сведений о жизни и чудесах Серафима Саровского, которые систематизировал в хронологическом порядке. В результате этого исследования была опубликована книга — «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», которую архимандрит, в обход Синода, передал Николаю II после личной аудиенции у государя. Сведения об этом мы находим в дневниковых записях генерала Александра Киреева, который указывает, что обер-прокурор Победоносцев назвал после этого архимандрита Серафима «великим пролазом и плутом». Вопрос о канонизации сдвинулся с мертвой точки.



Весной 1902 года обер-прокурор был приглашен императором на семейный завтрак, за которым Николай II предложил уже через несколько дней предоставить указ о прославлении Серафима Саровского. Победоносцев возразил, что такая поспешность кажется ему неуместной, когда речь идет о прославлении человека. Императрица отрезала: «государь все может». Предложение стало приказом.



Почему царская семья проявила такую непреклонную волю? На то были личные причины. Саровского подвижника уже давно почитали в семье Романовых. Благодаря молитвам Серафиму Саровскому, как считалось, получила исцеление 7-летняя дочь Александра II. Императрица Александра Федоровна верила, что именно его молитвами будет рожден наконец в семье мальчик — будущий наследник престола. Но, помимо личного почитания преподобного, Николай II искал в канонизации Серафима решение глубоких внутриполитических проблем. Государь, по мнению многих историков, на протяжении первой половины своего царствования пытался сблизиться с народом. «Дворянская Россия с 1861 г. безостановочно разлагается, — пишет Г. П. Федотов, русский историк и философ, — самодержавие не в силах оторваться от дворянской почвы и гибнет вместе с ней. Замороженная на 20 лет Победоносцевым Россия явно гниет под снегом». Именно широкое народное почитание Серафима Саровского в глазах самого императора давало возможность найти точку соприкосновения между простым народом, интеллигенцией и дворянством.



Так или иначе, Победоносцев подчинился, и «Церковные ведомости» в июле 1902 года сообщили о начале подготовки к официальной канонизации. В том же месяце императрица отправила в Саровскую пустынь дары: лампаду и церковные облачения. Казалось, прославление Серафима Саровского — свершившийся факт, но появилось новое препятствие.



«Нашли только кости…»



11 января 1903 года в Саров выехала комиссия под председательском митрополита Московского Владимира для извлечения и исследования мощей Серафима Саровского. Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал: «Тело преподобного предалось тлению, кости, совершенно сохранившиеся, расположены правильно… Волосы главы и бороды седовато-рыжеватого цвета также сохранились». Результаты комиссии были поданы в Святейший Синод. «Зачем ехать куда-то в лес, нашли только кости», — сказал кто-то из членов Синода. Всех охватило смятение — если тело истлело, значит, Серафим не святой…



Дело в том, что за Синодальный период в народном сознании и среди духовенства укоренилось мнение: о святости почившего свидетельствуют не только жизнь и чудеса человека, но и нетленность его мощей. Для того чтобы опровергнуть это необязательное условие канонизации, потребовалось целое богословское расследование, результаты которого были опубликованы в заявлении митрополита Антония (Вадковского): «Нетление мощей вовсе не считается признаком для прославления святых угодников <…> нетление мощей, когда оно есть, есть чудо, но только дополнительное к тем чудесам, которые творятся чрез их посредство». Сомнения рассеялись.



После этого Синод признал удовлетворительными результаты освидетельствования мощей и подготовил доклад императору, в котором выразил свое согласие на канонизацию Серафима Саровского. Ознакомившись с докладом, Николай II поставил следующую резолюцию: «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления».



«Среди лета запоют Пасху»



В связи с организацией предстоящего торжества за короткий срок с начала 1903 года была проделана колоссальная работа: в Саров запустили специальные «богомольческие» поезда, построили новые гостиницы, организовали пункты медицинского обслуживания.



К 30 июля в город прибыло около 300 тысяч паломников и более 500 священнослужителей. Вечером того же дня прибыл сам государь. Князь Владимир Волконский, который также приехал в Саров, вспоминал: «Было именно единение. Не кажущееся, а искреннее, полное; у всего собравшегося народа, у каждого человека, из какого бы слоя он ни был… эта умиленность, эта ласковость царила над всем Саровом и над всеми под его сень пришедшими». То же впечатление встречаем и в дневнике Николая II: «Подъем духа громадный и от торжественности события, и от поразительного настроения народа».



1 августа, в 6 часов вечера, торжество достигло своей кульминации. «После пения “Хвалите имя Господне”, — воспоминает митрополит Вениамин Федченков, — все стали на колени, а священнослужители запели величание преподобному: “Ублажаем, ублажаем Тя, Преподобне отче Серафиме, и чтим святую память Твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов”». Серафим Саровский был прославлен в чине преподобного как человек, который угодил Богу своим монашеским подвигом.

***



«Среди лета запоют Пасху», — сказал однажды саровский подвижник, чье теплое, как весна, пасхальное приветствие «Христос воскресе, радость моя», которым преподобный каждый день встречал всех приходящих к нему, стало символом его жизни. И после его кончины торжество, которое присутствующие сравнивали с пасхальным, повторилось летом… в августе 1903 года.



Тихон Сысоев 


Как сбылось пророчество преподобного Серафима

Долгий путь из Сарова в Дивеево



«…То будет диво, так диво, как грешная плоть убогого Серафима из Сарова в Дивеево перенесется», — сказал как-то Преподобный дивеевским сестрам. Пророчеству этому, поначалу непонятному, суждено было сбыться 25 лет назад, 1 августа 1991 года, когда мощи саровского подвижника были обретены второй раз и перенесены в Дивеевский монастырь.

История похищения



В июне 1920 года состоялось заседание Совнаркома под председательством В. И. Ленина, на котором было принято решение о «ликвидации мощей во всероссийском масштабе». Таким образом новая власть пыталась показать людям, что мощи — всего лишь «поповская выдумка», созданная для того, чтобы привлечь как можно больше людей в свои храмы и монастыри. В декабре того же года в рамках этой кампании были вскрыты мощи преподобного Серафима Саровского с последующим составлением акта досмотра святых останков. Были обнаружены кости святого, что не вызвало, однако, никакой реакции среди верующих, так как во время прославления в 1903 году тело святого обрели в таком же состоянии. В 1927 году мощи были изъяты из Саровского монастыря и вывезены в неизвестном направлении.



В запасниках музея



Осенью 1990 года в Ленинграде, в запасниках Музея атеизма и религии, который тогда находился в здании Казанского собора, были найдены неизвестные останки, которые при поступлении не проходили музейной описи. Вместе с этими останками, на перчаточке, была обнаружена надпись: «Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас!» В декабре комиссия во главе с епископом Тамбовским и Мичуринским Евгением (Жданом) и епископом Истринским Арсением (Епифановым) установила по многим признакам, в том числе по обнаруженным травмам на костях, что это — похищенные в советские годы мощи преподобного Серафима Саровского. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий вспоминает: «Он (Патриарх Алексий II) направил двух архиереев… для освидетельствования. А перед этим Святейший Патриарх достал копии актов при вскрытии мощей. И вот наши владыки, когда им представили найденные останки, увидели, что все совпадает: и медный крест, и недостающие некоторые косточки, которые при жизни преподобный Серафим потерял после того, как на него напали и избили разбойники».

Так состоялось обретение мощей Преподобного. Их переместили в специально изготовленную раку и отныне воздавали все подобающее им поклонение.



Крестный ход



6 февраля 1991 года святые останки отправили на поезде из Ленинграда в Москву. Это событие проходило без официальной огласки — никто ничего не объявлял, но проводить преподобного собралось великое множество верующих. Уже на Московском вокзале «так много людей вышло на перроны, что посадка в поезд стала проблематичной, — вспоминает митрополит Истринский Арсений, — <…> я очень хорошо помню — когда поезд с мощами Серафима тронулся, все, кто был на вокзале, в это время опустились на колени».



В Москве мощи в сопровождении крестного хода были принесены в Богоявленский кафедральный собор. Здесь они находились с февраля по июль 1991 года. 23 июля начался грандиозный крестный ход из Москвы в Дивеево, который возглавил Патриарх Алексий II. Мощи святого провезли в микроавтобусе через Богородск, Орехово-Зуево, Владимир, Боголюбово, Гороховец, Вязники, Нижний Новгород и Арзамас. В больших городах совершались литургии, молебны, непрерывно пелись акафисты святому. Повсеместно люди выходили к микроавтобусу — навстречу Серафиму. «На дорогу вышло много людей — с хоругвями, крестами, цветами и иконами, — вспоминает участник этих событий митрополит Арсений, — Они вышли поприветствовать преподобного Серафима! А тут — ливень! И вдруг, увидев наш кортеж, все эти люди, несмотря на потоки воды, становятся на колени!» Митрополит Ювеналий: «Узнав, что мощи приносят во Владимир, в Ногинск, в Орехово-Зуево, <…> люди шли лавиной, не один километр, под дождем и пели “Христос воскресе”». Иногда людей у дороги собиралось так много, что Патриарх благословлял совершать незапланированные остановки, чтобы верующие могли поклониться любимому святому.



Возвращение домой



30 июля 1991 года, накануне дня памяти преподобного Серафима Саровского, его мощи вернулись в полуразрушенный Дивеевский монастырь. Митрополит Ювеналий вспоминает: «Когда мы наконец достигли через неделю места подвигов Преподобного, Святейший Патриарх (Алексий II) сказал: “Перелистнулась еще одна страница Дивеевской летописи”». 31 июля в 15:00 Патриарх вместе с другими епископами пропел акафист святому, а затем совершил всенощное бдение в Троицком соборе Дивеевского монастыря (единственное здание, которое успели к тому моменту как-то восстановить). Утром, после окончания поздней литургии, которую Патриарх совершил под открытым небом, был отслужен молебен с крестным ходом вокруг собора. Затем раку с мощами внесли в храм, где они до сегодняшнего дня покоятся у северного столпа. Так закончился десятидневный крестный ход, беспрецедентный по числу участников.

И сбылось пророчество преподобного Серафима: «возляжет он в Дивееве».



Что же произошло?



Торжества по случаю чудесного обретения мощей преподобного Серафима открыли собой новую эпоху в жизни христианской России. После долгих лет атеистических притеснений Церковь получила возможность говорить и действовать открыто. СМИ активно освещали события, связанные с обретением мощей. Организация крестного хода и всех праздничных событий получила государственную поддержку. Церковное торжество, ознаменовавшее собой новую страницу в жизни Русского Православия, стало зримым проявлением общенародной солидарности. Аналогов этому событию нет до сих пор.



После перенесения мощей был восстановлен разрушенный в советские годы Дивеевский монастырь. Теперь это одно из уникальных мест России, место нашей памяти и силы. Его украшение и благоустройство продолжаются и по сей день. Сюда ежегодно приезжают тысячи паломников и туристов.



В возрождении самого монастыря и памятных мест, связанных с жизнью преподобного Серафима, деятельно участвовало руководство и ученые Российского федерального ядерного центра, который находится в Сарове.



Более же всего это событие знаменательно тем, что после него многие колеблющиеся, унылые и сомневающиеся стали христианами, о чем впоследствии свидетельствовали. Через обретение мощей преподобного Серафима Саровского они обрели веру.



Тихон Сысоев 




Сила святости



Всякий раз, когда мы совершаем всенощное бдение, мы слышим слова псалма: хвалите Бога во святых Его, хвалите Его во утвержении силы Его (Пс 150). Привыкая к литургическим текстам, мы нередко пропускаем слова мимо сознания, не вдумываясь в них. Но почти каждое слово несет в себе огромный смысл. Вот и слыша фразу «хвалите Бога во святых Его», вдумаемся в то, что святой человек являет миру славу Божию, и, прославляя святого, мы Самого Бога прославляем. Действительно, так оно и есть: все доброе, что есть в людях, — от Бога. Богу было угодно вложить в природу человека такие внутренние силы, которые, раскрываясь, способны приносить добро и благо, и в этом смысле всякое добро и всякое благо есть косвенное проявление Божиего присутствия через того или иного человека. <...>

Вот преподобный Серафим и был таким человеком. Мы прославляем Бога перед иконой святого преподобного Серафима, мы прославляем Господа, почитая святого Серафима, потому что он отобразил в жизни своей то, что Бог вложил в его душу, — святость, добро, чистоту, любовь.

Если мы будем внимательны к добру, которое совершают люди, то и сами станем лучше. Ведь обычно мы видим в другом человеке отрицательное и с легкостью осуждаем, а доброе и положительное нередко скрываются от нашего взора. На самом же деле видеть добро, исходящее от другого человека, означает самому быть добрым, потому что подобное, как говорили древние, познается подобным. Если мы видим добро, исходящее от людей, значит мы сами настроены на ту же волну, то есть и от нас проистекает некое добро. В этом и заключается великая учительная миссия святых, которые жизнью своей помогают другим увидеть Божию правду, Божию красоту, Божий замысел о человеке и поклониться этой красоте, этому Божиему присутствию в людях.

Святой преподобный Серафим Саровский, будучи скромным старцем, прожившим в уединении большую часть своей жизни, мог показаться тем, кто его не знал, человеком простым, убогим, даже странным. Ведь были даже злодеи, которые подняли на него руку, не видя красоты, не видя святости. Но мир увидел и узнал, и канонизация в 1903 году, на которой присутствовал государь император с семьей, была великим торжеством Православия, признанием того, что Сам Бог действовал через преподобного Серафима. Его канонизация стала прославлением имени Божиего и преклонением пред величием убогого старца, явившего миру Божию красоту.

Преподобный Серафим, как и каждый святой, может и должен быть для нас не просто примером жизни, ведь трудно брать пример со старца, жившего в дремучем лесу. Но он должен помогать нам признавать и сердцем чувствовать присутствие Божие в этом мире. Недаром мы так тянемся к святыням — чудотворным иконам, святым мощам, — потому что есть потребность прикоснуться к чему-то сверхчувственному, к чему-то, что овеяно Божией славой и Божией силой. 



Из слова Святейшего Патриарха Кирилла после всенощного бдения в Александро-Невском соборе в Нижнем Новгороде 31 июля 2015 г. Заголовок дан редакцией.




 


ЛЮДИ 

ТРУДНОСТИ ПЕРЕХОДА



Как я пережил переходный возраст своих сыновей



Жизнь подростка — это всегда некоторая тайна для родителей. И сколь бы доверительными ни были ваши отношения, каким бы жестким ни был контроль, это ничего не меняет. Примерно после 13 лет можете быть уверены — жизнь вашего ребенка перестала быть для вас прозрачной. В ней появились территории, на которые вам теперь нет доступа.



Вломиться на эти территории без приглашения не получится. Да и желания такого у многих родителей не возникает, к слову говоря. Как-то спокойней жить с верой в то, что сказанное улыбающимся чадом «пап, да у меня все нормально, не парься» соответствует настоящему положению дел. Мир подростка — это как бы параллельная реальность, в которую ты не можешь войти, хотя она разворачивается прямо у тебя под носом. Даже увидеть ее толком ты не в состоянии. А если и увидишь, то, скорее всего, ничего там не поймешь со своей взрослой колокольни. Потому что этот мир кипуч, хаотичен и находится в стадии формирования.



Там еще нет никаких определенностей, там бурлит расплавленная магма желаний, интересов, вопросов, попыток разобраться в себе, в окружающей жизни, в отношениях с другими людьми. И отлить эту кипящую магму в какие-то законченные формы твой ребенок сейчас может только сам. Сунешься туда со своими взрослыми рецептами слишком грубо — можешь разрушить хрупкие, едва начавшие оформляться черты индивидуальности молодого человека.

На мой родительский взгляд, тут есть лишь один конструктивный путь.



Нужно попытаться создать рядом с этой закрытой территорией подростка свое пространство для общения — новое и открытое для любых тем и вопросов. Нечто вроде запасного аэродрома, на котором твой подросший ребенок всегда сможет приземлиться, если ему вдруг понадобится твоя помощь, совет, или просто  захочется уткнуться носом в плечо и молча побыть рядом. Не рваться с силой в чужой мир, а раскрыть границы своего.



Так получилось, что в свое время подростковый возраст с интервалом в год-два «накрыл» сразу троих наших мальчишек. Об этом непростом периоде в жизни нашей семьи я и хотел бы немного рассказать.



Маме не говори!



Помню, когда сыну было уже лет семнадцать, он вдруг начал рассказывать мне, как они с братом… бросили курить! И пить! Рассказ постепенно обрастал всякими пикантными подробностями. Я где надо поддакивал, где надо — смеялся или обескураженно крутил головой, типа — ну вы и даете. А сам в глубине души с ужасом думал: это каким же нужно быть идиотом, чтобы на протяжении нескольких лет жить рядом с собственными детьми и не видеть всего, о чем сейчас сын мне так увлекательно рассказывал.



Когда он закончил, я осторожно спросил:

Надеюсь, маме ты этого не говорил?



Сын обиженно поднял бровь:

Пап, ну ты что? Ей-то зачем… Кстати, смотри, сам не скажи случайно.

Ей незачем, да…



И совсем уже было приуныл я от своей отцовской несостоятельности, как вдруг сын выдал:

А ты, пап, все-таки прав был, что так жестко нам запрещал дома даже пиво пить. Очень мощный оказался сдерживающий фактор, точно говорю.



Тут нужно сделать некоторое пояснение. Я много раз видел, как в семьях моих знакомых подросткам за праздничным столом взрослые наливают бокал шампанского, рюмку вина или еще чего-нибудь спиртного. Мол, все равно будут пить, так пускай уж лучше в кругу семьи формируют «культуру пития», под зорким присмотром хмелеющих родителей. Мне такая практика не нравилась категорически, я считал и продолжаю считать, что она лишь снимает очередной запрет (которых у нынешних детей и так немного) и формирует у детей никакую не «культуру», а зачатки алкоголизма. Поэтому, когда однажды во время семейного застолья услышал от детей реплику в стиле «А почему нам нельзя даже шампанского? У Вовчика вон папа и коньяк разрешает по чуть-чуть», ответил не по-праздничному конкретно и доходчиво. В том смысле, что, даже когда им будет по тридцать лет, я все равно не позволю им пить в моем доме. А ежели узнаю, что Вовчиков папа наливал им что-нибудь крепче лимонада, то буду иметь с ним очень серьезный разговор.

Знаю, что кому-то такая родительская позиция покажется слишком жесткой, но до сих пор уверен в ее правильности. И вот во время откровенной беседы сынуля вскрыл мне изнанку этого нашего домашнего сухого закона:

Вечером с пацанами возьмем портвешка, выпьем, посидим у костра, песни попоем. Тут приходит кто-нибудь, и — опаньки: еще четыре бутылки приносит: «Никит, будешь?» А какое там «будешь», если дома — ты? Пробормочу что-нибудь, вроде: «Не, ребят, я — пас», — и уйду потихоньку. А потом часа три по улицам круги нарезаю — жду, пока хмель выветрится, чтоб домой можно было прийти. И такое не раз было, и не два. Так что, спасибо, пап. Это был реально хороший тормоз.



Я покажу вам шоу со столешницей



Действительно, я не видел их выпившими никогда, за исключением единственного случая, когда Глебушка, младшенький наш, душа и любимчик, лет в пятнадцать напился до такого состояния, что друзья просто принесли его к дому и втихаря загрузили через окно в спальню. Мы с перепуганной женой всю ночь по очереди приходили смотреть, не стало ли ему хуже. Слава Богу, все обошлось без каких-то особенных последствий. На следующее утро я сидел на кухне и думал, как тут быть. Дело в том, что на старших ребят, когда они были маленькими, я, бывало, кричал и ругался, о чем до сих пор очень жалею. Но лучше поумнеть поздно, чем никогда. Когда родился Глеб, я ни разу не повысил на него голоса. Он вообще был у нас какой-то особенный, похожий одновременно на принца из сказки и на взъерошенного цыпленка. И вот теперь этот «цыпленок» досыпал у себя на кровати последние часы тяжелого алкогольного сна. А я сидел за столом и не знал, что и как говорить ему, когда он проснется. Наконец, решение было принято.

Я предупредил жену, что это будет всего лишь грозное шоу с воспитательными целями, что я не собираюсь лютовать всерьез и устраивать бой быков. Просто с похмелья человек становится куда более восприимчив к некоторым вещам. И мне очень хотелось, чтобы мой любимый Глебушка навсегда связал у себя в подкорке эти два понятия — алкогольное опьянение и невиданный ранее отцовский гнев. Поэтому о том, что творилось на кухне, когда туда наконец приковылял проспавшийся Глеб, мне даже самому сейчас вспоминать страшно. Я орал на него так, что дребезжали окна, и любую попытку его протестного вяканья пресекал ударами кулаков по столешнице (которая после этого, кажется, треснула).

Бедная моя жена, даже зная, что все это — спектакль, несколько раз подбегала ко мне и просила успокоиться. А я вообще ни капли не сердился, правда-правда. Натурально — ломал комедию, причем, без какого-либо удовольствия, скрепя сердце. Глебушку было тогда жаль ужасно. Но экзекуцию я закончил, лишь когда счел, что впечатление он получил уже достаточное. Через полчаса мы с ним уже обнимались, жалелись, плакали и просили друг у друга прощения. Но этот единственный за всю жизнь разнос, который я ему тогда устроил, повлиял не только на него, как оказалось. Лишнюю рюмку с тех пор остерегались хватануть на гулянке все трое моих сыновей.



И еще один секрет выдал мне Никита в том нашем разговоре:



Ты, кстати, пап, молодец, что сам тогда бухать перестал. Это очень сильно на меня повлияло, хотя и не сразу.



А я действительно в ту пору как-то вдруг милостью Божьей прекратил свою многолетнюю дружбу со спиртным. По разным причинам, ну и по педагогическим в том числе. И знать не ведал, что для моих (как оказалось — пьющих) мальчишек это станет одним из решающих аргументов.

А маме мы потом все же рассказали кое-что. Но не всё, конечно. Дело-то ведь прошлое, чего ворошить? Только расстроится зря.



Или панк, или пропал



Лет с тринадцати мои мальчишки люто запанковали. Со всеми делами — серьга в ухе, нарочно подранные джинсы с гирляндой булавок по шву, соответствующие выверты с прическами и т. п. Причина была по-хрестоматийному проста: подростки всегда стремятся примкнуть к какой-либо группе, отождествить себя с неким молодежным социумом. Но так получилось, что групп этих в нашем небольшом городке было всего две — местная гопота и местные же панки. Для интеллигентного взгляда различий тут, наверное, немного. Но все же у панков была хоть какая-то, пускай и смутно выраженная, идеология, некий плохо осознаваемый социальный протест, своя субкультура, музыка, кино, книги. У гопников же все радости жизни сводились к добыче денег на выпивку, к собственно выпивке, к статусному мордобою с целью уточнения личных и командных рейтингов, ну и как пик жизненного успеха — к «снять телку» после танцев в местном клубе. Панки жили все же поинтереснее. Поэтому выбор сыновей меня не очень шокировал, хотя и радости особой, прямо скажем, не доставил.

Еще один любопытный нюанс: Олег — лидер местных панков — был… алтарником в нашем храме. Вместе с моими ребятами много лет ходил в походы и летние лагеря от нашей воскресной школы. А его панкующий же младший брат Генка открыто позиционировал себя еще и как сатанист: вывешивал на своей страничке «ВКонтакте» различные пакостные изображения и высказывания, рисовал в общественных туалетах перевернутые пентаграммы, слушал антихристианский металл. В сущности, это были просто два хороших парня с тяжелой судьбой: пьющий отец, ранняя смерть матери, нищета, безнадега, озлобленность на весь этот безразличный взрослый мир, допускающий, чтобы дети в нем жили так, как довелось жить им. Бог весть, какова была бы их судьба, если бы Олег не прибился к Церкви. Конечно, оторва он был еще тот. Но батюшка его очень любил, и некоторым прихожанам, возмущавшимся столь колоритным алтарником (наколки, пирсинг, безумные прически, ультрамариновые волосы и т. д), говорил примерно так: «Ну вот, никому человек не нужен. Давайте еще и мы его от себя прогоним. И будем дальше жить спокойно и благостно».

В общем, с моими подрастающими детьми случилось то, что принято называть «попали в плохую компанию». А что самое страшное в плохой компании? Ну конечно же, что дети «отобьются» от дома, будут пропадать неизвестно где, занимаясь неизвестно чем. И тут моя дорогая умница-жена нашла гениальный педагогический ход. Чтобы не отпускать детей из дома к панкам, она… заманила панков к нам в дом. В детстве отец не разрешал ей приводить домой друзей, от чего она очень страдала. И когда у нас появились свои дети, жена твердо настаивала на том, чтобы именно к нам приходили играть их друзья.

Так в нашем доме появились панки и сатанисты. При более близком знакомстве они оказались тихими застенчивыми ребятами. Держались они скованно, чувствовали себя явно не в своей тарелке, особенно в моем присутствии (видимо, понимали, что я к ним не очень расположен). Зато жена упорно шла с ними на контакт, весело болтала о всякой всячине, поила их чаем, с интересом слушала вместе с ними их музыку, смотрела их кино, угощала всякими шанежками или просто кормила борщом и жареной картошкой, зная, что дома у ребят еда бывает не всегда. И пацаны потихоньку оттаяли. Своей бесхитростной любовью моя жена сумела сделать наш дом местом, где им просто было хорошо. И они отвечали тем же: у нас дома никаких контркультурных выходок себе не позволяли, вели себя крайне прилично. Думаю, для них это вообще был какой-то новый уровень общения, неведомый ранее. Когда же вместе с нашими мальчишками эта лихая братва отправлялась на поиски приключений, жена отзывала Олега в сторонку и просила присматривать за ними, как старшего. Олег смущался, тер нос татуированной ладонью, и обещал, что все будет нормально. Как уж оно там было «нормально», можно только гадать. Но, думаю, такие доверительные отношения с мамой друзей не могли оставить равнодушным даже оголтелого провинциального панка.

Сам я в эту их идиллию не лез, поскольку единственным желанием у меня было взять всю эту странную компанию за шиворот, спустить с крыльца и не подпускать к калитке ближе, чем на двести метров. Вместо милых гитарных песенок Сергея Никитина в доме тогда зазвучал всесокрушающий «Сектор Газа» вперемешку с «АС/DC». На заборе появились таинственные руны, начертанные краской из баллончика. Соседи стали поглядывать в нашу сторону со страхом и отвращением. Естественно, мне все это не нравилось. Но воевать с домашними панковскими посиделками я все же не стал, чему сейчас очень рад. Все закончилось через пару лет само собой, тихо и без эксцессов. Мои мальчишки стали ренегатами: из панков в одночасье переквалифицировались в фанатичных спортсменов — адептов здорового образа жизни. Панки какое-то время на них обижались, но потом привыкли и успокоились.

С тех пор прошло уже лет восемь. Олег женился на чудесной интеллигентной девушке, каждое воскресенье водит к причастию троих своих малышей. Его брат вернулся из армии спокойным собранным парнем, без всяких контркультурных и сатанистских завихрений, устроился на работу в кузнечный цех. Остальные ребята из их тусовки тоже нашли свое место в социуме, который они столь яростно отвергали в подростковом возрасте.

Вспоминая ту пору, я до сих пор благодарю Господа за две вещи: за ту чуткость, любовь и поистине духовный разум, который Он дал моей супруге в общении с этими непростыми ребятами. И еще — за то, что удержал меня от всяких решительных глупостей, которые меня так и подмывало тогда совершить. Любовь в самом деле долготерпит и не раздражается. А всякий человек, действительно, да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев. Ибо гнев человека не творит правды Божией.



«За что меня так больно жрешь?»



Еще одна из непременных подростковых фишек — музыка. И тут для меня ситуация была очень скользкая. Я ведь хотя и очень бывший, но все-таки — музыкант. Каково же было мне, с юности привыкшему к изыскам британского art rock, fusion и прочих прогрессивных стилей, слышать у себя дома композиции колхозного панка Юры Хоя в стиле: «А ты, моя ядрена вошь, за что меня так больно жрешь?» Постоянно хотелось ворваться к детям в комнату и заорать: «Вы что, с ума посходили тут все? Вы же совсем еще недавно “Арию” слушали. Музыкальную школу по классу фортепиано худо-бедно, но закончили. Как же теперь вы можете восхищаться этим трехаккордовым бредом?»

Но эмоции эмоциями, а умом я понимал, что для них сейчас это — статусная музыка, своего рода тест на принадлежность к тусовке. Ну да, такой вот тупой у их друзей музыкальный вкус (а откуда там взяться другому, ежели разобраться?) И они честно стараются понять и полюбить то, что любят их товарищи. Да, регресс, кто бы спорил. Но что я тут могу поделать? Обругать эту, с позволения сказать, музыку? Запретить ее слушать у нас в доме? Так они просто плюнут и уйдут слушать ее в другое место. Приходилось терпеть. И не просто терпеть, а еще и активно участвовать. Детям же поделиться хотелось с папой своими музыкальными увлечениями, приобщить, так сказать, к своим ценностям. И я скрепя сердце шел к ним, с умным лицом слушал Юру Хоя, одобрительно кивал в тех местах, где это дело хоть немножко было похоже на музыку.

Я  указывал, на каком альбоме у «Сектора Газа» заиграл профессиональный гитарист, обращал их внимание на появление «живых» басиста и барабанщика вместо секвенсора. В общем, исподволь учил их слушать музыку и потихонечку разбираться в том, как она устроена изнутри. Пускай, на таком сомнительном материале, как «Сектор Газа» и «Sex Pistols». Главное ведь было совсем не это. Главное, что мы с моими мальчишками теперь занимались этим вместе. И они с удивлением видели, что с папой слушать Юру Хоя оказалось куда интересней. Я воспользовался этим и как опытный идеологический диверсант начал подсовывать им музыку с таким же «грязным» саундом, но более содержательную — ранние пластинки «The Policе», совсем молодого Владимира Кузьмина, первый альбом питерского «Пикника», еще что-то, сейчас уже не упомню. И, в конце концов, таки сумел «испортить» их панковский музыкальный вкус: «Сектор Газа» они могли теперь слушать лишь из вежливости, чтобы не обижать друзей.

Далее началась следующая фаза: научившись слушать музыку, ребята захотели ее играть. И тут я окончательно подорвал авторитет всех их местных кумиров. Потому что вместо практиковавшегося в их среде бряканья по струнам на «блатных» аккордах, мог быстро научить простому, но вполне грамотному аккомпанементу к любой понравившейся им песне. Надо ли говорить, что в подростковом возрасте человек, хорошо играющий на гитаре, взлетает среди сверстников сразу на 88 level по личному рейтингу…

Ну а когда пришла пора более серьезных музыкальных увлечений, Никита однажды робко спросил, могу ли я купить ему хотя бы самую простенькую электрогитару. В ближайшую же поездку в Москву я отправился в музыкальный магазин и… понял, что попал. Гитары висели шпалерами в несколько рядов. Почти все названия бюджетных инструментов были мне незнакомы, да и немудрено: со времен моих музыкантских увлечений прошло почти четверть века. Я растерянно осматривал все это великолепие и мысленно ругал себя последними словами: сколько у меня друзей гитаристов-профессионалов, а покупать гитару для сына я умудрился прийти в гордом одиночестве. И тут Господь сотворил маленькое, но самое настоящее чудо. У себя за спиной я услышал знакомый голос возле прилавка: «Ребят, вы примочки гитарные на комиссию берете?» В центре Москвы, именно сейчас, именно в этом магазине вдруг оказался наш калужский гитарист Андрюха Иванов (к слову сказать, один из кумиров Никиты). Увидев меня, он вроде бы даже и не удивился особо. А когда я ему объяснил свою проблему, он понимающе кивнул, и минут сорок тестировал разные гитары, пока не выбрал ту, что показалась ему наиболее подходящей.

Так Никита стал обладателем вполне приличного корейского инструмента и не менее приличного комбика с усилителем. Мы стали осваивать блюзовую технику. Учеником он оказался способным и буквально через пару недель уже довольно уверенно выводил простенькие хрестоматийные соло из репертуара Deep Purple. Ничего подобного никто из местных музыкантов играть не умел. Так, шаг за шагом, мы сближались с моими улетевшими в контркультуру мальчишками через общее увлечение гитарой и музыкой. Старшему, Антону, я показывал аккорды его любимых песен. С Никитой мы всерьез занялись рок-н-роллом. А Глебушка в какой-то момент вдруг влюбился в песни Евгения Маргулиса, и мы подолгу кропотливо учились его хитрой блюзовой манере.

Сейчас все трое играют на гитаре значительно лучше меня. Слушают интересную умную музыку, что-то сами сочиняют. Об их увлечении «Сектором Газа» я тактично не напоминаю. Хотя именно с него когда-то и начиналась наша с ними музыкальная история. Видимо, не только стихи, не ведая стыда, растут незнамо из какого сора.



Мужик, с которым можно на «ты»



В ныне уже многими подзабытом фильме Динары Асановой «Пацаны» главный герой — воспитатель летнего лагеря для трудных подростков — говорит: «У каждого пацана обязательно должен быть мужик, которому он мог бы сказать — “ты”».

За этими словами стоит куда больше, чем обычное панибратство в речи. Подросток остро нуждается в общении со взрослыми людьми. Но только в настоящем общении — предельно открытом, честном, без нотаций и омертвелых педагогических штампов. Вот это и есть общение на «ты». И я очень рад, что для своих мальчишек сумел стать этим самым мужиком, с которым можно на «ты» и — обо всем на свете.

Сколько же мы с ними провели ночей в таких разговорах на кухне! Часами сидели и никак не могли разойтись, настолько важными и интересными были для нас эти ночные посиделки. Мы говорили о фильмах и музыке, о рукопашном бое и оружии, о том, почему Бог допускает в мир таких людей, как братья Голубевы (главные их школьные враги), и о том, что такое красота. Для себя я вынес из этих разговоров центральную мысль: подросткам очень важно понять, как жить правильно, как ставить перед собой цели, как их достигать и идти к новым вершинам. Подростки по натуре — бойцы и реформаторы. Они уже видят различные неправды взрослого мира, не согласны с ними и твердо намерены жить иначе, лучше, правильнее. Но как это сделать, они еще не знают. Хотя очень хотели бы узнать. Причем не в теории. На правильные слова у них выработался иммунитет еще с первых классов школы. Тут важен живой пример. Подросткам необходимы люди, делом доказавшие свою правду, люди, с которых можно было бы делать и свою жизнь, не боясь попасться на очередную демагогическую обманку.

И тут мне очень пригодился опыт работы в журнале «Фома». В этих важных беседах с собственными детьми мне не нужно было пересказывать прочитанное в чужих статьях и книжках. Господь так удивительно все устроил, что к тому времени со многими замечательными людьми я был знаком лично: делал интервью, вместе работал над книгами, просто пересекался случайно. И когда речь у нас заходила об их любимом музыканте — наикрутейшем гитаристе-виртуозе Алексее Белове из группы Gorky Park, я рассказывал им, как сидел в гостях у Леши и его замечательной супруги, певицы Ольги Кормухиной, как они угощали меня афонским рахат-лукумом и рассказывали о своем духовном отце — старце Николае Гурьянове. И тут уже история легендарных музыкантов уходила в тень их живого свидетельства о настоящем святом человеке.

Разговаривая с ребятами о Федоре Конюхове, я вспоминал, как впервые пришел в его художественную мастерскую. На полу громоздилась куча альпинистского снаряжения: отец Федор через два дня улетал на свой второй штурм Эвереста. Пока батюшка хлопотал у стола с нехитрым угощением, я рассматривал иконы, висевшие на стене, и вдруг увидал среди них одну, где было написано славянскими буквами «Конюхов». Ну, думаю, батюшка совсем уж зазнался — себя на иконе изобразил. Сели пить чай. Слово за слово, спросил я его и об этой иконе. Оказалось, это его прадед, священномученик. Вообще же у него в роду пять канонизированных святых. А огромный крест, который он все время носит на груди, когда-то принадлежал брату его деда, священнику Николаю Конюхову. В 1918 году большевики замучили его до смерти. Сперва на морозе обливали водой, а после застрелили. Крест сорвали и расковыряли — наверное, думали, в нем какие-нибудь ценности  спрятаны. Родственники его сохранили и передали отцу Федору. А в кресте этом сейчас — мощи апостола Андрея Первозванного.

Рассказываю о встречах с Алексеем Ильичем Осиповым, лекции которого моим ребятам полюбились еще со времен воскресной школы, и тут же перехожу на его детские воспоминания об игумене Никоне (Воробьеве), известном многим православным по книге «Письма игумена Никона». Оказывается, мама Алексея Ильича была духовной дочерью игумена, и будущий заслуженный профессор МДА в буквальном смысле вырос на руках у святого подвижника, был им воспитан с младенчества.

Через такие разговоры у нас с детьми происходил какой-то удивительный синтез представлений о современности и вечности. Любимые их сегодняшние герои парадоксальным образом вплетались в причудливый узор церковной жизни. Брутального бойца Андрея Кочергина мы вдруг видели гостем на телепередаче у протоиерея Дмитрия Смирнова. Легендарный каратист Сергей Бадюк оказывался звонарем храма Христа Спасителя, а экстравагантный актер Петр Мамонов — тонким и мудрым православным мыслителем.

Возможно, кому-то из воцерковленных христиан эти примеры покажутся наивными и даже сомнительными. Но я точно знаю, что именно благодаря нашим разговорам о таких людях мои мальчишки в подростковом возрасте не отвернулись от Церкви и не выбрали себе в ориентиры людей с нехристианским мировоззрением.



***

Взрослые тоже народ очень закрытый, увы. И открыться навстречу собственному подросшему ребенку, научиться слушать его и говорить с ним как равный с равным — это тоже наука, которой овладеваешь не сразу. Особенно если иметь в виду, что никакие вы еще не равные и до настоящего равенства вам предстоит долгий и непростой путь. Но все же начинается он именно здесь — в подростковом возрасте. И от того, каким окажется это начало, во многом будут зависеть ваши отношения с детьми на всю оставшуюся жизнь.



Александр Ткаченко


 


Простое сложное спасибо 




Спасибо. Слово-то какое…необычное, что ли. Для большинства – простая вежливость, для кого-то оно имеет религиозный смысл, ведь это сокращенная форма пожелания «Спаси Бог», а для кого-то непреодолимая тяжкая повинность – гордость не позволяет.



А иногда это слово способно исцелить, причем неожиданно даже для самого произносящего.



Отец Дионисий задумчиво смотрит куда-то в сторону, наверно, не зря он вспомнил про это спасибо: сейчас что-то расскажет.



Не так давно к батюшке подошли две женщины, прогуливающиеся по набережной нашего города. Обычная прогулка, участие в шутливом конкурсе с призами-игрушками и выигрыш в нем. Огромный медведь со смехом был принят в качестве награды за ловкость в метании дротиков по надувным шарикам. Насладившись детской радостью, женщины стали оглядываться по сторонам, ища какого-нибудь ребенка, чтобы игрушка обрела своего хозяина.



Вскоре они заметили мальчугана лет пяти, который крепко сжимал отцовскую руку и одновременно с этим пинал небольшой гладкий камешек, со звоном отскакивающий от бордюра обратно к ногам мальчугана.



Смотри какой мишка, — не сговариваясь, подбежали женщины к мальчишке. – Нравится? Забирай! Спасибо, что рядом оказался: вот мы тебя и порадовали!



После некоторого молчание мальчишка произнес обычное в таких случаях: «Спасибо!» В этой нежданно образовавшейся компании улыбались все, кроме отца мальчика, который отчего-то смотрел в пол, а потом и вовсе удивил всех навернувшимися слезами.



Некоторое время все молчали, — продолжил отец Дионисий. – А потом папа мальчугана сказал, что это первое слово, которое его пятилетний сынишка произнес после длительного молчания: так смерть бабушки подействовала на малыша. Простое слово, которое для многих кажется сложным по разным-разным причинам.



А мы часто благодарны?



Юлия Шутова




 


КУЛЬТУРА

ГОГОЛЬ И БЕЛИНСКИЙ: История великой схватки двух мыслителей



Полтора столетия назад спор между ними сотрясал русское общество. Отголоски этого спора мы помним из школьного курса литературы… знаменитое письмо Белинского Гоголю: «проповедник кнута», «апостол невежества». Казалось бы, дела давно минувших дней — но нет, и в наше время гремят всё те же споры, в другом формате — но всё о том же. Кто же прав? И что же именно случилось тогда, почти 170 лет назад? 

Размышляет доктор филологических наук Владимир Воропаев.



Арена



Сороковые годы XIX века. Непростое время для России. С одной стороны, бурно развиваются науки и искусства, совершенствуются законы, тридцать лет уже как мир, война с Наполеоном становится историей. С другой — закручиваются гайки, государь Николай Первый, потрясенный восстанием декабристов, не намерен поощрять политические и идейные вольности.

Но вольнодумство все равно тихой сапой распространяется в русском образованном обществе. Все больше людей теряют веру в Бога и соблюдают православные традиции лишь для вида, чтобы «не нарываться». Все больше людей с восхищением смотрят на Запад, видя в нем образец переустройства русской жизни.

Еще действует крепостное право — хотя оно распространяется только на крестьян помещичьих, государственные уже по-тихому отпущены на волю, но все, и в том числе сам император, убеждены, что крепостное право — это зло и с ним надо что-то делать.

Уже нет ни Пушкина, ни Лермонтова. Уже скончался преподобный Серафим Саровский, уже развивается традиция старчества — прежде всего в Оптиной пустыни. Уже идет полемика западников и славянофилов. Уже есть пресса, как «левая», так и «правая». Еще не началась Крымская война. Еще молоды и мало кому известны Лев Толстой и Федор Достоевский.



Участники схватки



Николай Васильевич Гоголь. К середине 40-х годов XIX века — известнейший русский писатель, уже написаны и опубликованы основные его «хиты» — «Ревизор», «Мертвые души», «Тарас Бульба», «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Петербургские повести»… Один из немногих тогдашних русских писателей, кто не просто сохранил веру в Бога, но и был глубоко воцерковлен.

По свидетельству современников, Гоголь ежедневно читал по главе из Евангелия, апостольских посланий и Ветхого Завета, а также житие святого, память которого празднуется Церковью в этот день. Кроме молитв утренних и вечерних, которые ежедневно читают все православные христиане, он прочитывал еще и малое повечерие. Читал он и святоотеческие творения (по-церковнославянски, русских переводов тогда еще не было). Причем не просто читал, но постоянно делал выписки.

В 1848 году Гоголь совершил паломническую поездку на Святую Землю, в Иерусалим (в то время это было весьма трудное путешествие), посещал русские монастыри — Оптину пустынь, Троице-Сергиеву лавру, мечтал поехать на Афон и вообще неоднократно изъявлял желание принять монашеский постриг. Но в монахи его не постригли. Впоследствии преподобный Варсонофий Оптинский писал: «Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему старец поступить в монастырь. Очень возможно, что батюшка Макарий и не звал его, видя, что он не понесет трудностей нашей жизни».

При этом человек он был тонкий, ранимый, с обостренными чувствами, близко к сердцу воспринимал всё происходящее с ним. Жил скудно, от причитающейся ему доли наследства отказался в пользу матери и сестер, не имел своего дома, жил или на съемных квартирах, или у друзей. Он постоянно помогал нуждающимся студентам, а после смерти в 1852 году от него остались только книги, одежда да около сорока рублей денег.



Виссарион Григорьевич Белинский. Основоположник русской литературной критики. Иван Тургенев называл Белинского «центральной натурой эпохи». Это был подлинный властитель дум.

По убеждениям своим был не просто западником, а западником в максимальной степени. Ненавидел самодержавие, ненавидел Православную Церковь (кстати, он внук священника). Ему принадлежат слова о «маратовской» (Выражение самого Белинского, который имел в виду одного из вождей революционной Франции Жана-Поля Марата, идеолога революционного террора. — Ред.) любви к человечеству: «чтобы сделать счастливою часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную» (это его высказывание цитируют философы Н. А. Бердяев и А. Ф. Лосев). Трудно сказать, был ли он полностью атеистом (хотя Достоевский его именно атеистом и называл), но уж антиклерикалом-то он был точно. В 1830 году Белинский писал матери: «Маменька, Вы уже в другом письме увещеваете меня ходить по церквам <…> Шататься мне по оным некогда, ибо чрезвычайно много других, гораздо важнейших дел <…> Я пошел по такому отделению, которое требует, чтобы иметь познание и толк во всех изящных искусствах. И потому я прошу Вас уволить меня от нравоучений такого рода: уверяю Вас, что они будут бесполезны». А в 1845 году в письме к Герцену он писал: «в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут».

Белинский был беззаветно предан русской литературе, она оказалась для него высшей ценностью и святыней. Но, обладая живым умом, он был крайне наивен. К примеру, искренне утверждал, что если бы Христос пришел сейчас, то стал бы социалистом (Христа он, конечно, считал не Богочеловеком, а просто человеком).

При этом глубокого систематического образования он не получил, Петербургский университет, в котором учился, не окончил по болезни. О России судил, видя только столичную жизнь и читая прессу.

Был женат, жил скудно, отличался слабым здоровьем, умер от чахотки (туберкулеза легких) в 1848 году, в 37 лет.



С чего все началось?



В самом начале 1847 года вышла из печати книга Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», которая произвела в русском образованном обществе впечатление разорвавшейся бомбы. Поэт и литературный критик Степан Шевырев писал: «В течение двух месяцев по выходе книги она составляла любимый, живой предмет всеобщих разговоров. В Москве не было вечерней беседы, разумеется, в тех кругах, куда проникают мысль и литература, где бы не толковали о ней, не раздавались бы жаркие споры, не читались бы из нее отрывки».



У книги были сторонники, но гораздо больше было противников, самым ярким и громким из которых оказался Белинский. 7 февраля 1847 года в журнале «Современник» вышла его рецензия на «Выбранные места…», где он подверг книгу уничтожающей критике. Заканчивается его рецензия словами: «Горе человеку, которого сама природа создала художником, горе ему, если, недовольный своей дорогой, он ринется в чуждый ему путь! На этом новом пути ожидает его неминуемое падение, после которого не всегда бывает возможно возвращение на прежнюю дорогу». И это еще сглаженный цензурой вариант. Как тогда же он писал журналисту Василию Боткину, «Статья о гнусной книге Гоголя могла бы выйти замечательно хорошею, если бы я в ней мог, зажмурив глаза, отдаться негодованию и бешенству…»

Затем, летом того же года, началась переписка между Белинским и Гоголем — та самая идейная схватка, о которой и речь.



Что такого в этой книге?



«Выбранные места из переписки с друзьями» — не художественная проза, а публицистика, прямое авторское высказывание. Очень трудно одним словом определить ее жанр. Если пользоваться современными аналогиями, это «Живой журнал» или «Фейсбук» писателя.

«Выбранные места из переписки с друзьями» — это композиция из писем, частью адресованных известным людям, а частью — обозначенным лишь инициалами или никак не обозначенным. Письма эти перемежаются эссе и литературоведческими статьями. Вот лишь несколько заголовков из книги: «О лиризме наших поэтов», «Несколько слов о нашей Церкви и духовенстве», «Русский помещик», «Нужно проездиться по России», «О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности», «Близорукому приятелю», «Страхи и ужасы России», «Чей удел на земле выше». Начинается книга с авторского завещания и завершается эссе «Светлое воскресение».



Содержательно — это попытка проповедовать христианство современникам, причем современникам, весьма от веры далеким. Проповедь Гоголя при этом не абстрактна, это не курс догматического богословия. Главный упор он делает на том, как следует жить по-христиански, будучи тем, кем ты являешься — писателем, чиновником, помещиком и так далее.

К сожалению, «Выбранные места» подверглись существенной цензурной правке: пять писем были полностью убраны, в других сделаны купюры и исправления. Гоголь был очень расстроен по этому поводу, в письме к графине Анне Виельгорской он писал: «В этой книге все было мною рассчитано и письма размещены в строгой последовательности, чтобы дать возможность читателю быть постепенно введену в то, что теперь для него дико и непонятно. Связь разорвана. Книга вышла какой-то оглодыш». ( Полный вариант книги, без цензурных сокращений и с комментариями, вышел отдельным изданием только в 1990 году в издательстве «Советская Россия». Впрочем, в советское время «Выбранные места…» без купюр включались в академические и некоторые другие собрания сочинений Гоголя. — Ред.)

Гоголь начал работу над «Выбранными местами…» в 1845 году и закончил в 1846-м. Главная его мотивация — напрямую сказать то, что могло бы людям принести духовную пользу и что многие не видели в его художественных произведениях, воспринимая их исключительно как развлекательное чтение. Или, что еще более раздражало Гоголя, как политическую сатиру. Он чувствовал огромную ответственность за все, им написанное, считал себя виноватым в том, что в ком-то из читателей его художественная проза могла породить антигосударственные настроения (отсюда, кстати, фраза из отправленного письма Белинскому: «мы ребенки перед этим веком. Поверьте мне, что и вы, и я виновны равномерно перед ним»). Так что «Выбранные места» — это еще и попытка исправить то, что Гоголь считал своими ошибками.



Реакция публики



Гоголь искренне надеялся, что читатели восторженно примут его книгу. Он даже писал в 1846 году своему издателю Плетневу: «…Она нужна, слишком нужна всем — вот что покамест могу сказать…» Он даже советует Плетневу запасать бумагу для переиздания, которое последует незамедлительно: «Книга эта разойдется более, чем все мои прежние сочинения, потому что это до сих пор единственная моя дельная книга».

Но все получилось иначе. У книги действительно были сторонники (например, Алексей Хомяков, князь Петр Вяземский, Иван Аксаков и в значительной мере Петр Чаадаев), но гораздо больше было противников. Причем противники были не только из лагеря «западников» (Герцен, Белинский, Грановский, Тургенев, Анненков), но и из «славянофилов» — Сергей Тимофеевич Аксаков, его сын Константин Аксаков. Примечательно, что и русское духовенство встретило книгу Гоголя без какого-либо восторга. Так, архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий, которому Гоголь послал «Выбранные места…», писал о нем в частном письме: «Скажите, что я благодарен за дружескую память, помню и уважаю его, а люблю по-прежнему, радуюсь перемене с ним, только прошу его не парадировать набожностью: она любит внутреннюю клеть. Впрочем, это не то, чтоб он молчал. Голос его нужен, для молодежи особенно, но если он будет неумерен, то поднимут на смех, и пользы не будет».

Еще более резко отозвался о книге протоиерей Матфей Константиновский, который вскоре станет духовником Гоголя. Его слова не сохранились, но сохранился ответ ему Гоголя, который тот написал 9 мая 1847 года: «Не могу скрыть от вас, что меня очень испугали слова ваши, что книга моя должна произвести вредное действие и я дам за нее ответ Богу».

Откликнулся и святитель Игнатий (Брянчанинов), в ту пору архимандрит, настоятель Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, а впоследствии епископ Кавказский и Черноморский. Он писал о книге: «…она издает из себя и свет, и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного вдохновения, неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного… Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешано…» И далее он советовал читать не светских авторов, а святых отцов.

Однако в своей книге Гоголь обращался не к воцерковленным христианам, которые готовы читать святых отцов. Он обращался к читателю маловерующему или совсем неверующему (об этом, кстати, он и сам говорил, комментируя в письме к Плетневу отзыв святителя Игнатия). Для него искусство — это незримые ступени к христианству. Он говорил, что если после прочтения книги человек возьмет в руки Евангелие — это и есть высший смысл его творчества.

И действительно, некоторые нецерковные люди именно через «Выбранные места» пришли к Православию. Например, сын немецкого пастора Климент Зедергольм, который сам говорил, что чтение этой книги привело его в Церковь. Есть и другие свидетельства.

В чем же причина такого отношения к книге со стороны столь разных людей: от атеистов и социалистов до православных священнослужителей? Публику возмутило, что светский человек берется за христианскую проповедь, занимается несвойственным ему делом. Один из читателей писал ему: «Вы пренебрегли… и тем, что у нас привыкли видеть человека, говорящего о Христе, в рясе, а не во фраке, и выступили прямо учителем». Князь Петр Вяземский остроумно заметил в одном из своих писем: «…наши критики смотрят на Гоголя, как смотрел бы барин на крепостного человека, который в доме его занимал место сказочника и потешника и вдруг сбежал из дома и постригся в монахи».

Естественно, либеральную часть публики возмутило и само содержание проповеди Гоголя — то, что во главу угла он ставит христианство, а не социальный прогресс, что защищает самодержавие, не возвышает свой голос против крепостного права. Как автор художественных произведений Гоголь их еще устраивал, но как консервативный публицист — ни в коем случае. Это воспринималось ими как измена своему таланту.

Впрочем, все отзывы духовенства о книге Гоголя носили частный характер, а вот критика со стороны светского общества была публичной, в газетах и журналах. Гоголя подвергли обструкции, высмеивали, видели в «Выбранных местах» отказ от художественного творчества и, более того, считали помешанным. Мнение о его помешательстве держалось до последних дней жизни писателя.



Дуэль на письмах. Выстрел Белинского



Началось все с письма Гоголя к Белинскому от 20 июня 1847 года, в котором тот, реагируя на его разгромную статью в «Современнике», пытался как-то объясниться. В ответ на это Белинский, будучи на лечении в Германии, в городе Зальцбрунне, 15 июля написал Гоголю ответ. Это и есть то знаменитое письмо, о котором до сих пор рассказывают на школьных уроках литературы.

В этом письме Виссарион Григорьевич в полной мере отдался тому негодованию и бешенству, какие не мог позволить себе в журнальной статье. Даже современному человеку, постоянно наблюдающему в соцсетях споры, почти не отличимые от ругани, тональность письма Белинского может показаться истерической.



«Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов» — это еще не самые резкие выражения. Белинский писал, что Гоголь — в лучшем случае душевнобольной, а в худшем — карьерист, надеющийся выслужиться с помощью своей книги и получить место учителя наследника престола. Основная мысль письма: как вы, гениальный художник, написавший «Ревизора» и «Мертвые души», опустились до дифирамбов в адрес Православной Церкви, которая представляет из себя одно сплошное мракобесие! Как вы могли предать свой талант! Единственное, чем вы можете загладить свое преступление, — это немедленно отречься от своей книги!

Нетрудно видеть, что пафос его очень похож на религиозный. Белинский подобен адепту истинной веры, который сурово обличает отступника-еретика. Просто предмет веры тут иной, здесь вера в социальный прогресс и в то, что литература должна служить делу прогресса.

Послав это письмо Гоголю, Белинский, очевидно, поделился с кем-то копией, в результате оно сделалось известным в России, его переписывали друг у друга, обсуждали. Цензура мгновенно его запретила, и этот запрет (действовавший до 1905 года!) объективно оказался, как сказали бы сейчас, идеальным пиар-ходом. Письмо восприняли как «политическое завещание» Белинского. В середине 1850-х годов Иван Аксаков писал родным: «Много я ездил по России: имя Белинского известно каждому сколько-нибудь мыслящему юноше, всякому жаждущему свежего воздуха среди вонючего болота провинциальной жизни. Нет ни одного учителя гимназии в губернских городах, которые бы не знали наизусть письма Белинского к Гоголю…»

За чтение и распространение письма можно было поплатиться — как это произошло в 1849 году с молодым Достоевским, который за чтение и «за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского» был приговорен к расстрелу (смертную казнь в последний момент заменили каторгой). Впрочем, большинство людей читали и распространяли это письмо без каких-либо неприятных последствий.

Письмом Белинского восхищались, благодаря этому письму уже со второй половины XIX века возобладал взгляд на Гоголя как на писателя, чье творчество нужно делить на две части. С одной стороны, гоголевские произведения — и прежде всего «Ревизор» и «Мертвые души» — истолковывались как политическая сатира, направленная на свержение самодержавия, с другой — утверждалось мнение, будто вследствие изменившегося у писателя в конце жизни мировоззрения он вступил в противоречие со своим гением. А уже в XX веке Ленин назвал письмо Белинского «одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати» — и это мнение стало в советское время официальным, единственно допустимым, на нем строилось школьное преподавание Гоголя. Даже в наши дни можно столкнуться с таким подходом школьных учителей литературы: они учат так, как их научили в юности.



Дуэль на письмах. Выстрел Гоголя



Гоголь был глубоко потрясен письмом Белинского — причем не только его содержанием, но и тональностью, несправедливостью упреков. Он сразу же написал ему подробнейший ответ, где обстоятельно, по пунктам, разобрал все утверждения Белинского и привел свои возражения. Написал… но, вместо того чтобы отправить, разорвал письмо в клочки, которые, однако же, не выбросил, а аккуратно сложил в пакет. Вместо этого письма он 10 августа написал и отправил другое, короткое и сдержанное, которое демократически настроенная публика сочла жалким оправданием. Действительно, там есть такие выражения, как «Бог весть, может быть, и в ваших словах есть часть правды», «мне не следует выдавать в свет ничего, не только никаких живых образов, но даже и двух строк какого бы то ни было писанья, по тех пор, покуда, приехавши в Россию, не увижу многого своими собственными глазами и не пощупаю собственными руками», «Точно так же, как я упустил из виду современные дела и множество вещей, которые следовало сообразить, точно таким же образом упустили и вы» — и это было воспринято как капитуляция Гоголя.

Почему же Гоголь не стал отправлять свое первое письмо? Потому что знал, что Белинский тяжело болен, фактически умирает, и не захотел его, находящегося в таком состоянии, расстраивать. При всех своих идейных разногласиях с Белинским он видел в нем живого человека, искреннего, порывистого, впечатлительного. Момент для спора по существу был явно неподходящий. Возможно, то второе, «жалкое» (по мнению многих) письмо он сознательно написал в таком ключе — чтобы успокоить «неистового Виссариона», погасить его гнев: ведь на пороге смерти совсем о другом следует думать. Так что в их эпистолярной дуэли Гоголь, можно так сказать, сделал выстрел в воздух.



Тем не менее свое первое письмо Гоголь не сжег — как сжигал он рукописи, которые, по его мнению, никто не должен был увидеть. Возникает, конечно, вопрос: а рвать-то зачем? Почему просто нельзя было сохранить эти листы до поры до времени? Здесь мы можем лишь строить предположения. Возможно, Гоголь разодрал письмо в эмоциональном порыве, но затем успокоился и решил, что совсем уж уничтожать его не надо.

Дальнейшая судьба этого письма напоминает детективный роман. Первый биограф Гоголя, Пантелеймон Кулиш, писал в 1854 году: «…когда <был> отпечатан шкаф Гоголя в Москве, в нем собраны были лоскутки изорванной рукописи. Эти лоскутки вложены были в пакетец и надписаны рукою Шевырева: “Клочки чего-то изорванного”. Во время пребывания своего в Васильевке он как-то прозевал этот пакетец, и теперь он вручен мне сестрами поэта. Я соединяю клочки, и что же оказывается? Это ответ Белинскому на его оскорбительное письмо. Целые фразы этого ответа вошли в авторскую исповедь, но много в нем есть такого, что и не вошло туда, а это многое — прекрасно!» Фрагменты этого письма были впервые опубликованы Кулишем (с неточностями) в 1856 году в «Записках о жизни Н. В. Гоголя…»

Из клочков нужно было сложить целиком письмо, и задача оказалась нетривиальной. Это сложнее, чем собрать пазл — ведь не факт, что все клочки сохранились, поэтому при сборке возможны лакуны и ошибки. Сейчас наиболее правильный и полный вариант прочтения письма Гоголя опубликован в 17-томном Полном собрании сочинений и писем Гоголя (Изд-во Московской Патриархии, 2009–2010).

Оригинал же письма Гоголя, те самые клочки, хранится в Российской государственной библиотеке, но когда и как он туда попал, достоверно установить пока не удалось. Между прочим, именно эти клочки и являются единственным доказательством, что знаменитое письмо Белинского — не подделка. Ведь оригинала его не сохранилось, есть лишь множество переписанных от руки копий, и все эти копии хоть чем-то, да отличаются друг от друга, переписчики где-то ошибались, где-то добавляли что-то от себя, и поэтому сказать, каков же был исходный текст, практически невозможно.



Суть письма



Начинает Гоголь с того, что призывает Белинского одуматься и оставаться именно литературным критиком, а не политическим публицистом. «Зачем вам было переменять раз выбранную, мирную дорогу? Что могло быть прекраснее, как показывать читателям красоты в твореньях наших писателей, возвышать их душу и силы до пониманья всего прекрасного, наслаждаться трепетом пробужденного в них сочувствия и таким образом прекрасно действовать на их души? Дорога эта привела бы вас к примиренью с жизнью, дорога эта заставила бы вас благословлять всё в природе. Что до политических событий, само собою умирилось бы общество, если бы примиренье было в духе тех, которые имеют влияние на общество. А теперь уста ваши дышат желчью и ненавистью. <…>



Как же с вашим односторонним, пылким, как порох, умом, уже вспыхивающим прежде, чем еще успели узнать, что истина, как вам не потеряться? Вы сгорите, как свечка, и других сожжете».



Затем он отвечает Белинскому на личные обвинения, причем отвечает «асимметрично» — не брызжа слюной, не ругаясь. «Вам следовало поудержаться клеймить меня теми обидными подозрениями, какими я бы не имел духа запятнать последнего мерзавца. Это вам нужно бы вспомнить. Вы извиняете себя гневным расположением духа. Но как же в гневном расположении духа вы решаетесь говорить о таких важных предметах и не видите, что вас ослепляет гневный ум и отнимает спокойствие».

А вот дальше уже начинается разговор по существу, о самом главном, что разделяет Белинского и Гоголя — об отношении к вере, к Православной Церкви, о жизненных приоритетах. «Вы отделяете Церковь и Ее пастырей от Христианства, ту самую Церковь, тех самых пастырей, которые мученическою своею смертью запечатлели истину всякого слова Христова, которые тысячами гибли под ножами и мечами убийц, молясь о них, и наконец утомили самих палачей, так что победители упали к ногам побежденных, и весь мир исповедал Христа. И этих самых Пастырей, этих мучеников Епископов, вынесших на плечах святыню Церкви, вы хотите отделить от Христа, называя их несправедливыми истолкователями Христа. Кто же, по-вашему, ближе и лучше может истолковать теперь Христа? Неужели нынешние коммунисты и социалисты, объясняющие, что Христос повелел отнимать имущества и грабить тех, которые нажили себе состояние?»



«Что мне сказать вам на резкое замечание, будто русский мужик не склонен к религии и что, говоря о Боге, он чешет у себя другой рукой пониже спины, замечание, которое вы с такою самоуверенностью произносите, как будто век обращались с русским мужиком? Что тут говорить, когда так красноречиво говорят тысячи церквей и монастырей, покрывающих Русскую землю. Они строятся не дарами богатых, но бедными лептами неимущих, тем самым народом, о котором вы говорите, что он с неуваженьем отзывается о Боге, и который делится последней копейкой с бедным и Богом, терпит горькую нужду, о которой знает каждый из нас, чтобы иметь возможность принести усердное подаяние Богу».

Есть в письме и фразы, которые могли бы показаться Белинскому обидными, если бы он их прочитал. К примеру, «Нельзя, получа легкое журнальное образование, судить о таких предметах. Нужно для этого изучить историю Церкви. Нужно сызнова прочитать с размышленьем всю историю человечества в источниках, а не в нынешних легких брошюрках, написанных… Бог весть кем. Эти поверхностные энциклопедические сведения разбрасывают ум, а не сосредоточивают его», «Нет, Виссарион Григорьевич, нельзя судить о русском народе тому, кто прожил век в Петербурге, в занятьях легкими журнальными статейками…», «Какими данными вы можете удостоверить, что знаете общество? Где ваши средства к тому? Показали ли вы где-нибудь в сочиненьях своих, что вы глубокий ведатель души человека?».

Говоря о политическом устройстве России, Гоголь вовсе его не идеализирует, но вновь повторяет сказанное в «Выбранных местах…»: никакого толку от политических реформ не будет, если люди не опомнятся, не вернутся к христианской жизни. «Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим пристально, отчего это? <…> Как же не образоваться посреди такой разладицы ворам и всевозможным плутням и несправедливостям, когда всякий видит, что везде завелись препятствия, всякий думает только о себе и о том, как бы себе запасти потеплей квартирку?»

Так Гоголь отвечает на все стержневые моменты письма Белинского, показывая легковесность, несостоятельность его мировосприятия, отсутствие достаточных знаний и жизненного опыта, чтобы судить о религии, политике и обществе.



Кто же победил?



С точки зрения либеральной русской интеллигенции XIX века прав, естественно, Белинский. Даже будь неотправленное письмо Гоголя тогда обнародовано, вряд ли оно убедило бы тех, кто воспринял идеи социального прогресса как высшую истину. Спор по существу, с вдумчивой оценкой аргументов, с разбором фактов, возможен лишь между непредубежденными собеседниками.

Но если смотреть на спор Белинского и Гоголя с позиций сегодняшнего дня, зная, что случилось в последующие полтора столетия, то, по моему мнению, прав именно Гоголь. Прав в том, что высшим приоритетом для человека должен быть Христос, а не социальный прогресс. Мы видим плоды такого прогресса, соединенного с безбожием, видим, как безбожие опустошало и опустошает человеческие души, видим, что корень большинства наших нынешних проблем не в политико-экономических обстоятельствах, а именно в этом — в эрозии духа. Можно говорить, что Гоголь был не во всем прав (да он и сам не настаивал на своей полной правоте по любому пункту), можно предполагать, что какие-то вещи он воспринимал слишком идеализированно, но он был прав в главном — в иерархии ценностей.

Но это — моя позиция, а другие могут считать иначе. Среди нынешних властителей дум мы видим как наследников Гоголя, так и наследников Белинского, видим консерваторов и либералов, глубоко верующих людей и антиклерикалов, сторонников глобализма и приверженцев «особого пути» России. Поэтому спор между Гоголем и Белинским не окончен. Он — уже в других декорациях — длится до сих пор.



Один из первых новомучеников о Гоголе



В 1903 году на панихиде по Гоголю протоиерей Иоанн Восторгов (ставший впоследствии новомучеником) сказал: «Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдою Христовой. Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, — писателю, который выполнил завет апостола: слово ваше да будет солию растворено. И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой… Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии: они поддерживают благочестные и чистые литературные предания».

 

Подготовил Виталий Каплан 

Рисунки Екатерины Ватель




 


Книга пахнет самоваром




Почему нужно читать роман Евгения Водолазкина «Авиатор»




С именем Евгения Водолазкина сразу ассоциируется его роман «Лавр», за который он в 2013 году получил премию «Большая книга». И, поскольку сюжет «Лавра», по сути, представляет собой житие средневекового русского монаха, то за Водолазкиным закрепилась репутация православного писателя.




Чем отличается наша эпоха от Средневековья? Как изменилось отношение общества к миру и к Богу?, рассказывает известный филолог и писатель

И вот недавно вышел новый его роман, «Авиатор», от которого многие читатели ждали того же, чего и от «Лавра» — то есть прямого разговора о вере, о Промысле Божием, о святости. Но разговор оказался не прямым. Это вовсе не роман-проповедь (как не был ею и «Лавр», чего, впрочем, не все заметили). «Авиатор» — скорее, роман-поиск, роман-исследование. Волнующие автора вопросы, несомненно, имеют духовное измерение, но вот так просто втиснуть их в дискурс разговора о Церкви не получится.

Сюжетная канва «Авиатора» довольно проста: во время сталинских репрессий в Соловецком лагере особого назначения действовала секретная научная лаборатория, занимающаяся крионикой (заморозкой живых организмов) — естественно, с целью последующей разморозки. Потому что товарищ Сталин решил подстраховаться: перед смертью его заморозят, а разморозят в далёком светлом будущем, когда уже научатся лечить неизлечимые болезни. Эксперименты, само собой, делают на заключённых, и никто из них, конечно, не верит в успех разморозки. Но герою романа, заключённому Иннокентию Платонову, повезло. Его обнаружили и сумели разморозить в 1999 году. И вот он, ровесник века, замороженный в 1932 году, приходит в себя спустя 67 лет, в Санкт-Петербурге. Вокруг новая жизнь, «лихие девяностые», и в эту новую жизнь, хочешь не хочешь, а приходится войти, переосмысливая и собственную судьбу, и судьбу России.



Но перед нами не типичный образец фантастики, где фантастическое допущение служит основой для увлекательных приключений героя. Здесь особых приключений как раз нет, а самое интересное, что происходит с Иннокентием Платоновым — происходит не в 1999 году, а в его «первой» жизни, в его воспоминаниях. Собственно, роман построен как последовательность дневниковых записей — сперва самого Платонова, потом они перемежаются с записями его лечащего врача Гейгера, ставшего своему пациенту близким другом, и молодой девушки Насти — невесты, а затем и жены Платонова. Все трое героев, ведя эти записи, пытаются разобраться и в себе, и в окружающей действительности, и в русской истории. Причём записи переплетены таким образом, что повествование обретает многомерность, глубину. Говорится зачастую об одном и том же, но не просто с разных личностных позиций, а с разных духовных уровней. Если Платонов — глубоко верующий православный христианин, то Гейгер — честный и добросовестный агностик, а Настя ещё только делает первые шаги в христианской жизни.



Пересказывать эти записи, равно как и раскрывать весьма печальный финал романа не стоит — после таких спойлеров читать было бы уже не так интересно, а я всячески призываю читателя погрузиться в роман Водолазкина. Скажу лишь о том, как я понял стержневые авторские идеи.



Прежде всего, это обозначившаяся ещё в «Лавре» идея условности, относительности времени. То, что мы привычно разделяем на прошлое, настоящее и будущее, на самом деле есть нечто единое, цельное. Понятно, что именно так воспринимает созданный Им мир Бог, Он — вне потока времени. Но и у человека подчас бывают такие моменты прозрения, когда он ощущает цельность бытия, ощущает, как всё со всем связано, причём эти связи могут тянуться не только из прошлого в будущее, но и наоборот. Платонов, споря с Гейгером, говорит, что время — это последовательность событий. События же — это что-то большое, всем очевидное, вроде войны, революции, катастрофы. Но кроме «событий», есть ещё и «явления». Шмель опустился на цветок, созрел крыжовник на кусте, солнце после грозы пробилось сквозь тучи… Вот такие явления — они вне времени, и, что самое важное, именно из них состоит основа жизни, благодаря их восприятию выстраивается основа человеческого духа. «Иннокентий сказал, — фиксирует в своих записях доктор Гейгер, — что его формировали не побои в лагере. Совсем другие вещи. Например, стрекотание кузнечика в Сиверской. Запах вскипевшего самовара».



Платонов, придя в сознание после разморозки, не помнит своего прошлого, и память постепенно возвращается к нему благодаря ведению записей. А вспоминает он прежде всего явления, до событий очередь дойдёт позже. Именно память о явлениях позволяет ему «пересобрать себя», не только вспомнить, что с ним было раньше, но и преодолеть шок от случившегося с ним, осознать и принять всё это.



Вторая стержневая идея — это осмысление случившейся с Россией катастрофы. По мысли Платонова (рискну предположить, что и по авторской), главная её причина лежит не в политико-экономической плоскости. Просто долго, очень долго в людях накапливалось зло (в тексте употреблено более резкое выражение), и вот это внутреннее зло разных людей начало резонировать, усиливать друг друга. Когда этот резонанс достиг некого критического уровня — рвануло. Возможно, тут та же мысль, что и в известной цитате Достоевского «все виноваты во всём». По сути, Водолазкин показывает метафизический механизм социальной катастрофы. Человек — существо общественное, причём не только на уровне политики и экономики. Между людьми есть взаимодействие и на духовном плане, когда грехи одних побуждают грешить других. А потом количество переходит в качество. Впрочем, Платонов говорит и о резонансе добра — но признаёт, что этот резонанс действует слабее. Собственно, ничего оригинального — здесь по-другому сформулированная святоотеческая мысль, что человеческая природа, искажённая прародительским грехом, стала удобопревратной к злу, что если всё пустить на самотёк, то человек непременно духовно деградирует, а поддержание себя на более или менее приемлемом нравственном уровне (не говоря уже о достижении святости) требует постоянных волевых усилий. Одним словом, падать проще, чем летать.



Иначе говоря, считать, что внешние условия жизни играют решающую роль в происходящем — это ставить телегу впереди лошади. Внешние условия, конечно, играют роль, но они — лишь формы, в которых проявляется внутреннее человеческое содержание, и доброе, и злое. Грубо говоря, не крепостное право и отсталость причина революции, а накопившиеся и взаимодействующие друг с другом человеческие гадости проявлялись и в крепостном праве, и в отсталости, и в революционных потрясениях. Внутреннее зло всегда найдёт себе дорогу вовне. Не одни форматы, так другие.



Отсюда, кстати, вытекает и третья стержневая идея — бессмысленность обиды на власть и тем более бессмысленность мести негодяям. Платонов, пройдя все круги ада в соловецком лагере, не испытывает никаких иллюзий по поводу советской власти, он видит запредельное зло, имеющее инфернальное происхождение. Он не считает (в отличие, например, от наших неосталинстов), что зло было необходимо, что из такого зла рано или поздно вырастет добро. И потакать злу, соглашаться со злом, благословлять зло он не намерен. Однако он понимает, что это зло не с Марса к нам прилетело, что оно вызревало столетиями в человеческих душах, и потому никаким кавалерийским наскоком с ним не сладить. Власть подлая, бесчеловечная, жестокая? Да, верно. Но какой смысл этому ужасаться? Да, не роза, а сорняк — но вырос он на изливающемся из миллионов душ навозе. И если сорняк просто взять и вырвать (предположим, что это технически возможно) — на этой почве тут же вырастет то же самое. От перемены мест сталиных сумма не меняется. Чтобы стало лучше, надо менять почву, и никакого другого способа её поменять, кроме «резонанса добра», не просматривается. А чтобы этот резонанс произошёл, необходимо самому оставаться человеком, даже находясь в бесчеловечных обстоятельствах. Может быть, этого условия и недостаточно — однако оно необходимо.



Но определиться по отношению к власти Платонову всё-таки проще, чем по отношению к совершенно конкретным негодяям — садисту Воронину, стукачу Зарецкому. Платонов, при всей своей незлобивости и врожденной вере, не может их простить, его тянет к мести. Но ничего хорошего от такой мести не будет, и ему приходится это осознать.



Есть христианская максима — осуди грех, но прости грешника. Это легко сказать, если речь идёт о каком-то постороннем грешнике, который где-то там сделал что-то, никак тебя не затрагивающее. А если он на твоих глазах изнасиловал знакомую тебе девушку? А если он оклеветал отца твоей возлюбленной? Тогда прощение — высший пилотаж, до него ещё надо дорасти, и это подчас путь длиною в жизнь. Но первая, узловая точка такого пути — запрет на мщение. Да, между отказом от мщения и прощением — огромное расстояние, и не всякий человек сумеет в итоге простить. Но, по крайней мере, можно запретить себе месть, запретить себе соблазн почувствовать себя «бичом Божиим». Иначе будет плохо, и не только тебе.



И последняя стержневая идея романа — хотя я бы поставил её на первое место! — полученный в детстве заряд любви, доброты и красоты помогает человеку не сломаться в самых страшных обстоятельствах. У Иннокентия Платонова было счастливое детство, были любящие и понимающие его родители. Он рос, можно сказать, в тепличной обстановке. С точки зрения многих наших современников это минус. Они уверены, что ребёнка с младых ногтей нужно готовить к суровой прозе наших дней, закалять его всяческими трудностями и лишениями — лишь тогда он на сломается, выйдя из оранжереи детства на мороз взрослой жизни. Но бывает и наоборот. Именно опыт счастья, опыт любви и теплоты — удерживает от отчаяния, не даёт сломаться. Все эти неважные с точки зрения прагматика мелочи — стрекот кузнечика, запах самовара, мамина улыбка — окружают душу защитной бронёй. Эти явления помогают справиться с натиском событий.



Виталий Каплан




ОТ ИЗДАТЕЛЯ



«Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов.



«Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви. В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви».



Если Вам понравилась эта книга — поддержите нас!


Table of Contents

ИНТЕРВЬЮ НОМЕРА:

«ЗАЧЕМ НАМ ГАДЖЕТЫ, ЕСЛИ МЫ ПОТЕРЯЛИ МОЛИТВУ?!»

СПРАВКА

«15 лет, чтобы понять и ужаснуться»

Убить в себе невротика

Мой духовник

«Не только близостью к современной эстетике меряется человек»

«Давайте поможем философам!»

Взять маму в отпуск

ВОПРОС НОМЕРА

ЖИЗНЬ С ЗАВИСИМЫМ: БЕЖАТЬ ИЛИ БОРОТЬСЯ?

Пора развязывать

Что делать, если любимый человек оказался во власти зависимости?

1. Оценить ситуацию на самом раннем этапе

2. Понять, готовы ли вы менять свою жизнь

3. Подталкивать зависимого к осознанию своей болезни

4. Не потакать зависимому, а быть твердым в обращении с ним

5. Поддерживать даже в случае падений

6. Бороться с собственной зависимостью

Помощь зависимому. Пошаговое руководство

1. Не впадайте в панику

2. Помогите сначала себе

3. Найдите медицинское лечебное учреждение для зависимых

4. Подберите для больного реабилитационный центр,

5. Соблюдайте технику безопасности,

Зависимость. Взгляд священника

ВЕРА

СЕРАФИМ САРОВСКИЙ: 25 ЛЕТ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Трудности канонизации

Когда Церковь — государственный институт

Первые шаги

Труды «великого пролаза и плута»

«Нашли только кости…»

«Среди лета запоют Пасху»

Как сбылось пророчество преподобного Серафима

Долгий путь из Сарова в Дивеево

История похищения

В запасниках музея

Крестный ход

Возвращение домой

Что же произошло?

Сила святости

ЛЮДИ

ТРУДНОСТИ ПЕРЕХОДА

Как я пережил переходный возраст своих сыновей

Маме не говори!

Я покажу вам шоу со столешницей

Или панк, или пропал

«За что меня так больно жрешь?»

Мужик, с которым можно на «ты»

Простое сложное спасибо

КУЛЬТУРА

ГОГОЛЬ И БЕЛИНСКИЙ: История великой схватки двух мыслителей

Арена

Участники схватки

С чего все началось?

Что такого в этой книге?

Реакция публики

Дуэль на письмах. Выстрел Белинского

Дуэль на письмах. Выстрел Гоголя

Суть письма

Кто же победил?

Один из первых новомучеников о Гоголе

Книга пахнет самоваром

ОТ ИЗДАТЕЛЯ


Сообщить об ошибке

Библиотека Святых отцов и Учителей Церквиrusbatya.ru Яндекс.Метрика

Все материалы, размещенные в электронной библиотеке, являются интеллектуальной собственностью. Любое использование информации должно осуществляться в соответствии с российским законодательством и международными договорами РФ. Информация размещена для использования только в личных культурно-просветительских целях. Копирование и иное распространение информации в коммерческих и некоммерческих целях допускается только с согласия автора или правообладателя